Пилько Н. С. Словения под властью оккупантов (1941 - 1945 гг.)

   (0 отзывов)

Saygo

Пилько Н. С. Словения под властью оккупантов (1941 - 1945 гг.) // Вопросы истории. - 2006. - № 1. - С. 36-54.

В годы второй мировой войны словенскую территорию оккупировали и разделили на части три государства: Италия, Германия и Венгрия. Однако такие проблемы как процесс становления оккупационных систем в Словении, их трансформация во времени, политика по отношению к местному населению и т. д. оставались неисследованными. История Словении этого периода рассматривалась только в контексте истории Югославии. В словенской же историографии наиболее изученной остается германская оккупационная система, и в значительно меньшей степени венгерская и итальянская.

До 1943 г. на территории Словении было образовано три оккупационные системы, которые по своему характеру имели целый ряд сходных характеристик. После капитуляции Италии в сентябре 1943 г., ранее оккупированные ею земли были захвачены Германией. Политика оккупационных властей в этой ситуации заметно изменилась и приобрела иной характер.

Территория Дравской бановины (Словении) до начала второй мировой войны входила в состав Королевства Югославия. Она являлась довольно развитым, по сравнению с другими частями страны, регионом. Кроме того, по ее территории проходили железные дороги, соединявшие Италию, Австрию и Венгрию1.

В ночь на 6 апреля 1941 г., без объявления войны, германские и итальянские войска вторглись на территорию Югославии. К полудню 6 апреля было занято Прекомурье, города Горня-Радгона и Раденце. 8 апреля были захвачены Марибор и Дравоград. В эти же дни итальянские войска развернули военные действия на территории Юлийских и Савиньских Альп. 11 апреля итальянские части вошли в столицу бановины Любляну. 12 апреля немецкие подразделения заняли Штирию и Прекомурье, часть Нижней и Верхней Крайны на левом берегу Савы; итальянская армия заняла Внутреннюю, часть Верхней и большую часть Нижней Крайны.

Оккупация для словенского населения не явилась неожиданностью. Капитулянтский характер политики правящих кругов Словении указывал на то, что скоро вся Дравская бановина будет захвачена. Почти все периодические издания Словении призывали население не противиться оккупантам, "показать свою зрелость, достоинство и жизнеспособность", объясняя это тем, что "национальная сплоченность и дисциплина входит в сферу интересов тех, кто будет перекраивать Европу согласно новым принципам"2. Лозунг: "сохраним твердость и порядок" красной нитью проходил через все публикации того времени.

Окончательный раздел Югославии и Словении состоялся в ходе конференции в Вене 21 - 22 апреля 1941 года. Переговоры в основном велись между представителями Германии и Италии. Об участии других стран "оси" упоминаний нет. Окончательная редакция результатов венских германо-итальянских переговоров получила оформление в дополнительном "Циркуляре министерства иностранных дел" Германии от 21 мая 1941 года. Согласно этому документу большую часть Словении захватила Германия. Верхняя Крайна, Нижняя Штирия и часть Нижней Крайны административно присоединялись к немецким областям Каринтия и Штирия. Венгрия получила Прекомурье и словенскую часть Междумурья; Италия - земли Внутренней Крайны, большую часть Нижней Крайны с Любляной3. Германия захватила наиболее богатые словенские земли, где находились угольные бассейны, рудники и промышленные центры: Марибор, Трбовле, Есенице и др.

Leo_Rupnik.jpg.ce128554127dfadce44f4ebbb

Леон Рупник

Prisega.jpg.058bb55711d8ab58d5e103c22dea

Erwin_Rosener_and_Slovene_Home_Guard.jpg

Slovenec_1_stran_24_september_1943.thumb

Введенные на этих территориях оккупационные системы имели различное военно-административное устройство. В итальянской зоне, которая получила название Люблянская провинция, гражданская власть почти сразу была отделена от военной, ее представители налаживали внутреннее устройство провинции. Задача военных заключалась в обеспечении порядка. Во главе гражданского правления был поставлен верховный комиссар Э. Грациолли, бывший комиссар фашистской партии в Триесте, во главе военного - командующий XI армейского корпуса М. Роботти.

В германской зоне военное правление длилось всего три дня. Затем на этих территориях вводилась оккупационная система подобная установленной в Эльзасе, Лотарингии и Люксембурге, то есть оккупированные территории автоматически переходили под юрисдикцию гаулейтера и государственных чиновников соседних с ними германских областей. Директивой от 14 апреля4 начальником гражданского правления Нижней Штирии назначался З. Уиберрейтер (ранее - имперский наместник Штирмарка). Начальником гражданской администрации Верхней Крайны стал заместитель гаулейтера НСДАП Каринтии Ф. Кутчера. Помимо гражданского правления в апреле 1941 г. для поддержания порядка на территории Верхней Крайны и Нижней Штирии были установлены штабы службы безопасности. Начальником полиции безопасности и службы безопасности был назначен штандартенфюрер СС (охранных отрядов) и руководитель отдела безопасности в Граце О. Луркер, ему подчинялись три управления безопасности, которые повторяли структуру Главного управления имперской безопасности (РСХА): гестапо, криминальная полиция (КРИПО) и служба безопасности (СД). В апреле 1941 г. гестапо расположило свои штабы в городах Целье, Птуй и Словеньи Градец. КРИПО имела два штаба в г. Целье и Птуй. Наиболее распространенной стала служба безопасности СД. Ее центры находились во всех округах Нижней Штирии. Помимо выше перечисленных структур при штабе начальника гражданского правления были образованы два специальных органа: отдел взысканий для расследования бытовых преступлений и депортационные штабы, образованные по приказу шефа СД Р. Гейдриха. Депортационный штаб состоял из трех отделов: первый отдел занимался составлением списков лиц, подлежавших переселению; второй - расовой принадлежностью; третий - техническими вопросами депортации5. Руководство этого отдела проводило консультации с А. Эйхманом, референтом управленческой группы IV D 4 РСХА по эмиграции и чистке, в задачи которого входил контроль за политической ситуацией на присоединенных территориях6. В связи с этим Эйхман дважды посещал Марибор 6 мая и 25 августа 1941 года.

В венгерской зоне (Прекомурье) военное правление было введено 11 апреля 1941 года. На словенской территории органом власти первой ступени стали военные комендатуры, которые располагались в Мурской Соботе и Нижней Лендаве. Другой ветвью военно-административной власти являлась так называемая тыловая управа при венгерском генеральном штабе во главе с генералом Й. Хеслени. Тыловая управа делилась на военно-административное отделение с военно-управленческим и хозяйственным секторами, сюда же входил военный комиссариат. Их задача заключалась в регулировании исполнительных функций в сфере хозяйственного управления, контроль над ценами и снабжение продовольствием. Главным представителем военного правления в Прекомурье стал полковник Й. Радвани7. Военное правление было ликвидировано только 4 августа 1941 г., в связи с этим изменилось и территориально-административное деление этой области. Округ Мурска Собота был присоединен к Железной Жупании с центром в г. Сомбатхей, а Нижнелендавский округ к жупании Зала с центром в г. Залаэгерсеге. Оккупированные югославские области внутри жупании делились на уезды, а последние на общины, во главе которых стояли государственные чиновники, подчинявшиеся окружному главе.

С первых же дней оккупации произошли существенные изменения в словенской политической жизни. После раздела Любляна - средоточие политической жизни Словении, оказалась в итальянской зоне. Связь с другими частями Дравской бановины, не говоря уже о Белграде, нарушилась. Все политические партии и организации оккупанты запретили, однако, несмотря на это, они продолжали функционировать. Был проведен целый ряд встреч и заседаний, на которых обсуждалась дальнейшая судьба словенского народа. По призыву одной из ведущих политических сил - Словенской народной партии (СНП) - был образован Национальный совет, в который вошли представители Национальной радикальной партии, Независимой демократической партии и Национальной социалистической партии. Председателем Совета стал бывший бан Дравской бановины М. Натлачен. Создание этого органа в условиях сложившейся ситуации рассматривалось в прессе как величайшее достижение словенских политиков, которые доказали, что словенский народ "в решающие моменты может выступить на защиту своих национальных интересов"8. Формирование Совета свидетельствовало о стремлении членов СНП и их союзников наладить конструктивный диалог с итальянскими властями. Будучи оторванной от Белграда, словенская политическая элита почувствовала свободу. Она надеялась, что итальянцы учтут интересы словенцев и предоставят им автономию. Вопрос о массовом сопротивлении оккупантам Совет счел неуместным. Основным аргументом против этого стал тезис о малочисленности словенского народа.

В германской и венгерской зонах политическая жизнь полностью остановилась, поскольку власти сразу же взяли курс на ассимиляцию словенского населения. Создавались профашистские организации, цель которых заключалась в навязывании нацистской идеологии и культивировании нового самосознания. Единственной довоенной организацией, которая продолжала функционировать как в Нижней Штирии и Верхней Крайне, так и в Прекомурье, был Швабско-немецкий культурный союз, который объединял в себе всех фольксдойче Словении. Его первые центры в Дравской бановине появились еще в 1931 г. в Мариборе и Целье. В Словении к 31 марта 1939 г. функционировало 32 районных комитета. Политика Культурного союза имела агрессивный характер. Признание легальности этой организации позволило проводить помпезные массовые собрания, которые по своей форме отличались от собраний НСДАП только отсутствием портретов Гитлера и знамен со свастикой. Помимо собраний и нацистской пропаганды перед Союзом ставилась задача вовлечь в эту организацию как можно большее количество немецкой молодежи. Для этого создавались различные спортивные и гимнастические общества. Одним из крупнейших стало общество "Рапид" в Мариборе, численность которого составляла более 800 человек. Основная идея создания подобных обществ заключалась в военной подготовке молодежи "для защиты немецкого населения"9. На самом деле в них создавались военные подразделения внутри страны, которые, при возможном вступлении гитлеровской армии на территорию Югославии, должны были обеспечить мир и порядок и подавить сопротивление. После оккупации организация помогала властям устанавливать новый порядок.

Для контроля за населением в Нижней Штирии и Верхней Крайне были созданы "Штирийский отечественный союз" и "Каринтийский национальный союз". Право вступать в эти организации предоставлялось всем, принятие решения об этом объявлялось свободным. Однако германские власти недвусмысленно дали понять населению, что отказ от членства будет рассматриваться в лучшем случае как проявление нелояльности к фашистской Германии. Работа над созданием Отечественного союза началась сразу же после оккупации. 14 апреля Уиберрейтер в своем обращении к "женщинам и мужчинам Штирии" заявил, что "пришло время выбора для каждого. Все штирийцы, которые признают Адольфа Гитлера и его рейх, могут в ближайшие дни подать заявление о приеме в Штирийский отечественный союз. Это будет великая организация, которая соберет всех правильно мыслящих штирийцев"10. Приказ об образовании "Штирийского отечественного союза" вышел 10 мая 1941 года. Его руководителем был назначен штандартенфюрер СА Ф. Штейндл, а его заместителем руководитель Культурного союза в Словении Г. Барон. В указе отмечалось, что в Нижней Штирии создание НСДАП временно откладывалось. Этот пункт свидетельствовал о том, что эта часть Словении не признавалась частью рейха, жители этого региона не могли вступить в ряды германской правящей партии. Но оставить население без политического воспитания и фашизации представлялось невозможным, с этой целью был создан Отечественный союз, в который могли вступить все, кто имел работу и проявлял безоговорочную преданность фюреру11. Эти два требования являлись идентичными, поскольку наличие работы свидетельствовало о преданности фюреру, а преданность фюреру обеспечивалась работой. Основная задача, ставившаяся перед руководством, сводилась к духовному и политическому образованию людей с целью их органичного вхождения в германское общество. Однако подобные стремления выглядят весьма странно. Остается неясным, во-первых, каким видели германские власти будущее этого Союза, и во-вторых, для чего нужна была подобная политика по отношению к местным жителям. Наиболее вероятным объяснением этого является то, что они стремились воспитать покорную рабочую силу на базе национал-социалистического учения.

Сбор заявлений осуществлялся в течение восьми дней с 15 по 22 мая. В "Штирийский отечественный союз" вступило 95% взрослого населения Нижней Штирии12. Немцы эти результаты объявили плебисцитом по вопросу о присоединении к рейху. На самом деле у населения не было выбора, за отказом вступить в Союз следовал немедленный арест и высылка за пределы Словении, или интернирование в концентрационный лагерь. Политический комиссар в г. Целье Т. Дорфмейстер заявил, что "в Отечественном союзе будут объединены все немцы и люди не германского происхождения, которые верны фюреру и великогерманскому рейху. Людям же, которые этого не принимают, нет места в Нижней Штирии"13. Каждый вступающий в "Штирийский отечественный союз" в возрасте от 18 до 45 лет автоматически становился членом Верманшафта, военной организации, которая по своим функциям была схожа с функциями СА (штурмовых отрядов). Руководителем Верманшафта стал штандартенфюрер СА Блаш. Для обучения была образована специальная школа в г. Рогашка Слатина. К середине осени 1941 г. в Верманшафт вступило 84 тыс. 700 жителей Нижней Штирии14, каждый из них получил специальную форму. Раз в неделю они должны были являться на специальные собрания, где им зачитывались основные инструкции и приказы верховного руководства. После этого следовал курс политического воспитания и военно-строевая подготовка. Части Верманшафта использовались для подавления Народно-освободительного движения. Из югославских немцев в 1942 г. было создано специальное подразделение СС "Унтерштайермарк" в Мариборе, которое состояло из 15 отрядов15. Помимо Верманшафта имелась вспомогательная полицейская организация "Сельская стража". Первоначально она существовала только в Верхней Крайне. В нее вступали жители деревень. Вооружались они только на время несения службы и находились под надзором полиции, поскольку немецкие власти опасались, что среди служащих найдутся те, кто перейдет на сторону партизан или использует оружие против немецких властей. В Нижней Штирии эта организация была создана 18 ноября 1942 г. для "защиты населения Нижней Штирии от лиц, которые угрожают безопасности и порядку". Вступить в нее могли мужчины любого возраста с устойчивыми политическими взглядами, имеющие опыт обращения с оружием, и те, кто был временно или полностью не годен к несению воинской службы. Служба сельской стражи являлась временной и добровольной, и поэтому не оплачивалась16.

5 июня начала свою работу комиссия по оценке политических взглядов. Это была не трудная задача, поскольку еще задолго до нападения на Югославию созданным в 1939 г. Юго-восточным немецким институтом в Граце были составлены списки, в которых содержались сведения о словенцах, подлежавших выселению из бановины в случае захвата словенских земель немцами. Против их фамилий стояли те или иные пометки: "подлежит немедленному выселению", "враждебно настроен к Германии", "следует держать под наблюдением" и т. д.17. После оккупации население разделили на пять групп: категория A (немецкие лидеры), B (немцы), C (равнодушные), D (враждебно относящиеся к немцам), E (особенно враждебно относящиеся к немцам). Всего проверке подверглись 322252 человека. К категории A было отнесено 1512 человек, к категории B 22558 человек, что составляло 7% от общего числа, в категории C числилось 285377 человек или 89%, к категории D относилось 11423 человека или 4%, в категорию E вошли всего 1382 человека. Помимо политической, была проведена оценка по расовому признаку. Были введены четыре категории: I. "очень хорошо" - к ним относились представители "чистой арийской расы, физически здоровые и морально устойчивые люди, как правило, их большую численность составляли этнические немцы"; II. "хорошо" - те, у которых была небольшая примесь славянской крови; III. "средне" - те, кто был наполовину славянин; IV. "расово непригодные" - все остальные18. Четвертая категория полежала депортации. По свидетельству очевидцев, эта градация была весьма условной, поскольку в одной семье родители могли оказаться арийцами, а их дети нет.

Вступившие в Отечественный союз были разделены на две категории: постоянных и временных членов. Постоянными членами стали фолксдойче и представители Культурбунда, они получили красные удостоверения. Временные члены получили зеленые удостоверения. 11 мая Уиберрейтер на торжественном приеме заявил: "вы - члены швабско-немецкого культурного союза, будете теперь авангардом, ядром Штирийского отечественного союза и займете важнейшие руководящие должности". За пределами "Штирийского отечественного союза" осталось 82365 человек19, которые впоследствии подверглись репрессиям.

Указ о создании Каринтийского народного союза вышел в свет 24 мая 1941 года. В нем говорилось, что на данной территории НСДАП введена временно не будет. Членами союза предлагалось стать всем, кто поддерживал политику Гитлера и относился с симпатией к рейху. Руководителем был назначен В. Шик. В целом устройство этой организации практически не отличалось от Штирийского отечественного союза. В него вступило 97% взрослого населения20. Вероятно, процесс вступления в Народный союз был идентичен вступлению в Отечественный. Материалов, которые могли бы пролить свет на этот вопрос, не сохранилось, поскольку они были уничтожены. Каринтийский народный союз не имел такого размаха и успеха как Штирийский, поскольку на этих землях было незначительное количество представителей Культурбунда, достигавшее 400 человек. Кроме того, ситуацию усугубило антифашистское движение, которое активизировалось летом 1941 года.

Словенское население еще не раз подвергалось расовым и политическим проверкам. Нежелательные элементы высылались в несколько этапов в Сербию и Хорватию, небольшая часть - в Германию. О выселении депортируемым сообщали за час или за два, если речь шла о семье с детьми. С собой разрешалось взять сменную одежду, пару белья и сумму в 200 динаров. Вес багажа не должен был превышать 50 кг. Кроме того, депортируемые "добровольно" отказывались от своего имущества в пользу Германии. В сводках итальянского оккупационного штаба о ситуации в германской зоне говорилось, что "население смирилось со своей судьбой, поскольку те, кто пытался выразить протест, были наказаны, а страх перед гестапо настолько велик, что свои мысли скрывают даже от своих друзей"21.

На территории Прекомурья также стали развиваться новые для этого региона политические организации и партии, имевшие провенгерский характер: "Партия венгерской жизни", "Венгерский союз участников войны", "Национальный союз венгерских женщин", "Единый женский лагерь" и т. д. Наиболее крупной организацией на начальном этапе оккупации стал "Культурный союз венгров в Южной Венгрии". Его деятельность сводилась к созданию курсов народного образования, организации празднеств, имеющих яркий национальный характер.

Люблянская провинция осталась единственной частью оккупированной Словении, где словенская политическая жизнь не была полностью уничтожена, хотя ее характер приобрел специфические черты. В отличие от немецких и венгерских оккупантов итальянские власти попытались с первых дней заручиться поддержкой местного населения. Для этого Италия избрала отличную от германской тактику подчинения себе захваченных территорий. Итальянское правительство сразу же отказалось от военно-оккупационной системы как таковой. Министр иностранных дел Италии Г. Чиано записал в своем дневнике: "Сегодня утром готовили карту будущей Люблинской провинции. Она будет создана на основе либеральных принципов, что, в свою очередь, вызовет к нам симпатию в германизированной части Словении, где по слухам совершаются жестокие злоупотребления"22. Несмотря на провозглашение принципов либерализма в итальянской зоне, так же как в немецкой и в венгерской, вводился комендантский час, были изданы указы о необходимости сдать имеющиеся в наличии оружие и боеприпасы, неповиновение каралось по законам военного времени. Был обнародован список особо тяжких преступлений, за совершение которых осужденный приговаривался к высшей мере наказания - расстрелу. Сюда относились все действия, которые можно было истолковать как саботаж или которые угрожали безопасности представителей власти.

Таким образом, заявление итальянских властей о желании сохранить самобытность словенской территории оказалось демагогией. С первых же дней оккупанты предприняли ряд мер, суть которых заключалась в унификации Люблянской провинции с остальными частями Королевства Италия. Первоначально этот процесс затронул лишь внешние стороны ее жизни. Так во всех учреждениях были сняты фотографии и портреты короля и государственных деятелей Югославии, их заменили изображения дуче и короля Италии. Фасады зданий украсили итальянские флаги и изречения Муссолини о фашизме. Вводилась двуязычность вывесок, наименований улиц и географических названий. Причем отмечалось, что итальянские надписи должны быть такими же по размеру, что и словенские и стоять на первом месте. Кроме того на территории Словении устанавливалось итальянское время, все часы переводились на один час вперед23.

Подобные же действия были предприняты в германской и венгерской зонах, с той лишь разницей, что в Нижней Штирии, Верхней Крайне и Прекомурье словенский язык запрещался для употребления в публичных местах и в делопроизводстве.

Судьба оккупированных территорий была ясна. Рано или поздно, независимо от заявлений оккупационных властей, все эти земли планировалось аннексировать. Первой аннексию осуществила Италия. 3 мая 1941 г. декретом N 291 Люблянская провинция была провозглашена новой равноправной провинцией Королевства Италия. Декрет состоял из семи пунктов, суть которых сводилась к следующему: оккупированная итальянцами часть Словении включалась в состав Королевства Италия, новой провинции даровалось право иметь автономное устройство, которое планировалось создать с учетом этнического характера населения. Главой провинции назначался верховный комиссар, ему в помощь создавался Совет, состоящий из четырнадцати человек выбранных из "передовых" слоев местного населения. Впервые Совет был созван 3 июня 1941 года. Возглавил его бывший бан Дравской бановины М. Натлачен. В его состав вошли ректор университета в Любляне М. Славич, главный секретарь крестьянской палаты Й. Лаврич, и по представителю от индустриальных, торговых, финансовых и крестьянских слоев. Всего Совет за время своего существования собирался пять раз. Натлачен возлагал на него большие надежды, однако, когда его чаяния относительно воссоединения словенского народа не оправдались, он написал письмо Грациолли, в котором отмечал, что действия итальянских властей его разочаровали, так как они стали жестоко относиться к словенскому населению24. В связи с этим он покинул пост председателя Совета. Сам Совет просуществовал недолго, его последнее заседание состоялось 5 ноября 1941 года. На самом деле он не был реальным политическим органом, и не имел ни законодательных, ни исполнительных функций. Его значимость была иллюзорной. Создавая Совет, итальянские власти хотели показать словенцам, что они являются полноправными гражданами Итальянского Королевства, у которых есть свои представители во власти, отстаивающие их интересы. Ни римское правительство, ни верховный комиссар не проявляли желания возложить на Совет хотя бы одну из функций государственного аппарата.

Декрет об аннексии освобождал словенцев от несения воинской повинности, обучение в школах разрешалось вести на словенском языке. На провинцию распространялись основные положения итальянской конституции, но нигде не говорилось о том, что словенцы становились итальянскими гражданами. С этого дня в Словении формально ликвидировалось военное положение.

Аннексия Прекомурья была осуществлена 16 декабря 1941 г. после обсуждения этого вопроса парламентом в Будапеште. Согласно принятому закону, все лица и их дети, являвшиеся до 26 июля 1921 г. венгерскими гражданами и потерявшие гражданство в результате ратификации Трианонского договора, без особых формальностей становились гражданами Венгрии25.

Что касается германской зоны, то согласно проекту, разработанному нацистами, "освобожденные земли Нижней Штирии должны были быть присоединены к государственной области Штирия, земли Верхней Крайны - включены в государственную область Каринтия". Населению, имевшему немецкую или близкую к немецкой кровь, согласно германским законам даровалось гражданство. Остальной части жителей необходимо было пройти тщательную проверку. Ответственным за "воссоединение" этих земель с Германией назначался имперский министр внутренних дел. В ходе осуществления плана германизации оккупационные власти натолкнулись на ряд препятствий, одним из которых являлось местное население, которое, по их мнению было недостаточно подготовлено к объединению с немецким народом, поэтому официальную аннексию отложили на неопределенный срок. В отношении фолксдойче были сделаны некоторые послабления. 14 октября 1941 г. специальным постановлением, которое имело силу закона, всем немцам, проживавшим на территории Нижней Штирии и Верхней Крайны до 14 апреля 1941 г., предоставлялось постоянное немецкое гражданство. Люди, "имевшие немецкую или близкую к ней кровь" и с указанного выше дня проживавшие на перечисленных землях, получали вид на гражданство, по истечении десяти лет они должны были стать либо "защитниками рейха", либо иностранцами26.

Однако разговоры о получении гражданства во всех зонах оккупации так и остались разговорами. Итальянцы ни в одном своем указе так и не назвали словенцев гражданами своего Королевства, немцы предоставили гражданство только фолксдойче, проживавшим в Словении, а решение вопроса о славянском населении власти отложили на неопределенный срок. Венгерская же администрация лишь отчасти позаботилась о той части населения, которая потеряла венгерское гражданство в результате ратификации Трианонского договора, все остальные были вычеркнуты из общественной и политической жизни и обречены на голодную смерть, поскольку отсутствие гражданства лишало возможности устроиться на работу или получить минимальный паек.

Что касается интеграции словенской территории в экономическом плане, то этот процесс протекал гораздо быстрее. Италия начала с введения государственной монополии на соль, табак, спички, папиросную бумагу. Кроме того, вводились единые цены на продукты питания. За превышение или снижение цен налагался штраф, после повторного нарушения магазин закрывался. В газетах почти ежедневно печатались имена нарушителей с красочным описанием их преступлений. Основной денежной единицей провозглашался динар и итальянская лира, рейхсмарки и пфенниги не имели обращения на территории Люблянской провинции27.

Вопросами экономики на оккупированной немцами территории занимались специально созданные при Имперском министерстве экономики и Имперском министерстве продовольствия и сельского хозяйства (с 1942 г. министерство сельского хозяйства) областные хозяйственные управления. Нижняя Штирия и Верхняя Крайна подпадали под руководство зальцбургского управления. С начала 1942 г. при областных политических комиссарах были созданы хозяйственные управления, кроме того, были образованы окружные продовольственные управления, которые состояли из двух отделов. Отдел А занимался обеспечением продовольствием, отдел В был ответствен за распределение28. Все предприятия по производству энергии были объединены в один концерн по снабжению энергией "Зундштайермарк". Более тридцати предприятий на словенских территориях имели оборонный характер. После оккупации они перешли в ведомство Имперского министерства вооружений и боеприпасов.

В Прекомурье в этой сфере были проведены следующие меры: на оккупированной югославской территории в ведение венгерских властей переходили все резервы продуктов питания, все сырье и все полуфабрикаты. Была произведена перепись всей югославской недвижимости, которая после оккупации перешла к Венгрии. Кроме того, согласно изданной директиве, в рабочем состоянии должны были поддерживаться все имеющиеся в наличии предприятия29. Руководящие должности заняли венгерские военные лица. В сфере торговли необходимо было получить разрешение на продажу определенных видов продукции. Для этого торговцам следовало подтвердить свое "христианское происхождение" и доказать свою лояльность к венгерскому правительству. Цены на различную продукцию стали фиксированными и достигли своего максимального предела. Правительство уже в 1941 г. установило хлебный паек в 160 г. и сохраняло его на протяжении всей войны. Порционное распределение распространялось на мясо (которое разрешалось есть четыре раза в неделю), жиры и сахар30. Началось постепенное вытеснение мелких производителей и создание крупных монополий по продаже шерсти, зерна и т. д. Эти процессы затронули не только Прекомурье, но и всю Венгрию.

Немалое внимание оккупационные власти во всех трех зонах уделяли таким вопросам как культура и просвещение. В отличие от германской и венгерской политики итальянцы строили свои действия на принципах умеренной лояльности. Они разрешили двуязычие в школах и в делопроизводстве, пресса продолжала издаваться на словенском языке, преподавательский состав ни в школах, ни в университете не претерпел изменений. Вкладывались деньги в развитие инфраструктуры, в частности строились детские площадки и детские сады, завершались начатые еще во времена Югославии проекты.

Однако это внешнее благополучие и забота о нуждах населения имели оборотную сторону. Медленно, но верно итальянские власти насаждали свою идеологию и культуру. Для непосредственного контроля за массами создавались различные организации. Например, в октябре возникло объединение "ГИЛЛ" (Люблянская итальянская молодежь). Причем отмечалось, что слово "итальянская" не означает национальной принадлежности, "поскольку после аннексии Люблянская провинция стала одной из провинций Италии"31. Запись детей производилась с пяти до семнадцати лет. Столь ранний возраст объяснялся стремлением с малолетства воспитать детей в духе фашистской Италии. В это же время была основана Университетская организация. Она являлась копией общества Фашистской университетской молодежи, в которую, в отличие от Люблянской университетской организации, могли вступать только итальянские граждане. Эта организация была создана для того, чтобы контролировать настроения в среде студентов и профессуры. Власти опасались, что именно в этих кругах могут особенно активно распространяться антиитальянские и антифашистские настроения32. Закрыть же университет, по мнению гражданских властей, в сложившихся условиях представлялось невозможным, поэтому большое внимание уделялось созданию осведомительских организаций, которые не только отслеживали настроения внутри студенчества, но и занимались идеологическим воспитанием. Для других слоев населения организовывались различные общества, например Союз сельских женщин, фашистская просветительская организация "После работы" и др. Верховный комиссар активно участвовал в общественной жизни провинции и часто посещал общественные учреждения, такие как университет, больницы, выставки и т. д., а также оказывал посильную помощь в организации новых обществ. Он также взял под свою личную охрану все культурные ценности. Специальным законом запрещался вывоз из Люблянской провинции предметов, имеющих культурно-историческую, археологическую и палеонтологическую ценность, без специального разрешения властей33.

Противоположностью в этой сфере явилась политика немецких оккупантов, которая ориентировалась на искоренение всего, что носило словенский этнический характер. После оккупации словенские школы перестали работать, старые преподаватели подлежали увольнению, а их место заняли учителя из Австрии или из среды местных немцев. Во всех школах вводилось обучение на немецком языке. Идея школ с преподаванием на двух языках (словенском и немецком) была отвергнута сразу же. Тесно со школой сотрудничала нацистская организация "Немецкая молодежь". По своей структуре она была аналогична организации "Гитлерюгенд" в Германии и Австрии. На территории словенской Штирии в организацию имели право вступать дети и молодые люди в возрасте от 7 до 20 лет. В Верхней Крайне была создана организация "Молодежь Каринтийского национального союза". Особое внимание уделялось германизации детей младшего возраста, поскольку считалось, что они легче и быстрее воспринимают язык. Только в Нижней Штирии в 1941 г. было открыто 42 детских сада (для сравнения: до войны на этой территории их было всего 16), где дети "знакомились с основами немецкого языка, где они телесно и духовно превращались в полноценных немецких людей", из этих детских садов впоследствии должны были выйти "великие немецкие мужчины и великие немецкие женщины"34. Подобные действия соответствовали общей германской политике. В одной из своих речей Гиммлер отметил, что "при таком смешении людей могут найтись хорошие расовые типы. Поэтому я полагаю, что нашим долгом будет взять себе их детей, для того чтобы убрать их из нежелательного окружения, и если будет необходимо, даже просто выкрадывать или отнимать детей насильно".

В конце апреля 1941 г. Уиберрейтер, выступая перед отрядами СА, заявил: "три недели назад фюрер мне приказал: "сделайте эту землю опять немецкой""35. Данное пожелание не заставило себя долго ждать. Оккупанты начали проводить политику германизации, жестоко уничтожая национальную культуру и самобытность. Словенская печать была полностью запрещена, все словенские газеты и другие печатные издания изымались. Всю периодику и книги разрешалось печатать только на немецком языке. Аресту подвергались школьные, личные и публичные библиотеки. Что касается архивов, то большую их часть вывезли в Грац и в города Германии (например, в Потсдам). Особое внимание уделялось хранению метрических книг, поскольку по ним можно было определить национальную принадлежность. Взамен планировалось образовать новые крупные библиотеки в таких городах как Марибор, Целье и Птуй. В первой должно было находиться 15 тыс. томов, во второй - 8 тыс. и в третьей - 4 тысячи. Кроме того, предусматривалось создание около 200 мелких библиотек, количество книг в них должно было достигать 100 томов, 20 библиотек с фондом в 300 книг и 15 - с фондом от 500 до 1 тыс. книг36.

Подобная же ситуация складывалась и в венгерской зоне. В школах вводилось преподавание на венгерском языке, хотя со стороны словенской интеллигенции предпринимались шаги к сохранению словенского языка в делопроизводстве и в системе образования. Все эти чаяния оформились в так называемом меморандуме, адресованном правительству Венгрии. Его подписали представители "Прекомурского клуба академиков" и католического общества "Заведност". Меморандум так и не был рассмотрен, а делегацию не приняли. В итоге все словенские учителя были уволены, их место заняли венгерские. Повсеместно открывались курсы венгерского языка, венгерской истории, географии и права. Факультативное преподавание на родном языке разрешалось только в первых четырех классах начальной школы. Основная программа мадьяризации сводилась к следующему: "стань хорошим и верным венгром, приложи все усилия к тому, чтобы стать еще лучшим венгром или даже самым венгерским венгром". Перед началом занятий в школах, перед заседаниями политических и образовательных обществ повторялась своего рода молитва: "Верую в единого Бога, в единое отечество, в бессмертную божью правду, верую в воскресение Венгрии". 13 мая был издан указ об уничтожении всех словенских книг и учебников, национальных архивов и библиотек37. Вместе с книгами уничтожению подлежали все карты и фотографии югославского производства.

Не последнюю роль в установлении оккупационного режима в Люблянской провинции сыграла католическая церковь, которая с первых же дней выступила с призывом смириться со сложившейся ситуацией. После опубликования декрета о присоединении Люблянской провинции к Италии епископ Любляны Г. Рожман заявил: "Итальянская армия мирно заняла провинцию, сохранила порядок и дала свободу народу. Что касается сотрудничества представителей церкви с новыми властями, для нас, католиков, основополагающим является Божье слово, которое гласит: каждый человек должен быть покорным власти, так как любая власть от Бога, а те, кто у власти, ставленники Божьи. Исходя из этого, мы признаем власть, которая над нами, и мы будем с ней сотрудничать во благо народа"38. "Благополучное" окончание военных операций итальянской армии в Югославии было отмечено торжественной мессой, которую отслужил сам епископ. На мессе присутствовали все главные представители оккупационных властей. Особенно тесное сотрудничество между итальянской властью и словенской церковью началось в 1942 году. Рожман публично выступил с осуждением Освободительного фронта. Борьба словенского народа против оккупантов провозглашалась братоубийственной войной и смертным грехом. Каждый истинный словенец должен был понимать это и молиться о спасении душ великих грешников39. К 1942 г. деятельность Рожмана вышла за рамки церковных обязанностей. Он начинает активно участвовать в военно-политической жизни Люблянской провинции. В конце апреля 1942 г. была создана организация "Словенский союз", в рамках которого были образованы фактически военные подразделения: "Страже" (стража), "Вашке страже" (деревенские сторожа), Легион смерти и др. Они проводили аресты, обыски, подавляли любое сопротивление властям.

Заседания руководства этих организаций проходили в епископском дворце. В одном из оперативных донесений генералу Роботти говорилось: "вчера в Любляне у епископа состоялась встреча главных представителей бывших партий с целью образования союза, который бы помог итальянской администрации упрочить свою власть"40. В так называемом меморандуме "12 сентября", который Рожман направил Роботти, он предлагал создать специальные вооруженные службы безопасности под командованием словенцев, которые "употребят свое оружие против мятежных элементов, угрожающих нашей земле либо оружием, либо пропагандой"41. Подобная политика словенской католической церкви являлась своего рода отражением политики Ватикана. Папа Пий XII в ходе второй мировой войны ни разу не выступил с осуждением злодеяний фашистской Италии и Германии, но неоднократно высказывался о необходимости борьбы против "коммунистической заразы". После оккупации Люблянской провинции немцами в 1943 г. Рожман явился одним из вдохновителей образования Словенской домобранской лиги, которая состояла из местного населения. Ее задача сводилась к борьбе с партизанскими группами.

В германской оккупационной зоне католическая церковь подверглась жестоким гонениям. Сразу же после оккупации большая часть священников была арестована. Оставшаяся же часть подвергалась различного рода унижениям. Большая часть служителей церкви подлежала депортации в Хорватию. Некоторые из них были заключены в лагеря, которые располагались в городах Рейхенбург и Шентвид. В Нижней Штирии количество приходов сократилось с 240 до 90. В них остались священники преклонного возраста, которые, по мнению оккупантов, были неспособны на пропаганду идей освободительного движения. В Верхней Крайне ситуация была еще более тяжелой. Там на 141 приход было оставлено 15 священнослужителей42. В школах запрещалось преподавание Закона Божьего. Ведение метрических книг передавалось гражданским властям. Им же поручалось заключать гражданский брак. Все духовные учебные учреждения и организации были запрещены. Так, например, в Мариборе прекратили функционировать Высшая богословская школа и семинария. Службу разрешалось вести только на немецком языке. Многие священники, пренебрегая этим запретом, проводили богослужение на латинском. Церковная недвижимость и земельные владения перешли в распоряжение оккупантов. Эти земли планировалось разделить между немецкими и прогермански настроенными крестьянами.

В первые дни оккупации итальянская армия рассматривала Словению как вполне безопасный регион. И, в какой-то мере, это действительно было так. До нападения Германии на СССР общая ситуация в Люблянской провинции оставалась спокойной. В отчетах и сообщениях оккупационных властей говорилось о наличии неких коммунистических групп, которые проводят антиитальянскую пропаганду через периодическое издание Освободительного фронта (ОФ) "Словенски порочевалец" (первый номер вышел в мае 1941 г.). Заняв словенскую территорию, итальянские власти рассчитывали на почти полную поддержку населения, которое примет оккупацию как дар свыше и не захочет сотрудничать с малочисленным движением сопротивления. Поэтому на первых порах итальянская полиция ограничилась поиском этих "малочисленных" элементов. Но политика заигрывания с населением не дала желаемых результатов. После 22 июня 1941 г. ситуация изменилась. На следующий день на стенах домов Любляны появились надписи антигерманского и антиитальянского характера. По городу прокатилась волна небольших манифестаций в поддержку Советского Союза, организаторами которых явились члены КП Словении. Оккупационные власти не приняли всерьез эти проявления недовольства, хотя еще накануне, предвидя возможные выступления, Роботти отдал приказ "все акции энергично подавлять"43. Вскоре итальянские власти осознали, что недооценили сложившуюся ситуацию. В итоге все население неофициально было разделено на две группы: тех, кто поддерживал оккупационную политику и тех, кто выступал против нее и подрывал порядок. Вторая часть населения подвергалась публичному осуждению и была заклеймена как нецивилизованная прослойка, которая не понимала всех благ, привнесенных итальянскими войсками на словенские земли, и должна была караться за попытки разрушить мир и порядок. Оккупационные власти дали понять населению, что любые попытки дестабилизировать обстановку будут жестоко наказываться. С целью устрашения 11 сентября 1941 г., согласно указу N 97, в Люблянской провинции был создан чрезвычайный военный суд и введена смертная казнь. Высшей мере наказания подлежали те, кто без разрешения переходил границу, хранил огнестрельное оружие, амуницию и взрывчатку; кто угрожал безопасности итальянских вооруженных сил, органам гражданской власти или полиции; кто совершил или пытался совершить акции, направленные на причинение ущерба индустриальным или железнодорожным объектам; кто предоставлял убежище лицам, которых разыскивает полиция; у кого были найдены материалы партизанской пропаганды или был установлен факт их участия в антифашистских мероприятиях или в акциях, направленных на разрушение общественного порядка44. Расстрелу подлежали все уличенные в вышеуказанных преступлениях, независимо от степени вины. Казнь осуществлялась через 24 часа после вынесения приговора, и по возможности, на месте, где преступление было совершено или раскрыто. Тем самым итальянские власти сразу расставили все точки над "и". Угроза смертной казни, по их мнению, должна была остановить нарастающую волну подрывной деятельности. К середине 1941 г. активизировалось освободительное движение, главными объектами для нападения стали транспортные магистрали и промышленные объекты. С этого момента чрезвычайный суд становится карательным органом.

Все предпринимаемые итальянскими властями меры по стабилизации обстановки в провинции наносили большой урон населению, но не давали желаемых результатов. Основной причиной этого явился конфликт между гражданским и военным правлением. Яблоком раздора послужил вопрос о характере управления провинцией. Роботти был уверен, что достичь "положительных" результатов можно лишь при применении грубой военной силы, поскольку, по его мнению, все население Словении выступало против оккупантов. Грациоли же полагал, что нужно действовать путем уговоров и уступок. В ноябре 1941 г. Роботти предложил командованию Второй армии принять чрезвычайные меры с целью урегулирования обстановки в провинции. "Если мы, - писал он, - хотим совладать с чрезвычайной ситуацией, которая сложилась в провинции (образование вооруженных групп, которые производят дерзкие нападения; саботаж на железных дорогах, телефонных и телеграфных линиях, нападение на солдат, полицейских и их агентов и т. д.), необходимо принять следующие меры превентивного характера: брать заложников, расширить ответственность за преступления, направленные против местных властей и против населения провинции, а также репрессивные меры: смертная казнь сразу же после раскрытия преступления без суда и следствия"45.

К концу 1941 г. итальянские власти осознали, что избранная ими тактика не продуктивна. Партизанское движение набирало силу. Мелкие нападения сменились более крупными и продуманными операциями. В связи с этим Роботти 3 октября заявил о введении военного положения. Спустя три дня началось первое в Люблянской провинции итальянское наступление, которое длилось 22 дня - с 6 по 28 октября. Цель наступления заключалась в уничтожении партизан в районе гор Крим и Мокрец, где действовала группа, получившая название Мокрецкий отряд, и состояла в основном из жителей Любляны и ее окрестностей. Однако к моменту наступления в этом районе партизан не оказалось. Кроме того, они осуществили нападение на итальянский гарнизон в городе Лож. После этой операции командир королевской полиции в своем донесении отмечал: "Если бы такое произошло в немецкой Словении, город Лож был бы спален. Несколько таких примеров, и население бы осознало необходимость сотрудничества с итальянскими властями. Сейчас уже ясно, что Люблинской провинцией нельзя управлять как какой-нибудь другой провинцией Королевства. Любое промедление может быть опасным для безопасности наших войск и явится унизительным примером бездарности и слабости правления"46.

В конце октября в Любляне была проведена манифестация в поддержку ОФ. Между семью и восемью часами вечера улицы города опустели. Для итальянцев это было большим моральным ударом. Фактически весь город выступил против оккупантов. В одном из итальянских донесений отмечалось: "манифестация, которую провел Освободительный фронт 29 октября в честь 23-летия освобождения от австрийского ига, полностью удалась. Население в целом между 19 и 20 часами покинуло общественные места и улицы. Этот успех ободрил воинственные элементы, которые теперь в определенный момент могут рассчитывать на солидарность всех словенцев". Итальянское военное командование пришло к заключению, что именно Любляна - центр антиитальянского и антифашистского движения. О настроениях, которые преобладали в городе, говорилось, что молодежь овеяна патриотизмом, а консервативные слои общества озабоченно смотрят в будущее. В декабре 1941 г. один из генералов фашистской милиции Р. Монтагна в своем донесении писал: "мы проводим ошибочную политику по отношению к людям, которые не доросли до ситуации... В Любляне в результате нерешительности верховного комиссариата, неготовности квестуры, коммунистическое движение, которое мы могли удушить в зародыше, настолько распространилось, что этот город, не преувеличивая, можно рассматривать как центр коммунистической пропаганды. Мы слишком быстро хотели установить гражданское правление, не принимая во внимание то, что мы находимся на Балканах, и что этот народ много лет был подчинен господству Австрии и Югославии. Здесь действия полиции приобретают военный характер"47. Гражданская же власть продолжала, несмотря ни на что, отстаивать идеи либерализма, доказывая, что проявления жестокости настроят против итальянцев все население, включая тех, кто поддерживает новый порядок.

Для урегулирования отношений между гражданской и военной властью в вопросе о методах поддержания общественного порядка 19 января Муссолини издал указ, согласно которому защита общественного порядка поручалась военным властям. Теперь они могли действовать не только по просьбе верховного комиссара, но и по собственной инициативе, если считали это необходимым, однако, в любом случае предупреждая гражданские власти. Выбор способа использования военных сил находился в компетенции военных властей. Административная полиция (то есть полиция, подчинявшаяся гражданским властям) оставляла за собой функцию охраны общественного порядка и оставалась штатным полицейским органом. Таким образом, Муссолини четко разделил функции охраны и защиты общественного порядка. Первое он поручил полиции и гражданским властям, второе - армии. Военные власти почувствовали, что у них развязаны руки и немедля преступили к наступательным операциям. В начале февраля 1942 г. Любляну обнесли кольцом колючей проволоки, для того, чтобы сделать невозможным контакт между городом и предместьем. Эта акция завершилась к 23 февраля. На следующий день в прессе был обнародован указ, запрещавший свободный выход из города. Доступ в Любляну получали торговцы продуктами питания и имеющие специальный пропуск, получение которого было весьма нелегкой процедурой. Для входа в город были организованы контрольно-пропускные пункты на основных дорогах. Нарушители карались шестимесячным тюремным заключением и штрафом в 5 тыс. лир.

Любляна была разделена на тринадцать секторов. Армия и полиция тщательно обыскивали дома в каждом отсеке, и арестовывали всех, у кого находили оружие. Улицы перегородили баррикады и заграждения для того, чтобы сделать невозможными переход из непроверенных секторов в проверенные. Поскольку эти проверки не принесли желаемого результата, было принято решение арестовать всех мужчин в возрасте от 20 до 30 лет с целью проверки каждого из них. Арестованных жестоко допрашивали, стремясь выяснить, есть ли у них связи с ОФ. Если такие связи обнаруживались, то аресту подлежала вся семья. Кроме того, проводились и внезапные обыски в уже проверенных секторах. С 23 февраля по 15 марта было арестовано свыше тысячи человек. Подобные акции проводились и по всей Люблянской провинции. Меры безопасности доходили до абсурда. Так, соучастниками партизан считались жители домов, близлежащих к месту, где произошло нападение на представителей итальянских властей или совершены акции саботажа. Если в течение 48 часов преступники не были найдены, то "соучастники" арестовывались, их имущество конфисковывалось, а дома уничтожались. Ликвидации подлежали также постройки, из которых был открыт огонь по представителям итальянской армии, или в которых находились склады оружия, амуниции, взрывчатки. Помимо этого, гражданским лицам запрещалось находиться близ железнодорожных путей, дорог, итальянских военных складов и т. д. Военным властям разрешалось сжигать целые села, если был установлен факт сотрудничества жителей с партизанами. Одной из новых мер властей стали массовые депортации населения. Выселению подлежали следующие группы: безработные, студенты, интеллигенция и эмигранты. Именно с этого момента началась открытая война против словенского народа, направленная на его уничтожение. Массовые депортации особого размаха достигли в июне 1942 года. Из-за проведения чисток в Любляне и других городах не осталось свободных тюрем. В связи с этим началось строительство новых лагерей смерти - Раб, Гонарс и др., - которые уже к концу июля были готовы принять первых заключенных48. Согласно приказу Роботти, все лагеря должны были быть размещены как можно дальше от границы Италии с Люблянской провинцией, но первые из них были созданы близ г. Толмин и у г. Доленьи Требуж в Приморье. Они начали принимать заключенных в марте 1942 года. Это были лагеря, рассчитанные на 400 - 600 человек. Более крупные лагеря начали строиться в марте 1942 года. Одним из первых был построен лагерь Гонарс.

Политика итальянских властей, несмотря на культурно-просветительские поблажки, из-за своей неорганизованности и из-за отсутствия элементарной согласованности в управлении, привела к созданию жестокой репрессивной машины, которая держала население в постоянном напряжении. Если к 1942 г. общая ситуация в германской зоне более или менее стабилизировалась, то в Люблянской провинции волна террора шла по нарастающей.

Венгерские власти также пытались освободиться от нежелательных элементов. Под эту категорию подпадали все те, кто не проживал в Прекомурье до 31 октября 1918 года. Эти люди подлежали выселению за пределы Великой Венгрии. В русле расистской политики массовым гонениям и репрессиям подверглись евреи. В апреле 1941 г. были интернированы почти все евреи Прекомурья, они были направлены в концентрационный лагерь Аушвиц (Освенцим). На освободившихся территориях селились венгры. Что касается славянского населения, то оно подвергалось различного рода притеснениям со стороны оккупантов. Ни один бывший гражданин Югославии не имел право работать на государственной службе. Даже если он присягал на верность Венгрии, ему предоставляли плохо оплачиваемую работу независимо от образования и квалификации. Те, кто был враждебно настроен по отношению к оккупантам, подвергались аресту и помещались в венгерские концентрационные лагеря. Только в июне 1941 г. была выселена 121 семья (всего 668 человек). В основном интернированных помещали в лагерь смерти Сарвар. Зимой их число в этом лагере достигло 7500 человек, из них 4300 составляли дети младше 18 лет, 1 тыс. - мужчины в возрасте от 18 до 50 лет. Заключенные содержались в тяжелых условиях. За первую зиму оккупации в этом лагере погибло 800 человек. Часть интернированных посылалась на принудительные работы в Венгрию и в Германию49.

Подобные меры предпринимались и в немецкой оккупационной зоне. Очевидно, как немецкие, так и венгерские власти полагали, что за два с небольшим десятилетия, прошедших после распада Австро-Венгрии, еще сохранились традиции и основы бывшего государства, пошатнуть которые могли пришлые элементы. Их выявлением занялись венгерская полиция и жандармерия. Выселяемым было разрешено взять с собой только самые необходимые вещи. В связи с этим была создана целая сеть депортационных лагерей. На первом этапе депортации предполагалось выселить коммунистов, переселенцев, интеллигенцию и священнослужителей. Однако в ходе осуществления депортационных планов оккупанты столкнулись с рядом сложностей, одной из которых была многочисленность депортируемых, а также с несогласованностью действий с правительствами Сербии и Хорватии, куда планировалось выселить большую часть словенцев. Возможно, провал переговоров был связан с тем, что как Хорватия, так и Сербия уже заключили с германскими оккупационными властями договор о приеме значительного количества изгнанных словенцев на своих территориях. Венгрии так и не удалось достигнуть соглашения с хорватской и с сербской сторонами по этому вопросу. Вследствие этого большая часть заключенных была помещена в лагеря50. В конце мая 1941 г. в венгерской зоне начались первые аресты.

После капитуляции Италии в 1943 г. Люблянская провинция была захвачена Германией, она сохранила за собой прежнее название и органично вошла в состав так называемой Оперативной зоны Адриатического побережья. 10 сентября 1943 г. высшим комиссаром в Оперативной зоне стал Ф. Райнер, в руках которого сосредоточилась вся полнота власти на этой территории. Зона состояла из шести областей: Тржичская, Видемская, Горицкая, Люблянская, области Пула и Риека. Немцы на территории бывшей Люблинской провинции продолжали оккупационную политику, начатую итальянскими властями. Возникает вопрос, почему германские оккупанты не применили здесь ту же схему оккупации, которую они реализовали в Нижней Штирии и Верхней Крайне? Причина этого в том, что на территории Люблянской провинции к моменту вступления немецких войск широких масштабов достигло партизанское движение. Жесткие меры по отношению к населению, лишение его видимой автономии могли привести к еще большим беспорядкам. Принимая во внимание жестокость итальянского режима в последние месяцы его существования, немцы, так же как когда-то итальянцы, стремились сыграть на контрастах. Они понимали, что уже существующее и окрепшее антифашистское движение остановить мягкими методами не удастся, однако, оставалось население, которое готово было сотрудничать и помогать новому режиму. Именно на него была направлена демагогия относительно "светлого будущего" Европы и Словении в ее составе. Германские власти не запрещали употребление словенского языка, однако, главным языком провозглашался немецкий. На первых порах в делопроизводстве разрешалось употребление словенского языка, до тех пор, пока чиновники в достаточной мере не овладеют немецким. Изучение немецкого языка в школах стало обязательным. Чтение лекций в Люблянском университете разрешалось на словенском языке при условии, что часть лекций будет прочитана на немецком51.

Готовя наступление на части Народно-освободительной армии, немецкое командование принимает решение организовать вооруженные отряды из числа местного населения для "поддержания мира и порядка на оккупированной территории, обеспечения безопасности жизни, для увеличения экономического и социального прогресса"52. Первоначально немцы планировали создать словенские дивизии СС из числа местного населения. Однако бывший генерал Югославской армии Л. Рупник, возглавивший после немецкой оккупации марионеточный орган - Национальное правительство, сумел убедить власти в том, что маленькая национальная армия будет во сто крат эффективнее в сложившихся условиях, поскольку игра на национальных чувствах может привести к росту патриотизма тех, кто против коммунизма, но за свободную Словению. После длительных переговоров Рупника с немецкими властями было принято решение создать подобную организацию.

Следовательно, немецкие власти продолжили линию, начатую итальянцами. Кроме того, они стали культивировать словенские национальные идеи, создав словенскую армию домобранцев, которой позволялось использовать словенскую символику, петь патриотические песни и т. д. На подобные меры германские власти никогда бы не пошли, если бы Германия не была ослаблена в ходе войны. Не имея достаточного количества вооруженных сил в этом регионе, власти создали подразделения из местного населения, используя для этого все возможные меры, в том числе и спекуляцию национальными чувствами, что, однако, возымело свое действие: часть словенцев искренне поверили в эту пропаганду.

Таким образом, на территории Дравской бановины с момента вторжения вражеских войск и до ее освобождения сформировалось четыре оккупационных режима, два из которых являлись германскими. Итальянская, немецкая и венгерская системы, сложившиеся в 1941 - 1943 гг., по своей сути и организации имели целый ряд общих черт, которых намного больше, нежели отличий. Немецкая система, образовавшаяся после капитуляции Италии в сентябре 1943 г. на территории Люблянской провинции, явилась началом нового этапа германской оккупации Словении.

Наиболее близки друг к другу по методам управления были немецкая система, сложившаяся в Нижней Штирии и Верхней Крайне, и венгерская. Итальянская несколько отличалась от них принципами организации и отношением к местному населению, особенно в первые месяцы. Впоследствии эти различия практически стерлись. Динамика становления и развития режимов во времени проходила через три основных этапа:

1) оккупация и введение военного правления (в германской зоне военное правление длилось всего три дня; в Прекомурье оно было введено 11 апреля 1941 г. и отменено 4 августа 1941 г.; в итальянской зоне власть военных так и не была ликвидирована);

2) образование института гражданской власти (в германской зоне оккупированные территории автоматически переходили под юрисдикцию гаулейтера и государственных чиновников соседних с ними германских областей; в итальянской зоне гражданская власть сосуществовала с военной, представители первой должны были налаживать внутреннее устройство провинции, задача военных заключалась в обеспечении порядка; в Прекомурье гражданское правление длилось два месяца - с августа по сентябрь 1941 г.);

3) присоединение захваченных земель к территориям стран оккупантов (первой аннексию осуществила Италия, 3 мая 1941 г. декретом N 291 оккупированная ею часть Словении провозглашалась новой равноправной провинцией, становившейся частью Италии; аннексия Прекомурья была осуществлена 16 декабря 1941 г. после обсуждения этого вопроса парламентом в Будапеште; что касается германской зоны, то согласно проекту, разработанному имперской канцелярией, "освобожденные земли Нижней Штирии должны были быть присоединены к государственной области Штирия, земли Верхней Крайны - включены в государственную область Каринтия").

Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что официальная аннексия была проведена только венграми и итальянцами. Немецкие власти сочли захваченные ими территории недостаточно подготовленными к этому акту, который отложили на неопределенный срок. Оформляя присоединение законодательно, Венгрия и Италия хотели показать, что теперь это их государственные территории, не подлежащие отторжению и, следовательно, любые посягательства на них будут рассматриваться как вмешательство во внутренние дела. Германия же являлась хозяйкой положения, и ей не нужно было доказывать своих прав.

Каждая из трех систем имела свои собственные объяснения причин вторжения и аннексии. Венгрия и Германия заявляли, что никакой оккупации как таковой нет. По их мнению, речь шла о восстановлении исторической справедливости. Нижнюю Штирию и Верхнюю Крайну в директиве об оккупации Гитлер обозначил как "некогда принадлежавшие Австрии". Следовательно, это был возврат "исконно немецких" земель их прежнему хозяину. Венгерские власти пропагандировали тот же тезис, называя свои действия законным освобождением своих территорий. На одном из заседаний венгерского правительства отмечалось, что Венгрия "получила то, что 20 - 22 года назад было незаконно передано другим государствам". Подобные рассуждения легли в основу оккупационной политики этих стран в Дравской бановине, для которой характерно было уничтожение словенского национального самосознания и навязывание своей идеологии. Итальянцы не претендовали на восстановление исторической справедливости, и поэтому их деятельность носила несколько иной характер. На первых порах они попытались с пониманием отнестись к местному населению, его культуре и самобытности, предоставить ему видимость автономии и тем самым доказать свои "благие" намерения.

Однако за довольно небольшой промежуток времени три оккупационных режима были приведены к одному знаменателю. Отношение к населению становилось все более жестоким день ото дня. Любые преступления, дестабилизировавшие "порядок" на оккупированных землях карались по закону военного времени. Во всех трех зонах проводились акции по высылке неблагонадежных лиц в Сербию, Хорватию, Германию; разница заключалась лишь в численности депортируемых. Особо опасные элементы помещались в трудовые и концентрационные лагеря, которые располагались как в оккупированной Словении, так и на территориях сопредельных с ней государств. Освободившиеся земли заселялись соответственно немцами, итальянцами, венграми. Делалось это для того, чтобы процент славянского населения значительно сократился. Оставшаяся часть подлежала ассимиляции, с этой целью создавались различные общества и организации, которые навязывали фашистскую идеологию и новое самосознание. Оккупанты стремились полностью искоренить словенскую культуру.

Несмотря на то, что Люблянская провинция и словенское Прекомурье были аннексированы, они так и не стали равноправными частями государств, в состав которых вошли. Причины этого для каждой оккупационной зоны были свои. Так, в Люблянской провинции широкое распространение получило Народно-освободительное движение, которого власти не ожидали. Они полагали, что население смирится со сложившимся положением, примет оккупацию как данность и органично войдет в состав Италии. Акции саботажа, нападения на военных и т. д. дестабилизировали общую ситуацию. Ответом на это стали репрессии, казни, уничтожения сел и деревень. В германской зоне идея депортации словенцев и переселения немцев на освободившиеся территории являлась центральным пунктом в плане германизации Словении. Главной целью являлось сокращение словенского населения. В этом случае все предпринимаемые немцами меры, возможно, и принесли бы результаты. Но, не будучи подкрепленными массовым изгнанием словенцев, они теряли смысл. Основная часть планировавшихся акций по тем или иным причинам откладывалась на послевоенное время. В венгерской зоне также был ряд экономических и организационных трудностей, не позволивших полностью интегрировать захваченную территорию.

Таким образом ситуация, сложившаяся в Словении в 1941 - 1943 гг., была весьма нестабильной. Постоянно проявлялись просчеты и ошибки властей в различных сферах: от экономики до идеологического воспитания. Нехватка вооруженных подразделений, средств, несогласованность в действиях подрывали основу оккупационных систем.

После капитуляции Италии территорию Люблянской провинции заняла Германия. Порядок и организация режима практически не изменились. Немцы взяли на вооружение те же лозунги, которые провозглашали итальянцы в первые дни оккупации. По сравнению с политикой немецких властей в Нижней Штирии и Верхней Крайне действия германской администрации в этой провинции носили прямо противоположный характер. Эти отличия заключались в следующем:

- употребление словенского языка в школах и других образовательных учреждениях, а также в делопроизводстве не запрещалось;

- было создано Национальное правительство и словенская армия;

- власти отказались от идеи тотальной германизации на этих территориях.

Подобная политика являлась вынужденной. У немецких властей не было достаточно сил для осуществления контроля над этим регионом, который, однако, имел важное стратегическое значение. Умело используя религиозные чувства населения, оккупанты строили свою пропаганду на тезисе безбожности Освободительного движения, поскольку его руководящей силой были коммунисты. Для привлечения как можно большего числа словенцев на свою сторону применялись различные методы для культивирования национального самосознания. Словенцам разрешалось использовать свою национальную символику, сочинять патриотические песни, издавать специализированные журналы, в которых рассказывалось о подвигах легионеров и зверствах партизан. Возникает вопрос: почему немцы не перенесли на территорию Люблянской провинции ту же систему, которая сложилась в Нижней Штирии и Верхней Крайне? Во-первых, в провинции было развито партизанское движение, которое постепенно становилось централизованным и более организованным. Во-вторых, германская администрация не обладала финансовыми и экономическими ресурсами на новых оккупированных землях, которые были у нее в 1941 году. Немалую роль сыграли поражения Германии на советско-германском фронте, что привело к ослаблению ее позиций на оккупированных территориях. Результатом этого явилось образование Словенской домобранской лиги, вобравшей в себя все коллаборационистские организации, образованные в свое время итальянцами. Поэтому создание этого военизированного подразделения не было чем-то исключительным. Немцы внесли только новую упорядоченную организацию, униформу и атрибутику, носившую ярко выраженный национальный характер. Особенным являлось лишь то, что подобную политику проводили немецкие оккупанты, для которых были несвойственны такие уступки. Рост Народно-освободительного движения дестабилизировал общую обстановку, поскольку количество немецких частей в Словении было недостаточным для его подавления. Ситуацию также осложняли и природные условия, мало изученный горный рельеф территории, труднопроходимые леса и т. д.

В целом, проводимая на территории Словении политика военных и гражданских властей ориентировалась на искоренение национальной культуры и самобытности, навязывание своей идеологии и общественного устройства. Преобразования в сфере экономики и социального сектора сосредоточились на их унификации с уже существующими в итальянском, венгерском и немецком законодательствах нормами и правилами. Если бы подобное положение вещей продолжало сохраняться на территории Словении более длительный период, то словенский народ был бы ассимилирован и прекратил свое существование.

Примечания

1. Страны Центральной и Юго-Восточной Европы во второй мировой войне. М. 1972, с. 260.

2. Jutro, 12.IV.1941, N 87.

3. CULINOVIC F. Okupatorska podjela Jugoslavije. Beograd. 1970, s. 76; Narodnoosvobodilna vojna na Slovenskem. 1941 - 1945. Ljubljana. 1986, s. 52.

4. Okupacijske sistemi na Slovenskem. 1941 - 1945. Doc. st. 2. Ljubljana. 1997, s. 26.

5. BUTLER R., FERENC. T. Ilustrirana zgodovina gestapa. Gestapo v Sloveniji. Murska Sobota. 1998, s. 215.

6. D IV - одно из подразделений 4-го управления РСХА - гестапо. Управленческая группа 4 D IV занималась вопросами западных присоединенных областей.

7. МИРНИЧ Й. Венгерский режим оккупации в Югославии. - Les systemes d'occupation en Yougoslavie 1941 - 1945. Belgrade. 1963, s. 427 - 428; Okupacijske sistemi na Slovenskem. Dok. st. 12, s. 32.

8. Slovenec, 8.IV.1941.

9. FERENC T. Nacisticna raznarodovalna politika v Sloveniji v letih 1941 - 1945. Maribor. 1968, s. 105, 106.

10. Ibid., s. 745.

11. Okupacijski sistemi na Slovenskem. Dok. st. 17, s. 36.

12. FERENC T. Op. cit, s. 746.

13. Marburger Zeitung, 13.V.1941.

14. ZAKONJSEK R. Stajerska 1941. Ljubljana. 1980, s. 140.

15. FERENC T. Nemska okupacija Dravske doline in Pohorja. - Casopis za zgodovino in narodopisje. 1990, N 1, s. 21.

16. Зборник докумената и податка о Народноослободилачком рату Jyгослованских народа. Т. VI, кнь. 4, док. 170. Београд. 1952, s. 513; док. 184, s. 561, 562.

17. Л. ДЕ ИОНГ. Немецкая пятая колонна во второй мировой войне. М. 1958, с. 344.

18. ZAKONJSEK R. Op. cit, s. 136 - 137; FERENC T. Nacisticna., s. 750.

19. Marburger Zeitung, 12.V.1941; ZAKONJSEK R. Op. cit., s. 138.

20. Okupacijske sistemi na Slovenskem. Doc. st. 23, s. 40; FERENC T. Nacisticna, s. 760.

21. Зборник. Т. VI, кнь. 1, док. 94, s. 254.

22. CIANO GALEAZZO. The Ciano diaries 1939 - 1943. N. Y. 1946, p. 344.

23. Зборник. Т. XIII, кнь. 1, док. 6. Београд. 1969, с. 23; Jutro, 17.IV.1941, st. 91.

24. Slovenec, 4.VI.1941; ARNEZ J. SLS 1941 - 1945. Ljubljana-Washington. 2002, s. 40.

25. МИРНИЧ Й. Ук. соч., с. 449.

26. Okupacijske sistemi na Slovenskem. Doc. st. 39, s. 55; FERENC T. Mnozicno izgnanje slovencev med drugo svetovno vojno. Ljubljana. 1933, s. 30.

27. Jutro. 20.XI.1941, st. 221; 13.VII.1941, St. 163; 30.IV.1941, st. 102.

28. FERENC T. Problem Raziskovanja gospodarstva pod okupacijo na Slovenskem med drugo svetovno vojno. - Grafenaurjev zbornik. Ljubljana. 1996, s. 650 - 651.

29. МИРНИЧ Й. Ук. соч., с. 431.

30. ПУШКАШ А. И. История Венгрии. Т. 3. М. 1972, с. 378.

31. Jutro, 23.X.1941, st. 275.

32. Зборник. Т. XIII, кнь. 1, док. 153, s. 420.

33. Там же, док. 18, s. 59.

34. FERENC T. Nacisticna, s. 790, 792; Okupacijske sistemi na Slovenskem. Dok. st. 34, s. 50.

35. Нюрнбергский процесс. Т. 4. M. 1959, с. 564; Marburger Zeitung, 29.IV.1941.

36. Marburger Zeitung, 24.XI.1941.

37. МИРНИЧ Й. Ук. соч., с. 436, 437; GODINA F. Prekmurje 1941 - 1945. Murska Sobota. 1967, s. 29.

38. Ljubljanski skofijski list, 31.VII. 1941.

39. Jutro, 26.111.1942, st. 69.

40. IVAN JAN. Skof Rozman in kontinuiteta. Ljubljana. 1998, s. 94.

41. Полный текст см.: САХАРОВА Н. С. Деятельность словенского епископа Г. Рожмана в период оккупации. - Югославянская история в новое и новейшее время. М. 2002.

42. FERENC T. Cerkev na Slovenskem pod nemsko in italijansko okupacijo. - Crkev in druzba na goriskem ter njih odnos do vojne in osvobodilnih gibanij. Ljubljana. 1998, s. 74 - 76.

43. Зборник. Т. VI, кнь. 1, док. 83, s. 239; док. 85, s. 241; док. 86, s. 242; док. 105, s. 282.

44. Там же, док. 158, s. 379.

45. Там же, док. 149, s. 368.

46. Arhiv Republike Slovenija. AS 1887, a. e. 6. Slovenski porocevalec, 24.X.1941; Зборник. Т. VI, кнь. 1, док. 174, s. 409.

47. Arhiv Republike Slovenija. AS 1887 a. e. 6. Slovenski porocevalec, 1.XI. 1941; Зборник. Т. VI, кнь. 1, док. 189, s. 453, 454; док. 214, s. 499 - 503.

48. Зборник. Т. VI, кнь. 2, док. 134, s. 327; док. 143, s. 357; док. 145, s. 363, 368, 378 - 379; Jutro. 24.II.1942, st. 44; POTOCNIK F. Koncentracijsko taborisce Rab. Ljubljana. 1987, s. 97.

49. Narodnoosvobodilna vojna na Slovenskem 1941 - 1945. Ljubljana. 1978, s. 73; KAPLAN G. Vrste in oblike nasilja madzarskega okupatorja. Ljubljana. 2002, s. 17, 20.

50. МИРНИЧ Й. Ук. соч., с. 434 - 435.

51. Зборник. Т. VI, кнь. 7, док. 159, s. 357, 358.

52. Slovenec, 24.IX.1943.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Капустин Л.Г. Обмундирование и форменные отличия сербо-югославянских частей на востоке России. 1918-1920 гг. // Белое армия. Белое дело. №4. 2017. С. 62-78.
      Автор: Военкомуезд
      ОБМУНДИРОВАНИЕ И ФОРМЕННЫЕ ОТЛИЧИЯ СЕРБО-ЮГОСЛАВЯНСКИХ ЧАСТЕЙ НА ВОСТОКЕ РОССИИ. 1918-1920 гг.

      Л.Г. Капустин

      В период с 1918-го по 1920 гг. на территориях, контролировавшихся антибольшевистскими силами, был создан целый ряд сербо-югославянских формирована числа бывших чинов Сербского добровольческого корпуса в России (СДК), созданного в 1916-1917 гг. для совместной борьбы с русской армией против общего врага на фронтах Великой войны, а также из состава военнопленных австро-венгерской армии славянских национальностей. При этом наиболее крупными частями стали: 1 Добровольческий полк Сербов, Хорватов и Словенцев «Майора Благотича» [1] и 1 Югославянский полк «Матия Губеца» [2].

      По первоначальному плану сербского консула Й.Миланковича, придерживавшегося политической ориентации на Сербское королевское правительство и Югославянский комитет в Лондоне, предполагалось сформировать на востоке корпус из югославян по образцу Чехословацкого корпуса (ЧСК), поручив это майору М.Благотичу. Однако последний погиб, и проект так и остался проектом. Тем не менее, меры по консолидации всех вооруженных формирований, стоявших на платформе безусловного подчинения уполномоченным королевского правительства предпринимались.

      Центром политической жизни официального сербского курса стал Челябинск. Сюда были стянуты подчиненные Й.Миланковичу военные формирования, и 8-12 сентября 1918 г. здесь состоялась Скупщина (съезд) Югославянских групп и организаций, которая приняла резолюцию о консолидации всех югославян под флагом Сербского королевства для помощи России, при безусловном отрицании всех прочих течений, групп и формирований. Кроме того, на Скупщине «для консолидации организационной, агитационной, политической и военной деятельности» был создан верховный орган всех югославян в России - Временный Югославянский народный комитет (ВЮНК).

      1 Добровольческий полк Сербов, Хорватов и Словенцев под командованием капитанов 1 класса М.Маринковича [3] и В.Павковича [4], затем капитана И.Божича [5] был сформирован согласно постановлению ВЮНК от 25 сентября 1918 г. (считался сформированным с 29 сентября) на основе Сербского батальона из Казани (ком. - майор М.Благотич, капитан 2 класса П.Вайзец, затем поручик Ч.Протич [6]), Челябинского сербского батальона (ком. - подпоручик Я.Ковачевич [7], позднее - капитан 2 класса П.Вайзец [8]) и нескольких отрядов из Самары: отряда капитана И.Божича (позднее развернутого в конный дивизион полка), кавалерийского дивизиона Ж.Магарашевича [9], /62/ нескольких более мелких команд. Национальный состав полка состоял преимущественно из сербов и хорватов, всех словенцев свели в одну роту. Планировался, но так и не был сформирован 2 Добровольческий полк имени Н.Зриньского [10].

      Согласно донесению консула Й.Миланковича в военное министерство Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев (КСХС), на 29 ноября 1919 г. полк имел следующую структуру: штаб и штабной отдел; два батальона (по четыре роты каждый), конный дивизион (два эскадрона), пулеметная команда, команда связи, полковая амбулатория и подразделение снабжения. Всего насчитывалось более 1200 штыков и сабель [11] (еще в январе 1919 г. было около 5000 человек [12], располагавшихся в Челябинске, частично (поротно) в Уфе, Златоусте, Тобольске). Летом 1919 г. планировалось организовать артиллерийскую часть полка, для чего имелись нижние чины-артиллеристы и несколько офицеров, однако разгром Белой армии и падение фронта не позволили этим планам осуществиться [13]. С 15 октября 1918 г. полк был подчинен 3 Уральскому корпусу, а позднее - 3 армии.

      В противовес официальному сербскому политическому курсу действовали те, кто не желал видеть Сербию во главе Балканского полуострова после окончания Великой войны, и чьи интересы представляла Югославянская комиссия при Отделении Чехо-Словацкого национального совета в России (ОЧСНС), располагавшаяся в Екатеринбурге. Еще летом 1918 г. эмиссары комиссии А.Премужич и Г.Пекле начали формировать в Самаре подчиненный командованию ЧСК югославянский полк, вербуя в него бывших пленных югославянских национальностей. Целью этих усилий было создание армии из представителей балканских народностей (при меньшинстве сербов), которая выражала бы интересы политического курса на создание независимой от Белграда республики Хорватии и Боснии. Поддержку этому плану оказывали военно-политическое руководство ЧСК и Французская военная миссия в Сибири.

      1 Югославянский полк имени Матия Губеца под командованием майора Л.Сертича [14] (с 1920 г. - капитана Й.Ширцели [15]) начал формирование осенью 1918 г. Основу его составил Томский сербский батальон капитана А.Рукавины [16], созданный на основе пришедшей из Новониколаевска роты Л.Сертича (остатки 1 Сербского ударного батальона) и навербованных военнопленных югославян - бывших чинов австро-венгерской армии - в Самаре, Екатеринбурге, Тюмени, Омске и Томске. К осени 1919 г. полк имел следующую структуру: штаб, Сербский, Хорватский и Словенский батальоны (по три роты каждый), офицерская рота, две пулеметные роты, Техническая рота (впоследствии - батальон), два блиндированных поезда «HAIDUK» и «RIJEKA», комендантский взвод охраны, лазарет и несколько ударных рот (боснийцы и личане). Всего в части в Томске насчитывалось 1650 штыков. В начале ноября 1919 г. полк выдвинулся в Нижнеудинск и на ст.Тулун для охраны железной дороги. В военном отношении часть подчинялась 2 Чехословацкой стрелковой дивизии ЧСК.

      После провозглашения 1 декабря 1918 г. Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев (КСХС), ставшего решающим шагом к консолидации всех югославян в Сибири и созданию одного общего политического органа, в марте 1919 г. Югославянские комиссии при ОЧСНС и ВЮНК были ликвидированы, а 4 апреля возникло Югославянское национальное вече, призванное осуществлять общее политическое и организационное руководство всеми югославянами на востоке России. Однако, политический и военный антагонизм, существовавший между представителями сербов и других балканских народностей, сохранялся вплоть до окончания Гражданской войны в Сибири. /63/



      Кроме того, существовал целый ряд мелких отрядов численностью до роты включительно, не вмешивавшихся в политику и занимавшихся в основном охраннополицейской службой в тыловых районах Восточного фронта армии адмирала А.В.Колчака. Они располагаоись в Барнауле, Владивостоке, Екатеринбурге, Златоусте, Иркутске, Красноярске, Омске, Томске, Троицке, Тюмени, Тобольске, Семипалатинске, Уфе, Хабаровске, Харбине, Челябинске, Чите и других городах Сибири, Дальнего Востока и даже в полосе отчуждения Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Небольшими подразделениями югославян располагали соединения атаманов Б.В.Анненкова, И.П.Калмыкова и Г.М.Семенова.

      В военном отношении, формально, все сербские и югославянские формирования с ведома Сербского королевского правительства перешли под командование французского генерала М.Жанена, командующего союзными войсками в Сибири, о чем 21 января 1919 г. французская военная миссия официально уведомила консула И.Миланковича. Однако фактически большинство мелких отрядов на местах подчинялись местным русским военным властям, за исключением 1 Югославянского полка «Матия Губеца», который вышел из-под чешского командования, предполагался к упразднению, но ликвидирован не был и вплоть до эвакуации на родину действовал вместе с чехословаками.

      Обмундирование подразделений отличалось крайней пестротой и оригинальностью в силу отсутствия в Сибири единого формирования югославян (в отличие, например, от чехословаков или румын).

      Еще во время формирования 1 Сербской добровольческой пехотной дивизии (впоследствии корпуса) в России ее чинам была присвоена русская походная форма [17]. Основным отличительным элементом формы одежды сербских добровольцев, выделявшим их среди остальных солдат русской армии во время Великой войны, а затем и /64/ в период Гражданской на востоке России, была «шайкача» («sajkaca» или «шаjача» от «шаjaк» - валяная шерсть) - традиционный головной убор сербской армии, своеобразный символ борьбы за независимость, имевший форму пилотки (для нижних чинов) и жесткого кепи с козырьком (для офицеров). «Кроме чехословаков, к которым все привыкли, по улицам [Иркутска - Л.K.] маршируют отряды сербо-хорватов в своих характерных шапочках пирожком» - писала верхнеудинская газета «Прибайкальская жизнь» [18].

      Вместе с тем, офицеры сербской армии, прибывавшие с о. Корфу для замещения командных должностей в дивизии, сохраняли офицерскую форму, знаки различия, кокарды, награды армии своей страны. В таком обмундировании некоторые сербские офицеры впервые появились в Сибири в начале 1918 г.: «на сербских офицеров, которые носили эполеты и кокарды, ордена и сабли, большевики смотрели с подозрением...». Сербский консул Й.Миланкович, говоря об одном из офицеров, упоминал, «что он пять раз снимал и пришивал сербские эполеты» [19].

      Поскольку воевать на востоке сербы начали вместе с чехами и нередко в составе чехословацких частей, многое в манере ношения обмундирования было позаимствовано у братьев-славян.

      Судя по сохранившимся фотографиям, основная масса сербских солдат носила русскую полевую форму с «шайкачей», причем преобладали предметы произвольного покроя (гимнастерки, френчи, шаровары), лишь в общих чертах напоминавшие уставные русские предметы обмундирования. Подобная практика появилась еще на заключительных этапах Великой войны в 1916-1917 гг., когда ситуация с форменным обмундированием оставляла желать много лучшего, а дисциплина ослабла. В качестве обуви носили в основном ботинки с обмотками, сапоги, иногда ботинки с крагами (по примеру некоторых чехословацких офицеров и нижних чинов).



      Сербская рота поручника Дибича Народной армии Комитета членов Учредительного Собрания, вошедшая летом 1918 г. в Чистополь, характеризовалась полным отсутствием знаков различия, в наличии были «только трехцветные нашивки на рукавах и околышах фуражек» [20]. Вероятно, использовалась расцветка сербского (русского) национальных флагов (бело-сине-красная), а также георгиевские ленты на головных уборах.

      Часть югославян - военнопленных, бывших военнослужащих армии Австро-Венгрии, добровольно или насильно мобилизованных в сербские формирования на востоке, сохранила отдельные предметы обмундирования австро-венгерской армии.

      Сербы, служившие в Партизанской дивизии атамана Б.В.Анненкова, имели /65/ «шапки с кисточками турецкого образца»21. Вероятно, речь идет о фесках - традиционном головном уборе боснийских частей австро-венгерской армии. Вполне вероятно что подобные головные уборы носили и боснийцы-мусульмане в составе ударных рот 1 Югославянского полка «Матия Губеца». Возможно также, что имелись в виду принятые в сербской военной традиции (наряду с шайкачей) головные уборы, встречавшиеся нередко у четников - сербских партизан 1903-1914 гг. - в виде черной папахи, сужавшейся к верху с черным шлыком-лопастью с кисточкой. В этом случае эмблема «адамовой головы», также характерная для сербской партизанской традиции удачно вписывалась в аналогичную «партизанскую» символику атамана Б.В.Анненкова.

      Первые сербы в Партизанском отряде Б.В.Анненкова появились еще летом 1918 г. Как вспоминал сам атаман: «при моем штабе находились на положении комендантской команды 17 человек сербов под командованием сербского унтер-офицера Душана [21]. Указанные сербы попали ко мне в Омске» [23]. Позднее сербы были сведены в роту Партизанского отряда, а в Семиреченской области, уже в Партизанской дивизии атамана Б.В.Анненкова, на 29 января 1919 г. действовал сербский эскадрон численностью в 150 человек поручика Д.Милошевича.

      Сербам, служившим в Партизанской дивизии атамана Б.В.Анненкова, как бойцам этого соединения, полагались углы «на левом рукаве из черно-красной ленты с выпушкой приборного сукна части для всех офицеров и партизан», установленные для чинов дивизии в октябре 1918 г., но носившиеся и ранее, а также шевроны за выслугу лет, установленные приказом по Партизанской дивизии атамана Анненкова за № 285 от 11 ноября 1919 г. - «на правом рукаве на 4 вершка ниже погона угол черного цвета» [24]. Аналогичным образом сербам-анненковцам полагались кокарды с адамовой головой и такие же пуговицы и нарукавные отрядные значки, заказанные атаманом для своих партизан в Омске.

      Судя по единственной известной автору фотографии серба из Партизанской дивизии Анненкова, хранящейся в Государственном музее современной истории России, югославянами (по крайней мере, офицерами) носилась и форма дивизии - гимнастерка-ермаковка с нагрудным клапаном и газырями, отделанная по воротнику, газырям, обшлагам и нагрудному клапану галунной тесьмой, и шаровары с лампасами. Форма дополнялась шайкачей с кокардой.



      В Особом казачьем отряде атамана И.П.Калмыкова сербы появились в 1918 г. Известно, что при вступлении отряда в Хабаровск 5 сентября сербы-калмыковцы /66/ расправились на берегу Амура с бывшими пленными - австро-венгерскими музыкантами. На январь 1919г. в отряде атамана Калмыкова в Хабаровске находилось около 50 человек. Позднее к ним добавились люди из отряда Ж.Магарашевича.

      В Забайкалье, в Особом Маньчжурском отряде (ОМО) атамана Г.М.Семенова действовал укомплектованный добровольцами 2 бригады 1 Сербской добровольческой пехотной дивизии (около 300 человек) 3 батальон 1 Семеновского пешего полка (в составе двух рот) под командованием сербских же офицеров, в мае 1918 г. преобразованный в Отдельный Сербский конный дивизион (иначе - Сербский конный атамана Семенова дивизион; на 29 января 1919 г. насчитывавший около 250 сабель) под командованием подполковника русской службы Драговича [25]. С 25 апреля 1919 г. дивизион вошел в состав 1 Конного атамана Семенова полка, позднее - в 1 Сербский Королевский партизанский отряд (ком. - В.Воскар [26]), осенью 1919 г. воевавший с партизанами в Томской губернии. В феврале 1920 г. остатки подразделения вернулись в Читу вместе с чехами, где ж о всей видимости, влились в Отдельный национальный егерский батальон сербов, хорватов и словенцев.

      Кроме Сербского конного дивизиона, осенью 1918 г. в составе ОМО существовала Отдельная Сербская рота. Позднее, в 1919-1920 гг. в частях атамана Г.М. Семенова несли службу Отдельный национальный егерский батальон сербов, хорватов и словенцев капитана Пишкулича [27] (около 90 человек), Югославянский полк (120 человек), «отряд полевой полиции» (около 50 сербов). Примерно 40 сербов служили в личном конвое атамана [28].

      Сербы в соединениях дальневосточных атаманов также подпадали под общие установления для чинов этих отрядов и могли носить их желтые нарукавные щитки фигурной формы с черной литерой «К» (для калмыковцев) и литерами «ОМО» (для семеновцев), поскольку отрядные значки выделяли чинов этих частей среди других военнослужащих, и командиры не раз указывали на обязательность ревностного ношения подобного рода отличий. Так, приказом по войскам 5 Приамурского корпуса № 11 от 26 октября 1918 г. предписывалось «частям войск, входящим в состав Особого Маньчжурского отряда, иметь знаки на левом рукаве в форме щита из желтой материи с инициалом «О.М.О.» [29], а приказом № 27 от 27 января 1919 г. воспрещалось «ношение нарукавного знака «Особого Маньчжурского отряда» всем чинам армии, не состоящим в списках отряда и ... личного конвоя» [30].

      Сербский конный дивизион подполковника Драговича состоял в разное время и в составе ОМО (позднее, в Маньчжурской стрелковой дивизии) и в конвое атамана, а потому имел право ношения подобных отличий, как и прочие сербские части атамана Г.М.Семенова.

      В полосе отчуждения КВЖД находилось также немало сербо-югославян, как «отставших» при следовании эшелонов 2 бригады 1 сербской дивизии на Салоникский фронт, так и бывших военнопленных. Кроме того, еще с начала века в Харбине была большая сербская диаспора. Многие приехали сюда в процессе строительства железной дороги.

      Весной 1918 г. сербы начали поступать в местные антибольшевистские формирования - отряд «Защиты Родины и Учредительного собрания» полковника Н.В.Орлова (в составе Харбинской морской роты имени адмирала Колчака на 1 сентября 1918 г. состояло 5 сербских офицеров [31]) и Корпус охранной стражи КВЖД (сербы из числа бывших военнопленных появились здесь в апреле 1918 г.). В 1919 г. в составе Охранной стражи имелись две роты сербов. На охране железной дороги был задействован /67/



      сербский отряд, насчитывавший около 300 человек. Генерал Д.Л.Хорват, команду войсками, действовавшими в полосе отчуждения КВЖД, имел «свой личный сербский отряд, имеющий свою фантастичную униформу» [32]. Что подразумевали эти слова, однозначно сказать достаточно трудно: либо конвой генерала (который сам был, как известно, из обрусевших сербов) состоял из югославян, либо имеются ввиду сербы вообще, находившиеся в одном из упомянутых выше соединений, подчинявшихся генералу Д.Л.Хорвату.

      1 Югославянский полк имени Матия Губеца также имел свои отличия. При формировании части летом-осенью 1918 гг., очевидно, широко использовалась русская полевая форма (гимнастерки, шаровары, шинели), которой снабжали полк чехи из своих запасов, поскольку в отношении снабжения он был подчинен чехословакам. До формирования нового государства - Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев (1 декабря 1918 г.) - чины полка старались не носить отличия Сербской королевской армии. На головных уборах была своя круглая кокарда, разделенная на три поля: слева - красное, справа - голубое, а внизу - белое поля [33]. В 1918 г. использовались и белые кокарды с зеленой лентой, обозначавшей принадлежность к войскам Сибирской армии. В качестве головных уборов в это время большинство офицеров и нижних чинов носили чехословацкие фуражки с мягкой тульей.

      Влияние чеховойск проявилось также в знаках различия «юговичей» (как неофициально называли чинов полка), принятых в 1918 г. и имевших прототипом знаки различия ЧСК. Они представляли собой нашивки в форме фигурного щитка (а не прямого, как у чехов) цвета хаки (очень редко - цветного) с алым кантом, нашивавшимся на левом рукаве мундира и шинели выше локтя. /68/

      Воинские чины обозначались диагональными полосами (в отличие от чехословацких знаков, где нашивки были в виде угла острием вверх): золотого галуна для старших офицеров, серебрянми - для младших офицеров, красными - для унтер-офицеров. Впрочем, знаки различия для старших офицеров имел лишь командир полка майор Л.Сертич, соответственно - это звание было старшим в полку. Майор имел 1 золотую диагональную полосу; капитан - 3 серебряных полосы, поручник -2 серебряных, подпоручник - 1 серебряную полосу, наредник - 3 красных полосы, поднаредник - 2 красных, каплар - 1 красную полосу. Щитки редов (рядовых) были без полос.

      Арабскими цифрами, располагавшимися в левом верхнем углу (выше диагональных полос) щитка обозначали номер батальона в полку (1 Сербский, 2 Хорватский, 3 Словенский), а теми же цифрами ниже полос - номер роты в батальоне. На правом рукаве мундира, гимнастерки и шинели между плечом и локтем нашивались прямые темно-синие суконные полоски под углом, обозначавшие срок службы.

      Ограниченно в полку, а, вероятно, что и в других югославянских формированиях, продолжали использовать знаки за ранения, принятые в русской армии (что было обычной практикой и в ЧСК), установленные приказом по военному ведомству № 750 от 25 декабря 1916 г. Эти знаки носились выше левого обшлага гимнастерки, кителя, мундира или шинели и представляли собой горизонтальные нашивки размером 1,5x0,2 вершка (67x10 мм) у офицеров - галунные, по цвету приборного металла, у нижних чинов - красной тесьмы.



      С 1 марта 1919 г. по настоянию сербского консула полк был выведен из подчинения ЧСК и перешел на русское обеспечение. Последнее, по всей видимости, было чисто /69/ формальной уступкой, поскольку реально часть продолжала подчиняться чехословакам действовать вместе с ними (несмотря на решение сербских властей о расформировании полка).

      В 1919 г., судя по сохранившимся фотографиям, чинами полка в качестве головных уборов носились русские фуражки и папахи (различных типов и оттенков, преимущественно белые), сербские «шайкачи» (нечасто), фуражки с мягкой тульей, похожие на британские «tranch cap» и использовавшиеся в 1918 г. чехословаками.

      В качестве формы использовались френчи французского покроя с глухим стоячеотложным воротником, застегивавшиеся на пять крупных пуговиц, с четырьмя большими накладными карманами, так любимыми чешскими легионерами; британские офицерские френчи образца 1914 г. (как оригинальные, так и реплики, похожие лишь в общих чертах на оригинал) с открытым отложным воротником и рубашкой с галстуком; русские защитные (встречались также белые) гимнастерки и шаровары. Ношение британского солдатского обмундирования образца 1902 г. в полку встречалось редко. На ногах использовались ботинки с крагами и сапоги. В холодное время года отмечено ношение однобортных и двубортных шинелей русского типа (на крючках или пуговицах) с башлыком, полушубков, тулупов, рукавиц, перчаток, валенок. В 1919 г. характерной чертой стало появление в некоторых югославянских подразделениях британского обмундирования и снаряжения.

      В ряде сербских частей, например, в Сербском отряде «имени воеводы В.Воскара» (Екатеринбург) носили «шайкачи», британскую солдатскую полевую форму образца 1902 г., а также британское брезентовое снаряжение образца 1908 г. На фотографиях /70/



      того времени у унтер-офицеров видны также поясные ремни с револьверными кобурами. В снаряжение офицеров входил поясной ремень с плечевой портупеей и револьверной кобурой. Тому свидетельство фотография смотра отряда, произведенного 9 мая 1919 г. Верховным правителем России и Верховным главнокомандующим адмиралом А.В.Колчаком и командующим Сибирской армией генералом Р.Гайдой на параде в Екатеринбурге.

      Сербский отряд воеводы В.Воскара, сформированный в конце 1918 г. в Новониколаевске по разрешению генерала МЖанена из военнопленных сербов, насчитывал около 400 человек (две роты). В конце марта 1919 г. отряд прибыл в Екатеринбург и разместился сначала в здании Художественно-промышленного училища, а затем был переведен в одно из городских училищ. Подразделение находилось в составе гарнизона города вплоть до эвакуации в июле 1919 г. Боеспособность отряд имел минимальную, поскольку в нем процветали спекуляция и пьянство. При эвакуации белого Екатеринбурга подразделение распалось, некоторые военнослужащие остались ждать красных, но большинство уехали в Сибирь, где прибились к разным сербским частям и с ними вернулись в Европу.

      По всей видимости, британское обмундирование имели на снабжении и сербы роты капитана С.Джорджевича в Семипалатинске. На это указывает свидетельство очевидца противной стороны: «у сербов наши бойцы взяли ... много английского обмундирования и боевого снаряжения» [34].

      Полк имени М.Благотича в плане снабжения первоначально предполагалось подчинить ЧСК. Однако югославяне выступили резко против, не желая зависеть от чехословаков. Сложившаяся ситуация вызвала 15 октября 1918 г. обращение сербского консула Й.Миланковича к инспектору штаба ЧСК и начальнику военного отдела ОЧСНС в России с просьбой оставить югославские части в вопросах снабжения в составе Уральского корпуса [35]. В результате русские шинели и снаряжение, «шайкачи» (офицерские и нижних чинов) имели чины подразделений 1 Добровольческого полка Сербов, Хорватов и Словенцев имени майора Благотича в Челябинске, чей парад в 1919 г. запечатлели французские кинодокументалисты. Различимы также петлицы на шинелях, но какого они образца - сербского или русского - однозначно сказать сложно. Возможно, что позднее использовалось и британское обмундирование. Однако, до весны 1919 г. и в 1920 г. ношение такового не отмечено.

      В целом же, мелкие сербские части, в большинстве нося русскую полевую форму, либо некое подражание оригинальной сербской, выделялись фуражками-кепи или «шайкачами» (шившимися в Сибири по сербским лекалам), имевшимися, впрочем, далеко не у всех, иногда сохраняя и другие отдельные предметы форменного обмундирования сербской армии, что подтверждается немногими сохранившимися фотодокументами. Военнослужащие носили кокарды королевской сербской армии в национальных цветах посередине с королевским вензелем либо с сербским крестом с огнивами.

      Сербские чины Международной военной полиции во Владивостоке носили френчи со стояче-отложным воротником, русские гимнастерки, шаровары, шайкачи, сапоги и ботинки с обмотками, использовалось русское снаряжение (брезентовые патронташи и кожаные ремни с одношпеньковой пряжкой). На левом рукаве имелась, кпк и у прочих иностранных полицейских, черная повязка с надписью белыми буквами «IMP» («International military police» - «Международная военная полиция» или «МР» («Military police» - «Военная полиция»). /71/



      Очевидно, что свои отличия присутствовали у ряда других колоритных сербских формирований, таких как: 1 Отдельный Русско-Сербский партизанский егерский батальон, 1 Славянский добровольческий отряд, 1 Сербско-польский ударный батальон, Отдельный национальный егерский батальон сербов, хорватов и словенцев, чьи форменные «изыски» пока остаются неизвестными.

      Фотографии свидетельствуют, что в качестве знаков различия использовались русские и сербские погоны с сербскими четырехугольными звездочками, которые при ношении полевого обмундирования британского образца крепили на погончиках shoulder straps (в британской армии не носивших функции знаков различия чинов).

      Чины полка «Майора Благотича», а также большинство мелких формирований, старались использовать систему знаков различия королевской сербской армии - погоны образца 1908 г. Исключение составлял лишь полк «Матия Губеца». /72/

      Рядовые носили «пустые» погоны без звездочек. Унтер-офицеры имели погоны без просветов с одной-четырьмя четырехконечными звездами (каплар - 1 звезда, поднаредник - 2, наредник - 3, расположенные в виде буквы «V», наредник 1 класса - 4 звезды «ромбом»). Обер-офицеры носили галунные погоны с одним просветом (подпоручник -1 звезда, поручник - 2, капетан 2 класса - 3, в виде буквы «V», капетан 1 класса - 4 звезды «ромбом»). Старшие офицеры (военной миссии КСХС во Владивостоке) имели галунные погоны без просветов (майор - 1 звезда, подпуковник - 2, пуковник - 3 звезды буквой «V»),

      Расцветки приборных цветов родов войск сербской армии (пехота - карминный, кавалерия - синий, артиллерия - черный, инженерные части — малиновый), вероятно, строго придерживались уже в 1920 г. на Дальнем Востоке.

      Сербы-офицеры в Партизанской дивизии атамана Б.В.Анненкова имели право на ношение знаков различия дивизии, то есть погон русского образца с углами вместо пятиконечных звездочек.

      Снаряжение (патронные сумки, ремни), помимо британского, применялось также русского образца. Офицеры носили британскую портупею типа «Sam Brown» с одним диагональным ремнем.

      Помимо Отдельного Сербского кавалерийского дивизиона ОМО и эскадрона Партизанской дивизии атамана Б.В.Анненкова в Сибири сербская кавалерия была представлена двумя крупными частями: кавалерийским дивизионом полка имени Благотича (ком. - капитан Р.Шимунич [36]) и 1 Сербским кавалерийским дивизионом (ком. - капитан Ж.Магарашевич).

      Летом 1918 г. в Челябинске капитаном И.Божичем была создана кавалерийская часть, ставшая прообразом кавалерии полка имени Благотича. Кавалерийский дивизион части состоял из двух эскадронов (по 4 взвода в каждом). 1 эскадрон подпоручника Й.Шайновича имел в составе 11 унтер-офицеров и 69 всадников. 2 эскадрон поручника С.Шавича насчитывал 4 офицеров, 19 унтер-офицеров и 59 кавалеристов [37].

      Другой крупной кавалерийской частью являлся 1 Сербский кавалерийский дивизион. Его командир Ж.Магарашевич, бывцщй унтер-офицер СДК в России, был человеком авантюрного склада с атаманской жилкой. Весной 1918 г. в Самаре, получив от большевистских властей конский состав и снаряжение, он сформировал из сербо-югославянской молодежи 1 Социалистический революционный югославянский кавалерийский отряд. В июне, когда чехословаки подошли к городу, Магарашевич присоединился к ним и до осени воевал со своим кавалерийским отрядом при штабе Поволжской группы С.Чечека, так называемый «Сербо-Чешский эскадрон», перебазировавшийся осенью в Бугульму (около 200 сабель).

      Осенью 1918 г., после сформирования полка «имени Благотича», отряд Магарашевича, разросшийся к тому времени до дивизиона перешел в состав этой части в Челябинск, влившись в его кавалерию. Однако вскоре приказом генерала М.В.Ханжина дивизион был переведен в состав гарнизона Красноярска, куда прибыл 20 ноября 1918 г., насчитывая, к началу декабря, в своем составе около 150 сабель.

      Уже в декабре часть участвовала в боях на р.Мане с партизанами и понесла значительные потери. 7 февраля 1919 г. приказом генерала М.И.Афанасьева за снабжение красных партизан патронами и из-за опасности для города дивизион был разоружен. Между тем, весной-летом 1919 г., будучи частично временно прикомандированной к 1 Енисейскому казачьему полку, часть снова действовала вместе с казаками против партизан [38]. /73/

      Пробыв в Енисейской губернии почти год, дивизион раскололся. Очевидно, наиболее дисциплинированная и государственно-настроенная его часть ушла на запад в Челябинск, в состав полка имени «Майора Благотича», снова пополнив там дивизион капитана Р.Шимунича. Остальные кавалеристы, сведенные после после раскола в эскадрон во главе с Ж.Магарашевичем, попытались уйти на Дальний Восток. Однако под Читой их эшелон был остановлен японскими частями, «приобретенное» добро и оружие отобраны. Прибыв во Владивосток, подразделение прекратило свое существование как отдельная воинская единица, Позднее, в Хабаровске, эти югославяне влились в состав частей атамана И.М.Калмыкова.

      Сербская кавалерия была хорошо снаряжена и обмундирована. Во время нахождения в Красноярске 1 Сербского дивизиона Ж.Магарашевича местные газеты писали: «Бравый вид сербских солдат и их великолепные лошади невольно привлекают внимание публики» [39]. Сербы Магарашевича носили черные «шайкачи», за что получили у русских прозвище «Черные гусары» [40]. Обмундирование было, вероятно, русское полевое, полученное еще при формировании отряда в Самаре.

      Вполне возможно, что сербские кавалеристы подражали коллегам Королевской сербской армии и ЧСК. Об этом говорят некоторые детали их обмундирования. Кавалерийский дивизион полка имени Благотича в Челябинске, по словам консула О.И.Миланковича, «имел... хороший прибор, вооружение, новую одежду (красные брюки)...» [41]. Очевидец описывал сербских кавалеристов в Барнауле «в красных штанах, и с перьями на шапках» [42]. Хотя, возможно, имела место неточность автора, и речь шла о членах чешской военно-спортивной организации «Сокол». Однако, в Сибири была также сербская сокольская организация, поэтому перо на «шайкачах» сербами могло также носиться, по всей видимости, неофициально.

      В июне 1920 г. остатки полков «Майора Благотича» и «Матия Губеца» мелкие сербо-югославянские контингенты, сумевшие добраться до ВладиЕ под руководством прибывшей военной миссии КСХС подполковника Ж.Миче сведены в Югославянский полк из двух батальонов (численностью около 3 ООО ч

      Форма полка была подчеркнуто ориентирована на сербскую военную традицию (головные уборы, кокарды, знаки различия). Летом 1920 г. Югославянский полк частично обмундировали во французскую тропическую форму светлого хаки образца 1901 г., принятую для частей колониальной пехоты, располагавшихся во французских владениях Юго-Восточной Азии. Ранее, в августе 1918 г., в аналогичной экипировке во Владивосток прибыл военный контингент из Французского Индокитая и Китая. В 1920 г. такая форма поступила на обмундирование также Латышского полка «Иманта» на Дальнем Востоке.

      Комплект формы включал в себя китель свободного покроя с низким стоячим воротником и широкими вшивными погонами, застегивавшийся на шесть крупных пластмассовых пуговиц, двумя большими набедренными карманами без клапанов (нагрудные карманы отсутствовали), и прямые брюки также свободного кроя навыпуск. Иногда брюки заменялись шароварами темного хаки. Китель для сержантов (также носился чинами полка) отличался наличием отложного воротника и нагрудных карманов. Кроме того, югославяне нижних чинов использовали русские гимнастерки (защитные и белые) и френчи, видимо, оставшиеся от прежней формы. Все бойцы носили шайкачи разных оттенков.

      Офицеры были экипированы офицерскими шайкачами с козырьком, британскими открытыми офицерскими френчами (оригинальными и репликами, «по мотивам» /74/ нала), носившимися с защитными
      иЛИ белыми рубашками с галстуком, закрытыми френчами французского типа со стояче отложным воротником, французской тропической формой. Иногда использовались белые кители (закрытые и открытые) с брюками светлого хаки навыпуск (от французского комплекта). Офицеры военной миссии КСХС носили сербскую офицерскую форму образца 1912 г.

      Нередко шились (подобная практика существовала и до 1920 г.), скорее всего, в частном порядке, мундиры в подражание оригинальным британским офицерским образца 1914 г. и сербским офицерским образца 1912 г., но отличавшиеся от оригиналов размерами воротника, карманами, пуговицами и т.д. Отметим также ношение офицерами полка трехчастных ленточек цветов национального флага КСХС (красно-сине-белых).

      В качестве обуви, как нижними чинами, так и офицерами, использовались ботинки с обмотками и без них (иногда с кожаными крагами) и сапоги.

      Знаками различия были сербские погоны. Очень редко у некоторых нижних чинов оставались нарукавные щитки полка «Матия Губеца». Использовались кокарды Королевской сербской армии (овальные, с алым центром и сине-белой окантовкой, как с вензелем короля Петара I, так без него). Часто кокарды и знаки различия нижними чинам вообще не носились. Снаряжение составляли ремни и патронные сумки (русского) и офицерские портупеи (британского) образцов.



      Высшим воинским званием сербских частей на востоке России был чин майора. Его имел Матия Благотич. После гибели последнего под Казанью в августе 1918 г. высшим званием стал чин капитана 1 класса, хотя генерал М.Жанен и присвоил самовольно капитану 1 класса В.Павковичу звание майора. По крайней мере, так его именовали в официальных документах Французской военной миссии (а после трагической смерти сербский офицер даже был произведен в чин генерал-майора). Однако фактически В.Павкович нового звания не принял и оставался капитаном 1 класса [43].

      В военной миссии КСХС во Владивостоке в 1920 г. высшим чином был подпуковник. Его носил глава миссии Жарко Мичич.

      В 1 Югославянском полку имени Матия Губеца высшим званием был чин майора, который имел командир части Лука Сертич.

      Таким образом, система обмундирования сербо-югославянских войск на востоке России в 1918-1920 гг. представляла собой комбинацию отдельных элементов русского, австро-венгерского, британского, французского, сербского обмундирования и знаков различия, в некоторых аспектах подражая форменным отличиям чехословацкого /75/ войска в России и русских антибольшевистских сил. В силу проблем со снабжением многие югославяне, особенно, из мелких подразделений, носили отдельные элементы гражданской одежды. К относительному единообразию в обмундировании (и то частично) удалось прийти лишь в 1920 г., когда все югославянские части были объединены в Югославянский полк в Приморье и подчинены военной миссии КСХС во Владивостоке.

      1. Благотич Матия (Мата) (15.03.1884-12.08.1918) - окончил начальную школу (Ягодин), гимназию (Крагуевац), начальную школу Военной академии (1901-1905), подпоручник артиллерии (1905). Участник балканских войн 1912-1913 гг., капитан 2 класса, командир батареи 1 дивизиона 4 артиллерийского полка Моравской дивизии. В 1913 г. был командирован в Высшую техническую школу в Брюсселе. Участник Великой войны, капитан артиллерии 1 класса. Член сербской военной миссии в США, майор (1915). В 1916 г. командирован в СДК в Одессе, преподаватель школы офицеров. Добровольно остался в России. В 1917 г. являлся командиром гаубичной батареи запасного батальона СДК, в 1918 г. командовал 2 Одесским Югославянским ударным батальоном, Сербским революционным батальоном на службе в РККА (в июле-августе около 200 человек), прибывшим в июле из Ярославля в Казань и охранявшим Казанский кремль. Во главе батальона перешел на сторону антибольшевистских сил. Погиб в бою за Романовский мост. В 1914-м и 1920 гг. (посмертно) дважды был награжден орденом Звезды Карагеоргия 4 класса с мечами. Был женат, имел двух сыновей. Имя его было увековечено в названии 1 Добровольческого полка Сербов, Хорватов и Словенцев, 2 Мортирной артиллерийской батареи. Городская дума Казани в знак благодарности учредила в мужских и женских гимназиях города по одной именной стипендии, присвоила его имя одному из городских училищ.

      2. Губец Матия (1538-1573) - предводитель крестьянского восстания против местных феодалов в Хорватии и Словении. После поражения повстанцев попал в плен и был убит.

      3. Маринкович Миловой - капитан артиллерии 1 класса, один из организаторов и первый командир 1 Добровольческого полка (29.09.1918-16.01.1919).

      4. Павкович Владимир (1889(?)-1919) - уроженец г.Госпича (провинция Лика, Сербское королевство). Окончил Высшую военную школу в г.Винер-Нойштадте и Венскую консерваторию. Офицер австро-венгерской армии. Владел несколькими европейскими языками. Осенью 1918 г был освобожден вместе с группой офицеров из самарского лагеря военнопленных. В чине капитана 1 класса являлся помощником командира полка капитана М.Маринковича. По оставлении последним полка по болезни был им назначен командиром части, однако официально не был утвержден даже временным командующим полком. С марта по 10 октября (ноября?) 1919 г. являлся командиром 1 Добровольческого полка. У старых солдат части авторитетом не пользовался по причине службы в австро-венгерской армии, однако к весне 1919 г. сделал полк вполне боеспособным и образцовым по меркам Гражданской войны. 10 октября 1919 г. в Красноярске принял группу солдат, пришедших к нему с требованием выдать для самосуда офицера, случайно застрелившего унтер-офицера. Павкович не согласился на это требование, за что был убит в помещении штаба части кавалеристом эскадрона полка Хртковацем. Погребен 12 октября 1919 г.

      5. Божич Иво (09.01.1894-16.06.1962) - словенец, окончил гимназию в Карловцах (1905-1909), Кадетскую школу (1909-1913), офицер 17 Словенского пехотного полка австро-венгерской армии. Попал в плен на русском фронте в Галиции и с 1 января 1915 г. по 1 апреля 1917 г. находился в Туркестане (Ташкенте, Коканде). Одним из первых вступил в СДК (капитан 2 класса), командир роты. Осенью 1917 г. появился в Сибири, командуя эшелоном сербских войск, двигавшихся по Транссибу на Салоникский фронт.

      Являлся единственным официальным сербским военным уполномоченным для сбора добровольцев в Самаре (декабрь 1917 г.- август 1918 г.), затем в Омске, снова в Самаре, с падением которой оказался в Челябинске, где начал формировать сербский отряд. Летом 1919 г. - официальный военный представитель сербских частей в России при русских и союзнических властях. Являлся основателем и первым командиром Конного дивизиона 1 Добровольческого полка, старшим офицером полка и помощником командира, командиром батальона, с 10 ноября 1919 г. по 1920 г. командиром полка, сменив убитого Павковича. После боя под Челябинском отступит пешком вместе с пулеметным взводом и обозом полка в Омск, где находился до его эвакуации. Позднее находился в Красноярске, прошел с остатками полка Сибирский Ледяной поход и во Владивостоке возглавил все сербские части, сосредоточенные и готовившиеся к эвакуации из России (двухбатальонный Югославянский полк). /76/

      С 1920 г. проживал в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев, где преподавал в пехотной школе в Сараево, занимал ряд командных постов в армии Югославии. Принял участие во Второй мировой войне и с апреля 1941 г. по апрель 1945 г. находился в плену. Позднее стал генерал-майором Югославской народной армии, первым словенским военным географом, автором нескольких трудов по военной географии. Был награжден орденом Белого Орла 4 степ, с мечами, британскими и французскими наградами.

      6. Протич Чедомир - поручик, служил во 2 Сербском ударном батальоне подполковника А.Србы (позднее майора М.Благотича), с 9 августа по 29 сентября 1918 г. являлся командиром батальона имени Майора Благотича. Осенью, после гибели майора Благотича, вывел сербский батальон из окружения под Симбирском и привел в Челябинск. 1 апреля 1919 г. «за отличия в делах против неприятеля» был награжден орденом Св. Анны 3 степ, с мечами и бантом. На 22 ноября 1919 г. находился в составе 2 роты 2 батальона полка.

      7. Ковачевич Янко - хорват, уроженец Загреба, подпоручик. Как офицер резерва находился в сербской армии с начала Великой войны. Один из первых чинов СДК в России. Один из первых сербских офицеров, организовавших сербские подразделения в Сибири летом 1918 г. Являлся первым командиром сербской роты в Челябинске. В полку имени Благотича служил командиром роты, находясь со своим подразделением в Троицке. Позднее, служа при штабе полка, был впутан в торговую аферу и уехал во Владивосток. Командовал сербским отрядом во Владивостоке. Осенью 1919 г. по дороге от казарм, располагавшихся на Второй речке, к городу был тяжело ранен неизвестным из револьвера (пуля повредила позвоночник). 9 января 1920 г. умер от полученного ранения в госпитале и был похоронен во Владивостоке на воинском кладбище Egerscheld, на внешней бухте, в шести километрах от города.

      8. Вайзец Павле (Павел Павлович) (1891-?) - хорват, окончил Загребскую гимназию, военное училище в г.Каменице, кадровый офицер австро-венгерской армии, в годы Великой войны попал в плен. В СДК находился при штабе 1 дивизии и корпуса, позднее при Югославянском обществе в Киеве сформировал сербский отряд. В 1918 г. сербским военным атташе был послан в Самару. 7-9 августа 1918 г. являлся временно исполняющим дела командира батальона Благотича в Казани, в августе-сентябре 1918 г. - командиром Челябинского сербского батальона, затем служил в штабе батальона 1 Добровольческого полка имени Благотича. Летом 1919г. находился в составе 44 Сибирского стрелкового полка. Осенью 1919 г. формировал югославянский батальон в войсках Забайкальской области. В 1920 г. находился в составе Сербской военной миссии во Владивостоке.

      9. Магарашевич Жарко - серб, унтер-офицер СДК в России. В начале 1918 г. перешел на службу к большевикам, сформировал 1 Социалистический Революционный Югославянский кавалерийский отряд. При взятии чехословаками Самары перешел на сторону последних, командовал эскадроном и дивизионом. К концу 1918 г. имел чин капитана. К 1920 г. находился в Хабаровске в составе Отдельной Сводной атамана Калмыкова стрелковой дивизии.

      10. См.: Захаров А.М. Создание Сербского добровольческого полка имени майора Благотича в России в 1918 г. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. - 2012. - № 8-2. - С.72.

      11. См.: Поповиђ Н.Б. Срби у грађанском рату у Pycиjи, 1918-1921. - Београд, 2005. - С.137.

      12. См.: Попович Н.Б. Одиссея от Одессы до Красноярска // Родина (Москва). - 2006. - № 7. - С.85.

      13. Военный архив Сербии. Оп. 3. Кор. 3. Пап. 1. Ном. 11. С. 7.

      14. Сертич Лука - майор, в Киеве являлся командиром роты Сербского ударного батальона СДК в России, затем командовал 1 Югославянским полком «Матия Губеца». 16 февраля 1920 г. в Иркутске перешел вместе с большей частью Сербского и Хорватского батальонов полка на сторону Красной армии. Служил инструктором курсов красных командиров. В 1920х гг. вернулся на родину, был арестован, позднее находился под надзором полиции.

      15. Ширцели Иосип (1884-1931) - словенец, капитан, командир Словенского батальона 1 Югославянского полка «Матия Губеца», в 1920 г. - командир полка. В августе того же года возвратился на родину.

      16. Рукавина Анте - капитан австро-венгерской армии, осенью 1918 г. был освобожден капитаном И.Божичем из Самарского лагеря для военнопленных и в конце года, находясь в Томске, формировал Томский сербский батальон под контролем чехословацкого командования.

      17. См.: Югославянские части русской армии в Первой мировой войне. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.pogledi.rs

      18. Прибайкальская жизнь (Верхнеудинск). -1918. -22 окт.

      19. Военный архив Сербии. Оп. 3. Кор. 3. Пап. 1. Ном. 11. С. 2-5.

      20. См.: Бодрова И.А., Капитонова Г.А., Маркина Е.М, Орлова А.Ф. История Чистополя / Учебное пособие. - Чистополь, 2012. - С.102. /77/

      21. См.: Гольцев В.А. Судьба атамана Анненкова. - М., 2009. - С. 128.

      22. Милошевич Душан - предположительно, это Д.Милошевич (1894-1967) - сербский спортсмен, легкоатлет, пловец и футболист, участник Олимпийских игр в Стокгольме 1912 г., участник Великой войны. Попал в плен, наредник (по другим данным, рядовой) СДК в России. Атаман Б.В.Анненковым был произведен в поручики русской службы. Командовал комендантской командой при штабе отряда Б.В.Анненкова; затем ротой, преобразованной в эскадрон. Умер в Белграде.

      23. Цит. по: Марковчин В.В. Одиссея атамана Анненкова. - Курск,2010. - С.47.

      24. См.: Дерябин А.И. Гражданская война в России 1917-1922. Белые армии. - М.,1998.

      25. Драгович - черногорец, офицер СДК, в январе 1918 г. в чине штабс-капитана служил в Особо Манчжурском отряде атамана Г.М.Семенова, в январе-мае 1918 г. - командир 3 (Сербского) батальона 1 Семеновского пешего полка. С мая 1918 г. являлся командиром Отдельного Сербского конного дивизиона. Осенью 1918 г. был произведен в чин подполковника. Командир Сербского конного атамана Семенова дивизиона. Приказом по войскам Отдельного Восточного казачьего и Отдельного 5 Приамурского корпусов № 33 от 30 ноября 1918 г. был назначен запасным членом суда чести. 19 декабря 1918 г. отчислен от должности командира дивизиона (по собственному желанию) с назначением в распоряжение командира 5 Приамурского корпуса.

      26. Воскар (Миланович) Влада - капитан Сербской королевской армии (1912), участник движения четников и Балканских войн 1912-1913 гг. Офицер-инструктор в первой школе четников (1912). В годы Великой войны был командирован в Россию для службы в СДК. В конце 1918 г. сформировал и возглавил отряд из военнопленных сербов в Новониколаевске (около 400 человек), с которым в марте 1919 г. прибыл в Екатеринбург. В составе гарнизона города находился до июля месяца. Осенью 1919 г. возглавлял 1 Сербский Королевский партизанский отряд, воевавший с партизанами в Томской и Енисейской губерниях. Позднее с остатками отряда прибыл в Читу, оттуда - эвакуировался на родину.

      27. Пишкулич - хорват, участник Загребского процесса 1908 г. (по обвинению группы сербов в государственной измене) на стороне Австро-Венгрии. Офицер СДК, в 1918 г. находился в ОМО, в начале 1919 г. служил офицером Сербского конного дивизиона, впоследствии капитан, в 1920 г. командовал югославским батальоном в частях атамана Г.М.Семенова.

      28. 28 См.: Bisher J. White terror. Cossak warlords of the Trans-Siberian. - London, 2005. -P. 218.

      29. Цит. по: Романов A.M. Особый Маньчжурский отряд атамана Семенова. - Иркутск, 2013. - C. 212.

      30. РГВА. Ф.40 307. Оп. 1. Д. 25. Л. 44.

      31. См.: Кузнецов Н.А. Война на Амуре в 1918 году: малоизвестные страницы истории Морской сборник (Москва). - 2010. - Т.1960. - № 7. - С.85.

      32. Мияатовиђ П. С источне стране // Politikin-zabavnik (Београд). - 2015. - 23 jaн.

      33. Автор благодарит за любезно предоставленную информацию В. Милосавлевича (Белград).

      34. Родичкин Н. Незабываемые дни. - Алма-Ата, 1958. - С. 104.

      35. См.: Поповиђ Н.Б. Срби у грађанском рату у Русиjи, 1918-1921. - С.103.

      56. Шимунич Рудольф - хорват, уроженец Загреба. Офицер австро-венгерской армии. Окончил Людвигово военное училище в Будапеште. Позднее находился в составе СДК в России. Имел чин капитана 2 класса сербской службы, перешел на службу в русскую армию, с 16 июня по 10 июля 1918 г. служил начальником штаба 1 армии РККА. Перешел на стороны антибольшевистских сил, принимал участие в боях с красными на Волге. В начале 1919 г. в Челябинске перешел в полк имени Благотича являлся командиром кавалерийского дивизиона 1 Добровольческого полка. 24 июля 1919 г. погиб в бою под Челябинском, командуя сводным отрядом полка и прикрывая за пулеметом отход остатков подразделения. Один из самых опытных и талантливых сербских офицеров в Сибири. Кавалер сербского Ордена Белого орла 4 степ, с мечами, британских и французских наград.

      37. Военный архив Сербии. Оп. 3. Кор. 3. Пап. 1. Ном. 11. С. 7.

      38. РГВА. Ф. 39 940. Оп. 1. Д. 9. Л. 219.

      39. См.: Свободная Сибирь (Красноярск). - 1918. - 23 нояб,; Военные ведомости (Красноярск). - 1918.- 8 дек.

      40. См.: Димитриjевиђ Б. Крваве сибирске авантуре. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.rastko.org.rs/istorija/delo/12425.

      41. Военный архив Сербии. Оп. 3. Кор. 3. Пап. 1. Ном. 11. С. 7.

      42 Sibirien: Erinnerungen aus dem Weltkrieg und aus Russland. Von einem ehemaligen Siebzehn // Dravabanat (Celje). - 1930. - 30 sept.

      43. Военный архив Сербии. Оп. 3. Кор. 3. Пап. 1. Ном. 11. С. 9.

      Белое армия. Белое дело. №4. 2017. С. 62-78.
    • Мусатов В.Л. Янош Кадар: триумф и трагедия. Размышления советского дипломата // Россия и Венгрия на перекрестках европейской истории. Выпуск II: сборник научных статей. – Cтаврополь: Изд-во СКФУ, 2016. С. 24-39.
      Автор: Военкомуезд
      В. Л. Мусатов
      (г. Москва, в 2000–2006 гг. Чрезвычайный и Полномочный Посол России в Венгрии)

      ЯНОШ КАДАР: ТРИУМФ И ТРАГЕДИЯ. РАЗМЫШЛЕНИЯ СОВЕТСКОГО ДИПЛОМАТА

      В Венгрии за два десятилетия после смены общественно-политического строя прошло множество дискуссий о «революции и освободительной борьбе» 1956 года, о социалистическом периоде венгерской истории, но после парламентских выборов 2010 г. обсуждение этих проблем обострилось и, вне всякого сомнения, имеет целью не объективный анализ пройденного пути, а очернение социалистической Венгрии и ее руководителя – Яноша Кадара (1912–1989 гг.), который на протяжении более 30 лет определял пути развития страны.

      За годы работы в советском посольстве в Будапеште, а также в аппарате ЦК КПСС, в Отделе по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, мне довелось часто встречаться с Я. Кадаром, сопровождать его во время визитов в Советский Союз, присутствовать на его беседах с советскими руководителями, наблюдать его деятельность на многосторонних встречах лидеров соцстран. Я. Кадар выделялся на общем фоне руководителей соцстран масштабом личности, своей рассудительностью, скромностью, вниманием к людям. Внешне он представлял собой тип просвещенного европейского рабочего лидера. В молодости он не имел возможности получить образование, но восполнил это чтением и природной интеллигентностью. Член нелегальной компартии с 1931 г., он верил в торжество социалистических идей. Эту веру не смогли поколебать ни тюрьмы при довоенном режиме М. Хорти, ни сфальсифицированный судебный приговор 1951 г. при народно-демократическом строе, ни потрясения трагической осени 1956 г.

      Западные и правоконсервативные венгерские оппоненты Я. Кадара обычно фокусируют свою критику на обстоятельствах формирования его правительства в ноябре 1956 г., на подавлении вооруженного восстания и ставят ему в вину смерть Имре Надя. Не отрицая такого очевидного факта, как быстрая консолидация обстановки в Венгрии в 1957–58 гг., национальное согласие вокруг внутренней политики Я. Кадара, они стараются изобразить его если не как диктатора, то как лидера так называемой «мягкой диктатуры», признавая тем не менее, что за время его нахождения у власти жизнь в стране стала вполне приемлемой, а авторитет Венгрии вырос.

      Обвиняя Кадара в соглашательстве с Москвой и в предательстве идей революции 1956 г., многие из современных критиков все-таки отмечают, что Я. Кадар со временем стал авторитетным и эффективным политиком, а политическая система, связанная с его именем, в 70-х годах определенно приняла черты гуманного социализма.

      Фигура Кадара стала неудобной правительствам социалистов и либералов, находившимся в Венгрии у власти в 1994–1998 гг. и 2002–2010 гг., не только из-за кардинального пересмотра ими оценки событий 1956 г. и отказа от наследия Венгерской Социалистической Рабочей Партии, но и потому, что в стране затянулся переходный период, и за 20 лет со времени смены общественного строя не удалось достичь результатов, сравнимых с консолидацией, проведенной под руководством Я. Кадара. Не удалось превзойти и другой консолидации, которую осуществили после поражения в Первой мировой войне регент Венгрии адмирал М. Хорти и премьер-министр граф И. Бетлен. В межвоенный период Венгрия ориентировалась /24/ на Великобританию и Италию, а затем на фашистскую Германию.

      За тридцать лет нахождения Я. Кадара во власти (1956–1988 гг.) патроном и союзником Венгрии был Советский Союз. Венгрия, входившая в Варшавский Договор и СЭВ, сумела при поддержке своих союзников добиться неплохих результатов в экономике и социальной сфере, смогла разорвать внешнеполитическую изоляцию 50–60-х годов и стала уважаемым членом мирового сообщества. После кардинального поворота 1990 г. новая политическая элита страны обратилась к Западу, примкнула к объединенной Европе. Венгрия вступила в НАТО и Евросоюз, но, как и другие страны ЦВЕ, не выбилась в передовую линию европейской политики. Причины неудач разнообразны, в их числе и нынешний финансово-экономический кризис и особенности курса правительства В. Орбана, вызывающие нередко критику Евросоюза, а также ошибки, которые до этого совершили социалисты во главе с Ф. Дюрчанем. В любом случае корни сегодняшнего положения страны, очевидно, надо искать не в наследии Я. Кадара.

      Английский историк, член консервативной партии Роджер Гау, написавший монографию «Янош Кадар: хороший товарищ» [1], анализировал основные моменты политики Кадара в 60–70-е годы. По его оценке, Венгрия в политическом смысле не была тогда каким-то исключением в социалистическом лагере, но все-таки являлась «самым веселым бараком». Атмосфера в стране была свободной. Политический курс Кадара был подвержен всем воздействиям, которые проявлялись внутри социалистического содружества, но венгерский лидер всегда знал границу, за которую ему нельзя было переступать, не подвергая опасности достижения консолидации после разгрома восстания 1956 г. и свой авторитет. Р. Гау подчеркнул, что Кадар умело выступал на международной арене, особенно начиная с Хельсинской конференции 1975 года, но следил за тем, чтобы не противопоставлять тесные отношения с Советским Союзом необходимости поддерживать политические контакты, экономические и финансовые связи с капиталистическими странами. Эта оценка является верной. Ссылка на Хельсинкскую конференцию, во время которой венгерский лидер открыто заявил о территориальных потерях своей страны после Первой мировой войны, позволяет подчеркнуть еще одно обстоятельство: Я. Кадар был прежде всего венгром, а потом уже коммунистом-интернационалистом.

      Современники Яноша Кадара отмечают, что он не был теоретиком, но имел свое представление о социализме, которое включало стабильную политическую систему и общество благосостояния, допускавшее определенную дифференциацию в доходах и социальном статусе. В его понимании разрыв в доходах между рабочим классом и крестьянством не должен быть большим. Я. Кадар уделял внимание вопросу взаимопонимания между властью и народом. Краеугольный камень его политики – общественное согласие. Он понимал, что пока венгерское общество согласно с такой концепцией социализма, это обеспечивает легитимность политической системы, сложившейся в Венгрии после 1956 г. Несмотря на отнюдь не демократический старт его политики в 1956 году, в венгерском народе он стал популярен. Его уважали и в кругах венгерской интеллигенции. Опросы общественного мнения до сих пор свидетельствуют о том, что он входит в тройку самых почитаемых политиков Венгрии (после королей святого Иштвана и Матяша).

      1. Gough R. A Good Comrade Janos Kadar. Communism and Hungary. – London, 2006.

      Он пользовался большим авторитетом и за рубежами своей страны. Его популярность в Советском Союзе была связаны с быстрой консолидацией в Венгрии после трагедии 1956 г., преодолением последствий сталинизма и личным вкладом в дружбу наших стран. Наши люди помнили его крылатую фразу из выступления на ХХIII съезде КПСС «Антисоветского коммунизма не было, нет и никогда не будет». Но в то же время в политике Кадар был реалистом, поэтому он не любил тех, кто пытался на 130 % (его выражение) пе-/25/-ревыполнять нормы венгеро-советской дружбы, монополизировать дело дружбы двух народов.

      Для анализа политики Я. Кадара важно правильно оценить его взаимоотношения с советскими лидерами. В июле 1956 г. при замене М. Ракоши на посту генсека Венгерской Партии Трудящихся (ВПТ), с запозданием предпринятой по инициативе Москвы, кандидатура Я. Кадара как возможного руководителя возникала. Однако большинство в венгерском Политбюро в тот момент высказалось за более легкий, как казалось, вариант – избрание первым секретарем Э. Гере, хорошо известного в Москве, прошедшего школу Коминтерна и являвшегося заместителем Ракоши. Ошибочность этого шага вскоре стала совершенно очевидной, и Н. С. Хрущев позднее признавал, что они с А. И. Микояном, который приезжал тогда в Венгрию для «инспекции», допустили ошибку, что им надо было ориентироваться на Кадара.

      Его «звездный час» – это осень 1956 г. Разумеется, ученые-историки учитывают, что парламент Венгрии в 1990 г. объявил события 1956 г. «революцией и борьбой за свободу», что было сделано явно по аналогии с революцией 1848–1849 годов. Слово «контрреволюция» выпало из политического лексикона. Дата 23 октября является национальным праздником Венгрии. Президент России Б. Н. Ельцин, выступая в парламенте Венгрии в ноябре 1992 г., осудил советское вторжение в Венгрию осенью 1956 г. и принес извинения венгерскому народу. Президент Российской федерации В. В. Путин во время визита в Будапешт весной 2006 г. отметил, что в юридическом смысле Россия не несет ответственности за действия Советского Союза в те годы, но все мы испытываем моральную ответственность.

      В трагические дни октября – ноября 1956 г. Венгрия погружалась в хаос, управляемость страной исчезала, предприятия не работали, на местах возникли самодеятельные органы власти – революционные комитеты и рабочие советы. Будущее народно-демократической Венгрии становилось призрачным, хотя первоначально и улица, и большинство политических сил выступали за «улучшение социализма». Усиливался антисоветский и антикоммунистический настрой. Правительство поддержало требования «борцов за свободу» о выводе советских войск. Не было никакой уверенности в том, что левые силы могли бы выиграть свободные выборы. Решение премьер-министра, коммуниста И. Надя о разрыве с Варшавским Договором и о провозглашении нейтралитета страны объективно вело к советской интервенции, поскольку в ином случае нарушалось равновесие сил в Европе. Контакты Имре Надя с Кремлем нарушились. Своей речью на рассвете 4 ноября в момент второго ввода войск Советской Армии он только усугубил обстановку. Объявив, что венгерские войска вступили в бой, правительство находится на месте, он с группой соратников и членов семей спрятался в югославском посольстве. Историческая правда состоит в том, что в конце октября 1956 г. в Москве и других столицах социалистических стран, включая Китай и Югославию, решение венгерского кризиса виделось в вооруженном подавлении восстания и срочной замене правительства. При этом советские руководители и их союзники в условиях англо-франко-израильской агрессии против Египта сознательно закрывали глаза на совершаемое ими нарушение норм международного права. В Москве понимали, что США, помимо пропагандистских акций, никак не будут вмешиваться в венгерские события.

      Руководство СССР стояло перед труднейшим выбором. Обстановка в Венгрии не улучшалась, начались расправы с коммунистами, веры в Имре Надя и его коалиционное правительство не было. А вот Янош Кадар как партийный руководитель вел себя более реалистично. Об этом свидетельствовала и его речь по радио 1 ноября 1956 г., в которой он сообщил о создании новой партии взамен распавшейся ВПТ и предупредил об опасности контрреволюции. Я.Кадара вместе с министром внутренних дел Ф. Мюннихом срочно на самолете вывезли из Будапешта и доставили в Москву. После двух дней дискус-/26/-сий на заседаниях президиума ЦК КПСС Н. С. Хрущев, только что вернувшийся с секретных переговоров с И.Б. Тито о венгерской ситуации и встретившийся с Я.Кадаром, наконец, решил, что новое правительство должен возглавить именно Кадар, а не Мюнних. Я. Кадар не сразу согласился возглавить новое правительство, заявив вначале, что не подходит для занятия постов первого секретаря или премьер-министра. Он говорил о том, что политический путь предпочтительнее, вооруженное подавление восстания приведет к полной амортизации авторитета коммунистов. Когда же после беседы с глазу на глаз с Хрущевым он согласился встать во главе правительства, то назвал свои условия – он не будет советской марионеткой, советским товарищам нельзя ориентироваться, как в недавнем прошлом, только на одну узкую группу венгерских руководителей, нельзя допускать возврата к власти ракошистов. Имре Надь не должен мешать. Все это Кадару было обещано, включая и поддержку Надем нового правительства. Югославы обещали уговорить И. Надя. Кадар знал, что цветов и аплодисментов в Венгрии не получит. Он говорил Л. И. Брежневу, с которым познакомился в те грозные дни, что вообще не знал, останется ли жив, настолько сложной была обстановка в стране.

      Английский историк Б. Картледж дает любопытное объяснение, почему Кадар согласился на поездку в Москву. По его мнению, Кадар, исходя из интересов своей партии, хотел лично разъяснить советскому руководству подлинную картину того, что происходит в Венгрии. На переговорах в Москве он дал реальную оценку положения дел в стране, но вместе с тем убедился в том, что советские руководители полны решимости подавить восстание. После беседы с Хрущевым Кадар понял, что венгерская компартия может быть восстановлена только таким руководителем, которому доверяет Кремль и что судьба отвела ему такую роль [1].

      1. Cartledge B. The Will to Survive. A History of Hungary. – London, 2006. Р. 486.

      Его поступок был мужественным шагом. Разумеется, он действовал под советским протекторатом. А разве в тех условиях могло быть иначе? Хрущев как «крестный отец» помогал ему, хотя в Москве и в Будапеште было немало противников Кадара. Вновь создаваемая партия – ВСРП вначале пользовалась небольшой поддержкой населения страны. Для того, чтобы 1 мая 1957 г. на демонстрацию и митинг в Будапеште и других городах вышли до 1 млн. человек, новой власти нужно было крепко поработать и главное завоевать доверие. По мере консолидации обстановки и восстановления общественного согласия рос авторитет Кадара в стране и в мире, в том числе и в Советском Союзе. Успешно развивались советско-венгерские отношения. Конечно, венгерское общественное мнение никогда не забывало, что Советский Союз подавил восстание 1956 года. Но Советский Союз незамедлительно оказал большую помощь Венгрии в восстановлении экономики и поддержании финансовой стабильности. Размер ее вместе с помощью, полученной от Китая и стран народной демократии в 1956-60 годах, составляет примерно 1,5–2 млрд долларов [2]. Нужно отметить, что Н. С.Хрущев внимательно относился к просьбам Я. Кадара. По мере преодоления последствий событий осени 1956 г. и нормализации обстановки Венгрия стала одним из уважаемых государств социалистического содружества, к ее голосу прислушивались в Европе. В высшем советском руководстве считались с Кадаром. Так было, например, во время «пражской весны» в Чехословакии, в период обострения советско-китайских отношений в 60–70-е годы или накануне введения военного положения в Польше в 1980–1981 гг. Я. Кадару и руководимой им ВСРП была доверена важная роль в подготовке европейской конференции компартий и всемирного совещания компартий 1969 г.

      Я. Кадар понимал место и роль Советского Союза и КПСС, поэтому стремился поддерживать хорошие личные отноше-/27/

      2. Подсчеты автора на основании архивных документов, опубликованных в сборнике «Советско-венгерские экономические отношения 1948–1973» (М., 2012).

      ния с советскими лидерами – от Хрущева до Горбачева. В этом он видел в первую очередь эффективное средство служения национальным интересам Венгрии. Венгерский историк Я. М. Райнер называет отношения советских лидеров и Я. Кадара (а также других руководителей соцстран) «клиентскими связями – патрон и клиент» и считает, что М. С. Горбачев, провозглашая отказ от т. н. доктрины Брежнева, одновременно пришел к выводу о необходимости если не порвать со старой клиентурой, то, во всяком случае, перейти на «новый стиль общения» [1]. Конечно, во взаимоотношениях Кадара и советских лидеров имелось много нюансов. Как он сам говорил, самые теплые и дружеские отношения были у него с Н. С. Хрущевым. Причем главный критерий для него заключался в том, что Хрущев понимал венгров. Нормальными были отношения с Л. И. Брежневым, но для него Кадар порой бывал слишком тонок для понимания. Но в целом они находили общий язык. Посол СССР в ВНР в 1985–1989 гг. Б. И. Стукалин, с уважением относившийся к Кадару, написал, что в последние годы жизни Я. Кадар не раз возвращался к оценке хрущевских и брежневских времен, но «не высказывал какого-либо недовольства „диктатом“ Москвы. Он считал, что в ошибках, допущенных в послевоенные годы, повинны сами руководители соцстран, слепо копировавшие советскую систему» [2].

      1. Gorbacsov tárgyalásai Magyar vezetökkel. – Bp., 1956-os Intézet, 24 o.
      2. Стукалин Б. И. Годы, дороги, лица… – М., 2002. С. 325.

      Особо прислушивался к Кадару Ю. В. Андропов, который хорошо знал его с 1956 г. и ценил его мнение. Не могу сказать, доверял ли Ю. В. Андропов Кадару полностью, он был недоверчив «по должности», но считал его надежным партнером. Он поддерживал напрямую или через своего помощника В. А. Крючкова многолетние доверительные контакты с Кадаром. Круг их бесед был широк – от политики, экономики до истории и культуры. Советский генсек считал опыт венгерской экономической реформы «нашей коллективной ценностью». Кадар разделял мнение Андропова о необходимости постепенного, эволюционного реформирования социалистического общества.

      Что касается М. С. Горбачева, то он познакомился с венгерским лидером еще в свою бытность первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС. В 1983 г. по приглашению Я. Кадара и с согласия Ю. В. Андропова будущий генсек приехал в Венгрию изучать опыт сельского хозяйства, и хозяйственной реформы. М. С. Горбачев нередко ссылался на венгерский опыт реформирования экономики, на работу кооперативного сектора, он демонстрировал уважение к Кадару. В июле 2007 г., выступая в Будапеште на юбилее бывшего премьер-министра Венгрии Д. Хорна, М. С. Горбачев сказал, что венгры еще оценят по достоинству роль Кадара. Лично у него с Кадаром не было противоречий. Кадар, дескать, критиковал его только за то, что перестройка в Советском Союзе не началась лет на десять раньше [3]. Но, конечно, они были политиками разных эпох. Фактически визит М. С. Горбачева в Венгрию летом 1986 г. по сути дела подтолкнул процесс отстранения Кадара от высшего поста в ВСРП и переход на отдых.

      В отношениях с руководителями Советского Союза Кадар держался с достоинством и к нему относились с уважением, ему доверяли. Однако разницу в положении двух стран и партий и меру своей личной ответственности он знал. Если в 1956–1958 гг. со стороны некоторых представителей Москвы, например председателя КГБ И. А. Серова или отдельных послов, были попытки вмешиваться во внутренние дела, то позже все это практически прекратилось. Для Кадара авторитетом мог быть только Генеральный секретарь ЦК КПСС.

      Отвечая тем критикам Кадара, которые обвиняют его в угодничестве перед Москвой, хотелось бы подчеркнуть, что это, конечно, не так. Кадар взвешенно относился к советским предложениям, но мог высказывать и несогласие с советской /28/

      3. Автор присутствовал при этом выступлении М. С. Горбачева.

      позицией, если считал это необходимым. Наиболее известный случай касался его возражений против формы снятия в 1964 г. Н. С. Хрущева с занимаемых постов, причем Кадар заявил об этом на митинге в Будапеште, а затем объяснил свою позицию в отдельном письме на имя Брежнева и остановился на этом вопросе в личной беседе с советским генсеком. Он подчеркивал, что назначение или отстранение советских руководителей – внутреннее дело КПСС, но Хрущев был уважаемым в Венгрии человеком. Для полноты картины следует добавить, что, несмотря на уважение к Хрущеву, венгерский лидер не стал повторять его заблуждений вроде разделения партийных комитетов на промышленные и сельскохозяйственные, не согласился поддержать «программу строительства коммунизма», провозглашенную Хрущевым, отметив, что Венгрия находится на более низком уровне общественно-экономического развития.

      Кадар критически высказывался по поводу необходимости увеличения военных расходов, просил Москву уменьшить тяготы Венгрии, предоставить отсрочки по погашению советских кредитов Венгрии на закупку советского вооружения. Эта тема присутствовала почти в каждом обращении Кадара к советскому руководству по вопросам экономического сотрудничества. О значении советской помощи Венгрии Кадар не раз говорил публично, в том числе на съездах партии. В феврале 1964 г. в беседе с зампредом Совмина СССР М. А. Лесечко, положительно оценивая итоги первого заседания межправительственной комиссии по экономическому и научно-техническому сотрудничеству, созданной по инициативе венгерской стороны, Я. Кадар отметил, что Советский Союз, конечно, идет на жертвы ради сотрудничества. «Но мы не хотим быть паразитами, не хотим все время сидеть на шее Советского Союза, мы хотели бы стать корректными партнерами Советского Союза и других соцстран. Хотели бы завоевать доверие всех стран, сотрудничающих с нами ...Но пока Советский Союз в восемнадцати случаях помогает нам, а мы ему только в двух». Запрашивая увеличение поставок сырья и энергоносителей, он обычно предлагал советской стороне больше товаров традиционного венгерского экспорта, а в последние годы больше высокотехнологичной продукции, содержавшей западные компоненты. Признавая советские достижения, Кадар не одобрял огромные масштабы военно-промышленного комплекса в Советском Союзе, отягощавшие советскую экономику. Поддерживая необходимость перемен в СЭВ, деятельность которого не оправдывала ожиданий Венгрии и других соцстран, Я. Кадар критиковал советские подходы к реформированию этой организации, затяжки с формированием единого рынка. Венгрия выступала за активное применение товарно-денежных инструментов в процессе интеграции социалистических стран.

      У него были свои представления и о путях решения чехословацкого вопроса в 1968 г., он, конечно, предпочитал политические методы. Но события «пражской весны» накладывались на старт венгерской экономической реформы, важнейшего мероприятия в политике ВСРП, поэтому Кадар не хотел рисковать, он лавировал, старался отодвинуть ввод войск в Чехословакию. Однако в итоге был вынужден согласиться с советской позицией, хотя и попытался в последний момент, 17 августа 1968 г. во время личной встречи еще раз повлиять на А. Дубчека.

      В неофициальных разговорах на исторические темы выражал недоумение, почему в Советском Союзе так непродуманно обошлись со Сталиным. Но при этом он исходил из того, что сталинская модель социализма была навязана Венгрии без учета национальных и исторических особенностей. Собственно говоря, кадаровская политика продолжения строительства социализма была направлена на устранение допущенных деформаций и гибкое приспособление социалистических принципов к венгерским условиям.

      У него было уважительное отношение к Китаю и опыту деятельности компартии Китая. Я. Кадар с сожалением говорил о советско-китайских разногласиях, о рас-/29/-Я. Кадар демонстрировал осторожность в подходе к сложным вопросам наших взаимоотношений, связанным с войной. Он, например, не торопился с ходу решать вопрос о возврате венгерских художественных ценностей, вывезенных в СССР в конце Второй мировой войны. Во-первых, надо было выяснить юридические вопросы, он опасался судебных дискуссий с наследниками бывших владельцев, а такие случаи имели место. Во-вторых, видимо, полагал, что и в Венгрии могут найтись подобные ценности, «перемещенные» в ходе войны. Я. Кадар никогда не высказывался публично о зверствах венгерских оккупационных войск на территории Советского Союза, стремясь тем самым не нанести ущерба чувствам дружбы двух народов. Только раз мне довелось услышать от него рассказ о том, что в 1958 г. во время посещения в Киеве одного из заводов он разговорился с пожилым рабочим. Тот спросил, откуда прибыли гости? Кадар ответил, что из Венгрии. «Так вы венгры?» – «Да» – «Венгры-то хорошие люди, а здесь во время войны были мадьяры. Вот это сволочи!».

      Как известно, венгеро-румынские отношения отягощены сложным историческим прошлым, венгерская общественность и раньше, и сейчас болезненно реагирует на любые ограничения прав венгерского меньшинства в соседней стране. В свое время Н. С. Хрущев поступил совершенно правильно, отказавшись принять предложения руководства Румынии, а также Болгарии о выделении войск для участия вместе с Советской Армией в подавлении вооруженного восстания в Венгрии осенью 1956 г. Если бы это произошло, то взаимоотношения венгров и румын еще более бы обострились. Но и после этих событий сблизить два соседних социалистических государства не удалось, даже под знаменем «пролетарского интернационализма». Я. Кадар безуспешно пытался во время визита в Румынию в 1972 г. и встречи с Н. Чаушеску в 1977 г. в Дебрецене решить некоторые накопившиеся вопросы, но не нашел позитивного отклика. С тех пор он не проявлял активности в этой области, стараясь не усугубить обстановку, но наблюдал за событиями в Румынии. На заседаниях Политбюро Кадар высказывал критические замечания в адрес политики Н. Чаушеску, иронизировал по поводу мании величия румынского лидера, но публично не позволял, ни себе, ни членам руководства ничего подобного. Например, бывший член Политбюро, секретарь ЦК Я. Берец описал в мемуарах случай, когда он, будучи заведующим Международным Отделом ЦК, в присутствии нескольких человек (а дело было на аэродроме, в правительственном зале) «завел» жену Кадара Марию по румынской теме. Кадар не прервал эмоциональные высказывания своей жены о Румынии и ее руководителе, но Я. Берецу чуть позже сказал: «Если еще раз попытаешься подбросить моей жене румынские темы, то получишь такой пинок по ж...е, что улетишь далеко-далеко!».

      Во время обострения контактов Советского Союза с Западом из-за ракет средней дальности в 1982–1983 гг. Кадар осуществил целую программу встреч с лидерами западноевропейских стран, стремясь сохранить внешнеполитические и экономические связи. О своих намерениях он сообщил в Москву, принципиальных возражений не последовало. У меня, в тот момент временного поверенного в делах СССР в Венгрии, сохранился в памяти телефонный звонок А. А. Громыко, который поручил передать Я. Кадару, что встречаться надо, но желательно растянуть по времени контакты с западниками. М. Тэтчер, имевшая беседу с Кадаром в феврале 1984 г., положительно оценила его политические качества, не преминув, однако, отметить в мемуарах, что Кадар, как и большинство старых коммунистических лидеров, не был лишен некоторых черт злодейства. Но «в любом случае тот факт, что он находился у власти так долго, означал, что он сумел узнать советских руководителей и их образ мышления лучше, чем другие восточноевропейские лиде-/30/-ры» [1]. Тэтчер пыталась через Кадара довести до сведения Москвы некий меssage Р. Рейгана по вопросам разоружения.

      Я. Кадар был авторитетный и уважаемый руководитель, который добился определенной автономии в рамках социалистического содружества. Во внутренней политике с учетом трагического опыта 1956 г. это находило выражение в политике регулярного повышения жизненного уровня, эффективных нововведений в государственном аграрном секторе, в кооперативном движении и приусадебных хозяйствах, благодаря чему страна была обеспечена собственным продовольствием и осуществляла экспорт сельхозпродукции, в том числе и в Советский Союз.

      Но самым, пожалуй, большим достижением политики Я. Кадара было проведение экономической реформы 1968 года. К ней готовились давно, начиная с 1957 г. Кадар не был автором реформы, но его мудрость как руководителя проявилась в выборе правильного момента с точки зрения как внутренних, так и международных условий для осуществления реформы хозяйственного механизма. Политическая ответственность, конечно, лежала на Кадаре. Он защищал реформу от критики венгерских левых, а также от нападок других социалистических стран. Реформа привела к подъему экономики и росту благосостояния, она способствовала продвижению Венгрии к рыночному хозяйству. Несомненно, были допущены и ошибки, пришлось идти на компромиссы, в том числе и по политическим причинам. Но именно благодаря наличию многих элементов рыночной экономики Венгрия сравнительно мягко перешла на новые условия развития после смены общественно-политического строя в конце 80-х – начале 90-х.

      1. Thatcher M. Тhe Downing Street Years. – N. Y., 1993. P. 454–455.

      Советские руководители в целом понимали, что в основе успехов политики Кадара после катастрофы 1956 г. лежит улучшение уровня жизни, достижение общественного согласия (знаменитый лозунг «кто не против нас, тот с нами»), большая, чем в других социалистических странах, степень свобод, большая терпимость и гибкость в культурной и религиозной сферах. Именно при Кадаре были урегулированы отношения с католиками и другими конфессиями, заключено соглашение с Ватиканом, а Кадар был принят папой Павлом VI.

      Он разъяснял в Москве, что ему в маленькой стране легче идти на новшества и эксперименты, что их результаты могут пригодиться и в Советском Союзе. Известно его высказывание в беседе с итальянскими журналистами о том, что Советский Союз продолжил дорогу к социализму как медведь. А вот в Венгрии так делать нельзя, здесь надо работать при помощи более тонких методов. Кадар не торопился с объявлениями побед в социалистическом строительстве. Например, отказывался переименовывать ВСРП в коммунистическую партию, а страну – в социалистическую республику, возражал против провозглашения монопольного положения марксизма-ленинизма в общественной жизни. Он видел недостатки так называемого реального социализма и пытался искать выход. Его постулаты: по мере строительства социализма жизнь должна улучшаться; в одиночку партия ничего не создаст; для формирования нового общества требуется национальное сплочение; необходимо иметь клапаны в политическом механизме для снятия избыточного давления; требуется введение элементов рыночного хозяйства и уменьшение сферы директивного планирования. Из подобных здравых и реалистичных положений складывалась венгерская концепция «социализма с человеческим лицом».

      Советский Союз до 1985 г. проводил в отношении социалистических стран политику патернализма, навязчиво опекал союзников, поэтому требовалось согласование с Москвой главных моментов политической линии. После совместной «интернационалистской акции» в Чехословакии в 1968 г. и после смены В. Гомулки в Польше в конце 1970 г. настороженность в Кремле по поводу реформ и нововведений в социалистических странах возросла. /31/ В феврале 1972 г. во время встречи в Завидово Л. И. Брежнев откровенно высказал Я. Кадару «товарищеские» замечания по характеру экономической и социальной политики, затронув и вопросы кадровой работы, включая состав Политбюро. Звучал рефрен: мы тебе, Янош, верим, но ты посмотри, куда идут дела. Не ослабляется ли руководящая роль партии? Чего добиваются некоторые твои коллеги?

      В феврале 1972 г. во время встречи в Завидово Л. И. Брежнев откровенно высказал Я. Кадару «товарищеские» замечания по характеру экономической и социальной политики, затронув и вопросы кадровой работы, включая состав Политбюро. Звучал рефрен: мы тебе, Янош, верим, но ты посмотри, куда идут дела. Не ослабляется ли руководящая роль партии? Чего добиваются некоторые твои коллеги?

      До этого он запустил пробный шар со своей отставкой в мае 1972 г., когда ему исполнилось 60 лет. Этот жест был адресован как своим соратникам, так и Брежневу. Генеральному секретарю ЦК КПСС демарш Кадара не понравился, тем более что в Москве считали, что Кадар – «добрый царь» – должен остаться, а с «худыми боярами» пусть он разбирается сам. В ноябре 1972 г. во время визита в Будапешт Л. И. Брежнев сказал Я. Кадару, что, по его мнению, венгерский ЦК поступил правильно, не приняв отставку Кадара.

      Кадар сделал свои выводы. Раз его попросили не уходить, он продолжал служить общему делу, не поднимал вопроса об отставке вплоть до мая 1988 г. Шутил, что сэкономил немало денег пенсионному фонду. Пытался сохранить единство руководства, искать развязки в спорах. Оставался мастером компромиссов, но не во вред делу. Но в последние годы жизни ему пришлось все чаще видеть, что политический курс ВСРП сталкивается с новой действительностью, с новыми вызовами. Чувствуя снижение собственной творческой и физической активности, нехватку информации о реальных процессах, он пытался найти выход, в том числе определить свое место. Внешние воздействия на политику Венгрии не сводились только к мнению Москвы или других столиц соцстран. Вокруг Венгрии проходила международная игра с участием США и ведущих западноевропейских стран. Запад давал кредиты Венгрии, хотя их условия после 1980 г. ужесточались, поощрял либерализацию режима, намекал на необходимость вовлечения оппозиции в процессы управления. Многозначительным жестом со стороны США было возвращение короны святого Иштвана, попавшей в руки американских войск в конце Второй мировой войны. Ради возврата национальной святыни Я. Кадар принял даже требование американцев о передаче короны не ему, руководителю компартии, а спикеру был, пожалуй, единственным среди лидеров соцстран – членов Варшавского Договора, кто отклонил сначала в конце 1984 г. и затем еще раз в начале 1985 г. зондаж американцев о возможности визита президента Р. Рейгана в Венгрию, сославшись на отсутствие необходимых для подобной встречи условий как в двусторонних отношениях, так и в международной обстановке. Визит Рейгана в Венгрию в тех условиях был бы превратно понят в Москве и в столицах других соцстран. А Кадар считал, что Венгрии не нужны сенсации, всегда лучше, если о ней меньше пишет международная пресса. Но в декабре 1985 г. Я. Кадар все-таки принял госсекретаря США /32/ Дж. Шульца, однако это уже было мероприятие на другом уровне, в рамках обычной дипломатической практики [1].

      С середины 70-х годов начали нарастать экономические трудности Венгрии, так как усилилось негативное влияние мировой экономики, произошел взрыв цен на энергоносители и наблюдался рост внешней задолженности соцстран, особенно Польши, Венгрии и Румынии. Для Венгрии неблагоприятным оказался 1985 год, когда объем западной задолженности вырос на 1,3 млрд долларов, суммарно составив почти 8 млрд долларов. Причины заключались в ошибочности внешнеторговых и финансовых прогнозов, а также в ослаблении курса доллара, что не удалось, как ранее, смягчить за счет перевода части долга в другие валюты. Оправдываясь, руководители Минфина и Госплана ссылались на то, что общая (за вычетом встречных требований) задолженность стран – членов СЭВ тоже выросла, по оценкам западных банков, за год на 9 млрд долларов. При обсуждении в феврале 1986 г. доклада о состоянии платежного баланса страны (брутто – задолженность в западных валютах тогда составляла 13 млрд долларов, нетто – задолженность примерно 8 млрд) Я. Кадар потребовал к апрелю представить в Политбюро не только технические расчеты по объему и структуре долга, но и конкретные предложения, затрагивающие доходы населения, уровень жизни, состояние инфляции и область социальной политики, а также подчеркнул необходимость уточнения перспектив выполнения народнохозяйственных планов – годового и пятилетнего [2]. То есть в этой ситуации Я. Кадар поступил в первую очередь как ответственный политик, думающий о будущем страны. В итоге после повторного обсуждения, подтвердившего нарастание негативных тенденций, было решено сосредоточить усилия на обеспечении внешнего равновесия, на увеличении экспорта в капстраны и поддержании сбалансированного уровня в рублевой торговле, на принятии мер антиинфляционного характера, включая определенное сдерживание роста реальной зарплаты. Общий рост цен допускался не более 5 %, при этом цены на крепкие спиртные напитки с апреля 1986 г. повышались в среднем на 15 %. Рассматривался и вопрос о повышении цен на табак и табачные изделия.

      В переговорах с М. С. Горбачевым в 1985–1986 гг. Я. Кадар не скрывал факты ухудшения финансово-экономического положения, подчеркивал необходимость принятия мер по защите уровня жизни. Он затронул эти проблемы развития Венгрии и в своем выступлении на встрече руководителей стран – членов СЭВ в Москве в ноябре 1986 г. Информируя своих коллег по Политбюро ЦК ВСРП о беседах с новым генсеком КПСС, Кадар отмечал дружественный характер переговоров, стремление советских партнеров оказать помощь. Он был готов принять советскую помощь, правда, оговаривался, что надо еще уточнить реальные возможности советской стороны. Но переговоры по линии двух правительств не принесли существенных результатов. Возможности Советского Союза в текущей пятилетке были ограничены. К 1989 г. венгерская внешняя нетто-задолженность достигла 14 млрд долларов. Кстати, венгерский посол Ш. Райнаи в апреле 1987 г. в донесении в ЦК ВСРП отметил, что советские специалисты видят разницу между витринами будапештских магазинов и реальным экономическим положением Венгрии, но в рамках двусторонних соглашений сделать что-то конкретное для венгров можно будет не ранее середины 90-х годов [3].

      1. Венгерский госархив – MOL M-KS 288.f.5/a580/c (PB 1985 dec.17).
      2. MOL M-KS 288.f 5/962.ö.e. (PB 1986.febr.11).
      3. MOL M-KS 288. f.32/SZT/1987/23.d.

      А тем временем в экономике Советского Союза все более усиливались кризисные проявления. В условиях нефтяного кризиса Советский Союз был вынужден поднять цены на энергоносители, уменьшить физические объемы поставок в соцстраны. Наступал новый этап развития. Соцстраны проигрывали в экономической и технологической областях, отставали от требований научно-технической революции, от процессов глобализации. Инфор-/33/-мация, поступавшая в Будапешт из Советского Союза, свидетельствовала о том, что воодушевление перестройкой проходит, усиливается критика КПСС, нарастает недовольство нехваткой товаров, потребительский рынок опустошен, деньги обесцениваются. Гласность приводит к огульному отрицанию всех прошлых достижений. Обо всех этих явлениях шла речь в докладах по международным вопросам (с ними обычно выступал секретарь ЦК М. Сюреш) на каждом Пленуме ЦК ВСРП.

      В Венгрии замедлился рост ВВП, затем приостановился и рост уровня жизни, реальных доходов населения. На этом фоне происходило усиление оппозиционных сил. Раздавались голоса, призывающие к обновлению руководства и смене курса. С 1987 г. об этом стали говорить открыто. Я. Кадар предупреждал членов ЦК, что пора проснуться, что нельзя почивать на старых лаврах. Но и сам допускал промедление. Зная о том, что в Советском Союзе руководством КПСС принято решение в текущей пятилетке не повышать уровень жизни, а сконцентрироваться на перестройке управления и планирования, что на фоне пустых прилавков магазинов вряд ли было правильным, он не решался круто поворачивать руль, вводил полумеры, что усугубляло диспропорции в народном хозяйстве и вело к снижению уровня жизни. В итоге произошло нарушение национального консенсуса – между партией и населением.

      Вступление Венгрии в МВФ и Всемирный банк дало только временную передышку. Предпринятая до этого попытка Кадара установить более тесные связи с ЕЭС не увенчалась успехом. Канцлер ФРГ Г. Шмидт, с которым приватно советовался венгерский лидер, не советовал ему идти на сближение с «Общим рынком», чтобы не раздражать Советский Союз. (Сейчас появились комментарии к позиции Г. Шмидта. Якобы он опасался, что Советский Союз попытается ограничить контакты ГДР с ФРГ…).

      Со временем, в зените славы Янош Кадар стал рабом собственной политики стабильности. Но еще тревожнее стало то, что стареющий руководитель начал терять чувство реальности, утратил динамизм. Кадар остался один на вершине власти, оппонентов давно не было. Ситуация в стране и внутри партии осложнялась. В противовес критикам Кадар утверждал, что кризиса в стране нет, надо просто лучше работать. Дескать, виноваты СМИ, раздувающие трудности. Умно рассуждая о необходимости безболезненной смены главного руководителя в соцстранах, Я. Кадар сам стал препятствием на пути обновления политики Венгрии. Только к лету 1987 г. он решился сменить премьер-министра, выдвинув на этот пост более энергичного К. Гроса. После поездки в Китай осенью 1987 г. у Кадара появилась мысль занять в политической жизни место, подобное положению Дэн Сяопина в Китае, но в Венгрии существовали другие традиции.

      «Старик» тянул с решением вопроса о руководстве страной до начала 1988 г. Может быть, не видел преемника. Вина ложится и на его товарищей по Политбюро, которые не осмеливались говорить Кадару правду в глаза, создавали вокруг него вакуум и все тайком советовались с Москвой. Из Будапешта шла информация о том, что Кадар, размышляет об уходе на отдых, но не ранее очередного съезда партии. Процесс замены руководства затянулся, хотя глава правительства К. Грос, рвавшийся к власти, прилагал усилия по его ускорению. Да и М. С. Горбачев мог бы высказаться прямее, а не намеками на то, что Кадару надо беречь себя, лучше распределять время, больше отдыхать и т. д. Генсек КПСС поручил в 1987 г. члену Политбюро, секретарю ЦК В. А. Медведеву и зам. председателя КГБ В. А. Крючкову проследить за сменой высшего руководства в Венгрии. Крючков беседовал с Кадаром в Будапеште, встречался он и с другими венгерскими политиками, в том числе с оппозицией. В Москве понимали, что Кадар не хочет уходить как провалившийся политик. Но обновление венгерского руководства требовалось и потому, что Горбачев чувствовал – Кадар не разделяет его политику перестройки. В сентябре 1985 г. /34/ Кадар в ходе переговоров в Москве спросил Горбачева, не боится ли он, что с ним повторится история с Хрущевым. Он говорил своему преемнику К. Гросу о том, что Горбачев не понимает свой народ, ведет Советский Союз к развалу. Нельзя строить политику на разрушении. Накануне майской партконференции (1988 г.) Кадар позвонил Горбачеву и сообщил о своей отставке и планируемом избрании на пост председателя ВСРП. Его собеседник, который давно знал об этом, в том числе от К. Гроса, на которого в Москве сделали ставку, в ответ сказал, что Кадар, как всегда, принял мудрое решение. Важно, мол, то, что на переходном периоде все кардинальные перемены проходят под руководством и при участии Кадара. Горбачеву, как мне помнится, больше всего понравилось, что венгры упраздняют секретариат ЦК. Он тогда сказал В. А. Медведеву, тоже присутствовавшему при этом телефонном разговоре, что венгры делают это правильно, вот, дескать, и нам надо кончать с двоевластием (намек на Секретариат ЦК, в котором большую роль играл оппонент Горбачева Е. К. Лигачев).

      Конференция ВСРП закончилась провалом планов Кадара, ни один его соратник не был избран в Политбюро. В начале июня 1988 г. у меня, в тот момент заведующего сектором Венгрии, Румынии, Чехословакии и Польши Отдела ЦК КПСС, находившегося в служебной командировке в Будапеште, состоялась последняя встреча с Кадаром. В разговоре он просил передать Горбачеву, что ему не удалось осуществить свои планы обновления кадров, основная причина – заговор партийного аппарата. Примерно то же самое Кадар сказал и послу Б. И. Стукалину. Сейчас в венгерской литературе признается, что «партийным путчем» на конференции руководил лично К. Грос.

      Мне довелось присутствовать на похоронах Я. Кадара в июле 1989 года. Его провожали несколько сотен тысяч венгров – членов партии и беспартийных. Это было прощание с эпохой.

      Конец жизни Кадара – это человеческая трагедия. Рушилась социалистическая система, ради которой он трудился всю жизнь. Многие соратники, как он говорил, «качались как тростник на ветру». Очевидцы одного его разговора в 1988 г. с секретарем ЦК М. Неметом по поводу законопроекта об акционерных обществах, хозяйственных ассоциациях рассказывают, что Кадар, завершая обсуждение, сказал: «Ну, хорошо. Действуйте. Но только не думайте, будто я не вижу, что вы же восстанавливаете капитализм!» [1]. После партконференции 1988 г. он остался в одиночестве. К тому же все больше прогрессировали болезни, работать он не мог. Когда начали множиться политические обвинения в его адрес за 1956 г. и нарастать активность оппозиционных сил, стремившихся отстранить ВСРП от власти, Я. Кадар получил устные приглашения от Горбачева, Ярузельского и Хонеккера приехать на отдых и лечение. Но он отказался. Вероятно, ему наверняка вспомнилась история с отъездом М. Ракоши в Советский Союз, превратившаяся в многолетнюю ссылку (с июля 1956 г. до его смерти в феврале 1971 г.).

      Что касается кардинального вопроса – оценки событий осени 1956 года, – то в ноябре 1986 г. в связи с 30-летием этих драматических событий, когда даже внутри ЦК ВСРП прозвучали предложения дать более нюансированную оценку с целью как-то смягчить формулировку «контрреволюция», Я. Кадар на Пленуме ЦК ВСРП отдельно остановился на этом вопросе. По его словам, реакция на Западе на «юбилей» отражала двойственность подхода: с одной стороны, осуждение идей социализма, оправдание контрреволюции 1956 года, а с другой стороны, стремление не нанести ущерба межгосударственным отношениям с Венгерской Народной Республикой и в то же время использовать контакты для скрытой поддержки оппозиционных сил. Но общей чертой кампании на Западе было навязывание реабилитации контрреволюционного мятежа и действий его участников.

      1. Sarközy T. Magyarorszag kormanyzasa – 1978. 2012. – Bp., 2012. 0.129.

      По мнению Я. Кадара, нельзя допустить послаблений в этом вопросе, ибо /35/ за этим последуют другие требования, коренным образом меняющие подходы. По его словам, официальная оценка событий и так достаточно нюансированная: имело место вооруженное контрреволюционное восстание, были также выступления, основанные на законных обидах, и было общее замешательство среди людей. Если оценивать все это глобально, то это была национальная трагедия. Кадар подчеркнул, что за требованиями реабилитации скрывается своя логика, это не игра в слова. Отметил, что он слышит голоса из определенных кругов, с которыми у властей имеются столкновения: почему не назовете события 1956 года народным восстанием, ведь через пару лет эта точка зрения станет официальной в Венгрии? Кадар сказал: «По-моему, так не будет ни-когда». В этом вопросе Я. Кадар ошибался. Эта точка зрения была предложена комиссией ученых в конце 1988 г., но в 1990 г. официальные круги, венгерский парламент пошли дальше, назвав события 1956 года «революцией и национально-освободительной борьбой». А тогда в 1986 г. Кадар пытался доказать своим товарищам, что если считать события 1956 года славной национальной революцией, то силы, которые выступали против нее, являются контрреволюционными. По этой логике и ВСРП надо считать контрреволюционной партией. «Не знаю, сколько и кому нужно еще объяснять, чтобы было понятно, о чем идет речь. С этим нельзя играть!». В заключение Кадар отметил, что «время больших классовых боев в Венгрии закончилось. Партия не будет их провоцировать, не будет вводить жесткие порядки, но если речь зайдет о базовых институтах власти, мы пойдем на столкновение, будем сражаться и победим. Лично меня тени (прошлого. – Прим. автора) или несколько десятков наглых, самоуверенных людей не пугают» [1]. В этом выступлении Я. Кадар вновь призвал партийные кадры пробудиться от спячки и действовать.

      1. MOL M-RS 288.f/ 4/220 ö.e. (KB 1986. nov. 19–20).

      К весне 1989 г. обстановка в партии и стране значительно изменилась, венгерское общество продвигалось к политическому плюрализму. На повестке дня был вопрос о правомерности сохранения старой партии. Избранный на декоративный пост председателя ВСРП больной старик в условиях кардинального пересмотра оценок событий 1956 г. не смог защитить себя. Несмотря на свое ослабленное физическое и психическое состояние, Я. Кадар понимал, что его делают козлом отпущения. Его эмоциональная и запутанная речь на пленуме ЦК в апреле 1989 г., куда, вопреки советам генерального секретаря К. Гроса и лечащих врачей, он буквально прорвался, чтобы высказаться, была отчаянной попыткой защиты себя самого и социалистического строя – со стороны больного человека с распадающимся сознанием. Но в этой речи чувствовалась логика. Он сказал, что не выдвигал термин «контрреволюция», а говорил о тех, кто открыл дорогу к «контрреволюции». События в октябре 1956 г. развивались как студенческая демонстрация, перешедшая в восстание. Советским агентом он не был. Погиб не только Имре Надь, до него погибло немало людей. Сказал, что он, Кадар, не уклоняется от своей ответственности [2].

      2. Анализу этой речи Я. Кадара посвящено много книг и статей. Тексты этой речи, а также интервью Марии Кадар и другие заявления участников событий приведены в книге М. Корниша «Kadar Janos utolso beszede». – Bp.: Kalligram, 2006.

      В письме в адрес ЦК в апреле 1989 года Я. Кадар просил прояснить в суде степень его ответственности за приговор 1958 года Имре Надю, но этого не стали делать. В Венгрии нет документов, доказывающих прямую причастность Кадара к вынесению смертного приговора бывшему премьер-министру, но, видимо, он не приложил усилий по замене высшей меры наказания на более мягкий приговор. Историки размышляют, что означала формулировка в решении Президиума ЦК КПСС (февраль 1958 г.) относительно судьбы И. Надя – «проявить твердость и великодушие». Сам факт, что высший орган КПСС рассматривал вопрос о суде над И. Надем, причем обсуждение велось без оформления протокола, нуждается в дополнительном изучении. Похоже, что /36/ вопрос о судьбе И. Надя не был чисто венгерским вопросом. Известно, что свое мнение высказывали руководители Китая, Польши, Румынии и других стран. Например, китайские представители считали, что если И. Надь совершил преступления, то он заслуживает сурового наказания. Но с этим делом не надо, дескать, спешить. Один из ветеранов старой ВСРП, бывший секретарь ее ЦКК И. Шомоди рассказывает, что Кадар в беседе с ним отметил, что не хотел смерти И. Надя, у него была неофициальная договоренность с Председателем Президиума ВНР И. Доби: если в случае вынесения судом смертного приговора И. Надь попросит о помиловании, то надо его предоставить. Но И. Надь не стал просить помилования. Кадар и в своей последней речи в апреле 1989 г. упоминал какую-то неподписанную «бумагу». Осталось неясным, что он имел в виду – заявление И. Надя об отставке в декабре 1956 г., которого ждали от него, или прошение о помиловании в июне 1958 г. Психоаналитики так и не сумели раскодировать эти последние высказывания Кадара.

      Взаимоотношения Я. Кадара и И. Надя – тема весьма сложная. Кадар знал, что Надь был человеком Берии, сотрудничал с органами НКВД в 30-е годы. Об этом он рассказывал Горбачеву в сентябре 1985 г. Но из трагического треугольника венгерских коммунистических политиков – М. Ракоши, И. Надь, Я. Кадар – именно он (Кадар) сделал больше всего полезного для Венгрии. Фактически он претворил в жизнь все требования участников народного восстания 1956 года.

      В нынешних венгерских условиях Кадару отводят негативную роль. Но ведь именно этот политик вывел Венгрию, хотя и ценой жертв, из катастрофы 1956 г., консолидировал ситуацию, сплотил общество, а затем обеспечил экономический и социальный подъем. Благодаря его усилиям, венгерский социализм из «казарменного», административно-командного превратился в вариант «социализма с человеческим лицом». Система правления из тоталитарной превратилась в авторитарную с элементами демократизма и существенным снижением в политике роли силовых, административных структур.Но сохранение «государственного социализма» в Венгрии и в Восточной Европе вообще зависело не только от национальных условий, не только от потенциала лидера и партии, а и от соотношения сил на мировой арене. Уход Советского Союза из стран ЦВЕ, вывод советских войск, ослабление экономических связей, что бы ни говорил М. С. Горбачев о свободе выбора, об ответственности компартии перед собственным народом, о новом политическом мышлении, нанесли удар по позициям социализма в этих странах, ускорили развал содружества соцстран. Остальное довели до логического конца оппозиционные силы, поощряемые США и западными державами.

      С именем Я. Кадара связывались успехи Венгрии в 60–70-е годы, рост народного благосостояния, укрепление международного авторитета страны. Под его руководством страна стала своего рода пионером социально-экономических преобразований на востоке Европы. Я. Кадар приобрел славу авторитетного социалистического политика с суверенным мышлением и оригинальным стилем. Вместе с тем «кадаризм» как система политических приемов и технологий, как серия реформ имел объективные исторические лимиты. На фоне застоя в СССР, неудачной попытки Пражской весны 1968 г. и осложнений в советско-китайских отношениях венгерские реформы не получали поддержки. В советской перестройке Я. Кадар увидел сначала шанс для обновления социализма, но практический ход преобразований М. С. Горбачева вызвал у него, многоопытного и осторожного политика, большие сомнения. Будучи в преклонном возрасте и пройдя пик своего влияния, с опозданием поняв, что его время прошло, он пытался перед уходом в отставку внушить как М. С. Горбачеву, так и своим соратникам необходимость большей осмотрительности в политике, лучшей координации политических и экономических преобразований, более полного учета национальных особенностей в рамках союза социалистических стран, сохранения единства /37/ партийного руководства и постепенного продвижения вперед на основе сочетания преемственности и обновления политики. По существу это была идея революции сверху при сохранении политической роли компартии, способной объединять все конструктивно настроенные политические силы. Видя ослабление социализма в Советском Союзе, Я. Кадар делал намеки советскому лидеру о необходимости более быстрого сближения с Китаем. М. С. Горбачев, уже списавший Кадара, отмахнулся от его советов. К тому же события на площади Тяньаньмэнь в мае – июне 1989 г. усилили сдержанное отношение генсека КПСС к китайскому опыту.

      Генеральный секретарь ЦК КПСС в октябре 1989 г. так оценивал перемены, произошедшие в Польше и Венгрии: «…если партия делает вид, что ничего особенного не происходит, не реагирует на требования жизни, она обречена. Мы переживаем за здоровые силы в Польше и Венгрии, но помочь им очень непросто. Ведь там были сданы многие позиции потому, что вовремя не дали ответа на требования жизни, процессы приняли болезненный характер. Польские товарищи не использовали возможности, которые открылись перед ними в начале 80-х годов. Да и в Венгрии Кадар уже на исходе жизни глубоко переживал, что вовремя не сделал того, что должен был и мог сделать. Так что у нас с вами остается один выбор – решительнее идти вперед, иначе будем биты» [1]. Остается добавить, что говорилось это все Э. Хонеккеру за месяц до слома берлинской стены и начавшегося потом крушения ГДР. А сам М. С. Горбачев ускорял бег от кризиса, стучавшегося в двери, …к распаду Советского Союза.

      1. Отвечая на вызов времени. Внешняя политика перестройки: документальные свидетельства. – М., 2010. С. 571.

      В Венгрии новое, обновленное руководство ВСРП, раздираемое противоречиями и личными амбициями, не сумело обеспечить единства в адаптации к новым условиям. Пересмотр оценки событий 1956 г. подорвал основы легитимности режима власти, способствовал нарастанию критики политики коммунистов в послевоенный период и их ответственности за подавление восстания 1956 г. Критика в адрес Я. Кадара была как справедливой, так и тенденциозной. Новые руководители партии начали дистанцироваться от наследия Кадара. Реабилитация И. Надя и его сторонников, новый подход к событиям 1956 года не состыковывались с пребыванием Я. Кадара на посту председателя ВСРП. После его драматического выступления на пленуме ЦК в апреле 1989 г. руководство партии, ссылаясь на врачебное заключение, освободило Я. Кадара от обязанностей председателя партии и члена ЦК. Он был отправлен на пенсию и умер в июле 1989 г.

      Похороны его прошли при громадном стечении народа. Люди прощались с уходящей исторической эпохой. Присутствовали и иностранные делегации. У членов венгерского руководства, за исключением, пожалуй, К. Гроса, было сдержанное отношение к проводам Я. Кадара. Известно, что Международный Отдел ЦК ВСРП отговорил некоторых европейских политиков, хорошо знавших Кадара, например, Б. Крайского и других, приезжать на похороны. От КПСС прибыли Е. К. Лигачев и А. Ф. Добрынин. Президент США Дж. Буш-старший, за несколько дней до этого посетивший Венгрию с официальным визитом, сказал журналистам, что Кадар всю жизнь трудился ради блага своего народа.

      Мне думается, что верную и справедливую оценку роли Я. Кадара дал В. Брандт. В своих «Воспоминаниях» [2] он отмечает: «Янош Кадар считал, что изменения у „русских“ подтверждают его правоту, однако не счел для себя необходимым из-за этого продлевать пребывание на своем посту. Он устал и был доволен тем, что в очень тяжелых условиях смог предотвратить для своего народа худшее. Его желание полностью уйти в отставку не удовлетворили, причем не последнюю роль наверняка сыграл совет „советских друзей“ Обстоятельств, при которых весной 1989 года, за несколько месяцев до смерти, его /38/

      2. Брандт В. Воспоминания. – М., 1991. С. 470–471.

      лишили последних постов, показались мне неподобающими и недостойными». В. Брандт пишет, что представления Я. Кадара о «демократическом социализме» не были полными по сравнению со взглядами его преемников и сотрудников, но он был более последовательным в практической области.

      Что касается предположения Брандта относительно «совета» из Москвы, то действительно он сводился к тому, что Кадара надо менять, но таким образом, чтобы перемены в Венгрии, хотя бы внешне, проходили при его участии. Конструкция с избранием председателя ВСРП подходила для этой цели. К. Грос и другие хотели избежать повторения прошлых сюжетов в истории партии, когда все обвинения в ошибках и прогрешениях списывали на уходящего лидера. Но новые руководители ВСРП не сумели удержаться на этой линии под огнем критики оппозиции.

      За последние двадцать лет в Венгрии сменилось несколько правительств – правоцентристских, консервативных и социалистических – либеральных. Но радикальные общественные перемены, смена государственного строя, переход к рыночному хозяйству, замена внешнеполитической и внешнеэкономической ориентации прошли в Венгрии в обстановке относительной стабильности, эволюционным путем, на условиях договоренности главных политических сил. В этом ощущалось и влияние опыта трех десятилетий кадаровского правления, в том числе политики национального согласия, демократических экспериментов и рыночных преобразований в экономике.

      Столетие Я. Кадара в мае 2012 года было отмечено в Венгрии по-разному. Правительственные круги замалчивали этот юбилей или повторяли стандартные обвинения в адрес Кадара. Социалисты провели сугубо научное заседание, стараясь передать все оттенки настроений в обществе и научных кругах. Директор Института политической истории Д. Фельдеш сказал, что их цель – не памятник Кадару возводить, а объективно разобраться с его наследием. Бывший премьер-министр Ф. Дюрчань, пытающийся создать новую соцпартию, в своих речах отдавал предпочтение не Яношу Кадару, а Имре Надю. Две небольшие коммунистические партии, не входящие в парламент, организовали свои митинги на кладбище, возложили венки на могилу венгерского коммуниста. Любопытное объяснение ностальгии по Кадару в современном венгерском обществе дал в журнале «Рубикон» (2012. № 8) известный историк И. Ромшич: «Нынешнюю ностальгию по эпохе и человеку, давшему ей свое имя, можно объяснить тем, что для большинства людей сравнительное материальное благополучие, социальная безопасность и возможность общественного подъема более важны, чем политическая демократия и духовное многоцветие».

      В Москве в мае 2012 г. в Институте экономики РАН (ОМЭПИ) прошел «круглый стол», посвященный опыту венгерских реформ и политике Я. Кадара. На юбилей коммунистического руководителя Венгрии и друга нашей страны откликнулись газеты «Правда» и «Литературная газета».

      Россия и Венгрия на перекрестках европейской истории. Выпуск II: сборник научных статей. – Cтаврополь: Изд-во СКФУ, 2016. С. 24-39.
    • Мусатов В.Л. Янош Кадар: триумф и трагедия. Размышления советского дипломата // Россия и Венгрия на перекрестках европейской истории. Выпуск II: сборник научных статей. – Cтаврополь: Изд-во СКФУ, 2016. С. 24-29.
      Автор: Военкомуезд
      В. Л. Мусатов
      (г. Москва, в 2000–2006 гг. Чрезвычайный и Полномочный Посол России в Венгрии)

      ЯНОШ КАДАР: ТРИУМФ И ТРАГЕДИЯ. РАЗМЫШЛЕНИЯ СОВЕТСКОГО ДИПЛОМАТА

      В Венгрии за два десятилетия после смены общественно-политического строя прошло множество дискуссий о «революции и освободительной борьбе» 1956 года, о социалистическом периоде венгерской истории, но после парламентских выборов 2010 г. обсуждение этих проблем обострилось и, вне всякого сомнения, имеет целью не объективный анализ пройденного пути, а очернение социалистической Венгрии и ее руководителя – Яноша Кадара (1912–1989 гг.), который на протяжении более 30 лет определял пути развития страны.

      За годы работы в советском посольстве в Будапеште, а также в аппарате ЦК КПСС, в Отделе по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, мне довелось часто встречаться с Я. Кадаром, сопровождать его во время визитов в Советский Союз, присутствовать на его беседах с советскими руководителями, наблюдать его деятельность на многосторонних встречах лидеров соцстран. Я. Кадар выделялся на общем фоне руководителей соцстран масштабом личности, своей рассудительностью, скромностью, вниманием к людям. Внешне он представлял собой тип просвещенного европейского рабочего лидера. В молодости он не имел возможности получить образование, но восполнил это чтением и природной интеллигентностью. Член нелегальной компартии с 1931 г., он верил в торжество социалистических идей. Эту веру не смогли поколебать ни тюрьмы при довоенном режиме М. Хорти, ни сфальсифицированный судебный приговор 1951 г. при народно-демократическом строе, ни потрясения трагической осени 1956 г.

      Западные и правоконсервативные венгерские оппоненты Я. Кадара обычно фокусируют свою критику на обстоятельствах формирования его правительства в ноябре 1956 г., на подавлении вооруженного восстания и ставят ему в вину смерть Имре Надя. Не отрицая такого очевидного факта, как быстрая консолидация обстановки в Венгрии в 1957–58 гг., национальное согласие вокруг внутренней политики Я. Кадара, они стараются изобразить его если не как диктатора, то как лидера так называемой «мягкой диктатуры», признавая тем не менее, что за время его нахождения у власти жизнь в стране стала вполне приемлемой, а авторитет Венгрии вырос.

      Обвиняя Кадара в соглашательстве с Москвой и в предательстве идей революции 1956 г., многие из современных критиков все-таки отмечают, что Я. Кадар со временем стал авторитетным и эффективным политиком, а политическая система, связанная с его именем, в 70-х годах определенно приняла черты гуманного социализма.

      Фигура Кадара стала неудобной правительствам социалистов и либералов, находившимся в Венгрии у власти в 1994–1998 гг. и 2002–2010 гг., не только из-за кардинального пересмотра ими оценки событий 1956 г. и отказа от наследия Венгерской Социалистической Рабочей Партии, но и потому, что в стране затянулся переходный период, и за 20 лет со времени смены общественного строя не удалось достичь результатов, сравнимых с консолидацией, проведенной под руководством Я. Кадара. Не удалось превзойти и другой консолидации, которую осуществили после поражения в Первой мировой войне регент Венгрии адмирал М. Хорти и премьер-министр граф И. Бетлен. В межвоенный период Венгрия ориентировалась /24/ на Великобританию и Италию, а затем на фашистскую Германию.

      За тридцать лет нахождения Я. Кадара во власти (1956–1988 гг.) патроном и союзником Венгрии был Советский Союз. Венгрия, входившая в Варшавский Договор и СЭВ, сумела при поддержке своих союзников добиться неплохих результатов в экономике и социальной сфере, смогла разорвать внешнеполитическую изоляцию 50–60-х годов и стала уважаемым членом мирового сообщества. После кардинального поворота 1990 г. новая политическая элита страны обратилась к Западу, примкнула к объединенной Европе. Венгрия вступила в НАТО и Евросоюз, но, как и другие страны ЦВЕ, не выбилась в передовую линию европейской политики. Причины неудач разнообразны, в их числе и нынешний финансово-экономический кризис и особенности курса правительства В. Орбана, вызывающие нередко критику Евросоюза, а также ошибки, которые до этого совершили социалисты во главе с Ф. Дюрчанем. В любом случае корни сегодняшнего положения страны, очевидно, надо искать не в наследии Я. Кадара.

      Английский историк, член консервативной партии Роджер Гау, написавший монографию «Янош Кадар: хороший товарищ» [1], анализировал основные моменты политики Кадара в 60–70-е годы. По его оценке, Венгрия в политическом смысле не была тогда каким-то исключением в социалистическом лагере, но все-таки являлась «самым веселым бараком». Атмосфера в стране была свободной. Политический курс Кадара был подвержен всем воздействиям, которые проявлялись внутри социалистического содружества, но венгерский лидер всегда знал границу, за которую ему нельзя было переступать, не подвергая опасности достижения консолидации после разгрома восстания 1956 г. и свой авторитет. Р. Гау подчеркнул, что Кадар умело выступал на международной арене, особенно начиная с Хельсинской конференции 1975 года, но следил за тем, чтобы не противопоставлять тесные отношения с Советским Союзом необходимости поддерживать политические контакты, экономические и финансовые связи с капиталистическими странами. Эта оценка является верной. Ссылка на Хельсинкскую конференцию, во время которой венгерский лидер открыто заявил о территориальных потерях своей страны после Первой мировой войны, позволяет подчеркнуть еще одно обстоятельство: Я. Кадар был прежде всего венгром, а потом уже коммунистом-интернационалистом.

      Современники Яноша Кадара отмечают, что он не был теоретиком, но имел свое представление о социализме, которое включало стабильную политическую систему и общество благосостояния, допускавшее определенную дифференциацию в доходах и социальном статусе. В его понимании разрыв в доходах между рабочим классом и крестьянством не должен быть большим. Я. Кадар уделял внимание вопросу взаимопонимания между властью и народом. Краеугольный камень его политики – общественное согласие. Он понимал, что пока венгерское общество согласно с такой концепцией социализма, это обеспечивает легитимность политической системы, сложившейся в Венгрии после 1956 г. Несмотря на отнюдь не демократический старт его политики в 1956 году, в венгерском народе он стал популярен. Его уважали и в кругах венгерской интеллигенции. Опросы общественного мнения до сих пор свидетельствуют о том, что он входит в тройку самых почитаемых политиков Венгрии (после королей святого Иштвана и Матяша).

      1. Gough R. A Good Comrade Janos Kadar. Communism and Hungary. – London, 2006.

      Он пользовался большим авторитетом и за рубежами своей страны. Его популярность в Советском Союзе была связаны с быстрой консолидацией в Венгрии после трагедии 1956 г., преодолением последствий сталинизма и личным вкладом в дружбу наших стран. Наши люди помнили его крылатую фразу из выступления на ХХIII съезде КПСС «Антисоветского коммунизма не было, нет и никогда не будет». Но в то же время в политике Кадар был реалистом, поэтому он не любил тех, кто пытался на 130 % (его выражение) пе-/25/-ревыполнять нормы венгеро-советской дружбы, монополизировать дело дружбы двух народов.

      Для анализа политики Я. Кадара важно правильно оценить его взаимоотношения с советскими лидерами. В июле 1956 г. при замене М. Ракоши на посту генсека Венгерской Партии Трудящихся (ВПТ), с запозданием предпринятой по инициативе Москвы, кандидатура Я. Кадара как возможного руководителя возникала. Однако большинство в венгерском Политбюро в тот момент высказалось за более легкий, как казалось, вариант – избрание первым секретарем Э. Гере, хорошо известного в Москве, прошедшего школу Коминтерна и являвшегося заместителем Ракоши. Ошибочность этого шага вскоре стала совершенно очевидной, и Н. С. Хрущев позднее признавал, что они с А. И. Микояном, который приезжал тогда в Венгрию для «инспекции», допустили ошибку, что им надо было ориентироваться на Кадара.

      Его «звездный час» – это осень 1956 г. Разумеется, ученые-историки учитывают, что парламент Венгрии в 1990 г. объявил события 1956 г. «революцией и борьбой за свободу», что было сделано явно по аналогии с революцией 1848–1849 годов. Слово «контрреволюция» выпало из политического лексикона. Дата 23 октября является национальным праздником Венгрии. Президент России Б. Н. Ельцин, выступая в парламенте Венгрии в ноябре 1992 г., осудил советское вторжение в Венгрию осенью 1956 г. и принес извинения венгерскому народу. Президент Российской федерации В. В. Путин во время визита в Будапешт весной 2006 г. отметил, что в юридическом смысле Россия не несет ответственности за действия Советского Союза в те годы, но все мы испытываем моральную ответственность.

      В трагические дни октября – ноября 1956 г. Венгрия погружалась в хаос, управляемость страной исчезала, предприятия не работали, на местах возникли самодеятельные органы власти – революционные комитеты и рабочие советы. Будущее народно-демократической Венгрии становилось призрачным, хотя первоначально и улица, и большинство политических сил выступали за «улучшение социализма». Усиливался антисоветский и антикоммунистический настрой. Правительство поддержало требования «борцов за свободу» о выводе советских войск. Не было никакой уверенности в том, что левые силы могли бы выиграть свободные выборы. Решение премьер-министра, коммуниста И. Надя о разрыве с Варшавским Договором и о провозглашении нейтралитета страны объективно вело к советской интервенции, поскольку в ином случае нарушалось равновесие сил в Европе. Контакты Имре Надя с Кремлем нарушились. Своей речью на рассвете 4 ноября в момент второго ввода войск Советской Армии он только усугубил обстановку. Объявив, что венгерские войска вступили в бой, правительство находится на месте, он с группой соратников и членов семей спрятался в югославском посольстве. Историческая правда состоит в том, что в конце октября 1956 г. в Москве и других столицах социалистических стран, включая Китай и Югославию, решение венгерского кризиса виделось в вооруженном подавлении восстания и срочной замене правительства. При этом советские руководители и их союзники в условиях англо-франко-израильской агрессии против Египта сознательно закрывали глаза на совершаемое ими нарушение норм международного права. В Москве понимали, что США, помимо пропагандистских акций, никак не будут вмешиваться в венгерские события.

      Руководство СССР стояло перед труднейшим выбором. Обстановка в Венгрии не улучшалась, начались расправы с коммунистами, веры в Имре Надя и его коалиционное правительство не было. А вот Янош Кадар как партийный руководитель вел себя более реалистично. Об этом свидетельствовала и его речь по радио 1 ноября 1956 г., в которой он сообщил о создании новой партии взамен распавшейся ВПТ и предупредил об опасности контрреволюции. Я.Кадара вместе с министром внутренних дел Ф. Мюннихом срочно на самолете вывезли из Будапешта и доставили в Москву. После двух дней дискус-/26/-сий на заседаниях президиума ЦК КПСС Н. С. Хрущев, только что вернувшийся с секретных переговоров с И.Б. Тито о венгерской ситуации и встретившийся с Я.Кадаром, наконец, решил, что новое правительство должен возглавить именно Кадар, а не Мюнних. Я. Кадар не сразу согласился возглавить новое правительство, заявив вначале, что не подходит для занятия постов первого секретаря или премьер-министра. Он говорил о том, что политический путь предпочтительнее, вооруженное подавление восстания приведет к полной амортизации авторитета коммунистов. Когда же после беседы с глазу на глаз с Хрущевым он согласился встать во главе правительства, то назвал свои условия – он не будет советской марионеткой, советским товарищам нельзя ориентироваться, как в недавнем прошлом, только на одну узкую группу венгерских руководителей, нельзя допускать возврата к власти ракошистов. Имре Надь не должен мешать. Все это Кадару было обещано, включая и поддержку Надем нового правительства. Югославы обещали уговорить И. Надя. Кадар знал, что цветов и аплодисментов в Венгрии не получит. Он говорил Л. И. Брежневу, с которым познакомился в те грозные дни, что вообще не знал, останется ли жив, настолько сложной была обстановка в стране.

      Английский историк Б. Картледж дает любопытное объяснение, почему Кадар согласился на поездку в Москву. По его мнению, Кадар, исходя из интересов своей партии, хотел лично разъяснить советскому руководству подлинную картину того, что происходит в Венгрии. На переговорах в Москве он дал реальную оценку положения дел в стране, но вместе с тем убедился в том, что советские руководители полны решимости подавить восстание. После беседы с Хрущевым Кадар понял, что венгерская компартия может быть восстановлена только таким руководителем, которому доверяет Кремль и что судьба отвела ему такую роль [1].

      1. Cartledge B. The Will to Survive. A History of Hungary. – London, 2006. Р. 486.

      Его поступок был мужественным шагом. Разумеется, он действовал под советским протекторатом. А разве в тех условиях могло быть иначе? Хрущев как «крестный отец» помогал ему, хотя в Москве и в Будапеште было немало противников Кадара. Вновь создаваемая партия – ВСРП вначале пользовалась небольшой поддержкой населения страны. Для того, чтобы 1 мая 1957 г. на демонстрацию и митинг в Будапеште и других городах вышли до 1 млн. человек, новой власти нужно было крепко поработать и главное завоевать доверие. По мере консолидации обстановки и восстановления общественного согласия рос авторитет Кадара в стране и в мире, в том числе и в Советском Союзе. Успешно развивались советско-венгерские отношения. Конечно, венгерское общественное мнение никогда не забывало, что Советский Союз подавил восстание 1956 года. Но Советский Союз незамедлительно оказал большую помощь Венгрии в восстановлении экономики и поддержании финансовой стабильности. Размер ее вместе с помощью, полученной от Китая и стран народной демократии в 1956-60 годах, составляет примерно 1,5–2 млрд долларов [2]. Нужно отметить, что Н. С.Хрущев внимательно относился к просьбам Я. Кадара. По мере преодоления последствий событий осени 1956 г. и нормализации обстановки Венгрия стала одним из уважаемых государств социалистического содружества, к ее голосу прислушивались в Европе. В высшем советском руководстве считались с Кадаром. Так было, например, во время «пражской весны» в Чехословакии, в период обострения советско-китайских отношений в 60–70-е годы или накануне введения военного положения в Польше в 1980–1981 гг. Я. Кадару и руководимой им ВСРП была доверена важная роль в подготовке европейской конференции компартий и всемирного совещания компартий 1969 г.

      Я. Кадар понимал место и роль Советского Союза и КПСС, поэтому стремился поддерживать хорошие личные отноше-/27/

      2. Подсчеты автора на основании архивных документов, опубликованных в сборнике «Советско-венгерские экономические отношения 1948–1973» (М., 2012).

      ния с советскими лидерами – от Хрущева до Горбачева. В этом он видел в первую очередь эффективное средство служения национальным интересам Венгрии. Венгерский историк Я. М. Райнер называет отношения советских лидеров и Я. Кадара (а также других руководителей соцстран) «клиентскими связями – патрон и клиент» и считает, что М. С. Горбачев, провозглашая отказ от т. н. доктрины Брежнева, одновременно пришел к выводу о необходимости если не порвать со старой клиентурой, то, во всяком случае, перейти на «новый стиль общения» [1]. Конечно, во взаимоотношениях Кадара и советских лидеров имелось много нюансов. Как он сам говорил, самые теплые и дружеские отношения были у него с Н. С. Хрущевым. Причем главный критерий для него заключался в том, что Хрущев понимал венгров. Нормальными были отношения с Л. И. Брежневым, но для него Кадар порой бывал слишком тонок для понимания. Но в целом они находили общий язык. Посол СССР в ВНР в 1985–1989 гг. Б. И. Стукалин, с уважением относившийся к Кадару, написал, что в последние годы жизни Я. Кадар не раз возвращался к оценке хрущевских и брежневских времен, но «не высказывал какого-либо недовольства „диктатом“ Москвы. Он считал, что в ошибках, допущенных в послевоенные годы, повинны сами руководители соцстран, слепо копировавшие советскую систему» [2].

      1. Gorbacsov tárgyalásai Magyar vezetökkel. – Bp., 1956-os Intézet, 24 o.
      2. Стукалин Б. И. Годы, дороги, лица… – М., 2002. С. 325.

      Особо прислушивался к Кадару Ю. В. Андропов, который хорошо знал его с 1956 г. и ценил его мнение. Не могу сказать, доверял ли Ю. В. Андропов Кадару полностью, он был недоверчив «по должности», но считал его надежным партнером. Он поддерживал напрямую или через своего помощника В. А. Крючкова многолетние доверительные контакты с Кадаром. Круг их бесед был широк – от политики, экономики до истории и культуры. Советский генсек считал опыт венгерской экономической реформы «нашей коллективной ценностью». Кадар разделял мнение Андропова о необходимости постепенного, эволюционного реформирования социалистического общества.

      Что касается М. С. Горбачева, то он познакомился с венгерским лидером еще в свою бытность первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС. В 1983 г. по приглашению Я. Кадара и с согласия Ю. В. Андропова будущий генсек приехал в Венгрию изучать опыт сельского хозяйства, и хозяйственной реформы. М. С. Горбачев нередко ссылался на венгерский опыт реформирования экономики, на работу кооперативного сектора, он демонстрировал уважение к Кадару. В июле 2007 г., выступая в Будапеште на юбилее бывшего премьер-министра Венгрии Д. Хорна, М. С. Горбачев сказал, что венгры еще оценят по достоинству роль Кадара. Лично у него с Кадаром не было противоречий. Кадар, дескать, критиковал его только за то, что перестройка в Советском Союзе не началась лет на десять раньше [3]. Но, конечно, они были политиками разных эпох. Фактически визит М. С. Горбачева в Венгрию летом 1986 г. по сути дела подтолкнул процесс отстранения Кадара от высшего поста в ВСРП и переход на отдых.

      В отношениях с руководителями Советского Союза Кадар держался с достоинством и к нему относились с уважением, ему доверяли. Однако разницу в положении двух стран и партий и меру своей личной ответственности он знал. Если в 1956–1958 гг. со стороны некоторых представителей Москвы, например председателя КГБ И. А. Серова или отдельных послов, были попытки вмешиваться во внутренние дела, то позже все это практически прекратилось. Для Кадара авторитетом мог быть только Генеральный секретарь ЦК КПСС.

      Отвечая тем критикам Кадара, которые обвиняют его в угодничестве перед Москвой, хотелось бы подчеркнуть, что это, конечно, не так. Кадар взвешенно относился к советским предложениям, но мог высказывать и несогласие с советской /28/

      3. Автор присутствовал при этом выступлении М. С. Горбачева.

      позицией, если считал это необходимым. Наиболее известный случай касался его возражений против формы снятия в 1964 г. Н. С. Хрущева с занимаемых постов, причем Кадар заявил об этом на митинге в Будапеште, а затем объяснил свою позицию в отдельном письме на имя Брежнева и остановился на этом вопросе в личной беседе с советским генсеком. Он подчеркивал, что назначение или отстранение советских руководителей – внутреннее дело КПСС, но Хрущев был уважаемым в Венгрии человеком. Для полноты картины следует добавить, что, несмотря на уважение к Хрущеву, венгерский лидер не стал повторять его заблуждений вроде разделения партийных комитетов на промышленные и сельскохозяйственные, не согласился поддержать «программу строительства коммунизма», провозглашенную Хрущевым, отметив, что Венгрия находится на более низком уровне общественно-экономического развития.

      Кадар критически высказывался по поводу необходимости увеличения военных расходов, просил Москву уменьшить тяготы Венгрии, предоставить отсрочки по погашению советских кредитов Венгрии на закупку советского вооружения. Эта тема присутствовала почти в каждом обращении Кадара к советскому руководству по вопросам экономического сотрудничества. О значении советской помощи Венгрии Кадар не раз говорил публично, в том числе на съездах партии. В феврале 1964 г. в беседе с зампредом Совмина СССР М. А. Лесечко, положительно оценивая итоги первого заседания межправительственной комиссии по экономическому и научно-техническому сотрудничеству, созданной по инициативе венгерской стороны, Я. Кадар отметил, что Советский Союз, конечно, идет на жертвы ради сотрудничества. «Но мы не хотим быть паразитами, не хотим все время сидеть на шее Советского Союза, мы хотели бы стать корректными партнерами Советского Союза и других соцстран. Хотели бы завоевать доверие всех стран, сотрудничающих с нами ...Но пока Советский Союз в восемнадцати случаях помогает нам, а мы ему только в двух». Запрашивая увеличение поставок сырья и энергоносителей, он обычно предлагал советской стороне больше товаров традиционного венгерского экспорта, а в последние годы больше высокотехнологичной продукции, содержавшей западные компоненты. Признавая советские достижения, Кадар не одобрял огромные масштабы военно-промышленного комплекса в Советском Союзе, отягощавшие советскую экономику. Поддерживая необходимость перемен в СЭВ, деятельность которого не оправдывала ожиданий Венгрии и других соцстран, Я. Кадар критиковал советские подходы к реформированию этой организации, затяжки с формированием единого рынка. Венгрия выступала за активное применение товарно-денежных инструментов в процессе интеграции социалистических стран.

      У него были свои представления и о путях решения чехословацкого вопроса в 1968 г., он, конечно, предпочитал политические методы. Но события «пражской весны» накладывались на старт венгерской экономической реформы, важнейшего мероприятия в политике ВСРП, поэтому Кадар не хотел рисковать, он лавировал, старался отодвинуть ввод войск в Чехословакию. Однако в итоге был вынужден согласиться с советской позицией, хотя и попытался в последний момент, 17 августа 1968 г. во время личной встречи еще раз повлиять на А. Дубчека.

      В неофициальных разговорах на исторические темы выражал недоумение, почему в Советском Союзе так непродуманно обошлись со Сталиным. Но при этом он исходил из того, что сталинская модель социализма была навязана Венгрии без учета национальных и исторических особенностей. Собственно говоря, кадаровская политика продолжения строительства социализма была направлена на устранение допущенных деформаций и гибкое приспособление социалистических принципов к венгерским условиям.

      У него было уважительное отношение к Китаю и опыту деятельности компартии Китая. Я. Кадар с сожалением говорил о советско-китайских разногласиях, о рас-/29/-Я. Кадар демонстрировал осторожность в подходе к сложным вопросам наших взаимоотношений, связанным с войной. Он, например, не торопился с ходу решать вопрос о возврате венгерских художественных ценностей, вывезенных в СССР в конце Второй мировой войны. Во-первых, надо было выяснить юридические вопросы, он опасался судебных дискуссий с наследниками бывших владельцев, а такие случаи имели место. Во-вторых, видимо, полагал, что и в Венгрии могут найтись подобные ценности, «перемещенные» в ходе войны. Я. Кадар никогда не высказывался публично о зверствах венгерских оккупационных войск на территории Советского Союза, стремясь тем самым не нанести ущерба чувствам дружбы двух народов. Только раз мне довелось услышать от него рассказ о том, что в 1958 г. во время посещения в Киеве одного из заводов он разговорился с пожилым рабочим. Тот спросил, откуда прибыли гости? Кадар ответил, что из Венгрии. «Так вы венгры?» – «Да» – «Венгры-то хорошие люди, а здесь во время войны были мадьяры. Вот это сволочи!».

      Как известно, венгеро-румынские отношения отягощены сложным историческим прошлым, венгерская общественность и раньше, и сейчас болезненно реагирует на любые ограничения прав венгерского меньшинства в соседней стране. В свое время Н. С. Хрущев поступил совершенно правильно, отказавшись принять предложения руководства Румынии, а также Болгарии о выделении войск для участия вместе с Советской Армией в подавлении вооруженного восстания в Венгрии осенью 1956 г. Если бы это произошло, то взаимоотношения венгров и румын еще более бы обострились. Но и после этих событий сблизить два соседних социалистических государства не удалось, даже под знаменем «пролетарского интернационализма». Я. Кадар безуспешно пытался во время визита в Румынию в 1972 г. и встречи с Н. Чаушеску в 1977 г. в Дебрецене решить некоторые накопившиеся вопросы, но не нашел позитивного отклика. С тех пор он не проявлял активности в этой области, стараясь не усугубить обстановку, но наблюдал за событиями в Румынии. На заседаниях Политбюро Кадар высказывал критические замечания в адрес политики Н. Чаушеску, иронизировал по поводу мании величия румынского лидера, но публично не позволял, ни себе, ни членам руководства ничего подобного. Например, бывший член Политбюро, секретарь ЦК Я. Берец описал в мемуарах случай, когда он, будучи заведующим Международным Отделом ЦК, в присутствии нескольких человек (а дело было на аэродроме, в правительственном зале) «завел» жену Кадара Марию по румынской теме. Кадар не прервал эмоциональные высказывания своей жены о Румынии и ее руководителе, но Я. Берецу чуть позже сказал: «Если еще раз попытаешься подбросить моей жене румынские темы, то получишь такой пинок по ж...е, что улетишь далеко-далеко!».

      Во время обострения контактов Советского Союза с Западом из-за ракет средней дальности в 1982–1983 гг. Кадар осуществил целую программу встреч с лидерами западноевропейских стран, стремясь сохранить внешнеполитические и экономические связи. О своих намерениях он сообщил в Москву, принципиальных возражений не последовало. У меня, в тот момент временного поверенного в делах СССР в Венгрии, сохранился в памяти телефонный звонок А. А. Громыко, который поручил передать Я. Кадару, что встречаться надо, но желательно растянуть по времени контакты с западниками. М. Тэтчер, имевшая беседу с Кадаром в феврале 1984 г., положительно оценила его политические качества, не преминув, однако, отметить в мемуарах, что Кадар, как и большинство старых коммунистических лидеров, не был лишен некоторых черт злодейства. Но «в любом случае тот факт, что он находился у власти так долго, означал, что он сумел узнать советских руководителей и их образ мышления лучше, чем другие восточноевропейские лиде-/30/-ры» [1]. Тэтчер пыталась через Кадара довести до сведения Москвы некий меssage Р. Рейгана по вопросам разоружения.

      Я. Кадар был авторитетный и уважаемый руководитель, который добился определенной автономии в рамках социалистического содружества. Во внутренней политике с учетом трагического опыта 1956 г. это находило выражение в политике регулярного повышения жизненного уровня, эффективных нововведений в государственном аграрном секторе, в кооперативном движении и приусадебных хозяйствах, благодаря чему страна была обеспечена собственным продовольствием и осуществляла экспорт сельхозпродукции, в том числе и в Советский Союз.

      Но самым, пожалуй, большим достижением политики Я. Кадара было проведение экономической реформы 1968 года. К ней готовились давно, начиная с 1957 г. Кадар не был автором реформы, но его мудрость как руководителя проявилась в выборе правильного момента с точки зрения как внутренних, так и международных условий для осуществления реформы хозяйственного механизма. Политическая ответственность, конечно, лежала на Кадаре. Он защищал реформу от критики венгерских левых, а также от нападок других социалистических стран. Реформа привела к подъему экономики и росту благосостояния, она способствовала продвижению Венгрии к рыночному хозяйству. Несомненно, были допущены и ошибки, пришлось идти на компромиссы, в том числе и по политическим причинам. Но именно благодаря наличию многих элементов рыночной экономики Венгрия сравнительно мягко перешла на новые условия развития после смены общественно-политического строя в конце 80-х – начале 90-х.

      1. Thatcher M. Тhe Downing Street Years. – N. Y., 1993. P. 454–455.

      Советские руководители в целом понимали, что в основе успехов политики Кадара после катастрофы 1956 г. лежит улучшение уровня жизни, достижение общественного согласия (знаменитый лозунг «кто не против нас, тот с нами»), большая, чем в других социалистических странах, степень свобод, большая терпимость и гибкость в культурной и религиозной сферах. Именно при Кадаре были урегулированы отношения с католиками и другими конфессиями, заключено соглашение с Ватиканом, а Кадар был принят папой Павлом VI.

      Он разъяснял в Москве, что ему в маленькой стране легче идти на новшества и эксперименты, что их результаты могут пригодиться и в Советском Союзе. Известно его высказывание в беседе с итальянскими журналистами о том, что Советский Союз продолжил дорогу к социализму как медведь. А вот в Венгрии так делать нельзя, здесь надо работать при помощи более тонких методов. Кадар не торопился с объявлениями побед в социалистическом строительстве. Например, отказывался переименовывать ВСРП в коммунистическую партию, а страну – в социалистическую республику, возражал против провозглашения монопольного положения марксизма-ленинизма в общественной жизни. Он видел недостатки так называемого реального социализма и пытался искать выход. Его постулаты: по мере строительства социализма жизнь должна улучшаться; в одиночку партия ничего не создаст; для формирования нового общества требуется национальное сплочение; необходимо иметь клапаны в политическом механизме для снятия избыточного давления; требуется введение элементов рыночного хозяйства и уменьшение сферы директивного планирования. Из подобных здравых и реалистичных положений складывалась венгерская концепция «социализма с человеческим лицом».

      Советский Союз до 1985 г. проводил в отношении социалистических стран политику патернализма, навязчиво опекал союзников, поэтому требовалось согласование с Москвой главных моментов политической линии. После совместной «интернационалистской акции» в Чехословакии в 1968 г. и после смены В. Гомулки в Польше в конце 1970 г. настороженность в Кремле по поводу реформ и нововведений в социалистических странах возросла. /31/ В феврале 1972 г. во время встречи в Завидово Л. И. Брежнев откровенно высказал Я. Кадару «товарищеские» замечания по характеру экономической и социальной политики, затронув и вопросы кадровой работы, включая состав Политбюро. Звучал рефрен: мы тебе, Янош, верим, но ты посмотри, куда идут дела. Не ослабляется ли руководящая роль партии? Чего добиваются некоторые твои коллеги?

      В феврале 1972 г. во время встречи в Завидово Л. И. Брежнев откровенно высказал Я. Кадару «товарищеские» замечания по характеру экономической и социальной политики, затронув и вопросы кадровой работы, включая состав Политбюро. Звучал рефрен: мы тебе, Янош, верим, но ты посмотри, куда идут дела. Не ослабляется ли руководящая роль партии? Чего добиваются некоторые твои коллеги?

      До этого он запустил пробный шар со своей отставкой в мае 1972 г., когда ему исполнилось 60 лет. Этот жест был адресован как своим соратникам, так и Брежневу. Генеральному секретарю ЦК КПСС демарш Кадара не понравился, тем более что в Москве считали, что Кадар – «добрый царь» – должен остаться, а с «худыми боярами» пусть он разбирается сам. В ноябре 1972 г. во время визита в Будапешт Л. И. Брежнев сказал Я. Кадару, что, по его мнению, венгерский ЦК поступил правильно, не приняв отставку Кадара.

      Кадар сделал свои выводы. Раз его попросили не уходить, он продолжал служить общему делу, не поднимал вопроса об отставке вплоть до мая 1988 г. Шутил, что сэкономил немало денег пенсионному фонду. Пытался сохранить единство руководства, искать развязки в спорах. Оставался мастером компромиссов, но не во вред делу. Но в последние годы жизни ему пришлось все чаще видеть, что политический курс ВСРП сталкивается с новой действительностью, с новыми вызовами. Чувствуя снижение собственной творческой и физической активности, нехватку информации о реальных процессах, он пытался найти выход, в том числе определить свое место. Внешние воздействия на политику Венгрии не сводились только к мнению Москвы или других столиц соцстран. Вокруг Венгрии проходила международная игра с участием США и ведущих западноевропейских стран. Запад давал кредиты Венгрии, хотя их условия после 1980 г. ужесточались, поощрял либерализацию режима, намекал на необходимость вовлечения оппозиции в процессы управления. Многозначительным жестом со стороны США было возвращение короны святого Иштвана, попавшей в руки американских войск в конце Второй мировой войны. Ради возврата национальной святыни Я. Кадар принял даже требование американцев о передаче короны не ему, руководителю компартии, а спикеру был, пожалуй, единственным среди лидеров соцстран – членов Варшавского Договора, кто отклонил сначала в конце 1984 г. и затем еще раз в начале 1985 г. зондаж американцев о возможности визита президента Р. Рейгана в Венгрию, сославшись на отсутствие необходимых для подобной встречи условий как в двусторонних отношениях, так и в международной обстановке. Визит Рейгана в Венгрию в тех условиях был бы превратно понят в Москве и в столицах других соцстран. А Кадар считал, что Венгрии не нужны сенсации, всегда лучше, если о ней меньше пишет международная пресса. Но в декабре 1985 г. Я. Кадар все-таки принял госсекретаря США /32/ Дж. Шульца, однако это уже было мероприятие на другом уровне, в рамках обычной дипломатической практики [1].

      С середины 70-х годов начали нарастать экономические трудности Венгрии, так как усилилось негативное влияние мировой экономики, произошел взрыв цен на энергоносители и наблюдался рост внешней задолженности соцстран, особенно Польши, Венгрии и Румынии. Для Венгрии неблагоприятным оказался 1985 год, когда объем западной задолженности вырос на 1,3 млрд долларов, суммарно составив почти 8 млрд долларов. Причины заключались в ошибочности внешнеторговых и финансовых прогнозов, а также в ослаблении курса доллара, что не удалось, как ранее, смягчить за счет перевода части долга в другие валюты. Оправдываясь, руководители Минфина и Госплана ссылались на то, что общая (за вычетом встречных требований) задолженность стран – членов СЭВ тоже выросла, по оценкам западных банков, за год на 9 млрд долларов. При обсуждении в феврале 1986 г. доклада о состоянии платежного баланса страны (брутто – задолженность в западных валютах тогда составляла 13 млрд долларов, нетто – задолженность примерно 8 млрд) Я. Кадар потребовал к апрелю представить в Политбюро не только технические расчеты по объему и структуре долга, но и конкретные предложения, затрагивающие доходы населения, уровень жизни, состояние инфляции и область социальной политики, а также подчеркнул необходимость уточнения перспектив выполнения народнохозяйственных планов – годового и пятилетнего [2]. То есть в этой ситуации Я. Кадар поступил в первую очередь как ответственный политик, думающий о будущем страны. В итоге после повторного обсуждения, подтвердившего нарастание негативных тенденций, было решено сосредоточить усилия на обеспечении внешнего равновесия, на увеличении экспорта в капстраны и поддержании сбалансированного уровня в рублевой торговле, на принятии мер антиинфляционного характера, включая определенное сдерживание роста реальной зарплаты. Общий рост цен допускался не более 5 %, при этом цены на крепкие спиртные напитки с апреля 1986 г. повышались в среднем на 15 %. Рассматривался и вопрос о повышении цен на табак и табачные изделия.

      В переговорах с М. С. Горбачевым в 1985–1986 гг. Я. Кадар не скрывал факты ухудшения финансово-экономического положения, подчеркивал необходимость принятия мер по защите уровня жизни. Он затронул эти проблемы развития Венгрии и в своем выступлении на встрече руководителей стран – членов СЭВ в Москве в ноябре 1986 г. Информируя своих коллег по Политбюро ЦК ВСРП о беседах с новым генсеком КПСС, Кадар отмечал дружественный характер переговоров, стремление советских партнеров оказать помощь. Он был готов принять советскую помощь, правда, оговаривался, что надо еще уточнить реальные возможности советской стороны. Но переговоры по линии двух правительств не принесли существенных результатов. Возможности Советского Союза в текущей пятилетке были ограничены. К 1989 г. венгерская внешняя нетто-задолженность достигла 14 млрд долларов. Кстати, венгерский посол Ш. Райнаи в апреле 1987 г. в донесении в ЦК ВСРП отметил, что советские специалисты видят разницу между витринами будапештских магазинов и реальным экономическим положением Венгрии, но в рамках двусторонних соглашений сделать что-то конкретное для венгров можно будет не ранее середины 90-х годов [3].

      1. Венгерский госархив – MOL M-KS 288.f.5/a580/c (PB 1985 dec.17).
      2. MOL M-KS 288.f 5/962.ö.e. (PB 1986.febr.11).
      3. MOL M-KS 288. f.32/SZT/1987/23.d.

      А тем временем в экономике Советского Союза все более усиливались кризисные проявления. В условиях нефтяного кризиса Советский Союз был вынужден поднять цены на энергоносители, уменьшить физические объемы поставок в соцстраны. Наступал новый этап развития. Соцстраны проигрывали в экономической и технологической областях, отставали от требований научно-технической революции, от процессов глобализации. Инфор-/33/-мация, поступавшая в Будапешт из Советского Союза, свидетельствовала о том, что воодушевление перестройкой проходит, усиливается критика КПСС, нарастает недовольство нехваткой товаров, потребительский рынок опустошен, деньги обесцениваются. Гласность приводит к огульному отрицанию всех прошлых достижений. Обо всех этих явлениях шла речь в докладах по международным вопросам (с ними обычно выступал секретарь ЦК М. Сюреш) на каждом Пленуме ЦК ВСРП.

      В Венгрии замедлился рост ВВП, затем приостановился и рост уровня жизни, реальных доходов населения. На этом фоне происходило усиление оппозиционных сил. Раздавались голоса, призывающие к обновлению руководства и смене курса. С 1987 г. об этом стали говорить открыто. Я. Кадар предупреждал членов ЦК, что пора проснуться, что нельзя почивать на старых лаврах. Но и сам допускал промедление. Зная о том, что в Советском Союзе руководством КПСС принято решение в текущей пятилетке не повышать уровень жизни, а сконцентрироваться на перестройке управления и планирования, что на фоне пустых прилавков магазинов вряд ли было правильным, он не решался круто поворачивать руль, вводил полумеры, что усугубляло диспропорции в народном хозяйстве и вело к снижению уровня жизни. В итоге произошло нарушение национального консенсуса – между партией и населением.

      Вступление Венгрии в МВФ и Всемирный банк дало только временную передышку. Предпринятая до этого попытка Кадара установить более тесные связи с ЕЭС не увенчалась успехом. Канцлер ФРГ Г. Шмидт, с которым приватно советовался венгерский лидер, не советовал ему идти на сближение с «Общим рынком», чтобы не раздражать Советский Союз. (Сейчас появились комментарии к позиции Г. Шмидта. Якобы он опасался, что Советский Союз попытается ограничить контакты ГДР с ФРГ…).

      Со временем, в зените славы Янош Кадар стал рабом собственной политики стабильности. Но еще тревожнее стало то, что стареющий руководитель начал терять чувство реальности, утратил динамизм. Кадар остался один на вершине власти, оппонентов давно не было. Ситуация в стране и внутри партии осложнялась. В противовес критикам Кадар утверждал, что кризиса в стране нет, надо просто лучше работать. Дескать, виноваты СМИ, раздувающие трудности. Умно рассуждая о необходимости безболезненной смены главного руководителя в соцстранах, Я. Кадар сам стал препятствием на пути обновления политики Венгрии. Только к лету 1987 г. он решился сменить премьер-министра, выдвинув на этот пост более энергичного К. Гроса. После поездки в Китай осенью 1987 г. у Кадара появилась мысль занять в политической жизни место, подобное положению Дэн Сяопина в Китае, но в Венгрии существовали другие традиции.

      «Старик» тянул с решением вопроса о руководстве страной до начала 1988 г. Может быть, не видел преемника. Вина ложится и на его товарищей по Политбюро, которые не осмеливались говорить Кадару правду в глаза, создавали вокруг него вакуум и все тайком советовались с Москвой. Из Будапешта шла информация о том, что Кадар, размышляет об уходе на отдых, но не ранее очередного съезда партии. Процесс замены руководства затянулся, хотя глава правительства К. Грос, рвавшийся к власти, прилагал усилия по его ускорению. Да и М. С. Горбачев мог бы высказаться прямее, а не намеками на то, что Кадару надо беречь себя, лучше распределять время, больше отдыхать и т. д. Генсек КПСС поручил в 1987 г. члену Политбюро, секретарю ЦК В. А. Медведеву и зам. председателя КГБ В. А. Крючкову проследить за сменой высшего руководства в Венгрии. Крючков беседовал с Кадаром в Будапеште, встречался он и с другими венгерскими политиками, в том числе с оппозицией. В Москве понимали, что Кадар не хочет уходить как провалившийся политик. Но обновление венгерского руководства требовалось и потому, что Горбачев чувствовал – Кадар не разделяет его политику перестройки. В сентябре 1985 г. /34/ Кадар в ходе переговоров в Москве спросил Горбачева, не боится ли он, что с ним повторится история с Хрущевым. Он говорил своему преемнику К. Гросу о том, что Горбачев не понимает свой народ, ведет Советский Союз к развалу. Нельзя строить политику на разрушении. Накануне майской партконференции (1988 г.) Кадар позвонил Горбачеву и сообщил о своей отставке и планируемом избрании на пост председателя ВСРП. Его собеседник, который давно знал об этом, в том числе от К. Гроса, на которого в Москве сделали ставку, в ответ сказал, что Кадар, как всегда, принял мудрое решение. Важно, мол, то, что на переходном периоде все кардинальные перемены проходят под руководством и при участии Кадара. Горбачеву, как мне помнится, больше всего понравилось, что венгры упраздняют секретариат ЦК. Он тогда сказал В. А. Медведеву, тоже присутствовавшему при этом телефонном разговоре, что венгры делают это правильно, вот, дескать, и нам надо кончать с двоевластием (намек на Секретариат ЦК, в котором большую роль играл оппонент Горбачева Е. К. Лигачев).

      Конференция ВСРП закончилась провалом планов Кадара, ни один его соратник не был избран в Политбюро. В начале июня 1988 г. у меня, в тот момент заведующего сектором Венгрии, Румынии, Чехословакии и Польши Отдела ЦК КПСС, находившегося в служебной командировке в Будапеште, состоялась последняя встреча с Кадаром. В разговоре он просил передать Горбачеву, что ему не удалось осуществить свои планы обновления кадров, основная причина – заговор партийного аппарата. Примерно то же самое Кадар сказал и послу Б. И. Стукалину. Сейчас в венгерской литературе признается, что «партийным путчем» на конференции руководил лично К. Грос.

      Мне довелось присутствовать на похоронах Я. Кадара в июле 1989 года. Его провожали несколько сотен тысяч венгров – членов партии и беспартийных. Это было прощание с эпохой.

      Конец жизни Кадара – это человеческая трагедия. Рушилась социалистическая система, ради которой он трудился всю жизнь. Многие соратники, как он говорил, «качались как тростник на ветру». Очевидцы одного его разговора в 1988 г. с секретарем ЦК М. Неметом по поводу законопроекта об акционерных обществах, хозяйственных ассоциациях рассказывают, что Кадар, завершая обсуждение, сказал: «Ну, хорошо. Действуйте. Но только не думайте, будто я не вижу, что вы же восстанавливаете капитализм!» [1]. После партконференции 1988 г. он остался в одиночестве. К тому же все больше прогрессировали болезни, работать он не мог. Когда начали множиться политические обвинения в его адрес за 1956 г. и нарастать активность оппозиционных сил, стремившихся отстранить ВСРП от власти, Я. Кадар получил устные приглашения от Горбачева, Ярузельского и Хонеккера приехать на отдых и лечение. Но он отказался. Вероятно, ему наверняка вспомнилась история с отъездом М. Ракоши в Советский Союз, превратившаяся в многолетнюю ссылку (с июля 1956 г. до его смерти в феврале 1971 г.).

      Что касается кардинального вопроса – оценки событий осени 1956 года, – то в ноябре 1986 г. в связи с 30-летием этих драматических событий, когда даже внутри ЦК ВСРП прозвучали предложения дать более нюансированную оценку с целью как-то смягчить формулировку «контрреволюция», Я. Кадар на Пленуме ЦК ВСРП отдельно остановился на этом вопросе. По его словам, реакция на Западе на «юбилей» отражала двойственность подхода: с одной стороны, осуждение идей социализма, оправдание контрреволюции 1956 года, а с другой стороны, стремление не нанести ущерба межгосударственным отношениям с Венгерской Народной Республикой и в то же время использовать контакты для скрытой поддержки оппозиционных сил. Но общей чертой кампании на Западе было навязывание реабилитации контрреволюционного мятежа и действий его участников.

      1. Sarközy T. Magyarorszag kormanyzasa – 1978. 2012. – Bp., 2012. 0.129.

      По мнению Я. Кадара, нельзя допустить послаблений в этом вопросе, ибо /35/ за этим последуют другие требования, коренным образом меняющие подходы. По его словам, официальная оценка событий и так достаточно нюансированная: имело место вооруженное контрреволюционное восстание, были также выступления, основанные на законных обидах, и было общее замешательство среди людей. Если оценивать все это глобально, то это была национальная трагедия. Кадар подчеркнул, что за требованиями реабилитации скрывается своя логика, это не игра в слова. Отметил, что он слышит голоса из определенных кругов, с которыми у властей имеются столкновения: почему не назовете события 1956 года народным восстанием, ведь через пару лет эта точка зрения станет официальной в Венгрии? Кадар сказал: «По-моему, так не будет ни-когда». В этом вопросе Я. Кадар ошибался. Эта точка зрения была предложена комиссией ученых в конце 1988 г., но в 1990 г. официальные круги, венгерский парламент пошли дальше, назвав события 1956 года «революцией и национально-освободительной борьбой». А тогда в 1986 г. Кадар пытался доказать своим товарищам, что если считать события 1956 года славной национальной революцией, то силы, которые выступали против нее, являются контрреволюционными. По этой логике и ВСРП надо считать контрреволюционной партией. «Не знаю, сколько и кому нужно еще объяснять, чтобы было понятно, о чем идет речь. С этим нельзя играть!». В заключение Кадар отметил, что «время больших классовых боев в Венгрии закончилось. Партия не будет их провоцировать, не будет вводить жесткие порядки, но если речь зайдет о базовых институтах власти, мы пойдем на столкновение, будем сражаться и победим. Лично меня тени (прошлого. – Прим. автора) или несколько десятков наглых, самоуверенных людей не пугают» [1]. В этом выступлении Я. Кадар вновь призвал партийные кадры пробудиться от спячки и действовать.

      1. MOL M-RS 288.f/ 4/220 ö.e. (KB 1986. nov. 19–20).

      К весне 1989 г. обстановка в партии и стране значительно изменилась, венгерское общество продвигалось к политическому плюрализму. На повестке дня был вопрос о правомерности сохранения старой партии. Избранный на декоративный пост председателя ВСРП больной старик в условиях кардинального пересмотра оценок событий 1956 г. не смог защитить себя. Несмотря на свое ослабленное физическое и психическое состояние, Я. Кадар понимал, что его делают козлом отпущения. Его эмоциональная и запутанная речь на пленуме ЦК в апреле 1989 г., куда, вопреки советам генерального секретаря К. Гроса и лечащих врачей, он буквально прорвался, чтобы высказаться, была отчаянной попыткой защиты себя самого и социалистического строя – со стороны больного человека с распадающимся сознанием. Но в этой речи чувствовалась логика. Он сказал, что не выдвигал термин «контрреволюция», а говорил о тех, кто открыл дорогу к «контрреволюции». События в октябре 1956 г. развивались как студенческая демонстрация, перешедшая в восстание. Советским агентом он не был. Погиб не только Имре Надь, до него погибло немало людей. Сказал, что он, Кадар, не уклоняется от своей ответственности [2].

      2. Анализу этой речи Я. Кадара посвящено много книг и статей. Тексты этой речи, а также интервью Марии Кадар и другие заявления участников событий приведены в книге М. Корниша «Kadar Janos utolso beszede». – Bp.: Kalligram, 2006.

      В письме в адрес ЦК в апреле 1989 года Я. Кадар просил прояснить в суде степень его ответственности за приговор 1958 года Имре Надю, но этого не стали делать. В Венгрии нет документов, доказывающих прямую причастность Кадара к вынесению смертного приговора бывшему премьер-министру, но, видимо, он не приложил усилий по замене высшей меры наказания на более мягкий приговор. Историки размышляют, что означала формулировка в решении Президиума ЦК КПСС (февраль 1958 г.) относительно судьбы И. Надя – «проявить твердость и великодушие». Сам факт, что высший орган КПСС рассматривал вопрос о суде над И. Надем, причем обсуждение велось без оформления протокола, нуждается в дополнительном изучении. Похоже, что /36/ вопрос о судьбе И. Надя не был чисто венгерским вопросом. Известно, что свое мнение высказывали руководители Китая, Польши, Румынии и других стран. Например, китайские представители считали, что если И. Надь совершил преступления, то он заслуживает сурового наказания. Но с этим делом не надо, дескать, спешить. Один из ветеранов старой ВСРП, бывший секретарь ее ЦКК И. Шомоди рассказывает, что Кадар в беседе с ним отметил, что не хотел смерти И. Надя, у него была неофициальная договоренность с Председателем Президиума ВНР И. Доби: если в случае вынесения судом смертного приговора И. Надь попросит о помиловании, то надо его предоставить. Но И. Надь не стал просить помилования. Кадар и в своей последней речи в апреле 1989 г. упоминал какую-то неподписанную «бумагу». Осталось неясным, что он имел в виду – заявление И. Надя об отставке в декабре 1956 г., которого ждали от него, или прошение о помиловании в июне 1958 г. Психоаналитики так и не сумели раскодировать эти последние высказывания Кадара.

      Взаимоотношения Я. Кадара и И. Надя – тема весьма сложная. Кадар знал, что Надь был человеком Берии, сотрудничал с органами НКВД в 30-е годы. Об этом он рассказывал Горбачеву в сентябре 1985 г. Но из трагического треугольника венгерских коммунистических политиков – М. Ракоши, И. Надь, Я. Кадар – именно он (Кадар) сделал больше всего полезного для Венгрии. Фактически он претворил в жизнь все требования участников народного восстания 1956 года.

      В нынешних венгерских условиях Кадару отводят негативную роль. Но ведь именно этот политик вывел Венгрию, хотя и ценой жертв, из катастрофы 1956 г., консолидировал ситуацию, сплотил общество, а затем обеспечил экономический и социальный подъем. Благодаря его усилиям, венгерский социализм из «казарменного», административно-командного превратился в вариант «социализма с человеческим лицом». Система правления из тоталитарной превратилась в авторитарную с элементами демократизма и существенным снижением в политике роли силовых, административных структур.Но сохранение «государственного социализма» в Венгрии и в Восточной Европе вообще зависело не только от национальных условий, не только от потенциала лидера и партии, а и от соотношения сил на мировой арене. Уход Советского Союза из стран ЦВЕ, вывод советских войск, ослабление экономических связей, что бы ни говорил М. С. Горбачев о свободе выбора, об ответственности компартии перед собственным народом, о новом политическом мышлении, нанесли удар по позициям социализма в этих странах, ускорили развал содружества соцстран. Остальное довели до логического конца оппозиционные силы, поощряемые США и западными державами.

      С именем Я. Кадара связывались успехи Венгрии в 60–70-е годы, рост народного благосостояния, укрепление международного авторитета страны. Под его руководством страна стала своего рода пионером социально-экономических преобразований на востоке Европы. Я. Кадар приобрел славу авторитетного социалистического политика с суверенным мышлением и оригинальным стилем. Вместе с тем «кадаризм» как система политических приемов и технологий, как серия реформ имел объективные исторические лимиты. На фоне застоя в СССР, неудачной попытки Пражской весны 1968 г. и осложнений в советско-китайских отношениях венгерские реформы не получали поддержки. В советской перестройке Я. Кадар увидел сначала шанс для обновления социализма, но практический ход преобразований М. С. Горбачева вызвал у него, многоопытного и осторожного политика, большие сомнения. Будучи в преклонном возрасте и пройдя пик своего влияния, с опозданием поняв, что его время прошло, он пытался перед уходом в отставку внушить как М. С. Горбачеву, так и своим соратникам необходимость большей осмотрительности в политике, лучшей координации политических и экономических преобразований, более полного учета национальных особенностей в рамках союза социалистических стран, сохранения единства /37/ партийного руководства и постепенного продвижения вперед на основе сочетания преемственности и обновления политики. По существу это была идея революции сверху при сохранении политической роли компартии, способной объединять все конструктивно настроенные политические силы. Видя ослабление социализма в Советском Союзе, Я. Кадар делал намеки советскому лидеру о необходимости более быстрого сближения с Китаем. М. С. Горбачев, уже списавший Кадара, отмахнулся от его советов. К тому же события на площади Тяньаньмэнь в мае – июне 1989 г. усилили сдержанное отношение генсека КПСС к китайскому опыту.

      Генеральный секретарь ЦК КПСС в октябре 1989 г. так оценивал перемены, произошедшие в Польше и Венгрии: «…если партия делает вид, что ничего особенного не происходит, не реагирует на требования жизни, она обречена. Мы переживаем за здоровые силы в Польше и Венгрии, но помочь им очень непросто. Ведь там были сданы многие позиции потому, что вовремя не дали ответа на требования жизни, процессы приняли болезненный характер. Польские товарищи не использовали возможности, которые открылись перед ними в начале 80-х годов. Да и в Венгрии Кадар уже на исходе жизни глубоко переживал, что вовремя не сделал того, что должен был и мог сделать. Так что у нас с вами остается один выбор – решительнее идти вперед, иначе будем биты» [1]. Остается добавить, что говорилось это все Э. Хонеккеру за месяц до слома берлинской стены и начавшегося потом крушения ГДР. А сам М. С. Горбачев ускорял бег от кризиса, стучавшегося в двери, …к распаду Советского Союза.

      1. Отвечая на вызов времени. Внешняя политика перестройки: документальные свидетельства. – М., 2010. С. 571.

      В Венгрии новое, обновленное руководство ВСРП, раздираемое противоречиями и личными амбициями, не сумело обеспечить единства в адаптации к новым условиям. Пересмотр оценки событий 1956 г. подорвал основы легитимности режима власти, способствовал нарастанию критики политики коммунистов в послевоенный период и их ответственности за подавление восстания 1956 г. Критика в адрес Я. Кадара была как справедливой, так и тенденциозной. Новые руководители партии начали дистанцироваться от наследия Кадара. Реабилитация И. Надя и его сторонников, новый подход к событиям 1956 года не состыковывались с пребыванием Я. Кадара на посту председателя ВСРП. После его драматического выступления на пленуме ЦК в апреле 1989 г. руководство партии, ссылаясь на врачебное заключение, освободило Я. Кадара от обязанностей председателя партии и члена ЦК. Он был отправлен на пенсию и умер в июле 1989 г.

      Похороны его прошли при громадном стечении народа. Люди прощались с уходящей исторической эпохой. Присутствовали и иностранные делегации. У членов венгерского руководства, за исключением, пожалуй, К. Гроса, было сдержанное отношение к проводам Я. Кадара. Известно, что Международный Отдел ЦК ВСРП отговорил некоторых европейских политиков, хорошо знавших Кадара, например, Б. Крайского и других, приезжать на похороны. От КПСС прибыли Е. К. Лигачев и А. Ф. Добрынин. Президент США Дж. Буш-старший, за несколько дней до этого посетивший Венгрию с официальным визитом, сказал журналистам, что Кадар всю жизнь трудился ради блага своего народа.

      Мне думается, что верную и справедливую оценку роли Я. Кадара дал В. Брандт. В своих «Воспоминаниях» [2] он отмечает: «Янош Кадар считал, что изменения у „русских“ подтверждают его правоту, однако не счел для себя необходимым из-за этого продлевать пребывание на своем посту. Он устал и был доволен тем, что в очень тяжелых условиях смог предотвратить для своего народа худшее. Его желание полностью уйти в отставку не удовлетворили, причем не последнюю роль наверняка сыграл совет „советских друзей“ Обстоятельств, при которых весной 1989 года, за несколько месяцев до смерти, его /38/

      2. Брандт В. Воспоминания. – М., 1991. С. 470–471.

      лишили последних постов, показались мне неподобающими и недостойными». В. Брандт пишет, что представления Я. Кадара о «демократическом социализме» не были полными по сравнению со взглядами его преемников и сотрудников, но он был более последовательным в практической области.

      Что касается предположения Брандта относительно «совета» из Москвы, то действительно он сводился к тому, что Кадара надо менять, но таким образом, чтобы перемены в Венгрии, хотя бы внешне, проходили при его участии. Конструкция с избранием председателя ВСРП подходила для этой цели. К. Грос и другие хотели избежать повторения прошлых сюжетов в истории партии, когда все обвинения в ошибках и прогрешениях списывали на уходящего лидера. Но новые руководители ВСРП не сумели удержаться на этой линии под огнем критики оппозиции.

      За последние двадцать лет в Венгрии сменилось несколько правительств – правоцентристских, консервативных и социалистических – либеральных. Но радикальные общественные перемены, смена государственного строя, переход к рыночному хозяйству, замена внешнеполитической и внешнеэкономической ориентации прошли в Венгрии в обстановке относительной стабильности, эволюционным путем, на условиях договоренности главных политических сил. В этом ощущалось и влияние опыта трех десятилетий кадаровского правления, в том числе политики национального согласия, демократических экспериментов и рыночных преобразований в экономике.

      Столетие Я. Кадара в мае 2012 года было отмечено в Венгрии по-разному. Правительственные круги замалчивали этот юбилей или повторяли стандартные обвинения в адрес Кадара. Социалисты провели сугубо научное заседание, стараясь передать все оттенки настроений в обществе и научных кругах. Директор Института политической истории Д. Фельдеш сказал, что их цель – не памятник Кадару возводить, а объективно разобраться с его наследием. Бывший премьер-министр Ф. Дюрчань, пытающийся создать новую соцпартию, в своих речах отдавал предпочтение не Яношу Кадару, а Имре Надю. Две небольшие коммунистические партии, не входящие в парламент, организовали свои митинги на кладбище, возложили венки на могилу венгерского коммуниста. Любопытное объяснение ностальгии по Кадару в современном венгерском обществе дал в журнале «Рубикон» (2012. № 8) известный историк И. Ромшич: «Нынешнюю ностальгию по эпохе и человеку, давшему ей свое имя, можно объяснить тем, что для большинства людей сравнительное материальное благополучие, социальная безопасность и возможность общественного подъема более важны, чем политическая демократия и духовное многоцветие».

      В Москве в мае 2012 г. в Институте экономики РАН (ОМЭПИ) прошел «круглый стол», посвященный опыту венгерских реформ и политике Я. Кадара. На юбилей коммунистического руководителя Венгрии и друга нашей страны откликнулись газеты «Правда» и «Литературная газета».

      Россия и Венгрия на перекрестках европейской истории. Выпуск II: сборник научных статей. – Cтаврополь: Изд-во СКФУ, 2016. С. 24-29.
    • Ljubomir Stojanović. Stari srpski rodoslovi i letopisi.
      Автор: hoplit
      Ljubomir Stojanović. Stari srpski rodoslovi i letopisi. 382 s. Sremski Karlovci: Srpska Manastirska štamparija, 1927.
      Series: Zbornik za istoriju, jezik i književnost srpskog naroda. Odeljenje 1, Knj. 16
    • Ljubomir Stojanović. Stari srpski rodoslovi i letopisi.
      Автор: hoplit
      Просмотреть файл Ljubomir Stojanović. Stari srpski rodoslovi i letopisi.
       
      Ljubomir Stojanović. Stari srpski rodoslovi i letopisi. 382 s. Sremski Karlovci: Srpska Manastirska štamparija, 1927.
      Series: Zbornik za istoriju, jezik i književnost srpskog naroda. Odeljenje 1, Knj. 16
      Автор hoplit Добавлен 29.03.2020 Категория Восточная Европа