Кузищин В. И., Штаерман Е. М. Экономика и политика в античном обществе

   (0 отзывов)

Saygo

Кузищин В. И., Штаерман Е. М. Экономика и политика в античном обществе // Вопросы истории. - 1989. - № 8. - С. 39-53.

Ведущие современные зарубежные историки Греции и Рима (такие, как М. Финли, Р. Дункан-Джонс) исходят из резкого противопоставления античной экономики - как крайне примитивной, не умеющей рассчитывать, предвидеть, заботиться о наиболее целесообразных капиталовложениях, доходах, производительности труда, прогресса - экономике капиталистической. Это, по их мнению, опровергает попытки видеть в экономике базу социальных и политических феноменов древнего мира1. Другие (наибольший резонанс в этом плане имела книга К. Гопкинса "Господа и рабы")2 считают, что социологические законы, выведенные путем анализа мира капиталистического, применимы и к античности, хотя античные общества были рабовладельческими в отличие от современных. Гопкинс строит выводы в основном на умозрительных заключениях (считает, что данные источников, скудные и случайные, не имеют для него решающего значения).

Против концепции Финли в последнее время выступают два автора, глубоко изучившие конкретный и достаточно бесспорный античный материал. Один из них - К.-Д. Уайт, собравший богатый материал по греческой и римской технологии3. Точка зрения Финли, пишет он, может быть верна для мелких греческих полисов, но не для эллинистических и римских держав. Уже римские завоевания II в. до н. э., потребовавшие в короткий срок огромных затрат труда и средств на снаряжение и вооружение армии, не согласуются с представлением о примитивной экономике. И впоследствии, хотя бы на примере организации мастерских в Помпеях, можно видеть, как рационально было организовано работавшее на рынок производство; то же подтверждается организацией труда в каменоломнях, рудниках, в имениях, где учитывались особенности почвы и климата, применялись соответствующие орудия труда и методы для облегчения и ускорения различных операций, усовершенствовались плуги, грабли, бороны, мотыги, кирки, серпы, ножи, топоры и т. д.

Другой автор - К. Грин исследует данные археологии для суждения о римской экономике4. Много внимания он уделяет новым материалам, полученным благодаря развитию подводной археологии. На затонувших римских кораблях находят сложные механизмы с зубчатыми колесами, которые по своему устройству могли появиться лишь в конце XVII века. Тоннаж судов, предназначавшихся для перевозки зерна, вина, масла, керамики из разных мастерских, и их скорость также были превзойдены только к началу XVIII века. Гавани были прекрасно оборудованы доками, механизмами для погрузки и разгрузки судов, складами, гостиницами. Видимо, пишет автор, капиталовложения в кораблестроение и морскую торговлю были весьма значительными. Сделанные находки опровергают мнение о несовершенстве наземного транспорта (упряжи, конструкции колес и т. п.). Различные повозки изготовлялись искусно, и такие же повозки применялись в Европе до конца XVII века. Вряд ли, замечает автор, совместимы с представлением о римской экономике Финли и Дункан-Джонса римские дороги, мосты, акведуки, усовершенствования в строительном деле (например, своды и купола), рынки, распространенность монеты, массовый экспорт и импорт товаров из провинции в провинцию и из-за границы империи. Мастерские по изготовлению керамики были иногда велики (одинаковые клейма находят на десятках тысяч изделий), они имели свои филиалы в других местах, работали на отдаленные рынки. Если в Италии получили слабое применение изобретенные в Галлии и Реции жатвенные машины, сенокосилки, то только потому, что холмистая местность Италии делала невыгодным их применение, а вовсе не из-за отсутствия интереса к усовершенствованиям, предполагаемого Финли и его сторонниками.

В последнее время значительное распространение получила концепция, выдвинутая в 20 - 30-х годах К. Поланьи. В основе ее лежит деление типов экономики по формам распределения произведенной в обществе продукции. Форма, соответствующая примитивным обществам - "взаимообмен дарами" между отдельными родами, племенами, вождями и между собою и рядовыми соплеменниками и сородичами (последние приносят дары, знать устраивает угощения, праздники, одаривает рядовых членов общины и пр.). Форма, преобладающая в древних и феодальных обществах - "перераспределение продукции", произведенной в обществе и собранной в центре (монарх, полис, феодальный манор) по инициативе этого центра между членами общества в соответствии с их рангами, статусами и т. п. И, наконец, распределение путем рыночного обмена, характерное для капитализма. Концепция К. Поланьи и ее варианты служат в известной степени основанием для отличия социальной, классовой структуры капиталистического мира от якобы бесклассовой, основанной на рангах, статусах и т. п. структуры докапиталистических обществ и соответственно отрицанием значения экономической основы как фактора, определяющего структуру общества на всех этапах его развития, поскольку главную роль здесь играют или кровнородственные связи или характер власти. Однако слабость данной концепции заключается в том, что за основу здесь принимается не производство, а распределение, с производством теснейшим образом связанное ("обратная сторона производства"), но все же не первичное, а самим способом производства определяемое.

Значительно ближе, по-видимому, к анализу сущности проблемы подошел М. Годелье5, когда рассматривал экономику первобытного общества как основывающуюся на совпадении кровнородственных связей, деления по полу и возрасту с производственными отношениями, возникающими в результате разделения труда, что и определяло тип всей структуры данного общества, в частности существующие в нем формы распределения и соотношения идеологических, организаторских и чисто трудовых функций и т. п.

В какой мере может и должен быть аналогичный анализ применен к античности, дабы выяснить, как и почему основные черты античного производства обусловливали обычно отмечаемую историками значительную роль политики и соответственно каков был, и существовал ли вообще механизм воздействия экономического базиса на социальную структуру, идеологию и т. п.?

В отечественной литературе, несмотря на многие исследования по антиковедению, эта задача, в общем, не ставилась. Это объяснялось различными причинами: преимущественный интерес к экономическим проблемам при значительно меньшем интересе к проблемам политическим; сосредоточенность на анализе рабовладельческого способа производства и классовой борьбы рабов, долгое время недостаточно органично увязывавшаяся с другими структурными элементами античного общества как целостной системы; стремление несколько упрощенно продемонстрировать идентичность механизма действия основных и общих закономерностей во все исторические эпохи. При этом советские историки основывались на капиталистическом производстве, что служило и служит одним из основных упреков в наш адрес со стороны зарубежных оппонентов. Между тем если в конечном счете такие закономерности, к которым относится и определяющая роль способа производства, присущи всем эпохам, то в каждом случае действовать они будут, опосредованные всем характером, всей структурой того или иного "социального организма", в свою очередь, обусловленной способом, каким "в те эпохи добывали средства к жизни".

Античный мир во времена своего расцвета зиждился на земледельческой и землевладельческой городской общине особого типа с определяющими ее функционирование и воспроизводство взаимоотношениями граждан между собой и с гражданским коллективом в целом. Дальнейшим развитием этих отношений были сначала разделение труда и образование слоя ремесленников с их собственностью, независимой от земельной, а затем появление подневольного рабского труда как основы, пьедестала внутриобщинных отношений, свободы и равенства граждан. В отличие от капитализма, крепнущего с развитием товарно-денежных отношений, проникновением их во все сферы жизни, обмена, предполагающего равенство контрагентов и равенство членов общества, в античном мире торговля и деньги вели к разложению существующего строя, нарушали равенство между согражданами-общинниками, допуская равенство только между участниками сделок, предусмотренных и разработанных римскими юристами. Но при всех изменениях сохранялась первоначальная основа строя, то есть античная городская община граждан, что определяет и возможности и лимиты эволюции.

Такое принципиально качественное различие между античным и капиталистическим строем должно было обусловливать и различные отношения между экономикой, социальным строем и политикой, как и другими надстроечными структурами. При неразвитости системы обмена и денег индивиды, хотя их взаимоотношения кажутся более личными, вступают друг с другом в общение только как индивиды в той или иной социальной определенности, как члены каст, сословий и т. п. Личные же отношения в пределах своей сферы на определенной фазе развития принимают здесь вещные формы, но они имеют ограниченный определенной природой характер и потому представляются личными6. В качестве примера можно было бы привести отношения раба-инститора с господином или предпринимателя-отпущенника с патроном, отношения по существу вещные, но выступающие как результат личных связей господства и подчинения. Личный (хотя и имеющий иногда вещную основу) характер отношений сочетается таким образом с отношениями, обусловленными определенными формами разделения труда в обществе, возникшими из условий материального производства и лишь затем оформляемыми как касты, сословия и т. п.

Такое разделение труда в обществе, естественно, вытекает из вышеприведенной характеристики античной гражданской общины как кооперации граждан в войне и труде на общую пользу, когда труд рассматривался не столько как частное дело гражданина, сколько как отправление определенной общественной функции. Отсюда возникновение разных римских ordines, не совсем точно переводимых как "сословия", но скорее означающих именно ранги, разряды граждан, объединенных одинаковой функцией в управлении общественными делами, в армии, в производстве7, и только частично совпадающих с сословиями в собственном смысле (патриции, плебеи, сенаторы, всадники, позже honestiores и humiliores).

Особая структура соотношения политических, социальных и экономических мотивов в римском обществе хорошо прослеживается в разных направлениях аграрной политики римского правительства как эпохи Республики, так и Империи. Аграрная политика по своему существу предполагает, так сказать, естественный примат экономических мотивов над всеми другими, и прежде всего политическими, поскольку в своей глубокой основе она призвана решать самую насущную проблему любого общества - проблему продовольственную. Однако, рассматривая главные направления римской аграрной политики, можно видеть, как менялось их соотношение. Так, например, в таком направлении аграрной политики, как колонизация, то есть вывод малоземельных крестьян в колонии, причем как на землях Италии, так и провинций, экономическая сторона зачастую уступала свое лидирующее место не только социальным, но и военно- политическим мотивам. Выбор места колонизации, состав колонистов, размеры земельных участков и даже правовой статус колонии определялся не только и не столько решением сельскохозяйственных проблем, сколько целями социальными, политическими и военными. Колонизационный бум, наступивший после Ганнибаловой войны, когда за 12 лет было основано 16 колоний, то есть больше, чем за три предшествующих столетия римской истории, явно вызывался военно-стратегическими задачами укрепления римского господства над италийскими союзниками, хотя, конечно, вывод каждой колонии решал и собственно экономические проблемы.

Гракхи пытались придать своим аграрным законам сугубо экономическую направленность, хотя и в них прослеживается сильная социальная и политическая струя. Однако эта попытка Гракхов оказалась относительно изолированной в римском аграрном законодательстве. Последующие колонизации Мария, Суллы, Помпея и Цезаря, грандиозное перераспределение земли Августом преследовали более разнообразные цели, и среди них одно из важнейших мест занимало создание сильной политической опоры рождающемуся имперскому режиму. В этой колонизационной практике можно проследить известное противопоставление экономических и социально-политических целей. Наделение ветеранов землей и создание мелкого свободного земледелия не устранили продовольственных трудностей того времени. Мелкие хозяйства, слабо связанные с рынком, не могли решить проблему снабжения многочисленных римских городов, которые обеспечивались товарной продукцией рабовладельческих вилл. В императорскую эпоху положение изменилось, и собственно экономические мотивы стали играть большую роль, чем ранее, так как императоры раздавали своим ветеранам крупные участки вплоть до центурий, на которых можно было вести товарное рабовладельческое хозяйство, снабжающее соседний город сельскохозяйственной продукцией.

Одним из важнейших направлений римской аграрной политики, начиная с Гракхов, было создание особого социального слоя люмпен-пролетариата, который официально должно было содержать государство. Содержание люмпен-пролетариата ложилось тяжким бременем на государственные финансы и являлось по своей сути антиэкономическим явлением, гипертрофированным преобладанием политики над экономикой. Тем не менее,без люмпен-пролетариата невозможно представить себе римское общество эпохи классического рабовладения. И этот исторический феномен можно объяснить не каким-то экономическим соображением, а лишь исходя из всей совокупности структуры общества, основанного на античной форме собственности и рабовладении, понятии гражданства и его системы ценностей.

При изучении римского общества эпохи Империи мы сталкиваемся с таким фундаментальным процессом, как романизация провинций, римского Средиземноморья. Что такое романизация? Можно ли ее определить как процесс распространения экономических форм классического рабовладения, системы товарных вилл и других хозяйственных форм, сложившихся в Италии? Бесспорно, этот процесс был важной частью общего понятия "романизации". Но такой ответ был бы неполным и вряд ли может заменить более сложное и многомерное понятие "романизация". Речь должна идти и о таких его важнейших направлениях, которые нельзя отнести только к следствиям, как распространение античной формы собственности в целом, связанных с ней социальных и политических структур, наконец, чисто политических мотивов сохранения и укрепления римского господства как такового. Романизация Средиземноморья может быть определена как органический сплав экономических, социальных, политических и культурных направлений, и выделить в них преобладающий компонент часто бывает затруднительно: он меняется в зависимости от конкретных исторических обстоятельств.

Структурообразующий элемент античного мира - городская община граждан и ее основа - античная форма собственности, элемент, настолько органичный, что пренебречь ею как основой античный мир не мог, несмотря на все огромные пережитые им на протяжении многих веков изменения. И действительно, укрепление античной системы как целого происходило за счет распространения городских гражданских общин благодаря колонизации, основанию новых городов на территориях эллинистических царств и римских провинций. Не только поселения, получавшие от Рима статус городов (что предполагало измерение территории, разделение ее на общественную землю города, земли коллектива граждан и частные их наделы, составление соответственного кадастра, формирование городского совета, магистратур, народного собрания граждан, официальных городских культов и празднеств, устраиваемых на счет казны города и магистратов), но и самые различные организации римлян неизменно Соблюдали тот же общинный принцип, сочетавший частное и общественное начала. Там, где в провинциях и частично в Италии сохранялись разного типа общины: паги, села, соседства, кровнородственные, соседские, смешанные, римляне, не вмешиваясь в их внутренние отношения (такие общины получали суммарно измеренную территорию, отвечая за нее как за единое целое и распределяя землю внутри по своему усмотрению), сохраняли их самоуправление, культы, не препятствовали выделению из общины индивидуальных владельцев, посессоров, оберегая по возможности от захвата частными лицами общие угодья, выпасы и т. п.

По сходному образцу строились разного рода товарищества и коллегии. Члены деловых товариществ могли обобществить свое имущество или часть его; члены коллегий имели свою казну, здания (иногда земли), Магистров, общие священнодействия, совместные трапезы, на которые начительную долго средств вносили выборные должностные лица и патроны. Насколько римляне не мыслили себе людей, стоявших вне каких-либо аналогичных коллективов, видно из появления с конца II - I в. до н. э., когда возросло число рабов, оторвавшихся от фамилий, различных состоявших из рабов и частично отпущенников коллегий со своими богами-покровителями, общественными средствами, выборными магистрами и министрами, священнодействиями.

Общиной была и фамилия, в которой наследники главы считались латентными совладельцами, и глава был обязан преумножать достояние фамилии, где фамильные Лары выступали гарантами освященных религией и традицией норм взаимоотношений ее сочленов. А со временем, в эпоху Империи, следуя примеру императорских дворцов и вилл, владельцы организовывали в своих фамилиях коллегии для рабов, отпущенников, клиентов хозяина, строившиеся так же, как и коллегии в городах и селах, с взносами сочленов на культ, надгробия, посвящения хозяину, угощения фамилии, выборными должностными лицами и жрецами богов фамилии.

В той или иной степени во всех таких объединениях наблюдалась сходная структура - сочетание индивидуального и общего, решающая роль собрания сочленов и их решений при одновременном признании авторитета, естественно, возникшего как авторитет pater familias, иногда лиц назначенных (так, по преданию, то ли Нума, то ли Сервий Туллий зачислял в паги префектов для надзора за работой pagani и, возможно, сходную роль играли в городах позднее префекты ремесленников) или по крайней мере в принципе выборных патронов города, села, пага, коллегии, магистрата, совета, при непременной обязанности носителей этого авторитета тратить свои средства на различные нужды возглавляемых ими сообществ. Такое положение возникло на заре истории античной гражданской общины и обусловливало и организацию ценза, и принцип так называемого геометрического равенства, согласно которому более богатые, талантливые, знатные (то есть имевшие предков, отличившихся подвигом на пользу городу) должны были давать больше средств и затрачивать больше труда "для общего блага", чем люди, имевшие мало средств, незнатные и бесталанные.

Но римский ценз в эпоху расцвета римской общины предусматривал также контроль за нравственностью граждан, то есть верностью установленным нормам, и за выполнением гражданами своих обязанностей земледельцев: за небрежно возделанное поле цензоры переводили его владельца в низший разряд эрариев (граждан без права голоса). И во все времена действовал закон, позволяющий занимать землю, два года оставленную владельцами не возделанной. Индивидуальный надел являлся частью земельного фонда общины, и заботиться о наилучшем извлечении плодов или дохода - оба эти понятия обозначались термином "fnictus" - было такой же обязанностью гражданина, как и идти на войну. Он должен был наделить приданым дочерей, чтобы они вступили в брак и дали общине новых граждан; он был обязан обеспечить сыновей, а если они расточали свое имущество, закон лишал их правоспособности.

Подчеркиваемое обычно обстоятельство, что в Риме развивались индивидуальная собственность и продажа земли, не противоречит общинному его характеру: передача земли одного владельца другому в пределах общины (негражданин не мог владеть землей города) существовала во всех общинах, известных истории и этнографии. Но дело решала не возможность отчуждения (что могло вести только к имущественной дифференциации внутри общины), а верховный контроль коллектива общинников за использованием земли и в конечном счете за ее распределением и перераспределением, на чем и основывалась борьба за аграрные законы во времена Республики и начала Империи, когда "власть и величество римского народа" перешли к принцепсу с правом распоряжения землей.

Этот феномен римского общества (сочетание частного и общественного начал) обусловливал то обстоятельство, что подобно тому, как в первобытном обществе производственные отношения совпадали с кровно-родственными, с разделением труда по полу и возрасту, здесь они совпадали с разделением труда в гражданской общине, для блага которой был обязан трудиться каждый гражданин, внося свой вклад в общее дело обеспечения функционирования и воспроизводства города. Таков был смысл существования упоминавшихся ordines, коллегий, пагов, соседств и, по-видимому, только при подобном тождестве производственных отношений с отношениями, возникавшими между социально-политическими ячейками (будь то территориальные единицы или функциональные группы - ordines, коллегии, сословия), могла вообще существовать любая община, составляющая некий целостный организм. Но в отличие от иных известных общин городская античная община с самого начала своей истории не была настолько примитивной, чтобы жить вне связей с внешним миром, и не была частью некоего большего, стоящего над нею более сложно организованного объединения (федерации племен, государства), которое могло бы оказывать на нее давление. Поэтому разделение труда и функциональные ordines могли развиваться достаточно свободно, естественно, стимулируемые внутренним и внешним обменом, постоянными военными столкновениями. И то и другое приводило к имущественной и социальной дифференциации, обеднению части граждан, попавших в зависимость от других граждан.

В этом заключается коренное отличие соотношения экономики и политики в современном и античном мире. В современном мире политические и гражданские права никоим образом не связаны с отношением к собственности, поскольку "гражданское" и "политическое" общества разделены и собственность от последнего независима. Огромное большинство жителей современных государств лишены собственных средств производства, работают по найму, но никоим образом не урезаны в своих политических правах и свободах. Для римлянина свободным был только самостоятельный хозяин; человек, работавший на другого, не был полноценным гражданином. Известны слова поэта II в. до н. э. Энния о царе Сервии Туллии, который роздал бедным землю, избавив их от необходимости работать на других и тем укрепил свободу граждан8. Плата за труд - цена рабства, гласил распространенный афоризм. Только тот, кто владел наделом на земле общины, был одновременно и совладельцем общественной земли, территории, находившейся в верховной собственности и под верховным контролем коллектива граждан, и своим трудом (личным или организуемой им фамилии) умножал плодородие земли, доход общины, имел полное право участвовать в решении общих дел, выборе магистратов, законодательной деятельности (в том числе таких важнейших законов, как аграрные, как определявшие права и обязанности различных сословий, народа в целом, как объявление войны и заключение мира и т. п.).

Особенностью античного, и в частности римского, общества было присутствие "политики" в самых глубоких экономических структурах, в которых, казалось, она должна отсутствовать, например, торговых операциях, системе кредита, денежном обращении. В Риме конца Республики крупные торговые и другие финансовые операции были официально в государственном порядке закреплены за всадническим сословием, причем имелось в виду не только обеспечение финансовых операций, подверженных игре экономических сил, но в значительной степени перераспределение социальных и политических функций между сенаторским сословием и всадническим. Можно лишь с большой долей условности выделить в качестве доминирующей ту или другую сторону: экономическую, социальную или политическую. Даже в сфере денежного обращения и выпуска монет вмешательство политического фактора было весьма заметным. Рассмотрение имперского бюджета, например, по завещанию Августа, показывает, что основными его расходными статьями были содержание огромной армии, многочисленных зрелищ, всевозможных раздач, то есть прямо были связаны не столько с экономическими, сколько с социальными или политическими нуждами. Имеющиеся в распоряжении историков данные о финансовых кризисах (63 г. до н. э., 49 - 46 гг. до н. э., наконец, 33 г. н. э.) свидетельствуют о том, что последние вызывались не игрой экономических сил, а обострением политической обстановки и решались более политическими, нежели экономическими средствами. Более того, общий механизм товарно-денежного обращения, в частности такой важный его элемент, как ценообразование, находился под постоянным контролем общины или государства и регулировался далеко не всегда в соответствии с экономическими законами, в том числе и законом стоимости, который, видимо, в эпоху античности еще и не был открыт.

Часто вслед за М. И. Ростовцевым9 исследователи истории Рима считают, что при Республике и ранней Империи правительство не вмешивалось в экономику, предоставляя инициативу владельцам хозяйств, и только при Доминате государство стало регулировать хозяйственную жизнь, что в конце концов и привело к упадку и гибели Империи. С этим можно согласиться, если исходить из современных критериев роли государства в таких мероприятиях, как законы в пользу протекционизма или свободной торговли, поощрения и поддержки тех или иных предприятий и отраслей хозяйства, регулирования деятельности акционерных компаний и банков, патентного права, учета при составлении государственного бюджета ряда долговременных и кратковременных экономических прогнозов и т. п. (отсутствие всех подобных моментов в античном мире особенно подчеркивает Финли10 в доказательство примитивности античной экономики). Но если исходить из основных характеристик античного мира, то упомянутое мнение вряд ли можно считать оправданным.

Экономическая деятельность контролировалась и регулировалась сначала совпадавшим с "гражданским", "политическим" строем, затем правителями ранней Империи с целью сохранения и воспроизводства (в меру возможности на разных этапах) основ античного строя. Во время Республики экономический контроль осуществлялся через принимавшиеся народным собранием аграрные законы и выведение колоний, а когда постановлений народного собрания стало недостаточно, передел земли совершался в ходе гражданских войн и проскрипций. Императоры I в. продолжали в значительной мере проводить в аграрном вопросе политику популяров, конфискуя (под маркой репрессий против оппозиционных сенаторов и провинциальной знати) латифундии, деля их между посессорами небольших участков, возвращая общинам захваченные общественные земли, стимулируя, умножая нужные мелким хозяевам сервитуты, заботясь о расширении пригодных для обработки земельных площадей, поощряя выпады против латифундий и их владельцев в трудах агрономов и сочинениях ораторов, опираясь на законы о праве конфисковывать и передавать другим плохо возделываемые земли. Взяв в свои руки соответственные права народа, они, продолжая развивать преторские, времен Республики, интердикты, охранявшие владения от захвата, защищали собственность добросовестных владельцев, укрепляли их права, что было необходимо для развития рационального хозяйства с трудоемкими и многолетними культурами.

С начала II в. до н. э. стали издаваться многочисленные законы против роскоши. Большая заслуга в этом, как считают, принадлежит единомышленникам Катона, восставшим против "иноземных непотребств" и развращения нравов нобилитета. Конечно, эти мотивы, как и стремление преодолеть неравенство граждан, несомненно имели место. Но, по-видимому, были и иные, более существенные причины. При чтении произведений античных авторов нельзя не отметить, что хрестоматийные примеры бедности и скромности знаменитых деятелей (за исключением Цинцинната) встречаются в III и начале II в. до н. э., тогда как в IV и V вв. до н. э. говорилось о людях богатых. Раскопки подтверждают, что в Риме того времени не было ни богатых жилищ, ни предметов роскоши. То было время побед плебеев, наделения значительной их части земельными участками в завоеванных колониях, а также добычей. Рим и Италия, ему подчиненная, становятся крестьянскими, и еще были близки к крестьянам владельцы вилл, подобных катоновской. Правилом тех и других было не тратить средства по-пустому на изысканные блюда и т. п., а вкладывать их в дело, потому что, вопреки мнению Финли о неспособности римлян понимать смысл капиталовложений и доходов11, главным критерием добросовестности хозяина классического времени было извлечение им из земли fructus.

Юристы времен Империи оценивали деятельность мужа, управлявшего имением жены, человека, действовавшего за наследника, опекуна и т. д., исходя из того, какие необходимые и полезные расходы он производил, чтобы имение не стало убыточным, а принесло доход. Доход же отдельного владельца был так или иначе частью общего дохода сограждан, и он обязан был его с ними делить. Любопытно, что Фест толкует слово immunes как свободный от munera - обязанностей в пользу общества, а потому ненавистный согражданам12. Если учесть, что Цезарь, издавший один из последних законов против роскоши, вместе с тем ограничил 65 тыс. сестерциев сумму, которую человек мог хранить дома, для того, чтобы остальную часть денег он вложил в какое-нибудь дело, то связь между законами против роскоши и стимулированием прибыльных капиталовложений будет ясна. Одновременно с попытками ограничить роскошь граждан растет колоссальное богатство гражданского коллектива, казны за счет непрестанных завоеваний. Воздвигаются великолепные храмы и общественные здания, все пышнее и многочисленнее становятся игры, празднества по случаю триумфов, подарки народу, раздача бедноте хлеба по дешевке, позже и даром.

При Империи "щедротами" (largitiones) распоряжаются императоры, а в городах Италии и провинций - магистраты, патроны, коллегии. И уже самое установление ценза не только для сенаторов и всадников, но и для магистратов и декурионов, как и регулирование "законами об анноне" цен на зерно говорит о совершенно определенной политике правительства в области экономики, преследовавшей все ту же цель - установить "геометрическое равенство" граждан, чтобы сохранить гражданскую общину. Ту же политику проводили императоры, пытавшиеся сохранить города как общину разными мерами - от субсидий из казны до прикрепления декурионов к их повинностям в пользу горрда, от постоянного пополнения городского слоя землевладельцев, могущих стать декурионами, за счет наделения ветеранов землей и различными привилегиями, до распространения городского гражданства и связанных с ним обязанностей на первоначально не входивших в число граждан туземцев-провинциалов, продолжавших жить на тех или иных условиях на городских территориях (incolae).

Таким образом, вряд ли справедливо отрицать определенную направленность контроля за экономикой со стороны властей как в Республике, так и в Империи. Но связь экономики и политики была здесь особой, определявшейся особенностями способа производства. Основой его была земельная собственность, возможная только в рамках гражданской общины, так как только гражданин мог иметь здесь свой надел по "квиритскому праву" и быть совладельцем общественной земли, контролировать распоряжение ею (как член народного собрания), способствовать увеличению ее размеров (как член народного ополчения). Вне своего города гражданин не имел никаких прав, и чем более возвышался его город среди других разнообразных общин (городских, племенных, соседских и т. п.), тем более возвышался и он сам. Поэтому по мере побед римской армии римский гражданин чувствовал себя повсюду господином и все более проникался уверенностью в том, что принадлежит к народу, предназначенному править миром. Но и победы становились возможными потому, что по мере успехов плебса, демократизации и крестьянизации низших, прежде неимущих слоев его, римская армия, особенно пехота, становилась гораздо более боеспособной в отличие от армий, где значительную роль играли наемники или основывавшиеся на преобладании родоплеменной или городской аристократии отряды конницы или отряды, набиравшиеся в странах, раздираемых этническими и классовыми противоречиями, которыми римляне умели пользоваться весьма искусно.

Так экономика и политика, "гражданское" и "политическое" общество неразрывно переплетались именно потому, что способ производства гражданской общины предполагал, во-первых, контроль наделенного законодательной властью народного собрания над землей, верховным собственником и распорядителем которой была община граждан; во-вторых, потому, что только согласие народного собрания на объявление и ведение войны могло, в случае победы, увеличить земельную площадь общины и умножить число самостоятельных хозяев, наиболее полноценных граждан и самостоятельных земледельцев, и вместе с тем умножить богатства гражданской общины в целом, шедшие на ее нужды; в-третьих, потому, что необходимое для управления, военного дела, материального и духовного производства разделение труда, порождавшее функциональные ordines (сословия sui generis), обусловливало так же, как это было в средние века, совпадение места сословий в политической и социальной, экономической сфере. На сохранение и воспроизводство такого строя была направлена и экономическая политика в эпохи, когда Рим был на подъеме.

Самый ход развития подобной общины приводил к появлению подневольного труда рабов или (и) крепостных (типа илотов) как основы данного общества. Как известно, илотию и рабство, становящиеся фундаментом античного мира, К. Маркс выводит из особенностей античной гражданской общины13. В наших работах мы обычно шли обратным путем, начиная с рабства, а затем переходя к прочим особенностям античного мира.

На неправомерность такой операции справедливо указал Гопкинс: рабы, по его подсчетам, имелись в 500 с лишним обществах от первобытных до современных, но рабовладельческими обществами, по его мнению, можно считать только передовые греческие полисы, Рим, южные рабовладельческие штаты США и Вест-Индию14. Вряд ли он прав, объединяя последние с античностью, а также ставя во главу угла численность рабов, которую для Рима определяет наугад, без всяких к тому оснований. Но он прав в том отношении, что наличие рабов, независимо от их количества, не делает общество рабовладельческим. Таковым оно, видимо, может считаться лишь в том случае, когда только за счет эксплуатации рабов-чужеземцев можно удовлетворить возникающую потребность в дополнительном, выходящем за рамки семьи или взаимопомощи соседей труде, вследствие отсутствия или крайнего снижения возможности эксплуатировать собственных сограждан или соплеменников в качестве клиентов-прекаристов, арендаторов по неравноправным договорам, кабальных должников, батраков, прикрепленных к земле и обязанных различной рентой работников и т. п. А подобные условия сложились только в античных гражданских общинах, где народ, располагая законодательной властью и составляя ополчение, смог добиться положения, исключавшего в широких масштабах "работы на другого" за "плату - цену рабства".

Античное классическое рабство было производным явлением, но, возникнув, стало оказывать огромное, во многом определяющее воздействие на дальнейшую судьбу античного мира. Развитие рабовладельческого хозяйства обусловило развитие торговли и денег до такой степени, какая стала действовать разлагающе на систему античных гражданских общин и отдельные составляющие ее структуры и субсистемы. Индивидуальная собственность, индивидуальный интерес стали превалировать над общественной, коллективной и, соответственно, старые ordines, сложившиеся на базе общественного разделения труда для "общей пользы", теряли роль и значение, сменялись постепенно (хотя и не полностью) новыми социальными подразделениями, основанными на богатстве, а затем законодательно утвержденными сословиями (honestiores и humiliores) с неравными юридическими и политическими правами. Ускоряется разложение общин, существовавших наряду с городскими, выделение индивидуальных собственников, ставящих от себя в зависимость отдельных соплеменников и общины в целом, изменяется структура фамилии - власть отца над свободными ее сочленами и их имуществом слабеет, прежде неприкосновенная власть господина над рабами в конце концов ограничивается государством, личные отношения господина и раба, отпущенника и патрона в ряде случаев принимают вещное обличье.

Казалось бы, идут процессы, внешне сходные с тем высвобождением частной собственности, которое приводило к разделению экономики и политики. Однако этот процесс не мог не только завершиться, но и набрать полную силу. Прежде всего потому, что наряду с действием сил разделения экономики и политики развивались новые силы их сплетения. Ведь расцвет классического рабства означал вместе с тем широкое внедрение в общественный организм новых более жестких отношений господства и подчинения, между миром свободы и миром рабства, классом рабов и классом рабовладельцев, а эти отношения должны были регулироваться не столько экономическими, сколько политическими средствами, ускоряя процесс рождения большого государственного аппарата, формирующегося по бюрократическому принципу. Отношения классического рабства не могли не приводить к усилению роли внеэкономических методов господства, которые переплетались с собственно экономическими, образуя их органическое единство, составивших одну из самых характерных особенностей классического рабства как общественной системы.

Вместе с тем первоначальный структурообразующий элемент античного мира не мог исчезнуть, что сдерживало полное развитие и логическое завершение шедших процессов. Городская гражданская община в Италии и провинциях оставалась основой и экономической, и социальной, и политической структуры. По-прежнему богатые и сановные граждане городов обязаны были тратиться на нужды сограждан, и из них пополнялись высшие государственные сословия, военно-бюрократический аппарат. По-прежнему ремесленные коллегии получали право на существование и некоторые привилегии, если работали "на общую пользу", чем далее, тем более при Империи осознававшуюся как польза государства и исполнение налагаемых им повинностей. Само государство сочетало неразрывно, и чем далее, тем в большей мере, экономические и политические функции. Преемник римского народа, глава государства - принцепс, был крупнейшим фактическим собственником Империи, и вместе с тем верховным собственником всей земли, которой мог распоряжаться, как некогда римское народное собрание. Этого не оспаривали даже такие идеологи "антитиранической" оппозиции, как Сенека и Плиний Младший, призывая только "хорошего" императора этим правом не злоупотреблять, не отбирать землю у тех, кому она отведена.

Императоры I в. пользовались совпадением своего положения как собственника и как сюзерена для укрепления мелких и средних имений за счет латифундий, что давало и экономическую - более тщательная обработка земли, и политическую выгоду - подавление оппозиции крупной знати Италии и провинций и расширение социальной базы императорской власти за счет роста муниципальных слоев. Антонины, ставленники "партии сената", осудив своих предшественников как "тиранов", перестали сдерживать рост крупного частного и государственного землевладения, что привело к постепенной замене труда рабов, невыгодного в крупнейших хозяйствах, трудом колонов разных категорий. И в этом плане императорские хозяйства были в значительной мере образцом для частных: в них, видимо, раньше всего стали на положение арендаторов переводить рабов, признав за ними юридические права на собственность, семью и т. п.; императорские колоны первыми были освобождены от муниципальных повинностей; законы Адриана давали ряд льгот и права посессоров заимщикам запустелых императорских земель.

Вместе с тем с растущей невыгодностью рабского труда основная тяжесть налогов и повинностей стала возлагаться на крестьян-собственников и арендаторов, свободных, отпущенников, рабов и, соответственно, и в императорских, и в частных хозяйствах непосредственное изъятие прибавочного продукта раба сменилось разными видами рент, что со временем привело к полной перестройке экономики, социальной структуры, политического строя, идеологии Империи. Разделить здесь экономику и политику так же трудно, как разграничить функции римского императора как собственника и сюзерена, функции, которые в буржуазном (домонополистическом) государстве, выступающем только как сюзерен, никак не смешиваются. Но можно ли из такого отличного от нового времени соотношения экономики и политики в античном мире делать вывод о недействительности для последнего положений исторического материализма об определяющей роли экономического базиса, отсутствии классов и т. п.? По-видимому, нет. Именно то обстоятельство, что люди могли обеспечить свое существование только в рамках античной городской гражданской общины, определяло и ее экономический и политический строй, и ее политику в целом.

Для примера рассмотрим, как велись Римом войны. О причинах этих войн высказывались разные мнения. Авторы, склонявшиеся к уподоблению Рима капиталистическим государствам, объясняли их соперничеством с другими государствами за торговые пути и рынки сбыта. Не склонные к модернизации объясняют войны иногда общей воинственной ментальностью как римского народа в целом, так особенно римской элиты, жаждавшей богатства и славы. Есть мнение, что римляне часто втягивались в военные действия помимо своей воли, вследствие интриг своих союзников сначала в Италии, а затем в эллинистическом мире, где в постоянных взаимных спорах полисы и государства старались заручиться помощью Рима15. В советской литературе высказывалось предположение, что римляне стремились к захвату пленных для превращения их в рабов.

На разных этапах истории Рима положение несколько менялось и усложнялось. В первоначальном примитивном Риме, мало отличавшемся от других примитивных обществ, войны, как правило, вели за землю, землю и скот отбирали у побежденных, а затем или раздавали воинам, или они поступали в общую собственность граждан. По существу, земля и добыча как цель оставались и впоследствии, но в более усложненном виде. Земля так или иначе присваивалась, объявлялась собственностью римского народа, в частности отводилась под колонии, частично оставлялась провинциалам, которые со временем тоже организовывались в городские общины и приобщались к образу жизни, экономике и культуре, гражданству и власти Рима, укрепляя социальную базу его господства. В качестве добычи основными стали не богатства, награбленные во время военных действий, а извлекаемые из покоренных стран ресурсы, в первую очередь зерно и некоторые другие продукты (вино, масло, рыбные соусы, копчения), а также металлы и ремесленные изделия, в частности предметы роскоши. Частично все это взималось в виде податей, частично приобреталось на средства, выкачиваемые из той же провинции. Наконец, не последнюю роль играло и переселение в Рим не только рабов, но и свободных людей разных специальностей: врачей, учителей, художников, архитекторов, ученых, творческой интеллигенции и т. п.

Цели и результаты войн Рима, при некотором внешнем сходстве с колониальными войнами капиталистических стран, были на деле различны. Если последние развивали свою промышленность за счет колоний, тормозя их промышленный прогресс, то римляне после первоначального ограбления провинций стимулировали рост в них аграрного и ремесленного производств, продукцией которых снабжались города Италии, причем собственное ее производство постепенно деградировало. В сельском хозяйстве с распространением мелкого производства колонов преобладающими стали зерновые культуры как более простые, ремесло тоже примитивизировалось по сравнению с новыми и старыми торгово-ремесленными центрами провинций. Исключение составлял Рим, остававшийся крупнейшим производственным центром. Поступления извне путем войн или эксплуатации "внутренней периферии", то есть провинциального крестьянства, были необходимы, чтобы сохранять экономику городских общин на уровне, дающем возможность поддерживать, хотя бы видимое единство сограждан и хотя бы минимально обеспеченное существование всех сочленов, сохраняя видимость их свободы, участия в управлении и "общей пользы" и "геометрического равенства" - обязательных условий сохранения античного строя. Здесь опять-таки экономика и политика нераздельны, но эта нераздельность определяется способом производства, основанным на всей системе античной гражданской общины.

Можно ли считать, что система эта с ее функциональными ordines, ее сословиями, сочетающими показатели происхождения и ценза (при превалировании в разное время то одного, то другого показателя) исключает наличие классов и классового антагонизма? Вряд ли с таким мнением можно согласиться. Учитывая, однако, что классы были не бессословные, а классы-сословия, и в той мере, в какой они совпадали с сословиями, они, как и все сословия в любом сословном обществе, не были однородны. Причем по мере эволюции и усложнения системы дифференциация внутри сословий и классов-сословий усиливалась, члены одного и того же сословия вливались в разные классы. В известном смысле такой процесс свидетельствовал о начавшемся разделении класса как экономической категории от сословия как категории социально-политической, поскольку сословия опирались на свою социально-политическую функцию, лишь до известной степени совпадавшую с функцией хозяйственной, производственной, местом в производственных отношениях. Так, в раннем Риме плебей отличался от патриция ограничением в политических правах, но не отношением к средствам производства, к собственности. И плебеи и патриции могли быть бедны или богаты, и плебей мог подвергнуться эксплуатации в индивидуальном порядке, потому что лишился земли, впал в долги и т. п., а не потому, что он был плебеем, то есть на таких основаниях, на каких эксплуатируется пролетарий, феодально зависимый крестьянин, раб - вследствие принадлежности их к определенному классу, занимающему определенное место в производственных отношениях, в отношениях к собственности на средства производства.

Сословия формируются в обществе в целом, классы в наиболее чистом виде - в ведущей отрасли экономики: при капитализме - в промышленности, в доиндустриальных обществах, в частности и в Риме, - в сельском хозяйстве, причем влияние процесса классообразования в таких ведущих отраслях на другие отрасли может быть более или менее значительно (при капитализме положение сельскохозяйственного пролетариата отличалось от пролетариата промышленного, в Риме - положение сельских рабов от рабов в ремесле и тем более в администрации, духовном производстве и т. д., причем здесь отличие было еще значительнее, поскольку разные слои рабов часто определяла не классовая, а сословная принадлежность). Так же в ведущей отрасли производства формировался господствующий класс (в Риме - крупных и средних землевладельцев), в доиндустриальных обществах более или менее совпадавший с высшими сословиями.

Таким образом, и в классовой структуре моменты политические и экономические более или менее совпадали. И если в капиталистическом мире только на высшей стадии развития классовой борьбы и классовой сознательности пролетариата он переходит от чисто экономических требований к политическим, то в античном мире, и в Греции, и в Риме, с самого начала выступлений демоса и плебса экономические и политические требования были неразделимы, так как только превращение человека в самостоятельного хозяина, владельца земельного надела, избавленного от необходимости работать на другого и подчиняться чужой воле, делало его свободным и полноправным членом как "гражданского", так и неотделимого от него "политического" общества.

Свобода и экономическая независимость нераздельными и взаимнообусловленными представлялись во все времена существования Рима. Недаром когда при Империи общество стало принимать все более иерархическую структуру и в положение клиентов и "младших друзей" стали попадать не только простые люди, но даже сенаторы, нуждавшиеся в покровительстве своих коллег, ближе стоявших к главе государства, ведущим в идеологии стало учение о свободе как отказе от материальных благ, делающем человека рабом того, кто властен их дать или отнять. Служить и получать "благодеяния", сохраняя достоинство и свободу, можно было только если в виду имелась некая политическая целостность. Лукиан доказывал, что служба императору (воплощавшему Республику) совсем не то, что служба патрону, а гражданин считал, что община (городская или сельская), которой он обязан отдавать свой труд и имущество, в свою очередь за счет богатых сограждан обязана ему "благодетельствовать", кормя его и развлекая, давая ему заработок, заботясь о благоустройстве города, о бесперебойном снабжении его продуктами и т. п.

Взаимосвязь зависимости экономической с политической и моральной особенно наглядно иллюстрирует специфику античного мира. Она, кстати, предвосхитила и некоторые черты будущих феодальных отношений, элементы которых уже зарождались и развивались. Так, колоны, прекаристы, фруктуарии и т. п. работали на землях крупных собственников, даже еще будучи формально свободными, оказывались фактически на положении клиентов так же, как целые сельские общины, получившие какие-нибудь "благодеяния" от богатого соседа. Как видно из писем Плиния Младшего, одной эклоги Немезиана16, некоторых надписей, землевладелец разбирал тяжбы крестьян, делил между ними участки, строил им храмы, устраивал рынки, организовывал культовые коллегии. Особенно примечательно, что, судя по одному из писем Киприана Карфагенского17, если во время гонений на христиан середины III в. землевладелец представлял справку о принесенной им в храме жертве (а значит, не был христианином), то это ставило вне подозрений и всех его рабов и колонов, то есть считалось само собой разумеющимся, что подобные клиентам колоны разделяют религию хозяина их земли так же, как за много веков до этого клиенты должны были разделять политические взгляды патрона и голосовать за него в народном собрании.

Думается, что из всего вышеизложенного можно сделать некоторые хотя бы гипотетические выводы. Во-первых, по-видимому, при попытке осветить проблемы античной экономики, ее соотношения с политикой и т. п. следует исходить не из большего или меньшего сходства с капитализмом в смысле степени развития товарно-денежных отношений, способности античного человека оценить и рассчитать выгодность тех или иных капиталовложений, возможных доходов, усовершенствований в области орудий и организации труда и т. п., а из принципиального отличия и специфики основы общества - античной гражданской общины с присущей ей формой собственности, что обусловливало специфику воздействия на данный социальный организм тех же товарно-денежных отношений, которые независимо от степени их развития не могли привести к тем же результатам, что при капитализме.

Во-вторых, особенность основы античного мира предопределяла более или менее полное (в зависимости от разных конкретных обстоятельств) совпадение производственных отношений с отношениями политическими, поскольку те и другие и в гражданской общине в целом, и в входящих в ее состав родственных и территориальных общинах обусловливались разделением труда в управлении, организации, воинском деле, материальном и духовном производстве между архаическими функциональными сословиями - ordines, - обязанными трудиться на "общую пользу". Отсюда - теснейшая, вплоть до совпадения, связь экономики и политики, поскольку такая община могла эффективно функционировать и воспроизводиться, когда каждый гражданин, будучи владельцем своего надела и совладельцем всей общинной территории, участвовал в управлении ею, решал важнейшие вопросы о распределении собственности, войне и мире, законодательстве, управлении, сохраняя право на свободное волеизъявление, которого лишался человек, получивший землю или иные средства существования не от народа, а от отдельного лица как плату за труд. Отсюда же и особое понимание неразрывной связи гражданской и политической свободы, отличное от современного.

В-третьих, античное рабство было не первичным фактором, обусловившим особенности греко-римского общества, а, напротив, производным, сложившимся в ходе дальнейшего развития экономико-политического строя полиса и civitas. Наконец, особенности структуры античной системы с ее функциональными сословиями не предполагают отсутствия классов, однако анализ соотношения классов и сословий требует подхода, отличного от подхода к анализу бессословных классов капитализма.

И в заключение следует отметить, что упомянутые особенности определяли идеологию и основанную на ней культуру античного мира, прежде всего цели, которые ставили перед собой носители идеологии и культуры, идеалы, создававшиеся в разных сферах общества и в разное время. Видимо, неправомерно поступают исследователи, оценивающие античную науку, исходя из методов, достижений и целей современной науки, или античные представления о моральных идеалах по современным критериям. Иная структура, иное соотношение экономики и политики порождали особые духовные ценности, отнюдь не всегда поддающиеся оценкам с точки зрения наших ценностей.

Примечания

1. Особенно настойчиво отрицается значение экономического фактора в формировании классовой структуры античного мира.

2. Hopkins K. Conquerors and Slaves. Cambridge. 1979.

3. White K.-D. Greek and Roman Technology. Lnd. 1984. Хорошо известна его книга "Agricultural Implements of the Roman World". Cambridge. 1967.

4. Green K. The Archaeology of the Roman Economy. Lnd. 1986.

5. Godelier M. Ratioaalite et irrationalite en economie. P. 1966, pp. 90 - 98.

6. См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. I, с. 106 - 108.

7. Nicolet C. L'ordre equestre a l'epoque republicaine (312 - 43 av. J. C). Vol 1, P. 1966, p. 121.

8. Dumezil G. Servius et la Fortune. P. 1943, pp. 141, 159.

9. Rostovtzev M. Storia economica e sociale del impero romano. Firenze. 1933, pp. 63, 68 etc.

10. Finley M. The Ancient Economy. Berkeley. 1973, pp. 21, 25 etc.

11. Ibid.

12. Fest. De significat. verborum (sub verbo "immunes").

13. См Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. I, с. 474 - 475.

14. Hopkins K. Op. cit., p. 53.

15. Обзор точек зрения дан в книге: Gruen E. The Hellenistic World and the Coming of Rom. Vol. I - II. Berkeley - Los Angeles - Lnd. 1984.

16. Plin. Min., 3,19; 7,30; 9,15; Nemesian. I, 52 - 55; Dig., 31, 77, 33.

17. Cyprian. Ep. 55, 13.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • «Древний Ветер» (Fornkåre) на Ловоти. 2013 год
      Автор: Сергий
      Situne Dei

      Ежегодник исследований Сигтуны и исторической археологии

      2014

      Редакторы:


       
      Андерс Сёдерберг
      Руна Эдберг

      Магнус Келлстрем

      Элизабет Клаессон


       

       
      С «Древним Ветром» (Fornkåre) через Россию
      2013

      Отчет о продолжении путешествия с одной копией ладьи эпохи викингов.

      Леннарт Видерберг

       
      Напомним, что в поход шведский любитель истории отправился на собственноручно построенной ладье с романтичным названием «Древний Ветер» (Fornkåre). Ее длина 9,6 метра. И она является точной копией виксбота, найденного у Рослагена. Предприимчивый швед намеревался пройти от Новгорода до Смоленска. Главным образом по Ловати. Естественно, против течения. О том, как менялось настроение гребцов по ходу этого путешествия, читайте ниже…
       
      Из дневника путешественника:
      2–3 июля 2013 г.
      После нескольких дней ожидания хорошего ветра вечером отправляемся из Новгорода. Мы бросаемся в русло Волхова и вскоре оставляем Рюриков Холмгорд (Рюриково городище) позади нас. Следуем западным берегом озера. Прежде чем прибыть в стартовую точку, мы пересекаем 35 километров открытой воды Ильменя. Падает сумрак и через некоторое время я вижу только прибой. Гребем. К утру ветер поворачивает, и мы можем плыть на юг, к низким островам, растущим в лучах рассвета. В деревне Взвад покупаем рыбу на обед, проплываем мимо Парфино и разбиваем лагерь. Теперь мы в Ловати.
      4 июля.
      Мы хорошо гребли и через четыре часа достигли 12-километровой отметки (по прямой). Сделав это в обед, мы купались возле села Редцы. Было около 35 градусов тепла. Река здесь 200 метров шириной. Затем прошли два скалистых порога. Проходя через них, мы гребли и отталкивали кольями корму сильнее. Стремнины теперь становятся быстрыми и длинными. Много песка вдоль пляжей. Мы идем с коротким линем (тонкий корабельный трос из растительного материала – прим. автора) в воде, чтобы вести лодку на нужную глубину. В 9 вечера прибываем к мосту в Коровичино, где разбиваем лагерь. Это место находится в 65 км от устья Ловати.
      5–6 июля.
      Река широкая 100 метров, и быстрая: скорость течения примерно 2 км в час, в стремнинах, может быть, вдвое больше. Грести трудно, но человеку легко вести лодку с линем. Немного странно, что шесть весел так легко компенсируются канатной буксировкой. Стремнина с мелкой водой может быть длиной в несколько километров солнце палит беспощадно. Несколько раз нам повезло, и мы могли плыть против течения.
      7 июля.
      Достигаем моста в Селеево (150 км от устья Ловати), но сначала мы застреваем в могучих скалистых порогах. Человек идет с линем и тянет лодку между гигантскими валунами. Другой отталкивает шестом форштевень, а остальные смотрят. После моста вода успокаивается и мы гребем. Впереди небольшой приток, по которому мы идем в затон. Удар! Мы продолжаем, шест падает за борт, и течение тянет лодку. Мы качаемся в потоке, но медленно плывем к месту купания в ручье, который мелок и бессилен.
      8 июля.
      Стремнина за стремниной. 200-метровая гребля, затем 50-метровый перекат, где нужно приостановиться и тянуть линем. Теперь дно покрыто камнями. Мои сандалеты треплет в стремнине, и липучки расстегиваются. Пара ударов по правому колену оставляют небольшие раны. Колено болит в течение нескольких дней. Мы разбиваем лагерь на песчаных пляжах.
      9 июля.
      В обед подошли к большому повороту с сильным течением. Мы останавливаемся рядом в кустах и застреваем мачтой, которая поднята вверх. Но все-таки мы проходим их и выдыхаем облегченно. Увидевший нас за работой абориген приходит с полиэтиленовыми пакетами. Кажется, он опустошил свою кладовую от зубной пасты, каш и консервов. Было даже несколько огурцов. Отлично! Мы сегодня пополнили продукты!
      10 июля. В скалистом протоке мы оказываемся в тупике. Мы были почти на полпути, но зацепили последний камень. Вот тут сразу – стоп! Мы отталкиваем лодку назад и находим другую протоку. Следует отметить, что наша скорость по мере продвижения продолжает снижаться. Часть из нас сильно переутомлена, и проблемы увеличиваются. От 0,5 до 0,8 км в час – вот эффективные изменения по карте. Длинный быстрый порог с камнями. Мы разгружаем ладью и тянем ее через них. На других порогах лодка входит во вращение и однажды новые большие камни проламывают днище. Находим хороший песчаный пляж и разводим костер на ужин. Макароны с рыбными консервами или каша с мясными? В заключение – чай с не которыми трофеями, как всегда после еды.
      11 июля.
      Прибыли в Холм, в 190 км от устья реки Ловати, где минуем мост. Местная газета берет интервью и фотографирует. Я смотрю на реку. Судя по карте, здесь могут пройти и более крупные корабли. Разглядываю опоры моста. Во время весеннего половодья вода поднимается на шесть-семь метров. После Холма мы встречаемся с одним плесом – несколько  сотен метров вверх по водорослям. Я настаиваю, и мы продолжаем путь. Это возможно! Идем дальше. Глубина в среднем около полуметра. Мы разбиваем лагерь напротив деревни Кузёмкино, в 200 км от устья Ловати.
      12 июля. Преодолеваем порог за порогом. Теперь мы профессионалы, и используем греблю и шесты в комбинации в соответствии с потребностями. Обеденная остановка в селе Сопки. Мы хороши в Ильинском, 215 км от устья Ловати! Пара радушных бабушек с внуками и собакой приносят овощи.
      13–14 июля.
      Мы попадаем на скалистые пороги, разгружаем лодку от снаряжения и сдергиваем ее. По зарослям, с которыми мы в силах справиться, выходим в травянистый ручей. Снова теряем время на загрузку багажа. Продолжаем движение. Наблюдаем лося, плывущего через реку. Мы достигаем д. Сельцо, в 260 км от устья Ловати.
      15–16 июля.
      Мы гребем на плесах, особенно тяжело приходится на стремнинах. Когда проходим пороги, используем шесты. Достигаем Дрепино. Это 280 км от устья. Я вижу свою точку отсчета – гнездо аиста на электрическом столбе.
      17–18 июля.
      Вода льется навстречу, как из гигантской трубы. Я вяжу веревки с каждой стороны для управления курсом. Мы идем по дну реки и проталкиваем лодку через водную массу. Затем следуют повторяющиеся каменистые стремнины, где экипаж может "отдохнуть". Камни плохо видны, и время от времени мы грохаем по ним.
      19 июля.
      Проходим около 100 закорюк, многие из которых на 90 градусов и требуют гребли снаружи и «полный назад» по внутреннему направлению. Мы оказываемся в завале и пробиваем себе дорогу. «Возьмите левой стороной, здесь легче», – советует мужчина, купающийся в том месте. Мы продолжаем менять стороны по мере продвижения вперед. Сильный боковой поток бросает лодку в поперечном направлении. Когда киль застревает, лодка сильно наклоняется. Мы снова сопротивляемся и медленно выходим на более глубокую воду. Незадолго до полуночи прибываем в Великие Луки, 350 км от устья Ловати. Разбиваем лагерь и разводим огонь.
      20–21 июля.
      После дня отдыха в Великих Луках путешествие продолжается. Пересекаем ручей ниже плотины электростанции (ну ошибся человек насчет электростанции, с приезжими бывает – прим. автора) в центре города. Проезжаем по дорожке. Сразу после города нас встречает длинная череда порогов с небольшими утиными заводями между ними. Продвигаемся вперед, часто окунаясь. Очередная течь в днище. Мы должны предотвратить риск попадания воды в багаж. Идет небольшой дождь. На часах почти 21.00, мы устали и растеряны. Там нет конца порогам… Время для совета. Наши ресурсы использованы. Я сплю наяву и прихожу к выводу: пора забрать лодку. Мы достигли отметки в 360 км от устья Ловати. С момента старта в Новгороде мы прошли около 410 км.
      22 июля.
      Весь день льет дождь. Мы опорожняем лодку от оборудования. Копаем два ряда ступеней на склоне и кладем канаты между ними. Путь домой для экипажа и трейлер-транспорт для «Древнего Ветра» до лодочного клуба в Смоленске.
      Эпилог
      Ильмен-озеро, где впадает Ловать, находится на высоте около 20 метров над уровнем моря. У Холма высота над уровнем моря около 65 метров, а в Великих Луках около 85 метров. Наше путешествие по Ловати таким образом, продолжало идти в гору и вверх по течению, в то время как река становилась уже и уже, и каменистее и каменистее. Насколько известно, ранее была предпринята только одна попытка пройти вверх по течению по Ловати, причем цель была та же, что и у нас. Это была экспедиция с ладьей Айфур в 1996 году, которая прервала его плавание в Холм. В связи с этим Fornkåre, таким образом, достиг значительно большего. Fornkåre - подходящая лодка с человечными размерами. Так что очень даже похоже, что он хорошо подходит для путешествия по пути «из варяг в греки». Летом 2014 года мы приложим усилия к достижению истока Ловати, где преодолеем еще 170 км. Затем мы продолжим путь через реки Усвяча, Двина и Каспля к Днепру. Наш девиз: «Прохлада бегущей воды и весло - как повезет!»
       
      Ссылки
      Видерберг, Л. 2013. С Fornkåre в Новгород 2012. Situne Dei.
       
      Факты поездки
      Пройденное расстояние 410 км
      Время в пути 20 дней (включая день отдыха)
      Среднесуточнный пройденный путь 20,5 км
      Активное время в пути 224 ч (включая отдых и тому подобное)
      Средняя скорость 1,8 км / ч
       
      Примечание:
      1)      В сотрудничестве с редакцией Situne Dei.
       
      Резюме
      В июле 2013 года была предпринята попытка путешествовать на лодке через Россию из Новгорода в Смоленск, следуя «Пути из варяг в греки», описанного в русской Повести временных лет. Ладья Fornkåre , была точной копией 9,6-метровой ладьи середины 11-го века. Судно найдено в болоте в Уппланде, центральной Швеции. Путешествие длилось 20 дней, начиная с  пересечения озера Ильмень и далее против течения реки Ловать. Экспедиция была остановлена к югу от Великих Лук, пройдя около 410 км от Новгорода, из которых около 370 км по Ловати. Это выгодно отличается от еще одной шведской попытки, предпринятой в 1996 году, когда ладья Aifur была вынуждена остановиться примерно через 190 км на Ловати - по оценкам экипажа остальная часть пути не была судоходной. Экипаж Fornkåre должен был пробиться через многочисленные пороги с каменистым дном и сильными неблагоприятными течениями, часто применялись буксировки и подталкивания шестами вместо гребли. Усилия 2013 года стали продолжением путешествия Fornkåre 2012 года из Швеции в Новгород (сообщается в номере журнала за 2013 год). Лодка была построена капитаном и автором, который приходит к выводу, что судно доказало свою способность путешествовать по этому древнему маршруту. Он планирует продолжить экспедицию с того места, где она была прервана, и, наконец, пересечь водоразделы до Днепра.
       
       
      Перевод:
      (Sergius), 2020 г.
       
       
      Вместо эпилога
      Умный, говорят, в гору не пойдет, да и против течения его долго грести не заставишь. Другое дело – человек увлеченный. Такой и гору на своем пути свернет, и законы природы отменить постарается. Считают, например, приверженцы норманской теории возникновения древнерусского государства, что суровые викинги чувствовали себя на наших реках, как дома, и хоть кол им на голове теши. Пока не сядут за весла… Стоит отдать должное Леннарту Видербергу, в борьбе с течением и порогами Ловати он продвинулся дальше всех (возможно, потому что набрал в свою команду не соотечественников, а россиян), но и он за двадцать дней (и налегке!) смог доплыть от озера Ильмень только до Великих Лук. А планировал добраться до Смоленска, откуда по Днепру, действительно, не проблема выйти в Черное море. Получается, либо Ловать в древности была полноводнее (что вряд ли, во всяком случае, по имеющимся данным, в Петровскую эпоху она была такой же, как и сегодня), либо правы те, кто считает, что по Ловати даже в эпоху раннего Средневековья судоходство было возможно лишь в одном направлении. В сторону Новгорода. А вот из Новгорода на юг предпочитали отправляться зимой. По льду замерзшей реки. Кстати, в скандинавских сагах есть свидетельства именно о зимних передвижениях по территории Руси. Ну а тех, кто пытается доказать возможность регулярных плаваний против течения Ловати, – милости просим по следам Леннарта Видерберга…
      С. ЖАРКОВ
       
      Рисунок 1. Морской и речной путь Fornkåre в 2013 году начался в Новгороде и был прерван чуть южнее Великих Лук. Преодоленное расстояние около 410 км. Расстояние по прямой около 260 км. Карта ред.
      Рисунок 2. «Форнкор» приближается к устью реки Ловать в Ильмене и встречает здесь земснаряд. Фото автора (Леннарт Видерберг).
      Рисунок 3. Один из бесчисленных порогов Ловати с каменистым дном проходим с помощью буксирного линя с суши. И толкаем шестами с лодки. Фото автора.
      Рисунок 4. Завал преграждает русло  Ловати, но экипаж Форнкора прорезает и пробивает себе путь. Фото автора.




    • Плавания полинезийцев
      Автор: Чжан Гэда
      Кстати, о пресловутых "секретах древних мореходах" - есть ли в неполитизированных трудах, где не воспеваются "утраченные знания древних", сведения, что было общение не только между близлежащими, но и отдаленными архипелагами и островами?
      А то есть тенденция прославить полинезийцев, как супермореходов, все знавших и все умевших.
      Например, есть ли сведения, что жители Рапа-нуи хоть раз с него куда-то выбирались?
    • Материальные следы присутствия вагров в Восточной Европе
      Автор: Mukaffa
      Когда появилось арабское серебро в южной Балтике? - Оно появилось там - в конце VIII века. Представляете какая неприятность?)))
       
      Первый этап завоза - конец VIII века - 830е годы. И это территория южнобалтийского побережья и чуток Готланд.
       
      А много их там в IX-ом то веке? Ну допустим их оставили купцы-готландцы, которые специализировались на торговле с ВЕ. Ферштейн?
    • Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир.
      Автор: hoplit
      Просмотреть файл Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир.
      Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. Издание третье, дополненное. Алматы. 2002. 604 с.
      Первое издание было в 1984-м. В 2008-м - вышло четвертое.
      Благодарности и уведомления………………………………. 5
      Предисловие ко второму изданию…………………………… 8
      Предисловие к третьему, казахстанскому изданию………….. 57
      Введение. Феномен номадизма: мифы и проблемы….. 66
      Глава I. Номадизм как особый вид производящей экономики……………………………………………… 83
      Что такое номадизм……………………………………...  83
      Основные формы скотоводства………………………… 86
      Видовой состав стада……………………………………. 97
      Численность стада……………………………………..… 101
      Характер использования экологических зон…………… 107
      Характер перекочевок…………………………………… 112
      Характер утилизации продуктов скотоводческого
      хозяйства и системы питания…………………………… 115
      Основные типы кочевого скотоводства………………… 116
      Проблемы баланса и неавтаркичность кочевого хозяйства…………………………………………………. 153
      Глава II. Происхождение кочевого скотоводства…………….. 174 
      Глава III. Социальные предпосылки взаимоотношений номадов с внешним миром……………………………………… 217
      Аборигенная модель (native model), научная модель и реальная действительность ……………………………………… 217
      Проблема собственности в кочевых обществах…………….  222
      Семья, хозяйство и община в кочевых обществах………….  227
      Родство и происхождение в кочевых обществах…………..  242
      Сегментарные системы в кочевых обществах………………  250
      Высшие уровни социально-политической организации в кочевых обществах .......................... ………………………………………. 256
      Имущественное неравенство и социальная дифференциация в кочевых обществах…………………………………………… 262
      Кочевые вождества…………………………………………. …………. 279
      Тема и вариации ................................ ............. ……...……………….......... 285
      Глава IV. Способы адаптации номадов к внешнему миру..................................................................... ………………............................. 323
      Седентаризация ............................................... ………………................ 324
      Торговля и торговое посредничество....... …………………………………. 328
      Подчинение и различные формы зависимости кочевников от оседлых обществ ........................... ………………….…..................... 341
      Подчинение и различные формы зависимости оседлых обществ от кочевников ......................... ………………………... ……… 354
      Глава V. Номады и государственность……...……………………………… 362
      Кочевая государственность и условия ее возникновения……………………………….................................... 362
      Основные типы и тенденции возникновения и эволюции кочевой государственности  ………………………………........... 366
      Евразийские степи, полупустыни и пустыни…………………………… 369
      Средний Восток .............................................. ……………………………….. 408
      Ближний Восток............................................. ……………………………….. 422
      Восточная Африка ......................................... ………………………………. 444
      Выводы…………………………………………………………………… 450
      Вместо заключения: внешний мир и кочевники……………… …. 461
      Послесловие, к третьему изданию.
      Кочевники в истории оседлого мира .................. ………………………………… 464
      Сокращения……………………………… ………………………………. 489
      Библиография........................................................................................................... 491
      Оглавление...........................................................................................................603
      Автор hoplit Добавлен 27.05.2020 Категория Великая Степь
    • Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир.
      Автор: hoplit
      Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. Издание третье, дополненное. Алматы. 2002. 604 с.
      Первое издание было в 1984-м. В 2008-м - вышло четвертое.
      Благодарности и уведомления………………………………. 5
      Предисловие ко второму изданию…………………………… 8
      Предисловие к третьему, казахстанскому изданию………….. 57
      Введение. Феномен номадизма: мифы и проблемы….. 66
      Глава I. Номадизм как особый вид производящей экономики……………………………………………… 83
      Что такое номадизм……………………………………...  83
      Основные формы скотоводства………………………… 86
      Видовой состав стада……………………………………. 97
      Численность стада……………………………………..… 101
      Характер использования экологических зон…………… 107
      Характер перекочевок…………………………………… 112
      Характер утилизации продуктов скотоводческого
      хозяйства и системы питания…………………………… 115
      Основные типы кочевого скотоводства………………… 116
      Проблемы баланса и неавтаркичность кочевого хозяйства…………………………………………………. 153
      Глава II. Происхождение кочевого скотоводства…………….. 174 
      Глава III. Социальные предпосылки взаимоотношений номадов с внешним миром……………………………………… 217
      Аборигенная модель (native model), научная модель и реальная действительность ……………………………………… 217
      Проблема собственности в кочевых обществах…………….  222
      Семья, хозяйство и община в кочевых обществах………….  227
      Родство и происхождение в кочевых обществах…………..  242
      Сегментарные системы в кочевых обществах………………  250
      Высшие уровни социально-политической организации в кочевых обществах .......................... ………………………………………. 256
      Имущественное неравенство и социальная дифференциация в кочевых обществах…………………………………………… 262
      Кочевые вождества…………………………………………. …………. 279
      Тема и вариации ................................ ............. ……...……………….......... 285
      Глава IV. Способы адаптации номадов к внешнему миру..................................................................... ………………............................. 323
      Седентаризация ............................................... ………………................ 324
      Торговля и торговое посредничество....... …………………………………. 328
      Подчинение и различные формы зависимости кочевников от оседлых обществ ........................... ………………….…..................... 341
      Подчинение и различные формы зависимости оседлых обществ от кочевников ......................... ………………………... ……… 354
      Глава V. Номады и государственность……...……………………………… 362
      Кочевая государственность и условия ее возникновения……………………………….................................... 362
      Основные типы и тенденции возникновения и эволюции кочевой государственности  ………………………………........... 366
      Евразийские степи, полупустыни и пустыни…………………………… 369
      Средний Восток .............................................. ……………………………….. 408
      Ближний Восток............................................. ……………………………….. 422
      Восточная Африка ......................................... ………………………………. 444
      Выводы…………………………………………………………………… 450
      Вместо заключения: внешний мир и кочевники……………… …. 461
      Послесловие, к третьему изданию.
      Кочевники в истории оседлого мира .................. ………………………………… 464
      Сокращения……………………………… ………………………………. 489
      Библиография........................................................................................................... 491
      Оглавление...........................................................................................................603