Одним из важнейших факторов в истории французской колонизации Северной Америки в XVII в. стали так называемые Бобровые войны, то есть масштабный военный конфликт, длившийся в течение всего столетия, между Ирокезской лигой и остальным населением Вудленда, в том числе и европейским, по преимуществу, за контроль над рынками сбыта мехов1. Французы вступили в него, заключив союзный договор с монтанье и их союзниками алгонкинами и гуронами, в 1609 г., во время экспедиции Шамплена против одного из племен Лиги - могауков, которые с тех пор считали ирокезов врагами2.
Самюель де Шамплейн
Прибытие Шамплейна в район Квебека
Гравюра, изображающая битву между алгонкинами и ирокезами. Европеец в центре символизирует Шамплейна
Залив Шалер и залив Св. Лаврентия
Новая Франция
Шарль Жак Юо де Монманьи
Поль Лежён
Обложка "Реляций иезуитов" - важнейшего источника по истории Новой Франции
Форт Труа-Ривьер
Форт Ришелье
Ирокез
Его оружие
Экспансия ирокезов в ходе Бобровых войн
Исход гуронов с середины XVII века
Реконструкция жилища гуронов
Исаак Жог
Карта Франсуа Жозефа Брессани
Качественный скачок в развитии этого глобального конфликта произошел на рубеже 30 - 40-х гг. XVII века. Именно в этот период могауки, нанеся поражение могиканам и абенаки, получили неограниченный доступ к огнестрельному оружию в голландских поселениях на р. Гудзон3. Уже в 1639 - 1640 гг. могауки, вооруженные голландскими и английскими мушкетами, вторглись в долину р. Св. Лаврентия, сея ужас и смерть среди местных алгонкинских групп. В июне 1641 г. близ Труа-Ривьер между французами и могауками состоялись переговоры с участием губернатора Новой Франции Монманьи и иезуита Поля Рагено в качестве переводчика. Помимо предложения союза и торговли, могауки также приглашали французов поселиться в их стране. Однако условием этого соглашения с могауками было предоставление им возможности покупать огнестрельное оружие и боеприпасы для войны с алгонкинами и гуронами. Это заставило Монманьи отказаться от переговоров с ирокезами без своих индейских союзников, "иначе, - как писал супериор иезуитской миссии о. Поль Лежён, - мы могли вступить в более опасную войну, чем ту, которой желали избежать". В результате могауки напали на алгонкинов и гуронов, укрывшихся в форте Труа-Ривьер, но были разогнаны французской артиллерией. Тем самым французская колония вступила в открытую войну с ирокезами, латентную до этого момента4.
Несмотря на официальные протесты со стороны французских властей, голландцы не могли или не хотели пресекать торговлю оружием. К середине 1640-х гг. военное преобладание могауков в долине р. Св. Лаврентия стало абсолютным: "четыреста вооруженных человек, знающих, как использовать их преимущество", держали в страхе и местные индейские племена, и их французских союзников5. Несмотря на разрешение на продажу неофитам-аборигенам аркебуз с конца 1630-х гг., их количество оставалось небольшим, так как французы по-прежнему "боялись чересчур вооружить дикарей"6. Союзные индейцы, сокрушался в 1643 г. супериор миссии Бартелеми Вимон, "не имеют ни одной аркебузы, и не находят никакой другой защиты, кроме бегства; и, если их захватывают [в плен], они позволяют себя вязать и резать как овцы"7. С этого времени ирокезская конфедерация получала явный перевес на тропе войны, до конца века сумев разгромить почти всех своих традиционных и вновь появившихся врагов на Северо-Востоке. Алгонкинские племена, обитавшие по р. Св. Лаврентия, были вынуждены либо бежать на север, либо искать защиты во французских поселениях.
Основой ирокезской военной стратегии стал контроль над водными коммуникациями вдоль реки Св. Лаврентия, главной транспортной, военной и торговой магистрали Северо-Востока. Каждым летом ирокезские военные партии (главным образом, могауки) появлялись на великой реке, подстерегая гуронские или французские торговые караваны, нападая, уничтожая и захватывая грузы и сопровождавших их людей. "Мы теперь рискуем быть плененными и замученными так же, как и гуроны, - сообщал о. Ж.-М. Шомоно в мае 1640 г. из Гуронии, - ибо каждый год мы проходим, - или спускаясь к Квебеку, или поднимаясь, - теми местами, где постоянно находятся враги наших Дикарей, чтобы захватить их в пути; и едва ли найдется год, когда несколько гуронов не захвачены или убиты". Первые захваты ирокезами французов, как правило, с целью последующего выкупа, произошли в феврале 1641 года8.
Только в 1642 г. этот ирокезский разбой обошелся Новой Франции, прежде всего, самим иезуитам, отправившим в Гуронию "скромную помощь нашим Отцам у гуронов, по большей части то, что им необходимо для часовен, питания и потребностей тридцати трех человек, которых мы поддерживаем на том краю света для обращения тех народов", в 8 тыс. ливров9. Подобные эксцессы продолжались и в дальнейшем: "Наш груз в прошлом году был захвачен при поднятии [вверх по реке], - отчитывался Вимон осенью 1643 г., - в этом году, при спуске. Сейчас я узнаю, что он захвачен в третий раз на пути вверх". В 1644 г. фиаско увенчалась еще одна попытка переправить припасы в Гуронию10.
Большинство колониальных лидеров, в том числе и иезуиты, были убеждены, что корень зла находится не столько в самих ирокезах, сколько в их голландских и английских партнерах, которые, будучи сами развращены своей ересью, развращали и общавшихся с ними "дикарей". Уже в 1640 г. Лежён видел в их присутствии в Северной Америке угрозу не только истинно христианской религии, но и существованию французской колонии. В Реляции 1642 г. о. Б. Вимон заявлял, что сами ирокезы признавали, что "голландцы... обещали помогать нам против французов". Герцогиня д'Эгийон, к которой Лежён обратился с предложением содействовать изгнанию еретиков из Северной Америки, в 1641 г. заверила иезуитов, что и она, и ее могущественный родственник - кардинал Ришелье - разделяют их опасения и готовы им помочь11. Осенью 1641 г., после июньского столкновения у Труа-Ривьер с вооруженными аркебузами могауками, ощущая опасность, надвигающуюся на французскую колонию и ее миссии, и одновременно стремясь открыть ирокезскую территорию для мехоторговли и католической евангелизации, светские и духовные власти Новой Франции решили послать о. Лежёна к Ришелье за обещанной помощью12.
В Реляции за 1640 - 1641 гг., которую Лежён написал и взял с собой во Францию, он с первых строк обрисовал ирокезскую угрозу, предупреждая, что "или мы потеряем эту страну, или помешаем этому быстрым и эффективным способом"13. Ирокезы рассматривались не только как опасные враги французов и их индейских союзников, но и как главное препятствие утверждению христианской веры и церкви в Америке. С этого времени "Иезуитские Реляции" стали главным источником начавшейся демонизации ирокезов, создав из них к 1650-м гг. образ бича Божьего и главного врага веры и колонизации.
Лежён констатировал присутствие к западу от Монреаля "множества племен, которые возделывают землю и являются полностью оседлыми, но никогда не слышавших об Иисусе Христе; дверь ко всем этим народам закрыта для нас ирокезами". Даже к гуронам, "к которым мы донесли благую весть Евангелия, мы вынуждены добираться ужасными дорогами, и в постоянной опасности быть сваренными или зажаренными, а затем алчно пожранными несчастными ирокезами". Как следствие этого жалкого состояния и звучал призыв миссионера, чтобы "старая Франция спасла жизнь Новой". В качестве последнего аргумента Лежён утверждал, что "торговля, французская колония и религия, которая начинает процветать среди Дикарей, будут ниспровергнуты, если не победить ирокезов"14.
Прибыв в Париж, Лежён пытался с помощью королевского советника и секретаря Франсуа Сюбле де Нуайе, а также герцогини д'Эгийон представить кардиналу Ришелье свой план изгнания голландских еретиков и замирения ирокезов. "Если этих людей не изгнать, или по соглашению с ними, или силой оружия, - писал он, - страна всегда будет находиться под угрозой разрушения, миссия - разгрома, монахини - изгнания, а колония - уничтожения; дверь евангелия будет закрыта для множества наций, а наши отцы подвергнутся опасности плена и сожжения"15.
Лежён смог добиться только частичного успеха своей миссии. Он получил дотацию в 30 тыс. ливров для строительства форта против ирокезов (будущий форт Ришелье), но относительно его проекта изгнания голландцев из Северной Америки был вынесен отрицательный вердикт. И главными противниками этого предприятия выступили его коллеги по ордену, прежде всего провинциал Франции Ж. Дине и прокуратор миссии Ш. Лалеман, исходивших из соображений безопасности. В письме о. Э. Шарле французскому ассистенту в Риме прокуратор изложил свои аргументы против проекта Лежёна. С его точки зрения, война с голландцами и их индейскими союзниками окажется чересчур дорогой, притом, что "мы не можем быть уверены в победе над ними". В этом случае Лалеман опасался, что иезуитов "не станут слушать, когда мы, возможно, будем нуждаться даже в меньшей помощи". Но даже в случае победы опасность ответного нападения со стороны могущественной голландской Вест-Индской компании, которой принадлежали Новые Нидерланды, и ее союзников-ирокезов была слишком высока. Вместе с тем, можно ли быть "уверенным, что это обяжет ирокезов примириться с нашими дикарями? А ведь именно на уверенности в таком мире зиждется весь этот проект", и "должны ли мы из-за одной только этой надежды подвергнуться упомянутым выше опасностям?"16 В результате, Лежёну запретили искать у Ришелье помощи против голландцев, а лишь против ирокезов. Лежён был вынужден весной 1642 г. вернуться в Новую Францию, так и не встретившись с кардиналом. Как писал Л. Кампо, "остается только гадать, что предпринял бы Ришелье, поставленный перед официальным запросом о завоевании Новой Голландии"17.
В Канаду о. Лежён вернулся в июле 1642 г. со взводом солдат и новыми миссионерами - предназначенным для Гуронской миссии о. Франсуа-Жозефом (Франческо Джузеппе) Брессани, итальянцем по происхождению, и о. Жоржем Дёдемаром, капелланом нового форта18.
Строительство форта Ришелье у истоков реки Сорель, которую также переименовали в честь кардинала, началось 12 августа 1642 года. Ирокезы несколько раз нападали на строителей, однако в течение месяца крепость была возведена. Уже 20 августа иезуиты отслужили в ней торжественную мессу19. Тем не менее, миссионеры достаточно скептически отнеслись к ее возможностям в пресечении военной активности ирокезских отрядов на р. Св. Лаврентия. Еще в марте 1642 г., находясь в Дьеппе, Лежён написал Ришелье письмо, где прямо высказал сомнение в эффективности этой меры против ирокезских нападений, особенно для Монреаля: форт "отнюдь не открывает дверь к нациям, которые [находятся] выше этого острова"20. "Верно, что эти укрепления будут иметь превосходный эффект, - вторил ему Б. Вимон, - но поскольку они не нападают на корень зла, и поскольку эти Варвары продолжают войну по образу Скифов и Парфян, дверь не будет полностью открыта Иисусу Христу, и угроза не будет предотвращена для нашей колонии, пока ирокезы не будут побеждены или истреблены". Это впоследствии подтвердил и о. Изаак Жог, сообщив в 1643 г. из Ирокезии, где он находился в плену у могауков, что "форт Ришелье создает им некоторые помехи, но не препятствует в целом"21.
Развитие Бобровых войн подтвердило опасения иезуитов относительно малой эффективности форта Ришелье в борьбе с ирокезами. Потерпев неудачу в его прямом захвате, ирокезские воины просто обходили форт стороной в своих рейдах к поселениям на р. Св. Лаврентия. К осени 1645 г. форт "был почти оставлен, за исключением 8 или 10 солдат". В сентябре отцы Ж. Дёдемар и Ж. Дюперон, бывшие на тот момент в резиденции, вернулись в Квебек, "и никто не пошел, чтобы остаться там вместо них". В конце концов, постоянная резиденция в Ришелье была ликвидирована, ее присоединили к резиденции Ля Консепсьон в Труа-Ривьер, супериор которой Ж. Бюте был назначен настоятелем для форта. Уже к лету 1646 г. форт был полностью заброшен и сожжен ирокезами22.
Наряду с разработкой планов разгрома или покорения ирокезов, иезуиты не оставляли надежды на основание среди них миссии и, тем самым, их привлечение в орбиту французского экономического и политического влияния. Ирокезы были одним из самых развитых и могущественных народов Вудленда, и их христианизация открывала заманчивые перспективы для всего иезуитского апостолата в Северной Америке. "Если гуроны и ирокезы договорятся между собой о мире, я предвижу роскошное открытие для Евангелия", - был уверен в 1635 г. о. Лежён23.
До 1642 г. миссионеры вступали в контакт с представителями Ирокезской лиги весьма редко, в основном с воинами, попавшими в руки индейских союзников французов. Первых ирокезов иезуиты увидели в 1632 г. в Тадуссаке, пытки и смерть которых Лежён подробно описал в своей первой реляции из Новой Франции. По мере проникновения миссионеров в глубь страны, с одной стороны, и эскалации Бобровых войн, с другой, эти контакты становились все чаще и привели к первым попыткам христианизации пленных ирокезов, то есть их крещения перед неизбежной пыткой и казнью. Первое такое крещение ирокеза-могаука совершил о. А. Даньель в 1636 г. на о. Алюмет, по пути в Квебек из Гуронии: "он наставил и крестил его прямо перед тем, как тот отправился на смерть"24.
Одновременно крестили захваченных в плен ирокезов и в Гуронии. Например, в 1638 г., после успешного совместного алгонкино-гуронского военного рейда против племен Лиги, в Гуронию доставили более ста ирокезских пленных: все они были крещены перед пытками и казнью. "Некоторые из них показали такую силу духа в их мучениях, что наши варвары решили больше не позволять нам крестить этих несчастных, считая бедой для страны, когда те, кого они пытают, совсем не вопят". Другой мотивировкой сопротивления крещению ирокезских пленных было убеждение гуронов, что "крещение сделает их более счастливыми в смерти"25. Сомнительно, что в тот момент гуронов устраивало утверждение иезуитов, что "Бог любит всех людей во всем мире, ирокезов так же, как гуронов". В 1642 г. миссионеры, крестившие пленных ирокезов, даже оказались перед угрозой насилия со стороны гуронов: "Они должны были пройти через толпу, получая оскорбления и слыша тысячу богохульств от нечестивцев, которые были настроены против счастья их врагов и желали заставить их вынести столько же мучений в своих душах, сколько они причиняют их телам. Почти вся страна была разгневана на нас. Мы осуждались со всех сторон как предатели"26. В дальнейшем иезуиты были даже вынуждены "искупать это насилие каким-либо подарком"27.
С началом франко-ирокезской войны в 1641 г. эти контакты стали все более интенсивными: иезуиты не только крестили пленных ирокезов, но и участвовали в переговорах с ними в качестве переводчиков или непосредственных представителей колониальных властей. Но настоящий "прорыв" в контактах иезуитских миссионеров с ирокезами произошел в 1642 г. в связи с пленением последними о. Изаака Жога.
Весной 1642 г. большой отряд могауков (до 300 чел.) вновь отправился к Труа-Ривьер, чтобы напасть на французов и их индейских союзников, но прежде всего - ради грабежа гуронских каноэ. 2 августа близ современного города Ланоре они атаковали гуронскую флотилию из 80 каноэ, возвращавшуюся с французскими товарами домой. Отправившиеся вместе с ними в Гуронскую миссию о. Изаак Жог и два донне - врач Рене Гупиль и плотник Гийом Кутюр были захвачены в плен, причем Кутюр, сумевший бежать, сдался добровольно, видя, что Жог оказался в руках врага. Могауки также пленили около двух десятков гуронских христиан и катехуменов, путешествовавших с этой флотилией. Последним о. Жог успел предоставить крещение в течение боя или уже в плену28. Одновременно ирокезский отряд атаковал гуронские лодки на р. Оттава. "Ирокезы, - сообщал о. Вимон, - как обычно действовали как злодеи. Они были в поле зимой, весной и летом. Они убили много гуронов и алгонкинов; они захватили французов и убили некоторых из них"29.
Пленных забрали с собой в Ирокезию, подвергнув их по дороге ужасным пыткам. Кутюр, самый молодой и здоровый, был отослан в отдаленную деревню могауков и смог вернуться в колонию лишь в 1645 г. в результате заключения франко-ирокезского перемирия. Жог и Гупиль оказались вместе в селении Оссерненон (совр. Орисвилль, шт. Нью-Йорк), где вновь подверглись пыткам. Пленного иезуита "приветствовали избиениями на входе в деревню; некоторые вырвали и унесли волосы с его головы; другие, в насмешку, вырвали его бороду. Женщина... отрезала ножом большой палец его левой руки. Другая откусила палец на правой руке, повредив кость; другие вырвали его ногти, затем прижгли концы тех бедных пальцев огнем"30.
Цель ирокезской пытки заключалась не в убийстве человека, а скорее в обновлении его идентичности через ритуальную смерть и возрождение, чтобы пленник мог быть принят ("усыновлен") в качестве нового члена племени, заменив погибших. Пленника либо принимали, либо, в конце концов, убивали. Но Гупиль и Жог не были ни убиты, ни "усыновлены". Им оставили жизнь, поскольку "замешательство возникло в советах ирокезов". Некоторые желали казнить их, в то время как другие предпочитали получить за них выкуп31.
В отличие от Кутюра, они не были приняты какой-либо могаукской семьей, а превращены в общих рабов, которые не стоили даже собаки. Существование их было жалким: по словам Жога "вместо дома у него было несколько кусков коры; земля - его кровать и его матрац; кусок кожи, грязной и зловонной, служит ему накидкой днем, и покрывалом ночью. Его питание состояло лишь из небольшой порции маиса, сваренного в воде без соли"32. Иезуитов оставили в состоянии неопределенности, на грани между жизнью и смертью. Они получили статус, эквивалентный испытательному сроку, который мог длиться месяцы или всю жизнь, во время которого пленник, как ожидали, докажет свою готовность интегрироваться в ирокезское общество, поступая как ирокез33. Но, кажется, иезуиты презрели возможность компромисса, отказываясь играть роль приемных детей ирокезов. Они провоцировали конфликт, проповедуя, публично молясь и пытаясь обратить других. Они оставались чужими, а значит, представляли угрозу: реальную или ритуальную. Рано или поздно такой стиль поведения должен был дать свой закономерный результат. 29 сентября 1642 г. Гупиль нанес знак креста на лоб мальчика и тут же был зарублен ирокезским воином34. Его действия были восприняты как отказ следовать нормам ирокезского образа жизни, это был акт провокации и агрессии, ответом на который стала быстрая и безжалостная смерть.
Жог оставался рабом могауков еще около года. Благодаря щедрости голландцев из соседнего с территорией могауков Форт-Оранжа, принявших участие в судьбе пленных французов, он имел возможность посетить зимой 1642 - 1643 гг. все три селения могауков, чтобы "утешать и наставлять гуронских пленников". Он также пытался проповедовать могаукам, тем самым, фактически, став первым миссионером у них, но "ирокезы неохотно слушали то, что он говорил о Боге"35. Осознание этого факта заставило иезуита изменить взгляд на случившееся с ним. В письме от 30 июня 1643 г., переданном с оказией через голландцев в Квебек, он сообщал: "Мое решение жить здесь, пока это будет угодно нашему Господу, а не уйти, все крепче... Мое присутствие утешает французов, гуронов и алгонкинов. Я крестил более шестидесяти человек, несколько из которых отправились на Небеса". Это были в основном ирокезские взрослые и дети, находящиеся при смерти, однако некоторых здоровых детей Жог крестил украдкой, во время игр36.
Будучи частью, хоть и презренной, традиционного ирокезского общества, он соприкоснулся с ним плотнее, нежели его коллеги у гуронов, даже такие ветераны миссии, как де Бребёф или Рагено. Он увидел изнутри то, что традиционные общества не позволяли разглядеть аутсайдерам извне. В частности, Жог был первым, кто узнал об Агрескуи, олицетворении солнца, боге войны и охоты, и кто разглядел в этом персонаже общеирокезской мифологии нечто большее, чем обычного "демона" или "духа". Он описал его как Великого Духа, идентичного иудео-христианскому концепту Бога-Творца, а стало быть, нашел возможность аккомодации ирокезоязычной религиозной традиции к христианской37. Миссионеры, находящиеся у родственных ирокезам по языку гуронов с 1634 г., обнаружили это божество у них лишь в 1648 году.
Однако со временем приоритеты Жога вновь изменились. В течение года, проведенного им в Оссерненон, неприязнь со стороны большинства могауков продолжала расти, а вместе с ней и угроза для жизни. Все причины оставаться среди ирокезов исчезли: французы либо уже были убиты (как Гупиль), либо находились далеко (как Кутюр). "Следовательно, я не видел дальнейшей причины, которая обязывала меня оставаться из-за французов. Что касается дикарей, я не имел ни силы, ни надежды наставить их; ибо вся страна была настолько раздражена против меня, что я не находил ничего, что могло помочь мне уговорить или убедить их". Даже алгонкины и гуроны "были вынуждены держаться от меня подальше, как от жертвы, предназначенной к сожжению, из страха разделить ненависть и ярость, которую ирокезы питали ко мне". Учитывая свое знание ирокезского языка, географии и состояние Ирокезии, Жог пришел к выводу, что "смог бы лучше обеспечить их спасение другим способом, чем оставаясь среди них. По моему мнению, все это знание умерло бы вместе со мной, если бы я не бежал"38.
Сначала еще существовала иллюзорная надежда, что удастся достигнуть свободы менее рискованным путем. Голландцы, узнав о пленении французов, в сентябре 1642 г. предложили могаукам выкупить их, однако индейцы отказались39. Подобную попытку весной 1643 г. предприняли и союзные Лиге абенаки-сококи Вермонта в благодарность за спасение французами их соплеменника от алгонкинской пытки в Труа-Ривьер, но могауки, взяв выкуп за пленных, не освободили ни одного из них. Однако в результате этого посольства в Квебек попало письмо о. Жога от 30 июня 1643 г., давшее первую информацию о его положении в ирокезском плену40.
Исчерпав возможности своего апостолата и безопасного освобождения, в начале августа 1643 г. о. Жог бежал в Форт-Оранж к голландцам во время торговой экспедиции могауков на Гудзон, участником которой он был. Больше месяца он скрывался в доме Иоганна Мегаполензиса, протестантского пастора голландской колонии, спасаясь от мести ирокезов. Последние, наконец, приняли от голландцев выкуп за иезуита, Жога отправили в Новый Амстердам, и 5 ноября он отплыл на голландском корабле в Англию, а оттуда - во Францию41. 5 января 1644 г. он достиг Ренна во Франции, вызвав настоящий фурор сначала в местном иезуитском коллеже, а затем и в Париже. Во время аудиенции при дворе королева не смогла сдержать слез при виде его искалеченных рук, на которых ирокезы отрезали большинство пальцев. Папа Римский, в нарушение ритуальных правил, требующих, чтобы священники были физически полноценными для служения мессы, решил, что "несправедливо, что мученик за Христа не может пить Кровь Христа", о чем Жогу сообщил сам генерал ордена42.
Ситуация в колонии к середине 1640-х гг. достигла максимального кризиса. В июне 1643 г. могауки впервые напали на Монреаль, предварительно разгромив торговый караван гуронов, захватив Реляцию гуронского супериора и письма миссионеров43. Светские и духовные колониальные власти справедливо опасались, после получения известий в 1643 г. о смерти кардинала Ришелье и короля Людовика XIII, что никакой помощи в решении ирокезской проблемы из метрополии они уже не получат. Вступление Франции в Тридцатилетнюю войну, развертывание нового витка социально-политического противостояния (Фронда), серьезный экономический кризис - все это препятствовало проведению активной заморской политики французским государством44. Феодальный собственник колонии Компания Новой Франции подверглась в 1643 г. болезненной процедуре ликвидации долгов, сумма которых достигла 350 тыс. ливров, что привело к ее фактическому устранению от участия в управлении45. Абитанам предстояло самим решать свою судьбу и судьбу Новой Франции.
Ее лидеры прекрасно осознавали ту угрозу, которую несли с собой ирокезы для поселенцев и миссий, и свое бессилие перед ними. В условиях эскалации этнических конфликтов французы выбрали единственно возможную стратегию выживания - выйти из них. Одновременно, летом 1643 г., Лежён вновь отправился во Францию просить помощи от метрополии для защиты колонии. Благодаря энтузиазму этого эмиссара, а, возможно, еще более красноречивому свидетельству ирокезской опасности, которым являлся о. Жог, королева Анна Австрийская послала небольшой отряд солдат в Новую Францию и предоставила 100 тыс. франков на их содержание. В июне 1644 г. Лежён вернулся в Квебек вместе с Жогом, стремившимся обратно в Канаду46.
Весной 1644 г. могауки вновь захватили иезуита: в этот раз жертвой стал о. Франсуа-Жозеф Брессани, направлявшийся в Гуронию "с богатыми дарами" в сопровождении шести учеников гуронской семинарии из Труа-Ривьер и молодого слуги-француза. Их караван был атакован ирокезами 28 апреля на оз. Сен-Пьер, в устье р. Маскинонже47. Так же, как и о. Жога, Брессани отвели в страну могауков и подвергли мучительным пыткам. В первой деревни, в которую он был доставлен, ирокезы избили его дубинками при входе, заставили танцевать на горящих углях, и вырвали бороду и волосы. "Каждую ночь, они начинали снова это занимательное развлечение; они жгли один из его ногтей или один из его пальцев в течение семи или восьми минут. В первую ночь они сожгли ноготь; во вторую, первый сустав пальца; в третью, второй сустав. Таким образом они подносили огонь к его пальцам более восемнадцати раз. Они пронзили его левую ногу пикой, а тем временем он был вынужден петь. Целый месяц прошел в этой манере". Затем миссионера отправили еще в две деревни, где он последовательно подвергся дальнейшим издевательствам. В одной "они отрезали его левый большой палец и два пальца правой руки, сначала разрезав кисть в длину между вторым и средним пальцами. Они сожгли его оставшиеся ногти и несколько пальцев, сломали пальцы ног, и заставили есть грязь и то, что не доели собаки". В другой, его подвешивали "на цепях за ноги" в течение недели, "он пострадал в тех местах и таким способом, о которых пристойность не позволяет нам писать. Он был покрыт гноем и грязью, и его раны изобиловали червями"48. 3 июля, находясь в плену, он написал письмо генералу Вителлески, в котором описал свои злоключения и приложил рисунок искалеченных рук49.
Так же, как и Жог, Брессани был обращен в рабство и отдан одной ирокезской вдове, которая, однако, вскоре (19 августа) продала его голландцам в Форт-Оранже. Возможно, его исковерканные пытками руки не позволили ему стать хорошим рабом. Слабое знание гуронского языка и слишком короткое пребывание в Ирокезии не давали возможности Брессани вести миссионерскую работу ни среди могауков, ни среди плененных ими индейцев. Более того, как писал он позже, "гуронские и алгонкинские пленники, вместо того, чтобы утешать, первыми мучили меня, чтобы угодить ирокезам"50. Единственным крещением, которое он совершил перед самым отъездом, стал обряд над пленным гуроном перед его казнью у пыточного столба. Голландцы обеспечили иезуиту лечение и возможность вернуться во Францию: 15 ноября 1644 г. о. Брессани достиг Ла-Рошели, "в лучшем здоровье, чем когда-либо"51. Наконец, как и Жог, Брессани вернулся в 1645 г. обратно в Новую Францию, а затем и в Гуронию, окончательно закрепив образ истинного миссионера-мученика в умах своих коллег.
Одновременно с захватом Брессани, еще девять военных отрядов могауков нанесли удары по различным пунктам колонии, в том числе по Монреалю, форту Ришелье и Труа-Ривьер, вызвав панику среди французского и индейского населения. В течение года могауками были захвачены три большие гуронские флотилии, что полностью остановило всю мехоторговлю по реке Св. Лаврентия52. Сложившаяся ситуация представлялась настолько безнадежной, что супериор Б. Вимон позволил себе заметить в 1644 г., через 20 лет после основания иезуитской миссии в Новой Франции, "мы только начинаем"53.
Все колониальное предприятие находилось под угрозой гибели. У французов не оставалось выбора, кроме поиска мира с ирокезами, мира любой ценой. Поэтому, когда в мае 1644 г. победоносная военная партия гуронов и алгонкинов явилась в Труа-Ривьер с несколькими ирокезами, захваченными у форта Ришелье, Монманьи сделал все, чтобы сохранить пленникам жизнь и отправить их обратно в Ирокезию с посланием о мире54.
5 июля 1644 г. посольство могауков во главе с вождем Киотсеаэтоном прибыло в Труа-Ривьер для переговоров о мире. Франко-индейский союз представляли губернатор Монманьи и супериор иезуитской миссии о. Вимон. В знак доброй воли ирокезы освободили Кутюра, который в дальнейшем выполнял функции переводчика во время совета. Могауки были готовы заключить мир и с французами, и с их индейскими союзниками и требовали лишь отпустить их пленных соплеменников. Алгонкины согласились, но гуронские представители не успели прибыть до того, как могауки покинули Труа-Ривьер 15 июля, чтобы ратифицировать соглашение в своей стране. Поэтому, для подтверждения мира и включения в него гуронов, 17 - 20 сентября 1645 г. в Труа-Ривьер вновь собрался совет, на котором присутствовали все заинтересованные стороны: Монманьи, иезуиты, гуроны, которые возвратили одного из двух пленников, алгонкины, монтанье, аттикамек и могауки, всего более 400 человек. Мир был торжественно подтвержден. Киотсеаэтон также принес присутствующим на совете Жогу и Брессани извинения за причиненные им страдания55.
Главным фактором, способствовавшим готовности могауков заключить мир с франко-индейским союзом, был, по-видимому, экономический. Получив контроль над торговлей мехами с голландцами, могауки стремились направить поток пушнины, поставлявшейся из Гуронии в Квебек, в Новые Нидерланды. Попыткой достигнуть этого мирным путем и явился договор 1645 года56. Эта цель объясняет и отсутствие на переговорах в Труа-Ривьер представителей других племен Ирокезской лиги, не имевших в тот период торговых контактов ни с голландцами, ни с французами.
Во время этих переговоров ярко проявился конфессиональный подход французов в отношениях с их индейскими союзниками. Один из представителей могауков, которого французы называли ле Кроше (Крюк), предложил им отказаться от союза с алгонкинами в обмен на мир. После консультации с Вимоном и Лежёном губернатор ответил, "что было два вида алгонкинов, одни подобны нам, признанные как христиане; другие отличаются от нас. Без первых, это бесспорно, мы не заключим мир; что касается последних, они сами себе хозяева, и притом не связаны с нами [союзом], как другие". Помимо всеобщего мира, Монманьи предлагал также посредничество французов во всех противоречиях между ирокезами и другими народами. В конце концов, мир был подписан, с условием решить все оставшиеся вопросы в ближайшем будущем, и стороны расстались, питая сильные подозрения относительно мотивов друг друга57.
В 1645 г. супериором Новой Франции стал бывший настоятель Гуронской миссии Жером Лалеман, главным стратегическим направлением деятельности которого стало географическое расширение иезуитской миссии. Теперь, после заключения мира с могауками и возобновления мехоторговли, открывались новые перспективы в распространении иезуитского апостолата не только на те народы, контакты с которыми оказались прерваны в результате ирокезских вторжений 1640 - 1645 гг., но и на самих ирокезов. Франко-ирокезский мирный договор - "это широкие врата, открытые для крестов и Евангелия ко многим весьма многочисленным нациям", отмечал Б. Вимон в своей последней Реляции58. Лалеман официально поставил в известность генерала ордена В. Карафу о готовности миссии к расширению на новые территории. В 1646 - 1647 гг. он писал ему о множестве крещений, безупречной религиозной дисциплине неофитов, и выражал уверенность, что достигнутый с ирокезами мир "откроет врата к новым миссиям", прежде всего, в самой Ирокезии. "Наконец пришло время для обращения этого Нового Света, - заявлял он в Реляции 1646 г. - Время ярости прошло, те монстры превратятся в людей, а из людей станут детьми Божьими"59. "И вот уже одни идут к абенаки, которые были ранее недоступны. Другие идут к ирокезам", - сообщала урсулинская монахиня Мари л'Энкарнасьон в сентябре 1646 года60.
Однако франко-ирокезский договор 1645 г. был ограниченным: лишь могауки заключили мир с франко-индейским союзом, все остальные племена Лиги не только не приняли в нем участие, но и выступали против его заключения могауками61. Последние сами были разделены. Из трех родов могауков, Черепахи из Оссерненон, Медведя из Андагарон и Волка из Теонтугена, где три года жил Кутюр, именно Волки вели переговоры, другие роды воздержались от визитов в Новую Францию.
Неопределенность политической ситуации, с одной стороны, и сильное стремление начать миссию среди ирокезов, с другой, привели к решению светских и духовных лидеров колонии послать к могаукам новое посольство для подтверждения достигнутых соглашений. Ж. Лалеман, после долгих консультаций со своими духовными советниками, 26 апреля 1646 г. в качестве посла указал на о. Жога, "поскольку он уже был знаком с этими людьми и их языком, монетой, более драгоценной, чем золото или серебро"62.
Французское мирное посольство, состоявшее из о. Изаака Жога и картографа Жана Бурдона, отправилось 16 мая из Монреаля в страну могауков в сопровождении ирокезского и алгонкинского эскорта. Сделав недолгую остановку в голландском Форт-Оранже, посланники 7 июня достигли первой деревни могауков - Оссерненон, которую Жог посвятил Св. Троице. 10 июня там состоялась "Генеральная Ассамблея всех основных Капитанов и старейшин страны", которая подтвердила обязательство сохранять мир не только с французами, но и их индейскими союзниками. Жог отметил, что представители рода Волка "заверили французов, что для них здесь всегда будет безопасное жилье". Он также "подарил 2000 фарфоровых бусинок" представителям племени онондага, "чтобы побудить их принять план французов". 16 июня Жог с компаньонами оставил Оссерненон, и 3 июля послы прибыли в Квебек. В целом, посольство можно было считать успешным. Бурдон сделал первую "вполне точную карту этих областей", а Жог крестил нескольких больных детей и исповедал тех гуронских христиан, которые находились в этом селении. Некоторых послы выкупили из плена и забрали с собой63.
Успех посольства воодушевил Лалемана на открытие Ирокезской миссии. 9 июля на консультации супериора с отцами Лежёном, Вимоном и Жогом было решено отправить последнего к могаукам при первом удобном случае64. Уже 21 августа на очередной консультации было решено, что такой случай представился: Жогу было предписано провести среди могауков зиму. "Наш преподобный отец-настоятель, - писал Жог своему другу во Францию, - весьма склонен к этому. Только моя собственная трусость и телесная слабость создает сильные препятствия планам Бога для меня и для этой страны"65.
24 сентября 1646 г. о. Изаак Жог и донне Жан де Ляланд, в сопровождении нескольких ирокезов и гуронов, собиравшихся навестить своих пленных родственников, отправились в страну могауков для основания там миссии Мучеников. Уже в пути большинство сопровождавших покинуло миссионеров, что было, несомненно, дурным знаком. Тем не менее, французы продолжили путь. Недалеко от форта Ришелье иезуитов встретил ирокезский отряд, который, фактически, под конвоем, сопроводил их в селение Оссерненон: они "были избиты, ограблены и раздеты донага, и в таком состоянии приведены в деревню". По случаю прибытия французов был собран совет племени, на котором им предъявили обвинения в колдовстве, приведшем к потери запасов зерна и болезням66.
Тем не менее, решения о казни послов вынесено не было; возможно, лидеры могауков вновь разрабатывали варианты выкупа. Однако 18 октября член клана Медведя, вопреки воле совета, убил Жога. "Они пришли, чтобы позвать Изаака на ужин, он встал и ушел с тем варваром к хижине Медведя. Был предатель с топором за дверью, кто, на входе, расколол его голову; затем немедленно отрезал ее и установил на палисаде". На следующий день та же участь постигла и Ляланда, "и их тела были брошены в реку"67. Так Жог стал первым иезуитским мучеником Новой Франции.
Отправляя Жога к могаукам, Лалеман, помимо прочего, инструктировал его "убедить всех верхних ирокезов... примириться. Если они откажутся, он был уполномочен просить могауков препятствовать тому, чтобы они появлялись на Ривьер де Прери [Оттаве], по которой путешествовали гуроны, чтобы ограничить их войну на Св. Лаврентии как можно дальше вверх по реке от Монреаля, или, по крайней мере, запретить подходить к этому острову"68.
На самом деле уже летом 1646 г. могауки начали переговоры с другими племенами Ирокезской лиги с целью масштабного вторжения в Гуронию и уничтожения ее населения69. Возобновление войны могауков с франко-индейским союзом стало неизбежным: главная цель могауков - контроль над мехоторговлей гуронов - так и не была достигнута. Гуроны продолжали поставлять меха в Новую Францию, игнорируя требования о посредничестве могауков. В 1645 г. в Новую Францию прибыли 60 гуронских каноэ с мехами, в 1646 г. - уже 80 (в тот раз они даже были вынуждены увезти обратно несколько связок шкур, так как у французов не хватило товаров для обмена)70.
Вместе с тем, война против французской колонии не считалась ирокезами неизбежной. Могауки, заключив мир с французами и их союзниками, не стремились его нарушить. Гибель Жога и Ляланда, спровоцировавшая ее, была, видимо, вызвана субъективными ситуационными факторами: порча зерна и эпидемия породили слухи о колдовстве иезуитов, подогретых рассказами пленных гуронов о событиях в Гуронии в 1635 - 1640 годах. В результате, часть могауков (род Медведя), издавна находившихся на антифранцузских позициях, пошли против решений совета и убили иезуита и его слугу, как традиционно поступали в отношении колдунов североамериканские индейцы. При этом, судя по сообщениям голландцев, из которых в Квебеке узнали о произошедшем, "нации Волка и Черепахи сделали все, что могли, чтобы спасти их жизни", даже ценой своих. Генерал-губернатор Новых Нидерландов Биллем Кифт в письме Монманьи предупреждал французов о необходимости готовиться к войне с ирокезами71.
Возобновление войны ирокезов с франко-индейским союзом осенью 1646 г. вновь парализовало все движение по р. св. Лаврентия, отрезав западные миссии от колониального центра. В ноябре был сожжен уже покинутый к этому времени форт Ришелье, а в Монреале были захвачены несколько гуронов и французов72. Это вызвало новую остановку гуронской торговли и бегство алгонкинов в глубь их охотничьих территорий, что серьезно осложнило деятельность иезуитских миссий. В 1647 - 1650 гг. Ирокезская лига расширила свою военную экспансию на все пространство долины св. Лаврентия и область Великих озер. Последовательно были разгромлены, уничтожены или поглощены кичезипирини (1647), ирокет (1647), гуроны (1649). Вместе со своей паствой от ирокезского оружия гибли и иезуитские священники.
В результате событий 1642 - 1650 гг. ирокезы стали объектом постоянного внимания в Иезуитских реляциях. Их демонизированный образ активно использовался иезуитами для подчеркивания преемственности молодой канадской церкви со всей христианской традицией, ведущей начало с апостольских времен. Ирокез обретал все более сочные краски врага веры и творца мучеников. Но при этом он абсолютно лишался собственной активной воли: подобно древнееврейским пророкам, иезуиты в Новой Франции видели его "бичом божьим", карающим младенческую канадскую церковь за ее грехи. "Кажется, - резюмировал супериор Гуронской миссии Жером Лалеман осенью 1643 г., - что Бог намеревается установить свою церковь в этих варварских странах исключительно теми же самыми путями, которые повсюду рождали веру. Я хочу сказать, что быть превосходным христианином и в то же время страдать - две нерасторжимые вещи"73.
Этот образ привлекался миссионерами и с целью поощрения христианского рвения среди французов, особенно своих коллег по ордену, и как средство конверсии индейских союзников французов: алгонкинов и гуронов. Презентация ирокезов как "демонов", уподобление традиционных пыток вечным адским мукам, а их военных набегов - каре Господней служили мощным средством привлечения индейцев Св. Лаврентия и Великих озер к христианской религии и ее утверждения в их среде. Так, получив известия о пленении могауками о. Брессани, настоятель редукции Силлери Декон "произнес проповедь по этому поводу, чтобы показать им [неофитам], что этот несчастный случай и очень много других бед были проявлениями гнева Божьего, который был справедливо разгневан греховностью плохих христиан и неверных, которые не повинуются его слову"74.
Гибель Жога и Ляланда в 1646 г. и пяти миссионеров в Гуронии в 1648 - 1649 гг. от рук ирокезов окончательно сформировали мартирологическую доктрину иезуитов в Новой Франции. Новая церковь будет принята Богом лишь тогда, когда произведет своих мучеников; для этого Господь предопределил и жертв (причем не только французских священников, но и аборигенов-неофитов), и палачей (ирокезов или, позднее, аборигенов-отступников или традиционалистов). Можно предположить, что она выполняла, прежде всего, компенсаторную функцию - страдания и жестокая смерть не должны были оставаться лишь эпизодом этнических войн, а обрести высший смысл, объяснявший цели и результаты миссионерского труда.
Одновременно началась систематическая теологическая работа, направленная на обеспечение канонически правильного фундамента для иезуитской миссионерской мартирологии. Поскольку в XVII в. важнейшим критерием мученической смерти была смерть из-за ненависти к христианскому образу жизни и учению (odium fidei), постольку требовалось доказать, что ирокезы уничтожали миссионеров и их паству, исходя из этого мотива. Реляция Ж. Лалемана за 1647 г., почти полностью посвященная о. Жогу, его страданиям и мученической смерти, стала поворотным пунктом в развитии этой доктрины. Был сформирован облик святого-мученика Новой Франции, прототипом которого стал Изаак Жог. "Мы чествовали эту смерть как смерть мученика, - писал Лалеман. - [Ибо] тот является истинным мучеником Божьим, кто свидетельствует пред небом и землей, что ценит веру и возвещение Евангелия сильнее собственной жизни, - теряя ее в опасностях, в которые, с полным сознанием, он ввергает себя ради Иисуса Христа, и выступая перед его лицом с желанием умереть, чтобы сделать его известным. Эта смерть - смерть мученика перед ангелами. Он был убит из-за ненависти к учению Иисуса Христа"75.
Каждый конкретный случай, начиная со смертей Гупиля и Жога и до жертв ирокезского нападения на Гуронию в 1648 - 1649 гг., был приведен в одну систему, основой которой стала мартирология. Современные исследователи выделяют подчас абсолютно разные мотивы, которыми руководствовались мучители иезуитов: вызов и провокация со стороны Гупиля, подозрение в колдовстве Жога и де Ляланда, гибель в бою Ш. Гарнье и А. Даньеля, традиционная пытка военнопленных в случае Бребефа и Лалемана, исчезновение без вести Н. Шабанеля76, - все они оказались сведены к odium fidei (ненависти к вере).
Процесс становления христианской миссии среди ирокезов оказался самым трудным и долгим испытанием, с которым пришлось столкнуться иезуитам в Северной Америке в XVII веке. С самого начала он был осложнен военным противостоянием между франко-индейским альянсом, созданным в первое десятилетие столетия С. де Шампленом, и Ирокезской лигой, развернувшимся на всем пространстве североамериканского Вудленда, и включившим в себя не только борьбу за экономические ресурсы и рынки, но и традиционную межплеменную вражду и европейское колониальное соперничество. В результате, иезуитские миссионеры изначально воспринимались ирокезами как представители враждебных сил (в том числе, и сверхъестественных), что, несомненно, создавало серьезное препятствие для их деятельности. Собственно же христианизация могла вестись только в условиях плена (либо ирокезов у гуронов и алгонкинов, либо захваченными иезуитами на территории Лиги), что делало ее неэффективной и кратковременной.
Открытый военный конфликт между французской колонией в Канаде и ирокезами, развернувшийся в 1640 - 1650 гг. и стоивший жизни множеству французов, в том числе восьми иезуитам и их индейских союзников, прежде всего, христиан или катехуменов, непосредственно влиял на демонизацию образа ирокезов в глазах миссионеров, как врагов веры и мира, что часто ставило под сомнение необходимость их христианизации вообще. С другой стороны, с самого начала контакта с представителями Ирокезской лиги, иезуиты стремились к ее вовлечению в орбиту их апостолата, высоко оценивая ее экономический, военный и политический потенциал. Это предопределит в будущем не только сохранение стратегических задач по проникновению и утверждению миссионеров среди ирокезов, но и превращение их во второй половине XVII в. в приоритетную цель иезуитской миссии в Северной Америке.
Примечания
1. MACLEOD W.C. The American Indian Frontier. N.Y. 1928, p. 279 - 280; HUNT G.T. Wars of the Iroquois: A Study in Intertribal Trade Relations. Madison. 1940, p. 35 - 36; АВЕРКИЕВА Ю. П. Индейцы Северной Америки. От родового общества к классовому. М. 1974, с. 222 - 223; ФЕНТОН У. Н. Ирокезы в истории. Североамериканские индейцы. М. 1978, с. 126 - 127.
2. CHAMPLAIN S. de. The works of Samuel de Champlain. Vol. I. Toronto. 1922, p. 100.
3. Monumenta Novae Franciae. Roma-Quebec. 1967 - 2003 (MNF), vol. II, p. 87*; vol. V, p. 56 - 57. Торговля огнестрельным оружием с туземцами была запрещена всеми торговыми компаниями в Америке, в том числе и голландской Вест-Индской компанией. Однако, с 1639 г. ее правлением был провозглашен режим свободной торговли с индейцами для всех поселенцев, которые воспользовались этим, чтобы начать активно поставлять в селения могауков мушкеты и алкоголь - самые выгодные товары для пушного бартера в тот период. См.: Documents relative to the colonial history of the State of New York: procured in Holland, England and France. Vol. 1. Albany. 1853 - 1887, p. 119 - 123, 150 - 152; TURNER O. Pioneer history of the Holland Purchase of western New York. Buffalo. 1850, p. 87. "Этим нехристианским оружием (О позор и преступление!) голландцы снабжают язычников!", - негодовал в своей "Истории Канады" иезуит Дюкре. DU CREUX F. The history of Canada or New France. Vol. II. Toronto. 1952, p. 517.
4. The Jesuit Relations and Allied Documents. Travels and Exploration of the Jesuit Missionaries in New-France, 1610 - 1791. Vol. XXI. Cleveland. 1899 (JR), p. 33 - 49, 53 - 61.
5. Documents relative to the colonial history of the State of New York..., p. 182. В 1640 г. ружей у могауков было не более 40. MNF, vol. V, p. 57.
6. JR, vol. XXIV, p. 291.
7. JR, vol. XXIV, p. 271 - 273.
8. JR, vol. XVIII, p. 33; vol. XXI, p. 23 - 29.
9. Lettres de la reverende mere Marie de l'lncarnation: premiere superieure du monastere des Ursulines de Quebec. T. I. Paris. 1876, p. 150; JR, vol. XXII, p. 271. В пересчете на современный курс эта сумма равна 100 тыс. долл. COTE J. The Donnes in Huronia. Midland. 2003, p. 128.
10. JR, vol. XXIII, p. 269; vol. XXVI, p. 35 - 37.
11. JR, vol. XXII, p. 251; vol. XVIII, p. 245; MNF, vol. V, p. 45 - 46, 56.
12. MNF, vol. V, p. 42, 56, 594; JR, vol. XX, p. 119. В этот момент, по расчетам Л. Кампо, французская колония насчитывала лишь ок. 200 человек (мужчин), способных носить оружие, но большая часть которых не имела какого-либо военного опыта, тем более в непривычных условиях лесов Северной Америки, которым противостояли до 700 воинов-охотников только одних могауков, без учета воинов остальных племен Ирокезской Лиги, ко всему прочему, снабженных европейским оружием. CAMPEAU L. La Mission Des Jesuites chez les Hurons, 1634 - 1650. Montreal. 1987, p. 85.
13. JR, vol. XXI, p. 21 - 23.
14. JR, vol. XXI, p. 117 - 119.
15. JR, vol. XXI, p. 271 - 273; MNF, vol. V, p. 231.
16. JR, vol. XXI, p. 269 - 271.
17. MNF, vol. V, p. 233.
18. MNF, vol. V, p. 215, 235, 238.
19. JR, vol. XXII, p. 275 - 279.
20. MNF, vol. V, p. 230 - 231.
21. JR, vol. XXII, p. 35; vol. XXIV, p. 295.
22. JR, vol. XXVII, p. 81; vol. XXX, p. 183.
23. JR, vol. VII, p. 223.
24. JR, vol. V, p. 31; vol. IX, p. 65 - 67; vol. XIII, p. 83.
25. JR, vol. XV, p. 173.
26. JR, vol. XIII, p. 47; vol. XXIII, p. 33 - 35.
27. JR, vol. XV, p. 173 - 175; vol. XVII, p. 63 - 65.
28. MNF, vol. V, p. 595 - 598; JR, vol. XXIV, p. 305; vol. XXVI, p. 189 - 191; vol. XXVIII, p. 119 - 121.
29. JR, vol. XXII, p. 43.
30. MNF, vol. V, p. 600 - 606; JR, vol. XXIII, p. 249 - 251; vol. XXIV, p. 281.
31. JR, vol. XXVIII, p. 127; MNF, vol. V, p. 606 - 607.
32. JR, vol. XXIV, p. 299 - 301.
33. RICHTER D. The Ordeal of the Longhouse: The Peoples of the Iroquois League in the Era of European Colonization. Chapel Hill. 1992, p. 69.
34. JR, vol. XXVIII, p. 129 - 135.
35. JR, vol. XXIV, p. 283; vol. XXV, p. 71; vol. XXXI, p. 83.
36. JR, vol. XXIV, p. 297; vol. XXXI, p. 91, 135; vol. XXXIX, p. 229; MNF, vol. VI, p. 305 - 306.
37. MNF, vol. V, p. 615 - 616.
38. JR, vol. XXV, p. 51 - 53.
39. MNF, vol. V, p. 609; JR, vol. XXV, p. 71.
40. JR, vol. XXIV, p. 295 - 297; vol. XXV, p. 53, 71; vol. XXXV, p. 85 - 87.
41. JR, vol. XXV, p. 43 - 65; MEGAPOLENSIS J. A Short Sketch of the Mohawk Indians in New Netherland (1644). Collections of the New York Historical Society. Vol. III. Pt. I. N.Y. 1857, p. 153.
42. JR, vol. XXXI, p. 105 - 107; MNF, vol. VI, p. 49; MARTIN F. Le R. P. Isaac Jogues, de la Compagnie de Jesus, premier apotre des Iroquois. Paris. 1873, p. 221 - 225.
43. JR, vol. XXIV, p. 273 - 279; vol. XXV, p. 47 - 49.
44. БЛЮШ Ф. Людовик XIV. M. 1998, с 38 - 39.
45. АКИМОВ Ю. А. Очерки ранней истории Канады. СПб. 1999, с. 105.
46. JR, vol. XXIII, p. 269; vol. XXVI, p. 71, 139; vol. XXVII, p. 89.
47. JR, vol. XXVI, p. 27 - 35.
48. JR, vol. XXVI, p. 41 - 47; MNF, vol. VI, p. 32 - 38.
49. MNF, vol. VI, p. 31 - 39.
50. JR, vol. XXXIX, p. 73.
51. JR, vol. XXVI, p. 49 - 51; vol. XXXIX, p. 79 - 83; MNF, vol. VI, p. 50 - 51.
52. JR, vol. XXV, p. 193; vol. XXVI, p. 35 - 37; vol. XXVIII, p. 45.
53. JR, vol. XXV, p. 115.
54. JR, vol. XXVI, p. 57 - 71; vol. XXVII, p. 229, 241 - 243, 245.
55. JR, vol. XXVII, p. 247 - 253, 267 - 303.
56. JENNINGS F. The Founders of America. N.Y. 1993, p. 212.
57. JR, vol. XXVIII, p. 151, 283.
58. JR, vol. XXVII, p. 137.
59. MNF, vol. VII, p. 53 - 54; JR, vol. XXVIII, p. 269; vol. XXIX, p. 151.
60. Lettres de la reverende mere Marie de l'Incarnation..., p. 282.
61. JR, vol. XXVIII, p. 275.
62. JR, vol. XXVIII, p. 183; vol. XXIX, p. 47.
63. JR, vol. XXVIII, p. 137 - 139, 213; vol. XXIX, p. 49 - 61; vol. XXX, p. 227 - 229.
64. JR, vol. XXVIII, p. 217.
65. JR, vol. XXVIII, p. 139, 225 - 227.
66. JR, vol. XXVIII, p. 231; vol. XXIX, p. 61 - 63; vol. XXX, p. 221.
67. JR, vol. XXXI, p. 117; MARTIN F. Op. cit, p. 276 - 277. В октябре 1647 г. предполагаемый убийца Жога и Ляланда был захвачен в плен союзными французам индейцами и доставлен в Силлери, где был допрошен и крещен перед казнью, получив имя Изаака, в честь убитого им священника. JR, vol. XXXII, p. 21 - 25.
68. JR, vol. XXIX, p. 181 - 183.
69. JR, vol. XXX, p. 227.
70. JR, vol. XXVIII, p. 141, 231.
71. MNF, vol. VI, p. 527 - 528, 540; JR, vol. XXXI, p. 117; vol. XXXVI, p. 23.
72. DOLLIER DE CASSON F. Histoire du Montreal. 1640 - 1672. Histoire du Montreal. 1640 - 1672. Montreal. 1871, p. 35; JR, vol. XXX, p. 221 - 223.
73. JR, vol. XXV, p. 37 - 39; vol. XXVI, p. 217.
74. JR, vol. XXV, p. 149.
75. JR, vol. XXXI, p. 119.
76. См.: MALI A. New World Spirituality: Mystical Writings of Missionaries in 17th Century Canada. Jerusalem. 1994; GREER A. Colonial Saints: Gender, Race, and Hagiography in New France. In: The William and Mary Quarterly. 2000, 3rd Ser, vol. 57, N 2; PERRON P. Isaac Jogues: From Martyrdom to Sainthood. In: Colonial Saints: Discovering the Holy in the Americas. N.Y. 2003; ANDERSON E. Blood, Fire, and "Baptism", Three Perspectives on the Death of Jean de Bre beuf, Seventeenth-Century Jesuit "Martyr". In: Native Americans, Christianity and the reshaping of the American religious landscape. Chapel Hill. 2010.