Курбацкий В. А. Внешняя политика Албании на современном этапе

   (0 отзывов)

Saygo

Курбацкий В. А. Внешняя политика Албании на современном этапе // Вопросы истории. - 2014. - № 5. - C. 111-132.

Внешнеполитический курс Республики Албания в конце XX - начале XXI в., его основные тенденции и приоритеты представляют собой одну из ключевых проблем для понимания происходящего в настоящее время на Балканском полуострове и в Европе в целом. В регионе нет другого государства, в истории и современности которого были бы так тесно переплетены государственные и этнические мотивы. "Албания" и "албанцы" - эти понятия многими воспринимаются чуть ли не как синонимы. Однако подобное смешение не только не соответствует исторической правде, но и способно создать превратное, тенденциозное впечатление о сути и характере албанского фактора, его роли в истории, современности и будущем Балкан. С другой стороны, сама Албания является во многом заложницей албанского фактора и понимаемых весьма расширительно целей и задач албанского национального движения, имеющего во многом великодержавную природу.

Рассматриваемая тема имеет не только чисто научную, но и несомненную практическую важность, поскольку является частью более широкого пласта проблем, связанных с международными отношениями на Балканском полуострове и в регионе Юго-Восточной Европы в целом. Кроме того, анализ основных направлений внешней политики Албании позволяет выйти на осмысление истории, современного состояния и перспектив развития российско-албанских отношений, которые в настоящее время претерпевают серьезные изменения и имеют несомненный потенциал для развития. Наконец, изучение различных аспектов внешнеполитической деятельности Албании помогает глубже понять явные и тайные пружины межэтнических и межконфессиональных конфликтов на Балканах, многие из которых обусловлены активностью албанского фактора.

Специфика рассматриваемой темы заключается в том, что вплоть до второй половины 1980-х гг. внешняя политика Албании как таковая имела крайне специфичный и по многим направлениям ограниченный характер. Это было связано как с особенностями ее общественно-политического строя, так и с традициями внешнеполитической "закрытости" страны, сложившейся еще в середине XX в. в условиях формирования в Албании тоталитарного режима во главе с бессменным партийным и государственным лидером Энвером Ходжей. Внешняя политика государства под его руководством отличалась как периодической и стремительной сменой геополитических приоритетов на 180 градусов, так и тенденцией закрытости под лозунгами "осажденной крепости" и "опоры на собственные силы". В конце концов периодическая "смена внешнеполитических партнеров" с их последующим громким обвинением во всех смертных грехах и собственных неудачах завела Албанию во внешнеполитический тупик - страна перестала восприниматься другими государствами в качестве серьезного партнера даже в сравнении с ее соседями по балканскому региону.

В результате во второй половине 1980-х гг. - после смерти Э. Ходжи в апреле 1985 г. и тем более в условиях начала транзиционного периода - перед Албанией встала задача не столько пересмотра внешнеполитических приоритетов, сколько формирования общей и целостной концепции внешней политики как таковой и выстраивания ее основных направлений, в том числе и российского.

Во второй половине 1980-х гг., а более точно, после кончины 11 апреля 1985 г. коммунистического лидера страны, вся система внешнеполитических ориентиров Албании постепенно подверглась коренной перестройке. Первые признаки начавшегося процесса проявились в 1987 г., когда 2 октября были установлены дипломатические отношения с ФРГ, неизменно именовавшейся в официальной прессе "фашистским" и "ревизионистским" государством. Не заставила себя ждать и личная встреча нового албанского лидера, первого секретаря ЦК Албанской партии труда (АПТ) Рамиза Алии и германского министра иностранных дел Ганса Дитриха Геншера. По ее итогам в партийной печати Албании было опубликовано пространное коммюнике, составленное в беспрецедентных для послевоенного периода тонах (когда речь шла об одном из "оплотов" капитализма в Европе). В документе не только выражалась надежда Тираны "на сближение и дружбу между двумя странами и народами", но и подчеркивалось, что Албания "стоит за создание подлинной атмосферы доверия и дружбы между народами, а также за установление нормальных взаимовыгодных отношений со всеми государствами, уважающими принципы, на основе которых регулируются отношения между суверенными государствами"1.

В том же 1987 г. по инициативе Греции было фактически прекращено состояние войны между Афинами и Тираной, существовавшее с момента агрессии фашистской Италии (инкорпорировавшей в тот момент Албанию в свой состав) против Греции в октябре 1940 года. На протяжении 1987 - 1989 гг. произошли важные подвижки в политико-дипломатических отношениях Албании с Болгарией, Венгрией, ГДР и Чехословакией. Эти отношения пребывали в кризисном состоянии после разрыва Тираны с Москвой, но теперь были официально повышены до уровня послов. Кроме того, албанское руководство установило торгово-экономические взаимоотношения с СССР - правда, через третьи страны и за завесой строгой секретности.

Особое внимание новое албанское руководство стало уделять балканскому направлению внешней политики. В феврале 1988 г. делегация Албании впервые приняла участие во встрече министров иностранных дел балканских государств - и не где-нибудь, а сразу в Белграде. Особое место "на полях" данного форума имели переговоры главы албанского внешнеполитического ведомства Реиза Малиле с его югославским коллегой, союзным секретарем по иностранным делам Будимиром Лончаром, на которой была констатирована необходимость двустороннего сотрудничества в различных областях. Аналогичные акценты содержались и в обращении к участникам белградской встречи Рамиза Алии, выразившего уверенность в том, что "у балканских стран окажется достаточно доброй воли и мудрости, чтобы преодолеть негативные факторы и старые предрассудки и пойти вперед по пути дружбы между народами"2.

В январе 1989 г. встреча представителей внешнеполитических ведомств балканских государств (правда, на уровне заместителей министров) уже состоялась в Тиране, а в марте того же года в Анкаре с участием албанской делегации прошла встреча министров экономики и внешней торговли стран балканского региона.

Однако все это были разовые - пусть и весьма важные - акции, осуществлявшиеся в рамках прежней концепции и модели внешней политики Албании еще "энверовских" времен. Для выработки и реализации новых приоритетов стране необходим был новый программный документ, принятый на высшем партийном уровне. И такой документ не заставил себя долго ждать.

Ключевую роль в выработке новой концепции внешней политики Албании сыграл Пленум ЦК АПТ, состоявшийся в январе 1990 года. Принятые на нем решения внешнеполитического характера носили поистине революционный характер, в результате чего в 1990 год Албания вступила уже с новой концепцией международных отношений. В частности, "двухлетний опыт активного и плодотворного межбалканского сотрудничества подвел руководство страны к пониманию необходимости включения в общеевропейский процесс. Отказ от идеологических шор во внешней политике позволил сделать еще один шаг к многостороннему сотрудничеству и коренным образом пересмотреть позиции по вопросу об отношении к СССР и США"3.

В своем выступлении на Пленуме тогдашний руководитель Албании Рамиз Алия заявил, что "на повестку дня встал вопрос о восстановлении отношений с США и Советским Союзом". В июне-июле того же года на встречах делегаций советского и албанского министерств иностранных дел в Софии и Тиране была достигнута принципиальная договоренность о нормализации двусторонних отношений. В итоге в июне 1990 г. дипломатические отношения между Албанией и СССР были восстановлены4. На основе достигнутых договоренностей возобновилась деятельность посольств. Это произошло в феврале и в апреле 1991 г. соответственно в Тиране и Москве5.

Аналогичные переговоры представителей Албании и США прошли в конце августа 1990 года. Официальное подписание протокола о восстановлении двусторонних отношений состоялось в Нью-Йорке в марте 1991 года. Кроме того, в июне 1991 г. Албания стала полноправным членом СБСЕ. К этому времени в Тиране впервые в албанской истории уже побывал действующий генеральный секретарь ООН Хавьер Перес де Куэльяр. Данное историческое событие произошло в мае 1990 года. Приветствовав выход Албании из международной самоизоляции, генсек ООН вместе с тем призвал албанское правительство более активно работать над улучшением "положения с правами человека" в стране6.

Тем не менее, несмотря на все вышеперечисленные события, ряд экспертов по-прежнему считает, что о "первоначальных шагах" в направлении "институциональной и структурной трансформации" Албании можно говорить применительно лишь к "концу 1991 года"7. Дело в том, что, наряду с вышеуказанным Пленумом ЦК АПТ, состоявшимся в январе 1990 г., вопрос о необходимости внешнеполитической переориентации Албании в новых условиях поднимался также на очередном съезде Албанской партии труда 10 - 13 июня 1991 г. - последнем под этим партийным названием. На этом форуме в отчетном докладе, с которым выступил Джелиль Гьони, впервые на столь высоком уровне подчеркивалась ошибочность и пагубность прежнего курса на международную изоляцию страны, поскольку данная изоляция от мира нанесла "ущерб не миру, а Албании"8.

А уже 13 июня 1991 г. новый премьер-министр Албании Юлы Буфи изложил основы внешней политики кабинета: стабилизация экономики с помощью Запада; полная интеграция в Европу; активное участие в СБСЕ, куда Албания была принята полноправным членом на заседании в Берлине 18 июня; развитие многостороннего сотрудничества на Балканах и в Адриатике; углубление всесторонних отношений с Турцией, развитие дружественных отношений с Грецией, Болгарией и Румынией. Премьер акцентировал внимание на особой заинтересованности в установлении и поддержании "стабильных политических отношений с Югославией"9.

Таким образом, именно произошедшие на рубеже 1980-х - 1990-х гг. в Албании драматические события оказали решающее влияние на смену ее внешнеполитических ориентиров. Они ознаменовали собой, по меткому выражению албанского ученого А. Красничи, "конец албанской Сибири"10. Вместе с тем, не следует преуменьшать сложности и внутренние противоречия, которые были присущи вышеуказанным процессам. По иронии судьбы складывавшаяся общественно-политическая ситуация, в которой приходилось действовать новым албанским властям, отнюдь не способствовала поступательному развитию отношений Албании как с ведущими европейскими государствами, так и с ее балканскими соседями. Согласно оценкам ведущих международных экспертов, "доходы, поддерживавшие страну с 1991 г. и далее, поступали из трех основных источников: зарубежная помощь, эмиграция и нарушение санкций (контрабанда оружия и нефтепродуктов в Сербию и Черногорию при попустительстве правительства)"11. Понятно, что подобные "источники" мало способствовали улучшению имиджа Албании в глазах ведущих европейских стран, от которых непосредственно зависит продвижение албанской заявки на прием страны в ЕС.

Кроме того, сам процесс социально-экономической и общественно-политической трансформации Албании, оказывавший решающее влияние на смену ее внешнеполитических приоритетов, проходил противоречиво, учитывая как тяжелую "наследственность" конкретно этой страны, так и особенности государственных "моделей" всего региона. Согласно справедливому свидетельству профессора правовой школы Будапештского университета Г. Хамзы, "ключевые изменения, которые в настоящее время претерпевают конституциональные и правовые структуры центральноевропейских и восточноевропейских стран, не могут быть отделены от предшествующего конституционального и правового опыта в этой географической части Европейского континента"12. Примером могут служить драматические события весны 1997 г., когда крах многочисленных "финансовых пирамид" послужил "спусковым крючком" для массовых антиправительственных выступлений, поставивших страну на грань гражданской войны.

Тогда же Албания стала ареной полномасштабной международной миротворческой операции, развернутой под эгидой ОБСЕ и на основании решения Совета Безопасности ООН в составе 7 тыс. военнослужащих. В условиях распада силовых структур президент страны Сали Бериша и глава коалиционного правительства Башким Фино обратились к мировому сообществу с призывом срочно вмешаться в ситуацию с тем, чтобы спасти Албанию от анархии. Совет Безопасности ООН принял 28 марта специальную резолюцию "Положение в Албании" за номером 1101, в которой поддержал (при одном воздержавшемся - Китае) соответствующие обращения постоянных представителей Албании и Италии, а также Постоянного совета ОБСЕ. В своем обращении к членами СБ ООН представитель Албании Пеллумб Кулла признал, что "ситуация в Албании продолжает оставаться серьезной. Восстановление контроля правительства и правопорядка еще не достигнуто на значительной части территории страны. Предметом особой озабоченности является дальнейшее ухудшение гуманитарной ситуации из-за отсутствия безопасности и роста потребностей в гуманитарных товарах первой необходимости". Он также подчеркнул "экстренный характер этого вопроса". По словам Куллы, "Албания нуждается в немедленной помощи международного сообщества. Мы ожидаем, что Совет Безопасности сможет быстро принять правильное решение по Албании". Албанский представитель выразил также пожелание, чтобы многонациональные силы находились в его стране "до тех пор, пока условия на местах не позволят албанскому правительству обеспечить безопасную доставку гуманитарных грузов до предстоящих всеобщих выборов"13.

Принятая Советом Безопасности ООН резолюция выражала "глубокую озабоченность по поводу ухудшения ситуации в Албании", которая "создает угрозу миру и безопасности в регионе". Резолюция постановила "создать временные и ограниченные по численности многонациональные силы по охране, чтобы содействовать безопасной и оперативной доставке гуманитарной помощи и способствовать созданию безопасных условий для осуществления миссий международных организаций в Албании, в том числе организаций, оказывающих гуманитарную помощь"14. Особое мнение Китая по данному вопросу сформулировал на этом заседании его представитель Цинь Хуасунь. Он заявил, что "албанский вопрос - это вопрос сложный. В сущности это внутреннее дело Албании. Санкционирование Советом Безопасности действий в стране из-за междоусобицы, ставшей результатом внутренних дел этой страны, не соответствует положениям Устава Организации Объединенных Наций. Поэтому в этом вопросе следует действовать крайне осторожно". Однако в то же время, продолжал китайский дипломат, "должным образом принимая во внимание соответствующие просьбы правительства Албании и его серьезное стремление к восстановлению стабильности в этой стране в самое ближайшее время, делегация Китая не будет препятствовать принятию проекта резолюции"15.

Миротворческая операция в Албании получила название "Операция "Альба"". Общее руководство размещением военнослужащих и защитой доставляемых в страну гуманитарных грузов было возложено на Италию. В ней также приняли участие Греция, Турция, Франция, Испания, Австрия, Румыния и Дания. Что же касается переговоров между ведущими политическими силами страны, то решающую роль в них сыграло успешное посредничество бывшего австрийского канцлера Франца Враницкого, выступавшего от имени как ООН, так и Европейского союза.

Совет Безопасности ООН еще раз вернулся к обсуждению ситуации в Албании 19 июня. В своем выступлении представитель Албании Кулла заявил, в частности, что правительство и народ его страны "признательны коалиции стран, продемонстрировавших готовность создать Многонациональные силы по охране, возглавляемые Италией. Многонациональные силы по охране в сотрудничестве с правительством Албании успешно улучшают ситуацию в моей стране. Албанский народ находится в процессе принятия важных для стабильности и будущего страны решений на основе парламентских выборов.

Учитывая это, я обращаюсь с просьбой к членам Совета проголосовать за данный проект резолюции, в соответствии с которым Многонациональные силы по охране получат полномочия на продолжение помощи в деле нормализации ситуации в Албании". По итогам голосования членов Совета Безопасности была принята соответствующая резолюция за номером 1114, постановившая продлить мандат многонациональных сил по охране16. Единственным воздержавшимся вновь оказался представитель Китая. Ван Сюэсянь следующим образом аргументировал свою позицию: "В Уставе Организации Объединенных Наций четко указывается на то, что Организация Объединенных Наций не имеет права на вмешательство в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию любого государства. По нашему мнению, албанский вопрос по существу является внутренним делом Албании. Поэтому Совет Безопасности должен проявлять осторожность в этом вопросе"17.

Скорейшее вступление в Европейский союз вот уже более 20 лет остается приоритетным направлением внешней политики Албании, особенно после того, как страна стала полноправным членом других ведущих международных организаций, в том числе, Совета Европы (июль 1995 г.), Международного валютного фонда, Международного банка реконструкции и развития, Европейского банка реконструкции и развития, Исламского банка развития, Организации Исламская конференция, а также выступила соучредителем Организации Черноморского экономического сотрудничества. Говоря образными словами албанской исследовательницы М. Богдани, "ЕС остается центральным местом и главным рычагом усилий Албании по преодолению трудного переходного периода и ее целью на будущее"18. Однако большинство исследователей сомневаются в достижимости данной цели, по крайней мере, в обозримом будущем. Основная причина этого видится в отсутствии значимого прогресса в обеспечении демократических норм внутри страны, высокий уровень коррупции, внутриполитические конфликты, перерастающие в уличные столкновения, а также многочисленные и регулярно повторяющиеся претензии международных организаций к национальным всеобщим выборам.

Особого накала ситуация достигла в январе 2011 г., когда массовые столкновения полиции с антиправительственными демонстрантами в центре Тираны привели к человеческим жертвам 19. Это дало основания руководству Европейского союза заявить со страниц официального бюллетеня ЕС "Еврообсервер" о том, что "убийства в Албании бросают тень на стремление страны вступить в ЕС"20. Представители Евросоюза подчеркивали, что Еврокомиссия все последние годы отказывалась предоставить Албании статус официального кандидата на вступление в Евросоюз, и указывали в качестве "самой огромной проблемы" страны "отсутствие диалога между правительством Албании и оппозицией"21. С другой стороны, можно, на наш взгляд, отчасти согласиться с мнением о том, что хотя "албанское население всегда находилось в уязвимом положении с точки зрения проблем бедности и изоляции от остального мира", тем не менее, присущая ему "сильная традиционная социальная структура компенсировала эти проблемы через защиту семей и отдельных лиц посредством родо-племенных сетей"22.

Несмотря на все вышеперечисленные проблемы и противоречивые процессы, албанской стороне все-таки удалось добиться успеха в своем взаимодействии с ЕС на "бытовом" уровне, получив с конца 2010 г. возможность безвизовых поездок своих граждан в страны Европейского союза. Последнее обстоятельство, в свою очередь, породило новые проблемы во взаимоотношениях Тираны и Брюсселя. Еще до этого события, в феврале 2010 г., комиссар ЕС по внутренним делам С. Мальмстрем была вынуждена лично и экстренно вмешаться в ситуацию, сложившуюся вокруг внезапного массового притока албанцев в Бельгию, где они подвергли блокаде государственные учреждения в Брюсселе, требуя от правительства убежища, жилья, работы и денежных пособий 23. Тогдашний премьер-министр Бельгии И. Летерм прямо призвал власти Европейского союза "ограничить пагубные последствия либерализации европейского визового режима" 24. Аналогичная ситуация вокруг притока в страну албанцев тогда же сложилась в Швеции. Это явилось одной из причин беспрецедентного успеха на парламентских выборах в этой стране в сентябре 2010 г. националистов из партии "Демократы Швеции". Среди стран, призвавших тогда руководство ЕС пересмотреть решения по безвизовому режиму с Албанией, оказались Австрия, Германия, Франция, Швеция, Бельгия, Нидерланды, Норвегия, испытывающие на себе мощное давление многотысячной волны иммигрантов с Балкан, в первую очередь албанцев.

Так, согласно данным бельгийских правительственных источников, только за июль-август 2010 г. официально к властям страны обратилось около полутора тысяч жителей бывшей Югославии, половину из которых составили косовские албанцы. Число же тех, кто просто затерялись в Бельгии, не поддается объективной оценке. Аналогичная тенденция наблюдается и в Германии. Если в июле 2010 г. в эту страну прибыло 129 лиц с Балкан, попросивших убежище, то в августе того же года их насчитывалось уже 225, а в сентябре - 800.

При этом, согласно действующему в Европейском союзе законодательству, национальные власти выплачивают пособие даже тем прибывшим, кому сами же отказывают в получении разрешения на проживание. В частности, в Швеции данная сумма составляет 500 евро на человека25. Получив эти средства, албанцы в массовом, но организованном порядке, переезжают в соседнее государство, входящее в ЕС, где вся криминальная "карусель" повторяется.

По сути, Албания в своих отношениях с Евросоюзом оказалась в том самом состоянии "замкнутого круга", которое немецкие исследователи Х. Громес и Б. Шоха характеризуют как неспособность государственных структур создать необходимые условия для развития "функциональной демократии" в соответствии с требованиями и принципами Европейского союза26. Неудивительно, что по самым оптимистичным оценкам, вступление в Европейский союз Албании ( которую Брюссель продолжает рассматривать в качестве "потенциальной страны-кандидата") может состояться не ранее 2020 г., хотя переговоры о заключении Соглашения о стабилизации и ассоциации между Тираной и Брюсселем начались еще в 2003 году. Данный документ, традиционно представляющий собой первый формальный шаг на пути к вступлению в Европейский союз, был подписан 12 июня 2006 г., а вступил в силу еще три года спустя - 1 апреля 2009 года. В том же году албанское правительство направило официальную заявку на прием государства в Европейский союз 27.

После этого Совет ЕС во взаимодействии с Еврокомиссией направил 16 декабря 2009 г. в Тирану перечень вопросов, касающиеся готовности Албании выполнить стандартные требования, касающиеся приема той или иной страны в Европейский союз и регулирующие соответствующие процедуры 28. Уже 14 апреля 2010 г. албанские власти представили ЕС свои ответы на все поставленные Брюсселем вопросы, но позитивного отклика так и не дождались 29. Вместо этого в декабре 2010 г. Совет ЕС высказался против предоставления Албании официального статуса государства-кандидата на вступление в данную организацию (в отличие даже от соседней Черногории), сославшись на ее внутриполитические проблемы30. Своеобразной, но явно недостаточной, с точки зрения албанского правительства, компенсацией и стало решение распространить на Албанию действие безвизового режима.

Следующим этапом вялотекущего процесса евроинтеграции Албании стал доклад Еврокомиссии, обнародованный 10 октября 2012 года. Данный документ вновь констатировал общую неготовность страны к получению статуса официального кандидата по 12-ти основополагающим критериям, сформулированным в ноябре 2010 года31. Еврокомиссия определила, что албанская сторона выполнила четыре критерия, выполнение еще двух было "в процессе", а по остальным шести был констатировал "умеренный прогресс", что в терминологии Европейского союза фактически означает стагнацию. В докладе Еврокомиссии подчеркивалось, что будущее предоставление Албании официального статуса страны-кандидата в ЕС "зависит от выполнения ключевых мер в сферах реформирования правосудия и государственной администрации и пересмотра парламентских процедур". "Для того, чтобы иметь возможность сделать следующий шаг и начать переговоры о вступлении, Албания в особенности должна будет продемонстрировать реальное выполнение уже взятых на себя обязательств и достижение оставшихся ключевых приоритетов, которые до настоящего времени не реализованы полностью. Внимание должно быть сфокусировано на верховенстве закона и фундаментальных правах человека. Для успешного процесса реформ по-прежнему существенное значение будет иметь реальный политический диалог (власти и оппозиции. - В. К.). Проведение парламентских выборов 2013 года станет в этом плане ключевым тестом и предварительным условием для любой рекомендации об открытии переговоров"32.

Последняя констатация имела ясный отсыл к драматическим событиям 21 января 2011 г., когда перед зданием правительства Албании в центре Тираны произошли ожесточенные столкновения между антиправительственными демонстрантами и полицией. Тогдашний премьер-министр страны Сали Бериша расценил эти события как составную часть попытки государственного переворота, а в Брюсселе заявили, что подобные инциденты "бросают тень" на перспективы Албании быть принятой в ряды Европейского союза33.

Между тем, последние по времени парламентские выборы в Албании прошли 23 июня 2013 г. и ознаменовались убедительной победой левоцентристской оппозиции во главе с Социалистической партией Албании. Международные наблюдатели констатировали, что выборы носили подлинно "соревновательный" характер, но при этом подчеркнули сохраняющийся высокий уровень "недоверия" между политическими партиями, который "наносит ущерб политическому ландшафту" страны34.

Согласно принятой новым правительством Албании внешнеполитической программе, целями внешней политики страны является "не только исправить прошлые ошибки, поставившие под угрозу евроатлантическое будущее Албании, но также повысить качество и ускорить ход интеграционного процесса на пути в Европейский союз, а также укрепить доверие к нам в регионе и в евроатлантических структурах". При этом в качества ключевых "осей" внешней политики Албании на современном этапе провозглашены "стратегическое партнерство с США и ЕС"35.

Не должен вызывать удивления тот факт, что курс Албании на вступление в НАТО увенчался успехом гораздо раньше, нежели аналогичные планы в контексте евроинтеграции. Несмотря на значительное совпадение позиций обеих организаций в отношении Албании и ее геополитической значимости, в рамках рассматриваемого вопроса следует выделить и существенные различия. Они, в частности, определили более стремительное приближение Тираны к вступлению в Североатлантический альянс (куда она была принята в 2009 г.), нежели ее продвижение по пути к приему в Европейский союз.

Главными причинами этого обстоятельства видятся два фактора. Во-первых, согласно неписанным традициям ЕС и НАТО, именно прием той или иной страны-кандидата в Североатлантический альянс должен предшествовать завершению процессов ее евроинтеграции - особенно, когда речь идет о государствах восточноевропейского региона. Конкретные исключения, в частности, в виде принятого в Евросоюз в 2004 г. разделенного Кипра, лишь подтверждают данное правило.

Во-вторых, военно-политическое значение Албании для НАТО существенно перевешивало ее торгово-экономическую роль с точки зрения интересов Европейского союза. Не случайно страна стала участницей программы Североатлантического альянса "Партнерство во имя мира" еще в феврале 1994 года. А за два года до этого - в июне 1992 г. - Албания присоединилась к Совету североатлантического сотрудничества, образованному в конце 1991 года36.

Именно военно-транспортная инфраструктура Албании сыграла во многом ключевую роль в операции НАТО "Союзническая сила" против Югославии, а в последующие годы она была призвана играть важнейшую роль в логистическом обеспечении американской военной базы "Камп Бондстил" в Косово. Важное место в данном отношении отводится совместно разрабатываемым Албанией и Североатлантическим альянсом планам по модернизации албанского порта Шинжин, что позволит обеспечить при помощи его инфраструктуры прямой доступ от Адриатики к вышеупомянутой американской военной базе на косовской территории.

Что же касается Евросоюза, то в рядах этой организации интеграционную привлекательность Албании оценивали и продолжают оценивать не столь высоко - не только по финансово-экономическим соображениям, но и в силу вышеупомянутых особенностей внутриполитической жизни в стране.

Помимо вступления в ЕС и НАТО, в поле зрения руководства Албании закономерно находится ситуация в Косово. Как отмечал еще в 1982 г. (то есть во времена Э. Ходжи) один из правительственных чиновников тогдашней Албании Бечир Хоти, "албанские националисты имеют платформу, состоящую из двух пунктов... первый - создать то, что они называют этнически чистой албанской республикой, и затем объединиться с Албанией для того, чтобы создать Великую Албанию"37. А уже к моменту резкой эскалации косовского кризиса в 1998 г. и военной операции НАТО против Югославии следующего года именно косовское направление стало основным внешнеполитическим приоритетом Тираны. Внутреннюю подоплеку данного курса однажды откровенно обрисовал С. Бериша, заявивший, обращаясь к албанскому населению Балкан, буквально следующее: "Наши братья, проживающие на своих территориях в бывшей Югославии и повсюду! Демократическая партия Албании не прекратит борьбу до тех пор, пока ее великая мечта об объединении албанской нации не станет реальностью" 38.

Симптоматично, что именно признание самопровозглашенной "Республики Косово" как "суверенного и независимого государства" стало последним актом "переходного" правительства Албании Ю. Буфи, подавшего в отставку с поста премьера 6 декабря 1991 года39. Вряд ли будет преувеличением сказать, что именно отставка Буфи и последовавший затем новый виток внутриполитических пертурбаций в стране фактически дезавуировали вышеуказанный внешнеполитический акт.

В этой связи необходимо отметить, что идея объединения всех албанцев Балкан в одно государственно-политическое целое еще со второй половины XIX в. стала главным фактором национального албанского движения и его программным требованием, превосходя по своему весу религиозные или какие-либо иные идеи и факторы. Один из идеологов албанского движения, Пашко Васа Шкодрани (католик, занимавший в Османской империи пост губернатора Ливана), еще в XIX в. заявил, что "религией албанцев является албанизм"40. Эти слова как нельзя лучше характеризуют примат национально-государственного объединения над религиозными мотивами в албанской идеологии41. По сути, ислам расколол балканское общество "не по этническому признаку, а по религиозному, который в действительности был признаком социальным"42. А следовательно, "религиозный фактор в балканском кризисе требует специального исследования"43.

Однако именно применительно к Албании и ее внешнеполитическим приоритетам действие данного фактора имело и в целом продолжает иметь не столь большое значение в сравнении, скажем, с Боснией и Герцеговиной, Хорватией или Сербией. Правда, ряд западноевропейских исследователей, в частности, М. Виккерс, Дж. Петтифер44, Г. Ноннеман, Т. Ниблок и Б. Сайковски45, пытаются проследить мусульманские корни у нынешнего премьер-министра Албании в плане их влияния на внутреннюю и внешнюю политику его кабинета. Однако подобный подход представляется недостаточно обоснованным. Точно так же вряд ли можно согласиться с категоричным утверждением сербского исследователя М. Евтича об "огромной роли" исламского фундаментализма в эволюции албанского фактора на Балканах: "Каждый раз, когда набирает размах великоалбанская идея, вслед за ней через черный ход пролезает и джихад, так как албанское население глубоко религиозно и, как мы уже неоднократно подчеркивали, албанизация означает и исламизацию"46.

Тем не менее, именно в 1990-е гг. в Албании произошло укрепление позиций ряда международных исламских структур, в том числе, радикального толка. Согласно ряду источников, в 1994 г. Албанию в составе делегации Саудовской Аравии посетил даже будущий "террорист номер один" Усама бен Ладен47.

Особое место в процессе пересмотра внешнеполитических приоритетов Албании в конце XX - начале XXI в. принадлежало многочисленной албанской диаспоре. По понятным причинам, наибольшую остроту в данной связи имеет проблематика албано-греческих отношений, учитывая существующие в них "болевые точки" в виде взаимных претензий, касающихся положения соответствующих национальных меньшинств. Албанские политики и эксперты не упускают возможности заявить о необходимости противостоять "шовинистической греческой политике"48. Причем особая роль в реализации данной политики отводится так называемому "греко-американскому лобби". Албанские исследователи связывают исторические корни греко-албанских противоречий, в частности, с событиями второй мировой войны и послевоенной гражданской войны в Греции, говоря о наличии у греческого правительства военного периода "тезиса в пользу аннексии Южной Албании"49.

В отличие от взаимоотношений Албании с ЕС или Грецией, взаимодействие Тираны с Москвой за последние два десятилетия не испытали слишком драматических поворотов. В частности, созданное в июле 1997 г. левоцентристское правительство премьер-министра Фатоса Нано сразу же заявило, что придает большое значение дальнейшему развитию отношений с Россией. Кабинет выразил надежду, что данные отношения "будут воплощаться в реальных делах и расширяться во всех сферах деятельности к обоюдной выгоде"50.

Правда, резкое обострение в следующем году косовского кризиса, в котором Россия и Албания, по сути, заняли позиции по разные стороны баррикад, существенно подорвало перспективы развития двусторонних отношений, несмотря на наличие обширной договорно-правовой базы. Центральное место в ней занимает подписанное в 1995 г. "Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Албании о торговле, экономическом и научно-техническом сотрудничестве". С 1992 г. действует Межправительственная российско-албанская комиссия по торговле, экономическому и научно-техническому сотрудничеству.

Ситуация стала в определенной степени меняться во второй половине 2000-х гг., когда Россия и Албания сделали важные шаги навстречу друг другу как в экономике и торговле, так и в налаживании повседневных контактов на "общечеловеческом" уровне. Важную роль здесь играет регулярно вводимая албанским правительством отмена виз для россиян на летний период. Что же касается торгово-экономического взаимодействия, то в этой сфере по-прежнему существуют серьезные проблемы, связанные, в первую очередь, с жесткой позицией США и Европейского союза, не заинтересованных в углублении двустороннего сотрудничества России с Албанией в энергетике и других стратегических областях. Согласно официальным данным албанской стороны, двусторонний торговый оборот в настоящее время составляет порядка 110 млн. долларов. Согласно российским данным, речь идет о еще более скромных объемах - примерно 60 млн. долларов. При этом на долю России приходится менее 2% стоимости албанского торгового оборота51.

Среди возможных перспективных направлений сотрудничества следует упомянуть подключение Албании к энергетическим проектам с участием России, включая газопровод "Южный поток" и другие трансбалканские проекты, рассчитанные в том числе на российские энергоресурсы, участие российских компаний в приватизационных проектах в горнодобывающей и перерабатывающей промышленности, гидроэнергетике, в сфере поставок и распределения электроэнергии и т. д.

Что же касается региональных приоритетов внешней политики Албании, то с начала 1980 - 1990-х гг. на первое место вышло косовское направление. В этой связи стоит напомнить, что в период правления коммунистического лидера Энвера Ходжи претензии Албании на Косово и великоалбанские настроения в целом открыто не афишировались, но активно распространялись среди населения Косово посредством издательской и пропагандистской деятельности, в том числе через Университет в Приштине. Авторы в своих трудах недвусмысленно акцентировали внимание на исторических связях Албании и Косово в едином албанском этническом пространстве.

Однако происшедший в начале 1990-х гг. распад единой Югославии окончательно перевел проблему "Великой Албании" в "практическое русло", заодно поместив Албанию фактически в эпицентр нового и продолжающегося с той или иной интенсивностью до настоящего времени конфликта52.

Еще 24 апреля 1993 г. постоянный представитель Албании при ООН Танас Шкурти обратился с письмом на имя председателя Совета Безопасности ООН, в котором поставил вопрос о необходимости международного вмешательства в косовский конфликт. В документе подчеркивалось, что в сложившихся "вызывающих крайнюю тревогу обстоятельствах албанское правительство просит Совет Безопасности принять безотлагательные и эффективные меры, такие как размещение воинских контингентов Организации Объединенных Наций в Косово, и все другие меры, которые, по его мнению, являются необходимыми, в целях своевременного предотвращения войны в Косово и проведения там этнической чистки, с тем, чтобы избежать непредсказуемых последствий". А спустя чуть больше месяца - 26 мая 1993 г. - постоянный представитель Албании при ООН конкретизировал требования своей страны к мировому сообществу касательно ситуации в Косово. В новом письме на имя председателя СБ ООН он подчеркнул, что его страна "настоятельно призывает Совет Безопасности как единственный международный орган, несущий главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности, принять необходимые меры, чтобы предотвратить конфликт в Косово. Она призывает Совет Безопасности, действуя в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций, в частности со статьей 34, немедленно начать расследование взрывоопасной ситуации в Косово путем направления туда миссии по установлению фактов. Правительство Албании еще раз просит, чтобы Совет Безопасности на основании главы VII Устава рассмотрел вопрос о размещении как можно скорее военных контингентов Организации Объединенных Наций в Косово, чтобы предотвратить возникновение войны в этом регионе"53.

Однако ООН, занятая в тот период в первую очередь боснийским и хорватским кризисами, весьма прохладно отнеслась к инициативе Тираны, а позднее отказалась рассматривать ситуацию в Косово в контексте дейтонского процесса, к чему также призывала албанская сторона. В результате процесс взаимоотношений Албании и косовских сепаратистов перешел в новое - военно-политическое - измерение, чему способствовала также активизация в конце 1997 г. операций "Армии освобождения Косово", имевшей свои опорные пункты в северных и северо-восточных приграничных районах албанской территории.

Как весьма справедливо отмечалось в обстоятельном докладе "Международной кризисной группы" под красноречивым названием "Взгляд из Тираны: албанское измерение косовского кризиса", обнародованном 10 июля 1998 г., взаимоотношения Албании и Косово к этому времени приобрели сложный и во многом противоречивый характер. Вот, что в частности, говорилось в документе: "Отношения между албанцами из собственно Албании и их этническими родственниками за косовской границей являются сложными. Несмотря на очевидные языковые и культурные связи, политическое разделение, существовавшее на протяжении последних 80 лет, и изоляция Албании в течение коммунистического периода стали причиной того, что обе общности развивались на очень различный манер. Более того, прибытие косовских албанцев в Албанию в последние годы и их влияние в некоторых непривлекательных сферах экономики породили обиды среди албанцев из самой Албании, большинство из которых слишком озабочены ежедневной борьбой за существование, чтобы еще уделять много времени или думать о национальных вопросах. Тем не менее, всплеск насилия в Косово и приток нескольких тысяч косовско-албанских беженцев напомнил албанцам о связях, существующих между двумя общностями, и симпатии к этническим родственникам в Косово особенно сильны в приграничных районах среди гегов - северных албанцев.

Хотя албанский ответ на эскалацию насилия в Косово вплоть до настоящего времени носил сдержанный характер, правительство страны, в котором доминируют тоски (южные албанцы), неизбежно испытывает на себе все возрастающее давление к тому, чтобы занять более агрессивную позицию. Политика сдержанности способна завоевать международное одобрение, но она же ставит под сомнение доверие к администрации со стороны националистов - как среди косовских албанцев, так и в самой Албании, особенно среди гегов. Более того, подобная позиция играет на руку бывшему президенту Сали Берите, который уже использует косовский конфликт для того, чтобы осуществить свое политическое возвращение в Албанию. Как и косовские албанцы, Бериша является гегом, он родом из города Тропоя на границе Косово. Данная часть Албании находится преимущественно вне контроля Тираны, и "Армия освобождения Косово" (АОК) действует там все более открыто. В силу нынешней слабости албанской армии и латентной вражды между гегами и тосками существует опасность того, что АОК со временем распространит свой театр боевых операций на собственно Албанию"54.

Вряд ли будет преувеличением признать, что "трагическое несчастье" Албании было связано с тем, что ей пришлось "возрождаться после такого затянувшегося периода изоляции и сразу же оказаться посреди балканского бурления с таким же количеством национальных обид и соперничества, какое имело место в момент провозглашения Албанского государства в 1912 году"55. Появившиеся к этому времени многочисленные геополитические концепции переустройства Балкан и всей Центральной и Восточной Европы, наложившись на рост национального самосознания народов обширного региона, породили центробежные силы, "увлекающие национальные движения на путь отсоединения и сепаратизма"56. Как справедливо отмечает в данной связи британский исследователь Т. Эриксен, роль этнической идентичности и борьбы той или иной этнической группы за свое обеспечение традиционно возрастает в периоды общественных кризисов, один из которых как раз и вспыхнул в Европе в конце 1980-х годов57. Обратной стороной данного процесса, по признанию бывшего министра иностранных дел Албании Паскаля Милё, как раз закономерно стал рост великодержавных идей или "идеи "большого государства"" в разных Балканских странах. Приверженцы последней "опираются на традиционные и разработанные концепции, которые появились вместе с национальными государствами непосредственно на Балканах"58. Ведь даже если обратиться к событиям конца XIX в., то и тогда "концепция "великой страны"", занимавшая постепенно господствовавшее место во внешнеполитических ориентирах балканских государств, уже была чревата межгосударственными конфликтами несмотря на то, что объективно молодые страны полуострова, обретшие или восстановившие свою государственность, являлись союзниками в борьбе с главным противником - Османской империей"59. В конце XX в. подобные тенденции пережили на взорвавшихся Балканах "второе рождение".

В результате в балканском регионе в последние десятилетия XX в. "этническое самоопределение становится наиболее релевантным, этническая идентичность утрачивает прежнюю амбивалентность и приобретает четкие границы"60. Так что отнюдь не случайно эволюция внешнеполитического курса Албании от "изоляции" к "косовской войне" стала главным содержанием всего периода посткоммунистической трансформации этой балканской страны.

Ситуация усугублялась тем обстоятельством, что сама Албания исторически складывалась не просто как моноэтническая страна, а как государство самой высокой в регионе степени "моноэтничности", где доля албанцев составляет 95%61. При этом в Македонии уже не менее 29,9% жителей "относят себя к албанцам"62.

Противоречивое переплетение "этнического" и "религиозного" измерения албанского фактора объективно "проецируется" на большинство "постъюгославских" государств, и в первую очередь, Сербию и Македонию63. Правда, подобную ситуацию применительно к албанцам нельзя считать уникальной, поскольку именно на Балканах понятие "нация" традиционно рассматривается "поверх" государственных границ, прежде всего, как этническая общность, а не все население определенной территории. В реальности же балканская традиция такова, что в идеологии национального движения каждого народа "нация трактуется прежде всего как этническая общность, а ее самоопределение рассматривается как создание своего независимого этнического государства в максимально возможных границах".

Следует особо подчеркнуть, что албанские исследователи, как правило, предпочитают не использовать термины "Великая Албания" и "паналбанизм", чтобы не провоцировать международное общественное мнение. Вместо этого активно применяется термин "албанский национальный вопрос", получивший, в частности, всестороннее рассмотрение в обнародованном в 1998 г. в Тиране меморандуме Албанской Академии Наук под названием "Платформа для решения национального албанского вопроса". В документе данное понятие определялось как "движение за освобождение албанских земель от иностранной оккупации и их объединение в отдельное национальное государство"64.

Правда, албанские исследователи не устают повторять, что данный меморандум является ответом на обнародованный 12 годами ранее, в 1986 г., меморандум Сербской академии наук и искусств. В нем события вокруг Косово и Албании трактовались как "специфическая по форме, но открытая и тотальная война" против сербской нации и даже "неофашистская агрессия". "В соответствии с этнической ситуацией на Балканском полуострове - этнической пестротой многих областей, осуществляемое на практике требование этнически чистого Косово будет не только непосредственно угрожать всем народам, которые составляют меньшинство на этой территории. Если это осуществится, поднятая волна экспансии превратится в реальную и ежедневную угрозу всем народам Югославии", - подчеркивалось в меморандуме сербских интеллектуалов65.

В историографии существует и еще один аналогичный "меморандум". Это принятый в 1995 г. так называемый "Меморандум форума албанских интеллектуалов Косово". В этом документе подчеркивается, что "албанский вопрос" в бывшей Югославии - это проблема прав и свобод человека, и в то же время проблема разделенного народа. Авторы меморандума утверждали, что, несмотря на то, что в бывшей Югославии албанцы были по численности третьим народом после сербов и хорватов, они, как неславянский народ, были лишены права иметь свою собственную республику в составе бывшей югославской федерации, а также права объединиться со своим национальным государством - Албанией. В качестве пути решения данной проблемы авторы документа предлагали проведение референдума под международным протекторатом, который "уважал бы выраженную на плебисците волю к политическому и национальному статусу и не представлял бы угрозы новому международному порядку". Они признавали, что "справедливое решение албанского вопроса означало бы и изменение государственных границ", однако не видели в этом трагедии, ссылаясь на опыт распада СФРЮ, СССР, ЧССР, а также объединения Германии 66.

По некоторым оценкам, признав суверенитет Сербии над Косово в 1913 г., великие державы оставили за пределами Албании 40% населения, что, как указывают некоторые эксперты, "стало трагической ошибкой, преследовавшей Балканы вплоть до конца двадцатого столетия"67. Не случайно обсуждению современного состояния "албанского национального вопроса" была посвящена и прошедшая в 1976 г. в Тиране с большой помпой Национальная конференция этнографических наук. На ней было особо подчеркнуто, что около пяти миллионов албанцев продолжают оставаться за пределами собственно Албании68. В настоящее время подобная пропорция - три миллиона албанцев в границах собственно Албании и еще пять миллионов за ее пределами - в целом сохраняется. В настоящее время в качестве объединяющего символа всеалбанского единства традиционно выступает День албанского флага, отмечаемый 28 ноября в ознаменование провозглашения независимости Албании от Османской империи 28 ноября 1912 г. и сопровождаемый все более массовыми демонстрациями под великоалбанскими лозунгами69.

В период второй мировой войны наиболее четко великоалбанские настроения прослеживаются в программных документах и деятельности коллаборационистского албанского правительства Мустафы Круи70 и националистической организации "Балли комбетар"71. Впрочем, вряд ли будет преувеличением сказать, что подобные идеологические установки типологически находят аналогии в определенных кругах других балканских стран и народов72. В результате, к концу 1980-х гг. в целом сформировались две великодержавные концепции - албанская и сербская - объективно затруднявшие обновление старых и реализацию новых интеграционных моделей, наподобие проектировавшейся после второй мировой войны Балканской федерации с участием Албании, Югославии, а также Болгарии.

В конце 1980-х - начале 1990-х гг. в развитии албанского национального движения и эволюции албанской национальной идеи наступил новый этап. Он характеризовался тем, что после распада Югославии этнические албанцы оказались в составе двух "национализирующихся государств" - "новой" Югославии и Македонии, не считая другой части "национализационной триады" - собственно Албании73. В результате в настоящее время на "албанском этнополитическом пространстве" существуют три образования, три центра притяжения - собственно Албания, Косово и районы Македонии, где албанцы составляют большинство.

Не случайно в македонской историографии уже закрепилось мнение о реальности угрозы нового территориального передела Балкан. В частности, македонские эксперты признают возможной, хотя и "мрачной", идею "размена населения и территории между Македонией и Албанией"74.

Впрочем, далеко не все в самой Албании согласны с расширительной трактовкой албанской национальной идеи и реальности перспектив ее осуществления. Среди скептиков - видный албанский интеллектуал Ф. Любонья, заявивший в апреле 2002 г., что "мечта албанцев о том, чтобы однажды объединиться, являлась частью их коллективного сознания, не становясь политической программой по причине того, что албанцы всегда были очень слабыми"75.

Обнародованные в марте 2007 г. результаты исследования, проведенного Программой развития ООН в октябре-декабре 2006 г., показали, что лишь 2,5% косовских албанцев считают объединение Косово с Албанией наилучшим способом решения косовского вопроса. И наоборот - 96% выступили за то, чтобы Косово стало независимым в своих нынешних границах76. Очевидно, именно подобную статистику в том числе имела в виду экс-посол Республики Сербия в Российской Федерации Е. Куряк, подчеркивавшая, что "албанцы из Косово ненавидят албанцев из Албании, существует постоянное соревнование и противопоставление"77.

Однако согласно итогам опроса, проведенного агентством "Гэллап Балкан Монитор" в январе 2010 г., подавляющее большинство граждан Албании и края Косово, в одностороннем порядке провозгласившего в феврале 2008 г. независимость от Сербии, уже выступали за создание "Великой Албании". На вопрос о поддержке этой идеи утвердительно ответили 74,2% респондентов в Косово и 70,5% - в Албании. При этом 47,3% участников опроса в Косово и 39,5% в Албании считают, что появление великоалбанского государства в его самых широких этнических границах возможно уже в ближайшем будущем 78.

После провозглашения в одностороннем порядке независимости Косово в европейской печати появилось немало публикаций, в которых предпринимались попытки понять развитие ситуации в крае в контексте активизации албанского фактора и роли самой Албании. В качестве примера можно привести статью, появившуюся 25 февраля 2008 г. на страницах влиятельной швейцарской газеты "Тан". В ней весьма обоснованно подчеркивалось, что сложность албанской проблемы кроется даже в определенной терминологической путанице терминов "косовар", "албанец" или "албаноговорящий"79. "За терминологической неточностью скрываются важные споры о национальной идентичности и переустройстве в соответствии с этой идентичностью албанского мира на Балканах", - указывала газета и продолжала, - "На Балканах государственные границы - старые и новые - никогда не совпадали с границами проживания разных народов, что привело к появлению значительных национальных меньшинств. В этой конфигурации Косово занимает особую позицию, потому что это крайне исторически нагруженная территория, где сталкиваются антагонистические национальные притязания... Когда сербы говорят о своих монастырях в Косово, албанцы отвечают, что они были построены на руинах более древних албанских католических монастырей, но этот факт труднодоказуем и не имеет большого значения: по меньшей мере до XIII века этот регион находился под влиянием то Византии, то Рима, а в Косово вместе живут различные народы, в том числе сербы и албанцы... Один из наиболее употребительных балканскими националистическими движениями аргументов - утверждение о древности и даже автохтонности своего народа"...

Действительно, один из ведущих современных косовских исследователей А. Якупи не сомневается в справедливости привлечения темы происхождения албанского этноса к выработке современных внешнеполитических и геополитических приоритетов. Он относит к "историческим албанским землям" как собственно Албанию, так и почти все территории бывшей Югославии. Якупи прямо подчеркивает, что "албанцы - это именно те, кто базирует свою независимость и коренное этническое происхождение на историографии, доказанной применительно к античности и ко всем последующим периодам"80.

Между тем, даже эксперты известной своими проалбанскими (и одновременно антисербскими) взглядами "Международной кризисной группы", анализируя исторический процесс складывания албанского национального самосознания, вполне обоснованно отмечают, что "вплоть до конца девятнадцатого века среди албанцев не появилось широкого и в достаточной степени специфического чувства национальной идентичности", и какие-либо "ощущения "национального возрождения" среди албанцев явились относительно недавним историческим феноменом"81.

Апелляция к историческим фактам, тенденциям, а то и просто мифам, действительно продолжает играть важную роль в выработке внешнеполитических приоритетов балканских государств, включая и Албанию. Однако не меньшее, а скорее большее значение имеет "встроенность" балканских проблем и сюжетов в более широкое геополитическое поле, на котором разворачивается соперничество ключевых мировых игроков. На эту особенность Албании еще столетие назад весьма точно указал тогдашний министр иностранных дел Великобритании Эдвард Грей, председательствовавший на Лондонском совещании послов великих держав 1912 - 1913 гг. по Балканам. Выступая 12 августа 1913 г. в палате общин британского парламента, он заявил буквально следующее: "Я не сомневаюсь, что, когда положение о границах Албании будет оглашено полностью, оно вызовет немало нареканий со стороны лиц, хорошо знакомых с местными албанскими условиями и рассматривающих этот вопрос исключительно с точки зрения этих местных условий, но следует помнить, что при выработке этого соглашения важнее всего было сохранить согласие между самими великими державами"82. Этот цинизм великих держав и в настоящее время присутствует на Балканах. Однако Албания и другие государства региона при планировании и реализации собственных внешнеполитических стратегий по-прежнему делают основную ставку на получение поддержки мировых столиц.

В настоящее время подобная тенденция сохранилась, однако среди "адвокатов" великоалбанской идеи едва ли не решающую роль стали играть международные организации, вольно или невольно способствующие активизации албанского фактора на Балканах83.

Что же касается общей оценки современной системы внешнеполитических ориентиров, то ее вполне можно признать в целом взвешенной, что особенно контрастирует с "метаниями" от союзника к союзнику на протяжении большей части XX в., не имевшими аналогий даже среди других государств балканского региона. Таким образом, эта балканская страна прошла путь "от анархии к балканской идентичности", уйдя от тех времен, когда она "в условиях раскола в мировом коммунистическом движении двинулась в направлении установления тесных отношений с Китаем"84.

Как уже говорилось выше, особое место в контексте формирования внешнеполитического курса Албании принадлежит многочисленным албанским этническим общинам и землячествам в странах Европы, Северной Африки, Ближнего Востока и США. Вышеупомянутая "Международная кризисная группа" констатирует, что "многочисленная диаспора косовских албанцев, проживающая в США, Германии и Швейцарии, играла и будет продолжать играть ключевую роль в нынешнем и будущем экономическом, социальном и политическом развитии Косово, а также диктовать развитие военной ситуации на местах. Они могут легко открыть новые фронты, если того пожелают, чтобы поддерживать давление в многочисленных нерешенных вопросах, относящихся к албанцам"85. При этом можно констатировать, что албанские землячества в США и западноевропейских странах по вопросам создания "Великой Албании" настроены более решительно, чем даже политические силы в Приштине или Тиране. Кроме того, особая роль в данном плане принадлежит самим США, которые, по сути, видят в великоалбанских сценариях "средство "держать на коротком поводке" европейцев"86.

В самой Албании открыто в поддержку объединения Косово и Албании в качестве партийной цели высказался в 2001 г. генеральный секретарь Демократического альянса Арбен Имами. "Демократический альянс заявляет в качестве одной из своих будущих политических обязанностей стимулирование и ускорение процесса неизбежного мирного объединения Албании с Косово" - заявил он в разгар внутриалбанской предвыборной кампании87.

Нынешний премьер-министр Албании и бессменный лидер Демократической партии Албании Сали Бериша призывает к созданию единого албанского культурно-национального пространства. Так, уже в конце 2012 г. он вновь заявил о наличии "единой албанской нации", проживающей в настоящее время в пяти различных балканских государствах, а потому нуждающейся в особом "унификационном проекте"88.

Бериша в своих статьях и публичных выступлениях воздерживается от прямых призывов к перекройке балканских границ во многом вследствие нежелания провоцировать новый конфликт с Евросоюзом. Еще в 1992 г. - сразу после своего прихода к власти - он заявил в одном из интервью, что "идеи создания "Великой Албании" абсолютно не присущи албанским правящим кругам и политическим силам"89. Эта констатация, к слову, сразу же вызвала резкую отповедь со стороны одного из ведущих албанских интеллектуалов, академика Реджепа Чосья, указавшего в открытом письме на страницах издающейся в США газеты "Иллирия", что "Албания никогда не признавала ее существующие границы и всегда пыталась напомнить международным кругам, что данные границы являются несправедливыми, разделяющими албанские земли на две части. Это границы, которые проходят по самому сердцу албанского народа"...90. Это письмо было оперативно перепечатано органом Социалистической партии Албании газетой "Зери и популлит", а также выходящей в Приштине газетой "Буйку"91.

Принятая на всенародном референдуме в ноябре 1998 г. новая Конституция Албании следующим образом определяет политику государства в отношении албанцев, проживающих за ее пределами (статья 8):

"1. Республика Албания признает и защищает национальные права албанцев, проживающих за пределами ее границ.

2. Республика Албания защищает права своих граждан, временно или постоянно проживающих за пределами ее границ.

3. Республика Албания предоставляет содействие албанцам, живущим и работающим в эмиграции, для того, чтобы сохранять и развивать их связи с национальным культурным наследием"92.

На состоявшейся в конце 2011 г. весьма примечательной встрече Сали Бериши со студентами Университета в Приштине глава албанского правительства следующим образом ответил на вопрос о возможности объединения Косово и Албании в единое государство: единственная такая возможность - это объединение в рамках Европейского союза93.

Тем не менее, следует согласиться с мнением британского балканиста Т. Джуды, подчеркивающего в своем исследовании "Косово: война и месть", что "еще находясь в оппозиции по отношению к прежней Коммунистической партии, а отныне Социалистической партии, Бериша продумал для себя сильный националистический имидж, осуждая своих оппонентов за то, что они недостаточно работают для Косово". Джуда подчеркивает, что, по крайней мере, в середине 1990-х гг. Сали Бериша проводил "осторожную политику в отношении Косово". В связи с этим поддержка косовским сепаратистам во главе с заявившей о себе в 1997 г. "Армией освобождения Косово" поступала со стороны социалистов. "Это объяснялось их так называемыми "энверистскими" корнями и их связями, проистекающими из тех времен, когда они могли ожидать определенную ограниченную помощь в виде денег и паспортов со стороны прежней коммунистической секретной службы "Сигурими". Позиция же Бериши и его единомышленников в отношении албанцев, проживающих за пределами Албании, указывает Джуда, могла быть сведена к формуле: "Для них не будет никакого решения, если они не станут думать так же, как мы""94.

Подобный подход отнюдь не импонировал косовским радикалам. По сути, позиция Сали Бериши, занимавшего до 1997 г. пост президента Албании, во многом перекликалась с "ненасильственной" программой самопровозглашенного президента Косово Ибрагима Руговы. В выступлениях последнего, впрочем, уже осенью 1994 г. все чаще "звучали идеи объединения Косова с Албанией"95.

До второй половины 1990-х гг. связи Албании и Косово развивались в национально-культурном пространстве, во-многом благодаря тому, что косовская система образования была тесно связана с албанской школьной системой: "Сюда приезжали сотни учителей и профессоров из Тираны, а косовские, в свою очередь, проходили стажировку в Албании. Занятия велись по албанским учебникам, государственные программы СФРЮ игнорировались. "Албанизация Косова" становилась естественным процессом, а взращивание националистических идей происходило уже за школьной партой" 96.

К концу 1990-х гг. ситуация в связке Тирана-Приштина претерпела радикальные изменения. Говоря словами занимавшего в конце 1990-х гг. пост министра иностранных дел Албании Паскаля Милё, "будущая цель всех албанцев заключается в создании албанской зоны, включающей в себя все албанонаселенные регионы юго-восточной Европы, интегрированной в евроатлантические структуры"97.

Укрепляющиеся связи между Албанией и Косово действительно стали одним из ключевых факторов активизации косовского сепаратизма. Обострение конфликта в Косово в 1998 г. сопровождалось активизацией контактов между албанцами Косово и их соплеменниками в Албании; причем речь шла не только о политической солидарности, но и о "прямой поддержке" оружием и финансами 98. Российский историк Е. Ю. Гуськова также считает стремление ряда лидеров албанцев Косово объединиться с Албанией важным фактором косовского сепаратизма. "Суть проблемы Косово, - подчеркивала она, - состоит в столкновении интересов большинства албанского населения края, которые выражаются в стремлении отделиться от Югославии, создать свое национальное государство на Балканах, объединившись с Албанией, и интересов Республики Сербии и Югославии, отстаивающих целостность своей территории. И та, и другая стороны использовали для достижения собственных целей все доступные меры"99.

Согласно данным, приводимым многими исследователями со ссылкой на информацию международных организаций (в частности, "Международной кризисной группы"), в 1998 г. на территории Албании действовали несколько центров подготовки боевиков "Армии освобождения Косово", в частности, в районе городов Кукес, Тропоя и Байрам-Цурри100. По данным сербского эксперта в сфере безопасности М. Дрецуна, на территории Албании в этот период постоянно базировались 15 тыс. членов АОК, при этом им оказывали поддержку еще от 6 до 8 тыс. военнослужащих и полицейских самой Албании101. Как подчеркивала в своем докладе "Международная кризисная группа", "ключевым элементом в возникновении АОК в качестве вооруженной силы стал распад албанской армии весной 1997 г. и разграбление военных складов. В результате исчезли от 700 до 800 тыс. единиц оружия, большинство которого нашло дорогу в Косово"102.

Руководство Албании все последние годы всячески подчеркивает, что поддержка, оказываемая официальной Тираной самопровозглашенному независимому Косово, не только не несет опасности Балканам, но, наоборот, содействует безопасности в регионе и в Европе в целом. В частности, говоря словами нынешнего посла Албании в России Соколя Гиока, "новое государство Косово стало занимать больше пространства в международной арене и международных институтах. Оно становится все больше и больше фактором мира и стабильности для Балканского региона. Новое государство Косово является успешной международной инвестицией, которая оправдывает себя". Что же касается идеи создания "Великой Албании", то, по словам Гиока, данная "гипотеза" не находится "на повестке дня официальной политики Албании и Косово. Ответ на эту гипотезу уже дан, что совместное будущее Албании и Косово будет в составе большой европейской семьи, Европейского Союза"103.

По свидетельству ряда международных экспертов, действующие в Косово радикальные исламистские группы зарабатывают себе очки "на негативных настроениях, которые рождает беспечность международного сообщества". Такие группы взяли под свой контроль распределение "еды, одежды, мест в лагерях для беженцев", а также техники для выращивания местным населением скудного урожая. Это позволяет проводить аналогии с действиями исламистских групп в Афганистане. Политика стран Запада после прекращения конфликта в Косово "дает основания полагать, что именно они несут прямую ответственность за создание в Европе своего "Талибана""104.

В Косово и в самой Албании стали активно действовать ячейки террористической сети "Аль-Каида", созданные лично Мохаммедом аз-Завахири - младшим братом одного из приближенных Усамы бен Ладена Аймана аз-Завахири, который еще в середине 1990-х гг. установил тесные связи с лидерами АОК105.

Как предупреждал еще в середине 1990-х гг. президент Турецкого агентства международного сотрудничества в Анкаре У. Арик, нельзя говорить о создании на Балканах системы безопасности до тех пор, пока "решения, касающиеся национальных государств, могут приниматься и пересматриваться в одностороннем порядке"106. Именно это и происходит в последние годы вокруг Албании и Косово. Очевидно также взаимосвязанное развитие дальнейших дезинтеграционных процессов в Боснии и Герцеговине и Косово. Это может вынудить ведущие мировые державы и международные институты отказаться от исповедуемой ими в последние годы, говоря словами профессора публичного права Университета в Приштине Э. Хасани, "политики, сфокусированной на государстве" (а не на территории). Подобная политика предусматривает решение проблем каждой из стран балканского региона изолированно друг от друга. Именно такой подход, в частности, лежал в основе Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы, разработанного Европейским союзом и введенного в действие в 1999 году107. И именно указанный подход, по мнению Э. Хасани, препятствует решению "албанского вопроса", ареал которого охватывает области Балканского полуострова, где "проживают албанцы", и некоторые из моделей урегулирования которого "в настоящее время еще не известны"108.

Сегодня есть все основания утверждать, что если мировому сообществу и удалось посредством всего комплекса доступных мер, включая военные, воспрепятствовать появлению на карте Балкан "Великой Сербии", то идея "Великой Албании" изначально и ошибочно не рассматривалась ведущими мировыми игроками в качестве реальной угрозы. Ныне же ситуация в этой сфере, похоже, выходит из-под контроля мирового сообщества. "Некоторым албанским националистам еще только предстоит отказаться от тех вожделений, от которых уже отказались их соседи" - пишет М. Мазоувер109. Как справедливо, на наш взгляд, отмечает российский исследователь П. А. Искендеров, "проблема создания на Балканах "Великой Албании" - государства, объединяющего территории с преобладающим албанским населением, - приобрела в последнее время не только теоретическое, но и практическое значение. Провозглашение в феврале 2008 г. в одностороннем порядке независимости Косово вновь, как и столетие назад, поставило вопрос о пересмотре всей системы балканского геополитического пространства, сделав уязвимыми границы государств региона. Не только в Косово, но и в Албании, Македонии, Черногории, Греции появляются все новые политические партии и движения, которые выступают за проведение новых "разменов территорий". Это делается для того, чтобы границы "этнической" Албании максимально приблизить к местам проживания албанцев"110. С другой стороны, многие эксперты выражают обоснованные сомнения, что в настоящее время у Албании имеются реальные возможности для того, чтобы выступить в роли своеобразного албанского "Пьемонта". Как указывает, в частности, германский публицист В. Майер, "Албания по-прежнему пребывает в хаосе, что создает для ее соседей проблемы в плане иммиграции и распространения мафиозных структур, но в настоящее время западное сообщество мало что может сделать в самой Албании. Здесь, пожалуй, проявляется также и исторически слабо развитая у албанцев гражданственность. Во всяком случае, в нынешних обстоятельствах Тирана вряд ли может стать выразителем или хотя бы точкой кристаллизации всех албанцев"111. Скорее стоит согласиться с теми учеными-балканистами, кто считает, что "идеи создания "Великой" или "этнической" Албании существуют независимо от заявлений, предостережений и опасений официальной Тираны"112.

Косово хорошо вписывается в новые модели и структуры так называемой "геометрии регионализма", которые в последние годы становятся одним из наиболее актуальных и перспективных направлений научного анализа. Один из ведущих российских исследователей данной темы АС. Макарычев формулирует в этой связи весьма нетривиальную мысль о том, что в современном мире "значение и роль границ определяются не столько географическими категориями, сколько такими размытыми признаками, как "чувство принадлежности", приверженность определенным добровольно разделяемым нормам"113. Эксперт датского Института политических наук при Университете Копенгагена Б. -Х. Йоргенсен более кратко трактует границы как своеобразные "маркеры идентичности"114.

Следует учитывать и усиливающееся действие еще двух факторов, напрямую относящихся к теме нашего исследования. Президент Международного института имени Жака Маритэна У. Свит относит к ним "сдвиг в сторону Realpolitik", "исключающей из публичной сферы мораль", а также укрепляющийся на Балканах "новый национализм". Этот национализм, по словам Свита, "угрожает "зачистить" и вычеркнуть этнические различия и навязать монолитную социальную сцепку"115. Как показывает анализ внешней политики Албании в конце XX - начале XXI в., все эти факторы в значительной мере присущи и ей.

Примечания

1. Цит. по: СМИРНОВА Н. Д. История Албании в XX веке. М. 2003, с. 352.
2. Там же, с. 353.
3. Краткая история Албании. М. 1992, с. 455.
4. Там же, с. 499.
5. Там же, с. 455 - 456.
6. Там же, с. 456.
7. BLEJER M., MECAGNI M., SAHAY R., HIDES R., JOHNSTON В., NAGY P., PEPPER R. Albania: From Isolation Toward Reform. Washington. 1992, p. 3.
8. СМИРНОВА Н. Д. Ук. соч., с. 372.
9. Там же, с. 375.
10. Подробнее см.: KRASNIQI A. The End of Albania's Siberia. Tirana. 1998.
11. Waal de C. Albania Today: A Portrait of Post-Communist Turbulence. L. -N.Y. 2005, p. 10.
12. HAMZA G. Emerging Constitutionalism in Central and Eastern Europe and Freedom of Religion. Notes et documents. 2007, Janvier - Avril, p. 10.
13.URL: daccess-dds-ny.un.or/doc/UNDOC/GEN/N97/084/15/PDF/N9708415.pdf?Ope nElement.
14. URL: daccess-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N97/084/39/PDF/N9708439.pdf7OpenEleme nt.
15. URL: daccess-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/PRO/N97/853/23/PDF/N9785323.pdf70penEleme nt.
16. URL: daccess-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N97/166/46/PDF/N9716646.pdf70penEleme nt.
17. URL: daccess-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/PRO/N97/856/99/PDF/N9785699.pdf?OpenEleme nt.
18. BOGDANI M., LOUGHLIN J.Albania and the European Union. L. -N.Y. 2007, p. 241.
19. URL: setmies.com/cocoon/setimes/xhtnu/en_GB/features/setimes/brealdngnews/2011/0 1/21/nb-00.
20. URL: euobserver.com/news/31686.
21. URL: euobserver.com/news/31237.
22. CAVA LA G., NANETTI R. Albania: Filling the Vulnerability Gap. Washington. 2000, p. V.
23. Le Soir. 24.02.2010.
24. Ibid., 26.02.2010.
25. Danas. 21.10.2010.
26. Medunarodna konferencija "Democratization and Europeanization in the Western Balkans". - Migracijske I etnicke teme. Zagreb. 2010, N 3, S. 329 - 331.
27. Forbes. 11.09.2008.
28. URL: euobserver.com/enlargement/29001.
29. URL: setimes.com/cocoon/setimes/xhtml/en_GB/newsbriefs/setimes/newsbriefs/2010/ 04/15/nb-07.
30. URL: eeas.europa.eu/delegations/ukraine/press_corner/all_news/news/2010/2010_ll_10_01_e n.htm.
31. URL: ec.europa.eu/enlaigement/pdf/key_documents/2012/package/al_conclusions_2012_en.p df.
32. URL: europa.eu/rapid/press-release_MEMO- 12 - 763_en.pdf.
33. URL: euobserver.com/news/31686.
34. URL: osce.org/odihr/elections/103068.
35. URL: punetejashtme.gov.al/en/mission/priorities.
36. СМИРНОВА Н. Д. Ук. соч., с. 379, 411.
37. The New York Times. 12.VII.1982.
38. Цит. по: VICKERS M. The Albanians. A Modern History. L. -N.Y. 1995, p. 230.
39. СМИРНОВА Н. Д. Ук. соч., с. 379.
40. ИСКЕНДЕРОВ П. А. История Косово в прицеле дискуссий. - Вопросы истории. 2010, N 3, с. 38.
41. VICKERS M. Op. cit., p. 46.
42. ИВАНОВА Ю. В. Албанцы и славяне: закономерно ли противостояние? Материалы XXVIII межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов 15 - 22 марта 1999 года. СПб. 1999, с. 24.
43. ГУСЬКОВА Е. Ю. Религиозный фактор в современном балканском кризисе. Роль конфессий в развитии межнациональных отношений: Россия-Балканы-Поволжье. Самара. 2008, с. 440.
44. VICKERS M., PETTIFER J. Albania: From Anarchy to a Balkan Identity. L. 1999, p. 107.
45. NIBLOCK Т., NONNEMAN G., SZAJKOWSKI B. Muslim Communities in the New Europe. Garnet Publishing Limited. Berkshire. 1997, p. 146.
46. JEBTHh M. Савремени цихад као рат. Београд. 2001, с. 333.
47. RETI GY. Albania sorsforduloi. Budapest. 2000, ol. 303.
48. МЕТА В. Shqiperia dhe Greqia 1949 - 1990: Paqja e veshtire. Tirane. 2012, f. 99.
49. МЕТА В. Tensioni greko-shqiptar 1939 - 1949. Tirane. 2007, f. 87.
50. Пит. по: СМИРНОВА Н. Д. Ук. соч., с. 400.
51. URL: mid.ru/bdomp/ns-reuro.nsf/348bd0dald5a7185432569e700419c7a/59b0da28e0f7258843256dab00502117!OpenDocument.
52. ИСКЕНДЕРОВ П. А. "Великая Албания": теория и практика. - Вопросы истории. 2012, N 1, с. 43.
53. Албанский фактор в развитии кризиса на территории бывшей Югославии. Документы. Т. I. (1878 - 1997 гг.). М. 2006, с. 232, 237.
54. The View from Tiirana. The Albanian Dimention of the Kosovo Crisis. - ICG Balkans. N 36, 10 July 1998, p. I.
55. VICKERS M. Op. cit., p. 236.
56. ЧЕРТИНА З. С. Первая мировая война и этничность: пробуждение вулкана. В кн.: Первая мировая война: пролог XX века. М. 1998, с. 367.
57. ERIKSEN Т. Н. Ethnicity and Nationalism. L. 2002, p. 99.
58. МИЛЁ П. "Великая Албания": фикция или реальность? Албанский фактор кризиса на Балканах. М. 2003, с. 150.
59. УЛУНЯН АР .А. Политическая история современной Греции. Конец XVIII в. - 90-е гг. XX в. М. 1998, с. 78.
60. МАРТЫНОВА М. Ю. Косовский узел: этнический фактор. Институт этнологии и антропологии РАЕН. - Исследования по прикладной и неотложной этнологии. N 204, 2008, с. 3 - 4.
61. НИКИФОРОВ К. В. Сербия на Балканах. XX век. М. 2012, с. 138.
62. МАРЬИНА В. В., ЯЖБОРОВСКАЯ И. С. Гулкое эхо прошлого. Послесловие. Национальная политика в странах формирующегося советского блока. 1944 - 1948. М. 2004, с. 510.
63. КУЛАГИН В. М. Международная безопасность. М. 2007, с. 233.
64. Platform for the Solution of the National Albanian Question, Albanian Academy of Sciences. Tirana. 1998, p. 5.
65. МИХАИЛОВИh К., KPECTHh В. "Меморандум САНУ". Одговори на критике. Београд. 1995, с.133 - 136.
66. Цит.по: CANI В., MILIVOJEVIC С. Космет или Kosova. Beograd. 1996, с. 253 - 261.
67. ELSIE R. Historical Dictionary of Kosova. Lanham-Maryland. 2004, p. 2.
68. CASTELLAN G. L'Albanie. Paris. 1980, p. 19.
69. Kosovo's Status: Difficult Months Ahead. International Crisis Group Policy Briefing. Prishtina-Brussels. 20.XII.2006, p. 8.
70. БАТАКОВИh Д. Косово и Метохиjа. Историjа и идеологиjа. Београд-Вальево-Србиjе. 1998, с. 155.
71. HADRI A. Narodnooslpbodilacki pokret na Kosovu. 1941 - 1945. Beograd. 1973, S. 282 - 284.
72. PETRANOVIC В., ZECEVIC M. Jugoslaija 1918 - 1984. Beograd. 1985, S. 412 - 413.
73. BRUBAKER R. Nationalism Reframed: Nationhood and the National Questions in the New Europe. N.Y. 1996, p. 4.
74. 100 години Илинден 1903 - 2003. Прилози од научниот собир одржан на 6 - 8 Maj 2003. Т. I. Скопjе. 2005, с. 14.
75. Pan-Albanianism: How Big a Threat to Balkan Stability? Tirana-Brussels. 2004, p. 2.
76. UNDP: Early Warning Report. 2007, March, p. 16.
77. КУРЯК Е. Косовский бумеранг. В кн.: Косовская мина в Европе? М. 2006, с. 10.
78. URL: balkan-monitor.eu.
79. Ibid.
80. JAKUPI A. Two Albanian States and National Unification. Prishtina. 2004, p. 47.
81. Pan-Albanianism: How Big a Threat..., p. 3.
82. Цит.по: Албанский узел. М. -Л. 1925, с. 63.
83. ГУСЬКОВА Е. Ю. Албанский фактор кризиса в бывшей Югославии. Политика двойных стандартов международных организаций. - Аналитические записки. 2006, июнь, N 18, с. 90.
84. VICKERS M., PETTIFER J. Op. cit., p. 210.
85. Pan-Albanianism: How Big a Threat..., p. 31.
86. ИСКЕНДЕРОВ П. А. Косово: исторические, военно-политические и международно-правовые аспекты проблемы. - Международная жизнь. 2011, октябрь, с. 32.
87. Reuters News Bulletin. 13.IV2001.
88. The Albanian Daily News Bulletin. 05.01.2013.
89. Bujku. 19.12.1992.
90. Illyria. 3.II.1993, p. 5.
91. VICKERS M., PETTIFER J. Op. cit., p. 160.
92. URL: km.gov.al/skedaret/1231927768-Constitution of the RepubHc of%20Albania.pdf.
93. URL: albania-news.ru.
94. JUDAH T. Kosovo: War and Revenge. New Haven-London. 2002, p. 96.
95. Албанский фактор в развитии кризиса на территории бывшей Югославии. Документы. Т. I. (1878 - 1997 гг.). М. 2006, с. 35.
96. Там же, с. 30.
97. MILO P. "Greater Albania" - Between Fiction and Reality. Tirana. 2001, p. 45.
98. ЗАДОХИН А. Г., НИЗОВСКИЙ А. Ю. Пороховой погреб Европы. М. 2000, с. 330.
99. ГУСЬКОВА Е. Ю. Албанское сецессионистское движение в Косове. В кн.: Албанский фактор кризиса на Балканах. М. 2003, с. 29.
100. ДИМИТРИJЕВИh Б. Преглед деjстава арнаутске гериле 1998 - 1999. Косово и Метохиjа у великоалбанским плановима: 1878 - 2000. Београд. 2001, с. 236.
101. ДРЕЦУН М. Други косовски бoj. Ветерник. 2001, с. 19.
102. Kosovo's Long Hot Summer. International Crisis Group Report. Pristina-Sarajevo. 1998, p. 3.
103. ГИОКА С. Албания как фактор стабильности и развития в Балканском регионе. Албания, албанцы и российско-албанские отношения. К 100-летию независимости Албании :1912- 2012. М. 2012, с. 19 - 21.
104. ХОМСКИЙ Н. Гегемония или борьба за выживание: стремление США к мировому господству. М. 2007, с. 92.
105. РАЙТ Л. Аль-Каида. М. 2010, с. 380.
106. ARIK U. Turkey and the International Security System in the 21st Century - Eurasian Studies. Winter 1995/96, N 4, p. 5.
107. HASANI E. The Solution of the Albanian Question as a Precondition for Fruitful Cooperation in the Balkans. - Connections. Vol. II, N 2, June 2003, p. 47.
108. Ibid., p. 46.
109. MAZOWER M. Op. cit., p. 134 - 135.
110. ИСКЕНДЕРОВ П. А. "Великая Албания": теория и практика. - Вопросы истории. 2012, N 1, с. 31.
111. International Politik. Bonn. 2001, Jg. 56, S. 11.
112. ИСКЕНДЕРОВ П. А. Албания и кризисы на постъюгославском пространстве. Албанский фактор кризиса на Балканах. М. 2003, с. 131.
113. МАКАРЫЧЕВ А. С. "Игры понятий": новая "геометрия регионализма" в европейском контексте. - Международные процессы. 2003, сентябрь-декабрь, с. 70.
114. JORGENSEN B.H. Building European Cross-border Co-operation Structures. Institute of Political Science, University of Copenhagen. 1998. November, p. 19.
115. Notes et documents. Institut International Jacques Maritain. 2011. Janvier-Avril, p. 9.




Отзыв пользователя


Нет комментариев для отображения



Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Капустин Л.Г. Обмундирование и форменные отличия сербо-югославянских частей на востоке России. 1918-1920 гг. // Белое армия. Белое дело. №4. 2017. С. 62-78.
      Автор: Военкомуезд
      ОБМУНДИРОВАНИЕ И ФОРМЕННЫЕ ОТЛИЧИЯ СЕРБО-ЮГОСЛАВЯНСКИХ ЧАСТЕЙ НА ВОСТОКЕ РОССИИ. 1918-1920 гг.

      Л.Г. Капустин

      В период с 1918-го по 1920 гг. на территориях, контролировавшихся антибольшевистскими силами, был создан целый ряд сербо-югославянских формирована числа бывших чинов Сербского добровольческого корпуса в России (СДК), созданного в 1916-1917 гг. для совместной борьбы с русской армией против общего врага на фронтах Великой войны, а также из состава военнопленных австро-венгерской армии славянских национальностей. При этом наиболее крупными частями стали: 1 Добровольческий полк Сербов, Хорватов и Словенцев «Майора Благотича» [1] и 1 Югославянский полк «Матия Губеца» [2].

      По первоначальному плану сербского консула Й.Миланковича, придерживавшегося политической ориентации на Сербское королевское правительство и Югославянский комитет в Лондоне, предполагалось сформировать на востоке корпус из югославян по образцу Чехословацкого корпуса (ЧСК), поручив это майору М.Благотичу. Однако последний погиб, и проект так и остался проектом. Тем не менее, меры по консолидации всех вооруженных формирований, стоявших на платформе безусловного подчинения уполномоченным королевского правительства предпринимались.

      Центром политической жизни официального сербского курса стал Челябинск. Сюда были стянуты подчиненные Й.Миланковичу военные формирования, и 8-12 сентября 1918 г. здесь состоялась Скупщина (съезд) Югославянских групп и организаций, которая приняла резолюцию о консолидации всех югославян под флагом Сербского королевства для помощи России, при безусловном отрицании всех прочих течений, групп и формирований. Кроме того, на Скупщине «для консолидации организационной, агитационной, политической и военной деятельности» был создан верховный орган всех югославян в России - Временный Югославянский народный комитет (ВЮНК).

      1 Добровольческий полк Сербов, Хорватов и Словенцев под командованием капитанов 1 класса М.Маринковича [3] и В.Павковича [4], затем капитана И.Божича [5] был сформирован согласно постановлению ВЮНК от 25 сентября 1918 г. (считался сформированным с 29 сентября) на основе Сербского батальона из Казани (ком. - майор М.Благотич, капитан 2 класса П.Вайзец, затем поручик Ч.Протич [6]), Челябинского сербского батальона (ком. - подпоручик Я.Ковачевич [7], позднее - капитан 2 класса П.Вайзец [8]) и нескольких отрядов из Самары: отряда капитана И.Божича (позднее развернутого в конный дивизион полка), кавалерийского дивизиона Ж.Магарашевича [9], /62/ нескольких более мелких команд. Национальный состав полка состоял преимущественно из сербов и хорватов, всех словенцев свели в одну роту. Планировался, но так и не был сформирован 2 Добровольческий полк имени Н.Зриньского [10].

      Согласно донесению консула Й.Миланковича в военное министерство Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев (КСХС), на 29 ноября 1919 г. полк имел следующую структуру: штаб и штабной отдел; два батальона (по четыре роты каждый), конный дивизион (два эскадрона), пулеметная команда, команда связи, полковая амбулатория и подразделение снабжения. Всего насчитывалось более 1200 штыков и сабель [11] (еще в январе 1919 г. было около 5000 человек [12], располагавшихся в Челябинске, частично (поротно) в Уфе, Златоусте, Тобольске). Летом 1919 г. планировалось организовать артиллерийскую часть полка, для чего имелись нижние чины-артиллеристы и несколько офицеров, однако разгром Белой армии и падение фронта не позволили этим планам осуществиться [13]. С 15 октября 1918 г. полк был подчинен 3 Уральскому корпусу, а позднее - 3 армии.

      В противовес официальному сербскому политическому курсу действовали те, кто не желал видеть Сербию во главе Балканского полуострова после окончания Великой войны, и чьи интересы представляла Югославянская комиссия при Отделении Чехо-Словацкого национального совета в России (ОЧСНС), располагавшаяся в Екатеринбурге. Еще летом 1918 г. эмиссары комиссии А.Премужич и Г.Пекле начали формировать в Самаре подчиненный командованию ЧСК югославянский полк, вербуя в него бывших пленных югославянских национальностей. Целью этих усилий было создание армии из представителей балканских народностей (при меньшинстве сербов), которая выражала бы интересы политического курса на создание независимой от Белграда республики Хорватии и Боснии. Поддержку этому плану оказывали военно-политическое руководство ЧСК и Французская военная миссия в Сибири.

      1 Югославянский полк имени Матия Губеца под командованием майора Л.Сертича [14] (с 1920 г. - капитана Й.Ширцели [15]) начал формирование осенью 1918 г. Основу его составил Томский сербский батальон капитана А.Рукавины [16], созданный на основе пришедшей из Новониколаевска роты Л.Сертича (остатки 1 Сербского ударного батальона) и навербованных военнопленных югославян - бывших чинов австро-венгерской армии - в Самаре, Екатеринбурге, Тюмени, Омске и Томске. К осени 1919 г. полк имел следующую структуру: штаб, Сербский, Хорватский и Словенский батальоны (по три роты каждый), офицерская рота, две пулеметные роты, Техническая рота (впоследствии - батальон), два блиндированных поезда «HAIDUK» и «RIJEKA», комендантский взвод охраны, лазарет и несколько ударных рот (боснийцы и личане). Всего в части в Томске насчитывалось 1650 штыков. В начале ноября 1919 г. полк выдвинулся в Нижнеудинск и на ст.Тулун для охраны железной дороги. В военном отношении часть подчинялась 2 Чехословацкой стрелковой дивизии ЧСК.

      После провозглашения 1 декабря 1918 г. Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев (КСХС), ставшего решающим шагом к консолидации всех югославян в Сибири и созданию одного общего политического органа, в марте 1919 г. Югославянские комиссии при ОЧСНС и ВЮНК были ликвидированы, а 4 апреля возникло Югославянское национальное вече, призванное осуществлять общее политическое и организационное руководство всеми югославянами на востоке России. Однако, политический и военный антагонизм, существовавший между представителями сербов и других балканских народностей, сохранялся вплоть до окончания Гражданской войны в Сибири. /63/



      Кроме того, существовал целый ряд мелких отрядов численностью до роты включительно, не вмешивавшихся в политику и занимавшихся в основном охраннополицейской службой в тыловых районах Восточного фронта армии адмирала А.В.Колчака. Они располагаоись в Барнауле, Владивостоке, Екатеринбурге, Златоусте, Иркутске, Красноярске, Омске, Томске, Троицке, Тюмени, Тобольске, Семипалатинске, Уфе, Хабаровске, Харбине, Челябинске, Чите и других городах Сибири, Дальнего Востока и даже в полосе отчуждения Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Небольшими подразделениями югославян располагали соединения атаманов Б.В.Анненкова, И.П.Калмыкова и Г.М.Семенова.

      В военном отношении, формально, все сербские и югославянские формирования с ведома Сербского королевского правительства перешли под командование французского генерала М.Жанена, командующего союзными войсками в Сибири, о чем 21 января 1919 г. французская военная миссия официально уведомила консула И.Миланковича. Однако фактически большинство мелких отрядов на местах подчинялись местным русским военным властям, за исключением 1 Югославянского полка «Матия Губеца», который вышел из-под чешского командования, предполагался к упразднению, но ликвидирован не был и вплоть до эвакуации на родину действовал вместе с чехословаками.

      Обмундирование подразделений отличалось крайней пестротой и оригинальностью в силу отсутствия в Сибири единого формирования югославян (в отличие, например, от чехословаков или румын).

      Еще во время формирования 1 Сербской добровольческой пехотной дивизии (впоследствии корпуса) в России ее чинам была присвоена русская походная форма [17]. Основным отличительным элементом формы одежды сербских добровольцев, выделявшим их среди остальных солдат русской армии во время Великой войны, а затем и /64/ в период Гражданской на востоке России, была «шайкача» («sajkaca» или «шаjача» от «шаjaк» - валяная шерсть) - традиционный головной убор сербской армии, своеобразный символ борьбы за независимость, имевший форму пилотки (для нижних чинов) и жесткого кепи с козырьком (для офицеров). «Кроме чехословаков, к которым все привыкли, по улицам [Иркутска - Л.K.] маршируют отряды сербо-хорватов в своих характерных шапочках пирожком» - писала верхнеудинская газета «Прибайкальская жизнь» [18].

      Вместе с тем, офицеры сербской армии, прибывавшие с о. Корфу для замещения командных должностей в дивизии, сохраняли офицерскую форму, знаки различия, кокарды, награды армии своей страны. В таком обмундировании некоторые сербские офицеры впервые появились в Сибири в начале 1918 г.: «на сербских офицеров, которые носили эполеты и кокарды, ордена и сабли, большевики смотрели с подозрением...». Сербский консул Й.Миланкович, говоря об одном из офицеров, упоминал, «что он пять раз снимал и пришивал сербские эполеты» [19].

      Поскольку воевать на востоке сербы начали вместе с чехами и нередко в составе чехословацких частей, многое в манере ношения обмундирования было позаимствовано у братьев-славян.

      Судя по сохранившимся фотографиям, основная масса сербских солдат носила русскую полевую форму с «шайкачей», причем преобладали предметы произвольного покроя (гимнастерки, френчи, шаровары), лишь в общих чертах напоминавшие уставные русские предметы обмундирования. Подобная практика появилась еще на заключительных этапах Великой войны в 1916-1917 гг., когда ситуация с форменным обмундированием оставляла желать много лучшего, а дисциплина ослабла. В качестве обуви носили в основном ботинки с обмотками, сапоги, иногда ботинки с крагами (по примеру некоторых чехословацких офицеров и нижних чинов).



      Сербская рота поручника Дибича Народной армии Комитета членов Учредительного Собрания, вошедшая летом 1918 г. в Чистополь, характеризовалась полным отсутствием знаков различия, в наличии были «только трехцветные нашивки на рукавах и околышах фуражек» [20]. Вероятно, использовалась расцветка сербского (русского) национальных флагов (бело-сине-красная), а также георгиевские ленты на головных уборах.

      Часть югославян - военнопленных, бывших военнослужащих армии Австро-Венгрии, добровольно или насильно мобилизованных в сербские формирования на востоке, сохранила отдельные предметы обмундирования австро-венгерской армии.

      Сербы, служившие в Партизанской дивизии атамана Б.В.Анненкова, имели /65/ «шапки с кисточками турецкого образца»21. Вероятно, речь идет о фесках - традиционном головном уборе боснийских частей австро-венгерской армии. Вполне вероятно что подобные головные уборы носили и боснийцы-мусульмане в составе ударных рот 1 Югославянского полка «Матия Губеца». Возможно также, что имелись в виду принятые в сербской военной традиции (наряду с шайкачей) головные уборы, встречавшиеся нередко у четников - сербских партизан 1903-1914 гг. - в виде черной папахи, сужавшейся к верху с черным шлыком-лопастью с кисточкой. В этом случае эмблема «адамовой головы», также характерная для сербской партизанской традиции удачно вписывалась в аналогичную «партизанскую» символику атамана Б.В.Анненкова.

      Первые сербы в Партизанском отряде Б.В.Анненкова появились еще летом 1918 г. Как вспоминал сам атаман: «при моем штабе находились на положении комендантской команды 17 человек сербов под командованием сербского унтер-офицера Душана [21]. Указанные сербы попали ко мне в Омске» [23]. Позднее сербы были сведены в роту Партизанского отряда, а в Семиреченской области, уже в Партизанской дивизии атамана Б.В.Анненкова, на 29 января 1919 г. действовал сербский эскадрон численностью в 150 человек поручика Д.Милошевича.

      Сербам, служившим в Партизанской дивизии атамана Б.В.Анненкова, как бойцам этого соединения, полагались углы «на левом рукаве из черно-красной ленты с выпушкой приборного сукна части для всех офицеров и партизан», установленные для чинов дивизии в октябре 1918 г., но носившиеся и ранее, а также шевроны за выслугу лет, установленные приказом по Партизанской дивизии атамана Анненкова за № 285 от 11 ноября 1919 г. - «на правом рукаве на 4 вершка ниже погона угол черного цвета» [24]. Аналогичным образом сербам-анненковцам полагались кокарды с адамовой головой и такие же пуговицы и нарукавные отрядные значки, заказанные атаманом для своих партизан в Омске.

      Судя по единственной известной автору фотографии серба из Партизанской дивизии Анненкова, хранящейся в Государственном музее современной истории России, югославянами (по крайней мере, офицерами) носилась и форма дивизии - гимнастерка-ермаковка с нагрудным клапаном и газырями, отделанная по воротнику, газырям, обшлагам и нагрудному клапану галунной тесьмой, и шаровары с лампасами. Форма дополнялась шайкачей с кокардой.



      В Особом казачьем отряде атамана И.П.Калмыкова сербы появились в 1918 г. Известно, что при вступлении отряда в Хабаровск 5 сентября сербы-калмыковцы /66/ расправились на берегу Амура с бывшими пленными - австро-венгерскими музыкантами. На январь 1919г. в отряде атамана Калмыкова в Хабаровске находилось около 50 человек. Позднее к ним добавились люди из отряда Ж.Магарашевича.

      В Забайкалье, в Особом Маньчжурском отряде (ОМО) атамана Г.М.Семенова действовал укомплектованный добровольцами 2 бригады 1 Сербской добровольческой пехотной дивизии (около 300 человек) 3 батальон 1 Семеновского пешего полка (в составе двух рот) под командованием сербских же офицеров, в мае 1918 г. преобразованный в Отдельный Сербский конный дивизион (иначе - Сербский конный атамана Семенова дивизион; на 29 января 1919 г. насчитывавший около 250 сабель) под командованием подполковника русской службы Драговича [25]. С 25 апреля 1919 г. дивизион вошел в состав 1 Конного атамана Семенова полка, позднее - в 1 Сербский Королевский партизанский отряд (ком. - В.Воскар [26]), осенью 1919 г. воевавший с партизанами в Томской губернии. В феврале 1920 г. остатки подразделения вернулись в Читу вместе с чехами, где ж о всей видимости, влились в Отдельный национальный егерский батальон сербов, хорватов и словенцев.

      Кроме Сербского конного дивизиона, осенью 1918 г. в составе ОМО существовала Отдельная Сербская рота. Позднее, в 1919-1920 гг. в частях атамана Г.М. Семенова несли службу Отдельный национальный егерский батальон сербов, хорватов и словенцев капитана Пишкулича [27] (около 90 человек), Югославянский полк (120 человек), «отряд полевой полиции» (около 50 сербов). Примерно 40 сербов служили в личном конвое атамана [28].

      Сербы в соединениях дальневосточных атаманов также подпадали под общие установления для чинов этих отрядов и могли носить их желтые нарукавные щитки фигурной формы с черной литерой «К» (для калмыковцев) и литерами «ОМО» (для семеновцев), поскольку отрядные значки выделяли чинов этих частей среди других военнослужащих, и командиры не раз указывали на обязательность ревностного ношения подобного рода отличий. Так, приказом по войскам 5 Приамурского корпуса № 11 от 26 октября 1918 г. предписывалось «частям войск, входящим в состав Особого Маньчжурского отряда, иметь знаки на левом рукаве в форме щита из желтой материи с инициалом «О.М.О.» [29], а приказом № 27 от 27 января 1919 г. воспрещалось «ношение нарукавного знака «Особого Маньчжурского отряда» всем чинам армии, не состоящим в списках отряда и ... личного конвоя» [30].

      Сербский конный дивизион подполковника Драговича состоял в разное время и в составе ОМО (позднее, в Маньчжурской стрелковой дивизии) и в конвое атамана, а потому имел право ношения подобных отличий, как и прочие сербские части атамана Г.М.Семенова.

      В полосе отчуждения КВЖД находилось также немало сербо-югославян, как «отставших» при следовании эшелонов 2 бригады 1 сербской дивизии на Салоникский фронт, так и бывших военнопленных. Кроме того, еще с начала века в Харбине была большая сербская диаспора. Многие приехали сюда в процессе строительства железной дороги.

      Весной 1918 г. сербы начали поступать в местные антибольшевистские формирования - отряд «Защиты Родины и Учредительного собрания» полковника Н.В.Орлова (в составе Харбинской морской роты имени адмирала Колчака на 1 сентября 1918 г. состояло 5 сербских офицеров [31]) и Корпус охранной стражи КВЖД (сербы из числа бывших военнопленных появились здесь в апреле 1918 г.). В 1919 г. в составе Охранной стражи имелись две роты сербов. На охране железной дороги был задействован /67/



      сербский отряд, насчитывавший около 300 человек. Генерал Д.Л.Хорват, команду войсками, действовавшими в полосе отчуждения КВЖД, имел «свой личный сербский отряд, имеющий свою фантастичную униформу» [32]. Что подразумевали эти слова, однозначно сказать достаточно трудно: либо конвой генерала (который сам был, как известно, из обрусевших сербов) состоял из югославян, либо имеются ввиду сербы вообще, находившиеся в одном из упомянутых выше соединений, подчинявшихся генералу Д.Л.Хорвату.

      1 Югославянский полк имени Матия Губеца также имел свои отличия. При формировании части летом-осенью 1918 гг., очевидно, широко использовалась русская полевая форма (гимнастерки, шаровары, шинели), которой снабжали полк чехи из своих запасов, поскольку в отношении снабжения он был подчинен чехословакам. До формирования нового государства - Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев (1 декабря 1918 г.) - чины полка старались не носить отличия Сербской королевской армии. На головных уборах была своя круглая кокарда, разделенная на три поля: слева - красное, справа - голубое, а внизу - белое поля [33]. В 1918 г. использовались и белые кокарды с зеленой лентой, обозначавшей принадлежность к войскам Сибирской армии. В качестве головных уборов в это время большинство офицеров и нижних чинов носили чехословацкие фуражки с мягкой тульей.

      Влияние чеховойск проявилось также в знаках различия «юговичей» (как неофициально называли чинов полка), принятых в 1918 г. и имевших прототипом знаки различия ЧСК. Они представляли собой нашивки в форме фигурного щитка (а не прямого, как у чехов) цвета хаки (очень редко - цветного) с алым кантом, нашивавшимся на левом рукаве мундира и шинели выше локтя. /68/

      Воинские чины обозначались диагональными полосами (в отличие от чехословацких знаков, где нашивки были в виде угла острием вверх): золотого галуна для старших офицеров, серебрянми - для младших офицеров, красными - для унтер-офицеров. Впрочем, знаки различия для старших офицеров имел лишь командир полка майор Л.Сертич, соответственно - это звание было старшим в полку. Майор имел 1 золотую диагональную полосу; капитан - 3 серебряных полосы, поручник -2 серебряных, подпоручник - 1 серебряную полосу, наредник - 3 красных полосы, поднаредник - 2 красных, каплар - 1 красную полосу. Щитки редов (рядовых) были без полос.

      Арабскими цифрами, располагавшимися в левом верхнем углу (выше диагональных полос) щитка обозначали номер батальона в полку (1 Сербский, 2 Хорватский, 3 Словенский), а теми же цифрами ниже полос - номер роты в батальоне. На правом рукаве мундира, гимнастерки и шинели между плечом и локтем нашивались прямые темно-синие суконные полоски под углом, обозначавшие срок службы.

      Ограниченно в полку, а, вероятно, что и в других югославянских формированиях, продолжали использовать знаки за ранения, принятые в русской армии (что было обычной практикой и в ЧСК), установленные приказом по военному ведомству № 750 от 25 декабря 1916 г. Эти знаки носились выше левого обшлага гимнастерки, кителя, мундира или шинели и представляли собой горизонтальные нашивки размером 1,5x0,2 вершка (67x10 мм) у офицеров - галунные, по цвету приборного металла, у нижних чинов - красной тесьмы.



      С 1 марта 1919 г. по настоянию сербского консула полк был выведен из подчинения ЧСК и перешел на русское обеспечение. Последнее, по всей видимости, было чисто /69/ формальной уступкой, поскольку реально часть продолжала подчиняться чехословакам действовать вместе с ними (несмотря на решение сербских властей о расформировании полка).

      В 1919 г., судя по сохранившимся фотографиям, чинами полка в качестве головных уборов носились русские фуражки и папахи (различных типов и оттенков, преимущественно белые), сербские «шайкачи» (нечасто), фуражки с мягкой тульей, похожие на британские «tranch cap» и использовавшиеся в 1918 г. чехословаками.

      В качестве формы использовались френчи французского покроя с глухим стоячеотложным воротником, застегивавшиеся на пять крупных пуговиц, с четырьмя большими накладными карманами, так любимыми чешскими легионерами; британские офицерские френчи образца 1914 г. (как оригинальные, так и реплики, похожие лишь в общих чертах на оригинал) с открытым отложным воротником и рубашкой с галстуком; русские защитные (встречались также белые) гимнастерки и шаровары. Ношение британского солдатского обмундирования образца 1902 г. в полку встречалось редко. На ногах использовались ботинки с крагами и сапоги. В холодное время года отмечено ношение однобортных и двубортных шинелей русского типа (на крючках или пуговицах) с башлыком, полушубков, тулупов, рукавиц, перчаток, валенок. В 1919 г. характерной чертой стало появление в некоторых югославянских подразделениях британского обмундирования и снаряжения.

      В ряде сербских частей, например, в Сербском отряде «имени воеводы В.Воскара» (Екатеринбург) носили «шайкачи», британскую солдатскую полевую форму образца 1902 г., а также британское брезентовое снаряжение образца 1908 г. На фотографиях /70/



      того времени у унтер-офицеров видны также поясные ремни с револьверными кобурами. В снаряжение офицеров входил поясной ремень с плечевой портупеей и револьверной кобурой. Тому свидетельство фотография смотра отряда, произведенного 9 мая 1919 г. Верховным правителем России и Верховным главнокомандующим адмиралом А.В.Колчаком и командующим Сибирской армией генералом Р.Гайдой на параде в Екатеринбурге.

      Сербский отряд воеводы В.Воскара, сформированный в конце 1918 г. в Новониколаевске по разрешению генерала МЖанена из военнопленных сербов, насчитывал около 400 человек (две роты). В конце марта 1919 г. отряд прибыл в Екатеринбург и разместился сначала в здании Художественно-промышленного училища, а затем был переведен в одно из городских училищ. Подразделение находилось в составе гарнизона города вплоть до эвакуации в июле 1919 г. Боеспособность отряд имел минимальную, поскольку в нем процветали спекуляция и пьянство. При эвакуации белого Екатеринбурга подразделение распалось, некоторые военнослужащие остались ждать красных, но большинство уехали в Сибирь, где прибились к разным сербским частям и с ними вернулись в Европу.

      По всей видимости, британское обмундирование имели на снабжении и сербы роты капитана С.Джорджевича в Семипалатинске. На это указывает свидетельство очевидца противной стороны: «у сербов наши бойцы взяли ... много английского обмундирования и боевого снаряжения» [34].

      Полк имени М.Благотича в плане снабжения первоначально предполагалось подчинить ЧСК. Однако югославяне выступили резко против, не желая зависеть от чехословаков. Сложившаяся ситуация вызвала 15 октября 1918 г. обращение сербского консула Й.Миланковича к инспектору штаба ЧСК и начальнику военного отдела ОЧСНС в России с просьбой оставить югославские части в вопросах снабжения в составе Уральского корпуса [35]. В результате русские шинели и снаряжение, «шайкачи» (офицерские и нижних чинов) имели чины подразделений 1 Добровольческого полка Сербов, Хорватов и Словенцев имени майора Благотича в Челябинске, чей парад в 1919 г. запечатлели французские кинодокументалисты. Различимы также петлицы на шинелях, но какого они образца - сербского или русского - однозначно сказать сложно. Возможно, что позднее использовалось и британское обмундирование. Однако, до весны 1919 г. и в 1920 г. ношение такового не отмечено.

      В целом же, мелкие сербские части, в большинстве нося русскую полевую форму, либо некое подражание оригинальной сербской, выделялись фуражками-кепи или «шайкачами» (шившимися в Сибири по сербским лекалам), имевшимися, впрочем, далеко не у всех, иногда сохраняя и другие отдельные предметы форменного обмундирования сербской армии, что подтверждается немногими сохранившимися фотодокументами. Военнослужащие носили кокарды королевской сербской армии в национальных цветах посередине с королевским вензелем либо с сербским крестом с огнивами.

      Сербские чины Международной военной полиции во Владивостоке носили френчи со стояче-отложным воротником, русские гимнастерки, шаровары, шайкачи, сапоги и ботинки с обмотками, использовалось русское снаряжение (брезентовые патронташи и кожаные ремни с одношпеньковой пряжкой). На левом рукаве имелась, кпк и у прочих иностранных полицейских, черная повязка с надписью белыми буквами «IMP» («International military police» - «Международная военная полиция» или «МР» («Military police» - «Военная полиция»). /71/



      Очевидно, что свои отличия присутствовали у ряда других колоритных сербских формирований, таких как: 1 Отдельный Русско-Сербский партизанский егерский батальон, 1 Славянский добровольческий отряд, 1 Сербско-польский ударный батальон, Отдельный национальный егерский батальон сербов, хорватов и словенцев, чьи форменные «изыски» пока остаются неизвестными.

      Фотографии свидетельствуют, что в качестве знаков различия использовались русские и сербские погоны с сербскими четырехугольными звездочками, которые при ношении полевого обмундирования британского образца крепили на погончиках shoulder straps (в британской армии не носивших функции знаков различия чинов).

      Чины полка «Майора Благотича», а также большинство мелких формирований, старались использовать систему знаков различия королевской сербской армии - погоны образца 1908 г. Исключение составлял лишь полк «Матия Губеца». /72/

      Рядовые носили «пустые» погоны без звездочек. Унтер-офицеры имели погоны без просветов с одной-четырьмя четырехконечными звездами (каплар - 1 звезда, поднаредник - 2, наредник - 3, расположенные в виде буквы «V», наредник 1 класса - 4 звезды «ромбом»). Обер-офицеры носили галунные погоны с одним просветом (подпоручник -1 звезда, поручник - 2, капетан 2 класса - 3, в виде буквы «V», капетан 1 класса - 4 звезды «ромбом»). Старшие офицеры (военной миссии КСХС во Владивостоке) имели галунные погоны без просветов (майор - 1 звезда, подпуковник - 2, пуковник - 3 звезды буквой «V»),

      Расцветки приборных цветов родов войск сербской армии (пехота - карминный, кавалерия - синий, артиллерия - черный, инженерные части — малиновый), вероятно, строго придерживались уже в 1920 г. на Дальнем Востоке.

      Сербы-офицеры в Партизанской дивизии атамана Б.В.Анненкова имели право на ношение знаков различия дивизии, то есть погон русского образца с углами вместо пятиконечных звездочек.

      Снаряжение (патронные сумки, ремни), помимо британского, применялось также русского образца. Офицеры носили британскую портупею типа «Sam Brown» с одним диагональным ремнем.

      Помимо Отдельного Сербского кавалерийского дивизиона ОМО и эскадрона Партизанской дивизии атамана Б.В.Анненкова в Сибири сербская кавалерия была представлена двумя крупными частями: кавалерийским дивизионом полка имени Благотича (ком. - капитан Р.Шимунич [36]) и 1 Сербским кавалерийским дивизионом (ком. - капитан Ж.Магарашевич).

      Летом 1918 г. в Челябинске капитаном И.Божичем была создана кавалерийская часть, ставшая прообразом кавалерии полка имени Благотича. Кавалерийский дивизион части состоял из двух эскадронов (по 4 взвода в каждом). 1 эскадрон подпоручника Й.Шайновича имел в составе 11 унтер-офицеров и 69 всадников. 2 эскадрон поручника С.Шавича насчитывал 4 офицеров, 19 унтер-офицеров и 59 кавалеристов [37].

      Другой крупной кавалерийской частью являлся 1 Сербский кавалерийский дивизион. Его командир Ж.Магарашевич, бывцщй унтер-офицер СДК в России, был человеком авантюрного склада с атаманской жилкой. Весной 1918 г. в Самаре, получив от большевистских властей конский состав и снаряжение, он сформировал из сербо-югославянской молодежи 1 Социалистический революционный югославянский кавалерийский отряд. В июне, когда чехословаки подошли к городу, Магарашевич присоединился к ним и до осени воевал со своим кавалерийским отрядом при штабе Поволжской группы С.Чечека, так называемый «Сербо-Чешский эскадрон», перебазировавшийся осенью в Бугульму (около 200 сабель).

      Осенью 1918 г., после сформирования полка «имени Благотича», отряд Магарашевича, разросшийся к тому времени до дивизиона перешел в состав этой части в Челябинск, влившись в его кавалерию. Однако вскоре приказом генерала М.В.Ханжина дивизион был переведен в состав гарнизона Красноярска, куда прибыл 20 ноября 1918 г., насчитывая, к началу декабря, в своем составе около 150 сабель.

      Уже в декабре часть участвовала в боях на р.Мане с партизанами и понесла значительные потери. 7 февраля 1919 г. приказом генерала М.И.Афанасьева за снабжение красных партизан патронами и из-за опасности для города дивизион был разоружен. Между тем, весной-летом 1919 г., будучи частично временно прикомандированной к 1 Енисейскому казачьему полку, часть снова действовала вместе с казаками против партизан [38]. /73/

      Пробыв в Енисейской губернии почти год, дивизион раскололся. Очевидно, наиболее дисциплинированная и государственно-настроенная его часть ушла на запад в Челябинск, в состав полка имени «Майора Благотича», снова пополнив там дивизион капитана Р.Шимунича. Остальные кавалеристы, сведенные после после раскола в эскадрон во главе с Ж.Магарашевичем, попытались уйти на Дальний Восток. Однако под Читой их эшелон был остановлен японскими частями, «приобретенное» добро и оружие отобраны. Прибыв во Владивосток, подразделение прекратило свое существование как отдельная воинская единица, Позднее, в Хабаровске, эти югославяне влились в состав частей атамана И.М.Калмыкова.

      Сербская кавалерия была хорошо снаряжена и обмундирована. Во время нахождения в Красноярске 1 Сербского дивизиона Ж.Магарашевича местные газеты писали: «Бравый вид сербских солдат и их великолепные лошади невольно привлекают внимание публики» [39]. Сербы Магарашевича носили черные «шайкачи», за что получили у русских прозвище «Черные гусары» [40]. Обмундирование было, вероятно, русское полевое, полученное еще при формировании отряда в Самаре.

      Вполне возможно, что сербские кавалеристы подражали коллегам Королевской сербской армии и ЧСК. Об этом говорят некоторые детали их обмундирования. Кавалерийский дивизион полка имени Благотича в Челябинске, по словам консула О.И.Миланковича, «имел... хороший прибор, вооружение, новую одежду (красные брюки)...» [41]. Очевидец описывал сербских кавалеристов в Барнауле «в красных штанах, и с перьями на шапках» [42]. Хотя, возможно, имела место неточность автора, и речь шла о членах чешской военно-спортивной организации «Сокол». Однако, в Сибири была также сербская сокольская организация, поэтому перо на «шайкачах» сербами могло также носиться, по всей видимости, неофициально.

      В июне 1920 г. остатки полков «Майора Благотича» и «Матия Губеца» мелкие сербо-югославянские контингенты, сумевшие добраться до ВладиЕ под руководством прибывшей военной миссии КСХС подполковника Ж.Миче сведены в Югославянский полк из двух батальонов (численностью около 3 ООО ч

      Форма полка была подчеркнуто ориентирована на сербскую военную традицию (головные уборы, кокарды, знаки различия). Летом 1920 г. Югославянский полк частично обмундировали во французскую тропическую форму светлого хаки образца 1901 г., принятую для частей колониальной пехоты, располагавшихся во французских владениях Юго-Восточной Азии. Ранее, в августе 1918 г., в аналогичной экипировке во Владивосток прибыл военный контингент из Французского Индокитая и Китая. В 1920 г. такая форма поступила на обмундирование также Латышского полка «Иманта» на Дальнем Востоке.

      Комплект формы включал в себя китель свободного покроя с низким стоячим воротником и широкими вшивными погонами, застегивавшийся на шесть крупных пластмассовых пуговиц, двумя большими набедренными карманами без клапанов (нагрудные карманы отсутствовали), и прямые брюки также свободного кроя навыпуск. Иногда брюки заменялись шароварами темного хаки. Китель для сержантов (также носился чинами полка) отличался наличием отложного воротника и нагрудных карманов. Кроме того, югославяне нижних чинов использовали русские гимнастерки (защитные и белые) и френчи, видимо, оставшиеся от прежней формы. Все бойцы носили шайкачи разных оттенков.

      Офицеры были экипированы офицерскими шайкачами с козырьком, британскими открытыми офицерскими френчами (оригинальными и репликами, «по мотивам» /74/ нала), носившимися с защитными
      иЛИ белыми рубашками с галстуком, закрытыми френчами французского типа со стояче отложным воротником, французской тропической формой. Иногда использовались белые кители (закрытые и открытые) с брюками светлого хаки навыпуск (от французского комплекта). Офицеры военной миссии КСХС носили сербскую офицерскую форму образца 1912 г.

      Нередко шились (подобная практика существовала и до 1920 г.), скорее всего, в частном порядке, мундиры в подражание оригинальным британским офицерским образца 1914 г. и сербским офицерским образца 1912 г., но отличавшиеся от оригиналов размерами воротника, карманами, пуговицами и т.д. Отметим также ношение офицерами полка трехчастных ленточек цветов национального флага КСХС (красно-сине-белых).

      В качестве обуви, как нижними чинами, так и офицерами, использовались ботинки с обмотками и без них (иногда с кожаными крагами) и сапоги.

      Знаками различия были сербские погоны. Очень редко у некоторых нижних чинов оставались нарукавные щитки полка «Матия Губеца». Использовались кокарды Королевской сербской армии (овальные, с алым центром и сине-белой окантовкой, как с вензелем короля Петара I, так без него). Часто кокарды и знаки различия нижними чинам вообще не носились. Снаряжение составляли ремни и патронные сумки (русского) и офицерские портупеи (британского) образцов.



      Высшим воинским званием сербских частей на востоке России был чин майора. Его имел Матия Благотич. После гибели последнего под Казанью в августе 1918 г. высшим званием стал чин капитана 1 класса, хотя генерал М.Жанен и присвоил самовольно капитану 1 класса В.Павковичу звание майора. По крайней мере, так его именовали в официальных документах Французской военной миссии (а после трагической смерти сербский офицер даже был произведен в чин генерал-майора). Однако фактически В.Павкович нового звания не принял и оставался капитаном 1 класса [43].

      В военной миссии КСХС во Владивостоке в 1920 г. высшим чином был подпуковник. Его носил глава миссии Жарко Мичич.

      В 1 Югославянском полку имени Матия Губеца высшим званием был чин майора, который имел командир части Лука Сертич.

      Таким образом, система обмундирования сербо-югославянских войск на востоке России в 1918-1920 гг. представляла собой комбинацию отдельных элементов русского, австро-венгерского, британского, французского, сербского обмундирования и знаков различия, в некоторых аспектах подражая форменным отличиям чехословацкого /75/ войска в России и русских антибольшевистских сил. В силу проблем со снабжением многие югославяне, особенно, из мелких подразделений, носили отдельные элементы гражданской одежды. К относительному единообразию в обмундировании (и то частично) удалось прийти лишь в 1920 г., когда все югославянские части были объединены в Югославянский полк в Приморье и подчинены военной миссии КСХС во Владивостоке.

      1. Благотич Матия (Мата) (15.03.1884-12.08.1918) - окончил начальную школу (Ягодин), гимназию (Крагуевац), начальную школу Военной академии (1901-1905), подпоручник артиллерии (1905). Участник балканских войн 1912-1913 гг., капитан 2 класса, командир батареи 1 дивизиона 4 артиллерийского полка Моравской дивизии. В 1913 г. был командирован в Высшую техническую школу в Брюсселе. Участник Великой войны, капитан артиллерии 1 класса. Член сербской военной миссии в США, майор (1915). В 1916 г. командирован в СДК в Одессе, преподаватель школы офицеров. Добровольно остался в России. В 1917 г. являлся командиром гаубичной батареи запасного батальона СДК, в 1918 г. командовал 2 Одесским Югославянским ударным батальоном, Сербским революционным батальоном на службе в РККА (в июле-августе около 200 человек), прибывшим в июле из Ярославля в Казань и охранявшим Казанский кремль. Во главе батальона перешел на сторону антибольшевистских сил. Погиб в бою за Романовский мост. В 1914-м и 1920 гг. (посмертно) дважды был награжден орденом Звезды Карагеоргия 4 класса с мечами. Был женат, имел двух сыновей. Имя его было увековечено в названии 1 Добровольческого полка Сербов, Хорватов и Словенцев, 2 Мортирной артиллерийской батареи. Городская дума Казани в знак благодарности учредила в мужских и женских гимназиях города по одной именной стипендии, присвоила его имя одному из городских училищ.

      2. Губец Матия (1538-1573) - предводитель крестьянского восстания против местных феодалов в Хорватии и Словении. После поражения повстанцев попал в плен и был убит.

      3. Маринкович Миловой - капитан артиллерии 1 класса, один из организаторов и первый командир 1 Добровольческого полка (29.09.1918-16.01.1919).

      4. Павкович Владимир (1889(?)-1919) - уроженец г.Госпича (провинция Лика, Сербское королевство). Окончил Высшую военную школу в г.Винер-Нойштадте и Венскую консерваторию. Офицер австро-венгерской армии. Владел несколькими европейскими языками. Осенью 1918 г был освобожден вместе с группой офицеров из самарского лагеря военнопленных. В чине капитана 1 класса являлся помощником командира полка капитана М.Маринковича. По оставлении последним полка по болезни был им назначен командиром части, однако официально не был утвержден даже временным командующим полком. С марта по 10 октября (ноября?) 1919 г. являлся командиром 1 Добровольческого полка. У старых солдат части авторитетом не пользовался по причине службы в австро-венгерской армии, однако к весне 1919 г. сделал полк вполне боеспособным и образцовым по меркам Гражданской войны. 10 октября 1919 г. в Красноярске принял группу солдат, пришедших к нему с требованием выдать для самосуда офицера, случайно застрелившего унтер-офицера. Павкович не согласился на это требование, за что был убит в помещении штаба части кавалеристом эскадрона полка Хртковацем. Погребен 12 октября 1919 г.

      5. Божич Иво (09.01.1894-16.06.1962) - словенец, окончил гимназию в Карловцах (1905-1909), Кадетскую школу (1909-1913), офицер 17 Словенского пехотного полка австро-венгерской армии. Попал в плен на русском фронте в Галиции и с 1 января 1915 г. по 1 апреля 1917 г. находился в Туркестане (Ташкенте, Коканде). Одним из первых вступил в СДК (капитан 2 класса), командир роты. Осенью 1917 г. появился в Сибири, командуя эшелоном сербских войск, двигавшихся по Транссибу на Салоникский фронт.

      Являлся единственным официальным сербским военным уполномоченным для сбора добровольцев в Самаре (декабрь 1917 г.- август 1918 г.), затем в Омске, снова в Самаре, с падением которой оказался в Челябинске, где начал формировать сербский отряд. Летом 1919 г. - официальный военный представитель сербских частей в России при русских и союзнических властях. Являлся основателем и первым командиром Конного дивизиона 1 Добровольческого полка, старшим офицером полка и помощником командира, командиром батальона, с 10 ноября 1919 г. по 1920 г. командиром полка, сменив убитого Павковича. После боя под Челябинском отступит пешком вместе с пулеметным взводом и обозом полка в Омск, где находился до его эвакуации. Позднее находился в Красноярске, прошел с остатками полка Сибирский Ледяной поход и во Владивостоке возглавил все сербские части, сосредоточенные и готовившиеся к эвакуации из России (двухбатальонный Югославянский полк). /76/

      С 1920 г. проживал в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев, где преподавал в пехотной школе в Сараево, занимал ряд командных постов в армии Югославии. Принял участие во Второй мировой войне и с апреля 1941 г. по апрель 1945 г. находился в плену. Позднее стал генерал-майором Югославской народной армии, первым словенским военным географом, автором нескольких трудов по военной географии. Был награжден орденом Белого Орла 4 степ, с мечами, британскими и французскими наградами.

      6. Протич Чедомир - поручик, служил во 2 Сербском ударном батальоне подполковника А.Србы (позднее майора М.Благотича), с 9 августа по 29 сентября 1918 г. являлся командиром батальона имени Майора Благотича. Осенью, после гибели майора Благотича, вывел сербский батальон из окружения под Симбирском и привел в Челябинск. 1 апреля 1919 г. «за отличия в делах против неприятеля» был награжден орденом Св. Анны 3 степ, с мечами и бантом. На 22 ноября 1919 г. находился в составе 2 роты 2 батальона полка.

      7. Ковачевич Янко - хорват, уроженец Загреба, подпоручик. Как офицер резерва находился в сербской армии с начала Великой войны. Один из первых чинов СДК в России. Один из первых сербских офицеров, организовавших сербские подразделения в Сибири летом 1918 г. Являлся первым командиром сербской роты в Челябинске. В полку имени Благотича служил командиром роты, находясь со своим подразделением в Троицке. Позднее, служа при штабе полка, был впутан в торговую аферу и уехал во Владивосток. Командовал сербским отрядом во Владивостоке. Осенью 1919 г. по дороге от казарм, располагавшихся на Второй речке, к городу был тяжело ранен неизвестным из револьвера (пуля повредила позвоночник). 9 января 1920 г. умер от полученного ранения в госпитале и был похоронен во Владивостоке на воинском кладбище Egerscheld, на внешней бухте, в шести километрах от города.

      8. Вайзец Павле (Павел Павлович) (1891-?) - хорват, окончил Загребскую гимназию, военное училище в г.Каменице, кадровый офицер австро-венгерской армии, в годы Великой войны попал в плен. В СДК находился при штабе 1 дивизии и корпуса, позднее при Югославянском обществе в Киеве сформировал сербский отряд. В 1918 г. сербским военным атташе был послан в Самару. 7-9 августа 1918 г. являлся временно исполняющим дела командира батальона Благотича в Казани, в августе-сентябре 1918 г. - командиром Челябинского сербского батальона, затем служил в штабе батальона 1 Добровольческого полка имени Благотича. Летом 1919г. находился в составе 44 Сибирского стрелкового полка. Осенью 1919 г. формировал югославянский батальон в войсках Забайкальской области. В 1920 г. находился в составе Сербской военной миссии во Владивостоке.

      9. Магарашевич Жарко - серб, унтер-офицер СДК в России. В начале 1918 г. перешел на службу к большевикам, сформировал 1 Социалистический Революционный Югославянский кавалерийский отряд. При взятии чехословаками Самары перешел на сторону последних, командовал эскадроном и дивизионом. К концу 1918 г. имел чин капитана. К 1920 г. находился в Хабаровске в составе Отдельной Сводной атамана Калмыкова стрелковой дивизии.

      10. См.: Захаров А.М. Создание Сербского добровольческого полка имени майора Благотича в России в 1918 г. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. - 2012. - № 8-2. - С.72.

      11. См.: Поповиђ Н.Б. Срби у грађанском рату у Pycиjи, 1918-1921. - Београд, 2005. - С.137.

      12. См.: Попович Н.Б. Одиссея от Одессы до Красноярска // Родина (Москва). - 2006. - № 7. - С.85.

      13. Военный архив Сербии. Оп. 3. Кор. 3. Пап. 1. Ном. 11. С. 7.

      14. Сертич Лука - майор, в Киеве являлся командиром роты Сербского ударного батальона СДК в России, затем командовал 1 Югославянским полком «Матия Губеца». 16 февраля 1920 г. в Иркутске перешел вместе с большей частью Сербского и Хорватского батальонов полка на сторону Красной армии. Служил инструктором курсов красных командиров. В 1920х гг. вернулся на родину, был арестован, позднее находился под надзором полиции.

      15. Ширцели Иосип (1884-1931) - словенец, капитан, командир Словенского батальона 1 Югославянского полка «Матия Губеца», в 1920 г. - командир полка. В августе того же года возвратился на родину.

      16. Рукавина Анте - капитан австро-венгерской армии, осенью 1918 г. был освобожден капитаном И.Божичем из Самарского лагеря для военнопленных и в конце года, находясь в Томске, формировал Томский сербский батальон под контролем чехословацкого командования.

      17. См.: Югославянские части русской армии в Первой мировой войне. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.pogledi.rs

      18. Прибайкальская жизнь (Верхнеудинск). -1918. -22 окт.

      19. Военный архив Сербии. Оп. 3. Кор. 3. Пап. 1. Ном. 11. С. 2-5.

      20. См.: Бодрова И.А., Капитонова Г.А., Маркина Е.М, Орлова А.Ф. История Чистополя / Учебное пособие. - Чистополь, 2012. - С.102. /77/

      21. См.: Гольцев В.А. Судьба атамана Анненкова. - М., 2009. - С. 128.

      22. Милошевич Душан - предположительно, это Д.Милошевич (1894-1967) - сербский спортсмен, легкоатлет, пловец и футболист, участник Олимпийских игр в Стокгольме 1912 г., участник Великой войны. Попал в плен, наредник (по другим данным, рядовой) СДК в России. Атаман Б.В.Анненковым был произведен в поручики русской службы. Командовал комендантской командой при штабе отряда Б.В.Анненкова; затем ротой, преобразованной в эскадрон. Умер в Белграде.

      23. Цит. по: Марковчин В.В. Одиссея атамана Анненкова. - Курск,2010. - С.47.

      24. См.: Дерябин А.И. Гражданская война в России 1917-1922. Белые армии. - М.,1998.

      25. Драгович - черногорец, офицер СДК, в январе 1918 г. в чине штабс-капитана служил в Особо Манчжурском отряде атамана Г.М.Семенова, в январе-мае 1918 г. - командир 3 (Сербского) батальона 1 Семеновского пешего полка. С мая 1918 г. являлся командиром Отдельного Сербского конного дивизиона. Осенью 1918 г. был произведен в чин подполковника. Командир Сербского конного атамана Семенова дивизиона. Приказом по войскам Отдельного Восточного казачьего и Отдельного 5 Приамурского корпусов № 33 от 30 ноября 1918 г. был назначен запасным членом суда чести. 19 декабря 1918 г. отчислен от должности командира дивизиона (по собственному желанию) с назначением в распоряжение командира 5 Приамурского корпуса.

      26. Воскар (Миланович) Влада - капитан Сербской королевской армии (1912), участник движения четников и Балканских войн 1912-1913 гг. Офицер-инструктор в первой школе четников (1912). В годы Великой войны был командирован в Россию для службы в СДК. В конце 1918 г. сформировал и возглавил отряд из военнопленных сербов в Новониколаевске (около 400 человек), с которым в марте 1919 г. прибыл в Екатеринбург. В составе гарнизона города находился до июля месяца. Осенью 1919 г. возглавлял 1 Сербский Королевский партизанский отряд, воевавший с партизанами в Томской и Енисейской губерниях. Позднее с остатками отряда прибыл в Читу, оттуда - эвакуировался на родину.

      27. Пишкулич - хорват, участник Загребского процесса 1908 г. (по обвинению группы сербов в государственной измене) на стороне Австро-Венгрии. Офицер СДК, в 1918 г. находился в ОМО, в начале 1919 г. служил офицером Сербского конного дивизиона, впоследствии капитан, в 1920 г. командовал югославским батальоном в частях атамана Г.М.Семенова.

      28. 28 См.: Bisher J. White terror. Cossak warlords of the Trans-Siberian. - London, 2005. -P. 218.

      29. Цит. по: Романов A.M. Особый Маньчжурский отряд атамана Семенова. - Иркутск, 2013. - C. 212.

      30. РГВА. Ф.40 307. Оп. 1. Д. 25. Л. 44.

      31. См.: Кузнецов Н.А. Война на Амуре в 1918 году: малоизвестные страницы истории Морской сборник (Москва). - 2010. - Т.1960. - № 7. - С.85.

      32. Мияатовиђ П. С источне стране // Politikin-zabavnik (Београд). - 2015. - 23 jaн.

      33. Автор благодарит за любезно предоставленную информацию В. Милосавлевича (Белград).

      34. Родичкин Н. Незабываемые дни. - Алма-Ата, 1958. - С. 104.

      35. См.: Поповиђ Н.Б. Срби у грађанском рату у Русиjи, 1918-1921. - С.103.

      56. Шимунич Рудольф - хорват, уроженец Загреба. Офицер австро-венгерской армии. Окончил Людвигово военное училище в Будапеште. Позднее находился в составе СДК в России. Имел чин капитана 2 класса сербской службы, перешел на службу в русскую армию, с 16 июня по 10 июля 1918 г. служил начальником штаба 1 армии РККА. Перешел на стороны антибольшевистских сил, принимал участие в боях с красными на Волге. В начале 1919 г. в Челябинске перешел в полк имени Благотича являлся командиром кавалерийского дивизиона 1 Добровольческого полка. 24 июля 1919 г. погиб в бою под Челябинском, командуя сводным отрядом полка и прикрывая за пулеметом отход остатков подразделения. Один из самых опытных и талантливых сербских офицеров в Сибири. Кавалер сербского Ордена Белого орла 4 степ, с мечами, британских и французских наград.

      37. Военный архив Сербии. Оп. 3. Кор. 3. Пап. 1. Ном. 11. С. 7.

      38. РГВА. Ф. 39 940. Оп. 1. Д. 9. Л. 219.

      39. См.: Свободная Сибирь (Красноярск). - 1918. - 23 нояб,; Военные ведомости (Красноярск). - 1918.- 8 дек.

      40. См.: Димитриjевиђ Б. Крваве сибирске авантуре. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.rastko.org.rs/istorija/delo/12425.

      41. Военный архив Сербии. Оп. 3. Кор. 3. Пап. 1. Ном. 11. С. 7.

      42 Sibirien: Erinnerungen aus dem Weltkrieg und aus Russland. Von einem ehemaligen Siebzehn // Dravabanat (Celje). - 1930. - 30 sept.

      43. Военный архив Сербии. Оп. 3. Кор. 3. Пап. 1. Ном. 11. С. 9.

      Белое армия. Белое дело. №4. 2017. С. 62-78.
    • Ljubomir Stojanović. Stari srpski rodoslovi i letopisi.
      Автор: hoplit
      Просмотреть файл Ljubomir Stojanović. Stari srpski rodoslovi i letopisi.
       
      Ljubomir Stojanović. Stari srpski rodoslovi i letopisi. 382 s. Sremski Karlovci: Srpska Manastirska štamparija, 1927.
      Series: Zbornik za istoriju, jezik i književnost srpskog naroda. Odeljenje 1, Knj. 16
      Автор hoplit Добавлен 29.03.2020 Категория Восточная Европа
    • Ljubomir Stojanović. Stari srpski rodoslovi i letopisi.
      Автор: hoplit
      Ljubomir Stojanović. Stari srpski rodoslovi i letopisi. 382 s. Sremski Karlovci: Srpska Manastirska štamparija, 1927.
      Series: Zbornik za istoriju, jezik i književnost srpskog naroda. Odeljenje 1, Knj. 16
    • Искендеров П. А. Сербо-албанский конфликт осени 1913 г. и европейская политика
      Автор: Saygo
      Искендеров П. А. Сербо-албанский конфликт осени 1913 г. и европейская политика // Вопросы истории. - 2017. - № 4. - С. 63-74.
      Публикация посвящена анализу ситуации в сербо-албанских отношениях накануне первой мировой войны в контексте балканской и европейской конфликтологии. Основное внимание уделено кризису осени 1913 г. между Сербией и Албанией и позиции России, а также других великих держав. Исследование базируется на неопубликованных документах из российских и зарубежных архивов.
      Балканский регион выступает в качестве одного из ключевых полигонов реализации различных сценариев межгосударственных, межнациональных, межконфессиональных конфликтов. Исторически присущая Балканскому полуострову межэтническая «чересполосица», сложности формирования государственности у проживающих здесь народов, вовлеченность великих держав — все это служило и продолжает служить питательной средой для разнообразных кризисов и конфликтов, как правило, угрожающих стабильности всей Европы. Одним из характерных примеров подобной модели развития событий стал сербо-албанский конфликт осени 1913 г., поставивший Европу на грань полномасштабной войны.
      В развитие договоренностей, завершивших Балканские войны 1912—1913 гг., великие державы потребовали от Сербии вывести свои войска из пределов предварительно определенных границ Албании, находившейся в то время под верховным управлением Международной контрольной комиссии. В ответ, 19 сентября 1913 г. сербское посольство в Санкт-Петербурге уведомило российский МИД о том, что «Сербия начала выводить войска их Албании, которые там остались только для того, чтобы лучше защитить сербскую территорию от нападений арнаутов (албанцев. — П. И.), пока в Албании не будут организованы нужные власти для обеспечивания (так в тексте. — П. И.) порядка на границе. Между тем по всей линии границы царят самые большие беспорядки. Вооруженные арнауты массами нападают на сербские войска и сербские власти. Сербское правительство имеет также достоверное известие, что готовится организованное, серьезное нападение на нашу территорию и что в Албании пробуют призвать к этому нападению и арнаутов, находящихся на нашей территории, и которые до сих пор были спокойны1.
      Сербское правительство не может терпеть эту анархию распространяемую из Албании с каждым днем все больше.
      Мы решили, с правом, запретить арнаутам всякое приближение к нашей границе и нашим рынкам пока не восстановится нормальное положение и пока арнауты не перестанут враждебно относиться к нашим пограничным властям.
      Кроме этого Сербия всякое новое вооруженное нападение силою остановит и, эвентуально, если пограничные стычки примут большие размеры, сербские войска должны будут вновь оккупировать некоторые стратегические пункты на албанской территории, которые окажутся нужным для обеспечивания нашей границы.
      Также потребуем уплату за те потери и расходы, которые будем иметь из-за таких беспорядков»2.
      В кабинете сербского премьера Николы Пашича не сомневались, что албанские лидеры при поддержке монархии Габсбургов готовят широкомасштабное нападение на сербскую территорию с тем, чтобы вовлечь в орбиту антисербских выступлений, охвативших присоединенные к Сербии районы, и тех албанцев, которые до сих пор сохраняли спокойствие. Однако жесткие действия самих сербских военных властей в присоединенных областях мало способствовали нормализации обстановки. Как следствие — внутренний и внешний фактор сработали одновременно, и антисербское восстание в области Люма к юго-западу от Призрена было усилено вторжением извне в новые границы Сербии албанских отрядов. 20 сентября 1913 г. албанские вооруженные отряды численностью до 10 тыс. чел. пересекли намеченную Лондонскими соглашениями сербо-албанскую границу по трем направлениям. Военные действия охватили как районы собственно Албании, все еще находившиеся под контролем сербских войск, так и территории Западной Македонии и Старой Сербии, которые, согласно решениям Лондонского совещания послов великих держав, были присоединены к Сербии. В последнем случае главными целями албанцев стали города Джяковица и Призрен.
      Во главе отрядов стояли известные албанские вожди: Иса Болетини, Байрам Цурри, Риза Бей, Элез Юсуф и Кьясим Лика. Они действовали по прямому распоряжению Исмаила Кемали, который заверил их в поддержке со стороны Австро-Венгрии и Италии и пообещал, что все занятые в результате наступления территории станут частью Албании. Непосредственное командование частями осуществляли офицеры болгарской армии.
      Единственным из албанских лидеров, кто отказался примкнуть к военной коалиции, стал Эссад-паша, проинформировавший о развитии событий и своей собственной позиции власти Белграда3.
      Находившиеся на границе малочисленные и слабо вооруженные сербские гарнизоны и несколько подразделений жандармов понесли серьезные потери и были вынуждены отступить. На южном направлении албанские отряды, ведомые болгарскими комитаджиями и четами Внутренней македонской революционной организации (ВМРО), сумели занять Охрид и Стругу и продвинулись к Гостивару. 22 сентября Дебар — город с пятнадцатитысячным населением — был занят шеститысячным албанским отрядом, а сербские силы, численностью в две роты, отступили к Кичеву4. Сербские власти сразу же заявили о присутствии в албанских отрядах иностранных офицеров, что подтверждалось собранными ими дипломатическими и иными свидетельствами. В частности, говорилось о тесных связях албанских лидеров с ВМРО и в частности с Янетом Санданским, который в целях подготовки совместного антисербского наступления несколько месяцев провел в Албании в сопровождении других лидеров ВМРО5.
      На северном направлении отряды под командованием Исы Болетини, Байрам Цурри и Кьясима Лики заняли Люму, осадили Призрен и на короткое время овладели Джяковицей.
      Совет министров Сербии 22 сентября издал распоряжение о дополнительной мобилизации резервистов и направлении практически всех находившихся в Южной Сербии сербских войск к Дебару, а также для занятия стратегических пунктов на албанской территории. Была мобилизована Моравская дивизия; два полка резервистов выдвинулись к границе с Албанией из Белграда и Крушеваца и составили сводную дивизию 6. В общей сложности в боевую готовность были приведены части, насчитывавшие до 75 тыс. чел. личного состава и имевшие на своем вооружении артиллерию7.
      В тот же день Австро-Венгрия через сербское дипломатическое представительство в Белграде довело до сведения правительства Сербии свое видение сложившейся опасной ситуации. Сербскому посланнику в Вене было заявлено, что причиной обострения обстановки в районе сербо-албанской границы стало восстание албанцев в новых границах Сербии: «эти мятежи и беспорядки вызвали албанцы»8. Однако их причиной стало то обстоятельство, что сербские войска «все еще удерживают некоторые области, которые принадлежат Албании»9. Кроме того, в вину сербским властям было поставлено закрытие рынков в приграничных с Албанией городах — в первую очередь, в Дебаре и Джяковице — которые албанцы «уже привыкли посещать и снабжаться на них тем, что им необходимо для жизни»10. Если бы сербские войска ранее были отозваны, не было бы нынешних беспорядков и инцидентов — утверждало внешнеполитическое ведомство Австро-Венгрии11.
      Тем временем, 23 сентября российский МИД получил от сербского посольства в Санкт-Петербурге следующее описание событий: «Албанцы атаковали нашу границу вдоль всего фронта, сразу же после того, как наши войска эвакуировали стратегические точки, которые мы занимали до настоящего времени, и которые мы оставили в результате вмешательства великих держав. Албанцы большими массами вторглись на нашу территорию и осадили Дибру (Дебар. — П. И.). Вслед за этим королевское правительство Сербии было вынуждено предпринять меры, упомянутые в предыдущем сообщении в адрес великих держав.
      Одновременно королевское правительство обращает внимание императорского правительства на присутствие среди албанцев болгарских офицеров и считает желательным выступить с энергичными требованиями в адрес временного албанского правительства или отдать необходимые распоряжения европейским властям в Албании с тем, чтобы болгарские офицеры были немедленно удалены»12.


      Албанцы, начало XX века

      Албанцы, д. Фьерза на берегу Дрины

      Раздел османской Албании во время первой Балканской войны

      Варианты границ Албании
      23 сентября российский консул в Битоли — коллежский совет­ник Н. В. Кохманский — телеграфировал на Певческий мост о новых успехах албанских отрядов: «Албанцы заняли город Дибру, покинутый сербскими властями. Сербские войска концентрируются и занимают доминирующие позиции, готовясь перейти в решительное наступление»13. На следующий день российский посланник в Белграде В. Н. Штрандтман сообщил, что «мобилизуется одна Моравская дивизия. Кроме нее к албанской границе выступили два полка мирного состава из Белграда и Крушеваца». А 25 сентября Кохманский дополнил картину: «Албанцы спустились по Дрину, остановившись перед Луковым. Местность Рекалар также занята ими. С запада замечены албанские банды, около двухсот человек, по хребту Ябланицы. Сербы насчитывают наступающих албанцев до двадцати тысяч, утверждают присутствие среди них австрийских офицеров и участие болгарских банд. Сербы готовятся к решительным действиям в Албании. Вновь назначенный командир будущей Битольской дивизии полковник Живанович примет командование»14.
      В Македонии албанским вооруженным отрядам удалось занять, помимо Дебара и Струги, такие крупные города, как Охрид и Гостивар. Под ударами албанцев пали также Пешкопея и Жировица.
      Как сообщал 23 сентября все тот же Кохманский, «большое число албанцев... заняли Пископи, в Дольной Дибре, вытеснив слабый сербский отряд, потерявший до двухсот человек. Спешно посылаются из разных центров войска; отсюда выступил батальон шестнадцатого полка с пулеметами. Ожидается серьезное столкновение при неблагоприятных для сербов условиях, ввиду полного переустройства управления на новых началах»15.
      В сложившейся ситуации правительство Сербии призвало Международную разграничительную комиссию не спешить с отправкой «на место» «ввиду обнаруживающегося движения албанцев на южной границе, несомненно находящегося в связи с событиями в Дибре»16. Кроме того, от внимания сербов и российского консула в Битоли Кохманского не укрылось, что «в качестве драгомана австрийского делегата прибыл из Вены профессор албанского языка, албанский агитатор Покмез. Сербы сообщают нам, что под видом кавасов отправляются влиятельные беи»17.
      Неспокойно было и на границах Черногории. 20 сентября — в день нападения албанских отрядов на Сербию — российский посланник в Цетинье А. А. Гире с тревогой сообщал в МИД о нижеследующем: «Судя по доходящим в миссию отрывочным сведениям, слух о постановленном на Лондонском совещании решении присоединить к Черногории пограничные малиссорские области Хоти и Груда вызвал среди населения этих областей некоторое брожение, выразившееся как в представленных им чрез свое духовенство петициях начальнику европейского оккупационного отряда в Скутари (Шкодер. — П. И.), так и в обычных для этих местностей приемах, а именно — в отдельных убийствах и грабежах.
      Как я уже имел честь сообщить по телеграфу, черногорское правительство обратилось к здешним представителям держав с нотой, в которой ходатайствует о принятии соответствующих мер к прекращению создавшегося положения. Не исключена возможность, что, не дожидаясь принятия таковых мер со стороны европейских держав, черногорцы предпримут карательную экспедицию против племен хоти и груда.
      Некоторым в этом отношении симптомом является производимая ныне мобилизация для сформирования 3000 отряда (по 60 человек из каждого черногорского батальона), который должен собраться в Подгорице 11 сентября (24 сентября по новому стилю. — П. И.). Впрочем, по официальной версии отряд предназначается для усиления гарнизонов в занимаемых черногорцами частях Санджака и, в особенности, в Дьяковице.
      Что касается положения дел вообще в Албании, то и тут, помимо сложной работы по организации управления страной, предстоят немалые затруднения ввиду растущего антагонизма между принадлежащими к различным исповеданиям отдельными группами населения. Так, в г. Скутари и в других албанских городах замечается некоторое проявление вражды между католиками с одной стороны и православными и частью мусульман с другой.
      За последнее время в императорскую миссию изредка поступали петиции от различных албанских общин. Петиции эти были отклонены с указанием, что со всеми подобного рода ходатайствами надлежит в настоящее время обращаться к европейским властям г. Скутари, а затем к представителям держав, которые будут в свое время назначены в Албанию, в том числе и к русскому.
      Я имел тем более оснований относиться с осторожностью к этим ходатайствам, что, по многим признакам, они внушаются не истинными нуждами просителей, а подсказываются последними агентами заинтересованных европейских и балканских государств.
      Создавшееся в Албании положение уже и теперь дает основание заключить, что державам и, в особенности, ближайшим образом заинтересованным из них, то есть Австрии и Италии, придется приложить немало усилий к установлению порядка и спокойствия в создаваемом новом государстве.
      При этом, поскольку я могу судить по доходящим до меня сведениям из Скутари и других албанских центров, а равно и из бесед с моими австрийским и итальянским коллегами, соперничество между этими двумя государствами на почве албанских дел, пока еще несколько сдерживаемое, должно в ближайшем будущем проявиться с большею силою, что, по крайнему моему разумению, может до известной степени облегчить нашу собственную задачу в албанском вопросе, освободив нас от необходимости активного вмешательства в связанные с ним дела, последствия которого, при заинтересованности в них черногорцев и сербов, точному учету пока не поддаются.
      В последнюю минуту перед отправлением курьера я получил доставленную вице-консульством в Скутари циркулярную телеграмму, с которой нотабли г. Дураццо (Дуррес. — П. И.) обратились к английскому адмиралу и к консулам всех держав. В телеграмме выражается ходатайство о перенесении резиденции правительства из Валоны (Влера. — П. И.) в Дураццо, об образовании нового кабинета, а также о скорейшем избрании князя и организации управления страной»18.
      В тот же день Гире послал в Санкт-Петербург еще более тревожную телеграмму — правда, речь в ней шла в основном о кадровых вопросах. Он «покорнейше» просил известить, «когда следует ожидать прибытия сюда Петряева. Развертывающиеся в Албании события требуют уже ныне пребывания в ней нашего представителя опытного и облеченного нужным авторитетом. Следить с успехом за ними отсюда миссия не имеет возможности»19.
      После занятия Дебара албанские отряды продолжили продвижение вглубь Сербии. 29 сентября в Люме произошло ожесточенное сражение передовых сербских постов 10-го полка с албанскими отрядами, в ходе которого сербы потеряли более 20 солдат и были вынуждены отойти к Бицану, а вслед за этим — к Люмской-Куле, так как отряды дебарско-малиссийских албанцев обошли сербские части с фланга в районе Топояна и создали реальную угрозу их окружения. При этом, как сообщал российский вице-консул в Призрене Емельянов, «арнауты дьяковской малиссии пока спокойны; предводители их полковники Риза-бей и Байрам-Цура просят сербов о скорейшем проведении границы, что, будто бы, положит конец массовым нападениям албанцев на сербов».
      Тем временем продвижение албанцев вглубь Сербии продолжилось. 1 октября, пройдя Топоян, они напали на роту сербов около Враничи, которой пришлось отступать с боем. Из Призрена в направлении Враничей было спешно отправлены три роты 18-го полка, а из Люмской-Кулы — три роты 10-го полка сербской армии. А 3 октября телеграф принес от находившегося в Призрене Емельянова еще более пугающее сообщение: «Восстали момляне и хасняне. Все усилия албанцев направлены к захвату с. Журы, где находится полевая батарея и пехота, защищающие подступ к Призрену. Артиллерийская стрельба не прекращается все время. В случае захвата с. Журы Призрену грозит серьезная опасность. Войск для защиты города недостаточно».
      В Вене сообщения о военных успехах албанцев вызвали неподдельную радость. Местная пресса восхваляла героизм албанских отрядов и требовала пересмотреть выработанную в Лондоне пограничную линию в соответствии с изменившейся военной ситуацией. Австро-венгерские дипломаты настаивали на том, что никакого вторжения извне не было, вооруженное выступление против сербских властей вспыхнуло в границах Сербии, и уже потом было поддержано албанцами с территории собственно Албании20.
      Воодушевленный подобной поддержкой Исмаил Кемали потребовал исключить занятые албанцами земли из состава Сербского королевства и даже предложил провести по этому вопросу референдум среди населения приграничных районов. В качестве гарантов его законности и демократичности он предложил использовать самих вооруженных албанцев.
      Однако плебисциту на штыках не суждено было осуществиться. В начале октября две сербские дивизии выступили из Скопье. Они остановили албанские отряды у села Маврово и вытеснили их за пределы Королевства. Вслед за этим сербские войска пересекли «лондонскую» сербо-албанскую границу в целях их преследования21.
      Тем не менее, потери сербской армии оказались значительными, вследствие высокой технической оснащенности албанских отрядов, имевших на своем вооружении артиллерию и, по сведениям сербских официальных лиц, подчинявшихся командованию иностранных офицеров, под руководством которых и были достигнуты первоначальные успехи. По мнению сербского правительства, в подготовке вооруженных албанских выступлений принимали участие представители ряда иностранных государств, в первую очередь, Австро-Венгрии и Болгарии, о чем свидетельствовали перехваченные сербскими представителями шифрованные телеграммы, направлявшиеся болгарскими офицерами, находившимися в Албании (в частности, в Дурресе) через Каттаро, Сараево, Будапешт и Бухарест в Софию. По сообщению сербского поверенного в делах в Риме, итальянское правительство также не отрицало присутствия среди албанцев иностранных офицеров. Что же касается косвенных данных о причастности к этим событиям итальянской стороны, то сербский кабинет решил не придавать им особого значения, несмотря на полученное от митрополита Дурреса Якова сообщение об уступке Австро-Венгрией и Италией центральному албанскому правительству артиллерийских орудий и другого вооружения, захваченного итальянскими войсками в Триполи в ходе итало-турецкой войны22. Одновременно на сербское правительство произвело весьма благожелательное впечатление доверительно сообщенное маркизом А. ди Сан-Джулиано сербскому поверенному в делах в Риме пожелание его правительства, чтобы Сербия обнародовала заявление об отсутствии у Королевства каких-либо агрессивных намерений в отношении Албании. По мнению итальянского министра иностранных дел, подобное заявление, с одной стороны, предоставило бы великим державам возможность успокаивающим образом воздействовать на правительство Австро-Венгрии, а с другой — облегчило бы для самой Сербии занятие тех районов Албании, которые она считает жизненно важными для обеспечения безопасности своей границы. Сербское правительство последовало данному совету, и 2 октября 1913 г. было опубликовано его заявление23.
      Разгромив вторгшиеся на территорию Сербии албанские отряды, королевское правительство распорядилось о закрытии для албанцев рынков в приграничных сербских городах — в первую очередь, в Дебаре и Джяковице. Как сообщал из Белграда Штрандтман, сербское правительство «считает эту меру необходимой не только для действий против албанцев, но и ввиду брожения среди сербских мусульман»24. По словам военного министра М. Божановича, имевшего встречу со Штрандтманом, обстановка в районе боевых действий сложилась весьма серьезная, и она может потребовать новой крупномасштабной экспедиции в Северную Албанию. Он, также как и ранее Спалайкович, выразил уверенность в том, что Австро-Венгрия воздержится от каких-либо враждебных в отношении Сербии шагов, так же как и ослабленная недавней войной Болгария. Одновременно министр иностранных дел Сербии попросил Штрандтмана довести до сведения российского внешнеполитического ведомства, «что Моравская дивизия, двинутая против албанцев, по мере возможности не переступит линии Черного Дрина. Остальные мобилизованные войска предназначаются для охраны порядка в стране»25.
      Озабоченный сложившейся ситуацией, а также судьбой оказавшегося под угрозой сербского займа министр финансов Сербии Л. Пачу, временно исполнявший обязанности председателя Совета министров, призвал находившегося в отпуске Пашича немедленно вернуться к исполнению своих обязанностей в надежде, что он найдет выход из создавшегося положения и сумеет избежать нежелательных в данный момент политических осложнений26.
      Однако антисербская кампания, инициированная державами Тройственного союза, уже набирала обороты. 3 октября российский поверенный в делах в Берлине Броневский телеграфировал: «Из разговора с Яговым по поводу албанских дел узнал, между прочим, что германский посланник в Белграде сделал там в дружественной форме аналогичное с австрийским и итальянским представителями заявление о необходимости для Сербии не сходить с почвы Лондонских постановлений. В том же смысле высказался он и здешнему сербскому поверенному в делах, уехавшему ныне на несколько дней в Белград».
      В тот же день наметилась определенная ясность и в перспективах деятельности Международной разграничительной комиссии. Ее председатель, российский военный агент в Черногории, генерал-майор Н. М. Потапов сообщил в Цетинье, что «на основании доклада топографов и по обсуждении общего положения дел на месте комиссия постановила испросить одобрения правительств на решение ея начать работы от Охриды». В связи с этим, все делегаты направили в свои страны идентичные телеграммы следующего содержания: «Комиссия, изучив вопрос о пункте, с которого она начнет свои работы, большинством голосов предлагает выбрать таковым южную часть границы Охридского озера. Она решила, что каждый из делегатов телеграфирует своему правительству и испросит, не имеется ли возражений против этого проекта с точки зрения политической ситуации. Комиссия будет готова покинуть Скутари к 10 октября (по старому стилю. — П. И.). В случае принятия ее проекта комиссия просит известить Сербское правительство и заинтересованные власти».
      Говоря об австрийском, итальянском и болгарском факторах в обострении обстановки на сербо-албанской границе, следует упомянуть и о факторе греческом. В секретной телеграмме от 25 сентября 1913 г., посвященной данному вопросу, российский поверенный в делах в Белграде Штрандтман писал:
      «Сербский поверенный в делах в Афинах сообщает, что Венизелос (глава греческого правительства. — П. И.) весьма озабочен ходом переговоров с Турцией об островах, известиями о мобилизации в Малой Азии и выговоренным себе Турцией правом оккупировать еще в течение двух месяцев отходящие к Болгарии территории, чтобы иметь непосредственный доступ к греческой границе. Объявленная в Греции приостановка демобилизации вызвала сильное неудовольствие населения. Венизелос поэтому обращает внимание сербского правительства на желательность соблюдения осторожности в албанском деле, но с своей стороны принимает меры к отпору албанцев в случае их движения на юг и разрешил перевозку сербских войск по железной дороге чрез Салоники на Битоли»27.
      С другой стороны, в беседе с представителем Санкт-Петербургского телеграфного агентства В. Сватковским, состоявшейся в Вене 4 октября 1913 г., Пашич следующим образом недвусмысленно резюмировал позицию своего правительства в отношении событий на сербо-албанской границе: «Во всяком случае, стратегические пункты мы займем, а там увидим»28. Характерным проявлением подобного подхода явилось открытие, правда, без прямого указания самого Пашича, на албанской территории вблизи Охридского озера, сербского таможенного поста29.
      Помимо негативной реакции в правительственных кругах великих держав, в первую очередь, в Австро-Венгрии, резкое обострение ситуации на сербо-албанской границе вызвало новую волну критики в адрес Сербии на страницах европейской, прежде всего, австро-венгерской и германской, печати. По словам центрального органа австрийской Христианско-социальной партии газеты «Райхспост», «порядки на сербо-албанской границе царят возмутительные, если великие державы не заступятся заблаговременно за неприкосновенность Албанского государства, то кровопролитие примет угрожающие размеры. Ведь нельзя же признать уничтожение албанцев сербами за нормальный порядок в Албании»30. А газета «Дойче тагесцайтунг» полагала, что обострение сербо-албанских отношений могло повлечь за собой серьезное обострение всего комплекса международных отношений в Европе, в силу того, что балканские государства, по ее словам, весьма неохотно очищают «временно оккупированные ими территории»31.
      Через несколько дней в номере от 27 сентября 1913 г. газеты «Райхспост», которая еще раз привлекла внимание своих читателей к проблеме сербо-албанских отношений, подчеркивалось, что «во вновь завоеванных сербами областях господствует небывалое и возмутительное отношение к католическому населению»32. По мнению газеты, которое имело достаточно широкое распространение в общественно-политических кругах Австро-Венгрии, сербское правительство стремилось заключить соглашение с Ватиканом исключительно в целях борьбы с австро-венгерским покровительством по отношению к католическому населению присоединенных к Королевству областей33.
      По мере развития кризиса на сербо-албанской границе, в Белград стали поступать неблагоприятные для Сербии известия из соседней Болгарии, где была проведена частичная мобилизация, повышена боеготовность войск, находившихся на сербо-болгарской границе, а также активизировалась деятельность болгарских агитаторов среди населения Македонии, которое предупреждалось о вероятном новом вооруженном столкновении двух государств и побуждалось к восстанию в случае появления болгарских войск на территории Сербии. В результате, сербское правительство было вынуждено, предвидя массовые выступления протеста в присоединенных к стране областях, помимо направления подкреплений на сербо-албанскую границу, еще больше увеличить количество мобилизованных воинских частей и разместить отдельную дивизию на оборонительных позициях на Овчем Поле, приведя в полную боевую готовность в общей сложности более 75 тыс. чел. с соответствующими артиллерийскими частями34.
      В это же время значительно усилились антисербские настроения в Турции, на что сербскому поверенному в делах в Берлине указал германский имперский канцлер Т. Бетман-Гольвег, еще раз настоятельно посоветовавший Белграду не вмешиваться в албанские дела35.
      В самой Сербии, в связи с вышеуказанными событиями, общественное мнение и политические круги пришли в сильное возбуждение и призвали правительство предпринять самые решительные меры против албанцев, что привело к возникновению серьезного внутриполитического кризиса. Оппозиционные депутаты в скупщине потребовали от кабинета Пашича представить всесторонний отчет о своей деятельности и наказать тех должностных лиц, по вине которых безопасность государства была поставлена под угрозу. Реальная возможность отставки нависла над военным министром Божановичем и министром финансов Пачу, не пожелавшим в свое время выделить необходимые кредиты на содержание дополнительных воинских контингентов в южных областях Сербии. Правительство нашло, однако, возможность возложить всю ответственность за кризис на бывшего ближайшего помощника воеводы Путника генерала Ж. Мишина, подготовившего, по мнению правительственных кругов, непродуманный план размещения сербских гарнизонов вдоль сербо-албанской границы, имевшей протяженность около 500 км36. Король Петр издал указ о его увольнении, что, в свою очередь, вызвало новую волну протестов и нападок на кабинет Пашича, положение которого, в свете предстоявшего открытия заседаний скупщины и готовившихся оппозиционными партиями запросов по вопросам внутренней и внешней политики, потеряло прежнюю устойчивость37.
      В сербском правительстве существовали два взгляда на стоявшие перед страной насущные задачи. С одной стороны, присутствовало понимание необходимости использовать мирную передышку, наступившую после двух Балканских войн, для того, чтобы организовать административное управление, создать судебные власти, пограничную и иные службы в присоединенных к Сербии областях, а с другой, — и этот взгляд превалировал — среди членов правительства существовало твердое убеждение в том, что «Австро-Венгрия и Италия не дадут порядку водвориться в Албании и, что, следовательно, необходимо теперь же добиваться исправления установленной на Лондонской конференции послов, невыгодной для Сербии в стратегическом и экономическом отношениях, границы»38.
      Тем временем, итальянский поверенный в делах в Сербии, по поручению маркиза А. ди Сан-Джулиано, передал сербскому правительству еще одно настоятельное указание итальянского кабинета соблюдать крайнюю осмотрительность в албанских делах, ибо военная партия в Австро-Венгрии оказывала энергичное давление на свое правительство с целью побудить его предпринять решительные действия против Сербии. В ответ Спалайкович отметил, что Сербия вынуждена предпринимать решительные действия ввиду угрожающей ей со стороны Албании опасности и добавил, что отношение Австро-Венгрии к этому вопросу ему безразлично, ибо венское правительство, по его мнению, не решится на активные выступления. Одновременно сербское правительство получило аналогичные советы и от Германии. Бетман-Гольвег заявил сербскому поверенному в делах в этой стране, что Австро-Венгрия ищет удобный повод для вмешательства в балканские дела, и что Россия в данных условиях не окажет поддержку сербским устремлениям39.
      Европа была не просто шокирована непрекращающимся кровопролитием на Балканах, только-только переживших две разрушительные войны. Сами европейские дипломаты уже слишком устали от многомесячных дискуссий вокруг принципов сербо-албанского разграничения и не были намерены вновь погружаться в эту проблему. Пройдет несколько месяцев, и британский министр иностранных дел Э. Грей 4 июня 1914 г. заявит своему посланнику в Риме, что Сербии нечего искать в Албании — по крайней мере «до тех пор, пока уважается граница Албании, установленная международным решением»40. Сербо-албанский конфликт миновал свою острую фазу, правда, ненадолго...
      Примечания
      Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ в рамках исследовательского проекта РГНФ («Историческая типология межнациональных конфликтов на примере Балкан»), проект № 14-01-00264.
      1. Документи о спољној политици Краљевине Србије. К. VI. Св. 3. Београд. 1984, с. 306.
      2. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. Политархив, оп. 482, д. 2091, л. 20-21.
      3. Документи о спољној политици Краљевине Србије 1903—1914. К. VI. Св. 3. Београд. 1986, с. 347, 351, 359, 378, 379, 406, 418.
      4. АВПРИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 530, л. 254; д. 531, л. 346, 348.
      5. Документа..., к. VI, св. 3, с. 537. К. VII. Св. 1. Београд. 1986, с. 191-192, 335-336, 478.
      6. БАТАКОВИН Д. Есад-паша Топтани и Србија 1915 године. In: Србија 1915 године. Београд. 1986, с. 305.
      7. АВПРИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 3341, л. 370; ф. Канцелярия. 1913, оп. 470, д. 113, л. 370, 371.
      8. Документа..., к. VI, св. 3, с. 356.
      9. Ibidem.
      10. Ibidem.
      11. Ibidem.
      12. АВПРИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 2091, л. 31.
      13. Там же, л. 35.
      14. Там же, л. 45.
      15. Там же, л. 34.
      16. Там же, л. 50.
      17. Там же.
      18. Там же, л. 23.
      19. Там же, л. 24.
      20. Документа..., к. VI, св. 3, с. 407—409.
      21. ХРАБАК Б. Арбанашки упади и побуне на Косову и у Македонией од краја 1912. до краја 1915. године. Врање. 1988, с. 52—64.
      22. АВПРИ, ф. Канцелярия. 1913 г., оп. 470, д. ИЗ, л. 386.
      23. Там же, ф. Политархив, оп. 482, д. 530, л. 168—170; д. 531, л. 367.
      24. Там же, ф. Канцелярия. 1913 г., оп. 470, д. ИЗ, л. 371.
      25. Там же, л. 378.
      26. Там же, ф. Политархив, оп. 482, д. 530, л. 167. Заключенный правительством Сербии с консорциумом французских банков контракт на пятипроцентный заем в 250 млн франков сроком на 50 лет был подписан 8 сентября 1913 года.
      Согласно данному документу, размер немедленного аванса составил 20 млн франков, причем 8 млн должны были быть выплачены уже 9 сентября. С сербской стороны заем был гарантирован доходами сербских государственных монополий, дававших в течение предыдущих лет до 13 700 000 франков чистого свободного остатка, который и должен был послужить основой для покрытия годовых взносов по заключенному займу, предусмотренных в размере 12 500 000 франков по процентам и 1 200 000 франков по платежам (там же, л. 153). Однако сам процесс котировки займа затянулся до начала 1914 г., в первую очередь, вследствие осложнения внешнеполитического положения Сербии из-за ее политики в албанском вопросе. Там же, д. 531, л. 467.
      27. АВПРИ, ф. Канцелярия. 1913 г., оп. 470, д. ИЗ, л. 373.
      28. Там же, ф. Политархив, оп. 482, д. 2907, л. 4.
      29. Там же, д. 531, л. 360, 369.
      30. Reichspost. 24.IX.1913.
      31. Deutsche Tageszeitung. 24.IX.1913.
      32. Reichspost. 27.IX.1913.
      33. Ibidem.
      34. АВПРИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 530, л. 170; д. 531, л. 349.
      35. Там же, д. 531, л. 362.
      36. Там же, д. 530, л. 171, 180а.
      37. Там же, л. 163.
      38. Там же, д. 531, л. 350.
      39. Там же, л. 352.
      40. Цит. по: ЕКМЕЧИН М. Ратни циљеви Србије 1914. Београд. 1973, с. 31
    • Искендеров П. А. Абдюль Фрашери
      Автор: Saygo
      Искендеров П. А. Абдюль Фрашери // Вопросы истории. - 2016. - № 12. - С. 16-28.
      Публикация посвящена одному из самых ярких представителей албанского национально-освободительного движения Абдюлю Фрашери (1839—1892). Автор анализирует основные этапы его жизни и политической деятельности. Основное внимание уделено активной роли А. Фрашери в деятельности Призренской лиги (1878—1881) и его видению путей формирования национальной албанской государственности.
      Трудно переоценить роль, которую сыграл в развитии албанского национально-освободительного движении и становлении государственности Албании Абдюль Фрашери. Старший из трех знаменитых братьев Фрашери (Абдюль, Наим и Сами), навечно вписавших свои имена в албанскую историю, стоял у истоков Призренской лиги (1878—1881 гг.), поднявшей знамя борьбы за освобождение Албании от гнета Османской империи и объединение всех албанонаселенных земель в единое государственное образование. Эти идеи были развиты следующим поколением албанских патриотов. Они нашли свое воплощение в провозглашении независимости Албании 28 ноября 1912 г. и в дальнейшем развитии Албанского государства уже после первой мировой войны. «Одни из самых уважаемых руководителей албанского национального движения» — так характеризует братьев Фрашери авторитетный албанский историк Кристо Фрашери1.
      Абдюль Фрашери — выходец из большой и знаменитой семьи. Помимо уже названных трех братьев в албанскую историю вписаны имена и других ее представителей. Сыном самого Абдюля был Мидхат Фрашери — основатель национального движения «Балли Комбетар», сыгравшего неоднозначную роль в истории национально-освободительной борьбы албанцев в годы второй мировой войны. Согласно официальной историографии периода правления Энвера Ходжи, «Балли комбетар» являлось националистическим антикоммунистическим движением, сотрудничавшим с оккупантами. Оппоненты коммунистов отстаивали прямо противоположную точку зрения.
      Абдюль Фрашери родился 1 июня (по другим данным — 17 августа) 1839 г. в городке Фрашер в обедневшей албанской аристократической семье («Фрашери» в албанском языке означает — «из Фрашера», «фрашерец»). Его отец Хали-бей Фрашери возглавлял нерегулярные албанские отряды, действовавшие в составе армии Османской империи. После смерти отца Абдюль Фрашери вместе со своими двумя младшими братьями отправился в Янину (город со смешанным албано-греческим населением на территории современной Северной Греции). Там он получил блестящее для своего времени образование у известного албанского ученого и педагога Хасана Тахсини, который преподавал Абдюлю философию, математику, а также арабский, персидский, греческий и французский языки. При этом пребывание и учебу Фрашери в Янине курировал лично местный губернатор.
      Начало общественно-политической деятельности Абдюля приходится на конец 1860-х гг., когда в албанонаселенных районах Османской империи стало активно разворачиваться национально-освободительное движение, особенно усилившееся в условиях Великого восточного кризиса 1875—1878 гг. и русско-турецкой войны 1877— 1878 годов. В мае 1877 г. Фрашери создал в Янине тайный комитет, в который вошли представители большинства районов Южной Албании. Его главной целью было объявлено достижение военно-политического соглашения с Грецией и совместное вооруженное выступление против Османской империи, занятой в то время войной с Россией. В качестве предварительной меры по реализации данной программы Янинский комитет установил связи с албанскими офицерами, находившимися в составе турецкой армии, а также предпринял дипломатические усилия на греческом направлении.
      В июле 1877 г. Абдюль Фрашери провел секретные переговоры с высокопоставленным представителем Министерства иностранных дел Греции Э. Мавроматисом. Но если вопросы совместных военных действий греческой армии и албанских вооруженных отрядов не вызвали серьезных разногласий, то проблема будущего устройства Албании и особенно ее границ фактически сорвала достижение соглашения. Греческая сторона требовала документально зафиксировать передачу Греции значительной части Южной Албании вплоть до реки Шкумбин, отказываясь в противном случае признавать Албанское княжество2. Не способствовала достижению албано-греческого соглашения и ситуация на балканских фронтах, в частности, приостановка наступления русской армии в районе Плевны.
      Ситуация вокруг Янинского комитета и его планов изменилась к концу 1877 г., когда в состав парламента Османской империи на основе введенной султаном Абдул-Хамидом в 1876 г. конституции были избраны сам Абдюль Фрашери и несколько его единомышленников-албанцев, а русская армия прорвала оборону Плевны и стала развивать стремительное наступление на столицу Османской империи. В сложившейся ситуации Афины сочли необходимым вернуться к обсуждению военного взаимодействия с албанцами и командировали во второй половине декабря 1877 г. на переговоры с Фрашери депутата греческого парламента Стефаноса Скулудиса. Однако греческие политические требования вновь сорвали достижение соглашения. Фрашери категорически отверг идею Афин о создании на территории Албании вассального княжества, на трон которого Греция собиралась усадить сына собственного короля Георга Николая. Он настаивал на признании Грецией независимости Албании и заключении между двумя государствами равноправного военного-политического союза против Османской империи. Остались неурегулированными и территориальные споры3.
      В результате Абдюль Фрашери принял решение прекратить переговоры и поставить вопрос о национальной государственности Албании в более широком контексте — в виде образования Албанской лиги, включавшей в себя представителей всех населенных албанцами районов Балкан и являвшейся ядром и моделью будущего Албанского государства. Соответствующие идеи обсуждались в рамках созданного в декабре 1877 г. в Стамбуле Центрального комитета по защите прав албанской национальности («Стамбульский комитет»). Его председателем был избран Абдюль Фрашери. В ходе дискуссий в рамках заседаний Стамбульского комитета было принято решение — ввиду в очередной раз изменившихся международных условий (подписание 3 марта Сан-Стефанского прелиминарного мирного договора, который не признал независимость Албании, а также все более отчетливое намерение балканских стран присоединить территории, которые албанцы считали неотъемлемой частью собственного государства) отказаться от идеи немедленного провозглашения независимости страны, а сделать упор на лозунг создания в рамках Османской империи отдельного албанского вилайета с тем, чтобы воспрепятствовать планам балканских столиц по расчленению Турции и оккупации соответствующих областей. В конце мая 1878 г. Стамбульский комитет выступил с обращением, в котором говорилось: «Мы горячо стремимся жить в мире со всеми соседями — Черногорией, Грецией, Сербией и Болгарией. Мы не требуем и не хотим ничего от них, но полны решимости твердо удерживать все то, что является нашим»4.
      Албанская лига («Кувенд») была созвана в городе Призрен 10 июня 1878 года. В центре дискуссий в первые же дни ее работы оказались программные принципы и требования, в первую очередь, характер самой лиги. Представители албанских чиновников и духовенства, стоявшие на позициях поддержки Османской империи, заявили о необходимости выдвинуть лозунг не албанской, а мусульманской лиги, объединяющей всех мусульман Европейской Турции. Однако подобная идея была отвергнута Абдюлем Фрашери, отстаивавшим радикальные требования. В своем выступлении перед делегатами Призренской лиги он, в частности, заявил: «Цель кувенда состоит в том, чтобы встретить натиск безжалостных врагов, заключив албанскую бесу и дав клятву защищать, не жалея крови, землю, оставленную нам нашими дедами и прадедами»5. О том, какое значение имели данные земли и, в частности, сам город Призрен для балканских стран, свидетельствует в частности показательное заявление, озвученное в начале января 1878 г. сербским князем Миланом Обреновичем. Выступая перед членами Студенческого легиона Сербии в Белграде, он подчеркнул, что не допускает даже мысли о проведении мирных переговоров до тех пор, пока не возьмет Призрен6.
      Во многом под влиянием Абдюля Фрашери Призренская лига изначально была создана в виде военно-политической структуры с центральными органами и отделениями на местах. Сам он от имени Стамбульского комитета вошел в Центральный комитет Лиги, в котором возглавил комиссию по иностранным делам.
      Албанская историография и национально-государственная традиция отводят этому политическому объединению албанцев из различных районов Балканского полуострова роль организатора борьбы за освобождение и объединение албанских земель, за отстаивание национального суверенитета албанцев и противостояние попыткам великих держа и соседних балканских стран оккупировать исконные албанские земли. Возлагая вину за будущее обострение сербо-албанских отношений вокруг Косово на Белград, проводивший жесткую политику в отношении албанцев, они подчеркивают, что «отношение сербского правительства особенно поспособствовало ухудшению отношений между высланными албанцами из Южной Сербии и сербами из Косово (во время сербо-турецкой войны 1877—1878 гг. — П. И.). Тогда албанское национально-освободительное движение поднялось до уровня движения за автономию, общее освобождение и независимость. Оно основало и собственный руководящий орган, иными словами, создало Албанскую призренскую лигу, которая вела борьбу против всех возможных врагов и завоевателей»7. Схожей концепции придерживаются и некоторые российские исследователи. В частности, Н. Д. Смирнова видела в деятельности Призренской лиги важнейший этап «албанского национального Возрождения»8.
      Однако в исторических трудах представителей других государств балканского региона существует и прямо противоположная точка зрения на роль Призренской лиги. Ее сторонники называют данное объединение и принятые им программные документы первым свидетельством великодержавных устремлений стремительно конституировавшегося в конце XIX в. албанского этноса и считают все происходящее на Балканах в последующие годы (вплоть до настоящего времени) — насильственной борьбой албанцев за реализацию программ мы Призренской лиги и создание «Великой Албании» на основе насильственной перекройки границ региона и подавления (в том числе физического) других балканских народов.
      Первые решения Призренской лиги оказались не столь радикальными, как предлагал председательствовавший на заседаниях Абдюль Фрашери. В частности, в принятой 17 июня 1878 г. первой программе Лиги («Карарнаме» — «Книга решений») провозглашалась верность султану и территориальной целостности Османской империи. При этом данный документ ничего не говорил «об объединении албанских земель в один вилайет»9.
      Одновременно делегаты направили специальный меморандум участникам Берлинского конгресса (открывавшегося 13 июня 1878 г.), а также турецкому правительству и дипломатическим представителям великих держав в Константинополе, в котором акцентировали внимание Европы на вышеуказанных положениях. В частности, в меморандуме, адресованном представлявшему на Берлинском конгрессе Великобританию премьер-министру Б. Дизраэли, говорилось: «Мы не являемся и не хотим быть турками, но точно так же мы всей своей силой выступим против любого, кто захочет обратить нас в славян, или австрийцев, или греков; мы хотим быть албанцами»10. В Берлин отправилась полномочная делегация Албанской лиги во главе с Абдюлем Фрашери. Кроме того, в Лондоне, Париже и Берлине были распространены петиции с изложением требований Призренской лиги.
      Однако деятелям албанского национального движения не удалось принять участие в работе европейского форума наравне с представителями их балканских соседей и даже добиться включения в повестку дня обсуждения в отдельном формате албанского вопроса. Великие державы отрицали сам факт существования албанской нации (фраза «албанская нация не существует» принадлежала председательствовавшему на Конгрессе германскому канцлеру О. Бисмарку11) и рассматривали местности с албанским населением лишь в качестве географического понятия.
      Следует также отметить, что «границы албанской территории в то время было нелегко определить»12. Наиболее авторитетными считались свидетельства консула Австро-Венгрии в Шкодере Ф. Липпиха, представившего в 1877 г. специальный меморандум по данному вопросу правительству монархии Габсбургов. В нем он впервые предложил опираться на лингвистический, а не религиозный критерий при определении этнической картины региона и на этой основе ввел понятие «языковой границы» албанских земель. Соответствующая северная граница, по его данным, начиналась чуть к югу от города Бар (Антивари) и затем шла через Колашин на Рожай (юго-западная часть Новопазарского санджака), далее — до границы с Сербией по течению реки Морава. На своем дальнейшем протяжении нарисованная Липпихом граница пересекала долину Вардара и шла далее мимо Дебара вдоль северного берега Охридского озера13.
      Однако в первую очередь в вопросах территориального разграничения албанских и в целом балканских земель собравшиеся в Берлине представители великих держав руководствовались интересами глобальной политики. Действуя в соответствии с принципами, заложенными канцлером Бисмарком, «Конгресс занялся своим делом, не особо считаясь с национальными и местными условиями, а именно — пытаясь подправить расшатанный баланс сил на Балканах. Согласно новому устройству балканских дел, Албания претерпела урезание своей территории в пользу своих соседей»14.
      2 июля 1878 г. состоялось второе общее собрание Албанской лиги, на котором в числе основных обсуждались вопросы организации зашиты албанских земель от их передачи под чужеземное господство. На основании принятых на нем решений, в северных областях Албании создавались вооруженные албанские отряды, призванные оказать сопротивление передаче присужденных Черногории и другим балканским странам земель — в том числе в Плаве, Гусинье, Шкодере, Призрене, Превезе и Янине. Был принят Статут Лиги, которая приобрела официальное название «Албанская», и был избран состав Генерального совета. Во главе этого органа остался богатый феодал из Дибры (Дебара) Ильяз-паша Дибра, однако в его составе усилилось влияние патриотических сил. Одно из положений Статута подтверждало положение Албанской лиги о формировании вооруженных подразделений «для защиты албанских территорий». Причем в этих целях предусматривалось провести в случае необходимости «мобилизацию всех мужчин, которые способны носить оружие»15. Именно принятие Статута считается обретением Албанской лигой юридической базы «для постепенного оформления в рамках османского государства албанской автономии», поскольку «у албанцев впервые появился орган защиты военным и дипломатическим путем их национальных прав»16.
      Следует отметить, что турецкие власти и на этом этапе деятельности Лиги видели в албанцах своих естественных союзников в борьбе против диктата великих держав и нарушения территориальной целостности Империи. Часть делегатов Призренской лиги во главе с представителем Тетово шейхом Мустафой Рухи Эфенди призывала своих коллег открыто заявить о том, что они «во-первых и прежде всего оттоманы, а уже затем албанцы». Константинополь также снабжал албанцев оружием и боеприпасами. В этой связи справедливыми представляются слова британской исследовательницы М. Виккерс, указывающей, что «одним из главнейших препятствий на пути культурного, национального и политического прогресса албанцев являлся продолжавшийся отказ оттоманской администрации признать, что албанцы — не турки, а особый народ с собственной отчетливой идентичностью. Обращение большого количества албанцев в ислам, а также предоставляемая им Портой безопасность против славян и греков окончательно способствовали тому, что они скорее отождествляли себя в целом с оттоманскими турками, нежели осознавали специфические албанские идеалы и цели. Таким образом, сама природа оттоманского правления отсрочила появление албанского национального самосознания и последующего национального движения, и привела к тому, что албанцы стали последней балканской нацией, обретшей свою независимость от Оттоманской империи»17.
      Вышеуказанные идеи Призренской лиги получили дальнейшее развитие в сентябре 1878 г., когда радикальное крыло Албанской лиги во главе с Абдюлем Фрашери («Стамбульский комитет») обнародовало новую программу объединения, имевшую более радикальный характер по сравнению с предыдущей18. Ее основные положения были опубликованы 27 сентября на страницах редактируемой одним из активистов албанского национального движения Сами Фрашери стамбульской газеты «Терджюман-и Шарк» («Рупор Востока») и включали в себя следующие пункты:
      «1. Его Величество Султан должен защищать все права албанцев и не допустить, чтобы хоть одна частичка территории албанских областей была передана их соседям или другим народам, с которыми они граничат;
      2. Все албанские области, в частности, Шкодринский и Янинский вилайеты, должны соединиться в единый вилайет, так называемый «Албанский вилайет»; в его собственной среде должен быть выбран и назначен честный, способный и ученый вали, знающий страны, положение, обычаи и менталитет данного народа;
      3. Официальные лица административной и судебной сфер, которые находились бы на службе в данном вилайете, должны знать язык страны, понимать проблемы и требования, которые выдвигает народ; на официальную службу необходимо назначать тех, кто может говорить с местными жителями без переводчика.
      4. Не принимая во внимание религиозные и имущественные различия, демократическим и равноправным образом необходимо провести выборы пленарных советов таким образом, чтобы население нахий выбирало бы пленарные советы нахий, пленарные советы нахий выбрали бы пленарные советы казы, пленарные советы казы выбирали бы пленарные советы Санджака, одновременно из состава этих советов избиралась бы Национальная ассамблея;
      5. Каждый год Ассамблея проводила бы свои рабочие двухмесячные сессии в столице Вилайета. Из числа избранных членов создавался бы Совет, выполняющий национальные требования, рассматривал вопросы улучшения существующего положения и выносил несправедливости и упущения, допущенные чиновниками, на рассмотрение Национальной ассамблеи и представителя правосудия, если речь идет о подсудном деле. В этом случае судебный процесс над подобными чиновниками осуществлялся бы в рамках Национальной ассамблеи, а принятое решение приводилось бы в исполнение Центральным правительством.
      6. Вилайет поддерживал бы с Высокой Портой почтовую и телеграфную связь, а также вел переговоры на официальном османском языке, в то время как албанский язык использовался бы и применялся бы в суде, на встречах, заседаниях, в школах и гимназиях низшего уровня, которые уже существуют в областях Албании, и в тех, которые будут основаны позднее. Турецкий язык использовался бы лишь в некоторых областях знаний и наук, — там, где без этого нельзя обойтись. Почтовая службы, письменность и обучение будут осуществляться на албанском языке, а из доходов Вилайета, образующих прибыль, будет выделяться достаточно средств для развития науки и образования.
      7. Вне зависимости от религиозных различий, все албанцы должны принять участие в организации и создании национальной армии, которая, несомненно, насчитывала бы свыше двухсот тысяч военнослужащих. Для этой элитной армии, которая будет создана, существовали бы особые военные правила, а к ее подготовке и обучению были бы привлечены офицеры из иностранного государства»19.
      Многие албанские историки (в частности, К. Фрашери) предпочитают в этой связи трактовать одно из ключевых требований Призренской лиги — о создании общего вилайета для албанцев — как исходившее из сохранения Европейской Турции и потому носившее «протурецкий» характер20. Однако многие турецкие исследователи - среди них С. Кюльдже — подчеркивают, что цели и деятельность Призренской лиги изначально «находились в противоречии с интересами и самим существованием Османской империи»21. Представляется, что более обоснованной и взвешенной является точка зрения российского исследователя Г. Л. Арша, характеризующего рассматриваемый документ следующим образом: «Это первая в истории албанского национально-освободительного движения развернутая программа политической автономии Албании»22. Аналогичную оценку дала принятой программе российская газета «Голос», подчеркнувшая, что Албанская лига «приняла в последнее время характер национальный, имеющий целью домогаться образования автономного Албанского княжества, которое бы находилось только под верховной властью султана»23. Впрочем, принципиальные разногласия по вопросам истории Албании и Косово традиционно присутствуют в научной, не говоря уже о публицистической, литературе. Кроме того, как справедливо отмечает американская исследовательница Джули Мертус, «многие сторонние наблюдатели попросту не знают, что подумать о Косово»24.
      Примечательно, что столицей объединенного албанского вилайета сторонники радикального крыла Призренской лиги предполагали сделать город Охрид (современная Македония) как занимающий цен­тральное положение на Балканском полуострове. К этому времени в самой Лиге произошли существенные организационные перемены. В соответствии со своим статутом она получила официальное название «Албанская лига», а в результате переизбрания 2 июля 1878 г. прежнего Генерального совета как высшего органа данного объединения в его состав вошли приверженцы более радикальных взглядов. Новым исполнительным органом Лиги стал Национальный комитет, в состав которого вновь был избран Абдюль Фрашери в качестве руководителя комиссии по иностранным делам.
      К началу ноября 1878 г. предложенная Стамбульским комитетом новая программа Призренской лиги в целом получила поддержку со стороны ее местных отделений, правда, за исключением пункта о демократических выборах органов местного самоуправления. Абдюль Фрашери лично возглавил кампанию по сбору подписей под программными требованиями Призренской лиги в южных районах страны. В частности, он посетил города Эльбасан, Берат, Фиер, Влера, Дельвина, Гирокастра. К началу декабря необходимые подписи были собраны. Предполагалось, что затем программа будет представлена в Стамбуле албанской делегацией лично турецкому султану, однако обострение ситуации в южных районах Албании в связи со спорами о греко-турецком территориальном разграничении не позволило сделать это.
      Сам Абдюль Фрашери также пришел к выводу о необходимости выйти за рамки переговоров с Грецией и попытаться привлечь внимание великих держав. В марте 1879 г. он вместе с другим авторитетным албанским лидером Мехметом Али Вриони отправился в трехмесячное дипломатическое турне по европейским столицам. Они последовательно посетили Рим, Париж, Лондон, Берлин, Вену и, на завершающем этапе, Стамбул. Санкт-Петербург в программу турне не вошел, поскольку албанские лидеры априори были уверены в том, что Россия поддержит в территориальных спорах свою союзницу Черногорию (которой Берлинский конгресс определил приращения за счет Албании), да и Грецию тоже. Албанские делегаты представили во внешнеполитические ведомства тех стран, которые они посетили, записки идентичного содержания.
      Данный документ носил противоречивый характер, что объективно отражало неоднозначность позиции Призренской лиги по территориальным вопросам. С одной стороны, Абдюль Фрашери настаивал на невозможности передачи Греции южноалбанских земель, на которые претендовали Афины. В качестве аргумента фигурировали в том числе ссылки на чувства исторической справедливости: «Албанцы сохранили свою родину, свой язык и свои нравы, отразив в варварские времена нападения римлян, византийцев и венецианцев. Как можно допустить, чтобы в век просвещения и цивилизации нация, столь храбрая и столь привязанная к своей земле, была принесена в жертву, отдана без каких-либо законных оснований алчному соседу?»25
      С другой стороны, выступая против притязаний Греции на Южную Албанию (Северный Эпир по греческой терминологии), Абдюль Фрашери и его единомышленники со своей стороны распространили географию собственных территориальных притязаний до крупного греческого города Янина, а также городов Арта и Превеза. Авторы записки подчеркивали, что отказ великих держав от передачи этих районов проектируемой независимой Албании лишит последнюю естественных стратегических укреплений, а также плодородных зимних пастбищ для албанских пастухов. Однако главным выступал исторический аргумент — насколько емкий, настолько же и трудно доказуемый: «Албанский народ более древний, чем греческий народ; известно, что в старину Эпир был одной из составных частей Албании, и никогда греки в какой-либо мере не владели этой страной»26.
      К этому времени албанские отряды Призренской лиги уже фактически контролировали значительные территории — в том числе собственно Албанию с городом Шкодер и территорию Косово. Как признавала в те дни даже столь далекая от театра боевых действий газета, как американская «Sacramento Daily Record-Union», «турецкие офицеры и рядовые повсеместно братаются» с албанцами27. По сути, Призренская лига стала «первой албанской организацией, руководившей национально-освободительной борьбой. Заслугой ее явилось объединение, хотя и кратковременное, сил албанского народа в этой борьбе»28.
      Однако отказ Порты принять предложение Призренской лиги о создании единого албанского вилайета и нежелание великих держав обратить внимание на стремление албанцев иметь собственную государственность побудили Абдюля Фрашери перейти к более решительным действиям в русле албанского национального движения. На собравшемся в Гирокастре 23 июля 1880 г. очередном заседании Албанской лиги он обнародовал программу, имевшую радикальный характер. Она означала, что Лига берет на себя функции временного правительства автономной Албании, построенной на принципах равенства и гражданских свобод и располагающей собственной регулярной армией. За султаном, который должен был взять на себя обязательство защищать Албанию от внешней агрессии, оставлялось право назначать правителя албанского государственного образования, собирать ежегодную дань, а также получать в военное время в свое распоряжение ограниченный албанский воинский контингент. Данная программа была в целом одобрена делегатами общеалбанского собрания, однако под давлением более умеренной их части ее реализация была поставлена в зависимость от возникновения ситуации, когда Османская империя подвергнется внешней агрессии и не сможет ей эффективно противостоять.
      Однако большинство делегатов Лиги, опасавшиеся идти на разрыв с османскими властями в условиях неблагоприятной позиции великих держав, все более склонялись в сторону соглашательства с Портой. В октябре 1880 г. на состоявшемся в городе Дебар очередном общем собрании делегатов Албанской лиги произошел принципиальный раскол. Группа радикалов во главе с Абдюлем Фрашери в количестве порядка 130 чел. призвала добиваться реализации положений программы широкой автономии Албании, принятой в Гирокастре. Немного превосходившая ее по численности группа умеренных делегатов (около 150 чел.) поддержала резолюцию об обращении к турецкому правительству с просьбой о предоставлении албанским землям ограниченной автономии. Обе группы потребовали создания отдельного албанского вилайета. Наконец, небольшая группа участников форума — примерно 20 делегатов — выступила против какой-либо автономии в принципе, за сохранение в неприкосновенности существующего административно-территориального устройства Османской империи.
      Однако в Константинополе отказались даже обсуждать направленные туда резолюции, а султан Абдул-Хамид II заявил о полной неприемлемости образования отдельного албанского вилайета, назвав сторонников указанной идеи «опаснейшими врагами» Оттоманской империи и пригрозив им репрессивными мерами29.
      К этому времени отношение турецких властей к проблеме реализации решений Берлинского конгресса относительно территориального разграничения с соседними государствами претерпевало изменения. Испытывая все возраставшее давление со стороны европейских держав и понимая нежизнеспособность Османской империи в условиях внешнеполитической изоляции и возможных военно-силовых акций, султанское правительство решило форсировать выполнение наложенных на него обязательств. Это вынуждало Константинополь идти на конфликт с Албанской лигой. В начале декабря 1879 г. в Призрен прибыла очередная турецкая военная миссия во главе с губернатором Битольского вилайета Ахмедом Мухтар-пашой с тем, чтобы обеспечить, наконец, передачу Черногории округа с городами Плав и Гусинье.
      Однако решительные действия албанцев, заблокировавших продвижение турецких отрядов, в очередной раз сорвали планы «цивилизованной» Европы и Османской империи. Более того, подчинявшиеся Призренской лиге албанские вооруженные отряды нанесли 8—10 января 1880 г. в районе сел Велика и Пепич тяжелое поражение черногорским войскам, попытавшимся явочным порядком оккупировать присужденные ей Берлинским конгрессом области.
      В этих условиях правительства и дипломаты великих держав признали необходимым внести коррективы в уже подписанные ими договоренности. 18 апреля 1880 г. посланники европейских государств в Константинополе по инициативе итальянской стороны договорились о передаче Черногории вместо Плава и Гусинье североалбанских горных округов Хот и Груда к северо-востоку от Шкодера, жители которых исповедовали католицизм. И вновь попытки перекроить политическую карту Балкан без учета исторических и национальных реалий натолкнулись на решительное противодействие «несуществующей» (по мнению Европы) нации, в очередной раз получившей тайное содействие со стороны турецких властей, передавших албанским отрядам оружие и боеприпасы и позволивших им занять оборонительные позиции турецкой армии. Так произошло, в частности, в городе Тузи, расположенном в районе, подлежавшем передаче. Турецкие власти 22 апреля 1880 г. дали возможность албанским отрядам занять этот стратегически важный пункт до подхода черногорских войск, оставив им также оружие и боеприпасы, включая пушки. Организацию обороны Тузи взяли на себя Шкодринский комитет Призренской лиги, а также руководство племенного военно-политического союза Горной Малесии, в состав которого входили Хот и Груда. К маю общая численность оборонявших район Тузи албанских отрядов достигла 12 тыс. чел., включая отряды албанского племени мирдитов во главе с Пренком Биб Додой — будущим министром в правительстве князя Албании Вильгельма Вида «образца» 1914 года.
      В сложившейся ситуации в июне 1880 г. Великобритания и Австро-Венгрия убедили своих коллег по «клубу великих держав» «окончательно» пересмотреть свое же предыдущее «окончательное» решение. Теперь разменной картой в большой европейской политике стал населенный преимущественно албанскими мусульманами важный портовый город Улцинь (Дульциньо) вместе с прилегающей к нему территорией, а исполнителями — турецкие войска под командованием Дервиш-паши. А чтобы турецкое руководство на сей раз не помышляло о «двойной игре», великие державы пригрозили ему оккупацией важнейшего порта Смирна (Измир).
      В результате штурма Улциня, осуществленного значительно превосходящими по численности турецкими силами 22 ноября 1880 г., героическое сопротивление защищавшего город по распоряжению Шкодринского комитета Призренской лиги вооруженного албанского отряда под командованием Юсуф-аги Соколы было подавлено, 23 ноября в город вошли турецкие войска, а 26 ноября в него были беспрепятственно пропущены черногорские силы. Несмотря на такой исход, албанская историография традиционно трактует все события во взаимоотношениях Черногории и албанцев в 1878—1881 гг. как «войну между Черногорией и Албанской лигой Призрена», вызванной «территориальными претензиями Черногории в отношении Албании»30. Действительно, за период 1878—1880 гг. — то есть уже после завершения работы Берлинского конгресса — черногорская территория увеличилась вдвое, страна получила стратегически важные выходы к Адриатическому морю через портовые города Бар и Улцинь, и в целом использовала шанс, возникший «вследствие ослабления объятий Оттоманской империи на Балканах»31.
      В январе 1881 г. радикальное крыло Лиги во главе с Абдюлем Фрашери собралось в Призрене на собственное чрезвычайное заседание. В своей речи Фрашери, в частности, заявил: «Порта ничего не сделает для албанцев. Она относится к нам и нашим меморандумам с величайшим презрением. Порта не предприняла ничего для того, чтобы уничтожить в албанских районах старый порядок вещей и огромную нищету, и, возможно, под давлением Европы откажется от части Албании. Давайте думать о себе и работать для себя. Пусть не будет разногласий между тосками и гегами (этнические группы албанцев, населяющие соответственно южные и северные районы страны. — П. И.), пусть все мы будем албанцами и создадим Албанию»32.
      Во многом под влиянием агитации Абдюля Фрашери съезд Албанской лиги в Призрене в январе 1881 г. вошел в историю этого объединения в качестве наиболее значимого события с точки зрения радикальности принятых на нем решений. Утвержденный делегатами Национальный комитет Лиги был провозглашен «временным правительством» Албании. В его состав в качестве одного из 12-ти министров вошел и Абдюль Фрашери. На него были возложены полномочия ответственного за внешние сношения Албании.
      С этого времени вооруженные отряды, подчинявшиеся сформированной верховной албанской власти, перешли к активным боевым действиям непосредственно против турецких войск, в том числе в Косовском вилайете, Дебарском санджаке и в Македонии, где им удалось занять основные центры, включая города Дебар и Скопье (Усюоб). Однако попытки Лиги распространить вооруженную освободительную борьбу на другие албанские земли окончились неудачей. Шкодринский комитет Албанской лиги был разгромлен сразу после падения Улциня, а Янинский комитет занимался исключительно вопросами обеспечения выгодного для албанцев греко-турецкого разграничения в условиях продолжавшегося отсутствия между Афинами и Константинополем формального соглашения.
      В конце марта 1881 г. турецкие войска развернули массированное наступление против албанцев, во главе которого встал печально известный своими карательными экспедициями против албанских повстанцев Дервиш-паша. Упорное сопротивление слабо организованных и плохо вооруженных албанских отрядов было сломлено в генеральном сражении у села Штимле; в том же месяце под контроль турецких властей перешел Скопье. В конце апреля десятитысячная турецкая армия под командованием Дервиш-паши взяла штурмом Призрен, а вскоре восстановила контроль над остальными районами Косово. На всей территории, населенной албанцами, осуществлялись массовые репрессии против участников национального движения и депутатов Призренской лиги. Абдюль Фрашери был схвачен в районе албанского города Эльбасан и переправлен в Призрен, где был приговорен к смертной казни, впоследствии замененной пожизненным заключением. Абдюль Фрашери провел в призренской тюрьме около трех лет и был выпущен на свободу в 1885 г. по состоянию здоровья с условием не заниматься политической и общественной деятельностью. В 1886 г. он покинул Албанию и переехал в Стамбул, где скончался 23 октября 1892 года.
      В 1978 г. останки Абдюля Фрашери были перевезены в Тирану и торжественно захоронены на территории Большого парка в столице Албании.
      Примечания
      Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ в рамках исследовательского проекта РГНФ («Историческая типология межнациональных конфликтов на примере Балкан»), проект № 14-01-00264.
      1. ФРАШЕРИ К. История Албании. Тирана. 1964, с. 135.
      2. Краткая история Албании. М. 1992, с. 169.
      3. Там же, с. 170.
      4. Там же, с. 172.
      5. Там же, с. 173.
      6. The New York Herald. 18.1.1878.
      7. BRESTOVCI S. Marredhëniet shqiptare-serbo-malazeze (1830—1878). Prishtinë. 1983, c. 268.
      8. СМИРНОВА Н.Д. История Албании в XX веке. М. 2003, с. 25.
      9. GAWRYCH G.W. The Crescent and the Eagle: Ottoman rule. Islam and the Albanians, 1874-1913. N.Y. 2006, p. 46-47.
      10. SKENDI S. The Albanian national awakening, 1878-1912. Princeton University Press. 1967, p. 45.
      11. CASTELLAN G. L’Albanie. Paris. 1980, p. 10.
      12. VICKERS M. The Albanians. A Modem History. L.-N.Y. 1995, p. 30.
      13. LIPPICH F. Denkschrift über Albanien. Vienna. 1877, S. 8—9.
      14. CHEKREZI K. Albania. Past and Present. New York. 1919, p. 50-51.
      15. Краткая история Албании, с. 176.
      16. Там же.
      17. VICKERS М. The Albanians, p. 31.
      18. POLLO S., PUTO A. The History of Alania. London. 1981, p. 125.
      19. HAŞANI S. Kosovo. Istine i zablude. Zagreb. 1986, s. 284—285.
      20. FRÀSHERI K. Lidhja Shqiptare e Prizrenit. Tiranë. 1997, f. 115.
      21. KÜLCE S. Osmanli Tarihinde Amavutlluk. Izmir. 1944, f. 250.
      22. Краткая история Албании, с. 179.
      23. Голос. 29.IX.1878.
      24. MERTUS J. Kosovo: how myths and truths started a war. Berkeley-Los Angeles. 1999, p. 5.
      25. Цит. по: Краткая история Албании. M. 1992, с. 181—182.
      26. Там же, с. 182.
      27. Sacramento daily record-union. 12.V.1880.
      28. СЕНКЕВИЧ И.Г. Освободительное движение албанского народа в 1905—1912 гг. М. 1959, с. 60.
      29. Краткая история Албании. М. 1992, с. 194.
      30. Там же, с. 274.
      31. MORRISON К. Montenegro. A Modem History. L.-N.Y. 2009, p. 28.
      32. Цит. по: Краткая история Албании, с. 194.