Религиозные деятели России Дацышен В. Г. Митрополит Иннокентий (Фигуровский)

   (0 отзывов)

Saygo

Дацышен В. Г. Митрополит Иннокентий (Фигуровский) // Вопросы истории. - 2009. - № 12. - С. 24-36.

В отечественной историографии XX в. в силу ряда причин остались незамеченными многие крупные российские деятели, в том числе и фигура первого митрополита Пекинского и Китайского Иннокентия (Фигуровского), о котором современники писали: "Как сложна, как многообразна могучая душа этого сибирского богатыря-монаха, отдавшего всю жизнь скромному миссионерскому служению в далеком Китае. Ученый монах-академик, современник Леонтьева, Розанова, Владимира Соловьева, Страхова, их оппонент и собеседник в религиозно-философских собраниях Петербурга, архимандрит Иннокентий (Фигуровский) нашел в древнем Пекине вторую родину"1.

Иван Аполлонович Фигуровский родился 22 февраля 1863 г.2 в семье священника Кирико-Иулитинской церкви села Пановского Аполлона Иосифовича Фигуровского и Матроны Гавриловны3. Старинное сибирское село Пановское находилось в среднем течении Ангары, на полпути между Енисейском и Иркутском. В семье Фигуровских было несколько детей. Кроме Ивана заметный след в истории оставили его старший брат Василий, ставший благочинным в Енисейской епархии, и младший брат Павел, служивший в Китае. Племянник епископа Иннокентия - Иван Васильевич Фигуровский участвовал в работе Поместного Собора Русской Православной Церкви в Москве в 1917 - 1918 годах.

Начальное образование Иван получил в Красноярском духовном училище, а в 1878 г. поступил в Томскую духовную семинарию. В 1882 г. при переходе в 5-й класс он уволился и вернулся на родину. На следующий год он был определен на должность псаломщика в Балахтинской Введенской церкви Ачинского округа Енисейской губернии, а в ноябре 1883 г. женился на старшей дочери местного благочинного - А. П. Симоновой. В 1884 г. Иван Аполлонович был рукоположен в священники Ильинской церкви небольшого села Дербино, ныне затопленного водами Красноярского водохранилища. В феврале 1885 г. священник Фигуровский был перемещен из Дербинского в Верхне-Кужебарский Покровский приход, попав на край русской земли. Здесь он работал до декабря 1885 года4. Очевидно, в это время в семейной жизни молодого приходского священника случилась какая-то трагедия, круто изменившая его жизнь, и Иван Аполлонович навсегда покинул свою родную Сибирь.

В 1886 г. Фигуровский вновь поехал учиться и уже в мае был принят в число воспитанников 4-го класса духовной семинарии в Петербурге, которую и окончил в 1888 году. Затем, в 1888 - 1892 гг., Иван Фигуровский был студентом Петербургской духовной академии, приняв в 1890 г. монашество с наречением Иннокентий. В 1892 г. иеромонах Иннокентий получил степень кандидата богословия и стал смотрителем Александро-Невского духовного училища. В 1894 г. он был рукоположен в сан архимандрита и занял должность ректора духовной семинарии в Петербурге. Вскоре Иннокентий стал настоятелем второклассного монастыря и в 1895 г. был назначен в миссионерский Покровский монастырь в Москве.

В это время Иннокентий (Фигуровский) приобрел достаточно высокий авторитет в церковных кругах России. Известный религиозный и общественный деятель Сибири второй половины XIX в., "вселенский протоиерей" В. Д. Касьянов записал в своем дневнике: "Иннокентий Фигуровский Архимандрит настоящий подвижник, строгий настоятель, усердный труженик, не любитель женщин"5. Активно работая в обеих российских столицах, молодой архимандрит успевал посещать и отдаленные регионы страны. Например, летом 1896 г. он совершил поездку в Восточную Сибирь вместе с возвращавшимся с церемонии коронования Николая II архиепископом Иркутским и Нерчинским Тихоном (Троицким).

Вскоре его жизнь круто изменилась. 28 сентября 1896 г. "По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод имели суждение... уволить архимандрита Амфилохия, по прошению от должности Начальника Пекинской Духовной Миссии, назначить на его место, в сию должность, настоятеля Московского Покровского миссионерского монастыря архимандрита Иннокентия"6. 3 октября 1896 г. архимандрита Иннокентия (Фигуровского) окончательно утвердили начальником 18-й Российской духовной миссии в Пекине.

Первоначально перед Иннокентием (Фигуровским) не ставились какие-либо специальные задачи. Он должен был, как и все его предшественники, проехав через Сибирь и Монголию, взять под свою опеку немногочисленную православную китайскую общину. Было уже принято решение: "Выдать Иннокентию двойных прогонов, на 7 лошадей от Москвы до Кяхты 2009 руб. 72 коп., на проезд от Кяхты до Пекина 300 рублей"7. Однако новый начальник сломал традицию и поехал в Китай другим путем - тем, которым следовали на Дальний Восток христианские миссионеры, начиная с раннего средневековья. Перед отъездом в Китай он встретился с бывшим главой миссии в Пекине архиепископом Флавианом (Городецким).

По приказу обер-прокурора Св. Синода архимандрит Иннокентий по дороге в Китай посетил Западную Европу, познакомился с работой нескольких миссионерских учреждений в Лондоне, единственного протестантского миссионерского монастыря в Оксфорде. В Париже он ознакомился с работой миссионерской семинарии, готовившей специалистов для работы на Дальнем Востоке, в Риме осмотрел монастырь траппистов (молчальников). В Афоне Иннокентий надеялся найти подвижников, готовых отправиться на Дальний Восток с православной миссией, но среди местных монахов таких не нашлось. Последней остановкой начальника миссии на пути к новому месту службы стало посещение Святой Земли в Палестине. Весной 1897 г. Иннокентий (Фигуровский) прибыл в Китай. По дороге он посетил Шанхай, 1 марта 1897 г. приехал в Тяньцзинь, откуда проследовал в Пекин.

По прибытии в Пекин глава миссии развернул активную деятельность. Он смог повысить содержание ее членам посредством замены русских серебряных рублей на юани. Архимандрит Иннокентий с помощью купца и подвижника русского дела в Китае А. Д. Старцева открыл в Пекине типографию и переплетную мастерскую. Он также приступил к изучению китайского языка и организовал работу по составлению словарей и переводу на китайский язык богослужебной литературы. Современники отмечали: "Считая изучение китайского языка фундаментом для всего дела в Китае, начальник миссии занялся этим изучением... Вскоре ему удалось осуществить реформу богослужения, сделав его ежедневным и обязательным для полного состава хора певчих"8.

Спустя несколько месяцев архимандрит Иннокентий заболел малярией и выехал на лечение в Японию. В этой стране он находился с 18 (30) июля до конца сентября 1897 г., пройдя курс лечения в г. Одавара. Здесь он ознакомился с опытом миссионерской работы епископа Николая (Касаткина), который несколько скептически отнесся к молодому миссионеру. Интересными представляются замечания по поводу личности Иннокентия, сделанные в дневнике Н. Японского: "по рассказам о. Амфилохия - крайний идеалист, - собирается основать общежитие из миссионеров в Пекине без жалования и прочее"; "о. Сергий Страгородский в письме хвалил заведенные о. Иннокентием порядки в Санкт-Петербургской Духовной Семинарии"; "о. архимандрит от болезни ли, от характера, или от нажитой важности кажется таким вялым, что не пожелалось бы такого помощника и преемника сюда"; "но какой же он рассеянный! Вещи в комнате в довольно разбросанном виде, железный ящик с кучею денег в серебряной монете не заперт". В конечном итоге глава православной миссии в Японии Николай (Касаткин) сделал вывод: "Хороший он человек, но едва ли обновит Пекинскую Миссию"; "благослови его Бог успехом"9. Время показало, что Николай (Касаткин) во многом ошибся, но благословение, несомненно, сыграло свою роль.

С первых же дней работы в Пекине глава 18-й миссии наладил сотрудничество с коллегами-миссионерами в соседних странах. Николай Японский в своем дневнике отмечал: "11/23 сентября. Утром показал о. Иннокентию библиотеку и Семинарию... 13/25 сентября. Утром о. Иннокентий, вернувшийся вчера из Никко, пожелал увидеть наши школы в действии. Провел по классам в Семинарии и женской школе инспектор Сенума"10. Глава открытой в 1899 г. Российской духовной миссии в Корее Хрисанф (Щетковский) сразу же "обратился к начальнику Пекинской Духовной Миссии Архимандриту Иннокентию (Фигуровскому) с просьбой выслать ему вероучительные и нравоучительные книги на китайском языке, с которых он мог бы сделать интересовавшие его переводы. О. Иннокентий охотно согласился исполнить просьбу почтенного Архимандрита и выслал ему по одному экземпляру всех имеющихся у него под рукой книг"11. Позднее, став епископом, Иннокентий (Фигуровский) лично посетил Российскую духовную миссию в Корее.

Весной 1900 г. в столичной провинции Китая началось восстание ихэтуаней, направленное в первую очередь против христианства. Когда в конце мая стихия бунта захлестнула северный Китай, Иннокентий (Фигуровский) выезжал в расположенную в 50 верстах от Пекина деревню Дундинъань. Он не смог спасти свою православную паству от расправы религиозных фанатиков, но сделал все от него зависящее, чтобы поддержать их в трагическое для христиан время. В мае 1900 г. восставшие вошли в китайскую столицу, но Иннокентий (Фигуровский) до последнего отказывался покинуть духовную миссию и перейти под охрану русского отряда. Врач В. В. Корсаков вспоминал: "...утром 26-го мая русский посланник в Пекине М. Н. Гирс лично отправился к архимандриту о. Иннокентию и убеждал его оставить миссию... После долгих убеждений о. архимандрит согласился..."12. Получив гарантии китайских властей сохранить православную миссию архимандрит Иннокентий переехал в посольский квартал, взяв с собой лишь ценную церковную утварь с иконой Св. Николая.

Все время осады дипломатической миссии в Пекине, продолжавшейся два месяца, Иннокентий (Фигуровский) находился на переднем крае обороны. Он не брал оружия, но оказывал первую медицинскую помощь раненым на территории русской миссии. Благодаря мужеству главы духовной миссии, а также его умению, большая часть русских раненых была спасена и вернулась в строй. Не меньшее значение для защитников миссии имела и духовная поддержка миссионеров. Архимандрит Иннокентий - двухметровый богатырь в монашеском одеянии периодически появляляя на баррикадах.

После разгрома антихристианских сил архимандрит Иннокентий (Фигуровский) поселился рядом с развалинами Бэйгуаня, на территории буддийского (ламаистского) монастыря Юнхэгун, одно из помещений которого было приспособлено под православную церковь. С первых дней он занялся восстановлением православной миссии и уже 17 августа 1900 г. обратился к архимандриту Хрисанфу со следующим посланием: "Наша осада окончилась, все мы остались живы. Миссию свою я перевел в кумирню Юн-хагунь. От прежней осталась одна груда мусора. Все вещи и книги сгорели. Я очень рад, что успел по Вашей просьбе по одному экземпляру всех наших переводов переслать Вам. Теперь думаю снять с них копии и некоторые книги издать вновь. Поэтому покорнейше прошу выслать их мне вновь, обещаюсь скорее возвратить обратно"13. Кратковременное пребывание главы православной миссии в Юнхэгуне оказалось очень важным как для китайской столицы, так и для миссии. Германские оккупационные войска в отместку за гибель своего посланника хотели разрушить эту китайскую святыню, но Иннокентий не пустил немцев на территорию монастыря. Существует версия, что именно в благодарность за спасение Юнхэгуна китайские власти позволили или даже помогли расширить территорию православной миссии. Посольство Российской Федерации в Пекине, занимающее собранную Иннокентием (Фигуровским) под православную миссию территорию, и сегодня является самым большим по площади дипломатическим представительством в мире.

Избиение православных китайцев во время восстания ихэтуаней стало рубежным событием всей истории православия в Китае. 11 октября 1901 г. архимандрит Иннокентий (Фигуровский) обратился в Св. Синод с официальным ходатайством: "для увековечения памяти о первых православных мучениках за веру в Китае разрешить: 1 устроить на месте разоренной миссийской церкви в Пекине храм во имя всех святых мучеников православной церкви... 2 установить для православной общины в Китае празднование в память мученической кончины 222 православных китайцев 10 и 11 июня..."14. Состоявшееся в апреле 1902 г. торжественное перезахоронение китайских православных мучеников в склеп под алтарем новопостроенной Церкви Всех Святых Мучеников на территории миссии стало началом строительства Китайской православной церкви15.

Осенью 1900 г. Пекинская миссия по распоряжению посланника выехала в Тяньцзинь. Российские власти, напуганные антихристианским восстанием, рассматривали планы ограничения присутствия русского православия в Китае. Даже обер-прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев в письме к посланнику в Пекине предложил перевести духовную миссию в Порт-Артур или на территорию Сибири. А в июле 1901 г. архимандрит Иннокентий был вызван в Россию для решения вопроса о полном прекращении православной миссионерской деятельности в Китае. Но у Иннокентия (Фигуровского) были другие планы. Уже в 1900 г. он открыл школу для китайских детей в Тяньцзине, а в октябре глава миссии с двумя китайскими сиротами отправился в Шанхай, где приобрел участок земли и дом.

Вынужденному выехать из Китая Иннокентию (Фигуровскому) удалось переломить настроения в Российской столице. Его планы нашли поддержку у известного "реформаторскими настроениями" митрополита Петербургского Антония (Вадковского). Уже в январе 1902 г. было принято предложение "поручить управление церковными делами в Маньчжурии и вообще в Китае Начальнику нашей духовной миссии в Пекине с возведением его в сан Епископа"16. 6 апреля 1902 г. царским указом начальник Российской духовной миссии в Пекине получал сан епископа с присвоением наименования "Переславский", в соответствии с наименованием первого епископа, назначенного в Китай еще в 1721 году. К лету 1902 г. был сформирован новый состав Пекинской миссии в количестве 34 человек, из которых четверо имели академическое образование.

В августе 1902 г. епископ Иннокентий (Фигуровский) с членами миссии прибыл в Пекин. Он значительно расширил территорию Российской духовной миссии, а "дворец 4-го князя Сы Е-фу"17 был переоборудован в помещение для начальника миссии и для архиерейской домовой церкви. Миссия была обнесена кирпичной стеной. Епископ Иннокентий вместе со своими соратниками занялся не только восстановлением миссии, но и активной хозяйственной деятельностью. В 1902 г. недалеко от миссии был куплен участок земли, где построили кирпичный завод, а при нем были основаны молитвенный дом и школа. В торговых рядах Пекина миссия приобрела лавку, где производился размол и продажа зерна. На подворье работали переплетная, сапожная и другие мастерские, был посажен сад, заведена пасека, активно заработала типография Успенского монастыря. Особое внимание Иннокентий (Фигуровский) уделил южным районам Китая. В конце 1902 г. епископ посетил Шанхай и Ханькоу, "в обоих пунктах присоединил к православию несколько молодых китайцев"18.

В 1902 г. в ведение начальника Пекинской миссии было передано "управление церковными делами в Маньчжурии"19. Епископ Иннокентий в начале 1903 г. заложил камень в основание собора в Дальнем, а в мае состоялась церемония начала строительства собора в Порт-Артуре. В октябре 1903 г. владыка Иннокентий начал объезд епархии по линии КВЖД, совершая богослужения как в храмах на всем протяжении дороги, так и в залах на крупных станциях.

Деятельность Иннокентия (Фигуровского) вызывала нарекания и противодействие со стороны представителей русской власти в Китае. Многим не нравилась критика существовавших порядков, форм и методов русской экспансии в Китае, кроме того, представители финансового и дипломатического ведомств были решительно против распространения православия и русской духовной культуры среди китайского населения. Чиновник особых поручений министерства финансов Д. Д. Покотилов заявлял: "...попытки нашего епископа распространять православие среди туземцев в центральном и южном Китае могут привести только к печальным результатам"20. Министр иностранных дел жаловался Победоносцеву: "Принятый на себя Епископом Иннокентием почин в активной пропаганде православия является прямым нарушением традиционной политики нашей в Китае", он просил "не отказать разъяснить Епископу Иннокентию нежелательность с политической точки зрения предпринятых им шагов..."21. В противостоянии между Иннокентием (Фигуровским) и Покотиловым большинство русских в Пекине было на стороне начальника православной миссии. Например, в частном письме известного востоковеда, в то время директора Пекинского отделения Русско-китайского банка Д. М. Позднеева говорилось: "Личность Покотилова... перестала быть для меня обаятельной... Со всеми, кто не выносит его олимпийского величия, он ссорится... архимандрита "не выносит", и так всех, кого только не может согнуть в бараний рог или обойти..."22.

Ход событий на Дальнем Востоке в начале 1904 г. изменила война с Японией. Иннокентий (Фигуровский) в первые дни войны находился в Маньчжурии. 25 марта 1904 г. в Харбине было опубликовано его воззвание: "Ныне, когда совершается над нами воочию Суд Божий, благо временно нам очнуться от нравственного дремания. Все верные чада Христовой церкви, в сердце которых горит искренняя любовь к ближним, должны собраться воедино, сплотиться в одну дружную семью, чтобы отстоять православие вне нашего отечества, в открытом поле духовной брани с врагом нашего спасения"23. В феврале 1904 г. по инициативе епископа Иннокентия в Харбине было организовано Братство православной церкви в Китае и "Комитет при нем для попечения о больных, раненых и нуждающихся воинах и их семейств".

Война с Японией привела к окончательному разрыву епископа Иннокентия с властями КВЖД, и после полуторамесячного пребывания в Харбине 29 марта 1904 г. он отбыл в Пекин. С самого своего основания администрация Общества КВЖД выступала против распространения православия в Маньчжурии, а Иннокентий считал, что на основе православия возможно сближение и объединение "сродных во многом по духу" "двух великих народов". Епископ Иннокентий тяжело переживал неудачи русской экспансии в Маньчжурии, призывал осознать их причины. В журнале "Известия Братства православной церкви в Китае" он писал: "Живя в гор. Дальнем, я удивлялся и скорбел думой о той беспечности и непробудном разгуле, который царил там ... на 1 седмице Великого Поста я выехал в Харбин. Здесь меня окончательно поразила картина нравственного упадка местного русского населения"24. По мнению епископа Иннокентия (Фигуровского) именно нравственное падение русского народа, в том числе и тех, кто работал в Маньчжурии, привело к поражению в войне с Японией и несчастиям, обрушившимся на Россию.

Руководство Российской империи в конфликте между главой Пекинской миссии и российским финансовым ведомством встало на сторону хозяев КВЖД. Летом 1907 г. Маньчжурия была выведена из-под контроля епископа Иннокентия. В ведении православной миссии в Маньчжурии остались лишь территории, отошедшие под контроль Японии. Так миссионеров освободили от несвойственных им функций, что пошло только на пользу основной работе. Уже в 1905 г. было открыто "Пекинское отделение Братства китайцев православной церкви в Китае". Но возникли проблемы материального плана. Утрата маньчжурских приходов лишила миссию важного источника доходов. Война и проблемы во взаимоотношении с властью отразись на состоянии здоровья Иннокентия (Фигуровского). Осенью 1906 г. он выехал из Пекина в Россию для последующего лечения в Германии. Еще раньше, в 1905 г., был отправлен в шестимесячный отпуск по болезни родной брат епископа - священник Заамурского округа Отдельного корпуса пограничной стражи Павел Фигуровский.

В мае 1907 г. Иннокентий (Фигуровский) вернулся в Китай и с новыми силами приступил к работе на посту главы православной миссии. Уже в отчете за 1907 г. он назвал Китай "широким полем деятельности для истинно верующих русских людей", отметив, что "только усиленное распространение православия в недрах Китая может в будущем спасти Россию от нового грозного монгольского нашествия"25. В 1907 г. было крещено 96 китайцев, а численность православной китайской общины превысила 800 человек. К концу 1915 г. в шести провинциях, где велась миссионерская деятельность, насчитывалось уже 5587 православных китайцев, проживавших в 670 населенных пунктах.

Благодаря Иннокентию (Фигуровскому) было сохранено русское присутствие в городе русской славы Порт-Артуре. В марте 1906 г. епископ Иннокентий отправил своих представителей на Квантун с целью наведения справок об оставленном во время войны церковном имуществе. Японцы вернули Пекинской миссии шесть церковных зданий, две часовни и два православных кладбища. В 1908 г. Иннокентий сам приехал на открытие памятника павшим русским воинам в Порт-Артуре. Очевидцы отмечали: "Сказано было о высоком достоинстве и патриотизме воинского звания, так как усилия людей избежать войны покуда еще не увенчались никаким успехом, что мир обеспечивается боевой готовностью наций, что могилы героев всегда будут почитаться святыней, чему теперь мы видим разительный пример, когда люди, чуждые нам по крови и религии, чествуют память наших героев. Владыка закончил свою прочувственную речь приглашением помолиться об упокоении почивающих здесь наших бойцов"26.

Особое внимание епископ Иннокентий уделял китайскому языку, истории миссионерства и научно-издательской деятельности. Известный российский ученый Г. Ц. Цыбиков в своем "Дневнике поездки в Китай в 1909 г." отмечал: "Христофор привел меня к епископу Иннокентию, который принял любезно. Он сообщил, между прочим, что "Труды" миссии, все 4 тома, выйдут 2-м изданием через полгода, а словарь месяца через полтора, осталось печатать только 200 страниц"27. В журнале "Китайский благовестник" в 1910 г. отмечалось: "Начальник миссии... ныне закончил издание монументального полного Русско-Китайского словаря, вышедшего в двух больших томах и заключающего в себе 2100 страниц текста. В этом словаре истолковано 16845 китайских иероглифов и 150000 выражений из китайских классиков и разговорной китайской речи"28. Словарь Иннокентия (Фигуровского) был издан в 1909 г. в типографии Успенского монастыря29. В работе над ним использовались связи с китайцами, которые писали в редакцию "Китайского благовестника" о своих замечаниях и пожеланиях по поводу уже существующих словарей, давали объяснения сложным понятиям. Например, в 1909 г. журнал напечатал письмо жившего в Мукдене "капитана китайской армии Хун-хун-е" к епископу Иннокентию (Фигуровскому) с разъяснением терминологии, связанной с императорской фамилией30. В конце второго тома словаря Иннокентия (Фигуровского) были помещены следующие приложения: 1) указатель ключевых знаков, расположенных по количеству черт; 2) указатель иероглифов, расположенных по ключам; 3) указатель к отысканию трудных знаков, расположенных по количеству черт; а также таблицы: "Отличительные признаки чинов гражданских и военных", "Таблицы числительных знаков", "Китайские династии", "Провинции Китая", "Календарь", "Имена числительные". Позднее были изданы и другие словари епископа Иннокентия31. В справочной литературе об Иннокентии (Фигуровском) говорится следующее: "Знаток китайского языка. Знал 62 тыс. китайских иероглифов. К нему обращались китайские профессора за разъяснением непонятных иероглифов"32.

Стараниями епископа Иннокентия (Фигуровского) были возрождены уничтоженные ихэтуанями библиотека и архив миссии. Для воссоздания архива в начале 1900-х гг. были скопированы документы, касающиеся Российской духовной миссии, которые хранились в Азиатском Департаменте МИДа и в Св. Синоде. В 1915 г. на территории миссии было построено новое здание библиотеки. Опираясь на собранные и восстановленные документы, миссионеры под руководством Иннокентия (Фигуровского) написали небольшую обобщающую работу по истории Пекинской миссии.

Некоторое время Иннокентий разрешал бесплатно проживать в миссии всем студентам Восточного института, приезжавшим на практику в Пекин. Позднеев писал в 1899 г.: "Я имел случай говорить с архимандритом Иннокентием о том, можно ли будет студентам Восточного Института жить в Миссии, в случае приезда в Пекин. Он ответил согласием, но выразил желание, чтобы они во время пребывания там более или менее считались с монастырскими порядками Миссии и пр."33. Однако позднее ситуация изменилась. Известный синолог И. Г. Баранов в своих воспоминаниях писал: "В русском подворье жить было недорого, занимаясь в тишине и спокойствии китайским языком. В этом я сам лично убедился, посетив Миссию, будучи студентом 2-го курса. К сожалению, примерно с 1909 г. архиепископ Иннокентий уже не позволял студентам во время их командировок селиться в Миссии. Студент Константин Андрущенко пользовался гостеприимством Миссии и добрым ее отношением к начинающему китаеведу. Но когда он вернулся из командировки, то в одной из владивостокских газет опубликовал "обличительную" статью, где критиковал жизнь и быт постоянных насельников - членов Миссии... начальник Миссии обиделся"34.

Синьхайская революция 1911 - 1912 гг. не поколебала положение Русской духовной миссии в Пекине. Епископ Иннокентий по просьбе президента Юань Шикая провел в 1913 г. торжественное богослужение по случаю открытия всекитайского парламента. Основными же противниками главы православной миссии в Пекине были "финансово-дипломатические" представители Петербурга. В 1907 г., уже став посланником в Пекине, Покотилов писал министру иностранных дел: "Отсутствие у нас здесь миссионеров я всегда считал одним из серьезных преимуществ нашего политического положения в Срединной Империи и позволяю себе высказать мысль, что было бы очень большой ошибкой с нашей стороны осложнять наши и без того нелегкие задачи в Китае искусственным поощрением здесь православной миссионерской деятельности"35. Недовольство дипломатов можно объяснить еще и личными качествами Иннокентия (Фигуровского). Баранов писал: "Не так много лет назад мне довелось слышать рассказ о случае из жизни Пекинской Духовной Миссии. Российский посланник в Китае гофмейстер Н. А. Малевский-Малевич, впоследствии российский посол в Японии, в праздник Рождества оправился с визитом к архиепископу Иннокентию, но приехал к нему не в парадной форме и не в карете, а как бы отправляясь на прогулку верхом на лошади. Начальник Духовной Миссии счел для себя и возглавляемого им учреждения такую форму визита оскорбительною, унижающей достоинство Духовной Миссии, не принял посланника с визитом и написал на него жалобу в Петербург". Советский китаист писал про Иннокентия (Фигуровского): "Он вообще высоко держал знамя первого, старого, со времен Петра I-го российского учреждения в Китае, которое исполняло когда-то и дипломатические поручения русского правительства и действительно имело за собой большие заслуги перед Русским государством и в политике и в науке востоковедения. Архиепископ Иннокентий подчеркивал приоритет учреждения, которое возглавлял, перед Российской Дипломатической Миссией (русским посольством), учрежденной в Китае позднее Духовной Миссии"36.

Независимая позиция главы миссии привела к тому, что в конце 1913 г. Министерство иностранных дел поставило "вопрос об отозвании Преосвященного Иннокентия из Китая с устранением его от заведования Духовной Миссией в этой стране". Поводом для этого послужило данное на просьбу Вайцзяобу (Министерство иностранных дел) формальное согласие Иннокентия (Фигуровского) отслужить молебен по поводу избрания Юань Шикая императором, что, по мнению российского посланника Крупенского, "поставило бы нас здесь в неловкое положение относительно японцев"37.

Накануне первой мировой войны Российская духовная миссия в Китае переживала пик своего расцвета. Православными миссионерами с 1902 по 1913 г. было крещено 4130 китайцев38. Внешним выражением величия Российской духовной миссии в Китае должен был стать храм во имя Воскресения Христова как памятник 300-летию воцарения в России династии Романовых. Решение об этом строительстве было утверждено указом Св. Синода от 13 июля 1913 года. Епископ Иннокентий лично приехал в 1913 г. из Пекина в Россию на празднование 300-летия Дома Романовых. За время четырехмесячного пребывания в Петербурге глава Пекинской миссии совершал богослужения при участии протодиакона китайца-албазинца о. Василия. Тогда же начался сбор средств на строительство в Пекине памятника к 300-летию Дома Романовых.

Вступление России в 1914 г. в мировую войну привело к сокращению финансовых поступлений миссии в Китае. Старые накопления были потрачены на помощь армии, весь капитал миссии, около миллиона золотых рублей, был размещен в военных займах. Кроме того, члены миссии с 1 сентября 1914 г. взяли обязательство отчислять по 5% своего содержания на помощь больным и раненым солдатам. А в 1917 г., в связи с инфляцией, аннулированием военных займов и прекращением поступлений из России Пекинская миссия оказалась на гране банкротства. Епископу Иннокентию (Фигуровскому) удалось не допустить финансового краха, но бюджет был коренным образом пересмотрен. В 1919 г. в Китае были закрыты все миссионерские станы, для погашения долгов пришлось продать имущество миссии в г. Дальнем. Финансовые и материальные средства, сохранившиеся в миссии, были мобилизованы на поддержку беженцев из России.

В мае 1917 г. Иннокентий (Фигуровский) писал: "Что-то неладное творится в нашей Русской Церкви. Церковные реформаторы хотят обновить церковную жизнь на канонических началах, и в то же время не желают даже заглянуть в Книгу Правил"39. Мнение главы Пекинской миссии, возведенного в марте 1918 г. в архиепископы, в высших церковных кругах всегда было достаточно весомым. Например, в день получения известия о смерти патриарха Тихона Архиерейским Синодом слушалось письмо архиепископа Иннокентия (написанное ранее) с предложением митрополиту Антонию (Храповицкому) возглавить РПЦ в качестве заместителя патриарха, так как патриарх Тихон лишен всякой свободы.

Не признав Советской власти, Иннокентий (Фигуровский) стал одним из лидеров русской эмиграции. Российская духовная миссия в Китае на основании постановления патриарха Тихона и Высшего Церковного Совета от 7 (20) ноября 1920 г. перешла во временное подчинение Зарубежному Архиерейскому Синоду. В 1922 г. определением Зарубежного Синода была образована новая епархия - Пекинская и Китайская. В 1928 г. владыка Иннокентий (Фигуровский) был удостоен сана митрополита, и Пекинская миссия продолжала активно работать по всему Китаю.

В первые послереволюционные годы многие беженцы нашли приют у епископа Иннокентия. Бывший председатель Совета министров Сибирского правительства П. В. Вологодский был принят юрисконсультом Российской духовной миссии в Пекине, бывший министр правительства А. В. Колчака И. И. Серебренников стал заведовать принадлежавшей Пекинской духовной миссии типографией "Восточное обозрение". Тогда же началась служба в Пекинской миссии будущего последнего главы Российской духовной миссии в Пекине архиепископа Виктора (Святина), ставшего в начале 1921 г. послушником Успенского монастыря в Пекине. Епископ Иннокентий (Фигуровский) отправил иеромонаха Виктора во Владивосток на учебу в Восточный институт, но вскоре тот вернулся и весной 1922 г. был назначен настоятелем Покровской церкви в Тяньцзине.

В Пекине после революции остались жить ближайшие родственники Иннокентия (Фигуровского): семья умершего родного брата Павла Аполлоновича Фигуровского. В дневнике А. Н. Серебренниковой отмечается: "9 января. Мы с мужем сделали визит родственникам начальника миссии, архиепископа Иннокентия Фигуровского. Это целая семья: мать (вдова брата владыки Иннокентия, о. Павла), две дочери и сын. Приняли нас очень радушно, угощали чаем, шоколадом. Матушка Фигуровская - славная, чисто русская старушка. Из дочерей одна Клавдия по манерам и разговору напоминает иностранку. Другая, Ольга, - попроще. Сын, Иннокентий, рослый, высокий юноша, отлично говорит по-английски и по-китайски. Я от души позавидовала ему в этом. Все они - сибиряки родом"40.

Новое Советское правительство заявило свои права на имущество Российской духовной миссии в Китае. В одной из Деклараций, подписанных одновременно с подписанием в мае 1924 г. "Соглашения об общих принципах для урегулирования вопросов между СССР и КР", заявлялось: "в отношении сооружений и земельной собственности русских православных миссий подразумевается, что таковые принадлежат правительству Союза ССР... Китайское правительство примет все меры для возможно немедленной передачи их, в соответствии с законами и правилами"41. Но епископ Иннокентий оспорил советско-китайское соглашение, доказав китайским властям, что правопреемником церкви на владение имуществом не может являться атеистическое государство. Во многом лидерские позиции архиепископа были обеспечены его личностными качествами. Современники так характеризовали Иннокентия (Фигуровского): "Трибун по умению внушать свои мысли, ученый по знаниям и богатырь по внешнему виду он сразу же умел располагать к себе слушателям"; "обладающий чарующей наружностью и довольно недюжинным даром слова"; "высокого роста, величественной осанки, с умным, глубоко проникновенным, энергичным властным взором лучистых глаз, владыка производит на окружающих впечатление архипастыря с железной волей, архипастыря деятельного, строгого, но справедливого"42.

В новых исторических условиях Иннокентий (Фигуровский) стал противником политики заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), требовавшего с 1927 г. лояльности духовенства к советской власти. Он жестко критиковал тех представителей высшего духовенства, кто не занял твердой и последовательной позиции. Например, в газете "Царский вестник" в 1930 г. было опубликовано "Открытое письмо Китайского и Пекинского митрополита Иннокентия Епископу Нестору", в котором говорилось: "Не пытайтесь обманывать себя и других словесами лукавствия. Признавать митрополита Сергия своим главою - не значит ли это исполнять все его распоряжения, следовать по тому пути, по которому он сам идет? Быть лояльным к большевикам, отказаться от всякой активной с ними борьбы, чего требует митрополит Сергий от всех признающих его, - не есть ли это отречение от Христа, приятие той печати антихристовой, о которой говорит Св. Евангелист Иоанн Богослов в своем Откровении? ...Не мне судить Вас. Судья Вам Христос. Ему дадите ответ... Я хочу верить, что Вы не стремитесь захватить Харбинскую епархию. Но почему Вы не возвращаетесь в свою епархию, коль скоро Вы признали митрополита Нижегородского Сергия своим Первоиерархом? Этого требуют от Вас как церковные законы, так и благо Камчатской епархии"43.

Твердый характер помогал начальнику миссии пережить минуты отчаянья, о каковых можно судить, например, по такому воззванию Иннокентия: "Православные китайцы... Но к сожалению ото всюду и от всех я до сих пор встречаю одно недоверие и даже прямое противодействие. Для меня не секрет, что Вы радуетесь, когда мои благие предприятия не удаются. Вы видите, как негодные люди из вашей же среды тащат из миссионерских огородов и сада, похищают миссионерское добро... Вы смотрите на меня, как на чужого для Вас человека, и если бы не материальная зависимость, то Вы давно бы отвернулись от меня... ищите себе заработки на стороне и не смейте обращаться ко мне с Вашими материальными нуждами. Детей своих пристраивайте в другие школы. С каждым месяцем я буду сокращать расходы и доведу Миссию до того состояния, в каком я застал ее при моем вступлении в управление"44.

Не все русские эмигранты в Китае находили общий язык с главой Пекинской миссии. Известный представитель русской эмиграции Серебренников писал: "Не могу не вспомнить здесь также о том, как несколько лет тому назад покойный митрополит Пекинский привлек к китайскому суду главу русской эмиграции на Дальнем Востоке генерала Д. Л. Хорвата по обвинению не более, не менее как в мошенничестве..."45. Бескомпромиссность епископа Пекинского по принципиальным вопросам вошла в историю, но Иннокентий умел прощать и договариваться, например, в 1931 г. один из его главных оппонентов - епископ Нестор (Анисимов) писал епископу Симону (Виноградову): "Я безгранично счастлив, что мы с Владыкой Иннокентием расстались в полном мире и в братской Христовой любви, выше которой ничего на свете нет"46.

Митрополит Иннокентий (Фигуровский) умер 28 июня 1931 г. и был погребен в склепе церкви "Всех святых мучеников". Современники писали в память о нем: "Сколько крупных исторических событий прошло перед мудрым, спокойным взором этого замкнутого, вдумчивого, наблюдательного "церковного посланника" России в Пекине. Сколько "контраверз" возникало между архиерейским Бей-гуаном и царскими дипломатами Российского посольства в Китае еще в те дальние времена, когда пылало Боксерское восстание 1900 г. ... Аскет-теоретик, владыка Иннокентий был практиком в повседневной, творческой миссийской работе. Он создавал капитальный русско-китайский словарь, завершил перевод богослужебных книг на китайский язык и широко развил миссийское хозяйство в Бей-гуане... Царская Россия безвозвратно ушла с исторической сцены, угас Святейший Синод в Санкт-Петербурге, иссякла материальная поддержка, а Российская Духовная Миссия все еще держалась и держится - умом, волей и энергией Митрополита Иннокентия и всех ныне здравствующих членов Миссии... Многим насельникам Миссии, особливо семейным, не нравилась иногда скромная пища в Бей-гуане (бесплатная), рассчитанная на трапезу монахов-миссионеров, ехавших в Китай трудиться, а не отдыхать. Не нравились строгие монастырские порядки Миссии и суровые, непримиримые взгляды владыки Иннокентия, не признававшего "легких" разводов, нарушающих таинство брака, не допускавшего светской "романтики" за высокой монастырской стеной. Чуждый всякого китайского компромисса, неподкупный, стойкий и непреклонный, владыка Иннокентий никому не льстил и сам не искал похвал. В старинном мандаринском Пекине, городе вкрадчивых, изысканно-льстивых и лукавых дипломатов, где веками у трона богдыхана вели политическую интригу дальновидные зловредные легаты папского Ватикана, одинок был сибирский богатырь, ученый монах-аскет Митрополит Иннокентий, ныне отошедший в селения праведных"47.

Примечания

1. Российская Национальная библиотека. Отдел рукописей (РНБ ОР), ф. 1457. Митрополит Виктор (Святин), д. 6, л. 2.

2. Все даты даются в оригинале, то есть по действовавшему на тот момент календарю.

3. Государственный архив Красноярского края (ГАКК), ф. 819 (Енисейское духовное правление), оп. 1, д. 682, л. Зоб.

4. Енисейские Епархиальные Ведомости. 1886, N1, с. 15.

5. Дневник Касьянова Василия Дмитриевича, протоиерея Красноярского Кафедрального собора. Красноярский краеведческий музей (ККМ), О/ф 9132 / ПИ(р) 493, с. 2998.

6. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 796 (Канцелярия Синода), оп. 177, д. 3351, л. 1.

7. РГИА, ф. 796, оп. 177, д. 3351, л. 4.

8. РНБ ОР, ф. 1457, д. 210, л. 23.

9. Дневники святого Николая Японского. Т. 3. СПб. 2004, с. 504, 592, 594.

10. Там же, с. 592 - 593.

11. ФЕОДОСИЙ (ПЕРЕВАЛОВ). Российская Духовная Миссия в Корее (1900 - 1925). История Российской Духовной Миссии в Корее. М. 1999, с. 195.

12. КОРСАКОВ В. В. Пекинские события. СПб. 1901, с. 183.

13. ФЕОДОСИЙ (ПЕРЕВАЛОВ). Ук. соч., с. 195.

14. СПЕШНЕВА К. Н. Погибшие за веру. Православие на Дальнем Востоке. СПб. 2004, с. 68 - 69.

15. ПОЗДНЯЕВ ДИОНИСИЙ. Церковь на крови мучеников. Китайский благовестник. 2000, N1, с. 24 - 25.

16. Архив внешней политики Российской Империи (АВПРИ), ф. 143 (Китайский стол), д. 172, л. 2.

17. Китайский Благовестник. 1910, N8, с. 7.

18. АВПРИ, ф. 143, д. 172, л. 32.

19. Там же, л. 2.

20. Там же, л. 32.

21. РГИА, ф. 796, оп. 184, д. 5210, л. 6.

22. РНБ ОР, ф. 590, д. 112, л. 398.

23. Известия Братства Православной Церкви в Китае. 1904, N1, с. 3.

24. Там же, N5, с. 2.

25. КЕПИНГ К. Б. Храм Всех Святых Мучеников в Бэй-гуане. Православие на Дальнем Востоке. СПб. 2001, с. 16 - 117.

26. Известия Братства Православной Церкви в Китае. 1908, N23 - 24, с. 17.

27. ЦЫБИКОВ Г. Ц. Избранные труды. Т. 2. Новосибирск. 1991, с. 115 - 116.

28. Китайский Благовестник. 1910, N8, с. 25.

29. ИННОКЕНТИЙ (ФИГУРОВСКИЙ). Полный китайско-русский словарь. Пекин. 1909.

30. Китайский Благовестник. 1909, N1, с. 19.

31. ИННОКЕНТИЙ (ФИГУРОВСКИЙ). Карманный китайско-русский словарь. Пекин. 1914.

32. Русские православные иерархи с 1893 по 1965 годы. Куйбышев. 1986, с. 264.

33. РНБ ОР, ф. 590, д. 112, л. 293.

34. Архив Востоковедов Института восточных рукописей РАН (АВ ИВР РАН), ф. 153, оп. 1, д. 2, л. 17.

35. СПЕШНЕВА К. Н. Ук. соч., с. 70.

36. АВ ИВР РАН, ф. I, оп. 1, д. 854, л. 17 - 18.

37. АНДРЕЕВА С. Г. Политические события начала XX в. в Китае и судьба Российской (православной) духовной миссии в Пекине. Общество и государство в Китае: XXXVI научная конференция. М. 2006, с. 98.

38. Китайский Благовестник. 1914, N5 - 6.

39. Там же. 1917, N6.

40. Китай и русская эмиграция в дневниках И. И. и А. Н. Серебренниковых. Т. I. M. 2006, с. 94.

41. Советско-китайские отношения. 1917 - 1957. Сб. док. М. 1959, с. 86.

42. НОЖИН Е. К. Христианство в Китае. - Историческая Летопись. 1914, N1.

43. Вернувшийся домой: жизнеописание и сборник трудов митрополита Нестора (Анисимова). Т. 1. М. 2005, с. 52 - 53.

44. РНБ ОР, ф. 1457, д. 232.

45. Китай и русская эмиграция в дневниках И. И. и А. Н. Серебренниковых, с. 187.

46. Вернувшийся домой..., с. 55.

47. РНБ ОР, ф. 1457, д. 6, л. 3 - 4.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Моллеров Н.М. Революционные события и Гражданская война в «урянхайском измерении» (1917-1921 гг.) //Великая революция и Гражданская война в России в «восточном измерении»: (Коллективная монография). М.: ИВ РАН, 2020. С. 232-258.
      Автор: Военкомуезд
      Н.М. Моллеров (Кызыл)
      Революционные события и Гражданская война в «урянхайском измерении» (1917-1921 гг.)
      Синьхайская революция в Китае привела в 1911-1912 гг. к свержению Цинской династии и отпадению от государства сначала Внешней Монголии, а затем и Тувы. Внешняя Монголия, получив широкую автономию, вернулась в состав Китая в 1915 г., а Тува, принявшая покровительство России, стала полунезависимой территорией, которая накануне Октябрьской революции в России была близка к тому, чтобы стать частью Российской империи. Но последний шаг – принятие тувинцами российского подданства – сделан не был [1].
      В целом можно отметить, что в условиях российского протектората в Туве началось некоторое экономическое оживление. Этому способствовали освобождение от албана (имперского налога) и долгов Китаю, сравнительно высокие урожаи сельскохозяйственных культур, воздействие на тувинскую, в основном натуральную, экономику рыночных отношений, улучшение транспортных условий и т. п. Шло расширение русско-тувинских торговых связей. Принимались меры по снижению цен на ввозимые товары. Укреплялась экономическая связь Тувы с соседними сибирскими районами, особенно с Минусинским краем. Все /232/ это не подтверждает господствовавшее в советском тувиноведении мнение об ухудшении в Туве экономической ситуации накануне революционных событий 1917-1921 гг. Напротив, социально-политическая и экономическая ситуация в Туве в 1914-1917 гг., по сравнению с предшествующим десятилетием, заметно улучшилась. Она была в целом стабильной и имела положительную динамику развития. По каналам политических, экономических и культурных связей Тува (особенно ее русское население) была прочно втянута в орбиту разностороннего влияния России [2].
      Обострение социально-политического положения в крае с 1917 г. стало главным образом результатом влияния революционных событий в России. В конце 1917 г. в центральных районах Тувы среди русского населения развернулась борьба местных большевиков и их сторонников за передачу власти в крае Советам. Противоборствующие стороны пытались привлечь на свою сторону тувинцев, однако сделать этого им не удалось. Вскоре краевая Советская власть признала и в договорном порядке закрепила право тушинского народа на самоопределение. Заключение договора о самоопределении, взаимопомощи и дружбе от 16 июня 1918 г. позволяло большевикам рассчитывать на массовую поддержку тувинцев в сохранении Советской власти в крае, но, как показали последующие события, эти надежды во многом не оправдались.
      Охватившая Россию Гражданская война в 1918 г. распространилась и на Туву. Пришедшее к власти летом 1918 г. Сибирское Временное правительство и его новый краевой орган в Туве аннулировали право тувинцев на самостоятельное развитие и проводили жесткую и непопулярную национальную политику. В комплексе внешнеполитических задач Советского государства «важное место отводилось подрыву и разрушению колониальной периферии (“тыла”) империализма с помощью национально-освободительных революций» [3]. Китай, Монголия и Тува представляли собой в этом плане широкое поле деятельности для революционной работы большевиков. Вместе с тем нельзя сказать, что первые шаги НКИД РСФСР в отношении названных стран отличались продуманностью и эффективностью. В первую очередь это касается опрометчивого заявления об отмене пакета «восточных» договоров царского правительства. Жертвой такой политики на китайско-монгольско-урянхайском направлении стала «кяхтинская система» /233/ (соглашения 1913-1915 гг.), гарантировавшая автономный статус Внешней Монголии. Ее подрыв также сделал уязвимым для внешней агрессии бывший российский протекторат – Урянхайский край.
      Китай и Япония поначалу придерживались прежних договоров, но уже в 1918 г. договорились об участии Китая в военной интервенции против Советской России. В соответствии с заключенными соглашениями, «китайские милитаристы обязались ввести свои войска в автономную Внешнюю Монголию и, опираясь на нее, начать наступление, ...чтобы отрезать Дальний Восток от Советской России» [4]. В сентябре 1918 г. в Ургу вступил отряд чахар (одного из племен Внутренней Монголии) численностью в 500 человек. Вслед за китайской оккупацией Монголии в Туву были введены монгольский и китайский военные отряды. Это дало толчок заранее подготовленному вооруженному выступлению тувинцев в долине р. Хемчик. В январе 1919 г. Ян Ши-чао был назначен «специальным комиссаром Китайской республики по Урянхайским делам» [5]. В Туве его активно поддержали хемчикские нойоны Монгуш Буян-Бадыргы [6] и Куулар Чимба [7]. В начальный период иностранной оккупации в Туве начались массовые погромы российских поселенцев (русских, хакасов, татар и др.), которые на время прекратились с приходом в край по Усинскому тракту партизанской армии А. Д. Кравченко и П.Е. Щетинкина (июль – сентябрь 1919 г.).
      Прибытие в край довольно сильной партизанской группировки насторожило монгольских и китайских интервентов. 18 июля 1919 г. партизаны захватили Белоцарск (ныне Кызыл). Монгольский отряд занял нейтральную позицию. Китайский оккупационный отряд находился далеко на западе. Партизан преследовал большой карательный отряд под командованием есаула Г. К. Болотова. В конце августа 1919г. он вступил на территорию Тувы и 29 августа занял Кызыл. Партизаны провели ложное отступление и в ночь на 30 августа обрушились на белогвардейцев. Охватив город полукольцом, они прижали их к реке. В ходе ожесточенного боя бологовцы были полностью разгромлены. Большая их часть утонула в водах Енисея. Лишь две сотни белогвардейцев спаслись. Общие потери белых в живой силе составили 1500 убитых. Три сотни принудительно мобилизованных новобранцев, не желая воевать, сдались в плен. Белоцарский бой был самым крупным и кровопролитным сражением за весь период Гражданской войны /234/ в Туве. Пополнившись продовольствием, трофейными боеприпасами, оружием и живой силой, сибирские партизаны вернулись в Минусинский край, где продолжили войну с колчаковцами. Тува вновь оказалась во власти интервентов.
      Для монголов, как разделенной нации, большое значение имел лозунг «собирания» монгольских племен и территорий в одно государство. Возникнув в 1911 г. как национальное движение, панмонголизм с тех пор последовательно и настойчиво ставил своей целью присоединение Тувы к Монголии. Объявленный царским правительством протекторат над Тувой монголы никогда не считали непреодолимым препятствием для этого. Теперь же, после отказа Советской России от прежних договоров, и вовсе действовали открыто. После ухода из Тувы партизанской армии А.Д. Кравченко и П.Е.Щетинкина в начале сентября 1919 г. монголы установили здесь военно-оккупационный режим и осуществляли фактическую власть, В ее осуществлении они опирались на авторитет амбын-нойона Тувы Соднам-Бальчира [8] и правителей Салчакского и Тоджинского хошунов. Монголы притесняли и облагали поборами русское и тувинское население, закрывали глаза на погромы русских населенных пунктов местным бандитствующим элементом. Вопиющим нарушением международного права было выдвижение монгольским командованием жесткого требования о депортации русского населения с левобережья Енисея на правый берег в течение 45 дней. Только ценой унижений и обещаний принять монгольское подданство выборным (делегатам) от населения русских поселков удалось добиться отсрочки исполнения этого приказа.
      Советское правительство в июне 1919 г. направило обращение к правительству автономной Монголии и монгольскому народу, в котором подчеркивало, что «в отмену соглашения 1913 г. Монголия, как независимая страна, имеет право непосредственно сноситься со всеми другими народами без всякой опеки со стороны Пекина и Петрограда» [9]. В документе совершенно не учитывалось, что, лишившись в лице российского государства покровителя, Монголия, а затем и Тува уже стали объектами для вмешательства со стороны Китая и стоявшей за ним Японии (члена Антанты), что сама Монголия возобновила попытки присоединить к себе Туву.
      В октябре 1919г. китайским правительством в Ургу был направлен генерал Сюй Шучжэн с военным отрядом, который аннулировал трех-/235/-стороннюю конвенцию от 7 июня 1913 г. о предоставлении автономного статуса Монголии [10]. После упразднения автономии Внешней Монголии монгольский отряд в Туве перешел в подчинение китайского комиссара. Вскоре после этого была предпринята попытка захватить в пределах Советской России с. Усинское. На территории бывшего российского протектората Тувы недалеко от этого района были уничтожены пос. Гагуль и ряд заимок в верховьях р. Уюк. Проживавшее там русское и хакасское население в большинстве своем было вырезано. В оккупированной китайским отрядом долине р. Улуг-Хем были стерты с лица земли все поселения проживавших там хакасов. Между тем Советская Россия, скованная Гражданской войной, помочь российским переселенцам в Туве ничем не могла.
      До 1920 г. внимание советского правительства было сконцентрировано на тех регионах Сибири и Дальнего Востока, где решалась судьба Гражданской войны. Тува к ним не принадлежала. Советская власть Енисейской губернии, как и царская в период протектората, продолжала формально числить Туву в своем ведении, не распространяя на нее свои действия. Так, в сводке Красноярской Губернской Чрезвычайной Комиссии за период с 14 марта по 1 апреля 1920 г. отмечалось, что «губерния разделена на 5 уездов: Красноярский, Ачинский, Канский, Енисейский и 3 края: Туруханский, Усинский и Урянхайский... Ввиду политической неопределенности Усинско-Урянхайского края, [к] формированию милиции еще не преступлено» [11].
      Только весной 1920 г. советское правительство вновь обратило внимание на острую обстановку в Урянхае. 16-18 мая 1920 г. в тувинском пос. Баян-Кол состоялись переговоры Ян Шичао и командира монгольского отряда Чамзрына (Жамцарано) с советским представителем А. И. Кашниковым [12], по итогам которых Тува признавалась нейтральной зоной, а в русских поселках края допускалась организация ревкомов. Но достигнутые договоренности на уровне правительств Китая и Советской России закреплены не были, так и оставшись на бумаге. Анализируя создавшуюся в Туве ситуацию, А. И. Кашников пришел к мысли, что решить острый «урянхайский вопрос» раз и навсегда может только создание ту винского государства. Он был не единственным советским деятелем, который так думал. Но, забегая вперед, отметим: дальнейшие события показали, что и после создания тувинского го-/236/-сударства в 1921 г. этот вопрос на протяжении двух десятилетий продолжал оставаться предметом дипломатических переговоров СССР с Монголией и Китаем.
      В конце июля 1920 г., в связи с поражением прояпонской партии в Китае и усилением освободительного движения в Монголии, монгольский отряд оставил Туву. Но его уход свидетельствовал не об отказе панмонголистов от присоединения Тувы, а о смене способа достижения цели, о переводе его в плоскость дипломатических переговоров с Советской Россией. Глава делегации монгольских революционеров С. Данзан во время переговоров 17 августа 1920 г. в Иркутске с уполномоченным по иностранным делам в Сибири и на Дальнем Востоке Ф. И. Талоном интересовался позицией Советской России по «урянхайскому вопросу» [13]. В Москве в беседах монгольских представителей с Г. В. Чичериным этот вопрос ставился вновь. Учитывая, что будущее самой Монголии, ввиду позиции Китая еще неясно, глава НКИД обдумывал иную формулу отношений сторон к «урянхайскому вопросу», ставя его в зависимость от решения «монгольского вопроса» [14].
      Большинство деятелей Коминтерна, рассматривая Китай в качестве перспективной зоны распространения мировой революции, исходили из необходимости всемерно усиливать влияние МНРП на Внутреннюю Монголию и Баргу, а через них – на революционное движение в Китае. С этой целью объединение всех монгольских племен (к которым, без учета тюркского происхождения, относились и тувинцы) признавалось целесообразным [15]. Меньшая часть руководства Коминтерна уже тогда считала, что панмонголизм создавал внутреннюю угрозу революционному единству в Китае [16].
      Вопросами текущей политики по отношению к Туве также занимались общесибирские органы власти. Характеризуя компетентность Сиббюро ЦК РКП (б) и Сибревкома в восточной политике, уполномоченный НКИД в Сибири и на Дальнем Востоке Ф. И. Гапон отмечал: «Взаимосплетение интересов Востока, с одной стороны, и Советской России, с другой, так сложно, что на тонкость, умелость революционной работы должно быть обращено особое внимание. Солидной постановке этого дела партийными центрами Сибири не только не уделяется внимания, но в практической плоскости этот вопрос вообще не ставится» [17]. Справедливость этого высказывания находит подтверждение /237/ в практической деятельности Сиббюро ЦК РКП (б) и Сибревкома, позиция которых в «урянхайском вопросе» основывалась не на учете ситуации в регионе, а на общих указаниях Дальневосточного Секретариата Коминтерна (далее – ДВСКИ).
      Ян Шичао, исходя из политики непризнания Китайской Республикой Советской России, пытаясь упрочить свое пошатнувшееся положение из-за революционных событий в Монголии, стал добиваться от русских колонистов замены поселковых советов одним выборным лицом с функциями сельского старосты. Вокруг китайского штаба концентрировались белогвардейцы и часть тувинских нойонов. Раньше царская Россия была соперницей Китая в Туве, но китайский комиссар в своем отношении к белогвардейцам руководствовался принципом «меньшего зла» и намерением ослабить здесь «красных» как наиболее опасного соперника.
      В августе 1920 г. в ранге Особоуполномоченного по делам Урянхайского края и Усинского пограничного округа в Туву был направлен И. Г. Сафьянов [18]. На него возлагалась задача защиты «интересов русских поселенцев в Урянхае и установление дружественных отношений как с местным коренным населением Урянхая, так и с соседней с ним Монголией» [19]. Решением президиума Енисейского губкома РКП (б) И. Г. Сафьянову предписывалось «самое бережное отношение к сойотам (т.е. к тувинцам. – Н.М.) и самое вдумчивое и разумное поведение в отношении монголов и китайских властей» [20]. Практические шаги по решению этих задач он предпринимал, руководствуясь постановлением ВЦИК РСФСР, согласно которому Тува к числу регионов Советской России отнесена не была [21].
      По прибытии в Туву И. Г. Сафьянов вступил в переписку с китайским комиссаром. В письме от 31 августа 1920 г. он уведомил Ян Шичао о своем назначении и предложил ему «по всем делам Усинского Пограничного Округа, а также ... затрагивающим интересы русского населения, проживающего в Урянхае», обращаться к нему. Для выяснения «дальнейших взаимоотношений» он попросил назначить время и место встречи [22]. Что касается Ян Шичао, то появление в Туве советского представителя, ввиду отсутствия дипломатических отношений между Советской Россией и Китаем, было им воспринято настороженно. Этим во многом объясняется избранная Ян Шичао /238/ тактика: вести дипломатическую переписку, уклоняясь под разными предлогами от встреч и переговоров.
      Сиббюро ЦК РКП (б) в документе «Об условиях, постановке и задачах революционной работы на Дальнем Востоке» от 16 сентября 1920 г. определило: «...пока край не занят китайскими войсками (видимо, отряд Ян Шичао в качестве серьезной силы не воспринимался. – Н.М.), ...должны быть приняты немедленно же меры по установлению тесного контакта с урянхами и изоляции их от китайцев» [23]. Далее говорилось о том, что «край будет присоединен к Монголии», в которой «урянхайцам должна быть предоставлена полная свобода самоуправления... [и] немедленно убраны русские административные учреждения по управлению краем» [24]. Центральным пунктом данного документа, несомненно, было указание на незамедлительное принятие мер по установлению связей с тувинцами и изоляции их от китайцев. Мнение тувинцев по вопросу о вхождении (невхождении) в состав Монголии совершенно не учитывалось. Намерение упразднить в Туве русскую краевую власть (царскую или колчаковскую) запоздало, поскольку ее там давно уже не было, а восстанавливаемые советы свою юрисдикцию на тувинское население не распространяли. Этот план Сиббюро был одобрен Политбюро ЦК РКП (б) и долгое время определял политику Советского государства в отношении Урянхайского края и русской крестьянской колонии в нем.
      18 сентября 1920 г. Ян Шичао на первое письмо И. Г. Сафьянова ответил, что его назначением доволен, и принес свои извинения в связи с тем, что вынужден отказаться от переговоров по делам Уряпхая, как подлежащим исключительному ведению правительства [25]. На это И. Г. Сафьянов в письме от 23 сентября 1921 г. пояснил, что он переговоры межгосударственного уровня не предлагает, а собирается «поговорить по вопросам чисто местного характера». «Являясь представителем РСФСР, гражданами которой пожелало быть и все русское население в Урянхае, – пояснил он, – я должен встать на защиту его интересов...» Далее он сообщил, что с целью наладить «добрососедские отношения с урянхами» решил пригласить их представителей на съезд «и вместе с ними обсудить все вопросы, касающиеся обеих народностей в их совместной жизни» [26], и предложил Ян Шичао принять участие в переговорах. /239/
      Одновременно И. Г. Сафьянов отправил еще два официальных письма. В письме тувинскому нойону Даа хошуна Буяну-Бадыргы он сообщил, что направлен в Туву в качестве представителя РСФСР «для защиты интересов русского населения Урянхая» и для переговоров с ним и другими представителями тувинского народа «о дальнейшей совместной жизни». Он уведомил нойона, что «для выяснения создавшегося положения» провел съезд русского населения, а теперь предлагал созвать тувинский съезд [27]. Второе письмо И. Г. Сафьянов направил в Сибревком (Омск). В нем говорилось о политическом положении в Туве, в частности об избрании на X съезде русского населения (16-20 сентября) краевой Советской власти, начале работы по выборам поселковых советов и доброжелательном отношении к проводимой работе тувинского населения. Монгольский отряд, писал он, покинул Туву, а китайский – ограничивает свое влияние районом торговли китайских купцов – долиной р. Хемчик [28].
      28 сентября 1920 г. Енгубревком РКП (б) на своем заседании заслушал доклад о ситуации в Туве. В принятой по нему резолюции говорилось: «Отношение к Сафьянову со стороны сойотов очень хорошее. Линия поведения, намеченная Сафьяновым, следующая: организовать, объединить местные Ревкомы, создать руководящий орган “Краевую власть” по образцу буферного государства»[29]. В протоколе заседания также отмечалось: «Отношения между урянхами и монголами – с одной стороны, китайцами – с другой, неприязненные и, опираясь на эти неприязненные отношения, можно было бы путем организации русского населения вокруг идеи Сов[етской] власти вышибить влияние китайское из Урянхайского края» [30].
      В телеграфном ответе на письмо И.Г. Сафьянова председатель Сиббюро ЦК РКП (б) и Сибревкома И. Н. Смирнов [31] 2 октября 1920 г. сообщил, что «Сиббюро имело суждение об Урянхайском крае» и вынесло решение: «Советская Россия не намерена и не делает никаких шагов к обязательному присоединению к себе Урянхайского края». Но так как он граничит с Монголией, то, с учетом созданных в русской колонии советов, «может и должен служить проводником освободительных идей в Монголии и Китае». В связи с этим, сообщал И. Н. Смирнов, декреты Советской России здесь не должны иметь обязательной силы, хотя организация власти по типу советов, «как агитация действием», /240/ желательна. В практической работе он предписывал пока «ограничиться» двумя направлениями: культурно-просветительным и торговым [32]. Как видно из ответа. Сиббюро ЦК РКП (б) настраивало сторонников Советской власти в Туве на кропотливую революционную культурно-просветительную работу. Учитывая заграничное положение Тувы (пока с неясным статусом) и задачи колонистов по ведению революционной агитации в отношении к Монголии и Китаю, от санкционирования решений краевого съезда оно уклонилось. Напротив, чтобы отвести от Советской России обвинения со стороны других государств в продолжение колониальной политики, русской колонии было предложено не считать декреты Советской власти для себя обязательными. В этом прослеживается попытка вполне оправдавшую себя с Дальневосточной Республикой (ДВР) «буферную» тактику применить в Туве, где она не являлась ни актуальной, ни эффективной. О том, как И.Г. Сафьянову держаться в отношении китайского военного отряда в Туве, Сиббюро ЦК РКП (б) никаких инструкций не давало, видимо полагая, что на месте виднее.
      5 октября 1920 г. И. Г. Сафьянов уведомил Ян Шичао, что урянхайский съезд созывается 25 октября 1920 г. в местности Суг-Бажи, но из полученного ответа убедился, что китайский комиссар контактов по-прежнему избегает. В письме от 18 октября 1920 г. И. Г. Сафьянов вновь указал на крайнюю необходимость переговоров, теперь уже по назревшему вопросу о недопустимом поведении китайских солдат в русских поселках. Дело в том, что 14 октября 1920 г. они застрелили председателя Атамановского сельсовета А. Сниткина и арестовали двух русских граждан, отказавшихся выполнить их незаконные требования. В ответ на это местная поселковая власть арестовала трех китайских солдат, творивших бесчинства и произвол. «Как видите, дело зашло слишком далеко, – писал И. Г. Сафьянов, – и я еще раз обращаюсь к Вам с предложением возможно скорее приехать сюда, чтобы совместно со мной обсудить и разобрать это печальное и неприятное происшествие. Предупреждаю, что если Вы и сейчас уклонитесь от переговоров и откажитесь приехать, то я вынужден буду прервать с Вами всякие сношения, сообщить об этом нашему Правительству, и затем приму соответствующие меры к охране русских поселков и вообще к охране наших интересов в Урянхае». Сафьянов также предлагал /241/ во время встречи обменяться арестованными пленными [33]. В течение октября между китайским и советским представителями в Туве велась переписка по инциденту в Атамановке. Письмом от 26 октября 1920 г. Ян Шичао уже в который раз. ссылаясь на нездоровье, от встречи уклонился и предложил ограничиться обменом пленными [34]. Между тем начатая И.Г. Сафьяновым переписка с тувинскими нойонами не могла не вызвать беспокойства китайского комиссара. Он, в свою очередь, оказал давление на тувинских правителей и сорвал созыв намеченного съезда.
      Из вышеизложенного явствует, что китайский комиссар Ян Шичао всеми силами пытался удержаться в Туве. Революционное правительство Монголии поставило перед Советским правительством вопрос о включении Тувы в состав Внешней Монголии. НКИД РСФСР, учитывая в первую очередь «китайский фактор» как наиболее весомый, занимал по нему' нейтрально-осторожную линию. Большинство деятелей Коминтерна и общесибирские партийные и советские органы в своих решениях по Туве, как правило, исходили из целесообразности ее объединения с революционной Монголией. Практические шаги И.Г. Сафьянова, представлявшего в то время в Туве Сибревком и Сиббюро ЦК РКП (б), были направлены на вовлечение представителя Китая в Туве в переговорный процесс о судьбе края и его населения, установление с той же целью контактов с влиятельными фигурами тувинского общества и местными советскими активистами. Однако китайский комиссар и находившиеся под его влиянием тувинские нойоны от встреч и обсуждений данной проблемы под разными предлогами уклонялись.
      Концентрация антисоветских сил вокруг китайского штаба все более усиливалась. В конце октября 1920 г. отряд белогвардейцев корнета С.И. Шмакова перерезал дорогу, соединяющую Туву с Усинским краем. Водный путь вниз по Енисею в направлении на Минусинск хорошо простреливался с левого берега. Местные партизаны и сотрудники советского представительства в Туве оказались в окружении. Ситуация для них становилась все более напряженной [35]. 28 октября 1920 г. И. Г. Сафьянов решил в сопровождении охраны выехать в местность Оттук-Даш, куда из района Шагаан-Арыга выдвинулся китайский отряд под командованием Линчана и, как ожидалось, должен был прибыть Ян Шичао. Но переговоры не состоялись. /242/
      На рассвете 29 октября 1920 г. китайские солдаты и мобилизованные тувинцы окружили советскую делегацию. Против 75 красноармейцев охраны выступил многочисленный и прекрасно вооруженный отряд. В течение целого дня шла перестрелка. Лишь с наступлением темноты окруженным удалось прорвать кольцо и отступить в Атамановку. В этом бою охрана И. Г. Сафьянова потеряла несколько человек убитыми, а китайско-тувинский отряд понес серьезные потери (до 300 человек убитыми и ранеными) и отступил на место прежней дислокации. Попытка Ян Шичао обеспечить себе в Туве безраздельное господство провалилась [36].
      Инцидент на Оттук-Даше стал поворотным пунктом в политической жизни Тувы. Неудача китайцев окончательно подорвала их авторитет среди коренного населения края и лишила поддержки немногих, хотя и влиятельных, сторонников из числа хемчикских нойонов. Непозволительное в международной практике нападение на дипломатического представителя (в данном случае – РСФСР), совершенное китайской стороной, а также исходящая из китайского лагеря угроза уничтожения населенных пунктов русской колонии дали Советской России законный повод для ввода на территорию Тувы военных частей.
      И.Г. Сафьянов поначалу допускал присоединение Тувы к Советской России. Он считал, что этот шаг «не создаст... никакого осложнения в наших отношениях с Китаем и Монголией, где сейчас с новой силой загорается революционный пожар, где занятые собственной борьбой очень мало думают об ограблении Урянхая…» [37]. Теперь, когда вопрос о вводе в Туву советских войск стоял особенно остро, он, не колеблясь, поставил его перед Енгубкомом и Сибревкомом. 13 ноября 1920 г. И.Г. Сафьянов направил в Омск телеграмму: «Белые банды, выгоняемые из северной Монголии зимними холодами и голодом, намереваются захватить Урянхай. Шайки местных белобандитов, скрывающиеся в тайге, узнав это, вышли и грабят поселки, захватывают советских работников, терроризируют население. Всякая мирная работа парализована ими... Теперь положение еще более ухудшилось, русскому населению Урянхая, сочувствующему советской власти, грозит полное истребление. Требую от вас немедленной помощи. Необходимо сейчас же ввести в Урянхай регулярные отряды. Стоящие в Усинском войска боятся нарушения международных прав. Ничего /243/ они уже не нарушат. С другой стороны совершено нападение на вашего представителя...» [38]
      В тот же день председатель Сибревкома И.Н. Смирнов продиктовал по прямому проводу сообщение для В.И. Ленина (копия – Г.В. Чичерину), в котором обрисовал ситуацию в Туве. На основании данных, полученных от него 15 ноября 1920 г., Политбюро ЦК РКП (б) рассматривало вопрос о военной помощи Туве. Решение о вводе в край советских войск было принято, но выполнялось медленно. Еще в течение месяца И. Г. Сафьянову приходилось посылать тревожные сигналы в высокие советские и военные инстанции. В декабре 1920 г. в край был введен советский экспедиционный отряд в 300 штыков. В начале 1921 г. вошли и рассредоточились по населенным пунктам два батальона 190-го полка внутренней службы. В с. Усинском «в ближайшем резерве» был расквартирован Енисейский полк [39].
      Ввод советских войск крайне обеспокоил китайского комиссара в Туве. На его запрос от 31 декабря 1920 г. о причине их ввода в Туву И. Г. Сафьянов письменно ответил, что русским колонистам и тяготеющим к Советской России тувинцам грозит опасность «быть вырезанными» [40]. Он вновь предложил Ян Шичао провести в Белоцарске 15 января 1921 г. переговоры о дальнейшей судьбе Тувы. Но даже в такой ситуации китайский представитель предпочел избежать встречи [41].
      Еще в первых числах декабря 1920 г. в адрес командования военной части в с. Усинском пришло письмо от заведующего сумоном Маады Лопсан-Осура [42], в котором он сообщал: «Хотя вследствие недоразумения. .. вышла стычка на Оттук-Даше (напомним, что в ней на стороне китайцев участвовали мобилизованные тувинцы. – Н.М.), но отношения наши остались добрососедскими ... Если русские военные отряды не будут отведены на старые места, Ян Шичао намерен произвести дополнительную мобилизацию урянхов, которая для нас тяжела и нежелательна» [43]. Полученное сообщение 4 декабря 1920 г. было передано в высокие военные ведомства в Иркутске (Реввоенсовет 5-й армии), Омске, Чите и, по-видимому, повлияло на решение о дополнительном вводе советских войск в Туву. Тревожный сигнал достиг Москвы.
      На пленуме ЦК РКП (б), проходившем 4 января 1921 г. под председательством В. И. Ленина, вновь обсуждался вопрос «Об Урянхайском крае». Принятое на нем постановление гласило: «Признавая /244/ формальные права Китайской Республики над Урянхайским краем, принять меры для борьбы с находящимися там белогвардейскими каппелевскими отрядами и оказать содействие местному крестьянскому населению...» [44]. Вскоре в Туву были дополнительно введены подразделения 352 и 440 полков 5-й Красной Армии и направлены инструкторы в русские поселки для организации там ревкомов.
      Ян Шичао, приведший ситуацию в Туве к обострению, вскоре был отозван пекинским правительством, но прибывший на его место новый военный комиссар Ман Шани продолжал придерживаться союза с белогвардейцами. Вокруг его штаба, по сообщению от командования советской воинской части в с. Усинское от 1 февраля 1921 г., сосредоточились до 160 противников Советской власти [45]. А между тем захватом Урги Р.Ф.Унгерном фон Штернбергом в феврале 1921 г., изгнанием китайцев из Монголии их отряд в Туве был поставлен в условия изоляции, и шансы Китая закрепиться в крае стали ничтожно малыми.
      Повышение интереса Советской России к Туве было также связано с перемещением театра военных действий на территорию Монголии и постановкой «урянхайского вопроса» – теперь уже революционными панмонголистами и их сторонниками в России. 2 марта 1921 г. Б.З. Шумяцкий [46] с И.Н. Смирновым продиктовали по прямому проводу для Г.В. Чичерина записку, в которой внесли предложение включить в состав Монголии Урянхайский край (Туву). Они считали, что монгольской революционной партии это прибавит сил для осуществления переворота во всей Монголии. А Тува может «в любой момент ... пойти на отделение от Монголии, если ее международное положение станет складываться не в нашу пользу» [47]. По этому плану Тува должна была без учета воли тувинского народа войти в состав революционной Монголии. Механизм же ее выхода из монгольского государства на случай неудачного исхода революции в Китае продуман не был. Тем не менее, как показывают дальнейшие события в Туве и Монголии, соавторы этого плана получили на его реализацию «добро». Так, когда 13 марта 1921 г. в г. Троицкосавске было сформировано Временное народное правительство Монголии из семи человек, в его составе одно место было зарезервировано за Урянхаем [48].
      Барон Р.Ф.Унгерн фон Штернберг, укрепившись в Монголии, пытался превратить ее и соседний Урянхайский край в плацдарм для /245/ наступления на Советскую Россию. Между тем советское правительство, понимая это, вовсе не стремилось наводнить Туву войсками. С белогвардейскими отрядами успешно воевали главным образом местные русские партизаны, возглавляемые С.К. Кочетовым, а с китайцами – тувинские повстанцы, которые первое время руководствовались указаниями из Монголии. Позднее, в конце 1920-х гг., один из первых руководителей тувинского государства Куулар Дондук [49] вспоминал, что при Р.Ф.Унгерне фон Штернберге в Урге было созвано совещание монгольских князей, которое вынесло решение о разгроме китайского отряда в Туве [50]. В первых числах марта 1921 г. в результате внезапного ночного нападения тувинских повстанцев на китайцев в районе Даг-Ужу он был уничтожен.
      18 марта Б.З. Шумяцкий телеграфировал И.Г. Сафьянову: «По линии Коминтерна предлагается вам немедленно организовать урянхайскую нар[одно-] революционную] партию и народ[н]о-революционное правительство Урянхая... Примите все меры, чтобы организация правительства и нар[одно-] рев[олюционной] партии были осуществлены в самый краткий срок и чтобы они декларировали объединение с Монголией в лице создавшегося в Маймачене Центрального Правительства ...Вы назначаетесь ... с полномочиями Реввоенсовета армии 5 и особыми полномочиями от Секретариата (т.е. Дальневосточного секретариата Коминтерна. – Я.М.)» [51]. Однако И. Г. Сафьянов не поддерживал предложенный Шумяцким и Смирновым план, особенно ту его часть, где говорилось о декларировании тувинским правительством объединения Тувы с Монголией.
      21 мая 1921 г. Р.Ф. Унгерн фон Штернберг издал приказ о переходе в подчинение командования его войск всех рассеянных в Сибири белогвардейских отрядов. На урянхайском направлении действовал отряд генерала И. Г. Казанцева [52]. Однако весной 1921 г. он был по частям разгромлен и рассеян партизанами (Тарлакшинский бой) и хемчик-скими тувинцами [53].
      После нескольких лет вооруженной борьбы наступила мирная передышка, которая позволила И.Г. Сафьянову и его сторонникам активизировать работу по подготовке к съезду представителей тувинских хошунов. Главным пунктом повестки дня должен был стать вопрос о статусе Тувы. В качестве возможных вариантов решения рассматри-/246/-вались вопросы присоединения Тувы к Монголии или России, а также создание самостоятельного тувинского государства. Все варианты имели в Туве своих сторонников и шансы на реализацию.
      Относительно новым для тувинцев представлялся вопрос о создании национального государства. Впервые представители тувинской правящей элиты заговорили об этом (по примеру Монголии) в феврале 1912 г., сразу после освобождения от зависимости Китая. Непременным условием его реализации должно было стать покровительство России. Эту часть плана реализовать удаюсь, когда в 1914 г. над Тувой был объявлен российский протекторат Однако царская Россия вкладывала в форму протектората свое содержание, взяв курс на поэтапное присоединение Тувы. Этому помешали революционные события в России.
      Второй раз попытка решения этого вопроса, как отмечалось выше, осуществлялась с позиций самоопределения тувинского народа в июне 1918 г. И вот после трудного периода Гражданской войны в крае и изгнания из Тувы иностранных интервентов этот вопрос обсуждался снова. Если прежде геополитическая ситуация не давала для его реализации ни малейших шансов, то теперь она, напротив, ей благоприятствовала. Немаловажное значение для ее практического воплощения имели данные И.Г. Сафьяновым гарантии об оказании тувинскому государству многосторонней помощи со стороны Советской России. В лице оставивших китайцев хемчикских нойонов Буяна-Бадыргы и Куулара Чимба, под властью которых находилось большинство населения Тувы, идея государственной самостоятельности получила активных сторонников.
      22 мая 1921 г. И. Г. Сафьянов распространил «Воззвание [ко] всем урянхайским нойонам, всем чиновникам и всему урянхайскому народу», в котором разъяснял свою позицию по вопросу о самоопределении тувинского народа. Он также заверил, что введенные в Туву советские войска не будут навязывать тувинскому народу своих законов и решений [54]. Из текста воззвания явствовало, что сам И. Г. Сафьянов одобряет идею самоопределения Тувы вплоть до образования самостоятельного государства.
      Изменение политической линии представителя Сибревкома в Туве И. Г. Сафьянова работниками ДВСКИ и советских органов власти Сибири было встречено настороженно. 24 мая Сиббюро ЦК РКП (б) /247/ рассмотрело предложение Б.З. Шумяцкого об отзыве из Тувы И. Г. Сафьянова. В принятом постановлении говорилось: «Вопрос об отзыве т. Сафьянова .. .отложить до разрешения вопроса об Урянхайском крае в ЦК». Кроме того, Енисейский губком РКП (б) не согласился с назначением в Туву вместо Сафьянова своего работника, исполнявшего обязанности губернского продовольственного комиссара [55].
      На следующий день Б.З. Шумяцкий отправил на имя И.Г. Сафьянова гневную телеграмму: «Требую от Вас немедленного ответа, почему до сих пор преступно молчите, предлагаю немедленно войти в отношение с урянхайцами и выйти из состояния преступной бездеятельности». Он также ставил Сафьянова в известность, что на днях в Туву прибудет делегация от монгольского народно-революционного правительства и революционной армии во главе с уполномоченным Коминтерна Б. Цивенжаповым [56], директивы которого для И. Г. Сафьянова обязательны [57]. На это в ответной телеграмме 28 мая 1921 г. И. Г. Сафьянов заявил: «...Я и мои сотрудники решили оставить Вашу программу и работать так, как подсказывает нам здравый смысл. Имея мандат Сибревкома, выданный мне [с] согласия Сиббюро, беру всю ответственность на себя, давая отчет [о] нашей работе только товарищу Смирнову» [58].
      14 июня 1921 г. глава НКИД РСФСР Г.В. Чичерин, пытаясь составить более четкое представление о положении в Туве, запросил мнение И.Н. Смирнова по «урянхайскому вопросу» [59]. В основу ответа И.Н. Смирнова было положено постановление, принятое членами Сиббюро ЦК РКП (б) с участием Б.З. Шумяцкого. Он привел сведения о численности в Туве русского населения и советских войск и предложил для осуществления постоянной связи с Урянхаем направить туда представителя НКИД РСФСР из окружения Б.З. Шумяцкого. Также было отмечено, что тувинское население относится к монголам отрицательно, а русское «тяготеет к советской власти». Несмотря на это, Сиббюро ЦК РКП (б) решило: Тува должна войти в состав Монголии, но декларировать это не надо [60].
      16 июня 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б) по предложению народного комиссара иностранных дел Г.В. Чичерина с одобрения В.И. Ленина приняло решение о вступлении в Монголию советских войск для ликвидации группировки Р.Ф.Унгерна фон Штернберга. Тем временем «старые» панмонголисты тоже предпринимали попытки подчинить /248/ себе Туву. Так, 17 июня 1921 г. управляющий Цзасакту-хановским аймаком Сорукту ван, назвавшись правителем Урянхая, направил тувинским нойонам Хемчика письмо, в котором под угрозой сурового наказания потребовал вернуть захваченные у «чанчина Гегена» (т.е. генерала на службе у богдо-гегена) И.Г. Казанцева трофеи и служебные бумаги, а также приехать в Монголию для разбирательства [61]. 20 июня 1921 г. он сообщил о идущем восстановлении в Монголии нарушенного китайцами управления (т.е. автономии) и снова выразил возмущение разгромом тувинцами отряда генерала И.Г. Казанцева. Сорукту ван в гневе спрашивал: «Почему вы, несмотря на наши приглашения, не желаете явиться, заставляете ждать, тормозите дело и не о чем не сообщаете нам? ...Если вы не исполните наше предписание, то вам будет плохо» [62]
      Однако монгольский сайт (министр, влиятельный чиновник) этими угрозами ничего не добился. Хемчикские нойоны к тому времени уже были воодушевлены сафьяновским планом самоопределения. 22 июня 1921 г. И. Г. Сафьянов в ответе на адресованное ему письмо Сорукту вана пригласил монгольского сайта на переговоры, предупредив его, что «чинить обиды другому народу мы не дадим и берем его под свое покровительство» [63]. 25-26 июня 1921 г. в Чадане состоялось совещание представителей двух хемчикских хошунов и советской делегации в составе представителей Сибревкома, частей Красной Армии, штаба партизанского отряда и русского населения края, на котором тувинские представители выразили желание создать самостоятельное государство и созвать для его провозглашения Всетувинский съезд. В принятом ими на совещании решении было сказано: «Представителя Советской России просим поддержать нас на этом съезде в нашем желании о самоопределении... Вопросы международного характера будущему центральному органу необходимо решать совместно с представительством Советской России, которое будет являться как бы посредником между тувинским народом и правительствами других стран» [64].
      1 июля 1921 г. в Москве состоялись переговоры наркома иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерина с монгольской делегацией в составе Бекзеева (Ц. Жамцарано) и Хорлоо. В ходе переговоров Г.В. Чичерин предложил формулу отношения сторон к «урянхайскому вопросу», в соответствии с которой: Советская Россия от притязаний на Туву /249/ отказывалась, Монголия в перспективе могла рассчитывать на присоединение к ней Тувы, но ввиду неясности ее международного положения вопрос оставался открытым на неопределенное время. Позиция Тувы в это время определенно выявлена еще не была, она никак не комментировалась и во внимание не принималась.
      Между тем Б.З. Шумяцкий попытался еще раз «образумить» своего политического оппонента в Туве. 12 июля 1921 г. он телеграфировал И. Г. Сафьянову: «Если совершите возмутительную и неслыханную в советской, военной и коминтерновской работе угрозу неподчинения в смысле отказа информировать, то вынужден буду дать приказ по военной инстанции в пределах прав, предоставленных мне дисциплинарным уставом Красной Армии, которым не однажды усмирялся бунтарский пыл самостийников. Приказываю информацию давать моему заместителю [Я.Г.] Минскеру и [К.И.] Грюнштейну» [65].
      Однако И. Г. Сафьянов, не будучи на деле «самостийником», практически о каждом своем шаге регулярно докладывал председателю Сибревкома И. Н. Смирнову и просил его передать полученные сведения в адрес Реввоенсовета 5-й армии и ДВСКИ. 13 июля 1921 г. И.Г. Сафьянов подробно информирован его о переговорах с представителями двух хемчикских кожуунов [66]. Объясняя свое поведение, 21 июля 1921 г. он писал, что поначалу, выполняя задания Б.З. Шумяцкого «с его буферной Урянхайской политикой», провел 11-й съезд русского населения Тувы (23-25 апреля 1921 г.), в решениях которого желание русского населения – быть гражданами Советской республики – учтено не было. В результате избранная на съезде краевая власть оказалась неавторитетной, и «чтобы успокоить бушующие сердца сторонников Советской власти», ему пришлось «преобразовать представительство Советской] России в целое учреждение, разбив его на отделы: дипломатический, судебный, Внешторга и промышленности, гражданских дел» [67]. Письмом от 28 июля 1921 г. он сообщил о проведении 12-го съезда русского населения в Туве (23-26 июля 1921 гг.), на котором делегаты совершенно определенно высказались за упразднение буфера и полное подчинение колонии юрисдикции Советской России [68].
      В обращении к населению Тувы, выпущенном в конце июля 1921 г., И.Г. Сафьянов заявил: «Центр уполномочил меня и послал к Вам в Урянхай помочь Вам освободиться от гнета Ваших насильников». /250/ Причислив к числу последних китайцев, «реакционных» монголов и белогвардейцев, он сообщил, что ведет переговоры с хошунами Тувы о том, «как лучше устроить жизнь», и что такие переговоры с двумя хемчикскими хошунами увенчались успехом. Он предложил избрать по одному представителю от сумона (мелкая административная единица и внутриплеменное деление. – Я.М.) на предстоящий Всетувинский съезд, на котором будет рассмотрен вопрос о самоопределении Тувы [69].
      С каждым предпринимаемым И. Г. Сафьяновым шагом возмущение его действиями в руководстве Сиббюро ЦК РКП (б) и ДВСКИ нарастало. Его переговоры с представителями хемчикских хошунов дали повод для обсуждения Сиббюро ЦК РКП (б) вопроса о покровительстве Советской России над Тувой. В одном из его постановлений, принятом в июле 1921 г., говорилось, что советский «протекторат над Урянхайским краем в международных делах был бы большой политической ошибкой, которая осложнила бы наши отношения с Китаем и Монголией» [70]. 11 августа 1921 г. И. Г. Сафьянов получил из Иркутска от ответственного секретаря ДВСКИ И. Д. Никитенко телеграмму, в которой сообщалось о его отстранении от представительства Коминтерна в Урянхае «за поддержку захватчиков края по направлению старой царской администрации» [71]. Буквально задень до Всетувинского учредительного Хурала в Туве 12 августа 1921 г. И. Д. Никитенко писал Г.В. Чичерину о необходимости «ускорить конкретное определение отношения Наркоминдела» по Туве. Назвав И. Г. Сафьянова «палочным самоопределителем», «одним из импрессионистов... доморощенной окраинной политики», он квалифицировал его действия как недопустимые. И. Д. Никитенко предложил включить Туву «в сферу влияния Монгольской Народно-Революционной партии», работа которой позволит выиграть 6-8 месяцев, в течение которых «многое выяснится» [72]. Свою точку зрения И. Д. Никитенко подкрепил приложенными письмами двух известных в Туве монголофилов: амбын-нойона Соднам-Бальчира с группой чиновников и крупного чиновника Салчакского хошуна Сосор-Бармы [73].
      Среди оппонентов И. Г. Сафьянова были и советские военачальники. По настоянию Б.З. Шумяцкого он был лишен мандата представителя Реввоенсовета 5-й армии. Военный комиссар Енисейской губернии И. П. Новоселов и командир Енисейского пограничного полка Кейрис /251/ доказывали, что он преувеличивал количество белогвардейцев в Урянхае и исходящую от них опасность лишь для того, чтобы добиться военной оккупации края Советской Россией. Они также заявляли, что представитель Сибревкома И.Г. Сафьянов и поддерживавшие его местные советские власти преследовали в отношении Тувы явно захватнические цели, не считаясь с тем, что их действия расходились с политикой Советской России, так как документальных данных о тяготении тувинцев к России нет. Адресованные И. Г. Сафьянову обвинения в стремлении присоединить Туву к России показывают, что настоящие его взгляды на будущее Тувы его политическим оппонентам не были до конца ясны и понятны.
      Потакавшие новым панмонголистам коминтерновские и сибирские советские руководители, направляя в Туву в качестве своего представителя И.Г. Сафьянова, не ожидали, что он станет настолько сильным катализатором политических событий в крае. Действенных рычагов влияния на ситуацию на тувинской «шахматной доске» отечественные сторонники объединения Тувы с Монголией не имели, поэтому проиграли Сафьянову сначала «темп», а затем и «партию». В то время когда представитель ДВСКИ Б. Цивенжапов систематически получал информационные сообщения Монгольского телеграфного агентства (МОНТА) об успешном развитии революции в Монголии, события в Туве развивались по своему особому сценарию. Уже находясь в опале, лишенный всех полномочий, пользуясь мандатом представителя Сибревкома, действуя на свой страх и риск, И.Г. Сафьянов ускорил наступление момента провозглашения тувинским народом права на самоопределение. В итоге рискованный, с непредсказуемыми последствиями «урянхайский гамбит» он довел до победного конца. На состоявшемся 13-16 августа 1921 г. Всетувинском учредительном Хурале вопрос о самоопределении тувинского народа получил свое разрешение.
      В телеграмме, посланной И.Г. Сафьяновым председателю Сибревкома И. Н. Смирнову (г. Новониколаевск), ДВСКИ (г. Иркутск), Губкому РКП (б) (г. Красноярск), он сообщал: «17 августа 1921 г. Урянхай. Съезд всех хошунов урянхайского народа объявил Урянхай самостоятельным в своем внутреннем управлении, [в] международных же сношениях идущим под покровительством Советроссии. Выбрано нар[одно]-рев[о-люционное] правительство [в] составе семи лиц... Русским гражданам /252/ разрешено остаться [на] территории Урянхая, образовав отдельную советскую колонию, тесно связанную с Советской] Россией...» [74]
      В августе – ноябре 1921 г. в Туве велось государственное строительство. Но оно было прервано вступлением на ее территорию из Западной Монголии отряда белого генерала А. С. Бакича. В конце ноября 1921 г. он перешел через горный хребет Танну-Ола и двинулся через Элегест в Атамановку (затем село Кочетово), где находился штаб партизанского отряда. Партизаны, среди которых были тувинцы и красноармейцы усиленного взвода 440-го полка под командой П.Ф. Карпова, всего до тысячи бойцов, заняли оборону.
      Ранним утром 2 декабря 1921 г. отряд Бакича начал наступление на Атамановку. Оборонявшие село кочетовцы и красноармейцы подпустили белогвардейцев поближе, а затем открыли по ним плотный пулеметный и ружейный огонь. Потери были огромными. В числе первых был убит генерал И. Г. Казанцев. Бегущих с поля боя белогвардейцев добивали конные красноармейцы и партизаны. Уничтожив значительную часть живой силы, они захватили штаб и обоз. Всего под Атамановкой погибло свыше 500 белогвардейцев, в том числе около 400 офицеров, 7 генералов и 8 священников. Почти столько же белогвардейцев попало в плен. Последняя попытка находившихся на территории Монголии белогвардейских войск превратить Туву в оплот белых сил и плацдарм для наступления на Советскую Россию закончилась неудачей. Так завершилась Гражданская война в Туве.
      Остатки разгромленного отряда Бакича ушли в Монголию, где вскоре добровольно сдались монгольским и советским военным частям. По приговору Сибирского военного отделения Верховного трибунала ВЦИК генерала А. С. Бакича и пятерых его ближайших сподвижников расстреляли в Новосибирске. За умелое руководство боем и разгром отряда Бакича С. К. Кочетова приказом Реввоенсовета РСФСР № 156 от 22 января 1922 г. наградили орденом Красного Знамени.
      В завершение настоящего исследования можно заключить, что протекавшие в Туве революционные события и Гражданская война были в основном производными от российских, Тува была вовлечена в российскую орбиту революционных и военных событий периода 1917-1921 гг. Но есть у них и свое, урянхайское, измерение. Вплетаясь в канву известных событий, в новых условиях получил свое продол-/253/-жение нерешенный до конца спор России, Китая и Монголии за обладание Тувой, или «урянхайский вопрос». А на исходе Гражданской войны он дополнился новым содержанием, выраженным в окрепшем желании тувинского народа образовать свое государство. Наконец, определенное своеобразие событиям придавало местоположение Тувы. Труд недоступностью и изолированностью края от революционных центров Сибири во многом объясняется относительное запаздывание исторических процессов периода 1917-1921 гг., более медленное их протекание, меньшие интенсивность и степень остроты. Однако это не отменяет для Тувы общую оценку описанных выше событий, как произошедших по объективным причинам, и вместе с тем страшных и трагических.
      1. См.: Собрание архивных документов о протекторате России над Урянхайским краем – Тувой (к 100-летию исторического события). Новосибирск, 2014.
      2. История Тувы. Новосибирск, 2017. Т. III. С. 13-30.
      3. ВКП (б), Коминтерн и национально-революционное движение в Китае: документы. М., 1994. Т. 1. 1920-1925. С. 11.
      4. История советско-монгольских отношений. М., 1981. С. 24.
      5. Сейфуяин Х.М. К истории иностранной военной интервенции и гражданской войны в Туве. Кызыл, 1956. С. 38-39; Ян Шичао окончил юридический факультет Петербургского университета, хорошо знал русский язык (см.: Белов Ь.А. Россия и Монголия (1911-1919 гг.). М., 1999. С. 203 (ссылки к 5-й главе).
      6. Монгуш Буян-Бадыргы (1892-1932) – государственный и политический деятель Тувы. До 1921 г. – нойон Даа кожууна. В 1921 г. избирался председателем Всетувин-ского учредительного Хурала и членом первого состава Центрального Совета (правительства). До февраля 1922 г. фактически исполнял обязанности главы правительства. В 1923 г. официально избран премьер-министром тувинского правительства. С 1924 г. по 1927 г. находился на партийной работе, занимался разработкой законопроектов. В 1927 г. стал министром финансов ТНР. В 1929 г. был арестован по подозрению в контрреволюционной деятельности и весной 1932 г. расстрелян. Тувинским писателем М.Б. Кенин-Лопсаном написан роман-эссе «Буян-Бадыргы». Его именем назван филиал республиканского музея в с. Кочетово и улица в г. Кызыл-Мажалыг (см.: Государственная Книга Республики Тыва «Заслуженные люди Тувы XX века». Новосибирск, 2004. С. 61-64). /254/
      7. Куулар Чимба – нойон самого крупного тувинского хошуна Бээзи.
      8. Оюн Соднам-Балчыр (1878-1924) – последний амбын-нойон Тувы. Последовательно придерживался позиции присоединения Тувы к Монголии. В 1921 г. на Всетувинском учредительном Хурале был избран главой Центрального Совета (Правительства) тувинского государства, но вскоре от этой должности отказался. В 1923 г. избирался министром юстиции. Являлся одним из вдохновителей мятежа на Хемчике (1924 г.), проходившего под лозунгом присоединения Тувы к Монголии. Погиб при попытке переправиться через р. Тес-Хем и уйти в Монголию.
      9. Цит. по: Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока. 1921-1927. М., 1968. С. 19.
      10. АВП РФ. Ф. Референту ра по Туве. Оп. 11. Д. 9. П. 5, без лл.
      11. ГАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 186. Л. 60-60 об.
      12. А.И. Кашников – особоуполномоченный комиссар РСФСР по делам Урянхая, руководитель советской делегации на переговорах. Характеризуя создавшуюся на момент переговоров ситуацию, он писал: «Китайцы смотрят на Россию как на завоевательницу бесспорно им принадлежащего Урянхайского края, включающего в себя по северной границе Усинскую волость.
      Русские себя так плохо зарекомендовали здесь, что оттолкнули от себя урянхайское (сойетское) население, которое видит теперь в нас похитителей их земли, своих поработителей и угнетателей. В этом отношении ясно, что китайцы встретили для себя готовую почву для конкуренции с русскими, но сами же затем встали на положение русских, когда присоединили к себе Монголию и стали сами хозяйничать.
      Урянхи тяготеют к Монголии, а Монголия, попав в лапы Китаю, держит курс на Россию. Создалась, таким образом, запутанная картина: русских грабили урянхи. вытуривая со своей земли, русских выживали и китайцы, радуясь каждому беженцу и думая этим ликвидировать споры об Урянхае» (см.: протоколы Совещания Особоуполномоченною комиссара РСФСР А.И. Кашникова с китайским комиссаром Ян Шичао и монгольским нойоном Жамцарано об отношении сторон к Урянхаю, создании добрососедских русско-китайских отношений по Урянхайскому вопросу и установлении нормального правопорядка в Урянхайском крае (НА ТИГПИ. Д. 388. Л. 2, 6, 14-17, 67-69, 97; Экономическая история потребительской кооперации Республики Тыва. Новосибирск, 2004. С. 44).
      13. См.: Лузянин С. Г. Россия – Монголия – Китай в первой половине XX в. Политические взаимоотношения в 1911-1946 гг. М., 2003. С. 105-106.
      14. Там же. С. 113.
      15. Рощан С.К. Политическая история Монголии (1921-1940 гг.). М., 1999. С. 123-124; Лузянин С.Г. Указ. соч. С. 209.
      16. Рощин С.К. Указ. соч. С. 108.
      17. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 153. Д. 43. Л.9.
      18. Иннокентий Георгиевич Сафьянов (1875-1953) – видный советский деятель /255/ и дипломат. В 1920-1921 гг. представлял в Туве Сибревком, Дальневосточный секретариат Коминтерна и Реввоенсовет 5-й армии, вел дипломатическую переписку с представителями Китая и Монголии в Туве, восстанавливал среди русских переселенцев Советскую власть, руководил борьбой с белогвардейцами и интервентами, активно способствовал самоопределению тувинского народа. В 1921 г. за проявление «самостийности» был лишен всех полномочий, кроме агента Сибвнешторга РСФСР. В 1924 г. вместе с семьей был выслан из Тувы без права возвращения. Работал на разных должностях в Сибири, на Кавказе и в других регионах СССР (подробно о нем см. Дацышен В.Г. И.Г. Сафьянов – «свободный гражданин свободной Сибири» // Енисейская провинция. Красноярск, 2004. Вып. 1. С. 73-90).
      19. Цит. по: Дацышеи В.Г., Оидар Г.А. Саянский узел.     С. 210.
      20. РФ ТИГИ (Рукописный фонд Тувинского института гуманитарных исследований). Д. 42, П. 1. Л. 84-85.
      21. Дацышен В.Г., Ондар Г.А. Указ. соч. С. 193.
      22. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 134.
      23. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 77. Л. 41.
      24. Там же.
      25. РФ ТИГИ. Д. 420. Л. 216.
      26. Там же. Л. 228.
      27. Там же. Д. 42. Л. 219
      28. Там же. П. 3. Л. 196-198.
      29 Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.): сб. док. Новосибирск, 1996. С. 136-137.
      30 Дацышен В.Г., Ондар Г.А. Указ. соч. С. 210.
      31. Иван Никитич Смирнов. В политической борьбе между И.В. Сталиным и Л.Д. Троцким поддержал последнего, был репрессирован.
      32. Дацышен В.Г., Ондар Г.А. Указ. соч. С. 216-217.
      33. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 143.
      34. РФ ТИГИ. Д. 420. Л. 219-220.
      35. История Тувы. М., 1964. Т. 2. С. 62.
      36. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 154; Д. 420. Л. 226.
      37. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 4.
      38. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 157-158; РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 103.
      39. РФ ТИГИ. Д. 42. Л. 384; Д. 420. Раздел 19. С. 4, 6.
      40. РФ ТИГИ. Д. 420. Раздел 19. С. 4. /256/
      41. Там же. С. 5.
      42. Маады Лопсан-Осур (1876-?). Родился в местечке Билелиг Пий-Хемского хошуна. С детства владел русским языком. Получил духовное образование в Тоджинском хурэ, высшее духовное – в одном из тибетских монастырей. В Тибете выучил монгольский и тибетский языки. По возвращении в Туву стал чыгыракчы (главным чиновником) Маады сумона. Придерживался просоветской ориентации и поддерживал политику И.Г. Сафьянова, направленную на самоопределение Тувы. Принимал активное участие в подготовке и проведении Всетувинского учредительного Хурала 1921 г., на котором «высказался за территориальную целостность и самостоятельное развитие Тувы под покровительством России». Вошел в состав первого тувинского правительства. На первом съезде ТНРП (28 февраля – 1 марта 1922 г. в Туране был избран Генеральным секретарем ЦК ТНРП. В начале 1922 г.. в течение нескольких месяцев, возглавлял тувинское правительство. В начале 30-х гг. был репрессирован и выслан в Чаа-Холь-ский хошун. Скончался в Куйлуг-Хемской пещере Улуг-Хемского хошуна, где жил отшельником (см.: Государственная Книга Республики Тыва «Заслуженные люди Тувы XX века». С. 77).
      43. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 154. Д. 56. Л. 28.
      44. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 184-185.
      45. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 154. Д. 56. Л. 28.
      46. Шумяцкий Борис Захарович (1886-1943) – советский дипломат. Известен также под псевдонимом Андрей Червонный. Член ВКП (б) с 1903 г., активный участник революционного движения в Сибири. Видный политический и государственный деятель. После Октябрьской революции – председатель ЦИК Советов Сибири, активный участник Гражданской войны. В ноябре 1919 г. назначен председателем Тюменского губревкома, в начале 1920 г. – председателем Томского губревкома и одновременно заместителем председателя Сибревкома. С лета того же года – член Дальбюро ЦК РКП (б), председатель Совета Министров Дальневосточной Республики (ДВР). На дипломатической работе находился с 1921 г. В 1921-1922 гг. – член Реввоенсовета 5-й армии, уполномоченный НКИД по Сибири и Монголии. Был организатором разгрома войск Р.Ф. Унгерна фон Штернберга в Монголии. Являясь уполномоченным НКИД РСФСР и Коминтерна в Монголии, стоял на позиции присоединения Тувы к монгольскому государству. В 1922-1923 гг. – работник полпредства РСФСР в Иране; в 1923-1925 гг. – полпред и торгпред РСФСР в Иране. В 1926 г. – на партийной работе в Ленинграде. С конца 1926 по 1928 г. – ректор КУТВ. В 1928-1930 гг. – член Средазбюро ВКП (б). С конца 1930 г. – председатель праазения Союзкино и член коллегии Наркомпроса РСФСР и Наркомлегпрома СССР (с 1932 г.). В 1931 г. награжден правительством МНР орденом Красного Знамени.
      47. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 208-209. И.Н. Смирнов – в то время совмещал должности секретаря Сиббюро ЦК РКП (б) и председателя Сибревкома.
      48. Шырендыб Б. История советско-монгольских отношений. М., 1971. С. 96-98, 222. /257/
      49. Куулар Дондук (1888-1932 гг.) — тувинский государственный деятель и дипломат. В 1924 г. избирался на пост председателя Малого Хурала Танну-Тувинской Народной Республики. В 1925-1929 гг. занимал пост главы тувинского правительства. В 1925 г. подписал дружественный договор с СССР, в 1926 г. – с МНР. Весной 1932 г. был расстрелян по обвинению в контрреволюционной деятельности.
      50. РФ ТИГИ. Д. 420. Раздел 22. С. 27.
      51. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 169.
      52. Шырендыб Б. Указ. соч. С. 244.
      53. См.: История Тувы. Т. 2. С. 71-72; Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 269.
      54. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 60.
      55. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 208-209.
      56. Буда Цивенжапов (Церенжапов, Цивенжаков. Цырендтжапов и др. близкие к оригиналу варианты) являлся сотрудником секции восточных народов в штате уполномоченного Коминтерна на Дальнем Востоке. Числился переводчиком с монгольского языка в информационно-издательском отделе (РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 154. Д. 93. Л. 2 об., 26).
      57. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 94-95.
      58. Там же. Л. 97.
      59. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 273.
      60. Там же. С. 273-274.
      61. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 59.
      62. Там же.
      63. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 60.
      64. РФ ТИГИ. Д. 37. Л. 221; Создание суверенного государства в центре Азии. Бай-Хаак, 1991. С. 35.
      65. Цит. по: Тувинская правда. 11 сентября 1997 г.
      66. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 75.
      67. Там же. Д. 42. Л. 389.
      68. Там же. Д. 81. Л. 75.
      69. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 3. Л. 199.
      70. Лузянин С.Г. Указ. соч. С. 114.
      71. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 99.
      72. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 154. Д. 97. Л. 27, 28.
      73. Там же. Л. 28-31.
      74. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 121. /258/
      Великая революция и Гражданская война в России в «восточном измерении»: (Коллективная монография) / Отв. ред. Д. Д. Васильев, составители Т. А. Филиппова, Н. М. Горбунова; Институт востоковедения РАН. – М.: ИВ РАН, 2020. С. 232-258.
    • Каталог гор и морей (Шань хай цзин) - (Восточная коллекция) - 2004
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл Каталог гор и морей (Шань хай цзин) - (Восточная коллекция) - 2004
      PDF, отсканированные стр., оглавление.
      Перевод и комментарий Э. М. Яншиной, 2-е испр. издание, 2004 г. 
      Серия -- Восточная коллекция.
      ISBN 5-8062-0086-8 (Наталис)
      ISBN 5-7905-2703-5 (Рипол Классик)
      "В книге публикуется перевод древнекитайского памятника «Шань хай цзин» — важнейшего источника естественнонаучных знаний, мифологии, религии и этнографии Китая IV-I вв. до н. э. Перевод снабжен предисловием и комментарием, где освещаются проблемы, связанные с изучением этого памятника."
      Оглавление:

       
      Автор foliant25 Добавлен 01.08.2019 Категория Китай
    • Черепанов А. И. Записки военного советника в Китае - 1964
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл Черепанов А. И. Записки военного советника в Китае - 1964
      Черепанов А. И. Записки военного советника в Китае / Из истории Первой гражданской революционной войны (1924-1927) 
      / Издательство "Наука", М., 1964.
      DjVu, отсканированные страницы, слой распознанного текста.
      ОТ АВТОРА 
      "В 1923 г. я по поручению партии и  правительства СССР поехал в Китай в первой пятерке военных советников, приглашенных для службы в войсках Гуаннжоуского (Кантонского) правительства великим китайским революционером доктором Сунь Ят-сеном. 
      Мне довелось участвовать в организации военно-политической школы Вампу и в формировании ядра Национально-революционной армии. В ее рядах я прошел первый и второй Восточные походы —  против милитариста Чэнь Цзюн-мина, участвовал также в подавлении мятежа юньнаньских и гуансийских милитаристов. Во время Северного похода HP А в 1926—1927 гг. я был советником в войсках восточного направления. 
      Я, разумеется, не ставлю перед собой задачу написать военную историю Первой гражданской войны в Китае. Эта книга — лишь рассказ о событиях, в которых непосредственно принимал участие автор, о людях, с которыми ему приходилось работать и встречаться. 
      Записки основаны на личных впечатлениях, рассказах других участников событий и документальных данных."
      Содержание:

      Автор foliant25 Добавлен 27.09.2019 Категория Китай
    • «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      PDF
      Исследование, перевод с китайского, комментарий и приложения М. Ю. Ульянова; научный редактор Д. В. Деопик.
      Китайское средневековое историко-географическое описание зарубежных стран «Чжу фань чжи», созданное чиновником Чжао Жугуа в XIII в., включает сведения об известных китайцам в период Южная Сун (1127–1279) государствах и народах от Японии на востоке до Египта и Италии на западе. Этот ценный исторический памятник, содержащий уникальные сообщения о различных сторонах истории и культуры описываемых народов, а также о международных торговых контактах в предмонгольское время, на русский язык переведен впервые.
      Тираж 300 экз.
      Автор foliant25 Добавлен 03.11.2020 Категория Китай
    • Путь из Яркенда в Балх
      Автор: Чжан Гэда
      Интересным вопросом представляется путь, по которому в прошлом ходили от Яркенда до городов Афганистана.
      То, что описывали древние китайские паломники, несколько нерелевантно - больше интересует Новое Время.
      То, что была дорога из Бадахшана на Яркенд, понятно - иначе как белогорские братья-ходжи Бурхан ад-Дин и Ходжа Джахан бежали из Яркенда в Бадахшан?
      Однако есть момент - Цины, имея все возможности преследовать белогорских ходжей, не пошли за ними. Вряд ли они боялись бадахшанцев - били и не таких.
      Скорее, дорога не позволяла пройти большому конному войску - ведь с братьями-ходжами ушло не 3000 кибиток, как живописал Санг Мухаммад, а около 500 человек (это с семьями), и они прибыли к оз. Шиве совершенно одичавшими и оголодавшими - тут же произошел конфликт из-за стада овец, которое они отбили у людей бадахшанского мира Султан-шаха Аждахара!
      Ищу маршруты, изучаю орографию Памира. Не пойму пока деталей, но уже есть наметки.
      Если есть старые карты Памира, Восточного Туркестана и Бадахшана в большом разрешении - приветствуются, ибо без них сложно.