Павлова Т. А. Падение Протектората (1659 г.)

   (0 отзывов)

Saygo

Павлова Т. А. Падение Протектората (1659 г.) // Вопросы истории. - 1973. - № 11. - С. 115-123.

3 сентября 1658 г, не стало Оливера Кромвеля, того, кто "совмещает в одном лице Робеспьера и Наполеона"1. Английской буржуазной революции... Гроб с восковой куклой, изображавшей усопшего протектора, везла богато убранная шестерка лошадей. Улицы Лондона, по котором проходила процессия, были оцеплены солдатами в красных мундирах с черной каймой. Столпившемуся народу были видны драгоценное королевское платье, корона, украшавшая голову еще недавно всесильного владыки Англии, скипетр и держава, вложенные в его руки. Похороны поражали своим великолепием. Недаром подготовка к этому событию заняла почти 3 месяца. За катафалком, задрапированным черным бархатом, шли зятья протектора. Армейские офицеры и герольды шествовали с гербовыми щитами, знаменами и флагами в руках. Почетное место (было отведено иностранным послам, именитым горожанам Сити, высшим офицерам. Процессию замыкали гвардейцы и солдаты победоносной кромвелевской армии. Вся церемония обошлась не менее чем в 150 тыс. фунтов стерлингов2.

RichardCromwell.jpg.c6e3f1ca73b3aaa7178a

Ричард Кромвель

Richard_Cromwell_by_William_Bond.thumb.j

By_His_Highnes_Council.thumb.jpg.3d299a3

Прокламация, объявляющая о смерти Оливера Кромвеля и вступлении в должность Лорда-Протектора Ричарда Кромвеля

John_Thurloe.jpg.a959d7729ccca6d69715b89

Джон Тюрло

Charles_Fleetwood.jpg.70661c413076fce9ed

Чарльз Флитвуд

JohnLambert.thumb.png.0ecb3b7cef536ed5c4

Джон Ламберт

Но то были странные похороны. На улицах не видно было скорбных лиц. Зрители переговаривались, курили, шутили. Публично выражали печаль лишь специально нанятые плакальщики, на оплату которых правительство, впрочем, не поскупилось. "Это были самые радостные похороны, которые я когда-либо видел", - записал очевидец3. Более того, пышная и дорогостоящая церемония, сопровождавшая похороны восковой куклы, многих возмутила. По ночам кто-то забрасывал грязью гербовый щит, укрепленный над воротами дворца, в котором стоял гроб. Во время похорон были попытки устроить беспорядки среди солдат, из рук в руки передавались антиправительственные листовки4.

Оливер Кромвель давно уже перестал быть в глазах народа символом и вождем революции. Опираясь на военщину, он правил страной единолично. А режим военной диктатуры тяжким бременем ложился на плечи населения. Трудящиеся страдали от хозяйничавших в стране офицеров, от упадка ремесла и торговли, вызванного невыгодной для Англии войною с Испанией, от роста цен, безработицы и нищеты, финансовое банкротство режима протектората было очевидным: государственный долг к лету 1658 г. достигал 1,5 млн. фунтов стерлингов. Видя неплатежеспособность правительства, "денежные мешки"

Сити уже несколько раз отказывали ему в займах. Для изыскания средств Кромвель был вынужден прибегать к повышению косвенных поборов, а это вызывало налоговый саботаж. Новые лорды были недовольны засильем военщины, купцы и промышленная буржуазия - развалом экономики, армия - неуплатой жалованья и постоянными чистками, крестьяне - произволом лендлордов. Республиканцы смотрели на Кромвеля как на узурпатора и разрушителя народных свобод, пресвитериане обвиняли его в "цареубийстве", сектанты видели в нем "апокалиптического зверя", отродье дьявола. Вот почему смерть старого протектора не вызвала скорби. С другой стороны, на Ричарда, старшего сына О. Кромвеля, унаследовавшего его власть, многие смотрели с надеждой.

Р. Кромвелю исполнилось 32 года. По отзывам современников, это был "мягкий, сдержанный и спокойный человек", приятный и вежливый, но не отличавшийся волею, силой духа и честолюбием, свойственными его отцу5. Интереса к политике или ученым занятиям он не выказывал. Любимым его времяпрепровождением была охота, которой он и предавался в своем поместье. Именно такой правитель мог на первых порах удовлетворить все партии. Члены Тайного совета и ведущие офицеры надеялись диктовать ему свою волю. Консервативным кругам буржуазии и дворянства, объединенным в партию пресвитериан, импонировало, во-первых, то, что Ричард не был причастен к казни короля; во-вторых, то, что он являлся старшим сыном протектора и наследовал власть как бы совсем по монархическим правилам. Республикански настроенные джентри и буржуазия, наоборот, надеялись вынудить Ричарда сделать некоторые уступки в их пользу. Настороженную позицию по отношению к новой власти занимала только армия, представлявшая все еще значительную силу. Ричард не сражался в ее рядах и не пользовался в ней популярностью. Он не мог предъявлять таких безусловных прав на звание главнокомандующего, как его отец. Тем более, что фактически армией уже давно командовал генерал Флитвуд, зять Кромвеля, женатый на одной из сестер Ричарда. С другой стороны, солдаты и младшие офицеры были раздражены частыми задержками и без того ничтожного жалованья, а главное, в их среде еще были живы республиканские идеалы и царило представление о революционном подъеме 1647 - 1649 гг, как о "добром старом деле".

Первые же месяцы пребывания молодого протектора у власти показали, что правительству не обойтись без парламента. Основной причиной тому была острая нужда в деньгах. Следовало хотя бы частично погасить государственный долг, значительно увеличившийся после похорон Кромвеля, а главное - заплатить жалованье армии и флоту. Парламент открыл свои заседания 27 января 1659 года. Выборы проводились по дореволюционной избирательной системе, и в палате собрались представители крупной буржуазии и джентри. Именно длительным классовым союзом буржуазии и большей части крупных землевладельцев объяснялась "загадка консервативного характера английской революции"6. Политические настроения членов палаты были, однако, весьма различны. Наиболее многочисленную и активную группу составляли сторонники протектората. Своим избранием эта группировка (около 100 чел.) была обязана широкой политике подкупа и давления на избирателей, которую проводил Тайный совет под руководством государственного секретаря Дж. Терло7. Оппозицию возглавляла партия республиканцев (около 50 чел.). Это были, как правило, бывшие члены Долгого парламента или близкие к ним люди, получившие от буржуазной революции немалые выгоды, но не принявшие протектората и находившиеся при Кромвеле в опале. Лидерами их являлись Г. Вэн и А. Гезльриг. Остальные депутаты принадлежали к умеренному пресвитерианскому "болоту". Согласно последней конституции протектората - "Смиренной петиции и совету", в Вестминстере собрались и "новые лорды" (приближенные протектора и высшие офицеры), стыдливо именовавшие себя "другой палатой".

Задачи парламента с достаточной четкостью сформулировал в своей речи молодой протектор, открывший сессию. "Народные представители" должны были гарантировать мир и порядок внутри Англии, вотировать новые налоги для уплаты армейских задолженностей, решить вопрос об испанской войне и оградить страну от вторжения роялистов8. Этого требовали от правительства победившие в буржуазной революции классы-союзники, жаждавшие утихомирить народные массы, стабилизировать и упрочить международный престиж Англии. Но вместо выполнения этих задач парламент стараниями республиканцев с первых же дней увяз в бесплодных и долгих дебатах о законности правления нового протектора. Республиканцы старались оттянуть время, поставить под сомнение власть Р. Кромвеля и оспорить принятую в 1657 г. конституцию. Г. Вэн9 заявил, что эта конституция уничтожает завоевания революции, является "шагом к правлению короля, лордов и общин" и в целом "уничтожает то, за что вы боролись"10. Республиканцы подняли также вопрос о праве протектора на командование армией и на негативное вето. Они потребовали, прежде чем признать Ричарда протектором, ограничить его власть. Их поддержали представители офицерской верхушки, желавшие усилить свое влияние.

Однако напор республиканцев имел ничтожные результаты. Делавшие ставку на нового протектора представители имущих классов видели в действиях оппозиции попытку вернуться к беспокойным временам Долгого парламента и добиться республиканского правления, которое, как сказал один из депутатов, означает "всеобщее разрушение, оскорбление и притеснение благочестивых пасторов..., мятежи, уравнительные принципы, "Народное соглашение" и прочие чудовищные измышления"11. "Партия порядка" была в безусловном большинстве, и республиканцам удалось добиться лишь того, что эпитет "несомненный" в титуле нового протектора был отменен. Столь же малорезультативными оказались попытки республиканцев провалить билль о признании полномочий "другой палаты" и поставить под сомнение права представителей Шотландии и Ирландии. Оппозиция добилась "успеха" только в одном: ей удалось затянуть дебаты и отвлечь парламент от выполнения действительно важных и насущных задач, прежде всего от решения финансового вопроса. Состояние государственного бюджета нижняя палата начала обсуждать только в апреле. Но никаких решений по этому вопросу принять не успела: в конце апреля разразился политический кризис, приведший к роспуску парламента и потрясший всю страну.

Кризис назревал постепенно. Несмотря на то, что начало деятельности Р. Кромвеля казалось многим современникам на редкость спокойным и при провозглашении его правления, по выражению Терло, "ни одна собака не тявкнула", в Англии еще существовали значительные силы, сохранившие буржуазно-революционные идеалы и не потерявшие надежду на их осуществление. Надежда на лучшую жизнь не покидала наиболее обездоленные слои английского народа - трудовые низы, жестоко обманутые буржуазной революцией12. Еще в августе 1658 г., когда стало известно, что старый протектор тяжело болен, то там, то здесь начали появляться слухи о "беспорядках". После смерти Кромвеля слухи усилились. Зачинщиками движения были сектанты - представители народных низов. Обилие мистических, нонконформистских сект в народной среде характерно для эпохи Английской революции. Выступивший на борьбу против феодализма английский народ воспользовался, как известно, "языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого завета"13. Анабаптисты, сикеры, антиномиане, рантеры, милленарии, квакеры пытались в своих религиозных доктринах преодолеть нищету и убожество, выпавшие им на долю в земной жизни. В то же время члены демократических сект были наиболее левыми и последовательными выразителями социального протеста.

В одном из писем сообщалось, что анабаптисты в Лондоне "заговорили очень громко"; в другом - что "люди Пятой монархии" (секта милленариев) за б часов до смерти протектора разослали своих агентов во все районы Англии "и, по всей видимости, что-то затевают"; в третьем говорилось о распространении сектантской литературы и о некоторых "темных надеждах" среди молчавших несколько лет шотландских анабаптистов; в четвертом - о митинге квакеров с целью обращения людей в их веру "или, скорее, ниспровержения всего существующего"14. В Оксфорде во время церемонии провозглашения протектора официальных лиц забросали морковью и репой. 14 сентября в Лондоне распространялись какие-то сведения, имевшие целью "волновать народ, и будоражить его, и побудить его к восстанию"15. О волнениях и митингах сектантов в ноябре сообщалось из Эдинбурга. "Сюда, - пишет очевидец, - недавно явились два новых человека, чтобы объявить, что они имели множество пустых диспутов с так называемыми "людьми свободной воли"; во многих местах сектанты отказывались платить церковную десятину и выступали против духовенства. Все эти "беспорядки" были продолжением той волны недовольства существовавшим режимом, которая поднялась в 1658 г., еще при О. Кромвеле. Теперь эта волна расширялась, захватывая все новые слои демократического населения и оказывая подспудное влияние и на республиканцев и на офицерскую верхушку, чтобы потом привести к неожиданному взрыву.

Недовольство наблюдалось и в армии. Уже в октябре 1658 г. стало известно, что солдаты и младшие офицеры регулярно собираются в капелле св. Якова. Там они будто бы предавались совместным молитвам и благочестивым рассуждениям, а на деле горячо обсуждали насущные вопросы жизни. Они чувствовали, что "доброе старое дело" было предано и поругано, власть не дана народу, свобода уничтожена тиранией протектора. Они требовали восстановления былого могущества армии и возвращения ей прежних привилегий: она должна иметь своего главнокомандующего, независимого от гражданской власти; главнокомандующий, а не парламент и не протектор, назначает на должности всех старших офицеров до полковника включительно; армейцы подсудны только военному суду. В низах армии распространялись петиции о выплате финансовой задолженности и увеличении жалованья солдатам и младшим офицерам. Армейская верхушка вначале сурово расправлялась с участниками движения. Однако сами же кромвелевские генералы Флитвуд, Десборо, Ламберт стремились к усилению роли армии в стране. Они хотели, чтобы диктатура протектората была их диктатурой, а из молодого протектора пытались сделать ширму, прикрывающую олигархическое правление военной "хунты". Осенью 1658 г. верхушка офицеров начала собираться, отдельно от армейских низов, в доме Флитвуда, носившем название "Уоллингфордхауз". Вскоре вся офицерская партия получила это имя.

Третье направление оппозиционного движения составляли республиканцы. Пользуясь ослаблением цензуры при Ричарде, они печатают и распространяют памфлеты, возрождавшие идеи революционного подъема 1648-1649 годов. Некий анонимный автор иронически излагал произнесенную в 1648 г. О. Кромвелем речь, где будущий диктатор страстно нападал на пороки "правления одного лица", что ведет к "тирании, угнетению и нищете для всей нации". Памфлетист отвергал законность правления Р. Кромвеля и доказывал преимущества республиканского строя16. В первые дни заседания парламента никому не известный Уильям Кинг, лондонский виноторговец, распространял среди членов нижней палаты республиканский памфлет "25 вопросов", который, по выражению одного из лояльных депутатов, "содержал государственную измену в каждой строчке"17. Памфлет осуждал режим протектората, указывал на деятельность Долгого парламента как на пример для подражания и выдвигал известный левеллерский принцип: вся власть должна находиться в руках народных представителей, объединенных в свободный и часто переизбираемый парламент. Памфлет требовал провозглашения гражданских свобод и борьбы с разорением18. В ноябре 1658 г. возобновил открытую пропаганду принципов своей "Океании" Дж. Гаррингтон, известный теоретик республиканизма. Он выпускает ряд памфлетов, в которых снова и снова доказывает, что форма власти в стране зависит от характера распределения земельной собственности; что в Англии в то время значительная часть земли все еще принадлежала массе "доброго народа", и потому эта страна должна быть только республикой; что принцип ротации - ежегодного обновления состава парламента на 1/3 - гарантия мира и порядка19.

С созывом парламента напор недовольных усилился. В феврале 1659 г. несколько известных баптистов подали в палату общин ту республиканскую петицию, которая годом ранее вызвала гнев О. Кромвеля, и он разогнал парламент, приказав арестовать подателей петиции. Теперь же, несмотря на то, что петиция требовала передачи всей полноты власти в руки парламента и обвиняла режим протектората в тирании и узурпации народных прав, она была принята парламентом и никаких карательных актов не последовало. В феврале же выходит из печати множество республиканских памфлетов, повторяющих требования петиции и осуждающих узурпацию власти. В них правление Долгого парламента и времена республики вспоминаются как "благословенные дни"20. Один из таких памфлетов назывался "Левеллер". После многолетнего перерыва левеллеры, самые революционные представители мелкой буржуазии, вновь заявили о себе. Они повторяли свои известные конституционные принципы: вся власть в стране принадлежит народным представителям, избирающимся на определенное законом время; все люди, богатые и бедные, знатные и простые, равны перед законом; в стране должно существовать всеобщее вооружение народа, а армия - находиться "под командованием парламента"21.

Затем столица была взволнована возвращением из тюрьмы, после 4-летнего заключения, полковника Роберта Овертона. Он был арестован в 1654 г. по личному приказу Кромвеля после того, как выразил недовольство роспуском Малого парламента и установлением протектората. Ни следствия, ни суда над ним произведено не было. Горячие выступления республиканцев в защиту Овертона заставили парламент пересмотреть его дело. В середине марта 1659 г. он был привезен в Лондон. Толпы народа заполнили улицы города и приветствовали республиканца, увенчав его лаврами. Стража хотела отвезти его в тюрьму Ламбет, чтобы он ожидал там вызова в парламент, но народ, узнав об этом, преградил путь карете, выпряг лошадей и отвез Овертона в частный дом. Через несколько дней парламент, уступая натиску республиканцев, постановил, что заключение Овертона по личному приказу протектора несправедливо и незаконно и что он должен быть освобожден из заключения. Дело Овертона открыло собой ряд процессов, посвященных освобождению из тюрем либо снятию обвинения и штрафов с лиц, подвергавшихся гонениям и арестам при Кромвеле. По петиции Э. Лильберн, вдовы знаменитого вождя левеллеров, скончавшегося в ссылке, палата приняла решение об "аннулировании приговора и судебного преследования, ведшегося в этой палате против подполковника Джона Лильберна"22. Вдове была назначена пожизненная пенсия. Освободили из тюрем ряд должностных лиц, армейских офицеров и сектантов, схваченных ранее по личному приказу всесильного протектора.

Более громко и решительно заговорили представители народных сект. Они требовали свободы личности, прежде всего свободы совести, и отказывались платить церковную десятину. Известный сектант П. Корнелиус в памфлете о веротерпимости предлагал правительству поощрять свободные дебаты по вопросам веры. Такие дебаты, говорил он, должны происходить в каждом городе открыто, на большой площади или возле церкви; они просветят невежественных, объединят секты в их общем стремлении к знанию и обнаружат злых людей, ищущих только личной выгоды. Одним из наиболее важных моментов в памфлете Корнелиуса было требование "отмены и аннулирования" церковной десятины, чтобы каждый верующий, мог свободно поддерживать деньгами ту конгрегацию, к которой он принадлежит23.

В апреле к дверям парламента явилась толпа квакеров, чтобы представить палате свою петицию. В ней члены этой секты, находившиеся на свободе, предлагали заменить тех из своих "братьев", которые содержатся в тюрьмах и исправительных домах и которых там преследуют и избивают; квакеры объясняли, что их единомышленников бросили в тюрьму "за высказывание правды..., за неуплату десятин и за совместные митинги..., за отказ от клятв, за неснимание шляп..., за посещение друзей и прочие подобные вещи"24. Под петицией стояли 154 подписи. Реакция палаты на петицию показала, сколь далеко зашли сектанты в своих требованиях. На первый взгляд "кроткие", эти просьбы квакеров вызвали бурю. Один из депутатов с возмущением требовал разогнать их как бродяг, другие предлагали издать закон, осуждающий их выпады против клириков, третьи клеймили сектантов как "нарушителей мира", "волков в овечьей шкуре" и "фанатичные толпы". Сплоченность и неколебимость сектантского движения, его революционные требования и самый факт, что оно исходило из народных низов, представляли немалую опасность для правящей верхушки.

Народные волнения, сектантские митинги, республиканские выступления в печати, петиции и проекты свидетельствуют, что к весне 1659 г. недовольство режимом протектората созрело и готово было вылиться в открытые действия. Чтобы покончить с диктатурой, нужна была лишь организованная сила, способная произвести переворот. Такой силой явилась армия. Уже в марте стало ясно, что парламент не способен выполнить стоящие перед ним задачи. Прежде всего это касалось выплаты армейского жалованья.

Дебаты шли о чем угодно, только не о покрытии финансового дефицита. На возобновившихся митингах в капелле св. Якова было шумно. Солдаты возмущались своим нищенским положением; младшие офицеры уверяли, что "наверху" их предали и собираются вернуть в страну Стюартов. Индепендентские проповедники со страстью призывали "искупить великие грехи нации". В начале апреля собрался Всеобщий совет офицеров. Плодом деятельности избранного им комитета, куда не вошли ни кромвелевские генералы, ни даже представители оппозиционной офицерской партии Уоллингфордхауз, явилась петиция, представленная лично протектору б апреля. В ней провозглашалось, что цель армии - восстановить "доброе старое дело" и "положить конец потоку предательств и нечестия"25. Армия, говорилось далее, являющаяся стойкой защитницей "доброго старого дела", находится в величайшей нужде из-за неуплаты жалованья, а "офицерские кошельки опустошены вследствие займов солдатам", которые часто вынуждены продавать свое будущее жалованье значительно ниже его стоимости за наличные деньги, чтобы купить хлеба.

Выступление армейских низов было бескомпромиссным. Генералы поняли, что отныне защищать Ричарда уже небезопасно. Они помнили решительные действия революционной армии в 1647 -1649 гг. и понимали, что солдат поддержат сектанты и республиканцы, а тогда ставленникам Кромвеля - Флитвуду, Десборо и им подобным несдобровать. Армейской верхушке не оставалось ничего иного, как следовать в такой ситуации тактике Кромвеля - возглавить солдатское возмущение с тем, чтобы постепенно прибрать его к рукам и пустить по нужному руслу. С другой стороны, видя активность и популярность республиканцев в парламенте и вне его, в том числе среди солдат, генералы решили пойти с ними на соглашение. В Уоллингфордхауз был тайно приглашен известный в республиканских кругах Ледло. Он, по его собственным словам, заявил офицерам, что они могут исправить свою ошибку (установление единоличной тирании Кромвеля), если объединятся с республиканцами и восстановят у власти Долгий парламент, в свое время осудивший на смерть короля и установивший республику. Договоренность была достигнута, офицерская и республиканская партии заключили союз.

Тучи над протектором сгущались. 13 апреля на заседании Всеобщего совета офицеров было решено добиться передачи командования армией в руки "какого-либо подготовленного к этому лица, на кандидатуру которого все могли бы согласиться"26. Узнав об этом, Терло и другие ближайшие советники предложили Ричарду объявить себя главнокомандующим, распустить парламент и изобрести какое- либо средство достать деньги для армии помимо парламента. Флитвуд и Десборо, родственники протектора и лидеры офицерской партии, воспротивились этому. Тогда руководители придворной партии торжественно поклялись Ричарду в верности и потребовали, чтобы он арестовал "уоллингфордовцев". Терло, как сообщали, едва отговорил Ричарда от такого рискованного шага. Борьба в верхах дала повод многим буржуазным исследователям думать, что судьбы власти в Англии решались в тот период лишь верхушечными группировками, преследовавшими сугубо личные цели. Весь ход событий, однако, убеждает в ином: эти узкие группировки не могли действовать самостоятельно и вынуждены были подчиняться давлению снизу. В то же время назревали события в парламенте. 18 апреля палата общин при закрытых дверях приняла два важных решения. 163 голосами против 87 было постановлено, что "во время заседания парламента не должно происходить собраний Всеобщего совета офицеров или митингов офицеров армии без разрешения... лорда-протектора и обеих палат парламента"27. Далее было единогласно решено, что ни один офицер не должен допускаться к исполнению своих обязанностей, пока не подпишет обязательства, что не будет нарушать или прерывать заседания парламента и вмешиваться в его дебаты. Общины послали эти решения для утверждения в "другую палату", но ответа не получили.

Ричард должен был выбирать между армией и парламентом. Он выбрал парламент, вызвал к себе в Уайтхолл ведущих офицеров и заявил, что парламент принял на рассмотрение их петицию, и потому им нет нужды более собираться. В связи с этим он объявляет Всеобщий совет офицеров распущенным, а им всем приказывает вернуться на места, в свои полки. В ответ на возражения ошеломленных офицеров, в частности его дяди Десборо, Ричард твердым голосом повторил приказ и вышел. Но офицеры не думали сдаваться. Вопреки приказу "юного джентльмена", как они между собой называли протектора, они собрались снова и заявили, что не разойдутся, пока не будет получен ответ на их требования. Многие открыто призывали к роспуску парламента. Теперь вывести страну из кризиса могли только либо народная революция (но для нее не созрели условия), либо государственный переворот. Решающие события произошли 21 апреля. С утра парламент начал обсуждать вопрос о командовании армией, что уже само по себе было вызовом. В армии поползли слухи, что Ричард хочет стать генералом и для этого ищет поддержки не только у парламента, но и у сторонников Стюартов. Солдаты зашумели, что они не за то проливали свою кровь, чтобы посадить на престол монарха. Между тем Ричард обсуждал со своими приближенными вопрос о роспуске парламента. Говорили, что большинство Тайного совета было за роспуск, но возражал сам протектор28. Тогда же или немного позже Ричард согласился на арест Флитвуда и других офицерских вождей. В Уоллингфордхауз был послан гонец с приказом доставить Флитвуда в Уайтхолл. Флитвуд отказался подчиниться. Ричард вызвал несколько человек из своей личной охраны и приказал им арестовать Флитвуда. Но те почтительно попросили протектора избавить их от такого поручения. Вдобавок Ричарду донесли, что Флитвуд назначил вечером того же дня всеобщее армейское "рандеву" в капелле св. Якова. Чувствуя, что почва ускользает у него из-под ног, Ричард назначил на те же часы "контррандеву" в Уайтхолле и приказал воинским частям, расквартированным в Лондоне, явиться туда для охраны его персоны.

Когда протектор на коне в сопровождении ближайших советников явился в назначенное место, он обнаружил, что во двор Уайтхолла пришло лишь несколько взводов. Основная масса армии объединилась под знаменем авторитетного и, как ей казалось, связанного с "добрым старым делом" Флитвуда. На митинге перед капеллой св. Якова солдаты и офицеры провозглашали республику без единоличного правления. После митинга Флитвуд, Десборо и другие военачальники явились в Уайтхолл и прошли в покои Ричарда. Недавняя победа дала им право говорить с протектором весьма категорично: если протектор немедленно распустит парламент, то они позаботятся о нем, в противном же случае будут действовать по своему усмотрению. Ричарду было отказано в просьбе проконсультироваться с кем-либо из членов Тайного совета, и после некоторого сопротивления, испуганный угрозами Десборо, он согласился. В ночь на 22 апреля протектор подписал приказ о роспуске парламента, а по существу приказ о своей отставке29. После этого Ричард жил еще некоторое время в Уайтхолле. Он безоговорочно согласился признать власть Долгого парламента и не вмешиваться в его дела, затем возвратился в одно из своих поместий и находился там вплоть до реставрации Стюартов, после которой бежал в Европу. Там он жил до 1688 г., когда получил возможность вернуться в Англию. В политической жизни страны он больше не участвовал. Последний же парламент протектората, не сумевший провести ни одного существенного акта, бесславно окончил свои дни, продемонстрировав полную неспособность решить стоявшие перед ним задачи: стабилизировать внутреннее положение страны, упрочить власть протектора, изыскать денежные средства для уплаты армии, прекратить войну с Испанией. Бесплодные дебаты между сторонниками различных партий только усилили недовольство военной диктатурой, засильем армии, экономической разрухой.

После роспуска парламента власть оказалась в руках кучки генералов. Ричард оставался тогда в Уайтхолле как бы на положении заключенного. Казалось, главари партии Уоллингфордхауз достигли своей цели: управлять страной с помощью армии, прикрываясь именем протектора. Они уже начали увольнять с руководящих постов верных протектору офицеров и назначать своих приверженцев. В Ирландию было послано несколько отрядов, чтобы помешать выступлению находившегося там Генри Кромвеля в защиту брата. Но власть генералов была лишь видимостью. Направлять события они уже не могли. Долго назревавшая в стране буря разразилась. В разных слоях демократического населения открыто поднимается мощное движение за созыв Долгого парламента и возвращение к республике 1649 года. Всеобщий совет офицеров и лично Флитвуд в первые же дни беспарламентского правления были буквально засыпаны петициями и адресами от младших офицеров армии, от тысяч солдат, сектантов и различных групп гражданских лиц с требованиями аннулировать "Петицию и совет" и создать Долгий парламент. "Каждый день, - записывал в те дни венецианский посол, - появляются листки и ремонстрации от солдат и других, выражающие желание и доказывающие разумность" возвращения Долгого парламента30. Другой современник свидетельствует, что "все младшие офицеры армии и целые полки солдат вручали с этой целью петиции, и почти все благонамеренные люди сосредоточили на этом свои усилия"31.

Социальный состав движения был широким. Оно объединяло в себе три мощных потока, текших параллельно. Первый, наиболее грозный, - армия. Среди солдат и младших офицеров наблюдается оживление революционных настроений: в ряде полков, как и в 1647-1648 гг., появились агитаторы32; многие современники пишут о подъеме активности левеллеров, вновь требовавших установления "Народного соглашения", провозглашения демократических свобод, отмены пережитков феодализма в деревне. Возвращения к власти индепендентского Долгого парламента требовали и широкие слои буржуазно-дворянских собственников, выигравших войну с королем и некогда служивших этому парламенту опорой. Им восстановление республики 1649-1653 гг. представлялось гарантией экономического процветания и охраны их собственности от притязаний роялистов. Третьим потоком было сектантское движение, объединявшее крестьянско-плебейские низы. Многочисленные сектантские общины присылали в адрес Всеобщего совета офицеров петиции, в которых требовали вернуться к "правлению святых" - сектантскому Малому парламенту, в свое время проводившему более демократическую политику в интересах масс мелких собственников33. Стоящие у кормила правления генералы не могли справиться с этим движением. Если бы они ему воспротивились, оно бы смело их. Поэтому Десборо, Флитвуд, Ламберт и их соратники в первых числах мая повели переговоры с вождями республиканцев Вэном, Гезльригом, Ледло и, чтобы сохранить за собой контроль над парламентом, потребовали создания наряду с ним "сената из избранных лиц". Но республиканцы, чувствуя поддержку масс, не приняли этого предложения, и генералам пришлось отступить.

6 мая Всеобщий совет офицеров выпустил декларацию, приглашавшую тех членов Долгого парламента, которые продолжали заседать до 20 апреля 1653 г., возвратиться к исполнению своих обязанностей. В тот же день старшие офицеры и лидеры республиканцев явились в дом бывшего спикера палаты общин Дж. Ленталла, вручили ему свою декларацию и предложили собрать на следующий день в Вестминстере всех здравствующих членов индепендентского Долгого парламента. Ледло вспоминал потом, что старый спикер, переживший немало потрясений, был сильно напуган таким предложением и долго отказывался вернуться в палату. Но офицеры пригрозили, и он согласился. 7 мая 1659 г., через 19 лет после открытия Долгого парламента и через 6 лет после разгона его Кромвелем, 42 члена палаты общин (когда-то их было около 500) торжественно проследовали к зданию Вестминстерского аббатства и заняли там свои места.

Их осталось, как видно, немного. За кем-то пришлось послать в тюрьму, кого-то вызвали из загородного поместья. Но на эту горстку людей, собравшихся в видавшем виды зале, смотрела вся страна. С началом их заседаний наступала, как казалось многим, новая эпоха - эпоха Второй Английской республики. Однако история шла своим путем. Непрекращавшиеся выступления народных масс устрашили буржуазию и новое дворянство. Созрела почва для социального компромисса в правящих кругах34. На горизонте постепенно вырисовывалась реставрация Стюартов.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 1, стр. 602.

2. S. Carrington. The History of the Life and Death of... Oliver, Late Lord Protector. L. 1659, pp. 232 - 238; R. Baker. A Chronicle of the Kings of England. L. 1670, pp. 637 - 639; "Calendar of State Papers". Domestic Series. 1658 - 1659. L, 1885, p. 81.

3. J. Evelyn. Diary. Vol. III. Oxford. 1955, p. 224.

4. E. Ludlow. Memoirs, 1625 -1679. Vol. II. Oxford. 1894, pp. 47 - 48; "State Papers of John Thurloe". Vol. VII. L. 1742, p. 528; G. Fox. Journal. Vol. II. L. 1905, pp. 284 - 285; F. P. G. Guizot. Histoire du Protectorat de Richard Cromwell et du Retablissement des Stuarts. Vol. 1. P. 1856, pp. 265 - 266, стр. 115

5. L. Hutchinson. Memoirs of the Life of the Colonel Hutchinson. L. 1913, p. 299; Th. Burton. Parliamentary Diary from 1656 to 1659. Vol. IV. L. 1828, pp. 481 - 483.

6. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 7, стр. 222.

7. Старая избирательная система предоставляла право избрания депутатов множеству "гнилых местечек", население которых значительно легче было подкупить, чем в графствах или больших городах. Терло и другие члены Совета разослали в различные части Англии письма с указаниями, кого именно следует избрать в парламент. См. "State Papers ofjohn Thurloe". Vol. VII, pp. 565, 570, 597, 600, 601; S. Bethe. A True and Impartial Narrative. "Somers Tracts", vol. VI, 1812, p. 484.

8. "The Parliamentary History of England from the Earliest Period to 1803". Vol. Ill, L. 1807, pp. 1537-1539.

9. См. о нем: Т. А. Павлова. Дон-Кихот Английской революции. "Вопросы истории", 1972, N 6.

10. Th. Burton. Op. cit., vol. Ill, pp. 134,178.

11. Ibid., pp. 113-114.

12. См. M. А. Барг. Народные низы в Английской буржуазной революции XVII в, М. 1967, гл. II, VII.

13. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 8, стр. 120.

14. "Clarke Papers". Vol. III. L. 1900, p. 162.

15. A. Wood. Athenae Oxonienses. Vol. I. Oxford. 1891, pp. 82 - 83; "State Papers ofjohn Thurloe", vol. VII, pp. 521, 527.

16. "A Brief Relation". "Harleian Miscellany", vol. VIII, 1746, pp. 580 - 583.

17. Th. Burton. Op. cit. Vol. Ill, p. 78.

18. "Twenty-five Queries... Propounded to the People of England". L. 1659.

19. J. Harrington. Works. L. 1737, pp. 524 - 538; Ю. M. Сапрыкин. Борьба Гаррингтона и его группы за республику. "Средние века", сын. 9,1957.

20. А. Н. Woolrych. The Good Old Cause and the Fall of the Protectorate. "Cambridge Historicaljournal", vol. 13, 1957, N 2, pp. 138-139.

21. "The Leveller, or the Principles and Maxims concerning Government and Religion". L. 1659.

22. "Journals of the House of Commons", vol. VII, p. 608.

23. P. Cornelius van Zurick-Zee. The Way to the Peace and Settlement of These Nations. "Somers Tracts", vol. VI, pp. 487-497.

24. Th. Burton. Op. cit., vol. IV, pp. 440 - 441.

25. "Public Intelligencer", 11 - 18.IV.1659.

26. "Calendar of State Papers and Manuscripts relating of English Affairs Existing in the Archives and Collections of Venice", vol. XXXII: 1659-1661. L. 1931, p. 10.

27. "The Parliamentary History...", vol. Ill, pp. 1544-1545.

28. B. Whiteloke. Memorials of the English Affairs. Vol. IV. Oxford. 1853, p. 343.

29. G. Davies. The Restoration of Charles II. San Marino (California). 1955, p. 84.

30. "Calendar... of Venice", vol. XXXII, p. 17.

31. "Clarke Papers", vol. Ill, p. 214.

32. E. Nicholas. Correspondence. Vol. IV. L. 1920, p. 22.

33. L. F. Brown. The Political Activities of the Baptists and Fifth Monarchy Men in England during the Interregnum, Washington. 1912, pp. 177-178.

34. См. "Английская буржуазная революция XVII в.". Т. 2. М, 1954, стр. 121.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Лосев К.В., Михайлов В.В. Английская политика в Закавказье и в Азербайджане в 1918г.: между большевиками и пантуранистами // Вопросы истории. №4 (1). 2021. С. 239-252.
      Автор: Военкомуезд
      К. В. Лосев, В. В. Михайлов

      Английская политика в Закавказье и в Азербайджане в 1918г.: между большевиками и пантуранистами

      Лосев Константин Викторович — доктор экономических наук, декан гуманитарного факультета Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения; Михайлов Вадим Викторович — доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения (ГУАП).

      Аннотация. Статья посвящена истории Первой мировой войны и революции в Закавказье. Авторы обратились к материалам английского Военного кабинета и заседаний Палаты общин британского парламента, посвященным ситуации в Закавказье, прежде всего в Баку — мировом центре нефтедобычи и стратегически важном портовом городе на берегу Каспийского моря. Изучение материалов английских архивов и публикаций стенограмм заседаний парламента позволяет ответить на ряд вопросов, которые прежде оставались за рамками советской и английской историографии.

      Ключевые слова: Октябрьский переворот в России, Брестский мир, распад Кавказского фронта Первой мировой войны, Британский военный кабинет, Имперский военный совет Великобритании, Палата общин парламента Великобритании, Азербайджанская демократическая республика, Бакинская коммуна, генерал Л. Денстервилль, турецкая интервенция в Закавказье.

      События, происходившие в Закавказье в 1918 г., представляют особый интерес для исторической науки, поскольку в них пересекаются /239/ практически все линии противоречий мировых держав, вызванные Первой мировой войной и русской революцией. Военные и политические перемены, связанные с образованием на обломках царской России самопровозглашенных государств, и политику признания и непризнания этих государств Советской Россией и европейскими державами важно анализировать еще и потому, что они могут рассматриваться во взаимосвязи с недавним распадом СССР и соответствующими геополитическими проблемами. Особенно любопытны в этой связи официальные документы английских военных и политических институтов, определявших в 1918 г. общую политику государства, споры и противоречия влиятельных военных и политиков, их компетентность в вынесении оценок и принятии решений, имевших важное стратегическое значения для страны и влияющих на ситуацию в регионах и мире в целом.

      Отпадение Закавказья от России и политика в отношении признания независимости Азербайджана, крупнейшего мирового центра нефтедобычи, на который жадно смотрели и страны Антанты, и страны Центрального блока, и, несомненно, лидеры Советской России, представляет собой любопытнейший вопрос истории, до сих пор не потерявший актуальности. Поскольку отечественная научная общественность до сих пор слабо знакома с документами английских архивов и публикациями парламентских заседаний Палаты общин и Палаты лордов Великобритании, можно сказать, что этот аспект исследован недостаточно, в основном по опубликованным международным договорам, подоплека заключения которых во многом до сих пор остается за рамками имеющихся исследований проблемы политики Великобритании относительно Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР) и Азербайджанской демократической республики.

      Британский военный кабинет, Имперский военный совет Великобритании и английский парламент в 1917—1918 гг. неоднократно рассматривали события в России и их влияние на военные действия против Османской империи. Первое оптимистичное впечатление от демократизации политической жизни России в результате падения царского режима, которое демонстрировало заседание Имперского военного совета 22 марта 1917 г., быстро рассеялось. Общие выводы, сделанные к лету 1917 г., были неутешительными. Миссия Артура Хендерсона указала на политическую слабость Временного правительства и влияние на военные решения стихийно образованных солдатских советов как на «главную опасность для политического и военного положения России», а также на все более усиливающиеся в обществе требования заключить сепаратный мир [1]. Неспособность России противостоять Турции беспокоила английское командование и политиков, особенно после провала Галлиполийской операции в конце 1915 г. и катастрофической сдачи в плен корпуса генерала Ч. Таунсенда в Кут-эль-Амаре летом 1916 г. [2] «Неудачи английской политики на Востоке продолжило падение проантантовского кабинета в Персии 27 мая 1917 г., который 6 июня заменил кабинет персидских националистов, выступивший с предложением к британскому и российскому Временному правительству вывести из страны свои войска» [3]. Намеченная на лето 1917 г. совместная российско-английская Мосульская операция против турецких сил в Месопотамии провали-/240/-лась [4]. На заседании Иосиного кабинета 10 августа 1917 г., посвяшеи-ного носиной политике в отношении совместных действий с Россией ш турецком направлении, говорилось: «Одними из наиболее разочаровывающих последствий русской рсволюнии стали события на турецком театре. Несмотря на блестящие операции в Месопотамии генерала сэра Стенли Мода, достигшего значительных результатов, неудача русского наступления позволила туркам сдержать нас на границах Сирии и Палестины... Общие выводы комитета, исходя из ситуации в России можно суммировать как следующие:

      a) будет правильным основывать наши планы, исходя из того, что русские не смогут усилить свою военную эффективность в этом году;

      b) нельзя отвергать возможность того, что Россия откажется продолжать войну предстоящей зимой, либо вследствие того, что правительство пойдет на сепаратный мир, либо поскольку солдаты откажутся оставаться в окопах» [5]. Британские военные опасались, что революционные события в России приведут к восстанию мусульман в российской армии на Кавказе, которое может охватить и индийские войска Британии в Месопотамии. Поэтому в октябре 1917 г. генерал Бартер даже просил российское Верховное командование «перевести магометанские части с Кавказского на какой-либо другой фронт» [6].

      Большевистский переворот в Петрограде еще более усугубил негативную для Антанты ситуацию на Кавказском фронте, а публикация Декрета о мире и заявление В. И. Ленина о том, что Советская Россия «не будет признавать договоров, заключенных Россией царской, и опубликует все документы европейской тайной дипломатии» [7], вдохновило турецких политиков и воодушевило турецкое общество на продолжение борьбы с англичанами. Характерно, что начавшаяся летом 1917 г. подготовка к заключению сепаратного мира между Великобританией и Османской империей была прервана военным министром Турции Энвером-пашой в феврале 1918 г. [8] Перемирие, заключенное между командующим Третьей турецкой армией Вехиб-пашой и командиром Кавказской армии генералом М. Пржевальским 5 декабря 1917 г. [9], хотя и не было признано большевистским правительством Советской России, фактически прекращало действия русских вооруженных сил в войне с Турцией. Заключенный большевиками с Центральным блоком Брест-Литовский договор (3 марта 1918 г.) прекращение войны на Кавказском фронте подтвердил и узаконил [10].

      Подписание Брестского мира изменило отношение правительства Великобритании к союзным обязательствам перед Россией, которые были даны царскому правительству. Если 6 февраля 1918 г. в «Кратком отчете о союзных обязательствах Британии перед союзниками» авторы секретного документа признавали российские права на турецкие территории по российско-английским соглашениям о Константинополе (март 1915 г.) и договору Сайкса-Пико (1916 г.), хотя отдельно упоминалось, что российское правительство не ратифицировало решения Парижской экономической конференции 1916 г., что ставило под вопрос участие России в судьбе турецкого государственного долга [11], то уже в начале марта, когда был заключен брестский мир, позиция английских военных и политических лидеров резко изменилась и «все /241/ договоры, заключенные Великобританией с царским правительством, перестали считаться обязательными в отношении правительства большевиков» [12].

      Брестский мир изменил и политическую ситуацию на Кавказе, поскольку возвращение Турции территорий до границ 1914 г. не устраивало народы Армении и Грузни. Созданный в ноябре 1917 г. Закавказский комиссариат, предполагавший, что судьбу Закавказья должно решать Всероссийское учредительное собрание, после разгона последнего большевиками [13] составил в феврале 1918 г. из бывших депутатов Учредительною собрания от трех национальных советов (армянского, грузинского и мусульманского) Закавказский сейм, принявший на себя законодательную власть в регионе до прояснения ситуации в России [14]. Сейм отказался признать Брестский мир, а турецкая интервенция в Закавказье с февраля 1918 г., имевшая целью силой занять территории, отходящие к Турции по условиям Брестского мира, привела к тому, что 22 апреля 1918 г. Закавказье объявило о своем отделении от России и образовании Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР), признавшей, по настоянию Турции, условия Брестского мира [15]. Таким образом, провозглашение независимости не помогло грузинским и армянским политикам сохранить территории [16], более того, Турция ультимативно потребовала от лидеров ЗДФР отвести свои войска за бывшую российско-турецкую границу 1877 г., передав Турции Карс и Батуми [17]. Споры о принятии ультиматума раскололи федерацию [18]. Грузия обратилась к Германии с просьбой взять ее под протекторат, чтобы помешать Турции отторгнуть от нее значительную территорию и важный морской порт, и 27 мая 1918 г. сейм констатировал распад ЗДФР [19]. 28 мая Национальный совет закавказских мусульман объявил об образовании независимой Азербайджанской демократической республики (АДР) [20].

      С первых дней после большевистского переворота и начала распада империи перед британскими политиками встала сложная задача: признавать ли фактическое отторжение Закавказья от России и образование на его территории независимого мусульманского государства или не признавать, поддерживая единство России, как призывали антибольшевистские силы в России, заявлявшие о сохранении союзных отношений с Антантой и непризнании Бреста.

      В меморандуме лорда Р. Сесиля, переданном в Военный кабинет 23 февраля 1918 г., говорилось, что 3 декабря 1917 г., согласно принятому правительством решению, антибольшевистские и проантантовские силы в России получили значительные суммы, однако никаких эффективных результатов это не дало. В результате в конце декабря было принято решение «продолжить неофициальные контакты с большевистским правительством в Петрограде, одновременно делая все возможное для поддержки антибольшевистских движений на Юге и Юго-востоке России и везде, где они еще возникнут». Причем, как писал Сесиль, если по этому поводу возникнут трения с большевиками, следует оставлять их протесты без внимания. Такую позицию Сесиль считал оправданной, и в феврале, например, он полагал, что отторжение Сибири, Кавказа и черноморских портов создаст большевикам «серьезные военные и экономические проблемы» [21]. /242/

      С другой стороны, в те же дни Военный кабинет получил сведения, что на Кавказе активно действуют турецкие агенты. Бюро разведки 27 февраля 1918 г. сообщало, что «тюркистская» пропаганда среди российских мусульман, особенно в Азербайджане, ведется агрессивно, а ее целью является отторжение Закавказья от России и присоединение к Османской империи. Разведка предлагала кабинету обратить внимание на сохраняющее политический вес общероссийское мусульманское движение, лидер которого, осетин Л. Цаликов, продолжает призывать мусульман Поволжья и Кавказа к сохранению «консолидированного Российского государства» [22].

      Таким образом, перед политиками и военными Великобритании на Кавказе ясно вставали образы двух врагов — российских большевиков и турецких «тюркистов» или «пантюрков». После заключения Брестского мира тон британских политиков изменился. Уже 11 марта 1918 г. Военный кабинет рассматривал возможность направления военных сил для оккупации важного черноморского порта Закавказье — Батуми, а также угрозу оккупации турецкими или германскими войсками Баку и возможность и даже необходимость «помощи русским против немцев в Баку» [23]. Еще в январе командование британских сил в Месопотамии наметило сформировать компактные силы, которые предполагалось направить в Северную Персию для предотвращения турецкой оккупации региона. Теперь эта цель была дополнена новой — походом на Баку. Командовать формирующимся отрядом было поручено генералу Л. Денстервиллю, отчего вся экспедиция получила название «Денстерфорс» [24]. 17 февраля 1918 г. Денстервилль прибыл в Энзели, где обнаружил Революционный комитет, объявивший, что Закавказское правительство является его врагом [25].

      В апреле и мае, когда в Закавказье происходили знаменательные события, связанные с самоопределением федерации и отдельных независимых государств, британский Военный кабинет был озабочен «панисламизмом» азербайджанских татар, которые, по сообщению «двух авторитетов, пользующихся доверием» армянской национальности, более фанатичны, нежели даже турки, и собираются «из центра заговора — Баку — организовать масштабные акции против армянского населения Закавказья» [26]. Можно отметить, что в это время в Баку власть находилась в руках большевиков, которых полностью поддерживал Армянский национальный совет как в Баку, так и в Тифлисе, где он составлял фракцию Закавказского сейма, и в конце марта — начале апреля 1918 г. именно армянско-большевистские вооруженные отряды устроили кровавый погром в мусульманских кварталах Баку с десятками тысяч жертв. 25 мая в Военный кабинет был представлен меморандум «О настоящих настроениях в Турции», в котором Департамент разведки утверждал, что турецкие лидеры после заключения Брестского мира полны надежд на расширение территории в Закавказье и уверены в силе Германии противостоять Антанте в Европе и защитить интересы своего союзника. Именно эти ожидания реаннексии территорий, отвоеванных Россией у Османской империи в 1877—78 и 1914—1917 гг., как говорилось в меморандуме, препятствуют попыткам турецкой оппозиции начать переговоры с Антантой [27]. Политическая ситуация в Закавказье английской разведке была /243/ известна до такой степени плохо, что Военный совет в апреле сделал заключение о необходимости налаживания телеграфной связи с Тифлисом и Тебризом в целях получения достоверной и своевременной информации о событиях в Закавказье и Северной Персии [28]. Показательно, что на переданное через Константинополь в столицы европейских держав сообщение о провозглашении Азербайджанским советом независимого государства, как и на переданное через Германию аналогичное грузинское заявление, английское иностранное ведомство не отреагировало.

      Так или иначе, ситуация в Закавказье была столь сложная, а интересы сторон так переплетены, что говорить о единой политике английского правительства в отношении различных закавказских властей не приходится. После распада ЗДФР и объявления о независимости Азербайджана ситуация в регионе еще больше усложнилась. 4 июня 1918г. правительство АДР заключило с Османской империей Договор о дружбе, который по сути поставил АДР в положение подданного Турции образования. Турецкое командование настояло на смене азербайджанского кабинета и роспуске Национального собрания, по условиям договора турецкие военные получили контроль над всеми азербайджанскими железными дорогами и портами [29]. В Гяндже, куда из Тифлиса переехало правительство АДР, начала формироваться Кавказская армия ислама, в которую вошли регулярные турецкие силы в количестве двух дивизий и азербайджанские соединения, формировавшиеся под контролем турецких инструкторов и укомплектованные турецким офицерским составом. Целью операции, ради которой создавалась армия, было отвоевать у большевиков Баку и создать единое Азербайджанское государство.

      6 июня Военный кабинет получил из Генерального штаба документ о возможном экономическом и военном значении Кавказа для стран германской коалиции. В нем указывалось, что кавказские ресурсы как в производстве зерна и мяса, гак и в добыче таких важных стратегических материалов, как грузинский марганец и бакинская нефть, могут заметно усилить экономику противника, а также что контроль над Кавказом «станет очередным шагом в реализации плана германских восточных амбиций. Их Багдадскую схему мы сумели нейтрализовать, но на Кавказе они могут найти альтернативу, а вместе с дунайским регионом владение кавказскими портами обеспечит им контроль над всем Черным морем. Следующим шагом после Кавказа станет выход через Каспий в Среднюю Азию» [30]. Важно отметить, что в самой Британии остро ощущалась нехватка бензина, так что в начале июля был издан специальный билль о нефтепродуктах и создан «Нефтяной фонд», ответственный за пополнение запасов этого стратегического военного сырья [31]. 17 июня было проведено совещание по среднеазиатским проблемам, на котором британские политики и военные приняли решение срочно принять меры к тому, чтобы прервать сообщение по Транс-Кавказской железнодорожной системе (Батум-Александрополь-Джульфа и Тифлис-Гянджа-Баку), находившейся к тому времени под полным контролем Германии и Турции [32].

      Угроза Индии, которая явно прослеживается в выводах и решениях экспертов, несомненно, ускорила решение начать военную операцию по защите Баку от турецкого наступления. Особенность ситуации с предотвращением занятия Баку турками или немцами была в том, что власть /244/ в Баку удерживал Бакинский совет, председатель которого С.Г. Шаумян признал Баку неделимой частью Советской России, следовательно, вести борьбу с врагами по мировой войне англичанам пришлось бы в союзничестве с большевиками. Можно утверждать, что сторонники признания власти большевиков среди английских политиков были. Причем не только среди военных, которых порой не смущали политические противоречия, если просматривалась военная выгода, но и в парламенте. Так, когда 24 июня 1918 г. в Палате общин обсуждался «русский вопрос», любопытное предложение об отношении к большевистскому правительству России высказал полковник Веджвуд, который в обстоятельном докладе сообщил, что президент США В. Вильсон склонен признать большевиков, и это ставит аналогичный вопрос перед британским правительством. «Это жизненно важный вопрос сегодня, поскольку Германия и в особенности Турция распространяют свое влияние через Россию, через Кавказ, через Туркестан до самых границ нашей Индийской империи. Сегодня усиливается их влияние в Персии и восточных провинциях Китая». Веджвуд предложил создать правительственную комиссию, целью которой должны стать мероприятия по улучшению отношений с Россией. Он высказал мнение, что необходимо убедить посланника М. Литвинова в том, что Россия должна обратиться к президенту Вильсону за помощью в борьбе с германской интервенцией, а любую попытку союзной интервенции в Сибири, на Севере или Юге России назвал бесплодной и вредной всему союзному делу. Кавказ в рассуждениях Веджвуда играл главную роль. Он утверждал, что принятие его предложения «особенно важно сегодня, когда англичане вынуждены перебрасывать свои силы с Месопотамского и Палестинского фронтов в Европу, чтобы удержать от германского наступления Западный фронт» [33]. Премьер Д. Ллойд-Джордж не стал комментировать предложение Веджвуда, но высказался по поводу российской проблемы, указав на хаотическую ситуацию с властью в границах бывшей империи [34]. В целом Палата общин оставила «российский вопрос» без каких-либо предложений правительству в отношении Кавказа.

      Военные в это время активно готовились к тому, чтобы не допустить турок и немцев в Баку. Переговоры с большевистскими лидерами Бакинской коммуны было поручено начать командиру английских сил в Персии казачьему атаману Л. Бичерахову, который после развала Кавказского фронта и мира с Турцией перешел на службу к англичанам. История этого «противоестественного» военно-политического союза отечественными исследователями достаточно хорошо изучена, однако что касается ее отражения в документах английских архивов, можно обнаружить, что материалов о решении Военного кабинета об отправке Л. Бичерахова в Баку нет. Оно полностью остается на совести командующего «Денстерфорс» генерала Л. Денстервилля. Денстервилль в своих мемуарах пишет: «Мы пришли к полному соглашению относительно планов наших совместных действий, на которые я возлагал большие надежды и о которых я здесь умолчу. Он (Бичерахов. — В. М.) вызвал большое изумление и ужас среди местных русских, присоединившись к большевикам, но я уверен, что он поступил совершенно правильно: это был единственный путь на Кавказ, а раз он только там утвердился, то и дело будет в шляпе» [35]. Знаменательное «умолчание» английского генерала оставляет историкам большой /245/ простор для фантазии. Примечательно и то, что председатель Бакинского совнаркома С. Г. Шаумян очень настойчиво убеждал большевистское руководство и самого В. И. Ленина н том, что Бичерахов симпатизирует большевизму и готов защищать Баку от турок [36], несмотря на то, что он являлся к этому времени кадровым английским генералом и получал для своего отряда продовольствие, амуницию, боеприпасы и деньги, что было хорошо известно С. Шаумяну [37].

      Л. Бичерахов был назначен командующим всеми войсками, которые смог мобилизовать совнарком для обороны Баку, хотя после прибытия из Астрахани большевистского отряда Г. Петрова последний был прикомандирован к Бичерахову в качестве комиссара. Этому странному военному тандему не удалось остановить турецко-азербайджанские силы Кавказской армии ислама, а 31 июля 1918 г. в Баку произошла смена власти. Бакинский совнарком был вынужден подчиниться решению Бакинского совета, передавшего власть новоизбранному органу, который первым делом принял решение о приглашении англичан для защиты Баку от турок, для чего в Энзели в тот же день была направлена делегация к генералу Л. Денстервиллю.

      Не случись в Баку политического переворота, в результате которого власть Бакинского совнаркома была свергнута и передана довольно странному учреждению, получившему наименование Диктатура «Центрокаспия», лидерами которого были бывшие члены Бакинской городской думы и главы совета моряков Каспийской военной флотилии, никакой английской экспедиции по спасению Баку проведено бы не было. Поэтому можно предположить, что целью Л. Бичерахова была не только военная помощь коммунарам в отражении турецкого наступления, но и подготовка смены власти в Баку.

      Это подтверждается той активной ролью, которую английский консул в Баку Р. Мак-Донелл играл в неудачной попытке свержения большевиков, разоблаченной 12 июня 1918 г. Существование планов Бичерахова и Денстервилля относительно смены власти в Баку могут доказать, скорее всего, лишь секретные документы британского разведывательного ведомства, пока нам недоступные. Секретность экспедиции Денстервилля подтверждает и то, что Военный кабинет практически ни разу не выносил на открытое обсуждение ее планы и цели, да и результаты неудачной операции по спасению Баку от германо-турок открыто не обсуждались. 15 октября 1918 г. на заседании Палаты общин разбирались вопросы присутствия английских войск в России, но когда либеральный депутат Кинг попросил дать «какую-нибудь информацию относительно сил, которые были направлены в Баку», спикер палаты ответил, что этот вопрос находится вне компетенции собрания [38]. Единственное, что позволили узнать депутатам, это то, что «все войска, бывшие в Баку, несмотря на значительные потери, были успешно выведены после героического сопротивления значительно превосходящим силам противника» [39]. Депутат Кинг 23 октября пытался узнать, была ли экспедиция в Баку санкционирована Генеральным штабом и одобрена советом Антанты. Па это депутат Макферсон заявил: «Ответ на первую часть вопроса утвердительный. Верховный совет Антанты определяет только общую политику, поэтому вторая часть вопроса некорректна» [40]. /246/

      Английская общественность была на удивление слабо знакома с событиями в Закавказье летом-осенью 1918 г., когда в Баку сражались силы «Денстерфорс», и даже депутаты парламента часто были вынуждены черпать информацию в прессе или из неподтвержденных источников. Так, 24 октября депутат Дж. Пиль спрашивал, какую позицию, дружественную или нет, занимали перед падением Баку и эвакуацией Денстерфорс местные армянские вооруженные силы. Р. Сесил ответил, что «в общественном мнении существует некоторое недопонимание относительно переговоров, которые вели с противником армянские лидеры в Баку. Правительство Его Величества было информировано, что эти переговоры были предложены генералом Денстервиллем, когда он увидел неизбежность падения города». На вопрос, почему из Баку пришло сообщение о предательстве армян, Сесиль не ответил, пообещав уточнить информацию [41].

      Можно быть уверенным, что если бы в Англии узнали, что Денстервилль сотрудничает с большевистским совнаркомом в Баку, это привело бы к скандалу и в правительстве, и в парламенте, поэтому падение Коммуны и взятие власти Диктатурой «Центрокаспия» в первую очередь было выгодно англичанам. Но в этой истории есть подоплека, на которую намекает тот факт, что Сесиль явно пытается оправдать действия армянских лидеров в Баку. Хорошо известно, что после распада ЗДФР Грузия приняла протекторат Германии, а Азербайджан практически стал политическим придатком Турции. В этих условиях Армения также пыталась найти для себя сильного иностранного защитника. Известно, что в июне армянская делегация была направлена в Вену с просьбой к австро-венгерскому правительству «взять под свою сильную защиту Армению» [42]. Однако в то же время армянские политики испытывали сильную тягу к Англии, среди лидеров Армении находилось немало англофилов. Поэтому не исключено, что и председатель Бакинского совнаркома С. Г. Шаумян, который находился в тесном контакте с лидерами Национального армянского совета в Закавказском сейме, а позже с правительством Армянской республики, вполне мог сочувствовать идее приглашения английских вооруженных сил для защиты Баку от турок. Одно письмо С. Шаумяна В.И. Ленину показывает, что председатель Бакинского совнаркома даже путает свои большевистские вооруженные силы с вооруженными силами дашнакской Армении. 23 мая 1918 г. он пишет: «Наши войска, застигнутые врасплох, не могут остановить наступление и 16-го сдают Александрополь. 17-го турки потребовали обеспечить им свободный пропуск войск в Джульфу, обещав не трогать население... Мы принуждены были согласиться на требования турок» [43]. Однако Карс и Александрополь в эти дни защищали вовсе не красные отряды коммуны, а национальные вооруженные силы дашнакского Армянского совета, входящие в состав армии «предательской» и «контрреволюционной» ЗДФР. С другой стороны, в Баку многие свидетели и участники событий называют войска коммуны просто армянскими.

      Хотя после падения коммуны С. Шаумян и печатал воззвания с проклятиями «дашнакам» и «контрреволюционерам», предавшим советскую власть английским империалистам, указанные выше факты, а также странное поведение совнаркома, добровольно сложившего с себя власт-/247/-ные полномочия 30—31 июля, позволяют предположить неискренность Шаумяна. В воззвании «Турецкие войска под городом», опубликованном в газете «Бакинский рабочий» 20 сентября, Шаумян обвиняет в падении коммуны и дашнаков, и командиров армянских вооруженных отрядов, и армянскую буржуазию, и шведского консула, и наемников английского империализма, проникших во флот, и «спасителя» Бичерахова. В этом же воззвании Шаумян, последовательно выступавший за развязывание гражданской войны, даже ценой жертв из «мусульманской бедноты» и угрозы перерастания гражданской войны в национальную резню, неожиданно заявляет, что Совет Народных Комиссаров «предпочел не открывать гражданской войны, а прибегнуть к парламентскому приему отказа от власти» [44]. Это очень непохоже на прежние его заявления, например в 1908 г.: «Мы отвергаем единичный террор во имя массового революционного террора. Лозунг «Долой всякое насилие!» — это отказ от лучших традиций международной социал-демократии» [45]. Не случайно И. В. Сталин, лучше других советских лидеров разбиравшийся в кавказских делах и непосредственно общавшийся с Шаумяном в дни Бакинской коммуны и ее падения, говорил в интервью газете «Правда»: «Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва... Они бросили власть, сдали ее врагу без боя... Они приняли мученическую смерть, были расстреляны англичанами. И мы щадим их память. Но они заслуживают суровой оценки. Они оказались плохими политиками» [46].

      В свою очередь, английские военные очень критично отозвались о действиях генерала Л. Денстервилля в Азербайджане. Главнокомандующий колониальными южно-африканскими войсками генерал-лейтенант Я. Сматс уже 16 сентября 1918 г., то есть на следующий день после падения Баку, представил в Военный кабинет секретный меморандум «Военное командование на Среднем Востоке», в котором написал: «Я оцениваю военную ситуацию на Среднем Востоке как очень неудовлетворительную... Если противник достигнет Центральной Персии или Афганистана к следующему лету, ситуация станет угрожать индийским границам... С этой точки зрения контроль над железной дорогой Багдад-Хамадан-Энзели и недопущение противника к Каспийскому морю является делом чрезвычайной важности. Баку уже наверняка потерян, но это не означает потерю Каспия... Ошибки наших командующих в этом регионе проистекают либо из некомпетентности, либо из неумения оценить ситуацию. Денстервилля послали в Баку для получения контроля над Каспием, но его усилия были потрачены, в основном, на другие предприятия» [47].

      После вывода английских войск из Баку и падения города под ударами сил Кавказской армии ислама британское правительство и общественность снова обеспокоилась темой «пантуранизма», угрожающего азиатским планам Англии в Закавказье и Средней Азии и, конечно же, алмазу в британской короне — Индии. Летом 1918 г. скорого крушения Турции и ее выхода из войны английские военные и политики не предполагали. Напротив, в августе Военный кабинет рассматривал планы мировой войны на 1919 год, причем некоторые эксперты утверждали, что следует иметь в виду и следующий, 1920 год. На заседании Имперского военного совета 1 августа 1918 г. Ллойд Джордж принял решение о разработке возможности вывода из войны Болгарии и Турции «дипломатическими /248/ мерами» [48]. О том же Я. Сматс говорил на заседании Имперского военного совета 16 августа. Он сказал, что не ожидает ничего хорошего от того, что война продлится в 1919 г., поскольку враг, даже медленно отступая на Западе, сможет сконцентрировать значительные усилия на Востоке, и он боится, что кампания 1919 г. тоже ничего не решит, и это подвергнет позиции Англии на Востоке еще большей опасности. И уж совсем безрадостно Я. Сматс смотрел на перспективы кампании 1920 г.: «Безусловно, Германия потерпит поражение, если война продлится достаточно долго, но не станет ли от этого нам еще хуже? Наша армия будет слабеть, и сами мы можем обнаружить, еще до окончания войны, что оказались в положении второсортной державы, сравнимой с Америкой или Японией». Сматс предлагал «сконцентрироваться на тех театрах, где военные и дипломатические усилия могут быть наиболее эффективны, т.е. против слабейших врагов: Австрии, Болгарии и Турции» [49].

      При этом английские военные и политики рассчитывали на то, что бакинский вопрос расстроит союзные отношения Турции и Германии. Для этого были основания, особенно после заключения 27 августа 1918 г. Германией дополнительного к Брестскому договора с Советской Россией, в котором Германия признавала Баку за Советами в обмен на поставку ей четвертой части бакинской нефти 50. Однако туркам германский МИД также предложил «сладкую пилюлю», пообещав в случае заключения Болгарией сепаратного мира с Антантой восстановить османское господство над этой страной. Об этом в Военный совет 4 октября сообщал политико-разведывательный отдел «Форин-офис» в меморандуме «Германо-турецкие отношения на Кавказе» II Таким образом, рассчитывать на распад германо-турецкого союза англичанам не приходилось, а соглашение немцев с большевиками можно было списать на тактическую дипломатическую уловку.

      Чтобы более компетентно воспрепятствовать протурецкой пропаганде на Востоке, разведывательному ведомству была дана задача подготовить подробное пособие по ознакомлению военных с «туранизмом» и «пантуранизмом», дабы показать все опасности этого движения для английской политики на Востоке. Довольно скоро было отпечатано объемное руководство, в котором были отражены история становления пантуранистской идеологии в Османской империи, обозначены все туранские народы, включая финно-угорские народности, тюркские народы Поволжья, Сибири, Китая, Средней Азии, Кавказа, Крыма [52]. Любопытно, что в число современных, по мнению авторов руководства, туранских народов попали русские летописные мещера и черемисы, а также совершенно былинные тептеры [53].

      Впрочем, новых «антипантуранистских» усилий англичанам прикладывать не пришлось. 30 октября 1918 г. на борту английского линкора «Агамемнон» было заключено перемирие между Османской империей и Великобританией [54], и Турция вышла из Первой мировой войны. Руководство по пантуранизму, напечатанное в ноябре, сразу же оказалось устаревшим. Политика Великобритании на Кавказе теперь имела перед собой другие цели: определиться в своих отношениях с белыми и красными вооруженными силами на Северном Кавказе и с признанием или непризнанием независимости Азербайджана, Грузии и Армении, которые /249/ объявили себя после поражения стран Центрального блока союзниками победившей Антанты. Эти задачи определяли споры и разногласия в Военном кабинете и парламенте Великобритании по «русскому вопросу» на Кавказе в 1919 году.

      Примечания

      1. National (British) Archives. War Cabinet (NA WC). CAB24/4. British Mission to Russia, June and July, 1917. Report by the Rt. Hon. Arthur Henderson, M.R P. 1—15, p. 6,12.
      2. МИХАЙЛОВ В. В. Противостояние России и Британии с Османской империей на Ближнем Востоке в годы Первой мировой войны. СПб. 2005, с. 123, 163.
      3. ЕГО ЖЕ. Русская революция и переговоры английского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа о сепаратном мире с Османской империей в 1917—1918 гг. (по материалам английских архивов). — Клио. 2017, № 4 (124), с. 166—173.
      4. ЕГО ЖЕ. Российско-британское военное сотрудничество на севере Месопотамии в 1916—1917 гг.: планы и их провал. — Военно-исторический журнал. 2017, № 12, с. 68—73.
      5. NA WC. САВ24/4. Report of Cabinet Committee on War Policy. Part II. The New Factors. Russia, p. 107—108.
      6. ИГНАТЬЕВ А. В. Русско-английские отношения накануне Октябрьской революции (февраль-октябрь 1917 г.). М. 1966, с. 371.
      7. МИХАИЛОВ В.В. Развал русского Кавказского фронта и начало турецкой интервенции в Закавказье в конце 1917 — начале 1918 гг. — Клио. 2017, № 2 (122), с. 143—152.
      8. ЕГО ЖЕ. Русская революция и переговоры английского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа о сепаратном мире с Османской империей в 1917—1918 гг. (по материалам английских архивов), с. 171.
      9. ИГНАТЬЕВ А.В. Ук. соч., с. 13.
      10. Документы внешней политики СССР (ДВП СССР). Т. 1. 7 ноября 1917 г. — 31 декабря 1918 г. М. 1959, с. 121.
      11. National (British) Archives. India Office Record (NA IOR). L/PS/18/D228. Synopsis of our Obligations to our Allies and Others. 6 Feb 1918.
      12. МИХАЙЛОВ B.B. 1918 год в Азербайджане: из предыстории британской оккупации Баку. — Клио. 2011, № 1 (52), с. 27.
      13. Декреты советской власти. Т. 1. 25 октября 1917 г. — 16 марта 1918 г. М. 1957, с. 335— 336.
      14. Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии. Тифлис. 1919, с. 6—7.
      15. Там же, с. 221.
      16. МИХАЙЛОВ В.В. Османская интервенция первой половины 1918 года и отделение Закавказья от России. В кн.: 1918 год в судьбах России и мира: развертывание широкомасштабной Гражданской войны и международной интервенции. Сборник материалов научной конференции. — Тематический сборник международной конференции 28— 29 октября 2008 г. Архангельск. 2008, с. 186.
      17. Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии, с. 310.
      18. Протоколы заседаний мусульманских фракций Закавказского сейма и Азербайджанского национального совета. 1918 г. Баку. 2006, с. 78—93.
      19. Документы и материалы по внешней политике..., с. 336—338.
      20. МИХАЙЛОВ В. В. Особенности политической и национальной ситуации в Закавказье после октября 1917 года и позиция мусульманских фракций закавказских правительств (предыстория создания первой независимой Азербайджанской Республики). — Клио. 2009, № 3 (46), с. 62—63.
      21. NA WC. САВ24/43/3725. Memorandum on Russia, by Lord R. Cecil. 18/E/128.
      22. NA WC. САВ24/43/ 3755. Turkey and other Moslem Countries. Weekly report by Department of Information. I8/OC/I6. /250/
      23. NA WC. CAB24/44/3882. British Intervention to Prevent Surrender of Batoum under Russo-GermanPeace Terms. 20/H/l.
      24. МИХАЙЛОВ В. В. Российские и британские вооруженные соединения в сражениях против турок при обороне Баку в 1918 г. — Клио. 2006, № 1 (32), с. 197—198.
      25. NA WC. САВ24/43/3721. Caucasus Situation. Telegram 52925 from D.M.I. to Caucasus Military Agent. 20/H/l.
      26. NA WC. CAB24/48/4251. Political Situation in the Caucasus and Siberia as affected by German penetration, with some practical Suggestions. Memo (10.4.1918. Russia/005) by Political Intelligence Department, F.O. 18/E/155.
      27. NA WC. CAB24/53/4701. Turkey. Memo by Political Intelligence Department “The Present State of mind in Turkey”. 18/0J/1.
      28. NA WC. CAB24/48/4251. Political Situation in the Caucasus and Siberia as affected by German penetration, with some practical Suggestions. Memo (10.4.1918. Ruissia/005) by Political Intelligence Department, F.O. 18/E/155.
      29. МИХАЙЛОВ В.В. К вопросу о политической ситуации в Закавказье на заключительном этапе Первой мировой войны. — Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 2. Исторические науки. 2006. Вып. 4, с. 132.
      30. NA WC. САВ24/54/4883. Caucasus and its value to Germany. Note by General Staff. 18/E/98.
      31. NA WC. CAB24/56/5049. Draft of a Bill for obtaining Petroleum in the United Kingdom. 29/D/6.
      32. NA WC. CAB24/55/4940. Decision of conference on Middle Eastern Affairs held 17.6.18. at 10, Downing Street. 18/J/38.
      33. Parliamentary Debates. Fifth series. Volume 104. Eighth Session of the Thirtieth Parliament of the United Kingdom of Great Britain & Ireland. 8 George V. House of Commons. Fifth Volume of Session 1918. Comprising Period from Monday, 17th June, to Thursday, 4th July, 1918. London: H.M. Stationery Office. Published by His Majesty’s Stationery Office. 1918, col. 1—1984, col. 754—757.
      34. Ibid., col. 782.
      35. ДЕНСТЕРВИЛЛЬ Л. Британский империализм в Баку и Персии. 1917—1918). Воспоминания. Тифлис. 1925, с. 164.
      36. ШАУМЯН С.Г. Избранные произведения в 2-х тт. Т. 2. М. 1978, с. 323—324.
      37. Там же, с. 343.
      38. Parliamentary Debates. Fifth series. Volume 110. Eighth Session of the Thirtieth Parliament of the United Kingdom of Great Britain & Ireland. 9 George V. House of Commons. Eighth Volume of Session 1918. Comprising Period from Tuesday, 15th October, to Thursday, 21st November, 1918. London: H.M. Stationery Office. Published by His Majesty’s Stationery Office. 1918, col. 1—3475, col. 13.
      39. Ibid., col. 279.
      40. Ibid., col. 765.
      41. Ibid., col. 889.
      42. «Мы обращаемся с покорной просьбой соизволить принять под свою мощную защиту нуждающуюся в этом Армению». Послание уполномоченного Армянской Республики А. Оганджаняна министру иностранных дел Австро-Венгрии И.Б. фон Райежу. 1918 г. (подг. текста, предисловие и примечания В.В. Михайлова). — Исторический архив. 2018, №5, с. 182—188.
      43. ШАУМЯН С. Г. Ук. соч., с. 279.
      44. Там же, с. 402—407.
      45. Там же, с. 259.
      46. ПУЧЕНКОВ А. С. Национальная политика генерала Деникина (весна 1918 — весна 1920 г.). М. 2016, с. 153.
      47. NAWC. САВ24/63/5700/. Military Command in the Middle East. Memo by Lt.-Gen Smuts. 16 September, 1918.18/J/38.
      48. National (British) Archives. Imperial War Cabinet (NA IWC). CAB 23/44a. Committee of Prime Minister. Notes of Meetings. June 21 — Aug. 16. Minutes of a Meeting held at 10 Downing Street, S.W. on Thursday, August 1,1918 at 11 a.m.
      49. NAIWC. CAB23/145. Minutes of Meetings Aug. 13 — Dec. 311918. Minutes of a Meeting at 10, Downing St. on Wednesday, 14th August. 1918. /251/
      50. Документы внешней политики СССР (ДВП СССР). Т. 1, с. 444.
      51. NAWC. САВ24/66/5908. Turco-German Relations over the Caucasus. Memorandum by Political Intelligence Department (4.10.1918. Turkey /006).18/OJ/14.
      52. NA IOR. L/MIL/17/16/25. A Manual on the Turanians and Pan-Turanianism. Nov. 1918. P. 1—258+maps.
      53. Ibid., p. 193—194.
      54. Международная политика в договорах, нотах и декларациях. Часть II. От империалистической войны до снятия блокады с Советской России. М. 1926, с. 188—190.

      Вопросы истории. №4 (1). 2021. С. 239-252.
    • Суслопарова Е. А. Маргарет Бондфилд
      Автор: Saygo
      Суслопарова Е. А. Маргарет Бондфилд // Вопросы истории. - 2018. - № 2. С. 14-33.
      Публикация посвящена первой женщине — члену британского кабинета министров — Маргарет Бондфилд (1873—1953). Автор прослеживает основные этапы биографии М. Бондфилд, формирование ее личности, политическую карьеру, взгляды, рассматривает, как она оценивала важнейшие события в истории лейбористской партии, свидетелем которых была.
      На протяжении десятилетий научная литература пестрит работами, посвященными первой британской женщине премьер-министру М. Тэтчер. Авторы изучают ее характер, привычки, стиль руководства и многое другое. Однако на сегодняшний день мало кто помнит имя женщины, во многом открывшей двери в британскую большую политику для представительниц слабого пола. Лейбориста Маргарет Бондфилд стала первой в истории Великобритании женщиной — членом кабинета министров, а также Тайного Совета еще в 1929 году.
      Сама Бондфилд всегда считала себя командным игроком. Взлет ее карьеры неотделим от истории развития и усиления лейбористской партии в послевоенные 1920-е годы. Лейбористы впервые пришли к власти в 1924 г. и традиционно поощряли участие женщин в политической жизни в большей степени, нежели консерваторы и либералы. Несмотря на статус первой женщины-министра Бондфилд не была обласкана вниманием историков даже у себя на Родине. Практически единственной на сегодняшний день специально посвященной ей книгой остается работа современницы М. Гамильтон, изданная еще в 1924 году1.
      Тем не менее, Маргарет прожила довольно яркую и насыщенную событиями жизнь. Неоценимым источником для историка являются ее воспоминания, опубликованные в 1948 г., где Бондфилд подробно описывает важнейшие события своей жизни и карьеры. Книга не оставляет у читателя сомнений в том, что автор знала себе цену, была достаточно умна, наблюдательная, обладала сильным характером и умела противостоять обстоятельствам. В отечественной историографии личность Бондфилд пока не удостаивалась пристального изучения. В этой связи в данной работе предполагается проследить основные вехи биографии Маргарет Бондфилд, разобраться, кем же была первая британская женщина-министр, как она оценивала важнейшие события в истории лейбористской партии, свидетелем которых являлась, стало ли ее политическое восхождение случайным стечением обстоятельств или закономерным результатом успешной послевоенной карьеры лейбористской активистки.
      Маргарет Бондфилд родилась 17 марта 1873 г. в небогатой многодетной семье недалеко от небольшого городка Чард в графстве Сомерсет. Ее отец, Уильям Бондфилд, работал в текстильной промышленности и со временем дослужился до начальника цеха. К моменту рождения дочери ему было далеко за шестьдесят. Уильям Бондфилд был нонконформистом, радикалом, членом Лиги за отмену Хлебных законов. Он смолоду много читал, увлекался геологией, астрономией, ботаникой, а также одно время преподавал в воскресной церковной школе. Мать, Энн Тейлор, была дочерью священника-конгрегационалиста. До 13 лет Маргарет училась в местной школе, а затем недолгое время, в 1886—1887 гг., работала помощницей учителя в классе ддя мальчиков. Всего в семье было 11 детей, из которых Маргарет по старшинству была десятой. По ее собственным воспоминаниям, по-настоящему близка она была лишь с тремя из детей2.
      В 1887 г. Маргарет Бондфилд начала полностью самостоятельную жизнь. Она переехала в Брайтон и стала работать помощницей продавца. Жизнь в городе была нелегкой. Маргарет регулярно посещала конгрегационалистскую церковь, а также познакомилась с одной из создательниц Женской Либеральной ассоциации — активной сторонницей борьбы за женские права Луизой Мартиндейл, которая, по воспоминаниям Бондфилд, а также по свидетельству М. Гамильтон, оказала на нее огромное влияние. По словам Маргарет, у нее был дар «вытягивать» из человека самое лучшее. Мартиндейл помогла ей «узнать себя», почувствовать себя человеком, способным на независимые суждения и поступки3. Луиза Мартиндейл приучила Бондфилд к чтению литературы по социальным проблематике и привила ей вкус к политике.
      В 1894 г., накопив, как ей казалось, достаточно денег, Маргарет решила перебраться в Лондон, где к тому времени обосновался ее старший брат Фрэнк. После долгих поисков ей с трудом удалось найти уже привычную работу продавца. Первые несколько месяцев в огромном городе в поисках работы она вспоминала как кошмар4. В Лондоне Бондфилд вступила в так называемый Идеальный клуб, расположенный на Тоттенхэм Корт Роуд, неподалеку от ее магазина. Членами клуба в ту пору были драматург Б. Шоу, супруги фабианцы Сидней и Беатриса Вебб и ряд других интересных личностей. Как вспоминала сама Маргарет, целью клуба было «сломать классовые преграды». Его члены дискутировали, развлекались, танцевали.
      В Лондоне Маргарет также вступила в профсоюз продавцов и вскоре была избрана в его районный совет. «Я работала примерно по 65 часов в неделю за 15—25 фунтов в год... я чувствовала, что это правильный поступок», — отмечала она впоследствии5. В результате в 1890-х гг. Бондфилд пришлось сделать своеобразный выбор между церковью и тред-юнионом, поскольку мероприятия для прихожан и профсоюзные собрания проводились в одно и то же время по воскресеньям. Маргарет предпочла посещать последние, однако до конца жизни оставалась человеком верующим.
      Впоследствии она подчеркивала, что величайшая разница между английским рабочим движением и аналогичным на континенте состояла в том, что его «островные» основоположники имели глубокие религиозные убеждения. Карл Маркс обладал лишь доктриной, разработанной в Британском музее, отмечала Бондфилд. Британские же социалисты имели за своей спиной вековые традиции. Сложно определить, что ими движет — интересы рабочего движения или религия, писала она о социалистических и профсоюзных функционерах, подобных себе. Ее интересовало, что заставляет таких людей после тяжелой работы, оставаясь без выходных, ехать в Лондон или из Лондона, возвращаться домой лишь в воскресенье вечером, чтобы с утра в понедельник вновь выйти на работу. Неужели просто «желание добиться более короткой продолжительности рабочего дня и увеличения зарплаты для кого-то другого?» На взгляд Бондфилд, именно религиозность лежала в основе подобного самопожертвования6.
      Маргарет также вступила в Женский промышленный совет, членами которого были жена будущего первого лейбористского премьер-министра Р. Макдональда Маргарет и ряд других примечательных личностей. Наиболее близка Бондфилд была с активистской Лилиан Гилкрайст Томпсон. В Женском промышленном совете Маргарет занималась исследовательской рабой, в частности, проблемой детского труда7.
      В 1901 г. умер отец Бондфилд, и проживавший в Лондоне ее брат Фрэнк был вынужден вернуться в Чард, чтобы поддержать мать. В августе того же года в возрасте 24 лет скончалась самая близкая из сестер — Кэти. Еще один брат, Эрнст, с которым Маргарет дружила в детстве, умер в 1902 г. от пневмонии. После потери близких делом жизни Маргарет стало профсоюзное движение. Никакие любовные истории не нарушали ее спокойствие. «У меня не было времени ни на замужество, ни на материнство, лишь настойчивое желание служить моему профсоюзу», — писала она8. В 1898 г. Бондфилд стала помощником секретаря профсоюза продавцов, а в дальнейшем, до 1908 г., занимала должность секретаря.
      В этот период Маргарет познакомилась с активистами образованной еще в 1884 г. Социал-демократической федерации (СДФ), возглавляемой Г. Гайндманом. Она вспоминала, что в первые годы профсоюзной деятельности ей приходилось выступать на митингах со многими членами СДФ, но ей не нравился тот акцент, который ее представители ставили на необходимости «кровавой классовой войны»9. Гораздо ближе Бондфилд были взгляды другой известной социалистической организации тех лет — Фабианского общества, пропагандировавшего необходимость мирного и медленного перехода к социализму.
      Маргарет с интересом читала фабианские трактаты, а также вступила в «предвестницу» лейбористской партии — Независимую рабочую партию (НРП), созданную в Брэдфорде в 1893 году.
      На рубеже XIX—XX вв. Бондфилд приняла участие в организованной НРП кампании «Война против бедности» и познакомилась со многими ее известными активистами и руководителями — К. Гради, Б. Глазье, Дж. Лэнсбери, Р. Макдональдом. Впоследствии Маргарет подчеркивала, что членство в НРП очень существенно расширило ее кругозор. Она также была представлена известному английскому писателю У. Моррису. По свидетельству современницы и биографа Бондфилд М. Гамильтон, в эти годы ее героиня также довольно много писала под псевдонимом Грейс Дэе для издания «Продавец».
      В своей работе Гамильтон обращала внимание на исключительные ораторские способности, присущие Маргарет смолоду. На взгляд Гамильтон, Бондфилд обладала актерским магнетизмом и невероятным умением устанавливать контакт с аудиторией. «Горящая душа, сокрытая в этой женщине с блестящими глазами, — отмечала Гамильтон, — вызывает ответный отклик у всех людей, с кем ей приходится общаться»10. Сама Бондфильд в этой связи писала: «Меня часто спрашивают, как я овладела искусством публичного выступления. Я им не овладевала». Маргарет признавалась, что после своей первой публичной речи толком не помнила, что сказала11. Однако с началом профсоюзной карьеры ей приходилось выступать довольно много. Страх перед трибуной прошел. Бондфилд обладала хорошим зычным голосом, смолоду была уверена в себе. По всей вероятности, эти качества и сделали ее одной из лучших женщин-ораторов своего поколения. Впрочем, современники признавали, что ей больше удавались воодушевляющие короткие речи, нежели длинные.
      В 1899 г. Маргарет впервые оказалась делегатом ежегодного съезда Британского конгресса тред-юнионов (БКТ). Она была единственной женщиной, присутствовавшей на профсоюзном собрании, принявшим судьбоносную для британской политической истории резолюцию, приведшую вскоре к созданию Комитета рабочего представительства для защиты интересов рабочих в парламенте. В 1906 г. он был переименован в лейбористскую партию. На съезде БКТ 1899 г. Бондфилд впервые довелось выступить перед столь представительной аудиторией. Издание «Морнинг Лидер» писало по этому поводу: «Это была поразительная картина, юная девушка, стоящая и читающая лекцию 300 или более мужчинам... вначале конгресс слушал равнодушно, но вскоре осознал, что единственная леди делегат является оратором неожиданной силы и смелости»12.
      С 1902 г. на два последующих десятилетия ближайшей подругой Бондфилд стала профсоюзная активистка Мэри Макартур. По словам биографа Гамильтон, это был «роман ее жизни». С 1903 г. Мэри перебралась в Лондон и стала секретарем Женской профсоюзной лиги, основанной еще в 1874 г. с целью популяризации профсоюзного движения среди представительниц слабого пола. Впоследствии, в 1920 г., лига была превращена в женское отделение БКТ. Бондфилд долгие годы представляла в этой Лиге свой профсоюз продавцов. В 1906 г. Мэри Макартур также основала Национальную федерацию женщин-работниц. Последняя в дальнейшем эволюционировала в женскую секцию крупнейшего в Великобритании профсоюза неквалифицированных и муниципальных рабочих, с которым будет связана и судьба Маргарет.
      В своих мемуарах Бондфилд писала, что впервые оказалась на континенте в 1904 году. Наряду с Макартур и женой Рамсея Макдональда она была приглашена на международный женский конгресс в Берлине. Маргарет не осталась безучастна к важнейшим событиям, будоражившим ее страну в конце XIX — начале XX века. Она занимала пробурскую сторону в годы англо-бурской войны. Бондфилд приветствовала известный «Доклад меньшинства», подготовленный, главным образом, Беатрисой Вебб по итогам работы королевской комиссии, целью которой было усовершенствование законодательства о бедных13. «Доклад» предлагал полную отмену Работных домов, учреждение вместо этого специального государственного департамента с целью защиты интересов безработных и ряд других мер.
      Маргарет была вовлечена в суфражистское движение, являясь членом, а затем и председателем одного из суфражистских обществ. С точки зрения Гамильтон, убеждение в полном равенстве мужчин и женщин шло у Бондфилд из детства, поскольку ее мать подчеркнуто одинаково относилась как к дочерям, так и к сыновьям14. Позиция Маргарет была специфической. Сама она писала, что выступала, в отличие от некоторых современников, против ограниченного распространения избирательного права на женщин на основе имущественного ценза. На ее взгляд, это лишь усиливало политическую власть имущих слоев населения. Маргарет же требовала всеобщего избирательного права для мужчин и женщин, а также призывала к борьбе с коррупцией на выборах. Вспоминая тщетные предвоенные попытки добиться расширения избирательного права, Бондфилд справедливо писала о том, что только вклад женщин в победу в первой мировой войне наконец свел на нет аргументы противников реформы15.
      В 1908 г. Маргарет оставила пост секретаря профсоюза продавцов. Ее биограф Гамильтон объясняет этот поступок желанием своей героини найти себе более широкое применение16. В 1910 г. Маргарет впервые посетила США по приглашению знакомой. В ходе поездки ей довелось присутствовать на выступлении Теодора Рузвельта, который, по ее мнению, эффективно сочетал в себе таланты государственного деятеля и способного пропагандиста17.
      Маргарет много ездила по стране и выступала в качестве оратора-пропагандиста от НРП. Как писала Гамильтон, в эти годы она была среди тех, кто «создавал общественное мнение»18. В 1913 г. Маргарет стала членом Национального административного совета этой партии. Она также участвовала в работе Женской профсоюзной лиги и Женской лейбористской лиги, основанной в 1906 г. при участии жены Макдональда. Лига работала в связке с лейбористской партией с целью популяризации ее среди женского электората. В 1910 г. Бондфилд приняла участие в выборах в Совет лондонского графства от Вулвича, но заняла лишь третье место. Она начала активно работать в Женской кооперативной гильдии, созданной еще в 1883 г. и насчитывавшей примерно 32 тыс. человек19.
      Очень многие представители НРП были убежденными пацифистами. Бондфилд была с ними солидарна. Она отмечала, что разделяла взгляды тех, кто осуждал тайную предвоенную дипломатию министра иностранных дел Э. Грея. Маргарет вспоминала, как восхищалась лидером лейбористской партии Макдональдом, когда он осмелился в ходе известных парламентских дебатов 3 августа 1914 г. выступить в палате общин против Грея20. Тем не менее, большинство членов лейбористской партии, в отличие от НРП, с началом войны поддержало политику правительства. Это вынудило Макдональда подать в отставку со своего поста.
      Вскоре после начала войны Бондфилд согласилась, по просьбе подруги Мэри Макартур, занять пост помощника секретаря Национальной федерации женщин-работниц. В 1916 г. Маргарет, как и большинство представителей НРП, резко протестовала против перехода к всеобщей воинской повинности. В своих мемуарах она отмечала, что отношение к человеческой жизни как к самому дешевому средству решения проблемы стало «величайшим позором» первой мировой войны21.
      В 1918 г. в лейбористской партии произошли серьезные перемены, инициированные ее секретарем А. Гендерсоном, к которому Бондфилд всегда испытывала симпатию и уважение. Был принят новый Устав, вводивший индивидуальное членство, позволившее в дальнейшем расширить электорат партии за счет населения за рамками тред-юнионов. Наряду с этим была принята первая в истории программа, включавшая в себя важнейшие социал-демократические принципы. Все это существенно укрепило позицию лейбористской партии и способствовало ее заметному усилению в послевоенное десятилетие. Как вспоминала Маргарет, «мы вступили в военный период сравнительно скромной и небольшой партией идеалистов... Мы вышли из него с организацией, политикой и принципами великой национальной партии»22. Несмотря на то, что лейбористы проиграли выборы 1918 г., новая партийная машина, запущенная в 1918 г., позволила им добиться заметного успеха в ближайшее десятилетие, а Бондфилд со временем занять кресло министра.
      В начале 1919 г. Бондфилд приняла участие в международной конференции в Берне, явившей собой неудавшуюся в конечном счете попытку возродить фактически распавшийся с началом первой мировой войны Второй интернационал. Наряду с Маргарет, со стороны Великобритании в ней участвовали Р. Макдональд, Г. Трейси, Р. Бакстон, Э. Сноуден и ряд других фигур. В том же году Бондфилд была отправлена в качестве делегата БКТ на конференцию Американской федерации труда. Это был ее второй визит в США. В ходе поездки она познакомилась с президентом Американской федерации труда С. Гомперсом.
      В первые послевоенные годы одним из острейших в британской политической жизни стал ирландский вопрос. «Пасхальное воскресенье» 1916 г., вооруженное восстание ирландских националистов, подавленное британскими властями, практически перечеркнуло все довоенные попытки премьер-министра Г. Асквита умиротворить Ирландию обещанием предоставить ей самоуправление. «Если мы не откажемся от военного господства в Ирландии, то это чревато катастрофой, — заявила Бондфилд в 1920 г. в одном из публичных выступлений. — Я твердо стою на том, чтобы предоставить большинству ирландского населения возможность иметь то правительство, которое они хотят, в надежде, что они, возможно, пожелают войти в наше союзное государство. Это единственный шанс достичь мира с Ирландией»23.
      Маргарет приветствовала англо-ирландский договор 1921 г., который было вынуждено заключить послевоенное консервативно-либеральное правительство Д. Ллойд Джорджа после провала насильственных попыток подавить национально-освободительное движение. Согласно договору, большая часть Ирландии провозглашалась «Ирландским свободным государством», однако Северная Ирландия (Ольстер) оставалась в составе Соединенного королевства. Бондфилд с печалью отмечала, что политики «опоздали на десять лет» в решении ирландского вопроса24.
      В 1920 г. Маргарет стала одной из первых англичанок, посетивших большевистскую Россию в рамках лейбористско-профсоюзной делегации. Членами делегации были также Б. Тернер, Т. Шоу, Р. Уильямс, Э. Сноуден и ряд других активистов25. Целью визита было собрать и донести до британского рабочего движения достоверную информацию о том, что на самом деле происходит в России. В ходе поездки Бондфилд вела подробный дневник, впоследствии опубликованный на страницах ее воспоминаний. Он позволяет судить о том, какое впечатление первое в мире социалистическое государство произвело на автора. Любопытно, что другая женщина — член делегации — Этель Сноуден, жена будущего лейбористского министра финансов, также обнародовала свои впечатления от этого визита, в 1920 г. издав книгу «Сквозь большевистскую Россию»26. Если сравнивать наблюдения двух лейбористок, то Бондфилд увидела Россию в целом в менее мрачных тонах, нежели ее спутница.
      Маргарет посетила Петроград, Москву, Рязань, Смоленск и ряд других мест. Она встречалась с Л. Б. Каменевым, С. П. Середой, В. И. Лениным. Последний, по воспоминаниям Бондфилд, был откровенен и даже готов признать, что власть допустила некоторые ошибки, а западные демократии извлекут урок из этих ошибок27. Простые люди, встречавшиеся в ходе поездки, показались Маргарет худыми и холодными. Ее поразило, что женщины наравне с мужчинами занимаются тяжелым физическим трудом.
      В отличие от Э. Сноуден, Маргарет не склонна была резко критиковать большевистский режим. Она отмечала в дневнике, что неоднократно встречалась с простыми людьми, которые от всего сердца поддерживали перемены. Тем не менее, Бондвилд не скрывала и того, что столкнулась в России с теми, для кого новый режим стал трагедией. По поводу иностранной интервенции Маргарет писала в 1920 г., что, на ее взгляд, она не сможет сломить советских людей, но лишь «заставит их ненавидеть нас»28.
      Более того, впоследствии в своих мемуарах Бондфилд подчеркивала, что делегация не нашла в России ничего, что оправдывало бы политику войны против нее. Активная поддержка представителями лейбористской партии кампании «Руки прочь от России» в целом не была обусловлена желанием основной массы активистов повторить сценарий русской революции. Бондфилд, как и многие ее коллеги по партии, была убеждена в том, что жители России имеют полное право без иностранного вмешательства определять контуры того общества, в котором они намерены жить.
      В 1920 г. Маргарет впервые выставила свою кандидатуру на дополнительных выборах в парламент от округа Нортамптон. Борьба закончилась поражением, принеся, тем не менее, Бондфилд ценный опыт предвыборной борьбы. В начале 20-х гг. XX в. лейбористы вели на местах напряженную организационную работу, чтобы перехватить инициативу у расколовшейся еще в 1916 г. либеральной партии. В ходе всеобщих выборов 1922 г., последовавших за распадом консервативно-либеральной коалиции во главе с Ллойд Джорджем, Бондфилд вновь боролась за Нортамптон. Несмотря на второй проигрыш подряд, она справедливо отмечала, что выборы 1922 г. стали вехой в лейбористской истории. Они принесли партии первый в XX в. настоящий успех. Лейбористы заняли второе место, вслед за консерваторами, обойдя наконец обе группировки расколовшейся либеральной партии вместе взятые. Впервые, писала Бондфилд, «мы стали оппозицией Его Величества, что на практике означало альтернативное правительство»29.
      Несмотря на неудачные попытки Маргарет стать парламентарием, ее профсоюзная карьера в послевоенные годы складывалась весьма успешно. В 1921 г. Национальная федерация женщин-работниц слилась с профсоюзом неквалифицированных и муниципальных рабочих, превратившись в его женскую секцию. После смерти своей подруги Макартур Бондфилд стала с 1921 г. на долгие годы секретарем секции. В 1923 г. она оказалась первой женщиной, которой была оказана честь стать председателем БКТ30.
      В конце 1923 г. консервативный премьер-министр С. Болдуин фактически намеренно спровоцировал досрочные выборы с тем, чтобы консерваторы могли осуществить протекционистскую программу реформ, не представленную ими в ходе последней избирательной кампании 1922 года. Лейбористы вышли на эти выборы под флагом защиты свободы торговли. Маргарет вновь была заявлена партийным кандидатом от Нортамптона. В своем предвыборном обращении она заявляла, что ни свобода торговли, ни протекционизм сами по себе не способны решить проблемы британской экономики. Необходима «реальная свобода торговли», отмена всех налогов на продукты питания и предметы первой необходимости, тяжелым бременем лежащих на рабочих и среднем классе31.
      Выборы впервые принесли Бондфилд успех. Она одержала победу как над консервативным, так и над либеральным соперником. «Округ почти сошел с ума от радости», — не без гордости вспоминала Маргарет. Победительницу торжественно провезли по городу в открытом экипаже32. Наряду с Бондфилд, в парламент были избраны еще две женщины-лейбористки: С. Лоуренс и Д. Джусон33. Что касается результатов по стране, то в целом парламент оказался «подвешенным». Ни одна из партий — ни консервативная (248 мест), ни лейбористская (191 мест), ни впервые объединившаяся после войны в защиту свободы торговли либеральная (158 мест) — не получила абсолютного парламентского большинства34.
      Формирование правительства могло быть предложено лидеру либералов Г. Асквиту, но он не желал зависеть от благосклонности соперников. В результате с согласия Асквита, изъявившего готовность подержать в парламенте стоящих на стороне фри-треда лейбористов, в январе 1924 г. было создано первое в истории Великобритании лейбористское правительство во главе с Р. Макдональдом.
      В действительности это был трагический рубеж в истории либеральной партии, которой больше никогда в XX в. не представится даже отдаленный шанс сформировать собственное правительство, и судьбоносный в истории лейбористов. Бондфилд, вспоминая события того времени, полагала, что решением 1924 г. Асквит фактически «разрушил свою партию». Вопрос спорный, поскольку в трагической судьбе либералов свою роль, несомненно, сыграл и другой известный либеральный политик — Д. Ллойд Джордж. Именно он согласился в 1916 г. стать премьер-министром взамен Асквита и тем самым способствовал расколу либеральных рядов в годы первой мировой войны на две группировки (свою и асквитанцев). Тем не менее, на взгляд Бондфилд, Асквит в своем решении 1924 г. руководствовался не только интересами свободы торговли, но и личными мотивами. Он желал, пишет она, отомстить людям, «вытолкнувшим» его из премьерского кресла в 1916 году35.
      В рядах лейбористов были определенные колебания относительно того, стоит ли формировать правительство меньшинства, не имея надежной опоры в парламенте. На митинге 13 января 1924 г., проходившем незадолго до объявления вотума недоверия консерваторам и создания лейбористского кабинета, Бондфилд говорила о том, что за возможность прийти к власти «необходимо хвататься обеими руками»36. Эту позицию полностью разделяло и руководство лейбористской партии. В итоге 22 января 1924 г. Макдональд занял пост премьер-министра. В ходе дебатов по вопросу о доверии кабинету Болдуина Маргарет произнесла свою первую речь в парламенте. Ее внимание было, главным образом, обращено к проблеме безработицы, а также фабричной инспекции37. Спустя годы, в своих воспоминаниях Бондфилд не без гордости отмечала, что представители прессы охарактеризовали эту речь как «первое интеллектуальное выступление женщины в палате общин, которое когда-либо доводилось слышать»38.
      С приходом лейбористов к власти Маргарет было предложено занять должность парламентского секретаря Министерства труда, которое в 1924 г. возглавил Т. Шоу. Как отмечала Бондфилд, новость ее одновременно опечалила и обрадовала. В связи с назначением она была вынуждена оставить почетный пост председателя БКТ. Рассказывая о событиях 1924 г., Бондфилд не смогла в своих мемуарах удержаться от комментариев относительно неопытности первого лейбористского кабинета. Она писала об огромном наплыве информации и деталей, что практически не позволяло ей вникнуть в работу других связанных с Министерством труда департаментов. «Мы были новой командой, — вспоминала она, — большинству из нас предстояло постичь особенности функционирования палаты общин в равной степени, как и овладеть навыками министерской работы, справиться с огромным количеством бумаг...»39
      К тому же работу первого лейбористского кабинета осложняло отсутствие за спиной парламентского большинства в палате общин. При продвижении законопроектов министрам приходилось оглядываться на оппозицию, строго следившую за тем, чтобы правительство не вышло из-под контроля. Комментируя эту ситуацию спустя более двух десятилетий, в конце 1940-х гг., Бондфилд по-прежнему удивлялась тому, что правительство не допустило серьезных промахов и в целом показало себя вполне достойной командой.
      Кабинет Макдональда в самом деле продемонстрировал британцам, что лейбористы способны управлять страной. Отсутствие серьезных внутренних реформ (самой заметной стала жилищная программа Уитли — предоставление рабочим дешевого жилья в аренду) с лихвой компенсировалось яркими внешнеполитическими шагами. Первое лейбористское правительство признало СССР, подписало с ним общий и торговый договоры, способствовало принятию репарационного плана Дауэса на Лондонской международной конференции, позволившего в пику Франции реализовать концепцию «не слишком слабой Германии». Партия у власти активно отстаивала идею арбитража и сотрудничества на международной арене.
      В должности парламентского секретаря Министерства труда Бондфилд отправилась в сентябре 1924 г. в Канаду с целью изучить возможность расширения семейной миграции в этот британский доминион. Пока Маргарет находилась за океаном, события на родине стали приобретать неприятный для лейбористов поворот. В августе 1924 г. был задержан Дж. Кэмпбелл, исполнявший обязанности редактора прокоммунистического издания «Уокере Уикли». На страницах газеты был опубликован сомнительный, с точки зрения респектабельной Англии, призыв к военнослужащим не выступать с оружием в руках против рабочих во время стачек, напротив, обратить это оружие против угнетателей. Генеральный атторней, однако, приостановил дело Кэмпбелла за недостатком улик. Собравшиеся на осеннюю сессию консерваторы и либералы потребовали назначить следственную комиссию с целью разобраться в правомерности подобных действий. Макдональд расценил это как знак недоверия кабинету. Парламент был распущен, а новые выборы назначены на 29 октября.
      Лейбористы вышли на выборы под лозунгом «Мы были в правительстве, но не у власти», требуя абсолютного парламентского большинства. Однако избирательная кампания оказалась омрачена публикацией в прессе за несколько дней до голосования так называемого «письма Зиновьева», являвшегося в то время председателем исполкома Коминтерна. Вероятная фальшивка, «сенсация», по словам «Таймс», содержала в себе указания британским коммунистам, как вести борьбу в пользу ратификации англо-советских договоров, заключенных правительством Макдональда, а также рекомендации относительно вооруженного захвата власти40. По неосмотрительности Макдональда, наряду с премьерством исполнявшего обязанности министра иностранных дел, письмо было опубликовано в прессе вместе с нотой протеста. Это косвенно свидетельствовало о том, что лейбористское правительство признает его подлинность. На этом фоне недавно заключенные с СССР договоры предстали в глазах публики в сомнительном свете. По воспоминаниям одного из современников, репутация Макдональда в этот момент «опустилась ниже нулевой отметки»41.
      Лейбористы проиграли выборы. К власти вновь вернулось консервативное правительство во главе с Болдуином. Бонфилд возвратилась из Канады слишком поздно, чтобы успешно побороться за свой округ Нортамптон. Как писала она сама, оппоненты обвиняли ее в том, что она пренебрегла своими обязанностями, «спасаясь за границей». В результате Маргарет оказалась вне стен парламента. Возвращаясь к событиям осени 1924 г. в своих мемуарах, Бондфилд не скрывала впоследствии своего недовольства Макдональдом. Давая задним числом оценку лейбористскому руководителю, Маргарет писала, что он не обладал силой духа, необходимой политическому лидеру его ранга. «При неоспоримых способностях и личном обаянии... он по сути был человеком слабым, — отмечала она, — при всех его внешних добродетелях и декоративных талантах». Его доверчивость и слабость оставались скрыты от посторонних глаз, пока враги этим не воспользовались42.
      В мае 1926 г. в Великобритании произошло эпохальное для всего профсоюзного движения событие — всеобщая стачка, руководимая БКТ и закончившаяся поражением рабочих. В течение девяти дней Бондфилд разъезжала по стране, встречалась с профсоюзными активистами, о чем свидетельствует ее дневник 1926 г., вошедший в издание воспоминаний 1948 года. Маргарет отмечала, с одной стороны, преданность, дисциплину бастующих, с другой, некомпетентность работодателей. В то же время она винила в плачевном для рабочих исходе событий руководителей профсоюза шахтеров — Г. Смита и А. Кука. Поддержка бастующих горняков другими рабочими, с точки зрения Маргарет, практически ничего не дала в итоге из-за того, что указанные двое заняли слишком жесткую позицию в ходе переговоров с шахтовладельцами и не желали идти на компромисс43. Тот факт, что Кук по сути явился бунтарской фигурой, на протяжении 1925—1926 гг. намеренно подогревавшей боевые настроения в шахтерских районах, отмечали и другие современники44. В своих наблюдениях Бондфилд была не одинока.
      Летом того же 1926 г. один из лейбористских избирательных округов (Уоллсенд) оказался вакантным, и Бондфилд было предложено выступить там парламентским кандидатом на дополнительных выбоpax. Избирательная кампания закончилась ее победой. Это позволило Маргарет, не дожидаясь всеобщих выборов, вернуться в палату общин уже в 1926 году.
      Еще в ноябре 1925 г. правительство Болдуина дало поручение лорду Блэнсбургу возглавить комитет, который должен был заняться проблемой усовершенствования системы поддержки безработных. Бондфилд получила приглашение войти в его состав. В январе 1927 г. был обнародован доклад комитета. Документ носил компромиссный характер и в целом не удовлетворил многих рабочих, полагавших, что система предоставления пособий безработным не охватывает всех нуждающихся, а выплачиваемые суммы недостаточны. Тем не менее, Бондфилд подписала доклад наряду с представителями консерваторов и либералов. Таким образом она обеспечила единогласие в рамках всего комитета. Это вызвало волну недовольства. По воспоминаниям самой Маргарет, в лейбористских рядах против нее поднялась настоящая кампания. Многие были возмущены тем, что Бондфилд не подготовила свой собственный «доклад меньшинства». Более того, некоторые недоброжелатели подозревали, что она подписала доклад комитета Блэнсбурга, не читая его. Впрочем, сама героиня этой статьи категорически опровергала данное утверждение45.
      Много лет спустя в свое оправдание Маргарет писала, что была солидарна далеко не со всеми предложениями подписанного ею доклада. Однако в целом настаивала на своей правоте, поскольку полагала, что на тот момент доклад был очевидным шагом вперед в плане совершенствования страхования по безработице46.
      На парламентских выборах 1929 г. лейбористская партия одержала самую крупную за все межвоенные годы победу, завоевав 287 парламентских мест. Активная пропагандистская работа в избирательных округах, стремление дистанцироваться от излишне радикальных требований принесли плоды. Лейбористам удалось переманить на свою сторону часть «колеблющегося избирателя». Бондфилд вновь выставила свою кандидатуру от Уоллсенда. Наряду с консервативным соперником в округе, в 1929 г. ей также довелось сразиться с коммунистом. Тем не менее, выборы 1929 г. вновь оказались для Маргарет успешными. Более того, по совету секретаря партии А. Гендерсона, Макдональд предложил ей занять пост министра труда. Это была должность в рамках кабинета, ступень, на которую в британской истории на тот момент не поднималась еще ни одна женщина. В должности министра Бондфилд также вошла в Тайный Совет.
      Размышляя, почему выбор в 1929 г. пал именно на нее, Маргарет впоследствии без ложной скромности называла себя вполне достойной кандидатурой, умеющей аргументировано отстаивать свою точку зрения, спонтанно отвечать на вопросы, не боясь противостоять враждебной критике. По иронии судьбы, скандал с докладом Блэнсбурга продемонстрировал широкой публике, как считала сама Бондфилд, ее бойцовские качества и сослужил в итоге хорошую службу. Маргарет писала в воспоминаниях, что в 1929 г. в полной мере осознавала значимость момента. Это была «часть великой революции в положении женщин, которая произошла на моих глазах и в которой я приняла непосредственное участие», — отмечала она47. Впоследствии Маргарет не раз спрашивали, волновалась ли она, принимая новое назначения. Она отвечала отрицательно. В 1929 г. Бондфилд казалось, что ей предстояло заниматься вопросами, хорошо знакомыми по профсоюзной работе.
      Большое внимание было приковано к тому, как должна быть одета первая женщина-министр во время представления королю. Маргарет вспоминала, что у нее даже не было времени на обновление гардероба. Из новых вещей были лишь шелковая блузка и перчатки. Из Букингемского дворца поступило указание, что дама должна быть в шляпе. Бондфилд была категорически с этим не согласна и в дальнейшем появлялась на официальных церемониях без головного убора. Она пишет, что в момент представления королю Георгу V, последний, вопреки обычаям, нарушил молчание и произнес: «Приятно, что мне представилась возможность принять у себя первую женщину — члена Тайного Совета»48.
      Тем не менее, как справедливо отмечала Маргарет, Министерство труда не было синекурой. Главная, стоявшая перед министром задача, заключалась в усовершенствовании страхования по безработице. В ноябре 1929 г. в палате общин состоялось второе чтение законопроекта о страховании по безработице, подготовленного и представленного Бондфилд. Несмотря на возражения оппозиции, Билль прошел второе чтение и в декабре обсуждался в рамках комитета. Он поднимал с 7 до 9 шиллингов размеры пособий для взрослых иждивенцев, а также на несколько шиллингов увеличивал пособия для безработных подростков. Бондфилд также удалось откорректировать ненавистную для безработных формулировку относительно того, что на пособие может претендовать лишь тот, кто «действительно ищет работу»49. Отныне власти должны были доказывать в случае отказа в пособии, что претендент «по-настоящему» не искал работу.
      Тем не менее в рядах лейбористов закон не вызвал удовлетворения. Еще до представления Билля, в начале ноября 1929 г., совместная делегация БКТ и исполкома лейбористской партии встречалась с Бондфилд и настаивала на более высокой сумме пособий50. Пожелания не были учтены. В дальнейшем недовольные участники ежегодной лейбористской конференции 1930 г. приняли резолюцию, призывавшую увеличить суммы пособий безработным, к которой также не прислушались51.
      В целом деятельность второго кабинета Макдональда оказалась существенно осложнена навалившимся на Великобританию мировым экономическим кризисом. Достойная поддержка безработных была слишком дорогим удовольствием для страны, зажатой в тисках финансовых проблем. На фоне недостатка денежных средств на поддержку малоимущих Бондфилд в целом не смогла проявить себя в роли министра труда в 1929—1931 годах. В своих воспоминаниях Маргарет всячески подчеркивает, что на посту министра труда не была способна смягчить проблему безработицы в силу объективных, нисколько не зависевших от нее обстоятельств начала 1930-х годов52. Отчасти это действительно так. Но напористое желание возложить ответственность на других и отстраниться от возможных обвинений достаточно ярко характеризует автора мемуаров.
      Еще в 1929 г. при правительстве Макдональда был сформирован специальный комитет во главе с профсоюзным функционером Дж. Томасом для изучения вопросов безработицы и разработки средств борьбы с нею. В комитет вошли канцлер герцогства Ланкастерского О. Мосли, помощник министра по делам Шотландии Т. Джонстон и руководитель ведомства общественных работ, левый лейборист Дж. Лэнсбери. Проект оказался провальным. По признанию современников, в том числе самой Бондфилд, Томас не обладал должным потенциалом для руководства подобным комитетом. Его младший коллега Мосли попытался форсировать события и подготовил специальный Меморандум, представленный в начале 1930 г. на рассмотрение Кабинета министров. Он включал такие предложения, как введение протекционистских тарифов, контроль над банковской политикой и ряд других мер. Они показались неприемлемыми для правительства Макдональда и, прежде всего, Министерства финансов во главе со сторонником ортодоксального экономического курса Ф. Сноуденом. Последующая отставка Мосли и его попытка поднять знамя протеста за рамками правительства в конечном счете ни к чему не привели. Сам же Мосли вскоре связал свою судьбу с фашизмом.
      31 июля 1931 г. был обнародован доклад комитета под председательством банкира Дж. Мэя. Комитет должен был исследовать экономическое положение Великобритании и предложить конструктивное решение. Согласно оценкам доклада, страна находилась на грани финансового краха. Бюджетный дефицит на следующий 1932/1933 финансовый год ожидался в размере 120 млн фунтов. Рекомендации комитета состояли в жесточайшей экономии государственных средств. В частности, значительную сумму предполагалось сэкономить за счет снижения пособий по безработице53.
      Как вспоминала Бондфилд, с публикацией доклада «вся затруднительная ситуация стала достоянием гласности»54. В результате 23 августа 1931 г. во время голосования о возможности сокращения пособий по безработице кабинет Макдональда раскололся фактически надвое. Это означало его невозможность функционировать в прежнем составе и скорейший уход в отставку. Однако на. следующий день, 24 августа, Макдональд поддался уговорам короля и остался на посту премьер-министра. Он изъявил готовность возглавить уже не лейбористское, а так называемое «национальное правительство», состоявшее, главным образом, из консерваторов, а также горстки либералов и единичных его сторонников из числа лейбористов. Вскоре этот поступок и намерение Макдональда выйти на досрочные выборы под руку с консерваторами против лейбористской партии были расценены как предательство. В конце сентября 1931 г. Макдональд и его соратники решением исполкома были исключены из лейбористской партии55.
      События 1931 г. стали драматичной страницей в истории лейбористской партии. Возникает вопрос, как же проголосовала Маргарет на историческом заседании 23 августа? Согласно отчетам прессы, Бондфилд в момент раскола кабинета выступила на стороне Макдональда, то есть за сокращение пособий на 10%56. Показательно, что в своих весьма подробных воспоминаниях, где автор периодически при­водит подробную информацию даже о том, что подавали к столу, Маргарет странным образом обходит вниманием детали августовского голосования, лишь отмечая, что 24 августа лейбористский кабинет, «все еще преисполненный решимости не сокращать пособия по безработице, ушел в отставку»57. Складывается впечатление, что Бондфилд намеренно не хотела сообщать читателю, что всего лишь накануне она лично не разделяла подобную решимость. В данном случае молчание автора красноречивее ее слов. Маргарет не желала вспоминать не украшавший ее биографию поступок.
      Впрочем, приведенный выше эпизод с голосованием нельзя назвать «несмываемым пятном». Так, например, голосовавший вместе с Бондфилд ее более молодой коллега Г. Моррисон успешно продолжил свое политическое восхождение в 1940-е гг. и добился немалых высот. Однако Маргарет было уже 58 лет. Ее министерская карьера завершилась августовскими событиями 1931 года. В своей автобиографии она подчеркивала, что у нее нет ни малейшего намерения предлагать читателю какие-то «сенсационные откровения» относительно раскола 1931 года58.
      В лейбористской послевоенной историографии Макдональд был подвергнут резкой критике на страницах целого ряда работ. В адрес бывшего партийного лидера звучали такие эпитеты, как «раб» консерваторов, «ренегат», человек, поставивший задачей в 1931 г. «удержать свой пост любой ценой»59. Бондфилд, издавшая мемуары в 1948 г., не разделяла такую точку зрения. «Нам не следует..., — писала она, — думать о нем (Макдональде. — Е. С.) как ренегате и предателе. Он не отказался ни от чего, во что сам действительно верил, он не изменил своему мнению, он не принял ничьи взгляды, с коими бы не был согласен». Макдональд никогда не принадлежал к числу профсоюзных функционеров и, с точки зрения Бондфилд, не слишком симпатизировал «промышленному крылу» партии. Его отношения с заметно сместившейся влево на рубеже 1920—1930-х гг. НРП, через которую бывший лидер много лет назад оказался в лейбористских рядах, также были испорчены из-за расхождения во взглядах. «Ничто не препятствовало для его перехода к сотрудничеству с консерваторами», — заключает Бондфилд60.
      С этим утверждением можно отчасти поспорить. Макдональд до «предательства» был относительно популярен среди лейбористов, и испорченные отношения с НРП, недовольной умеренным характером деятельности первого и второго лейбористских кабинетов, еще не означали потери диалога с партией в целом, с ее менее левыми представителями. Тем не менее, определенная доля истины, в частности относительного того, что Макдональду в начале 1930-х гг. на посту премьера порой легче было найти понимание у представителей правой оппозиции, нежели у бунтарского крыла лейбористов и у тред- юнионов, недовольных скудостью социальных реформ, в словах Бондфилд присутствует.
      Наблюдая за деятельностью Макдональда в последующие годы, Маргарет отмечала, что он постепенно погружался «в своего рода старческое слабоумие, за которым все наблюдали молча»61. Сама она не скрывала, что с сожалением покинула министерское кресло в августе 1931 года.
      В октябре 1931 г. в Великобритании состоялись парламентские выборы, на которых лейбористская партия выступила против «национального правительства» во главе с Макдональдом. Большинство лейбористских кандидатов оказалось забаллотировано. Из примерно 500 претендентов в парламент прошло лишь 46 человек62. Такого поражения в XX в. лейбористам больше переживать не доводилось. Бондфилд вновь баллотировалась от Уоллсенда и проиграла.
      Вспоминая события осени 1931 г., Маргарет отмечала, что избирательная кампания стала для партии, совсем недавно пребывавшей в статусе правительства Его Величества, хорошим уроком. С ее точки зрения, 1931 г. оказался своего рода рубежом в истории лейбористов. Они расстались с Макдональдом, упорно на протяжении своего лидерства двигавшим партию вправо. К руководству пришли новые люди — К. Эттли, С. Криппс, X. Далтон. Для партии наступил период переосмысления своей политики и раздумий. Бондфилд характеризует Эттли, ставшего лидером лейбористской партии в 1935 г. и находившегося на посту премьер-министра после второй мировой войны, как человека твердого, практичного и даже, на ее взгляд, прозаичного. Как пишет Маргарет, он был полностью лишен как достоинств, так и недостатков Макдональда63.
      После поражения на выборах 1931 г. Бондфилд вновь заняла пост руководителя женской секции профсоюза неквалифицированных и муниципальных рабочих. Все ее время занимали работа, лекции и выступления. В начале 1930-х гг., будучи свободной от парламентской деятельности, Маргарет вновь посетила США. Ей посчастливилось встретиться с президентом Франклином Рузвельтом. Реформы «нового курса» вызвали у Бондфилд живейший интерес. «У Франклина Рузвельта за плечами единодушная поддержка всей страны, которой редко удостаивается политический лидер. Он поймал волну эмоциональной и духовной революции, которую необходимо осторожно направлять, проявляя в максимальной степени политическую честность...», — писала она64.
      Рассуждая о проблемах 1930-х гг. в своих воспоминаниях, Маргарет уделяет значительное внимание фашистской угрозе. С ее точки зрения, до появления фашизма фактически не существовало общественной философии, нацеленной на то, чтобы противостоять социализму. Однако, «как лейбористская партия отвергла коммунизм как доктрину, враждебную демократии, — пишет Бондфилд, — так она отвергла по той же причине и фашизм». Даже в неблагоприятные кризисные годы Маргарет никогда не теряла веры в демократические идеалы. «Демократия, — отмечала она позднее, — сильнее, чем любая другая форма правления, поскольку предоставляет свободу для критики»65. В 1930-е гг. Бондфилд не раз выступала в качестве профсоюзной активистки на антифашистскую тему.
      Вновь в качестве кандидата Маргарет приняла участие в парламентских выборах в 1935 году. Но, как ив 1931 г., результат стал для нее неутешительным. Однако, наблюдая изнутри происходившие в эти годы процессы в лейбористских рядах, она отмечала, что партия постепенно возрождалась. «Не было ни малейших причин сомневаться, — писала она, — в том, что со временем мы получим (парламентское. — Е. С.) большинство и вернемся к власти, преисполненные решимости реализовать нашу собственную надлежащую политику. Как скоро? Консервативное правительство несло ветром прямо на камни, оно не было готово ни к миру, ни к войне; у него не было определенной согласованной политики, направленной на национальное возрождение и улучшение; оно стремилось умиротворить неумиротворяемую враждебность нацистов»66. С точки зрения Бондфилд, лейбористская партия, находясь в оппозиции, напротив, переживала в эти годы период «переобучения», оттачивая свои программные установки и принципы.
      В 1938 г. Маргарет оставила престижный пост в профсоюзе неквалифицированных и муниципальных рабочих. «Есть люди, для которых выход на пенсию звучит как смертный приговор, — писала она в воспоминаниях. — Это был не мой случай». В интервью журналисту в 1938 г. Бондфилд отмечала, что не чувствует своего возраста, полна энергии и планов, а также не намерена думать о полном отстранении от дел. Однако годы напряженной работы, подчеркнула она в ходе беседы, научили ее ценить свободное время, которым она была намерена воспользоваться в большей мере, нежели ранее67.
      Последующие два годы Маргарет много путешествовала. В 1938— 1939 гг. она посетила США, Канаду, Мексику. Несмотря на приятные впечатления, встречу со старыми знакомыми и обретение новых, Бондфилд отмечала, что даже через океан чувствовала угрозу войны, исходившую из Европы. В ее дневнике за 1938 г., включенном в книгу мемуаров, уделено внимание Чехословацкому кризису. Еще 16 сентября 1938 г. Маргарет писала о том, что ценой, которую западным демократиям придется заплатить за мир, похоже, станет предательство Чехословакии. После Мюнхенского договора о разделе этой страны, заключенного в конце сентября лидерами Великобритании и Франции с Гитлером, Бонфилд справедливо подчеркивала, что от старого Версальского договора не осталось камня на камне68.
      Вернувшись из Америки в конце января 1939 г., летом того же года Маргарет направилась к подруге в Женеву. Пакт Молотова-Риббентропа, подписанный в августе 1939 г., вызвал у Бондфилд, по ее собственным словам, «состояние шока». В воспоминаниях Маргарет содержатся комментарии на тему двух мировых войн, свидетельницей которых ей довелось быть, и состояния лейбористской партии к началу каждой из них. Бондфилд писала об огромной разнице между обстановкой 1914 и 1939 годов. Многие по праву считают, отмечала она, что первой мировой войны можно было избежать. Вторая мировая война была из разряда неизбежных. Лейбористская партия в 1939 г., продолжает Маргарет, была неизмеримо сильнее и влиятельнее в сравнении с 1914 годом69.
      В 1941 г. Бондфилд опубликовала небольшую брошюру «Почему лейбористы сражаются». «Мы последовательно отвергли методы анархистов, синдикалистов и коммунистов в пользу системы парламентской демократии..., — писала она, — мы принимаем вызов диктатуры, которая разрушила родственные нам движения в Германии, Австрии, Чехословакии и Польши, и угрожает подобным в Скандинавских странах в равной степени, как и в нашей собственной»70.
      В 1941 г. Маргарет вновь отправилась в США с лекциями. Как вспоминала она сама, ее главной задачей было донести до американской аудитории британскую точку зрения. В годы войны и вплоть до 1949 г. Бондфилд являлась председателем так называемой «Женской группы общественного благоденствия»71. В период военных действий она занималась, главным образом, вопросами санитарных условий жизни детей.
      На первых послевоенных выборах 1945 г. Маргарет не стала выдвигать свою кандидатуру. В свое время она дала себе слово не баллотироваться в парламент после 70 лет и сдержала его. Наступают времена, когда силы уже необходимо экономить, писала Маргарет72. Впрочем, она приняла участие в предвыборной кампании, оказывая поддержку другим кандидатам. Последние годы жизни Маргарет были посвящены подготовке мемуаров, вышедших в 1948 году. В 1949 г. она в последний раз посетила США. Маргарет Бонфилд умерла 16 июня 1953 г. в возрасте 80 лет. На похоронах присутствовали все руководители лейбористской партии во главе с К. Эттли.
      Судьба Бондфилд стала яркой иллюстрацией изменения статуса женщины в Великобритании в первые десятилетия XX века. «Когда я начинала свою деятельность, — писала Маргарет, — в обществе превалировало мнение, что только мужчины способны добывать хлеб насущный. Женщинам же было положено оставаться дома, присматривать за хозяйством, кормить детей и не иметь более никаких интересов. Должно было вырасти не одно поколение, чтобы взгляды на данный вопрос изменились»73.
      Бондфилд сумела пройти путь от продавца в магазине в парламент, а затем и в правительство благодаря своей энергии, работоспособности, определенной силе воли, такту и организаторским качествам. Всю жизнь она была свободна от домашних обязанностей, связанных с воспитанием детей и заботой о муже. В результате Маргарет имела возможность все свое время посвящать профсоюзной и политической карьере. Размышляя на тему успеха на политическом поприще, она признавалась, что от современного политика требуются такие качества, как сила, быстрота реакции и неограниченный запас «скрытой энергии»74. Безусловно, она ими обладала.
      В своей книге Гамильтон вспоминала случившийся однажды разговор с Бондфилд на тему счастья и радости. Счастья добиться непросто, делилась своими размышлениями Маргарет, однако служение и самопожертвование приносят радость. Именно этим и была наполнена ее жизнь. Бондфилд невозможно было представить в плохом настроении, скучающую или в состоянии депрессии, писала ее биограф. Лондонская квартира Маргарет всегда была полна цветов. Своим внешним видом Бондфилд никогда не походила на изысканных английских аристократок и не стремилась к этому. Однако, по мнению Гамильтон, она всегда оставалась «женщиной до кончиков пальцев»75. Ее стиль одежды был весьма скромен и непретенциозен. Собранные в пучок волосы свидетельствовали о нежелании «пускать пыль в глаза» замысловатой и модной прической. Тем не менее, в профсоюзной среде, где безусловно доминировали мужчины, Маргарет держалась уверенно и свободно, ее мнение уважали и ценили.
      По свидетельству Гамильтон, Маргарет была практически напрочь лишена таких качеств как рассеянность, склонность волноваться по пустякам. Ей было свойственно чувство юмора, исключительная сообразительность76. Тем не менее, едва ли Бондфилд можно назвать харизматичной фигурой. Ее мемуары свидетельствуют о настойчивом желании показать себя с наилучшей стороны. Однако порой им не хватает некой глубины в анализе происходивших событий, свойственной лучшим образцам этого жанра. При характеристике лейбористской партии, Маргарет неизменно пишет, что она «становилась сильнее», «извлекала уроки». Тем не менее, более весомый анализ ситуации часто остается за рамками ее работы. Бондфилд обладала высоким, но не выдающимся интеллектом.
      По своим взглядам Маргарет была ближе скорее к правому крылу лейбористской партии. Как правило, она не участвовала в кампаниях, организуемых левыми бунтарями в 1920-е — 1930-е гг. с целью радикализации лейбористского партийного курса, на посту министра труда не форсировала смелые социальные реформы. Тем не менее, ее можно охарактеризовать как социалистку, пришедшую в политику не по карьерным соображениям, а по убеждениям. Как писала Бондфилд, социализм, который она проповедовала, это способ направить всю силу общества на поддержку бедных и слабых, которые в ней нуждаются, с тем, чтобы улучшить их уровень жизни. Одновременно, подчеркивала она, социализм — это и стремление поднять стандарты жизни обычных людей77. В отсутствие «государства благоденствия» в первые десятилетия XX в. такие убеждения были востребованы и актуальны. Мемуары героини этой публикации также свидетельствуют, что до конца жизни она в принципе оставалась идеалисткой, верящей в духовные, христианские корни социалистической идеи.
      Примечания
      1. HAMILTON М.А. Margaret Bondfield. London. 1924.
      2. BONDFIELD M. A Life’s Work. London. 1948, p. 19.
      3. Ibid., p. 26. См. также: HAMILTON M. Op. cit., p. 46.
      4. BONDFIELD M. Op. cit., p. 27.
      5. Ibid., p. 28.
      6. Ibid., p. 352-353.
      7. Ibid., p. 30.
      8. Ibid., p. 37.
      9. Ibid., p. 48.
      10. HAMILTON M. Op. cit., p. 16-17.
      11. BONDFIELD M. Op. cit., p. 48.
      12. Цит. по: HAMILTON M. Op. cit., p. 67.
      13. BONDFIELD M. Op. cit., p. 55, 76, 78.
      14. HAMILTON M. Op. cit., p. 83.
      15. BONDFIELD M. Op. cit., p. 82, 85, 87.
      16. HAMILTON M. Op. cit., p. 71.
      17. BONDFIELD M. Op. cit., p. 109.
      18. HAMILTON M. Op. cit., p. 72.
      19. BONDFIELD M. Op. cit., p. 80, 124-137.
      20. Ibid., p. 140, 142.
      21. Ibid., p. 153.
      22. Ibid., p. 161.
      23. Ibid., p. 186.
      24. Ibid., p. 188.
      25. Report of the 20-th Annual Conference of the Labour Party. London. 1920, p. 4.
      26. SNOWDEN E. Through Bolshevik Russia. London. 1920.
      27. BONDFIELD M. Op. cit., p. 200.
      28. Ibid., p. 224. Фрагменты дневника Бондфилд были изданы и в отчете британской рабочей делегации за 1920 год. См.: British Labour Delegation to Russia 1920. Report. London. 1920. Appendix XII. Interview with the Centrosoius — Notes from the Diary of Margaret Bondfield; Appendix XIII. Further Notes from the Diary of Margaret Bondfield.
      29. BONDFIELD M. Op. cit., p. 245.
      30. Ibidem.
      31. Ibid., p. 249-250.
      32. Ibid., p. 251.
      33. Report of the 24-th Annual Conference of the Labour Party. London. 1924, p. 12.
      34. Ibid., p. 11.
      35. BONDFIELD M. Op. cit., p. 252.
      36. Ibid., p. 254.
      37. Parliamentary Debates. House of Commons. 1924, vol. 169, col. 601—606.
      38. BONDFIELD M. Op. cit., p. 254.
      39. Ibid., p. 255-256.
      40. Times. 27.X.1924.
      41. BROCKWAY F. Towards Tomorrow. An Autobiography. London. 1977, p. 68.
      42. BONDFIELD M. Op. cit., p. 262.
      43. Ibid., p. 268-269.
      44. См., например: CITRINE W. Men and Work: An Autobiography. London. 1964, p. 210; WILLIAMS F. Magnificent Journey. The Rise of Trade Unions. London. 1954, p. 368.
      45. BONDFIELD M. Op. cit., p. 270-272.
      46. Ibid., p. 275.
      47. Ibid., p. 276.
      48. Ibid., p. 278.
      49. The Annual Register. A Review of Public Events at Home and Abroad for the Year 1929. London. 1930, p. 100; См. также представление Бондфилд Билля в парламенте: Parliamentary Debates. House of Commons, v. 232, col. 738—752.
      50. Report of the 30-th Annual Conference of the Labour Party. London. 1930, p. 56—57.
      51. Ibid., p. 225—227.
      52. BONDFIELD M. Op. cit., p. 296-297.
      53. SNOWDEN P. An Autobiography. London. 1934, vol. II, p. 933—934; New Statesman and Nation. 1931, v. II, № 24, p. 160.
      54. BONDFIELD M. Op. cit., p. 304.
      55. Daily Herald. 30.IX.1931.
      56. Ibid. 24, 25.VIII.1931.
      57. BONDFIELD M. Op. cit., p. 304.
      58. Ibid., p. 305.
      59. The British Labour Party. Its History, Growth, Policy and Leaders. Vol. I. London. 1948, p. 175. COLE G.D.H. A History of the Labour Party from 1914. New York. 1969, p. 258.
      60. BONDFIELD M. Op. cit., p. 306.
      61. Ibid., p. 305.
      62. В дополнение к этому несколько депутатов представляли отдельную фракцию НРП, которая в скором времени покинула лейбористские ряды в связи с идейными спорами.
      63. BONDFIELD М. Op. cit., р. 317.
      64. Ibid., р. 323.
      65. Ibid., р. 319-320.
      66. Ibid., р. 334.
      67. Ibid., р. 339-340.
      68. Ibid., р. 340, 343-344.
      69. Ibid., р. 350.
      70. Ibid., р. 351.
      71. Dictionary of Labour Biography. London. 2001, p. 72.
      72. BONDFIELD M. Op. cit., p. 338.
      73. Ibid., p. 329.
      74. Ibid., p. 338.
      75. HAMILTON M. Op. cit., p. 176, 179-180.
      76. Ibid., p. 93, 178.
      77. BONDFIELD M. Op. cit., p. 357.
    • Широкова Н. С. Британский поход Клавдия
      Автор: Saygo
      Широкова Н. С. Британский поход Клавдия* // МНЕМОН. Исследования и публикации по истории античного мира. Под редакцией профессора Э. Д. Фролова. Выпуск 7, СПб, 2008. - С. 245-260.
      Завоевание Британии началось в 43 г. н.э. при императоре Клавдии. Т. Фрэнк в заключении своей фундаментальной работы «Римский империализм», подводя итоги и перечисляя важнейшие этапы римской завоевательной политики императорской эпохи, среди имен императоров, более всего способствовавших расширению пределов римской империи, называет имя Клавдия. Достижением внешней политики Клавдия он считает его британский поход, замечая при этом, что Клавдий не проводил своей собственной внешней политики, а осуществлял «проекты великого Юлия», заимствовав у него идею завоевания Британии1.
      Тут сразу же встает вопрос: почему именно Клавдий начал военное вторжение в Британию почти через сто лет после походов Цезаря и почему это не было сделано раньше. О причинах британского похода Клавдия задумывались и древние авторы, и современные исследователи. Дион Кассий, которому принадлежит единственный связный рассказ о вторжении в Британию, предпринятом Клавдием, говорил, что некий Берик, изгнанный из Британии, убедил Клавдия послать туда армию (Cass. Dio, LX, 19).
      Светоний в биографии Клавдия, с одной стороны, намекает, что как будто бы причиной британского похода Клавдия было желание отпраздновать триумф, а с другой стороны, сразу же вслед за этим намеком пишет, что выбор Клавдия пал на Британию, потому что она волновалась (tumultuantem), не получая от римлян своих перебежчиков (Suet. Claud., 17). Считают, что этими перебежчиками были Берик, о котором говорил Дион Кассий, и Админий (Амминий), бежавший из Британии в Рим еще ко двору Калигулы (Suet., Cal., 44, 2)2. Как справедливо заметил Р. Коллингвуд, согласно этой второй причине, приведенной Светонием, в основе британского похода лежали не личные желания Клавдия, а мотивы имперской политики3.
      Гораздо более широкий и глубокий взгляд на вещи, как и подобает великому историку, продемонстрировал Тацит, касаясь вопроса о причинах завоевания Британии и времени, когда оно было осуществлено.
      В биографии Агриколы Тацит отметил минеральное богатство Британии, которое могло послужить причиной для ее завоевания: «Доставляет Британия также золото, серебро и другие металлы – дань победителям» (Tac., Agric., 12). Затем он выстроил историческую перспективу римской политики в Британии, которая, в конечном счете, привела к вторжению туда римлян при Клавдии и завоеванию острова. Он упомянул о британских походах Цезаря, назвав его, как известно, «первым римлянином, вступившим с войском на землю Британии», который выиграл сражение, устрашил обитателей острова и захватил побережье, но не завоевал страну, оставив решение этой задачи своим потомкам. Далее Тацит заметил, что гражданские войны и сложные политические проблемы надолго отвлекли внимание императоров от Британии, как бы заставив забыть о ее существовании. «Божественный Август называл это государственной мудростью, Тиберий – наказом Августа», – пишет он. Попытка Гая предпринять поход в Британию осталась безрезультатной, по мнению Тацита, из-за непостоянства характера, свойственного императору, и его неудач в Германии. Таким образом, на долю Клавдия выпало осуществление задачи, поставленной Цезарем, – завоевать остров. Судя по Тациту, для этого у него имелись и достаточные военные силы и талантливые полководцы, в том числе, будущий император Веспасиан: «Божественный Клавдий задумал и осуществил повторное завоевание этого острова; он переправил туда легионы и вспомогательные войска и привлек к участию в походе Веспасиана, что положило начало будущему его возвышению: были покорены народы, пленены цари и всесильным роком впервые замечен Веспасиан» (Tac., Agric., 13).
      Современные исследователи рассматривают и учитывают все мотивы как политического, так и личного характера, которыми мог руководствоваться Клавдий, начиная поход в Британию. Ш. Фрер полагает, что нельзя недооценивать значение личных мотивов императора, решившегося на завоевание острова. Более того, эти личные мотивы он ставит на первое место по отношению к другим причинам британского похода. Фрер отмечает, что, являясь сыном Друза и братом Германика, которые оба были выдающимися полководцами, сам Клавдий долгое время вел уединенную жизнь, поскольку Август и Тиберий полагали, что вследствие свойственной ему физической слабости и рассеянности он не способен заниматься государственными делами. Однако он обладал долей той чрезвычайной гордости, которой был знаменит род Клавдиев, и, став императором, считал, что ему необходим большой военный успех, чтобы возвыситься в глазах армии, благодаря лояльности которой по отношению к его семье он и получил императорский трон. К тому же идея мирового господства была частью психологического наследия Цезарей, и для ее осуществления ждали только подходящего случая4. Клавдий для военного вторжения выбрал Британию, тем более что значительная часть необходимых приготовлений уже была сделана для предполагавшегося британского похода Гая Калигулы.
      Ч. Оумэн с похвалой отзывался о взглядах Клавдия на имперскую политику и о проводимых им реформах5. Поскольку провинции очень быстро романизировались, то Клавдий считал, что возможно широко раздавать права римского гражданства провинциалам, и делал это с большим успехом. Кроме того, по его мнению, настало время для значительного увеличения числа колоний римских граждан, выводимых в провинции. И, наконец, Клавдий считал необходимым проведение реформ морального плана, которые бы оздоровили атмосферу жизни высшего римского общества, в котором царили упадок и разложение.
      В числе других гуманитарных реформ Клавдий запретил человеческие жертвоприношения, практиковавшиеся друидами – жрецами галлов. По мнению Оумэна, возможно, что «крестовый поход» Клавдия против друидизма был одной из причин нападения на Британию, так как британские друиды поддерживали галльских жрецов и, когда было нужно, пополняли их ряды6.
      Такова же точка зрения и Ш. Фрера. Он отмечает, что у Британии была репутация, будто она является родиной друидизма (местом его происхождения). В Галлии Август, Тиберий и Клавдий делали попытки уничтожить жестокие ритуалы кельтского жречества. Фрер не согласен с точкой зрения, что этот аспект римской политики объясняется культурными, а не политическими мотивами, так как один из его результатов состоял в том, что выжившие друиды становились заклятыми врагами Рима. По крайней мере, это – известный факт, что в Британии корпорация друидов вскармливала оппозицию. Нельзя было окончательно уничтожить друидизм в Галлии, пока Британия оставалась непокоренной, и, таким образом, существование друидизма на острове могло быть одним из мотивов его завоевания7.
      Р. Коллингвуд, рассматривая причины британского похода Клавдия, следует за Тацитом, отмечая, что выстроенная им перспектива, в конце которой он поместил вторжение в Британию, предпринятое Клавдием, правильна8.
      Проект завоевания Британии был поставлен на повестку дня римской политики Цезарем. Август, занятый решением более срочных проблем в Галлии, в Испании, в Иллирийских провинциях, на Востоке, время от времени заявлял, что Британия является или слишком бедной страной, ли слишком отдаленной, или слишком дружественно настроенной, чтобы ее аннексия была делом срочным или необходимым. Уже во времена Калигулы эти отговорки не соответствовали действительности. Когда же Клавдий оценил ситуацию, то оказалось, что она складывается благоприятно для того, чтобы начать завоевание Британии. Для этого было несколько причин.
      Во-первых, в западной части империи имелись лишние военные силы, которые можно было использовать для британского похода. Рейн, Дунай и Испания очень хорошо охранялись; по мнению Коллингвуда, даже чрезмерно охранялись9. На рейнской границе к уже имевшимся там войскам были добавлены XV легион и XXII легион, навербованные Калигулой, так что Рейн был перегружен военными гарнизонами. В связи с этим Клавдий послал в Британию три рейнских легиона: II Августа из Страсбурга, XIV Сдвоенный из Майнца иXX Валериев из Колони. Четвертым легионом, направленным в Британию, был IX Испанский, выведенный из Панонии.
      Во-вторых, неудача несостоявшегося британского похода Калигулы легла бременем ответственности на его преемника. Независимо оттого прав или не прав был Калигула, думая, что наступило благоприятное время для завоевания Британии, тот факт, что он сделал первый шаг в этом направлении, давал Клавдию дополнительное основание, чтобы вновь рассмотреть весь замысел и решительно претворить его в жизнь, что явилось бы демонстрацией твердости императора и для британцев, и для его собственных легионов.
      В-третьих, экономические аргументы, которые приводил Август против завоевания Британии(страна слишком бедна), уже устарели ко времени Клавдия. Стало известно, что Британия богата сырьем, металлами, хлебом, скотом, рабами, и это была веская причина, чтобы превратить ее в провинцию, все расходы на завоевание которой окупятся с лихвой.
      Наконец внутренняя обстановка в Юго-восточной Британии, которая тогда была единственным районом Британских островов, интересовавшим римлян, складывалась благоприятно для римского вторжения в Британию. В этом районе боролись между собой за власть и влияние два наиболее сильных белгских племени – атребаты, царство которых располагалось к югу от среднего течения Темзы со столицей в Каллеве (Силчестер), и катувеллавны – к северу от Темзы со столицей в Камулодуне (Колчестер).
      Основоположником царской династии атребатов был старый союзник Цезаря Коммий, после которого правили его наследники Тинкоммий, Эппил и Верика. В царстве катувеллавнов правила династия старого антагониста Цезаря Кассивелавна, наследниками которого были Таскиован, Кунобелин, величайший из белгских вождей, названный Светонием Britannorum rex (Suet., Cal., 44), и его сыновья Каратак, Тогодумн и Амминий (Админий). Во времена Кунобелина, который правил около сорока лет, более сильное племя катувеллавнов взяло под свой контроль большую часть Юго-восточной Британии, в том числе, и царство атребатов, захватив даже их столицу Каллеву.
      Между тем в Юго-восточной Англии (и в царстве атребатов, и в царстве катувеллавнов, и затем в объединенной державе Кунобелина) усиливалось экономическое и культурное влияние Рима. Об этом свидетельствует все большее число монет, копирующих римские типы, исполненных с высоким техническим совершенством римскими резчиками, работавшими для британских заказчиков, которые находят археологи. Множество амфор, обнаруженных в Веруламии, Каллеве других британских поселениях, дает представление о том, что римляне торговали с Британией вином в широких масштабах.
      Кроме того, британские вожди пытались втянуть римлян в свои внутриполитические разборки. Полагают, что при дворе Кунобелина образовались две враждующие партии: антиримская, возглавляемая Тогодумном и Каратаком, и проримская – во главе с Амминием (Админием)10. Амминий (Админий), восставший против отца, бежал с небольшим отрядом в Рим, ко двору Калигулы, просить о защите (Suet., Cal., 45). Его прибытие спровоцировало приготовления к несостоявшемуся британскому походу императора. По поводу Берика, бежавшего уже ко двору Клавдия и убеждавшего императора послать армию в Британию, существуют различные толкования. По мнению Ч. Оумэна, Берик был еще одним сыном Кунобелина, не поладившим с Тогодумном и Каратаком, ставшими после смерти отца официальными правителями его державы11.
      Ш. Фрер полагал, что Берик, упоминаемый Дионом Кассием, – это Верика британских монет, последний наследник Коммия, основателя царской династии атребатов12. Возможно, Тогодумн и Каратак захватили последние, еще остававшиеся незавоеванными территории царства атребатов и изгнали Верику, который, будучи римским союзником, бежал в Рим. Его прибытие в Рим и просьбы о защите представили более чем удобный предлог для вмешательства в британские дела. Напротив, политика невмешательства нанесла бы ущерб римскому престижу, уже несколько потускневшему из-за неудачи Калигулы. К тому же, после побега Верики от британской стороны поступило требование о его экстрадиции. Когда же оно не было выполнено, то начались беспорядки: возможно, это были рейды британцев на галльское побережье Ла-Манша, но скорее беспорядки нашли выражение в том, что британцы вырезали римских торговцев, значительное число которых уже обосновалось к тому времени в Британии. Таким образом, военное вторжение больше откладывать было нельзя.
      Британский поход начался. Во главе армии, направлявшейся в Британию, был поставлен опытный полководец Авл Плавтий, за четырнадцать лет до этого исполнивший консульскую должность.
      К четырем вверенным ему легионам были добавлены вспомогательные войска (пешие и конные), так что всего его армия насчитывала около 40.000 солдат. Имеют обыкновение сравнивать военные силы, задействованные в британском походе Клавдия, с теми, которые были у Цезаря во время его второй британской экспедиции в 54 г. У Авла Плавтия было на один легион меньше, чем у Цезаря, зато у него было больше вспомогательных войск.
      Тем самым его армия превосходила армию Цезаря количеством конницы и была лучше приспособлена к условиям тактики британской войны, поскольку британцы предпочитали сражаться в конном строю и на боевых колесницах13. Ч. Оумэн, рассматривая вопрос о разнице боевых сил у Цезаря и у Авла Плавтия в более общем плане, отмечает, что Цезарю нужно было больше войск, потому что он направлялся в еще незнакомую страну, а Авл Плавтий – в страну, география и ресурсы которой уже были хорошо известны благодаря вездесущим римским торговцам14.
      Дион Кассий, наш основной источник по британскому походу Клавдия, передает подробности о начале похода. Сначала солдаты взбунтовались, не желая отправляться, как им казалось, в далекую и опасную морскую экспедицию – «за пределы обитаемого мира» (ἒξω τής oικoυμένης), по словам Диона Кассия(Cass. Dio, LX, 19).
      Затем одно забавное обстоятельство изменило настроение войска.
      Клавдий послал своего вольноотпущенника Нарцисса успокоить солдат Плавтия и убедить их отправиться в поход. Тот взобрался на трибуну, с которой Авл Плавтий, опытный и уважаемый полководец, обычно обращался к солдатам – «έπἰ τό τoὖ πλαυτἰoυ βῆμα», – говорит Дион Кассий (LX, 19). Это сначала возмутило, затем позабавило солдат. Они стащили Нарцисса с трибуны с криком «Ио Сатурналия», который обычно звучал на празднике Сатурналий, когда социальный порядок переворачивался с ног на голову: рабы переодевались в одежды своих господ и играли их роли. После этого солдаты успокоились и согласились отправиться в поход.
      Отбыв из Булони, римский флот, по словам Диона Кассия (LX,19), разделился на три части, чтобы высадиться на британском берегу в трех разных портах, поскольку в таком случае британцам было бы труднее помешать высадке римских солдат, чем если бы они все были сосредоточены в одном месте. Некоторые современные исследователи (например, П. Блер) согласны с этим сообщением Диона Кассия. Предполагается, что в таком случае римляне могли высадиться в трех портах на побережье в восточной и южной части Кента: в Ричборо (Сануидж), в Дувре и в Лимпне (между Фолкстоном и Сандгитом). Три дороги, ведущие из этих портов, сходятся в Кентербери, в котором должны были собраться воедино римские войска, высадившиеся с трех разных флотилий15.
      У этой точки зрения имеются, однако, противники. Дело в том, что раскопки, произведенные в Дувре и Лимпне, не обнаружили никаких следов ранней военной активности в этих местах. Равным образом, и в Кентербери не найдено никаких следов большой военной базы времени Клавдия, которая должна была бы там находиться, если бы туда явились римские войска, высадившиеся в трех разных портах16. В то время как в Ричборо были найдены остатки большого военного лагеря, датирующегося временем Клавдия. Линия его укреплений, представляющая форму полумесяца, все еще имеющая 700 ярдов в длину, а изначально более длинная, вытянута в сторону морского берега, так что оба ее конца выходят в море. Внутри этого укрепления были обнаружены многочисленные остатки деревянных складов, самые ранние из которых были построены вскоре после того, как армия Плавтия высадилась на берег. Р. Коллингвуд полагает, что обнаружение этой большой закрытой гавани, спрятанной за островом Тэнет, где мог стоять на якоре большой флот или могли лежать на пляже вытащенные на берег корабли в безопасности от любого шторма, было настоящим триумфом разведывательной службы (the intelligence service) армии Клавдия и одним из факторов, способствовавших успеху его похода17.
      В отличие от Цезаря Плавтий не встретил организованного сопротивления со стороны британцев при высадке его флота на остров. Британцы, введенные в заблуждение известием о бунте римских солдат, не желавших отправляться в Британию, не ожидали прибытия римского флота и не встречали его. И сначала Плавтий тщетно искал врагов, чтобы сразиться с ними. В конце концов Каратак и Тогодумн, которые действовали поодиночке, были разбиты Плавтием в двух стычках, произошедших где-то в районе Восточного Кента, и отошли к реке Медуэй, чтобы объединить свои силы.
      По словам Диона Кассия, после их бегства римлянам сдалась часть племени бодунов (μέρoς τιβoδoύνων – Cass. Dio, LX, 20). По поводу этого племени между исследователями нет согласия. Р. Коллингвуд полагал, что это одно из четырех безымянных кентских племен, упомянутых Цезарем (Caes. B.G., V, 21)18.
      Однако Ш. Фрер предлагал читать название племени не «бодуны», а «добуны»19. Его рассуждение по поводу такого исправления кажется вполне обоснованным. Племя бодуны, которое упоминает Дион Кассий, не известно ни из какого другого текста.
      В любом случае, капитуляция части какого-то небольшого местного племени в Восточном Кенте представляла незначительный факт, не стоящий упоминания. В то время как добуны были хорошо известным племенем, жившим на территории Глостершира.
      Во времена Клавдия царем той части добунов, которая сдалась Плавтию, был Бодуок, известный по монетам, обнаруженным на территории его царства. Как показывает распределение монет и других артефактов, найденных археологами, во времена Кунобелина добуны и катувеллавны поддерживали оживленные торговые связи, которые прекратились со смертью Кунобелина, когда его сыновья начали вести агрессивную внешнюю политику (по свидетельству Диона Кассия, в этот момент племя добунов оказалось под властью катувеллавнов). Ш. Фрер делает важную оговорку, замечая, что капитуляция добунов римлянам не означала, что Авл Плавтий вел военные действия на территории Глостершира. Она могла быть осуществлена посредством посольства, которому были даны соответствующие поручения, направленного в лагерь Плавтия20.
      Далее последовало уже серьезное сражение между британца-ми и римской армией. Здесь встает вопрос: где оно произошло.
      Дион Кассий не называет реки, к которой подошли римляне. Однако ни у кого не возникает сомнений, что этой рекой был Медуэй. Ч. Оумэн пишет, что римляне, продвигаясь по большому естественному тракту, который во все времена вел от Дувра и Кентербери к Лондону и переправам через Темзу, вышли к реке Медуэй в ее нижнем течении поблизости от Рочестера, где и произошла битва с британцами21. Кроме того, в окрестностях Рочестера раскопано большое белгское поселение с собственным монетным двором, которое могло быть важным военным объектом22.
      Свидетельство Диона Кассия(LX, 20, 21) и реконструкции современных исследователей, имеющих в виду топографические и географические особенности реки Медуэй и ее берегов в окрестностях Рочестера, позволяют воссоздать картину битвы между римлянами и британцами, которая была решающим сражением британского похода Клавдия23. Британские ополченцы, пришедшие из районов, заселенных катувеллавнами (из Северо-западного Кента и с территорий, расположенных за Темзой), к которым присоединились остатки войска Каратака и Тогодумна, разбитого в предыдущих стычках с римлянами, расположились лагерем на лесистых холмах к западу от реки. Катувеллавнам казалось, что река будет для римлян непреодолимым препятствием, поскольку во время приливов она широко разливалась, а при низкой воде ее берега были окаймлены обширными пространствами непроходимых грязевых отмелей. Дион Кассий говорит: «Варвары считали, что римляне не способны переправиться через реку, поскольку нет моста». Поэтому катувеллавны впали в беспечность и плохо сторожили переправу.
      Между тем у Плавтия были вспомогательные отряды, взятые из армии, базировавшейся в Галлии, привыкшие к проведению боевых операций в заболоченных местностях: в основном, батавы и другие вспомогательные войска из устья Рейна. По приказу Плавтия, галльская или германская конница вплавь форсировала реку и обрушилась на боевые колесницы британцев, нанося раны лошадям, впряженным в колесницы, и тем самым нарушая порядок, в котором они двигались, и вызывая панику у возничих. Веспасиан, служивший легатом в войске Плавтия, был послан во главе Второго легиона вверх по течению искать брод; он тоже переправился через реку и уничтожил, обойдя с правого фланга, большое число британцев, застигнутых врасплох.
      Однако победа не досталась римлянам такой легкой ценой.
      Оставшаяся часть британского войска не собиралась обращаться в бегство. На следующий день битва возобновилась, и исход ее долгое время был неясен, пока, наконец, атака римлян во главе с Хосидием Гетой не принесла решительной победы римской стороне. Ш. Фрер и Р. Коллингвуд отмечают, что это была тяжело доставшаяся победа, поскольку двухдневное сражение – это необычайное явление в истории античной войны24. То, что в первый день сражения застигнутые врасплох британцы сумели противостоять одновременно атаке римской конницы и фланговому охвату, предпринятому Веспасианом, свидетельствует о стойкости британских солдат и полководческом искусстве британского командования. Здесь, видимо, были собраны все имевшиеся в наличии военные силы катувеллавнов, план которых состоял в том, чтобы установить линию защиты по реке Медуэй.
      После победы, одержанной римлянами во второй день сражения, британцы отступили к Темзе, «в том месте, – говорит Дион Кассий, – где она впадает в океан и, разливаясь, образует болото». Британцы, естественно, хорошо знавшие эти места, переправились вброд.
      Преследовавшая их галльская конница, как и в первый раз, брод пропустила и переправилась вплавь. Остальная часть римского войска, по словам Диона Кассия, перешла реку по мосту, расположенному выше по течению. По мнению Ш. Фрера, этот мост или уже существовал и был найден римлянами, или был ими построен, возможно, вблизи Вестминстера25. Однако болотистая долина реки Ли и лесистая местность вокруг были незнакомы римлянам, и в последующих стычках с британцами они понесли потери. В одной из этих стычек погиб Тогодумн, сын Кунобелина и брат Каратака, но, несмотря на эту потерю, британское сопротивление не ослабевало.
      Уже давно было замечено, что британская кампания 43 г. как бы следовала «по пятам» за вторым британским походом Цезаря за исключением того, что главная битва была дана на реке Медуэй, а не на территории Восточного Кента, как в случае с Цезарем. Особенно на сходстве обеих кампаний настаивал Р. Коллингвуд26.
      По его мнению, рассказ Цезаря о его второй британской экспедиции явился своего рода учебником для римского штаба, организовывавшего британский поход 43 г., который во всех отношениях носит следы планирования людьми, тщательно и с пользой изучавшими отчет Цезаря о его собственном британском походе.
      Коллингвуд приводит целый ряд доказательств, подтверждающих, как он считал, правоту его точки зрения. В том и в другом случае был выбран тот же самый пункт отправления – Булонь, то же самое время для переправы через Ла-Манш – ночь, та же самая стратегия ведения военных действий.
      Самые трудные моменты кампании Авла Плавтия Коллингвуд объясняет, опять исходя из сравнения со вторым британским походом Цезаря. Как мы видели, по словам Диона Кассия, в начале похода 43 г. римский флот разделился на три флотилии. Среди современных исследователей есть сторонники этого утверждения античного автора, считающие, что эти три флотилии высадились в Ричборо, в Дувре и в Лимпне. Коллингвуд же относится к противникам этой точки зрения. Он отмечает, что стратегия всего римского нашествия в Британию 43 г. очень точно моделировала стратегию цезаревской британской кампании 54 г. до н.э. В то время как Цезарь тщательно исследовал дорогу, ведущую с побережья Восточного Кента к Кентербери, он не оставил никакой информации о том, что могут быть найдены хорошие дороги, ведущие из Дувра и Лимпна, более того, он раз и навсегда закрепил за Дувром представление, как о совершенно неподходящем месте высадки на вражеском берегу.
      Даже когда Коллингвуд отмечает несоответствия между британской кампанией Цезаря и британским походом Клавдия, он объясняет эти несоответствия тем, что военный штаб Клавдия сначала тщательно изучал то или иное место в книге Цезаря. Если оно не соответствовало новым обстоятельствам 43 г., тогда римский штаб принимал собственное решение, которое имело иногда положительный, иногда отрицательный результат. Так, штаб Плавтия понял, в чем заключалась фундаментальная слабость военной кампании Цезаря – в его неудаче найти безопасную и просторную гавань. К счастью, эта слабость могла бы быть исправлена посредством незначительной модификации его стратегии: гавань в Ричборо, где высадилась в 43 г. римская армия, лежит только в нескольких милях от места высадки Цезаря.
      Другой пример. Когда Кассивелавн возглавил войско катувеллавнов в войне против Цезаря, то он решил сразиться с ним в Восточном Кенте. Именно там произошла битва, после которой, по словам Цезаря, британцы уже никогда не вводили в сражение с ним больших сил. Они никогда не держали обороны против него по линии реки Медуэй, и он поэтому не упоминает о существовании этой реки. Когда Плавтий шел через Кент по следам Цезаря, он ничего не знал о Медуэе и неожиданно оказался лицом к лицу с неизвестной рекой и с большой армией британцев и был вынужден ввязаться в сражение, которое стало генеральной битвой этой войны. По мнению Коллингвуда, это объясняет его поражение в первый день битвы. «Плавтий, – пишет он, – сражался по книге, – и ни Медуэй, ни британцы не имели никакого права находиться в этом месте»27.
      Наблюдения Коллингвуда интересны и не лишены остроумия.
      Однако более предпочтительным кажется мнение Ш. Фрера, писавшего, что нет необходимости считать, что Плавтий был застигнут врасплох при Медуэе, «не находя этой реки “в его Цезаре”», как предполагал Коллингвуд28, или что его штаб так плохо знал военную науку, что составлявшие его высшие офицеры прилежно склонялись над мемуарами Цезаря как над учебным пособием. Со времен Августа Юго-восточная Британия все более и более наполнялась римскими торговцами, и, кроме того, шел достаточно оживленный политический диалог между Римом и племенами Юго-восточной Британии. Таким образом, нет сомнения, что римский штаб был прекрасно с географией и другими чертами региона, в котором ему предстояло действовать.
      Между тем, настал решительный момент, когда в военную кампанию должен был вмешаться сам император, чтобы она могла носить название «Британский поход Клавдия». Авл Плавтий отвел римскую армию на правый берег Темзы и остановился, ожидая императора. Решающая битва при Медуэе была выиграна, по крайней мере, Клавдий мог войти в Камулодун, столицу царства катувеллавнов, как победитель. Император прибыл в Британию в середине августа, приведя с собой отряды преторианской гвардии, часть или даже весь VIII легион из Панонии и слонов, при всей их устрашающей внешности не столько для практического использования, сколько для помпезности стиля. Дион Кассий говорит, что при переходе римской армии через Темзу британцы оказали сопротивление, завязалась битва, из которой император вышел победителем (Cass. Dio, LX, 21). По словам же Светония, Клавдий подчинил себе часть острова «без единого боя или кровопролития» (Suet., Claud.,17). В надписи, вырезанной на триумфальной арке, прославляющей его завоевание, Клавдий сам говорит, что в британском походе он не понес потерь (Dessau. Inscr. Lat. Sel., 216).
      Клавдий оставался в Британии не более шестнадцати дней.
      Оставив приказ Плавтию продолжать кампанию, он поспешил переправиться через Ла-Манш в начале сентября раньше, чем начнутся штормы, проносящиеся там в период осеннего равноденствия. Однако он успел принять в Камулодуне сдачу многочисленных местных племен, одни из которых уже были завоеваны римлянами, а другие, еще оставаясь свободными, торопились присоединиться к побеждающей стороне. Сражавшиеся против римлян племена были разоружены, а со сдавшимися добровольно были заключены договоры, которые регулировали их отношения с римским наместником.
      Как и во многих других случаях, в Британии, римское завоевание шло рука об руку с романизацией, являясь одним из его инструментов. По мысли Клавдия, завоеванное царство катувеллавнов должно было стать римской провинцией, первым наместником которой назначался Авл Плавтий, а столицей – Камулодун (Колчестер). На так сказать «плавном» перетекании империализма в романизацию, происходившем в Британии, особенно настаивал Т. Моммзен. Он писал: «Однако римляне пролагали себе дорогу не только мечом. Непосредственно после взятия Камулодуна туда были приведены ветераны, и в Британии был основан первый город с римским устройством и римским гражданским правом – “Клавдиева победная колонна”, – предназначенный стать главным городом страны»29.
      Однако, по справедливому наблюдению Р. Коллингвуда, хаотично построенный, наполовину варварский город, Камулодун, не соответствовал тому, чтобы стать столицей римской провинции. Новый город расположили на вершине холма, немного юго-восточнее туземного Камулодуна. По всей вероятности, там находилась официальная резиденция наместника и здание заседаний чиновников римского провинциального управления, в центре же города, окруженное портиками форума, должно было стоять обширное и массивное здание храма, в котором Клавдия почитали как бога30.
      Военная кампания в Британии сочеталась с развитием политических отношений между местными британскими вождями и Римом, уже давно существовавших благодаря предыдущей римской политике в Британии и экспансионистской активности великого царя катувеллавнов Кунобелина и его сыновей. У южной кельтской династии была уже давняя традиция дружественных отношений с Римом, а теперь вожди других племен тоже стремились стать союзниками Рима.
      Одним из таких местных вождей был Когидумн, правивший иценами, жившими в Западном Сассексе, столица царства которого находилась в Чичестере. По договору, заключенному Когидумном с Клавдием, император оставил за ним его царство и даже расширил его границы и даровал ему странный титул rex (et) legatus Augusti in Britannia, в котором просматривается сочетание новации и консерватизма, вообще характерное для политики этого императора. Когидумн стал римским гражданином, приняв имя Тиберия Клавдия Когидумна, и в благодарность за полученные благодеяния построил храм, посвященный Нептуну и Минерве, с молитвой о спасении и благополучии императорского дома31.
      Т. Моммзен подчеркивает экономическую составляющую в процессе романизации, разворачивавшемся во вновь образованной провинции. Непосредственно после военных действий началась эксплуатация британских рудников, особенно богатых залежей свинцовой руды. В Британии стало быстро увеличиваться число римских купцов и ремесленников, так что римские поселения, появившиеся в некоторых местах провинции и вскоре получившие официальное городское устройство, образовались, по мнению Моммзена, в результате свободного обмена и иммиграции: поселения у теплых источников Суллии (Бесс), в Веруламии (Сент-Альбанс) и прежде всего в естественном центре коммуникаций крупной торговли – в Лондинии, у устья Темзы. «Внедрявшееся чужеземное господство давало себя чувствовать повсюду, – пишет Моммзен, – не только в новых налогах и рекрутских наборах, но может быть еще более в торговле и промышленности»32.
      Ж. Каркопино в своей работе «Этапы римского империализма», создающий несколько романтизированный образ римской внешней политики, которая, по его мнению, мягко переходила в романизацию, восхищается единообразием прекрасного культурного и духовного наследия, оставленного римской империей современной Европе и составляющего до сих пор объединяющее ее начало. «Современная археология, – пишет он, – продолжает восхищаться, находя все снова и снова под разными широтами, в Бретани и в Бетике, в районе Сахары и в Сирийской пустыне, те же самые здания, цирки, термы, театры, курии и святилища, которые римские строители воздвигали во всех странах, открытых их активности, по тем же самым планам и для тех же самых целей. Мы должны восхищаться тем, что такое украшение соответствует согласию душ, которое оно выражает немым языком своих вечных камней, и завидовать Риму, сумевшему создать вокруг себя в декоре, на котором он оставил свою отметку, единодушие умов и сердец». Свою апологию римского империализма Каркопино заканчивает замечанием, что римская империя создала римский мир, и пожеланием, чтобы европейский мир воссоздал единство и первенство Европы33. Все это имело прямое отношение к Британии: образование там римской провинции включило ее в европейское сообщество, которое в римский период развивалось по единой античной модели в экономике, политике и культуре.
      Примечания
      * Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ («Глобализационные процессы в античном мире»), проект №06-01-00438а.
      1. Frank T. Roman Imperialism. New York, 1929. P.354.
      2. Гаспаров М.Л. // Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати Цезарей. Пер. М.Л. Гаспарова. Москва, 1993. Прим. 61 к биографии «Божественный Клавдий».
      3. Collingwood R.G., Myres J.N.L. Roman Britain and the English Settlements. Oxford, 1937. P.76.
      4. Frere Sh. Britannia. A history of Roman Britain. London, 1967. P.58–59.
      5. Oman Ch. England before the Norman Conquest. London, 1938. P.59.
      6. Ibid.
      7. Frere Sh. Britannia. P.60.
      8. Collingwood R.G., Myres J.N.L. Roman Britain. P.77.
      9. Ibid.
      10. Collingwood R.G., Myres J.N.L. Roman Britain. P.74.
      11. Oman Ch. England before the Norman Conquest. P.60.
      12. Frere Sh. Britannia. P.59.
      13. Collingwood R.G., Myres J.N.L. Roman Britain. P.78.
      14. Oman Ch. England before the Norman Conquest. P.61.
      15. Blair P.H. Roman Britain and Early England (55B.C.–A.D.871). Edinburgh, 1963. P.36.
      16. Frere Sh. Britannia. P.62.
      17. Collingwood R.G., Myres J.N.L. Roman Britain. P.80.
      18. Ibid. P.82.
      19. Frere Sh. Britannia. P.63; другие исследователи также придерживаются чтения«добуны» (наприм., Rhys J. Celtic Britain. New York, 1882. P.38).
      20. Frere Sh. Britannia. P.63.
      21. Oman Ch. England before the Norman Conquest. P.63.
      22. Frere Sh. Britannia. P.64.
      23. Oman Ch. England before the Norman Conquest. P.63; Collingwood R.G., Myres J.N.L. Roman Britain. P.83.
      24. Frere Sh. Britannia. P.64; Collingwood R.G., Myres J.N.L. Roman Britain. P. 83.
      25. Frere Sh. Ibid. P.65.
      26. Collingwood R.G., Myres J.N.L. Roman Britain. P.78–84.
      27. Ibid. P.84.
      28. Frere Sh. Britannia. P.65.
      29. Моммзен Т. История Рима. Т.V. Провинции от Цезаря до Диоклетиана. Пер. К.А.Машкина. Москва, 1949. С.158.
      30. Collingwood R.G., Wright R.P. The Roman Inscriptions of Britain. I. Oxford, 1965. P.91.
      31. Burn A.R. The Romans in Britain. An anthology of inscriptions. Oxford, 1969. P.3.
      32. Моммзен Т. История Рима. Т.V, С.158.
      33. Carcopino J. Les étapes de l’imperialisme romain. Paris, 1961. P.260–261.
    • Операция "Немыслимое"
      Автор: Saygo
      Дэвид Дилкс. Черчилль и операция "Немыслимое", 1945 г. // Новая и новейшая история. - 2002. - № 3. - С. 126-142.
    • Дэвид Дилкс. Черчилль и операция "Немыслимое", 1945 г.
      Автор: Saygo
      Дэвид Дилкс. Черчилль и операция "Немыслимое", 1945 г. // Новая и новейшая история. - 2002. - № 3. - С. 126-142.
      Когда в недавнем прошлом в Государственном архиве Великобритании был открыт доступ к документам, относящимся к операции "Немыслимое", газета, которая первой широко осветила их появление, вышла с заголовком на первой странице: "План Черчилля по развязыванию третьей мировой войны против Сталина". Далее в статье речь шла о том, что в мае 1945 г. Черчилль приказал "Военному кабинету составить планы возможного наступления против Сталина, которое должно было привести к уничтожению России""1.
      Обнародование этих документов получило отклик во всем мире, и нередко это было подано как сенсация. Для многих сама возможность такой войны служила доказательством глубоко укоренившейся враждебности Черчилля в отношении России. Некоторые ошибочно предполагали, как это делала газета "Дейли телеграф", что подобные планы вынашивались в Военном кабинете. Широкое распространение получила точка зрения, что об этом ранее ничего не было известно. Однако в дневниках начальника Генерального штаба, которые были опубликованы 40 лет назад, можно найти следующую запись: "24 мая [1945]. Сегодня вечером я внимательно ознакомился с докладом, касающимся возможности войны с Россией в случае будущих осложнений в отношениях между нашими странами. Нам было поручено изучить данный вопрос. Очевидно, что предположение является фантастическим, и наши шансы на успех равны нулю. Сейчас Россия практически всесильна в Европе"2.
      Известно, что для Великобритании союзнические отношения с СССР с самого начала предполагали осложнения в будущем, и здесь нет необходимости подробно останавливаться на этой проблеме. Иное вряд ли было возможно, поскольку до июня 1941 г. Советский Союз по меньшей мере придерживался благожелательного нейтралитета по отношению к Германии, осуществляя крайне важные поставки для ее военной машины почти два года. Ситуация изменилась после нападения Германии на СССР и последовавшей через шесть месяцев атаки Японии на американскую военно-морскую базу в Перл-Харборе. Великобритания и Британское содружество наций более не сражались в одиночку против Германии. Очень скоро начала давать о себе знать скрытая мощь США. В Южной и Юго-Восточной Азии, на Дальнем Востоке и на Тихом океане возникли новые театры военных действий. Советский Союз сражался в первую очередь на суше, а не в воздухе или на море, и на Россию пришлось гораздо большее бремя войны, чем на долю какого-либо другого участника антигитлеровской коалиции. Первые два года, с лета 1941 г. до успешного завершения кампании в Северной Африке, не было недостатка в трениях и непонимании, однако, как выразился бы Черчилль, их заглушал гул канонады. После того как в войне наступил перелом, в Лондоне стали уделять пристальное внимание проблеме послевоенной политике по отношению к Советскому Союзу.
      Замысел был слишком деликатным, поэтому, когда Комитет начальников штабов одобрил предложение подготовить доклад по этому вопросу, было решено соблюдать наивысшую степень секретности таким образом, "чтобы политика правительства Его Величества и далее заключалась в том, чтобы способствовать развитию и укреплению дружественных отношений с СССР". Комитет начальников штабов получил первый вариант доклада более чем через семь месяцев. После того как в мае 1944 г. он был частично переработан, 6 июня, в день открытия второго фронта, в Комитет поступил новый вариант доклада3. В то время никто не знал, как долго продлится война. Многие специалисты полагали, что к Рождеству она закончится. Такой прогноз мог оправдаться, если бы удалось покушение на Гитлера или если бы продвижение союзников на Западе было более быстрым и решительным. В этом случае расстановка сил в Европе после войны была бы совершенно иной: Красная Армия оказалась бы гораздо восточнее того рубежа, на который она в действительности вышла.

      Предположение, что война может закончиться через несколько недель, и практически полная уверенность, что победа будет достигнута в течение месяцев, казались тогда обоснованными. В этих условиях в подкомитете по послевоенному планированию возникли разногласия. Представители вооруженных сил полагали, что Великобритания должна учитывать возможность, насколько бы она не была маловероятной, что Советский Союз может стать врагом. В то же время подающий большие надежды председатель подкомитета Гледвин Джеб был уверен, что министерству иностранных дел не следует соглашаться с таким предположением, поскольку оно является опасным политически и не соответствует действительности4. В черновике своего доклада он отмечал, что поскольку в ближайшее время возрождение Германии и Японии, невозможно, то серьезная угроза Британскому содружеству наций в обозримом будущем может исходить лишь от двух государств - СССР и США. "Достаточно очевидно, что Британское содружество наций не способно вести войну против Советского Союза без помощи Соединенных Штатов или же союзников на европейском континенте". Следующее предложение этого же доклада свидетельствует о том, что рассуждения носят теоретический характер: "Также невозможно представить, что Британское содружество наций может начать войну с Соединенными Штатами не заручившись, по крайней мере, поддержкой Советского Союза и помощью других европейских государств. Таким образом, представляется бесполезным разрабатывать планы, которые исходят из того, что Британское содружество наций будет сражаться в одиночку".
      В свою очередь штаб по послевоенному планированию утверждал, что в конечном счете имеется гораздо больше оснований ожидать ухудшения отношений с Советским Союзом, чем с США, и что серьезная угроза Великобритании со стороны Советского Союза будет равносильна угрозе США. Вероятно в конце концов Америке пришлось бы сражаться для того, чтобы сохранить независимость Соединенного Королевства, хотя на это предположение нельзя было полностью полагаться.
      Послевоенная политика британского правительства должна была строиться на основе трехстороннего союза между Содружеством наций, США и СССР. Соответственно, "наиболее разумный курс" заключался в том, чтобы послевоенное планирование исходило из признания достаточно тесного сотрудничества трех великих держав. Как указывали авторы доклада, на определенном этапе Россия могла разорвать этот союз и стать потенциальным или даже реальным врагом, но они не видели оснований считать, что СССР стремится к мировому господству. В середине июня 1944 г. Комитет начальников штабов одобрил вариант доклада, в котором утверждалось, что "Британскому содружеству наций следует поддерживать достаточный уровень вооруженных сил на море и в воздухе для защиты наших жизненных интересов против России"5.
      В этих расчетах ни коим образом не учитывалась необходимость противодействовать возможным попыткам Советского Союза распространить сферу своего влияния на Западную Европу и таким образом установить свое господство на европейском континенте или укрепиться в Азии путем освоения Сибири. Жизненно важными интересами, угроза которым может исходить от России, заместители начальников штабов считали поставки нефти с Ближнего Востока, коммуникации в Средиземном море и мировом океане (в случае, если после войны Советский Союз окажется среди мировых лидеров по военно-морским и военно-воздушным силам) и крупные промышленные районы на Британских островах (в случае, если Советский Союз будет обладать большим количеством стратегических бомбардировщиков). Вывод заместителей начальников штабов, который одобрил и Комитет начальников штабов, заключался в том, что наилучшим средством избежать трений должны стать "реальные усилия по обеспечению полного и дружественного участия СССР в системе международной безопасности". Далее говорилось, что Великобритании не следует противодействовать разумным требованиям СССР в тех случаях, когда они не противоречат важнейшим стратегическим интересам самого Соединенного Королевства. В ответ предполагалось, что Россия "не станет противодействовать нашим притязаниям в жизненно важных для нас сферах". Нелегко далось признание, что слабость послевоенной Европы создаст вакуум, который СССР при желании сможет заполнить. В этом контексте было выдвинуто положение, что Содружеству Наций следует поддерживать достаточный уровень вооруженных сил на море и в воздухе для защиты своих жизненных интересов. На первой странице документа заглавные буквы предупреждали: ДОКЛАД ЯВЛЯЕТСЯ ШТАБНЫМ ИССЛЕДОВАНИЕМ. ОН НОСИТ ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР, НЕ ИМЕЕТ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ СИЛЫ И НЕ ПРЕДНАЗНАЧЕН ДЛЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ В КАЧЕСТВЕ ОСНОВЫ ДЛЯ ДЕЙСТВИЙ ПРАВИТЕЛЬСТВА6.
      В конце июля, когда армия союзников уже укрепилась во Франции, начальник Имперского Генерального штаба обсуждал с военным министром ключевой вопрос: следует ли расчленить Германию или постепенно превратить ее в союзника против советской угрозы? Позиция начальника Имперского Генерального штаба была однозначной. По его мнению, Германия более не являлась господствующей державой в Европе. Наиболее сильной страной стал СССР, который, обладая огромными ресурсами, в ближайшие 15 лет должен был превратиться в основную угрозу Великобритании: "Таким образом, следует восстановить Германию, постепенно ее усилить и включить в Федерацию Западной Европы. К сожалению, это все должно быть сделано под прикрытием священного союза Англии, России и Америки. Такую политику нелегко осуществить, и для ее проведения требуется выдающийся министр иностранных дел"7.
      Позиция фельдмаршала Брука была близка к политике, которой следовали правительства как лейбористов, так и консерваторов после 1945 г. В то же время в 1944 г. министерство иностранных дел считало, что пока Британское содружество наций и США с пониманием относятся к требованиям русских и намерены воспрепятствовать возникновению какой-либо угрозы Советскому Союзу со стороны Германии или Японии, СССР будет приветствовать длительный период мирных отношений. Основания для такого вывода были вполне убедительными: Советскому Союзу потребуется минимум пять лет для восстановления народного хозяйства и более длительное время для его дальнейшего развития, в течение этого времени СССР вряд ли пойдет на начало широкомасштабной войны. Однако все зависело от того, насколько меры по контролю над Германией и Японией удовлетворят Советский Союз. Если эти меры его не удовлетворят, СССР вполне может стать деструктивной силой в Европе и за ее пределами. Министерство иностранных дел прогнозировало "с определенной степенью уверенности", что в течение по меньшей мере пяти лет после окончания войны Россия не будет представлять угрозы стратегическим интересам Великобритании. Как отмечалось в одном из документов министерства, "насколько можно судить в настоящее время, ее [Россию - прим. пер.] вряд ли будут тревожить внутренние беспорядки". В возглавляемом одним из вышестоящих чиновников министерства иностранных дел объединенном подкомитете по разведке, целью которого являлся сбор информации из широкого круга источников, не видели повода для несогласия с подобными взглядами. Эта же позиция нашла отражение и в докладе подкомитета, подготовленном в августе 1944 г. Тем не менее, в нем указывалось, что Советский Союз будет в состоянии вести войну против Британского содружества наций. Наиболее взрывоопасным регионом мог стать Ближний Восток, прежде всего Иран и Ирак. В случае нападения СССР на эти страны, под угрозой оказалась бы осуществляемая через Средиземное море связь Великобритании с Индией и Дальним Востоком8.
      По мере приближения поражения Германии политики и военные были вынуждены пересмотреть свое мнение относительно позиции СССР. Без сомнения, действия советского правительства во время Варшавского восстания 1944 г. не встретили понимания западных союзников, хотя во время визита в Москву осенью 1944 г. Черчилль и Иден не касались этой темы, чтобы не осложнять отношения. Очевидно, что премьер-министр не видел смысла в обсуждении таких вопросов, в то время как нерешенными оставались более важные проблемы, включая и польский вопрос. Сталин всячески отрицал, что целью СССР является распространение коммунистической идеологии на весь мир. "Мы не смогли бы это сделать, даже если бы мы этого хотели," - сказал он Черчиллю9. Эти заявления были сделаны тогда же, когда, как считают, Сталин и Черчилль договорились о так называемом "процентном" распространении влияния в Южной и Центральной Европе. В Лондоне Комитет начальников штабов пытался оценить степень угрозы безопасности Великобритании, которая будет исходить от СССР, если он будет проводить агрессивную политику. В октябре 1944 г. в министерстве иностранных дел состоялось специальное совещание, в ходе которого удалось прийти к единственному выводу: до тех пор, пока не поступят указания Военного кабинета, в официальных документах следует избегать упоминаний о том, какую позицию СССР может занять после войны. Комитет начальников штабов получил указание свести к минимуму документы, в которых содержалось бы предположение, что СССР является потенциальным врагом10.
      Посол Великобритании в СССР сэр Арчибальд Кларк Керр, который беспристрастно оценивал советское правительство, заметил, что с 1941 г. мощь Великобритании как великой державы не вызывает беспокойства в Москве. Более того, советская пропаганда практически полностью отказалась от нападок на британский империализм. Посол полагал, что подобное отношение сохранится, пока Великобритания будет проводить антигерманскую политику совместно с СССР. Советский Союз будет стремиться распространить свое влияние на страны, находящиеся в непосредственной близости от своих границ и признает право Великобритании на особые интересы в Атлантике и Средиземноморье11.
      В конце декабря 1944 г. объединенный подкомитет по разведке подготовил еще один доклад, из которого следовало, что Великобритания не имеет достаточно данных, чтобы судить о советской концепции стратегических интересов и о послевоенной политике СССР. Советский Союз развивался в уникальных для нового времени условиях: "континентальная империя со значительным и быстро растущим населением имела в своем распоряжении практически все источники сырья, необходимые для военной экономики и промышленности, способной обеспечить армию, превосходящую вооруженные силы любой европейской державы".
      Как отмечалось в докладе. Советский Союз обладал двумя преимуществами, важность которых стала очевидной с началом второй мировой войны в Европе: глубиной линий обороны и рассредоточением центров производства по всей стране. Основные экономические центры - нефтяные месторождения Кавказа, обладающая значительным промышленным и сырьевым потенциалом Украина, московский и ленинградский промышленные районы - были гораздо менее уязвимы в случае нападения, чем аналогичные районы в любой другой европейской стране.
      Члены подкомитета были уверены, что СССР по крайней мере попытается продолжить сотрудничество с Соединенными Штатами и Великобританией после войны. Финляндия, Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария и в меньшей степени Югославия составят буферную зону, необходимую для обеспечения безопасности СССР, советское руководство также будет стремиться к контролю над Черным морем и Северным Ираном. Если великие державы окажутся готовыми признать господство Советского Союза в этих регионах, а также будут придерживаться политики, направленной на недопущение восстановления военной машины Германии и Японии, это обеспечит СССР "наивысшую возможную степень безопасности и избавит от необходимости дальнейшей территориальной экспансии для ее упрочнения. При таких условиях неясно, что России может дать агрессивная политика [...] Отношения России с Британской империей и Соединенными Штатами будут зависеть в значительной степени от способности каждой из сторон убедить другую в своей искренности и стремлении к сотрудничеству"12.
      Советник посольства Великобритании в Москве, Бальфур напомнил министерству иностранных дел в январе 1945 г., что Советский Союз заинтересован в том, чтобы предотвратить продвижение Германии в Юго-Восточной Европе, в не меньшей степени, чем в Польше, что в СССР военные победы значительно укрепили уверенность в собственных силах, но что Сталин, по его мнению, является практичным политиком, который не стремится к распространению своего неограниченного господства за пределы территорий, где он может его спокойно осуществлять13.
      В рамках советско-английского договора 1942 г. правительства договаривались об обмене информацией по вооружениям. Со стороны Великобритании соглашение никогда полностью не соблюдалось, в основном из-за того, что было сложно получить согласие США на раскрытие жизненно важной для американцев информации. Однако англичане и американцы в этом отношении сделали гораздо больше, чем русские, которые в большинстве случаев игнорировали многократные запросы на информацию. Ко времени Ялтинской конференции Великобритания сообщила примерно о трехстах разработках, многие из которых были очень важны (например, радар), в то время как Советский Союз практически не делился ценной информацией. Таким образом, сведения Великобритании о существенных достижениях СССР в области вооружений основывалось на немецких публикациях. Можно привести множество примеров подобного рода, которые вызывали опасение Черчилля. Тем не менее, по возвращении из Ялты представители Великобритании были убеждены, что им удалось добиться наиболее благоприятного решения польского вопроса, а также заручиться согласием СССР на дальнейшее сотрудничество14. Эту точку зрения Черчилль высказал не только в парламенте, но и перед членами Военного кабинета. Находящиеся сейчас в нашем распоряжении документы свидетельствуют, что события конца февраля - марта 1945 г. привели к изменению позиции премьер-министра и министра иностранных дел, а также других членов кабинета и высших чиновников. Очень скоро стало ясно, что настойчивые требования советского руководства установить дружественные СССР режимы вдоль западных границ страны означают отказ от свободных и демократических выборов в этих государствах, что противоречило договоренностям в Ялте, в которых особо оговаривалась Польша.
      Сегодня в Государственном архиве Великобритании мы можем ознакомиться по крайней мере с некоторыми из тех документов, которые после перехвата и расшифровки глава Секретного разведывательного управления ежедневно направлял премьер-министру. На первый взгляд в них не содержится ничего достаточно важного, что могло бы объяснить, почему в самом скором времени Черчилль приказал начать разработку операции "Немыслимое". Большая часть расшифрованных документов относится к чисто военным вопросам (сведения о перемещении войск, подкреплениях, движении военных грузовиков), но среди них имеются и перехваченные дипломатические послания. Например, краткий отчет посла Японии в Берлине о его беседах с министром иностранных дел Германии, состоявшихся во второй половине марта. Риббентроп заметил, что в сложившихся обстоятельствах будет очень сложно добиться разрыва отношений Советского Союза с Великобританией и Соединенными Штатами с тем, чтобы заключить с СССР сепаратный мир. Для этого, по словам Риббентропа, прежде всего необходимо достичь некоторых военных успехов на Восточном фронте, причем Гитлер выражал уверенность, что ему удастся соответствующим образом переломить ход войны. Риббентроп также сказал, что Великобритания и США не скоро вновь будут обладать столь значительными вооруженными силами и что идея уничтожить СССР может "вполне естественно возникнуть из стремлений американцев к мировому господству и страхом британцев перед большевизацией Британской империи".
      Полагая, что Советский Союз вряд ли может рассчитывать на то, чтобы устоять перед соединенными силами Англии и США на море и в воздухе, Риббентроп ухватился за мысль, что Сталин благоприятно отнесется к заключению мира с Германией и Японией для того, чтобы иметь возможность противостоять Великобритании и Соединенным Штатам. Он даже обдумывал поездку в Москву для прямых переговоров со Сталиным, что могло бы стать своеобразным повторением визита в августе 1939 г., в результате которого был подписан договор о ненападении между Германией и СССР.
      Большая часть подобных предположений носила фантастический характер. Как будет видно в дальнейшем, представление, что Англия и США смогут уничтожить Советский Союз "одним ударом прямо сейчас", совершенно не соответствовало оценке сил в самой Великобритании15.
      Западным союзникам также было известно об инструкциях, которые Риббентроп направил германскому посланнику в Дублине (а также предположительно, представителям Германии в других крупных столицах). Он должен был заявить, что, поскольку Красная Армия в ближайшее время разгромит Германию, только союз с немцами позволит Западу избежать захвата коммунистами всей Европы; в том случае, если в Лондоне и Вашингтоне откажутся от этого последнего шанса, то Германия найдет способ достигнуть взаимопонимания с СССР, но уже за счет Запада. Следует попутно отметить, хотя это и не относится к основной теме этой статьи, что Великобритания отказалась от предложения американцев поделиться этой информацией с Советским Союзом. Как отметил глава Секретного разведывательного управления, невозможно будет полностью скрыть источник информации и любая утечка станет катастрофой "в тот самый момент, когда у меня есть все основания надеяться на раскрытие системы, используемой Германией для передачи основной части дипломатических сообщений, к которой у нас никогда ранее не было доступа". С этим Черчилль полностью согласился16.
      В протоколах и бумагах Военного кабинета мы также не можем найти прямого и понятного объяснения, почему было дано указание начать разработку планов на случай войны с Советским Союзом. В феврале и марте 1945 г. Военный кабинет получил подробные материалы, касающиеся Ялтинской конференции - позиция Сталина и мощь Красной Армии вызывали беспокойство. Вскоре поступили документы, касающиеся польского вопроса, проблемы военнопленных, будущего Румынии, Чехословакии и Болгарии, а также подготовки к конференции в Сан-Франциско - все они свидетельствовали о возраставшем напряжении в отношениях с СССР. Черчилль не скрывал своего беспокойства по поводу Советского Союза. В дневнике министра иностранных дел за 23 марта находим запись, искреннюю и мрачную одновременно, на основании которой можно судить о том, в какой степени в Великобритании рассчитывали на дружественные отношения с Москвой:
      "Я везде вижу самые мрачные свидетельства поведения России... Мы все еще не знаем реакции русских на последнее англо-американское послание, но если она по прежнему негативная, разрыв становится неизбежным. Кроме того, нужно учитывать отказ Молотова ехать в Сан-Франциско и отношения между Россией и Турцией. Все вместе это означает крушение нашей внешней политики и то, что нам придется полностью менять курс"17.
      Идеи также задавался вопросом, можно ли, не прибегая к официальной декларации, заставить советское руководство сделать выбор между изменением своей политики и разрывом с Великобританией и США. Он полагал, что это единственный способ, с помощью которого "мы можем надеяться достичь более-менее справедливого отношения к полякам"18. Развитие событий в последующую неделю или две показало, что "добиться справедливого отношения к полякам", по крайней мере как его понимали в Великобритании, подобным образом не удастся. В начале апреля Черчилль узнал от Рузвельта, что Сталин в сущности обвинил союзников в преднамеренном обмане, который выразился в секретных переговорах с Германией о заключении перемирия на западе, в то время как на Восточном фронте боевые действия должны были продолжаться. На это даже Рузвельт, который всегда лучше относился к России, чем Черчилль, ответил с негодованием, точнее, кто-то другой послал негодующий ответ от его имени. Очевидно, что в Великобритании в то время не понимали, насколько мало Рузвельт занимался делами, и что телеграммы составляли за него. Черчилль тут же направил в Москву яростное послание. По словам его личного секретаря Колвила, премьер-министр задавался вопросом, удалось ли немцам убедить русских, что готовится грязная сделка19. Это было вполне возможно. Как мы уже убедились, из перехваченной информации следовало, что Риббентроп собирался установить контакт с Советским Союзом в том случае, если не удастся договориться с Великобританией и США. Соответственно, немцы могли осуществить и преднамеренную дезинформацию советского руководства.
      За этим последовало похищение приглашенных в Москву польских лидеров. Было ясно, что в Югославии Тито практически полностью ориентируется на СССР, и на юге Европы перед Западом вставала та же дилемма, что и в Центральной Европе - следует ли объединиться с недавним врагом, Италией, чтобы не отдать Триест югославам?20 В Сан-Франциско Иден передал Молотову меморандум, в котором на конкретных примерах выражалось беспокойство по поводу действий Советского Союза. В своем ответе советские представители опровергли большую часть жалоб и не соглашались "с очевидно односторонними и несоразмерными претензиями, представленными в меморандуме, которые полностью игнорируют действительность и ответственность Великобритании за большинство упомянутых случаев, равно как и непрекращающиеся усилия советской стороны по выполнению законных пожеланий Великобритании"21.
      Тем временем Молотов наконец признал "арест" 16 польских лидеров. Заявления Идена, что в течение всего времени немецкой оккупации поляки стремились к установлению тесных отношений с СССР и проявили себя как настоящие патриоты, ни к чему не привели22.
      Какие выводы должно было британское правительство сделать из всех тех событий? Бывший советский посол в Лондоне И. М. Майский говорил, что они не стоят серьезного внимания, и что к Советскому Союзу следует относиться с пониманием. На это Керр возражал: "Мы прилагали все усилия для того, чтобы быть понимающими, честными и откровенными, но в результате мы получали нескончаемые оскорбления". Может быть, все объяснялось, как неосторожно сказала посол СССР в Швеции A. M. Коллонтай своему старому другу Кларку Керру, незрелостью русских? Она заметила, что русские столь же наивны, неуклюжи и неловки, какими англичане были во времена Кромвеля. Русские все еще оставались детьми и с ними следует обращаться соответственно, их буйное поведение со временем пройдет, а пока англичане должны проявлять терпение и еще раз терпение. Кларк Керр в свою очередь добавил: "Правда заключается в том, что русские торопятся к величию, и от этого чувствуешь себя неуютно"23. Многие, вслед за сэром Ормом Сарджентом из министерства иностранных дел, задавались вопросом, следует ли теперь Сталину более осторожно, чем прежде, держать себя с одерживающими победы советскими генералами, и можно ли объяснить ужесточение линии СССР в отношении Великобритании влиянием военных?24
      Но если предположить, что все подобные расчеты были ошибочными или даже обманчивыми? Премьер-министр и его окружение должны были определить, насколько большой была эта вероятность. Идеи возражал: "Мы продемонстрировали исключительную предупредительность и выдержку и постоянно принимали во внимание особенности менталитета русских. Мы были шокированы, когда совсем недавно получили свидетельства нездоровых подозрений советского правительства по поводу приписываемых нам бесчестных и постыдных действий. Господину Майскому действительно не следует просить нас распространить наше понимание и терпение на такие вопросы, как отношение советского правительства к польскому и румынскому вопросам, по которым, как он знает не хуже меня, ни премьер-министр, ни я не можем рассчитывать на поддержку в парламенте"25. Десять дней спустя Черчилль направил президенту Трумэну, с которым он никогда не встречался, знаменитую телеграмму, выражая свои дурные предчувствия по поводу неправильного истолкования советской стороной ялтинских соглашений (так он осторожно назвал происшедшие с февраля события) и последствий роспуска армий союзников в самом ближайшем будущем. Цитируя Геббельса, Черчилль писал, что на Восточный фронт опустился железный занавес.
      Материалы, относящиеся к операции "Немыслимое", не показывают с достаточной ясностью, кто, кому и когда отдавал указания. Но даже начало разработки такого проекта было невозможно без указания премьер-министра, и мы должны предположить, что он приказал заняться этим вопросом самое позднее в середине мая, поскольку эти документы едва ли могли подготовить меньше, чем за неделю. По всей видимости именно тогда Черчилль, уставший физически, но полностью контролировавший ситуацию, недвусмысленно высказал советскому послу в Лондоне Ф. Т. Гусеву свои сомнения и неудовольствие. В беседе глава правительства упомянул столицы тех стран Восточной и Центральной Европы, которые оказались вне контроля западных союзников: Берлин, Варшаву, Прагу, Вену. Когда разговор зашел о Польше, Гусев (который не принимал активной роли в обсуждении, и этот факт нельзя только объяснить тем, что он посредственно говорил по-английски) сказал что-то по поводу линий коммуникаций и Красной Армии. С этим Черчилль согласился, но отметил, что война закончилась и складывается новая ситуация. Какую позицию занимает Советский Союз? Возводит железный занавес от Любека до Триеста. "Нам было известно лишь о создании марионеточных правительств, по поводу которых нашим мнением не интересуются и в дела которых мы не имеем права вмешиваться". Он напомнил Гусеву, что армии союзников преднамеренно сдержали свое наступление на Прагу из уважения к чувствам Советского Союза. В ответ им запретили войти в город, в котором Э. Бенеш со страхом размышлял о будущем Чехословакии, в то время как в Сан-Франциско Я. Массарик раздувал по данному поводу шумиху. Все это, продолжал Черчилль, "невозможно понять и невозможно терпеть". Премьер-министр и правительство Его Величества возражали самым активным образом против того, чтобы к ним относились, как будто от них ничего не зависит в послевоенном мире. Они считали, что еще имеют какое-то влияние и не были согласны с тем, что с ними столь грубо обращаются. Их стремление предотвратить такое развитие событий заставило отложить демобилизацию Королевских Военно-воздушных сил. Они были полны решимости участвовать в обсуждении будущего Европы с позиций той силы, которая у них имеется. Они были готовы встретиться с русскими и вести беседу самым дружественным образом, но такое отношение должно быть взаимным. Однако создается впечатление, что русские стремятся закрыть доступ в каждое место, которое они заняли, и отгородить его от всего мира. Этого нельзя допустить. Почему русские не могут удовлетвориться линией Керзона и дать нам возможность узнать, что происходит к западу от нее?
      Керр отмечал, что Гусев слушал "с напряженным выражением на своем широком лице". В это мы вполне можем поверить. Керр не мог судить, насколько полно Гусев понял заявление премьер-министра, но он понял вполне достаточно, чтобы информировать советское правительство о недовольстве Черчилля, его обеспокоенности происходящим и нежелании мириться со складывавшейся ситуацией26. Несколько дней спустя Гусев достаточно резко сказал британскому министру иностранных дел, что беспокойство по поводу англо-советских отношений не имеет под собой оснований, и выразил удивление тем, что Черчилль беседовал с ним в столь резких выражениях. Идеи же дал понять, что полностью разделяет позицию своего премьер-министра27.
      Очевидно, что основания для недовольства, изложенные Гусеву, послужили главной причиной, по которой Объединенному штабу по планированию было приказано начать разработку проекта, получившего предварительное название "Операция "Немыслимое"". Окончательная версия доклада датируется 22 мая 1945 г. Остается неясным, существовали ли его более ранние варианты. Нет сомнений, что доклад создавался в обстановке абсолютной секретности. К работе над ним не привлекались штатные сотрудники силовых министерств. И не исключено, что материалы, не носившие принципиального характера, были уничтожены в то время или позднее. В нашем распоряжении имеется документ на шести машинописных страницах, четыре приложения к нему, которые занимают еще 20 страниц (оценка военной кампании в Европе, советские силы и их размещение, силы союзников и их размещение, реакция Германии), и четыре карты (советские силы и их размещения, силы союзников и их размещение, военная кампания на севере Восточной Европы, уязвимые места советских линий коммуникаций).
      В первом абзаце документа отмечается, что "согласно инструкциям", которые, по всей видимости, были переданы генералом Исмеем от имени Черчилля, во время работы над докладом Объединенный штаб по планированию исходил из ряда допущений: общественное мнение в Великобритании и США полностью поддержит все действия правительства, и соответственно, боевой дух английских и американских войск останется высоким; Великобритания и США получат полную поддержку со стороны вооруженных сил Польши, а также смогут рассчитывать на использование людских ресурсов и оставшегося промышленного потенциала Германии; военная помощь других западных держав не принимается во внимание, однако предусматривается использование военных баз и других объектов на их территории; военные действия начнутся 1 июля 1945 г., а до этого времени будут продолжаться перегруппировка сил и демобилизация.
      Следует остановиться на этих предположениях и рассмотреть их обоснованность. Из того что нам известно о настроениях общественности и усталости от войны как в Великобритании, так и в США, представляется маловероятным, что за исключением случая неприкрытой агрессии со стороны Советского Союза, "общественное мнение" оказалось бы готовым поддержать "все действия правительства". За этим предположением крылось другое, еще более смелое, что США будут готовы к войне вне зависимости от позиции американской общественности. Это противоречило всем заявлениям Рузвельта, который всегда стремился к как можно более скорому выводу американских войск из Европы, и Трумэн, казалось, не намеривался действовать вразрез с ними. Расчеты на использование "людских ресурсов и оставшегося промышленного потенциала Германии" также были лишены серьезных оснований. Еще более удивительным кажется предположение, что "Россия заключит союз с Японией". В конце концов, Сталин неоднократно обещал, и последний раз совсем недавно, в Ялте, что СССР вступит в войну с Японией вскоре после победы над Германией. В действительности. Советский Союз сохранял нейтралитет по отношению к Японии до самого конца и объявил войну только после того, как была сброшена первая атомная бомба*. Для того чтобы заключить союз с императором Японии, Сталин должен был открыто изменить свою политику так, как в 1939 г. он поступил таким образом, подписав договор о ненападении с Германией.
      Цель операции заключалась в том, чтобы навязать Советскому Союзу волю США и Британской империи. Если судить по этим и другим документам, создается впечатление, что интересы Англии и Америки совпадали, что было далеко не так. Это хорошо понимал не только Черчилль. Слишком оптимистичным является и предположение, что в Центральной Европе против Советского Союза могли бы сражаться британские войска со всего мира: от Канады до Южной Африки, от Австралии до Новой Зеландии, от Барбадоса до Индии. Далее в документе отмечалось, что "даже хотя "волю" этих двух стран" (то есть США и Великобритании, здесь еще раз следует отметить представление о монолитности Британской империи) можно определить как "не более, чем стремление добиться справедливого отношения к полякам", это совсем не означает ограниченности военного вмешательства. Быстрая военная победа союзников не обязательно заставила бы Советский Союз подчиниться, и если русские захотят тотальной войны, они ее получат. Иными словами, с уверенностью достигнуть заявленной цели и добиться долгосрочного результата можно было только одержав победу в широкомасштабной войне. В штабе тщательно проанализировали подобное развитие событий, также как и другой вариант, когда в результате быстрого военного успеха политические цели оказались бы достигнутыми и необходимость в широкомасштабной войне не возникнет. Если оставить в стороне возможность революции в СССР и падения коммунистического режима, для победы в войне требовалось захватить настолько обширные территории Советского Союза, что дальнейшее сопротивление становилось бы невозможным, или нанести СССР столь сокрушающее поражение, после которого он был бы не в состоянии продолжать войну; однако не исключалось, что для победы потребовалось бы выполнить оба условия. В документе указывалось, что хотя в 1942 г. немцы дошли до Москвы, Волги и Кавказа, Советский Союз тем не менее продолжал сражаться, и вряд ли возможно предположить, что союзникам удастся продвигаться настолько же быстро и успешно, как Германии, при том что это ей ничего не дало.
      В приложениях к докладу детально анализировалось соотношение сил в Центральной Европе. Преимущество Советского Союза в наземных сухопутных войсках составляло три к одному, что делало полную и решающую победу союзников здесь практически невозможной. Быть может, у союзников были несколько лучше военная организация и вооружение, а также более высокий боевой дух, однако русские доказали, что являются достойными противниками Германии, у них были талантливые командующие, хорошее вооружение и проверенная войной организация. Решающая победа над Советским Союзом в тотальной войне потребовала бы колоссальной мобилизации людских ресурсов, включая:
      "(а) Размещение в Европе значительной части обширных ресурсов Соединенных Штатов.
      (b) Реорганизацию людских ресурсов Германии и всех западноевропейских стран".
      Не вызывает удивления вывод, который делали авторы доклада: в то время как нельзя предсказать исход широкомасштабной войны против Советского Союза, они могли с уверенностью заявить, что для того чтобы выиграть войну потребуется "очень много времени".
      Что же касается возможности одержать быструю победу, то даже успех западных стран на начальном этапе войны не обязательно будет означать поражение СССР. Иначе говоря, западные страны могли оказаться втянутыми в тотальную войну. Им не удастся ограничить военные действия каким-либо одним регионом, и таким образом необходимо планировать широкомасштабную войну. Даже быстрая победа может не принести союзникам желаемого результата в долгосрочной перспективе, поскольку военная мощь СССР не будет сломлена и русские всегда смогут возобновить военные действия, когда почувствуют себя готовыми к этому.
      После такого мало обнадеживающего вступления в докладе говорилось, что в воздухе и на море Советский Союз не будет представлять столь серьезной угрозы, которая исходила от немецких стратегических бомбардировщиков и подводных лодок, но зато СССР обладает мощной сухопутной армией, сконцентрированной в Центральной Европе. Красная Армия вполне сможет захватить Турцию, южная часть Восточной Европы, включая Грецию, "тут же окажется вне досягаемости нашего [то есть британского - прим. пер.] влияния и торговли". В Иране и Ираке ситуация станет чрезвычайно опасной. Авторы доклада были почти абсолютно уверены, что Советский Союз начнет наступление, чтобы захватить месторождения нефти в этом столь важном для стран Запада регионе. Поскольку против 11 советских дивизий союзники располагали лишь тремя усиленными индийскими бригадами, авторы доклада не представляли, как можно будет удержать этот район. В случае заключения союза между СССР и Японией, японцы получили бы возможность высвободить значительную часть своих сил для обороны своих островов или возобновления наступления в Китае. Все же основным театром военных действий должна была стать Центральная Европа. Преимущество союзников в воздухе компенсировалось для СССР тем, что на начальном этапе операции стратегические бомбардировщики могли базироваться только на Британских островах. Единственным способом добиться быстрого успеха могло стать наступление наземных сил, при котором полностью использовалось бы господство в воздухе - тактическая поддержка авиации и воздушные налеты на советские линии коммуникаций. Основной удар предусматривалось нанести на севере Восточной Европы. Для участия в наступлении союзники могли привлечь около 47 дивизий включая 14 бронетанковых при соблюдении условий, изложенных в начале документа. СССР мог выставить силы, эквивалентные 170 дивизиям, из которых 30 были бронетанковыми. Таким образом, Советский Союз обеспечивал военное превосходство 2 к 1 в бронетанковых войсках и 4 к 1 в пехоте. Как отмечалось в докладе, "исходя из вышеупомянутого соотношения сил, наступление будет чрезвычайно опасным".
      Основное сражение с использованием бронетанковых войск по всей видимости состоялось бы к востоку от линии Одер- Нейсе, его результат определял исход всей кампании.
      "Мы сможем выйти на линию Данциг-Бреслау. Однако любое дальнейшее продвижение удлинит линию фронта в преддверии зимы и, таким образом, увеличит опасность, которую представляет выступ русских в Богемии и Моравии, откуда они не захотят отступить. Следовательно, если мы не одержим столь необходимую для нас победу к западу от линии Данциг-Бреслау, мы окажемся втянутыми в тотальную войну.

      Соответственно, успех наземной кампании будет зависеть от исхода сражений к западу от упомянутой линии до начала зимы. Мы не располагаем преимуществом в стратегической позиции, и в действительности все решится в одном большом сражении, в котором очень многое будет работать против нас.
      Наш вывод заключается в следующем:
      (a) Если нам предстоит начать войну с Россией, мы должны быть готовы к тотальной войне, которая затянется на длительное время и обойдется очень дорого.
      (b) Численное превосходство противника на суше делает очень маловероятным то, что нам удастся в короткий срок добиться ограниченного успеха, даже если исходя из политических соображений этого будет достаточно, чтобы достигнуть своей цели".
      В одном из приложений речь шла о возможном использовании союзниками сил Германии и высказывалось предположение, что на раннем этапе войны будут переформированы и перевооружены 10 немецких дивизий. В любом случае, их нельзя было использовать до 1 июля, и при составлении планов участие Германии в войне не принималось во внимание.
      Невозможно подробно рассказать о всех имеющихся в этих бумагах документах. Для Великобритании имелся ряд выигрышных факторов. Например, флот Великобритании, даже без поддержки США, мог успешно противостоять Советскому Союзу на море. После прекращения осуществляемых союзниками поставок алюминия в СССР и потерь, которые СССР понесет в ходе войны, производство самолетов в Советском Союзе окажется "абсолютно не отвечающим потребностям". Против этих расчетов было огромное количество фактов, подтверждавших силу Советского Союза, и результаты второй мировой войны. Как указывалось в докладе. Красная Армия имела талантливых и опытных командующих, требовала более низкого материально-технического обеспечения, чем западные армии, и использовала смелую тактику, в которой потери практически не принимались во внимание.
      На заседании 31 мая Комитет начальников штабов пришел к заключению, что вести подобную войну против Советского Союза на самом деле немыслимо. В воспоминаниях, написанных спустя много лет, Брук отмечал, что Черчилль пришел на заседание комитета чрезвычайно обеспокоенный тем, что "русский медведь навис над всей Европой" - эта фраза еще раз наводит на мысль, что толчком для разработки плана послужили опасения общего характера, а не какой-то конкретный эпизод в отношениях с СССР. Согласно утверждению Брука, глава Комитета начальников штабов сделал вывод, что "в самом лучшем случае мы можем рассчитывать оттеснить русских настолько же, как это удалось немцам. И что дальше? Вечно оставаться в боевой готовности, чтобы удерживать их на этих границах"28.
      Комитет начальников штабов без прикрас изложил ситуацию Черчиллю 8 июня, когда уже вовсю шла подготовка к выборам в парламент. По их расчетам, поскольку советские дивизии не соответствовали дивизиям союзников, советские силы составляли 264 дивизии (из них 26 бронетанковых) против 103 англо-американских дивизий (из них 23 бронетанковые). Короче говоря. Комитет начальников штабов и Объединенный штаб по планированию по-разному оценивали соотношение сил. Что касается авиации, союзники располагали чуть более 6 000 тактических и 2 500 стратегических самолетов против соответственно 12 000 и 960 самолетов у СССР. Согласно мнению Комитета начальников штабов, численное преимущество русских в течение некоторого времени будет компенсировано гораздо лучшей подготовкой пилотов и большей эффективностью ВВС союзников, особенно в стратегической авиации. Однако через некоторое время потери самолетов и пилотов ослабили бы позиции США и Великобритании в воздухе.
      Было очевидно, что на земле союзникам не удастся одержать быструю победу. Поскольку армии СССР и союзников находились в соприкосновении на всем протяжении Европы от Балтийского до Средиземного моря, было невозможно избежать сухопутных операций: "Наша точка зрения заключается в том, что... после начала военных действий нам не удастся в течение короткого времени добиться ограниченного успеха и мы окажемся втянутыми в длительную кампанию в тяжелых условиях. Более того, ситуация станет катастрофической, если в США, устав от войны в Европе, станут уделять все свое внимание войне с Японией"29.
      Заместитель Исмея, генерал-майор Холлис составил проект ответа, который в целом премьер-министр одобрил 10 июня, за исключением одного очень важного изменения в конце. В ответе отвергалась идея наступления и указывалось, что если США ограничатся контролем над своей оккупационной зоной в Германии и большая часть американских войск покинет Европу, СССР сможет захватить территории вплоть до побережья Северного моря и Атлантического океана. Как в таком случае можно будет осуществлять оборону Британских островов, если Франция наряду с Бельгией и Нидерландами окажутся не в состоянии остановить продвижение Красной Армии? Какие для этого понадобятся морские, воздушные и наземные силы? Сохранение кодового названия операции - "Немыслимое" - должно было заставить Комитет начальников штабов осознать, что "этот анализ является мерой предосторожности и останется, как я надеюсь, чисто гипотетической возможностью". В предварительном проекте последняя фраза была выражена несколько иными словами - формулировка генерала Холлиса звучала следующим образом: "исключительно маловероятное событие"30.
      На следующий день премьер-министр представил Комитету начальников штабов длинный и мрачный обзор ситуации в Европе - так это позднее в своих воспоминаниях охарактеризовал Брук. Союзники ничего не могли противопоставить Красной Армии; Советский Союз был в состоянии захватить всю Европу, заставив англичан отступить на Британские острова, в то время как американские войска возвращались бы за океан. Чем скорее американцы вернутся домой, заметил Черчилль, тем скорее они вновь понадобятся в Европе. "Он закончил словами, что в течение всей его жизни ситуация в Европе не беспокоила его так, как сейчас"31.
      От имени Комитета начальников штабов протоколы за 10 июня изучили представители Объединенного штаба по планированию. Их вывод заключался в том, что Советский Союз не сможет создать непосредственную угрозу морским коммуникациям Великобритании, сравнимую с той, которая исходила от Германии. На то, чтобы создать подводный флот или морскую авиацию, которые будут представлять реальную угрозу британскому владычеству на море, у СССР уйдет несколько лет. Серьезной проблемой для советского военного руководства станет отсутствие опыта в подготовке морского или воздушного вторжения, в то время как возможность осуществить решающее вторжение с помощью лишь одной авиации исключалась. Плацдармы на континенте окажутся удобной мишенью для Советского Союза, необходимость их защиты будет постоянно ослаблять Великобританию, в то время как их сохранение не даст какого-либо оперативного преимущества. Защита Британских островов и плацдармов в континентальной Европе будет возможной лишь при полномасштабной помощи со стороны США, что автоматически поднимало проблему войны с Японией. Вывод Объединенного штаба по планированию заключался в следующем: "На начальном этапе войны Россия сможет создать какую-либо серьезную угрозу безопасности нашей страны лишь при использовании ракет и другого новейшего вооружения. Подготовка к вторжению или нанесению серьезного удара по нашим морским коммуникациям займет несколько лет"32.
      К тому времени, когда был закончен этот анализ, Черчилль занимался живописью на юге Франции, откуда он отправился прямо в Потсдам. Заслуживает внимания, что как этот документ, датированный 11 июля, так и еще более важный доклад от 22 мая имеют одинаковый номер - 15. Нельзя исключить, что до Сталина дошли их копии или же краткое изложение. Черчилль и Исмей категорически отвергли бы подобное предположение, поскольку для обеспечения секретности операции предпринимались особые меры. Как указывалось в одной из записок Исмея, которую он направил Черчиллю, в Комитете начальников штабов полагали, что "чем меньше материалов, касающихся этого проекта, будет доверено бумаге, тем лучше"33.
      Сейчас известно то, о чем Черчилль не подозревал: в СССР поступало большое количество исключительно секретной информации, поскольку среди британских государственных служащих было много советских агентов или просто сочувствующих коммунистическим идеям. Через много лет после окончания войны Черчилль описал то, как Трумэн сообщил Сталину о первом успешном испытании атомной бомбы, даже не подозревая, что Сталин мог многое знать заранее34. Профессор Джон Эрик-сон выдвинул предположение, что серьезные изменения в расположении советских войск в конце июня 1945 г. связаны с разработкой операции "Немыслимое"35. Иными словами, мы сталкиваемся со своеобразным замкнутым кругом - Советский Союз обладал значительной военной мощью и проводил политику, которая представлялась Западу опасной, соответственно Черчилль считал необходимым выяснить, имеются ли у Великобритании и США реальные шансы военного противостояния Советскому Союзу; если Сталин, в свою очередь, был в курсе разработок британских аналитиков, его уверенность во враждебности Запада лишь усиливалась.
      В Потсдаме Черчилль как-то заметил Идену, что теперь Советский Союз стремится расширить зону своего влияния36. Тем не менее, британский премьер не был враждебно настроен по отношению ко всем советским требованиям. По мнению Идена, Черчилль вновь оказался в плену обаяния Сталина, по поводу которого он неоднократно повторял: "Этот человек мне нравится". И такая оценка находит подтверждение в других источниках. Премьер-министр поддержал претензии Советского Союза на значительную часть захваченного германского флота и по крайней мере на один незамерзающий порт. Сталин отрицал, что в СССР вынашиваются планы продвижения на Запад.
      Как показали анализы Комитета начальников штабов и Объединенного штаба по планированию, по обычным вооружениям мощь СССР значительно превосходила силы Великобритании и США. Во время работы над докладами их авторы не знали о создании ядерного оружия, также как Трумэн и Черчилль не могли сказать, удастся ли первое испытание. По английским и американским оценкам, после поражения Германии для разгрома Японии понадобится полтора года широкомасштабных боевых действий, которые приведут к огромным потерям.
      Но как показали уже упоминавшийся важный разговор между Трумэном и Сталиным и последовавшее через несколько дней разрушение Хиросимы и Нагасаки, новое оружие нарушило все тщательные расчеты, касавшиеся количества дивизий, подводных лодок и самолетов. Обладающее огромной разрушительной силой оружие могло изменить характер войны и отношения между великими державами. Атомный удар было легко и безнаказанно нанести с отдаленных баз даже без предварительного объявления войны. Если чтобы разрушить города и промышленность Германии понадобились несколько лет упорных бомбардировок, сейчас единственный удар мог опустошить значительный район. Черчилль сразу же это понял. 23 июля он заявил членам Комитета начальников штабов: "Мы обладаем тем, что изменит соотношение наших сил с Россией. Секрет создания бомбы и возможность ее использовать полностью нарушат равновесие на международной арене, которое складывалось после поражения Германии... сейчас мы можем сказать, если вы действительно хотите сделать то-то и то-то, что ж... русским нечем будет на это ответить!"37
      Через два дня после этого разговора Черчилль выехал из Потсдама в Лондон. Спустя еще 24 часа он подал в отставку с поста премьер-министра, узнав о полной победе лейбористов на всеобщих выборах. К. Эттли и Э. Бевин, ставшие соответственно премьер-министром и министром иностранных дел, столкнулись на переговорах с теми же проблемами, что Черчилль и Идеи до них. Может быть, они с большим оптимизмом смотрели на СССР и послевоенную ситуацию в мире, но это продолжалось недолго. В марте 1946 г. Черчилль произнес свою знаменитую фултонскую речь38. Его анализ многих вдумчивых наблюдателей заставил задуматься. Однако Черчилль также высказал восхищение Сталиным и мужеством советского народа. Тем не менее, как английское, так и американское правительства отказались поддержать его позицию.
      История операции "Немыслимое" на этом не закончилась. Относящиеся к ней документы охватывают не только период с конца мая до середины июля 1945 г. К этим планам вновь обратились в августе 1946 г., когда находившиеся в США члены Комитета начальников штабов пришли к выводу, что ситуация в Европе достигла критической точки. В Комитете полагали, что в случае начала войны с СССР английские и американские войска должны отступить из своих оккупационных зон в Германии. Естественно, что летом 1945 г. подобный ход событий не рассматривался. Для осуществления прикрытия с воздуха и нанесения бомбовых ударов следовало использовать военные базы на территории Великобритании, в то время как для удержания плацдарма в Нидерландах и Бельгии не было необходимости растягивать линии коммуникаций с Британскими островами. Осенью 1946 г. в обстановке строжайшей секретности произошел обмен мнениями по этому вопросу. Фельдмаршал Б. Монтгомери, ставший к этому времени начальником британского Генерального штаба, беседовал с премьер-министром Канады М. Кингом, президентом США Г. Трумэном и генералом Д. Эйзенхауэром. К концу 1946 г. в Великобритании и США пришли к такому же выводу, который в свое время сделал Комитет начальников штабов в Лондоне: в случае советской агрессии английским и американским войскам следовало отступить в район Брюгге и Дюнкерка39.
      Такие оценки свидетельствуют, что разработку операции "Немыслимое" нельзя считать результатом враждебности Черчилля по отношению к Советскому Союзу, или же плодом его пылкого воображения, которое подстегивалось распадом антигитлеровской коалиции и исчезновением общего врага. Учитывая тот размах, которого достигла демобилизация в США и Великобритании к концу 1946 г., Советский Союз обладал более значительным преимуществом в обычных вооружениях, чем летом 1945 г. Однако теперь у американцев была атомная бомба (секретом производства которой они отказались поделиться с Великобританией), а у СССР подобного оружия не было. Даже сегодня, спустя столько времени, мы не можем с уверенностью сказать, оказалось ли атомное оружие фактором, предотвратившим дальнейшее продвижение Советского Союза на запад. Очевидно другое. Через несколько лет политика СССР, и в первую очередь позиция Сталина, привели к резкому изменению общественного мнения в США, Великобритании и Европе. В ноябре 1954 г., в конце своего последнего пребывания на посту премьер-министра, Черчилль очень хорошо это выразил при обсуждении вопроса о перевооружении вошедшей в НАТО Германии (ФРГ. - прим. пер.), при том что еще несколькими годами ранее подобная политика казалась немыслимой. Речь Черчилля вызвала большой шум, поскольку он сказал, что когда в 1945 г. сотни тысяч немцев сдавались в плен, он посоветовал фельдмаршалу Монтгомери сохранить трофейное оружие, чтобы его всегда можно было легко вновь раздать немцам, с которыми Великобритании придется сотрудничать, если Советский Союз продолжит движение на запад.
      Поиск этого послания ни к чему не привел. Существует вероятность, хотя даже сегодня об этом нельзя говорить с уверенностью, что оно никогда не было отправлено. С другой стороны, как следует из опубликованных мемуаров Черчилля, 9 мая 1945 г. он направил телеграмму Эйзенхауэру, в которой выражал надежду, что решение уничтожить германское оружие и военное оборудование не будет принято. Черчилль обладал великолепной памятью и даже извинялся перед парламентом за то, что не соблюдал правило, которое часто внушал другим: "Всегда проверяйте свои цитаты". По его мнению, летом 1945 г. вооруженное столкновение с Советским Союзом могло произойти лишь в том случае, если бы СССР продолжил движение на запад. Чтобы предотвратить подобное развитие событий, было бы полезным предупредить русских, что "в этом случае мы, разумеется, дадим оружие находящимся у нас в плену немцам, общая численность которых, если учитывать немецких солдат, взятых в плен в Италии, достигала 2,5 миллионов".
      Когда Монтгомери спросили по поводу этого послания Черчилля, он в свою очередь, обратился к двум своим коллегам, которые в 1945 г. возглавляли Оперативный и Разведывательный штабы. Монтгомери сообщил Черчиллю, что он получил послание, "по очень секретному каналу, который Вы иногда использовали для связи со мной. Я это также помню. Информация, переданная через этот канал уничтожалась сразу после прочтения. Таким образом. Вы можете быть уверенными, что это послание было уничтожено"40.
      Не столь важно, насколько точно Монтгомери и его коллеги спустя десять лет воспроизвели все детали. Очевидно, что Монтгомери (и, несомненно, не он один) получал абсолютно секретные послания, текст которых тут же уничтожался получателем. Что же касается операции "Немыслимое", нам еще многое предстоит почерпнуть из советских источников. Кроме того, не следует забывать, что даже те документы, которые покажутся полными, не обязательно таковыми являются.
      * Это не соответствует действительности. На Тегеранской конференции (28 ноября - 1 декабря 1943 г.) руководителей трех союзных держав И. В. Сталин заявил, что СССР вступит в войну против Японии через 3 месяца после разгрома Германии. Это предложение Сталина было зафиксировано 11 февраля 1945 г. в соглашении руководителей трех великих держав на Крымской (Ялтинской) конференции, где говорилось, что "через два - три месяца после капитуляции Германии и окончания войны в Европе Советский Союз вступит в войну против Японии". - Крымская конференция руководителей трех союзных держав - СССР, США и Великобритании. 4-11 февраля 1945 г. М., 1984, с. 254. На первой же встрече с новым президентом США Г. Трумэном 17 июля 1945 г. на Потсдамском конференции трех стран Сталин заявил, что "Советский Союз будет готов вступить в действие в середине августа и что он сдержит свое слово". - Берлинская (Потсдамская) конференция руководителей трех союзных держав - СССР, США и Великобритании. 17 июля - 2 августа 1945 г. М., 1980, с. 43. - Прим. ред.
      Примечания
      1. Daily Telegraph, Thursday, 1.X.1998. Подробнее об этом см.: Ржешевский О.А. Секретные военные планы У. Черчилля против СССР в мае 1945 г. - Новая и новейшая история, 1999, N 3. - Прим. ред.
      2. Bryant A. Triumph in the West. London, 1959, p. 469-470. Доклад Объединенного комитета по планированию "Операции "Немыслимое"" ("Operation 'Unthinkable'") от 22 мая 1945 г. (подписан Дж. Грантамом, Дж.С. Томсоном и У.Л. Доусоном), см.: CAB 120-/691, Public Record Office, London (далее - PRO).
      3. Бумаги находятся в CAB 121/64; особо следует обратить внимание на выдержки из протоколов 224 заседания Комитета начальников штабов от 23 сентября 1943 г., на доклад от 1 мая 1944 г., РНР (43) 1 (0), на протоколы 172 заседания Комитета начальников штабов от 24 мая 1944 г. и на новую версию доклада от 6 июня 1944 г., РНР (44) 132 (0) Final, PRO.
      4. A.T. Comwall-Jones to the Vice-Chiefs of Staff, June 13, 1944. - CAB 121/64, PRO.
      5. Проект доклада "Основные предположения для штабных исследований и послевоенные стратегические проблемы" ("Basic Assumptions for Staff Studies and Post-War Strategical Problems") в приложении к A.T. Comwall-Jones to the Vice-Chiefs of Staff, June 13, 1944 (см. предыдущую сноску); протоколы 195 заседания Комитета начальников штабов от 15 июня 1944 г. - CAB 121/46, распространялось как C.O.S. (44) РНР. June 15, 1944, CAB 121/46, PRO.
      6. C.O.S. (44/527) (0) (РНР) June 15, 1944, распространялось в Военном кабинете вместе с двумя приложениями: первое - "Влияние советской политики на стратегические интересы Великобритании", второе было подготовлено в министерстве иностранных дел и датировано 28 мартом 1944 г., в нем вкратце излагались обязательства Советского Союза по договорам с другими государствами. - CAB 121/46, PRO.
      7. Bryant A. Op. cit., p. 242.
      8. Report by the Joint Intelligence Sub-Committee "Russian capabilities in relation to the strategic interests of the British Commonwealth", August 22, 1944 r. J.I.C. (44) 366 (0) Final, CAB 121/46, PRO.
      9. Lord Moran. Winston Churchill: The Struggle for Survival, 1940-1965. London, 1966, p. 202.
      10. Выдержки из протоколов совещания в кабинете министра иностранных дел от 4 октября 1944 г. "Изучение послевоенных проблем и расчленение Германии" ("The study of post-war problems and the dismemberment of Germany"). - CAB 121/46, PRO.
      11. Письмо А.К. Керра Идену от 19.XI 1944, N 772, включая "Меморандум по поводу отношения советского правительства к возможности создания союза демократических стран Западной Европы" см.: PREM 3/296/14, PRO.
      12. Report by the Joint Intelligence Sub-Committee "Russia's strategic interests and intentions from the point of view of her security", J.I.C. (44) 467 (0), December 18, 1944, CAB 119/129, PRO.
      13. Отрывок из письма Бальфура (находившегося в то время в Москве) С. Уорнеру, главе Северного департамента министерства иностранных дел, от 16 января 1945 г., который 12 марта 1945 г. Идеи направил членам Венного кабинета под заголовком "Советская внешняя политика": W.P. (45) 156. - CAB 121/64, PRO.
      14. Foreign Office to A. Cadogan at Jalta, Fleece no. 128, February 4, 1945. - PREM 3/396/14, PRO.
      15. Эти доклады находятся в нескольких папках HW1, PRO; доклад посла Японии в Берлине министру иностранных дел Японии, в котором излагается краткое содержание беседы с Риббентропом, состоявшейся между 17 и 28 мартом 1945 г., находится в папке HW 1/3678.
      16. "С" to Churchill, C/8727, March 2, 1945; Черчилль 8 марта 1945 г., дал указание ознакомить с этим документом министра иностранных дел, HW 1/3562; инструкция Риббентропа германскому посланнику в Дублине от 16 февраля 1945 г. см. HW 1/3539; Foreign Office to British Embassy, Washington, March 10, 1945, no. 2310, HW 1/3562, PRO.
      17. Eden A. The Reckoning. London, 1965, p. 525- 526.
      18. Ibidem.
      19. Colvile J.R. The Fringes of Power. London, 1985, p. 582.
      20. Ibid., p. 591.
      21. Eden (San-Francisco) to Foreign Office, May 4, 1945, No. 133; May 14, 1945, No. 290. - CAD 121/64, PRO.
      22. Eden A. Op. cit., p. 536.
      23. A. dark Kerr to Foreign Office. April 6, 1945, No. 1137 - CAB 121/64, PRO.
      24. Eden to A. dark Kerr, April 8, 1945, No. 1721 - CAB 121/64, PRO.
      25. О. Sargent to Churchill, May 2, 1945. - PM/OS/45/60, PREM 3/396/14, PRO.
      26. Record by Sir A. dark Kerr of a discussion between the Prime Minister and the Soviet Ambassador at 10, Downing Street on May 18, 1945. - PREM 3/396/12, PRO.
      27. Memorandum by Sir A. dark Kerr, May 25, 1945, recording a conversation of May 23. - PREM 3/396/14, PRO.
      28. Letter from Dr. Julian Lewis, M.P., "Churchill's Unthinkable War". - Daily Telegraph, 5.X.1998.
      29. Memorandum by the Chiefs of Staff to Churchill, June 8, 1945, enclosed with Ismay to Churchill, June 8, 1945. -CAB 120/691, PRO.
      30. Churchill to General Ismay for the Chiefs of Staff Committee, June 10, 1945. - CAB 120/691, PRO.
      31. Bryant A. Op. cit., p. 470-471.
      32. Report by the Joint Planning Staff "Operation Unthinkable", July 11, 1945. - CAB 120/691, PRO.
      33. Ismay to Churchill, June 8, 1945. - CAB 120/691, PRO.
      34. Gilbert M. "Never Despair": Winston S. Churchill 1945-1965. London, 1988, p. 99-100.
      35. "Churchill's plan for Third World War against Stalin" - Daily Telegraph, I.X.I 998. Об осведомленности советского руководства с разработкой планов, связанных с операцией "Немыслимое", подробнее см.: Очерки истории российской внешней разведки, т. 4. M. 1999, с. 521-523. - Прим. ред.
      36. Eden to Churchill, PM/45/2/P, July 17, 1945. - PREM 3/396/14 PRO; ср. Eden A. Op. cit., p. 545.
      37. Bryant A. Op. cit., p. 477-478.
      38. Подробнее см.: Злобин Н.В. Неизвестные американские материалы о выступлении У. Черчилля 5 марта 1946 г. - Новая и новейшая история, 2000, N 2. - Прим. ред.
      39. Бумаги хранятся в CAB 120/691, PRO; см. например: Joint Staff Mission, Washington, to Cabinet Office, включая письмо Field-Marshal Wilson to General Ismay, August 30, 1946, FMW 271; Ministry of Defense to Joint Staff Mission, Washington, DEF. 96, включая письмо General Hollis to Field-Marshal Wilson, January 16, 1947. - CAB 120/691, PRO.
      40. Множество документов, касающихся этой проблемы, хранятся в PREM 11/915, PRO, включая выдержки из Times от 24 и 25 ноября 1954 г. и Hansard от 25 ноября 1945; адресованную Черчиллю записку от Дениса Келли от 27 ноября 1954 г.; текст выступления Черчилля в парламенте 1 декабря 1954 г.; адресованное Черчиллю письмо Монтгомери от 6 декабря 1954 г., содержащее копию адресованного начальнику Генерального штаба Великобритании письма Монтгомери от 14 июня 1945 г. Направленный Черчиллю меморандум Дениса Келли от 6 декабря 1954 г. показывает, что за период с 30 марта по 26 июля 1945 г. Черчилль отправил и получил 883 телеграммы.