Тырсенко А. В. На пути к Брюмеру // Вопросы истории. - 2017. - № 12. - С. 74-85.
В работе на основе архивных документов рассматриваются либеральные истоки брюмерианских учреждений. Принимая во внимание формирование идей и политической практики французской либеральной традиции в конце XVIII в., данная тема исследуется в связи с фактами конституционного опыта того времени.
Структура брюмерианских политических институтов на протяжении длительного времени теоретически осмысливалась Эмманюэлем-Жозефом Сийесом и была предложена им после прихода к власти в брюмере VIII г. Наполеона Бонапарта при подготовке Конституции VIII г. (1799 г.) и учреждении режима Консульства (1799—1804 гг.). В публикации речь пойдет об осмыслении Сийесом и близкими ему представителями либеральной мысли некоторых вопросов социально-политического устройства французского общества.
В небольшой рукописи 1770-х гг., озаглавленной «О необходимости откровения», Э.-Ж. Сийес оригинальным образом трактует вопрос о религии и обществе в связи с критическим разбором сочинений католических апологетов — аббатов де Прада и Риба, которые отстаивали тезис о рациональности божественного откровения и происхождения религии.
В центре внимания Сийеса соотношение свободы и необходимости применительно к двум эсхатологическим догматам в католицизме: о бессмертии души и о достаточности и универсальности божественной санкции, определяющей норму поведения людей. Сийес полагал, что разум ведет человека к определенной цели, исходя из отношений человека и Бога. Только разум устанавливает нормативные ограничения поведения людей, санкционируя проступки. Понятие о цели, к которой разум направляет человека, следует из рационалистических представлений об атрибутах Бога1.
Сийес критикует положение о необходимости божественной санкции и предпочитает говорить о ее возможности, как и о возможности религиозного культа, поскольку знание о какой-либо вещи, без знания о способе ее существования, возможно только через отношение к другой вещи или же через представление о ней самой. Возможные способы нормативного ограничения поведения людей открывает только разум.
По Сийесу, аббат де Прад, стремясь приспособить догматы католицизма к духу времени, выводит их происхождение, как и существование божественного откровения, из «света разума». Аббат говорит о том, что изначально вопрос о необходимости откровения не ставится. Конечную же цель он соотносит с установленным Богом религиозным культом, внутренним и внешним. Если подобное утверждение, с которым Сийес соглашается, считать первым принципом, то любовь к Богу выступает в качестве основной части религиозного культа.
Дальнейшие рассуждения аббата де Прада по поводу доказательства бессмертия души и существования божественного откровения Сийес считает поверхностными. Так аббат де Прад утверждает, что Бог наделил людей желанием быть счастливыми, желанием, которое не может быть удовлетворено, если будут установлены пределы счастья. Бог является причиной существования личностного «я» в теле человека. Отсюда аббат де Прад делает вывод о причине любви человека к Богу. Сама же религия, по его мнению, должна быть открыта людям необходимым образом посредством божественного откровения, поскольку они не имеют иной возможности постичь высшие истины своего существования. Правда аббат де Прад выражает сомнение в модальности божественного откровения, считая его то необходимым, то возможным.
Как же соотносятся разум и божественное откровение? Сийес исходит из тезиса о том, что разум может вести к откровению только в том смысле, в каковом он может быть связан логически с первыми очевидными принципами. Если существование хотя бы одного догмата откровения сводилось бы к одному из следствий, которое метод рассуждения выводит из первых принципов, тогда в откровении этого догмата не было бы смысла. Этот догмат всецело принадлежал бы рациональности. Католические апологеты, которые хотят использовать названный метод доказательства необходимости откровения, совершают ошибку, поскольку божественное откровение не зависит от рационалистического метода доказательств. По словам Сийеса, они «уничтожают одной рукой то, что возвели другой». Существование божественного откровения, настаивает Сийес, может рассматриваться как факт, который можно познать, а не как первый принцип, на который нам указывает разум. Любой факт существует независимо от разума, хотя именно разуму следует изучать основания существования факта. В этом смысле можно сказать, что разум признает существование откровения, как он признает существование Рима или Лондона. В противном случае, существование этих городов было бы не только реально, но и необходимо.
О необходимости божественной санкции проступков людей аббат де Прад вместе с аббатом Рибом говорят, имея в виду несовершенство естественной санкции. Божественная санкция является прямым и необходимым следствием этой недостаточности. Но, по Сийесу, если в обществе два названных эсхатологических догмата христианской религии недостижимы, это означает, что естественная санкция вполне достаточна для общества. Если же искать наилучшую санкцию для проступков, тогда речь может идти о божественной санкции. Общество должно необходимым образом признать существование божественной санкции, но ее реальность обосновывается ее возможностью, следующей из первых принципов разума.
Аббат де Прад доказывает только реальность существования Бога и религии2. Сийес же считает, что Бог существует необходимым образом, а божественная санкция — средство, необходимое для благосостояния людей, для достижения ими их общей цели. Необходимость религиозного культа для общества может следовать только из предположения, что Бог хочет этот культ и что он санкционирует людей, если они откажутся от культа. Так что религиозный культ не имеет необходимости ни для Бога, ни для людей. Данную истину может открыть только разум. Религиозный культ выступает как средство сдерживания людей путем мотивированной санкции, детерминирующей и оценивающей их действия. Но даже если объявить религию, существующую в качестве свободного акта, необходимой, невозможно сделать вывод о необходимости божественной санкции, так как Бог свободен в ее применении. Божественная санкция существует реально в качестве позитивной санкции, то есть мотивации соблюдения людьми норм поведения.
Несмотря на то, что атрибуты Бога не обязывают его дополнить им самим установленный естественный закон позитивной санкцией, последняя значима, поскольку люди, предоставленные сами себе, не смогли бы соблюдать естественный закон в полной мере. С одной стороны, Сийес считает людей, созданных Богом, наделенными способностью познать и соблюдать естественный закон и без позитивной санкции, лишь бы они всякий раз должным образом использовали свою свободу. С другой стороны, Сийес полагает, что любое нарушение естественного закона происходит от незнания или порока, но то и другое — случайно в природе людей. Сийес убежден в том, что люди утратили способность следовать естественному закону как по своей собственной вине, так и в силу сложившегося положения народов и государств. Люди по своей воле отошли от собственной изначальной моральной природы, нормативного источника поведения. Значимость позитивной санкции есть следствие недолжного пользования свободой, вернее ее формами3.
Люди не могут вернуться в то счастливое состояние, которое они покинули. Они находятся в плену ошибок, само общество является источником аморальности, а прогресс знаний об обществе недостаточен, чтобы постичь всю сложность общественных отношений. В этом состоянии недостаточности знаний об обществе, его закономерностях, а также несоблюдения естественного закона только божественная санкция являлась бы силой, способной побудить людей познать общественные отношения, исходя из естественного закона, и следовать ему в общественной жизни. Сийес делает вывод о том, что позитивная санкция важна для людей, даже если она не дополняет естественный закон и не исходит непосредственно от Бога4.
Сийес является сторонником естественной религии: божественное начало является первопричиной и охранителем природы, общества, их законов. Естественная религия понимается как естественный закон, устанавливающий универсальный и достаточный религиозный культ, источник морально-этических норм. Цель Сийеса — установить взаимосвязь светского и религиозного начал в обществе, что делает возможным утверждение религии в качестве законной истины.
Размышления Сийеса можно рассматривать в качестве идейной предпосылки для разрешения острых политических противоречий на религиозной почве конца XVIII в., главным образом в эпоху Французской революции и заключения Конкордата в 1801 году. К тому времени, в период брюмерианского Консульства (1799—1802 гг.), Сийес занимал пост председателя Сената, первого из учрежденных органов власти по Конституции 1799 г.5, обладавшего избирательными и конституционными полномочиями, которые Сенат делил с полномочиями Первого консула.
Заметки Шарля-Жозефа-Матье Ламбрешта, хранящиеся в архивном фонде Сийеса, относятся к середине осени 1799 года. Ламбрешт, уроженец Бельгии, служил Французской республике и в качестве министра юстиции (6 сентября 1797 — 20 июня 1799 гг.) вел переписку с исполнительной Директорией. Его заметки более позднего времени оказались у Сийеса, с мая 1799 г. — влиятельного члена Директории, фактически направлявшего мнения своих коллег после переворота 30 прериаля VII г. (18 июня 1799 г.)6. В заметках Ламбрешт затрагивает наиболее важные вопросы административного управления в департаментах, которые оказались в центре его внимания во время поездки по северным французским департаментам и по новым департаментам на территории Бельгии, присоединенной к Французской республике в 1795 году. Путь Ламбрешта проходил по маршруту Суассон — Фим — Реймс — Ретель — Мезьер — Живе — Динан — Намюр — Юи — Льеж — Лувен — Брюссель7.
Ламбрешт рассматривает в основном конституционные формы взаимодействия регламентирующей власти исполнительной Директории и подчиненных ей министерств, центральных администраций департаментов, комиссаров исполнительной Директории, наделенных полномочиями общего правового надзора. Позиция Ламбрешта соответствует, в целом, общей политике режима Директории придерживаться конституционной законности.
При Директории департаменты управлялись избираемыми центральными администрациями из 5 членов, ежегодно обновляемыми на 1/5 часть. При каждой центральной администрации действовал центральный комиссар, назначаемый исполнительной Директорией. Не имея права непосредственного участия в деятельности центральных администраций и судов, центральные комиссары направляли деятельность центральных администраций и через комиссаров исполнительной Директории при гражданских и уголовных трибуналах в департаментах контролировали осуществление правосудия. Они обладали правом применять силы правопорядка — жандармерию, а также армию.
Ламбрешт указывает на тот факт, что, согласно постановлениям исполнительной Директории, ее комиссары при центральных администрациях не имели права назначать юрисконсультов официальными защитниками для ведения дел в гражданских трибуналах департаментов по вопросам, затрагивающим интересы Французской республики. Они сами должны были составлять заключения для комиссаров при гражданских трибуналах с тем, чтобы те зачитывали их на судебных слушаниях. В отличие от гражданских, при уголовных трибуналах кроме комиссаров действовали общественные обвинители, которые непосредственно участвовали в уголовном процессе.
Отсутствие официального профессионального защитника при гражданском трибунале, по мнению Ламбрешта, негативным образом сказывалось на гражданском судопроизводстве, влекло потери для республики, когда речь шла о защите ее интересов. Ламбрешт, по его признанию, находясь на посту министра юстиции, получал многочисленные жалобы на подобное положение вещей. Опыт, полученный им еще до назначения министром юстиции, в бытность центральным комиссаром в департаменте Диль8, явился основанием для обращения в Министерство юстиции с предложением исправить этот явный пробел в организации гражданских трибуналов в департаментах. Аргументируя свою позицию, Ламбрешт подчеркивал, что центральный комиссар зачастую не является юрисконсультом и, следовательно, не может профессионально составить заключение по гражданскому делу, которое удовлетворяло бы требованию защиты интересов республики. Исполняя обязанности центрального комиссара и будучи юрисконсультом, Ламбреш лично выступил на слушаниях в гражданском трибунале от имени республики по делу о наследстве против частного лица. Он составил заключение по делу и выиграл процесс, хотя это и стоило ему больших усилий. Он был абсолютно уверен в том, что если бы он не был юрисконсультом, то дело было бы для республики проиграно. Более того, если бы ему пришлось принимать участие в судебных разбирательствах по многим делам, то он не смог бы выполнять другие обязанности центрального комиссара.
Ламбрешт выражал общую для времени Директории позицию, характерную для всего периода Французской революции и начала XIX в., когда представители центральной власти активно участвовали в судебном процессе, правда теперь, по плану Ламбрешта, комиссарам исполнительной Директории при гражданских трибуналах не следовало лично вмешиваться в его ход.
Ламбрешт дал описание сложившегося положения. Центральный комиссар Директории организовывал подготовку заключений по гражданским делам в своем бюро или в бюро центральной администрации. Еще в качестве министра юстиции Ламбрешт получал многочисленные жалобы от комиссаров при гражданских трибуналах на то, что центральные комиссары часто вручали им неполные заключения по гражданским делам накануне или же прямо в день судебного заседания. Но даже если эти заключения, в редких случаях, были составлены должным образом, то часто не соотносились с действиями другой стороны на процессе, которая и выигрывала дело, поскольку ни центральный комиссар, ни комиссар при гражданском трибунале непосредственно не принимали участия в процессе, к тому же они могли не являться юрисконсультами. Задачу защиты интересов республики в гражданском трибунале следовало возложить на официального защитника, который мог бы вести дела профессионально. Очевидно, что официальный защитник в состязательном процессе способен склонить на свою сторону, то есть в пользу интересов республики в гражданском процессе, мнение судей, и в результате можно избежать ежегодных многомиллионных потерь, которые несет республика, проигрывая дела в гражданских трибуналах.
Однако Ламбрешт вынужден был признать, что его циркуляр не привел к значимым результатам. Поэтому учреждение должности официального защитника представлялось ему единственной возможностью отстаивать интересы республики в гражданских трибуналах. В этом случае центральные комиссары и комиссары при гражданских трибуналах сохранили бы за собой общий правовой надзор, а ведение там гражданских дел, затрагивавших интересы республики, могло быть поручено официальным защитникам, оплачивать которых Ламбрешт предполагал двумя способами: либо исходя из количества и содержания порученных дел, либо из расчета ежегодных выплат, при условии прикомандирования к бюро центрального комиссара. Ламбрешт выражал уверенность в том, что официальные защитники, отстаивая в гражданских трибуналах интересы республики, будут действовать ответственно, так как иначе под угрозой окажется их репутация.
Исполнительная Директория не сочла возможным менять конституционный порядок организации гражданского правосудия. Само же учреждение должности официального защитника при гражданском трибунале неминуемо привело бы к ослаблению контроля центральной власти над гражданскими трибуналами в департаментах.
Во время путешествия Ламбрешт встречался с функционерами департаментов и окончательно пришел к выводу о необходимости добиться постановления исполнительной Директории о введении должности официального защитника по тяжбам в гражданских трибуналах9. Но общий правовой надзор имел тенденцию к дальнейшей централизации и в наполеоновскую эпоху оказался в компетенции императорских прокуроров (с 1804 г.), назначаемых главой государства.
Во время своего путешествия Ламбрешт выделил два важных вопроса, на которые хотел обратить внимание членов исполнительной Директории. Речь шла, во-первых, о том, что некоторых функционеров департаментов хотят представить как крайних радикалов, буквально «бешеных», хотя они являются, по его мнению, только благонамеренными и истинными республиканцами, неспособными дойти до крайности, и их ни в коем случае нельзя смешивать с «теми людьми, которые проникнуты духом беспорядка и которые... в малом числе»; а во-вторых, — те, кого называют «роялистами», являются только республиканцами, «чуть более мягкого оттенка»10.
Вывод Ламбрешта следующий: чтобы республика сохранила своих приверженцев, необходимо оставить должности за республиканцами различных политических оттенков и удалить только тех, кто демонстрирует «явные признаки вероломства».
Интерес Ламбрешта к благонадежности департаментских функционеров был вызван тем, что исполнительная Директория обладала конституционным правом смещения мотивированным решением отдельных или всех членов центральных и муниципальных администраций, их временной замены до следующих выборов, а также отзыва своих комиссаров и утверждения избранных судей. Стремясь предотвратить необоснованное смещение функционеров под видом неблагонадежности, в то же время Ламбрешт признавал и распространение политической апатии даже среди функционеров собственно французских департаментов. Так, обращение «гражданин», символизировавшее республиканизм, уступало место слову «господин». Особенно неприемлема такая лексическая замена была у военных — «настоящий скандал», по выражению Ламбрешта. Только среди простого народа, в среде «рабочего класса» обращение «гражданин» по-прежнему сохранялось. Ламбрешт выделил департамент Арденн, в котором республиканско-патриотические настроения были достаточно высоки11. Характерной деталью, указывавшей на неотделимость воспитания гражданственности от христианской традиции, было предложение Ламбрешта перенести картину с изображением Тайной вечери, имевшую большие художественные достоинства, из Реймского собора, где она не могла сохраняться, в центральную школу департамента Марны12.
В Намюре члены центральной администрации присоединенного департамента Самбры-и-Мааса оказались под угрозой смещения. Со слов «честных и просвещенных патриотов» Ламбрешт характеризовал их как патриотов, достойных доверия, отмечая, что их судьбы непосредственно связаны с судьбой республики. Единственным недостатком некоторых из них являлось отсутствие достаточной подготовки для осуществления возложенных на них функций. Ламбрешт видел необходимость сохранения их на своих постах, придерживаясь конституционного принципа ежегодного обновления состава центральных администраций на одну пятую часть. В противном случае, по его мнению, деятельность центральных администраций будет малоэффективной, что грозит, в первую очередь, затруднить поступление налогов. Ссылаясь на свой опыт администратора, Ламбрешт подчеркивал: одновременное смещение членов администраций (как центральных, так и муниципальных13) неминуемо ведет к гибельной стагнации в делах.
В бумагах Сийеса сохранилось письмо к нему Жана-Антуана-Николя Кондорсе, в котором тот предложил его вниманию проект выдвижения выборщиков. Речь шла о новом принципе законодательства о выборах, в противоположность законодательству Учредительного собрания14. Проект Кондорсе состоял в следующем. Каждый «активный гражданин», то есть имеющий право избирать и быть избранным, должен внести пять имен в бюллетень для голосования, вне зависимости от количества выборщиков. Поскольку каждый голосующий знает больше «активных граждан», достойных стать выборщиками, чем то их количество, которое должно быть выдвинуто, лучше, по мнению Кондорсе, если общее количество «активных граждан», из которого предстоит выдвинуть выборщиков, будет постоянным. Поэтому следует провести два голосования. Первое необходимо для составления списка «активных граждан», которые могут быть выборщиками. Их количество будет в три раза превышать то, которое предстоит определить. По итогам первого голосования «активные граждане», получившие наибольшее число голосов, вносятся в список лиц, подлежащих выдвижению в выборщики. Второе голосование необходимо для того, чтобы определить выборщиков. Каждый «активный гражданин» впишет для этого в бюллетень имена «активных граждан» из уже составленного списка лиц, подлежавших избранию, в количестве, равном числу мест выборщиков, которые необходимо заполнить. Для выдвижения по второму голосованию будет достаточно простого большинства.
При первом голосовании каждый «активный гражданин» получит бюллетень, разделенный на пять клеток, в каждую из которых он вносит одно из пяти имен «активных граждан». При втором голосовании он получит похожий бюллетень, разделенных на столько клеток, сколько имеется мест выборщиков. Все бюллетени нумеруются и подписываются с обратной стороны должностным лицом муниципалитета или же секретарем первичного избирательного собрания. Техника голосования призвана, по мнению Кондорсе, облегчить неподготовленным избирателям заполнение бюллетеней, воспрепятствовать хождению заранее составленных списков лиц, выдвигаемых в выборщики и, наконец, облегчить подсчет голосов.
В приведенном проекте Кондорсе впервые выдвинул идею списков нотаблей — доверенных лиц, из которых затем выдвигались выборщики для избрания депутатов и функционеров. Идея списков доверия будет использована Сийесом в его конституционных предложениях к принятию Конституции 1799 года. Сийес считал необходимым вернуться к критериям принадлежности к активному гражданству образца 1789 г.: «активные граждане» выступают у него в качестве «настоящих граждан», нотаблей, и составляют списки «абсолютного доверия».
Ламбрешт, находясь на посту министра юстиции, во время выборов в жерминале VII г. (в марте-апреле 1799 г.) в связи с ежегодным обновлением Совета пятисот и Совета старейшин столкнулся с описанной в проекте Кондорсе ситуацией, хотя о самом проекте он знать не мог. Среди нарушений во время выборов была отмечена незаконная деятельность политических обществ (конституционных кружков). Они превращались в избирательные комитеты, заранее составляя списки кандидатур, за которые следовало голосовать, что нарушало свободу волеизъявления граждан. Чаще всего подобные списки распространялись среди рабочих или же среди неграмотных. Показательным является дело, разбиравшееся уголовным трибуналом в Шалон-сюр-Сон, в департаменте Соны-и-Луары, о подкупе избирателей при тайном голосовании в первичных избирательных собраниях. Было заслушано восемнадцать свидетелей, в большинстве случаев ремесленников, которые, по их словам, подверглись давлению и угрозам с тем, чтобы вынудить их голосовать определенным образом. Большинство из них отказалось. Давление исходило, согласно свидетельским показаниям, от муниципальной администрации, которая побуждала их занять антиякобинскую позицию на выборах. Ламбрешт, как министр юстиции, инициировал судебное разбирательство, направленное против муниципальной администрации и означавшее обвинение в антиконституционных действиях15.
Интерес представляет мнение Ламбрешта о гербовом сборе. Согласно постановлению исполнительной Директории, вся корреспонденция, включая и адресованную Директории, а также министрам, подлежала обязательной оплате. Секретные инструкции исполнительной Директории почтовым служащим гласили, что письма, адресованные Директории и министрам, должны передаваться вне зависимости от их оплаты. Но эти инструкции Ламбрешт считал неэффективными, поскольку граждане о них не знали, а неоплаченная корреспонденция могла идти до членов Директории и министров 7—8 месяцев.
Ламбрешт предлагал упразднить или ограничить взимание гербового сбора. Гербовый сбор в отношении корреспонденции, поступавшей в адрес органов государственной власти, Ламбрешт считал мерой необоснованной в республике, где должна быть обеспечена взаимосвязь между государственной властью и гражданами. В результате введения повсеместного гербового сбора правительство в значительной мере лишилось информации, поступавшей от граждан, в особенности от малоимущих, об их нуждах и требованиях.
Во время своего путешествия Ламбрешт получал многочисленные известия о том, что довольно часто сборщики налогов, несмотря на предпринятые предосторожности, все еще злоупотребляли доверием республики, внося в казну вместо полученных наличных средств свидетельства о просроченных платежах. Единственным способом исправить положение дел Ламбрешт считал строгое требование собирать налоги и осуществлять платежи только наличными средствами16.
Использование финансовых средств присоединенных департаментов обнаруживало противоречия, доходящие до противостояния между гражданскими властями и военным командованием. Во время министерства Ламбрешта исполнительная Директория приняла решение об оплате снаряжения для бригад жандармерии в четырех присоединенных рейнских департаментах17 из финансовых поступлений от этих департаментов. По постановлению исполнительной Директории, договоры о финансировании снаряжения бригад жандармерии заключались с согласия гражданских властей, представленных центральными администрациями и генеральным комиссаром правительства в четырех рейнских департаментах18. Но бригадный генерал Нувьон, назначенный для организации жандармерии, действовал в обход гражданской администрации. Он лично подписывал договоры и с визой Ламбрешта как министра юстиции добился их одобрения военным министром генералом Б.-Л.-Ж. Шерером. Последний обратился к Ламбрешту за предписанием о выплатах. Ламбрешт, со своей стороны, предложил исполнительной Директории аннулировать договоры, составленные вопреки ее постановлению. В ответ Директория запросила заключение военного министра, которое оказалось положительным, а договоры признаны выгодными. Тогда Директория утвердила договоры, постановив, что платежи по ним будут проходить по мере осуществления поставок, заняв в этом деле позицию, учитывавшую интересы как гражданской власти, так и военных. В результате Ламбрешт скорректировал свою позицию по этому вопросу. Теперь он настаивал на том, что важно удостовериться в самом факте выполнения договоров: получить отчет об использовании денежных средств и об осуществленных поставках, а также принять во внимание мнение генерального комиссара правительства и центральных администраций рейнских департаментов, поставив осуществление договоров под контроль местной гражданской администрации. Ламбрешт ссылался на встречу в пути с жандармом из названных департаментов, который все еще не был экипирован.
Рассмотренное дело отражает скрытые противоречия между гражданской администрацией и военным командованием, которые выходили за пределы присоединенных департаментов. Военные часто выступали в качестве защитников справедливости против местных элит нотаблей. Так, генерал Нувьон, направленный с миссией в присоединенный департамент Мон-Террибля, отмечал в рапорте исполнительной Директории внутриполитическое положение в департаменте снисходительностью трибуналов по отношению к эмигрантам и иным лицам, казавшимся ему неблагонадежными. Напротив, центральная администрация департамента и многие члены муниципальных администраций утверждали, что они живут в условиях режима военного деспотизма, напоминавшего им времена Террора19.
Охрана общественного порядка ассоциировалась у Ламбрешта с поддержанием конституционной законности, с гарантией индивидуальных прав. И здесь на первый план выступал вопрос о правах эмигрантов. По прибытии в Брюссель Ламбрешт узнал, что исполнительная Директория окончательно внесла в списки эмигрантов бывших герцога де Бофора и герцогиню Маргариту де Ламарк, вдову д’Аремберг. Это решение вызвало негативную реакцию в Брюсселе, как проявление крайней несправедливости, и спровоцировало волну критики существовавшего режима.
Ламбрешт предложил при определении отношения к эмигрантам исходить из принципа выделения контрреволюционной эмиграции, в основном охватывавшей собственно французские департаменты, и временной эмиграции бельгийцев из присоединенных к Французской республике департаментов, не связанной с контрреволюционной деятельностью. Законы против эмигрантов — уголовные законы. Ламбрешт поддерживал их применение только по отношению к контрреволюционной эмиграции.
Маргариту де Ламарк окончательно внесли в список эмигрантов под тем предлогом, что она имела дом в Париже, хотя хорошо было известно о ее местожительстве в собственном доме в Брюсселе на протяжении 50 лет. Бывший герцог де Бофор выехал из Бельгии еще до ее присоединения к Французской республике, но уже во время французской оккупации, с целью уладить свои имущественные дела. Поскольку против названных лиц было начато преследование, они оказались в вынужденной эмиграции. Их собственное имущество попало под секвестр, и они нашли убежище за границей. В результате республика приобрела новых врагов.
Из дела вынужденных эмигрантов Ламбрешт сделал два вывода. Во-первых, несправедливо принимать во внимание отмененные дворянские титулы. Во-вторых, немыслимо говорить об интересах республики в случае, если речь идет о конфискации имущества частных лиц. «День, когда республика произнесла бы: я высказываюсь против тебя потому, что ты обладаешь имуществом, которое будет мне принадлежать, был бы роковым днем для свободы»20.
Резкое неприятие в бельгийских департаментах республики вызвало распространение на их территорию закона Журдана-Дельбреля (5 сентября 1798 г.) о порядке призыва на воинскую службу.
В бумагах Жана-Луи-Клода Эммери, относящихся ко времени его работы в военном комитете Учредительного собрания, в разработанном им плане реорганизации армии (1791 г.) был представлен первый вариант порядка призыва на воинскую службу, который готовил, с учетом последующего опыта армии Французской революции, принятие закона Журдана-Дельбреля.
Эммери представил принципы реформы армии: регулярная армия является особой частью общества, обладающей собственными средствами финансирования, собственной администрацией, силами по поддержанию внутреннего правопорядка и военными трибуналами21. Отношения армии и общества должны основываться на прочных связях и демонстрировать взаимопонимание между солдатом и гражданином. Прочные связи армии и общества удерживают армию под контролем нации22.
Задачу регулирования отношений армии и общества, по замыслу Эммери, предстояло выполнять институту военных комиссаров. Военные комиссары, осуществлявшие функции армейской администрации, а также судей и обвинителей в военных трибуналах, наделялись полномочиями контроля за командованием, без чего армия полностью оказалась бы подчинена власти генералов. Военные комиссары должны были представлять гражданскую власть и ее верховенство при армейском командовании. Институт военных комиссаров, по предположению Эммери, мог состоять из 171 функционера. Замещать должности военных комиссаров могли только те, кто прошел как минимум пятилетнюю службу младшими офицерами, знающие армейскую административную службу, имеющие рекомендации от воинских начальников и назначенные военным министром.
Общая численность армии, по оценке Эммери, могла возрасти в связи с обострившейся внешней угрозой со 150 до 250 тысяч23. Для этого армии необходима была новая система ее комплектования — по обязательному призыву. Призыв на воинскую службу Эммери предлагал осуществлять по департаментским дистриктам гражданским властям: им предстояло обеспечить точный контроль за численностью граждан, записанных в «первый класс» призыва. Из состава «первого класса» должны были формироваться батальоны дистриктов. В плане Эммери предусматривалось увеличение основного состава батальона на 1/4 также из списка «первого класса», чтобы иметь резерв для пополнения или же для того, чтобы представители состоятельных слоев общества могли найти для себя заместителей. В основной состав батальонов попадали наиболее молодые представители списка «первого класса»24.
План Эммери открывал мобилизационные возможности для Национальной обороны (1792—1795 гг.). После трех призывов для пополнения армии и увеличения ее численности Конвент включил основной мобилизуемый контингент в «первый класс». Брать заместителей не разрешалось.
Согласно закону Журдана-Дельбреля, обязательному призыву подлежали граждане возрастом от 20 до 25 лет, каждый возрастной год формировал призывной класс. Состоятельным слоям общества, нотаблям, вновь разрешалось выставлять заместителей. Срок службы определялся в 5 лет. В первую очередь для пополнения армии призывались младшие возрастные классы. В первый год действия закона Журдана-Дельбреля в связи с некомплектом армии и началом войны со второй антифранцузской коалицией помимо призыва всех возрастных классов был осуществлен и дополнительный призыв. Право выставлять заместителей временно отменялось. Но явилось не более половины призванных. Среди нотаблей росло возмущение. Сохранялась и определенная оппозиционность сельского населения, традиционно связанного со своим сообществом.
На своем пути Ламбрешт узнал от сельских жителей о часто встречавшихся случаях дезертирства. Паспортный контроль не мог исправить положение. Дело в том, что, хотя в паспортах лиц призывного возраста делалась отметка об их отношении к обязательному призыву, с паспортным контролем Ламбрешт за все время своего путешествия встретился только в Живе, Лувене и Брюсселе.
Закон Журдана-Дельбреля Ламбрешт оценивал как «блестящий республиканский институт», который в сжатые сроки позволял выставить боеспособный воинский контингент. В сложившихся обстоятельствах Ламбрешт предлагал снять временный запрет на право выставлять заместителей. В Льеже он видел много рабочих, оказавшихся без работы в условиях стагнации, и полагал, что за вознаграждение они могли бы выступить в данном качестве. С подобной же ситуацией он встретился в Намюре. Но там призыв в военно-морские силы осложнялся непрофессиональными действиями организаторов25. За консультациями о временном восстановлении права выставлять заместителей Ламбрешт предлагал муниципалитетам обратиться к военно-морскому министру М.-А. Бурдону де Ватри, находившемуся в присоединенных бельгийских департаментах, чтобы учитывать это право при призыве на воинскую службу.
Сийес, Кондорсе, Эммери и Ламбрешт разделяли либеральные идеалы. Их объединяло стремление к религиозному и гражданскому миру. Сийес, Эммери и Ламбрешт в Сенате находились в оппозиции авторитарной власти Наполеона Бонапарта. В апреле 1814 г. они приняли участие в процессе отрешения Наполеона I от власти.
Примечания
1. Archives nationales (A.N.). 284 АР 2, р. 185.
2. Ibid., р. 186.
3. Ibid., р. 187-188.
4. Ibidem.
5. Охранительный Сенат.
6. WOLOCH I. Jacobin Legacy. Princeton University Press. 1970, p. 368.
7. A.N. 284 AP 5, d. 1 (10) (Police).
8. Главный город департамента Диль — Брюссель.
9. A.N. 284 АР 5, d. 1 (10) (Justice. Finance).
10. A.N. 284 АР 5, d. 1 (10).
11. Ibid. (Intérieur).
12. Ibidem.
13. Муниципальные администрации обновлялись ежегодно примерно на '/2.
14. A.N. 284 АР 4, d. 14. Письмо не имеет даты. Интеллектуальное общение Сийеса и Кондорсе прервалось в эпоху Террора, с трагической гибелью Кондорсе в 1794 году.
15. GAINOT В. 1799, un nouveau Jacobinisme? Paris. 2001, p. 65.
16. A.N. 284 AP 5, d. 1 (10) (Finance).
17. Pëp (Roer), Cap (Sarre), Рейн-и-Мозель (Rhin-et-Moselle), Мон-Тоннер (Mont-Tonnerre).
18. Согласно источнику, решение было принято в жерминале VI г. (в марте-апреле 1798 г.). A.N. 284 АР 5, d. 1 (10) (Guerre. Justice).
19. GAINOT B. Op. cit., p. 423-424.
20. A.N. 284 AP 5, d. 1 (10) (Police).
21. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 318, оп.1, д. 590, л. 5.
22. Там же, л. 6.
23. Там же.
24. Там же, л. 7.
25. A.N. 284 АР 5, d. 1 (10) (Guerre. Marine).