Сивачев Н. В. "Новый курс" Ф. Рузвельта

   (0 отзывов)

Saygo

Сивачев Н. В. "Новый курс" Ф. Рузвельта // Вопросы истории. - 1981. - № 9. - С. 45-63.

К числу важных моментов в истории США относится и полоса социально-экономических реформ и идейно-политических изменений середины и второй половины 30-х годов (от прихода к власти администрации Ф. Д. Рузвельта 4 марта 1933 г. до конца десятилетия, когда на первый план выступили проблемы, связанные со второй мировой войной), получившая название "новый курс". Поскольку реформаторство осуществлялось в процессе острейшей классовой и политической борьбы, уже в 30-е годы сложились контуры противоположных концепций понимания "нового курса", которые в последующие десятилетия были развиты в историографии. Изучение и осмысление происшедшего в 1933 - 1939 гг. стало неотъемлемой частью политической и интеллектуальной жизни американского общества. История и современность в этом вопросе сливаются воедино.

В 30-е годы отношение к "новому курсу" формировалось особенно отчетливо как политическое. Некоторые концепции того времени оказались недолговечными, другие же, наоборот, получили затем более солидное научно-историческое обоснование и прочно вошли в современную историографию. Самая короткая жизнь оказалась у взгляда на рузвельтовские реформы как на фашизм1. Более сложная судьба выпала на долю другой экстремистской концепции, согласно которой "новый курс" изображался как "социализм" или как "социализм" и фашизм одновременно2. Если "фашистский" аспект этой конструкции вскоре отдал, то отождествление "нового курса" с "социализмом" дает себя знать и поныне.

Уже в ранней историографии "нового курса" основой его трактовки стали перекочевавшие из политических документов и публицистики идеи апологетики рузвельтовского реформаторства или такой его критики, которая не отвергала важнейших принципов государственного регулирования. Среди основоположников либерально-апологетического толкования рузвельтовского курса видное место занимает один из крупнейших американских историков, Г. Коммаджер3. Становлению консервативного, не экстремистского, но резко критического подхода к "новому курсу" способствовали труды президента Висконсинского университета республиканца Г. Фрэнка4 и члена рузвельтовского "мозгового треста" демократа Р. Моли. Последний во второй половине 30-х годов отошел от ньюдилеров (сторонников "нового курса") вправо5.

Первым обстоятельным профессиональным исследованием по истории "нового курса" была написанная в апологетическом ключе книга Б. Рауха6. В дальнейшем либеральная историография в лице своих виднейших представителей - Г. Коммаджера, Р. Хофстедтера, А. Шлезингера-младшего, Л. Хэкера, У. Лейхтенберга, Ф. Фриделя, Дж. Хикса, К. Деглера и др. - так сказать, санкционировала "новый курс", хотя некоторые стороны рузвельтовской политики подвергались умеренной критике7.

Менее внушительно выглядит консервативная струя в трактовке "нового курса". Она связана с именами Дж. Флинна и Э. Робинсона8, но особенно сильно проявляет себя в публицистике и политической риторике9. Консервативные критики ставили под сомнение если не самое необходимость рузвельтовских реформ, то, во всяком случае, метод их проведения, степень вторжения государства в частнособственнические прерогативы и уступок низам общества. При всех разногласиях между либералами и консерваторами их объединяло то, что они вполне определенно (сплошь и рядом чрезмерно) отгораживали гуверовскую политику от "нового курса". Первые считали отход от гуверизма прогрессивным шагом, вторые находили это решение опрометчивым, а иногда усматривали в нем злой умысел.

К началу 60-х годов историографический спор по вопросу, нужен или не нужен был "новый курс", стал делом прошлого. Консенсусная историография, всячески изгонявшая острые конфликты из американской истории, в целом пришла к выводу о позитивности рузвельтовских реформ, истолковав их как результат саморазвития демократической идеи, преуменьшив роль борьбы трудящихся за социальный прогресс и преувеличив степень социально-экономической эффективности тех структур, которые "новый курс" вплел в ткань американского общества.

На волне демократического подъема 60 - 70-х годов в американской историографии появилось радикальное направление, подвергнувшее "новый курс" резкой критике слева. В трудах У. А. Уильямса, Б. Бернстайна, П. Конкина, Г. Зинна и других историков- радикалов (большая часть которых относила себя к "новым левым", а меньшая - П. Конкин, например, - предпочитала не ассоциироваться с этим общественно-политическим движением) можно выделить по крайней мере два важных момента: во-первых, акцент на то, что рузвельтовские реформы имели в качестве важнейшей цели ослабление рабочего - движения и усиление пошатнувшихся позиций крупного капитала; во-вторых, подчеркивание неэффективности экономических реформ, т. к. экономика США встала на ноги не в результате "нового курса", а благодаря второй мировой войне10. Однако исследования радикальных историков страдали большой долей схематизма, в их работах ощущалась утрата чувства историзма. Это помешало им правильно оценить реформы 30-х годов, увидеть существенные различия между гуверизмом и "новым курсом". Тем не менее их концепции оказали немалое влияние на американскую историографию "нового курса". "Новые левые" более остро поставили вопрос о необходимости детального сравнительного анализа социально- экономического развития США в докризисное время и в период "Великой депрессии".

В 1962 - 1966 гг. в США появилось свыше 100 книг и статей, авторы которых обращались к проблематике "нового курса" для доказательства либо тезиса о континуитете истории 20 - 30-х годов, либо, напротив, положения о прерывности между гуверовским режимом и рузвельтовским направлением11. Постепенно выработалась точка зрения, согласно которой предпосылки "нового курса" находятся в 20-х - начале 30-х годов, но за рузвельтовскими нововведениями признается нечто, решительно подтолкнувшее ранее наметившиеся процессы12. Либеральные историки сплошь и рядом ставят себе, если можно так выразиться, заведомо облегченную задачу: спрашивая, был ли "новый курс" революцией, они без особого труда справедливо дают отрицательный ответ, который, однако, мало что проясняет в существе проблемы. Для "новых левых" основанием для вывода о консервативном континуитете является факт служения и гуверовцев и ньюдилеров монополиям, курс на борьбу с социализмом, проводившийся обоими президентами. Другими словами, эти авторы не допускают мысли, что глубокие социальные реформы могут и не носить антикапиталистнческого характера, что служение Рузвельта монополиям не исключает возможности значительных изменений в структуре капитализма.

В трудах буржуазных историков игнорируется объективность процессов огосударствления, лежащих в основе рузвельтовских реформ, преувеличивается роль Гувера и Рузвельта, недооценивается роль рабочего класса в борьбе за прогрессивное социальное реформаторство. Критический потенциал радикальных историков, приближающихся к пониманию классового характера "нового курса", ослабляется отсутствием диалектического подхода к историческому процессу, их видение истории 30-х годов страдает неадекватностью, поскольку они не в состоянии понять всю сложность государственно-монополистического развития американского капитализма.

В советской историографии "новый курс" рассматривается как "качественный сдвиг в социальном развитии страны"13, в основе которого лежит процесс перерастания американского монополистического капитализма в государственно-монополистический. Ленинская теория и методология анализа государственно-монополистического капитализма (ГМК) позволяет вскрыть объективный характер процессов огосударствления, шедших полным ходом в США в первой трети XX в., роль кризиса 1929 - 1933 гг. как катализатора этих процессов, значение политической деятельности определенных, более способных к социальному маневрированию групп буржуазии в ускорении и оформлении тех же процессов, буржуазный характер огосударствления в рамках капитализма. Это помогает увидеть как спекулятивность постановок проблемы "рузвельтовской революции", так и догматизм радикальных историков, которые не нашли в "новом курсе" ничего нового только потому, что сторонники его стояли на почве защиты и укрепления капитализма.

Экономическая политика "нового курса" шла в двух главных направлениях - глубокие институциональные реформы с креном в сторону усиления роли государства в воспроизводстве и дефицитное финансирование. Обе эти магистральные линии тесно переплетались, способствуя деформации частномонополистических устоев в государственно-монополистическом духе.

Новой администрации и конгрессу прежде всего пришлось заняться банковско-финансовыми проблемами, ибо в начале марта 1933 г. прежняя банковская система США практически перестала функционировать. К этому времени 5504 банка с депозитами в 3400 млн. долл. президентскими декретами были закрыты и поставлены под правительственный контроль14. Возобновляли свою деятельность лишь "здоровые" банки. Санация банков, проведенная при поддержке и под контролем государства, привела к ликвидации менее устойчивых из них и усилила концентрацию банковского капитала. В 1932 г. в США насчитывалось 6145 национальных банков с совокупным объемом вкладов в 22,3 млрд. долл. Через год их стало значительно меньше - 4897 (20,8 млрд. долл.): успели сказаться меры по их "очищению". По данным на 1939 г., в США действовали 5203 национальных банка с капиталом в 33,1 млрд. долл.15. При сокращении количества банков в. 1933 - 1939 гг. на 15% объем их активов вырос на 37%. В реорганизации банков большую роль сыграла учрежденная еще при Гувере Реконструктивная финансовая корпорация (РФК), ссудившая с 4 марта 1933 г. по 23 октября 1937 г. 7,3 млрд. долл., значительная часть которых пошла на укрепление именно банковского института16. Специальным законом были разделены депозитные и инвестиционные функции банков. Законодательство 1933 - 1935 гг. реформировало созданную в 1913 г. Федеральную резервную систему, усилив в ней роль представителей государства и урезав компетенцию банкиров.

В 1933 - 1934 гг. правительство, сосредоточив в своих руках все золото, провело девальвацию доллара - сразу на 41%17. Случилось то, чего так боялись Г. Гувер и все сторонники монетарной ортодоксии. Ньюдилеры сделали это во имя облегчения положения массы должников, а также с целью расширения доступа к кредиту как самому правительству, так и частным предпринимателям. Немаловажным был и расчет на улучшение внешнеторговых позиций американского бизнеса. Все это было нацелено на оживление деловой активности ценой нанесения известного материального ущерба тем капиталистам, которые нажили огромные состояния на "твердом долларе". Девальвация его и облегчение под нажимом государства доступа к кредиту создавали механизм инфляционного развития американской экономики, действие которого в полной мере стало ощущаться лишь после второй мировой войны.

С банковско-денежными мероприятиями было тесно связано упорядочение операций на фондовых биржах. Заправилы Уолл-стрита хотели бы сохранить за биржей "статус частного клуба"18, вольными правилами которого они свободно пользовались. Но слишком драматичными были последствия биржевых оргий. Для наведения хотя бы элементарного порядка в торговле акциями в 1933 - 1934 гг. были приняты два закона по регулированию деятельности бирж. Созданная в 1934 г. и действующая до настоящего времени Комиссия по торговле акциями стала предписывать определенные правила по выпуску акций и торговле ими. До 1937 г. в нее уже успели обратиться 3500 компаний с просьбой зарегистрировать их акции общей стоимостью в 13 млрд. долл.19. По закону 1935 г. вводилось довольно жесткое регулирование держательских (холдинг) компаний. Эта мера, как и банковская реформа, носила не антимонополистический, а государственно-монополистический характер. В 1938 г. Ассоциация инвестиционных банков сообщила в Комиссию по торговле акциями о наличии в стране 730 банков-инвесторов. Оказалось, что всем инвестиционным бизнесом заправляли 38 банков. Составляя лишь 5% всех инвестиционных банков, они выпускали 91 % акций. Шесть крупных банков (1%) держали в своих руках 57% инвестиционного бизнеса. Только дом Моргана поставлял 23% акций - столько же, сколько 692 других банка20.

В государственно-монополистическом направлении шли и попытки восстановления пораженного кризисом индустриального механизма. Они в основном были связаны с принятым 16 июня 1933 г. законом о восстановлении промышленности (НИРА)21. Меры по упорядочению конкуренции предлагались рядом крупнейших бизнесменов еще при гуверовском правлении, но у республиканцев так и не хватило духа порвать с "твердым индивидуализмом". Сам бизнес настаивал, чтобы правительство демократов действовало смелее. Орган деловых кругов "Business Week" опубликовал 10 мая 1933 г. редакционную статью, в которой этот вопрос ставился ребром: "Американский бизнесмен уже совершенно измучен изнуряющей конкурентной борьбой. С него хватит. Он пока еще держится, но уже исчерпался. Он чувствует, что готов поплатиться частью своей свободы во имя достижения хотя бы какой-то стабильности". Журнал фиксировал "общее согласие ведущих бизнесменов" на внедрение регулирующих мер в сферах производства, сбыта и труда рабочих. "Пусть индустрия сформулирует свои собственные кодексы деятельности", - призывал журнал, предлагая правительству взять "надзор за этими самоустановленными кодексами". "Ограничьте это, если хотите, периодом чрезвычайного положения"22, - заключал рупор монополий.

Именно так все и было сделано. НИРА разрешал ассоциациям предпринимателей формулировать "кодексы честной конкуренции", а президенту - санкционировать их. Нарушение нормы кодексов подлежало пресечению со стороны действовавшей с 1914 г. Федеральной торговой комиссии. Кодексы устанавливали объем производства, цены, правила сбыта, а также предписывали условия труда. На время действия закона, ограниченное двумя годами, приостанавливалось применение к кодифицированным отраслям положений антитрестовского законодательства. Хотя последнее никогда не являлось реальным барьером против монополизации, официальное снятие с вооружения антитрестовских мер было призвано подчеркнуть заинтересованность государства в усилении концентрации производства и капитала. Это был акт форсированного картелирования промышленности. Кодексы составлялись и проводились в жизнь отраслевыми ассоциациями промышленников. На волне кодификации возникли 500 новых предпринимательских ассоциаций. Кодифицированными отраслями были охвачены 95% промышленных рабочих23. Временная национальная экономическая комиссия, назначенная в 1938 г. с целью расследования концентрации и монополизации, показала, что за годы "нового курса" эти процессы значительно усилились. Комиссия отметила тенденцию к "экономическому" и "политическому" централизму24. Доля 200 крупнейших промышленных корпораций в индустриальной сфере выросла с 49,4% в 1929 г. до 57% в 1939 г. Им принадлежало в 1939 г. около 29% всего национального богатства США25.

Аграрная политика "нового курса" прошла в своем развитии несколько этапов., основными вехами которых были законы 1933, 1936, и 1938 гг.26. Ее суть заключалась в поощрении сокращения производства и повышения цен. Поскольку крупное фермерство могло позволить себе изъять из-под обработки значительную часть земли и сократить другие виды агробизнеса, получив за это большие государственные дотации, оно этим широко воспользовалось, еще более потеснив мелкое хозяйство. Государство предоставило определенные льготы и мелким фермерам, в первую очередь облегчив налоговый гнет. Но в целом аграрные мероприятия "нового курса" диктовались интересами крупнокапиталистического фермерства. Ослабление налогового бремени и меры по поддержанию цен затормозили процесс разорения ферм. Число банкротств в 1939 г. по сравнению с 1932 г. сократилось на 71%, ипотечная задолженность уменьшилась на 23%, снизившись на 2 млрд. долл.; денежные доходы фермеров, включая государственные премиальные платежи, выросли с 4,7 млрд. в 1932 г. до 8,5 млрд. долл. в 1939 г.27. Но паритет цен (соотношение цен на продаваемые и покупаемые фермерами товары) далеко отставал от базового уровня 1909 - 1914 гг. В 1936 - 1937 гг. он поднялся до 92 - 93%, а в 1938 - 1939 гг. вновь упал до 78% и 77%28. Аграрный кризис до войны так и не был преодолен. Мероприятия "нового курса" помогли несколько стабилизировать положение в сельском хозяйстве, но главное - они укрепили позиции крупных аграриев, способствовали дальнейшему проникновению финансового капитала в сельскохозяйственную экономику, формированию государственно-монополистических принципов функционирования этой важной отрасли хозяйства.

Получив бразды правления в свои руки, демократы убедились в невозможности выполнить предвыборное обещание о сокращении государственных расходов и сбалансировании бюджета. Практическая потребность дня заставила ньюдилеров обратиться к дефицитному финансированию. Расширение государственных расходов диктовалось двумя важнейшими причинами: во-первых, частный бизнес в условиях кризиса и депрессии не видел стимула к производственному инвестированию капитала, а это усугубляло и без того тяжелое экономическое положение; во-вторых, и это было еще более очевидным и насущным, - многомиллионная армия безработных ждала материальной помощи от государства. Производственные и социальные инвестиции в реальной жизни были неразрывно связаны. И те и другие требовали отказа от традиционной бюджетной мудрости, ставившей на первое место сведение концов с концами в пределах финансового года.

В американской литературе до сих пор ведется спор о том, когда и в какой степени Рузвельт стал кейнсианцем и был ли он таковым вообще. Государственно-монополистическая в своей основе теория Дж. Кейнса включает в себя активизацию роли государства в экономике и расширение государственных расходов без оглядки на возможный дефицит в бюджете. И то и другое прочно вошло в "новый курс", однако не в результате чтения Кейнса (хотя его труды внимательно изучали многие американские экономисты, в том числе и часть советников и помощников Рузвельта), а под давлением обстоятельств. Уже в 1933 г. государство развернуло грандиозное гидроэнергостроительство в бассейне р. Теннесси, создав специальную Администрацию долины Теннесси (ТВА). За счет государственных капиталовложений началось переустройство многих аспектов жизни целого региона. ТВА подвергалась ожесточенным нападкам справа как олицетворение "социализма", хотя на самом деле она являла собой образец государственно-монополистического хозяйствования. Если в части государственного вмешательства в экономику ньюдилеры активно действовали и помимо влияния Кейнса, то в области бюджета они отходили от традиционной финансовой ортодоксии и под воздействием объективной необходимости и в результате внедрения кейнсианства в экономическую мысль США.

Экономической политике "нового курса" было свойственно противоречие между реальной практикой дефицитного финансирования (политика "заправки насоса") и приверженностью большинства ньюдилеров канонам сбалансированного бюджета. Особенно мало сторонников дефицитное финансирование находило на первом этапе "нового курса" - в 1933 - 1934 гг. Но кризис и в этом отношении оказался великим учителем. На втором этапе "нового курса", намечавшемся в 1935 г., вес сторонников бюджетного дефицита в рузвельтовском окружении заметно поднялся. Экономический кризис 1937 - 1938 гг. сыграл особенно важную рель в кейнсианизации экономической науки и экономической политики США. Перед этим правительство резко сократило дефицит в бюджете - с 3,5 млрд. в 1936 г. до 0,2 млрд. долл. в 1937 г.29. В послании конгрессу 14 апреля 1938 г. Рузвельт рекомендовал значительное расширение государственных расходов. В последовавшей за этим "беседе у камина" он в порядке самокритики даже заявил, что опрометчивое сокращение государственных ассигнований на борьбу с последствиями "великого кризиса", проведенное в 1936 - 1937 гг., явилось одной из основных причин экономического спада в 1937- 1938 гг.30. Дефицит в бюджете заметно поднялся, составив 2 млрд. в 1938 г. и 2,2 млрд. долл. в 1939 г.31. Война резко усилила эту тенденцию.

Не признав кейнсианскую концепцию дефицита постоянно необходимым и позитивным орудием экономической" политики, ньюдилеры тем не менее сделали для претворения в жизнь этого главного аспекта кейнсианства больше, чем сами англичане. В 1929 г. общие частные инвестиции составляли 35 млрд. долл. (в ценах 1954 г.), а закупки товаров и услуг всеми государственными органами - 18,5 млрд. долл. (федеральным правительством - 2,9 млрд.). К 1938 г. это соотношение коренным образом изменилось, отразив этатистские сдвиги в инвестиционном бизнесе. Частные инвестиции упали до 15,5 млрд., а государственные закупки увеличились до 28,8 млрд. долл., из которых 11,4 млрд. пришлось на долю федерального правительства. Это подтолкнуло рост государственного долга. В 1929 г. он составлял 29,7 млрд. долл. (федеральный-16,5 млрд.), а в 1939 г. - уже 58,9 млрд. долл. (федеральный - 42,6 млрд.)32. Особенно важен факт опережавшего увеличения именно федеральной задолженности. В 1929 г. она равнялась 58,9% долгового бремени государства, а в 1939 г. - 72,3%33. Вынужденные мириться с увеличением дефицита и долга, правящие круги неизбежно должны были постепенно менять свое отношение к кейнсианству. Сам президент в конце десятилетия находился в числе тех, кто, не став еще кейнсианцем, уже не испытывал былого страха перед дефицитом.

Эффект от финансово-экономических мер "нового курса", которые рассматривались как средство выведения экономики из кризиса и как барьер против нового спада, оказался весьма далеким от того, на что рассчитывали их инициаторы. Неожиданное для ньюдилеров наступление очередного экономического кризиса в 1937 г. - лучшее тому доказательство. Индекс промышленного производства упал в 1938 г. по сравнению с 1936 г. на 16,4%34. Сомнительное средство антикризисной терапии, "встроенные стабилизаторы"35, созданные экономической политикой ньюдилеров, бесспорно, усилили государственно-монополистическое развитие. Индекс промышленного производства поднялся от уровня 1932 г. в 1938 г. на 53,3%, а в 1940 г. - на 120%. Иная картина наблюдалась в движении расходов федерального правительства: в 1932- 1938 гг. они выросли почти на 100%, с 4266 млн. до 8449 млн. долл., а в 1932 - 1940 гг. - на 136%, до 10061 млн. долл.36. Принятие низшей точки кризиса (1932 г.) в качестве исходной даты делает доказательство тезиса об опережавшем росте федеральных расходов заведомо ослабленным, но тем не менее достаточно убедительным. Разрыв в движении этих показателей будет особенно разительным, если за исходный рубеж взять конец 20-х годов: производство в 1927 - 1940 гг. поднялось на 32%, а расходы федерального правительства увеличились на 185%37. Государственные расходы - один из важнейших институтов ГМК. Их "резкое и устойчивое возрастание за относительно короткий срок и есть не что иное, как одно из убедительных и подлежащих довольно точному количественному измерению доказательств перерастания американского монополистического капитализма в государственно-монополистический.

Наряду с форсированием государственно-монополистических тенденций в экономике "новый курс" находил свое выражение и в этатистском подходе к решению социальных проблем. Здесь этатизм носил особенно явный либеральный характер, - предусматривая широкое и глубокое маневрирование с учетом ряда насущных требований народных масс. Впервые в истории США социальная политика обрела постоянные институционно-функциональные формы. На ее формирование решающее воздействие оказали такие внутренние факторы, как глубочайший социально-экономический кризис и подъем массовых демократических движений. По официальным данным, в 1933 г. не имели работы 13 млн. человек. Снизившись в 1937 г. до 7,7 млн., безработица снова подскочила в 1938 г., когда вне занятости оказались 10,4 млн., а в 1939 г. - 9,5 млн. человек, то есть 17,2% рабочей силы38. На самом деле число безработных во все эти годы было значительно выше. Министр труда Ф. Перкинс считал, что в 1933 г. оно доходило до 18 млн. человек39. Профсоюзная статистика зарегистрировала даже в январе 1940 г. около 12 млн. безработных, а в апреле 1941 г. - 8,2 млн.40 (тогда как официальные данные говорили лишь о 5,6 млн. безработных)41. В период кризиса и особенно в годы "нового курса" США пришли в движение, страна бурлила. Важнейшей чертой ее внутриполитического развития был подъем рабочего и демократического движения42.

Рабочее и демократическое движение рассматриваемого периода было боевым, наступательным. Оно ставило широкие социально-политические цели. На первый план выдвигались требования эффективной помощи безработным, включая законодательство о социальном страховании, законодательного установления минимума заработной платы и максимальной продолжительности рабочей недели, признания профсоюзов и коллективных договоров, облегчения долгового бремени фермеров и всех трудящихся, обеспечения гражданских прав, в том числе и наиболее дискриминируемых меньшинств. Массы требовали остановить распространение фашизма и не допустить развязывания новой мировой войны. Страна испытала самый глубокий сдвиг влево за всю свою историю после второй американской революции. Возник новый мощный профсоюзный центр - Конгресс производственных профсоюзов (КПП), в котором большим влиянием пользовались коммунисты. Если в 1932 г. в профсоюзах США насчитывалось 2857 тыс. человек, то в 1939 г. в обеих профсоюзных федерациях (АФТ и КПП) и в независимых союзах насчитывалось 8890 тыс. рабочих43. Коммунистическая партия США в середине и во второй половине 30-х годов впервые заняла прочные позиции в профсоюзах и других массовых организациях. Идеи социализма оказывали большое воздействие на широкие круги американской интеллигенции. В 1938 г. в рядах компартии насчитывалось 75 тыс. членов44. Лидер американских социалистов Н. Томас имел все основания назвать 30-е годы "красным десятилетием"45. В условиях глубокого кризиса и мощного демократического подъема ощутимо упал авторитет монополий, чувствовавших себя в годы "процветания" "на коне". По выражению одного из лидеров деловых кругов США, после 1929 г. бизнес был посажен в "собачью конуру"46. Это решительным образом ослабило сопротивление монополий прогрессивным социальным нововведениям.

Важную роль в ускорении выработки этатистского метода решения социальных проблем сыграли международные условия и события, вся обстановка общего кризиса капитализма. Прежде всего сказывалось влияние революционной практики социалистического строительства в СССР. Принципы социалистического планирования, успешно реализованные в нашей стране в ходе выполнения первого пятилетнего плана, усилили позиции сторонников государственного регулирования экономики в США, которое многие американцы, не особенно задумываясь над точностью терминологии, называли - по аналогии с советским опытом - "планированием". Еще сильнее воздействовал на американское общество социальный аспект советских преобразований. Ликвидация в СССР безработицы, успехи в области образования, социального обеспечения и здравоохранения убедительно доказывали, что при народной власти идея государственной ответственности за судьбу каждого гражданина приводит не к уничтожению личности, а к повышению благосостояния людей и созданию условий для наиболее полного проявления индивидуальных возможностей человека. С прямо противоположной стороны воздействовал на американцев, в том числе на правящие круги, мировой фашизм, спекулировавший на неспособности традиционных парламентских режимов найти решение социальных проблем и перехватывавший массы у буржуазной демократии с помощью ложных лозунгов "окончательного решения" всех вопросов.

Больше всего правительству Рузвельта пришлось заниматься проблемой безработицы. Она решалась тремя главными способами - выдача денежных пособий безработным, организация всевозможных общественных работ, принятие законодательства о социальном страховании. Эти мероприятия проводились и правительством, и властями штатов, и муниципалитетами, но инициатива и ведущая роль, несомненно, принадлежали федеральным властям. Оказание прямой денежной помощи осуществлялось учрежденной в 1933 г. Федеральной администрацией по оказанию чрезвычайной помощи (ФЕРА) во главе с Г. Гопкинсом, с именем которого более всего и была связана политика по оказанию помощи безработным47. Общественные работы были главным ее средством. Их формы варьировались от молодежных лесных лагерей и групп по уборке мусора в городах до крупных, капиталоемких строительных объектов. Работы первого типа развертывались под руководством Управления лесных лагерей и Администрации общественных работ (ВПА). ВПА также возглавлялась Гопкинсом. Фундаментальными промышленно-строительными работами (ПВА) общественного назначения ведала другая администрация во главе с министром внутренних дел Г. Икесом.

Wpa1.thumb.JPG.3f72e43e7e7654df3e8f11c57

В отличие от ВПА ПВА большой акцент делала не на социальный, а на экономический аспект проблемы. В целом же расходование крупных сумм на общественные работы и прямую денежную помощь безработным было ярким проявлением единства мероприятий по "заправке насоса" во имя взбадривания экономической активности и социального маневрирования с целью глушения социального протеста и пресечения радикализации миллионов безработных. ФЕРА, ВПА и ПВА за время своей деятельности, которая продолжалась и в начале второй мировой войны, в общей сложности израсходовали свыше 20 млрд. долл.48. Если же учесть расходы всех звеньев государства, включая штаты и муниципалитеты, то за 1933 - 1938 гг. на преодоление безработицы было ассигновано более 25 млрд. долл.: 18 млрд. - на проведение общественных работ и 7 млрд. - на прямые денежные пособия49. Для сравнения укажем, что общие военные расходы правительства за 1933 - 1938 гг. составили 11 млрд. долл., а исключая выплаты ветеранам (что в то время было в значительной степени также помощью безработным)- лишь 5 млрд. долл.50.

Одним из важнейших актов "нового курса" было создание системы социального страхования, которая затем получила дальнейшее развитие, превратившись в главную опору современного "государства благосостояния"51. Принятый в 1935 г. закон предусматривал страхование двух типов - по старости и безработице. Общими чертами обоих видов страхования были изъятие из сферы действия статута больших групп трудящихся (сельскохозяйственные рабочие, домашняя прислуга, государственные служащие и др.), низкий уровень страховых выплат, недемократичность всей системы социального обеспечения. Но имелись и важные различия. Пенсионное обеспечение было полностью федерализированной программой и финансировалось за счет налога как на рабочих, так и на предпринимателей. Страхование по безработице строилось на федерально-штатной основе. Федеральный статут лишь устанавливал общее налогообложение, которому подвергались только предприниматели. Объем пособий, круг получателей и срок выплат определялись в соответствии с законами штатов. Пенсионный лимит фиксировался на уровне 85 долл. в месяц для лиц в возрасте 65 лет и старше. Пособия по безработице в конце 30-х годов в среднем выплачивались 9,4 недели в год по 11 долл. в неделю, что составляло 36,6% заработной платы52.

Реформы "нового курса" заложили фундамент современного государственного регулирования условий труда и взаимоотношений организованных рабочих с предпринимателями. Первоначально это было предписано ст. 7 (а) НИРА, а потом нашло более четкую и детальную разработку в ряде специальных статутов. Ст. 7 (а) НИРА провозглашала в общей форме право рабочих на создание профсоюзов и обязывала предпринимателей "соблюдать максимальную продолжительность рабочего времени, минимальную оплату и другие условия труда, одобренные или предписанные президентом" (все это фиксировалось в "кодексах честной конкуренции"). Поскольку кодексы составлялись монополистами и, как правило, без реального участия профсоюзов, то их положения оказались невыгодными рабочим. Тем не менее правительство считало, что летом 1933 г. оно пошло на большие уступки трудящимся, и не собиралось выступать с какими-либо новыми законопроектами в области трудовых отношений.

Однако под воздействием борьбы рабочего класса с 1935 г. вся социальная политика "нового курса" сдвинулась влево. Наиболее ощутимо это проявилось в рабочей политике государства53. В принятом в июле 1935 г. статуте о трудовых отношениях, более известном по имени его инициатора как закон Вагнера54, впервые в истории США официально провозглашалось право рабочих на создание профсоюзов. Специальный административный орган - Национальное управление по трудовым отношениям, имевшее вполне реальную власть, должно было пресекать поименованные в тексте закона виды "несправедливой трудовой практики" со стороны предпринимателей и проводить выборы представительства рабочих для ведения коллективных переговоров. Избранные таким путем делегаты считались представителями всех рабочих данной договорной единицы. Предприниматель не имел права отказываться от вступления в коллективные переговоры с ними и был обязан нести их всерьез и по существу. Предприниматели и их ассоциации в своем большинстве выступали против закона Вагнера, а после его принятия сразу же повели кампанию за признание закона неконституционным. Закон Вагнера был наиболее полным воплощением либерального социального реформаторства. Стержневой идеей этого статута было стремление ньюдилеров удержать рабочий класс от перехода к независимым политическим действиям, сузить с помощью уступок основу для классовых конфликтов, признав принцип регулируемых буржуазным государством коллективных переговоров в качестве оптимальной модели трудовых отношений. В законе подчеркивалась нежелательность забастовок, хотя право на стачку и не было урезано.

Отмена в 1935 г. НИРА временно остановила процесс непосредственного регулирования условий труда федеральным правительством. Но уже в 1936 г. конгресс принял закон о максимальной продолжительности рабочей недели и минимуме заработной платы для лиц, занятых на предприятиях, выполняющих заказы федерального правительства55. В 1937 г. усилилась агитация за распространение регулирующих предписаний государства на все частные предприятия, связанные с междуштатной торговлей. В июне 1938 г. Рузвельт подписал закон о "справедливых условиях труда", в соответствии с которыми устанавливался минимум оплаты труда - 25 центов в час. В 1945 г. он был доведен до 40 центов. Строго говоря, статут не устанавливал максимальную продолжительность рабочей недели. Он лишь вводил полуторную оплату труда за все время, которое находилось за пределами 44 час., а с октября 1940 г. - 40 час. в неделю. Предпринимателям выгоднее было платить полуторные ставки, нежели нанимать дополнительную рабочую силу, что влекло за собой расходы на ее обучение, социальное страхование и возможные дополнительные выплаты, входившие именно тогда в практику коллективных договоров. Этим законом также ограничивалось применение детского труда. Будучи значительным завоеванием рабочего класса, статут 1938 г. долгое время оставался весьма узким по сфере применения. В 1938 г. его положения распространялись лишь на 11 млн. рабочих56.

Социальная политика "нового курса" охватывала не только рабочих и фермеров, но затрагивала и городские средние слои и интеллигенцию, имея целью удержать эти группы населения в рамках несколько подновленных буржуазных ценностей, не дав им увлечься революционными идеями или качнуться слишком вправо. Ньюдилеры немало сделали для спасения "одноэтажной Америки", оказав финансовую помощь домовладельцам, погрязшим в ипотечных долгах. Специальная Корпорация по рефинансированию задолженности владельцев домов, начиная с 1933 г., за три года своей деятельности выдала свыше 1 млн. займов на общую сумму в 3 млрд. долл.57. Это помогло удержаться широкой массе домовладельцев. Принимая президентские полномочия на второй срок, Рузвельт произнес фразу, получившую широчайшую известность: "Я вижу треть страны живущей в плохих жилищах, плохо одетой и плохо питающейся"58. В ней была изрядная доля ни к чему не обязывающей стандартной политической риторики. Но все же правительство Рузвельта предприняло ряд дальнейших мер по углублению социального реформаторства, о чем уже говорилось выше. В конце десятилетия было расширено государственное жилищное строительство для семей с низкими доходами. На эти цели в 1937 г. было ассигновано 500 млн. долл., а в 1938 г., с углублением экономического кризиса, добавлено еще 300 млн. долл.59.

"Новый курс" не привел к заметным позитивным сдвигам в положении негров - главного, хотя и не единственного объекта расизма в США. Как справедливо заметил Б. Бернстайн, "новый курс оставил в неприкосновенности расовые отношения в Америке"60. Нельзя сказать, что социальные мероприятия 30-х годов не коснулись безработных и бездомных негров. В октябре 1933 г. 2117 тыс. негров (17,8% черного населения) числились в списках получивших помощь, тогда как среди белых таковых было лишь 9,5%. В начале 1935 г. уже 3500 тыс. негров (30%) поддерживали свое существование благодаря государственным пособиям. Различными формами государственного вспомоществования временами охватывалось до 40% черных американцев 61. Эти цифры говорят и о большей степени поражения негров нищетой и о том, что правительство демократов с помощью социальной благотворительности стремилось глубже проникнуть в негритянскую общину. Последнее имело далеко идущие последствия и повлияло на партийную переориентацию негров, считавших со времен Гражданской войны "своей" республиканскую партию.

Оказывая материальное вспомоществование неграм, ньюдилеры ни в коей мере не посягали на расистские социальные устои. Пассивность и бесхребетность "нового курса" в расовом вопросе наглядно проявились в отношении администрации к попыткам принятия закона против линчевания. Число зарегистрированных случаев линчевания поднялось с 38 в 1930 - 1932 гг. до 57 в 1933 - 1935 гг.62. В конце 1933 г. Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения разработала законопроект о наказании должностных лиц, не принимающих решительных действий по пресечению линчеваний и о привлечении линчевателей к ответственности. В сущности, речь шла об очень робкой мере, предусматривавшей вмешательство федеральных властей в разбор дел, связанных с линчеванием, и то лишь по истечении месяца со дня преступления, когда станет ясно, что следственные органы штатов никаких шагов не предприняли. Соответствующий билль был в 1934 г. внесен в сенат Р. Вагнером и Э. Костигэном, но не нашел поддержки в Белом доме. Все старания негритянских лидеров побудить президента сделать какое-либо заявление в поддержку этого законопроекта были безрезультатными. После длительных проволочек палата представителей 10 января 1940 г. приняла этот билль, но он был похоронен в сенате63.

Реформы "нового курса" и борьба вокруг них вызвали определенные изменения в функционировании институтов государственной власти, в идеологии и в двухпартийной системе. Во всем этом чувствовались дыхание страшного кризиса 1929 - 1933 гг. и воздействие его не преодоленных вплоть до второй мировой войны непосредственных последствий. Перемены осуществлялись в процессе острейшей классовой и политической борьбы, углубляя, в свою очередь, общественные антагонизмы. Поэтому "новый курс" стал одним из самых бурных периодов в истории США.

В начале "нового курса", в период "ста дней" (время работы чрезвычайной сессии 73-го конгресса - с 9 марта по 16 июня 19.33 г.), законы принимались с фантастической для американской законодательной практики скоростью, нередко без обсуждения. Хотя по отдельным биллям и возникали мелкие стычки, в целом конгрессмены и от правящей и от оппозиционной партий послушно следовали за теми инициативами, которые как из рога изобилия сыпались из Белого дома. На какое-то время сложилась атмосфера "национального единства", которая была лишь формой некоторого ослабления традиционной межпартийной борьбы. Но это продолжалось недолго. Развал "национального единства" вызывался многими обстоятельствами. Главным из них было то, что ньюдилерам не удалось вывести экономику из кризиса и уже первыми мерами погасить вспышки социальных протестов. Неэффективность реформ толкала рузвельтовское окружение на новое экспериментирование. Но одновременно возрастало и сопротивление традиционалистов. Ранее вынужденные мириться с лихорадочными акциями "ста дней", они теперь заявляли, что реальные результаты "нового курса" не так уж велики, в то время как государство все более активно вторгается в частнопредпринимательскую сферу, что угрожает чем-то похожим на "социализм". Подъем рабочего и демократического движения, ставший важнейшей причиной сдвига "нового курса" влево, особенно обострил идейно- политическую борьбу внутри господствующего класса, в котором росло убеждение, что алчные до власти ньюдилеры в своих корыстных, "диктаторских" целях потворствуют массам. Это углубляло негативное отношение бизнеса и к регулирующим мерам в области экономики.

Рузвельтовские реформы подвергались критике и слева, в том числе и со стороны коммунистов. Но все же главные атаки шли справа, из реакционно-консервативного лагеря. В 1933 - 1934 гг. тактика противников "нового курса" состояла не в отмене законов "ста дней", а в укреплении с их помощью позиций бизнеса, в недопущении дополнительных реформ и в достижении победы на выборах 1934 г. в конгресс, что позволило бы повернуть законодательную деятельность в нужном им направлении. В перспективе мыслилось или возвращение республиканцев в Белый дом в 1936 г., или как минимум избрание президентом более стандартного демократа. Дюпоновско-моргановские финансовые круги к выборам 1934 г. сколотили межпартийную антирузвельтовскую группировку, дав ей название "Американская лига свободы"64. Оказавшись главным генератором и распространителем реакционных идей, Лига не могла рассчитывать на приобретение широкой поддержки. Задачу отрыва масс от "нового курса" и канализации народного недовольства в реакционное политическое русло выполняли две другие силы, которые не в пример Лиге вполне можно назвать движениями. Во главе их стояли Х. Лонг и Ч. Кофлин - демагогические лидеры с большими склонностями к реакционному вождизму, "знающие", как решать любой социальный вопрос и "умеющие" говорить "народным" языком65. Однако выборы 1934 г. и особенно президентские выборы 1936 г., когда Рузвельт победил во всех штатах, кроме Вермонта и Мэна, показали, что апелляция к народу с целью пресечения реформ "нового курса" - дело малоперспективное.

После выборов 1934 г. противники реформ связали свои надежды с Верховным судом США, являвшимся последней твердыней традиционализма в системе государственных органов. Надо сказать, что большинство господствующего класса, настроенное в связи со сдвигом "нового курса" влево антирузвельтовски, пошло не за Лигой свободы и тем более не за фашиствующими демагогами. Оно поддерживало именно силы традиционного консерватизма, имевшие особенно прочные позиции в судебном корпусе, но достаточно влиятельные и в конгрессе и в обеих партиях, особенно в республиканской. Верховный суд сначала оправдывал надежды правого лагеря, аннулировав в 1935 - 1936 гг. 12 законов "нового курса", среди них два важнейших статута "ста дней" - НИРА и о регулировании сельского хозяйства. НИРА был единодушно признан неконституционным по двум соображениям: ввиду неправомочной передачи законодательных прерогатив в руки исполнительной власти и регулирования внутриплатной торговли, не относящейся к компетенции федерального правительства66. Красной нитью через все эти постановления проходила линия на пресечение активного государственного вмешательства в социально-экономические отношения и на недопущение уступок трудящимся, то есть борьба с либеральным этатизмом ньюдилеров.

Суды, таким образом, замахнулись на самое существенное в тех средствах, с помощью которых правительство Рузвельта стремилось укрепить основы буржуазного строя, подвергнувшиеся столь суровым испытаниям в ходе кризиса и депрессии. Правящий класс оказывался все более глубоко расколотым по ключевым вопросам политической стратегии. Рузвельтовский курс в социально-экономической политике находил поддержку у части крупных капиталистов. Такие лидеры делового мира, как Г. Гарриман, М. Тэйлор, А. Джанинин, У. Тигли, Д. Своуп, У. Олдрич, А. Гарриман, Т. Уотсон и др., шли вместе с Рузвельтом. Но ведущие монополистические круги всерьез воспротивились его реформаторству. Тем не менее это не привело к ликвидации "нового курса" и даже не предотвратило сдвига социальной политики влево. В середине 30-х годов ньюдилеры оказались в политическом измерении сильнее, чем можно было бы предположить на основании простого арифметического подсчета сторонников и противников "нового курса" в господствующем классе. Эта, так сказать, дополнительная сила ньюдилеров заключалась в широкой поддержке масс и в осознании ими политической рациональности как шагов навстречу требованиям низов, так и мер по реформированию традиционных частнособственнических устоев. Рузвельт не боялся сдвинуться, по его словам, "немного левее центра"67, ибо понимал, что в конечном счете это служит укреплению власти сильных мира сего, которые или по недопониманию или по соображениям политической тактики в своем большинстве теперь дружно выступили против него.

После сокрушительного поражения республиканцев и всего реакционного лагеря на выборах 1936 г. аннулирование Верховным судом важнейших социальных законов 1935 г., вполне вероятное в свете уже определившейся линии судебного корпуса, могло вызвать непредсказуемые по результатам, крайне опасные социальные взрывы. Президент твердо осознавал, что за эти законы ему надлежит бороться. Решиться на открытую конфронтацию с Верховным судом было не просто, так как юридический олимп США издавна пользовался непререкаемым авторитетом. Но обстановка требовала нанесения своего рода упреждающего удара, пока Верховный суд не сделал опрометчивых шагов по ликвидации основных законов 1935 г., нашедших широкую поддержку в массах. В этом свете и следует рассматривать шумную кампанию 1937 г. по реформированию судов68. Формально рассуждая, Рузвельт потерпел поражение, так как его план судебной реформы не прошел. Но сами дебаты сыграли определенную роль в переориентации Верховного суда, чего Рузвельт и добивался в первую очередь. Пока шли горячие политические споры, Верховный суд принял три исключительно важных постановления, санкционировавших законы Вагнера и о социальном страховании и признавших конституционность штатных статутов о регулировании условий труда рабочих. Это в корне ослабило силу направленного против Верховного суда заряда и во многом предопределило негативный результат при решении в конгрессе вопроса о реформе судебной системы.

У современников, а позднее и в буржуазной историографии сложилось немало ложных стереотипов в понимании исхода событий, связанных с дебатами вокруг судебной реформы. Противники Рузвельта явно преувеличили степень поражения президента. Они упустили из виду нечто более существенное - то, что эта кампания помогла "перевоспитанию" судебного корпуса и содействовала одобрению им мероприятий "нового курса". Сторонники Рузвельта, а затем и часть его противников допустили преувеличения другого рода, гипертрофировав роль кампании 1937 г. в изменении линии судов. Тем самым они игнорировали или преуменьшили значение движения масс за прогрессивные социальные преобразования. В решениях 1937 г. Верховный суд широко оперировал социально-экономическими аргументами, отказавшись от реакционного правового легализма, ранее господствовавшего в судебных воззрениях. Это была победа концепций социологической школы права, в формулирование которых большой вклад внес О. У. Холмс, являвшийся членом Верховного суда в 1902 - 1932 гг. Социологическая школа ставила на первое место не формально-правовую логику, а факты реальной социально-экономической жизни. Только в конце 30-х годов получила признание классическая формула Холмса: "Право живет не в логике, а в опыте", выведенная им еще в 1881 г. в книге "Общее право"69. Судебная система США отныне прочно вставала на государственно-монополистические рельсы, проложенные социально-экономическими мероприятиями "нового курса", к которым исполнительная и законодательная ветви государственной власти уже успели приспособиться.

Понимание того, что интересы спасения капитализма как системы требовали отказа от "твердого индивидуализма", породило соответствующие этатистские, государственно-монополистические доктрины в идеологии, развившиеся на корнях, которые были пущены в американскую почву еще в последней четверти XIX в. Традиционный либерализм в годы "нового курса" завершил наметившуюся в конце XIX в. эволюцию70 от негативного взгляда на возросшую роль государства в социально- экономическом процессе к позитивному. Волюнтаристский, манчестерский либерализм тем самым превратился в новую, государственно-Монополистическую категорию - неолиберализм. Призванный создать альтернативу, с одной стороны, социализму, а с другой - крайней реакции, "неолиберализм искал способ совмещения индивидуалистических традиций с концепцией регулируемой экономики и реформистской социальной теории"71.

Неолиберализм - это левоцентристский вариант государственно-монополистической идеологии, нашедший свое институциональное и политическое прибежище в заполненных ньюдилерами органах государственной власти и рузвельтовском крыле демократической партии. Формированию и становлению неолиберализма как левоцентристского буржуазного этатизма сильнейший импульс был дан массовыми народными движениями. Хотя никакой "рузвельтовской революции" не произошло, "новый курс", по оценке, содержащейся в заявлении Компартии США в декабре 1962 г., был "одной из самых прогрессивных страниц" в истории США72. Поступь преобразований была настолько стремительной, что за нею не поспевали многие идеологи американского капитализма, опутанные догмами "твердого индивидуализма". Это питало миф о крушении "старого порядка", хотя в действительности речь шла о его трансформации, правда, глубокой и всесторонней, в духе ГМК и в неолиберальных формах.

В годы "нового курса" произошло изменение в соотношении сил двух главных буржуазных партий США, осуществилась основательная партийная перегруппировка, открывшая новый этап в истории двухпартийной системы73. Сложившаяся в результате Гражданской войны и Реконструкции конфигурация партий была системой республиканцы - демократы, в которой ведущую роль играла республиканская партия. Это была консервативная, малодинамичная комбинация, неспособная к решению проблем, поставленных общим кризисом капитализма. Не сумев преодолеть догмы традиционного индивидуализма, она в начале 30-х годов переживала глубочайший кризис. Особенно сильную идейно-политическую катастрофу потерпела республиканская партия.

На первые роли вышла демократическая партия, и двухпартийная система с середины 30-х годов функционирует уже как конфигурация демократы - республиканцы. Изменения в социальной базе, выразившиеся главным образом в урбанизации ее электората, сделали демократическую партию более приспособленной к восприятию идей буржуазного коллективизма и социального маневрирования. Подавляющее большинство рабочих (особенно состоящих в профсоюзах), фермеров, средних слоев и интеллигенции перешли в лагерь демократов. От республиканской партии откололась и негритянская община. Этнические и религиозные меньшинства совершенно определенно повернули в сторону партии Рузвельта74. Сложилось аморфное политическое объединение, получившее название "рузвельтовская коалиция"75. В этой эволюции огромную роль сыграл Рузвельт, крупнейший государственный и политический деятель США XX века76.

В реформаторских движениях конца XIX в. на первом месте стояли фермерские вопросы. И в годы "прогрессивной эры" при всем усилении значимости урбанизма проблемы социального обеспечения, признания профсоюзов и регулирования условий труда еще не заняли центрального места, хотя уже вполне определенно встали в повестку дня. Кризис 1929 - 1933 гг. убедительно показал, что всякая сколько-нибудь существенная социальная проблема прежде всего касается рабочего класса и городских средних слоев, что не уменьшало важности аграрного реформаторства. Стало ясно и то, что никакая реформа невозможна без активного и постоянного вовлечения федерального правительства в процесс модификации сложившихся структур. Республиканцы не смогли взять на вооружение ни идею этатизма, ни доктрину социального маневрирования. Демократы же, в силу особенности их социальной базы и обретенных в ходе истории традиций, а также благодаря тому, что в период потерпевшего в 1929 г. крах спекулятивного процветания 20-х годов они находились в оппозиции, сумели включить в свой арсенал и то и другое. Это позволило им построить политический механизм для борьбы с последствиями кризиса, удержания масс на орбите буржуазного мировоззрения. Поэтому и произошел редкий в истории двухпартийной системы разрыв в степени влияния партий в обществе и наметилась чрезмерная отдаленность их друг от друга. Была нарушена такая важная закономерность в функционировании двухпартийного механизма США, как сбалансированное соотношение между принципами консенсуса и альтернативы во взаимодействии партий.

Республиканские лидеры не сразу уяснили, что потеря ими власти в 1932 г. не была каким-то случайным и не очень значительным явлением, что именно их партии, а не демократам предстояло бороться за привлечение избирателей на свою сторону. Но даже когда они поняли это, выявилось, что республиканское руководство не способно ни предложить реальной альтернативы курсу демократов, ни примириться, в стиле консенсуса, с нововведениями. Это грозило опасным для господствующего класса нарушением стабильности двухпартийной системы. Сначала республиканцы противопоставили неолиберализму демократов вчерашние лозунги "твердого индивидуализма". Столкнувшись с очевидной неэффективностью и непривлекательностью обветшалых догм, идеологи и политические лидеры республиканской партии начали мучительные поиски путей обновления своего идейного багажа. После сокрушительного поражения 1936 г. и в связи с тем, что даже такая, казалось, неприступная твердыня реакционного индивидуализма, как Верховный суд, дала в 1937 г. трещину, выработка более реальной альтернативы "новому курсу" на основе признания позитивности этатизма активизировалась77.

Республиканцы неожиданно успешно выступили на выборах 1938 г. Конечно, о завоевании большинства в конгрессе не могло быть и речи, но дела свои они существенно поправили. Это объясняется не столько этатистским обновлением идеологии республиканской партии, сколько экономическим кризисом 1937 - 1938 гг., подорвавшим политические позиции демократов, особенно их левоцентристского крыла. Но надо сказать, что начиная с 1937 г. республиканцы уже несколько по-иному сопротивлялись "новому курсу", отказавшись от крайностей 1933 - 1936 гг. Это создавало точки соприкосновения республиканцев с правоцентристским крылом демократов, главным образом с южанами, и в 1937 - 1939 гг. в конгрессе сложилась консервативная коалиция республиканцев и южных демократов (диксикратов)78. Еще более прочные коалиции аналогичного типа образовались на уровне штатов.

Партийная перегруппировка 30-х годов осуществилась в рамках традиционных партий, лишь изменив соотношение сил между ними и основательно подновив их идейно- политические установки. Если демократы перешли на рельсы неолиберализма, то республиканцы с конца 30-х годов начали усваивать принципы неоконсерватизма - этого правоцентристского варианта государственно-монополистической идеологии и политики, отличающегося от левоцентристской неолиберальной системы в первую очередь тем, что, признавая позитивность этатизма, он менее, чем неолиберализм, активен во внедрении принципов огосударствления. Кроме того, неоконсерваторы направляют активизированное государство в значительно большей степени против трудящихся масс, чем это делают неолибералы. В оформление неоконсерватизма республиканцев крупный вклад внесла группа их новых лидеров, пришедших к руководству партии в конце десятилетия, - У. Уилки, Т. Дьюи, Р. Тафт, Г. Стассен, Дж. Гамильтон. Принципы правоцентристского этатизма нашли известное отражение в предвыборной программе партии в 1940 г. С известной натяжкой можно говорить "о неоконсервативном характере республиканской платформы"79.

Если рассматривать "новый курс" как органическое единство двух процессов - форсированного развития государственно-монополистического регулирования и глубоких социальных реформ с учетом требований масс, - то 1939 г. можно считать годом его окончания. После выборов 1938 г., по оценкам буржуазной печати, рузвельтовский лагерь оказался "в замешательстве относительно следующей фазы нового курса"80, президент был "склонен двигаться с осторожностью" в своих взаимоотношениях с конгрессом и демонстрировал "умеренность"81. Газеты единодушно писали, что Белый дом не предложил ничего существенного законодателям, собравшимся на сессию в январе 1939 г. Спикер палаты представителей консервативный демократ из Алабамы У. Бэнкхэд заявил в связи с началом работы 76-го конгресса, что главные цели "нового курса" "практически достигнуты" и необходимость в дальнейших реформах отпала82. В ежегодном послании о положении страны, с которым. Рузвельт обратился к конгрессу 4 января 1939 г., и в самом деле не выдвигались никакие реформы. Ньюдилеры сделали большую уступку требованиям правого лагеря о сокращении социальных расходов и о прекращении нововведений. Президент официально провозгласил окончание "периода внутренних конфликтов, связанных с нашей программой реформ"83. Средства буржуазной пропаганды приветствовали этот сигнал к отбою.

Но такой поворот событий не был демонтажем "нового курса". Устояло все основное социально-экономическое законодательство, и, что еще более важно, этатистские, государственно-монополистические структуры и принципы утвердились в организме американского общества. Государственно-монополистическая поступь "нового курса" оказалась необратимой. Она через некоторое время в результате второй мировой войны лишь приняла иные, более консервативные формы. Государственное регулирование экономики и социальная инфраструктура, будучи главным наследием "нового курса", в какой-то степени содействовали повышению приспособляемости американского капитализма к условиям новейшего времени. Однако "встроенные стабилизаторы" уже успели доказать свою беспомощность под ударами обостряющегося общего кризиса капитализма. Экономические потрясения последующих десятилетий доказали это воочию.

Примечания

1. Francis Brown E. The American Road to Fascism. - Current History, July 1933.

2. Hoover H. The Challenge to Liberty. N. Y. 1934.

3. Commager H. Farewell to Laissez-Faire. - Current History, August 1933; ejusd. "Reegimentation": A New Bogy. - Current History, July 1934. В создании апологетическом концепции "нового курса" большую роль сыграла вышедшая в 1933 г. книга журналиста Э. Линдли: Lindley E. The Roosevelt Revolution: First Phase. N. Y. 1933.

4. Frank G. America's Hour of Decision. Crisis Points in National Policy. N. Y. 1934.

5. Moley R. A. After Seven Years. N. Y. 1939.

6. Rauch В. A History of the New Deal. 1933 - 1938. N. Y. 1944.

7. Hacker L. Shaping of the American Tradition. N. Y. 1947; Commager H. The American Mind. New Haven. 1950; Hofstadter R. The Age of Reform. From Bryan to FDR. N. Y. 1956; Schlesinger A. Jr. The Age of Roosevelt. Vol. 1 - 3. Cambridge. 1957-1960; Hicks J. Republican Ascendancy. 1921 - 1933. N. Y. 1950; Leuchtenburg W. Franklin D. Roosevelt and the New Deal. 1932 - 1940. N. Y. 1963; Degler С ed. The New Deal. Chicago. 1970; Freidel F. Franklin D. Roosevelt. Launching of the New Deal. Boston. 1973.

8. Flynn J. The Roosevelt Myth. N. Y. 1948; Robinson E. The Roosevelt Leadership, 1933 - 1945. Philadelphia. 1955.

9. См. антирузвельтовскую антологию: Boskin J. Opposition Politics: The Anti-New Deal Tradition. Beverly Hills. 1968.

10. Bernstein B. The New Deal: The Conservative Achievements of Liberal Reforms. In: Toward a New Past. N. Y. 1968; Williams W. A. The Contours of American History. Chicago. 1966; The New Deal Thought. Indianapolis. 1966; Conkin P. FDR and the Origins of the Welfare State. N. Y. 1967; О "новых левых" в американской историографии см. Мальков В. Л. К вопросу о современном состоянии американской буржуазной историографии (кризис методологических основ и практика конкретных исследований). В кн.: Критика современной буржуазной и реформистской историографии. М. 1974; Американская историография внутриполитических проблем в послевоенный период. М. 1974; Дементьев И. П. Основные направления и школы в американской историографии послевоенного времени. - Вопросы истории, 1976, N 11; Гаджиев К. С. Некоторые проблемы современной американской "новой левой" историографии. В кн.: Вопросы методологии и истории исторической науки. М. 1977.

11. Kirkendall R. The New Deal As Watershed: The Recent Literature. - Journal of American History, March 1968. Этому же посвящен и историографический раздел А. Ромаско в коллективном труде о "новом курсе", вышедшем в 1975 г.: Romasco А. Hoover - Roosevelt and the Great Depression: A Historiographic Inquiry into a Perennial Comparison. In: The New Deal. Columbus. 1975. Vol. 1, pp. 3 - 26.

12. Из новейших трудов отметим две монографии. Э. Розен подвергает критике концепцию континуитета и проводит мысль, что "новый курс" резко порывает с гуверовской традицией. Э. Хоули же более осторожен в своих суждениях. "Но все же, - заключает он, - в более широком контексте продолжающегося поиска Америкой либерального, но упорядоченного механизма смена власти в 1933 г. является важным водоразделом" (Rosen E. Hoover, Roosevelt, and the Brain Trust. From Depression to New Deal. N. Y. 1977, p. 40; Hawley E. The Great War and the Search for a Modern Order. A History oi the American People and Their Institutions, 1917 - 1933. N. Y. 1979, p. 213).

13. Мальков В. Л. "Новый курс" в США. Социальные движения и социальная политика. М. 1973, с. 362.

14. Public Papers and Addresses of Franklin D. Roosevelt (FDR. Public Papers). N. Y. 1938 - 1950. Vol. 2, p. 27.

15. Historical Statistics of the United States. Colonial Times to 1957. Washington. 1961, p. 626.

16. FDR. Public Papers. Vol. 2, pp. 403 - 404.

17. Ibid. Vol. 3, pp. 64 - 76.

18. De Bedts R. The New Deal's SEC. The Formative Years. N. Y. 1964, p. 198.

19. FDR. Public Papers. Vol. 2, pp. 213 - 215; vol. 3, pp. 90 - 92.

20. Lynch D. The Concentration of Economic Power. N. Y. 1947, pp. 127 - 128.

21. Documents of American History. Vol. 1 - 2. N. Y. 1949. Vol. 2, pp. 452 - 456.

22. Annals of America. Vol. 1 - 18. Chicago. 1968. Vol. 15, pp. 208 - 209.

23. FDR. Public Papers. Vol. 2, pp. 276 - 277.

24. Investigation of Concentration of Economic Power. Final Report and Recommendations of the Temporary National Economic Committee. Washington. 1941, p. 5.

25. Investigation of Concentration of Economic Power. Temporary National Economic Committee. Monograph N 21. Washington. 1940, pp. 299 - 300.

26. Обстоятельный анализ этой проблемы см.: Язьков Е. Ф. Аграрная политика правительства Рузвельта и фермерское движение в США в 1933 - 1935 годах. - Новая и новейшая история, 1957, N 3; Золотухин В. П. Фермеры и Вашингтон. М. 1968.

27. FDR. Public Papers. 1938 volume, p. 94.

28. Historical Statistics of the United States, p. 283.

29. Lekachman R. The Age of Keynes. N. Y. 1966, p. 115.

30. FDR. Public Papers. 1938 volume, pp. 221 - 248.

31. Lekachman R. Op. cit., p. 115.

32. Historical Statistics of the United States, pp. 143, 664.

33. Ibid.

34. Ibid., p. 409.

35. Хансен Э. Послевоенная экономика США. М. 1966, с. 52.

36. Historical Statistics of the United States, pp. 409, 724.

37. Ibid.

38. Ibid., p. 73.

39. Perkins F. The Roosevelt I Knew. N. Y. 1948, p. 182.

40. CIO News, 8.III.1940; 21.VII.1941.

41. Historical Statistics of the United States, p. 73.

42. См. подробнее: Язьков Е. Ф. Стачечное движение сельскохозяйственного пролетариата США в 1929 - 1935 гг. М. 1962; Наджафов Д. Г. Народ США против войны и фашизма. 1933 - 1939 гг. М. 1969. История рабочего движения в США в новейшее время 1918 - 1965 гг. Т. 1. М. 1970, гл. VII-XI.

43. Historical Statistics of the United States, p. 98.

44. Очерка новой и новейшей истории США. М. 1960. Т. 2, с. 211.

45. Oral History Collection of Columbia University. Norman Thomas, p. 58.

46. Johnston E. America Unlimited. Garden City. 1944, p. 179.

47. Мальков В. Л. Гарри Гопкинс: страницы политической биографии. - Новая и новейшая история, 1979, NN 2 - 4.

48. FDR. Public Papers. Vol. 2, p. 241; Georgetown University Library. Special Collection Division. Robert F. Wagner Papers. Box 326. New Deal Agencies. F. Holmes to D. Delman. September 2, 1944, PWA, p. 1.

49. Investigation of Concentration of Economic Power. Hearings Before the Temporary National Economic Committee. Pt. 1. Washington. 1939, p. 225.

50. Historical Statistics of the United States, p. 719.

51. Шкундин М. З. К истории государственно-монополистической социальной политики США. 1929 - 1939. М. 1980.

52. Docurrents of American History. Vol. 2, pp. 505 - 514; Historical Statistics of the United States, pp. 198 - 199.

53. Мальков В. Л. Рабочая политика Ф. Рузвельта (1933 - 1940 гг.). - Вопросы истории, 1965, N 9.

54. См. подробнее: Попов А. А. США: государство и профсоюзы. М. 1974, с. 41 - 66; Сивачев Н. В. Правовое регулирование трудовых отношений в США. М. 1972, с. 111 - 125.

55. Monthly Labor Review, August 1936, pp. 368 - 369.

56. Franklin D. Roosevelt Library. Official File 3295. Wage and Hour Division. An Explanation of the Fair Labor Standards Act of 1933, pp. 6 - 7; E. Andrews to the President, December 28, 1938.

57. FDR. Public Papers. Vol. 2, pp. 223 - 237.

58. Ibid. 1937 volume, p. 5.

59. Ibid., pp. 465 - 472.

60. Bernstein B. Op. cit., p. 279.

61. A Documentary History of the Negro People in the United States. 1933 - 1945. Secaucus. N. Y. 1974, p. 168; The New Deal. Columbus. Vol. 1, p. 188.

62. Eight Negro Bibliographies. N. Y. 1970. Number 7. The Lynching Records of Tuskegee Institute, p. 10.

63. The Negro in Depression and War. Prelude to Revolution, 1930 - 1945. Chicago. 1969, pp. 181 -192.

64. Wolfskill G. The Revolt of Conservatives: American Liberty League 1933 - 1940. Boston. 1962.

65. Мальков В. Л. "Новый курс" в США, с. 144 - 152.

66. Documents of American History. Vol. 2, pp. 458 - 463.

67. Perkins F. Op. cit., p. 333.

68. Мальков В. Л., Наджафов Д. Г. Америка на перепутье. 1929 - 1938. М. 1967, с. 159 - 170.

69. Holmes О. The Common Law. Boston. 1963, p. 5.

70. Согрин В. В. Истоки современной буржуазной идеологии в США. М. 1975.

71. Мальков В. Л. "Новый курс" в США, с. 178.

72. Political Affairs, December 1962, p. 11.

73. Дементьев И. П. и др. К вопросу о периодизации истории двухпартийной системы США. В кн.: Вопросы методологии и истории исторической науки. М. 1978.

74. Jensen R. Party Coalitions and Search for Modern Values: 1820 - 1970. In: Emerging Coalitions in American Politics. San Francisco. 1978.

75. Печатнов В. О. Демократическая партия США: избиратели и политика. М. 1980, с. 41.

76. Яковлев Н. Н. Франклин Рузвельт - человек и политик. М. 1965.

77. Маныкин А. С. Республиканская партия США в поисках альтернативы "новому курсу". - Вестник Московского университета, история, 1978, N 5.

78. Patterson J. Congressional Conservatism and the New Deal: The Growth of the Conservative Coalition in Congress. 1933 - 1939. Lexington. 1967.

79. Кредер А. А. Американская монополистическая буржуазия и "новый курс" Ф. Д. Рузвельта (1932 - 1940 гг.). В кн.: Американский ежегодник 1979. М. 1979, с. 148.

80. Kansas City Times, 1.XII.1938.

81. Philadelphia Inquirer, 14.XII.1938.

82. New York Herald Tribune, 8.I.1939.

83. State of the Union Messages of the Presidents. 1790 - 1966. Vol. 3. N. Y. 1967, p. 2846.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Гулыга А.В. Роль США в подготовке вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г. // Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
      Автор: Военкомуезд
      А.В. ГУЛЫГА
      РОЛЬ США В ПОДГОТОВКЕ ВТОРЖЕНИЯ НА СОВЕТСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В НАЧАЛЕ 1918 г.

      Крушение капиталистического строя в России привело в смятение весь капиталистический мир, в частности, империалистов США. Захват пролетариатом власти на одной шестой части земного шара создавал непосредственную угрозу всей системе наемного рабства. Начиная борьбу против первого в мире социалистического государства, империалисты США ставили своей целью восстановление в России власти помещиков и капиталистов, расчленение России и превращение ее в свою колонию. В последние годы царского режима, и особенно в период Временного правительства, американские монополии осуществляли широкое экономическое и политическое проникновенне в Россию. Магнаты Уоллстрита уже видели себя в недалеком будущем полновластными владыками русских богатств. Однако непреодолимым препятствием на их пути к закабалению России встала Великая Октябрьская социалистическая революция. Социалистический переворот спас нашу родину от участи колониальной или зависимой страны.

      Правительство США начало борьбу против Советской России сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции. «Нам абсолютно не на что надеяться в том случае, если большевики будут оставаться у власти», [1] — писал в начале декабря 1917 г. государственный секретарь США Лансинг президенту Вильсону, предлагая активизировать антисоветские действия Соединенных Штатов.

      Правительство США знало, однако, что в своих антисоветских действиях оно не может надеяться на поддержку американского народа, который приветствовал рождение Советского государства. На многочисленных рабочих митингах в разных городах Соединенных Штатов принимались резолюции, выражавшие солидарность с русскими рабочими и крестьянами. [2] Правительство США вело борьбу против Советской республики, используя коварные, провокационные методы, прикрывая /33/

      1. Papers relating to the foreign relations of the United States. The Lansing papers, v. II, Washington, 1940, p. 344. (В дальнейшем цит.: The Lansing papers).
      2. Вот одна из таких резолюций, принятая на рабочем митинге в г. Ситтле и доставленная в Советскую Россию американскими моряками: «Приветствуем восторженно русский пролетариат, который первый одержал победу над капиталом, первый осуществил диктатуру пролетариата, первый ввел и осуществил контроль пролетариата в промышленности. Надеемся твердо, что русский пролетариат осуществит социализацию всего производства, что он закрепит и расширит свои победы над капиталом. Уверяем русских борцов за свободу, что мы им горячо сочувствуем, готовы им помочь и просим верить нам, что недалеко время, когда мы сумеем на деле доказать нашу пролетарскую солидарность» («Известия Владивостокского Совета рабочих и солдатских депутатов», 25 января (7 февраля) 1918 г.).

      свое вмешательство во внутренние дела России лицемерными фразами, а иногда даже дезориентирующими действиями. Одним из наиболее ярких примеров провокационной тактики американской дипломатии в борьбе против Советской России является развязывание правительством Соединенных Штатов японского вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г.

      Вся история интервенции США в Советскую Россию на протяжении многих лет умышленно искажалась буржуазными американскими историками. Фальсифицируя смысл документов, они пытались доказать, что американское правительство в течение первых месяцев 1918 г. якобы «возражало» против иностранного вторжения на Дальний Восток и впоследствии дало на нею свое согласие лишь «под давлением» Англии, Франции и Японии. [3] На помощь этим историкам пришел государственный департамент, опубликовавший в 1931—1932 гг. три тома дипломатической переписки за 1918 г. по поводу России. [4] В этой публикации отсутствовали все наиболее разоблачающие документы, которые могли бы в полной мере показать антисоветскую политику Соединенных Штатов. Тем же стремлением фальсифицировать историю, преуменьшить роль США в организации антисоветской интервенции руководствовался и составитель «Архива полковника Хауза» Чарлз Сеймур. Документы в этом «архиве» подтасованы таким образом, что у читателя создается впечатление, будто Вильсон в начале 1918 г. действительно выступал против японской интервенции.

      Только в 1940 г. государственный департамент опубликовал (и то лишь частично) секретные документы, проливающие свет на истинные действия американскою правительства по развязыванию иностранного вторжения на Дальний Восток. Эти материалы увидели свет во втором томе так называемых «документов Лансинга».

      Важная задача советских историков — разоблачение двуличной дипломатии США, выявление ее организующей роли в развязывании иностранной интервенции на Дальнем Востоке, к сожалению, до сих пор не получила достаточного разрешения в исторических исследованиях, посвященных этой интервенции.

      *     *     *

      В своем обращении к народу 2 сентября 1945 г. товарищ Сталин говорил: «В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединённых Штатов Америки и опираясь на них, — вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила Советский Дальний Восток». [5] Это указание товарища Сталина о том, что Япония совершила нападение на Советскую Россию в 1918 г., опираясь на Англию, Францию и США, и служит путеводной нитью для историка, изучающего интервенцию на Дальнем Востоке. /34/

      5. Т. Millard. Democracy and the eastern question, N. Y., 1919; F. Schuman. American policy towards Russia since 1917, N. Y., 1928; W. Griawold. The far Eastern policy of the United States, N. Y., 1938.
      4. Papers relating to the foreign relations of the United States, 1918, Russia, v.v. I—III, Washington. 1931—1932. (В дальнейшем цит.: FR.)
      5. И. B. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза, М., 1949, стр. 205.

      Ленин еще в январе 1918 г. считался с возможностью совместного японо-американского выступления против нашей страны. «Говорят, — указывал он, — что, заключая мир, мы этим самым развязываем руки японцам и американцам, которые тотчас завладевают Владивостоком. Но, пока они дойдут только до Иркутска, мы сумеем укрепить нашу социалистическую республику». [6] Готовясь к выступлению на VII съезде партии, 8 марта 1918 г. Ленин писал: «Новая ситуация: Япония наступать хочет: «ситуация» архи-сложная... отступать здесь с д[огово]ром, там без дог[ово]ра». [7]

      В дальнейшем, объясняя задержку японского выступления, Ленин, как на одну из причин, указывал на противоречия между США и Японией. Однако Ленин всегда подчеркивал возможность сделки между империалистами этих стран для совместной борьбы против Советской России: «Американская буржуазия может стакнуться с японской...» [8] В докладе Ленина о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского Совета 14 мая 1918 г. содержится глубокий анализ американо-японских империалистических противоречий. Этот анализ заканчивается предупреждением, что возможность сговора между американской и японской буржуазией представляет реальную угрозу для страны Советов. «Вся дипломатическая и экономическая история Дальнего Востока делает совершенно несомненным, что на почве капитализма предотвратить назревающий острый конфликт между Японией и Америкой невозможно. Это противоречие, временно прикрытое теперь союзом Японии и Америки против Германии, задерживает наступление японского империализма против России. Поход, начатый против Советской Республики (десант во Владивостоке, поддержка банд Семенова), задерживается, ибо грозит превратить скрытый конфликт между Японией и Америкой в открытую войну. Конечно, вполне возможно, и мы не должны забывать того, что группировки между империалистскими державами, как бы прочны они ни казались, могут быть в несколько дней опрокинуты, если того требуют интересы священной частной собственности, священные права на концессии и т. п. И, может быть, достаточно малейшей искры, чтобы взорвать существующую группировку держав, и тогда указанные противоречия не могут уже служить мам защитой». [9]

      Такой искрой явилось возобновление военных действий на восточном фронте и германское наступление против Советской республики в конце февраля 1918 г.

      Как известно, правительство США возлагало большие надежды на возможность обострения отношений между Советской Россией и кайзеровской Германией. В конце 1917 г. и в первые месяцы 1918 г. все усилия государственных деятелей США (от интриг посла в России Френсиса до широковещательных выступлений президента Вильсона) были направлены к тому, чтобы обещаниями американской помощи предотвратить выход Советской России из империалистической войны. /35/

      6. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 201.
      7. Ленинский сборник, т. XI, стр. 65.
      8. В. И. Ленин. Соч., т. XXX, стр. 385.
      9. В. И. Ленин. Соч., т. XXIII, стр. 5. История новейшего времени содержит поучительные примеры того, что антагонизм между империалистическими державами не является помехой для развертывания антисоветской агрессин. Так было в годы гражданской войны, так было и в дни Мюнхена.

      Послание Вильсона к конгрессу 8 января 1918 г. и пресловутые «четырнадцать пунктов» имели в качестве одной из своих задач «выражением сочувствия и обещанием более существенной помощи» вовлечь Советскую республику в войну против Германии. [10] Хауз называл «пункты» Вильсона «великолепным оружием пропаганды». [11] Такого же мнения были и руководящие работники государственного департамента, положившие немало усилий на массовое распространение в России «четырнадцати пунктов» всеми пропагандистскими средствами.

      Ленин разгадал и разоблачил планы сокрушения Советской власти при помощи немецких штыков. В статье «О революционной фразе» он писал: «Взгляните на факты относительно поведения англо-французской буржуазии. Она всячески втягивает нас теперь в войну с Германией, обещает нам миллионы благ, сапоги, картошку, снаряды, паровозы (в кредит... это не «кабала», не бойтесь! это «только» кредит!). Она хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией.

      Понятно, почему она должна хотеть этого: потому, что, во-первых, мы оттянули бы часть германских сил. Потому, во-вторых, что Советская власть могла бы крахнуть легче всего от несвоевременной военной схватки с германским империализмом». [12]

      В приведенной цитате речь идет об англичанах и французах. Однако с полным правом ленинскую характеристику империалистической политики в отношении выхода Советской России из войны можно отнести и к Соединенным Штатам. Правомерность этого становится еще более очевидной, если сравнить «Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира», написанные Лениным 7 января 1918 г., с подготовительными набросками к этим тезисам. Параграф 10 тезисов опровергает довод против подписания мира, заключающийся в том, что, подписывая мир, большевики якобы становятся агентами германского империализма: «...этот довод явно неверен, ибо революционная война в данный момент сделала бы нас, объективно, агентами англо-французского империализма...» [13] В подготовительных заметках этот тбзис сформулирован: «объект[ивно] = агент Вильсона...» [14] И Вильсон являлся олицетворением американского империализма. .

      Попытка американских империалистов столкнуть Советскую Россию с кайзеровской Германией потерпела крах. Однако были дни, когда государственным деятелям Соединенных Штатов казалось, что их планы близки к осуществлению.

      10 февраля 1918 г. брестские переговоры были прерваны. Троцкий, предательски нарушив данные ему директивы, не подписал мирного договора с Германией. Одновременно он сообщил немцам, что Советская республика продолжает демобилизацию армии. Это открывало немецким войскам дорогу на Петроград. 18 февраля германское командование начало наступление по всему фронту.

      В эти тревожные для русского народа дни враги Советской России разработали коварный план удушения социалистического государства. Маршал Фош в интервью с представителем газеты «Нью-Йорк Таймс» /36/

      10. Архив полковника Хауза, т. III, стр. 232.
      11. Там же, т. IV, стр. 118.
      12. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 268.
      13. Там же, стр. 195.
      14. Ленинский сборник, т. XI, стр. 37.

      сформулировал его следующим образом: Германия захватывает Россию, Америка и Япония должны немедленно выступить и встретить немцев в Сибири. [15]

      Этот план был предан гласности французским маршалом. Однако авторы его и главные исполнители находились в Соединенных Штатах. Перспектива сокрушения Советской власти комбинированным ударом с запада и востока была столь заманчивой, что Вильсон начал развязывать японскую интервенцию, торжественно заверяя в то же время о «дружеских чувствах» к русскому народу.

      В 1921 г. Лансинг составил записку, излагающую историю американско-японских переговоров об интервенции. Он писал для себя, поэтому не облекал мысли в витиеватые и двусмысленные дипломатические формулы: многое в этой записке названо своими именами. Относительно позиции США в конце февраля 1918 г. там сказано: «То, что Япония пошлет войска во Владивосток и Харбин, казалось одобренным (accepted) фактом». [16] В Вашингтоне в эти дни немецкого наступления на Петроград считали, что власти большевиков приходит конец. Поэтому решено было устранить возможные недоразумения и информировать союзные державы о согласии США на японское вооруженное выступление против Советской России.

      18 февраля, в тот день, когда германские полчища ринулись на Петроград, в Верховном совете Антанты был поднят вопрос о посылке иностранных войск на Дальний Восток. Инициатива постановки этого вопроса принадлежала американскому представителю генералу Блиссу. Было решено предоставить Японии свободу действий против Советской России. Союзники согласились, — говорилось в этом принятом документе — так называемой совместной ноте №16, — в том, что «1) оккупация Сибирской железной дороги от Владивостока до Харбина, включая оба конечных пункта, дает военные выгоды, которые перевешивают возможный политический ущерб, 2) рекомендованная оккупация должна осуществляться японскими силами после получении соответствующих гарантий под контролем союзной миссии». [17]

      Действия Блисса, подписавшего этот документ в качестве официального представителя Соединенных Штатов, получили полное одобрение американского правительства.

      В Вашингтоне стало известно, что Япония закончила последние приготовления и ее войска готовы к вторжению на Дальний Восток. [18] Государственные деятели США начинают форсировать события. 27 февраля Лансинг беседовал в Вашингтоне с французским послом. Последний сообщил, что японское правительство намеревается, начав интервенцию, расширить военные операции вплоть до Уральского хребта. Лансинг ответил, что правительство США не примет участия в интервенции, однако против японской экспедиции возражать не будет.

      В тот же день Лансинг письмом доложил об этом Вильсону. Обращая особое внимание на обещание японцев наступать до Урала, он писал: «поскольку это затрагивает наше правительство, то мне кажется, что все, что от нас потребуется, это создание практической уверенности в том, что с нашей стороны не последует протеста против этого шага Японии». [19] /37/

      15. «Information», 1 марта 1918 г.
      16. The Lansing papers, v. II, p. 394.
      17. Там же, стр. 272.
      18. FR, v. II, p. 56.
      19. The Lansing papers, v. II, p. 355.

      Для того, чтобы создать эту «практическую уверенность», Вильсон решил отправить в Японию меморандум об отношении США к интервенции. В меморандуме черным по белому было написано, что правительство Соединенных Штатов дает свое согласие на высадку японских войск на Дальнем Востоке. На языке Вильсона это звучало следующим образом: «правительство США не считает разумным объединиться с правительством Антанты в просьбе к японскому правительству выступить в Сибири. Оно не имеет возражений против того, чтобы просьба эта была принесена, и оно готово уверить японское правительство, что оно вполне доверяет ему в том отношении, что, вводя вооруженные силы в Сибирь, Япония действует в качестве союзника России, не имея никакой иной цели, кроме спасения Сибири от вторжения армий Германии и от германских интриг, и с полным желанием предоставить разрешение всех вопросов, которые могут воздействовать на неизменные судьбы Сибири, мирной конференции». [20] Последняя оговорка, а именно тот факт, что дальнейшее решение судьбы Сибири Вильсон намеревался предоставить международной конференции, свидетельствовала о том, что США собирались использовать Японию на Дальнем Востоке лишь в качестве жандарма, который должен будет уйти, исполнив свое дело. Япония, как известно, рассматривала свою роль в Азии несколько иначе.

      Совместные действия против Советской республики отнюдь не устраняли японо-американского соперничества. Наоборот, борьба за новые «сферы влияния» (именно так рисовалась американцам будущая Россия) должна была усилить это соперничество. Перспектива захвата Сибири сильной японской армией вызывала у военных руководителей США невольный вопрос: каким образом удастся впоследствии выдворить эту армию из областей, на которые претендовали американские капиталисты. «Я часто думаю, — писал генерал Блисс начальнику американского генерального штаба Марчу, — что эта война, вместо того чтобы быть последней, явится причиной еще одной. Японская интервенция открывает путь, по которому придет новая война». [21] Это писалось как раз в те дни, когда США начали провоцировать Японию на военное выступление против Советской России. Вопрос о японской интервенции ставил, таким образом, перед американскими политиками проблему будущей войны с Японией. Интересы «священной частной собственности», ненависть к Советскому государству объединили на время усилия двух империалистических хищников. Более осторожный толкал на опасную авантюру своего ослепленного жадностью собрата, не забывая, однако, о неизбежности их будущего столкновения, а быть может, даже в расчете на это столкновение.

      Составитель «Архива Хауза» постарался создать впечатление, будто февральский меморандум был написан Вильсоном «под непрерывным давлением со стороны французов и англичан» и являлся в биографии президента чем-то вроде досадного недоразумения, проявлением слабости и т. п. Изучение «документов Лансинга» дает возможность сделать иное заключение: это был один из немногих случаев, когда Вильсон в стремлении форсировать события выразился более или менее откровенно.

      1 марта 1918 г. заместитель Лансинга Полк пригласил в государственный департамент послов Англии и Франции и ознакомил их с /38/

      20. The Lansing papers, v. II, p. 355 См. также «Архив полковника Хауза» т. III, стр. 294.
      21. С. March. Nation at war, N. Y., 1932, p. 115.

      текстом меморандума. Английскому послу было даже разрешено снять копию. Это означала, в силу существовавшего тогда англо-японского союза, что текст меморандума станет немедленно известен в Токио. Так, без официального дипломатического акта вручения ноты, правительство СЛИЛ допело до сведения японского правительства свою точку зрения. Теперь с отправкой меморандума можно было не спешить, тем более что из России поступали сведения о возможности подписания мира с немцами.

      5 марта Вильсон вызвал к себе Полка (Лансинг был в это время в отпуске) и вручил ему для немедленной отправки в Токио измененный вариант меморандума. Полк прочитал его и изумился: вместо согласия на японскую интервенцию в ноте содержались возражения против нее. Однако, поговорив с президентом, Полк успокоился. Свое впечатление, вынесенное из разговора с Вильсоном, Полк изложил в письме к Лансингу. «Это — изменение нашей позиции,— писал Полк,— однако, я не думаю, что это существенно повлияет на ситуацию. Я слегка возражал ему (Вильсону. — А. Г.), но он сказал, что продумал это и чувствует, что второе заявление абсолютно необходимо... Я не думаю, что японцы будут вполне довольны, однако это (т. е. нота.— Л. Г.) не является протестом. Таким образом, они могут воспринять ее просто как совет выступить и делать все, что им угодно». [22]

      Таким же образом оценил впоследствии этот документ и Лансинг. В его записке 1921 г. по этому поводу говорится: «Президент решил, что бессмысленно выступать против японской интервенции, и сообщил союзным правительствам, что Соединенные Штаты не возражают против их просьбы, обращенной к Японии, выступить в Сибири, но Соединенные Штаты, в силу определенных обстоятельств, не могут присоединиться к этой просьбе. Это было 1 марта. Четыре дня спустя Токио было оповещено о точке зрения правительства Соединенных Штатов, согласно которой Япония должна была заявить, что если она начнет интервенцию в Сибирь, она сделает это только как союзник России». [23]

      Для характеристики второго варианта меморандума Лансинг отнюдь не употребляет слово «протест», ибо по сути дела вильсоновский документ ни в какой мере не являлся протестом. Лансинг в своей записке не только не говорит об изменении позиции правительства США, но даже не противопоставляет второго варианта меморандума первому, а рассматривает их как последовательные этапы выражения одобрения действиям японского правительства по подготовке вторжения.

      Относительно мотивов, определивших замену нот, не приходится гадать. Не столько вмешательство Хауза (как это можно понять из чтения его «архива») повлияло на Вильсона, сколько телеграмма о подписании Брестского мира, полученная в Вашингтоне вечером 4 марта. Заключение мира между Германией и Советской Россией смешало все карты Вильсона. Немцы остановились; останавливать японцев Вильсон не собирался, однако для него было очень важно скрыть свою роль в развязывании японской интервенции, поскольку предстояло опять разыгрывать из себя «друга» русского народа и снова добиваться вовлечения России в войну с Германией. [24] Японцы знали от англичан /39/

      22. The Lansing papers, v. II, p. 356. (Подчеркнуто мной. — Л. Г.).
      23. Там же, стр. 394.

      истинную позицию США. Поэтому, полагал Вильсон, они не сделают неверных выводов, даже получив ноту, содержащую утверждения, противоположные тому, что им было известно. В случае же проникновения сведений в печать позиция Соединенных Штатов будет выглядеть как «вполне демократическая». Вильсон решился на дипломатический подлог. «При чтении, — писал Полк Лансингу, — вы, вероятно, увидите, что повлияло на него, а именно соображения относительно того, как будет выглядеть позиция нашего правительства в глазах демократических народов мира». [25]

      Как и следовало ожидать, японцы поняли Вильсона. Зная текст первою варианта меморандума, они могли безошибочно читать между строк второго. Министр иностранных дел Японии Мотоко, ознакомившись с нотой США, заявил не без иронии американскому послу Моррису, что он «высоко оценивает искренность и дружеский дух меморандума». [26] Японский поверенный в делах, посетивший Полка, выразил ему «полное удовлетворение тем путем, который избрал государственный департамент». [27] Наконец, 19 марта Моррису был вручен официальный ответ японского правительства на меморандум США. По казуистике и лицемерию ответ не уступал вильсоновским документам. Министерство иностранных дел Японии выражало полное удовлетворение по поводу американского заявления и снова ехидно благодарило за «абсолютную искренность, с которой американское правительство изложило свои взгляды». С невинным видом японцы заявляли, что идея интервенции родилась не у них, а была предложена им правительствами стран Антанты. Что касается существа вопроса, то, с одной стороны, японское правительство намеревалось, в случае обострения положения /40/

      24. Не прошло и недели, как Вильсон обратился с «приветственной» телеграммой к IV съезду Советов с намерением воспрепятствовать ратификации Брестского мира. Это было 11 марта 1918 г. В тот же день государственный департамент направил Френсису для ознакомления Советского правительства (неофициальным путем, через Робинса) копию меморандума, врученного 5 марта японскому правительству, а также представителям Англии, Франции и Италии. Интересно, что на копии, посланной в Россию, в качестве даты написания документа было поставлено «3 марта 1918 г.». В американской правительственной публикации (FR, v. II, р. 67) утверждается, что это было сделано «ошибочно». Зная методы государственного департамента, можно утверждать, что эта «ошибка» была сделана умышленно, с провокационной целью. Для такого предположения имеются достаточные основания. Государственный департамент направил копию меморандума в Россию для того, чтобы ввести в заблуждение советское правительство, показать США «противником» японской интервенции. Замена даты 5 марта на 3 марта могла сделать документ более «убедительным»: 1 марта в Вашингтоне еще не знали о подписании Брестского мира, следовательно меморандум, составленный в этот день, не мог являться следствием выхода Советской России из империалистической войны, а отражал «демократическую позицию» Соединенных Штатов.
      Несмотря на все ухищрения Вильсона, планы американских империалистов не осуществились — Брестский мир был ратифицирован. Советская Россия вышла из империалистической войны.
      23. Махинации Вильсона ввели в заблуждение современное ему общественное мнение Америки. В свое время ни текст двух вариантов меморандума, ни даже сам факт его вручения не были преданы гласности. В газетах о позиции США в отношении японской интервенции появлялись противоречивые сообщения. Только через два года журналист Линкольн Колькорд опубликовал текст «секретного» американского меморандума, отправленного 5 марта 1918 г. в Японию (журнал «Nation» от 21 февраля 1920 г.). Вопрос казался выясненным окончательно. Лишь много лет спустя было опубликовано «второе дно» меморандума — его первый вариант.
      26. FR, v II, р. 78.
      27. Там же, стр. 69.

      на Дальнем Востоке, выступить в целях «самозащиты», а с другой стороны, в японской ноте содержалось обещание, что ни один шаг не будет предпринт без согласия США.

      Лансингу тон ответа, вероятно, показался недостаточно решительнным. Он решил подтолкнуть японцев на более активные действия против Советской России. Через несколько часов после получения японской ноты он уже телеграфировал в Токио Моррису: «Воспользуйтесь, пожалуйста, первой подходящей возможностью и скажите к о н ф и д е н ц и а л ь н о министру иностранных дел, что наше правительство надеется самым серьезным образом на понимание японским правительством того обстоятельства, что н а ш а позиция в от н о ш е н и и п о с ы л к и Японией экспедиционных сил в Сибирь н и к о и м образом не основывается на подозрении п о п о в о д у мотивов, которые заставят японское правительство совершить эту акцию, когда она окажется уместной. Наоборот, у нас есть внутренняя вера в лойяльность Японии по отношению к общему делу и в ее искреннее стремление бескорыстно принимать участие в настоящей войне.

      Позиция нашего правительства определяется следующими фактами: 1) информация, поступившая к нам из различных источников, дает нам возможность сделать вывод, что эта акция вызовет отрицательную моральную реакцию русского народа и несомненно послужил на пользу Германии; 2) сведения, которыми мы располагаем, недостаточны, чтобы показать, что военный успех такой акции будет достаточно велик, чтобы покрыть моральный ущерб, который она повлечет за собой». [29]

      В этом документе в обычной для американской дипломатии казуистической форме выражена следующая мысль: США не будут возлежать против интервенции, если они получат заверение японцев в том, что последние нанесут Советской России тщательно подготовленный удар, достаточно сильный, чтобы сокрушить власть большевиков. Государственный департамент активно развязывал японскую интервенцию. Лансинг спешил предупредить Токио, что США не только поддерживают план японского вторжения на Дальний Восток, но даже настаивают на том, чтобы оно носило характер смертельного удара для Советской республики. Это была установка на ведение войны чужими руками, на втягивание в военный конфликт своего соперника. Возможно, что здесь имел место также расчет и на будущее — в случае провала антисоветской интервенции добиться по крайней мере ослабления и компрометации Японии; однако пока что государственный Департамент и японская военщина выступали в трогательном единении.

      Лансинг даже старательно подбирал предлог для оправдывания антисоветского выступления Японии. Давать согласие на вооруженное вторжение, не прикрыв его никакой лицемерной фразой, было не в правилах США. Ощущалась острая необходимость в какой-либо фальшивке, призванной отвлечь внимание от агрессивных замыслов Японии и США. Тогда в недрах государственного департамента родился миф о германской угрозе Дальнему Востоку. Лансингу этот миф казался весьма подходящим. «Экспедиция против немцев, — писал он Вильсону, — /41/

      28. Там же, стр. 81.
      29. Там же, стр. 82. (Подчеркнуто иной. — А. Г.)

      совсем иная вещь, чем оккупация сибирской железной дороги с целью поддержания порядка, нарушенного борьбой русских партий. Первое выглядит как законная операция против общего врага» [80].

      Руководители государственного департамента толкали своих представителей в России и Китае на путь лжи и дезинформации, настойчиво требуя от них фабрикации фальшивок о «германской опасности».

      Еще 13 февраля Лансинг предлагает американскому посланнику в Китае Рейншу доложить о деятельности немецких и австрийских военнопленных. [31] Ответ Рейнша, однако, был весьма неопределенным и не удовлетворил государственный департамент. [32] Вашингтон снова предложил посольству в Пекине «проверить или дополнить слухи о вооруженных немецких пленных». [33] Из Пекина опять поступил неопределенный ответ о том, что «военнопленные вооружены и организованы». [34] Тогда заместитель Лансинга Полк, не полагаясь уже на фантазию своих дипломатов, направляет в Пекин следующий вопросник: «Сколько пленных выпущено на свободу? Сколько пленных имеют оружие? Где они получили оружие? Каково соотношение между немцами и австрийцами? Кто руководит ими? Пришлите нам также и другие сведения, как только их добудете, и продолжайте, пожалуйста, присылать аналогичную информацию». [35] Но и на этот раз информация из Пекина оказалась бледной и невыразительной. [36]

      Гораздо большие способности в искусстве клеветы проявил американский консул Мак-Говен. В cвоей телеграмме из Иркутска 4 марта он нарисовал живописную картину немецкого проникновения в Сибирь»: «12-го проследовал в восточном направлении поезд с военнопленными и двенадцатью пулеметами; две тысячи останавливались здесь... Надежный осведомитель сообщает, что прибыли германские генералы, другие офицеры... (пропуск), свыше тридцати саперов, генеральный штаб ожидает из Петрограда указаний о разрушении мостов, тоннелей и об осуществлении плана обороны. Немецкие, турецкие, австрийские офицеры заполняют станцию и улицы, причем признаки их воинского звания видны из-под русских шинелей. Каждый военнопленный, независимо от того, находится ли он на свободе или в лагере; имеет винтовку» [37].

      Из дипломатических донесений подобные фальшивки переходили в американскую печать, которая уже давно вела злобную интервенционистскую кампанию.

      Тем временем во Владивостоке происходили события, не менее ярко свидетельствовавшие об истинном отношении США к подготовке японского десанта. /42/

      30. The Lansing papers, v. II; p. 358.
      31. FR, v. II, p. 45.
      32. Там же, стр. 52.
      33. Там же, стр. 63.
      34. Там же, стр. 64.
      36. Там же, стр. 66.
      36. Там же, стр. 69.
      37. Russiafn-American Relations, p. 164. Американские представители в России находились, как известно, в тесной связи с эсерами. 12 марта из Иркутска член Сибирской областной думы эсер Неупокоев отправил «правительству автономной Сибири» письмо, одно место, в котором удивительно напоминает телеграмму Мак-Говена: «Сегодня прибыло 2.000 человек австрийцев, турок, славян, одетых в русскую форму, вооружены винтовками и пулеметами и проследовали дальше на восток». («Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 95.) Вполне возможно, что именно эсер Неупокоев был «надежным осведомителем» Мак-Говена.

      12 января во Владивостокском порту стал на якорь японский крейсер «Ивами». Во Владивостокский порт раньше заходили военные суда Антанты (в том числе и американский крейсер «Бруклин»). [38] В данном случае, вторжение «Ивами» являлось явной и прямой подготовкой к агрессивным действиям.

      Пытаясь сгладить впечатление от этого незаконного акта, японский консул выступил с заявлением, что его правительство послало военный корабль «исключительно с целью защиты своих подданных».

      Владивостокский Совет заявил решительный протест против вторжения японского военного корабля в русский порт. Относительно того, что крейсер «Ивами» якобы послан для защиты японских подданных, Совет заявил следующее: «Защита всех жителей, проживающих на территории Российской республики, является прямой обязанностью российских властей, и мы должны засвидетельствовать, что за 10 месяцев революции порядок в городе Владивостоке не был нарушен». [39]

      Адвокатами японской агрессии выступили американский и английский консулы. 16 января они направили в земскую управу письмо, в котором по поводу протеста местных властей заявлялось: «Утверждение, содержащееся в заявлении относительно того, что общественный порядок во Владивостоке до сих пор не был нарушен, мы признаем правильным. Но, с другой стороны, мы считаем, что как в отношении чувства неуверенности у стран, имеющих здесь значительные материальные интересы, так и в отношении того направления, в кагором могут развиваться события в этом районе, политическая ситуация в настоящий момент дает право правительствам союзных стран, включая Японию, принять предохранительные меры, которые они сочтут необходимыми для защиты своих интересов, если последним будет грозить явная опасность». [40]

      Таким образом, американский и английский консулы встали на защиту захватнических действий японской военщины. За месяц до того, как Вильсон составил свой первый меморандум об отношении к интервенции, американский представитель во Владивостоке принял активное участие в подготовке японской провокации.

      Задача консулов заключалась теперь в том, чтобы создать картину «нарушения общественного порядка» во Владивостоке, «слабости местных властей» и «необходимости интервенции». Для этого по всякому поводу, даже самому незначительному, иностранные консулы обращались в земскую управу с протестами. Они придирались даже к мелким уголовным правонарушениям, столь обычным в большом портовом городе, изображая их в виде событий величайшей важности, требующих иностранного вмешательства.

      В начале февраля во Владивостоке состоялось совещание представителей иностранной буржуазии совместно с консулами. На совещании обсуждался вопрос о борьбе с «анархией». Затем последовали протесты консульского корпуса против ликвидации буржуазного самоуправления в городе, против рабочего контроля за деятельностью порта и таможни, /43/

      38. «Бруклин» появился во Владивостокском порту 24 ноября 1917 г.— накануне выборов в Учредительное собрание. Американские пушки, направленные на город, должны были предрешить исход выборов в пользу буржуазных партий. Однако этот агрессивный демарш не дал желаемых результатов: по количеству поданных голосов большевики оказались сильнейшей политической партией во Владивостоке.
      39. «Известия Владивостокского совета рабочих и солдатских депутатов», 4 (17) января 1918 г.
      40. Japanese agression in the Russian Far East Extracts from the Congressional Record. March 2, 1922. In the Senate of the United States, Washington, 1922, p. 7.

      против действий Красной гвардии и т. д. Американский консул открыто выступал против мероприятий советских властей и грозил применением вооруженной силы. [41] К этому времени во Владивостокском порту находилось уже четыре иностранных военных корабля: американский, английский и два японских.

      Трудящиеся массы Владивостока с возмущением следили за провокационными действиями иностранных консулов и были полны решимости с оружием в руках защищать Советскую власть. На заседании Владивостокского совета было решенo заявить о готовности оказать вооруженное сопротивление иностранной агрессии. Дальневосточный краевой комитет Советов отверг протесты консулов как совершенно необоснованные, знаменующие явное вмешательство во внутренние дела края.

      В марте во Владивостоке стало известно о контрреволюционных интригах белогвардейской организации, именовавшей себя «Временным правительством автономной Сибири». Эта шпионская группа, возглавленная веерами Дербером, Уструговым и др., добивалась превращения Дальнего Востока и Сибири в колонию Соединенных Штатов и готовила себя к роли марионеточного правительства этой американской вотчины.

      Правительство США впоследствии утверждало, будто оно узнало о существовании «сибирского правительства» лишь в конце апреля 1918 г. [49] На самом деле, уже в марте американский адмирал Найт находился в тесном контакте с представителями этой подпольной контрреволюционной организации. [41]

      29 марта Владивостокская городская дума опубликовала провокационное воззвание. В этом воззвании, полном клеветнических нападок на Совет депутатов, дума заявляла о своем бессилии поддерживать порядок в городе. [41] Это был документ, специально рассчитанный на создание повода для высадки иностранного десанта. Атмосфера в городе накалилась: «Владивосток буквально на вулкане», — сообщал за границу одни из агентов «сибирского правительства». [45]

      Японские войска высадились во Владивостоке 5 апреля 1918 г. В этот же день был высажен английский десант. Одновременно с высадкой иностранных войск начал в Манчжурии свое новое наступление на Читу бандит Семенов. Все свидетельствовало о предварительном сговоре, о согласованности действий всех контрреволюционных сил на Дальнем Востоке.

      Поводом для выступления японцев послужило, как известно, убийство японских подданных во Владивостоке. Несмотря на то, что это была явная провокация, руководители американской внешней политики ухватились за нее, чтобы «оправдать» действия японцев и уменьшить «отрицательную моральную реакцию» в России. Лживая японская версия была усилена в Вашингтоне и немедленно передана в Вологду послу Френсису.

      Американский консул во Владивостоке передал по телеграфу в государственный департамент: «Пять вооруженных русских вошли в японскую контору в центре города, потребовали денег. Получив отказ, стреляли в трех японцев, одного убили и других серьез-/44/

      41. FR, v. II, р. 71.
      42. Russian-American Relations, p. 197.
      43. «Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 97.
      44. «Известия» от 7 апреля 1918 г.
      45. «Красный архив», 1928, т. 4 (29). стр. 111.

      но ранили». [46] Лансинг внес в это сообщение свои коррективы, после чего оно выглядело следующим образом: «Пять русских солдат вошли в японскую контору во Владивостоке и потребовали денег. Ввиду отказа убили трех японцев». [47] В редакции Лансинга ответственность за инцидент ложилась на русскую армию. При всей своей незначительности эта деталь очень характерна: она показывает отношение Лансинга к японскому десанту и разоблачает провокационные методы государственного департамента.

      Правительство США не сочло нужным заявить даже формальный протест против японского выступления. Вильсон, выступая на следующий день в Балтиморе, в речи, посвященной внешнеполитическим вопросам, ни единым словом не обмолвился о десанте во Владивостоке. [48]

      Добившись выступления Японии, США пытались продолжать игру в «иную позицию». Военный «корабль США «Бруклин», стоявший во Владивостокском порту, не спустил на берег ни одного вооруженного американского солдата даже после высадки английского отряда. В русской печати американское посольство поспешило опубликовать заявление о том, что Соединенные Штаты непричастны к высадке японского десанта. [49]

      Американские дипломаты прилагали все усилия, чтобы изобразить японское вторжение в советский город как незначительный эпизод, которому не следует придавать серьезного значения. Именно так пытался представить дело американский консул представителям Владивостокского Совета. [50] Посол Френсис устроил специальную пресс-конференцию, на которой старался убедить журналистов в том, что советское правительство и советская пресса придают слишком большое значение этой высадке моряков, которая в действительности лишена всякого политического значения и является простой полицейской предосторожностью. [51]

      Однако американским дипломатам не удалось ввести в заблуждение Советскую власть. 7 апреля В. И. Ленин и И. В. Сталин отправили во Владивосток телеграмму с анализом обстановки и практическими указаниями городскому совету. «Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать, — говорилось в телеграмме. — Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники». [52] Последующие события оправдали прогноз Ленина и Сталина.

      Советская печать правильно оценила роль Соединенных Штатов в развязывании японского выступления. В статье под заголовком: «Наконец разоблачились» «Известия» вскрывали причастность США к японскому вторжению. [53] В обзоре печати, посвященном событиям на Дальнем Востоке, «Известия» приводили откровенное высказывание представителя американского дипломатического корпуса. «Нас, американцев, — заявил он, — сибирские общественные круги обвиняют в том, что мы будто бы связываем руки /45/

      46. FR, v. II, p. 99. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      47. Там же, стр. 100. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      48. Russian-American Relations, p. 190.
      49. «Известия» от 11 апреля 1918 г.
      50. «Известия» от 12 апреля 1918 г.
      51. «Известия» от 13 апреля 1918 г.
      52. «Документы по истории гражданской войны в СССР», т. 1940, стр. 186.
      53. «Известия» от 10 апреля 1918 г.

      большевизма. Дело обстоит, конечно, не так». [54]

      Во Владивостоке при обыске у одного из членов «сибирского правительства» были найдены документы, разоблачавшие контрреволюционный заговор на Дальнем Востоке. В этом заговоре были замешаны иностранные консулы и американский адмирал Найт. [55]

      Советское правительство направило эти компрометирующие документы правительству Соединенных Штатов и предложило немедленно отозвать американского консула во Владивостоке, назначить расследование о причастности американских дипломатических представителей к контрреволюционному заговору, а также выяснить отношение правительства США к советскому правительству и ко всем попыткам официальных американских представителей вмешиваться во внутреннюю жизнь России. [56] В этой ноте нашла выражение твердая решимость советского правительства пресечь все попытки вмешательства во внутреннюю жизнь страны, а также последовательное стремление к мирному урегулированию отношений с иностранными державами. В последнем, однако, американское правительство не было заинтересовано. Соединенные Штаты развязывали военный конфликт. /46/

      54 «Известия» от 27 апреля 1913 г. (Подчеркнуто мной.— А. Г.)
      55. «Известия» от 25 апреля 1918 г.
      56. Russiain-American Relations, p. 197.

      Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • Развитие промышленности в США
      Автор: Чжан Гэда
      Тема общая - и про обычную и про военную промышленность. США - это промышленность. Мощная. Создавшая эту страну в том виде, в котором мы ее знаем.
      Вот интереснейшая статья - про то, как два промышленника, Джон Хэнкок Холл и Симеон Норт, создали систему производства стандартизованных изделий.
      Еще пара не применяли, но уже умели достигать скорости вращения шкива ременной передачи более 3000 об/мин., разработали автоподачу и автоостановку режущего инструмента, систему измерений и добились высокой степени унификации производства - в 1826 г. при приемке разобрали 100 винтовок Холла и собрали в произвольном порядке. В результате все собралось без сучка-задоринки!
      Скорости вращения были такие высокие, что для станков потребовалось разрабатывать специальные виброгасящие чугунные опоры - в общем, когда комиссия из Управления Артиллерии приехала принимать партию винтовок, они бегали от радости и писали пачками восторженные отзывы.
      Во вложении - винтовка Холла. После винтовки Фергюсона (1776) - первое казнозарядное оружие, довольно широко распространенное в войсках и применявшееся в боях против индейцев, войне против Мексики (1846-1848) и даже в Гражданской войне в США (1861-1865):
       
       

    • Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир.
      Автор: hoplit
      Просмотреть файл Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир.
      Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. Издание третье, дополненное. Алматы. 2002. 604 с.
      Первое издание было в 1984-м. В 2008-м - вышло четвертое.
      Благодарности и уведомления………………………………. 5
      Предисловие ко второму изданию…………………………… 8
      Предисловие к третьему, казахстанскому изданию………….. 57
      Введение. Феномен номадизма: мифы и проблемы….. 66
      Глава I. Номадизм как особый вид производящей экономики……………………………………………… 83
      Что такое номадизм……………………………………...  83
      Основные формы скотоводства………………………… 86
      Видовой состав стада……………………………………. 97
      Численность стада……………………………………..… 101
      Характер использования экологических зон…………… 107
      Характер перекочевок…………………………………… 112
      Характер утилизации продуктов скотоводческого
      хозяйства и системы питания…………………………… 115
      Основные типы кочевого скотоводства………………… 116
      Проблемы баланса и неавтаркичность кочевого хозяйства…………………………………………………. 153
      Глава II. Происхождение кочевого скотоводства…………….. 174 
      Глава III. Социальные предпосылки взаимоотношений номадов с внешним миром……………………………………… 217
      Аборигенная модель (native model), научная модель и реальная действительность ……………………………………… 217
      Проблема собственности в кочевых обществах…………….  222
      Семья, хозяйство и община в кочевых обществах………….  227
      Родство и происхождение в кочевых обществах…………..  242
      Сегментарные системы в кочевых обществах………………  250
      Высшие уровни социально-политической организации в кочевых обществах .......................... ………………………………………. 256
      Имущественное неравенство и социальная дифференциация в кочевых обществах…………………………………………… 262
      Кочевые вождества…………………………………………. …………. 279
      Тема и вариации ................................ ............. ……...……………….......... 285
      Глава IV. Способы адаптации номадов к внешнему миру..................................................................... ………………............................. 323
      Седентаризация ............................................... ………………................ 324
      Торговля и торговое посредничество....... …………………………………. 328
      Подчинение и различные формы зависимости кочевников от оседлых обществ ........................... ………………….…..................... 341
      Подчинение и различные формы зависимости оседлых обществ от кочевников ......................... ………………………... ……… 354
      Глава V. Номады и государственность……...……………………………… 362
      Кочевая государственность и условия ее возникновения……………………………….................................... 362
      Основные типы и тенденции возникновения и эволюции кочевой государственности  ………………………………........... 366
      Евразийские степи, полупустыни и пустыни…………………………… 369
      Средний Восток .............................................. ……………………………….. 408
      Ближний Восток............................................. ……………………………….. 422
      Восточная Африка ......................................... ………………………………. 444
      Выводы…………………………………………………………………… 450
      Вместо заключения: внешний мир и кочевники……………… …. 461
      Послесловие, к третьему изданию.
      Кочевники в истории оседлого мира .................. ………………………………… 464
      Сокращения……………………………… ………………………………. 489
      Библиография........................................................................................................... 491
      Оглавление...........................................................................................................603
      Автор hoplit Добавлен 27.05.2020 Категория Великая Степь
    • Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир.
      Автор: hoplit
      Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. Издание третье, дополненное. Алматы. 2002. 604 с.
      Первое издание было в 1984-м. В 2008-м - вышло четвертое.
      Благодарности и уведомления………………………………. 5
      Предисловие ко второму изданию…………………………… 8
      Предисловие к третьему, казахстанскому изданию………….. 57
      Введение. Феномен номадизма: мифы и проблемы….. 66
      Глава I. Номадизм как особый вид производящей экономики……………………………………………… 83
      Что такое номадизм……………………………………...  83
      Основные формы скотоводства………………………… 86
      Видовой состав стада……………………………………. 97
      Численность стада……………………………………..… 101
      Характер использования экологических зон…………… 107
      Характер перекочевок…………………………………… 112
      Характер утилизации продуктов скотоводческого
      хозяйства и системы питания…………………………… 115
      Основные типы кочевого скотоводства………………… 116
      Проблемы баланса и неавтаркичность кочевого хозяйства…………………………………………………. 153
      Глава II. Происхождение кочевого скотоводства…………….. 174 
      Глава III. Социальные предпосылки взаимоотношений номадов с внешним миром……………………………………… 217
      Аборигенная модель (native model), научная модель и реальная действительность ……………………………………… 217
      Проблема собственности в кочевых обществах…………….  222
      Семья, хозяйство и община в кочевых обществах………….  227
      Родство и происхождение в кочевых обществах…………..  242
      Сегментарные системы в кочевых обществах………………  250
      Высшие уровни социально-политической организации в кочевых обществах .......................... ………………………………………. 256
      Имущественное неравенство и социальная дифференциация в кочевых обществах…………………………………………… 262
      Кочевые вождества…………………………………………. …………. 279
      Тема и вариации ................................ ............. ……...……………….......... 285
      Глава IV. Способы адаптации номадов к внешнему миру..................................................................... ………………............................. 323
      Седентаризация ............................................... ………………................ 324
      Торговля и торговое посредничество....... …………………………………. 328
      Подчинение и различные формы зависимости кочевников от оседлых обществ ........................... ………………….…..................... 341
      Подчинение и различные формы зависимости оседлых обществ от кочевников ......................... ………………………... ……… 354
      Глава V. Номады и государственность……...……………………………… 362
      Кочевая государственность и условия ее возникновения……………………………….................................... 362
      Основные типы и тенденции возникновения и эволюции кочевой государственности  ………………………………........... 366
      Евразийские степи, полупустыни и пустыни…………………………… 369
      Средний Восток .............................................. ……………………………….. 408
      Ближний Восток............................................. ……………………………….. 422
      Восточная Африка ......................................... ………………………………. 444
      Выводы…………………………………………………………………… 450
      Вместо заключения: внешний мир и кочевники……………… …. 461
      Послесловие, к третьему изданию.
      Кочевники в истории оседлого мира .................. ………………………………… 464
      Сокращения……………………………… ………………………………. 489
      Библиография........................................................................................................... 491
      Оглавление...........................................................................................................603