Страна Пунт: проблемы локализации

   (0 отзывов)

Неметон

Пунт…Путешествия в этот загадочный регион имеет давнюю историю, восходящую к эпохе Древнего царства. Рабы-пунтийцы встречались в Египте уже со времен IV династии. Известно, что у одного из сыновей царя Хуфу (Хеопса) был пунтийский раб. При фараоне V династии Сахура была отправлена экспедиция в Пунт, доставившая в Египет мирровую смолу и электрум, как об этом говорится в летописи Палермского камня: «из Пунта доставили 80 тыс. мер благовоний, смолы, 6 тыс. электрона, балок 2900…». Благовония и смолы использовались для притираний, ритуальных целей. Балки из ценных пород дерева были характерной чертой архитектуры Древнего царства, впоследствии утраченной в силу проблем в переходные периоды, когда связь с Пунтом прерывалась, и скудного обеспечения Египта источниками дерева, пригодного для строительства. Причем, страна Пунт являлась источником не только ценного и редкого для Египта сырья, но и обогатила культуру и религию Египта новыми персонажами. Тем более, что, судя по древнеегипетским изображениям, древнейшие племена, населявшие легендарную страну, внешне походили на египтян, а известные древние культы египетской богини плодородия, изображавшейся в виде женщины с рогами небесной коровы, и карликообразного божества Беса, несомненно, тесно связаны с религиозными культами африканских народов.

e708c3276029.jpg.880a2cf2dc2bb03a0d01150

В локализации Страны Богов много неясного. При наличии множества гипотез, которые помещают ее от Колхиды до Индостана, четкой определенности нет. Поэтому представляется целесообразным рассмотреть некоторые свидетельства древнеегипетских вельмож, которые исполняя поручения фараонов, оставили любопытные свидетельства своих путешествий, позволяющих предположить местонахождение полумифической страны…

Биография элефантинского номарха Хуефхора, современника Меренры и Пиопи II, начертанная на его гробнице, высеченной в скалах у 1-го порога, повествует о трех путешествиях, совершенных им по приказу фараонов в Нубию. Первое путешествие он совершил по приказу Меренры в район между 1 и 2 порогами Нила, в область Северной Нубии, именуемой Иам. Экспедиция заняла 7 месяцев. Второе путешествие заняло уже 8 месяцев, что говорит о расширении исследованной территории на юг от Иама, в местности Ирерчет и Сечу.

huefhor.png.a7834a0695e3aaa1138e048d9d8b

Следует отметить, что египтяне активно вмешивались в конфликты нубийских и ливийских племен, поддерживая лояльно настроенных правителей. Во время третьего путешествия в страну Иам Хуефхор «встретил…правителя Иама, когда он направлялся к стране ливийцев, чтобы поразить ливийцев до западного угла неба». Отряд Хуефхора присоединился к войскам правителя Иама и «пошел следом за ним к стране ливийцев, умиротворил ее, дабы она молила богов всех за царя».

Кроме того, в этой местности Хуефхором были захвачены или получены в качестве дани различные ценные товары, которые перевозились на ослах: «Спустился я с 300 ослов, нагруженных благовониями, эбеновым деревом, притираниями, продуктами – сат, шкурами пантер, слоновой костью, изделиями – ченна и всевозможными превосходными вещами».

Следует отметить, что перечень с подобными товарами совпадает с теми, которые упоминаются в более поздних документах, как товары страны Пунт, и то, что Хуефхор исследовал области Нубии к югу от Элефантины, представляется весьма любопытным.

После смерти Меренры. его сын Пиопи II, вновь прибег к его услугам, направив номарха в Иам со специальной миссией, о которой известно из его указания Хуефхору:

«Мне известно содержание этого письма твоего, посланного тобой царю во дворец, чтобы дать знать о том, что ты благополучно спустился в Иам вместе с воинами, бывшими с тобой. Сообщил ты в этом письме своем, что доставил ты дары всякие великие и прекрасные, пожалованные Хатор, владычицей Имемаау для духа царя Верхнего и Нижнего Египта Ноферкара (тронное имя Пиопи), живущего во веки веков. Сказал ты в этом письме, что доставил карлика для плясок бога, из страны Духов подобно карлику, доставленному казначеем бога Баурджедом из Пунта во времена царя Асеса».

Из указанного отрывка видно, что:

Страна Духов и Пунт имеют разную локализацию

Контакты с Пунт осуществлялись со времен Древнего царства, а именно V династии, которой относится Асес.

Племя карликов обитало и в Северной Нубии, и в Пунте, откуда из вывезли Баурджед и Хуефхор в разное время. Можно предположить, что племя было крайне малочисленно, хотя и обитало на довольно большой территории, скуорее всего в труднодоступных районах Центральной Африки, на что указывает захват только одного представителя народа. (К слову, современные племена пигмеев также имеют большой ареал распространения в Африке)

Возможно, что карлик, захваченный в Иаме, имел ритуальное значение и был связан с культом богини Хатор, которая в облике Тефнут считалась вышедшей из Нубии. Известный культ карлика Беса, т.о. зародился в период правления V-VI династии и берет начало в Нубии или Пунте. Локализация захвата карлика в этих регионах может свидетельствовать о том, что в период Древнего царства расселение этого народа карликов (возможно, пигмеев) охватывало земли на юг от 2 нильского порога (Страна Духов) и до страны Пунт, локализация которой четко не установлена.

Следует отметить, что прибытие карлика в столицу имело принципиальное значение для Пиопи. К этому выводу можно прийти, если обратить внимание на особое внимание, которое придавал фараон этому пленнику:

«Итак, плыви вниз по течению ко двору немедленно…Доставь с собой этого карлика, которого ты привел из Страны Духов живым, здоровым и невредимым, для плясок бога, для увеселений, для развлечений царя Верхнего и Нижнего Египта Ноферкара, живущего вечно».

Складывается ощущение, что письмо Хуефхору посвящено именно доставке в столицу представителя маленького народа, т.к фараон проявляет особое беспокойство относительно его жизни и здоровья:

«Когда будет спускаться он с тобою на судне, поставь надежных людей, которые бы находились позади него на обеих сторонах судна. Сторожи, чтобы не упал он в воду. Когда он будет спать ночью, поставь надежных людей, чтобы спали они позади него в палатке на палубе. Проверяй по десяти раз ночью. Желает мое величество видеть карлика этого более, чем дары синайских рудников и Пунта»

Т.о, вновь мы видим подтверждение тому, что Страна Духов и Пунт - разные территории. Кроме того, очевидно существования двух направлений, откуда в Египет шли потоки товаров – медные рудники Синая и та самая страна Пунт. То, что карлик в глазах фараона имел несравнимо большую ценность, чем блага упомянутых стран, подчеркивает его особый статус, выраженный в отношении к нему судовой команды.  Насколько видно из текста, карлик обладал определенной степенью свободы передвижения по судну в сопровождении охраны, ночевал на палубе, а не трюме в окружении охраны. Его покой контролировался ежечасно и чаще.

«Если прибудешь ты ко двору и действительно будет карлик этот с тобою жив, здоров и невредим, сделает мое величество для тебя больше, чем было сделано для казначея бога Баурджеда во времена царя Асеса, ибо согласно с желанием моего величества видеть этого карлика».

Особая ценность миссии Хуефхора и культовое назначение роли карлика подтверждается распоряжением храмам городов, через которые пролегал путь в столицу номарха Элефантины, всячески содействовать ему обеспечением провиантом и всем необходимым. Сомнительно, что такая забота была бы проявлена по отношению к рядовому пленнику:

«Были доставлены повеления правителю нового города, «другу», начальнику жрецов («слуг бога»), дабы он приказал взять от него продовольствие в каждом городе, где имеются амбары, в каждом храме, не освобождая их от взносов».

Итак, из биографии Хуефхора следует, что карлик, такой же, как доставленный из Пунта фараону Асесу, был захвачен им на территории Нубии и доставлен фараону Пиопи II. Путь элефантинского номарха пролегал только по Нилу, о чем свидетельствует распоряжение храмам номов оказывать ему всяческое содействие по пути в столицу, куда он должен был доставить карлика живым и невредимым.  Отметим для себя, что Страна духов (Нубия) и страна Богов (Пунт) имеют разную локализацию. Но, если карлик Хуефхора – представитель одного народа с карликом Асеса, то можно предположить, что в эпоху Древнего Царства Нубия и речной путь по Нилу являлись основными путями в Страну Богов? 

Вельможа Уна времен Пиопи I свидетельствует об организации пяти походов в страну «Обитателей Песков» (т.е. семитов Сирии) и морской экспедиции до «Носа Антилопы», располагавшегося в северной части этой страны. Известно, что также в царствование Пиопи II чиновник Ананхет был убит «жителями песков» на берегу моря во время постройки корабля.  В надписи Пиопинахта, который был послан за телом убиенного чиновника, читаем:

«Затем послал меня величество владыки в страну азиата, чтобы доставить ему «друга единственного», начальника переводчиков, начальника корабельщиков Ананхета, бывшего там на строительстве грузового корабля в Пунт. А его уничтожили азиаты- кочевники вместе с отрядами войска, что были с ним…».

Почему Пиопи предпринял попытку основать новую гавань на севере? С одной стороны, налицо удобство для сообщения с синайскими медными рудниками. С другой, возможность более эффективного распоряжения товарами, поступающими из Библа, с последующей доставкой в Пунт морем. Но, в условиях риска нападения кочевников-семитов («обитателей песков»), Пиопи был вынужден использовать древний путь из Коптоса, ставшего безальтернативным. Особое значение Коптоса подчеркивает надпись на стеле, найденной в 1910 году, содержащей декрет Пиопи II, освобождающем храмовое хозяйство бога Мина, покровителя Коптоса, от каких-либо обязанностей для дома фараона. Причем освобождались все категории населения, связанные с хозяйством храма, от номарха до рядовых работников.

puti_iz_koptosa_i_bubastisa.thumb.png.1b

«Начальник жрецов Мина города Коптоса в Коптосском номе, надзиратели жрецов, все службы владений дома Мина, надсмотрщики, слуги и хранительница Мина, наличный состав работного дома, строительные рабочие этого храма, которые в нем, - не допускает мое величество, чтобы они были отправлены во владения царя, на луга быков, луга ослов и мелкого скота пастухи его дома на какие-либо часы, какие-либо тяготы, насчитываемые в доме царя во веки веков. Они защищены для Мина Коптосского сегодня вновь и вновь по приказу и для блага царя верхнего и Нижнего Египта Неферкара, живущего вечно.

К указанным повинностям относились переноски, рытье, поручения начальника Верхнего Египта, поставки золота, меди, украшения, школы писцов, ежегодная продовольственная повинность, кормление людей, корм для скота, мази, веревки, канаты, кожи, работы в угодьях, работы в поле, транспортировка по воде и суше. Т.е. Коптос был всецело сосредоточен на обеспечении сообщения со страной Пунт, играя роль своеобразной свободной экономической зоны. Подобные налоговые льготы храмам были обоснованы.

Храмы также вели оживленную торговлю не только внутри страны, но и с сопредельными странами. Известно также, что они располагали своими военными отрядами. Войско вельможи Уны, отправленного для укрощения «жителей песков», состояло, помимо отрядов номархов, ливийцев и нубийцев, из воинов, предоставленных храмами. Храмы Амона-Ра и Пта имели свои флоты на Средиземном море и Красном морях, доставлявшим в их сокровищницы товары Финикии, Сирии, Пунта.  Храмовые корабли были освобождены от пошлин, что способствовало развитию храмовой торговли. Неудивительно, что именно со стороны жречества экспедиция, предпринятая значительно позднее Хатшепсут, нашла самую активную поддержку.

fivyi_torgovlya.thumb.png.967a81a351dd6d

В период Среднего царства южный центр Египта Фивы активно пользовались своим выгодным географическим положением на перекрестке торговых путей с областями Нубии, откуда постоянно доставляли золото, слоновую кость и рабов, и побережьем Красного моря, местом отправления к берегам Синая, где находились богатые медные рудники, и в страну Пунт.

Египтянам приходилось пересекать безводные районы пустыни и готовить большое количество воды, сандалий и провианта. На берегу Красного моря строились корабли и в сопровождении большого количества войск экспедиция отправлялась в Пунт. При Сенусерте I (XII династия) корабли были изготовлены на верфях Коптоса и посуху доставлены к красноморскому побережью, для чего были задействованы 3700 человек. В надписи «казначея царя (Аменемхета II) Нижнего Египта и начальника дворца Хентхетура» говорится о том, что он благополучно вернулся из Пунта в гавань Сау, которая находилась севернее Косейра. В этом же районе известна надпись о том, что на первом году царствования фараона XII династии Сенусерта II (1882 г до н.э) был сооружен его памятник в Стране бога. Торговля с Пунтом продолжалась и во времена XIII династии. В надписи Ноферхотепа упоминаются «благовония из страны Пунт» и «драгоценные камни из страны богов».

По всей дороге от Коптоса к морю в царствование Ментухотепа III (XI династия) под руководством вельможи Хену были выкопаны источники, из которых путники брали живительную влагу: «Я превратил дорогу в реку, красные земли (пустыню) в зеленый луг, я давал один бурдюк, два кувшина воды и двадцать хлебов каждому человеку каждый день, — без лишней скромности расписывал свои заслуги он. — Я построил двадцать водоемов в вади (пересохших реках) и два в Куахете…». Но фараоны не оставляли идеи о строительстве альтернативного Коптосу канала.

При Сенусерте II и Сенусерте III походы в Пунт продолжались, причем по воле последнего был сооружен судоходный канал, соединивший Нил с Красным морем. Единственным местом, откуда возможно было провести этот канал, была восточная часть Дельты, ее восточный рукав. От времен Сети I (XIX династия) до нас дошли изображения каналов, связывающих Нил с Горькими озерами. Один из них ответвлялся от этого рукава чуть ниже начала Дельты (у Гелиополя), другой – восточнее Бубастиса, вероятно, на выходе Вади-Сумилат. В последующие века канал не использовался и, постепенно, был заброшен, а его русло засыпал песок.

Морское плавание знаменитой экспедиции царицы Хатшепсут описано в надписи Дейр-эль-Бахри предельно кратко: «Плывут по великому зеленому, начинают прекрасный путь к стране бога. Причаливают благополучно к стране Пунт, это воины Владыки двух стран, первого в Карнаке, чтобы доставить ему чудесные вещи всех стран, так как он очень любит его [дочь свою Маа-ка-Ра]... больше, чем других царей, бывших в этой стране когда-либо».

Так как ни в этом отрывке, ни в других частях этой подробной надписи нигде не говорится о сухопутном переходе и перегрузке товаров на корабли во время пути, следует думать, что экспедиция шла не по дороге вдоль ущелья Вади-Хамамат, а все время двигалась по воде: сначала по Нилу, потом по каналу, наконец, по Красному морю, пока корабли не причалили к пунтийскому берегу.

Важным представляется вопрос о существовании даннических отношений между Египтом и Пунтом и населении Страны богов. «Большой папирус Гарриса» периода царствования Рамзеса IV (1204-1180 гг. до н.э), рубежного между Новым и Средним царством, свидетельствует:

«Я построил большие корабли и грузовые баржи к ним, с многочисленной командой и со множеством сопровождающих воинов. Их начальники корабельных отрядов под начальством чиновников и надсмотрщиков, снаряжающих их нагружая египетскими товарами, без числа. Они отправляются десятками тысяч в море и прибывают в Пунт. Не терпят они крушения, отправляясь с грузом. Нагружены эти корабли и баржи произведениями страны бога, всевозможными чудесными и таинственными вещами чужеземной страны, множеством мирровой смолы Пунта, в количестве десятка тысяч, без числа. Дети вождей страны бога выступают вперед, со своими приношениями для Египта. Они направляются к Коптской пустыне. Причаливают они благополучно вместе с имуществом своим, которое доставляют они в Египет. Они нагружают его на ослов и людей, двигаясь сухим путем, они нагружают его на ладьи, двигаясь по реке. Они достигают, двигаясь на север, гавани Коптоса. Прибывают они в праздник, держа перед собой дары чудесные. Дети вождей их прославляют Хора. Они целуют землю, низвергаясь ниц перед Хором. Отдаю я их девятке богов, чтобы приносить жертвы им по утрам».

Мы видим свидетельство того, что:

1.      В Пунте несколько вождей (как минимум – двое)

2.      Египтяне доставляли в Пунт свои товары, что говорит не о даннических отношениях, а торговых, т.е. Пунт – страна, независимая от власти фараона.

3.      Дети вождей направлялись в Египет в качестве жрецов или помощников для участия в религиозных ритуалах, что говорит об их особенном статусе

4.      На обратном пути экспедиция высаживалась на побережье Красного моря и двигалась на ослах до Нила, где перегружали товар на ладьи, которые двигались вниз по Нилу до Коптоса.

Т.о., на рубеже Среднего и Нового царств, путь из Коптосской гавани оставался основным в контактах Египта и Пунта. Возможно, из-за сохраняющейся опасности нападения кочевников на севере. Но уже во времена Хатшепсут северный канал использовался для выхода в Красное море. Отношения со Страной Бога носили торговый характер, а наличие большого количества воинов на судах говорит о том, что Красное море не являлось «Внутренним морем» фараонов, как принято считать. К аналогичным выводам приводит свидетельство уже упоминавшегося вельможи Хену времен Среднего царства говорится о путешествии в Пунт: «Я выступил с войском в 3 тысячи человек…

 Знаменитая экспедиция царицы Хатшепсут описана в надписи Дейр-эль-Бахри: «Плывут по великому зеленому, начинают прекрасный путь к стране бога. Причаливают благополучно к стране Пунт, это воины Владыки двух стран, первого в Карнаке, чтобы доставить ему чудесные вещи всех стран, так как он очень любит его [дочь свою Маа-ка-Ра]... больше, чем других царей, бывших в этой стране когда-либо». Так как ни в этом отрывке, ни в других частях этой подробной надписи нигде не говорится о сухопутном переходе и перегрузке товаров на корабли во время пути, следует думать, что экспедиция шла не по дороге вдоль ущелья Вади-Хамамат, а все время двигалась по воде: сначала по Нилу, потом по каналу, наконец, по Красному морю, пока корабли не причалили к пунтийскому берегу.

Hatshepsut.thumb.png.b2c0f24c7741659e68e

Следуя примеру Хатшепсут, экспедиции в страну благовоний снаряжали и другие фараоны Среднего царства. На папирусах, относящихся к эпохе царствования Тутмоса III (XVIII династия), записаны отчеты двух удачных плаваний в «страну Богов». В страну Пунт направлялись экспедиции при Аменхотепе III (XVIII династия), Хоремхебе (XVIII династия), Рамсесе II (XIX династия) и Рамсесе III (XX династия), который красочно экспедицию в Пунт: «Я построил ладьи великие и корабли перед ними с командами многочисленными, сопровождающими многими, капитаны их с ними, наблюдатели и воины, дабы командовать ими. Были они наполнены добром Египта бесчисленным, каждого сорта по десять тысяч. Посланы они в великое море с водами, вспять текущими, прибыли они в страну Пунт, не было неудач у них, (прибывших) в целости, внушающих ужас. Ладьи и корабли были наполнены добром Земли Богов, из удивительных вещей страны этой: прекрасной миррой Пунта, ладаном в десятках тысяч, без счета. Их дети вождей Страны Бога выступили вперед, причем приношения их для Египта перед ними. Достигают они, будучи невредимыми, Коптосской пустыни. Причаливают они благополучно вместе с имуществом, доставленным ими».

Мы видим, что к началу Нового царства, путь через Коптос оставался основным в сообщении с Пунтом для судов, возвращавшихся из Страны Бога с грузом. Видимо, северный канал использовался для погрузки товаров, доставлявшихся из Библа, а затем суда и баржи следовали по Красному морю до страны Пунт, где происходил обмен с местным населением. Суда возвращались, доходя по суше до Коптоса и далее следовали по Нилу в Пер-Рамсес, столицу Рамзеса III. Но почему такая сложная логистика? Возможно, проблема заключалась в нашествии «народов моря», с которыми пришлось бороться фараону, а также ливийских племен.

Ramzes_3.png.679ff717134c37d3967a16580c0

Актуальным остается вопрос о местонахождении страны Пунт. Если опираться на свидетельство египетских источников, то можно предположить, что Пунт располагалась как на азиатском, так и на африканском побережье.

Надпись Аменхотепа III из Мемнония, в которой Амон в благодарности фараону говорит: «Я велю, чтобы пришли к тебе чужеземные страны Пунта с растениями всякими сладкими нагорий их…» Т.е. Пунт в надписи имеет множественное число и характерный тип ландшафта для Сомали и аравийской Тихамы.  В свидетельстве Хену времен Среднего царства говорится о путешествии в Пунт: «… Когда я проплыл по Великой Зелени, я сделал все, что повелело мне его величество, и принес ему все сокровища, какие нашел на обоих берегах Земли Богов».


В 1960-х годах исследователь Рольф Херцог после детального изучения флоры и фауны на барельефе храма царицы Хатшепсут заключил, что Пунт был расположен вдоль берегов Верхнего Нила к югу от Египта, между рекой Атбары и слияния Белого и Голубого Нила. Он предположил, что достигнуть это место можно было по реке или по суше, но точно не по морю. В таком случае, экспедиции элефантийских номархов в эпоху Древнего царства имели целью достигнуть Пунта по суше, через нубийскую пустыню или на судах, вверх по Нилу? По-крайней мере известно, что и сегодня на территории Южного Судана обитают представители пигмеев, те самые «карлики», которых доставили ко двору Асеса и Пиопи Баурджед и Хуефхор. Учитывая этот факт, можно предположить, что Пунт имела локализацию от Юго-Восточного Судана вдоль побережья Эритреи, Джибути и Сомали с африканской стороны и аравийского побережья на территории Йемена в районе Тихамы с азиатской.

.punt_1_lokalizatsiya.png.8bc00c01add62aa

Изображения на барельефе храма Хатшепсут «царицы Пунта» с явными признаками стеатопигии говорит о том, что в Пунт бытовали особенные представления о женской красоте, аналогичные тем, которые известны у первобытных народов (готтентоты, бушмены, зулусы). Такое развитие жировой прослойки генетически заложено у некоторых народов Африки и Андаманских островов. Если царица Пунта имела южно-африканское происхождение, то ее болезнь является основанием для предположения, что на африканской части Пунта общество находилось под сильным влиянием первобытных религиозных представлений. Данная особенность телосложения пунтийской царицы, соответствующей образу т.н. «палеолитических Венер», характерных для ранних обществ и культ карлика Беса, происходящий из первобытной магии и часто встречающийся на амулетах, получивший широкое распространение в связи с отправлением культа Хатор в Египте, свидетельствуют о том, что развитие Пунта находилось на более ранней стадии, чем египетское. Вероятно, Страна Богов являлась источником сырья для Египта, который в условиях постоянной внешней опасности не мог приступить к целенаправленной завоевательной политике в этом регионе и ограничивался лишь демонстрацией своей военной мощи при явной торгово-экономической направленности контактов.

pravitel_punta.png.d548ef1f393e7b1aa2ffa

Т.о, можно подвести итоги:

1. Контакты Древнего Египта со страной Пунт берут начало с эпохи Древнего царства, V династии.

2. Страна Духов и Страна Бога имеют разную локализацию. Вероятно, что это, соответственно, Нубия и Пунт.

3. Известный культ карлика Беса, зародился в период правления V-VI династии и имеет нубийское или пунтийское происхождение. Локализация захвата карлика в этих регионах может свидетельствовать о том, что в период Древнего царства расселение этого народа охватывало земли на юг от 2 нильского порога (Нубии) и до страны Пунт, откуда их вывезли Баурджед и Хуефхор в разное время. Можно предположить, что племя было крайне малочисленно, хотя и обитало на довольно большой территории, на что указывает захват только одного представителя народа. Возможно, что карлик, захваченный в Иаме (Нубия), имел ритуальное значение и был связан с культом богини Хатор, которая в облике Тефнут считалась вышедшей из Нубии. Особая ценность миссии Хуефхора и культовое назначение роли карлика подтверждается распоряжением храмам городов, через которые пролегал путь в столицу, всячески содействовать ему обеспечением провиантом и всем необходимым.

5. Освоение и расширение территорий к югу осуществлялось посредством экспедиций элефантинских номархов за пределы 2-го порога. В эпоху Древнего царства основным способом сообщения со Страной Духов являлся нильский, о чем свидетельствует Хуефхор. Морское сообщение с Пунт проходило от Коптоса через Вади-Хаммамат к побережью Красного моря и далее на юг. Особое значение Коптоса подчеркивает надпись на стеле с декретом Пиопи II, освобождающем храмовое хозяйство бога Мина, покровителя Коптоса, от каких-либо обязанностей для дома фараона.

7. Очевидно, что торговля с Пунт в эпоху Древнего царства не отличалась масштабностью. При Пиопи II снаряжение экспедиций было затруднительно из-за риска нападения кочевников-семитов («обитателей песков»), от которого не спасали и вооруженные отряды (свидетельство об убийстве чиновника Аненхета при постройке корабля).

8. Храмы также вели оживленную торговлю не только внутри страны, но и с сопредельными странами. Известно также, что они располагали своими военными отрядами. Войско вельможи Уны, отправленного для укрощения «жителей песков», состояло, помимо отрядов номархов, ливийцев и нубийцев, из воинов, предоставленных храмами. Храмы Амона-Ра и Пта имели свои флоты на Средиземном море и Красном морях, доставлявшим в их сокровищницы товары Финикии, Сирии, Пунта.  Храмовые корабли были освобождены от пошлин, что способствовало развитию храмовой торговли. Можно сделать вывод о том, что именно храмы являлись одним из инициаторов активных контактов с Пунт, особенно учитывая, что благовония и смолы использовались для разнообразных ритуалов и бальзамирования.

9. В период Среднего царства южный центр Египта Фивы активно пользовались своим выгодным географическим положением на перекрестке торговых путей с областями Нубии, откуда постоянно доставляли золото, слоновую кость и рабов, и побережьем Красного моря, местом отправления к берегам Синая, где находились богатые медные рудники, и в страну Пунт.

10. Египтянам приходилось пересекать безводные районы пустыни и готовить большое количество воды, сандалий и провианта. Поэтому, по всей дороге от Коптоса к морю в царствование Ментухотепа III под руководством вельможи Хену были выкопаны источники, из которых путники брали воду. Корабли строились на верфях Коптоса и посуху доставлялись к красноморскому побережью, для чего были задействовано большое количество людских ресурсов (3700 человек в царствование Сенусерта I).

11. Строительство каналов, безопасно связававших Средиземное (т.е путь из Библа) и Красное моря известно со времен Сети I (нач XIIIв. до н.э) по изображеним каналов, связывающих Нил с Горькими озерами. Один из них ответвлялся от этого рукава чуть ниже начала Дельты (у Гелиополя), другой – восточнее Бубастиса, вероятно, на выходе Вади-Сумилат. В последующие века канал не использовался и, постепенно, был заброшен, а его русло засыпал песок.

12. Надпись Аменхотепа III из Мемнония, Папирус Гарриса, барельеф царицы Хатшепсут и сообщение казначея Хену свидетельствуют о том, что страна Пунт располагалась на аравийском и африканском побережье, население состояло из представителей негроидных и хамитских народностей.

13. Страна Пунт (Страна Бога) располагалась на азиатском и африканском берегах, видимо, в районе современных Южного Судана, Эритреи, Джибути, Сомали и Йемена. После постройки канала в период Среднего царства, связывавшего Средиземное и Красное моря, контакты стали более активными, но не вылились в даннические отношения, как их пытались представить египетские фараоны. Снаряжение флотилий Рамсеса IV и Хатшепсут, несмотря на воинственный тон заявлений, носило преимущественно торговый характер.

2_punta.png.396a1c313824f4a6969ba0f5ff12

14. Страна Пунт находилось на более ранней стадии развития, чем египетское. Об этом свидетельствует заболевание пунтийской царицы, которая олицетворяла собой образ «палеолитической Венеры» и культ карлика Беса, имевший отношение к первобытной магии, пришедший в Египет в период Древнего царства и окончательно оформившийся в Новое царство. Характер свайных построек страны Пунт также свидетельствует о первобытнообщинном строе Перечень товаров, которые вывозились из Пунта, позволяет предположить, что Страна Богов являлась источником сырья для Египта, который в условиях постоянной внешней опасности не мог приступить к целенаправленной завоевательной политике в этом регионе и ограничивался лишь демонстрацией своей военной мощи при явной торгово-экономической направленности контактов.


1 пользователю понравилось это


Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • «Древний Ветер» (Fornkåre) на Ловоти. 2013 год
      Автор: Сергий
      Situne Dei

      Ежегодник исследований Сигтуны и исторической археологии

      2014

      Редакторы:


       
      Андерс Сёдерберг
      Руна Эдберг

      Магнус Келлстрем

      Элизабет Клаессон


       

       
      С «Древним Ветром» (Fornkåre) через Россию
      2013

      Отчет о продолжении путешествия с одной копией ладьи эпохи викингов.

      Леннарт Видерберг

       
      Напомним, что в поход шведский любитель истории отправился на собственноручно построенной ладье с романтичным названием «Древний Ветер» (Fornkåre). Ее длина 9,6 метра. И она является точной копией виксбота, найденного у Рослагена. Предприимчивый швед намеревался пройти от Новгорода до Смоленска. Главным образом по Ловати. Естественно, против течения. О том, как менялось настроение гребцов по ходу этого путешествия, читайте ниже…
       
      Из дневника путешественника:
      2–3 июля 2013 г.
      После нескольких дней ожидания хорошего ветра вечером отправляемся из Новгорода. Мы бросаемся в русло Волхова и вскоре оставляем Рюриков Холмгорд (Рюриково городище) позади нас. Следуем западным берегом озера. Прежде чем прибыть в стартовую точку, мы пересекаем 35 километров открытой воды Ильменя. Падает сумрак и через некоторое время я вижу только прибой. Гребем. К утру ветер поворачивает, и мы можем плыть на юг, к низким островам, растущим в лучах рассвета. В деревне Взвад покупаем рыбу на обед, проплываем мимо Парфино и разбиваем лагерь. Теперь мы в Ловати.
      4 июля.
      Мы хорошо гребли и через четыре часа достигли 12-километровой отметки (по прямой). Сделав это в обед, мы купались возле села Редцы. Было около 35 градусов тепла. Река здесь 200 метров шириной. Затем прошли два скалистых порога. Проходя через них, мы гребли и отталкивали кольями корму сильнее. Стремнины теперь становятся быстрыми и длинными. Много песка вдоль пляжей. Мы идем с коротким линем (тонкий корабельный трос из растительного материала – прим. автора) в воде, чтобы вести лодку на нужную глубину. В 9 вечера прибываем к мосту в Коровичино, где разбиваем лагерь. Это место находится в 65 км от устья Ловати.
      5–6 июля.
      Река широкая 100 метров, и быстрая: скорость течения примерно 2 км в час, в стремнинах, может быть, вдвое больше. Грести трудно, но человеку легко вести лодку с линем. Немного странно, что шесть весел так легко компенсируются канатной буксировкой. Стремнина с мелкой водой может быть длиной в несколько километров солнце палит беспощадно. Несколько раз нам повезло, и мы могли плыть против течения.
      7 июля.
      Достигаем моста в Селеево (150 км от устья Ловати), но сначала мы застреваем в могучих скалистых порогах. Человек идет с линем и тянет лодку между гигантскими валунами. Другой отталкивает шестом форштевень, а остальные смотрят. После моста вода успокаивается и мы гребем. Впереди небольшой приток, по которому мы идем в затон. Удар! Мы продолжаем, шест падает за борт, и течение тянет лодку. Мы качаемся в потоке, но медленно плывем к месту купания в ручье, который мелок и бессилен.
      8 июля.
      Стремнина за стремниной. 200-метровая гребля, затем 50-метровый перекат, где нужно приостановиться и тянуть линем. Теперь дно покрыто камнями. Мои сандалеты треплет в стремнине, и липучки расстегиваются. Пара ударов по правому колену оставляют небольшие раны. Колено болит в течение нескольких дней. Мы разбиваем лагерь на песчаных пляжах.
      9 июля.
      В обед подошли к большому повороту с сильным течением. Мы останавливаемся рядом в кустах и застреваем мачтой, которая поднята вверх. Но все-таки мы проходим их и выдыхаем облегченно. Увидевший нас за работой абориген приходит с полиэтиленовыми пакетами. Кажется, он опустошил свою кладовую от зубной пасты, каш и консервов. Было даже несколько огурцов. Отлично! Мы сегодня пополнили продукты!
      10 июля. В скалистом протоке мы оказываемся в тупике. Мы были почти на полпути, но зацепили последний камень. Вот тут сразу – стоп! Мы отталкиваем лодку назад и находим другую протоку. Следует отметить, что наша скорость по мере продвижения продолжает снижаться. Часть из нас сильно переутомлена, и проблемы увеличиваются. От 0,5 до 0,8 км в час – вот эффективные изменения по карте. Длинный быстрый порог с камнями. Мы разгружаем ладью и тянем ее через них. На других порогах лодка входит во вращение и однажды новые большие камни проламывают днище. Находим хороший песчаный пляж и разводим костер на ужин. Макароны с рыбными консервами или каша с мясными? В заключение – чай с не которыми трофеями, как всегда после еды.
      11 июля.
      Прибыли в Холм, в 190 км от устья реки Ловати, где минуем мост. Местная газета берет интервью и фотографирует. Я смотрю на реку. Судя по карте, здесь могут пройти и более крупные корабли. Разглядываю опоры моста. Во время весеннего половодья вода поднимается на шесть-семь метров. После Холма мы встречаемся с одним плесом – несколько  сотен метров вверх по водорослям. Я настаиваю, и мы продолжаем путь. Это возможно! Идем дальше. Глубина в среднем около полуметра. Мы разбиваем лагерь напротив деревни Кузёмкино, в 200 км от устья Ловати.
      12 июля. Преодолеваем порог за порогом. Теперь мы профессионалы, и используем греблю и шесты в комбинации в соответствии с потребностями. Обеденная остановка в селе Сопки. Мы хороши в Ильинском, 215 км от устья Ловати! Пара радушных бабушек с внуками и собакой приносят овощи.
      13–14 июля.
      Мы попадаем на скалистые пороги, разгружаем лодку от снаряжения и сдергиваем ее. По зарослям, с которыми мы в силах справиться, выходим в травянистый ручей. Снова теряем время на загрузку багажа. Продолжаем движение. Наблюдаем лося, плывущего через реку. Мы достигаем д. Сельцо, в 260 км от устья Ловати.
      15–16 июля.
      Мы гребем на плесах, особенно тяжело приходится на стремнинах. Когда проходим пороги, используем шесты. Достигаем Дрепино. Это 280 км от устья. Я вижу свою точку отсчета – гнездо аиста на электрическом столбе.
      17–18 июля.
      Вода льется навстречу, как из гигантской трубы. Я вяжу веревки с каждой стороны для управления курсом. Мы идем по дну реки и проталкиваем лодку через водную массу. Затем следуют повторяющиеся каменистые стремнины, где экипаж может "отдохнуть". Камни плохо видны, и время от времени мы грохаем по ним.
      19 июля.
      Проходим около 100 закорюк, многие из которых на 90 градусов и требуют гребли снаружи и «полный назад» по внутреннему направлению. Мы оказываемся в завале и пробиваем себе дорогу. «Возьмите левой стороной, здесь легче», – советует мужчина, купающийся в том месте. Мы продолжаем менять стороны по мере продвижения вперед. Сильный боковой поток бросает лодку в поперечном направлении. Когда киль застревает, лодка сильно наклоняется. Мы снова сопротивляемся и медленно выходим на более глубокую воду. Незадолго до полуночи прибываем в Великие Луки, 350 км от устья Ловати. Разбиваем лагерь и разводим огонь.
      20–21 июля.
      После дня отдыха в Великих Луках путешествие продолжается. Пересекаем ручей ниже плотины электростанции (ну ошибся человек насчет электростанции, с приезжими бывает – прим. автора) в центре города. Проезжаем по дорожке. Сразу после города нас встречает длинная череда порогов с небольшими утиными заводями между ними. Продвигаемся вперед, часто окунаясь. Очередная течь в днище. Мы должны предотвратить риск попадания воды в багаж. Идет небольшой дождь. На часах почти 21.00, мы устали и растеряны. Там нет конца порогам… Время для совета. Наши ресурсы использованы. Я сплю наяву и прихожу к выводу: пора забрать лодку. Мы достигли отметки в 360 км от устья Ловати. С момента старта в Новгороде мы прошли около 410 км.
      22 июля.
      Весь день льет дождь. Мы опорожняем лодку от оборудования. Копаем два ряда ступеней на склоне и кладем канаты между ними. Путь домой для экипажа и трейлер-транспорт для «Древнего Ветра» до лодочного клуба в Смоленске.
      Эпилог
      Ильмен-озеро, где впадает Ловать, находится на высоте около 20 метров над уровнем моря. У Холма высота над уровнем моря около 65 метров, а в Великих Луках около 85 метров. Наше путешествие по Ловати таким образом, продолжало идти в гору и вверх по течению, в то время как река становилась уже и уже, и каменистее и каменистее. Насколько известно, ранее была предпринята только одна попытка пройти вверх по течению по Ловати, причем цель была та же, что и у нас. Это была экспедиция с ладьей Айфур в 1996 году, которая прервала его плавание в Холм. В связи с этим Fornkåre, таким образом, достиг значительно большего. Fornkåre - подходящая лодка с человечными размерами. Так что очень даже похоже, что он хорошо подходит для путешествия по пути «из варяг в греки». Летом 2014 года мы приложим усилия к достижению истока Ловати, где преодолеем еще 170 км. Затем мы продолжим путь через реки Усвяча, Двина и Каспля к Днепру. Наш девиз: «Прохлада бегущей воды и весло - как повезет!»
       
      Ссылки
      Видерберг, Л. 2013. С Fornkåre в Новгород 2012. Situne Dei.
       
      Факты поездки
      Пройденное расстояние 410 км
      Время в пути 20 дней (включая день отдыха)
      Среднесуточнный пройденный путь 20,5 км
      Активное время в пути 224 ч (включая отдых и тому подобное)
      Средняя скорость 1,8 км / ч
       
      Примечание:
      1)      В сотрудничестве с редакцией Situne Dei.
       
      Резюме
      В июле 2013 года была предпринята попытка путешествовать на лодке через Россию из Новгорода в Смоленск, следуя «Пути из варяг в греки», описанного в русской Повести временных лет. Ладья Fornkåre , была точной копией 9,6-метровой ладьи середины 11-го века. Судно найдено в болоте в Уппланде, центральной Швеции. Путешествие длилось 20 дней, начиная с  пересечения озера Ильмень и далее против течения реки Ловать. Экспедиция была остановлена к югу от Великих Лук, пройдя около 410 км от Новгорода, из которых около 370 км по Ловати. Это выгодно отличается от еще одной шведской попытки, предпринятой в 1996 году, когда ладья Aifur была вынуждена остановиться примерно через 190 км на Ловати - по оценкам экипажа остальная часть пути не была судоходной. Экипаж Fornkåre должен был пробиться через многочисленные пороги с каменистым дном и сильными неблагоприятными течениями, часто применялись буксировки и подталкивания шестами вместо гребли. Усилия 2013 года стали продолжением путешествия Fornkåre 2012 года из Швеции в Новгород (сообщается в номере журнала за 2013 год). Лодка была построена капитаном и автором, который приходит к выводу, что судно доказало свою способность путешествовать по этому древнему маршруту. Он планирует продолжить экспедицию с того места, где она была прервана, и, наконец, пересечь водоразделы до Днепра.
       
       
      Перевод:
      (Sergius), 2020 г.
       
       
      Вместо эпилога
      Умный, говорят, в гору не пойдет, да и против течения его долго грести не заставишь. Другое дело – человек увлеченный. Такой и гору на своем пути свернет, и законы природы отменить постарается. Считают, например, приверженцы норманской теории возникновения древнерусского государства, что суровые викинги чувствовали себя на наших реках, как дома, и хоть кол им на голове теши. Пока не сядут за весла… Стоит отдать должное Леннарту Видербергу, в борьбе с течением и порогами Ловати он продвинулся дальше всех (возможно, потому что набрал в свою команду не соотечественников, а россиян), но и он за двадцать дней (и налегке!) смог доплыть от озера Ильмень только до Великих Лук. А планировал добраться до Смоленска, откуда по Днепру, действительно, не проблема выйти в Черное море. Получается, либо Ловать в древности была полноводнее (что вряд ли, во всяком случае, по имеющимся данным, в Петровскую эпоху она была такой же, как и сегодня), либо правы те, кто считает, что по Ловати даже в эпоху раннего Средневековья судоходство было возможно лишь в одном направлении. В сторону Новгорода. А вот из Новгорода на юг предпочитали отправляться зимой. По льду замерзшей реки. Кстати, в скандинавских сагах есть свидетельства именно о зимних передвижениях по территории Руси. Ну а тех, кто пытается доказать возможность регулярных плаваний против течения Ловати, – милости просим по следам Леннарта Видерберга…
      С. ЖАРКОВ
       
      Рисунок 1. Морской и речной путь Fornkåre в 2013 году начался в Новгороде и был прерван чуть южнее Великих Лук. Преодоленное расстояние около 410 км. Расстояние по прямой около 260 км. Карта ред.
      Рисунок 2. «Форнкор» приближается к устью реки Ловать в Ильмене и встречает здесь земснаряд. Фото автора (Леннарт Видерберг).
      Рисунок 3. Один из бесчисленных порогов Ловати с каменистым дном проходим с помощью буксирного линя с суши. И толкаем шестами с лодки. Фото автора.
      Рисунок 4. Завал преграждает русло  Ловати, но экипаж Форнкора прорезает и пробивает себе путь. Фото автора.




    • Почекаев Р. Ю. А. И. Бутаков и Аральская флотилия в конце 1840-х - начале 1860-х гг.
      Автор: Saygo
      Почекаев Р. Ю. А. И. Бутаков и Аральская флотилия в конце 1840-х - начале 1860-х гг. // Вопросы истории. - 2015. - № 4. - С. 142-150.
      Активизация так называемой «Большой игры» — соперничества Российской и Британской империй за контроль над Центральной Азией привела к тому, что в течение 1850—1880-х гг. Россия присоединила к своим владениям значительные среднеазиатские территории. Для успешного достижения своих целей в противостоянии с Британией Российской империи пришлось задействовать значительные ресурсы, причем даже такие, которые, казалось бы, не могли быть эффективными для решения задач среднеазиатской политики. Так, весьма странным, на первый взгляд, выглядит участие российского военно-морского флота в завоевании «сухопутных» среднеазиатских владений. А между тем, военные моряки сыграли существенную роль в боевых действиях 1870-х годов. Речь идет, в частности, об участии отрядов и артиллерии военно-морских сил под командованием С. О. Макарова (впоследствии знаменитого российского адмирала) в Ахалтекинской экспедиции 1880—1881 гг., которое уже привлекало внимание исследователей1. Однако это далеко не единственный случай эффективного использование возможностей военно-морского флота в реализации среднеазиатской политики Российской империи.
      Активным участником политических и военных действий России в Средней Азии в середине XIX в. являлся А. И. Бутаков (1816—1869), опытный морской офицер и выдающийся ученый, контр-адмирал и представитель целой «адмиральской династии». Его биография привлекала внимание преимущественно географов, учитывая его огромный вклад в изучение Аральского моря и прилегающих территорий. В советское время исследователей привлекали и «передовые», «прогрессивные» взгляды Бутакова, выразившиеся, в частности, в его покровительстве ссыльному поэту и художнику — рядовому Т. Г. Шевченко, включенному в состав Аральской экспедиции. Гораздо меньше интересовали специалистов его действия именно как военно-морского офицера, начальника Аральской флотилии, чьей задачей были не только научные изыскания в Приаралье, но также защита и продвижение российских интересов в этом регионе. Нельзя сказать, что эта сторона деятельности Бутакова была неизвестна исследователям2, однако, на наш взгляд, его роль в укреплении позиций России в Средней Азии остается недооцененной.
      В данной работе предпринимается попытка оценить роль Бутакова как непосредственного участника политических событий, автора сведений о ситуации в Средней Азии, а также как командующего Аральской флотилией. Деятельность флотилии и ее начальника была достаточно разносторонней: они участвовали в боевых действиях, а также поддерживали постоянные контакты с местным населением, по сути, обеспечивая его лояльность к российским властям, а также были задействованы в осуществлении дипломатических миссий. Более того, даже упоминая об участии Бутакова в дипломатических или боевых действиях, некоторые исследователи стараются подчеркнуть, что даже в это время сам он больше внимания уделял исследованию Аральского моря и Сырдарьи с научной точки зрения3. Главными источниками сведений служат, в первую очередь, записки, официальные письма, научные статьи самого Бутакова, данные о его деятельности, взятые из воспоминаний других участников политических и военных событий в Средней Азии. Кроме того, автор опирался и на работы исследователей, посвященные как личности Бутакова, так и событиям, в которых он принимал участие.



      Начало 15-летнего «аральского» этапа жизни и деятельности Бутакова датируется 1848 г., когда сравнительно молодой, но уже успевший зарекомендовать себя как опытный морской офицер и исследователь-географ, капитан-лейтенант был назначен начальником экспедиции по съемке Аральского моря. Уже к начальному этапу его пребывания на Арале относятся и первые интересующие нас сведения, касающиеся политической ситуации в среднеазиатском регионе, изложенные самим Бутаковым в его официальных отчетах, личных письмах и «Дневных записках плавания по Аральскому морю в 1848—1849 гг.». Имея опыт регулярного общения с местным кочевым населением — казахами (или киргизами, как их официально называли в Российской империи), каракалпаками и туркменами — Бутаков отмечал их напряженные отношения с властями Хивинского ханства, чьими подданными эти кочевники номинально являлись. Начальник Аральской экспедиции упоминал о систематическом ограблении местного населения ханскими чиновниками под предлогом взимания официального мусульманского налога закята и натуральных сборов. Хивинский хан мог запретить местным каракалпакам перекочевывать в определенные места, объявляя ту или иную территорию своим личным владением. Приаральские казахи, поддерживая связи со своими соплеменниками, находившимися в подданстве России, знали, что налогообложение «кочевых инородцев» в Российской империи менее обременительно, чем в Хивинском ханстве, и потому нередко грозили ханским властям, что сами перейдут в российское подданство, если их будут по-прежнему грабить и притеснять4. Весьма важным для российских властей оказалось наблюдение Бутакова о том, что попытки хивинского хана сделать казахов своими союзниками в борьбе с Россией под предлогом единства веры оказались неудачными: исповедание ислама казахами в большинстве случаев проявлялось лишь в том, что они не ели свинины, тогда как многие даже и не слышали о Коране. Неудивительно, что как только представители Аральской экспедиции появлялись в местах проживания кочевников, последние тут же заявляли о готовности вступить в российское подданство — такую позицию занимали практически все «хивинские» казахи, каракалпаки и большая часть туркменских племен. Постоянное присутствие Аральской экспедиции (а затем и Аральской флотилии) в этом регионе убеждало кочевников в том, что русские намерены проч­но здесь утвердиться и имеют значительные силы, чтобы защитить интересы подданных империи. Представляется вполне обоснованным мнение, высказанное А. Ш. Кадырбаевым, что Бутаков, занимаясь исследованием Аральского моря и Сырдарьи, в то же время постоянно поддерживал контакты с местной «агентурой», получая ценные сведения о политической ситуации в регионе и отношении местного населения к России, Хивинскому ханству, Ирану, Великобритании5.
      Таким образом, на первом этапе своего пребывания в Приаралье, в конце 1840-х гг. Бутаков ограничивался ролью наблюдателя, хотя ценность его наблюдений для разработки российской имперской политики в Средней Азии была весьма велика. А уже с начала 1850-х гг. он стал принимать непосредственное участие в среднеазиатской политике России.
      Так, в 1853 г. с частью судов вновь созданной Аральской флотилии (два парохода — «Перовский» и «Обручев» — и несколько барок) он принял участие в походе оренбургского военного губернатора В. А. Перовского против Кокандского ханства, закончившегося взятием стратегически важной крепости Ак-Мечеть (совр. Кызыл-Орда). В частности, на пароходе «Перовский» была размещена рота солдат, которую следовало доставить по Сырдарье непосредственно к Ак-Мечети6. Тем не менее, следует отметить, что никакой важной задачи флотилия в этом походе не выполняла. Как вспоминал участник этого похода И. Ф. Бларамберг (впоследствии очень близко друживший с Бутаковым), из-за недавней засухи Сырдарья, по которой двигались суда Аральской флотилии, обмелела, так что сухопутным войскам и даже артиллерии удалось переправиться через нее вброд, не прибегая к помощи моряков, несмотря на то, что такая возможность была предусмотрена путем подготовки нескольких сборных паромов, надуваемых мешков и прочее7.
      Однако даже несмотря на то, что в штурме Ак-Мечети принимал участие морской десант (под командованием лейтенанта Х. П. Эрдели, командира парохода «Обручев»)8, функции пароходов Бутакова в этом походе были, скорее, «представительскими»: требовалось показать местному населению, что русские могут атаковать врага не только сухопутными, но и морскими силами. Причем показать не столько кокандцам, против которых был организован поход, сколько собственным кочевым подданным — в частности, по свидетельству участника похода, сопровождавшие В. А. Перовского казахские султаны Мухаммеджан Баймухаммедов и Иликей Касымов были приглашены посетить «Обручев» и остались под впечатлением от его прочности и скорости9.
      Особое место в биографии Бутакова занимает участие в российской дипломатической миссии в Бухару и Хиву в июне-июле 1858 г., возглавляемой полковником Н. П. Игнатьевым — впоследствии видным дипломатом и министром. Несмотря на важность этой миссии и большие надежды, возлагавшиеся на нее властями, именно в ходе ее проведения обнаружились значительные противоречия между главой миссии и начальником Аральской флотилии, совершенно по-разному представлявшими себе задачи военных моряков в регионе в целом и в деятельности миссии в частности. В конечном счете, они привели не только к возникновению личной неприязни между ними, но и к не слишком удачному завершению миссии.
      Надо сказать, что отношения между Игнатьевым и Бутаковым сразу не заладились. Глава дипломатической миссии, к 26 годам уже успевший получить чин полковника и флигель-адъютанта, не скры­вал своего скептического отношения к результатам 10-летних изысканий начальника Аральской флотилии, называя их «смелыми бумажными предположениями». Кроме того, он постоянно подчеркивал свое верховенство над Бутаковым, при любом случае стараясь сослаться на распоряжения либо начальника Азиатского департамента Е. П. Ковалевского, либо оренбургского генерал-губернатора А. А. Катенина10.
      По всей видимости Бутаков попытался поставить на место чрезмерно амбициозного главу миссии, при этом не слишком хорошо знавшнего обстановку в Средней Азии, прекрасно известную самому начальнику Аральской флотилии. Однако добился лишь того, что в своих мемуарах Игнатьев дал ему совершенно уничижительную характеристику: «Начальник Аральской флотилии Бутаков (Алексей) жил несколько лет в форте № 1 и снедаемый скукою и желанием прославиться, считал Аральское море и впадающую в него Аму-Дарью своим исключительным достоянием, собираясь заведовать всеми изысканиями и стяжать исключительную славу, сопряженную со входом в эту реку первых русских военных судов. Увлеченный давно взлелеянной мечтой, он готов был встретить ревниво, недружелюбно и даже враждебно всякое лицо, по положению своему отнимающее у него руководящую власть. Искреннего, сердечного содействия новоприезжему из Петербурга начальнику трудно было от него ожидать». И несколько ниже: «Я не знаком лично с Бутаковым, но по тому, что я слышал о нем в Оренбурге и по словам Можайского (моряк, бывший в составе посольства. — Р. П.) должен предположить, что Алексей Бутаков не совсем похож на возвышенно честных и самоотверженно благородных двух братьев своих. Судя, вероятно по себе, он вероятно напрасно вообразил, что я намерен действовать эгоистично, обойтись без участия флотилии и предоставить исключительно себе славу экспедиции по р. Аму. Сильно ошибся Бутаков, если думал так». И, наконец: «Под видом добросердечного моряка скрывается честолюбец не чуждый интриги. Он очень умен и образован, но слишком себялюбив и лукав иной раз, что несовместимо с обязанностями доброго и полезного слуги Отечества в этом дальнем крае»11.
      Противоречия между начальником Аральской флотилии и главой дипломатической миссии были неизбежны с самого начала: в то время как центральные власти предписали Бутакову, который к этому времени дослужился до звания капитана 1 ранга и, следовательно, в чинах был равен с Игнатьевым, «всемерно содействовать» успеху миссии Игнатьева12, оренбургский генерал-губернатор А. А. Катенин, которому Аральская флотилия подчинялась непосредственно, предоставил ей определенную свободу действий, обоснованно полагая, что ее начальник, имея многолетний опыт пребывания в Приаралье сам решит, каким образом можно принести большую пользу дипломатической миссии13.
      Кроме того, оказалось, что исследования русла Амударьи, проведенные Бутаковым на начальном этапе своего пребывания в этом регионе, в конце 1840-х гг. были уже неактуальны: за прошедшее десятилетие ее русло оказалось засорено, а рукава значительно обмелели. В результате морякам Аральской флотилии пришлось заново проводить промеры, что привело к срыву сроков встречи с членами миссии14. Раздраженный задержкой судов Бутакова, Игнатьев в своих письмах отцу остроумно (как ему казалось), описывал, как отправил топографа «на разведку и открытие Бутакова, от которого ни слуха, ни духа»15, не упустив, таким образом, случая подшутить по поводу чрезмерной увлеченности начальника Аральской флотилии научными изысканиями.
      Когда же флотилия, наконец, подошла к хивинскому городу Кунград, Игнатьев, всецело сосредоточенный на целях своей миссии, предписал Бутакову немедленно двигаться по Амударье далее, надеясь, что решительность и напор российских моряков заставят хивинские власти стать сговорчивее и позволить, вернее, молчаливо согласиться на проход кораблей через свои воды. Более того, он, противореча сам себе, сначала приказал Бутакову двигаться дальше только с разрешения властей, а чуть позже распорядился не ждать этого разрешения и объяснять дальнейшее продвижение тем, что на кораблях находятся дары дипломатической миссии хивинскому хану и Бухарскому эмиру16. Однако Бутаков не желал рисковать вверенными ему кораблями и решил сначала провести промеры будущего пути следования. В результате он установил, что в настоящее время дальнейшее следование по Амударье для флотилии невозможно, и есть риск потерять корабли, о чем он и написал главе миссии17. Однако Игнатьев обвинил его, во-первых, в очередном срыве запланированных сроков следования дипломатической миссии, во-вторых, в том, что он внушил беспокойство хивинским властям тем, что проводил исследования русла Амударьи (хивинцы решили, что это — подготовка к очередному вторжению России в пределы ханства), и, наконец, в том, что, не пройдя дальше Кунграда, он лишил самого Игнатьева такого важного козыря в переговорах с ханом как возможность упомянуть «находящиеся под боком» корабли военно-морского флота Российской империи. Последнее обвинение было необоснованным, поскольку, хотя корабли Аральской флотилии и не миновали Кунград, слухи о флотилии, дошедшие до хана, оказались весьма грозными: так, хивинцы считали, что в распоряжении Бутакова есть некие «подводные корабли», способные незаметно дойти до Хивы, а также, что русские войска в большом количестве собраны у границ ханства (что не опровергали и моряки флотилии)18. Все это заставило хивинского хана согласиться с рядом условий русско-хивинского договора. Тем не менее, в своих мемуарах Игнатьев пошел еще дальше и фактически обвинил А. И. Бутакова (равно как и поддерживавшего его генерал-губернатора А. А. Катенина) в провале своей миссии в Хивинском ханстве19.
      Впрочем, в мемуарах, опубликованных в 1897 г., то есть спустя почти 30 лет после смерти Бутакова, дипломат мог писать все, что угодно. Непосредственно же по итогам миссии он повел себя более объективно, признав ценность исследований русла Амударьи и высоко оценив «распорядительность и деятельность» Бутакова во время путешествия миссии. В рапортах генерал-адмиралу великому князю Константину Николаевичу и морскому министру он ходатайствовал о награждении начальника и офицеров Аральской флотилии, однако в итоге Бутаков был награжден орденом св. Анны 2-й степени все же в результате хлопот Катенина, а не Игнатьева20. Гораздо более важным стало признание со стороны дипломата, что именно Бутаков является наиболее подходящим начальником предполагаемой экспедиции в Хиву и Бухару — формально с целью изучения торговых путей в Средней Азии, фактически же для дальнейшего укрепления присутствия Российской империи в регионе, допуская даже высадку десанта на территории того или иного ханства21.
      Это в полной мере совпадало с позицией и самого Бутакова, который, несмотря на увлечение своими научными исследованиями Аральского моря и впадающих в него рек, имел весьма четкую политическую позицию и выступал даже не просто за усиление присутствия России в Средней Азии, но и за прямое присоединение к России Хивинского ханства или, по меньшей мере, части его территории22. Вероятно, именно это подвигло Катенина поручить Бутакову весьма деликатную задачу, в результате чего менее чем год спустя после миссии Игнатьева, в середине июня 1859 г. Бутакову вновь пришлось отправиться в Кунград.
      Стоит отметить, что Кунград (или Аральское «владение») веками представлял собой угрозу целостности Хивинского ханства. Уже с XVII в. (а по некоторым предположениям даже с XVI) эта область имела достаточно автономный статус, и местное население, частично казахское, частично каракалпакское и туркменское, порой лишь номинально признавало власть Хивы23. А с начала XVIII в. Кунград стал опорой для претендентов на трон, желавших свергнуть власть хивинских ханов или, по крайней мере, стать полностью независимыми от Хивы монархами24. Именно таким претендентом стал кунградский правитель Мухаммад-Фана, который объявил себя ханом Кунграда, после чего обратился за поддержкой к оренбургским пограничным властям. Генерал-губернатор Катенин принял решение отправить в Кунград пароход «Перовский» и несколько барж под командованием Бутакова, придав ему для усиления отряд в 125 солдат под командованием такого же сторонника завоевания Средней Азии — полковника М. Г. Черняева (в будущем — покорителя Ташкента и первого военного губернатора Туркестанской области). Офицерам было предписано действо­вать по ситуации, а чтобы поход не выглядел открытой агрессией против Хивинского ханства, было решено, что корабли двинутся в Амударью под предлогом доставки на родину бухарского посла из России25.
      Бухарский посол отказался плыть на корабле, что, однако, не остановило Бутакова и Черняева. Добравшись до Кунграда, они вступили в переговоры с хивинскими сановниками, командовавшими ханскими войсками. Хивинцы предприняли ряд неудачных попыток «напугать» российских моряков и солдат — сначала направив на них свои пушки, затем изобразив намерение взять корабли на абордаж, используя для этого свои лодки. Убедившись, что их демонстрация не уменьшила решимости русских, хивинцы сначала отступили, а затем и вовсе сняли осаду, уйдя от Кунграда26.
      Русские были с почетом встречены в Кунграде как освободители и удостоились аудиенции у «хана» Мухаммада-Фана, согласившегося подписать мирный договор с Россией. Однако этим благодарность и расположение восставших к русским и ограничились. Кунградцы стали требовать от Бутакова пушек и войск для защиты города, а также предприняли попытку втянуть его в войну с Хивой, предложив принять участие в преследовании отступающих ханских войск. Однако их планы были отклонены Бутаковым. Во-первых, у него не было намерений начинать открытую войну России с Хивинским ханством, учитывая также напряженность в отношениях не только с Хивой, но и с Великобританией. Во-вторых, Амударья вновь, как и в прошлом году, обмелела, и дальнейшее продвижение кораблей по ней могло привести к их посадке на мель и даже гибели. Наконец, в-третьих, кунградцы не предлагали русским ничего взамен, даже отказались снабдить корабли топливом, а моряков и солдат — продовольствием. В результате дружелюбие восставших сменилось враждебностью, и дело едва не дошло до нападения туркмен на корабли Бутакова для грабежа. Единственно верным решением в этом случае являлся немедленный уход в русские воды, в результате которого Катенину пришлось констатировать, что никакой пользы России эта экспедиция не принесла. Впрочем, Россия в очередной раз сумела продемонстрировать свою военную и морскую мощь, однако это никоим образом не способствовало улучшению русско-хивинских отношений27.
      Ход восстания и его неутешительные для России итоги (гибель Мухаммада-Фана и восстановление хивинцами контроля над Кунградом вскоре после ухода сил Бутакова и Черняева) были подробно изложены Бутаковым в статье, впоследствии публиковавшейся, как минимум, дважды28. При этом о своей роли в этих событиях начальник Аральской флотилии благоразумно умолчал, заявив лишь, что «имел случай быть в Кунграде в конце июня и видеть Мухамеда-Фана»29, поскольку информация об активном вмешательстве российского флота в дела Хивинского ханства могла привести к новому витку обострения отношений не только с Хивой, но и с Британской империей, весьма болезненно реагировавшей на любые попытки России укрепить свое влияние в Центральной Азии. Поэтому сведения о роли Бутакова в событиях 1859 г. можно извлечь лишь из его донесения в Морское министерство30 и дневника Черняева, опубликованного его дочерью только в 1915 году.
      Уже под конец своего пребывания в Приаралье Бутаков принял участие в очередном витке российского продвижения в Среднюю Азию. В 1863 г. на пароходах «Арал» и «Сыр-Дарья» он осуществил рекогносцировку в верховья Сырдарьи, демонстрируя мощь российских военно-морских сил и в какой-то степени оказывая поддержку войскам под командованием своего старого знакомого полковника Черняева, в итоге занявшим г. Сузак31. По сути, одновременное движение флотилии и сухопутных войск должно было показать силу и согласованность действий различных родов войск Российской империи в Средней Азии — эта цель была достигнута в полной мере. Вскоре после этого Бутаков получил звание контр-адмирала и был переведен в Балтийский флот — к немалому, впрочем, для себя разочарованию, поскольку надеялся и дальше продолжать освоение Приаралья32.
      Подводя итоги анализа роли Бутакова и возглавляемой им Аральской флотилии в истории борьбы Российской империи за контроль над Средней Азией, следует признать, что ключевой эта роль не являлась. Слишком незначительны были возможности по задействованию серьезных военно-морских сил в этом регионе, а тех технических и людских ресурсов, которыми располагал Бутаков, было, конечно, недостаточно для осуществления стратегических задач. Кроме того, Аральская флотилия и ее начальник неоднократно становились в какой-то мере «разменной монетой» в противостоянии различных имперских властных структур — оренбургской пограничной администрации, Министерства иностранных дел, военного министерства. Не следует также сбрасывать со счета и личностный фактор: несомненно, эффективность действий Аральской флотилии была меньше, чем могла бы быть в силу личных неприязненных отношений Бутакова с отдельными представителями региональной имперской администрации, Игнатьевым и т.д. Тем не менее, в целом можно констатировать, что постоянное присутствие русских военных кораблей на Арале и в прилегающих реках, постоянное поддержание контактов с местными племенами и населенными пунктами на протяжении полутора десятилетий, несомненно, сыграло важную роль в формировании среди местных правителей и их подданных образа России как могущественной не только сухопутной, но и морской державы.
      Примечания
      Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта №14-03- 00322 «Российский фактор» правового развития Центральной Азии в имперский период (XVIII — начало XX вв.): юридические аспекты фронтирной модернизации».
      1. КАДЫРБАЕВ А.Ш. Андреевский флаг в центре Азии. — Восточный архив. 2011, № 1 (23); ВАСИЛЬЕВ А.Д. Участие морского ведомства в Ахал-текинской экспедиции. — Там же, 2014, № 1 (29).
      2. ЛЕБЕДЬКО В. Роль военно-морского флота в защите интересов и обеспечении национальной безопасности России. XVII—XX вв. — Морской сборник. 2008, № 12, с. 25.
      3. ДМИТРИЕВ В.И. А.И. Бутаков. М. 1955, с. 50; ХАЛФИН Н.А. Три русские миссии. Из истории внешней политики России на Среднем Востоке во второй половине 60-х годов XIX века. Ташкент. 1956, с. 51—52; СУЛАЙМАНОВ С.А. Из истории создания Аральской флотилии. — Вестник Каракалпакского государственного университета им. Бердаха. 2012. № 3—4 (16—17), с. 69. Разносторонний характер деятельности Аральской флотилии в 1840—1860-е гг. нашел отражение и в отчетах ее начальника за этот период времени. Обзор этих документов см.: КАДЫРБАЕВ А.Ш. Материалы Российского государственного архива Военно-Морского флота об изучении и освоении Аральского моря российскими военными моряками — Восточный архив. 2003, № 10, с. 66—70.
      4. Дневные записки плавания А.И. Бутакова по Аральскому морю в 1848—1849 гг. Ташкент. 1953, с. 22, 39.
      5. КАДЫРБАЕВ А.Ш. У самого Синего моря. — Восточная коллекция. 2005, № 1, с. 72—75; ЕГО ЖЕ. Материалы РГА ВМФ о народах Приаралья и их взаимоотношениях с Россией, Великобританией, Персией. По письмам А. И. Бутакова. 1848— 1849 гг. — Иран-наме. 2009, № 1, с. 241—247. См. также: ЕГО ЖЕ. Народы Приаралья в середине XIX века (по письмам А.И. Бутакова 1848—1849 гг.). — Восточный архив. 2006, № 14—15.
      6. ТЕРЕНТЬЕВ М.И. История завоевания Средней Азии. Т. 1. СПб. 1906, с. 218—219; ЗЫКОВ С. Очерк утверждения русского владычества на Аральском море и реке Сырдарье с 1847 по 1862 год. — Морской сборник. 1862, т. LIX, № 6, с. 321.
      7. БЛАРАМБЕРГ И.Ф. Воспоминания. М. 1978, с. 319.
      8. СУЛАЙМАНОВ С.А. Ук. соч., с. 70.
      9. Краткий дневник, веденный переводчиком Искендером Батыршиным во время похода на Акмечеть. 1853 г. В кн.: История Казахстана в документах и материалах. Астана. 2012, с. 311.
      10. Миссия в Хиву и Бухару в 1858 г. флигель-адъютанта полковника Н. Игнатьева. СПб. 1897, с. 37.
      11. Там же, с. 6, 86, 239—240.
      12. ХАЛФИН Н.А. Россия и ханства Средней Азии (первая половина XIX в.). М. 1974, с. 372.
      13. КАЛИНИН А.И. «Такими офицерами мог бы гордиться любой флот». Документы об участии российских моряков в миссии Н.П. Игнатьева в Хиву и Бухару. 1857— 1859 гг. — Исторический архив. 1996, № 4, с. 22.
      14. ЗАЛЕСОВ Н. Посольство в Хиву и Бухару полковника Игнатьева в 1858 году. Русский вестник. Т. 91. М. 1871, с. 442; КАЛИНИН А.И. Ук. соч., с. 25.
      15. Миссия в Хиву и Бухару..., с. 74—75.
      16. Там же, с. 101, 105; ЗАЛЕСОВ Н. Ук. соч., с. 465.
      17. Миссия в Хиву и Бухару..., с. 120; ЗАЛЕСОВ Н. Ук. соч., с. 471.
      18. Миссия в Хиву и Бухару..., с. 151; ХАЛФИН Н.А. Россия и ханства Средней Азии, с. 374-375.
      19. Миссия в Хиву и Бухару..., с. 132—134, 139.
      20. КАЛИНИН А.И. Ук. соч., с. 24, 31-32.
      21. Миссия в Хиву и Бухару..., с. 262—265.
      22. ХАЛФИН Н.А. Присоединение Средней Азии к России (60—90-е годы XIX в.). М. 1965, с. 109.
      23. МИЛЛЕР Г.Ф. История Сибири. Т. III. М. 2005, с. 479-480, 503-504.
      24. SHIR MUHAMMAD MIRAB MUNIS & MUHAMMAD RIZA MIRAB AGAHI. Firdaws al-iqbal: History of Khorezm. Leiden. 1999, p. 54—63.
      25. ХАЛФИН Н.А. Присоединение Средней Азии к России, с. 113.
      26. А.Ч. [А.М. ЧЕРНЯЕВА]. М.Г. Черняев в Средней Азии (На Сыр-Дарьинской линии). — Исторический вестник. 1915, № 6, с. 845—850; ШЕПУРИН В. Плавание Аральской флотилии в 1858 и 1859 годах. — Морской сборник, т. LIII, 1816, май, №5, с. 138-139.
      27. А.Ч. Ук. соч., с. 851—856; ХАЛФИН Н.А. Присоединение Средней Азии к России, с. 114-115.
      28. БУТАКОВ А. Эпизод из современной истории Средней Азии. — Отечественные записки, т. 163, 1865, ноябрь, кн. 1; ЕГО ЖЕ. Несколько страниц из истории Хивы. Материалы для статистики Туркестанского края. СПб. 1873.
      29. ЕГО ЖЕ. Эпизод из современной истории Средней Азии, с. 112.
      30. ХАЛФИН Н.А. Присоединение Средней Азии к России, с. 114—115.
      31. П.М.К. [П.М. ФОН КАУФМАН]. Русское знамя в Средней Азии. — Исторический вестник. 1899, № 4; 6—8, с. 112; ТЕРЕНТЬЕВ М.И. История завоевания Средней Азии, с. 274.
      32. ЛЫМАРЕВ В.И. Алексей Иванович Бутаков, 1816-1869. М. 2006, с. 127-128.
    • Алексеев А. И., Мелихов Г. В. Открытие и первоначальное освоение русскими людьми Приамурья и Приморья
      Автор: Saygo
      Алексеев А. И., Мелихов Г. В. Открытие и первоначальное освоение русскими людьми Приамурья и Приморья // Вопросы истории. - 1984. - № 3. - С. 57-71.
      К настоящему времени советская историческая наука накопила огромный материал по истории открытия и хозяйственного освоения русскими людьми Сибири и Дальнего Востока. В вышедших в свет за последние годы трудах советских историков1 на основе марксистско-ленинской методологии освещены многие не изученные ранее вопросы истории и экономического развития Сибири и Дальнего Востока в XVII-XIX веках. Издана "История Сибири"2, в которой обобщены достижения отечественной историографии в данной области. В этих трудах на огромном фактическом материале, главным образом русских и китайских источников, показаны героизм русских землепроходцев, открывших земли Дальнего Востока и присоединивших их к Русскому государству, история заселения Восточной Сибири и Дальнего Востока и их хозяйственного освоения, вскрыта безосновательность притязаний Китая на эти земли.
      Однако в КНР продолжаются попытки "обоснования" того самого "счета по реестру" территориальных притязаний к СССР, который выдвинул в 1964 г. Мао Цзэдун в беседе с японскими социалистами и который включает советские земли к востоку от Байкала, Приамурье, Приморье и Камчатку. Говорится о насильственном "захвате" этих земель русскими землепроходцами, извращается процесс открытия и присоединения этих территорий к России. В 1974 г. опубликована серия подобных статей, одна из которых - "Открыватели новых земель" или грабители, вторгшиеся в Китай?"3 - носила установочный характер.
      Сегодня китайские историки стараются "подкрепить" ее положения новыми работами4. В попытках "обосновать" территориальные претензии к СССР китайские историки стремятся всеми силами найти какие-либо доказательства несуществовавшей "принадлежности" этих земель Китаю, что приводит их к ошибочной интерпретации источников, а нередко и к прямым фальсификациям. В этой связи возникает необходимость вновь рассмотреть исторические обстоятельства, характер вхождения во второй половине XVII в. земель Приамурья и Приморья в состав Русского государства в соотношении с таким принципом международного права, особенно важным с интересующей нас точки зрения, каким является открытие и первоосвоение указанных земель в качестве государственной территории России.

      Осада Албазина. Китайское изображение
      Последняя четверть XVI в. ознаменовалась рядом важных русских географических открытий. Огромную роль в этом сыграли походы Ермака (1581 - 1585 гг.), которые открыли эпоху интенсивного продвижения русских на восток Сибири, что позволило им менее чем за столетие не только укрепиться на северо-востоке Азии, но и выйти к Тихому океану, а на юго-востоке - к Амуру. Сразу же вслед за Ермаком в Сибирь отправилось множество русских людей, стремившихся освоить и обжить новые земли. Здесь появляются первые русские поселения, крепости, остроги и зимовья, на месте которых со временем выросли большие города. Из Западной Сибири русские шли дальше, за Байкал, к Амуру. "Появление русских на берегах Амура, Зеи, Сунгари и Уссури, - пишет В. С. Мясников, - не было случайным. Тобольск, Мангазея и Томск давно перестали быть восточными форпостами Русского государства"5.
      31 января 1636 г. из Томска на Лену вышел небольшой, в 50 человек, отряд томских казаков во главе с атаманом Дмитрием Копыловым. Добравшись через Енисейск, Верхнюю Тунгуску, р. Куту до Лены, он отправился далее на Алдан. В 1638 г. недалеко от впадения в Алдан р. Май Копылов основал Бутальское зимовье. Целью похода было отыскание пути к р. Ламе (под нею, видимо, подразумевался Амур), по которой, по слухам, можно было дойти до Китая. Летом 1639 г. Д. Копылов послал отыскивать Ламу отряд во главе с Иваном Москвитиным6. Обосновавшись в устье Ульи и построив тут острог, москвитинцы совершили плавания - на север до р. Охоты, а на юг - до р. Уды. Пробыли они тут два года, получив обширные сведения о р. Мамур, протекающей южнее7. Отряд Москвитина первым в истории открытия Дальнего Востока вышел к Тихому океану и плавал по его водам.
      Совершенный ранее поход С. И. Дежнева, поход И. Ю. Москвитина открыли русским путь к Тихому океану и убедили в правдивости слухов о существовании р. Амура, вызвав естественное желание завязать отношения с местными народностями. Первый якутский воевода П. П. Головин, назначенный в 1638 г., поощрял стремление землепроходцев идти на юг. Многие казаки (Иван Квашнин, Максим Перфильев, Еналей Бехтеяров, Семен Косой и др.) пытались попасть на Амур8.
      Но к Амуру русские стремились пробиться не только северным путем, через Якутск; в верховья Амура, на Шилку и Аргунь гораздо короче и удобнее было пройти южным путем - через бурятские земли. Уже в самом начале 40-х годов XVII в. была написана "Роспись рек", впадающих в Лену, была известна и Шилка; казачий сотник Курбат Иванов, который первым достиг Байкала, писал про тунгусов и Китайское государство. В Забайкалье были осуществлены успешные походы отрядов Ивана Похабова, Ивана Галкина; были основаны Верхне-Ангарский (1646 г.), Баргузинский (1648 г.), Иргенский (1653 г.), Нерчинский (1654 г.), Селенгинокий, Удинский и другие остроги. Интересы дальнейшего хозяйственного освоения Восточной Сибири заставляли администрацию Якутского края расширять базу русского земледелия в Приамурье и Приморье.
      Русское продвижение в Приамурье было, таким образом, закономерным процессом и шло по двум направлениям: в среднее и нижнее Приамурье по северным путям из Якутии; в Забайкалье, т. е. в верховья Амура, - южными путями, через Байкал. Забайкалье, как показал В. А. Александров, начало входить в состав России с середины 40-х годов, а Восточное Забайкалье, фактически верхнее Приамурье, - с конца 40-х годов XVII в., так что уже с 1650 - 1651 гг. в Москву стал поступать ясак с тунгусского населения на Шилке, которое приняло русское подданство9. Для всего Приамурского края настало время больших перемен, связанных в первую очередь с походами и открытиями В. Д. Пояркова и Е. П. Хабарова. Не случайно и советская и зарубежная наука относит их к числу крупнейших географических открытий.
      Воевода П. Головин организовал поход якутских служилых и "гулящих" людей "на Зию и Шилку реку, для государева ясачного сбору и прииску вновь неясачных людей, и для серебряной и медной и свинцовой руды, и хлеба"10. Эту экспедицию он поручил якутскому письменному голове Василию Пояркову (ум. не ранее 1668 г.). Высокий чин его как бы подчеркивал важность данных ему полномочий. Поход Пояркова тщательно готовился как в отношении подбора его участников и материального обеспечения, так и в смысле изучения всех имевшихся к тому времени в Якутске сведений о Даурской земле и Амуре11. Эти сведения приведены в "наказной памяти", данной Головиным Пояркову. Отряд был составлен из 112 служилых людей, 15 гулящих охотников, двух целовальников, двух толмачей, кузнеца и проводника - всего 133 человека. Походы по просторам Восточной Сибири были невозможны без содействия местного населения, которое предоставляло русским приют, помогало продовольствием, обеспечивало их безопасность, давало им проводников. Экспедицию Пояркова сопровождал в качестве проводника витимский тунгус Лавага.
      Конкретной целью, поставленной перед экспедицией, было открытие "новых землиц" по Амуру, ознакомление с их населением и наложение ясака, прием местных жителей в русское подданство, т. е. выполнение государственного поручения - присоединение Приамурья и прилегающих районов к Русскому государству с целью установить его суверенитет над этой территорией. Таким образом, речь шла о государственном акте, осуществляемом центральными властями.
      15 июля 1643 г. отряд Пояркова выступил из Якутского острога. Не Успев подняться "до заморозку" к истокам Гонама, казаки построили зимовье в шести днях пути от места впадения в него р. Нюёмки. Часть отряда под начальством пятидесятника Патрикея Минина осталась сторожить запасы, Поярков же, взяв 90 человек, отправился "межу дву ветр, полуденного и обедника" (т. е. на юго-запад), по долине Нюёмки, поднялся на перевал и через него вышел на южный, амурский, склон Станового хребта (в XVII в. он еще не носил этого названия) в районе истоков Брянты - правого притока Зеи. Через несколько дней пути, уже в долине Зеи, не доходя Гилюя, т. е. у подножия хребта Тукурингра, казаки встретили первых жителей Приамурья - оленных эвенков, которых Поярков назвал уиллагирами12. Они рассказали Пояркову и его спутникам о даурах. По их словам, это были многочисленные оседлые племена, населявшие среднее течение Зеи. Путь на юг до первых "пашенных" дауров, живших около устья Умлекана, правого притока Зеи, занял еще три дня. Здесь казаки остановились на зимовку. Это был зимний умлеканский период экспедиции Пояркова, который был самым тяжелым, но в то же время и самым плодотворным.
      Местный даурский князец Доптыул Кенчюлаев, глава рода численностью около 60 человек, а также другие даурские князцы, приезжавшие в русский лагерь на Умлекане, в беседах с Поярковым сообщали ценные сведения об обстановке на Амуре и образе жизни местного даурского населения на Зее и Амуре. Собеседники Пояркова - Доптыул, шамагирский тунгус Топкуни, принесший ясак, даурский князец Боканской волости Бебра, дючерский князец Чинега, отвечая на его расспросы, сказали, что "на Зие реке, и Шилке и по сторонним речкам, кои пали в Зию и в Шилку, серебро не родится, и камок и кумачей не делают, и медные и свинцовые руды нет, и синие краски, чем кумачи красят, нет же". Топкуни же особо показал, что он бывал у князя Лавкая на Шилке, "а того что .у него серебро родится не видал и не слыхал"13. Все это, видимо, явилось главной причиной того, что, достигнув устья Зеи, Поярков поплыл не вверх по Амуру, во владения князя Лавкая, как предписывалось ему инструкцией, а вниз по течению. О населении бассейна Селемджи ценные сведения дал Бебра. Он назвал "лутчего человека" Шелогонского рода Досия, имевшего 1200 подданных, и город Молдыкидич (Молдакичит) в устье этой реки, рассказал о своей Боканской волости (население 400 человек), о группе "Турчан" (Гурган, 160 человек) и Ежегунском роде, о дуланцах-тунгусах пашенных. Все это были новые данные.
      Весной 1644 г. на Умлекан прибыли люди П. Минина, зимовавшие на Нюёмке. Объединившийся вновь отряд двинулся вниз по Зее. Через трое суток пути от Селемджи землепроходцы доплыли до левого притока Зеи р. Гогулкургу и ознакомились с местным населением. Еще одни сутки занял путь до другого крупного притока Зеи - Томи. Поярков показал, что "по ней живут дауры и тунгусы пашенные многие"14. Большое впечатление на русских, судя по записям Пояркова и тому, что его спутники доложили в Якутске15, произвели многочисленное население, богатые хлеба, огромные пастбища и обилие скота. Наблюдения землепроходцев имели важное значение, т. к. обилие в Даурии хлеба создавало реальную заинтересованность в освоении этого края как будущей продовольственной базы Восточной Сибири. Поярков не забывал скрупулезно записывать расстояния (по времени) пройденного пути и, видимо, составил карту - "чертеж" Зеи, Амура и их притоков. К сожалению, этот документ не дошел до нас, но, несомненно, им или его копией пользовался известный сибирский картограф С. У. Ремезов, а через него географические сведения Пояркова стали достоянием и европейской науки.
      "Ради государевой пользы и лучшего добытку" Поярков решил спуститься по Амуру до Ламского (Охотского) моря. Как отмечает Л. Г. Каманин, со слов Москвитина "Поярков знал, что, обосновавшись в у. Ульи, тот ходил далеко на юг, к устью Амура... Поэтому он решил попытаться пройти из Амура до построенного на устье Ульи Москвитиным зимовья и, таким образом, сомкнуть свой маршрут с маршрутом Москвитина"16. Вблизи устья Зеи Поярков встретил и описал народ дючеров. Это были тоже оседлые роды, имевшие свой, отличный от даурского, язык, которого землепроходцы не понимали. Независимые и воинственные, дючеры-хурха уже длительное время оказывали стойкое сопротивление проникновению на их земли маньчжуров 17.
      Поярков первым обратил внимание на тот факт, отмеченный им и в его записках, что по Сунгари живут "пашенные сидячие люди" (он назвал их шунгалами), а "в вершине той реки живут Мугалы кочевные скотные". Действительно, в XVII в. две трети территории сегодняшнего Северо-Восточного Китая, включая все среднее течение Сунгари, было занято монгольскими племенами. В отряде Пояркова осталось 70 человек, но он не возвратился, а поплыл по Амуру до устья Уссури и ниже. Через шесть суток пути экспедиция обнаружила многочисленные селения "сидячих" дючеров, а в "вершине" Уссури - тунгусов, т. е. орочей и удэгейцев; ниже по Амуру начинались земли натков. Последним амурским народом, описанным Поярковым, были нивхи (гиляки), землями которых до Амурского лимана поярковцы плыли две недели. "Гиляки сидячие, - сообщил Поярков, - живут по обе стороны Амура и до моря улусами, да и на море по островам и губам живут многие ж Гиляцкие люди сидячие улусами, а кормятся рыбою, ясаку они гиляки хану не дают"18.
      Здесь, в устье Амура, в земле гиляков, поярковцы провели зиму 1644/45 г., продолжая собирать сведения о крае и его населении, прежде всего о нивхах. Князцы Сельдюга, Келема и Котюга (Кетюга) Доскина заплатили ему ясак с себя и своих людей, дали сведения о численности подданных в своих улусах: Мингалском (100 человек) и Гогудинском (150 человек) у Сельдюги, Ончинском (200 жителей) у Келемы и в пяти Калгуйских улусах Кетюги Доскина (250 человек), а также сообщили о поселениях своих соседей: чагодальцах (четыре улуса Чеготата Сенбурака), улусах Кулца-первом и Кулца-втором, Такинском и о князьях Муготелле, Рыгане и Узиму. Поярков и его спутники достигли о-ва Сахалин, собрали сведения о местных гиляках и узнали, что устье Амура и Сахалин не посещают никакие иноземные корабли, "а от усть Амура реки до острова до гиляцково мерзнет, лед ставает вовсе. А на острову де рыбы много и соболи де на острове у гиляков есть ж. А промышляют де они гиляки соболей на острову мало потому что де они гиляки ни с кем не торгуют"19. Есть все основания говорить, что приоритет отряда Пояркова в открытии о. Сахалина в XVII в. получил признание авторитетнейших специалистов по истории географических открытий на Дальнем Востоке, в том числе американских и японских20.
      С местного населения в устье Амура и на Сахалине Поярков собрал ясак в размере 12 сороков (480 штук) соболей и 6 собольих шуб (в шубе в среднем по 20 соболей), всего с 1170 нивхов - глав семей, плательщиков ясака, т. е. с 4680 человек из 5700 (численность нивхов в середине XVII в.). Собирая ясак с зейского и амурского населения, Поярков вел ясачные книги. Спутники его утверждали, что "соболей у нево, Василия, ясашных и десятинных и перекупочных и покупочных и всяких 18 сороков, да 15 сороков пластин"21. Ясачные книги XVII в. свидетельствуют о приоритете обложения ясаком населения Амура именно со стороны Российского государства, т. е. о включении этого населения в состав русских подданных. Цинское обложение, о котором пишут китайские авторы22, было вторичным и, кроме того, осуществлялось беззаконно, в прямое нарушение Нерчинского (1689 г.) и Кяхтинского (1727 г.) договоров, оставивших Удское пространство неразграниченным.
      Поярковцы получили первые сведения и об айнах: "Да гиляки де сказывали им служилым людям: есть де подле моря черные люди. А называют их де куями. А живут де они подле моря по правую сторону. А какой де у них товар есть и тово де они не ведают"23. С наступлением лета 1645 г., приготовив на дорогу большие запасы кеты, землепроходцы вышли в море и, строго следуя береговой линии, отправились на север. Через 12 недель после ухода из Амура ("поэтому де долго шли, что де всякую губу обходили") Поярков и его спутники добрались до устья Ульи, где нашли хорошо сохранившееся зимовье, поставленное в 1639 г. Москвитиным. Путь Пояркова сомкнулся таким образом с маршрутом, проложенным Москвитиным. На р. Улье землепроходцы обложили ясаком местное население. Здесь был оставлен постоянный гарнизон в 20 служилых и промышленных людей24.
      Шестеро служилых людей во главе с М. Тимофеевым были отправлены Поярковым в Якутск с отписками и первыми в мире "чертежами" Зеи и Амура, а также морского побережья, опередившими первые маньчжуро-цинские карты этого района (1711 г.) более чем на 65 лет. Остатки экспедиции (к тому времени погибло две трети отряда Пояркова) перезимовали на Улье. В 1646 г. "вешним последним путем" отряд двинулся в Якутск, куда и прибыл 12 июня 1646 года.
      Выдающееся значение экспедиции Пояркова заключается в том, что землепроходцы первыми в труднейших условиях прошли по рекам системы Лены в верховья Зеи, пересекли весь этот край, достигли Амура ниже впадения в него Зеи, проплыли морем от Амурского лимана до Ульи и отсюда вернулись в Якутск, проделав путь около 8 тыс. км по неизведанной местности. Они, таким образом, изучили Амур и систему его левых и правых притоков, дали описание всех этих рек. Полученные ими данные были новым словом в европейской науке. Поярковцы собрали подробные сведения о населении бассейнов Зеи и Амура, его занятиях и образе жизни, доставили новые известия о Сахалине и практическим путем доказали возможность плавания морем от Амура на север до мест на побережье Охотского моря, уже ранее разведанных русскими первопроходцами. В результате была открыта принципиально новая система путей сообщения по русскому Дальнему Востоку. Труднейшее, первое в истории плавание по Амуру ставит имя В. Д. Пояркова в один ряд с именами крупнейших путешественников, украшает эпоху русских географических открытий.
      Разнообразные сведения о Даурской земле, принесенные экспедицией Пояркова, являются весомым вкладом в историю географического изучения Дальнего Востока. Большую ценность представляли данные о сравнительно развитой системе земледелия в бассейнах Зеи и Амура, об изобилии здесь хлеба, недостаток которого ощущался по всей Восточной Сибири. Важное значение имели и сведения о независимости основной массы амурского населения. Поярков собирал ясак с даурского населения Зеи и нижнеамурских нивхов, частично привел эти группы населения Приамурья в русское подданство. Однако в результате похода Пояркова присоединение Приамурья к Русскому государству еще не было завершено. Он собрал подробные сведения о политическом статусе народностей Приамурья и Приморья.
      Если и можно было говорить о какой-либо зависимости верхних дауров, то только от эвенкийского князя Гантимура. Последний показывал: "Жил де он, Гантимур, преж сего в Даурской земле по великой реке Шилке, а владел де он многими даурскими пашенными людьми, а ясак де платили и пашню пахали те даурские люди на него, Гантимура". Лавкаевы дауры населяли верховья Амура, и слова Гантимура о подчинении ему местного даурского населения могли относиться только к ним. Сам же Гантимур вступил в русское подданство сразу, как только в Приамурье появились первые русские отряды, и начал платить ясак с 1651 г., а до того времени никому ясака не платил25. Ни в какой "шатости" Гантимур никогда замечен не был.
      По возвращении в Якутск Поярков предлагал присоединить открытые им и независимые ни от одного из соседних государств земли на Дальнем Востоке к Русскому государству и включить их население в число его ясачных подданных. Сведения Пояркова о независимом положении населения Амура опрокидывают утверждение Люй Гуаньтяня о якобы зависимом положении амурских жителей от маньчжуров (не говоря уж о китайцах). Границы маньчжурских владений на северо-востоке лежали более чем в 800 км к югу от Амура и ограничивались линией построенного между 1653 и 1684 гг. Ивового палисада26, и Россия, присоединяя Приамурье и Приморье, вовсе не осуществляла территориальных захватов ни у Цинской империи, ни у какого-либо другого государства. Отсюда совершенно очевиден ложный характер утверждений также авторов "Ша э циньлюе кочжан ши", пытающихся доказывать положение о непрерывной агрессии России против ее соседей27.
      Поярков считал, что для присоединения земель по Зее и Амуру достаточно послать туда 300 служилых людей "и теми де людми тое землю подвесть под твою государеву царскую высокую руку мочно, и прибыль де тебе государю будет многая, что другая Лена Якуцкая земля". При этом главное внимание он обращал на обеспечение участников будущего похода хлебными припасами на месте. "Хотя на волоку и зимовать, - писал он, - и на другое лето те служилые люди будут в хлебных и скотных местех, и твоим государевым служилым людем в хлебных запасах скудости никакой не будет". Землепроходец подробно указал и путь на Зею к даурским городкам. Другое предложение Пояркова касалось организации еще одной экспедиции на нижний Амур. При этом любопытно отметить, что для этого похода воеводы предлагали царю, со слов Пояркова, следовать уже не по Зее и Амуру до его низовьев, а указали принципиально новый путь - тот, который Поярков лично разведал: от побережья Охотского моря на юг до устья Амура28. Предложения Пояркова якутские власти передали правительству. Практическим результатом его похода была санкция Москвы на присоединение Приамурья и Приморья к Русскому государству.
      Инициативу Пояркова, который после подачи проекта о новой экспедиции серьезно заболел, перехватил предприимчивый промышленный человек Ерофей Павлович Хабаров, прекрасно осведомленный о походах своих предшественников. Ему был открыт широкий кредит из государственной казны, выданы казенное оружие, товары для обменной торговли с местным населением, сельскохозяйственный инвентарь для организации в крае русских земледельческих поселений. Якутский воевода Д. А. Францбеков позднее утверждал, что "стала де ему та Даурская служба в 30000 рублев слишком"29. Охотников принять участие в экспедиции Хабарова нашлось 70 человек. Францбеков предписывал Хабарову привести в русское подданство даурских князей Лавкая и других, собирать по всему Амуру ясак и разведывать серебряную и прочие руды. Средства для достижения всех этих целей указывались мирные, подчеркивалось, что казаки посылались "не для бою"30.
      Отряд Хабарова вышел из Якутска осенью 1649 г. и двинулся по более короткому пути на Амур, открытому И. Квашниным. Казаки спустились по Лене до устья Олекмы и затем поднялись по этой реке до ее правого притока Тугира (Тунгира). Далее отряд двигался уже на нартах и лыжах вверх по долине Тугира на Тугирский волок. Здесь землепроходцы перебрались через отроги хребта Олекминский Становик и по реке Урке (современному Уркану) вышли на Шилку, где находились владения даурского князя Лавкая и стоял его укрепленный городок, оказавшийся пустым, покинутым жителями. Независимые верхнеамурские дауры настороженно отнеслись к появлению на Амуре отрядов русских землепроходцев. Пустыми оказались и четыре других городка, также принадлежавших племени Лавкая. Хабаров описал Лавкаев городок и его очень сильные укрепления. Сообщая о занятии этих укрепленных городков и края без боя, Хабаров писал: "И только б на них страх божий напал ино было и подумать нельзя и не такими людми такие крепости имать, и то, государь... бог объявил и поручил под твою царскую высокую руку новую землю"31 Лавкаева городка казаки вернулись в третий городок князя Албазы и остановились здесь лагерем.
      26 мая 1650 г. Хабаров, вернувшись в Якутск, представил воеводе составленный им "князь Лавкаевых городов и земли чертеж"32, образцы местных хлебов и расспросные речи жителей, свидетельствующие о богатстве их края. Все эти сведения были немедленно отосланы в Сибирский приказ в Москву. В сопроводительной отписке Францбекова подчеркивалось значение новой приобретенной "землицы" как житницы Восточной Сибири. В этой связи указывалось и на близость Даурии к Якутску и удобство сообщения между ними - к этому времени русские хорошо изучили пути сообщения в Приамурье.
      Узнав о существовании где-то за пределами уже присоединенной и осваиваемой территории еще и "князя Богдоя", Францбеков распорядился, чтобы Хабаров направил к нему посланцев с призывом "с родом своим и племенем и со всеми улусными людьми" перейти в русское подданство, о чем была составлена специальная грамота33.
      После 9 июля 1650 г. Хабаров, назначенный уже приказным человеком новой Даурской "землицы", на которую он распространил власть русской администрации, с отрядом в 138 человек снова отправился на Амур, под городок князя Албазы. В конце ноября отряд двигался вниз по Амуру. Зимовать было решено в устье р. Комары (Кумары), где был построен Кумарский острог. Зимой же 1650/51 г. отряд ходил вверх по Амуру до места слияния Шилки и Аргуни, и там, "в угожем крепком месте под волоком, где... с Олекмы переходить будет русским людем пешею ногою, сухим путем, токмо два дни", был основан еще один острог - Усть-Стрелочный. Оставленному в нем отряду в 30 служилых людей было указано собирать ясак с местного населения. Дополнительно на средства Хабарова были посажены "для пашни" 20 крестьян. Еще четверых своих кабальных людей он послал заниматься хлебопашеством на р. Урке (Уркане)34. Основная же масса казаков отправилась в Албазин, ставший с того времени главным укрепленным пунктом русских землепроходцев на Амуре. "Эти первые попытки заведения на Амуре русского земледелия не пропали даром, - пишет Ф. Г. Сафронов. - ...Уже в 60 - 80-х годах XVII века русские крестьяне и промышленники распахивали в районе Албазина многие сотни десятин земли"35.
      В течение зимы 1650/51 г. отдельные роды дауров добровольно приняли русское подданство и регулярно приносили в Албазин ясак. В счет его были собраны 166 соболей и одна шуба. 25 марта 1651 г. этот ясак с донесением ("отпиской") был отправлен в Якутск. Хабаров сообщал, что князья Лавкай, Шилгиней и Албаза обещали быть в русском подданстве, что ему на Амуре нужны боеприпасы и подкрепления.
      2 июня 1651 г., "поделав суды болшие и малые", Хабаров вновь двинулся по Амуру. Казаки проплыли Дасаулов городок и достигли Гуйгударова городка - "тройного", т. е. состоявшего из трех городков-крепостей. Через толмачей Хабаров призвал местных дауров к послушанию и покорности русскому царю, потребовал сдаться без боя и платить ясак "по своей мочи", за что обещал "вас оберегать от иных орд, кто вам силен". Однако даурские феодалы стремились вообще уклониться от уплаты ясака кому бы то ни было.
      В этот момент в Гуйгударовом городке произошла первая встреча русских землепроходцев с "богдоевыми людьми", приехавшими сюда "с товары", и это заставляет предположить, что здесь могла оказаться какая-то партия китайских и маньчжурских купцов, действительно иногда появлявшихся на Амуре. Данный вопрос ранее уже подробно рассмотрен36. Маньчжуро-цинские источники не содержат никаких упоминаний о факте какого-либо постоянного пребывания маньчжуров в даурских городках или вообще где-либо на Амуре. Несмотря на это, в китайской и японской литературе была предпринята несостоятельная попытка выдать этих людей не больше и не меньше как за "маньчжурскую администрацию" и "постоянный маньчжурский гарнизон" на Амуре37. Эти утверждения основываются на неправильном переводе и интерпретации указанными авторами выражения "бинцзян люшоу", которое следует переводить как "воины и офицеры, оставленные для охраны (арьергарда уходившего маньчжурского войска)"38.
      "Я тому богдойскому мужику честь воздал, - доносил Хабаров, - и подарки государевы давал и отпустил ево, богдойсково мужика, честно в свою Богдойскую землю". От взятых "языков" стало известно, что ниже четырех улусов по Амуру "стоит город крепкой и укреплен накрепко, а крепили де тот город всею нашею Даурскою землею"39. Это был городок Толгин на левом берегу Амура, в одном дне пути (30 - 35 км) ниже устья Зеи. Князцами в нем были Толга, его брат Омутей и зять Балдачи - Туронча. Отряд Хабарова проплыл мимо устья Зеи и достиг указанного городка. Местные даурские князцы заявили, что "за ясак де нам что стоять, либо бы де было постоянно, мы де ясак дадим", "осенью де дадим вам полный ясак". О себе князцы сообщили, что они - дауры, все одного роду и имеют подданных "луков с тысячу и болши, и мы де топере вашему государю все послушны будем и покорны и ясак с себя станем давать по вся годы". Это была, подчеркнем, основная группировка даурского населения на Амуре.
      "И они князья, - сообщал Хабаров, - князь Туронча и князь Толга велели им князю Омутею и всем лутчим людем быть к нам, и они тотчас к нам приехали человек ста с три; и яз приказной человек, по государеву указу, того Турончу и с братьями, и Толгу,, и Омутея с братьями, их князей и лутчих людей Балуню, и Аная, и Евлогия и всех улусных их людей и весь род их к шерти привели на том, что быть им под государя нашего царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Руси высокою рукою в вечном ясачном холопстве на веки, и ясак себя (платить) по вся годы безпереводно". Для "постоянья и утвержденья" вновь приобретенных земель и новых ясачных подданных землепроходцы приняли решение освободить захваченных даурцев без какого-либо выкупа "и велели им жить без боязни, и они жили в тех своих улусах у города с нами за един человек, и корм нам привозили и они к нам в город ходили безпрестанно, и мы к ним тож ходили"40.
      Эти и многие другие факты о взаимоотношениях казаков и местных жителей игнорирует современная китайская историография присоединения Приамурья и Приморья к Русскому государству. Китайские историки пытаются их скрыть, искусственно выпячивая насильственный аспект этого процесса.
      7 сентября 1651 г. Хабаров оставил городок и поплыл вниз по Амуру. Землепроходцы четыре дня плыли "до Каменю" (хребта Малый Хинган, пересекающего в этом месте Амур). Население этого района составляли уже верхние дючеры, которых Поярков называл "гогулями", как людей, живущих вверх по течению Амура, по отношению к основной массе дючеров, живших ниже "Каменя". Через два дня пути Малым Хинганом "с правую сторону выпала река зов ей Шингал; и на усть той реки сказывают, что живут многие люди, да и городы де у них; и на усть той реки Шингала стоят на той же стране два улуса великие, в тех улусах юрт шестдесят и болши". Это были улусы дючеров-хурха. Землями этих племен казаки плыли по Амуру семь дней, "а все то место пахотное и скотное", - сообщили они41. Дючерские селения были большие - по 70 - 80 юрт. "И в осмой день, - сообщает источник, - поплыли... стоит на правой стороне на Каменю улус велик горазно, и с того места люди пошли имя Ачаны, и с того места и до моря место не пашено и скота нет, и живут все рыбою". Эти "ачаны" и "натки", о которых сообщал еще Поярков, являлись предками современных нанайцев и ульчей42.
      "29 сентября, - писал Хабаров, - наплыли улус на левой стороне, улус велик, и яз приказной Ярофейко и служилые и волные казаки посоветовали, и в том улусе усоветовали зимовать, и тут город поставили и с судов выбрались в город"43. Так был поставлен Ачанский острог. Ачаны привезли казакам ясак в семь сороков соболей. Затем Ачанский городок был дополнительно укреплен, и казаки остались в нем зимовать. В течение зимы из городка совершались походы для приведения в российское подданство окрестного населения. Обилие в Амуре рыбы, обеспечивало отряд продовольствием.
      Весна 1652 г. принесла неожиданные осложнения. "И марта в 24 день на утренней заре сверх Амура-реки славные ударила сила и ис прикрыта на город Ачанской, на нас, казаков, сила богдойская, все люди конные и куячные", - доносил впоследствии Хабаров44. Это было двухтысячное маньчжурское войско, которое совершило дальний трехмесячный переход, чтобы добраться до Амура, с 6 пушками, 30 скорострельными пищалями (по три и четыре ствола вместе) и 30 "пинартами" для подрыва городских стен с целью напасть на русский Ачанский городок. Стремясь застать казаков врасплох, маньчжуры подступили к городу скрытно. Нападение было совершено так неожиданно, что защитники выскочили на городскую стену "в единых рубашках". Красочное описание боя дано в опубликованных русских исторических документах.
      В результате полного разгрома маньчжуро-цинов казаки захватили пленных и богатые трофеи: восемь знамен богдойских, две железные пушки, огненное оружие, в том числе 17 пищалей скорострельных, 830 вьючных лошадей с хлебными запасами. Коварное нападение на русских дорого обошлось маньчжурским агрессорам. Они потеряли убитыми 676 человек. Еще более важными были политические последствия этого поражения "непобедимых" прежде маньчжуров, применявших при своих набегах на приамурские народы огнестрельное оружие. На этот раз они встретили на Амуре достойное сопротивление и получили отпор. Можно вполне обоснованно предположить, что это поражение маньчжуров, понесенное от русских казаков, произвело сильное впечатление на местное население. Теперь на Амуре впервые появилась сила, способная защитить малые народности Дальнего Востока от агрессии их южных соседей.
      Поражение маньчжурского воинства запечатлелось и в хрониках богдыхана Канси 1685 - 1687 годов. Непосредственные же последствия поражения описывает маньчжурский источник, относящийся к 16 октября 1652 г.: "Чжанцзин Хайсэ, поставленный на охрану Нингуты, послал бушэн ичжана Сифу и других, которые во главе войска отправились на Хэйлунцзян и имели сражение с русскими, но потерпели поражение. Хайсэ приговорен к смертной казни и казнен, а. Сифу - лишен своих чинов и сечен 100 ударами плети. Однако ему было по-прежнему приказано оставаться в Нингуте"45. В этом бою с маньчжурами погибло 10 казаков, а 78 человек было ранено, "и те от ран оздоровили".
      От пленных удалось получить ценную информацию о Богдойском (Маньчжурском) государстве и его взаимоотношениях с Китаем. Они сообщили также сведения о расстояниях между отдельными населенными пунктами этих государств и от них до Амура и пр. Пленные также показали, что путь от форпостов маньчжуров на территории современного Северо-Восточного Китая до Амура занимал три месяца: "А ехали де мы, - сообщил один из пленных, - из Нюлгуцкого города до ся мест 3 месяца на конех, а коней было у нас, имая с собою на 2-х человек 3 лошади"46. 22 апреля 1652 г. землепроходцы оставили Аяанский городок и на шести дощаниках пустились в обратный путь вверх по Амуру.
      После прибытия в Якутск посланцев Хабарова, доставивших упомянутую выше отписку, Попов был сразу же отправлен с нею в Москву (подана в Сибирском приказе 25 августа 1651 г.), а в Якутске набрано 110 охотников для службы на Амуре, к которым добавились еще 27 служилых людей, посланных Францбековым. Отряд этот, во главе которого был поставлен Т. Е. Чечигин, "поспешно наскоре" ушел на Амур. Он вез новые поручения Хабарову от якутского воеводы. Подтверждалась первоочередная задача - привести в русское подданство местное приамурское население.. Этому отряду пришлось зазимовать в Банбулаевом городке на Амуре. Сюда к казакам приезжали амурские даурские князья и их улусные люди, приносили ясак и заявляли русским, что "мы де с вами дратца не хотим", т. е. об отказе от дальнейшего сопротивления русским отрядам в Приамурье. Они просили у русских "сроку": "Дайте де нам даурским князьям подумать всем"47.
      К этому времени, т. е. к зиме 1651/52 гг., четко обозначилась тенденция к добровольному подчинению местного даурского населения на Амуре Русскому государству. Маньчжуры, терпя здесь одну неудачу за другой, прибегали к такой мере, пагубной для. всей культуры даурского и дючерского земледелия на Амуре, как насильственные угоны части дауров и дючеров в Маньчжурию. При этом маньчжуры ставили целью как опустошение района Приамурья, так и лишение Русского государства части его новых ясачных подданных. Дальнейшая судьба этих перемещенных маньчжурами с "породных мест" амурских дауров была, как правило, трагичной. Факты, свидетельствующие об этом, замалчиваются современной китайской историографией48.
      3 мая 1652 г. казаки отряда Чечигина устроили совет, на котором было решено отправить вниз по Амуру на поиски Хабарова 27 казаков под командой И. А. Нагибы. В случае если бы не удалось найти Хабарова в течение 10 дней, отряд должен был вернуться к основным силам. 4 мая отряд Нагибы выступил в путь. Однако где-то в амурских протоках или среди островов дельты Сунгари отряды Нагибы и Хабарова разминулись. Так и не встретив Хабарова, который в это время поднимался по Амуру, Нагиба продолжал свой путь, пока не вышел к устью. Достигнув Амурского лимана, он решил уйти отсюда морем на север, к устью Ульи и вернуться в Якутск по маршруту Пояркова. Но землепроходцы потерпели кораблекрушение, им пришлось перенести многие лишения, и только 15 сентября 1653 г. Нагиба с пятью товарищами, оставив других казаков в землях тунгусов в поставленном здесь Тугурском остроге, прибыл в Якутск.
      Поход отряда Нагибы еще раз доказал, что, продвигаясь от устья Амура в северном направлении, можно достигнуть рек, впадающих в Охотское море, и, поднявшись по их долинам на перевалы, выйти на систему притоков Лены, либо по сухопутью - непосредственно на Алдан. Поход отряда Нагибы был вторым путешествием русских людей от устья Амура морским путем вдоль побережья Охотского мори и отсюда в Якутск, отделенным от такого же прохода Пояркова весьма коротким сроком.
      Чечигин, спускаясь по Амуру, скоро встретился с отрядом Хабарова. Людей, приведенных Чечигиным Хабаров влил в свой отряд. Местное население предупреждало землепроходцев о подготовке маньчжурами новых нападений, о маньчжурской засаде в устье Сунгари и пр. Поднимаясь по Амуру, отряд Хабарова вновь достиг Турончина и Толгина городков. Отсюда, по имевшимся у землепроходцев данным, вела кратчайшая дорога в "Богдоеву землю". Отсюда и направилось к маньчжурам посольство Чечигина. В той смутной обстановке, которая еще сохранялась в Приамурье, в условиях новых военных приготовлений маньчжуров, отважный русский землепроходец - дипломат и большинство сопровождавших его людей погибли.
      1 августа 1652 г. отряд Хабарова остановился в устье реки Зеи. Было принято решение основать здесь, в месте слияния двух могучих рек Дальнего Востока, город. Здесь же группа казаков отделилась от основного отряда и на трех судах, во главе с С. Поляковым, Л. Васильевым и К. Ивановым, всего 136 человек, ушла вниз по Амуру. Отряд Степана Полякова, проплывая через земли дючеров, по пути собирал с них ясак. Он достиг гиляцкой земли, составив одно из точнейших описаний Амура. Здесь, в низовьях реки, казаками был поставлен хорошо укрепленный Косогольский острог. Именно эта группа спутников Хабарова собрала первые известия о народе чижем (японцах), о его землях, о народе куви (айнах) и других.
      Спустившись 30 сентября в низовья Амура, Хабаров присоединил к себе эту отколовшуюся группу казаков. К тому времени гиляцкое население массами добровольно приносило ясак Полякову. 1 октября. 1652 г. на пяти стругах явились к острогу приморские гиляки, привезшие ясак; 9 октября ясачные гиляки и дючеры приплыли на 40 стругах49. Зиму 1652/53 г. отряд землепроходцев провел в земле гиляков. Все ее население было приведено в российское подданство.
      В конце мая 1653 г. Хабаров вновь отправился вверх по Амуру. Московское правительство, получив известие о присоединении Приамурья и Приморья к России, решило наградить Хабарова и служилых людей и послало в помощь им трехтысячное войско. Для выдачи наград и подготовки на месте всего необходимого для этого войска был послан фактически с воеводскими полномочиями Д. И. Зиновьев. Ему поручалось лично собрать сведения о Даурии и обстановке на местах. Встретившись с Хабаровым близ устья Зеи в августе 1653 г., Зиновьев раздал землепроходцам царские награды (Хабарову - золотую медаль, служилым людям - 200 новгородок, охочим людям - 700 московок; все 320 участников походов Хабарова были награждены) и потребовал от них полного подчинения себе как представителю центральной власти. Казакам он приказал заниматься земледелием, для чего и привез на Амур сельскохозяйственные орудия иставить в крае остроги. Строительство одного из таких острогов Зиновьев наметил в устье Урки, на месте Лавкаева городка, другого - в устье Зеи. Прибывшему на Амур в начале 1654 г. отряду Михаила Кашинцева было велено заложить Туркинский острог в устье Турки. Возвращаясь в Москву весной того же года, Зиновьев забрал с собой Полякова, Иванова и Хабарова50.
      Новым приказным человеком на Амур был назначен О. Степанов. В 1654 г., основываясь на данных, сообщенных в Москве Хабаровым и Зиновьевым, правительство приняло решение о создании Даурского воеводства с центром в Нерчинске, под управление которого были поставлены все русские остроги в Приамурье и Приморье (Кумарский, Усть-Стрелочный, Албазинский, Ачанский, Тугирский, Туркинский и др.). Очень точно отметил роль таких русских острогов В. И. Шунков: они"не были лишь военными и административными укрепленными пунктами. Значительная часть их становилась земледельческими очагами"51. Под началом Степанова на Амуре оставался и в последующий период активно действовал отряд казаков численностью более 500 человек. Это означает, что после отъезда Хабарова в Даурии была оставлена достаточная по численности группа людей, основаны поселения и созданы органы власти для упрочения принадлежности Приамурского и Приморского краев Русскому государству.
      В советской литературе обосновано мнение о том, что в результате похода Хабарова Амур до самого устья был присоединен к Русскому государству. Обобщая взгляды советских историков, А. Л. Нарочницкий пишет, что весь Амур до Татарского пролива и земли к востоку от р. Аргуни до Большого Хингана вошли в российские владения, а ясак взимался до самого моря52. Источники подтверждают этот вывод. Сам Хабаров, упоминая о своих заслугах, с полным основанием заявлял: "Я, холоп твой, тебе, государь, служил и кровь за тебя... проливал и иноземцев под твою царскую высокую руку подводил, и ясачный сбор сбирал, и тебе... казну собрали и прибыль учинили и четыре земли привели: Даурскую, Дюгерскую, Натцкую да Гиляцкую под твою государеву высокую руку"53. Эти события означали осуществление Русским государством юридического акта овладения Приамурьем и Приморьем и установления здесь такой действенной системы управления этой территорией от имени государства, какой являлась организация систематического ясачного сбора в царскую казну. Эти земли были присоединены к России в основном мирными средствами.
      Историческое значение походов нескольких казачьих партий по Амуру в 1649 - 1653 гг. под общим начальством Хабарова заключается также и в том, что в этот период был дважды преодолен путь по всей длине этой крупнейшей реки Дальнего Востока, открытой и описанной впервые русскими землепроходцами. Отрядом Нагибы было повторено морское плавание Пояркова от Амурского лимана вдоль побережья Охотского моря в Якутск и закреплен морской путь между устьями Амура и Ульи.
      В результате плаваний Хабарова по Амуру были составлены описание вновь открытого края, присоединенного к Русскому государству, его природных условий, системы речных путей, населения, первые карты Приамурья. Данные Хабаровым в его "отписках" описания условий жизни и быта приамурских народов - дауров, ачанов, натков и нивхов (гиляков) - являются вплоть до настоящего времени основным источником наших сведений о населении Приамурья XVII века. Хабаров привел все это население в российское подданство. Вхождение малых народов этого края в состав такого крупного многонационального государства, каким уже являлось тогда Русское государство, имело огромное прогрессивное значение.
      Хабаров положил начало хозяйственному освоению берегов Амура, где русские люди закладывали городки и остроги, размещали в них постоянные гарнизоны, возделывали землю, сеяли и выращивали хлеб, вели поиски и приступали к добыче полезных ископаемых. К 1682 г., когда началась открытая маньчжурская агрессия на Амуре, территория Приамурья уже была покрыта сетью русских острогов и зимовий. Владения России распространялись от верховьев Шилки и Амура до низовьев Амура и его лимана и острова Сахалин. Центрами деятельности русских поселенцев в Приамурье и Приморье стали города Нерчинск и Албазин с прилегающими многочисленными селениями, посадами и зимовьями в окрестностях. В дополнение к имевшимся ранее на устье Амура был поставлен Косой острог, появились остроги и зимовья на Бурее и Амгуни, Верхозейский, Селемджинский и Долонский остроги, а также остроги в устьях рек, впадающих в Охотское море, Удский и Тугурский.
      Освоение и развитие производительных сил края сделалось возможным именно в результате его присоединения к России. Приамурье в широком значении этого слова - от слияния Шилки и Аргуни до устья р. Уды на севере и включая Сахалин на востоке - было начато русскими землепроходцами, получившими о нем первые надежные сведения, которые стали вскоре известными в Европе и обогатили мировую науку. Русские землепроходцы дали отпор чужеземным военным набегам на Амур, нанеся явившимся туда маньчжурским войскам первое сокрушительное поражение под Ачанским и Комарским острогами и защитив тем самым малые народности Приамурья и Приморья от маньчжурской агрессии. Россия не замедлила превратить свое первичное правооснование на Приамурье и Приморье в реальное. В значительной степени именно в результате деятельности Пояркова и Хабарова, а также сотен и тысяч Других русских землепроходцев - казаков, промышленных людей и крестьян - эти земли на Дальнем Востоке навсегда вошли в состав Российского государства.
      После Великого Октября, высказавшись за Советскую власть, население Приамурья и Приморья отстояло свое право на выбор исторической судьбы и с оружием в руках защитило родной край от интервентов (в том числе китайских) и белогвардейцев. Это было практической реализацией принципа самоопределения народов, ранее населявших дальневосточную окраину России.
      Примечания
      1. Нарочницкий А. Л. Международные отношения на Дальнем Востоке. Кн. I. С конца XVI в. до 1917 г. М. 1973; Тихвинский С. Л. Великоханьский гегемонизм и публикации на исторические темы в КНР. - Вопросы истории, 1975, N 11; его же. История Китая и современность. М. 1976; его же. Некоторые вопросы формирования северо-восточной границы Цинской империи. В кн.: Международные отношения и внешняя политика СССР. История и современность. М. 1977; Сладковский М. И. История торгово-экономических отношений народов России с Китаем (до 1917 г.). М. 1974; его же. Китай. Основные проблемы истории, экономики, идеологии. М. 1978; Александров В. А. Россия на дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.). М. 1969; Мясников В. С. Империя Цин и Русское государство в XVII в. М. 1980; его же. Вторжение маньчжуров в Приамурье и Нерчинский договор 1689 г. В кн.: Русско-китайские отношения в XVIII в. Т. 2. М. 1972; Полевой Б. П. Первооткрыватели Курильских островов. Южно-Сахалинск. 1982; его же. Новое об амурском походе В. Д. Пояркова (1643 - 1646 гг.). В кн.: Вопросы истории Сибири досоветского периода (Бахрушинские чтения, 1969). Новосибирск. 1973; Алексеев А. И. Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки. М. 1982; Мелихов Г. В. Маньчжуры на Северо-Востоке (XVII век). М. 1974.
      2. История Сибири. Тт. I - V. Л. 1968 - 1969.
      3. Ее авторы Тань Цисян и Тянь Жукан. - Лиши яньцзю, 1974, N 1, с. 129 - 141 (на кит. яз.). Обоснованная научная критика этих статей была тогда же дана в указанных выше работах акад. С. Л. Тихвинского. См. также сб.: Документы опровергают. Против фальсификации истории русско-китайских отношений. М. 1982.
      4. Количество подобных материалов велико. Назовем лишь некоторые: История распространения агрессии царской России. Т. I. Пекин. 1979 (на кит. яз.); Люй Гуаньтянь. О зависимом статусе различных народностей бассейна верхнего и среднего Амура от Минской и Цинской династий. - Шэнхуэй кэсюе чжаньсянь, 1981, N 2, (на кит. яз.); Сюй Цзинсюе. Исследование об ясаке в Сибири. - Сюеси юй таньсо, 1982,N 6 (на кит. яз.); Ян Юйлянь, Гуань Кэсяо. Управление цинским двором районами пограничных национальных меньшинств Гирина. - Лиши яньцзю 1982, N 6 (на кит. яз.).
      5. Мясников В. С. Империя Цин и Русское государство, с. 70.
      6. Русские мореходы на Ледовитом и Тихом океанах. Сб. док. Л. - М. 1952, с. 51.
      7. Подробнее см.: Алексеев А. И. Охотск - колыбель русского Тихоокеанского флота. Хабаровск. 1958, с. 10 - 12; Степанов Н. Н. Первые русские сведения об Амуре и гольдах. - Советская этнография, 1950, N 1, с. 181.
      8. Алексеев А. И. Сыны отважные России. Магадан. 1970, с. 15 - 16.
      9. Александров В. А. Ук. соч., с. 6 - 7.
      10. Шестаков М. Инструкция письмянному голове Пояркову (из Якутского областного архива). - ЧОИДР, 1861, кн. I, отд. 5, с. 1.
      11. Дополнения к актам историческим (ДАИ). Т. III. СПб. 1848, с. 31.
      12. Б. О. Долгих считает местом проживания тунгусов-оленеводов уиллагиров бассейн верховьев Зеи, выше устья Гилюя (см. Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. М. 1960, с. 607).
      13. ДАИ Т. III, с. 52 - 53.
      14. Там же, с. 54.
      15. Там же, с. 55; ЦГАДА, ф. Якутская Приказная изба (ЯПИ), оп. 1, стб. 43, л. 360.
      16. История открытия и исследования Советской Азии. М. 1969, с. 278 - 279.
      17. Подробнее см.: Мелихов Г. В. Ук. соч.; ЦГАДА, ф. ЯПИ, оп. 1, стб. 43, л. 360.
      18. ДАИ Т. III, с. 55.
      19. Цит. по: Долгих Б. О. Ук. соч., с. 601.
      20. Полевой Б. П. Забытые сведения спутников В. Д. Пояркова о Сахалине (1644 - 1645 гг.). - Известия Всесоюзного Географического общества, 1958, т. 90, вып. 6; его же. Первооткрыватели Сахалина. Южно-Сахалинск. 1959.
      21. Долгих Б. О. Ук. соч., с. 600, 601; ЦГАДА, ф. ЯПИ, оп. 1, стб. 43, л. 361; см. также: Полевой Б. П. Новое об Амурском походе В. Д. Пояркова, с. 124 - 125. Пластина - специально обработанная шкурка.
      22. Ян Юйлянь, Гуань Кэсяо. Ук. соч., с. 63.
      23. Долгих Б. О. Ук. соч., с. 601.
      24. ДАИ. III, с. 56.
      25. Александров В. А. Ук. соч., с. 50; см. рец. А. Н. Копылов а и В. С. Мясникова на кн. П. Т. Яковлевой "Первый русско-китайский договор 1689 г." - История СССР, 1959, N 4, с. 179.
      26. Подробнее см.: Мелихов Г. В. Ивовый палисад - граница Цинской империи. -Вопросы истории, 1981, N 8, с. 115 - 123; его же. О северной границе вотчинных владений маньчжурских (цинских) феодалов в период завоевания ими Китая (40 - 80-е годы XVII в.). В кн.: Документы опровергают, с. 18 - 70.
      27. См. Люй Гуаньтянь. Ук. соч., с. 191; История распространения агрессии царской России. Т. I.
      28. ДАИ Т. III, с. 57 - 58.
      29. Чулков Н. П. Ерофей Павлович Хабаров - добытчик и прибылыцик XVII века. - усский архив, 1898, кн. I, вып. 2, с. 179; Сафронов Ф. Ерофей Хабаров. Хабаровск. 1983.
      30. Акты исторические. Т. IV. СПб. 1842, с. 68.
      31. ДАИ Т. III, с. 258.
      32. ДАИ Т. III, с. 261.
      33. Беспрозванных Е. Л. Приамурье в системе русско-китайских отношений. М. 1983, с. 25.
      34. Акты исторические. Т. IV, с. 75; Русский архив, 1898, кн. I, вып. 2, с. 182.
      35. Сафронов Ф. Г Ук. соч., с. 62. .
      36. См. Мелихов Г. В. О северной границе вотчинных владений маньчжурских (цинских) феодалов, с. 20 - 28.
      37. См.: Юй Шэнъу и др. История агрессии царской России в Китае. Пекин. 1978. Т. I, с. 57; Люй Гуаньтянь. Ук. соч., .с. 194; Есида К. "О солдатах и офицерах охраны", оставленных цинской армией в [селениях] племени солонов. - То хо гаку, Токио, 1978, N 55, с. 49 - 61 (на яп. яз.).
      38. См. Мелихов Г. В. О северной границе, с. 20 - 28.
      39. ДАИ Т. III, с, 361 - 362; Русско-китайские отношения в XVII веке. Т. I, с. 135.
      40. ДАИ Т. III, с. 362 - 363.
      41. Долгих Б. О. Ук. соч., с. 590 - 591; ДАИ Т. III, с. 364.
      42. Долгих Б. О. Ук. соч., с. 591.
      43. ДАИ Т. III, с. 364.
      44. Там же, с. 365; Русско-китайские отношения в XVII веке. Т. I, с. 135.
      45. Правдивые записи о правлении Величественного императора Шицзу великой Цин, гл. 68, с. 24а.
      46. ДАИ Т. III, с. 366 - 367; Русско-китайские отношения в XVII веке. Т. I, с. 136 - 137.
      47. ДАИ Т. III, с. 346, 357.
      48. См., напр.: История агрессии царской России. Т. I, с. 60 сл. Ср. Первоначальные наброски Описания Хэйлунцзяна. Б. м., б. г., гл. 60 (Биография Балдачи), с. 12а; Мелихов Г. В. Маньчжуры на Северо-Востоке, с. 58 - 72, 81.
      49. Чулков Н. П. Ук. соч., с. 186 - 187; Полевой Б. П. Первые сведения сибирских казаков о японцах (1652 - 1653 гг.). - Вопросы истории, 1958, N 12.
      50. В Москве Хабаров был пожалован в дети боярские и назначен управителем приленских деревень от Усть- Кути до Чечуйского волока.
      51. Шунков В. И. Очерки по истории земледелия Сибири (XVII в.). М. 1956, с. 200.
      52. Нарочницкий А. Л. Международные отношения на Дальнем Востоке, с. 17 - 18.
      53. Цит. по: Чулков Н. П. Ук. соч., с. 189.
    • Открытие великой реки Амазонок. Хроника и документы XVI века о путешествиях Франсиско де Орельяны
      Автор: Saygo
      Открытие великой реки Амазонок. Хроника и документы XVI века о путешествиях Франсиско де Орельяны / Перевод с испанского, вступительная статья и комментарии С. М. Вайнштейна. Ответственный редактор Я. М. Свет. - М., Географгиз, 1963. - 203 с. илл., карт.
      Содержание
      Франсиско де Орельяна и открытие Амазонки. С. Вайнштейн 5
      Свидетельство о добросовестной службе капитана Франсискоде Орельяны 29
      Комментарии 36
      Гаспар де Карвахаль. «Повествование о новооткрытии достославной Великой реки Амазонок» 39
      Начало похода Орельяны 44
      Сеньория Апарин 49
      Постройка второй бригантины 54
      Страна властителя Омагуа 65
      Земля Пагуаны 68
      Открытие Черной реки 69
      Провинция Позорных Столбов 73
      Благодатная земля и владение амазонок 75
      Сведения об амазонках 81
      Земля Карипуны 83
      Вблизи моря 84
      Последние усилия 87
      Плавание по морю до острова Кубагуа 90
      Разночтения и комментарии 92
      К вопросу о достоверности «Повествования» Карвахаля 116
      Определение расстояний и дат в «Повествовании» Карвахаля 119
      Деньги в Испании и Перу в 30-х—40-х годах XVI века 121
      Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес. Отрывок из «Всеобщей и подлинной истории Индий, островов и материковой земли в море-океане» 123
      Глава I 125
      Глава II 127
      Глава III 133
      Глава IV 136
      Глава V 138
      Глава VI 139
      Комментарии 143
      Официальные документы экспедиции Орельяны 153
      1. [Письмо капитана Орельяны в Совет по делам Индий] 155
      2. [Акт о назначении Франсиско де Исасаги на должность эскривано] 158
      3. [Акт о вступлении во владение] 159
      4. [Требование спутников Орельяны о продолжении походаи согласие Орельяны] 160
      5. [Приказ] о сдаче чужих вещей] 165
      6. [Второй акт о вступлении во владение] 166
      7. [Письмо участников похода к капитану Орельяне с просьбой не оставлять своего поста и согласие Орельяны] 167
      Комментарии 170
      Капитуляция об исследовании, завоевании и заселении Новой Андалузии и обязательство Орельяны о соблюдении условий капитуляции 171
      Комментарии 183
      Акт об обследовании армады аделантадо дона Франсиско де Орельяны и об ее отплытии к амазонкам 191
      Комментарии 199
    • Открытие великой реки Амазонок. Хроника и документы XVI века о путешествиях Франсиско де Орельяны
      Автор: Saygo
      Просмотреть файл Открытие великой реки Амазонок. Хроника и документы XVI века о путешествиях Франсиско де Орельяны
      Открытие великой реки Амазонок. Хроника и документы XVI века о путешествиях Франсиско де Орельяны / Перевод с испанского, вступительная статья и комментарии С. М. Вайнштейна. Ответственный редактор Я. М. Свет. - М., Географгиз, 1963. - 203 с. илл., карт.
      Содержание
      Франсиско де Орельяна и открытие Амазонки. С. Вайнштейн 5
      Свидетельство о добросовестной службе капитана Франсискоде Орельяны 29
      Комментарии 36
      Гаспар де Карвахаль. «Повествование о новооткрытии достославной Великой реки Амазонок» 39
      Начало похода Орельяны 44
      Сеньория Апарин 49
      Постройка второй бригантины 54
      Страна властителя Омагуа 65
      Земля Пагуаны 68
      Открытие Черной реки 69
      Провинция Позорных Столбов 73
      Благодатная земля и владение амазонок 75
      Сведения об амазонках 81
      Земля Карипуны 83
      Вблизи моря 84
      Последние усилия 87
      Плавание по морю до острова Кубагуа 90
      Разночтения и комментарии 92
      К вопросу о достоверности «Повествования» Карвахаля 116
      Определение расстояний и дат в «Повествовании» Карвахаля 119
      Деньги в Испании и Перу в 30-х—40-х годах XVI века 121
      Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес. Отрывок из «Всеобщей и подлинной истории Индий, островов и материковой земли в море-океане» 123
      Глава I 125
      Глава II 127
      Глава III 133
      Глава IV 136
      Глава V 138
      Глава VI 139
      Комментарии 143
      Официальные документы экспедиции Орельяны 153
      1. [Письмо капитана Орельяны в Совет по делам Индий] 155
      2. [Акт о назначении Франсиско де Исасаги на должность эскривано] 158
      3. [Акт о вступлении во владение] 159
      4. [Требование спутников Орельяны о продолжении походаи согласие Орельяны] 160
      5. [Приказ] о сдаче чужих вещей] 165
      6. [Второй акт о вступлении во владение] 166
      7. [Письмо участников похода к капитану Орельяне с просьбой не оставлять своего поста и согласие Орельяны] 167
      Комментарии 170
      Капитуляция об исследовании, завоевании и заселении Новой Андалузии и обязательство Орельяны о соблюдении условий капитуляции 171
      Комментарии 183
      Акт об обследовании армады аделантадо дона Франсиско де Орельяны и об ее отплытии к амазонкам 191
      Комментарии 199
      Автор Saygo Добавлен 07.04.2015 Категория Америка