Филимонова М. А. Джон Джей // Вопросы истории. - 2016. - № 7. - С. 28-48.
Нью-Йорк как колония с самого начала отличался мультикультурализмом. Так, после отмены Нантского эдикта во Франции (1685) около 200 тыс. гугенотов покинуло Францию, многие из которых осели в Нью-Йорке. Потомком такой семьи и был Джон Джей. Несмотря на то, что его фамилия была англизирована, сам он гордился тем, что в его жилах нет ни капли английской крови. В числе беглецов из Франции оказался его прадед Огюст Жэ, уроженец Ла-Рошели. Он сменил в Америке несколько мест, пожил и в Южной Каролине, и в Пенсильвании, но в конечном итоге осел в Нью-Йорке. Здесь он женился на местной девушке и занялся торговыми операциями. Невесту подбирал вдумчиво. Благодаря браку француз оказался в родстве с влиятельными голландскими фамилиями Нью-Йорка — Стёйвесантами и Ван Кортландтами — и мог рассчитывать на то, что его будущее потомство пустит прочные корни в Новом свете. Огюст — отныне Огастес Джей — не слишком держался за гугенотскую веру и национальные традиции. Из его пятерых детей двое были крещены во французской (гугенотской) церкви, двое — в голландской. Сам Огастес Джей был прихожанином англиканской Тринити-Чёрч1. Словом, он выбрал для себя и своих потомков путь ассимиляции в новом мире.
Торговые дела Джеев процветали, а сами они вполне вписались в американскую жизнь, более того — стали частью колониальной элиты. Питер (отец Джона) успешно торговал мехами, пшеницей, лесом. Он был заботливым отцом многодетной, по тогдашнему американскому обычаю, семьи. К тому времени, когда в 1745 г. родился Джон, в семье было уже шестеро детей. Насколько можно судить, Питер придерживался тех же установок, что и Огастес Джей. Говорили в семье уже только по-английски.
Школа, куда мальчик отправился в 1753 г., соответствовала все той же мультикультурной среде, которая царила в семье Джеев. Располагалось это учебное заведение в сердце гугенотской диаспоры Нью-Йорка — в городке Нью-Рошель. Часть жителей Нью-Рошели все еще сохраняла в быту французскую речь своих предков, хотя уже понимала английский «довольно хорошо», по мнению англиканского священника Сэмюэля Сибери2. Учителем Джея стал также англиканский священник, Пьер Ступпе. Воспоминания Джона об этом человеке трудно назвать теплыми. Как учитель, Ступпе был некомпетентен. Впрочем, в колониальной Америке это явление было скорее нормой, чем исключением.
Школа Ступпе в Нью-Рошели, по воспоминаниям Джона, выглядела так: «Ступпе был уроженцем Швейцарии и был известен странными привычками. Не зная света, не интересуясь деньгами, отличаясь рассеянностью, он посвящал каждую минуту досуга научным занятиям, особенно математике. Абсолютную власть над своей персоной и своим хозяйством он доверил жене, столь же скупой, сколь и неаккуратной. Дом священника и все вокруг него приходили в упадок. Мальчиков ждала скудная еда и обильные нотации»3. В окно комнаты, где спали ученики, зимой залетал снег. Преемник Ступпе, прибывший в приход в 1760 г., уверял, что жить в доме священника невозможно, и просил разрешения выстроить новый4. В школе Джон провел три года, а затем учился под руководством частного наставника. Самым ценным, что он вынес из школы Ступпе, был французский язык, который потомок гугенотов Ла-Рошели не мог выучить в семье. Швейцарец Ступпе, со своей стороны, предпочитал общаться именно по-французски. Впоследствии знание французского сослужило хорошую службу в дипломатической деятельности Джея. Вероятно также, что в школьной программе присутствовали любимая Ступпе математика, а также протестантское вероучение (сам Ступпе, хоть и англиканский священник, склонялся к кальвинистской доктрине). Видимо, мальчиков знакомили также с английским правописанием, латынью и греческим.
Высшее образование Джей, как и большинство представителей нью-йоркской элиты, получил в Королевском колледже (ныне Колумбийский университет). На момент поступления ему исполнилось пятнадцать, что считалось нормальным. Будущий соратник и друг Джея Г. Моррис стал студентом того же колледжа в тринадцать лет, а были студенты и помоложе.
Условия здесь были получше, чем в школе Ступпе, но все равно не роскошные. Еда была скудной и однообразной; на питание студента отпускалось 13 шиллингов в неделю5. Программа обучения в то время не была профессионально-ориентированной. А. Гамильтон, еще один будущий «отец-основатель» США, смог получить в Королевском колледже неплохие знания в области юриспруденции, но это было уже в 1770-х годах. Во времена Джея (а он поступил в колледж в 1760 г.) основное внимание уделялось классическим языкам, беллетристике, моральной философии6. Словом, это было скорее образование джентльменов, чем подготовка специалистов. Лишь в 1767 г. в колледже появилась медицинская школа.
Джей не вынес из колледжа глубоких знаний, зато завел целый ряд влиятельных друзей, самым близким из которых стал Роберт Р. Ливингстон, происходивший из одной из самых влиятельных нью-йоркских семей. Особенно успешным студентом Джон не был, но курс все же закончил, что удавалось не всем. Из немногочисленных студентов колониального Королевского колледжа до выпуска доходила лишь половина7.
В качестве темы выпускной диссертации Джон выбрал «Счастье и выгоды, происходящие от состояния мира». Это было не случайно: только что закончилась Семилетняя война, затронувшая и колонии, так что колонисты переживали эйфорию победы. Восторженное преклонение перед Англией в высшей степени характерно для ранней стадии англо-американского конфликта. Для лоялиста Говарда англичане — это народ, «достигший вершины славы и могущества, предмет зависти и восхищения для окружающих его рабов, народ, который держит в руках равновесие Европы и затмевает искусствами и военной силой любой период древней или новой истории»8. Для патриота О. Тэчера Англия — «страна свободы, гроза тиранов всего мира», которая «достигла таких высот славы и богатства, каких не знала ни одна европейская нация с тех пор, как пала Римская империя»9. Его единомышленник Дж. Отис даже высказывал мечту о всемирной империи под владычеством короля Великобритании10.
Джею, впрочем, было не до политики. Он должен был выбрать профессию. Отец хотел видеть Джона священником, но тот предпочел юриспруденцию. Выбор сына заставил отца призадуматься. В то время в колониях высоко ценилось юридическое образование, полученное в лондонских Иннах. Питер Джей списался со своими английскими корреспондентами и пришел к выводу, что такое предприятие потребует слишком больших расходов, да и страшновато было отпускать сына за океан. В одном из писем Питер Джей выражал надежду, что трудности избранного поприща не отвратят Джона от юриспруденции11. В итоге, Джон остался в Америке. В 1764 г., закончив колледж, он занялся юридической практикой под руководством Б. Киссэма, а через четыре года стал полноправным юристом. В качестве клерка Джон должен был изучить юридическую технику, делопроизводство, писать письма, завещания, контракты, юридические советы, которые диктовал его патрон. Таким образом юноша узнал немало. Впоследствии он вспоминал Киссэма как «добродетельного и приятного человека, которому многим обязан»12.
Не будучи столицей империи, Нью-Йорк тем не менее мог представлять немалый соблазн для молодого человека. Географ Дж. Морзе писал, что это «самый веселый» город в Америке, здесь самые элегантные и образованные женщины, здесь непревзойденное гостеприимство13. К чести Джона Джея, он оставался серьезным и вдумчивым юношей и выговаривал за легкомыслие своему другу Роберту Ливингстону14.
Между тем в Нью-Йорке, как и в других колониях, начиналось бурное противостояние метрополии.
Первым его проявлением, непосредственно затронувшим Джея, стал Гербовый сбор, вступивший в силу 1 ноября 1765 года. Ни один юридический документ в Америке отныне не имел законной силы без гербовой печати. Но американцы не признали законность Гербового сбора. Нью-йоркские юристы прибегли к «забастовке»: они приняли решение прекратить все тяжбы до тех пор, пока ненавистный закон не будет отменен. В колонии велись только уголовные процессы, в которых гербовая печать не требовалась15. В городе начались волнения. 31 октября взбудораженная Гербовым сбором толпа била окна и валила фонарные столбы с возгласами «Свобода!». По всему городу звонили колокола. Из каретного сарая лейтенант-губернатора Колдена выволокли экипажи и сожгли их вместе с изображениями самого лейтенант-губернатора.
Трудно сказать, как реагировал на происходящее Джон. Похоже, для него это оказалось неожиданными каникулами. Вместе со своим другом Робертом Ливингстоном он предпочел совершить вояж в Новую Англию.
Похоже, что и последующее неспокойное десятилетие прошло мимо Джея. Гербовый сбор был отменен. Ввелись и вновь аннулировались Акты Тауншенда. Стараниями патриотов Нью-Йорк украсился «Столпом Свободы», и местные «Сыны Свободы» во главе с Александром Макдугаллом призывали американцев не сдавать позиции. Джей в это время был погружен в сугубо мирные занятия. В 1768 г. он был допущен к юридической практике, а тремя годами позже обзавелся собственной конторой на паях с Робертом Ливингстоном. Друзья отмечали фанатичное увлечение Джея работой. Перегруженность делами даже стала сказываться на здоровье молодого адвоката, и немудрено: в ноябре 1771 г. у Джея было на руках 43 дела одновременно16.
Все изменилось в 1774 г.: Джею было под тридцать, и он начал подыскивать супругу. Никаких романтических порывов — молодым человеком руководил исключительно трезвый расчет. Как и его прадед, дед и отец, Джей рассчитывал на брак с представительницей нью-йоркской элиты. Поначалу он выбрал клан Де Ланей, сделал предложение вначале одной, а затем и второй девушке из этого клана, но получил подряд два отказа. В итоге его невестой стала очаровательная Сара Ливингстон, из многочисленной и честолюбивой семьи Ливингстонов. Де Ланей были лоялистами, Ливингстоны — патриотами, и семейные связи не могли не повлиять на Джея. Имело значение и то, что патриотом был его собственный отец.
В том же знаменательном году Джей впервые в жизни заинтересовался политикой. В то время Англия пыталась усмирить непокорный Бостон блокадой его порта. Во всех колониях, в том числе и в Нью-Йорке, шел сбор помощи голодающему городу. Джей вошел в состав комитета, занимавшегося этим вопросом. Тогда же он был избран в состав Первого континентального конгресса, на котором был провозглашен экономический бойкот Великобритании и составлена петиция к королю Георгу III об удовлетворении жалоб колонистов. Участие Джея во всем этом было номинальным: его затмили такие яркие личности, как Дж. Вашингтон, П. Генри, Джон и Сэмюэль Адамсы. Зато он обеспечивал соблюдение бойкота британских товаров в своей родной колонии.
В мае 1775 г. в Филадельфии собрался Второй континентальный конгресс, который 2 июля 1776 г. принял знаменитую Декларацию независимости. Увы, Джей вновь упустил свой шанс прославиться. При исторических событиях июля 1776 г. он не присутствовал, хотя саму идею независимости поддерживал. Он был занят делами собственной колонии и в 1777 г. стал одним из авторов конституции Нью-Йорка.
Настоящие его таланты начали раскрываться позже и вдали от родных берегов. В 1779 г. он был назначен послом в Испанию. Связанная «фамильным пактом» с союзницей США Францией Испания казалась перспективным партнером в международных отношениях.
Итак, Джон и Сара Джеи отправились в незнакомую им Европу. Джей описывал свое путешествие по Испании довольно желчно: «В Кадисе нам сказали, что с собой нужно взять кровати, ветчину, чай, сахар, шоколад и другую провизию, а заодно и кухонные принадлежности, чтобы все это готовить, потому что по дороге мы редко найдем что-либо из перечисленного. Заодно нам сообщили, что путешествуют здесь в экипажах вроде колясок, запряженных шестеркой мулов». В итоге, впрочем, он нашел испанские гостиницы сносными, хотя комнаты кишели блохами и клопами, а мулов обычно размещали под одной крышей с людьми17. В другом письме американский посол жаловался на непомерные расходы. Испанский двор в течение года переезжал то в Мадрид, то в Аранхуэс, то в Эскуриал, то в Сан-Ильдефонсо и Джей вынужден был совершать постоянные дорогостоящие перемещения18.
Положение посла США невозможно было назвать легким. Джей отмечал, что испанцы почти ничего не знают о США, не осведомлены о последних событиях в этой стране и вообще считают американцев дикарями19. Имели значение и сложившиеся дипломатические традиции. В рамках вестфальской системы международных отношений республики вообще обладали более низким престижем, нежели монархии. Соединенные Штаты к тому же образовались в результате бунта против законного повелителя. В глазах европейских государей новая республика обладала весьма сомнительной легитимностью, даже если их геополитические интересы требовали поддержать «мятежников». При этом Джей не обладал ни европейской славой Франклина, ни его обаянием. Задача его была двоякой: добиться признания Соединенных Штатов Испанией и помощи (финансовой и военной) в Войне за независимость. Выполнить свои задачи Джею не удалось. Он сетовал: «Этот (испанский. — М. Ф.) двор, кажется, очень уважает старый мотив «festina lente», по крайней мере, в отношении нашей независимости»20.
Конгресс в своих инструкциях к послу в Испании требовал добиться свободной навигации по Миссисипи21. Но Джей с самого начала был убежден: «Если только мы сможем добиться независимости и скорого мира, мы не сможем оправдать продолжение войны и рисковать ее исходом ради завоевания Флориды, на которую мы не имеем прав, или настаивая на навигации по Миссисипи, которая в нынешнем столетии нам не нужна»22. Поэтому он предпочитал вовсе не претендовать на Флориду и уступить Испании навигацию по Миссисипи, при условии, что Испания предоставит США свободный порт на реке.
В 1785 г. Джею было поручено провести переговоры с испанским представителем Диего де Гардоки по вопросу о Миссисипи. Испания объявила о своем исключительном праве на судоходство по этой реке. Важнейшая (да, фактически, и единственная) транспортная артерия на Западе США оказалась для американцев закрытой. Лишь в декабре 1788 г. им вновь было позволено плавать по Миссисипи до Нового Орлеана и вести там торговлю, а полной свободы судоходства по «отцу вод» они добились лишь в 1795 году. При этом северные штаты были, в общем, готовы отказаться на 25 лет от права навигации, надеясь за счет этого достичь заключения договора с Испанией, а южане, более заинтересованные в освоении Запада, были категорически против компромисса такой ценой23.
Если переговоры с Испанией все время заходили в тупик, то дипломатическая миссия Джея в Париже обернулась подлинным триумфом. Здесь он должен был вести переговоры с бывшей метрополией о заключении мира. Всего было избрано пять уполномоченных24. Первым был Томас Джефферсон, но он предпочел остаться в родной Виргинии. Вторым — Генри Лоуренс из Южной Каролины, но он был захвачен в плен англичанами и коротал дни в Тауэре. Третий — Джон Адамс — был занят сложными переговорами в Нидерландах. Джей находился в Испании. Начинать переговоры, следовательно, должен был Франклин.
С английской стороны на переговоры были направлены Р. Освальд и Т. Гренвилл. Поначалу их контакты с Франклином были неофициальными: США все еще считались восставшими колониями, а не независимым государством. Наконец в июне 1782 г. парламент разрешил добиваться мира с Америкой. Переговоры могли начаться. В конце июня в Париж приехал Джей и сразу включился в переговорный процесс. Одновременно он продолжал переговоры с Испании в лице испанского посла в Париже графа Аранды. Эти переговоры не были успешными: Аранда пытался добиться максимальных уступок для своей собственной страны, в частности, он предлагал зафиксировать западную границу США примерно в 500 милях восточнее Миссисипи.
США желали добиться не только признания своей независимости, но и компенсации за уничтоженное и разграбленное английскими солдатами имущество (а также освобожденных англичанами рабов), свободы торговли с Великобританией и даже отказа Великобритании от Канады. Английские власти, со своей стороны, не собирались заходить так далеко. Как отмечает В. Н. Плешков, ни Георг III, ни его министры, ни парламент просто не приняли бы подобные предложения всерьез25. Да и французские дипломаты, в частности, Верженн, полагали, что американцы требуют слишком многого26. Имели место также региональные интересы. Штаты Новой Англии были крайне заинтересованы в рыбной ловле у берегов Ньюфаундленда. Ловля трески составляла настолько доходную статью бюджета Массачусетса, что даже зал заседаний легислатуры штата был украшен изображением этой рыбы. Южане, со своей стороны, мечтали о свободной навигации по Миссисипи. Огромная река была идеальной транспортной артерией для поселенцев Запада — а южане вели активную экспансию в западном направлении.
Конгресс, составляя инструкции для своих уполномоченных, находился под влиянием французского посланника Ла Люзерна и профранцузской фракции в своих собственных рядах. Американским представителям на переговорах предлагалось по всем вопросам установить «самые искренние и доверительные» отношения с французской стороной, не заключать никаких договоров без ведома Франции и во всем руководствоваться советом и мнением союзников27. Более полного контроля над американской внешней политикой Франция не могла бы и желать.
Государственный секретарь Франции по иностранным делам граф де Верженн, прочитав инструкции, выразил свое полное удовлетворение и рассыпался перед Франклином в вежливых заверениях, что у Конгресса «никогда не будет оснований пожалеть, поскольку король принимает близко к сердцу честь Соединенных Штатов, равно как их процветание и независимость»28. Джей и Адамс (последний приехал в Париж в конце октября) этому не верили.
На переговорах Джей предпочел игнорировать инструкции Конгресса и не консультировался с Верженном. Более того, он сознательно вводил французских союзников в заблуждение. Здесь он не встретил понимания даже у своего лучшего друга Ливингстона, в то время секретаря иностранных дел.
Исследователи, как правило, объясняют враждебность Джея к Франции его гугенотским происхождением, а также неудачным опытом переговоров в Испании29 (как уже отмечалось, испанские Бурбоны были связаны с французскими так называемым «фамильным пактом»). К тому же, как отмечает российский исследователь Н. А. Краснов, Джей опасался затягивания переговоров французской стороной: Франция рассчитывала этим добиться более благоприятных условий для Испании30.
10 августа 1782 г. Франклин заболел, и Джею досталась ключевая роль в переговорах. Во время встреч с Освальдом он добивался предварительного признания независимости США, полагая, что переговоры между США и Великобританией должны вестись с позиции равенства двух суверенных государств и никак иначе31. Той же позиции придерживался Адамс32.
Джей писал Адамсу о взглядах английского премьера лорда Шелберна: «Лорд Шелберн по-прежнему выражает желание достичь мира, но его уверения, не подкрепленные действиями, не могут внушить нам доверие. Он говорит, что наша независимость должна быть признана, но это не сделано, так что его искренность остается сомнительной»33.
И все же бывшей метрополии Джей доверял больше, чем союзникам США. Позиция Франции и Испании на переговорах казалась ему все более подозрительной. Он откровенно признавался: «Если бы я не нарушил инструкции Конгресса, его достоинство было бы втоптано в прах»34.
Джей втайне даже от Франклина дал знать в Лондон, что английскому правительству невыгодно затягивать подписание договора с США; что все преимущества в случае промедления будут на стороне Франции; более того, Британии выгоднее не препятствовать США в вопросе о западных землях и Миссисипи. Видимо, этот демарш произвел нужное впечатление.
5 октября предварительный проект англо-американского договора был составлен. Условия его были выгодны для США, но английское министерство их не одобрило. Освальд получил инструкции настаивать на возвращении довоенных долгов американцев английским кредиторам и на компенсации лоялистам, пострадавшим в ходе Войны за независимость. Беспошлинная торговля и право сушки рыбы на Ньюфаундленде американцам также не предоставлялись.
Разногласия вызвал и вопрос о границах. Британцы пытались добиться уступки части Старого Северо-Запада, чтобы расселить там лоялистов. Американцы не соглашались. По выражению Франклина, «они хотели сдвинуть свою границу на юг до Огайо и поселить своих лоялистов в Иллинойсе. Мы отказались от таких соседей»35.
Тот же Франклин сообщал: «Британский посланник отчаянно боролся за два пункта: чтобы были расширены преимущества, предоставленные лоялистам, и чтобы было полностью прекращено наше рыболовство. Мы заставили его замолчать по первому вопросу, пригрозив, что обнародуем отчет о степени вреда, причиненного этими людьми»36. Именно это Франклин в итоге и сделал, пообещав от имени своего правительства выплатить разницу, если окажется, что причиненный лоялистами урон превосходит сумму конфискаций имущества самих лоялистов37. Переговоры по этим вопросам шли тяжело. В конечном счете обе стороны пошли на компромисс. Американцы получали право рыболовства на отмелях Ньюфаундленда и в заливе св. Лаврентия. Что касается лоялистов, то они могли попытаться получить компенсацию за утраченное имущество от правительств штатов.
30 ноября договор был наконец подписан. Франклин оценивал результат следующим образом: «Мы надеемся, что добились удовлетворительных условий, хотя, отстаивая свои главные требования, мы, возможно, уступили слишком много в пользу лоялистов»38. Примерно такой была и реакция американской общественности. Признание независимости США было, разумеется, встречено ликованием. Зато условия, касающиеся лоялистов, никто и не думал выполнять. В частности, одна из статей мирного договора требовала прекратить конфискации собственности лоялистов, чему штаты и не подумали подчиниться. 12 мая 1784 г. Нью-Йорк принял поправку к акту о конфискации собственности лоялистов. По штату прошла новая волна конфискаций и спекуляции землями тори39.
Пресса США на редкость единодушно призывала к изгнанию тори из страны. С точки зрения журналистов, гражданский мир с бывшими врагами был невозможен. Автор из Филадельфии, подписавшийся «Брут», резко заявлял: «Альтернативы нет: либо виги, либо тори должны быть изгнаны»40.
В Нью-Йорке Гамильтон, скрывшись под псевдонимом «Фокион», пытался убедить сограждан считаться с международными договоренностями, но успеха не имел. Джей также убеждал: «За победой и миром, по моему мнению, должны следовать милосердие, умеренность и благожелательность, и мы должны остерегаться запятнать славу революции распущенностью и жестокостью»41. Аргументы, сходные с теми, что приводил «Фокион», Джей излагал Конгрессу. В марте 1787 г. Конгресс постановил, что штаты не имеют права принимать законы, противоречащие Парижскому миру. Все акты, нарушающие данное постановление, должны были быть отменены42.
Между тем перед США вставали новые проблемы. После войны Конфедерация, состоявшая из тринадцати первоначальных штатов, обнаружила свою непрочность. Штаты мало считались со слабой центральной властью. Еще во время войны Джей предсказывал: «В настоящее время ощущение общей опасности гарантирует наш Союз. У нас нет ни времени, ни склонности спорить друг с другом. Мир даст нам досуг, а праздность часто находит недостойные занятия»43. Так оно и происходило. В 1785 г. американское общество оказалось в состоянии кризиса, отразившегося и на экономике, и на политике США. Основой кризиса была проблема фермерской задолженности. Неблагоприятная конъюнктура тяжело сказывалась на фермерском хозяйстве. В 1785 г. в тюрьмах Филадельфии половину заключенных составляли несостоятельные должники. В Нью-Йорке в 1787—1788 гг. число арестованных за долги достигало 1200 человек44. 29 августа 1786 г. в графстве Гэмпшир (Массачусетс) вспыхнуло восстание. В сентябре были сорваны все судебные заседания в западных и центральных графствах штата, где должны были рассматриваться дела о нарушении долговых обязательств. Повстанцы требовали облегчения положения должников, выпуска бумажных денег, перевода массачусетской легислатуры из Бостона вглубь штата, ликвидации сената45. Во главе повстанцев встал фермер Дэниэль Шейс. Подавить восстание в Массачусетсе удалось лишь весной 1787 года.
Помимо социальной нестабильности политиков США в 1785— 1786 гг. тревожила перспектива распада Союза. Историк Дж.Т. Мейн не считает эту угрозу серьезной46. Но современники считали такой сценарий развития событий вполне возможным. Между штатами возникали конфликты. Джорджия и Южная Каролина не могли договориться относительно навигации по р. Саванна; Виргиния и Мэриленд вели сходный спор по поводу Потомака. Джорджия и Северная Каролина жаловались на южнокаролинские ввозные пошлины, тяжким бременем ложившиеся на их экономику47. Важное значение имели трения Севера и Юга по вопросам навигации по Миссисипи, освоения Запада, регулирования торговли и т.д. В 1787 г. Мэдисон пророчествовал: «Многие уже видят, а постепенно увидят все, что, если Союз не будет эффективно реорганизован на основе республиканских принципов, то нам могут быть навязаны новшества куда менее приемлемые, или, в лучшем случае, произойдет расчленение империи (sic!) на соперничающие и враждебные конфедерации»48.
В вопросах внутренней политики Джей солидаризировался со сторонниками укрепления центральной власти — националистами (позже федералистами). Он полагал: «Наша сила, респектабельность и счастье вечно будут зависеть от нашего единства. Многие иностранные державы желали бы видеть нашу страну разорванной на части, ведь тогда мы перестанем быть грозными, и подобное событие предоставит им обширное поле для интриг»49.
В январе 1787 г. Джей послал Вашингтону свой проект конституции. К этому времени он пришел к окончательному убеждению, что расширение полномочий Конгресса не спасет положения. Он перечислял неисправимые, по его мнению, недостатки больших собраний: медлительность, утечка информации, восприимчивость к иностранному влиянию и местническим предрассудкам. Словом, Конгресс должен был составить лишь нижнюю палату законодательной власти, переизбираемую ежегодно. Верхняя палата, по мнению Джея, должна быть пожизненной. Что касается исполнительной власти, то националистский лидер задавался сакраментальным вопросом: «Будет ли у нас король?» И тут же отвечал: «По моему мнению — нет, пока мы не испытали другие возможности». Вместо короля он предлагал создать пост генерал-губернатора, «ограниченного в своих прерогативах и длительности [полномочий]». Главе исполнительной власти совместно с созданным для этой цели советом Джей предлагал дать право вето. Вопрос о распределении полномочий в Конфедерации Джей решал однозначно в пользу центральной власти. Штаты обязаны сохранить за собой лишь сугубо внутренние вопросы; все их гражданские и военные чиновники должны назначаться и смещаться национальным правительством50. На Конституционном конвенте в Филадельфии аналогичные предложения вносили Г. Моррис и А. Гамильтон. Оба были тесно связаны с Джеем, и трудно решить, не идет ли речь попросту о заимствовании или, возможно, о коллективном проекте нью-йоркских националистов.
В мае 1787 г. разработка новой конституции началась. В Филадельфии приступил к заседаниям Конституционный конвент. Джей избран не был. Как и вся страна, он с нетерпением ждал результата работы Конвента. Заседания были тайными, и никто не мог сказать заранее, какие же решения будут приняты в филадельфийском Индепенденс-холле. Ходили самые странные слухи, вплоть до того, что Конвент на самом деле подбирает кандидатуру на роль короля Америки. В итоговом документе — федеральной конституции 1787 г. — разумеется, ничего подобного не было. И все же она радикально перераспределяла полномочия между центральной властью и штатами. Конфедерация превращалась в федерацию, совершенно новый тип государственного устройства. Штаты лишались власти, пусть и не в той степени, в какой хотелось бы Джею. Вашингтон подвел итог, с которым, вероятно, согласилось бы большинство националистов. «Некоторые пункты, — писал он Рэндольфу, — никогда... не получат моего одобрения», но «в целом, это лучшая конституция, какую мы можем получить»51. Примерно такого же мнения придерживался и Джей52.
28 сентября 1787 г. Континентальный конгресс принял решение передать проект новой федеральной конституции на рассмотрение специальным ратификационным конвентам всех тринадцати штатов, составлявших в то время Союз. В эти же дни с текстом ознакомился и Джей. 3 октября он переслал находившемуся в Европе Дж. Адамсу текст новой конституции53.
На протяжении года конституция, ее достоинства и недостатки были самой обсуждаемой темой американской политики. Известия о завершении работы Конвента были приняты с энтузиазмом. В Филадельфии, например, первое публичное чтение конституции было встречено всеобщим ликованием. В городе звонили все колокола; незнакомые люди на улицах поздравляли друг друга54. Но единодушие оказалось эфемерным. Вскоре началась ожесточенная полемика между сторонниками конституции (федералистами) и ее противниками (антифедералистами).
Ни один штат не вел таких ожесточенных дебатов по поводу конституции, как Нью-Йорк. В составе Конвента оказалось 46 антифедералистов и лишь 19 федералистов. Лишь в самом городе Нью-Йорк федералисты располагали решающим преимуществом. На выборах в Конвент в городе они получили 2735 голосов, а их противники — лишь 134 голоса55. Но Конвент должен был заседать отнюдь не в Нью-Йорке, а в маленьком Покипси. Антифедералист Дж. Клинтон с удовлетворением констатировал: «Друзья прав человечества превосходят числом адвокатов деспотизма почти вдвое»56. Настроены противники конституции были весьма решительно. Так, Р. Йейтс заверял виргинского единомышленника: «Вы можете рассчитывать на нашу решимость не принимать нынешнюю конституцию без предварительных поправок»57. Правда, на стороне федералистов были такие политики, как Гамильтон, Ливингстон и Джей. Они вели с оппонентами долгие беседы в кулуарах Конвента, стараясь перетянуть их на свою сторону58.
Джей представлял в ратификационной кампании элитистское крыло федералистов. Некоторые историки полагают, что именно он являлся автором скандальной серии статей, подписанных «Цезарь» и представлявших крайне элитистскую точку зрения. Но главный его вклад в ратификационную кампанию — это, разумеется, участие в памфлетной серии, подписанной коллективным псевдонимом «Публий» и известной под названием «Федералист».
Среди памфлетной продукции ратификационной кампании упомянутая серия выделилась сразу. Нью-йоркский федералист, писавший под псевдонимом «Курциополис», отмечал, скрывая за иронией восхищение: «Я думаю, что он [Публий] должен быть осужден за государственную измену. Он по-прежнему сеет зло среди читателей. Весь этот город, за исключением сорока или пятидесяти человек, околдован им»59.
Вклад Джея в написание «Федералиста» меньше по объему, чем у его соавторов Гамильтона и Мэдисона, но не менее ярок.
Ему, как и следовало ожидать, поручили анализ внешнеполитических аспектов новой конституции. Его перу принадлежали пять выпусков: номера со второго по пятый и номер 64. В первом из них Джей развивал идею естественного единства Соединенных Штатов. Он доказывал, что сама природа создает границы страны: «Судоходные реки и озера образуют цепь вдоль ее границ, словно связывая ее в одно целое, а самые величественные реки в мире, текущие на удобном расстоянии друг от друга, подобно широким дорогам, связывают дружественные народы, помогая им осуществлять обмен и доставку различных товаров»60. Единство происхождения, языка, религии, политических принципов создает единство нации, укрепленное общей борьбой за независимость.
Последующие номера были посвящены проблеме обороны страны. Джей рассматривал международные отношения с позиций реализма. Он сознавал, что существуют причины войн, устранить которые трудно или вообще невозможно. В то же время он полагал, что единая Америка сможет противостоять агрессии более эффективно, чем тринадцать отдельных штатов. Он риторически спрашивал: «Что представляло бы собой ополчение Британии, если бы английское ополчение подчинялось правительству Англии, шотландское — правительству Шотландии, а уэльсское — правительству Уэльса? В случае иностранного вторжения разве смогли бы эти три правительства со своими армиями (если бы они вообще пришли к согласию) действовать против врага столь же эффективно, как единое правительство Великобритании?»61 Те же соображения, разумеется, были справедливы и в отношении Америки. Здесь Джей выступал как реалист.
Зато его взгляды на внешнюю политику федерального правительства трудно признать реалистичными. Он считал, что сама по себе федерация будет представлять другим государствам меньше поводов к войне. Единое федеральное правительство не будет нарушать международные договоры и провоцировать возмущение иностранных держав. (Здесь Джей, несомненно, вспоминал о том, как трудно было заставить штаты соблюдать условия Парижского мира). Федеральное правительство, как доказывал Джей, будет и менее агрессивным. По его словам: «Чувство гордости за свой штат и людская гордыня заставляют оправдывать все свои действия, мешают признать ошибки или нарушения и поправить дело. Федеральному правительству в таких случаях не будет мешать гордыня, оно будет спокойно и честно размышлять над тем, как лучше вызволить обе стороны из тех трудностей, в которые они могут попасть»62. Словом, федеральное правительство будет стремиться к предотвращению войны, а не к ее развязыванию.
Джей также обращал внимание на возможность пограничных конфликтов между штатами, если они останутся разъединенными. Причин для соперничества всегда будет достаточно. Споры из-за территории или ресурсов, конкуренция в торговле, влияние иностранных государств — все это неизбежно приведет к тому, что штаты станут воевать между собой63. В следующем выпуске ту же тему подхватил Гамильтон, пришедший к неутешительному выводу: «Ожидать сохранения гармонии между независимыми, несвязанными суверенными образованиями, лежащими поблизости друг от друга, означает игнорировать общий ход дел человеческих, бросать вызов накопленному вековому опыту»64.
Работы прервало событие, никак не связанное с ратификационной кампанией. В XVIII в. анатомия была уже признанной основой медицины, но получение трупов для анатомирования оставалось проблематичным. Законного источника необходимых анатомам тел не существовало. Как правило, поставщики анатомических театров прибегали к неаппетитной и противозаконной процедуре: раскапывали по ночам свежие могилы. Подобные сцены были не редкостью даже в XIX веке. В Шотландии в 1827—1828 гг. разыгралась жуткая история Бёрка и Хэра, убивших 16 человек, для перепродажи тел в анатомические театры65. В Америке до таких эксцессов дело не дошло, но нью-йоркские газеты зимой 1787—1788 гг. поместили целый ряд статей об ограблении кладбищ — в особенности тех участков, где хоронили бедняков и негров. В феврале темнокожие ньюйоркцы подали городскому совету петицию с жалобой на похищение тел их друзей и родственников для анатомических целей. В том же месяце «New York Daily Advertiser» рассказала о краже тела белой женщины с кладбища Тринити-Чёрч66. Это уже переполнило чашу терпения. 16 апреля произошел очередной инцидент, связанный с ограблением могилы, и разъяренные ньюйоркцы бросились громить анатомический театр городского госпиталя. Коллекцию анатомических образцов сожгли. Толпа охотилась по всему городу за врачами и студентами-медиками. Власти предпочли поместить незадачливых анатомов в тюрьму для их же собственной безопасности. На следующий день бунтовщики ворвались в Колумбийский колледж (ныне университет). Гамильтона, пытавшегося урезонить толпу, просто оттолкнули в сторону. Но ни в учебных помещениях, ни в комнатах студентов следов анатомирования не нашлось. Тогда мятежники решили взять тюрьму штурмом и линчевать анатомов. Защищать тюрьму взялась нью-йоркская милиция. В завязавшейся схватке погибло двадцать человек, а Джей, неясным образом оказавшийся в гуще баталии, получил удар камнем по голове, едва не расколовший ему череп67. На долгое время он потерял работоспособность.
Впрочем, к 5 марта Джей поправился настолько, что смог написать еще один выпуск для «Федералиста» (№ 64), посвященный полномочиям Сената в области заключения международных договоров. Он рассматривал два необходимых требования для проведения эффективной внешней политики. Во-первых, текущее законодательство не должно противоречить международным обязательствам государства. Во-вторых, для заключения договоров необходима секретность и оперативность. В обоих случаях Сенат идеально подходит под предъявленные требования. Будучи необходимым элементом законодательного процесса, он сможет позаботиться о соответствии международных договоров и законов внутри страны. Будучи малочисленным (первый состав Сената включал всего 26 человек), он сможет соответствовать и второму условию. Есть и дополнительное преимущество: ведь в Сенате представлены в равной мере интересы всех штатов, так что они не могут быть ущемлены при определении внешнеполитического курса. Джей также полагал, что в данном случае можно не бояться коррупции. Ведь для ратификации договора необходимы голоса двух третей Сената. Так что «только человек, озлобленный на весь мир, склонный всех подозревать в коррупции, может допустить, что президент и две трети сенаторов на это способны. Подобная мысль слишком чудовищна, слишком оскорбительна, чтобы отнестись к ней серьезно»68.
Джей также составил обращение к народу Нью-Йорка по поводу конституции69. Здесь нет строгого последовательного толкования конституции, как в «Федералисте». Автор просто призывал сограждан ратифицировать документ, касаясь лишь некоторых спорных вопросов, например отсутствия в конституции Билля о правах. Он с торжеством отмечал, что в конституции Нью-Йорка такового тоже нет, но ведь это никак не умаляет свободу граждан штата. Он доказывал, что даже если собрать новый Конституционный конвент, он все равно не сможет предложить ничего лучшего. Не приняв конституцию, Соединенные Штаты ничего не выиграют и лишь погрузятся в хаос.
Ратификационная кампания завершилась победой федералистов. В 1787—1788 гг. конституцию ратифицировали одиннадцать штатов (в том числе Нью-Йорк).
При формировании федерального правительства президент Вашингтон предложил Джею пост госсекретаря, но тот отказался и в конечном итоге занял пост Верховного судьи. Суд Джея далеко не столь прославлен, как суд Джона Маршалла. За все пребывание Джея на данном посту (1789—1795) было рассмотрено лишь четыре дела. Наиболее известное из них — Chisholm v. Georgia. В 1792 г. А. Чисхолм из Южной Каролины от имени некоего Р. Фаркуара подал иск к штату Джорджия, задолжавшему истцу за поставки, сделанные еще во время Войны за независимость. Представители Джорджии заявили, что их суверенный штат не может быть привлечен к суду, если только не даст своего согласия на судебный процесс. Джей, как Верховный судья, отверг претензии Джорджии. Он заявил, что суверенитетом обладает не штат, а лишь народ Соединенных Штатов. Теорию, согласно которой США являются союзом тринадцати суверенных штатов, Джей сопоставил со средневековой феодальной раздробленностью — для человека эпохи Просвещения аналогия была убийственной. Он также отверг претензии Джорджии на неприкосновенность. Здесь Джей ссылался на ст. III, разд. 2 конституции, который устанавливал юрисдикцию Верховного суда «по делам, в которых штат является стороной»70. Это было первое в истории Верховного суда решение прецедентного характера, но судьба его оказалась несчастливой.
Джей в данном случае выступал как последовательный федералист, но американское общество было шокировано столь радикальным отрицанием суверенитета штатов. В Конгрессе был разработан и практически единогласно принят проект поправки к конституции (поправка XI), дающей штату иммунитет от судебного преследования. 7 февраля 1795 г. поправка была ратифицирована штатами71. В том же году в деле Georgia v. Brailsford Джей вынужден был вынести решение, противоположное предыдущему.
Итак, Джей как Верховный судья отнюдь не блистал, но в эти же годы он активно участвовал в американской политике. Например, осуществляя объезд судебных округов, он пользовался случаем, чтобы рассказать гражданам о позиции президента в отношении нейтралитета США.
А между тем внешнеполитические вопросы приобретали все большее значение. В 1793 г. началась война между Францией и Великобританией. С первой США были связаны союзным договором, со второй — не менее прочными торговыми отношениями. В 1793—1794 гг. отношения США с Англией обострились настолько, что возникла угроза войны между ними. Поводом для раздоров были нападения Англии на американские суда, перевозившие товары для Франции, а также взаимные нарушения условий Парижского мира 1783 года. Англичане отнюдь не спешили выводить свои гарнизоны из фортов на западной границе США. Американцы, в свою очередь, всемерно затягивали выплату дореволюционных долгов британским кредиторам и возвращение лоялистам конфискованной собственности. Между тем, отношения двух стран ухудшались. К 1 марта 1794 г. около 250 американских судов были под конвоем приведены в британские порты, их грузы конфискованы, а экипажи заключены в тюрьму или насильственно завербованы в британский военный флот.
Вашингтон был обеспокоен возможностью войны с Великобританией и угрозой, которая исходила от индейцев, подстрекаемых английской Канадой. Лидеры федералистов поддержали предложенные Конгрессом меры по укреплению обороноспособности страны. В то же время они надеялись, что до разрыва с Англией дело не дойдет. От нормализации англо-американских отношений зависело процветание американской морской торговли, реализация экономической программы Гамильтона. Для урегулирования отношений в Лондон и был послан Джей.
Официальные инструкции, в значительной мере составленные Гамильтоном, предписывали Джею заключить с Англией торговое соглашение, добиться от нее соблюдения прав нейтрального мореплавания и компенсации за уже захваченные американские суда и грузы. Джей должен был также урегулировать вопрос о нарушениях Парижского мира. Англо-американский договор, известный как договор Джея, действительно был заключен 19 ноября 1794 года. Но американский представитель зашел в своих уступках британской стороне куда дальше, чем позволяли инструкции. Согласно договору Джея, на 12 лет экономические отношения двух стран устанавливались на основе «взаимной и полной свободы судоходства и торговли». На практике это означало, что Великобритания более чем на десятилетие гарантировала себя от протекционистских тарифов со стороны США. Ее же уступки американцам были весьма незначительны: снимался запрет на торговлю с британской Вест-Индией. Однако разрешение касалось лишь судов водоизмещением до 70 тонн; к тому же они могли ввозить патоку, сахар, хлопок, какао и кофе только в США. Реэкспортная торговля не допускалась. Причем это условие было сформулировано так, что угрожало чрезвычайно выгодной для США фрахтовой торговле колониальными товарами, которые американские купцы вывозили из вест-индских владений других европейских держав. Кроме маленькой уступки в отношении Вест-Индии, Англия обязывалась вывести войска из западных фортов (и летом 1796 г. это обязательство было выполнено). Подтверждалось право навигации обеих сторон по Миссисипи.
Однако Соединенным Штатам запрещалось принимать каперские корабли враждебных Англии стран. Англия сохраняла за собой право захватывать французские товары (включая продовольствие), перевозимые на американских судах. Английская сторона отвергла предложения, запрещавшие использовать в англо-американских конфликтах индейские племена. Джею не удалось разрешить вопрос о насильственной вербовке американцев в английский флот. Не было в договоре и упоминаний о компенсации за рабов, уведенных англичанами во время Войны за независимость. Словом, булыдая часть острых вопросов осталась неурегулированной72.
Главным и едва ли не единственным положительным результатом договора Джея было то, что он предотвратил немедленную войну с Англией. Правда, при этом он привел к новому обострению отношений с Францией. Договор был для США неравноправным, и даже такой убежденный сторонник сближения с Англией, как Гамильтон, счел, что за сохранение мира приходится платить слишком дорого.
На стенах домов появлялись надписи вроде: «Проклятие Джону Джею! Проклятие каждому, кто не проклинает Джона Джея!! Проклятие каждому, кто не зажжет свечу в окне и не просидит всю ночь, проклиная Джона Джея!!!» Газеты бушевали. Республиканская «Aurora», например, критиковала назначение Джея, ссылаясь на его общеизвестную пробританскую позицию73. Его поведение в Лондоне, по мнению республиканцев, было и «малодушным», и достойным «придворного лизоблюда». Например, когда до США дошел слух, что во время приема у королевы Джей поцеловал ей руку, республиканская пресса раздула из этого эпизода громкий скандал. По мнению оппозиции, за такое унижение перед монархиней американский посланник заслужил, «чтобы его губы иссохли до костей»74.
Так или иначе, 18 ноября 1794 г. договор был подписан. Сессия Сената, посвященная его обсуждению, началась 8 июня 1795 года. В верхней палате большинство было за федералистами, и все же правящей партии с трудом удалось набрать 2/3 голосов, необходимых для его ратификации. Комментарий «Aurora» был ядовитым: Незаконнорожденный ублюдок тьмы едва набрал конституционное большинство, необходимое для ратификации»75.
В Чарльстоне британский флаг проволокли по уличной грязи, а копию договора сжег городской палач. В Нью-Йорке в Гамильтона, пытавшегося произнести речь в защиту Джея, полетели камни. В Филадельфии в июле 1795 г. прошли три антиджеевских митинга. В ходе первого из них сожгли чучело Джея, в ходе третьего — сожгли копию договора под окнами английского посла Хэммонда и разбили окна в доме сенатора-федералиста У. Бингэма76.
Общей темой федералистов было то, что Джей «заключил лучший договор, какой только мог»77. Серию статей в защиту договора написали Гамильтон и массачусетский федералист Р. Кинг. Сам Джей выступал в роли консультанта для обоих соавторов. От него Гамильтон и Кинг узнали многие подробности предыстории договора, которые использовали в своих статьях. В роли «Камилла» Гамильтон пытался сделать во внешней политике то, что «Федералист» сделал во внутренней: создать некий универсальный свод принципов, которыми США могли бы руководствоваться в дальнейшем. Он тщательно и методично разбирал статьи договора, обходил молчанием его неприятные стороны и доказывал, что Джей добился от Великобритании максимума возможных уступок. Требовать от англичан большего, уверял Гамильтон-«Камилл», значило бы навлечь на себя ту самую войну, избежать которой было основной задачей Джея. «И поскольку наш посланник не следовал этим безумным курсом, — иронизировал Гамильтон, — поскольку он не говорил языком владетельного паши, обращающегося к трепещущему рабу, его нелепо обвиняют в том, что он поверг права свободных людей к стопам монарха»78. Противодействовать аргументации федералистских лидеров, равно как и авторитету Дж. Вашингтона, республиканцы не смогли. Осенью 1795 г. настроения начали меняться. 21 июля в Нью-Йорке, а 11 августа в Бостоне состоялись митинги в защиту договора79.
В середине августа Вашингтон поставил свою подпись. «Aurora» комментировала: «Президент вознаградил народ Соединенных Штатов за доверие и любовь, нарушив конституцию, заключив договор с ненавистной американцам державой и приняв воззвания к нему против договора с самым откровенным презрением. Людовик XVI, в зените своей власти и блеска, никогда не наносил своим подданным столь сильного оскорбления»80. Между тем, подпись президента не стала финальной точкой в дебатах вокруг договора. Для его реализации, в частности, для деятельности предусмотренных им арбитражных комиссий, требовались средства. В декабре Вашингтон обратился к депутатам Палаты представителей, прося их выделить необходимые ассигнования. Это включило в борьбу еще одну инстанцию. Именно ее республиканцы пытались сделать своим последним плацдармом. 26 апреля республиканец А. Галлатин в продуманной речи разобрал договор постатейно, доказывая, что никаких преимуществ для своей торговли американцы не получают81. Однако федералисты также сумели вдохновить поток петиций в защиту договора. Авторами были и легислатуры штатов, и частные лица. Один только федералистский мемориал графства Отсего (Нью-Йорк) содержал ок. 5 тыс. подписей82. Поток федералистских петиций заметно влиял на настроения конгрессменов, и республиканское большинство в нижней палате стремительно сокращалось. Окончательным ударом стала необычайно яркая речь федералиста Ф. Эймса, которую проправительственные газеты дружно провозгласили лучшей из всех, когда-либо произнесенных в США83. Эймс прямо назвал борьбу за власть между исполнительной и законодательной ветвями важнейшей причиной дебатов вокруг договора. Он доказывал, что, поскольку договор уже ратифицирован президентом и Сенатом, как того и требует конституция, то он имеет обязательную силу, и Палата представителей не может его отвергнуть. Он рассмотрел его основные условия в самом благоприятном свете, какой только смог им придать. Характерно, что Эймс ссылался на общественное мнение, склоняющееся в пользу договора. Если он так вредит внешней торговле США, как доказывают республиканцы, то почему его одобрили торговцы? Нельзя же предположить, что они не заинтересованы в развитии торговли с Вест-Индией или не сознают своих собственных интересов!84 В заключение Эймс заявил: «Этот договор, подобно радуге на краю тучи, указывает нашему взору, где бушует гроза, и в то же время служит верным предвестием ясной погоды. Если мы отвергнем его, яркие краски поблекнут — он станет зловещим метеором, сулящим бурю и войну»85. После выступления Эймса Палата представителей после некоторых колебаний приняла решение о выделении необходимых средств («за» — 51 голос, «против» — 48)86.
Еще будучи в Великобритании, Джей был избран на пост губернатора штата Нью-Йорк. На этом посту он оставался до 1801 г., но лавров не снискал. Дважды он участвовал в президентских выборах, но каждый раз получал обидно малое число голосов: пять выборщиков проголосовали за него в 1796 г. и всего один — в 1800. После того, как президентом стал Т. Джефферсон, и партия федералистов оказалась в оппозиции, Джей принял решение оставить политическое поприще. Он удалился в свой особняк в графстве Вестчестер, где вел жизнь джентльмена-фермера. Здесь с удобствами разместилось его многочисленное семейство. Семья Джеев была многодетной. Сара подарила мужу двух сыновей и четырех дочерей. Старший из сыновей, Питер Огастес, подобно Джону Куинси Адамсу, сопровождал отца в его дипломатической миссии в Европе и впоследствии избрал политическую карьеру. Однако федералистская партия к тому времени находилась в глубоком кризисе, и молодой Джей так и не добился существенных успехов. Его младший брат, Уильям, написал первую биографию Джона Джея.
Дом Джея в графстве Вестчестер сохранился и в настоящее время является музеем. Это был дом, выстроенный в колониальном стиле, с большим грушевым садом, с рядом лип, посаженных вдоль фасада. Комнаты позднее украсились гравюрами с картин Джона Трамбулла «Битва при Банкер-хилл» и «Смерть генерала Монтгомери», подаренными Джею самим художником. Здесь же висела копия картины Бенджамина Уэста, изображавшая Джея в числе американских представителей на мирных переговорах в Париже. До наших дней сохранился китайский фарфоровый сервиз с монограммой JJ, подаренный Джону и Саре Джей к свадьбе. Большую часть продуктов к столу Джея производила его собственная ферма; специи, вино, морепродукты доставлялись из Нью-Йорка. Женщинам семьи Джей не было нужды заниматься готовкой: в семье трудились белые и чернокожие слуги, а также несколько рабов87. В то же время Джей являлся основателем и первым председателем Нью-йоркского общества по освобождению рабов. Не все члены общества считали свои аболиционистские принципы несовместимыми с владением рабами, но Джей своих все же освободил, когда счел, что они отработали свою стоимость.
Долгие годы жизнь Джея ограничивалась домашним кругом. Лишь один раз он вмешался в политическую жизнь страны: в 1819 г. встал вопрос о принятии в Союз штата Миссури. Миссури находился севернее официальной границы распространения рабства (36°30' с.ш.), но тем не менее должен был быть принят как рабовладельческий штат. После англо-американской войны 1812—1815 гг. Миссури заселялся главным образом южанами-рабовладельцами, хотя его земли плохо подходили для выращивания хлопка. Вопрос о том, будет ли Миссури рабовладельческим или свободным штатом, встал с неожиданной остротой, причем он имел не столько экономический, сколько политический смысл. В это время население южных штатов уступало населению Севера, и было очевидно, что в дальнейшем разрыв увеличится. Между 1790 и 1810 гг. население штата Нью-Йорк выросло почти на 182 %, и он превратился в самый населенный штат Союза. Виргиния, которая в 1790 г. была крупнейшим штатом США, за то же время имела прирост населения лишь на 26 % и утратила лидирующее положение. Между тем, от численности населения зависело число депутатов штата в Палате представителей и в коллегии выборщиков на президентских выборах. Южане опасались нарушения равновесия в Сенате, где представительство их интересов определялось общим числом рабовладельческих штатов. Поэтому они были возмущены попыткой запретить рабство в Миссури, который мечтали присоединить к собственной секции. Джей счел необходимым откликнуться на проблему. В письме к Э. Будино, политику из Нью-Джерси, он отразил собственную точку зрения: Конгресс имеет полное право запретить рабство в новых штатах, и ни один новый рабовладельческий штат не должен быть принят в Союз88. Бескомпромиссная позиция Джея не была принята американским истеблишментом. Миссури был принят как рабовладельческий штат, а разногласия Севера и Юга улажены за счет компромисса, который на три десятка лет снял напряженность в отношениях Севера и Юга, но в то же время четко обозначил их как противостоящие друг другу секции Союза.
В 1829 г. Джея разбил паралич, вероятно, в результате инсульта. Через три дня он скончался. Его похоронила на созданном им самим семейном кладбище. Оно и сейчас принадлежит потомкам семьи Джеев.
Примечания
1. STAHR W. John Jay: Founding Father. N.Y. 2012, p. 2-7.
2. BOLTON R. History of the Protestant Episcopal Church in the County of Westchester. N.Y. 1855, p. 471.
3. Цит. no: CARLO P.W. Huguenot Refugees in Colonial New York: Becoming American in the Hudson Valley. Brighton-Portland. 2006, p. 108.
4. Ibid., p. 108-109.
5. JOHNSON H.A. John Jay: Colonial Lawyer. Washington, D.C. 2006, p. 10, n. 34.
6. MCCAUGHEY R. Stand, Columbia: A History of Columbia University. N.Y. 2012, p. 30.
7. Ibid., p. 33.
8. Pamphlets of the American Revolution, 1750—1776. Vol.l. Cambridge-Mass. 1965, p. 533.
9. Ibid., p. 490.
10. Ibid., p. 449.
11. JAY J. The Correspondence and Public Papers: 4 vols. 1763—1826. N.Y. 1971, vol. 1, p. 1.
12. JAY W. Life of John Jay: with Selections from His Correspondence and Miscellaneous Papers: 2 vols. N.Y. 1833, vol. 1, p. 179.
13. MORSE J. The American geography: or, a view of the present situation of the United States of America. L. 1792, p. 257.
14. JOHNSON H.A. Op. cit., p. 37.
15. Ibid., p. 27-28.
16. Ibid., p. 93.
17. JAY J. Op. cit., vol. 1, p. 333-335.
18. Ibid., p. 339.
19. Ibid., p. 341.
20. Ibid., p. 343. Festina lente (лат.) — поспешай медленно.
21. Ibid., p. 435,461.
22. Ibid., p. 329.
23. Американский экспансионизм. Новое время. М. 1985, с.11 —15; ЛУЦКОВ Н.Д. Миссия Гардоки в США: проблемы западных земель и судоходства по Миссисипи в испано-американских отношениях в 1784—1789 гг. — Американский ежегодник. 1986, с. 183—201; FABEL R.F. An Eighteenth Colony: Dreams for Mississippi on the Eve of the Revolution. — Journal of Southern History, vol. 59 (November 1993), р. 647—672; История внешней политики и дипломатии США. 1775—1877. М. 1994, с. 75-83.
24. Journals of the Continental Congress. 1774—1789: 34 vols. Washington. 1904—1937, vol. 20, p. 615,619, 627-628.
25. ПЛЕШКОВ B.H. Внешняя политика США в конце XVIII века. (Очерки англо-американских отношений). Л. 1984, с. 77.
26. Напр. см.: JAY J. Op. cit., vol. 2, p. 390.
27. Journals of the Continental Congress, vol. 20, p. 651—652.
28. FRANKLIN B. The Works of Benjamin Franklin, including the Private as well as the Official and Scientific Correspondence, together with the Unmutilated and Correct Version of the Autobiography: 12 vols. N.Y. 1904, vol. 9, p. 25.
29. ПЛЕШКОВ B.H. Ук. соч., с. 93; КРАСНОВ Н.А. США и Франция: дипломатические отношения, 1775—1801 гг. М. 2000, с. 141; BRECHER F.W. Securing American Independence: John Jay and the French Alliance. L.-Westport, ct. 2003, p. 9—10.
30. JAY J. Op. cit., vol. 2, p. 346; КРАСНОВ Н.А. Ук. соч., с. 143.
31. JAY J. Op. cit., vol. 2, p. 376, 382, 404-405.
32. Ibid., p. 328-329.
33. Ibid., p. 325.
34. Ibid., p. 353.
35. FRANKLIN B. Op. cit., vol. 10, p. 41.
36. Ibid., p. 39.
37. КРАСНОВ Н.А. Ук. соч., с. 157.
38. FRANKLIN В. Op. cit., vol. 10, p. 35.
39. MCDONALD F.E. Pluribus Unum: The Formation of the American Republic, 1776— 1790. Indianapolis. 1979, p. 81—82; УШАКОВ B.A. Американский лоялизм. Консервативное движение и идеология в США в 1760—1780-е гг. Л. 1989, с. 175—176, 185.
40. Brutus. Independent Gazetteer (Philadelphia). 10.V.1783.
41. HAMILTON A. The Papers: 27 vols. N.Y.-L. 1961-1987, vol. 3, p. 460.
42. Journals of the Continental Congress, vol. 31, p. 798—802; vol. 32, p. 124—125, 177—184.
43. JAY W. Op. cit., vol. 2, p. 69.
44. ЛЕНЦ С. Бедность: неискоренимый парадокс Америки. М. 1976, с. 109.
45. MINOT G.R. History of Insurrections in Massachusetts in 1786 and of the Rebellion Consequent Thereon. N.Y. 1971, p. 85—87.
46. MAIN J.T. The Antifederalists. Critics of the Constitution. 1781 — 1788. Chapel Hill. 1961, p. 283-284.
47. ALDEN J.R. The South in the Revolution. 1763—1789. Baton Rouge. 1957, p. 375.
48. MADISON J. The Writings: 9 vols. L.-N.Y. 1910, vol. 2, p. 340.
49. JAY J. Op. cit., vol. 2, p. 330.
50. Ibid, vol. 3, p. 226-228.
51. WASHINGTON G. The Writings from the Original Manuscript Sources, 1745—1799: 39 vols. Washington, D.C., 1931—1944, vol. 29, p. 358. Cp. оценку Гамильтона и Мэдисона: HAMILTON A. The Papers, vol. 4, p. 253; MADISON J. The Papers. Congressional Series: 17 vols. Chicago-Charlottesville. 1962—1991, vol. 10, p. 206—210.
52. JAY J. Op. cit., vol. 3, p. 258.
53. Ibid., p. 255.
54. The Documentary History of the Ratification of the Constitution: 27 vols. Madison. 1976-2016, vol. 2, p. 131.
55. BROWN R.H. Redeeming the Republic: Federalists, Taxation and the Origins of the Constitution. Baltimore. 1993, p. 214.
56. The Documentary History of the Ratification of the Constitution, vol. 9, p. 824.
57. Ibid., p.825. См. также: SMITH M. An Address to the People of the State of New York Shewing the Necessity of Making Amendments. N.Y. 1788.
58. COUNTRYMAN E. A People in Revolution: The American Revolution and Political Society in New York, 1760—1790. Baltimore-L. 1981, p.276.
59. New York Daily Advertiser. 18.1.1788.
60. ГАМИЛЬТОН А., МЭДИСОН ДЖ., ДЖЕЙ ДЖ. Федералист. М. 1994, с. 34-35.
61. Там же, с. 46.
62. Там же, с. 42.
63. Там же, с. 48—51.
64. Там же, с. 52.
65. См.: КОУТИ К. Недобрая старая Англия. СПб. 2013, с. 182—192.
66. New York Daily Advertiser. Febr. 1788.
67. LOVEJOY B. The Gory New York City Riot that Shaped American Medicine. URL: smithsonianmag.com/history/gory-new-york-city-riot-shaped-american-medicine-180951766/?no-ist. Всего c 1765 no 1854 гг. в Америке произошло 17 аналогичных мятежей.
68. Федералист, с. 423—429.
69. The Debates in the Several State Conventions on the Adoption of the Federal Constitution: 4 vols. Washington, D.C. 1836, p. 496—502.
70. Chisholm v. Georgia (1793). URL: supreme.justia.com/cases/federal/us/2/419/case.html. Текст конституции 1787 г. цит. по: США. Конституция и законодательные акты. М. 1993, с. 29—49.
71. США. Конституция и законодательные акты, с. 42; МИШИН А.А., ВЛАСИХИН В.А. Конституция США: политико-правовой комментарий. М. 1985, с. 281—283.
72. Treaties and Other International Acts of the United States of America. 1775—1863: 8 vols. Washington, D.C. 1931 — 1948, vol. 2, p. 245—267.
73. General Advertiser (Aurora). 9, 18.IV, 19.V. 1794. Историю назначения Джея см.: ПЛЕШКОВ В.Н. Ук. соч., с. 232-234.
74. Aurora. 18.XI.1794; Boston Independent Chronicle. 3, 10, 13.XI.1794.
75. Aurora. 26.VI.1795.
76. Dunlap and Claypool’s American Daily Advertiser. 18, 25, 28.VII.1795; Columbian Centinel. 25.VII.1795; American Minerva. 17, 25.VII.1795; Boston Independent Chronicle. 13, 27.VII.1795; AMES N. Jacobin and Junto, or Early American Politics as Viewed in the Diary of Dr. Nathaniel Ames, 1758—1822. Cambridge-Mass. 1931, p. 58—60.
77. Gazette of the U.S. 13.VII.1795; American Minerva. 22, 29.VII, 8.VIII.1795.
78. The Argus. 5.VIII.1795.
79. New York Journal. 29.VII.1795; Dunlap and Claypool’s American Daily Advertiser. 28. VII, 24.VIII.1795; Gazette of the U.S. 24.VIII. 1795; American Minerva. 21.VIII.1795.
80. Aurora. 22.VI11.1795.
81. Annals of Congress. 4 Cong. 1 Session, p. 1183—1202.
82. KURTZ S.G. The Presidency of John Adams: The Collapse of Federalism, 1795—1800. Philadelphia. 1957, p. 66; ELKINS S., MCKITRICK E. The Age of Federalism. The Early American Republic, 1788—1800. N.Y.-Oxford. 1993, p. 446.
83. Hanp.: Gazette of the U.S. 25.V.1796; American Minerva. 25.V.1796.
84. AMES F. The Speech in the House of Representatives... on 28.IV.1796. Boston. [1796], p. 22.
85. Ibid., p. 50.
86. Annals of Congress. 4 Cong. 1 Session, p. 1291.
87. О доме Джона Джея и его современном состоянии см.: URL: johnjayhomestead.org/explore/jays-bedford-house.
88. JAY J. Op. cit., vol. 4, p. 430-431.