Глебов А. Г. Королевская власть и основные тенденции ее развития у англо-саксов в VII - начале IX века

   (0 отзывов)

Saygo

Статья посвящена одному из важнейших аспектов становления и развития государственно­сти у англосаксов - возникновению, сущности и эволюции королевской власти в VII - начале IX века. На основе анализа различных исторических источников исследуются представления англосаксов о происхождении королевских династий, вопросы о порядке наследования пре­стола, правах и прерогативах королей англосаксов, изменения в понимании королевского статуса и функций королевской власти, во внешнем виде правящих персон и атрибутике в это время.

 

Становление и развитие государственности у англосаксов является одним из наиболее сложных и спорных вопросов истории раннесред­невековой Англии. Проблемы времени формирования и характера ранних англосаксонских королевств, их германских или позднеримских истоков, роли королевской власти и знати в процессе оформления госу­дарственности и ее отдельных структурных элементов, а также влияния церкви в этом процессе как в отечественной, так и в англо-американской историографии продолжают оживленно обсуждаться и нередко решают­ся с диаметрально противоположных позиций. Даже хронологические рамки возникновения государства у англосаксов остаются предметом дискуссий. Если А. Я. Гуревич и К. Ф. Савело относят их переход к государственности к рубежу VI-VII вв.1, то А. Р Корсунский - лишь к концу VII столетия2. В зарубежной историографии высказывались предположения как о том, что государство у англосаксов существовало уже в V-VI вв.3, так и о том, что чуть ли не до X в. англосаксонские королевства представляли собой родоплеменные объединения4.

 

Среди выделенных тем центральное место занимают вопросы о возникновении и сущности королевской власти у англосаксов, о тех этапах, которые она прошла в ходе своей эволюции, о ее месте в складывании сначала раннеклассовой, а затем и раннефеодальной государственности5.

 

800px-Britain_peoples_circa_600.svg.png
Расселение к 600 году
800px-England_green_top.svg.png
Англия во времена англосаксов
800px-Sutton_hoo_helmet_room_1_no_flashbrightness_ajusted.JPG
Церемониальный шлем из Саттон-Ху
800px-2008-05-17-SuttonHoo.jpg
Реконструкция вооружения погребённого в Саттон-Ху правителя
691px-Williamson_p16_3.svg.png
Карта восточно-английского королевства, где видно расположение Саттон-Ху
354px-Sutton_Hoo_map.svg.png
Схема расположения курганов в Саттон-Ху
1024px-Sutton_Hoo_ship-burial_model.jpg
Структура шпангоутов погребенного в кургане корабля
800px-Sutton_Hoo_(5).JPG
Застежки
1024px-Sutton.Hoo.PurseLid.RobRoy.jpg
Застегивающийся аксессуар от кошеля
Sutton.Hoo.Shield.Minophis.jpg
Детали от щита
800px-Sutton_Hoo_Lyre_fragments_BM_1939_1010_203.jpg
Детали лиры (музыкального инструмента)

 

Подлинный характер самых ранних форм королевской власти у англосаксов, по всей ви­димости, навсегда останется для нас загадкой в силу состояния источников. Первое упоминание о королях германцев содержится, как известно, у Тацита, который рассматривает существующую у них королевскую власть, скорее, как исключение, нежели правило. С другой стороны, его сообще­ния заставляют допустить, что уже в I в. н.э. у отдельных, особенно у восточных и северных, германских народов существовали некие протогосударственные образования во главе с королями, делившими власть с военными предводителями-вождями (reges ex nobilitate, duces ex virtute sumunt). «Король или вождь» (rex vel princeps) первыми берут слово в народном собрании, но при этом управляют, скорее, силой авторитета (auctoritate suadendi), нежели посредством прика­за. Королю частично достаются штрафы за право­нарушения; он также участвует в отправлении религиозного культа. Таким образом, в описании Тацита власть германского короля представляет­ся отнюдь не монархической и деспотичной, а, прежде всего, традиционной и религиозной. В то же время весь контекст изложения римского историка наводит на предположение о том, что чем дальше тот или иной германский этнос рас­полагался от границ Империи, тем сильнее была власть короля6.

 

Вряд ли есть основания сомневаться в том, что северо-западные германцы, в том числе англо­саксы, были знакомы с институтом королевской власти еще в период их пребывания на истори­ческой прародине. Даже много столетий спустя после завоевания Британии они продолжали сохранять память о королях, правивших ими на континенте, в частности о короле Оффе, жившем за двенадцать поколений до своего знаменитого мерсийского потомка и тезки7. Сказанное не исключает, однако, того, что у отдельных англо­саксонских племен существовали иные формы политического устройства. Так, по сообщению Беды Почтенного, у наиболее близких родичей англосаксов - континентальных саксов, или «старых» саксов, как он их именует, королевская власть не получила распространения. Вместо ко­ролей они имели целый ряд начальников, которых Беда характеризует латинским термином satrapae; из их числа в период войны по жребию избирал­ся военный предводитель8. Следует учитывать, правда, что замечание Беды относится к концу VII - началу VIII столетия; каково было положение с королевской властью у «старых» саксов до этого, нам неизвестно.

 

Не вызывает сомнения и тот факт, что ран­ний англосаксонский король получал свой титул по праву рождения, о чем свидетельствует сама этимология древнеанглийского слова cyning, обо­значавшего его носителя. Суффикс этого термина -ing в древнеанглийском языке носил патроними­ческое значение «сын, потомок такого-то»; на этом основании было высказано правдоподобное пред­положение, что вначале рассматриваемый термин означал не более как членов определенного рода, из которого и избирались первые англосаксонские короли9. Кроме того, источники, излагающие ран­ний период их истории, отводят настолько много места изложению королевских генеалогий, что с небольшой долей преувеличения можно говорить о них как об одном из наиболее ценных достояний любого англосаксонского короля10.

 

Сохранилось восемь королевских генеалогий англосаксов, из которых семь11 возводят проис­хождение династий конунгов к германскому богу Одину; лишь короли Эссекса прослеживали свое происхождение от другого языческого божества - Сакснота, которого обычно либо считали сыном Одина, либо отождествляли с богом Тором12.

 

Согласно сообщению Беды, повторенному затем «Англосаксонской хроникой», короля Кента Этельберта (560-616 гг.) отделяли от Одина во­семь поколений, на что указывает и автор «Исто­рии бриттов» Ненний13.

 

Основатель королевской династии Уэс­секса Кердик (519-534 гг.) считался потомком Одина в седьмом поколении14; непосредствен­но от Одина выводили свое происхождение уэссекские короли Кеолвульф (597-611 гг.) и Этельвульф (839-858 гг.)15. По утверждению епископа Ассера, видимо, почерпнутому из генеалогии Этельвульфа в «Англосаксонской хронике», король Альфред Великий вел свое происхождение от Одина как по отцовской, так и по материнской линиям16.

 

Ни Беда, ни «Хроника» не приводят генеало­гического ряда королей Восточной Англии. Несо­мненно, однако, что ее правители также полагали своим прародителем Одина, на что существует прямое указание Ненния17 и косвенные свидетель­ства погребения в Саттон Ху, демонстрирующие тесные связи восточно-английской династии с Южной Швецией, где почитание этого бога было особенно сильно18.

 

Династия конунгов Мерсии обнаруживает то же происхождение от Одина, что и правители других королевств и одновременно, как уже ука­зывалось, наиболее тесные из всех англосаксон­ских королевских домов связи с континентальным институтом королевской власти. Как первый ее вполне достоверный представитель Пенда (626-655 гг.), так и самый известный его потомок Оффа (757-796 гг.) снабжены «Англосаксонской хроникой» генеалогиями, возводящими их род к божественному предку19.

 

Сходным образом в Нортумбрии короли и Брениции, и Дейры происходят от Одина, хотя и от разных его потомков. Линия королей Берниции идет от его сына Бельдега, а династия Дейры - от другого сына Вегдега20.

 

Таким образом, почти все королевские ди­настии VI—VIII столетий объединяло сознание происхождения от общего божественного праро­дителя, возникшее, возможно, еще до переселения англосаксов в Британию. Однако сакральный характер ранней королевской власти заключался не только в этом. По сути дела, как языческий, так и впоследствии христианский англосаксонский король21, был той сакральной фигурой, которая связывала в единое целое родоплеменной соци­ум, а затем формирующуюся государственную организацию, и соотносила их с космическими и божественными сущностями, в которые они были вплетены. Такие представления, несомнен­но, шли из глубокой древности и имели общее индоевропейское происхождение. Аналогичным общегерманской, а шире индоевропейской, тради­ции является представление о королевской власти как о структурообразующем стержне социума, стрежне, который органично встроен в общеми­ровоззренческую картину мира; представление о самом короле, который как «священный царь», а тем самым и «верховный жрец», оказывается посредником-медиатором между миром богов и миром людей. Будучи носителем божественного дара (харизма, мана), он обладает рядом особых способностей и свойств, которые несут удачу и процветание всему его народу22.

 

Вместе с тем отдельные элементы этих пред­ставлений у англосаксов находили специфическое отражение в концепции сакрализации возникаю­щей у них государственности. Сюда можно от­нести некую размытость в понимании харизмы королевской власти, когда она распространяется не только на конкретного носителя королевского титула, но и на всех членов его рода. Отсюда распространенный у ранних англосаксов обычай разделения власти между двумя и более королями, который прослеживается, фактически, вплоть до конца исследуемого периода. Следует обратить также внимание на более тесную, нежели в обще­германской традиции, связь сакральной власти королей у англосаксов с близнечным культом, культом коня и медведя и представлениями о мировом древе как основном формообразующем элементе модели мира. В этом же ряду стоит особое значение, которое англосаксы придавали функции носителя королевской власти, как во­енного предводителя, призванного обеспечить победу и теряющего свою харизму в случае по­ражения23.

 

Завоевательно-колонизационный характер появления англосаксонских племен на Британских островах неизбежно должен был привести к резко­му усилению власти этих военных предводителей, хотя люди, которые возглавляли переселенцев, не обязательно были королями по титулу. В «Англо­саксонской хронике», в частности, упоминается о том, что вождь (в источнике употреблен термин ealdorman) западных саксов Кердик, под руко­водством которого началось завоевание Уэссекса, принял его почти 25 лет спустя24. Неизбежность такого усиления диктовалась как необходимостью сконцентрировать власть в условиях непрекра- щающихся военных столкновений с кельтским населением Британии, в целом оказывавшим ожесточенное сопротивление англосаксам, так и потребностями усложняющейся по мере осе­дания поселенцев на захваченных территориях социально-политической структуры.

 

Видимо, еще на континенте королевская власть у англосаксов стала наследственной, но не единоличной; первоначально речь шла отнюдь не о прямом наследовании престола в порядке первородства. Претендентом на него мог стать любой из сыновей предыдущего короля, а также его дядя, брат или племянник (даже при наличии сыновей)25. Очевидно, что в этот период королев­ская власть еще рассматривалась как прерогатива не одного лица, а королевского рода (stirps regia) в целом; с разрастанием рода количество таких претендентов могло, естественно, увеличиваться. Судя по сохранившимся генеалогиям, королем мог оказаться в принципе любой знатный англосакс, который был в состоянии подтвердить свое про­исхождение от царственных предков хотя бы в седьмом поколении. Таким королем, к примеру, был правитель Мерсии Кенвульф (796-821 гг.)26. Кроме того, следует иметь в виду уже упоминав­шийся обычай разделения королевской власти между двумя и более представителями stirps regia. Примеры такого совместного правления прослеживаются в VI-VIII вв. во многих англо­саксонских королевствах. Так, в раннем Кенте соправителями начавшего завоевание Хенгеста последовательно были Хорса, а после смерти по­следнего, его сын Эск. Даже в конце VII столетия кентцы имели в качестве правителей дуумвират Хлотаря (673-686 гг.) и Эдрика (685-686 гг.), из­давший совместный законодательный сборник. На начальном этапе становления королевства Уэссекс им сообща управляли Кердик и его сын Кинрик (519-560 гг.); уэссекский король Кинегильс (611-642 гг.) имел соправителем своего сына Квихельма (641-672 гг.). Таким же фактическим соправителем своего отца, нортумбрийского короля Освью (642-670 гг.) в период синода в Уитби был распоряжавшийся в южной части коро­левства, в Дейре, Элхфрит (670-685 гг.). Нередки были случаи дуумвирата или даже триумвирата братьев. Например, в Эссексе королю Свитхельму наследовали его сыновья Сигхере и Себби; после смерти последнего на трон вступили его сыновья Сигхард и Свефред. Три сына стали наследниками короля Кента Уитреда (694-725 гг.)27.

 

Достаточно сложен вопрос о том, имел ли правящий конунг возможность назначения своего преемника. В «Англосаксонской хронике» для характеристики процесса восшествия на трон нового короля чаще всего используется нося­щее весьма неопределенный смысл выражение feng to rice, т. е. «(такой-то) принял (или взял)

 

королевство»28, ничего не говорящее о том, как это конкретно произошло. Скорее всего, приход к власти каждого следующего короля во многом зависел от того, пользовался ли претендент на престол поддержкой родоплеменной, а затем и служилой знати. Более того, в источниках изредка встречается фраза «был избран королем» (ceosan to cyninge)29, заставляющая думать, что выбор нобилями между существующими претенден­тами не был простой фикцией. Таким образом, воцарение англосаксонского короля в VI-VIII вв. может быть охарактеризовано как нечто среднее между избранием (выбором) из числа наиболее достойных и наследственно-родовым принципом, непременно подразумевавшим происхождение будущего конунга из королевской семьи.

 

Вплоть до конца рассматриваемого периода описанный порядок наследования престола был причиной бесчисленных кровавых столкновений внутри ранних англосаксонских государств. Вот несколько примеров из истории двух наиболее мощных королевств, показывающих, что в конеч­ном счете судьба короны чаще всего зависела от индивидуальных, прежде всего, военных способ­ностей будущих королей. После смерти уэссекско­го короля Кенваллы в 672 г. все его преемники в течение более чем пятидесяти лет приходили к власти в результате упорной борьбы со своими родичами. Так, Кедвалла (686-688 гг.), член той линии королевского дома, которая до этого ни­когда не давала Уэссексу королей, стал правите­лем в ходе длившейся более года междоусобной войны30. Его преемник, наиболее известный пред­ставитель династии западно-саксонских королей VII-VIII вв., Инэ (688-725 гг.) происходил из ее другой ветви и также неоднократно должен был с оружием в руках отстаивать свое право на пре­стол от притязаний ближайших сородичей31. Ему наследовал Этельхард (726-740 гг.), родственные связи которого с предшествующими королями вообще неизвестны; он сразу же столкнулся с претензиями на трон своего троюродного брата Освальда32. Первый самостоятельный правитель Мерсии Пенда (626?/632? - 655 гг.), по проис­хождению принадлежавший к младшей ветви династии мерсийских конунгов, проложил себе путь к власти путем военных побед как над свои­ми сородичами, так и над Уэссексом. Впервые он появляется в анналах еще в 628 г. как победитель западных саксов, но фактически становится ко­ролем только после победы над нортумбрийским Эдвином (617-633 гг.)33. Вплоть до 716 г. Мерсией правили сыновья и внуки Пенды, пока на престол опять-таки с помощью оружия не вступил Этельбальд (716-757 гг.), внук брата Пенды Алвео, на­ходившегося в период его правления в изгнании. После смерти Этельбальда королем в результате длившихся почти два года внутренних распрей стал Оффа (757-796 гг.)34.

 

Таким образом, существовавший в ранней англосаксонской Британии порядок престолонас­ледия и представление о королевской власти как достоянии всего рода, а не отдельной личности, были главными причинами бесчисленных меж­доусобий в изучаемый период. Стабильность и процветание первых королевств в решающей сте­пени зависели от военных успехов их правителей и способности их преемников закрепить за собой трон силой оружия.

 

Точные границы прав и прерогатив коро­лей англосаксов на первом этапе становления раннеклассового общества определить чрез­вычайно сложно, но, судя по всему, король был прежде всего военным вождем своего народа и символом его единства. Героическая поэзия, «Церковная история» Беды и «Англосаксонская хроника» наполнены описаниями воинских до­блестей, верности своим людям и мужества пер­вых конунгов-воителей типа Хенгеста, Кердика или Пенды, слава которых зачастую и достав­ляла им трон. С течением времени, очевидно, доблести короля-воина были возведены в ранг традиции: важнейшей обязанностью любого но­сителя королевского титула в VII-VIII вв. оста­валась защита территории своего королевства от посягательств извне и повышение престижа своей династии за счет ее расширения путем присоединения соседних территорий35. Несо­мненно также, что до принятия христианства они продолжали отправлять ключевые функции посредников между языческими божествами и своим племенем; как уже отмечалось, они обычно играли решающую роль и при введении в своих королевствах новой веры. Небольшие по размерам, эти королевства первоначально пред­ставляли собой, скорее, протогосударственные вождества с зачаточной системой политических институтов36.

 

Тем не менее к началу VII в., на наш взгляд, у англосаксов постепенно происходит переход от родоплеменных в своей основе чифдомов к территориально-политическим объединениям и ранней государственности. Одним из самых существенных показателей этого может служить появление в 601-604 гг. их первого дошедшего до нас писаного законодательства - законов кентско­го короля Этельберта.

 

Королю и королевской власти непосред­ственно так или иначе посвящено 12 из 90 титу­лов этого судебника. Их анализ показывает, что положение и социально-политические функции носителя королевского титула уже в это время заметно отличались от положения в обществе любого другого знатного человека. Несмотря на то, что в соответствии с существовавшими нор­мами обычного права король, действия которого наносили государству вред, мог быть изгнан или убит37, его личность специально выделялась со­ставителями судебника. Так, в «Правде» Этельберта устанавливалось двойное возмещение за драку в присутствии короля, за вторжение в его резиденцию и разбой, за нарушение королевского покровительства, а за кражу его имущества - де­вятикратный штраф38.

 

Правда, в начале VII столетия формы за­щиты имущества, мира и достоинства короля не выходили еще за рамки обычного права, по­скольку аналогичные возмещения в понижен­ном, разумеется, размере были установлены и для других свободных людей39. По-видимому, правовая интерпретация личности короля в это время базировалась на представлении о нем, как одном из членов племени. Но по королевским искам взыскиваются уже не просто повышенные, а наивысшие штрафы40, что свидетельствует об определенном повышении его статуса и в чем, ве­роятно, можно видеть признаки некоторой транс­формации традиционно-архаических взглядов на персону короля.

 

Такой вывод, как представляется, может быть подтвержден и данными юридической компи­ляции X - начала XI в., в которой, однако, были использованы правовые положения, относящиеся к VII столетию. Речь идет о так называемых «Зако­нах северных людей», согласно которым вергельд за убийство короля, равный вергельду эрла, вы­плачивался его роду и такая же сумма - «народу» (leodum) для оплаты «королевского достоинства» (cynedomas)41. О том, что практика и ранее была такова, свидетельствует «Англосаксонская хро­ника», где под 694 г. упомянуто о выплате жи­телями Кента 30 тысяч пенсов королю Уэссекса Инэ за сожжение его родственника Мула, члена королевской семьи42. Видимо, точно так же, как и в законах Этельберта, здесь проявляется своео­бразное сочетание старых и вновь возникающих представлений о короле, когда он рассматривается не только как представитель определенного рода, пусть и знатного, но и как лицо, стоящее на вер­шине общественной пирамиды43. Дополнительная оплата «королевского достоинства», с этой точки зрения, может быть понята лишь как особый статус короля, возвышающегося не только над родоплеменными структурами, но и над знатью.

 

Определенные изменения в понимании королевского статуса и функций заметны и в тех титулах «Правды Этельберта», которые по­священы праву частного покровительства. Они свидетельствуют о том, что уже в это время король присваивает себе право опеки не только как пред­ставитель того или иного рода, но и как господин некоей территории. Например, в титуле 6 прямо указывается, что в случае убийства свободного че­ловека виновный выплачивает не только вергельд его сородичам, но и возмещение (50 шиллин­гов) королю как «господину» (to drihti-beage)44. Одновременно с этим король, судя по некоторым титулам сборника, начинает осуществлять право персонального патроната и по отношению к тем лицам, которые не находятся в его прямом подчинении45. Тем самым он узурпирует одну из важнейших функций родовой организации - оказание защиты всем ее членам и применение санкций по отношению к нарушителям обычая. Очевидно, что и в данном случае мы имеем дело с правовым сознанием, которое рассматривает короля как лицо, уже возвышающееся над родо­племенной структурой.

 

Сходные по смыслу с вышеприведенными положениями титулы мы встречаем также в кент­ских судебниках конца VII в., приписываемых королям Хлотарю и Эдрику и Уитреду. Напри­мер, законы Хлотаря и Эдрика устанавливают специальные штрафы в пользу короля за нару­шение мира в любом жилище. Так, за нанесение словесного оскорбления виновный выплачивал королю штраф в 12 шиллингов, в то время как оскорбленному доставалось всего 6 шиллингов; такие же компенсации выплачивались королю в случае возникновения ссор и вооруженных драк на пиру46. Пролитие крови карается, помимо вергельда пострадавшему, штрафом в пользу короля, равным штрафу, предусмотренному судебником Этельберта, т.е. 50 шиллингов47. Сборник Уитреда, подобно другим законодательным памятникам Кента, также считая короля представителем опре­деленного рода, выделяет его, тем не менее, из массы соплеменников. Согласно судебнику, плата за нарушение королевского покровительства по сравнению с законами Этельберта не изменилась (50 шиллингов)48. К концу VII столетия, однако, в законодательстве появились некоторые новые моменты, отсутствующие в более ранних судеб­никах и свидетельствующие о явном повышении статуса и социально-политических прерогатив кентских королей49. Например, пойманного с поличным во время воровства свободного человека представляли на суд короля и во власти последне­го было либо казнить преступника, либо продать его в рабство за море, либо заставить выкупиться ценой своего вергельда50.

 

Более полно процесс эволюции статуса ко­роля и функций королевской власти в VI-VIII вв. может быть прослежен при сопоставлении дан­ных кентских судебников с законодательством, исходящим от короля другого англосаксонского государства - Уэссекса - Инэ. В этом самом ран­нем юридическом памятнике Уэссекса, хроноло­гически синхронном с законами Уитреда, отчасти ощущается влияние постановлений кентских королей, но в целом он отражает специфику право­вых представлений, сложившихся в уэссекском обществе, что относится и к интерпретации лич­ности короля и границ его власти. Прежде всего обращает на себя внимание более высокая степень выделенности уэссекского короля не только из массы рядовых свободных, но и из среды знати, а также большая, в сравнении с Кентом, полнота прерогатив королевской власти. Так, судебник Инэ вводит гораздо более высокие штрафы за посягательство на имущество, домашний мир и достоинство короля. Вторжение в его бург, на­пример, карается суммой в 120 шиллингов, тогда как законы Этельберта устанавливали за подобное преступление штраф в 50 шиллингов51. Выше, чем в Кенте, был штраф в пользу короля в Уэс­сексе и в том случае, если речь шла о краже или грабеже52. Более того, сборник Инэ дает возмож­ность королю казнить преступника, затеявшего вооруженную драку в его доме53, в то время как ни в одном из кентских судебников подобного постановления нет. Многие титулы законов Инэ значительно определеннее в фиксации верховен­ства короля над всей территорией страны. Титул 10, например, гласит: «Если кто-нибудь в пределах нашего королевства (курсив мой. - А. Г.) совершит грабеж и насильственно отнимет имущество, то пусть он вернет награбленное и уплатит (штраф) 60 шиллингов»54. Король Уэссекса получает часть компенсаций за убийство не только любого свободного западного сакса, но и чужестранца, а также присваивает себе право регулировать отношения между свободными и несвободными своего королевства55.

 

Немаловажно и то, что в Уэссексе за королем была закреплена возможность применения кара­тельных функций по отношению почти ко всему населению государства, хотя оно и не стало еще всеобъемлющим. Характерно, однако, что, попав под юрисдикцию короля, обвиняемый зачастую лишался возможности принесения очистительной присяги56. Тем самым уэссекскими законами кон­ца VII столетия было установлено представление о короле как о той верховной инстанции, которая может скорректировать и сам закон: ведь в том же судебнике утверждалось, что «любой человек может беспрепятственно посредством клятвы очиститься от обвинения в укрытии (краденого) и в убийстве человека... »57. Если подозреваемому все же предоставлялась возможность снять об­винение, то он приносил очистительную клятву в присутствии «королевского соприсяжника» (an cyningaede)58.

 

Приведенные примеры и весь контекст за­конодательства Инэ дают основание полагать, что к концу VII в. в англосаксонском или, по крайней мере, в уэссекском обществе начинают формироваться представления о короле, как носи­теле верховной государственной власти, который вправе распоряжаться свободой и даже жизнью подвластного ему населения. Возможно, именно осмысление своего положения как положения господина, имеющего право приказывать и тре­бовать исполнения своих приказаний, позволило Инэ употреблять в прологе своих законов такие формулировки, как «мой народ» (ure folk), «мои элдормены» (ure ealdormen), и, что весьма показа­тельно, термин «подданные» (undergetheodendra) по отношению ко всем западным саксам59.

 

На этом этапе развития политической си­стемы, однако, идея повиновения и подданства королю как носителю высшей государственной власти еще только зарождается и во многом связана с развитием института патроната короля как частного лица и члена определенного рода.

 

Отмечая сочетание принципов подданства и част­ного покровительства в понимании отношений между королем и свободным населением Уэс­секса конца VII столетия, можно одновременно предположить, что в обществе уже существовало осознание того, что в основе авторитета и власти носителя королевского титула лежат, скорее, права суверена, нежели его личные качества. Сами же короли, как уже было показано, видели в себе защитников и покровителей всех свободных своего государства и даже иноземцев. Как глава формирующегося государства, король, согласно ряду титулов судебника Инэ, получал судебные штрафы по искам свободных60, а также требовал от них несения воинской службы и натуральных поставок (фирма, гафоль)61.

 

Нельзя не отметить также, что уже в этот период носители королевского титула серьезно выделялись своим внешним видом и атрибутикой, призванными подчеркнуть их выделенность из остального социума. Так, по свидетельству Беды Почтенного, власть одного из конунгов Нортум­брии начала VII в., Эдвина как на войне, так и в мирное время была так велика, что он передви­гался по стране не иначе как на коне в сопрово­ждении своих тэнов (comes) и перед ним всегда несли королевский штандарт; на поле боя перед ним также развевались некие «знамена» (vexilla). Даже когда он перемещался пешком, ему неиз­менно предшествовал штандарт, который римляне называли tufa, а англосаксы - thuuf62.

 

Сказанное в значительной мере подтверж­дается данными археологии, позволяющими к тому же конкретизировать и более вещественно представить «материально-символический», если можно так выразиться, статус раннего англосак­сонского короля. Наиболее впечатляющими из таких данных являются многие находки в погре­бении I захоронения в Саттон Ху, которые тради­ционно рассматривались, как знаки королевского достоинства63. Необходимо, правда, иметь в виду, что тогда как письменные памятники касаются восшествия на трон и правления конунга, архео­логические материалы имеют дело с его смертью и погребением; тот факт, что предполагаемые регалии и инсигнии вообще оказались в могиле, создает дополнительную трудность, поскольку предполагается, что подобные символы должны были переходить к следующему правителю, ибо обладание ими служило легитимизации и пре­емственности власти. Кроме того, не исключено целевое изготовление указанных символов специ­ально для погребальной церемонии64.

 

Тем не менее специалисты-археологи об­ратили внимание на разительное сходство упо­минавшегося «штандарта» короля Эдвина с найденной в погребении I комплекса Саттон Ху железной «стойкой»65, которая находит полную аналогию с предметом из курганного могильника Бентри Грейндж (графство Дербишир), который руководитель раскопок 1861 г. определил как «по­крытый рунообразной надписью шестизубцовый железный инструмент, более всего напоминаю­щий обыкновенные вилы»66. Близкий по форме объект обнаружен также в курганном погребении неподалеку от резиденции ранних нортумбрий­ских королей Иверинг (графство Нортумберленд). Подобное же церемониальное значение было приписано найденному в погребении в Саттон Ху обломку точильного камня, который был аттрибутирован как «королевская эмблема»67 и в котором большинство исследователей склонно видеть часть скипетра; его ближайшей аналогией является находка в курганном могильнике Сэнктон (графство Йоркшир). Сходным образом, как символы королевского достоинства, интерпрети­руются инкрустированные золотом, гранатами и стеклом по слоновой кости ястребы на кошельке из Саттон Ху, и особенно знаменитый шлем, че­каненный из золота и серебра68.

 

Более того, есть основания полагать, что не только сами предметы из Саттон Ху, но и их тщательная «аранжировка» внутри погребальной камеры были указующими знаками высокого достоинства покойного как наследника власти Рима, защитника и сакрального покровителя своего народа в дни войны и мира. Несмотря на продолжающуюся дискуссию вокруг этих находок69, в том числе по поводу того, кто именно был захоронен в погребении70, ясно, что оно де­монстрирует растущую силу королевской власти уже в 20-30-е гг. VII столетия.

 

В течение рассматриваемого времени англо­саксонский король, таким образом, постепенно начинает занимать в социально-политической иерархии англосаксов место, несопоставимое с положением любого другого представителя аристократии. Еще в конце VII в. в законах Уитреда появляется норма, по которой королю, как и епископу, не требуются свидетели или принесение присяги в суде71. Нарушение мира в жилище короля, на территории его бурга и даже просто в его присутствии карается все большими штрафами. За королем закрепляется право при­менения карательных функций почти ко всему населению государства. Тем самым к середине VIII в. в англосаксонском обществе, по-видимому, уже формируется представление о короле как о верховном правителе и идеи подданства и по­виновения королевской власти, что, несомненно, в свою очередь стимулировало последнюю к ак­тивизации кодификационных мероприятий. Уже законы Хлотаря и Эдрика фиксируют определен­ные элементы претензий королей на самостоя­тельную законодательную инициативу. Во всту­плении, предпосланном их сборнику, кентские короли утверждают, что они «умножили право, введенное ранее» их предками72. Это замечание, правда, представляется довольно неопределен­ным и одинаково может означать как повторную запись ранее существовавших правовых норм с введением неучтенных казусов, так и создание принципиально новых юридических положений, шедших вразрез со старым обычаем. Из весьма неясного указания в прологе к законам Инэ о том, что он «установил прочное право и правильное законодательство для народа нашего»73, также почти невозможно определенно сказать, идет ли речь о радикальной реформе старых юридических норм, или не столько об «установлении», сколько о «восстановлении» права. Тем не менее проведен­ный анализ, как представляется, дает основания для предположения об определенном повышении законодательной самостоятельности англосаксон­ских королей VII-VIII вв., шедшего, очевидно, параллельно с общим расширением компетенции королевской власти в сфере государственного управления и изменениями в правовых понятиях о ней. В более широком плане можно, видимо, говорить и о том, что запись ранних англосак­сонских судебников, проводившихся и в Кенте, и в Уэссексе по инициативе королевской власти, способствовала усилению законодательных функций королей в целом, поскольку придавала зафиксированному в «Правдах» обычному праву неизменный и окончательный вид. Бытующие в обществе юридические представления, в связи с этим, с течением времени должны были все больше и больше ориентироваться на восприя­тие и осмысление писаного права, а не прежнего устно передаваемого обычая. Кодифицированная в судебниках правовая система при этом была уже не только сводом наиболее мудрых и спра­ведливых предписаний варварской эпохи, лишь поправленных и улучшенных, но и, во всяком случае отчасти, плодом законодательных усилий укрепляющейся королевской власти. К концу изучаемого периода, таким образом, архаический, родоплеменной аспект в восприятии личности короля и государственно-политических прерога­тив его власти значительно ослабляется, хотя и не исчезает окончательно.

 

Примечания

 

1. См., напр.: Гуревич А. Я. Роль королевских пожалований в процессе феодального подчинения английского кре­стьянства // Средние века. М., 1953. Вып. 4. С. 49-73; Савело К. Ф. Раннефеодальная Англия. Л., 1977. С. 23-28, 49-68.
2. См.: Корсунский А. Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. М., 1963. С. 73 и сл., 132-133.
3. См.: Chadwick H. M. The heroic age. Cambridge, 1912. P. 376-377; Chaney W.A. The cult of kingship in Anglo- Saxon England: The transition from paganism to Christi­anity. Berkeley; Los Angeles, 1970. P. 7-42; Loyn H. R. Anglo-Saxon England and the Norman conquest. L., 1970. P. 200 ff.; Idem. The governance of Anglo-Saxon England, 500-1087. Stanford (Cal.), 1984. P. 24 ff.
4. См.: Jolliffe J. The constitutional history of medieval England. L., 1937. P. 23-29; Kemble J.M. The Saxons in England: A history of the English commonwealth till the period of the Norman conquest. L., 1849. Vol. 2. P. 41 ff.
5. Обзор современной англо-американской историогра­фии по проблеме см.: Rosenthal J. T. A historiographical survey: Anglo-Saxon kings and kingship since World War II // J. of British studies. 1985. Vol. 24, № 1. P. 72-93.
6. См.: Tacit. Germ. 7; 10; 11; 33; 40 // P. Cornelius Tacitus. Libri qui supersunt. Lipsiae, 1960. Bd. I. S. 274, 278, 280.
7. См.: Видсид. Древнеанглийская поэзия. М., 1982. С. 16-17.
8. См.: Beda Venerabilis. Historia ecclesiastica gentis An- glorum. I, 15 // Monum. Hist. Brit. L., 1848. Vol. I. P. 110. Далее сочинение Беды цитируется с указанием номера книги и главы.
9. См.: Blair P. H. An introduction to Anglo-Saxon England. Cambridge, 1956. P. 195.
10. См.: The Anglo-Saxon Chronicle, Prol. // English historical documents. L., 1955. Vol. I. P. 136-137. Далее «Англо­саксонская хроника» цитируется по данному изданию с указанием года и страниц. См. также: Dumville D. Kingship, genealogies and regnal lists // Early medieval kingship / Ed. by P. H. Sawyer and I. Wood. Leeds, 1977. P. 72-104; Sisam K. Anglo-Saxon royal genealogies // Pro­ceedings of the British Academy. 1953. Vol. 39. P. 287­343.
11. Речь идет о королевских династиях Кента, Уэссекса, Восточной Англии, Мерсии, Берниции, Дейры и Линд­сея.
12. См.: Chaney W. A. Op. cit. P. 28-29.
13. См.: Beda Venerabilis. Historia. I, 15; II, 5; The Anglo-Saxon Chronicle, a.449. P. 143; Nennius. British history and the Welsh annals / Ed. and transl. by J. Morris. L.; Chichester, 1980. P. 53-54.
14. См.: The Anglo-Saxon Chronicle, Prol., a.552. P. 136, 145.
15. Ibid. a.597, a.855-858. P. 147, 175.
16. См.: Ассер. Жизнь Альфреда Великого // Стасюлевич М. М. История средних веков в ее писателях и ис­следованиях новейших ученых. 4-е изд. Пг., 1915. Т. 2. С. 307.
17. См.: Nennius. Op. cit. P. 77.
18. См.: Voyage to the other world: the legacy of Sutton Hoo / Ed. by C. B. Kendall and P. S. Wells. Minneapo­lis, 1992. P. 238 ff.
19. См.: The Anglo-Saxon Chronicle, a.626, 757. P. 149, 163.
20. Ibid. a.547, 560. P. 145; Nennius. Op. cit. P. 76-77, 78­79.
21. Следует, разумеется, иметь при этом в виду значи­тельные изменения, которые претерпела сакрализации власти при переходе от язычества к христианству. Ср.: Chaney W. A. Op. cit. P. 247 ff.
22. См.: Селицкий А. И. К проблеме реконструкции общеин­доевропейской концепции сакрализации власти // Мир власти: традиция, символ, миф.: Материалы Рос. науч. конф. молодых исследователей 17-19 апреля 1997 г. М., 1997. С. 3-5.
23. Подробнее о сакральных функциях ранних англосак­сонских королей см.: Chaney W. A. Op. cit.
24. См.: The Anglo-Saxon Chronicle, a. 495, 519. P. 144.
25. Ibid. a.534, 611, 617, 626. P. 145, 148, 149.
26. См.: Sisam K. Op. cit. P. 298.
27. См.: Fisher D. J. V. The Anglo-Saxon age, c.400-1042. N.Y., 1993. P. 120-121.
28. См.: The Anglo-Saxon Chronicle, a.709, 729, 741, 860. P. 158, 159, 161, 175.
29. Ibid. a.757. P. 163.
30. Ibid. a.685, 686. P. 155-156.
31. Ibid. a.688, 694, 715, 721. P. 156, 157, 158, 159.
32. Ibid. a.726. P. 159.
33. Ibid. a.628, 633. P. 150; Beda Venerabilis. Historia. II, 20.
34. См.: The Anglo-Saxon Chronicle, a.716, 757, 759. P. 158, 162, 163.
35. См.: Baker G. P. The fighting kings of Wessex: a gallery of portraits. N. Y, 1991; Kirby D. P. The earliest English kings. L., 1991; Wallace-Hadrill J. M. Early Germanic kingship in England and on the continent. Oxford, 1971; Yorke B. Kings and kingdoms of early Anglo-Saxon England. L., 1990.
36. См.: The origins of Anglo-Saxon kingdoms / Ed. by S. Bas­sett. L.; N. Y, 1989.
37. В 774 г. был низложен и отправлен в изгнание король Нортумбрии Эльхред, а уэссекский правитель Сигеберт в 757 г. был лишен трона «по причине неправедных деяний». (см.: The Anglo-Saxon Chronicle, a.757, 774. P. 162, 164.)
38. См.: Aethelbert, 3; 4; 5; 8 // Die Gesetze der Angelsachsen / Hrsg. F. Liebermann. Halle, 1903. Bd.1. S.3. Далее ссылки на королевские законы даются по этому изда­нию.
39. См., напр.: Aethelbert, 1; 13; 15; 17.
40. Нарушение королевского покровительства, например, карается штрафом в 50 шиллингов, тогда как подобное же правонарушение в отношении эрла оценивается в 12 шиллингов, а рядового свободного - в 6 шиллингов. (Aethelbert, 8; 13; 15.)
41. См.: Northleoda laga, 1.
42. См.: The Anglo-Saxon Chronicle..., a. 694. P. 157.
43. Собственно вергельд короля по «Законам северных людей» приравнивается к вире эрлов и составляет 15 тысяч тримс. См.: Northleoda laga, 2.
44. См.: Aethelbert, 6.
45. Ibid. 9; 84.
46. См.: Hlothaere, Eadric, 11; 12; 13.
47. Ibid. 14. Ср.: Aethelbert, 6.
48. См.: Whitraed, 2.
49. Ibid. 16; 22; 27.
50. Ibid. 26.
51. См.: Ine, 45. Ср.: Aethelbert, 5.
52. См.: Ine, 10. Ср.: Aethelbert, 10.
53. См.: Ine, 6.
54. Ibid. 10.
Ibid. 23; 50.
56. Например, вор, захваченный на месте преступления. Ibid. 15, §2.
57. Ibid. 46, § 2.
58. Ine, 6. 54.
59. Ibid. Prol.
60. Ine, 6, § 2-5; 7; 27.
61. Ibid. 44, §1; 51; 70, §1.
62. См.: Beda Venerabilis. Historia. II, 16.
63. См.: Bruce-Mitford R. L. S. Aspects of Anglo-Saxon archae­ology: Sutton Hoo and other discoveries. L., 1974; Gamber O. The Sutton Hoo military equipment - an attempted reconstruction // J. of Arms and Armour Society. 1966. Vol. 5. P. 265-289; Green C. Sutton Hoo: the excavation of a royal ship-burial. L., 1963.
64. Подробнее см.: Arnold C. J. An archaeology of the early Anglo-Saxon kingdoms. 2-nd ed. L.; N.Y., 1997. P. 207-­208.
65. Bruce-Mitford R. L. S. Op. cit. P. 7-17.
66. Arnold C. J. Op. cit. P. 208.
67. Bruce-Mitford R. L. S. Op. cit. P. 6.
68. См.: Arnold C.J. Op. cit.
69. Из современной литературы, посвященной погребению в Саттон Ху, см.: The age of Sutton Hoo: the seventh century in north-western Europe / Ed. by M. O. H. Carver. Woodbridge; Rochester, 1992; Carver M. O. H. Sutton Hoo: Burial ground of kings? Philadelphia, 1998; Evans A.C. The Sutton Hoo ship burial. Rev. ed. L., 1994; Voyage to the other world: the legacy of Sutton Hoo.
70. Традиционно считалось, что погребение в Саттон Ху принадлежало королю Восточной Англии Рэдвальду (? - ок. 625 г.); в последнее время появилась точка зрения, приписывающая его королю Эссекса Сеаберту (? - по­сле 605 г.). См.: Arnold C. J. Op. cit. P. 210.
71. «Слово короля, как и епископа безупречно и без при­сяги», - гласит текст источника. См.: Wihtraed, 16.
72. Hlothaere, Eadric, Prol.
73. Ine, Prol.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • «Древний Ветер» (Fornkåre) на Ловоти. 2013 год
      Автор: Сергий
      Situne Dei

      Ежегодник исследований Сигтуны и исторической археологии

      2014

      Редакторы:


       
      Андерс Сёдерберг
      Руна Эдберг

      Магнус Келлстрем

      Элизабет Клаессон


       

       
      С «Древним Ветром» (Fornkåre) через Россию
      2013

      Отчет о продолжении путешествия с одной копией ладьи эпохи викингов.

      Леннарт Видерберг

       
      Напомним, что в поход шведский любитель истории отправился на собственноручно построенной ладье с романтичным названием «Древний Ветер» (Fornkåre). Ее длина 9,6 метра. И она является точной копией виксбота, найденного у Рослагена. Предприимчивый швед намеревался пройти от Новгорода до Смоленска. Главным образом по Ловати. Естественно, против течения. О том, как менялось настроение гребцов по ходу этого путешествия, читайте ниже…
       
      Из дневника путешественника:
      2–3 июля 2013 г.
      После нескольких дней ожидания хорошего ветра вечером отправляемся из Новгорода. Мы бросаемся в русло Волхова и вскоре оставляем Рюриков Холмгорд (Рюриково городище) позади нас. Следуем западным берегом озера. Прежде чем прибыть в стартовую точку, мы пересекаем 35 километров открытой воды Ильменя. Падает сумрак и через некоторое время я вижу только прибой. Гребем. К утру ветер поворачивает, и мы можем плыть на юг, к низким островам, растущим в лучах рассвета. В деревне Взвад покупаем рыбу на обед, проплываем мимо Парфино и разбиваем лагерь. Теперь мы в Ловати.
      4 июля.
      Мы хорошо гребли и через четыре часа достигли 12-километровой отметки (по прямой). Сделав это в обед, мы купались возле села Редцы. Было около 35 градусов тепла. Река здесь 200 метров шириной. Затем прошли два скалистых порога. Проходя через них, мы гребли и отталкивали кольями корму сильнее. Стремнины теперь становятся быстрыми и длинными. Много песка вдоль пляжей. Мы идем с коротким линем (тонкий корабельный трос из растительного материала – прим. автора) в воде, чтобы вести лодку на нужную глубину. В 9 вечера прибываем к мосту в Коровичино, где разбиваем лагерь. Это место находится в 65 км от устья Ловати.
      5–6 июля.
      Река широкая 100 метров, и быстрая: скорость течения примерно 2 км в час, в стремнинах, может быть, вдвое больше. Грести трудно, но человеку легко вести лодку с линем. Немного странно, что шесть весел так легко компенсируются канатной буксировкой. Стремнина с мелкой водой может быть длиной в несколько километров солнце палит беспощадно. Несколько раз нам повезло, и мы могли плыть против течения.
      7 июля.
      Достигаем моста в Селеево (150 км от устья Ловати), но сначала мы застреваем в могучих скалистых порогах. Человек идет с линем и тянет лодку между гигантскими валунами. Другой отталкивает шестом форштевень, а остальные смотрят. После моста вода успокаивается и мы гребем. Впереди небольшой приток, по которому мы идем в затон. Удар! Мы продолжаем, шест падает за борт, и течение тянет лодку. Мы качаемся в потоке, но медленно плывем к месту купания в ручье, который мелок и бессилен.
      8 июля.
      Стремнина за стремниной. 200-метровая гребля, затем 50-метровый перекат, где нужно приостановиться и тянуть линем. Теперь дно покрыто камнями. Мои сандалеты треплет в стремнине, и липучки расстегиваются. Пара ударов по правому колену оставляют небольшие раны. Колено болит в течение нескольких дней. Мы разбиваем лагерь на песчаных пляжах.
      9 июля.
      В обед подошли к большому повороту с сильным течением. Мы останавливаемся рядом в кустах и застреваем мачтой, которая поднята вверх. Но все-таки мы проходим их и выдыхаем облегченно. Увидевший нас за работой абориген приходит с полиэтиленовыми пакетами. Кажется, он опустошил свою кладовую от зубной пасты, каш и консервов. Было даже несколько огурцов. Отлично! Мы сегодня пополнили продукты!
      10 июля. В скалистом протоке мы оказываемся в тупике. Мы были почти на полпути, но зацепили последний камень. Вот тут сразу – стоп! Мы отталкиваем лодку назад и находим другую протоку. Следует отметить, что наша скорость по мере продвижения продолжает снижаться. Часть из нас сильно переутомлена, и проблемы увеличиваются. От 0,5 до 0,8 км в час – вот эффективные изменения по карте. Длинный быстрый порог с камнями. Мы разгружаем ладью и тянем ее через них. На других порогах лодка входит во вращение и однажды новые большие камни проламывают днище. Находим хороший песчаный пляж и разводим костер на ужин. Макароны с рыбными консервами или каша с мясными? В заключение – чай с не которыми трофеями, как всегда после еды.
      11 июля.
      Прибыли в Холм, в 190 км от устья реки Ловати, где минуем мост. Местная газета берет интервью и фотографирует. Я смотрю на реку. Судя по карте, здесь могут пройти и более крупные корабли. Разглядываю опоры моста. Во время весеннего половодья вода поднимается на шесть-семь метров. После Холма мы встречаемся с одним плесом – несколько  сотен метров вверх по водорослям. Я настаиваю, и мы продолжаем путь. Это возможно! Идем дальше. Глубина в среднем около полуметра. Мы разбиваем лагерь напротив деревни Кузёмкино, в 200 км от устья Ловати.
      12 июля. Преодолеваем порог за порогом. Теперь мы профессионалы, и используем греблю и шесты в комбинации в соответствии с потребностями. Обеденная остановка в селе Сопки. Мы хороши в Ильинском, 215 км от устья Ловати! Пара радушных бабушек с внуками и собакой приносят овощи.
      13–14 июля.
      Мы попадаем на скалистые пороги, разгружаем лодку от снаряжения и сдергиваем ее. По зарослям, с которыми мы в силах справиться, выходим в травянистый ручей. Снова теряем время на загрузку багажа. Продолжаем движение. Наблюдаем лося, плывущего через реку. Мы достигаем д. Сельцо, в 260 км от устья Ловати.
      15–16 июля.
      Мы гребем на плесах, особенно тяжело приходится на стремнинах. Когда проходим пороги, используем шесты. Достигаем Дрепино. Это 280 км от устья. Я вижу свою точку отсчета – гнездо аиста на электрическом столбе.
      17–18 июля.
      Вода льется навстречу, как из гигантской трубы. Я вяжу веревки с каждой стороны для управления курсом. Мы идем по дну реки и проталкиваем лодку через водную массу. Затем следуют повторяющиеся каменистые стремнины, где экипаж может "отдохнуть". Камни плохо видны, и время от времени мы грохаем по ним.
      19 июля.
      Проходим около 100 закорюк, многие из которых на 90 градусов и требуют гребли снаружи и «полный назад» по внутреннему направлению. Мы оказываемся в завале и пробиваем себе дорогу. «Возьмите левой стороной, здесь легче», – советует мужчина, купающийся в том месте. Мы продолжаем менять стороны по мере продвижения вперед. Сильный боковой поток бросает лодку в поперечном направлении. Когда киль застревает, лодка сильно наклоняется. Мы снова сопротивляемся и медленно выходим на более глубокую воду. Незадолго до полуночи прибываем в Великие Луки, 350 км от устья Ловати. Разбиваем лагерь и разводим огонь.
      20–21 июля.
      После дня отдыха в Великих Луках путешествие продолжается. Пересекаем ручей ниже плотины электростанции (ну ошибся человек насчет электростанции, с приезжими бывает – прим. автора) в центре города. Проезжаем по дорожке. Сразу после города нас встречает длинная череда порогов с небольшими утиными заводями между ними. Продвигаемся вперед, часто окунаясь. Очередная течь в днище. Мы должны предотвратить риск попадания воды в багаж. Идет небольшой дождь. На часах почти 21.00, мы устали и растеряны. Там нет конца порогам… Время для совета. Наши ресурсы использованы. Я сплю наяву и прихожу к выводу: пора забрать лодку. Мы достигли отметки в 360 км от устья Ловати. С момента старта в Новгороде мы прошли около 410 км.
      22 июля.
      Весь день льет дождь. Мы опорожняем лодку от оборудования. Копаем два ряда ступеней на склоне и кладем канаты между ними. Путь домой для экипажа и трейлер-транспорт для «Древнего Ветра» до лодочного клуба в Смоленске.
      Эпилог
      Ильмен-озеро, где впадает Ловать, находится на высоте около 20 метров над уровнем моря. У Холма высота над уровнем моря около 65 метров, а в Великих Луках около 85 метров. Наше путешествие по Ловати таким образом, продолжало идти в гору и вверх по течению, в то время как река становилась уже и уже, и каменистее и каменистее. Насколько известно, ранее была предпринята только одна попытка пройти вверх по течению по Ловати, причем цель была та же, что и у нас. Это была экспедиция с ладьей Айфур в 1996 году, которая прервала его плавание в Холм. В связи с этим Fornkåre, таким образом, достиг значительно большего. Fornkåre - подходящая лодка с человечными размерами. Так что очень даже похоже, что он хорошо подходит для путешествия по пути «из варяг в греки». Летом 2014 года мы приложим усилия к достижению истока Ловати, где преодолеем еще 170 км. Затем мы продолжим путь через реки Усвяча, Двина и Каспля к Днепру. Наш девиз: «Прохлада бегущей воды и весло - как повезет!»
       
      Ссылки
      Видерберг, Л. 2013. С Fornkåre в Новгород 2012. Situne Dei.
       
      Факты поездки
      Пройденное расстояние 410 км
      Время в пути 20 дней (включая день отдыха)
      Среднесуточнный пройденный путь 20,5 км
      Активное время в пути 224 ч (включая отдых и тому подобное)
      Средняя скорость 1,8 км / ч
       
      Примечание:
      1)      В сотрудничестве с редакцией Situne Dei.
       
      Резюме
      В июле 2013 года была предпринята попытка путешествовать на лодке через Россию из Новгорода в Смоленск, следуя «Пути из варяг в греки», описанного в русской Повести временных лет. Ладья Fornkåre , была точной копией 9,6-метровой ладьи середины 11-го века. Судно найдено в болоте в Уппланде, центральной Швеции. Путешествие длилось 20 дней, начиная с  пересечения озера Ильмень и далее против течения реки Ловать. Экспедиция была остановлена к югу от Великих Лук, пройдя около 410 км от Новгорода, из которых около 370 км по Ловати. Это выгодно отличается от еще одной шведской попытки, предпринятой в 1996 году, когда ладья Aifur была вынуждена остановиться примерно через 190 км на Ловати - по оценкам экипажа остальная часть пути не была судоходной. Экипаж Fornkåre должен был пробиться через многочисленные пороги с каменистым дном и сильными неблагоприятными течениями, часто применялись буксировки и подталкивания шестами вместо гребли. Усилия 2013 года стали продолжением путешествия Fornkåre 2012 года из Швеции в Новгород (сообщается в номере журнала за 2013 год). Лодка была построена капитаном и автором, который приходит к выводу, что судно доказало свою способность путешествовать по этому древнему маршруту. Он планирует продолжить экспедицию с того места, где она была прервана, и, наконец, пересечь водоразделы до Днепра.
       
       
      Перевод:
      (Sergius), 2020 г.
       
       
      Вместо эпилога
      Умный, говорят, в гору не пойдет, да и против течения его долго грести не заставишь. Другое дело – человек увлеченный. Такой и гору на своем пути свернет, и законы природы отменить постарается. Считают, например, приверженцы норманской теории возникновения древнерусского государства, что суровые викинги чувствовали себя на наших реках, как дома, и хоть кол им на голове теши. Пока не сядут за весла… Стоит отдать должное Леннарту Видербергу, в борьбе с течением и порогами Ловати он продвинулся дальше всех (возможно, потому что набрал в свою команду не соотечественников, а россиян), но и он за двадцать дней (и налегке!) смог доплыть от озера Ильмень только до Великих Лук. А планировал добраться до Смоленска, откуда по Днепру, действительно, не проблема выйти в Черное море. Получается, либо Ловать в древности была полноводнее (что вряд ли, во всяком случае, по имеющимся данным, в Петровскую эпоху она была такой же, как и сегодня), либо правы те, кто считает, что по Ловати даже в эпоху раннего Средневековья судоходство было возможно лишь в одном направлении. В сторону Новгорода. А вот из Новгорода на юг предпочитали отправляться зимой. По льду замерзшей реки. Кстати, в скандинавских сагах есть свидетельства именно о зимних передвижениях по территории Руси. Ну а тех, кто пытается доказать возможность регулярных плаваний против течения Ловати, – милости просим по следам Леннарта Видерберга…
      С. ЖАРКОВ
       
      Рисунок 1. Морской и речной путь Fornkåre в 2013 году начался в Новгороде и был прерван чуть южнее Великих Лук. Преодоленное расстояние около 410 км. Расстояние по прямой около 260 км. Карта ред.
      Рисунок 2. «Форнкор» приближается к устью реки Ловать в Ильмене и встречает здесь земснаряд. Фото автора (Леннарт Видерберг).
      Рисунок 3. Один из бесчисленных порогов Ловати с каменистым дном проходим с помощью буксирного линя с суши. И толкаем шестами с лодки. Фото автора.
      Рисунок 4. Завал преграждает русло  Ловати, но экипаж Форнкора прорезает и пробивает себе путь. Фото автора.




    • Лосев К.В., Михайлов В.В. Английская политика в Закавказье и в Азербайджане в 1918г.: между большевиками и пантуранистами // Вопросы истории. №4 (1). 2021. С. 239-252.
      Автор: Военкомуезд
      К. В. Лосев, В. В. Михайлов

      Английская политика в Закавказье и в Азербайджане в 1918г.: между большевиками и пантуранистами

      Лосев Константин Викторович — доктор экономических наук, декан гуманитарного факультета Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения; Михайлов Вадим Викторович — доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения (ГУАП).

      Аннотация. Статья посвящена истории Первой мировой войны и революции в Закавказье. Авторы обратились к материалам английского Военного кабинета и заседаний Палаты общин британского парламента, посвященным ситуации в Закавказье, прежде всего в Баку — мировом центре нефтедобычи и стратегически важном портовом городе на берегу Каспийского моря. Изучение материалов английских архивов и публикаций стенограмм заседаний парламента позволяет ответить на ряд вопросов, которые прежде оставались за рамками советской и английской историографии.

      Ключевые слова: Октябрьский переворот в России, Брестский мир, распад Кавказского фронта Первой мировой войны, Британский военный кабинет, Имперский военный совет Великобритании, Палата общин парламента Великобритании, Азербайджанская демократическая республика, Бакинская коммуна, генерал Л. Денстервилль, турецкая интервенция в Закавказье.

      События, происходившие в Закавказье в 1918 г., представляют особый интерес для исторической науки, поскольку в них пересекаются /239/ практически все линии противоречий мировых держав, вызванные Первой мировой войной и русской революцией. Военные и политические перемены, связанные с образованием на обломках царской России самопровозглашенных государств, и политику признания и непризнания этих государств Советской Россией и европейскими державами важно анализировать еще и потому, что они могут рассматриваться во взаимосвязи с недавним распадом СССР и соответствующими геополитическими проблемами. Особенно любопытны в этой связи официальные документы английских военных и политических институтов, определявших в 1918 г. общую политику государства, споры и противоречия влиятельных военных и политиков, их компетентность в вынесении оценок и принятии решений, имевших важное стратегическое значения для страны и влияющих на ситуацию в регионах и мире в целом.

      Отпадение Закавказья от России и политика в отношении признания независимости Азербайджана, крупнейшего мирового центра нефтедобычи, на который жадно смотрели и страны Антанты, и страны Центрального блока, и, несомненно, лидеры Советской России, представляет собой любопытнейший вопрос истории, до сих пор не потерявший актуальности. Поскольку отечественная научная общественность до сих пор слабо знакома с документами английских архивов и публикациями парламентских заседаний Палаты общин и Палаты лордов Великобритании, можно сказать, что этот аспект исследован недостаточно, в основном по опубликованным международным договорам, подоплека заключения которых во многом до сих пор остается за рамками имеющихся исследований проблемы политики Великобритании относительно Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР) и Азербайджанской демократической республики.

      Британский военный кабинет, Имперский военный совет Великобритании и английский парламент в 1917—1918 гг. неоднократно рассматривали события в России и их влияние на военные действия против Османской империи. Первое оптимистичное впечатление от демократизации политической жизни России в результате падения царского режима, которое демонстрировало заседание Имперского военного совета 22 марта 1917 г., быстро рассеялось. Общие выводы, сделанные к лету 1917 г., были неутешительными. Миссия Артура Хендерсона указала на политическую слабость Временного правительства и влияние на военные решения стихийно образованных солдатских советов как на «главную опасность для политического и военного положения России», а также на все более усиливающиеся в обществе требования заключить сепаратный мир [1]. Неспособность России противостоять Турции беспокоила английское командование и политиков, особенно после провала Галлиполийской операции в конце 1915 г. и катастрофической сдачи в плен корпуса генерала Ч. Таунсенда в Кут-эль-Амаре летом 1916 г. [2] «Неудачи английской политики на Востоке продолжило падение проантантовского кабинета в Персии 27 мая 1917 г., который 6 июня заменил кабинет персидских националистов, выступивший с предложением к британскому и российскому Временному правительству вывести из страны свои войска» [3]. Намеченная на лето 1917 г. совместная российско-английская Мосульская операция против турецких сил в Месопотамии провали-/240/-лась [4]. На заседании Иосиного кабинета 10 августа 1917 г., посвяшеи-ного носиной политике в отношении совместных действий с Россией ш турецком направлении, говорилось: «Одними из наиболее разочаровывающих последствий русской рсволюнии стали события на турецком театре. Несмотря на блестящие операции в Месопотамии генерала сэра Стенли Мода, достигшего значительных результатов, неудача русского наступления позволила туркам сдержать нас на границах Сирии и Палестины... Общие выводы комитета, исходя из ситуации в России можно суммировать как следующие:

      a) будет правильным основывать наши планы, исходя из того, что русские не смогут усилить свою военную эффективность в этом году;

      b) нельзя отвергать возможность того, что Россия откажется продолжать войну предстоящей зимой, либо вследствие того, что правительство пойдет на сепаратный мир, либо поскольку солдаты откажутся оставаться в окопах» [5]. Британские военные опасались, что революционные события в России приведут к восстанию мусульман в российской армии на Кавказе, которое может охватить и индийские войска Британии в Месопотамии. Поэтому в октябре 1917 г. генерал Бартер даже просил российское Верховное командование «перевести магометанские части с Кавказского на какой-либо другой фронт» [6].

      Большевистский переворот в Петрограде еще более усугубил негативную для Антанты ситуацию на Кавказском фронте, а публикация Декрета о мире и заявление В. И. Ленина о том, что Советская Россия «не будет признавать договоров, заключенных Россией царской, и опубликует все документы европейской тайной дипломатии» [7], вдохновило турецких политиков и воодушевило турецкое общество на продолжение борьбы с англичанами. Характерно, что начавшаяся летом 1917 г. подготовка к заключению сепаратного мира между Великобританией и Османской империей была прервана военным министром Турции Энвером-пашой в феврале 1918 г. [8] Перемирие, заключенное между командующим Третьей турецкой армией Вехиб-пашой и командиром Кавказской армии генералом М. Пржевальским 5 декабря 1917 г. [9], хотя и не было признано большевистским правительством Советской России, фактически прекращало действия русских вооруженных сил в войне с Турцией. Заключенный большевиками с Центральным блоком Брест-Литовский договор (3 марта 1918 г.) прекращение войны на Кавказском фронте подтвердил и узаконил [10].

      Подписание Брестского мира изменило отношение правительства Великобритании к союзным обязательствам перед Россией, которые были даны царскому правительству. Если 6 февраля 1918 г. в «Кратком отчете о союзных обязательствах Британии перед союзниками» авторы секретного документа признавали российские права на турецкие территории по российско-английским соглашениям о Константинополе (март 1915 г.) и договору Сайкса-Пико (1916 г.), хотя отдельно упоминалось, что российское правительство не ратифицировало решения Парижской экономической конференции 1916 г., что ставило под вопрос участие России в судьбе турецкого государственного долга [11], то уже в начале марта, когда был заключен брестский мир, позиция английских военных и политических лидеров резко изменилась и «все /241/ договоры, заключенные Великобританией с царским правительством, перестали считаться обязательными в отношении правительства большевиков» [12].

      Брестский мир изменил и политическую ситуацию на Кавказе, поскольку возвращение Турции территорий до границ 1914 г. не устраивало народы Армении и Грузни. Созданный в ноябре 1917 г. Закавказский комиссариат, предполагавший, что судьбу Закавказья должно решать Всероссийское учредительное собрание, после разгона последнего большевиками [13] составил в феврале 1918 г. из бывших депутатов Учредительною собрания от трех национальных советов (армянского, грузинского и мусульманского) Закавказский сейм, принявший на себя законодательную власть в регионе до прояснения ситуации в России [14]. Сейм отказался признать Брестский мир, а турецкая интервенция в Закавказье с февраля 1918 г., имевшая целью силой занять территории, отходящие к Турции по условиям Брестского мира, привела к тому, что 22 апреля 1918 г. Закавказье объявило о своем отделении от России и образовании Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР), признавшей, по настоянию Турции, условия Брестского мира [15]. Таким образом, провозглашение независимости не помогло грузинским и армянским политикам сохранить территории [16], более того, Турция ультимативно потребовала от лидеров ЗДФР отвести свои войска за бывшую российско-турецкую границу 1877 г., передав Турции Карс и Батуми [17]. Споры о принятии ультиматума раскололи федерацию [18]. Грузия обратилась к Германии с просьбой взять ее под протекторат, чтобы помешать Турции отторгнуть от нее значительную территорию и важный морской порт, и 27 мая 1918 г. сейм констатировал распад ЗДФР [19]. 28 мая Национальный совет закавказских мусульман объявил об образовании независимой Азербайджанской демократической республики (АДР) [20].

      С первых дней после большевистского переворота и начала распада империи перед британскими политиками встала сложная задача: признавать ли фактическое отторжение Закавказья от России и образование на его территории независимого мусульманского государства или не признавать, поддерживая единство России, как призывали антибольшевистские силы в России, заявлявшие о сохранении союзных отношений с Антантой и непризнании Бреста.

      В меморандуме лорда Р. Сесиля, переданном в Военный кабинет 23 февраля 1918 г., говорилось, что 3 декабря 1917 г., согласно принятому правительством решению, антибольшевистские и проантантовские силы в России получили значительные суммы, однако никаких эффективных результатов это не дало. В результате в конце декабря было принято решение «продолжить неофициальные контакты с большевистским правительством в Петрограде, одновременно делая все возможное для поддержки антибольшевистских движений на Юге и Юго-востоке России и везде, где они еще возникнут». Причем, как писал Сесиль, если по этому поводу возникнут трения с большевиками, следует оставлять их протесты без внимания. Такую позицию Сесиль считал оправданной, и в феврале, например, он полагал, что отторжение Сибири, Кавказа и черноморских портов создаст большевикам «серьезные военные и экономические проблемы» [21]. /242/

      С другой стороны, в те же дни Военный кабинет получил сведения, что на Кавказе активно действуют турецкие агенты. Бюро разведки 27 февраля 1918 г. сообщало, что «тюркистская» пропаганда среди российских мусульман, особенно в Азербайджане, ведется агрессивно, а ее целью является отторжение Закавказья от России и присоединение к Османской империи. Разведка предлагала кабинету обратить внимание на сохраняющее политический вес общероссийское мусульманское движение, лидер которого, осетин Л. Цаликов, продолжает призывать мусульман Поволжья и Кавказа к сохранению «консолидированного Российского государства» [22].

      Таким образом, перед политиками и военными Великобритании на Кавказе ясно вставали образы двух врагов — российских большевиков и турецких «тюркистов» или «пантюрков». После заключения Брестского мира тон британских политиков изменился. Уже 11 марта 1918 г. Военный кабинет рассматривал возможность направления военных сил для оккупации важного черноморского порта Закавказье — Батуми, а также угрозу оккупации турецкими или германскими войсками Баку и возможность и даже необходимость «помощи русским против немцев в Баку» [23]. Еще в январе командование британских сил в Месопотамии наметило сформировать компактные силы, которые предполагалось направить в Северную Персию для предотвращения турецкой оккупации региона. Теперь эта цель была дополнена новой — походом на Баку. Командовать формирующимся отрядом было поручено генералу Л. Денстервиллю, отчего вся экспедиция получила название «Денстерфорс» [24]. 17 февраля 1918 г. Денстервилль прибыл в Энзели, где обнаружил Революционный комитет, объявивший, что Закавказское правительство является его врагом [25].

      В апреле и мае, когда в Закавказье происходили знаменательные события, связанные с самоопределением федерации и отдельных независимых государств, британский Военный кабинет был озабочен «панисламизмом» азербайджанских татар, которые, по сообщению «двух авторитетов, пользующихся доверием» армянской национальности, более фанатичны, нежели даже турки, и собираются «из центра заговора — Баку — организовать масштабные акции против армянского населения Закавказья» [26]. Можно отметить, что в это время в Баку власть находилась в руках большевиков, которых полностью поддерживал Армянский национальный совет как в Баку, так и в Тифлисе, где он составлял фракцию Закавказского сейма, и в конце марта — начале апреля 1918 г. именно армянско-большевистские вооруженные отряды устроили кровавый погром в мусульманских кварталах Баку с десятками тысяч жертв. 25 мая в Военный кабинет был представлен меморандум «О настоящих настроениях в Турции», в котором Департамент разведки утверждал, что турецкие лидеры после заключения Брестского мира полны надежд на расширение территории в Закавказье и уверены в силе Германии противостоять Антанте в Европе и защитить интересы своего союзника. Именно эти ожидания реаннексии территорий, отвоеванных Россией у Османской империи в 1877—78 и 1914—1917 гг., как говорилось в меморандуме, препятствуют попыткам турецкой оппозиции начать переговоры с Антантой [27]. Политическая ситуация в Закавказье английской разведке была /243/ известна до такой степени плохо, что Военный совет в апреле сделал заключение о необходимости налаживания телеграфной связи с Тифлисом и Тебризом в целях получения достоверной и своевременной информации о событиях в Закавказье и Северной Персии [28]. Показательно, что на переданное через Константинополь в столицы европейских держав сообщение о провозглашении Азербайджанским советом независимого государства, как и на переданное через Германию аналогичное грузинское заявление, английское иностранное ведомство не отреагировало.

      Так или иначе, ситуация в Закавказье была столь сложная, а интересы сторон так переплетены, что говорить о единой политике английского правительства в отношении различных закавказских властей не приходится. После распада ЗДФР и объявления о независимости Азербайджана ситуация в регионе еще больше усложнилась. 4 июня 1918г. правительство АДР заключило с Османской империей Договор о дружбе, который по сути поставил АДР в положение подданного Турции образования. Турецкое командование настояло на смене азербайджанского кабинета и роспуске Национального собрания, по условиям договора турецкие военные получили контроль над всеми азербайджанскими железными дорогами и портами [29]. В Гяндже, куда из Тифлиса переехало правительство АДР, начала формироваться Кавказская армия ислама, в которую вошли регулярные турецкие силы в количестве двух дивизий и азербайджанские соединения, формировавшиеся под контролем турецких инструкторов и укомплектованные турецким офицерским составом. Целью операции, ради которой создавалась армия, было отвоевать у большевиков Баку и создать единое Азербайджанское государство.

      6 июня Военный кабинет получил из Генерального штаба документ о возможном экономическом и военном значении Кавказа для стран германской коалиции. В нем указывалось, что кавказские ресурсы как в производстве зерна и мяса, гак и в добыче таких важных стратегических материалов, как грузинский марганец и бакинская нефть, могут заметно усилить экономику противника, а также что контроль над Кавказом «станет очередным шагом в реализации плана германских восточных амбиций. Их Багдадскую схему мы сумели нейтрализовать, но на Кавказе они могут найти альтернативу, а вместе с дунайским регионом владение кавказскими портами обеспечит им контроль над всем Черным морем. Следующим шагом после Кавказа станет выход через Каспий в Среднюю Азию» [30]. Важно отметить, что в самой Британии остро ощущалась нехватка бензина, так что в начале июля был издан специальный билль о нефтепродуктах и создан «Нефтяной фонд», ответственный за пополнение запасов этого стратегического военного сырья [31]. 17 июня было проведено совещание по среднеазиатским проблемам, на котором британские политики и военные приняли решение срочно принять меры к тому, чтобы прервать сообщение по Транс-Кавказской железнодорожной системе (Батум-Александрополь-Джульфа и Тифлис-Гянджа-Баку), находившейся к тому времени под полным контролем Германии и Турции [32].

      Угроза Индии, которая явно прослеживается в выводах и решениях экспертов, несомненно, ускорила решение начать военную операцию по защите Баку от турецкого наступления. Особенность ситуации с предотвращением занятия Баку турками или немцами была в том, что власть /244/ в Баку удерживал Бакинский совет, председатель которого С.Г. Шаумян признал Баку неделимой частью Советской России, следовательно, вести борьбу с врагами по мировой войне англичанам пришлось бы в союзничестве с большевиками. Можно утверждать, что сторонники признания власти большевиков среди английских политиков были. Причем не только среди военных, которых порой не смущали политические противоречия, если просматривалась военная выгода, но и в парламенте. Так, когда 24 июня 1918 г. в Палате общин обсуждался «русский вопрос», любопытное предложение об отношении к большевистскому правительству России высказал полковник Веджвуд, который в обстоятельном докладе сообщил, что президент США В. Вильсон склонен признать большевиков, и это ставит аналогичный вопрос перед британским правительством. «Это жизненно важный вопрос сегодня, поскольку Германия и в особенности Турция распространяют свое влияние через Россию, через Кавказ, через Туркестан до самых границ нашей Индийской империи. Сегодня усиливается их влияние в Персии и восточных провинциях Китая». Веджвуд предложил создать правительственную комиссию, целью которой должны стать мероприятия по улучшению отношений с Россией. Он высказал мнение, что необходимо убедить посланника М. Литвинова в том, что Россия должна обратиться к президенту Вильсону за помощью в борьбе с германской интервенцией, а любую попытку союзной интервенции в Сибири, на Севере или Юге России назвал бесплодной и вредной всему союзному делу. Кавказ в рассуждениях Веджвуда играл главную роль. Он утверждал, что принятие его предложения «особенно важно сегодня, когда англичане вынуждены перебрасывать свои силы с Месопотамского и Палестинского фронтов в Европу, чтобы удержать от германского наступления Западный фронт» [33]. Премьер Д. Ллойд-Джордж не стал комментировать предложение Веджвуда, но высказался по поводу российской проблемы, указав на хаотическую ситуацию с властью в границах бывшей империи [34]. В целом Палата общин оставила «российский вопрос» без каких-либо предложений правительству в отношении Кавказа.

      Военные в это время активно готовились к тому, чтобы не допустить турок и немцев в Баку. Переговоры с большевистскими лидерами Бакинской коммуны было поручено начать командиру английских сил в Персии казачьему атаману Л. Бичерахову, который после развала Кавказского фронта и мира с Турцией перешел на службу к англичанам. История этого «противоестественного» военно-политического союза отечественными исследователями достаточно хорошо изучена, однако что касается ее отражения в документах английских архивов, можно обнаружить, что материалов о решении Военного кабинета об отправке Л. Бичерахова в Баку нет. Оно полностью остается на совести командующего «Денстерфорс» генерала Л. Денстервилля. Денстервилль в своих мемуарах пишет: «Мы пришли к полному соглашению относительно планов наших совместных действий, на которые я возлагал большие надежды и о которых я здесь умолчу. Он (Бичерахов. — В. М.) вызвал большое изумление и ужас среди местных русских, присоединившись к большевикам, но я уверен, что он поступил совершенно правильно: это был единственный путь на Кавказ, а раз он только там утвердился, то и дело будет в шляпе» [35]. Знаменательное «умолчание» английского генерала оставляет историкам большой /245/ простор для фантазии. Примечательно и то, что председатель Бакинского совнаркома С. Г. Шаумян очень настойчиво убеждал большевистское руководство и самого В. И. Ленина н том, что Бичерахов симпатизирует большевизму и готов защищать Баку от турок [36], несмотря на то, что он являлся к этому времени кадровым английским генералом и получал для своего отряда продовольствие, амуницию, боеприпасы и деньги, что было хорошо известно С. Шаумяну [37].

      Л. Бичерахов был назначен командующим всеми войсками, которые смог мобилизовать совнарком для обороны Баку, хотя после прибытия из Астрахани большевистского отряда Г. Петрова последний был прикомандирован к Бичерахову в качестве комиссара. Этому странному военному тандему не удалось остановить турецко-азербайджанские силы Кавказской армии ислама, а 31 июля 1918 г. в Баку произошла смена власти. Бакинский совнарком был вынужден подчиниться решению Бакинского совета, передавшего власть новоизбранному органу, который первым делом принял решение о приглашении англичан для защиты Баку от турок, для чего в Энзели в тот же день была направлена делегация к генералу Л. Денстервиллю.

      Не случись в Баку политического переворота, в результате которого власть Бакинского совнаркома была свергнута и передана довольно странному учреждению, получившему наименование Диктатура «Центрокаспия», лидерами которого были бывшие члены Бакинской городской думы и главы совета моряков Каспийской военной флотилии, никакой английской экспедиции по спасению Баку проведено бы не было. Поэтому можно предположить, что целью Л. Бичерахова была не только военная помощь коммунарам в отражении турецкого наступления, но и подготовка смены власти в Баку.

      Это подтверждается той активной ролью, которую английский консул в Баку Р. Мак-Донелл играл в неудачной попытке свержения большевиков, разоблаченной 12 июня 1918 г. Существование планов Бичерахова и Денстервилля относительно смены власти в Баку могут доказать, скорее всего, лишь секретные документы британского разведывательного ведомства, пока нам недоступные. Секретность экспедиции Денстервилля подтверждает и то, что Военный кабинет практически ни разу не выносил на открытое обсуждение ее планы и цели, да и результаты неудачной операции по спасению Баку от германо-турок открыто не обсуждались. 15 октября 1918 г. на заседании Палаты общин разбирались вопросы присутствия английских войск в России, но когда либеральный депутат Кинг попросил дать «какую-нибудь информацию относительно сил, которые были направлены в Баку», спикер палаты ответил, что этот вопрос находится вне компетенции собрания [38]. Единственное, что позволили узнать депутатам, это то, что «все войска, бывшие в Баку, несмотря на значительные потери, были успешно выведены после героического сопротивления значительно превосходящим силам противника» [39]. Депутат Кинг 23 октября пытался узнать, была ли экспедиция в Баку санкционирована Генеральным штабом и одобрена советом Антанты. Па это депутат Макферсон заявил: «Ответ на первую часть вопроса утвердительный. Верховный совет Антанты определяет только общую политику, поэтому вторая часть вопроса некорректна» [40]. /246/

      Английская общественность была на удивление слабо знакома с событиями в Закавказье летом-осенью 1918 г., когда в Баку сражались силы «Денстерфорс», и даже депутаты парламента часто были вынуждены черпать информацию в прессе или из неподтвержденных источников. Так, 24 октября депутат Дж. Пиль спрашивал, какую позицию, дружественную или нет, занимали перед падением Баку и эвакуацией Денстерфорс местные армянские вооруженные силы. Р. Сесил ответил, что «в общественном мнении существует некоторое недопонимание относительно переговоров, которые вели с противником армянские лидеры в Баку. Правительство Его Величества было информировано, что эти переговоры были предложены генералом Денстервиллем, когда он увидел неизбежность падения города». На вопрос, почему из Баку пришло сообщение о предательстве армян, Сесиль не ответил, пообещав уточнить информацию [41].

      Можно быть уверенным, что если бы в Англии узнали, что Денстервилль сотрудничает с большевистским совнаркомом в Баку, это привело бы к скандалу и в правительстве, и в парламенте, поэтому падение Коммуны и взятие власти Диктатурой «Центрокаспия» в первую очередь было выгодно англичанам. Но в этой истории есть подоплека, на которую намекает тот факт, что Сесиль явно пытается оправдать действия армянских лидеров в Баку. Хорошо известно, что после распада ЗДФР Грузия приняла протекторат Германии, а Азербайджан практически стал политическим придатком Турции. В этих условиях Армения также пыталась найти для себя сильного иностранного защитника. Известно, что в июне армянская делегация была направлена в Вену с просьбой к австро-венгерскому правительству «взять под свою сильную защиту Армению» [42]. Однако в то же время армянские политики испытывали сильную тягу к Англии, среди лидеров Армении находилось немало англофилов. Поэтому не исключено, что и председатель Бакинского совнаркома С. Г. Шаумян, который находился в тесном контакте с лидерами Национального армянского совета в Закавказском сейме, а позже с правительством Армянской республики, вполне мог сочувствовать идее приглашения английских вооруженных сил для защиты Баку от турок. Одно письмо С. Шаумяна В.И. Ленину показывает, что председатель Бакинского совнаркома даже путает свои большевистские вооруженные силы с вооруженными силами дашнакской Армении. 23 мая 1918 г. он пишет: «Наши войска, застигнутые врасплох, не могут остановить наступление и 16-го сдают Александрополь. 17-го турки потребовали обеспечить им свободный пропуск войск в Джульфу, обещав не трогать население... Мы принуждены были согласиться на требования турок» [43]. Однако Карс и Александрополь в эти дни защищали вовсе не красные отряды коммуны, а национальные вооруженные силы дашнакского Армянского совета, входящие в состав армии «предательской» и «контрреволюционной» ЗДФР. С другой стороны, в Баку многие свидетели и участники событий называют войска коммуны просто армянскими.

      Хотя после падения коммуны С. Шаумян и печатал воззвания с проклятиями «дашнакам» и «контрреволюционерам», предавшим советскую власть английским империалистам, указанные выше факты, а также странное поведение совнаркома, добровольно сложившего с себя власт-/247/-ные полномочия 30—31 июля, позволяют предположить неискренность Шаумяна. В воззвании «Турецкие войска под городом», опубликованном в газете «Бакинский рабочий» 20 сентября, Шаумян обвиняет в падении коммуны и дашнаков, и командиров армянских вооруженных отрядов, и армянскую буржуазию, и шведского консула, и наемников английского империализма, проникших во флот, и «спасителя» Бичерахова. В этом же воззвании Шаумян, последовательно выступавший за развязывание гражданской войны, даже ценой жертв из «мусульманской бедноты» и угрозы перерастания гражданской войны в национальную резню, неожиданно заявляет, что Совет Народных Комиссаров «предпочел не открывать гражданской войны, а прибегнуть к парламентскому приему отказа от власти» [44]. Это очень непохоже на прежние его заявления, например в 1908 г.: «Мы отвергаем единичный террор во имя массового революционного террора. Лозунг «Долой всякое насилие!» — это отказ от лучших традиций международной социал-демократии» [45]. Не случайно И. В. Сталин, лучше других советских лидеров разбиравшийся в кавказских делах и непосредственно общавшийся с Шаумяном в дни Бакинской коммуны и ее падения, говорил в интервью газете «Правда»: «Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва... Они бросили власть, сдали ее врагу без боя... Они приняли мученическую смерть, были расстреляны англичанами. И мы щадим их память. Но они заслуживают суровой оценки. Они оказались плохими политиками» [46].

      В свою очередь, английские военные очень критично отозвались о действиях генерала Л. Денстервилля в Азербайджане. Главнокомандующий колониальными южно-африканскими войсками генерал-лейтенант Я. Сматс уже 16 сентября 1918 г., то есть на следующий день после падения Баку, представил в Военный кабинет секретный меморандум «Военное командование на Среднем Востоке», в котором написал: «Я оцениваю военную ситуацию на Среднем Востоке как очень неудовлетворительную... Если противник достигнет Центральной Персии или Афганистана к следующему лету, ситуация станет угрожать индийским границам... С этой точки зрения контроль над железной дорогой Багдад-Хамадан-Энзели и недопущение противника к Каспийскому морю является делом чрезвычайной важности. Баку уже наверняка потерян, но это не означает потерю Каспия... Ошибки наших командующих в этом регионе проистекают либо из некомпетентности, либо из неумения оценить ситуацию. Денстервилля послали в Баку для получения контроля над Каспием, но его усилия были потрачены, в основном, на другие предприятия» [47].

      После вывода английских войск из Баку и падения города под ударами сил Кавказской армии ислама британское правительство и общественность снова обеспокоилась темой «пантуранизма», угрожающего азиатским планам Англии в Закавказье и Средней Азии и, конечно же, алмазу в британской короне — Индии. Летом 1918 г. скорого крушения Турции и ее выхода из войны английские военные и политики не предполагали. Напротив, в августе Военный кабинет рассматривал планы мировой войны на 1919 год, причем некоторые эксперты утверждали, что следует иметь в виду и следующий, 1920 год. На заседании Имперского военного совета 1 августа 1918 г. Ллойд Джордж принял решение о разработке возможности вывода из войны Болгарии и Турции «дипломатическими /248/ мерами» [48]. О том же Я. Сматс говорил на заседании Имперского военного совета 16 августа. Он сказал, что не ожидает ничего хорошего от того, что война продлится в 1919 г., поскольку враг, даже медленно отступая на Западе, сможет сконцентрировать значительные усилия на Востоке, и он боится, что кампания 1919 г. тоже ничего не решит, и это подвергнет позиции Англии на Востоке еще большей опасности. И уж совсем безрадостно Я. Сматс смотрел на перспективы кампании 1920 г.: «Безусловно, Германия потерпит поражение, если война продлится достаточно долго, но не станет ли от этого нам еще хуже? Наша армия будет слабеть, и сами мы можем обнаружить, еще до окончания войны, что оказались в положении второсортной державы, сравнимой с Америкой или Японией». Сматс предлагал «сконцентрироваться на тех театрах, где военные и дипломатические усилия могут быть наиболее эффективны, т.е. против слабейших врагов: Австрии, Болгарии и Турции» [49].

      При этом английские военные и политики рассчитывали на то, что бакинский вопрос расстроит союзные отношения Турции и Германии. Для этого были основания, особенно после заключения 27 августа 1918 г. Германией дополнительного к Брестскому договора с Советской Россией, в котором Германия признавала Баку за Советами в обмен на поставку ей четвертой части бакинской нефти 50. Однако туркам германский МИД также предложил «сладкую пилюлю», пообещав в случае заключения Болгарией сепаратного мира с Антантой восстановить османское господство над этой страной. Об этом в Военный совет 4 октября сообщал политико-разведывательный отдел «Форин-офис» в меморандуме «Германо-турецкие отношения на Кавказе» II Таким образом, рассчитывать на распад германо-турецкого союза англичанам не приходилось, а соглашение немцев с большевиками можно было списать на тактическую дипломатическую уловку.

      Чтобы более компетентно воспрепятствовать протурецкой пропаганде на Востоке, разведывательному ведомству была дана задача подготовить подробное пособие по ознакомлению военных с «туранизмом» и «пантуранизмом», дабы показать все опасности этого движения для английской политики на Востоке. Довольно скоро было отпечатано объемное руководство, в котором были отражены история становления пантуранистской идеологии в Османской империи, обозначены все туранские народы, включая финно-угорские народности, тюркские народы Поволжья, Сибири, Китая, Средней Азии, Кавказа, Крыма [52]. Любопытно, что в число современных, по мнению авторов руководства, туранских народов попали русские летописные мещера и черемисы, а также совершенно былинные тептеры [53].

      Впрочем, новых «антипантуранистских» усилий англичанам прикладывать не пришлось. 30 октября 1918 г. на борту английского линкора «Агамемнон» было заключено перемирие между Османской империей и Великобританией [54], и Турция вышла из Первой мировой войны. Руководство по пантуранизму, напечатанное в ноябре, сразу же оказалось устаревшим. Политика Великобритании на Кавказе теперь имела перед собой другие цели: определиться в своих отношениях с белыми и красными вооруженными силами на Северном Кавказе и с признанием или непризнанием независимости Азербайджана, Грузии и Армении, которые /249/ объявили себя после поражения стран Центрального блока союзниками победившей Антанты. Эти задачи определяли споры и разногласия в Военном кабинете и парламенте Великобритании по «русскому вопросу» на Кавказе в 1919 году.

      Примечания

      1. National (British) Archives. War Cabinet (NA WC). CAB24/4. British Mission to Russia, June and July, 1917. Report by the Rt. Hon. Arthur Henderson, M.R P. 1—15, p. 6,12.
      2. МИХАЙЛОВ В. В. Противостояние России и Британии с Османской империей на Ближнем Востоке в годы Первой мировой войны. СПб. 2005, с. 123, 163.
      3. ЕГО ЖЕ. Русская революция и переговоры английского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа о сепаратном мире с Османской империей в 1917—1918 гг. (по материалам английских архивов). — Клио. 2017, № 4 (124), с. 166—173.
      4. ЕГО ЖЕ. Российско-британское военное сотрудничество на севере Месопотамии в 1916—1917 гг.: планы и их провал. — Военно-исторический журнал. 2017, № 12, с. 68—73.
      5. NA WC. САВ24/4. Report of Cabinet Committee on War Policy. Part II. The New Factors. Russia, p. 107—108.
      6. ИГНАТЬЕВ А. В. Русско-английские отношения накануне Октябрьской революции (февраль-октябрь 1917 г.). М. 1966, с. 371.
      7. МИХАИЛОВ В.В. Развал русского Кавказского фронта и начало турецкой интервенции в Закавказье в конце 1917 — начале 1918 гг. — Клио. 2017, № 2 (122), с. 143—152.
      8. ЕГО ЖЕ. Русская революция и переговоры английского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа о сепаратном мире с Османской империей в 1917—1918 гг. (по материалам английских архивов), с. 171.
      9. ИГНАТЬЕВ А.В. Ук. соч., с. 13.
      10. Документы внешней политики СССР (ДВП СССР). Т. 1. 7 ноября 1917 г. — 31 декабря 1918 г. М. 1959, с. 121.
      11. National (British) Archives. India Office Record (NA IOR). L/PS/18/D228. Synopsis of our Obligations to our Allies and Others. 6 Feb 1918.
      12. МИХАЙЛОВ B.B. 1918 год в Азербайджане: из предыстории британской оккупации Баку. — Клио. 2011, № 1 (52), с. 27.
      13. Декреты советской власти. Т. 1. 25 октября 1917 г. — 16 марта 1918 г. М. 1957, с. 335— 336.
      14. Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии. Тифлис. 1919, с. 6—7.
      15. Там же, с. 221.
      16. МИХАЙЛОВ В.В. Османская интервенция первой половины 1918 года и отделение Закавказья от России. В кн.: 1918 год в судьбах России и мира: развертывание широкомасштабной Гражданской войны и международной интервенции. Сборник материалов научной конференции. — Тематический сборник международной конференции 28— 29 октября 2008 г. Архангельск. 2008, с. 186.
      17. Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии, с. 310.
      18. Протоколы заседаний мусульманских фракций Закавказского сейма и Азербайджанского национального совета. 1918 г. Баку. 2006, с. 78—93.
      19. Документы и материалы по внешней политике..., с. 336—338.
      20. МИХАЙЛОВ В. В. Особенности политической и национальной ситуации в Закавказье после октября 1917 года и позиция мусульманских фракций закавказских правительств (предыстория создания первой независимой Азербайджанской Республики). — Клио. 2009, № 3 (46), с. 62—63.
      21. NA WC. САВ24/43/3725. Memorandum on Russia, by Lord R. Cecil. 18/E/128.
      22. NA WC. САВ24/43/ 3755. Turkey and other Moslem Countries. Weekly report by Department of Information. I8/OC/I6. /250/
      23. NA WC. CAB24/44/3882. British Intervention to Prevent Surrender of Batoum under Russo-GermanPeace Terms. 20/H/l.
      24. МИХАЙЛОВ В. В. Российские и британские вооруженные соединения в сражениях против турок при обороне Баку в 1918 г. — Клио. 2006, № 1 (32), с. 197—198.
      25. NA WC. САВ24/43/3721. Caucasus Situation. Telegram 52925 from D.M.I. to Caucasus Military Agent. 20/H/l.
      26. NA WC. CAB24/48/4251. Political Situation in the Caucasus and Siberia as affected by German penetration, with some practical Suggestions. Memo (10.4.1918. Russia/005) by Political Intelligence Department, F.O. 18/E/155.
      27. NA WC. CAB24/53/4701. Turkey. Memo by Political Intelligence Department “The Present State of mind in Turkey”. 18/0J/1.
      28. NA WC. CAB24/48/4251. Political Situation in the Caucasus and Siberia as affected by German penetration, with some practical Suggestions. Memo (10.4.1918. Ruissia/005) by Political Intelligence Department, F.O. 18/E/155.
      29. МИХАЙЛОВ В.В. К вопросу о политической ситуации в Закавказье на заключительном этапе Первой мировой войны. — Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 2. Исторические науки. 2006. Вып. 4, с. 132.
      30. NA WC. САВ24/54/4883. Caucasus and its value to Germany. Note by General Staff. 18/E/98.
      31. NA WC. CAB24/56/5049. Draft of a Bill for obtaining Petroleum in the United Kingdom. 29/D/6.
      32. NA WC. CAB24/55/4940. Decision of conference on Middle Eastern Affairs held 17.6.18. at 10, Downing Street. 18/J/38.
      33. Parliamentary Debates. Fifth series. Volume 104. Eighth Session of the Thirtieth Parliament of the United Kingdom of Great Britain & Ireland. 8 George V. House of Commons. Fifth Volume of Session 1918. Comprising Period from Monday, 17th June, to Thursday, 4th July, 1918. London: H.M. Stationery Office. Published by His Majesty’s Stationery Office. 1918, col. 1—1984, col. 754—757.
      34. Ibid., col. 782.
      35. ДЕНСТЕРВИЛЛЬ Л. Британский империализм в Баку и Персии. 1917—1918). Воспоминания. Тифлис. 1925, с. 164.
      36. ШАУМЯН С.Г. Избранные произведения в 2-х тт. Т. 2. М. 1978, с. 323—324.
      37. Там же, с. 343.
      38. Parliamentary Debates. Fifth series. Volume 110. Eighth Session of the Thirtieth Parliament of the United Kingdom of Great Britain & Ireland. 9 George V. House of Commons. Eighth Volume of Session 1918. Comprising Period from Tuesday, 15th October, to Thursday, 21st November, 1918. London: H.M. Stationery Office. Published by His Majesty’s Stationery Office. 1918, col. 1—3475, col. 13.
      39. Ibid., col. 279.
      40. Ibid., col. 765.
      41. Ibid., col. 889.
      42. «Мы обращаемся с покорной просьбой соизволить принять под свою мощную защиту нуждающуюся в этом Армению». Послание уполномоченного Армянской Республики А. Оганджаняна министру иностранных дел Австро-Венгрии И.Б. фон Райежу. 1918 г. (подг. текста, предисловие и примечания В.В. Михайлова). — Исторический архив. 2018, №5, с. 182—188.
      43. ШАУМЯН С. Г. Ук. соч., с. 279.
      44. Там же, с. 402—407.
      45. Там же, с. 259.
      46. ПУЧЕНКОВ А. С. Национальная политика генерала Деникина (весна 1918 — весна 1920 г.). М. 2016, с. 153.
      47. NAWC. САВ24/63/5700/. Military Command in the Middle East. Memo by Lt.-Gen Smuts. 16 September, 1918.18/J/38.
      48. National (British) Archives. Imperial War Cabinet (NA IWC). CAB 23/44a. Committee of Prime Minister. Notes of Meetings. June 21 — Aug. 16. Minutes of a Meeting held at 10 Downing Street, S.W. on Thursday, August 1,1918 at 11 a.m.
      49. NAIWC. CAB23/145. Minutes of Meetings Aug. 13 — Dec. 311918. Minutes of a Meeting at 10, Downing St. on Wednesday, 14th August. 1918. /251/
      50. Документы внешней политики СССР (ДВП СССР). Т. 1, с. 444.
      51. NAWC. САВ24/66/5908. Turco-German Relations over the Caucasus. Memorandum by Political Intelligence Department (4.10.1918. Turkey /006).18/OJ/14.
      52. NA IOR. L/MIL/17/16/25. A Manual on the Turanians and Pan-Turanianism. Nov. 1918. P. 1—258+maps.
      53. Ibid., p. 193—194.
      54. Международная политика в договорах, нотах и декларациях. Часть II. От империалистической войны до снятия блокады с Советской России. М. 1926, с. 188—190.

      Вопросы истории. №4 (1). 2021. С. 239-252.
    • Плавания полинезийцев
      Автор: Чжан Гэда
      Кстати, о пресловутых "секретах древних мореходах" - есть ли в неполитизированных трудах, где не воспеваются "утраченные знания древних", сведения, что было общение не только между близлежащими, но и отдаленными архипелагами и островами?
      А то есть тенденция прославить полинезийцев, как супермореходов, все знавших и все умевших.
      Например, есть ли сведения, что жители Рапа-нуи хоть раз с него куда-то выбирались?
    • Каталог гор и морей (Шань хай цзин) - (Восточная коллекция) - 2004
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл Каталог гор и морей (Шань хай цзин) - (Восточная коллекция) - 2004
      PDF, отсканированные стр., оглавление.
      Перевод и комментарий Э. М. Яншиной, 2-е испр. издание, 2004 г. 
      Серия -- Восточная коллекция.
      ISBN 5-8062-0086-8 (Наталис)
      ISBN 5-7905-2703-5 (Рипол Классик)
      "В книге публикуется перевод древнекитайского памятника «Шань хай цзин» — важнейшего источника естественнонаучных знаний, мифологии, религии и этнографии Китая IV-I вв. до н. э. Перевод снабжен предисловием и комментарием, где освещаются проблемы, связанные с изучением этого памятника."
      Оглавление:

       
      Автор foliant25 Добавлен 01.08.2019 Категория Китай
    • «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      PDF
      Исследование, перевод с китайского, комментарий и приложения М. Ю. Ульянова; научный редактор Д. В. Деопик.
      Китайское средневековое историко-географическое описание зарубежных стран «Чжу фань чжи», созданное чиновником Чжао Жугуа в XIII в., включает сведения об известных китайцам в период Южная Сун (1127–1279) государствах и народах от Японии на востоке до Египта и Италии на западе. Этот ценный исторический памятник, содержащий уникальные сообщения о различных сторонах истории и культуры описываемых народов, а также о международных торговых контактах в предмонгольское время, на русский язык переведен впервые.
      Тираж 300 экз.
      Автор foliant25 Добавлен 03.11.2020 Категория Китай