Магомедсалихов Х. Г. Маслаат - самобытная форма разрешения конфликтов

   (0 отзывов)

Saygo

Магомедсалихов Х. Г. Маслаат - самобытная форма разрешения конфликтов // Вопросы истории. - 2008. - № 6. - С. 137-142.

Маслаат (или третейский суд) - самобытная форма разрешения конфликтов, получившая распространение у отдельных народов Северного Кавказа. Такая форма была наиболее приемлемой и соответствовала общественному быту и менталитету горцев Дагестана.

Маслаат - в переводе с арабского означает общее благо, выгоду, в интересах сторон. В процессе становления в качестве самостоятельной формы примирения маслаат впитал в себя адатные и шариатские начала, а также морально-нравственные устои. В народе всегда считалось добрым и богоугодным делом способствовать враждующим сторонам в примирении. Часто "...в случае несостоятельности канлы1 и его родственников, средства на расходы по примирению давали односельцы"2.

Обычно к маслаатной форме примирения в историческом прошлом горцы прибегали при убийствах и меньше - при ранениях. Процедуре маслаата предшествовали некоторые процессуальные формальности, несоблюдение которых делало сам акт примирения невозможным. Как правило, убийца немедленно по совершении преступления покидал родное селение, в противном случае его выгоняли, что было предусмотрено адатом каждого общества. До XIX в. было принято, что с убийцей уходила вся его семья, а его дом разрушался. Уже в 30-х годах XIX в. разрушение дома канлы не является безусловным актом. Теперь дом убийцы уже принадлежит тому, кто сразу же после совершения преступления первым сбросит несколько камней с крыши или карниза его дома. Это могли быть родственники как с пострадавшей стороны, так и со стороны убийцы. Тем самым, убийца с помощью своих родственников мог сохранить дом от разрушения3.

Немалая заслуга в искоренении бессмысленного обычая разрушать дом кровника принадлежит имаму Шамилю, который в период существования теократического государства - имамата, запретил разрушать дом убийцы. По этому поводу сам Шамиль высказался следующим образом: "Я думаю, что дом убийцы совсем не виноват в том, что сделал его хозяин"4.

У аварцев сохранилось словосочетание "бид виххизе", что буквально означает "разориться на крови". Действительно, у убийцы разрушался не только дом: его поля оставались необработанными, а если у него имелся сад, то деревья вырубались, т. е. хозяйство полностью приводилось в негодность, пока не состоится примирение с пострадавшей стороной. В законоположении закавказских аварцев, относящемся к середине XVIII в., обряд остракизма убийцы описан так: "Если кто-либо убьет верующего мусульманина, - будь преднамеренно, будь по ошибке - то дома убийцы будут подвергнуты сожжению, его деревья будут порублены, а виноградные лозы изломаны. Сам же убийца будет отправлен (со своими близкими) на чужбину, где он и обязан оставаться вплоть до того времени, пока ему не разрешат вернуться назад и пока, соответственно, он не примирится с родственниками убитого, отдав им дият в сумме двенадцати туманов"5.

У горцев в каждом регионе были селения, куда изгонялись канлы. Как правило, это были неблагополучные по природно-географическим и климатическим условиям аулы. Среди таких аулов можно назвать аул Кудутль (Къудукь), который был известен тем, что лучи солнца проникали сюда только в течение трех месяцев в году. Таким же местом ссылки кровников в Гумбетовском обществе служил аул Читль, который находился в глубине ущелья, откуда был виден всего лишь "кусок неба"6. Аулы с подобными природно-климатическими условиями Шамиль также использовал как места для ссылки за разные преступления, совершенные в имамате.

Убийца (канлы) в том джамаате, куда он переселялся, формально пользовался всеми правами гостя, он был неприкосновенен. А если все же преследователи совершали здесь кровную месть, то позор ложился полностью на весь джамаат; законы гостеприимства у горцев почитались гораздо выше.

Действуя в духе исламской религии, Шамиль в имамате ограничил число лиц, имеющих право на кровомщение самыми близкими родственниками убитого, что также было значительным прогрессом в правопорядке горцев. "Строго воспретив кровомстителям обращать свою месть на родственников убийцы, он (Шамиль) объявил неисполнителей этого ослушниками против Корана, а, следовательно, подлежащими смертной казни"7.

Пока канлы находился в изгнании и по мере истечения времени от трагического события, общественность джамаата по ходатайству родственников канлы начинала переговоры о примирении (маслаате).

Достижение маслаата во многом зависело от разряда убийства или других обстоятельств, при которых оно совершалось. Сложнее обстояло дело при кара-канлы т. е. если имело место "черное" убийство при отягчающих обстоятельствах. Если же это было простое убийство или тем более случайное, то пострадавшей стороне родственники канлы давали средства, необходимые на похоронные расходы, которые у кумыков назывались аулум. Размер этих средств в разных обществах был различным и, как правило, состоял из материала на саван и одного быка. Если такой аулум был принят, то это был первый и значительный шаг к примирению. В Андийском округе соблюдение этой процедуры описано так: "По истечении же трех дней грабеж прекращался, родственники убийцы для примирения своего с родственниками убитого через посредство лучших людей в деревне отправлялись с повинною к ним и отдавали им в знак их соединения одного быка или 10 рублей и чадры на саван или 2 рубля. С того времени один убийца оставался кровником"8.

В Даргинских обществах размер аулума был значительным: "1) за кровь убитого (аулум), наследникам его 7 быков, в 4 рубля каждый, и 49 кары9 бязи, и 2) джамаату того селения, откуда убитый, для примирения двух джамаатов, 1 бык. За убийство кара к аулуму прибавляется еще 7 быков в ту же цену, а если убийство произошло при ограблении, то и штраф тургакам10 всего Даргинского округа - 7 котлов, по 2 рубля каждый"11.

Плата за кровь в Даргинских обществах в XIX в. была установлена в размере 100 руб. или вещами на 120 рублей12. В любом случае аулум и плата за кровь являлись формой материальной компенсации пострадавшей стороне, на основе которой могло состояться маслаатное разрешение конфликта.

Следующим шагом к достижению маслаата была просьба допустить на тазият13 дальних родственников канлы, чтобы выразить соболезнование. Смотря по обстоятельствам, такое сближение допускалось, и на этом процедура примирения временно прекращалась. Теперь родственники канлы чувствовали себя более защищенными от кровной мести, а убийцу (баш-канлы) все еще могли убить.

За это время канлы должен был при содействии своих родственников и почетных жителей искать пути к примирению с родственниками убитого, но для последних считалось предосудительным мириться ранее истечения года. В адатных нормах некоторых обществ был кодифицирован запрет родственникам пострадавшего тухума до истечения определенного срока заключать мировые сделки с убийцей. Таков, например, адат Аварского ханства, который предусматривал: "Если родственники убитого до истечения 10 дней согласятся на очное примирение, то с них взыскивается один бык"14.

Примирение могло состояться только в том случае, если все без исключения родственники убитого согласятся простить убийцу. Обычно труднее всего бывало уговорить на это близких родственниц, особенно мать убитого15.

По поводу случившейся трагедии у горцев было принято скорбеть, причем скорбь выражалась как в поведении, так и в одежде. В горной зоне Дагестана женщины во время траура надевали шубу, которую не снимали даже летом. Во время траура одежду не стирали.

Своеобразный траур соблюдали и мужчины. Помимо того, что они не брились, в отдельных обществах было принято, что мужчины "...одежду в дни траура обязательно перетягивали поясом с кинжалом, старались держаться подтянуто, особенно при насильственной смерти родственника. Самые близкие родственники иногда в течение пяти-шести дней носили шубу наизнанку мехом наружу, также туго перевязав ее поясом"16.

В течение всего периода пребывания в изгнании канлы также соблюдал обряд по покойному - не брился, не стриг волос и ногтей, не появлялся в общественных местах, не выполнял хозяйственных работ, вел затворнический образ жизни, показывая таким образом раскаяние о содеянном. Эти же формальности соблюдали и близкие родственники канлы, и, если кто из них побреется или другим действием нарушит обряд по покойному, пострадавшая сторона немедленно реагировала на это, воспринимая такие действия как прямое неуважение и даже оскорбление. Достижение маслаата при таком стечении обстоятельств ставилось под угрозу.

Этикет взаимоотношений между обеими конфликтующими тухумами требовал также, чтобы канлы до окончательного примирения не встречался на дороге с родственниками убитого, иначе тут же могло состояться кровомщение. Такое же правило распространялось и на близких родственников канлы.

В течение всего периода до окончательного примирения родственники убийцы старались не показываться на людях, а самые близкие родственники все еще находились в состоянии страха за возможную месть со стороны родственников убитого. По этому поводу в народе сложилась поговорка: "Чтобы не наступил такой день, когда нужно бояться чужих людей".

При удачном стечении обстоятельств и, если близкие родственники не сумели отомстить кровнику, по прошествии периода пребывания канлы в изгнании обычно проводили процедуру примирения. Необходимым условием при маслаате был договор о выплате дията, размер которого различался в разных обществах и колебался в пределах от 100 до 300 рублей. Сумму дията могли выплачивать в разной форме - скотом, деньгами, медными котлами, земельными угодьями и т. д. (Для понимания размера дията заметим, что в XIX в. в горских обществах лошадь стоила 40 руб., осел - 10, мул - 50, бык - 30, корова - 15, баран - 3 рубля17.)

В некоторых обществах было принято, что если "родственники убитого до примирения сожгут дом своего кровника, то с кровника дият не взимается"18.

При согласии пострадавшей стороны на примирение и по истечении определенного времени в заранее установленный день родственники убийцы вместе с кровником собирались в условленном месте и двигались к дому убитого, где их ожидали. Эту процессию возглавляли старейшины аула и представители духовенства. В нее также входили почитаемые люди села, родственники канлы, а позади всех шел сам канлы. Перед собравшимися, как правило, выступал представитель духовенства - мулла-дибир. Ссылаясь на исламские заповеди и прецеденты, имевшие положительный исход в прошлом, он убеждал собравшихся в богоугодности маслаата, призывал к смирению перед божьей волей.

Вот как церемонию прощения канлы у кумыков описал в XIX в. Н. Семенов: "Находящееся во главе депутации духовное лицо произносит обыкновенно приличествующую случаю речь; высказывает сожаление о случившемся, напоминает, что подобные несчастья бывали прежде, будут, вероятно, и после, и тот, над чьей головой они разражаются, не должен до такой степени ожесточиться, чтобы забывать заветы мудрых предков о примирении и прощении. Выставляется на вид, что скончавшегося не вернешь к жизни и проч., заканчивается речь с выражением надежды, что оскорбленные, как люди благоразумные, сумеют подчинить свои чувства рассудку"19.

Примерно так же происходил акт примирения у всех горских народов Дагестана. Было принято, что канлы опускается перед самым близким родственником убитого на колени и вручает ему нож, как бы говоря: "Твоя воля лишить меня жизни или нет".

У одного из горских народов - хваршин - было принято, что родственницы убийцы ползли к месту примирения на коленях, замыкая шествие. При этом они били себя в грудь, монотонно произнося с плачем молитвы, а перед ними полз на коленях сам убийца с обнаженной головой20. Этот обряд в каждом регионе мог иметь свои особенности. Так, в сел. Шабдух (Андийское наибство) кровник во время примирения являлся во двор убитого им в черной бурке, в которой он ложился на землю и оставался там, пока его не поднимал самый близкий родственник убитого.

Аналогичный обряд извинений и унижений соблюдался также в селениях Гумбетовского наибства: "Женщины со стороны убийцы становятся на колени перед женщинами со стороны убитого, мужчины - перед мужчинами и мирят убийцу с родственниками убитого"21.

У лакцев подобный обряд соблюдался в следующей форме: "...Все мужчины тухума двигались к назначенному месту на коленях во главе с самим убийцей, который нес на себе перекинутый через плечо саван в знак готовности умереть от руки тех, кого он молит о прощении"22.

Смысл подобных обрядов при примирении состоял в том, чтобы как можно больше морально ущемить кровника и его родственников с целью компенсировать моральный ущерб пострадавшей стороне. По этому поводу А. М. Ладыженский отмечал: "...материальная компенсация всегда сопровождалась и моральной компенсацией - извинениями, унижениями. Обряд извинений был очень сложен и в разных местах далеко не одинаков"23.

Моральная компенсация в виде унижений и оскорблений часто была гораздо важней, чем материальная. Представители тухума, прошедшего через унижения и оскорбления, не могли чувствовать себя в положении победителей и соответственно вести себя таким образом в обществе, на что и была ориентирована такая сложная процедура.

Как правило, родственник убитого после соблюдения обряда извинений и унижений брал нож, срезал прядь волос с головы канлы и поднимал его с колен, что означало, что тот прощен. В иных случаях родственник убитого поднимал канлы со словами: "На колени только перед Аллахом нужно становиться".

Однако процедура примирения на этом не завершалась. У многих народов Северного Кавказа, в том числе некоторых дагестанских народов, соблюдался обычай, когда кровник при процедуре примирения губами прикасался к груди матери им убитого. Такая процедура носила символический характер. "Если пострадавший род согласен мириться, то совершается обряд усыновления, путем прикосновения губами к груди матери убитого, убийца становится ее приемным сыном"24.

Только после этого кровник считался не только прощенным, но и породнившимся с тухумом убитого, т. е. членом простившего его тухума. Он должен был разделять радость и горе с его членами. "Примирившийся убийца всегда считается кровным братом, т. е. заменяет собою убитого в семействе этого последнего. Ему вменяется в обязанность как можно чаще посещать могилу убитого и оказывать всевозможные услуги его родственникам"25.

На этом в основном завершалась официальная часть процедуры исполнения маслаата.

Сила маслаатного разрешения конфликта после его достижения была безусловной, - "раз состоялось "маслаатное решение" оно по обычаю немедленно решается и не принимается на апелляцию ни адатом, ни шариатом"26.

По этой причине одним из самых тяжких преступлений у всех народов Дагестана считалось мщение за кровь после исполнения процедуры маслаата. Причем подобное убийство рассматривалось как самостоятельное убийство, а не месть за убитого, после которого вражда возобновлялась с новой силой. За нарушение условий маслаата кодекс Умма-хана Аварского предусматривал самое строгое наказание: "Если после того как кровника выслали из аула, родственники убитого убыот брата кровника или другого его сородича, то с убийцы взыскивается 100 овец; кроме того, он обязан вернуть дият... и вся его семья осуждается на вечное изгнание без права возвращения в аул". У андалальцев с нарушителя маслаата предусматривалось два кровника и два дията27.

У кумыков за подобное преступление убийца ставился вне закона и его можно было безнаказанно убивать - "...за убийство кровника, после того как с ним состоялось примирение, по обычаю кумыков в б. Тарковском округе, а также в Мехтулинском ханстве виновные считались врагами всего общества, и всякий мог их убить ..."28. Аналогичные меры принимались и у других народов Дагестана.

Во многих случаях между бывшим канлы и тухумом убитого устанавливались подчеркнуто доверительные отношения. Типичный случай имел место в сел. Гертма на рубеже XIX-XX вв., когда конфликт по кровной мести был завершен маслаатом: через много лет сын бывшего канлы похитил девушку и упрятал ее в доме бывших кровных врагов, хотя у него были и более близкие родственники. Похититель невесты посчитал, что в доме людей, с которыми был некогда заключен маслаат, будет безопасней.

Из всех форм завершения конфликта маслаат представляет собой наиболее совершенную, позволяющую сторонам относительно полно установить между собой поведенческий, моральный и психологический паритет.

Еще одна важная особенность маслаата заключается в том, что его осуществляли третейские независимые судьи, что должно было исключить предвзятость их решений. Например, "у чеченцев третейские судьи "келохой" выбирались не из кандидатов, выставленных сторонами, а из посторонних почетных лиц, обыкновенно стариков, причем истец и ответчик вправе были назначить по одинаковому числу судей (от 1 до 5). Предпочтение перед прочими получали жители древнейших аулов..."29.

К маслаату прибегали не только при убийствах, но и при разрешении других значимых проблем. Так, при межобщинных конфликтах у горцев было принято обращаться к соседним независимым джамаатам, снискавшим себе репутацию беспристрастных и справедливых третейских судей.

Недаром любое, даже малозначительное, письмо между джамаатами завершалось упоминанием влиятельных и безупречных в моральном отношении представителей в качестве гарантов и третейских судей по тому или иному спорному вопросу.

Бывали случаи, когда маслаатная форма разрешения конфликта при убийствах была неприемлемой. Таким среди горцев считалось убийство внутри тухума, когда конфликт считался его внутренним делом.

Маслаат не распространялся также на членов общины, подвергшихся остракизму.

Согласно адатам Даргинских обществ в нижеприведенных случаях убийца не подвергался никакому взысканию, и соответственно не было необходимости вмешательства третейских судей:

"1. За убийство своего кровного врага (баш-канлы).

2. Если кто совершит убийство, защищающее от нападения, сделанного из засады.

3. ... при защите от ограбления.

4. Если кто, отправившись на воровство или с другим злым умыслом, будет застигнут на месте хозяином и хозяин убьет его.

Если в общей драке будут убитые с обеих сторон, то за каждого убитого делается взыскание по адату и избираются канлы, кроме двух случаев:

1. если двое нанесут друг другу смертельные раны, от которых оба умрут, и

2. если убивший одного сам будет убит родственником убитого им"30.

После окончательного присоединения Дагестана к России горцам, привыкшим веками жить по адату и шариату, трудно было привыкать к российским законам, которые предусматривали наказание преступника без возмещения ущерба пострадавшей стороне, что было неприемлемо для традиционного горского менталитета. Поэтому вначале горцы всячески старались обходить непонятные для них законы, и даже после возвращения из ссылки кровника конфликт не считался разрешенным, если не состоялся маслаат.

Если объектом конфликта являлась значимая ценность, маслаатная форма его разрешения использовалась не только при убийствах, но и при других конфликтах, таких как поранения, кражи, похищения женщин. Однако процедура соблюдения маслаата при таких конфликтах не была столь долгой и сложной, как при убийствах, и регулировалась вмешательством одного-двух авторитетных представителей джамаата.

Повсеместно в горских обществах было принято при мирном разрешении любого конфликта устраивать угощение пострадавшей стороне за счет виновного, и это во многих случаях было предписано в адатах. Так, адат Батлухского наибства обязывал: "По возвращении на родину убийца должен сейчас же примириться с тухумом убитого, сделав угощение". Такой же адат мы наблюдаем в Цатанихском наибстве: "...по возвращении на родину он (убийца. - Х. М.) должен также угостить тухум убитого"31.

Во многих горских обществах было принято, что ранивший должен был скрываться дома или уходить из селения, и не появляться на людях, пока раненый находится на излечении. Так, в Гумбетовском наибстве действовал адат, согласно которому "...если ранивший до примирения его с раненым выйдет из своего дома или двора хоть к соседу, и родственники раненого заметили его, то они бросаются на него и имеют право поранить его", а в сел. Ботлих если ранивший выходил из дома, за каждый выход с него взыскивается по 2 руб. штрафа32.

Единицей измерения величины раны во многих обществах служило зерно. Так, в 1909 г. Андийский окружной суд определил следующие наказания за ранения: "За девять ран на лице по числу зерен, помещающихся на шрамах, считая по 4 рубля за каждое зерно"33.

Одним из обязательных атрибутов при разрешении конфликтов при ранениях, так же как при убийствах, было миротворческое угощение, что также было кодифицировано в адатах. Так, адат жителей Андийского округа предписывал следующую форму примирения при поранениях: "По выздоровлении раненого родственники поранителя при посредстве почетных людей общества отправляют к раненому одного барана и 3 меры хлеба, и раненого с родственниками его в числе 12 человек приглашают в свой дом для угощения и их общего примирения"34.

Таковы были общие правила соблюдения маслаата по таким острым социальным конфликтам, как убийство, поранения и межобщинные конфликты в горских обществах в исследуемый период, которые в разных обществах могли иметь и имели свою специфику, обусловленную местными ментальными особенностями, социально-экономическими и иными условиями того или иного региона.

Примечания

1. Канлы - кровник, убийца от тюркского слова канн т. е. кровь.

2. КОМАРОВ А. В. Адаты и судопроизводство по ним. ССКГ. Т. I. Тифлис. 1867, с. 34.

3. МАГОМЕДОВ Р. М. К вопросу о семейной общине в Дагестане. Труды 2-й научной сессии Дагестанской базы АН СССР. Махачкала. 1949, с. 93.

4. Там же, с. 121.

5. Хрестоматия по истории права и государства Дагестана XVIII-XIX вв. Ч. I. Махачкала. 1999, с. 51.

6. МАГОМЕДОВ Р. И. Легенды и факты о Дагестане. Махачкала. 1969, с. 210.

7. РУНОВСКИЙ А. Записки о Шамиле. М. 1989, с. 121.

8. Из истории права народов Дагестана. Махачкала. 1968, с. 13.

9. Кары - мера длины, составляющая 3/4 аршина.

10. Тургаки - сельские исполнители полицейских функций.

11. Адаты Даргинских обществ. ССКГ. Т.VII. Тифлис. 1872, с. 15.

12. Там же, с. 17 (Примечание).

13. Тазият - место для выражения соболезнования у мужчин.

14. Памятники обычного права Дагестана XVII-XIX вв. М. 1965, с. 263.

15. САНДРЫГАЙЛО И. Я. Предисловие. Адаты Дагестанской области и Закатальского округа. Тифлис. 1899, с. 19.

16. ГАДЖИЕВА С. Ш. Одежда народов Дагестана. М. 1981, с. 125.

17. ХАШАЕВ Х. М. Общественный строй Дагестана в XIX веке. М. 1961, с. 122.

18. Там же, с. 140.

19. СЕМЕНОВ Н. Туземцы Северо-восточного Кавказа. СПб. 1895, с. 285.

20. МУСАЕВА М. К. Хваршины. XIX - началоХХ века. Махачкала. 1995, с. 156.

21. Памятники обычного права..., с. 169.

22. БУЛАТОВА А. Г. Лакцы. Историко-этнографическое исследование (XIX - начало XX в.). Махачкала. 2000, с. 297.

23. ЛАДЫЖЕНСКИЙ А. М. Очерки социальной эмбриологии. Ростов-Дон. 1929, с. 181.

24. Там же, с. 166.

25. САНДРЫГАЙЛО И. Я. Ук. соч., с. 19.

26. ЛЕОНТОВИЧ Р. И. Адаты Кавказских горцев. Т. I. Одесса. 1882, с. 10.

27. Памятники обычного права..., с. 266, 66.

28. ЛАДЫЖЕНСКИЙ А. М. Ук. соч., с. 163.

29. Там же, с. 154.

30. Адаты Даргинских обществ. ССКГ. Т. VII. Тифлис. 1873, с. 16.

31. Адаты Дагестанской области и Закатальского округа. Тифлис. 1899, с. 453, 471.

32. Из истории права народов Дагестана. Махачкала. 1968, с. 23, 22.

33. РЕЙНКЕ Н. Горские и народные суды Кавказского края. СПб. 1912, с. 45.

34. Из истории права..., 1968, с. 14.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Лосев К.В., Михайлов В.В. Английская политика в Закавказье и в Азербайджане в 1918г.: между большевиками и пантуранистами // Вопросы истории. №4 (1). 2021. С. 239-252.
      Автор: Военкомуезд
      К. В. Лосев, В. В. Михайлов

      Английская политика в Закавказье и в Азербайджане в 1918г.: между большевиками и пантуранистами

      Лосев Константин Викторович — доктор экономических наук, декан гуманитарного факультета Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения; Михайлов Вадим Викторович — доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения (ГУАП).

      Аннотация. Статья посвящена истории Первой мировой войны и революции в Закавказье. Авторы обратились к материалам английского Военного кабинета и заседаний Палаты общин британского парламента, посвященным ситуации в Закавказье, прежде всего в Баку — мировом центре нефтедобычи и стратегически важном портовом городе на берегу Каспийского моря. Изучение материалов английских архивов и публикаций стенограмм заседаний парламента позволяет ответить на ряд вопросов, которые прежде оставались за рамками советской и английской историографии.

      Ключевые слова: Октябрьский переворот в России, Брестский мир, распад Кавказского фронта Первой мировой войны, Британский военный кабинет, Имперский военный совет Великобритании, Палата общин парламента Великобритании, Азербайджанская демократическая республика, Бакинская коммуна, генерал Л. Денстервилль, турецкая интервенция в Закавказье.

      События, происходившие в Закавказье в 1918 г., представляют особый интерес для исторической науки, поскольку в них пересекаются /239/ практически все линии противоречий мировых держав, вызванные Первой мировой войной и русской революцией. Военные и политические перемены, связанные с образованием на обломках царской России самопровозглашенных государств, и политику признания и непризнания этих государств Советской Россией и европейскими державами важно анализировать еще и потому, что они могут рассматриваться во взаимосвязи с недавним распадом СССР и соответствующими геополитическими проблемами. Особенно любопытны в этой связи официальные документы английских военных и политических институтов, определявших в 1918 г. общую политику государства, споры и противоречия влиятельных военных и политиков, их компетентность в вынесении оценок и принятии решений, имевших важное стратегическое значения для страны и влияющих на ситуацию в регионах и мире в целом.

      Отпадение Закавказья от России и политика в отношении признания независимости Азербайджана, крупнейшего мирового центра нефтедобычи, на который жадно смотрели и страны Антанты, и страны Центрального блока, и, несомненно, лидеры Советской России, представляет собой любопытнейший вопрос истории, до сих пор не потерявший актуальности. Поскольку отечественная научная общественность до сих пор слабо знакома с документами английских архивов и публикациями парламентских заседаний Палаты общин и Палаты лордов Великобритании, можно сказать, что этот аспект исследован недостаточно, в основном по опубликованным международным договорам, подоплека заключения которых во многом до сих пор остается за рамками имеющихся исследований проблемы политики Великобритании относительно Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР) и Азербайджанской демократической республики.

      Британский военный кабинет, Имперский военный совет Великобритании и английский парламент в 1917—1918 гг. неоднократно рассматривали события в России и их влияние на военные действия против Османской империи. Первое оптимистичное впечатление от демократизации политической жизни России в результате падения царского режима, которое демонстрировало заседание Имперского военного совета 22 марта 1917 г., быстро рассеялось. Общие выводы, сделанные к лету 1917 г., были неутешительными. Миссия Артура Хендерсона указала на политическую слабость Временного правительства и влияние на военные решения стихийно образованных солдатских советов как на «главную опасность для политического и военного положения России», а также на все более усиливающиеся в обществе требования заключить сепаратный мир [1]. Неспособность России противостоять Турции беспокоила английское командование и политиков, особенно после провала Галлиполийской операции в конце 1915 г. и катастрофической сдачи в плен корпуса генерала Ч. Таунсенда в Кут-эль-Амаре летом 1916 г. [2] «Неудачи английской политики на Востоке продолжило падение проантантовского кабинета в Персии 27 мая 1917 г., который 6 июня заменил кабинет персидских националистов, выступивший с предложением к британскому и российскому Временному правительству вывести из страны свои войска» [3]. Намеченная на лето 1917 г. совместная российско-английская Мосульская операция против турецких сил в Месопотамии провали-/240/-лась [4]. На заседании Иосиного кабинета 10 августа 1917 г., посвяшеи-ного носиной политике в отношении совместных действий с Россией ш турецком направлении, говорилось: «Одними из наиболее разочаровывающих последствий русской рсволюнии стали события на турецком театре. Несмотря на блестящие операции в Месопотамии генерала сэра Стенли Мода, достигшего значительных результатов, неудача русского наступления позволила туркам сдержать нас на границах Сирии и Палестины... Общие выводы комитета, исходя из ситуации в России можно суммировать как следующие:

      a) будет правильным основывать наши планы, исходя из того, что русские не смогут усилить свою военную эффективность в этом году;

      b) нельзя отвергать возможность того, что Россия откажется продолжать войну предстоящей зимой, либо вследствие того, что правительство пойдет на сепаратный мир, либо поскольку солдаты откажутся оставаться в окопах» [5]. Британские военные опасались, что революционные события в России приведут к восстанию мусульман в российской армии на Кавказе, которое может охватить и индийские войска Британии в Месопотамии. Поэтому в октябре 1917 г. генерал Бартер даже просил российское Верховное командование «перевести магометанские части с Кавказского на какой-либо другой фронт» [6].

      Большевистский переворот в Петрограде еще более усугубил негативную для Антанты ситуацию на Кавказском фронте, а публикация Декрета о мире и заявление В. И. Ленина о том, что Советская Россия «не будет признавать договоров, заключенных Россией царской, и опубликует все документы европейской тайной дипломатии» [7], вдохновило турецких политиков и воодушевило турецкое общество на продолжение борьбы с англичанами. Характерно, что начавшаяся летом 1917 г. подготовка к заключению сепаратного мира между Великобританией и Османской империей была прервана военным министром Турции Энвером-пашой в феврале 1918 г. [8] Перемирие, заключенное между командующим Третьей турецкой армией Вехиб-пашой и командиром Кавказской армии генералом М. Пржевальским 5 декабря 1917 г. [9], хотя и не было признано большевистским правительством Советской России, фактически прекращало действия русских вооруженных сил в войне с Турцией. Заключенный большевиками с Центральным блоком Брест-Литовский договор (3 марта 1918 г.) прекращение войны на Кавказском фронте подтвердил и узаконил [10].

      Подписание Брестского мира изменило отношение правительства Великобритании к союзным обязательствам перед Россией, которые были даны царскому правительству. Если 6 февраля 1918 г. в «Кратком отчете о союзных обязательствах Британии перед союзниками» авторы секретного документа признавали российские права на турецкие территории по российско-английским соглашениям о Константинополе (март 1915 г.) и договору Сайкса-Пико (1916 г.), хотя отдельно упоминалось, что российское правительство не ратифицировало решения Парижской экономической конференции 1916 г., что ставило под вопрос участие России в судьбе турецкого государственного долга [11], то уже в начале марта, когда был заключен брестский мир, позиция английских военных и политических лидеров резко изменилась и «все /241/ договоры, заключенные Великобританией с царским правительством, перестали считаться обязательными в отношении правительства большевиков» [12].

      Брестский мир изменил и политическую ситуацию на Кавказе, поскольку возвращение Турции территорий до границ 1914 г. не устраивало народы Армении и Грузни. Созданный в ноябре 1917 г. Закавказский комиссариат, предполагавший, что судьбу Закавказья должно решать Всероссийское учредительное собрание, после разгона последнего большевиками [13] составил в феврале 1918 г. из бывших депутатов Учредительною собрания от трех национальных советов (армянского, грузинского и мусульманского) Закавказский сейм, принявший на себя законодательную власть в регионе до прояснения ситуации в России [14]. Сейм отказался признать Брестский мир, а турецкая интервенция в Закавказье с февраля 1918 г., имевшая целью силой занять территории, отходящие к Турции по условиям Брестского мира, привела к тому, что 22 апреля 1918 г. Закавказье объявило о своем отделении от России и образовании Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР), признавшей, по настоянию Турции, условия Брестского мира [15]. Таким образом, провозглашение независимости не помогло грузинским и армянским политикам сохранить территории [16], более того, Турция ультимативно потребовала от лидеров ЗДФР отвести свои войска за бывшую российско-турецкую границу 1877 г., передав Турции Карс и Батуми [17]. Споры о принятии ультиматума раскололи федерацию [18]. Грузия обратилась к Германии с просьбой взять ее под протекторат, чтобы помешать Турции отторгнуть от нее значительную территорию и важный морской порт, и 27 мая 1918 г. сейм констатировал распад ЗДФР [19]. 28 мая Национальный совет закавказских мусульман объявил об образовании независимой Азербайджанской демократической республики (АДР) [20].

      С первых дней после большевистского переворота и начала распада империи перед британскими политиками встала сложная задача: признавать ли фактическое отторжение Закавказья от России и образование на его территории независимого мусульманского государства или не признавать, поддерживая единство России, как призывали антибольшевистские силы в России, заявлявшие о сохранении союзных отношений с Антантой и непризнании Бреста.

      В меморандуме лорда Р. Сесиля, переданном в Военный кабинет 23 февраля 1918 г., говорилось, что 3 декабря 1917 г., согласно принятому правительством решению, антибольшевистские и проантантовские силы в России получили значительные суммы, однако никаких эффективных результатов это не дало. В результате в конце декабря было принято решение «продолжить неофициальные контакты с большевистским правительством в Петрограде, одновременно делая все возможное для поддержки антибольшевистских движений на Юге и Юго-востоке России и везде, где они еще возникнут». Причем, как писал Сесиль, если по этому поводу возникнут трения с большевиками, следует оставлять их протесты без внимания. Такую позицию Сесиль считал оправданной, и в феврале, например, он полагал, что отторжение Сибири, Кавказа и черноморских портов создаст большевикам «серьезные военные и экономические проблемы» [21]. /242/

      С другой стороны, в те же дни Военный кабинет получил сведения, что на Кавказе активно действуют турецкие агенты. Бюро разведки 27 февраля 1918 г. сообщало, что «тюркистская» пропаганда среди российских мусульман, особенно в Азербайджане, ведется агрессивно, а ее целью является отторжение Закавказья от России и присоединение к Османской империи. Разведка предлагала кабинету обратить внимание на сохраняющее политический вес общероссийское мусульманское движение, лидер которого, осетин Л. Цаликов, продолжает призывать мусульман Поволжья и Кавказа к сохранению «консолидированного Российского государства» [22].

      Таким образом, перед политиками и военными Великобритании на Кавказе ясно вставали образы двух врагов — российских большевиков и турецких «тюркистов» или «пантюрков». После заключения Брестского мира тон британских политиков изменился. Уже 11 марта 1918 г. Военный кабинет рассматривал возможность направления военных сил для оккупации важного черноморского порта Закавказье — Батуми, а также угрозу оккупации турецкими или германскими войсками Баку и возможность и даже необходимость «помощи русским против немцев в Баку» [23]. Еще в январе командование британских сил в Месопотамии наметило сформировать компактные силы, которые предполагалось направить в Северную Персию для предотвращения турецкой оккупации региона. Теперь эта цель была дополнена новой — походом на Баку. Командовать формирующимся отрядом было поручено генералу Л. Денстервиллю, отчего вся экспедиция получила название «Денстерфорс» [24]. 17 февраля 1918 г. Денстервилль прибыл в Энзели, где обнаружил Революционный комитет, объявивший, что Закавказское правительство является его врагом [25].

      В апреле и мае, когда в Закавказье происходили знаменательные события, связанные с самоопределением федерации и отдельных независимых государств, британский Военный кабинет был озабочен «панисламизмом» азербайджанских татар, которые, по сообщению «двух авторитетов, пользующихся доверием» армянской национальности, более фанатичны, нежели даже турки, и собираются «из центра заговора — Баку — организовать масштабные акции против армянского населения Закавказья» [26]. Можно отметить, что в это время в Баку власть находилась в руках большевиков, которых полностью поддерживал Армянский национальный совет как в Баку, так и в Тифлисе, где он составлял фракцию Закавказского сейма, и в конце марта — начале апреля 1918 г. именно армянско-большевистские вооруженные отряды устроили кровавый погром в мусульманских кварталах Баку с десятками тысяч жертв. 25 мая в Военный кабинет был представлен меморандум «О настоящих настроениях в Турции», в котором Департамент разведки утверждал, что турецкие лидеры после заключения Брестского мира полны надежд на расширение территории в Закавказье и уверены в силе Германии противостоять Антанте в Европе и защитить интересы своего союзника. Именно эти ожидания реаннексии территорий, отвоеванных Россией у Османской империи в 1877—78 и 1914—1917 гг., как говорилось в меморандуме, препятствуют попыткам турецкой оппозиции начать переговоры с Антантой [27]. Политическая ситуация в Закавказье английской разведке была /243/ известна до такой степени плохо, что Военный совет в апреле сделал заключение о необходимости налаживания телеграфной связи с Тифлисом и Тебризом в целях получения достоверной и своевременной информации о событиях в Закавказье и Северной Персии [28]. Показательно, что на переданное через Константинополь в столицы европейских держав сообщение о провозглашении Азербайджанским советом независимого государства, как и на переданное через Германию аналогичное грузинское заявление, английское иностранное ведомство не отреагировало.

      Так или иначе, ситуация в Закавказье была столь сложная, а интересы сторон так переплетены, что говорить о единой политике английского правительства в отношении различных закавказских властей не приходится. После распада ЗДФР и объявления о независимости Азербайджана ситуация в регионе еще больше усложнилась. 4 июня 1918г. правительство АДР заключило с Османской империей Договор о дружбе, который по сути поставил АДР в положение подданного Турции образования. Турецкое командование настояло на смене азербайджанского кабинета и роспуске Национального собрания, по условиям договора турецкие военные получили контроль над всеми азербайджанскими железными дорогами и портами [29]. В Гяндже, куда из Тифлиса переехало правительство АДР, начала формироваться Кавказская армия ислама, в которую вошли регулярные турецкие силы в количестве двух дивизий и азербайджанские соединения, формировавшиеся под контролем турецких инструкторов и укомплектованные турецким офицерским составом. Целью операции, ради которой создавалась армия, было отвоевать у большевиков Баку и создать единое Азербайджанское государство.

      6 июня Военный кабинет получил из Генерального штаба документ о возможном экономическом и военном значении Кавказа для стран германской коалиции. В нем указывалось, что кавказские ресурсы как в производстве зерна и мяса, гак и в добыче таких важных стратегических материалов, как грузинский марганец и бакинская нефть, могут заметно усилить экономику противника, а также что контроль над Кавказом «станет очередным шагом в реализации плана германских восточных амбиций. Их Багдадскую схему мы сумели нейтрализовать, но на Кавказе они могут найти альтернативу, а вместе с дунайским регионом владение кавказскими портами обеспечит им контроль над всем Черным морем. Следующим шагом после Кавказа станет выход через Каспий в Среднюю Азию» [30]. Важно отметить, что в самой Британии остро ощущалась нехватка бензина, так что в начале июля был издан специальный билль о нефтепродуктах и создан «Нефтяной фонд», ответственный за пополнение запасов этого стратегического военного сырья [31]. 17 июня было проведено совещание по среднеазиатским проблемам, на котором британские политики и военные приняли решение срочно принять меры к тому, чтобы прервать сообщение по Транс-Кавказской железнодорожной системе (Батум-Александрополь-Джульфа и Тифлис-Гянджа-Баку), находившейся к тому времени под полным контролем Германии и Турции [32].

      Угроза Индии, которая явно прослеживается в выводах и решениях экспертов, несомненно, ускорила решение начать военную операцию по защите Баку от турецкого наступления. Особенность ситуации с предотвращением занятия Баку турками или немцами была в том, что власть /244/ в Баку удерживал Бакинский совет, председатель которого С.Г. Шаумян признал Баку неделимой частью Советской России, следовательно, вести борьбу с врагами по мировой войне англичанам пришлось бы в союзничестве с большевиками. Можно утверждать, что сторонники признания власти большевиков среди английских политиков были. Причем не только среди военных, которых порой не смущали политические противоречия, если просматривалась военная выгода, но и в парламенте. Так, когда 24 июня 1918 г. в Палате общин обсуждался «русский вопрос», любопытное предложение об отношении к большевистскому правительству России высказал полковник Веджвуд, который в обстоятельном докладе сообщил, что президент США В. Вильсон склонен признать большевиков, и это ставит аналогичный вопрос перед британским правительством. «Это жизненно важный вопрос сегодня, поскольку Германия и в особенности Турция распространяют свое влияние через Россию, через Кавказ, через Туркестан до самых границ нашей Индийской империи. Сегодня усиливается их влияние в Персии и восточных провинциях Китая». Веджвуд предложил создать правительственную комиссию, целью которой должны стать мероприятия по улучшению отношений с Россией. Он высказал мнение, что необходимо убедить посланника М. Литвинова в том, что Россия должна обратиться к президенту Вильсону за помощью в борьбе с германской интервенцией, а любую попытку союзной интервенции в Сибири, на Севере или Юге России назвал бесплодной и вредной всему союзному делу. Кавказ в рассуждениях Веджвуда играл главную роль. Он утверждал, что принятие его предложения «особенно важно сегодня, когда англичане вынуждены перебрасывать свои силы с Месопотамского и Палестинского фронтов в Европу, чтобы удержать от германского наступления Западный фронт» [33]. Премьер Д. Ллойд-Джордж не стал комментировать предложение Веджвуда, но высказался по поводу российской проблемы, указав на хаотическую ситуацию с властью в границах бывшей империи [34]. В целом Палата общин оставила «российский вопрос» без каких-либо предложений правительству в отношении Кавказа.

      Военные в это время активно готовились к тому, чтобы не допустить турок и немцев в Баку. Переговоры с большевистскими лидерами Бакинской коммуны было поручено начать командиру английских сил в Персии казачьему атаману Л. Бичерахову, который после развала Кавказского фронта и мира с Турцией перешел на службу к англичанам. История этого «противоестественного» военно-политического союза отечественными исследователями достаточно хорошо изучена, однако что касается ее отражения в документах английских архивов, можно обнаружить, что материалов о решении Военного кабинета об отправке Л. Бичерахова в Баку нет. Оно полностью остается на совести командующего «Денстерфорс» генерала Л. Денстервилля. Денстервилль в своих мемуарах пишет: «Мы пришли к полному соглашению относительно планов наших совместных действий, на которые я возлагал большие надежды и о которых я здесь умолчу. Он (Бичерахов. — В. М.) вызвал большое изумление и ужас среди местных русских, присоединившись к большевикам, но я уверен, что он поступил совершенно правильно: это был единственный путь на Кавказ, а раз он только там утвердился, то и дело будет в шляпе» [35]. Знаменательное «умолчание» английского генерала оставляет историкам большой /245/ простор для фантазии. Примечательно и то, что председатель Бакинского совнаркома С. Г. Шаумян очень настойчиво убеждал большевистское руководство и самого В. И. Ленина н том, что Бичерахов симпатизирует большевизму и готов защищать Баку от турок [36], несмотря на то, что он являлся к этому времени кадровым английским генералом и получал для своего отряда продовольствие, амуницию, боеприпасы и деньги, что было хорошо известно С. Шаумяну [37].

      Л. Бичерахов был назначен командующим всеми войсками, которые смог мобилизовать совнарком для обороны Баку, хотя после прибытия из Астрахани большевистского отряда Г. Петрова последний был прикомандирован к Бичерахову в качестве комиссара. Этому странному военному тандему не удалось остановить турецко-азербайджанские силы Кавказской армии ислама, а 31 июля 1918 г. в Баку произошла смена власти. Бакинский совнарком был вынужден подчиниться решению Бакинского совета, передавшего власть новоизбранному органу, который первым делом принял решение о приглашении англичан для защиты Баку от турок, для чего в Энзели в тот же день была направлена делегация к генералу Л. Денстервиллю.

      Не случись в Баку политического переворота, в результате которого власть Бакинского совнаркома была свергнута и передана довольно странному учреждению, получившему наименование Диктатура «Центрокаспия», лидерами которого были бывшие члены Бакинской городской думы и главы совета моряков Каспийской военной флотилии, никакой английской экспедиции по спасению Баку проведено бы не было. Поэтому можно предположить, что целью Л. Бичерахова была не только военная помощь коммунарам в отражении турецкого наступления, но и подготовка смены власти в Баку.

      Это подтверждается той активной ролью, которую английский консул в Баку Р. Мак-Донелл играл в неудачной попытке свержения большевиков, разоблаченной 12 июня 1918 г. Существование планов Бичерахова и Денстервилля относительно смены власти в Баку могут доказать, скорее всего, лишь секретные документы британского разведывательного ведомства, пока нам недоступные. Секретность экспедиции Денстервилля подтверждает и то, что Военный кабинет практически ни разу не выносил на открытое обсуждение ее планы и цели, да и результаты неудачной операции по спасению Баку от германо-турок открыто не обсуждались. 15 октября 1918 г. на заседании Палаты общин разбирались вопросы присутствия английских войск в России, но когда либеральный депутат Кинг попросил дать «какую-нибудь информацию относительно сил, которые были направлены в Баку», спикер палаты ответил, что этот вопрос находится вне компетенции собрания [38]. Единственное, что позволили узнать депутатам, это то, что «все войска, бывшие в Баку, несмотря на значительные потери, были успешно выведены после героического сопротивления значительно превосходящим силам противника» [39]. Депутат Кинг 23 октября пытался узнать, была ли экспедиция в Баку санкционирована Генеральным штабом и одобрена советом Антанты. Па это депутат Макферсон заявил: «Ответ на первую часть вопроса утвердительный. Верховный совет Антанты определяет только общую политику, поэтому вторая часть вопроса некорректна» [40]. /246/

      Английская общественность была на удивление слабо знакома с событиями в Закавказье летом-осенью 1918 г., когда в Баку сражались силы «Денстерфорс», и даже депутаты парламента часто были вынуждены черпать информацию в прессе или из неподтвержденных источников. Так, 24 октября депутат Дж. Пиль спрашивал, какую позицию, дружественную или нет, занимали перед падением Баку и эвакуацией Денстерфорс местные армянские вооруженные силы. Р. Сесил ответил, что «в общественном мнении существует некоторое недопонимание относительно переговоров, которые вели с противником армянские лидеры в Баку. Правительство Его Величества было информировано, что эти переговоры были предложены генералом Денстервиллем, когда он увидел неизбежность падения города». На вопрос, почему из Баку пришло сообщение о предательстве армян, Сесиль не ответил, пообещав уточнить информацию [41].

      Можно быть уверенным, что если бы в Англии узнали, что Денстервилль сотрудничает с большевистским совнаркомом в Баку, это привело бы к скандалу и в правительстве, и в парламенте, поэтому падение Коммуны и взятие власти Диктатурой «Центрокаспия» в первую очередь было выгодно англичанам. Но в этой истории есть подоплека, на которую намекает тот факт, что Сесиль явно пытается оправдать действия армянских лидеров в Баку. Хорошо известно, что после распада ЗДФР Грузия приняла протекторат Германии, а Азербайджан практически стал политическим придатком Турции. В этих условиях Армения также пыталась найти для себя сильного иностранного защитника. Известно, что в июне армянская делегация была направлена в Вену с просьбой к австро-венгерскому правительству «взять под свою сильную защиту Армению» [42]. Однако в то же время армянские политики испытывали сильную тягу к Англии, среди лидеров Армении находилось немало англофилов. Поэтому не исключено, что и председатель Бакинского совнаркома С. Г. Шаумян, который находился в тесном контакте с лидерами Национального армянского совета в Закавказском сейме, а позже с правительством Армянской республики, вполне мог сочувствовать идее приглашения английских вооруженных сил для защиты Баку от турок. Одно письмо С. Шаумяна В.И. Ленину показывает, что председатель Бакинского совнаркома даже путает свои большевистские вооруженные силы с вооруженными силами дашнакской Армении. 23 мая 1918 г. он пишет: «Наши войска, застигнутые врасплох, не могут остановить наступление и 16-го сдают Александрополь. 17-го турки потребовали обеспечить им свободный пропуск войск в Джульфу, обещав не трогать население... Мы принуждены были согласиться на требования турок» [43]. Однако Карс и Александрополь в эти дни защищали вовсе не красные отряды коммуны, а национальные вооруженные силы дашнакского Армянского совета, входящие в состав армии «предательской» и «контрреволюционной» ЗДФР. С другой стороны, в Баку многие свидетели и участники событий называют войска коммуны просто армянскими.

      Хотя после падения коммуны С. Шаумян и печатал воззвания с проклятиями «дашнакам» и «контрреволюционерам», предавшим советскую власть английским империалистам, указанные выше факты, а также странное поведение совнаркома, добровольно сложившего с себя власт-/247/-ные полномочия 30—31 июля, позволяют предположить неискренность Шаумяна. В воззвании «Турецкие войска под городом», опубликованном в газете «Бакинский рабочий» 20 сентября, Шаумян обвиняет в падении коммуны и дашнаков, и командиров армянских вооруженных отрядов, и армянскую буржуазию, и шведского консула, и наемников английского империализма, проникших во флот, и «спасителя» Бичерахова. В этом же воззвании Шаумян, последовательно выступавший за развязывание гражданской войны, даже ценой жертв из «мусульманской бедноты» и угрозы перерастания гражданской войны в национальную резню, неожиданно заявляет, что Совет Народных Комиссаров «предпочел не открывать гражданской войны, а прибегнуть к парламентскому приему отказа от власти» [44]. Это очень непохоже на прежние его заявления, например в 1908 г.: «Мы отвергаем единичный террор во имя массового революционного террора. Лозунг «Долой всякое насилие!» — это отказ от лучших традиций международной социал-демократии» [45]. Не случайно И. В. Сталин, лучше других советских лидеров разбиравшийся в кавказских делах и непосредственно общавшийся с Шаумяном в дни Бакинской коммуны и ее падения, говорил в интервью газете «Правда»: «Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва... Они бросили власть, сдали ее врагу без боя... Они приняли мученическую смерть, были расстреляны англичанами. И мы щадим их память. Но они заслуживают суровой оценки. Они оказались плохими политиками» [46].

      В свою очередь, английские военные очень критично отозвались о действиях генерала Л. Денстервилля в Азербайджане. Главнокомандующий колониальными южно-африканскими войсками генерал-лейтенант Я. Сматс уже 16 сентября 1918 г., то есть на следующий день после падения Баку, представил в Военный кабинет секретный меморандум «Военное командование на Среднем Востоке», в котором написал: «Я оцениваю военную ситуацию на Среднем Востоке как очень неудовлетворительную... Если противник достигнет Центральной Персии или Афганистана к следующему лету, ситуация станет угрожать индийским границам... С этой точки зрения контроль над железной дорогой Багдад-Хамадан-Энзели и недопущение противника к Каспийскому морю является делом чрезвычайной важности. Баку уже наверняка потерян, но это не означает потерю Каспия... Ошибки наших командующих в этом регионе проистекают либо из некомпетентности, либо из неумения оценить ситуацию. Денстервилля послали в Баку для получения контроля над Каспием, но его усилия были потрачены, в основном, на другие предприятия» [47].

      После вывода английских войск из Баку и падения города под ударами сил Кавказской армии ислама британское правительство и общественность снова обеспокоилась темой «пантуранизма», угрожающего азиатским планам Англии в Закавказье и Средней Азии и, конечно же, алмазу в британской короне — Индии. Летом 1918 г. скорого крушения Турции и ее выхода из войны английские военные и политики не предполагали. Напротив, в августе Военный кабинет рассматривал планы мировой войны на 1919 год, причем некоторые эксперты утверждали, что следует иметь в виду и следующий, 1920 год. На заседании Имперского военного совета 1 августа 1918 г. Ллойд Джордж принял решение о разработке возможности вывода из войны Болгарии и Турции «дипломатическими /248/ мерами» [48]. О том же Я. Сматс говорил на заседании Имперского военного совета 16 августа. Он сказал, что не ожидает ничего хорошего от того, что война продлится в 1919 г., поскольку враг, даже медленно отступая на Западе, сможет сконцентрировать значительные усилия на Востоке, и он боится, что кампания 1919 г. тоже ничего не решит, и это подвергнет позиции Англии на Востоке еще большей опасности. И уж совсем безрадостно Я. Сматс смотрел на перспективы кампании 1920 г.: «Безусловно, Германия потерпит поражение, если война продлится достаточно долго, но не станет ли от этого нам еще хуже? Наша армия будет слабеть, и сами мы можем обнаружить, еще до окончания войны, что оказались в положении второсортной державы, сравнимой с Америкой или Японией». Сматс предлагал «сконцентрироваться на тех театрах, где военные и дипломатические усилия могут быть наиболее эффективны, т.е. против слабейших врагов: Австрии, Болгарии и Турции» [49].

      При этом английские военные и политики рассчитывали на то, что бакинский вопрос расстроит союзные отношения Турции и Германии. Для этого были основания, особенно после заключения 27 августа 1918 г. Германией дополнительного к Брестскому договора с Советской Россией, в котором Германия признавала Баку за Советами в обмен на поставку ей четвертой части бакинской нефти 50. Однако туркам германский МИД также предложил «сладкую пилюлю», пообещав в случае заключения Болгарией сепаратного мира с Антантой восстановить османское господство над этой страной. Об этом в Военный совет 4 октября сообщал политико-разведывательный отдел «Форин-офис» в меморандуме «Германо-турецкие отношения на Кавказе» II Таким образом, рассчитывать на распад германо-турецкого союза англичанам не приходилось, а соглашение немцев с большевиками можно было списать на тактическую дипломатическую уловку.

      Чтобы более компетентно воспрепятствовать протурецкой пропаганде на Востоке, разведывательному ведомству была дана задача подготовить подробное пособие по ознакомлению военных с «туранизмом» и «пантуранизмом», дабы показать все опасности этого движения для английской политики на Востоке. Довольно скоро было отпечатано объемное руководство, в котором были отражены история становления пантуранистской идеологии в Османской империи, обозначены все туранские народы, включая финно-угорские народности, тюркские народы Поволжья, Сибири, Китая, Средней Азии, Кавказа, Крыма [52]. Любопытно, что в число современных, по мнению авторов руководства, туранских народов попали русские летописные мещера и черемисы, а также совершенно былинные тептеры [53].

      Впрочем, новых «антипантуранистских» усилий англичанам прикладывать не пришлось. 30 октября 1918 г. на борту английского линкора «Агамемнон» было заключено перемирие между Османской империей и Великобританией [54], и Турция вышла из Первой мировой войны. Руководство по пантуранизму, напечатанное в ноябре, сразу же оказалось устаревшим. Политика Великобритании на Кавказе теперь имела перед собой другие цели: определиться в своих отношениях с белыми и красными вооруженными силами на Северном Кавказе и с признанием или непризнанием независимости Азербайджана, Грузии и Армении, которые /249/ объявили себя после поражения стран Центрального блока союзниками победившей Антанты. Эти задачи определяли споры и разногласия в Военном кабинете и парламенте Великобритании по «русскому вопросу» на Кавказе в 1919 году.

      Примечания

      1. National (British) Archives. War Cabinet (NA WC). CAB24/4. British Mission to Russia, June and July, 1917. Report by the Rt. Hon. Arthur Henderson, M.R P. 1—15, p. 6,12.
      2. МИХАЙЛОВ В. В. Противостояние России и Британии с Османской империей на Ближнем Востоке в годы Первой мировой войны. СПб. 2005, с. 123, 163.
      3. ЕГО ЖЕ. Русская революция и переговоры английского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа о сепаратном мире с Османской империей в 1917—1918 гг. (по материалам английских архивов). — Клио. 2017, № 4 (124), с. 166—173.
      4. ЕГО ЖЕ. Российско-британское военное сотрудничество на севере Месопотамии в 1916—1917 гг.: планы и их провал. — Военно-исторический журнал. 2017, № 12, с. 68—73.
      5. NA WC. САВ24/4. Report of Cabinet Committee on War Policy. Part II. The New Factors. Russia, p. 107—108.
      6. ИГНАТЬЕВ А. В. Русско-английские отношения накануне Октябрьской революции (февраль-октябрь 1917 г.). М. 1966, с. 371.
      7. МИХАИЛОВ В.В. Развал русского Кавказского фронта и начало турецкой интервенции в Закавказье в конце 1917 — начале 1918 гг. — Клио. 2017, № 2 (122), с. 143—152.
      8. ЕГО ЖЕ. Русская революция и переговоры английского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа о сепаратном мире с Османской империей в 1917—1918 гг. (по материалам английских архивов), с. 171.
      9. ИГНАТЬЕВ А.В. Ук. соч., с. 13.
      10. Документы внешней политики СССР (ДВП СССР). Т. 1. 7 ноября 1917 г. — 31 декабря 1918 г. М. 1959, с. 121.
      11. National (British) Archives. India Office Record (NA IOR). L/PS/18/D228. Synopsis of our Obligations to our Allies and Others. 6 Feb 1918.
      12. МИХАЙЛОВ B.B. 1918 год в Азербайджане: из предыстории британской оккупации Баку. — Клио. 2011, № 1 (52), с. 27.
      13. Декреты советской власти. Т. 1. 25 октября 1917 г. — 16 марта 1918 г. М. 1957, с. 335— 336.
      14. Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии. Тифлис. 1919, с. 6—7.
      15. Там же, с. 221.
      16. МИХАЙЛОВ В.В. Османская интервенция первой половины 1918 года и отделение Закавказья от России. В кн.: 1918 год в судьбах России и мира: развертывание широкомасштабной Гражданской войны и международной интервенции. Сборник материалов научной конференции. — Тематический сборник международной конференции 28— 29 октября 2008 г. Архангельск. 2008, с. 186.
      17. Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии, с. 310.
      18. Протоколы заседаний мусульманских фракций Закавказского сейма и Азербайджанского национального совета. 1918 г. Баку. 2006, с. 78—93.
      19. Документы и материалы по внешней политике..., с. 336—338.
      20. МИХАЙЛОВ В. В. Особенности политической и национальной ситуации в Закавказье после октября 1917 года и позиция мусульманских фракций закавказских правительств (предыстория создания первой независимой Азербайджанской Республики). — Клио. 2009, № 3 (46), с. 62—63.
      21. NA WC. САВ24/43/3725. Memorandum on Russia, by Lord R. Cecil. 18/E/128.
      22. NA WC. САВ24/43/ 3755. Turkey and other Moslem Countries. Weekly report by Department of Information. I8/OC/I6. /250/
      23. NA WC. CAB24/44/3882. British Intervention to Prevent Surrender of Batoum under Russo-GermanPeace Terms. 20/H/l.
      24. МИХАЙЛОВ В. В. Российские и британские вооруженные соединения в сражениях против турок при обороне Баку в 1918 г. — Клио. 2006, № 1 (32), с. 197—198.
      25. NA WC. САВ24/43/3721. Caucasus Situation. Telegram 52925 from D.M.I. to Caucasus Military Agent. 20/H/l.
      26. NA WC. CAB24/48/4251. Political Situation in the Caucasus and Siberia as affected by German penetration, with some practical Suggestions. Memo (10.4.1918. Russia/005) by Political Intelligence Department, F.O. 18/E/155.
      27. NA WC. CAB24/53/4701. Turkey. Memo by Political Intelligence Department “The Present State of mind in Turkey”. 18/0J/1.
      28. NA WC. CAB24/48/4251. Political Situation in the Caucasus and Siberia as affected by German penetration, with some practical Suggestions. Memo (10.4.1918. Ruissia/005) by Political Intelligence Department, F.O. 18/E/155.
      29. МИХАЙЛОВ В.В. К вопросу о политической ситуации в Закавказье на заключительном этапе Первой мировой войны. — Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 2. Исторические науки. 2006. Вып. 4, с. 132.
      30. NA WC. САВ24/54/4883. Caucasus and its value to Germany. Note by General Staff. 18/E/98.
      31. NA WC. CAB24/56/5049. Draft of a Bill for obtaining Petroleum in the United Kingdom. 29/D/6.
      32. NA WC. CAB24/55/4940. Decision of conference on Middle Eastern Affairs held 17.6.18. at 10, Downing Street. 18/J/38.
      33. Parliamentary Debates. Fifth series. Volume 104. Eighth Session of the Thirtieth Parliament of the United Kingdom of Great Britain & Ireland. 8 George V. House of Commons. Fifth Volume of Session 1918. Comprising Period from Monday, 17th June, to Thursday, 4th July, 1918. London: H.M. Stationery Office. Published by His Majesty’s Stationery Office. 1918, col. 1—1984, col. 754—757.
      34. Ibid., col. 782.
      35. ДЕНСТЕРВИЛЛЬ Л. Британский империализм в Баку и Персии. 1917—1918). Воспоминания. Тифлис. 1925, с. 164.
      36. ШАУМЯН С.Г. Избранные произведения в 2-х тт. Т. 2. М. 1978, с. 323—324.
      37. Там же, с. 343.
      38. Parliamentary Debates. Fifth series. Volume 110. Eighth Session of the Thirtieth Parliament of the United Kingdom of Great Britain & Ireland. 9 George V. House of Commons. Eighth Volume of Session 1918. Comprising Period from Tuesday, 15th October, to Thursday, 21st November, 1918. London: H.M. Stationery Office. Published by His Majesty’s Stationery Office. 1918, col. 1—3475, col. 13.
      39. Ibid., col. 279.
      40. Ibid., col. 765.
      41. Ibid., col. 889.
      42. «Мы обращаемся с покорной просьбой соизволить принять под свою мощную защиту нуждающуюся в этом Армению». Послание уполномоченного Армянской Республики А. Оганджаняна министру иностранных дел Австро-Венгрии И.Б. фон Райежу. 1918 г. (подг. текста, предисловие и примечания В.В. Михайлова). — Исторический архив. 2018, №5, с. 182—188.
      43. ШАУМЯН С. Г. Ук. соч., с. 279.
      44. Там же, с. 402—407.
      45. Там же, с. 259.
      46. ПУЧЕНКОВ А. С. Национальная политика генерала Деникина (весна 1918 — весна 1920 г.). М. 2016, с. 153.
      47. NAWC. САВ24/63/5700/. Military Command in the Middle East. Memo by Lt.-Gen Smuts. 16 September, 1918.18/J/38.
      48. National (British) Archives. Imperial War Cabinet (NA IWC). CAB 23/44a. Committee of Prime Minister. Notes of Meetings. June 21 — Aug. 16. Minutes of a Meeting held at 10 Downing Street, S.W. on Thursday, August 1,1918 at 11 a.m.
      49. NAIWC. CAB23/145. Minutes of Meetings Aug. 13 — Dec. 311918. Minutes of a Meeting at 10, Downing St. on Wednesday, 14th August. 1918. /251/
      50. Документы внешней политики СССР (ДВП СССР). Т. 1, с. 444.
      51. NAWC. САВ24/66/5908. Turco-German Relations over the Caucasus. Memorandum by Political Intelligence Department (4.10.1918. Turkey /006).18/OJ/14.
      52. NA IOR. L/MIL/17/16/25. A Manual on the Turanians and Pan-Turanianism. Nov. 1918. P. 1—258+maps.
      53. Ibid., p. 193—194.
      54. Международная политика в договорах, нотах и декларациях. Часть II. От империалистической войны до снятия блокады с Советской России. М. 1926, с. 188—190.

      Вопросы истории. №4 (1). 2021. С. 239-252.
    • Корецкий В. И. Земский собор 1575 г. и частичное возрождение опричнины
      Автор: Saygo
      Корецкий В. И. Земский собор 1575 г. и частичное возрождение опричнины // Вопросы истории. - 1967. - № 5. - С. 32-50.
      В последние годы внимание советских историков вновь привлечено к земским соборам XVI века1. Изучаются причины их созыва, обстановка, в которой они действовали, вопросы, обсуждавшиеся на них, состав участников. Поставлены важные проблемы о принципиальной общности и существенных особенностях социальной природы земских соборов в России и сословно-представительных учреждений Западной Европы, о созыве земских соборов в России XVI в. в связи с классовой и внутриклассовой борьбой, о "совещаниях соборной формы" и др. Делаются попытки уточнить, сколько было соборов в XVI в. и когда они созывались. Акад. М. Н. Тихомиров, указав на факт созыва земского собора 1580 г., справедливо предположил, что могли быть и другие, неизвестные до сих пор историкам земские соборы XVI в., заполняющие "громадный промежуток времени" между 1566 и 1580 годами2. Предположение М. Н. Тихомирова вскоре получило подтверждение в известии о земском соборе 1575 года3. Изучение этого земского собора представляет большой интерес в связи с "поставлением" Симеона Бекбулатовича "великим князем всея Русии". При оценке такого необычного шага Ивана Грозного мнения историков разделились.
      П. А. Садиков объяснял "политический маскарад" 1575 - 1576 гг. той обстановкой "бескоролевья", которая сложилась тогда в Польско-Литовском государстве. Чтобы обеспечить себе избрание на польский трон, Иван Грозный и поставил Симеона "великим князем всеа Русии", а сам назвался просто "князем Московским"4. Однако это предположение противоречит поведению Ивана IV во время переговоров с польско-литовской стороной, когда одним из главных требований Грозного было признание за ним полного царского титула5. И в дипломатических документах, адресованных другим государствам, например, Дании, Швеции, Турции, везде в 1575 - 1576 гг. фигурировал полный царский титул Ивана Грозного6. В повседневной дипломатической практике "поставление" Симеона Бекбулатовича замалчивалось, а самого "великого князя" иностранным послам даже не показывали. В свете этих данных предположение П. А. Садикова не может быть принято.
      Автор разделяет точку зрения тех исследователей7, которые видят причины "поставления" Симеона Бекбулатовича в особенностях внутренней политики Ивана Грозного. Однако нам хотелось бы показать, что лучшему пониманию как причин загадочного царского поступка, так и последовавших затем мероприятий Ивана IV может служить изучение обстоятельств созыва земского собора в Москве осенью 1575 года. В выяснении взаимосвязи этих двух событий, их классовой направленности, характера и объема произведенного в 1575 - 1576 гг. нового разделения государства, напоминавшего во многом опричнину 1565 - 1572 гг., и состоит цель настоящей статьи.
      ***
      В 70-х годах XVI в. Россия переживала тяжелое хозяйственное разорение. Первые ощутимые признаки его проявились уже в 60-х годах, а спустя десятилетие это разорение приняло угрожающие размеры8. Источники позволяют увидеть главную причину хозяйственного упадка страны в резком возрастании государственных налогов в связи с Ливонской войной, опричными перетасовками и правежами Грозного.
      Правительство, сталкиваясь с надвинувшимся на страну хозяйственным разорением, пыталось как-то этому противодействовать. В 1572 - 1573 гг. был организован даже специальный приказ во главе с князем Д. А. Друцким и дьяком Киреем Гориным по продаже в Московском уезде запустевших поместий в вотчины. В этом же приказе выдавались льготные грамоты на запустевшие вотчины в ряде центральных уездов9. Из дошедших до нас немногих льготных грамот можно заключить, что выдавались они по преимуществу представителям дворянских верхов, связанных с опричниной.
      Правительство более широко пыталось поставить продажу "порозжих" поместных земель. По указу 1572 - 1573 гг., "порозжие" поместные земли должны были продаваться в Московском уезде не только служилым и приказным людям, но и "мочным гостям"10. Основная цель этого указа состояла в преодолении "пустоты", катастрофически развившейся именно на поместных землях и усугубленной в Московском уезде набегом крымского хана Девлет-Гирея в 1571 году.
      Названный приказ просуществовал недолго, до 1577 года. Последние два года его возглавлял уже не Д. А. Друцкий, казненный Грозным, а князь И. Гагарин. Все заключенные сделки записывались в "продажный список", который до нас, к сожалению, не дошел. О социальном составе покупателей можно судить по нескольким сохранившимся купчим и упоминаниям о покупках в писцовых книгах Московского уезда. В числе покупателей - князь И. М. Глинский, боярин И. В. Годунов, дьяки Андрей и Василий Щелкаловы, Сапун Аврамов, Шемет Иванов, Рохманин Русинов и лица менее значительные, но близкие ко "двору" Ивана Грозного и его дворцовому хозяйству, - государевы конюхи, псари и т. п.11. Таким образом, продажа запустевших поместий под Москвой имела, помимо экономической, еще и политическую цель - иметь близ столицы надежных служилых людей, лично преданных царю.
      Однако правительственные меры по борьбе с запустением успеха не имели. Напротив, продолжая взимать налоги "с пуста" с оставшихся крестьян, правительство способствовало еще большему упадку поместий и вотчин. Столкнувшись с острой нехваткой денежных средств, прежде всего для ведения Ливонской войны, Иван Грозный обратил внимание на церковные богатства. Разгромив во время опричнины крупных светских феодалов при помощи духовных12, Иван Грозный в начале 70-х годов меняет свою политику в отношении церкви. Указом от 9 октября 1572 г. были запрещены земельные вклады в крупные монастыри во всем государстве и установлено правило обязательного "доклада" правительственным органам в случае вклада в мелкие монастыри13. Испытывая острую нужду в деньгах для продолжения войны, государственная власть рассчитывала получить их из монастырских сокровищниц.
      Однако церковники отнюдь не склонны были добровольно делиться своими богатствами с государством. Вспыхнула ожесточенная борьба, в ходе которой Иван Грозный применил излюбленные приемы подавления политических противников - опалы и казни. Ряд высших церковных иерархов был обвинен в различных предосудительных для их сана поступках, на них были заведены судебные дела. По свидетельству англичанина Джерома Горсея, находившегося в это время в России, Иван IV предложил также монастырям доставить "вернейший и точный инвентарь всех сокровищ и годового дохода", получаемого каждым монастырем от всех своих владений14. Это сообщение Горсея получает косвенное подтверждение в Троицкой вкладной книге 1673 г., где сохранились ссылки на "ризные книги" монастырской казны "83-го года", то есть 1574 - 1575 годов15. Взятие на учет монастырских ценностей, составление инвентарей, отпись "на государя" части монастырских земель - все это порождало среди монастырской братии глухое недовольство.
      В такой напряженной обстановке осенью 1575 г. в Москве собрался земский собор. Созванный на восемнадцатом году Ливонской войны, этот собор стал известен историкам совсем недавно. Сведение о нем было обнаружено в разрядных книгах пространной редакции, где приводилась запись от 30 сентября 1575 г. о том, что "велел государь боярам и воеводам князю Ивану Юрьевичю Булгакову-Голицыну и иным воеводам и большим дворянам з берегу и из украйных городов быта к Москве по списку для собору"16.
      Некоторое представление о том, кого же из наиболее крупных военачальников вызвал Иван IV в Москву "з берегу" для участия в земском соборе, дает сопоставление весенних и осенних разрядных назначений 1575 года. В столицу направился И. Ю. Булгаков-Голицын и, надо полагать, также И. В. Шереметев, В. Ю. Голицын, П. И. Татев, принимавшие участие в земском соборе 1566 года. Некоторые участники земского собора 1566 г., например, В. И. Телятевский, А. Палецкий, Р. В. Охлябинин, были оставлены Иваном IV для несения береговой службы и на земском соборе не присутствовали. Таким образом, самый факт участия на предыдущем земском соборе еще не влек за собой участия на следующем - эти дворяне могли быть посланы и на другую "государеву службу".
      Бояре, воеводы и "большие" дворяне из войска, сконцентрированного на южных границах, и из пограничных городов отправлялись в Москву на собор "по государеву указу", "по списку", что не позволяет преувеличивать значение выборности, избирательной борьбы и т. п. в деятельности русских земских соборов XVI века. Поскольку на их проезд в Москву требовалось некоторое время, начало заседаний земского собора надо отнести к первой половине октября 1575 года.
      Наряду с думными чинами и представителями дворянства, прибывшими из войска и южных городов для участия в работе земского собора, были вызваны и высшие церковые иерархи, члены "освященного собора". 30 декабря 1575 г. старец Гурий Ступишин подал в Иосифо-Волоколамский монастырь "память разходную, как жил на Москве с ыгуменом в соборе", на общую сумму в 100 руб. 22 алт. 4 ден.17. С сентября 1575 г. в Москве находились епископы и архиепископы из различных районов России, на содержание которых по монастырям собирались деньги. В приходо-расходной книге Иосифо-Волоколамского монастыря за 1575/76 г. сохранилась запись о посылке "к Москве с Ыевом с Русиным 10 алтын на колачи, давати владыком на корм"18. Для чего они были вызваны в столицу, мы узнаем из "Летописца новгородским церквам божиим" (так называемая 3-я Новгородская летопись), где рассказано о поездке новгородского архиепископа Леонида в Москву ("и приеха к Москве на собор") и о его казни "повелением" Ивана Грозного "у Пречистой на площади", то есть на площади перед кремлевским Успенским собором19.
      Это ценное известие С. Б. Веселовский отнес к "7081" (1572/73 г.)20. Однако обращение к актовому материалу и к "Краткому летописцу новгородских владык" позволяет датировать события значительно точнее. Леонид не мог быть казнен в 1573 г., ибо последняя из выданных им жалованных грамот своему дворецкому князю Л. П. Солнцеву на поместье в Городищенском погосте датирована 14 августа 1575 года21. В "Кратком летописце" имеется указание на то, что Леонид, поставленный новгородским архиепископом 6 декабря 1571 г., был на владычестве "четыре года без полуторамесяца", что ведет нас к октябрю 1575 года. Между тем в тексте летописца сказано, что Леонид умер в Москве 20 октября, без указания года22. Итак, казнь новгородского архиепископа Леонида последовала 20 октября 1575 г. в связи с его приездом на земский собор.
      В 20-х числах октября того же года одновременно с Леонидом на площади перед кремлевским Успенским собором, в котором в XVI в. обычно происходили заседания земских соборов, был казнен ряд бояр, дворян, видных приказных деятелей и высших церковных иерархов. Свидетельства об этих казнях содержатся в Пискаревском и Соловецком летописцах23. Здесь говорится о казни боярина князя А. П. Куракина, окольничих П. В. Юрьева, И. А. Бутурлина, Н. В. Борисова, дьяка С. Ф. Мишурина, новгородского архиепископа Леонида, архимандрита Чудова монастыря и протопопа кремлевского Архангельского собора. Кроме того, добавляют летописцы, были казнены и "многие другие". Даниил Принц, прибывший в Москву осенью 1575 г. с посольством от Габсбургов, говорит о 40 казненных дворянах и называет официальную версию расправы над ними - заговор на жизнь царя24. Об "изменах" и "неповиновении" подданных говорил в ноябре 1575 г. сам Иван IV английскому послу Даниилу Сильвестру25. Поэтому упомянутые в синодиках Ивана Грозного и исчезнувшие около 1575 г. из разрядных книг, актов и других документов такие лица, как окольничий князь Б. Д. Тулупов, князь Д. А. Друцкий, Н. Г. Яхонтов, А. М. Старого, дьяки Дружина Володимеров, Осип Ильин и другие, с большой долей вероятности могут быть также отнесены к числу казненных Иваном Грозным осенью 1575 года26. Через месяц казни возобновились. Известно, что 27 ноября 1575 г. был казнен Дмитрий Андреевич Бутурлин. Новые опалы и казни обрушились, очевидно, и на других27.
      В свете приведенных материалов о земском соборе 1575 г. и массовых казнях в Москве особый интерес приобретает сообщение Джерома Горсея. Он рассказывает о соборных совещаниях в России, в том числе о "великом со всех провинций собрании в Консистории св. духа" (то есть в Успенском соборе) и об острой борьбе на них между царем, высшим духовенством и частью светских феодалов28. Можно предположить, что Горсей подразумевает деятельность именно земского собора 1575 г., ибо в исторических источниках начала 80-х годов XVI в. нет сведений о сочетании таких событий, как земский собор, "заговор" против царя и массовые казни видных дворян и церковных феодалов.
      Суммируя данные русских источников, дополненных известиями иностранцев (Д. Принца, Д. Сильвестра и Джерома Горсея), можно сделать вывод, что земский собор был созван осенью 1575 года. Соборные заседания продолжались с некоторыми перерывами с октября по декабрь включительно. На соборе произошло какое-то крупное выступление против Грозного со стороны дворянства и высшего духовенства, еще более внушительное, чем в 1566 г., когда часть земского дворянства выступила против опричнины29. Это выступление было расценено Иваном IV как "заговор", "мятеж", а участники "заговора" понесли суровое наказание.
      Причина выступления высших духовных иерархов, материальные интересы которых были задеты Грозным, понятна. Но чем было вызвано выступление служилых людей? Чтобы ответить на этот вопрос, надо пристальнее посмотреть на состав казненных. В основном это были бывшие видные опричные деятели (П. В. Юрьев, И. А. Бутурлин, И. В. Борисов, Б. Д. Тулупов, Д. А. Друцкий, С. Ф. Мишурин, А. М. Старого, Дружина Володимеров, Осип Ильин)30. Только Гедиминович, князь А. П. Куракин и Н. В. Яхонтов (из тверского боярского рода Левашовых) не входили в опричнину и принадлежали к числу тех княжеских и боярских родов, которые были высланы "на житье" в Казань Иваном Грозным еще при учреждении опричнины в 1565 году. К ним следует присоединить и Н. Я. Пыжова (из старинного московского рода Хвостовых), также подвергшегося опричной высылке31. Если поведение А. П. Куракина, Н. В. Яхонтова и Н. Я. Пыжова можно объяснить их опальным положением, то этого нельзя сказать о видных опричниках, близких к Грозному и занимавших в 70-х годах важные военные и административные должности. Так, во главе приказа по продаже "порозжих" поместий стоял Д. А. Друцкий, Разбойным приказом ведал Дружина Володимеров, Ямским - С. Ф. Мишурин, Дворцовым - Осип Ильин. Они наиболее ясно могли представить себе внутреннее положение страны и всю тяжесть надвинувшегося на нее хозяйственного разорения. Скорее всего их толкнули на выступление те же соображения, которые заставили на соборе 1580 г. дворянских представителей "всей землей" просить Грозного "о мире, заявляя, что больше того с их сел не возьмешь, против сильного господаря (Стефана Батория. - В. К.) трудно воевать, когда из-за опустошения их вотчин не имеешь на чем и с чем"32. Не прошли мимо них и первые тревожные симптомы недовольства служилой массы затянувшейся войной, сказавшиеся зимой 1574/75 г. и осенью 1575 года33.
      Правительство Ивана IV вследствие финансовых затруднений не всегда выплачивало в срок денежное жалованье служилым людям". В 1574 - 1575 гг. не получили жалованье путивльские и рыльские дети боярские. Эти деньги были им выданы лишь в марте 1576 г. после подачи челобитья.
      То, о чем заговорила в 1580 г. "вся земля", то есть рядовая служилая масса, предсказывали за пять лет до того наиболее дальновидные представители дворянства, выступившие на земском соборе 1575 г. против пагубной политики правительства Ивана Грозного. В этом отношении они как бы продолжили ту линию предостережений, которую начал на земском соборе 1566 г. дьяк И. М. Висковатый. Грозный не внял тревожному сигналу. Казня воевод, руководителей и дьяков важнейших приказов, хорошо знавших жизнь страны и настроения рядовой служилой массы, Грозный подрывал самые основы своей политики. Осенью 1575 г., казнив недовольных, он прибег к необычной мере, озадачившей современников едва ли не больше, чем его таинственный отъезд из Москвы в Александрову слободу в декабре 1564 г. и последующее учреждение опричнины. По словам летописца, царь "производил", передал титул "великого князя всеа Русии" незадолго перед тем крещенному татарскому царевичу Симеону Бекбулатовичу, а сам "назвался "Иван Московский", и челобитные писали так же. А ездил просто, что бояре, а зимою возница в оглоблех. А бояр себе взял немного, а то все у Симеона. А как приедет к великому князю Симеону, и сядет далеко, как и бояря, и Симеон князь велики сядет в царском месте"34. Летописец сообщает, что Грозный даже торжественно короновал ("царским венцом венчал") Симеона Бекбулатовича в Успенском соборе.
      Откуда же Иван IV почерпнул мысль о "вокняжении" Симеона Бекбулатовича, а еще раньше о введении опричнины и разделении Русского государства на две части - опричную и земскую? В этих действиях царя историки справедливо усматривали нечто загадочное и непонятное. В. О. Ключевский видел в "поставлении" Симеона Бекбулатовича грандиозный политический маскарад, но полагал, что "здесь не все - политический маскарад". С. Ф. Платонову смысл этой, по его выражению, "игры или причуды" Грозного вообще представлялся неясным35. В исторической литературе высказывалось предположение, что мысль об учреждении опричнины была подана Ивану IV Марией Темрюковной и ее черкесским окружением36. Русский летописец, напротив, склонен приписывать введение опричнины "совету" "злых людей" В. М. Юрьева и А. Д. Басманова37. Можно указать на известную аналогию между "поставлением" Симеона и позднейшими действиями персидского шаха Аббаса I, который, получив от астрологов предсказание об "уничтожении и казни высокопоставленной особы из причисляемых к солнцу", снял с себя на несколько дней царскую власть и сделал падишахом ремесленника-еретика Юсуфа, которого затем свел с престола и казнил38. По свидетельству "Пискаревского летописца", некоторые современники пытались объяснять поразивший их случай с "поставлением" Симеона тем, что волхвы нагадали подозрительному и суеверному Грозному "перемену": "московскому царю смерть"39. Но если тут говорить о заимствовании, то только Аббаса I у Ивана Грозного. Нетрудно заметить, что эти попытки как-то осмыслить загадочные действия Ивана IV в 1564 - 1565 и 1575 гг. носят весьма приблизительный характер; главное в них то, что они ведут нас в сторону Востока.
      Иван IV любил обосновывать свои поступки ссылками на священное писание и житийную литературу. Можно предположить, что в церковных книгах царь мог найти примеры, оказывавшие влияние по крайней мере на формы претворения в жизнь тех или иных своих политических начинаний. Заметим, кстати, что архаичность этих форм уже неоднократно отмечалась исследователями. Поиски в этом направлении привели нас к "Житию Варлаама и Иоасафа". Это житие представляет собой обработку, приписываемую Иоанну Дамаскину, восточной легенды из жизни Будды40.
      Здесь мы встречаемся с поразительно сходными ситуациями. Царевич Иоасаф, наследовавший после смерти своего отца Авенира царский престол, тяготится властью, хочет отказаться от нее и отправиться в пустыню к своему духовному наставнику Варлааму. Он собирает царский совет ("созва вся старейшины воиньская, препоясанныя, и от градских людей") и объявляет о своем желании поставить во главе государства одного из вельмож - Варахию, мотивируя это тем, что ему "время отити, иде же сам (бог. - В. К.) наставит мя". Не встречая сочувствия своим планам, Иоасаф тайно покидает столицу и, несмотря на протесты подданных и самого кандидата, назначает Варахию царем41.
      Приводится в житии и случай с разделением царства на две части: "И раздели убо вся сущая под областию его страны на двое. Постави же сына царем, всякою царьскою просвети славою, и во отлученное ему царство посла, и (с) светльми оруженосники. Князем же и владыкам; воем же и воеводам повеле всякому хотящему ити с сьшом царевым и град некий многочеловечен отлучи ему в царство и вся дарова ему, еже подобает царем"42.
      Достаточно привести эти места из "Жития Варлаама и Иоасафа", чтобы убедиться, насколько близки к ним в своей основе действия Грозного и во время учреждения опричнины (внезапный отъезд царя в Александрову слободу, разделение государства на две части - опричную и земскую) и особенно при "поставлении" Симеона Бекбулатовича "великим князем всеа Русии".
      Но был ли Грозный при всей своей начитанности знаком с "Житием Варлаама и Иоасафа"? На этот вопрос надо ответить утвердительно. В послании Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь, написанном всего за два года до необычного "вокняжения" Симеона, на это житие есть прямая ссылка43. Житие это использовано и в духовном завещании Грозного 1572 г. и его первом послании к А. М. Курбскому в 1564 г. накануне учреждения опричнины. Есть основания полагать, что рассматриваемое сочинение входило в круг чтения еще юного Ивана IV, определенного Макарием или Сильвестром. Однако у Грозного кроткая восточная легенда приобрела вопреки намерениям его юношеских наставников устрашающие, жестокие черты.
      Знаменитое челобитье Грозного и его сыновей "великому князю всеа Русии" Симеону Бекбулатовичу от 30 октября 1575 г. является, по сути дела, программой будущей реформы, представляющей собой не что иное, как возрождение опричнины. Ни характер, ни объем, ни последовательность мероприятий Ивана Грозного в 1575 - 1576 гг. сколько-нибудь полно еще не выяснены. Причина этому - крайняя скудость источников. О деятельности Ивана IV как "князя Московского" дошло до нас всего четыре грамоты, а "великого князя всеа Русии" Симеона около 50 актов, связанных в основном с Новгородом. Однако этих материалов все же недостаточно, чтобы исчерпывающе судить о внутренней политике в те дни, когда Симеон находился на "великом княжении", а Иван IV - на "уделе". Поэтому на основе новых архивных источников попытаемся выделить и хотя бы кратко охарактеризовать ее основные аспекты.
      Самая ранняя грамота Грозного, направленная "от государя князя Ивана Васильевича московского и псковского, и ростовского" на Двину о сборе податей, отделена от его челобитья Симеону Бекбулатовичу всего 19 днями44. Здесь мы встречаемся с наиболее полным наименованием удельного титула Ивана IV, что дает возможность представить себе контуры "удела" в момент его образования. Итак, в "государев удел" в ноябре 1576 г. входили Двина, Псков и Ростов. Весьма вероятно, что в "удел" сразу же были взяты дворцовые волости, например, Аргуновская, Сурярская и др.45. Что касается собственно "московского удела" Ивана IV - Старицы, Дмитрова, Ржевы и Зубцова46, то еще требуется установить время перехода этих мест в "удел". Возможно, что какие-то из них быстро стали "удельными" территориями, что и дало основание Грозному называть себя "князем Московским". Это относится в равной мере к Порхову и Шелонской пятине, зафиксированным в "уделе" более поздними источниками, а также и к землям, прилегающим к Двине, - Пошехонскому, Каргопольскому, Вологодскому уездам и др., о которых известно, что они весной 1577 г. входили во "двор"47.
      Уже зимой 1576 г. Грозный обосновывается в Старице, которая становится второй Александровой слободой. Большой интерес в этом плане представляет изложение в грамоте Симеона Бекбулатовича в Обонежскую пятину указа Ивана IV о высылке детей боярских из Зубцова и Ржевы и испомещения их на землях тех "бояр и дворян, и детей боярских", которых "взял князь Иван Васильевич Московский к себе в удел"48. Следовательно, превращение Старицы в резиденцию Ивана IV повлекло за собой взятие в "удел" близлежащих Зубцова и Ржевы. Указ был дан в феврале - начале марта 1576 г., ибо сохранилась ввозная грамота от 11 марта И. О. и К. О. Безобразовым, испомещенным в Ржевском уезде "против их алексинского поместья"49. Многочисленные случаи высылки помещиков в "государев удел" наблюдаются в Обонежской пятине. В апреле - июне 1576 г. здесь происходила массовая раздача поместий, оставленных теми, кого Иван IV решил взять к себе в "удел"50. В "боярском списке" 1577 г. под особыми рубриками значатся высланные из Зубцова, Старицы и Пскова51. 1 марта 1576 г. из Старицы от имени "государя князя Ивана Васильевича Московского" была послана грамота в Дмитровский уезд, в которой извещалось об отделении поместья Г. М. Елчанинову "к старому его дмитровскому поместью в придачю". Первое упоминание о Дмитровском уезде в составе "удела" относится к 14 февраля 1576 г., когда из казны Иосифо-Волоколамского монастыря было выплачено туровскому приказчику Тонкому Гаврилову "2 алтына з деньгою" в возмещение тех денег, что "давал он в Старице о грамоте о Бужаровской в Дмитров"52. Отсюда можно заключить, что Дмитров уже зимой 1576 г. управлялся из Старицы. По-видимому, Дмитров был взят в "удел" при его учреждении осенью 1575 г. или вскоре после этого.
      К маю 1575 г. документы зафиксировали вхождение в "удел" Порховского уезда53. Однако Шелонская пятина вошла в него не вся. Сохранившаяся от 20 мая 1576 г. грамота "государя князя Ивана Васильевича Московского" в Порхов и отрывок писцовой книги касаются лишь западных погостов Шелонской пятины54, в восточных же действовала в это время администрация Симеона. Так, 7 мая 1576 г. сын боярский Семен Куликов "по государеву, великого князя Симеона Бекбулатовича всеа Русии слову и по грамоте великого князя дьяка Ильи Осеева" отделил в Шелонской пятине в Зарусской половине в Ильменском погосте поместье И. М. Назимову55. 9 июля тот же Куликов опрашивал крестьян Березского погоста Залесской половины Шелонской пятины, стремясь узнать, что "Филип Головачев ко государю в удел взят ли, а то их поместье не отдано ли кому и не владеет ли хто?". Обыскные люди отвечали ему, что "Филипа, господине, государь (Иван IV. - В. К) взял в удел"56. И действительно, в отрывке писцовой книги погостов Шелонской пятины, взятых в "удел", находим в Ручеевском погосте поместье Филиппа Головачева57.
      Упоминание среди "дворовых" городов весной 1577 г. Каргополя, Вологды и Пошехонья наряду с бывшими "удельными" Дмитровым и Ростовом говорит как бы в пользу того, что и они входили в "удел" "Ивана Московского". Если сопоставить эти данные с грамотой Ивана IV на Двину от 19 ноября 1576 г., то получим довольно крупный массив северных уездов, которые, входя ранее в опричнину, затем в "удел" и позднее во "двор", составляли для опричных экспериментов Ивана Грозного более или менее прочную финансовую базу.
      Из этих земель в опричнину в разное время входили только Старица, Ржева, Пошехонье, Вологда, Двина, тогда как Псков и Порхов с другими землями Шелонской пятины, оказавшимися в "уделе", никогда в опричнину не включались, а принадлежность к опричнине Ростова и Дмитрова, на наш взгляд, более чем проблематична58. Поскольку с момента казни Владимира Андреевича, последнего старицкого удельного князя, прошло не более семи лет, "поимание" в "удел" его бывших владений, так же как и владений других удельных князей, вполне объяснимо стремлением Грозного до конца выкорчевать удельно-княжеский сепаратизм. Среди казненных осенью 1575 г. были лица, в прошлом так или иначе связанные со старицкими князьями и выступавшие в пользу кандидатуры Владимира Андреевича во время дворцовых событий 1553 года. Ростов и Дмитров представляли собой уезды, где имелось землевладение "княжат", которым были нанесены сильные удары во время опричнины. Теперь Иван Грозный добивал своих политических противников.
      В 1575 - 1576 гг. Иван IV продолжал то, на чем остановился в момент отмены опричнины в 1572 году. Одной из последних, по данным В. Б. Кобрина, в опричные годы была взята в "государеву светлость" Старица; сейчас она берется в "государев удел" одной из первых. Новгородские - Обонежская и Бежецкая пятины были взяты в опричнину накануне ее отмены59; теперь очередь дошла до Порховского уезда Шелонской пятины и Пскова.
      Дальше на запад в смысле опричных переборов двигаться уже было некуда. Взятие в "удел" Пскова с прилегавшими другими землями Шелонской пятины диктовалось в основном военными соображениями: на 1577 г. намечался грандиозный поход в Ливонию. Иван IV хотел иметь в своем непосредственном тылу земли, населенные преданными ему людьми, составляющие как бы защитную прослойку от Новгорода, хотя и разгромленного опричниками в 1570 г., но все еще, как казалось Грозному, достаточно опасного. По-видимому, "удельные" военно-стратегические опорные пункты располагались по всей русско-литовской границе. В числе "дворцовых городов" в росписи ливонского похода. 1577 г. показаны Себеж, Красный, Опочка и "старо-опричные" - Белев, Козельск, Перемышль и Лихвин60.
      Итак, "удел" 1575 - 1576 гг. не был простым повторением опричнины. Его территория во многом не совпадала с опричной. Однако опричные порядки в 1575 - 1576 гг. распространялись на новые районы Русского государства, свидетельствуя об исключительном упорстве Грозного в его попытках проводить опричную политику в новых условиях. Крупную роль при этом играли и военно-стратегические планы. Остальная территория страны находилась в повседневном управлении Симеона Бекбулатовича, конечно, и здесь важные вопросы решались самим Иваном IV61.
      С. М. Каштанов обратил внимание на необычность, формуляра жалованных грамот Ивана IV 1575 - 1576 гг. в Казань на земли Троице-Сергиева монастыря62. Все они даны от имени Ивана IV как царя и великого князя всея Руси. Возможно, что объяснение этому следует искать не в особом статусе Казанской земли (чтобы утверждать это, надо иметь в руках правительственные акты светским землевладельцам), а в особенностях политики Грозного в отношении влиятельного Троице-Сергиева монастыря. Эта политика обусловливается в данном случае тем обстоятельством, что из Казани вышел такой крупный "заговорщик", как князь П. А. Куракин, конфискованные поместные земли которого, согласно этим грамотам, передавались в Троицу63. Мы располагаем грамотами "великого князя всеа Русии" Симеона Бекбулатовича, посвященными отделу и переделу поместий, оформлению владельческих прав на них, сбору податей и т. п. и адресованными в Кострому, Ярославль, Шую, Владимир, Белоозеро, Муром, Мценск, Новгородские пятины64. Несомненно, это лишь небольшая часть той обширной документации, которая исходила от Симеона в 1575 - 1576 годах. В архиве Посольского приказа в первой четверти XVII в. хранилось еще: "Столп помесной наугороцкой 84-го (1575/1576) году. Ветх добре и истлел и роспался. Многово места чести нельзя, что згнило. Столпик 7084 (1575 - 1576 гг.), а в нем наказы приказным людем по городом при великом князе Симеоне Бекбулатовиче всеа Русии. Ветх добре и роспался и истлел. Столпик невелик, ветх добре, помесной Кашинской 84-го (1575/1576) году. Началу и исподу нет"65.
      Эти бумаги, истлевавшие на глазах у приказных XVII в., представляют собой, видимо, остатки, свидетельствующие о кратковременной деятельности "великого князя всеа Русии" Симеона Бекбулатовича" Те грамоты, которые сохранились, выданы им начиная от февраля 1576 г. по сентябрь включительно. Наибольший интерес для датировки пребывания на "великом княжении" Симеона вызывает его сентябрьская грамота в Вотцкую пятину, но день ее выдачи оказался, к сожалению, утраченным из-за ветхости документа66. Однако известное нам последнее упоминание о деятельности Симеона как "великого князя всеа Русии" датировано 13 сентября 1576 г. и содержится в царской грамоте Ивана IV от 30 марта 1577 г. в Обонежскую пятину, где имеется следующая отсылка: "В нынешным восемьдесят пятом году сентября в трие на десят день песал к нам князь великий Симеон Бекбулатович"67. Итак, Симеон Бекбулатович еще в середине сентября 1576 г. находился на "великом княжении", пробыв на нем одиннадцать месяцев.
      В исторической литературе время "великого княжения" Симеона Бекбулатовича определялось по-разному. С. М. Соловьев отводил ему чуть ли не два года, П. А. Садиков - значительно меньше - "с половины 1575 г. по август 1576 г.", С. М. Каштанов - с октября 1575 г. по август 1576 года68. Теперь можно утверждать, что Симеон находился на "великом княжении" с октября 1575 г. до середины по крайней мере сентября 1576 года. Кратковременность "княжения" Симеона Бекбулатовича отмечает и "Соловецкий летописец", где сказано, что Симеон "был на княженье год не полон"69.
      Мы проследили, как шло формирование территории "удела" Ивана IV, теперь предстоит рассмотреть, каким образом происходило комплектование его служилыми людьми.
      В своем челобитье Симеону Бекбулатовичу Иван Грозный в уничижительной форме просил, чтобы он "ослободил бы еси пожаловал изо всяких людишек выбирать и приимать; а которые нам ненадобны, и нам бы тех пожаловал еси, государь, освободил прочь отсылати". "И как, государь, - писал Грозный, - переберем людишка, и мы ко тебе, государю, имяны их списки принесем и от того времени без твоего государева ведома ни одного человека не возьмем"70.
      Как и во времена опричнины, в основу комплектования "удела" служилыми людьми был положен "двор" Ивана Грозного. В одном из дел Поместного приказа 1585 г. находим ценные указания на высылку дворовых в 1576 г. из Обонежской пятины в "удел". "А в прошлом в 84-м году дети боярские Обонежской пятины, которые были у государя во дворе, выведены в Порхов. А поместья их по государеве грамоте и по разметному списку велено роздати детям боярским, которых государь велел вывести изо Ржовы и Зубцова"71. Соответственно с этим указом Ивана IV из Обонежской пятины был выведен дворовый Ефим Воронов, обозначенный в списке "двора" Ивана Грозного от 20 марта 1573 г, как получающий государево жалованье в 25 рублей72. В 1576 г. в Обонежской пятине встречаются и многие другие покинутые поместья дворовых, которых Иван Грозный перевел в свой "удел": Григория и Игнатия Колычевых, Самсона Андреева сына Волосатого, Алексея Быкова, дьяка Богдана Иванова, Якова Федорова и Степана Андреева Култашева, Никиту и Казарина Култашевых, Ивана и Облезу Вороновых, Архипа и Матвея Юрьевых Скобельциных, Казарина и Ждана Скобельциных, Алексея Константинова сына Быкова. Все эти лица упомянуты в списке "дворовых" 1573 года73. Важно отметить, что дворовые, владевшие поместьями в Обонежской пятине и переведенные в "удел", - в прошлом опричники, так как Обонежская пятина вместе с Бежецкой, по свидетельству "Новгородской летописи", в 1571 г. была взята в опричнину74. Подтверждения этого летописного известия имеются в приказном делопроизводстве 80-х годов XVI в., сохранившем исключительно ценные данные о событиях более ранних опричных лет. Оказывается, в 1571 г. Иван Грозный лично "смотрел князей и детей боярских Обонежской пятины и верстал их государьским жалованием в 79-м году"75. Верстальный список отобранных царем в опричнину был прислан к новгородскому наместнику князю П. Д. Пронскому и дьяку Семену Мишурину, видным опричным деятелям, за приписыо дьяка Посника Суворова, которого теперь есть все основания тоже считать опричным дьяком. Посник Суворов в списке опричного двора Ивана Грозного, составленном В. Б. Кобриным, отсутствует, но он значится в списке "двора" 1573 г. с окладом в 150 рублей76.
      Судя по сохранившимся выдержкам из опричного верстального списка 1571 г., в Обонежской пятине были тогда испомещены как дворовые, так и опричники, не входившие во "двор". Позднее, в 1576 г., Иван Грозный выводит в "удел" только дворовых, а бывших опричников-недворовых оставляет в старых поместьях. Такая участь постигла бывших опричников Богдана Дмитриева сына Мартьянова и Искача Степанова сына Скрипицына77. "Дворовые" переводились в "удел" не только из Обонежской пятины, но и из других уездов. Г. М. Ельчанинов, испомещенный 1 марта 1576 г. в "удельном" Дмитровском уезде, был дворовым, Иван и Кузьма Осиповичи Безобразовы, получившие ввозную грамоту на поместье в Ржевском уезде, являлись дворовыми, наконец, порховский наместник В. М. Безобразов, проводивший описание погостов Шелонской пятины, отошедших в "удел", - тоже дворовый78.
      Иван Грозный выбирал служилых людей в свой "удел" в 1575 - 1576 гг. в основном из "двора", неизменно составлявшего ядро его ближайшего опричного окружения. Но, как свидетельствуют источники, Иван IV воспользовался новым перебором также для очередной чистки своего "двора" от неугодных элементов. Так, дворовый Ишук Иванов сын Бастанов был выведен из Ржева, вошедшего в "удел", и испомещен в земской Обонежской пятине; из Ржевского уезда, в прошлом опричного, весной 1576 г. выслан ряд дворовых79.
      Обнаружение в списке "двора" Ивана Грозного 1573 г. опричников, испомещенных в 1571 г. в Обонежской пятине и служивших во "дворе" целыми семьями - отцы, братья, племянники, дяди (Вороновых записано там 9 человек, Култашевых - 32, Скобельциных - 33), серьезно повышает степень научной обоснованности вывода Д. Н. Альшица, оспаривавшегося О. А. Яковлевой80, о том, что этот список является списком опричников. В. Б. Кобрин, реконструируя состав опричного двора Ивана Грозного, не использовал список 1573 г., полагая, что он мог быть как опричным, так и "сводкой двух списков - опричного и земского"81. По-видимому, по той же причине не уделил должного внимания списку 1573 г. и А. А. Зимин, хотя этот список дает возможность полнее осветить ближайшее опричное окружение Грозного накануне отмены опричнины. Трудно представить, чтобы царь вскоре после официальной отмены опричнины в 1572 г. пошел на сколько-нибудь существенное разбавление своего опричного "двора" земскими элементами. И в дальнейшем, как это видно из "удельных" испомещений 1575 - 1576 гг., за немногими исключениями состав "двора" оставался неизменным.
      Итак, в вихре опричных и "удельных" переборов, высылок, перемещений присутствует некая постоянная величина, служащая Ивану IV надежной опорой. Это его ближайшее опричное окружение, "государев двор".
      Взятые в "государев удел" служилые люди попадали в особое положение. На смену аристократической привилегированности "по породе" шла опричная, по степени близости к государю. Особенно сильно она сказывалась в наделении землей и крестьянами. Г. М. Ельчанинов, получив в Дмитровском уезде к своему поместью "в придачю" 119 четвертей, попал, безусловно, в лучшее положение, чем высланный оттуда помещик. Всего отчетливее, однако, эта сторона выступает в описании отошедших в "удел" погостов Шелонской пятины, составленном зимой 1575/76 года82. Книга зафиксировала тот момент, когда большая часть помещиков уже покинула свои поместья, на месте находились лишь те, кого Иван IV решил оставить в своем "уделе", и, может быть, к этому времени только начали появляться первые переселенцы из других уездов. В Шелонской пятине в 1576 г. три четверти земли пустовало и лишь четверть обрабатывалась. Те немногие оазисы, которые сохранились среди общего запустения, принадлежали либо помещикам, оставленным в "уделе", либо подлежали приписке к "государевым" дворцовым селам. Например, любимцам Грозного - В. Г. Зюзину, Богдану и Афанасию Бельским, которым в списке 1573 г. помечены значительные денежные оклады в 400, 250 и 40 руб., - принадлежало в Шелонской пятине 237 крестьянских, бобыльских и людских дворов. "Дворовые" Косицкие (5 человек) владели 84 дворами, князь М. Егупов - 23, Ю. Костров - 20. Не обделил себя и Грозный: к "государевой десятинной пашне" дворцового села Фролова в Карачунском и Болчинском погостах было приписано 565 крестьянских и бобыльских дворов83.
      Такому "цветущему" состоянию земель приближенных Грозного способствовала щедрая раздача льгот. А, В. Вельский, обладатель хорошо налаженного хозяйства, в котором насчитывалось 122 крестьянских, бобыльских и людских двора, тем не менее получил в июле 1575 г. льготу до 14 июля 1578 года. Были даны льготы и "дворовому" Пауку Косицкому с 26 декабря 1574 г. по 26 декабря 1580 года84. С 1 сентября 1575 г. пользовалась льготой княгиня Аксинья Телятевская, вдова одного из видных опричных деятелей князя А. П. Телятевского, на свою запустевшую вотчину в Дмитровском уезде, вскоре отошедшем в "удел"85. Подобная раздача льгот в конце 1574 и особенно летом 1575г. наталкивает на мысль, что Грозный заранее замышлял о выделении "государева удела".
      На земли к помещикам, находившимся под особым покровительством государя, тянулись крестьяне. Так, при описании поместья князя Ю. Кострова писцы отметили четырех новоприходцев: "жильцы пришли сее осени (то есть осенью 1575 г. - В. К.), земля не пахана"86. Взятым в "удел" феодалам предоставлялись лучшие, наиболее населенные земли, предусматривались щедрые льготы, при выдаче которых Грозный руководствовался принципом фаворитизма. Иван IV стремился обеспечить землей и крестьянами свое ближайшее окружение - опричную гвардию и гвардию в гвардии - "государев двор".
      Возрожденная в 1575 - 1576 гг. опричнина, как и опричнина 1565 - 1572 гг., знаменовала новый шаг на пути закрепощения крестьян. Интерес к юридическому оформлению крепостнических отношений проглядывает в вопросе Ивана Грозного "великому князю всеа Русии" Симеону Бекбулатовичу о том, "как нам своих мелких людишек держати: по наших ли диячишков запискам и по жалованьишку нашему, или велишь на них полные имати?"87. В случае положительного ответа, а именно такой ответ и предполагался, операции по похолоплению для дворян, взятых в "удел", существенно облегчались, поскольку им не надо было обращаться в московский Ямской приказ, где выдавались "полные" грамоты.
      Выезжая в "удел", дворяне вывозили с собой и своих "людишек", "людей" (холопов), среди которых, конечно, могли быть и насильственно похолопленные крестьяне. Но, как правило, во второй половине XVI в. крестьяне и холопы различались не только в жалованных грамотах, но и в писцовых книгах и других документах. Крестьяне оставались в покинутых поместьях, становясь легкой добычей для соседних помещиков. Именно на опричные годы и приходится начало той беспримерной вакханалии насильственных вывозов крестьян помещиками, борьбе с которой правительство царя Федора вынуждено было уделить столько сил в 80 - 90-х годах XVI века. Со своей стороны, крестьяне использовали создавшееся положение для осуществления незаконных выходов. Так, из поместья в Обонежской пятине дьяка Андрея Клобукова, взятого в "удел", пять крестьян в 1576 г. были незаконно вывезены помещиком Иваном Змеевым "туто же в Петровской погост", три крестьянина - Федором Богдановым сыном Змеева, три крестьянина - Шестым Змеевым, а про других крестьян обыскные люди заявили, что они "из того поместья вышли в иные погосты". "А про засев и про рожь сказывати было некому, сколько в которой деревни ржи сеяно, потому что все деревни пусты"88. Не лучшую картину представляло собой в июле 1576 г. и поместье Богдана Боскакова в Вотцкой пятине, из которого всех крестьян "вывез за себя Федор Ребров о Петрове дни"89.
      Запустение поместий от чрезмерных налогов и от насильств "сильных людей" приводило к оскудению рядовых помещиков, в их среде наблюдались попытки избежать военной службы. Правительство Ивана Грозного, сталкиваясь со случаями неявки помещиков на военную службу, изыскивало в 1575 - 1576 гг. средства, чтобы пресечь эти нежелательные явления. По крайней мере с начала 1576 г. действовал "государев указ", призванный повысить дисциплину и боеспособность дворянского войска, но вместе с тем чувствительно затрагивавший интересы служилой массы. Согласно этому указу, все поместные земли служилого человека должны были находиться лишь в том уезде, где он значился в служилом списке. Помещик Федор Ахшимов был выслан из Мценского уезда и лишен там поместья на том основании, что "он служит из Новосили, и верстан де он в Новосиль"90. Аналогичные мероприятия проводились и в "уделе". Тем самым уничтожалась разбросанность владений, столь характерная для служилого землевладения в XVI в., но одновременно закрывались и возможности для помещиков как-то манкировать своими обязанностями и выводить с собой в поход меньшее число воинов, чем это предусматривалось Уложением о службе 1556 г., или даже вовсе не являться на "государеву службу", укрываясь в своих отдаленных поместьях.
      С изданием этого указа правительству было проще налагать санкции: уменьшать у "нетчика" земельные владения или привлекать его самого к ответу. Эти суровые меры призваны были способствовать подготовке ливонского похода, задуманного Грозным на 1577 год. Его генеральной репетицией явился весенний калужский поход 1576 г. "князя Ивана Васильевича Московского" и "великого князя всеа Русии" Симеона Бекбулатовича против крымского хана. Этот поход должен был обеспечить русский тыл.
      Финансовая сторона проводившейся в 1575 - 1576 гг. реформы наиболее отчетливо выступает из указной грамоты Ивана IV на Двину от 19 ноября 1575 г., в которой сообщалось, что "весь Двинский уезд - станы и волости и всякие денежные свои доходы пометили есмя к себе в удел"91. Совершенно не считаясь с возможностью запустения, Грозный предписывал собрать с двинян столько же налогов, сколько и в предыдущем, 1574 году. Сюда посылался для сбора налогов сын боярский Суторма Хренов. Полномочия этого "государева посланника" ничем не отличались от опричных праветчиков на Двине и в Новгородской области в конце 60-х - начале 70-х годов XVI века. Неплательщиков предполагалось "бить на правеже нещадно от утра и до вечера", виновных в неправильной раскладке налогов - казнить смертью.
      Финансовые вопросы занимали и земское правительство Симеона Бекбулатовича, которое пыталось, однако, их решать не столь прямолинейно, как Грозный. При переселениях подчас возникали случаи, когда с тех или иных поместий нельзя было взять налоги: старые помещики уже уехали, а новые еще не появились. Тогда местные органы власти все налоги раскладывали на оставшихся. Очевидно, в таком положении очутился в 1576 г. шуйский помещик Василий Каблуков, который бил челом "великому князю всеа Русии" Симеону Бекбулатовичу, жалуясь на шуйского городового приказчика, бравшего подати не только с его поместья, но и за приписные к нему земли, отчего "его поместье пустеет"92. Специальной указной грамотой Симеон запретил подобную практику.
      Целям предельной концентрации финансовых средств, необходимых для осуществления задуманной военной кампании 1577 г., служила и политика правительства Ивана Грозного в отношении церкви. С поставлением Симеона Бекбулатовича "великим князем всеа Русии" потеряли прежнее значение жалованные грамоты монастырям, а права выдавать новые Симеон от Грозного не получил93. Их выдазал за большие деньги крупнейшим монастырям - Иосифо-Волоколамскому, Кирилло-Белозерскому, Троице-Сергиевому - непосредственно Грозный то как царь (если монастырские владения находились в "земщине"), то от имени "князя Ивана Васильевича Московского" (если таковые были расположены в "уделе")94. Англичанин протестант Джильс Флетчер, которому все это было особенно по душе, исчисляет (по-видимому, сильно преувеличивая) отнятые таким путем Грозным у епископий и монастырей суммы в каждом случае в 40 - 50, а то и в 100 тыс. рублей. Другой ревностный протестант, Джером Горсей, склонен расценивать эти действия Ивана IV как следование примеру английского короля, осуществившего секуляризацию церковных владений в Англии95. Конечно, подобное утверждение - явное преувеличение, свидетельствующее о непонимании Горсеем истинной природы взаимоотношений государственной власти и церкви в России XVI века. В данном случае мы имеем дело лишь с единовременными изъятиями Иваном Грозным крупных денежных сумм из монастырских хранилищ на Ливонскую войну.
      Ведя наступление на монастыри, он стремился опереться не только на служилое дворянство, но и на волостных крестьян "государева удела". В 1575 - 1576 гг. по грамотам, выданным из Александровой слободы, крестьянами Аргуновской волости, вошедшей в состав опричной территории, ставятся "для бережения государева леса" деревни, которые позднее, в 1578 - 1579 гг., пытался вернуть себе Троице-Сергиев монастырь. Хотя эти деревни были поставлены крестьянами на монастырской земле, решение о передаче их в монастырь последовало уже после смерти Грозного, в середине 1580-х годов96.
      Правительство Ивана IV не прочь было заручиться поддержкой дворцовых крестьян и в своей борьбе с крупными боярскими вотчинниками. Осенью 1575 г., как явствует из разрядных книг, была послана из Москвы в рязанские дворцовые села специальная комиссия в составе Ф. А. Пушкина и князя М. А. Щербатого. Поводом для ее посылки послужило челобитье рязанских дворцовых крестьян Ивану IV "на Федора Шереметева да на ево людей и (на) крестьян ево и на детей боярских". В чем заключалось дело, к сожалению, узнать из краткой разрядной записи не удается. Но жалобе крестьян было уделено самое пристальное внимание, и их представители были вызваны в Москву97.
      Стремление Грозного использовать в 1575 - 1576 гг. противоречия между дворцовыми крестьянами, соседними монастырями и крупными светскими вотчинниками также ведет нас к опричнине, с ее политикой раскола и противопоставления друг другу различных классов, социальных прослоек и групп в целях их взаимного ослабления.
      Однако, как и прежде, такая политика приводила в ряде случаев к нежелательным для правительства последствиям. В 70-х годах XVI в. активизировались крестьянские выступления против монастырей. В 1574 г. крестьяне Ростовской волости сожгли Важский Клоновский монастырь, а в 1577 - 1578 гг. произошли серьезные волнения в Антониево-Сийском монастыре98. Обострение классовой борьбы, массовые побеги и неуплата податей, конечно, не входили в планы Ивана Грозного, но эти процессы, развивавшиеся с неумолимой силой, были ему неподвластны.
      ***
      Подведем некоторые итоги. Ожесточенная внутриклассовая борьба 60 - 70-х годов XVI в. не миновала и земские соборы, ставшие ее ареной. Это учреждение пытались использовать как Грозный и группировавшиеся вокруг него слои господствующего класса, так и оппозиционные элементы. Установление факта выступления феодальной оппозиции на земском соборе 1575 г., созванном в разгар Ливонской войны и призванном обсудить внутренние и внешнеполитические вопросы ее успешного продолжения, имеет большое значение. Важность этого вывода становится особенно очевидной при сопоставлении собора 1575 г. с другими земскими соборами 60-х годов XVI в. - предопричным собором или совещанием соборного типа 1564 - 1565 гг. и опричным 1566 г., на которых также часть их участников выступила против планов Грозного99. Отличительной особенностью выступления оппозиции на соборе 1575 г. является расширение социального состава представителей господствующего класса, недовольных политикой правительства Ивана IV, и большая острота столкновения. К удельно-княжеской аристократии и высшему духовенству на этот раз присоединились и бывшие видные опричники - руководители важных приказов, писцы, обеспокоенные затянувшейся войной и надвинувшимся на страну хозяйственным разорением. Показательно, что даже специально подобранные члены земского собора 1575 г. (они вызывались в Москву "по государеву указу", "по списку") отказались согласиться с планами царя.
      Иван Грозный жестоко расправился с недовольными. Произведя в 20-х числах октября 1575 г. массовые казни участников земского собора, Иван IV в конце октября поставил на "великое княжение" Симеона Бекбулатовича, разделил страну на "удел" и "земщину" и приступил к новым опричным "переборам" служилых людей. Важное место при этом придавалось всемерной концентрации денежных и военных средств для задуманного Грозным на 1577 г. похода в Ливонию с целью достижения окончательной победы в затянувшейся войне. Как удалось установить, литературным источником для Грозного как при учреждении опричнины в 1565 г., так и при "поставлении" Симеона Бекбулатовича "великим князем всеа Русии" в 1575 г. явилось "Житие Варлаама и Иоасафа".
      В основу "переборов" 1575 - 1576 гг. было положено ближайшее опричное окружение Грозного, "государев двор". Крепостническое существо этой перетасовки служилых людей заключалось в том, что взятые в "удел" феодалы попадали в привилегированное положение, лучше обеспечивались землей и крестьянами, получали щедрые льготы. Произошло возрождение опричной политики в формах, во многом характерных для 1565 - 1572 годов. Однако в это время речь уже шла не столько о сокрушении княжеско-боярской оппозиции, сколько о наступлении на привилегии духовных феодалов с целью облегчения положения поместного дворянства и отведения его недовольства в сторону монастырей.
      В то же время, нанеся в 1575 г. удар по части своего бывшего опричного окружения, занимавшей руководящее положение в управлении и вступившей с ним в конфликт по ряду важных вопросов, Грозный, подрывал самые основы своей политики. В 1575 - 1576 гг. произошло не только частичное возрождение опричнины, но и ее дальнейшее вырождение. Раскол государства на две части, отрицательно сказавшийся уже в 1565 - 1572 гг., был усугублен "доставлением" Симеона Бекбулатовича "великим князем всеа Русии". Ущербность новой опричнины сказалась и в том, что хотя ее порядки и были распространены на.новые районы Русского государства, но размеры "удела" 1575 - 1576 гг. уступали опричной территории 1565 - 1572 гг., а сроки существования были значительно короче (одиннадцать месяцев вместо почти семи лет). Выведя свою власть за рамки сословных учреждений - земского собора, боярской думы, "освященного собора" - и добившись тем самым большей степени относительной независимости самодержавной власти от государствующего класса феодалов, который она представляла, Грозный придал ей черты восточного деспотизма. Внешне это нашло наиболее яркое выражение в постановке во главе страны, пусть на короткий срок, крещеного татарского царевича, внутренне - в полном пренебрежении в политических планах экономической реальностью. Такое резкое усиление самодержавной власти, достигнутое искусственным насильственным путем, когда пережитки феодальной раздробленности искоренялись феодальными же средствами, привело к перенапряжению сил страны, к страшному хозяйственному разорению, к росту крепостничества и обострению классовых противоречий, вылившихся в начале XVII в. в грандиозную крестьянскую войну.
      Примечания
      1. М. Н. Тихомиров. Сословно-представительные учреждения (земские соборы) в России XVI в. "Вопросы истории", 1958, N 5; L. Tcherepnine. Le role des semski Sobory en Russie lors de la guerre des Paysans an debut du XVI 1-е siecle. Отдельный оттиск из "Etudes presenties, a la Comission Internationale pour L'histoire des Assamblees d'etats". T. XXIII, 1960; его же. Земские соборы и утверждение абсолютизма в России. "Абсолютизм в России (XVII-XVIII вв.)". Сборник статей. М. 1964; С. О. Шмидт. Соборы середины XVI века. "История СССР", 1960, N 4; А. А. Зимин. Земский собор 1566 г. "Исторические записки". Т. 71. 1962.
      2. М. Н. Тихомиров. Указ. соч., стр. 17.
      3. В. И. Корецкий. Земский собор 1575 г. и поставление Симеона Бекбулатовича "великим князем всеа Русии". "Исторический архив", 1959, N 2.
      4. П. А. Садиков. Очерки по истории опричнины. М. - Л. 1950, стр. 43 - 44.
      5. Л. Дербов. К вопросу о кандидатуре Ивана IV на польский престол (1572 - 1576): "Ученые записки" Саратовского государственного университета. Т. XXXIX. Вып. исторический. 1954, стр. 210, и др.
      6. ЦГАДА, ф. Крымские дела, кн. 14, лл. 276 - 278; "Сборник Русского исторического общества" (Сборник РИО). СПБ. 1910, стр. 343. 347, 349 - 350; "Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными". СПБ. 1851, стб. 481, и др.
      7. С. М. Соловьев. История России с древнейших времен. Кн. III. М. 1960. стр. 565; С. М. Середонин. Сочинение Джильса Флетчера "Of the Russe Common Wealth" как исторический источник. СПБ. 1891, стр. 76 - 81; Я. С. Лурье. Вопросы внешней и внутренней политики в посланиях Ивана IV. "Послания Ивана Грозного". М. - Л. 1951, стр. 481 - 484; С. М. Каштанов. О внутренней политике Ивана Грозного в период "великого княжения" Симеона Бекбулатовича. "Труды" Московского государственного историко-архивного института. Т. 16. 1961, стр. 427 - 462.
      8. В. Ф. Загорский. История землевладения Шелонской пятины в конце XV и XVI веков. ЖМЮ, 1909, N 10, стр. 194; "Чтения общества истории и древностей российских (ОИДР) за 1887 г.". Кн. II. М. 1883, стр. 13; Е. Д. Сташевский. Опыты изучения писцовых книг Московского государства XVI в. Киев. 1907, стр. 26 - 27, 101; Н. А. Рожков. Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в. М. 1899. стр. 311.
      9. М. А. Дьяконов. Акты тяглого населения. Вып. 2. Юрьев. 1897, NN 21, 24.
      10. "Памятники русского права" (далее ПРП). Вып. 5. М. 1959, стр. 461 - 462.
      11. ЦГАДА, ф. Поместный приказ, Суздаль, стб. 27693, ч. III, лл. 32, 161; Государственная библиотека имени В. И. Ленина (ГБЛ). Троицкое, кн. 536, N 148; Г. Н. Шмелев. Из истории московского Успенского собора. М. 1908, стр. 161 -162. "Писцовые книги Московского государства XVI в.". Ч. I. Отд. I. Изд. Калачева. СПБ. 1872, стр. 209 - 213, 258, и др.
      12. См. М. Н. Тихомиров. Россия в XVI столетии. М. 1962, стр. 59.
      13. ПРП. Вып. 4. М. 1956, стр. 532.
      14. Дж. Горсей. Записки о Московии XVI века. СПБ. 1909, стр. 36.
      15. Московское отделение архива Академии наук СССР, ф. 620, N 18 (Троицкая вкладная книга 1673 г. - копия С. Б. Веселовского), лл. 26 об., 28, 51 об., и др.
      16. В. И. Корецкий. Указ. соч., стр. 153.
      17. Ленинградское отделение Института истории (ЛОИИ). Собрание рукописных книг, N 1208, лл. 89 об. - 90. Осенью 1575 г. в Москву выехал, очевидно, также для участия в соборе игумен Антониево-Сийского монастыря Тихон, взявший с собой из монастырской казны 40 белок (ЛОИИ. Собрание Антониево-Сийского монастыря. Оп. 2, N 1, лл. 22 об. - 23 об., 24).
      18. Там же. Собрание рукописных книг, N 1208, л. 71 об.
      19. "Новгородские летописи". СПБ. 1879, стр. 345.
      20. С. Б. Веселовский. Исследования по истории опричнины. М. 1963, стр. 407.
      21. Б. Д. Греков. Описание актовых книг, хранящихся в архиве Археографической комиссии. Птгр. 1916, стр. 105.
      22. "Новгородские летописи", стр. 148.
      23. "Материалы по истории СССР". Вып. II. М. 1955, стр. 81; М. Н. Тихомиров. Малоизвестные летописные памятники. "Исторические записки". Т. 7. 1951, стр. 219.
      24. "Чтения ОИДР". Кн. 3. М. 1876, стр. 29.
      25. Ю. Толстой. Первые сорок лет сношений между Россиею и Англиею. 1553 - 1593. СПБ. 1875, стр. 182.
      26. Р. Г. Скрынников особо выделяет в синодике опальных Ивана Грозного казни 1575 г., но он не связывает эти казни с происходившим осенью 1575 г. в Москве земским собором (Р. Г. Скрынников. Синодик опальных Ивана Грозного как исторический источник. "Вопросы истории СССР XVI-XVIII вв.". "Ученые записки" Ленинградского государственного педагогического института имени А. И. Герцена. Т. 278. 1965, стр. 60 - 63, приложение II, стр. 85).
      27. С. Б. Веселовский. Указ. соч., стр. 364.
      28. Дж. Горсей. Указ. соч., стр. 36, 38.
      29. О выступлении земского дворянства против опричнины в 1566 г. см. А. А. Зимин. Опричнина Ивана Грозного. М. 1964, стр. 203 - 208.
      30. В. Б. Кобрин. Состав опричного двора Ивана Грозного. "Археографический ежегодник за 1959 г.". М. 1960, стр. 16 - 91; А. А. Зимин. Указ. соч., стр. 110, 364 - 365 и др.
      31. Р. Г. Скрынников. Опричная земельная реформа Грозного 1565 г. "Исторические записки". Т. 70. 1961, стр. 233, 249; С. Б. Веселовский. Указ. соч., стр. 464 - 465.
      32. М. Н. Тихомиров. Сословно-представительные учреждения (земские соборы) в России XVI века, стр. 16.
      33. Зимой 1575 г. многие новгородские помещики уклонились от участия в походе в Ливонию, за что понесли суровые наказания. В грамоте от 20 сентября 1575 г. о посылке детей боярских южных городов "на сторожи" и "на берег", в Серпухов к боярину и воеводе князю И. Ю. Булгакову-Голицыну, отозванному 30 сентября в Москву на земский собор, предусматривалась возможность уклонения детей боярских от военной службы и "ухоронки" их в своих поместиях (ЦГАДА, ф. 170, рубрика III, д. 4, л. I).
      34. "Материалы по истории СССР". Вып. II, стр. 81 - 82.
      35. В. О. Ключевский. Сочинения. Т. II. М. 1957, стр. 178; С. Ф. Платонов. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI-XVII вв. М. 1937, стр. 118- 119. Напротив, С. М. Каштанову "доставление" Симеона "не кажется... ни экстравагантной, ни неожиданной или необдуманной", а "вполне закономерной" формой политического маневрирования (С. М. Каштанов. Указ. соч., стр. 460). Однако привести из русской истории примеры, подобные случаю с Симеоном, он не смог хотя бы потому, что во всех указанных им случаях великие князья (Василий I, Иван III) и цари (Борис Годунов, Михаил Федорович) назначали себе "соправителя", сами при этом на "удел" не садились.
      36. П. А. Садиков. Указ. соч., стр. 18; А. А. Зимин. Опричнина Ивана Грозного, стр. 134.
      37. "Материалы по истории СССР". Вып. II, стр. 76.
      38. П. И. Петров. К вопросу об источнике повести Ахундова "Обманутые звезды". "Вопросы истории религии и атеизма". Сборник. Т. 8. М. 1960, стр. 339 - 341, 345.
      39. "Материалы по истории СССР". Вып. II, стр. 82.
      40. "История русской словесности А. Галахова". Т. I. СПБ. 1880, стр. 422 - 426; А. И. Соболевский. Переводная литература Московской Руси XIV-XVI вв. СПБ. 1903, стр. 4, прим. 3.
      41. "Житие Варлаама и Иоасафа". "Общество любителей древней письменности" (ОЛДП). Т. XXXVIII. СПБ. 1887, стр. 473, 475, 480 - 481.
      42. Там же. Т. XXXVIII, стр. 440 - 441.
      43. "Послания Ивана Грозного", стр. 174.
      44. С. О. Шмидт. Неизвестные документы XVI в. "Исторический архив", 1961, N 4, стр. 155 - 156.
      45. В. И. Корецкий. Правая грамота от 30 ноября 1618 г. Троице- Сергиеву монастырю. "Записки" Отдела рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина. М. 1959, стр.. 201 - 203; ААЭ. Т. I, N 294.
      46. С. М. Каштанов. Указ. соч., стр. 432.
      47. П. А. Садиков, Из истории опричнины XVI в. "Исторический архив". Т. III. 1940, стр. 280 - 281.
      48. В. И. Корецкий. Земский собор 1575 г. и поставление Симеона Бекбулатовича "великим князем всеа Русии", стр. 154 - 155.
      49. А. Юшков. Акты XIII-XVII вв., представленные в Разрядный приказ. Ч. I. М. 1898, стр. 186.
      50. ЦГАДА, ф. Поместный приказ, кн. 774, лл. 28 об., 35, 40 об., 50, 53 об., 67, 74, 92, 95 об. и др.
      51. "Акты Московского государства". Т. I. СПБ. 1890, стр. 46 - 47.
      52. ЛОИИ. Собрание рукописных книг, N 1028, л. 98; А. Юшков. Указ. соч., стр. 185.
      53. А. Юшков. Указ. соч., стр. 186 - 187.
      54. "Новгородские писцовые книги" (далее НПК). Т. V. СПБ. 1905, стб. 573 - 696. А. М. Андрияшев. Материалы для исторической географии Новгородской земли. Т. III, М. 1914, стр. 1 - 124.
      55. ЦГАДА, ф. Поместный приказ, кн. N 768, л. 151 об.
      56. Там же, лл. 161 - 162.
      57. НПК. Т. V, стр. 694.
      58. А. А. Зимин. Опричнина Ивана Грозного, стр. 329, 335, и др.
      59. "Новгородские летописи", стр. 104 - 105.
      60. "Военный журнал", 1852, N 2, стр. 98 - 99; П. А. Садиков. Указ. соч., стр. 334.
      61. Вызывает возражение вывод С. М. Каштанова о том, что "Иван IV, ставя Симеона великим князем, сознательно шел на политическое соперничество между собой и Симеоном" (С. М. Каштанов. Указ. соч., стр. 444), вследствие чего отношения между Иваном Грозным и Симеоном рассматриваются под углом экономической и политической борьбы, шедшей якобы между ними. Выдвинутое в связи с этим положение С. М. Каштанова о перемене в конце марта - начале апреля 1576 г. Иваном Грозным Симеону области "великого княжения" (см. там же, стр. 445 - 446) не находит, на наш взгляд, подтверждения в источниках. Чтобы говорить о такой "перемене", нужно иметь в руках документы, исходящие как от Ивана Грозного, так и Симеона, которые с весны 1576 г. замещали бы друг друга.
      62. С. М. Каштанов. Указ. соч., стр. 428 - 430, 456 - 457.
      63. Но тогда отпадает предположение С. М. Каштанова о трехчленном делении Русского государства в 1575 - 1576 гг. на "земщину" Симеона, "удел" (или опричнину Грозного) и "земщину" Грозного (С. М. Каштанов. Указ. соч., стр. 443).
      64. "Исторический, архив". Т. III, стр. 278 - 279; ААЭ. Т. I, стр. 355 - 357; АИ. Т. I, стр. 360 - 361; Н. П. Лихачев. Разрядные дьяки в XVI столетии. СПБ. 1888, стр. 472; "Русская вифлиофика Н. Полевого". Т. I. М. 1833, стр. 201 - 203; ЦГАДА, ф. Поместный приказ, кн. N 768, лл. 150, 153 об., 159 об., 161 - 163 об., 165 - 166 об., 172 - 174 и др. и кн. N 774, лл. 1 - 148.
      65. ЦГАДА, ф. Посольский приказ, "Архивская книга" N 2, 1626 г., л. 426 об.
      66. Там же, кн. N 768, лл. 172 - 174.
      67. Там же, кн. N 774, л. 148 об. То, что грамота Ивана IV от 2 сентября 1576 г. по челобитью игумена Вяжицкого монастыря Сильвестра на игумена Соловецкого монастыря Варлаама дана новгородским дьяком от имени "царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии", следует объяснить либо особенностями политики Грозного по отношению к монастырям, либо подготовкой к ликвидации "великого княжения" Симеона (привезена она была в Новгород только 10 октября 1576 г.). См. "Русская историческая библиотека" (РИБ). Т. 32. Птгр. 1915, стб. 539 - 540.
      68. С. М. Соловьев. Указ. соч., стр. 565; П. А. Садиков. Очерки по истории опричнины, стр. 43; С. М. Каштанов. Указ. соч., стр. 429, 456.
      69. "Исторический архив". Т. VII. 1951, стр. 226.
      70. "Послания Ивана Грозного", стр. 195.
      71. ЦГАДА, ф. Поместный приказ, стб. N 42737, ч. I, д. 2, л. 14.
      72. Д. Н. Альшиц. Новый документ о людях и приказах опричного двора Ивана Грозного после 1572 года. "Исторический архив". Т. IV. 1949, стр. 22.
      73. Там же, стр. 20 - 22, 25 - 27, 29 - 30 и др.
      74. "Новгородские летописи", стр. 104 - 105.
      75. ЦГАДА, ф. Поместный приказ, ст. N 42740, ч. I, л. 136.
      76. Д. Н. Альшиц. Указ. соч., стр. 20. А. А. Зимин считает Посника Суворова опричником, основываясь на весеннем разряде 1572 г. См. А. А. Зимин. Опричнина Ивана Грозного, стр. 351, прим. 9.
      77. ЦГАДА, ф. Поместный приказ, ст. N 42740, .ч. I, л. 136, ч. II, л. 233.
      78. Д. Н. Альшиц. Указ. соч., стр. 22 - 23.
      79. ЦГАДА, ф. Поместный приказ, ст. N 42737, ч. I, д. 2, л. 1; кн. 774, л. 131; А. Юшков. Указ. соч., стр. 186.
      80. О. А. Яковлева. К вопросу о списке служилых людей 7081 (1573) г. "Записки" Научно-исследовательского института при Совете Министров Мордовской АССР. Т. 13. 1951, стр. 234 - 236.
      81. В. Б. Кобрин. Указ. соч., стр. 17 - 18.
      82. НПК. Т. V, стб. 665: "Те крестьяне пришли на пусто сее зимы 84 года (1575/1576 г.)".
      83. Там же, стб. 582, 587 и др.
      84. Там же, стб. 657, 684, 686 и др.
      85. М. А. Дьяконов. Указ. соч., стр. 24 - 25.
      86. НПК. Т. V, стб. 677.
      87. "Послания Ивана Грозного", стр. 196.
      88. Д. Я. Самоквасов. Архивный материал. Т. II. М. 1909, стр. 474 - 475.
      89. Там же, стр. 444.
      90. "Русская вифлиофика Н. Полевого", стр. 201 - 203; С. В. Рождественский. Служилое землевладение в Московском государстве XVI века. СПБ. 1897, стр. 311.
      91. С. О. Шмидт. Неизвестные документы XVI в., стр. 155.
      92. ААЭ. Т. I, N 195.
      93. С. М. Каштанов, признавая последнее обстоятельство (С. М. Каштанов. Указ. соч., стр. 429), однако, не склонен видеть нарушения жалованных грамот при Симеоне, относя имеющиеся в жалованных грамотах известия на этот счет к более раннему времени (1551 г.) (С. М. Каштанов. К вопросу об отмене тарханов в 1575 - 1576 гг. "Исторические записки". Т. 77. 1965, стр. 209, 210 и др.). При таком подходе остается неясным, чем объяснить столь длительное молчание монастырских властей, запротестовавших лишь спустя 25 лет - в 1576 - 1578 гг., сразу же после сведения Симеона с "великого княжения", - и выдачу общих жалованных грамот крупнейшим монастырям в 1577 - 1578 годах.
      94. "Акты феодального землевладения и хозяйства". Т. II, М. 1956, N 367; ААЭ. Т. I, N 292; ГБЛ, РО, ф. Троице-Сергиева монастыря, кн. 519, лл. 111 об. - 112 об.; лл. 106 - 108 об.; 99 об. - 101 об., 113 об. - 114 об.; "Акты Беляева", N 1/157.
      95. "О государстве Русском сочинение Флетчера". СПБ. 1905, стр. 50; Дж. Горсей. Указ. соч., стр. 37.
      96. В. И. Корецкий. Правая грамота от 30 ноября 1618 г. Троице- Сергиеву монастырю, стр. 190 - 192.
      97. ЦГАДА, ф. Оболенского, N 85, л. 532 об.
      98. В. И. Корецкий. Борьба крестьян с монастырями в России XVI - начала XVII вв. "Вопросы истории религии и атеизма". Т. VI. М. 1958, стр. 171 - 175.
      99. С. О. Шмидт. Исследования по социально-политической истории России XVI века. Автореферат докторской диссертации. М. 1964, стр. 16 - 18; его же. К истории земских соборов XVI в. "Исторические записки". Т. 76. 1965, стр. 122 - 140; А. А. Зимин. Опричнина Ивана Грозного, стр, 202 - 208.
    • Проксения в Древней Греции
      Автор: Saygo
      Шарнина А. Б. Проксения в межполисных отношениях Эллады* // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира. Под редакцией профессора Э. Д. Фролова. Выпуск 14. - СПб.: 2014. - С. 129-142.
    • Шарнина А. Б. Проксения в межполисных отношениях Эллады
      Автор: Saygo
      Шарнина А. Б. Проксения в межполисных отношениях Эллады* // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира. Под редакцией профессора Э. Д. Фролова. Выпуск 14. - СПб.: 2014. - С. 129-142.
      У Платона в «Законах» (642 b-d) лакедемонянин Мегилл восклицает: «Чужеземец-афинянин! Ты, может быть, не знаешь, что очаг нашего полиса - ваш проксен. Когда все детьми услышат, что они - проксены какого-то полиса, то каждым из нас - проксенов с юности благорасположение к этому полису овладевает, как ко второй родине после своего собственного полиса»1. Для философа проксения является залогом дружбы между полисами, в том числе и благодаря воспитанию детей в почтительном отношении к ней. Кажется, что реальные события в Элладе того времени опровергают такую восторженную оценку проксении. Очевидно, что она не устраняла вражду между полисами. Однако анализ источников показывает, что взгляд мыслителя на проксению как на один из важных инструментов установления согласия между полисами, был не таким уж утопическим.
      Проксения2 имеет два основных значения, указываемые в словарях: «право общественного гостеприимства между частным лицом и другим государством», и «привилегия», «почетный титул». Но вряд ли стоит противопоставлять эти два значения проксении, как это делают иногда исследователи, считая, что в эллинистическую эпоху она стала только почетным знанием3.
      Первое известное упоминание о проксении - это надпись из Керкиры, которая датируется примерно 625 - 600 гг. до н.э. (Tod. 4). Она сделана на кенотафе погибшего в море Менекрата из Локр Озолийских, который «был проксеном народа»4.
      В V в. до н.э. обычай назначать своих проксенов в других общинах был уже широко распространен. Это, в частности, подтверждается надписями из Фер, датируемыми серединой V в. до н.э. (BCH. 88. 1964. №№ 1 - 8). В одной из этих надписей после сообщения о даровании проксении и перечисления привилегий добавлено: «и сколько проксенам», видимо, положено (BCH. 88. 1964. 4). Таким образом, к этому времени уже сложилась традиция назначения проксенов и существовал стандартный набор привилегий, которые им давались.
      В литературных источниках самое раннее известное употребление этого термина встречается у Пиндара (Olymp. IX, 83; Isthm. IV, 8: Nem. VII, 65), Вакхилида (9, 76) и Эсхила (Aesch. Suppl. 239, 419, 491, 919, 920). Например, в оде на победу Мелисса Фиванского (Isthm. IV, 8) Пиндар утверждает, что Клеонимиды, род Мелисса, издавна почитались фиванцами и были проксенами амфиктионов, т.е. жителей соседних с Фивами общин. Можно согласиться с мнением тех ученых, которые считают, что Пиндар в своих стихах говорит о проксении, как об общественном институте5, а не как о синониме ксении - частного гостеприимства6.
      В трагедии Эсхила «Молящие» царь Аргоса с удивлением говорит Данаидам: «Вы в край чужой вступили без глашатая, гостеприимца не имея в городе (απροξενοι)...?» (239 - 240; пер. А. Пиотровского). Царю странно, что чужаки осмелились прийти в город, не имея в нем своего проксена. В другом месте трагедии Данаиды умоляют царя Аргоса стать благочестивым проксеном их рода (418 - 419). В обоих случаях речь идет о покровительстве группе людей.
      Иногда высказывается предположение со ссылкой на уже упомянутую надпись из Керкиры (Tod. 4), что обычай проксении появился у локров7. Конечно, для такого утверждения слишком мало данных, однако, локры, действительно, могли быть одними из первых, кто стали назначать проксенов. Они занимались морским разбоем, сохраняя ещё во времена Фукидида этот «старинный образ жизни» (Thuc. I, 5, 3). Естественно, что часто возникали ситуации, когда с ними приходилось вступать в переговоры об освобождении граждан других общин, о захваченном имуществе и кораблях. За помощью, вероятно, обращались к кому-нибудь из влиятельных местных жителей.
      Граждане Керкиры, видимо, решили, что удобнее договориться о назначении в Эантии постоянного своего представителя - проксена. Вполне возможно, что пиратство было одной из причин распространения проксении у эллинов.
      Можно предположить, что на распространение проксении повлияло также появление святилищ общегреческого значения и панэллинских праздников8. По мере роста их популярности увеличивался и поток посетителей, которым были нужны посредники в святилищах. С другой стороны сами святилища были заинтересованы иметь представителей их интересов в полисах Эллады9. Одним из ранних примеров дарования проксении в общегреческих центрах является надпись, сделанная на мраморном сидении стадиона в Олимпии. В ней назван Горгий, лакедемонянин, проксен элейцев (SEG 11, 1180a). Надпись датируют второй половиной VI в. до н.э. или началом V в. до н.э10.
      Чужеземцы, приходившие в Дельфы вопросить оракул, или поучаствовать в Пифийских играх11, а также торговцы из разных мест Средиземноморья12 могли останавливаться у проксенов. Так, Ион расспрашивает Ксуфа, не приходил ли он в молодости в святилище и не останавливался ли у кого-нибудь из проксенов (Eurip. Ion. 551). А старик в этой же трагедии советует Креусе вернуться в дом проксенов (1039). Иностранец не мог принести предварительные жертвы без помощи местного жителя - проксена13. В «Андромахе» (Eurip. Andr. 1103) вестник рассказывает Пелею, что придя в Дельфы, Неоптолем и его спутники встали вокруг алтарей «с проксенами и прорицателями пифийскими» (συν προξένοισι μαντέσΐ те Πυθικοις). Этот порядок сохранялся и в эллинистическую эпоху. Поэтому, очевидно, вопрошатель и посол Сард в Дельфах Метрофан сын Менекрата просил Дельфы назначить проксена Сард. У его жителей по каким-то причинам не оказалось проксена, который должен был приносить предварительные жертвы от их имени. В ответ Дельфы постановили, «чтобы город стал проксеном Сард» (Syll.3 548/549). Таким образом, здесь Дельфы сами выступили как коллективный проксен, придавая большое значение отношениям с Сардами14.
      Исследователи единодушны, что проксения была естественным развитием ксении - древнего обычая гостеприимства, ритуальной дружбы15. По мнению Г. Германа в основе процедуры утверждения проксении в постановлениях остается неизменной вера в то, что она создает псевдородственные связи16, как и ксения. Он полагает, что проксены начинали как гостеприимцы частных лиц, служили сначала им, а потом и их полису. Граждане - ксены - были посредниками, через которых государство могло приобрести новых друзей за границей17. Хотя в отношения дружбы между аристократами, играющими важную роль в своих общинах, вовлекались и другие члены общин18, тем не менее, эти связи носили частный характер и освящались религией. Установление же проксенических отношений государства с человеком закреплялось в постановлениях народного собрания. При этом в них не было ссылок на религиозные обычаи.
      В классической Греции ксения и проксения были ещё тесно связаны. Демосфен (XXI, 110, 200) называет Мидия и ксеном тирана Эретрии на Эвбее Плутарха и его же проксеном. Часто у проксена уже были ксенические связи с кем-нибудь из граждан полиса. Фукидид (V, 43,2; VI, 89,2), Плутарх (Alcib. 14) пишут о том, что Алкивиад был проксеном Лакедемона, а раньше проксения была у его деда, который, однако, от неё отказался. При этом Фукидид (VIII, 6, 3; здесь и далее пер. Г. А. Стратановского) упоминает, что Алквиад был тесно связан «унаследованной от отца дружбой гостеприимства с эфором Эндием».
      Кимон, сын Мильтиада был проксеном Лакедемона (Plut. Cim. 14). Но у него были и ксенические связи со спартанцами, также как и с фессалийцами и элейцами. О них говорят имена детей Кимона. Плутарх (Per. 29, 1-2) пишет, что Перикл, выступая против сыновей Кимона, указывал, что они по именам своим не настоящие афиняне, а иноземцы (ксены), Лакедемоний, Фессал, Элей. Фукидид (VIII, 6, 3) узами гостеприимства объясняет лаконское имя Алкивиада: «Из-за этой дружбы лаконское имя Алкивиада было принято в их семье: ведь Алкивиадом звали отца Эндия». Этот обычай давать детям имена своих ксенов подробно рассмотрел Г. Герман в своих работах о ксении19.
      Проксения была наследственной, как и ксения. Алкивиад мог унаследовать проксению деда, если бы тот от неё не отказался. Ксенофонт (Hell. 6, 1, 3; здесь и далее перевод С. Я. Лурье) приводит речь Полидаманта из Фарсала, прибывшего из Фессалии для переговоров с Лакедемоном: «Лакедемоняне, весь мой род, все мои предки, поскольку простирается моя память, всегда были проксенами и евергетами лакедемонян». Почти во всех эпиграфических памятниках о даровании проксении присутствует стандартная формула, повторяющаяся из надписи в надпись, что проксения «дается ему и его потомкам»20.
      Следует отметить, что Алкивиад сам добивался спартанской проксении. Плутарх (Cim. 14; здесь и далее пер. В. В. Петуховой) пишет, что Кимон, защищаясь перед судьями, говорил, что «он связал себя узами гостеприимства и дружбы (προξενειν) не с ионянами и не с фессалийцами, людьми богатыми, как это делали другие, чтобы за ними ухаживали и подносили им дары, а с лакедемонянами, любит и старается перенять их простоту, их умеренность жизни». Таким образом граждане могли сами предлагать свои услуги в качестве проксенов каким-нибудь полисам.
      Но официально просить о предоставлении проксении кому-нибудь из чужеземцев должен был гражданин полиса. Динарх (1. 45) упрекал Демосфена в том, что он предлагал сделать проксенами и афинянами недостойных людей за взятки.
      Только в Спарте, как писал Геродот (VI. 57), проксенов назначал царь. Однако в эллинистический период порядок, видимо, изменился. Например, сохранилось постановление совета и собрания акарнанов 220 г. до н.э., в котором объявлялись «проксенами и евергетами акарнанов по закону Горгий сын Алкамена, Дамисидан сын Андробула, Лахар сын Эпирата лакедемоняне, они сами и потомки» (Syll.3. 669).
      Обычной практикой становится дарование проксении тем, кто оказал какие-то услуги гражданам полиса. Вносить предложение в народное собрание о назначении проксеном должен был тот, кто получил эти услуги, т.е. сохранялся личный характер этой формы межполисных отношений. В 408/7 г. до н.э., как пишет Плутарх (Alcib. 30), Алкивиад, отправившись в Геллеспонт собирать дань, благодаря помощи своих сторонников в городе, вступил в Селимбрию. Сохранилась большая надпись с текстом договора с Селимбрией (Syll.3. 112). После перечисления пунктов договора добавлено: «Алкивиад сказал» (l. 32). И после этого идет предложение Алкивиада освободить Аполлодора, сына Емпеда от поручительства и вычеркнуть имена заложников из Селимбрии и поручителей повсюду, где они были написаны. Он просит даровать Аполлодору проксению, как и его отцу (l. 43 - 44). Вероятно, Аполлодор был среди тех сторонников Алкивиада, которые помогли ему войти в город, а также он вел переговоры о заложниках.
      В афинской надписи 421/0 г. до н.э. (Syll.3. 85) говорится, что «по представлению Фрасикла афиняне постановили похвалить Астея из Алеи и записать проксеном и евергетом за то, что он принимал частным образом и на государственном уровне пришедшего, а также Полистрата из Флиунта»21. Возможно, как предполагается в комментариях к этой надписи, это тот самый Фрасикл, которого называет Фукидид (V, 19, 24) в числе афинских послов, отправленных в Спарту подписывать договор при заключении Никиева мира. Вероятно, Фрасикл просил о проксении для Астея и Полистрата за то, что они принимали у себя его и других афинских послов, когда они проходили через их города по дороге в Спарту.
      В 192 г. до н.э. Дельфы дали проксению пришедшим от жителей Херсонеса Таврического послам за то, что херсонеситы помогли дельфийским феорам, вероятно, попавшим в плен к пиратам, выкупили их и помогли вернуться на родину (Syll. 3. 585). Ходатайствовали об этом, видимо, сами послы.
      Проксения, данная за заслуги, это, конечно, почесть, но она все-таки не была только формальностью. Скорее всего, от проксенов ждали услуг и в будущем, как этого требовал обычай. А услуги могли быть самыми разными. Никакой регламентации не было. Проксен должен был принимать у себя послов и других граждан полиса - «друга». По свидетельству Ксенофонта (Hell.V 4, 22) в 378 г. до н.э., в то время, когда феспийский гармост Сфодрий вторгся в Аттику, в Афинах находились лакедемонские послы, которые «остановились у лакедемонского проксена Каллия. По получении известия, они были арестованы». Оправдываясь, они говорили, что не могли же они, зная, что Пирей будет захвачен, «остановиться у проксена, где их легче всего найти». В «Пире» того же Ксенофонта Сократ советует Каллию выяснить, «какие упражнения способствуют спартанцам иметь репутацию лучших военачальников: ты - их проксен, и у тебя останавливаются лучшие их представители» (8, 39; пер. С. И. Соболевского).
      Геродот (IX, 85) упоминает могилу эгинцев, погибших в сражении при Платеях, «которую даже спустя десять лет после битвы насыпал по их просьбе гостеприимец (проксен) эгинцев Клеад, сын Автолика из Платей». Плутарх (Alcib. 14) сообщает, что Алкивиад, будучи проксеном лакедемонян в Афинах, взял на себя заботу о пленных, захваченных афинянами при Пилосе, и добился их возвращения. В составленном беотийцами списке тех, кто пожертвовал деньги на войну, которую они вели вместе с амфиктионами «против нечестивцев» (355 - 346 гг. до н.э.), назван проксен беотийцев из Тенедоса (Syll. 3. 201).
      Проксены часто участвовали в дипломатических переговорах22. Геродот (VIII, 136) утверждал, что Мардоний отправил послом в Афины Александра из Македонии, сына Аминты, т.к. знал, «что Александр был гостеприимцем (προξενος) афинян и имел [почетное звание] благодетеля города». По свидетельству Фукидида (II, 29) афиняне сделали своим проксеном Нимфодора, сына Пифея из Абдер, которого прежде считали врагом, «а теперь пригласили в Афины, чтобы с его помощью заключить союз с царем фракийцев Ситалком», так как за ним замужем была сестра Нимфодора.
      В 306/5 г. до н.э. афиняне наградили золотым венком проксена Афин Тимосфена из Каристия (Syll.3. 327) за то, что он был послан во время войны Афин с Антипатром в лагерь афинян и союзников «и делал все полезное афинянам и каристянам». Он также помогал афинянам, которые приходили в Каристий, выступая в их поддержку в собрании. А когда Кассандр пошел войной на Аттику, он вновь пришел на помощь народу.
      Проксены могли заботиться и о финансовых делах своих подопечных. И с их требованиями приходилось считаться тем, к кому они обращались, как это видно из речи Демосфена против Каллиппа (LII, 3 - 6, 10; пер. М. Н. Ботвинника и А. И. Зайцева). После гибели гераклейца Ликона, права на его деньги, оставленные у трапедзита, заявил афинянин Каллипп. Как проксен гераклейцев он потребовал показать ему записи: «Ведь я обязан заботиться обо всех гераклейцах». Трапедзит тут же показал их ему, видимо, не сомневаясь в том, что проксен имеет на это право. Передача Ликоном имущества, которое было с ним, проксену гераклейцев в Аргосе, является основанием для Каллиппа требовать деньги Ликона: «Я считаю, что я также имею на них право». Он даже угрожает: «А если кто-то желает меня обобрать, то пусть знает, что это значит ограбить проксена». Свои претензии Каллипп оправдывает тем, что Ликон не оставил наследника (9). Но он также хвастался, что эти деньги ему подарены Ликоном (20), поэтому нельзя утверждать, что проксен имел право на невостребованное наследниками имущество гражданина полиса, интересы которого он представлял. Однако сама аргументация Каллиппа говорит о том, что общественным мнением такое допускалось.
      Проксенические отношения, как это видно из многочисленных надписей, санкционировались полисом, проксеном которого человек становился. Но при этом, по крайней мере, в классический период, не было формального признания этих отношений государством, к которому принадлежал проксен. Проксен сам иногда заботится о том, чтобы сообщить своим согражданам о даровании ему почестей каким-нибудь полисом. Оратор Эсхин (III, 42; здесь и далее пер. Л. М. Глускиной) напоминает согражданам, что «наибольшую неприязнь вызывали те, которые получив проксении в других государствах, добивались провозглашения того, что их за добродетель и порядочность награждает венком... народ Родоса или Хиоса, или какого-либо другого государства... Эти люди добивались этого сами, без вашего одобрения».
      Положение проксенов в родном полисе зависело от политической ситуации, от их авторитета у себя дома. Государство могло поощрять эти связи и использовать в своих интересах. Например, когда в 427 г. до н.э. платейцы решили сдаться лакедемонянам, они выставили одним из защитников Лакона, сына Аэймнеста из Платеи, который был проксеном лакедемонян (Thuc. III, 52, 6). Оратор Андокид напоминает афинянам, что они «возвратили Мильтиада, сына Кимона, изгнанного остракизмом и находившегося в Херсонесе; он был проксеном лакедемонян, и мы рассчитывали послать его в Лакедемон для переговоров о мире» (III, 3). Эсхин говорит, что «ведь и раньше отправлялись в составе посольств в Фивы люди, бывшие в наилучших отношениях с фиванцами», среди них «Фрасон из дема Эрхия, бывший проксеном фиванцев» (III, 138).
      Однако известны примеры, когда проксения становилась причиной неприятностей для проксена в своем родном городе, а иногда и стоила жизни. Факт проксении мог использоваться, как средство подчеркнуть неблагонадежность человека. Демосфен (XXI, 110, 200) дважды в качестве примера порочности Мидия как гражданина, указывает на то, что он был ксеном и проксеном тирана Плутарха, предавшего афинян, и знает государственные тайны. Очевидный ораторский прием - соединить имя ненавистного в это время афинянам Плутарха и государственные тайны, тем самым намекая на возможность измены. Проксен мог вызвать подозрение сограждан в личной заинтересованности. Демосфен (XV, 15) говоря о своей беспристрастности к родосцам, подчеркивает, что не является их проксеном, и никто из родосцев не является его ксеном. На отношение к проксенам в родном полисе влияла и внутриполитическая борьба23.
      Ещё больше положение проксена у себя дома зависело от отношений его родины с полисом, проксеном которого он был. Из большой афинской надписи (Syll.3 173) известно, что в 363 г. до н.э. на Кеосе, в городе Юлида, вспыхнуло восстание против Афин, и была предпринята попытка выйти из союза, при этом был убит афинский проксен. Афинским стратегам удалось сломить сопротивление островитян. Антипатр, убийца проксена, был приговорен к смерти. Однако граждане Юлиды, которые обвинили в совете Афин убийцу афинского проксена, были вынуждены бежать с острова в Афины. Афины приняли постановление возвратить их на родину и вернуть им имущество.
      Опасения родных полисов проксенов имели некоторые основания. Полисы, чьи интересы проксены представляли, могли использовать их как проводников своего влияния, иногда по сути как шпионов. А. Жеролиматос доказывает в своей монографии, что проксения играла роль секретных служб и шпионажа современного мира. Он исследует деятельность известных проксенов V - IV вв. до н.э.24 Однако представляется, что скорее правы те исследователи, которые не поддерживают эту точку зрения. Например, С. Льюис полагает, что такая деятельность проксенов носила скорее случайный характер25. А В. М. Строгецкий справедливо утверждает, что проксены «являлись обычными неофициальными информаторами, лишь имевшими больше возможностей претендовать на доверительное к ним отношение»26.
      Интересным примером тайной борьбы проксенов стала Керкира. Проксены Керкиры в Коринфе выступили поручителями при выкупе керкирских пленников, но их заподозрили в том, что они стремились склонить остров перейти на сторону Коринфа (Thuc. III, 70, 1). А на Керкире был некто Пифий, «добровольный» (εθελοπροξενος)27 проксен афинян, гражданин Керкиры, которого вернувшиеся из Коринфа граждане привлекли к суду за то, что он будто бы хотел подчинить Керкиру афинскому господству (Thuc. III, 70, 3).
      Фукидид же пишет, что проксены афинян в Митилене донесли афинянам, что митиленцы готовят восстание против Афин с помощью лакедемонян и своих единоплеменников беотийцев: «Так что, если не предупредить это, афиняне потеряют Лесбос» (III, 2, 3).
      Известен один случай злоупотребления проксеном своими связями, но не исключено, что были и другие. Афиняне выслали на подмогу Формиону эскадру, приказав, однако, её командиру зайти сначала на Крит по просьбе критянина Никия из Гортины, афинского проксена, который убедил афинян зайти в Кидонию, обещая привлечь на их сторону этот город. В действительности же он склонил к этому афинян лишь в угоду полихнитам, соседям кидонян (Thuc. II, 85, 5).
      Недопустимо было причинять вред проксену жителями города, который он представлял. Афиняне, отказавшись примириться с персидским царем, послу Александру из Македонии посоветовали больше не приходить к ним с такими предложениями и добавили: «Ты - наш гостеприимец (προξεινος) и друг и потому нам не угодно, чтобы ты как-нибудь пострадал от нас, афинян» (Hdt. VIII, 143). Полибий рассказывает, что в сражении элейцев с ахейцами в 217 г. до н.э. ахейцами был взят в плен гражданин Навпакта Клеоник, который был проксеном ахеян, «поэтому его не продали тут же, а через несколько времени даже отпустили без выкупа» (V, 95, 12; пер. Ф.Г. Мищенко). В эпоху эллинизма проксенам уже официально даровались привилегии, охранявшие их личность и имущество, такие, как асилия28 (неприкосновенность), асфалейя (безопасность) и ателия (освобождение от налогов). Они повторяются из надписи в надпись29.
      Полисы старались иметь несколько проксенов в разных городах. У Делоса, например, было 8 проксенов - 3 афинских, один в Иосе, один - в Милете и др.30 В свою очередь Афины тоже имели проксенов на Делосе. В 369/8 г. до н.э. они даровали проксению делосцу Пифодору и его потомкам за то, что он «был хорош к деньгам бога и народу афинян». На этом же камне вырезано второе постановление в честь племянника Пифодора, сына сестры Пифодора, принятое в 363/2 г. до н.э. (Syll.3 158). Проксения была наследственной, но в данном случае она переходит по женской линии. Возможно, Пифодор к этому времени умер, а наследника у него не было, но Афины, видимо, желая сохранить эту проксению, дали её его племяннику, сыну сестры. Не исключено, что в это время быть афинским проксеном было небезопасно, как показывает убийство проксена на Кеосе. На Делосе положение Афин было особенно сложным и мало было желающих стать их проксенами30.
      Предположительно в 280 г. до н.э. Ахейский союз даровал проксению восьми заложникам беотийцев и фокидцев (Syll.3 519). Эти заложники были из разных городов Беотии и Фокиды. Как показало исследование Д. Клопфера, все они были знатного происхождения32. Таким образом, ахейцы теперь имели представителей своих интересов среди знати в восьми городах Центральной Греции.
      В надписи с Крита33, вероятно, эллинистического времени, перечислены проксены острова из Кносса, Аркадии, Дельф. Есть житель, вероятно, с острова Тилос в Персидском заливе (Syll.3 940). Эта надпись дает ценную информацию о помощи полисов своим проксенам. Народ решил купить для перечисленных в тексте проксенов виноградники, чтобы они могли «собирать плоды с них», и даже один дом. Вряд ли виноградники стали их собственностью. Вероятно, проксен мог пользоваться доходами с них, когда он окажется в городе. Можно предположить, что постепенно в полисах была разработана система поддержки проксенов. Для их содержания стали предусматривать особые источники дохода. О том, что проксены периодически посещали город, интересы которого они представляли, говорит эпизод, рассказанный Фукидидом (VIII, 92, 8). В 411 г. до н.э., во время волнений в Пирее, в Афинах началось смятение. Присутствовавший при этом проксен Афин Фукидид сын Менона из Фарсала смело старался преградить дорогу толпе и громко призывал не губить отечества, когда враг у ворот. Проксен явно был в Афинах как у себя дома и посчитал своим долгом вмешаться в этот внутренний конфликт.
      В архаический и в классический период проксенами были, скорее всего, люди знатные и богатые34. И большая часть проксений даровалась, как, например, в Афинах до 415 г. до н.э., за политические или военные услуги городу35. Но со временем она стала использоваться и для коммерческих целей. Возможно, первым свидетельством дарования проксении за торговые услуги является надпись, датируемая 415/414 г. до н.э. Афины даровали проксению ахейцу Ликону. Ему позволено приплывать на корабле и ввозить в Афины имущество (вероятно, товары) (IG I3. 174). Когда после Сицилийской экспедиции Афинам надо было восстанавливать флот, они стали давать проксению тем, кто обеспечивал доставку древесины36. После 338 г. до н.э. появляется шесть афинских постановлений дарования проксении за доставку зерна в Афины. Это вызвано было, видимо, тем, что в это время доставка зерна в Афины была связана с большим риском37.
      Проксеническую активность боспорских правителей в связи с торговлей проанализировали в своей статье С. Ю. Сапрыкин и Н.Ф. Федосеев38. Они пришли к вполне убедительному выводу, что «в этих условиях институт проксении способствовал развитию торговой и посреднической деятельности»39.
      В эллинистическую эпоху широко распространилось дарование проксении правителям, послам в связи с признанием местных праздников общеэллинскими. Например, в этолийском постановлении 182 г. до н.э. о признании праздника Никефории в Пергаме феоры, пришедшие от царя, объявляются проксенами и эвергетами этолян»40 (Syll.3. 629).
      Особое место в этот период в межполисных отношениях занимали Дельфы. Там найдено необозримое количество постановлений в честь проксенов41. В дружбе были заинтересованы все стороны: и сами Дельфы, и города Эллады, и даже «варварские» государства. Дельфы охотно давали проксению и сопутствующие ей привилегии. И это была не только лесть благодетелям. Дельфийские феоры регулярно разъезжали по греческому миру, приглашая эллинов на праздники Пифии и Сотерии. Для приема священных послов в полисах были особые люди - феородоки42. Но послы нуждались и в помощи проксенов, у которых, вероятно, были более широкие полномочия, чем у феородоков. К тому же в далекие края отправлялись не только феоры, но и другие жители Дельф. Дельфы внимательно следили за фиксацией имен проксенов. Сохранились два цикла надписей: так называемый хронологический список проксенов (Syll.3. 585) и географический список43. Дельфийские резчики записали на стене одним списком под соответствующими датами имена проксенов, которые были провозглашены в этот год. В географическом списке имена проксенов перечислены по областям и полисам.
      О том, что и в полисах была практика составлять списки проксенов, свидетельствует надпись 261 г. до н.э. Жители Баргиллии постановили записать имя судьи, объявленного проксеном, на стеле, «на которой записаны другие проксены и евергеты» (Syll.3. 426). Полибий (XII. 11, 2) упоминает, что «Тимей открыл плиты в задних притворах храмов и постановления о государственном гостеприимстве на дверных косяках в храмах». Решения народного собрания и совета о даровании проксении записывались на стелах44.
      Считается само собой разумеющимся, что списки проксенов были краткой записью постановлений, своеобразной «доской почета» проксенов. Но, возможно, списки создавались не столько в интересах тех, кто получил проксению, сколько для тех, кто отправлялся в другой город. Любой гражданин, вероятно, перед отъездом изучал эти списки, чтобы знать, к кому в этом полисе он может обратиться в случае необходимости. Но как мог человек доказать, что он именно тот, кто назван в этом списке или на стеле? Возможно, свет может пролить надпись второй половины IV в. до н.э. о даровании проксении Афинами царю Сидона Стратону и его потомкам (Syll.3. 185). Это своего рода декларация об установлении дружбы и дарование проксении - это часть церемониала. Но в ней упоминаются некие «симболы», которые должен был сделать совет, чтобы «народ афинский знал, если царь сидонян будет просить что-нибудь у города, и чтобы царь сидонян знал, когда народ афинский будет посылать к нему кого-нибудь» (Syll.3. 185, 1. 20 - 25). Эти «симболы», возможно, позволяли опознать посланных от проксена или к проксену и были своеобразными «верительными грамотами».
      Оценить значение проксении для межполисных отношений в греческом мире позволяют привилегии проксенов. Ещё А. Никитский достаточно убедительно обосновал, что проксения в надписях всегда на первом месте в перечне почестей, как изначальное по отношению к остальным привилегиям45. Обычно сначала пишется: «Пусть будет проксеном и евергетом», и уже потом «и пусть будет ему ателия, и асилия, и все остальное, как и остальным проксенам и евергетам» (Syll.3. 519; cf 544, 584). Кроме упомянутых выше асилии и ателии, уже в IV в до н.э. появляется такая привилегия как энктесис - право владения землей и домом. Такое право, например, получил от беотийцев, предположительно, в 364 г. до н.э. названный проксеном, карфагенянин Ноб (Syll.3. 179). В 229/8 г. до н.э. тегеаты сделали проксеном и евергетом Агесандра сына Никострата фессалийца и его потомков. Ему даются исополития, энктесис, эпиномия (право взаимного выгона), асилия, ателия, асфалейя во время войны и мира ему и его роду (Syll.3. 501). В начале III в. до н.э. ликиец Демарх был провозглашен проксеном и получил от жителей Самоса гражданские права и право входить в совет и народное собрание после посольств от царей и священных посольств и просить все, что ему нужно (Syll.3. 333). Такие же права (гражданство, право входить в совет и собрание) получил в середине III в. до н.э. от баргилетов провозглашенный проксеном судья Тирон из Теоса (Syll.3. 426).
      Частое упоминание проксении в источниках говорит о том, что она была широко распространена и воспринималась как неотъемлемая часть общественной жизни. Многочисленные примеры дарования проксении и привилегии проксенам, а также услуги, которые они оказывали, говорят о том, что даже в эллинистическую эпоху проксения не стала только почетным титулом, а имела реальное, практическое значение. Благодаря проксенам создавалась широкая сеть связей между гражданами различных полисов, которая была одним из тех факторов, которые обеспечивали единство греческого мира, несмотря на его политическую раздробленность и географическую рассеянность.
      * Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №14-18-00390 «Представления о праве и справедливости в практике предотвращения и завершения военных конфликтов: вызовы XXI века в свете мирового исторического опыта») в РГПУ им. А.И. Герцена.
      Примечания
      1. Перевод наш. В переводе А.Н. Егунова «проксен» переводится словом «гость».
      2. Об этимологии и значении этого слова см.: Wallace M.B. Early Greek Proxenoi // Phoenix. 1970. Vol. 24. Р. 190.
      3. Никитский А. Исследования в области греческих надписей. Юрьев. 1901. С. 20 - 22; Perlman P. ΘEΩPO∆OKOYNTEΣ EN TAIΣ ΠOΛEΣIN. Panhellenic Epangelia and Political Status // Sources for the Ancient Greek City-state: Symposium August. 1994. 24 - 27. P. 117, 126.
      4. Эта надпись и проблемы её датировки рассматриваются во многих работах, см.: Wallace M.B. Early Greek Proxenoi... Р. 190 - 194; Caldas M. J. de A. The Problem of the Early Proxenia and the Greek Sanctuary // The Annals of “Dunarea de Jos” Universiti of Galati. History series. Vol. 3. 2004. P. 11 - 12.
      5. Обзор дискуссии о значении этого слова у Пиндара см. Pavlou M. Fathers in absentia in Pindar’s Epinician Poetry // Greek, Roman, and Byzantine Studies. Vol. 52. 2012. P. 78.
      6. О ксении см: Herman G. Ritualised Friendship and the Greek City. Cambridge, 1987.
      7. Wallace М.В. Early Greek Proxenoi... P. 191, 194; Pavlou М. Fathers in absentia in Pindar’s Epinician Poetry. P. 78.
      8. Шарнина А.Б. Эллинское единство и общегреческие празднества // Мнемон. Вып. 11. СПб., 2012. С. 257 - 272.
      9. Caldas M. J. de A. The Problem ofthe Early Proxenia and the Greek Sanctuary... P. 14-16.
      10. Wallace М.В. Early Greek Proxenoi... Р. 195.
      11. Обзор исследований, посвященных Дельфам, см., например: Roux G. Delphes. Son oracle et ses dieux. Paris. 1976; Кулишова О.В. Дельфийский оракул в системе античных межгосударственных отношений (VII-V вв до н.э.). СПб. 2001.
      12. Глускина Л.М. Дельфы как экономический центр древней Греции // Ученые записки ЛГПИ им. Покровского. Л., 1956. Т. 13. Исторический факультет. Вып. 2. С. 146 - 165.
      13. Pouilloux J. Les décrets delphiques pour Matrophanès de Sardes // BCH. Vol. 98. 1. 1974. P. 165.
      14. Pouilloux J. Les décrets delphiques pour Matrophanès de Sardes... Р. 169.
      15. Herman G. Ritualised Friendship and the Greek City. Cambridge, 1987. С. 130 - 142; Darel T.E. Honor and Profit: Athenian Trade Policy and the Economy and Society of Greece 415 - 307 B.C.E. Universety of Michigan. 2013. Р. 153; Казаков Д.В. Проксения как проекция ксенических отношений на межполисную коммуникацию // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. Экономика. Информатика. Вып. 1, Т. 17, 2011. С. 5 - 9.
      16. Herman G. Ritualised Friendship and the Greek City. Р. 133.
      17. Herman G. Ritualised Friendship and the Greek City. Р. 137 - 138.
      18. Caldas M. J. de A. The Problem of the Early Proxenia and the Greek Sanctuary... P. 8.
      19. Herman G. Patterns of Name Diffusion within the Greek World and beyond // The Classical Quarterly. Vol. 40. 1990. P. 349 - 363.
      20. См., например, Syll.3 158, 185, 501, 669. Никитский А. Исследования в области греческих надписей. C. 20.
      21. Все надписи в данной статье даются в нашем переводе.
      22. Perlman S. A Note on the Political Implications of Proxenia in the Fourth Century BC // The Classical Quarterly. 1958. Vol. 8. Р. 185-191.
      23. Perlman S. A Note on the Political Implications of Proxenia in the Fourth Century BC. Р. 189.
      24. Gerolymatos A. Espionage and Treason. A Study of the Proxenia in Political and Military Intelligence Gathering in Classical Greece. Amsterdam, 1986.
      25. Lewis S. News and Society in the Greek Polis. London, 1996. P. 82.
      26. Строгецкий В.М. Проблемы получения и распространения неофициальной информации в классическом полисе // Мнемон. Вып. 1. СПб., 2002. С. 85.
      27. Это слово встречается в источниках единственный раз, только в это месте Фукидида. Трудно сказать, что значил этот термин. Может быть, Пифий стал проксеном без утверждения его собранием Афин.
      28. Rigsby Kent J. Asylia: Territorial Inviolability in the Hellenistic World. Berkeley; Los Angeles; London, 1996.
      29. Syll.3 179; 501; 669; FD III 1, № 14; 3, № 182, 186, 191, 192, 200, 201 etc.
      30. Osborne M.J. Two Athenian Decrees for Delians // Eranos. Vol. LXXII. 1974. P. 169.
      31. Osborne M.J. Two Athenian Decrees for Delians. P. 173 - 174.
      32. Knoepfler D. Huit ottages beotiens proxenes le l’achaie: une image de l’élite sociale et des institutions du koinon boioton hellénistique (Syll.3 519) // Les élites et leurs facettes: les élites locales dans le monde hellénistique et romain / ed: Mireille Cébeillac-Gervasoni, Laurent Lamoine. Rome, 2003. P. 85 - 106.
      33. В первом издании указывалось, что это постановление Коркиры. Syll.1 320.
      34. Perlman S. A Note on the Political Implications of Proxenia in the Fourth Century BC. Р. 186.
      35. Darel ТЕ. Honor and Profit: Athenian Trade Policy and the Economy and Society of Greece 415 - 307 BC. Michigan. 2013. Р. 149.
      36. Darel Т. Е. Honor and Profit: Athenian Trade Policy and the Economy and Society of Greece. Р. 150.
      37. Darel Т. Е. Honor and Profit: Athenian Trade Policy and the Economy and Society of Greece. Р. 152.
      38. Сапрыкин С.Ю., Федосеев Н.Ф. Особенности проксенической деятельности Боспора // Аристей. Т. IV. 2011. C. 89 - 114.
      39. Сапрыкин С.Ю., Федосеев Н.Ф. Особенности проксенической деятельности Боспора... С. 92.
      40. См., аналогичные постановления: Syll.3 558, 562, 598.
      41. См., например, публикации дельфийских надписей: FD III, 1, 14, 17, 18, 19, 20, 21; 3, 179, 180, 182, 183, 186, 187, 191, 192, 200, 201; 4, 177, 180, 210 etc.
      42. Perlman P. ΘEΩPO∆OKOYNTEΣ EN TAIΣ ΠOΛEΣIN. Panhellenic Epangelia and Political Status.; Шарнина А.Б. «Межполисные религиозные связи (феоры и феородоки)» // История. Мир прошлого в современном освещении». Сб. научных статей к 75-летию со дня рождения профессора Э.Д. Фролова. СПб., 2008. С. 199 - 212.
      43. Первое издание - BCH.1883. VII, 189 etc.; Никитский А. Исследования в области греческих надписей. С. 83 - 279.
      44. Syll.3 158, l. 35 - 36; 165, l. 14 - 17; 262, l. 24 -25; 333, l. 32; 411, l. 23 etc.
      45. Никитский А. Исследования в области греческих надписей. С. 17.
      Список использованной литературы
      Глускина Л.М. Дельфы как экономический центр древней Греции // Ученые записки ЛГПИ им. Покровского. Л., 1956. Т. 13. Исторический факультет. Вып. 2. С. 146 - 165.
      Казаков Д.В. Проксения как проекция ксенических отношений на межполисную коммуникацию // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. Экономика. Информатика. Вып. 1. Т. 17. 2011. С. 5 - 9.
      Кулишова О.В. Дельфийский оракул в системе античных межгосударственных от­ношений (VII - V вв. до н.э.). СПб., 2001.
      Никитский А. Исследования в области греческих надписей. Юрьев. 1901.
      Сапрыкин С.Ю., Федосеев Н.Ф. Особенности проксенической деятельности Боспора // Аристей. Т. IV. 2011. С. 89 - 114.
      Строгецкий В.М. Проблемы получения и распространения неофициальной информации в классическом полисе // Мнемон. Вып. 1. СПб., 2002. С. 81 - 91.
      Шарнина А.Б. Эллинское единство и общегреческие празднества // Мнемон. Вып. 11. СПб., 2012. С. 257 - 272.
      Шарнина А.Б. «Межполисные религиозные связи (феоры и феородоки)» // История. Мир прошлого в современном освещении». Сб. научных статей к 75-летию со дня рождения профессора Э.Д. Фролова. СПб., 2008. С. 199 - 212.
      Сaldas Marcos José de A. The Problem of the Early Proxenia and the Greek Sanctuary // The Annals of “Dunarea de Jos” Universiti of Galati. History series. Vol. 3. 2004. P. 7 - 17.
      Darel Т.Е. Honor and Profit: Athenian Trade Policy and the Economy and Society of Greece 415 - 307 BC. Michigan, 2013.
      Gerolymatos A. Espionage and Treason. A Study of the Proxenia in Political and Mili­tary Intelligence Gathering in Classical Greece. Amsterdam, 1986.
      Herman G. Ritualised Friendship and the Greek City. Cambridge, 1987.
      Herman G. Patterns of Name Diffusion within the Greek World and beyond // The Clas­sical Quarterly. Vol. 40. 1990. P. 349 - 363.
      Knoepfler D. Huit ottages beotiens proxenes le l’achaie: une image de l’élite sociale et des institutions du koinon boioton hellénique (Syll.3 519) // Les élites et leurs facettes: les élites locales dans le monde hellénistique et romain. / ed. Mireille Cébeillac-Gervasoni, Laurent Lamoine. Rome, 2003. P. 85 - 106.
      Lewis S. News and Society in the Greek Polis. London, 1996.
      Osborne M.J. Two Athenian Decrees for Delians // Eranos. Vol. LXXII. 1974. P. 168 - 184.
      Pavlou M. Fathers in absentia in Pindar’s Epinician Poetry // Greek, Roman, and Byzantine Studies. Vol. 52. 2012. P. 57-88.
      Perlman P. ΘEΩPO∆OKOYNTEΣ EN TAIΣ ΠOΛEΣIN. Panhellenic Epangelia and Political Status // Sources for the Ancient Greek City-state: Symposium August, 24 - 27, 1994. Acts of the Copenhagen Polis Pentre. Vol. 2. Р. 113 - 165.
      Perlman S. A Note on the Political Implications of Proxenia in the Fourth Century BC // The Classical Quarterly. Vol. 8. 1958. Р. 185-191.
      Pouilloux J. Les décrets delphiques pour Matrophanès de Sardes // BCH. Vol. 98. 1974. P. 159 - 169.
      Roux G. Delphes. Son oracle et ses dieux. Paris. 1976.
      Wallace M.B. Early Greek Proxenoi // Phoenix. Vol. 24. 1970. P. 189-208.
    • Маслова С. А. Баскаческая организация на Руси: время существования и функции
      Автор: Saygo
      Маслова С. А. Баскаческая организация на Руси: время существования и функции // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. - 2013. - №1(51). - С. 27-40.
      В середине XIII в. территория Руси оказалась под властью монгольских завоевателей. Русь признала зависимость от ханов Золотой Орды и была вынуждена принять на своей своих землях монгольских чиновников. Особое место среди них занимали баскаки.
      Первым попытался дать оценку институту баскачества Н. М. Карамзин. Ученый назвал баскаков «тиранами, а после мздоимными друзьями наших владетелей»; они «представляя в России лицо хана, делали, что хотели»1. Более сдержанной позиции придерживался С. М. Соловьев: «Через удаление баскаков, численников и сборщиков дани князья освободились совершенно от татарского влияния на свои внутренние распоряжения; но и во время присутствия баскаков мы не имеем основания предполагать большого влияния их на внутреннее управление, ибо не видим ни малейших следов такого влияния»2. Свой взгляд на должность баскака предложил И. Н. Березин: «Баскаки были посылаемы из Орды в покоренные земли для перечисления народа и сбора податей»3.
      В историографии советского периода развернутую характеристику баскакам дал А. Н. Насонов, выдвинувший тезис о существовании на Руси монгольской военно-политической организации. Ее появление ученый связывает с татарской переписью, зафиксированной летописями под 1257 г. Эту перепись проводили численники. С уходом численников на Руси были сформированы особые отряды из местного населения. Командный состав этих отрядов — десятники, сотники, тысячники, темники — состоял из монголов. Эти формирования поступали в распоряжение баскаков. Баскаки, по определению исследователя, — «монгольские военачальники, командовавшие отрядами, набранными из населения завоеванной страны»4. Прямым известием о существовании таких отрядов ученый считает летописный рассказ о курском баскаке Ахмате5. По мнению Насонова, следы пребывания баскаческих отрядов сохранились в названиях русских селений, производных от слова «баскак». Значительное число таких названий встречается в Центральной России6. Как считал Насонов, «баскаческие отряды были поставлены в Муромской, Рязанской и Суздальской земле»7. По летописным упоминаниям, баскаки держали баскачества разных княжений, но сведения о том, сколько их было, и указания на конкретные города и княжества, где они сидели, не сохранились8. Функции баскаков Насонов определяет как военные: «По своему значению баскаческие отряды заменяли, в сущности, войска монгольские. Можно догадываться, что основной обязанностью баскаков была служба внутренней “охраны”. Они должны были “держать в повиновении” покоренное население»9. Кроме того, «баскаки имели ближайшее отношение к сбору налогов. Нет указаний, однако, чтобы в их постоянную обязанность входил сбор налогов»10. По мнению Насонова, вернее предположить, что обязанность баскаков заключалась не столько в сборе дани, сколько в поддержке сборщиков, особенно когда требовалось вмешательство военной силы11. Исчезновение баскаческих отрядов ученый связывает со временем смуты в Орде в конце XIII в., когда «произошли, по-видимому, некоторые изменения в организации эксплуатации русского Северо-Востока»12. А. Н. Насонов ограничивается констатацией факта — после смерти Менгу-Тимура в 1280—1282 г. сведений о наличии баскаков в Тверском, Московском и Переяславском княжествах нет. Зато есть летописное известие о наличии еще в начале XIV в. баскаков в Ростовском княжестве13.
      Свою трактовку о назначении баскаческой организации предложил А. А. Семенов: слово «баскак» «несомненно, имеет значение охранения, ограждения, защиты. Баскаки — монгольские опекуны эмиров, на обязанности которых лежали заботы и наблюдения за восстановлением мирной жизни и за ее правильным функционированием... В монгольском Иране должность баскака была высокою и ответственною, он был высшим блюстителем в области интересов монгольских владык и вместе с тем защитником прав местного населения»14. Таким же защитником местного населения от злоупотреблений не только монголов, но даже своих собственных владетелей, по мнению ученого, баскак выступает на Руси: «Амраган, будучи в великом княжестве Владимирском великим баскаком... являлся там полномочным представителем монгольского хана, следившим за действиями великого князя, чтобы его поступки не только не шли во вред монгольской власти, но и во вред его собственным подданным, и притом, если хан предоставлял какие-либо льготы тому или иному русскому сословию, то баскак должен был следить не только за тем, чтобы их не нарушали татары, но и его вассалы, русские князья», более того, «баскаки принимали участие во внешнеполитических действиях русских князей, поддерживая их разумные действия, клонившие к продлению мира и к приобретению новых земель»15. Семенов считает, что русское значение слова «баскак» «целесообразнее всего было бы передать термином “ханский наместник” в том или ином княжестве с функциями генерального прокурора, причем для осуществления полноты своей власти баскаки имели в своем распоряжении соответствующих чиновников разной компетенции и военные отряды»16. Сбор дани в прямую обязанность баскаков не входил17. Напротив, они являлись начальниками чиновников, осуществлявших сбор дани в пользу хана, — «данщиков» и «пошлинников»18.
      В 1937 г. был опубликован труд Б. Д. Грекова и А. Ю. Якубовского «Золотая Орда». После значительной доработки и дополнения, в 1950 г. вышло его второе издание — «Золотая Орда и ее падение», состоящее из трех частей. Две из них посвящены истории Золотой Орды и написаны А. Ю. Якубовским, одна — истории Руси и принадлежит перу Б. Д. Грекова. В этой части освещены проблемы монгольской власти на Руси. В своих выводах касательно института баскачества Греков в основном повторяет тезисы Насонова. Русские земли, по утверждению Б. Д. Грекова, не вошли непосредственно в состав Золотой Орды и рассматривались ханами как политически автономные, но находящиеся в зависимости от ханов и обязанные платить им дань19. Для сбора дани и проводились переписи. Для первой переписи, о которой «мы имеем глухие сведения», и сбора дани Батый послал баскаков. Новая перепись была проведена в 1257 г. при хане Берке, который прислал для этого уже специальных численников20. Греков, в отличие от Насонова, считал, что баскаки появились на Руси до переписи 1257 г. Их делом было перепись и сбор дани, но потом эту функцию стали выполнять численники. В последующих летописных сюжетах в связи со сбором дани упоминаются именно они21. Непосредственной функцией баскаков Греков называет контроль над русскими князьями: «Посаженные на стол от имени хана князья становились в то же время под контроль ханской власти. Это относилось уже не только к великим князьям, а и к другим княжениям. Контроль этот осуществляли баскаки»22. Ссылаясь на летописи, Греков говорил о наличии баскаков в различных русских княжествах23. Исчезновение баскаков ученый связывал с изменением порядка сбора дани и относил к первой половине XIV в., когда «сбор татарской дани возлагается на русских князей под ответственность великого князя»24.
      А. Ю. Якубовский называл баскаков, наряду с даругами, высшим чином в Золотой Орде, отмечая: «Видимо, термин “баскак” в самой Золотой Орде не употреблялся, а чиновников с его функциями называли монгольским словом “даруга”. В некоторых странах в ходу были оба термина». Так же, по мнению ученого, было и на Руси, что следует из ярлыков русским митрополитам. Термин «даруга» употребляли в значении высшего начальника над всеми поступлениями в казну. В каком отношении даруги стояли к правителю отдельной области, указаний не сохранилось, «надо думать, что они им были подчинены, хотя, вероятно, не во всем»25. Ученый считает, что «по-видимому, в редких случаях функции даруги передавались самому правителю области, однако и тогда у последнего был чиновник с чином даруги. Термин “даруга” прилагался не только к высшему начальнику над взиманием повинностей, но и к его помощнику». При этом Якубовский полностью принимает точку зрения А. Н. Насонова о баскаках на Руси как военачальниках, державших в повиновении покоренное население, и вносит уточнение: «По-видимому, баскаки только на Руси были лишь военачальниками и в их обязанности не входила функция сбора дани»26.
      Баскаческой организации посвящена специальная статья А. А. Зимина27. Ученый рассматривает один аспект темы — ликвидацию баскачества в Северо-Восточной Руси. Свои выводы Зимин основывает на сведениях Волоколамского патерика, составленного в начале XVI в. племянником Иосифа Волоцкого Досифеем Топорковым. Ликвидацию баскаческой системы на Руси ученый связывает с народными движениями 20-х годов XIV в. против татаро-монгольского ига. Хотя они не являлись основной причиной ликвидации баскачества, но «сыграли свою прогрессивную роль: в их ходе, как можно судить по рассказу Пафнутия, в Северо-Восточной Руси было ликвидировано баскачество... Татаро-монгольские ханы вынуждены были пойти на то, чтобы отныне дань собирали и отправляли в Орду сами русские князья»28. Особенности и назначение системы баскачества, по мнению Зимина, «подробно выяснил Насонов»29.
      С выводами А. Н. Насонова согласился М. Г. Сафаргалиев: «Ко времени правления хана Берке относится, во-первых, проведение переписи (1257—1259) всего податного населения на Руси и в других улусах, во-вторых, учреждение постоянной военно-политической организации монголов в каждом подчиненном монголами улусе в лице десятников, сотников, тысячников и темников»30. Они появились для поддержки баскаков в качестве внутренней государственной охраны на Руси и в других улусах, а сами баскаки на Руси появились раньше - еще при Батые31.
      С критикой положения Насонова о существовании военно-политической баскаческой организации и десятниках, сотниках, тысячниках и темниках как лицах командного состава выступил В. В. Каргалов. Он указывает: «Нет упоминаний о том, что они пришли вместе с численниками и являлись татарами, и нет оснований считать их командным составом каких- либо военных формирований»32. Более вероятным исследователю представляется, что назначение баскаков связано с проходящей переписью. При этом он ссылается на указания источников на «тьму» монгольского времени как на податную единицу33. Подверглась критике и трактовка Насоновым рассказа о курском баскаке Ахмате. «Ахматовы слободы» представляются В. В. Каргалову не местами стоянки вооруженных баскаческих отрядов, а торгово-ремесленными поселениями, куда сбегалось население под защиту баскака. Более того, созданы «Ахматовы слободы» были, видимо, в нарушение обычных норм34. Топонимику русских поселений от слова «баскак» Каргалов связывает с землевладением монгольских феодалов на Руси, а не с местами расположения баскаческих отрядов35. Отрицая существование баскаческих военных отрядов, исследователь обращает внимание на то, что в летописных рассказах о восстаниях в русских городах в 1262,1289,1320,1327 г. нет упоминаний о баскаческих отрядах, хотя в повествованиях о вооруженных выступлениях против присутствия монголов на Руси такие упоминания были бы наиболее вероятны36. По мнению Каргалова, баскаки выступают не в качестве наместников, обеспечивающих подчинение местного населения ордынским властям при помощи собственных вооруженных отрядов, а «как представители хана, которые только контролировали деятельность русских князей и доносили хану о случаях неповиновения»37. Связано это с тем, что система господства Золотой Орды была основана не на наличии военно-политической организации, а на угрозе карательных походов. Русские князья обладали по отношению к хану известной автономией, исключавшей существование на Руси татарской администрации38. В этом вопросе В. В. Каргалов солидарен с Б. Д. Грековым. Для Каргалова особо важно следующее обстоятельство: «баскаки держали в повиновении не Русь (для этого в их руках не было вооруженной силы), а князей, принуждая их к покорности»39. Говоря о сборе дани, ученый отмечает, что сами баскаки дань не собирали, они лишь следили за тем, чтобы это своевременно делали русские князья, не выходя из повиновения ордынскому хану40. По мнению В. В. Каргалова, баскаческая организация появилась на Руси во второй половине XIII в. До этого времени на Руси собирали дань откупщики-«бесермены» при поддержке русских князей. В 60-е годы XIII в. ситуация изменилась: в 1262 г. из русских городов были изгнаны откупщики, а в 1263 г. скончался великий князь Александр Ярославич. Его преемник, Ярослав Ярославич, не смог обеспечить регулярное поступление ордынской дани без посторонней помощи. В это время на Руси появились баскаки, призванные наладить сбор дани. Исчезновение баскачества В. В. Каргалов связывает с антиордынскими выступлениями 20-х годов XIV в. и усилением великокняжеской власти, способной заменить деятельность баскаков. На территории Северо-Восточной Руси баскаки существовали до первой половины XIV в. Несколько дольше они продержались в Рязанской земле41. «Можно с уверенностью сказать, — полагает Каргалов, — что в великое княжение Дмитрия Ивановича Донского (1359—1389) баскачество исчезло повсеместно»42.
      По мнению Г. А. Федорова-Давыдова, баскаки обычно осуществляли военное охранение. Иногда к этой функции добавляется и функция управления, наместничества. Баскаки были и откупщиками налогов. У Плано Карпини роль баскака в русских землях представлена как своего рода роль надсмотрщика над вассальными монголам местными правителями, сообщавшего татарам о непослушании местных властей. На Руси баскаки исчезли к началу XIV в., хотя на окраинах Рязанского княжества и в Туле баскаки имели власть до середины XIV в.43 Согласно Федорову-Давыдову, до конца XIII в. на Руси основное управление осуществляла местная княжеская власть. Монголов интересовал сбор дани, надзор за ним вели баскаки. Они являлись представителями общеимперской монгольской власти, а не улуса Джучи. По сути, ханы до конца XIII в. делили с ними власть над Русью. С этого времени деятельность баскаков на Руси прекращается, и надзор за сбором дани переходит к ханам44.
      Свое мнение о баскаках предложил А. П. Григорьев: «Даруги — баскаки русских летописей — постоянно проживали на территории данного княжества и осуществляли общий контроль за сбором с него налогов в пользу хана. Главные баскаки, надзиравшие за деятельностью русских великих князей, жили в столице великого княжества. Некоторые баскаки были мусульманскими купцами-откупщиками, видимо, персами по происхождению»45. А. П. Григорьев уравнивает термины «баскак» и «даруга»: «Известно, что тюркский термин “баскак” однозначно соответствовал монгольскому “даруга”»46. Слово «баскак» на Руси утвердилось раньше и существовало более продолжительное время, чем слово «даруга». Это не мешало двум терминам обозначать одну и ту же должность. Понадобилось довольно длительное время для того, чтобы в дипломатической практике закрепился непосредственно монгольский термин47.
      Ю. В. Кривошеев в работе «Русь и монголы: исследование по истории Северо-Восточной Руси XII—XIII в.» рассматривает два аспекта баскаческой системы — функции баскаков и период их пребывания на Руси. По мнению ученого, «татары первоначально попытались ввести жесткий режим зависимости. Приспособив к сбору дани существующую сотенную организацию, к ней в качестве контролирующего органа был добавлен институт баскачества. Непосредственно сбором дани стали заниматься откупщики-“бесермены”. Однако уже в начале 60-х гг. — после крупного выступления горожан на Северо-Востоке Руси — от тотальной системы откупов ордынцы были вынуждены отказаться»48. Вопреки утверждениям Насонова, Кривошеев отрицает существование военно-политической организации монголов на Руси. По его мнению, «создаваемая монголами при переписи структура преследовала прежде всего фискальные, а не военно-политические оккупационные цели»49. Баскаки, согласно Кривошееву, «представляли собой постоянный институт ханской — по сути верховной — власти на Руси. Их присутствие - ханских наместников - означало прямую власть монголов над Русью»50. Полемизируя с Насоновым, Кривошеев говорит, что у баскаков «слишком большие должности, чтобы быть на периферии. Их было, видимо, не много, и сидели они по городам, возможно, самым крупным в Северо-Восточной Руси»51. Татары на Руси занимались в основном сбором дани. На это и была направлена деятельность баскаков и других чиновников. Ордынские баскаки и русские князья, согласно Кривошееву, являлись высшими административными лицами, представлявшими внешнюю и внутреннюю власть соответственно. Им соответствовали чиновники рангом ниже, занимающиеся непосредственно сбором дани52. Ликвидирован институт баскачества был в конце XIII - начале XIV в., хотя в источниках, относящихся к южной окраине русских земель, баскаки упоминаются и в середине XIV в.53 Ликвидация баскаческой организации, по мнению ученого, «связана с системой ордынской зависимости, которая сложилась на Руси. В силу тех или иных причин монголы не смогли установить жесткую зависимость, включая постоянное нахождение на Руси крупного чиновничества, полностью контролировавшего деятельность русских властных институтов. Зависимость, в конечном счете, свелась к выплате дани — именно это становится основным элементом русско-монгольских отношений»54. Сбор дани осуществляли откупщики - мусульманские купцы. Впоследствии, уже с конца XIII в., сбор дани стали обеспечивать сами русские князья.
      Таким образом, за все время изучения взаимоотношений Руси и Орды в историографии так и не сложилось единое комплексное представление о баскаческой организации на территории русских княжеств. Исследователи сходятся во мнении, что ликвидация баскаческой организации связана с изменением порядка взимания дани на Руси - переходом функции сбора ордынской дани от откупщиков-«бесерменов» к русским князьям. Произошло это к концу XIII — началу XIV в. ( крайняя дата - 20-е годы XIV столетия ). По вопросу о том, когда была введена на Руси баскаческая организация, ясности меньше. Ее появление связывают обычно с монгольской переписью, но исследователи расходятся во мнении, что это была за перепись — 1257 г. или более ранняя, достоверные сведения о которой не сохранились. Среди многообразия мнений о сущности баскаческой организации на Руси доминирует представление о баскаках как наместниках монгольского хана. Их основной обязанностью называют обеспечение сбора дани. В обобщающих трудах закрепился тезис А. Н. Насонова о существовании на Руси монгольских военных отрядов, во главе которых стояли баскаки55.
      Первым документально зафиксированным свидетельством пребывания баскаков на русских землях является рассказ Ипатьевской летописи за 1255 г.: «приѣхаша Татарѣ ко Бакотѣ и приложисѧ Милѣи к нимъ, Данилови же пошедшу на войну на Литву, на Новъгородокъ, бывшю раскалью, посла сына си Лва на Бакоту, посла Левъ дворьского перед собою; изъѣхавше лша Милѣя (и) баскака, и приведе Левъ Милѣѧ ѡтцю си, и бысть паки Бакота королева ѡтца его»56. Бакота — город в «Понизье», юге Галицкой земли. Появление там татар связано с продвижением монгольского военачальника Куремсы на запад от левобережья Днепра, где он кочевал57.
      1267 г. датирован ярлык хана Менгу-Тимура. Он был выдан русскому духовенству как иммунитетная грамота, устанавливающая налоговые льготы. Целый перечень должностных лиц Золотой Орды содержится в адресате ярлыка Менгу-Тимура: «Вышняго бога силою вышняя троица волею Менгутемерьево слово людьскым баскаком и князем и полъчным князем и к данщиком и к писцем и к мимояздящим послом и к соколником и к пардусником». Баскаки упомянуты также в конце ярлыка вместе с другими чиновниками: «от попов и от чернецов ни дани ни иного чего ни хотять ни възмуть баскаци, княжи писци, поплужники, таможници, а возмуть инее по велицеи язе извиняться и умруть»58.
      Оригинальный текст ярлыка Менгу-Тимура до нас не дошел. Среди других ярлыков, хранившихся в архиве русских митрополитов, он был переведен с уйгурского на русский в конце XIV — начале XV в. В процессе перевода ярлык подвергся редакторской правке (отсюда, например, детальная расшифровка видов дани, от которой освобождается духовенство)59. Среди всех перечисленных в ярлыке должностных лиц сбором дани, несомненно, занимались даньщики, поплужники и таможники. Вероятно, даньщики адресата ярлыка — обобщение поплужников и таможников его концовки. Поплужники и таможники взимали конкретные виды дани, даньщики взимали дань вообще. Возможно и иное: даньщики — лица, ответственные за сбор общей дани на местах, который осуществляли поплужники и таможники, каждая категория — свой вид дани. Судя по тексту ярлыка, к сбору дани также имели отношение баскаки и писцы: «от попов и от чернецов ни дани ни иного чего ни хотять ни възмуть баскаци, княжи писци, поплужники, таможници»60. Таким образом, баскаки не являлись «данщиками», но участвовать в сборе ее могли.
      Следующее известие о баскаке на Руси — рассказ Новгородской I летописи о намерении великого князя владимирского Ярослава Ярославича воевать с немцами в 1269 г.: «Того же лѣта, на зиму, князь Ярославъ съ Новгородци сдумавъ, посла на Низовьскую землю Святъслава полков копить. И совкупи всѣхъ князи и полку бещисла и приде въ Новъгородъ и бяше ту баскакъ великъ Володимерьскыи, именемъ Амраганъ и хотѣша ити къ Колываню»61. Амраган назван баскаком владимирским, что четко локализует его место пребывания в Северо-Восточной Руси. Кроме того, баскак определен как «баскак великъ». До этого случая летопись называет «великими» только русских князей62. Определение Амрагана великим баскаком указывает на его высокое положение на Руси.
      Еще одним баскаком на территории русских земель назван Ахмат, развернувший в конце XIII в . активную деятельность в Курском княжестве. История баскака Ахмата восстанавливается на основе Лаврентьевской и Симеоновской летописей63. Откупив «у татар» право сбора дани, Ахмат собирал эту дань «и тѣми даньми велику досаду творяше княземъ и чернымъ людемъ». Кроме того, он организовал две слободы во владениях князя Рыльского и Воргольского Олега. Население этих слобод опустошило окрестности Рыльска и Воргола. Князь Олег «по думѣ и по слову» своего родственника Святослава, князя Липовичского, отправился к хану Телебуге с жалобой на действия Ахмата. Тот выделил Олегу своих приставов и приказал ахматовы слободы разогнать. Олег и Святослав так и поступили, при этом часть людей пленив, а «свои люди выведе въ свою отчину». Ахмат в это время был у другого монгольского правителя — Ногая. Он вздумал оклеветать Олега, заявив, что «Олегъ и Святославъ не князи, но разбоиника, а тобѣ царю ратна еста». Ахмат посоветовал Ногаю отправить к Олегу сокольников ловить лебедей, а также передать Олегу приглашение приехать к хану. В случае отказа предполагалось, что князь замышляет что-то против Ногая и является врагом хана. Олег, считая себя правым, «не смѣ ѣхати къ Ногою», а вот родственник его Святослав действительно напал ночью на одну из слобод. И «бысть о томъ распря межи Олгомъ и Святославомъ». Сокольники тем временем вернулись к Ногаю и подтвердили слова Ахмата о враждебности Олега к хану. Ногай отдал приказ пленить князя, а княжение его «взяти все». 13 января татарская рать подошла к Ворголу. Спасаясь, Олег убежал к Телебуге, а Святослав укрылся в Воронежских лесах. Половина татарской рати погналась за князьями, а другая половина разорила их земли. Тринадцать бояр попало в плен. Погром продолжался 20 дней. Слободы Ахмата вновь наполнились людьми, скотом и другим добром разграбленных Воргольской, Рыльской и Липовичской земель. По возвращении татарской погони Ахмату были выданы пленные бояре. Бояр казнили, их тела повесили на деревьях, отрубили им головы и правые руки. Привязав головы казненных к седлам, а руки сложив в сани, татары двинулись от Воргола к Турову, намереваясь послать головы и руки «по землямъ». Устрашающая акция не удалась, «ино некуда послати зане вся волость изъимана». Ахмат, так и не поймав ни одного князя, ушел «в Татары», а в слободах оставил двух своих братьев. Через некоторое время братья отправились из одной слободы в другую. Об этом узнал князь Святослав, подстерег на пути и напал на них. Братьям Ахмата удалось спастись. После Пасхи, в Фомину неделю, они двинулись к Курску, а в понедельник «розбѣжася вся свобода та, такоже и другая». Через какое-то время от Телебуги вернулся князь Олег. Узнав о действиях Святослава, он обвинил Липовичского князя в разбое и нарушении их договора и предложил ему: ехать «поиди въ Орду отвѣчаи». Святослав не послушал; между русскими князьями произошел разрыв. По слову хана, Олег убил Святослава, но и сам Олег с двумя своими сыновьями погиб от руки брата Святослава Александра64.
      В большинстве сводов события изложены под 1283 и 1284 г. Однако в рассказе фигурирует хан Телебуга, который стал правителем только в 1287/1288 г., а в 1291 г. был убит, следовательно, реальная история произошла на несколько лет позже. По мнению В. А. Кучкина, события в Рыльско-Воргольском, Липовичском и Курском княжествах происходили с весны 1289 г. по осень 1290 г.65
      Следующим летописным свидетельством пребывания баскаков на Руси является упоминание Лаврентьевской летописи о смерти баскака Кутлубуга в 1305 г.: «того же лѣта престависѧ баскакъ КΥтлΥбΥгь». Предположение о месте пребывания Кутлубуга можно строить только на основе общей характеристики летописного текста. Статьи, предшествующие упоминанию о баскаке Кутлубуге и следующие за ним, свидетельствуют о явном интересе летописца к ростовским событиям: назначение епископов в Ростов, присутствие татар в городе, непогода, крушение колоколов и разрушение ростовских церквей66. Можно предположить, что резиденцией Кутлубуга был Ростов.
      Последнее упоминание русских летописей о баскаках относится к южной Руси: «Поиха Василии владыка от митрополита; яко прииха под Черниговъ, и ту научениемъ дияволимь пригнася князь Федоръ Киевьскыи со баскакомъ въ пятидесят человѣкъ розбоемъ, и новгородци остерегошася и сташа доспѣвъ противу себе, мало ся зло не учинило промежю ими; а князь восприимъ срамъ и отъиха, но от бога казни не убѣжа: помроша конѣ у его»67. В 1330 г. Василий Калика был избран новгородским архиепископом, а в следующем году он поехал на поставление в Волынскую землю (где тогда находился митрополит). С князем Федором его отряд столкнулся на обратном пути68. Более подробная версия рассказа содержится в Новгородской IV летописи. Там все события отнесены к одному — 1331 году. В июне Василий Калика выехал на представление к митрополиту. По пути он со спутниками оказался в Литве, где Гедимин «изнима ихъ на мироу» и вынудил пообещать своему сыну Нариману часть новгородских земель. В августе Василий прибыл во Владимир Волынский и был поставлен в архиепископы. В то же время к митрополиту Феогносту явились послы князя Александра и литовских князей, желая поставить епископом Пскова Арсения. Митрополит отказал, Арсений уехал в Киев. Возвращаясь с Волыни, Василий благодаря предупреждению Феогноста оторвался от литовского отряда. Под Черниговым архиепископа настиг Федор Киевский «съ баскакомъ Татарьскимъ». Кровопролития удалось избежать, но киевский князь взял выкуп и пленил протодьякона Феогноста Ратслава. После инцидента Василий благополучно прибыл в Брянск, затем в Торжок и в декабре был уже в Новгороде69.
      На этом упоминания русских летописей о баскаках заканчиваются. Позднейшие прямые свидетельства существования их на территории Руси предоставляет актовый материал.
      Вр еменем около 1343-1352 г. датируется грамота митрополита Феогноста на Червленый Яр о принадлежности этого края Рязанской епархии. Грамота начинается с адресата: «Благословенье Феогноста, митрополита всея Руси, к детем моим, к баскаком и к сотникам, и к игуменом и попом, и ко всем крестьяном Червленого Яру, и ко всем городом, по Великую Ворону»70. Баскаки в этом адресате стоят на первом месте, не считая обобщающего обращения «к детем моим». О территории Червленого Яра шел спор между Рязанской и Сарайской епархиями. Митрополит Феогност решил дело в пользу сарайского епископа Афанасия. Позже к нему попали прежние постановления митрополитов Максима и Петра в пользу рязанского владыки и на их основании Феогност решение свое пересмотрел - Червленый Яр отошел к Рязанской епархии. На этом давний спор не закончился. Через несколько лет понадобилась очередная грамота митрополита, в то время уже Алексея, с подтверждением принадлежности края Рязанской епархии. В адресате грамоты митрополита Алексея 1356 г. баскаки значатся уже не на первом, а на третьем месте: «Благословенье Алексия, митрополита всея Руси, к всем крестьяном, обретающимся в пределе Червленого Яру, и по караулом возле Хопор, по Дону, попом и дьяконом, и к баскаком, и к сотником, и к бояром»71. «Крестьяне» — христиане — обобщающее название, оно соответствует «детям» первой грамоты.
      Привнесенная монголами должность баскаков значится в череде несомненно русских категорий: сотников, игуменов, попов, бояр. По мнению А. А. Шенникова, ничего удивительного в этом нет: в то время среди золотоордынских татар было много православных христиан, равно как и представителей других религий. Это было результатом веротерпимости первых монгольских ханов. На должность баскака могли назначаться и православные татары, тем более на периферии72. А. А. Шенников определил Червленый Яр как район Среднего Подонья между реками Воронеж и Хопер73.
      Присутствие баскаков зафиксировано и в верхнем течении Дона. В докончании великого князя Дмитрия Ивановича Донского с рязанским князем Олегом Ивановичем 1381 г.74 об определении границы между московской и рязанской землями назван город Тула как место пребывания ордынского баскака: «А что место кн(я)зя великог(о) Дмитрия Ивановича на Рязанскои стороне, Тула, как было при ц(а)р(и)це при Таидуле, и коли ее баскаци ведали, в то ся кн(я)зю великому Олгу не вступати, и кн(я)зю великому Дмитрию»75. Тайдула была женой одного ордынского хана, Узбека, и матерью другого — Джанибека. Она имела большое влияние при сарайском дворе. После кончины Узбека в 1341 г. она принимала непосредственное участие в заговоре против своего старшего сына Тенибека и возведении на престол Джанибека (1342—1357)76. В докончании Тула прямо названа владением Тайдулы, которым управляли ее ставленники — баскаки. По сообщению Рогожского летописца, Тайдула погибла в 1360 г.77, значит, баскаки находились в Туле, по крайней мере, до этого времени. О пребывании баскака в городе после 1360 г. сведений не сохранилось. В. А. Кучкин определил время «как было при ц(а)р(и)це при Таидуле» началом 40-х — первой половиной 50-х годов XIV в.78 На этом известии свидетельства источников русского происхождения о существовании баскаков на территории Руси заканчиваются.
      Итак, первое упоминание о баскаках относится к 1255 г., последнее — к событию не позднее 1360 г. Если принять эти даты как крайние точки, то можно сказать, что баскаческая организация существовала на Руси около ста лет. Как первые, так и последние известия говорят о южных окраинах русских земель: Бакота, Курское княжение, область Червленый Яр, а также Тула. Эти земли ближе всего лежали к Золотой Орде или находились в ее прямом подчинении. Этим исчерпываются прямые географические отсылки русских источников. О двух других летописных свидетельствах можно сказать, что они описывают северо-восточные земли Руси. Здесь баскаки фиксируются источниками в 1269 и 1305 г.
      Военная функция баскаческой организации по источникам не прослеживается. Летописи сообщают о городских восстаниях: в 1262 г. восстало население Ростова, Владимира, Суздаля и Ярославля79, в 1289 и 1320 г. изгнали татар из Ростова80, в 1327 г. произошло восстание в Твери81. Во всех этих рассказах нет ни одного свидетельства о деятельности баскаков, тем более в качестве предводителей вооруженных отрядов. «Это неслучайно: если в обычное время “баскаческие отряды” и не отмечались летописцами, то во время антитатарских выступлений отряды баскаков (если бы они существовали) не могли, конечно, остаться в стороне от событий», — замечает В. В. Каргалов82.
      В Курском княжении организовал слободы баскак Ахмат. Население этих слобод опустошило окрестности Рыльска и Воргола83. Это сообщение можно счесть за факт военной агрессии населения слобод по отношению к владениям русского князя. Однако слободы производят впечатление скорее торгово-ремесленных поселений, чем военных лагерей84. О мирном характере населения слобод, в состав которого входили люди князей Олега Рыльского и Воргольского и Святослава Липовичского, свидетельствует тот факт, что Олег и Святослав, разогнав ахматовы слободы, часть людей пленили, а «свои люди выведе въ свою отчину»85.
      О братьях Ахмата сказано, что они с отрядом из трех десятков «Руси» и двух «бесермен» переезжали из одной слободы в другую86. В этом отряде, перебитом Святославом Липовичским, трудно увидеть баскаческий отряд, призванный держать в повиновении русское население. Отряд, состоящий из 32 человек, не считая двоих предводителей, был слишком мал для того, чтобы диктовать свою волю местному князю. Он даже не сумел оказать сопротивление Липовичскому князю и был им уничтожен. Отряд братьев Ахмата выступал в качестве охраны монгольских чиновников, причем только тогда, когда их жизни угрожала реальная опасность. Этот отряд единственный фиксируется источниками как несомненно принадлежащий татарам.
      Некий баскак совместно с Федором Киевским участвует в нападении на Василия Калику. В тексте летописи упомянут отряд в 50 человек. Нет никаких оснований считать этот отряд баскаческим. История передает конфликт русских и литовских интересов. Федор Киевский, выступая на стороне Литвы, преследует новгородского архиепископа. Цели князя понятны, и очевидно, что отрядом командовал именно он. Обращает на себя внимание сам факт участия баскака в конфликте. В отличие от киевского князя, прямые интересы его стороны в истории затронуты не были. Вполне возможны личные мотивы действий баскака.
      В событиях 1269 г., напротив, весьма вероятен политический контекст. Владимирский баскак Амраган присутствовал при сборе русских войск в Новгороде, однако его роль в событиях летопись не поясняет. В этом случае логичен политический интерес высокопоставленного монгольского чиновника - наблюдение за организацией крупного похода во главе с великим князем. Последствия этого похода могли оказать значительное влияние на положение дел на Руси.
      Из всего сказанного можно заключить, что деятельность баскаков на Руси не была связана с вооруженными отрядами монголов. Большее доверие вызывает представление о баскаках как о чиновниках, ответственных за сбор дани.
      На эту обязанность прямо указывает ярлык Менгу-Тимура 1267 г., оговаривающий, что баскаки и другие должностные лица не должны взимать подати с духовенства: «от попов и от чернецов ни дани ни иного чего ни хотять ни възмуть баскаци, княжи писци, поплужники, таможници»87. Со сбором ордынской дани был связан баскак Ахмат: «держаше баскачьство Курьскаго княжениа, откупаша у Татаръ дани всякиа»88. Следует отметить, что связь баскаков с функцией сбора дани фиксируется и в других регионах, оказавшихся под монгольской властью. Так, сбором дани ведал «великий баскак» Аргун, действовавший в Иране и Закавказье. Армянский хронист Стефан Орбелиан называет Аргуна баскаком и везирем, «которого великий хан назначил главным правителем нашей страны и начальником казенных податей и великого Дивана»89. Киракос Гандзакеци называет Аргуна главным сборщиком податей «во всех покоренных странах»90. В 1254 г. он провел перепись в Армении и Грузии с целью сбора налогов91.
      В 1257 г. в рамках общеимперских мероприятий императора Менгу перепись прошла на территории Руси92. Духовенство при этом от выплаты дани освобождалось. На следующий год численники в сопровождении русских князей, Александра, Андрея и Бориса, отправились из Владимира в Новгород93. Новгородская летопись называет численников послами и относит их появление к 1257 г.94 Эти послы стали просить «десятины и тамгы». Новгородцы «не яшася на то», предпочтя откупиться дарами95. По-видимому, численников это удовлетворило, и они вернулись во Владимир96. В 1259 г. при активной поддержке Александра Невского монгольские чиновники все-таки провели перепись в Новгороде. Под давлением великого князя новгородцы были вынуждены принять число, посетовав: «творяхут бо бояр^ соб^ легко, а меншимъ зло»97. Как видно из источников, первый организованный сбор ордынской дани обошелся без участия баскаков, его осуществили численники.
      Дань собиралась по системе откупов. В результате злоупотреблений откупщиков в 1262 г. разгорелось восстание в ряде городов Северо-Восточной Руси. Откупщиков изгнали, «иныхъ избиша»98. В этой ситуации было бы логично упомянуть также и баскаков как лиц, имеющих непосредственное отношение к сбору дани, - столь крупные события едва ли могли обойти их стороной. Однако баскаки в рассказе о восстаниях в Суздале, Владимире, Ростове и Яр ославле не упоминаются. Очевидно, их в это время на северо-востоке Руси еще не было, как не было их и в конце 50-х годов XIII в. Первое свидетельство о существовании баскаков на территории северо-восточных княжеств Руси относится к концу 60-х годов XIII в. Какие обстоятельства могли послужить причиной введения баскаческой системы на Руси?
      Для Золотой Орды 60-е годы XIII в. стали временем серьезных изменений во внутренней и внешней политике. Начинаются кровопролитные войны с Ираном, устанавливаются прочные связи с Египтом, осуществляется военный поход против Византии. Золотая Орда выходит из состава Монгольской империи и становится фактически независимым государством с 1266 г.99 Похоже, все эти события не отразились на системе управления покоренными русскими княжествами. Городские восстания 1262 г. не привели к отмене системы откупов - еще в 1289 г. баскак Ахмат откупает дань в Курске. Ярлык Менгу-Тимура 1267 г. подтвердил налоговые льготы русского духовенства, установленные при переписи 1257 г. Изменение политического курса Золотой Орды обошло стороной русские земли. Вероятнее, что появление на территории русских княжеств баскаков было обусловлено другой причиной: они появились тогда, когда великим князем на Руси становится Ярослав Ярославич (1264-1272 г.), сменивший скончавшегося в 1263 г. Александра Невского. Новый великий князь не обладал влиянием своего предшественника и, по-видимому, не мог обеспечить регулярные поставки монгольской дани с территории северо-востока Руси и из Новгорода. Тогда здесь и появляются баскаки.
      Баскаки действовали в Северо-Восточной Руси до начала XIV в. Смутные времена в истории Золотой Орды, связанные с возвышением Ногая в конце XIII в., не повлияли на существование баскаческой системы. Курский баскак Ахмат был ставленником Ногая, и хан Телебуга, очевидно, не возражал против этого. Ногай являлся представителем Джучидов, но при всем своем могуществе на ханский престол не претендовал. Основной задачей Ногая было превращение своего обширного улуса в фактически независимое государство, но только при условии формального сохранения его в качестве правого крыла Золотой Орды. Сарайский хан уважал права Ногая. После его гибели в 1299 г. Токта не взял под контроль территорию правого крыла Золотой Орды, так как полноправными преемниками Ногая могли быть только его прямые потомки. Лишь после гибели старших сыновей Ногая хан смог разделить его земли между своими родственниками и союзниками100. Эти обстоятельства объясняют присутствие баскака Ногая на территории Курского княжества. Доходы с этой земли, по-видимому, шли Ногаю и вполне могли собираться его баскаком на законных основаниях. Сходным образом можно объяснить указание докончания 1381 г. на тульского баскака в качестве чиновника Тайдулы.
      В первой половине XIV в. великокняжеская власть на Руси усилилась. Иван Калита (1325—1340 г.) сумел сохранить баланс между личными интересами и интересами Золотой Орды. Он беспрекословно исполнял волю хана, регулярно посылал дань в Орду. Необходимость в баскаческом надзоре исчезла. Территория северо-востока Руси освобождается от опеки баскаков.
      Иная ситуация была на окраинах русских земель. Там баскаки появились раньше, а исчезли позже, чем на северо-востоке Руси. Нестабильность ситуации в этих регионах требовала более пристального внимания монгольской администрации. В. Л. Егоров связывает существование монгольской администрации на окраинах Руси с так называемыми буферными зонами. Они появились в результате монгольского завоевания, когда некоторые князья покинули свои опустошенные уделы. Их владения переходили к золотоордынской администрации, заинтересованной в денежных поступлениях с этих земель. Буферные зоны не представляли непрерывной полосы, они существовали лишь в отдаленных порубежных районах. Наличие буферных зон — характерная черта XIII в., когда русские княжества постепенно восстанавливали подорванные силы и не могли уделять внимание опустошенному пограничью. Ситуация изменилась в XIV столетии в связи с продвижением русских владений к югу, а также общим ослаблением Золотой Орды. Это способствовало исчезновению буферных зон101. Можно лишь предположить, что на окраинах Руси баскаки появились вскоре после монгольского завоевания, как это было в Средней Азии102.
      Появление баскаков на территории русских княжеств не связано с политическими событиями внутри Золотой Орды. Введение баскаческой организации объясняется исторической обстановкой на Руси, сложившейся здесь к середине XIII в. Сохранив власть над своими землями после нашествия, русские князья были вынуждены подчиниться монгольскому хану. Основным выражением покорности завоевателям служила выплата дани. До событий 1262 г. на северо-востоке Руси необходимости в баскаках в этих землях не было, дань ордынскому хану поступала регулярно. В результате городских восстаний 1262 г. и ослабления княжеской власти после кончины Александра Невского регулярные поставки оказались под угрозой срыва, и монголы поставили своих особых чиновников — баскаков — контролировать этот процесс. Можно сказать, что на северо-востоке Руси баскаки появились во второй половине XIII в. С усилением княжеской власти при Иване Калите в первой половине XIV в. необходимость в надзоре баскаков отпала.
      Функция баскаков — надзор за сбором дани — не переходит к русским князьям, они изначально имели эту обязанность. Баскаки появились тогда, когда с этой обязанностью русские князья перестали справляться, и исчезли, когда князья смогли вновь контролировать выплату дани. Городские восстания XIII—XIV в. не послужили причиной ликвидации баскачества на Руси. Напротив, демонстрируя неспособность русских князей сохранять порядок, волнения в городских центрах Северо-Восточной Руси послужили дополнительным фактором введения и последующего функционирования баскаческой организации в этом регионе. В целом, на территории Руси баскаки исчезли лишь во второй половине XIV в.
      Компетенция баскаков распространялась на целые области, такие как Курское княжество и Червленый Яр. Резиденцией баскаков могли являться крупные города, имеющие немалое политическое и экономическое значение, как Владимир и Ростов.
      Сбор дани на территории Руси под контролем баскаков предстает организованной системой, которую установила монгольская перепись. При этом сами баскаки непосредственно сбором дани не занимались. Для этого существовали другие категории - таможники, поплужники и пр. Должность баскака была слишком высокой для этого. На высокое положение баскаков указывает тот факт, что никаких посредников между ханом и баскаком не было. Баскаки имели дело непосредственно с князьями, являясь, по сути, чем-то вроде надзорного органа. При этом баскаки зачастую действовали сообща с князем, как Амраган и баскак, сопровождавший киевского князя Федора. На существование некоторой иерархии среди баскаков указывает именование Амрагана «великим баскаком». Видимо, баскак, находящийся в столице русских княжеств, считался главным. Судя по адресату митрополичьих грамот, баскаки на вверенной им территории пребывали постоянно. «Нерегулярные» категории, вроде послов, адресаты обеих грамот не перечисляют.
      Примечания
      1. Карамзин Н. М. История Государства Российского в 12 т. М., 1992. Т. 5. С. 207.
      2. Соловьев С. М. Сочинения в 18 кн. М., 1988. Кн. 2. Т. 3, 4. С. 477.
      3. Березин И. Н. Очерк внутреннего устройства улуса Джучиева // Труды Вост. отд. И. Р. Арх. об-ва. СПб., 1864. Ч. 8. С. 452.
      4. Насонов А. Н. Монголы и Русь (история татарской политики на Руси). СПб., 2006. (2-е изд., первое — 1940 г.) С. 227.
      5. Там же. С. 226.
      6. Там же. С. 227—228.
      7. Там же. С. 226—228.
      8. Там же. С. 229.
      9. Там же. С. 230.
      10. Там же. С. 229-230.
      11. Там же. С. 230.
      12. Там же. С. 276.
      13. Там же.
      14. Семенов А. А. К вопросу о золотоордынском термине «баскак» // Известия АН СССР. 1947. № 1. С. 138-140.
      15. Там же. С. 143.
      16. Там же.
      17. Там же. С. 141-142.
      18. Там же. С. 142.
      19. Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение. М., 1998. С. 166.
      20. Там же. С. 167.
      21. Там же.
      22. Там же. С. 166.
      23. Там же. С. 166-167.
      24. Там же. С. 167.
      25. Там же. С. 100-101.
      26. Там же. С. 101.
      27. Зимин А. А. Народные движения 20-х гг. XIV в. и ликвидация системы баскачества в Северо-Восточной Руси // Известия АН СССР. Сер. истории и философии. 1952. Т. 9. № 1. С. 61-65.
      28. Там же. С. 64.
      29. Там же. С. 61.
      30. Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. Саранск, 1960. С. 51.
      31. Там же.
      32. Каргалов В. В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. М., 1967. С. 155.
      33. Там же.
      34. Там же. С. 156.
      35. Там же. С. 156-157.
      36. Там же. С. 157-158.
      37. Там же. С. 159.
      38. Там же. С. 158-159.
      39. Там же. С. 160.
      40. Каргалов В. В. Баскаки // ВИ. 1972. № 5. С. 213.
      41. Там же. С. 212—215.
      42. Там же. С. 215.
      43. Федоров-Давыдов Г. А. Золотоордынские города Поволжья. М., 1994. С. 30—31.
      44. Там же. С. 8—10.
      45. Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам. СПб., 2004. С. 24.
      46. Там же.
      47. Там же. С. 157—158, 160—161.
      48. Кривошеев Ю. В. Русь и монголы: исследование по истории Северо-Восточной Руси XII—XIII вв. СПб., 2003. С. 224.
      49. Там же. С. 224—225.
      50. Там же. С. 226-227.
      51. Там же. С. 227.
      52. Там же. С. 228-229.
      53. Там же. С. 233.
      54. Там же. С. 235-236.
      55. См.: История СССР. М., 1939. Т. 1. С. 4; Очерки истории СССР. IX—XIII вв. М., 1953. С. 872; История СССР. М., 1956. Т. 1. С. 143; Всемирная история. М., 1957. Т. 3. С. 599.
      56. ПСРЛ. СПб., 1908. Т. 2. Стб. 828-829.
      57. Насонов А. Н. Монголы и Русь. С. 222—223. Прим. 10; 232—234.
      58. Памятники русского права / Под ред. Л. В. Черепнина. М., 1955. Вып. 3. С. 467—468.
      59. Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам. С. 34.
      60. Памятники русского права. Вып. 3. С. 468.
      61. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. и с предисловием А. Н. Насонова (далее — НПЛ). М.; Л., 1950. С. 88,319.
      62. См., например: ПСРЛ. Л., 1926—1928. Т. 1. Стб. 293, 377, 379.
      63. Подробнее см.: Кучкин В. А. Летописные рассказы о слободах баскака Ахмата // Средневековая Русь. 1996. Вып. 1. C. 5—57.
      64. ПСРЛ. СПб., 1913. Т. 18. С. 79-81; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 481-482.
      65. Кучкин В. А. Летописные рассказы о слободах баскака Ахмата. С. 32-38.
      66. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 528.
      67. НПЛ. С. 344.
      68. Там же. С. 343-344.
      69. ПСРЛ. Пг., 1915. Т. 4. Вып. 1. С. 263-265.
      70. АСЭИ. М., 1964. Т. 3. С. 341.
      71. Там же. С. 343.
      72. Шенников А. А. Червленый Яр: исследование по истории и географии Среднего Подонья в XIV—XVI вв. Л., 1987. С. 10.
      73. Там же. С. 4.
      74. Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. Внешнеполитические договоры. М., 2003. С. 245-246.
      75. ДДГ. С. 29.
      76. Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам. С. 45—46.
      77. ПСРЛ. Пг., 1922. Т. 15. Вып. 1. Стб. 69.
      78. Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 258.
      79. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 476.
      80. Там же. Стб. 526, 530.
      81. ПСРЛ. СПб., 1856. Т. 7. С. 199—200.
      82. Каргалов В. В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. С. 157—158.
      83. ПСРЛ. Т. 18. С. 79.
      84. Каргалов В. В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. С. 156; Кучкин В. А. Летописные рассказы о слободах баскака Ахмата. С. 45.
      85. ПСРЛ. Т. 18. С. 79.
      86. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 481.
      87. Памятники русского права. Вып. 3. С. 468.
      88. ПСРЛ. Т. 18. С. 79.
      89. Патканов К. П. История монголов по армянским источникам. СПб., 1873. Вып. 1. С. 41.
      90. Патканов К. П. История монголов по армянским источникам. СПб., 1874. Вып. 2. С. 78.
      91. Там же. Вып. 1. С. 41; Вып. 2. С. 78.
      92. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 474-475.
      93. Там же.
      94. НПЛ. С. 309.
      95. Там же.
      96. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 474-475.
      97. НПЛ. С. 311.
      98. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 476.
      99. Мыськов Е. П. Политическая история Золотой Орды (1236—1313). Волгоград, 2003. С. 64—111.
      100. Там же. С. 90-116, 165.
      101. Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. М., 1985. С. 38—40.
      102. Juvaini Ata-Malik. The History of the World-Conqueror. Manchester, 1958. V. 1. P. 107; V. 2. P. 482.