Почекаев Р. Ю. А. И. Бутаков и Аральская флотилия в конце 1840-х - начале 1860-х гг. // Вопросы истории. - 2015. - № 4. - С. 142-150.
Активизация так называемой «Большой игры» — соперничества Российской и Британской империй за контроль над Центральной Азией привела к тому, что в течение 1850—1880-х гг. Россия присоединила к своим владениям значительные среднеазиатские территории. Для успешного достижения своих целей в противостоянии с Британией Российской империи пришлось задействовать значительные ресурсы, причем даже такие, которые, казалось бы, не могли быть эффективными для решения задач среднеазиатской политики. Так, весьма странным, на первый взгляд, выглядит участие российского военно-морского флота в завоевании «сухопутных» среднеазиатских владений. А между тем, военные моряки сыграли существенную роль в боевых действиях 1870-х годов. Речь идет, в частности, об участии отрядов и артиллерии военно-морских сил под командованием С. О. Макарова (впоследствии знаменитого российского адмирала) в Ахалтекинской экспедиции 1880—1881 гг., которое уже привлекало внимание исследователей1. Однако это далеко не единственный случай эффективного использование возможностей военно-морского флота в реализации среднеазиатской политики Российской империи.
Активным участником политических и военных действий России в Средней Азии в середине XIX в. являлся А. И. Бутаков (1816—1869), опытный морской офицер и выдающийся ученый, контр-адмирал и представитель целой «адмиральской династии». Его биография привлекала внимание преимущественно географов, учитывая его огромный вклад в изучение Аральского моря и прилегающих территорий. В советское время исследователей привлекали и «передовые», «прогрессивные» взгляды Бутакова, выразившиеся, в частности, в его покровительстве ссыльному поэту и художнику — рядовому Т. Г. Шевченко, включенному в состав Аральской экспедиции. Гораздо меньше интересовали специалистов его действия именно как военно-морского офицера, начальника Аральской флотилии, чьей задачей были не только научные изыскания в Приаралье, но также защита и продвижение российских интересов в этом регионе. Нельзя сказать, что эта сторона деятельности Бутакова была неизвестна исследователям2, однако, на наш взгляд, его роль в укреплении позиций России в Средней Азии остается недооцененной.
В данной работе предпринимается попытка оценить роль Бутакова как непосредственного участника политических событий, автора сведений о ситуации в Средней Азии, а также как командующего Аральской флотилией. Деятельность флотилии и ее начальника была достаточно разносторонней: они участвовали в боевых действиях, а также поддерживали постоянные контакты с местным населением, по сути, обеспечивая его лояльность к российским властям, а также были задействованы в осуществлении дипломатических миссий. Более того, даже упоминая об участии Бутакова в дипломатических или боевых действиях, некоторые исследователи стараются подчеркнуть, что даже в это время сам он больше внимания уделял исследованию Аральского моря и Сырдарьи с научной точки зрения3. Главными источниками сведений служат, в первую очередь, записки, официальные письма, научные статьи самого Бутакова, данные о его деятельности, взятые из воспоминаний других участников политических и военных событий в Средней Азии. Кроме того, автор опирался и на работы исследователей, посвященные как личности Бутакова, так и событиям, в которых он принимал участие.
Начало 15-летнего «аральского» этапа жизни и деятельности Бутакова датируется 1848 г., когда сравнительно молодой, но уже успевший зарекомендовать себя как опытный морской офицер и исследователь-географ, капитан-лейтенант был назначен начальником экспедиции по съемке Аральского моря. Уже к начальному этапу его пребывания на Арале относятся и первые интересующие нас сведения, касающиеся политической ситуации в среднеазиатском регионе, изложенные самим Бутаковым в его официальных отчетах, личных письмах и «Дневных записках плавания по Аральскому морю в 1848—1849 гг.». Имея опыт регулярного общения с местным кочевым населением — казахами (или киргизами, как их официально называли в Российской империи), каракалпаками и туркменами — Бутаков отмечал их напряженные отношения с властями Хивинского ханства, чьими подданными эти кочевники номинально являлись. Начальник Аральской экспедиции упоминал о систематическом ограблении местного населения ханскими чиновниками под предлогом взимания официального мусульманского налога закята и натуральных сборов. Хивинский хан мог запретить местным каракалпакам перекочевывать в определенные места, объявляя ту или иную территорию своим личным владением. Приаральские казахи, поддерживая связи со своими соплеменниками, находившимися в подданстве России, знали, что налогообложение «кочевых инородцев» в Российской империи менее обременительно, чем в Хивинском ханстве, и потому нередко грозили ханским властям, что сами перейдут в российское подданство, если их будут по-прежнему грабить и притеснять4. Весьма важным для российских властей оказалось наблюдение Бутакова о том, что попытки хивинского хана сделать казахов своими союзниками в борьбе с Россией под предлогом единства веры оказались неудачными: исповедание ислама казахами в большинстве случаев проявлялось лишь в том, что они не ели свинины, тогда как многие даже и не слышали о Коране. Неудивительно, что как только представители Аральской экспедиции появлялись в местах проживания кочевников, последние тут же заявляли о готовности вступить в российское подданство — такую позицию занимали практически все «хивинские» казахи, каракалпаки и большая часть туркменских племен. Постоянное присутствие Аральской экспедиции (а затем и Аральской флотилии) в этом регионе убеждало кочевников в том, что русские намерены прочно здесь утвердиться и имеют значительные силы, чтобы защитить интересы подданных империи. Представляется вполне обоснованным мнение, высказанное А. Ш. Кадырбаевым, что Бутаков, занимаясь исследованием Аральского моря и Сырдарьи, в то же время постоянно поддерживал контакты с местной «агентурой», получая ценные сведения о политической ситуации в регионе и отношении местного населения к России, Хивинскому ханству, Ирану, Великобритании5.
Таким образом, на первом этапе своего пребывания в Приаралье, в конце 1840-х гг. Бутаков ограничивался ролью наблюдателя, хотя ценность его наблюдений для разработки российской имперской политики в Средней Азии была весьма велика. А уже с начала 1850-х гг. он стал принимать непосредственное участие в среднеазиатской политике России.
Так, в 1853 г. с частью судов вновь созданной Аральской флотилии (два парохода — «Перовский» и «Обручев» — и несколько барок) он принял участие в походе оренбургского военного губернатора В. А. Перовского против Кокандского ханства, закончившегося взятием стратегически важной крепости Ак-Мечеть (совр. Кызыл-Орда). В частности, на пароходе «Перовский» была размещена рота солдат, которую следовало доставить по Сырдарье непосредственно к Ак-Мечети6. Тем не менее, следует отметить, что никакой важной задачи флотилия в этом походе не выполняла. Как вспоминал участник этого похода И. Ф. Бларамберг (впоследствии очень близко друживший с Бутаковым), из-за недавней засухи Сырдарья, по которой двигались суда Аральской флотилии, обмелела, так что сухопутным войскам и даже артиллерии удалось переправиться через нее вброд, не прибегая к помощи моряков, несмотря на то, что такая возможность была предусмотрена путем подготовки нескольких сборных паромов, надуваемых мешков и прочее7.
Однако даже несмотря на то, что в штурме Ак-Мечети принимал участие морской десант (под командованием лейтенанта Х. П. Эрдели, командира парохода «Обручев»)8, функции пароходов Бутакова в этом походе были, скорее, «представительскими»: требовалось показать местному населению, что русские могут атаковать врага не только сухопутными, но и морскими силами. Причем показать не столько кокандцам, против которых был организован поход, сколько собственным кочевым подданным — в частности, по свидетельству участника похода, сопровождавшие В. А. Перовского казахские султаны Мухаммеджан Баймухаммедов и Иликей Касымов были приглашены посетить «Обручев» и остались под впечатлением от его прочности и скорости9.
Особое место в биографии Бутакова занимает участие в российской дипломатической миссии в Бухару и Хиву в июне-июле 1858 г., возглавляемой полковником Н. П. Игнатьевым — впоследствии видным дипломатом и министром. Несмотря на важность этой миссии и большие надежды, возлагавшиеся на нее властями, именно в ходе ее проведения обнаружились значительные противоречия между главой миссии и начальником Аральской флотилии, совершенно по-разному представлявшими себе задачи военных моряков в регионе в целом и в деятельности миссии в частности. В конечном счете, они привели не только к возникновению личной неприязни между ними, но и к не слишком удачному завершению миссии.
Надо сказать, что отношения между Игнатьевым и Бутаковым сразу не заладились. Глава дипломатической миссии, к 26 годам уже успевший получить чин полковника и флигель-адъютанта, не скрывал своего скептического отношения к результатам 10-летних изысканий начальника Аральской флотилии, называя их «смелыми бумажными предположениями». Кроме того, он постоянно подчеркивал свое верховенство над Бутаковым, при любом случае стараясь сослаться на распоряжения либо начальника Азиатского департамента Е. П. Ковалевского, либо оренбургского генерал-губернатора А. А. Катенина10.
По всей видимости Бутаков попытался поставить на место чрезмерно амбициозного главу миссии, при этом не слишком хорошо знавшнего обстановку в Средней Азии, прекрасно известную самому начальнику Аральской флотилии. Однако добился лишь того, что в своих мемуарах Игнатьев дал ему совершенно уничижительную характеристику: «Начальник Аральской флотилии Бутаков (Алексей) жил несколько лет в форте № 1 и снедаемый скукою и желанием прославиться, считал Аральское море и впадающую в него Аму-Дарью своим исключительным достоянием, собираясь заведовать всеми изысканиями и стяжать исключительную славу, сопряженную со входом в эту реку первых русских военных судов. Увлеченный давно взлелеянной мечтой, он готов был встретить ревниво, недружелюбно и даже враждебно всякое лицо, по положению своему отнимающее у него руководящую власть. Искреннего, сердечного содействия новоприезжему из Петербурга начальнику трудно было от него ожидать». И несколько ниже: «Я не знаком лично с Бутаковым, но по тому, что я слышал о нем в Оренбурге и по словам Можайского (моряк, бывший в составе посольства. — Р. П.) должен предположить, что Алексей Бутаков не совсем похож на возвышенно честных и самоотверженно благородных двух братьев своих. Судя, вероятно по себе, он вероятно напрасно вообразил, что я намерен действовать эгоистично, обойтись без участия флотилии и предоставить исключительно себе славу экспедиции по р. Аму. Сильно ошибся Бутаков, если думал так». И, наконец: «Под видом добросердечного моряка скрывается честолюбец не чуждый интриги. Он очень умен и образован, но слишком себялюбив и лукав иной раз, что несовместимо с обязанностями доброго и полезного слуги Отечества в этом дальнем крае»11.
Противоречия между начальником Аральской флотилии и главой дипломатической миссии были неизбежны с самого начала: в то время как центральные власти предписали Бутакову, который к этому времени дослужился до звания капитана 1 ранга и, следовательно, в чинах был равен с Игнатьевым, «всемерно содействовать» успеху миссии Игнатьева12, оренбургский генерал-губернатор А. А. Катенин, которому Аральская флотилия подчинялась непосредственно, предоставил ей определенную свободу действий, обоснованно полагая, что ее начальник, имея многолетний опыт пребывания в Приаралье сам решит, каким образом можно принести большую пользу дипломатической миссии13.
Кроме того, оказалось, что исследования русла Амударьи, проведенные Бутаковым на начальном этапе своего пребывания в этом регионе, в конце 1840-х гг. были уже неактуальны: за прошедшее десятилетие ее русло оказалось засорено, а рукава значительно обмелели. В результате морякам Аральской флотилии пришлось заново проводить промеры, что привело к срыву сроков встречи с членами миссии14. Раздраженный задержкой судов Бутакова, Игнатьев в своих письмах отцу остроумно (как ему казалось), описывал, как отправил топографа «на разведку и открытие Бутакова, от которого ни слуха, ни духа»15, не упустив, таким образом, случая подшутить по поводу чрезмерной увлеченности начальника Аральской флотилии научными изысканиями.
Когда же флотилия, наконец, подошла к хивинскому городу Кунград, Игнатьев, всецело сосредоточенный на целях своей миссии, предписал Бутакову немедленно двигаться по Амударье далее, надеясь, что решительность и напор российских моряков заставят хивинские власти стать сговорчивее и позволить, вернее, молчаливо согласиться на проход кораблей через свои воды. Более того, он, противореча сам себе, сначала приказал Бутакову двигаться дальше только с разрешения властей, а чуть позже распорядился не ждать этого разрешения и объяснять дальнейшее продвижение тем, что на кораблях находятся дары дипломатической миссии хивинскому хану и Бухарскому эмиру16. Однако Бутаков не желал рисковать вверенными ему кораблями и решил сначала провести промеры будущего пути следования. В результате он установил, что в настоящее время дальнейшее следование по Амударье для флотилии невозможно, и есть риск потерять корабли, о чем он и написал главе миссии17. Однако Игнатьев обвинил его, во-первых, в очередном срыве запланированных сроков следования дипломатической миссии, во-вторых, в том, что он внушил беспокойство хивинским властям тем, что проводил исследования русла Амударьи (хивинцы решили, что это — подготовка к очередному вторжению России в пределы ханства), и, наконец, в том, что, не пройдя дальше Кунграда, он лишил самого Игнатьева такого важного козыря в переговорах с ханом как возможность упомянуть «находящиеся под боком» корабли военно-морского флота Российской империи. Последнее обвинение было необоснованным, поскольку, хотя корабли Аральской флотилии и не миновали Кунград, слухи о флотилии, дошедшие до хана, оказались весьма грозными: так, хивинцы считали, что в распоряжении Бутакова есть некие «подводные корабли», способные незаметно дойти до Хивы, а также, что русские войска в большом количестве собраны у границ ханства (что не опровергали и моряки флотилии)18. Все это заставило хивинского хана согласиться с рядом условий русско-хивинского договора. Тем не менее, в своих мемуарах Игнатьев пошел еще дальше и фактически обвинил А. И. Бутакова (равно как и поддерживавшего его генерал-губернатора А. А. Катенина) в провале своей миссии в Хивинском ханстве19.
Впрочем, в мемуарах, опубликованных в 1897 г., то есть спустя почти 30 лет после смерти Бутакова, дипломат мог писать все, что угодно. Непосредственно же по итогам миссии он повел себя более объективно, признав ценность исследований русла Амударьи и высоко оценив «распорядительность и деятельность» Бутакова во время путешествия миссии. В рапортах генерал-адмиралу великому князю Константину Николаевичу и морскому министру он ходатайствовал о награждении начальника и офицеров Аральской флотилии, однако в итоге Бутаков был награжден орденом св. Анны 2-й степени все же в результате хлопот Катенина, а не Игнатьева20. Гораздо более важным стало признание со стороны дипломата, что именно Бутаков является наиболее подходящим начальником предполагаемой экспедиции в Хиву и Бухару — формально с целью изучения торговых путей в Средней Азии, фактически же для дальнейшего укрепления присутствия Российской империи в регионе, допуская даже высадку десанта на территории того или иного ханства21.
Это в полной мере совпадало с позицией и самого Бутакова, который, несмотря на увлечение своими научными исследованиями Аральского моря и впадающих в него рек, имел весьма четкую политическую позицию и выступал даже не просто за усиление присутствия России в Средней Азии, но и за прямое присоединение к России Хивинского ханства или, по меньшей мере, части его территории22. Вероятно, именно это подвигло Катенина поручить Бутакову весьма деликатную задачу, в результате чего менее чем год спустя после миссии Игнатьева, в середине июня 1859 г. Бутакову вновь пришлось отправиться в Кунград.
Стоит отметить, что Кунград (или Аральское «владение») веками представлял собой угрозу целостности Хивинского ханства. Уже с XVII в. (а по некоторым предположениям даже с XVI) эта область имела достаточно автономный статус, и местное население, частично казахское, частично каракалпакское и туркменское, порой лишь номинально признавало власть Хивы23. А с начала XVIII в. Кунград стал опорой для претендентов на трон, желавших свергнуть власть хивинских ханов или, по крайней мере, стать полностью независимыми от Хивы монархами24. Именно таким претендентом стал кунградский правитель Мухаммад-Фана, который объявил себя ханом Кунграда, после чего обратился за поддержкой к оренбургским пограничным властям. Генерал-губернатор Катенин принял решение отправить в Кунград пароход «Перовский» и несколько барж под командованием Бутакова, придав ему для усиления отряд в 125 солдат под командованием такого же сторонника завоевания Средней Азии — полковника М. Г. Черняева (в будущем — покорителя Ташкента и первого военного губернатора Туркестанской области). Офицерам было предписано действовать по ситуации, а чтобы поход не выглядел открытой агрессией против Хивинского ханства, было решено, что корабли двинутся в Амударью под предлогом доставки на родину бухарского посла из России25.
Бухарский посол отказался плыть на корабле, что, однако, не остановило Бутакова и Черняева. Добравшись до Кунграда, они вступили в переговоры с хивинскими сановниками, командовавшими ханскими войсками. Хивинцы предприняли ряд неудачных попыток «напугать» российских моряков и солдат — сначала направив на них свои пушки, затем изобразив намерение взять корабли на абордаж, используя для этого свои лодки. Убедившись, что их демонстрация не уменьшила решимости русских, хивинцы сначала отступили, а затем и вовсе сняли осаду, уйдя от Кунграда26.
Русские были с почетом встречены в Кунграде как освободители и удостоились аудиенции у «хана» Мухаммада-Фана, согласившегося подписать мирный договор с Россией. Однако этим благодарность и расположение восставших к русским и ограничились. Кунградцы стали требовать от Бутакова пушек и войск для защиты города, а также предприняли попытку втянуть его в войну с Хивой, предложив принять участие в преследовании отступающих ханских войск. Однако их планы были отклонены Бутаковым. Во-первых, у него не было намерений начинать открытую войну России с Хивинским ханством, учитывая также напряженность в отношениях не только с Хивой, но и с Великобританией. Во-вторых, Амударья вновь, как и в прошлом году, обмелела, и дальнейшее продвижение кораблей по ней могло привести к их посадке на мель и даже гибели. Наконец, в-третьих, кунградцы не предлагали русским ничего взамен, даже отказались снабдить корабли топливом, а моряков и солдат — продовольствием. В результате дружелюбие восставших сменилось враждебностью, и дело едва не дошло до нападения туркмен на корабли Бутакова для грабежа. Единственно верным решением в этом случае являлся немедленный уход в русские воды, в результате которого Катенину пришлось констатировать, что никакой пользы России эта экспедиция не принесла. Впрочем, Россия в очередной раз сумела продемонстрировать свою военную и морскую мощь, однако это никоим образом не способствовало улучшению русско-хивинских отношений27.
Ход восстания и его неутешительные для России итоги (гибель Мухаммада-Фана и восстановление хивинцами контроля над Кунградом вскоре после ухода сил Бутакова и Черняева) были подробно изложены Бутаковым в статье, впоследствии публиковавшейся, как минимум, дважды28. При этом о своей роли в этих событиях начальник Аральской флотилии благоразумно умолчал, заявив лишь, что «имел случай быть в Кунграде в конце июня и видеть Мухамеда-Фана»29, поскольку информация об активном вмешательстве российского флота в дела Хивинского ханства могла привести к новому витку обострения отношений не только с Хивой, но и с Британской империей, весьма болезненно реагировавшей на любые попытки России укрепить свое влияние в Центральной Азии. Поэтому сведения о роли Бутакова в событиях 1859 г. можно извлечь лишь из его донесения в Морское министерство30 и дневника Черняева, опубликованного его дочерью только в 1915 году.
Уже под конец своего пребывания в Приаралье Бутаков принял участие в очередном витке российского продвижения в Среднюю Азию. В 1863 г. на пароходах «Арал» и «Сыр-Дарья» он осуществил рекогносцировку в верховья Сырдарьи, демонстрируя мощь российских военно-морских сил и в какой-то степени оказывая поддержку войскам под командованием своего старого знакомого полковника Черняева, в итоге занявшим г. Сузак31. По сути, одновременное движение флотилии и сухопутных войск должно было показать силу и согласованность действий различных родов войск Российской империи в Средней Азии — эта цель была достигнута в полной мере. Вскоре после этого Бутаков получил звание контр-адмирала и был переведен в Балтийский флот — к немалому, впрочем, для себя разочарованию, поскольку надеялся и дальше продолжать освоение Приаралья32.
Подводя итоги анализа роли Бутакова и возглавляемой им Аральской флотилии в истории борьбы Российской империи за контроль над Средней Азией, следует признать, что ключевой эта роль не являлась. Слишком незначительны были возможности по задействованию серьезных военно-морских сил в этом регионе, а тех технических и людских ресурсов, которыми располагал Бутаков, было, конечно, недостаточно для осуществления стратегических задач. Кроме того, Аральская флотилия и ее начальник неоднократно становились в какой-то мере «разменной монетой» в противостоянии различных имперских властных структур — оренбургской пограничной администрации, Министерства иностранных дел, военного министерства. Не следует также сбрасывать со счета и личностный фактор: несомненно, эффективность действий Аральской флотилии была меньше, чем могла бы быть в силу личных неприязненных отношений Бутакова с отдельными представителями региональной имперской администрации, Игнатьевым и т.д. Тем не менее, в целом можно констатировать, что постоянное присутствие русских военных кораблей на Арале и в прилегающих реках, постоянное поддержание контактов с местными племенами и населенными пунктами на протяжении полутора десятилетий, несомненно, сыграло важную роль в формировании среди местных правителей и их подданных образа России как могущественной не только сухопутной, но и морской державы.
Примечания
Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта №14-03- 00322 «Российский фактор» правового развития Центральной Азии в имперский период (XVIII — начало XX вв.): юридические аспекты фронтирной модернизации».
1. КАДЫРБАЕВ А.Ш. Андреевский флаг в центре Азии. — Восточный архив. 2011, № 1 (23); ВАСИЛЬЕВ А.Д. Участие морского ведомства в Ахал-текинской экспедиции. — Там же, 2014, № 1 (29).
2. ЛЕБЕДЬКО В. Роль военно-морского флота в защите интересов и обеспечении национальной безопасности России. XVII—XX вв. — Морской сборник. 2008, № 12, с. 25.
3. ДМИТРИЕВ В.И. А.И. Бутаков. М. 1955, с. 50; ХАЛФИН Н.А. Три русские миссии. Из истории внешней политики России на Среднем Востоке во второй половине 60-х годов XIX века. Ташкент. 1956, с. 51—52; СУЛАЙМАНОВ С.А. Из истории создания Аральской флотилии. — Вестник Каракалпакского государственного университета им. Бердаха. 2012. № 3—4 (16—17), с. 69. Разносторонний характер деятельности Аральской флотилии в 1840—1860-е гг. нашел отражение и в отчетах ее начальника за этот период времени. Обзор этих документов см.: КАДЫРБАЕВ А.Ш. Материалы Российского государственного архива Военно-Морского флота об изучении и освоении Аральского моря российскими военными моряками — Восточный архив. 2003, № 10, с. 66—70.
4. Дневные записки плавания А.И. Бутакова по Аральскому морю в 1848—1849 гг. Ташкент. 1953, с. 22, 39.
5. КАДЫРБАЕВ А.Ш. У самого Синего моря. — Восточная коллекция. 2005, № 1, с. 72—75; ЕГО ЖЕ. Материалы РГА ВМФ о народах Приаралья и их взаимоотношениях с Россией, Великобританией, Персией. По письмам А. И. Бутакова. 1848— 1849 гг. — Иран-наме. 2009, № 1, с. 241—247. См. также: ЕГО ЖЕ. Народы Приаралья в середине XIX века (по письмам А.И. Бутакова 1848—1849 гг.). — Восточный архив. 2006, № 14—15.
6. ТЕРЕНТЬЕВ М.И. История завоевания Средней Азии. Т. 1. СПб. 1906, с. 218—219; ЗЫКОВ С. Очерк утверждения русского владычества на Аральском море и реке Сырдарье с 1847 по 1862 год. — Морской сборник. 1862, т. LIX, № 6, с. 321.
7. БЛАРАМБЕРГ И.Ф. Воспоминания. М. 1978, с. 319.
8. СУЛАЙМАНОВ С.А. Ук. соч., с. 70.
9. Краткий дневник, веденный переводчиком Искендером Батыршиным во время похода на Акмечеть. 1853 г. В кн.: История Казахстана в документах и материалах. Астана. 2012, с. 311.
10. Миссия в Хиву и Бухару в 1858 г. флигель-адъютанта полковника Н. Игнатьева. СПб. 1897, с. 37.
11. Там же, с. 6, 86, 239—240.
12. ХАЛФИН Н.А. Россия и ханства Средней Азии (первая половина XIX в.). М. 1974, с. 372.
13. КАЛИНИН А.И. «Такими офицерами мог бы гордиться любой флот». Документы об участии российских моряков в миссии Н.П. Игнатьева в Хиву и Бухару. 1857— 1859 гг. — Исторический архив. 1996, № 4, с. 22.
14. ЗАЛЕСОВ Н. Посольство в Хиву и Бухару полковника Игнатьева в 1858 году. Русский вестник. Т. 91. М. 1871, с. 442; КАЛИНИН А.И. Ук. соч., с. 25.
15. Миссия в Хиву и Бухару..., с. 74—75.
16. Там же, с. 101, 105; ЗАЛЕСОВ Н. Ук. соч., с. 465.
17. Миссия в Хиву и Бухару..., с. 120; ЗАЛЕСОВ Н. Ук. соч., с. 471.
18. Миссия в Хиву и Бухару..., с. 151; ХАЛФИН Н.А. Россия и ханства Средней Азии, с. 374-375.
19. Миссия в Хиву и Бухару..., с. 132—134, 139.
20. КАЛИНИН А.И. Ук. соч., с. 24, 31-32.
21. Миссия в Хиву и Бухару..., с. 262—265.
22. ХАЛФИН Н.А. Присоединение Средней Азии к России (60—90-е годы XIX в.). М. 1965, с. 109.
23. МИЛЛЕР Г.Ф. История Сибири. Т. III. М. 2005, с. 479-480, 503-504.
24. SHIR MUHAMMAD MIRAB MUNIS & MUHAMMAD RIZA MIRAB AGAHI. Firdaws al-iqbal: History of Khorezm. Leiden. 1999, p. 54—63.
25. ХАЛФИН Н.А. Присоединение Средней Азии к России, с. 113.
26. А.Ч. [А.М. ЧЕРНЯЕВА]. М.Г. Черняев в Средней Азии (На Сыр-Дарьинской линии). — Исторический вестник. 1915, № 6, с. 845—850; ШЕПУРИН В. Плавание Аральской флотилии в 1858 и 1859 годах. — Морской сборник, т. LIII, 1816, май, №5, с. 138-139.
27. А.Ч. Ук. соч., с. 851—856; ХАЛФИН Н.А. Присоединение Средней Азии к России, с. 114-115.
28. БУТАКОВ А. Эпизод из современной истории Средней Азии. — Отечественные записки, т. 163, 1865, ноябрь, кн. 1; ЕГО ЖЕ. Несколько страниц из истории Хивы. Материалы для статистики Туркестанского края. СПб. 1873.
29. ЕГО ЖЕ. Эпизод из современной истории Средней Азии, с. 112.
30. ХАЛФИН Н.А. Присоединение Средней Азии к России, с. 114—115.
31. П.М.К. [П.М. ФОН КАУФМАН]. Русское знамя в Средней Азии. — Исторический вестник. 1899, № 4; 6—8, с. 112; ТЕРЕНТЬЕВ М.И. История завоевания Средней Азии, с. 274.
32. ЛЫМАРЕВ В.И. Алексей Иванович Бутаков, 1816-1869. М. 2006, с. 127-128.
