Чиняков М. К. Гийом-Мари-Анн Брюн // Вопросы истории. - 2016. - № 8. - С. 13-32.
Маршал Первой империи Франции Гийом-Мари-Анн Брюн мало известен российскому читателю, хотя во время Голландской кампании 1799 г. он прославился как противник русских войск. Брюн первым среди двадцати шести наполеоновских маршалов попал в опалу. Он был единственным среди них автором художественного произведения; единственным, опубликовавшим собственную авторскую работу до Великой Французской революции 1789 г.; единственным, дружившим со знаменитыми деятелями Революции Ж.-Ж. Дантоном, К. Демуленом и др. якобинцами; единственным, не имевшим дворянского герба, и единственным из наполеоновских маршалов, принявшим мученическую смерть от разъяренной толпы.
Биография Брюна неоднократно рассматривалась французскими историками и в меньшей мере — отечественными1. Однако основное внимание уделялось преимущественно обстоятельствам его гибели и вопросам реабилитации. Менее изученными темами до сих пор остаются: деятельность Брюна во время Революции; история его отношений с Демуленом, Дантоном и др. революционерами; характеристика профессиональной военной деятельности Брюна; личная жизнь маршала и его времяпровождение во время опалы. Из опубликованных источников о жизни Брюна известен только небольшой сборник с малозначимыми документами, например, касательно его отношений с родственниками и родным городом2.
О предках маршала империи мы знаем очень немного. Даже неизвестен род занятий его деда Жана Брюна (Brune), кроме того факта, что в Лимузене семья принадлежала к богатой буржуазии. Отец будущего маршала Этьен Брюн (1715—?) работал адвокатом парламента в Брив-ла-Гайард провинции Лимузен (совр. департамент Коррез) и одновременно исполнял должность королевского прокурора в том же городе. В 1755 г. Этьен женился на Жанне (?—1765), дочери незнатного дворянина де Вьельбан, служившего вместе со своим братом во французской Королевской гвардии. В семье Этьена и Жанны было двое детей — Маргарита и будущий маршал, родившийся 13 марта 1763 г. (дом с соответствующей памятной доской сохранился до сегодняшних дней). Гийом был ровесником Ж.-Б.-Ж. Бернадота и Ю. А. Понятовского (первый был старше на четыре месяца, второй — на шесть дней). Крестный отец Брюна был уважаемым человеком в Бриве, крестная мать принадлежала к знатному дворянскому роду. Ничто в жизни Брюна не выдавало будущего приверженца идей Революции.
Гийом-Мари-Анн Брюн родился, как тогда говорили, с «бархатной судейской шапочкой на голове»3: его отец и все ближайшие родственники будущего маршала по отцовской линии в большинстве являлись судейскими чиновниками. Поэтому Брюну-младшему была уготована должность в магистратуре или профессия адвоката. Получив классическое образование в бривском коллеже Священноучителей (сегодня в этом здании расположены органы городского самоуправления), в 1783 г. Брюн уехал в Париж для изучения права в Коллеж де Франс. Однако он не намеревался идти по стопам отца — предоставленный самому себе, с отцовскими деньгами юноша не устоял перед соблазнами столичной жизни. Брюн-младший предпочитал посещать не учебное заведение, а кафе и игорные дома.
В Париже он пытался реализовать свои скрытые таланты; например, посещал литературный салон мадам Дюплесси. Чтобы заработать себе на жизнь, Брюн нанялся в качестве рабочего в типографию Н. де Боневиля, который его вскорости уволил. Возможно, работа у Боневиля оказала определенное влияние на Брюна, ибо хозяин типографии был масоном, одним из тех, кто в начале июля 1789 г. призывал штурмовать Бастилию, и хорошо знал отца-основателя США Т. Пейна. В процессе работы у Брюна возникло честолюбивое желание создать собственный литературный труд: он написал и опубликовал в 25 лет 190-страничное художественное произведение в стихах и прозе «Живописное и сентиментальное путешествие по западным провинциям Франции»4. Эта работа не привлекла большого внимания читателей, зато автор приобрел полезные знакомства в прессе. Возможно, именно в этот период Брюн и познакомился с Демуленом, Дантоном и другими будущими знаменитыми деятелями Революции — Ж.-П. Маратом, Л.-М.-С. Фрероном, Ф.-Ф.-Н. Фабром д’Эглантином, М. Робеспьером и, возможно, с О.-Г.-Р. Мирабо. По другим сведениям, Брюн узнал Демулена через Люсиль Дюплесси, дочь хозяйки литературного салона, будущей мадам Демулен, чей портрет, точнее карандашный набросок, он написал приблизительно в 1788 г., не показав мужественность Люсиль, как это было принято5.
Не позднее 1788 г. Брюн женился, вопреки мнению отца, на Анжелике-Николь Пьер (1765—1829), полировщице металла (некоторые называли ее прачкой), на три года младше себя, «простой и доброй»6 (брачный контракт они подписали только 2 сентября 1795 г.). Как и Брюн, в Париже она была приезжей — из г. Арпажон, провинции Иль-де-Франс, но, в отличие от Брюна, происходила из бедной семьи. У мадемуазель Пьер был, как минимум, один брат, потомком которого являлся автор нескольких биографических работ о маршале, полковник П.-П. Вермейль де Коншар (1837—1936). Герцогиня Л. д’Абрантес, хорошо знавшая супругов, вспоминала: «Маршал был признателен супруге за их семейное счастье и уютный домашний очаг; она, в свою очередь, относилась к нему со всей нежностью любящего женского сердца»7. Детей супруги никогда не имели (как и Мармоны и Серюрье, но Серюрье имели внуков от приемной дочери). Маршальша Брюн воспитала двух приемных девочек, которые, вероятно, не были официально удочерены. Они вышли замуж, и их дальнейшая судьба неизвестна8.
Великую Французскую революцию Брюн воспринял с огромной радостью, в соответствии с пылкостью 26-летнего возраста и, вероятно, как величайшую надежду на положительное изменение своей жизни и реализацию его политических идей преобразования окружающего мира. Одним из первых, как и полагалось истинному патриоту, он записался в парижскую Национальную гвардию и был выбран капитаном гренадер, но не ощутил в себе призвания к военному ремеслу. Копируя деятельность друга Демулена, Брюн отдался целиком новому модному занятию — изданию книг и газет.
Издательское дело увлекло Брюна, и он стал основателем и главным редактором вышедшей 15 сентября 1789 г. ежедневной 8-страничной газеты «Исторический сборник», сменившей в течение недели несколько названий. Первоначально тематика газеты была неоригинальной для эпохи: она публиковала так называемые общественные слухи, скабрезные анекдоты о королеве Марии-Антуанетте и дофине Людовике, предостерегала о заговорах против Революции и осуждала «аристократов».
С 1 ноября 1789 г. у газеты Брюна появился совладелец, некий Ж.-Л. Готье де Сионне, журналист правых взглядов, а затем — роялист Ф. Журньяк де Сен-Меар, после чего тематика издания резко изменилась. Брюн, ярый сторонник революционных преобразований, вступил с ними в конфликт, в результате которого ушел из газеты, не пользовавшейся большим успехом. С 16 декабря того же года Готье стал единственным владельцем газеты до ее закрытия 10 августа 1792 г.; при новом издателе и главном редакторе газета стала называться «Малый Готье»9. Брюн не опускал руки: в 1790 г. он опубликовал некую 16-страничную работу о горнорудном деле10 и стал основателем второй газеты — «Пробуждение, или Парижская газета». Неудача постигла его и здесь: он смог издать только четырнадцать номеров (с 16 февраля по март 1790 г.).
Пробы в журналистике и издательском деле не принесли Брюну ни денег, ни славы, и он сменил пристрастия, целиком отдавшись политике. Вместе с Дантоном, Маратом и Демуленом он способствовал созданию в апреле 1790 г. клуба Кордельеров (иногда Брюна, справедливо или нет, называли верной тенью Дантона11). В следующем году Брюн отметился в одном из ярких событий Революции — в июне 1791 г. вместе с Дантоном и Демуленом он вошел в число разработчиков петиции, призывавшей не подчиняться незаконной власти короля-изменника. 15 июля прошло знаменитое совещание в доме Дантона в узком кругу единомышленников, где присутствовал и будущий маршал, и где обсуждались возможности свержения монархии и установления республики. По информации свидетеля, Брюн в тот день держал крайне антимонархические речи и на возражение, что «добрые граждане не вооружены», воскликнул: «И у республиканцев штыки найдутся!»12
17 июля на Марсовом поле, по призыву клуба Кордельеров, собрались многие тысячи парижан, чтобы поставить подписи под петицией, но Дантон с друзьями, вероятно, и Брюном, в силу политических причин, не явился на поле, где безоружная демонстрация была расстреляна Национальной гвардией, после чего началось судебное преследование авторов петиции и организаторов демонстрации. Брюна арестовали в ночь с 9 на 10 августа; Дантону и Демулену удалось бежать. Однако 30 августа Брюна выпустили на свободу — судя по всему благодаря вмешательству его влиятельных друзей.
Возможно, политический дебют оказал серьезное влияние на становление личности будущего маршала, и он, не найдя вдохновения ни в журналистике, ни в издательском деле, ни в политике, решил вернуться к военному делу, значимость которого в своей жизни в качестве капитана гренадер парижской Национальной гвардии он пока не сумел или, скорее всего, не успел осознать. К удивлению многих Брюн увлекся новой профессией.
В октябре 1791 г. 28-летний Брюн записался во 2-й батальон Сен-Уазских волонтеров (батальон родного департамента его жены), входивший в состав Рейнской армии под командованием генерала Ф.-К. Келлермана, будущего наполеоновского маршала, и 18-го стал батальонным адъютантом, хотя его офицерский чин остался неизвестным. На этом посту Брюн занимался реквизицией лошадей и повозок для армейских нужд, о чем маршал О.-Ф.-Л. де Вьес де Мармон, недоброжелательно настроенный к окружающим, рассказывал: «Поскольку в эту эпоху предпочтение отдавалось самым суровым и жестоким мерам, Брюну приказывали добывать лошадей прямо на улице, останавливая повозки и тут же распрягая их. Чтобы придать подобного рода мерам вид законности, Брюна назначили батальонным адъютантом. Теперь представьте, как Брюн, высокий мужчина, с огромными ручищами, перегораживал бульвары и отнимал лошадей у их хозяев. Таковы были его первые воинские подвиги...»13
В течение долгих месяцев Брюн, вероятно, не принимал никакого участия в боях. Он вернулся в Париж 5 сентября 1792 г., спустя менее месяца после свержения монархии, за пару дней до своего назначения в Военное министерство, где он, вероятно, по настоянию Дантона, стал главным комиссаром по военным перевозкам, и пару дней спустя после того, как была обезглавлена М. Т. Л. Савойская, принцесса де Ламбаль, в убийстве которой авиньонцы обвиняли Брюна в день его смерти. Критики Брюна утверждали, во-первых, что, если он не участвовал в убийстве принцессы, он вполне мог участвовать в других сентябрьских убийствах, произошедших после 3 сентября (например, в версальской резне 9 сентября). Во-вторых, они сомневались, что Брюн мог прибыть в Париж 5 сентября из селения Родемак, которое на тот момент в течение свыше месяца удерживали пруссаки14.
Боевое крещение Брюн, вероятно, получил в Бельгии 6 ноября 1792 г. в одном из самых знаменитых сражений «войн за свободу» — при Жемаппе. Затем он участвовал в неудачном для французов сражении при Неервиндене, после которого успешно восстановил дисциплину в павших духом воинских частях. Под командованием будущего наполеоновского маршала Ж.-Б. Журдана Брюн сражался и при Гондшооте (Ондскоте, Гондскоте).
В июле 1793 г. Брюн впервые отправился воевать против мятежников внутри Франции в качестве начальника штаба и командующего авангардом «Прибрежной Шербургской армии» и способствовал победе при Брекуре над бретонскими федералистами (поднявшимися против столичного статуса Парижа) под командованием генерала Ж.-Ж. Пюизе, когда мятежники разбежались при первых же артиллерийских залпах. Спустя месяц, 18 августа, 30-летний Брюн получил эполеты бригадного генерала, в один год с восемью будущими маршалами.
С декабря 1793 г. по апрель 1795 г. генерал служил в Военном комитете Конвента и 17-м военном округе (Париж). Именно в этот период жизнь Брюна находилась под серьезной угрозой — в марте 1793 г. был арестован Дантон с единомышленниками. Но Брюна никто не арестовывал, что говорит либо о его небывалой изворотливости, либо о положительном отношении к нему Робеспьера, ибо на гильотине оказались те, кого Брюн хорошо знал: Дантон, Демулен и Фабр д’Эглантин. Когда Робеспьер сменил Дантона на эшафоте, Брюн опять же остался не только в стороне, но и на свободе. Судьба явно благоволила ему.
Точная дата встречи Брюна с Бонапартом неизвестна, но, скорее всего, она состоялась незадолго до подавления мятежа 13 вандемьера IV года Республики (5 октября 1795 г.) в Париже, где бригадный генерал Брюн действовал под его командованием, проявив в полной мере твердость и беспощадность, без колебаний применив против мятежников артиллерию. Возможно, в этот период или немногим ранее Брюн приобрел нового покровителя в лице П.-Ф.-Ж. Барраса.
После успехов в подавлении протестов внутри страны, в сентябре 1796 г. Брюн продолжил боевую службу под началом Бонапарта в «Италийской армии». Под его руководством, командуя бригадой в составе дивизии А. Массены, Брюн участвовал в знаменитых Итальянских кампаниях 1796—1797 гг., где неоднократно доказал мужество и храбрость в сражениях при Арколе, Риволи, осаде Мантуи. 13 января 1797 г. Бонапарт написал Жозефине: «Мундир генерала Брюна пули пронзили семь раз, даже не оцарапав его. Вот что значит быть счастливчиком!»15 Через три месяца, в день подписания Леобенского перемирия, Бонапарт отметил заслуги 34-летнего Брюна, присвоив ему 17 апреля 1797 г. самый высший чин во французской республиканской армии — дивизионного генерала. Утверждение чина Директорией состоялось 7 ноября того же года.
В том же году генерал Дезе, ближайший сподвижник Бонапарта, характеризовал Брюна так: «Брюн — бригадный генерал, тридцати трех лет от роду, достаточно высокий мужчина, с черными волосами, продолговатым, немного узким внизу лицом цвета, как у желтушного больного, с большими черными глазами... Смелый, умный, особенно в области штабной работы». Хорошо знавшие Брюна Демулен и Дантон называли его «гигантом» («Patagon»), намекая на его рост, а герцогиня Абрантес уверяла читателей в элегантной внешности Брюна. Адъютант маршала Ж. Вижье говорил о «радушии его манер и доброте его сердца, навсегда привязывавшего к нему людей»16. Мармон соглашался с Вижье, но в целом отзывался о маршале отрицательно: «Голова Брюна напоминала библиотеку с плохо расставленными книгами... Счастье ему благоприятствовало в течение всей карьеры: без таланта, без храбрости, без дарований и без военного образования, он связал свое имя с довольно громкими успехами». Французский драматург и баснописец А.-В. Арно, лично знавший Брюна, уверенно говорил о его образованности, способности декламировать по памяти Горация, видя в нем не лишенного «тщеславия человека, но простого и скромного»17.
В январе 1798 г. Директория, скорее всего по инициативе Барраса, перевела Брюна на пост командира Гельветическим обсервационным корпусом на границе со Швейцарией. Скорее всего, причиной для оставления Брюна во Франции послужило намерение Барраса иметь при себе проверенного и решительного генерала на непредвиденный политический случай.
Желая полностью подчинить швейцарские кантоны, Париж решил учредить вместо Швейцарской конфедерации очередную «дочернюю республику» и доверил Брюну выполнение этой миссии. В рамках исполнения ответственной задачи Брюн проявил хитрость и гибкость: в ожидании подкреплений он вступил в затяжные переговоры с Берном, а после прибытия войск легко выполнил предписания Парижа: 2 марта он начал боевые действия, а уже 5-го вошел в капитулировавший перед французами Берн, даже не пытавшийся создать видимость сопротивления. В качестве трофеев Брюну достались огромные арсеналы и продовольственные склады и, самое главное, — семь миллионов франков, из которых часть пошла на финансирование Египетского похода Бонапарта, как и четыре миллиона франков контрибуции. Брюн, вероятно окрыленный успехом, попытался было реализовать собственные политические амбиции, подражая Бонапарту, создавшему в июне 1797 г. Цизальпинскую республику со столицей в Милане: 16 марта Брюн объявил о намерении создать на территории Швейцарии три самостоятельных де-юре республики: Тельговию (страна Вильгельма Телля), Гельвецию и Роданию (Роданус — латинское наименование реки Рона). Через четыре дня Директория выразила живейший протест Брюну и, опираясь на недовольство проектом местного населения, оставила Швейцарию как единое целое18.
Начало войны второй коалиции (1798—1801) Брюн встретил на посту командующего «Италийской армии», располагавшейся в Северной Италии, в частности, на территории Цизальпинской республики, в которой парижская Директория решила провести конституционные преобразования с целью утверждения своей власти. Выполняя предписания Барраса, Брюн произвел государственный переворот19. В ночь на 18 октября он приказал трем директорам из пяти (в республике, как и во Франции, существовала Директория) и нескольким десяткам депутатов уйти в отставку, заменив всех на итальянских якобинцев, прямо, как 18 фрюктидора V года Республики (4 сентября 1797 г.) в Париже Бонапарт руками генерала Ожеро сместил и арестовал двух директоров. В результате в Милане к власти пришли местные республиканцы, что напугало Париж, принявшего радикальное решение: Директория аннулировала изменения, введенные Брюном и Фуше, отозвала их обоих и восстановила изгнанных директоров и депутатов.
Брюна отправили в противоположном направлении, на север, в Батавскую республику, где с 8 января 1799 г. он возглавил немногочисленную голландско-французскую «Батавскую армию» (30—35 тыс. чел.). По мнению Барраса, генерала отправили в Голландию не столько в опалу, сколько желая на деле проверить его полководческие способности20. Вряд ли Брюн мог подозревать, что во главе этой армии он спасет Францию.
Генерал оказался на новом посту в один из важнейших моментов существования страны. Во второй половине 1799 г. началось новое наступление на республику: с севера и юга. Пока на юге французы уходили к Альпам, оставляя позиции в Италии австро-русским войскам генерал-фельдмаршала А. В. Суворова, а Бонапарт находился в отрезанном от Франции Египте, Брюн пытался спасти родину на северных ее границах. Франция опять, как в 1792 г., стояла на грани гибели.
27 августа на территорию Батавской республики, с целью ее захвата, начал высаживаться экспедиционный корпус англо-русских войск (всего 40—45 тыс. чел.) под командованием брата английского короля герцога Йоркского. Начало кампании не предвещало Брюну ничего хорошего: сразу же при высадке первых частей неприятеля голландцы оставили важный пункт, и весь их флот без единого выстрела спустил флаги.
19 сентября англо-русские войска атаковали французов при селении Берген, но из-за неорганизованности своего командования наступавшие потерпели неудачу. Хотя противники к концу сражения оказались там же, где и до начала боевых действий, и понесли приблизительно равные потери, французы имели больше шансов праздновать победу, поскольку в плен к Брюну попал командующий русскими войсками генерал-лейтенант И. И. Герман, что нанесло сильный удар по боевому духу русских войск. 2 октября, при Алькмааре (второе сражение при Бергене), стороны к вечеру вновь остались на прежних позициях, но ночью Брюн, опасаясь обхода, тайно отвел войска на заранее подготовленные позиции.
Несмотря на достигнутые успехи, положение экспедиционного корпуса оказалось более чем сложное: сопротивление Брюна, регулярно получавшего подкрепления и активно усиливавшего оборонительные позиции, не ослабевало; население оказалось на стороне французов. Напротив, англо-русские силы потеряли почти половину личного состава не столько убитыми и ранеными, сколько в силу быстро распространявшихся болезней; обеспечение войск питанием, боеприпасами находилось на критической отметке21.
6 октября произошло третье (и последнее) сражение — у Бакума (Кастрикума), где союзники, сохраняя стратегическую инициативу, вновь атаковали Брюна. В свою очередь, Брюн, воспользовавшись медлительностью нападавших, провел удачную контратаку сначала против русских войск, затем против английских, и только благодаря упорству и стойкости русских войск французам не удалось одержать победу. Брюн опять оставил позиции. Однако союзники не имели больше сил для развития успеха и в ночь на 8 октября отступили, бросив больных и раненых. В конце октября командующий английскими войсками Р. Эберкромби с грустью свидетельствовал: «Меня не надо было убеждать в достижении успеха в Голландии, как бессмысленно убеждать человека в отсутствии чего-либо»22.
Серьезные разногласия между русским и английским военным командованием вкупе с резким уменьшением боевого состава привели к краху экспедиции. Не ожидая повелений из Лондона, герцог Йоркский вступил в переговоры с Брюном, и 18 октября 1799 г. в Алькмаар стороны подписали соглашение о прекращении военных действий и эвакуации союзников из пределов Батавской республики. 22 ноября Брюн с гордостью сообщил военному министру Л.-А. Бертье: «Англо-русские войска полностью очистили территорию Батавской республики»23. Но голландский флот Брюну вернуть не удалось.
Победа в Голландии имела большое значение и потому, что на юге 25—26 сентября командующий Дунайской и Гельветической армиями дивизионный генерал Массена нанес поражение у Цюриха войскам коалиции под командованием генерала от инфантерии А. М. Римского-Корсакова. Возможность угрозы вторжения во Францию резко ослабла.
В честь победы Брюн получил от правительства комплект почетного оружия (пара пистолетов системы Н.-Н. Буте и сабля); одну из парижских улиц назвали Гельдерской (на этой улице в доме двадцать семь, жил герой А. Дюма «Монте-Кристо» Фернан де Морсер), а Законодательный корпус Батавской республики преподнес победителю почетную саблю.
Наполеон высоко оценивал деятельность Брюна в Голландской кампании и на Св. Елене расточал похвалы маршалу: «Брюн был провозглашен “Спасителем Батавской республики”... Он не просто спас Голландию — он спас Францию от иноземного нашествия»24. Военный теоретик А.-А. Жомини также хвалил действия Брюна, упрекнув его только в отсутствии воли при обсуждении вопроса о возвращении батавского флота25. Можно отметить, что, хотя Брюну не удалось одержать значимой победы на поле боя и вернуть флот, генерал сумел оказать достойное сопротивление численно превосходившему противнику и организовать эффективную, активную оборону.
Уходивший 1799 год был отмечен не только победами Массены и Брюна, но и знаковым событием в истории Франции — приходом к власти 9—10 ноября Бонапарта. С какими чувствами Брюн отнесся к возвышению Бонапарта, не очень ясно. Возможно, Брюн даже завидовал его карьере26, как, например, Ожеро. По крайней мере, из-за «миланского дела» Брюн вряд ли сожалел о кончине Директории.
После прихода к власти Первому консулу Бонапарту достались внутренние и внешние проблемы Франции. В частности, продолжавшаяся война на западе страны, на территории бывшей провинции Бретань, где к 1800 г. все еще действовали шуаны, а в районах соседней Нормандии — вандейцы. Начало нового витка вооруженного сопротивления, по-прежнему усиленно поощряемого Лондоном, пришлось на 1799 г. — год наивысшего противостояния Франции и Европы. В ходе боевых действий (до 18 брюмера) командующему республиканской «Английской армии» генералу Г.-М.-Т. д’Эдувилю удалось начать успешные переговоры с мятежниками.
После прихода к власти Бонапарта и провозглашения им политики достижения мира с восставшими мнения последних разделились: часть их, уставшая от войны, соглашалась на условия Парижа, другая готовилась продолжать боевые действия, рассчитывая не столько на поддержку местного населения, сколько на английских военных, эмигрантов и даже русские войска27.
Для подавления сопротивления мятежников Бонапарт назначил 14 января 1800 г. командующим «Западной армией» (бывшая «Английская армия») победителя англо-русской экспедиции, прибывшего в департамент Морбиан, где вооруженное сопротивление возглавляли живые легенды шуанов Ж. Кадудаль и А.-К.-М. Пике де Буаги, не считая других командиров. Четыре дня спустя, благодаря дипломатии Эдувиля, все вандейские главари подписали Монфоконский мир, но Бонапарт выказал недовольство его условиями и даже не направил в адрес Эдувиля никаких соответствовавших случаю слов благодарности28.
31 января Брюн издал прокламацию на французском и бретонском языках в адрес населения, шуанов, священников, призывая сложить оружие и обвиняя в братоубийственной войне Англию, которая, бесстыдно обманывая доверчивых бретонцев, «вручила им оружие для братоубийственной войны»29. Одновременно Брюн занялся налаживанием обеспечения войск, обращая особое внимание на вопросы поддержания дисциплины, предупреждая солдат о неминуемой ответственности за причиненные гражданскому населению злодеяний под лозунгом «без дисциплины нет ни армии, ни славы»30.
11 февраля произошло историческое событие — в замке Борегар враждовавшие стороны достигли компромисса: Кадудаль обязывался прекратить вооруженную борьбу против Парижа на подконтрольной ему территории в обмен на восстановление религиозных прав, государственную защиту священников, амнистию шуанам и обеспечение неприкосновенности собственности гражданского населения. Правда, жесткость Брюна чуть было все не испортила: он заставил население содержать войска за собственный счет и дерзко вмешивался в полномочия гражданской администрации, вызвав сильное недовольство вчерашних шуанов31.
Борегардский мир биографы Брюна оценивают высоко, ибо он положил конец войнам против шуанов, длившимся с 1792 года. Фактически так оно и было, но главная причина прекращения сопротивления шуанов крылась не в действиях Брюна, а, во-первых, в общей усталости местного населения от жестокости боевых действий в течение восьми лет; во-вторых, в мудрой политике Первого консула по умиротворению Бретани и Вандеи.
Апологеты Брюна забывают и о третьем, самом главном факторе, повлиявшем на прекращение сопротивления бретонцев, — о роли Эдувиля, во многом подготовившего почву для победы Брюна. Брюн прибыл в Морбиан уже после заключения важного для Парижа Монфоконского мира, фактически остановившего войну шуанов, руководители которых предпочитали общаться, как и раньше, с Эдувилем, занявшим при Брюне пост начальника штаба32.
В августе Бонапарт назначил Брюна командующим «Италийской армии» вместо Массены. Это назначение явно свидетельствовало о доверии Бонапарта, поскольку Массену сняли за злоупотребление должностным положением в корыстных целях, и именно Брюну предстояло завершить начатое Бонапартом в Италии после блестящей победы при Маренго. С другой, Брюну поручался второстепенный фронт, поскольку главный удар должен был нанести командующий Рейнской и Гельветической армиями генерал Ж.-В.-М. Моро.
К концу 1800 г. войска враждовавших сторон стояли по обе стороны реки Минчо: австрийская армия под командованием генерала Г. Й. И. Беллегарда (90 тыс. чел., включая гарнизоны крепостей) — на левом берегу, Брюн (56 тыс. чел.) — на противоположном. Перед переправой через Минчо он забыл предупредить об изменении срока начала действий командующего войсками правого фланга генерала П.-А. Дюпона33, который с трудом отстоял переправу 25 декабря и спас Брюна от более чем вероятной катастрофы. Наполеон жестко упрекал Брюна за его поведение: «...исправить ошибки главнокомандующего и его помощников, проистекавшие из их безрассудных амбиций, смогли только жизни бесстрашных французских солдат. Главнокомандующий, штаб-квартира которого находилась в двух лье (8—10 км. — М. Ч.) от места сражения, предоставил правому крылу, которое, как он знал, находилось уже на левом берегу, биться один на один с австрийцами, не имея возможности ничем помочь ему. Подобное поведение не нуждается в комментариях»34.
Хотя Итальянскую кампанию Брюн выиграл, Бонапарт в изложении генерала Ш.-Т. де Монтолона на Св. Елене высказался в адрес командующего «Италийской армии» весьма критически: «Итальянская кампания доказала ограниченность способностей Брюна, и Первый консул больше не использовал его на ответственных постах»35. Во время всей кампании Брюну изначально повезло, что Беллегард предоставил французам инициативу, отказавшись от разработки собственных наступательных планов. В любом случае, победа была налицо, и заключение Люневильского мира между Парижем и Веной принесло Брюну очередные награды: Брешиа преподнесла ему почетную саблю, а Турин поставил мраморный бюст.
В послевоенный период Брюну выпала возможность получить всемирную известность. Его друг генерал T.-А. Дави де Лапайетери 25 июля 1802 г. предложил ему стать крестным отцом своего сына: «Вчера утром моя жена родила сильного малыша, весом девять фунтов и ростом 18 дюймов... А ты знаешь, какая у меня для тебя потрясающая новость? Я хочу, чтобы именно ты стал бы крестным отцом моего ребенка!». Через четыре дня Брюн ответил: «Друг мой, есть одно предубеждение, которое мешает мне выполнить твою просьбу. Я уже пять раз был крестным отцом, и пять раз мои крестники умирали... После смерти последнего из них я дал себе зарок больше никогда не становиться крестным отцом»36. Несколько десятилетий спустя несостоявшийся крестник Брюна впишет свое имя золотыми буквами в мировую литературу — его сын Дави де Лапайетери, с 1786 г. взявший себе фамилию матери Дюма, стал писателем мирового значения под именем Александр Дюма-отец.
11 сентября 1802 г. Первый консул сменил амплуа Брюна, назначив генерала послом в Турцию, отношения с которой к 1802 г. из-за вторжения Бонапарта в Египет уже были урегулированы. С одной стороны, причина избрания Брюна крылась в славе генерала как победителя русских, англичан и австрийцев, не участвовавшего в бонапартовском Египетском походе, чтобы Брюн своим присутствием не напоминал султану Селиму III о прошлом конфликте. С другой стороны, учитывая назначение Ланна в ноябре того же года послом в Португалию, Бонапарт явно стремился удалить от Парижа обоих завзятых республиканцев, особенно столь одиозную личность, как Брюн. Провозглашение Империи состоялось без них. Вероятно, именно данное обстоятельство было превалирующим, ибо Бонапарт не мог не понимать, что при монархическом престоле имидж генерала-якобинца мог сказаться отрицательным образом на престиже Франции, как и его присутствие среди послов Петербурга, Вены и Лондона.
Итоги миссии Брюна, встретившего в Стамбуле свое 40-летие, оказались неоднозначными37. С одной стороны, он поддержал престиж Франции, добился выхода французских торговых кораблей в Черное море, и именно Брюн наладил первые дипломатические контакты Франции с Персией. С другой, он не выполнил предписания об обеспечении выплат компенсаций Парижу за изъятую Стамбулом во время войны с Францией собственность, неуверенно действовал во время разрыва с Англией после Амьенского мира, проиграл схватку за признание Наполеона императором.
Именно в Стамбуле 41-летний Брюн узнал о присвоении ему маршальского жезла — несмотря на его республиканское прошлое и взгляды, Наполеон не имел никакого права проигнорировать его победу в 1799 г., но назначил его лишь девятым среди шестнадцати в так называемом первом списке маршалов. Девятым Брюн оказался среди всех маршалов и по возрасту, в котором получил маршальский жезл. Однако нельзя забывать и о возможном (дополнительном) желании Наполеона повысить статус посла в Турции.
Судя по всему, Брюн остался верен Революции: он никогда не стремился к титулам и вместе с десятком других маршалов не получил ни единой должности при императорском дворе. Правда, 2 июня 1815 г. Наполеон возвел Брюна в пэры Франции и сан графа, но ipso facto (явочным порядком), то есть маршал не получил ни герба, ни соответствовавших документов. С другой стороны, Баррас сомневался в истинной приверженности Брюна республиканизму, полагая, что ореол пылкого республиканца маршалу создала дружба с Демуленом и Дантоном, факт которой использовали недоброжелатели Брюна38.
Вернувшись во Францию, избравшую императора, бывший кордельер и якобинец Брюн, оказавшись словно чужой в «маршальском списке», исполнил тяжелую для себя обязанность принесения присяги на верность монарху в качестве маршала Первой империи. По мнению генерала П.-Ш. Тьебо, известного уничижительным отношением ко всем, с кем ему приходилось общаться, «костыль Брюну пошел бы лучше, чем маршальский жезл, слишком короткий для его роста и слишком тяжелый для его руки»39.
Брюн получал знаки признательности от Первого консула и императора. Он был награжден орденом Почетного легиона — крестом шевалье (1803), Большим офицерским крестом (1804), Большим крестом (1805) и стал кавалером двух иностранных орденов: Итальянского королевства — крест командора ордена Железной короны (1806) — и Неаполитанского королевства — большой крест ордена Обеих Сицилий (вероятно, в период Ста дней). Первая реставрация принесла Брюну крест шевалье ордена Св. Людовика.
После провозглашения Франции Империей широкомасштабная подготовка Наполеона к высадке в Англии не оставила маршала без дела. С сентября 1805 г. Брюн возглавил Булонский военный лагерь, где занимался строительством укреплений, формированием и обучением моряков для действий на суше, одновременно контролируя границу с Батавской республикой. Однако Наполеон, помня об участии Брюна в Итальянской кампании 1800 г., не взял его в Австрийскую кампанию 1805 г., как и четверых маршалов: Журдана, Ф.-Ж. Лефевра, Массену и Монсея. Впрочем, Журдан и Массена в 1805 г. воевали в Италии, Лефевр командовал частями Национальной гвардии, а Монсей возглавлял жандармерию.
Во время Прусской кампании 1806 г. Наполеон 15 декабря назначил Брюна генерал-губернатором Ганзейских городов (Гамбург, Любек, Бремен). На этом посту Брюн решал одну из самых насущных задач Франции и Наполеона — обеспечение эффективной деятельности Континентальной блокады.
Вновь на посту командующего войсками Брюн оказался спустя четыре месяца, 29 апреля 1807 г., когда император поставил его вместо Мортье командиром Обсервационного корпуса. Мортье, не завершив осаду мощной крепости Штральзунд и важного острова Рюген, подписал в Шлаткове 18 апреля перемирие и был отозван Наполеоном на осаду Кольберга.
15 мая шведский генерал Х. Х. фон Эссен известил Брюна об отказе короля Швеции Густава IV ратифицировать перемирие на французских условиях. Для урегулирования спора Эссен 3 июня пригласил Брюна на встречу с королем40.
4 июня произошла историческая встреча маршала и Густава. Переговоры шли за закрытыми дверями, без свидетелей. Сопровождавший маршала очевидец — батальонный командир инженерных войск Л. Лежён — вспоминал: «...маршал вышел из-за дверей бледный, серьезный и явно скрывающий гнев... Усевшись вместе с маршалом в карету, я услышал от него то, что произошло, и что я должен был передать императору: Густав, хотя был неоднократно разбит войсками маршала, предложил ему повернуть оружие против Франции вместе с войсками союзников во имя победы Людовика XVIII»41. Переговоры были прерваны.
С другой стороны, шведский штаб-офицер Ш. Ж. Б. Сюрамен, хорошо знавший Густава IV, но не присутствовавший на аудиенции короля с Брюном, сомневался в самом факте переговоров о возможном переходе маршала на сторону Людовика XVIII и, кроме того, обвинял маршала в том, что он, как только услышал тему беседы, сразу же не прервал ее и не ушел, тем более, что она выходила за рамки оговоренной заранее повестки дня переговоров, и условия, в которых они протекали, вполне позволяли Брюну хлопнуть дверью42.
3 июля Густав денонсировал перемирие, но успех сопутствовал Брюну: 20 августа Штральзунд капитулировал, и Брюну достались 400 пушек и огромное количество провианта и боеприпасов. 7 сентября в Штральзунде маршал подписал договор, по которому остров Рюген достался французам без единого выстрела, а шведский флот уходил в свои воды.
Хотя Брюн победоносно завершил Померанскую кампанию, 27 октября 1807 г. император подверг его критике, отправив из армии с сохранением маршальского жезла. Как известно, причин для этого были две.
Во-первых, Наполеон оказался недоволен условиями капитуляции: в тексте конвенции, заключенной с противником, маршал позволил себе написать дважды «французская армия» вместо «армия его величества», и упомянул титул императора как «главнокомандующего армии его императорского величества французов, короля Италии» только один раз, в конце документа43. Взбешенный умалением титулования, Наполеон воскликнул: «Со времен Фарамонда мир не видел ничего подобного!»44 (Фарамонд — король салических франков в V в., мифический предок династии Меровингов).
Во-вторых, Наполеон решил «примерно» наказать маршала за систематическое воровство. Уже в 1798 г. Брюна упрекали в присвоении казенных денег при продаже во время усмирения Бордо осенью 1793 г. нескольких табунов лошадей, предназначавшихся для нужд армии45. Брюна обвиняли в «покупке» перемирия с Берном; в разграблении бернской сокровищницы после взятия города; в воровстве на посту генерал-губернатора Ганзейских городов и т.д. Как говорили во времена Империи, существовала даже поговорка: «грабить по-брюновски»46.
Но можно назвать еще третью и четвертую причины. В качестве третьей, в 1815 г. Наполеон на Св. Елене указал следующую: «Брюн потерял мое уважение из-за его поведения со шведским королем в переговорах о Штральзунде». Четвертую причину указал Вижье, полагавший, что Наполеон наказал маршала за его нежелание нанести полный разгром шведам и, возможно, изменить пробританскую политику шведского престола в пользу Парижа47.
Причины семилетней опалы маршала представляют большой интерес. По первому пункту обвинений можно сказать, что к 1807 г. императору не требовались маршалы, могущие ему служить напоминанием о Революции. Думается, именно поэтому обвинения Наполеона в адрес маршала из-за политически неграмотного составления документа стали не причиной опалы Брюна, а предлогом для его увольнения из армии.
По второму пункту обвинений французский биограф маршала и его апологет Вермейль де Коншар и некоторые другие, менее известные, традиционно говорили о несправедливом отношении Наполеона к Брюну.
Во-первых, Наполеон на Св. Елене, называя Брюна «отважным расхитителем»48, снисходительнее относился к маршалу, чем ранее. Например, Наполеон протестовал против обвинений Брюна в воровстве в Швейцарии: «Брюна несправедливо обвиняли в злоупотреблении должностным положением в Швейцарии, и история воздаст ему справедливость»49.
Во-вторых, генерал Тьебо, открыто обвинявший Массену и Мармона в казнокрадстве, признавал в маршале честность и патриотизм, не упуская случая постоянно ругать Брюна за отсутствие у него военных талантов50.
В-третьих, если Брюн и занимался неблаговидными делишками (скорее всего, он действительно ими занимался), совершенно очевидно, что он не шел ни в какое сравнение со своими беззастенчивыми коллегами. Так, широко известно о легендарном воровстве Массены, «короле Иллирии» «Мармоне I», «фургонах Ожеро», картинной галерее Ж. де Сульта.
Третья и четвертая причины отправки маршала в опалу требуют, безусловно, серьезной научной проработки. Во-первых, насколько имели основания сомнения Наполеона в верности ему Брюну в переговорах с Густавом? Если верить публикации короля 11 августа 1807 г. в шведской официальной «Почтовой и королевской газете» стенограммы переговоров с Брюном, преданность маршалу действительно могла вызвать сомнения51. С другой стороны, подлинность текста остается под вопросом. Во-вторых, Швеция придерживалась строгой пробританской политики, что требовало от Наполеона нанести серьезное поражение Густаву, но Брюн разрешил неприятелю с оружием, боеприпасами и обозами беспрепятственно вернуться на родину.
В любом случае, участие Брюна в наполеоновских кампаниях окончилось. С 1807 по 1815 гг. Брюн не принимал никакого участия в Наполеоновских войнах, проживая в построенном в X в. замке Сен-Жюст-ан-Валь (с 1888 г. Сен-Жюст-Соваж) в департаменте Марна, приобретенном им 2 июня 1797 г., где и встретил два своих юбилея: 45-летие и 50-летие. По данным адъютанта маршала Вижье, Брюн вернулся к гражданской жизни без всякого сожаления, «предав забвению несправедливость двора и блеск своих триумфов, и отказывая во всем правительству, потакавшему деспотизму, противоречившему свободолюбию характера маршала и суровости его принципов»52. Свободное время, по данным самого осведомленного биографа Брюна, маршал проводил в занятиях литературными изысканиями и сельским хозяйством, пытаясь вернуться на военную службу53. Однако никаких воспоминаний он не оставил. Удивительно, что Брюн, начинавший на заре жизни как журналист и издатель, не использовал свободное время для возобновления творчества.
В апреле 1814 г. Брюн незамедлительно поддержал Людовика XVIII после отречения императора, но королевская власть отнеслась к нему, по понятной причине его прошлого, настороженно. Брюна даже не поставили во главе военного округа, как девять из двадцати маршалов. С другой стороны, во времена Реставрации Брюна не третировали, как Л. Н. Даву.
Во время Ста дней 51-летний Брюн перешел на службу к императору. Истинные мотивы возвращения Брюна не очень понятны — он пошел на службу именно к Наполеону или в знак протеста против возрождения Старого порядка? Нельзя не учитывать не только политическое неприятие Брюна дореволюционной монархии, но и личные обиды на Людовика XVIII. Но принял ли Наполеон Брюна на службу только в силу великодушия, в качестве некоей компенсации за «померанскую» опалу? В начале Ста дней император якобы сказал: «Вызовите мне маршала Брюна — это твердый и сильный духом человек, на которого я могу с легкостью рассчитывать»54. Опираясь на последнюю фразу, можно предположить: либо Брюн пришел к Наполеону не добровольно, а по его приказу; либо желание Брюна вернуться на службу совпало с желанием Наполеона вернуть маршала в строй.
В апреле 1815 г. Наполеон назначил Брюна командующим 8-м военным округом и Барским обсервационным корпусом (5,5 тыс. чел). По замыслу императора, Брюн должен был держать в повиновении Прованс и защищать область от возможного вторжения интервентов. Однако Брюн не имел поддержки ни у местных властей, ни у населения, пребывавшего в неопределенности после восстановления Наполеона на престоле. Единственной опорой маршала стали его войска, но их малочисленность не внушала оптимизма в деле удержания порядка, не говоря уже об успешной обороне от австрийцев с суши и англичан с моря. Тем не менее, Брюн принялся активно налаживать жизнь войск. По мнению капитана 1-го ранга Ж. Гривеля, адъютанта морского префекта Тулона, маршал «проявил желание оказаться достойным недавно засвидетельствованного ему доверия Наполеона»55.
24 июня Брюн узнал о поражении при Ватерлоо, оказавшем большое влияние на морально-психологическое состояние офицеров и солдат. После прибытия в Тулон маркиза Ш. Ф. Риффардо-Ривьера, назначенного королем командующим 8-м военным округом, маршал, полностью убедившись в политических изменениях в стране, 26 июля официально сложил с себя полномочия в пользу маркиза.
После отставки Брюну требовалось убыть в Париж для отчета о своих действиях на посту командующего округом и обсервационным корпусом. Первоначально он решил отправиться в столицу морем через Гавр, но получил отказ у англичан. По версии Гривеля, Брюн добровольно отказался от этого, ибо «войска, постоянно возбуждаемые ложными слухами со стороны плебса Тулона, могли заподозрить в отъезде Брюна намерение бросить их на произвол судьбы»56.
В три часа пополудни 1 августа 52-летний Брюн, одетый в гражданское платье, с соответствовавшими документами от Ривьера и от австрийцев, выехал из Тулона в Париж в сопровождении эскорта от 14-го конно-егерского полка. На протяжении пути местное население не жаловало Брюна, например, около Экс-ан-Прованса, где маршалу удалось избежать серьезной опасности для жизни.
Утром 2 августа коляска и одноколка въехали в Авиньон: в коляске находился маршал, в одноколке — два его адъютанта. О последних часах жизни Брюна известно достаточно подробно, за исключением некоторых второстепенных деталей57.
Агрессивно настроенная толпа авиньонцев, помнивших об участии Брюна в революционном терроре, не дала ему выехать из города, и он оказался блокированным на постоялом дворе «Королевский дворец», лишившись помощи адъютантов, которых бунтовщики бросили в подвал под охрану вооруженных часовых. (Адъютантов, ожидавших с минуты на минуту расправы, только вечером того же дня доставили к префекту, благодаря которому им удалось убыть в Лион.)
Оставшись в одиночестве, Брюн был обречен. В комнату к маршалу ворвались несколько человек, пробравшихся через окно в коридоре (по другой версии, маршал сам открыл им дверь). Убийца, оказавшийся за спиной Брюна, выстрелил ему в голову и попал маршалу прямо в сонную артерию. Прибывшие на место трагедии врач и судейский чиновник констатировали смерть и, невзирая на входное отверстие пули в затылке маршала, вынесли вердикт о самоубийстве Брюна, ставший официальной версией его смерти.
Однако даже кончина Брюна не успокоила толпу, не желавшую расходиться. Когда через несколько часов гроб с телом маршала понесли на кладбище, его останки вытащили из гроба и за ноги потащили тело к Роне, где его сбросили в воду; по дороге труп не переставали колоть кинжалами, а когда он оказался в реке, убийцы открыли по нему беспорядочный огонь из ружей и пистолетов.
Рона унесла тело Брюна до окрестностей Тараскона (20 км южнее по прямой линии), и выбросила на берег, где оно, засыпанное речным песком, оставалось около двух месяцев без погребения, пока на останки не обратили внимание случайные прохожие. Некий садовник тайно похоронил Брюна во рву соседнего участка. Ярость против маршала, возбуждаемая глупыми и не имевшими ничего общего с действительностью россказнями, оказалась настолько сильной, что вдове маршала пришлось ждать до 24 декабря 1817 г., то есть два с половиной года, прежде чем получить останки супруга, которые она сохранила в своем замке Сен-Жюст до самой смерти.
Она горько оплакивала мужа, и в память о нем высадила липовую аллею около их «фамильного» замка (в древнегреческой мифологии липа символизировала супружескую любовь). Мадам Абрантес сравнила смерть Брюна с убийством К. Кончини, маршала д’Анкра, произошедшего почти двести лет назад, в апреле 1617 г., во времена Людовика XIII58. Через несколько дней после его смерти парижане вырыли его останки, протащили по всему Парижу, забросали камнями, избили палками, подвесили за ноги к виселице на мосту через Сену, а затем разрубили на куски и сожгли59.
В начале прошлого века французский ученый Э. Бонналь выдвинул версию о преднамеренном убийстве Брюна, главным организатором которого он назвал маркиза Ривьера60. Во-первых, Бонналь обратил внимание на то, что сопровождавший маршала эскорт был снят с Брюна именно накануне прибытия в Авиньон. Приказ об этом мог отдать королевский комиссар, маркиз Ривьер, обладавший на тот момент всей полнотой власти в регионе, а никак не командир полка, имевший славу отважного офицера. Во-вторых, сразу после убийства маршала Ривьер оставил пост командующего 8-м военным округом, и на него посыпались награды: 17 августа, спустя менее двух недель, он стал пэром Франции, 29-го получил чин генерал-лейтенанта; в 1816 и 1819 гг. Ривьер стал кавалером самых престижных орденов Старого порядка. В-третьих, Бонналь привел отрывок из неопубликованной ранее записи Ривьера об аудиенции с королем сразу после прибытия из Тулона в Париж. Ривьер отметил, что Людовик дал поцеловать себе руку и сказал: «Дорогой мой Ривьер, я доволен вами»61.
В течение нескольких лет после смерти маршала, во Франции господствовала официальная точка зрения о его самоубийстве. Вдова Брюна твердо встала на защиту доброй памяти своего мужа и упорно пыталась добиться справедливости, невзирая на многочисленные отказы французской бюрократии. Судебный процесс об убийстве Брюна, открывшийся в Риоме только 13 октября 1819 г., протекал очень медленно. Обвинялись двое: портной Фарж и портовый грузчик Гедон по кличке «Рокфор», но первый к тому моменту скончался, а второй находился в бегах. Однако маршалыыа добилась определенной победы: суд опроверг первоначальное мнение о самоубийстве ее мужа и 5 февраля 1821 г. вынес решение о намеренном убийстве Брюна Гедоном, приговорив «Рокфора» к смертной казни заочно. Однако Гедона так и не нашли, хотя ходили слухи, что его видели на улицах Авиньона. Но кто в действительности произвел роковой выстрел, осталось до конца невыясненным.
Вдова достойно расплатилась по всем судебным издержкам и уединилась от всех. В 19 час. 30 мин. 1 января 1829 г. она скончалась. Следуя ее завещанию, ее и останки супруга были похоронены (3 января) на местном кладбище в Сен-Жюсте в одной могиле, в присутствии двух тысяч человек, включая всех представителей местных гражданских и военных властей. 2 марта того же года местный муниципалитет объявил их захоронение вечным, оплачиваемым за счет казны (по французским законам место могилы необходимо оплачивать; по истечении двух-трех десятков лет, если за это место никто не платит, могилу сносят, а в нее хоронят другого усопшего). Памятник, сохранившийся к 2016 г. на кладбище, был воздвигнут за счет средств капитана бывшей Императорской гвардии Наполеона I.
Франция не забыла о маршале: его имя выгравировано на восточной стороне Триумфальной арки; в честь Брюна названы улицы в Бриве и парижский бульвар в так называемом Маршальском бульварном кольце. На центральной площади родного города маршала, 3 октября 1841 г., в торжественной обстановке, при огромном стечении горожан, была поставлена статуя в его честь, выполненная за счет пожертвований горожан, городских властей и иных лиц, включая маршалов Удино, Г.-Ж.-Ж. Молитора и Н.-Ж. Мезона, а также короля Швеции Карла XIV Юхана (бывшего маршала Бернадота). В 2015 г. Брив почтил 200-летие со дня гибели маршала. Дом в Авиньоне, где размещался постоялый двор «Королевский дворец», находился к 2016 г. в целости и сохранности (в июне 1837 г. Стендаль провел в этом доме одну ночь); о трагических событиях повествует памятная доска.
Не достигнув успеха ни в журналистике, ни в издательском деле, ни в политике, Брюн полностью отдался военному делу. Не имея военного образования, он показал себя хорошим организатором и выиграл все кампании. Однако стоит отметить, что Брюна выручало удивительное везение: в Голландской кампании неприятель отступил в силу неподготовленности к экспедиции, в Итальянской он победил благодаря упорству французских войск во главе с Дюпоном, в Померанской — противник был слишком слаб. Кроме того, Брюну не хватало твердости воли довести начатое до конца: его победы были бы более значимыми, если бы он сумел при заключении перемирий с герцогом Йоркским и Густавом IV настоять на самых выгодных для Франции условиях.
Примечания
1. КУРИЕВ М.М. Маршалы Наполеона: групповой портрет. — Very Important Person. 1991, № 1, с. 60—63; ТРОИЦКИЙ Н.А. Маршалы Наполеона. — Новая и новейшая история. 1993, № 5, с. 174; ШИКАНОВ В.Н. Созвездие Наполеона. М. 2002; BOURGOIN. Esquisse historique sur le Maréchal Brune. T. 1—2. Paris. 1840; MARMOITON. Le Maréchal Brune et la Maréchale Brune. Paris. 1900; VERMEIL DE CONCHARD. Le Maréchal Brune pendant la Première Restauration et les Cent-Jours jusqu’à sa mort. Brive. 1915; EJUSD. Études historiques sur le Maréchal Brune. Brive. 1918; EJUSD. Le Maréchal Brune. Études historiques. Paris. 1935; MAYNÉGRE M. Le Maréchal Brune. Sorgues. 1991; VERGNE M. Le Maréchal Brune: la toge et l’épée. Paris. 1996.
2. VERMEIL de CONCHARD. Correspondance de Brune. Tulle. 1924.
3. CHARDIGNY L. Les Maréchaux de Napoléon. Paris. 1977, p. 54.
4. BRUNE. Voyage pittoresque et sentimental dans plusieurs des provinces occidentals de la France. Paris. 1788. Работа была переиздана в 1802 и 1806 годах.
5. GAUTHEROT G. Les drames de l’échafaud. Camille Desmoulins. — Revue belge. 1924, t. 3, № 4, p. 332; SOBOUL A. Dictionnaire historique de la Révolution française. Paris. 1989, p. 160; CLARETIE J. Camille Desmoulins. Lucie Desmoulins. Paris. 1875, p. 132. В оформлении последней книги использован эскиз Брюна.
6. Цит. по: ABRANTÈS L. d’. Mémoires sur la Restauration. T. 3. Bruxelles. 1836, p. 262.
7. ABRANTÈS L. d’. Op. cit., p. 262. Cp.: THIËBAULT. Mémoires. T. 2. Paris. 1894, p. 113-114.
8. VALYNSEELE J. Les Maréchaux de Premier Empire. Paris. 1957, p. 128—129; VERMEIL de CONCHARD, Correspondance de Brune, p. 52—53.
9. BRUNET J.-CH. Manuel du libraire et de l’amateur de livres. Paris. T. 4. 1839, p. 604—605.
10. SOLAGES de. Observations sur les concessions des mines de charbon de terre. Paris. 1790.
11. Encyclopédie catholique. T. 4. Paris. 1842, p. 502; ALLONVILLE A.F. d’., BEAUCHAMP A. de. Mémoires tirés des papiers d’un homme d’état. T. 5. Paris. 1832, p. 353 (note).
12. Цит. no: MATHIEZ A. Le Club des Cordeliers pendant la crise de Varennes et le massacre de Champs de Mars. Paris. 1910, p. 230. См. также: ESTRÉE P. d’. Le Père Duchesne. Hébert et la Commune de Paris (1792—1794). P. [1909], p. 58.
13. MARMONT. Mémoires du maréchal Marmont, duc de Raguse de 1792 à 1841. T. 2. Paris. 1857, p. 156.
14. Biographie universelle, ancienne et moderne. Supplément. T. 59. Paris. 1835, p. 368, 377-378; ABRANTES L. d` Op. cit., p. 214.
15. Цит. no: VERMEIL de CONCHARD. Notice historique sur le Maréchal Brune. In: Bulletin de la Société scientifique historique et archéologique de la Corrèze. T. 40. Brive. 1918 (janvier-mars), p. 283 (note).
16. Journal de voyage du general Desaix. Suisse et Italie. 1797. Paris. 1907, p. 139; Correspondance inédite de Camille Desmoulins. Paris. 1836, p. 182; ABRANTES L. d` Op. cit., p. 213; VIGIER J. de. Notice sur le Maréchal Brune. — Journal des sciences militaries. 1827, t. 7, p. 135.
17. MARMONT. Op. cit., p. 157; ARNAULT A.V. Souvenirs d’un Sexagénaire. T. 2. Paris. 1833, p. 290-291.
18. Le Moniteur Universel. 1798, № 190, 29.III.1798, p. 757; Genève française (1798—1813). Genève. 1998, p. 171—172, 176—178; DONNET A. La Révolution valaisanne de 1798. T. 2. Lausanne. 1998, p. 54—61.
19. BARRAS P. Mémoires de Barras, membre du Directoire: Le Directoire du 18 Fructidor au 18 Brumaire. T. III. Paris. 1896, p. 276; FOUCHÉ J. Mémoires. T. 1. Paris. 1824, p. 51; SOBOUL. P. Dictionnaire historique de la Révolution française. Paris. 1989, p. 160-161; DUNN-PATTISSON M.A. Napoleon’s Marshals. London. S.d., p. 272; MADELIN L. Fouché. T. 1. Paris. 1901, p. 218; ЕГОРОВ A.A. Фуше. Ростов-на- Дону. 1998, с. 85—87; LEFEBVRE G. La France sous la Directoire. Paris. 1977, p. 631-633.
20. BARRAS P. Op. cit., p. 276.
21. ЕГОРОВ А.И. Конфуз союзного войска. — Родина. 1996, № 6, с. 41; МИЛЮТИН Д.А. История войны России с Францией в царствование Императора Павла I в 1799 году. Т. 5. СПб. 1852, с. 75.
22. ABERCROMBY R. Memoir. Edinburgh. 1861, p. 200, 204. См. также: ANONYM. The Campaign in Holland. 1799. London. 1861, p. 66.
23. Цит. no: GACHOT ÉD. Jourdan en Allemagne et Brune en Hollande. Paris. 1906, p. 310.
24. JOURQUIN J. Dictionnaire des Maréchaux du Premier Empire. Paris. 2001, p. 179; НАПОЛЕОН. Избранные произведения. M. 1956, с. 382.
25. JOMINI. Histoire critique et militaire des guerres de la Révolution T. 12. Paris. 1822, p. 221.
26. Éncyclopédie catholique.., p. 504.
27. CHASSIN CH.L. Les pacifications de l’Ouest (1794-1801-1815). T. 3. Paris. 1899, p. 569; SAGERET É. Morbihan et la chouannerie morbihannaise sous le Consulat. T. 1. Paris. 1911, p. 537.
28. SICOTIERE de la. Louis de Frotté et les insurrections normandes (1793—1832). T. 2. Paris. 1889, p. 404-405.
29. Цит. no: ERLANNING E. La résistance bretonne à Napoléon (1799—1815). Paris. 1986, p. 73.
30. Ibidem.
31. SAGERET É. Op. cit. T. 2. Paris. 1911, p. 54—56.
32. ROBIQUET P. Le général d’Hédouville. Bonaparte et l’abbé Bemier. In: La Révolution française, t. 40 (janvier-juin 1901), p. 552—554; SICOTIERE de la. Op. cit., p. 471—472.
33. Guerres de la Révolution française et du Premier Empire. Paris. T. 7. 1876, p. 233; JOMINI. Op. cit. T. 4. Paris. 1843, p. 330, 333-334.
34. MONTHOLON CH.T. Mémoires pour servir à l’histoire de France, sous Napoléon. T. 2. Paris. 1823, p. 75. См. также: MARMONT. Op. cit., p. 166—167; HEADLEY Napoleon and his Marshals. T. 2. Chicago. 1846, p. 106—107; DUMAS M. Précis des événemens militaires: Campagne de 1801. T. 2. Paris. 1817, p. 249—254; Guerres de la Révolution française.., p. 249, 259.
35. MONTHOLON CH.T. Op. cit., p. 82.
36. Цит. no: GLINEL Ch. Alexandre Dumas et son oeuvre. Paris. 1884, p. 19—20.
37. Correspondance de Napoléon. T. 8. Paris. 1861, p. 69—71; COQUELLE P. L’ambassade du Maréchal Brune à Constantinople (1803—1805). — Revue d’histoire diplomatique. 1904, 18e année, p. 64—66; ALLONVILLE A. d`, BEAUCHAMP A. de. Mémoires tirés des papiers d’un homme d’État. T. 9. Paris. 1825, p. 360—361; MARMOITON. Op. cit., p. 89—90; VINSON D. «Napoléon en Perse»: genèse, perspectives culturelles et littéraires de la mission Gardane (1807—1809). — Revue d’histoire littéraire de la France. 2009, vol. 109, p. 882, 885.
38. BARRAS P. Op. cit., p. 277.
39. THIÉBAULT. Mémoires. T. 3. Paris. 1894, p. 131.
40. Цит. no: VERMEIL de CONCHARD. Entrevue de Schlatkow, en Poméranie, avec le roi de Suède et convention de Stralsund (1807). In: Bulletin de la Société scientifique historique et archéologique de la Corrèze. T. 40. Brive. 1918 (janvier-mars), p. 77.
41. LEJEUNE. De Walmy à Wagram. Paris. 1895, p. 66-67.
42. SUREMAIN. Mémoires. Paris. 1902, p. 82-84.
43. VIGIER J. de. Précis historique de la campagne faite en 1807 dans la Poméranie suédoise. Limoges. 1825, p. 90—92.
44. Цит. no: VERMEIL de CONCHARD. Entrevue de Schlatkow.., p. 86.
45. DANICAN A. Op. cit., p. 5-6.
46. Непереводимая игра слов: фамилия маршала переводится как «сумерки» (brune) и созвучна при произношении слову «туман» (brume). См.: КОЛЕНКУР А. де. Мемуары. Поход Наполеона в Россию. Смоленск. 1991, с. 342; MARMONT. Op. cit., р. 158; STENGLER G. La société française pendant le Consulat. Paris. 1908, p. 158.
47. REGENBOGEN L. Napoléon a dit. Paris. 1998, p. 306; VIGIER J. de. Précis historique.., p. 116-117.
48. Цит. no: JOURQUIN J. Op. cit., p. 179.
49. Цит. no: VERMEIL de CONCHARD. Notice.., p. 285.
50. THIÉBAULT. Mémoires. T. 2. Paris. 1894, p. 35, 102; t. 3, p. 129-131, 362.
51. GEFFROY A. Des intérêts du Nord Scandinave dans la Question d’Orient. — Revue des deux mondes. 1855, t. 11, p. 149—150. См. также: Anecdotes sur Buonaparte et son Gouvernement. Paris. 1814, p. 26—32.
52. VIGIER J. de. Notice.., p. 135.
53. VERMEIL de CONCHARD. Notice historique.., p. 296.
54. Цит. no: VAULABELLE ACH. de. Histoire des deux Restaurations: jusqu’à l’avènement de Louis-Philippe, de janvier 1813 à octobre 1830. T. 4. Paris. 1860, p. 4.
55. GRIVEL. Mémoires. Paris. 1914, p. 369.
56. GRIVEL. Op. cit., p. 387; VIEL-CASTEL L. de. Sir Hudson Lowe et la captivité de Sainte-Hélène. — Revue des deux mondes. 1855, t. 9, p. 299.
57. ABRANTÈS L. d’. Op. cit:, p. 240—259; ANONYME. Le procès des assassins du Maréchal Brune. Riom. 1821; BOURGOIN. Op. cit., t. 2, p. 262—268; LAMBOT. Le Maréchal Brune à Avignon en 1815. Paris, 1840; DUMAS A. Nouvelles impressions (Midi de France). T. 2. Paris. 1841, p. 99—114; ANONYME. Assassinat du Maréchal Brune, suivi du procès Guindon dit Roquefort. Avignon. 1847; SAINT-MARTIN. Le Maréchal Brune à Avignon. Paris. 1878; VERMEIL de CONCHARD. L’assassinat du Maréchal Brune. Episode de la Terreur Blanche. Paris. 1887; MARMOITON. Op. cit., p. 137—145; HOUSSAYE H. 1815. La seconde abdication. La Terreur blanche. Paris. 1905, p. 450— 461; VERMEIL de CONCHARD. Le Maréchal Brune pendant la Première Restauration et les Cent jours jusqu’à sa mort. In: Bulletin de la Société scientifique historique et archéologique de la Corrèze. T. 36. Brive. 1914 (janvier-mars), p. 285—296; BARNOUIN. L’assasinat du maréchal Brune. Melun. 1937; CARLI A. Quelques documents inédits sur l’assassinat du Maréchal Brune. Avignon. 1942; BROUSSE V., GRANDCOING PH. Les grandes affaires criminelles politiques. Paris. 2010, p. 68—71.
58. ABRANTES L. d’. Op. cit., p. 271.
59. Некоторые очевидцы утверждали, что останки Кончини были съедены. См.: ДЖОНС К. Париж. М.-СПб. 2006, с. 251.
60. BONNAL ÉD. Les royalistes contre l’Armée. T. 2. Paris. 1906, p. 25—36; См. также: PELLEPORT. Souvenirs. T. 2. Paris. 1857, p. 142; CASTELLANE. Journal. T. 1. Paris. 1896, p. 309-310; ORLÉANS F.-PH. Souvenirs de 1810 à 1830. Genève. 1993, p. 231.
61. Цит. no: BONNAL ÉD. Op. cit., p. 36.