Филимонова М. А. Роберт Моррис

Филимонова М. А. Роберт Моррис // Вопросы истории. - 2015. - № 9. - С. 17-33.

Роберт Моррис (1734—1806), наряду с Александром Гамильтоном и Альбертом Галлатином, считается создателем современной финансовой системы США. И все же, он никогда не пользовался особенным вниманием биографов. Достаточно сказать, что первая биография, посвященная Р. Моррису (именно биография, а не анализ его экономической деятельности), вышла лишь в 2010 году¹. Крупнейшими работами, посвященными его экономической программе, остаются монографии Э. Дж. Фергюсона и К. Л. Вер Стига². Если Фергюсон считает программу своего героя консервативной или даже контрреволюционной, то Вер Стиг предполагает, что такая оценка верна лишь с серьезными оговорками. Близкая к Фергюсону точка зрения существовала и в советской историографии³.

Полярные оценки деятельности Морриса существовали и у его современников. Противники обвиняли его в стремлении к неограниченной власти и обогащению. Некий «Луций» рисовал себе его жизнь так: «Вы купаетесь в богатстве, погрязли в сладострастии, вы перенасытились почестями, прибылями, покровительством»⁴. Сторонники уважительно именовали его Финансистом с большой буквы и возлагали на него все надежды на финансовую стабилизацию в США.

Роберт Моррис не был по рождению американцем. Его отец — ливерпульский торговец. Когда мальчику исполнилось 13, семья эмигрировала в Мэриленд, где его отец занялся торговлей табаком. Маленького Роберта отослали учиться в Филадельфию, в торговый дом Чарльза Уиллинга. Через год мальчик остался сиротой⁵.

В 1754 г. Чарльз Уиллинг умер, и его сын Томас сделал Роберта своим партнером. В деловом мире колоний появилась фирма «Уиллинг и Моррис», которой было уготовлено большое будущее. Партнеры занимались трансатлантическими перевозками и торговлей недвижимостью. Во время Семилетней войны они принялись и за работорговлю. Нет сомнений, что это занятие отнюдь не казалось Моррису предосудительным, поскольку он родился в Ливерпуле — центре английской работорговли⁶. В отличие от многих своих современников из северных штатов США, он не был замечен в аболиционистской деятельности, хотя собственных рабов (их было двое) все же освободил. Вынашивал Моррис и другие проекты. Так, в 1763 г. он попытался создать в Филадельфии банк, но на него было наложено королевское вето⁷.

В 1769 г. 35-летний купец женился на девушке из видной мэрилендской семьи Мэри Уайт. Невеста была младше его на 15 лет. Брак увенчался рождением пятерых сыновей и двух дочерей.

Спокойную и, видимо, далекую от политики жизнь колониального торговца прервал конфликт с метрополией: в 1765 г. разразился кризис, связанный с Гербовым сбором. Американские газеты выходили в траурной рамке; печатали в верхнем углу, где должен был размещаться гербовый штамп, изображение черепа и костей; оплакивали собственную смерть, подобно «Pennsylvania Journal». На первой странице этой газеты красовался гроб, а под ним следующая эпитафия: «Здесь покоятся останки “Pennsylvania Journal”, которая рассталась с жизнью 31 октября 1765 г. по причине гербового штампа, в возрасте 23 лет»⁸. Подобно многим и многим из своих новых соотечественников, Моррис верил, что Гербовый сбор нарушает права американцев как подданных британской короны. Он сочувственно воспринимал популярный в то время лозунг: «Никакого налогообложения без представительства». И в то же время протестующие толпы, заполнившие улицы Филадельфии, не находили у Морриса сочувствия. Он участвовал в работе городского комитета торговцев, выступавших против Гербового сбора, но при этом жаждал компромисса и однажды даже спас сборщика налогов от разъяренной толпы, намеревавшейся сжечь его дом⁹.

Отмена Гербового сбора должна была показаться Моррису разумным решением. Снова потекли почти безоблачные годы, посвященные бизнесу и семье. По сравнению с Бостоном или Нью-Йорком, Филадельфия в те годы была спокойным городом. Новые потрясения пришли сюда лишь в 1773 г., после принятия Чайного акта. В Дэлаверский залив вошел корабль «Полли», груженный чаем. Филадельфийские патриоты отреагировали угрозой вывалять в смоле и перьях того лоцмана, который приведет «Полли» в их город¹⁰. К счастью для себя, капитан корабля согласился покинуть залив, не выгружая чай, и ситуация была разрешена без повторения знаменитого «бостонского чаепития».

К этому времени Моррис заработал себе репутацию одного из самых солидных деловых людей Филадельфии. Говаривали, что прижимистые квакеры готовы были предоставить ему любой кредит под честное слово. Он также считался истинным патриотом Америки, хотя его участие в антианглийских акциях отнюдь не было активным. В 1775 г. Моррис был избран в Пенсильванский совет безопасности, а затем и на Второй континентальный конгресс. Здесь он участвовал в обсуждении Декларации независимости. Радикалы из Массачусетса и Виргинии настаивали на принятии революционного документа. Умеренные пенсильванцы, в их числе и Моррис, придерживались иного мнения. Он был убежден: «Америка в целом никогда не имела ни мысли, ни желания создать независимую империю», хотя и осознавал, что такое решение может оказаться неизбежным¹¹. В Конгрессе вся пенсильванская делегация проголосовала против независимости, угрожая даже сецессией Пенсильвании из пока еще не созданного Союза. И все же Декларация, как известно, была принята, и Моррис поставил под ней свою подпись. Сам он объяснял свое решение так: «Я не из тех брюзгливых политиков, которые возмущаются, когда их собственные планы не приняты... и для Америки было бы счастьем, если бы все ее обитатели сделали своим неизменным правилом... для меньшинства по каждому вопросу подчиняться большинству»¹².

Гувернер Моррис и Роберт Моррис

В 1778 г. его подпись появилась еще на одном знаменательном документе — «Статьях Конфедерации» — первой конституции США¹³.

Не забывал Моррис и о собственных делах. К числу идеалистов, готовых забыть о личном ради общественного, он не принадлежал. Его поклонники считали, что Моррис «финансировал революцию». Враги отмечали, что он при этом и себе составил немалое состояние¹⁴. В какой-то мере правы и те, и другие. Война за независимость стала для Морриса и Уиллинга возможностью для получения поистине сказочных прибылей. Корабли компании шли в Индию и Левант, Вест-Индию и Италию. Позже, в 1784 г., Моррис совместно с другими инвесторами направил в Китай первый американский корабль, появившийся в этой восточной стране. К 1780 г. Моррис был одним из богатейших людей Америки, «князем купцов». Он вел роскошную жизнь, несмотря на военные трудности; салон его супруги считался одним из самых блестящих в Филадельфии. Фирма «Уиллинг и Моррис» была, вероятно, одной из крупнейших в революционной Америке.

Менее прибыльным занятием на поверку оказалось каперство, в которое Моррис вложил немалые суммы. Его каперский флот составлял более 150 кораблей, но практически все они были потоплены во время войны. Лучшее свое судно — «Черный принц» — он продал Конгрессу, и это был первый корабль военно-морского флота США. Также Моррис выдал Континентальной армии заем в 10 тыс. долл., что позволило Дж. Вашингтону выплатить жалованье своим офицерам и солдатам.

Звездный час Роберта Морриса пробил в 1781 году. То было печальное время для американской экономики. Национальный кредит США был исчерпан, континентальная валюта совершенно обесценилась, штаты не вносили требуемые суммы в казну Конгресса, а собственных источников дохода у центральной власти не было. Только непосредственные военные расходы США составили от 100 до 140 млн долларов¹⁵. К естественным затруднениям, вызванным войной, добавлялся невероятный хаос в финансах от бесконтрольных эмиссий. Изначально не имея достаточного количества звонкой монеты, Конгресс принял решение оплачивать свои расходы путем выпуска бумажных денег — континентальных долларов. Эти деньги были фактически ничем не обеспечены. Во многом они походили на примитивные банкноты колониального периода, выпускавшиеся в экстраординарных ситуациях и не рассчитанные на роль постоянного платежного средства. Как и в колониальный период, эти бумажные деньги должны были изыматься из обращения при помощи налогов. Но в данной ситуации привычный способ выглядел сомнительным, так как наталкивался на отвращение американцев к налогам. Кроме того, Конгресс просто не мог позволить себе роскошь уничтожать попавшие в его распоряжение банкноты. Они снова пускались в обращение, чтобы оплатить поставки для армии. Инфляция стала естественным результатом такой политики. Новые деньги выпускали ежемесячно, а иногда и дважды в месяц, причем эмиссии постоянно возрастали. Уже в 1777 г. количество бумажных денег в обращении превысило потребности товарооборота. Если в 1777 г. Конгресс выпустил банкнот на сумму в 13 млн долл., то в 1779 г. сумма выпущенных денег достигла 124,8 млн. Собственную валюту печатали и штаты, что совершенно исключало возможность упорядочивания денежного оборота. В декабре 1776 г. Конгресс упрашивал штаты прекратить эмиссии. Однако к нему не прислушались¹⁶.

18 марта 1780 г. Конгресс попытался зафиксировать курс «континенталок». Соотношение бумажного и серебряного доллара устанавливалось как 40:1. Это решение оказалось не более чем благим пожеланием. В марте 1781 г. курс континентальных долларов по отношению к монетам составлял от 130:1 до 175:1, а в мае того же года упал до 780:1¹⁷. Это было гибелью «континенталок». Весной 1781 г. моряки, вооруженные дубинками, дефилировали по улицам Филадельфии, отказываясь получать плату потерявшими всякую цену деньгами. В начале мая филадельфийцы стали свидетелями еще более необычной процессии «похорон континентального доллара». Участники прикрепили «континенталки» к шляпам и тащили за собой пса, облепленного обесцененными купюрами¹⁸. Проанглийская газета Ривингтона с торжеством провозглашала: «Конгресс наконец обанкротился!»¹⁹ Инфляция приняла такие размеры, что дезорганизовала экономику.

Еще одной проблемой был государственный долг. В 1777—1780 гг. США получили от Франции, Испании и Нидерландов около 3 млн долл, в твердой валюте. На 1 января 1783 г. государственный долг США составлял уже 42 млн, причем более 34 млн долл, приходилось на внутренний долг²⁰. С течением времени займы накапливались, нарастали проценты. По оценке нью-йоркского политика Дж. Дуэна, сделанной в январе 1781 г., для выплаты национального долга США необходим был фонд, дающий ежегодно 2 млн долларов²¹. Ничем подобным Конгресс не располагал. В итоге проблема государственного долга приобрела, по меньшей мере, такое же значение, как и проблема эффективного финансирования войны. Тем более, что Франция отказалась давать США займы для выплаты процентов по прежним долгам.

Чтобы навести порядок в финансах, было решено создать соответствующий департамент. 20 февраля 1781 г. суперинтендантом финансов («Финансистом», как его еще называли) был единогласно избран Роберт Моррис²². Современники считали, что Финансист стал самым могущественным человеком в США. С его именем связывали все проекты, направленные на укрепление американской экономики и власти Конгресса.

Новшеством, которое внес Моррис в экономическую политику Конгресса, был ее системный характер. Финансист не верил в то, что ситуацию можно улучшить при помощи частичных мер и сознательно предпочитал политику «все или ничего»²³.

Моррис развернул бурную деятельность. В какой-то мере он использовал опыт своего кумира Ж. Неккера, который, как и американский политик, пытался оздоровить финансы за счет экономии средств и сокращения государственного аппарата, эти средства поглощавшего. Моррис сократил число исполнительных комиссий и значительно урезал расходы на бюрократический аппарат²⁴.

Его поддерживали блистательные политики, составившие так называемую группировку «националистов»²⁵: его эксцентричный однофамилец Гувернер Моррис, бывший адъютант Дж. Вашингтона и прирожденный экономист Александр Гамильтон, талантливый молодой виргинец Джеймс Мэдисон, крупнейший юрист США Джеймс Уилсон и др. Все вместе они разрабатывали то, что вошло в историю под названием «программа Роберта Морриса», которая должна была создать для Конгресса независимые от штатов источники дохода, упрочить государственный кредит, обеспечить снабжение Континентальной армии.

Последнее было, пожалуй, важнее всего, учитывая, что военные действия продолжались. В октябре 1782 г. военный секретарь заявил, что для армии необходимо найти деньги, только где? «Бог знает!» — простонал в ответ Мэдисон²⁶. Моррис просил Делавэр и Мэриленд прислать армии свежую говядину, соль, ром, солонину. К Виргинии он обратился за мукой, говядиной и свининой, сеном, кукурузой, табаком. Он угрожал штатам собирать «реквизиции» с помощью военной силы, если понадобится²⁷. Его призывы не были совсем безрезультатными, но дали меньше, чем рассчитывал Моррис. Например, он не сумел убедить штаты прислать достаточно транспортных средств для переброски Континентальной армии к Иорктауну. В результате повозок хватило примерно для 2 тыс. солдат. Остальные должны были добираться до места сражения, ставшего решающим для США, пешком²⁸.

В свое время Бенджамин Франклин подчеркивал, как важен кредит для делового человека. Моррис по-своему следовал принципам «Бедного Ричарда» и не только в личных делах. По мнению Морриса, государство также не могло существовать без кредита. Кредит вообще был важнейшим элементом экономической программы националистов, но проблема его упрочения осознавалась как трудноразрешимая.

Моррис уверял: «Кредит — растение, которое растет очень медленно, и наша политическая ситуация не слишком ему благоприятствует»²⁹.

Основным средством поддержать падающий кредит националисты считали создание Национального банка, чьи ценные бумаги были бы обеспечены золотом или серебром³⁰.

Еще одна популярная среди националистов мера — предложение централизовать монетную систему. Как уже упоминалось, в то время каждый штат печатал собственные деньги, имевшие свой собственный курс; звонкая же монета в стране была исключительно иностранного происхождения (главным образом серебряные испанские доллары). Первое препятствовало обращению валюты в масштабе всей страны. Моррис жаловался на то, что лишь путем долгих вычислений можно установить, чему в Южной Каролине, например, будут равняться 4 шиллинга из Нью-Гэмпшира. Он заявлял: «Идеи, связанные с понятием фунта, шиллинга и пенни, разнятся почти так же сильно, как сами штаты»³¹. Второе же создавало прямую опасность для финансовой системы США, беззащитной перед фальшивой монетой. Финансист рассуждал: «Если, например, английский король или кто-то из его бирмингемских умельцев вздумает чеканить гинеи стоимостью всего в 16 шиллингов, наши граждане будут их охотно и легко принимать по 21 шиллингу»³². Г. Моррис предлагал штатам отказаться от эмиссий, передав это право исключительно Континентальному конгрессу³³. Однако из этого проекта ничего не вышло, тем более, что подавляющее большинство американцев твердо стояло за «дешевые» бумажные деньги³⁴. Доллар как официальная денежная единица США был введен по предложению Гамильтона в 1792 г., но еще очень долгое время монетная система оставалась децентрализованной. Испанские доллары и мексиканские песо имели хождение наряду с собственно американской валютой вплоть до 1857 г.; штаты лишились права эмитировать собственную валюту лишь в 1863 году.

Не имея собственной надежной валюты, Континентальный конгресс не имел и источников дохода, независимых от штатов. Это создавало опасную ситуацию для страны. «Если бы мы могли получить деньги от голландцев, не создав вначале должные фонды, что более чем сомнительно, — рассуждал Моррис, — и если бы отдельные штаты впоследствии пренебрегли созданием условий для того, чтобы выполнить обязательства Конгресса, что более чем вероятно, кредит Соединенных Штатов за рубежом был бы навеки погублен». Более того, страны-кредиторы всегда могли потребовать выплат по займам с оружием в руках. Национальный долг имел то преимущество перед внешними займами, что он накрепко связывал интересы финансистов и государства³⁵. По этой причине Моррис (как позднее и Гамильтон) выступал против разграничения первоначальных держателей облигаций государственного долга и тех, кто скупил эти облигации, часто за бесценок³⁶. Прочный государственный кредит, по мысли Финансиста, нес с собой множество благих последствий. Он будет способствовать успешному завершению войны, консолидирует Союз, установит социальную гармонию, покончит с нестабильностью бумажных денег, остановит тезаврацию ценных металлов: «Откроются тайные сундуки. В тот же момент уменьшится потребность в деньгах и увеличится их количество. Это облегчит сбор налогов... и мы сможем создать полноценные средства обращения и платежа, дав народу то, чего он всегда имеет право требовать: неколебимую уверенность в честности своих правителей»³⁷.

Моррис предполагал создать для выплаты государственного долга систему континентальных налогов, достаточно высоких, чтобы удовлетворить кредиторов. Налогообложение необходимо в любом государстве, поскольку в любом государстве существует необходимость финансирования правительства и защиты государства, считал Финансист. Ресурсы, полученные сверх необходимого на эти цели, могут быть использованы для общественно-полезных работ, в частности, для постройки дорог. Это утверждение можно рассматривать как раннее предвестие теории «внутренних улучшений». Но этим значение налогообложения не исчерпывается. Моррис не без некоторого фарисейства писал: «Налоги двояким образом способствуют увеличению национального богатства. Во-первых, они стимулируют трудолюбие, дабы обеспечить средства для их платы. Во-вторых, они поощряют бережливость, заставляя избегать ненужных покупок и беречь деньги для сборщика»³⁸.

Первым шагом суперинтенданта финансов в этом направлении была попытка добиться предоставления Конгрессу права собирать 5-процентную пошлину со всех ввозимых в США товаров. В дальнейшем он намеревался ввести также поземельный налог (в 1 долл, с каждых 100 акров), подушный налог (в 1 долл, со всех свободных мужчин и рабов) и акциз на спиртные напитки (в 1/8 долл, за галлон). Их предполагалось собирать по всей стране, а размеры должны были быть одинаковыми во всех штатах. По оценке Морриса, каждый из этих налогов мог дать около полумиллиона долларов³⁹.

Реально из всех этих проектов рассматривался только план введения ввозной пошлины (Impost Amendment). В этом решении был свой расчет. Еще в предреволюционной антиналоговой пропаганде звучало различие между «внутренними» (прямыми) и «внешними» (косвенными) налогами, причем предполагалось, что последние куда менее опасны для свободы⁴⁰. Так что националисты, без сомнения, вызвали бы гораздо более жесткую реакцию оппонентов, если бы вместо тарифа предложили дать Конгрессу право собирать «внутренние» налоги. Делегат Конгресса Дж. Хэнсон отмечал: «Я считаю пошлину на все импортируемые товары самым легким видом налога, какой только может быть предложен. Первоначально его платят торговцы, затем, нечувствительно для себя — народ, и каждый платит пропорционально тому, сколько ему нравится потреблять. Расточитель оплачивает свои безумства, иностранцы среди нас вынуждены способствовать общему благу»⁴¹.

Проект был активно поддержан Мэдисоном, считавшим тариф единственной мерой, способной восстановить кредит США. Его поддерживали и другие националисты — Дж. Рут, О. Уолкотт, А. Гамильтон, Дж. М. Варнум, Дж. Джонс и др. 3 февраля 1781 г. соответствующее решение принял Конгресс⁴². Дело было за штатами.

Хотя введение 5-процентной пошлины, строго говоря, не предполагало принятия поправки к «Статьям Конфедерации», оно было воспринято именно так. Это автоматически влекло за собой требование заручиться согласием всех 13 штатов. Поначалу казалось, что добиться этого возможно. В декабре 1780 г. Пенсильвания составила для своих делегатов в Конгрессе инструкции, в которых говорилось об абсолютной необходимости принятия системы пошлин на импорт, которую выработал бы Конгресс⁴³. Еще до конца 1781 г. Impost Amendment была ратифицирована восемью штатами, а в пяти оставшихся оппозиция поправке была довольно вялой. В июле 1782 г. Мэдисон еще был настроен оптимистически⁴⁴. Моррис рассчитывал на давление кредиторов государства. Он с удовлетворением писал Гамильтону: «Я с радостью обнаруживаю, что кредиторы государства организуются; их численность и влияние в сочетании с правотой их дела должны обеспечить успех, если они проявят упорство»⁴⁵. Летом 1782 г., например, Конгрессу было представлено несколько петиций, под которыми стояли подписи видных националистов Пенсильвании — Ч. Петтита, Дж. Юинга, Б. Раша, Т. Фицсиммонса. Конгрессу пришлось успокаивать кредиторов государства⁴⁶.

Локалист Дж. Уоррен оказался прав, считая, что тариф никогда не будет принят⁴⁷. Настоящая полемика вспыхнула в 1782 г. в Массачусетсе, Джорджии и особенно Род-Айленде, который решительно отверг Impost Amendment. 30 ноября легислатура Род-Айленда вынесла окончательное решение: предполагаемый тариф несправедлив по отношению к штату, противоречит его конституции, так как вводит должности чиновников, не подотчетных его властям, делает Конгресс независимым от штатов и потому не совместим со свободой⁴⁸.

Историк П. Т. Конли отмечает и, по-видимому, не без оснований, что в результате торговцы Род-Айленда лишь проиграли. При отсутствии общегосударственной системы тарифов, каждый штат вводил свои собственные. И купец платил не только ввозную пошлину при импорте товаров в Род-Айленд (2,5% ad valorem), но и сходную пошлину при реэкспорте в соседние штаты⁴⁹. И все же столь жесткая позиция маленького штата не была случайностью: его благосостояние строилось, главным образом, на внешней торговле и, следовательно, именно его жителям пришлось бы выплачивать огромную долю намечаемого налога⁵⁰. Моррис отвечал на это, что потребитель сам решает, покупать ли облагаемый пошлиной товар, и что Род-Айленд потребляет никак не больше импортной продукции, чем, например, южные штаты⁵¹. Но его аргументы не действовали, поскольку существовали и не столь местнические соображения, сплачивавшие локалистов разных штатов в их борьбе против Impost Amendment. По справедливому замечанию Дж. Т. Мейна, наибольшее значение здесь имели вопросы власти, а не денег⁵². Филадельфийская газета «Freeman’s Journal» заявляла, что чем легче правительству достаются деньги, тем расточительнее оно их тратит, и предсказывала в случае принятия тарифа «непомерное влияние (Конгресса. — М. Ф.), неограниченную власть, национальную коррупцию и погибель общества»⁵³.

Провал Impost Amendment был отчасти связан и с тем, что в 1782 г. англичане блокировали крупнейшие американские порты. В этих условиях доходы от ввозных пошлин не могли быть велики⁵⁴. Это увеличивало скепсис локалистов в отношении предлагаемой поправки. Тем не менее, националисты не собирались сдаваться так просто. 5 августа 1782 г. Моррис в письме Конгрессу предложил дальнейшее развитие идеи налогообложения: помимо 5-процентного тарифа, он предлагал ввести поземельный налог, подушный налог и акциз на спиртные напитки. Все вместе, по его расчетам, должно было дать казне Конфедерации около 2 млн долларов⁵⁵.

Род-Айленду было направлено несколько писем, убеждавших в необходимости тарифа. Финансист рассматривал ситуацию с точки зрения перспективы новых займов. Если штаты одобрят Impost Amendment, доказывал он упрямым губернаторам, «тогда, возможно, мы сможем восстановить свой кредит; если нет, тогда наши враги получат веские доказательства того, что они так часто утверждали: что мы не достойны доверия, что наш Союз — веревка из песка, что народ устал от Конгресса, а штаты полны решимости свергнуть его власть»⁵⁶. Ряд статей в защиту поправки (по непосредственному заданию Финансиста) написал Томас Пейн. Он также счел необходимым лично явиться в столицу штата Провиденс, чтобы поддержать детище националистов своим влиянием. Тариф, по его мнению, будет одним из самых легких налогов. Он заявлял, что сопротивление поправке — дело рук алчных торговцев, не желавших платить налоги со своей прибыли, что введение 5-процентной пошлины будет благоприятно для бедняков, особенно мелких фермеров, так как снимет часть налогового бремени с земельной собственности⁵⁷. Наконец, Пейн доказывал, что тариф станет, в сущности, налогом на роскошь: «Уж конечно, тот, кто, не довольствуясь напитками родной страны, может упиваться заморскими винами или позволяет себе носить финтифлюшки иностранного производства, — столь же подходящий объект для налогообложения, как и тот, кто выжимает сидр, держит корову и обрабатывает несколько акров земли»⁵⁸. Здесь довольно отчетливо прослеживаются демократические установки Пейна и его способность встать на позицию самых широких слоев американского общества. Но в данном случае это не дало результата. Локалисты Род-Айленда сочли Пейна эмиссаром Конгресса (особенно после того, как стало известно, что Конгресс намерен поручить ему написание официальной истории революции) и вознегодовали. Читатели забросали «Providence Gazette» возмущенными письмами. В Провиденсе враждебность к Пейну достигла такого накала, что незадачливый журналист начал опасаться за свою безопасность. В свою очередь, Мэдисон от лица Конгресса был вынужден доказывать, что поездка предпринята Пейном по его собственной инициативе⁵⁹.

22 декабря 1782 г. в Род-Айленд отправилась делегация членов Конгресса, которая была вынуждена сразу же вернуться. Еще до того, как делегаты достигли места назначения, пришло известие о том, что Виргиния отозвала свое согласие на 5-процентную пошлину. П. Генри спровоцировал в своем штате настоящую панику. Он утверждал, что Виргиния потребляет огромное количество импортных товаров и ввозная пошлина ее разорит, что США и так должны штату миллион фунтов (утверждение, не основанное ни на чем), а, следовательно, не могут и дальше тянуть из него деньги и т.п. Устрашенная обрисованными лучшим оратором Америки перспективами, легислатура Виргинии спешно отвергла 5-процентный тариф. Резолюция гласила: «Позволить какой-либо власти, кроме генеральной ассамблеи этой республики, вводить пошлины и налоги на граждан этого штата в его пределах — значит нарушить его суверенитет. Это может оказаться гибельным для прав и свобод народа. Осуществление подобных полномочий Конгрессом противоречит духу “Статей Конфедерации” в ст. 8»⁶⁰.

В конечном итоге Impost Amendment так и была похоронена проволочками и прямыми отказами штатов ее ратифицировать. Попытка националистов ввести централизованное налогообложение под контролем Конгресса окончилась неудачей, и центральная власть в американской Конфедерации так и осталась без собственных источников доходов.

Чуть более удачной оказалась судьба другого любимого детища Финансиста — Банка Северной Америки. Предполагалось выпустить акции с номиналом в 400 долл, на общую сумму в 400 тыс. долларов. Управлял Банком совет из 12 директоров, выбранных акционерами. Суперинтендант финансов имел право в любое время проверить всю документацию учреждения. Банк мог выпускать ценные бумаги, имеющие хождение в качестве денег, и должен был по первому требованию обменивать их на звонкую монету. Предполагалось, что положение этого банка будет исключительным, а все прочие подобные учреждения в штатах будут запрещены⁶¹.

Проект Морриса был представлен Конгрессу и практически не вызвал дебатов. 26 мая 1781 г. план организации Банка Северной Америки был одобрен Конгрессом, а 31 декабря 1781 г. была принята его хартия. 7 января Банк официально начал свои операции⁶².

В программе Финансиста Банк занимал чрезвычайно важное, по мнению многих, даже центральное место. Моррис доказывал, что его создание способствовало укреплению Союза. «Очень сильным мотивом, который направлял мое поведение в этом случае, было желание прочнее связать отдельные штаты одной общей денежной связью и привязать нерушимо множество могущественных лиц к делу нашей страны за счет мощного принципа эгоизма и непосредственного чувства личного интереса»⁶³, — объяснял он Джею. В особенности суперинтендант финансов рассчитывал на поддержку крупных торговых городов, таких как Бостон и Филадельфия⁶⁴.

Через несколько месяцев после открытия Банка вклады частных лиц составили всего 50 тыс. долларов. Из выпущенной тысячи акций 633 скупил Конгресс — такую возможность дало Моррису своевременное прибытие очередного займа из Франции⁶⁵. Союз, таким образом, стал главным акционером Банка, но даже после этого 200 акций остались нераспроданными. В итоге, стартовый капитал Банка составил 300 тыс. долл, вместо намечавшихся 400 тысяч. Сам Моррис связывал некоторую вялость потенциальных акционеров с недостатком денег у частных лиц⁶⁶. Во всяком случае, здесь не было ничего похожего на ажиотаж, возникший вокруг гамильтоновского Банка США, когда в одном только Нью-Йорке акции на 2,5 млн долл, разошлись в течение часа, а всего по стране в самый короткий срок было распродано акций на 8 млн долларов⁶⁷. Столь разная реакция деловых кругов объяснялась целым рядом причин. Объяснение, данное Моррисом, также имеет право на существование. Однако более глубоким было недоверие финансистов к непрочной Конфедерации и ее слабой центральной власти.

Для укрепления кредита Моррис использовал, мягко говоря, экзотические способы. Недоверчивому вкладчику показывали груды серебра, бесконечной линией уходящие вглубь кладовых. При этом искусно установленные зеркала отражали монеты, создавая иллюзию, что их в несколько раз больше, чем на самом деле⁶⁸. Как бы там ни было, этот способ принес свои плоды. Ценные бумаги, выпущенные Банком, вскоре уже пользовались полным доверием. В районе Филадельфии, по крайней мере, они принимались наравне с монетами⁶⁹.

Банк Северной Америки стал поначалу действительно национальным финансовым учреждением. Именно там хранились все денежные средства Конгресса. Займы, предоставленные Банком правительству за время администрации Морриса, превысили 1,2 млн долларов. В качестве дивидендов Банк выплатил Соединенным Штатам 22 тыс. 867 долларов. Дивиденды, выплаченные акционерам, за первый год существования Банка составили 4,5%, за пятый — 9,5⁷⁰.

В конечном итоге, из всей программы Морриса Банк оказался наиболее успешным проектом и поначалу вызвал наименьшее сопротивление. Его кассир Джон Уилсон уверял: «Этот план, в общем, одобряют и поддерживают не только купцы, но и наиболее разумная часть сообщества в целом, независимо от чина и звания»⁷¹. Однако оппозиция назревала за пределами Пенсильвании. Артур Ли, например, считал, что Банк оттягивает на себя средства из южных штатов: «У нас огромные проблемы с деньгами, и не то чтобы была реальная их нехватка. Причина в том, что учреждение Банка и процветавшая до сих пор в этом торийском городе (Филадельфии. — М. Ф.) коммерция собрали здесь всю монету»⁷².

По окончании войны над Банком разразилась гроза. В 1784 г. он подвергся ожесточенным нападкам со стороны пенсильванской партии конституционалистов, где тон задавали фермеры из западных районов штата⁷³. Банк, по мнению конституционалистов, противоречил таким фундаментальным ценностям революционной ментальности, как добродетель и равенство. Историк Э. Фонер отмечает поразительное сходство между антибанковской риторикой 1780-х гг. и джексоновского периода⁷⁴. В обоих случаях на Банк сыпались обвинения в ростовщичестве, в фаворитизме, в предпочтении, отдаваемом торговцам перед фермерами и механиками, в том, что он сможет навязывать свою волю легислатуре штата или станет проводником иностранного влияния и т.п. Он казался вообще несовместимым с демократическими принципами правления. Один из конституционалистских лидеров заявил: «Это учреждение, основанное единственно на принципе алчности, которое иссушает все мужественные и благородные чувства в человеческой душе, никогда не изменит своей цели, и если оно продолжит свое существование, то добьется своего: сосредоточит в своих руках все богатство, власть и влияние штата»⁷⁵.

Повод для возмущения создавали некоторые особенности функционирования Банка Северной Америки. Основной его функцией было предоставление краткосрочных кредитов торговцам. Для фермеров кредиты подобного рода были бесполезны, так как фермерское хозяйство могло обеспечить их возврат лишь в течение нескольких лет. Эта дискриминация стала сильным аргументом противников Банка внутри Пенсильвании⁷⁶.

Историки связывают первую в США «банковскую войну» с модернизационными процессами и неизбежно сопутствующей им социальной напряженностью. Банк в качестве элемента капиталистической экономики воспринимался как вызов традиционным аграрным интересам и республиканской добродетели⁷⁷.

В апреле 1785 г. по инициативе конституционалистов ассамблея Пенсильвании попросту отменила хартию Банка Северной Америки. Удар был тяжелым. Акции Банка упали ниже номинала; его ценные бумаги больше не пользовались спросом, а реальный капитал уменьшился. В марте 1787 г. Банк Северной Америки все же получил от пенсильванских властей новую хартию. Она ограничивала срок деятельности Банка (хотя и могла быть возобновлена), а также его капитал и виды операций, которые он мог производить. Гамильтон отмечал позднее, что новая хартия кардинально изменила характер Банка: она «так сужает основные принципы этого учреждения, что делает его непригодным для обширных функций национального банка»⁷⁸. В результате Банк Северной Америки утратил свой общенациональный характер. Он просуществовал до 1929 г., когда его погубила Великая депрессия, но лишь в качестве одного из рядовых банков штатов.

1784 г. оказался роковым не только для Банка Северной Америки, но и для самого Финансиста. Война закончилась, и многие американцы считали, что централистская финансовая политика Морриса уже ни к чему. 29 марта 1783 г. виргинский делегат А. Ли внес предложение, чтобы Конгресс потребовал от суперинтенданта финансов немедленного отчета по всем счетам. Еще ранее был создан комитет для проверки дел департамента финансов⁷⁹. В ноябре 1784 г. Моррис окончательно покинул свой пост. Еще раньше он объявил, что Америка не в состоянии выплатить проценты по своему долгу голландцам и французам⁸⁰. Репутация американцев в Париже от этого, конечно, не улучшилась.

На смену суперинтенданту пришла коллегия финансов (Board of Treasury). Его экономическая политика была демонстративно отброшена. О ней вспомнили на государственном уровне лишь спустя шесть лет. Проекты Финансиста были продолжены Гамильтоном, занявшим к тому времени пост министра финансов.

Что касается лично Морриса, то в 1786 г. он был избран на конвент в Аннаполисе, в 1787 — на Филадельфийский конституционный конвент. Оба события были для США судьбоносными — в Аннаполисе было принято окончательное решение о необходимости реформирования Конфедерации, а в Филадельфии создана современная федеральная конституция. Роберт Моррис, впрочем, в этих случаях не проявил особой активности. Во всяком случае, он почти не выступал ни на одном из упомянутых собраний. Однако многие современники были убеждены, что Финансист, напротив, развил в 1787 г. бурную деятельность, но только закулисную. Именно он добился избрания на Филадельфийский конвент своего однофамильца и единомышленника Гувернера Морриса, а тот последовательно пытался вписать в конституцию максимальную возможную централизацию власти. Именно Роберт Моррис предложил сделать Джорджа Вашингтона председателем Конвента, что немедленно подняло авторитет еще ненаписанной конституции на несколько порядков. Да и жил Вашингтон в это время в доме Морриса⁸¹. Антифедералисты выстраивали из этого целую теорию заговора: «Какая жалость, что этот великий человек (Вашингтон. — М. Ф.) был на Конвенте и что он останавливался в доме Роберта Морриса и каждое воскресенье катался верхом с Гувернером Моррисом. Конечно, они ввели его в заблуждение»⁸².

Вашингтон, в свою очередь, не забыл друга при формировании своего первого кабинета. Как легко догадаться, Моррису он прочил пост министра финансов. Однако тот отказался, предложив вместо себя кандидатуру Гамильтона.

В 1789—1795 гг. Финансист был сенатором от штата Пенсильвания. Особенными свершениями его карьера в Сенате не ознаменовалась. Он, как и следовало ожидать, поддерживал «гамильтоновскую систему», продолжавшую его собственные начинания. И, как всегда, его голова была полна коммерческих проектов, в разной степени авантюрных. Например, он занялся строительством каналов, основал компанию по производству паровых машин и запустил первый в Америке железопрокатный стан. Его инициативность была поистине неистощима. Филадельфийцы не уставали поражаться: сегодня Финансист запускает в своем саду воздушный шар, завтра основывает садоводческое общество и выращивает лимоны в своей теплице. Когда же он пригласил Пьера Ланфана, будущего архитектора столицы страны, чтобы построить самый роскошный дом в Филадельфии, горожане были попросту шокированы. Дом был огромен — ничего подобного в Пенсильвании еще не видывали. На его отделку везли импортный мрамор, мебель из Парижа, стекло из Англии, фарфор из Китая. Увы, постройка так никогда и не была завершена, а в филадельфийских кофейнях недостроенный дворец прозвали «глупостью Морриса»⁸³.

В то время несостоявшийся обитатель мраморного дворца, на свою беду, ввязался в земельные спекуляции. Он скупил большую часть западной территории штата Нью-Йорк и солидный кусок будущего округа Колумбия в надежде перепродать участки голландским иммигрантам. Его авантюру похоронила международная политика. Голландия оказалась втянутой в войну с революционной Францией, а затем и в наполеоновские войны, так что предполагаемые переселенцы в Америку так и не приехали. Довершила катастрофу трансатлантическая финансовая паника 1797 г., вызвавшая коллапс американского рынка недвижимости.

В итоге Моррис оказался крупнейшим в США землевладельцем, но наличных у него не было совершенно⁸⁴. Экономический кризис разорил многих. Джеймс Уилсон бежал от кредиторов в Северную Каролину, где и умер, повторяя в бреду: «Не пускайте сюда шерифов!» Генри Ли, отец будущего главнокомандующего армией южан Роберта Ли, оказался в долговой тюрьме. Что касается Роберта Морриса, то он долгое время пытался делать вид, что все в порядке, и вести привычную жизнь «князя купцов». И все же настал день, когда и он оказался вынужденным прятаться от кредиторов в своем загородном поместье. Но это его не спасло. В 1798 г. он был арестован и провел три года в заключении за долги. Мрамор его недостроенного дворца разошелся на монументы от Нью-Джерси до Южной Каролины.

Выйдя на свободу благодаря решению Конгресса, Моррис должен был разделить между девятью десятками кредиторов остатки своего состояния. «Ну, вот, теперь я — свободный гражданин Соединенных Штатов, но не могу назвать своим ни единого цента», — писал он своему сыну Томасу⁸⁵.

Попытки вернуться в мир большого бизнеса и найти поддержку у нового президента, Томаса Джефферсона, окончились ничем. Здоровье также было подорвано. В 1806 г. Моррис умер в кругу семьи. Своим детям «князь купцов» смог завещать лишь кое-какие безделушки, оставшиеся от былой роскоши (старшему сыну, например, достались золотые часы, а дочери — серебряные ложечки). Гувернер Моррис получил на память о друге телескоп, купленный когда-то Робертом у французского эмигранта⁸⁶.

Разработанная Моррисом программа провоцировала целый ряд традиционных страхов, сопутствующих модернизации: страх перед централизацией экономики, перед столицей, высасывающей ресурсы всей страны, перед коррупцией и утратой республиканской добродетели. Есть и еще один вопрос, требующий ответа: была ли эта программа «контрреволюцией в финансах»? Нет. В ближайшей перспективе она отражала потребность в мобилизации ресурсов, централизации экономики, укреплении государственного кредита. Все эти меры были необходимы, прежде всего, для ведения войны. Этот аспект неоднократно подчеркивал и сам Моррис⁸⁷.

В более отдаленном временном плане программа Морриса представляла собой программу экономической модернизации страны, поскольку была направлена на достижение экономической независимости. В этом смысле она способствовала решению задач самой революции. Однако программа Морриса не отвечала господствовавшему в экономической мысли XVIII в. либерализму Адама Смита и физиократов. Американский суперинтендант финансов в своих проектах обращался к более ранним теоретикам, к опыту XVII столетия — опыту кольбертизма во Франции и английской «Славной революции». Причина этому проста: экономика Соединенных Штатов находилась на значительно более низкой ступени развития, чем экономика развитых европейских стран. Фритредерские максимы, взятые на вооружение Великобританией, уже начавшей свой путь к положению «мастерской мира», были бы гибельны для Америки, в экономическом отношении еще не успевшей освободиться от колониальной зависимости. Перед американцами стояли те самые задачи, которые европейские меркантилисты уже решили за столетие до того: развитие собственной промышленности, ее защита от иностранной конкуренции, создание в стране единого экономического пространства. Казалось, уже апробированные в Европе средства гарантируют успех. Однако добиться реализации своей программы в полной мере Моррису не удалось. Такую возможность получил лишь его последователь Александр Гамильтон.

Примечания

1. RAPPLEYE СН. Robert Morris: Financier of the American Revolution. N.Y. 2010.

2. VER STEEG C.L. Robert Morris: Revolutionary Financier: With an Analysis of His Earlier Career. Philadelphia. 1954; FERGUSON E.J. The Power of the Purse: History of American Public Finance, 1776—1790. Chapel Hill (N.C.). 1961.

3. Напр.: КРЮЧКОВА O.B. Финансовая деятельность континентального конгресса. (1775—1783). — Американский ежегодник. 1975. М. 1975, с. 61—65.

4. Freeman’s Journal. 9.IV.1783.

5. См. подробно: RAPPLEYE CH. Op. cit., p. 252.

6. В 1730-х гг., во времена раннего детства P. Морриса, из Ливерпуля отправились в плавание 197 невольничьих судов — 27% всего работоргового флота Великобритании. См.: Liverpool and Transatlantic Slavery. Liverpool. 2007, p. 14.

7. HANDLIN O., HANDLIN M.F. The Wealth of the American People. A History of American Affluence. N.Y. e.a. 1975, p. 25.

8. Pennsylvania Journal. 31.X.1765.

9. RAPPLEYE CH. Op. cit., p. 19.

10. To the Delaware Pilots [and] To Capt. Ayres. [Philadelphia. 1773].

11. Letters of Delegates to Congress, 1774—1789. Washington (D.C.). 1976—2000, v. 4, р. 147. (LDC).

12. Ibid., v. 5, p.412.

13. Роберт Моррис — один из двух человек (вторым был Роджер Шерман), которым выпала честь подписать все три важнейших документа Американской революции: Декларацию независимости, «Статьи Конфедерации» и конституцию 1787 года.

14. Этот спор продолжился в исторической литературе. Ср.: OBERHOLTZER Е.В. Robert Morris: Patriot and Financier. N.Y. 1903; VER STEEG C.L. Op. cit.; FERGUSON E.J. Op. cit.; ФУРСЕНКО A.A. Американская революция и образование США. М. 1976.

15. Расходы США по ведению войн 1775—1985 гг. Проблемы американистики. М. 1989, с. 313.

16. В. Franklin to S. Cooper. 22.IV. 1779. In: FRANKLIN B. Letters from France. The Private Diplomatic Correspondence. 1776—1785. N.Y. 2006, p. 33—34; Война за независимость и образование США. М. 1976, с. 285; ДАЛИН С.А. Экономические аспекты войны за независимость. Материалы 2-го симпозиума советских историков-американистов. М. 1976, ч. 1, с. 158; KOISTINEN Р.А.С. Beating Plowshares into Swords: The Political Economy of American Warfare, 1606—1865. Lawrence. 1996, p. 18; РОТБАРД M. История денежного обращения и банковского дела в США. От колониального периода до Второй мировой войны. Челябинск. 2005, с. 56.

17. Journals of the Continental Congress. 1774—1789. Washington, 1904—1937, v. 16, p. 262. (JCC); BLANCHARD C. The Journal, 1780-1783. Albany. 1876, p. 106-107; BEZANSON A. e.a. Prices and Inflation during the American Revolution: Pennsylvania, 1770-1790. Phila. 1951, p. 46—57; EJUSD. Inflation and Controls, Pennsylvania, 1774— 1779. In: Views of American Economic Growth. N.Y. 1966, p. 66—79.

18. Война за независимость и образование США, с. 206.

19. Royal Gazette (New York). 12.V.1781.

20. BOLLES A.S. The Financial History of the United States, from 1774 to 1789. N.Y. 1879, p. 317. Проблема национального кредита на протяжении всех 1780-х гг. осложняла отношения США как с союзниками, так и (после заключения мира) с бывшей метрополией. О роли этого вопроса в англо-американских переговорах см.: ТРОЯНОВСКАЯ М.О. Дискуссии по вопросам внешней политики в США (1775—1823). М. 2010, с. 55-56.

21. J. Duane to G. Washington. 29.1.1781. In: LDC, v. 16, p. 634.

22. JCC, v. 19, p. 180.

23. Cm.: R. Morris to J. Langdon. 13.VHI.1782. In: MORRIS R. Papers, 1781-1784. Pittsbuigh. 1973-1984, v. 6, p. 179.

24. JCC, v. 21, p. 912, 919-920, 943, 947-951.

25. В будущем большинство из них вошло в элиту федералистской партии.

26. LDC, v. 19, р. 322.

27. MORRIS R. Op. cit., v. 1, p. 242, 305; vol. 2, p. 176; vol. 6, p. 656—657.

28. A Salute to Courage: The American Revolution as Seen Through Wartime Writings of Officers of the Continental Army and Navy. N.Y. 1979, p. 230; OBERHOLTZER E.B. Op. cit., p. 84—85.

29. R. Morris to A. Hamilton. 5.X.1782. In: MORRIS R. Op. cit., v. 6, p. 499—500.

30. LDC, v. 16, p. 670; WEBSTER P. Political Essays. Phila. 1791, p. 166; HAMILTON A. The Papers. N.Y.-L. 1961-1987, v. 2, p. 244.

31. MORRIS R. Op. cit., v. 4, p. 30.

32. Ibid., p. 32. Бирмингем в XVIII в. славился своими фальшивомонетчиками.

33. MORRIS G. Observations on the Finances of America. In: JCC, v. 11, p. 1048—1050.

34. СОГРИН B.B. Политическая история США. XVII—XX вв. М. 2001, с. 41—42.

35. JCC, v. 22, р. 432, 438.

36. Ibid., р. 444.

37. Ibid., р. 437; MORRIS R. Op. cit., v. 4, p. 376; v. 5, p. 559.

38. JCC, v. 22, p. 431.

39. Ibid., p. 439; v. 23, p. 545-546; MORRIS R. Op. cit., v. 2, p. 125-135; v. 3, p. 413.

40. SLAUGHTER T.P. The Tax Man Cometh: Ideological Opposition to Internal Taxes, 1760—1790. In: William and Mary Quarterly, v. 41 (October 1984), p. 566—591 (WMQ).

41. LDC, v. 18, p. 551.

42. Ibid., v. 16, p. 668; v. 19, p. 110-112.

43. BANCROFT G. History of the United States of America from the Discovery of the ontinent. Port Washington (N.Y.). 1967, v. 6, p. 14.

44. J. Madison to E. Randolph. 2.VII.1782. In: LDC, v. 18, p. 619.

45. R. Morris to A. Hamilton. 16.X.1782. In: MORRIS R. Op. cit., v. 6, p. 603. См. также: R. Morris to B. Franklin. 27.XI.1781. Ibid., v. 3, p. 269.

46. To the Citizens of America who are Creditors of the United States. [Phila. 1782]; Arthur Middleton’s Draft Resolution, [3-8.VII.1782]. In: LDC, v. 18, p. 621.

47. J. Warren to E. Gerry. 16.XI.1783. In: GERRY E., WARREN J.A Study in Dissent: The Warren-Gerry Correspondence, 1776—1792. Carbondale. 1968, p. 170.

48. STAPLES W.P. Rhode Island in the Continental Congress, 1765-1790. N.Y. 1971, p. 400.

49. CONLEY P.T. Democracy in Decline: Rhode Island’s Constitutional Development, 1776—1841. Providence. 1977, p. 78.

50. LDC, v. 18, p. 680; MORRIS R. Op. cit., v. 6, p. 113-114.

51. MORRIS R. Op. cit., v. 6, p. 123-126.

52. MAIN J.T. The Antifederalists. Critics of the Constitution. 1781—1788. Chapel Hill. 1961, p. 77.

53. Casca. Freeman’s Journal. 29.X.1783.

54. BUEL R. In Irons: Britain’s Naval Supremacy and the American Revolutionary Economy. New Haven. 1998, p. 217—227. P. Бьюэл связывал с политикой блокады также падение доходов от «реквизиций» и серьезный кризис Банка Северной Америки. Ibid., р. 229-230.

55. Ch. Thompson’s Notes of Debates. 5.VIII.1782. In: LDC, v. 19, p. 21; R. Morris to the President of Congress. 28.VIII.1781. In: MORRIS R. Op. cit., v. 2, p. 133.

56. MORRIS R. Op. cit., v. 1, p. 397.

57. PAINE TH. Six New Letters. Being Pieces on the Five Per Cent Duty Addressed to the Citizens of Rhode Island. Madison. 1939, p. 19, 49, 51. Все это не согласуется с распространенным убеждением, которое разделял и сам Пейн: косвенные налоги платит потребитель.

58. Ibid., р. 51.

59. KEANE J. Tom Paine: A Political Life. Boston e.a. 1995, p. 239; ALDRIDGE A.O. Man of Reason. The Life of Thomas Paine. L. 1960, p. 98—99. См. также: Th. Paine to R. Morris. 23.1.1783. In: MORRIS R. Op. cit., v. 7, p. 359.

60. Цит. no: HUNT G. The Life of James Madison. N.Y. 1902, p. 38.

61. JCC, v. 21, p. 1187—1189; MORRIS R. Op. cit., v. 1, p. 68—72. О других проектах национального банка, разработанных в это время, см.: СОГРИН В.В. Идейные течения в американской революции XVIII в. М. 1980, с. 213—215.

62. JCC, v. 21, р. 1187-1189.

63. MORRIS R. Op. cit., v. 1, р. 287.

64. Ibid., p. 211.

65. NETTELS C.P. The Emergence of a National Economy, 1775—1815. N.Y. 1962, p. 32.

66. MORRIS R. Op. cit., v. 1, p. 145.

67. ПЕЧАТНОВ B.O. Гамильтон и Джефферсон. M. 1984, с. 169—170.

68. OBERHOLTZER Е.В. Op. cit., р. 108-109.

69. LDC, v. 18, р. 621.

70. BANCROFT G. Op. cit., v. 6, p. 123; DEWEY D.R. Financial History of the United States. N.Y. 1903, p. 47, 55; FERGUSON E.J. Op. cit., p. 137; РОТБАРД M. История денежного обращения и банковского дела в США. Челябинск. 2005, с. 59.

71. J. Wilson to J. Pemberton. 1.IV.1782. In: RAPPAPORT G.D. The First Description of the Bank of North America. In: WMQ, v. 33. (Oct. 1976), p. 666.

72. A. Lee to F. Dana. 6.VII.1782. In: LDC, v. 18, p. 624. Пенсильванские конституционалисты, напротив, обвиняли Банк в том, что он изгоняет монету из штата. Об этом см.: PAINE ТН. The Complete Writings. N.Y. 1945, v. 2, p. 391.

73. MAIN J.T. Political Parties Before the Constitution. Chapel Hill. 1973, p. 345, table 128.

74. FONER E. Tom Paine and Revolutionary America. N.Y. 1976, p. 194.

75. Debates and Proceedings of the General Assembly of Pennsylvania, on the Memorials Praying a Repeal or Suspension of the Law Annulling the Charter of the Bank. Phila. 1786, p. 66.

76. HAMMOND B. Banks and Politics in America from the Revolution to the Civil War. Princeton. 1957, p. 53.

77. RAPPAPORT G.D. Op. cit., p. 664-665.

78. HAMILTON A. Op. cit., v. 7, p. 324.

79. JCC, v. 23, p. 334; v. 24, p. 37, 216, 222, 387, 396-399; MORRIS R. Op. cit., v. 7, p. 62-63, 386, 669.

80. R. Morris to E. Boudinot. 17.III. 1783. In: MORRIS R. Op. cit., v. 7, p. 594—595; BANCROFT G. Op. cit., v. 6, p. 124. О реакции европейцев на заявление Морриса можно судить по письму: М. Ridley to G. Morris. 18.VII.1783. In: MORRIS R. Op. cit., v. 8, p. 313. Реакцию шокированных этим заявлением американцев демонстрирует статья за подписью «Луций» в «Freeman’s Journal». Обращаясь к Моррису, автор восклицал: «Вы могли бы вскричать, подобно Макбету: “Я сделал все. Я прикончил общественный кредит во время сна”». Freeman’s Journal. 12.111.1783.

81. Впоследствии Моррис предложил свой дом Вашингтону уже в качестве официальной резиденции. Там и жили два первых президента США в период своего пребывания в должности. Особняк этот не сохранился, но на его месте в настоящее время размещена музейная экспозиция. Однако Моррис в ней не фигурирует. Экспозиция демонстрирует жизнь Дж. Вашингтона, Дж. Адамса, их семей, а также рабов, служивших первому президенту в Филадельфии.

82. The Documentary History of the Ratification of the Constitution. Madison. 1976—2011, v. 8, p. 183.

83. RAPPLEYE CH. Op. cit., p. 502.

84. OBERHOLTZER E.B. Op. cit., p. 327; CHERNOW B.A. Robert Morris, Land Speculator, 1790-1801. N.Y. 1978, p. 122-124.

85. Цит. no: RAPPLEYE CH. Op. cit., p. 512.

86. Ibid., p. 514—515.

87. Напр.: MORRIS R. Op. cit., v. 6, p. 90.