Квашнин Ю. Д. Сражение за Крит в мае 1941 года

   (0 отзывов)

Saygo

Некоторые эпизоды второй мировой войны до сих пор остаются "белыми пятнами" в отечественной историографии. Одним из таких эпизодов является сражение за Крит (операция "Меркурий"), проходившее с 20 по 31 мая 1941 г.1 Среди многочисленных военных кампаний 1939 - 1941 гг. битва за Крит представляет особый интерес по нескольким причинам. Во-первых, сражение за остров было значимым этапом в борьбе Великобритании и держав "оси" за контроль над Восточным Средиземноморьем. Во-вторых, Критское сражение заслуживает значительного внимания как крупнейшая воздушно-десантная операция, проведенная Германией в годы второй мировой войны. Наконец, это сражение занимает особое место в новейшей истории Греции, так как именно после захвата Крита немецкими десантными войсками было окончательно ликвидировано независимое греческое государство. С июня 1941 г. в истории греческого народа начался трехлетний период борьбы за национальную независимость.

 

Первые британские подразделения стали появляться на Крите в конце октября 1940 г. В это время ни Италия, ни Германия не представляли непосредственной угрозы безопасности Крита. Нападение фашистской Италии на Грецию 28 октября 1940 г. обернулось греческим контрнаступлением в Албании, в результате которого итальянские войска оказались в крайне тяжелом положении. Король Греции Георг II 10 ноября в письме английскому королю Георгу VI писал, что "в сложившейся ситуации он более чем уверен, что греческие войска смогут успешно отразить все итальянские атаки, в случае если британские военно-морские и воздушные силы обеспечат поддержку греческим сухопутным войскам в Албании"2. Столкнувшись с серьезными трудностями в Албании, итальянское командование было просто не в состоянии осуществить захват Крита. Великобритания стала обращать пристальное внимание на Крит потому, что существовала серьезная угроза вмешательства Германии в итало-греческий конфликт. Памятная записка греческого премьер-министра Метаксаса свидетельствует о том, что 17 ноября британский посол в Афинах Палайрет согласился с ним в том, что Великобритания должна предоставить военно-воздушные силы не только для войны с Италией, но и для отражения возможного нападения со стороны Германии3. К концу 1940 г. Великобритания еще не решила, какую помощь она окажет Греции, однако было ясно, что эта помощь будет направлена прежде всего в те регионы, которые представляют наибольшую стратегическую важность для Британской империи. К числу таких регионов относился Крит.

 

Одной из важнейших целей Великобритании на данном этапе войны было удержание позиций в Средиземноморье. Только контролируя Средиземное море, Англия могла обеспечить безопасность своей колониальной империи. В случае, если бы британское превосходство в Средиземноморье было сломлено, Италия и Германия получали возможность беспрепятственно перебрасывать войска в Египет и на Ближний Восток, что, вследствие незначительности британских сухопутных сил, было бы гибельным для Великобритании. Основными британскими опорными пунктами на Средиземном море являлись Гибралтар, Мальта, Александрия и Кипр. Значение Гибралтара состояло в том, что он перекрывал выход в Атлантический океан, т. е. германский флот не мог войти в Средиземное море, минуя эту британскую крепость. Мальта преграждала путь из Западного Средиземноморья в Восточное, тогда как Кипр защищал морские подступы к Палестине, находившейся под британским мандатом. Итальянские военные базы располагались на юге Апеннинского полуострова и на островах Сицилия и Сардиния, т. е. достаточно далеко от находившегося под британским контролем Египта. Помимо этого под контролем Муссолини находились Додеканезские острова, в том числе Родос, на котором были размещены итальянские авиабазы.

 

Муссолини, конечно, мог вести наступление на Египет через Ливию, но все его попытки наступать с запада оканчивались неудачей. В сентябре 1940 г. итальянские войска заняли часть Египта, но уже в декабре того же года британские части перешли в контрнаступление и оккупировали восточные территории итальянской Ливии. Итальянское командование понимало, что для достижения успехов в Северной Африке надо не только располагать значительными сухопутными силами, но также иметь военно-морские порты и авиационные базы вблизи Африканского континента. Такими портами могли стать города Крита - Ханья, Ираклион, Ретимно, Ситья, Иерапетра и др. В конце 1940 г. у Италии не было достаточных сил для оккупации острова, но ситуация могла кардинально измениться в случае вступления в войну Германии. Стремясь упредить такое развитие событий, Великобритания укрепляла свои позиции на Крите. Тем не менее никаких данных о том, когда Германия предпримет вторжение на остров, тогда не было. В декабре 1940 г., когда часть британских подразделений уже высадилась на Крите, организация обороны острова оставалась второстепенной задачей британского военного командования: основные события тогда разворачивались в Северной Африке. Также следует учитывать тот факт, что командовавший британскими войсками на Ближнем Востоке генерал Уэйвелл всерьез полагал, что вступление Германии в войну против Греции - дело отдаленного будущего. Английский историк греческого происхождения Дж. С. Колиопулос отмечал, что "британская политика основывалась на надежде, что Греция продолжит сопротивление итальянским агрессорам, и предположении, что немцы в ближайшее время не начнут вторжение в Грецию"4.

 

Как отмечалось выше, в конце октября 1940 г. Великобритания предприняла ряд конкретных мер, направленных на обеспечение безопасности Крита. Так, 31 октября британцы привезли в Суду (крупнейший порт на северном побережье Крита) 20 зенитных установок и несколько пушек, в тот же день на остров прибыли первые специалисты по военной технике5. С самого начала итало-греческой войны (28 октября 1940 г.) английские военные корабли получили право пользоваться критскими портами. Но только в декабре 1940 г. британское командование начало планомерные работы по превращению Крита в бастион Британской империи на Средиземном море.

 

В декабре 1940 г. основные работы по укреплению обороны Крита велись на северном побережье острова в районе Суды и Ханьи. Подполковник Клаусон, ответственный за обустройство Суды, которая должна была стать важнейшим портом Крита, сообщал в своем отчете6 о предпринятых работах, что греки начали строительство жилья для британских войск, починку старых дорог и строительство новых. Каждый грек, занятый на работах, получал зарплату от 7,5 тыс. до 10 тыс. драхм в месяц (15 - 20 фт. ст., для греков сумма существенная). Важно отметить, что все работы велись исключительно на добровольных началах, ни о какой мобилизации не было и речи. В связи с низким жизненным уровнем на острове желающих работать оказалось достаточно много, однако англоговорящих греков практически не было, что создавало значительные трудности в проведении работ. Клаусон обращал внимание также на то, что критская местность была крайне тяжелой для строительства оборонительных сооружений. Во-первых, в условиях горной местности всегда сложнее строить дороги, чем на равнинах. Во-вторых, приходилось вырубать оливковые и цитрусовые плантации, что вызывало недовольство греческого населения, приходилось компенсировать причиненный ущерб. В-третьих, на протяжении всего декабря 1940 г. и большей части января 1941 г. на Крите не переставая лили дожди, что также затрудняло проведение работ. Наконец, итальянские бомбардировщики периодически совершали налеты на Крит. В начале января, например, когда на остров в районе Ханьи был выгружен значительный контингент британских войск, итальянское командование начало бомбить основную дорогу, идущую вдоль северного побережья Крита, вследствие чего британцы были вынуждены рассеяться по близлежащей местности7. Солдаты, таким образом, оказались вдали от базовых складов и без продовольствия. Добраться до штабов было крайне затруднительно из-за плохой погоды. В таких условиях британские штабы на Крите не могли эффективно действовать. Единственным способом избежать подобной ситуации, было наладить коммуникации, по крайней мере, в важнейших стратегических районах острова. Однако уже в январе 1941 г. отмечалась нехватка инженеров, которые должны были руководить дорожными работами8. Кроме того, крайне тяжелой была ситуация с грузовым транспортом, необходимым для перевозок строительного материала. Когда надо было разгружать корабли, прибывавшие в Суду, грузовики отбывали в порт, и на это время все строительные работы замораживались9.

 

В середине января начала сказываться нехватка рабочих рук. Греки могли выполнять только самую простую, малоквалифицированную работу. В начале февраля выяснилось, что для строительства всех запланированных дорог нет ни времени, ни средств, ни рабочей силы. Решено было сконцентрироваться на строительстве госпиталя для раненых британских солдат, бараков (каждый - на 10 солдат) и дороги вдоль северного берега залива Суды10. Тем не менее было совершенно очевидно, что для успешного отражения возможной агрессии Криту понадобятся гораздо более развитые коммуникации. Дело в том, что в начале 1940-х годов еще не существовало единой дороги вдоль северного побережья Крита, которая бы соединяла Ханью, Суду и Ретимно. Дорога шла от Ханьи на восток до местечка Каливес и там прерывалась. Немногим восточнее Каливес дорога возобновлялась в районе деревни Драпано и уже оттуда шла до Ретимно. Соединив Каливес и Драпано, англичане получили бы дорогу, по которой можно было в считанные часы перебросить войска из Ретимно в Ханью и наоборот. Однако реализация этого проекта была отложена на неопределенный срок по все той же причине нехватки ресурсов11. В результате сообщение между Западным и Восточным Критом было крайне плохим. Как мы позже увидим, во время сражения за Крит именно из-за слабо развитых коммуникаций немцам сравнительно легко удалось полностью перекрыть все пути от Ханьи к Ретимно, с одной стороны, и от Ретимно к Ираклиону - с другой, тем самым полностью блокировав британские и греческие войска, дислоцировавшиеся в Ретимно.

 

Британские экспедиционные силы на Крите, как уже отмечалось, нуждались в дополнительном грузовом транспорте. Во второй половине февраля 1941 г. местная администрация прибегла к реквизиции всего тяжелого транспорта, который имелся на Крите, однако получила только 8 грузовиков12 . Почти все критяне, располагавшие грузовиками, прятали их от властей. Но грузовиков не хватало даже для разгрузки кораблей, не говоря уже о строительных работах.

 

В западной части Крита ситуация с коммуникациями была настолько сложной, что строительство новых дорог могло быть осуществлено только за длительный промежуток времени. Поэтому британское командование сосредоточило внимание на реконструкции портов, прежде всего Ираклиона13. Там строительные работы велись достаточно успешно, и к маю 1941 г. этот город наряду с Судой стал крупнейшим портом на Крите, используемым британскими военно-морскими силами.

 

Укрепление района Суды и Ханьи тем временем шло крайне низкими темпами. Одной из важнейших задач британского командования было обеспечить противовоздушную оборону местности, однако, как писал У. Черчилль, "снабдить гавань более мощными зенитными орудиями можно было бы лишь в ущерб удовлетворению других, еще более неотложных нужд. Командование на Среднем Востоке не смогло также изыскать на месте или где-либо еще рабочую силу для расширения аэродромов"14. К 21 марта важнейшая в стратегическом отношении дорога Суда-Ханья оставалась в очень плохом состоянии, и ее реконструкция только начиналась, дорога Каливес-Дрепано по самым оптимистическим прогнозам могла быть достроена лишь к концу июня, новые попытки реквизировать гражданский транспорт не принесли никакого успеха15. Черчилль отмечал также, что британское командование не позаботилось о том, чтобы "создать на южной стороне острова, в Сфакионе или Тимбакионе, если не гавань, то, по меньшей мере, высадки, и построить оттуда дорогу к заливу Суда и аэродромам, что позволило бы посылать на западное побережье Крита подкрепления из Египта"16. Впоследствии, в последние дни Критского сражения, отсутствие порта на юге Крита существенно затруднило эвакуацию британских и имперских войск с острова.

 

Таким образом, к марту 1941 г. Крит был далек от того, чтобы стать неприступной крепостью. Однако весной 1941 г. британское командование ускорило темпы по укреплению своих позиций на Крите, что объяснялось существенным изменением международной ситуации на Балканах и в Восточном Средиземноморье.

 

6 апреля 1941 г. Германия начала войну против Югославии и Греции. Греческим вооруженным силам пришлось иметь дело не только с хорошо обученными и вооруженными по последнему слову техники немецкими войсками, но также с итальянской армией, которая перешла в контрнаступление в Эпире. Не в силах противостоять многократно превосходившим войскам, греческая армия и английские экспедиционные войска начали отступление. С первых дней операции "Марица"17 стало ясно, что британские и греческие подразделения не в состоянии справиться с войсками фашистской коалиции. 18 апреля покончил жизнь самоубийством премьер-министр Греции А. Коризис. 20 апреля произошло еще одно событие, сильно повлиявшее на ход Балканской кампании: командующий греческой армией в Македонии генерал Г. Цолакоглу, несмотря на приказ короля и верховного командования сражаться до конца, начал переговоры о капитуляции. 21 апреля был подписан договор о капитуляции18. Во второй половине апреля основной задачей Великобритании стала подготовка к эвакуации экспедиционных войск, воевавших в Греции.

 

В Афинах тем временем на должность премьер-министра был назначен Э. Цудерос. Как отмечал П. Папастратис, "главная причина назначения Цудероса на пост премьера состояла в том, что, критянин по происхождению, он мог успешно подготовить эвакуацию греческого правительства на Крит"19. Таким образом, уже в середине апреля было решено, что король Георг II и греческое правительство продолжат свою деятельность на Крите. 23 апреля Георг II в своем обращении к греческому народу подтвердил, что "греческое правительство уезжает из Афин на Крит, где всеми силами будет продолжать борьбу"20. Однако еще не было ясно, станет ли Великобритания оборонять остров или эвакуирует все экспедиционные войска в Египет. На переговорах с генералом А. Папагосом Уэйвелл одобрил план эвакуации греческого правительства на Крит, но ни слова не сказал о том, станет ли Великобритания участвовать в битве за Крит и каковыми будут масштабы этого участия21. Уэйвелл всегда выступал против намерения Черчилля оказать помощь Греции. Участие же Великобритании в обороне Крита Уэйвелл считал бессмысленной военной авантюрой, которая приведет к значительным потерям и ослаблению британских позиций на Ближнем Востоке. Греческий историк С. Линардатос писал, что "до конца апреля 1940 г. Уэйвелл и другие британские генералы не верили, что Германия предпримет вторжение на Крит"22. Тем не менее Черчилль настоял на том, чтобы значительная часть британских, новозеландских и австралийских войск, эвакуированных из Греции, была доставлена на Крит (25850 человек из 50662)23. Внутриполитическая ситуация на Крите в феврале-мае 1941 г. была крайне напряженной. После смерти Метаксаса вся полнота власти на острове сосредоточилась в руках его ставленников Маниадакиса и Диакоса, продолживших политику диктатора. Британский вице-консул в Афинах Т. Боуман писал, что на Крите зреет недовольство политикой Маниадакиса, что могло негативно сказаться на подготовке острова к обороне24. В середине апреля 1941 г., когда перед греческим правительством стоял вопрос об эвакуации на Крит, Боуман предупредил Георга II, что ситуация на Крите станет взрывоопасной, если Маниадакис немедленно не покинет остров. Королю пришлось не только сместить Маниадакиса, но и принять ряд мер по умиротворению населения. После пяти лет репрессий в армию были возвращены генералы, поддерживавшие ранее Э. Венизелоса. Однако этого явно было недостаточно. Папастратис отмечал, что "критяне настаивали на немедленном и полном восстановлении конституционного порядка... Король и Цудерос не могли на это пойти, так как понимали, что возобновление действия конституции неизбежно поставит под вопрос легитимность назначения Цудероса на пост премьер-министра"25. Кульминацией противостояния между греческим правительством и населением Крита стало убийство генерала Папастергиона, командующего греческой дивизии на Крите. После его гибели греческие части оказались лишены единого командования. Дивизию Папастергиона (12 тыс. человек26) разделили на 12 батальонов, по 1 тыс. человек в каждом, и передали в ведение британскому командованию. Вся ответственность за оборону острова, таким образом, была возложена на англичан. К середине мая 1941 г., когда участились налеты немецких бомбардировщиков и уже ни у кого не оставалось сомнений в том, что германское командование предпримет вторжение на Крит, внутриполитическая ситуация на острове несколько стабилизировалось и вопрос о политическом режиме отошел на второй план. Тем не менее противоречия разрешены так и не были. На это указывает тот факт, что правительство Цудероса не решилось провести мобилизацию всего мужского населения Крита для оказания отпора фашистским агрессорам, опасаясь, что данная мера вызовет массовое народное возмущение. В результате с греческой стороны в Критском сражении приняли участие лишь 12 тыс. человек, т.е. греческие подразделения численно намного уступали британским и имперским войскам. Из всех политических сил только Коммунистическая партия Греции (КПГ) выдвинула идею всеобщей мобилизации критян. 16 мая КПГ обратилась к населению острова с призывом сплотиться вокруг греческого правительства и оказать совместный отпор германскому вторжению27. Такое обращение было особенно актуальным ввиду того, что Георг II и правительство были крайне непопулярны на Крите.

 

В последнюю неделю апреля британское командование получило точные разведывательные данные о предстоящем нападении на Крит28. При этом стало ясно, что основной удар будет нанесен с воздуха. Генерал Б. Фрейберг, командующий новозеландской дивизией на Крите, писал Уэйвеллу: "Сил, находящихся в нашем распоряжении, совершенно недостаточно, чтобы отразить предполагаемое нападение. Если число истребителей не будет значительно увеличено и не будут выделены военно-морские силы для борьбы с морским десантом, я не смогу удержаться с помощью одних только сухопутных войск, которые в результате кампании в Греции лишены сейчас всякой артиллерии, не имеют достаточно шанцевого инструмента, располагают очень небольшим количеством транспортных средств и недостаточными запасами военного снаряжения и боеприпасов"29. Для того, чтобы успешно отразить налеты немецкой авиации и предотвратить высадку воздушного десанта, надо было прежде всего усилить противовоздушную оборону и разместить на аэродромах Крита значительную истребительную авиацию. Однако Великобритания располагала в данном регионе всего 36 самолетами, из которых половина нуждалась в ремонте30. Безусловно, британское командование могло перебросить на Крит часть истребителей, находившихся в Египте, но Уэйвелл был категорически против любых попыток ослабить оборону британских колоний в Северной Африке. Уэйвелл рассчитывал укрепить оборону за счет наращивания военно-морских сил у берегов острова и увеличения численности британских и имперских войск на Крите. Как показал дальнейший ход событий, исход сражения за Крит решило соотношение сил в авиации.

 

9 мая в порт Суда прибыли корабли с новозеландскими войсками численностью 1946 человек31, 14 мая на Крит было привезено еще 1975 новозеландцев32. Помимо британских, австралийских и новозеландских подразделений в критской экспедиции участвовали также мальтийцы и киприоты (75 человек33). К началу Критского сражения численность союзнических войск достигла более 42 тыс. человек (30 тыс. англичан, новозеландцев и австралийцев, 12 тыс. греков). Но превосходство в сухопутных силах при фактическом отсутствии авиации было сомнительным достижением британского командования.

 

В конце апреля - начале мая 1941 г. работы по подготовке Крита к обороне шли полным ходом. 8 мая британские офицеры были проинформированы о том, что Гитлер планирует воздушно-десантную операцию на Крите34. Предполагалось, что британским, имперским и греческим войскам будет противостоять не менее 5 тыс. немецких парашютистов. В конце апреля Крит был разделен на четыре сектора обороны: Ираклион с близлежащей местностью, сектор Ретимно, район вокруг порта Суда и аэродром Малеме. В каждом из секторов организовывался отдельный штаб командования35. При этом наиболее стратегически важными опорными пунктами на острове признавались порт Суда и аэродром Малеме. В каждый из указанных секторов направлялось несколько греческих батальонов (шесть в Ретимно, три в Ираклион, два в район Суды36, один в Малеме). Польский военный историк Т. Равски отмечал, что Уэйвелл располагал несколькими английскими, новозеландскими и австралийскими дивизиями (6-я и 9-я австралийские, 2-я новозеландская, 6-я английская, 7-я бронетанковая)37, однако ни одна из них не приняла участие в битве за Крит в полном составе. В результате имперские войска решено было распределить по секторам по национальному признаку: Ретимно защищали австралийские части, Ираклион - австралийские и английские, Малеме - новозеландские подразделения, Суду и Ханью - английские и новозеландские войска. Несмотря на то, что оборона аэродрома Малеме была приоритетной для британского командования, когда началась Критская битва, выяснилось, что его защищала лишь немногочисленная новозеландская 5-я бригада. Остальные части дислоцировались восточнее аэродрома и не смогли своевременно оказать поддержку 5-й бригаде.

 

Крайне тяжелой была ситуация с вооружением. Черчилль вспоминал, что "в течение второй недели мая германская авиация, действуя со своих баз в Греции и на островах Эгейского моря, установила, по существу, дневную блокаду Крита и наносила урон всем судам, особенно на северной стороне, где находились все гавани. Из 27 тысяч тонн жизненно важного вооружения, посланного на Крит в первые три недели мая, удалось выгрузить менее 3 тысяч тонн. Остальные пришлось вернуть обратно, причем было потеряно свыше 3 тысяч тонн"38. Кроме того, к началу сражения за Крит так и не удалось решить проблему коммуникаций: сектора Суда, Ретимно и Ираклион фактически были изолированы друг от друга.

 

Во главе британских и имперских экспедиционных войск на Крите был поставлен Фрейберг, прекрасно понимавший, что главный недостаток обороны Крита состоит в его уязвимости с воздуха. В середине мая Уэйвелл перевел на Крит некоторое количество полевых орудий, доведя их общее число до 5039, однако авиация на Крите увеличена не была.

 

Германское командование рассматривало высадку на Крите как продолжение Балканской кампании весны 1941 г. Понимая, насколько опасно оставлять британский военный бастион вблизи Балканского полуострова, германское командование еще до окончания балканской операции начало подготовку к захвату Крита. Разработка операции "Меркурий" была поручена генералу К. Штуденту, хорошо зарекомендовавшему себя во время войны в Норвегии и Нидерландах, где он провел первые в истории второй мировой войны воздушно-десантные операции. План захвата Крита, предложенный Штудентом, был уникален с точки зрения военного дела. До этого история не знала воздушно-десантных операций такого масштаба. По данным Черчилля в ней было задействовано 16 тыс. парашютистов (7-я авиадивизия, 5-я и 6-я горные дивизии), 7 тыс. морских десантников, 280 бомбардировщиков, 150 пикирующих бомбардировщиков, 180 истребителей, 40 разведывательных самолетов, 100 планеров и 530 транспортных самолетов40 (эти данные подтверждаются в немецкой историографии41). Примечательно, что по количественному составу немецкие части значительно уступали греческим и британским войскам (23 тыс. против 42 тыс.), однако превосходство в воздухе было абсолютным. В 10-х числах мая немецкая авиация начала массированные бомбардировки греческих городов Крита. Линардатос отмечает, что "16 мая в Ираклионе многие дома были разрушены, и значительная часть жителей покинула город"42. Немецкие самолеты полностью контролировали морские подступы к острову и препятствовали морскому сообщению между Критом и британскими колониями в Северной Африке.

 

Штудент намеревался под прикрытием авиации осуществить высадку десанта в районе Ираклиона, в Ретимно, возле порта Суда, в окрестностях Ханьи. Но важнейшее значение для осуществления операции "Меркурий" имел аэродром Малеме, крупнейший на Крите. Именно на нем были сосредоточены основные усилия германского командования. Зная о том, что на Крите нет высоко развитой системы коммуникаций, Штудент рассчитывал создать решающее численное преимущество в отдельно взятом районе острова и оттуда начать наступление на позиции англичан. Кроме того, захват Малеме позволил бы с помощью транспортных самолетов беспрепятственно перебрасывать на остров сухопутные войска. Одна из основных причин победы Германии в битве за Крит состояла в том, что Фрейберг не сумел должным образом укрепить сектор Малеме.

Bundesarchiv_Bild_146-1979-128-26%2C_Bernhard-Hermann_Ramcke%2C_Kurt_Student_crop.jpg
Курт Штудент
Wavell_quinan_1941.jpg
Арчибальд Уэйвелл (справа)
621px-Bernard_Freyberg.jpg
Бернард Фрейберг
Lieutenant_General_Freyberg_gazes_over_the_parapet.jpg
Он же в профиль
Bundesarchiv_Bild_146-1981-159-22%2C_Luftlandetruppen_in_Transportfluzeug.jpg
Немецкие десантники
Crashed_German_glider.jpg
Сбитый немецкий планер
Bundesarchiv_Bild_101I-166-0512-39%2C_Kreta%2C_Abgest%C3%BCrzte_Ju_52.jpg
Немецкие транспортные самолеты "Ю 52"
German_assault_on_Crete.jpg
Bundesarchiv_Bild_183-L23914%2C_Kreta%2C_Fallschirmj%C3%A4ger_erklimmen_H%C3%BCgel.jpg
Немецкие десантники на Крите
Habour_in_Suda_Bay_where_two_ships_are_burning.jpg
Горящие британские корабли в бухте Суда
Bundesarchiv_Bild_101I-166-0509-16%2C_Kreta%2C_Gefangennahme_britischer_Soldaten.jpg
Британские солдаты сдаются в плен
Wounded_British_troops_disembarking.jpg
Остатки британских войск выгружаются в Александрии

 

Директива о проведении операции "Меркурий" была принята 25 апреля 1941 г.43 В ней говорилось, что захват Крита должен быть осуществлен с целью создания новых авиабаз против Великобритании в Восточном Средиземноморье. Операцию планировалось провести с помощью военно-воздушных сил и десантных войск при поддержке флота. Надо заметить, что до апреля 1941 г. Германия не располагала морским флотом в Средиземном море, но после захвата Греции в ее распоряжении оказались греческие суда, которые и планировалось использовать при проведении операции "Меркурий".

 

Официальной датой начала Критского сражения считается 20 мая 1941 г., хотя фактически сражения за Крит начались уже 14 мая, когда была произведена первая мощная бомбардировка наземных воинских подразделений. Главной целью немецкой авиации стали аэродромы в Малеме, Ретимно и Ираклионе. Налетам бомбардировщиков подверглись также крупнейшие населенные пункты острова. В ходе воздушных операций немцам удалось вывести из строя большую часть и без того малочисленной британской авиации, дислоцировавшейся на острове. Таким образом, создавались благоприятные условия для начала воздушно-десантной операции.

 

20 мая в 6 часов 30 минут утра сотни германских бомбардировщиков и истребителей начали воздушную атаку на Крит. Черчилль отмечал, что "никогда еще немцы не предпринимали более отчаянной и яростной атаки"44. Главной целью немцев был аэродром в Малеме. Уже в 8 часов утра первые парашютисты стали приземляться в этом районе. В бой с десантниками вступила только новозеландская 5-я бригада. Несмотря на численное превосходство немцев, новозеландские войска оказывали упорное сопротивление и в середине дня даже попытались провести контратаку. Во второй половине дня британское командование послало на помощь новозеландцам две роты, но было уже поздно: остатки 5-й бригады начали отступление. Тем не менее высадка немецкого десанта была затруднена, так как британская артиллерия и минометы вели плотный огонь по аэродрому. Это позволило британскому командованию предпринять в ночь на 21 мая контратаку, которая могла бы закончиться успехом, если бы ни господство немецких самолетов в воздухе. Утром 21 мая люфтваффе нанесла новый удар по британским позициям в Малеме, и контратака союзников захлебнулась. К концу второго дня операции "Меркурий" немцы прочно закрепились в Малеме, и уже утром 22 мая на аэродром стали беспрепятственно приземляться первые немецкие транспортные самолеты. В течение дня на Крит приземлилась вся горнострелковая дивизия генерала Рингеля. В этих условиях англичане уже не имели никаких шансов на успешное контрнаступление. Таким образом, немцам удалось достичь решающего преимущества в этом районе Крита и оттуда развивать дальнейшее наступление против союзных войск.

 

События первого дня операции "Меркурий" не ограничились битвой за Малеме. Утром 20 мая немцы также подвергли бомбардировке Ретимно и Ираклион. Эти города располагали небольшими аэродромами, которые немцы рассчитывали захватить. Уже в первый день битвы за Крит десантники высадились в районе аэродромов. Немецкое командование отводило операциям в районе Ираклиона и Ретимно вспомогательную роль, поэтому численность этих десантов была невелика по сравнению с войсками, задействованными в секторе Малеме. В районе Ретимно двум немецким батальонам противостояли два австралийских батальона, а также греческие войска численностью в 2300 человек45. Сельская местность постепенно переходила в руки немецких десантников, но сам город оставался под контролем союзников.

 

Несколько иначе развивалась ситуация в секторе Ираклиона. Там, в отличие от Ретимно, германское командование планировало высадить целых четыре батальона. Его главная задача состояла в том, чтобы захватить аэродром и порт Ираклиона. Немецким частям противостояли два британских и два австралийских батальона, 14-я танковая бригада, а также греческие подразделения. Линардатос отмечал, что десантники не только совершили успешную высадку в окрестностях Ираклиона, но даже попытались приземлиться в черте города, однако к вечеру 20 мая крупнейший город Крита был очищен от немецких войск46. Занять аэродром, расположенный под Ираклионом, немецким батальонам также не удалось. В этих условиях они решили приостановить наступление на Ираклион, сосредоточить основные силы в стороне от города. Германское командование рассчитывало перейти к решающему штурму Ираклиона тогда, когда высадившиеся десантники получат подкрепление. Основные же наступательные операции было решено начать в стратегически важном районе залива Суда.

 

Несмотря на то, что уже в первые дни ведения боевых действий немецким десантникам удалось закрепиться на острове, немецкое командование было недовольно развитием событий. Начальник генерального штаба сухопутных войск Ф. Гальдер в дневнике47 записал, что на первом этапе операции "Меркурий" было допущено множество серьезных ошибок. Гальдер полагал, что немецким десантникам следовало сосредоточить все усилия на взятии аэродрома Малеме, не отвлекая значительные силы на осаду городов Ханья, Ретимно и Ираклион. Гальдер был также недоволен тем, что перед началом операции не была произведена предварительная разведка районов высадки. Но больше всего немецкое командование было обеспокоено тем, что англичане продолжали господствовать на море севернее Крита. Генерал А. Хойзингер сообщал, что "переброска подкреплений на Крит может осуществляться только по воздуху. Маловероятно, что наши ВВС, занятые на Крите, сумеют высвободиться к установленному сроку для участия в операции "Барбаросса". Возможно, возникает необходимость перенести срок начала "Барбаросса""48.

 

Планы германского генштаба предполагали совмещение воздушно-десантных операций с ведением боевых действий на море, поэтому уже на второй день битвы начались морские сражения за остров.

 

21 мая британские разведывательные самолеты обнаружили, что по направлению к Криту движется немецко-итальянская эскадра, состоящая из двух итальянских миноносцев, двух пароходов, одной паровой яхты и десяти малых рыболовецких судов49. В море вышли три английских крейсера и четыре эсминца и разгромили немецкий десант на подходах к острову. Потери немцев и итальянцев составили более 1,5 тыс. человек. По данным Черчилля50 немцы потеряли до 4 тыс. человек, однако эти цифры, скорее всего, сильно завышены.

 

Несмотря на очевидное превосходство британского флота в Восточном Средиземноморье над вражескими военно-морскими силами, 22 мая Германия предприняла новую попытку высадить морские десанты на Крит. На этот раз германским командованием была послана эскадра, насчитывавшая 38 судов с 4 - 5 тыс. десантников. Целью эскадры было, не вступая в бой с британским флотом, незаметно подплыть к берегам Крита и высадить десант. Авиаразведка доложила адмиралу Э. Кэннинхэму о готовящемся десанте, но для того, чтобы внезапно подойти к каравану немецких судов и уничтожить его, надо было незамедлительно сообщить о местоположении вражеских кораблей контр-адмиралу А. Кингу, корабли которого в тот день патрулировали воды Крита. Но Кинг получил координаты местонахождения немецкой эскадры слишком поздно, поэтому, когда его патруль подошел к немецкому каравану, тот уже находился под прикрытием сил люфтваффе. Своевременная поддержка авиации спасла немецкую эскадру от разгрома51. Таким образом, более 4 тыс. немецких солдат смогли беспрепятственно вернуться на свои базы. Отметим, что немецкий план высадки морского десанта отличался неслыханной дерзостью, так как британское превосходство на море было на тот момент времени неоспоримым.

 

22 - 23 мая баланс сил на море начал меняться не в пользу англичан. Несмотря на то, что немцы располагали гораздо меньшим, чем британцы, флотом, этот недостаток полностью компенсировался их решительным преобладанием в авиации. Когда эскадра Кинга возвращалась с рейда после неудачной попытки разгромить немецкие транспортные корабли, ее атаковала немецкая авиация. В результате этого нападения корабли Кинга получили серьезные повреждения. С этого момента немецкое командование окончательно убедилось в том, что атаковать британский флот с воздуха гораздо эффективнее, чем ввязываться в морские сражения. 22 мая самолетам люфтваффе удалось затопить два британских крейсера из эскадры Кинга - "Глостер" и "Фиджи". 23 мая та же участь постигла эсминцы "Келли" и "Киплинг"52. За два дня англичане понесли значительные потери на море: два крейсера и три эсминца затонули, один линкор был надолго выведен из строя. В сложившейся ситуации Кэннингхэм был вынужден отвести часть флота в Александрию. Оставшиеся корабли продолжали патрулировать берега Крита, в особенности залив Суды. Отметим, что за все 11 дней Критской битвы ни один немецкий десантник не высадился на Крите с моря. Однако этот факт объясняется скорее не успехами британского флота, а тем, что Штудент фактически отказался от попыток осуществить прорыв с моря. Да это и не требовалось: уже 22 мая стало ясно, что немцы прочно закрепились в секторе Малеме, их превосходство в воздухе было абсолютным, люфтваффе имела неограниченные возможности по переброске солдат на остров. Таким образом, многочисленный британский флот не только не сыграл существенной роли в обороне Крита, но, наоборот, явился легкой мишенью для немецкой авиации.

 

После того, как немецкие десантные войска оккупировали значительную часть Крита, дальнейшее пребывание на острове греческого короля Георга II и премьер-министра Цудероса становилось все более опасным. Поэтому 22 мая королевская семья и правительство были эвакуированы из деревни Самарья, где находилась их временная резиденция, и в ночь на 23 мая корабль с греческим правительством отплыл в Александрию. По приезде в Египет Георг II обратился к греческому народу с официальным обращением, в котором еще раз призвал народ оказать упорное сопротивление фашистским захватчикам53. Отметим, что правительство эвакуировалось весьма своевременно: Штудент всерьез рассчитывал внезапным рейдом взять деревню Самарья и захватить короля в плен. После отплытия Георга II в Александрию становилось все более ясно, что британское командование ставит своей основной задачей не оборону острова, а подготовку эвакуации экспедиционных сил с Крита. А. Г. Чевтаев справедливо отмечает, что именно "23 мая наступил перелом в пользу атаковавших"54. Тем не менее следует отметить, что к вечеру 23 мая Германия еще не контролировала ни одного стратегически важного пункта на острове, за исключением аэродрома Малеме, все крупные города (Ханья, Ретимно и Ираклион) прочно удерживались англичанами, тогда как у Штудента еще не было достаточных сил для того, чтобы начать их штурм. Поэтому на протяжении следующих нескольких дней крупных военных столкновений между немецкими частями и союзниками не было: немцы перешли к тактике длительной осады, не без оснований полагая, что интенсивные бомбежки и нехватка продовольствия вынудят англичан покинуть остров.

 

23 - 26 мая основной задачей германского командования было осуществить прорыв к северному побережью Крита в районе города Ханья. Этот план предусматривал сухопутные наступательные операции в районе Галаты (западное предместье Ханьи) и Суды (порт на востоке от Ханьи). Таким образом, войска вермахта намеревались, во-первых, выйти к морю, во-вторых, разрезать силы британского экспедиционного корпуса на две части, в-третьих, блокировать Ханью. Наступление на Галату возглавил генерал Ю. Рингель, имевший в своем распоряжении целую дивизию. Ему противостояли новозеландские войска, уже понесшие значительные потери в ходе обороны аэродрома Малеме. Несмотря на явное численное превосходство немцев, 24 мая им не удалось прорваться к Галате. Поэтому 25 мая германские части начали новое наступление уже при поддержке авиации. В этот день Рингель занял основные господствующие высоты, находившиеся к югу от Галаты. А 26 мая немецкие батальоны достигли решающих успехов в окрестностях Ханьи: им удалось взять Галату и выйти к морю в районе залива Суды55. Остатки новозеландской дивизии отступали на юг, а Ханья была полностью блокирована и ее падение становилось вопросом времени.

 

26 мая считается еще одним переломным днем в обороне Крита. В этот день Фрейберг отправил телеграмму Уэйвеллу, в которой писал, что положение экспедиционных сил не оставляет никаких надежд на победу56. Фрейберг подчеркивал, что главная причина, по которой экспедиционные войска не могут противостоять немецкому наступлению, это не численное превосходство немцев в секторе Ханья, а непрерывные бомбардировки, которые причиняют значительно больше ущерба, чем прямые военные столкновения. Дальнейшее сопротивление в секторе Ханья может привести к окончательному разгрому новозеландских частей. Важно также отметить, что, выйдя к заливу Суды, немецкие подразделения перерезали коммуникации союзников между Ханьей и Ираклионом, вследствие чего переброска сил из одного сектора в другой стала невозможной. Поэтому британское командование было вынуждено принять незамедлительные меры по эвакуации союзных войск из западной части Крита.

 

Ночью 26 мая британское командование приняло решение оставить Крит. Новозеландские и английские части, базировавшиеся в районе Ханьи, начали переход через горы с тем, чтобы достичь южного побережья Крита. Черчилль писал, что англичанам удалось грамотно организовать отход союзных войск: "...26 мая ночью минный заградитель "Эбдиел" высадил два отряда "коммандос", насчитывавшие около 750 человек под командованием полковника Лейкока. Эти сравнительно свежие силы вместе с остатками новозеландской 5-й бригады и австралийских 7-го и 8-го батальонов вели ожесточенные арьергардные бои, которые позволили почти всем еще уцелевшим войскам, сражавшимся в районе Суда, Ханья, Малеме, добраться до южного побережья"57.

 

В Ретимно и Ираклионе британские и греческие войска прочно удерживали позиции, несмотря на то, что эти города были полностью окружены с суши, подвергались непрерывным бомбардировкам, а боеприпасы и продовольствие были на исходе. Положение защитников Ретимно и Ираклиона было тяжелым, но не катастрофическим, так как с моря на моторных катерах удавалось подвозить продовольствие. 26 мая, как уже было отмечено, британское командование приняло решение об эвакуации, которое распространялось не только на сектора Ханья и Малеме, но и на восточную часть острова. Однако ввиду того, что 26 мая сообщение между Ханьей и Ретимно было окончательно прервано, союзные войска, находившиеся в Ираклионе и Ретимно, не смогли своевременно получить приказ об отступлении на юг и продолжали обороняться. Когда в восточной части Крита стало известно, что англичане собираются эвакуировать союзные войска, было уже поздно: Ираклион и Ретимно находились в плотном кольце врагов. Теперь перед Уэйвеллом стояла задача эвакуации войск непосредственно через Ретимно и Ираклион, что было крайне затруднительно, так как воздушное пространство над этими городами полностью контролировалось германской авиацией.

 

Говоря о событиях 26 мая, следует обратить внимание на позицию Черчилля по вопросу об эвакуации британских сил с Крита. Линардатос пишет, что британский премьер-министр неверно оценивал ситуацию, сложившуюся на острове, и даже 26 мая всерьез полагал, что союзным войскам удастся отстоять остров58. Это говорит о том, что британский премьер-министр был весьма плохо осведомлен о расстановке сил, сложившейся на острове. Отметим, что Уэйвелл отдал приказ об отступлении и эвакуации, не проконсультировавшись по этому вопросу с Черчиллем (глава британского правительства получил телеграмму соответствующего содержания лишь утром 27 мая59). Впоследствии Черчилль признал, что данное решение Уэйвелла было единственно верным60.

 

28 мая началась эвакуация британских войск, находившихся на Крите. Первоначально планировалось, что важную роль в операции сыграет истребительная авиация (ею командовал маршал А. Теддер), которая будет прикрывать британский флот, вывозящий солдат с острова. Английские военно-воздушные силы, базировавшиеся в Египте, начали бомбардировку аэродрома Малеме, где закрепились немецкие десантники. Несмотря на то, что британское командование делало все возможное для того, чтобы создать максимально благоприятные условия для эвакуации войск, сделать это было крайне непросто, так как катастрофически не хватало истребителей, которые должны были предотвратить всякие попытки немцев атаковать британские корабли с воздуха. В качестве основного порта на южном побережье Крита, куда прибывали английские корабли, использовалась маленькая рыбацкая деревушка Сфакья с небольшой пристанью, к которой могли одновременно причалить один-два корабля. Не удивительно, что процесс эвакуации растянулся на целых пять дней. Несмотря на действия британских истребителей, Сфакья подвергалась регулярным бомбардировкам со стороны немцев. Поэтому союзнические войска, подходившие к Сфакья, вынуждены были скрываться под утесами окрестных скал, ожидая нового корабля. Вечером 28 мая в Сфакья прибыли первые четыре эсминца и взяли на борт 700 человек61, но в горах находилось еще по меньшей мере 15 тыс. человек.

 

Значительные трудности, с которыми столкнулось британское командование при эвакуации солдат с южного побережья, не шли ни в какое сравнение с проблемами, возникшими при эвакуации гарнизона, расположенного в Ираклионе. Черчилль очень подробно описывает трагические события, произошедшие 28 - 29 мая в Ираклионе62. 28 мая в Ираклион были посланы на помощь гарнизону три английских крейсера ("Орион", "Аякс" и "Дидо") и шесть эсминцев. По пути в порт они подверглись жестокой воздушной атаке, и "Аякс" был вынужден вернуться. Ираклион - порт неглубоководный, поэтому к нему смогли подойти только эсминцы. Предполагалось, что гарнизонные войска будут погружены на эсминцы и затем доставлены на "Орион" и "Дидо". Поэтому погрузка заняла много времени и только к 3 часам утра следующего дня 4 тыс. солдат были взяты на борт кораблей. Эскадра намеревалась как можно быстрее обогнуть Крит с востока и поплыть на юг, в Александрию. Но по дороге у одного из эсминцев ("Импириал") отказало рулевое управление. Контр-адмирал Г. Роулингс приказал затопить корабль, предварительно сняв с него все войска. На это ушло полтора часа. Затем эскадра Роулингса повернула на юг. Планировалось, что оставшийся путь до Александрии эсминцы и крейсеры пройдут под защитой британских истребителей. Истребители действительно вылетели из египетских баз, но, не найдя эскадру Роулингса (которая шла с полуторачасовым опозданием), повернули назад. Таким образом, британские корабли стали легкой добычей немецкой авиации. В результате одна пятая часть гарнизона, вывезенного из Ираклиона, была уничтожена, а те корабли, которым, несмотря на жестокую бомбардировку, удалось добраться до Александрии, были серьезно повреждены. Важно отметить, что в сложившихся условиях Англия дорожила каждым кораблем, поскольку очень боялась потерять контроль над Средиземноморьем и тем самым открыть немцам и итальянцам дорогу в Северную Африку. Поэтому перед Уэйвеллом стоял непростой выбор: продолжить эвакуацию (которая неизбежно влекла за собой новые потери флота) или бросить британский экспедиционный корпус на произвол судьбы. В итоге выбор был сделан в пользу армии.

 

Крайне неблагоприятной для британских и греческих войск ситуацией воспользовалась фашистская Италия, которая, действуя по договоренности с Германией, 28 мая высадила свои войска в порту Ситья на востоке Крита. Не встречая никакого сопротивления, итальянцы дошли до Иерапетры (порт на юго-западе Крита), где соединились с немецкими десантными войсками63.

 

Последние дни Критского сражения прошли для англичан без чрезвычайных происшествий, и эвакуация осуществлялась достаточно успешно. В ночь с 28 на 29 мая контрадмирал Кинг направил в Сфакья восемь судов, на которые удалось погрузить около 6 тыс. человек64. Это соединение кораблей смогло благополучно достичь Александрии, несмотря на то, что немецкие бомбардировщики предприняли несколько воздушных атак. На следующий день в Сфакья прибыли еще два эсминца и вывезли с острова свыше 1,5 тыс. человек. На одном из этих эсминцев был Фрейберг. Утром 30 мая Кинг снова вышел в море. В его распоряжении было пять кораблей, на которые предполагалось посадить оставшуюся часть британских войск, находившихся на юге Крита. Когда Кинг прибыл в Сфакья, оказалось, что там находится около 6 тыс. человек, хотя британцы рассчитывали, что их будет не более 3 тыс. На корабли удалось посадить 4 тыс. солдат, тогда как оставшиеся были оставлены на милость победителя. 31 мая эскадра Кинга успешно прибыла в Александрию. Больше попыток вывезти британские войска с острова не предпринималось. Таким образом, только в районе Сфакья 2 тыс. англичан и новозеландцев вынуждены были сдаться врагу. Всего же на Крите осталось свыше 5 тыс. солдат Британской империи65. Часть из них, не желая оказаться в плену, рассеялась по острову, находя укрытие в греческих селах и монастырях. Многие крестьяне помогали солдатам, за что с ними беспощадно расправлялись немецкие карательные отряды.

 

Говоря о последних днях Критской битвы, следует уделить особое внимание трагическим событиям, произошедшим в городе Ретимно, который оборонялся австралийскими и греческими войсками. Британское командование заявило, что не имеет никакой возможности эвакуировать гарнизон Ретимно, поэтому было решено оборонять город до конца. Безусловно, большой ошибкой со стороны Уэйвелла было то, что он не сумел заранее разработать план по эвакуации союзных войск из сектора Ретимно, вследствие чего 4 тыс. солдат были брошены на произвол судьбы. 29 мая гарнизонные войска получили информацию о приближении к городу значительных немецких сил66. Днем 30 мая немцы, несмотря на ожесточенное сопротивление австралийцев, заняли Ретимно. В тот же день сдались греческие батальоны, дислоцировавшиеся к востоку от Ретимно. Линардатос пишет, что 5-му греческому полку удалось избежать окружения, отступить к местечку Аркади и там расформироваться67. Многие из них нашли убежище в греческих селах. Отметим, что англичане достаточно успешно провели эвакуацию британских войск, тогда как почти все австралийские и греческие солдаты были оставлены на Крите и попали в плен.

 

В итоге эвакуации союзнических войск с Крита, по данным Черчилля, в Египет было благополучно доставлено 16,5 тыс. человек68. Еще 1 тыс. человек помогли впоследствии бежать отряды "коммандос" (специальные воздушно-десантные подразделения). Почти все эвакуированные были родом из Великобритании и Новой Зеландии. Абсолютное большинство греческих войск, сражавшихся в Критской битве, осталось на острове. Некоторые историки считают, что данные Черчилля несколько завышены. Так, А. М. Некрич полагает, что англичане доставили в Египет всего 12 тыс. человек69. Компромиссную цифру называет А. Г. Чевтаев, считающий, что в Египет было вывезено 15 тыс. человек70.

 

Разнятся также данные по потерям обеих воюющих сторон. Если верить Черчиллю, то британские и имперские войска потеряли в общей сложности до 15 тыс. человек71. В это число входят убитые, раненые и пленные английские, австралийские и новозеландские солдаты сухопутной армии и флота. Потери со стороны греков Черчилль не учитывал. Дж. Батлер впоследствии уточнил, что убитыми британская армия и флот потеряли всего 3,6 тыс. человек, остальные 12 тыс. - это сухопутные войска, не успевшие эвакуироваться и попавшие в плен72. Немцы и итальянцы, по данным Черчилля, также потеряли свыше 15 тыс. человек73. Таким образом, общие людские потери союзников (с учетом убитых и раненых солдат греческой армии) даже по свидетельству Черчилля были больше, чем потери вермахта. Однако большинство историков сходится во мнении, что Черчилль был склонен завышать немецкие потери. Типпельскирх писал, что при захвате острова Крит было убито 2071 человек, ранено 2594 и 1888 человек пропало без вести74. Но, несмотря на то, что немецкие потери в живой силе в сравнении с потерями британских и греческих войск были невелики, германское командование считало, что победа на Крите досталась дорогой ценой. По данным Типпельскирха, во время апрельской кампании в Югославии и Греции Германия потеряла 1206 человек убитыми, 548 - пропавшими без вести и 3901 - ранеными, т.е. вдвое меньше, чем при проведении операции "Меркурий".

 

Обе воюющие стороны понесли тяжелые потери в технике. Флот Великобритании недосчитался трех крейсеров и шести эсминцев, еще два эсминца, один линкор и авианосец получили серьезные повреждения75. Черчилль писал, что "на следующий день после эвакуации Крита адмирал Кэннингхэм имел в состоянии боевой готовности только 2 линкора, 3 крейсера и 17 эсминцев"76. В этой ситуации значительно возрос удельный вес итальянского флота в Средиземноморском бассейне, что создавало угрозу английским позициям в Северной Африке. Британское господство в Восточном Средиземноморье уже не было столь явным, как накануне Критского сражения. Зато Англия не понесла сколько-либо серьезных потерь в авиации, тогда как немцы потеряли 220 самолетов, еще 144 получили повреждения77. Черчилль вспоминал, что "7-я авиадесантная дивизия была единственной, которой располагал Геринг. Эта дивизия была уничтожена в битве за Крит. Около 5 тысяч ее самых храбрых бойцов было убито, а вся структура этой организации непоправимо сломлена. Потеря немцами первоклассных солдат лишила грозные воздушные силы и парашютные войска всякой возможности играть в ближайшее время какую-нибудь роль в событиях на Среднем Востоке"78. На первый взгляд весьма впечатляющими выглядят также потери немецкого военно-морского флота: более 60 кораблей. Однако большинство из них - это не боевые корабли, а небольшие рыболовецкие суда, которые стремились прорваться к северному побережью Крита и высадить там десант.

 

Теперь несколько слов о греческих потерях. В Критском сражении принимали участие 12 греческих батальонов общей численностью около 12 тыс. человек79. В каждом из секторов, на которые был поделен остров (Суда, Ираклион, Ретимно, Малеме), находилось от 2 до 6 батальонов. Несколько сотен греков, находившихся в Ираклионе и на юго-западе Крита, были эвакуированы англичанами в Египет. Из 3 тыс. греческих солдат, оборонявших Ретимно и прилегающие территории, ни один эвакуирован не был. Некоторым солдатам удалось рассеяться по острову, но таких было немного. Таким образом, по меньшей мере, 10 тыс. греков были либо убиты в бою, либо попали в плен. Значительны были также потери среди мирного населения острова. До сих пор не подсчитано, сколько мирных жителей погибло при бомбардировках и осаде городов Ханья, Ираклион и Ретимно. Ясно лишь то, что счет погибших шел на тысячи.

 

Участие греков в обороне Крита не ограничивалось только военными операциями, в которых участвовали греческие батальоны. В районах, оккупированных немцами, разгорелась настоящая партизанская война: всего в дни битвы на территории острова действовало около 600 партизанских отрядов, каждый из которых состоял из 3 - 80 человек (есть основания полагать, что эти данные греческой историографии несколько завышены). Народное сопротивление носило стихийный, неорганизованный характер, так как официальное греческое правительство на четвертый день битвы эвакуировалось с Крита. Партизаны уничтожили не менее тысячи немецких солдат, несмотря на то, что греческое правительство в мае 1941 г. не решилось на всеобщее вооружение народа. Немцы ответили на партизанские действия жестокими репрессиями. Предполагается, что до августа 1941 г. без суда и следствия было казнено свыше 2 тыс. критян80. Некоторые критские поселки, жители которых оказывали упорное сопротивление, были стерты с лица земли. Несмотря на это, немецкое командование всерьез опасалось, что партизанские действия на Крите возобновятся. Поэтому ОКБ Германии решило, что на Крите следует держать не менее четырех горнопехотных полков81 (данное решение было принято несмотря на возражения начальника ОКХ Гальдера). Долгое время Германии не удавалось организовать управление на острове. 10 июня 1941 г. Гальдер писал: "Неясность в порядке подчиненности остается. Помимо того, что авиация, базирующаяся на Крите, решает бесчисленное множество боевых задач, ее командование претендует также и на выполнение административных функций (командир 11-го авиакорпуса [Штудент. - Ю. К.] именует себя по собственной инициативе "губернатором")"82.

 

Победа фашистских держав в Критском сражении объясняется как стратегическими, так и тактическими просчетами британского командования. Все историки сходятся во мнении, что Великобритания изначально допустила крупный просчет, возложив оборону острова на сухопутную армию и флот, не оценив исключительно важного значения авиации в подобного рода сражениях. Именно благодаря поддержке с воздуха немцам удалось оккупировать Крит в условиях численного превосходства союзнических сил. Еще одна причина, по которой британцы не смогли должным образом организовать оборону, состоит в том, что до последнего момента не было ясно, будет ли Великобритания пытаться удержать остров. Уэйвелл настаивал на том, что оборона бессмысленна и целесообразнее отдать Крит врагу с тем, чтобы избежать лишних потерь и укрепить британские позиции в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Черчилль же полагал, что Англия имеет хорошие шансы отстоять остров. Таким образом, в британском военном руководстве не было единого мнения по данному вопросу, вследствие чего подготовка Крита к обороне велась крайне медленно. Греческий историк А. Грациос83 в статье "Причины и последствия падения Крита" отметил, что Фрейберг не сумел даже организовать нормальной связи между отдельными районами Крита. Из-за фактического отсутствия связи между различными секторами обороны, 22 мая эскадра Кинга слишком поздно узнала о приближении немецких судов к берегам острова и не смогла их своевременно уничтожить. По той же причине защитники Ретимно не получили вовремя приказа об эвакуации. Помимо этого Фрейберг допустил ряд тактических ошибок: перед началом битвы он сконцентрировал слишком мало войск в районе Малеме, не организовал своевременного контрнаступления и т.д. Но есть еще одна, не менее важная причина поражения британских и греческих войск в сражении за Крит. Греческое правительство не решилось мобилизовать все население Крита на защиту родного острова. С греческой стороны в битве участвовало всего 12 тыс. человек, тогда как на Крите проживало 442 тыс. человек84, из которых как минимум 100 тыс. - мужское население, способное носить оружие. В случае, если бы греческое правительство заранее провело мобилизацию и раздало населению оружие, немцы столкнулись бы с гораздо более упорным сопротивлением.

 

Важным итогом Критского сражения явилась окончательная ликвидация независимой Греции, которая превратилась в марионеточное государство, полностью зависимое от Германии и ее союзников. Все греческие территории были поделены на три зоны оккупации - германскую, болгарскую и итальянскую. Болгары взяли под контроль Македонию и Фракию, германские части оккупировали Афины, Салоники, часть Эгейских островов и западную часть Крита. Остальные территории достались фашистской Италии, которая получила западную континентальную часть Греции, Ионические острова, часть островов Эгейского моря и восточный Крит. Подконтрольное державам "оси" правительство Цолакоглу с резиденцией в Афинах стало проводить прогерманскую политику. Греческий король Георг II и правительство Цудероса обосновались в Александрии.

 

Еще одним следствием Критского сражения стало ухудшение стратегических позиций Великобритании в Восточном Средиземноморье. Итальянцы и немцы получили новые военно-морские базы на Крите, за англичанами осталось по существу только два острова, которые можно было использовать в качестве военных портов - Мальта и Кипр. Следует также отметить, что в сражении за Крит британский флот понес значительные потери, что неизбежно вело к усилению итальянских позиций в Средиземноморье. Заметим также, что до поражения на Крите Англия рассматривала остров как плацдарм, который в будущем можно будет использовать для открытия фронта против Германии на Балканах. Теперь же англичане такого плацдарма лишились. Тем не менее Германия не смогла использовать все возможности, которые давал захват Крита. Типпельскирх признавал, что "успех немецких войск привел бы к еще большим результатам, если бы он был дополнен захватом острова Мальта и если бы германское командование последовало призыву судьбы сосредоточить основные усилия на борьбе с Англией"85.

 

Несмотря на то, что английские и греческие войска потерпели на Крите поражение, победа Германии была не столь убедительной, как предыдущие военные кампании. Напомним, что Балканская кампания апреля 1941 г. была временем победоносного шествия немецких войск по Европе, потери вермахта были ничтожны. На Крите же Гитлер столкнулся с упорным сопротивлением. Немецкие войска понесли столь значительные потери, что, как писал английский историк Г. Агар, "Гитлер был шокирован потерями среди парашютных войск. Его генералы не могли убедить его в необходимости новых операций по захвату островов Средиземноморского бассейна, - и это явилось благословением для британцев и мальтийцев"86.

 

Таким образом, в определенном смысле англичанам удалось превратить свое военное поражение в политическую победу. В ходе Балканской кампании и на Крите Великобритания продемонстрировала свою готовность до конца следовать союзническому долгу и, несмотря на тяжелое геополитическое положение, оказала военную помощь греческому народу. И греки оценили эту поддержку. Богатая греческая диаспора в Америке стала активно кредитовать английские военные расходы, а греки, проживавшие на оккупированных территориях, связывали надежды на освобождение от фашизма прежде всего с Великобританией.

 

Примечания

 

1. В отечественной историографии Критское сражение в 1941 г. в основном рассматривалось в общих работах по истории второй мировой войны (История второй мировой войны, т. 3. М., 1974; История дипломатии. Т. IV. Дипломатия в годы второй мировой войны. М., 1974; Мировые войны XX века, т. 4. М., 2002, и др.), а также в ряде статей и монографий (Некрич А. М. Внешняя политика Англии, 1939 - 1941 гг. М., 1963; его же. Политика Англии в греческих делах 1941 - 1945 гг. - Проблемы британской истории. М., 1972; Чевтаев А. Г. Роль критской операции в военно-политических планах Англии и Германии весной и летом 1941 г. - Уч. зап. Уральского университета, N 74. Серия история, вып. 5, 1968; его же. Политика Англии в Восточном Средиземноморье накануне нападения Германии на Советский Союз (апрель-июнь 1941). - Политика великих держав на Балканах и Ближнем Востоке в новейшее время. Свердловск, 1983; его же. Политика Великобритании в Средиземноморье в годы второй мировой войны (1939 - 1943). Свердловск, 1988; Смирнова Н. Д. Балканская политика фашистской Италии. М., 1969; ее же. Греция в итальянских планах развязывания войны на Балканах (апрель-октябрь 1940). - Studia Balcanica, т. 4. София, 1971; Софронов Г. Воздушные десанты во второй мировой войне 1939 - 1945, т. 3. М., 1974; Лукач Д. Германия и страны Юго-Восточной Европы в период подготовки и начала итальянской агрессии на Грецию в 1940 году. - Balcanica Annaire, 4. Beograd, 1975; Фогель Д. Германия и Юго-Восточная Европа. От политико-экономического влияния до открытого насилия и подавления. - Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. М., 1997, и др.). К сожалению, большая часть указанных монографий и статей относится к 1960 - 1980-м годам, тогда как в последние полтора десятилетия работ по данной тематике в российской историографии практически не выходило.
История операции "Меркурий" 20 - 31 мая 1941 г. лучше всего изучена в греческой историографии: Παπακονσταντινου Θ. Φ. Η μαχη της ΕΛΛαδος. 1940 - 1941. Αθηναι, 1966; Λιναρδατος Σ. Ο ποΛεμος 1940 - 41 και η μαχη τηs Κρητης, μερος Ββ. Αθηνα, 1977; Papastratis P. British Policy towards Greece during the Second World War, 1941 - 1944. Cambridge, 1984. Наибольшее внимание сражению за Крит уделено в работах С. Линардатоса. Эта тема рассматривается также в труде "История национального сопротивления в Греции" (М., 1977), написанном коллективом авторов-коммунистов, и в книге Г. Д. Кирьякидиса "Греция во второй мировой войне" (М., 1967).
В Великобритании и США особенно много внимания данному вопросу было уделено в 1950 - 1970-е годы: Батлер Дж. Большая стратегия, сент. 1939 - июнь 1941. М., 1959; Agar H. The Darkest Year. Britain Alone: June 1940 - June 1941. New York, 1973; Barker E. Policy in South-East Europe in the Second World War. New York, 1976; Koliopoulos J. S. Greece and the British Connection 1935 - 1941. Oxford, 1977; idem. Metaxas and Greek Foreign Relations, 1936 - 1941. - Aspects of Greece 1936 - 1940. The Metaxas Dictatorship. Athens, 1993; Лиддел Гарт Б. Вторая мировая война. М., 2003. Непосредственно Критскому сражению посвящена работа С. Пака "Битва за Крит" в книге "Битва за Средиземное море: взгляд победителей" (М., 2001).
В начале 1990-х годов в английской и греческой историографиях прослеживается тенденция к более детальному изучению проблем, связанных с участием Греции во второй мировой войне, см., в частности: Γκρατσιος Α. Τα αιτια και οι συνεπειες απο την πτωση της Κρητης. - Greece and the War in the Balkans (1940 - 41). Thessalonike, 1992.
В немецкой историографии наибольший интерес представляет книга К. Типпельскирха "История второй мировой войны" (СПб., 1994), в которой рассматривается и операция "Меркурий".
При написании настоящего очерка помимо уже известных источников (официальная дипломатическая документация, воспоминания У. Черчилля, "Военный дневник" Ф. Гальдера и др.), были использованы ранее не изученные материалы Российского государственного военного архива (РГВА). Данный архив включает 857 фондов трофейных немецких документов - прежде всего фонды высших государственных органов нацистской Германии, документы местных органов управления Германии и Австрии, документы других европейских государств, захваченных Германией в годы второй мировой войны, документы европейских неправительственных учреждений, материалы иностранного происхождения из личных архивов. Все указанные документы были вывезены из Германии Советским Союзом в 1945 г. В фонде N 1378 РГВА хранится документация штаба британских экспедиционных войск на Крите. В этом фонде содержатся, в частности, сведения о британских, австралийских и новозеландских частях на Крите, о работах по подготовке острова к обороне, соотношении сил воюющих сторон на момент начала битвы за Крит.
2. Γεωργιος Β. βασιΛευς των εΛΛηνων προς Γεωργιο ΣΤ’, βασιΛεα τηs ΑγγΛιας. Αθηνα, 10 Νοεμβριου 1940. - 1940 - 41. ΕΛΛηνικα διπΛοματικα εγγραφα. Αθηνα, 1980, p. 19.
3. Μεταξας, προθυπουργος και υπουργος των εξωτερικων. Αθηνα, 17 Νοεμβριου 1940. - Ibid., p. 26.
4. Koliopoulos J.S. Greece and the British Connection ..., p. 182.
5. Λιναρδατος Σ. Op. cit., p. 439.
6. Report by Lt. Col. P. A. Clauson on Souda Bay Area. 16 Dec. 40. - РГВ А, ф. 1378, оп. 1, д. 97, л. 57 - 62.
7. Report by Lt. Col. R.E. C.R.E. Creforce. 7 Jan.'41. - Там же, л. 43.
8. Там же, л. 45.
9. Report by Lt. Col. R.E. C.R.E. British Forces in Crete. 13 Jan.'41. - Там же, л. 30 - 38.
10. Report by Lt. Col. R.E. C.R.E. British Forces in Crete. 4 Feb.'41. - Там же, л. 25 - 29.
11. Lt. Col. R.E. C.R.E. British Forces in Crete. 20 Feb.'41. - Там же, л. 21 - 24.
12. Там же, л. 24.
13. Report by Major General H.B.W. Hughes, D.S.O., O.B.E. Engineer in Chief. Middle East Forces. March 1941. - Там же, л. 18 - 20.
14. Черчилль У. Вторая мировая война, в 6 т., т. 2. М., 1997, с. 141.
15. Report by Lt. Col. R.E. C.R.E. British Forces in Crete. 21 Mar.'41. - РГВА, ф. 1378, оп. 1, д. 97, л. 8 - 14.
16. Черчилль У. Указ. соч., с. 141.
17. Директива N 20 о проведении военной операции против Греции под кодовым названием "Марица" была утверждена еще 13 декабря 1940 г.
18. Papagos A. The Battle of Greece 1940 - 1941. Athens, 1949, p. 383.
19. Papastratis P. Op. cit., p. 2.
20. Γεωργιος Β. ΒασιΛευς των ΕΛΛηνων. ΔιαΛΛεΛμα. Αθηνα, 23' ΑπριΛιου 1941. - 1940 - 41. ΕΛΛηνικα διπΛοματικα εγγραφα, р. 223.
21. Πρακτικα Ευσκεψεως. Λαμια, 16' ΑπριΛιου 1941. - 1941 - 41. ΕΛΛηνικα διπΛοματικα εΛΛραφα, p. 211 - 213.
22. Λιναρδατος Σ. Op. cit., p. 441.
23. Черчилль У. Указ. соч., с. 130.
24. Papastratis P. Op. cit., p. 2.
25. Ibid., p. 2 - 3.
26. История национального сопротивления в Греции 1940 - 1945, с. 60.
27. ΟΛοι στον αγωνα για την αμυνα της Κρητης. - Κομμουνιστιкο κομμα της ΕΛΛαδας. Επισημα κειμενα. Τομας πεμτος, 1940 - 1945, Αθηνα, 1974, р. 54.
28. Черчилль У. Указ. соч., с. 142.
29. Там же, с. 143.
30. Там же, с. 145.
31. РГВА, ф. 1378, оп. 1, д. 1021, л. 10 - 11.
32. Там же, л. 17, 25, 27.
33. Там же, л. 10.
34. Subject: Parachute troops. Force H.Q. 8 May.'41. - Там же, д. 1020, л. 3.
35. Creforce operation instruction N 15. - Там же.
36. Черчилль У. Указ. соч., с. 145.
37. Rawski T. Wojna na Balkanach. 1941. Agresja hitlerowska na Jugoslawie i Grecje. Warszawa, 1981, с. 398.
38. Черчилль У. Указ. соч., с. 144.
39. Чевтаев А. Г. Политика Англии в Восточном Средиземноморье..., с. 145.
40. Черчилль У. Указ. соч., с. 145 - 146.
41. Типпельскирх К. Указ. соч., с. 153.
42. Λιναρδατος Σ. Op. cit., p. 471.
43. Haigh R. H., Morris P. S., Peters A. R. The Years of Triumph? German Diplomatic and Military Policy 1933 - 1941. New Jersey, 1986, p. 277.
44. Черчилль У. Указ соч., с. 147.
45. Λιναρδατος Σ. Op. cit., p. 486.
46. Ibid., p. 490.
47. Гальдер Ф. Военный дневник 1940 - 1941. М., 2003, с. 674.
48. Там же, с. 665.
49. История Второй мировой войны 1939 - 1945, в 12-и т., т. 3. М., 1974, с. 269.
50. Черчилль У. Указ. соч., с. 149.
51. Белли В., Пензин К. Боевые действия в Атлантике и на Средиземном море 1939 - 1945 гг. М., 1967, с. 189.
52. Черчилль У. Указ. соч., с. 151.
53. Λιναρδατος Σ. Op. cit., p. 518.
54. Чевтаев А. Г. Политика Англии в Восточном Средиземноморье..., с. 134 - 150.
55. Черчилль У. Указ. соч., с. 152.
56. Λιναρδατος Σ. Op. cit., p. 534.
57. Черчилль У. Указ. соч., с. 152.
58. Λιναρδατος Σ. Op. cit., p. 535, 537.
59. Ibid., p. 536.
60. Черчилль У. Указ. соч., с. 153.
61. Там же, с. 153.
62. Там же, с. 153 - 154.
63. Λιναρδατος Σ. Op. cit., p. 545.
64. Черчилль У. Указ. соч., с. 154 - 155.
65. Там же, с. 155.
66. Λιναρδατος Σ. Op. cit., p. 545.
67. Ibid., p. 548.
68. Черчилль У. Указ. соч., с. 155.
69. Некрич А. М. Внешняя политика Англии..., с. 443.
70. Чевтаев А. Г. Политика Англии в Восточном Средиземноморье..., с. 146.
71. Черчилль У. Указ. соч., с. 155.
72. Батлер Дж. Указ. соч., с. 473.
73. Черчилль У. Указ. соч., с. 156.
74. Типпельскирх К. Указ. соч., с. 156.
75. Батлер Дж. Указ. соч., с. 472^73.
76. Черчилль У. Указ. соч., с. 156 - 157.
77. Некрич А. М. Внешняя политика Англии..., с. 443.
78. Черчилль У. Указ. соч., с. 156.
79. История национального сопротивления в Греции 1940 - 1945, с. 60 - 61.
80. Там же, с. 66.
81. Гальдер Ф. Указ. соч., с. 699.
82. Там же, с. 698.
83. Γκρατσιος Α. Τα αιτια και οι συνεπειες απο την πτωση τηs Κρητης. - Η ΕΛΛαδα και ο ποΛεμος στα ΒαΛκανια (1940 - 1941). - Greece and the War in the Balkans (1940 - 1941). Thessaloniki, 1992, p. 42.
84. РГВА, ф. 1458, on. 26, д. 58, л. 4.
85. Типпельскирх К. Указ. соч., с. 156.
86. Agar H. Op. cit., p. 186.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Формирование разведывательного сообщества нового типа и туркестанское направление его деятельности // Улунян Ар. А. Туркестанский плацдарм. 1917-1922: Британское разведывательное сообщество и британское правительство. М., URSS. 2020. С. 28-53.
      Автор: Военкомуезд
      3. Формирование разведывательного сообщества нового типа и туркестанское направление его деятельности

      а) Общеимперские институты

      Информационное, а также нередко и аналитическое обеспечение деятельности комитетов и конференций, занимавшихся конкретными внешнеполитическими и военными вопросам, включая туркестанское направление, осуществлялось достаточно большим количеством британских государственных органов, составлявших разведывательное сообщество. В силу сложившейся имперской британской институциональной практики оно включало также и органы, занимавшиеся внутренней безопасностью. Одной из характерных особенностей существовавших органов и организаций, в компетенцию которых входил помимо остальных регионов бывший российский Туркестан, было их разделение на общеимперские и региональные. Первые находились непосредственно в Британии и являлись составной частью центральных органов управления, либо сами становились таковыми в своей области. Вторые входили в систему управления британской Индии, через аппарат генерал-губернатора (вице-короля) которой взаимодействовали или подчинялись соответствующим профильным структурам метрополии, но при этом сохраняли высокую степень самостоятельности, являясь органами британской колониальной власти в Индии.

      К числу первых из них относились структурные подразделения центральных имперских министерств — военного, военно-морского и /28/ внешнеполитического. В оборонном ведомстве существовало Управление военной разведки (Directorate of Military Intelligence — ДМ7), секции которого имели буквенное (в виде акронимов MI — Military Intelligence, т. е. военная разведка) и числовое обозначение. Часть этих подразделений имела непосредственное отношение к работе по туркестанскому направлению, так как возможная связь конфессиональных и политических движений, ориентированных на борьбу с британскими властями в Индии, с бывшим российским Туркестаном рассматривалась с точки зрения вероятных действий не только советской России, но и граничивших с самой Индией государств.

      Одним из важных подразделений являлось MI5 (МИ5), которое занималось контрразведкой внутри Британии ещё с 1909 г. и к октябрю 1917 г. оно насчитывало 700 сотрудников, число которых к 11 ноября 1918 г. увеличилось уже до 844 служащих [32]. После заключения перемирия в ходе Первой мировой войны большевизм определялся британскими политическими кругами как новая угроза для безопасности Великобритании и роль контрразведки приобретала особое значение в этом контексте. Поэтому в марте 1919 г. правительство приняло решение о создании Управления разведки (Directorate of Intelligence) Хоум Офис, которое просуществовало до декабря 1921 г. и выделилось в отдельную службу — Службу безопасности (Security Service), ставшую уже затем окончательно известной MI5. Оно являлось важным структурным подразделением Министерства внутренних дел и отвечало за всю контрразведывательную деятельность в Британии, отслеживая возможные связи радикальных общественно-политических движений в ней с аналогичными движениями за рубежом. Первым и единственным руководителем Управления стал Б. Томсон, возглавлявший ранее Специальный отдел (Special Branch) Скотланд-Ярда, занимавшегося в период войны контрразведкой [33].

      Важным направлением деятельности Управления разведки являлось предоставление британскому правительственному кабинету информации, включавшей элементы анализа, а большей частью сопровождавшейся объяснением. В центре внимания подразделения были развитие революционных движений, общественно-политических настроений в конкретных странах и регионах, имевших принципиальное значение с точки зрения британских правительственных кругов для международ-/29/

      32. Northcott С. В. The Development of MIS 1909-1918. Digitised version of a dissertation submitted to the University of Bedfordshire. University of Luton, 2005. P. 54 [Электронный ресурс] — http://hdl.handle.net/10547/346882 (Дата обращения: 14.09.2018); Andrew Ch. The Defence of the Realm: The Authorized History of MI5. London: Penguin, 2012.
      33. Northcott С. B. Op.cit. P. 77.

      ных позиций империи, а также её внутренней безопасности. Туркестан в этих материалах рассматривался в контексте потенциальных угроз Британской империи и общественно-политического положения в Индии. На протяжении 1919-1921 гг. туркестанское направление и связанная с ним тематика получали освещение с различной степенью подробности в секретных бюллетенях, специально издаваемых Управлением для членов правительства ограниченным тиражом: «Еженедельном обзоре развития революционного движения за границей» («A Weekly Review of the Progress of Revolutionary Movements Abroad») (c 1919 г.) и другом аналогичном материале — «Ежемесячном обзоре развития революционных движений за границей» («A Monthly Review of the Progress of Revolutionary Movements Abroad»), выпускавшимся с октября 1918 г. и последовательно сменявшим до конца 1921 г. своё название на «Ежемесячное обозрение революционного движения в зарубежных странах» («A Monthly Review of Revolutionary Movements in Foreign Countries») и «Ежемесячное обозрение революционных движений в британских заморских владениях и зарубежных странах» («Monthly Review of Revolutionary Movements in British Dominions Overseas & Foreign Countries»).

      В структуре Управления военной разведки существовал «территориальный» Отдел № 2 (MI2). Среди стран и регионов, за которые отвечало это подразделение, были Балканы, Османская империя, бывшее российское Закавказье, Ближний Восток, Северная Африка, за исключением владений Франции и Испании. После Первой мировой войны MI2 был переориентирован на ведение разведки на русском и скандинавском направлениях. Получивший впоследствии наибольшую из всех существовавших и существующих британских разведывательных организаций известность Отдел № 6 в конце Первой мировой войны лишь только начал обретать самостоятельность как главный орган внешней разведки. Его название даже в официальных и не предназначенных для посторонних глаз документах нередко упоминалось в различных формах: МI1c, Секретная разведывательная служба (Secret Intelligence Service) и как служба MI6 [34]. Особенность её институциональных позиций заключалась в тес-/30/

      34. Процесс создания MI6, несмотря на существующую обширную историографию и опубликованные источники, а также частично доступные архивные документы, продолжает сохранять свою дискуссионность. Официальной датой образования организации считается 1909 г., а ее первоначальным названием было «Секретная Служба». На этом настаивал её первый руководитель Мэнсфилд Джордж Смит-Камминг, который отмечал в комментариях к обзору деятельности этой организации, что он был назначен в 1909 г. главой структуры именно под этим названием. В действительности, он стал руководителем Бюро Секретной Службы (Secret Service Bureau) вместе с В. Киллом в октябре 1909 г. с конкретной целью борьбы с не-шпионажем в портах Великобритании и в целом с проникновением германской раз-

      -ной связи с разведывательными структурами трек видов вооружённых сил, а также Форин Офис, Хоум Офис, Министерством по делам колоний и Министерством по делам Индии. Более того, её представители в разведывательных организациях видов вооружённых сил одновременно являлись сотрудниками как этих структур, так и входили в штатный состав собственно М1Iс. Агентурная деятельность на «восточном» направлении, включавшем и туркестанское, на протяжении 1920-1921 гг. обеспечила эту службу, судя по всему, источниками в высших эшелонах советского Народного Комиссариата иностранных дел и в Кавказском бюро РКП(б). Это позволило получать информацию по ситуации на Кавказе, о советско-турецких отношениях и действиях большевиков на мусульманском Востоке. В число важных источником информации входила секретарь Л. Троцкого Е. Шелепина, которая передавала протоколы заседаний советского партийно-государственного руководства британскому журналисту, а в последствие известному писателю, А. Рэнсому — сотруднику МI1с, женой которого она стала позже [35].

      На многих из докладов МI1с в правительственный кабинет по этим направлениям сообщалось, что данные получены «от надёжного источника », а на самих документах делалась пометка «А.1», означавшая, «что источник доказал свою надёжность и имел доступ к документам высокого уровня, некоторые из которых инспектор Секретной разведывательной службы видел сам в их оригинальном виде» [36]. Эти данные подтверждались по каналам радиоперехвата и агентурной разведки [37]. /31/

      -ведки на Британские острова. Вскоре произошло разделение на отделы внешней (Foreign) и внутренней (Ноше) разведки. С началом войны в 1914 г. Бюро стало частью Управления военных операций военного ведомства, а в 1915 г. — частью Управления военной разведки под названием МO5 во главе с Киллом. Затем это подразделение было передано в Хоум Офис и впоследствии превратилось в самостоятельную организацию MI5. Другая его часть во главе со Смит-Каммингом как полноценный институт внешней разведки получила такой статус лишь в конце 1919 г. по предложению Военного ведомства. Тем не менее, на протяжении вплоть до 1922 г. в документах, представляемых в правительство, использовались одновременно две аббревиатуры: S. I. S. и Mile. К концу 20-х г. XX в. первая из них стала использоваться чаще, а к началу Второй мировой войны наряду с ней появилась аббревиатура MI6, заменившая её окончательно после окончания войны. Подробнее об организационных перипетиях: Andrew Ch. Her Majesty's Secret Service: the making of the British intelligence community. London: Penguin, 1987; Andrew Ch. The Defence of the Realm: The Authorized History of MIS. London: Penguin, 2010; Jeffery К, MI6: The History of the Secret Intelligence Service 1909-1949. London: Bloomsbury Publishing PLC, 2010; Smith M. SIX: A History of Britain's Secret Intelligence Service — Part 1: Murder and Mayhem 1909-1939. London: Dialogue, 2010.
      85. Smith M. Op. cit.
      86. Ferris J. Issues In British and American Signals Intelligence, 1919-1932. United States Cryptologic History. National Security. Agency. 2016. Special series. Vol. 11. P. 28.
      87. Ibid.

      В отличие от военного ведомства, Адмиралтейство, являвшееся министерством по военно-морским делам, не обладало столь развитой разведывательной структурой. После создания Военно-морского штаба в 1917 г. деятельность Отдела военно-морской разведки (The Naval Intelligence Division — NID) была сконцентрирована на получении разведывательной информацией для своего ведомства. Позиции Отдела, как и его влияние среди других подразделений ВМШ, на протяжении долго времени были слабыми, что отражало общую тенденцию в развитии так называемых ведомственных разведывательных организаций [38]. В то же время, несмотря на несопоставимые с другими более сильными аналогичными членами британского разведывательного сообщества организациями, это подразделение имело определённое значение с точки зрения получения разведывательной информации по складывавшейся ситуации в бывшем российском Туркестане. Особенно это проявилось после прекращения существования в 1920 г. Управления политической разведки Форин Офис, а затем и реорганизации Разведывательного управления Хоум Офис в 1921 г. С 8 января 1921 г. Отдел военно-морской разведки начал составление и издание достаточно большим тиражом как для военно-морского ведомства, так и других общеимперских институтов и членов британского кабинета секретного бюллетеня «Еженедельная разведсводка» («Weekly Intelligence Summary»), который включал материалы как по военно-морской тематике, то есть основной специализации подразделения, так, постепенно, и по политическим вопросам.

      Особая роль в работе Отдела на «восточном» направлении во многом была связана с усиливавшимися позициями его главы — контр-адмирала У. О. Холла. Ещё в начале Первой мировой войны он фактически руководил установлением негласных контактов с политическими кругами Османской империи с целью её отрыва от австро-германского блока в интересах сведения к минимуму риска проведения Дарданелльской операции. Используя свою агентуру, Холл надеялся добиться свержения младотурецкого правительства партии «Единение и прогресс». Одновременно он собирался, заплатив турецкой стороне сначала 500 тыс. фунтов, а затем повысив сумму до 4 млн фунтов, добиться сдачи Дарданелл. Вмешательство Первого морского лорда Дж. Фишера заставило Холла отказаться от этого плана [39]. В период с ноября 1918 г. по сентябрь 1923 г., /32/

      38. Wells An. R. Studies in British naval intelligence, 1880-1945. A Thesis submitted for the Degree of Doctor of Philosophy in War Studies of the University of London. King's College, 1972. (Электронный ресурс] — https:/Aclpure.kcl.ac.uk/portal/flles/2926735/294575.pdf (Дата обращения: 06.04.2017).
      39. Ibid. P. 102.

      когда силы Антанты заняли Западную и Центральную части Анатолии, а также взяли под контроль Стамбул, Отдел военно-морской разведки сначала под руководством У. О. Холла, а затем последовательно сменявших его вице-адмиралов X. Синклейра и М. Фицмориса вновь проявил себя. Он занимался агентурной разведкой не только в Константинополе, но и перехватом радиообмена по всей Анатолии и на территории Кавказа, а также Северной Персии. Особое место в этой связи занимала его совместная работа с другими разведывательными органами Великобритании. Это проявилось на протяжении 1920-1921 гг. в работе британского разведывательного центра в Константинополе. Его деятельность распространялась не только на территорию Османской империи, но и на южную часть бывшей Российской империи, включая Центральную Азию. Центр возглавлялся майором В. Вивианом. Подразделение состояло из представителей МI1с, военно-морской и военной разведки, офицеров органов разведки британской администрации Индии. Оно находилось в двойном подчинении как непосредственно МI1с, так и британского правительства Индии. Основное внимание в своей работе разведцентр уделял ситуации, складывавшейся в Османской империи, деятельности большевиков в регионе, панисламистским планам политических и правительственных кругов государств региона [40]. Получаемые британской разведкой на протяжении 1919-1922 гг. сведения о движении под руководством Мустафы Кемаля-паши в Анатолии были результатом деятельности нескольких разведывательных органов. Прежде всего, расшифровкой передававшихся по телеграфу или радио сообщений иностранных государств занималась действовавшая в Константинополе британская военная разведка, а также Правительственная школа кодов и шифров, находившаяся в Лондоне. Активную роль в добывании информации играли «территориальный» Отдел № 2 (MI2) Управления военной разведки, а также усиливавшая свою работу как самостоятельный разведывательный орган МI1с — Секретная разведывательная служба и Отдел военно-морской разведки Военно-морского штаба, занимавшиеся агентурной разведкой. МI1с смогла «перехватывать не только значительную часть телеграфных сообщений османских министров в Константинополе, включая аппарат Великого визиря, военного ведомства и министерства внутренних дел, но и администрации турецких националистов в Анкаре и основных воинских подразделений в глубине территории» [41]. Техниче-/33/

      40. Ferris J. Op. cit. P. 27.
      41. MacFie A. British Intelligence and the Turkish National Movement, 1919-22 // Middle Eastern Studies, 2001. Vol. 37. № 1. P. 2.

      ские средства разведки использовались с наряду традиционными методами агентурной работы. Целью британской разведки было получение помимо данных о самом движении в Анатолии также информации о возможных связях с организациями, выступающими за объединение тюркоязычных народов и мусульман для борьбы против Великобритании в Индии и центрально-азиатском регионе, прежде всего в Туркестане. Так называемый константинопольский разведцентр предоставлял в ряд общеимперских ведомств и в британский правительственный кабинет секретный материал — «Еженедельную сводку разведывательных докладов Mile константинопольского отдела» («Weekly Summary of Intelligence Reports Issued by Mile, Constantinople Branch»), в которой содержались данные и по Туркестану.

      В начале 1922 г. администрация британской Индии потребовала возвращения прикомандированных к центру сотрудников, служивших в соответствующих органах и ведомствах Индии, что привело к фактическому прекращению функционирования этого подразделения42. Действия британского индийского правительства были обусловлены его стремлением укрепить собственные структуры разведки и безопасности.

      К числу центральных ведомственных органов разведки и безопасности, деятельность которых имела прямое или косвенное отношение к туркестанскому направлению, относилась Правительственная школа кодов и шифров (Government Code and Cypher School — GC&CS or GCCS). Она была создана 1 ноября 1919 г. по инициативе лорда Кёрзона и в соответствии с решением Комитета по деятельности секретной службы из двух организаций, существовавших на протяжении Первой мировой войны — во-первых, относившегося к ведению оборонного ведомства Отдела МИЬ и, во-вторых, подчинявшегося Адмиралтейству, известного в узких кругах как «комната 40» (Room 40), Отдела военно-морской разведки № 25, сокращенно NID 25 (Navy Intelligence Department 25)43. Изначально Школа находилась в подчинении военно-морского ведомства, но затем стала самостоятельной службой. Русское направление в Школе возглавил бывший главный дешифровальщик царского МИД Э. Феттерлейн. Он бежал после большевистского переворота 1917 г. и прибыл в Великобританию, судя по всему, 18 мая 1918 г., где получил гражданство в октябре 1923 г.44 Именно /34/

      42. Ferris J. Op. cit. P. 28.
      43. См. подробнее: Beesly P. Room 40: British Naval Intelligence 1914-1918. Oxford: Hamish Hamilton ltd, 1982; Bruce J. «А Shadowy Entity»: MI1(b) and British Communications Intelligence, 1914-1922 // Journal Intelligence and National Security. 2017. Vol. 3.2. Iss. 3. P. 313-332.
      44. Madeira V. Britannia and the Bear: The Anglo-Russian Intelligence Wars, 1917-1929. Woodbridge: The Boydell Press, 2014. P. 209.

      Феттерлейн и возглавлявшаяся им группа занимались расшифровкой советских кодов подавляющей части зашифрованного радиообмена [45]. Усиление работы радиоразведки на советском направлении произошло после Первой мировой войны, в то время как основное внимание до этого уделялось Германии. Россия в складывавшейся ситуации оказывалась «менее знакомой, а потому и менее понимаемой как цель разведки». Это, в свою очередь, обуславливало то, что «большая часть путаницы и настойчивого преувеличения, связанных с предполагаемой коммунистической интригой и поддержкой панисламизма в Британской империи, отражали аналогичную неопределённость у себя дома» [46].

      В тесной связи со Школой находились армейские службы радиоперехвата, которые часто направляли полученные данные в отдел Феттерлейна. Они занимались радиоразведкой и расшифровкой советских радио и телеграфных сообщений на Востоке. В британской Индии их центр находился в г. Абботабаде и ему подчинялась сеть радиопостов на Северо-Западной приграничной территории.

      Перехватывавшиеся разведывательной радиослужбой GC&CS сообщения после их расшифровки передавались в МI1с, которая включала наиболее значимые из них по содержанию в специальные обзоры разведывательной информации [47], представлявшиеся в печатном виде под грифом «секретно» как сводка в британский правительственный кабинет наряду с другой информацией. Общее количество дешифрованных перехваченных радиосигналов составило за период с середины июня 1920 г. и до середины января 1924 г. 12 600 единиц, в то время, как общее количество самих радиоперехватов «сократилось с 300 в месяц в 1920 г. до 250 в 1922-1923 гг.» [48]. Радиопост перехвата британской военной разведки в Константинополе являлся одним из важных элементов складывавшейся британской системы перехвата шифрованных сообщений иностранных государств на регулярной основе. Радиообмен советской шифросвязи /35/

      45. См. рассекреченные американским Агентством Национальной безопасности (АНБ) воспоминания сотрудника этого подразделения бригадира Дж. Тилтмана: Tiltman J. Experiences 1920-1929. DOCID 386863. S. L., S. D. — [Электронный ресурс] — https://www.nsa.gov/news-features/declassifled-documents/tech-joumals/assets/files/experiences.pdf (Дата обращения: 10.09.2018); Andrew Ch. The British Secret Service and Anglo-Soviet Relation in 1920 If The Historical Journal. Vol. 20. NB3. 1977. P. 673-706; УсовВ. Советская разведка в Китае. 20-е годы XX века. М.: Олма-Пресс, 2002.
      46. Thomas М. Empires of Intelligence: Security Services and Colonial Disorder after 1914. Berkley, Los Angeles, London University of California Press; 2007. P. 38,
      47. Jeffery K., Sharp A Lord Curzon and Secret Intelligence// Intelligence and International Relations, 1900-1945. Ed. by Andrew Ch. М., Noakes J. Exeter: University of Exeter, 1987. P. 108.
      48. Jeffery K., Sharp A Op. cit. P. 108.

      между Ташкентом и Кабулом находился под столь плотным контролем постов британской радиоразведки, что, как констатировалось ею самой в декабре 1920 г., расшифровка советских радиограмм происходила в течение пяти дней с момента их перехвата, несмотря на изменения кодов советской стороной [49]. В 1921 г. ситуация с используемыми советскими властями шифрами начала меняться. Они стали усложняться, что требовало, в свою очередь, от британских криптографов, работавших в Индии, большего времени и усилий [50].

      Военно-морское ведомство, в свою очередь, в конце Первой мировой войны сформировало так называемые Группы наблюдения за беспроводной связью (Wireless Observation Groups), которые занимались перехватом сообщений беспроводного телеграфа и прослушиванием радиосетей. Одна из этих групп под № 3 была размещена первоначально в Константинополе, а в 1923 г., после эвакуации сил союзников, вместе с частью группы № 2 переместилась в Палестину. Группа № 4 дислоцировалась в Багдаде и занималась перехватом радиосообщений между Баку и Северной Персией. В г. Симла с 1921 г., являвшимся «летней столицей» британской колониальной администрации, активно действовал радиопост, подчинявшийся Генеральному штабу британской Индии. Он занимался не только перехватом, но и дешифровкой радиообмена между Москвой и Кабулом, а также между Москвой и Ташкентом. Станции перехвата были созданы в Черате, на возвышенности над Пешаваром и в Северо-Западной приграничной территории в Пишине (Белуджистан), где до этого уже существовал подобный радиопост в Кветте, а также в Бирме, в г. Мемьо [51].

      Разведывательные органы, создававшиеся в гражданских общеимперских ведомствах и работавшие, помимо прочих, по туркестанскому направлению, были связаны прежде всего с деятельностью британского внешнеполитического ведомства — Форин Офис. Это серьёзно сказывалось на характере их деятельности в части, касавшейся сбора информации и её анализа. Гарольд Никольсон, один из самых молодых на тот момент, но хорошо зарекомендовавших себя ответственных сотрудников Форин Офис, определяя роль и место политической разведки в дипломатической работе, отмечал, что «любой прогноз в сфере дипломатии должен неизбежно касаться не монофакторных сил, а многофакторных тенденций; такие данные, будучи доступными, порождаются массой неодно-/36/

      49. Jeffery К., Sharp A. Op. cit. Р. 108.
      50. См. воспоминания генерал-майора Дж. Тилтмана, являвшегося криптографом, работавшим в Британии и Индии на протяжении 1920-1939 гг.: Brigadier John H. Tiltman. Op. cit. P. 4.
      51. Ibid.

      родных явлений, противоречащие друг другу, накладывающиеся одно на другое, и каждое из которых требующее конкретного и часто несочетающихся одного с другим решений» [52]. При этом необходимость сочетания системной организованной разведывательной деятельности с аналитической работой в данной сфере порождала серьёзные институционально-бюрократические проблемы. Они были характерны для государственного аппарата, каждая из частей которого, курирующая финансы, внешнюю и военную политику, взаимоотношения между различными министерствами и ведомствами, связанными с государственной безопасностью и оборонной политикой, стремилась получить контроль над всем комплексом института разведки. Заместитель главы внешнеполитического ведомства А. Бальфура лорд Хардинг [53], имевший управленческий опыт, связанный с получением разведывательных данных политического характера, ещё в годы своей службы британском посольстве в Иране в конце XIX в., а затем, будучи заместителем руководителя Форин Офис в 1906-1910 гг. и вице-королём Индии в 1910-1916 гг., активно лоббировал в правительстве идею создания подразделения политической разведки, находящегося в структуре Форин Офис и отличающегося спецификой своей работы от разведывательных отделов, входивших в структуру Адмиралтейства и Министерства обороны. В свою очередь, глава Управления информации, ставшего в 1918 г. Министерством информации, лорд Бивербрук противодействовал этому [54]. Он стремился подчинить себе ведение политической разведки, аргументируя подобный подход важностью данного направления деятельности для выполнения задач внутренней и внешней пропаганды в условиях войны. Особую роль играло Разведывательное бюро Управления информации (Department of Information's Intelligence Bureau), существовавшее в структуре Управления информации во главе с лордом Э. Гличином. Этот орган был ориентирован на обеспечение пропагандистской работы, проводившейся Управлением как в стране, так и за рубежом. Бюро получало информацию из открытых источников, а также через личные связи его сотрудников. Именно оно привлекло внимание лорда Хардинга, планировавшего реорганизовать его в подразделение политической разведки Форин Офис, что являлось одной из первых серьёзных попыток создать координирующий орган политической разведки на национальном уровне. /37/

      52. Goldstein Е. The Foreign Office and Political Intelligence 1918-1920// Review of International Studies. 1988. Vol. 14. № 4. P. 275.
      55. В русскоязычной литературе встречается написание его фамилии как «Гардинг». Английский оригинал имени и фамилии — Allan Francis John Harding.
      54. Goldstein E. Op. cit.

      Среди информационно-аналитических секретных периодических изданий — бюллетеней, рассчитанных на членов военного кабинета и составлявшихся в Бюро и затрагивавших туркестанскую тематику были издававшийся с 23 апреля 1917 г. «Еженедельный доклад по России» («Weekly Report on Russia»), и «Еженедельный доклад по Турции и другим мусульманским странам» («Weekly Report on Turkey and other Moslem Countries») первый номер которого появился 27 февраля 1918 г.

      Однако работа Бюро фактически была прекращена после назначения лорда Брейвбрука министром информации, когда эксперты — сотрудники этой организации отказались продолжать работать в этой структуре и ушли в отставку. Практически все они были взяты в созданное 11 марта 1918 г. в Форин Офис Управление политической разведки (Political Intelligence Department of the Foreign Office). Его возглавил У. Тиррел. Задача нового структурного подразделения внешнеполитического ведомства заключалась прежде всего в ведении аналитической работы по широкому кругу проблем международных отношений, а также ситуации в конкретных странах и регионах. Заместителем Тиррела был Дж. У. Хидлэм-Морли — известный историк дипломатии, свободно говоривший на немецком и ставший позже советником Форин Офис по истории. Одной из сложностей, с которой столкнулся Форин Офис при получении информации о внешнеполитической активности большевистского руководства за рубежом, а также о происходящем внутри самих высших партийно-государственных органов Советской России, было увеличение количества широко распространявшихся фальсифицированных документов, создававшихся в русских эмигрантских кругах. Несмотря на превалирование подлинной информации, получаемой из разных источников, тем не менее к 1921 г. британское внешнеполитическое ведомство оказалось в достаточно сложной ситуации из-за наличия «значительного числа антисоветских подделок» [55].

      Подготовка к мирным переговорам по мере приближения конца войны в 1918 г. «выявила две школы среди принимавших решения британских политиков относительно целей Британии в послевоенном урегулировании» [56]. Одна из них была представлена Управлением политической разведки Форин Офис, а другая, сосредоточившаяся в Комитете по восточным делам, неформально возглавлялась «империалистом старого /38/

      55. Andrew С. The British Secret Service and Anglo-Soviet Relations in the 1920s. Parti: From the Trade Negotiations to the Zinoviev Letter//The Historical Journal. 1977. Vol. 20. № 3. P. 677.
      56. Goldstein E. British Peace Aims and the Eastern Question: The Political Intelligence Department and the Eastern Committee, 1918 //Middle Eastern Studies. 1987. Vol. 23. № 4. P. 419.

      образца» лордом Кёрзоном и «реформистом» лордом Милнером. При этом, если сторонники первой, занимавшейся на начальном этапе подготовки исключительно европейскими делами, выступали в поддержку решения проблем в духе предложений американского президента Вильсона, то члены второй считали, что для Британии «основные интересы связывались с заморскими владениями империи и касались прежде всего неевропейских областей в послевоенном урегулировании» [57]. Именно они придавали особое внимание Ближнему и Среднему Востоку как важным регионам с точки зрения обеспечения безопасности Индии. В этой связи важное значение приобретала судьба территорий, входивших в Османскую империю. Механизм выработки и принятия решений по данному вопросу заключался в поэтапном процессе. Сначала Управление политической разведки Форин Офис составляло конкретный документ, направлявшийся в Комитет по Восточным делам, затем, после обсуждений в нём, результаты, включая рекомендации и замечания, передавались в Военный кабинет. Последний принимал окончательное решение по определению как целей британской политики, так и методов её достижения [58]. Особое значение придавалось в британских политических кругах, занятых обсуждением и принятием решений по вопросам послевоенного урегулирования, проблеме самоопределения народов, что было вызвано распадом четырёх крупнейших империй — Австро-Венгерской, Германской, Османской и Российской. Для британской стороны было важно выяснить степень влияния этого процесса на британские колонии и определить, в частности, его последствия как в политическом, так и военном отношении для обеспечения безопасности Индии, а также другие британские владения. Позиция лорда Кёрзона, председательствовавшего на заседаниях Комитета по делам Востока, в отношении народов Востока и их территорий, которые ранее входили в состав Османской империи, вызывала резкую критику высокопоставленных представителей британского имперского политического и управленческого истеблишмента. На состоявшемся 9 декабря 1918 г. заседании Комитета Министр по делам Индии Э. Монтэгю заявил о том, что «мы [участники заседаний Комитета] рассматриваем каждый регион, как мне кажется, в соответствии с почти неопровержимыми и бесспорными доводами, представляемыми нам нашим председателем. Похоже, что с согласия Комитета мы склоняемся к занятию позиции, когда от самого востока и до запада существует только одно решение всех наших проблем, а именно, что Великобритания /39/

      57. Ibid.
      58. Ibid.

      должна взять на себя ответственность за все эти страны» [59]. Со своей стороны начальник Генерального Штаба генерал Г. Уилсон придерживался мнения о необходимости распространения британского мандата, в целях дальнейшего обеспечения обороноспособности Индии, и на регион Кавказа [60].

      Привлечение к работе в Управлении политической разведки Форин Офис учёных-специалистов по широкому кругу вопросов истории и политики, международным отношениям и географии было во многом обязано настойчивости и большому влиянию в правительственных кругах лорда Хардинга. Он являлся в 1910-1916 гг. вице-королем Индии, а с 1916 г. по 1920 гг. занимал пост заместителя главы британского внешне-политического ведомства [61]. Лорд рассматривал Управление, состоявшее из академически подготовленных специалистов-учёных, как орган, которому предстояло заниматься подготовкой справочных материалов для выработки британской стороной решений для предстоящей мирной конференции [62].

      Сотрудниками Управления были представители академического сообщества, специализировавшиеся по региональным и страновым проблемам, владевшие несколькими иностранными языками и обладавшие аналитическими способностями. На момент создания этой структуры на работу в ней были приняты практически все ранее состоявшие на службе в разведывательном Бюро: Э. Биван — энциклопедист-философ, специалист по эллинистическому миру, этнополитическим проблемам и международным отношениям; Дж. Сондерс — известный британский журналист, хорошо осведомлённый в германских делах, работавший в газетах «The Morning Post» и в «The Times» корреспондентом в Берлине и Париже; братья Александр (Ален) и Реджинальд (Рекс) Липеры — молодые сотрудники Форин Офис, первый из которых являлся полиглотом, знавшим 15 иностранных языков и специализировавшийся на центрально-европейской тематике, а второй стал в дальнейшем известным дипломатом и основателем Британского Совета, а в Управлении он занимался «русскими» делами. Помимо них сотрудниками подразделения являлись Л. Немиер (Л. Ньемировски) — историк польско-еврейского происхождения, специалист по политической истории России, Польши и Британии; Дж. Симпсон — известный специалист в области наук о природе, а также хорошо знакомый с общественно-политической ситуацией в бывших Балтийских провинциях Российской империи и Финляндии; Дж. Пуэлл; /40/

      59. Goldstein Е. Op. cit. Р. 433.
      60. Ibid.
      61. Ibid. Р. 419.
      62. Ibid. Р. 420.

      известный историк А. Тойнби, специализировавшийся на проблемах Юго-Восточной Европы и тюрко-мусульманским вопросам в Управлении; Э. Карр — начинавший в то время специализироваться по российской истории и Балтии, впоследствии известный дипломат; А. Циммерман — учёный-историк, специалист по международным отношениям и британской истории; Р. У. Ситон-Уотсон — известный историк, специализировавшийся в области истории и политики Центрально-Европейского региона; Г.Темперли — специалист по новой и новейшей истории; а также Г. Никольсон — в то время молодой дипломат, знавший страны Пиренейского полуострова и Германию. Сотрудниками Управления были также лорд Ю. Пирси — дипломат и Р. Вэнситтарт — опытный дипломат, хорошо знавший страны Среднего Востока и Европы [63]. Помимо этого, Форин Офис привлёк для работы известного британского историка Дж. У. Протеро в качестве советника по историческим вопросам. На протяжении 1917-1920 гг. он возглавлял Исторический отдел Форин Офис, занимаясь составлением справочных и аналитических материалов в связи с подготовкой Парижской мирной конференции 1919 г. [64] Его сотрудники подготовили для британской делегации 180 справочников по всему спектру проблем, обсуждавшихся на заседаниях конференции и служивших важным источником информации для дипломатов [65]. В ноябре 1918 г., в связи с ухудшением состояния здоровья, Протеро был вынужден покинуть пост советника, который занял заместитель главы Управления политической разведки Дж. У. Хидлэм-Морли [66].

      Примечательным фактом, имевшим отношение к роли британских историков в формулировании политической повестки, было то, что они сыграли одну из важнейших ролей, имевших серьёзные политические последствия для общественных настроений, в формулировании и пропаганде тезиса вины Германии в подготовке и начале мировой войны. Это способствовало соответствующему восприятию британским обществом наложенных на Германию после заключения мира ограничений. Первые /41/

      63. Подробнее об этом в: An Historian in Peace and War. The Diaries of Harold Temperley. Ed. by Otte T. G. London: Routledge, 2016; Goldstein E. The Foreign Office and Political Intelligence 1918-1920 // Review of International Studies. 1988. Vol. 14, № 4. P. 275-288; Sharp A. Some Relevant Historians — the Political Intelligence Department of the Foreign Office, 1918-1920 // Australian Journal of Politics and History. 1988. Vol. 34, Iss. 3. P. 359-368.
      64. Подробнее в: Goldstein E. Historians Outside the Academy: G. W. Prothero and the Experience of the Foreign Office Historical Section, 1917-20 // Historical Research. 1990. Vol. 63, Iss. 151. P. 119-219.
      65. Dockrill M. L. Steiner Z. The Foreign Office at the Paris Peace Conference in 1919 // The International History Review. 1980. Vol. 2. № 1. P. 56.
      66. An Historian in Peace and War: The Diaries of Harold Temperley. P. 2.

      изменения данной позиции историков начали происходить в начале 20-х гг. XX в. с появлением документальных источников. Новая концепция содержала не столь однозначные тезисы, и серьёзно влияла на «элиту, принимающую решения в области внешней политики» [67]. В этой связи, артикулировавшиеся отдельными британскими историками утверждения о слишком тяжёлом бремени наказания, наложенного на Германию по результатам войны, и двусмысленности, появившиеся относительно однозначной вины Германии в развязывании войны, привлекали внимание не только в германских академических, но и в общественно-политических кругах, которые к 1921 г. уже обращали особое внимание на эту группу историков [68].

      Несмотря на малочисленность сотрудников Управления, но благодаря их высокой компетентности, информационные и аналитические доклады по конкретным проблемам, а также регулярно издававшиеся бюллетени по странам, подготовленные в этом подразделении, являлись важнейшей составной частью всего комплекса материалов, представляемых как в высшие органы управления — Военный кабинет, так и в совещательные — комитеты и конференции для выработки и принятия как конкретных, так и общеполитических решений. Начиная с июня 1918 г. Управление готовило и издавало секретное издание «Ежемесячный доклад» («Monthly Report») для правительственного кабинета с целью его информирования по текущим политическим вопросам и международным событиям, а также с целью объяснения характера возможной перспективы развития ситуации как в рамках конкретных государств, так и в более широком масштабе. Сам Форин Офис, с участием представителей различных отделов, также занимался подготовкой ряда секретных периодических изданий, в которых с разной степенью подробности достаточно активно использовалась как полученная по дипломатическим каналам, так и по каналам британского разведывательного сообщества информация, имевшая непосредственное отношение к формированию туркестанского плацдарма. К их числу относились начавший издаваться с 10 января 1917 г. еженедельный секретный бюллетень «Восточный доклад» («Eastern Report»), специально предназначенный для Комитета имперской обороны, и одновременно попадавший к членам британского кабинета, для которых с 1917 г. готовилось еженедельное секретное издание «Доклад о Британской империи и Африке» («British Empire and Africa /42/

      67. Cline С. British Historians and the Treaty of Versailles // A Quarterly Journal Concerned with British Studies. 1988. Vol. 20, № 1. P. 45.
      68. Ibid. P. 48.

      Report»), с 2 октября 1919 г. еженедельный «Доклад о Британской империи» («British Empire Report»), а с 8 октября 1919 г полумесячный «Доклад о зарубежных странах» («Foreign Countries Report»).

      За месяц до окончания войны Управление было разделено на 9 секций. Каждая из них находилась под руководством возможного будущего делегата от Британии на международной мирной конференции, и их работа заключалась в разработке аналитических материалов и практических рекомендаций в отношении конкретных стран и регионов. В то же время 4 апреля 1919 г. на заседании Комитета по делам секретной службы (Secret Service Committee), проходившем под председательством лорда Кёрзона, было принято решение о том, что Управление политической разведки должно быть связано с создаваемым Управлением новостей (News Department), а руководителю политической разведки Тирреяу поручалось контролировать и его работу [69]. Существование этого подразделения Форин Офис, несмотря на его продуктивность и представляемые в правительственный кабинет материалы, содержавшие структурированное описание ситуации как по общим вопросам международных отношений, так и, что было не менее важным, конкретным региональным проблемам, оказалось под угрозой к лету 1920 г. Это объяснялось проводившейся правительством политикой экономии расходов. В определённой степени одной из причин было и сокращение влияния в правительственных кругах покровителя Управления лорда Хардинга Это выразилось в назначении премьер-министром Д. Ллойд Джорджем на ожидавшийся лордом пост старшего советника на Парижской мирной конференции секретаря правительственного кабинета и секретаря Комитета имперской бороны подполковника М. Хэнки. Последующее согласие Хардинга на занятие должности посла Великобритании во Франции и окончательная потеря им интереса к деятельности Управления лишь ускорили ликвидацию этой структуры во второй половине 1920 г. [70]

      Необходимость создания аналитической структуры, одновременно игравшей роль институции, формулирующей общественную повестку дня по вопросам международной политики и её региональным аспектам, начинала всё более ощущаться в британских политических кругах к концу Первой мировой войны. В этой связи важное место стала занимать идея создания Института международных отношений (Institute of International Affairs). Она активно обсуждалась весной 1919 г. в кулуарах Парижской мирной конференции представителями американской и британской де-/43/

      69. TNA. САВ 24/77/87. Secret Service Committee. (Minutes of Third Meeting). 04 April 1919.
      70. Подробнее об этом: Goldstein E. The Foreign Office and Political Intelligence. P. 284.

      легаций, и 30 мая 1919 г. более тридцати участников с обеих сторон провели встречу в резиденции британской делегации — отеле «Маджестик», на которой предстояло принять план организации Института. Подавляющее большинство собравшихся составляли члены британской делегации, входившие в руководство Форин Офис и его отдельных подразделений, включая и Управление политической разведки, оборонного ведомства, министерства по делам колоний и ряда других британских государственных институтов, имевших отношение к внешней политике [71]. Новосоздаваемая организация рассматривалась как научно-аналитический институт, работающий в интересах правительственных ведомств и, одновременно, оказывающий влияние на процесс формирования общественного мнения по вопросам внешней политики государств и международным отношениям. В развернутом виде задачи будущей организации были изложены в выступлении Л. Кёртиса — сотрудника Министерства по делам колоний, — который заявил о том, что «все мыслящие люди считают, что в будущем политика каждого из государства не должна руководствоваться простым учётом его собственных интересов. Национальная политика должна формироваться в соответствии с концепцией интересов общества в целом; ибо именно в продвижении этого всеобщего интереса будут найдены конкретные интересы нескольких народов. Поэтому очень важно культивировать общественное мнение в различных странах мира, которое имеет в виду общий интерес. С этой целью различные организации экспертов из разных стран должны стараться поддерживать связь друг с другом» [72]. Как пример подобной организации для нового института Кёртис рассматривал одно из старейших, основанное ещё в 1830 г., Королевское географическое общество [73]. Однако по мере обсуждения перспектив создания института выявились опасения Форин Офис, выступавшего с позиций институциональной бюрократии, увидевшей в создаваемой организации угрозу традиционной работе внешнеполитического ведомства [74]. Одним из активных противников планировавшегося международного института являлся лорд Хардинг, считавший обсуждение и критику официальной правительственной внешнеполитической линии «вне стен Форин Офис» неприемлемой [75]. Аналогичной /44/

      71. DockrillM. Historical Note: The Foreign Office and the «Proposed Institute of International Affairs 1919 // International Affairs. Royal Institute of International Affairs. 1980. Vol. 56. №4. P. 665,666.
      72. Ibid. P. 667.
      75. Ibid.
      74. Ibid. P. 669.
      75. Ibid. P. 670.

      точки зрения придерживался сменивший на посту главы этого ведомства А. Бальфура лорд Кёрзон [76]. Именно публичная деятельность будущего Института международных отношений настораживала высших представителей британской внешнеполитической бюрократии. В связи с этим Л. Кёртис стал апеллировать к опыту уже существовавшего с 26 июня 1868 г. Королевского колониального общества. Оно являлось одновременно как местом для обсуждения внешнеполитических вопросов на узкой «клубной» основе, так и просветительским институтом, члены которого не участвовали в публичных дискуссиях (включая выступления в печати) по проблемам внешней политики [77]. Это было одним из главных отличий Колониального общества от Королевского географического общества и Центрально-азиатского общества, основанного в 1901 г., и поменявшего в 1914 г. своё название на Королевское центрально-азиатское общество. На его заседаниях и проводимых лекциях открыто и в присутствии представителей британской внешнеполитической и военной бюрократии из числа управленцев и администраторов, включая действующих высокопоставленных гражданских чиновников и военных, а также отставных сотрудников государственных ведомств, обсуждались внешнеполитические и общественно-политические вопросы. Более того, выпускавшийся под его эгидой «Журнал Центрально-азиатского общества» («Journal of Central Asian Society») являлся своего рода трибуной для озвучивания конкретных идей относительно британской политики на Востоке, включая Туркестан и сопредельные с ним территории и страны, а также её оценка (не всегда положительная).

      Несмотря на многие препятствия, и благодаря активности инициатора создания Института Л. Кёртиса, он был официально создан 5 июля 1920 г. как Британский институт международных отношений (British Institute of International Affairs), впоследствии переименованный в Королевский Институт международных отношений (Royal Institute of International Affairs) и известный позже в политических и аналитических кругах по месту своего расположения как «Чатем Хаус» («Chatham House»). Его примечательной особенностью, что отмечалось исследователями, было то, что «основываясь на дальновидной предпосылке необходимости полного запрета войны, Институт продвигал новую модель демократической дипломатии, которая последовательно выступала против тайной дипломатии, приведшей Европу к катастрофе, и ставил своей це-/45/

      76. Ibid.
      77. Подробнее об обществе см.: Reese Т. The History of the Royal Commonwealth Society 1868-1968. Melbourne: Oxford University Press, 1968.

      лью просвещение общественного мнения по вопросам международной политики» [78]. В то же время сформулированные при его основании, а затем ставшие традиционными как для него самого, так и других подобных организаций в Британии и за рубежом, принципы работы, довольно серьёзно повлияли на политику закрытости его функционирования, что предопределило трудности, а порой невозможность знакомства исследователей с его внутренними материалами [79]. В институциональном плане появление подобных структур стало этапом в развитии уже современных аналитических институтов, вошедших в политическую практику демократических государств под названием think-tanks.

      б) Региональные структуры

      Вторая группа органов разведки и безопасности, занимавшаяся сбором и анализом информации, включая и данные о развитии ситуации в бывшем российском Туркестане и на сопредельных территориях, была представлена государственными институтами британской колониальной администрации Индии. С конца 1919 г. ею на нерегулярной основе составлялись и направлялись в Министерство по делам Индии краткие «Разведывательные сводки» («Intelligence Summary»), представлявшие собой компендиум разведывательных данных, полученных от различных структур, находившихся в её подчинении. Тема туркестанского плацдарма находила в них отражение в тесной связи с военно-стратегической обстановкой вокруг Индии и вероятных действий Советской России на индийском направлении.

      Старейшим и пережившим многочисленные трансформации ещё со времён своего создания в структуре Ост-Индской компании являлся один из важнейших институтов администрации британской Индии — Индийский департамент по международным и политическим делам (Indian Foreign and Political Department — IFPD), который вплоть до конца XIX в. назывался Департаментом по секретным и политическим делам. Его переименование в XX в. фактически не изменило функций этого органа, отвечавшего за взаимоотношения с индийскими княжествами и азиатскими государствами (политическая часть) и внешними отноше-/46/

      78. Di Fiore L. L’Islam di A. J. Toynbee: Prima di Huntington, oltre Huntington // Contemporanea. Revista di storia dell’ 800 e dell’ 900. luglio 2010. Vol. 13. № 3. P. 433.
      79. Его архивы с момента основания и до сегодняшнего дня хранятся непосредственно в самом Королевском Институте международных отношений, получившем с 1923 г. по зданию, в котором расположен на Сейнт Джеймс сквеар (St James's Square), неофициальное название «Chatham House».

      -ниями с европейскими государствами (иностранная, или внешнеполитическая часть Департамента) [80]. Данный институт, являвшийся составной частью правительства британской Индии, играл одну из ключевых ролей в подготовке им, а также общеимперским правительством, рекомендаций и решений по политическим вопросам, имевшим непосредственное отношение к проблемам разведки и безопасности Индии. В рассматриваемый период 1917-1922 гг., как это уже сложилось исторически и продолжалось вплоть до приобретения Индией независимости, Департамент вел активную разведывательную работу, включая её агентурную часть, в Индии, в соседних с ней странах и их отдельных регионах. Как бывший российский Туркестан, так и Центральная Азия в целом находились в зоне пристального стратегического и оперативного интереса этого Департамента. С ним согласовывалась деятельность в данной области государственных институтов управления британской администрации Индии, включая и оборонное ведомство (сначала Военный департамент, а затем Департамент армии) [81]. Особое место в этой системе разведывательного обеспечения на туркестанском направлении занимал Генеральный штаб британской индийской армии. Он, находясь в тесной связи с Военным департаментом, являлся фактически рекрутской базой для его кадров. Одним из аспектов работы, заключавшейся в концентрации значимых с точки зрения обороны британской Индии данных, было создание реферативных материалов по политическим вопросам, справочных информационных сборников по широкому кругу вопросов, включая и общественно-политические персоналии стран региона. К их числу относились материалы по Персии и Афганистану, тесно связанных с событиями в Туркестане. Особенностью досьевых материалов по персоналиям было наличие в них развернутых биографических данных, характеристика политических взглядов включенных в справочники лиц, их связи с иностранными государствами — Британией, Турцией, Германией и Советской Россией.

      Касаясь ситуации в Туркестане, глава Министерства по делам Индии Э. Монтэгю отмечал 5 января 1918 г. в своей телеграмме вице-королю Ф. Челмсфорду, что контроль над населением этого региона со стороны России был потерян в результате крушения в ней центральной власти, и «существует серьёзная опасность того, что Туркестан может полностью /47/

      80. Подробнее об особенностях бюрократической системы управления Министерства по делам Индии и его структуре в конце ХЕХ в. — начале XX в. см: Kaminsky A. The India Office, 1880-1910. New York: Greenwood Press, 1986.
      81. В тексте данной работы используется применительно ко всему периоду название Военный департамент, так как оно более точно соответствует нормам перевода.

      /пропуск стр. 48/

      было исключительно функциональным органом. При этом оно формально относилось к структуре военной разведки, но сам его глава считался офицером Управления криминальной разведки Индии [84]. Основная работа этой организации велась в Европе, а среди её агентов, действовавших, в частности, в Швейцарии, был ставший впоследствии известным британский писатель Уильям Сомерсет Моэм. В задачу Управления входило отслеживание за рубежом политической активности выходцев из Индии, вовлечённых в деятельность, рассматривавшуюся британскими властями как анархическая и подрывная, то есть опасная с точки зрения внутриполитического положения империи, а также её отдельных частей. Информация, которую добывало Управление, направлялась по двум адресам: через Департамент общественной безопасности и юстиции британской администрации в Индии Государственному секретарю (министру) по делам Индии, а через Разведывательное бюро Департамента внутренних дел — британскому индийскому правительству. Особенность деятельности Управления заключалась в том, что на начальном этапе своего существования после создания в 1909 г. как Управление политической разведки Индии оно было ориентировано на работу по отслеживанию активности революционных этнических и конфессиональных организаций, создававшихся выходцами из Индии, и их связям с аналогичными иностранными организациями. Однако накануне и в период Первой мировой войны основное внимание уделялось собственно разведывательным действиям Германии и попыткам германской разведки использовать подобные движения. Особое место в её работе занимал так называемый «Берлинский комитет». Позже он был переименован в «Комитет за независимость Индии», выполнявший в планах Германии и, в определённой степени, Османской империи, функции политической и агитационной, а со временем и военной координации радикальной оппозиции из числа противников Британии среди общественно-политических и религиозных деятелей Индии. Управление вело разведку против Германии и во Франции. Своё название в окончательном виде — Управление индийской политической разведки — организация получила в 1921 г., и стала фактически разведывательной структурой британского правительства Индии.

      Другая организация была создана в рамках формировавшейся в начале XX в. правительством Британской Индии системы безопасности весной 1904 г. и называлась Центральный особый отдел (Central Special /49/

      84. Popplewell R.J. Intelligence and Imperial Defence. British Intelligence and the Defence of the Indian Empire, 1904-1924. London: Frank Cass, 1995. P. 216-217.

      Branch), впоследствии переименованный в Управление криминальной разведки (Criminal Intelligence Department) [85]. Очередное переименование превратило её в Центральное Управление криминальной разведки (Central Criminal Intelligence Department) и было призвано подчеркнуть высокую степень полномочий этого органа, занимавшегося выявлением социально опасных уголовных преступлений, совершаемых организованными группами. В 1918 г. его название было вновь изменено, на этот раз на Центральное разведывательное управление (Central Intelligent Department). Имея в виду потенциальную общественную угрозу преступлений с использованием насилия в отношении органов власти и правительственных институтов, а также возможность связи подобных действий с активностью политических сил, преследовавших антиправительственные цели, включая возможную вовлеченность в это и зарубежных государств, британские колониальные власти Индии расширили полномочия структуры. С 1919 особым решением британского индийского правительства служба была непосредственно подчинена вице-королю и вплоть до 1924 г. её возглавлял С. Кей. В 1920 г. название организации было вновь изменено на Разведывательное бюро (Intelligence Bureau), а сама структура наделена фактически разведывательными (внутри Индии) и контрразведывательными функциями, что превращало её в важную часть разведывательного сообщества британской Индии, занимающегося внутренней безопасностью [86]. Она имела свои отделения во всех основных регионах, а непосредственно туркестанским направлением занималось размещавшееся в г. Пешавар Разведывательное бюро Северо-западной пограничной провинции (North-West Frontier Province Intelligence Bureau). На протяжении периода с декабря 1919 г. по декабрь 1922 г. оно составляло еженедельную сводку, направлявшуюся в центральный офис Разведбюро («Diary of the North-West Frontier Province Intelligence Bureau»).

      В конце 1919 г. — начале 1920 г. под руководством подполковника В. Ф. Т. О'Коннора, являвшегося специалистом по Тибету и участником /50/

      85. Применительно к институтам безопасности и разведки британской администрации Индии в данной работе используется более соответствующее их институциональному статусу и полномочиям, а также нормам, принятым в русскоязычной традиции перевода в этой области, название «Управление».
      86. В работе бывшего Генерального директора полиции Северо-Западной пограничной провинции К. С. Субраманьяна «Политическое насилие и полиция в Индии» ошибочно сообщается, без упоминаний о предыдущих изменениях в названии, о том, что «в 1920 г. Центральный особый отдел был впервые переименован в Разведывательное Бюро, задачи которого были коротко очерчены в разделе 40(2) Акта Правительства Индии 1919 г.» Subramanian К. S. Political Violence and the Police in India. New Delhi: Thousand Oaks: SAGE Publication. 2007. P. 83.

      британских экспедиций в этот регион, включая известную экспедицию Ф. Э. Янгхасбенда в Лхасу в 1903 г. — 1904 г., британской администрацией Индии было создано Индийское специальное бюро информации (Indian Special Bureau of Information). В задачу организации входило отслеживание деятельности большевиков в Индии и соседних странах, а также контроль печатных изданий, привозимых или присылаемых в Индию. Особое внимание уделялось перемещению беженцев и эмигрантов в британские индийские владения. Однако в декабре 1920 г. было принято решение о его расформировании, так как, во-первых, подразделение дублировало деятельность других организаций в этой сфере, и, во-вторых, в виду малочисленности персонала оно не справлялось с поставленными задачами [87].

      Деятельность многочисленных органов разведки и безопасности к концу Первой мировой войны требовала определённого упорядочивания в связи с менявшейся международной ситуацией, влиявшей и на внутриполитические процессы как в метрополии, так и колониях Британской империи. 24 января 1919 г. на заседании Военного кабинета эта тема обсуждалась особо. Собравшиеся рассмотрели обращение главы Адмиралтейства — Военно-морского ведомства Великобритании — У. Лонга по поводу реорганизации Секретной службы, под которой подразумевались практически всё разведывательное сообщество империи и органы, занимавшиеся её внутренней безопасностью. Он настаивал на необходимости принятия немедленного решения по данному вопросу, так как «существующая система заключается в том, что деятельность Секретной службы разделена между несколькими организациями». При этом, соглашаясь на сохранение разведывательных структур в рамках Военного и Военно-морского ведомств, Лонг рекомендовал объединить аналогичные подразделения гражданских министерств в единый орган — Управление (Directorate). Предполагалось подчинение его министру, «предпочтительно без портфеля», который фактически должен был заниматься исключительно деятельностью данной структуры [88]. В свою очередь, глава МВД Э. Шорт, также направивший свою записку в Военный кабинет и присутствовавший вместе с Лонгом на его заседании 24 января, достаточно осторожно, но настойчиво подчёркивал в составленном им документе свои возражения против предложений главы Адмиралтейства [89]. /51/

      87. Подавляющая часть документов этой структуры составляет особый фонд Национального архива Великобритании: TNA. FO 228/3216. Dossier 120Е Secret Intelligence Indian Special Bureau of Information. 1920 June - 1921 January.
      88. TNA. CAB 23/9/6. Conclusion. Minuets of a meeting of the War Cabinet. 24 January 1919. P. 3.
      89. Ibid. P. 4.

      Судя по всему, он стремился не столько сохранить существовавшее раз деление разведывательных и контрразведывательных структур как разных ведомствах, так и в виде отдельных организаций, сколько пере подчинить их именно своему министерству. В этой связи, выступивший Лорд-хранитель малой печати Э. Бонар Лоу предложил сформировать при Военном кабинете специальный комитет для изучения вопроса и координации усилий по его решению во главе с лордом Кёрзоном. Осторожная попытка бывшего главы Военно-морского ведомства Э.Геддеса склонить присутствовавших к решению вопроса в пользу создававшегося Министерства исследований и пропаганды как координатора разведывательной деятельности была отвергнута присутствовавшими. У. Лонг заявил о том, что вопрос организации разведки и безопасности требует серьёзного отношения в виду наличия угрозы большевизма, которая нарастает [90]. Военный кабинет в конечном счёте принял решение о создании такого комитета.

      С целью проведения реформ, а также реорганизации разведывательного сообщества и институтов безопасности британский кабинет министров созывал на протяжении 1919-1932 гг. шесть совещаний упоминавшегося выше Комитета по делам секретных служб, три из которых проходили в 1919 г., 1921 г. и 1922 г. Основными темами этих консультаций являлись финансовые и организационные вопросы, связанные с деятельностью британского разведывательного сообщества и структур безопасности. В январе 1919 г. MI5 была передана под руководство нового Управления гражданской разведки Министерства внутренних дел (Ноте Office Civil Intelligence Directorate), которое возглавил Б. Томсон. Подготовка к упорядочиванию разведывательной и контрразведывательной деятельности, начатая в январе 1919 г., требовала серьёзной инвентаризации имевшихся сил и средств. В этой связи, Министерство внутренних дел Великобритании подготовило в феврале 1919 г. достаточно подробный обзор разведывательного сообщества, а также контрразведывательных организаций страны. Этот документ был оформлен в виде специального меморандума Комитета по делам секретных служб [91].

      Финансирование Управления происходило за счёт сокращения бюджета MI5 и МI1с. Через два года организация была ликвидирована из-за постоянных трудностей во взаимоотношениях с полицией и MI5. В 1921г. Комитет собрался вновь для обсуждения финансовых вопросов, связанных с ассигнованиями деятельности MI5 и MI1c, что привело к очеред-/52/

      90. TNA. САВ 23/9/6. Conclusion. Minuets of a meeting of the War Cabinet. 24 January 1919. P.
      91. TNA. CAB 24/76/67. Report of Secret Service Committee. February 1919.

      -ному значительному сокращению: с 475 тыс. фунтов до 300 тыс. фунтов. На состоявшемся уже в 1922 г. совещании было принято решение об ассигнованиях, выделяемых этим двум организациям в ещё меньшем объёме, составившем 200 тыс. фунтов на 1922/1923 финансовый год [92].

      Переживавшиеся на протяжении 1917-1922 гг. британскими государственными институтами и органами, имевшими прямое отношение к разведывательной деятельности на туркестанском направлении, трансформации являлись отражением общих тенденций общественно-политического развития большинства стран на заключительном этапе Первой мировой войны и после неё. Отличительной чертой происходивших изменений именно британской государственно-бюрократической практики были особые позиции Великобритании как мировой империи, азиатские владения которой требовали пристального внимания метрополии к обеспечению их безопасности. В данном случае бывший российский Туркестан представлял стратегическое значение, во-первых, с точки зрения определения «угрозы с севера» для британской Индии и, во-вторых, как катализатор опасных разрушительных социально-политических и этноконфессиональных процессов на всём пространстве Передней Азии и на Востоке в целом, где они имели потенциал перерасти в антибританские политические движения, способные серьёзно повлиять на Британскую империю в целом.
      Улунян Ар. А. Туркестанский плацдарм. 1917-1922: Британское разведывательное сообщество и британское правительство. М., URSS. 2020. С. 28-53
    • Кирасиры, конные аркебузиры, карабины и прочие
      Автор: hoplit
      George Monck. Observations upon Military and Political Affairs. Издание 1796 года. Первое было в 1671-м, книга написана в 1644-6 гг.
      "Тот самый" Монк.

       
      Giorgio Basta. Il gouerno della caualleria leggiera. 1612.
      Giorgio Basta. Il mastro di campo. 1606.

       
      Sir James Turner. Pallas armata, Military essayes of the ancient Grecian, Roman, and modern art of war written in the years 1670 and 1671. 1683. Оглавление.
      Lodovico Melzo. Regole militari sopra il governo e servitio particolare della cavalleria. 1611
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • "Примитивная война".
      Автор: hoplit
      Небольшая подборка литературы по "примитивному" военному делу.
       
      - Prehistoric Warfare and Violence. Quantitative and Qualitative Approaches. 2018
      - Multidisciplinary Approaches to the Study of Stone Age Weaponry. Edited by Eric Delson, Eric J. Sargis. 2016
      - Л. Б. Вишняцкий. Вооруженное насилие в палеолите.
      - J. Christensen. Warfare in the European Neolithic.
      - Detlef Gronenborn. Climate Change and Socio-Political Crises: Some Cases from Neolithic Central Europe.
      - William A. Parkinson and Paul R. Duffy. Fortifications and Enclosures in European Prehistory: A Cross-Cultural Perspective.
      - Clare, L., Rohling, E.J., Weninger, B. and Hilpert, J. Warfare in Late Neolithic\Early Chalcolithic Pisidia, southwestern Turkey. Climate induced social unrest in the late 7th millennium calBC.
      - Першиц А.И., Семенов Ю.И., Шнирельман В.А. Война и мир в ранней истории человечества.
      - Алексеев А.Н., Жирков Э.К., Степанов А.Д., Шараборин А.К., Алексеева Л.Л. Погребение ымыяхтахского воина в местности Кёрдюген.
      -  José María Gómez, Miguel Verdú, Adela González-Megías & Marcos Méndez. The phylogenetic roots of human lethal violence // Nature 538, 233–237
      - Sticks, Stones, and Broken Bones: Neolithic Violence in a European Perspective. 2012
       
       
      - Иванчик А.И. Воины-псы. Мужские союзы и скифские вторжения в Переднюю Азию // Советская этнография, 1988, № 5
      - Иванчик А., Кулланда С.. Источниковедение дописьменной истории и ранние стадии социогенеза // Архаическое общество: узловые проблемы социологии развития. Сб. научных трудов. Вып. 1. М., 1991
      - Askold lvantchik. The Scythian ‘Rule Over Asia’: The Classıcal Tradition And the Historical Reality // Ancient Greeks West and East. 1999
      - А.Р. Чочиев. Очерки истории социальной культуры осетин. 1985 г.
      - Α.Κ. Нефёдкин. Тактика славян в VI в. (по свидетельствам ранневизантийских авторов).
      - Цыбикдоржиев Д.В. Мужской союз, дружина и гвардия у монголов: преемственность и конфликты.
      - Вдовченков E.B. Происхождение дружины и мужские союзы: сравнительно-исторический анализ и проблемы политогенеза в древних обществах.
      - Louise E. Sweet. Camel Raiding of North Arabian Bedouin: A Mechanism of Ecological Adaptation //  American Aiztlzropologist 67, 1965.
      - Peters E.L. Some Structural Aspects of the Feud among the Camel-Herding Bedouin of Cyrenaica // Africa: Journal of the International African Institute,  Vol. 37, No. 3 (Jul., 1967), pp. 261-282
       
       
      - Зуев А.С. О боевой тактике и военном менталитете коряков, чукчей и эскимосов.
      - Зуев А.С. Диалог культур на поле боя (о военном менталитете народов северо-востока Сибири в XVII–XVIII вв.).
      - О.А. Митько. Люди и оружие (воинская культура русских первопроходцев и коренного населения Сибири в эпоху позднего средневековья).
      - К.Г. Карачаров, Д. И. Ражев. Обычай скальпирования на севере Западной Сибири в Средние века.
      - Нефёдкин А.К. Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.).
      - Зуев А.С. Русско-аборигенные отношения на крайнем Северо-Востоке Сибири во второй половине  XVII – первой четверти  XVIII  вв.
      - Антропова В.В. Вопросы военной организации и военного дела у народов крайнего Северо-Востока Сибири.
      - Головнев А.В. Говорящие культуры. Традиции самодийцев и угров.
      - Laufer В. Chinese Clay Figures. Pt. I. Prolegomena on the History of Defensive Armor // Field Museum of Natural History Publication 177. Anthropological Series. Vol. 13. Chicago. 1914. № 2. P. 73-315.
      - Нефедкин А.К. Защитное вооружение тунгусов в XVII – XVIII вв. [Tungus' armour] // Воинские традиции в археологическом контексте: от позднего латена до позднего средневековья / Составитель И. Г. Бурцев. Тула: Государственный военно-исторический и природный музей-заповедник «Куликово поле», 2014. С. 221-225.
      - Нефедкин А.К. Колесницы и нарты: к проблеме реконструкции тактики // Археология Евразийских степей. 2020
       
       
      - N. W. Simmonds. Archery in South East Asia s the Pacific.
      - Inez de Beauclair. Fightings and Weapons of the Yami of Botel Tobago.
      - Adria Holmes Katz. Corselets of Fiber: Robert Louis Stevenson's Gilbertese Armor.
      - Laura Lee Junker. Warrior burials and the nature of warfare in prehispanic Philippine chiefdoms..
      - Andrew P. Vayda. War in Ecological Perspective: Persistence, Change, and Adaptive Processes in Three Oceanian Societies. 1976
      - D. U. Urlich. The Introduction and Diffusion of Firearms in New Zealand 1800-1840..
      - Alphonse Riesenfeld. Rattan Cuirasses and Gourd Penis-Cases in New Guinea.
      - W. Lloyd Warner. Murngin Warfare.
      - E. W. Gudger. Helmets from Skins of the Porcupine-Fish.
      - K. R. Howe. Firearms and Indigenous Warfare: a Case Study.
      - Paul  D'Arcy. Firearms on Malaita, 1870-1900. 
      - William Churchill. Club Types of Nuclear Polynesia.
      - Henry Reynolds. Forgotten war. 2013
      - Henry Reynolds. The Other Side of the Frontier. Aboriginal Resistance to the European Invasion of Australia. 1981
      - John Connor. Australian Frontier Wars, 1788-1838. 2002
      -  Ronald M. Berndt. Warfare in the New Guinea Highlands.
      - Pamela J. Stewart and Andrew Strathern. Feasting on My Enemy: Images of Violence and Change in the New Guinea Highlands.
      - Thomas M. Kiefer. Modes of Social Action in Armed Combat: Affect, Tradition and Reason in Tausug Private Warfare // Man New Series, Vol. 5, No. 4 (Dec., 1970), pp. 586-596
      - Thomas M. Kiefer. Reciprocity and Revenge in the Philippines: Some Preliminary Remarks about the Tausug of Jolo // Philippine Sociological Review. Vol. 16, No. 3/4 (JULY-OCTOBER, 1968), pp. 124-131
      - Thomas M. Kiefer. Parrang Sabbil: Ritual suicide among the Tausug of Jolo // Bijdragen tot de Taal-, Land- en Volkenkunde. Deel 129, 1ste Afl., ANTHROPOLOGICA XV (1973), pp. 108-123
      - Thomas M. Kiefer. Institutionalized Friendship and Warfare among the Tausug of Jolo // Ethnology. Vol. 7, No. 3 (Jul., 1968), pp. 225-244
      - Thomas M. Kiefer. Power, Politics and Guns in Jolo: The Influence of Modern Weapons on Tao-Sug Legal and Economic Institutions // Philippine Sociological Review. Vol. 15, No. 1/2, Proceedings of the Fifth Visayas-Mindanao Convention: Philippine Sociological Society May 1-2, 1967 (JANUARY-APRIL, 1967), pp. 21-29
      - Armando L. Tan. Shame, Reciprocity and Revenge: Some Reflections on the Ideological Basis of Tausug Conflict // Philippine Quarterly of Culture and Society. Vol. 9, No. 4 (December 1981), pp. 294-300.
      - Karl G. Heider, Robert Gardner. Gardens of War: Life and Death in the New Guinea Stone Age. 1968.
      - Karl G. Heider. Grand Valley Dani: Peaceful Warriors. 1979 Тут
      - Mervyn Meggitt. Bloodis Their Argument: Warfare among the Mae Enga Tribesmen of the New Guinea Highlands. 1977 Тут
      - Klaus-Friedrich Koch. War and peace in Jalémó: the management of conflict in highland New Guinea. 1974 Тут
      - P. D'Arcy. Maori and Muskets from a Pan-Polynesian Perspective // The New Zealand journal of history 34(1):117-132. April 2000. 
      - Andrew P. Vayda. Maoris and Muskets in New Zealand: Disruption of a War System // Political Science Quarterly. Vol. 85, No. 4 (Dec., 1970), pp. 560-584
      - D. U. Urlich. The Introduction and Diffusion of Firearms in New Zealand 1800–1840 // The Journal of the Polynesian Society. Vol. 79, No. 4 (DECEMBER 1970), pp. 399-41
      - Barry Craig. Material culture of the upper Sepik‪ // Journal de la Société des Océanistes 2018/1 (n° 146), pages 189 à 201
      - Paul B. Rosco. Warfare, Terrain, and Political Expansion // Human Ecology. Vol. 20, No. 1 (Mar., 1992), pp. 1-20
      - Anne-Marie Pétrequin and Pierre Pétrequin. Flèches de chasse, flèches de guerre: Le cas des Danis d'Irian Jaya (Indonésie) // Anne-Marie Pétrequin and Pierre Pétrequin. Bulletin de la Société préhistorique française. T. 87, No. 10/12, Spécial bilan de l'année de l'archéologie (1990), pp. 484-511
      - Warfare // Douglas L. Oliver. Ancient Tahitian Society. 1974
      - Bard Rydland Aaberge. Aboriginal Rainforest Shields of North Queensland [unpublished manuscript]. 2009
      - Leonard Y. Andaya. Nature of War and Peace among the Bugis–Makassar People // South East Asia Research. Volume 12, 2004 - Issue 1
      - Forts and Fortification in Wallacea: Archaeological and Ethnohistoric Investigations. Terra Australis. 2020
      - Roscoe, P. Social Signaling and the Organization of Small-Scale Society: The Case of Contact-Era New Guinea // Journal of Archaeological Method and Theory, 16(2), 69–116. (2009)
      - David M. Hayano. Marriage, Alliance and Warfare: the Tauna Awa of New Guinea. 1972
      - David M. Hayano. Marriage, alliance, and warfare: a view from the New Guinea Highlands // American Ethnologist. Vol. 1, No. 2 (May, 1974)
      - Paula Brown. Conflict in the New Guinea Highlands // The Journal of Conflict Resolution. Vol. 26, No. 3 (Sep., 1982)
      - Aaron Podolefsky. Contemporary Warfare in the New Guinea Highlands // Ethnology. Vol. 23, No. 2 (Apr., 1984)
      - Fredrik Barth. Tribes and Intertribal Relations in the Fly Headwaters // Oceania, Vol. XLI, No. 3, March, 1971
      - Bruce M. Knauft. Melanesian Warfare: A Theoretical History // Oceania. Vol. 60, No. 4, Special 60th Anniversary Issue (Jun., 1990)
       
       
      - Keith F. Otterbein. Higi Armed Combat.
      - Keith F. Otterbein. The Evolution of Zulu Warfare.
      - Myron J. Echenberg. Late nineteenth-century military technology in Upper Volta // The Journal of African History, 12, pp 241-254. 1971.
      - E. E. Evans-Pritchard. Zande Warfare // Anthropos, Bd. 52, H. 1./2. (1957), pp. 239-262
      - Julian Cobbing. The Evolution of Ndebele Amabutho // The Journal of African History. Vol. 15, No. 4 (1974), pp. 607-631
       
       
      - Elizabeth Arkush and Charles Stanish. Interpreting Conflict in the Ancient Andes: Implications for the Archaeology of Warfare.
      - Elizabeth Arkush. War, Chronology, and Causality in the Titicaca Basin.
      - R.B. Ferguson. Blood of the Leviathan: Western Contact and Warfare in Amazonia.
      - J. Lizot. Population, Resources and Warfare Among the Yanomami.
      - Bruce Albert. On Yanomami Warfare: Rejoinder.
      - R. Brian Ferguson. Game Wars? Ecology and Conflict in Amazonia. 
      - R. Brian Ferguson. Ecological Consequences of Amazonian Warfare.
      - Marvin Harris. Animal Capture and Yanomamo Warfare: Retrospect and New Evidence.
       
       
      - Lydia T. Black. Warriors of Kodiak: Military Traditions of Kodiak Islanders.
      - Herbert D. G. Maschner and Katherine L. Reedy-Maschner. Raid, Retreat, Defend (Repeat): The Archaeology and Ethnohistory of Warfare on the North Pacific Rim.
      - Bruce Graham Trigger. Trade and Tribal Warfare on the St. Lawrence in the Sixteenth Century.
      - T. M. Hamilton. The Eskimo Bow and the Asiatic Composite.
      - Owen K. Mason. The Contest between the Ipiutak, Old Bering Sea, and Birnirk Polities and the Origin of Whaling during the First Millennium A.D. along Bering Strait.
      - Caroline Funk. The Bow and Arrow War Days on the Yukon-Kuskokwim Delta of Alaska.
      - Herbert Maschner, Owen K Mason. The Bow and Arrow in Northern North America. 
      - Nathan S. Lowrey. An Ethnoarchaeological Inquiry into the Functional Relationship between Projectile Point and Armor Technologies of the Northwest Coast.
      - F. A. Golder. Primitive Warfare among the Natives of Western Alaska. 
      - Donald Mitchell. Predatory Warfare, Social Status, and the North Pacific Slave Trade. 
      - H. Kory Cooper and Gabriel J. Bowen. Metal Armor from St. Lawrence Island. 
      - Katherine L. Reedy-Maschner and Herbert D. G. Maschner. Marauding Middlemen: Western Expansion and Violent Conflict in the Subarctic.
      - Madonna L. Moss and Jon M. Erlandson. Forts, Refuge Rocks, and Defensive Sites: The Antiquity of Warfare along the North Pacific Coast of North America.
      - Owen K. Mason. Flight from the Bering Strait: Did Siberian Punuk/Thule Military Cadres Conquer Northwest Alaska?
      - Joan B. Townsend. Firearms against Native Arms: A Study in Comparative Efficiencies with an Alaskan Example. 
      - Jerry Melbye and Scott I. Fairgrieve. A Massacre and Possible Cannibalism in the Canadian Arctic: New Evidence from the Saunaktuk Site (NgTn-1).
      - McClelland A.V. The Evolution of Tlingit Daggers // Sharing Our Knowledge. The Tlingit and Their Coastal Neighbors. 2015
       
       
      - Фрэнк Секой. Военные навыки индейцев Великих Равнин.
      - Hoig, Stan. Tribal Wars of the Southern Plains.
      - D. E. Worcester. Spanish Horses among the Plains Tribes.
      - Daniel J. Gelo and Lawrence T. Jones III. Photographic Evidence for Southern Plains Armor.
      - Heinz W. Pyszczyk. Historic Period Metal Projectile Points and Arrows, Alberta, Canada: A Theory for Aboriginal Arrow Design on the Great Plains.
      - Waldo R. Wedel. Chain mail in plains archeology.
      - Mavis Greer and John Greer. Armored Horses in Northwestern Plains Rock Art.
      - James D. Keyser, Mavis Greer and John Greer. Arminto Petroglyphs: Rock Art Damage Assessment and Management Considerations in Central Wyoming.
      - Mavis Greer and John Greer. Armored
 Horses 
in 
the 
Musselshell
 Rock 
Art
 of Central
 Montana.
      - Thomas Frank Schilz and Donald E. Worcester. The Spread of Firearms among the Indian Tribes on the Northern Frontier of New Spain.
      - Стукалин Ю. Военное дело индейцев Дикого Запада. Энциклопедия.
      - James D. Keyser and Michael A. Klassen. Plains Indian rock art.
       
       
      - D. Bruce Dickson. The Yanomamo of the Mississippi Valley? Some Reflections on Larson (1972), Gibson (1974), and Mississippian Period Warfare in the Southeastern United States.
      - Steve A. Tomka. The Adoption of the Bow and Arrow: A Model Based on Experimental Performance Characteristics.
      - Wayne William Van Horne. The Warclub: Weapon and symbol in Southeastern Indian Societies.
      - Hutchings, W. Karl and Lorenz W. Brucher. Spearthrower performance: ethnographic and  experimental research.
      - Douglas J Kennett , Patricia M Lambert, John R Johnson, Brendan J Culleton. Sociopolitical Effects of Bow and Arrow Technology in Prehistoric Coastal California.
      - The Ethics of Anthropology and Amerindian Research Reporting on Environmental Degradation and Warfare. Editors Richard J. Chacon, Rubén G. Mendoza.
      - Walter Hough. Primitive American Armor. Тут, тут и тут.
      - George R. Milner. Nineteenth-Century Arrow Wounds and Perceptions of Prehistoric Warfare.
      - Patricia M. Lambert. The Archaeology of War: A North American Perspective.
      - David E. Jonesэ Native North American Armor, Shields, and Fortifications.
      - Laubin, Reginald. Laubin, Gladys. American Indian Archery.
      - Karl T. Steinen. Ambushes, Raids, and Palisades: Mississippian Warfare in the Interior Southeast.
      - Jon L. Gibson. Aboriginal Warfare in the Protohistoric Southeast: An Alternative Perspective. 
      - Barbara A. Purdy. Weapons, Strategies, and Tactics of the Europeans and the Indians in Sixteenth- and Seventeenth-Century Florida.
      - Charles Hudson. A Spanish-Coosa Alliance in Sixteenth-Century North Georgia.
      - Keith F. Otterbein. Why the Iroquois Won: An Analysis of Iroquois Military Tactics.
      - George R. Milner. Warfare in Prehistoric and Early Historic Eastern North America // Journal of Archaeological Research, Vol. 7, No. 2 (June 1999), pp. 105-151
      - George R. Milner, Eve Anderson and Virginia G. Smith. Warfare in Late Prehistoric West-Central Illinois // American Antiquity. Vol. 56, No. 4 (Oct., 1991), pp. 581-603
      - Daniel K. Richter. War and Culture: The Iroquois Experience. 
      - Jeffrey P. Blick. The Iroquois practice of genocidal warfare (1534‐1787).
      - Michael S. Nassaney and Kendra Pyle. The Adoption of the Bow and Arrow in Eastern North America: A View from Central Arkansas.
      - J. Ned Woodall. Mississippian Expansion on the Eastern Frontier: One Strategy in the North Carolina Piedmont.
      - Roger Carpenter. Making War More Lethal: Iroquois vs. Huron in the Great Lakes Region, 1609 to 1650.
      - Craig S. Keener. An Ethnohistorical Analysis of Iroquois Assault Tactics Used against Fortified Settlements of the Northeast in the Seventeenth Century.
      - Leroy V. Eid. A Kind of : Running Fight: Indian Battlefield Tactics in the Late Eighteenth Century.
      - Keith F. Otterbein. Huron vs. Iroquois: A Case Study in Inter-Tribal Warfare.
      - Jennifer Birch. Coalescence and Conflict in Iroquoian Ontario // Archaeological Review from Cambridge - 25.1 - 2010
      - William J. Hunt, Jr. Ethnicity and Firearms in the Upper Missouri Bison-Robe Trade: An Examination of Weapon Preference and Utilization at Fort Union Trading Post N.H.S., North Dakota.
      - Patrick M. Malone. Changing Military Technology Among the Indians of Southern New England, 1600-1677.
      - David H. Dye. War Paths, Peace Paths An Archaeology of Cooperation and Conflict in Native Eastern North America.
      - Wayne Van Horne. Warfare in Mississippian Chiefdoms.
      - Wayne E. Lee. The Military Revolution of Native North America: Firearms, Forts, and Polities // Empires and indigenes: intercultural alliance, imperial expansion, and warfare in the early modern world. Edited by Wayne E. Lee. 2011
      - Steven LeBlanc. Prehistoric Warfare in the American Southwest. 1999.
      - Keith F. Otterbein. A History of Research on Warfare in Anthropology // American Anthropologist. Vol. 101, No. 4 (Dec., 1999), pp. 794-805
      - Lee, Wayne. Fortify, Fight, or Flee: Tuscarora and Cherokee Defensive Warfare and Military Culture Adaptation // The Journal of Military History, Volume 68, Number 3, July 2004, pp. 713-770
      - Wayne E. Lee. Peace Chiefs and Blood Revenge: Patterns of Restraint in Native American Warfare, 1500-1800 // The Journal of Military History. Vol. 71, No. 3 (Jul., 2007), pp. 701-741
       
      - Weapons, Weaponry and Man: In Memoriam Vytautas Kazakevičius (Archaeologia Baltica, Vol. 8). 2007
      - The Horse and Man in European Antiquity: Worldview, Burial Rites, and Military and Everyday Life (Archaeologia Baltica, Vol. 11). 2009
      - The Taking and Displaying of Human Body Parts as Trophies by Amerindians. 2007
      - The Ethics of Anthropology and Amerindian Research. Reporting on Environmental Degradation and Warfare. 2012
      - Empires and Indigenes: Intercultural Alliance, Imperial Expansion, and Warfare in the Early Modern World. 2011
      - A. Gat. War in Human Civilization.
      - Keith F. Otterbein. Killing of Captured Enemies: A Cross‐cultural Study.
      - Azar Gat. The Causes and Origins of "Primitive Warfare": Reply to Ferguson.
      - Azar Gat. The Pattern of Fighting in Simple, Small-Scale, Prestate Societies.
      - Lawrence H. Keeley. War Before Civilization: the Myth of the Peaceful Savage.
      - Keith F. Otterbein. Warfare and Its Relationship to the Origins of Agriculture.
      - Jonathan Haas. Warfare and the Evolution of Culture.
      - М. Дэйви. Эволюция войн.
      - War in the Tribal Zone. Expanding States and Indigenous Warfare. Edited by R. Brian Ferguson and Neil L. Whitehead.
      - The Ending of Tribal Wars: Configurations and Processes of Pacification. 2021 Тут
      - I.J.N. Thorpe. Anthropology, Archaeology, and the Origin of Warfare.
      - Антропология насилия. Новосибирск. 2010.
      - Jean Guilaine and Jean Zammit. The origins of war: violence in prehistory. 2005. Французское издание было в 2001 году - le Sentier de la Guerre: Visages de la violence préhistorique.
      - Warfare in Bronze Age Society. 2018
      - Ian Armit. Headhunting and the Body in Iron Age Europe. 2012
      - The Cambridge World History of Violence. Vol. I-IV. 2020

    • Мусульманские армии Средних веков
      Автор: hoplit
      Maged S. A. Mikhail. Notes on the "Ahl al-Dīwān": The Arab-Egyptian Army of the Seventh through the Ninth Centuries C.E. // Journal of the American Oriental Society,  Vol. 128, No. 2 (Apr. - Jun., 2008), pp. 273-284
      David Ayalon. Studies on the Structure of the Mamluk Army // Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London
      David Ayalon. Aspects of the Mamlūk Phenomenon // Journal of the History and Culture of the Middle East
      Bethany J. Walker. Militarization to Nomadization: The Middle and Late Islamic Periods // Near Eastern Archaeology,  Vol. 62, No. 4 (Dec., 1999), pp. 202-232
      David Ayalon. The Mamlūks of the Seljuks: Islam's Military Might at the Crossroads //  Journal of the Royal Asiatic Society, Third Series, Vol. 6, No. 3 (Nov., 1996), pp. 305-333
      David Ayalon. The Auxiliary Forces of the Mamluk Sultanate // Journal of the History and Culture of the Middle East. Volume 65, Issue 1 (Jan 1988)
      C. E. Bosworth. The Armies of the Ṣaffārids // Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London,  Vol. 31, No. 3 (1968), pp. 534-554
      C. E. Bosworth. Military Organisation under the Būyids of Persia and Iraq // Oriens,  Vol. 18/19 (1965/1966), pp. 143-167
      C. E. Bosworth. The Army // The Ghaznavids. 1963
      R. Stephen Humphreys. The Emergence of the Mamluk Army //  Studia Islamica,  No. 45 (1977), pp. 67-99
      R. Stephen Humphreys. The Emergence of the Mamluk Army (Conclusion) // Studia Islamica,  No. 46 (1977), pp. 147-182
      Nicolle, D. The military technology of classical Islam. PhD Doctor of Philosophy. University of Edinburgh. 1982
      Nicolle D. Fighting for the Faith: the many fronts of Crusade and Jihad, 1000-1500 AD. 2007
      Nicolle David. Cresting on Arrows from the Citadel of Damascus // Bulletin d’études orientales, 2017/1 (n° 65), p. 247-286.
      David Nicolle. The Zangid bridge of Ǧazīrat ibn ʿUmar (ʿAyn Dīwār/Cizre): a New Look at the carved panel of an armoured horseman // Bulletin d’études orientales, LXII. 2014
      David Nicolle. The Iconography of a Military Elite: Military Figures on an Early Thirteenth-Century Candlestick. В трех частях. 2014-19
      Nicolle, D. The impact of the European couched lance on Muslim military tradition // Warriors and their weapons around the time of the crusades: relationships between Byzantium, the West, and the Islamic world. 2002
      Patricia Crone. The ‘Abbāsid Abnā’ and Sāsānid Cavalrymen // Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain & Ireland, 8 (1998)
      D.G. Tor. The Mamluks in the military of the pre-Seljuq Persianate dynasties // Iran,  Vol. 46 (2008), pp. 213-225 (!)
      D.G. Tor. Mamlūk Loyalty: Evidence from the Late Saljūq Period // Asiatische Studien 65,3. (2011)
      J. W. Jandora. Developments in Islamic Warfare: The Early Conquests // Studia Islamica,  No. 64 (1986), pp. 101-113
      John W. Jandora. The Battle of the Yarmuk: A Reconstruction // Journal of Asian History, 19 (1): 8–21. 1985
      Khalil ʿAthamina. Non-Arab Regiments and Private Militias during the Umayyād Period // Arabica, T. 45, Fasc. 3 (1998), pp. 347-378
      B.J. Beshir. Fatimid Military Organization // Der Islam. Volume 55, Issue 1, Pages 37–56
      Andrew C. S. Peacock. Nomadic Society and the Seljūq Campaigns in Caucasia // Iran & the Caucasus,  Vol. 9, No. 2 (2005), pp. 205-230
      Jere L. Bacharach. African Military Slaves in the Medieval Middle East: The Cases of Iraq (869-955) and Egypt (868-1171) //  International Journal of Middle East Studies,  Vol. 13, No. 4 (Nov., 1981), pp. 471-495
      Deborah Tor. Privatized Jihad and public order in the pre-Seljuq period: The role of the Mutatawwi‘a // Iranian Studies, 38:4, 555-573
      Гуринов Е.А. , Нечитайлов М.В. Фатимидская армия в крестовых походах 1096 - 1171 гг. // "Воин" (Новый) №10. 2010. Сс. 9-19
      Нечитайлов М.В. Мусульманское завоевание Испании. Армии мусульман // Крылов С.В., Нечитайлов М.В. Мусульманское завоевание Испании. Saarbrücken: LAMBERT Academic Publishing, 2015.
      Нечитайлов М.В., Гуринов Е.А. Армия Саладина (1171-1193 гг.) (1) // Воин № 15. 2011. Сс. 13-25. И часть два.
      Нечитайлов М.В. "День скорби и испытаний". Саладо, 30 октября 1340 г. // Воин №17-18. В двух частях.
      Нечитайлов М.В., Шестаков Е.В. Андалусские армии: от Амиридов до Альморавидов (1009-1090 гг.) (1) // Воин №12. 2010. 
      Kennedy, H.N. The Military Revolution and the Early Islamic State // Noble ideals and bloody realities. Warfare in the middle ages. P. 197-208. 2006.
      Kennedy, H.N. Military pay and the economy of the early Islamic state // Historical research LXXV (2002), pp. 155–69.
      Kennedy, H.N. The Financing of the Military in the Early Islamic State // The Byzantine and Early Islamic Near East. Vol. III, ed. A. Cameron (Princeton, Darwin 1995), pp. 361–78.
      H.A.R. Gibb. The Armies of Saladin // Studies on the Civilization of Islam. 1962
      David Neustadt. The Plague and Its Effects upon the Mamlûk Army // The Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland. No. 1 (Apr., 1946), pp. 67-73
      Ulrich Haarmann. The Sons of Mamluks as Fief-holders in Late Medieval Egypt // Land tenure and social transformation in the Middle East. 1984
      H. Rabie. The Size and Value of the Iqta in Egypt 564-741 A.H./l 169-1341 A.D. // Studies in the Economic History of the Middle East: from the Rise of Islam to the Present Day. 1970
      Yaacov Lev. Infantry in Muslim armies during the Crusades // Logistics of warfare in the Age of the Crusades. 2002. Pp. 185-208
      Yaacov Lev. Army, Regime, and Society in Fatimid Egypt, 358-487/968-1094 // International Journal of Middle East Studies. Vol. 19, No. 3 (Aug., 1987), pp. 337-365
      E. Landau-Tasseron. Features of the Pre-Conquest Muslim Army in the Time of Mu ̨ammad // The Byzantine and Early Islamic near East. Vol. III: States, Resources and Armies. 1995. Pp. 299-336
      Shihad al-Sarraf. Mamluk Furusiyah Literature and its Antecedents // Mamluk Studies Review. vol. 8/4 (2004): 141–200.
      Rabei G. Khamisy Baybarsʼ Strategy of War against the Franks // Journal of Medieval Military History. Volume XVI. 2018
      Manzano Moreno. El asentamiento y la organización de los yund-s sirios en al-Andalus // Al-Qantara: Revista de estudios arabes, vol. XIV, fasc. 2 (1993), p. 327-359
      Amitai, Reuven. Foot Soldiers, Militiamen and Volunteers in the Early Mamluk Army // Texts, Documents and Artifacts: Islamic Studies in Honour of D.S. Richards. Leiden: Brill, 2003
      Reuven Amitai. The Resolution of the Mongol-Mamluk War // Mongols, Turks, and others : Eurasian nomads and the sedentary world. 2005
      Juergen Paul. The State and the military: the Samanid case // Papers on hater Asia, 26. 1994
      Harold W. Glidden. A Note on Early Arabian Military Organization // Journal of the American Oriental Society,  Vol. 56, No. 1 (Mar., 1936)
      Athamina, Khalil. Some administrative, military and socio-political aspects of early Muslim Egypt // War and society in the eastern Mediterranean, 7th-15th centuries. 1997
      Vincent Lagardère. Esquisse de l'organisation militaire des Murabitun, à l'époque de Yusuf b. Tasfin, 430 H/1039 à 500 H/1106 // Revue des mondes musulmans et de la Méditerranée. Année 1979.  №27 Тут
       
      Kennedy, Hugh. The Armies of the Caliphs: Military and Society in the Early Islamic State Warfare and History. 2001
      Blankinship, Khalid Yahya. The End of the Jihâd State: The Reign of Hisham Ibn Àbd Al-Malik and the Collapse of the Umayyads. 1994.
      D.G. Tor. Violent Order: Religious Warfare, Chivalry, and the 'Ayyar Phenomenon in the Medieval Islamic World. 2007
      Michael Bonner. Aristocratic Violence and Holy War. Studies in the Jihad and the Arab-Byzantine Frontier. 1996
      Patricia Crone. Slaves on Horses. The Evolution of the Islamic Polity. 1980
      Hamblin W. J. The Fatimid Army During the Early Crusades. 1985
      Daniel Pipes. Slave Soldiers and Islam: The Genesis of a Military System. 1981
      Yaacov Lev. State and society in Fatimid Egypt. 1991 Тут
      Abbès Zouache. Armées et combats en Syrie de 491/ 1098 à 569/ 1174 : analyse comparée des chroniques médiévales latines et arabes. 2008 Тут
      War, technology and society in the Middle East. 1975 Тут
       
      P.S. Большую часть работ Николя в список вносить не стал - его и так все знают. Пишет хорошо, читать все. Часто пространные главы про армиям мусульманского Леванта есть в литературе по Крестовым походам. Хоть в R.C. Smail. Crusading Warfare 1097-1193, хоть в Steven Tibble. The Crusader Armies: 1099-1187 (!)...