Дмитриев В. А. «Ночное» сражение под Сингарой (340-е гг. н. э.) / Академическое востоковедение в России и странах ближнего зарубежья (2007-2015): Археология, история, культура / Под ред. В. П. Никонорова и В. А. Алёкшина. — СПб.: Контраст, 2015. — С. 228-259.
«Ночное», как оно часто именуется в источниках1, сражение под Сингарой, произошедшее в 340-х гг.2 между римской и персидской армиями, является одним из самых заметных, но при этом и наиболее загадочных событий за всю четырехвековую историю римско-персидских войн III—VII вв.
О том, что современники придавали Сингарской битве важное значение, говорит тот факт, что, по крайней мере, в одиннадцати позднеантичных и византийских литературных памятниках (прежде всего в речах Либания и Юлиана Отступника, а также сочинениях Феста, Евтропия, Аммиана Марцеллина, Иеронима, Павла Орозия, Сократа Схоластика, Якова Эдесского, Иоанна Зонары и в «Константинопольских консуляриях») этому событию прямо или косвенно уделяется отдельное внимание, причем некоторые из авторов (Либаний и Юлиан) дают весьма пространные и детализованные описания произошедшего в районе Сингары сражения. В результате, на первый взгляд, кажется, что историческая реконструкция битвы под Сингарой не может вызвать каких-либо серьезных затруднений3.
Однако при более близком знакомстве с источниками, содержащими сведения о «ночном» сражении, исследователь тут же сталкивается с парадоксальной ситуацией: несмотря на кажущееся обилие источникового материала, наличие, на первый взгляд, весьма подробных описаний Сингарской битвы, безусловную осведомленность позднеантичных авторов об этом сражении — при всем этом невозможно дать однозначный ответ практически ни на один из вопросов, интересующих историка при изучении того или иного военного события (силы и планы сторон, дата и место сражения, его ход, результаты и т. п.).
В связи с этим неслучаен интерес, проявлявшийся к «ночной» битве в историографии (прежде всего зарубежной): событий 340-х гг. под Сингарой в силу их важности и, одновременно, неясности касались, так или иначе, многие исследователи. Однако работ, специально посвященных Сингарскому сражению, существует не так уж много : на сегодняшний день исследованиями, имеющими непосредственное отношение к битве при Сингаре, являются лишь небольшая статья Дж. Бьюри [Bury 1896], а также относительно недавние публикации В. Портмана [Portmann 1989] и К. Мосиг-Вальбург [Mosig-Walburg 1999; 2000]. Что же касается отечественной исторической науки, то в ней «ночное» сражение, увы, вообще оказалось практически вне поля внимания как антиковедов, так и военных историков.
I. ИСТОЧНИКИ
Как было отмечено выше, мы располагаем одиннадцатью историческими сочинениями, содержащими сообщения, которые относятся (или могут относиться) к Сингарскому сражению. Рассмотрим их более подробно.
1. Либаний
Наиболее обстоятельные и информативные сведения о «ночном» сражении под Сингарой сосредоточены в одной из речей знаменитого антиохийского ритора IV в. Либания (314-393) [о нем см.: Sievers 1868; Foerster, Münscher 1925; PLRE I: 505-507 (Libanius 1); Baldwin 1991b] (Liban. Or. LIX); вопрос о времени ее написания до сих пор остается дискуссионным4. Речь выдержана в панегирическом жанре и посвящена восхвалению двух братьев-императоров — Констанция II (337-361) и Константа (337-350).
Данные о сражении под Сингарой сконцентрированы, главным образом, в § 99-120, где Либаний на примере Сингарского «ночного» боя прославляет полководческие таланты Констанция и убеждает слушателей в его превосходстве над своим оппонентом — персидским царем Шапуром II (309-379). Автор весьма детально описывает весь ход событий, связанных с Сингарской битвой, начиная от военных приготовлений персов перед началом вторжения в римские владения до их возвращения на свою территорию.
В целом пассаж Либания, посвященный Сингарской битве, может быть разделен на четыре части:
1) вступление (§ 99);
2) описание подготовки персов к вторжению и разработки Констанцием плана ответных действий (§ 100-102);
3) характеристика хода сражения (§ 103-114);
4) анализ произошедших под Сингарой событий и обоснование мысли о том, что в конечном счете победа все же досталась римлянам (§ 115-120).
Для полноты картины отметим, что кроме указанного панегирика Либаний вскользь упоминает о «ночном» сражении и в написанной им, вероятно, в 365 г. [Foerster 1904: 222-224] траурной речи (Liban. Or. XVIII, 208) по поводу гибели императора Юлиана Отступника во время его персидского похода (363 г.).
2. Император Юлиан
Еще одно весьма детальное описание Сингарской битвы содержится в речи, написанной будущим императором Юлианом Отступником [см. о нем: Borries 1918; PLRE I: 477-478 (FI. Claudius Iulianus 29); Gregory, Cutler 1991] в 355 (или 356) г. и посвященной императору Констанцию II (lui. Or. I). В отличие от Либания, Юлиан более лаконичен, и сообщаемые им сведения о событиях под Сингарой не так подробны. Так, например, он опускает сведения о подготовке сторон к боевым действиям, не так тщательно, как Либаний, описывает общий ход и отдельные этапы битвы, обращая большее внимание на возвеличивание полководческого гения Констанция II как главного действующего лица на поле боя. Тем не менее энкомий Юлиана, наряду с упомянутым панегириком Либания, является важнейшим источником, содержащим информацию по интересующему нас вопросу.
Как и в случае с предшествующим автором, обозначим логические звенья той части речи Юлиана, где повествуется о Сингарском сражении (lui. Or. I, 22D-25B):
1) вступление (22D-23B);
2) описание хода сражения (23В-24С);
3) оценка итогов битвы и роли императора (Констанция II) в победе римской армии над врагом (24D-25B).
В целом можно сказать, что на фоне остальных источников (см. ниже) произведения Либания и Юлиана заметно выделяются обилием содержащейся в них фактической информации, относящейся к Сингарскому сражению, и именно благодаря им мы можем хотя бы в общих чертах воссоздать ход рассматриваемых событий.
В то же время панегирики Либания и Юлиана — в полном соответствии с жанровыми особенностями — исполнены риторизмов и отступлений, содержат многочисленные метафоры, гиперболы, реминисценции и т. и. ; их целью являлось прославление тех, кому они посвящены, а не объективное и беспристрастное описание событий. В этом заключается основная специфика обеих речей как исторических источников, требующая крайне осторожного и, безусловно, критического к ним отношения.
3. Фест
Данные о Сингарской битве, сообщаемые историком IV в. Фестом (?—380) [о нем см.: Borries 1918; PLREI: 334-335 (Festus 3); Gregory, Cutler 1991] в его «Бревиарии деяний римского народа», уже в силу жанровой принадлежности этого сочинения не могут по своей полноте и степени детализации сравниться со сведениями Либания и Юлиана. Действительно, Фест ограничивается лишь кратким рассказом о сражении между римской и персидской армиями в районе Сингары (Fest. XXVII, 1-3).
Однако ценность сообщаемой Фестом информации, выражаясь математическим языком, обратно пропорциональна ее объему: в отличие от авторов панегириков, историк дает гораздо более объективную оценку произошедшим под Сингарой событиям, приводя при этом ряд невыигрышных для римлян фактов, о которых Либаний и Юлиан по понятным причинам умалчивают (например, Фест сообщает о том, что римские воины, ворвавшись во вражеский лагерь уже после наступления темноты, неосмотрительно выдали свое местонахождение огнями факелов, которые стали прекрасными ориентирами для персидских лучников, буквально похоронивших римлян под градом стрел) (Fest. XXVII, 3). Кроме того, Фест весьма критически оценивает полководческие способности императора Констанция II, описываемые Либанием и Юлианом исключительно в превосходной степени; он прямо говорит о том, что Констанций воевал с персами гораздо менее удачно, нежели его предшественники (Constantius in Persas vario, ac difficili magis, quam prospero, pugnavit eventu... Grave sub eo principe Respublica vulnus accepit: Fest. XXVII, 1-2).
4. Евтропий
В «Бревиарии римской истории» писателя IV в. Евтропия [о нем см. : Дуров 2000: 524-525; PLREI: 317 (Eutropius 2); Baldwin 1991а], как и в сочинении предшествующего автора, содержится крайне незначительный объем информации о Сингарской битве (Eutrop. X, 10,1). Однако, в отличие от Феста, Евтропий не сообщает никаких новых по сравнению с Либанием и Юлианом сведений об этом сражении.
В то же время нельзя не отметить важность оценки Евтропием — младшим современником Констанция II и человеком, осведомленным о современных ему военных событиях в силу служебного положения (в разные годы Евтропий занимал должности проконсула Азии, префекта претория в Иллирике и консула) — характера произошедшего под Сингарой столкновения римских и персидских войск. В частности, историк, подобно Фесту, констатирует неспособность императора Констанция наладить эффективную оборону восточных римских владений от персидских вторжений (a Persis enim multa et gravia perpessus saepe captis oppidis, obsessis urbibus, caesis exercitibus, nullum que ei contra Saporem prosperum proelium fuit...) и в качестве единственного (и к тому же весьма спорного) успеха императора приводит Сингарское сражение, в котором явная победа была им упущена из-за недисциплинированности своих же солдат (Eutrop. X, 10,1).
5. Аммиан Марцеллин
О сражении под Сингарой сообщается также в «Деяниях» — монументальном историческом труде жившего в IV в. римского автора греческого происхождения, уроженца Антиохии Сирийской Аммиана Марцеллина (ок. 330 — ок. 400) [о нем и его сочинении см: Gimazane 1889; Seeck 1894; Thompson 1947; PLRE I: 547-548 (Ammianus Marcellinus 15); Chaumont 1986]. До нашего времени дошло лишь 18 последних книг (XIV-XXXI) его произведения, охватывающих период с 353 по 378 гг. Следовательно, учитывая добросовестность и объективность Аммиана как писателя-историка [Соболевский 1962: 432-433; Удальцова 1968: 39], можно с уверенностью утверждать, что в одной из утраченных книг его «Деяний» содержался обстоятельный и правдивый рассказ о битве под Сингарой.
В сохранившихся же книгах «Деяний» прямое упоминание о ночном Сингарском сражении встречается лишь однажды, когда историк вкладывает в уста одного из своих персонажей фразу о том, что даже «после непрерывного ряда войн и особенно событий при Хилейе и Сингаре, где в ожесточенной ночной битве наши (римские. — В. Д.) войска потерпели жесточайшее поражение, персы не завладели еще Эдессой, не захватили мостов на Евфрате, словно какой-нибудь фециал разнял враждующие стороны» (post bellorum adsiduos casus et maxime apud Hileiam et Singaram, ubi acerrima illa nocturna concertatione pugnatum est, nostrorum copiis ingenti strage confossis quasi dirimente quodam medio fetiali Persas nondum Edessam nec pontes Euphratis tetigisse victores: Amm. Marc. XVIII, 5, 7). Как нетрудно заметить, Аммиан еще более категоричен в оценке итогов Сингарской битвы, нежели Фест и Евтропий, и прямо говорит о том, что под Сингарой римлянам было нанесено серьезное поражение.
6. Иероним
Один из наиболее известных религиозных христианских деятелей и писателей эпохи патристики, знаменитый, прежде всего своим переводом Библии на латинский язык, Иероним (ок. 347 — 420) [см. о нем: Kelly 1975; Baldwin 1991b] является также автором исторического сочинения, написанного (и в хронологическом, и в жанровом отношениях) в качестве продолжения «Церковной истории» Евсевия Кесарийского. В нем историк попутно касается и событий 340-х гг. под Сингарой, упоминая о «ночном сражении с персами под Сингарой, в котором мы (римляне. —В. Д.) потеряли несомненную победу из-за упрямства солдат» (Bellum Persicum nocturnum apud Singaram, in quo haud dubiam victoriam militum stoliditate perdidimus) (Hier. Chron. s. a. 348); Иероним так же отмечает, что «из девяти самых тяжелых сражений с персами, произошедших при Констанции, это было самое тяжелое» (Ibid.).
Таким образом, с одной стороны, Иероним оценивает события под Сингарой как завершившиеся не в пользу римлян, но, с другой, отмечает, что в течение какого-то времени римская армия была очень близка к победе и фактически держала ее в руках. Иероним высказывается не так категорично, как Аммиан, но, как мы видим, и он не склонен решительно отдавать пальму первенства римской стороне, отмечая, что победа была все же ею упущена.
7. Павел Орозий
Современник и сподвижник Иеронима Павел Орозий (ок. 375 — после 418) [см. о нем: Дуров 2000: 586-587; Fabbrini 1979; Rohrbacher 2002] в своей «Истории против язычников» сообщает о том, что при императоре Констанции5 между римской и персидской армиями произошло девять крупных сражений, причем в последнем из них, произошедшем ночью, император не только упустил почти одержанную победу, но и сам был побежден (Oros. VII, 29, 6). Хотя автор не называет место, где случилась эта битва, однако точное совпадение количества столкновений римлян и персов, имевших место при Констанции II, приводимого Орозием, с одной стороны, и Фестом — с другой, а также сходная характеристика обоими историками результатов этих сражений (и Фест, и Орозий говорят об отсутствии у Констанция сколько-нибудь значительных военных успехов) — все это позволяет уверенно рассматривать описанное в «Истории против язычников» «ночное» сражение как битву под Сингарой6.
8. Сократ Схоластик
Сократ Схоластик (ок. 380 — после 439) [о нем см.: Лебедев 1903: 123-174; Ehester 1927; Baldwin 199Id], автор «Церковной истории», не более многословен, чем его современники Иероним и Орозий. Подобно этим писателям, Сократ, не отступая от основной линии своего повествования, попутно отмечает, что в возобновившихся после смерти императора Константина Великого римско-персидских войнах «Констанций не имел ни в чем успеха, ибо в ночном сражении, которое происходило в пределах римской и персидской империи, персы, пусть и на короткое время, одержали верх» (Socr. Schol. II, 25, 5).
Как мы видим из приведенного отрывка, историк не приводит никаких деталей относительно упоминаемого им приграничного сражения; более того, Сократ не называет даже место, где оно произошло, и лишь путем сопоставления сведений Сократа Схоластика с имеющимися в нашем распоряжении источниками можно сделать вывод, что речь здесь идет именно о Сингарской битве — единственной, которую источники называют «ночной».
9. «Константинопольские консулярии»
Составленные в Константинополе консульские фасты, или, как их назвал Т. Моммзен, «Константинопольские консулярии» (Consularia Constantinopolitana) — погодные списки консулов с указанием в ряде случаев событий, произошедших в период их консульства, длительное время приписывавшиеся испанскому епископу V в. Идацию (ок. 400 — ок. 469) [см. о нем: Seeck 1916; PLRE II: 574-575 (Hydatius)] и потому до середины XIX в. называвшиеся «Фасты Идация» [Козлов 2003], содержат запись, согласно которой в консульство Флавия Филиппа и Флавия Салии произошло «ночное сражение с персами» (Cons. Const. P. 236). Как и в предыдущем случае, мы не находим здесь каких-либо деталей самого сражения, но синхронное с сообщением о Сингарской битве эпонимическое упоминание имен консулов позволяет более тщательно рассмотреть вопрос о хронологии интересующих нас событий.
10. Яков Эдесский
Еще одно краткое сообщение о битве под Сингарой содержится в сохранившихся фрагментах «Хронологических канонов» сирийского христианского писателя и богослова Якова Эдесского (ок. 640 — 708) [о нем см.: Drijvers 1987]. Говоря о строительстве императором Констанцием II в 660 г. греческой (т. е. селевкидской) эры (= 348 г. н. э.) цитадели в Амиде, Яков попутно замечает, что в том же году произошла ночная битва между римлянами и персами (Jac. Edes. Chron. can. P.311). Никаких подробностей о ходе сражения Яков Эдесский не приводит, однако его сведения могут оказаться полезными при рассмотрении вопроса о датировке Сингарской битвы.
11. Иоанн Зонара
Пожалуй, самое неопределенное указание на то, что под Сингарой в правление Констанция II состоялось значительное сражение между римской и персидской армиями, содержится во «Всемирной истории» византийского историка XII в. Иоанна Зонары (? —после 1159) [о нем см.: Dindorfius 1868; Kazhdan 1991]. Автор пишет, что «император Констанций часто воевал с персами, имел от этого ущерб и часто терял всех своих людей. Однако пало и много персов, и даже был ранен сам Шапур» (Zon. XIII, 5).
На первый взгляд, сообщение Зонары не имеет прямого отношения к Сингарской битве, однако, как и в ситуации с известиями Сократа Схоластика, более точно интерпретировать сведения источника позволяет привлечение информации других авторов, в данном случае — Либания и Юлиана. Оба они говорят о том, что в ходе боя под Сингарой римляне захватили в плен и казнили наследника персидского престола, сына Шапура II (Liban. Or. LIX, 117; lui. Or. I, 24D). Судя по всему, эти (а также, вероятно, аналогичные им, но не дошедшие до нас) сведения стали основой предания, согласно которому под Сингарой произошла не гибель сасанидского царевича, а был ранен сам царь. Таким образом, Зонара при описании событий восьмивековой давности допускает ошибку, которая, однако, является вполне объяснимой.
* * *
Как мы видим, данные источников подчас сильно отличаются друг от друга по степени детализации и интерпретации тем или иным автором событий, произошедших в районе Сингары. Попытаемся систематизировать рассмотренные выше тексты, положив в основу принцип информативности источников.
К первой группе, включающей тексты с наиболее обстоятельными и подробными сведениями, следует отнести два сочинения: это речи Либания и Юлиана. Оба они написаны на греческом языке и относятся к категории панегириков. В полном соответствии с законами жанра произведения Либания и Юлиана исполнены риторизмов и отступлений, содержат многочисленные метафоры, гиперболы, реминисценции и другие художественные приемы. Этим и обусловлена специфика речей двух упомянутых авторов как исторических источников, поскольку целью и антиохийского ритора, и будущего императора являлось отнюдь не объективное освещение описываемых событий, а прославление главных героев своих сочинений (в первую очередь императора Констанция II). Данный момент крайне важен для определения степени достоверности данных Либания и Юлиана.
Вторую группу источников составляют произведения позднеримских и ранневизантийских писателей-историков IV — начала V в. Феста, Евтропия, Аммиана Марцеллина, Иеронима, Орозия Павла и Сократа Схоластика. Несмотря на некоторые (иногда существенные) различия между перечисленными авторами (Фест, Евтропий, Аммиан — типичные представители позднеантичной историографии, в то время как Иероним, Орозий и Сократ являлись церковными историками), их объединяет то, что все они, хотя и сообщают гораздо менее подробную информацию о сражении под Сингарой, все же приводят некоторые принципиально новые по сравнению с Либанием и Юлианом сведения (особенно это касается трактовки результатов Сингарской битвы).
В третью группу входят такие источники, как «Хронологические каноны» Якова Эдесского, «Константинопольская консулярия» и «Всемирная история» Зонары. Содержащиеся в них сведения о Сингарском сражении крайне скудны и фактически ограничиваются простой констатацией данного события.
II. МЕСТО И ВРЕМЯ СИНГАРСКОГО СРАЖЕНИЯ
1. Место битвы7
Согласно нашим главным источникам — Либанию и Юлиану — перед сражением, произошедшим под Сингарой (Liban. Or. XVIII, 208; lui. Or. I, 23A), персы переправились через крупную реку, являвшуюся границей между римскими и персидскими владениями (Liban. Or. LIX, 102, 103, 114; lui. Or. I, 24D); вслед за этим они возвели укрепленный лагерь (Liban. Or. LIX, 102; lui. Or. I, 24C) и заняли прилегающие горные вершины и равнины (Liban. Or. LIX, 104).
Из сообщаемых авторами панегириков данных следует, что между лагерем персов, вокруг которого затем и произошли основные события, и форсированной ими рекой каких-либо преград (естественных или искусственных) не было. По крайней мере Юлиан, описывая в дальнейшем возвращение Шапура II в свои владения, не говорит о каких-либо препятствиях; напротив, из его слов следует, что персидский царь свободно покинул пределы римлян (lui. Or. I, 24D).
О том, что «ночное» сражение происходило именно в окрестностях Сингары, сообщают также Фест (Fest. XXVII, 3), Евтропий (Eutrop. X, 10, 1), Аммиан Марцеллин (Amm. Marc. XVIII, 5, 7) и Иероним (Hier. Chron. s. а. 348).
Сингара античных авторов (кроме указанных выше, этот населенный пункт упоминают также Птолемей (Ptol. V, 18, 9) и Дион Кассий (Cass. Dio. LXVIII, 22) отождествляется с современным Синджаром [Vaux 1857] — городом на севере Ирака, центром одноименной провинции, находящимся примерно в 85 км к западу от Тигра и имеющим координаты 36° 17'31" с. ш., 41°49'48" в. д. Синджар расположен в восточной части южного подножия скалистого горного хребта Джебел Синджар, имеющего протяженность с востока на запад ок. 60 км и высоту ок. 1460 м.
Кроме того, два автора — Фест и Аммиан Марцеллин — называют в связи с событиями под Сингарой еще один населенный пункт под названием Хилейя (Hileiа) (Fest. XXVII, 3; Аmm. Marc. XVIII, 5, 7), отождествляемый с Элейей (Έληΐα) Птолемея (Ptol. V, 18,12), располагавшейся западнее Сингары [Vaux 1854]. Остальные источники (сочинения Сократа Схоластика, Якова Эдесского, Зонары, «Константинопольские консулярии») не оставили никаких данных, которые могли бы пролить свет на вопрос о месте, где происходило Сингарское сражение.
Исходя из приведенных данных и используя современный картографический материал, попытаемся определить место «ночной» битвы.
Прежде всего очевидно, что река, о переправе персов через которую сообщают наши источники, — это Тигр. Вероятнее всего, переправа происходила в месте, расположенном ближе всего к Сингаре; помимо сугубо практических соображений (отсюда открывался кратчайший путь и к крепости, и во внутренние районы римской Месопотамии), это косвенно подтверждается тем, что и в наше время именно здесь проходит дорога, ведущая от излучины Тигра к современному Синджару, и именно по ней должны были следовать как персидские, так и вышедшие им навстречу римские войска. Кроме того, если внимательно посмотреть на карту, то станет очевидным, что другого пути от Тигра к Сингаре просто не могло быть, поскольку со всех остальных сторон на восточном направлении город прикрыт гористыми местностями, непригодными для передвижения значительных сил (тем более включающих кавалерию).
Следующий — и, пожалуй, наиболее принципиальный вопрос — заключается в том, западнее или восточнее Сингары располагалось римское войско. На первый взгляд, если исходить из сведений источников, можно предположить, что армия Констанция II заняла позиции к западу от города, поскольку, напомним, два автора — Фест и Аммиан Марцеллин — отмечают, что в районе битвы находилось также поселение под названием Хилейя, а оно было расположено западнее Сингары. Однако это предположение не выдерживает критики. Во-первых, в наиболее подробных источниках (речах Либания и Юлиана) нет даже намека на то, что персы хотя бы на короткое время оказались под стенами Сингары, что было бы неизбежно, находись римское войско западнее крепости (в этом случае персы должны были бы пройти мимо города); напротив, из данных панегириков следует, что сасанидское войско разбило лагерь вскоре после переправы через Тигр, не углубляясь в римские владения. Во-вторых, совершенно очевидно, что Шапур II не мог пройти мимо города и разбить лагерь между римской армией на западном направлении и Сингарой — на восточном, исходя из элементарных военных соображений: это означало бы для него оставить в ближайшем тылу мощную крепость и добровольно отрезать себе путь к отступлению в случае неудачи8. В-третьих, сами римляне должны были находиться где-то восточнее Сингары, чтобы преградить персам путь к крепости, захвата которой как одной из теоретически возможных целей Шапура II9 им следовало опасаться. В-четвертых, как убедительно показала К. Мосиг-Вальбург, расположение римского войска именно восточнее, а не западнее Сингары, было обусловлено и тем фактом, что Констанций II, основываясь опять же на простейших стратегических расчетах, неизбежно должен был встретить персов еще на дальних подступах к городу, чтобы перекрыть им путь для возможного вторжения во внутренние районы римской Месопотамии, который открывался сразу после перехода через Тигр [Mosig-Walburg 1999: 374]. Кроме того, и сам Аммиан Марцеллин, говоря о военных столкновениях римлян и персов под Сингарой и Элейей, употребляет слово helium во множественном числе: «...Post bellorum adsiduos casus et maxime apud. Hileiam et Singaram...» (Amm. Marc. XVIII, 5, 7), тем самым явно давая понять, что сражение под Сингарой и сражение под Хилейей — это два разных события, о чем ниже мы еще скажем отдельно.
Таким образом, «ночное» сражение должно быть локализовано в местности, находившейся восточнее Сингары. Этот, как было отмечено выше, принципиальный момент позволяет с высокой степенью точности указать и конкретное место, где произошла Сингарская битва.
Для этого следует определить, на каком расстоянии от Тигра персы разбили свой лагерь накануне битвы, поскольку примерная протяженность пути от лагеря Констанция II до расположения персов, благодаря сообщениям Юлиана и Либания, нам известна — она составляла 100 (lui. Or. 1,24В) или 150 (Liban. Or. LIX, 107) стадий, т. e. приблизительно от 18 до 27 км. Для определения местонахождения персидского лагеря наиболее полезной является информация Либания (Liban. Or. LIX, 104). Согласно антиохийскому ритору, перед лагерем персы расположили тяжеловооруженные части (вне всякого сомнения — конницу); следовательно, по крайней мере, к западу от расположения персов (в направлении Сингары) находилась равнина, пригодная для действий кавалерии. Одновременно Либаний указывает, что занятая персами местность была окружена горными склонами и вершинами, на которых располагались персидские стрелки. Изучение рельефа территории, находящейся между Сингарой и Тигром, показывает, что мест, соответствующих описанию Либания, здесь имеется только три:
1) непосредственно к западу от Тигра, где гористая местность, лежащая вдоль правого берега реки, переходит в равнину;
2) примерно в 22 км к западу от Тигра, в районе нынешнего города Телль-Афар, где путь на Сингару пролегает между двумя грядами холмов;
3) у южного подножия г. Джебел Синджар, но не менее чем в 18 км к востоку от Сингары (это — минимальное расстояние между лагерями римлян и персов, упомянутое в наших источниках).
Из трех перечисленных выше вариантов наиболее вероятным представляется первый, поскольку он удовлетворяет сразу нескольким условиям:
— во-первых, тип ландшафта в этой местности соответствует описанию района расположения персидского лагеря у Либания;
— во-вторых, в таком случае римское войско под командованием Констанция II неизбежно должно было находиться в упомянутом горном проходе (шириной ок. 1 км) северо-восточнее современного Телль-Афара, поскольку расстояние между предполагаемым лагерем персов и указанным местом составляет ок. 20-25 км, что хорошо согласуется с данными Либания и Юлиана. Кроме того, расположение здесь позиции римлян является полностью оправданным и с чисто военной точки зрения, поскольку фланги римской армии надежно защищались скалистыми грядами (высотой более 500 м) протяженностью в обоих направлениях более чем на 20 км; ни одна другая местность между Сингарой и Тигром не является более удобной для организации обороны против боевых частей, опирающихся на действия конницы, каковые и составляли главную ударную силу сасанидской армии;
— в-третьих, из описания Либания следует, что персы после завершения сражения без каких-либо промедлений приступили к переправе на свой, восточный берег Тигра (Liban. Or. LIX, 114); в случае, если бы Шапур расположил свой лагерь на значительном расстоянии от Тигра, неизбежным было бы преследование персов римлянами либо, по крайней мере, продолжительное персидское отступление, однако в источниках об этом ни чего не говорится.
Таким образом, комплекс прямых и косвенных данных указывает на то, что «ночное» сражение между армиями Констанция II и Шапура II произошло на равнине, простирающейся на 20-25 км к западу от Тигра в направлении Сингары10.
2. Дата битвы
Вопрос о датировке сражения под Сингарой имеет свою давнюю историю11. Многие исследователи XVII — начала XX в., чьи труды по римской истории впоследствии стали классическими (Л.-С. Тиллемон [Tillemont 1704: 672], Э. Гиббон [Gibbon 1880: 355], О. Зеек [Seeck 1900; 1920] и др.), единодушно относили Сингарскую битву к 348 г., в связи с чем эта датировка долгое время являлась общепринятой и фигурировала в наиболее авторитетных антиковедческих изданиях (например, в немецкой «Pauly’s Real-Encyclopäedie der classischen Altertumswissenschaft» или «Поздней Римской империи» А. X. М. Джонса [Jones 1964: 112]), а также широко известных трудах по истории Ирана (например, в «Истории Персии» И. Сайкса [Sykes 1921: 413]) вплоть до второй половины XX в.
В то же время многие из ранних историков (такие, как Д. Петавий, К. Целлярий, Ж. Годефруа, Ж. Гардуэн и др.) придерживались иного взгляда и считали датой «ночной битвы» 345 г. [см.: Bury 1896], однако их точка зрения не приобрела широкой популярности и впоследствии рассматривалась в лучшем случае как одна из возможных гипотез.
Третий подход к решению вопроса о датировке сражения под Сингарой был предложен Дж. Бьюри, согласно которому битва произошла в 344 г. [Bury 1896] Как показало дальнейшее развитие историографии, концепция Бьюри оказалась наиболее плодотворной и нашла отражение уже в фундаментальной «Кембриджской средневековой истории» [СМН 1911: 58], вышедшей в свет спустя всего 15 лет после опубликования британским исследователем своей статьи. В последующий период и вплоть до настоящего времени сражение под Сингарой датируется почти исключительно 344 г. [см., напр.: Portmann 1989; Schippmann 1990: 33; Mosig- Walburg 1999: 371; 2000: 112; Burgess 1999: 270-271; и др.]
В отечественной историографии наблюдается не меньший разброс в датировках Сингарской битвы. Так, например, Н. Г. Адонц [Адонц 1922: 254] и А. Г. Сукиасян [Сукиасян 1963: 69] относили сражение под Сингарой к 345 г. В. Г. Луконин в одной из своих работ указывает, что «согласно Аммиану Марцеллину (Amin. Marc. XVIII, 5, 7), в 345 или 348 г. римские войска потерпели жесточайшее поражение от персов при Гилейе и Сингаре» [Луконин 1969: 41]12. Автор данных строк ранее также полагал, что «ночное» Сингарское сражение датировать точно невозможно, и оно могло произойти как в 344, так и в 348 г. [Дмитриев 2008: 173-174].
На чем же основаны приведенные выше варианты датировки «ночной» битвы под Сингарой и, следовательно, что же стало основой дискуссии по этому вопросу?
Отнесение битвы к 348 г. базируется, главным образом, на сведениях трех источников: «Хроники» Иеронима, «Константинопольских консулярий» и «Хронологических канонов» Якова Эдесского.
Иероним упоминает о «ночной битве с персами под Сингарой» при описании событий двенадцатого года правления императора Констанция II (Hier. Chron. s. а. 348). Известно, что Констанций (как и два его брата — Константин и Констант) стал правителем после смерти Константина Великого 9 мая 337 г. [см.: Gregory 1991]. Следовательно, двенадцатый год пребывания у власти Констанция II — это период с мая 348 по май 349 гг. При этом известно, что Сингарская битва произошла летом. Таким образом, единственно возможной датой этого события, если следовать данным Иеронима, является 348 г.
Что касается «Константинопольских консулярий», то в них упоминается о Сингарской битве как произошедшей в год консульства Филиппа и Салии (Philippo et Salia. His conss. helium Persicum fuit nocturnum) (Cons. Const. P. 236), т. е. также в 348 г.
Наконец, у Якова Эдесского, как уже говорилось выше, под 660 г. селевкидской эры (=348 г. н. э.) сообщается о том, что «римляне сразились с персами в бою, произошедшем ночью» (Jac. Edes. Chron. сап. P. 311).
Характерно, что дата 348 г. содержится исключительно в хрониках (т. е. текстах, отличающихся крайней лаконичностью и потому оставляющих мало возможностей для их верификации) или вытекает из них. Также следует отметить, что авторы всех трех хроник жили либо несколько, либо значительно позже рассматриваемого события; следовательно, они не являлись его участниками или хотя бы современниками, и могли опираться только на предыдущую письменную традицию или соответствующие устные предания. Кроме того, принимая во внимание диахронность появления трех рассмотренных выше источников, явно убывающую со временем (от наиболее раннего источника — «Хроники» Иеронима — к наиболее позднему — «Хронологическим канонам» Якова Эдесского) степень детализации описания Сингарской битвы и имеющиеся почти буквальные совпадения между текстами этих сочинений (особенно «Хроники» Иеронима и «Константинопольских консулярий»), мы уверенно можем констатировать факт заимствования сведений об интересующем нас событии одним писателем у другого [см.: Bury 1896: 303; Mosig-Walburg 1999: 333].
Два других варианта датировки «ночной» битвы (344 и 345 г.) имеют один общий источник — это Юлиан Отступник. Главным и единственным надежным основанием для определения даты Сингарского сражения, исходя из сведений Юлиана, является его указание на то, что восстание Магненция произошло спустя шесть лет после «ночной» битвы (lui. Or. I, 26В). Между тем известно, что Магн Магненций объявил себя Августом 18 января 350 г. [PLREI: 532 (FI. Magnus Magnentius)] Таким образом, из сообщения Юлиана, действительно, теоретически могут вытекать две даты Сингарской битвы: лето 344 г. (если он не включал год сражения в число прошедших между «ночной» битвой и восстанием Магненция шести лет) и (что крайне маловероятно с точки зрения здравого смысла) лето 345 г. (в случае, если год сражения Юлиан считал первым из указанных шести лет) [см. также: Bury 1896: 303]. Иными словами, данные Юлиана весьма четко указывают на 344 г. как дату Сингарского сражения.
Какой же из двух приведенных датировок «ночного» сражения под Сингарой (344 и 348 гг.) следует отдать предпочтение?
Очевидно, что для ответа на этот вопрос следует определить и сопоставить степень достоверности имеющихся в нашем распоряжении источников. Как было отмечено выше, таковыми, являются, с одной стороны, историческое сочинение Иеронима, «Хронологические каноны» Якова Эдесского и «Константинопольские консулярий», с другой — панегирик Юлиана. Учитывая характер первой группы источников, их немногословность, явную зависимость друг от друга и удаленность во времени от рассматриваемых событий, надежность сообщаемых в них сведений следует поставить под сомнение. Что же касается Юлиана — современника Сингарской битвы, близкого родственника императора Констанция II и, потому, вне всякого сомнения, прекрасно осведомленного о «ночном» сражении римлян с персами — то его информации (по крайней мере, в части хронологии описываемых событий), напротив, мы можем полностью доверять. Как в связи с этим справедливо отметил Дж. Бьюри, подозревать Юлиана в том, что он на целых четыре года ошибся при датировке столь известного события, «так же абсурдно, как предположить, что принц королевского дома Пруссии, пишущий в 1875 г., может говорить о битве при Седане (1870 г. — В. Д.) как произошедшей через 10 лет после битвы под Садовой (1866 г. —В. Д.)» [Bury 1896: 302]13.
Таким образом, Сингарское «ночное» сражение, описанное Юлианом и Либанием, следует датировать июлем — августом14 344 г.15
III. ХОД БИТВЫ
Попытаемся реконструировать ход «ночного» сражения, разбив его на ряд последовательных этапов. Отметим, что основными источниками информации по данному вопросу являются упомянутые речи Юлиана и — особенно — Либания; кроме того, отдельные эпизоды битвы кратко освещены в бревиариях Феста и Евтропия.
1. Подготовка сторон к сражению. Силы и планы сторон
Сведения о подготовительных мероприятиях персов и римлян, соотношении их сил и военных планах содержатся, к сожалению, только в панегирике Либания, в связи с чем требуют осторожного отношения. Из слов антиохийского автора следует, что летом 344 г. Шапур II готовил крупномасштабное вторжение на территорию Римской империи и не планировал ограничиться локальными операциями в приграничной полосе (Liban. Or. LIX, 100-101). Однако М. ДоджониС. Лью [Dodgeon, Lieu 1994: 329] полагают, что целью Шапура II был, «скорее всего, захват Сингары, нежели полномасштабное вторжение в стиле кампаний Шапура I»; К. Мосиг-Вальбург, со своей стороны, обосновывает мысль о том, что осада римских городов, включая Сингару, вообще не входила в планы персов, которые в ходе вторжения 344 г. стремились лишь к тому, чтобы «нанести армии Констанция II как можно больший урон и ослабить обороноспособность римских войск» [Mosig-Walburg 1999: 375-376]. Исходя из характера событий, последовавших за переходом персов через римскую границу (см. ниже), представляется, что точка зрения немецкой исследовательницы в большей степени соответствует действительности и потому является более предпочтительной.
В войско, согласно Либанию, были привлечены, помимо обычных воинских подразделений, юноши и даже женщины, которые должны были выполнять функции обозных (Liban. Or. LIX, 100,114)16. Кроме того, армия Шапура II была усилена контингентами, сформированными из народов, проживавших на границах Персидской державы (Liban. Or. LIX, 100), что было в целом традиционно для сасанидской системы комплектования войска [см.: Дмитриев 2008: 27-44]. Однако, в полном соответствии с законами панегирического жанра, масштабы военных приготовлений персов Либанием явно преувеличены: так, он отмечает, что персы, согнав всех жителей страны под знамена шаханшаха, «оставили безлюдными все свои города», «шум от лошадей, людей и доспехов не давал возможности хоть немного уснуть даже тем, кто находился очень далеко», а «облако пыли, поднятое персидским войском, заполнило собою все небо» (Liban. Or. LIX, 101).
Тем не менее, несмотря на всю эпичность процитированного пассажа, очевидно, что для успешного рейда в римские владения персы все же нуждались в многочисленной армии, а потому слова Либания являются художественным вымыслом лишь отчасти. Косвенные данные, позволяющие составить хотя бы примерное представление о численности персидской группировки, можно получить из сравнения данных Либания со сведениями Аммиана Марцеллина о вторжении персов в римскую Месопотамию в 359 г. Либаний указывает, что войско Шапура II переправилось через Тигр по трем мостам в течение одних суток (Liban. Or. LIX, 103); Аммиан, описывая события 359 г., в ходе которых персы после продолжительной (длившейся 73 дня) и ожесточенной осады овладели Амидой, потеряв при этом 30 тысяч человек (Аmm. Marc. XIX, 9, 9)17, отмечает, что армия Шапура переходила через р. Анзабу (совр. Большой Заб)18 по одному наводному мосту в течение трех дней (Ашш. Маге. XVIII, 7, 1-2). Таким образом, несложные, пусть даже и весьма приблизительные, подсчеты показывают, что войско персов в начале кампании 344 г. по своей численности примерно соответствовало персидской армии вторжения в 359 г., т. е. включало в себя — если даже допустить, что в 359 г. под Амидой Шапур II потерял не менее половины своего войска, — как минимум 60 тыс. воинов.
Состав армии Шапура II позволяют определить указания Либания на то, что среди персов были лучники, конные лучники-гиппотоксоты, пращники, тяжелая пехота, тяжелая кавалерия (катафракты) (Liban. Or. LIX, 103) и копьеметатели (Ibid. 104).
Узнав из донесений разведчиков о приближении персидской армии, Констанций II, как ни странно, не предпринял превентивных мер по отражению агрессии. Напротив, как пишет Либаний, император приказал римским приграничным частям «отступать со всей возможной скоростью, не беспокоить их (персов. —В. Д.) во время переправы через реку, не препятствовать их высадке, не мешать сооружению укреплений, и даже разрешить им копать рвы,... возводить частокол, чтобы укрыться за ним, запасаться водой...» (Liban. Or. LIX, 102). Антиохийский ритор объясняет это полководческим гением и хитростью Констанция, полагавшего, якобы, что если бы персы подверглись нападению в самом начале вторжения, то «они могли бы использовать это как удобный повод для бегства» (Liban. Or. LIX, 102), и, следовательно, римлянами была бы упущена крупная победа.
Интересная в этой связи информация содержится в энкомии Юлиана. Он сообщает, что римляне уклонялись от прямого столкновения с персами потому, что не хотели «быть ответственными за открытие боевых действий после заключенного мира» (lui. Or. I, 23С). Юлиан, конечно же, лукавит. Ни о каком мирном договоре, подписанном между Римом и Ираном в предшествующие Сингарскому сражению годы, ни в римских, ни в персидских источниках не сообщается; боевые действия, возобновившись в 337 г., за год до истечения 40-летнего Нисибисского мира 298 г., длились почти непрерывно на протяжении всех последующих лет вплоть до очередного мирного договора 363 г.
Гораздо более правдоподобным объяснением пассивности императора следует считать его традиционную нерешительность в конфликтах с внешним противником, ярко охарактеризованную Аммианом Марцеллином — намного более объективным автором, нежели Либаний или Юлиан. Сообщая о военных акциях Констанция II, Аммиан отмечает, что перед лицом вражеского нападения император, как правило, вел себя неуверенно и оттягивал начало активных ответных действий, «щадя своих солдат для междоусобной войны» (Аmm. Marc. XXI, 13, 2) и рассчитывая, что противник по тем или иным причинам откажется от агрессивных планов; в результате, как пишет автор «Деяний», «насколько во внешних войнах этот государь терпел урон и потери, настолько он возносился удачами в междоусобицах» (Аmm. Marc. XXI, 16, 15). Именно этим, а не далеко идущими стратегическими планами, следует объяснять бездействие Констанция II на начальном этапе персидского вторжения в 344 г.
Переправившись через Тигр, персы в тот же день возвели полевое укрепление. Либаний пишет об этом с иронией, явно намекая на трусость персов и их желание поскорее укрыться за лагерными стенами: «Когда же возникла необходимость укрепить свои позиции, они (персы. —В. Д.) выстроили вокруг себя стену быстрее, чем греки под Троей» (Liban. Or. LIX, 103; ер.: Ноm. II. VII, 436-463). Однако саркастическое замечание Либания на самом деле следует расценивать как комплимент персидским военным инженерам, сумевшим сразу после форсирования серьезной водной преграды и в кратчайший срок организовать строительство укрепленного лагеря на вражеской территории.
2. Расположение войск перед битвой. Начало сражения
На следующий день, пользуясь бездействием римлян, персы смогли спокойно занять позицию на поле будущей битвы: согласно Либанию, они «расположили своих лучников и копьеметателей на вершинах гор и стенах (лагеря. — В. Д.); вперед, перед стеной лагеря, они выдвинули свои тяжеловооруженные отряды;
остальные взялись за оружие и двинулись против врага, чтобы вызвать его на бой» (Liban. Or. LIX, 104).
Таким образом, в боевых порядках персов можно выделить три боевых линии (по мере удаления от фронта):
1) легковооруженные конные лучники;
2) кавалерия катафрактов;
3) лучники, копьеметатели и пращники (на возвышенных местах).
Исходя из этого, становится понятным тактический замысел Шапура II: легкой кавалерии нужно было атаковать римлян, вызвать их контратаку и затем притворным отступлением заманить неприятеля в зону поражения своих лучников, пращников и копьеметателей. Тяжеловооруженные всадники, традиционно являвшиеся главной ударной силой сасанидской армии [Никоноров 2005: 153-154; Дмитриев 2008: 11; Farrokh 2005: 30-31; Penrose 2005: 257], должны были, вероятно, нанести удар по ослабленному преследованием и подвергшемуся обстрелу противнику.
Расположение римской армии наши источники столь детально не описывают, однако ясно, что войско Констанция II также приняло боевой порядок и приготовилось к битве — Юлиан говорит о правильном построении воинов, занявших позиции для предстоящего сражения (lui. Or. I, 23В).
Момент начала сражения Либаний и Юлиан трактуют совершенно по-разному. Либаний, как было отмечено выше, указывает на то, что первыми в бой вступили персидские легковооруженные всадники (Liban. Or. LIX, 104). Юлиан же ни слова не говорит о том, что первая атака была предпринята персами: согласно ему, после затянувшегося пассивного противостояния «предводитель варварской армии (Шапур II. — В. Д.), высоко поднятый на щитах, узрел многочисленность наших войск, выстроенных в боевой порядок»; затем, будто бы пораженный увиденным, он тут же отдает своей армии приказ об отступлении с целью уйти за Тигр прежде, чем римляне пойдут в атаку и настигнут его войско (lui. Or. 1,23D). Иначе говоря, в изложении Юлиана битва начинается сразу с отхода персов и последовавшего за этим преследования римлянами отступающего противника.
Еще два автора, сочинения которых содержат некоторые сведения о начальной фазе Сингарского сражения, — это Фест и Евтропий. Первый сообщает, что мучимые жаждой римские воины, невзирая на уговоры императора и наступление вечера, яростно ринулись в атаку на персидский лагерь (Fest. XXVII, 3). Согласно Евтропию, солдаты Констанция «нагло и безрассудно требовали дать сражение уже на закате дня» (Eutrop. X, 10, 1). Нетрудно заметить, что авторы бревиариев, по сути, излагают третью версию начала битвы: по их мнению, она была инициирована римлянами, атаковавшими персов незадолго до наступления темноты.
Мы снова оказываемся в ситуации, когда наши источники сообщают противоречивую информацию, и сталкиваемся с необходимостью определения степени достоверности каждого из текстов. Представляется, что в данном случае наименьшего доверия заслуживает Юлиан. Во-первых, это связано с тем, что образ Шапура II, якобы пришедшего в панический ужас при виде римских легионов19, в панегирике будущего императора явно гиперболизирован. Из других, гораздо более объективных, источников (прежде всего «Деяний» Аммиана Марцеллина) мы знаем этого царя как необычайно храброго воина, не боявшегося подвергать себя опасности и подчас принимавшего личное участие в ожесточенных схватках (Amm. Marc. XIX, 7, 8). Во-вторых, вступая на римскую территорию, Шапур, безусловно, был прекрасно осведомлен о примерной (а возможно — и точной) численности войск противника, поскольку деятельность персидской военной разведки практически всегда отличалась высокой эффективностью [Дмитриев 2008; 2011]. На этом фоне указание Юлиана на то, что царь, внезапно пораженный большим количеством воинов противника, тут же обратился в бегство, выглядит несколько наивным и, безусловно, продиктовано жанровой спецификой его произведения. Исходя из сказанного, версия начала «ночного» сражения, излагаемая Юлианом, выглядит малоубедительной.
В связи с этим более пристального внимания заслуживают данные Либания. Действительно, его сообщение о том, что персы первыми атаковали римлян, с одной стороны, согласуется с общим наступательным характером персидской военной стратегии [Дмитриев 2008: 156-157], а с другой — соответствует сасанидской тактике ведения боя на открытой местности, в рамках которой легкой коннице отводилась роль изматывания противника и оковывания его действий [Дмитриев 2008: 17,102, 117-118]. Кроме того, такое начало сражения четко вписывается в предполагаемый план Шапура II, который, как было отмечено выше, заключался в стремлении путем демонстративной атаки и последующего преднамеренного отступления «вытянуть» римлян из их расположения и подставить под обстрел лучников и копьеметателей, а также под удар персидских катафрактов. Наконец, именно такое начало битвы (маневрирование легкой конницы в виду римских войск, обстрел противника с дальней дистанции и т. п.), по всей видимости, и спровоцировало измотанных, страдающих от жажды солдат Констанция II на опрометчивые действия, описанные Фестом и Евтропием. Косвенным подтверждением нашего предположения является и тот факт, что в целом повествование Либания о ходе «ночного» сражения является намного более пространным и детализованным, нежели рассказ Юлиана, что, безусловно, делает известия антиохийского ритора (в том числе и о начальном этапе битвы) заслуживающими большего доверия.
Таким образом, непосредственными инициаторами сражения под Сингарой следует считать персов, чья легкая кавалерия предприняла атаку на римские боевые порядки и, следовательно, начала битву.
3. Атака персов и контратака римлян
Как указывает Либаний, преследование римлянами отступающих персов началась еще до полудня (Liban. Or. LIX, 107). Следовательно, предшествовавшая этому атака персидской легкой конницы началась утром, поскольку ей требовалось порядка трех — четырех часов (при средней скорости передвижения тренированной лошади шагом 6 км/ч, рысью — 13 км/ч) [Эзе 1983: 88] для того, чтобы оказаться вблизи римских частей, а они, напомним, располагались на расстоянии 100-150 стадий (18-27 км) от персидского лагеря. Учитывая, что восход солнца в районе Сингары в июле — августе происходит примерно между пятью и шестью часами утра20, то персидская атака должна была начаться не ранее пяти и не позже девяти часов утра, поскольку при более позднем выдвижении персов начало римского контрнаступления пришлось бы уже на вторую половину дня, что противоречило бы данным Либания. Каких либо подробностей о ходе персидской атаки антиохийский ритор не сообщает, однако очевидно, что свою главную тактическую задачу наступавшие подразделения персов успешно выполнили: как только при их приближении в войске Констанция II началось движение, они тут же стали отходить, и римляне, увидев отступающего противника, начали его преследовать. Либаний так описывает этот эпизод битвы: «Когда они (персы. — В. Д.) увидели, что римское войско пришло в действие, то тут же прекратили свое наступление, обратились в бегство и повели их (римлян. — В. Д.) в зону досягаемости метательного оружия с тем, что;бы они могли быть обстреляны с высоты...» (Liban. Or. LIX, 104).
В результате после длительного (и по расстоянию, и по времени) преследования персов римское войско оказалось на подступах к персидскому лагерю. Предположительно, это должно было произойти между 15 и 17 часами21, что не только вытекает из наших расчетов, но и согласуется с сообщением Либания: «Преследование продолжалось большую часть дня... Они (римляне. — В. Д.) начали преследование до полудня, а занимать боевую позицию перед укреплением стали только вечером» (Liban. Or. LIX, 105, 107).
По версии Юлиана, события развивались несколько иначе. Согласно его тексту, увидев, что персы начали отступать (напомним — без каких-либо попыток атаковать противника), «римские солдаты, взбешенные тем, что варвары могут избежать наказания за свое дерзкое поведение, стали требовать вести их в атаку, раздражаясь.. . приказом оставаться на месте, и в полном вооружении побежали вслед за врагом со всей возможной силой и скоростью... И так они пробежали около 100 стадий, и остановились только тогда, когда догнали парфян22... К этому времени уже наступил вечер» (lui. Or. I, 24А-24С). Исходя из того, что сведения Либания являются все же более обстоятельными и надежными, нежели данные Юлиана, мы можем констатировать, что последний по каким-то причинам (скорее всего, с целью выставить персов и их предводителя в невыгодном свете) опускает целый эпизод сражения (атаку персов) и начинает описание боя с наступления римлян и отхода персидских войск. В то же время, сообщение Юлиана о неподчинении солдат приказу императора, сыгравшее роковую роль для римлян, как будет показано ниже, имеет под собой основания и, кроме того, согласуется с данными остальных источников — Либания, Феста и Евтропия.
4. Приостановка римской контратаки на подступах к персидскому лагерю
Либаний весьма подробно описывает положение, в котором оказались римские войска на момент приближения к лагерю персов, а также связанные с этим размышления Констанция: «Принимая во внимание ситуацию в целом, тяжесть их (римлян. — В. Д.) вооружения, преодоленное ими в ходе преследования расстояние, палящий зной Солнца, то, что они были измучены жаждой, приближение ночи и наличие лучников на вершинах холмов, он (Констанций II. — В. Д.) посчитал, что правильнее будет оставить персов в покое и положиться на судьбу» (Liban. Or. LIX, 107).
Слова Либания находятся в разительном контрасте с его же, звучавшими чуть выше, рассуждениями о полководческом таланте Констанция II, далеко идущих тактических замыслах императора и его стремлении к полному уничтожению вторгшихся на римскую территорию персидских войск (Liban. Or. LIX, 102). Более того, эти строки тесно перекликаются с уже приводившимся выше непредвзятым мнением Аммиана Марцеллина о граничившей с трусостью осторожности Констанция. Все это еще раз показывает, что инициатива находилась в руках персов, и сражение развивалось по плану, разработанному персидским командованием; римляне же целиком и полностью действовали в русле тактики, навязанной им противником.
После того как оба войска заняли позиции перед персидским лагерем, в битве наступила некоторая пауза. Ни та, ни другая сторона не переходила к активным действиям, но именно теперь, когда лицом к лицу встретились основные силы противоборствующих армий, наступила решающая фаза боя. Его исход зависел от того, что предпримет в ближайшие время каждая из сторон. При этом все возрастающее влияние на ситуацию начал оказывать временной фактор: во второй половине лета Солнце в районе Сингары садится за горизонт приблизительно между 18 час. 40 мин. и 19 час. 30 мин., а потому времени на подготовку к решительным действиям у противников было не так уж много (не более одного — полутора часов).
Отсутствие в данной ситуации активных действий со стороны римлян легко объясняется все той же нерешительностью Констанция II как полководца. Что же касается персов, то следует отметить, что в сасанидской военной теории было принято по возможности оттягивать начало сражения на вторую половину или конец дня, поскольку в случае неудачи у войска был шанс избежать полного разгрома, скрывшись от противника под покровом темноты [см.: Дмитриев 2008: 98-100]. Таким образом, в сложившейся обстановке персы успешно использовали предоставленную римлянами возможность следовать собственным правилам ведения войны.
5. Захват римлянами лагеря персов
Обстоятельства, приведшие к возобновлению сражения, и последовавшие за этим события по причине своей неординарности вызвали повышенный интерес у писателей, и потому сообщения о них присутствуют в большинстве источников, описывающих битву под Сингарой; кроме того, данный эпизод «ночной» битвы является, пожалуй, единственным, по поводу которого расхождений между источниками практически нет.
Из сведений Либания (Liban. Or. LIX, 108), Юлиана (lui. Or. 1,24A), Феста (Fest. XXVII, 3), Евтропия (Eutrop. X, 10, 1), Иеронима (Hieran. Chron. s. a 348) и Павла Орозия (Oros. VII, 29, 6) следует, что римские солдаты, изнывающие от жары и измученные жаждой, измотанные продолжительным преследованием персов и раздраженные наступившим затем бездействием, фактически подняли бунт, требуя от Констанция II немедленно вести их в атаку на врага, а затем, так и не дождавшись соответствующего приказа, невзирая на уговоры и предупреждения императора, самовольно ринулись в бой.
За всю историю римско-персидских войн III—VII вв. подобного (бунтов во время сражения, да еще прямо на поле боя) не случалось никогда — ни до, ни после Сингарской битвы. С одной стороны, это указывает на то, что «ночная» битва действительно была одним из самых необычных и выделяющихся на общем фоне событий в истории римско-персидского противостояния в ближневосточном регионе; в значительной мере именно этим объясняется внимание, уделявшееся Сингарскому сражению в позднеантичной и раннесредневековой историографии. В то же время такое поведение солдат императорской армии в период правления Констанция II является вполне логичным и хорошо вписывается в общую тенденцию развития военной системы Поздней Римской империи, состоявшую, помимо прочего, и в падении уровня воинской дисциплины в римских вооруженных силах. Ярким проявлением указанных процессов служат частые военные мятежи, систематически вспыхивавшие в римских боевых частях как на востоке, так и на западе Империи [Федорова 2001а; 20016]. Более того, именно самовольные действия римских воинов (в частности, отрядов сагиттариев и скутариев) спровоцировали начало печально известной Адрианопольской битвы 378 г. (Аmm. Marc. XXXI, 12, 16), в результате которой римская регулярная армия фактически перестала существовать, превратившись в конгломерат варварских наемных дружин23. Наконец, столь явное невыполнение римскими воинами приказа главнокомандующего и, более того, навязывание солдатами своей воли императору стали возможны во многом благодаря бездарному военному руководству самого Констанция II, что вело к снижению его авторитета как военачальника, а в критической ситуации могло стать одним из факторов дестабилизации обстановки в войсках, что и произошло в ходе Сингарской битвы.
Из наших источников следует, что после того, как римское войско, проигнорировав приказ императора, ринулось в бой, у стен лагеря произошла короткая стычка между римской пехотой и персидскими катафрактами, в ходе которой, если верить словам Либания, римляне нашли способ эффективной борьбы с вражескими всадниками: «Пеший солдат отходил в сторону от мчащегося на него всадника и этим делал его атаку бесполезной, в то время как сам поражал наездника, когда тот проезжал мимо, своей палицей в висок и повергал его на землю, а затем легко расправлялся с ним» (Liban. Or. LIX, 110). В результате римские воины приблизились вплотную к лагерю и каким-то образом пробили брешь в стене (как пишет Либаний, «окружающая лагерь стена была разрушена от верха до самого основания»: Liban. Or. LIX, ПО).
Юлиан, в отличие от Либания, не приводит деталей относительно столкновения под стенами лагеря и его штурма римлянами; он лишь замечает, что римские воины, преследуя отступающих персов, «остановились только тогда, когда догнали парфян, в поисках убежища укрывшихся внутри укрепления, которое они недавно построили... Наши люди быстро захватили лагерь...» (Iul. Or. I, 24С).
В приведенных описаниях поражает прежде всего быстрота и легкость, с которой воинам Констанция удалось преодолеть сопротивление персов и ворваться в их лагерь: на все это, с учетом времени, ушедшего на препирательства между солдатами и императором, римлянам, судя по всему, потребовалось не более полутора часов. Привлекает к себе внимание и фраза Либания о том, что «не было никого, кто бы остановил их» (Liban. Or. LIX, ПО). Кроме того, чуть ниже антиохийский автор прямо говорит о том, что «вместо того, чтобы сопротивляться атакующим и сражаться в рукопашной схватке, они (персы. — В. Д.) пустились в бегство... Они даже не стали защищать стены и бросили свое укрепление» (Liban. Or. LIX, 117).
Это (особенно в сочетании с последующими событиями, которые будут рассмотрены ниже) дает веские основания полагать, что персы преднамеренно оставили свой лагерь римлянам, организовав, по сути, лишь видимость его защиты — точно так же, как до этого они устроили демонстративную атаку, а затем — притворное отступление. Просчитанная до мелочей хитрость Шапура удалась: римские воины, обессиленные преследованием врага под палящими лучами солнца, оторвавшиеся от своего обоза и испытывающие невыносимую жажду, неизбежно должны были стремиться к захвату персидского лагеря любой ценой — это была единственная возможность добыть драгоценную воду. Таким образом, возвращаясь к началу столкновения у стен персидского лагеря, отметим, что приказ Констанция не вступать в бой был, по сути, неосуществим поскольку фактически обрекал римлян на невыносимые муки жажды; персидский царь, безусловно, понимал это и делал ставку на безвыходность положения римской армии в случае успешного выполнения первой части своего замысла — выманивания римлян к своему лагерю, которая, как мы видели, была полностью реализована.
Захватив укрепление персов, римляне перебили всех застигнутых там врагов (lui. Or. I, 24С); видимо, это был небольшой арьергард, которым Шапур II решил пожертвовать для достижения своей главной цели. Более того, в пылу боя воины Констанция, по всей видимости, не пощадили даже местных жителей (напомним при этом, что все описываемые события происходили на римской территории): Либаний отмечает, что римские солдаты «грабили палатки и выносили продукты тех, кто трудился по соседству, и они убили всех, кого поймали; в живых остались только те, кто смог спастись бегством» (Liban. Or. LIX, 112).
По словам Юлиана, после захвата лагеря римляне «проявляли великую храбрость в течение длительного времени, но затем стали обессиливать от жажды, и когда они случайно нашли емкости с водой, то испортили славную победу и дали противнику возможность спасти себя от поражения» (lui. Or. I, 24С). По сути Юлиан прямо говорит о том, что, оказавшись в персидском лагере и добыв желанную воду, римляне потеряли способность сохранять какое-либо подобие дисциплины и порядка, что серьезно изменило характер битвы. Примерно ту же мысль, но в несколько завуалированной форме, высказывает и Либаний: «Когда поражение (персов. — В. Д.) стало уже очевидным, им (римлянам. — В. Д.) требовался только еще более блистательный день, если бы это было возможно, для завершения своих подвигов...» (Liban. Or. LIX, 112).
Таким образом, Либаний, как и Юлиан, констатирует, что успеха римлянам добиться не удалось, но он объясняет это не тем, что после захвата персидского лагеря действия римлян превратились в необузданный грабеж, а наступлением ночи, которая не позволила им «применить свое оружие в привычной для них манере» (Liban. Or. LIX, 112).
К вопросу о том, каким образом персам, используя наступившую темноту, удалось «отомстить за свое поражение» и помешать римлянам «закрепить свой успех», мы еще вернемся. Однако наши главные источники — Либаний и Юлиан — содержат упоминание еще об одном событии, произошедшем в ходе захвата римскими солдатами персидского лагеря, которое заслуживает отдельного рассмотрения. Оба автора говорят о том, что в стане противника римляне обнаружили сына персидского царя (Liban. Or. LIX, 117; lui. Or. 1,24D). Расхождения между данными Либания и Юлиана незначительны: по версии антиохийского автора, сасанидский принц был взят в плен и после издевательств казнен; Юлиан же ничего не сообщает о пытках и казни, но, отчасти дополняя Либания, пишет о том, что вместе с царевичем в плен попала и вся его свита. При этом в качестве источника информации о пленении сына Шапура II Либаний называет свидетельства персидских перебежчиков (Liban. Or. LIX, 119). Учитывая, что речь Юлиана была написана позже панегирика Либания, а также то, что обоих авторов связывали тесные дружеские отношения, можно с уверенностью предположить, что сообщение о захвате сасанидского наследника престола в сочинении Юлиана носит несамостоятельный характер и является своего рода реминисценцией аналогичного сюжета из речи Либания. Следует также отметить, что наши авторы, к сожалению, не называют имени плененного персидского принца.
Единственным текстом, где содержится более или менее определенное указание на то, как звали Сасанида, попавшего под Сингарой в руки римлян, является Феста, указывающий, что в ходе одного из сражений римлян с персами в правление Констанция погиб некий Нарсе (Narasarensi24 autem, ubi Narseus occiditur: Fest. XXVII, 3), который, в свете сообщений Либания и Юлиана, предположительно может быть идентифицирован как упомянутый ими сын Шапура II25.
По некоторым косвенным признакам можно предположить, что глухой и сильно искаженный отголосок известий о том, что в ходе войн между Констанцием II и Шапуром II пострадал кто-то из представителей персидской правящей династии, имеется у Зонары (Zon. XIII, 5), о чем уже говорилось выше. Он пишет, что это был сам Шапур, однако данная информация не подтверждается другими источниками, и потому может рассматриваться в лучшем случае как несущественное дополнение к сообщениям наших основных источников.
Еще более запутанным вопрос о возможной гибели под Сингарой сасанидского царевича делает упоминание Феофана Исповедника о том, что сын Шапура II по имени Нарсе погиб во время битвы с римлянами, произошедшей, судя по его словам, в районе Амиды еще при жизни Константина Великого (Theophan. А.М. 5815) (=322/323 г.). Во-первых, Феофан допускает явный анахронизм, поскольку войны Рима с Ираном, временно прекратившиеся в 298 г., возобновились только после смерти Константина в 337 г., а потому какой-либо битвы с персами (в том числе — при Амиде) в период правления этого императора быть просто не могло; во-вторых, не согласуется с данными Либания, Юлиана и Феста локализация Феофаном сражения, в ходе которого, якобы, погиб сын Шапура, в районе Амиды; ну и, наконец, в-третьих, весьма проблематичным является наличие у Шапура II в 322/ 323 г. сына, способного участвовать в боевых действиях, ибо самому Шапуру, родившемуся в 309 г., в это время едва исполнилось 14 лет26.
Отсутствие имени взятого римлянами в плен представителя династии Сасанидов в речах Либания и Юлиана, и, напротив, его наличие в сочинении Феста — весьма примитивном и кратком изложении римской истории, где всему IV в. уделено лишь несколько страниц, — заставляет с осторожностью относиться к сведениям всех трех авторов. Не может не вызывать сомнения и опора Либания на сообщения персидских перебежчиков. Хотя сам ритор пишет, что «им нельзя не доверять», ибо, как ему кажется, «не станут же они услаждать (римлян. — В. Д.) выдумками об опасностях» (Liban. Or. LIX, 119), тем не менее, данные, полученные таким путем, часто являлись дезинформацией, целенаправленно распространяемой персами для введения противника в заблуждение [Дмитриев 2008: 150]. Кроме того, обращает на себя внимание и тот факт, что ни в одном другом источнике («Хронографию» Феофана мы в данном случае исключаем по причине как ее вторичности по отношению к текстам, синхронным с Сингарской битвой, так и крайне неясной и явно ошибочной трактовки сюжета, связанного с гибелью царевича Нарсе) ни слова (!) не говорится о таком значительном событии, каким должно было явиться пленение и смерть сына самого Шапура II [cp.: Mosig-Walburg 2000: 152]. Безусловно, римская официальная пропаганда не преминула бы использовать столь удачный повод для возвеличивания императора и всего Римского государства, что, вне всякого сомнения, должно было бы отразиться в многочисленных литературных памятниках той и последующих эпох — ведь именно такой резонанс вызвало пленение римлянами в ходе битвы при Сатале (297 г.) семьи шаханшаха Нарсе (293-302) и захват его казны, о чем упоминают Аврелий Виктор (Aur. Viet. De Caes. XXXIX, 35), Фест (Fest. XXV, 3), Евтропий (Eutrop. IX, 25, 1), Иероним (Hier. Chron. s. a. 302), Павел Орозий (Oros. VII, 25, 11), ФавстБузанд (III, 21) [Ееворгян 1953: 45-47], Иордан (lord. Get. ПО), Петр Патрикий (Petr. Patr. Fr. 13), Иоанн Малала (Malal. Chron. XII, 39), Феофан (Theophan. А. М. 5793) и Зонара (Zon. XII, 31). Однако, как уже было отмечено, за исключением двух панегириков и одного бревиария — сочинений, жанровая принадлежность которых отнюдь не вызывает доверия к содержащейся в них информации, — во всей массе источников по римской истории IV столетия нет даже намека на якобы произошедшее в ходе Сингарской битвы пленение сасанидского царевича.
Все это не позволяет дать абсолютно однозначный ответ на вопрос о том, соответствует ли действительности сообщаемая Либанием и Юлианом информация о пленении и казни римлянами персидского наследника престола. Неслучайно поэтому, что к сведениям о гибели под Сингарой сына Шапура II специалисты относятся очень по-разному27. Тем не менее, в силу практически полного отсутствия в источниках (за исключением только двух писателей — Либания и Юлиана) каких-либо сообщений о взятии в плен и убийстве римлянами сасанидского принца, данный сюжет следует считать если не фантазией авторов панегириков, включенной ими в свои произведения с целью превознести императора Констанция и, таким образом, добиться расположения с его стороны28, то, как было отмечено выше, результатом введения римлян в заблуждение персидскими перебежчиками.
6. Завершающая фаза сражения
О том, что произошло дальше, сообщают Либаний и Фест. По словам первого, когда сражение вступило в последнюю (собственно «ночную») фазу, римляне были обстреляны с холмов и забросаны копьями, в результате чего «потеряли доблестных мужей» (Liban. Or. LIX, 112). Еще более детально этот эпизод сражения описывает Фест: «После бегства царя, придя в себя после битвы и с помощью факелов отыскав желанную воду, они (римляне. — В. Д.) были погребены под тучей стрел, ибо сами безрассудно указали огнями, горящими в ночи, точное направление пускаемым по себе стрелам» (Fest. XXVII, 3).
Приведенные сообщения Либания и Феста окончательно проясняют ситуацию и позволяют весьма детально восстановить события, последовавшие за захватом римлянами персидского лагеря. Очевидно, что на этом этапе сражения Шапуру вновь удалось перехитрить Констанция: вступив почти без боя в оставленный персами лагерь, римляне посчитали битву завершенной и приступили к поиску того, ради чего они ринулись на штурм вражеских укреплений — питьевой воды и добычи. Найдя емкости с водой, а также брошенное в лагере имущество, римские солдаты учинили ни кем не контролируемый грабеж. Поскольку к этому времени уже опустилась ночь, они были вынуждены зажечь факелы, которые стали прекрасным ориентиром для персидских стрелков и копьеметателей, засевших на окружающих лагерь вершинах холмов. В результате оказавшиеся в лагере римские воины подверглись массированному обстрелу с разных направлений. Мы не имеем точных данных о потерях, понесенных римлянами во время этих событий, однако слова Юлиана о том, что битва стоила римскому войску «потери всего трех или четырех человек» (lui. Or. I, 24D), в свете данных Либания и Феста не выдерживают никакой критики, особенно если учесть непревзойденное мастерство персидских стрелков из лука [Никоноров 2005: 157; Дмитриев 2008: 18, 102-108].
Подвергшиеся обстрелу римляне сумели все же организовать какие-то ответные действия, о чем сообщает Либаний: «Лишенные из-за ночной темноты возможности ориентироваться, наступавшие на легковооруженных, сила которых заключалась в ведении боя на расстоянии, утомленные действиями против свежих войск, гоплиты... все же вытеснили противника с его позиций» (Liban. Or. LIX, 112). Сам по себе факт контратакующих мероприятий римлян, предпринятых в ответ на обстрел со стороны противника, выглядит вполне правдоподобно, однако малоубедительной является констатация Либанием успешности ответных действий римских воинов. Напомним, что речь идет о тяжелой пехоте, в полной темноте атакующей гораздо более подвижные, к тому же расположенные на возвышенностях легковооруженные персидские отряды. Более реалистичным представляется несколько иной вариант развития событий: причинив дезорганизованному противнику максимально возможный (и, судя по всему, весьма ощутимый) урон, персидские лучники и копьеметатели оставили свои позиции и под покровом ночи покинули поле боя.
Отметим в связи с этим, что сведения Либания в какой-то мере могут пролить свет на происхождение приведенного выше указания Юлиана на крайнюю незначительность причиненного римлянам урона. Действительно, римская тяжелая пехота, двинувшаяся в направлении персидских лучников уже после того, как подверглась обстрелу на территории захваченного вражеского лагеря, судя по всему, почти не понесла потерь в ходе своей контратаки, поскольку активного противодействия римлянам персы уже не оказывали. Юлиан же, по всей видимости, допустил неточность, отнеся свое замечание о потере римской стороной «всего трех или четырех человек» к чуть более раннему этапу битвы — обстрелу персами находящихся в их лагере римлян.
Данные события — попытка римлян предпринять контратаку и отход персов с последующим возвращением на свою территорию — фактически завершают Сингарское «ночное» сражение. Однако существует еще одна проблема, которой я вскользь коснулся по ходу изложения и по поводу которой источники сообщают крайне противоречивую информацию. Речь идет о том, ради чего, собственно, и затеваются все битвы — о победе.
IV. ИТОГИ БИТВЫ: ЧЬЯ ПОБЕДА?
Ответ на вопрос о том, на чьей стороне оказалась победа в результате того или иного сражения (в том числе — и рассмотренного выше), далеко не всегда является очевидным в силу, по крайней мере, трех обстоятельств, последнее из которых особенно актуально при изучении военной истории эпохи древности:
1) нечеткость критериев самого понятия «военная победа»;
2) зачастую имеющая место объективная неочевидность результатов сражения (типичный пример — Бородинская битва [Юлин 2008: 120]);
3) недостаточная информативность и необъективность источников, содержащих информацию о битве и ее результатах.
Кроме того, оценка результатов любого вооруженного конфликта (будь то кратковременная стычка или же полномасштабная война) будет зависеть и от того, какие цели ставились его участниками, а также каковы были последствия этого столкновения для противоборствующих сторон в обозримой перспективе.
Первоочередное значение для определения победителя, безусловно, имеют критерии, в соответствии с которыми мы можем более или менее однозначно сказать, что в данном случае победа досталась той или иной стороне. При этом очевидно, что критерии достижения либо недостижения победы будут различаться в зависимости от того, какой характер (или уровень) имеют анализируемые военные события — тактический, оперативный или же стратегический. Исходя из того, что «ночная» битва под Сингарой была единичным боевым столкновением, непосредственно не связанным с другими военными акциями, она имела тактическое значение; в связи с этим к ней применимы критерии победы в отдельном бою, сформулированные признанным классиком военной теории К. Клаузевицем, который по этому поводу писал: «Если мы еще раз бросим взгляд на совокупное понятие победы, то найдем в нем три элемента:
1) большие потери физических сил противника29;
2) такие же — моральных30;
3) открытое признание в этом, выраженное в отказе побежденного от своего намерения» [Клаузевиц 1934: 164].
Однако очевидно, что для оценки материального и морального ущерба, понесенного сторонами в Сингарской битве, мы располагаем явно недостаточным материалом, к тому же представляющим взгляд лишь одной — римской — стороны31. В связи с этим, согласно тому же Клаузевицу, главным признаком, который в такой ситуации позволяет сколько-нибудь определенно говорить о том, достигнута победа в бою или нет, является наличие третьего элемента победы, о котором, в свою очередь, можно судить по общественно-политическому резонансу, вызванному результатами той или иной битвы. Как отмечает Клаузевиц, эта черта — «единственная, которая производит впечатление на общественное мнение вне армии (курсив мой. — В. Д.), воздействует на народы и правительства обеих воюющих сторон и на все другие причастные страны» [Клаузевиц 1934: 164]. От себя, отчасти перефразируя, отчасти развивая мысль Клаузевица, добавлю, что достаточно четким критерием «победоносности» какого-либо сражения следует считать не только общественное мнение, но и восприятие его итогов в исторической памяти того или иного народа.
Иными словами, в данном случае для определения победителя в «ночной» битве 344 г. необходимо рассмотреть оценку итогов этого события, по возможности, в шантажированных (каковыми, конечно же, не являются панегирики Либания и Юлиана32) источниках. При этом, безусловно, приоритет необходимо отдать тем из них, которые были написаны уже после смерти Констанция II, поскольку лишь в этом случае можно говорить о непредвзятости того или иного автора в трактовке произошедших в правление данного императора событий. Из всех текстов, содержащих сведения о Сингарской битве, к таковым можно отнести сочинения Феста, Евтропия, Аммиана Марцеллина, Иеронима, Павла Орозия, Сократа Схоластика, Якова Эдесского, Иоанна Зонары и «Константинопольские консулярии», причем Яков Эдесский, «Константинопольские консулярии» и Зонара вообще ничего не сообщают об итогах «ночной» битвы, ограничиваясь, как было отмечено выше, простой констатацией события. В произведениях остальных шести авторов об итогах «ночной» битвы говорится в следующих строках33:
1. Фест: «Однако, в битвах при Сисаре, Сингаре и еще раз при Сингаре, в которой участвовал сам Констанций, и при Сикгаре, а также при Констанции и когда была захвачена Амида, государство терпело жестокий ущерб при этом императоре... В ночной же битве при Элейе неподалеку от Сингары исход всех (персидских. — В. Д.) вторжений мог быть уравновешен, если бы император, обращаясь к своим обезумевшим от жестокости воинам, смог отговорить их от вступления в битву в неподходящее время, тем более что и характер местности, и наступившая ночь были против (римлян. — В. Д.)» (Fest. XXVII, 2-3).
2. Евтропий: «Все битвы (Констанция II. — В. Д.) против Шапура кончались неудачно, кроме, пожалуй, одной, у Сингары, где он упустил явную победу из-за недисциплинированности своих солдат, ибо они нагло и безрассудно требовали дать сражение уже на закате дня» (Eutrop. X, 10, 1).
3. Аммиан Марцеллин: «После непрерывного ряда войн и особенно событий при Элейе и Сингаре, где в ожесточенной ночной битве наши (римские. — В. Д.) войска потерпели жесточайшее поражение, персы не завладели еще Эдессой, не захватили мостов на Евфрате» (Ашш. Marc. XVIII, 5, 7).
4. Иероним: «Ночное сражение против персов под Сингарой, в котором мы потеряли и без того сомнительную победу из-за упрямства наших войск» (Hieran. Chron. s. а. 348).
5. Павел Орозий: «Констанций без особого успеха провел девять сражений против персов и Шапура... В конце концов, когда он, принужденный возмущенными и разнузданными требованиями солдат, начал битву ночью, упустил почти обретенную победу, да мало того, был побежден» (Oros. VII, 29, 6).
6. Сократ Схоластик: «Констанций не имел ни в чем успеха, ибо в ночном сражении, которое происходило в пределах римской и персидской империи, персы, пусть и на короткое время, одержали верх» (Socr. Schol. II, 25, 5).
Как мы видим, из шести авторов четыре — Фест (хотя и в несколько завуалированной форме), Аммиан, Орозий и Сократ — считают победителями персов, двое (Евтропий и Иероним) результат сражения для римской стороны уклончиво трактуют как «упущенную победу». Как мы видим, однозначно о победе римлян не говорится ни в одном (!) из рассмотренных источников. Таким образом, «общественное мнение вне армии», являющееся, по Клаузевицу, наиболее показательным критерием результата той или иной конкретной битвы, в данном случае было явно не на стороне римлян. При этом следует учесть, что мы располагаем текстами только римско-византийского происхождения, т. е. источниками заведомо антиперсидской направленности. Нетрудно представить, насколько же еще более очевидной выглядела бы победа Шапура, если бы в нашем распоряжении имелись сообщения о битве под Сингарой, представляющие точку зрения самих персов.
V. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, материал из проанализированных выше источников позволяет утверждать, что «ночное» сражение под Сингарой, достаточно подробно описанное в панегириках Либания и Юлиана, а также (более сжато или фрагментарно, зачастую — на уровне краткого упоминания) в сочинениях Феста, Евтропия, Аммиана Марцеллина, Иеронима, Павла Орозия, Сократа Схоластика, Якова Эдесского, Иоанна Зонары и в «Константинопольской консулярии», произошло летом (в июле или августе) 344 г. на равнине, расположенной непосредственно к западу от Тигра в направлении Сингары. Дата «ночной» битвы, содержащаяся в хрониках Иеронима и Якова Эдесского, а также в «Константинопольской консулярии» (348 г.), должна быть отнесена к другому сражению, также произошедшему под Сингарой, но четырьмя годами позднее.
В ходе Сингарской битвы 344 г., растянувшейся (вместе с подготовительной фазой) на два дня, можно выделить ряд этапов:
Первый день:
— переход персидской армии через Тигр;
— сооружение на западном (римском) берегу Тигра укрепленного лагеря.
Второй день:
— расстановка войск на поле боя; атака сасанидской легкой кавалерии и ее притворное отступление к своему лагерю с целью изматывания противника и его заманивания в зону досягаемости персидских лучников и дротикометателей;
— временное прекращение боя на подступах к персидскому лагерю из-за приостановки римской контратаки, что, в свою очередь, было связано с опасением Констанция II оказаться в подготовленной персами засаде;
— бунт в римском войске и предпринятое вопреки приказу императора нападение римлян на персидский лагерь, начавшееся с наступлением темноты; оставление персами своего лагеря и его захват римским войском;
— обстрел расположившимися на соседних высотах сасанидскими лучниками и копьеметателями заполнивших персидский лагерь римских воинов; возвращение армии Шапура II на свою территорию.
На всех этапах битвы инициатива находилась в руках персов, император Констанций же действовал в русле персидской стратегии, что позволило Шапуру II достичь поставленной цели, заключавшейся, вероятнее всего, не в захвате Сингары или разорении римских владений, а в причинении противнику как можно более серьезных военных потерь. При этом сообщаемая некоторыми латинскими и греческими авторами информация о пленении и убийстве римлянами сасанидского царевича, скорее всего, не соответствует действительности и является результатом либо заблуждения, либо сознательного искажения фактов.
По вопросу о том, кто же победил в «ночном» сражении 344 г., источники содержат противоречивые (зачастую — полярно противоположные) сведения. Однако, как показывает более тщательное изучение источникового материала в сочетании с анализом результатов битвы под Сингарой с военно-теоретической точки зрения, победа оказалась на стороне персов.
Литература
1. Источники
Amm. Marc. — Ammianus Marcellinus. Römische Geschichte / Lateinisch und Deutsch und mit einem Kommentar versehen von W. Seyfarth. Bd. 1-4. Berlin, 1968-1971; Аммиан Mapцеллин. История /Пер. с лат. Ю. А. Кулаковского и А. И. Сонни. Вып. 1-3. Киев, 1906-1908.
Aur. Vict. De Caes. — Sexti Aurelii Victoris De Caesaribus historia // Sexti Aurelii Victoris Historia Romana / Ex editione Th. Chr. Harlesii. Londini, 1829.
Cass. Dio. — Dionis Cassii Cocceiani Historia romana / Cum annotationibus L. Dindorfii. Vol. 1-5. Lipsiae, 1863-1865.
Cons. Const. — Consularia Constantinopolitana ad a. CCCXCV cum additamento Hydatii ad a. CCCCLXVIII: accedunt concularia chronici paschalis / Ed. Th. Mommsen// MGH (AA). Vol. IX. 1892. P. 196-248.
Eutrop. —Eutropii Breviarium historiae romanae / Ed. F. Ruehl. Lipsiae, 1887; Евтропий. Краткая история от основания города / Пер. с лат. А. И. Донченко // Римские историки IV века. М., 1997. С. 5-76.
Fest. — Festi Breviarium rerum gestarum populi romani / Ed. G. Freytag. Leipzig, 1886.
Hier. Chron. —Die Chronik des Hieronymus / Ed. R. W. O. Helm. Berlin, 1956; Иероним Стридонский. Изложение хроники Евсевия Памфила // Творения блаженного Иеронима Стридонского. Ч. 5. Киев, 1880. С. 345М08.
Horn. II. — Homer. The Iliad / With an English translation by A. T. Murray. London, 1828; F омер.
Илиада / Пер. с древнегреч. Н. Енедича. СПб., 2001. lord. Get. —Iordanis De origine actibusque Getarum (Getica) /Rec. Th. Mommsen //MGH (AA). Vol. V/l. 1882. P. 53-138; Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Getica / Пер. с лат. Е. Ч. Скржинской. М., 1960.
Iul. Or. I — Julianus. Oration I. Panegyric in honour of the Emperor Constantius // The works of the Emperor Julian. Vol. 1 / Ed. by T. E. Page,M. A. and W. H. D. Rouse. Cambridge, 1913. P. 4-127.
Jac. Edes. Chron. can. — The Chronological canons of James of Edessa // ZDMG. T. 53. 1899. S. 261-327.
Liban. Or. LIX —Libanius. Oratio LIX //Libanii opera. Vol. IV / Rec. K. Foerster. Lipsiae, 1908. S. 201-296; Либаний. Хвалебное слово царям, в честь Констанция и Константа / Пер. с древнегреч. С. Шестакова//Речи Либания. T. I. Казань. С. 394-444.
Liban. Or. XVIII — Libanius. Oratio XVIII // Libanii opera. Vol. II / Rec. R. Foerster. Lipsiae, 1904. S. 222-371; Либаний. Надгробная речь Юлиану / Пер. с древнегреч. С. Шестакова // Речи Либания. T. I. Казань. С. 308-394.
Malal. Chron. — Ioannis Malalae Chronographia / Rec. I. Thum. Berolini, Novi Eboraci, 2000; The Chronicle of John Malalas / Transi, by E. Jeffreys, M. Jeffreys and R. Scott. Melbourne, 1986.
Oros. — Pauli Orosii Historiarum adversus paganos libri VII / Rec. C. Zangemeister. Lipsiae, 1889; Павел Орозий. История против язычников / Пер. с лат. В. М. Тюленева. СПб., 2004.
Petr. Patr. Fr. —Petri Patricii Fragmenta//FHG. Vol. 4. 1851. P. 181-191; Отрывки из истории патрикия и магистра Петра // Византийские историки Дексипп, Эвнапий, Олимпиодор, Малх, Петр Патриций, Менандр, Кандид, Ноннос и Феофан Византиец / Пер. с древнегреч. С. Дестуниса. СПб., 1860. С. 293-310.
Proc. Bell. —Procopii De bellis libri I-VIII //Procopii Caesariensis Opera omnia. Vol. I—II / Rec. J. Нашу. Lipsiae, 1905.
Ptol. — Claudii Ptolemaei Geographica. Vol. 1-3 / Ed. C. F. A. Nobbe. Lipsiae, 1843-1845. Socr. Schol. — Socratis Scholastici Ecclesiastica Historia with the Latin translation of Valesius / Ed. R. Hussey. T. I—III. Oxonii, 1853 ; Сократ Схоластик. Церковная история / Пер. с древнегреч. Санкт-Петербургской духовной академии. М., 1996.
Theophan. — Theophanis Chronographia / Rec. C. de Boor. Lipsiae, 1883; Феофан. Летопись Византийца Феофана от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта / Пер. с древнегреч. В. И. Оболенского и Ф. А. Терновского. М., 1891.
Zon. — Ioannis Zonarae Epitome Historiarum / Ed. L. Dindorfius. Vol. I-V. Lipsiae, 1868-1874.
2. Исследования
Адонц 1922: Адонц Н. Г. Фауст Византийский как историк // ХВ. Т. 6/3. С. 235-272.
Геворгян 1953: История Армении Фавстоса Бузанда / Пер. с древнеарм. М. А. Геворгяна. Ереван (Памятники древнеармянской литературы. I).
Дельбрюк 1994 : Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. Т. 1. СПб.
Дмитриев 2008: Дмитриев В. А. «Всадники в сверкающей броне». Военное дело сасанидского Ирана и история римско-персидских войн. СПб. (Militaria Antiqua. XII).
Дмитриев 2010: Дмитриев В. А. К вопросу о месте «ночного» сражения под Сингарой // ВВУ. № 3. С. 87-90.
Дмитриев 2011: Дмитриев В. А. Римская разведка в войнах с сасанидским Ираном (по данным Аммиана Марцеллина) // Иран и античный мир: политическое, культурное и экономическое взаимодействие двух цивилизаций. ТД международной научной конференции (Казань, 14-16 сентября 2011 г.). Казань. С. 105-106.
Дмитриев 2012. Дмитриев В. А. «Ночное сражение» под Сингарой: к вопросу о хронологии военно-политических событий середины IV в. н. э. в Верхней Месопотамии // ПИФК. №3. С. 77-86.
Дуров 2000. Дуров В. С. История римской литературы. СПб.
Иностранцев 1909: Иностранцев К. А. Сасанидские этюды. СПб.
Клаузевиц 1934: Клаузевиц К. О войне. М.
Козлов 2003 : Козлов А. С. Еще раз об источниках восточно- и западно-римских консулярий // АДСВ. Вып. 38. С. 40-63.
Колесников 1970: Колесников А. И. Иран в начале VII в. (источники, внутренняя и внешняя политика, вопросы административного деления). Л. (ПС. Вып. 22/85).
Корсунский 1965: Корсунский А. Р. Вестготы и Римская империя в конце IV-начале V вв. // ВМЕУ. Серия IX. История. № 3. С. 87-95.
Лебедев 1903: Лебедев А. П. Церковная историография в главных ее представителях с IV в. до XX в. СПб.
Луконин 1969: Луконин В. Г. Завоевания Сасанидов на Востоке и проблема кушанской абсолютной хронологии // ВДИ. № 2. С. 20-44.
Нефедкин 2010: НефедкинА. К. Древнеперсидская женщина на войне // SP. № 3. С. 137-144.
Никоноров 2005: Никоноров В. П. К вопросу о парфянском наследии в сасанидском Иране: военное дело // Центральная Азия от Ахеменидов до Тимуридов: археология, история, этнология, культура. Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения А. М. Беленицкого (Санкт-Петербург, 2-5 ноября 2004 года). СПб. С. 141-179.
Соболевский 1962: Соболевский С. И. Историческая литература III-V вв. // История римской литературы. Т. 2. М. С. 420-437.
Сукиасян 1963: СукиасянА. Г. Общественно-политический строй и право Армении в эпоху раннего феодализма (III—IX вв. н. э.). Ереван.
Удальцова 1968: Удальцова 3. В. Мировоззрение Аммиана Марцеллина // ВВ. Т. 28. С. 38-58.
Федорова 2001а: Федорова Е. Л. Бунты черни в «Деяниях» Аммиана Марцеллина// Личность — идея — текст в культуре средневековья и Возрождения. Иваново. С. 7-23.
Федорова 2001 б : Федорова Е. Л. Личность и толпа как участники политических конфликтов у Аммиана Марцеллина // Социально-политические конфликты в древних обществах. Иваново. С. 87-99.
Эзе 1983: Эзе Э. (ред.). Конный спорт. М.
Юлин 2008: Юлин Б. В. Бородинская битва. М.
Bagnall 1987 : Bagnall R. S. Consuls of the Later Roman Empire. Atlanta.
Baldwin 1978: Baldwin B. Festus the Historian//Historia. Bd. 27. S. 197-217.
Baldwin 1991a: Baldwin В. Eutropius//ODB. Vol. 2. P. 758.
Baldwin 1991b: Baldwin В. Jerome //ODB. Vol. 2. P. 1033.
Baldwin 1991c: Baldwin В. Libanios // ODB. Vol. 2. P. 1222.
Baldwin 199 Id: Baldwin B. Sokrates //ODB. Vol. 3. P. 1923.
Bams 1980: Barns T. D. Imperial chronology. A. D. 337-350 //Phoenix. Vol. 34. P. 160-166.
Borries 1918: Borries E. Iulianus (Apostata) //RE. Bd. X/l. Sp. 26-91.
Burgess 1999: Burgess R. W. Studies in Eusebian and post-Eusebian chronology. Stuttgart.
Bury 1896: Bury J B. The date of the battle of Singara // BZ. Bd. 5. H. 2. S. 302-305.
Chaumont 1986: Chaumont M L. Ammianus Marcellinus //Elr. Vol. 1. P. 977-979.
CMH 1911 : The Cambridge Medieval History. Vol. 1. The Christian Roman Empire and the Foundation of the Teutonic kingdoms. Cambridge.
Crump 1975: Crump G. A. Ammianus Marcellinus as a Military Historian. Wiesbaden (Historia: Einzelschriften. Ht. 27).
Dindorfius 1868: Praefatio // Ioannis Zonarae Epitome Historiarum / Ed. L. Dindorfius. Vol. I. Lipsiae. P. IV-XXXIV.
Dodgeon, Lieu 1994: The Roman Eastern Frontier and the Persian Wars (AD 226 — 363) A documentary history / Comp, and ed. by M. H. Dodgeon and S. N. C. Lieu. London; New York.
Drijvers 1987: Drijvers H. J. W. Jakob von Edessa// Theologische Realenzyklopädie. Bd. 16. Berlin. S. 468-470.
Ehester 1927: Eltester W. Sokrates Scholasticus//RE. Bd. ЗАЛ. Sp. 893-901.
Fabbrini 1979: Fabbrini A Paolo Orosio — uno storico. Roma.
Farrokh 2005: Farrokh K. Sassanian Elite Cavalry. Oxford; New York (Osprey Military Elite Series. 110).
Foerster 1904: Libanii opera. Vol. 2 /Rec. R. Foerster. Lipsiae.
Foerster 1908: Libanii opera. Vol. 4 / Rec. R. Foerster. Lipsiae.
Foerster, Münscher 1925: Foerster R., Münscher K. Libanios //RE. Bd. XII/2. Sp. 2487-2488.
Gibbon 1880: Gibbon E. The history of the decline and fall of the Roman Empire. Vol. 2. New York.
Gimazane 1889: Gimazane J. Ammien Marcellin: sa vie et son œvre. Toulouse.
Gregory 1991: Gregory T. E. Constantius II // ODB. Vol. 1. P. 524.
Gregory, Cutler 1991: Gregory T. E., Cutler A. Julian// ODB. Vol. 2. P. 1079.
Jones 1964: Jones A. H. Mi The Later Roman Empire 284-602: A Social, Economic and Administrative Survey. Vol. I. Oxford.
Justi 1895: Justi A Iranisches Namenbuch. Marburg.
Kazhdan 1991: Kazhdan A. Zonaras, John//ODB. Vol. 3. P. 2229.
Kelly 1975: Kelly J. N. D. Jerome: his life, writings and controversies. London.
Lane Fox 1997: Lane Fox R. J. The Itinerary of Alexander: Constantius to Julian// CQ. NS. Vol. 47/1. P. 239-252.
Mosig-Walburg 1999: Mosig-Walburg K. Zur Schlacht bei Singara// Historia. Bd. XLVIII/3. S. 330-384.
Mosig-Walburg 2000 : Mosig-Walburg K. Zu Spekulationen über den sasanidischen «Thronfolger Narsê» und seine Rolle in den sasanidisch-römischen Auseinandersetzungen im zweiten Viertel des 4. Jahrhunderts n. Chr. // IA. Vol. 35. P. 111-157.
Papatheophanes 1986: Papatheophanes Mi The alleged death of Shapur IPs heir at the battle of Singara. A western reconsideration // AML Bd. 19. S. 249-262.
Peeters 1931: Peeters P. L’Intervention politique de Constance II dans la Grande Arménie en 338 // Académie royale de Belgique. Bulletins de la Classe des lettres et des sciences morales et politiques. Bruxelles. Sér. 5. T. 17. P. 10M7.
Penrose 2005: Penrose J. (ed.). Rome and Her Enemies. Oxford.
Piganiol 1972: Piganiol A. L’Empire Chrétien (325-395). Paris.
Portmann 1989: Portmann W. Die 59. Rede des Libanios und das Datum der Schlacht von Singara//BZ. Bd. 82. S. 1-18.
Rémondon 1964: Rémondon R. La Crise de L’Empire Romain de Marc-Aurèle à Anastase. Paris.
Rohrbacher 2002: Rohrbacher D. The historians of Late Antiquity. London.
Schippmann 1990: Schippmann K. Grtindzuge der Geschichte des Sasanidischen Reiches. Darmstadt.
Seeck 1894: Seeck O. Ammianus (4) //RE. Bd. 1/2. Sp. 1845-1852.
Seeck 1900: Seeck O. Constantius (4) //RE. Bd. IV/1. Sp. 1044-1094.
Seeck 1914: Seeck O. Hydatius (2) //RE. 1914. Bd. IX/1. Sp. 40-43.
Seeck 1920: Seeck O. Sapor (2) //RE. Bd. IA/2. Sp. 2334-2354.
Seeck 1922: Seeck O. Geschichte des Untergangs der antiken Welt. Bd. 4. Stuttgart.
Sievers 1868: Sievers R. Das Leben des Libanius. Berlin.
Stein 1959: Stein E. Histoire du Bas-Empire I: De l’État Romain à l’État Byzantin (284-476). Paris.
Sykes 1921: Sykes P. A history of Persia. Vol. 1. London.
Thompson 1947: Thompson E. A. The historical work of Ammianus Marcellinus. Cambridge. Tillemont 1704: Tillemont L.-S.. Histoire des empereurs et des autres princes qui ont régné pendant les six premiers siècles de l’Eglise. Vol. 4. Paris.
Vaux 1854: Vaux W. S W. Eleia // DGRG. Vol. I. P. 811.
Vaux 1857: Vaux W. S W. Smgara//DGRG. Vol. IL P. 1006.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Свое название эта битва получила из-за времени суток, когда она завершилась.
2. Все даты в данной статье — н. э.
3. В этой связи авторы «Кембриджской средневековой истории» применительно к Сингарской битве отмечают даже, что она была «единственным сражением (первой половины IV в. —В. Д.) о котором мы располагаем сколько-нибудь детальной информацией» [СМН 1911: 57].
4. Вопрос о времени создания Либанием своей речи важен с точки зрения датировки описываемой в ней Сингарской битвы. Существуют две обоснованные даты написания LIX речи Либания: конец 344 — начало 345 гг. и 2) конец 348 — начало 349 гг. Аргументация в пользу более ранней даты содержится в работе В. Портмана [Portmann 1989]; более позднюю дату обосновывают, в основном, исследователи XIX— начала XX в.: Р. Сивере [Sievers 1868: 52 (Anm. 8), 56], Р. Форстер [Foerster 1908: 201], О. Зеек [Seeck 1922: 93] и др.; о вариантах датировки LIX речи Либания см. также: Lane Fox 1997: 246]. Я склоняюсь к точке зрения В. Портмана как наиболее обоснованной.
5. В рукописях император ошибочно назван Константом [Mosig-Walburg 1999: 351].
6. Следует также отметить, что приведенные буквальные совпадения носят явно не случайный характер и вызваны, скорее всего, частичной зависимостью исторического произведения Орозия от «Бревиария» Феста.
7. Эта часть настоящей работы представляет собой переработанный и уточненный вариант материала, опубликованного мною ранее [Дмитриев 2010].
8. О том, насколько осторожно вели себя персы при выборе времени и места битвы, красноречиво сообщает известный среднеперсидский военный трактат «Аин-Намэ» [Иностранцев 1909: 46—49)]. См. также: Дмитриев 2008: 95-122.
9. Борьба за обладание крепостями составляла основное содержание боевых действий римской и персидской армий в ходе римско-персидских войн ([Колесников 1970: 49; Дмитриев 2008: 123; Crump 1975: 89, 97, 101].
10. К похожему выводу (правда, основываясь на несколько иных аргументах) приходит и К. Мосиг-Вальбург [Mosig-Walburg 1999: 361-374; 2000: 114].
11. Подробнее о вариантах датировки Сингарской битвы см.: Tillemont 1704: 672; Bury 1896: 302-305; Stein 1959: 138; Portmann 1989: 2; Mosig-Walburg 1999: 330-384.
12. Проблема, однако, как раз и заключается в том, что Аммиан ни слова не говорит о каких-либо хронологических ориентирах, указывающих на дату описанной Либанием, Юлианом и рядом других авторов «ночной» битвы; если бы это было так, то задача по датировке Сингарского сражения решалась бы, вероятно, значительно проще и точнее.
13. Другие аргументы в пользу 344 г. см. также в работах: Mosig-Walburg 1999: 331-334; Portmann 1989: 10. На этом фоне вывод Т. Барнса о том, что Юлиан ошибся, говоря о «ночной» битве под Сингарой как произошедшей за шесть лет до восстания Магненция [Barns 1980: 163], представляется неубедительным.
14. Юлиан начинает свой рассказ о Сингарской битве со слов: «Лето было все еще в самом разгаре» (Θέρος μέν γάρ ήν άκμάζον ετι) (lui. Or. I, 23B).
15. Однако это вовсе не означает, что сведения трех упомянутых выше хроник о «ночной» битве при Сингаре, датируемой в них 348 г., абсолютно не соответствуют действительности. Представляется, что и Иероним, и автор «Хроники Идация», и Яков Эдесский, как это ни парадоксально, сообщают достоверную (прежде всего с хронологической точки зрения) информацию, косвенно подтверждаемую другими источниками. У нас есть все основания полагать, что в их произведениях говорится еще об одном (т. е. не о том, что описано Либанием и Юлианом) «ночном» сражении, произошедшем также под Сингарой, но не в 344, а в 348 г. Мысль о том, что окрестности Сингары дважды становились полем битвы между римлянами и персами в 340-х гг., и что именно этим обусловлены существующие в источниках расхождения в датировке и описании, казалось бы, одного и того же события, неоднократно высказывалась в историографии [см.: Barns 1980: 13; Portmann 1989: 14; Dodgeon, Lieu 1994: 386; Mosig-Walburg 1999: 377; и др.]. Однако специального изучения Сингарская битва 348 г., как и вопрос о хронологии военно-политических событий в Северной Месопотамии в 40-е гг. IV в., не получила. Всему комплексу указанных проблем посвящена моя недавняя статья [Дмитриев 2012].
16. Подробнее о роли женщин в военном деле Древнего Ирана см.: Нефедкин 2010.
17. Из слов Аммиана (Amm. Marc. XVIII. 9, 3—4) следует, что численность гарнизона Амиды во время осады 359 г. составляла не менее семи тысяч воинов (без учета гражданского населения, часть которого явно принимала участие в защите города от персов) [Дмитриев 2008: 134-135]. Таким образом, соотношение потерь обороняющихся и нападающих, по Аммиану, составило, приблизительно, 1:3, что абсолютно вписывается в нормы потерь живой силы в войнах доиндустриальной эпохи и указывает на в целом достоверный характер сведений Аммиана Марцеллина о современных ему военно-политических событиях.
18. Вероятно, Аммиан Марцеллин ошибся, называя реку, через которую переправилась армия Шапура II в 359 г., Анзабой. Скорее всего, речь здесь должна идти о Тигре, поскольку Аммиан сообщает, что переправа через реку происходила вскоре после того, как персидская армия (продвигавшаяся, несомненно, в северном направлении), миновала Ниневию (окрестности совр. Мосула); таким образом, Большой Заб к этому времени находился уже далеко позади войска персов, и форсировать они должны были именно Тигр.
19. К. Мосиг-Вальбург метко характеризует этот пассаж из панегирика Юлиана как «сцену в театральном стиле» [Mosig-Walburg 1999: 345].
20. Здесь и далее время восхода и захода солнца в районе Сингары рассчитано с помощью программы «Sun or Moon Rise», размещенной на сайте Морской обсерватории США (USNO) [URL: usno.navy.mil/USNO/astronomical-applications/data-services/rs-one-year-world (дата обращения: 08.10.2010)].
21. 5-7 часов утра— начало персидской атаки; 10-12 часов— начало римской контратаки; 15-17 часов — появление персов и римлян под стенами персидского лагеря.
22. В позднеантичной литературе персы часто именуются парфянами либо мидянами (см., например: (Amm. Marc. XXV, 4, 13; XXIX, 1, 4; Eutrop. IX, 8, 2, 19, 1; Proc. Bell. I, 1, 17; и др.).
23. Кардинальное значение изменений в римской военной и политической организации, произошедших вследствие Адрианопольской катастрофы, не раз отмечалась в историографии [см. например: Дельбрюк 1994: 232-233; Корсунский 1965: 95; Rémondon 1964: 191; Piganiol 1972: 363-364].
24. Битва под Нарасарой неизвестна по другим источникам, как неизвестен и населенный пункт с таким названием. В связи с этим вопрос о том, где же она произошла, остается дискуссионным. В. Портман полагает, что название этого сражения у Феста связано не с каким-либо географическим объектом, а с тем, что в нем, по мысли автора «Бревиария», погиб Нарсе; в результате искаженного отражения Фестом этой информации имя Нарсе в измененном виде перекочевало в название битвы [Portmann 1989: 16). П. Питерс в топониме «Нарасара» видел искаженное наименование горной речки к западу от Сингары, известной под названием Нахр-Гиран [Peeters 1931: 44], однако, как было показано выше, описанная Либанием, Юлианом и другими авторами «ночная» Сингарская битва происходила не западнее, а восточнее Сингары. Видимо, с целью «примирения» противоречивых данных, содержащихся в источниках, М. Папафеофанес выдвинул версию, согласно которой битва при Нарасаре, в которой, по Фесту, погиб Нарсе, была первой фазой рассматриваемого нами «ночного» сражения [Papatheophanes 1986: 253], однако в свете работ К. Мосиг-Вальбург это предположение выглядит необоснованным [Mosig-Walburg 1999: 368; 2000: 142].
25. Упоминание Феста о том, что в одной из битв римлян с персами погиб Нарсе (причем автор не указывает прямо, что это был сын Шапура II), в сочетании с данными Либания и Юлиана является единственным и, как кажется, весьма зыбким основанием для того, чтобы предполагать наличие у Шапура Великого сына с таким именем, как это делает, например, Ф. Юсти [Justi 1895: 222].
26. Существуют также более поздние датировки упоминаемой в «Хронографии» кампании, в ходе которой, по словам Феофана, была взята Амида и погиб царевич Нарсе, — 335 г. [Portmann 1989: 16) и 336 г. [Dodgeon, Lieu 1994: 135]. Однако, как справедливо отмечает В. Портман, и в этом случае трудно предположить, что у Шапура II уже имелся наследник, способный командовать армией [Portmann 1989: 16].
27. О существующих в историографии точках зрения см.: Mosig-Walburg 1999: 376-377; 2000.
28. Это вполне вероятно, поскольку оба панегириста — и Либаний, и Юлиан — являлись скрытыми идейными и политическими противниками Констанция II, и лесть в его адрес могла снять с них возможные подозрения в нелояльности императору. К. Мосиг-Вальбург, констатируя невозможность однозначного ответа на вопрос о гибели под Сингарой сын Шапура II, также же склоняется к мысли о том, что известия о пленении и убийстве римлянами Нарсе, содержащиеся в сочинениях Либания, Юлиана и Феста, являются фальсификацией [Mosig-Walburg 2000: 149-152]. Нельзя также исключать, что выдуманный сюжет с «пленением» и «гибелью» персидского царевича был включен Либанием и Юлианом в свои панегирики, в том числе, и в качестве своеобразной реминисценции, навеянной событиями конца III в., а именно — упомянутым выше пленением Галерием в 297 г. семьи персидского царя, носившего имя Нарсе. Таким образом, возможно, наши панегиристы хотели намекнуть, что Констанций II своей доблестью не уступает самому Галерию — соправителю императора Диоклетиана и прославленному победителю персов.
29. Имеются в виду потери живой силы и материальных ресурсов.
30. Под моральными потерями Клаузевиц понимает «утрату порядка, мужества, доверия, сплоченности и внутренней связи» [Клаузевиц 1934: 160].
31. Подобная ситуация характерна и для многих других (если не всех) сражений, причем не только эпохи древности. В связи с этим К. Клаузевиц отмечал, что «донесения обеих сторон о размере потерь убитыми и ранеными никогда не бывают точны, редко — правдивы, а в большинстве случаев переполнены умышленными извращениями... Для суждения о потерях моральных сил нет какого-либо удовлетворительного мерила» [Клаузевиц 1934: 164].
32. Однако даже Либаний и Юлиан, несмотря на все применяемые ими хитроумные риторические ходы и уловки, призванные доказать поражение персов в битве под Сингарой, фактически соглашаются с тем, что римляне, как минимум, не смогли одержать окончательную победу. Это видно из слов Либания о том, что воинам Констанция «требовался только еще более блистательный день, если бы это было возможно (курсив мой. — В. Д.), для завершения своих подвигов» (Liban. Or. LIX, 112), и фразы Юлиана, согласно которой римляне «дали противнику возможность спасти себя от поражения» (lui. Or. I, 24С). Кроме того, сама по себе необходимость обоснования факта победы римлян говорит, как минимум, о нерешительности исхода битвы как для самих авторов панегириков, так и для их адресатов.
33. В приведенных цитатах курсивом выделены слова, наиболее ярко показывающие оценку итогов битвы тем или иным автором.