В статье на примере Карла II Стюарта анализируется формирование взглядов и личности монарха в изгнании. Автор полагает, что трудные годы эмиграции оказали значительное влияние на политику и жизнь этого короля в период Реставрации монархии.
В литературе по-разному оценивают Карла II. Традиционный взгляд либеральных историков представляет его фривольным и беспринципным «Веселым королем», неохотно управлявшим своим государством. Другие исследователи видят в нем сильного суверена, заботившегося о благе подданных, основателя Британской империи, находившегося в оппозиции коррумпированной политической олигархии. Сегодня, благодаря активному внедрению в исторические сочинения достижений социологии и психологии, фигура этого монарха освобождается от мифологизации и рассматривается без сильного налета партийности. Чаще всего в Карле видят «постреволюционного» правителя, ограниченного коренными изменениями в ходе политических потрясений в Англии 1640–1660 годов. Вместе с тем огромное влияние на политику и жизнь короля оказывали не только эти изменения, но и тяжелые годы эмиграции, а также новая ситуация, породившая много проблем эпохи Реставрации монархии (1660–1688). В любом случае в образе вернувшегося на трон предков монарха предстает как политик, так и человек, находившийся в условиях своего времени [1; 7; 10; 12].
А время было непростое. Дорога к Реставрации монархии Стюартов началась уже в 1653 году, когда фактический правитель Английской республики в 1648–1658 годах Оливер Кромвель потерял терпение, разогнав «Охвостье» Долгого парламента и установив систему Протектората (1653–1658). Он понял, что Республика, открыв двери для решения многих насущных вопросов, отнюдь не привела к политическому и религиозному спокойствию в государстве. Несмотря на успешную войну с Нидерландами в 1652–1654 годах, кризис, неизбежный в случае фундаментальной перестройки экономики и социальной сферы, продолжался. Опустошенные гражданскими войнами поля, холодные зимы и дождливые лета вызывали постоянную нехватку продовольствия. Неудивительно, что на фоне продолжавшихся огораживаний и углублявшегося социального расслоения это приводило к широкому недовольству, проявлявшемуся как в радикальных течениях, так и в желании восстановить монархию. Поиск путей стабилизации ситуации привел к практике Кромвеля привлекать к управлению людей с самым разнообразным спектром мнений – от бывших роялистов до крайних пресвитериан. Но широкую базу системы Протектората цементировала только лояльность Кромвелю [15, р. 385].
Кромвель в 1658 году умер, но ни его сын Ричард, ни вернувшееся «Охвостье» Долгого парламента не смогли справиться с бременем власти в беспокойной стране, желавшей спокойствия. Благополучие и безопасность все чаще стали связываться с монархией, в Англии активизировались роялисты, которых поддерживали пресвитериане, часть членов Парламента и простые обыватели. В августе 1659 года генерал Джон Ламберт подавил серьезный роялистский мятеж, а два месяца спустя его силы разогнали Парламент.
Но отнюдь не все генералы поддержали его действия, и в первую очередь популярный в армии генерал Джордж Монк (1608 –1670). Бывший кавалер, перешедший на сторону Кромвеля и прославившийся в ряде сражений, не принял захват власти своими коллегами в Лондоне и очистил английские гарнизоны в Шотландии от офицеров, которых считал неблагонадежными.
Конфликт разрешился не столь уж неожиданно. 2 января 1660 года Монк повел 7000 своих солдат к границам Англии. Хотя его силы значительно уступали численности полков противника, неоднократные чистки после смерти Кромвеля и отсутствие заработной платы ослабили их моральный дух. Едва «честнейший Джордж Монк» достиг Йорка, он получил доверенность от «Охвостья» Долгого парламента вести свою армию на юг, чтобы защитить его. И когда этот генерал 3 февраля вошел в Лондон, он, по сути, «держал судьбу англо-атлантического мира в своих руках». Трезво оценивавший политическую ситуацию, Монк не стал, однако, наделять себя особыми полномочиями. У него уже был план действий, обеспечивший как его стабильное положение в будущем, так и славу. Когда точно Монк решил перейти на сторону роялистов, никто не знает, однако еще Кромвель не только подозревал – он был уверен в тайных сношениях Монка с наследником Стюартов. При этом лорд-протектор был настолько великодушен, что щадил генерала. В одном из своих писем к Монку в Шотландию он шутливо замечал: «...в настоящее время в Шотландии проживает некий хитрец, посягающий на спокойствие республики, которого поручаю вашему вниманию. Этот человек испытанной храбрости, очень умный и способный; зовут его Джорджем Монком. Я бы вас попросил арестовать этого молодца и препроводить его ко мне в Лондон…»
Чтобы остановить противодействие Ламберта, Монк воспользовался помощью Инголсби, бывшего одним из судей Карла I Стюарта, отца Карла II. Инголсби поспешил за Ламбертом и схватил его до того, как тот смог собрать войска. Ламберт был арестован и брошен в Тауэр. Приговоренный к смерти в 1662 году, затем помилованный, он окончил свои дни в тюрьме.
В течение двух недель Монк вел переговоры с «Охвостьем» и исключенными в результате Прайдовой чистки 1648 года членами Долгого парламента. Контролировали этот процесс его мушкетеры. В итоге был созван Парламент, объединивший оставшихся и пострадавших, и первый же его закон объявил недействительными все республиканские правовые акты, принятые после 1648 года. Сам генерал был утвержден на посту главнокомандующего всеми военными силами государства, после чего были назначены выборы в новый Парламент.
Парламент, в котором доминировали роялисты, собрался 25 апреля 1660 года и немедленно уведомил всех английских пэров о необходимости прибыть в Вестминстер и сформировать палату лордов. К тому времени Монк уже вел переговоры с наследником казненного монарха – еще летом 1659 года через своего брата Николаса Монка и канцлера Карла II Эдварда Хайда он активно с ним контактировал. «Если Англия не выйдет из хаоса в ближайшее время, король должен быть восстановлен на престоле», – полагал Монк еще за год до своего демарша [9, р. 164–165]. В результате династия Стюартов возвратилась на престол трех королевств. Какой же личностью она была теперь представлена?
Карл в 1630, работа Юстуса ван Эгмонта
Юный Карл на холсте Ван Дейка, 1638
Карл на портрете работы Геррита ван Хонтхорста
Люси Уолтер
Карл и Джейн Фишер на одной лошади убегают от "круглоголовых" 10 сентября 1651
Генерал Джордж Монк
Прибытие Карла в Роттердам, 1660
Торжественная процессия Карла II в Лондоне
Когда 29 мая 1630 года у Карла I Стюарта и его супруги Генриетты-Марии Французской родился здоровый младенец, их счастью не было конца. То было время высокой детской смертности, и супруги уже потеряли преждевременно родившегося первого ребенка. 27 июня будущий Карл II Стюарт был торжественно крещен в Королевской капелле архиепископом Кентерберийским Уильямом Лодом. В ранние годы мальчик был доверен заботе протестантки графини Дорсет, хотя его крестными родителями являлись католики – дядя по матери французский король Людовик XIII и бабушка Мария Медичи. Карл был крепок телом, весьма смуглым для англичанина (цвет кожи он позаимствовал у итальянских предков) и смышленым. «…Наш ребенок явно особенный, – писала Генриетта-Мария мужу. – Он такой серьезный, что мне кажется, он уже сейчас умнее меня» [5, с. 12]. Это отчасти пророческое высказывание сбылось наполовину: Карл был явно умнее матери, но вот серьезнее вряд ли… Восьми лет от роду он принял титул принца Уэльского.
Детство Карла можно назвать счастливым, несмотря на то, что любимцем Генриетты-Марии был его младший златокудрый брат Яков. Карл рос вполне здоровым, редкие болезни переносил довольно легко. Юный принц восхищался величественностью, окружавшей его отца, введенным им этикетом при дворе, придворными праздниками и недолюбливал религиозные упражнения матери. Созерцание торжественной росписи Банкетного зала руки Рубенса, «королевских» портретов Ван Дейка было для него очередным уроком божественного права королей. Огромное уважение у него вызывали взгляды и политика архиепископа Лода – в этом духе он, собственно, и воспитывался. Его религиозным обучением занимался благонадежный и просвещенный епископ Чичестерский, который был достаточно умен, чтобы не нажимать на своего подопечного. Но наибольшее влияние на него оказал талантливый аристократ, проявивший себя во всех ипостасях – политической, военной, литературной, Уильям Кавендиш, первый герцог Ньюкасл, которому было доверено обучение наследника престола. И он заботился о принце больше, чем о собственных детях. Под его руководством мальчик обучился верховой езде, фехтованию, танцам и разным предметам от химии до литературы. Подход Ньюкасла к воспитанию будущего монарха был своеобразным. Он полагал, что в принце не следует воспитывать отчужденность, которая многих отталкивает в его отце, что ему следует больше заниматься «предметами, нежели словами, сутью, нежели языком». Иначе говоря, Карлу не было необходимости становиться ходячим словарем либо впадать в чрезмерную религиозность. Ньюкасл стремился сделать из него воспитанного и мудрого человека, прагматичного и проницательного властителя. Он должен в меру все знать и понимать. И в меру чувствовать себя свободным.
В 10 лет детство закончилось. Теперь воспитывала Карла сама жизнь. Политические потрясения, охватившие королевство в 1640 году, затронули и принца, лишив его душевного равновесия. Он был достаточно смышлен, чтобы понять всю серьезность ситуации. Как-то в разговоре с отцом мальчик заметил: «От деда Вы унаследовали четыре королевства. Боюсь, мне Ваше Величество не оставит ни единого». Он уже тогда задумывался, что может потерять троны Англии, Шотландии и Ирландии, а также традиционные английские претензии на французский престол.
Пребывание с отцом в горниле гражданской войны формировало другую сторону от природы доброго и отзывчивого принца Уэльского. Напряженная и полная опасностей жизнь закалила и ожесточила его характер. Он проявил как бесстрашие, так и жесткость, почти жестокость. В битве при Эджхилле в 1643 году к Карлу, его брату Якову и сопровождавшим их лицам на расстояние выстрела приблизились круглоголовые, и принц Уэльский, воскликнув «Я не боюсь их!», вытащил пистолет. Только настойчивое, даже грубое вмешательство приставленного к детям короля сэра Джона Хинтона заставило его угомониться. Однажды Карл столкнулся на улице с захваченным в плен офицером парламентской армии и спросил охрану, куда его ведут. Стражники ответили, что на допрос к королю. И принц заметил: «Этого малого следовало бы повесить, а то отец, глядишь, помилует его» [5, с. 28–33, 42–43]. Подросток приобретал новые качества, которые удивительным образом будут сочетаться с уже имеющимися в его будущем правлении. Но оно еще не скоро наступит.
В марте 1645 года четырнадцатилетний Карл, назначенный главой Западной Ассоциации и призванный сотворить чудо и спасти монархию, был отправлен в Бристоль, где имел место раскол в рядах офицеров-роялистов. Помимо прочих советников отец отправил с ним человека, которому очень доверял и которого ценил за его ум, – Эдварда Хайда, юриста и бывшего члена Парламента. Свою главную задачу Хайд видел в том, чтобы отстоять принципы правления и закон и подготовить наследника к его будущему жребию. Он настаивал на присутствии Карла на всех политических дискуссиях, журил за невнимательность и праздность высокого, подвижного и чрезвычайно чувственного юношу, мало отвечавшего тогдашним нормам красоты, но обладавшего животным магнетизмом. Мужавший в годы войны, он принял к сведению, что все понятия меняются и будет лучше оставаться оптимистом и держать свое мнение при себе.
После битвы при Несби в 1645 году, когда роялистские силы потерпели поражение от «железнобоких» солдат Оливера Кромвеля, Карл I настоял, чтобы сын отправился к удаленным границам королевства. В марте 1646 года принц уже находился на острове Св. Марии, а через несколько месяцев, уступая решительным настояниям матери, да и по собственному желанию, он отплыл во Францию, в Париж. Карл жаждал свободы, ему хотелось оказаться далеко от Хайда с его надоевшим менторством и, в чем он даже себе боялся признаться, от бесполезной войны. Он был полон надежд помочь отцу, собрав сторонников и деньги за границей, и естественного желания пожить в хотя бы относительной роскоши.
Реальность была холодным душем на его горячую голову. Первый министр Франции при малолетнем короле Людовике XIV кардинал Мазарини не позаботился оказать наследному английскому принцу подобающий прием. Карла не встречало ни одно важное лицо французского королевства. Едва сойдя на берег, он сразу почувствовал себя не гостем, а беженцем. Его мать Генриетта-Мария жила в неотапливаемом дворце в Сен-Жермене, отсутствие денег было хроническим. Нищета отравляла существование, и принц говорил, что Франция в лице кардинала Мазарини играет в дипломатическую игру «собака на сене» и называл кардинала «скупердяем», намеревавшимся принять сторону победителей. Роялисты в изгнании нуждались в поддержке, но, когда они обращались к Карлу, тот был не в силах откликнуться. К тому же королева, обладая правом решающего голоса в распределении скудных средств двора в изгнании, явно сокращала расходы сына, желая отстранить его от участия в принятии политических решений. Недолюбливавший Генриетту-Марию Хайд с возмущением писал, что «все эти годы в Париже принц Уэльский находился под попечительством своей матери» [9, р. 46–47]. Более того, королева желала женить сына на Большой Мадемуазель, дочери младшего брата покойного короля Людовика XIII Гастона Орлеанского. Карл не находил ее красавицей, но темперамент принцессы ему все же импонировал. Он был галантен с нею и не выражал нежелания вступить в брак, который мог сильно обязать французский двор оказать его отцу помощь. Сватовство, впрочем, не состоялось – Мазарини не желал связывать себя лишними обязательствами, ведя обременительную для финансов королевства войну. К тому же на Францию тоже надвигался серьезный политический кризис. Приемы, оказываемые английской королевской семье, не носили государственного статуса.
Ухаживая за Большой Мадемуазель, принц Уэльский позволял себе флиртовать с другими женщинами и приобщаться к жизни молодых аристократов Франции. Его соратниками в этом деле стали скоро появившиеся в Париже Джордж Вилльерс, герцог Бекингем, и его брат – сыновья знаменитого фаворита Карла I. Для Карла это было время бездеятельности, хотя сказать так значило бы покривить душой. Как раз в 1646 году по протекции Ньюкасла к обучению принца математике, правда, без особого энтузиазма, приступил известный философ Томас Гоббс, последовательный противник любых смут и войн и сторонник абсолютной, но справедливой власти монарха. У этого наставника оставалось время и для других занятий, и неизвестно, как сложилась бы в дальнейшем жизнь «придворного математика», если бы на свет не появилось его главное произведение, принесшее автору всемирную известность. Оно называлось «Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского» [3, c. 3–591]. Гоббс преподнес его своему воспитаннику, но Карлу тогда было совсем не до штудирования столь мудреных книг. Поверхностно ознакомившись с ней, он согласился отнюдь не со всеми аргументами автора. Более суровой оказалась реакция окружения принца. Она была крайне негативной: люди, еще вчера степенно раскланивавшиеся с Гоббсом, стали его хулителями. Перед ученым встала альтернатива: пребывать во Франции на положении интеллектуала-изгнанника либо вернуться в Англию. После мучительных раздумий он выбрал второе. В 1651 году Гоббс переехал в Лондон, где ранее с одобрения Кромвеля опубликовал «Левиафана». Все же представляется, что философ оказал немалое влияние на формирование политических и моральных взглядов наследника английской короны, по крайней мере, в будущем.
Бездеятельность надоедала, романтически настроенный принц Уэльский мечтал о военных победах и спасении монархии. Весной 1647 года его брат Яков бежал из Англии в Нидерланды, через некоторое время в Кенте взбунтовалась часть парламентского флота и, приняв присягу на верность королю, отплыла туда же. Мазарини, предчувствуя наступление политического кризиса во Франции, согласился на отъезд Карла в надежде, что успех будет закреплен. К тому же в марте 1647 года голландский статхаудер Фридрих-Генрих умер, и новым статхаудером стал его монархически настроенный сын Вильгельм II , женатый на сестре принца.
Летом 1647 года принц Уэльский отбыл из Парижа в Гаагу с целью договориться с Вильгельмом о поддержке его флотом борьбы против Парламента. Статхаудер тепло его встретил, экипировал для шурина войско, снарядил несколько судов и предоставил 30 000 франков для закупки оружия. Карл и Вильгельм вместе разработали план высадки в Шотландии. Тем летом 18-летнего принца настигла первая любовь. Звали ее Люси Уолтер. Лишившаяся в результате войны дома, она тоже была вынуждена отправиться за границу. Принц и Люси были ровесниками и, несмотря на молодость, ощущали скоротечность жизни. Они стали любовниками, и вскоре выяснилось, что Люси беременна. Вокруг нее ходило много слухов, которые живы и поныне. Некоторые в окружении Карла подозревали, что молодой наследник престола тайно обвенчался с мисс Барлоу (под этим именем Люси пребывала на континенте), которая к тому времени отнюдь не являлась безгрешной. Их сын родился в апреле 1649 года. Через несколько лет Карл будет вынужден выкрасть его у Люси, опасаясь влияния ее аморального поведения на неокрепший ум маленького Джеймса, будущего герцога Монмута. По слухам, Люси вовсе не была уверена в том, что Карл был отцом Джеймса. До короля она была любовницей полковника Роберта Сидни, младшего сына 2-го графа Лестера. По словам современников, когда Монмут вырос, он стал куда больше похож на Роберта Сидни, чем на Карла II: оказался слишком красив, чтобы быть родным сыном короля. Еще в юности у Монмута появились серьезные сомнения по поводу своего происхождения. Позже Карл, став королем, дал письменные показания, что он никогда не был женат ни на ком, кроме королевы. Какой бы ни была правда, Карл признал Джеймса своим сыном, но наследником престола незаконнорожденный Монмут стать не мог. Кстати, в 2012 году был проведен тест ДНК у наследника Монмута герцога Бакклейха, показавший наличие Y-хромосомы, передающейся от отца к сыну, и дальнюю родственную связь со Стюартами. Это стало убедительным доказательством того, что Карл II все же был биологическим отцом Монмута [16].
Сейчас же принц Уэльский думал о предстоящем морском походе, не предполагая, что у него таких вояжей будет еще много. Вскоре несколько голландских кораблей во главе с Карлом пришвартовались в Ярмуте, но победы роялистам, единство которых разъедали противоречия, это не принесло.
После успеха Кромвеля в сражении у Престона 17 августа 1648 года принц счел за благо вернуться в Нидерланды. Его свалила оспа, и за порядком в его окружении пришлось следить самым сильным людям. Среди них был и Хайд, оставивший короля на Джерси и по дороге в Гаагу обкраденный голландскими пиратами. Оправившись от болезни, Карл целыми днями проводил в обществе любовницы, предупреждал малейшие ее желания, тратил на ее прихоти последние деньги из скромных субсидий, выдаваемых ему Вильгельмом Оранским. Параллельно он безнадежно пытался спасти отца.
Весть о казни Карла I 30 января 1649 года достигла его наследника спустя неделю. Ее принес капеллан Карла, и тот, не стесняясь, заплакал. Теперь он стал сыном без отца, королем без трона и актером без роли. Назвав себя «бедным королем, который не имеет ничего, кроме имени», Карл решил не сидеть сложа руки. К этому еще подгоняла и бедность. Казнь его отца вызвала волнения в Шотландии и Ирландии. 6 февраля 1649 года в Эдинбурге он был провозглашен королем Британии и Ирландии под именем Карла II.
Желая заручиться иностранной поддержкой, молодой король обратился к немецким князьям. В мае 1649 года курфюрст Бранденбургский ответил ему: «Все христианские государи обязаны помочь Вашему Величеству», но не смог предоставить ни денег, ни людей. Таким же образом отреагировали и другие немецкие князья [9, p. 57–63]. Параллельно для укрепления положения роялистской эмиграции наиболее доверенные лица из ближайшего окружения Карла были в качестве чрезвычайных послов направлены, кроме Германии, и в другие уголки Европы: Коттингтон и Хайд – в Испанию, Крофтс – в Польшу, Колпепер – в Россию. Не только получение займов было целью этих посольств, но и политические задачи.
Нежно распрощавшись с Люси Уолтер, Карл приехал на остров Джерси, жители которого уже через 17 дней после смерти прежнего короля провозгласили его своим монархом, руководить восстанием в Ирландии. Там за королевскую корону сражался маркиз Ормонд, потерпевший жестокое поражение от неумолимой военной колесницы Кромвеля летом 1649 года. Вся надежда была на Шотландию, а также на помощь Франции и статхаудера Вильгельма Оранского. В октябре 1650 года во время короткой передышки во Фронде Франция заключила договор о наступательном союзе с Вильгельмом II, обещавшим начать военные операции против Антверпена в мае 1651 года, в то время как французы предположительно будут наступать в направлении Брюгге. Одновременно обе стороны намеревались «свергнуть Кромвеля и стараться всеми возможными средствами реставрировать английского короля в его королевстве и продолжать войну против мятежников». В одной из секретных статей статхаудер обещал держать флот в количестве 50 кораблей с 1 мая до конца ноября, «чтобы действовать и против Испании, и против восставших в Англии». Однако положение самого Вильгельма II в Нидерландах было очень непрочным. Уже с начала 1650 года, задумав монархический переворот, статхаудер и партия оранжистов находились в постоянной борьбе с Амстердамом, положительно оценивавшим деяния Кромвеля.
Португалия тоже решила оказать Карлу II помощь и выделить несколько кораблей, стоявших на рейде в Лиссабоне, в распоряжение принца Руперта Пфальцского. Но «иностранные планы» Карла II сорвались. Попытка монархического переворота, предпринятая в июле 1650 года Вильгельмом II, не увенчалась успехом. После его смерти от оспы в ноябре того же года нового статхаудера не избирали более двадцати лет. Республику Соединенных Провинций возглавила партия «регентов», среди которых выделялись Великий Пенсионарий Ян де Витт и его брат Корнелиус. Что же касается кораблей под командованием принца Руперта, то английское Адмиралтейство направило португальскому правительству ноту с требованием арестовать эти корабли. Кромвель ловко вовлек в это дело Испанию, сыграв на противоречиях между пиренейскими государствами, в результате чего акция Руперта была сорвана [8, 1650, p. 102–103, 115, 429; 6, p. 90–111].
Шотландцы, в свою очередь, требовали от Карла свободы вероисповедания. Да так, что, прибыв в Шотландию, он почувствовал себя скорее заключенным, нежели королем. Шотландские парламентарии резко сократили количество англичан в его свите, а граф Аргайл желал женить молодого человека на своей дочери и отстранял его от участия в государственных делах. В такой ситуации Карл оказался зависимым от пресвитерианской церкви и был вынужден подписать Ковенант, следствием чего явилась его коронация в Сконе 1 января 1650 года. Только затем шотландцы под его началом вторглись в пределы Англии, да и то на пути к английской границе Карл потерял в результате дезертирства почти половину своей армии. В битве при Вустере Кромвель нанес им страшное поражение и заставил короля бежать. Парламент объявил Карла Стюарта изгнанником и оценил его голову в 1000 ф. ст. [8, 1651–1652, p. 234, 266–267, 610].
Сопровождаемый лордом Уилмотом, он оказался на мельнице преданного Стюартам фермера Пендерелла. Карл был вынужден переодеться работником: в старый кафтан, дырявые башмаки и серую остроконечную шляпу, коротко остричь волосы, выбелить лицо мукой, испачкать руки. Однако и здесь не было спокойно: республиканские солдаты бродили по окрестностям, угрожая мельнице неминуемым обыском. Братья Пендереллы наблюдали за ними, извещая Карла условленными сигналами о степени опасности. Однажды ему пришлось забраться на высокий дуб, в густой листве которого он спрятался. Карл пережил страшный момент, когда увидел сквозь ветви, как несколько солдат подошли к Пендереллу и спросили, не видал ли он в лесу подозрительного человека. Ночью он спустился с дуба на землю и благополучно возвратился на мельницу. А дуб, укрывший в своих ветвях короля-изгнанника, после восстановления Стюартов на престоле был назван королевским (the king's oak). Впрочем, роялисты не позаботились об истории: они срубили это дерево и расщепили на тысячи обломков, которые разделили между собой, чтобы сохранить в семействах своих на память.
На другой день Карл, братья Пендереллы и лорд Уилмот отправились к небольшой гавани Лим в надежде найти судно, на котором Карл мог бы переправиться на континент. Достигнув замка кавалера Уайтгрейва, Пендереллы с рук на руки сдали ему короля. До Лима оставалось еще три дня пути, и, избежав еще немало опасностей, он, наконец, смог сесть на корабль и добраться до берегов Франции. При дворе юного Людовика XIV изгнанник несколько расслабился и стал опять ухаживать за Большой Мадемуазель и другими дамами, не забывая и о делах. Каждое утро Карл встречался со своими соратниками и обсуждал с ними дальнейшие действия. Денег хронически не хватало, пансион, выделенный ему Мазарини, был крайне недостаточен. Кардинал ясно выразил свою позицию еще в январе 1651 года в записке «Об Английской республике», представленной Анне Австрийской и ее совету. Он отмечал, что «если действовать по законам чести и справедливости, то отнюдь не следует признавать Английской республики», но «никогда не надо делать то, что противно правилам благоразумия... какие бы мы ни сделали теперь демонстрации в пользу английского короля, они отнюдь не восстановят его престола, что дальнейший отказ принять республику, на деле пользующуюся уже верховной властью, нисколько не послужит к усилению или утверждению прав короля... Настоящее положение дел во Франции не позволяет дать ему никакой помощи... Франция, ведя теперь большую войну и волнуемая внутри различными партиями, может подвергнуться крайней опасности, если англичане соединятся с одной из этих партий...» [2, c. 495–496].
Мазарини был прав. Действительно, во время Фронды принцев (1650–1653) Кромвель поддерживал активные связи с мятежным принцем Конде. Кардинал признавал, что «следует ныне же войти в переговоры с Английской республикой и признать за ней титул, который она желает». Мнение Мазарини подтвердил его посол в Гааге Брассе, высказавший мысль о том, что Испания хочет признать Английскую республику и Франции необходимо опередить ее [11, p. 145–146].
Вокруг Карла сгустилась атмосфера безнадежности. Руки он не опускал, хотя порой впадал в безразличие. Нищета душила его. Ему даже пришлось заложить королевскую печать и орден Подвязки своего брата. Мазарини стремился как можно скорее избавиться от нежеланного гостя. Покинув Францию, он уехал в Кельн, затем в Брюгге. И в таких условиях продолжал радоваться жизни. В нем гармонично сочетались шотландское упрямство и горячий темперамент французских и итальянских предков. У него были новые любовные увлечения, и появлялись новые дети. Супруга одного англо-ирландского джентри Элизабет Киллигрю родила ему дочь Шарлотту Фитцрой. Карл пожаловал своего сына Джеймса титулом графа Окни, герцога Монмута и кавалера ордена Подвязки. К самой Люси он охладел, к тому же во время его пребывания в Шотландии она, находясь в Гааге, не только вела себя непозволительно свободно, но и завела роман с двойным агентом Кромвеля Томасом Говардом. Мисс Уолтер устраивала свою жизнь как могла. Среди мужчин, посещавших ее, был и полковник Генри Уилмот – отец известного поэта эпохи Реставрации Джона Уилмота. Полковник содержал ее, пока у него не появились другие увлечения. А Люси возвратилась в Англию, где попала в тюрьму. Ее презирали соотечественники как парламентской, так и роялистской направленности. Люси умерла в 1658 году в возрасте всего 28 лет. Говорили, что в могилу ее свела «нехорошая болезнь» [14, p. 22; 7, p. 18–19].
Король без трона не терял надежды на получение иностранной помощи. С этой целью он отправил послов в Швецию и к сестре Марии Оранской. Эти миссии не принесли результатов. Шведская королева Кристина оказала послу Карла II благосклонный прием, но на практике она и ее наследник Карл X больше склонялись к союзу с Кромвелем, способным поддержать вполне реально их интересы в Европе и на Балтике. А Мария Оранская с малолетним сыном, родившимся спустя 8 дней после смерти отца, будущим Вильгельмом III, была удалена от политики новым голландским правительством, собственно, как и все члены дома Оранских-Нассау. Интерес к английским роялистам в Республике Соединенных Провинций был в значительной степени утерян [8, 1651–1652, p. 134–138].
Тем временем со всех сторон Протекторату Кромвеля грозила опасность. Левеллеры ушли в подполье, а в среде самих грандов существовали приверженцы олигархической республики. Активизировалась деятельность религиозных сект, прежде всего так называемых «людей пятой монархии», учивших, что «свобода и собственность не являются признаками царства Христова». Но более серьезная опасность исходила от роялистов, постепенно оправлявшихся после подавления восстания в Шотландии и Ирландии. Стон, вырвавшийся у толпы, присутствовавшей при казни Карла I, еще не был забыт. Стабильность внутреннего положения в умах англичан все чаще стала связываться с монархией, ставшей обретать черты «золотого века» [4, c. 39; 9, p. 140].
3 ноября 1655 года Кромвель подписал договор о союзе с Францией против Испании. Капитанам английского флота спешно выдавались каперские свидетельства, адмирал Блэк нападал на испанские корабли как в открытом море, так и в испанских гаванях. Однако захваченная добыча не смогла покрыть материальные издержки этой войны. Государственный долг достиг по тем временам огромных размеров – 2 млн. ф. ст. Несмотря на выгодные торговые договоры с Францией, Данией, Швецией, из-за войны с Испанией возник застой в средиземноморской и атлантической торговле. Налоги собирались с большим трудом, а Сити отказывало Кромвелю даже в малых кредитах. В этих сложных финансовых условиях в Англии в 1656 году готовилось новое роялистское восстание, организованное Карлом II. Роялисты были поддержаны рядом германских князей (на счет английского короля поступило 46 103 рейхсталера) и Испанией, предоставившей несколько кораблей. К марту того года в распоряжении Карла было разношерстное воинство в составе 2500 человек под командой его брата герцога Йоркского. А Кромвель 24 февраля издал приказ о запрещении во всех графствах Англии и Уэльса присоединяться к восставшим под страхом смертной казни. В создавшейся ситуации Мазарини вел двойную политику. Будучи в союзе с Кромвелем, он, тем не менее, предоставил в распоряжение роялистов несколько французских портов для стоянки их кораблей [17, p. 324, 349; 8, 1655, p. 24–25, 229, 256, 292, 347, 356, 358–359, 1655–1656, p. 159–160, 344].
Карл намеревался высадить свою небольшую армию в Шотландии.
Собравшийся в этой обстановке и на фоне фальшивых слухов в стане роялистов о смерти Кромвеля второй парламент Протектората 17 сентября 1656 года потребовал в обмен на утверждение новых налогов уничтожить режим генерал-майоров, и Кромвель вопреки недовольству офицерской верхушки утвердил этот акт. Карл воспрянул духом и ожидал подкреплений от испанского короля Филиппа IV, с представителями которого в Брюсселе обсуждал свои дела. В случае возвращения короны Карл II обещал Мадриду экономические выгоды на суше и на море в торговле с Англией, а также свободное использование Дюнкерка и Остенде. Но к тому времени казна Филиппа IV основательно истощилась, испанцы же надеялись, что ситуация в Англии может измениться, Кромвель потеряет свое влияние, и много средств не потребуется. Но, как известно, кризис был преодолен.
В целом же монархические настроения во время Протектората больше связывались с личностью самого Кромвеля. В марте 1657 года палата общин 123 голосами против 63 приняла постановление: «Просить Кромвеля принять титул короля». Этим документом предусматривалось основание новой династии, восстановление палаты лордов, назначаемых пожизненно королем, расширялись полномочия нижней палаты. Узнав об этом, Карл горестно заметил: «Если в Англии появится король Оливер, король Карл навсегда останется непризнанным». Хотя Кромвель отказался от короны, боевой дух роялистов был сильно подорван. Даже герцог Бекингем бросил друга детства и уехал в Англию, где женился на наследнице генерала Ферфакса, в то время как изгнанник-король не мог наскрести денег на мало-мальски сносную жизнь. Он еще слабо надеялся на высадку испанских и роялистских формирований в Ирландии, назначенную на начало 1658 года. В Англии почву для нее готовил Джон Мордаунт, сын сэра Джона Мордаунта, графа Питерборо, отличившегося еще при Елизавете и поддержавшего в 1642 году Парламент. В отличие от отца сын был последовательным роялистом. В связи с затяжной болезнью Кромвеля шансы Карла II занять престол немного повысились, но Испания не спешила выполнять свое обещание. 1 апреля 1658 года Мордаунт был арестован, а в июне того же года союзные англо-французские силы разбили испанцев в битве при Дюнах и захватили Дюнкерк. Только провидение могло спасти роялистское дело. Целых 19 месяцев Карлу II пришлось ожидать своего часа [8, 1655–1656, p. 159–160; 9, p. 144–145, 164–165].
10 сентября того же года сэр Стивен Фокс прибыл в Хугстратен, где пребывал Карл, с потрясающей вестью: Кромвель скончался еще неделю назад! Теперь король в своих притязаниях решил опираться на более прочную почву. Он решил вступить в полезный брак и предложил руку и сердце Генриетте-Екатерине Оранской, сестре покойного Вильгельма II. Хотя сама предполагаемая невеста была совсем не против, этот брак был отвергнут по политическим мотивам. А когда Карл узнал, что Ричард Кромвель наследовал должность своего отца, он, по выражению Хайда, «выглядел угрюмым и подавленным».
Тем не менее ситуация быстро менялась. Парадоксально, но именно политическая слабость Карла в глазах реставраторов монархии в значительной степени способствовала его возвращению. Она делала его, по видимости, зависимым от доброй воли его подданных, особенно от союза Монка и пресвитерианских лидеров. На протяжении всего неспокойного 1659 года Джон Мордаунт прилагал немалые усилия по созданию пресвитерианско-роялистского альянса. О деятельности этого неутомимого и бесстрашного человека можно узнать из его многочисленных писем королю и его приближенным за границей. Мордаунт подробно информировал Карла II о положении на Альбионе, обсуждал с ним возможности соглашений с пресвитерианами, Францией и Испанией. При этом надежда на благополучное заключение Пиренейского мира в 1659 году была очень весомой. «Если короли Франции и Испании решат восстановить права Его Величества (то есть Карла II), то это будет сделано малыми усилиями. Ламберт и другие офицеры могут быть легко побеждены». Любопытно, что еще в апреле 1659 года Мордаунт неадекватно оценивал личность и возможности генерала Монка, заметив королю, что «он не должен надеяться на поддержку Локкарта, Монка или Монтегю, а только на разгон Парламента и иностранную помощь». Мордаунт также переписывался с Тюренном, маршалом Франции, и герцогом Йоркским. Однако, как видно из писем, со временем надежды на иностранную помощь таяли. Все чаще звучало мнение, что «позиции короля за границей вырастут, если он будет иметь значительную поддержку в самой Англии». И Яков Йоркский писал Мордаунту в сентябре 1659 года, что «нужно делать дело в Англии». В октябре того же года и сам Мордаунт стал соглашаться с тем, что на Монка можно положиться [14, p. 5, 6, 17, 44–45, 82].
По сути, в изгнании Карл в полной мере познал искусство интриги и дипломатии в отношениях с другими государствами и правителями, вокруг которых он был вынужден «плясать», вымаливая себе помощь, которую ему никто, по сути, и не оказал. Ничего удивительного в том не было – ведь в конце и после Тридцатилетней войны Европа переживала тяжелый экономический и политический кризис, частью которого, собственно, и были политические потрясения в Англии 1640–1660 годов. Надо отдать должное Карлу, который, несмотря на трудности и унижения изгнанника, был оптимистом [14, p. 10–11; 13, p. 52–54]. Да, он часто недоедал, не имел смены одежды и даже в своей постели был вынужден решать политические дела. Но и в этих стесненных обстоятельствах он умел находить радости жизни: охотился на зайцев, плавал, играл в карты или на клавесине, изучал итальянский. В целом же изгнание оказало глубокое воздействие на все будущее правление Карла. Эмигрантские привычки, манера вести себя, а также лучшее знание европейской, нежели английской, жизни заметно и долго проявлялись в его повседневной жизни монарха Англии.
Карл II был провозглашен королем 8 мая 1660 года. Формально было решено считать, что он правил с момента казни Карла I. Самая эффективная основа его восшествия на престол была заложена в предсмертном письме отца. Он предпочел другой путь – путь хитрой дипломатии. Король (разумеется, не без советников – Хайда и Ормонда) сам упредил желание Парламента, 4 апреля обнародовав знаменитую «Бредскую декларацию». С одной стороны, она была составлена так, чтобы внушить англичанам чувство спокойствия и ощущение, что традиции продолжаются. С другой – это стало понятно позже – она делала Парламент ответственным за все трудности и непопулярные решения: кого казнить, кого миловать, кого награждать, а кого облагать налогами. В ней король объявлял амнистию всем, кто гарантировал ему лояльность, кроме тех, кого должен исключить Парламент; решение Парламентом всех спорных вопросов о собственности; религиозную терпимость ко всем, кто живет в мире, пока Парламент не решит иначе; согласие с любыми мерами Парламента по выплате задолженности офицерам и солдатам Монка [15, p. 386].
Король высадился в Дувре 25 мая. 29 мая, в день своего тридцатилетия, он триумфально въехал в столицу королевства.
В целом же, обладая рядом ценных для любого правителя человеческих качеств: целеустремленностью, мужественностью и неиссякаемым оптимизмом, Карл II Стюарт, тем не менее, не осознал особенностей развития Англии по сравнению с другими европейскими государствами, где он вынужденно пребывал столь долгое время. Образ абсолютного и сильного монарха, олицетворенный во Франции Людовиком XIV, стал путеводной звездой в политике английского короля. Шатания Карла между притязаниями «наследственного» монарха и фактическим положением «договорного» короля приведут к почти непрерывным дискуссиям между ним и Парламентом и составят специфическую черту политической истории его правления.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гардинер С. Пуритане и Стюарты. СПб., 1896.
2. Гизо Ф. История Английской революции. Ростов-на-Дону, 1995. Т. 2.
3. Гоббс Т. Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1991. Т. 2.
4. История Европы. Т. 4. М., 1995.
5. Кут С. Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II. М., 2004.
6. Baxter S. William III. L., 1966.
7. Briant A. King Charles II. L., 1931.
8. Calendar of State Papers. Domestic Series / ed. by G. Bruce and P. Hamilton. L., 1858–
1882. 1650, 1651–1652, 1655, 1655–1656.
9. Fraser A. King Charles II. L., 1979.
10. Jones J. Charles II. Royal Politician. L., 1987.
11. Hirst D. The Lord Protector. 1653–1658 // Oliver Cromwell and the English Revolution / ed. by J. Morrill. L., N.Y., 1991.
12. Holmes D. The Making of a Great Power. Late Stuart and Early Georgian Britain.
1660–1722. L., 1993.
13. Keay A. The Magnificient Monarch. Charles II and the Ceremonies of Power. L., 2008.
14. The letter-book of John Viscount Mordaunt. 1658–1660 / ed. by M. Coate. L., 1945.
15. Parker G. Global Crisis. New Yaven and London, 2013.
16. Scotland’s DNA: Descended from lost tribes… and related to Napoleon. The Scotsman.
April 17, 2012.
17. The Writings and Speeches of Oliver Cromwell / ed. by W.C. Abbot. Vol. III. Cambridge, 1945.
Нет комментариев для отображения
Пожалуйста, войдите для комментирования
Вы сможете оставить комментарий после входа
Войти сейчас