Давидсон А. Б., Филатова И. И. Национальная идеология и политическая борьба в ЮАР после 1994 года

   (0 отзывов)

Saygo

Давидсон А. Б., Филатова И. И. Национальная идеология и политическая борьба в ЮАР после 1994 года // Новая и новейшая история. - 2008. - № 1. - С. 100-109.

Россия - не единственное государство, где созданию национальной идеологии - программы национального строительства - уделяется сейчас особое внимание. Одной из стран, где вокруг этой проблемы ведутся яростные дебаты, является ЮАР. Исторический опыт наших двух стран весьма различен, но значимость национального фактора в обеих весьма велика, а это означает, что и нам, и южноафриканцам важно приглядываться к опыту друг друга в сфере национальной политики - и позитивному, и негативному.

Африканский национальный конгресс (АНК) - партия в 1994 г. возглавившая первое правительство черного большинства в ЮАР и до сих пор находящаяся у власти в этой стране - занимался осмыслением расовых и национальных проблем десятилетиями. Это не случайно: расовая дискриминация была основой государственной структуры страны на протяжении столетий, не говоря уже о четырех с лишним десятилетиях режима апартхейда, введенного в 1948 г. африканерской Национальной партией1 - в теории раздельного развития расовых групп, на практике - еще более жесткой, чем прежде, дискриминации черного большинства. Без понимания того, какой след оставили колонизация, рабство, расовая дискриминация и апартхейд в экономической структуре страны, в политической культуре всего ее населения, в его психическом складе, понять расовые и этно-национальные проблемы ЮАР невозможно. Этно-расовая проблема пронизывает все аспекты жизни страны. И тем не менее единого определения нации, как и четкой программы национально-расовой политики, организация не выработала. Разные лидеры АНК так и не пришли к единому мнению о том, сколько же наций в ЮАР2.

В Хартии свободы, принятом в 1955 г. программном документе АНК и его союзников - Конгресса Южноафриканских Профсоюзов (КОСАТУ) и Южноафриканской Компартии (ЮАКП), - говорится и об одной нации ("Мы, народ Южной Африки.."), и о двух ("Южная Африка принадлежит всем, кто в ней живет, черным и белым..."), и о нескольких национальных группах3. В 1979 г., в своем новогоднем послании АНК его лидер Оливер Тамбо выступил с лозунгом "Одна страна, один народ, одно правительство - правительство народа Южной Африки"4. В 1996 г. Табо Мбеки, нынешний президент страны, в речи "Я - африканец", произнесенной по поводу принятия новой конституции, упомянул и зулусов, и коса, и кои, и сан, и цветных5, и африканеров, и даже южноафриканских китайцев, объединив их всех в единый образ африканца6. Но всего через два года в другой речи он сказал, что "Южная Африка - страна двух наций. Одна из этих наций - белая, относительно зажиточная... Другая, большая, нация... - черная и бедная"7. Еще через три года Мбеки говорил о вкладе в борьбу против апартхейда представителей четырех национальных групп страны8.

На практике, в зависимости от ситуации и обстоятельств, и правительство, и государственные структуры, и политические партии, и неправительственные организации, и бизнес, и пресса, и простые граждане страны тоже пользуются самыми разными подходами к тому, что такое южноафриканская нация и из кого именно она состоит. Поэтому как бы ни важны были определения нации, официальные документы, регламентирующие политику руководства страны по отношению к разным составляющим ее общества, важнее.

Начать нужно с Хартии свободы, поскольку считается, что принципы, провозглашенные в ней, лежат в основе всех более поздних документов АНК. Второй пункт Хартии провозглашает9:

"Все национальные группы будут иметь равные права.

Все национальные группы и расы будут иметь равный статус в государственных органах, судах и школах;

Все национальные группы будут защищены законом от оскорбления их расовой и национальной гордости;

Все люди будут иметь равные права пользоваться своим языком и развивать свою народную культуру и обычаи;

Пропаганда и практика дискриминации по признаку нации, расы и цвета кожи, и презрения (к любому из них. - А. Д., И. Ф.) будут наказуемым преступлением;

Все законы и практика апартхейда будут отменены".

Отмена практики апартхейда во многих организациях и учреждениях, например в университетах, началась - негласно - еще во второй половине 80-х годов, а в начале 90-х законодательный апартхейд был похоронен окончательно. Но осуществление остальных принципов хартии - идеала полного равенства - оказалось куда более сложным процессом, чем полагали ее авторы.

Придя к власти, АНК приступил, по его собственному определению, к осуществлению национально-демократической революции, первой из двух стадий революционного преобразования южноафриканского общества. Двухступенчатая модель революции разрабатывалась теоретиками ЮАКП на протяжении десятилетий, с тех пор, как лозунг "независимой туземной южноафриканской республики" с полными и равными правами для всех рас - черной, цветной и белой10 - как ступени к республике рабочих и крестьян" был предложен Коммунистической партии Южной Африки, предшественницей ЮАКП, Коммунистическим Интернационалом и принят в 1928 г.11

В 1969 г. похожая модель была официально принята и АНК на конференции в Морогоро с той разницей, что АНК брал на себя задачу первой ступени - национальной революции, оставляя осуществление второй ступени коммунистам. В документе конференции "Стратегия и тактика Африканского национального конгресса" говорилось: "Главное содержание настоящей стадии южноафриканской революции - национальное освобождение самой большой и наиболее угнетаемой группы - африканского народа. Эта стратегическая цель должна определять каждый аспект нашей борьбы, от формулирования политики до создания структур. Среди прочего она требует прежде всего максимальной мобилизации африканского народа как лишенной всего и расово угнетенной нации... Она должна стимулировать и углублять уверенность нашей нации, национальную гордость и национальное самоутверждение... Эти качества не противоречат принципам интернационализма. Наоборот, они становятся основой более длительного и значимого сотрудничества; сотрудничества добровольного и равного... В конечном счете только успех национально-демократической революции, которая разрушит существующие социальные и экономические отношения, приведет к исправлению исторических несправедливостей, совершенных против всего туземного большинства, и заложит основу нового, и более глубокого, интернационалистского подхода"12.

Этот документ и стал основой национальной политики АНК после его прихода к власти. Это не означает, что с 1969 г. политика АНК оставалась неизменной. С середины 80-х годов все большее число белых южноафриканцев поддерживали лозунги и борьбу АНК, и в конечном счете он пришел к власти не в результате революции, а в результате длительного переговорного процесса, завершившегося компромиссом. Все это не могло не повлиять на теорию и практику организации. В документе "Основы конституции", сформулированном в 1986 г., руководство АНК утверждало: "Государственной политикой будет развитие единой национальной идентичности... государство признает языковое и культурное разнообразие народа"13.

В это же время генеральный секретарь ЮАКП, Джо Слово, писал о том, что Южная Африка - это единая "нация в процессе становления", или "становящаяся нация" - "единая нация, объединяющая все этнические общности" с "национальной культурой, в которой участвуют разные этнические группы"14. В предвыборном манифесте АНК 1994 г. говорилось о "нации, построенной в результате развития наших разных культур, верований и языков, как источнике нашей общей силы"15. Тогда, в конце 80-х - начале 90-х годов, был введен в оборот термин "нерасовое" общество, "нерасовость", противопоставлявшийся "многорасовости", которую пропагандировали представители белой либеральной интеллигенции.

Но даже в этот короткой период компромисса, названного национальным примирением, АНК вовсе не отказывался от принципов национально-демократической революции, провозглашенных в Морогоро в 1969 г. Только вводить их приходилось поэтапно и постепенно. В 1992 г., в разгар переговоров с последним африканерским правительством страны о ее будущем, Слово писал, что переговорный процесс является ступенью к достижению "более благоприятных позиций", с которых "освободительные силы" смогут продвигаться к "основной цели - национально-демократической революции"16.

Вопрос заключался в том, что же такое национально-демократическая революция. Обсуждая в конце 20-х - начале 30-х годов лозунг "независимой туземной южноафриканской республики", южноафриканские коммунисты не смогли прийти к согласию насчет ее характера: если она только ступень к социализму, то значит она не социалистическая; если она не социалистическая, то значит, она буржуазная; если она буржуазная, то где "туземная" буржуазия, и если она существует, то почему коммунисты должны ее поддерживать. Споры эти так и не были разрешены к 1935 г., когда Коминтерн отменил ранее принятый лозунг. Но в 20 - 30-е годы они носили абстрактный, теоретический характер. В начале 90-х АНК пришлось на практике реализовать "первую ступень" - создавать национально-демократическое государство, решать, каков должен быть его характер, какие именно властные структуры ему соответствуют, каковы его цели и способы их достижения.

Конечно, в стране, где социальное размежевание в обществе было насильственно совмещено с расовым, общая задача нового государства была очевидна: не только ликвидировать искусственные препятствия и перегородки между расовыми группами, но прежде всего добиться ощутимого улучшения положения огромного большинства населения, поставленного апартхейдом в условия нечеловеческой нищеты. Но как именно это сделать? Руководство АНК отчетливо понимало, что национализация и перераспределение, особенно в условиях новой глобальной ситуации, создавшейся с распадом социалистической системы, могли привести страну только к экономическому краху, и отказалось от этой идеи в начале 90-х годов. Но и при этом ограничении у организации был немалый выбор экономических и политических мер, которые наполнили бы конкретным содержанием идею национально-демократического государства. После нескольких лет неопределенности АНК совершил выбор в 1997 г., в ходе очередной национальной конференции. На ней было рассмотрено несколько важных документов, в которых впервые отчетливо очерчены контуры воплощения национально-демократической революции в жизнь. Одним из самых важных был "Формирование нации и национальное строительство. Национальный вопрос в Южной Африке", заложивший идеологическую основу тактики АНК во всех сферах, начиная от экономики и кончая образованием, и определивший его политику по отношению к различным группам южноафриканского общества, как расовым, так и социальным.

В документе подтверждалась приверженность АНК принципу "нерасовости" и политике освобождения страны от расизма, однако пафос его заключался в возвращении к тезису о том, что "освобождение черных вообще, и африканцев в особенности", составляет основное содержание национально-демократической революции, разворачивающейся в стране. В документе упоминалась "южноафриканская нация", находящаяся в процессе становления; говорилось в нем и о "кампании за "новый патриотизм"", который "критически необходим для национального строительства". Но исходом этого строительства, по мнению авторов документа, должна была стать "африканская нация на Африканском континенте... по взглядам, стилю и содержанию средств массовой информации, по культурному самовыражению, по пище и по акценту, с которым говорят ее дети".

Более того, авторы утверждали: "Что требуется, это продолжение борьбы за утверждение африканской гегемонии в контексте многонационального17 нерасового общества". В то же время в документе подчеркивалось многообразие и устойчивость культурных, религиозных и других традиций в южноафриканском обществе: "Отрицание реальности этих идентичностей демократическим движением означало бы создание вакуума, который может быть легко использован контрреволюцией"18.

Большое внимание уделили авторы документа классовому содержанию национальной политики АНК и классовому составу новой африканской южноафриканской нации. Центральной задачей национально-демократической революции они назвали "улучшение качества жизни прежде всего бедных... подавляющее большинство которых... составляют черные вообще, и африканцы в частности". Однако вместе с этой гуманной целью тут же выдвигалась и другая: "поскольку создание социалистического или коммунистического общества не является целью национально-демократической революции", его важной составной частью должно быть "создание черной буржуазии" и "ускоренный рост черного среднего класса" с тем, чтобы "место человека в обществе определялось не его расовой принадлежностью"19.

В документе не упоминалась ведущая роль рабочего класса в национально-демократической революции, о которой говорилось в работе Джо Слово20 и во многих других предшествующих документах АНК.

Во внутреннем документе АНК, обсуждавшемся его парламентской фракцией в мае 1997 г., отмечалось, например, что с "углублением процесса трансформации культура, ценности и интересы африканского рабочего класса и его союзников будут все больше составлять основу новой Южной Африки" и что нерасовости "нужно придать более специфическое культурное и классовое содержание, отражающее прежде всего позицию африканского рабочего класса и его союзников"21. В "Формировании нации и национальном строительстве" рабочий класс даже не упоминался, а в "Стратегии и тактике Африканского Национального Конгресса", документе, принятом конференцией, его ведущая роль отмечалась, но вместе с другими "движущими силами": теперь они включали бедноту, безработных и даже африканскую буржуазию и средний класс22.

Конференция определила, таким образом, тот принципиальный курс, который составил основное содержание национально-демократической революции и которым, по мнению его создателей, страна следует до сих пор: утверждение и упрочение африканского национализма, сохранение и расширение основ рыночной экономики при перераспределении собственности в пользу черной буржуазии, забота о благосостоянии бедного черного большинства и защита его интересов. Не стоит вдаваться здесь в подробности, насколько реалистично было выполнение всех пунктов этой программы, что из нее было, а что не было и не могло быть реализовано и что получилось в результате реализации некоторых ее аспектов.

Но с точки зрения интересующей нас темы национальных отношений совершенно очевидно, что в 1997 г. на смену национальному примирению пришла национальная, хотя и демократическая, революция, в ходе которой должны "разрешиться антагонистические противоречия между угнетенным большинством и его угнетателями"23; что единственно возможной южноафриканской нацией, по мысли руководства АНК, является нация африканская, основанная на единстве многообразных африканских культур ("идентичностей"), и что неафриканцы могут стать членами этой нации, только отказавшись от своей собственной "идентичности" и приняв африканскую.

Перемена курса АНК показалась многим не только неожиданной, но и неоправданной: ведь организация рисковала отчуждением значительных слоев южноафриканского общества по принципу расы и класса как раз в тот момент, когда добрая воля и усилия всего общества, и прежде всего его бывшей привилегированной части, были необходимы для достижения той цели, которую ставил перед собой АНК: улучшения экономического положения африканского большинства. В действительности причин для этого шага у организации было так много, что было бы странно, если бы она его не сделала.

Одна из них - это возрождение африканизма (крайнего африканского национализма), которое неизбежно должно было произойти и произошло с падением режима апартхейда. Видный член партии Панафриканистский конгресс, отколовшейся от АНК в 1959 г. из-за своей более националистической позиции24, в мае 1997 г. заявил, что правительство Манделы "словно кокосовый орех - черное снаружи и супербелое внутри"25, он лишь повторил публично то, о чем говорили в кулуарах многие, в том числе и члены самого АНК.

В недостатке "африканскости" в политике на континенте правительство Манделы упрекали и лидеры других африканских стран, но главным был, конечно, внутренний фактор. Даже если бы национальный характер первой ступени революции в принципе не был идеологией АНК, его руководство не могло не понимать, что поднимающаяся волна африканизма может оставить его позади. Потерять власть АНК, конечно, не мог: его электорат будет голосовать за него еще долгое время при любых обстоятельствах. Но ожидания и надежды черного большинства после прихода этой партии к власти были столь велики, а проблемы страны столь многочисленны и глубоки, что разочарование было неизбежно, да и деятельность правительства давала немало причин для недовольства. Руководство АНК опасалось, что это приведет к оттоку голосов, пусть и небольшому, а в тот момент единственной реальной опасностью для АНК были африканисты.

Другой причиной был, конечно, сам исход выборов 1994 г. Несмотря на пропаганду "нерасовости" и поддержку руководством АНК политики национального примирения, несмотря на энтузиазм белой интеллигенции, многие представители которой на тех первых общенациональных выборах голосовали за АНК, электорат все равно резко разделился по расово-национальному признаку. Для руководства АНК это было лишь еще одним подтверждением того, что партия может игнорировать белых избирателей. К 1997 г. сокрушительное моральное и политическое поражение крайне правых белых партий и их практическое исчезновение с политической арены, выход африканерской (бурской) Национальной партии из правительства национального единства, разоблачения преступлений ее прошлого руководства в ходе работы Комиссии правды и примирения, а также последовавший внутренний кризис в ее рядах - все это свидетельствовало, что угрозы справа для АНК больше не существует.

Возврат к лозунгу национальной революции позволял руководству АНК выбить оружие из рук африканистов, консолидировать и мобилизовать основной электорат своей партии и упрочить ее положение. Национальные лозунги помогали АНК подорвать и позиции зулусской Партии независимости Инкаты, сторонникам которой национализм был понятнее и ближе, чем "нерасовость" и социализм. В то же время деление южноафриканского общества на белых эксплуататоров и черных эксплуатируемых посылало союзникам АНК - ЮАКП и КОСАТУ - сигнал о том, что национальная политика АНК является в то же время и классовой, что, конечно, было правдой, но не совсем такой, какой она виделась в тот момент коммунистам и профсоюзному руководству.

Наиболее четко цель национально-демократической революции была сформулирована в документе "Стратегия и тактика Африканского Национального Конгресса". В нем говорилось: "Стратегической целью национально-демократической революции является создание единого, нерасового, несексистского и демократического общества. В сущности это означает освобождение всех черных вообще, и африканцев в частности, от политического и экономического рабства". Эта цель, разъяснялось далее, может быть достигнута только тогда, когда будет "преодолено наследие социальной системы, основанной на угнетении черного большинства". Что именно это за система, становилось ясно из следующего параграфа, в котором говорилось о "симбиотической связи между капитализмом и национальным угнетением в нашей стране". Естественно поэтому, что "национальное угнетение и его социальные последствия" не могли быть ликвидированы "формальной демократией при поддержке рыночных сил"26. Таким образом, успешное завершение национально-демократической революции, установление настоящей (а не "формальной") демократии и создание единого нерасового общества, по мнению АНК, наступит только с ликвидацией капиталистической системы.

В этом документе проводится четкое разграничение между демократией институционной и демократией масс. "Новое южноафриканское государство", говорится в нем, "это государство, в котором формальные выражения демократии и прав человека должны поддерживаться вовлечением масс в выработку и осуществление политики"27.
Что до белых, они по определению АНК были угнетающим классом и против них и была нацелена национальная революция, то, согласно документу, "новая система предлагает им такую свободу и такую безопасность, которая законна и рассчитана на длительный срок, а потому значима"28.

На следующей конференции АНК, в декабре 2002 г. (АНК проводит свои конференции раз в пять лет), "Стратегию и тактику" 1997 г. снабдили подробным - объемом лишь чуть меньшим, чем сам документ - и весьма значимым "Предисловием". По словам авторов, цель предисловия заключалась в разъяснении и конкретизации некоторых положений документа 1997 г., но в действительности оказалось, что в нем много нового.

Так, основой тактики АНК впервые было названо "креативное использование рычагов государственной власти, которые постепенно, но верно, переходят в руки движущих сил фундаментальных перемен", что "решающим образом дополняет рычаги массовой организации и мобилизации, которыми мы управляли на протяжении истории".

"Критическим элементом программы национального освобождения" авторы документа назвали "ликвидацию унаследованных от апартхейда отношений собственности". Для достижения этой цели необходимо не только "перераспределение богатства и доходов на пользу всего общества, особенно бедных", но и "расовое перераспределение собственности и контроля над богатством, включая землю, равенство и позитивные действия29 при приобретении квалификации, доступ к менеджерским постам, консолидация и объединение государственного капитала, а также институционного и социального капитала в руках движущих сил". В число движущих сил национально-демократической революции была впервые включена черная буржуазия, а белых рабочих, средний класс и буржуазию предлагалось последовательно убеждать в том, что "объединенные патриотические усилия по построению лучшей жизни для всех - в их долгосрочных интересах"30.

Изменение отношения к белым было вызвано отнюдь не теоретическими, а практическими соображениями: в 2004 г. АНК поглотил своего главного врага, Национальную партию31. Важным элементом среди ее электората в провинции Западный Кейп были цветные, но в целом она оставалась белой. Называть новых членов врагами своей политики АНК не мог, присоединить их напрямую к движущим силам национально-демократической революции - тоже, отсюда и расплывчатая формулировка. Далеко не все в АНК одобряли эти изменения, но коль скоро документ 1997 г. с его социалистической перспективой оставался в силе, эти отступления от традиционной трактовки национально-демократической революции были приняты не только АНК, но ЮАКП и КОСАТУ.

На очередной конференции АНК, в декабре 2007 г. должны быть приняты новые документы и определен курс партии - и страны - на ближайшее пятилетие. В начале 2007 г. дискуссионные документы, предложенные к обсуждению на конференции, были разосланы отделениям АНК и опубликованы на сайте партии. По объему, количеству документов, разнообразию их тем и подробности их освещения этот пакет во много раз превосходит то, что обсуждал АНК на какой бы то ни было из предшествующих конференций. Каждый из них содержит идеи и формулировки, знакомые по прежним документам, хотя и разбавленные массой информации и рассуждений, однако при внимательном прочтении новые сдвиги в трактовке курса национально-демократической революции становятся очевидными.

Документ "Построение национально-демократического общества"32 содержит прежнее определение национально-демократической революции, прежнее описание южноафриканской нации, как нации "африканской", прежнее утверждение о том, что "черные в целом, и африканцы в частности, являются движущими силами национально-демократической революции", а также называет "черных рабочих" "главной движущей силой и лидером процесса перемен".

Однако Доминик Твиди, неофициальный рупор левых кругов ЮАКП и КОСАТУ, озаглавил свою статью о нем "No Pasaran!" и назвал документ "фашистским". "Даже тогда, когда сознательность и организованность рабочего класса и его поддержка на выборах растут, среди рабочего населения, очевидно, может подняться культ национализма. Он может обойти коммунистов, а затем преподнести рабочий класс капиталистам "на серебряном блюде"", - писал он. - Какова разница между новым проектом "Стратегии и тактики" и фашизмом? Единственный ответ, который приходит на ум: разницы между новым проектом и фашизмом нет"33. Официальная реакция ЮАКП была несколько более деликатной, но не менее резкой. Генеральный секретарь партии, Блэйд Нзиманде, назвал концепцию движущих сил национально-демократической революции, изложенную в документе, "ревизионистской" и "оппортунистической"34. Что же изменилось? Ведь и в предыдущих вариантах "Стратегии и тактики" сутью национально-демократической революции были не коммунистические, а националистические лозунги.

Изменилось многое. Во-первых, как справедливо пишет Нзиманде, "движущие силы национально-демократической революции" определены в документе на основании того, какие группы выиграют в результате этой революции. Среди них, конечно, оказываются не только беднота и рабочий класс, но и черный средний класс, и черная буржуазия35.

Авторы документа назвали ее "патриотической". Это, с точки зрения коммунистов, недопустимо потому, что эта буржуазия не сделала ничего для облегчения положения бедноты, а значит и не внесла никакого вклада в революцию. Более того, под определение документа подпадает и белая буржуазия: ведь она, как пишет Нзиманде, тоже выиграла в результате национально-демократической революции. И действительно, в проекте новой "Стратегии и тактики" говорится: "В отличие от прежней ситуации... большие группы этой (белой. - А. Д., И. Ф.) общины, как минимум, принимают положения национальной конституции. Таким образом, баланс национального большинства, состоящего из всех рас, склоняется к внешней границе концентрических кругов движущих сил перемен, постепенно формируя социальный договор общего интереса"36.

Во-вторых, отсюда следует, что белые, до сих пор считавшиеся классовым врагом африканской нации, могут быть подспудно включены в состав южноафриканского общества, а то и нации: "Динамика внутри южноафриканского общества... налагает на АНК ответственность работать более интенсивно среди всех секторов населения, чтобы убедить их присоединиться к народному контракту изменения Южной Африки к лучшему. Это относится ко всем классовым силам белой общины, каждая из которых может и должна внести свой вклад в строительство лучшего общества"37.

Но если белые, как группа, больше не являются врагом революции и даже включены в периферийные отряды ее движущих сил, то против кого же она ведется? "Главным врагом" национально-демократической революции в документе объявлены другие партии - те, что находятся в оппозиции, хотя и конституционной, к АНК. Объяснить оппозиционность "черных" партий, таких как Инката или Объединенное демократическое движение38, в рамках теории национально-демократической революции невозможно, поэтому уже с 2004 г. АНК сконцентрировал свои усилия на борьбе против Демократического союза (ДС)39, объявив эту партию исключительно белой и приписав ей стремление вернуть страну назад, к апартхейду и расизму.

Наконец, в-третьих, из нового документа исчезло какое бы то ни было упоминание того, что национально-демократическая революция должна в конечном счете подвести общество к следующей, социалистической, ступени или перейти в нее. Более того, новый вариант "Стратегии и тактики" называет создаваемое АНК национально-демократическое государство социал-демократическим, что, по представлениям коммунистов, отнюдь не социализм.

Все это и вызвало бурную реакцию союзников АНК - ведь они не только считают, что социализм необходим и неизбежен в будущем, но и требуют его установления уже сейчас. Нзиманде пишет, что на прошедшем в ноябре 2006 г. расширенном заседании ЦК ЮАКП одним из главных был вопрос о том, "насколько в настоящее время возможно углубление национально-демократической революции без принятия некоторых целенаправленных мер социалистического типа". Принимать их должно правительство, готовое "решительно вмешиваться в экономику с тем, чтобы направить мощные ресурсы, которые находятся в руках капиталистического класса, на значительные проекты, связанные с развитием". "Национально-демократической революции нужны серьезные меры социалистического типа, особенно в экономике", - продолжает Нзиманде40. В резолюции 9-го съезда КОСАТУ, прошедшего в сентябре 2006 г., говорится: "9. В практическом выражении мы должны определять политическую экономию национально-демократической революции современной эпохи в соответствии с Хартией свободы. 10. Мы официально отвергаем отделение национально-демократической революции от социализма и утверждаем, что диктатура пролетариата - единственная гарантия перехода от национально-демократической революции к социализму"41. Обе организации обвиняют руководство АНК, и прежде всего правительство, в отходе от принципа социалистически ориентированной национально-демократической революции и в предательстве классовых интересов своей массовой базы - бедноты и рабочих. С национальным аспектом национально-демократической революции профсоюзы согласны - пролетариат для КОСАТУ только черный; с социальным - нет: черный капиталист - это капиталист, а значит враг.

До сих пор АНК, ЮАКП и КОСАТУ удавалось находить компромиссные решения идеологических разногласий. Возможно, что это произойдет и на конференции в конце 2007 г.: все члены трехстороннего союза заявляют о том, что не намерены покидать его и будут бороться за "душу АНК", т.е. за контроль над его политикой. Но в прошлом идеология была лишь предметом отвлеченных теоретических споров. Сейчас речь идет о борьбе за власть, и у ЮАКП, и КОСАТУ появился свой лидер, альтернативный Мбеки кандидат на пост президента АНК - бывший вице-президент Джейкоб Зума. Да и условия противостояния изменились: борьба ведется не только на закрытых заседаниях отделений АНК, как это было в эмиграции, а и на митингах, в прессе - на глазах у всего населения.

Такой ситуации в истории АНК еще не было. Исход конференции определит не идеология, а личностные преференции большинства делегатов: ведь никакой иной программы, отличной от программы правительства, Зума пока не выдвинул. Но и идеологию, и политику самого экономически развитого на Африканском континенте государства в ближайшие годы будет определять избранный на конференции лидер. Если им станет Зума, то ему придется платить по счетам поддержавших его политических сил.

ПРИМЕЧАНИЯ

Статья подготовлена при поддержке гранта ГУ-ВШЭ 2007 года, номер проекта: 07 - 01 - 172 "Новая Южная Африка в новом мире: современная ЮАР в контексте постколониализма и постимпериализма".

1. Африканеры - потомки голландцев переселявшихся на Юг Африканского континента с середины XVII в. Первоначально они называли себя голландцами, или "бурами" - буквально, крестьянами. Слово "африканер" - по-голландски африканец - вошло в обиход с начала XX в. Национальная партия возникла в 1914 г. и после многочисленных расколов пришла к власти в 1948 г., сделав апартхейд своей официальной политикой.
2. Эта тема подробно освещена в следующих работах: No Sizwe (N. Alexander). One Azania, One Nation. The National Question in South Africa. London, 1979; The National Question in South Africa. M. van Diepen, ed. London, 1988; Filatova I. Contested Domains: National Identity and Conflict in Russia and South Africa. Johannesburg, 1992; eadem. One, Two or Many? Aspects of South African Debate on the Concept of Nation. Johannesburg, 1995; Alexander N. An Ordinary Country. Issues in the Transition from Apartheid to Democracy in South Africa. Pietermaritzburg, 2002; Chipkin I. Do South Africans Exist? Nationalism, democracy and the identity of "the people". Johannesburg, 2007; "Mzala" Nxumalo J, The National Question in the Writing if South African History. A critical Survey of some Major Tendencies. - Working Paper 22, Walton Hall, [n.d.].
3. From Protest to Challenge. A Documentary History Of African Politics in South Africa, 1882 - 1964. T. Karis, G. M. Carter, eds.; v. 3, ed. by T. Karis and G. Gerhart. Stanford, 1977, p. 205.
4. Sechaba, April 1979.
5. Южноафриканские цветные - потомки смешанных браков и внебрачных связей между белыми колонистами, кои - местным населением Капского полуострова и привезенными в Южную Африку рабами из Индии, Индонезии, Малайзии, Мозамбика, с Мадагаскара и других островов Индийского океана.
6. Mbeki T. Africa. The Time Has Come. Selected Speeches. Cape Town, 1998, p. 31 - 36.
7. Ibid., p. 71.
8. Цит. по: Alexander N. Op. cit., p. 37, 178.
9. From Protest to Challenge, p. 205.
10. Законодатели апартхейда делили южноафриканское общество на четыре "расы": белых, "банту", цветных и "азиатов", или индийцев. Эти группы не подпадают ни под одно научное определение понятия "раса", однако предлагавшиеся учеными другие определения (например значительно более верный термин "касты", предложенный Н. Алекзандером - см. No Sizwe. One Azania...), пока не прижились. Нынешнее правительство избегает употребления слова "раса" в документах и совершенно отказалось от термина "банту", заменив его словами "африканцы", "черные" или "в прошлом угнетенные", но делит население на эти же группы. Содержание новых терминов также оспаривается. Так, африканеры утверждают, что они тоже "африканцы", понятие "черные" может трактоваться расширительно, включая цветных и индийцев, а понятие "в прошлом угнетенные" распространяется иногда даже на белых женщин.
11. См. South African Communists Speak. Documents from the History of the South African Communist Party, 1915 - 1980. London, 1981, p. 93 - 94; South Africa and the Communist International: a Documentary History. A. Davidson, I. Filatova, V. Gorodnov, S. Johns, eds. V. 1. Socialist Pilgrims to Bolshevik Footsoldiers, 1919 - 1930. London, 2003, p. 194.
12. Strategy and Tactics of the African National Congress, As adopted by the ANC meeting at Morogoro, Tanzania, 25th April-lst May, 1969. [n.p.], 1970. Курсив в оригинале.
13. African National Congress. Constitutional Guidelines for a Democratic South Africa. Lusaka, [n.d.], [1986].
14. Slovo J. The South African Working Class and the National Democratic Revolution. Umsebenzi Discussion Paper. South African Communist Party Publication. [n.p., n.d.], [1988].
15. African National Congress. A Better Life for All: Working Together for Jobs, Peace and Freedom. Johannesburg, 1994.
16. Slovo J. Negotiations: What Room for Compromise? African Communist, 3rd Quarter, 1992, p. 37.
17. Точное слово документа "многокультурного".
18. Nation Formation and Nation Building. The National Question in South Africa. ANC Discussion Document. July, 1997.
19. Ibidem.
20. Slovo J. The South African Working Class...
21. Sunday Independent 25.V.1997. Поскольку документ исходил от АНК, главного союзника рабочего класса (КОСАТУ) по трехстороннему союзу АНК-КОСАТУ-ЮАКП, то под его неназванным союзником должна была подразумеваться ЮАКП.
22. ANC Strategy and Tactics, as Amended at the 50th National Conference, December 1997.
23. Nation Formation...
24. В Панафриканистский конгресс (ПАК) вошли те бывшие члены АНК и других африканских организаций, которые не приняли положение хартии о том, что "Южная Африка принадлежит всем, кто в ней проживает, черным и белым".
25. Sunday Independent, 25.V.1997.
26. ANC Strategy and Tactics... 1997.
27. Ibidem.
28. Ibidem.
29. Термин "affirmative action", переводимый на русский язык как "позитивные действия", официально означает, что при наличии нескольких претендентов равной квалификации на одну должность предпочтение должно отдаваться черным кандидатам.
30. People's Power in Action. Preface to the Strategy and Tactics of the ANC. 51 st National Conference, 2002.
31. С 1992 г. - Новая национальная партия.
32. Building a National Democratic Society [Strategy and Tactics of the ANC]. ANC Discussion Document, February 2007.
33. DomzaNet. Communist-University@googlegroups.com, 6.IV.2007.
34. Nzimande B. The Motive Forces of the National Democratic Revolution. Umsebenzi Online, v. 6, no. 4, 7.III.2007.
35. Ibidem.
36. Building a National Democratic Society... Язык документа очень тяжел; в переводе он был даже несколько упрощен.
37. Ibidem.
38. Инкату поддерживает небольшое число белых. Есть они и в руководстве партии, и среди ее членов парламента, но в основном это партия части зулусского населения провинции Квазулу-Натал. Объединенное демократическое движение - небольшая партия коса в провинции Восточный Кейп, отколовшаяся от АНК.
39. Демократический союз - либеральная партия, первый предшественник которой, Прогрессивная партия, возникла в 1959 г. В годы апартхейда партия, сменившая несколько названий, выступала за реформирование южноафриканского общества на либеральных началах и была единственной парламентской оппозицией в стране. Нынешнее название партия носит с 2000 г. Большинство электората и членов ДС - белые, но за партию голосует и значительное число индийского и цветного населения, а также небольшое число африканцев.
40. Nzimande B. Op. cit. В Заявлении расширенного заседания ЦК этих слов напрямую нет. См. SACP, Statement of the Augmented Central Committee. South African Communist Party, Media Release, 26.XI.2006.
41. Resolutions of the 9th COSATU National Congress. 1.4 The National Democratic Revolution (NDR) and Socialism. N.d., [September 2006]. Кроме всего прочего, это заявление означает негласное признание того факта, что Хартия была социалистическим документом. Это полностью противоречит прежним утверждениям ЮАКП и АНК и заверениям Манделы во время судебного процесса 1963 г. над ним, когда он доказывал прямо противоположное. Тогда признание хартии социалистическим документом стоило бы ему и его коллегам жизни.




Отзыв пользователя


Нет комментариев для отображения



Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • После боя. Последствия конфликта 1929 г. и дальнейшее развитие отношений между СССР и Китаем
      Автор: Картер
      ИТАК,
       Конфликт на КВЖД случился....http://istorja.ru/forums/topic/3144-vspominaya-sovetsko-kitayskuyu-voynu/#comment-38726 теперь в продолжение темы!
               Не смотря на многочисленные попытки советской стороны уладить конфликт мирным путем, только военное вмешательство смогло разрешить существующие противоречия. CCCР пошел на силовой вариант решения проблемы не из желания наказать Ч.Кайши за его антикоммунизм и антисоветизм. Советская Россия до последнего пыталась найти мирные средства для урегулирования конфликта. Анализ дипломатическиx документов показывает, что главным для Советского союза было стремление соxранить и упрочить международный авторитет, восстановить деятельность КВЖД, прекратить преследование советскиx граждан в Манчьжурии и выступление белогвардейских отрядов на границе.1
               В октябре 1929г.,CCCР, поняв всю безысходность создавшегося положения, просил нанкинские власти урегулировать конфликт. Однако Чан Кайши, надеясь на помощь запада, нормализовать отношения с советской Россией  не собирался. И только не получив никакой конкретной поддержки и видя что армия Манчьжурии утратила боеспособность запросил мира.[2]
               Так,  19 ноября в том же году поверенный по иностранным делам Цай Юньшэн направил телеграмму представителю Наркоминдела в Хабаровске А. Симановскому о том, что два бывших сотрудника советского консульства в Харбине отправляются в сторону фронта Пограничная-Гродеково и просят, чтобы их встретили.  21 ноября двое русских — Кокорин и Нечаев, бывший переводчик КВЖД, перешли на советскую сторону в районе станции Пограничная вместе с китайским полковником. Кокорин передал советским властям послание Цай Юньшэна, что тот уполномочен мукденским и нанкинским правительством приступить к немедленным мирным переговорам и просит СССР назначить официальное лицо для встречи с ним.[3]
               22 ноября 1929г. Симановский передал им ответ советского правительства, и три посланника направились назад в Харбин. В ответной телеграмме было сказано, что СССР готов пойти на мирное урегулирование конфликта, но считает невозможным вступать в переговоры на прежних условиях, которые были оглашены через МИД Германии 29 августа, пока Китай не признает статус  кво на КВЖД на основе Пекинского и Мукденского соглашений 1924г., не восстановит в должности советского управляющего дорогой и не отпустит всех арестованных.[4]
                26 ноября представитель нанкинского правительства в Лиге Наций пытался поднять вопрос об "агрессии" СССР, однако поддержки не получил. Даже представитель Англии, в целом занимавший враждебную СССР позицию, высказался против вынесения этого предложения на рассмотрение Лиги Наций. [5]
               29 ноября правительство Чан Кайши, пытаясь сорвать переговоры Чжан Сюэляна с советскими представителями, внесло новое предложение - создать "смешанную комиссию" по расследованию обстоятельств конфликта с председателем - "гражданином нейтральной страны". Эта попытка была предпринята Чан Кайши в надежде добиться участия в советско-китайских переговорах представителей западных держав, но оказалась неудачной.[6]
               А уже 3 декабря 1929г. в Никольске-Уссурийском Цай Юньшеном был подписан протокол о восстановления статус кво  железной дороги. Он состоял из 2 пунктов. Скомпрометировавшие себя участием в инциденте советский и китайский управляющие смещались. И обе стороны обязывались строго соблюдать соглашения 1924г.[7]
               Не смотря на одержанную военную победу, Советский союз не воспользовался паническими настроениями манчьжурскиx властей. Благодаря чему Чжан Сюелян выразил полное согласие с условиями протокола и уполномочил Ц.Юньшеня  вести дальнейшие переговоры с представителями СССР.[8]
               Такое развитие событий не устраивало правительства США, Англии и Франции. Они решились устроить совместный демарш по поводу советско-китайского конфликта. В связи с чем М. М. Литвинову были вручены ноты в которыx упоминалось о II ст. пакта «Бриана-Келлога»(договаривающиеся стороны не будут искать никаких средств кроме мирныx для урегулирования любого конфликта).[9]
               Советской стороной такое отношение было расценено как давление на переговорный процесс. Советское правительство было вынуждено напомнить, что действия ОДВА являлись результатом непрекращающиxся китайскиx провокаций.[10]
               Cвое заявление правительство США предположило подписать всем участникам пакта «Бриана-Келлога». Однако из 42 стран его поддержали только десять. Решающую роль в отказе сыграл убедительный ответ Советского правительства. Таким образом очередная попытка американской администрации вмешательства в дела КВЖД вновь оказалась неудачной. В истории дипломатии она получила название : «Неудача Стимсона»-по имени Госсекретаря США.[11]
               13 декабря 1929 г. в Хабаровск прибыл Цай Юньшэн с полномочиями мукденского и нанкинского правительств для переговоров с А. Симановским. Поскольку китайские власти выполнили первый пункт Никольско-Уссурийского протокола (смещение Люй Чжунхуана), то советская сторона согласилась рекомендовать новых лиц: Рудого - Управляющим КВЖД, Денисова - его помощником[12].
               Советско-китайские переговоры завершились 22 декабря 1929 г. подписанием "Хабаровского протокола об урегулировании конфликта на КВЖД". Он состоял из 9 пунктов и дополнительного соглашения. По первому пункту на КВЖД восстанавливалось положение, существовавшее до конфликта, на основе соглашений 1924 г. Арестованные советские граждане освобождались китайскими властями все без исключения, в том числе и осужденные 15 октября 37 человек, а советское правительство освобождало всех арестованных китайских граждан и интернированных китайских солдат и офицеров.[13]
               Также все уволенные или самоуволившиеся советские сотрудники дороги имели право вернуться на свои должности. Хотя вопрос о возобновлении дипломатических отношений не обсуждался, совконсульства открывались на всей территории ТВП, а китайские - на советском Дальнем Востоке.[14]
               Оставшиеся нерешенными вопросы - возобновление в полном объеме дипломатических и консульских отношений между двумя странами, реальные гарантии соблюдения соглашений и интересов обеих сторон - переносились на советско-китайскую конференцию по урегулированию всех спорных вопросов, назначенную на 25 января 1930 г. в Москве.[15]
               В очередной раз в советско-китайских соглашениях была достигнута договоренность по вопросу о белой эмиграции. В соответствии с пунктом 4 Хабаровского протокола китайские власти должны были немедленно разоружить русские белогвардейские отряды и выслать из пределов Трех Восточных провинций их организаторов, чьи фамилии назывались в дополнительном соглашении.[16]
               Казалось бы, конфликт получил разрешение и ситуация на КВЖД нормализовалась, а китайские власти впредь будут строго выполнять достигнутые соглашения. Однако нанкинское правительство в очередной раз стало на путь нарушений своих обязательств.
                Позиция же Чжан Сюэляна была несколько другой. Мукден был против дальнейшей конфронтации с СССР. Л.М. Карахан в беседе с китайским делегатом на советско-китайской конференции летом 1930 г. подчеркнул, что мукденское правительство является "единственной силой в Китае, прочно заинтересованной в установлении и сохранении добрососедских отношений с СССР". [17]
               В начале 1930 г. мукденскими властями были проведены в жизнь те статьи  Хабаровского протокола, которые касались КВЖД и возобновления деятельности консульств, торговых и хозяйственных организаций. 31 декабря1930г. были освобождены все советские граждане[18].
               Выполнение других обязательств затягивалось Мукденом сознательно - из-за давления Нанкинского правительства. Эта политика гоминьдановского руководства была вызвана несколькими причинами. Во-первых, преследовалась цель оказать давление на СССР на предстоящей конференции, и, как оказалось, не безуспешно. Во-вторых, Чан Кайши и его окружение принимали все меры, чтобы Чжан Сюэлян не выступил на стороне северян. Очередное обострение ситуации на КВЖД могло быть для правителя Маньчжурии сильным сдерживающим фактором. А лучшее средство для ухудшения советско-китайских отношений в ОРВП - активизация антисоветской деятельности белоэмигрантских организаций и белых вооруженных отрядов. И действительно, после поражения китайцев в 1929 г., активность белых русских в 1930-1931 гг. только возросла. Так, русские люди оказались разменной картой в политической игре китайцев как между собой, так и с Советским Союзом.[19]
               8 февраля 1930 г. правительство Чан Кайши опубликовало заявление о непризнании Хабаровского протокола, в котором утверждалось, что Цаю было поручено лишь начать предварительные переговоры "об урегулировании вопросов, вытекающих из конфликта на КВЖД, и о процедуре предстоящей конференции", подписав протокол, он превысил полномочия. По мнению Нанкина протокол должен был вступить в силу только после ратификации его правительством (хотя по тексту соглашения - с момента его подписания), а задача конференции в Москве - только решение вопросов по КВЖД.[20]
               Что касается открытия советско-китайской конференции (в соответствии с Хабаровским протоколом), то Нанкин всячески его затягивал. Уже в начале января 1930 г. член правления КВЖД Ли Шаогэн просил временно исполняющего обязанности консула в Харбине А. Симановского об отсрочке конференции до 1 марта, мотивируя это необходимостью Мо Дэхою, назначенному китайским представителем на конференции, съездить в Нанкин за директивами, собрать и ознакомиться с материалами и т.п.[21]
                В конце концов в мае 1930 г. Мо Дэхой прибыл в Москву, но до начала конференции было еще далеко: он имел полномочия только на переговоры по вопросу о КВЖД, и только от нанкинского правительства[22].
       
               С мая по октябрь 1930 г. шли переговоры Л.М.Карахана и Мо Дэхоя по поводу советско-китайской конференции. Советская позиция заключалась в следующем: а) официальное и безоговорочное признание Хабаровского протокола, из чего вытекала необходимость расширения полномочий Мо Дэхоя; б) подтверждение мукденским правительством полномочий Мо Дэхоя в любой документальной форме[23].
               В итоге 4 октября 1930 г. министр иностранных дел нанкинского правительства Ван Чжэнтин дал телеграмму на имя М.М. Литвинова: "Мо Дэхою предоставлено право на предстоящей советско-китайской конференции переговоров и подписания документов по вопросам о КВЖД, о торговых отношениях и восстановлении дипломатических отношений" [24]
               Наконец, 11 октября 1930 г. состоялось открытие советско-китайской конференции. Все первое заседание прошло в бесплотных дебатах по поводу признания китайской стороной Хабаровского протокола: Мо Дэхой так и не дал утвердительного ответа на этот вопрос[25].
                Желание  как можно скорее решить проблему КВЖД и добиться нормального функционирования дороги заставило советскую сторону уступить. В письме от 10 ноября 1930 г. официальный представитель СССР на конференции Л.М. Карахан снял условие о признании Нанкином Хабаровского протокола, предложив Мо Дэхою приступить к обсуждению конкретных вопросов о КВЖД, о торговых и дипломатических отношениях. Позже Карахан назвал эту уступку "личным большим успехом Мо Дэхоя". Положение на КВЖД должно было оставаться "существующим... на основе Мукденского и Пекинского договоров, пока не будет изменено на этой конференции"[26].
                Несмотря на это китайский представитель опять попытался сорвать переговоры. 15 ноября в качестве препятствия для начала обсуждения конкретных вопросов он назвал советское требование о сохранении существующего положения на КВЖД. 21 ноября 1930 г. Чан Кайши вновь заявил представителям прессы, что Китай никогда не признает Хабаровский протокол[27].
                Все же Л.М.Карахану удалось добиться еще одного заседания конференции 4 декабря 1930 г., на котором были созданы 3 специальные комиссии: о КВЖД; о торговых отношениях; о восстановлении дипломатических отношений.[28]
               Однако через несколько дней по настоянию китайской стороны конференция была прервана: 12 декабря Мо Дэхой заявил о намерении вернуться на некоторое время в Китай. Накануне отъезда китайский делегат сделал письменное предложение о выкупе КВЖД за смехотворно маленькую сумму[29].
               В Маньчжурии продолжались провокации китайских властей в отношении советских граждан. Только за 1930 г. произошло 659 случаев нарушения чинами китайских охранных войск железнодорожных правил и конфликтов между агентами КВЖД и китайскими военными[30].
               Работа советско-китайской конференции возобновилась только в апреле 1931 г. С апреля по октябрь 1931 г. состоялось 22 заседания конференции, на которых обсуждались вопросы о выкупе КВЖД и ее временном управлении. 11 апреля обе делегации представили свои проекты основных принципов выкупа КВЖД. Советский проект предусматривал, что "размер и конкретные условия выкупа КВЖД и всех принадлежащих ей имуществ, равно как и порядок передачи их китайскому правительству, вырабатываются комиссией, которая также определяет, что КВЖД действительно стоила российскому правительству и определяет справедливую выкупную цену дороги и ее имуществ"[31].
               Также были обозначены меры, обеспечивающие интересы рабочих и служащих КВЖД - граждан СССР. Советский проект содержал мероприятия "для сохранения и дальнейшего развития установившихся экономических связей между Советским Дальним Востоком и Маньчжурией, между КВЖД и советскими дорогами, а также в целях сохранения за КВЖД важной роли в прямом международном сообщении Европы и Азии". В заключение в проекте отмечалось, что "до осуществления выкупа КВЖД на дороге должен поддерживаться и соблюдаться порядок совместного управления, установленный Пекинским и Мукденским соглашениями"[32].
               Китайский проект также предусматривал создание совместной комиссии для определения размера выкупа и порядка передачи дороги. В нем предлагалось, чтобы "суммы, подлежащие оплате дорогой Китаю, и чистый доход дороги" были вычтены из выкупной стоимости и, что "при определении чистого дохода КВЖД ее доходы и расходы за прошлое время должны быть соответственно увеличены или уменьшены в согласии с природой чисто железнодорожного предприятия". Китайская сторона утверждала, что термин "условия выкупа" в Пекинском соглашении означал лишь метод определения выкупной стоимости. Л.М. Карахан считал необходимым выкуп как самой КВЖД, так и "всех принадлежащих к ней имуществ", т.е. ряда подсобных и вспомогательных отраслей коммерческого характера[33].
               Затем по предложению китайской делегации было решено обсудить вопрос нынешнего положения КВЖД, в частности, управления дорогой. Советская сторона сочла необходимым обсудить спорные вопросы, которые возникли за период совместного управления, и выдвинула 21 июня свой перечень этих вопросов. Список включал такие проблемы, как финансовое положение дороги; деятельность китайскиx учреждений и полиции, перевозка войск, создания школ КВЖД, и сотрудничество с другими дорогами Китая. И еще ряд второстепенныx вопросов.[34]
               В дальнейшем, в июне-октябре 1931 г. шла дискуссия на основе советского перечня, в ходе которого удалось согласовать лишь вводную часть и отдельные пункты этого списка. На этом в связи с японской агрессией в Маньчжурии работа советско-китайской конференции фактически прекратилась.[35]
               Как развитие советско-китайских отношений после подписания Хабаровского протокола 1929 г., так и ход самой конференции отчетливо показали нежелание Нанкинского правительства наладить отношения с СССР. Ни по проблеме выкупа, ни по вопросу о временном управлении КВЖД конференция не перешла к конкретному обсуждению, а ограничилась дискуссией о порядке, рамках и перечне вопросов, подлежащих рассмотрению на конференции.[36]
               Анализ советско-китайских отношений в 1924-1931 гг. показывает отчетливое стремление Китая (пекинского, а затем и нанкинского правительств, мукденских властей) воспрепятствовать точному выполнению  соглашений 1924 г. и всех последовавших более мелких договоренностей, тормозить всеми силами нормальную деятельность дороги. Видимо, китайская сторона так и не смогла смириться с совместным с СССР управлением дорогой, стремилась добиться фактического и по сути бесплатного перехода дороги в свою собственность путем вытеснения оттуда Советского Союза. И если маньчжурские власти, получив в 1929 г. жестокий урок, нормализовали отношения с СССР и выполнили почти все, зависящие от Мукдена условия Хабаровского протокола, то Нанкин до последнего препятствовал установлению добрососедских отношений с СССР. По сути Китай отказывался выполнять Соглашения 1924 г. с самого начала, нагнетая напряженность в советско-китайских отношениях с первых месяцев совместного управления КВЖД, что и привело в конце-концов к вооруженному конфликту 1929 г. Советско-китайское противоборство 1929 г. вновь привлекло к КВЖД самое пристальное внимание ведущих держав мира, которые ни раз предпринимали попытку вмешаться в управление дорогой[37]
               В 1931г. Манчжурия была окончательно оккупирована Японией. В 1935 году после многочисленных провокаций в районе дороги КВЖД была продана Маньчжоу-Го.
      [1] Со До Чжин. Советско-китайский дипломатический конфликт вокруг КВЖД (1917– 1931 гг.):-C. 17
      [2]  Сообщение Наркома Иностранныx Дел СССР о переговораx об урегулировании конфликта на КВЖД. От 28 ноября 1929г. /ДВП СССР. Т.12. 1 января — 31 декабря 1929 г. М.: Политиздат, 1967.-  С.594-595.
      [3] Капица М.С. Советско-Китайские отношения. М.: Политиздат. С.220
      [4] Указ. cоч. ДВП СССР. Т.12. 1 января — 31 декабря 1929 г. М.: Политиздат, 1967.  С.594-595.
      [5] Капица М.С. Указ. соч. C. 225
      [6] Капица М. Указ. соч. С.150
      [7] «Никольско-Уссуриский договор» о восстановлении статуса на КВЖД. От 3 декабря 1929г /Документы Внешней Политики СССР. Т.12. 1 января — 31 декабря 1929 г. М.: Политиздат, 1967. - С.601–602
      [8] Там же С.603
      [9]  Аблова Н.Е. История КВЖД и российской эмиграции в Китае(первая половина XXв.) Мн.: БГУ 1999.  С.121
      [10]  Там же С. 121
      [11] Телеграмма неофициального представителя СССР в США в Народный комиссариат Иностранныx Дел./Документы Внешней Политики СССР. Т.12. 1 января — 31 декабря 1929 г. М.: Политиздат, 1967. - С. 639
      [12]  Капица М.С. Указ.соч. C.230
      [13] Аблова Н.Е. Указ. cоч. С. 149
      [14] Газета «ВЛАСТЬ ТРУДА»1929г. 24 дек. №299- C. 1
      [15] Xабаровский протокол об урегулировании конфликта на КВЖД. от 22 декабря 1929г./ ДВП СССР Т.12. 1 января — 31 декабря 1929 г. М.: Политиздат, 1967. - С. 673-676
      [16] .Капица М.С. Указ.соч. C.235
      [17] История Северо-Восточного Китая ХУП-ХХ вв.: Владивосток:1989- С.100
      [18] Телеграмма ВРИО Генерального Консула в Xарбине в Наркомат Иностранныx дел СССР. От 11 января 1930г. /Документы Внешней Политики СССР Т.13. 1 января — 31 декабря 1930 г. М.: Политиздат, 1967.- C.25
      [19] Аблова Н.Е. Указ. соч. C. 154
      [20]  Мировицкая Р.А. Советский Союз в стратегии Гоминьдана (20-30-е годы). М.: Наука., 1990.- C.162
      [21] Запись беседы Официального делегата СССР на Советско –Китайской конференции Л.М.Караxана с Полномочным представителем Китая  на конференции Мо Де-Xоем. От 29мая 1930г. /Документы Внешней Политики СССР Т.13. 1 января — 31 декабря 1930 г.// М.: Политиздат, 1967.- C. 299
      [22] Там же С.299
      [23] Аблова Н.Е. Указ.соч. c.160
      [24] Там же C.163
      [25]  Капица М.C. Указ. Соч. c. 238
      [26] История Северо-Восточного Китая, XVIII–XX в C.101
      [27] Примечание к документу № 248. /Запись беседы Заместителя Народного комиссара Иностранныx Дел СССР Л.М. Караxана с Вице-Министром Иностранныx Дел  Ктитая Ван Цзя-чженем.от 24 августа 1931г.//ДВП СССР. Т.14:. 1 января — 31 декабря 1931 г. М.: Политиздат, 1968.  С.811.
      [28] Газета «ИЗВЕСТИЯ» 1930г. 1 дек. № 330(4177)
      [29] Беседа Заместителя Народного комиссара Иностранныx Дел СССР Л.М. Караxана с Вице-Министром Иностранныx Дел  Ктитая Ван Цзя-чженем.от 24 августа 1931г.-.// ДВП СССР. Т.14:. 1 января — 31 декабря 1931 г. М.: Политиздат, 1968. - С.493
      [30]  История Северо-Восточного Китая, XVIII–XX вв. Кн. 2. С.101-102.
      [31] Капица М.C. Указ.соч. C.234
      [32] Примечания к документам конференции между СССР и Китаем «Об урегулировании вопросов о КВЖД, восстановлении торговыx и дипломатическиx отношений» от 11 октября 1930г. /Документы Внешней Политики СССР Т.14. 1 января — 31 декабря 1931 г. М.: Политиздат, 1968.-C.787
      [33] Там же c. 787
      [34] История Северо-Восточного Китая, XVIII–XX вв. -. С.103
      [35] Примечания к документам конференции между СССР и Китаем «Об урегулировании вопросов о КВЖД, восстановлении торговыx и дипломатическиx отношений» от 11 октября 1930г /ДВП СССР. Т.14.  1 января — 31 декабря 1931 г.// М.: Политиздат, 1968. - С.788
      [36] Нота Наркома Иностранныx дел СССР главе делегации Китая на конференции по разоружению  Янь Xой-Цину. Женева. 12 декабря 1932г. /ДВП СССР. Т.15:.1 января — 31 декабря 1932 г. М.: Политиздат, 1969.- С.680–681
      [37]  Аблова Н.Е.Указ.cоч. c 165
       
       
    • Огнестрельное оружие в Южной Африке.
      Автор: hoplit
      Несколько статей по истории огнестрельного оружия в Южной Африке.
       
      Sotho Arms and Ammunition in the Nineteenth Century. Anthony Atmore and Peter Sanders (1971). http://www.jstor.org/stable/181011   A Note on Firearms in the Zulu Kingdom with special reference to the Anglo-Zulu War, 1879 J.J. Guy (1971). http://www.jstor.org/stable/181013   Firearms in South-Central Africa. Anthony Atmore, J. M. Chirenje and S. I. Mudenge (1971). http://www.jstor.org/stable/181012   Firearms in Southern Africa: A Survey. Shula Marks and Anthony Atmore (1971). http://www.jstor.org/stable/181009   Portuguese Musketeers on the Zambezi. Richard Gray (1971). http://www.jstor.org/stable/181010   The Art of War in Angola, 1575-1680. John K. Thornton (1988). http://www.jstor.org/stable/178839   The Sacred Musket. Tactics, Technology, and Power in Eighteenth-Century Madagascar. Gerald M. Berg (1985) http://www.jstor.org/stable/178494   Portuguese warfare in Africa. Malyn Newitt (2000).
    • Точеный Д.С. Банкротство политики эсеров Поволжья в аграрном вопросе (март-октябрь 1917 г.) // История СССР. №4. 1969. С. 106-117.
      Автор: Военкомуезд
      Д.С.ТОЧЕНЫЙ
      БАНКРОТСТВО ПОЛИТИКИ ЭСЕРОВ ПОВОЛЖЬЯ В АГРАРНОМ ВОПРОСЕ (МАРТ — ОКТЯБРЬ 1917 Г.)

      В последние годы заметен сдвиг в освещении истории мелкобуржуазных партий России в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции [1]. Наибольший интерес у историков вызвали вопросы тактики борьбы КПСС с меньшевиками и эсерами. Менее изучена динамика изменения позиций, взглядов и тактики партий мелкой буржуазии. Между тем без тщательной разработки указанных вопросов нельзя в полном объеме представить всей сложности процесса установления Советской власти в центре и на местах, глубины стратегии и гибкости тактики Коммунистической партии в момент свершения первой в мире социалистической революции.

      В данной статье сделана попытка проанализировать причины краха политики эсеровских организаций Поволжья в аграрном вопросе. В основу исследования этих проблем положены материалы Самарской, Пензенской, Саратовской и Симбирской губерний, где влияние эсеров в 1917 г. было очень сильным [2].

      Февральская буржуазно-демократическая революция пробудила у миллионов крестьян России надежду на получение из рук Временного правительства помещичьих земель. Этим в основном можно объяснить тот факт, что в марте 1917 г. земельные конфликты между крестьянами и помещиками были явлением сравнительно редким [3].

      1. См., напр., К. В. Гусев. Крах партии левых эсеров. М., 1963; Р. М. Илюхина. К вопросу о соглашении большевиков с левыми эсерами. «Исторические записки», т. 73; В. В. Гармиза. Банкротство политики «третьего пути» в революции. «История СССР», 1965, № 6; В. В. Комин. Банкротство буржуазных и мелкобуржуазных партий России в период подготовки и победы Великой Октябрьской социалистической революции, М., 1965; П. И. Соболева. Борьба большевиков против меньшевиков и эсеров за ленинскую политику мира, М., 1965; Л. М. Спирин. Классы и партии в гражданской войне в России. М., 1969; М. И. Стишов. Распад мелкобуржуазных партий в Советской России. «Вопросы истории», 1968, № 2, и др.
      2. Если в целом по России в конце апреля 1917 г. эсеры превышали по численности большевиков в 5 раз (80 тыс. большевиков и 400 тыс. членов ПСР), то в Самарской, Пензенской и Симбирской губерниях их было больше в 10 раз (3 тыс членов РСДРП (б) и около 30 тыс. эсеров). Подсчеты сделаны нами по следующим источникам: «Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (б). Протоколы», М., 1968, стр. 7, 359; «Переписка Секретариата ЦК РСДРП (б) с местными партийными организациями», т. 1, М., 1957, стр. 498; «Земля и воля» (Сызрань), б мая 1917 г.; «Чернозем» (Пенза), 7 июля 1917 г.; «Власть народа» (Москва), 11 июля 1917 г.; «Третий съезд партии социалистов-революционеров». Стеногр. отчет, Петроград, 1917 (списки делегатов съезда).
      3. Так, в Пензенской губернии в марте 1917 г. было зарегистрировано лишь 3 крестьянских выступления. (М. Андреев. Борьба за землю в Пензенской губернии в 1917 г. «Уч. зап. Пензенского пед. ин-та», вып. 16, 1966, стр. 75).

      «Эпохой аграрно-/106/-го покоя» «назвал этот период член Самарского губкома ПСР П. Д. Климушкин [4].

      Но прошел март 1917 г., а мечты крестьян о земле не стали явью; Временное правительство ничего о земле не говорило, ссылаясь на то, что аграрную проблему может решить только Учредительное собрание. Между тем приближалось время весеннего сева и крестьяне проявляли все большее беспокойство по поводу медлительности в решении вопроса о земле. Корреспондент реакционного «Нового времени» сообщал 26 марта 1917 г.: «В Самарской губернии царит тревожное настроение... Крестьяне заявляют, что, не дожидаясь Учредительного собрания, весной приступят к отчуждению земель». Петроградская газета «Земля и воля» 1 апреля писала, что крестьяне в Карсунском уезде Симбирской губернии обсуждают вопрос «как поделить землю, не дожидаясь его разрешения законодательным путем». Во второй половине апреля центральные и местные газеты запестрели сообщениями о том, что в отдельных селах поволжских губерний крестьяне начали самовольный раздел и запашку частновладельческих земель [5].

      Какую позицию занять по отношению к крестьянскому движению за землю? Этот вопрос тревожил руководителей эсеровских организаций Поволжья. Они видели, что декларативно-напыщенные ссылки на то, что аграрную проблему может решить только «великий хозяин земли русской — Учредительное собрание», — не могли успокоить крестьян. Член Самарского губиома ПСР И. Д. Панюжев писал, что языком посулов и обещаний нельзя было говорить с губерниями, в которых веял «вольный дух Стеньки Разина» и «исстари бродила вольница в вольных степях» [6]. Под давлением революционного движения крестьянства часть самарских эсеров стала приходить к мысли о том, что агитационную работу нельзя сводить к призывам подождать созыва Учредительного собрания, что нужно быстрее встать «на путь изыскания новых взаимоотношений» между «помещиками и крестьянами, ибо в «противном случае «настроение деревни может вылиться в нежелательные резкие формы» [7].

      Настроение крестьянства убедительно проявилось на I съезде крестьян Самарской губернии, открывшемся 24 марта 1917 г. Съезд принял резолюцию о прекращении в губернии сделок по купле-продаже земли и снижении арендных цен на нее. В Пензенской губернии I съезд крестьян 8 апреля 1917 г. постановил передать в распоряжение волисполкомов пустующие помещичьи земли и отменил арендную плату [8].

      Однако широкие слои трудящегося крестьянства Самарской и Пензенской губерний не были полностью удовлетворены резолюциями своих первых съездов, поскольку они не решали радикальным образом вопроса о земле [9]. Пример пролетарских масс, установивших на многих предприятиях 8-часовой рабочий день явочным порядком, толкал крестьян на более решительные действия. «Рабочее движение, — отмечал П. Климушкин, — сыграло в повышении требований крестьян большую роль. Видя, что рабочие не ожидают разрешения своих экономических нужд /107/

      4. П. Климушкин. История аграрного движения в Самарской губернии. В кн. «Революция 1917—1918 гг. в Самарской губернии», изд. «Комуча», Самара, 1918. стр. 7. (Книга написана правыми эсерами и меньшевиками).
      5. См., напр., «Утро России» (Москва), 29 апреля 1917 г.; «Симбирская народная газетам 11 апреля 1917 г.; «Дело народа» (Петроград), 22 апреля 1917 г.
      6. «Революция 1917—1918 гг. в Самарской губернии», стр. 17.
      7. П. Климушкин. Указ. соч., стр. 8.
      8. Подробнее о событиях в Пензенской губ. см. А. С. Смирнов. Крестьянские съезды Пензенской губернии в 1917 г. «История СССР», 1967, № 3.
      9. Климушкин, Указ. соч., стр. 13.

      никакими законодательными учреждениями и берут вce с боя, крестьяне приходили к заключению, что и им нужно поступать так же» [10].

      Действительно, доверие крестьянства к центральным правительственным учреждениям падало. Временное правительство, защищая интересы помещиков, рассылало циркуляры, в которых подчеркивало незыблемость принципа неприкосновенности частной собственности. Руководство эсеровской партии, с которой крестьяне сначала связывали надежды на получение «земли и воли», предлагало ждать решения аграрной проблемы Учредительным собранием. Меньшевики вместо оказания помощи крестьянам в их движении за раздел помещичьих земель призывали к борьбе против «анархической агитации большевиков» в вопросе о земле [11].

      Только партия большевиков показала себя истинным защитником интересов крестьянства, выдвигая требования конфискации помещичьей и национализации всей земли. Осуществление этой программы не только удовлетворяло вековую мечту крестьянства, но и подрывало основы господства помещиков и буржуазии, наносило сильнейший удар по крепостническим пережиткам и частной собственности вообще. РСДРП (б) призывала крестьян брать помещичьи земли немедленно в организованном порядке [12].

      16 мая Самарский Совет рабочих депутатов по предложению большевистской фракции принял следующую резолюцию: «Принимая во внимание, что земельный вопрос является жизненным... для крестьян и страны в данный момент, Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов должны немедленно приступить к решению этого вопроса до Учредительного собрания» [13]. К большевистским депутатам при голосовании данной резолюции присоединились эсеры-максималисты, которые так же, как и члены РСДРП (б), убеждали крестьян немедленно начать раздел частновладельческих земель.

      Крестьяне Самарской и других губерний Поволжья, не ожидая созыва Учредительного собрания, сами взялись за разрешение аграрного вопроса [14]. Во второй половине апреля и первой половине мая 1917 г. количество крестьянских выступлений против помещиков и кулаков увеличилось здесь более чем в 5 раз по сравнению с мартом и первой половиной апреля [15].

      10. Там же.
      11. См. резолюцию майской общероссийской Конференции меньшевиков по аграрному вопросу. «Новая жизнь» (Петроград), 13 мая 1917 г.
      12. См. В. И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 167.
      13. К. Наякшин. Очерки истории Куйбышевской области, Куйбышев, 1962, стр. 305.
      14. Грабительская реформа 1861 г., а затем столыпинские преобразования способствовали обезземеливанию крестьян Поволжья. В 1914 г. в Самарской губернии помещики и кулаки, составлявшие 6,3% населения, владели 65% частновладельческой земли. В Пензенской губернии помещикам и кулакам принадлежало 74,9% всей земли. Председатель Симбирского земельного комитета эсер К. Воробьев писал в августе 1917 г., что в Поволжье наблюдается картина «вопиющей несправедливости в распределении земли» (К. Воробьев. Аграрный вопрос в Симбирской губернии, Симбирск, 1917, стр. 19).
      15. И. М. Ионенко. Борьба крестьян Казанской, губернии на землю накануне Великой Октябрьской социалистической революции, Казань, 1957, стр. 6.
      16. «Революция 1917—1918 гг. в Самарской губернии», стр. 84.

      Для обсуждения земельной проблемы в связи с ростом числа аграрных конфликтов между помещиками и крестьянами был созван 20 мая 1917 г. II съезд тружеников земли Самарской губернии. Как отмечал эсер И. М. Брушаит, среди членов фракции ПСР возникли разногласия относительно подхода к решению аграрного вопроса [16]. Эсеры-максима-/108/-листы предлагали в основу резолюций съезда положить крестыяиские наказы с мест [17]. Эсеры-минималисты, а их оказалось большинство во фракции ПСР на съезде, считали, что лучше всего занять выжидательную позицию и постараться убедить крестьян в необходимости сохранения «статус-кво» в земельных отношениях до созыва Учредительного собрания. Немногочисленная фракция меньшевиков блокировалась с эсерами-минималистами.

      Первое выступление представителя минималистов С. А. Волкова крестьянские делегаты встретили настороженно. Не помогла ему и ссылка на то, что «теперь министр земледелия Чернов — социалист-революционер, следовательно, вопрос решится в пользу крестьян». Когда же оратор попытался доказать, что земли не так много по сравнению с нуждой в ней, в зале заседания поднялся такой шум, что ему пришлось покинуть трибуну [18]. Криками возмущения встретили крестьяне и речь меньшевика Игаева, который хотел было уговорить делегатов отложить решение аграрной проблемы до окончания войны с Германией. «Опять все ждать! Смутьян! Зачем смущаешь нас?», — неслись возгласы крестьян [19].

      Для выхода из затруднительного положения эсеры-минималисты предложили принять резолюцию о земле I Всероссийского съезда крестьянских депутатов, но и та была отвергнута крестьянами как не указывающая конкретного решения вопроса о земле. 40 крестьян в своих выступлениях отстаивали резолюцию о немедленном проведении в жизнь уравнительного распределения всех земель. Эсеры колебались, не зная, что предпринять. «Настроение съезда было неровно,— рассказывал-его участник И. Д. Панюжев. — Совет крестьянских депутатов [20] опасался, что крестьяне, разъехавшись, на местах кликнут клич, что им земли дать не хотят» [21].

      В этот критический момент работы съезда часть эсеров-минималистов во главе с П. Д. Климушкиным и И. М. Брушвитом пришла к выводу, что не стоит подвергать дальнейшему риску свое влияние на делегатов деревень и что нужно пойти навстречу требованиям крестьян. В кратчайший срок они выработали проект «Временного пользования землей», в котором предлагалось частновладельческие, казенные, банковские, удельные и церковные земли в Самарской губернии передать волостным комитетам для распределения по потребительной норме до созыва Учредительного собрания. Делегаты поддержали «Временные правила». Казалось, что маневр эсеров удался и посланцы самарских деревень и сел успокоились. Но тишина оказалась недолгим гостем в зале заседаний. Когда И. М. Брушвит и П. Д. Климушкин предложили внести во «Временные правила» пункт о сохранении арендной платы, страсти вспыхнули с новой силой. Вот как сам П. Д. Климушкин описывает ту ярость, с которой встретили крестьяне-делегаты параграф «Временных правил» о сохранении арендной платы: «А — а, вот они какие..., наши защитники-то,— говорили крестьяне о руководителях съезда, — на словах /109/

      17. 200 наказов привезли с собой делегаты и в каждом из них излагались требования немедленного раздела помещичьих земель.
      18. Е. И. Медведев. Аграрные преобразования в Самарской деревне в 1917— 1918 гг., Куйбышев, 1958, стр. 15.
      19. «Советы крестьянских депутатов и другие крестьянские организации», док. и мат-лы, т 1, ч. 1, М., 1929, стр. 104.
      20. В состав Самарского губернского Совета крестьянских депутатов входили в основном эсеры-минималисты.
      21. «Земля и воля» (Самара), 28 июля 1917 г.

      только хороши, а как до дела дошло, так за помещиков... Вон изменников!"

      Нам было опасно показаться... Сколько их ни уговаривали, не могли убедить их в необходимости арендной платы. Так арендная плата и была провалена» [22].

      В последние дни работы съезда, когда волнения и тревоги крестьянских делегатов, казалось, остались позади, в адрес Самарского губернского Совета крестьянских депутатов пришел циркуляр министра Временного правительства А. И. Шингарева о недопущении самовольных захватов частновладельческих земель. Телеграмма А. И. Шингарева ошеломила, вызвала негодование крестьянских делегатов II съезда: «Долой циркуляр! Ишь чего захотел!» [23]. Правительственная депеша тем не менее заставила заколебаться некоторых меньшевиков и эсеров-минималистов, которые предложили послать решения съезда о земле на утверждение Временному правительству. Однако большинством голосов эта резолюция была отвергнута. «Временные правила пользования землей» вступили в силу с момента их принятия на съезде.

      Аналогичная обстановка сложилась 14—15 мая на II съезде крестьян Пензенской губернии, который также принял (постановление о передаче всех частновладельческих, церковных и прочих земель в распоряжение волостных комитетов для распределения их между крестьянами до созыва Учредительного собрания [24].

      Под влиянием массового движения крестьян за землю, члены отдельных организаций эсеров Поволжья выступали с критикой аграрной политики ЦК ПСР. На городской конференции социалистов-революционеров Петрограда в мае 1917 г. представитель-наблюдатель от саратовской организации (фамилия неизвестна) заявил: «На Поволжье недовольны уступчивостью партии. Солдаты не хотят идти на фронт, не получив гарантии земли. Упрекают, говорят: когда знамя "Земли и Воли" склонилось над нами, неужели отказываться взять его» [25]. На I Всероссийском съезде крестьянских депутатов представитель делегации Поволжья (эсер) обратился к делегатам с трибуны: «Дайте возможность трудовому крестьянину спокойно заниматься делом, не боясь, что земля может уплыть из его рук... Дайте нам гарантию... Созидайте же твердой рукой и не идите кадетской дорогой» [26].

      Курс на раздел «помещичьей земли до созыва Учредительного собрание противоречил аграрной Политике Временного правительства и ЦК ПСР. 20 июня 1917 г. Временное правительство объявило решения II съезда крестьян Самарской губернии незаконными и потребовало от губернского комиссара эсера С. А. Волкова принять решительные меры к прекращению самочинных действий крестьян. «Лица, допускающие захват какой бы то ни было чужой собственности, инвентаря, хлеба или земли, — гласила телеграмма из министерства внутренних дел, — подлежат законной ответственности по суду» [27]. Еще ранее, 31 мая 1917 г., министр земледелия В. М. Чернов отменил постановления II съезда крестьян Пензенской губернии [28].

      22. П. Климушкин. Указ. соч., стр. 21.
      23. «Наш голос» (Самара), 2 июня 1917 г.
      24. А. С. Смирнов. Указ. соч., стр. 25.
      25. Н. Я. Быховский. Всероссийский Совет крестьянских депутатов 1917 г. М., 1929, стр. 109.
      26. Там же, стр. 110.
      27. «Самарские ведомости», 28 июня 1917 г.
      28. В. Кураев. Октябрь в Пензе. Воспоминания, Пенза, 1957, стр. 42.

      /110/

      Перед лидерами самарской и пензенской организаций эсеров стояла дилемма: либо пойти против Временного правительства и ЦК своей партии в аграрном вопросе, поддержав крестьянское движение за раздел частновладельческих земель до созыва Учредительного собрания, или следовать в фарватере линии руководства партии и потерять всякое влияние в массах. Между тем, вожди ПСР и Всероссийского Совета крестьянских депутатов, в частности Н. Быковский и Г. Покровский, критикуя самарскую и пензенскую организации, прилагали все усилия к. тому, чтобы искоренить «крамолу» в своем поволжском отряде [29].

      В мае 1917 г. в Пензенскую губернию прибыл член исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов эсер К. Лунев. На крестьянских митингах он внушал слушателям, что в аграрном вопросе надо ждать решений Учредительного собрания и поступать пока на основе добровольных уступок и соглашений с помещиками. Крестьяне с изумлением внимали словам посланца партии из Петрограда, ибо у них «возникло сомнение, не за помещиков ли... приехал заступаться» К. Лунев [30].

      Лидер партии эсеров В. М. Чернов, обеспокоенный ростом оппозиционных настроений в организациях Поволжья, послал в этот район в начале июня 1917 г. своего личного представителя Акселя. 9 июня последний прибыл в Пензу и потребовал от эсеровского губернского руководства перемены курса по отношению к самочинным захватам крестьянами помещичьей земли. В свою очередь лидеры пензенских социалистов-революционеров во главе с губернским комиссаром Ф. Ф. Федоровичем были вызваны в Петроград, где им рекомендовали исправить «ошибки» в аграрной политике. Нажима из Петрограда оказалось достаточно, чтобы эсеровское руководство в Пензенской губернии отступило с позиций, которые оно занимало на II съезде крестьян [31].

      Сложнее обстояло дело с самарской организацией эсеров. После получения циркуляра Временного правительства о запрещении самовольных захватов земель делегаты Самарского губернского Совета крестьянских депутатов В. Голубков и Горшков направились во второй половине июня 1917 г. в Петроград, в министерство внутренних дел, где заявили, что будут и впредь проводить в жизнь решения II съезда крестьян о земле. Временное правительство также не собиралось идти на какие-либо уступки. В июле 1917 г. в Самару пришла от министра внутренних, дел телеграмма, в которой вновь предлагалось отдавать под суд тех, кто попытается отбирать землю у помещиков [32]. Тогда за разъяснениями уже к министру земледелия и лидеру ПСР Чернову отправились руководители самарской организации И. М. Брушвит и П. Д. Климушкин. Они хотели доказать ему, что решения II съезда крестьян Самарской губернии нисколько не выходят за рамки программы партии о социализации земли и уравнительном землепользовании. Но самым главным их доводом была ссылка на то, что нет никакой возможности воспрепятствовать крестьянской борьбе за землю: только в июне и начале июля Самарский Совет крестьянских депутатов рассмотрел 370 земельных конфликтов, из них 45 — между общинниками и отрубщиками и 49 — между крестьянами и помещиками [33]. Сначала от товарища министра

      29. См. Г. Покровский. Очерк истории Всероссийского Совета крестьянских депутатов. В сб. «Год русской революции», М., 1918, стр. 46; Н. Я. Быховский. Указ. соч., стр. 109—110.
      30. О. Н. Моисеева. Советы крестьянских депутатов в 1917 г., М., 1967, стр. 75.
      31. Подробнее об этом см. А. С. Смирнов. Указ. соч.
      32. «Революция 1917—1918 гг. в Самарской губернии», стр. 33—34.
      33. ЦГАОР СССР, ф. 6978, оп. 1, д. 423, лл. 14, 35 (протоколы III съезда крестьян Самарской губернии); П. Климушкин. Указ. соч., стр. 33—35.

      /111/

      земледелия Вихляева Климушкин и Брушвит получали весьма уклончивые советы, и, наконец, В. М. Чернов и председатель, исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов Н. Авксентьев прямо заявили им, что постановления II съезда крестьян губернии нельзя признать законными [34].

      Самарская организация эсеров, испытывая давление крестьянских масс, и после встреч ее делегатов с министрами Временного правительства попыталась проводить прежнюю линию в вопросе о земле. На совещании представителей губернских Советов крестьянских депутатов 11—12 июля в Петрограде самарский губернский комиссар выступил против предложения члена ЦК партии эсеров Н. Быховского о сохранении арендной платы за землю [35].

      Далеко не гостеприимно был встречен «в Самаре и личный представитель В. Чернова Аксель. 18 июля 1917 г. на совместном заседании Комитета народной власти и Самарского губернского Совета крестьянских депутатов он потребовал отмены решений II съезда крестьян о распределении частновладельческих, церковных и прочих земель между крестьянами. Акселя поддержал заместитель губернского комиссара меньшевик У. Шамании. Некоторые члены Совета -крестьянских депутатов, возмущенные выступлениями Акселя и Шамашша, демонстративно покинули зал заседаний. После короткого совещания члены самарского губкома эсеров в качестве основного оратора выставили И. М. Брушвита, который заявил о невозможности выполнить требования правительства [36]. Аксель вынужден был покинуть зал заседаний [37].

      Позицию самарской организации эсеров можно объяснить несколькими причинами. Прежде всего нужно иметь в виду социально-экономические особенности этого района, бывшего на протяжении столетий одним из очагов мощных крестьянских восстаний. Не случайно, что даже представители некоторых кадетских организаций Поволжья ратовали за немедленную передачу части помещичьей земли крестьянам без всякого выкупа [38]. На позицию эсеров Поволжья в аграрном вопросе накладывала отпечаток также и борьба с большевиками за влияние среди крестьянства, вынуждая иногда брать известный кран влево. Степень воздействия на эсеров партийно-конъюнктурных соображений борьбы с большевиками не была одинаковой в различных губерниях Поволжья. Несомненно, что соображения конкурентного характера у эсеров Самарской губернии сказывались больше, чем у их коллег в Пензенской или Симбирской губерниях. Самарская организация большевиков в июле 1917 г. насчитывала около 4 тыс. человек и представляла большую политическую силу.

      Так, в июне—июле 1917 г. Самарский губком РСДРП (б) послал для агитации и пропаганды только в села одного Бузулукского уезда свыше 300 большевистски настроенных солдат [39]. Это очень беспокоило и нервировало эсеров. 5 июля 1917 г. на заседании Самарского губернского Совета крестьянских депутатов В. М. Голубков с тревогой и досадой го-/112/-ворил: «...большевики идут в деревню и начинают работать. Поверьте, товарищи, что они знают, что борются не на жизнь, а на смерть. Этого мы не должны забывать» [40].

      34. ЦГАОР СССР, ф. 6978, оп. 1, д. 423, л. 55 (текст речи П. Климушкина на Самарском общегубернском съезде (всесословном) в августе 1917 г.).
      35. «Советы крестьянских депутатов и другие крестьянские организации», т. 1, ч. 1, стр. 274.
      36. А. С. Соловейчик. Борьба за возрождение на востоке (Поволжье, Урал, Сибирь в 1918 г.), Ростов-на-Дону, 1919, стр. 12—13. (Автор книги — белогвардеец).
      37. «Волжский день» (Самара), 20 июля 1917 г.
      98. «Речь» (Петроград), 12 мая 1917 г.; «Вестник партии народной свободы», 19 августа 1917 г., №11 и 13, стр. 19,
      39. «Краеведческие записки» (Воспоминания И. С. Бородина), Куйбышев, 1963, стр. 38.

      Однако, оставаясь на словах сторонниками демократического решения аграрного вопроса, самарские эсеры очень скоро обнаружили на практике свою истинную сущность, нежелание удовлетворить требования масс. Внутри самарской эсеровской организаций обострилась борьба между левыми и правыми элементами, которая к концу июня — началу июля 1917 г. закончилась открытым расколом между максималистами и минималистами [41]. В середине июля максималисты окончательно отмежевались от минималистов и избрали свой самостоятельный партийный комитет.

      П. Д. Климушкин, И. М. Брушвит, В. М. Голубков и другие творцы «Временных правил пользования землей» колебались, не зная, к кому примкнуть. В аграрном вопросе они решили искать «золотую середину» путем лавирования между крестьянскими требованиями и политикой Временного правительства. Как признал сам П. Д. Климушкин в конце августа 1917 г., циркуляры министров Временного правительства, в которых осуждались самовольные захваты помещичьих земель, поставили его в тупик: «С одной стороны — постановления II крестьянского съезда, с другой — телеграммы министров» [42]. Как отмечал В. И. Ленин, «меньшевики и эсеры все время революции 1917 года только и делали, что колебались между буржуазией и пролетариатом, никогда не могли занять правильной позиции и, точно нарочно, иллюстрировали положение Маркса о том, что мелкая буржуазия ни на какую самостоятельную позицию в коренных битвах неспособна» [43].

      Поисками «третьего пути» в аграрном вопросе была отмечена деятельность эсеровской фракции и на III съезде крестьян Самарской губернии, начавшем свою работу 20 августа 1917 г. В этот решительный момент борьбы крестьянства за землю самарские большевики заявили о своей поддержке «Временных правил пользования землей», принятых на II съезде крестьян. 20 августа 1917 г. самарская большевистская газета «Приволжская правда» писала: «Мы уверены в том, что съезд останется на своей прежней позиции по вопросу о земле, несмотря на тучу циркуляров, которые сыпятся на революционное крестьянство сверху... Партия рабочего класса поддержит вас, товарищи, в отстаивании постановлений 2-го съезда».

      На III съезде крестьян Самарской губернии, в отличие от предыдущих, впервые присутствовала в качестве полноправных делегатов группа большевиков, что наложило заметный отпечаток на его работу [44]. Делегат Николаевского уезда большевик Ермощенко после отчетного доклада о деятельности губернского Совета крестьянских депутатов сразу предложил члену исполкома В. М. Голубкову доложить о результатах переговоров делегаций из Самары с представителями Временного правительства В. Черновым и Н. Авксентьевым по поводу решений II съезда крестьян о земле. Со всех сторон посыпались вопросы: «Что от-/113/-ветил Чернов относительно утверждения "Временных правил"? Когда санкционирует их Временное правительство?» [45]

      40. «Земля и воля» (Самара), 9 июля 1917 г.
      41. «Волжский день» (Самара), б июля 1917 г.
      42. «Волжский день», 26 августа 1917 г.
      43. В. И. Ленин. ПСС, т. 37, стр. 210.
      44. Эсеровская газета «Волжское слово» 23 августа отметила: «Губернский съезд крестьян для большевиков слишком заманчивое поле деятельности, чтобы они не попытались на нем нанести удар и Временному правительству и Совету крестьянских депутатов».

      Именно в этот момент отчетливо обнаружилось стремление лидеров самарской организации эсеров примирить делегатов-крестьян с аграрной политикой Временного правительства. Как представители правого крыла организации (С. А. Волков), так и эсеры так называемого центра (П. Климушкин, И. Брушвит) старались скрыть тот факт, что министр земледелия В. М. Чернов отказался утвердить «Временные правила пользования землей». В ответ на многочисленные просьбы рассказать о переговорах с В. М. Черновым И. М. Брушвит раздраженно бросил: «Я поражаюсь, когда здесь двадцать раз стараются поднимать этот вопрос. Деятельность Совета крестьянских депутатов — одно, а отношение Временного правительства к земельному вопросу — совсем другое» [46].

      Основной докладчик по вопросу о земле от эсеровской фракции К. Г. Глядков пытался обелить действия Временного правительства в аграрном вопросе, призывал пойти ему на уступки, заменив отдельные положения «Временных правил пользования землей» [47]. Вот что писал корреспондент одной из кадетских газет Самарской губернии о реакции крестьян на его речь: «Глядков был заподозрен в буржуазных симпатиях и крепостнических тенденциях землевладельца-собственника, в чем должен был оправдываться, выдвинув для этого такой веский аргумент, как свое участие в железнодорожной забастовке 1905 г. В большей части присутствовавших на съезде крестьян тотчас определилось настроение крайнего недоверия к руководителям съезда; между этими последними и крестьянской массой обнаружилась явная брешь... Крестьянская масса чутко насторожилась, и партийным деятелям для борьбы с подобными настроениями пришлось выдвинуть все силы, нажать все пружины» [48].

      Политику эсеров в аграрном вопросе критиковал в своем выступлении максималист Гецольд, который говорил о том, что ПСР, встав у руля государственной власти, изменила своим революционным принципам и не хочет теперь дать землю крестьянам без выкупа [49]. Крестьянские делегаты с огромным интересом слушали и речи большевиков [50]. Местный орган партии народной свободы констатировал, что лозунги большевистских и максималистских ораторов «оказались очень родственными миросозерцанию большинства участников съезда, это, несомненно, наложило свою печать на вынесенные им решения» [51].

      Социалисты-революционеры (правые и представители так называемого "центра") в обстановке возрастающего влиянии большевиков не решились больше настаивать на каких-либо изменениях положений «Временных правил пользования землей»: III съезд подтвердил, что для Самарской губернии они являются законом.

      Однако, как показали дальнейшие события, это была лишь временная уступка революционному крестьянству со стороны эсеров, вызванная /115/ стремлением сохранить влияние в массах. Нельзя признать случайным появление в середине октября 1917 г. на страницах печатного органа Самарского Губкома ПСР статей, в которых лозунги «Вся земля должна быть собственностью народа!» и «Не должно быть купли и продажи земли» осуждались как анархо-большевистские [52]. Разумеется, что несколько газетных заметок еще не могут являться убедительным доказательством измены эсерами своей прежней политике. Посмотрим, как же выполняли решения III съезда местные организации эсеров.

      8 сентября 1917 г. общее собрание эсеров Николаевского уезда Самарской губернии приняло постановление, обязывавшее каждого члена организации приложить все силы в борьбе за передачу земли крестьянам [53]. Выполняя это постановление, фракция эсеров Николаевского уездного Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в начале октября 1917 г. проголосовала за резолюцию большевиков и максималистов о конфискации частновладельческих земель. Однако уже 19 октября эта фракция потребовала пересмотра резолюции, а затем добилась ее отмены, решив, что лучше подождать созыва Учредительного собрания [54]. Всячески старались воспрепятствовать разделу помещичьих земель эсеровские организации в Бузулукском и Бугульминском уездах Самарской губернии [55]. Симбирские эсеровские газеты убеждали крестьян прекратить захват помещичьих земель и положить все свои надежды на Учредительное собрание [56].

      Осенью 1917 г. крестьянство Поволжья, разуверившееся в пустых обещаниях эсеров, взялось за топоры и вилы: резко увеличилось число погромов дворянских имений, кровопролитные схватки между деревенской беднотой и кулацко-помещичьей элитой стали обычным явлением в Поволжье. 19 октября представитель Саратовской губернии левый эсер Устинов говорил на заседании исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов, что крестьянство теряет веру «не только в центральную власть, но и в руководящие органы демократии», и по вопросу о земле рассуждает следующим образом: «...раз вы там ничего не делаете, то мы будем делать сами...» [57]. Левый эсер В. Алгасов, объехав в сентябре губернии Поволжья, пришел к выводу, что политика социалистов-революционеров вызывает глубокое недовольство в деревнях и селах. «Посуди сам, — говорили не раз крестьяне В. Алгасову, — 6 месяцев прошло, а с землей — ни вперед, даже как будто назад идет... Но всякому терпению конец бывает» [58].

      52. «Земля и воля», 1917 г., Wfc 123, 126, 127.
      53. «Известия Николаевского Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов», 17 сентября 1917 г.
      54. «Известия Николаевского Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов», 17, 22 октября 1917 г.
      55. «Победа Великой Октябрьской социалистической революции в Самарской губернии», док. и мат-лы, Куйбышев, 1957, стр. 442; ЦГВИА СССР, ф. 1720, оп. 1, д. 37, л. 189.
      56. «Земля и воля» (Симбирск), 18 октября 1917 г.; «Известия Симбирского Совета рабочих и солдатских депутатов», 13 августа 1917 г.; «Известия Симбирского Совета крестьянских депутатов», 2 октября 1917 г.
      57. Н. Я. Быховский. Указ. соч., стр. 247.
      58. «Знамя труда» (Петроград), 30 сентября, 6 октября 1917 г.

      В этот момент партия большевиков предлагала реальный выход из положения, указывая, что в противном случае земельная проблема приведет к самым тяжелым последствиям: «Опыт показал, что середины нет, — писал В. И. Ленин. — Либо вся власть Советам и в центре и на местах, вся земля крестьянам тотчас, впредь до решения Учредительно-/116/-го собрания, либо помещики и капиталисты тормозят вес, восстановляют помещичью власть, доводят крестьян до озлобления и доведут дело до бесконечно свирепого крестьянского восстания» [59].

      В сентябре 1917 г. во многих районах России развернулась крестьянская война за землю. Восстание крестьян в Тамбовской губернии всполошило и руководство партии социалистов-революционеров. В. М. Чернов в статье «Единственный выход» признал: «Дождались начала крупных массовых крестьянских волнений». Признавая факт крестьянских волнений, лидер партии эсеров высказывал сожаление о том, что после Февральской революции в деревнях не были созданы некие полицейского характера земельные комитеты, которые бы могли «властными и решительными мерами предотвращать вспышки неудовлетворенных потребностей масс» [60].

      С подобных же позиций оценили крестьянские выступления и местные эсеровские организации: Пензенский губком партии эсеров в октябре 1917 г. отозвался та крестьянское восстание в Тамбовской губернии обращением к членам партии, в котором им предлагалось приложить все усилия к тому, чтобы прекратить всякие попытки крестьян разделить земли помещиков и их имущество и ждать решений Учредительного собрания [61].

      Подождать Учредительного собрания советовали, как мы отмечали, и эсеры Симбирской губернии. А крестьянство, окончательно изверившись в эсерах, с каждым днем усиливало наступление на помещичье-кулацкое землевладение. Если в сентябре 1917 г. в Пензенской губернии было 80 крестьянских выступлений, то в октябре — 185. По подсчетам С.А. Крупнова, в Симбирской губернии в октябре 1917 г. только против кулаков крестьяне поднимались 267 раз [62].

      Оценивая политику эсеров, В. И. Ленин говорил: «Преступление совершало то правительство, которое свергнуто, и соглашательские партии меньшевиков и с.-р., которые под разными предлогами оттягивали разрешение земельного вопроса и тем самым привели страну к разрухе и к крестьянскому восстанию» [63].

      59. В. И. Ленин. ПСС, т. 34, стр. 205.
      60. «Дело народа» (Петроград), 30 сентября 1917 г.
      61. См. обращение Пензенского губкома ПСР. «Рассвет» (Чембар), 19 ноября 1917 г.
      62. М. Андреюк. Указ. соч., стр. 76; С. А. Крупнов. Борьба большевиков Симбирской губернии за крестьянство в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции. Канд. дисс, М., 1950, стр. 43.
      63. В. И. Ленин. ПСС, т. 35, стр. 23.

      * * *
      Итак, мы рассмотрели одно из интересных явлений в цепи сложных событий периода подготовки Великого Октября — неудачную попытку эсеров Поволжья провести в жизнь программу уравнительного землепользования. Опыт показал, что эсеры не способны были возглавить крестьянское движение, удовлетворить требования трудящихся масс деревни. Маневры эсеровских лидеров, могли лишь на время оттянуть политическое прозрение трудового крестьянства, которое под влиянием агитации большевиков все больше и больше убеждалось в том, что выход надо искать на пути пролетарской революции. Партия эсеров, поте-/117/-ряв опору в массах, была обречена на неминуемую политическую гибель [64].

      В сентябре-октябре 1917 г. усилился процесс разложения эсеровских организаций Поволжья. Так, число членов ПСР в Сызранском уезде Симбирской губернии уменьшилось с 900 человек в июне 1917 г. до 40—60 в сентябре [65]. В Астраханской губернской организации эсеров в июле 1917 г. было 3 тыс. членов, а к концу октября стало 350, причем 200 из них заняли левоинтернационалистические позиции [66].

      Процесс распада эсеровских организаций Поволжья еще более усилился после Октябрьской революции, принесшей крестьянам декрет Советской власти о земле. В начале ноября 1917 г. 250 эсеров Николаевского уезда подали коллективное заявление о выходе из партии [67]. В феврале 1918 г. распалась и прекратила существование самая крупная в Самарской губернии в 1917 г. бугурусланская организация [68]. К 1919 г. от пензенской губернской организации эсеров, насчитывавшей в июле 1917 г. 10 тыс. человек, осталась группка из 10—15 человек [69].

      Член ЦК ПСР Н. Я. Быковский на съезде ПСР говорил: «Если мы провалимся в аграрном вопросе, то тогда нам будет крышка» [70]. «Экзамена» по аграрному вопросу эсеры не выдержали; политика соглашения с буржуазией, которую они проводили, неизбежно должна была привести и привела их к союзу с контрреволюцией против революционного крестьянства. Крах эсеров (явился закономерным результатом чих политики соглашательства с буржуазией.

      64. Характерна деградация творцов «Временных правил пользования землей» П. Д. Климушкина и И. М. Брушвита. Оба они являлись участниками кровавых расправ над крестьянством Самарской губернии в 1918 г., когда занимали посты министров контрреволюционного правительства «Комуча». Оба потом эмигрировали за границу, причем Брушвит выступал за рубежом одним из организаторов антисоветской эмиграции. (См. «Работа эсеров за границей. По материалам Парижского архива эсеров», М., 1922).
      65. «Солдат, рабочий и крестьянин» (Сызрань), 17 июня 1917 г.; «Земля и воля» (Сызрань), 1З сентября 1917 г.
      66. «Протоколы первого съезда партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов)», Петроград, 1918, стр. 7.
      67. И. Блюменталь. Революция 1917—1918 гг. в Самарской губернии. Хроника событий, т. 1, Самара, 1927, стр. 294.
      68. «Народное дело» (белогвардейская газета, Бугуруслан), 12 июля 1918 г.
      69. «День» (Петроград), 16 июля 1917 г.; «Чернозем» (Пенза), 7 июля 1917 г.; ЦПА ИМЛ, ф. 274, оп. 1, ед. хр. 25, л. 45 (Письмо членов пензенской группы эсеров в ЦК ПСР).
      70. См. Л. М. Спирин. Указ. соч., стр. 36.

      История СССР. №4. 1969. С. 106-117.
    • Панцов А. В. Как Сталин помог Мао Цзэдуну стать вождем
      Автор: Saygo
      Панцов А. В. Как Сталин помог Мао Цзэдуну стать вождем // Вопросы истории. - 2006. - № 2. -С. 75-87.
      Анализ советских, коминтерновских и китайских архивных материалов, ставших доступными в последнее время, дает возможность пересмотреть наши взгляды на историю Коммунистической партии Китая и ее взаимоотношений с Коммунистическим Интернационалом - штаб-квартирой мирового коммунистического движения. Эти документы дают, в частности, основание переосмыслить даже некоторые ставшие общепринятыми оценки взаимоотношений Мао Цзэдуна со Сталиным. Из них становится видно, что с конца 1920-х - начала 1930-х гг. именно Москва активно способствовала выдвижению Мао и именно сталинский Коминтерн поддерживал его и даже периодически вставал на его защиту, когда кто-либо из руководящих деятелей КПК выступал против него. Иными словами, именно Москве и прежде всего Сталину Мао обязан своим возвышением.

      Мао Цзэдун и Ван Мин

      Подобный тезис на первый взгляд кажется парадоксальным. Ведь согласно тому, что по этому поводу писало большинство ученых на Западе и в Китае, а после раскола между КПСС и КПК с начала 1960-х гг. и в России, китайская компартия под руководством Мао уже во второй половине 1930-х гг. стала автономной, а Мао, в отличие от правоверных китайских сталинистов, по существу дистанцировался от Москвы. Многие авторы писали о том, что по их данным Сталин не доверял Мао, являвшемуся в его глазах более "крестьянским националистом", нежели коммунистом. Такие известные западные ученые, как Дж. Фэрбэнк, Б. Шварц, К. Брандт и Р. Норе еще в конце 1940-х - начале 1950-х гг. обосновали ставший затем классическим постулат о "самостоятельности Мао" как в его отношениях со Сталиным, так и в его воззрениях на Китай1. Подъем китайской революции в деревне под руководством Мао и в самом деле, казалось, опровергал выводы Маркса, Ленина и Сталина относительно "исторической роли" рабочего класса. До конца 1949 г. Мао ни разу не был в Москве, и Сталин не знал его лично. В то же время в Кремль регулярно поступали негативные сообщения о нем как об "антиленинце" и "троцкисте", направлявшиеся различными советскими информаторами внутри и вне китайской компартии. Одним из таких информаторов был бывший руководитель делегации КПК в Коминтерне Ван Мин, наиболее ярый противник Мао, который посылал свои донесения Сталину в 1942- 1945 гг. через советских представителей в ЦК КПК А. Я. Орлова (Теребина) и П. П. Власова (Владимирова). Например, в январе 1943 г. он направил подробную телеграмму Сталину и Генеральному секретарю Исполкома Коминтерна (ИККИ) Г. Димитрову по поводу "антиленинской", "троцкистской" деятельности Мао. В Москве ее получили 1 февраля. Сам Владимиров также по собственной инициативе снабжал Москву нелестными отзывами о вожде китайских коммунистов2. В этой связи логичным кажется утверждение Н. С. Хрущева о том, что Сталин считал Мао "пещерным марксистом". Да и сам Мао в 1950-е гг., уже после XX съезда КПСС, много раз вспоминал о том, что чувствовал недоверие Сталина к нему3.
      Но обратимся к документальным фактам. Из них следует, что летом 1930 г. именно Москва в лице своего Дальневосточного бюро Исполкома Коминтерна (Дальбюро ИККИ), находившегося в Шанхае, поддержала решение назначить Мао политкомиссаром 1-й (наиболее мощной) армейской группы войск Красной армии Китая, а затем активно выступила за то, чтобы ввести его в Бюро ЦК советских районов. После этого именно Дальбюро предложило назначить Мао председателем Реввоенсовета (и здесь наверняка не обошлось без консультаций с Москвой). Вот что Дальбюро ИККИ писало в политбюро ЦК КПК 10 ноября 1930 г.: "Командование нашей Красной армии (Мао Цзэдун, Пэн Дэхуай) не имело никакой связи с правительством. Правительство - это одно, армия - другое... Такое положение, разумеется, никуда не годится. Надо сделать так, чтобы Мао Цзэдун имел ответственность не только за состояние и действия армии, но и участвовал в правительстве и имел часть ответственности за работу последнего. Надо его назначить членом правительства (председателем РВС). О практической выгоде такого положения говорить не приходится - она очевидна"4. До прибытия в Центральный советский район из Шанхая Сян Ина и Чжоу Эньлая - крупных партийных работников, хорошо известных в Москве, Мао поручалось руководство Бюро ЦК советских районов.
      Москва согласилась на избрание Мао в ноябре 1931 г. председателем ЦИК и главой Совнаркома (по терминологии того времени: Народного комитета ЦИК Китайской Советской Республики)5. Именно Москва и ее представитель в Шанхае Артур Эрнст Эверт (он же Джим и Артур, а впоследствии: Артур Браун, Грей, Альберто, Кастро, Гарри Бергер и Негро)6 оказали Мао помощь в 1932 - начале 1933 года. Тогда против него выступило Бюро ЦК советских районов, в том числе такие авторитетные руководители, как Чжоу Эньлай, Ван Цзясян, Жэнь Биши и даже командующий Красной армией Китая Чжу Дэ. Мао был подвергнут суровой критике в связи с его тактикой, направленной на отказ от наступления на крупные города. Он предлагал избегать больших сражений, уходить в горы и децентрализовать армию7. Чжоу Эньлай и некоторые другие лидеры советского движения кроме того полагали, что "Мао Цзэдун не понимает марксизма"8. Решение о смещении Мао и публичной критике его было, однако, вынесено без предварительной подготовки и без ведома представителя ИККИ. Об этом Эверт и сообщил секретарю ИККИ И. А. Пятницкому 8 октября 1932 г.: "Не говоря о том, что подобное отношение к вопросу в настоящий момент продемонстрировало бы противнику нашу слабость, - указал он, - подобные решения нельзя принимать, не исчерпав всех других возможностей и без серьезной подготовки (не говоря уже о Вашем согласии). Мао Цзэдун все еще является популярным вождем и поэтому необходима осторожность в борьбе с ним за проведение правильной линии. Таким образом, мы выступили против этой части решений, потребовали устранить разногласия в руководящих органах и выступили против смещения Мао Цзэдуна в настоящий момент". Политсекретариат ИККИ с мнением Эверта полностью согласился, подчеркнув в своем телеграфном ответе ему в марте 1933 г.: "В отношении Мао Цзэдуна необходимо применять максимальную терпимость и товарищеское воздействие, предоставляя ему полную возможность вести ответственную работу под руководством ЦК или Бюро ЦК партии". Москва и Эверт не согласились и с предложением ЦК КПК отправить Мао на лечение в Советский Союз, понимая, по-видимому, что для ЦК это был лишь предлог удалить строптивого и авторитетного руководителя из советского района9.
      По настоянию Москвы Мао был переведен из кандидатов в члены политбюро на 5-м пленуме ЦК КПК в январе 1934 года. Правда, вскоре после пленума, в феврале 1934 г., он был заменен на посту председателя Совнаркома Китайской Советской Республики (Народного комитета Центрального правительства - так он тогда стал называться) одним из китайских выпускников коминтерновского вуза Москвы Чжан Вэньтянем. Но это произошло без ведома Москвы10.
      Более того, как бы это не звучало неправдоподобно, но именно Москва положила начало культу личности Мао, объявив его на VII конгрессе Коминтерна летом 1935 г. одним из "знаменосцев" мирового коммунистического движения - наряду с Генеральным секретарем ИККИ Г. Димитровым11. Сделано это было представителем КПК Тэн Дайюанем, но совершенно ясно, что без санкции московского руководства Тэн не мог сказать то, что сказал: тексты речей и докладов всех участников конгресса подлежали предварительному изучению, редактированию и утверждению в соответствующих инстанциях ИККИ. VII конгресс вообще уделил особое внимание вопросу о повышении авторитета вождей коммунистических партий. В этой связи глава делегации КПК в Коминтерне Ван Мин в конце августа 1935 г. на специально созванном совещании делегации, рассматривавшем вопросы реализации решений конгресса, заявил следующее: "Авторитет кого мы должны поднять? Конечно, членов Политбюро... Кого в первую очередь? Это авторитет товарищей Мао Цзэдуна и Чжу Дэ"12.
      Между прочим, сам Ван Мин к Мао Цзэдуну с пиететом не относился: на посту вождя партии он видел себя. Чуть позже сотрудник его аппарата Го Чжаотан (А. Г. Крымов) составит при его непосредственном участии специальную записку о Мао руководящим деятелям Коминтерна, в которой попытается ослабить складывавшееся у Сталина позитивное впечатление о партизанском вожде. Вот что в ней говорилось: "Социальное происхождение - мелкий помещик [кто-то из читавших записку красным карандашом сверху поставил знак вопроса]. Не было систематических ошибок. Очень сильный работник, большой агитатор и массовик, умеет внедряться в гущу массы, хороший руководитель массовой работы. Имеет богатейший опыт крестьянского движения и партизанской войны. Умеет работать в тяжелых, труднейших условиях. Очень активно и хорошо выполняет работу. Личные свойства - любит сближаться с массами, пропагандистская работа, самоотверженность. Наряду с вышеуказанными положительными сторонами есть недостатки, именно недостаточная теоретическая подготовка, поэтому легко может совершить отдельные политические ошибки, однако при правильном твердом партийном руководстве легко и быстро исправляет свои ошибки. [Большая часть последней фразы была кем-то подчеркнута красным карандашом, отчерчена сбоку и рядом на полях поставлен знак вопроса]"13.
      О том, что Ван Мин "подрывал авторитет Мао Цзэдуна среди китайских товарищей в СССР", вышестоящим инстанциям доносили и референты отдела кадров ИККИ Г. И. Мордвинов (псевдоним - Крылов) и Чжан Суйшань (псевдоним - Борис Калашников), а также бывшие члены делегации КПК в Коминтерне Ли Лисань и Чжао Иминь. Вот что, например, заявил по этому поводу 17 февраля 1940 г. в беседе с работниками ИККИ Ли Лисань: "Мне казалось, что главным источником распространения сведений о том, что Мао Цзэдун не является политическим руководителем, был Ван Мин. Он говорил мне, Сяо Аи [Чжао Иминю] и др., что Мао Цзэдун практически очень хороший человек, но теоретически очень слабый человек. Ван Мин в разговоре со мной и Сяо Аи, которому он доверял больше, чем мне, говоря о докладе Мао Цзэдуна на II съезде Советов, сказал, что в докладе есть много слабых мест и что он их исправил и теперь доклад стал лучше. Другие документы, полученные из Китая, также исправлялись и таким образом многие исправленные документы в Москве выглядели иначе, чем в Китае"14.
      Стало быть, поднимать авторитет конкурента Ван Мин был вынужден под давлением руководителей Коминтерна. Сразу же после VII конгресса в Советском Союзе началась кампания восхваления Мао. В начале декабря 1935 г. с обширным панегирическим очерком "Мао Цзэдун - вождь китайского трудового народа" выступил журнал "Коммунистический Интернационал" - теоретический и политический орган Коминтерна. Статья была не подписана, но ее автора установить несложно. Это был заместитель заведующего иностранным отделом "Правды" А. М. Хамадан15, выполнивший задание высоких партийных инстанций в меру своих ограниченных возможностей: никаких особых документальных материалов в его распоряжении не было, если не считать рассказов о Мао китайских сотрудников ИККИ. Вскоре после этого, 13 декабря 1935 г., статью того же автора о вожде китайского народа опубликовала "Правда", после чего его биографический очерк наряду с написанными им биографиями Чжу Дэ и Фан Чжиминя, командира войск КПК в пограничном районе Фуцзянь - Чжэцзян-Цзянси, погибшего в 1935 г., вошел в брошюру "Вожди и герои китайского народа"16. В 1938 г. в Москве был издан сокращенный перевод книги "Красная звезда над Китаем" американского журналиста Э. Сноу - первого западного корреспондента, взявшего интервью у Мао (оно было опубликовано в его книге в виде автобиографии Мао под названием "Генезис коммуниста")17. Автобиография Мао, помещенная в русском издании книги Сноу, была препарирована должным образом. Все самокритические замечания Мао Цзэдуна были изъяты, а сам текст сильно урезан и отредактирован, чтобы яснее оттенить главную мысль Сноу: Мао Цзэдун - "законченный ученый классического Китая, глубокий знаток философии и истории, блестящий оратор, человек с необыкновенной памятью и необычайной способностью сосредоточения... Интересно, что даже японцы рассматривают его как самого блестящего китайского стратега... Он совершенно свободен от мании величия, но в нем сильно развито чувство собственного достоинства и твердой воли". В 1939 г. в Москве были опубликованы канонический биографический очерк Мао, основанный на заново отредактированной записи Сноу, которая частично была дополнена собственной информацией ИККИ, и брошюра "Мао Цзэдун. Чжу Дэ (Вожди китайского народа)", авторство которой принадлежало бывшему соученику Мао Цзэдуна по Дуншаньской начальной школе высшей степени и педагогическому училищу г. Чанша, известному китайскому коммунисту и писателю Эми Сяо (Сяо Саню), жившему тогда в Москве. Из этой книги также становилось ясно, что Мао - "образцовый" руководитель китайского коммунистического движения18.
      Неудивительно, что Москва положительно отнеслась к решениям расширенного совещания политбюро ЦК КПК в г. Цзуньи (провинция Гуйчжоу, 15 - 17 января 1935 г.), на котором Мао вошел в состав Постоянного комитета политбюро, заняв там по существу лидирующие позиции19. Об этих решениях руководство ИККИ и ВКП(б) узнало вскоре после окончания VII конгресса Коминтерна из сообщения Чэнь Юня (члена Постоянного комитета политбюро ЦК КПК и участника совещания) и члена КПК Пань Ханьняня, прибывших в Москву в сентябре 1935 года. Судя по имеющимся в Центральном архиве ЦК КПК документам, Чэнь Юнь и Пань Ханьнянь передали свое сообщение лично секретарю ИККИ Д. З. Мануильскому20. Чэнь Юнь и Пань Ханьнянь, однако, не располагали копией принятой совещанием в Цзуньи резолюции "Об итогах борьбы против пятого вражеского "похода"". Их сообщение, стало быть, не было подтверждено документами. Текст резолюции Москва получила позднее - где-то в 1936 году. Его привез еще один участник совещания, кандидат в члены политбюро ЦК КПК Дэн Фа. Второй экземпляр резолюции в конце 1939 г. передал в отдел кадров ИККИ Лю Ялоу (псевдоним - Ван Сун), бывший командир 2-й дивизии 1-й армейской группы Красной армии Китая и будущий командующий ВВС КНР, прибывший в Москву на учебу в Военной академии им. М. В. Фрунзе21.
      Правда, не все в Исполкоме Коминтерна в 1930-е гг. рассматривали Мао как безоговорочного кандидата на высший пост в китайской компартии. Дальневосточная секция Восточного лендерсекретариата ИККИ и ее заведующий П. Миф стремились выдвинуть на ключевые посты в КПК китайских выпускников московских интернациональных вузов - Коммунистического университета трудящихся Китая (КУТК) и Коммунистического университета трудящихся Востока (КУТВ). И не случайно: Миф в 1925 - 1927 гг. являлся проректором, а в 1927 - 1929 гг. - ректором КУТК, в 1936 г. он же возглавил КУТВ. Наиболее активные из мифовских выдвиженцев составили в КПК так называемую группу "28 большевиков", среди которых прежде всего выделялись Ван Мин и Цинь Бансянь. Именно с помощью Мифа Ван Мин в 1931 г. занял пост руководителя делегации КПК в Коминтерне, а Цинь Бансянь стал Генеральным секретарем ЦК КПК.
      Однако другие работники Коминтерна, ЦК ВКП(б) и Дальбюро ИККИ отдавали себе отчет в ограниченности практического опыта у "птенцов Мифа". Часть из них делала ставку на выдвижение таких старых коминтерновских кадров, как Чжоу Эньлай и Сян Ин.
      В то время в ИККИ имелось несколько фракций, наиболее известные возглавлялись Пятницким и Мануильским. Эти группы ожесточенно, хотя и закулисно, боролись друг с другом. Не было единства и среди тех, кто курировал Коммунистическую партию Китая. Нередки, например, были конфликты Мифа с заместителем заведующего Восточным лендерсекретариатом Л. И. Мадьяром22. Понятно поэтому, что отдельные фракции в ИККИ, во многом в силу чисто личных амбиций входивших в них аппаратчиков, поддерживали "своих людей" в КПК.
      Что же касается Сталина, то он вплоть до конца 1930-х гг. не делал ставку ни на одну из группировок ни в ИККИ, ни в руководстве китайской компартии и комбинировал руководство КПК на основе трех групп: доморощенных партизанских кадров (Мао и его сторонники), московских выпускников (Ван Мин, Цинь Бансянь и др.) и старых коминтерновских кадров (Чжоу Эньлай, Сян Ин и др.). Поэтому и не давал ни одной из этих групп расправиться с другими. Именно этим, скорее всего, и объясняется целенаправленное возвышение Москвой в начале и середине 1930-х гг. Мао в противовес другим, уже укрепившимся к тому времени лидерам партии: Чжоу Эньлаю и Сян Ину, а также новым, но ставшим уже влиятельными, кадрам: Ван Мину и Цинь Бансяню.
      Окончательный выбор в пользу Мао Сталин сделал в конце 1930-х годов. Летом 1938 г. руководство ИККИ дало согласие на избрание Мао Генеральным секретарем ЦК КПК - вместо Чжан Вэньтяня, занимавшего этот пост с февраля 1935 г. после отставки Цинь Бансяня. В начале июля 1938 г. Димитров передал это решение тогдашнему и.о. главы делегации КПК в ИККИ Ван Цзясяну, собиравшемуся на родину. Преемник Вана на посту главы делегации Жэнь Биши присутствовал при беседе. Вот что сказал тогда Димитров: "Вы должны передать всем, что необходимо поддержать Мао Цзэдуна как вождя Компартии Китая. Он закален в практической борьбе. Таким людям, как Ван Мин, не надо бороться за руководство"23.
      Вернувшись в Китай, Ван Цзясян 14 сентября, на заседании политбюро в Яньани, доложил о решении Москвы. Участник заседания Ли Вэйхань впоследствии вспоминал о впечатлении, которое это сообщение произвело на собравшихся: "На заседании Ван Цзясян передал... точку зрения Димитрова, который недвусмысленно указывал на то, что вождем китайского народа является Мао Цзэдун. Слова Димитрова оказали огромное влияние на присутствовавших. С этих пор наша партия лучше и яснее осознала руководящее положение Мао Цзэдуна; вопрос о едином партийном руководстве был разрешен"24.
      В конце 1939 - начале 1940 г. ИККИ подготовил рекомендации ЦК КПК по организационному вопросу к предстоявшему VII съезду КПК. Их должен был устно доложить Мао Цзэдуну и другим членам ЦК Чжоу Эньлай, находившийся в Советском Союзе на лечении с июня 1939 г. и собиравшийся выехать обратно в Китай в конце февраля 1940 года. Вот что говорилось об этом в телеграмме Димитрова Мао Цзэдуну от 17 марта 1940 г.: "Чжоу Эньлай информирует вас лично обо всем, что мы обсуждали и согласовали по китайским делам. Нужно все это серьезно рассмотреть и совершенно самостоятельно принять окончательные решения. В случае несогласия с нами по некоторым вопросам - просьба срочно и мотивировано осведомить нас об этом"25.
      Какие рекомендации были сделаны, дает представление докладная записка отдела кадров ИККИ Димитрову, хранящаяся в архиве. В ней, в частности, говорится: "Нужно иметь в виду, что среди старых кадров партии Ван Мин авторитетом не пользуется. Во всяком случае Ван Мин не является в КПК авторитетом, который бы вырос из его деятельности в самой партии. К руководству в партии он выдвинут на IV пленуме ЦК [январь 1931 г.] под давлением Мифа [ко времени написания записки Миф был арестован НКВД и расстрелян как "враг народа"]. Ввиду ряда неясностей и сомнений, которые вызываются деятельностью Ван Мина и в связи с бесспорными фактами дезинформации руководства на XVII съезде ВКП(б), на XIII пленуме ИККИ и на VII конгрессе Коминтерна26, рекомендовать руководству КПК не выдвигать Ван Мина на первые роли и на ведущие руководящие посты в руководстве партии. Члена Политбюро ЦК Кон Сина [Кан Шэна, заместителя Ван Мина в делегации КПК в ИККИ в 1933 - 1937 гг.] и кандидата в члены Политбюро Фан Лина (Дэн Фа) и членов ЦК КПК Гуань Сянъина и Ян Шанкуня рекомендовать руководству партии не выдвигать в состав Политбюро и состав Секретариата ЦК и не использовать на кадровой, организационной и особисте кой работе.
      Члена Политбюро и Секретаря ЦК Бо Гу [Цинь Бансяня] и членов ЦК Ло Мана (Ли Вэйхань), Чэнь Чанхао, Чжан Хао [Линь Юйина] и Кун Юаня рекомендовать руководству партии не выдвигать в состав ЦК и не использовать на кадровой и оргработе и в центральных органах партии... По материалам отдела кадров ИККИ и из бесед с Чжоу Эньлаем, Чжэн Лином [Жэнь Биши], Мао Цзэминем и др. составлены характеристики на 26 руководящих работников КПК (характеристики прилагаются), которые могут быть выдвинуты на VII съезде в руководящие органы партии. В основном это наиболее авторитетные, испытанные и закаленные кадровые работники партии, прошедшие через тяжелое подполье, через гражданскую войну и в настоящее время ведущие партийную, военную и военно-политическую работу. Из этих 26 товарищей особенно выделяются: Линь Бяо, Хэ Лун, Лю Бочэн, Не Юнчэн [Не Жунчжэнь], Сяо Кэ, Сюй Сянцянь, Чэн Гуан [речь идет о Чэнь Гуане или Чжоу Эньлае], Дэн Сяопин, Е Цзяньин, которые пользуются всеобщей известностью не только в партии, но и во всей стране, как руководители и командиры частей 8-й армии; Дэн Инчао (женщина) [жена Чжоу Эньлая], Мао Цзэминь, Гао Ган, Сюй Тэли, Чэнь И, Лю Сяо, Чжан Цици, Цзэн Шань являются вполне проверенными и опытными партийными работниками...
      Мао Цзэдун действительно является самой крупной политической фигурой в КПК. Он лучше других руководителей КПК знает Китай, знает народ и правильно разбирается в политических событиях и в основном правильно ставит задачи"27.
      Как видно, подавляющее большинство рекомендованных лиц являлись сторонниками Мао Цзэдуна. Те же, кого Москва предлагала более не использовать на ответственной работе, считались в ИККИ приверженцами Ван Мина, ставшего на тот момент главным антагонистом Мао. ИККИ и стоявший за его спиной Сталин явно старались помочь избранному ими вождю КПК консолидировать власть. В этом они даже переборщили: ни Кан Шэна, к тому времени открыто переметнувшегося на сторону Мао, ни некоторых других партработников Мао Цзэдун уже не считал своими врагами. Кан Шэна он даже пытался защитить в одном из писем Димитрову: "Кон Син [Кан Шэн] - надежный человек"28. Интересно, что в то же самое время младший брат Мао Цзэдуна Мао Цзэминь, находясь в 1939 г. в Москве, высказывал критические замечания в адрес Кан Шэна: "Сейчас в Яньани создана высшая партийная школа, которой заведует загадочный Кан Шэн. Он среди учащихся создает свою агентурную сеть и вербует людей. Я боюсь, что это не партийная школа, являющаяся кузницей партийных кадров, а школа, через которую Кан Шэн и др. создают свои кадры"29. Возможно, младший брат не был в курсе всех дел брата старшего!
      Укреплению авторитета избранного Москвой вождя КПК способствовала и финансовая помощь, которую китайская компартия получила со стороны Коминтерна и ВКП(б) не только в 1920-е гг. (о чем всегда было известно), но и в 1930-е годы. Речь идет о десятках миллионов американских долларов. Так, в ноябре 1936 г. Исполком Коминтерна принял решение предоставить китайской компартии финансовую помощь в размере 550 тыс. американских долларов. Первая часть этой суммы в размере 150 тыс. американских долларов ИККИ собирался передать уже в конце ноября. В телеграмме Секретариата ИККИ в Секретариат ЦК КПК от 2 марта 1937 г. было обещано увеличить в текущем году финансовую помощь КПК до 1 млн. 600 тыс. американских долларов. На самом же деле в 1937 г. размер коминтерновской помощи КПК приближался к 2 миллионам американских долларов30. Агенты Отдела международной связи (ОМС) Исполкома Коминтерна в Шанхае передавали деньги для ЦК КПК через Сун Цинлин, вдову бывшего первого президента Китая Сунь Ятсена, которая оказывала помощь Москве и КПК по идеологическим соображениям. Именно с ней контактировал Мао Цзэдун. В ноябре 1936 г., например, в ответ на адресованное ей письмо Мао, в котором говорилось о финансовых трудностях КПК, Сун Цинлин помогла коминтерновским представителям передать Мао 50 тыс. американских долларов через коммуниста Пань Ханьняня. "Почти коммунистка", - отзывался о ней Димитров, отлично зная, что Сун Цинлин, помимо участия в финансовых операциях, поставляла советской разведке и конфиденциальную информацию о положении дел в стране. В секретной корреспонденции Иностранного отдела НКВД она фигурировала под своим западным именем, мадам Сузи31.
      СССР продолжал оказывать финансовую помощь китайской компартии (то есть фактически Мао Цзэдуну) даже после того, как 22 июня 1941 г. на Советский Союз напала гитлеровская Германия! В особых папках политбюро ЦК ВКП(б) хранится соответствующий документ: решение политбюро от 3 июля 1941 г. выделить ИККИ "один миллион американских долларов для оказания помощи ЦК компартии Китая". Исполком Коминтерна запрашивал у политбюро больше - два миллиона, но остался удовлетворен и одним32. Именно в тот день, 3 июля, Сталин впервые после начала войны выступил по радио с обращением к народу, признав оккупацию германскими войскам Литвы, значительной части Латвии, западной части Белоруссии и части Западной Украины. Фашистская авиация бомбила Мурманск, Оршу, Могилев, Смоленск, Киев, Одессу и Севастополь, а политбюро принимало решение направить один миллион американских долларов ЦК китайской компартии!
      Чувствуя поддержку Кремля и используя советские деньги, Мао в 1941 г. инициировал движение "чистки" партии (чжэнфэн), главным объектом которой и стал Ван Мин. Отношение Сталина к Ван Мину было настороженным уже с декабря 1936 г., со времени известного Сианьского инцидента, когда мятежный маршал Чжан Сюэлян арестовал в г. Сиань (пров. Шэньси) главу Национального правительства Чан Кайши вопреки желанию Сталина, стремившегося превратить Чан Кайши в союзника. Сталин тогда неожиданно позвонил Димитрову и, не скрывая раздражения, спросил: "Кто этот ваш Ван Мин? Провокатор? Хотел послать телеграмму убить Чан Кайши". Димитров ответил, что ничего об этом не знает. "Я Вам найду эту телеграмму!" - бросил трубку Сталин33. Телеграммы он, правда, не предъявил. Скорее всего ее просто не было, а Сталина кто-то неправильно информировал. Однако эпизод был весьма характерным: к Ван Мину вождь относился с большой подозрительностью.
      И вот в конце 1930-х гг. Сталин фактически "кинул" Ван Мина. Последний, правда, продолжал пользоваться доверием Димитрова, у которого за время работы в Москве сложились с Ван Мином добрые приятельские отношения. Ван Мин и его жена Мэн Циншу перед отъездом на родину в ноябре 1937 г. оставили в семье Димитрова свою дочь Фаину (ей было тогда пять лет), и Димитров и его жена Роза удочерили ее. Понятно поэтому, что Генеральный секретарь ИККИ должен был с особым беспокойством следить за судьбой друга, превратившегося в главного оппозиционера Мао. Однако без санкции Сталина Димитров ничего не мог предпринять.
      Другими объектами чжэнфэна стали Цинь Бансянь и остальные "28 большевиков". Кстати, многие из тех, кого Мао "чистил" в те годы, входили в тот самый список лиц, к которым Москва относилась с недоверием. Досталось, правда, и Чжоу Эньлаю - за прошлую оппозицию Мао Цзэдуну. Важнейшей составной частью чжэнфэна была выработка канонического курса истории партии. И здесь Мао опять-таки твердо следовал заветам своего учителя. "История иногда требует, чтобы ее исправляли", - как-то проговорился Сталин. Сомнений в этом не было и у Мао. Образцом ему служил "Краткий курс истории ВКП(б)"34. В новой, канонической, истории партии главная роль будет отдана именно Мао.
      Но в полную силу развернуться вождю КПК Сталин не дал. Даже после того, как Мао с помощью ИККИ достиг высшей власти, Москва не разрешала ему принимать какие бы то ни было кардинальные санкции в отношении коминтерновских кадров, к которым он испытывал недоверие. Мао пытался переубедить Москву, но тщетно. О том, как он действовал, дает, например, представление доклад Димитрову от 8 января 1940 г., посланный находившимися в то время в Москве Лю Ялоу, Линь Бяо (будущий министр обороны КНР) и Мао Цзэминем. Этот документ был непосредственно заострен против Чжоу Эньлая, Жэнь Биши, Сян Ина и Цинь Бансяня. В докладе, в частности, утверждалось: "За военный авантюризм должен отвечать в основном т. Чжоу Эньлай, а его основными помощниками были тт. Хан Ин [Сян Ин] и Чжен Лин [Жэнь Биши]"35. О Цинь Бансяне же в докладе почти в открытую говорилось, что он является врагом революции. То, что авторами доклада были три близких Мао Цзэдуну человека, заставляет предположить, что документ был написан и послан руководителю ИККИ с ведома Мао. Однако несмотря на это и невзирая на тяжесть обвинений, выдвинутых в адрес известных деятелей КПК, документу не было дано хода: учитывая политическую обстановку того времени, не приходится сомневаться в том, что решение положить доклад "под сукно" должен был принять не Димитров, а Сталин. Генеральный секретарь ИККИ не являлся самостоятельной фигурой.
      К началу 1943 г. борьба между Мао и Ван Мином обострилась. Ван Мин сказался больным, чтобы избежать участия в проработочных кампаниях. 15 января 1943 г. Димитров получил тревожное сообщение из Яньани по линии военной разведки, скорее всего от Владимирова. В сообщении говорилось, что Ван Мин был серьезно болен. "Необходимо его лечение в Чэнду или в СССР, - доносил советский разведчик, - но Мао Цзэдун и Кон Син [Кан Шэн] не хотят выпускать его из Яньани, опасаясь, что он даст неблагоприятную на них информацию". Стараясь выиграть время, Димитров посоветовал разведывательному управлению не вмешиваться во внутренние дела китайских коммунистов36.
      Ван Мина это, однако, удовлетворить не могло. В конце января 1943 г. он сам, как уже говорилось, через Владимирова и Орлова направляет телеграмму Сталину и Димитрову, в которой в открытую обвиняет Мао Цзэдуна в антикоминтерновской деятельности. 3 февраля Димитров получает телеграмму и от Мао Цзэдуна, содержащую резкие обвинения в адрес Ван Мина: как видно, Мао стало известно о наветах своего врага, и он поспешил контратаковать. Конфликт обострялся. 11 февраля Димитрову неожиданно позвонил В. Г. Деканозов, бывший посол СССР в нацистской Германии, заместитель Наркома иностранных дел СССР. Разговор пошел о Ван Мине: Деканозов посоветовал передать Ван Мину, чтобы тот напрямую обратился к советскому послу А. С. Панюшкину, который бы тогда запросил разрешение на выезд Ван Мина из Китая у Чан Кайши. Возможно, Деканозов по своим каналам получил соответствующую информацию и, зная о приятельских отношениях Димитрова с Ван Мином, поспешил проявить внимание. А вдруг это была провокация? Слишком уж странный ход. Почему надо было запрашивать разрешение у Чан Кайши, а не у Мао Цзэдуна? Скорее всего, Деканозов его проверял: ставит ли Димитров личные отношения выше интересов международного комдвижения. Пришлось Димитрову пожертвовать старым другом. Димитров ничего не стал предпринимать. А через несколько месяцев, 13 декабря 1943 г., отправил Ван Мину пессимистическое послание: "Что же касается вашей партийной работы, постарайтесь это сами урегулировать. Вмешательство отсюда сейчас нецелесообразно"37. Судьба Ван Мина, казалось, была предрешена.
      И вдруг произошло чудо. Буквально через несколько дней после пессимистической телеграммы, 22 декабря 1943 г., Димитров послал личное письмо вождю КПК, в котором настоятельно рекомендовал не преследовать Ван Мина. Одновременно он просил не трогать и Чжоу Эньлая, также, по сведениям советской разведки, подвергавшегося критике в ходе чжэнфэна. "Я считаю политически неправильной проводимую кампанию против Чжоу Эньлая и Ван Мина. - писал он. - ...Таких людей, как Чжоу Эньлай и Ван Мин, надо не отсекать от партии, а сохранять и всемерно использовать для дела партии"38. Вне всякого сомнения, Димитров должен был получить на это указание Сталина. Или, по крайней мере, санкцию.
      Что случилось за девять дней? Почему Сталин решил сохранить Ван Мина? Возможно, захотел использовать его как некий противовес Мао в будущем? Кто знает, что двигало кремлевским диктатором.
      Письмо Димитрова от 22 декабря не осталось без внимания. В ответ Мао прислал даже две телеграммы, 2 и 7 января 1944 года. В первой из них, в частности, говорилось: "Наши отношения с Чжоу Эньлаем очень хорошие. У нас совсем нет никакого намерения отсекать его от партии. У Чжоу Эньлая много успехов и достижений". В то же время Мао не был еще готов отступить в вопросе о Ван Мине. "Ван Мин занимался различной антипартийной деятельностью, - возражал он Димитрову. - Все это доведено до сведения всех партийных кадров. Но мы не собираемся делать это всеобщим достоянием партийной массы в целом, еще меньше собираемся мы публиковать это для ознакомления всей беспартийной массы. В результате критики всех грехов Ван Мина в среде высших партийных кадров, эти кадры еще сильнее сплотились, объединились... С моей точки зрения, Ван Мин - ненадежный человек. Ван Мин раньше был арестован в Шанхае. Несколько человек показали, что он в тюрьме признал свою принадлежность к компартии. Потом он был освобожден. Говорилось также о его сомнительной связи с Мифом. Ван Мин занимался различной антипартийной деятельностью"39.
      Через пять дней, однако, Мао все-таки отступил: он прекрасно понимал, кто на самом деле ведет с ним переписку! "Внутрипартийные вопросы: политика в этой области направлена на объединение, на укрепление единства, - попытался он загладить излишнюю резкость предыдущего послания. - По отношению к Ван Мину будет проводится точно такая же политика. В результате работы, проведенной во втором полугодии 1943 года, внутрипартийное положение, единство партии в значительной степени улучшилось. Я прошу Вас не волноваться. Все Ваши мысли, все Ваши заботы близки моему сердцу, тем более, что мои мысли и мои заботы в основном те же"40.
      Получив телеграмму от 7 января, Димитров, наконец-то мог успокоиться. Мао оставался лояльным Москве. "Особенно меня обрадовала Ваша вторая телеграмма, - написал Димитров ему 25 февраля. - Я не сомневался, что Вы отнесетесь к моим дружеским замечаниям с должным серьезным вниманием и примите соответствующие меры, продиктованные интересами партии и нашего общего дела. Я был бы Вам очень благодарен, если бы Вы проинформировали меня о том, к каким практическим результатам привели принятые Вами меры. С братским приветом. Крепко жму Вашу руку"41.
      За несколько дней до этого, 19 января, Димитров отправил телеграмму и Ван Мину - по поводу его отношений с Мао, проинформировав затравленного приятеля об успешных переговорах с его врагом. Нельзя сказать, что Ван Мин был полностью удовлетворен. Однако он понял, что большего от Сталина и Димитрова ему ждать нельзя. Вождем партии Москва его не желала видеть, но и отдавать его на растерзание Мао не собиралась. Надо было смириться. 7 марта Димитров получил ответ от старого друга: "Дорогой Г. М. [Димитров]! В течение декабря-января мне передали две Ваши телеграммы. Благодарю Вас за заботу о КПК и обо мне. Мое отношение к Мао Цзэдуну остается таким же, как и было раньше, ибо я всей душой поддерживаю его как вождя партии, независимо от личных разногласий между нами в прошлом по отдельным вопросам политики антияпонского национального единого фронта и серьезнейшей кампании, которая в течение последнего года проводилась против меня по вопросам внутрипартийной жизни. [Один] товарищ мне сказал, что он систематически информирует Вас по всем этим вопросам. Я не знаю, что в этой области Вас интересует и какие вопросы неясны. Пожалуйста, дайте указания, и я отвечу. В течение последнего года в партии проводилась кампания по пересмотру всей ее истории на основе идей и деятельности Мао Цзэдуна. Он представляется главным представителем китайского большевизма и китаизированного марксизма-ленинизма. Понимая, что Вы можете усилить авторитет партии, что особенно важно в условиях, когда отсутствует Коминтерн, в условиях, когда акцент делается на КПК как национальную пролетарскую партию, я полностью поддерживаю эту кампанию. Я уже устно и письменно заявил Мао Цзэдуну и КПК, что борьба с лилисаневщиной, выдвижение новой политики антияпонского национального единого фронта - заслуга Мао Цзэдуна, а не моя, как я ранее считал. Я также заявил, что я дезавуирую все политические разногласия. Сердечно благодарю Вас и дорогую Розу за долголетнюю заботу и воспитание моей дочери"42.
      На состоявшемся наконец в апреле-июне 1945 г. VII съезде партии и Чжоу Эньлай, и Ван Мин были включены в состав Центрального комитета, а Чжоу Эньлай даже укрепил свои позиции в высшем эшелоне партии.
      Вполне возможно, что Сталин и отзывался о Мао в своем ближнем кругу как о "пещерном марксисте". Вероятно, и Мао имел основания обижаться на то, что Сталин ему не доверял. Но кому вообще "вождь народов" верил? Кого из самых преданных оруженосцев не презирал? Кого считал великим марксистом? Все они для него были лишь фигурами на его шахматной доске.
      История КПК как 1930-х, так и 1940-х гг. может быть понята только, если мы примем во внимание неизменную идеологическую и во многом политическую зависимость лидеров КПК от Москвы. Об этом, помимо прочего, говорят и многочисленные архивные документы, в которых содержится информация о проходивших в Коминтерне многочисленных проработках руководящих деятелей КПК, вынужденных выступать с самокритикой или отстаивать свою невиновность в связи с обвинениями в т.н. "троцкистской деятельности". Существует даже свидетельство, по крайней мере, косвенное того, что в 1938 г. Сталин, планируя проведение крупного политического процесса над работниками Коминтерна, включил в список предполагавшихся обвиняемых таких китайских коммунистов, как Чжоу Эньлай, Лю Шаоци, Кан Шэн, Чэнь Юнь, Ли Лисань, Чжан Вэньтянь, Ван Цзясян, Жэнь Биши, Дэн Фа, У Юйчжан, Ян Шанкунь и Дун Биу. Именно на этих лиц выбивал в то время показания из арестованного НКВД в марте 1938 г. Го Чжаотана, в то время являвшегося сотрудником отдела кадров ИККИ, следователь А. И. Лангфанг. Лангфанг пытался выбить показания и на бывшего руководителя КПК Цюй Цюбо, который к тому времени, в 1935 г., уже был казнен гоминьдановцами. Вне сомнения он делал это не по собственной инициативе. Характерно, что никто из этих лиц, за исключением Чжоу Эньлая, не вошел в 1940 г. в список рекомендованных ИККИ членов высшего руководящего состава КПК.
      Показательный коминтерновский процесс Сталин предполагал провести в конце весны 1938 г. в дополнение к трем уже состоявшимся процессам - над Зиновьевым и Каменевым, Радеком и Пятаковым, Бухариным и Рыковым. На этот раз главным обвиняемым должен был стать секретарь ИККИ И. А. Пятницкий. Ведущие роли отводились и руководящим деятелям Исполкома Коминтерна Бела Куну и В. Г. Кнорину43, в то время как китайцы должны были сыграть роли второго плана. Кто знает, если бы Сталин не отказался от этого плана, возможно, многие крупные деятели КПК стали бы его жертвами44.
      Был бы коминтерновский процесс на руку Мао Цзэдуну? Вероятно, да. Ведь устранение из руководства китайской компартии крупных фигур, лояльность которых Мао и Сталин, как мы видели, ставили под сомнение, только укрепило бы власть нового сталинского протеже в Китае. Но в итоге Мао обошелся и без процесса. Всего того, что Сталин для него сделал, ему вполне хватило. В начале 1940-х гг. с помощь всесильного кремлевского диктатора Мао достиг высшего положения в КПК. Через девять лет при поддержке того же Сталина Мао Цзэдун одержит впечатляющую победу над своим историческим противником Чан Кайши. В результате континентальный Китай окажется в тисках коммунистической диктатуры. Верный сталинский ученик Мао Цзэдун начнет построение в своей стране советской модели политического, социального и экономического развития. Иными словами, установит в Китае режим сталинизма, означающего безраздельную власть коммунистической партии, строго централизованной и иерархичной, безграничный культ партийного лидера, всеохватывающий контроль за политической и интеллектуальной жизнью граждан со стороны органов общественной безопасности, огосударствление частной собственности, жесткое централизованное планирование, приоритетное развитие тяжелой промышленности и огромные расходы на национальную оборону.
      К середине 1950-х гг. советская сталинизация Китая будет завершена, и Мао Цзэдун выступит с обоснованием собственной теории социалистического строительства, которая в дальнейшем получит название маоизма. Однако сама эта новая концепция явится не более, как китайской формой сталинизма, влияние которого на общественно-политическую жизнь КНР ощущается до сих пор45.
      Примечания
      1. FAIRBANK J. K. The United States and China. Cambridge, Mass. 1948; SCHWARTZ B. I. Chinese Communism and the Rise of Mao. Cambridge, Mass. 1951; BRANDT C., SCHWARTZ B. and FAIRBANK J. K. A Documentary History of Chinese Communism. Cambridge, Mass. 1952; NORTH R. C. Moscow and Chinese Communists. Stanford, Calif. 1953.
      2. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 495, оп. 225, д. 6 - 2, л. 6; ДИМИТРОВ Г. Дневник (9 март 1933 - 6 февруари 1949). София. 1997, с. 352; ВЛАДИМИРОВ П. П. Особый район Китая 1942 - 1945. М. 1975.
      3. ХРУЩЕВ Н. С. Время. Люди. Власть. (Воспоминания в 4-х кн.). Кн. 3. М. 1999, с. 23; ВЕРЕЩАГИН Б. Н. В старом и новом Китае. Из воспоминаний дипломата. М. 1999, с. 123; Мао Цзэдун о Коминтерне и политике Сталина в Китае. - Проблемы Дальнего Востока, 1994, N 5, с. 107; Brothers in Arms. The Rise and Fall of the Sino-Soviet Alliance. 1945 - 1963. Stanford, Calif., 1998, p. 338 - 340, 348, 350, 354 - 355; LI ZHISUI. The Private Life of Chairman Mao: The Memoirs of Mao's Personal Physician. N.Y. 1994, p. 117.
      4. ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док. -ты. Т. III. М. 1999, с. 48, 1067, 1108 - 1109.
      5. Сборник материалов по истории развития организаций КПК - эволюция руководящих органов и их персонального состава. Пекин. 1983, с. 163 (на кит. яз.).
      6. Артур Эрнст Эверт (1890 - 1959) был членом Компартии Германии с 1919 г., членом ее ЦК в 1923 и 1927 - 1929 гг., а в 1925 - 1929 гг. являлся членом политбюро ЦК КПГ. В 1929 - 1931 гг. он был заместителем заведующего Восточным лендерсекретариатом ИККИ в Москве. В 1932 г. прибыл в Шанхай в качестве представителя Коминтерна в Китае и секретаря Дальбюро ИККИ. Он оставался в этой стране до 1934 года. После этого Сталин отправил его налаживать коммунистическую работу в Бразилии, где в 1935 г. Эверт был арестован за организацию вооруженного коммунистического восстания. В 1945 г., после 10 лет тюрьмы, где его подвергали бесчеловечным пыткам, он был выпущен на свободу по амнистии. В конце жизни страдал умопомешательством. Умер в ГДР.
      7. Сборник материалов, с. 49; ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док.-ты. Т. IV. М. 2003, с. 146 - 148, 152 - 153, 158 - 159. См. также РГАСПИ, ф. 495, оп. 225, д. 71, т. 3, л. 176 - 179.
      8. ВАН СУН (Лю Ялоу), ЛИ ТИН (Линь Бяо) и ЧЖОУ ДЕНЬ (Мао Цзэминь). Доклад Генеральному секретарю ИККИ Г. Димитрову. 8 января 1940 г. - РГАСПИ, ф. 495, оп. 225, д. 477, л. 49.
      9. См. ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док.-ты. Т. IV, с. 194, 295, 585 - 586.
      10. Сборник материалов, с. 198; ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док.-ты. Т. III, с. 49.
      11. См. ЦИН ШИ (Ян Куйсун). Сдерживал ли Коминтерн Мао Цзэдуна. - Волны столетия, 1997, N 4, с. 33 (на кит. яз.).
      12. Цит. по: ТИТОВ А. С. Материалы к политической биографии Мао Цзэдуна. Т. 2. М. 1970, с. 137.
      13. РГАСПИ, ф. 495, оп. 225, д. 71, т. 1, л. 242 - 243.
      14. Там же, д. 6, т. 1, л. 62, 63.
      15. Коммунистический Интернационал, 1935, N 33 - 34, с. 83 - 88. А. М. Хамадан (настоящая фамилия Файнгар) родился в 1908 г. в Дербенте. До своего назначения в "Правду" (1932 г.) несколько лет работал в Генеральном консульстве СССР в Харбине в качестве заведующего Информбюро. Впоследствии - заместитель главного редактора журнала "Новый мир". В начале войны - корреспондент ТАСС. Судьба Хамадана сложилась трагически. В 1942 г. в Севастополе он попал в плен к гитлеровцам. В лагере для военнопленных (где его знали под именем Михайлов) вел подпольную работу, за что был заключен в тюрьму, а затем, в мае 1943 г., казнен. О его жизни см.: ХАМАДАН А. М. Записки корреспондента. М. 1968.
      16. ХАМАДАН А. Вождь китайского народа - Мао Цзэдун. - "Правда", 13.XII.1935; его же. Вожди и герои китайского народа. М. 1936.
      17. Книга Э. Сноу была впервые опубликована в Лондоне в 1937 г. См. SNOW E. Red Star Over China. Lnd. 1937.
      18. СНОУ Э. Героический народ Китая. М. 1938, с. 72, 74; SNOW E. Op. cit., p. 83, 84; МАО ЦЗЕДУН. Биографический очерк. М. 1939; ЭМИ СЯО. Мао Цзэдун. Чжу Дэ (Вожди китайского народа). М. 1939.
      19. См. ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док-ты. Т. III, с. 49.
      20. См. ЯН КУЙСУН. Отношения между КПК и Москвой. 1920 - 1960. Тайбэй. 1997, с. 420 (на кит. яз.). Вместе с Чэнь Юнем и Пань Ханьнянем в Москву прибыла и вдова бывшего руководителя КПК Цюй Цюбо, технический секретарь Организационного отдела ЦК КПК Ян Чжихуа, однако, она не принимала участие во встрече с Мануильским.
      21. ВАН СУН (Лю Ялоу), ЛИ ТИН (Линь Бяо) и ЧЖОУ ДЕНЬ (Мао Цзэминь). Доклад Генеральному секретарю ИККИ Г. Димитрову. 8 января 1940 г., л. 53.
      22. Об одном из таких конфликтов см.: ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док-ты. Т. III, с. 1306 - 1327.
      23. См. РГАСПИ, ф. 495, оп. 225, д. 71, т. 3, л. 185; Хронологическая биография Ван Цзясяна. Пекин. 2001, с. 190 (на кит. яз.).
      24. См.: там же, с. 196; Хронологическая биография Мао Цзэдуна. 1893 - 1949. Т. 2. Пекин. 2002, с. 90 (на кит. яз.); Биография Мао Цзэдуна 1893 - 1949. Пекин. 2004, с. 531 (на кит. яз.); ЛИ ВЭЙХАНЬ. Воспоминания и исследования. Т. 1. Пекин. 1986, с. 415 - 416 (на кит. яз.).
      25. РГАСПИ, ф. 495, оп. 225, д. 472, л. 189.
      26. По словам Ли Лисаня, "Ван Мин на VII конгрессе и в других местах преувеличивал цифры и факты... Ван Мин считал, что преувеличивать цифры и факты нужно для пропаганды". Там же, д. 6, т. 1, л. 63. По приказу Ван Мина его секретарь Ляо Хуаньсин (псевдоним - Ганс Ляо) подтасовывал материалы, чтобы создать у ИККИ видимость бурного революционного подъема в Китае (там же).
      27. Там же, ф. 495, оп. 225, д. 472, л. 186 - 189; ф. 495, оп. 74, д. 314.
      28. ДИМИТРОВ Г. Ук. соч., с. 403.
      29. РГАСПИ, ф. 495, оп. 225, д. 472, л. 18.
      30. См. ЯН КУЙСУН. Попытка крупномасштабной помощи Советского Союза китайской Красной армии. - Новые исследования по [истории] отношений между Советским Союзом, Коминтерном и китайской революцией. Пекин. 1995, с. 324 - 326 (на кит. яз.).
      31. См. ВКП(б), Коминтерн и советское движение в Китае. Док-ты. Т. IV, с. 1092; Mao's Road to Power. Revolutionary Writings. 1912 - 1949. Armonk, Lnd. 1999, p. 356 - 357; ДИМИТРОВ Г. Ук. соч., с. 117.
      32. РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 36, л. 41; ДИМИТРОВ Г. Ук. соч., с. 238.
      33. ДИМИТРОВ Г. Ук. соч., с. 118.
      34. Там же, с. 101. О влиянии "Краткого курса историиВКП(б)" на Мао Цзэдуна см.: HUA-YU LI. Stalin's Short Course and Mao's Socialist Economic Transformation of China in the Early 1950s. - "Russian History". Vol. 29. N 2 - 4 (Summer-Fall-Winter 2002), p. 357 - 376.
      35. ВАН СУН (Лю Ялоу), ЛИ ТИН (Линь Бяо) и ЧЖОУ ДЕНЬ (Мао Цзэминь). Доклад Генеральному секретарю ИККИ Г. Димитрову. 8 января 1940 г., л. 52.
      36. ДИМИТРОВ Г. Ук. соч., с. 349.
      37. Там же, с. 352, 354, 396.
      38. Коммунистический Интернационал и китайская революция. Док-ты и материалы. М. 1986, с. 296.
      39. ДИМИТРОВ Г. Ук. соч., с. 402 - 403.
      40. Там же, с. 403.
      41. Там же, с. 407.
      42. Там же, с. 404, 412.
      43. О подготовке этого процесса см.: STARKOV B. A. The Trial That Was Not Held. - "Europe-Asia Studies". 1994. Vol. 46, N 8, p. 1297 - 1316; MULLER R. Der Fall des Antikomintem-Blocks - ein vierter Moskuaer SchauprozeB. - "Jahrbuch fur Historische Kommunismusforschung", 1996, S. 187 - 214.
      44. То, что Сталин отказался от идеи процесса не спасло, тем не менее, Пятницкого, Бела Куна и Кнорина. Они были расстреляны без суда. Помимо них было уничтожено большинство известных коминтерновских специалистов по Китаю: А. Е. Альбрехт, Л. Н. Геллер, Н. А. Фокин, Т. Г. Мандалян, Павел Миф, Н. М. Насонов, М. Г. Рафес, И. А. Рыльский, Гейнц Нойман, Йозеф Погани и другие. Только немногие избежали репрессий. Среди них - Артур Эверт и Отто Браун. Бывший представитель Исполкома Коммунистического Интернационала Молодежи в Китае С. А. Далин, а также бывший советник по финансовым вопросам при Национальном правительстве Гоминьдана М. Альский (В. М. Штейн) провели в советских трудовых лагерях почти по двадцать лет каждый.
      45. "Issues and Studies". Vol. 41, N 3, p. 181 - 207.
    • Иосиф Сталин и Иван Грозный: что между ними общего?
      Автор: Saygo
      Существует давняя, на мой взгляд несколько странная традиция - сравнивать Сталина с Иоанном Грозным. Какова цель подобного сопоставления? Кто заказал такой пиар и кого пиарят? Аналогично в Китае сравнивают Мао и Цинь Шихуанди.
      Разные эпохи, разные ситуации, разное мировоззрение. Так к чему подобные комбинации?