Согрин В. В. Зарождение национальных политических партий в США

   (0 отзывов)

Saygo

Согрин В. В. Зарождение национальных политических партий в США // Вопросы истории. - 1988. - № 8. - С. 36-48.

...Сентябрь 1787 г. Участники Конституционного конвента в Филадельфии, завершившегося выработкой проекта основного закона Соединенных Штатов Америки, разъезжаются по домам с чувством глубокого удовлетворения. На 12- м году независимости и через четыре года после завершения революционной войны против Англии наконец-то, как им кажется, выработана основа для преодоления антагонизма между штатами, социальных противоречий и политических распрей. Проект провозглашает создание сильной исполнительной власти в лице президента; утверждает высшую законодательную власть - конгресс США; декларирует верховенство федерального права над правом штатов. Участники конвента были уверены, что их детище утвердит в стране гражданский мир. Но надеждам авторов конституции был отмерен короткий срок.

Вскоре после ее одобрения выяснилось, что она не устранила почву ни для классовых, ни для партийно-политических размежеваний. Более того, одобрение конституции и начало деятельности в 1789 г. правительства подготовили базу возникновения политических партий. Теперь внутриплатные противоречия возникали уже на национальном уровне, в конгрессе и правительстве, а их выразителями выступали политические партии.

Правда, первые национальные выборы в США проходили еще на внепартийной основе. На место президента практически претендовал один человек - Дж. Вашингтон, который и был единогласно, голосами всех выборщиков (первый и единственный случай в американской истории!), избран на высшую государственную должность. На внепартийной основе было создано и первое правительство США. Однако уже вскоре после принесения Вашингтоном присяги и открытия заседаний палаты представителей и сената началось формирование политических фракций. По иронии судьбы, Вашингтон, ярый противник фракционных размежеваний, назначил на два ключевых поста в правительстве (министра финансов и государственного секретаря) создателей будущих политических партий-соперниц - 34-летнего А. Гамильтона и 46-летнего Т. Джефферсона.

Зарождение первых политических партий происходило вопреки острому неприятию их лидерами каких-либо фракционных и партийных размежеваний. Неизменно отрицательно относились к партийной оппозиция федералисты, находившиеся у власти с 1789 по 1801 год. В отношении джефферсоновских республиканцев они употребляли чаще всего определение "фракция", в которое в англо-американской политической традиции вкладывался отрицательный смысл. Гамильтон приравнивал "фракционную" деятельность республиканцев к раскольнической, направленной на разрушение федерального союза. Вашингтон в "Прощальном обращении" к нации в сентябре 1796 г. объявил "дух партий" злейшим врагом американского единства1. Наконец, в период пребывания на президентском посту Дж. Адамса (1797 - 1801 гг.) федералисты, навязав законы об иностранцах и мятеже, попытались с их помощью покончить с оппозицией. Республиканцы при этом были представлены как "иностранные агенты", "французская фракция" (республиканцы в отличие от федералистов ориентировались во внешней политике не на Великобританию, а на Францию), порождение внешнего влияния.

Не менее нетерпимым было отношение к политическим соперникам и со стороны республиканцев. Один из их видных идейно-политических лидеров, Дж. Тейлор, доказывал, что наличие соперничающих политических партий противоречит природе национального правительства, и предлагал даже, если потребуется, внести поправку в федеральную конституцию для пресечения опасных партийных размежеваний. Ф. Френо, ведущий республиканский издатель, даже в 1799 г. полагал, что искоренение невежества и заблуждений, настойчивая просветительская деятельность исключат партийные размежевания2. А лидер республиканцев Джефферсон подвел под отрицательное отношение к партиям философское обоснование.

Подобно другим просветителям США, в том числе и Б. Франклину, он грезил об утверждении в стране вслед за достижением независимости и победой республиканского строя "царства разума", основой которого стали бы классовый мир и политическое единство. В своих теоретических рассуждениях Джефферсон исходил, правда, из того, что различие темпераментов, физические, нравственные особенности людей могут создать почву для фракционных и партийных размежеваний. Но он был убежден, что противоречия между богатыми и бедными, имущественные контрасты и сословные различия характерны для европейских обществ, а не для Соединенных Штатов, поэтому в североамериканской республике нет социально-экономической основы для подлинной вражды и соперничества партий. Джефферсон предпочитал, чтобы разделения на партии вообще не существовало в США: "Если бы мне пришлось вознестись на небеса с партией, я бы предпочел отказаться от этой чести"3. Вступая в 1801 г. на президентский пост, Джефферсон произнес ставшую знаменитой "примиренческую" фразу: "Все мы республиканцы, все мы федералисты", которая, однако, в контексте его выступления и мировоззрения означала не что иное, как желание поглотить федералистскую партию, растворить ее в республиканской.

При подобном отношении лидеров североамериканской республики к партийной оппозиции возможности для ее развития должны были, кажется, оставаться весьма узкими. Но в действительности процесс складывания политических партий и вызревания отдельных принципов двухпартийности выступил в конце XVIII в. весьма отчетливо. Фракционные размежевания, давшие толчок зарождению политических партий, обозначились в конгрессе США уже в 1789 - 1790 годах. В 1792 г. разделение политических деятелей Соединенных Штатов на две противоборствующие партии становится прочным фактом общественного сознания. В мае 1792 г. министр финансов Гамильтон гневно указал, что Дж. Мэдисон и Джефферсон возглавили фракцию, составившую оппозицию правительству, "подрывающую основы хорошего управления, создающую опасность для Союза, мира и счастья страны"4. В июне Джефферсон в письме Мэдисону с нескрываемым раздражением указывал, что Гамильтон "осмеливается называть республиканскую партию фракцией"5.

В том же году Мэдисон выступил со статьей "Современное состояние политических партий", в которой выделил три этапа развития партийных размежеваний в Соединенных Штатах. К первому он относил разделение американцев на сторонников независимости и ее противников в революционный период, ко второму - борьбу между федералистами и антифедералистами вокруг проекта конституции 1787 г., к третьему - партийные размежевания в конгрессе в начале 1790-х годов6. С того времени статьи и памфлеты о партийных размежеваниях стали обычным явлением в США. В 1794 г. Тейлор опубликовал памфлет "Определение партий", в котором указывал, что "существование двух партий в конгрессе является очевидным фактом" и что они выражают "противоположные взгляды по всем вопросам внутренней и внешней политики"7.

Впервые конфликт двух партий проявился при обсуждении вопросов экономической политики, оказавшихся в центре внимания правительства США в конце 1780-х - начале 1790-х годов. Основы его экономической политики были изложены Гамильтоном в докладах "Об общественном кредите" (14 января 1790 г.), "О национальном банке" (13 декабря 1790 г.), "О монетном дворе" (28 января 1791 г.), "О мануфактурах" (5 декабря 1791 г.)8. Молодой и энергичный министр, откровенно претендовавший на роль премьера (Вашингтон не противился этому9), выступил, как заключат впоследствии историки, подлинным творцом "федералистской системы", воплотившей в первую очередь интересы финансовой и торгово-мануфактурной буржуазии.

В первом докладе, зачитанном Гамильтоном в конгрессе, одной из главных потребностей государства объявлялась потребность в кредите. Чтобы получить его, доказывал министр, нужно научиться исправно расплачиваться с долгами, и прежде всего погасить по нарицательной стоимости все внешние и внутренние долги Континентального конгресса и штатов периода войны за независимость. От этих слов многие депутаты содрогнулись: государственный долг исчислялся в 80 млн. долларов. Это была огромная по тем временам сумма.

Демократы в предложении министра увидели происки северо-восточных финансовых кругов: львиная доля внутренних долгов состояла из "солдатских" сертификатов (долговых расписок, выдававшихся Континентальным конгрессом солдатам в годы войны), которые от первоначальных владельцев перекочевали в руки денежных воротил. Учитывая, что спекулянты скупали у солдат сертификаты за 10 - 12% их нарицательной стоимости, можно было легко сосчитать: их барыши в случае осуществления плана Гамильтона составили бы 1000%. Это было явное надувательство правительства и налогоплательщиков, что и отметили представители аграрных штатов.

Контрпредложение оппонентов Гамильтона было очень простым: оплатить по нарицательной стоимости только сертификаты, находившиеся в руках первоначальных владельцев, а остальные облигации оплачивать по фактической стоимости или вовсе аннулировать. Министр финансов разъяснил оппонентам, что цель заключалась вовсе не в аннулировании долга, а в выплате его людям, которые затем предоставят новые кредиты правительству. А такими людьми были не бывшие солдаты, а ограбившие их спекулянты. Разъяснение Гамильтона еще больше насторожило его оппонентов.

Оппозицию Гамильтону возглавили Джефферсон и член конгресса Мэдисон. Они были знакомы не первый год, долгое время переписывались. Но их политический союз был странен во многих отношениях. Между ними были весьма серьезные мировоззренческие различия. Джефферсон мечтал об обращении США в республику фермеров, обосновывал главенствующую роль сельских сходок и городских собраний, демократического самоуправления мелких собственников. Мэдисон же настаивал на недопущении к политической власти простолюдинов и передаче ее верховному государственному органу, состоявшему из людей, в наибольшей степени заинтересованных в сохранении устоев буржуазно-плантаторского общества. Что же объединило этих людей в 1790-е годы?

Политическому партнерству двух виргинских политиков способствовала пусть разнящаяся по мотивам, но решительная оппозиция гамильтоновскому плану развития Соединенных Штатов, расчищавшему путь финансовому и торгово-мануфактурному капиталу за счет аграрных интересов страны. Смягчение разногласий оказалось возможным благодаря тому, что оба политика, как выяснилось, были в высшей степени способны на компромиссы ради общей цели. Им обоим был свойствен политический прагматизм (очень ярко он проявился в отношении Джефферсона и Мэдисона к рабству: теоретически осуждая его с позиций естественноправовой теории века Просвещения, они на практике отдавали должное интересам плантаторов).

Оппоненты Гамильтона весьма прочно заблокировали его предложение в палате представителей. И тогда он решился на смелый маневр - непосредственные закулисные переговоры с Джефферсоном. В одно июльское утро 1790 г., когда Джефферсон поднимался по ступенькам президентского особняка, спеша на аудиенцию к Вашингтону, путь ему неожиданно преградил Гамильтон. Министр финансов был взволнован, с трудом подбирал слова. Джефферсон понял: Гамильтон добивается встречи с ним и Мэдисоном для обсуждения крайне важного государственного вопроса. Она была назначена на следующее утро.

Во время встречи Гамильтон говорил очень продуманно и убедительно. Отказ от расплаты с богатыми кредиторами правительства, доказывал он, ставит на грань катастрофы всю финансовую политику. В этой ситуации у него нет другого выхода, как объявить правительство банкротом, закрыть министерство финансов, а самому выйти в отставку. Гамильтон умолял двух самых влиятельных южных политиков пойти на уступки и склонить конгрессменов в пользу полной выплаты государственного долга. В свою очередь, Гамильтон обещал не остаться в долгу. Он согласился на перенос столицы из банкирского Нью-Йорка в пределы южных штатов. Эта идея дебатировалась в конгрессе: южане добивались переноса столицы на Потомак, северяне соглашались сдвинуть ее на юг только до границы Филадельфии, т. е. разместить в городе, где преобладали торгово-финансовые интересы.

Предложение Гамильтона показалось Джефферсону заманчивым: представлялась возможность вырвать столицу из рук денежных воротил. Мэдисон же считал, что перенесение столицы на Потомак укрепит политические позиции южных штатов, даст толчок развитию в них торговли и промышленности, покончит с их финансовой зависимостью от северо- восточных банков. Три политика ударили по рукам. Через два года в автобиографических записках Джефферсон горько пожалеет об этой сделке.

Уступка окрылила министра финансов: после одобрения конгрессом доклада о государственном кредите он добился прохождения в нем и других своих важных экономических мер. Подлинной победой Гамильтона явилось создание в 1791 г. Национального банка. Конгресс после недолгих дебатов о конституционности такого банка уступил министру финансов и в этом вопросе. Уж очень красноречиво убеждал он в том, что финансовый гигант сулит США огромные выгоды. Обещания Гамильтона основывались на изучении практики английского банка. Национальный банк призван был кредитовать государственные и частные нужды и производить эмиссию бумажных знаков. Ему приписывалась роль источника увеличения капиталов и богатства нации. Банк, объявлял Гамильтон, будет предоставлять кредиты не только за счет имеющихся фондов, но и станет выпускать банкноты сверх своих запасов благородных металлов. Так будет создан искусственный капитал, который явится мощным дополнительным рычагом воздействия на промышленность и торговлю.

С особой настойчивостью проповедовал Гамильтон идею создания в стране крупных мануфактур. На возражения критиков, доказывавших несостоятельность плана развития больших предприятий в силу нехватки рабочих рук и отсутствия крупных состояний, он приводил весомые контраргументы. Ручной труд на предприятиях, указывал Гамильтон, уступит место машинному, и при условии энергичного внедрения новых технических изобретений на мануфактурах дефицит рабочей силы может быть легко преодолен. Кроме того, в США, по его мнению, совершенно не использовался опыт по привлечению на мануфактуры женщин и детей. Что же касается отсутствия в стране достаточного количества крупных индивидуальных состояний, необходимых для массового развития больших предприятий, то эта проблема, разъяснял Гамильтон, будет легко разрешена с созданием Национального банка, который предоставит ссуды на любую сумму любому количеству предпринимателей.

Мероприятия Гамильтона и формирующейся вокруг него федералистской партии, направленные на поощрение промышленности и включавшие целую серию протекционистских мер, отвечали в первую очередь интересам буржуазных верхов. Что касается средних и мелких собственников, в том числе владельцев рассеянных мануфактур, то они были лишены покровительства правительства10.

Напор и успехи министра финансов требовали от Джефферсона расширения антигамильтоновской коалиции, совершенствования и варьирования методов политической борьбы. Постепенно у него оформляется идея создания политической партии, которая объединила бы антигамильтоновские группировки разных районов и штатов страны. Партии нужна была платформа и организующий идеологический центр: в 1791 г. была основана газета республиканцев (Гамильтон начал издание газеты, отстаивающей интересы его фракции, еще в 1789 году). Джефферсон привлек к изданию блестящего барда Американской революции, прозябавшего в то время в нищете, Френо. Заодно ему было предложено место переводчика в госдепартаменте. "National Gazette" стала издаваться в Филадельфии, куда на время была перенесена столица США (позднее ею стал Вашингтон, выстроенный, как и было договорено, в устье Потомака).

При помощи газеты, а также переговоров и активной переписки с единомышленниками в других штатах Джефферсон и Мэдисон сплотили вокруг себя антигамильтоновскую оппозицию. Опорными центрами партии стали три штата - Пенсильвания, Нью-Йорк, Виргиния. Пенсильванская фракция составила демократическое ядро джефферсоновских республиканцев. В 1793 г., когда в США под воздействием идей Французской буржуазной революции и якобинских преобразований стали возникать республиканско-демократические клубы, в Пенсильвании образовался самый крупный и влиятельный из них - Демократическое общество Пенсильвании. Эта организация дала республиканской партии многих видных лидеров и среди них будущего министра финансов А. Галлатина.

Среднюю позицию в партии заняла нью-йоркская фракция во главе с Дж. Клинтоном. Он традиционно рассматривался в американской историографии, как и подобает "стопроцентному" антигамильтонианцу, в качестве "радикала", "уравнителя" и уж, бесспорно, демократа. И только сравнительно недавно О. Янг11 доказал, что лидер республиканцев, как и их окружение, принадлежал к американским нуворишам, к тем представителям средних и низших слоев белых колонистов, которые смогли разбогатеть на трудностях революции и посягнули на позиции господствующих семейных кланов - Скайлеров, Ливингстонов, Пендлтонов и др.

В Виргинии большинство составляло консервативное крыло. Его признанным духовным лидером был Тейлор, плантатор и сенатор, хобби которого составляло написание книг по сельскому хозяйству и политэкономии. В них разоблачалась денежная аристократия Северо-Востока и проповедовалось правление "фермеров, фермерами и для фермеров". Так маскировались амбиции плантаторов, которые резко возросли в 90-х годах XVIII в. в условиях начавшегося хлопкового бума. Наличие в партии джефферсоновских республиканцев фракции плантаторов-рабовладельцев было "бомбой замедленного действия". Сознавал ли Джефферсон опасность соединения в его аграрной партии столь противоречивых социальных начал?

В своих прогнозах судеб плантационного рабства Джефферсон, подобно многим другим демократам, надеялся на его мирное и весьма скорое отмирание. При этом он пытался опираться на экономические показатели 1770 - 1780-х годов. Плантационное рабство, специализировавшееся тогда на производстве табака, переживало затяжной кризис. Джефферсон полагал, что действие этого фактора и запрет ввоза рабов в США с 1808 г. (что было предусмотрено федеральной конституцией) приведет это позорное явление к естественной смерти. Джефферсон не мог предвидеть неожиданного, необычайно благоприятного для плантационного рабства зигзага в его развитии.

Изобретение в 1793 г. хлопкоочистительной машины Э. Уитни имело следствием своего рода "второе издание" рабовладения в США. Плантаторы-рабовладельцы стали быстро приспосабливаться к требованиям хлопкового бума и переводить плантации на выращивание хлопка. Промышленный переворот и капитализм выступали в роли "повивальной бабки" плантационного рабства. Джефферсон предвидел многие социальные бедствия, сопровождавшие развитие промышленного капитализма, но подобного "сюрприза" не ожидал ни он, ни кто-либо из американских демократов. Одним из следствий начавшегося экономического подъема плантационного рабства явилось усиление политических амбиций рабовладельцев. Именно им, а не фермерам уготовила история роль лидера аграрной коалиции, создаваемой Джефферсоном.

Защита республиканской партией аграрного пути развития США постепенно стала уживаться с попытками привлечения на ее сторону самых разных слоев городского населения. В своей риторике партия осуждала не ремесленников и торговцев и даже не купцов и владельцев мануфактур, а ростовщиков, банкиров, владельцев государственного долга, в целом создателей "нечестных богатств". Во время обсуждения проектов Гамильтона представители оппозиционной фракции У. Джайлз и Дж. Джексон подвергли критике концепцию государственного долга и Национального банка как увековечивающую господство "крупных денежных интересов", подрывающую основы республиканизма и создающую экономическую основу для перерождения США в монархию12. В последующем республиканцы все более усиливали эгалитарно-демократическую окраску своей критики: государственный долг и Национальный банк углубляют неравенство в распределении собственности, создают опасную касту денежных спекулянтов, являются источником политической коррупции. Что же касается развития в США ремесел, мануфактур, торговли, то их целесообразность большинством республиканцев не подвергалась сомнению13.

Маневр гамильтоновских федералистов был более ограничен. В стране в конце XVIII - начале XIX в. преобладало аграрное население, и экономическая программа Гамильтона не находила отклика в этих слоях. В этом отношении позиция джефферсоновских республиканцев, твердо выступивших за аграрное развитие США, выглядела куда более приемлемой. Гамильтоновские федералисты, если они хотели быть национальной партией, должны были отразить в своей платформе аграрные интересы США. И они старались доказать, что развитие промышленности и торговли заключает в себе наилучшее естественное решение всех проблем сельского хозяйства.

Этот аргумент - своеобразный рефрен доклада "О мануфактурах" Гамильтона. В нем министр финансов объявлял "возделывателей земли", встав на точку зрения физиократов и Джефферсона, самыми полезными гражданами государства, истинными создателями богатств нации. Более того, Гамильтон подчеркивал, что эта точка зрения обретает свое самое убедительное звучание в США, где подавляющая часть населения занята в сельском хозяйстве14. Вместе с тем б докладе, изобиловавшем программами государственного покровительства интересам промышленности, глава федералистов не внес ни одного практического предложения, направленного на удовлетворение нужд сельского хозяйства. Эта задача решалась южной фракцией федералистов, но, занимая подчиненную позицию по отношению к северо-восточному руководству партии, они не могли нейтрализовать влияние джефферсоновцев среди аграрных слоев.

Дискуссия между республиканцами и федералистами расширялась. Джефферсоновцы называли себя не только республиканской, но также демократической партией (в обиходе и в литературе за ними закрепились оба названия). Под знаменем демократии и республиканизма они и развернули яростную атаку против федералистов. На взгляд демократов, очень многое свидетельствовало об укоренении в США аристократических и даже монархических пороков. Например, поведение президента. Свое первое обращение к конгрессу Вашингтон зачитал в присутствии членов обеих палат. Палата представителей и сенат чутко уловили его тягу к английским традициям и незамедлительно ответили адресом на "обращение с трона". Республиканцы усмотрели в этом дурной признак (Джефферсон, став в 1801 г. президентом, первым делом покончил с подражанием английским традициям, отказавшись от устного выступления в конгрессе). Вашингтон обнаружил также склонность к пышным, продолжавшимся по несколько дней празднованиям дней своего рождения. Он явно стремился выделить себя среди окружающих, подчеркнуть свою избранность. Роскошный президентский экипаж везла шестерка отборных рысаков. "Что за монархические замашки!" - восклицали в сердцах республиканцы, завидев этот кортеж.

В еще большей степени противоречили республиканским заветам мышление и поведение первого вице-президента США Дж. Адамса. Тщеславный и хвастливый, не в меру преувеличивавший свои заслуги перед революцией и замалчивавший заслуги других, он даже оспаривал у Джефферсона и Франклина звание ведущего американского просветителя. С годами Адаме стал все активнее выдвигать и отстаивать принципы, которые явились прямым отрицанием заветов Просвещения. Став вторым лицом в государстве, он провозгласил идею "естественной и непресекающейся аристократии" (именно она должна была поставлять политических лидеров республики). Она, утверждал Адамс, должна была выделять себя при помощи соответствующих титулов. Он уверял других политических деятелей, что простой люд никогда не сможет уважать главу республики, если к нему будут обращаться лишь как к "Джорджу Вашингтону, президенту США". Многие конгрессмены также серьезно подумывали об аристократическом титуле для Вашингтона. По крайней мере, доказывали они, к президенту следует обращаться словами "ваше высочество" или "ваше выборное высочество".

В своих публичных высказываниях республиканцы не осмеливались критиковать ни президента, ни вице-президента. Выбирая направление главного удара, они сосредоточили огонь критики на Гамильтоне, объявив его главным и единственным проводником монархических влияний в США. Джефферсоновцы попытались сразить гамильтоновцев тем же оружием, каким политические противники хотели уничтожить их самих, - объявили министра финансов и его окружение заклятыми врагами республики, готовящими заговор с целью ее ниспровержения. Но если гамильтоновцы называли джефферсоновцев антифедералистами и анархистами, то джефферсоновцы изобличали своих противников как монархистов.

В газете Джефферсона одно за другим появились обвинения министра финансов в монархических симпатиях и стремлении преобразовать государственный строй США на британский манер (ему приписывалось авторство реакционного памфлета "Простая истина", изданного в 1776 г. с целью дискредитации идеи американской независимости). В ней утверждалось, что Гамильтон неоднократно предлагал Вашингтону скипетр и корону, что он пытается насадить в правительстве США обычаи и нравы, распространенные в английском парламенте. Но все это были явные пропагандистские натяжки. В канун войны за независимость Гамильтон находился на левом фланге патриотического движения, а в начале революции выступал с идеями, схожими с требованиями Джефферсона и Т. Пейна. Его эволюция вправо началась позднее, но и тогда он не стал монархистом.

Изучение бумаг Гамильтона дает основания утверждать, что он лишь однажды отозвался положительно о конституционной монархии и британской форме правления, но не в форме практических требований. Случилось это в ходе заседания Конституционного конвента 18 июня 1787 г., когда Гамильтон заявил, что лучшей из известных миру политических форм государства является британская, т. е. конституционная монархия15. Но затем он, проявив политическую трезвость, сказал, что эта форма правления в чистом виде не может быть утверждена в США, что речь может идти лишь об усвоении ее принципов.

На обвинения республиканцев он заявил, что это не что иное, как инсинуации Джефферсона и его окружения. Он решительно отрицал, что когда-либо испытывал симпатии к британской конституции, и называл глупцом всякого, кто серьезно верил в возможность утверждения монархического правления в США. Очень частыми в устах джефферсоновских республиканцев были обвинения Гамильтона в нарушении федеральной конституции. Например, указывалось, что ни одна из ее статей не предусматривала создания такого учреждения, как Национальный банк. Гамильтон отвечал, что конституция декларирует широкие финансовые полномочия правительства и что их практическая реализация допускает возможность создания такого банка.

Джефферсоновские республиканцы не ограничивались пропагандистской войной против Гамильтона. Они стремились дискредитировать его как личность: затеяли расследование его финансовых дел, не гнушались копаться в его "грязном белье". Впрочем, Гамильтон и его сторонники платили им той же монетой: объявляли республиканцев якобинскими шпионами, разносчиками "французской болезни" худшего образца - безверия и анархии. Как далека была эта перебранка от "царства разума", грезившегося Джефферсону - просветителю! Политическая практика молодой республики обнаружила, что пропагандистские натяжки и передержки оказывались в ней необходимыми средствами в борьбе за власть. Даже демократы не могли избежать обращения к сомнительным средствам политической борьбы.

И все же, несмотря на остроту, полемика между джефферсоновцами и гамильтоновцами заключала в себе определенную странность, которая в исторической ретроспективе приобретает характер закономерности. Начать с того, что название джефферсоновского органа - "National Gazette" по сути не противоречило, а, наоборот, подтверждало идею, заложенную в газете Гамильтона "Gazette of the United States". Первые выпуски газеты Джефферсона решительно утверждали верность его партии основополагающим институтам и установлениям Соединенных Штатов. В отношении к ним "National Gazette" не отличалась от газеты федералистов. Даже созвучие фамилий редакторов (гамильтоновской - Фенио, джефферсоновской - Френно) как бы символизировало их единство б отношении основ США. Джефферсон недвусмысленно заявлял о намерении сопротивляться Гамильтону в рамках сложившейся государственно-политической системы. Избранная Джефферсоном и его партией форма политической оппозиции означала закладку краеугольного камня двухпартийной системы США - консенсуса (согласия) - в поддержании и упрочении буржуазного миропорядка. Основа консенсуса - верность обеих партий федеральному государственному устройству, конституции 1787 г., в целом социально-политическим принципам, восторжествовавшим на завершающих этапах Американской революции, - проявилась как в идеологии, так и в политической практике обеих партий.

Сознательное и подчеркнутое стремление Джефферсона декларировать верность федеральному союзу и конституции имело и другой смысл. Гамильтон и его газета постоянно выискивали связи джефферсоновцев с антифедералистами, людьми, которые в 1787 - 1788 гг. выступили против проекта федеральной конституции и требовали сохранить в силе "Статьи конфедерации" - зыбкое соглашение 13 штатов периода войны за независимость. Республиканская партия решительно отводила все попытки обвинить ее в антифедерализме, более того, сравнивая отношение к принципам федеральной конституции двух партий, утверждала, что действительными антифедералистами являются Гамильтон и его последователи. Федералисты, в свою очередь, отводили обвинения в антиреспубликанизме, а некоторые из них даже предлагали дополнить название партии определением "республиканская", чтобы нейтрализовать притязания оппонентов на монополию в защите республиканских принципов в США.

Но между партиями Гамильтона и Джефферсона имелись и политические различия, выразившиеся, в частности, в представлениях о способах укрепления буржуазно-республиканских основ федерального союза. В политической области Гамильтон и его последователи выступали за упрочение тех институтов и законов, которые соответствовали узкоклассовым интересам буржуазно-плантаторских верхов, и за консервацию буржуазно-демократических преобразований Американской революции. Партия федералистов, утвердившаяся у власти в 1790-е годы, зарекомендовала себя, кроме всего прочего, в качестве партии порядка.

Джефферсоновские республиканцы, напротив, проявили себя сторонниками развития и умножения буржуазно-демократических нововведений Американской революции, распространения демократических прав и свобод на новые слои населения. Политическая стратегия республиканцев в большей мере соответствовала объективным требованиям капиталистического прогресса, ибо революция 1775 - 1783 гг. открывала эпоху буржуазных революций в США, завершившуюся после Гражданской войны и Реконструкции 1861 - 1877 годов. Джефферсоновская политическая стратегия обеспечила им более широкую массовую базу и явилась важным фактором оттеснения республиканцами федералистов с господствующих позиций в политической системе страны в начале XIX века.

Большинство федералистов, требовало провести принципиальное различие между понятиями "республиканизм" и "демократия", доказывая, что именно демократия является истинным врагом республиканского строя и заключает в себе истоки всякой деспотии, в том числе и монархии. Этот тезис призван был утвердить федералистов в роли подлинных ревнителей республиканских устоев, а демократов - в качестве злейших врагов республиканизма. Федералисты ссылались на примеры из истории античности, когда те или иные политические вожди-демагоги использовали завоеванную в народе популярность для сокрушения республиканских свобод. Но чаще всего лидеры федералистской партии апеллировали к опыту Французской буржуазной революции. Ее неожиданные метаморфозы, стремительный переход от широкого участия в политической деятельности народных масс к утверждению деспотического правления Директории, консулов, а затем и бонапартистского режима должны были служить в глазах американцев наглядной иллюстрацией к тезису - диктатура вырастает из демократии, является ее оборотной стороной.

Переворот 18 брюмера 1799 г. и провозглашение Бонапарта первым консулом, фактически диктатором, означали, с точки зрения федералистской пропаганды, завершение закономерного перерождения демократической республики, начало которого неизменно связывалось с приходом к власти якобинской партии и Робеспьера, в тиранию. Идея несовместимости политической демократии с сохранением устоев республиканизма служила федералистам опорой для требований об ограничении тех или иных свобод, завоеванных народом в ходе Американской революции. Особенно часто такие требования стали раздаваться после 1793 г., в период, отмеченный массовым демократическим подъемом под воздействием Французской буржуазной революции, выступлениями фермеров, в том числе восстанием 1794 г. в Пенсильвании.

Гамильтон был поистине вездесущ: хотя формально его министерство занималось вопросами внутренней экономической политики, министр финансов претендовал на решающее слово и при определении международных связей США. При этом он ссылался на то, что разрешение экономических проблем страны было невозможно без урегулирования отношений с ведущими европейскими державами, в первую очередь с Англией и Францией. Едва заняв пост министра финансов, он вступил в тесные контакты с англичанином М. Беквитом, который был послан в США прозондировать вопрос о возможности переброски британских войск через территорию Соединенных Штатов в Луизиану, уже давно оспариваемую Лондоном у Испании. Гамильтон буквально обласкал Беквита. Да, говорил он Беквиту, Луизиана должна быть нашей. Гамильтон намекал тем самым, что США за оказанную Англии услугу рассчитывают получить часть Луизианы и право свободного выхода через Миссисипи к морю. Но он имел в виду не только это.

Беквит был потрясен беседами с Гамильтоном. Он не мог поверить, что разговаривает с ведущим министром страны, которая всего семь лет назад вырвала мир у Англии. Англичане и американцы, говорил Гамильтон, остаются связанными кровным родством. Будучи по происхождению одним народом, имея общий язык, религию, нравы, культуру, рассуждал он, Великобритания и США должны жить в вечном мире и дружбе, непременно заключить в ближайшее время договор о торговле. Гамильтон разъяснил Беквиту, что в США сложились две партии: профранцузская в лице джефферсоновцев и проанглийская в лице федералистов. Он посоветовал англичанину не иметь контактов с государственным секретарем США, человеком ограниченным и к тому же фанатичным франкофилом. Так министр финансов сосредоточил в своих руках связи с ведущей западноевропейской державой.

Гамильтон весьма вольно передавал Вашингтону и Джефферсону содержание своих бесед с Беквитом, замалчивая негативные моменты в отношении Англии к США, разглагольствуя о доброй воле Лондона и единстве интересов Великобритании и США. Дж. Бойд, выявивший в наше время материалы о контактах Гамильтона с Беквитом, фактически квалифицирует первого министра финансов США как британского агента16, т. е. пытается возвести в ранг истины обвинения, с которыми выступали против Гамильтона политические противники в 1790-е годы.

Насколько же обоснованы концепция Бойда и обвинения политических противников в адрес Гамильтона? По-моему, они упрощают и искажают мотивы поведения последнего. Применять к политическому деятелю такого масштаба, как Гамильтон, мерку политического агента иностранной державы по меньшей мере наивно. Да, Беквит в донесениях своему правительству обозначал Гамильтона "N 7", но это не значит, что министр финансов США был агентом N 7. Беквит вошел в контакт с многими федералистами, завел досье на многих государственных деятелей США и в донесениях начальству обозначал их просто арабскими цифрами: военный министр Г. Нокс - N 4, председатель верховного суда Дж. Джей - N 12, и т. п. Кроме того, было бы явной натяжкой утверждать, что Беквит использовал Гамильтона в своих целях: с не меньшим, если не с большим, основанием можно считать, что министр финансов США хотел превратить англичанина в исполнителя своих социально-экономических и политических замыслов. Ясно одно: между Гамильтоном и Беквитом шла весьма тонкая дипломатическая игра, оба игрока хотели сближения Англии и США, но в то же время стремились обыграть друг друга в вопросе об условиях и целях этого сближения.

Лейтмотив внешнеполитической доктрины Гамильтона, рассчитанный на выработку благоприятного отношения самых широких слоев американцев к целям его партии, состоял в утверждении, что курс на расширение экономических и политических связей с Великобританией имеет тактический характер, ибо служит наиболее верным средством для обеспечения в конечном итоге прочной политической независимости и экономической самостоятельности страны. США, доказывали федералисты, смогут стать могущественной державой только при условии длительного мира, и ради его поддержания необходимо пойти на определенные и даже крупные уступки Англии. Этот мотив чаще всего использовался федералистами в период подготовки и ратификации договора Джея (одобрен сенатом 24 июня 1795 г.), обеспечившего Англии необычайно благоприятные в сравнении с другими странами условия проникновения на американский рынок и подтверждавшего все предвоенные долги бывших колоний метрополии.

Экономическая аргументация федералистов строилась на том, что, с одной стороны, экспорт США в британские владения составляет главную статью доходов американского купечества, а с другой - пошлины с английских товаров, ввозимых в страну, в десятки раз превышают сборы с французского импорта и составляют главный источник пополнения государственной казны. Политические аргументы федералистов, направленные против Франции, гласили: при определении стратегической линии правительству США необходимо исходить из того, что бывшая их союзница уже не может рассматриваться в качестве стабильной, а следовательно, сильной и надежной политической системы вследствие разразившейся в ней революции, а союз с государством, находящимся в состоянии дестабилизации, чреват опасными и непредсказуемыми последствиями. После 1792 г. подчеркивалось, что сохранение союза с Францией, объявившей войну всем европейским монархиям, приведет США к конфликту с альянсом могущественных держав Старого Света.

В расчетах же республиканцев антианглийский курс являлся самым надежным способом достижения вслед за политической и экономической независимости США, а также цементирования американского патриотизма и единства. Их отношение к Франции, кроме антианглийской позиции, определялось, конечно, и идеологическими симпатиями к принципам революции 1789 года. Передача Францией в 1789 г. Вашингтону ключей от поверженной Бастилии в глазах государственного секретаря не была пустым жестом, а означала начало нового этапа в политическом союзе Франции и США. Ведь теперь он перерастал в союз двух политических сообществ, основывавшихся в отличие от всех других государств мира на соглашении их народов.

Но, несмотря на идеологические симпатии к Французской буржуазной революции, отношение республиканцев к союзническим обязательствам перед Францией было достаточно сложным. Республиканцы отвергали рассуждения Гамильтона, объявившего после казни Людовика XVI в 1793 г. франко-американские договоры 1778 г. утратившими силу. Эти соглашения, согласно мнению государственного секретаря Джефферсона, были соглашениями двух наций и народов, а не правительств, поэтому изменение формы правления в той или иной стране не могло отменить их. Джефферсон также требовал признать Национальный конвент законным правительством Франции и принять назначенного им посла, который должен был сменить прежнего17.

Джефферсон и его окружение считали, что в вопросе о военных обязательствах правительство США должно проявить осторожность. Поскольку американцы не располагали ни военным флотом, ни регулярными сухопутными силами, способными оказать реальную помощь Франции, они могут воздержаться от участия в военных действиях и придерживаться нейтралитета. Правда, когда Гамильтон предложил Вашингтону издать прокламацию о нейтралитете США, Джефферсон выступил с рядом возражений. Во-первых, он высказался против использования термина "нейтралитет", ставившего под сомнение франко-американские договоры 1778 г., во-вторых, полагал, что декларация должна быть издана не президентом, а конгрессом, после тщательного продумывания каждого ее слова. Достигнутый в этом вопросе компромисс - декларация была издана президентом, но слово "нейтралитет" в ней не употреблялось - был конкретным примером внешнеполитического решения, принятого на двухпартийной основе.

Несмотря на кажущуюся несовместимость, во внешнеполитической стратегии федералистов и республиканцев обнаруживается принципиальное сходство. "Сверхзадача" внешнеполитической стратегии двух партий была, по сути, единой: обеспечение выживания североамериканской республики и укрепление ее суверенитета, сохранение нейтралитета и невмешательства в конфликты европейских держав, достижение вслед за политической самостоятельностью экономической независимости. Вместе с тем обе партии исповедовали разные способы достижения этой цели, что воплотилось в проанглийской ориентации федералистов и профранцузской республиканцев.

Консервативно-охранительные черты федералистской партии раскрылись наиболее полно в период пребывания на президентском посту Дж. Адамса (1797 - 1801 гг.). В 1798 г. конгресс принял законы об "иностранцах" и "подстрекательстве к мятежу", сводившие на нет демократические статьи билля о правах. По обвинению в клевете на правительство были привлечены к уголовной ответственности и осуждены несколько редакторов республиканских газет. Федералисты развязали в стране антифранцузскую истерию. Конгресс аннулировал все договоры с Францией и принял решение о призыве в армию 10 тыс. добровольцев сроком на три года. Был создан военно-морской департамент, принято решение о строительстве 25 фрегатов и вооружении торговых кораблей и санкционирован захват французских судов в открытом море.

Политика Адамса привела к обострению противоречий между федералистами и республиканцами. Уже в 1798 - 1799 гг. республиканцы начали энергичную подготовку к выборам 1800 г., которые, с точки зрения ее лидеров, должны были решить судьбу США. Кентуккская и виргинская резолюции, подготовленные соответственно Джефферсоном и Мэдисоном, составили платформу республиканцев в предстоящей политической схватке. Пропаганда республиканцев в лапидарной и выразительной форме указала на непопулярные в массах итоги пребывания федералистов у власти: британское влияние, постоянная армия, прямые налоги, государственный долг, дорогостоящий флот, аристократический дух. Джефферсоновские республиканцы брали обязательство покончить с ними.

Сокрушительная победа республиканцев над федералистами в 1800 г. была приравнена ими к революции, по своему значению не уступающей революции 1776 года18. Республиканцы прочно утвердились у власти, три их признанных лидера, Джефферсон, Мэдисон и Монро, последовательно занимали президентский пост (1801 - 1825 гг.) и имели, казалось бы, все шансы разрушить "федералистскую систему". Однако ее основы в годы пребывания у власти "виргинской династии" (все три республиканских президента были виргинцами) остались неколебимыми. Национальный банк, государственный долг, государственное покровительство мануфактурам и внешней торговле, укрепление суверенитета и территориальная экспансия США - все эти установления и цели федералистов были восприняты республиканцами.

Американская буржуазная партийная система оформилась как двухпартийная. В конце XVIII - начале XIX в. основополагающие черты этой системы находились еще в зачаточном состоянии, во взаимоотношениях федералистов и республиканцев на первый план выступало острое соперничество, вопросы, разделявшие их, действительно имели принципиальное значение. Широкий диапазон идеологических различий между федералистами и республиканцами позволял им увлечь за собой практически всех избирателей, что крайне ограничивало возможность возникновения третьей политической партии.

В то же время при всех различиях между двумя партиями в их взаимоотношениях ясно обозначились принципы консенсуса и преемственности, которые обеспечивали упрочение американского буржуазного государства и собственнических интересов даже в условиях смены одной партии другой у кормила власти. Обе партии свято верили в неприкосновенность частной собственности, неколебимость буржуазно-республиканского строя и конституции 1787 года.

Примечания

1. The Papers of Alexander Hamilton. Vol. 1 - 26. N. Y. - Lnd. 1961 - 1979. Vol. 11, p. 429; The Washington Papers. N. Y. 1955, pp. 317 - 318.

2. Cunningham N. E. The Jeffersonian Republicans. Chapel Hill. 1957, p. 134.

3. Цит. по: Koch A. The Philosophy of Thomas Jefferson. N. Y. 1943, p. 122.

4. The Papers of Alexander Hamilton. Vol. 11. p. 429.

5. The Writings of Thomas Jefferson. Vol. 1 - 10. N. Y. - Lnd. 1892 - 1899. Vol. 6, p. 95.

6. The Writings of James Madison. Vol. 1 - 9. N. Y. 1900 - 1910. Vol. 6, pp. 104 - 123.

7. Taylor J. A Definition of Parties, or the Political Effects of the Paper System Considered. Philadelphia. 1794.

8. The Papers of Alexander Hamilton. Vol. 6, pp. 65 - 168; vol. 7, pp. 305 - 342; vol. 10, pp. 230 - 340.

9. Яковлев Н. Н. Вашингтон, М. 1973, с 324.

10. Ушаков В. А. Америка при Вашингтоне. Л. 1983, с. 193 - 196.

11. Young A. F. The Democratic Republicans of New York. Chapel Hill. 1967.

12. Annales of Congress, 1-st Congress, 2d Session, pp. 546 - 548, 1180 - 1182.

13. Banning L. The Jeffersonian Persuasion: Evolution of the Party Ideology. Ithaka-Lnd. 1978, pp. 181 - 197, 204 - 205; Zvesper J. Political Philosophy and Rhetoric: A Study of the Origins of American Party Politics. N. Y. 1977, pp. 123 - 135.

14. The Papers of Alexander Hamilton. Vol. 10, pp. 233 - 235.

15. Ibid. Vol. 4, pp. 184, 189, 192.

16. Boyd J. Number 7. Alexander Hamilton's Secret Attempts to Control American Foreign Policy. Princeton. 1964.

17. Miller J. C. The Federalist Era, 1789 - 1801. N. Y. 1960, pp. 126 - 139.

18. The Works of Thomas Jefferson. Vol. 1 - 12. N. Y. 1904 - 1905. Vol. 12, p. 136.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Гулыга А.В. Роль США в подготовке вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г. // Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
      Автор: Военкомуезд
      А.В. ГУЛЫГА
      РОЛЬ США В ПОДГОТОВКЕ ВТОРЖЕНИЯ НА СОВЕТСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В НАЧАЛЕ 1918 г.

      Крушение капиталистического строя в России привело в смятение весь капиталистический мир, в частности, империалистов США. Захват пролетариатом власти на одной шестой части земного шара создавал непосредственную угрозу всей системе наемного рабства. Начиная борьбу против первого в мире социалистического государства, империалисты США ставили своей целью восстановление в России власти помещиков и капиталистов, расчленение России и превращение ее в свою колонию. В последние годы царского режима, и особенно в период Временного правительства, американские монополии осуществляли широкое экономическое и политическое проникновенне в Россию. Магнаты Уоллстрита уже видели себя в недалеком будущем полновластными владыками русских богатств. Однако непреодолимым препятствием на их пути к закабалению России встала Великая Октябрьская социалистическая революция. Социалистический переворот спас нашу родину от участи колониальной или зависимой страны.

      Правительство США начало борьбу против Советской России сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции. «Нам абсолютно не на что надеяться в том случае, если большевики будут оставаться у власти», [1] — писал в начале декабря 1917 г. государственный секретарь США Лансинг президенту Вильсону, предлагая активизировать антисоветские действия Соединенных Штатов.

      Правительство США знало, однако, что в своих антисоветских действиях оно не может надеяться на поддержку американского народа, который приветствовал рождение Советского государства. На многочисленных рабочих митингах в разных городах Соединенных Штатов принимались резолюции, выражавшие солидарность с русскими рабочими и крестьянами. [2] Правительство США вело борьбу против Советской республики, используя коварные, провокационные методы, прикрывая /33/

      1. Papers relating to the foreign relations of the United States. The Lansing papers, v. II, Washington, 1940, p. 344. (В дальнейшем цит.: The Lansing papers).
      2. Вот одна из таких резолюций, принятая на рабочем митинге в г. Ситтле и доставленная в Советскую Россию американскими моряками: «Приветствуем восторженно русский пролетариат, который первый одержал победу над капиталом, первый осуществил диктатуру пролетариата, первый ввел и осуществил контроль пролетариата в промышленности. Надеемся твердо, что русский пролетариат осуществит социализацию всего производства, что он закрепит и расширит свои победы над капиталом. Уверяем русских борцов за свободу, что мы им горячо сочувствуем, готовы им помочь и просим верить нам, что недалеко время, когда мы сумеем на деле доказать нашу пролетарскую солидарность» («Известия Владивостокского Совета рабочих и солдатских депутатов», 25 января (7 февраля) 1918 г.).

      свое вмешательство во внутренние дела России лицемерными фразами, а иногда даже дезориентирующими действиями. Одним из наиболее ярких примеров провокационной тактики американской дипломатии в борьбе против Советской России является развязывание правительством Соединенных Штатов японского вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г.

      Вся история интервенции США в Советскую Россию на протяжении многих лет умышленно искажалась буржуазными американскими историками. Фальсифицируя смысл документов, они пытались доказать, что американское правительство в течение первых месяцев 1918 г. якобы «возражало» против иностранного вторжения на Дальний Восток и впоследствии дало на нею свое согласие лишь «под давлением» Англии, Франции и Японии. [3] На помощь этим историкам пришел государственный департамент, опубликовавший в 1931—1932 гг. три тома дипломатической переписки за 1918 г. по поводу России. [4] В этой публикации отсутствовали все наиболее разоблачающие документы, которые могли бы в полной мере показать антисоветскую политику Соединенных Штатов. Тем же стремлением фальсифицировать историю, преуменьшить роль США в организации антисоветской интервенции руководствовался и составитель «Архива полковника Хауза» Чарлз Сеймур. Документы в этом «архиве» подтасованы таким образом, что у читателя создается впечатление, будто Вильсон в начале 1918 г. действительно выступал против японской интервенции.

      Только в 1940 г. государственный департамент опубликовал (и то лишь частично) секретные документы, проливающие свет на истинные действия американскою правительства по развязыванию иностранного вторжения на Дальний Восток. Эти материалы увидели свет во втором томе так называемых «документов Лансинга».

      Важная задача советских историков — разоблачение двуличной дипломатии США, выявление ее организующей роли в развязывании иностранной интервенции на Дальнем Востоке, к сожалению, до сих пор не получила достаточного разрешения в исторических исследованиях, посвященных этой интервенции.

      *     *     *

      В своем обращении к народу 2 сентября 1945 г. товарищ Сталин говорил: «В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединённых Штатов Америки и опираясь на них, — вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила Советский Дальний Восток». [5] Это указание товарища Сталина о том, что Япония совершила нападение на Советскую Россию в 1918 г., опираясь на Англию, Францию и США, и служит путеводной нитью для историка, изучающего интервенцию на Дальнем Востоке. /34/

      5. Т. Millard. Democracy and the eastern question, N. Y., 1919; F. Schuman. American policy towards Russia since 1917, N. Y., 1928; W. Griawold. The far Eastern policy of the United States, N. Y., 1938.
      4. Papers relating to the foreign relations of the United States, 1918, Russia, v.v. I—III, Washington. 1931—1932. (В дальнейшем цит.: FR.)
      5. И. B. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза, М., 1949, стр. 205.

      Ленин еще в январе 1918 г. считался с возможностью совместного японо-американского выступления против нашей страны. «Говорят, — указывал он, — что, заключая мир, мы этим самым развязываем руки японцам и американцам, которые тотчас завладевают Владивостоком. Но, пока они дойдут только до Иркутска, мы сумеем укрепить нашу социалистическую республику». [6] Готовясь к выступлению на VII съезде партии, 8 марта 1918 г. Ленин писал: «Новая ситуация: Япония наступать хочет: «ситуация» архи-сложная... отступать здесь с д[огово]ром, там без дог[ово]ра». [7]

      В дальнейшем, объясняя задержку японского выступления, Ленин, как на одну из причин, указывал на противоречия между США и Японией. Однако Ленин всегда подчеркивал возможность сделки между империалистами этих стран для совместной борьбы против Советской России: «Американская буржуазия может стакнуться с японской...» [8] В докладе Ленина о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского Совета 14 мая 1918 г. содержится глубокий анализ американо-японских империалистических противоречий. Этот анализ заканчивается предупреждением, что возможность сговора между американской и японской буржуазией представляет реальную угрозу для страны Советов. «Вся дипломатическая и экономическая история Дальнего Востока делает совершенно несомненным, что на почве капитализма предотвратить назревающий острый конфликт между Японией и Америкой невозможно. Это противоречие, временно прикрытое теперь союзом Японии и Америки против Германии, задерживает наступление японского империализма против России. Поход, начатый против Советской Республики (десант во Владивостоке, поддержка банд Семенова), задерживается, ибо грозит превратить скрытый конфликт между Японией и Америкой в открытую войну. Конечно, вполне возможно, и мы не должны забывать того, что группировки между империалистскими державами, как бы прочны они ни казались, могут быть в несколько дней опрокинуты, если того требуют интересы священной частной собственности, священные права на концессии и т. п. И, может быть, достаточно малейшей искры, чтобы взорвать существующую группировку держав, и тогда указанные противоречия не могут уже служить мам защитой». [9]

      Такой искрой явилось возобновление военных действий на восточном фронте и германское наступление против Советской республики в конце февраля 1918 г.

      Как известно, правительство США возлагало большие надежды на возможность обострения отношений между Советской Россией и кайзеровской Германией. В конце 1917 г. и в первые месяцы 1918 г. все усилия государственных деятелей США (от интриг посла в России Френсиса до широковещательных выступлений президента Вильсона) были направлены к тому, чтобы обещаниями американской помощи предотвратить выход Советской России из империалистической войны. /35/

      6. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 201.
      7. Ленинский сборник, т. XI, стр. 65.
      8. В. И. Ленин. Соч., т. XXX, стр. 385.
      9. В. И. Ленин. Соч., т. XXIII, стр. 5. История новейшего времени содержит поучительные примеры того, что антагонизм между империалистическими державами не является помехой для развертывания антисоветской агрессин. Так было в годы гражданской войны, так было и в дни Мюнхена.

      Послание Вильсона к конгрессу 8 января 1918 г. и пресловутые «четырнадцать пунктов» имели в качестве одной из своих задач «выражением сочувствия и обещанием более существенной помощи» вовлечь Советскую республику в войну против Германии. [10] Хауз называл «пункты» Вильсона «великолепным оружием пропаганды». [11] Такого же мнения были и руководящие работники государственного департамента, положившие немало усилий на массовое распространение в России «четырнадцати пунктов» всеми пропагандистскими средствами.

      Ленин разгадал и разоблачил планы сокрушения Советской власти при помощи немецких штыков. В статье «О революционной фразе» он писал: «Взгляните на факты относительно поведения англо-французской буржуазии. Она всячески втягивает нас теперь в войну с Германией, обещает нам миллионы благ, сапоги, картошку, снаряды, паровозы (в кредит... это не «кабала», не бойтесь! это «только» кредит!). Она хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией.

      Понятно, почему она должна хотеть этого: потому, что, во-первых, мы оттянули бы часть германских сил. Потому, во-вторых, что Советская власть могла бы крахнуть легче всего от несвоевременной военной схватки с германским империализмом». [12]

      В приведенной цитате речь идет об англичанах и французах. Однако с полным правом ленинскую характеристику империалистической политики в отношении выхода Советской России из войны можно отнести и к Соединенным Штатам. Правомерность этого становится еще более очевидной, если сравнить «Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира», написанные Лениным 7 января 1918 г., с подготовительными набросками к этим тезисам. Параграф 10 тезисов опровергает довод против подписания мира, заключающийся в том, что, подписывая мир, большевики якобы становятся агентами германского империализма: «...этот довод явно неверен, ибо революционная война в данный момент сделала бы нас, объективно, агентами англо-французского империализма...» [13] В подготовительных заметках этот тбзис сформулирован: «объект[ивно] = агент Вильсона...» [14] И Вильсон являлся олицетворением американского империализма. .

      Попытка американских империалистов столкнуть Советскую Россию с кайзеровской Германией потерпела крах. Однако были дни, когда государственным деятелям Соединенных Штатов казалось, что их планы близки к осуществлению.

      10 февраля 1918 г. брестские переговоры были прерваны. Троцкий, предательски нарушив данные ему директивы, не подписал мирного договора с Германией. Одновременно он сообщил немцам, что Советская республика продолжает демобилизацию армии. Это открывало немецким войскам дорогу на Петроград. 18 февраля германское командование начало наступление по всему фронту.

      В эти тревожные для русского народа дни враги Советской России разработали коварный план удушения социалистического государства. Маршал Фош в интервью с представителем газеты «Нью-Йорк Таймс» /36/

      10. Архив полковника Хауза, т. III, стр. 232.
      11. Там же, т. IV, стр. 118.
      12. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 268.
      13. Там же, стр. 195.
      14. Ленинский сборник, т. XI, стр. 37.

      сформулировал его следующим образом: Германия захватывает Россию, Америка и Япония должны немедленно выступить и встретить немцев в Сибири. [15]

      Этот план был предан гласности французским маршалом. Однако авторы его и главные исполнители находились в Соединенных Штатах. Перспектива сокрушения Советской власти комбинированным ударом с запада и востока была столь заманчивой, что Вильсон начал развязывать японскую интервенцию, торжественно заверяя в то же время о «дружеских чувствах» к русскому народу.

      В 1921 г. Лансинг составил записку, излагающую историю американско-японских переговоров об интервенции. Он писал для себя, поэтому не облекал мысли в витиеватые и двусмысленные дипломатические формулы: многое в этой записке названо своими именами. Относительно позиции США в конце февраля 1918 г. там сказано: «То, что Япония пошлет войска во Владивосток и Харбин, казалось одобренным (accepted) фактом». [16] В Вашингтоне в эти дни немецкого наступления на Петроград считали, что власти большевиков приходит конец. Поэтому решено было устранить возможные недоразумения и информировать союзные державы о согласии США на японское вооруженное выступление против Советской России.

      18 февраля, в тот день, когда германские полчища ринулись на Петроград, в Верховном совете Антанты был поднят вопрос о посылке иностранных войск на Дальний Восток. Инициатива постановки этого вопроса принадлежала американскому представителю генералу Блиссу. Было решено предоставить Японии свободу действий против Советской России. Союзники согласились, — говорилось в этом принятом документе — так называемой совместной ноте №16, — в том, что «1) оккупация Сибирской железной дороги от Владивостока до Харбина, включая оба конечных пункта, дает военные выгоды, которые перевешивают возможный политический ущерб, 2) рекомендованная оккупация должна осуществляться японскими силами после получении соответствующих гарантий под контролем союзной миссии». [17]

      Действия Блисса, подписавшего этот документ в качестве официального представителя Соединенных Штатов, получили полное одобрение американского правительства.

      В Вашингтоне стало известно, что Япония закончила последние приготовления и ее войска готовы к вторжению на Дальний Восток. [18] Государственные деятели США начинают форсировать события. 27 февраля Лансинг беседовал в Вашингтоне с французским послом. Последний сообщил, что японское правительство намеревается, начав интервенцию, расширить военные операции вплоть до Уральского хребта. Лансинг ответил, что правительство США не примет участия в интервенции, однако против японской экспедиции возражать не будет.

      В тот же день Лансинг письмом доложил об этом Вильсону. Обращая особое внимание на обещание японцев наступать до Урала, он писал: «поскольку это затрагивает наше правительство, то мне кажется, что все, что от нас потребуется, это создание практической уверенности в том, что с нашей стороны не последует протеста против этого шага Японии». [19] /37/

      15. «Information», 1 марта 1918 г.
      16. The Lansing papers, v. II, p. 394.
      17. Там же, стр. 272.
      18. FR, v. II, p. 56.
      19. The Lansing papers, v. II, p. 355.

      Для того, чтобы создать эту «практическую уверенность», Вильсон решил отправить в Японию меморандум об отношении США к интервенции. В меморандуме черным по белому было написано, что правительство Соединенных Штатов дает свое согласие на высадку японских войск на Дальнем Востоке. На языке Вильсона это звучало следующим образом: «правительство США не считает разумным объединиться с правительством Антанты в просьбе к японскому правительству выступить в Сибири. Оно не имеет возражений против того, чтобы просьба эта была принесена, и оно готово уверить японское правительство, что оно вполне доверяет ему в том отношении, что, вводя вооруженные силы в Сибирь, Япония действует в качестве союзника России, не имея никакой иной цели, кроме спасения Сибири от вторжения армий Германии и от германских интриг, и с полным желанием предоставить разрешение всех вопросов, которые могут воздействовать на неизменные судьбы Сибири, мирной конференции». [20] Последняя оговорка, а именно тот факт, что дальнейшее решение судьбы Сибири Вильсон намеревался предоставить международной конференции, свидетельствовала о том, что США собирались использовать Японию на Дальнем Востоке лишь в качестве жандарма, который должен будет уйти, исполнив свое дело. Япония, как известно, рассматривала свою роль в Азии несколько иначе.

      Совместные действия против Советской республики отнюдь не устраняли японо-американского соперничества. Наоборот, борьба за новые «сферы влияния» (именно так рисовалась американцам будущая Россия) должна была усилить это соперничество. Перспектива захвата Сибири сильной японской армией вызывала у военных руководителей США невольный вопрос: каким образом удастся впоследствии выдворить эту армию из областей, на которые претендовали американские капиталисты. «Я часто думаю, — писал генерал Блисс начальнику американского генерального штаба Марчу, — что эта война, вместо того чтобы быть последней, явится причиной еще одной. Японская интервенция открывает путь, по которому придет новая война». [21] Это писалось как раз в те дни, когда США начали провоцировать Японию на военное выступление против Советской России. Вопрос о японской интервенции ставил, таким образом, перед американскими политиками проблему будущей войны с Японией. Интересы «священной частной собственности», ненависть к Советскому государству объединили на время усилия двух империалистических хищников. Более осторожный толкал на опасную авантюру своего ослепленного жадностью собрата, не забывая, однако, о неизбежности их будущего столкновения, а быть может, даже в расчете на это столкновение.

      Составитель «Архива Хауза» постарался создать впечатление, будто февральский меморандум был написан Вильсоном «под непрерывным давлением со стороны французов и англичан» и являлся в биографии президента чем-то вроде досадного недоразумения, проявлением слабости и т. п. Изучение «документов Лансинга» дает возможность сделать иное заключение: это был один из немногих случаев, когда Вильсон в стремлении форсировать события выразился более или менее откровенно.

      1 марта 1918 г. заместитель Лансинга Полк пригласил в государственный департамент послов Англии и Франции и ознакомил их с /38/

      20. The Lansing papers, v. II, p. 355 См. также «Архив полковника Хауза» т. III, стр. 294.
      21. С. March. Nation at war, N. Y., 1932, p. 115.

      текстом меморандума. Английскому послу было даже разрешено снять копию. Это означала, в силу существовавшего тогда англо-японского союза, что текст меморандума станет немедленно известен в Токио. Так, без официального дипломатического акта вручения ноты, правительство СЛИЛ допело до сведения японского правительства свою точку зрения. Теперь с отправкой меморандума можно было не спешить, тем более что из России поступали сведения о возможности подписания мира с немцами.

      5 марта Вильсон вызвал к себе Полка (Лансинг был в это время в отпуске) и вручил ему для немедленной отправки в Токио измененный вариант меморандума. Полк прочитал его и изумился: вместо согласия на японскую интервенцию в ноте содержались возражения против нее. Однако, поговорив с президентом, Полк успокоился. Свое впечатление, вынесенное из разговора с Вильсоном, Полк изложил в письме к Лансингу. «Это — изменение нашей позиции,— писал Полк,— однако, я не думаю, что это существенно повлияет на ситуацию. Я слегка возражал ему (Вильсону. — А. Г.), но он сказал, что продумал это и чувствует, что второе заявление абсолютно необходимо... Я не думаю, что японцы будут вполне довольны, однако это (т. е. нота.— Л. Г.) не является протестом. Таким образом, они могут воспринять ее просто как совет выступить и делать все, что им угодно». [22]

      Таким же образом оценил впоследствии этот документ и Лансинг. В его записке 1921 г. по этому поводу говорится: «Президент решил, что бессмысленно выступать против японской интервенции, и сообщил союзным правительствам, что Соединенные Штаты не возражают против их просьбы, обращенной к Японии, выступить в Сибири, но Соединенные Штаты, в силу определенных обстоятельств, не могут присоединиться к этой просьбе. Это было 1 марта. Четыре дня спустя Токио было оповещено о точке зрения правительства Соединенных Штатов, согласно которой Япония должна была заявить, что если она начнет интервенцию в Сибирь, она сделает это только как союзник России». [23]

      Для характеристики второго варианта меморандума Лансинг отнюдь не употребляет слово «протест», ибо по сути дела вильсоновский документ ни в какой мере не являлся протестом. Лансинг в своей записке не только не говорит об изменении позиции правительства США, но даже не противопоставляет второго варианта меморандума первому, а рассматривает их как последовательные этапы выражения одобрения действиям японского правительства по подготовке вторжения.

      Относительно мотивов, определивших замену нот, не приходится гадать. Не столько вмешательство Хауза (как это можно понять из чтения его «архива») повлияло на Вильсона, сколько телеграмма о подписании Брестского мира, полученная в Вашингтоне вечером 4 марта. Заключение мира между Германией и Советской Россией смешало все карты Вильсона. Немцы остановились; останавливать японцев Вильсон не собирался, однако для него было очень важно скрыть свою роль в развязывании японской интервенции, поскольку предстояло опять разыгрывать из себя «друга» русского народа и снова добиваться вовлечения России в войну с Германией. [24] Японцы знали от англичан /39/

      22. The Lansing papers, v. II, p. 356. (Подчеркнуто мной. — Л. Г.).
      23. Там же, стр. 394.

      истинную позицию США. Поэтому, полагал Вильсон, они не сделают неверных выводов, даже получив ноту, содержащую утверждения, противоположные тому, что им было известно. В случае же проникновения сведений в печать позиция Соединенных Штатов будет выглядеть как «вполне демократическая». Вильсон решился на дипломатический подлог. «При чтении, — писал Полк Лансингу, — вы, вероятно, увидите, что повлияло на него, а именно соображения относительно того, как будет выглядеть позиция нашего правительства в глазах демократических народов мира». [25]

      Как и следовало ожидать, японцы поняли Вильсона. Зная текст первою варианта меморандума, они могли безошибочно читать между строк второго. Министр иностранных дел Японии Мотоко, ознакомившись с нотой США, заявил не без иронии американскому послу Моррису, что он «высоко оценивает искренность и дружеский дух меморандума». [26] Японский поверенный в делах, посетивший Полка, выразил ему «полное удовлетворение тем путем, который избрал государственный департамент». [27] Наконец, 19 марта Моррису был вручен официальный ответ японского правительства на меморандум США. По казуистике и лицемерию ответ не уступал вильсоновским документам. Министерство иностранных дел Японии выражало полное удовлетворение по поводу американского заявления и снова ехидно благодарило за «абсолютную искренность, с которой американское правительство изложило свои взгляды». С невинным видом японцы заявляли, что идея интервенции родилась не у них, а была предложена им правительствами стран Антанты. Что касается существа вопроса, то, с одной стороны, японское правительство намеревалось, в случае обострения положения /40/

      24. Не прошло и недели, как Вильсон обратился с «приветственной» телеграммой к IV съезду Советов с намерением воспрепятствовать ратификации Брестского мира. Это было 11 марта 1918 г. В тот же день государственный департамент направил Френсису для ознакомления Советского правительства (неофициальным путем, через Робинса) копию меморандума, врученного 5 марта японскому правительству, а также представителям Англии, Франции и Италии. Интересно, что на копии, посланной в Россию, в качестве даты написания документа было поставлено «3 марта 1918 г.». В американской правительственной публикации (FR, v. II, р. 67) утверждается, что это было сделано «ошибочно». Зная методы государственного департамента, можно утверждать, что эта «ошибка» была сделана умышленно, с провокационной целью. Для такого предположения имеются достаточные основания. Государственный департамент направил копию меморандума в Россию для того, чтобы ввести в заблуждение советское правительство, показать США «противником» японской интервенции. Замена даты 5 марта на 3 марта могла сделать документ более «убедительным»: 1 марта в Вашингтоне еще не знали о подписании Брестского мира, следовательно меморандум, составленный в этот день, не мог являться следствием выхода Советской России из империалистической войны, а отражал «демократическую позицию» Соединенных Штатов.
      Несмотря на все ухищрения Вильсона, планы американских империалистов не осуществились — Брестский мир был ратифицирован. Советская Россия вышла из империалистической войны.
      23. Махинации Вильсона ввели в заблуждение современное ему общественное мнение Америки. В свое время ни текст двух вариантов меморандума, ни даже сам факт его вручения не были преданы гласности. В газетах о позиции США в отношении японской интервенции появлялись противоречивые сообщения. Только через два года журналист Линкольн Колькорд опубликовал текст «секретного» американского меморандума, отправленного 5 марта 1918 г. в Японию (журнал «Nation» от 21 февраля 1920 г.). Вопрос казался выясненным окончательно. Лишь много лет спустя было опубликовано «второе дно» меморандума — его первый вариант.
      26. FR, v II, р. 78.
      27. Там же, стр. 69.

      на Дальнем Востоке, выступить в целях «самозащиты», а с другой стороны, в японской ноте содержалось обещание, что ни один шаг не будет предпринт без согласия США.

      Лансингу тон ответа, вероятно, показался недостаточно решительнным. Он решил подтолкнуть японцев на более активные действия против Советской России. Через несколько часов после получения японской ноты он уже телеграфировал в Токио Моррису: «Воспользуйтесь, пожалуйста, первой подходящей возможностью и скажите к о н ф и д е н ц и а л ь н о министру иностранных дел, что наше правительство надеется самым серьезным образом на понимание японским правительством того обстоятельства, что н а ш а позиция в от н о ш е н и и п о с ы л к и Японией экспедиционных сил в Сибирь н и к о и м образом не основывается на подозрении п о п о в о д у мотивов, которые заставят японское правительство совершить эту акцию, когда она окажется уместной. Наоборот, у нас есть внутренняя вера в лойяльность Японии по отношению к общему делу и в ее искреннее стремление бескорыстно принимать участие в настоящей войне.

      Позиция нашего правительства определяется следующими фактами: 1) информация, поступившая к нам из различных источников, дает нам возможность сделать вывод, что эта акция вызовет отрицательную моральную реакцию русского народа и несомненно послужил на пользу Германии; 2) сведения, которыми мы располагаем, недостаточны, чтобы показать, что военный успех такой акции будет достаточно велик, чтобы покрыть моральный ущерб, который она повлечет за собой». [29]

      В этом документе в обычной для американской дипломатии казуистической форме выражена следующая мысль: США не будут возлежать против интервенции, если они получат заверение японцев в том, что последние нанесут Советской России тщательно подготовленный удар, достаточно сильный, чтобы сокрушить власть большевиков. Государственный департамент активно развязывал японскую интервенцию. Лансинг спешил предупредить Токио, что США не только поддерживают план японского вторжения на Дальний Восток, но даже настаивают на том, чтобы оно носило характер смертельного удара для Советской республики. Это была установка на ведение войны чужими руками, на втягивание в военный конфликт своего соперника. Возможно, что здесь имел место также расчет и на будущее — в случае провала антисоветской интервенции добиться по крайней мере ослабления и компрометации Японии; однако пока что государственный Департамент и японская военщина выступали в трогательном единении.

      Лансинг даже старательно подбирал предлог для оправдывания антисоветского выступления Японии. Давать согласие на вооруженное вторжение, не прикрыв его никакой лицемерной фразой, было не в правилах США. Ощущалась острая необходимость в какой-либо фальшивке, призванной отвлечь внимание от агрессивных замыслов Японии и США. Тогда в недрах государственного департамента родился миф о германской угрозе Дальнему Востоку. Лансингу этот миф казался весьма подходящим. «Экспедиция против немцев, — писал он Вильсону, — /41/

      28. Там же, стр. 81.
      29. Там же, стр. 82. (Подчеркнуто иной. — А. Г.)

      совсем иная вещь, чем оккупация сибирской железной дороги с целью поддержания порядка, нарушенного борьбой русских партий. Первое выглядит как законная операция против общего врага» [80].

      Руководители государственного департамента толкали своих представителей в России и Китае на путь лжи и дезинформации, настойчиво требуя от них фабрикации фальшивок о «германской опасности».

      Еще 13 февраля Лансинг предлагает американскому посланнику в Китае Рейншу доложить о деятельности немецких и австрийских военнопленных. [31] Ответ Рейнша, однако, был весьма неопределенным и не удовлетворил государственный департамент. [32] Вашингтон снова предложил посольству в Пекине «проверить или дополнить слухи о вооруженных немецких пленных». [33] Из Пекина опять поступил неопределенный ответ о том, что «военнопленные вооружены и организованы». [34] Тогда заместитель Лансинга Полк, не полагаясь уже на фантазию своих дипломатов, направляет в Пекин следующий вопросник: «Сколько пленных выпущено на свободу? Сколько пленных имеют оружие? Где они получили оружие? Каково соотношение между немцами и австрийцами? Кто руководит ими? Пришлите нам также и другие сведения, как только их добудете, и продолжайте, пожалуйста, присылать аналогичную информацию». [35] Но и на этот раз информация из Пекина оказалась бледной и невыразительной. [36]

      Гораздо большие способности в искусстве клеветы проявил американский консул Мак-Говен. В cвоей телеграмме из Иркутска 4 марта он нарисовал живописную картину немецкого проникновения в Сибирь»: «12-го проследовал в восточном направлении поезд с военнопленными и двенадцатью пулеметами; две тысячи останавливались здесь... Надежный осведомитель сообщает, что прибыли германские генералы, другие офицеры... (пропуск), свыше тридцати саперов, генеральный штаб ожидает из Петрограда указаний о разрушении мостов, тоннелей и об осуществлении плана обороны. Немецкие, турецкие, австрийские офицеры заполняют станцию и улицы, причем признаки их воинского звания видны из-под русских шинелей. Каждый военнопленный, независимо от того, находится ли он на свободе или в лагере; имеет винтовку» [37].

      Из дипломатических донесений подобные фальшивки переходили в американскую печать, которая уже давно вела злобную интервенционистскую кампанию.

      Тем временем во Владивостоке происходили события, не менее ярко свидетельствовавшие об истинном отношении США к подготовке японского десанта. /42/

      30. The Lansing papers, v. II; p. 358.
      31. FR, v. II, p. 45.
      32. Там же, стр. 52.
      33. Там же, стр. 63.
      34. Там же, стр. 64.
      36. Там же, стр. 66.
      36. Там же, стр. 69.
      37. Russiafn-American Relations, p. 164. Американские представители в России находились, как известно, в тесной связи с эсерами. 12 марта из Иркутска член Сибирской областной думы эсер Неупокоев отправил «правительству автономной Сибири» письмо, одно место, в котором удивительно напоминает телеграмму Мак-Говена: «Сегодня прибыло 2.000 человек австрийцев, турок, славян, одетых в русскую форму, вооружены винтовками и пулеметами и проследовали дальше на восток». («Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 95.) Вполне возможно, что именно эсер Неупокоев был «надежным осведомителем» Мак-Говена.

      12 января во Владивостокском порту стал на якорь японский крейсер «Ивами». Во Владивостокский порт раньше заходили военные суда Антанты (в том числе и американский крейсер «Бруклин»). [38] В данном случае, вторжение «Ивами» являлось явной и прямой подготовкой к агрессивным действиям.

      Пытаясь сгладить впечатление от этого незаконного акта, японский консул выступил с заявлением, что его правительство послало военный корабль «исключительно с целью защиты своих подданных».

      Владивостокский Совет заявил решительный протест против вторжения японского военного корабля в русский порт. Относительно того, что крейсер «Ивами» якобы послан для защиты японских подданных, Совет заявил следующее: «Защита всех жителей, проживающих на территории Российской республики, является прямой обязанностью российских властей, и мы должны засвидетельствовать, что за 10 месяцев революции порядок в городе Владивостоке не был нарушен». [39]

      Адвокатами японской агрессии выступили американский и английский консулы. 16 января они направили в земскую управу письмо, в котором по поводу протеста местных властей заявлялось: «Утверждение, содержащееся в заявлении относительно того, что общественный порядок во Владивостоке до сих пор не был нарушен, мы признаем правильным. Но, с другой стороны, мы считаем, что как в отношении чувства неуверенности у стран, имеющих здесь значительные материальные интересы, так и в отношении того направления, в кагором могут развиваться события в этом районе, политическая ситуация в настоящий момент дает право правительствам союзных стран, включая Японию, принять предохранительные меры, которые они сочтут необходимыми для защиты своих интересов, если последним будет грозить явная опасность». [40]

      Таким образом, американский и английский консулы встали на защиту захватнических действий японской военщины. За месяц до того, как Вильсон составил свой первый меморандум об отношении к интервенции, американский представитель во Владивостоке принял активное участие в подготовке японской провокации.

      Задача консулов заключалась теперь в том, чтобы создать картину «нарушения общественного порядка» во Владивостоке, «слабости местных властей» и «необходимости интервенции». Для этого по всякому поводу, даже самому незначительному, иностранные консулы обращались в земскую управу с протестами. Они придирались даже к мелким уголовным правонарушениям, столь обычным в большом портовом городе, изображая их в виде событий величайшей важности, требующих иностранного вмешательства.

      В начале февраля во Владивостоке состоялось совещание представителей иностранной буржуазии совместно с консулами. На совещании обсуждался вопрос о борьбе с «анархией». Затем последовали протесты консульского корпуса против ликвидации буржуазного самоуправления в городе, против рабочего контроля за деятельностью порта и таможни, /43/

      38. «Бруклин» появился во Владивостокском порту 24 ноября 1917 г.— накануне выборов в Учредительное собрание. Американские пушки, направленные на город, должны были предрешить исход выборов в пользу буржуазных партий. Однако этот агрессивный демарш не дал желаемых результатов: по количеству поданных голосов большевики оказались сильнейшей политической партией во Владивостоке.
      39. «Известия Владивостокского совета рабочих и солдатских депутатов», 4 (17) января 1918 г.
      40. Japanese agression in the Russian Far East Extracts from the Congressional Record. March 2, 1922. In the Senate of the United States, Washington, 1922, p. 7.

      против действий Красной гвардии и т. д. Американский консул открыто выступал против мероприятий советских властей и грозил применением вооруженной силы. [41] К этому времени во Владивостокском порту находилось уже четыре иностранных военных корабля: американский, английский и два японских.

      Трудящиеся массы Владивостока с возмущением следили за провокационными действиями иностранных консулов и были полны решимости с оружием в руках защищать Советскую власть. На заседании Владивостокского совета было решенo заявить о готовности оказать вооруженное сопротивление иностранной агрессии. Дальневосточный краевой комитет Советов отверг протесты консулов как совершенно необоснованные, знаменующие явное вмешательство во внутренние дела края.

      В марте во Владивостоке стало известно о контрреволюционных интригах белогвардейской организации, именовавшей себя «Временным правительством автономной Сибири». Эта шпионская группа, возглавленная веерами Дербером, Уструговым и др., добивалась превращения Дальнего Востока и Сибири в колонию Соединенных Штатов и готовила себя к роли марионеточного правительства этой американской вотчины.

      Правительство США впоследствии утверждало, будто оно узнало о существовании «сибирского правительства» лишь в конце апреля 1918 г. [49] На самом деле, уже в марте американский адмирал Найт находился в тесном контакте с представителями этой подпольной контрреволюционной организации. [41]

      29 марта Владивостокская городская дума опубликовала провокационное воззвание. В этом воззвании, полном клеветнических нападок на Совет депутатов, дума заявляла о своем бессилии поддерживать порядок в городе. [41] Это был документ, специально рассчитанный на создание повода для высадки иностранного десанта. Атмосфера в городе накалилась: «Владивосток буквально на вулкане», — сообщал за границу одни из агентов «сибирского правительства». [45]

      Японские войска высадились во Владивостоке 5 апреля 1918 г. В этот же день был высажен английский десант. Одновременно с высадкой иностранных войск начал в Манчжурии свое новое наступление на Читу бандит Семенов. Все свидетельствовало о предварительном сговоре, о согласованности действий всех контрреволюционных сил на Дальнем Востоке.

      Поводом для выступления японцев послужило, как известно, убийство японских подданных во Владивостоке. Несмотря на то, что это была явная провокация, руководители американской внешней политики ухватились за нее, чтобы «оправдать» действия японцев и уменьшить «отрицательную моральную реакцию» в России. Лживая японская версия была усилена в Вашингтоне и немедленно передана в Вологду послу Френсису.

      Американский консул во Владивостоке передал по телеграфу в государственный департамент: «Пять вооруженных русских вошли в японскую контору в центре города, потребовали денег. Получив отказ, стреляли в трех японцев, одного убили и других серьез-/44/

      41. FR, v. II, р. 71.
      42. Russian-American Relations, p. 197.
      43. «Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 97.
      44. «Известия» от 7 апреля 1918 г.
      45. «Красный архив», 1928, т. 4 (29). стр. 111.

      но ранили». [46] Лансинг внес в это сообщение свои коррективы, после чего оно выглядело следующим образом: «Пять русских солдат вошли в японскую контору во Владивостоке и потребовали денег. Ввиду отказа убили трех японцев». [47] В редакции Лансинга ответственность за инцидент ложилась на русскую армию. При всей своей незначительности эта деталь очень характерна: она показывает отношение Лансинга к японскому десанту и разоблачает провокационные методы государственного департамента.

      Правительство США не сочло нужным заявить даже формальный протест против японского выступления. Вильсон, выступая на следующий день в Балтиморе, в речи, посвященной внешнеполитическим вопросам, ни единым словом не обмолвился о десанте во Владивостоке. [48]

      Добившись выступления Японии, США пытались продолжать игру в «иную позицию». Военный «корабль США «Бруклин», стоявший во Владивостокском порту, не спустил на берег ни одного вооруженного американского солдата даже после высадки английского отряда. В русской печати американское посольство поспешило опубликовать заявление о том, что Соединенные Штаты непричастны к высадке японского десанта. [49]

      Американские дипломаты прилагали все усилия, чтобы изобразить японское вторжение в советский город как незначительный эпизод, которому не следует придавать серьезного значения. Именно так пытался представить дело американский консул представителям Владивостокского Совета. [50] Посол Френсис устроил специальную пресс-конференцию, на которой старался убедить журналистов в том, что советское правительство и советская пресса придают слишком большое значение этой высадке моряков, которая в действительности лишена всякого политического значения и является простой полицейской предосторожностью. [51]

      Однако американским дипломатам не удалось ввести в заблуждение Советскую власть. 7 апреля В. И. Ленин и И. В. Сталин отправили во Владивосток телеграмму с анализом обстановки и практическими указаниями городскому совету. «Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать, — говорилось в телеграмме. — Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники». [52] Последующие события оправдали прогноз Ленина и Сталина.

      Советская печать правильно оценила роль Соединенных Штатов в развязывании японского выступления. В статье под заголовком: «Наконец разоблачились» «Известия» вскрывали причастность США к японскому вторжению. [53] В обзоре печати, посвященном событиям на Дальнем Востоке, «Известия» приводили откровенное высказывание представителя американского дипломатического корпуса. «Нас, американцев, — заявил он, — сибирские общественные круги обвиняют в том, что мы будто бы связываем руки /45/

      46. FR, v. II, p. 99. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      47. Там же, стр. 100. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      48. Russian-American Relations, p. 190.
      49. «Известия» от 11 апреля 1918 г.
      50. «Известия» от 12 апреля 1918 г.
      51. «Известия» от 13 апреля 1918 г.
      52. «Документы по истории гражданской войны в СССР», т. 1940, стр. 186.
      53. «Известия» от 10 апреля 1918 г.

      большевизма. Дело обстоит, конечно, не так». [54]

      Во Владивостоке при обыске у одного из членов «сибирского правительства» были найдены документы, разоблачавшие контрреволюционный заговор на Дальнем Востоке. В этом заговоре были замешаны иностранные консулы и американский адмирал Найт. [55]

      Советское правительство направило эти компрометирующие документы правительству Соединенных Штатов и предложило немедленно отозвать американского консула во Владивостоке, назначить расследование о причастности американских дипломатических представителей к контрреволюционному заговору, а также выяснить отношение правительства США к советскому правительству и ко всем попыткам официальных американских представителей вмешиваться во внутреннюю жизнь России. [56] В этой ноте нашла выражение твердая решимость советского правительства пресечь все попытки вмешательства во внутреннюю жизнь страны, а также последовательное стремление к мирному урегулированию отношений с иностранными державами. В последнем, однако, американское правительство не было заинтересовано. Соединенные Штаты развязывали военный конфликт. /46/

      54 «Известия» от 27 апреля 1913 г. (Подчеркнуто мной.— А. Г.)
      55. «Известия» от 25 апреля 1918 г.
      56. Russiain-American Relations, p. 197.

      Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • Развитие промышленности в США
      Автор: Чжан Гэда
      Тема общая - и про обычную и про военную промышленность. США - это промышленность. Мощная. Создавшая эту страну в том виде, в котором мы ее знаем.
      Вот интереснейшая статья - про то, как два промышленника, Джон Хэнкок Холл и Симеон Норт, создали систему производства стандартизованных изделий.
      Еще пара не применяли, но уже умели достигать скорости вращения шкива ременной передачи более 3000 об/мин., разработали автоподачу и автоостановку режущего инструмента, систему измерений и добились высокой степени унификации производства - в 1826 г. при приемке разобрали 100 винтовок Холла и собрали в произвольном порядке. В результате все собралось без сучка-задоринки!
      Скорости вращения были такие высокие, что для станков потребовалось разрабатывать специальные виброгасящие чугунные опоры - в общем, когда комиссия из Управления Артиллерии приехала принимать партию винтовок, они бегали от радости и писали пачками восторженные отзывы.
      Во вложении - винтовка Холла. После винтовки Фергюсона (1776) - первое казнозарядное оружие, довольно широко распространенное в войсках и применявшееся в боях против индейцев, войне против Мексики (1846-1848) и даже в Гражданской войне в США (1861-1865):
       
       

    • Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир.
      Автор: hoplit
      Просмотреть файл Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир.
      Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. Издание третье, дополненное. Алматы. 2002. 604 с.
      Первое издание было в 1984-м. В 2008-м - вышло четвертое.
      Благодарности и уведомления………………………………. 5
      Предисловие ко второму изданию…………………………… 8
      Предисловие к третьему, казахстанскому изданию………….. 57
      Введение. Феномен номадизма: мифы и проблемы….. 66
      Глава I. Номадизм как особый вид производящей экономики……………………………………………… 83
      Что такое номадизм……………………………………...  83
      Основные формы скотоводства………………………… 86
      Видовой состав стада……………………………………. 97
      Численность стада……………………………………..… 101
      Характер использования экологических зон…………… 107
      Характер перекочевок…………………………………… 112
      Характер утилизации продуктов скотоводческого
      хозяйства и системы питания…………………………… 115
      Основные типы кочевого скотоводства………………… 116
      Проблемы баланса и неавтаркичность кочевого хозяйства…………………………………………………. 153
      Глава II. Происхождение кочевого скотоводства…………….. 174 
      Глава III. Социальные предпосылки взаимоотношений номадов с внешним миром……………………………………… 217
      Аборигенная модель (native model), научная модель и реальная действительность ……………………………………… 217
      Проблема собственности в кочевых обществах…………….  222
      Семья, хозяйство и община в кочевых обществах………….  227
      Родство и происхождение в кочевых обществах…………..  242
      Сегментарные системы в кочевых обществах………………  250
      Высшие уровни социально-политической организации в кочевых обществах .......................... ………………………………………. 256
      Имущественное неравенство и социальная дифференциация в кочевых обществах…………………………………………… 262
      Кочевые вождества…………………………………………. …………. 279
      Тема и вариации ................................ ............. ……...……………….......... 285
      Глава IV. Способы адаптации номадов к внешнему миру..................................................................... ………………............................. 323
      Седентаризация ............................................... ………………................ 324
      Торговля и торговое посредничество....... …………………………………. 328
      Подчинение и различные формы зависимости кочевников от оседлых обществ ........................... ………………….…..................... 341
      Подчинение и различные формы зависимости оседлых обществ от кочевников ......................... ………………………... ……… 354
      Глава V. Номады и государственность……...……………………………… 362
      Кочевая государственность и условия ее возникновения……………………………….................................... 362
      Основные типы и тенденции возникновения и эволюции кочевой государственности  ………………………………........... 366
      Евразийские степи, полупустыни и пустыни…………………………… 369
      Средний Восток .............................................. ……………………………….. 408
      Ближний Восток............................................. ……………………………….. 422
      Восточная Африка ......................................... ………………………………. 444
      Выводы…………………………………………………………………… 450
      Вместо заключения: внешний мир и кочевники……………… …. 461
      Послесловие, к третьему изданию.
      Кочевники в истории оседлого мира .................. ………………………………… 464
      Сокращения……………………………… ………………………………. 489
      Библиография........................................................................................................... 491
      Оглавление...........................................................................................................603
      Автор hoplit Добавлен 27.05.2020 Категория Великая Степь
    • Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир.
      Автор: hoplit
      Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. Издание третье, дополненное. Алматы. 2002. 604 с.
      Первое издание было в 1984-м. В 2008-м - вышло четвертое.
      Благодарности и уведомления………………………………. 5
      Предисловие ко второму изданию…………………………… 8
      Предисловие к третьему, казахстанскому изданию………….. 57
      Введение. Феномен номадизма: мифы и проблемы….. 66
      Глава I. Номадизм как особый вид производящей экономики……………………………………………… 83
      Что такое номадизм……………………………………...  83
      Основные формы скотоводства………………………… 86
      Видовой состав стада……………………………………. 97
      Численность стада……………………………………..… 101
      Характер использования экологических зон…………… 107
      Характер перекочевок…………………………………… 112
      Характер утилизации продуктов скотоводческого
      хозяйства и системы питания…………………………… 115
      Основные типы кочевого скотоводства………………… 116
      Проблемы баланса и неавтаркичность кочевого хозяйства…………………………………………………. 153
      Глава II. Происхождение кочевого скотоводства…………….. 174 
      Глава III. Социальные предпосылки взаимоотношений номадов с внешним миром……………………………………… 217
      Аборигенная модель (native model), научная модель и реальная действительность ……………………………………… 217
      Проблема собственности в кочевых обществах…………….  222
      Семья, хозяйство и община в кочевых обществах………….  227
      Родство и происхождение в кочевых обществах…………..  242
      Сегментарные системы в кочевых обществах………………  250
      Высшие уровни социально-политической организации в кочевых обществах .......................... ………………………………………. 256
      Имущественное неравенство и социальная дифференциация в кочевых обществах…………………………………………… 262
      Кочевые вождества…………………………………………. …………. 279
      Тема и вариации ................................ ............. ……...……………….......... 285
      Глава IV. Способы адаптации номадов к внешнему миру..................................................................... ………………............................. 323
      Седентаризация ............................................... ………………................ 324
      Торговля и торговое посредничество....... …………………………………. 328
      Подчинение и различные формы зависимости кочевников от оседлых обществ ........................... ………………….…..................... 341
      Подчинение и различные формы зависимости оседлых обществ от кочевников ......................... ………………………... ……… 354
      Глава V. Номады и государственность……...……………………………… 362
      Кочевая государственность и условия ее возникновения……………………………….................................... 362
      Основные типы и тенденции возникновения и эволюции кочевой государственности  ………………………………........... 366
      Евразийские степи, полупустыни и пустыни…………………………… 369
      Средний Восток .............................................. ……………………………….. 408
      Ближний Восток............................................. ……………………………….. 422
      Восточная Африка ......................................... ………………………………. 444
      Выводы…………………………………………………………………… 450
      Вместо заключения: внешний мир и кочевники……………… …. 461
      Послесловие, к третьему изданию.
      Кочевники в истории оседлого мира .................. ………………………………… 464
      Сокращения……………………………… ………………………………. 489
      Библиография........................................................................................................... 491
      Оглавление...........................................................................................................603