Вяткин Р. В. Китайская революция 1925-1927 гг. и английский империализм

   (0 отзывов)

Saygo

Вяткин Р. В. Китайская революция 1925-1927 гг. и английский империализм // Вопросы истории. - № 3. - С. 42-63.

Время мощного подъёма революционного движения в Китае после первой мировой войны и в период антиимпериалистической, антифеодальной революции 1925 - 1927 гг. является бурным и сложным этапом в жизни китайского народа, в истории его внутренних и внешних отношений.

Китай 20-х годов нашего столетия представлял собою страну, разделённую на районы, в которых господствовали враждовавшие между собой отдельные милитаристы или блоки их, за спиной которых, в свою очередь, стояли империалистические силы. Милитаризм и империализм истощали страну, сохраняя и культивируя отсталый, полуфеодальный характер её экономики. Формально центром Китая считался Пекин с его преходящими правительствами клик Аньфу и Чжили, являвшимися ставленниками японских и англо-американских империалистов, а фактически национальным центром всё больше становился Кантон с крепнущим южным правительством Сунь Ятсена. Победа Великой Октябрьской социалистической революции в России, расколовшей мир на два лагеря и положившей начало общему кризису капиталистической системы, оказала огромное влияние на народы колониальных и зависимых стран и, в частности, на народ Китая. Исторические обращения советского правительства к китайскому народу, провозгласившие отмену всех неравноправных договоров, заключённых с Китаем царским правительством, обращения, проникнутые уважением и чувством дружбы Советской страны к народам Китая, вызвали исключительно сильный отклик в массах китайского народа и помогли консолидации сил китайской демократии. Именно в 20-х годах в Китае начинается период революционного подъёма. В 1921 г. на исторической арене появляется китайская компартия. Движение 4 мая 1919 г., Гонконгская стачка моряков 1922 г. и забастовка железнодорожников на Пекин-Ханькоуской дороге в 1922 г. были первыми после мировой войны боями китайской демократии в лице её передовой силы - рабочего класса - против империализма и милитаризма, против пережитков феодализма, предвестниками дальнейшего подъёма революционной борьбы. В стране уже созрели внутренние силы, готовые к борьбе против феодалов и милитаристов, против империалистов, силы, поднимающие знамя демократической революции миллионных масс трудящихся в полуколониальном Китае. Говоря в 1927 г. о перспективах революции в Китае, товарищ Сталин в тезисах для пропагандистов по вопросам китайской революции указывал:

"Основные факты, определяющие характер китайской революции:

а) полуколониальное положение Китая и финансово-экономическое господство империализма;

б) гнёт феодальных пережитков, усугубляемый гнётом милитаризма и бюрократии;

в) растущая революционная борьба миллионных масс рабочих и крестьян против феодально-чиновничьего гнёта, против милитаризма, против империализма;

г) политическая слабость национальной буржуазии, её зависимость от империализма, её боязнь размаха революционного движения;

д) растущая революционная активность пролетариата, рост его авторитета среди миллионных масс трудящихся;

е) существование пролетарской диктатуры по соседству с Китаем"1. В условиях революционного подъёма в стране на юге формируется революционный, прогрессивный лагерь, представленный компартией и гоминданом во главе с Сунь Ят-сеном, с ясной программой борьбы за освобождение Китая. Характеризуя гоминьдановское кантонское правительство этого периода, как правительство, представлявшее блок четырёх классов, И. В. Сталин указывал: "В период первого этапа революции, когда революция была революцией общенационального объединённого фронта (кантонский период), союзниками пролетариата были крестьянство, городская беднота, мелкобуржуазная интеллигенция, национальная буржуазия. Одна из особенностей китайского революционного движения состоит в том, что представители этих классов вели совместную работу вместе с коммунистами в составе одной буржуазно-революционной организации, называемой Гоминьданом"2. При этом товарищ Сталин постоянно подчёркивал наличие глубоких противоречий между китайской революцией и китайской национальной буржуазией, ограниченный и временный характер её участия в революционном антиимпериалистическом движении народных масс. "Это не значит, - говорит товарищ Сталин, - что не было противоречий между революцией и национальной буржуазией. Это значит лишь то, что национальная буржуазия, поддерживая революцию, старалась использовать её в своих целях с тем, чтобы, направляя её по линии, главным образом, территориальных завоеваний, ограничить её размах. Борьба между правыми и левыми в Гоминьдане в этот период была отражением этих противоречий"3. 10 ноября 1924 г. великий китайский демократ Сунь Ятсен перед отъездом в Пекин сказал:

"Цель национальной революции состоит в том, чтобы создать независимое, свободное государство и защитить этим интересы страны и народных масс.., а целью северного похода является не только уничтожение милитаризма, но и особенно свержение империализма, на который опирается в своём существовании милитаризм..."4.

Для британского империализма, заклятого врага всех национальных и освободительных движений, растущая сила гоминьдановского правительства представляла особую угрозу, так как кантонский революционный центр находился в непосредственной близости к цитадели английского господства - Гонконгу - ив сфере влияния английского капитала в Южном Китае и Шанхайском районе.

Между тем, озабоченная стремлением восстановить свои довоенные экономические позиции и отвоевать потерянные рынки, Англия Ллойд Джорджа, Керзона, Болдуина и "социалиста" Макдональда в 1920 - 1924 гг. усердно стремилась восстановить и расширить свои связи с Китаем, укрепить свои несколько пошатнувшиеся под ударом американских и японских конкурентов экономические позиции. Торговля с Китаем одной Англии (без других частей Британской империи) в суммарном: выражения составляла в 1920 г. 177 млн. таэлей, а в 1922 г. - 183 млн., хотя в процентном отношении доля Англии в общей торговле Китая постепенно снижалась, составляя 12,6% в 1920 г. и 10,9% в 1922 году.

Поэтому, продолжая свою традиционную разбойничью колониальную политику в применении к Китаю, получившую со времени "опиумных войн" название "политики пушек", английский империализм проявил особую ненависть к национальному гоминьдановскому правительству Сунь Ятсена, начертавшему на своих знамёнах лозунги борьбы против империалистического господства, за независимость Китая.

Империалистический лагерь во главе с Англией при активном участии Америки последовательно принимал всевозможные меры, от военных демонстраций и угроз до подкупов и помощи реакционным силам, чтобы организовать разгром революции и покончить с разрастающимся национальным движением.

Годы 1923 - 1925 - период роста революционных сил и развёртывания массового движения - дали нам несколько наглядных примеров этого курса. 5 сентября 1923 г. министр иностранных дел кантонского правительства У Чжао-шу обратился с нотой и хорошо аргументированным меморандумом к державам, требуя от имени кантонского правительства передачи ему доли таможенных доходов в размере 13,7%, до той поры поступавших в казну пекинского правительства. У Чжао-шу резонно заявлял:

"Они (южане) терпят двойной ущерб: теряют суммы, которые могли быть использованы для конструктивных целей и которые, будучи переданы северным милитаристам, фактически используются для организации войны против, них же, и теряют на том, что на каждый доллар, использованный против них, они должны найти ещё доллар и более для самозащиты. Такое положение не только невозможно, но и нетерпимо..."5.

Оскорбительно промолчав три месяца, дипломатический корпус через генерального консула Англии в Кантоне 12 декабря предупредил кантонское правительство в связи с его попытками вмешаться в Дела таможни:

"В случае, если любая такая попытка будет сделана, дипкорпус предпримет такие насильственные меры, какие будет считать пригодными в данной ситуации"6.

Чтобы подкрепить угрожающие слова этой ответной ноты, к 18 декабря 1923 г. на рейд Кантона были стянуты 15 военных судов держав, в том числе пять английских, с командующим британским дальневосточным флотом Левизоном на борту. Американский флот, представленный здесь крейсером и миноносцами, держался вместе с английскими кораблями самой вызывающей линии, проведя наглую морскую демонстрацию перед Кантоном.

Выбалтывая желания своих господ, газета "Пекин энд Тянъ-Цзин таймс" писала о Сунь Ятсене: "Будем надеяться, что Кантон в скором времени будет избавлен от присутствия опасного смутьяна..."7.

В ответ на провокационные угрозы держав кантонские рабочие устроили 17 и 18 декабря крупные митинги протеста, настаивая на захвате таможен. Чувствуя поддержку масс, Сунь Ятсен 19 декабря опубликовал декларацию, в которой доказывал законность требований южного правительства, и одновременно отправил телеграммы протеста в Англию лидеру лейбористов Макдональду, а также в США и Францию.

В конце концов империалисты, поставленные перед фактом массовых протестов кантонского населения, не посмели применить силу и были вынуждены оставить в руках национального правительства часть доходов южных таможен.

Дальнейший рост сил революционного Кантона в 1924 г. вызвал вооружённое противодействие всей южной реакции, представленной купеческими, компрадорскими и помещичьими кругами Гуандуна, Гуанси и Юньнани. Силой, на которую поставили ставку реакционеры, была организация купеческих охранных войск, получившая ироническое название "бумажные тигры". Во главе её стоял главный компрадор и агент Гонконг-Шанхайского банка, председатель Всекантонского союза 72 крупнейших купеческих гильдий Чэнь Лим-пак (по северокитайски - Чэнь Лянь-бо). С ними был тесно связан милитарист Чэнь Цзюнмин, базировавшийся на порт Вэй-Чжоу иа севере Гуандуна. Майский съезд "тигров" в 1924 г. при благосклонных комментариях английских газет явно угрожал войной кантонскому правительству. За спиной "тигров" и обоих Чэней (Чэнь Лим-пак и Чэнь Цзюнмин) стояли гонконгские власти и английские деньги. Когда 10 августа 1924 г. норвежский пароход "Ноа" привёз купцам оружие, Сунь Ятсен приказал конфисковать его. В ответ "бумажные тигры" начали концентрацию вооружённых сил для немедленного восстания, а англичане открыто пришли им на помощь. 29 августа английский генеральный консул предъявил правительству Сунь Ятсена ультиматум, в котором под предлогом защиты иностранцев и их собственности выражал протест против возможного обстрела пригорода Сягуань, где были сосредоточены силы "бумажных тигров", и угрожал действиями английского флота. Это было неприкрытое вмешательство Англии в борьбу на стороне, компрадоров и реакционных купцов.

В заявлении Сунь Ятсена по поводу ультиматума говорилось:

"С того момента, как Чэнь Лим-пак в соучастии с Гонконг-Шанхайским банком начал мятеж против моего правительства, я имел основание подозревать, что это движение поддерживается британским империализмом. Я не хотел верить этому, имея в виду заявление лейбористской партии о сочувствии к эксплоатируемым народам. Я был полон надежд на то, что лейбористское правительство вместо политики пушек, которая до сих пор несла Китаю лишь бедствия и угнетение, принесёт эру международной честности... Сейчас мы знаем правду".

Приводя выдержки из ультиматума, Сунь продолжает:

"Моё правительство отвергает предположение о том, что оно может быть обвинено в варварском обстреле беззащитного города, ибо единственной частью Кантона, против которой правительство, может быть, вынуждено будет предпринять действия, является пригород Сягуань - вооружённая крепость мятежников Чэнь Лим-пака. Но это возмутительное, постыдное предположение, исходящее от авторов Сингапура, бойни в Амритсаре, зверств в Египте и Ирландии, является типичным для империалистического лицемерия..."8.

В официальной ноте протеста на имя Макдональда от 1 сентября 1924 г. Сунь Ятсен писал:

"Ввиду того, что китайская контрреволюционная партия неоднократно получала дипломатическую и экономическую помощь от ряда сменявших друг друга правительств Англии, и ввиду того, что моё правительство фактически является на сегодня единственным центром сопротивления контрреволюции, я вынужден заключить, что главная цель этого прискорбного ультиматума состоит в свержении и ликвидации моего правительства... Я самым решительным образом заявляю протест против этого акта империалистического вмешательства во внутренние дела Китая"9.

Однако Сунь Ятсен не был последователен до конца; он колебался, проявлял нерешительность, свойственную мелкобуржуазной революционной демократии, уступал нажиму правых гоминдановцев, не верил ещё в способность народных масс к сопротивлению и поэтому стремился и на этот раз решить дело верхушечным компромиссом с купцами. Когда же он отдал им часть оружия, то "бумажные тигры", расценив этот шаг как проявление слабости правительства Сунь Ятсена и явно инспирированные империалистами, подняли вооружённый мятеж (10 - 15 октября). Лишь путём мобилизации всех народных сил кантонскому правительству удалось разгромить реакцию. Поражение Чэнь Лим-пака было поражением и его покровителей - английских империалистов.

Рост революционных сил в стране ставил в порядок дня вопрос об объединении Китая. Хотя северные милитаристы понимали это объединение как свою военную диктатуру и сокрушение Юга, но, уступая многочисленным требованиям, они вынуждены были пригласить Сунь Ятсена для переговоров, чтобы, прикрываясь его именем, попытаться решить вопрос очередным закулисным сговором. В конце 1924 г. Сунь Ятсен предпринял поездку на Север для участия в переговорах о создании общенациональной власти. Народные массы восторженно встречали своего вождя, а местные английские газеты поносили Сунь Ятсена и требовали запретить ему высадку в Шанхае. Судя по сообщению газеты "Матэн", Сунь Ятсен ответил на эту английскую кампанию брани следующими словами своей речи в декабре 1924 года:

"Я ненавижу англичан настолько же, насколько они меня ненавидят. Они не прощают мне того, что я разоблачаю их происки; я же не прощаю им того, что они глумятся над моей страной. На сегодняшний день Китай стоит перед лицом всеобщего бойкота всего английского не только в ограниченном районе Гонконга и Шанхая, но и по всей стране. Когда торговые, финансовые и таможенные интересы Англии начнут испытывать затруднения в Китае, может быть, Англия поймёт, насколько убийственна её политика"10.

Речь Сунь Ятсена Несколько предвосхитила события, но она ясно выразила чувства патриота, борца с империализмом.

12 марта 1925 г. Сунь Ятсен умер, обратившись с последним словом: привета к Советскому Союзу, в лице которого он видел подлинного и единственного защитника угнетённых народов от империализма. Это была тяжёлая потеря для китайской демократии, а империалистический лагерь был откровенно рад его смерти. Даже позднейшие издания английских авторов (например, книга Кэнта "XX век на Дальнем Востоке" и др.) полны злобных строк по адресу Сунь Ятсена.

Надежды империалистов на свёртывание массового движения со смертью Сунь Ятсена были разбиты мощной волной китайской революции. Предвестниками назревающих боёв были уже отдельные события первой половины 1925 г.: забастовка 20 тыс. рабочих в Шанхае на фабрике Сяошаду в феврале 1925 г.; расстрел студенческой демонстрации в Фучжоу 8 апреля того же года при непосредственном участии американского консула и последовавший за этим антииностранный бойкот; расстрел японцами рабочих в Циндао 28 мая и много других. Однако только кровавым событиям лета 1925 г. суждено было превратить эти локальные, местные столкновения в могучую волну антиимпериалистического движения почти по всей стране. События 30 мая 1925 г., называемые китайцами "Уса Цаньань", - расстрел английской полицией безоружной толпы в Шанхае - стали своего рода ударом колокола, призывавшим к борьбе против позора колониального бесправия, и оказались началом революционных битв 1925 - 1927 годов. История событий вкратце такова: после убийства на одной из японских текстильных фабрик забастовщика-рабочего Гу Чжэн-хуна 30 мая была проведена студенческая демонстрация протеста. Когда демонстранты подошли к полицейскому участку Лао-Чжа, английская полиция под командованием полицейского инспектора Эверсона открыла огонь в упор: 13 убитых и 16 тяжело раненных остались на месте. В ответ на команду шанхайского Трепова-Эверсона - "Стреляйте насмерть!" народ ответил лозунгом "Долой английский империализм!" ("Дадао индиго-чжун!"). 1 июня рабочие Шанхая объявили всеобщую забастовку и бойкот английских и японских товаров, а когда империалисты, не понимая ещё силы движения, в тот же день устроили бойню у Синьшицзе, замер весь Шанхай: стали заводы, остановился транспорт, закрылись магазины, банки. Объединённый забастовочный комитет от имени полумиллиона стачечников выдвинул известные 17 пунктов требований, позднее включённых в ноту правительства и частично принятых державами много месяцев спустя (освобождение арестованных, отзыв войск, наказание преступников, компенсация потерь, гарантия свобод и т. д.).

Забастовки, демонстрации протеста, митинги, бойкот распространились по всей стране. Возмущение и гнев охватили широкие слои китайского общества. Армия Фын Юй-сяна объявила двухнедельный траур по убитым. В своём обращении к миру маршал Фын Юй-сян писал:

"Англия первая отравила Китай опиумом, захватила Гонконг, китайские таможни, нарушила китайский суверенитет и теперь убивает наш народ. Почему же миссии молчат, когда производятся убийства, которые поддерживаются высокомерной английской полицией?"11.

В эти дни делегация 48 учебных заведений Пекина посетила министра иностранных дел и потребовала разорвать отношения с Англией.

Сила и размах движения не могли не отразиться на политике обычно покорного империалистам пекинского правительства. За первые 10 дней июня пекинский кабинет вручил дипломатическому корпусу три ноты протеста против убийств в Шанхае, проявив на этот раз необычную для него энергию. В ноте от 4 июня министр иностранных дел Шэнь Жуй-линь заявил: "Против моих ожиданий новые тревожные сообщения продолжают поступать ко мне о том, что 1 июня полиция сеттльмента вновь применила оружие, убив троих и ранив 18 человек, до сих пор не освободив арестованных... большинство жертв получило пули в спину, в то время как ни один из полисменов не пострадал, что доказывает незаконность стрельбы..."12.

Дипломатический корпус в своих ответах пытался свалить вину на демонстрантов, но, напуганный размерами движения и желая ослабить напряжение, почти тотчас же, т. е. 8 июня, отправил комиссию держав для расследования на месте, причём для соблюдения декорума "объективности" представитель Англии не был включён в состав комиссии. Параллельно была отправлена комиссия обойдённого державами пекинского правительства с участием адмирала Цай Тин-ганя, Цзэн Цзун-цзяня и других. Доклад комиссии держав, обелявший палачей, был отвергнут китайским народом, вышедшим 26 июня на демонстрации протеста в Шанхае, Пекине и других городах. По настоянию Англии в октябре была создана, с её участием, ещё одна комиссия и с таким же результатом. Нетрудно понять, что представители США, Японии и Франции (Грин, Сигемицу, Трипье), заседавшие в подобной комиссии, имели одну цель - оправдать себя и Англию. Хотя 30 мая в толпу стреляли английские полицейские, нельзя забывать при этом, что во главе совета международного сеттльмента, которому эта полиция подчинялась, стоял не англичанин, а американец Фессенден и США несли свою долю ответственности за шанхайские расстрелы. Тем временем милитаристы Севера предпринимают меры по разгрому стачки. В Шанхай с 2 тыс. отборных солдат прибывает Чжан Сюэлян с целью подавления рабочего и студенческого движения; в конце июля полиция разгоняет Всеобщий рабочий союз в Шанхае. Удары реакции по рабочему движению, с одной стороны, и отход от стачки колеблющихся, а также непролетарских элементов в лице торговцев, интеллигенции, служащих-с другой, при открытом нажиме империалистов и кровавом терроре Сунь Чуань-фана привели к окончанию всеобщей стачки осенью 1925 г. и некоторому спаду движения вплоть до нового подъёма рабочей борьбы в 1926 году. Одновременно правящие круги Англии пытаются успокоить встревоженное общественное мнение своей страны и всего мира. Но делается это в обычной для империалистов манере, представляющей смесь ханжества и цинизма. 9 июня, например, в палате общин Макнэйл сначала лицемерно заявлял о желании Англии "видеть Китай мирным и процветающим"13 и буквально тут же произносил прямые угрозы по адресу китайской демократии и обещал полную поддержку всем английским представителям в любых их действиях в Китае.

Когда 15 июня Лэнсбери спросил Сэмюэля, отвечавшего в палате общин на вопросы от имени правительства: "Есть ли доказательства того, что китайцы напали с оружием на полицейский участок, и разве не заявляют американские и британские миссионеры, что пострадавшие были расстреляны в спину и поэтому не могли быть убиты при попытке штурмовать участок?" - Сэмюэль нагло ответил: "Я не согласен с тем, что пострадавшие были убиты в спину. Правда, они не были вооружены, но это была большая кровожадная толпа..." (Лэнсбери с места: "Откуда вы знаете? Вы там не были...")14.

Пока лицемерили в английском парламенте депутаты, английская дипломатия прилагала большие усилия к тому, чтобы побудить Японию и Америку согласиться на совместные выступления и действия (свидетельства тому - беседы английского посла в Токио с Сидехара, заявление вице-адмирала Синклера и др.). Хотя японские и американские военные корабли стояли в водах Китая рядом с английскими, хотя их ружья стреляли в Циндао и Фучжоу не хуже английских, а представители Японии и США оправдывали в комиссиях действия англичан, однако открыто поддерживать Англию в её действиях в данный момент не хотели ни правительство США, ни японское правительство Като - Сидехара. Япония хотела при этом, как указывал китайский журналист Ху Чжи-юй, "всю ответственность свалить на плечи Англии, чтобы этим ликвидировать недоброжелательные чувства, накопившиеся за ряд лет..."15. В данный момент, следовательно, японские империалисты, несмотря на полную солидарность с английскими убийцами, старались отвести от себя удар антиимпериалистического движения, разыграть роль "друзей" Китая и тем рассеять недобрую память о 21 требовании и Шаньдуне и укрепить своё положение в долине Янцзы за счёт "союзной" Англии. Характерно, что японская пресса усиленно замалчивала первопричину событий, т. е. убийство китайского рабочего на японской фабрике. Но, с другой стороны, общая контрреволюционная и империалистическая, антисоветская линия политики Англии и Японии накрепко связывала их, невзирая на отдельные противоречия. Американская же дипломатия, тоже готовая в любой момент придти на помощь другим империалистам орудиями своих кораблей, чтобы подавить революционные массы, в то же время лицемерно пыталась отгородиться от политики расстрелов Англии и Японии, использовав момент для ослабления своих соперников и усиленного проникновения американских капиталов в долину р. Янцзы.

Вот почему усилия Англии по организации совместных действий держав в Шанхае летом 1925 г. не увенчались успехом. Несмотря на террор внутренней реакции в Центральном Китае и окончание всеобщей забастовки к осени 1925 г., перед лицом всё более ширящегося антианглийского бойкота во всём Китае, перед лицом всеобщего подъёма масс китайского народа на борьбу с империализмом, при отсутствии согласия других держав на немедленную интервенцию английским империалистам пришлось впервые отступить именно в Шанхае. В декабре 1925 г. они вынуждены были отменить все чрезвычайные военные мероприятия, эвакуировать морские десанты и освободить арестованных, а также уволить наиболее скомпрометированных лиц: полицейского комиссара Мак Уэна и инспектора Эверсона.

Так формально закончилось дело о "событиях 30 мая". Но в действительности влияние их на развитие антиимпериалистического движения было гораздо более широким и длительным.

Массовое движение после событий 30 мая указывало на рост сил национального лагеря Китая, и в первую очередь сил и организованности китайского рабочего класса. Оно пробудило к исторической деятельности миллионы трудящихся и нанесло первые удары по империализму в центре его господства - в Шанхае.

Шанхайские события 30 мая 1925 г. небыли единичными. На протяжении одного только июня кровь китайских трудящихся пролилась также в Ханькоу, Чунцине, Кантоне и в других местах. 10 июня 1925 г. при разгрузке парохода "Учан" в Ханькоу был избит кули. Состоявшаяся в знак протеста демонстрация рабочих была расстреляна из пулемётов и винтовок английской морской пехотой и волонтёрами. Продолжением той же политики "огня и меча" явились расстрелы в Чунцине 2 июля, в Нанкине 31 июля.

Все эти факты вызвали огромное возмущение широких масс китайского населения, сделав Англию наряду с Японией и Америкой в эти годы в глазах рабочих и крестьян Китая самым ненавистным из империалистических государств. Достаточно указать, что 6 августа забастовали даже китайцы, работавшие при английском посольстве в Пекине, оставив джентльменов из посольства без слуг и поваров. Официальный протест посла к министерству иностранных дел Китая по этому поводу не возымел успеха. По стране всё более ширился антианглийский бойкот.

Если события в долине Янцзы и на Севере имели такие серьёзные последствия, то ещё более внушительный характер имели события в Южном Китае. После того как в первой половине июня 1925 г. революционная армия кантонского правительства разбила войска милитариста Тан Цзи-яо, Ян Си-мина и Чэнь Цзюнмина и изгнала их из Гуандуна, Совет кантонских профсоюзов решил объявить забастовку солидарности с шанхайскими товарищами.

20 июня 1925 г. начали свою знаменитую стачку гонконгские рабочие. 23 июня по призыву профсоюзов на площади Дунсяочан в Кантоне состоялся 50-тысячный митинг трудящихся. Когда демонстранты шли мимо концессии. Шамынь, английские и французские войска открыли жестокий огонь, поддержанный с реки английскими и французскими военными кораблями. Число жертв шамыньского побоища было чрезвычайно велико. Отчёт комиссии по расследованию указывает 52 убитых и 117 раненых16. А ведь демонстранты и не вступали на территорию концессии!

Невиданный взрыв негодования охватил революционный Юг: сотни тысяч рабочих покинули Гонконг, концессию в Шамыне, ушли с английских кораблей; развернулась в огромном масштабе гонконг-шамыньская стачка китайских рабочих - славная страница истории борьбы китайского пролетариата.

Несмотря на обычные попытки англичан свалить вину на демонстрантов, они сами себя разоблачили как провокаторов кантонской бойни. Убийцы готовились заранее, и об этом! говорит нота генерального консула Англии в Кантоне, Джемисона, отправленная за день до расстрела на имя министра иностранных дел Кантона, У Чжао-шу. В ноте, в частности, говорилось:

"Нами предпринимаются необходимые меры предосторожности для защиты от насилий толпы, подобных случившимся в Чжэньцзяне, Цзю-цзяне, Ханькоу, а если, к несчастью, они произойдут здесь, кровь тех, кто, возбуждая толпу, толкает её на совершение насильственных действий, упадёт на их собственные головы. Я пишу в столь серьёзном стиле, чтобы в будущем не было сказано, что ружья жестокого империализма беспричинно убили беззащитных молодых китайцев..."17.

Сказано недвусмысленно - будем! стрелять. И стреляли.

Следует заметить, что всеобщая забастовка в Гонконге и Шамыне, полный бойкот английских товаров, перерыв торговых связей Англии с югом Китая больно ударили прежде всего по экономической деятельности самой Великобритании на юге Китая.

По заявлению председателя гонконгской фондовой биржи Биркетта, еженедельный убыток от стачки достигал 2,5 млн. фунтов стерлингов, а к декабрю 1925 г. общие потери Гонконга составили 62,5 млн. фунтов18.

Трудящиеся Советского Союза на многочисленных митингах и демонстрациях протеста заклеймили злодеяния империалистов в Китае и горячо приветствовали героическую борьбу китайских рабочих. На одном из митингов протеста в Москве рабочий типографии Богданов заявил:

"Российский рабочий класс зорко следит за борьбой и успехами китайского пролетариата. Мы знаем, что борьба трудящихся Китая - это борьба за торжество труда, за самостоятельность китайского народа, за правду. Мы в этой борьбе окажем нашим братьям широкую поддержку и помощь. За московским пролетариатом последует помощь всего трудового СССР"19.

Расстрелы в Китае вызвали резкое осуждение во всём мире: протесты трудящихся и прогрессивной интеллигенции раздавались во всех странах Запада и Востока; были возмущены английские рабочие; даже Ганди заявил в Бомбее: "...если бы мы имели голос в решении своих собственных дел, то мы не потерпели бы позорного и отвратительного зрелища - расстрела невинных китайских студентов индусскими солдатами в Кантоне"20.

Имея перед собой сплочённый революционный пролетарский лагерь Кантона, английский империализм не посмел идти на прямую и открытую интервенцию на Юге. Но английские империалисты всё же прибегли к целой системе угроз и мер насильственного порядка, в сочетании с обходными "мирными" маневрами, с целью подавления стачки и прекращения бойкота.

Меры эти сводились:

1) К продолжавшейся концентрации военных сил на Юге (в июне в Китае находились 5-я эскадра крейсеров, 4-я флотилия подводных лодок и 4 шлюпа Англии, усиленные военно-морскими силами США и Японии и присылкой подкреплений из метрополии).

2) К проведению экономической блокады Кантона путём разрыва связей его с мировыми рынками и прекращения подвоза продовольствия южанам. Англичане использовали здесь свою монополию в морском и каботажном судоходстве21.

3) К поддержке всеми возможными средствами контрреволюции. Англичане оказывали помощь Чэнь Цзюнмину, Дэн Бэнь-иню, бандитам-туфеям в уезде Чжун-Шань. Один из виднейших профсоюзных деятелей Китая, Дэн Чжун-ся, сообщал, что английские банкиры предоставили в этот момент 20 млн. дол. генералу У Пэйфу для наступления на Гуандун22. Как раз в те дни, когда министр по делам колоний Эмери перевёл в "помощь" гонконгским заправилам 3 млн. фунтов в покрытие убытков от стачки, Чэнь Цзюнмин захватил Сватоу. Довольно откровенно писал об этом факте орган лейбористов "Дейли геральд": "И тогда сюда прибыл из Шанхая наёмный солдат по имени Чэнь Цзюнмин. Он провёл несколько дней в Гонконге и, должным образом снабжённый оружием, деньгами и людьми, промаршировал к Сватоу и взял его. Открыто признаётся, что это начальная стадия атак на Кантон. Перспективы такой кампании представляются ещё более широкими, с тех пор как Министерство колоний предоставило трёхмиллионный заём Гонконгу..."23.

Незадолго до этого, 19 августа 1925 г., наёмные бандиты расправились с активным деятелем революции - министром финансов кантонского правительства Ляо Чжун-каем, причём! многие китайские газеты видели в этом убийстве английскую наёмную руку. Через день после убийства Ляо Чжун-кая, в дни боёв на Юге, Чемберлен прервал свой отпуск "для изучения положения в Китае". Однако ни заём, ни убийства не помогли. 3 ноября 1925 г. Чэнь Цзюнмин со своей 20-тысячной армией был разбит под Сватоу революционными войсками. Ещё одна английская ставка была бита.

4) К повторным стремлениям Англии сколотить блок империалистических Держав, получить поддержку США, Японии и Франции в проведении "жёсткой" политики. США и Япония всё время помогали Англии в подавлении революции; значительной активностью в этот момент наряду с Англией отличалась на юге Китая также и Франция, опасавшаяся за близлежащие колонии и сферы влияния (Индокитай, Гуаньчжоу-вань). Её участие в шаминьском расстреле - яркое доказательство этому.

5) Наконец, меры, предпринимаемые английским империализмом против революционного лагеря в Кантоне, заключались также в попытках сговора с буржуазной верхушкой кантонского правительства, с правым крылом гоминдана, в надежде на раскол и достижение компромисса. В частности, переговоры о прекращении стачки и бойкота были начаты английской стороной 20 января 1926 г., однако высокий боевой дух стачечников, стойкость и мужество рабочего класса Гонконга и Кантона препятствовали этим планам.

Таким образом, мероприятия английских империалистов на юге Китая, как и в Шанхае, не привели к разгрому лагеря национальной революции. Ни флот, ни военные силы, ни экономическая блокада, ни помощь реакционным силам, ни сотрудничество держав и поиски компромисса с правыми гоминдановцами не смогли изменить положения, В 1925 и 1926 гг. в центре и на юге Китая английскому империализму были нанесены первые серьёзные удары экономического и политического характера, а лагерь революции перешёл к развёртыванию своих сил в борьбе против империализма и внутренней феодально-помещичьей реакции.

Некоторые действия и частичные успехи реакции в конце 1925 г. и первой половине 1926 г., а именно: разгром Го Сунлина в Маньчжурии, отход армий Фын Юй-сяна от Пекина, расстрел гвардией Дуань Цижуя народной демонстрации в Пекине 18 марта 1926 г. (было убито 47 чел., ранено 132), попытка реакционного переворота Чан Кайши в Кантоне 20 марта 1926 г. - все эти события, за кулисами которых стояли английские, американские и японские империалисты, не могли остановить развития революции.

9 июля 1926 г. начался северный поход кантонских армий. На знамёнах армий народ читал понятные призывы: "Долой империализм!", "Объединим страну, покончим! с милитаристами!". Для многих вождей гоминьдана это были лишь красивые обещания, но для сотен тысяч крестьян и рабочих они звучали призывным набатом. Вот почему в своём походе на Севере, имея поддержку масс, кантонская революционная армия начала быстро громить сопротивляющиеся ей милитаристские войска. 20 июля была занята столица Хунани - г. Чанша, 7 сентября 1926 г. пали города Ханькоу и Ханьян, что означало выход революционных армий в долину Янцзы, в самый центр Китая. Бурное развитие крестьянского движения и организация крестьянских союзов, забастовочное движение в городах и создание там советов профессиональных союзов сопровождали победы южных армий по мере продвижения их на север.

"Это была революция объединённого общенационального фронта"24, - указывает товарищ Сталин. Остриём своим она была направлена против империалистов и их агентов в Китае и против феодального гнёта. Вот почему китайская революция не могла не вызвать со стороны империалистических государств самого ожесточённого сопротивления и попыток остановить поступательный ход революции и революционных армий. Первыми в этой контрреволюционной деятельности данного периода были английские империалисты, активно поддерживавшие У Пэйфу, обладавшие наиболее мощными военными силами в районах наступления южан и ставшие благодаря своей агрессивной политике первым объектом ударов со стороны народных масс Китая, тем более, что концессии, базы, "сферы влияния" Англии были как раз в зоне революционного натиска. Рядом с ними стояли хищные американские империалисты, всё ещё фарисейски скрывавшие свои планы за мирными декларациями, но фактически своими вооружёнными силами уже вступившие в борьбу.

Перед лицом революционных побед английский империализм всеми силами помогал северной реакции, одновременно стремясь угрозами, нажимом, расстрелами остановить "красных", не допустить их в сферу английских интересов в долине Янцзы. Части У Пэйфу получают английское вооружение, английские эмиссары подталкивают колеблющегося Сунь Чуаньфана к скорейшему выступлению против южных армий, в результате чего на пути южных войск к Шанхаю вырастает стотысячная армия Сунь Чуаньфана.

Напуганные революцией и ослеплённые ненавистью к китайскому народу, английские власти переходят к прямым насильственным действиям. 4 сентября 1926 г. английские военные корабли вошли в бухту Кантона и высадили морскую пехоту, занявшую верфи у Шамыня и арестовавшую пикетчиков. Лишь единодушный протест народа заставил англичан быстро убраться. Почти в то же время, 5 сентября, английские военные корабли на р. Янцзы осуществили невиданное по дикости массовое убийство жителей и солдат г. Ваньсянь. Много раз и прежде английские корабли бесцеремонно топили китайские лодки на реке (13 июня 1926 г. утонуло 10 чел., 8 июля - 22 чел., 2 августа - 30 чел), но когда милитарист Ян Сэнь задержал, впредь до возмещения убытков, два английских торговых парохода в отместку за гибель 60 своих солдат, канонерские лодки британского флота "Кокчафер" и "Виджеон" и бронированный пароход "Цзяхэ" с морской пехотой на борту попытались освободить пароходы. Получив отпор, английские империалисты в бессильной ярости обстреляли беззащитный, густо населённый, мирный город. Запылали целые улицы, погибли сотни людей, тысячи остались без крова. В ответ ещё выше поднялась волна народного негодования. 19 сентября 1926 г. забастовали рабочие английских хлопчатобумажных фабрик в Шанхае и табачной фабрики в Ваньсяне; китайские листовки, распространяемые в этих городах, призывали: "Не покупайте ничего английского! Долой империалистических собак!". Профессора Пекинского университета в телеграмме на имя лейбориста Сесиля Мэйлона писали членам английского парламента, что они "протестуют против беспрецедентной жестокости ваньсянских убийств"25. Резкие ноты протеста отправили и Пекин и Кантон. Но Англия Болдуина идёт напролом: вину, как всегда, англичане сваливают на китайцев, в официальной ноте действия Ян Сэня именуются "не более, не менее, как пиратством"26, Англия шлёт в Китай новые морские силы и с их помощью "освобождает" задержанные суда. О шовинистической кампании, развернувшейся в Англии в эти дни, могут дать представление одни лишь заголовки газет: "Британский героизм на р. Янцзы" ("Дейли телеграф"), "Битва на Янцзы - это битва у Зеебрюгге малого масштаба" ("Дейли геральд"). Первый лорд адмиралтейства публично благодарит убийц, отмечая, что "традиционная доблесть служащих его величества была полностью поддержана всеми офицерами и матросами, участвовавшими в этой опасной экспедиции"27. Всё более откровенной и открытой становится ставка англичан на сохранивших свои силы дуцзюнов Чжан Цзолиня и Сунь Чуаньфана. Неофициальный английский советник Чжан Цзолиня "однорукий Сэттон" призывает к "активной материальной и финансовой поддержке" своего патрона. Английские корабли открыто помогают судам Сунь Чуаньфана на р. Янцзы и препятствуют южанам в их операциях в бассейне этой реки.

Но и на этот раз открытая интервенция своими силами оказалась для Англии невозможной. Главной причиной этого была революционная борьба китайского народа за своё освобождение, нараставшая с каждым днём. Одной из причин провала интервенции было также всеобщее негодование в Китае и возмущение общественного мнения в Англии и во всём мире. Даже в Лиге наций на 15-м заседании 7-й сессии китайский делегат Чжоу Чжао-синь неожиданно для дипломатов огласил декларацию с осуждением преступлений англичан28. Разумеется, вопрос был тотчас же снят, как "не включённый в повестку дня".

Ещё одной причиной срыва интервенции осенью 1926 г. явился отказ империалистов США и Японии от немедленных акций вместе с англичанами. Так, например, представитель министерства иностранных дел Японии заявил: "Японское правительство весьма сочувствует положению британцев в Китае, но не считает, что от Японии в настоящее время требуется какая-либо акция"29. Японский империализм явно выжидал, сохраняя и укрепляя своё влияние в Маньчжурии и Северном Китае, надеясь использовать ослабление Англии в своих интересах.

США выступлениями Келлога и американского посла в Китае Макмуррея тоже отказались от немедленной интервенции. Однако военные суда обеих стран неотлучно находились на Янцзы, военные гарнизоны и морская пехота срочно пополнялись, что полностью разоблачало легенду о "миролюбии" США и Японии. Ясно, что США тоже выжидали, подтягивая силы и готовясь к расправе с Китаем. При этом в силу англо-американских империалистических противоречий США намеревались не помогать укреплению английского господства в долине Янцзы, а стремились, обуздать революцию и одновременно расширить своё влияние в Китае в целом и особенно среди гоминьдановской буржуазии.

Таким образом, общего выступления держав против Китая не получилось. "Попытка англичан, - говорил тов. Мануильский на VII пленуме ИККИ, - недавно, после Ваньсяньской бойни, вызвать совместную интервенцию всех трёх тихоокеанских держав потерпела крушение..."30.

Конец 1926 г. и первые месяцы 1927 г. отличаются ещё большей напряжённостью в отношениях Англии и национального Китая. С одной стороны, ещё крепче становятся связи Англии с реакцией Севера: 25 ноября 1926 г. английские власти Тяньцзинской концессии передали в руки палачей Чжан Цзолиня 14 арестованных на территории концессии активных молодых гоминьдановцев; в декабре Чжан Цзолинь не без помощи англо-японских агентов объявил себя главнокомандующим всеми вооружёнными силами Северного Китая, возвестив телеграммой о намерении "покончить с красными". С другой стороны, неудачи северной реакционной клики милитаристов и успехи южан, невозможность сколотить блок держав и рост антианглийских настроений заставляли английский империализм маневрировать, искать себе союзников в лагере революции. Решения VII пленума исполкома Коминтерна отмечали, что "империализм старается побудить национальную буржуазию порвать с революционным блоком"31.

Подтверждают эту линию и неоднократные заявления руководящих деятелей Англии того времени - Макдональда, Биркенхэда - и деятельность нового английского посла в Китае Лэмпсона и, наконец, декабрьский меморандум. С 10 по 17 Декабря 1926 г. новый посол Англии, консерватор Лэмпсон, впервые вёл переговоры с "красным" министром иностранных дел кантонского правительства Евгением Чэнем. Маршрут поездки Лэмпсона по Китаю лучше, чем что-либо, отражает двойную игру Лондона: Лэмпсон ехал от милитариста Сунь Чуаньфана к гоминьдановцу-министру Евгению Чэню, а затем к сатрапу Маньчжурии Чжан Цзолиню. Заключает же 1926 г. меморандум английского правительства, подписанный Чемберленом 16 декабря. Почти все английские историки, журналисты и экс-дипломаты, бравшиеся за перо, обычно преподносят этот чемберленовский меморандум как "триумф ясного, здравого смысла" (Тейкмэн), как "поворотный пункт", "новую эру" (Пратт, Уайт) и т. п., тогда как, по существу, это совершенно неверно. Авторы меморандума 16 декабря после вынужденного признания роста национальных сил и ослабления власти Пекина предлагают держаться "выжидательной политики" и "разрешить немедленное взимание дополнительных сборов, установленных в Вашингтоне, по всему Китаю без всяких условий..."32.

Отбрасывая словесную мишуру и вынужденные признания Лондона, мы видим две цели английского кабинета: 1) продемонстрировать якобы дружественное отношение к южным властям, которые явочным порядком ещё ранее ввели упоминаемые в меморандуме добавочные сборы, и тем самым открыть путь для соглашения с южной буржуазией; 2) введением добавочных пошлин по всем таможням оказать наибольшую помощь северной реакции в её борьбе с Югом (по подсчётам агентства Говэнь, это могло дать северянам 22 млн. таэлей).

Вокруг меморандума был поднят большой шум, однако китайская печать Юга резко выступала против фальшивых обещаний Англии и призывала не "поддаваться обману". Зато милитаристы быстро раскусили суть декларации, и вскоре Чжан Цзунчан, Сунь Чуаньфан и даже Тан Цзияо из Юньнани потребовали права на взимание дополнительных пошлин. Не получив поддержки США и Японии, преследовавших свои самостоятельные захватнические цели, английский меморандум фактически остался простой декларацией.

Достойным ответом китайского народа на меморандум явился захват английских концессий в Ханькоу 4 - 5 января и в Цзюцзяне 6 января 1927 года. Перед тысячными революционными толпами, занимавшими концессии, отступила английская морская пехота, и впервые в истории Китая надменный "Юнион Джэк" (английский флаг) был снят с некоторых зданий в Ханькоу. Через полтора месяца, 19 и 20 февраля, после ряда проволочек были подписаны известные соглашения Чень - О'Малли, узаконившие переход концессии в смешанное китайско-английское управление. Английский империализм вынужден был частично отступить перед народными массами Китая. Но, разумеется, удар в Ханькоу и Цзюцзяне произвёл колоссальное впечатление на правящие круги как в Англии и США, так и в Китае. То, что безоружные массы смогли вырвать из рук империализма две концессии, было слишком опасным примером с точки зрения господствующих классов. Правые буржуазные лидеры гоминдана первыми спешат на помощь империалистам: Сунь Цзывэнь в Цзюцзяне с баррикады уговаривает толпу разойтись, Хо Ин-цинь в Фочжоу арестовывает 200 человек и 10 из них казнит за "антииностранные беспорядки"33. Сунь Фо в интервью с представителями японского агентства "Того" откровенно говорит: "Националисты полностью поддерживают принцип возвращения концессий, но не собираются повторять опыт Ханькоу в отношении других английских концессий"34.

В длинной декларации кантонского правительства от 24 января знаменательны были слова о том, что "с точки зрения национального правительства освобождение Китая из-под ярма империалистов не требует непременно вооружённого конфликта между китайским национализмом и иностранными державами. Правительство предпочитало бы, чтобы все вопросы были разрешены переговорами и соглашением". Хотя в этих действиях и выступлениях отдельные представители китайской буржуазии недвусмысленно демонстрировали свою готовность идти на компромисс с империалистами, однако победоносное шествие революционных войск, общие территориальные успехи удерживают ещё национальную буржуазию в целом в составе объединённого национального фронта. Вскоре южная армия разбила армию Сунь Чуаньфана и создала непосредственную угрозу Шанхаю - центру империалистического господства и иностранных вложений в Китае. Колонизаторы перепуганы. Особенно тревожатся англичане, занимающие в Шанхае одно из первых мест по капиталовложениям и интересам. Однако весьма обеспокоены и империалисты США и Японии, продолжающие подбрасывать военные силы в Шанхай. Английское правительство заседает по вопросу о Китае в течение января - февраля 1927 г. несколько раз. Принимаются экстраординарные меры: в январе в Китай отправлено 12 батальонов пехоты и 5 дополнительных крейсеров с Мальты, ежедневно отходят пароходы с войсками, публикуются сцены прощания в портсмутских бараках, - словом, создаётся предвоенная горячка. "Мы должны защитить наших товарищей в Шанхае, - взывает первый лорд адмиралтейства, - и сделать это можем лишь посылкой солдат, моряков и лётчиков... В вопросе обороны гораздо лучше послать слишком много, чем слишком мало. Мы не хотим повторения Хартума"35. Такие же чрезвычайные меры осуществляют империалисты США. Под давлением общественного мнения китайские официальные круги вынуждены были ответить на эту агрессивную кампанию рядом протестов. Евгений Чэнь 17 января заявил:

"Судя по этим действиям, я думаю, что Британия предполагает создать обстановку, могущую повести к объявлению войны революционной армии, но тогда Британия должна принять на себя ответственность за любые несчастные инциденты в будущем..."36.

Нота протеста была вручена также министром иностранных дел пекинского правительства Веллингтоном Ку.

С другой стороны, правительство Болдуина ведёт дипломатический зондаж в Токио и Вашингтоне. Сидехара в своём выступлении в нижней палате японского парламента словесно отверг британские предложения и... послал 24-ю флотилию истребителей в Китай, а Келлог демагогически заявил: "США не имеют в Китае концессий и никогда не проявляли империалистических тенденций в отношении его..."37, "забыв" при этом упомянуть о 22 военных кораблях США, стоящих наготове на Янцзы, о дополнительных контингентах войск, посылаемых в Китай. Демагогия прикрывала подготовку к общей интервенции.

Компартии Китая и Англии резко выступают против английской интервенции. Развёртывается широкое, массовое движение в Англии. Более 70 крупных комитетов "Руки прочь от Китая!" ведут неустанную пропаганду по всей Англии, но тори, разгромив всеобщую стачку 1926 г., не считаются с общественным мнением, и февральская сессия парламента утверждает дополнительные ассигнования на "экспедицию" в Китай в сумме 950 тыс. фунтов стерлингов, отклонив резолюцию о немедленном отозвании английских войск из Китая. Тем самым английская буржуазия вкупе с США открыто готовила вооружённую интервенцию.

Нельзя, разумеется, всерьёз принимать в эти месяцы послания так называемой "доброй воли" английского правительства: ноты 27 - 28 января 1927 г. Чэнь Юженю и Веллингтону Ку о согласии на подчинение англичан китайскому суду и законодательству; заявления Чемберлена 31 января и его же письмо 8 февраля в Лигу наций. В последнем главное заключалось в одной фразе:

"Правительство его величества глубоко сожалеет, что в настоящий момент оно не усматривает какой-либо возможности обратиться к содействию Лиги наций для урегулирования затруднений в Китае..."38. Ясно, что миротворческие шаги Англии были лишь маневром.

События между тем развёртывались с невиданной быстротой. 17 февраля 1927 г. кантонские войска заняли г. Ханьчжоу, а начавшееся 21 марта третье вооружённое восстание рабочих Шанхая вместе со всеобщей забастовкой трудящихся, невзирая на грозно дымящуюся армаду военных кораблей держав и их полки, привело к переходу Шанхая в руки революционного народа. Английские империалисты всем, чем могли, помогали контрреволюции: пропустили войска Чжан Цзунчана через сеттльмент, выдвинули свои войска на 6 миль в глубь китайской территории, одобрили террор против лидера профсоюзов. Но ничто не помогло!

Захват восставшим китайским пролетариатом цитадели империализма в Китае - Шанхая - вызвал огромный энтузиазм в Китае и во всём мире. Он показал зрелость революционных и.пролетарских сил Китая, их сплочённость и мощь; он же вызвал обострение классовых противоречий с международным империализмом, в особенности с английским, для которого Шанхай и долина р. Янцзы являлись центрами вложений и "сферой влияния". Не менее были напуганы империалисты США и прочих держав.

Вслед за Шанхаем северные войска У Пэйфу сдают г. Нанкин, который 23 - 24 марта 1927 г. занимает 4-я дивизия 6-й армии южан. Империалисты Англии и США, смертельно напуганные падением двух крупнейших городов Китая, воспользовавшись мелкими инцидентами возле некоторых европейских консульств во время уличных боёв с арьергардами северян, устраивают под флагом "защиты иностранцев" кровавую бойню - получасовой обстрел Нанкина орудиями с британского корабля "Эмеральд" и американских истребителей "Ноа" и "Престон" (Чемберлен признал в палате, что "Эмеральд" выпустил 76 снарядов). На каждого пострадавшего европейца приходилось не менее 100 пострадавших китайцев. "Это гнусное массовое убийство, - писал Марсель Кашен в "Юманите", - вызывает во всём мире всё больший крик негодования. Вот она, капиталистическая цивилизация!"39.

Чудовищная кровавая расправа империалистов над мирным населением Нанкина не только вновь изобличила английских империалистов как палачей и насильников, но "она, как указывала "Правда", - исчерпывающе вскрыла позицию Соединённых Штатов. Последние долго разыгрывали роль либеральных "доброжелателей" китайской революции. Теперь, после того, как все увидели "англо-американский блок" в действии, легко понять, что Америка была лишь волком в овечьей шкуре, которая теперь ею сброшена. Страна Георга Вашингтона и "декларация независимости" выступает теперь перед Китаем в образе изверга Вильямса (командующего военно-морскими силами США в Китае. - Р. В.), который в потоках крови топит независимость китайского народа"40.

Нанкинский обстрел, несомненно, был задуман и выполнен как удар по революции, как вооружённый ответ на занятие рабочими Шанхая. Он был ясным требованием к контрреволюционной буржуазии обуздать революционный лагерь. Откровенно об этом сказал журнал "La politique de Pekin" через три дня после нанкинской бойни, вину за которую империалисты, как всегда, поспешили переложить на так называемых "экстремистов".

"Нанкинская трагедия рискует повернуть против южной партии международное общественное мнение, - писал журнал, - и время не терпит: особенно надо, чтобы генерал Чан Кайши отделил себя от злосчастных, пагубных действий экстремистов, если он не желает бесповоротно скомпрометировать движение, зачинщиком которого он является"41.

Контрреволюция давно это понимала. 29 марта Чан Кайши собственной персоной явился на борт американского флагмана "Питсбург" и совещался с адмиралом-палачом Вильямсом о мерах по поддержанию "порядка". 1 апреля 1927 г. комиссар Чан Кайши в Шанхае посетил консула Англии и, выразив сожаление по поводу событий в Нанкине, принял на себя полную ответственность за них. Наньчан - ставка Чан Кайши - становится центром контрреволюционной буржуазии, куда слетаются все завтрашние предатели революции.

Английский империализм ещё больше усиливает нажим и шантаж, принимая ряд чрезвычайных мер. 29 марта официально объявляется об эвакуации англичан из Ичана, Чанши, Чунцина; закрываются банки в Ханькоу; в Уху все иностранцы переселяются на понтоны; в Китай посылаются подкрепления в составе 3500 человек; в водах Китая к этому времени находится уже 170 военных кораблей, из них 76 британских; в портах держатся наготове 20 тыс. английских солдат.

"Правда", выражая чувства советского народа, писала в эти дни:

"Надо предупредить ультиматум и его последствия. Надо воспрепятствовать "сговору" держав. Надо остановить политику безумных авантюр, политику интервенции и провокации ужасной войны. Надо не допустить срыва мира между народами"42.

Чтобы выслужиться перед империалистами-хозяевами, диктатор Севера Чжан Цзолинь 6 апреля 1927 г. с разрешения и по наущению дипкорпуса производит бандитский налёт на советское консульство в Пекине. Этот налёт должен был, по мысли его организатора, создать почву для единого фронта против СССР и для военного конфликта с ним, чтобы ослабить революционный лагерь в Китае и облегчить военную интервенцию империалистов против южан. Главным организатором провокаций против СССР и китайской революции был английский империализм. Товарищ Сталин указывал: "Первый открытый удар был нанесён консервативным правительством Англии в Пекине при нападении на советское полпредство"43. Характерно, что в награду за бандитский налёт Гонконг-Шанхайский банк 10 апреля 1927 г. разрешил Чжан Цзолиню использовать его ранее замороженные фонды в сумме 400 тыс. фунтов стерлингов, а 11 апреля сколоченный Англией блок главных империалистических держав (США, Англия, Япония, Франция, Италия) предъявил Китаю ультиматум, вручённый Евгению Чэню в Ханькоу и ген. Бай Чунси в Шанхае. Ультиматум требовал наказания командиров, якобы повинных в преступлении против иностранцев в Нанкине, извинения главнокомандующего, с обязательством не допускать антииностранных выступлений, и полной компенсации потерь:

"Если же власти националистов не продемонстрируют в удовлетворение заинтересованных государств своего намерения быстро согласиться с этими условиями, упомянутые правительства найдут возможность принудить их к этому такими мерами, какие они найдут необходимыми"44.

Подкреплённый мощным военным кулаком, ультиматум грозил и требовал. Китайская буржуазия, напуганная размахом революционного движения рабочих и невиданным расширением аграрного крестьянского движения, подталкиваемая нажимом империалистов, открыто перешла в лагерь контрреволюции, и 12 апреля в Шанхае, Нанкине, Наньчане, а 14 - 15 апреля в Кантоне, Сватоу и других городах началась жестокая расправа с рабочим классом и с революционным крестьянством и их революционным авангардом - китайской коммунистической партией. Полились реки крови. В лагере Чан Кайши объединились помещики и компрадоры, купцы и генералы, милитаристы и фабриканты, связанные общей ненавистью к рабоче-крестьянскому движению. Шанхайские банки тотчас же после переворота предоставили Чан Кайши заём в 20 млн. долларов для подавления революции. По своей жестокости и беспощадности расправа китайской реакции с народом превзошла всё ранее известное в истории Китая. Были убиты десятки тысяч пролетариев и передовых людей революционного Китая.

В эти дни кровавой оргии контрреволюции до Китая донёсся голос Остина Чемберлена, выступившего 9 мая 1927 г. в палате общин. Он признал, что "нанкинские события ускорили давно надвигавшийся раскол в рядах националистов... Налицо откол коммунистического крыла от партии гоминдан... В связи с этим важным обстоятельством вопрос о наказании за нанкинские бесчинства принял совершенно иной характер. Подлинные преступники - коммунистические агитаторы - были наказаны самими китайскими националистами с жестокостью и эффективностью, на которую не способна была бы никакая иностранная держава"45. Так злословил и клеветал О. Чемберлен.

Старый империалистический волк был в восхищении от китайских кавеньяков, от работы китайских палачей, превзошедших по зверству своих хозяев. Длинная речь Чемберлена характерна признаниями того, что: 1) политика Англии в связи с переворотом Чан Кайши изменяется: Англия будет теперь "выжидать", оставляя за собой "свободу действий", 2) нанкинские события помогли контрреволюционному перевороту, явились толчком для него; 3) английский империализм помогал и "не будет чинить препятствий" контрреволюционному правительству, т. е. была признана прямая связь контрреволюции с империализмом.

В связи с этими событиями товарищ Сталин в тезисах для пропагандистов по вопросам китайской революции прямо указывал, что "мощный размах революции, с одной стороны, и натиск империалистов в Шанхае, с другой стороны, не могли не отбросить национальную китайскую буржуазию в лагерь контрреволюции, так же как занятие Шанхая национальными войсками и забастовки шанхайских рабочих не могли не объединить империалистов для удушения революции.

Оно так и случилось. Нанкинские расстрелы послужили в этом отношении сигналом к новой размежёвке борющихся сил в Китае. Стреляя в Нанкин и предъявляя ультиматум, империалисты хотели сказать, что они ищут поддержки национальной буржуазии для совместной борьбы против китайской революции. Расстреливая же рабочие митинги и устраивая переворот, Чан Кайши, как бы в ответ на призыв империалистов, говорил, что он готов идти на сделку с империалистами вместе с национальной буржуазией против рабочих и крестьян Китая"46. И далее:

"Переворот Чан Кайши означает, что революция вступила во второй этап своего развития, что начался поворот от революции общенационального объединённого фронта к революции многомиллионных масс рабочих и крестьян, к революции аграрной, которая усилит и расширит борьбу против империализма, против джентри и феодальных помещиков, против милитаристов и контрреволюционной группы Чан Кайши"47.

На территории, контролируемой революционным уханьским правительством, продолжалась массовая революционная борьба против феодально-помещичьих элементов и контрреволюционера Чан Кайши, против милитаристов и империалистов. За этот период компартия Китая выросла в большую массовую партию с 50 - 60 тыс. членов, профсоюзы рабочих стали насчитывать около 3 млн. членов, десятки миллионов крестьян вошли в крестьянские союзы, и "аграрное движение крестьянства разрослось до грандиозных размеров, заняв центральное место в китайском революционном движении"48.

Вторая половина 1927 г. заполнена всё усиливающейся борьбой революции с контрреволюцией. Рост крестьянского и рабочего движения в районах революционного Уханя, захват земель крестьянами, успехи народных армий в Хэнани (занятие Чжэнчжоу, Кайфына, Лояна) вызывают отход в лагерь контрреволюции мелкобуржуазных попутчиков революции. Одновременно, в связи с продвижением гоминдьановских армий на север, империалисты во главе с англичанами собирают военный кулак у Тяньцзиня. Там сосредоточено более 7 тыс. английских и американских солдат, туда же прибывает английский командующий ген. Дункан со штабом. Империализм вновь угрожает китайской революции, продолжающей расти на территории Уханя. На причины отхода уханьского руководства гоминдана в лагерь контрреволюции указывал Товарищ Сталин в статье "Заметки на современные темы":

"Отход этот объясняется, во-первых, страхом мелкобуржуазной интеллигенции перед разрастающейся аграрной революцией и давлением феодалов на уханьское руководство, во-вторых, нажимом империалистов в районе Тяньцзиня, требующих от Гоминьдана разрыва с коммунистами, как цену за пропуск на север"49.

Первые измены совершаются в разбухшей за счёт милитаристских частей уханьской армии, руководимой в большей части старыми генералами и контрреволюционерами. Этот процесс как в армии, так и в аппарате правительства был усугублён оппортунистическими ошибками тогдашнего чэньдусюистского руководства китайской компартии.

После майских измен генералов Ся Доу-иня, Хэ Цзяня и Сюй Кэсяна, июньских совещаний Фын Юй-сяна с лидерами обоих центров процесс измены руководящей верхушки уханьского гоминдана закончился 15 июля 1927 г. такой же расправой с народом, с коммунистами, как три месяца назад в Шанхае. Однако массы продолжают борьбу; особенно сильны крестьянские восстания на Юге и в центральных провинциях. С 1 августа до середины сентября 1927 г. происходит восстание оставшихся верными революции войск под руководством коммунистов Е Тина и Хо Луна (Наньчанское восстание). Поражение этого восстания завершило второй этап китайской революции.

В среде контрреволюционных временщиков в Нанкине, Ханькоу, Кантоне происходит, между тем, беспрерывная борьба за власть. Поход против Тан Шэн-чжи, временные успехи Сунь Чуаньфана и занятие им Пукоу в августе 1927 г., временный уход Чан Кайши с поста главкома, усиление южной гуансийской группировки - наиболее заметные проявления этой междоусобицы. Палачей объединяет одно - ненависть к революции.

Из существовавших во второй половине 1927 г. правительств в Пекине, Нанкине и Ухане (до июля) наименьшей любовью Англии, естественно, пользовался до июльского переворота уханьский центр. Весной и летом продолжается полная экономическая блокада верховьев Янцзы; в середине мая из Уханя был отозван британский представитель Ньютон. Что же касается Нанкина и Пекина, то тут английское правительство, выжидая конца борьбы Севера с Югом, ведёт попрежнему двойную игру: поддерживая северный блок и помогая ему, оно одновременно признаёт "заслуги" нанкинской клики и стремится упрочить свои позиции среди них, тем более что Кантон, одна из сфер наибольшей деловой активности англичан, входит в подчинение Нанкину. И пекинское и нанкинское правительства, в свою очередь, наперебой заискивают, пресмыкаются перед империалистами. В июне 1927 г. Нанкин в связи с продолжением северного похода специально объявляет: "Жизнь иностранцев и их имущество необходимо особенно внимательно охранять"50. Нанкинская же комиссия по иностранным делам уведомила отдел пропаганды, что слова "Долой империализм!" не должны воспитывать ненависть к иностранцам.

Заявления подкрепляются переговорами У Чжао-шу с Лэмпсоном и согласованными действиями обеих сторон. Недаром в связи с образованием нового нанкинского правительства английская "Норе чайна дэйли ньюс" называла членов его "джентльменами в полном и лучшем смысле этого слова, на которых можно положиться, что они примут меры к восстановлению приличия и здравого смысла..."51.

Хотя в Китае не всё ещё шло гладко для Англии, хотя продолжались вспышки антианглийского бойкота среди масс (например, в июне 1927 г. в Нинбо) и произошёл англо-китайский конфликт в Шанхае во время боёв войск южан с армией Сунь Чуаньфана, но в целом общий язык между империалистами и китайской буржуазией был найден.

Что же касается пекинского правительства, то оно, по-прежнему пользуясь полной поддержкой Англии, США и Японии, вновь и вновь заверяло своих покровителей в верности. Так, 18 июля 1927 г., вступая в должность генералиссимуса северных армий, Чжан Цзолинь заявил на приёме дипломатического корпуса, что "права иностранцев будут соблюдаться в соответствии с договорами, в надежде на то, что иностранцы в свою очередь нам тоже помогут"52. Поэтому, когда национальные армии начали подходить к Тяньцзиню, туда прибыли англо-американские войска и корабли; когда же Сунь Чуаньфан подошёл опять к Шанхаю, империалисты оказали ему активную помощь.

В своих действиях против китайской революции английский империализм пользовался теперь более энергичной поддержкой двух партнёров - Японии и США. Американский империализм своим активным участием в обстреле Нанкина, помощью Чан Кайши в перевороте, посылкой войск окончательно развеял туман лживо либеральных заявлений Келлога, а японский империализм под флагом так называемой "позитивной" политики пришедшего к власти барона Танака теперь стал активна вмешиваться в борьбу Юга и Севера (высадка войск в Циндао, помощь Чжан Цзолиню), переходя к дальнейшей реализации своих далеко идущих агрессивных планов.

Два события завершают революционный этап 1925 - 1927 годов. 11 - 14 декабря 1927 г. произошло восстание кантонского пролетариата, героическая попытка китайских рабочих организовать революционную власть на Юге. Однако в силу неравенства сил, вмешательства империалистов и некоторых ошибок самой коммуны восстание не имело успеха. Оно было арьергардным боем временно потерпевшей поражение революции рабочих и крестьян Китая. Мировой империализм открыто помогал контрреволюции в подавлении восстания: английский корабль "Мореон" и американский "Сакраменто" высадили морскую пехоту, английские корабли эвакуировали богачей из Кантона и подвозили туда подкрепления. С благословения англичан и американцев озверевшая контрреволюция разгромила советское консульство в Кантоне и убила пять советских представителей. Налётам подверглись консульства СССР и в ряде других городов. А 15 декабря 1927 г. под прямым нажимом английских империалистов нанкинские и шанхайские власти разорвали отношения с Советским Союзом и потребовали выезда советских консульских представителей с территории гоминьдановского правительства. Лавры Хикса и Болдуина явно оспаривались господами из Нанкина53.

Круг предательств китайской контрреволюционной буржуазии на этом этапе был завершён.

Годы китайской революции, 1925 - 1927, завершившиеся её временным поражением и торжеством реакции, были периодом резкой активизации империалистической политики Англии в Китае и одновременно периодом кризиса этой политики и многих поражений её. Китайский народ, в глазах которого английский империализм наряду с японским стал самым ненавистным врагом, нанёс этому империализму немало серьёзных ударов бойкотом, стачками, захватом концессий в Ханькоу и Цзюцзяне. Кантонское гоминдановское правительство и его преемник - уханьское правительство (до 15 июля 1927 г.) - поддерживали массы в этой борьбе, выступая политическими противниками империалистического господства, тогда как продукт кровавого переворота 12 апреля - нанкинское правительство Чан Кайши, так же как и пекинское правительство Чжан Цзолиня, несмотря на отдельные чисто формальные ноты протеста и" небольшие стычки с Англией, фактически послушно выполняли требования империалистической Англии, возглавлявшей в эти годы ансамбль империалистических держав.

Английская политика в Китае, в свою очередь, стремилась к следующему:

1. Интервенциями, расстрелами, военными демонстрациями, угрозами и шантажом деморализовать массы, отколоть национальную буржуазию от революции.

2. Всемерной поддержкой внутренней реакции, феодально-компрадорских элементов, контрреволюционной национальной буржуазии помочь сломить и задушить революционное движение, потопить его в крови, чтобы сохранить свои привилегии.

3. Демонстративным "миролюбием", пустыми обещаниями, кажущейся уступчивостью (декабрьский меморандум, нота 31 января, комиссия по экстерриториальности), лавированием и компромиссами в угрожающие моменты (например, при захвате концессий) обмануть китайский народ и мировое общественное мнение, облегчить сговор с контрреволюционной буржуазией Китая.

4. Объединённым акциями главных империалистических держав, сколачиванием блока Англии, Японии, США, Франции ускорить разгром революции, избежать изоляции и единоличной ответственности за злодеяния против китайского народа.

Весь ход рассмотренных нами событий целиком подтверждает блестящую характеристику английской буржуазии, данную товарищем Сталиным в "Заметках на современные темы". Товарищ Сталин писал:

"Английский капитализм всегда был, есть и будет наиболее злостным душителем народных революций. Начиная с великой французской буржуазной революции конца XVIII века и кончая происходящей ныне китайской революцией, английская буржуазия всегда стояла и продолжает стоять в первых рядах громителей освободительного движения человечества"54.

В 1927 г. китайская революция была вынуждена временно отступить. Английская буржуазия, приложившая столько усилий к разгрому революции, могла вместе с палачами из Нанкина, Шанхая, Кантона и Пекина праздновать временную победу. А полуфеодальный Китай, раздробленный, разделённый на ряд враждующих милитаристских клик, продолжал оставаться полуколонией мирового империализма. Однако революционные битвы 1925 - 1927 гг. не прошли бесследно.

Борьба миллионов китайских рабочих и крестьян против пережитков феодализма и против империализма в революционные годы, революционная активность масс на огромной территории Юга и Центра, героическая борьба китайского рабочего класса во главе с его авангардом - китайской коммунистической партией - в союзе с крестьянством и городской беднотой внесли глубочайшие изменения в жизнь и сознание китайских трудящихся. Поражение революции было временным. Уже через год начался новый революционный подъём, и вскоре на вершинах Цзин-ганшаня поднялся флаг первого района народной власти Китая. Китайские коммунисты - лучшие люди китайского народа, руководимые Мао Цзэдуном и Чжу Дэ, повели массы на вооружённую борьбу против контрреволюционной буржуазно-помещичьей диктатуры гоминьдана, поддерживаемой империалистами.

Английский империализм вместе с американским империализмом, активно помогал нанкинским и гуансийским гоминьдановским правителям в их борьбе против китайских Советов в 1929 - 1936 годах. При прямом попустительстве. Англии и США, японский империализм захватил в 1931 г. Маньчжурию, а затем Северный Китай.

Силами японских фашистов английские империалисты вкупе с американскими думали начать поход на СССР и покончить с революционной борьбой в Китае. Поэтому японское нападение на Китай в 1937 р. не встретило фактического противодействия со стороны чемберленовской Англии. Проводя вместе с США политику "дальневосточного Мюнхена", Англия подкармливала японского агрессора за счёт китайского народа в надежде на осуществление своих антисоветских замыслов и планов разгрома растущего революционного движения в Китае (соглашение Арита - Крейги в 1939 г. - кульминационный пункт этой политики).

Политика американской буржуазии в эти годы, несмотря на наличие у неё серьёзных противоречий с японской и английской буржуазией, несмотря на ряд формальных выступлений против захватов Японии в Китае, по сути дела, сводилась к той же, что и у англичан, антисоветской линии, к политике экономической помощи японскому империализму металлами, "серебряной политике" и др., к поддержке всех мероприятий реакции против демократического движения в Китае и в то же время в стремлении к широкой американской экспансии в Китае "без партнёров", с монопольными захватами рынков Востока.

Вскормленные долларами и фунтами, фашистская Германия и Япония воспользовались "ДВ Мюнхеном" для дальнейшей агрессии и попыток выполнений бредовых планов завоевания мирового господства, что и развязало вторую мировую войну.

Но мировой демократический лагерь во главе с могучим Советским Союзом сорвал все планы империалистов. Советская армия разгромила армии фашистской Германии и империалистической Японии и освободила народы Европы и Азии от угрозы порабощения и гибели.

Выросшая в тяжёлых боях за советские районы в 1929 - 1936 гг. и в антияпонской войне 1937 - 1945 гг., китайская демократия под руководством китайской компартии в навязанной ей гоминьдановским реакционным лагерем гражданской войне развернула победоносную борьбу за окончательное свержение кровавой диктатуры Чан Кайши и "четырёх семейств", за освобождение Китая от империалистического господства, в первую очередь от господства американского империализма, борьбу за создание народно-демократической власти трудящихся под руководством рабочего класса Китая.

На наших глазах сбываются пророческие слова Ленина, указывавшего ещё в 1923 г. на Китай и другие страны Востока, которые "втянулись в такое развитие, которое не может не привести к кризису всего всемирного капитализма"55, так что, подчёркивал Ленин, "не может быть ни тени сомнения в том, каково будет окончательное решение мировой борьбы"56. Блестящие успехи китайского народа в его освободительной борьбе против сил империализма и китайской реакции полностью подтвердили гениальный прогноз, данный И. В. Сталиным в 1927 г. - 22 года тому назад! - относительно перспектив китайской революции. В своём докладе XV съезду ВКП(б) И. В. Сталин указывал на то, что "революционное пробуждение колониальных и зависимых стран предвещает конец мирового империализма. Тот факт, что китайская революция не привела ещё к прямой победе над империализмом, этот факт не может иметь решающего значения в смысле перспектив революции. Великие народные революции никогда вообще не побеждают до конца в первом туре своих выступлений. Они растут и укрепляются в порядке приливов и отливов... Так будет в Китае"57. Это гениальное пророчество, являющееся образцом исторического предвидения марксизма-ленинизма, подтвердилось всем ходом истории героической борьбы китайского народа под руководством коммунистической партии Китая против империалистических поработителей за свободный, независимый и подлинно демократический Китай.

Примечания

Статья публикуется в томе III "Учёных записок Тихоокеанского института (Китайский сборник)", который выходит в свет в ближайшее время. В настоящем виде статья даётся с некоторыми добавлениями.

1. И. В. Сталин. Соч., т. 9, стр. 221.

2. Там же, стр. 340.

3. Там же, стр. 223.

4. Сунь Ятсен. Избранные произведения (Цзунли ицзяозяо цюанцзи), стр. 760. Чунцин. 1943.

5. "China Year Book" за 1924 г., стр. 860. Документы.

6. Там же, стр. 854. Документы.

7. "Известия" от 11 декабря 1923 года.

8. "Daily Herald" от 4 сентября 1924 года.

9. "История национально-освободительного движения хуаган в Китае" (чжунго цзефанюньдунши). Т. II, стр. 315. Гонконг. 1946.

10. "Matin" от 10 января 1925 года.

11. "Известия" от 9 июля 1925 года. Между прочим, 10 июля английский поверенный в делах заявил протест против речей и статей Фына.

12. "China Year Book" за 1926 г., стр. 931. Документы.

13. "Times" от 10 июня 1925 года.

14. Там же, от 16 июня 1925 года. House of Commons.

15. Журнал "Восток", специальный выпуск, 1925 г., стр. 27 (Дунфанцзачжи тэкань).

16. "Правда" от 17 декабря 1925 года.

17. "Times" от 25 июня 1925 года.

18. Leang-Li T'Ang. China in revolt, p. 144.

19. "Правда" от 13 июня 1925 года.

20. "Известия" от 1 августа 1925 года.

21. Кантонское правительство активно противодействовало блокаде. Расширялись связи с другими странами. В августе 1925 г. кантонские власти установили новые правила каботажного плавания в водах Кантона, по которым всем судам, кроме английских и японских, разрешался свободный доступ в порт при условии прямого следования в Кантон, без захода в Гонконг и при обязательном досмотре пикетчиками.

22. Дэн Чжун-сян. Англо-китайские переговоры в период Гонконг-Кантонской стачки, стр. 11 (шэнган Багунчжунжти чжунин таньпань). Кантон. 1926.

23. "Daily Herald" от 2 октября 1925 года.

24. И. В. Сталин. Соч. Т. 9, стр. 223.

25. "Manchester Guardian" от 17 сентября 1926 года.

26. "Times" от 23 сентября 1926 года.

27. "Morning Post" от 15 сентября 1926 года. Позднее участники ваньсяньской бойни были награждены английским королём орденами и медалями за "заслуги".

28. "Societe des Nations Journal officiel". N. 44. Geneve. 1926, p. 104 - 105.

29. "Journal des debats" от 12 сентября 1926 года.

30. Стенографический отчёт VII пленума ИККИ. Т. I, стр. 432. М. 1927.

31. Там же. Т. II, стр. 438.

32. Полный текст в "Times" от 28 декабря 1926 года.

33. "Daily Telegraph" от 27 января 1927 года.

34. "China Weekly Review" от 29 января 1927 г., стр. 246.

35. "Times" от 4 февраля 1927 г., стр. 10.

36. China in chaos", стр. 29. Шанхай. 1927.

37. "The China Weekli Review" от 12 февраля 1927 г., стр. 273.

38. "Times" от 12 февраля 1927 года.

39. "Humanite" от 3 марта 1927 года.

40. "Правда" от 27 марта 1927 года.

41. "La poiitique de Pekin" от 27 марта 1927 г., стр. 312.

42. "Правда" от 2 апреля 1927 года.

43. И. В. Сталин. Соч. Т. 9, стр. 325.

44. "China Year Book", стр. 730. Тяньцзин. 1928.

45. Times" от 10 мая 1927 года. Отчёт о заседаниях палаты общин.

46. И. В. Сталин. Соч. Т. 9, стр. 225.

47. Там же, стр. 226.

48. Там же, стр. 342.

49. Там же, стр. 343.

50. Журнал "Восток" N 16 за 1927 год, стр. 153.

51. "Правда" от 22 сентября 1927 года.

52. Журнал "Восток" N 16, стр. 153.

53. Позднее, в 1929 г., в Шанхае прошёл скандальный процесс агента британской секретной службы, проворовавшегося бандита, некоего Пика-Кожевникова. На суде Пик открыто признал, что за участие в бандитском налёте на советское консульство он получил от британской разведки крупное вознаграждение. Тем самым была вскрыта прямая связь налётчиков в Лондоне и в Шанхае и общий источник их финансирования (Отчёты о судебном процессе см. "China Weekly Review" от 15 июня 1929 г., стр. 101.)

54. И. В. Сталин. Соч. Т. 9, стр. 324.

55. Ленин. Соч. Т. XXVII, стр. 415.

56. Там же.

57. И. В. Сталин. Соч. Т. 10, стр. 283.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Гулыга А.В. Роль США в подготовке вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г. // Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
      Автор: Военкомуезд
      А.В. ГУЛЫГА
      РОЛЬ США В ПОДГОТОВКЕ ВТОРЖЕНИЯ НА СОВЕТСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В НАЧАЛЕ 1918 г.

      Крушение капиталистического строя в России привело в смятение весь капиталистический мир, в частности, империалистов США. Захват пролетариатом власти на одной шестой части земного шара создавал непосредственную угрозу всей системе наемного рабства. Начиная борьбу против первого в мире социалистического государства, империалисты США ставили своей целью восстановление в России власти помещиков и капиталистов, расчленение России и превращение ее в свою колонию. В последние годы царского режима, и особенно в период Временного правительства, американские монополии осуществляли широкое экономическое и политическое проникновенне в Россию. Магнаты Уоллстрита уже видели себя в недалеком будущем полновластными владыками русских богатств. Однако непреодолимым препятствием на их пути к закабалению России встала Великая Октябрьская социалистическая революция. Социалистический переворот спас нашу родину от участи колониальной или зависимой страны.

      Правительство США начало борьбу против Советской России сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции. «Нам абсолютно не на что надеяться в том случае, если большевики будут оставаться у власти», [1] — писал в начале декабря 1917 г. государственный секретарь США Лансинг президенту Вильсону, предлагая активизировать антисоветские действия Соединенных Штатов.

      Правительство США знало, однако, что в своих антисоветских действиях оно не может надеяться на поддержку американского народа, который приветствовал рождение Советского государства. На многочисленных рабочих митингах в разных городах Соединенных Штатов принимались резолюции, выражавшие солидарность с русскими рабочими и крестьянами. [2] Правительство США вело борьбу против Советской республики, используя коварные, провокационные методы, прикрывая /33/

      1. Papers relating to the foreign relations of the United States. The Lansing papers, v. II, Washington, 1940, p. 344. (В дальнейшем цит.: The Lansing papers).
      2. Вот одна из таких резолюций, принятая на рабочем митинге в г. Ситтле и доставленная в Советскую Россию американскими моряками: «Приветствуем восторженно русский пролетариат, который первый одержал победу над капиталом, первый осуществил диктатуру пролетариата, первый ввел и осуществил контроль пролетариата в промышленности. Надеемся твердо, что русский пролетариат осуществит социализацию всего производства, что он закрепит и расширит свои победы над капиталом. Уверяем русских борцов за свободу, что мы им горячо сочувствуем, готовы им помочь и просим верить нам, что недалеко время, когда мы сумеем на деле доказать нашу пролетарскую солидарность» («Известия Владивостокского Совета рабочих и солдатских депутатов», 25 января (7 февраля) 1918 г.).

      свое вмешательство во внутренние дела России лицемерными фразами, а иногда даже дезориентирующими действиями. Одним из наиболее ярких примеров провокационной тактики американской дипломатии в борьбе против Советской России является развязывание правительством Соединенных Штатов японского вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г.

      Вся история интервенции США в Советскую Россию на протяжении многих лет умышленно искажалась буржуазными американскими историками. Фальсифицируя смысл документов, они пытались доказать, что американское правительство в течение первых месяцев 1918 г. якобы «возражало» против иностранного вторжения на Дальний Восток и впоследствии дало на нею свое согласие лишь «под давлением» Англии, Франции и Японии. [3] На помощь этим историкам пришел государственный департамент, опубликовавший в 1931—1932 гг. три тома дипломатической переписки за 1918 г. по поводу России. [4] В этой публикации отсутствовали все наиболее разоблачающие документы, которые могли бы в полной мере показать антисоветскую политику Соединенных Штатов. Тем же стремлением фальсифицировать историю, преуменьшить роль США в организации антисоветской интервенции руководствовался и составитель «Архива полковника Хауза» Чарлз Сеймур. Документы в этом «архиве» подтасованы таким образом, что у читателя создается впечатление, будто Вильсон в начале 1918 г. действительно выступал против японской интервенции.

      Только в 1940 г. государственный департамент опубликовал (и то лишь частично) секретные документы, проливающие свет на истинные действия американскою правительства по развязыванию иностранного вторжения на Дальний Восток. Эти материалы увидели свет во втором томе так называемых «документов Лансинга».

      Важная задача советских историков — разоблачение двуличной дипломатии США, выявление ее организующей роли в развязывании иностранной интервенции на Дальнем Востоке, к сожалению, до сих пор не получила достаточного разрешения в исторических исследованиях, посвященных этой интервенции.

      *     *     *

      В своем обращении к народу 2 сентября 1945 г. товарищ Сталин говорил: «В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединённых Штатов Америки и опираясь на них, — вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила Советский Дальний Восток». [5] Это указание товарища Сталина о том, что Япония совершила нападение на Советскую Россию в 1918 г., опираясь на Англию, Францию и США, и служит путеводной нитью для историка, изучающего интервенцию на Дальнем Востоке. /34/

      5. Т. Millard. Democracy and the eastern question, N. Y., 1919; F. Schuman. American policy towards Russia since 1917, N. Y., 1928; W. Griawold. The far Eastern policy of the United States, N. Y., 1938.
      4. Papers relating to the foreign relations of the United States, 1918, Russia, v.v. I—III, Washington. 1931—1932. (В дальнейшем цит.: FR.)
      5. И. B. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза, М., 1949, стр. 205.

      Ленин еще в январе 1918 г. считался с возможностью совместного японо-американского выступления против нашей страны. «Говорят, — указывал он, — что, заключая мир, мы этим самым развязываем руки японцам и американцам, которые тотчас завладевают Владивостоком. Но, пока они дойдут только до Иркутска, мы сумеем укрепить нашу социалистическую республику». [6] Готовясь к выступлению на VII съезде партии, 8 марта 1918 г. Ленин писал: «Новая ситуация: Япония наступать хочет: «ситуация» архи-сложная... отступать здесь с д[огово]ром, там без дог[ово]ра». [7]

      В дальнейшем, объясняя задержку японского выступления, Ленин, как на одну из причин, указывал на противоречия между США и Японией. Однако Ленин всегда подчеркивал возможность сделки между империалистами этих стран для совместной борьбы против Советской России: «Американская буржуазия может стакнуться с японской...» [8] В докладе Ленина о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского Совета 14 мая 1918 г. содержится глубокий анализ американо-японских империалистических противоречий. Этот анализ заканчивается предупреждением, что возможность сговора между американской и японской буржуазией представляет реальную угрозу для страны Советов. «Вся дипломатическая и экономическая история Дальнего Востока делает совершенно несомненным, что на почве капитализма предотвратить назревающий острый конфликт между Японией и Америкой невозможно. Это противоречие, временно прикрытое теперь союзом Японии и Америки против Германии, задерживает наступление японского империализма против России. Поход, начатый против Советской Республики (десант во Владивостоке, поддержка банд Семенова), задерживается, ибо грозит превратить скрытый конфликт между Японией и Америкой в открытую войну. Конечно, вполне возможно, и мы не должны забывать того, что группировки между империалистскими державами, как бы прочны они ни казались, могут быть в несколько дней опрокинуты, если того требуют интересы священной частной собственности, священные права на концессии и т. п. И, может быть, достаточно малейшей искры, чтобы взорвать существующую группировку держав, и тогда указанные противоречия не могут уже служить мам защитой». [9]

      Такой искрой явилось возобновление военных действий на восточном фронте и германское наступление против Советской республики в конце февраля 1918 г.

      Как известно, правительство США возлагало большие надежды на возможность обострения отношений между Советской Россией и кайзеровской Германией. В конце 1917 г. и в первые месяцы 1918 г. все усилия государственных деятелей США (от интриг посла в России Френсиса до широковещательных выступлений президента Вильсона) были направлены к тому, чтобы обещаниями американской помощи предотвратить выход Советской России из империалистической войны. /35/

      6. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 201.
      7. Ленинский сборник, т. XI, стр. 65.
      8. В. И. Ленин. Соч., т. XXX, стр. 385.
      9. В. И. Ленин. Соч., т. XXIII, стр. 5. История новейшего времени содержит поучительные примеры того, что антагонизм между империалистическими державами не является помехой для развертывания антисоветской агрессин. Так было в годы гражданской войны, так было и в дни Мюнхена.

      Послание Вильсона к конгрессу 8 января 1918 г. и пресловутые «четырнадцать пунктов» имели в качестве одной из своих задач «выражением сочувствия и обещанием более существенной помощи» вовлечь Советскую республику в войну против Германии. [10] Хауз называл «пункты» Вильсона «великолепным оружием пропаганды». [11] Такого же мнения были и руководящие работники государственного департамента, положившие немало усилий на массовое распространение в России «четырнадцати пунктов» всеми пропагандистскими средствами.

      Ленин разгадал и разоблачил планы сокрушения Советской власти при помощи немецких штыков. В статье «О революционной фразе» он писал: «Взгляните на факты относительно поведения англо-французской буржуазии. Она всячески втягивает нас теперь в войну с Германией, обещает нам миллионы благ, сапоги, картошку, снаряды, паровозы (в кредит... это не «кабала», не бойтесь! это «только» кредит!). Она хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией.

      Понятно, почему она должна хотеть этого: потому, что, во-первых, мы оттянули бы часть германских сил. Потому, во-вторых, что Советская власть могла бы крахнуть легче всего от несвоевременной военной схватки с германским империализмом». [12]

      В приведенной цитате речь идет об англичанах и французах. Однако с полным правом ленинскую характеристику империалистической политики в отношении выхода Советской России из войны можно отнести и к Соединенным Штатам. Правомерность этого становится еще более очевидной, если сравнить «Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира», написанные Лениным 7 января 1918 г., с подготовительными набросками к этим тезисам. Параграф 10 тезисов опровергает довод против подписания мира, заключающийся в том, что, подписывая мир, большевики якобы становятся агентами германского империализма: «...этот довод явно неверен, ибо революционная война в данный момент сделала бы нас, объективно, агентами англо-французского империализма...» [13] В подготовительных заметках этот тбзис сформулирован: «объект[ивно] = агент Вильсона...» [14] И Вильсон являлся олицетворением американского империализма. .

      Попытка американских империалистов столкнуть Советскую Россию с кайзеровской Германией потерпела крах. Однако были дни, когда государственным деятелям Соединенных Штатов казалось, что их планы близки к осуществлению.

      10 февраля 1918 г. брестские переговоры были прерваны. Троцкий, предательски нарушив данные ему директивы, не подписал мирного договора с Германией. Одновременно он сообщил немцам, что Советская республика продолжает демобилизацию армии. Это открывало немецким войскам дорогу на Петроград. 18 февраля германское командование начало наступление по всему фронту.

      В эти тревожные для русского народа дни враги Советской России разработали коварный план удушения социалистического государства. Маршал Фош в интервью с представителем газеты «Нью-Йорк Таймс» /36/

      10. Архив полковника Хауза, т. III, стр. 232.
      11. Там же, т. IV, стр. 118.
      12. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 268.
      13. Там же, стр. 195.
      14. Ленинский сборник, т. XI, стр. 37.

      сформулировал его следующим образом: Германия захватывает Россию, Америка и Япония должны немедленно выступить и встретить немцев в Сибири. [15]

      Этот план был предан гласности французским маршалом. Однако авторы его и главные исполнители находились в Соединенных Штатах. Перспектива сокрушения Советской власти комбинированным ударом с запада и востока была столь заманчивой, что Вильсон начал развязывать японскую интервенцию, торжественно заверяя в то же время о «дружеских чувствах» к русскому народу.

      В 1921 г. Лансинг составил записку, излагающую историю американско-японских переговоров об интервенции. Он писал для себя, поэтому не облекал мысли в витиеватые и двусмысленные дипломатические формулы: многое в этой записке названо своими именами. Относительно позиции США в конце февраля 1918 г. там сказано: «То, что Япония пошлет войска во Владивосток и Харбин, казалось одобренным (accepted) фактом». [16] В Вашингтоне в эти дни немецкого наступления на Петроград считали, что власти большевиков приходит конец. Поэтому решено было устранить возможные недоразумения и информировать союзные державы о согласии США на японское вооруженное выступление против Советской России.

      18 февраля, в тот день, когда германские полчища ринулись на Петроград, в Верховном совете Антанты был поднят вопрос о посылке иностранных войск на Дальний Восток. Инициатива постановки этого вопроса принадлежала американскому представителю генералу Блиссу. Было решено предоставить Японии свободу действий против Советской России. Союзники согласились, — говорилось в этом принятом документе — так называемой совместной ноте №16, — в том, что «1) оккупация Сибирской железной дороги от Владивостока до Харбина, включая оба конечных пункта, дает военные выгоды, которые перевешивают возможный политический ущерб, 2) рекомендованная оккупация должна осуществляться японскими силами после получении соответствующих гарантий под контролем союзной миссии». [17]

      Действия Блисса, подписавшего этот документ в качестве официального представителя Соединенных Штатов, получили полное одобрение американского правительства.

      В Вашингтоне стало известно, что Япония закончила последние приготовления и ее войска готовы к вторжению на Дальний Восток. [18] Государственные деятели США начинают форсировать события. 27 февраля Лансинг беседовал в Вашингтоне с французским послом. Последний сообщил, что японское правительство намеревается, начав интервенцию, расширить военные операции вплоть до Уральского хребта. Лансинг ответил, что правительство США не примет участия в интервенции, однако против японской экспедиции возражать не будет.

      В тот же день Лансинг письмом доложил об этом Вильсону. Обращая особое внимание на обещание японцев наступать до Урала, он писал: «поскольку это затрагивает наше правительство, то мне кажется, что все, что от нас потребуется, это создание практической уверенности в том, что с нашей стороны не последует протеста против этого шага Японии». [19] /37/

      15. «Information», 1 марта 1918 г.
      16. The Lansing papers, v. II, p. 394.
      17. Там же, стр. 272.
      18. FR, v. II, p. 56.
      19. The Lansing papers, v. II, p. 355.

      Для того, чтобы создать эту «практическую уверенность», Вильсон решил отправить в Японию меморандум об отношении США к интервенции. В меморандуме черным по белому было написано, что правительство Соединенных Штатов дает свое согласие на высадку японских войск на Дальнем Востоке. На языке Вильсона это звучало следующим образом: «правительство США не считает разумным объединиться с правительством Антанты в просьбе к японскому правительству выступить в Сибири. Оно не имеет возражений против того, чтобы просьба эта была принесена, и оно готово уверить японское правительство, что оно вполне доверяет ему в том отношении, что, вводя вооруженные силы в Сибирь, Япония действует в качестве союзника России, не имея никакой иной цели, кроме спасения Сибири от вторжения армий Германии и от германских интриг, и с полным желанием предоставить разрешение всех вопросов, которые могут воздействовать на неизменные судьбы Сибири, мирной конференции». [20] Последняя оговорка, а именно тот факт, что дальнейшее решение судьбы Сибири Вильсон намеревался предоставить международной конференции, свидетельствовала о том, что США собирались использовать Японию на Дальнем Востоке лишь в качестве жандарма, который должен будет уйти, исполнив свое дело. Япония, как известно, рассматривала свою роль в Азии несколько иначе.

      Совместные действия против Советской республики отнюдь не устраняли японо-американского соперничества. Наоборот, борьба за новые «сферы влияния» (именно так рисовалась американцам будущая Россия) должна была усилить это соперничество. Перспектива захвата Сибири сильной японской армией вызывала у военных руководителей США невольный вопрос: каким образом удастся впоследствии выдворить эту армию из областей, на которые претендовали американские капиталисты. «Я часто думаю, — писал генерал Блисс начальнику американского генерального штаба Марчу, — что эта война, вместо того чтобы быть последней, явится причиной еще одной. Японская интервенция открывает путь, по которому придет новая война». [21] Это писалось как раз в те дни, когда США начали провоцировать Японию на военное выступление против Советской России. Вопрос о японской интервенции ставил, таким образом, перед американскими политиками проблему будущей войны с Японией. Интересы «священной частной собственности», ненависть к Советскому государству объединили на время усилия двух империалистических хищников. Более осторожный толкал на опасную авантюру своего ослепленного жадностью собрата, не забывая, однако, о неизбежности их будущего столкновения, а быть может, даже в расчете на это столкновение.

      Составитель «Архива Хауза» постарался создать впечатление, будто февральский меморандум был написан Вильсоном «под непрерывным давлением со стороны французов и англичан» и являлся в биографии президента чем-то вроде досадного недоразумения, проявлением слабости и т. п. Изучение «документов Лансинга» дает возможность сделать иное заключение: это был один из немногих случаев, когда Вильсон в стремлении форсировать события выразился более или менее откровенно.

      1 марта 1918 г. заместитель Лансинга Полк пригласил в государственный департамент послов Англии и Франции и ознакомил их с /38/

      20. The Lansing papers, v. II, p. 355 См. также «Архив полковника Хауза» т. III, стр. 294.
      21. С. March. Nation at war, N. Y., 1932, p. 115.

      текстом меморандума. Английскому послу было даже разрешено снять копию. Это означала, в силу существовавшего тогда англо-японского союза, что текст меморандума станет немедленно известен в Токио. Так, без официального дипломатического акта вручения ноты, правительство СЛИЛ допело до сведения японского правительства свою точку зрения. Теперь с отправкой меморандума можно было не спешить, тем более что из России поступали сведения о возможности подписания мира с немцами.

      5 марта Вильсон вызвал к себе Полка (Лансинг был в это время в отпуске) и вручил ему для немедленной отправки в Токио измененный вариант меморандума. Полк прочитал его и изумился: вместо согласия на японскую интервенцию в ноте содержались возражения против нее. Однако, поговорив с президентом, Полк успокоился. Свое впечатление, вынесенное из разговора с Вильсоном, Полк изложил в письме к Лансингу. «Это — изменение нашей позиции,— писал Полк,— однако, я не думаю, что это существенно повлияет на ситуацию. Я слегка возражал ему (Вильсону. — А. Г.), но он сказал, что продумал это и чувствует, что второе заявление абсолютно необходимо... Я не думаю, что японцы будут вполне довольны, однако это (т. е. нота.— Л. Г.) не является протестом. Таким образом, они могут воспринять ее просто как совет выступить и делать все, что им угодно». [22]

      Таким же образом оценил впоследствии этот документ и Лансинг. В его записке 1921 г. по этому поводу говорится: «Президент решил, что бессмысленно выступать против японской интервенции, и сообщил союзным правительствам, что Соединенные Штаты не возражают против их просьбы, обращенной к Японии, выступить в Сибири, но Соединенные Штаты, в силу определенных обстоятельств, не могут присоединиться к этой просьбе. Это было 1 марта. Четыре дня спустя Токио было оповещено о точке зрения правительства Соединенных Штатов, согласно которой Япония должна была заявить, что если она начнет интервенцию в Сибирь, она сделает это только как союзник России». [23]

      Для характеристики второго варианта меморандума Лансинг отнюдь не употребляет слово «протест», ибо по сути дела вильсоновский документ ни в какой мере не являлся протестом. Лансинг в своей записке не только не говорит об изменении позиции правительства США, но даже не противопоставляет второго варианта меморандума первому, а рассматривает их как последовательные этапы выражения одобрения действиям японского правительства по подготовке вторжения.

      Относительно мотивов, определивших замену нот, не приходится гадать. Не столько вмешательство Хауза (как это можно понять из чтения его «архива») повлияло на Вильсона, сколько телеграмма о подписании Брестского мира, полученная в Вашингтоне вечером 4 марта. Заключение мира между Германией и Советской Россией смешало все карты Вильсона. Немцы остановились; останавливать японцев Вильсон не собирался, однако для него было очень важно скрыть свою роль в развязывании японской интервенции, поскольку предстояло опять разыгрывать из себя «друга» русского народа и снова добиваться вовлечения России в войну с Германией. [24] Японцы знали от англичан /39/

      22. The Lansing papers, v. II, p. 356. (Подчеркнуто мной. — Л. Г.).
      23. Там же, стр. 394.

      истинную позицию США. Поэтому, полагал Вильсон, они не сделают неверных выводов, даже получив ноту, содержащую утверждения, противоположные тому, что им было известно. В случае же проникновения сведений в печать позиция Соединенных Штатов будет выглядеть как «вполне демократическая». Вильсон решился на дипломатический подлог. «При чтении, — писал Полк Лансингу, — вы, вероятно, увидите, что повлияло на него, а именно соображения относительно того, как будет выглядеть позиция нашего правительства в глазах демократических народов мира». [25]

      Как и следовало ожидать, японцы поняли Вильсона. Зная текст первою варианта меморандума, они могли безошибочно читать между строк второго. Министр иностранных дел Японии Мотоко, ознакомившись с нотой США, заявил не без иронии американскому послу Моррису, что он «высоко оценивает искренность и дружеский дух меморандума». [26] Японский поверенный в делах, посетивший Полка, выразил ему «полное удовлетворение тем путем, который избрал государственный департамент». [27] Наконец, 19 марта Моррису был вручен официальный ответ японского правительства на меморандум США. По казуистике и лицемерию ответ не уступал вильсоновским документам. Министерство иностранных дел Японии выражало полное удовлетворение по поводу американского заявления и снова ехидно благодарило за «абсолютную искренность, с которой американское правительство изложило свои взгляды». С невинным видом японцы заявляли, что идея интервенции родилась не у них, а была предложена им правительствами стран Антанты. Что касается существа вопроса, то, с одной стороны, японское правительство намеревалось, в случае обострения положения /40/

      24. Не прошло и недели, как Вильсон обратился с «приветственной» телеграммой к IV съезду Советов с намерением воспрепятствовать ратификации Брестского мира. Это было 11 марта 1918 г. В тот же день государственный департамент направил Френсису для ознакомления Советского правительства (неофициальным путем, через Робинса) копию меморандума, врученного 5 марта японскому правительству, а также представителям Англии, Франции и Италии. Интересно, что на копии, посланной в Россию, в качестве даты написания документа было поставлено «3 марта 1918 г.». В американской правительственной публикации (FR, v. II, р. 67) утверждается, что это было сделано «ошибочно». Зная методы государственного департамента, можно утверждать, что эта «ошибка» была сделана умышленно, с провокационной целью. Для такого предположения имеются достаточные основания. Государственный департамент направил копию меморандума в Россию для того, чтобы ввести в заблуждение советское правительство, показать США «противником» японской интервенции. Замена даты 5 марта на 3 марта могла сделать документ более «убедительным»: 1 марта в Вашингтоне еще не знали о подписании Брестского мира, следовательно меморандум, составленный в этот день, не мог являться следствием выхода Советской России из империалистической войны, а отражал «демократическую позицию» Соединенных Штатов.
      Несмотря на все ухищрения Вильсона, планы американских империалистов не осуществились — Брестский мир был ратифицирован. Советская Россия вышла из империалистической войны.
      23. Махинации Вильсона ввели в заблуждение современное ему общественное мнение Америки. В свое время ни текст двух вариантов меморандума, ни даже сам факт его вручения не были преданы гласности. В газетах о позиции США в отношении японской интервенции появлялись противоречивые сообщения. Только через два года журналист Линкольн Колькорд опубликовал текст «секретного» американского меморандума, отправленного 5 марта 1918 г. в Японию (журнал «Nation» от 21 февраля 1920 г.). Вопрос казался выясненным окончательно. Лишь много лет спустя было опубликовано «второе дно» меморандума — его первый вариант.
      26. FR, v II, р. 78.
      27. Там же, стр. 69.

      на Дальнем Востоке, выступить в целях «самозащиты», а с другой стороны, в японской ноте содержалось обещание, что ни один шаг не будет предпринт без согласия США.

      Лансингу тон ответа, вероятно, показался недостаточно решительнным. Он решил подтолкнуть японцев на более активные действия против Советской России. Через несколько часов после получения японской ноты он уже телеграфировал в Токио Моррису: «Воспользуйтесь, пожалуйста, первой подходящей возможностью и скажите к о н ф и д е н ц и а л ь н о министру иностранных дел, что наше правительство надеется самым серьезным образом на понимание японским правительством того обстоятельства, что н а ш а позиция в от н о ш е н и и п о с ы л к и Японией экспедиционных сил в Сибирь н и к о и м образом не основывается на подозрении п о п о в о д у мотивов, которые заставят японское правительство совершить эту акцию, когда она окажется уместной. Наоборот, у нас есть внутренняя вера в лойяльность Японии по отношению к общему делу и в ее искреннее стремление бескорыстно принимать участие в настоящей войне.

      Позиция нашего правительства определяется следующими фактами: 1) информация, поступившая к нам из различных источников, дает нам возможность сделать вывод, что эта акция вызовет отрицательную моральную реакцию русского народа и несомненно послужил на пользу Германии; 2) сведения, которыми мы располагаем, недостаточны, чтобы показать, что военный успех такой акции будет достаточно велик, чтобы покрыть моральный ущерб, который она повлечет за собой». [29]

      В этом документе в обычной для американской дипломатии казуистической форме выражена следующая мысль: США не будут возлежать против интервенции, если они получат заверение японцев в том, что последние нанесут Советской России тщательно подготовленный удар, достаточно сильный, чтобы сокрушить власть большевиков. Государственный департамент активно развязывал японскую интервенцию. Лансинг спешил предупредить Токио, что США не только поддерживают план японского вторжения на Дальний Восток, но даже настаивают на том, чтобы оно носило характер смертельного удара для Советской республики. Это была установка на ведение войны чужими руками, на втягивание в военный конфликт своего соперника. Возможно, что здесь имел место также расчет и на будущее — в случае провала антисоветской интервенции добиться по крайней мере ослабления и компрометации Японии; однако пока что государственный Департамент и японская военщина выступали в трогательном единении.

      Лансинг даже старательно подбирал предлог для оправдывания антисоветского выступления Японии. Давать согласие на вооруженное вторжение, не прикрыв его никакой лицемерной фразой, было не в правилах США. Ощущалась острая необходимость в какой-либо фальшивке, призванной отвлечь внимание от агрессивных замыслов Японии и США. Тогда в недрах государственного департамента родился миф о германской угрозе Дальнему Востоку. Лансингу этот миф казался весьма подходящим. «Экспедиция против немцев, — писал он Вильсону, — /41/

      28. Там же, стр. 81.
      29. Там же, стр. 82. (Подчеркнуто иной. — А. Г.)

      совсем иная вещь, чем оккупация сибирской железной дороги с целью поддержания порядка, нарушенного борьбой русских партий. Первое выглядит как законная операция против общего врага» [80].

      Руководители государственного департамента толкали своих представителей в России и Китае на путь лжи и дезинформации, настойчиво требуя от них фабрикации фальшивок о «германской опасности».

      Еще 13 февраля Лансинг предлагает американскому посланнику в Китае Рейншу доложить о деятельности немецких и австрийских военнопленных. [31] Ответ Рейнша, однако, был весьма неопределенным и не удовлетворил государственный департамент. [32] Вашингтон снова предложил посольству в Пекине «проверить или дополнить слухи о вооруженных немецких пленных». [33] Из Пекина опять поступил неопределенный ответ о том, что «военнопленные вооружены и организованы». [34] Тогда заместитель Лансинга Полк, не полагаясь уже на фантазию своих дипломатов, направляет в Пекин следующий вопросник: «Сколько пленных выпущено на свободу? Сколько пленных имеют оружие? Где они получили оружие? Каково соотношение между немцами и австрийцами? Кто руководит ими? Пришлите нам также и другие сведения, как только их добудете, и продолжайте, пожалуйста, присылать аналогичную информацию». [35] Но и на этот раз информация из Пекина оказалась бледной и невыразительной. [36]

      Гораздо большие способности в искусстве клеветы проявил американский консул Мак-Говен. В cвоей телеграмме из Иркутска 4 марта он нарисовал живописную картину немецкого проникновения в Сибирь»: «12-го проследовал в восточном направлении поезд с военнопленными и двенадцатью пулеметами; две тысячи останавливались здесь... Надежный осведомитель сообщает, что прибыли германские генералы, другие офицеры... (пропуск), свыше тридцати саперов, генеральный штаб ожидает из Петрограда указаний о разрушении мостов, тоннелей и об осуществлении плана обороны. Немецкие, турецкие, австрийские офицеры заполняют станцию и улицы, причем признаки их воинского звания видны из-под русских шинелей. Каждый военнопленный, независимо от того, находится ли он на свободе или в лагере; имеет винтовку» [37].

      Из дипломатических донесений подобные фальшивки переходили в американскую печать, которая уже давно вела злобную интервенционистскую кампанию.

      Тем временем во Владивостоке происходили события, не менее ярко свидетельствовавшие об истинном отношении США к подготовке японского десанта. /42/

      30. The Lansing papers, v. II; p. 358.
      31. FR, v. II, p. 45.
      32. Там же, стр. 52.
      33. Там же, стр. 63.
      34. Там же, стр. 64.
      36. Там же, стр. 66.
      36. Там же, стр. 69.
      37. Russiafn-American Relations, p. 164. Американские представители в России находились, как известно, в тесной связи с эсерами. 12 марта из Иркутска член Сибирской областной думы эсер Неупокоев отправил «правительству автономной Сибири» письмо, одно место, в котором удивительно напоминает телеграмму Мак-Говена: «Сегодня прибыло 2.000 человек австрийцев, турок, славян, одетых в русскую форму, вооружены винтовками и пулеметами и проследовали дальше на восток». («Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 95.) Вполне возможно, что именно эсер Неупокоев был «надежным осведомителем» Мак-Говена.

      12 января во Владивостокском порту стал на якорь японский крейсер «Ивами». Во Владивостокский порт раньше заходили военные суда Антанты (в том числе и американский крейсер «Бруклин»). [38] В данном случае, вторжение «Ивами» являлось явной и прямой подготовкой к агрессивным действиям.

      Пытаясь сгладить впечатление от этого незаконного акта, японский консул выступил с заявлением, что его правительство послало военный корабль «исключительно с целью защиты своих подданных».

      Владивостокский Совет заявил решительный протест против вторжения японского военного корабля в русский порт. Относительно того, что крейсер «Ивами» якобы послан для защиты японских подданных, Совет заявил следующее: «Защита всех жителей, проживающих на территории Российской республики, является прямой обязанностью российских властей, и мы должны засвидетельствовать, что за 10 месяцев революции порядок в городе Владивостоке не был нарушен». [39]

      Адвокатами японской агрессии выступили американский и английский консулы. 16 января они направили в земскую управу письмо, в котором по поводу протеста местных властей заявлялось: «Утверждение, содержащееся в заявлении относительно того, что общественный порядок во Владивостоке до сих пор не был нарушен, мы признаем правильным. Но, с другой стороны, мы считаем, что как в отношении чувства неуверенности у стран, имеющих здесь значительные материальные интересы, так и в отношении того направления, в кагором могут развиваться события в этом районе, политическая ситуация в настоящий момент дает право правительствам союзных стран, включая Японию, принять предохранительные меры, которые они сочтут необходимыми для защиты своих интересов, если последним будет грозить явная опасность». [40]

      Таким образом, американский и английский консулы встали на защиту захватнических действий японской военщины. За месяц до того, как Вильсон составил свой первый меморандум об отношении к интервенции, американский представитель во Владивостоке принял активное участие в подготовке японской провокации.

      Задача консулов заключалась теперь в том, чтобы создать картину «нарушения общественного порядка» во Владивостоке, «слабости местных властей» и «необходимости интервенции». Для этого по всякому поводу, даже самому незначительному, иностранные консулы обращались в земскую управу с протестами. Они придирались даже к мелким уголовным правонарушениям, столь обычным в большом портовом городе, изображая их в виде событий величайшей важности, требующих иностранного вмешательства.

      В начале февраля во Владивостоке состоялось совещание представителей иностранной буржуазии совместно с консулами. На совещании обсуждался вопрос о борьбе с «анархией». Затем последовали протесты консульского корпуса против ликвидации буржуазного самоуправления в городе, против рабочего контроля за деятельностью порта и таможни, /43/

      38. «Бруклин» появился во Владивостокском порту 24 ноября 1917 г.— накануне выборов в Учредительное собрание. Американские пушки, направленные на город, должны были предрешить исход выборов в пользу буржуазных партий. Однако этот агрессивный демарш не дал желаемых результатов: по количеству поданных голосов большевики оказались сильнейшей политической партией во Владивостоке.
      39. «Известия Владивостокского совета рабочих и солдатских депутатов», 4 (17) января 1918 г.
      40. Japanese agression in the Russian Far East Extracts from the Congressional Record. March 2, 1922. In the Senate of the United States, Washington, 1922, p. 7.

      против действий Красной гвардии и т. д. Американский консул открыто выступал против мероприятий советских властей и грозил применением вооруженной силы. [41] К этому времени во Владивостокском порту находилось уже четыре иностранных военных корабля: американский, английский и два японских.

      Трудящиеся массы Владивостока с возмущением следили за провокационными действиями иностранных консулов и были полны решимости с оружием в руках защищать Советскую власть. На заседании Владивостокского совета было решенo заявить о готовности оказать вооруженное сопротивление иностранной агрессии. Дальневосточный краевой комитет Советов отверг протесты консулов как совершенно необоснованные, знаменующие явное вмешательство во внутренние дела края.

      В марте во Владивостоке стало известно о контрреволюционных интригах белогвардейской организации, именовавшей себя «Временным правительством автономной Сибири». Эта шпионская группа, возглавленная веерами Дербером, Уструговым и др., добивалась превращения Дальнего Востока и Сибири в колонию Соединенных Штатов и готовила себя к роли марионеточного правительства этой американской вотчины.

      Правительство США впоследствии утверждало, будто оно узнало о существовании «сибирского правительства» лишь в конце апреля 1918 г. [49] На самом деле, уже в марте американский адмирал Найт находился в тесном контакте с представителями этой подпольной контрреволюционной организации. [41]

      29 марта Владивостокская городская дума опубликовала провокационное воззвание. В этом воззвании, полном клеветнических нападок на Совет депутатов, дума заявляла о своем бессилии поддерживать порядок в городе. [41] Это был документ, специально рассчитанный на создание повода для высадки иностранного десанта. Атмосфера в городе накалилась: «Владивосток буквально на вулкане», — сообщал за границу одни из агентов «сибирского правительства». [45]

      Японские войска высадились во Владивостоке 5 апреля 1918 г. В этот же день был высажен английский десант. Одновременно с высадкой иностранных войск начал в Манчжурии свое новое наступление на Читу бандит Семенов. Все свидетельствовало о предварительном сговоре, о согласованности действий всех контрреволюционных сил на Дальнем Востоке.

      Поводом для выступления японцев послужило, как известно, убийство японских подданных во Владивостоке. Несмотря на то, что это была явная провокация, руководители американской внешней политики ухватились за нее, чтобы «оправдать» действия японцев и уменьшить «отрицательную моральную реакцию» в России. Лживая японская версия была усилена в Вашингтоне и немедленно передана в Вологду послу Френсису.

      Американский консул во Владивостоке передал по телеграфу в государственный департамент: «Пять вооруженных русских вошли в японскую контору в центре города, потребовали денег. Получив отказ, стреляли в трех японцев, одного убили и других серьез-/44/

      41. FR, v. II, р. 71.
      42. Russian-American Relations, p. 197.
      43. «Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 97.
      44. «Известия» от 7 апреля 1918 г.
      45. «Красный архив», 1928, т. 4 (29). стр. 111.

      но ранили». [46] Лансинг внес в это сообщение свои коррективы, после чего оно выглядело следующим образом: «Пять русских солдат вошли в японскую контору во Владивостоке и потребовали денег. Ввиду отказа убили трех японцев». [47] В редакции Лансинга ответственность за инцидент ложилась на русскую армию. При всей своей незначительности эта деталь очень характерна: она показывает отношение Лансинга к японскому десанту и разоблачает провокационные методы государственного департамента.

      Правительство США не сочло нужным заявить даже формальный протест против японского выступления. Вильсон, выступая на следующий день в Балтиморе, в речи, посвященной внешнеполитическим вопросам, ни единым словом не обмолвился о десанте во Владивостоке. [48]

      Добившись выступления Японии, США пытались продолжать игру в «иную позицию». Военный «корабль США «Бруклин», стоявший во Владивостокском порту, не спустил на берег ни одного вооруженного американского солдата даже после высадки английского отряда. В русской печати американское посольство поспешило опубликовать заявление о том, что Соединенные Штаты непричастны к высадке японского десанта. [49]

      Американские дипломаты прилагали все усилия, чтобы изобразить японское вторжение в советский город как незначительный эпизод, которому не следует придавать серьезного значения. Именно так пытался представить дело американский консул представителям Владивостокского Совета. [50] Посол Френсис устроил специальную пресс-конференцию, на которой старался убедить журналистов в том, что советское правительство и советская пресса придают слишком большое значение этой высадке моряков, которая в действительности лишена всякого политического значения и является простой полицейской предосторожностью. [51]

      Однако американским дипломатам не удалось ввести в заблуждение Советскую власть. 7 апреля В. И. Ленин и И. В. Сталин отправили во Владивосток телеграмму с анализом обстановки и практическими указаниями городскому совету. «Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать, — говорилось в телеграмме. — Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники». [52] Последующие события оправдали прогноз Ленина и Сталина.

      Советская печать правильно оценила роль Соединенных Штатов в развязывании японского выступления. В статье под заголовком: «Наконец разоблачились» «Известия» вскрывали причастность США к японскому вторжению. [53] В обзоре печати, посвященном событиям на Дальнем Востоке, «Известия» приводили откровенное высказывание представителя американского дипломатического корпуса. «Нас, американцев, — заявил он, — сибирские общественные круги обвиняют в том, что мы будто бы связываем руки /45/

      46. FR, v. II, p. 99. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      47. Там же, стр. 100. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      48. Russian-American Relations, p. 190.
      49. «Известия» от 11 апреля 1918 г.
      50. «Известия» от 12 апреля 1918 г.
      51. «Известия» от 13 апреля 1918 г.
      52. «Документы по истории гражданской войны в СССР», т. 1940, стр. 186.
      53. «Известия» от 10 апреля 1918 г.

      большевизма. Дело обстоит, конечно, не так». [54]

      Во Владивостоке при обыске у одного из членов «сибирского правительства» были найдены документы, разоблачавшие контрреволюционный заговор на Дальнем Востоке. В этом заговоре были замешаны иностранные консулы и американский адмирал Найт. [55]

      Советское правительство направило эти компрометирующие документы правительству Соединенных Штатов и предложило немедленно отозвать американского консула во Владивостоке, назначить расследование о причастности американских дипломатических представителей к контрреволюционному заговору, а также выяснить отношение правительства США к советскому правительству и ко всем попыткам официальных американских представителей вмешиваться во внутреннюю жизнь России. [56] В этой ноте нашла выражение твердая решимость советского правительства пресечь все попытки вмешательства во внутреннюю жизнь страны, а также последовательное стремление к мирному урегулированию отношений с иностранными державами. В последнем, однако, американское правительство не было заинтересовано. Соединенные Штаты развязывали военный конфликт. /46/

      54 «Известия» от 27 апреля 1913 г. (Подчеркнуто мной.— А. Г.)
      55. «Известия» от 25 апреля 1918 г.
      56. Russiain-American Relations, p. 197.

      Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • Лосев К.В., Михайлов В.В. Английская политика в Закавказье и в Азербайджане в 1918г.: между большевиками и пантуранистами // Вопросы истории. №4 (1). 2021. С. 239-252.
      Автор: Военкомуезд
      К. В. Лосев, В. В. Михайлов

      Английская политика в Закавказье и в Азербайджане в 1918г.: между большевиками и пантуранистами

      Лосев Константин Викторович — доктор экономических наук, декан гуманитарного факультета Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения; Михайлов Вадим Викторович — доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения (ГУАП).

      Аннотация. Статья посвящена истории Первой мировой войны и революции в Закавказье. Авторы обратились к материалам английского Военного кабинета и заседаний Палаты общин британского парламента, посвященным ситуации в Закавказье, прежде всего в Баку — мировом центре нефтедобычи и стратегически важном портовом городе на берегу Каспийского моря. Изучение материалов английских архивов и публикаций стенограмм заседаний парламента позволяет ответить на ряд вопросов, которые прежде оставались за рамками советской и английской историографии.

      Ключевые слова: Октябрьский переворот в России, Брестский мир, распад Кавказского фронта Первой мировой войны, Британский военный кабинет, Имперский военный совет Великобритании, Палата общин парламента Великобритании, Азербайджанская демократическая республика, Бакинская коммуна, генерал Л. Денстервилль, турецкая интервенция в Закавказье.

      События, происходившие в Закавказье в 1918 г., представляют особый интерес для исторической науки, поскольку в них пересекаются /239/ практически все линии противоречий мировых держав, вызванные Первой мировой войной и русской революцией. Военные и политические перемены, связанные с образованием на обломках царской России самопровозглашенных государств, и политику признания и непризнания этих государств Советской Россией и европейскими державами важно анализировать еще и потому, что они могут рассматриваться во взаимосвязи с недавним распадом СССР и соответствующими геополитическими проблемами. Особенно любопытны в этой связи официальные документы английских военных и политических институтов, определявших в 1918 г. общую политику государства, споры и противоречия влиятельных военных и политиков, их компетентность в вынесении оценок и принятии решений, имевших важное стратегическое значения для страны и влияющих на ситуацию в регионах и мире в целом.

      Отпадение Закавказья от России и политика в отношении признания независимости Азербайджана, крупнейшего мирового центра нефтедобычи, на который жадно смотрели и страны Антанты, и страны Центрального блока, и, несомненно, лидеры Советской России, представляет собой любопытнейший вопрос истории, до сих пор не потерявший актуальности. Поскольку отечественная научная общественность до сих пор слабо знакома с документами английских архивов и публикациями парламентских заседаний Палаты общин и Палаты лордов Великобритании, можно сказать, что этот аспект исследован недостаточно, в основном по опубликованным международным договорам, подоплека заключения которых во многом до сих пор остается за рамками имеющихся исследований проблемы политики Великобритании относительно Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР) и Азербайджанской демократической республики.

      Британский военный кабинет, Имперский военный совет Великобритании и английский парламент в 1917—1918 гг. неоднократно рассматривали события в России и их влияние на военные действия против Османской империи. Первое оптимистичное впечатление от демократизации политической жизни России в результате падения царского режима, которое демонстрировало заседание Имперского военного совета 22 марта 1917 г., быстро рассеялось. Общие выводы, сделанные к лету 1917 г., были неутешительными. Миссия Артура Хендерсона указала на политическую слабость Временного правительства и влияние на военные решения стихийно образованных солдатских советов как на «главную опасность для политического и военного положения России», а также на все более усиливающиеся в обществе требования заключить сепаратный мир [1]. Неспособность России противостоять Турции беспокоила английское командование и политиков, особенно после провала Галлиполийской операции в конце 1915 г. и катастрофической сдачи в плен корпуса генерала Ч. Таунсенда в Кут-эль-Амаре летом 1916 г. [2] «Неудачи английской политики на Востоке продолжило падение проантантовского кабинета в Персии 27 мая 1917 г., который 6 июня заменил кабинет персидских националистов, выступивший с предложением к британскому и российскому Временному правительству вывести из страны свои войска» [3]. Намеченная на лето 1917 г. совместная российско-английская Мосульская операция против турецких сил в Месопотамии провали-/240/-лась [4]. На заседании Иосиного кабинета 10 августа 1917 г., посвяшеи-ного носиной политике в отношении совместных действий с Россией ш турецком направлении, говорилось: «Одними из наиболее разочаровывающих последствий русской рсволюнии стали события на турецком театре. Несмотря на блестящие операции в Месопотамии генерала сэра Стенли Мода, достигшего значительных результатов, неудача русского наступления позволила туркам сдержать нас на границах Сирии и Палестины... Общие выводы комитета, исходя из ситуации в России можно суммировать как следующие:

      a) будет правильным основывать наши планы, исходя из того, что русские не смогут усилить свою военную эффективность в этом году;

      b) нельзя отвергать возможность того, что Россия откажется продолжать войну предстоящей зимой, либо вследствие того, что правительство пойдет на сепаратный мир, либо поскольку солдаты откажутся оставаться в окопах» [5]. Британские военные опасались, что революционные события в России приведут к восстанию мусульман в российской армии на Кавказе, которое может охватить и индийские войска Британии в Месопотамии. Поэтому в октябре 1917 г. генерал Бартер даже просил российское Верховное командование «перевести магометанские части с Кавказского на какой-либо другой фронт» [6].

      Большевистский переворот в Петрограде еще более усугубил негативную для Антанты ситуацию на Кавказском фронте, а публикация Декрета о мире и заявление В. И. Ленина о том, что Советская Россия «не будет признавать договоров, заключенных Россией царской, и опубликует все документы европейской тайной дипломатии» [7], вдохновило турецких политиков и воодушевило турецкое общество на продолжение борьбы с англичанами. Характерно, что начавшаяся летом 1917 г. подготовка к заключению сепаратного мира между Великобританией и Османской империей была прервана военным министром Турции Энвером-пашой в феврале 1918 г. [8] Перемирие, заключенное между командующим Третьей турецкой армией Вехиб-пашой и командиром Кавказской армии генералом М. Пржевальским 5 декабря 1917 г. [9], хотя и не было признано большевистским правительством Советской России, фактически прекращало действия русских вооруженных сил в войне с Турцией. Заключенный большевиками с Центральным блоком Брест-Литовский договор (3 марта 1918 г.) прекращение войны на Кавказском фронте подтвердил и узаконил [10].

      Подписание Брестского мира изменило отношение правительства Великобритании к союзным обязательствам перед Россией, которые были даны царскому правительству. Если 6 февраля 1918 г. в «Кратком отчете о союзных обязательствах Британии перед союзниками» авторы секретного документа признавали российские права на турецкие территории по российско-английским соглашениям о Константинополе (март 1915 г.) и договору Сайкса-Пико (1916 г.), хотя отдельно упоминалось, что российское правительство не ратифицировало решения Парижской экономической конференции 1916 г., что ставило под вопрос участие России в судьбе турецкого государственного долга [11], то уже в начале марта, когда был заключен брестский мир, позиция английских военных и политических лидеров резко изменилась и «все /241/ договоры, заключенные Великобританией с царским правительством, перестали считаться обязательными в отношении правительства большевиков» [12].

      Брестский мир изменил и политическую ситуацию на Кавказе, поскольку возвращение Турции территорий до границ 1914 г. не устраивало народы Армении и Грузни. Созданный в ноябре 1917 г. Закавказский комиссариат, предполагавший, что судьбу Закавказья должно решать Всероссийское учредительное собрание, после разгона последнего большевиками [13] составил в феврале 1918 г. из бывших депутатов Учредительною собрания от трех национальных советов (армянского, грузинского и мусульманского) Закавказский сейм, принявший на себя законодательную власть в регионе до прояснения ситуации в России [14]. Сейм отказался признать Брестский мир, а турецкая интервенция в Закавказье с февраля 1918 г., имевшая целью силой занять территории, отходящие к Турции по условиям Брестского мира, привела к тому, что 22 апреля 1918 г. Закавказье объявило о своем отделении от России и образовании Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР), признавшей, по настоянию Турции, условия Брестского мира [15]. Таким образом, провозглашение независимости не помогло грузинским и армянским политикам сохранить территории [16], более того, Турция ультимативно потребовала от лидеров ЗДФР отвести свои войска за бывшую российско-турецкую границу 1877 г., передав Турции Карс и Батуми [17]. Споры о принятии ультиматума раскололи федерацию [18]. Грузия обратилась к Германии с просьбой взять ее под протекторат, чтобы помешать Турции отторгнуть от нее значительную территорию и важный морской порт, и 27 мая 1918 г. сейм констатировал распад ЗДФР [19]. 28 мая Национальный совет закавказских мусульман объявил об образовании независимой Азербайджанской демократической республики (АДР) [20].

      С первых дней после большевистского переворота и начала распада империи перед британскими политиками встала сложная задача: признавать ли фактическое отторжение Закавказья от России и образование на его территории независимого мусульманского государства или не признавать, поддерживая единство России, как призывали антибольшевистские силы в России, заявлявшие о сохранении союзных отношений с Антантой и непризнании Бреста.

      В меморандуме лорда Р. Сесиля, переданном в Военный кабинет 23 февраля 1918 г., говорилось, что 3 декабря 1917 г., согласно принятому правительством решению, антибольшевистские и проантантовские силы в России получили значительные суммы, однако никаких эффективных результатов это не дало. В результате в конце декабря было принято решение «продолжить неофициальные контакты с большевистским правительством в Петрограде, одновременно делая все возможное для поддержки антибольшевистских движений на Юге и Юго-востоке России и везде, где они еще возникнут». Причем, как писал Сесиль, если по этому поводу возникнут трения с большевиками, следует оставлять их протесты без внимания. Такую позицию Сесиль считал оправданной, и в феврале, например, он полагал, что отторжение Сибири, Кавказа и черноморских портов создаст большевикам «серьезные военные и экономические проблемы» [21]. /242/

      С другой стороны, в те же дни Военный кабинет получил сведения, что на Кавказе активно действуют турецкие агенты. Бюро разведки 27 февраля 1918 г. сообщало, что «тюркистская» пропаганда среди российских мусульман, особенно в Азербайджане, ведется агрессивно, а ее целью является отторжение Закавказья от России и присоединение к Османской империи. Разведка предлагала кабинету обратить внимание на сохраняющее политический вес общероссийское мусульманское движение, лидер которого, осетин Л. Цаликов, продолжает призывать мусульман Поволжья и Кавказа к сохранению «консолидированного Российского государства» [22].

      Таким образом, перед политиками и военными Великобритании на Кавказе ясно вставали образы двух врагов — российских большевиков и турецких «тюркистов» или «пантюрков». После заключения Брестского мира тон британских политиков изменился. Уже 11 марта 1918 г. Военный кабинет рассматривал возможность направления военных сил для оккупации важного черноморского порта Закавказье — Батуми, а также угрозу оккупации турецкими или германскими войсками Баку и возможность и даже необходимость «помощи русским против немцев в Баку» [23]. Еще в январе командование британских сил в Месопотамии наметило сформировать компактные силы, которые предполагалось направить в Северную Персию для предотвращения турецкой оккупации региона. Теперь эта цель была дополнена новой — походом на Баку. Командовать формирующимся отрядом было поручено генералу Л. Денстервиллю, отчего вся экспедиция получила название «Денстерфорс» [24]. 17 февраля 1918 г. Денстервилль прибыл в Энзели, где обнаружил Революционный комитет, объявивший, что Закавказское правительство является его врагом [25].

      В апреле и мае, когда в Закавказье происходили знаменательные события, связанные с самоопределением федерации и отдельных независимых государств, британский Военный кабинет был озабочен «панисламизмом» азербайджанских татар, которые, по сообщению «двух авторитетов, пользующихся доверием» армянской национальности, более фанатичны, нежели даже турки, и собираются «из центра заговора — Баку — организовать масштабные акции против армянского населения Закавказья» [26]. Можно отметить, что в это время в Баку власть находилась в руках большевиков, которых полностью поддерживал Армянский национальный совет как в Баку, так и в Тифлисе, где он составлял фракцию Закавказского сейма, и в конце марта — начале апреля 1918 г. именно армянско-большевистские вооруженные отряды устроили кровавый погром в мусульманских кварталах Баку с десятками тысяч жертв. 25 мая в Военный кабинет был представлен меморандум «О настоящих настроениях в Турции», в котором Департамент разведки утверждал, что турецкие лидеры после заключения Брестского мира полны надежд на расширение территории в Закавказье и уверены в силе Германии противостоять Антанте в Европе и защитить интересы своего союзника. Именно эти ожидания реаннексии территорий, отвоеванных Россией у Османской империи в 1877—78 и 1914—1917 гг., как говорилось в меморандуме, препятствуют попыткам турецкой оппозиции начать переговоры с Антантой [27]. Политическая ситуация в Закавказье английской разведке была /243/ известна до такой степени плохо, что Военный совет в апреле сделал заключение о необходимости налаживания телеграфной связи с Тифлисом и Тебризом в целях получения достоверной и своевременной информации о событиях в Закавказье и Северной Персии [28]. Показательно, что на переданное через Константинополь в столицы европейских держав сообщение о провозглашении Азербайджанским советом независимого государства, как и на переданное через Германию аналогичное грузинское заявление, английское иностранное ведомство не отреагировало.

      Так или иначе, ситуация в Закавказье была столь сложная, а интересы сторон так переплетены, что говорить о единой политике английского правительства в отношении различных закавказских властей не приходится. После распада ЗДФР и объявления о независимости Азербайджана ситуация в регионе еще больше усложнилась. 4 июня 1918г. правительство АДР заключило с Османской империей Договор о дружбе, который по сути поставил АДР в положение подданного Турции образования. Турецкое командование настояло на смене азербайджанского кабинета и роспуске Национального собрания, по условиям договора турецкие военные получили контроль над всеми азербайджанскими железными дорогами и портами [29]. В Гяндже, куда из Тифлиса переехало правительство АДР, начала формироваться Кавказская армия ислама, в которую вошли регулярные турецкие силы в количестве двух дивизий и азербайджанские соединения, формировавшиеся под контролем турецких инструкторов и укомплектованные турецким офицерским составом. Целью операции, ради которой создавалась армия, было отвоевать у большевиков Баку и создать единое Азербайджанское государство.

      6 июня Военный кабинет получил из Генерального штаба документ о возможном экономическом и военном значении Кавказа для стран германской коалиции. В нем указывалось, что кавказские ресурсы как в производстве зерна и мяса, гак и в добыче таких важных стратегических материалов, как грузинский марганец и бакинская нефть, могут заметно усилить экономику противника, а также что контроль над Кавказом «станет очередным шагом в реализации плана германских восточных амбиций. Их Багдадскую схему мы сумели нейтрализовать, но на Кавказе они могут найти альтернативу, а вместе с дунайским регионом владение кавказскими портами обеспечит им контроль над всем Черным морем. Следующим шагом после Кавказа станет выход через Каспий в Среднюю Азию» [30]. Важно отметить, что в самой Британии остро ощущалась нехватка бензина, так что в начале июля был издан специальный билль о нефтепродуктах и создан «Нефтяной фонд», ответственный за пополнение запасов этого стратегического военного сырья [31]. 17 июня было проведено совещание по среднеазиатским проблемам, на котором британские политики и военные приняли решение срочно принять меры к тому, чтобы прервать сообщение по Транс-Кавказской железнодорожной системе (Батум-Александрополь-Джульфа и Тифлис-Гянджа-Баку), находившейся к тому времени под полным контролем Германии и Турции [32].

      Угроза Индии, которая явно прослеживается в выводах и решениях экспертов, несомненно, ускорила решение начать военную операцию по защите Баку от турецкого наступления. Особенность ситуации с предотвращением занятия Баку турками или немцами была в том, что власть /244/ в Баку удерживал Бакинский совет, председатель которого С.Г. Шаумян признал Баку неделимой частью Советской России, следовательно, вести борьбу с врагами по мировой войне англичанам пришлось бы в союзничестве с большевиками. Можно утверждать, что сторонники признания власти большевиков среди английских политиков были. Причем не только среди военных, которых порой не смущали политические противоречия, если просматривалась военная выгода, но и в парламенте. Так, когда 24 июня 1918 г. в Палате общин обсуждался «русский вопрос», любопытное предложение об отношении к большевистскому правительству России высказал полковник Веджвуд, который в обстоятельном докладе сообщил, что президент США В. Вильсон склонен признать большевиков, и это ставит аналогичный вопрос перед британским правительством. «Это жизненно важный вопрос сегодня, поскольку Германия и в особенности Турция распространяют свое влияние через Россию, через Кавказ, через Туркестан до самых границ нашей Индийской империи. Сегодня усиливается их влияние в Персии и восточных провинциях Китая». Веджвуд предложил создать правительственную комиссию, целью которой должны стать мероприятия по улучшению отношений с Россией. Он высказал мнение, что необходимо убедить посланника М. Литвинова в том, что Россия должна обратиться к президенту Вильсону за помощью в борьбе с германской интервенцией, а любую попытку союзной интервенции в Сибири, на Севере или Юге России назвал бесплодной и вредной всему союзному делу. Кавказ в рассуждениях Веджвуда играл главную роль. Он утверждал, что принятие его предложения «особенно важно сегодня, когда англичане вынуждены перебрасывать свои силы с Месопотамского и Палестинского фронтов в Европу, чтобы удержать от германского наступления Западный фронт» [33]. Премьер Д. Ллойд-Джордж не стал комментировать предложение Веджвуда, но высказался по поводу российской проблемы, указав на хаотическую ситуацию с властью в границах бывшей империи [34]. В целом Палата общин оставила «российский вопрос» без каких-либо предложений правительству в отношении Кавказа.

      Военные в это время активно готовились к тому, чтобы не допустить турок и немцев в Баку. Переговоры с большевистскими лидерами Бакинской коммуны было поручено начать командиру английских сил в Персии казачьему атаману Л. Бичерахову, который после развала Кавказского фронта и мира с Турцией перешел на службу к англичанам. История этого «противоестественного» военно-политического союза отечественными исследователями достаточно хорошо изучена, однако что касается ее отражения в документах английских архивов, можно обнаружить, что материалов о решении Военного кабинета об отправке Л. Бичерахова в Баку нет. Оно полностью остается на совести командующего «Денстерфорс» генерала Л. Денстервилля. Денстервилль в своих мемуарах пишет: «Мы пришли к полному соглашению относительно планов наших совместных действий, на которые я возлагал большие надежды и о которых я здесь умолчу. Он (Бичерахов. — В. М.) вызвал большое изумление и ужас среди местных русских, присоединившись к большевикам, но я уверен, что он поступил совершенно правильно: это был единственный путь на Кавказ, а раз он только там утвердился, то и дело будет в шляпе» [35]. Знаменательное «умолчание» английского генерала оставляет историкам большой /245/ простор для фантазии. Примечательно и то, что председатель Бакинского совнаркома С. Г. Шаумян очень настойчиво убеждал большевистское руководство и самого В. И. Ленина н том, что Бичерахов симпатизирует большевизму и готов защищать Баку от турок [36], несмотря на то, что он являлся к этому времени кадровым английским генералом и получал для своего отряда продовольствие, амуницию, боеприпасы и деньги, что было хорошо известно С. Шаумяну [37].

      Л. Бичерахов был назначен командующим всеми войсками, которые смог мобилизовать совнарком для обороны Баку, хотя после прибытия из Астрахани большевистского отряда Г. Петрова последний был прикомандирован к Бичерахову в качестве комиссара. Этому странному военному тандему не удалось остановить турецко-азербайджанские силы Кавказской армии ислама, а 31 июля 1918 г. в Баку произошла смена власти. Бакинский совнарком был вынужден подчиниться решению Бакинского совета, передавшего власть новоизбранному органу, который первым делом принял решение о приглашении англичан для защиты Баку от турок, для чего в Энзели в тот же день была направлена делегация к генералу Л. Денстервиллю.

      Не случись в Баку политического переворота, в результате которого власть Бакинского совнаркома была свергнута и передана довольно странному учреждению, получившему наименование Диктатура «Центрокаспия», лидерами которого были бывшие члены Бакинской городской думы и главы совета моряков Каспийской военной флотилии, никакой английской экспедиции по спасению Баку проведено бы не было. Поэтому можно предположить, что целью Л. Бичерахова была не только военная помощь коммунарам в отражении турецкого наступления, но и подготовка смены власти в Баку.

      Это подтверждается той активной ролью, которую английский консул в Баку Р. Мак-Донелл играл в неудачной попытке свержения большевиков, разоблаченной 12 июня 1918 г. Существование планов Бичерахова и Денстервилля относительно смены власти в Баку могут доказать, скорее всего, лишь секретные документы британского разведывательного ведомства, пока нам недоступные. Секретность экспедиции Денстервилля подтверждает и то, что Военный кабинет практически ни разу не выносил на открытое обсуждение ее планы и цели, да и результаты неудачной операции по спасению Баку от германо-турок открыто не обсуждались. 15 октября 1918 г. на заседании Палаты общин разбирались вопросы присутствия английских войск в России, но когда либеральный депутат Кинг попросил дать «какую-нибудь информацию относительно сил, которые были направлены в Баку», спикер палаты ответил, что этот вопрос находится вне компетенции собрания [38]. Единственное, что позволили узнать депутатам, это то, что «все войска, бывшие в Баку, несмотря на значительные потери, были успешно выведены после героического сопротивления значительно превосходящим силам противника» [39]. Депутат Кинг 23 октября пытался узнать, была ли экспедиция в Баку санкционирована Генеральным штабом и одобрена советом Антанты. Па это депутат Макферсон заявил: «Ответ на первую часть вопроса утвердительный. Верховный совет Антанты определяет только общую политику, поэтому вторая часть вопроса некорректна» [40]. /246/

      Английская общественность была на удивление слабо знакома с событиями в Закавказье летом-осенью 1918 г., когда в Баку сражались силы «Денстерфорс», и даже депутаты парламента часто были вынуждены черпать информацию в прессе или из неподтвержденных источников. Так, 24 октября депутат Дж. Пиль спрашивал, какую позицию, дружественную или нет, занимали перед падением Баку и эвакуацией Денстерфорс местные армянские вооруженные силы. Р. Сесил ответил, что «в общественном мнении существует некоторое недопонимание относительно переговоров, которые вели с противником армянские лидеры в Баку. Правительство Его Величества было информировано, что эти переговоры были предложены генералом Денстервиллем, когда он увидел неизбежность падения города». На вопрос, почему из Баку пришло сообщение о предательстве армян, Сесиль не ответил, пообещав уточнить информацию [41].

      Можно быть уверенным, что если бы в Англии узнали, что Денстервилль сотрудничает с большевистским совнаркомом в Баку, это привело бы к скандалу и в правительстве, и в парламенте, поэтому падение Коммуны и взятие власти Диктатурой «Центрокаспия» в первую очередь было выгодно англичанам. Но в этой истории есть подоплека, на которую намекает тот факт, что Сесиль явно пытается оправдать действия армянских лидеров в Баку. Хорошо известно, что после распада ЗДФР Грузия приняла протекторат Германии, а Азербайджан практически стал политическим придатком Турции. В этих условиях Армения также пыталась найти для себя сильного иностранного защитника. Известно, что в июне армянская делегация была направлена в Вену с просьбой к австро-венгерскому правительству «взять под свою сильную защиту Армению» [42]. Однако в то же время армянские политики испытывали сильную тягу к Англии, среди лидеров Армении находилось немало англофилов. Поэтому не исключено, что и председатель Бакинского совнаркома С. Г. Шаумян, который находился в тесном контакте с лидерами Национального армянского совета в Закавказском сейме, а позже с правительством Армянской республики, вполне мог сочувствовать идее приглашения английских вооруженных сил для защиты Баку от турок. Одно письмо С. Шаумяна В.И. Ленину показывает, что председатель Бакинского совнаркома даже путает свои большевистские вооруженные силы с вооруженными силами дашнакской Армении. 23 мая 1918 г. он пишет: «Наши войска, застигнутые врасплох, не могут остановить наступление и 16-го сдают Александрополь. 17-го турки потребовали обеспечить им свободный пропуск войск в Джульфу, обещав не трогать население... Мы принуждены были согласиться на требования турок» [43]. Однако Карс и Александрополь в эти дни защищали вовсе не красные отряды коммуны, а национальные вооруженные силы дашнакского Армянского совета, входящие в состав армии «предательской» и «контрреволюционной» ЗДФР. С другой стороны, в Баку многие свидетели и участники событий называют войска коммуны просто армянскими.

      Хотя после падения коммуны С. Шаумян и печатал воззвания с проклятиями «дашнакам» и «контрреволюционерам», предавшим советскую власть английским империалистам, указанные выше факты, а также странное поведение совнаркома, добровольно сложившего с себя власт-/247/-ные полномочия 30—31 июля, позволяют предположить неискренность Шаумяна. В воззвании «Турецкие войска под городом», опубликованном в газете «Бакинский рабочий» 20 сентября, Шаумян обвиняет в падении коммуны и дашнаков, и командиров армянских вооруженных отрядов, и армянскую буржуазию, и шведского консула, и наемников английского империализма, проникших во флот, и «спасителя» Бичерахова. В этом же воззвании Шаумян, последовательно выступавший за развязывание гражданской войны, даже ценой жертв из «мусульманской бедноты» и угрозы перерастания гражданской войны в национальную резню, неожиданно заявляет, что Совет Народных Комиссаров «предпочел не открывать гражданской войны, а прибегнуть к парламентскому приему отказа от власти» [44]. Это очень непохоже на прежние его заявления, например в 1908 г.: «Мы отвергаем единичный террор во имя массового революционного террора. Лозунг «Долой всякое насилие!» — это отказ от лучших традиций международной социал-демократии» [45]. Не случайно И. В. Сталин, лучше других советских лидеров разбиравшийся в кавказских делах и непосредственно общавшийся с Шаумяном в дни Бакинской коммуны и ее падения, говорил в интервью газете «Правда»: «Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва... Они бросили власть, сдали ее врагу без боя... Они приняли мученическую смерть, были расстреляны англичанами. И мы щадим их память. Но они заслуживают суровой оценки. Они оказались плохими политиками» [46].

      В свою очередь, английские военные очень критично отозвались о действиях генерала Л. Денстервилля в Азербайджане. Главнокомандующий колониальными южно-африканскими войсками генерал-лейтенант Я. Сматс уже 16 сентября 1918 г., то есть на следующий день после падения Баку, представил в Военный кабинет секретный меморандум «Военное командование на Среднем Востоке», в котором написал: «Я оцениваю военную ситуацию на Среднем Востоке как очень неудовлетворительную... Если противник достигнет Центральной Персии или Афганистана к следующему лету, ситуация станет угрожать индийским границам... С этой точки зрения контроль над железной дорогой Багдад-Хамадан-Энзели и недопущение противника к Каспийскому морю является делом чрезвычайной важности. Баку уже наверняка потерян, но это не означает потерю Каспия... Ошибки наших командующих в этом регионе проистекают либо из некомпетентности, либо из неумения оценить ситуацию. Денстервилля послали в Баку для получения контроля над Каспием, но его усилия были потрачены, в основном, на другие предприятия» [47].

      После вывода английских войск из Баку и падения города под ударами сил Кавказской армии ислама британское правительство и общественность снова обеспокоилась темой «пантуранизма», угрожающего азиатским планам Англии в Закавказье и Средней Азии и, конечно же, алмазу в британской короне — Индии. Летом 1918 г. скорого крушения Турции и ее выхода из войны английские военные и политики не предполагали. Напротив, в августе Военный кабинет рассматривал планы мировой войны на 1919 год, причем некоторые эксперты утверждали, что следует иметь в виду и следующий, 1920 год. На заседании Имперского военного совета 1 августа 1918 г. Ллойд Джордж принял решение о разработке возможности вывода из войны Болгарии и Турции «дипломатическими /248/ мерами» [48]. О том же Я. Сматс говорил на заседании Имперского военного совета 16 августа. Он сказал, что не ожидает ничего хорошего от того, что война продлится в 1919 г., поскольку враг, даже медленно отступая на Западе, сможет сконцентрировать значительные усилия на Востоке, и он боится, что кампания 1919 г. тоже ничего не решит, и это подвергнет позиции Англии на Востоке еще большей опасности. И уж совсем безрадостно Я. Сматс смотрел на перспективы кампании 1920 г.: «Безусловно, Германия потерпит поражение, если война продлится достаточно долго, но не станет ли от этого нам еще хуже? Наша армия будет слабеть, и сами мы можем обнаружить, еще до окончания войны, что оказались в положении второсортной державы, сравнимой с Америкой или Японией». Сматс предлагал «сконцентрироваться на тех театрах, где военные и дипломатические усилия могут быть наиболее эффективны, т.е. против слабейших врагов: Австрии, Болгарии и Турции» [49].

      При этом английские военные и политики рассчитывали на то, что бакинский вопрос расстроит союзные отношения Турции и Германии. Для этого были основания, особенно после заключения 27 августа 1918 г. Германией дополнительного к Брестскому договора с Советской Россией, в котором Германия признавала Баку за Советами в обмен на поставку ей четвертой части бакинской нефти 50. Однако туркам германский МИД также предложил «сладкую пилюлю», пообещав в случае заключения Болгарией сепаратного мира с Антантой восстановить османское господство над этой страной. Об этом в Военный совет 4 октября сообщал политико-разведывательный отдел «Форин-офис» в меморандуме «Германо-турецкие отношения на Кавказе» II Таким образом, рассчитывать на распад германо-турецкого союза англичанам не приходилось, а соглашение немцев с большевиками можно было списать на тактическую дипломатическую уловку.

      Чтобы более компетентно воспрепятствовать протурецкой пропаганде на Востоке, разведывательному ведомству была дана задача подготовить подробное пособие по ознакомлению военных с «туранизмом» и «пантуранизмом», дабы показать все опасности этого движения для английской политики на Востоке. Довольно скоро было отпечатано объемное руководство, в котором были отражены история становления пантуранистской идеологии в Османской империи, обозначены все туранские народы, включая финно-угорские народности, тюркские народы Поволжья, Сибири, Китая, Средней Азии, Кавказа, Крыма [52]. Любопытно, что в число современных, по мнению авторов руководства, туранских народов попали русские летописные мещера и черемисы, а также совершенно былинные тептеры [53].

      Впрочем, новых «антипантуранистских» усилий англичанам прикладывать не пришлось. 30 октября 1918 г. на борту английского линкора «Агамемнон» было заключено перемирие между Османской империей и Великобританией [54], и Турция вышла из Первой мировой войны. Руководство по пантуранизму, напечатанное в ноябре, сразу же оказалось устаревшим. Политика Великобритании на Кавказе теперь имела перед собой другие цели: определиться в своих отношениях с белыми и красными вооруженными силами на Северном Кавказе и с признанием или непризнанием независимости Азербайджана, Грузии и Армении, которые /249/ объявили себя после поражения стран Центрального блока союзниками победившей Антанты. Эти задачи определяли споры и разногласия в Военном кабинете и парламенте Великобритании по «русскому вопросу» на Кавказе в 1919 году.

      Примечания

      1. National (British) Archives. War Cabinet (NA WC). CAB24/4. British Mission to Russia, June and July, 1917. Report by the Rt. Hon. Arthur Henderson, M.R P. 1—15, p. 6,12.
      2. МИХАЙЛОВ В. В. Противостояние России и Британии с Османской империей на Ближнем Востоке в годы Первой мировой войны. СПб. 2005, с. 123, 163.
      3. ЕГО ЖЕ. Русская революция и переговоры английского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа о сепаратном мире с Османской империей в 1917—1918 гг. (по материалам английских архивов). — Клио. 2017, № 4 (124), с. 166—173.
      4. ЕГО ЖЕ. Российско-британское военное сотрудничество на севере Месопотамии в 1916—1917 гг.: планы и их провал. — Военно-исторический журнал. 2017, № 12, с. 68—73.
      5. NA WC. САВ24/4. Report of Cabinet Committee on War Policy. Part II. The New Factors. Russia, p. 107—108.
      6. ИГНАТЬЕВ А. В. Русско-английские отношения накануне Октябрьской революции (февраль-октябрь 1917 г.). М. 1966, с. 371.
      7. МИХАИЛОВ В.В. Развал русского Кавказского фронта и начало турецкой интервенции в Закавказье в конце 1917 — начале 1918 гг. — Клио. 2017, № 2 (122), с. 143—152.
      8. ЕГО ЖЕ. Русская революция и переговоры английского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа о сепаратном мире с Османской империей в 1917—1918 гг. (по материалам английских архивов), с. 171.
      9. ИГНАТЬЕВ А.В. Ук. соч., с. 13.
      10. Документы внешней политики СССР (ДВП СССР). Т. 1. 7 ноября 1917 г. — 31 декабря 1918 г. М. 1959, с. 121.
      11. National (British) Archives. India Office Record (NA IOR). L/PS/18/D228. Synopsis of our Obligations to our Allies and Others. 6 Feb 1918.
      12. МИХАЙЛОВ B.B. 1918 год в Азербайджане: из предыстории британской оккупации Баку. — Клио. 2011, № 1 (52), с. 27.
      13. Декреты советской власти. Т. 1. 25 октября 1917 г. — 16 марта 1918 г. М. 1957, с. 335— 336.
      14. Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии. Тифлис. 1919, с. 6—7.
      15. Там же, с. 221.
      16. МИХАЙЛОВ В.В. Османская интервенция первой половины 1918 года и отделение Закавказья от России. В кн.: 1918 год в судьбах России и мира: развертывание широкомасштабной Гражданской войны и международной интервенции. Сборник материалов научной конференции. — Тематический сборник международной конференции 28— 29 октября 2008 г. Архангельск. 2008, с. 186.
      17. Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии, с. 310.
      18. Протоколы заседаний мусульманских фракций Закавказского сейма и Азербайджанского национального совета. 1918 г. Баку. 2006, с. 78—93.
      19. Документы и материалы по внешней политике..., с. 336—338.
      20. МИХАЙЛОВ В. В. Особенности политической и национальной ситуации в Закавказье после октября 1917 года и позиция мусульманских фракций закавказских правительств (предыстория создания первой независимой Азербайджанской Республики). — Клио. 2009, № 3 (46), с. 62—63.
      21. NA WC. САВ24/43/3725. Memorandum on Russia, by Lord R. Cecil. 18/E/128.
      22. NA WC. САВ24/43/ 3755. Turkey and other Moslem Countries. Weekly report by Department of Information. I8/OC/I6. /250/
      23. NA WC. CAB24/44/3882. British Intervention to Prevent Surrender of Batoum under Russo-GermanPeace Terms. 20/H/l.
      24. МИХАЙЛОВ В. В. Российские и британские вооруженные соединения в сражениях против турок при обороне Баку в 1918 г. — Клио. 2006, № 1 (32), с. 197—198.
      25. NA WC. САВ24/43/3721. Caucasus Situation. Telegram 52925 from D.M.I. to Caucasus Military Agent. 20/H/l.
      26. NA WC. CAB24/48/4251. Political Situation in the Caucasus and Siberia as affected by German penetration, with some practical Suggestions. Memo (10.4.1918. Russia/005) by Political Intelligence Department, F.O. 18/E/155.
      27. NA WC. CAB24/53/4701. Turkey. Memo by Political Intelligence Department “The Present State of mind in Turkey”. 18/0J/1.
      28. NA WC. CAB24/48/4251. Political Situation in the Caucasus and Siberia as affected by German penetration, with some practical Suggestions. Memo (10.4.1918. Ruissia/005) by Political Intelligence Department, F.O. 18/E/155.
      29. МИХАЙЛОВ В.В. К вопросу о политической ситуации в Закавказье на заключительном этапе Первой мировой войны. — Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 2. Исторические науки. 2006. Вып. 4, с. 132.
      30. NA WC. САВ24/54/4883. Caucasus and its value to Germany. Note by General Staff. 18/E/98.
      31. NA WC. CAB24/56/5049. Draft of a Bill for obtaining Petroleum in the United Kingdom. 29/D/6.
      32. NA WC. CAB24/55/4940. Decision of conference on Middle Eastern Affairs held 17.6.18. at 10, Downing Street. 18/J/38.
      33. Parliamentary Debates. Fifth series. Volume 104. Eighth Session of the Thirtieth Parliament of the United Kingdom of Great Britain & Ireland. 8 George V. House of Commons. Fifth Volume of Session 1918. Comprising Period from Monday, 17th June, to Thursday, 4th July, 1918. London: H.M. Stationery Office. Published by His Majesty’s Stationery Office. 1918, col. 1—1984, col. 754—757.
      34. Ibid., col. 782.
      35. ДЕНСТЕРВИЛЛЬ Л. Британский империализм в Баку и Персии. 1917—1918). Воспоминания. Тифлис. 1925, с. 164.
      36. ШАУМЯН С.Г. Избранные произведения в 2-х тт. Т. 2. М. 1978, с. 323—324.
      37. Там же, с. 343.
      38. Parliamentary Debates. Fifth series. Volume 110. Eighth Session of the Thirtieth Parliament of the United Kingdom of Great Britain & Ireland. 9 George V. House of Commons. Eighth Volume of Session 1918. Comprising Period from Tuesday, 15th October, to Thursday, 21st November, 1918. London: H.M. Stationery Office. Published by His Majesty’s Stationery Office. 1918, col. 1—3475, col. 13.
      39. Ibid., col. 279.
      40. Ibid., col. 765.
      41. Ibid., col. 889.
      42. «Мы обращаемся с покорной просьбой соизволить принять под свою мощную защиту нуждающуюся в этом Армению». Послание уполномоченного Армянской Республики А. Оганджаняна министру иностранных дел Австро-Венгрии И.Б. фон Райежу. 1918 г. (подг. текста, предисловие и примечания В.В. Михайлова). — Исторический архив. 2018, №5, с. 182—188.
      43. ШАУМЯН С. Г. Ук. соч., с. 279.
      44. Там же, с. 402—407.
      45. Там же, с. 259.
      46. ПУЧЕНКОВ А. С. Национальная политика генерала Деникина (весна 1918 — весна 1920 г.). М. 2016, с. 153.
      47. NAWC. САВ24/63/5700/. Military Command in the Middle East. Memo by Lt.-Gen Smuts. 16 September, 1918.18/J/38.
      48. National (British) Archives. Imperial War Cabinet (NA IWC). CAB 23/44a. Committee of Prime Minister. Notes of Meetings. June 21 — Aug. 16. Minutes of a Meeting held at 10 Downing Street, S.W. on Thursday, August 1,1918 at 11 a.m.
      49. NAIWC. CAB23/145. Minutes of Meetings Aug. 13 — Dec. 311918. Minutes of a Meeting at 10, Downing St. on Wednesday, 14th August. 1918. /251/
      50. Документы внешней политики СССР (ДВП СССР). Т. 1, с. 444.
      51. NAWC. САВ24/66/5908. Turco-German Relations over the Caucasus. Memorandum by Political Intelligence Department (4.10.1918. Turkey /006).18/OJ/14.
      52. NA IOR. L/MIL/17/16/25. A Manual on the Turanians and Pan-Turanianism. Nov. 1918. P. 1—258+maps.
      53. Ibid., p. 193—194.
      54. Международная политика в договорах, нотах и декларациях. Часть II. От империалистической войны до снятия блокады с Советской России. М. 1926, с. 188—190.

      Вопросы истории. №4 (1). 2021. С. 239-252.
    • Моллеров Н.М. Революционные события и Гражданская война в «урянхайском измерении» (1917-1921 гг.) //Великая революция и Гражданская война в России в «восточном измерении»: (Коллективная монография). М.: ИВ РАН, 2020. С. 232-258.
      Автор: Военкомуезд
      Н.М. Моллеров (Кызыл)
      Революционные события и Гражданская война в «урянхайском измерении» (1917-1921 гг.)
      Синьхайская революция в Китае привела в 1911-1912 гг. к свержению Цинской династии и отпадению от государства сначала Внешней Монголии, а затем и Тувы. Внешняя Монголия, получив широкую автономию, вернулась в состав Китая в 1915 г., а Тува, принявшая покровительство России, стала полунезависимой территорией, которая накануне Октябрьской революции в России была близка к тому, чтобы стать частью Российской империи. Но последний шаг – принятие тувинцами российского подданства – сделан не был [1].
      В целом можно отметить, что в условиях российского протектората в Туве началось некоторое экономическое оживление. Этому способствовали освобождение от албана (имперского налога) и долгов Китаю, сравнительно высокие урожаи сельскохозяйственных культур, воздействие на тувинскую, в основном натуральную, экономику рыночных отношений, улучшение транспортных условий и т. п. Шло расширение русско-тувинских торговых связей. Принимались меры по снижению цен на ввозимые товары. Укреплялась экономическая связь Тувы с соседними сибирскими районами, особенно с Минусинским краем. Все /232/ это не подтверждает господствовавшее в советском тувиноведении мнение об ухудшении в Туве экономической ситуации накануне революционных событий 1917-1921 гг. Напротив, социально-политическая и экономическая ситуация в Туве в 1914-1917 гг., по сравнению с предшествующим десятилетием, заметно улучшилась. Она была в целом стабильной и имела положительную динамику развития. По каналам политических, экономических и культурных связей Тува (особенно ее русское население) была прочно втянута в орбиту разностороннего влияния России [2].
      Обострение социально-политического положения в крае с 1917 г. стало главным образом результатом влияния революционных событий в России. В конце 1917 г. в центральных районах Тувы среди русского населения развернулась борьба местных большевиков и их сторонников за передачу власти в крае Советам. Противоборствующие стороны пытались привлечь на свою сторону тувинцев, однако сделать этого им не удалось. Вскоре краевая Советская власть признала и в договорном порядке закрепила право тушинского народа на самоопределение. Заключение договора о самоопределении, взаимопомощи и дружбе от 16 июня 1918 г. позволяло большевикам рассчитывать на массовую поддержку тувинцев в сохранении Советской власти в крае, но, как показали последующие события, эти надежды во многом не оправдались.
      Охватившая Россию Гражданская война в 1918 г. распространилась и на Туву. Пришедшее к власти летом 1918 г. Сибирское Временное правительство и его новый краевой орган в Туве аннулировали право тувинцев на самостоятельное развитие и проводили жесткую и непопулярную национальную политику. В комплексе внешнеполитических задач Советского государства «важное место отводилось подрыву и разрушению колониальной периферии (“тыла”) империализма с помощью национально-освободительных революций» [3]. Китай, Монголия и Тува представляли собой в этом плане широкое поле деятельности для революционной работы большевиков. Вместе с тем нельзя сказать, что первые шаги НКИД РСФСР в отношении названных стран отличались продуманностью и эффективностью. В первую очередь это касается опрометчивого заявления об отмене пакета «восточных» договоров царского правительства. Жертвой такой политики на китайско-монгольско-урянхайском направлении стала «кяхтинская система» /233/ (соглашения 1913-1915 гг.), гарантировавшая автономный статус Внешней Монголии. Ее подрыв также сделал уязвимым для внешней агрессии бывший российский протекторат – Урянхайский край.
      Китай и Япония поначалу придерживались прежних договоров, но уже в 1918 г. договорились об участии Китая в военной интервенции против Советской России. В соответствии с заключенными соглашениями, «китайские милитаристы обязались ввести свои войска в автономную Внешнюю Монголию и, опираясь на нее, начать наступление, ...чтобы отрезать Дальний Восток от Советской России» [4]. В сентябре 1918 г. в Ургу вступил отряд чахар (одного из племен Внутренней Монголии) численностью в 500 человек. Вслед за китайской оккупацией Монголии в Туву были введены монгольский и китайский военные отряды. Это дало толчок заранее подготовленному вооруженному выступлению тувинцев в долине р. Хемчик. В январе 1919 г. Ян Ши-чао был назначен «специальным комиссаром Китайской республики по Урянхайским делам» [5]. В Туве его активно поддержали хемчикские нойоны Монгуш Буян-Бадыргы [6] и Куулар Чимба [7]. В начальный период иностранной оккупации в Туве начались массовые погромы российских поселенцев (русских, хакасов, татар и др.), которые на время прекратились с приходом в край по Усинскому тракту партизанской армии А. Д. Кравченко и П.Е. Щетинкина (июль – сентябрь 1919 г.).
      Прибытие в край довольно сильной партизанской группировки насторожило монгольских и китайских интервентов. 18 июля 1919 г. партизаны захватили Белоцарск (ныне Кызыл). Монгольский отряд занял нейтральную позицию. Китайский оккупационный отряд находился далеко на западе. Партизан преследовал большой карательный отряд под командованием есаула Г. К. Болотова. В конце августа 1919г. он вступил на территорию Тувы и 29 августа занял Кызыл. Партизаны провели ложное отступление и в ночь на 30 августа обрушились на белогвардейцев. Охватив город полукольцом, они прижали их к реке. В ходе ожесточенного боя бологовцы были полностью разгромлены. Большая их часть утонула в водах Енисея. Лишь две сотни белогвардейцев спаслись. Общие потери белых в живой силе составили 1500 убитых. Три сотни принудительно мобилизованных новобранцев, не желая воевать, сдались в плен. Белоцарский бой был самым крупным и кровопролитным сражением за весь период Гражданской войны /234/ в Туве. Пополнившись продовольствием, трофейными боеприпасами, оружием и живой силой, сибирские партизаны вернулись в Минусинский край, где продолжили войну с колчаковцами. Тува вновь оказалась во власти интервентов.
      Для монголов, как разделенной нации, большое значение имел лозунг «собирания» монгольских племен и территорий в одно государство. Возникнув в 1911 г. как национальное движение, панмонголизм с тех пор последовательно и настойчиво ставил своей целью присоединение Тувы к Монголии. Объявленный царским правительством протекторат над Тувой монголы никогда не считали непреодолимым препятствием для этого. Теперь же, после отказа Советской России от прежних договоров, и вовсе действовали открыто. После ухода из Тувы партизанской армии А.Д. Кравченко и П.Е.Щетинкина в начале сентября 1919 г. монголы установили здесь военно-оккупационный режим и осуществляли фактическую власть, В ее осуществлении они опирались на авторитет амбын-нойона Тувы Соднам-Бальчира [8] и правителей Салчакского и Тоджинского хошунов. Монголы притесняли и облагали поборами русское и тувинское население, закрывали глаза на погромы русских населенных пунктов местным бандитствующим элементом. Вопиющим нарушением международного права было выдвижение монгольским командованием жесткого требования о депортации русского населения с левобережья Енисея на правый берег в течение 45 дней. Только ценой унижений и обещаний принять монгольское подданство выборным (делегатам) от населения русских поселков удалось добиться отсрочки исполнения этого приказа.
      Советское правительство в июне 1919 г. направило обращение к правительству автономной Монголии и монгольскому народу, в котором подчеркивало, что «в отмену соглашения 1913 г. Монголия, как независимая страна, имеет право непосредственно сноситься со всеми другими народами без всякой опеки со стороны Пекина и Петрограда» [9]. В документе совершенно не учитывалось, что, лишившись в лице российского государства покровителя, Монголия, а затем и Тува уже стали объектами для вмешательства со стороны Китая и стоявшей за ним Японии (члена Антанты), что сама Монголия возобновила попытки присоединить к себе Туву.
      В октябре 1919г. китайским правительством в Ургу был направлен генерал Сюй Шучжэн с военным отрядом, который аннулировал трех-/235/-стороннюю конвенцию от 7 июня 1913 г. о предоставлении автономного статуса Монголии [10]. После упразднения автономии Внешней Монголии монгольский отряд в Туве перешел в подчинение китайского комиссара. Вскоре после этого была предпринята попытка захватить в пределах Советской России с. Усинское. На территории бывшего российского протектората Тувы недалеко от этого района были уничтожены пос. Гагуль и ряд заимок в верховьях р. Уюк. Проживавшее там русское и хакасское население в большинстве своем было вырезано. В оккупированной китайским отрядом долине р. Улуг-Хем были стерты с лица земли все поселения проживавших там хакасов. Между тем Советская Россия, скованная Гражданской войной, помочь российским переселенцам в Туве ничем не могла.
      До 1920 г. внимание советского правительства было сконцентрировано на тех регионах Сибири и Дальнего Востока, где решалась судьба Гражданской войны. Тува к ним не принадлежала. Советская власть Енисейской губернии, как и царская в период протектората, продолжала формально числить Туву в своем ведении, не распространяя на нее свои действия. Так, в сводке Красноярской Губернской Чрезвычайной Комиссии за период с 14 марта по 1 апреля 1920 г. отмечалось, что «губерния разделена на 5 уездов: Красноярский, Ачинский, Канский, Енисейский и 3 края: Туруханский, Усинский и Урянхайский... Ввиду политической неопределенности Усинско-Урянхайского края, [к] формированию милиции еще не преступлено» [11].
      Только весной 1920 г. советское правительство вновь обратило внимание на острую обстановку в Урянхае. 16-18 мая 1920 г. в тувинском пос. Баян-Кол состоялись переговоры Ян Шичао и командира монгольского отряда Чамзрына (Жамцарано) с советским представителем А. И. Кашниковым [12], по итогам которых Тува признавалась нейтральной зоной, а в русских поселках края допускалась организация ревкомов. Но достигнутые договоренности на уровне правительств Китая и Советской России закреплены не были, так и оставшись на бумаге. Анализируя создавшуюся в Туве ситуацию, А. И. Кашников пришел к мысли, что решить острый «урянхайский вопрос» раз и навсегда может только создание ту винского государства. Он был не единственным советским деятелем, который так думал. Но, забегая вперед, отметим: дальнейшие события показали, что и после создания тувинского го-/236/-сударства в 1921 г. этот вопрос на протяжении двух десятилетий продолжал оставаться предметом дипломатических переговоров СССР с Монголией и Китаем.
      В конце июля 1920 г., в связи с поражением прояпонской партии в Китае и усилением освободительного движения в Монголии, монгольский отряд оставил Туву. Но его уход свидетельствовал не об отказе панмонголистов от присоединения Тувы, а о смене способа достижения цели, о переводе его в плоскость дипломатических переговоров с Советской Россией. Глава делегации монгольских революционеров С. Данзан во время переговоров 17 августа 1920 г. в Иркутске с уполномоченным по иностранным делам в Сибири и на Дальнем Востоке Ф. И. Талоном интересовался позицией Советской России по «урянхайскому вопросу» [13]. В Москве в беседах монгольских представителей с Г. В. Чичериным этот вопрос ставился вновь. Учитывая, что будущее самой Монголии, ввиду позиции Китая еще неясно, глава НКИД обдумывал иную формулу отношений сторон к «урянхайскому вопросу», ставя его в зависимость от решения «монгольского вопроса» [14].
      Большинство деятелей Коминтерна, рассматривая Китай в качестве перспективной зоны распространения мировой революции, исходили из необходимости всемерно усиливать влияние МНРП на Внутреннюю Монголию и Баргу, а через них – на революционное движение в Китае. С этой целью объединение всех монгольских племен (к которым, без учета тюркского происхождения, относились и тувинцы) признавалось целесообразным [15]. Меньшая часть руководства Коминтерна уже тогда считала, что панмонголизм создавал внутреннюю угрозу революционному единству в Китае [16].
      Вопросами текущей политики по отношению к Туве также занимались общесибирские органы власти. Характеризуя компетентность Сиббюро ЦК РКП (б) и Сибревкома в восточной политике, уполномоченный НКИД в Сибири и на Дальнем Востоке Ф. И. Гапон отмечал: «Взаимосплетение интересов Востока, с одной стороны, и Советской России, с другой, так сложно, что на тонкость, умелость революционной работы должно быть обращено особое внимание. Солидной постановке этого дела партийными центрами Сибири не только не уделяется внимания, но в практической плоскости этот вопрос вообще не ставится» [17]. Справедливость этого высказывания находит подтверждение /237/ в практической деятельности Сиббюро ЦК РКП (б) и Сибревкома, позиция которых в «урянхайском вопросе» основывалась не на учете ситуации в регионе, а на общих указаниях Дальневосточного Секретариата Коминтерна (далее – ДВСКИ).
      Ян Шичао, исходя из политики непризнания Китайской Республикой Советской России, пытаясь упрочить свое пошатнувшееся положение из-за революционных событий в Монголии, стал добиваться от русских колонистов замены поселковых советов одним выборным лицом с функциями сельского старосты. Вокруг китайского штаба концентрировались белогвардейцы и часть тувинских нойонов. Раньше царская Россия была соперницей Китая в Туве, но китайский комиссар в своем отношении к белогвардейцам руководствовался принципом «меньшего зла» и намерением ослабить здесь «красных» как наиболее опасного соперника.
      В августе 1920 г. в ранге Особоуполномоченного по делам Урянхайского края и Усинского пограничного округа в Туву был направлен И. Г. Сафьянов [18]. На него возлагалась задача защиты «интересов русских поселенцев в Урянхае и установление дружественных отношений как с местным коренным населением Урянхая, так и с соседней с ним Монголией» [19]. Решением президиума Енисейского губкома РКП (б) И. Г. Сафьянову предписывалось «самое бережное отношение к сойотам (т.е. к тувинцам. – Н.М.) и самое вдумчивое и разумное поведение в отношении монголов и китайских властей» [20]. Практические шаги по решению этих задач он предпринимал, руководствуясь постановлением ВЦИК РСФСР, согласно которому Тува к числу регионов Советской России отнесена не была [21].
      По прибытии в Туву И. Г. Сафьянов вступил в переписку с китайским комиссаром. В письме от 31 августа 1920 г. он уведомил Ян Шичао о своем назначении и предложил ему «по всем делам Усинского Пограничного Округа, а также ... затрагивающим интересы русского населения, проживающего в Урянхае», обращаться к нему. Для выяснения «дальнейших взаимоотношений» он попросил назначить время и место встречи [22]. Что касается Ян Шичао, то появление в Туве советского представителя, ввиду отсутствия дипломатических отношений между Советской Россией и Китаем, было им воспринято настороженно. Этим во многом объясняется избранная Ян Шичао /238/ тактика: вести дипломатическую переписку, уклоняясь под разными предлогами от встреч и переговоров.
      Сиббюро ЦК РКП (б) в документе «Об условиях, постановке и задачах революционной работы на Дальнем Востоке» от 16 сентября 1920 г. определило: «...пока край не занят китайскими войсками (видимо, отряд Ян Шичао в качестве серьезной силы не воспринимался. – Н.М.), ...должны быть приняты немедленно же меры по установлению тесного контакта с урянхами и изоляции их от китайцев» [23]. Далее говорилось о том, что «край будет присоединен к Монголии», в которой «урянхайцам должна быть предоставлена полная свобода самоуправления... [и] немедленно убраны русские административные учреждения по управлению краем» [24]. Центральным пунктом данного документа, несомненно, было указание на незамедлительное принятие мер по установлению связей с тувинцами и изоляции их от китайцев. Мнение тувинцев по вопросу о вхождении (невхождении) в состав Монголии совершенно не учитывалось. Намерение упразднить в Туве русскую краевую власть (царскую или колчаковскую) запоздало, поскольку ее там давно уже не было, а восстанавливаемые советы свою юрисдикцию на тувинское население не распространяли. Этот план Сиббюро был одобрен Политбюро ЦК РКП (б) и долгое время определял политику Советского государства в отношении Урянхайского края и русской крестьянской колонии в нем.
      18 сентября 1920 г. Ян Шичао на первое письмо И. Г. Сафьянова ответил, что его назначением доволен, и принес свои извинения в связи с тем, что вынужден отказаться от переговоров по делам Уряпхая, как подлежащим исключительному ведению правительства [25]. На это И. Г. Сафьянов в письме от 23 сентября 1921 г. пояснил, что он переговоры межгосударственного уровня не предлагает, а собирается «поговорить по вопросам чисто местного характера». «Являясь представителем РСФСР, гражданами которой пожелало быть и все русское население в Урянхае, – пояснил он, – я должен встать на защиту его интересов...» Далее он сообщил, что с целью наладить «добрососедские отношения с урянхами» решил пригласить их представителей на съезд «и вместе с ними обсудить все вопросы, касающиеся обеих народностей в их совместной жизни» [26], и предложил Ян Шичао принять участие в переговорах. /239/
      Одновременно И. Г. Сафьянов отправил еще два официальных письма. В письме тувинскому нойону Даа хошуна Буяну-Бадыргы он сообщил, что направлен в Туву в качестве представителя РСФСР «для защиты интересов русского населения Урянхая» и для переговоров с ним и другими представителями тувинского народа «о дальнейшей совместной жизни». Он уведомил нойона, что «для выяснения создавшегося положения» провел съезд русского населения, а теперь предлагал созвать тувинский съезд [27]. Второе письмо И. Г. Сафьянов направил в Сибревком (Омск). В нем говорилось о политическом положении в Туве, в частности об избрании на X съезде русского населения (16-20 сентября) краевой Советской власти, начале работы по выборам поселковых советов и доброжелательном отношении к проводимой работе тувинского населения. Монгольский отряд, писал он, покинул Туву, а китайский – ограничивает свое влияние районом торговли китайских купцов – долиной р. Хемчик [28].
      28 сентября 1920 г. Енгубревком РКП (б) на своем заседании заслушал доклад о ситуации в Туве. В принятой по нему резолюции говорилось: «Отношение к Сафьянову со стороны сойотов очень хорошее. Линия поведения, намеченная Сафьяновым, следующая: организовать, объединить местные Ревкомы, создать руководящий орган “Краевую власть” по образцу буферного государства»[29]. В протоколе заседания также отмечалось: «Отношения между урянхами и монголами – с одной стороны, китайцами – с другой, неприязненные и, опираясь на эти неприязненные отношения, можно было бы путем организации русского населения вокруг идеи Сов[етской] власти вышибить влияние китайское из Урянхайского края» [30].
      В телеграфном ответе на письмо И.Г. Сафьянова председатель Сиббюро ЦК РКП (б) и Сибревкома И. Н. Смирнов [31] 2 октября 1920 г. сообщил, что «Сиббюро имело суждение об Урянхайском крае» и вынесло решение: «Советская Россия не намерена и не делает никаких шагов к обязательному присоединению к себе Урянхайского края». Но так как он граничит с Монголией, то, с учетом созданных в русской колонии советов, «может и должен служить проводником освободительных идей в Монголии и Китае». В связи с этим, сообщал И. Н. Смирнов, декреты Советской России здесь не должны иметь обязательной силы, хотя организация власти по типу советов, «как агитация действием», /240/ желательна. В практической работе он предписывал пока «ограничиться» двумя направлениями: культурно-просветительным и торговым [32]. Как видно из ответа. Сиббюро ЦК РКП (б) настраивало сторонников Советской власти в Туве на кропотливую революционную культурно-просветительную работу. Учитывая заграничное положение Тувы (пока с неясным статусом) и задачи колонистов по ведению революционной агитации в отношении к Монголии и Китаю, от санкционирования решений краевого съезда оно уклонилось. Напротив, чтобы отвести от Советской России обвинения со стороны других государств в продолжение колониальной политики, русской колонии было предложено не считать декреты Советской власти для себя обязательными. В этом прослеживается попытка вполне оправдавшую себя с Дальневосточной Республикой (ДВР) «буферную» тактику применить в Туве, где она не являлась ни актуальной, ни эффективной. О том, как И.Г. Сафьянову держаться в отношении китайского военного отряда в Туве, Сиббюро ЦК РКП (б) никаких инструкций не давало, видимо полагая, что на месте виднее.
      5 октября 1920 г. И. Г. Сафьянов уведомил Ян Шичао, что урянхайский съезд созывается 25 октября 1920 г. в местности Суг-Бажи, но из полученного ответа убедился, что китайский комиссар контактов по-прежнему избегает. В письме от 18 октября 1920 г. И. Г. Сафьянов вновь указал на крайнюю необходимость переговоров, теперь уже по назревшему вопросу о недопустимом поведении китайских солдат в русских поселках. Дело в том, что 14 октября 1920 г. они застрелили председателя Атамановского сельсовета А. Сниткина и арестовали двух русских граждан, отказавшихся выполнить их незаконные требования. В ответ на это местная поселковая власть арестовала трех китайских солдат, творивших бесчинства и произвол. «Как видите, дело зашло слишком далеко, – писал И. Г. Сафьянов, – и я еще раз обращаюсь к Вам с предложением возможно скорее приехать сюда, чтобы совместно со мной обсудить и разобрать это печальное и неприятное происшествие. Предупреждаю, что если Вы и сейчас уклонитесь от переговоров и откажитесь приехать, то я вынужден буду прервать с Вами всякие сношения, сообщить об этом нашему Правительству, и затем приму соответствующие меры к охране русских поселков и вообще к охране наших интересов в Урянхае». Сафьянов также предлагал /241/ во время встречи обменяться арестованными пленными [33]. В течение октября между китайским и советским представителями в Туве велась переписка по инциденту в Атамановке. Письмом от 26 октября 1920 г. Ян Шичао уже в который раз. ссылаясь на нездоровье, от встречи уклонился и предложил ограничиться обменом пленными [34]. Между тем начатая И.Г. Сафьяновым переписка с тувинскими нойонами не могла не вызвать беспокойства китайского комиссара. Он, в свою очередь, оказал давление на тувинских правителей и сорвал созыв намеченного съезда.
      Из вышеизложенного явствует, что китайский комиссар Ян Шичао всеми силами пытался удержаться в Туве. Революционное правительство Монголии поставило перед Советским правительством вопрос о включении Тувы в состав Внешней Монголии. НКИД РСФСР, учитывая в первую очередь «китайский фактор» как наиболее весомый, занимал по нему' нейтрально-осторожную линию. Большинство деятелей Коминтерна и общесибирские партийные и советские органы в своих решениях по Туве, как правило, исходили из целесообразности ее объединения с революционной Монголией. Практические шаги И.Г. Сафьянова, представлявшего в то время в Туве Сибревком и Сиббюро ЦК РКП (б), были направлены на вовлечение представителя Китая в Туве в переговорный процесс о судьбе края и его населения, установление с той же целью контактов с влиятельными фигурами тувинского общества и местными советскими активистами. Однако китайский комиссар и находившиеся под его влиянием тувинские нойоны от встреч и обсуждений данной проблемы под разными предлогами уклонялись.
      Концентрация антисоветских сил вокруг китайского штаба все более усиливалась. В конце октября 1920 г. отряд белогвардейцев корнета С.И. Шмакова перерезал дорогу, соединяющую Туву с Усинским краем. Водный путь вниз по Енисею в направлении на Минусинск хорошо простреливался с левого берега. Местные партизаны и сотрудники советского представительства в Туве оказались в окружении. Ситуация для них становилась все более напряженной [35]. 28 октября 1920 г. И. Г. Сафьянов решил в сопровождении охраны выехать в местность Оттук-Даш, куда из района Шагаан-Арыга выдвинулся китайский отряд под командованием Линчана и, как ожидалось, должен был прибыть Ян Шичао. Но переговоры не состоялись. /242/
      На рассвете 29 октября 1920 г. китайские солдаты и мобилизованные тувинцы окружили советскую делегацию. Против 75 красноармейцев охраны выступил многочисленный и прекрасно вооруженный отряд. В течение целого дня шла перестрелка. Лишь с наступлением темноты окруженным удалось прорвать кольцо и отступить в Атамановку. В этом бою охрана И. Г. Сафьянова потеряла несколько человек убитыми, а китайско-тувинский отряд понес серьезные потери (до 300 человек убитыми и ранеными) и отступил на место прежней дислокации. Попытка Ян Шичао обеспечить себе в Туве безраздельное господство провалилась [36].
      Инцидент на Оттук-Даше стал поворотным пунктом в политической жизни Тувы. Неудача китайцев окончательно подорвала их авторитет среди коренного населения края и лишила поддержки немногих, хотя и влиятельных, сторонников из числа хемчикских нойонов. Непозволительное в международной практике нападение на дипломатического представителя (в данном случае – РСФСР), совершенное китайской стороной, а также исходящая из китайского лагеря угроза уничтожения населенных пунктов русской колонии дали Советской России законный повод для ввода на территорию Тувы военных частей.
      И.Г. Сафьянов поначалу допускал присоединение Тувы к Советской России. Он считал, что этот шаг «не создаст... никакого осложнения в наших отношениях с Китаем и Монголией, где сейчас с новой силой загорается революционный пожар, где занятые собственной борьбой очень мало думают об ограблении Урянхая…» [37]. Теперь, когда вопрос о вводе в Туву советских войск стоял особенно остро, он, не колеблясь, поставил его перед Енгубкомом и Сибревкомом. 13 ноября 1920 г. И.Г. Сафьянов направил в Омск телеграмму: «Белые банды, выгоняемые из северной Монголии зимними холодами и голодом, намереваются захватить Урянхай. Шайки местных белобандитов, скрывающиеся в тайге, узнав это, вышли и грабят поселки, захватывают советских работников, терроризируют население. Всякая мирная работа парализована ими... Теперь положение еще более ухудшилось, русскому населению Урянхая, сочувствующему советской власти, грозит полное истребление. Требую от вас немедленной помощи. Необходимо сейчас же ввести в Урянхай регулярные отряды. Стоящие в Усинском войска боятся нарушения международных прав. Ничего /243/ они уже не нарушат. С другой стороны совершено нападение на вашего представителя...» [38]
      В тот же день председатель Сибревкома И.Н. Смирнов продиктовал по прямому проводу сообщение для В.И. Ленина (копия – Г.В. Чичерину), в котором обрисовал ситуацию в Туве. На основании данных, полученных от него 15 ноября 1920 г., Политбюро ЦК РКП (б) рассматривало вопрос о военной помощи Туве. Решение о вводе в край советских войск было принято, но выполнялось медленно. Еще в течение месяца И. Г. Сафьянову приходилось посылать тревожные сигналы в высокие советские и военные инстанции. В декабре 1920 г. в край был введен советский экспедиционный отряд в 300 штыков. В начале 1921 г. вошли и рассредоточились по населенным пунктам два батальона 190-го полка внутренней службы. В с. Усинском «в ближайшем резерве» был расквартирован Енисейский полк [39].
      Ввод советских войск крайне обеспокоил китайского комиссара в Туве. На его запрос от 31 декабря 1920 г. о причине их ввода в Туву И. Г. Сафьянов письменно ответил, что русским колонистам и тяготеющим к Советской России тувинцам грозит опасность «быть вырезанными» [40]. Он вновь предложил Ян Шичао провести в Белоцарске 15 января 1921 г. переговоры о дальнейшей судьбе Тувы. Но даже в такой ситуации китайский представитель предпочел избежать встречи [41].
      Еще в первых числах декабря 1920 г. в адрес командования военной части в с. Усинском пришло письмо от заведующего сумоном Маады Лопсан-Осура [42], в котором он сообщал: «Хотя вследствие недоразумения. .. вышла стычка на Оттук-Даше (напомним, что в ней на стороне китайцев участвовали мобилизованные тувинцы. – Н.М.), но отношения наши остались добрососедскими ... Если русские военные отряды не будут отведены на старые места, Ян Шичао намерен произвести дополнительную мобилизацию урянхов, которая для нас тяжела и нежелательна» [43]. Полученное сообщение 4 декабря 1920 г. было передано в высокие военные ведомства в Иркутске (Реввоенсовет 5-й армии), Омске, Чите и, по-видимому, повлияло на решение о дополнительном вводе советских войск в Туву. Тревожный сигнал достиг Москвы.
      На пленуме ЦК РКП (б), проходившем 4 января 1921 г. под председательством В. И. Ленина, вновь обсуждался вопрос «Об Урянхайском крае». Принятое на нем постановление гласило: «Признавая /244/ формальные права Китайской Республики над Урянхайским краем, принять меры для борьбы с находящимися там белогвардейскими каппелевскими отрядами и оказать содействие местному крестьянскому населению...» [44]. Вскоре в Туву были дополнительно введены подразделения 352 и 440 полков 5-й Красной Армии и направлены инструкторы в русские поселки для организации там ревкомов.
      Ян Шичао, приведший ситуацию в Туве к обострению, вскоре был отозван пекинским правительством, но прибывший на его место новый военный комиссар Ман Шани продолжал придерживаться союза с белогвардейцами. Вокруг его штаба, по сообщению от командования советской воинской части в с. Усинское от 1 февраля 1921 г., сосредоточились до 160 противников Советской власти [45]. А между тем захватом Урги Р.Ф.Унгерном фон Штернбергом в феврале 1921 г., изгнанием китайцев из Монголии их отряд в Туве был поставлен в условия изоляции, и шансы Китая закрепиться в крае стали ничтожно малыми.
      Повышение интереса Советской России к Туве было также связано с перемещением театра военных действий на территорию Монголии и постановкой «урянхайского вопроса» – теперь уже революционными панмонголистами и их сторонниками в России. 2 марта 1921 г. Б.З. Шумяцкий [46] с И.Н. Смирновым продиктовали по прямому проводу для Г.В. Чичерина записку, в которой внесли предложение включить в состав Монголии Урянхайский край (Туву). Они считали, что монгольской революционной партии это прибавит сил для осуществления переворота во всей Монголии. А Тува может «в любой момент ... пойти на отделение от Монголии, если ее международное положение станет складываться не в нашу пользу» [47]. По этому плану Тува должна была без учета воли тувинского народа войти в состав революционной Монголии. Механизм же ее выхода из монгольского государства на случай неудачного исхода революции в Китае продуман не был. Тем не менее, как показывают дальнейшие события в Туве и Монголии, соавторы этого плана получили на его реализацию «добро». Так, когда 13 марта 1921 г. в г. Троицкосавске было сформировано Временное народное правительство Монголии из семи человек, в его составе одно место было зарезервировано за Урянхаем [48].
      Барон Р.Ф.Унгерн фон Штернберг, укрепившись в Монголии, пытался превратить ее и соседний Урянхайский край в плацдарм для /245/ наступления на Советскую Россию. Между тем советское правительство, понимая это, вовсе не стремилось наводнить Туву войсками. С белогвардейскими отрядами успешно воевали главным образом местные русские партизаны, возглавляемые С.К. Кочетовым, а с китайцами – тувинские повстанцы, которые первое время руководствовались указаниями из Монголии. Позднее, в конце 1920-х гг., один из первых руководителей тувинского государства Куулар Дондук [49] вспоминал, что при Р.Ф.Унгерне фон Штернберге в Урге было созвано совещание монгольских князей, которое вынесло решение о разгроме китайского отряда в Туве [50]. В первых числах марта 1921 г. в результате внезапного ночного нападения тувинских повстанцев на китайцев в районе Даг-Ужу он был уничтожен.
      18 марта Б.З. Шумяцкий телеграфировал И.Г. Сафьянову: «По линии Коминтерна предлагается вам немедленно организовать урянхайскую нар[одно-] революционную] партию и народ[н]о-революционное правительство Урянхая... Примите все меры, чтобы организация правительства и нар[одно-] рев[олюционной] партии были осуществлены в самый краткий срок и чтобы они декларировали объединение с Монголией в лице создавшегося в Маймачене Центрального Правительства ...Вы назначаетесь ... с полномочиями Реввоенсовета армии 5 и особыми полномочиями от Секретариата (т.е. Дальневосточного секретариата Коминтерна. – Я.М.)» [51]. Однако И. Г. Сафьянов не поддерживал предложенный Шумяцким и Смирновым план, особенно ту его часть, где говорилось о декларировании тувинским правительством объединения Тувы с Монголией.
      21 мая 1921 г. Р.Ф. Унгерн фон Штернберг издал приказ о переходе в подчинение командования его войск всех рассеянных в Сибири белогвардейских отрядов. На урянхайском направлении действовал отряд генерала И. Г. Казанцева [52]. Однако весной 1921 г. он был по частям разгромлен и рассеян партизанами (Тарлакшинский бой) и хемчик-скими тувинцами [53].
      После нескольких лет вооруженной борьбы наступила мирная передышка, которая позволила И.Г. Сафьянову и его сторонникам активизировать работу по подготовке к съезду представителей тувинских хошунов. Главным пунктом повестки дня должен был стать вопрос о статусе Тувы. В качестве возможных вариантов решения рассматри-/246/-вались вопросы присоединения Тувы к Монголии или России, а также создание самостоятельного тувинского государства. Все варианты имели в Туве своих сторонников и шансы на реализацию.
      Относительно новым для тувинцев представлялся вопрос о создании национального государства. Впервые представители тувинской правящей элиты заговорили об этом (по примеру Монголии) в феврале 1912 г., сразу после освобождения от зависимости Китая. Непременным условием его реализации должно было стать покровительство России. Эту часть плана реализовать удаюсь, когда в 1914 г. над Тувой был объявлен российский протекторат Однако царская Россия вкладывала в форму протектората свое содержание, взяв курс на поэтапное присоединение Тувы. Этому помешали революционные события в России.
      Второй раз попытка решения этого вопроса, как отмечалось выше, осуществлялась с позиций самоопределения тувинского народа в июне 1918 г. И вот после трудного периода Гражданской войны в крае и изгнания из Тувы иностранных интервентов этот вопрос обсуждался снова. Если прежде геополитическая ситуация не давала для его реализации ни малейших шансов, то теперь она, напротив, ей благоприятствовала. Немаловажное значение для ее практического воплощения имели данные И.Г. Сафьяновым гарантии об оказании тувинскому государству многосторонней помощи со стороны Советской России. В лице оставивших китайцев хемчикских нойонов Буяна-Бадыргы и Куулара Чимба, под властью которых находилось большинство населения Тувы, идея государственной самостоятельности получила активных сторонников.
      22 мая 1921 г. И. Г. Сафьянов распространил «Воззвание [ко] всем урянхайским нойонам, всем чиновникам и всему урянхайскому народу», в котором разъяснял свою позицию по вопросу о самоопределении тувинского народа. Он также заверил, что введенные в Туву советские войска не будут навязывать тувинскому народу своих законов и решений [54]. Из текста воззвания явствовало, что сам И. Г. Сафьянов одобряет идею самоопределения Тувы вплоть до образования самостоятельного государства.
      Изменение политической линии представителя Сибревкома в Туве И. Г. Сафьянова работниками ДВСКИ и советских органов власти Сибири было встречено настороженно. 24 мая Сиббюро ЦК РКП (б) /247/ рассмотрело предложение Б.З. Шумяцкого об отзыве из Тувы И. Г. Сафьянова. В принятом постановлении говорилось: «Вопрос об отзыве т. Сафьянова .. .отложить до разрешения вопроса об Урянхайском крае в ЦК». Кроме того, Енисейский губком РКП (б) не согласился с назначением в Туву вместо Сафьянова своего работника, исполнявшего обязанности губернского продовольственного комиссара [55].
      На следующий день Б.З. Шумяцкий отправил на имя И.Г. Сафьянова гневную телеграмму: «Требую от Вас немедленного ответа, почему до сих пор преступно молчите, предлагаю немедленно войти в отношение с урянхайцами и выйти из состояния преступной бездеятельности». Он также ставил Сафьянова в известность, что на днях в Туву прибудет делегация от монгольского народно-революционного правительства и революционной армии во главе с уполномоченным Коминтерна Б. Цивенжаповым [56], директивы которого для И. Г. Сафьянова обязательны [57]. На это в ответной телеграмме 28 мая 1921 г. И. Г. Сафьянов заявил: «...Я и мои сотрудники решили оставить Вашу программу и работать так, как подсказывает нам здравый смысл. Имея мандат Сибревкома, выданный мне [с] согласия Сиббюро, беру всю ответственность на себя, давая отчет [о] нашей работе только товарищу Смирнову» [58].
      14 июня 1921 г. глава НКИД РСФСР Г.В. Чичерин, пытаясь составить более четкое представление о положении в Туве, запросил мнение И.Н. Смирнова по «урянхайскому вопросу» [59]. В основу ответа И.Н. Смирнова было положено постановление, принятое членами Сиббюро ЦК РКП (б) с участием Б.З. Шумяцкого. Он привел сведения о численности в Туве русского населения и советских войск и предложил для осуществления постоянной связи с Урянхаем направить туда представителя НКИД РСФСР из окружения Б.З. Шумяцкого. Также было отмечено, что тувинское население относится к монголам отрицательно, а русское «тяготеет к советской власти». Несмотря на это, Сиббюро ЦК РКП (б) решило: Тува должна войти в состав Монголии, но декларировать это не надо [60].
      16 июня 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б) по предложению народного комиссара иностранных дел Г.В. Чичерина с одобрения В.И. Ленина приняло решение о вступлении в Монголию советских войск для ликвидации группировки Р.Ф.Унгерна фон Штернберга. Тем временем «старые» панмонголисты тоже предпринимали попытки подчинить /248/ себе Туву. Так, 17 июня 1921 г. управляющий Цзасакту-хановским аймаком Сорукту ван, назвавшись правителем Урянхая, направил тувинским нойонам Хемчика письмо, в котором под угрозой сурового наказания потребовал вернуть захваченные у «чанчина Гегена» (т.е. генерала на службе у богдо-гегена) И.Г. Казанцева трофеи и служебные бумаги, а также приехать в Монголию для разбирательства [61]. 20 июня 1921 г. он сообщил о идущем восстановлении в Монголии нарушенного китайцами управления (т.е. автономии) и снова выразил возмущение разгромом тувинцами отряда генерала И.Г. Казанцева. Сорукту ван в гневе спрашивал: «Почему вы, несмотря на наши приглашения, не желаете явиться, заставляете ждать, тормозите дело и не о чем не сообщаете нам? ...Если вы не исполните наше предписание, то вам будет плохо» [62]
      Однако монгольский сайт (министр, влиятельный чиновник) этими угрозами ничего не добился. Хемчикские нойоны к тому времени уже были воодушевлены сафьяновским планом самоопределения. 22 июня 1921 г. И. Г. Сафьянов в ответе на адресованное ему письмо Сорукту вана пригласил монгольского сайта на переговоры, предупредив его, что «чинить обиды другому народу мы не дадим и берем его под свое покровительство» [63]. 25-26 июня 1921 г. в Чадане состоялось совещание представителей двух хемчикских хошунов и советской делегации в составе представителей Сибревкома, частей Красной Армии, штаба партизанского отряда и русского населения края, на котором тувинские представители выразили желание создать самостоятельное государство и созвать для его провозглашения Всетувинский съезд. В принятом ими на совещании решении было сказано: «Представителя Советской России просим поддержать нас на этом съезде в нашем желании о самоопределении... Вопросы международного характера будущему центральному органу необходимо решать совместно с представительством Советской России, которое будет являться как бы посредником между тувинским народом и правительствами других стран» [64].
      1 июля 1921 г. в Москве состоялись переговоры наркома иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерина с монгольской делегацией в составе Бекзеева (Ц. Жамцарано) и Хорлоо. В ходе переговоров Г.В. Чичерин предложил формулу отношения сторон к «урянхайскому вопросу», в соответствии с которой: Советская Россия от притязаний на Туву /249/ отказывалась, Монголия в перспективе могла рассчитывать на присоединение к ней Тувы, но ввиду неясности ее международного положения вопрос оставался открытым на неопределенное время. Позиция Тувы в это время определенно выявлена еще не была, она никак не комментировалась и во внимание не принималась.
      Между тем Б.З. Шумяцкий попытался еще раз «образумить» своего политического оппонента в Туве. 12 июля 1921 г. он телеграфировал И. Г. Сафьянову: «Если совершите возмутительную и неслыханную в советской, военной и коминтерновской работе угрозу неподчинения в смысле отказа информировать, то вынужден буду дать приказ по военной инстанции в пределах прав, предоставленных мне дисциплинарным уставом Красной Армии, которым не однажды усмирялся бунтарский пыл самостийников. Приказываю информацию давать моему заместителю [Я.Г.] Минскеру и [К.И.] Грюнштейну» [65].
      Однако И. Г. Сафьянов, не будучи на деле «самостийником», практически о каждом своем шаге регулярно докладывал председателю Сибревкома И. Н. Смирнову и просил его передать полученные сведения в адрес Реввоенсовета 5-й армии и ДВСКИ. 13 июля 1921 г. И.Г. Сафьянов подробно информирован его о переговорах с представителями двух хемчикских кожуунов [66]. Объясняя свое поведение, 21 июля 1921 г. он писал, что поначалу, выполняя задания Б.З. Шумяцкого «с его буферной Урянхайской политикой», провел 11-й съезд русского населения Тувы (23-25 апреля 1921 г.), в решениях которого желание русского населения – быть гражданами Советской республики – учтено не было. В результате избранная на съезде краевая власть оказалась неавторитетной, и «чтобы успокоить бушующие сердца сторонников Советской власти», ему пришлось «преобразовать представительство Советской] России в целое учреждение, разбив его на отделы: дипломатический, судебный, Внешторга и промышленности, гражданских дел» [67]. Письмом от 28 июля 1921 г. он сообщил о проведении 12-го съезда русского населения в Туве (23-26 июля 1921 гг.), на котором делегаты совершенно определенно высказались за упразднение буфера и полное подчинение колонии юрисдикции Советской России [68].
      В обращении к населению Тувы, выпущенном в конце июля 1921 г., И.Г. Сафьянов заявил: «Центр уполномочил меня и послал к Вам в Урянхай помочь Вам освободиться от гнета Ваших насильников». /250/ Причислив к числу последних китайцев, «реакционных» монголов и белогвардейцев, он сообщил, что ведет переговоры с хошунами Тувы о том, «как лучше устроить жизнь», и что такие переговоры с двумя хемчикскими хошунами увенчались успехом. Он предложил избрать по одному представителю от сумона (мелкая административная единица и внутриплеменное деление. – Я.М.) на предстоящий Всетувинский съезд, на котором будет рассмотрен вопрос о самоопределении Тувы [69].
      С каждым предпринимаемым И. Г. Сафьяновым шагом возмущение его действиями в руководстве Сиббюро ЦК РКП (б) и ДВСКИ нарастало. Его переговоры с представителями хемчикских хошунов дали повод для обсуждения Сиббюро ЦК РКП (б) вопроса о покровительстве Советской России над Тувой. В одном из его постановлений, принятом в июле 1921 г., говорилось, что советский «протекторат над Урянхайским краем в международных делах был бы большой политической ошибкой, которая осложнила бы наши отношения с Китаем и Монголией» [70]. 11 августа 1921 г. И. Г. Сафьянов получил из Иркутска от ответственного секретаря ДВСКИ И. Д. Никитенко телеграмму, в которой сообщалось о его отстранении от представительства Коминтерна в Урянхае «за поддержку захватчиков края по направлению старой царской администрации» [71]. Буквально задень до Всетувинского учредительного Хурала в Туве 12 августа 1921 г. И. Д. Никитенко писал Г.В. Чичерину о необходимости «ускорить конкретное определение отношения Наркоминдела» по Туве. Назвав И. Г. Сафьянова «палочным самоопределителем», «одним из импрессионистов... доморощенной окраинной политики», он квалифицировал его действия как недопустимые. И. Д. Никитенко предложил включить Туву «в сферу влияния Монгольской Народно-Революционной партии», работа которой позволит выиграть 6-8 месяцев, в течение которых «многое выяснится» [72]. Свою точку зрения И. Д. Никитенко подкрепил приложенными письмами двух известных в Туве монголофилов: амбын-нойона Соднам-Бальчира с группой чиновников и крупного чиновника Салчакского хошуна Сосор-Бармы [73].
      Среди оппонентов И. Г. Сафьянова были и советские военачальники. По настоянию Б.З. Шумяцкого он был лишен мандата представителя Реввоенсовета 5-й армии. Военный комиссар Енисейской губернии И. П. Новоселов и командир Енисейского пограничного полка Кейрис /251/ доказывали, что он преувеличивал количество белогвардейцев в Урянхае и исходящую от них опасность лишь для того, чтобы добиться военной оккупации края Советской Россией. Они также заявляли, что представитель Сибревкома И.Г. Сафьянов и поддерживавшие его местные советские власти преследовали в отношении Тувы явно захватнические цели, не считаясь с тем, что их действия расходились с политикой Советской России, так как документальных данных о тяготении тувинцев к России нет. Адресованные И. Г. Сафьянову обвинения в стремлении присоединить Туву к России показывают, что настоящие его взгляды на будущее Тувы его политическим оппонентам не были до конца ясны и понятны.
      Потакавшие новым панмонголистам коминтерновские и сибирские советские руководители, направляя в Туву в качестве своего представителя И.Г. Сафьянова, не ожидали, что он станет настолько сильным катализатором политических событий в крае. Действенных рычагов влияния на ситуацию на тувинской «шахматной доске» отечественные сторонники объединения Тувы с Монголией не имели, поэтому проиграли Сафьянову сначала «темп», а затем и «партию». В то время когда представитель ДВСКИ Б. Цивенжапов систематически получал информационные сообщения Монгольского телеграфного агентства (МОНТА) об успешном развитии революции в Монголии, события в Туве развивались по своему особому сценарию. Уже находясь в опале, лишенный всех полномочий, пользуясь мандатом представителя Сибревкома, действуя на свой страх и риск, И.Г. Сафьянов ускорил наступление момента провозглашения тувинским народом права на самоопределение. В итоге рискованный, с непредсказуемыми последствиями «урянхайский гамбит» он довел до победного конца. На состоявшемся 13-16 августа 1921 г. Всетувинском учредительном Хурале вопрос о самоопределении тувинского народа получил свое разрешение.
      В телеграмме, посланной И.Г. Сафьяновым председателю Сибревкома И. Н. Смирнову (г. Новониколаевск), ДВСКИ (г. Иркутск), Губкому РКП (б) (г. Красноярск), он сообщал: «17 августа 1921 г. Урянхай. Съезд всех хошунов урянхайского народа объявил Урянхай самостоятельным в своем внутреннем управлении, [в] международных же сношениях идущим под покровительством Советроссии. Выбрано нар[одно]-рев[о-люционное] правительство [в] составе семи лиц... Русским гражданам /252/ разрешено остаться [на] территории Урянхая, образовав отдельную советскую колонию, тесно связанную с Советской] Россией...» [74]
      В августе – ноябре 1921 г. в Туве велось государственное строительство. Но оно было прервано вступлением на ее территорию из Западной Монголии отряда белого генерала А. С. Бакича. В конце ноября 1921 г. он перешел через горный хребет Танну-Ола и двинулся через Элегест в Атамановку (затем село Кочетово), где находился штаб партизанского отряда. Партизаны, среди которых были тувинцы и красноармейцы усиленного взвода 440-го полка под командой П.Ф. Карпова, всего до тысячи бойцов, заняли оборону.
      Ранним утром 2 декабря 1921 г. отряд Бакича начал наступление на Атамановку. Оборонявшие село кочетовцы и красноармейцы подпустили белогвардейцев поближе, а затем открыли по ним плотный пулеметный и ружейный огонь. Потери были огромными. В числе первых был убит генерал И. Г. Казанцев. Бегущих с поля боя белогвардейцев добивали конные красноармейцы и партизаны. Уничтожив значительную часть живой силы, они захватили штаб и обоз. Всего под Атамановкой погибло свыше 500 белогвардейцев, в том числе около 400 офицеров, 7 генералов и 8 священников. Почти столько же белогвардейцев попало в плен. Последняя попытка находившихся на территории Монголии белогвардейских войск превратить Туву в оплот белых сил и плацдарм для наступления на Советскую Россию закончилась неудачей. Так завершилась Гражданская война в Туве.
      Остатки разгромленного отряда Бакича ушли в Монголию, где вскоре добровольно сдались монгольским и советским военным частям. По приговору Сибирского военного отделения Верховного трибунала ВЦИК генерала А. С. Бакича и пятерых его ближайших сподвижников расстреляли в Новосибирске. За умелое руководство боем и разгром отряда Бакича С. К. Кочетова приказом Реввоенсовета РСФСР № 156 от 22 января 1922 г. наградили орденом Красного Знамени.
      В завершение настоящего исследования можно заключить, что протекавшие в Туве революционные события и Гражданская война были в основном производными от российских, Тува была вовлечена в российскую орбиту революционных и военных событий периода 1917-1921 гг. Но есть у них и свое, урянхайское, измерение. Вплетаясь в канву известных событий, в новых условиях получил свое продол-/253/-жение нерешенный до конца спор России, Китая и Монголии за обладание Тувой, или «урянхайский вопрос». А на исходе Гражданской войны он дополнился новым содержанием, выраженным в окрепшем желании тувинского народа образовать свое государство. Наконец, определенное своеобразие событиям придавало местоположение Тувы. Труд недоступностью и изолированностью края от революционных центров Сибири во многом объясняется относительное запаздывание исторических процессов периода 1917-1921 гг., более медленное их протекание, меньшие интенсивность и степень остроты. Однако это не отменяет для Тувы общую оценку описанных выше событий, как произошедших по объективным причинам, и вместе с тем страшных и трагических.
      1. См.: Собрание архивных документов о протекторате России над Урянхайским краем – Тувой (к 100-летию исторического события). Новосибирск, 2014.
      2. История Тувы. Новосибирск, 2017. Т. III. С. 13-30.
      3. ВКП (б), Коминтерн и национально-революционное движение в Китае: документы. М., 1994. Т. 1. 1920-1925. С. 11.
      4. История советско-монгольских отношений. М., 1981. С. 24.
      5. Сейфуяин Х.М. К истории иностранной военной интервенции и гражданской войны в Туве. Кызыл, 1956. С. 38-39; Ян Шичао окончил юридический факультет Петербургского университета, хорошо знал русский язык (см.: Белов Ь.А. Россия и Монголия (1911-1919 гг.). М., 1999. С. 203 (ссылки к 5-й главе).
      6. Монгуш Буян-Бадыргы (1892-1932) – государственный и политический деятель Тувы. До 1921 г. – нойон Даа кожууна. В 1921 г. избирался председателем Всетувин-ского учредительного Хурала и членом первого состава Центрального Совета (правительства). До февраля 1922 г. фактически исполнял обязанности главы правительства. В 1923 г. официально избран премьер-министром тувинского правительства. С 1924 г. по 1927 г. находился на партийной работе, занимался разработкой законопроектов. В 1927 г. стал министром финансов ТНР. В 1929 г. был арестован по подозрению в контрреволюционной деятельности и весной 1932 г. расстрелян. Тувинским писателем М.Б. Кенин-Лопсаном написан роман-эссе «Буян-Бадыргы». Его именем назван филиал республиканского музея в с. Кочетово и улица в г. Кызыл-Мажалыг (см.: Государственная Книга Республики Тыва «Заслуженные люди Тувы XX века». Новосибирск, 2004. С. 61-64). /254/
      7. Куулар Чимба – нойон самого крупного тувинского хошуна Бээзи.
      8. Оюн Соднам-Балчыр (1878-1924) – последний амбын-нойон Тувы. Последовательно придерживался позиции присоединения Тувы к Монголии. В 1921 г. на Всетувинском учредительном Хурале был избран главой Центрального Совета (Правительства) тувинского государства, но вскоре от этой должности отказался. В 1923 г. избирался министром юстиции. Являлся одним из вдохновителей мятежа на Хемчике (1924 г.), проходившего под лозунгом присоединения Тувы к Монголии. Погиб при попытке переправиться через р. Тес-Хем и уйти в Монголию.
      9. Цит. по: Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока. 1921-1927. М., 1968. С. 19.
      10. АВП РФ. Ф. Референту ра по Туве. Оп. 11. Д. 9. П. 5, без лл.
      11. ГАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 186. Л. 60-60 об.
      12. А.И. Кашников – особоуполномоченный комиссар РСФСР по делам Урянхая, руководитель советской делегации на переговорах. Характеризуя создавшуюся на момент переговоров ситуацию, он писал: «Китайцы смотрят на Россию как на завоевательницу бесспорно им принадлежащего Урянхайского края, включающего в себя по северной границе Усинскую волость.
      Русские себя так плохо зарекомендовали здесь, что оттолкнули от себя урянхайское (сойетское) население, которое видит теперь в нас похитителей их земли, своих поработителей и угнетателей. В этом отношении ясно, что китайцы встретили для себя готовую почву для конкуренции с русскими, но сами же затем встали на положение русских, когда присоединили к себе Монголию и стали сами хозяйничать.
      Урянхи тяготеют к Монголии, а Монголия, попав в лапы Китаю, держит курс на Россию. Создалась, таким образом, запутанная картина: русских грабили урянхи. вытуривая со своей земли, русских выживали и китайцы, радуясь каждому беженцу и думая этим ликвидировать споры об Урянхае» (см.: протоколы Совещания Особоуполномоченною комиссара РСФСР А.И. Кашникова с китайским комиссаром Ян Шичао и монгольским нойоном Жамцарано об отношении сторон к Урянхаю, создании добрососедских русско-китайских отношений по Урянхайскому вопросу и установлении нормального правопорядка в Урянхайском крае (НА ТИГПИ. Д. 388. Л. 2, 6, 14-17, 67-69, 97; Экономическая история потребительской кооперации Республики Тыва. Новосибирск, 2004. С. 44).
      13. См.: Лузянин С. Г. Россия – Монголия – Китай в первой половине XX в. Политические взаимоотношения в 1911-1946 гг. М., 2003. С. 105-106.
      14. Там же. С. 113.
      15. Рощан С.К. Политическая история Монголии (1921-1940 гг.). М., 1999. С. 123-124; Лузянин С.Г. Указ. соч. С. 209.
      16. Рощин С.К. Указ. соч. С. 108.
      17. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 153. Д. 43. Л.9.
      18. Иннокентий Георгиевич Сафьянов (1875-1953) – видный советский деятель /255/ и дипломат. В 1920-1921 гг. представлял в Туве Сибревком, Дальневосточный секретариат Коминтерна и Реввоенсовет 5-й армии, вел дипломатическую переписку с представителями Китая и Монголии в Туве, восстанавливал среди русских переселенцев Советскую власть, руководил борьбой с белогвардейцами и интервентами, активно способствовал самоопределению тувинского народа. В 1921 г. за проявление «самостийности» был лишен всех полномочий, кроме агента Сибвнешторга РСФСР. В 1924 г. вместе с семьей был выслан из Тувы без права возвращения. Работал на разных должностях в Сибири, на Кавказе и в других регионах СССР (подробно о нем см. Дацышен В.Г. И.Г. Сафьянов – «свободный гражданин свободной Сибири» // Енисейская провинция. Красноярск, 2004. Вып. 1. С. 73-90).
      19. Цит. по: Дацышеи В.Г., Оидар Г.А. Саянский узел.     С. 210.
      20. РФ ТИГИ (Рукописный фонд Тувинского института гуманитарных исследований). Д. 42, П. 1. Л. 84-85.
      21. Дацышен В.Г., Ондар Г.А. Указ. соч. С. 193.
      22. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 134.
      23. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 77. Л. 41.
      24. Там же.
      25. РФ ТИГИ. Д. 420. Л. 216.
      26. Там же. Л. 228.
      27. Там же. Д. 42. Л. 219
      28. Там же. П. 3. Л. 196-198.
      29 Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.): сб. док. Новосибирск, 1996. С. 136-137.
      30 Дацышен В.Г., Ондар Г.А. Указ. соч. С. 210.
      31. Иван Никитич Смирнов. В политической борьбе между И.В. Сталиным и Л.Д. Троцким поддержал последнего, был репрессирован.
      32. Дацышен В.Г., Ондар Г.А. Указ. соч. С. 216-217.
      33. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 143.
      34. РФ ТИГИ. Д. 420. Л. 219-220.
      35. История Тувы. М., 1964. Т. 2. С. 62.
      36. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 154; Д. 420. Л. 226.
      37. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 4.
      38. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 157-158; РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 103.
      39. РФ ТИГИ. Д. 42. Л. 384; Д. 420. Раздел 19. С. 4, 6.
      40. РФ ТИГИ. Д. 420. Раздел 19. С. 4. /256/
      41. Там же. С. 5.
      42. Маады Лопсан-Осур (1876-?). Родился в местечке Билелиг Пий-Хемского хошуна. С детства владел русским языком. Получил духовное образование в Тоджинском хурэ, высшее духовное – в одном из тибетских монастырей. В Тибете выучил монгольский и тибетский языки. По возвращении в Туву стал чыгыракчы (главным чиновником) Маады сумона. Придерживался просоветской ориентации и поддерживал политику И.Г. Сафьянова, направленную на самоопределение Тувы. Принимал активное участие в подготовке и проведении Всетувинского учредительного Хурала 1921 г., на котором «высказался за территориальную целостность и самостоятельное развитие Тувы под покровительством России». Вошел в состав первого тувинского правительства. На первом съезде ТНРП (28 февраля – 1 марта 1922 г. в Туране был избран Генеральным секретарем ЦК ТНРП. В начале 1922 г.. в течение нескольких месяцев, возглавлял тувинское правительство. В начале 30-х гг. был репрессирован и выслан в Чаа-Холь-ский хошун. Скончался в Куйлуг-Хемской пещере Улуг-Хемского хошуна, где жил отшельником (см.: Государственная Книга Республики Тыва «Заслуженные люди Тувы XX века». С. 77).
      43. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 154. Д. 56. Л. 28.
      44. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 184-185.
      45. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 154. Д. 56. Л. 28.
      46. Шумяцкий Борис Захарович (1886-1943) – советский дипломат. Известен также под псевдонимом Андрей Червонный. Член ВКП (б) с 1903 г., активный участник революционного движения в Сибири. Видный политический и государственный деятель. После Октябрьской революции – председатель ЦИК Советов Сибири, активный участник Гражданской войны. В ноябре 1919 г. назначен председателем Тюменского губревкома, в начале 1920 г. – председателем Томского губревкома и одновременно заместителем председателя Сибревкома. С лета того же года – член Дальбюро ЦК РКП (б), председатель Совета Министров Дальневосточной Республики (ДВР). На дипломатической работе находился с 1921 г. В 1921-1922 гг. – член Реввоенсовета 5-й армии, уполномоченный НКИД по Сибири и Монголии. Был организатором разгрома войск Р.Ф. Унгерна фон Штернберга в Монголии. Являясь уполномоченным НКИД РСФСР и Коминтерна в Монголии, стоял на позиции присоединения Тувы к монгольскому государству. В 1922-1923 гг. – работник полпредства РСФСР в Иране; в 1923-1925 гг. – полпред и торгпред РСФСР в Иране. В 1926 г. – на партийной работе в Ленинграде. С конца 1926 по 1928 г. – ректор КУТВ. В 1928-1930 гг. – член Средазбюро ВКП (б). С конца 1930 г. – председатель праазения Союзкино и член коллегии Наркомпроса РСФСР и Наркомлегпрома СССР (с 1932 г.). В 1931 г. награжден правительством МНР орденом Красного Знамени.
      47. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 208-209. И.Н. Смирнов – в то время совмещал должности секретаря Сиббюро ЦК РКП (б) и председателя Сибревкома.
      48. Шырендыб Б. История советско-монгольских отношений. М., 1971. С. 96-98, 222. /257/
      49. Куулар Дондук (1888-1932 гг.) — тувинский государственный деятель и дипломат. В 1924 г. избирался на пост председателя Малого Хурала Танну-Тувинской Народной Республики. В 1925-1929 гг. занимал пост главы тувинского правительства. В 1925 г. подписал дружественный договор с СССР, в 1926 г. – с МНР. Весной 1932 г. был расстрелян по обвинению в контрреволюционной деятельности.
      50. РФ ТИГИ. Д. 420. Раздел 22. С. 27.
      51. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 169.
      52. Шырендыб Б. Указ. соч. С. 244.
      53. См.: История Тувы. Т. 2. С. 71-72; Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 269.
      54. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 60.
      55. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 208-209.
      56. Буда Цивенжапов (Церенжапов, Цивенжаков. Цырендтжапов и др. близкие к оригиналу варианты) являлся сотрудником секции восточных народов в штате уполномоченного Коминтерна на Дальнем Востоке. Числился переводчиком с монгольского языка в информационно-издательском отделе (РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 154. Д. 93. Л. 2 об., 26).
      57. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 94-95.
      58. Там же. Л. 97.
      59. Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). С. 273.
      60. Там же. С. 273-274.
      61. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 59.
      62. Там же.
      63. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 60.
      64. РФ ТИГИ. Д. 37. Л. 221; Создание суверенного государства в центре Азии. Бай-Хаак, 1991. С. 35.
      65. Цит. по: Тувинская правда. 11 сентября 1997 г.
      66. РФ ТИГИ. Д. 81. Л. 75.
      67. Там же. Д. 42. Л. 389.
      68. Там же. Д. 81. Л. 75.
      69. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 3. Л. 199.
      70. Лузянин С.Г. Указ. соч. С. 114.
      71. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 99.
      72. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 154. Д. 97. Л. 27, 28.
      73. Там же. Л. 28-31.
      74. РФ ТИГИ. Д. 42. П. 2. Л. 121. /258/
      Великая революция и Гражданская война в России в «восточном измерении»: (Коллективная монография) / Отв. ред. Д. Д. Васильев, составители Т. А. Филиппова, Н. М. Горбунова; Институт востоковедения РАН. – М.: ИВ РАН, 2020. С. 232-258.
    • Каталог гор и морей (Шань хай цзин) - (Восточная коллекция) - 2004
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл Каталог гор и морей (Шань хай цзин) - (Восточная коллекция) - 2004
      PDF, отсканированные стр., оглавление.
      Перевод и комментарий Э. М. Яншиной, 2-е испр. издание, 2004 г. 
      Серия -- Восточная коллекция.
      ISBN 5-8062-0086-8 (Наталис)
      ISBN 5-7905-2703-5 (Рипол Классик)
      "В книге публикуется перевод древнекитайского памятника «Шань хай цзин» — важнейшего источника естественнонаучных знаний, мифологии, религии и этнографии Китая IV-I вв. до н. э. Перевод снабжен предисловием и комментарием, где освещаются проблемы, связанные с изучением этого памятника."
      Оглавление:

       
      Автор foliant25 Добавлен 01.08.2019 Категория Китай