Ивонин Ю. Е. Западная Европа и Османская империя во второй половине XV-XVI в. // Вопросы истории. - 1982. - № 4. - С. 68-84.
В результате захвата турками Константинополя (1453 г.) и их последующего распространения на Балканский полуостров в лице Османской империи возник мощный фактор угрозы для Западной Европы. Ф. Энгельс сравнивал турецкую экспансию XV и XVI столетий с арабским нашествием VIII века1. Но к концу XVI в. этот фактор стал терять свое прежнее значение, и в XVIII-XIX веках Османская империя ради сохранения своих владений, и подавления национально-освободительного движения покоренных ею народов ищет покровительства у западноевропейских государств.
Восточный вопрос являлся одним из крупнейших узлов международных противоречий нового времени, в нем весьма причудливо переплетались экономические и политические интересы многих ведущих государств Европы.
Предыстории восточного вопроса и политической истории Османской империи посвящена огромная литература. Остается, однако, ряд нерешенных вопросов, часть из которых мы попытаемся осветить. В задачу настоящей статьи входит рассмотрение разносторонних, и в первую очередь политических, отношений ведущих государств Западной Европы с Османской империей в XV-XVI веках. Причем акцент делается на политике западноевропейских государств по отношению к Турции. В более узком смысле нашей задачей является изучение причин перелома в отношениях Западной Европы и Османской империи. Часто встречающееся в литературе мнение о том, что решающим моментом было морское сражение 7 октября 1571 г. при Лепанто, в котором испано-венециано-папский флот одержал победу над турецким, мало что объясняет, ибо эта победа решала исключительно проблему турецкой экспансии в Западном Средиземноморье. К тому же военный успех в битве при Лепанто ни политически, ни экономически в должной мере не был реализован. Истоки перелома надо искать во всем комплексе экономических, социальных, политических и религиозных процессов, происходивших в Западной Европе и Османской империи, и в их взаимоотношениях, особенно в период наибольшего взаимодействия, т. е. во второй половине XV-XVI веке.
В буржуазной историографии существует несколько достаточно ярко выраженных тенденций, которые, несмотря на различия в интерпретации политических событий, сходны в одном - в игнорировании экономических и социально-политических аспектов политики западноевропейских государств в отношении Османской империи. Одна из них берет начало в первой половине XIX в., когда началось серьезное изучение отношений западноевропейских держав с Турцией. Й. Хаммер, И. Цинкайзен и в начале нынешнего столетия Н. Йорга2, введя в научный оборот обширный фактический материал, дали исключительно политическую интерпретацию проблемы. Наиболее четко это направление отразилось в работах Л. Ранке, считавшего, что перелом в отношениях Западной Европы и Порты произошел вследствие ошибок султана Сулеймана I Кануни (1520 - 1566 гг.) во внутреннем управлении, а именно из-за вмешательства женщин гарема в государственные дела, и утверждения испано-австрийской державы Габсбургов, отчего "христиане довольно сильно могли противостоять врагу в Африке, Испании и Венгрии"3.
Установки школы Ранке, заменявшей анализ исторических явлений изложением фактов дипломатической истории, сказываются и в той трактовке перелома в отношениях Западной Европы с Османской империей, которую давал такой крупный французский историк, как Р. Мунье, видевший причины этого перелома в структуре мусульманской семьи, существовании полигамии и гарема, а также неопределенности права наследования4. Описательность и поверхностность преобладают и в таком солидном издании, как "Кэмбриджская новая история"5.
Рассматривая захват турками Константинополя и падение Византии в 1453 г., как водораздел между средневековой и новой историей, западногерманский турколог Ф. Бабингер стремился тем самым как бы подчеркнуть, что историческое развитие Османской империи с того времени становилось частью общеевропейского исторического процесса6. В работах современного турецкого историка Х. Иналджыка (ныне работающего в США) настойчиво проводится идея о том, что Турция в эту эпоху влилась в общий поток европейского экономического развития, приведшего к современному капитализму7. Но при этом ни тот, ни другой исследователи даже не попытались поставить вопрос о разнице уровней социально-экономического и политического развития западноевропейских государств и Османской империи, что, естественно, затрудняло понимание их роли во всемирной истории.
С 40-х годов XX в. проблемы истории Османской империи и в особенности ее отношений с западноевропейскими государствами стали привлекать большое внимание историков США. Это связано с экономической и политической экспансией американского империализма на Ближнем Востоке и в Восточном Средиземноморье. Для американской историографии свойственно стремление характеризовать государственный строй Османской империи как "империализм"8, т. е. налицо модернизаторские тенденции. Империализм лишается времени и пространства, его легко распространить на любую эпоху и формацию. Весьма рельефно такой подход выступает у К. Кортепетера, считающего, что проблемы Османской империи свойственны всем империям9. Не меняет сути дела и замена П. Шуге термина "империализм" понятием "пограничные общества", которым будто бы всегда свойственно стремление к расширению своей территории (к этим обществам автор относит и Османскую империю, и Россию XVI-XIX вв., и США прошлого века10, объединяя эти государства без учета способов производства, господствовавших в них). Подобная трактовка турецкой экспансии приводит и к неверному пониманию роли отношений между Османской империей и Западной Европой в мировой истории.
Модная в буржуазной историографии со времени трудов А. Тойнби периодизация всеобщей истории по цивилизациям сказалась и в исследованиях Ф. Броделя, объясняющего начало кризиса Османской империи упадком средиземноморской цивилизации11. Американский исследователь Э. Хесс трактует проблему отношений Западной Европы и Османской империи как столкновение двух мощных цивилизаций12.
Правильное понимание проблемы возможно лишь на основе марксистско-ленинской методологии, т. е. при учете уровней социально-экономического развития как западноевропейских государств, так и Османской империи. В XVI в. Западная Европа вступала в капиталистическую эру13; это не означало, конечно, что процессы становления капитализма везде протекали успешно. Напротив, они проходили неравномерно и испытывали тенденцию не только к необратимому, но и к обратимому варианту развития14. Одним из основных признаков кризиса феодализма и генезиса капитализма было возникновение национальных централизованных государств. Этому процессу пытались так или иначе препятствовать две универсальные силы западноевропейского средневековья - Священная Римская империя и папство, особенно при Карле V Габсбурге (1519 - 1555 гг.), стремившемся создать единую католическую монархию и поддерживавшем реакционные политические силы в Западной Европе.
Необходимо отметить, что в эту эпоху (в значительной мере по причине формирования общеевропейского рынка и начала процесса создания мирового рынка) Европа из "суммы государств" становилась их системой. "Вся Западная и Центральная Европа, включая сюда и Польшу, развивалась теперь во взаимной связи"15. Итальянские войны между Францией и Германской империей (1494 - 1559 гг.), начавшаяся в XVI в. Реформация, это крупнейшее антифеодальное социально-политическое и идеологическое движение, а также Шмалькальденская война 1546 - 1548 гг., т. е. война между Карлом V и союзом немецких протестантов (Шмалькальденский союз образован в начале 1531 г.) предопределили далеко не равнозначное, а подчас и прямо противоположное отношение различных государств и политических сил Западной Европы к Турецкой империи.
Иную картину являла собой Османская империя. Турецкое общество того времени шло по пути развития феодальных отношений, что выражалось в росте частного феодального безусловного землевладения - мюльков - за счет дарений султана, а также в том, что опорой империи и двигательной силой ее агрессивных войн был класс турецких феодалов, набиравшийся сил в процессе и в итоге завоеваний16. Необходимо заметить, что в последнее время наметилась тенденция к переосмыслению представлений о феодальном господствующем классе Османской империи, в частности рассмотрению его не как наследственной аристократии крови, связанной с землевладением17.
Во второй половине XV - начале XVI в. в Турции существовали все три формы феодальной ренты при преобладании натуральной и денежной. Значительную часть населения составляли кочевые племена, еще не осевшие на землю и занимавшиеся скотоводством. Применялся и труд рабов, которых давали войны (вопрос о роли рабовладельческого уклада в хозяйственном развитии империи все еще является дискуссионным). Во второй половине XV в. Османская империя сложилась в основных чертах, сохранившихся в течение ряда последующих столетий18. Стимулами, побуждавшими турецких феодалов вести грабительские войны, были: стремление к захвату чужих земель, эксплуатация и ограбление местного населения, стремление овладеть важными в стратегическом отношении территориями с тем, чтобы превратить их в плацдарм для дальнейших захватов, и т. д. Вследствие этого Османская империя оказалась неспособной связать Европу с Востоком и восточными рынками и сыграть свою роль в процессе т. н. первоначального накопления в западноевропейских странах. Характеризуя причины, препятствовавшие нормальному экономическому развитию феодальной Турции, Энгельс писал: "В самом деле, турецкое, как и любое другое восточное господство несовместимо с капиталистическим обществом; нажитая прибавочная стоимость ничем не гарантирована от хищных рук сатрапов и пашей; отсутствует первое основное условие буржуазной предпринимательской деятельности - безопасность личности купца и его деятельности"19.
Естественно, что при этих исходных позициях отношения между Западной Европой и Османской империей неизбежно должны были приобрести сложный и противоречивый характер. Завоевание турками славянских государств Балканского полуострова и захват в 1453 г. Константинополя поставили Западную Европу перед угрозой турецкого вторжения. Близорукая политика римских пап и германских императоров, ставивших условием помощи Византии подчинение православной церкви римскому престолу, обернулась в конце концов угрозой с востока и возникновением нового узла международных противоречий.
Папство, а затем и германские императоры попытались противопоставить возросшей турецкой угрозе обветшавшую средневековую идею крестового похода против турок. Лозунг борьбы христиан против мусульман-турок был формой, в которую должно было облечься это военно-политическое мероприятие20. Реставрация идеи крестового похода произошла во время соборного движения, точнее, после Базельского собора 1431 - 1449 годов21. Но соборы отражали уже национальные интересы отдельных стран, поэтому зачастую призывы к проведению крестового похода расценивались как предлог для укрепления морального и политического авторитета папской власти. У папства, как заметил швейцарский историк Г. Пфефферман, было двойственное положение: осуществляя функции духовного главы всего католического мира, римские папы в то же время были территориальными князьями в Италии и постоянно вмешивались в европейские дела. Немудрено, что зачастую они сказывали своим детям и родственникам большую помощь, чем общему делу борьбы с турецкой угрозой22. Более того, папа Александр VI Борджа подстрекал турецкого султана Баязида II напасть на Венецию, с которой папская курия враждовала из-за ряда земель в Италии23.
В начале понтификата Льва X (1513 - 1521 гг.) П. Джустиниани и П. Кверини составили мемориал, основной мыслью которого было: если христиане нанесут поражение туркам, мамелюки" и персы им не страшны. Сам Лев X, неоднократно призывавший западноевропейских монархов принять участие в крестовом походе, 6 марта 1518 г. издал буллу, провозглашавшую пятилетнее перемирие среди католических государств и грозившую отлучением от церкви за его нарушение24.
Начиная с Льва X и до 50-х годов XVI в. римские папы проводили антитурецкую политику, что было связано с возникавшей время от времени опасностью вторжения турок в Италию. Но когда в 1552 г. французские войска заняли Сиену, в которой папа Юлий III имел личные и фамильные связи, папская курия пыталась начать переговоры с турками (хотя и безуспешно), т. к. Порта уже в течение нескольких десятилетий являлась союзником Франции. Папа Павел IV, начав войну против испанского короля Филиппа II, рассчитывал на помощь Франции и ее связи с Османской империей25. Но после завершения Тридентского собора (1545 - 1563 гг.), ставшего главным орудием Контрреформации в XVI в., и начала религиозных войн во Франции, на которую уже нельзя было больше рассчитывать, папство пошло на сближение с Испанией, главным противником турок в Западной Европе.
Отношение светских государей Западной Европы к идее крестового похода с самого начала было достаточно прохладным. В апреле 1454 г. император Фридрих III по просьбе папы созвал конгресс в Регенсбурге, но ни сам он, ни другие европейские монархи, за исключением польского короля, туда не явились. Энергичные призывы Э. С. Пикколомини, ставшего папой Пием II, в конечном счете успеха также не имели26. Турки не могли не обратить внимания на пассивность европейских монархов. В написанных в конце XV в. "Записках янычара" серба Константина Михайловича, долгое время прослужившего в янычарах, приводится высказывание одного из вельмож Мехмеда II, как нельзя лучше характеризующее реакцию турецких феодалов на бесплодные усилия организовать крестовый поход: "Счастливый повелитель, давно говорят об этом римском папе, что намеревается со всеми христианами напасть на нас. Если бы он даже ехал на свинье, он давно был бы у нас. И поэтому, что вы начали делать, то и продолжайте, не обращая внимания на вести от гяуров"27.
Но было бы, конечно, неверно абсолютизировать пассивность западноевропейских монархий в турецком вопросе. Они действительно часто проявляли пассивность и уклончивость, но до тех пор, пока это не касалось их ближайших интересов, тем более что явная турецкая угроза стала нависать над ними лишь к началу 20-х годов XVI века.
Долгое время считалось, что непосредственные контакты между государствами Западной Европы и Османской империей начались лишь в самом конце XV века. Исследования, проведенные Бабингером в турецких архивах, показали, что фактический правитель Флоренции Лоренцо Великолепный в интересах флорентийской торговли в Восточном Средиземноморье и вытеснения оттуда венецианцев вел переговоры с Мехмедом II (1451 - 1481 гг.). Но к 90-м годам связи Флоренции с Турцией были фактически прерваны из-за итальянских войн. Некоторые связи имели с турками и неаполитанские короли из Арагонской династии28.
Следует заметить, что в XIV-XVI вв. радикальные народные движения и секты включали в свои наивные доктрины идею избавления от угнетения со стороны "своих феодалов" путем турецкого завоевания. Проявилась эта тенденция еще во времена турецких завоеваний на Балканах, а затем перенеслась и в Западную Европу. Например, нидерландские "морские гезы" носили на своих головных уборах амулеты с надписью "Лучше турки, чем папа".
В литературе неоднократно утверждалось, что империя Карла V возникла как альтернатива турецким нашествиям. Однако, когда дед Карла V император Максимилиан I в начале XVI в. провозгласил идею реставрации Священной Римской империи, первым шагом в осуществлении которой должен был стать поход на Рим для коронования императорской короной подобно германским императорам X-XII вв., а следующим - крестовый поход против турок, вряд ли кто сомневался, что настоящая цель этих действий - получить деньги и солдат от германских князей для войны против Франции29. 12 ноября 1503 г. в Аугсбурге император издал мандат с призывом к курфюрстам и сословиям империи присоединиться к крестовому походу. Но, когда в 1515 г. посланник папы Льва X Э. да Витербо передал императору призыв папы участвовать в крестовом походе, тот воскликнул: "Вы с ума сошли! Я думаю, что вначале необходимо реформировать церковь. После этого проведем экспедицию"30.
Усилению турецкой угрозы в Центральной Европе способствовали обстоятельства, связанные с наследованием венгерского престола. Ставший в 1458 г. королем Венгрии крупный магнат Матиаш Хуниади (Корвин) в течение многих лет воевал с Чехией, в результате чего к Венгрии были присоединены Моравия, Силезия и Лужицы. В 1477 - 1485 гг. он вел войну с Австрией (в 1485 г. венграми была оккупирована Вена). Матиаш Корвин намеревался стать германским императором, но в результате обострения его отношений с Империей ослабели оборонительные рубежи с Османской державой.
В конце XV - начале XVI в. венгерские короли Владислав II и Лайош II (женатый на внучке Максимилиана I Марии) примирились с Габсбургами. Но сильная партия венгерского дворянства под предводительством Яноша Запольяи противопоставила союзу королей с Габсбургами свои связи с польскими Ягеллонами. Борьба этих партий свела на нет военные усилия Венгрии, что предопределило ее разгром турками и последовавший распад31.
В 1525 г. было ясно, что Сулейман I готовит поход на Венгрию. Так как венгерский король Лайош II являлся союзником Габсбургов, его обращения за помощью к папе Клименту VII, враждовавшему тогда с Карлом V, к Венеции и английскому королю Генриху VIII повисли в воздухе. Отказавшись, по существу, от помощи Яноша Запольяи, Лайош II со своей небольшой армией, во много раз меньшей, чем турецкая, потерпел поражение при Мохаче 29 - 30 августа 1526 г. (сам король погиб).
Сулейман был хорошо осведомлен о внутриполитической борьбе в Венгрии. Кроме того, его походу благоприятствовало состояние международных отношений в те годы. Во-первых, Османская империя к вступлению Сулеймана на престол значительно расширила свои владения. Консолидировался класс феодалов. Империя приблизилась к зениту своего могущества, что нельзя объяснить, как это часто делалось буржуазными историками, одними лишь военными и политическими талантами Сулеймана Великолепного.
Становление военно-ленной системы способствовало дальнейшему расширению турецких завоеваний. В свою очередь, непрерывные завоевательные войны и необходимость держать в повиновании население завоеванных земель и попавшее в феодальную зависимость турецкое крестьянство сплачивали феодалов вокруг султана. Внутренние усобицы и крестьянские восстания, происходившие во время правления Баязида II, прекратились. К тому же турки более чем за полстолетия убедились, что западноевропейские государства не смогут предпринять наступательные действия против них.
При султане Селиме I (1512 - 1520 гг.) турки нанесли поражение персам в битве в Чалдыранской долине 23 августа 1514 г., что открыло им дорогу в Египет, находившийся под властью союзников персов - мамелюков. Мамелюкское государство было ослаблено, раздиралось изнутри борьбой между мамелюкской верхушкой и местным населением. Экономическое и торговое могущество мамелюкского Египта было подорвано португальцами, вытеснившими арабских купцов с Индийского океана. Поражение мамелюков было предрешено32. После этих завоеваний военная мощь Османской империи значительно возросла, усилился класс турецких феодалов, окрепла центральная власть. Поднялось международное значение Турции и ее влияние на судьбы стран Европы, Азии и Африки, возросла опасность закабаления новых народов турецкими феодалами.
Позиция Франции облегчила турецкую агрессию в Венгрии, в особенности после того, как французский король Франциск I обратился за помощью против Карла V к Сулейману I. Период с 20-х по 60-е годы XVI в. характеризовался наибольшим взаимодействием Османской империи с западноевропейскими государствами. Предопределено оно было, конечно, не только возросшей мощью империи, но и соотношением сил в Западной Европе, ибо этот же период являлся временем ожесточенного конфликта между Францией и Габсбургами, подъема Реформации, когда решались судьбы будущего развития и устройства Западной и Центральной Европы. Со стороны Франции борьба против Габсбургов в конечном счете носила прогрессивный характер, поскольку отражала тенденцию к созданию национальных суверенных государств в противовес универсалистской, наднациональной, реакционной политике Габсбургов.
Позиция Франции по отношению к Османской империи отнюдь не была однозначной с самого начала и претерпела сложную эволюцию. Современник этих событий итальянский гуманист и политический деятель Ф. Гвиччардини в "Истории Италии" подчеркивал, что турецкая угроза способствовала началу итальянского похода французского короля Карла VIII33, т. к. его официальной конечной целью был крестовый поход против турок. Французская монархия руководствовалась территориальными интересами французского дворянства и в какой-то мере торговыми интересами купечества, нуждавшегося в транзитных пунктах в Италии в своей левантийской торговле34. Но во французской историографии долгое время занимала прочные позиции концепция А. Делаборда, в основу которой легла официальная версия Карла VIII35. В этой концепции так или иначе преобладает тенденция облагородить и придать религиозное облачение завоевательским целям французской монархии в Италии.
Крестовый поход провозглашался Карлом VIII и его советниками под предлогом восстановления прав на султанский престол младшего сына Мехмеда II Джема, потерпевшего поражение в борьбе с Баязидом за трон. Переговоры между турецким султаном Баязидом II и римскими папами Иннокентием VIII и Александром VI, согласившимися за солидное вознаграждение удалить Джема с дипломатической сцены (как предполагают, Джем был отравлен), стали прецедентом в истории отношений Османской империи с Западной Европой. С тех пор турецкие султаны не только внимательно следили за расстановкой сил в Западной Европе, но и охотно предлагали союз и военную помощь в случае обострения европейских конфликтов. Во время похода Людовика XII в 1500 г. в Италию Баязид II, предвидя обострение франко-испанского конфликта, предложил неаполитанскому королю Федериго свою помощь в случае испанского наступления на Неаполь36. Воспользовавшись углублением франко-испанского конфликта, турецкий султан одержал победу над оставшейся в изоляции Венецианской республикой. Турки завладели Дураццо, Лепанто и рядом других земель, в том числе Ионическими островами. Война нанесла большой ущерб венецианской торговле, поэтому Венеции, по замечанию Ф. Гвиччардини, был "крайне необходим мир37.
До франко-турецкого союза все-таки было далеко, ибо Габсбурги не заявили достаточно ясно о своих притязаниях на европейское господство, и, что необходимо отметить, не началась Реформация в Германии, которая сильно отвлекала впоследствии их внимание от турецкого вопроса.
Сближение французской монархии с Османской империей было прямым следствием всей ее предшествующей восточной политики38. Стремясь отвлечь часть сил Максимилиана I на восточные границы его империи, французская дипломатия вела переговоры в Венгрии и Польше о создании антигабсбургского союза. Франциск I под всяческими предлогами уклонялся от помощи венгерскому королю, воевавшему против турок, т. к. турецкая угроза в большей степени могла сковывать Габсбургов, чем возможный габсбургско-венгерский конфликт. Поэтому призывы папы Льва X к французскому королю оставались безрезультатными. Франциск I отвечал в напыщенной форме, но весьма уклончиво39.
Дипломатическая активность Франции на восточных границах империи Карла V в начале 20-х годов была направлена главным образом на укрепление связей с Польшей и с партией Яноша Запольяи. Примечательно, что в, формулировании и проведении восточной политики Франции ведущую роль играл бывший испанский подданный А. Ринкон, эмигрировавший после подавления восстания комунерос (1520 - 1522 гг.) во Францию40.
Поворотным моментом в истории международных отношений первой половины XVI в. была битва при Павии 24 февраля 1525 г. между войсками Франциска I и Карла V, в которой французы потерпели поражение, а их король попал в плен. Изменившееся соотношение сил побудило французского короля обратиться за помощью к Сулейману I. Думается, что П. Шуге переоценивает опасность для Порты со стороны империи Карла V, считая именно это обстоятельство решающим в создании франко-турецкого союза41. Скорее всего Османская империя искала союзника для расширения своих владений и вторжения в плодородные венгерские земли.
После захвата Белграда в 1521 г. и Родоса в 1522 г. Порта ждала момента для вторжения в глубь Европы. Обращение французского короля дало ей прекрасный повод. Первое французское посольство не добралось до Стамбула, его перебили турецкие солдаты, не знавшие, с какой целью оно направлялось в Турцию. Несколько позднее венгерский магнат Я. Франджипани в одежде паломника пронес под стелькой башмака письмо Франциска I турецкому султану. После этого-то письма Сулейман и подготовил армию для вторжения в Венгрию.
Когда брат Карла V эрцгерцог Фердинанд, заручившись поддержкой ряда венгерских баронов, предъявил претензии на венгерский трон, партия Яноша Запольяи провозгласила своего предводителя королем. Внутриполитическая борьба в Венгрии, начавшаяся еще при Лайоше II, таким образом, не только не прекратилась после трагедии при Мохаче, но еще больше обострилась. Соперничающие партии меньше всего думали о национальной независимости Венгрии и судьбе венгерского народа. Этот аспект нередко забывают буржуазные исследователи, когда пишут, что, если бы Габсбурги могли весь свой военно- политический потенциал использовать против турок в Венгрии, венгерская проблема, т. е. присоединение Венгрии к Австрии, была бы решена42. Ведь и после того, как Венгрия отпала от Османской империи и перешла к Австрии, венгерский народ неоднократно поднимался на национально-освободительную борьбу.
В создавшейся ситуации французская монархия не только продолжала оказывать знаки внимания Яношу Запольяи, но и признала его, ставшего вассалом султана, единственным законным королем Венгрии и заключила с ним 28 октября 1528 г. союзный договор, главным содержанием которого было обязательство помогать в военных действиях против Габсбургов43. А так как Франция начала переговоры с Портой, этот договор ни в коей мере не означал, что Франция будет защищать венгерские земли от турецких нашествий. Дальнейшее обострение франко-габсбургского конфликта и неуклонное стремление Османской империи к укреплению своей власти над Венгрией и в Северной Африке, откуда она беспрестанно угрожала Габсбургам, неизбежно привели к заключению первого франко-турецкого соглашения в феврале 1535 г., которое известно под названием договора о капитуляциях44.
К. Маркс отмечал, что истоки восточного вопроса восходят к так называемым капитуляциям, причем речь шла о двух типах капитуляций: для подчинившихся турецким завоевателям немусульман и капитуляциях, определявших статус иностранцев на основании особых привилегий (а потом и договоров), дарованных султанами иностранцам. Между тем западные державы, а с 70-х годов XVIII в. и Россия настаивали на своем праве протектората над своими единоверцами, но не подданными. Поэтому Маркс четко определял, что источником конфликта были капитуляции второго типа45.
Практическое осуществление договора о капитуляциях способствовало рассредоточению военных сил Габсбургов на два фронта. Фердинанд, по существу, не имел возможности оказывать сколько-нибудь существенную поддержку военно-политическим мероприятиям Карла V. В Западном Средиземноморье активно действовали тунисские корсары Хайреддина Барбароссы, номинального вассала султана. Нередко их корабли стояли во французских портах. Карл V неоднократно пытался ликвидировать базы Барбароссы и североафриканских беев - вассалов Османской империи, но безуспешно. Наиболее значительная экспедиция была проведена в 1541 г. в Алжире, но большая часть габсбургской армии погибла от жажды и болезней, а многие корабли были уничтожены бурей46.
Франко-турецкий союз, по сути, просуществовал вплоть до окончания итальянских войн. При заключении ряда договоров с Карлом V, в том числе в июне 1538 г. в Ницце, французская сторона давала обещания участвовать в крестовом походе против турок, но всегда успокаивала султана, что не будет предпринимать против него никаких действий. Особенно сложным было положение французской дипломатии, когда в 1541 г., после смерти Яноша Запольяи, турки захватили его владения в Венгрии и стали угрожать германским землям. Так как немецкие протестантские князья рассматривали Францию в качестве своего неофициального союзника, французской дипломатии приходилось отрекаться от союза с Османской империей, внушая при этом туркам, что участие Франции в антитурецком союзе лишь облегчает их судьбу и мешает Карлу, ибо Франция вовсе не собирается поддерживать его антитурецкие мероприятия. Ярким образцом этой линии французской дипломатии является мир в Крепи в. 1544 г. между Карлом V и Франциском I47.
Очень характерна ирония А. Ринкона в письме коннетаблю Франции А. Монморанси от 20 февраля 1540 г., в котором дипломат выражает радость, узнав, что между Францией и Карлом V достигнуто полное согласие о крестовом походе против турок, и сожалеет, что не увидит его счастливого исхода48. Ринкон знал, что писал, ибо вся восточная политика Франции была направлена на срыв крестового похода под эгидой Габсбургов и папства.
К концу итальянских войн характер отношений между Францией и Османской империей изменился. Сказались, конечно, не усиленные призывы Габсбургов отказаться от союза с турками, а перемены в международной обстановке и во внутреннем положении в самой Франции. После того как Карл V отрекся от императорской короны (формально 24 февраля 1558.г.), франко-габсбургский конфликт стал отходить на второй план.
Заключенный в апреле 1559 г. мир в Като-Камбрези привел к установлению испанского господства в Италии. Франция отказалась от претензий на итальянские земли. Известно, что заключение этого мира было ускорено финансовым банкротством французской и испанской монархий в 1557 году. Во Франции к концу 50-х годов XVI в. в немалой степени благодаря неудачному исходу итальянских войн резко обострились внутриполитические конфликты, приведшие в конце концов к гугенотским войнам (1562 - 1594 гг.). Франция вплоть до конца XVI в. перестала быть активным участником европейских событий и играть существенную роль в восточной политике. Но именно этого больше всего и опасалась турецкая сторона, ибо потеря такого союзника, как Франция, сильно ограничивала возможности турецкой экспансии в Центральной Европе и Западном Средиземноморье: недаром французский посол в Стамбуле де ля Винь писал в июне 1558 г., что турки боятся заключения мира между Францией и Испанией49.
Весьма сложную и противоречивую позицию в отношениях Западной Европы с Османской империей занимала Англия50. В восточной политике Англии, пожалуй, наиболее ярко проявился переход от политических интересов к преобладанию экономических, что было связано с более интенсивным развитием процесса первоначального накопления, чем в других странах Западной Европы. Участие Англии сначала в союзах с Габсбургами, а затем в антигабсбургских коалициях подразумевало отнюдь не одинаковое разрешение турецкого вопроса английской монархией. Главными критериями здесь являются отношение английской дипломатии к попыткам Габсбургов и папства организовать крестовый поход, отношение к франко-турецкому союзу, а также попытки установить контакты с Яношем Запольяи.
Английская монархия с самого начала прохладно отнеслась к идее крестового похода. После битвы при Павии она стала склоняться к союзу с Францией и, естественно, отнюдь не исключалась габсбургской дипломатией из числа возможных союзников Османской империи51. Попытки английской дипломатии укрепить свои позиции в Юго-Восточной Европе начались не с англо-турецких переговоров, а с установления военно-дипломатических связей с Яношем Запольяи. Во время обострения борьбы Запольяи с Фердинандом английская дипломатия сделала определенный шаг к сближению с венгерским владетелем, оказывая ему финансовую помощь, хотя нужно заметить, что сведения венецианских дипломатов, дававших информацию об этом, не всегда отличались большой достоверностью (в июне 1526 г. Запольяи получил 100 тыс. дукатов, в ноябре того же года - 25 тыс.)52. Неизбежным результатом этой политики должен был стать военно-дипломатический союз Англии и Запольяи. Но миссия Т. Уоллопа, направившаяся с этой целью в Венгрию в 1527 г., не была выпущена агентами Фердинанда из Моравии53. Тем не менее, когда в Лондон в июле того же года прибыл находившийся на службе у Запольяи известный польский авантюрист И. Лаский, Генрих VIII согласился помогать Запольяи, не жалея ни казны, ни чего-либо другого в своих владениях54.
В начале 30-х годов XVI в. важной задачей как английской, так и французской дипломатии было предотвращение антитурецкого союза Карла V и протестантских княжеств Германии55. По условиям предполагавшегося союза князья должны были предоставить Карлу V военную помощь против турок; взамен император обещал не вмешиваться в их религиозную политику. Однако ни Парижу, ни Лондону не удалось добиться осуществления своих замыслов. 23 июня 1532 г. князья и император заключили Нюрнбергский религиозный мир56.
Во второй половине 30-х годов XVI в., когда английская монархия пыталась стать посредником в отношениях Франции и Габсбургов и пошла на сближение с протестантскими княжествами Германии, турецкий вопрос мало ее интересовал. Наметившийся в начале 40-х годов англо-габсбургский союз автоматически исключал Англию из возможных союзников Турции в Западной Европе.
Оживление английской активности в отношении Турецкой империи началось с конца 70-х годов XVI века. В 1578 г. английский дипломат У. Хэрбонн был послан в Стамбул, через два года между Англией и Портой был заключен договор о капитуляциях, а еще через год основана Левантийская компания. Лондон стремился приобрести торговые привилегии и добивался союза с Турцией против Испании, с которой Англия вела непримиримую войну57. Левантийская компания была наиболее крупной из английских акционерных обществ второй половины XVI в., ее прибыли бывали обычно не менее 300%. В 1600 г. Левантийская компания была преобразована в Ост-Индскую компанию, ставшую, как известно, орудием колониальной политики в Индии. Английская торговля и дипломатическая активность в Османской империи были результатом начавшегося во второй половине XVI в. бурного развития английской шерстяной мануфактуры и внешней торговли Англии. Несмотря на то, что Франция и Венецианская республика получили торговые привилегии от Порты раньше, чем Англия, именно она сумела развернуть в Турции широкомасштабные торговые операции. Причины этого заключаются прежде всего в развитии в Англии капитализма.
И все же центральное место в отношениях Западной Европы с Османской империей занимало габсбургско-турецкое соперничество, о причинах которого мы уже говорили. Необходимо отметить, что конкретные мероприятия восточной политики Габсбургов находились в известном противоречии со взятой ими на себя ролью политического лидера крестового похода против турок. В сущности, феодальная империя, тормозившая развитие капиталистических отношений и формирование национальных государств в Западной Европе, защищала свои интересы в борьбе против другой феодальной империи. С одной стороны, территориальная экспансия являлась способом сохранения феодализма, с другой - способом его дальнейшего развития. Это рождало массу сложных политических комбинаций. И, конечно же, столкновение двух империй могло прекратиться не само собой, а только с распадом или ослаблением одной из них, а то и обеих. В XV-XVII вв. габсбургско-турецкое соперничество придавало большое своеобразие международным отношениям в Европе и на Ближнем Востоке.
Мы уже говорили, что идею крестового похода Максимилиан I использовал для вытеснения французов из Италии. Его внук Карл V не гнушался связями с мусульманским миром. В 1518 г. и 1525 г. он вел переговоры с персидскими шахами Измаилом и Тахмаспом о совместной военной кампании против турок58. Персидская держава Сефевидов была самым сильным соперником Османской империи на Востоке. Официальным вероисповеданием в Иране была шиитская разновидность ислама, тогда как в Турции господствовало суннитское направление, что накладывало на отношения между двумя восточными феодальными державами отпечаток религиозной борьбы. Само собой разумеется, что именно это обстоятельство стремилась использовать габсбургская дипломатия.
Конечно, роль лидера христианской Европы в борьбе против Турецкой империи придавала дополнительный импульс притязаниям Габсбургов на создание единой католической империи. Но Франция и Англия менее всего были склонны поддерживать мероприятия Габсбургов и отвергали средневековую идею главенства Священной Римской империи над всеми государствами Западной Европы.
Другим камнем преткновения были особые отношения императоров с германскими князьями. Императоры не могли без согласия князей набирать наемников в их владениях. При Максимилиане I князья давали такую возможность императору. Но с началом Реформации в Германии часть князей, поддерживавших ее, ставила предоставление военной помощи для борьбы против турок в связь с вопросом о свободе вероисповедания. Пока турецкое нашествие непосредственно не угрожало владениям князей, они под разными предлогами отказывались от предоставления помощи Карлу V. На Нюрнбергском рейхстаге в апреле 1524 г. они ставили условием помощи императору присоединение к крестовому походу королей Англии и Франции. Хотя на том же рейхстаге было решено предоставить Карлу V военную помощь против турок сроком на три года59, эта помощь императором так и не была получена. Князья прекрасно понимали, что турецкая угроза постоянно отвлекает силы Габсбургов от германских проблем. Американские исследователи С. Фишер-Калати и К. Кортепетер, утверждая, что причины успеха и консолидации лютеранства в Германии следует больше отнести к турецким нашествиям60, преувеличивают роль турецкой угрозы в истории Реформации в Германии. Такой взгляд принижает значение социально-экономических сдвигов и внутриполитических катаклизмов, составлявших основу "раннебуржуазной революции N 1" в Германии61. Внешний фактор, несомненно, способствовал укреплению лютеранства. Немецкие князья сумели использовать в своих политических целях турецкую угрозу. Но главные причины успеха лютеранства состоят в другом. Начав цикл раннебуржуазных революций в Западной Европе, немецкая Реформация в виде бюргерско-умеренной реформации Лютера послужила средством укрепления власти территориальных князец62.
В политике Габсбургов борьба против Реформации и борьба против Османской империи были тесно связаны друг с другом, но эта связь не всегда проявлялась однозначно. Вначале подчинение Италии, отражение турецкой экспансии и искоренение лютеранства ставились в один ряд и должны были происходить параллельно63. Папская курия предлагала вначале искоренить лютеранство, а затем нанести поражение туркам. С такой программой выступил 20 июня 1530 г. на Аугсбургском рейхстаге папский нунций64. Понятно, что папская курия считала подавление лютеранства необходимым условием укрепления католической церкви и последующего за этим ее лидерства в антитурецком крестовом походе.
На том же Аугсбургском рейхстаге немецкие князья решили выделить для крестового похода 40 тысяч пеших и 8 тысяч конных воинов65. Но после того как император отказался признать "Аугсбургское исповедание", в котором выдвигалось требование свободы вероисповедания, и пригрозил восстановить Вормский эдикт 1521 г., протестантские князья образовали Шмалькальденский союз, положив начало военно-политической оппозиции немецкого протестантизма Габсбургам. Естественно, они сразу же попытались использовать для укрепления позиций союза затруднения императора в восточной политике. В апреле 1531 г. послы Шмалькальденского союза заявили Карлу V, что если он хочет получить поддержку протестантов в антитурецкой кампании, то не должен принимать против них никаких мер и не созывать вселенский собор66. В иных условиях это обращение вряд ли возымело бы действие, но после осады Вены турками в 1529 г. вести о готовящемся новом турецком нашествии сделали императора более сговорчивым, и он пошел на заключение Нюрнбергского религиозного мира 1532 г.
Но и после заключения этого мира Карл V не оставлял надежд на подавление протестантских князей, которые тем временем начали переговоры с Францией, а затем и с Англией о заключении военно- политического союза. Папе Павлу III, призывавшему императора к более решительным действиям против турок, он ответил 27 августа 1537 г., что очень занят французскими и германскими делами и поэтому ему чрезвычайно трудно откликнуться на призыв папы67.
Политика протестантских князей, в свою очередь, способствовала турецким нашествиям, ибо любые попытки императора оказать давление на сторонников Аугсбургского исповедания приводили к отказу их предоставить крайне необходимую Габсбургам военную помощь. Поэтому безрезультатно завершились переговоры габсбургских дипломатов с ландграфом Гессенским летом 1538 г.68. В июле следующего года послы ландграфа заявили Фердинанду и одному из крупнейших католических князей Германии, герцогу Генриху Саксонскому, что Габсбурги не получат помощи против турок, если католические князья не одобрят Нюрнбергский религиозный мир и решения Франкфуртского рейхстага, принятые в апреле 1539 г.69.
Император мог бы игнорировать эти заявления в случае успешных военных кампаний против Франции и Османской империи. Но объединенный флот императора, Венеции и папы потерпел поражение 28 сентября 1538 г. в битве при Превезе. А когда французская армия остановила продвижение германских и испанских наемников императора в Провансе70, он был вынужден пойти на заключение договора с Францией в Ницце в июне 1538 года.
Создавшаяся ситуация обусловила два направления в габсбургской дипломатии. Первое состояло в том, что были возобновлены попытки изолировать друг от друга германских протестантов и Францию. Второе возникло после провала экспедиции 1541 г. в Алжир. Не имея возможности бороться на три фронта, то есть против Шмалькальденского союза, Франции и Османской империи, император начал искать пути для заключения мирного договора с Портой. Поскольку турки в это время возобновили войны против Персии, они могли пойти на перемирие с Карлом V, воспользовавшись которым он собирался нанести удар германским протестантам. Для сложившейся накануне габсбургско-турецких переговоров обстановки характерен эпизод на Шпейерском рейхстаге в июне 1544 г. В ответ на призывы Карла V начать войну против врагов христианской веры - Османской империи и французского короля, который давно уже находится в союзе с турками, протестантские князья отвечали: "Сомнительно, чтобы король Франции являлся таким же врагом христианской веры, как турки"71. После этого Габсбурги пошли на заключение мира с Францией и начали переговоры с турецким султаном, стремясь разгромить германских протестантов.
В мае 1545 г. в Стамбул был отправлен посол Карла V Г. Вельтвик. Главным содержанием инструкций, данных Вельтвику, было: пока существует перемирие с французским королем и Франция продолжает войну против Англии, необходимо заключить мир с турками - он должен облегчить императору борьбу против германских протестантов и Франции72. В том же году договор с турками был заключен. Это, конечно, не означало полной нейтрализации Османской империи, ибо в случае прекращения войн с персами она могла вновь угрожать восточным границам империи Габсбургов. Уже в разгар военных действий против Шмалькальденского союза в апреле 1547 г. император писал датскому королю Кристиану III, что выступлениями протестантских князей могут воспользоваться турки73. Кстати, с турками, особенно в начале Нидерландской революции, пытались установить связи и приверженцы принца Оранского; впрочем, эти попытки не имели продолжения.
Следует коснуться еще одного очень важного аспекта отношений между Габсбургами и Османской империей - вопроса о последствиях Аугсбургского религиозного мира 1555 г. для Оттоманской Порты. Казалось бы, то, что было плохо для Габсбургов, должно быть хорошо для их врагов - турок. Поскольку империя Карла V распалась на две части (австрийскую и испанскую), основной удар турок в Центральной Европе должна была принять Австрия. Но так как протестантские князья получили свободу вероисповедания, они теперь в большей степени, чем прежде, готовы были предоставить военную помощь ставшему императором Фердинанду I от турок, которые в перспективе могли угрожать и их владениям. Необходимо также заметить, что Фердинанд I больше заботился о своих австрийских владениях и практически не посягал на сепаратизм германских князей. Турецкая опасность так или иначе способствовала политической консолидации Австрии, а это была сильная преграда на пути турецкой экспансии.
Эти обстоятельства не могли не изменить соотношения сил между Портой и странами Центральной и Западной Европы. Значительные изменения к тому времени произошли в социальном и политическом развитии самой Османской империи. Увеличивалось число феодалов, которых надо было наделять землей. На новых землях можно было бы не только поселить тысячи турецких феодалов, но и получить большие дополнительные средства от налогообложения. Усиливавшееся же сопротивление европейских стран затрудняло завоевания в Европе. Эти обстоятельства все сильнее вынуждали Порту перенести центр своей экспансии на восток74. Хотя в феврале 1553 г. между Сулейманом I и новым французским королем Генрихом II (1547 - 1559 гг.) был заключен союзный договор, согласно которому султан обязался предоставить французскому королю свой флот на два года для военных операций против Карла V за 300 тыс. золотых дукатов, активных действий в Европе турки в это время не вели.
В 1556 г. Османская империя добилась территориальных приобретений в Африке. Ее коммуникации и границы еще больше растянулись, что потребовало новых усилий для удержания захваченных земель и войн против Габсбургов и персидских шахов. Но силы Османской империи были истощены. Осложнилась внутриполитическая ситуация. В первой половине XVI в. в Малой Азии происходили крупные антифеодальные движения. Примечательно, что они приходились на пору наибольшего могущества Порты, показав тем самым, что уже тогда империю, наводившую ужас на другие страны и народы, сотрясали глубокие социальные конфликты, предвестники ее упадка75.
Процесс развития феодализма в Османской империи привел к распаду военно-ленной системы, которая обеспечивала сплочение феодалов вокруг султанского трона. Тимары (военно-ленные условные наследственные земельные владения) дробились и теряли свой военно-ленный характер. Происходил рост крупного землевладения за счет мелкого и среднего. Соответственно усиливалась эксплуатация крестьянства феодалами. Был введен закон о возвращении беглых. А. Д. Новичев подчеркивает, что распад турецкой военно-ленной системы коренным образом отличался от разложения феодализма в странах Западной Европы. Процесс, аналогичный западноевропейскому, проходил в Турции преимущественно во второй половине XVIII века76. Главной причиной распада военно-ленной системы стала борьба за перераспределение феодальной ренты между центральной властью во главе с султаном, крупными провинциальными феодалами и мелкими феодалами - тимариотами. Этот момент стал определяющим в сворачивании турецких нашествий и в переломе в отношениях Османской империи с Западной Европой. Ускорили же их факторы дипломатического и военного характера. Ими являлись Аугсбургский религиозный мир 1555 г. и мир, подписанный в Като-Камбрези в 1559 году.
Немаловажным является вопрос о значении битвы при Лепанто. Выше уже говорилось, что долгое время эту битву считали переломным моментом в отношениях между Западной Европой и Османской империей. Э. Хесс в статье "Битва при Лепанто и ее место в истории Средиземноморья" выступил против этого мнения, указав, что после Лепанто ни Испания, ни Венеция так и не добились от Порты каких-либо уступок, турецкий флот был восстановлен через три года, а сколько-нибудь решительных действий испанцев против турок не последовало, так как они бросили почти все силы против нидерландской революции77. Хесс выдвинул на первый план факторы военно-стратегические и политические, игнорируя при этом процессы социально-экономического развития самой Турции. Во Франции начались религиозные войны, полностью отвлекшие внимание французской, монархии от восточной политики. К концу XVI в. Франция изменила негативное отношение к планам Австрии отвоевать у турок венгерские земли на благожелательное. Причиной послужило усиление Англии, добивавшейся приобретения привилегий и установления своего влияния в Османской империи с целью заключения союза против Испании.
В последние годы XVI - первое десятилетие XVII в., когда турки были заняты войной с Австрией, персы вытеснили их из Грузии, Армении и Курдистана78. Успехи персов ускорили подписание мира между Австрией и Турцией 11 ноября 1606 г. в Ситвароке. Этот договор весьма знаменателен, ибо Австрия как покровительница католиков в Османской империи получила возможность вмешиваться во внутренние дела Турции. По мнению А. Д. Новичева, этот договор стал внешнеполитическим выражением упадка Османской империи79.
Итак, временем наиболее мощного столкновения и взаимодействия между западноевропейскими государствами и Османской империей, начиная со второй половины XV и вплоть до начала XVII в., был период с 20-х по 60-е годы XVI века. С одной стороны, это объясняется наивысшим подъемом экспансии феодальной Османской империи при Сулеймане Великолепном, с другой - этому благоприятствовали два важных явления в историческом развитии самой Западной Европы - итальянские войны и Реформация. Установление союзнических отношений с Францией и начавшаяся Реформация в Германии позволили Турецкой империи усилить свою завоевательскую политику в Центральной Европе и Средиземноморье. Однако начавшийся распад военно-ленной системы турецкого феодализма ослабил изнутри наступательную мощь турок. К этому добавились и изменения в соотношении сил в Западной Европе в результате заключения сначала Аугсбургского религиозного мира, а затем мира в Като-Камбрези. Два эти события обозначили перелом в отношениях между Западной Европой и Османской империей.
Решающим же условием, определявшим отношения между западноевропейскими государствами и Оттоманской Портой в последующие столетия, было значительное преимущество ведущих западноевропейских государств в социально-экономическом развитии по отношению к Османской империи. Развитие капитализма в ряде стран Западной Европы неизбежно увеличивало этот разрыв. В условиях усиливавшейся колониальной экспансии западноевропейских государств заключение первого договора о капитуляциях в конечном счете стало отправной точкой для усиления их влияния на отсталую феодальную турецкую монархию. С развитием восточной торговли Турция стала играть особую роль в проникновении западноевропейского капитала на восточные рынки80. Вместе с тем борьба западноевропейских государств за влияние на Турецкую империю стала источником ее длительного сохранения.
Примечания
1. См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 6. с. 180.
2. Hammer J. Geschichte des Osmanischen Reiches. 2. Ausg. Bd. 1 - 2. Pest. 1834; Zinkeisen J. Geschichte des Osmanischen Reiches in Europa. Bd. 2 - 3. Gotha. 1854 - 1855; Jorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches. Bd. 2 - 3. Gotha. 1909.
3. Ранке Л. Государи и народы Южной Европы. СПб. 1856, с. 76; Ranke L. Die Osmanen und die Spanische Monarchie im XVI und XVII. Jahrhundert. Leipzig. 1877.
4. R. Mousnier. Les XVI е et XVII е siecles. In: Historie générale des civilisations. T. IV, 5 ed. P. 1965, pp. 468 - 469.
5. The New Cambridge Modern History. Vol. I-II. Cambridge. 1957 - 1958.
6. Babinger F. Mehmed der Eroberer und seine Zeit. München. 1953, S. 106.
7. Inalcik H. The Ottoman Empire: Conquest, Organization and Economy. Lnd. 1978, p. 58.
8. См. Fishes S. Foreign Relations of Turkey. 1481 - 1512. Urbana. 1948; Fischer-Calati S. Ottoman Imperialism and German Protestantism. 1520 - 1555. Cambridge (Mass.). 1959; Kortepeter C. Ottoman Imperialism during the Reformation: Europe and Caucasus. Lnd. - N. Y. 1973 (led. N. Y. 1972); Setton K. Europe and the Levant in die Middle Ages and the Renaissance. Lnd. 1974; Sugar P. Southeastern Europe under Ottoman Rule. 1453 - 1804. Seattle - Lnd. 1977.
9. Kortepeter C. Op. cit, p. 244.
10. Sugar P. Op. cit., p. 64.
11. Braudel F. La Méditerranée et le Monde méditerranéen a l'epoque de Philippe II. P. 1949, pp. 716 - 717.
12. Hess A. The Battle of Lepanto and its Place in Mediterranean History. - Past and Present, 1972, N 57, p. 72.
13. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 23, с. 728.
14. См. подробнее Чистозвонов А. Н. Понятие и критерии обратимости и необратимости исторического процесса. - Вопросы истории, 1969, N 5.
15. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 20, с. 501.
16. Новичев А. Д. История Турции. Т. I. Л. 1963, с. 53, 55 - 56.
17. Иванов Н. А. О типологических особенностях арабо-османского феодализма. - Народы Азии и Африки, 1978, N 3; см. также Жуков Е. М., Барг М. Д., Черняк Е. Б., Павлов В. И. Теоретические проблемы всемирно-исторического процесса. М. 1979, с. 253 - 255.
18. Новичев А. Д. Рабство в Османской империи в средние века. В кн.: Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. Вып. 2. Л. 1978; его же. История Турции. Т. I, с. 80.
19. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 22, с. 33.
20. Ивонин Ю. Е. Религиозно-политические союзы в западноевропейской политике первой половины XVI в. - Вопросы истории, 1978, N 11, с. 88 сл.
21. Грабарь В. Э. Вселенские соборы западнохристианской церкви и светские конгрессы XV в. В кн.: Средние века. Вып. 2. 1946, с. 275.
22. Pfeffermann H. Die Zusammenarbeit der Renaissancepäpste mil den Türken. Bern. 1946, S. 76.
23. Fisher S. Foreign Relations, p. 41.
24. Setton K. Op. cit., pp. 371 - 372, 406.
25. Pfeffermann H. Op. cit., S. 210, 214.
26. Mowat R. History of European Diplomacy. 1451 - 1789. N. Y. 1971 (1 ed. 1928), pp. 8, 9.
27. Записки янычара, написанные Константином Михайловичем из Островицы. М. 1978. с. 95.
28. Babinger F. Spälmittelalterische fränkische Briefschaften aus dem grossherrlichen Seray zu Stambul. München. 1963, S. 7, 27, 42, 90.
29. Wiesflecker H. Kaiser Maximilian I. Das Reich, Österreich und Europa an der Wende zur Neuzeit. Bd. II. München. 1975, S. 157; Bd. III. München. 1977, S. 26, 39, 83, 86.
30. Corps universelle diplomatique du droit des gens. Par J. Dumont. T. IV. Pt. I. Amsterdam. 1726, pp. 45 - 47; Setton K. Op. cit., p. 393.
31. История Венгрии. Т. I. M. 1971, с. 229.
32. Stripling G. The Ottoman Turks and the Arabs. 1511 - 1574. Urbana. 1942, pp. 15, 28, 32, 36.
33. Guicciardini F. Istoria d'Italia. Vol. I. Milano. 1803, p. 221.
34. История Франции. Т. I. М. 1972, с. 173.
35. Delaborde H. L'expédition de Charles VIII en Italie. P. 1888. О полемике по этому вопросу см. Marongiu A. Carlo VIII e la sua...crosiata (come problema storiografica). In: Ricerche storiche et economiche in memoria di Corrado Barbagallo. Napoli. 1970.
36. Fischer S. Foreign Relations, p. 77.
37. Guicciardini F. Istoria d'Italia. Vol. III. Milano. 1803, p. 212.
38. О восточной политике Франции см. Ursu J. La politique orientale de François Ier. P. 1908.
39. Négotiations de la France dans le Levant. Par E. Charriere. T. I. P. 1848 (далее - Négotiations), pp. 14, 17 - 18.
40. См. Buorrilly V.-L. Antonio Rincon et la politique orientale de François Ier (1522 - 1541). - Revue historique, 1913, N 113.
41. Sugar P. Op. cit., p. 68.
42. Lhotsky A. Das Zeitalter der Hauses Österreich. Die ersten Jahre der Regierung Ferdinands I in Österreich (1520 - 1527). Wien. 1971, S. 202.
43. Négotiations, t. I, p. 164.
44. См. Данциг Б. М. К вопросу о капитуляциях на Ближнем Востоке. - Народы Азии и Африки, 1971. N 3.
45. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 10, с. 168 - 169.
46. См. Thil R. La croisade de Charles-Quint. [S. 1]. 1836.
47. Ursu J. Op. cit., pp. 155, 164 - 165.
48. Négotiations, t. I, p. 425.
49. Lettres, memoires d'état des roys, ambassadeurs et autres ministres sous les regnes de François premier, Henry II et François II. Par G. Ribier. T. II. P. 1666, p. 756.
50. См. подробнее Ивонин Ю. Е. Из предыстории восточного вопроса в первой половине XVI в. (Англия и франко-турецкий союз). - Вестник ЛГУ, история, язык, литература, 1974, вып. 1, N 2.
51. Об этом писал протонотарий Дж. Карачоллс Карлу V в ноябре 1525 г. (Calendar of Letters, Despatches and State Papers, Relating to the Negotiations between England and Spain. Ed. by P. de Gayandos. Vol. III. Pt. 1. Lnd. 1873, N 276).
52. Calendar of State Papers and Manuscripts. Relating to English Affairs, Existing in the Archives and Collections of Venice. Ed. by R. Brown. Vol. III. Lnd. 1869, NN 1371, 1438.
53. State Papers. Henry VIII. Vol. VI. Lnd. 1849, N 153.
54. State Papers. Henry VIII. Vol. I. Lnd. 1830, N 118.
55. Slate Papers. Henry VIII. Vol. VII. Lnd. 1849, N 301; См. также Ridley J. Thomas Cranmer. Ch. III. Oxford. 1962.
56. Corps universelle. T. IV. Pt. II, pp. 87 - 89.
57. Новичев А. Д. История Турции. Т. I, с. 139 - 140; Kortepeter C. Op. cit., p. 215.
58. Lanz К. Correspondenz des Kaisers Karl V. Bd. I Leipzig. 1844, S. 52 - 53, 168 - 169.
59. Deutsche Reichstagsakten unter Kaiser Karl V. Bd. 4. Gotha. 1905, S. 244, 302, 777.
60. Fisher-Calati S. Op. cit., p. 117; Kortepeter C. Op. cit., p. IX.
61. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 21. с. 417.
62. Там же. Т. 7, с. 434.
63. Луис де Праэт - Карлу V, 30 июля 1529 г. (Lanz K. Op. cit., Bd I. S. 320).
64. Tetleben V. Protokoll des Augsburger Reichstages 1530. Göttingen. 1958, S. 69.
65. Ibid., S. 180, 196.
66. Lanz K. Op. cit. Bd. I, S. 437.
67. Pápiers d'Etat du Cardinal de Granvelle. T. II. P. 1841, pp. 518 - 524.
68. Staatspapiere zur Geschichte des Kaisers Karl V. Von K. Lanz. Stuttgart. 1845, S. 255, 259, 262.
69. Politisches Archiv des Landgrafen Philipp des Grossmütigen von Hessen. Bd. 1. Leipzig. 1904, S. 313.
70. См. Мосина З. В. Из истории борьбы французского народа за национальное государство (Вторжение испано-германских войск во Францию в 1536 г.). В кн.: Средние века. Вып. IV. М. 1953.
71. Papiers d'Etat. Т. III. P. 1812, pp. 21 22.
72. Lanz К. Op. cit. Bd. II. Leipzig. 1815. S. 400, 430, 441, 444.
73. Ibid, S. 557.
74. Новичев А. Д. История Турции. Т I. c. 90.
75. Там же, с 112; Werner E., Markov W. Geschichte der Türken. Brl. 1979, S. 109.
76. Там же, с. 115, 117, 118. Положение А. Д. Новичева, однако, не является неоспоримым. В частности, И. М. Смилянская считает, что к концу XVIII в. в Османской империи произошел переход к позднему феодализму (Смилянская И. М. Социально-экономическая структура стран Ближнего Ввстока на рубеже нового времени. М. 1979, с. 193). Но эта точка зрения, пожалуй, еще сильнее подчеркивает отсталость Османской империи по сравнению с западноевропейскими государствами в социально-экономическом развитии.
77. Hess A. Op. cit., pp. 53, 71, 72.
78. См. Сванидзе М. Х. Турецко-иранские отношения в начале XVII в. и Грузия. В кн.: Проблемы истории Турции. М. 1978.
79. Новичев А. Д. История Турции. Т. I, с. 140.
80. Смирнов Н. А. К истории борьбы европейских держав за колониальное порабощение Турции в XVI-XVIII вв. - Труды Московского института истории, философии и литературы, исторический факультет, 1938, т. II, с. 163; см. также Мейер М. С. Влияние "революции цен" в Европе на Османскую империю. - Народы Азии и Африки, 1975, N 1.
