Кузнецов В. С. Императрица Цы Си

   (0 отзывов)

Saygo

14 июня 1852 г. в Пекине проходили смотрины девушек-маньчжурок. Среди отобранных для утехи государя И Чжу оказалась девица по фамилии Ехэнара. Она родилась 29 ноября 1835 года. Ее отец, Хуэй Чжэн, имел наследственный чин офицера 8-знаменных войск1. Он умер, когда ей было 3 года. По смерти Хуэй Чжэна его семейству помотал сородич Муяна. Дети Хуэй Чжэна получили хорошее образование. К 16 годам Ехэнара владела маньчжурской письменностью, заучила наизусть "У цзин" (пятикнижие конфуцианского канона), ознакомилась с историей 24-х династий, правивших в Китае.

405px-Empress-Dowager-Cixi1.jpg

В 17 лет это была необычайно привлекательная девушка. Как у большинства маньчжур у нее было не круглое лицо, которым так восхищаются многие ханьцы (этнические китайцы), а несколько продолговатое, с хорошей формой носа. Большие, пронзительные, почти черные глаза и теплая улыбка придавали ее лицу необычайное очарование. В немалой степени благодаря своему очарованию она оказалась в императорских чертогах. Попав во дворец, Ехэнара получила ранг наложницы 3-го, предпоследнего, класса - "гуй жэнь". В августе умерла вдова покойного государя Минь Нина и Ехэнара в признание ее заслуг "по оказанию должной помощи" получила ранг наложницы классом выше - "пинь". С рождением у нее сына (апрель 1856 г.) значимость Ехэнары при дворе возросла. Поскольку у супруги государя детей не было, мальчик этот, названный Цзай Чунем, фактически являлся прямым наследником царствующего государя. Сама же Ехэнара удостоилась ранга наложницы 1-го класса ("фэй") с именем "И" ("Благородная").

И Чжу доверил Ехэнаре готовить для него доклады с мест. Так она приобщилась к государственным делам. Наложница проявляла живейший и отнюдь не праздный интерес к событиям в стране и не упускала случая высказывать свои суждения государю. Очевидно, ею двигали и соображения чисто практического порядка. Обстановка в империи отражалась на устойчивости трона, что непосредственно могло повлиять и на ее положение. Судьбы павших династий давали ей основания принимать близко к сердцу события, происходившие за пределами Запретного города, где пребывал государь.

А в стране было очень неспокойно. Мятежники-тайпины на юге набирали силу. В марте 1853 г. они взяли Нанкин, южную столицу империи. И Чжу со своими царедворцами ломал голову, как быть. И тут Ехэнара убедила его доверить руководство кампанией против тайпинов ханыду гражданскому чиновнику, Цзэн Гофаню, которого следовало обеспечить деньгами для набора ополченцев. Маньчжурское начальство и 8-знаменные войска, укомплектованные в основном маньчжурами и монголами, оказались недееспособными в борьбе с тайпинами. Теперь ханыду во главе ханьских же ополченцев надлежало сражаться с ханьцами.

Выбор Цзэн Гофаня был экстраординарным в ряде отношений. Согласно официального прецедента Цзэн Гофань не подходил для этого назначения, так как он соблюдал траур по своей матери. Но как всегда считала Ехэнара, прецеденты должны подчиняться государству, а не оно им. Рекомендуя Цзэн Гофаня, наложница-маньчжурка уже тогда показала (сознательно или нет, вопрос другой), что в делах державных происхождение и национальная принадлежность - не главное. Со времени завоевания Китая маньчжурами было нерушимым правилом при назначении на должность, что ханьцы подчиняются маньчжурам. Здесь же полновластным уполномоченным стал ханец Цзэн Гофань2.

Сравнительно быстро Цзэн Гофань оправдал оказанное ему доверие. В 1854 г. его люди, "хунаньские молодцы", разгромили тайпинов в Сянтане, в сентябре 1855 г. одержали важные победы под Цзюцзяном и в октябре на востоке провинции Хунань. Победы Цзэн Гофаня способствовали повышению авторитета Ехэнары в официальных кругах.

Но до того, как красное знамя, возвестившее о победе над тайпинами, было доставлено в Пекин и Цзэн Гофаня чествовали при дворе, Цинская империя перенесла серьезное потрясение. В ноябре 1859 г., в период второй "опиумной войны" между империей Цин и Великобританией, военные события развивались крайне неблагоприятно для Китая. С приближением иностранных войск к Пекину перед двором стоял вопрос: покидать столицу или нет. Некоторые царедворцы добивались от наложницы И, чтобы она убедила государя уехать из Пекина. Сам он также помышлял об отъезде. Но наложница И уговорила двух членов Цзюньцзичу3 поддержать ее предложение направить императору доклады с предложением остаться. На это ходатайство последовал указ: государь ни за что не покинет столицу.

Если учесть частые упоминания в мемуарах одного из современников о нерешительности императора перед лицом агрессии Англии и Франции, то резонно допустить, что Ехэнара инициировала, если не сама написала указ, датированный 6 сентября 1860 года. Посягательствам на достоинство императора, Сына Неба, будет дан решительный отпор - таков основной смысл указа. "Эти вероломные дикари осмелились двинуть свою разнузданную солдатню на Тунчжоу и объявить о своем намерении принудить Нас дать им аудиенцию. Любая дальнейшая снисходительность с Нашей стороны была бы нарушением Нашего долга перед империей, поэтому мы теперь приказали нашим войскам атаковать их со всей возможной энергией и Мы отдали распоряжение местным шэньши4 организовать ополчение и с ним или атаковать или остановить продвижение дикарей"5.

Для поднятия ратного духа этот же указ обещал следующие награды: за голову черного дикаря (так называли солдат колониальных войск. - В. К.) - 50 лян, а за голову белого дикаря - 100 лян серебра. За поимку вожака дикарей - 500 лян, за захват или разрушение варварского судна также 500 лян6.

Ехэнара умоляла государя не покидать Пекин. "Его присутствие в столице, - убеждала она, - не могло не устрашить дикарей и было бы благоприятно для города и его обитателей. Как, восклицала она, можно будет ожидать, что дикари пощадят Пекин, если его покинет Святейшая Колесница, оставив незащищенными охраняющие гробницы и алтари богов. Вспомните случай из истории династии Чжоу, когда Сын Неба покинул свою столицу. Его "голова покрылась пылью" и ему пришлось искать убежища у своего вассального князя. Китайский народ всегда рассматривал это как унижающее событие в истории своей страны, но нынешнее бегство двора очевидно будет еще более унижающим"7.

Доводы эти не возымели действия. Двор покидает Пекин. 27 августа 1860 г. двор сделал остановку в государевом охотничьем домике в Миюньсяне. И Чжу, отмечает хронист, был слишком слаб, чтобы созвать Цзюныдзичу и передал свои полномочия Ехэнаре. Она издала следующий декрет: "Нас уведомили, что пагубные дикари наседают на нашу столицу и наши сановники просили нас вызвать подкрепления из провинций. Теперь наивысшая форма военного искусства заключается в том, чтобы производить внезапные сюрпризы, тщательно заранее подготовленные. Превосходство дикарей заключается в их огнестрельном оружии, но если мы только сможем втянуть их в рукопашную, они будут неспособны использовать для поддержки свои пушки, - и тогда наша победа будет обеспечена. Монгольские и маньчжурские конники совершенно бесполезны для такого рода войны, но люди провинций Хубэй и Сычуань проворны как обезьяны и сведущие в использовании маскировки для скрытного приближения. Пусть они лишь раз удивят этих разбойников, и их разгром неизбежен. Поэтому пусть Цзэн Гофань, главноначальствующий войсками Хугуана, пошлет по меньшей мере 3 тысячи бойцов из своих лучших войск в Пекин и пусть как можно больше будет отправлено из Сычуани. При таком угрожающем положении, как сейчас, не должно быть никакого промедления..."8

В Жэхэ неустойчивый по своей натуре, снедаемый недугом государь, подпадает под влияние трех единомышленников: князя И (Цзай Юань), князя Дуань Хуа и члена царствующей фамилии Су Шуня. Оба последних были членами Цзюньцзичу. Предвидя кончину государя, эта троица помышляла об установлении такого регентства, которое бы обеспечило им власть. Основное препятствие здесь они усматривали в Ехэнаре. Императрица из-за своего безразличия к державным делам для заговорщиков угрозы не представляла. Главное было устранить Ехэнару. У нее, докладывала троица государю, интрижка с Жун Лу, молодым офицером гвардии. Заговорщики сумели убедить больного государя забрать у Ехэнары малолетнего сына и передать его под опеку жены князя И. Одновременно троица выставляла перед императором в самом неблагоприятном свете и его брата князя Гуна: он-де, уполномоченный вести переговоры с иностранцами, потворствовал им, превысил свои полномочия.

12 июля 1861 г. государь принимал поздравления от придворных по случаю своего дня рождения. От участия в этой церемонии, что весьма симптоматично, Ехэнара была исключена. Это было последнее появление государя на людях. Болезнь его быстро прогрессировала. 12 августа Ехэнара с тайным курьером отправила послание князю Гуну в Пекин. Ваш брат, сообщала она, безнадежен. Пришлите отряд знаменных войск, к которому приписано мое семейство.

Тем временем И Чжу объявил прощальный указ (21 августа), согласно которому Цзай Чунь, сын Ехэнары, провозглашался наследником престола; одновременно 8 сановников (4 военных и 4 члена Цзюньцзичу): Цзай Юань, Дуань Хуа, Су Шунь и др. назначались членами регентского совета, две печати передавались супруге государя Цы Ань и Ехэнаре9. Цы Ань была доверена печать, которую следовало ставить в начале каждого указа, издаваемого регентами. Престолонаследнику была дана печать, которой должен был скрепляться каждый указ. Но так как наследник был малолетним, его печать передали матери. И без ее согласия на использование печати ни один указ не имел силы.

21 августа в опочивальню государя явились члены Цзюньцзичу и сановники, все приверженцы Цзай Юаня. После того, как были удалены супруга и наложницы, царедворцы убедили государя подписать декрет о назначении троицы регентами на время болезни императора. 22 августа государь скончался, и тотчас же появился прощальный указ, подготовленный заговорщиками. Цзай Юань назначался главным регентом. И Синь (князь Гун) и супруга-императрица были полностью проигнорированы. От имени нового государя, пятилетнего ребенка, был издан указ, извещавший о его восшествии на престол. В день кончины И Чжу его жена была возведена в ранг "Хуан тайхоу" ("Вдовствующая императрица"), день спустя наложница, - И-гуфэй, урожденная Ехэнара - в такой же ранг. Как утверждают хронисты, в последнем случае регенты посчитались с той популярностью, которой пользовалась Ехэнара среди маньчжурских войск в Жэхэ10. Так, вместо наложницы И появилась вдовствующая императрица Цы Си. Последнее имя закрепилось за ней от названия дворца, где она обитала.

Следом же Цзай Юань издает указы от имени регентов, согласно которым они принимали на себя полномочия Его Величества, а главному регенту присваивался титул "Цзянь го" (Последний практически был эквивалентен "полномочному властителю" на время отсутствия императора). Титул "Цзянь го" согласно традиции резервировался исключительно за братьями или дядьями императора. В данном случае оказался обойденным родной брат И Чжу И Синь. Его регенты отправили в Пекин улаживать дела с иностранцами.

В начале сентября 1861 г. И Синь прибыл в Жэхэ со своими сподвижниками Гуй Ляном и Вэнь Сяном чтобы убедить двор вернуться в Пекин и, вероятно, выяснить, как действует регентство.

13 сентября 1861 г., на третий день после возвращения И Синя в Пекин из Жэхэ, цензор Дун Юаньчунь направил ходатайство вдовствующим императрицам, чтобы они лично наблюдали за отправлением официальных дел, кроме 8 сановников, еще добавить 1 - 2 циньванов (великих князей), близких по крови императору. 14 октября "восьмерка" составила указ, в котором поносила Дун Юаньчуня, указывая, что нынешняя династия запретила такой прецедент, когда супруга государя вмешивается в управление страной. Вдовствующие императрицы, недовольные проектом этого декрета, отказались скреплять его своими печатями. Произошел сбой в администрировании. И в конечном счете императрицы отступили, но не сдались. Они пригласили И Хуаня, мужа сестры Ехэнары, на аудиенцию в Жэхэ. Регенты безуспешно пытались сорвать ее. На этой аудиенции, очевидно, был разработан план свержения восьми регентов. Необходимая военная поддержка пришла от военачальника Шэнбао, который 17 сентября обнародовал доклад, в котором поносил регентов.

И Синь и остальные братья покойного императора, состоявшие в тайной переписке с Цы Си, призывают ее сделать все, чтобы поскорее отправить погребальный кортеж в столицу. Совет регентов объявил от имени малолетнего государя, что траурный кортеж отправится в столицу 5 октября.

Ситуация складывалась благоприятно для Цы Си. Согласно традиции регентам, как исполнительным властям, надлежало сопровождать фоб до самой столицы. Императрицам не вменялось это в обязанность и, передвигаясь самостоятельно, они могли раньше троицы прибыть в Пекин. Об этом Цы Си уведомила И Синя.

Цзай Юань и его единомышленники, сознавая опасность, которую сулило им заблаговременное прибытие Цы Си в столицу, решили убить в пути обеих вдовствующих императриц. Но об этом узнал Жун Лу. Он тайно покинул траурный кортеж и со своими людьми взял под охрану обеих женщин. По прибытии в Пекин с останками покойного государя регенты, согласно обычая, сделали формальный отчет в присутствии малолетнего императора. На церемонии присутствовали обе вдовствующие императрицы, братья покойного государя и члены Цзюньцзичу.

Цы Си сразу же показала кто теперь хозяин. Она объявила, что князь И и его коллеги освобождаются от обязанностей регентов и членов Цзюньцзичу. Князь попытался было возражать, но тут же вместе со своими единомышленниками был арестован. В последовавшем за этим указе обеих императриц уже бывшим регентам инкриминировались деяния, пагубные для страны. Князь И и его коллеги провалили мирные переговоры, стремясь уменьшить свою ответственность вероломно арестовали британских эмиссаров. В результате этих действий Летний дворец был разграблен британскими и французскими солдатами, а государю пришлось искать убежища в Жэхэ. Министрам недавно созданного Цзунлиямэня (внешнеполитического ведомства), удалось восстановить мир в столице. Решался вопрос о возвращении государя в столицу, но Цзай Юань, Су Шунь и Дуань Хуа заставили государя поверить, что Англия и Франция не искренни в отношении мира, смогли помешать ему возвратиться и таким образом "выступили против воли народа" (Ссылки на волю или интересы народа характерны и для последующих указов Цы Си). Государь тяжело страдал от сурового климата в Жэхэ, от своих трудов и забот, почему и умер11.

Цзай Юаню и Дуань Хуа указом было позволено совершить самоубийство. Су Шунь подлежал немедленному обезглавливанию. Остальные 5 сановников, назначенных И Чжу помогать в управлении государством, были лишены должностей. На заседании членов суда царствующей фамилии (его вел И Синь) по оглашении приговора Су Шунь, повернувшись к своим сотоварищам, с горечью сказал: "Если б вы последовали моему совету и убили эту женщину (Цы Си. - В. К. ), - сегодня мы бы не оказались в таком положении"12. Су Шунь обладал огромным состоянием, которое перешло в руки Цы Си и явилось главным источником ее власти.

В устранении регентов, назначенных государем И Чжу помогать в управлении государством, нашла свое выражение подспудная борьба за власть, которая шла в правящем семействе и связанных с ним чиновных кругах. Верх одержала троица: две вдовствующие императрицы и И Синь (князь Гун). Они по существу совершили государственный переворот, ликвидировав регентство "восьмерки", выбранной по воле покойного государя. Теперь официально регентшами выступают обе вдовствующие императрицы, издавая высочайшие указы. И Синь (князь Гун) стал "чжэн ваном" (князем-советником), чтобы давать советы императрицам по всем государственным делам.

Учитывая, что и в качестве наложницы Ехэнара проявляла большую активность в руководстве государственными делами, то, очевидно, она продолжает играть заглавную роль и в качестве регентши. Ее же визави Цы Ань исполняет больше декоративную роль, заявляя о себе, как соавтор указов, издаваемых от имени малолетнего государя. Причастность к составлению их И Синя трудно проследить.

Играя роль главной регентши Цы Си проявила снисходительность к своим противникам. Она поступила по принципу, что несколько жертв лучше, чем много, а сохраненные жизни часто означают целые семейства друзей. Этим правилом она руководствовалась и в последующем, в частности, после переворота 1898 г., о чем ниже.

Убрав князя И, она снисходительно обошлась и с другими обидчиками. Когда начальника палаты гражданских назначений Чэн Дуэня обвинили в том, что он был первым, кто вопреки ее совету убедил государя бежать в Жэхэ, а после смерти И Чжу был единственным из всех высокопоставленных чиновников в столице, кого регенты пригласили в Жэхэ, она выступила против отстранения его от службы13.

Среди первых указов императриц обращает на себя внимание такой, который свидетельствовал о стремлении новых правителей укрепить свои позиции путем реабилитации тех, кто пострадал от "восьмерки", и одновременно припугнуть их приверженцев или же склонить на свою сторону милостивым расположением14.

Цы Си, в отличие от Цы Ань, проявляет живейший, отнюдь не праздный интерес к обстановке на местах, вникая в детали. В этом убеждает содержание ее беседы с Цзэн Гофанем перед его отъездом из Нанкина, где он после подавления восстания тайпинов оставался наместником. Цы Си справляется у Цзэн Гофаня, какова численность распущенных нерегулярных воинских формирований, из уроженцев каких конкретно провинций они комплектовались, спокойно ли прошел роспуск иррегулярных отрядов15.

В ноябре 1872 г. императрицы издали декрет, которым уведомили страну, что поскольку воспитание государя завершено, они намерены передать ему бразды правления.

Чем же ознаменовалось правление императриц, в котором главную роль играла Цы Си? К февралю 1865 г. восстание тайпинов было подавлено. В признание заслуг ханьских военачальников Цзэн Гофаня, Цзэн Гоцюаня, Ли Хунчжана, Цзо Цзунтана императрицы пожаловали им титулы дворянского достоинства. Но подавление восстания тайпинов не означало внутриполитической стабилизации империи. В 1864 г. в результате восстания мусульман от нее отложились западные окраины, где возникло государство Петтишар. Руководить кампанией по восстановлению власти дома Цин на западной окраине было поручено Цзо Цзунтану, уже отличившемуся при усмирении восстания тайпинов.

Тесного союза между императрицами и князем-советником И Синем не получилось. Цы Си на первых же порах показала, что не нуждается в его рекомендациях. И Синь в свою очередь прилюдно оспаривал ее мнения. Взял за правило по своему усмотрению, не ссылаясь на Цы Си, назначать чиновников, что являлось главной прерогативой власти. В апреле 1865 г. вышел указ, в котором он обвинялся в стремлении узурпировать власть трона и преувеличить свою значимость для государства. За это И Синь лишался поста советника и всех должностей. Расправа с ним вызвала большое неудовольствие при дворе. Несколько цензоров и сановников направили доклады трону, возражая против правомерности наказания князя. И Цы Си забила отбой: месяц спустя после предыдущего вышел указ о прощении.

Если не было внутриполитической стабильности в империи Цин, то и сам правящий режим в лице двух правительниц и князя-советника продемонстрировал междоусобицу - борьбу властных амбиций. Цы Си не смогла сломить противодействие своим авторитарным поползновениям и добиться единства поведения всей троицы в своих интересах. Это наглядно показало дело ее любимца, евнуха Ан Дэхая.

В 1869 г. Цы Си, испытывая нужду в деньгах, без консультаций с И Синем и Цы Ань отправила своего главного евнуха Ан Дэхая в Шаньдун для сбора "дани" от ее имени. К этому времени злейшими врагами евнуха стали князья царствующего семейства и в особенности И Синь. Причинами было то, что Ань Дэхай имел большое влияние на Цы Си и личные обиды. Цы Си уведомила как-то И Синя, что не могла дать ему аудиенции из-за того, что беседовала с евнухом.

Правитель провинции был глубоко уязвлен присвоением евнухом императорских полномочий и прямо запросил И Синя, как быть. Тот не упустил случая вызвать разлад между императрицами. Он убедил Цы Ань подписать составленный им в ее присутствии декрет, предписывавший без промедления обезглавить евнуха. Основанием для этого были названы нарушение запрета евнухам покидать столицу и недостойное поведение. После казни евнуха указ о расправе с фаворитом Цы Си был направлен губернаторам трех провинций. О противоречиях между Цы Си, Цы Ань и И Синем стало известно далеко за пределами столицы. Равно как и то, что дело с Ань Дэхаем сошло И Синю с рук, что не укрепило авторитет Цы Си среди чиновничества. Тем более, что отправкой Ань Дэхая Цы Си нарушила официальный запрет евнухам покидать столицу. Таким образом Цы Си получила предметный урок относительно попыток самоуправствовать.

Стычки между Цы Си и князем-советником однако отступали на задний план, когда речь шла о наведении спокойствия в стране. Восстанием тайпинов дело не ограничивалось. В начале 60-х гг. XIX в. восстали мусульмане на западе Китая, взбунтовалось некитайское племя мяо в Гучжоу, в Юньнани отложившиеся мусульмане создали султанат. Как быть в каждом названном случае в конечном счете решал трон в лице Цы Си и И Синя. С согласия первой спускались соответствующие указы. Те, которые касались восстания мусульман в западных провинциях Китая, весьма показательны с точки зрения подхода маньчжурских правителей к проблеме межобщинных, ханьско-мусульманских отношений. Маньчжурский правящий клан выступал против предвзятости и дискриминации ханьского чиновничества в отношении мусульман как таковых, чуждых ханьцам этнически и религиозно.

В одном из указов (от 5 июня 1862 г.) осуждалась практика притеснения мусульман ханьским чиновничеством и выражалось сочувствие им. Усмиритель мусульман Цзо Цзунтан ходатайствовал перед троном о повсеместном запрете мусульманской секты "Синьцзяо" как экстремистской. Трон отверг это ходатайство (указ от 23 июня 1874 г.): подобный запрет вызовет ненужные беспорядки. Объективно маньчжурские правители в отличие от своего сатрапа- ханьца выступали за свободу вероисповедания мусульман16.

Не меньше, чем бунтовщики, требовали внимания трона и западные "дикари". Появление Ехэнары при дворе совпало с агрессией Англии и Франции против Поднебесной. Война непосредственно затронула и императорскую наложницу лично. "Европейский синдром" сохранился и у императрицы Цы Си. События, связанные с насильственным открытием Китая европейскими державами (Англией и Францией), сыграли важную роль в судьбе наложницы Ехэнары. Они оставили непреходящее чувство неприязни и настороженности к иностранцам. В частности, она разделяла враждебное отношение к католическим миссионерам со стороны определенных слоев китайского населения, что привело в 1870 г. к избиению иностранцев в Тяньцзине. В этом отношении весьма показательна беседа, состоявшаяся между Цы Си и Цзэн Гофанем (ему, как генерал-губернатору столичной провинции Чжили подчинялся Тяньцзинь). " Цы Си: Жизненно необходимо, что мы должны иметь должным образом обученные войска на юге... Цзэн: Да, в настоящее время царит мир, но мы должны быть готовы ко всяким возможным непредвиденным случайностям. Я предлагаю возвести форты в нескольких местах на Янцзы . Цы Си: Это было бы прекрасно, если бы мы могли надлежащим образом обезопасить себя от вторжения. Эти сложности с миссионерством постоянно создают для нас беспокойство"17.

Чувство ксенофобии у Цы Си не переходило в отвращение ко всему иностранному. От "заморских чертей", если их держать под контролем, может быть и польза для Поднебесной. Цинский двор не смог сохранить Китай закрытым для проникновения Запада. И правящий режим, демонстрируя завидный прагматизм, пошел на сотрудничество с Западом в тех случаях, когда это отвечало его, цинского двора, интересам.

При режиме императриц прогрессирует процесс "вестернизации", условно говоря. Иными словами, имеют место распространение научно-технических достижений Запада, использование европейских специалистов в правительственных учреждениях и т.д. Учреждаются школы иностранных языков в Гуанчжоу, Шанхае, Нанкине и других городах, создаются арсеналы в Шанхае, Нанкине и открывается военная верфь в Фучжоу, налаживается современная таможенная служба с помощью иностранных экспертов. В 1866 г. Цы Си одобрила план Цзо Цзунтана построить в Фучжоу китайский арсенал, директором которого был назначен француз Проспер Гикель.

Цы Си, резюмирует миссионер Кольдр, "не противилась европейскому прогрессу, хотя не была расположена к иностранцам, не хотела допускать эксплуатацию ими Китая, предчувствуя их территориальные захваты"18. В области внешних контактов при Цы Си произошло принципиальное нововведение: с 1868 г. в Европу были отправлены трое поверенных в делах, аккредитованные при одиннадцати кабинетах. За отсутствием данных трудно с определенностью сказать, какую роль играла лично Цы Си в выработке общего внешнеполитического курса империи Цин. Непосредственно ведомством иностранных дел (Цзунлиямэнь) ведал И Синь. Он же общался с иноземными представителями. Существовал ли постоянный тандем Цы Си - И Синь в решении внешнеполитических вопросов, не представляется возможным сказать. Но, вероятнее всего, Цы Си была в курсе основных внешнеполитических проблем.

Подход двора к проблеме "заморских чертей" или "дикарей", как именовались представители Запада, был отнюдь неоднозначным. Это показала и кампания по подавлению восстания тайпинов. Их вместе с отрядами Цзэн Гофаня громила "Всегда побеждающая армия" под началом англичанина Гордона. Весьма сомнительно, что императрицы не знали об этом. Но поскольку речь шла о судьбе династии, они, вероятно, сделали вид, что не расслышали через штору информацию о Гордоне19.

Но бесконтрольных действий иностранцев, когда речь шла о его собственности, двор не допускал. Так, в 1863 г. из Англии прибыла флотилия британских ВМС из 8 канонерок под командованием капитана Осборна. Эти суда были закуплены Г. Лэем, генерал-инспектором китайских таможен для китайского правительства. Оно намеревалось использовать эти суда против Нанкина, которым владели тайпины. Лэй настаивал, что флотилия должна быть поставлена под прямой контроль правительства и получать приказы только через него, Лэя. Цзунлиямэнь не счел возможным согласиться с последним требованием, полностью лишенным основания. В конечном счете флотилия не участвовала в операциях против Нанкина и суда были проданы20.

23 февраля 1873 г. императрицы в связи со вступлением на престол государя Цзай Чуня издали свой последний указ. Цы Ань и Цы Си охарактеризовали состояние дел в стране. Народ еще не знает мирной жизни. Восстания в Юньнани, Шэньси ив Северо-Западном округе еще не подавлены. На казенные расходы не достает средств. Текущие дела в тяжелом состоянии. Не снимая с себя ответственности за все это, Цы Ань и Цы Си внушают, что первоначальной целью политики "из-за опущенной шторы выслушивать дела об управлении" как раз и было создать совершенное управление. Об этом денно и нощно помышляли, но не смогли осуществить или объяснить21.

Цы Си однако не спешила передавать своему сыну-императору верховную власть. Первое столкновение обоюдных властных амбиций матери и сына произошло тогда, когда 16-летний государь отказался передать на проверку государственные документы. В декабре 1874 г. Цзай Чунь серьезно заболел и вдовствующие императрицы были призваны взять на себя управление государством. 13 января 1875 г. император скончался.

Положение Цы Си как правительницы оказалось под вопросом. Высшие члены императорского клана предложили, чтобы трон занял внук старшего сына императора - малолетний князь Бу Лун. В его пользу говорило то, что он был почти единственным претендентом, который удовлетворял законам наследования. На совет, кому быть императором, собрались обе регентши, князья, императорские родичи, высшие чиновники (в том числе ханьцы). Только что овдовевшая императрица Алутэ распоряжением Цы Си на совет не была допущена. Конклав собрался в Запретном городе. Все стратегические пункты его по указанию Цы Си были заняты лояльными ей войсками (это были знаменные отряды Жун Лу и подразделения, составленные из членов и приверженцев клана Ехэнары).

Собрание в качестве главного спикера открыла Цы Си. Нельзя терять время на избрание государя, заявила она, трон не должен оставаться незанятым на основании того предположения, что у покойного императора будет потомство. И Синь не согласился: "Алутэ должна скоро родить. Если это будет мальчик, то он займет трон. Если девочка, то будет еще достаточно времени, чтобы выбрать государя". "На юге еще не подавлены бунты, - парировала Цы Си. - И если станет известно, что трон не занят, возможно династия будет свергнута. "Когда разрушено гнездо, сколько яиц уцелеет?"

Мнения собравшихся разошлись. По предложению Цы Си состоялось открытое голосование. За предложение Цы Си избрать императором ее племянника юного Цзай Тяня проголосовали 15 из 25 членов совета22. В указе, изданном двумя вдовствующими императрицами, говорилось, что Цзай Тянь стал наследником престола23. По достижении им совершеннолетия Цы Ань и Цы Си обязывались немедленно передать ему бразды правления. Цзай Тянь получил статус легитимного наследника престола и одновременно в случае рождения у вдовствующей императрицы Алутэ сына последний лишался права считаться престолонаследником, а его мать статуса и полномочий императрицы-матери. Первой женщиной империи оставалась Цы Си.

С избранием Цзай Тяня императором Цы Си стала регентшей на второй срок. В этот период Цы Си постоянно демонстрирует свои авторитарные замашки, стремление игнорировать сложившуюся институционную практику взаимоотношений межу сувереном и его министрами.

Со времени казни Ань Дэхая Цы Си не оставляло непреходящее чувство неприязни к И Синю. Давала себя знать и ревность к его влиянию в официальных кругах, расположение к нему со стороны иностранных представителей, его высокая репутация как государственного деятеля. Отказаться от И Синя она разом не могла, учитывая его административный опыт, особенно в сфере внешней политики. В 1884 г. однако Цы Си почувствовала себя достаточно сильной. К этому времени уже не было в живых Цы Ань - она скончалась 7 апреля 1881 года. Она порою фрондировала с И Синем против Цы Си. А война 1884 - 1885 гг. с Францией из-за Тонкина (Северного Вьетнама), которую Цинская империя проиграла, дала Цы Си возможность и предлог одним махом избавиться от И Синя и его коллег в Цзюньцзичу. По соглашению с Францией от 25 августа 1883 г. короля Аннама сюзеренитет Китая над ним прекращался. Это был очередной удар по престижу дома Цин. И Цы Си не могла не прореагировать, выбрав в качестве козла отпущения И Синя и его коллег.

Непосредственным предлогом для их увольнения явилось уничтожение 23 марта 1884 г. китайской флотилии французами на р. Миньцзян. Но у Цы Си были и реальные основания полагать, что князь интригует против нее с юным императором, и что он был в определенной степени ответственен за недавний мемориал, в котором несколько цензоров напрямик поносили ее за развращенность и безграничную экстравагантность.

Указ, которым она уволила своего самого способного советника, очень показателен с точки зрения недюжинности ума и изворотливости Цы Си, благодаря чему она так долго держалась на плаву. "Наша страна, - говорилось в указе, - еще не вернулась к своей привычной стабильности, и ее дела еще в критическом состоянии. Имеют место хаос в правительстве и чувства небезопасности среди народа. Поэтому очень важно, чтобы компетентные государственные мужи руководили делами, и чтобы Цзюньцзичу был эффективным стержнем и центром управления ... Князь Гун в начале своей карьеры имел обыкновение оказывать нам самую усердную помощь, но его отношение с течением времени изменилось к самоуверенности и черствому довольству от наслаждения службой и под конец он неподобающим образом надулся от гордости из-за своего положения, проявляя непотизм и ленивую бездеятельность. В тех случаях, когда мы убеждали Цзюньцзичу проявить усердие и единодушную преданность государству, он и его коллеги безжалостно держались своих, представленных себе заранее идей и не выполняли наши приказы, на том основании, что они уже были не раз взяты под сомнение или на том основании, что они "неосуществимы или вообще бесполезны..."

Начав с отношения И Синя к делам, Цы Си характеризует деловые качества его коллег: "... узкие взгляды и недостаток практического опыта у Ли Хунцзао привели к тому, что он ... не справился со своими обязанностями24... Вэнь Тунхэ, глава Палаты общественных работ, только недавно был назначен членом Совета, и активно не участвовал в делах". "В течение долгого времени мы, - сетует Цы Си, - спокойно наблюдали поведение и общие склонности князя Гуна и его коллег и мы полностью убеждены, что совершенно бесполезно ожидать от них какой-либо активности или пробуждения их оцепеневшей энергии". Помимо служебной несостоятельности И Синь и его коллеги стали объектом обвинений в неэтичности поведения. "И даже говорили о них, что они в своей личной жизни имеют плохую репутацию и что они осмеливались рекомендовать людей на высшие посты из непристойных и корыстных мотивов".

Изгнание И Синя и его коллег из Цзюньцзичу, предпринятое Цы Си, было беспрецедентным в истории династии Цин. Она доказывала, что этот шаг благо не только для страны, но и для самих членов Цзюньцзичу: "Если бы они были оставлены на службе, мы твердо верим, что они кончили бы навлечением на себя сурового наказания из-за причинения серьезного бедствия государству"25. Назначая новый состав Цзюньцзичу Цы Си следовала своей излюбленной тактике - создавать несогласие среди своих советников и поддерживать равновесие своей власти.

Затем Цы Си предприняла шаг, который вызвал шквал критики и возражений со стороны высшей бюрократии. Она объявила, что по всем важным вопросам Цзюньцзичу, прежде чем давать свои советы трону, должен советоваться с князем Чунем, отцом императора. Это решение делало отца императора де- факто главой исполнительной власти. Вызывало опасения также то, что князь Чунь мог убедить своего сына игнорировать родовые претензии покойного императора и таким образом поставить семейство Чуня в качестве основателей новой царствующей династии. В этом случае князь и его жена (сестра Цы Си) получили бы императорский ранг во время их жизни и императорские почести после смерти.

Член царствующей фамилии Шэн Юй, а также другие высшие бюрократы в самых убедительных выражениях умоляли вдовствующую императрицу отменить это назначение и доказывали, что если действительно нужны советы князя Чуня, то их следует дать ей самой, а не Цзюньцзичу. Пост этот предоставляет диктаторские полномочия и делает его непопулярным. Еще в 1799 г. государь объявил, что князьям крови не подобает служить в Цзюньцзичу, за исключением неотложных случаев и чрезвычайной важности. Князья крови не могут занимать посты на государственной службе. И Синь занимал, правда, но это было временно и полномочия у него были не те, что у Чуня.

Цы Си отмела все петиции. Соглашаясь на словах, что к решениям прежних государей необходимо относиться с уважением, она заявила, что с принятием обязанностей регентши она была вынуждена регулярно доверять конфиденциальные дела князю крови. Назначение князя Чуня временное. "В заключение я желаю, чтобы мои министры в будущем обращали больше внимания на мотивы, которые вызывают поступки их суверена и воздерживаются беспокоить меня своей раздражающей критикой"26.

В конце 1894 г. сановный мир Поднебесной пребывал в ожидании торжественного события - 60-летия Цы Си. Торжества должны были состояться в Летнем дворце (Ихэюань). На восстановление его в 1889 г. по указу императора были перечислены деньги со счетов военно-морского ведомства и других казенных учреждений. От Пекина до Ихэюань проложили императорскую дорогу. С чиновников и простого люда по подписке собрали деньги на возведение триумфальных арок, вдоль нее были возведены высокие алтари с буддийскими сутрами в честь Цы Си.

Но намеченные торжества в Ихэюань пришлось отменить и довольствоваться приемом в столичном дворце. Причиной явилась начавшаяся японо-китайская война 1894 - 1895 гг. и неудачи китайских войск в боях с японцами. "Кто мог предвидеть, - говорилось в указе, изданном от имени Цы Си, - что коротыши (презрительная кличка японцев. - В. К.) осмелятся втянуть нас в войну и что с начала лета они вторгнутся в пределы государства, нашего данника и уничтожат наш флот? У нас не было иного выхода, как вынуть меч и начать карательную кампанию"27. Войну с Японией Цы Си представила как оборонительную, во имя государственных интересов Китая. Демонстрируя свои патриотические чувства, она объявила, что из личных средств жертвует своим войскам на поле боя 3 млн. лян.

Решение воевать с Японией в конечном счете исходило от императора как официального главы государства. Цы Си со своей стороны умалчивает о какой-либо ответственности за принятие этого решения. Внешне выходило так, что ответственность за национальную трагедию нес исключительно император.

Со стороны Китая война с Японией была попыткой сохранить традиционную систему внешнеполитических отношений в Азии, когда правители ряда азиатских государств, в частности, правитель Кореи, выступали в качестве вассалов владыки Поднебесной. И в этом смысле война с Японией преследовала не только цели поддержать внешнеполитический престиж дома Цин, но и обеспечить материальные интересы ханьского предпринимателя, который пользовался в Корее известными привилегиями именно благодаря тому обстоятельству, что он являлся подданным маньчжурского дома Цин. Война с Японией отвечала также и великодержавным амбициям определенных кругов ханьской элиты, чье самолюбие тешило сохранение представлений о Китае как державе № 1 Восточной Азии.

Неблагоприятный для Китая исход войны с Японией остро поставил перед Пекином вопрос о союзнике на случай новой агрессии со стороны Страны восходящего солнца. В 1896 г. глава внешнеполитического ведомства Ли Хунчжан подписал секретный русско-китайский договор. Он устанавливал военный союз России и Китая против Японии в случае нападения последней на Россию, Китай или Корею, предусматривал согласие Китая на постройку Русско-Китайским банком железной дороги через Маньчжурию и Владивосток с правом перевозки по ней русских войск, а также право России использовать в случае необходимости китайские порты. Самым ближайшим по времени результатом этого договора явилось российское присутствие в Маньчжурии, родовых землях Цинского дома. Это, очевидно, не могло не вызвать болезненной реакции у правящего маньчжурского дома, в частности, у Цы Си.

В 1900 г. Россия участвовала в подавлении восстания ихэтуаней (о нем подробнее ниже), что вызвало рост антироссийских настроений среди китайского истеблишмента и у самой Цы Си. С началом русско-японской войны ее симпатии были на стороне Японии. Вдовствующая императрица сделала все возможное, чтобы помочь Японии и оставаться юридически нейтральной. Она поощряла своих подданных вступать в японскую армию.

Молодые ханьцы и маньчжуры под началом Чжан Цзолиня оказали ценные услуги в качестве иррегулярных войск в боевых действиях японской армии против российских войск. Действия людей Чжан Цзолиня были столь эффективными, что правительство России протестовало, и Цы Си была вынуждена объявить добровольцев Чжан Цзолиня вне закона, но продолжала тайно оказывать им всяческую поддержку и помощь, какая им требовалась28.

Война с Японией наглядно продемонстрировала слабость всей социально-политической и государственной системы империи Цин, олицетворением которой являлся правящий дом. Конкретным же виновником катастрофы в глазах общественного мнения страны предстал протеже Цы Си Ли Хунчжан, ее главный евнух Ли Ляньин. И в конечном счете основная вина возлагалась на Цы Си. "... так как теперь вдовствующая императрица передала бразды правления Вашему Величеству, - докладывал в 1895 г. государю цензор Ань Вэйцюнь, - как Вы можете оправдать Вашу позицию перед Вашими предками и Вашими подданными, если Вы позволяете ей еще диктовать вам или вмешиваться в дела государства?" Эти слова цензора были особо выделены в ответном указе государя, коим цензор был снят с должности и отправлен в ссылку "для назидания прочим". В данном случае Цы Си еще могла повлиять на своего царствующего племянника, но по прошествии некоторого времени он вышел из повиновения, из-за чего и лишился трона.

В начале 1898 г. Цы Си предавалась развлечениям в Летнем дворце, но была хорошо информирована о происходящем в столице - о важнейших государственных делах, о настроениях в высших чиновных кругах ей сообщали члены Цзюньцзичу князь Ли (его сын был женат на дочери Жун Лу) и Кан И. С императором у Цы Си внешне были доброжелательные отношения. Цзай Тянь советовался с ней относительно издания какого-либо важного указа, держался с ней при встречах крайне почтительно. Она в свою очередь выказывала ему сердечное отношение.

11 июня 1898 г. император издал свой первый указ о реформах. Предварительно он посоветовался по этому вопросу с Цы Си и специально принял Жун Лу. Цы Си заверила Цзай Тяня, что не возражает против его курса на реформы, но предупредила, что древние привилегии маньчжуров должны сохраниться. Жун Лу рекомендовал государю известного своими передовыми воззрениями сановника. На очередной аудиенции император приказал Жун Лу реорганизовать вооруженные силы в столичной провинции Чжили, добавив, что он надеется на его лояльное сотрудничество в осуществлении реформ.

На поверку все эти заверения Цы Си и Цзай Тяня оказались временным политесом. Движение за реформы, инициированное императором и вдохновителем которого была группа южан-интеллигентов, крайних националистов, маньчжурофобов, имело целью не только модифицировать государственные институты, но изменить систему власти. А именно покончить с регентством Цы Си. В этом смысле определенная часть элиты Юга действовала в соответствии с традиционной схемой политической культуры Китая - "руками дикарей обуздывать дикарей". Для ханьцев на уровне обыденного сознания, в особенности для ее образованной части, маньчжуры, от рядового воина до членов царствующего дома, оставались дикарями. Устранение Цы Си объективно было чревато усугублением разлада в царствующем семействе, деморализацией в рядах маньчжурского воинства и в конечном счете ослабляло маньчжурское господство в целом.

Кан Ювэй, инициатор движения за реформы, постоянно натравливал императора на Цы Си. Единомышленник Кан Ювэя Ян Жуй в докладе государю настаивал на аресте и заточении Цы Си29.

Рекомендации императору отстранить Цы Си от решения государственных дел содержались не только в мемориалах на высочайшее имя, но и в прессе. В тяньцзиньской газете "Говэнь бао" была опубликована статья некоего китайца "Письмо, предназначенное его величеству Богдохану", в котором говорилось, что до введения реформ необходимо искоренить захват власти. "При введении реформ в государстве встречаются два затруднения: подавление авантюризма (искательства счастья) и уничтожение захвата власти. Авантюристы - это люди новые, а властолюбцы - люди старые. Поэтому, если не покончить с делом захвата власти, реформы окажутся пустым звуком. Если вы, ваше величество, действительно имеете намерение приступить к реформам и стремиться к обогащению государства и созданию его могущества, то вам стоит только и решиться на это"30. Узурпатором императорской власти, не названная конкретно, в глазах общественности являлась Цы Си, одна из "старых властолюбцев". (Цы Си была известна под прозвищем "Старая Будда").

Узнав о заговоре против нее, Цы Си не промедлила с возмездием. В 1898 г. император лишился власти и был принудительно изолирован. Кан Ювэй и его единомышленник Лян Цичао были приговорены к смерти. 6 человек их единомышленников, ханьцев-южан, были казнены. Следует особо подчеркнуть, что репрессии в отношении сторонников реформ носили не огульный характер, но осуществлялись избирательно. Цы Си расправлялась с теми, кто выступал против нее лично. Показательно, к примеру, что Чжан Боси, последователь Кан Ювэя, не только уцелел, но и был поставлен во главе вновь созданного Пекинского университета. Более того, известный сановник Чжан Чжидун одно время протежировал Кан Ювэю, а идеи, высказанные Чжан Чжидуном в его книге "Учитесь!" чрезвычайно схожи с теми, что звучат в указах 1898 г., в которых император объявлял о проведении реформ31. После переворота Цы Си Чжан Чжидун не только уцелел, но и занимал высокие посты.

Вновь возглавив государство, Цы Си демонстрирует стране и внешнему миру двоякий подход к реформаторскому курсу императора. Она отдавала себе отчет, что идея о необходимости преобразований стала достаточно популярной среди элиты империи и потому не решается предавать ее анафеме.

Отсюда, в указах Цы Си, с одной стороны, звучит приверженность курсу реформ, с другой, провозглашается отказ от некоторых из них.

Указ от 26 сентября отменил большинство из провозглашенных Цзай Тянем реформ. Синекуры, которым он угрожал, были восстановлены. Большая свобода подачи докладов на высочайшее имя, которую он ввел, уступила место старому порядку подачи мемориалов трону. Была поддержана идея о создании Пекинского университета и сохранены образовательные институты в провинциальных центрах. 31 декабря 1898 г. Цы Си лично открыла Пекинский университет32, подтвердив тем самым стремление к распространению новых знаний в стране.

Цы Си всемерно стремится показать, что она вовсе не против перемен, которые улучшат положение в империи. Указ от 7 октября побуждал всех чиновников продолжать поиски одаренных людей, способных улучшить положение народа. Предмет исключительного внимания вдовствующей императрицы - армия. Она издает ряд указов, в которых рекомендуется особо доброжелательно относиться к солдатам. Внимательного отношения, наставляет Цы Си чиновников, заслуживают разбойники и грабители. С теми, кто не принимал активного участия в разбойных налетах, следует обращаться снисходительно. Один из мотивов такого отношения к бандитам явствует из указа: тех из разбойников, кто раскаялся и отказался от преступного образа жизни, зачислять на военную службу. Такого рода люди, с соответствующим опытом и надлежащими личными качествами, представлялись достойными для укрепления вооруженных сил империи.

Оставляя в стороне момент эмоционального порядка (чувство мести и т.п.), которые определяли поведение Цы Си, укажем, что на нее влияли и стереотипы поведения, порожденные традиционной политической культурой. Носителями ее было и многочисленное чиновничество, и потенциальные кандидаты в его ряды в лице обладателей ученых званий. Намерения Цзай Тяня ликвидировать давнюю систему образования, посредством которой комплектовалась бюрократия, встревожили консервативно настроенное чиновничество. И Цы Си конечно учитывала эти настроения чиновничества.

Предположительно, в конце 1899 г. член царствующего дома князь Дуань и Жун Лу договорились свергнуть Цзай Тяня с престола (он формально оставался императором) и назначить в качестве наследника престола сына Дуаня Буцзюня. О чем бы ни договаривались два вышеупомянутых лица, но сама по себе идея пришлась по вкусу Цы Си. В результате, 24 января 1900 г. был обнародован указ Цзай Тяня. Основные его пункты таковы.

Во-первых, из-за болезни он просил Цы Си еще в прошлом году взять на себя управление страной.

Во-вторых, он вообще к этому не пригоден.

В-третьих, поскольку он не может иметь детей, это ставит под угрозу преемственность императорской власти. Когда мы впервые вступили на трон, напоминает Цзай Тянь, через усыновление, последовал указ вдовствующей императрицы (т.е. Цы Си). Он обуславливал, что как только у меня появится сын, то он будет считаться приемным сыном покойного императора. Такой перспективы нет и потому покойный государь останется без престолонаследника. В силу названых обстоятельств Цзай Тянь уведомляет страну, что неоднократно просил Цы Си выбрать наследника престола. Она назначила им Буцзюня, сына князя Дуаня, в качестве приемного сына покойного императора. Этим указом Цзай Тянь уведомлял, что по собственной воле слагает с себя функции главы государства и передает бразды правления Цы Си, которая стала единоличной регентшей.

Среди последствий, которые имели инициатива реформаторов, для умонастроений Цы Си, очевидно, следует назвать упрочение чувства настороженности и неприязни в отношении европейских держав. Британский посланник ходатайствовал о сохранении жизни единомышленников Кан Ювэя. И этот демарш, внешне гуманный с точки зрения общественного мнения Европы, был для Цы Си ничем иным, как вмешательством во внутренние дела ее страны. Тем более, этот гуманизм европейского истеблишмента определялся не чисто альтруистическими побуждениями, но соображениями прагматического политического порядка. Императорского наместника в Гуанчжоу Е Минчэна, который своей неуступчивостью к требованиям англичан способствовал началу англо-китайской войны, 14 января 1858 г. на корабле королевских ВМС увезли в Калькутту, где он и скончался.

Уже первые годы пребывания Цы Си при дворе прошли под знаком вторжения "заморских чертей". Противостоять им цинский дом не смог, но горечь унижения стала непроходящей для китайского общества и в частности у истеблишмента. Для него традиционным было представление о Китае как центре цивилизации, а все иноземцы были лишь дикарями. Столкновения с европейскими державами и вынужденный допуск их в пределы Поднебесной не могли не породить у Цы Си устойчивой враждебности к ним. Чувство это варьировалось у нее в зависимости от обстоятельств момента. Запад был данностью, от него было не укрыться. Нужно было знать его и по возможности использовать те иностранные навыки и достижения, которые могут быть полезны самому Китаю. Но самодеятельность иностранцев, идущая вразрез с порядками в Поднебесной, с мнениями ее официальных лиц недопустима. В частности, очень настороженно воспринимала Цы Си деятельность европейских миссионеров, которая не только вызывала недовольство в широких слоях населения Китая, но и создавала новые предлоги для вмешательства иностранных держав.

Соглашаясь с Цы Си, что деятельность миссионеров создает осложнения, в беседе с вдовствующей императрицей Цзэн Гофань говорил: "За последнее время миссионеры создавали беспорядки всюду. Отечественным вновь обращенным дано угнетать тех, кто не желает исповедовать христианство, и миссионеры всегда покрывают вновь обращенных, тогда как консулы защищают миссионеров"33.

Это для двора было ничем иным как вмешательством держав во внутренние дела Поднебесной. И сферой миссионерства оно вовсе не ограничивалось. Двор в лице Цы Си столкнулся с нажимом Запада при решении актуальных политических проблем, порожденных деятельностью экстремистов- реформаторов вкупе с императором Цзай Тянем. Активность группировки Кан Ювэя давала Цы Си основания заподозрить Англию в сговоре с ними против нее. Англичане субсидировали издание газеты "Китайский прогресс", издаваемой Кан Ювэем. Британские же должностные лица помогли последнему избежать казни, равно как и его единомышленнику Лян Цичао. Британский посланник Макдональд добился у Цы Си обещания не казнить наряду с другими реформаторами бывшего министра финансов Чан Лихуана. Она дала слово не обезглавливать старика и по своему выполнила обещание. Но по ее распоряжению Чана удавили по дороге в ссылку34.

Сомнительно, чтобы официальные британские лица, защищая группировку Кан Ювэя, руководствовались сугубо альтруистическими соображениями. Несомненно, здесь была замешана большая политика. Естественно полагать, что император Цзай Тянь и группировка Кан Ювэя представлялись Лондону более предпочтительными, нежели Цы Си и ее приверженцы. "Англичане были поражены катастрофой, уничтожившей их приверженцев. С этой минуты все английские и англофильские газеты стали осыпать императрицу жесточайшими упреками в ретроградстве". "Британский след" в реформаторском начинании Цзай Тяня усматривали и российские дипломатические представители в Пекине. Российский поверенный Павлов в телеграмме от 9 (21) 1898 г., сообщая о поражении Кан Ювэя и торжестве партии вдовствующей императрицы, пришел к выводу о решительном возвращении китайского правительства к политике дальнейшего сближения с Россией35.

Как бы там ни было, но известное сочувствие внешних сил реформаторскому почину Цзай Тяня и к его судьбе не могло не дать нового стимула Цы Си питать предвзятость к Западу. Он явно не прекращал своих попыток вмешиваться во внутренние дела Поднебесной, не считаясь с мнением всех членов царствующего дома. Это подпитывало чувства ксенофобии у Цы Си и ее единомышленников. И не только. Вмешательство держав в дела царствующего семейства независимо от симпатий или антипатий к Цы Си и маньчжурскому правящему клану не могло не затронуть самых широких слоев китайского общества, ибо это было покушение на предопределенные Небом устои социального порядка. И вмешательство "заморских чертей" тут было нетерпимо и оскорбительно для каждого верноподданного сына Поднебесной.

С устранением Цзай Тяня от власти Цы Си столкнулась с очередным вмешательством Запада во внутренние дела Поднебесной. Иностранные посланники, в частности, посланник Великобритании, выразили трону большую озабоченность по поводу судьбы Цзай Тяня. Как было заявлено чиновникам Цзунлиямэня, иностранные державы воспримут с неудовольствием и тревогой внезапную смерть Цзай Тяня36.

Отречение Цзай Тяня от престола вызвало совместные демарши как со стороны известной части истеблишмента, в особенности южан, на что у них имелись свои причины, так и посланников. На Цы Си оказывается сильный нажим с целью аннулировать указ об отречении Цзай Тяня. Публично Цы Си этого не сделала. Но она получила дополнительные основания опасаться происков держав. Демарши посланников вписывались в общую картину агрессивных антикитайских устремлений держав. И это дало возможность Цы Си говорить не только о попытках держав вмешиваться во "внутрисемейные дела" царствующего дома, но и об угрозе Поднебесной со стороны Запада.

Цы Си внушает стране, что угроза для последней исходит не от властных амбиций вдовствующей императрицы. "Различные державы бросают на нас взгляды алчности, как у тигра, тесня друг друга в своих стремлениях быть первыми в захвате наших лежащих глубоко внутри территорий. Они думают, что Китай, не имея ни денег, ни войск, никогда не отважится на войну с ними. Они однако не в состоянии понять, что есть некоторые вещи, с которыми это государство никогда не может согласиться, и что если нужда заставит, у нас не будет иного выбора, лишь как опереться на справедливость нашего дела, сознание которого усиливает в груди каждого из нас нашу решимость и закаляет нас, чтобы представить сплоченные ряды против нападающих на нас"37.

Иными словами, Цы Си выразила готовность опереться на широкие массы в борьбе с агрессивными поползновениями внешних сил. Идя на это, она знала о непреходящих чувствах ксенофобии в китайском обществе, об антииностранных инцидентах, которые происходили спонтанно, без явного подстрекательства двора.

Поражение в войне с Японией в очередной раз показало хроническую неспособность Цинской империи как таковой и, в частности, ее правительства отстаивать национальные интересы Китая. Среди влиятельного общественного мнения ханьского населения, носителями которого выступали чиновничество, образованное сословие (шэньши), очевидно, усиливалось недовольство маньчжурским правящим домом, который демонстрировал бессилие справиться с внешней угрозой, шел на уступки (пусть даже вынужденно) иностранным государствам, не объясняясь перед страной за свою политику, не апеллировал к ней за поддержкой и не призывал к духовной мобилизации в условиях перманентного нажима со стороны держав. При цинском дворе не могли не понимать, что запас доверия к династии исчерпан и что в этих условиях Пекин должен проявить твердость.

В марте 1899 г. крестьяне убили несколько немцев. Немецкие войска срыли до основания две деревни и оккупировали город Чжичао. Китайскому посланнику в Берлине было поручено заявить решительный протест германскому правительству. Кроме того, губернатору провинции Шаньдун 11 апреля было предписано "не уступать бесконечно агрессивным требованиям немцев". Они ретировались и инцидент был исчерпан, но "для удивленного Запада стало ясно, что новая твердость присутствует в решимости Китая сопротивляться дальнейшей агрессии". Официально этот курс был подтвержден высочайшим указом от 21 ноября, адресованным всем наместникам и губернаторам: "Никогда слово "мир" не должно сходить с уст наших сановников, ни на мгновение они не должны хранить его в своих сердцах. Давайте не думать о миротворчестве, но полагаться только на дипломатические маневры..." Не уповая лишь на местные власти, вдовствующая императрица хочет, чтобы ее наставления дошли до самых широких масс: "... Пусть каждый приложит силы к тому, чтобы сберечь от разрушения и захвата безжалостными руками оккупанта дом своих предков и могилы. Пусть наши слова станут известны каждому и всем в нашем владеньи"38.

Этот призыв упал на благодатную почву. Спорадически имели место антииностранные выступления39, которые вылились в движение ихэтуаней. Движение ихэтуаней явилось реакцией традиционного Китая на насильственное вторжение Запада. Материальные и людские жертвы, понесенные в ходе столкновения с европейскими войсками, поползновения миссионеров на извечные устои духовной жизни уже подсознательно вызывали неприязнь среди различных слоев китайского общества. Ихэтуани были против иностранцев вообще, а также против китайских христиан и всех китайцев, которые симпатизировали европейцам или были склонны использовать европейские изобретения или изделия иностранного происхождения. Таких китайцев клеймили как "второразрядных чертей" в отличие от главных чертей - иностранцев.

Неприятие иностранного присутствия нашло выход в националистических, патриотических чувствах, принимавших формы воинствующей ксенофобии. В порыве ее объединились и низы, и трон. Толчком, побудившим вдовствующую императрицу объявить войну державам, явилось, очевидно, следующее обстоятельство. Князь Дуань, член Цзюньцзичу, царедворцы Ци Сю и Натун показали ей депешу от иностранных посланников, составленную в самых оскорбительных выражениях, с требованиями ее немедленного отречения, разжалования наследника престола и восстановления власти императора Цзай Тяня. От этого известия Цы Си пришла в неистовство: "Как они осмелились оспаривать мою власть? Если я могу снести это, то что не следует сносить? Оскорбления этих иностранцев переходят все границы. Давайте уничтожим их, прежде, чем мы съедим нашу утреннюю пищу". На совещании высших лиц империи, где решался вопрос объявлять или нет войну державам, раздавались голоса не "объявлять войну всему миру". Сановник Юань Чан заявил, что не верит в аутентичность ноты, требующей отречения вдовствующей императрицы, которую, по словам Дуаня, он получил от дипломатического корпуса40. Но Цы Си уже закусила удила.

21 июня 1900 г. Цы Си издала указ истреблять иностранцев всюду, где они будут найдены. - "Мы начали войну с иностранными державами и выиграли несколько больших сражений, - говорилось в высочайшем указе от 12 (25) июня 1900 г. - Члены общества Их-хэ-цюань (Ихэтуань. - В. К. ), народ и правительственные войска соединились вместе и одержали несколько побед над нашими иностранными врагами. Ныне посланы императорские комиссары, чтобы передать всем патриотам и правительственным войскам императорскую волю продолжать свои победоносные действия"41.

Непреходящее чувство предубеждения, которое Цы Си питала в отношении духовного проникновения иностранцев в Поднебесную, получило исчерпывающее выражение во время войны с державами. "С тех пор, как иностранные нации начали проповедь своей религии, - гласил указ от 20 июня (2 июля), - по всей стране было очень много случаев проявления дурных чувств и отношений между народом и обращенными из китайцев христианами... Так как между Китаем и иностранными державами теперь ведется война, то необходимо немедленно всех миссионеров прогнать в их собственные страны, чтобы они не могли здесь находиться и производить новые беспорядки и смуту"42.

Выступая единым фронтом с ихэтуанями против иностранного присутствия в Китае, двор рассчитывал укрепить устои режима. Видя поддержку трона, ихэтуани развернули борьбу под лозунгами "уничтожать иностранцев, возродить власть Цин". Поддержка разношерстного по своей социальной принадлежности союза патриотов-экстремистов, выступившего за избавление Поднебесной от нашествия "заморских чертей" посредством исключительно физической силы, обернулась для Цы Си вспышкой антагонизма внутри самой ханьской общины, отчуждением и прямым неповиновением со стороны влиятельных представителей истеблишмента.

Свою ненависть к иностранцам ихэтуани вымещали и на ханьцах-христианах, безжалостно истребляя их, как "второразрядных чертей". Против трона выступили ханьцы-наместники Чжан Чжидун, Лю Куньи, Ли Хунчжан, губернатор Юань Шикай. Они не выполнили указ Цы Си действовать совместно с ихэтуанями. Маньчжур Жун Лу урезонивал ксенофобов-князей и жаждавших крови ханьцев-военачальников43. Спросить с ослушников из числа высокопоставленных бюрократов Цы Си не смогла. Это было чревато дальнейшим отчуждением к трону влиятельной общественности, в особенности элиты Южного Китая44.

24 июня союзные войска заняли форты Дагу, прикрывавшие подступы к Пекину. Двор вынужденно выступил с миротворческой инициативой. 3 июля по распоряжению Цы Си были направлены телеграммы Николаю II, британской королеве Виктории, японскому императору, президентам США, Франции, германскому кайзеру Вильгельму II. В телеграмме царю говорилось: "На протяжении двухсотпятидесяти лет между Китаем и Россией существовали неизменно дружественные отношения, более сердечные, нежели с какими-либо другими державами. В Китае произошли выступления против христианства. В этих выступлениях участвуют массы, солдаты. К движению присоединились князья крови. Я делала все возможное, чтобы не доводить дело до войны с державами, но они сами начали военные действия. Среди держав с Россией у Китая самые дружественные отношения. От моего имени Ли Хунчжан, мой посол по особым поручениям, заключил секретный договор о союзе. Прошу выступить посредником, чтобы разрешить трудности нашего положения"45.

Аналогичные телеграммы были направлены главам и других держав.

Трудно сказать, верила ли Цы Си, что ее призывы о посредничестве дадут результаты. Но она настойчиво искала выход из трудной ситуации, демонстрируя внешнему миру свою готовность поладить. От краха Цинской империи, как внушала она каждому из названных глав государств, вы не будете в выигрыше.

12 августа, с известием о продвижении иностранных войск, Цы Си заявила царедворцам, что она покончит с собой и заставит императора сделать то же самое, нежели оставит свою столицу. Ночью 14 августа она решила собрать во дворце членов Цзюньцзичу. Явились только трое. "Где остальные?" - спросила Цы Си - "Разошлись по домам, оставив нас здесь". 15 августа Цы Си все же решила бежать из Пекина. С собой она увозила и Цзай Тяня. Одна из его старших наложниц, "Жемчужная наложница", посмела сказать: "Государю следовало бы остаться в столице". Цы Си тут же приказала евнухам: "Сбросьте эту негодную со стены!".

Бегство Цы Си из столицы было подано как инспекционная поездка. Конечной остановкой ее явился город Сиань (столица провинции Шэньси). Здесь она в компании с Цзай Тянем пережидала, пока ее сановники вели в Пекине переговоры с представителями держав.

Курс на противоборство в отношении иностранных государств, который проводила Цы Си, потерпел крах. Для самой вдовствующей императрицы это было унижение, дальнейшая потеря авторитета в стране, среди своего ближайшего окружения. Она предает анафеме ихэтуаней и предписывает расправляться с ними. Из числа сановников, причастных к их выступлениям, одних отправляет на плаху, другим дарует позволение совершить самоубийство.

Одновременно для спасения своего лица Цы Си стремится поддержать среди низов представление о себе как о любящей Матери всех своих подданных. Она сделала щедрые пожертвования в фонд пострадавших от стихийного бедствия в провинции Шаньси, выразив сочувствие голодающему люду.

Прикрываясь именем Цзай Тяня, Цы Си в указе императора (13 февраля 1901 г.) уже называет иностранные державы дружескими, говорит о необходимости развивать в будущем доброжелательные отношения с ними. Дружеские чувства к ним, уверяет она, не покидали ее и во время осады иностранных миссий: туда она посылала в подарок вино, фрукты и дыни. Это было "свидетельством [ее] благожелательных намерений"46. Рассчитывая на снисхождение к ней держав, Цы Си в то же время в известной мере продемонстрировала и гордость и твердость. Европейские правительства требовали от нее головы князя Дуаня и военачальника Дун Фусяня. Но она отвергла эти домогательства.

Если перед державами двор рисовал перспективу дружественных отношений, то подданным империи сулил если не новую жизнь, то по меньшей мере новые порядки. При сборе налогов следует учитывать бедность низших слоев населения. В указе от 13 февраля 1901 г. говорилось о том, что первостепенным условием при отборе чиновников должен быть хороший характер, надлежит поощрять талант, поощрять использование заслуживающих доверия слуг, свободу слова47.

Указ этот, изданный от имени Цзай Тяня, показателен и в том смысле, что Цы Си использует имя императора, чтобы снять с себя всякую вину за катастрофу и переложить ее на чиновничество. "В течении почти тридцати лет наша Мать, вдовствующая императрица, беспрестанно старалась наставлять нас и обучать нас правильным образом, а теперь, одним ударом все результаты ее усилий обратились в ничто... Издавая это торжественное предупреждение, мы имели в виду цель показать, что процветание или гибель государства зависит единственно от энергии или апатии его правителей и народа и что слабость государства есть прямой результат испорченности ее администрации"48.

Попытка сохранить традиционную Поднебесную, свободную от навязанного ей присутствия Запада, предпринятая двором вкупе с ихэтуанями, обернулась неудачей для Цы Си лично и для подвластной ей империи. Дважды за свою жизнь Цы Си пришлось спасаться бегством от "заморских чертей", оставляя столицу. Личный опыт противостояния Западу подтверждался настроениями общественности, что выражалось в простой истине: чтобы самосохраниться в этом новом мире, где тон задают "заморские черти", нужно усвоить их методы и стандарты, по меньшей мере внешнего распорядка. "Давайте изучим их приемы, прежде, чем они покончат с нами"49 - вопрос стоял так. Политический противник Цы Си Кан Ювэй внушал мировой общественности, что она в силу свойственных ей качеств неспособна понимать необходимость каких-либо перемен. В письмах к посланникам держав он так характеризовал Цы Си: "похитительница престола, развратная, глупая, корыстная старуха, игрушка своих фаворитов, не понимающая иностранных конституций и не желающая изменить строй Китая"50. Цы Си, таким образом, предстает как оплот всех консервативных сил, выступающих против каких-либо нововведений. Из-за боязни реформ Цы Си произвела государственный переворот и сместила Цзай Тяня, который выступал за реформы.

Суждения Кан Ювэя были растиражированы европейскими авторами и способствовали распространению в литературе односторонней упрощенной схемы, а именно, император Цзай Тянь был реформатором, Цы Си - консерватором. Как представляется, схема эта бездоказательна. Нельзя исключать, что в основе дворцового переворота 1898 г., когда Цзай Тянь лишился власти и правительницей страны стала Цы Си, лежало столкновение властных амбиций этих двух человек и стоявших за ними группировок высших слоев бюрократии. Это не только конфликт двух политических курсов: за реформы и против реформ. Нет свидетельств того, что Цы Си была в принципе против преобразований. Жун Лу, ее опора, был известен своими новаторскими воззрениями. До дворцового переворота 1898 г. он докладывал Цзай Тяню о необходимости реформировать военную организацию. Жун Лу выступал за необходимость коренного изменения системы избрания уездного начальства и методов налогообложения, сбора налогов (его доклад Цы Си от 10 апреля 1903 г.). Кан И, имевший репутацию "фанатичного реакционера", доверенный человек Цы Си, и Сю Тун также выступили с инициативой проведения военной реформы. Это свидетельствовало о том, что в окружении Цы Си не было противников реформ. Идеи Кан И и Сю Туна нашли отражение в указе Цзай Тяня от 17 января 1898 г.51. Следует особо подчеркнуть, что дефиниции "реформаторы", "консерваторы", которыми легко оперируют те или иные авторы при освещении политической жизни империи Цин, довольно условны. Возвращаясь к реформаторской инициативе Цзай Тяня, отметим, что ее началом официально считается указ императора от 11 июня 1898 г., до обнародования которого Цзай Тянь имел аудиенцию у Цы Си и встречался с Жун Лу. Вдовствующая императрица заверила императора, что не возражает против его политики реформ, но при условии, что древние привилегии маньчжуров будут сохранены. Одновременно она настаивала на немедленной отставке Вэнь Тунхэ, так как он возбуждал антиманьчжурское движение, которое, если разовьется, может привести династию к гибели52. Цзай Тянь согласился дать отставку Вэнь Тунхэ53.

О том, что Цзай Тянь получил добро Цы Си на проведение реформ при условии выполнения ее требований, пишут и западные исследователи, например, М. Камерон54.

Интервенция европейских держав, как следствие восстания ихэтуаней, явилась решающим толчком, побудившим Цы Си встать на путь реформ. Как она до этого вообще относилась к необходимости проведения социально-политических преобразований, требует еще специального изучения. Однако известно, что 30 августа 1900 г. Цы Си обнародовала императорский указ о необходимости реформ. 29 января 1901 г. в Сиани, куда двор бежал от иностранных войск, вышел новый указ. Составлять его помогал Жун Лу. Этот указ положил начало серии реформ, известных под названием "новой политики", "Синь чжэн"55. В Китае его охарактеризовали как самый впечатляющий в истории страны.

Указ был адресован членам Цзюньцзичу, главам ведомств, представителям Китая за рубежом, правителям провинций. Каждому, - гласил он, - необходимо, исходя из настоящей обстановки, участвовать в решении вопроса относительно определения политического курса Китая, в том числе по отношению к западным державам; подать доклады на предмет того, что следует сохранить, а что изменить в основах династии и государственных делах, управлении народным благосостоянием, образовании, военной и финансовой системах; следует усовершенствовать старую систему государственных экзаменов при поступлении на должность, укрепить государство, усовершенствовать финансовую систему и военную подготовку; все предложения следует подать в двухмесячный срок56.

В указе говорилось о необходимости исправления недостатков в управлении страной путем совершенствования государственных органов, заимствуя опыт иностранных государств. "Насущная задача, с которой мы сталкиваемся, заключается в том, чтобы любой ценой усилить нашу империю и улучшить условия жизни наших подданных".

К пониманию необходимости введения конкретных новшеств в различных сферах общественной жизни Цы Си видимо пришла исходя из понимания того, что Китай отстает от передовых держав капиталистического мира. В условиях противостояния с мировым сообществом, представленным ведущими державами того времени, перед Цы Си встал вопрос: "А что делать дальше?" Тем более, что ставка на силы, представлявшие традиционный Китай, жившие гипертрофированными представлениями об исключительности ханьского этноса, не выдержали испытания временем.

С конца 1902 г. по день своей смерти Цы Си решительно проводит целую серию преобразований. Она назначила комиссию по созданию системы народного образования, членами которой были Чжан Чжидун и Чжан Боси. Первый был советником императора Цзай Тяня, автором книги "Учитесь!", а второй - глава вновь созданного министерства просвещения, один из выдающихся ученых Китая. Предложенная ими система народного образования основывалась на той, что действовала в Японии и в свою очередь была заимствована из США. В 1904 г. эту систему одобрил трон. Ее унаследовали республиканские власти, слегка модифицировав.

Вдовствующая императрица демонстрирует личное участие в развитии народного образования. Следуя примеру Дуань Фана, ведущего инициатора в деле создания образовательных возможностей для женщин, она патронирует школу для девочек и даже сократила у себя театральные представления, чтобы изыскать средства для создания школ57. Конечно, можно упрекнуть Цы Си в популизме. Но она подавала пример всем состоятельным лицам.

Создание системы народного образования повлекло за собой изживание такого обычая, как бинтование ног у девочек. Эта болезненная операция, приводившая к деформации ступней, вошла в повсеместный обиход в древности, до установления власти маньчжурского дома Цин. В 1902 г. Цы Си издала указ против такой практики: "это - преступление против природы". Чтобы сделать этот указ действенным, запрещалось посещение школы девочками, у которых забинтованы ноги. Школа была призвана стать очагом духовности. Указ Цы Си от 1906 г. обязывал в каждой школе сделать упор на такие заповеди: 1) верность правителю; 2) почитание Конфуция; 3) патриотизм; 4) мужество; 5) честность58.

Требование следовать конфуцианским заповедям нравственности, что нашло отражение в указе, явилось результатом рекомендаций Чжан Чжидуна, который выступал как ревностный конфуцианец, поборник традиционной китайской духовности. Указ от 30 декабря 1906 г. возводил Конфуция в ранг равный Небу и Земле в официальной иерархии59. 14 января 1907 г. был издан указ, который содержал утверждение о превосходстве китайских наук над западными. Эта установка имела целью потрафить национальному самолюбию ханьской элиты, укрепить веру в то, что несмотря на иностранные заимствования, Китай остается Китаем, средоточием цивилизации.

Указом от 5 сентября 1905 г. была ликвидирована древняя система экзаменов по литературе. Экзамены, сдача которых означала получение ученой степени, были средством комплектования бюрократической касты. Теперь получение среднего образования открывало единственный признанный путь к занятию чиновных должностей. Небезосновательно считая, что обучение китайских студентов в Японии, которое осуществлялось в больших масштабах, сопровождалось подготовкой революционеров, Цы Си распорядилась заключить соглашения о посылке большего количества студентов в Европу и Америку.

В 1902 г. указом Цы Си создается комиссия для проведения юридической реформы. Возглавили ее У Тинфан, бывший китайский посланник в Вашингтоне (он изучал право в Лондоне), и Шэн Цзябэнь, в то время самый большой авторитет в области китайского права. В их докладе трону, одобренном в 1905 г., указывалось, что осуществление иностранными государствами экстерриториальности в Китае - покушение на его суверенитет. Иными словами, речь шла о пересмотре системы т.н. "неравноправных договоров", которые цинскому Китаю пришлось ранее заключить с иностранными государствами. В 1908 г. трон одобрил новый уголовный кодекс: за образец был взят действовавший во Франции. Основную работу по составлению кодекса осуществил известный юрист Ван Чунхуэй. До вступления в силу нового уголовного кодекса указом отменялись такие виды варварской казни, как расчленение и протыкание пикой, запрещались клеймение, порка, а также наказание родственников во искупление вины правонарушителей. Эти жестокие наказания отменила Цы Си. Они были первоначально введены в Китае при династии Мин (1368 - 1644 гг.) и были оставлены маньчжурами в уголовной практике Китая наряду с прочими ханьскими обычаями.

В 1906 г. Цы Си решилась на искоренение опиекурения. Это был поистине героический поступок. Опиум давал огромные доходы казне. Указом предусматривалось не только ограничение употребления и продажи опиума, но и предотвращение возделывания опийного мака. В 1908 г. князь Гун был назначен главой антиопиумной комиссии, под руководством которой развернулась кампания против опиума. Все чиновники, употреблявшие опиум, подлежали проверке, прежде чем им позволялось остаться на службе.

Цы Си публично высказывалась за конституцию и парламент. Благополучие Китая, гласил ее указ от 1 сентября 1906 г., требует введения конституционного правления, как за рубежом. Конституционное правление призвано было сохранить самодержавие. Нужна такая конституция, декларировала Цы Си, которая бы оставила верховную власть в руках трона и в тоже самое время осуществила желания народа участвовать в делах управления государством. В порядке подготовки к введению парламентской системы, в 1907 г. создаются общества самоуправления, в Тяньцзине впервые в стране проходят выборы в городское собрание.

Поскольку маньчжуры были господствующей нацией, маньчжуро-ханьские отношения составляли одну из острейших проблем общественно-политической жизни цинского Китая. Цы Си старается сгладить остроту этой проблемы: издает указы о снятии ограничений на браки между маньчжурами и ханьцами, о подсудности маньчжуров и ханьцев одним и тем же судам, о ликвидации особых прав маньчжуров на занятие чиновных должностей. Но это не распространялось на высшие правительственные инстанции. В 1907 г. среди глав министерств преобладали маньчжуры60.

Очень показательно, что именно Цы Си поддержала план молодых маньчжурских аристократов (Цзай Фэн, Телян, Шанци) сконцентрировать всю власть над вооруженными силами в центре, против чего выступал Юань Шикай. Именно маньчжур Телян стал во главе военного ведомства61. Армия являлась основой режима, основой политического господства маньчжурской народности и чувство этнической общности взяло у Цы Си верх. Для нее надежнее было видеть единые вооруженные силы империи под единым началом маньчжура, нежели региональные воинские формирования под командованием ханьцев. С именем Цы Си связаны планы по укреплению военной мощи Китая: в 1901 г. вышел указ о создании "новой армии", указом 1905 г. предусматривалась модернизация вооруженных сил, завершение ее намечалось на 1922 год. Армия строилась на добровольческой основе.

Осуществление реформ Цы Си доверяла должностным лицам независимо от их национальной принадлежности (маньчжуры или китайцы). Деловые качества и опыт были критерием, которыми руководствовалась вдовствующая императрица. Сподвижниками Цы Си в проведении нового политического курса с 1902 г. по 1908 гг. были Юань Шикай, Натун, князь Чун, Телян, Сюй Шичан, Тан Шаои, Чжан Чжидун62. В перечне этих лиц и маньчжуры, и ханьцы. Некоторые из них, будучи ханьцами, показали себя нераболепными слугами вдовствующей императрицы и это не помешало им занять высокие посты.

У Цы Си хватило ума осознать правоту тех представителей истеблишмента, которые ранее высказывались за осуществление перемен. Поэтому не все начинания Цы Си можно считать пионерскими в полном смысле слова, ибо авторами многих идей были другие люди. Требования прекращения употребления опиума раздавались в Китае еще до выхода указа о его запрещении. В частности, Чжан Чжидун ратовал за то, чтобы употребление опиума было строго запрещено, ибо он превратился в причину моральной и материальной гибели Китая63.

Реформаторский курс Цы Си был призван упрочить устои маньчжурского дома Цин, а с другой стороны, он объективно отвечал национальным интересам Китая, интересам его народа. Реформы, предпринятые Цы Си, были более радикальны и масштабны нежели те, что намечал Цзай Тянь. Реформаторский курс Цы Си, в разработке и проведении которого участвовали ханьские бюрократы, такие как Юань Шикай, Чжан Чжидун, не встретил однако повсеместной и полной поддержки со стороны ханьской интеллигенции. В частности, давали себя знать ее националистические, атиманьчжурские настроения, ксенофобия. Общественное мнение на юге Китая осуждало новую политику Цы Си, критиковало ее курс вообще на том основании, что она-де унизительно раболепствует перед европейцами. Когда делегация маньчжурских князей, посланная Цы Си в Японию, Америку и Европу (1905 г.) для изучения конституций этих стран, отправлялась в поездку, в нее бросили бомбу. Так ханьцы-революционеры выразили свое отношение к политике реформ Цы Си.

Реформаторский курс Цы Си не сразу получил всеобщую поддержку. Давали себя знать известная косность обыденного сознания, привязанность к традициям, узкоэгоистические интересы. Трудно было изданием указа искоренить обычай бинтовать ноги девочкам. Этот обычай стал знаком ханьской нации (маньчжурки не бинтовали ноги) и своего рода видом гарантии, что дочь выйдет замуж. Согласно бытовавшему представлению крошечная ножка представляла собой большое украшение и считалось, что уважающий себя молодой человек не женится на девушке, у которой нога нормального размера. Запрет на бинтование ног, исходящий от государыни-маньчжурки, давал повод ханьцам обвинять инородцев-правителей в посягательстве на традиционные ханьские обычаи.

Выращивание опиума было для крестьян крайне выгодным делом и потому указ о запрете опиума многие из них встретили буквально в штыки. Во многих частях страны происходили вооруженные столкновения между производителями опиума и солдатами провинциальных войск, исполнявших указ.

Обещание Цы Си ввести конституционное правление не сделало более примирительным к ней общественное мнение южного Китая. Новый курс Цы Си поносила шанхайская пресса, обвиняя ее в недостойном пресмыкательстве перед европейцами. Иностранная же пресса в договорных портах, памятуя о ее сопричастности к антииностранным выступлениям, держалась в отношении Цы Си неприязненно, если не враждебно64.

Цы Си не дожила до претворения в жизнь всех объявленных ею начинаний, призванных возродить и укрепить Цинскую империю. Она умерла 15 ноября 1908 г., не дожив нескольких дней до своего 73-летия. В общей сложности 7 тыс. носильщиков, 60 раз сменяя друг друга, несли гроб с ее останками от дворцового зала до места погребения в Дунлине (около 150 км от Пекина).

Примечания

1. 8-знаменные войска - войска, непосредственно подчиняющиеся центральному правительству.

2. Для него самого это было столь непривычно, что он потом не раз просил, чтобы его заменил князь-маньчжур. См.: LI UNG BING. Outlines of Chinese History. Shanghai. 1914, p. 543.

3. Цзюньцзичу - Военный или Тайный совет. Высший совещательный орган при государе.

4. Шэньши - (букв, "мужи, носящие пояс"), ученое сословие, обладатели ученых степеней, из которых комплектовался чиновный аппарат. На местах шэньши представляли собой элиту, пользовавшуюся определенным общественным авторитетом.

5. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. China under the Empress Dowager. Lnd. 1911, p. 25.

6. Ibid., p.. 25 - 26.

7. Ibid., p. 18.

8. Ibid., p. 28.

9. ЧЖОУ СЯОМЭЙ. Сводное изложение деятельности императора годов правления Сянь Фэн в Бишушаньчжуан. - Сборник дискуссионных материалов по дворцовой истории династии Цин. Пекин. 2002, с. 138 (на кит. яз.).

10. ФЭН ЦЗЯНЬЖУ. "В стоячей воде таятся волны". - Сборник дискуссионных статей по дворцовой истории эпохи Цин. Пекин. 2001, с. 156, 157 (на кит. яз.).

11. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. Op. cit., p. 42 - 43. Обоснованность обвинения, выдвинутого Цы Си, в принципе подтверждает Чжоу Сяомэй. Как он пишет, после подписания мирного договора с державами в Пекине, находившиеся там сановники просили государя вернуться в столицу. Но этому активно мешали Су Шунь и др. Когда государь оставался в Жэхэ, Су Шунь и др. могли, "держа под мышкой наследника престола", приказывать князьям. К тому же император испытывал страх перед иностранцами. См. : ЧЖОУ СЯОМЭЙ. Ук. соч., с. 138.

12. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. Op. cit., p. 32.

13. Ibid., p. 53.

14. ЛИ ГОЖУН. Изучение подлинных обстоятельств пересмотра Цы Си громкого дела годов сюй у. - Сборник дискуссионных статей по дворцовой истории цинского времени. Пекин. 2001, с. 174 (на кит. яз.).

15. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. Op. cit., p. 75 - 76.

16. CHU WEN-DIANG. The moslem Rebellion in North-West China. The Hague, Paris. 1961, p. 31.

17. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. Op. cit., p. 78.

18. Eminent Chinese of the Ching period. Vol. I. Washington. 1943, p. 296; СВ. Китайская императрица-регентша Си-Тай-Геу. - Вестник всемирной истории, 1900, июль, N 8, с. 100.

19. Согласно этикета обе вдовствующие императрицы сидели за занавеской желтого шелка, выслушивая доклады членов Цзюньцзичу.

20. LI UNG BING. Op. cit, p. 540.

21. "Записки иностранца о Цы Си". -Собрание материалов по новой истории Китая. Сб. 99. Вып. 872. Тайбэй. 1973, с. 81 (на кит. яз.).

22. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. Op. cit., p. 125.

23. Правомерность избрания Цзай Тяня императором ставилась под сомнение представителями истеблишмента. Чиновник Нэйгэ (Государственная канцелярия) Гуан Ань направил мемориал вдовствующим императрицам, осуждая прецедент с избранием Цзай Тяня. См. "Записки иностранца о Цы Си", с. 90.

24. У Цы Си был повод недолюбливать Ли Хунцзао еще и потому, что он составлял прощальный указ И Чжу под диктовку Су Шуня.

25. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. Op. cit., p. 155 - 157; LI UNG BING. Op. cit., p. 569.

26. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. Op. cit, p. 169, 174.

27. Ibid.

28. HUSSEY H. Venerable Ancestor. N.Y. 1949, p.317.

29. BACKHOUSE E. and BLAND J.O.P. Annals and Memoirs of the Court of Peking. Lnd. 1914, p. 467.

30. ПОПОВ П. Патриотическое движение в Китае. - Вестник Европы, октябрь 1898, с. 526, 431.

31. CAMERON M.E. The Reform Movement in China 1898 - 1912. Lnd. 1931, p. 68, 42.

32. Ibid., p. 54.

33. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. Op. cit., p. 78.

34. СВ. Ук. соч. - Вестник всемирной истории, 1900, Июль N 8, с. 106, 108, 109; CAMERON М. Е. Op. cit,, p. 52.

35. ПОПОВ А. Боксерское восстание. - Красный архив, 1926, т. 1 (XIV), с. 8.

36. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. Op. cit., p. 215.

37. GOWEN H.H. and HALL G.W. An Outline History of China. N.Y. -Lnd. 1926, p. 302.

38. HALDANE С The last great empress of China. Lnd. 1965, p. 168, 160.

39. В 1891 г. произошли погромы католических храмов и учреждений, в 1892 г. была разрушена английская духовная миссия. О причинах вражды китайского населения к иностранцам генерал-адъютант барон Корф (записка от 18(30) IX. 1891 г.) писал: "Эта ненависть объясняется следующими обстоятельствами: 1) европейцы являются в Китай для эксплуатации страны и населения и делают это добросовестно; 2) они относятся презрительно к китайцам и 3) они нарушают дорогие, "освященные веками, обычаи народа". См.: ПОПОВ А. Боксерское восстание. - Красный архив, 1926, Т. 1 (XIV), с. 6.

40. BACKHOUSE E. and BLAND J.O.P. Op. cit., p. 265, 269.

41. ПОПОВ А. Боксерское восстание. - Красный архив, 1926, т. 1 (XIV), с. 15.

42. ПОЗДНЕЕВ Д. 56 дней пекинского сиденья, в связи с ближайшими к нему событиями пекинской жизни. СПб. 1901, с. 190 - 191.

43. MCCORMIC F. Flowers Republic. Lnd. 1913, p. 438.

44. 23 апреля 1901 г. создается важное учреждение - палата государственных дел, ее задачей было собирать предложения о реформах. В эту палату в качестве советников были включены ослушники Ли Куньи, Чжан Чжидун. См.: CAMERON M.E. Op. cit., p. 59.

45. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. Op. cit., p. 335 - 337.

46. Ibid., p. 378.

47. Ibid., p. 380.

48. Ibid.

49. Цит. по: CAMERON M.E. Op. cit., p. 66.

50. Цит. по: ЕФИМОВ Г. В. Очерки по новой и новейшей истории Китая. М. 1951, с. 125.

51. CAMERON M.E. Op. cit, p. 33.

52. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. Op. cit., p. 185 - 186.

53. E.A. Белов причины отставки Вэнь Тунхэ объясняет так: "Цы Си видела в нем главного вдохновителя реформаторских планов, слишком авторитетную и независимую политическую фигуру". См.: Новая история Китая. М. 1972, с. 307. -

54. CAMERON M.E. Op. cit., p. 35.

55. ЛИ СИЖУ. Три доклада трону о необходимости реформ от генерал- губернаторов провинции Цзян и Чу. - Лиши яньцзю, 2002, N 2, с. 42 (на кит. яз.).

56. Там же.

57. CAMERON M.E. Op. cit., p. 74.

58. LI UNG BING. Op. cit., p. 626. Как пишет Ш. Халдейн, жена Чан Кайши (Сум Мэйлин) информировала ее, что Цы Си непосредственно ответственна за отмену мучительного обычая бинтовать ноги ханьским девочкам. См.: HALDANE CH. Op. cit., p. 289; LI UNG BING. Op. cit., p. 620.

59. CAMERON M.E. Op. cit., p. 75.

60. ЧИ ЮНЬФЭЙ. Вопрос о пределах равенства маньчжуров и ханьцев в самые последние десять лет правления династии Цин. - Цзиньдай ши яньцзю, 2001, N 5, с. 43 (на кит. яз.).

61. ЛИ ЦЗУНИ. Биография Юань Шикая. Пекин. 1980, с. 152 (на кит. яз.).

62. КОРСАКОВ В. Китайская императрица Цзи-Си. - Вестник Европы, 1909, Т. 1, с. 407.

63. Реформатор современного Китая. - Вестник иностранной литературы. Май 1903, с. 301. Искоренение опиума явилось одним из факторов, стимулировавших антимонархическую, антиманьчжурскую революцию 1911 г. "К 1911 г. почти невероятный прогресс был достигнут в кампании по искоренению мака, но за счет жизненного уровня группы, которая, в результате, стала одним из элементов в том всеобщем хоре недовольства, которое достигло кульминации в революции". CAMERON M.E. Op. cit., p. 152.

64. BLAND J.O.P. and BACKHOUSE E. Op. cit., p.433.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Моллеров Н.М. Революционные события и Гражданская война в «урянхайском измерении» (1917-1921 гг.) //Великая революция и Гражданская война в России в «восточном измерении»: (Коллективная монография). М.: ИВ РАН, 2020. С. 232-258.
      Автор: Военкомуезд
      Н.М. Моллеров (Кызыл)
      Революционные события и Гражданская война в «урянхайском измерении» (1917-1921 гг.)
      Синьхайская революция в Китае привела в 1911-1912 гг. к свержению Цинской династии и отпадению от государства сначала Внешней Монголии, а затем и Тувы. Внешняя Монголия, получив широкую автономию, вернулась в состав Китая в 1915 г., а Тува, принявшая покровительство России, стала полунезависимой территорией, которая накануне Октябрьской революции в России была близка к тому, чтобы стать частью Российской империи. Но последний шаг – принятие тувинцами российского подданства – сделан не был [1].
      В целом можно отметить, что в условиях российского протектората в Туве началось некоторое экономическое оживление. Этому способствовали освобождение от албана (имперского налога) и долгов Китаю, сравнительно высокие урожаи сельскохозяйственных культур, воздействие на тувинскую, в основном натуральную, экономику рыночных отношений, улучшение транспортных условий и т. п. Шло расширение русско-тувинских торговых связей. Принимались меры по снижению цен на ввозимые товары. Укреплялась экономическая связь Тувы с соседними сибирскими районами, особенно с Минусинским краем. Все /232/ это не подтверждает господствовавшее в советском тувиноведении мнение об ухудшении в Туве экономической ситуации накануне революционных событий 1917-1921 гг. Напротив, социально-политическая и экономическая ситуация в Туве в 1914-1917 гг., по сравнению с предшествующим десятилетием, заметно улучшилась. Она была в целом стабильной и имела положительную динамику развития. По каналам политических, экономических и культурных связей Тува (особенно ее русское население) была прочно втянута в орбиту разностороннего влияния России [2].
      Обострение социально-политического положения в крае с 1917 г. стало главным образом результатом влияния революционных событий в России. В конце 1917 г. в центральных районах Тувы среди русского населения развернулась борьба местных большевиков и их сторонников за передачу власти в крае Советам. Противоборствующие стороны пытались привлечь на свою сторону тувинцев, однако сделать этого им не удалось. Вскоре краевая Советская власть признала и в договорном порядке закрепила право тушинского народа на самоопределение. Заключение договора о самоопределении, взаимопомощи и дружбе от 16 июня 1918 г. позволяло большевикам рассчитывать на массовую поддержку тувинцев в сохранении Советской власти в крае, но, как показали последующие события, эти надежды во многом не оправдались.
      Охватившая Россию Гражданская война в 1918 г. распространилась и на Туву. Пришедшее к власти летом 1918 г. Сибирское Временное правительство и его новый краевой орган в Туве аннулировали право тувинцев на самостоятельное развитие и проводили жесткую и непопулярную национальную политику. В комплексе внешнеполитических задач Советского государства «важное место отводилось подрыву и разрушению колониальной периферии (“тыла”) империализма с помощью национально-освободительных революций» [3]. Китай, Монголия и Тува представляли собой в этом плане широкое поле деятельности для революционной работы большевиков. Вместе с тем нельзя сказать, что первые шаги НКИД РСФСР в отношении названных стран отличались продуманностью и эффективностью. В первую очередь это касается опрометчивого заявления об отмене пакета «восточных» договоров царского правительства. Жертвой такой политики на китайско-монгольско-урянхайском направлении стала «кяхтинская система» /233/ (соглашения 1913-1915 гг.), гарантировавшая автономный статус Внешней Монголии. Ее подрыв также сделал уязвимым для внешней агрессии бывший российский протекторат – Урянхайский край.
      Китай и Япония поначалу придерживались прежних договоров, но уже в 1918 г. договорились об участии Китая в военной интервенции против Советской России. В соответствии с заключенными соглашениями, «китайские милитаристы обязались ввести свои войска в автономную Внешнюю Монголию и, опираясь на нее, начать наступление, ...чтобы отрезать Дальний Восток от Советской России» [4]. В сентябре 1918 г. в Ургу вступил отряд чахар (одного из племен Внутренней Монголии) численностью в 500 человек. Вслед за китайской оккупацией Монголии в Туву были введены монгольский и китайский военные отряды. Это дало толчок заранее подготовленному вооруженному выступлению тувинцев в долине р. Хемчик. В январе 1919 г. Ян Ши-чао был назначен «специальным комиссаром Китайской республики по Урянхайским делам» [5]. В Туве его активно поддержали хемчикские нойоны Монгуш Буян-Бадыргы [6] и Куулар Чимба [7]. В начальный период иностранной оккупации в Туве начались массовые погромы российских поселенцев (русских, хакасов, татар и др.), которые на время прекратились с приходом в край по Усинскому тракту партизанской армии А. Д. Кравченко и П.Е. Щетинкина (июль – сентябрь 1919 г.).
      Прибытие в край довольно сильной партизанской группировки насторожило монгольских и китайских интервентов. 18 июля 1919 г. партизаны захватили Белоцарск (ныне Кызыл). Монгольский отряд занял нейтральную позицию. Китайский оккупационный отряд находился далеко на западе. Партизан преследовал большой карательный отряд под командованием есаула Г. К. Болотова. В конце августа 1919г. он вступил на территорию Тувы и 29 августа занял Кызыл. Партизаны провели ложное отступление и в ночь на 30 августа обрушились на белогвардейцев. Охватив город полукольцом, они прижали их к реке. В ходе ожесточенного боя бологовцы были полностью разгромлены. Большая их часть утонула в водах Енисея. Лишь две сотни белогвардейцев спаслись. Общие потери белых в живой силе составили 1500 убитых. Три сотни принудительно мобилизованных новобранцев, не желая воевать, сдались в плен. Белоцарский бой был самым крупным и кровопролитным сражением за весь период Гражданской войны /234/ в Туве. Пополнившись продовольствием, трофейными боеприпасами, оружием и живой силой, сибирские партизаны вернулись в Минусинский край, где продолжили войну с колчаковцами. Тува вновь оказалась во власти интервентов.
      Для монголов, как разделенной нации, большое значение имел лозунг «собирания» монгольских племен и территорий в одно государство. Возникнув в 1911 г. как национальное движение, панмонголизм с тех пор последовательно и настойчиво ставил своей целью присоединение Тувы к Монголии. Объявленный царским правительством протекторат над Тувой монголы никогда не считали непреодолимым препятствием для этого. Теперь же, после отказа Советской России от прежних договоров, и вовсе действовали открыто. После ухода из Тувы партизанской армии А.Д. Кравченко и П.Е.Щетинкина в начале сентября 1919 г. монголы установили здесь военно-оккупационный режим и осуществляли фактическую власть, В ее осуществлении они опирались на авторитет амбын-нойона Тувы Соднам-Бальчира [8] и правителей Салчакского и Тоджинского хошунов. Монголы притесняли и облагали поборами русское и тувинское население, закрывали глаза на погромы русских населенных пунктов местным бандитствующим элементом. Вопиющим нарушением международного права было выдвижение монгольским командованием жесткого требования о депортации русского населения с левобережья Енисея на правый берег в течение 45 дней. Только ценой унижений и обещаний принять монгольское подданство выборным (делегатам) от населения русских поселков удалось добиться отсрочки исполнения этого приказа.
      Советское правительство в июне 1919 г. направило обращение к правительству автономной Монголии и монгольскому народу, в котором подчеркивало, что «в отмену соглашения 1913 г. Монголия, как независимая страна, имеет право непосредственно сноситься со всеми другими народами без всякой опеки со стороны Пекина и Петрограда» [9]. В документе совершенно не учитывалось, что, лишившись в лице российского государства покровителя, Монголия, а затем и Тува уже стали объектами для вмешательства со стороны Китая и стоявшей за ним Японии (члена Антанты), что сама Монголия возобновила попытки присоединить к себе Туву.
      В октябре 1919г. китайским правительством в Ургу был направлен генерал Сюй Шучжэн с военным отрядом, который аннулировал трех-/235/-стороннюю конвенцию от 7 июня 1913 г. о предоставлении автономного статуса Монголии [10]. После упразднения автономии Внешней Монголии монгольский отряд в Туве перешел в подчинение китайского комиссара. Вскоре после этого была предпринята попытка захватить в пределах Советской России с. Усинское. На территории бывшего российского протектората Тувы недалеко от этого района были уничтожены пос. Гагуль и ряд заимок в верховьях р. Уюк. Проживавшее там русское и хакасское население в большинстве своем было вырезано. В оккупированной китайским отрядом долине р. Улуг-Хем были стерты с лица земли все поселения проживавших там хакасов. Между тем Советская Россия, скованная Гражданской войной, помочь российским переселенцам в Туве ничем не могла.
      До 1920 г. внимание советского правительства было сконцентрировано на тех регионах Сибири и Дальнего Востока, где решалась судьба Гражданской войны. Тува к ним не принадлежала. Советская власть Енисейской губернии, как и царская в период протектората, продолжала формально числить Туву в своем ведении, не распространяя на нее свои действия. Так, в сводке Красноярской Губернской Чрезвычайной Комиссии за период с 14 марта по 1 апреля 1920 г. отмечалось, что «губерния разделена на 5 уездов: Красноярский, Ачинский, Канский, Енисейский и 3 края: Туруханский, Усинский и Урянхайский... Ввиду политической неопределенности Усинско-Урянхайского края, [к] формированию милиции еще не преступлено» [11].
      Только весной 1920 г. советское правительство вновь обратило внимание на острую обстановку в Урянхае. 16-18 мая 1920 г. в тувинском пос. Баян-Кол состоялись переговоры Ян Шичао и командира монгольского отряда Чамзрына (Жамцарано) с советским представителем А. И. Кашниковым [12], по итогам которых Тува признавалась нейтральной зоной, а в русских поселках края допускалась организация ревкомов. Но достигнутые договоренности на уровне правительств Китая и Советской России закреплены не были, так и оставшись на бумаге. Анализируя создавшуюся в Туве ситуацию, А. И. Кашников пришел к мысли, что решить острый «урянхайский вопрос» раз и навсегда может только создание ту винского государства. Он был не единственным советским деятелем, который так думал. Но, забегая вперед, отметим: дальнейшие события показали, что и после создания тувинского го-/236/-сударства в 1921 г. этот вопрос на протяжении двух десятилетий продолжал оставаться предметом дипломатических переговоров СССР с Монголией и Китаем.
      В конце июля 1920 г., в связи с поражением прояпонской партии в Китае и усилением освободительного движения в Монголии, монгольский отряд оставил Туву. Но его уход свидетельствовал не об отказе панмонголистов от присоединения Тувы, а о смене способа достижения цели, о переводе его в плоскость дипломатических переговоров с Советской Россией. Глава делегации монгольских революционеров С. Данзан во время переговоров 17 августа 1920 г. в Иркутске с уполномоченным по иностранным делам в Сибири и на Дальнем Востоке Ф. И. Талоном интересовался позицией Советской России по «урянхайскому вопросу» [13]. В Москве в беседах монгольских представителей с Г. В. Чичериным этот вопрос ставился вновь. Учитывая, что будущее самой Монголии, ввиду позиции Китая еще неясно, глава НКИД обдумывал иную формулу отношений сторон к «урянхайскому вопросу», ставя его в зависимость от решения «монгольского вопроса» [14].
      Большинство деятелей Коминтерна, рассматривая Китай в качестве перспективной зоны распространения мировой революции, исходили из необходимости всемерно усиливать влияние МНРП на Внутреннюю Монголию и Баргу, а через них – на революционное движение в Китае. С этой целью объединение всех монгольских племен (к которым, без учета тюркского происхождения, относились и тувинцы) признавалось целесообразным [15]. Меньшая часть руководства Коминтерна уже тогда считала, что панмонголизм создавал внутреннюю угрозу революционному единству в Китае [16].
      Вопросами текущей политики по отношению к Туве также занимались общесибирские органы власти. Характеризуя компетентность Сиббюро ЦК РКП (б) и Сибревкома в восточной политике, уполномоченный НКИД в Сибири и на Дальнем Востоке Ф. И. Гапон отмечал: «Взаимосплетение интересов Востока, с одной стороны, и Советской России, с другой, так сложно, что на тонкость, умелость революционной работы должно быть обращено особое внимание. Солидной постановке этого дела партийными центрами Сибири не только не уделяется внимания, но в практической плоскости этот вопрос вообще не ставится» [17]. Справедливость этого высказывания находит подтверждение /237/ в практической деятельности Сиббюро ЦК РКП (б) и Сибревкома, позиция которых в «урянхайском вопросе» основывалась не на учете ситуации в регионе, а на общих указаниях Дальневосточного Секретариата Коминтерна (далее – ДВСКИ).
      Ян Шичао, исходя из политики непризнания Китайской Республикой Советской России, пытаясь упрочить свое пошатнувшееся положение из-за революционных событий в Монголии, стал добиваться от русских колонистов замены поселковых советов одним выборным лицом с функциями сельского старосты. Вокруг китайского штаба концентрировались белогвардейцы и часть тувинских нойонов. Раньше царская Россия была соперницей Китая в Туве, но китайский комиссар в своем отношении к белогвардейцам руководствовался принципом «меньшего зла» и намерением ослабить здесь «красных» как наиболее опасного соперника.
      В августе 1920 г. в ранге Особоуполномоченного по делам Урянхайского края и Усинского пограничного округа в Туву был направлен И. Г. Сафьянов [18]. На него возлагалась задача защиты «интересов русских поселенцев в Урянхае и установление дружественных отношений как с местным коренным населением Урянхая, так и с соседней с ним Монголией» [19]. Решением президиума Енисейского губкома РКП (б) И. Г. Сафьянову предписывалось «самое бережное отношение к сойотам (т.е. к тувинцам. – Н.М.) и самое вдумчивое и разумное поведение в отношении монголов и китайских властей» [20]. Практические шаги по решению этих задач он предпринимал, руководствуясь постановлением ВЦИК РСФСР, согласно которому Тува к числу регионов Советской России отнесена не была [21].
      По прибытии в Туву И. Г. Сафьянов вступил в переписку с китайским комиссаром. В письме от 31 августа 1920 г. он уведомил Ян Шичао о своем назначении и предложил ему «по всем делам Усинского Пограничного Округа, а также ... затрагивающим интересы русского населения, проживающего в Урянхае», обращаться к нему. Для выяснения «дальнейших взаимоотношений» он попросил назначить время и место встречи [22]. Что касается Ян Шичао, то появление в Туве советского представителя, ввиду отсутствия дипломатических отношений между Советской Россией и Китаем, было им воспринято настороженно. Этим во многом объясняется избранная Ян Шичао /238/ тактика: вести дипломатическую переписку, уклоняясь под разными предлогами от встреч и переговоров.
      Сиббюро ЦК РКП (б) в документе «Об условиях, постановке и задачах революционной работы на Дальнем Востоке» от 16 сентября 1920 г. определило: «...пока край не занят китайскими войсками (видимо, отряд Ян Шичао в качестве серьезной силы не воспринимался. – Н.М.), ...должны быть приняты немедленно же меры по установлению тесного контакта с урянхами и изоляции их от китайцев» [23]. Далее говорилось о том, что «край будет присоединен к Монголии», в которой «урянхайцам должна быть предоставлена полная свобода самоуправления... [и] немедленно убраны русские административные учреждения по управлению краем» [24]. Центральным пунктом данного документа, несомненно, было указание на незамедлительное принятие мер по установлению связей с тувинцами и изоляции их от китайцев. Мнение тувинцев по вопросу о вхождении (невхождении) в состав Монголии совершенно не учитывалось. Намерение упразднить в Туве русскую краевую власть (царскую или колчаковскую) запоздало, поскольку ее там давно уже не было, а восстанавливаемые советы свою юрисдикцию на тувинское население не распространяли. Этот план Сиббюро был одобрен Политбюро ЦК РКП (б) и долгое время определял политику Советского государства в отношении Урянхайского края и русской крестьянской колонии в нем.
      18 сентября 1920 г. Ян Шичао на первое письмо И. Г. Сафьянова ответил, что его назначением доволен, и принес свои извинения в связи с тем, что вынужден отказаться от переговоров по делам Уряпхая, как подлежащим исключительному ведению правительства [25]. На это И. Г. Сафьянов в письме от 23 сентября 1921 г. пояснил, что он переговоры межгосударственного уровня не предлагает, а собирается «поговорить по вопросам чисто местного характера». «Являясь представителем РСФСР, гражданами которой пожелало быть и все русское население в Урянхае, – пояснил он, – я должен встать на защиту его интересов...» Далее он сообщил, что с целью наладить «добрососедские отношения с урянхами» решил пригласить их представителей на съезд «и вместе с ними обсудить все вопросы, касающиеся обеих народностей в их совместной жизни» [26], и предложил Ян Шичао принять участие в переговорах. /239/
      Одновременно И. Г. Сафьянов отправил еще два официальных письма. В письме тувинскому нойону Даа хошуна Буяну-Бадыргы он сообщил, что направлен в Туву в качестве представителя РСФСР «для защиты интересов русского населения Урянхая» и для переговоров с ним и другими представителями тувинского народа «о дальнейшей совместной жизни». Он уведомил нойона, что «для выяснения создавшегося положения» провел съезд русского населения, а теперь предлагал созвать тувинский съезд [27]. Второе письмо И. Г. Сафьянов направил в Сибревком (Омск). В нем говорилось о политическом положении в Туве, в частности об избрании на X съезде русского населения (16-20 сентября) краевой Советской власти, начале работы по выборам поселковых советов и доброжелательном отношении к проводимой работе тувинского населения. Монгольский отряд, писал он, покинул Туву, а китайский – ограничивает свое влияние районом торговли китайских купцов – долиной р. Хемчик [28].
      28 сентября 1920 г. Енгубревком РКП (б) на своем заседании заслушал доклад о ситуации в Туве. В принятой по нему резолюции говорилось: «Отношение к Сафьянову со стороны сойотов очень хорошее. Линия поведения, намеченная Сафьяновым, следующая: организовать, объединить местные Ревкомы, создать руководящий орган “Краевую власть” по образцу буферного государства»[29]. В протоколе заседания также отмечалось: «Отношения между урянхами и монголами – с одной стороны, китайцами – с другой, неприязненные и, опираясь на эти неприязненные отношения, можно было бы путем организации русского населения вокруг идеи Сов[етской] власти вышибить влияние китайское из Урянхайского края» [30].
      В телеграфном ответе на письмо И.Г. Сафьянова председатель Сиббюро ЦК РКП (б) и Сибревкома И. Н. Смирнов [31] 2 октября 1920 г. сообщил, что «Сиббюро имело суждение об Урянхайском крае» и вынесло решение: «Советская Россия не намерена и не делает никаких шагов к обязательному присоединению к себе Урянхайского края». Но так как он граничит с Монголией, то, с учетом созданных в русской колонии советов, «может и должен служить проводником освободительных идей в Монголии и Китае». В связи с этим, сообщал И. Н. Смирнов, декреты Советской России здесь не должны иметь обязательной силы, хотя организация власти по типу советов, «как агитация действием», /240/ желательна. В практической работе он предписывал пока «ограничиться» двумя направлениями: культурно-просветительным и торговым [32]. Как видно из ответа. Сиббюро ЦК РКП (б) настраивало сторонников Советской власти в Туве на кропотливую революционную культурно-просветительную работу. Учитывая заграничное положение Тувы (пока с неясным статусом) и задачи колонистов по ведению революционной агитации в отношении к Монголии и Китаю, от санкционирования решений краевого съезда оно уклонилось. Напротив, чтобы отвести от Советской России обвинения со стороны других государств в продолжение колониальной политики, русской колонии было предложено не считать декреты Советской власти для себя обязательными. В этом прослеживается попытка вполне оправдавшую себя с Дальневосточной Республикой (ДВР) «буферную» тактику применить в Туве, где она не являлась ни актуальной, ни эффективной. О том, как И.Г. Сафьянову держаться в отношении китайского военного отряда в Туве, Сиббюро ЦК РКП (б) никаких инструкций не давало, видимо полагая, что на месте виднее.
      5 октября 1920 г. И. Г. Сафьянов уведомил Ян Шичао, что урянхайский съезд созывается 25 октября 1920 г. в местности Суг-Бажи, но из полученного ответа убедился, что китайский комиссар контактов по-прежнему избегает. В письме от 18 октября 1920 г. И. Г. Сафьянов вновь указал на крайнюю необходимость переговоров, теперь уже по назревшему вопросу о недопустимом поведении китайских солдат в русских поселках. Дело в том, что 14 октября 1920 г. они застрелили председателя Атамановского сельсовета А. Сниткина и арестовали двух русских граждан, отказавшихся выполнить их незаконные требования. В ответ на это местная поселковая власть арестовала трех китайских солдат, творивших бесчинства и произвол. «Как видите, дело зашло слишком далеко, – писал И. Г. Сафьянов, – и я еще раз обращаюсь к Вам с предложением возможно скорее приехать сюда, чтобы совместно со мной обсудить и разобрать это печальное и неприятное происшествие. Предупреждаю, что если Вы и сейчас уклонитесь от переговоров и откажитесь приехать, то я вынужден буду прервать с Вами всякие сношения, сообщить об этом нашему Правительству, и затем приму соответствующие меры к охране русских поселков и вообще к охране наших интересов в Урянхае». Сафьянов также предлагал /241/ во время встречи обменяться арестованными пленными [33]. В течение октября между китайским и советским представителями в Туве велась переписка по инциденту в Атамановке. Письмом от 26 октября 1920 г. Ян Шичао уже в который раз. ссылаясь на нездоровье, от встречи уклонился и предложил ограничиться обменом пленными [34]. Между тем начатая И.Г. Сафьяновым переписка с тувинскими нойонами не могла не вызвать беспокойства китайского комиссара. Он, в свою очередь, оказал давление на тувинских правителей и сорвал созыв намеченного съезда.
      Из вышеизложенного явствует, что китайский комиссар Ян Шичао всеми силами пытался удержаться в Туве. Революционное правительство Монголии поставило перед Советским правительством вопрос о включении Тувы в состав Внешней Монголии. НКИД РСФСР, учитывая в первую очередь «китайский фактор» как наиболее весомый, занимал по нему' нейтрально-осторожную линию. Большинство деятелей Коминтерна и общесибирские партийные и советские органы в своих решениях по Туве, как правило, исходили из целесообразности ее объединения с революционной Монголией. Практические шаги И.Г. Сафьянова, представлявшего в то время в Туве Сибревком и Сиббюро ЦК РКП (б), были направлены на вовлечение представителя Китая в Туве в переговорный процесс о судьбе края и его населения, установление с той же целью контактов с влиятельными фигурами тувинского общества и местными советскими активистами. Однако китайский комиссар и находившиеся под его влиянием тувинские нойоны от встреч и обсуждений данной проблемы под разными предлогами уклонялись.
      Концентрация антисоветских сил вокруг китайского штаба все более усиливалась. В конце октября 1920 г. отряд белогвардейцев корнета С.И. Шмакова перерезал дорогу, соединяющую Туву с Усинским краем. Водный путь вниз по Енисею в направлении на Минусинск хорошо простреливался с левого берега. Местные партизаны и сотрудники советского представительства в Туве оказались в окружении. Ситуация для них становилась все более напряженной [35]. 28 октября 1920 г. И. Г. Сафьянов решил в сопровождении охраны выехать в местность Оттук-Даш, куда из района Шагаан-Арыга выдвинулся китайский отряд под командованием Линчана и, как ожидалось, должен был прибыть Ян Шичао. Но переговоры не состоялись. /242/
      На рассвете 29 октября 1920 г. китайские солдаты и мобилизованные тувинцы окружили советскую делегацию. Против 75 красноармейцев охраны выступил многочисленный и прекрасно вооруженный отряд. В течение целого дня шла перестрелка. Лишь с наступлением темноты окруженным удалось прорвать кольцо и отступить в Атамановку. В этом бою охрана И. Г. Сафьянова потеряла несколько человек убитыми, а китайско-тувинский отряд понес серьезные потери (до 300 человек убитыми и ранеными) и отступил на место прежней дислокации. Попытка Ян Шичао обеспечить себе в Туве безраздельное господство провалилась [36].
      Инцидент на Оттук-Даше стал поворотным пунктом в политической жизни Тувы. Неудача китайцев окончательно подорвала их авторитет среди коренного населения края и лишила поддержки немногих, хотя и влиятельных, сторонников из числа хемчикских нойонов. Непозволительное в международной практике нападение на дипломатического представителя (в данном случае – РСФСР), совершенное китайской стороной, а также исходящая из китайского лагеря угроза уничтожения населенных пунктов русской колонии дали Советской России законный повод для ввода на территорию Тувы военных частей.
      И.Г. Сафьянов поначалу допускал присоединение Тувы к Советской России. Он считал, что этот шаг «не создаст... никакого осложнения в наших отношениях с Китаем и Монголией, где сейчас с новой силой загорается революционный пожар, где занятые собственной борьбой очень мало думают об ограблении Урянхая…» [37]. Теперь, когда вопрос о вводе в Туву советских войск стоял особенно остро, он, не колеблясь, поставил его перед Енгубкомом и Сибревкомом. 13 ноября 1920 г. И.Г. Сафьянов направил в Омск телеграмму: «Белые банды, выгоняемые из северной Монголии зимними холодами и голодом, намереваются захватить Урянхай. Шайки местных белобандитов, скрывающиеся в тайге, узнав это, вышли и грабят поселки, захватывают советских работников, терроризируют население. Всякая мирная работа парализована ими... Теперь положение еще более ухудшилось, русскому населению Урянхая, сочувствующему советской власти, грозит полное истребление. Требую от вас немедленной помощи. Необходимо сейчас же ввести в Урянхай регулярные отряды. Стоящие в Усинском войска боятся нарушения международных прав. Ничего /243/ они уже не нарушат. С другой стороны совершено нападение на вашего представителя...» [38]
      В тот же день председатель Сибревкома И.Н. Смирнов продиктовал по прямому проводу сообщение для В.И. Ленина (копия – Г.В. Чичерину), в котором обрисовал ситуацию в Туве. На основании данных, полученных от него 15 ноября 1920 г., Политбюро ЦК РКП (б) рассматривало вопрос о военной помощи Туве. Решение о вводе в край советских войск было принято, но выполнялось медленно. Еще в течение месяца И. Г. Сафьянову приходилось посылать тревожные сигналы в высокие советские и военные инстанции. В декабре 1920 г. в край был введен советский экспедиционный отряд в 300 штыков. В начале 1921 г. вошли и рассредоточились по населенным пунктам два батальона 190-го полка внутренней службы. В с. Усинском «в ближайшем резерве» был расквартирован Енисейский полк [39].
      Ввод советских войск крайне обеспокоил китайского комиссара в Туве. На его запрос от 31 декабря 1920 г. о причине их ввода в Туву И. Г. Сафьянов письменно ответил, что русским колонистам и тяготеющим к Советской России тувинцам грозит опасность «быть вырезанными» [40]. Он вновь предложил Ян Шичао провести в Белоцарске 15 января 1921 г. переговоры о дальнейшей судьбе Тувы. Но даже в такой ситуации китайский представитель предпочел избежать встречи [41].
      Еще в первых числах декабря 1920 г. в адрес командования военной части в с. Усинском пришло письмо от заведующего сумоном Маады Лопсан-Осура [42], в котором он сообщал: «Хотя вследствие недоразумения. .. вышла стычка на Оттук-Даше (напомним, что в ней на стороне китайцев участвовали мобилизованные тувинцы. – Н.М.), но отношения наши остались добрососедскими ... Если русские военные отряды не будут отведены на старые места, Ян Шичао намерен произвести дополнительную мобилизацию урянхов, которая для нас тяжела и нежелательна» [43]. Полученное сообщение 4 декабря 1920 г. было передано в высокие военные ведомства в Иркутске (Реввоенсовет 5-й армии), Омске, Чите и, по-видимому, повлияло на решение о дополнительном вводе советских войск в Туву. Тревожный сигнал достиг Москвы.
      На пленуме ЦК РКП (б), проходившем 4 января 1921 г. под председательством В. И. Ленина, вновь обсуждался вопрос «Об Урянхайском крае». Принятое на нем постановление гласило: «Признавая /244/ формальные права Китайской Республики над Урянхайским краем, принять меры для борьбы с находящимися там белогвардейскими каппелевскими отрядами и оказать содействие местному крестьянскому населению...» [44]. Вскоре в Туву были дополнительно введены подразделения 352 и 440 полков 5-й Красной Армии и направлены инструкторы в русские поселки для организации там ревкомов.
      Ян Шичао, приведший ситуацию в Туве к обострению, вскоре был отозван пекинским правительством, но прибывший на его место новый военный комиссар Ман Шани продолжал придерживаться союза с белогвардейцами. Вокруг его штаба, по сообщению от командования советской воинской части в с. Усинское от 1 февраля 1921 г., сосредоточились до 160 противников Советской власти [45]. А между тем захватом Урги Р.Ф.Унгерном фон Штернбергом в феврале 1921 г., изгнанием китайцев из Монголии их отряд в Туве был поставлен в условия изоляции, и шансы Китая закрепиться в крае стали ничтожно малыми.
      Повышение интереса Советской России к Туве было также связано с перемещением театра военных действий на территорию Монголии и постановкой «урянхайского вопроса» – теперь уже революционными панмонголистами и их сторонниками в России. 2 марта 1921 г. Б.З. Шумяцкий [46] с И.Н. Смирновым продиктовали по прямому проводу для Г.В. Чичерина записку, в которой внесли предложение включить в состав Монголии Урянхайский край (Туву). Они считали, что монгольской революционной партии это прибавит сил для осуществления переворота во всей Монголии. А Тува может «в любой момент ... пойти на отделение от Монголии, если ее международное положение станет складываться не в нашу пользу» [47]. По этому плану Тува должна была без учета воли тувинского народа войти в состав революционной Монголии. Механизм же ее выхода из монгольского государства на случай неудачного исхода революции в Китае продуман не был. Тем не менее, как показывают дальнейшие события в Туве и Монголии, соавторы этого плана получили на его реализацию «добро». Так, когда 13 марта 1921 г. в г. Троицкосавске было сформировано Временное народное правительство Монголии из семи человек, в его составе одно место было зарезервировано за Урянхаем [48].
      Барон Р.Ф.Унгерн фон Штернберг, укрепившись в Монголии, пытался превратить ее и соседний Урянхайский край в плацдарм для /245/ наступления на Советскую Россию. Между тем советское правительство, понимая это, вовсе не стремилось наводнить Туву войсками. С белогвардейскими отрядами успешно воевали главным образом местные русские партизаны, возглавляемые С.К. Кочетовым, а с китайцами – тувинские повстанцы, которые первое время руководствовались указаниями из Монголии. Позднее, в конце 1920-х гг., один из первых руководителей тувинского государства Куулар Дондук [49] вспоминал, что при Р.Ф.Унгерне фон Штернберге в Урге было созвано совещание монгольских князей, которое вынесло решение о разгроме китайского отряда в Туве [50]. В первых числах марта 1921 г. в результате внезапного ночного нападения тувинских повстанцев на китайцев в районе Даг-Ужу он был уничтожен.
      18 марта Б.З. Шумяцкий телеграфировал И.Г. Сафьянову: «По линии Коминтерна предлагается вам немедленно организовать урянхайскую нар[одно-] революционную] партию и народ[н]о-революционное правительство Урянхая... Примите все меры, чтобы организация правительства и нар[одно-] рев[олюционной] партии были осуществлены в самый краткий срок и чтобы они декларировали объединение с Монголией в лице создавшегося в Маймачене Центрального Правительства ...Вы назначаетесь ... с полномочиями Реввоенсовета армии 5 и особыми полномочиями от Секретариата (т.е. Дальневосточного секретариата Коминтерна. – Я.М.)» [51]. Однако И. Г. Сафьянов не поддерживал предложенный Шумяцким и Смирновым план, особенно ту его часть, где говорилось о декларировании тувинским правительством объединения Тувы с Монголией.
      21 мая 1921 г. Р.Ф. Унгерн фон Штернберг издал приказ о переходе в подчинение командования его войск всех рассеянных в Сибири белогвардейских отрядов. На урянхайском направлении действовал отряд генерала И. Г. Казанцева [52]. Однако весной 1921 г. он был по частям разгромлен и рассеян партизанами (Тарлакшинский бой) и хемчик-скими тувинцами [53].
      После нескольких лет вооруженной борьбы наступила мирная передышка, которая позволила И.Г. Сафьянову и его сторонникам активизировать работу по подготовке к съезду представителей тувинских хошунов. Главным пунктом повестки дня должен был стать вопрос о статусе Тувы. В качестве возможных вариантов решения рассматри-/246/-вались вопросы присоединения Тувы к Монголии или России, а также создание самостоятельного тувинского государства. Все варианты имели в Туве своих сторонников и шансы на реализацию.
      Относительно новым для тувинцев представлялся вопрос о создании национального государства. Впервые представители тувинской правящей элиты заговорили об этом (по примеру Монголии) в феврале 1912 г., сразу после освобождения от зависимости Китая. Непременным условием его реализации должно было стать покровительство России. Эту часть плана реализовать удаюсь, когда в 1914 г. над Тувой был объявлен российский протекторат Однако царская Россия вкладывала в форму протектората свое содержание, взяв курс на поэтапное присоединение Тувы. Этому помешали революционные события в России.
      Второй раз попытка решения этого вопроса, как отмечалось выше, осуществлялась с позиций самоопределения тувинского народа в июне 1918 г. И вот после трудного периода Гражданской войны в крае и изгнания из Тувы иностранных интервентов этот вопрос обсуждался снова. Если прежде геополитическая ситуация не давала для его реализации ни малейших шансов, то теперь она, напротив, ей благоприятствовала. Немаловажное значение для ее практического воплощения имели данные И.Г. Сафьяновым гарантии об оказании тувинскому государству многосторонней помощи со стороны Советской России. В лице оставивших китайцев хемчикских нойонов Буяна-Бадыргы и Куулара Чимба, под властью которых находилось большинство населения Тувы, идея государственной самостоятельности получила активных сторонников.
      22 мая 1921 г. И. Г. Сафьянов распространил «Воззвание [ко] всем урянхайским нойонам, всем чиновникам и всему урянхайскому народу», в котором разъяснял свою позицию по вопросу о самоопределении тувинского народа. Он также заверил, что введенные в Туву советские войска не будут навязывать тувинскому народу своих законов и решений [54]. Из текста воззвания явствовало, что сам И. Г. Сафьянов одобряет идею самоопределения Тувы вплоть до образования самостоятельного государства.
      Изменение политической линии представителя Сибревкома в Туве И. Г. Сафьянова работниками ДВСКИ и советских органов власти Сибири было встречено настороженно. 24 мая Сиббюро ЦК РКП (б) /247/ рассмотрело предложение Б.З. Шумяцкого об отзыве из Тувы И. Г. Сафьянова. В принятом постановлении говорилось: «Вопрос об отзыве т. Сафьянова .. .отложить до разрешения вопроса об Урянхайском крае в ЦК». Кроме того, Енисейский губком РКП (б) не согласился с назначением в Туву вместо Сафьянова своего работника, исполнявшего обязанности губернского продовольственного комиссара [55].
      На следующий день Б.З. Шумяцкий отправил на имя И.Г. Сафьянова гневную телеграмму: «Требую от Вас немедленного ответа, почему до сих пор преступно молчите, предлагаю немедленно войти в отношение с урянхайцами и выйти из состояния преступной бездеятельности». Он также ставил Сафьянова в известность, что на днях в Туву прибудет делегация от монгольского народно-революционного правительства и революционной армии во главе с уполномоченным Коминтерна Б. Цивенжаповым [56], директивы которого для И. Г. Сафьянова обязательны [57]. На это в ответной телеграмме 28 мая 1921 г. И. Г. Сафьянов заявил: «...Я и мои сотрудники решили оставить Вашу программу и работать так, как подсказывает нам здравый смысл. Имея мандат Сибревкома, выданный мне [с] согласия Сиббюро, беру всю ответственность на себя, давая отчет [о] нашей работе только товарищу Смирнову» [58].
      14 июня 1921 г. глава НКИД РСФСР Г.В. Чичерин, пытаясь составить более четкое представление о положении в Туве, запросил мнение И.Н. Смирнова по «урянхайскому вопросу» [59]. В основу ответа И.Н. Смирнова было положено постановление, принятое членами Сиббюро ЦК РКП (б) с участием Б.З. Шумяцкого. Он привел сведения о численности в Туве русского населения и советских войск и предложил для осуществления постоянной связи с Урянхаем направить туда представителя НКИД РСФСР из окружения Б.З. Шумяцкого. Также было отмечено, что тувинское население относится к монголам отрицательно, а русское «тяготеет к советской власти». Несмотря на это, Сиббюро ЦК РКП (б) решило: Тува должна войти в состав Монголии, но декларировать это не надо [60].
      16 июня 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б) по предложению народного комиссара иностранных дел Г.В. Чичерина с одобрения В.И. Ленина приняло решение о вступлении в Монголию советских войск для ликвидации группировки Р.Ф.Унгерна фон Штернберга. Тем временем «старые» панмонголисты тоже предпринимали попытки подчинить /248/ себе Туву. Так, 17 июня 1921 г. управляющий Цзасакту-хановским аймаком Сорукту ван, назвавшись правителем Урянхая, направил тувинским нойонам Хемчика письмо, в котором под угрозой сурового наказания потребовал вернуть захваченные у «чанчина Гегена» (т.е. генерала на службе у богдо-гегена) И.Г. Казанцева трофеи и служебные бумаги, а также приехать в Монголию для разбирательства [61]. 20 июня 1921 г. он сообщил о идущем восстановлении в Монголии нарушенного китайцами управления (т.е. автономии) и снова выразил возмущение разгромом тувинцами отряда генерала И.Г. Казанцева. Сорукту ван в гневе спрашивал: «Почему вы, несмотря на наши приглашения, не желаете явиться, заставляете ждать, тормозите дело и не о чем не сообщаете нам? ...Если вы не исполните наше предписание, то вам будет плохо» [62]
      Однако монгольский сайт (министр, влиятельный чиновник) этими угрозами ничего не добился. Хемчикские нойоны к тому времени уже были воодушевлены сафьяновским планом самоопределения. 22 июня 1921 г. И. Г. Сафьянов в ответе на адресованное ему письмо Сорукту вана пригласил монгольского сайта на переговоры, предупредив его, что «чинить обиды другому народу мы не дадим и берем его под свое покровительство» [63]. 25-26 июня 1921 г. в Чадане состоялось совещание представителей двух хемчикских хошунов и советской делегации в составе представителей Сибревкома, частей Красной Армии, штаба партизанского отряда и русского населения края, на котором тувинские представители выразили желание создать самостоятельное государство и созвать для его провозглашения Всетувинский съезд. В принятом ими на совещании решении было сказано: «Представителя Советской России просим поддержать нас на этом съезде в нашем желании о самоопределении... Вопросы международного характера будущему центральному органу необходимо решать совместно с представительством Советской России, которое будет являться как бы посредником между тувинским народом и правительствами других стран» [64].
      1 июля 1921 г. в Москве состоялись переговоры наркома иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерина с монгольской делегацией в составе Бекзеева (Ц. Жамцарано) и Хорлоо. В ходе переговоров Г.В. Чичерин предложил формулу отношения сторон к «урянхайскому вопросу», в соответствии с которой: Советская Россия от притязаний на Туву /249/ отказывалась, Монголия в перспективе могла рассчитывать на присоединение к ней Тувы, но ввиду неясности ее международного положения вопрос оставался открытым на неопределенное время. Позиция Тувы в это время определенно выявлена еще не была, она никак не комментировалась и во внимание не принималась.
      Между тем Б.З. Шумяцкий попытался еще раз «образумить» своего политического оппонента в Туве. 12 июля 1921 г. он телеграфировал И. Г. Сафьянову: «Если совершите возмутительную и неслыханную в советской, военной и коминтерновской работе угрозу неподчинения в смысле отказа информировать, то вынужден буду дать приказ по военной инстанции в пределах прав, предоставленных мне дисциплинарным уставом Красной Армии, которым не однажды усмирялся бунтарский пыл самостийников. Приказываю информацию давать моему заместителю [Я.Г.] Минскеру и [К.И.] Грюнштейну» [65].
      Однако И. Г. Сафьянов, не будучи на деле «самостийником», практически о каждом своем шаге регулярно докладывал председателю Сибревкома И. Н. Смирнову и просил его передать полученные сведения в адрес Реввоенсовета 5-й армии и ДВСКИ. 13 июля 1921 г. И.Г. Сафьянов подробно информирован его о переговорах с представителями двух хемчикских кожуунов [66]. Объясняя свое поведение, 21 июля 1921 г. он писал, что поначалу, выполняя задания Б.З. Шумяцкого «с его буферной Урянхайской политикой», провел 11-й съезд русского населения Тувы (23-25 апреля 1921 г.), в решениях которого желание русского населения – быть гражданами Советской республики – учтено не было. В результате избранная на съезде краевая власть оказалась неавторитетной, и «чтобы успокоить бушующие сердца сторонников Советской власти», ему пришлось «преобразовать представительство Советской] России в целое учреждение, разбив его на отделы: дипломатический, судебный, Внешторга и промышленности, гражданских дел» [67]. Письмом от 28 июля 1921 г. он сообщил о проведении 12-го съезда русского населения в Туве (23-26 июля 1921 гг.), на котором делегаты совершенно определенно высказались за упразднение буфера и полное подчинение колонии юрисдикции Советской России [68].
      В обращении к населению Тувы, выпущенном в конце июля 1921 г., И.Г. Сафьянов заявил: «Центр уполномочил меня и послал к Вам в Урянхай помочь Вам освободиться от гнета Ваших насильников». /250/ Причислив к числу последних китайцев, «реакционных» монголов и белогвардейцев, он сообщил, что ведет переговоры с хошунами Тувы о том, «как лучше устроить жизнь», и что такие переговоры с двумя хемчикскими хошунами увенчались успехом. Он предложил избрать по одному представителю от сумона (мелкая административная единица и внутриплеменное деление. – Я.М.) на предстоящий Всетувинский съезд, на котором будет рассмотрен вопрос о самоопределении Тувы [69].
      С каждым предпринимаемым И. Г. Сафьяновым шагом возмущение его действиями в руководстве Сиббюро ЦК РКП (б) и ДВСКИ нарастало. Его переговоры с представителями хемчикских хошунов дали повод для обсуждения Сиббюро ЦК РКП (б) вопроса о покровительстве Советской России над Тувой. В одном из его постановлений, принятом в июле 1921 г., говорилось, что советский «протекторат над Урянхайским краем в международных делах был бы большой политической ошибкой, которая осложнила бы наши отношения с Китаем и Монголией» [70]. 11 августа 1921 г. И. Г. Сафьянов получил из Иркутска от ответственного секретаря ДВСКИ И. Д. Никитенко телеграмму, в которой сообщалось о его отстранении от представительства Коминтерна в Урянхае «за поддержку захватчиков края по направлению старой царской администрации» [71]. Буквально задень до Всетувинского учредительного Хурала в Туве 12 августа 1921 г. И. Д. Никитенко писал Г.В. Чичерину о необходимости «ускорить конкретное определение отношения Наркоминдела» по Туве. Назвав И. Г. Сафьянова «палочным самоопределителем», «одним из импрессионистов... доморощенной окраинной политики», он квалифицировал его действия как недопустимые. И. Д. Никитенко предложил включить Туву «в сферу влияния Монгольской Народно-Революционной партии», работа которой позволит выиграть 6-8 месяцев, в течение которых «многое выяснится» [72]. Свою точку зрения И. Д. Никитенко подкрепил приложенными письмами двух известных в Туве монголофилов: амбын-нойона Соднам-Бальчира с группой чиновников и крупного чиновника Салчакского хошуна Сосор-Бармы [73].
      Среди оппонентов И. Г. Сафьянова были и советские военачальники. По настоянию Б.З. Шумяцкого он был лишен мандата представителя Реввоенсовета 5-й армии. Военный комиссар Енисейской губернии И. П. Новоселов и командир Енисейского пограничного полка Кейрис /251/ доказывали, что он преувеличивал количество белогвардейцев в Урянхае и исходящую от них опасность лишь для того, чтобы добиться военной оккупации края Советской Россией. Они также заявляли, что представитель Сибревкома И.Г. Сафьянов и поддерживавшие его местные советские власти преследовали в отношении Тувы явно захватнические цели, не считаясь с тем, что их действия расходились с политикой Советской России, так как документальных данных о тяготении тувинцев к России нет. Адресованные И. Г. Сафьянову обвинения в стремлении присоединить Туву к России показывают, что настоящие его взгляды на будущее Тувы его политическим оппонентам не были до конца ясны и понятны.
      Потакавшие новым панмонголистам коминтерновские и сибирские советские руководители, направляя в Туву в качестве своего представителя И.Г. Сафьянова, не ожидали, что он станет настолько сильным катализатором политических событий в крае. Действенных рычагов влияния на ситуацию на тувинской «шахматной доске» отечественные сторонники объединения Тувы с Монголией не имели, поэтому проиграли Сафьянову сначала «темп», а затем и «партию». В то время когда представитель ДВСКИ Б. Цивенжапов систематически получал информационные сообщения Монгольского телеграфного агентства (МОНТА) об успешном развитии революции в Монголии, события в Туве развивались по своему особому сценарию. Уже находясь в опале, лишенный всех полномочий, пользуясь мандатом представителя Сибревкома, действуя на свой страх и риск, И.Г. Сафьянов ускорил наступление момента провозглашения тувинским народом права на самоопределение. В итоге рискованный, с непредсказуемыми последствиями «урянхайский гамбит» он довел до победного конца. На состоявшемся 13-16 августа 1921 г. Всетувинском учредительном Хурале вопрос о самоопределении тувинского народа получил свое разрешение.
      В телеграмме, посланной И.Г. Сафьяновым председателю Сибревкома И. Н. Смирнову (г. Новониколаевск), ДВСКИ (г. Иркутск), Губкому РКП (б) (г. Красноярск), он сообщал: «17 августа 1921 г. Урянхай. Съезд всех хошунов урянхайского народа объявил Урянхай самостоятельным в своем внутреннем управлении, [в] международных же сношениях идущим под покровительством Советроссии. Выбрано нар[одно]-рев[о-люционное] правительство [в] составе семи лиц... Русским гражданам /252/ разрешено остаться [на] территории Урянхая, образовав отдельную советскую колонию, тесно связанную с Советской] Россией...» [74]
      В августе – ноябре 1921 г. в Туве велось государственное строительство. Но оно было прервано вступлением на ее территорию из Западной Монголии отряда белого генерала А. С. Бакича. В конце ноября 1921 г. он перешел через горный хребет Танну-Ола и двинулся через Элегест в Атамановку (затем село Кочетово), где находился штаб партизанского отряда. Партизаны, среди которых были тувинцы и красноармейцы усиленного взвода 440-го полка под командой П.Ф. Карпова, всего до тысячи бойцов, заняли оборону.
      Ранним утром 2 декабря 1921 г. отряд Бакича начал наступление на Атамановку. Оборонявшие село кочетовцы и красноармейцы подпустили белогвардейцев поближе, а затем открыли по ним плотный пулеметный и ружейный огонь. Потери были огромными. В числе первых был убит генерал И. Г. Казанцев. Бегущих с поля боя белогвардейцев добивали конные красноармейцы и партизаны. Уничтожив значительную часть живой силы, они захватили штаб и обоз. Всего под Атамановкой погибло свыше 500 белогвардейцев, в том числе около 400 офицеров, 7 генералов и 8 священников. Почти столько же белогвардейцев попало в плен. Последняя попытка находившихся на территории Монголии белогвардейских войск превратить Туву в оплот белых сил и плацдарм для наступления на Советскую Россию закончилась неудачей. Так завершилась Гражданская война в Туве.
      Остатки разгромленного отряда Бакича ушли в Монголию, где вскоре добровольно сдались монгольским и советским военным частям. По приговору Сибирского военного отделения Верховного трибунала ВЦИК генерала А. С. Бакича и пятерых его ближайших сподвижников расстреляли в Новосибирске. За умелое руководство боем и разгром отряда Бакича С. К. Кочетова приказом Реввоенсовета РСФСР № 156 от 22 января 1922 г. наградили орденом Красного Знамени.
      В завершение настоящего исследования можно заключить, что протекавшие в Туве революционные события и Гражданская война были в основном производными от российских, Тува была вовлечена в российскую орбиту революционных и военных событий периода 1917-1921 гг. Но есть у них и свое, урянхайское, измерение. Вплетаясь в канву известных событий, в новых условиях получил свое продол-/253/-жение нерешенный до конца спор России, Китая и Монголии за обладание Тувой, или «урянхайский вопрос». А на исходе Гражданской войны он дополнился новым содержанием, выраженным в окрепшем желании тувинского народа образовать свое государство. Наконец, определенное своеобразие событиям придавало местоположение Тувы. Труд недоступностью и изолированностью края от революционных центров Сибири во многом объясняется относительное запаздывание исторических процессов периода 1917-1921 гг., более медленное их протекание, меньшие интенсивность и степень остроты. Однако это не отменяет для Тувы общую оценку описанных выше событий, как произошедших по объективным причинам, и вместе с тем страшных и трагических.
      1. См.: Собрание архивных документов о протекторате России над Урянхайским краем – Тувой (к 100-летию исторического события). Новосибирск, 2014.
      2. История Тувы. Новосибирск, 2017. Т. III. С. 13-30.
      3. ВКП (б), Коминтерн и национально-революционное движение в Китае: документы. М., 1994. Т. 1. 1920-1925. С. 11.
      4. История советско-монгольских отношений. М., 1981. С. 24.
      5. Сейфуяин Х.М. К истории иностранной военной интервенции и гражданской войны в Туве. Кызыл, 1956. С. 38-39; Ян Шичао окончил юридический факультет Петербургского университета, хорошо знал русский язык (см.: Белов Ь.А. Россия и Монголия (1911-1919 гг.). М., 1999. С. 203 (ссылки к 5-й главе).
      6. Монгуш Буян-Бадыргы (1892-1932) – государственный и политический деятель Тувы. До 1921 г. – нойон Даа кожууна. В 1921 г. избирался председателем Всетувин-ского учредительного Хурала и членом первого состава Центрального Совета (правительства). До февраля 1922 г. фактически исполнял обязанности главы правительства. В 1923 г. официально избран премьер-министром тувинского правительства. С 1924 г. по 1927 г. находился на партийной работе, занимался разработкой законопроектов. В 1927 г. стал министром финансов ТНР. В 1929 г. был арестован по подозрению в контрреволюционной деятельности и весной 1932 г. расстрелян. Тувинским писателем М.Б. Кенин-Лопсаном написан роман-эссе «Буян-Бадыргы». Его именем назван филиал республиканского музея в с. Кочетово и улица в г. Кызыл-Мажалыг (см.: Государственная Книга Республики Тыва «Заслуженные люди Тувы XX века». Новосибирск, 2004. С. 61-64). /254/
      7. Куулар Чимба – нойон самого крупного тувинского хошуна Бээзи.
      8. Оюн Соднам-Балчыр (1878-1924) – последний амбын-нойон Тувы. Последовательно придерживался позиции присоединения Тувы к Монголии. В 1921 г. на Всетувинском учредительном Хурале был избран главой Центрального Совета (Правительства) тувинского государства, но вскоре от этой должности отказался. В 1923 г. избирался министром юстиции. Являлся одним из вдохновителей мятежа на Хемчике (1924 г.), проходившего под лозунгом присоединения Тувы к Монголии. Погиб при попытке переправиться через р. Тес-Хем и уйти в Монголию.
      9. Цит. по: Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока. 1921-1927. М., 1968. С. 19.
      10. АВП РФ. Ф. Референту ра по Туве. Оп. 11. Д. 9. П. 5, без лл.
      11. ГАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 186. Л. 60-60 об.
      12. А.И. Кашников – особоуполномоченный комиссар РСФСР по делам Урянхая, руководитель советской делегации на переговорах. Характеризуя создавшуюся на момент переговоров ситуацию, он писал: «Китайцы смотрят на Россию как на завоевательницу бесспорно им принадлежащего Урянхайского края, включающего в себя по северной границе Усинскую волость.
      Русские себя так плохо зарекомендовали здесь, что оттолкнули от себя урянхайское (сойетское) население, которое видит теперь в нас похитителей их земли, своих поработителей и угнетателей. В этом отношении ясно, что китайцы встретили для себя готовую почву для конкуренции с русскими, но сами же затем встали на положение русских, когда присоединили к себе Монголию и стали сами хозяйничать.
      Урянхи тяготеют к Монголии, а Монголия, попав в лапы Китаю, держит курс на Россию. Создалась, таким образом, запутанная картина: русских грабили урянхи. вытуривая со своей земли, русских выживали и китайцы, радуясь каждому беженцу и думая этим ликвидировать споры об Урянхае» (см.: протоколы Совещания Особоуполномоченною комиссара РСФСР А.И. Кашникова с китайским комиссаром Ян Шичао и монгольским нойоном Жамцарано об отношении сторон к Урянхаю, создании добрососедских русско-китайских отношений по Урянхайскому вопросу и установлении нормального правопорядка в Урянхайском крае (НА ТИГПИ. Д. 388. Л. 2, 6, 14-17, 67-69, 97; Экономическая история потребительской кооперации Республики Тыва. Новосибирск, 2004. С. 44).
      13. См.: Лузянин С. Г. Россия – Монголия – Китай в первой половине XX в. Политические взаимоотношения в 1911-1946 гг. М., 2003. С. 105-106.
      14. Там же. С. 113.
      15. Рощан С.К. Политическая история Монголии (1921-1940 гг.). М., 1999. С. 123-124; Лузянин С.Г. Указ. соч. С. 209.
      16. Рощин С.К. Указ. соч. С. 108.
      17. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 153. Д. 43. Л.9.
      18. Иннокентий Георгиевич Сафьянов (1875-1953) – видный советский деятель /255/ и дипломат. В 1920-1921 гг. представлял в Туве Сибревком, Дальневосточный секретариат Коминтерна и Реввоенсовет 5-й армии, вел дипломатическую переписку с представителями Китая и Монголии в Туве, восстанавливал среди русских переселенцев Советскую власть, руководил борьбой с белогвардейцами и интервентами, активно способствовал самоопределению тувинского народа. В 1921 г. за проявление «самостийности» был лишен всех полномочий, кроме агента Сибвнешторга РСФСР. В 1924 г. вместе с семьей был выслан из Тувы без права возвращения. Работал на разных должностях в Сибири, на Кавказе и в других регионах СССР (подробно о нем см. Дацышен В.Г. И.Г. Сафьянов – «свободный гражданин свободной Сибири» // Енисейская провинция. Красноярск, 2004. Вып. 1. С. 73-90).
      19. Цит. по: Дацышеи В.Г., Оидар Г.А. Саянский узел.     С. 210.
      20. РФ ТИГИ (Рукописный фонд Тувинского института гуманитарных исследований). Д. 42, П. 1. Л. 84-85.
      21. Дацышен В.Г., Ондар Г.А. Указ. соч. С. 193.
      22. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 134.
      23. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 77. Л. 41.
      24. Там же.
      25. РФ ТИГИ. Д. 420. Л. 216.
      26. Там же. Л. 228.
      27. Там же. Д. 42. Л. 219
      28. Там же. П. 3. Л. 196-198.
      29 Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.): сб. док. Новосибирск, 1996. С. 136-137.
      30 Дацышен В.Г., Ондар Г.А. Указ. соч. С. 210.
      31. Иван Никитич Смирнов. В политической борьбе между И.В. Сталиным и Л.Д. Троцким поддержал последнего, был репрессирован.
      32. Дацышен В.Г., Ондар Г.А. Указ. соч. С. 216-217.
      33. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 143.
      34. РФ ТИГИ. Д. 420. Л. 219-220.
      35. История Тувы. М., 1964. Т. 2. С. 62.
      36. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 154; Д. 420. Л. 226.
      37. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 4.
      38. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 157-158; РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 103.
      39. РФ ТИГИ. Д. 42. Л. 384; Д. 420. Раздел 19. С. 4, 6.
      40. РФ ТИГИ. Д. 420. Раздел 19. С. 4. /256/
      41. Там же. С. 5.
      42. Маады Лопсан-Осур (1876-?). Родился в местечке Билелиг Пий-Хемского хошуна. С детства владел русским языком. Получил духовное образование в Тоджинском хурэ, высшее духовное – в одном из тибетских монастырей. В Тибете выучил монгольский и тибетский языки. По возвращении в Туву стал чыгыракчы (главным чиновником) Маады сумона. Придерживался просоветской ориентации и поддерживал политику И.Г. Сафьянова, направленную на самоопределение Тувы. Принимал активное участие в подготовке и проведении Всетувинского учредительного Хурала 1921 г., на котором «высказался за территориальную целостность и самостоятельное развитие Тувы под покровительством России». Вошел в состав первого тувинского правительства. На первом съезде ТНРП (28 февраля – 1 марта 1922 г. в Туране был избран Генеральным секретарем ЦК ТНРП. В начале 1922 г.. в течение нескольких месяцев, возглавлял тувинское правительство. В начале 30-х гг. был репрессирован и выслан в Чаа-Холь-ский хошун. Скончался в Куйлуг-Хемской пещере Улуг-Хемского хошуна, где жил отшельником (см.: Государственная Книга Республики Тыва «Заслуженные люди Тувы XX века». С. 77).
      43. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 154. Д. 56. Л. 28.
      44. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 184-185.
      45. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 154. Д. 56. Л. 28.
      46. Шумяцкий Борис Захарович (1886-1943) – советский дипломат. Известен также под псевдонимом Андрей Червонный. Член ВКП (б) с 1903 г., активный участник революционного движения в Сибири. Видный политический и государственный деятель. После Октябрьской революции – председатель ЦИК Советов Сибири, активный участник Гражданской войны. В ноябре 1919 г. назначен председателем Тюменского губревкома, в начале 1920 г. – председателем Томского губревкома и одновременно заместителем председателя Сибревкома. С лета того же года – член Дальбюро ЦК РКП (б), председатель Совета Министров Дальневосточной Республики (ДВР). На дипломатической работе находился с 1921 г. В 1921-1922 гг. – член Реввоенсовета 5-й армии, уполномоченный НКИД по Сибири и Монголии. Был организатором разгрома войск Р.Ф. Унгерна фон Штернберга в Монголии. Являясь уполномоченным НКИД РСФСР и Коминтерна в Монголии, стоял на позиции присоединения Тувы к монгольскому государству. В 1922-1923 гг. – работник полпредства РСФСР в Иране; в 1923-1925 гг. – полпред и торгпред РСФСР в Иране. В 1926 г. – на партийной работе в Ленинграде. С конца 1926 по 1928 г. – ректор КУТВ. В 1928-1930 гг. – член Средазбюро ВКП (б). С конца 1930 г. – председатель праазения Союзкино и член коллегии Наркомпроса РСФСР и Наркомлегпрома СССР (с 1932 г.). В 1931 г. награжден правительством МНР орденом Красного Знамени.
      47. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 208-209. И.Н. Смирнов – в то время совмещал должности секретаря Сиббюро ЦК РКП (б) и председателя Сибревкома.
      48. Шырендыб Б. История советско-монгольских отношений. М., 1971. С. 96-98, 222. /257/
      49. Куулар Дондук (1888-1932 гг.) — тувинский государственный деятель и дипломат. В 1924 г. избирался на пост председателя Малого Хурала Танну-Тувинской Народной Республики. В 1925-1929 гг. занимал пост главы тувинского правительства. В 1925 г. подписал дружественный договор с СССР, в 1926 г. – с МНР. Весной 1932 г. был расстрелян по обвинению в контрреволюционной деятельности.
      50. РФ ТИГИ. Д. 420. Раздел 22. С. 27.
      51. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 169.
      52. Шырендыб Б. Указ. соч. С. 244.
      53. См.: История Тувы. Т. 2. С. 71-72; Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 269.
      54. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 60.
      55. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 208-209.
      56. Буда Цивенжапов (Церенжапов, Цивенжаков. Цырендтжапов и др. близкие к оригиналу варианты) являлся сотрудником секции восточных народов в штате уполномоченного Коминтерна на Дальнем Востоке. Числился переводчиком с монгольского языка в информационно-издательском отделе (РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 154. Д. 93. Л. 2 об., 26).
      57. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 94-95.
      58. Там же. Л. 97.
      59. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 273.
      60. Там же. С. 273-274.
      61. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 59.
      62. Там же.
      63. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 60.
      64. РФ ТИГИ. Д. 37. Л. 221; Создание суверенного государства в центре Азии. Бай-Хаак, 1991. С. 35.
      65. Цит. по: Тувинская правда. 11 сентября 1997 г.
      66. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 75.
      67. Там же. Д. 42. Л. 389.
      68. Там же. Д. 81. Л. 75.
      69. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 3. Л. 199.
      70. Лузянин С.Г. Указ. соч. С. 114.
      71. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 99.
      72. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 154. Д. 97. Л. 27, 28.
      73. Там же. Л. 28-31.
      74. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 121. /258/
      Великая революция и Гражданская война в России в «восточном измерении»: (Коллективная монография) / Отв. ред. Д. Д. Васильев, составители Т. А. Филиппова, Н. М. Горбунова; Институт востоковедения РАН. – М.: ИВ РАН, 2020. С. 232-258.
    • Каталог гор и морей (Шань хай цзин) - (Восточная коллекция) - 2004
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл Каталог гор и морей (Шань хай цзин) - (Восточная коллекция) - 2004
      PDF, отсканированные стр., оглавление.
      Перевод и комментарий Э. М. Яншиной, 2-е испр. издание, 2004 г. 
      Серия -- Восточная коллекция.
      ISBN 5-8062-0086-8 (Наталис)
      ISBN 5-7905-2703-5 (Рипол Классик)
      "В книге публикуется перевод древнекитайского памятника «Шань хай цзин» — важнейшего источника естественнонаучных знаний, мифологии, религии и этнографии Китая IV-I вв. до н. э. Перевод снабжен предисловием и комментарием, где освещаются проблемы, связанные с изучением этого памятника."
      Оглавление:

       
      Автор foliant25 Добавлен 01.08.2019 Категория Китай
    • Черепанов А. И. Записки военного советника в Китае - 1964
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл Черепанов А. И. Записки военного советника в Китае - 1964
      Черепанов А. И. Записки военного советника в Китае / Из истории Первой гражданской революционной войны (1924-1927) 
      / Издательство "Наука", М., 1964.
      DjVu, отсканированные страницы, слой распознанного текста.
      ОТ АВТОРА 
      "В 1923 г. я по поручению партии и  правительства СССР поехал в Китай в первой пятерке военных советников, приглашенных для службы в войсках Гуаннжоуского (Кантонского) правительства великим китайским революционером доктором Сунь Ят-сеном. 
      Мне довелось участвовать в организации военно-политической школы Вампу и в формировании ядра Национально-революционной армии. В ее рядах я прошел первый и второй Восточные походы —  против милитариста Чэнь Цзюн-мина, участвовал также в подавлении мятежа юньнаньских и гуансийских милитаристов. Во время Северного похода HP А в 1926—1927 гг. я был советником в войсках восточного направления. 
      Я, разумеется, не ставлю перед собой задачу написать военную историю Первой гражданской войны в Китае. Эта книга — лишь рассказ о событиях, в которых непосредственно принимал участие автор, о людях, с которыми ему приходилось работать и встречаться. 
      Записки основаны на личных впечатлениях, рассказах других участников событий и документальных данных."
      Содержание:

      Автор foliant25 Добавлен 27.09.2019 Категория Китай
    • «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      PDF
      Исследование, перевод с китайского, комментарий и приложения М. Ю. Ульянова; научный редактор Д. В. Деопик.
      Китайское средневековое историко-географическое описание зарубежных стран «Чжу фань чжи», созданное чиновником Чжао Жугуа в XIII в., включает сведения об известных китайцам в период Южная Сун (1127–1279) государствах и народах от Японии на востоке до Египта и Италии на западе. Этот ценный исторический памятник, содержащий уникальные сообщения о различных сторонах истории и культуры описываемых народов, а также о международных торговых контактах в предмонгольское время, на русский язык переведен впервые.
      Тираж 300 экз.
      Автор foliant25 Добавлен 03.11.2020 Категория Китай
    • Путь из Яркенда в Балх
      Автор: Чжан Гэда
      Интересным вопросом представляется путь, по которому в прошлом ходили от Яркенда до городов Афганистана.
      То, что описывали древние китайские паломники, несколько нерелевантно - больше интересует Новое Время.
      То, что была дорога из Бадахшана на Яркенд, понятно - иначе как белогорские братья-ходжи Бурхан ад-Дин и Ходжа Джахан бежали из Яркенда в Бадахшан?
      Однако есть момент - Цины, имея все возможности преследовать белогорских ходжей, не пошли за ними. Вряд ли они боялись бадахшанцев - били и не таких.
      Скорее, дорога не позволяла пройти большому конному войску - ведь с братьями-ходжами ушло не 3000 кибиток, как живописал Санг Мухаммад, а около 500 человек (это с семьями), и они прибыли к оз. Шиве совершенно одичавшими и оголодавшими - тут же произошел конфликт из-за стада овец, которое они отбили у людей бадахшанского мира Султан-шаха Аждахара!
      Ищу маршруты, изучаю орографию Памира. Не пойму пока деталей, но уже есть наметки.
      Если есть старые карты Памира, Восточного Туркестана и Бадахшана в большом разрешении - приветствуются, ибо без них сложно.