Урсу Д. П. Португалия и "схватка за Африку" // Вопросы истории. - 2015. - № 11. - С. 97-115.
В истории европейского колониализма Португалия занимает особое место. Эта самая западная страна Европы, благодаря своему географическому положению, а также другим природным факторам и своеобразному национальному характеру, сделавшему из португальцев отличных мореплавателей, является первопроходцем в открытии новых морских путей и неведомых земель. Долгое время она была владычицей океанов и прибрежных земель в Африке, Азии, Южной Америке. Вместе с тем, Португалии принадлежит и сомнительное первенство в покорении, а затем — многолетнем угнетении ближних и дальних народов других континентов. Более того, именно португальцы развернули массовую торговлю людьми между Африкой и Америкой.
Трансатлантическая работорговля стала черным пятном в истории Португалии, о чем национальная историография предпочитает в основном молчать. Несмотря на обилие специальной литературы, вышедшей на рубеже XX и XXI вв. к 500-летнему юбилею открытия Бразилии, в истории колониальной экспансии португальцев в Тропической Африке еще остается немало лакун, узких мест и недоговоренностей. Из всего массива публикаций последнего времени хочется выделить фундаментальную работу «Новая история португальской экспансии», вышедшую в 11 томах в 1988—2003 годах. Она подготовлена под руководством выдающегося ученого и поэта Антониу ди Оливейры Маркиша (1933—2007). События XIX в., завершившие «схватку за Африку», вошли в 10-й том. Его редакторами были видные историки-африканисты Валентим Александр и ныне покойная Жил Диаш (1944—2008), англичанка по происхождению, выпускница Оксфордского университета, профессор Нового университета в Лиссабоне1.
Целью настоящей работы является анализ внутренних и внешних факторов колониального раздела Тропической Африки в последней четверти XIX в., получившего за свою остроту и динамичность образное название «схватки за Африку», и участия Португалии в этих событиях. Источниковой базой исследования стали материалы русских дипломатических миссий и посольств в столицах европейских держав и в центральном аппарате МИД Российской империи в Петербурге. Некоторые документы вводятся в научный оборот впервые.
Главным хранилищем, где пребывает описанная выше ценная документация, является Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Здесь в фонде 183 (опись 519) размещены материалы русской миссии в Лиссабоне за 1800—1863 годы. Нами были изучены дела этого фонда за 1860 (пять дел), 1861 (два дела) и 1862 (четыре дела) годы. Они содержат информацию только о внутриполитических событиях в Португалии — смене правительства, отставке отдельных министров, интригах знати при королевском дворе и т.п. Никаких сведений о колониальной политике, в частности, касающихся Африки, не обнаружено. Причиной такого положения стала, по всей вероятности, проводимая в 1864—1868 гг. реформа архивного дела в системе МИД России2. Она привела к тому, что основная, самая важная, документация зарубежных учреждений стала сосредотачиваться в канцелярии министра (архивный фонд 133). Именно этот массив явился базой настоящего исследования.
Кроме того, для написания данной работы привлекались неопубликованные материалы из фондов высших органов власти и управления Империи, военного и военно-морского архивов, Национального архива Франции и трофейных архивов, в частности, фонда «Министерство колоний Франции», хранящегося в Российском государственном военном архиве. Также изучены опубликованные документы на португальском, английском и французском языках (воспоминания современников и участников событий, специальная литература).
Для Португалии XIX в. стал периодом огромных перемен и больших испытаний. Нашествие войск Наполеона заставило королевский двор и правительство бежать в Бразилию. Вернувшись через несколько лет, король приобрел родину, но потерял самый ценный бриллиант в своей короне — в 1822 г. Бразилия объявила о своей независимости. От владений в Азии остались лишь разрозненные прибрежные анклавы — Макао, Гоа, Диу и Даман, а также малонаселенный остров Тимор. Отныне вся Португальская заморская империя сосредоточилась в Тропической Африке — Ангола и Мозамбик, а также острова Сан-Томе, Принсипи (в глубине Бенинского залива), острова Зеленого Мыса и Гвинея-Бисау. Причем все эти колонии располагались на побережье, лишь в Анголе власть губернатора колонии простиралась на 100—120 км вглубь территории. Несмотря на столь скромные ресурсы, португальский колониализм не собирался капитулировать. О расширении владений, однако, речь не шла.
В первой половине XIX в. определяющим процессом в Тропической Африке и в зоне Южной Атлантики была борьба за уничтожение морской работорговли — мрачного наследия позднего средневековья. Активное участие в достижении этой цели принимала Россия. Начиная с 1814 г., когда на Венском конгрессе было заявлено о необходимости покончить с позорной для христианского мира торговлей людьми, Россия участвовала во всех предпринимаемых Европой дипломатических инициативах, «...отрасль торговли, известная под именем торга африканскими неграми, была по справедливости добродетельными и просвещенными людьми всех времен почитаема равно противною законам человеколюбия и общей нравственности», — говорилось в указе императора Николая I от 26 марта 1848 г., вводившем в действие международный трактат «Об уничтожении торга неграми». Далее в документе сказано, что в Вене государи Европы приняли на себя обязанность «стремиться единодушно и употреблять все зависимые от них средства к прекращению сего торга повсюдно»3.
Однако втайне торговля продолжалась, и это повлекло необходимость подписания нового международного соглашения. Такой трактат был подписан 7/20 декабря 1841 г. между Россией, Австрией, Францией, Великобританией и Пруссией. В царском указе его основные положения сформулированы следующим образом: «Подтвердить запрещение всеми подданными договорившихся держав производить торговлю неграми в их владениях или под их флагом»; «продолжение торга считать преступлением, равным морскому разбою»; «подвергать наказанием, в законах наших определенным за разбой и грабительство на морях»4. Позже к договору 1841 г. и к дополнительному Лондонскому протоколу 1845 г. присоединилась Бельгия5, а Пруссию заменила Германская империя6.
В указанных выше документах не упоминается Португалия — старейшая колониальная держава, веками занимавшаяся работорговлей. К середине XIX столетия она стала изгоем европейского концерта великих держав, приобретя дурную славу нарушителя международных соглашений. Лишь только после того, как Бразилия запретила ввоз невольников из Африки (1851 г.), капитанов кораблей, занимавшихся контрабандой, стали вешать на реях их суден и, наконец, когда работорговля исчерпала себя экономически, Португалия вышла из дипломатической изоляции. Ее пригласили на конгресс в Берлине (1884—1885 гг.), а затем на Международную конференцию в Брюсселе (1889—1890 гг.).
Принятый второй конференцией Генеральный акт явился утопической попыткой создать некий «Кодекс поведения» просвещенного и гуманного колониализма, которого в принципе не может быть. Самым эффективным способом осуществления «нового» управления подневольными народами, — сказано в первом параграфе принятого документа, — является «... последовательная организация административных, юридических, религиозных и военных служб на территории Африки под суверенитетом или протекторатом цивилизованных народов»7. На каких основаниях будет реализована подобная организация и к каким последствиям должна привести, в Генеральном акте не уточнялось. Тем не менее, его значение не следует умалять: он явился последним гвоздем, забитым в гроб атлантической работорговли, настоящего геноцида чернокожих народов Африки, продолжавшегося несколько веков.
Еще задолго до Брюссельской конференции правящие круги Португалии стали разрабатывать планы модернизации своей Африканской империи. Запрет на ввоз в Бразилию африканских рабов по времени совпал с государственным переворотом в Португалии и приходом к власти либеральной партии. Эти чрезвычайные обстоятельства заставили главного идеолога либералов Са де Бандейру попытаться компенсировать потери от прекращения торга невольниками путем проведения политики «нового меркантилизма», что означало, прежде всего, внедрение плантационного хозяйства экспортных культур и переселения в Африку португальских крестьян. На роль «новой Бразилии» была выбрана Ангола, где собирались разбить плантации кофейных деревьев и сахарного тростника8. Кроме того, на берегах Бенинского залива, в Дагомее, к этому времени появился стихийно сложившийся весьма прибыльный рынок продукции масличной пальмы. Естественно, взоры португальских колонизаторов обратились в эту сторону, где сохранился их опорный пункт — крепость Сан-Жуан Батишта (в православной традиции — Св. Иоанна Крестителя) в г. Вида.
Усилия Са де Бандейру однако наталкивались на непреодолимые препятствия — нехватку средств для расширения плантационного хозяйства и нежелание португальских крестьян и предпринимателей эмигрировать в Африку. В 1870-е гг. на сцену выступил новый пропагандист «либерального колониализма» — министр иностранных дел Андради Корву. Он поддерживал умеренный экспансионизм, но расширение территории, по его мнению, должно было идти не военным путем, а «привлечением к себе туземного населения, его развитием к цивилизации». Кроме того, в планы Корву входило строительство в африканских владениях транспортной инфраструктуры. Но Корву, как и его предшественник, не достиг цели по тем же причинам: из-за экономической и финансовой слабости Португалии и отсутствия необходимого демографического потенциала9.
Планы португальских модернизаторов, тем не менее, не были пустыми мечтами, но они смогли осуществиться лишь в сильно урезанном виде. Преобразования, о которых они говорили, произошли не в масштабах всей Португальской Африки, а лишь на небольшой островной территории Сан-Томе, где и возникла «новая микро-Бразилия». Здесь с середины века стало быстро развиваться плантационное хозяйство (сначала кофе, позже какао), вызывая потребность импорта рабочей силы. Владельцы плантаций, европейцы по происхождению, нашли выход в привлечении невольников из Дагомеи, Анголы, Гвинеи, даже из Мозамбика, оформляя их под видом «законтрактованных рабочих».
В зоне Гвинейского залива у португальцев после потери Золотого берега, отобранного голландцами, а затем перешедшего к англичанам, опорным пунктом в XIX в. оставался форт Сан-Жуан на дагомейском берегу. Основанный в 1680 г., он несколько раз разрушался англичанами и французами и вновь восстанавливался. В последний раз португальцы обратили внимание на маленькую крепость в 1863 г. — его навестил губернатор Сан-Томе, который привез 15 солдат и офицера. Казарму отремонтировали, а оборонительные сооружения привели в боевой вид.
Стоит отметить, что о форте Сан-Жуан существует множество исторических сведений10. Наиболее надежным является документ французского архива с подробным описанием этого реликта бывшей славы Португальской колониальной империи11. Общая площадь португальского анклава составляла несколько гектаров; территория форта была окружена стенами и рвом; внутри находился большой каменный дом, несколько надворных построек. Крепость охраняли 12 солдат и офицер. С таким воинством ее военная мощь, естественно, приближалась к нулю. В целом, как остроумно замечает автор описания, Святой Иоанн Креститель ни что иное, как «исторический сувенир, в некотором роде музей под открытым небом». Около крепости располагалось село, где проживали туземцы, принявшие христианство, стояли католическая церковь и дом священника. Главное занятие португальцев, находившихся в городке Вида и в крепости, — вербовка местных рабочих на плантации Сан-Томе, а также торговля пальмовым маслом. Что касается островной «микро-Бразилии», то благодаря импорту рабочей силы она благополучно развивалась, принося владельцам плантаций немалые барыши. Экспорт кофейных зерен с островов Сан-Томе и Принсипи постоянно рос, о чем свидетельствуют следующие данные: в 1855 г. было вывезено 450 т, в 1889 г. — 2400 и в 1899 г. — более 2500 тонн12. Однако со временем производство и, соответственно, вывоз какао-бобов намного обогнали экспорт кофе. Спустя годы «новая Бразилия» превратилась в «шоколадные острова».
До начала 1880-х гг., когда Португалия сделала попытку расширить свои владения на берегах Бенинского залива за счет установления протектората над Дагомеей, она имела в этой зоне лишь анклав Виды, небольшую часть Гвинеи (Бисау) и острова Зеленого Мыса.
В гонке за окончательный раздел Западной Африки лучшими стартовыми позициями обладали Франция и Англия. В историческом обзоре, подготовленном в Министерстве колоний Франции, посчитали, что в годы Второй империи (1852—1870) площадь колониальных владений в Азии и Африке удвоилась. Среди достижений названо установление протектората над Порто-Ново в 1863 году13. Это событие не лишено драматизма: король этой страны Соджи (правил в 1848—1864 гг.) впервые стал торговать пальмовым маслом и разбогател. Он не стеснялся продавать в рабство и собственных поданных, и взятых в плен соседей йоруба, оформляя их как законтрактованных рабочих в Анголу и на Сан-Томе. В связи с этим у него был тяжелый конфликт с англичанами, укрепившимися неподалеку в Лагосе. Дело дошло до того, что в апреле 1861 г. английская эскадра подвергла город Порто-Ново бомбардировке.
Вскоре король нашел себе сильных покровителей и в феврале 1863 г. подписал с Францией договор о протекторате. Однако официальный представитель Наполеона III добрался до Порто-Ново только в мае следующего года, после смерти Соджи14. Впрочем, наследник престола признал подписанное его отцом соглашение, а с англичанами в том же году удалось договориться о разграничении территории Порто-Ново. Она составляла четырехугольник со сторонами 40— 45 км. На востоке его пределы достигали английского Лагоса, а на западе и на севере — дагомейских владений15. Действие этого договора было подтверждено спустя 10 лет, в апреле 1878 года. Потом французы на несколько лет покинули Порто-Ново, однако спустя четыре года президентским декретом протекторат был вновь восстановлен16. Последовал резкий протест англичан, которые затем предложили французам компромисс. В обмен на признание английского протектората над Масляными реками и уход из Сенегамбии французы должны были покинуть Габон, Золотой берег и низовья Нигера17. Из этих планов, однако, ничего не вышло — французы так и остались в Порто-Ново. Город стал на два десятилетия главным оплотом французской торговой и военной мощи в зоне Бенинского залива.
Роль Порто-Ново в торговле подробно описана в книге очевидца, посетившего город в 1884 году. Почти вся внешняя коммерция находилась в руках французских фирм «Режи э Фабр» и «Колонна де Леко». Кроме того, действовали три немецкие и одна португальская компании. К прежней конкуренции с англичанами из Лагоса добавилось растущее соперничество с немцами, занявшими соседний Того. Импорт составлял около 4 млн франков и состоял из алкогольных напитков и табака (здесь французские купцы конкурировали с португальцами), тканей и соли (а здесь — с немцами). Экспорт почти полностью состоял из продуктов переработки масличной пальмы — пальмового масла и пальмисты (ядер плодов масличной пальмы) и приближался к 5 млн франков18.
Из Порто-Ново французская колониальная экспансия по берегу моря продвигалась на запад — в сторону городов Котону и Вида. Когда в 1863 г. столицу Дагомеи город Абомей посетили морской офицер Дево и вице-консул Дома и получили аудиенцию у короля Глеле, тот из любезности подарил императору французов портовый город Котону. Позже, 19 мая 1868 г. в Виде этот презент был юридически оформлен соответствующим документом19. Хотя Котону, в отличие от Порто-Ново, не был морским портом и не имел особого значения для торговли, в будущем он будет способствовать покорению французами независимого Дагомейского государства.
Торговая конкуренция на африканских рынках становилась все более ожесточенной. Этот процесс отмечали русские дипломаты, как в Лиссабоне, так и в других европейских столицах. Они подчеркивали, что первопричиной обострения международных отношений в Африке являлась борьба за рынки сбыта европейских товаров. Главная забота правительства, писал один из них, — расширение торговли. Посол в Париже барон Моренгейм предупреждал министра: «беспредельная колониальная экспансия последних лет, создающая много новых конфликтных точек, есть предвестник грядущих потрясений. Следующая война может стать не только общеевропейской, но мировой... Как в Африке, так и в Азии сегодня поле боя распространяется до последних пределов обитаемого мира»20. Легко заметить, что мрачный прогноз сбылся.
К этому времени на берегах Бенинского залива окончательно определился новый ценный экспортный товар — продукты переработки масличной пальмы, который не только заменил прежний — невольников, но и превзошел его. Из пальмового масла, непригодного в пищу, в Европе производили мыло и свечи, позже оно пошло на изготовление маргарина. Кроме того, переход к машинам и моторам внутреннего сгорания требовал смазочных веществ в растущем количестве. Пальмовое масло как нельзя лучше подходило для этих нужд. Его экспорт быстро рос; главными пунктами вывоза были: английский Лагос, французские Порто-Ново, Котону и Вида. Цифры подтверждают это: в 1876 г. из трех портов Дагомеи вывезли 4 тыс. т масла, а в 1891 г. — более 6,6 тыс. тонн21. О прибыльности этого товара свидетельствуют такие цифры: если на месте 1 кг масла стоил 12—15 сантимов, то в Марселе за него давали уже 1 франк (100 сантимов). Еще больше стоила пальмиста, из которой на предприятиях Западной Европы вырабатывали превосходное пальмоядерное масло, незаменимое в кондитерской и фармацевтической промышленности. Взамен французские купцы, как и прежде, ввозили фабричные товары (ткани, бытовые изделия), много алкоголя (до 60% всего импорта) и табака. В личном фонде министра колоний Э. Шотана отложилась жалоба торговых фирм из Марселя на то, что на эти два товара в Дагомее импортные пошлины в 3—5 раз ниже, чем в других владениях Западной Африки22.
Переход от «живого товара» на торговлю маслом и пальмистой имел для прибрежных африканских обществ революционные последствия. В социальном отношении это втягивало массы в товарно-денежные отношения, вело к классово-сословному расслоению и к формированию компрадорской буржуазии. Не менее важными были цивилизационные и психологические перемены. Работорговля сеяла среди африканцев агрессию, смерть, взаимную ненависть, раболепие перед белыми и, конечно, праздность. Пальма же принесла сюда, где труд крестьянина на полевых культурах длился лишь 70 дней в году, работу в течении всех 365 дней, как того требует уход за вечнозелеными растениями и сбор урожая без перерыва. Пальма стимулировала выработку таких черт характера как трудолюбие, упорство, бережливость, а также стремление к агрономическим знаниям. Не зря Дагомею позже назовут «Латинским кварталом» Западной Африки. В итоге, за полсотни лет «пальмо-масличного бума» вся страна на глубину 100—125 км покрылась сплошным лесом из масличных пальм23.
На рубеже 1870—1880-х гг. Португалия в Бенинском заливе не проявляла большой активности. Происходили лишь мелкие дипломатические стычки с французами по поводу нарушения таможенных правил в Виде и права экстерриториальности форта Сан-Жуан24. Все внимание португальского колониального ведомства было сосредоточено южнее, там, где готовился раздел бассейна Конго, в особенности, нижнего течения этой реки. Здесь, кроме Португалии, Франции и Англии, с некоторых пор появился новый игрок — Бельгия, точнее, ее король Леопольд, собиравшийся создать нечто прежде невиданное в колониальной истории — частную колонию под экстравагантным названием «Свободное государство Конго». Между тем, португальцы из своих старых колоний на побережьях Анголы и Мозамбика продолжали продвигаться во внутренние районы навстречу друг другу. Сюда же с юга надвигались англичане, а с французами назревал конфликт по поводу раздела нижнего течения Конго25.
В таких условиях канцлер Германии Бисмарк выдвинул идею созыва в Берлине международной конференции с целью разработки принципов и правил мирного раздела африканских территорий, на которые претендовали европейские державы. В конце 1884 г. в Берлине собрались представители 14 больших и малых государств, заседавшие более трех месяцев. В подготовленной МИД России «Записке о задачах Берлинской конференции, созванной для определения положения западноафриканских владений и по реке Конго» говорилось, что «...внутри Африки постоянно открываются новые рынки для европейских товаров и новые богатства природы... Поэтому туда ринулись англичане, французы, голландцы (следовало написать — «бельгийцы». — Д. У.) и немцы, которые именем своего правительства пытаются захватить какой-нибудь кусок земли, в особенности на берегах великой реки Конго». Далее в документе перечислены задачи конференции. Ближайшая состоит в определении «... взаимных территориальных отношений и торговых прав западноевропейских государств на западном побережье Африки». Другие задачи были следующими: свобода судоходства на реках Конго и Нигер; «... определение формальных условий, при соблюдении которых новые занятия (occupations) на берегах Африки должны считаться действительными (effectives)»26. Иными словами, был выражен принцип «эффективного владения территорией», соблюдение которого давно требовала Россия, и который был записан в инструкции русскому уполномоченному на конференции П. Капнисту.
В Берлине была подведена черта под давно тлевшим конфликтом Португалии с тремя колониальными державами. Об одном из них в конце 1882 г. сообщал в Петербург князь Н. А. Орлов — русский посол в Париже. В письме министру он писал, что Франция желает установить свою власть над обширными территориями на правом берегу Конго. Но Португалия является собственницей этих самых земель уже «... более столетия, а Великобритания в этом споре собирается поддержать требования лиссабонского кабинета». Чуть позже посланник Д. Г. Глинка из Лиссабона детально описывал эти события: напряжение между Португалией и Францией достигло такого накала, что португальцы уже собирались посылать к берегам Конго свой флот. Англичане, однако, уговорили их не делать столь опрометчивых шагов и обещали помощь в решении конфликта дипломатическим путем27.
Переговоры Португалии с Англией, несмотря на солидарность в противодействии французским поползновениям, шли тяжело. Только в феврале 1884 г. в Лондоне была подписана конвенция о разделе сфер влияния в Заире. Англичане, не претендуя на земельные участки, добились главного — свободного плавания по реке торговых кораблей. Радость, впрочем, была недолгой: из-за противодействия Франции, поддержанной Германией, соглашение не вошло в силу28. Вскоре появился новый очаг напряженности — на сей раз на берегу Бенинского залива. Французы, оккупировав город Вида, потребовали передать им и форт Сан-Жуан. После долгих препирательств премьер-министр Португалии, генерал Антониу Перейра ди Мелу, согласился отдать его англичанам29, что вызвало вспышку ярости французов. Спор закончился безрезультативно — форт Сан-Жуан остался португальским.
Произошло неожиданное событие: король Дагомеи Глеле согласился перейти под протекторат Португалии. Русский поверенный в делах в Лиссабоне (посланник Глинка скоропостижно скончался, а новый еще не прибыл) сообщил в Петербург 7 октября 1885 г. сенсационную новость: «Сегодня опубликована телеграмма, что владения короля Дагомеи, по его просьбе, перешли под протекторат Португалии. Человеческие жертвоприношения, столь частые в этой стране, запрещены»30. Прибывший в Лиссабон новый посланник Н. А. Фонтон в конце того же месяца послал в МИД длинную депешу с подробным изложением документов, подписанных дагомейцами и португальцами. Под португальский протекторат перешли города Котону, Годомей, Аврекет, а также Вида, на которой Португалия уже некоторое время осуществляла право суверенитета. В западной части Дагомеи под протекторат подпала область Вескариас до селения Гран-Попо. Сверх того, по одному из договоров дагомейцы уступили Португалии право оккупации и полной собственности на территорию и форт в заливе Зомое, а также порт Ардра.
Что касается массовых человеческих жертвоприношений, вызывавших в Европе и Америке всеобщее негодование, то король Дагомеи обещал впредь не казнить военнопленных, а отправлять их на Сан-Томе, ибо на этом плодородном острове не хватает рабочих рук. Действительно, туда уже было отправлено 1500 пленных в качестве рабочих на выращивание кофе. Общественное мнение Португалии, продолжает далее Фонтон, приветствовало установление протектората и считало его «выполнением цивилизаторской миссии страны». Правительство же представило это событие как справедливую компенсацию за потери, понесенные при разделе Конго и Гвинеи.
29 декабря 1885 г. в Лиссабоне был опубликован королевский декрет о протекторате над далекой африканской страной. Его текст в переводе на французский язык Фонтон отослал в Петербург в качестве приложения к своему донесению. Декрет гласил: «Выслушав соображения консультативной комиссии по заморским делам, я соизволил одобрить действия губернатора Сан-Томе и Принсипи касательно установления протектората португальской нации над всей приморской частью Дагомейского королевства, а также все подписанные им документы, в полном соответствии с Генеральным актом Берлинской конференции»31.
В это время в Париже начались трудные дипломатические переговоры между Францией и Португалией о делимитации спорных территорий в Западной Африке — Гвинее, Конго, Кабинде. Конвенцию подписали 12 мая 1886 года. Гвинея была разделена на две части в соответствии с существовавшей границей, а Португалия отказалась от нагорья Фута-Джаллон, которое окончательно отошло к Франции32. Конфликт с Францией усугубился новыми для Португалии трудностями на восточном берегу Африки, где возник очаг напряженности уже с Англией из-за Занзибара. Фонтон с полным основанием сделал в середине 1887 г. краткий, но грозный вывод: «Португалия во всем мире находится во враждебных отношениях с другими державами из-за колоний»33.
Что касается Дагомеи, то обстановка здесь также изменилась в худшую сторону: французы категорически отказывались признавать португальский протекторат, а дагомейский король бросил в тюрьму сановников, которые советовали ему подписать договоры с Португалией. Речь шла о члене могущественной семьи афробразильца Ф. Ф. де Соуза Жулиане, который занимал, как и его отец, пост чачи — министра по связям с европейцами и правителя города Вида34. Жулиан за «плохие советы» не только попал в тюрьму, но вскоре был убит, сам же король демонстративно стал в оппозицию к португальцам. Ситуация для Португалии стала катастрофической — военной силы в этом регионе, достаточной для подчинения непокорных, не было. Не было и финансовых ресурсов для большой колониальной войны.
Развязка пришла поздней осенью 1887 года. Вот как об этом повествует русский посланник в Лиссабоне: «Старания португальских колониальных властей убедить короля Глеле остаться верным договорам оказались безуспешными... Король Португалии получил от него письмо с извещением, что заключенные в 1885 году от его имени четыре договора признаются недействительными на том основании, что лица, подписавшие оные, не имели на это надлежащего уполномочия. В письме этом король Глеле решительно отвергает возможность каких бы то ни было территориальных уступок, считая немыслимым отчуждение даже “одной ложки земли”. Не менее категорично отвергает он и всякое иностранное покровительство..., у него не было до сих пор намерения отречься от самостоятельности». В письме дагомейского правителя был затронут и вопрос о массовых ритуальных казнях, которые он обещал прекратить. В изложении русского дипломата его позиция такова: «Что касается до отмены человеческих жертвоприношений, то прекращения этих торжественных обрядов, постановленных религиею страны, отнюдь допущено быть не может. Единственная уступка в этом отношении ограничивается обещанием что, по совершении в течение года обычных жертвоприношений, оказавшиеся излишними военнопленные будут сдаваться португальским властям для отправки в Сан-Томе»35.
Неопределенность в отношениях между Португалией и Дагомеей разрядилась в конце 1887 года. Официальная португальская газета напечатала для всеобщего сведения ноту, отправленную 16 декабря представителям иностранных государств в Лиссабоне с извещением об отказе от протектората над Дагомеей. Посылая в Петербург ноту и, в приложении, рапорт морского министра, ведавшего колониальными делами Португалии, русский посланник следующим образом кратко пояснил причины происшедшего. Во-первых, португальцы после двухлетнего опыта убедились, что владение Дагомеей не принесет им никаких выгод; во-вторых, подобное предприятие им «... не по силам». Позже португальский министр признался Фонтону, что, учитывая «огромное пространство далекой африканской страны, протекторат над нею превосходит силы Португалии»36. Это, в самом деле, соответствовало действительности, как в финансовом, так и в военном отношении.
Чтобы понять, какими ресурсами владела Дагомея и как тяжело было бы ее покорить, достаточно привести несколько цифр. Когда французы спустя пять лет начали войну против этого хорошо организованного государства, на ее ведение им потребовалось 7 млн франков37. Но это была лишь первая порция военных расходов. Дефицит государственного бюджета достиг угрожающей величины (от 43 до 60 млн франков). Это привело к серьезным опасениям в правительстве и к резкой критике в парламенте38. Кроме того, французам пришлось перебросить к берегам Бенина (в июне 1886 г. французские владения на побережье Дагомеи были объединены в колонию с таким названием) отборные части морской пехоты и иностранного легиона (3 тыс. чел.), а также флотилию канонерок (6 кораблей)39. Более того, война в Дагомее обнаружила серьезные слабости французской армии.
Военный министр попытался ее реформировать, но не был поддержан парламентом. Было решено, оставив колониальные войска в подчинении морского министерства, усилить их восемью батальонами пехоты, а ежегодный бюджет увеличить до 6 млн франков40. Таких возможностей у Португалии не было.
Имелась и третья причина отказа Португалии от силового принуждения дагомейцев к протекторату, о которой Фонтон ничего не сказал. Внимание правящих кругов в Лиссабоне отвлеклось от Дагомеи более заманчивыми планами приобретения новых земель в центральной Африке за счет расширения границ Анголы и Мозамбика. Русские дипломаты заметили усиление соперничества Португалии с Англией и Германией в Юго-Восточной Африке. Вскоре их подозрения приняли конкретные очертания, когда речь пошла о Занзибаре, обвиненном в контрабандной работорговле. Сначала морскую блокаду острова объявили три названные выше государства, затем к ним присоединилась Франция41. Но блокада неожиданно закончилась оккупацией Занзибара англичанами (с согласия немцев), что вызвало во Франции всеобщее негодование42.
Пока португальцы выясняли отношения с дагомейским королем и боролись с работорговлей на Занзибаре, французы на Бенинском побережье укрепляли свои позиции. Как и прежде, их опорой оставался король Тоффа, правивший Порто-Ново с 1875 года. Теперь к нему добавился новый союзник — король страны Ладо. В июле 1887 г. он торжественно подписал протокол о переходе под протекторат Франции и поднял трехцветный флаг. Выступая перед собравшимися, король выразил чувство глубокого удовлетворения прибытием французских войск, которые отныне будут защищать его страну от жестоких и вероломных дагомейцев43.
Факты, подобные приведенному выше, не были единичными при колониальном разделе Африки. Бенинский историк М. Видегла приводит массу примеров, как многие города и государства, страдавшие от набегов дагомейцев, забиравших население в рабство, одобрительно встречали европейцев. Французы, англичане и немцы приносили им мир и стабильность44.
Во второй половине 1880-х гг. центр межгосударственных противоречий в Африке, в котором активно участвовала Португалия, сместился к югу, в бассейн Конго. Главный принцип, установленный в Берлине для междунородно-правового признания колониальных владений — принцип «эффективного присутствия» — стимулировал занятие «пустой» территории своей администрацией и войсками. В схватке за Конго кроме бельгийцев, чей король Леопольд II стал главой признанного на конференции «Свободного государства Конго», участвовали португальцы, давно владевшие прибрежной частью (Ангола), и французы (Габон). С юга к границам Конго приближались англичане. В такой ситуации интересно отметить появление среди русских дипломатов «афроскептиков», высмеивавших раздел Африки с помощью «абстрактных линий на карте», называя это «пустым занятием» и «детской игрой». Среди них был и посол в Париже в 1884—1897 гг. барон А. П. Моренгейм, много сделавший для заключения русско-французского военно-политического союза.
На документах, посланных Моренгеймом в Петербург, остались одобрительные пометы царя Александра III, которые свидетельствуют о том, что высшая власть решительно поддерживала Францию в ее противостояние с Англией. На секретной телеграмме из Парижа на французском языке: «Получена новость, что Хартум взят Махди и Гордон вероятно в плену» царь синим карандашом жирно вывел по-русски: «Радуюсь от души!» В другой раз на докладе Моренгейма, где говорится о его беседе с министром иностранных дел Франции и о просьбе того оказать помощь против Англии и Бельгии в Конго, царь начертал уже по-французски: «C’est possible» («Это возможно»)45. Русский император также высказывал удовлетворение декретом французского президента о запрете ввоза в Африку огнестрельного оружия. Россия, в свою очередь, приняла подобный указ и ввела строгие меры наказания за его нарушение46.
Для Португалии раздел Конго оказался самым длительным и тяжелым процессом, хотя, казалось, что все было решено еще на Берлинской конференции. На деле тогда европейские державы, определяя большую часть бассейна Конго личным владением бельгийского короля, не только не решили спорные вопросы, а лишь усугубили противоречия между странами. В погоню за новыми владениями наряду с бельгийцами устремились португальцы, французы, англичане, немцы. Даже там, где не было больших споров, переговоры о разделе территории, а затем о делимитации границы шли тяжело и медленно. Как пример можно привести раздел области Лунда между бельгийцами и португальцами. Переговоры были начаты осенью 1890 г., соглашение подписали 31 декабря того же года в Лиссабоне, договор о делимитации «сфер суверенитета и влияния в районе Лунда» подписали в мае следующего года. Ратификация же состоялась в Брюсселе только в марте 1894 года47.
Также с немалыми трудностями, хотя и без применения силы, португальцы овладели областью Кабинда площадью в 7 тыс. кв. км, расположенной в 50 км к северу от устья р. Конго. Поблизости, занимая всю северную сторону Кабинды, обосновались французы, с которыми в мае 1886 г. была подписана конвенция о делимитации границы. О появлении на карте Африки новой колонии — Французского Конго — в МИД России сообщал посланник Фонтон в донесении от 16 июня 1887 года48. Отсюда французы продолжили колониальную экспансию на север — в сторону рек Убанги и Шари и дальше — к озеру Чад.
"Розовая карта"
Пока французы сквозь джунгли экваториального леса и бурные реки медленно продвигались на север, за тысячу километров от них португальский отряд, во главе которого стоял знаменитый путешественник А. Серпа Пинту, выйдя из Мозамбика, шел на запад, по землям Машона и Маколо. Из Анголы ему навстречу двигались другие португальские отряды, выполнявшие проект под названием «Розовая карта»49 — соединение обеих колоний и создание Португальской Южной Африки. Эта карта прилагалась к договорам о размежевании владений в Конго, подписанных с французами в 1886 и с немцами в 1887 году. Публично ее представили при ратификации подписанных документов в португальском парламенте. Англичане протестовали против португальской экспансии на земли, вид на которые имели сами, желая осуществить трансконтинентальный проект — соединить свои владения в единую цепь от Каира до Кейптауна. Но никто не ожидал ничего экстремального...
2 января (по ст. стилю) 1890 г. в МИД России была получена телеграмма из Лиссабона, в которой Фонтон сообщал: англичане категорически потребовали, угрожая разрывом отношений, отозвать отряд майора Серпа Пинту и срочно вывести все португальские военные силы из земли Машона и Маколо. Португальский кабинет подал в отставку50. Только через 10 дней русский посланник в Лиссабоне прислал обстоятельный рассказ о событиях в Португалии и дал подробный анализ английского ультиматума. Интересна в этой связи реакция простых португальцев на ультиматум со стороны державы, которую они считали союзницей со времен наполеоновских войн. «Столкновение по поводу африканских владений, — пишет Фонтон, — вызвало в Португалии шумные, враждебные Англии, демонстрации..., одновременно предпринят крестовой поход против английской промышленности. Уличные демонстрации продолжаются около недели. Статую Камоэнса (великий поэт, символ страны. — Д. У.) покрыли трауром и венками; главными участниками этих церемоний являются нижние слои населения»51.
Современные португальские историки подтверждают и дополняют наблюдения русского дипломата. В середине января 1890 г. вся страна поднялась в едином порыве против «коварного Альбиона». Возник острейший внутриполитический кризис. Антианглийские и антимонархические демонстрации шли под лозунгами «Долой грабителей!», «Долой пиратов!», «Смерть англичанам!», «Да здравствует Родина!» и даже «Да здравствует Республика!». Герцог ди Палмела, исторический лидер португальского либерализма, отказался от английских наград, полученных в молодости за участие в Крымской войне. Его примеру последовали другие старые солдаты — граф ди Порту Кову и герцог ду Кадавал. Широкие массы населения начали бойкот английских товаров52.
Политический кризис в Португалии грозил перерасти в антимонархическую революцию. Между тем, англо-португальские переговоры в Лондоне шли успешно и 20 августа 1890 г. привели к подписанию соглашения о разграничении сфер влияния на берегах Замбези и к удовлетворению требований Англии. Однако ратифицировать документ португальский парламент, избранный на волне патриотического подъема, отказался. Правительство было снова сменено, переговоры возобновлены, а подписанный в июне 1891 г. новый договор мало, чем отличался от прежнего. После долгих дебатов его, наконец, ратифицировали.
Поражение Португалии в дипломатической борьбе с Англией объясняется не только ее военно-политической слабостью. Была еще одна причина, которая редко учитывается историками. Она состояла в зависимости финансово-банковской системы от иностранных займов, что привело в июне 1892 г. к частичному дефолту по отношению к английскому банку «Бэринг» — традиционному кредитору Португалии. Годом ранее правительство отказалось от золотого стандарта, что также расшатало финансы страны. Кредиты брались у английских и французских банков без учета ограниченных возможностей государственного бюджета (их сумма на момент банкротства превышала 10 млн ф. стерлингов). Кроме того, лопнул частный банк «Генри Барнет и Ко» из-за спекулятивных сделок с государственной табачной монополией и большими расходами на железнодорожное строительство. Крах назревал в течении нескольких лет, английский ультиматум, с одной стороны, ускорил его, а с другой — сам был спровоцирован слабостью португальской стороны53.
Английский ультиматум и государственное банкротство, а также рост активности левых политических сил — либералов, республиканцев, анархистов — поставили перед правящей элитой Португалии необходимость прекратить активную колониальную экспансию и заняться назревшими внутренними реформами. Ситуация, впрочем, не была столь катастрофической, как это казалось современникам: финансовое положение удалось стабилизировать за счет новых иностранных займов. Раздел же бассейна Конго из-за противоречий между колонизаторами продолжался еще десяток лет и, в конце концов, дал Португалии большой выигрыш. Это очевидно, если взглянуть на площадь приобретений европейских держав: бельгийцы, скрывавшиеся за вывеской «Свободного государства Конго», получили 2 млн 344 тыс. кв. км, французы прирастили свои колонии за счет Правобережного Конго и Убанги-Шари площадью в 660 тыс. кв. км, а португальцы добавили к Анголе еще 909 тыс. кв. км. Конечно, программа-максимум, изложенная в проекте «розовой карты» — создание в Африке «второй Бразилии» в виде Португальской Южной Африки — не была выполнена. Однако провалились и амбициозные планы двух соперников — Англии и Франции — по созданию непрерывного пояса своих владений через весь континент.
Британцы, дойдя от Замбезы до Великих озер, где уже закрепились немцы, повернули назад, чтобы поглотить силой оружия бурские республики. Португальцы медленно осваивали новые земли, присоединенные к Анголе. Одни французы продолжали колониальную экспансию по нескольким направлениям. Завоевав Дагомею после короткой, но жестокой войны, они ликвидировали колонию Бенин (июнь 1894 г.), вернув ей прежнее название Дагомея. Были организованы пять военных экспедиций на север, к Нигеру, причем французы достигли городов Сай, Бусса и Ники. На область Боргу претендовали также немцы, но оказались менее проворными, и англичане54. В отчете Министерства колоний об этих экспедициях сказано как об успешных предприятиях: «В Западной Африке задача состояла в том, чтобы соединить колонии Сенегала и Гвинеи с Берегом Слоновой Кости и Дагомеей. Из этого соревнования с Англией и Германией мы вышли победителями, так как в результате соглашений с соперниками мы соединили Дагомею с Боргу и страной мосси»55.
До окончательного раздела территорий в суданской зоне однако оставалось еще десять лет, за которые радость победителей померкла, ибо произошли такие драматические события, которые едва не закончились для Франции тяжелым поражением. Речь идет о так называемом Фашодском инциденте, ставшем заключительным актом колониального раздела Африки, если исключить англо-бурскую войну, которая была, по сути, схваткой двух европейских народов за обладание чужими богатствами. В русском дипломатическом ведомстве внимательно следили за событиями на Верхнем Ниле и делали соответствующие заключения и прогнозы. Первая телеграмма пришла 10 сентября 1898 г.: «Маршан достиг Нила. Английские канонерки идут вверх по реке». Следующая телеграмма была послана уже после встречи майора Маршана, командира французского отряда, ставшего лагерем на берегу Нила у Фашода и поднявшего здесь трехцветный флаг, и прибывшей вверх по реке многочисленной армии (25 тыс. чел.) во главе с английским генералом Китченером, известным под именем Сердар (главнокомандующий). Во второй телеграмме было сказано: «В субботу вечером Сердар вернулся в Омдурман из Фашоды, где застал экспедицию Маршана. Сердар оставил пост у Фашоды рядом с французами, другой — у слияния Собата с Нилом»56. Тогда же в МИД было получено подробное описание противостояния на Ниле от русского посла в Париже князя Урусова. Общее мнение русской дипломатии высказал военный агент в Париже барон Фредерикс: «Не превращать столь неважный вопрос в casus belli (повод к войне. — Д. У.)»57
Этот мудрый совет как будто услышал министр иностранных дел Франции Т. Делькассе. Ровно через месяц Урусов, не скрывая удовлетворения, сообщил в МИД о мирном решении инцидента на Ниле — Маршан получил приказ о возвращении, а лорд Сольсбери, английский министр иностранных дел, заявил французскому послу, что «теперь не имеется более препятствий к открытию переговоров касательно определения границ в центральной Африке».
Начавшиеся вскоре в Лондоне переговоры не только успокоили обстановку на Верхнем Ниле, но и привели к компромиссному решению других территориальных споров между двумя странами. Отступив в частном, Франция победила в главном: отныне для обеих стран был открыт путь к «сердечному согласию». Этот парадокс отметил русский финансовый агент в Париже Татищев в письме своему шефу С. Ю. Витте: «В результате подписанной конвенции владения Великобритании и Франции разграничены на таких выгодных и почетных для последней условиях, о которых еще недавно... никто даже и не мечтал в Париже»58. Не осталась в накладе и Англия — она получила обширную область Верхнего Нила, но соединять железной дорогой Каир с Кейптауном было уже поздно.
Уступчивость Франции в Фашодском кризисе объясняется еще одной причиной, обычно не отмечаемой в современной исторической литературе, которая станет понятной, если внимательно изучить географическое распределение заграничных французских капиталовложений. Хорошо известно, что на рубеже XIX и XX вв. Англия вывозила товары, а Франция — капиталы, приносившие не меньшую прибыль. По данным русского военного агента в Париже полковника Лазарева, всего за рубежом французы вложили примерно 30 млрд фр., из них в Африке — 3,7 млрд франков. Самый интересный вопрос, как распределялись эти «африканские» капиталы: в английских колониях было размещено 1,6 млрд фр., в Египте — еще 1,44 млрд (Египет фактически тоже был колонией Англии), в Бельгийском Конго — 72 млн, в Абиссинии (Эфиопии) — 32 млн и во французском Тунисе — 512 млн франков. Данные по другим странам Африки не приводятся, очевидно, по причине их отсутствия59. Таким образом, львиная доля французских капиталов была размещена в английских владениях — более 3 млрд фр. или 82% общей суммы. Совершенно понятно, что в случае военного столкновения эти немалые деньги были бы немедленно конфискованы, что в значительной мере обусловило французскую позицию.
Разграничение между британскими владениями в Западной Африке и французскими в Западном Судане и Дагомее было произведено еще до Фашодского кризиса по конвенции от 14 июня 1898 года. Французы добились концентрации своих владений в единый блок, соединив общими границами Сенегал, Гвинею, Судан, Берег Слоновой Кости, Верхнюю Вольту и Дагомею, а также земли на восток вплоть до озера Чад. Окончательно конфликт был отрегулирован 21 марта 1899 г. дополнительной декларацией к прошлогодней конвенции: стороны признали водораздел между реками Конго и Нил линией границы английской и французской сфер влияния. Франция получала, таким образом, обширную, но малонаселенную область между оз. Чад и плоскогорьем Дарфур, англичанам остался Судан60.
Рассказ о «схватке за Африку» конца XIX в. будет неполным, если не сказать предельно кратко о ситуации в зоне Красного моря. Здесь Португалия отсутствовала, но память о португальцах осталась в Эфиопии, где они когда-то пытались евангелизировать христианский народ. Теперь, особенно после открытия Суэцкого канала, активизировались старые колониальные державы — Англия и Франция, а с ними и новый хищник — Италия. Втроем они сначала поделили «Африканский рог» Сомали, а итальянцы, кроме того, захватили Эритрею и дважды пытались силой оружия покорить Эфиопию.
Впервые в истории единоверной стране в Африке, жертве наглой агрессии, политическую, моральную и материальную помощь стала оказывать Россия. На эту тему в архивах имеется богатый документальный материал61. Написаны научные труды. Однако остался в стороне такой уникальный феномен, как попытки колонизации африканского побережья Красного моря «снизу», самовольным порядком, вопреки официальной политике Российской империи. Известно, что после многотрудной продажи Аляски было принято принципиальное решение не приобретать заморских владений ни в Африке, ни где-либо еще, которое неуклонно исполнялось. Поэтому как в центральном аппарате МИД, так и в посольствах за границей крайне отрицательно относились к простонародной колонизации, которая могла спровоцировать серьезные конфликты с великими державами. Когда на помощь Эфиопии устремились добровольцы, среди них были и романтики, и авантюристы. В дипломатических архивах отложилось много материалов о похождениях таких лиц, потому что за их передвижением велось тщательное наблюдение.
Весьма показательной для отношения властей к подобным «колонизаторам» является помета царя Николая II на депеше из Парижа. В 1897 г. князь Урусов сообщал о попытке русских кораблей высадить десант и захватить кусок побережья Красного моря. Император начертал резолюцию: «Надо как можно скорее кончать (подчеркнуто в тексте. — Д. У.) это глупое, но важное и весьма неудобное происшествие». Все страны и народы в этом регионе, за исключением Эфиопии, уже были разделены между колониальными державами, и покушение на их территорию было чревато большой войной. Значит, «схватка за Африку» закончилась.
Несколькими годами раньше царской резолюции русский посланник в Лиссабоне Фонтон ошибся в своих прогнозах, когда писал в МИД об английском ультиматуме 1890 г. и о скором разрешении вспыхнувшего конфликта между Португалией и Англией. Тогда многоопытный дипломат посчитал, что эти события означают конец колониальной битвы за Африку. «Настоящими англо-португальскими переговорами и ожидаемым соглашением между Лондоном и Парижем, пополняющим англо-германский договор, — писал Фонтон, — завершается окончательный раздел Черного континента между западными державами, и должно полагать, что на время будут устранены причины соперничества и столкновений между ними».
Фонтон в сроках ошибся: колониальный раздел Африки или, как выражаются португальцы, corrida colonial, окончательно завершится лишь в 1899 г. после англо-французского соглашению по Фашодскому делу, но по существу вопроса он оказался прав. Свое донесение в Петербург Фонтон закончил словами: «Желательно было бы для Португалии, чтобы она сумела воспользоваться этими обстоятельствами, чтобы упрочить свое колониальное владычество и обеспечить свои территории от ненасытных вожделений могущественных своих соседей»62.
Именно так Португалия поступила после 1890 г.: она отказалась от новых колониальных авантюр и сохранила надолго свою африканскую колониальную империю. Будучи по времени первой в истории, она оказалась и последней. Имея немалый запас прочности, Португальская колониальная империя пережила революцию 1910 г., когда пала монархия, и просуществовала до следующей, Апрельской революции 1974 года.
Примечания
1. Nova História da expansão portuguesa. Vol.X. Lisboa. 1998.
2. Архив внешней политики Российской империи (АВП РИ), ф. 133, оп. 470, 1865, д. 1, л. 278.
3. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1329, on. 1, д. 580, л. 14-19.
4. Там же, д. 635, л. 15—19, 29—40.
5. РГИА, ф. 1409, оп. 3, д. 9346, л. 65-77.
6. Российский государственный архив военно-морского флота (РГА ВМФ), ф. 417, оп.1,д. 550, л. 18— 18об.
7. Там же, л. 39—50.
8. RAMOS R. «Um novo Brasil de um novo Portugal». A história do Brasil e a idea de colonização em Portugal nos séculos XIX e XX. — Penélope. 2000, № 23, p.129—152; RUSSO V. Fare delPAfrica un nuovo Brasile: letteratura e retórica coloniale nelPottocento portoghese. — Tintas. Quaderni de letterature iberiche e iberoamericane, 2011, № 1, p. 191-209.
9. ALEXANDRE V. Império português (1825—1890): ideologia e economia. Analise Social. 2004, vol. XXXVIII, p. 961-970.
10. CUNHA MATOS R.J. Compêndio histórico das possessões de Portugal na Africa. Rio de Janeiro. 1963, p.84—85; LAW R. Ouidah: The Social History of West African Slavery Port. 1727-1892. Athens. 2012, p.265-269.
11. Archives Nationales. Section d’outre-mer (ANSOM). Aff. polit., 2662, 1.
12. CASTRO A. de. O sistema colonial português em Africa. Lisboa. 1980, p.216.
13. Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 2к, оп. 2, д. 1, л. 253 (трофейные документы).
14. France and West Africa. An Anthology of Historical Documents. L. 1969, p. 187.
15. La France coloniale. Histoire — Géographie — Commerce. P. 1888, p. 234.
16. ROUARD de CARD E. Traités de protectorat conclus par la France en Afrique, 1870— 1895. P. 1897, p. 91.
17. British Policy towards West Africa: Select Documents. Vol. 2. 1875—1914. Oxford. 1971, p. 179-181.
18. CHAUDOIN E. Trois mois de captivité au Dahomey. P. 1891, p. 382.
19. РГВА, ф. 59к, on. 1, д. 29, л. 48 (трофейные документы).
20. АВП РИ, ф.133, оп. 470, 1881, д. 105, л. 151; оп.470, 1893, д. 69, л. 248.
21. COQUERY-VIDROVIRCH С. De la traite des esclaves à l’exportation de l’huile de palme et des palmists au Dahomey. In: The Development of Indigenous Trade and Markets in West Africa. Oxford. 1971, p. 118.
22. РГВА, ф. 59к, on. 1, д. 28, л. 7 (трофейные документы).
23. SOTINDJO S.D. Des esclaves, de l’huile de palme et du cotton. Les étapes de la mondialisation au Benin. www.greenstone.lecames.org/B-003-002-129-147.
24. ANSOM. Aff. polit., 2662, 20-21.
25. Подробнее о разделе Конго и позиции Португалии см.: Nova História de expanção portuguesa..., vol. X, p. 472—542.
26. АВП РИ, ф. 133, оп. 470, 1884, д. 23, л. 77—79. Документация по Берлинской конференции занимает в архивном фонде три обширных дела — №№ 23, 24 и 25. К делу № 24, где находится отчет о конференции, датированный 27 февраля 1885 г. (л. 229—243), приложены две брошюры португальской делегации на французском языке «Права Португалии на Конго» и «Португальский вопрос о Конго».
27. АВП РИ,ф. 133, оп. 470, 1882, д. 72, л. 311; оп. 470, 1883, д. 95, л. 3-5, 17.
28. Там же, оп. 470, 1884, д. 56, л. 15, 31—31об., 47. К делу прилагается изданная португальцами брошюра, обосновывающая их права на бассейн Конго, названный Заиром. См.: Portugal. Negocios externos. Questão do Zaire. Lisboa. 1884.
29. Там же, д. 96, л. 31.
30. Там же, оп. 470, 1885, д. 62, л. 107.
31. Там же, 1886, д. 64, л. 5.
32. Текст подписанной конвенции по непонятной причине был отправлен в МИД России с большим опозданием — только в приложении к донесению от 5 сентября 1887 года.
33. АВП РИ, ф. 133, оп. 470, 1887, д. 64, л. 62.
34. LAW R. A carreira de Francisco Félix de Souza na Africa Occidental. — Topoi. 2001, mars, p. 29; COSTA E SILVA A. Francisco Félix de Souza: Mercador de escravos. Rio de Janeiro. 2004, p. 156—181.
35. АВП РИ, ф. 133, on. 470, 1887, д. 64, л. 129-131.
36. Там же, л. 132—136; ф. 1890, д. 62, л. 164.
37. Там же, оп. 470, 1892, д. 66, л. 228.
38. Там же, ф. 560, оп. 22, д. 205, л. 89.
39. РГВА, ф. 2к, оп. 2, д. 12, л. 44 (трофейные документы).
40. РГВИА, ф. 401, оп. 5, 1896, д. 2, л. 44.
41. АВП РИ, ф. 133, оп. 470, 1888, д. 62, л. 92-96; д. 74, л. 105-110, 419-420.
42. Там же, оп. 470, 1890, д. 74, л. 214—219.
43. ANSOM. Dahomey, IV, 2.
44. Peuples du Golfe du Bénin. Etudes réunies et présentées par François de Medeiros. P. 1984, p. 54, 104-115.
45. АВП РИ, ф. 133, on. 470, 1885, д. 77, л. 417; on. 470, 1894, д. 67, л. 321.
46. РГАВМФ, ф. 417, on. 1, д. 1129, л. 153-154.
47. Acordo entre os Governos de Portugal e do Estado Independente do Congo sobre a questão da Lunda. africafederation.net/Lundall.htm.
48. АВП РИ, ф.133, on. 470, 1887, д. 64, л. 76-79.
49. Карта не была розового цвета, как ошибочно пишут некоторые историки. Это обычная черно-белая географическая карта, но владения Португалии на ней окрашены розовым цветом. Южнее экватора, слегка склоняясь к югу, через весь континент от Атлантического до Индийского океана протянулся широкий, с неровными краями розовый пояс, соединивший Анголу и Мозамбик. См.: Доклад португальских ученых на симпозиуме по исторической географии в 2011 году: CHARLES A.J., CORREIA L.A. Cartografia Histórica da Africa — Mapa Cor de Rosa. — ufmg.br.
50. АВП РИ, ф. 133, on. 470, 1890, д. 62, л. 246.
51. Там же, с. 38—39. См. также: ХАЗАНОВ А.М. «Розовая карта» и борьба европейских держав за раздел португальских колоний. — Новая и новейшая история. 2006, № 1, с. 207-213.
52. TEIXEIRA N.S. Política externa е política interna na Portugal de 1890: O Ultimatum inglês. — Analise social. 1987, vol. 23, № 4, p. 687—720; HOMEM A.C. O Ultimatum Inglês de 1890 e a opinião publica. — Revista da História das Idéas. 2007, vol. 14, p. 281-297.
53. MATA M.E. Portuguese public debt and financial business before WW1. — Business and Economic Horizons. 2010, vol. 3, № 3, p. 11—27. Тяжелым было финансовое положение и в Англии. «Финансовый кризис Английского банка грозит серьезными потрясениями для Франции», — предупреждал русский посол. АВП РИ, ф. 187, оп. 524, д. 1912, л. 58, 65—66.
54. РГВА, ф. 59к, on. 1, д. 129, л. 48; д. 30, л. 1—5 (трофейные документы).
55. Там же, ф. 2к, оп. 2, д. 1, л. 255об.—256 (трофейные документы).
56. АВП РИ, ф.133, оп.470, 1898, д.З, л. 16, 19.
57. РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 118, л. 2.
58. РГИА, ф. 560, оп. 22, д. 205, л. 89об.
59. РГВИА, ф. 440, on. 1, д. 209, л. 68-69.
60. Documents diplomatiques. Correspondance et documents relatifs à la Convention franco-anglaise du 14 juin 1898. P. 1899; Documents diplomatiques. Correspondance concernante la déclaration additionnelle du 21 mars 1899 à la Convention franco-anglaise du 14 juin 1898. P. 1899.
61. См., например: РГВИА, ф. 400, on. 1, д. 1994-2006, 2131, 2137-2141 и др.; АВП РИ, ф. 187, оп. 524, д. 1896, 1994, 2028, 2051, 2161 и др.
62. АВП РИ, ф. 133, оп. 470, 1890, д. 62, л. 156.