Смирнов Н. А. Шейх Мансур и его турецкие вдохновители // Вопросы истории. - 1950. - № 10. - С. 19-39.
Начиная с XVI в. феодальные монархии Турции и Ирана вели длительную и упорную борьбу за захват отдельных территорий Кавказа.
Многие кавказские народы, будучи не в состоянии в силу своей разобщённости противостоять внешней агрессии, искали спасения и заступничества у Русского государства, обращались к нему за помощью и покровительством. Черкесские (кабардинские) князья уже в 50-х годах XVI в. обратились к Ивану IV с просьбой принять их в русское подданство и оградить от нападений и грабежа со стороны Турции и турецкого вассала - крымского хана.
Война султанской Турции с Ираном в 50 - 60-х годах XVI в. за Закавказье поставила перед русским правительством вопрос о Северном Кавказе и, в частности, о Кабарде, через которую турки поддерживали связь между своими войсками, расположенными в Крыму, и войсками, вторгнувшимися на Кавказ. Нависшая над Северным Кавказом угроза турецкого вторжения вынудила русское правительство поставить на Тереке укреплённый городок, куда был отправлен воевода с ратными людьми. Это обстоятельство послужило поводом для усиления захватнических поползновений Турции на кабардинские земли.
Что касается закавказских народов, то они установили связь с Россией ещё в конце XV в. (Грузия, Шемаха и др.), причём связь эта укреплялась по мере роста военной опасности со стороны Турции и Ирана. Нередко своими выступлениями против Турции и Ирана русские войска спасали народы Кавказа от военной опасности. Такие события, как война с Турцией за Астрахань в 1569 г., борьба донских казаков за устье Дона и Азов в XVII в., поход по приказу Петра I воеводы Апраксина на Кубань в 1711 г., ликвидация Петром I турецких попыток обосноваться на Каспийском море, защита от нашествия Надир-шаха в 30 - 40-х годах XVIII в., служили делу сближения России с народами Кавказа. Вместе с этим следует отметить, что и героическое участие представителей кавказских народов в борьбе России против турецких, крымских и персидских захватчиков облегчало положение русских войск. В боях с турками под Астраханью, на Дону, а также в войне за Украину в 1677 - 1678 гг. участвовали черкесские и кабардинские вооружённые отряды, показавшие высокие боевые качества.
Тесное сближение России с Грузией, Арменией, некоторыми ханствами Дагестана и Азербайджана во второй половине XVIII в., укрепление и выдвижение вперёд "Кавказской линии" на Северном Кавказе - всё это служило поводом к обострению русско-турецких и русско-персидских отношений.
Английская и французская дипломатия прилагала в это время большие усилия к тому, чтобы не допустить Россию к Чёрному морю и при помощи Турции и Ирана превратить Кавказ в свой прочный барьер против русского продвижения на юго-восток.
Наряду с открытым военным вторжением правительства Турции и Ирана проводили на Кавказе широкую подрывную работу, используя в своих целях феодальную верхушку кавказских народов и засылая туда своих агентов и шпионов, представителей мусульманского духовенства, которые должны были насаждать на Северном Кавказе ислам, мусульманский фанатизм и веру в то, что турецкий султан является законным верховным и религиозным главою народов Кавказа.
В XVIII в. Турция представляла собою отсталое и раздираемое внутренними противоречиями военно-феодальное государство; она искала в войне с Россией выход из тяжёлого внутреннего положения. Представление о том, что благополучие империи покоится "на острие сабли", что война является не только обязанностью, но и привилегией турецкого феодала, а грабёж завоёванных народов и продажа в рабство пленных - самый верный источник благополучия, неудержимо толкало Турцию на военные авантюры на Кавказе.
Утрата в 80-х годах XVIII в. таких выгодных плацдармов для наступательных операций, как Крым, устье Дона, Грузия, увеличивала в глазах турецкого правительства стратегическое значение Северного Кавказа и его Черноморского побережья. Турция стала проявлять на Кавказе небывалую активность, которая и послужила одной из причин русско-турецкой войны 1787 - 1791 годов.
Готовясь к этой войне, Турция проводила на Кавказе широкие подготовительные мероприятия как военного, так и идеологического порядка, сильно беспокоившие русское правительство. Лучше всего об этом свидетельствует дипломатическая переписка русского посла в Константинополе Я. И. Булгакова с Екатериной II и коллегией иностранных дел.
Ещё в 1782 г. Екатерина II писала Булгакову по поводу частых сношений Порты со своим анатолийским пашой Джаныклы-Али и другими военачальниками, находившимися на границе с Кавказом и Ираном. Она указывала на "коварное намерение Порты заводить в той стороне против нас и интересов наших разные беспокойства".
Большую активность развивал в это время турецкий паша Сулейман, находившийся в Ахалцихе. Он стремился использовать ислам как средство организации борьбы кавказских народов против России. В письме от 1783 г., обращенном к одному из крупных феодальных владетелей Дагестана, уцмию Каракайтагскому, и к народам Дагестана, он писал: "Всякий, кто в ревности своей ищет истреблять врагов, угоден богу, а кто поразит одного из неверных, тот получит отпущение всех грехов; вечный рай будет ему воздаянием".
Распространявшиеся в 1783 - 1784 гг. среди кавказских народов фирманы турецкого султана призывали азербайджанских ханов и дагестанских, кабардинских, черкесских феодалов на общую с турками "защиту мусульманской веры" и требовали активных действий против Грузии, куда были введены два батальона русских войск.
Особенно усилилась турецкая агитация на Кавказе начиная с 1785 г., когда в Турции окончательно созрел план войны с Россией. Подготовительный к войне период был использован турецким правительством для мобилизации внутренних ресурсов и заключения союзных договоров о иностранными государствами, а также для проведения широкой подрывной работы среди народов Кавказа. Среди европейских подстрекателей Турции на первом месте стояла Франция, о которой Булгаков в феврале 1785 г. доносил Екатерине II, что потеря Крыма "тяжелее французам, чем самим туркам, кои о нём теперь уже и позабыли, ежели б французы не возобновляли сего горестного для них воспоминания"1.
Однако "и сама Турция не хотела примириться с потерей Крыма. Отлично учитывая это обстоятельство, правительство Екатерины II в своих директивах Булгакову настойчиво требовало не доводить дело до "безвременного разрыва", прежде чем не закончится конфликт между Австрией (союзницей России) и Голландией и до конца не будет выяснена позиция Англии и Швеции.
Турецкие агенты в это время развивали на Кавказе энергичную деятельность.
11 января 1785 г. Фет-Али, хан дербентский и кубинский, сообщал генерал-поручику П. С. Потёмкину, начальнику русских войск на Кавказе, что от турецкого султана к карабахскому хану Ибрагиму прибыл агент Ибрагим-бек, причем у него имеется султанское письмо к азербайджанскому, ширванскому, текинскому, казыкумугскому ханам и дагестанским владельцам. Ибрагим-бек вёз им подарки - халаты и часы, украшенные дорогими камнями, - а также имел с собой червонцы для подкупа2.
Ещё раньше, в декабре 1784 г., полковник Бурнашов доносил из Тбилиси о поездке того же турецкого агента Ибрагима-бека с деньгами и требованием к ханствам объединяться на случай войны с Россией. Одновременно Бурнашов сообщал о начавшейся обработке турецкими агентами мусульманского населения Грузии с тем, чтобы оно не признавало своего подданства царю Ираклию. В августе 1785 г. к. царю Ираклию со всех концов Грузии поступили известия о скоплении "многочисленных врагов на его границах". Из Ахалциха началось вторжение турок и лезгин, а Омар-хан аварский напал на Грузию с востока.
Общая картина активности турецкого правительства в Закавказье в 1785 г. дополняется известием о том, что Сулейман-паша ахалцихский, не довольствуясь призывом лезгин к нападению на Грузию, "употребил не малое число самих турок им в содействие". Эта дало повод князю Потёмкину-Таврическому 22 мая 1785 г. поставить перед турецким командующим на Черноморском побережье Хаджа Али-пашой вопрос о том, чтобы с Сулейман-пашой ахалцихским поступили, как с нарушителем мирных постановлений.
19 августа 1785 г. полковник Бурнашов сообщил со слов находившегося в Кутаиси агента Селимаги, что Порта предписала Сулейману-паше ахалцихскому набрать 4 тыс. дагестанцев для систематических нападений на Грузию. Турецкий двор приказал паше разорять Грузию с тем, чтобы: "1) Привести Грузию в столь бедственное состояние, дабы сия земля не могла продовольствовать не только знатный корпус, но и находящиеся там теперь российские войска; 2) Устрашить прочие окрестные области, дабы не последовали примеру Грузии и не искали протекции российской... Сверх сего, слышал он от князя Елисбара Еристова, Порта помышляет о войне с Россией"3.
О непосредственной связи между выступлением Турции в Закавказье и начавшимися одновременно враждебными России действиями закубанских татар и ногайцев, находившихся в зависимости от Турции, говорят донесения, поступавшие с северного фланга "Кавказской линии". Так, в августе 1785 г. полковник Лошкевич сообщил, что закубанцы срочно продают свой скот, закупают оружие и лошадей. Абазинский Арслан Гирей-султан извещал, что закубанцы проводят собрания, договариваясь о том, чтобы "всемерно вредить российской стороне", добавляя, что "в сем наущении точно есть участие Порты"4.
В октябре 1785 г. ген. Шемякин доносил, что коменданты укреплений, расположенных на Кубани, сообщают об участившихся нападениях закубанцев на казачьи разъезды, о захвате в плен людей, причём, по донесениям полковника Муфеля, эти нападения совершались с разрешения турецкого аги - начальника турецких укреплений на Кубани; он же доносил, что 1 октября у турецкого аги, живущего у реки Зеленчук, происходил совет, в котором принимали участие многие закубанские мурзы5.
На время 1784 - 1787 гг., когда враждебная России политика Турции становилась всё более активной, падает выступление на Северном Кавказе "турецкого эмиссара"6 "пророка" Ушурмы, его решительные попытки овладеть Кизляром и другими укреплениями на "Кавказской линии".
***
Ушурма (шейх Мансур) выступил с религиозной проповедью в первых числах марта 1785 г. в своём родном ауле Алды.
О том, как Ушурма стал проповедовать учение ислама, можно узнать из его частично сохранившихся в наших архивах воззваний и писем, а также из показаний, данных им в Тайной экспедиции в 1791 году. В этих показаниях Ушурма сообщал: "Я не эмир и не пророк, я никогда таковым не назывался, но не мог воспрепятствовать, чтобы народ меня таким не признавал, потому что образ моих мыслей и моего жития казался им чудом"7. Ушурма говорил, что народ (т. е. горцы) и он сам следовали дурным обычаям: воровали, убивали друг друга и вообще делали зло - и что вдруг он "осветился... размышлением и понял, что такая жизнь противна "святому закону".
О том, каким путём он добился популярности, Ушурма рассказал следующее: "В уединении своём не знал я, что слух о моём раскаянии распространился; я известился о том только через посещение многих приходящих слушать мои наставления о выполнении долга по закону. Сие приобрело мне название шейха. И с того времени почитали меня человеком чрезвычайным", а "у отдельных народов дали титул пророка"8.
Ушурма показал также, что вырос он в ауле Алды; ему тридцать с небольшим лет; имеет жену и детей. В годы юности он пас овец и занимался земледелием. Читать и писать не умеет. Выучил наизусть пять мусульманских молитв, а также главнейшие догматы ислама.
Хотя в наших документах недостаточно полно освещен период, предшествовавший открытому выступлению Ушурмы, но всё же можно заключить, что он был к этому выступлению подготовлен. О характере этой подготовки свидетельствуют его показания о том, что духовенство, одобряя его наставления, назвало его шейхом ещё в 1783 году.
Поскольку Ушурма, по его собственному признанию, был неграмотным, он, конечно, не мог самостоятельно изучить основы ислама и шариата, в которых, несмотря на отдельные ошибки, показал себя всё же достаточно осведомлённым. Религиозная подготовка Ушурмы в условиях горской деревни могла быть осуществлена только лицами, принадлежавшими к числу обученного духовенства.
Согласно показаниям шурина Ушурмы - Этта, - самым близким к Ушурме и, по-видимому, наиболее авторитетным его советником был Умар-аджи из деревни Шали. Он обычно читал народу письма, адресованные Ушурме, и хранил у себя всю его переписку. У Умар-аджи был брат Осман-аджи, проживавший в Константинополе9. Можно предполагать, что Осман-аджи, который, согласно показаниям князя Дола (также сподвижника Ушурмы), в 1786 г. ещё находился при Ушурме, был последним специально направлен в турецкую столицу.
Наиболее авторитетными советниками по военным делам при Ушурме считались: Али-султан Чапалов-Муртазали, князь кумыков из деревни Эндери (Андреевской), а также князь Малой Кабарды - Дол.
На совещание с турецким пашой в Анапу в 1786 г. Ушурма отправился, по его собственным словам, вместе с муллой Мухаммедом Гаужием и двумя спутниками.
Итак, Ушурма с первых же дней своего выступления был окружён аджиями и муллами, которые контролировали и направляли его деятельность, будучи связаны с Турцией. Эти аджии и муллы, видимо, и позаботились о том, чтобы создать "благочестивую" и доходчивую историю превращения простого горца Ушурмы в шейха Мансура, имама и пророка.
Что касается содержания проповедей, с которыми выступил новоявленный имам, то они не выходили из рамок правоверного ислама, а по идеологии были феодальными.
Первая часть его учения состояла из общемусульманских запретов, изложенных в шариате: не курить, не пить, не держать у себя солод (употреблялся при выделке кожи, а также для питья). Вторая часть проповеди была направлена против наиболее суровых и разорительных в экономическом отношении горских обычаев (адатов) и прежде всего против кровной мести. Ушурма призывал всех враждовавших из-за убийства родственников простить друг друга. Кроме того он выступал против воровства, разврата, лени и других пороков. Эти поучения Ушурмы следует рассматривать как попытку уменьшить значение адатов (обычаев) в пользу проповедовавшегося им шариата.
Третья, и самая важная, политическая часть проповеди Ушурмы сводилась к следующему. Главным чудом будет то, что к Ушурме, которому будто бы аллах приказал расположиться в палатке на поляне около аула Алды, соберётся со всех концов столько войска, что оно едва сможет разместиться. Затем все собравшиеся двинутся против кабардинцев и других горцев, упорствующих в "невежестве" (т. е. плохо поддающихся проповеди ислама). Ушурма пойдёт со своим войском и будет обращать в ислам всех неверных. Так они дойдут до верховья реки Кумы, где встретят войско из Стамбула. Кто не поверит словам учения, тот не сможет участвовать в войске. Дома такого человека встретят малолетние дети и будут укорять его и плевать ему в глаза. Со стыда такие люди побегут за его войском, но не найдут его, как не найдут и своих жён. Ушурма же с войском пойдёт в русские жилища и всех обратит в свою веру. Те, кто не примет ислам, будут разрублены пополам, причём одна половина человека превратится в собаку, а другая - в свинью. Подобные рассказы, широко распространявшиеся сподвижниками Ушурмы, должны были способствовать признанию горцами религиозного авторитета Ушурмы.
Об определённых связях Ушурмы с турками, с первых же дней его выступления, можно судить по сообщению агентов, направленных комендантом Кизляра в аул Алды в марте 1785 года. Один из них показал, что как сам Ушурма, так и находившиеся при нём шестьдесят человек имеют платье "с ног до головы турецкого покроя: канаватное и бумажное". Тут же он сообщал, что материал, который приносят Ушурме, "он кроит сам и шьёт с находящимися при нём людьми".
Турецкие агенты посещали Ушурму начиная с 1785 года. Ушурма вёл переписку с турецкими пашами, находившимися в Ахалцихе, Суджук-Кале и в Анапе, и принимал от них подарки. Попытка Ушурмы поднять горцев на борьбу против России под флагом ислама отвечала интересам Турции.
Султанская Турция в своей политике на Кавказе всегда делала ставку на использование ислама и мусульманского духовенства для разжигания фанатизма и провозглашения священной войны против "неверных". Поэтому каждый новый шейх или мусульманский проповедник, появлявшийся на Кавказе, неизбежно привлекал к себе внимание турок и получал их поддержку.
О своих связях с Турцией в 1785 - 1786 гг. Ушурма показал следующее: после разгрома под Кизляром Ахмед (начальник турецкой крепости Суджук-Кале) предложил ему съездить в Анапу. Ушурма согласился, и его тайно отправили в Анапу. Там Батал-паша якобы просил, чтобы Ушурма направил туркам с Северного Кавказа вспомогательные войска, набранные среди горцев. С этим поручением Ушурма и вернулся на родину и объявил пожелание паши, но, как он пояснил, "не подкрепил его своими убеждениями". Ушурма признал, что никто не согласился отправиться к туркам, о чём паша и был извещён письмом. Далее Ушурма показал, что он вторично был приглашён в Анапу, причём его приезд туда совпал с поражением Батал-паши11. Последняя поездка в Анапу была связана будто бы с тем, что Ушурма решил исполнить один из обязательных для мусульманина обрядов - хадж в Мекку. Но находившийся в Анапе Батал-паша не пустил его в Мекку из-за войны с Россией. Так он и оставался в Анапе до взятия её русскими войсками.
В беседе с Ушурмой паша говорил, что скоро начнётся война с Россией и всякий "истинный мусульманин" должен защищать свою правую веру. Паша указал Ушурме, что, подняв горцев против России, он сможет приобрести милосердие аллаха и султанские щедроты.
Итак, Ушурма прямо говорит о директивах, которые ему давали турецкие паши относительно возбуждения горцев против России и организации из них вспомогательного войска, которое должно было действовать совместно с турками.
***
Какова же была обстановка на Северном Кавказе? Что обусловило возможность выступления Ушурмы (шейха Мансура)?12.
Условия жизни горских народов на Северном Кавказе в конце XVIII в. были далеко не одинаковы. Если кабардинцы и кумыки жили в условиях сложившегося, но ещё не развитого феодального общества, то общественный строй лаков, чеченцев и других горских племён, населявших горные районы, не достиг и этой ступени развития.
Экономический и общественный строй большинства горских племён в конце XVIII в. свидетельствовал о наличии там разлагавшихся первобытно-общинных отношений; уже имела место общественная дифференциация, феодализирующимся старшинам противостояла масса обездоленной бедноты и абреков. У кумыков и кабардинцев к 80-м годам XVIII в. обострились противоречия между князьями и узденями, с одной стороны, и простым народом - с другой. Разобщённость горцев князья использовали для усиления крепостной зависимости.
В то же время постоянно враждовавшие друг с другом феодалы вовлекали в свою борьбу не только узденей, но и простой народ.
Междоусобная борьба феодалов, недовольство кумыков и кабардинцев усиливавшейся крепостной зависимостью, отсталость и разобщённость горских племён и возраставшее недовольство действиями старшин - всё это, до известной степени, облегчало царизму утверждение своего господства на Северном Кавказе.
Иллюстрацией политики царизма, стремившегося разжигать противоречия между народными массами и местной правящей верхушкой, а также между кабардинскими феодалами, может служить сообщение генерал-майора Шемякина в рапорте на имя П. С. Потёмкина от 29 апреля 1786 г. об усилении раздоров между ведущими княжескими кабардинскими фамилиями, которые просят его быть посредником. "Я, - пишет ген. Шемякин, - расстройство их приемлю по настоящему положению нужным, стараясь усилить оное, извещая их между тем, что доношу Вашему высокопревосходительству и что с прибытием Вашим должны они ждать Вашего высокопревосходительства рассмотрения"13.
Причиной, вызывавшей недовольство кабардинских феодалов, служило массовое бегство крестьян от своих владельцев к русским, на "линию". Там их принимали и обращали в христианство, что давало возможность беглому горцу считать себя свободным от подчинения своему феодалу и не бояться принудительного к нему возвращения.
На этой почве происходили постоянные конфликты горских феодалов со своими крестьянами и с царской администрацией. В Моздоке была создана специальная миссионерская контора для распространения христианства среди осетин. Миссионеры, опираясь на поддержку местной русской администрации, успешно действовали и среди других кавказских народностей. Правда, сами распространители христианства иногда в припадке откровенности заявляли, что успех их деятельности следует относить за счёт холста, выдававшегося в подарок каждому новокрещённому, что нередко приводило к повторному крещению одних и тех же лиц. Коменданты крепостей и укреплений, расположенных на "линии" в 1783 - 1786 гг., постоянно доносили о массовом бегстве крестьян, а иногда и узденей со своими семьями от местных князей-эксплуататоров и о желании беглецов принять христианство и поселиться около "линии" под защитой русских. Разумеется, фактической свободы они не получали, но всё же жилось им легче.
В 1786 г. П. С. Потёмкин вынужден был в письме к кабардинскому старшему владельцу М. Баматову и через него всем владельцам и узденям написать: "Ежедневно почти из Кабарды чёрный народ выбегает и, принося жалобы на владельцев и узденей в притеснении ими чинимом, просят и защиты им и позволения здесь селиться"14.
П. С. Потёмкин предложил направить к нему по одному представителю от четырёх главных феодальных фамилий и одного - двух представителей от духовенства для рассмотрения жалоб крестьян и показаний владельцев и узденей. В том же 1786 г. полковник Таганов доносил из Моздока, что из Малой Кабарды прибыли семьдесят человек простого народа и старшин с жалобой на своих владельцев Алхасова и Коргокина и узденей, которые "без всякой причины довели их к крайнему в убытках разорению"15.
Феодалы, в свою очередь, обращались к русским начальникам с жалобами на трудное положение, создававшееся в связи с уходом крестьян. Кабардинские владельцы Мисост Баматов, Коргока и Муса Карамурзины, Касаев, Аджиев и другие в письме от 12 ноября 1786 г. на имя П. С. Потёмкина сообщили: "Осмеливаемся донести Вашему высокопревосходительству, что холопья наши кабардинцы, разбегавшись от нас, находятся жительством около крепостей: Георгиевской, Павловской и в Моздоке. Кабардинцы же (т. е. феодалы. - Н. С.), лишаясь их, приходят во оскуднение. Мы всенижайше просим Ваше высокопревосходительство приказать нам с холопьями нашими помириться"16.
Подобные факты говорят о том, что в конце XVIII в. на Северном Кавказе, в частности среди кабардинцев и кумыков, имела место классовая борьба, которую царская администрация использовала в своих интересах. Разумеется, интересы феодалов были ей ближе, чем интересы простого народа.
С феодалами и старшинами у царских генералов, комендантов и приставов был общий язык, подкреплявшийся денежными вознаграждениями, подарками, пенсиями, чинами, орденами. Кроме того царские власти брали у князей "аманатов" (заложников). Наконец, интересы феодалов обеспечивались царским законодательством, в силу которого за ними закреплялись земли, а сами они привлекались на военную службу, получали дворянство и различные льготы.
Среди горских князей, старшин и узденей были и открытые враги царской России, предпочитавшие полное господство Турции; однако таких было меньшинство. Они находились под постоянным наблюдением приставов; их дети преимущественно и брались в "аманаты"; после пребывания в Науре или другой русской крепости заложники нередко возвращались домой со званием офицеров царской службы.
Следует отметить, что турецкая агитация встречала сочувствие не только у некоторой части феодалов, но и среди наиболее отсталых горских племён. Быть может, этим и следует объяснить появление "пророка" Ушурмы именно среди чеченцев, считавшихся наиболее отсталыми и враждебными России.
Турецкая агентура при помощи шейха Мансура воздействовала в первую очередь на самые отсталые племена, а также пыталась использовать недовольство кумыков и кабардинцев мероприятиями царской колониальной администрации и гнётом своих феодалов.
Владелец кумыков по имени Али-султан так объясняет причину недовольства кумыков царским режимом: "...видали мы наперёд сего немалые себе обиды во время бытности господина генерала де Медема к притеснению нашему. Под предлопж: убийства нами армянина взыскано с нас напрасно до шести тысяч баранов, до сто восемьдесят рублёв денег. Да сверх того, захватили у узденя нашего аксаевские владельцы, наглым образом, до шести же тысяч баранов и пять человек "есырей" (крепостных); да отняли у нас хлебопашные места, состоящие за рекою Кой-су; да и других обид было нам немало"17.
Документы свидетельствуют, что кумыки страдали как от феодальной эксплуатации и междоусобий своих феодалов, так и от произвола царских властей. Колониальная политика, проводившаяся на Северном Кавказе царизмом, земельные захваты, насаждение на Кавказе русских помещиков в лице генералов и высшей царской администрации - всё это вызывало недовольство широких народных масс кумыков и кабардинцев.
Следовательно, в 80-х годах XVIII в. почва на Северном Кавказе была достаточно накалена. Напряжение ещё более усилилось после землетрясения, происшедшего в начале 1785 года. Оно послужило удобным поводом для начала проповеднической деятельности Ушурмы.
Религиозная проповедь Ушурмы среди экономически отсталых и политически забитых горских народностей была наиболее доходчивой формой агитации против России и обеспечила ему на первых порах известный успех. Лишь немногие позволяли себе открыто высказать сомнения в пророческой силе Ушурмы.
Первые сведения о выступлении Ушурмы были получены от генерал-майора Пеутлинга, который 8 марта 1785 г., вслед за сообщением о землетрясении, писал: "За рекою Сунжою, в алдынской деревне сказался предсказатель о будущих событиях, преклоняющий, в невежестве по грубой слепоте погруженной суеверный народ, к повиновению себе; сказывал, что имеет откровение"18.
Используя свою агентуру, старшину деревни Куллар, Кайтуку Бакова и других лиц, побывавших в ауле Алды, ген. Пеутлинг и его ближайший помощник Савельев собрали сведения о деятельности Ушурмы. Во время своего пребывания в ауле Алды Баков узнал, что там было получено письмо от аварского Ум-хана, в котором последний извещал Ушурму и всех жителей о получении им из Турции подарков и требовал собрать войско и объединиться со всеми мусульманами. Для этого хан собирался прибыть в аул Алды. Тот же Баков сообщил, что жители всех окружающих аул Алды деревень открыто готовились к походу и изготовляли знамёна. По слухам, предполагался поход в горы и в Кабарду "для приведения всех тамошних жителей в магометанский закон".
Однако ген. Пеутлинг высказал предположение, что собранный Ушурмой народ может быть направлен и против русских крепостей; комендант Владикавказа подполковник Матцен сообщил ему, что "лжепророк" стал известен и у них. Одновременно он доносил об участившихся случаях нападения горцев на небольшие группы солдат, выходивших из крепости для рубки леса.
Подобные известия заставили царское военное командование принять меры предосторожности. Ген. Пеутлинг предписал полкам Астраханскому и Томскому, а также Кабардинскому егерскому батальону быть в готовности к движению, а полковнику Савельеву велел "приложить старание сего народного возмутителя захватить"19.
О тяге простых горцев к Ушурме свидетельствует ряд донесений из различных мест Северного Кавказа. Так, бывший в Малой Кабарде майор Жильцов доносил 26 июля 1785 г.: "А чёрный народ в селениях доловых (князя Дола, примкнувшего к Ушурме. - Н. С. ) и узденя Виорда - все поспешно приуготовляютца к бегству"20. Комендант Кизляра бригадир Вешняков отправил своих агентов в деревни, население которых примкнуло к Ушурме. Один из этих агентов, Али Алхасов, доносил 15 октября 1785 г.: "У имама войска не более трёхсот человек и то совсем не из знатных, а из бродяг разных деревень"21. Шамхал тарковский Бамат в своём письме подтверждал, что из его подвластных "хороших людей" к Ушурме никто не присоединился: "Да уехать за силою моих повелений не осмелится, разве какой-нибудь бездельник отважится пуститься на такую дерзость. Но с теми, со всеми не упущу поступить со всей строгостью своей воли"22.
Ушурма понимал, что в борьбе против России нельзя было целиком положиться на феодальных владельцев и старшин, ибо в своём большинстве они сотрудничали с царским колониальным режимом. Поэтому он решил использовать в своих целях недовольство простого народа, действуя при помощи религиозной пропаганды. Многие местные феодалы и старшины, увидев, что Ушурма лишь заигрывает с простым народом, заняли по отношению к нему благожелательную позицию, не принимая, однако, активного участия в его враждебных России выступлениях. Они, видимо, выжидали, на чьей стороне будет перевес.
В августе 1785 г. генерал-поручик Леонтьев, заместитель отсутствовавшего в то время главноначальствующего на Кавказе П. С. Потёмкина, сообщал, что по прибытии в Кизляр он получил от андреевских и аксаевских владельцев прошение с признанием, что сколько они ни задерживали своих колопей, те тайно уходили в толпу "развратника" (Ушурмы). Причём, пишет ген. Леонтьев, владельцы и старшины подтвердили свою присягу в преданности русским властям и заявили, что "будут старатца скопищам лжепророка препятствовать проходить через их земли и давать тотчас знать нам о всех его намерениях против нас"23.
Используя доверие примкнувших к нему людей, Ушурма предпринял боевые действия против Кизляра. Крепость Кизляр, одна из старейших на Кавказе, имела большое стратегическое значение. Она была связующим звеном между Северным Кавказом, Дагестаном и Закавказьем. Кизляр занимал важное положение на "Кавказской линии"; через него проходил путь, связывавший "Кавказскую линию" с Астраханью; он являлся военно-административным и первостепенным экономическим центром Северного Кавказа. Однако главная квартира П. С. Потёмкина находилась не здесь, а в Екатеринограде, расположенном в центре "Кавказской линии".
Предпринятая Ушурмой военная операция против Кизляра могла иметь преимущественно политическое значение и не вызывалась соображениями, связанными с его религиозной деятельностью. Для распространения ислама среди горцев ему гораздо удобнее было действовать в горных районах, примыкавших с востока к Кабарде, и в самой Кабарде. Но Ушурма открыто провоцировал военное столкновение с русскими властями.
Князь Потёмкин-Таврический в своём ордере на имя П. С. Потёмкина от 6 мая 1785 г. предписал двинуть против находившегося в ауле Алды Ушурмы отряд войск под командой полковника Пиери. "Ваше превосходительство, - сказано в ордере, - предпишите ему прибыть туда требовать лжепророка в руки, и буде бы какое тут открылось затруднение и упорство, то стараться хоть силою достать сего обманщика и восстановить нарушенное им в том краю спокойствие... Весьма желательно, - добавлял Потёмкин, - чтобы дело сие было кончено без пролития крови"24.
Первое выступление против Ушурмы войск в составе Астраханского пехотного полка, батальона егерей, кавалерии и двух орудий оказалось неудачным. 26 июня 1785 г. на обратном пути, после разгрома аула Алды, отряд был окружён в лесу и уничтожен горцами. Около двухсот человек попало в плен, больше трёхсот было убито, в том числе полковник Пиери и восемь офицеров. Отряд потерял 576 солдат и два орудия. Престижу царской армии был нанесён тяжёлый удар. Сподвижники Ушурмы поспешили выдать эту победу за исполнение его пророчества.
Торопясь развить военный успех, Ушурма 15 июля 1785 г. подступил к Кизляру. Несмотря на отчаянную атаку, взять Кизляр Ушурме не удалось. Его успех ограничился захватом Каргинского редута, находившегося в пяти километрах от крепости.
Неудачной была также попытка овладеть 29 июля небольшой крепостью Григориполисом. В течение 19 и 20 августа Ушурма вторично пытался овладеть Кизляром, имея на этот раз в своём распоряжении несколько тысяч человек. Однако сильным артиллерийским огнём и действиями пехоты кизлярского гарнизона, особенно терских казаков под командой кабардинского князя Бековича-Черкасского, атака была отражена, и на рассвете 22 августа горцы отступили.
Систематические военные неудачи и большие людские потери решительно поколебали авторитет Ушурмы. Примкнувшие к нему люди увидели, что ведут бесполезную борьбу против русской власти, что пророчество Ушурмы о скорой победе и о том, что огонь русских пушек и ружей не способен принести вред правоверным мусульманам, - обман. Они разочаровались в Ушурме, поняв, что цели, которые он ставит, не отвечают их интересам. Начался массовый отход от Ушурмы. Ему перестали верить и даже обвиняли в преднамеренном желании поссорить горцев с русскими властями, в результате чего должны были последовать жестокие репрессии со стороны царских генералов.
Ушурма попытался тогда перенести свою деятельность на кумыков и ногайцев с тем, чтобы с их помощью продолжать борьбу против царской России. Он стремился также привлечь к себе кабардинцев. Ушурма, видимо, надеялся на то, что некоторые преданные ему кумыкские и кабардинские князья сумеют поднять своих людей. В сентябре 1785 г. ген. Шемякин доносил, что кабардинцы получают письма от Ушурмы и по сборе жатвы "обратятся на злодеяние"25.
Комендант Константиноградской крепости Рик, подтверждая слух о сборе закубанцев для нападения, доносил, что в Кабарду ожидается прибытие шейха Мансура для совместных с кубанцами действий против русских укреплений. В то же время один из узденей Большой Кабарды, Шабаз Гирей Куденетов, сообщил, что кабардинские владельцы Атажуко Мисостов, Наврузов и Акдемиров со своими людьми в числе более трёхсот человек собрались на реке Нальчике и решили напасть на станицу Прохладную, а сын Мисостова, по имени Арсланбек, со ста человеками уже отправился к Ушурме, который якобы поднимает всех дагестанцев для нападения после праздника ("байрама") на русские границы26. Ещё раньше к Ушурме примкнул князь Малой Кабарды по имени Дол. И всё же основная масса кабардинцев не признала Ушурму и тем самым поставила его в затруднительное положение.
Что же толкало Ушурму на активные военные действия? Отход от него чеченцев, колебания кумыков и пассивность кабардинцев в тот момент, когда русское командование ещё пребывало в состоянии растерянности, ясно свидетельствуют, что военная деятельность Ушурмы против царской России не отвечала интересам горцев. Выступление Ушурмы в то время могло отвечать прежде всего интересам султанской Турции.
Нельзя не отметить, что князь Потёмкин-Таврический ещё в своём первом ордере на имя П. С. Потёмкина от 26 апреля 1785 г., запрашивая по поводу деятельности Ушурмы, писал: "Нет ли каких сторонних тут подстреканий?"27, - намекая, видимо, на турок. В своём ордере от 2 августа того же года он высказался более определённо; по его мнению, Ушурма - "лжепророк, или лучше сказать - орудие, присланное от турок"28. Эти слова в подлиннике подчёркнуты.
Конец 1785 г. был крайне тяжёлым для Ушурмы. Военные неудачи и большие людские потери, а также слухи о приближении царских войск и карательных экспедиций, грозивших полным разорением селений, усилили разложение в его лагере. От него начали отходить самые преданные ему люди.
В сентябре - декабре 1785 г. положение Ушурмы стало критическим. Он был вынужден из своего аула перейти к кумыкам, надеясь удержать их около себя, и, опираясь на преданного ему андреевского владельца князя Чепалова, поднять ногайцев.
В такой обстановке он сделал попытку усилить религиозную агитацию и провести насильственную мобилизацию для пополнения своих вооружённых сил. Комендант Кизляра Вешняков в рапорте от 22 сентября сообщил, что недавно Ушурма послал во многие горские деревни своих людей для "призыва в свою толпу". Агент Кайтуко Баков доносил, что в письмах, полученных от Ушурмы, горское население призывалось после "байрама" идти к нему; пришедшие люди якобы увидят большого человека - "махдия" (мессию), который поможет им овладеть Кизляров29.
Стремясь удержать перешедших на его сторону князей, а быть может, и не очень им доверяя, Ушурма потребовал от князя Чепалова, узденя Казбека, Умашева и других выдать ему своих детей в "аманаты", что и было исполнено30. В октябре 1785 г. ген. П. С. Потёмкин отдал приказ о переходе в наступление против Ушурмы и сам во главе войска в 5698 человек пришёл в Кабарду на р. Малку. В ноябре в Кабарде имело место столкновение Ушурмы с отрядом полковника Нагеля. Ушурму в этом столкновении постигла неудача, и он был вынужден покинуть Кабарду.
***
С декабря 1785 г. начинается, второй период деятельности Ушурмы. Оставившие Ушурму князья, владельцы, а затем и старшины различных горских народностей направили царским властям просьбы о помилований; это сделали даже старшины его родного аула Алды, Письма о полной покорности с просьбой переменить "аманатов" поступили в ноябре - декабре 1785 г. от старшин почти всех аулов, примыкавших ранее к Ушурме.
Тогда царскими властями было принято решение изловить князей и владельцев, оставшихся верными Ушурме, а также и самого Ушурму, за что даже были объявлены награды. Так, например, полковник Матцен из Владикавказа сообщал, что он за поимку кабардинского князя Дола назначил вознаграждение деньгами 200 рублей, или холста 600 аршин, или сукна 150 аршин31. За Ушурму бригадир Вешняков обещал 300 рублей. Однако подобная практика не дала результатов.
В то же время всё чаще и настойчивее стали поступать донесения о появлении на Кавказе пришедших на помощь Ушурме турецких агентов. В лагере Ушурмы о них говорили открыто, их видели, с ними беседовали. Высшее командование, следуя правительственному курсу избегать "безвременного разрыва" с Турцией, долго не хотело придавать значения этому факту. Дело дошло даже до того, что ген. П. С. Потёмкин сделал выговор коменданту Кизляра Вешнякову за донесение, в котором последний передавал слух об ожидавшейся Ушурмою турецкой военной помощи.
В ноябре 1786 г. Вешняков возражая П. С. Потёмкину по поводу его сомнений в достоверности сведений относительно помощи Ушурме со стороны Турции, указывал, что сведения эти он получил из вполне достоверного источника, причём бригадир добавил: "Но когда в. в. неугодно таких донесений, то я их оставлю".
На протяжении 1786 - 1787 гг. кавказское высшее командование получало много донесений, говоривших о связях Ушурмы с турецким правительством.
Так, полковник Савельев рапортовал 3 января 1786 г. из Наура, что вернувшиеся из Константинополя люди джангутского владельца Ахмат-хана привезли с собой от Порты в Дагестан,, в Андреевскую и Аксаевскую деревни и к другим горцам письма, в которых обещается присылка денег и войск. 24 января Арслан Гирей Бабуков сообщил, что в секретном разговоре с ним Мисост Куденетов (кабардинский князь) сказал, что три недели тому назад из Константинополя от турецкого двора к шейху Мансуру приехали с письмами турки32.
Позднее поступило донесение, свидетельствовавшее о связях Ушурмы не только с местными турецкими властями, но и с правительством в Константинополе, которое отправило на Северный Кавказ" муллу с приказом узнать, что представляет собою Ушурма, сумевший произвести "замешательство" среди горцев и даже поднять закубанцев. Между прочим, сведения о посылке этого муллы совпадают с донесением посла Булгакова, представившего Екатерине II особую "Записку"33.
Эта "Записка" является как бы протоколом допроса человека, специально отправленного из Турции к Ушурме с тем, чтобы "определить", тот ли он, о ком предсказывал пророк Мухаммед. Турецкий агент "софта" (кандидат в учёные богословы), по его словам, пробыл у Ушурмы 25 дней и установил, что он не особенно набожен и вовсе не учён, хотя и не уклоняется от совершения молитв, предписанных законом.
Из приведённого в "Записке" разговора между софтой и Ушурмою видно, что связаться с ним решили не только местные турецкие власти, но и центральное константинопольское правительство. Софту больше всего интересовали намерения Ушурмы в отношении России и проведённые им военные действия. Ушурма ответил, что не может ничего предпринять, пока к нему не прибудет человек, которого он ожидает, что часть его войска против его желания напала на русские границы и разбила несколько русских полков (?!). Ушурма просил, чтобы халиф (турецкий султан) прислал ему денег и начальника над войсками. По рассказу софты, Ушурма - вовсе не то лицо, которого ожидали по предсказаниям пророка, а обманщик, не пользующийся большим доверием в Дагестане34.
Передав эти сведения, посол Булгаков сообщал далее, что Порта якобы была очень обрадована таким известием, так как появление настоящего пророка могло бы вызвать большие беспорядки во всей империи и "весьма гибельные последствия". Однако к этому замечанию надо относиться критически: оно было рассчитано, видимо, на то, чтобы усыпить бдительность посла и показать, что турецкое правительство вовсе не интересуется Ушурмой. Полученные Булгаковым сведения о посещении турецким агентом Ушурмы, даже независимо от достоверности отдельных фактов, устами самих турок подтверждают сообщения различных информаторов о появлении у Ушурмы турецких агентов и о наличии у него непосредственных связей с Турцией.
Быть может, турецкому влиянию и следует приписать новый метод мобилизации мусульман, который Ушурма начал практиковать в 1786 году.
Он стал требовать со всех горских аулов, с каждой мечети по два человека, а также десятую часть имевшегося у жителей хлеба для прокормления находившихся ори нём людей35. Жители Андреевской и Аксаевской деревень по требованию Ушурмы должны были выставить по 10 человек с мечети и по 60 копеек с каждого двора. - То же самое Ушурма потребовал и с Костековской деревни, но жители ответили, что ввиду отсутствия князя выполнить его требование не могут. Лишь под угрозой строгого наказания они обещали выполнить требование при условии, что и другие деревни пришлют Ушурме людей и деньги. Жителям Брагунской деревни было предъявлено такое же требование с угрозой, что в случае отказа деревня будет разорена.
18 апреля 1786 г. бригадир Вешняков известил о получении от Ушурмы письма (подлинник письма Ушурмы имеется в архиве. Оно написано по-татарски. Вместо подписи в правом верхнем углу четырёхугольная печать с арабским текстом, в нижней части которого ясно выделяются слова: "Имам ал Мансур"). Содержание этого письма таково: "Через сие ваше высокородие уведомляю, что между нами и вами простирается война, а через это с обеих сторон смертоубийство и захваты людей. Так, по сему, не согласитесь ли вы за захваченных людей положить цену, чему мы, кумыцкие, чеченские и кабардинские народы, все согласны. Если вы сами хотите воспользоваться, то о том дать нам знать, дабы после сего о цене ничего уже с обеих сторон не происходило. У вышеописанного желаем мы видеть в скором времени"36.
Вешняков тотчас же послал Ушурме ответ, в котором говорилось, что он весьма удивлён упоминанию о какой-то войне, которая якобы имеет место. Хотя и происходили, писал Вешняков, с вашей стороны "неустройства и грабежи", однако "не считаю, чтобы добрые и честные люди в оном приняли или паки пожелали принять участие, и особливо, когда все горские народы через опыты знают, сколь велико могущество и сила нашей высокомилостивой государыни, е. и. в., равно и сколь, напротив, велико её милосердие к прибегающим под её величества покров". В заключение Вешняков сообщал, что обо всём донёс главнокомандующему Потёмкину37.
Из этого обращения Ушурмы к бригадиру Вешнякову, коменданту той крепости, которая составляла основной объект его притязаний, можно видеть, что Ушурма без всякого основания присвоил себе праве говорить от имени горских народов, что он продолжал лелеять свои воинственные замыслы, считая себя в состоянии войны с Россией.
Нельзя не отметить, что действия отдельных военных начальников, считавших необходимым применение самых жестоких репрессий к горцам, восстанавливали их против России и служили на пользу Ушурме. К числу таких бесчеловечных командиров, жестоко расправлявшихся с простым народом, следует отнести бригадира Кнорринга, который" рапортом от 7 августа 1786 г. доносил, что, будучи на р. Куме, "вчера и севодни истребляли посланными для того казачьими полками и калмыками к потоптанию лошадьми абазинского хлеба. А который за сим остаётца, предписал я господину премьер-майору и походному атаману Янову - зжечь"38. Этот пример свидетельствует о близорукости царского командования, которое своими действиями восстанавливало против России горцев и тем самым затягивало восстание Ушурмы.
К весне 1786 г. Ушурма сумел несколько улучшить своё положение. Известные результаты дали, с одной стороны, принятые им меры к насильственной мобилизации людей и денег, с другой - обещание активной помощи со стороны турецких агентов. Но, несмотря на это, обстановка на Северном Кавказе и особенно в районах, охваченных деятельностью Ушурмы, к середине 1786 г. складывалась благоприятно для России, Не только кабардинские князья, но и шамхал тарковский Мухаммед, владельцы и уздени Аксаевской и Андреевской деревень, примыкавшие ранее к Ушурме, обратились к русскому командованию с письмами, в которых заявили: "...просим высочайшего... повеления о даровании нам в преступлениях наших прощения, воображая, что рабы и слуги без прегрешения, а властители без милосердия не бывает"39. Что касается князей Малой Кабарды, по они, за исключением Дола, писали: "К имаму мы не касаемся и никак его не слушаемся"40.
Итак, если до середины 1786 г, многие феодалы (князья и владельцы) занимали выжидательную позицию, то после соответствующих запросов П. С. Потёмкина и появления его с войсками в Кабарде все они поспешили открыто отмежеваться от Ушурмы и объявить себя преданными сторонниками России.
Большим ударом для Ушурмы был уход от него двух феодальных владельцев - кабардинца Дола и кумыка Чепалова. Правда, второй несколько раз после декабря 1785 г. вновь возвращался к Ушурме, но Дол был принуждён под давлением русских властей в июле 1786 г. окончательно покинуть Ушурму.
В своих показаниях князь Дол не пожалел красок, чтобы очернить как самого Ушурму, так и его людей. Он рассказывал, что после поражения в Кабарде отряд Ушурмы "рассыпался по своим домам", что люди его друг друга ловили, грабили и продавали, так что к моменту его ухода он при Ушурме никого "из дальних народов не видал". Нынешней весной Ушурма разглашал, что к нему из Турции и из Ирана будет прислано войско, хотел попрежнему собрать народ, "но никто ему о том не верит и не собирается".
Сдача и помилование Дола произвели сильное впечатление на сподвижников Ушурмы. В августе 1786 г. полковник Нагель доносил, что кумыки-аксаевцы собрали совещание и под присягой вместе с андреевцами "как владельцы, так и простой народ, согласились принести повинную и просить о помиловании"41. Он пишет, что Ушурму этот народ (кумыки) никогда не считал законоположником и теперь таковым не считает. Ушурма для них тот человек, "который сверх чаяния успел было всех собрать в то время, когда уже частое было негодование".
Аксаевские и андреевские кадии обратились к коменданту Кизляра Вешнякову с особым письмом, в котором от своего имени и от имени старшин и народа сообщали о раскаянии и о том, что "обещанное нам в прегрешении прощение приняли мы с крайней чувствительностью". В этом письме была сделана попытка объяснить причины, побудившие народ поддержать Ушурму. На первом месте перечислялись частые обиды и притеснения со стороны местных владельцев. "Просили мы запретить отнимать им у нас безвинно скот наш; за воровство же и шалости наложить на творящих оное штраф... Но не видя укрощения, дошли до совершенной крайности и принудительными нашлись, согласясь с другими присягнуть имаму с тем, чтобы разбирались ссоры и тяжбы наши по закону, обидчики от обид и наглостей были удержаны, воры были наказаны, включая притом и то, чтобы быть к России в верности". В заключительной части письма говорилось, что "если угодно будет с имамом примириться, то они, кадии, с усердием это выполнят"42.
В сентябре 1786 г. с нескольких пунктов на "линии" стали поступать донесения, что все покинули Ушурму и он с несколькими спутниками поехал на Кубань43. Как впоследствии показал сам Ушурма, в это время он действительно ездил на некоторое время за Кубань, к туркам. Об этом же показывал и горец Чаге, уроженец Алды. "Вскоре после возвращения из-под Кизляра Мансур отправился в первый раз в Анапу и оставил его (Чаге) при своём семействе"44. 10 сентября 1786 г. полковник Матцен рапортовал ген. П. С. Потёмкину, что брагунский владелец Арсланбек Мудатов его известил: "...всех возмутительских деревень жители выехали пахать, а также и скот весь из гор выпущен на степь"45.
В свете этих событий и следует рассматривать предпринятую Ушурмою в октябре 1786 г. попытку добиться амнистии. С этой целью он отправил своего шурина Этту Батырмурзина в русский лагерь. 20 октября Этта дал своё первое показание. Он сообщил, что отправлен Ушурмою тайно с просьбой о прощении. "Он (Ушурма) считает себя избранником бога не для разбоев, но для удержания мусульман от злых дел и шалостей. Однако, те народы брали неволею его (Ушурму) с собой в российские места против войск российских. (Имеется в виду нападение на Кизляр. - Н. С.). Ныне видит он (Ушурма), что те народы на него не смотрят и не слушаются. Он от них спасается, чтобы его не убили или не выдали русским. И для этого просит пощады и помилования". В заключение Этта сказал: "Если он, Ушурма, будет прощён, то ни с какой стороны род татарский (вернее, горский. - Н. С.) не будет делать шалость России, а всех он может от того удержать и будет стараться их успокоить"46.
На втором допросе, 17 ноября того же года, Этта ответил на поставленные ему вопросы, которые охватывают всю историю выступления Ушурмы, начиная с того, как и почему он "возмечтал себя назвать пророком". Из ответов видно, что Ушурма был саязан с турками. Этта сказал, что в скором времени после объявления Ушурмы пророком к нему прибыл от ахалцихского паши турок с письмами и подарками. После поражения в Малой Кабарде Ушурма бежал к владельцу Долу, от него - к карабулакам и затем в свой аул Алды, "где принят был от народа без того почтения и доверенности, какую они прежде ему чинили". Весною этого года, показал Этта, Ушурма хотел вновь привести в послушание народы и начал требовать с деревень в "аманаты" по десяти человек. Одновременно он условился, чтобы и закубанцы соединились с ним в Кабарде для общего нападения на русские укрепления. В данное время Ушурма народом оставлен и не имеет средств к возобновлению военных действий, но попрежнему себя называет имамом47.
Показания шурина Ушурмы свидетельствуют о полном провале всех планов Ушурмы. Турецкое покровительство и подарки не помогли, горцы его окончательно покинули. Трудно сказать, чем руководствовался ген. П. С. Потёмкин, когда не принял просьбу Ушурмы о помиловании, требуя безоговорочной юдачи. Этим шагом он только затянул борьбу.
Наступил 1787 год. Турция собиралась начать войну с Россией. Послы Франции, Швеции и Пруссии наперебой предлагали туркам свои услуги, обещали деньги, флот, вооружение, инструкторов и даже войска. Пока в Константинополе велись сложные дипломатические переговоры, турецкое правительство развивало кипучую деятельность на Кавказе. Полученные от иностранных покровителей деньги щедрой рукой раздавались вместе с халатами, саблями, султанскими фирманами и прочими подарками кавказским ханам и князьям. Рассчитав, что восстание на Кавказе не только затруднит положение русских войск в Грузии, но и отвлечёт часть русских сил от европейского театра военных действий (продолжалась война России со Швецией) и от Крыма, Турция уделила Кавказу особенное внимание. В марте 1787 г. поступило известие от грузинского царя Ираклия о том, что в турецкой крепости Карсе был открыто объявлен султанский фирман о войне с Россией. Сулейман-паша ахалцихский в связи с этим будто бы получил предписание не отпускать находившихся у него для вторжения в Грузию лезгин. В марте 1787 г. турецкие агенты с подарками появились в Дагестане и Кабарде у крупных горских князей.
В апреле полковник Савельев известил, что из-за Кубани, от суджукского паши, приехал человек с письмом к Ушурме. В его задачу входило помочь Ушурме вновь войти в доверие к горским народам48. Из донесения бригадира Нагеля от 11 апреля видно, что Ушурма говорил своим близким людям о прибытии к нему войск от турок, а также от аварского хана, шамхала и уцмия. Это известие, однако, не произвело никакого впечатления на горцев. Более того, они посылали нарочных и к шамхалу и к уцмию справиться о том, готовы ли те оказать Ушурме помощь, и "всюду нашли его обман". Но такое отношение горцев не остановило Ушурму; он заявил, что разорит всех приверженцев русских.
В мае - июне 1787 г. Ушурма развивал усиленную агитационную деятельность, проводил собрания в горских аулах, настаивая на необходимости собрать новое войско якобы для защиты имущества горцев от русских войск. Такое собрание было проведено и в его родном ауле Алды, но жители "разошлись, ни в чём не согласясь; колеблются, потеряв к обманщику веру"49. Тогда Ушурма обратился к горцам с особым посланием, в котором сделал попытку поднять их, используя сугубо религиозную аргументацию. "Да будет всем ведомо, - писал Ушурма, - что в день пятницы намерен я итти на брань с беззаконными, почему приглашаю вас непременно в пятницу ко мне съехаться. Ибо, как писано в Коране, когда мусульмане начнут бой с неверными в пятницу; то беззаконных одолеют"50, и т. п.
Но не помогли и эти религиозно-демагогические воззвания. В мае 1787 г. все горцы, жившие в области, простиравшейся до р. Сунжи, в том числе и жители аула Алды, начали пахать землю51. Это был признак их отхода от Ушурмы.
Наконец 3 июля 1787 г. было получено секретное донесение от старшины Кайтуко Бакова о том, что весь народ от Ушурмы разошёлся по домам, а сам он вот уже четыре дня как скрылся из своего аула Алды. Было установлено, что 5 июля 1787 г. Ушурма переправился через Кубань и находился в доме владельца Камамета Мансурова, на реке Большой Инжик.
Сведения, поступившие из различных кумыкских и других горских аулов, подтверждали, что горцы довольны бегством Ушурмы.
Ушурма окончательно дискредитировал себя своей протурецкой, враждебной России деятельностью, которая не нашла поддержки у горских народов. Это произошло прежде всего потому, что трудящиеся горцы поняли, что Ушурма ничего не может им дать.
Бегство Ушурмы за Кубань не было следствием его желания покончить с пророческой деятельностью и отказаться от антирусской политики. Напротив, Ушурма был призван турками за Кубань для осуществления активной антирусской деятельности среди закубанских и ногайских племён. Турки полагали, что отсюда Ушурма сумеет установить связь с горцами и в качестве имама сможет руководить их борьбою против России.
Накануне войны с Россией Турция рассматривала Закубанский край как удобный плацдарм для вторжения в Кабарду и разгрома "Кавказской линии". С этой целью наряду с регулярными войсками которые могли быть двинуты на Кавказ, турецкое правительство возлагало большие надежды на закубанцев и их враждебное отношение к русским.
Ушурма был нужен туркам для того, чтобы, спекулируя на религиозном фанатизме и высоком звании имама и пророка, объединить под его руководством закубанские племена и бросить их против русских.
Начиная с 16 июля 1787 г. к русскому командованию систематически стала поступать информация о выступлениях Ушурмы с религиозными наставлениями, в которых он пытался внушить каждому своему последователю, что тот обязательно победит 10 русских. Турки поощряли и направляли эту деятельность Ушурмы, получившего к этому времени от султана официальное разрешение на звание имама.
Очутившись за Кубанью, Ушурма, по приказу турок, вёл оживлённую переписку с горскими и кабардинскими единомышленниками. В Андреевской и других горских деревнях были получены письма, в которых Ушурма просил всех правоверных мусульман быть единодушными и строго следовать его наставлениям. Тут же Ушурма сообщал, что закубанские народы якобы почитают его как имама. Ушурма заявил, что после того как получит от турок войско и снаряды, немедленно прибудет на Северный Кавказ "защищать народ от русских". Докладывая об этих письмах, бригадир Нагель замечал, что, по его представлению, горцы всё ещё якобы верили этим обещаниям о турецкой помощи и письма Ушурмы волновали народ52.
Народ боялся Ушурмы, который мог придти вместе с крымцами и всех разорить; поэтому горцы поспешили убрать с полей просо. Правда, добавлял Нагель, среди горцев есть и такие, которые Ушурме не верят и вообще сомневаются в том, что он вновь здесь появится53. В другом рапорте Нагеля, от 10 августа, говорится, что в новом письме Ушурма просил горцев потерпеть с месяц и не давать России никакого обещания и не быть ей верными54. Из этой переписки видно, что Ушурма был хорошо осведомлён о времени открытия военных действий против России, которые точно начались через месяц, в сентябре 1787 года.
Одновременно с письмами Ушурмы на Северном Кавказе появилась новая партия турецких агентов. Командующий Каспийской флотилией капитан- Шишкин донёс, что к Фет-Алихану дербентскому прибыли агенты из Турции с богатыми подарками, в том числе саблей, осыпанной дорогими камнями. Это якобы для того, чтобы хан не пропускал русские "войска в Иран55. О появлении турок в количестве 60 человек у шамхала Бамата доносил 18 августа 1787 г. новый комендант Кизляра, Грызлов56. Турецкие агенты вели на Северном Кавказе усиленную агитацию, стараясь доказать ханам и князьям, что они, как единоверцы, обязаны держать сторону мусульман, т. е. турок, а не русских. Уговаривая шамхала Бамата принять турецкую сторону, агенты заявляли, что вот "Ушурма - последний в народе человек - мог сделать такое замешательство, что русские, сколько ни грозили народам, но ничего сделать не могли, старались его иметь (лоймать. - Н. С.), и то не удалось". Указав на то, что русские не могут расправиться с закубанцами, турки делали вывод, что "и вам, конечно, ничего сделать они (русские. - Н. С.) не в состоянии"57.
Вся эта агитация, включая и письма Ушурмы, не оказала серьёзного влияния на события. За исключением нескольких горских и кабардинских князей, старшин и узденей, известных своими симпатиями к Турции, горцы Северного Кавказа к началу русско-турецкой войны 1787- 1791 гг. в своей массе не проявляли желания сотрудничать с турками, не верили в их "спасительную" роль.
Обосновавшись за Кубанью, Ушурма открыто стал сотрудничать с турками. 20 - 22 сентября 1787 г. Ушурма во главе закубанских и ногайских орд, поддержанный турками, имел несколько столкновений с русскими войсками между реками Урупом и Лабой, но был разбит.
Вторично он был разбит на р. Урупе в октябре того же года и вынужден был оставить военную карьеру; турки отправили его в Суджук-Кале.
Когда в 1788 г. ген. Текелли подошёл со своим отрядом к Анапе, он узнал, что Ушурма уже находился там. С этого времени и вплоть до падения Анапы в 1791 г. Ушурма оставался в этой крепости. Турки, видимо, решили использовать его исключительно как религиозного агитатора. От его имени рассылались из Анапы во все концы Кавказа воззвания, в которых Ушурма, ссылаясь на своё звание имама, требовал от мусульман "встать на защиту ислама", т. е. на сторону турок. На этом новом поприще турецкого агента в Анапе Ушурма провалился так же, как он провалился на Северном Кавказе.
После взятия войсками ген. Гудовича Анапы находившегося там Ушурму как важного пленника срочно направили в Петербург. Граф А. Безбородко в записке от 26 июля 1791 г. на имя обер-секретаря Тайной экспедиции С. И. Шешковского сообщил, что Екатерина II не считает Ушурму "как сущего развратителя народов закубанских и кавказских" за военнопленного. Она приказала допросить "о всех его похождениях и всех действиях его". В соответствии с этим распоряжением Ушурма и был несколько раз допрошен в Тайной экспедиции. Судьба его была определена секретным рескриптом Екатерины II от 15 октября 1791 г. на имя полковника Колюбакина, коменданта Шлиссельбургской крепости. В этом рескрипте сказано, что ших (шейх) Мансур возмущал горские народы против России, а после начала войны с Турцией "разные ко вреду нашей империи делал покушения".
Находясь для допроса в Петербургской крепости, Ушурма, как сказано "в рескрипте, "поразил ножом караульного, за что и скован в железо". В таком состоянии он и был препровождён с Шлиссельбургскую крепость "на безысходное в ней пребывание". В крепости было приказано снять с Ушурмы цепи, но иметь строгое за ним наблюдение, "дабы от него побегу или какого зла учинено не было".
13 апреля 1794 г. комендант Шлиссельбургской крепости Колюбакин донёс в Тайную экспедицию о болезни и смерти Мансура58.
***
Деятельность Ушурмы (шейха Мансура) охватывает относительно большой период - с марта 1785 г. по июнь 1791 года. Он выступал среди различных горских народностей и на сравнительно большой территории - от р. Сунжи и Терека до Кубани. На всём протяжении своей деятельности он выступал как проводник турецкой захватнической политики на Кавказе.
Первый период деятельности Ушурмы показал, что он не ошибся в своих расчётах на поддержку горцев. Но горцы ошиблись в Ушурме, приняв его на первых порах за своего вождя. Отсталых горцев толкала к Ушурме колониальная политика царизма, бесконечные конфискации и контрибуции; их прельщала его враждебная России пропаганда и призыв к борьбе против казикумухов и карабулаков; что касается находившихся в условиях феодально-крепостнической эксплуатации кумыков и кабардинцев, то они на первом этапе хотели пойти в его лагерь в надежде добиться под его руководством облегчения своего тяжёлого положения. У него думали найти справедливое разрешение спора с эксплуататорами за землю, за скот.
Но Ушурма не оправдал надежд простых людей, потому что действовал не в их интересах, а в интересах Турции и тех кавказских феодалов, старшин и мулл, которые предпочитали жить под эгидой турецкого султана. Ушурма проповедовал ислам, который далеко ещё не получил распространения на Северном Кавказе. Попытка объединения горцев под флагом ислама на борьбу против России не встретила с их стороны сочувствия, его требование строгого выполнения предписаний шариата вызвало упорное противодействие.
Ушурма не стал на путь отмены налогов и обременительных повинностей, в том числе и накладываемых законами шариата; он не выступил против феодалов - главных угнетателей и классовых врагов кумыков и кабардинцев; он не пытался обуздать старшин и кадиев различных горских племён, не задавался целью сделать земли, пастбища, леса, воду свободными и доступными каждому горцу.
Идея равенства, которая почти всегда в той или иной форме проповедуется в крестьянских движениях, совершенно отсутствовала в выступлениях Ушурмы и его сообщников. Всё это свидетельствует о том, что "поднятое Ушурмой движение не имело ничего общего с крестьянским прогрессивным движением.
Вспомним, какую роль идее равенства в крестьянском движении отводил В. И. Ленин: "При борьбе крестьян с крепостниками-помещиками самым сильным идейным импульсом в борьбе за землю является идея равенства, - и самым полным устранением всех и всяких остатков крепостничества является создание равенства между мелкими производителями. Поэтому идея равенства является самой революционной для крестьянского движения идеей не только в смысле стимула к политической борьбе, но и в смысле стимула к экономическому очищению сельского хозяйства от крепостнических пережитков"59.
Вместо борьбы за землю, борьбы с эксплуататорами и осуществления идеи равенства Ушурма призывал к вооружённому выступлению против России. Подобная политическая программа не отвечала первоочередным, насущным интересам горцев. Вот почему она и не могла поднять их на борьбу. Правда, в начале выступления Ушурмы кумыки, часть кабардинцев и других горцев, увидя в его воззваниях и проповедях сигнал к восстанию, пошли за ним, мечтая прежде всего о борьбе со своими угнетателями-феодалами.
Но Ушурма, действуя в интересах султанской Турции, не был способен защищать требования простых горцев и не смог возглавить их классовой борьбы. Без всяких колебаний он принял сторону группы феодалов и князей, мечтавших об установлении на Кавказе турецкого режима, о подчинении султанской Турции. Его выступление было типичным реакционным восстанием, направляемым иностранной рукой.
Неудача Ушурмы вовсе не отбила охоту у Турции и её европейских подстрекателей к продолжению подрывной деятельности на Кавказе. Однако из факта равнодушного отношения горцев к пропаганде шариата и быстрой потери Ушурмою религиозного авторитета среди горцев, повидимому, были сделаны некоторые выводы.
Мусульманские круга в XIX в. стали на путь создания на Кавказе особой религиозно-политической организации - мюридизма. Созданная в интересах захватнической политики Турции в качестве её агентуры на Кавказе, слепо преданная своему имаму, эта организация мюридов должна была насаждать с оружием в руках ислам и его лозунги "священной войны" с неверными (т. е. с русскими) и прививать народам Кавказа ненависть ко всему русскому. Её политическая задача состояла в том, чтобы поднять движение горцев против России и подчинить его захватническим интересам Турции и стоявшей в то время за её спиной Англии.
С особой силой, как показал М. Д. Багиров60, реакционный мюридизм развернулся на Кавказе под руководством Шамиля, который, опираясь на своих мюридов и англо-турецкую поддержку, возглавил реакционное и националистическое движение, окончившееся полной неудачей.
Анализируя причины неудачи Шамиля, выдающийся русский революционный демократ Н. А. Добролюбов в 1859 г. писал: "Под Шамилем была им (горцам. - Н. С.) уж плохая свобода. Наибы его действовали очень произвольно, грабили и наживались; а он, говорят, очень часто смотрел на это сквозь пальцы. Уважение к себе поддерживал он более страхом, нежели любовью; палач был при нём неотлучно, и казни были беспрестанны". И далее: "Управление Шамиля казалось тяжело для племён, непривыкших к повиновению, а выгод никаких от этого управления они не находили. Напротив, они видели, что жизнь мирных селений, находящихся под покровительством русских, гораздо спокойнее и обильнее. Следовательно, им представлялся уже выбор - не между свободой и покорностью, а только - между покорностью Шамилю, без обеспечения своего спокойствия и жизни, и между покорностью русским, с надеждою на мир и удобства быта. Само собою разумеется, что рано или поздно выбор их должен был склониться на последнее"61. В заключение Н. А. Добролюбов говорит: для того, чтобы больше не появлялись личности, подобные Шамилю, и чтобы они не имели никакого успеха, "нужно одно: чтобы, вследствие гуманного и справедливого управления, горные племена не нуждались более в подобных деятелях"62.
По мере ослабления в XIX в. турецкого военно-феодального государства, поражений его во внешних и внутренних войнах в этой стране широко развернулось национально-освободительное движение угнетённых народов, в том числе и исповедовавших общую с турками мусульманскую религию. Для борьбы с возраставшим национально-освободительным движением в Турции были использованы идеи панисламизма, при помощи которого султаны пытались не только удержать, но, и укрепить своё господство. Выступая в качестве защитников ислама, панисламисты проповедовали захватническую политику и пытались распространить власть султана-халифа на народы, исповедовавшие ислам, но не входившие в его империю, в том числе и на народы Кавказа.
Так, в эпоху империализма под лозунгами панисламизма проводилась открытая захватническая политика с целью насаждения власти отсталой, разлагавшейся феодальной Турции, равно как и укрепления власти всевозможных ханов, беков и мулл, являвшихся агентурой султана в соседних странах. Верным союзником и покровителем панисламизма являлся германский империализм, стремившийся использовать отсталую Турцию и её панисламиетские идеи в своих захватнических целях накануне и в годы первой мировой войны.
Вскрывая сущность панисламизма, В. И. Ленин указывал на "необходимость борьбы с панисламизмом и подобными течениями, пытающимися соединить освободительное движение против европейского и американского империализма с укреплением позиции ханов, помещиков, мулл и т. п."63.
Засылаемые на Кавказ турецкие агенты, муллы и агитаторы вели под вывеской панисламизма самую неприкрытую пропаганду за признание авторитета Турции и турецкого султана-халифа, за разжигание вражды кавказских народностей к России, содействуя тем самым их отчуждённости и замкнутости.
Англо-французский империализм в союзе с реакционной Турцией, поставив ислам на службу своим захватническим целям, являлся самым опасным и жестоким врагом народов Кавказа.
Примечания
1. Донесение Булгакова Екатерине II от 15(26) февраля 1785 года. Сборник Русского исторического общества (РИО). Т. 47, стр. 138 - 140.
2. Центральный государственный архив древних актов (ЦГАДА). Разр. XXIII, д. 13, ч. 10, л. 36.
3. Там же, лл. 234 - 235.
4. Там же, л. 242.
5. Там же, лл. 486 - 494.
6. М. Багиров. К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля. Журнал "Большевик", N 13 за 1950 г., стр. 24.
7. ЦГАДА. Разр. VII, д. 2777, лл. 9 - 18.
8. Там же.
9. Там же. Разр. XXVIII, ч. 18, л. 259.
11. ЦГАДА. Разр. VII, д. 2777. "О бунтовщике кавказском чеченце ших Мансуре, отправленном в Шлиссельбург на заточение", лл. 1 - 44. Из этих показаний следует, что Ушурма был у турок в Анапе дважды: в конце 1785 г. (после поражения под Кизляром) и в 1786 году. В третий раз и окончательно Ушурма бежал к туркам 5 июня 1787 года. Что касается Батал-паши, то его войска были разбиты русскими войсками 30 сентября 1790 года. Таким образом, показания Ушурмы в этой части неверны.
12. О восстании шейха Мансура имеется небольшая литература как дореволюционная, так и советская. Однако за исключением общих фактологических трудов по Кавказу Буткова и Дубровина, вся эта литература тенденциозна и порочна. Большинство дореволюционных авторов (Потто, Лавров, Прозрителев и др.) так или иначе разделяют занесённый из иностранной литературы взгляд на шейха Мансура, как на авантюриста, монаха католического ордена "братьев-проповедников", по имени Джиованни Батиста Биэтти (?!), который якобы поднял горцев против России и после ареста в Анапе был сослан в Соловки (?!), откуда сумел переслать в Италию свой дневник, о чём и сообщалось в итальянской и французской печати во второй половине XIX века. Этой легендой увлёкся и советский писатель А. Виноградов, написавший книгу "Шейх Мансур". Другие авторы (В. Скитский, З. Шерипов), написавшие в 30-х годах специальные работы о шейхе Мансуре, полностью разделяют порочную концепцию М. Н. Покровского и его "школы". У них шейх Мансур выступает как революционный крестьянский вождь, поднявший знамя национально-освободительной борьбы против России (?!). Следует особо отметить, что ещё в 1929 г. в Дагестане был издан на думском языке труд Гасана Алкадари "Асари-Дагестан", написанный в 1891 г., в котором прямо и определённо говорится о Мансуре как о турецком агенте, посланном султаном Абдул-Хамидом I, чтобы привлечь мусульман Кавказа к священной войне против России.
13. ЦГАДА. Разр. XXVIII, д. 13, ч. 17, лл. 111 - 112.
14. Там же, ч. 12, л. 493.
15. Там же, ч. 15, л. 94.
16. ЦГАДА. Разр. XXVIII, ч. 15. л. 100.
17. Там же. Разр. XXIII, д. 13; ч. 12, л. 261 об.
18. ЦГАДА. Разр. XXIII, д. 13, ч. 10, лл. 143 - 144.
19. Там же, лл. 144 - 145.
20. Там же, л. 258.
21. Там же, л. 372.
22. Там же, л. 392.
23. ЦГАДА. Разр. XXIII, д. 13, ч. 10, лл. 250 -251.
24. Там же, л. 177.
25. ЦГАДА. Разр. XXIII, ч. 10, л. 447.
26. Там же, л. 426.
27. Там же, л. 161.
28. Там же, лл. 234 - 235.
29. ЦГАДА. Разр. XXIII, ч. 11, л. 70.
30. Там же, ч. 10, л. 364.
31. Там же, ч. 11, л. 204.
32. ЦГАДА. Разр. XXIII, ч. 16, л. 42.
33. РИО. Т. 47, стр. 179 - 181 (французский текст и русский перевод).
34. Под Дагестаном турки обычно понимали также и земли, примыкавшие к Дагестану, вплоть до Терека.
35. ЦГАДА. Разр. XXIII, ч. 17, л. 38.
36. ЦГАДА. Разр. XVIII, ч. 17, лл. 73 - 74.
37. Там же, л. 73.
38. Там же, Разр. XXIII, ч. 18, л. 208.
39. Там же, ч. 12, л. 261.
40. Там же, л. 194.
41. ЦГАДА. Разр. XXIII, ч. 18, л. 257.
42. Там же, ч. 12, л. 329.
43. Там же, ч. 14, л. 206.
44. Там же. Разр. VII, д. 2788 "О четырёх кавказских горцах, бывших сообщниками ших Мансура", лл. 6 - 11.
45. Там же, ч. 14, л. 43.
46. ЦГАДА. Разр. XXIII, ч. 14, л. 459.
47. Там же, ч. 15, лл. 146 - 151.
48. ЦГАДА. Разр. XXIII, ч. 22, л. 114.
49. Там же, л. 135.
50. Там же, ч. 20, л. 382 (подлинника в деле нет).
51. Там же, ч. 22, л. 270.
52. ЦГАДА. Разр. XXIII, ч. 23. лл. 312 - 313.
53. Там же, л. 335.
54. Там же, л. 374.
55. Там же, л. 363.
56. Там же, л. 395.
57. Там же, ч. 24, лл. 3 - 4.
58. ЦГАДА. Разр. VII, д. 2777, л. 44.
59. В. И. Ленин. Соч. Т. 12, стр. 317. 4-е изд.
60. М. Багиров. Указ. соч., стр. 25 и сл.
61. Н. Добролюбов. Полное собр. соч. Т. IV, стр. 155. М. 1937.
62. Там же, стр. 156.
63. В. И. Ленин. Соч. Т. XXV, стр. 289. 3-е изд.
