Нестеренко А. Н. Епископ Альберт

   (0 отзывов)

Saygo

Нестеренко А. Н. Епископ Альберт // Вопросы Истории. - 2015. - № 3. - С. 50-68.

Даже на фоне своих незаурядных предшественников этот человек выделялся выдающимися качествами. Благодаря его усилиям родилось новое государство — Ливонская конфедерация. Обычно скупой на похвалы С. М. Соловьёв писал о нем так: «Альберт принадлежал к числу тех исторических деятелей, которым предназначено изменять быт старых обществ, полагать твердые основы новым: приехавши в Ливонию, он мгновенно уразумел положение дел, нашел верные средства упрочить торжество христианства и своего племени над язычеством и туземцами, с изумительным постоянством стремился к своей цели и достиг ее»1.

Совсем по-другому оценивали роль Альберта советские историки. Например, авторы «Истории Эстонской ССР» утверждают, что «в течение тридцати лет Альберт являлся главным и непосредственным организатором жестокого подавления, истребления и порабощения ливов, эстонцев и латышей. Альберт был злейшим врагом русского и прибалтийских народов»2.

Не так много в истории человечества персонажей, которым удалось в одиночку изменить судьбы целых народов. Что нам известно о человеке, который, по удачной оговорке советских историков, «самолично» смог организовать покорение Прибалтики? О деятельности Альберта на посту епископа Ливонии подробно рассказывается в Ливонской хронике Генриха Латвийского. Благодаря этому труду потомки могут оценить подлинный масштаб этой личности.

Но хроника не сообщает ничего о жизни епископа до его назначения на должность. И, хотя Генрих достаточно подробно описывает двадцать восемь лет деятельности Альберта, его повествование заканчивается 1227 годом. События последних трех лет жизни епископа, скончавшегося в 1229 г., когда «Ливония лишилась своего великого Альберта»3 тоже неизвестны.

Альберт посвятил свою жизнь созданию новой цивилизационной модели. Это был первый в истории социальный эксперимент, в ходе которого в короткий исторический срок язычники, пребывавшие на стадии родоплеменного строя, должны были стать веропослушными гражданами идеального феодально-церковного государства, опыт Альберта наглядно продемонстрировал диалектическую природу социальных взаимоотношений: решая одни проблемы, он создавал новые, еще более сложные. Создав институт, призванный защищать миссионеров в лице рыцарского Ордена, он породил конфликт интересов между братьями-рыцарями и церковной властью. Обратившись к датскому королю за помощью в покорении Эстонии, пытаясь устранить Орден, он вызвал раздел Ливонии между Данией, ливонской Церковью и Орденом. Создав процветающую купеческую колонию во главе с Ригой, он спровоцировал многовековой конфликт между бюргерами, с одной стороны, Церковью, феодальными сеньорами и Орденом, с другой. И так далее.

В итоге, Церковь, которая должна была, руководствуясь христианскими заповедями, осуществлять мудрое правление народом-паствой, разрешая с высоты своей божественной власти все противоречия, оказалась в центре острого социально-политического конфликта, в результате которого в эпоху реформации католические государства в Ливонии потерпели сокрушительное поражение: преобразовались в светские княжества или попали под власть других государств.

Albert_of_Riga.thumb.JPG.35f3574fae5462a

Альберт родился около 1165 года. Поскольку в Хронике Генриха брат Альберта упоминается как Иоганн из Аппельдерна, некоторые исследователи утверждают, что и он принадлежал к этому роду. Путаница с фамилией епископа объясняется тем, что его мать была замужем дважды. Всего у нее было шестеро сыновей. Начиная с XV в., Альберта причисляют к роду Буксгевденов4.

Бременский каноник Альберт был посвящен в сан в 1198 г., став третьим по счету епископом ливонским. Его предшественник, епископ Бартольд, пал в бою с ливами. Из Ливонии поступали тревожные «ведения о том, что ливы ограбили и прогнали священников, пригрозив убить тех из них, кто осмелится остаться. Хотели ливы убить и немецких купцов, но те спасли жизнь, преподнеся дары их старейшинам5.

В силу указанных обстоятельств Альберт не поспешил в Ливонию, как его героический предшественник, а приступил к созданию организационных и политических условий для поддержки деятельности по распространению слова божьего среди прибалтийских язычников6. Он провел переговоры с датским королем Кнутом VI и германским Филлипом Швабским и добился того, что пилигримы в Ливонии получили те же права, что и участники крестовых походов Палестину (охрану имущества и отпущение грехов через год несения службы).

Только в 1200 г. Альберт прибыл к ливам с отрядом пилигримов пятьсот человек, который он набирал в течение года, — больше желающих рисковать своими жизнями ради распространения христианских ценностей не нашлось. В качестве своих ближайших помощников Альберт взял своих братьев и других родственников, полагая, о родственные связи — самый надежный инструмент в управлении кризисной ситуацией. В течение всей своей деятельности на посту епископа ливонского он назначал своих родственников на ключевые посты. Так, один из братьев, Энгельберт, стал пробстом Рижского конвента, второй — Герман — первым Дерптским епископом, третий — Ротмар — настоятелем монастыря в Дерптском епископстве. Сводный брат Иоганн упоминается Генрихом Латвийским как «весьма славный рыцарь». Свояк Энгельберт из Тизенхузена получил в лен округ с замком в Отепя, став родоначальником могучего ливонского рода Тизенгаузенов.

Предусмотрительность Альберта не полагаться на мирную проповедь, а подкрепить ее силой оружия, спасла ему жизнь. К его прибытию в Ливонию католики удерживали на Западной Двине два укрепления: Гольм и Икшкиле. Уже по пути по Западной Двине от Гольма к Икшкиле на караван Альберта напали ливы. Нападение было отбито, пилигримы, потеряв нескольких человек убитыми, прибыли в Икшкиле. Тогда ливы заключили мир. Полагаясь на него, Альберт вернулся в Гольм. Но уже через три дня ливы нарушили заключенный договор и осадили этот замок. По счастью для пилигримов, в Гольме обнаружились запасы съестных припасов, достаточные для того, чтобы прокормить скопившуюся там массу людей. Осада затянулась. Тем временем в Двину вошел корабль с фризами. Они стали жечь нивы аборигенов. Ливы, испугавшись того, что за этим кораблем следует целый флот, снова предложили заключить мир. Альберт, убедившись в их вероломстве, в ответ потребовал от старейшин заложников. Не полагаясь на то, что ливы выполнят это условие, епископ пригласил их вождей на пир, где их схватили, и не отпускали до тех пор, пока ему не выдали три десятка сыновей знатных аборигенов. Заложников отправили в Германию, а Альберт, «поручив страну господу» отбыл туда же набирать новых пилигримов взамен павших в стычках с ливами. Своего соратника Теодериха он послал в Рим просить Папу, чтобы тот подтвердил грамотой крестовый поход. Но Рим остро нуждался в средствах и людях для продолжения крестовых походов в Святую Землю. В 1184 г. Саладин занял Иерусалим. Организованный для его «освобождения» Третий крестовый поход закончился поражением. Стотысячная армия Фридриха Барбароссы была разгромлена, а сам он утонул во время переправы (1190 г.).

Полным ходом шла подготовка Четвертого крестового похода, поэтому Иннокентий III хоть и вручил Теодериху просимую грамоту, но в своем послании к архиепископу бременскому он предложил «посылать против варваров в Ливонию» тех клириков и мирян, «которые по бедности или слабосилию не могут ехать в Иерусалим»7. То есть папа разрешил Альберту набирать в Ливонию безоружных (бедняки не могли приобрести доспехи и оружие) и больных. С таким войском не то, чтобы войну выиграть, а вообще воевать нельзя.

Не находил поддержки Альберт и у светских правителей Германии. Например, в 1207 г. он обратился к наиболее влиятельному на тот момент немецкому властелину — королю Филлипу Швабскому. «...Блаженной памяти король Филипп обещал давать ему каждый год пособие в сто марок, но от обещаний никто богатым не бывает»8.

Дарованное папой прощение грехов за год пилигримства в Ливонии, по сути, означало амнистию за совершенные преступления.

Поэтому «принимали крест», прежде всего, люди, опороченные у себя на родине, и преступники. А также авантюристы, потерявшие дома надежду на успех, и рассчитывавшие обогатиться в Ливонии. Даже некоторые епископы, оказавшиеся в Ливонии, имели темное прошлое. Например, Бернард из Липпэ, епископ семигаллов, в молодости «в своей стране был виновником многих битв, пожаров и грабежей», за что и был «наказан богом»9.

Альберту непросто было управлять такими «защитниками Церкви». Неповиновение и своеволие среди них было обычным явлением. Генрих однажды удивленно отмечал, что «пилигримы этого года готовы были послушно участвовать в работах по постройке стены и в других, где могли служить богу»10.

Вопреки утверждениям поколений отечественных историков о немецком «натиске на восток», в реальности наблюдался упорный натиск на запад епископа Альберта. И цель его была — заставить хоть кого-нибудь из немцев сменить сытую и комфортную жизнь на сомнительное удовольствие получить отпущение грехов, пав в бою с воинственными прибалтийскими язычниками. Поэтому Альберт ежегодно отправлялся в Германию и уговаривал, убеждал, заманивал людей последовать за ним и переселиться на обойденных европейской цивилизацией берегах Западной Двины. Год за годом он занимался тем, что «обходил в Тевтонии каждый квартал, улицу и церковь, ища пилигримов»; «жаловался там добрым и богобоязненным людям на убыль своих, ища везде по городам и замкам, кварталам и улицам тех, кто стеной стал бы в защиту дома господня, кто, возложив на себя знак креста, переплыл бы море и отправился в Ливонию на утешение немногим, там оставшимся»11.

Но результаты этой деятельности были настолько скромны, что хронист радостно сообщает о каждом вновь прибывшем поселенце: «в это время присоединились к епископу благородный Даниил и Конрад из Мейендорфа» (1201 г.), а «на пятый год своего епископства, возвращаясь из Тевтонии, епископ взял с собой благородных Арнольда из Мейендорфа, Бернардаиз Зеегаузена, брата своего Теодериха, а также многих других почтенных людей и рыцарей» (1203 г.). «В то же время, в утешение своей Церкви бог послал на Двину много монашествующих: Флоренция, аббата цистерцианского Ордена, Роберта, каноника кельнской Церкви, Конрада бременского и некоторых других» (1208 г.). «И, услышав обо всех бедах, причиненных русскими и эстами ливонской Церкви, граф Альберт из Левенборха принял крест в отпущение грехов и отправился в Ливонию с рыцарями своими, а также людьми предприимчивыми и благородными. Прибыли с ним и аббат Бернард из Динамюндэ и пилигримы, правда немногочисленные» (1217 г.)12.

Складывается впечатление, что если бы не многочисленные братья и прочие родственники, то и проповедовать христианские заповеди Альберту было бы просто не с кем. Не говоря уже о том, чтобы обороняться от непрестанных набегов воинственных соседей: ливов, леттов, эстов, литовцев и русских, особенно учитывая тот факт, что задержаться в Ливонии больше, чем на год, достаточный для отпущения грехов, желающих среди пилигримов, привлеченных Альбертом, не находилось.

К тому же Альберт на опыте своих предшественников убедился, что силами одних пилигримов ливонскую Церковь не отстоять. Стоило только крестоносцам сесть на корабли, как аборигены отказывались от крещения и начинали мстить оставшимся без защиты миссионерам.

Нужно было действовать не временными натисками, а создать сильную немецкую колонию, которая могла бы стать надежной защитой католической Церкви в этих местах. С этой целью Альберт, вернувшись из Германии (1200 г.) в устье Западной Двины «на обширном поле» силами вновь набранных пилигримов, о которых Генрих пишет так: «каких сумел собрать», начал строить город. Место для него было указано ливами еще перед поездкой Альберта в Германию. Город назвали Ригой, «либо по озеру Рига, либо по обилию орошения, так как место омывается и свыше и внизу. Внизу — в том смысле, что там много воды и орошенных пастбищ или что там дается грешникам полное отпущение грехов, а тем самым, следовательно, омываются они и свыше, удостаиваясь царства небесного; или Рига значит орошенная новой верой, откуда окрестные народы орошаются святой водой крещения»13.

Для того, чтобы обеспечить городу условия для быстрого роста, Альберт добился, чтобы все купцы вели торговлю только в рижской гавани, и запретил купеческим кораблям спускаться вниз по Двине. Немецкие купцы это решение поддержали. Когда два года спустя команда одного корабля попыталась нарушить данный запрет, за ним была организованна погоня. Капитана и лоцмана судна-нарушителя схватили и предали «жестокой смерти»14. За счет введения монополии на торговлю Рига стала стремительно развиваться.

Но первые горожане появились в Риге только через два года после ее основания. Слишком трудно было набрать желающих жить в городе, из которого нельзя было выйти, в страхе быть убитым враждебными аборигенами. Пилигримы могли обеспечить защиту только на год, поэтому нужна была постоянная военная сила, находящаяся в подчинении епископа. Альберт попытался привлечь к себе на службу рыцарей, раздавая им ленные владения, чтобы они строили на них замки. Во время своей первой поездки в Германию (1200 г.) ему удалось уговорить двух немецких феодалов — «благородных» Даниила и Конрада присоединиться к нему. Они стали его первыми феодальными вассалами.

Но это не решало проблемы. Заставить рыцаря служить было сложнее, чем пилигримов. Кроме того, те феодалы, которые имели средства для постройки замка, не спешили в Ливонию. Добывать воинскую славу они предпочитали в Палестине. Именно там находился весь цвет европейского рыцарства.

Альберт нашел другое решение проблемы безопасности — создать рыцарско-монашеский Орден — военный институт, который хорошо зарекомендовал себя в Палестине. В 1202 г., «предвидя вероломство ливов и боясь, что иначе нельзя будет противостоять массе язычников, для увеличения числа верующих и сохранения Церкви среди неверных» им было основано «некое братство рыцарей христовых»15. Новому Ордену папа дал устав Тамплиеров. Эмблемой Ордена стал красный тамплиерский крест и меч. За эту эмблему Орден и вошел в историю под названием Орден рыцарей Меча (Меченосцев). Возможно, Альберт взял за основу устав Тамплиеров и его символику, надеясь на то, что этот могущественный Орден примет участие в судьбе своего прибалтийского клона.

Восемь лет инициатива Альберта по учреждению Ордена не находила поддержки в Риме и была официально оформлена папой Иннокентием III только в 1210 году.

Впрочем, будет неправильным утверждать, что в деле распространения христианства Альберт отдавал предпочтение военной силе, а не мирной проповеди. Надо отдать ему должное, он прибегал ко всем возможным мерам убеждения, которые в будущем будут применяться в подобных цивилизаторских миссиях: от раздачи подарков до организации ознакомительных поездок вождей аборигенов в центры цивилизации. Последнее было дорогим, но зато весьма действенным методом убеждения. Так, ливский старейшина Каупо после посещения Рима, где удостоился аудиенции понтифика (1203 г.), «стал преданнейшим человеком»16, причем настолько, что вынужден был бежать от своих соплеменников и скрываться в Риге. В дальнейшем Каупо был верным союзником Ливонии. Например, в 1210 г. он со своей дружиной участвовал в обороне Риги от нападения куршей, а затем принял самое активное участие в покорении эстов, где в одном из сражений и получил смертельную рану (1217 г.).

Одним из примененных Альбертом новшеств стало использование силы театрального искусства в наглядной агитации за библейские ценности. В 1205 г. в Риге «было прекраснейшее представление о пророках для того, чтобы язычники учились начаткам христианской веры»17. Переводчик тщательно передавал присутствовавшим новообращенным и язычникам содержание представления. Правда, не обошлось без курьеза — во время батальной сцены, изображающей битву воинов Гедеона с филистимлянами, зрители, испугавшись того, что их собираются убить, разбежались.

Альберт понимал, что главной угрозой немецкой колонии на Двине были не разрозненные племена аборигенов, а получающее с них дань Полоцкое княжество. Если бы ему удалось договориться с полоцким князем Владимиром, то с враждебными прибалтийскими племенами немецкие колонисты смогли бы справиться. Во-первых, балтийские племена враждовали и охотно прибегали к помощи католиков для сведения счетов друг с другом. Во-вторых, построенные немцами замки были достаточно надежным убежищем от их нападений. В-третьих, несмотря на то, что католиков было в десятки раз меньше, чем их врагов, немцы абсолютно превосходили противника по организации и вооружению. У прибалтийских племен (за исключением литовцев) не было конницы, а пешие воины были бессильны против защищенных металлическими доспехами всадников. Арбалеты и метательные орудия позволяли немцам расстреливать противника с безопасного расстояния.

Миротворческую активность Риги подстегнули слухи о том, что ливы договариваются с русскими о совместных действиях. В начале 1206 г. «желая снискать дружбу и расположение Владимира, какие тот проявлял к его предшественнику, епископу Мейнарду», Альберт послал в Полоцк посла с подарками18. Эта ответственная миссия была возложена на опытного переговорщика — Теодериха. Этому пастору сопутствовала фантастическая удача. Он уже избежал смерти от рук ливов, которые решили принести его в жертву в связи с неурожаем. Воля богов о жертвоприношении определялась по тому, с какой ноги конь переступит лежащее перед ним копье. Конь дважды переступил его с «ноги жизни». И в этот раз удача не изменила Теодериху. По пути в Полоцк на него напали литовцы. Но не убили, а только ограбили: отобрали предназначенные в подарок Владимиру боевого коня, и оружие, и все, что было у посланника и его спутников.

Но на этом злоключения Теодериха не закончились. В Полоцке он застал ливонских послов, «которые, стараясь склонить короля к изгнанию тевтонов из Ливонии, в льстивых и лживых словах сообщали ему все, что только могли коварно придумать или сказать против епископа и его людей. Они утверждали, что епископ с его сторонниками — для них великая тягость, а бремя веры нестерпимо»19. Полоцкий князь уже дал приказание готовиться к походу на Ригу, но не хотел, чтобы его намерения стали известны Теодериху. Однако, тому удалось подкупить одного из княжеских советников, и он открыл ему планы Владимира. Альберт, собиравшийся отплыть в Германию с отбывшими свой срок пилигримами за новой партией защитников веры, получив известие о том, что ливы с русскими готовят совместный поход на Ригу, отложил свой отъезд. Ему удалось убедить остаться и многих из пилигримов, собиравшихся отплыть за море.

В свою очередь, полоцкий князь, узнав о том, что Рига предупреждена о предстоящем нападении, решил прибегнуть к хитрости: он отправил послов, которые должны были собрать конфликтующие стороны и решить, кто прав в споре между немцами и ливами. Генрих в своей хронике утверждает, что под этим предлогом ливы и русские задумали выманить епископа и его людей за стены укреплений и напасть на них. Он писал о том, что одновременно с посольством в Ригу другие посланники полоцкого князя, «рассыпавшись во все стороны по области, стали звать ливов и лэттов явиться при оружии», подкрепляя свои просьбы подарками20.

Альберт, посоветовавшись со своим окружением, отказался выйти на встречу с полоцким князем, ответив, что во всех странах существует обычай, по которому послы приходят на встречу к государю, а не он к ним. «Поэтому и послам и их гонцам надлежит искать нас в нашем городе, где мы со своими могли бы и принять и содержать их с большим почетом»21.

Тем временем, к назначенному полоцким князем дню собрались вооруженные ливы. К ним на помощь подошли и литовцы. Ливы захватили замок Гольм, схватили своего священника Иоанна, отрубили ему голову, а тело изрезали на куски. Альберт, получив известие об этой трагедии, собрал горожан, пилигримов и братьев-рыцарей на совет о том, что предпринять против ливов. «Все решили, что лучше, воззвав к помощи всемогущего бога и поручив ему вновь учрежденную Церковь, вступить в бой с ливами в Гольме и лучше всем умереть за веру христову, чем по одиночке что ни день гибнуть в мучениях»22. Самые отважные немцы вместе с теми ливами, которые не поддержали своих соплеменников, погрузились на два корабля и выступили к Гольму. Мятежные ливы, завидев их, бросились на берег, чтобы помешать высадке. Католиков было всего сто пятьдесят человек, но, несмотря на численное превосходство врагов, они вступили в бой, который начался прямо в воде. Храбро сражаясь, христиане сумели овладеть берегом. Ливы, не защищенные броней, несли большие потери от стрел. Ряды их сбились, и после того, как был убит их вождь Ако, началось паническое отступление.

В Риге «со страхом божьим и молитвой», поскольку оборонительные сооружения города еще не были закончены, ждали вестей из-под Гольма. Тут появилось суденышко, на котором доставили раненных и голову Ако в знак победы. «Радуясь со всеми, кто оставался дома, епископ возблагодарил бога, даровавшего Церкви своей спасение силами немногих защитников»23.

После этих событий Альберт отправился в Германию вместе с отбывающими домой пилигримами, чтобы набрать новых. А в это время ливы, «упорствуя в коварстве», позвали на помощь полоцкого князя, сообщив ему, что в Риге осталось немного людей, а остальные уехали с епископом. «Слушаясь их зова и советов, король собрал войско со всех концов своего королевства, а также от соседних королей, своих друзей, и с великой храбростью спустился вниз по Двине на корабле». Союзники осадили замок Гольм. Немцы, которых в замке было всего двадцать, «боясь предательства со стороны ливов, которых много было с ними в замке, днем и ночью оставались на валах в полном вооружении, охраняя замок и от друзей внутри и от врагов извне». Генрих констатирует, что в данной ситуации «если бы продлились дни войны, то едва ли рижане и жители Гольма, при своей малочисленности, могли бы защититься». Но, рижанам сопутствовало везение, потому что их противник проявил нерешительность. Разведчики донесли Владимиру, что «все поля и дороги вокруг Риги полны мелкими железными трехзубыми гвоздями; они показали королю несколько этих гвоздей и говорили, что такими шипами тяжко исколоты повсюду и ноги их коней и собственные их бока и спины. Испугавшись этого, король (полоцкий князь) не пошел на Ригу». А тут еще в море появились корабли. Опасаясь, что это идет подмога немцам, полоцкий князь снял осаду с Гольма, который безуспешно осаждал одиннадцать дней, и возвратился в свои владения. Рижане «радовались, благословляя бога за то, что он неизменно сохраняет Церковь свою среди язычников при столь малом числе защитников»24.

После того, как дружина полоцкого князя покинула своих союзников, ливы отправили послов в Ригу просить о мире. В мире было отказано, «так как, не умея быть сынами мира, они всегда только нарушали его». Но ливы настоятельно просили пощады, «обещая принять священников и во всем им повиноваться»25.

В первые годы существования Ливонии вопрос ее выживания целиком зависел от успешности деятельности Альберта по найму новых пилигримов. Насколько непрочным было положение Ливонии свидетельствуют события 1207 года. Кукенойский князь Вячко, которому Альберт послал двадцать человек рыцарей и каменщиков для оказания помощи по укреплению его замка, решил воспользоваться очередным отбытием епископа в Германию для уничтожения Риги. Его люди вероломно напали на немцев, которые безоружные работали на стройке, убив семнадцать человек. Захваченных коней, оружие и доспехи, отправили полоцкому князю, предложив ему собрать войско и как можно скорее выступить на Ригу, где осталось мало народу: лучших убил Вячко, а прочие ушли с епископом.

Но, по счастью для рижан, епископ не успел уплыть далеко из-за неблагоприятного ветра. Узнав о гибели своих людей, Альберт собрал всех пилигримов и «со слезами» рассказал им о трагедии в Кукенойсе и угрозе, нависшей над Ригой. Епископ уговаривал их остаться, «обещая за большие труды их долгого пилигримства большее отпущение грехов и вечную жизнь». Альберту удалось убедить вернуться в Ригу триста человек, готовых «стать стеной за дом господень»26. Других наняли за плату. В Ригу собрали и союзных ливов.

Узнав о том, что епископ с большим числом немцев вернулся в Ригу, Вячко, так и не дождавшись подмоги из Полоцка, поджег Кукенойс и вместе со своими людьми ушел на Русь, «чтобы никогда больше не возвращаться в свое королевство»27.

В 1209 г., в очередной раз вернувшись из Германии с новым отрядом пилигримов, Альберт, «неизменно озабоченный развитием и защитой ливонской Церкви», собрал совет, на котором решали «каким образом избавить молодую Церковь от козней литовцев и русских». На этом совете постановили, что главная угроза Ливонии исходит от князя Всеволода из Герцике, который был женат на дочке одного из наиболее могущественных литовских князей. Всеволода обвиняли в том, что он был для литовцев своим и «часто предводительствовал их войсками, облегчал им переправу через Двину и снабжал их съестными припасами, шли ли они на Руссию, Ливонию или Эстонию». Постоянные набеги литовцев держали в страхе все соседние народы. По словам хроники, в лице Альберта они «получили избавление от пасти волчьей» в лице союзника литовцев Всеволода28.

Ливонское войско выступило к Герцике. Увидев приближающихся к городу врагов, Всеволод вывел своих людей им навстречу. Не выдержав удара ливонцев, русские обратились в бегство. Преследуя отступающих, ливонцы «ворвались за ними в ворота, но из уважения к христианству убивали лишь немногих, больше брали в плен или позволяли спастись бегством; женщин и детей, взяв город, пощадили и многих взяли в плен»29. Всеволоду удалось переправиться в лодке через Двину. Но его жена была захвачена. Разграбив город, ливонцы сожгли его и ушли вместе с пленными.

Всеволоду, если только он хочет заключить мир и получить пленных обратно, предложили прийти в Ригу. «Явившись, тот просил простить его проступки, называл епископа отцом, а всех латинян братьями по христианству и умолял забыть прошлое зло, заключить с ним мир, вернуть ему жену и пленных»30.

Условия мира были предложены следующие: избегать общения с язычниками; не воевать против Ливонии; не нападать вместе с литовцами на русских и принести Герцике в дар Ливонской Церкви. Если Всеволод на них согласен, то ему вернут его удел, отпустят всех пленных, и будут оказывать помощь.

Всеволод эти условия принял, «признал епископа отцом» и пообещал, что «впредь будет открывать ему все злые замыслы русских и литовцев»31. Ему вернули жену и всех пленных, после чего он вернулся на пепелище, собрал разбежавшихся людей и отстроил поселение заново.

Описывая события 1210 г., хронист констатирует, что «ливонская Церковь в то время, находясь посреди множества языческих племен, в соседстве русских, терпела немало бедствий, так как те все имели одно стремление — уничтожить ее»32.

В 1212 г. вновь обострились отношения Ливонии с Полоцком. Полоцкий князь послал епископу Альберту приглашение «прибыть для свидания с ним у Герцике, чтобы дать ответ о ливах, бывших данниках короля; чтобы тут же совместно договориться о безопасном плавании купцов по Двине и, возобновив мир, тем легче противостоять литовцам»33.

В этот раз Альберт вышел на переговоры из-за стен Риги: у него уже было достаточно сил для того, чтобы сразиться с врагом в чистом поле. Епископа сопровождали рыцари Ордена Меченосцев, старейшины ливов и лэттов, а также изгнанный из Пскова и с почетом принятый в Риге князь Владимир со своей дружиной34. С посольством на своих кораблях шли вооружившиеся немецкие купцы.

Генрих сообщает, что в ходе начавшихся переговоров полоцкий князь пытался «угрозами и лаской» заставить Альберта отказаться от крещения ливов, утверждая, что в «его (Владимира. — А.Н.) власти либо крестить рабов его ливов, либо оставить некрещеными». «Ибо русские короли, покоряя оружием какой-либо народ, обыкновенно заботятся не об обращении его в христианскую веру, а о покорности в смысле уплаты податей и денег» — прокомментировал это требование полоцкого князя Генрих. На что епископ ответил в том смысле, что бог повелел больше повиноваться царю небесному, чем земному. Ято касается дани, то, по словам Альберта, ливы «не желая служить двум господам, то есть русским и тевтонам, постоянно уговаривали епископа вовсе освободить их от ига русских»35.

Н. М. Карамзин так описывает этот диалог: «Князь Полоцкий говорил Альберту, чтобы он не тревожил язычников и не принуждал их креститься; что Немцы должны следовать примеру Россиян, которые довольствуются подданством народов, оставляя им на волю верить Спасителю или не верить. “Нет! — ответствовал с жаром Епископ: — совесть обязывает меня крестить идолопоклонников: так угодно Богу и папе!”»

Владимир, «не удовлетворенный этими справедливыми доводами, вышел из себя и, угрожая предать огню все замки Ливонии и саму Ригу», выстроил на поле свое войско и двинулся, «будто начиная войну» на ливонцев36. Те, полные решимости сразиться вместе с купцами и псковской дружиной, вышли ему навстречу.

Когда противники сошлись, чтобы начать схватку, вперед выехал псковский князь и еще несколько переговорщиков от немцев. Они стали убеждать полоцкого князя «не тревожить войной молодую Церковь, чтобы и его не тревожили тевтоны, все люди сильные в своем вооружении и полные желания сразиться с русскими. Смущенный их храбростью, король велел своему войску отойти, а сам прошел к епископу и говорил с ним почтительно, называя отцом духовным; точно так же и сам он принят был епископом, как сын»37.

После недостигшей цели демонстрации силы Владимир был вынужден возобновить переговоры. Трезво оценив свои силы и шансы на военную победу, он вынужден был пойти на уступки. По словам Генриха, «по божьему внушению», полоцкий князь отказался от дани с ливов и «предоставил господину епископу всю Ливонию безданно, чтобы укрепился между ними вечный мир, как против литовцев, так и против других язычников, а купцам был всегда открыт свободный путь по Двине»38.

Вызывает удивление, почему полоцкий князь выступил таким поборником свободы совести язычников? Возможно, он решил воспользоваться жалобами аборигенов для того, чтобы доказать, что является единственным сувереном над всей Ливонией. Возможно, его инспирировали представители православного духовенства, увидавшие в миссионерской деятельности католиков угрозу своим интересам.

Несмотря на то, что Орден внес вклад в разрешении конфликта с Полоцком, к этому времени, стало ясно, что его учреждение было ошибкой. Братья-рыцари не только действовали как самостоятельная сила, неподвластная Риге, но и стали ее конкурентом: они вознамерились создавать свое государство на землях эстов, на которые претендовала и ливонская Церковь. В чем причина возникновения конфликта Ордена и ливонской Церкви? Вот что пишет об этом Соловьёв: «Мы видим, что главным деятелем при утверждении немецкого владычества в Ливонии был епископ рижский, по старанию которого был учрежден рыцарский Орден, необходимо становившийся в служебное отношение к рижской Церкви. Но мир не мог долго сохраниться между двумя учреждениями, из которых у одного были материальные средства, право силы, меча, у другого же — одни права исторические и духовные; первое не могло долго подчиняться последнему; но епископы также не хотели уступить магистрам Ордена своего первенствующего положения, и следствием этого была усобица»39.

Притеснения со стороны Ордена вызывали недовольство подвластных ему племен, которые переносили свою вражду на всех христиан вообще. Первый такой конфликт, описанный в хронике, относится к 1212 г., когда ливы обратились к Альберту с жалобой на Орден: «И пришли в Ригу послы ливов и принесли много жалоб на Родольфа, магистра братьев-рыцарей, рассказывая об отнятых им у них полях, лугах и деньгах». Оправленное кливам посольство с братом епископа Теодерихом не смогло уладить конфликт. Более того, ливы схватили Теодериха и многих других рыцарей и клириков, участвовавших в переговорах. «Епископ Альберт, желая отделить куколь от пшеницы и вырвать с корнем зло, возникшее в стране, прежде чем оно размножится, созвал пилигримов с магистром рыцарства и его братьями, рижан и ливов, еще оставшихся верными». В ходе последовавшей осады замка восставших ливонцы одержали победу. Ливы просили пощадить их и «сжалившись над ними, епископ велел войску не вступать в замок и не убивать просящих пощады, чтобы не предавать гиенне много душ. И послушно повиновалось войско и прекратило бой, полное почтения пред епископом, и пощадило неверных, чтобы стали они верными»40.

Вообще созданный Альбертом Орден Меченосцев предсказуемо оказался прибежищем отбросов рыцарского сословия: цвет феодальной знати собрался под более престижными знаменами. Об этом ярко свидетельствует обличительная речь одного из командоров Тевтонского Ордена, который изучал предложение Меченосцев об объединении орденов, которое последний сделал, стремясь избавиться от вассальной зависимости ливонской Церкви. Этот командор охарактеризовал Меченосцев «как людей упрямых, крамольных, не любящих водчиняться правилам своего Ордена, ищущих личной корысти, а не общего блага»41.

Подчинение Ордена Меченосцев рижскому епископу с самого начала было весьма условным. Не прошло и нескольких лет со дня основания Ордена, как рыцари попытались выйти из-под власти Риги. Меченосцы обратились к Иннокентию III с жалобой на Альберта, обвиняя епископа в нарушении утвержденного Папой договора, в притеснении рыцарей и населения; добиваясь полной независимости от Атьберта и нераздельного господства над Эстонией»42. Влияние односторонней информации привело к тому, что отношения Альберта с римской курией испортились. Это нашло отражение в пяти папских актах в поддержку Ордена (1213 г.). В одной из булл Иннокентий III даже пригрозил Альберту отлучением от Церкви в случае, если жалобы Ордена не будут удовлетворены. Все это вынудило Альберта оставить Ливонию (1214 г.) и отправиться на переговоры с императором и папой для улаживания конфликта с Орденом.

Пилигримы, отбыв годовой срок, необходимый для прощения грехов, спешили вернуться на Родину. Германский император не присылал в Ливонию войск. Не проявляли заинтересованности в поддержке епископа Альберта немецкие княжества и города. Кто же защитит ливонскую Церковь от ее внутренних и внешних врагов? Что мог Альберт противопоставить Ордену Меченосцев, открыто выступившему против ливонской Церкви, и получившему поддержку в Германии и в Римe? Только силу, которая завоюет Эстонию и передаст ее ливонской церкви. И такая сила в Европе была — Датское королевство.

В 1218 г. епископ Альберт лично прибыл к королю датскому Вальдемару II и «убедительно просил его направить в следующем году войско на кораблях в Эстонию, чтобы смирить эстов и заставить прекратить нападения совместно с русскими на ливонскую Церковь»43.

Вальдемар II охотно согласился помочь Риге в богоугодном деле крещения язычников эстов. Альберт надеялся, что он вмешался в ливонские дела исключительно бескорыстно и только «ради славы пресвятой девы и отпущения грехов». А оказалось, что датский король считал, что завоеванные им земли принадлежат ему, а не ливонской Церкви. Он оказался, таким образом, партнером еще худшим, чем братья-рыцари, которые хотя бы формально, но находились во власти рижского епископа.

В 1219 г. датское войско под предводительством короля высадилось в «Ревельской области». По датским источникам к берегам Ливонии прибыл флот, насчитывавший полторы тысячи судов. Ливонская хроника, в отличие от датских сказаний, сообщает, что войско датчан было небольшим. Вместе с датчанами в походе участвовали их вассалы: поморские славяне во главе с князем Вицлавом I.

Эсты собрали большое войско и приготовились напасть на врага, но, чтобы ввести датчан в заблуждение, послали к Вальдемару старейшин с предложением о мире. Обрадованные такому повороту событий датчане крестили их и отпустили с дарами. Через три дня, под вечер, когда датское войско, не ожидая нападения, безмятежно предавалось послеобеденному отдыху, на него со всех сторон обрушились эсты. Датчане, ошарашенные внезапным нападением многочисленных врагов, в панике бежали. Славы, стоявшие в стороне от королевского лагеря, в отличие от своих союзников панике не поддались и успешно отразили нападение. «Когда другие эсты, гнавшиеся за датчанами, увидели бегство тех, что бились со славами, они остановились и сами, прекратив преследование датчан. И собрались тут все датчане вместе с королем и некоторые бывшие с ними тевтоны и, обратившись на эстов, храбро сразились с ними. И побежали эсты перед ними, а когда вся их масса обратилась в бегство, датчане с тевтонами и славами стали преследовать их и перебили при своей малочисленности более тысячи человек, а прочие бежали»44.

По легенде, которая существует в нескольких вариантах, в решающий момент битвы, когда уже казалось, что датчане будут разгромлены, с небес упало красное полотнище с белым крестом, которое с тех пор является национальным флагом Дании. На самом деле знамя с белым крестом на красном поле послал Вальдемару II специально для этого похода Римский Папа.

Одержав победу, датчане основали на месте городища эстов крепость Ревель. Но вместо того, чтобы оставить земли покоренных эстов ливонской Церкви, король Дании объявил, что теперь вся Эстония принадлежит ему. В том же году Вальдемар II покинул Ливонию, оставив в крепости многочисленный гарнизон во главе с архиепископом лундским Андреасом, который был назначен им наместником в Эстонии. Так, благодаря инициативе Альберта, Дания захватила часть Эстонии. Вальдемар II получил почетное прозвище «Победоносный», а датчане — национальный флаг. Эти события стали одной из реперных точек исторической памяти и национальной идентичности датчан.

Датчанам в Эстонии угрожала война на три фронта — с эстами, Меченосцами и Ригой. Вальдемар Победоносный поспешил заключить сепаратный договор с Орденом Меченосцев, по которому признавалось право Ордена на часть Эстонии. По сути, это был раздел Эстонии между Орденом и Данией. Смириться с этим Рига не могла, но и сил изменить ситуацию у нее не было. Единственная надежда была на вмешательство Рима. Альберт собрался лично встретиться с Папой. Чтобы сорвать его поездку в Рим, Дания организовала морскую блокаду Ливонии. Но Альберту, несмотря на усилия датского короля, удалось тайно переправиться в Германию, а затем в Рим (1220 г.). Однако он опоздал. При дворе папы уже успели побывать послы Вальдемара II. Им удалось добиться расположения понтифика и убедить его поддержать раздел Ливонии между Данией и Орденом. «Верховный первосвященник сочувственно и отечески выслушал его (епископа Альберта. — А.Н.) просьбы, но король датский, действуя против него, отправил и своих послов, которые немало повредили делам ливонской Церкви при дворе римском, а для себя добились значительных успехов»45. Миссия епископа провалилась. Рим не поддержал его обвинения против Вальдемара II. Датчане признали за Ригой только духовные права, а экономическую и политическую власть в Эстонии оставили за собой.

Не получив поддержки у папы, Альберт обратился к его врагу — императору Фридриху II: «И отправился епископ ливонский к императору Фридриху, недавно возведенному в императорский сан, ища у него совета и помощи против упорной враждебности, как датского короля, так и русских и других язычников, ибо Ливония со всеми покоренными областями всегда с почтением относилась к империи». Но император тоже уклонился от помощи епископу Альберту. Вместо этого он посоветовал ему помириться с датчанами (а также русскими) и впредь жить с ними дружно: «Однако император, занятый разными высокими имперскими делами, уделил епископу немного благожелательного внимания: уже до того он обещал посетить святую землю иерусалимскую и, озабоченный этим, уклонился от помощи епископу, а лишь убеждал его и уговаривал держаться мира и дружбы с датчанами и русскими, пока над молодым насаждением не вырастет впоследствии крепкое здание. Не получив никакого утешения ни от верховного первосвященника, ни от императора, епископ вернулся в Тевтонию»46.

Итак, Альберт не нашел поддержки у сильных мира сего. А датский король, чтобы сделать епископа более сговорчивым, запретил кителям Любека давать корабли для пилигримов в Ливонию, пока Рига не заключит с ним соглашение о судьбе Эстонии. Эти действия Дании ставили под угрозу само существовании Ливонии. В таких условиях Альберту ничего не оставалось, как смириться и принять условия Вальдемара II, согласившись на то, чтобы король Дании властвовал не только над Эстонией, но и над всей Ливонией. Но с оговоркой: они перейдут под его власть только «на том условии, что прелаты его монастырей, его люди и все рижане с ливами и лэттами дадут согласие на это»47. Это условие Альберта, по существу, было дипломатической формой отказа на притязания Датской короны, потому что такое согласие было получить невозможно.

Таким образом, вопреки пожеланиям императора Фридриха II жить дружно с датчанами, ситуация в Ливонии оказалась на грани войны. Рига ни при каких условиях не соглашалась на то, чтобы признать суверенитет Дании даже над частью Ливонии. В борьбе с Данией ливонская Церковь опиралась на немецкое купечество. В 221 г. датчане схватили рижских купцов, «говоря, что это земля короля, связали и увели с собой в Ревель». Альберт просил датчан отпустить пленников. Датчане отказались. «Тогда сообщено было датчанам, что рижане идут с войском, и тотчас все были отпущены»48.

В 1222 г. в Эстонии началось восстание против немцев и датчан. Эсты призвали на помощь новгородцев и псковичей. Один из русских гарнизонов во главе с бывшим князем кукенойским Вячко занял Дерпт. «Был двадцать шестой год посвящения епископа Альберта, а Церковь все еще не знала тишины от войн. Ибо король Вячко с жителями Дорпата тревожил всю область вокруг, а лэтты и ливы, не раз ходившие в небольшом числе на них, не в силах были причинить им вред49.

Меченосцы тоже пытались взять замок, но потерпели неудачу. Тогда епископ Альберт отправил в Дерпт послов, пытаясь убедить Вячко в том, что он, как христианин, не должен помогать отступникам от истинной веры и обязан «отступиться от тех мятежников». Полагаясь на обещанную помощь «русских королей», Вячко послам епископа отказал. Объясняя причину неудачи переговоров, Генрих вновь повторил свою мысль о том, что русские стремились «покорять страны не для возрождения к вере христовой, а ради податей и добычи»50.

Тогда Альберт объявил общий сбор, призвав Орден, купцов, пилигримов, рижских бюргеров, ливов и лэттов, и возглавил поход на Дерпт. Город был осажден. Епископ еще раз послал послов к Вячко. предлагая «свободный путь для выхода с его людьми, конями и имуществом, лишь бы он ушел из замка и оставил этот народ отступников». Вячко, видимо надеясь на помощь из Новгорода, отказался покинуть Дерпт. В ходе ожесточенного многодневного штурма, не прекращавшегося ни днем ни ночью, Дерпт был взял ливонцами. Вячко и вся его дружина, кроме одного «вассала великого короля суздальского», которого отправили сообщить о падении города в Новгород, были убиты. Новгород осажденным помощи не оказал. Генрих объясняет это тем, что к тому времени как русское войско готово было выступить, Дерпт уже пал: «Новгородцы же пришли было во Псков с многочисленным войском, собираясь освобождать замок от тевтонской осады, но услышав, что замок уже взят, а их люди перебиты, с большим горем и негодованием возвратились в свой город»51.

Результатом взятия Дерпта стало установление, впервые за четверть века, внутреннего мира в Ливонии и заключение мирных договоров с соседями (1225 г.). По словам Генриха, «страх перед рижанами и тевтонами охватил все соседние области и все окружающие народы. И отправили все они послов с дарами в Ригу — и русские, и эсты поморские, и эзельцы, и семигаллы, и куры и даже литовцы, прося мира и союза из страха, как бы и с ними не поступили так же как в Дорпате. И приняли рижане их предложения и дали мир всем кто просил, и стало тихо в стране пред лицом их»52.

В течение всего лишь четверти века усилиями Альберта в Прибалтике удалось заложить прочные основы европейской цивилизации. В связи с этим возникает закономерный вопрос, почему цивилизаторская миссия не была исполнена ближайшими соседями прибалтийских язычников? Как это не странно, русские не пытались колонизировать эти земли путем распространения православия, строительства городов (за исключением Юрьева) и вовлечения аборигенов в орбиту своего культурного влияния. Хотя для этого у наших предков были все условия. Крупнейшие города Древней Руси — Новгород, Псков и Полоцк — в силу своего географического положения представляли собой прекрасные плацдармы для миссионерской деятельности среди местного населения. Почему же русская православная церковь не предпринимала никаких усилий для распространения христианства? И почему с этой задачей в исторически короткий срок успешно справились католические миссионеры, которые вступили в контакт с местными жителями на два столетия позже?

Среди тех, кто пытается оправдать бездеятельность русской православной церкви в Прибалтике был Алексий II. По его мнению: «Мирная проповедь Слова Божия предполагала благочестивый пример и терпение, а плохое знание местных наречий, отсутствие грамотных людей и веками укоренившиеся среди местных жителей языческие представления делали распространение христианства подвигом трудным, требующим усилий нескольких поколений подвижников»53. Выходит, что католики добились успеха исключительно насилием, а православная церковь к силе прибегать не хотела, а на мирную проповедь у нее не хватило времени, подвижников и грамотных людей. Ну и конечно, виновата традиционная русская проблема: незнание иностранных языков. На самом деле, как свидетельствует история русской церкви, обращение язычников в православие далеко не всегда осуществлялось путем «мирной проповеди Слова Божия». Тот же Новгород крестили «огнем и мечем». И если Альберт решил задачу крещения Прибалтики за двадцать пять лет, то два столетия — более чем достаточный срок для того, чтобы «несколько поколений подвижников» сумели добиться распространения христианства даже среди таких упорных язычников, какими, по мнению Алексия, были «местные жители». Что касается незнания местных наречий, то неужели католические миссионеры, прибывшие в эти края издалека, знали местные языки лучше, чем не одно столетие проживавшие по соседству с аборигенами русские? Не говоря уже о том, что Новгород и Псков возникли на землях финно-угоров, и многие местные народы (вожане, ижора, корелы, эсты, ливы, летты) были данниками Новгорода, Пскова, Полоцка. Выходит, что незнание языков совсем не препятствовало сбору дани, но, почему-то было преградой для христианской проведи.

Сравнивая миссионерский потенциал православия и католичества, Арнольд Тойнби пришел к выводу что «успех католичества в Прибалтике, реальный успех западного христианства в области миссионерской деятельности, намного превзошедший успехи православия, кажется более чем парадоксальным»54. С точки зрения Тойнби, православие не стремилось к расширению своих границ за счет европейских варваров, а к миссионерской деятельности своих конкурентов относилось с полнейшим равнодушием. Притом, что по сравнению с католиками у него был намного больший потенциал, чтобы успешно проповедовать христианство. Ведь православные вели службу на родном языке, а католики — на непонятной подавляющему большинству населения латыни. Либерализм православной церкви на фоне этой латинской тирании удивителен — она не предприняла ни одной попытки придать греческому языку статус монополии в церковной службе. Такая политика, допускавшая ведение службы на местных языках, давала православию неоспоримое преимущество перед католиками в миссионерской деятельности. Так почему же этот потенциал не был реализован?

В чем причина такой «парадоксальной» пассивности православной церкви? По мнению Тойнби, этот парадокс легко разрешить, если предположить, что, с точки зрения язычников, у православия был существенный недостаток, перекрывающий преимущества использования родного языка в церковной службе. Этот недостаток заключался в том, что принятие православия приводило к утрате политической самостоятельности, а принятие церковной юрисдикции Рима не вело к политической зависимости. Но предположение Тойнби, на наш взгляд, ошибочно. Проблема не в этом. Православная церковь, в отличие от католической, признает первенство власти светской над властью духовной. Поэтому, например, Киевская Русь, приняв православие, не потеряла политической независимости. Хотя глава русской православной церкви был прислан из Константинополя, он находился в зависимости от киевского князя. Скорее всего, именно подчиненное положение православной церкви по отношению к княжеской власти и послужило одной из главных причин того, что Владимир Красно Солнышко сделал свой выбор в пользу православия, а не католичества.

На самом деле русская православная церковь не вела миссионерской деятельности по причинам сугубо прагматическим: крестить прибалтийских язычников было попросту невыгодно. Дело в том, что продажа рабов на Восток была одним из самых прибыльных видов деятельности. Охотиться за живым товаром в дикой степи, как наглядно свидетельствует история неудачного похода князя Игоря, — предприятие в высшей степени рискованное. А вот жившие на границах Руси небольшими оседлыми общинами племена язычников, в отличие от степных кочевников, представляли собой оптимальную цель для таких набегов. Поэтому новгородцам и псковичам, которые, благодаря своему соседству с прибалтами, сделали работорговлю одним из основных источников своего дохода, незачем было распространять среди них христианство: церковь не одобрила бы продажу христиан в рабство. Зато от работорговли росло благосостояние паствы, а значит и богатство церкви. Зачем же подрывать источник собственного процветания?

Епископ Альберт скончался в Риге в январе 1229 г. и был погребен в им же основанном Домском соборе. Перед смертью он успел принять участие в заключение торгового договора (1228 г.), который заложил основы будущего ганзейского союза. Согласно этому договору, между Ригой, Готландом и «всеми Немцами, ходящими по Восточному морю», с одной стороны, Смоленском и Полоцком — с другой, Двина признавалась свободной для судоходства от истока до устья. Среди подписавших этот договор были представители Любека, Минстера, Бремена55.

Спустя восемь веков в Латвии продолжают чтить память человека, стоявшего у истоков латвийского государства и основателя Риги. В саду рижского Домского собора поставили восстановленный памятник епископу Альберту.

Первый памятник ему появился в 1897 году. В 1915 г. он был демонтирован и эвакуирован на корабле, который по пути в Санкт-Петербург затонул. Восстановленная в 2001 г. на средства, полученные в ходе кампании по сбору пожертвований, начатой по инициативе рода Буксгевденов, статуя была подарена Риге обществом балтийских немцев. Также епископ изображен на аверсе серебряной юбилейной монеты достоинством 10 лат, выпущенной в 1995 г. в Латвии в честь 800-летия основания Риги.

Примечания

1. СОЛОВЬЁВ С.М. Сочинения. Кн. I. М. 1988, с. 611.

2. История Эстонской ССР. Таллин. 1952, с. 36.

3. СОЛОВЬЁВ С.М. Ук. соч., с. 123.

4. ГЕНРИХ ЛАТВИЙСКИЙ. Хроника Ливонии. М.-Л. 1938, прим. 377, с. 575

5. Там же, с. 78.

6. До этого миссионерская деятельность среди ливов была частной инициативой бременских каноников, которые появились на берегах Двины вслед за немецкими купцами.

7. ГЕНРИХ ЛАТВИЙСКИЙ. Ук. соч., прим. 47, с. 486-487.

8. Там же, с. 107.

9. Там же, с. 145.

10. Там же, с. 125.

11. Там же, с. 107, 130.

12. Там же, с. 145.

13. Там же, с. 107.

14. Там же, с. 80.

15. Там же, с. 82. Хроника приписывает инициативу создания Ордена Теодериху. Вероятно, это объясняется тем, что в это время Альберт был в очередной поездке по Германии в поисках пилигримов, а Теодерих замещал его.

16. Там же, с. 101.

17. Там же, с. 94.

18. Там же, с. 94.

19. Там же, с. 95.

20. Там же, с. 96.

21. Там же, с. 97.

22. Там же, с. 99.

23. Там же, с. 100.

24. Там же, с. 102—104.

25. Там же, с. 105.

26. Там же.

27. Там же, с. 116.

28. Там же, с. 125—126.

29. Там же, с. 126.

30. Там же, с. 127.

31. Там же.

32. Там же, с. 133.

33. Там же, с. 152.

34. Как пишет Генрих, Владимира изгнали, «потому что он отдал дочь свою замуж за брата епископа рижского, и изгнали его из города со всей дружиной. Он бежал к королю полоцкому, но мало нашел у него утешения и отправился со своими людьми в Ригу, где и был с почетом принят зятем своим и дружиной епископа». Владимиру был выделен удел. По одной из версий, в честь него получил свое имя город Вольмар (Валмиера). Однако уже на следующий год отношение к Владимиру изменилось: Генрих пишет, что он «пожинал многое, чего не сеял», решая дела так, что решения его были всем «не по душе».

35. Там же, с. 152—153.

36. Там же, с. 153.

37. Там же.

38. Там же.

39. СОЛОВЬЁВ С.М. Ук. соч., с. 232.

40. ГЕНРИХ ЛАТВИЙСКИЙ. Ук. соч., с. 155-157.

41. СОЛОВЬЁВ С.М. Ук. соч., с. 124.

42. ГЕНРИХ ЛАТВИЙСКИЙ. Ук. соч., прим. 205, с. 536.

43. Там же, с. 189.

44. Там же, с. 196.

45. Там же, с. 211.

46. Там же.

47. Там же, с. 212.

48. Там же, с. 221.

49. Там же, с. 234—235.

50. Там же, с. 236—237.

51. Там же, с. 238, 240.

52. Там же, с. 242.

53. АЛЕКСИЙ II (РИДИГЕР А.М.), Патриарх Московский и всея Руси. Православие в Эстонии. URL: sedmitza.ru/lib/text/430070/.

54. ТОЙНБИ АРНОЛЬД. Постижение истории. М. 1991, с. 324.

55. КАРАМЗИН Н.М. История Государства Российского. Т. II—III. М. 1991, с. 471—473.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • «Древний Ветер» (Fornkåre) на Ловоти. 2013 год
      Автор: Сергий
      Situne Dei

      Ежегодник исследований Сигтуны и исторической археологии

      2014

      Редакторы:


       
      Андерс Сёдерберг
      Руна Эдберг

      Магнус Келлстрем

      Элизабет Клаессон


       

       
      С «Древним Ветром» (Fornkåre) через Россию
      2013

      Отчет о продолжении путешествия с одной копией ладьи эпохи викингов.

      Леннарт Видерберг

       
      Напомним, что в поход шведский любитель истории отправился на собственноручно построенной ладье с романтичным названием «Древний Ветер» (Fornkåre). Ее длина 9,6 метра. И она является точной копией виксбота, найденного у Рослагена. Предприимчивый швед намеревался пройти от Новгорода до Смоленска. Главным образом по Ловати. Естественно, против течения. О том, как менялось настроение гребцов по ходу этого путешествия, читайте ниже…
       
      Из дневника путешественника:
      2–3 июля 2013 г.
      После нескольких дней ожидания хорошего ветра вечером отправляемся из Новгорода. Мы бросаемся в русло Волхова и вскоре оставляем Рюриков Холмгорд (Рюриково городище) позади нас. Следуем западным берегом озера. Прежде чем прибыть в стартовую точку, мы пересекаем 35 километров открытой воды Ильменя. Падает сумрак и через некоторое время я вижу только прибой. Гребем. К утру ветер поворачивает, и мы можем плыть на юг, к низким островам, растущим в лучах рассвета. В деревне Взвад покупаем рыбу на обед, проплываем мимо Парфино и разбиваем лагерь. Теперь мы в Ловати.
      4 июля.
      Мы хорошо гребли и через четыре часа достигли 12-километровой отметки (по прямой). Сделав это в обед, мы купались возле села Редцы. Было около 35 градусов тепла. Река здесь 200 метров шириной. Затем прошли два скалистых порога. Проходя через них, мы гребли и отталкивали кольями корму сильнее. Стремнины теперь становятся быстрыми и длинными. Много песка вдоль пляжей. Мы идем с коротким линем (тонкий корабельный трос из растительного материала – прим. автора) в воде, чтобы вести лодку на нужную глубину. В 9 вечера прибываем к мосту в Коровичино, где разбиваем лагерь. Это место находится в 65 км от устья Ловати.
      5–6 июля.
      Река широкая 100 метров, и быстрая: скорость течения примерно 2 км в час, в стремнинах, может быть, вдвое больше. Грести трудно, но человеку легко вести лодку с линем. Немного странно, что шесть весел так легко компенсируются канатной буксировкой. Стремнина с мелкой водой может быть длиной в несколько километров солнце палит беспощадно. Несколько раз нам повезло, и мы могли плыть против течения.
      7 июля.
      Достигаем моста в Селеево (150 км от устья Ловати), но сначала мы застреваем в могучих скалистых порогах. Человек идет с линем и тянет лодку между гигантскими валунами. Другой отталкивает шестом форштевень, а остальные смотрят. После моста вода успокаивается и мы гребем. Впереди небольшой приток, по которому мы идем в затон. Удар! Мы продолжаем, шест падает за борт, и течение тянет лодку. Мы качаемся в потоке, но медленно плывем к месту купания в ручье, который мелок и бессилен.
      8 июля.
      Стремнина за стремниной. 200-метровая гребля, затем 50-метровый перекат, где нужно приостановиться и тянуть линем. Теперь дно покрыто камнями. Мои сандалеты треплет в стремнине, и липучки расстегиваются. Пара ударов по правому колену оставляют небольшие раны. Колено болит в течение нескольких дней. Мы разбиваем лагерь на песчаных пляжах.
      9 июля.
      В обед подошли к большому повороту с сильным течением. Мы останавливаемся рядом в кустах и застреваем мачтой, которая поднята вверх. Но все-таки мы проходим их и выдыхаем облегченно. Увидевший нас за работой абориген приходит с полиэтиленовыми пакетами. Кажется, он опустошил свою кладовую от зубной пасты, каш и консервов. Было даже несколько огурцов. Отлично! Мы сегодня пополнили продукты!
      10 июля. В скалистом протоке мы оказываемся в тупике. Мы были почти на полпути, но зацепили последний камень. Вот тут сразу – стоп! Мы отталкиваем лодку назад и находим другую протоку. Следует отметить, что наша скорость по мере продвижения продолжает снижаться. Часть из нас сильно переутомлена, и проблемы увеличиваются. От 0,5 до 0,8 км в час – вот эффективные изменения по карте. Длинный быстрый порог с камнями. Мы разгружаем ладью и тянем ее через них. На других порогах лодка входит во вращение и однажды новые большие камни проламывают днище. Находим хороший песчаный пляж и разводим костер на ужин. Макароны с рыбными консервами или каша с мясными? В заключение – чай с не которыми трофеями, как всегда после еды.
      11 июля.
      Прибыли в Холм, в 190 км от устья реки Ловати, где минуем мост. Местная газета берет интервью и фотографирует. Я смотрю на реку. Судя по карте, здесь могут пройти и более крупные корабли. Разглядываю опоры моста. Во время весеннего половодья вода поднимается на шесть-семь метров. После Холма мы встречаемся с одним плесом – несколько  сотен метров вверх по водорослям. Я настаиваю, и мы продолжаем путь. Это возможно! Идем дальше. Глубина в среднем около полуметра. Мы разбиваем лагерь напротив деревни Кузёмкино, в 200 км от устья Ловати.
      12 июля. Преодолеваем порог за порогом. Теперь мы профессионалы, и используем греблю и шесты в комбинации в соответствии с потребностями. Обеденная остановка в селе Сопки. Мы хороши в Ильинском, 215 км от устья Ловати! Пара радушных бабушек с внуками и собакой приносят овощи.
      13–14 июля.
      Мы попадаем на скалистые пороги, разгружаем лодку от снаряжения и сдергиваем ее. По зарослям, с которыми мы в силах справиться, выходим в травянистый ручей. Снова теряем время на загрузку багажа. Продолжаем движение. Наблюдаем лося, плывущего через реку. Мы достигаем д. Сельцо, в 260 км от устья Ловати.
      15–16 июля.
      Мы гребем на плесах, особенно тяжело приходится на стремнинах. Когда проходим пороги, используем шесты. Достигаем Дрепино. Это 280 км от устья. Я вижу свою точку отсчета – гнездо аиста на электрическом столбе.
      17–18 июля.
      Вода льется навстречу, как из гигантской трубы. Я вяжу веревки с каждой стороны для управления курсом. Мы идем по дну реки и проталкиваем лодку через водную массу. Затем следуют повторяющиеся каменистые стремнины, где экипаж может "отдохнуть". Камни плохо видны, и время от времени мы грохаем по ним.
      19 июля.
      Проходим около 100 закорюк, многие из которых на 90 градусов и требуют гребли снаружи и «полный назад» по внутреннему направлению. Мы оказываемся в завале и пробиваем себе дорогу. «Возьмите левой стороной, здесь легче», – советует мужчина, купающийся в том месте. Мы продолжаем менять стороны по мере продвижения вперед. Сильный боковой поток бросает лодку в поперечном направлении. Когда киль застревает, лодка сильно наклоняется. Мы снова сопротивляемся и медленно выходим на более глубокую воду. Незадолго до полуночи прибываем в Великие Луки, 350 км от устья Ловати. Разбиваем лагерь и разводим огонь.
      20–21 июля.
      После дня отдыха в Великих Луках путешествие продолжается. Пересекаем ручей ниже плотины электростанции (ну ошибся человек насчет электростанции, с приезжими бывает – прим. автора) в центре города. Проезжаем по дорожке. Сразу после города нас встречает длинная череда порогов с небольшими утиными заводями между ними. Продвигаемся вперед, часто окунаясь. Очередная течь в днище. Мы должны предотвратить риск попадания воды в багаж. Идет небольшой дождь. На часах почти 21.00, мы устали и растеряны. Там нет конца порогам… Время для совета. Наши ресурсы использованы. Я сплю наяву и прихожу к выводу: пора забрать лодку. Мы достигли отметки в 360 км от устья Ловати. С момента старта в Новгороде мы прошли около 410 км.
      22 июля.
      Весь день льет дождь. Мы опорожняем лодку от оборудования. Копаем два ряда ступеней на склоне и кладем канаты между ними. Путь домой для экипажа и трейлер-транспорт для «Древнего Ветра» до лодочного клуба в Смоленске.
      Эпилог
      Ильмен-озеро, где впадает Ловать, находится на высоте около 20 метров над уровнем моря. У Холма высота над уровнем моря около 65 метров, а в Великих Луках около 85 метров. Наше путешествие по Ловати таким образом, продолжало идти в гору и вверх по течению, в то время как река становилась уже и уже, и каменистее и каменистее. Насколько известно, ранее была предпринята только одна попытка пройти вверх по течению по Ловати, причем цель была та же, что и у нас. Это была экспедиция с ладьей Айфур в 1996 году, которая прервала его плавание в Холм. В связи с этим Fornkåre, таким образом, достиг значительно большего. Fornkåre - подходящая лодка с человечными размерами. Так что очень даже похоже, что он хорошо подходит для путешествия по пути «из варяг в греки». Летом 2014 года мы приложим усилия к достижению истока Ловати, где преодолеем еще 170 км. Затем мы продолжим путь через реки Усвяча, Двина и Каспля к Днепру. Наш девиз: «Прохлада бегущей воды и весло - как повезет!»
       
      Ссылки
      Видерберг, Л. 2013. С Fornkåre в Новгород 2012. Situne Dei.
       
      Факты поездки
      Пройденное расстояние 410 км
      Время в пути 20 дней (включая день отдыха)
      Среднесуточнный пройденный путь 20,5 км
      Активное время в пути 224 ч (включая отдых и тому подобное)
      Средняя скорость 1,8 км / ч
       
      Примечание:
      1)      В сотрудничестве с редакцией Situne Dei.
       
      Резюме
      В июле 2013 года была предпринята попытка путешествовать на лодке через Россию из Новгорода в Смоленск, следуя «Пути из варяг в греки», описанного в русской Повести временных лет. Ладья Fornkåre , была точной копией 9,6-метровой ладьи середины 11-го века. Судно найдено в болоте в Уппланде, центральной Швеции. Путешествие длилось 20 дней, начиная с  пересечения озера Ильмень и далее против течения реки Ловать. Экспедиция была остановлена к югу от Великих Лук, пройдя около 410 км от Новгорода, из которых около 370 км по Ловати. Это выгодно отличается от еще одной шведской попытки, предпринятой в 1996 году, когда ладья Aifur была вынуждена остановиться примерно через 190 км на Ловати - по оценкам экипажа остальная часть пути не была судоходной. Экипаж Fornkåre должен был пробиться через многочисленные пороги с каменистым дном и сильными неблагоприятными течениями, часто применялись буксировки и подталкивания шестами вместо гребли. Усилия 2013 года стали продолжением путешествия Fornkåre 2012 года из Швеции в Новгород (сообщается в номере журнала за 2013 год). Лодка была построена капитаном и автором, который приходит к выводу, что судно доказало свою способность путешествовать по этому древнему маршруту. Он планирует продолжить экспедицию с того места, где она была прервана, и, наконец, пересечь водоразделы до Днепра.
       
       
      Перевод:
      (Sergius), 2020 г.
       
       
      Вместо эпилога
      Умный, говорят, в гору не пойдет, да и против течения его долго грести не заставишь. Другое дело – человек увлеченный. Такой и гору на своем пути свернет, и законы природы отменить постарается. Считают, например, приверженцы норманской теории возникновения древнерусского государства, что суровые викинги чувствовали себя на наших реках, как дома, и хоть кол им на голове теши. Пока не сядут за весла… Стоит отдать должное Леннарту Видербергу, в борьбе с течением и порогами Ловати он продвинулся дальше всех (возможно, потому что набрал в свою команду не соотечественников, а россиян), но и он за двадцать дней (и налегке!) смог доплыть от озера Ильмень только до Великих Лук. А планировал добраться до Смоленска, откуда по Днепру, действительно, не проблема выйти в Черное море. Получается, либо Ловать в древности была полноводнее (что вряд ли, во всяком случае, по имеющимся данным, в Петровскую эпоху она была такой же, как и сегодня), либо правы те, кто считает, что по Ловати даже в эпоху раннего Средневековья судоходство было возможно лишь в одном направлении. В сторону Новгорода. А вот из Новгорода на юг предпочитали отправляться зимой. По льду замерзшей реки. Кстати, в скандинавских сагах есть свидетельства именно о зимних передвижениях по территории Руси. Ну а тех, кто пытается доказать возможность регулярных плаваний против течения Ловати, – милости просим по следам Леннарта Видерберга…
      С. ЖАРКОВ
       
      Рисунок 1. Морской и речной путь Fornkåre в 2013 году начался в Новгороде и был прерван чуть южнее Великих Лук. Преодоленное расстояние около 410 км. Расстояние по прямой около 260 км. Карта ред.
      Рисунок 2. «Форнкор» приближается к устью реки Ловать в Ильмене и встречает здесь земснаряд. Фото автора (Леннарт Видерберг).
      Рисунок 3. Один из бесчисленных порогов Ловати с каменистым дном проходим с помощью буксирного линя с суши. И толкаем шестами с лодки. Фото автора.
      Рисунок 4. Завал преграждает русло  Ловати, но экипаж Форнкора прорезает и пробивает себе путь. Фото автора.




    • Материальные следы присутствия вагров в Восточной Европе
      Автор: Mukaffa
      Когда появилось арабское серебро в южной Балтике? - Оно появилось там - в конце VIII века. Представляете какая неприятность?)))
       
      Первый этап завоза - конец VIII века - 830е годы. И это территория южнобалтийского побережья и чуток Готланд.
       
      А много их там в IX-ом то веке? Ну допустим их оставили купцы-готландцы, которые специализировались на торговле с ВЕ. Ферштейн?
    • Варяги - народ или сословие?
      Автор: Mukaffa
      В этой фразе -  "Афетово же колено и то - варязи, свеи, урмане, готе, русь, агляне, галичане, волохове, римляне, немци, корлязи, венедици, фрягове и прочии, приседять от запада къ полуденью и съседятся съ племенем Хамовомъ."(ПВЛ) варяги и русь отдельно, т.е. поданы как разные этнонимы, разные народы. Вот как-раз и тема для "моравского" следа. А "варязи" здесь балт.славяне, других подходящих вариантов попросту не остаётся. А русь локализуется скорее всего в Прибалтике(в "Пруськой земле").
       
       
    • Фестский диск: попытка анализа
      Автор: Неметон
      Фестский диск                                                                                                                                          Место обнаружения  диска во дворце Феста
      1.     обе стороны диска покрыты оттиснутыми при помощи штемпелей печатями, что, возможно, связано с необходимостью его тиражирования. В контексте предположения о том, что возникновение дворцовых ансамблей было результатом реализации широкой строительной программы, направляемой из одного центра — Кносса, можно предположить, что содержание диска из Феста можно ретранслировать на Кносс, как возможный первоисточник зафиксированной на диске информации.

      2.     Установлено, что знаки наносились справа налево печатником левой рукой. Практика использования печатей на Крите подтверждена археологически (например, мастерская по производству печатей в Малии). Уникальность диска и его существование в единственном числе (что не исключает обнаружение подобных дисков в будущем) может указывать на специфичность содержания, которое имеет большое религиозное значение. Это подтверждает обнаружение диска в главной ячейке тайника, замаскированного в полу комнаты под слоем штукатурки, наряду с пеплом, черноземом и большим количеством обгоревших бычьих костей, что также указывает на то, что диск имеет религиозное значение и представлял несомненную ценность для тех, кто поместил его в тайник.

      3.     Тот факт, что рисунки на диске не имеют сколь-нибудь четкого соответствия в других письменностях и очень мало напоминают знаки критского рисуночного письма, а также, что количество знаков диска (45) слишком велико для буквенного письма и слишком мало для иероглифического, может указывать на то, что знаки диска не являются образчиком какой-либо письменности и являются фиксацией некой последовательности, на что указывает повторение групп знаков на сторонах А и Б.

      Фестский диск: стороны А и Б

      4.     На обеих сторонах идентичное количество делений (ячеек); сторона А – 31, сторона Б – 30.

      5.     спиральное расположение знаков указывает на солярную символику, которая, в свою очередь, позволяет связать содержание диска с мифом о Минотавре, культом лабриса и почитанием Великой богини, имевшей обширную географию (Реи, Астарты, Кибелы, Деметры, Исиды, Артемиды).

      Можно предположить, что каждый знак обозначает разные типы объектов, совокупность которых, с учетом функциональных различий, позволяет предположить фиксацию элементов некой церемонии.  Использование священных растений, музыкальных инструментов, ритуальных предметов и принесение жертв позволяет предположить, что перед нами символическое изображение религиозной церемонии. Антропоморфные знаки и сельскохозяйственные инструменты указывают на направленность церемонии – культ плодородия или Великой Богини. Отсутствие знаков с изображением плодов и т.п результатов сельскохозяйственной деятельности может рассматриваться как церемония в честь богини плодородия, предшествующая посевным работам.  Повторение знаков на стороне А и Б свидетельствует о последовательности церемонии и участии в ней на разных этапах одних и тех же объектов, т.е четкой структуре, что также можно рассматривать как доказательство сакральности события.


      Знаки фестского диска
       
      Сторона А: 3, 5, 10, 11, 17, 19, 21, 28, 31, 41, 44

      Остановимся на некоторых уникальных знаках стороны А – 3 («верховный жрец»), 5 («раб»), 10 («систр»), 21 («гребень»), 11 («плеть»), 17 («ритуальный нож»), 31 («сокол»).

      «Возвращение богини» непосредственно связано с представлениями о ее «священном браке» с божеством и зачатии дитя, знаменуя весеннее обновление. Такие священные браки богинь природы были важнейшим моментом весенних праздничных обрядов в Вавилоне (Инанна и Таммузи), брак Великой матери хеттов и Деметры и Зевса в Элевсине. Исиды и Осириса в Египте. Учитывая, что поклонение Великой Богине было распространено широко в древнем мире и, соответственно, имели схожие ритуалы поклонения. (На стороне А диска знак «плеть» расположен на условном «входе» и больше нигде не встречается). Знак «раб, пленный» целесообразно рассмотреть сквозь призму мифа о Тесее и Минотавре, т.е как участие в церемонии определенного количества подданных Крита из других регионов (не исключается ритуальный бой с быком). Знак «гребень», возможно символизирует символическое расчесывание волос Великой Богини перед тем, как она (ее изображение) покинет храм (Лабиринт). По аналогии с культами хеттов, которые носили оргиастический характер, на Крите, возможно, практиковалось самооскопление (знак «ритуальный нож») и ритуальные пляски (знак «систр»). Участие верховного жреца (без царской короны), самобичевание и самооскопление жрецов, вкупе с проведением ритуала у статуи божества в сопровождении музыки, возможно, свидетельствует о том, что церемонии, зафиксированные на стороне А, носили внутренний характер и были закрыты для непосвященных. Знак «сокол», который, как известно, в Египте символизировал Гора, сына Исиды и Осириса, который воскресил отца, убитого Сэтом. Важно также понимать, что фараона воспринимали как живое воплощение Гора. Культ Великой Богини Крита (Реи), согласно мифологии, имеет египетские корни в культе Исиды и Осириса и пришел на остров из Финикии (Библ и Тир), испытав, позднее, влияние азиатских (фригийско-колхидских) культов (Кибелы (Гекаты или Артемиды), что отразилось в предании о связи Пасифаи, колхидской принцессы, с быком Посейдона. В Вавилоне весной церемонии посвящали Мардуку в храме Эсагилы. Верховный жрец встречал царя у дверей, но не давал ему войти. Корона, скипетр и прочие царские знаки клали на специальную циновку, а самого коленопреклоненного перед святилищем царя плетью (либо самобичевание) стегал верховный жрец.


       


                                                          Богиня лабиринта (Греция)                                                                Богиня со змеями (Крит)                                                                     Кибела  
      Сторона Б: 5, 15, 16, 20, 22, 30, 36, 42, 43

      Знаки 30 («голова барана»), 20 («кувшин»), 36 («лоза»), 22 («двойная флейта»), 15 («лабрис»), 5 («ребенок») говорят о ключевых моментах, зафиксированных на стороне Б, которые заключались в выносе символов власти (лабрис) и головы барана - символа Хнума, египетского бога плодородия, который при рождении младенца в семье фараона наделял его Ка (жизненной силой). Возможно, эти два знака связаны и имеют отношение к культу младенца-Зевса (знак «ребенок») и участию в церемонии детей? Кроме того, по древнеегипетским представлениям Хнум сотворил человека на гончарном круге (солярный мотив). В Мемфисе поклонялись Ка Аписа, священного быка. Возможно, аналогичное почитание пришло на Крит? Знаки лоза, кувшина и двойной флейты могут свидетельствовать о почитании Диониса, о тесной связи которого с культом Кибелы, вплоть до полного отождествления с обрядами Великой Матери, свидетельствует Еврипид в "Вакханках". Т.о, существует достаточно обоснованное предположение о том, что Дионис соприкасается с культами Великой Матери и Артемиды Эфесской. Элевтера, особое имя, под которым эта Артемида почиталась среди ликиян, может означать Ариадну, которую Овидий называет Либерой.  Оно принадлежит ей как ставшей супругой Диониса на Крите. Дионис присутствует в легендах в качестве одного из врагов амазонок (наряду с Тесеем), преследовавшего их до Эфеса. Быть может представление о враждебности с его стороны можно объяснить обрядами, справлявшимися в его честь в Алее на ежегодном празднике Скирея. Церемонии включали бичевание женщин на алтаре этого бога. В таком обычае можно видеть отголоски оплакивания Осириса в Египте, которое сопровождалось нанесением себе увечий, а Осирис предполагает Аттиса, жреца Азиатской Матери.


      Жрецы и модель ритуальной лодки
      Наличие на обеих сторонах диска упомянутых одинаковое количество раз универсальных знаков 6 (божество), 13 (кипарис), 18 (мотыга), 37 (папирус), 40 (барабаны) и знаков, которые значительно превосходят аналогичное количество на других сторонах – 2 (курет) (14 на стороне А и 5 - на стороне Б), 12 (щит) (15-2), 7 (сосуд в виде женской груди) (3-15) может указывать на ключевые действия или этапы церемонии, в т.ч на то, что значительное преобладание системообразующих знаков 2 и 12  на стороне А указывает на шествие служителей культа Великой Богини во внутренних, закрытых для непосвященных дворах, в то время как знак 7 указывает на совершение массовых возлияний в честь Великой Богини во внешнем дворе, где участвовали рядовые общинники. К наиболее распространенным знакам (встречается более 10 раз) можно отнести знаки 2 (курет – 19 раз), 7 (сосуд – 18), 12 (щит – 17), 18 (мотыга – 10), 23 (колонна – 11), 27 (шкура – 14), 29 (козленок – 11), 35 (платан – 18). Рассмотрим указанные знаки более детально:

      Сочетание знаков 2 и 12 является наиболее распространенным и, не являясь самостоятельным, всегда находится в конце (при «чтении» слева направо) ячейки, т.о возглавляя группу знаков. Можно предположить, что данное сочетание обозначает т.н «куретов», служителей Великой Матери, наличие которых широко засвидетельствовано в древнем мире под разными именами (корибанты, дактили, кабиры, тельхины). Известно, что куреты охраняли новорожденного Зевса от Кроноса, производя шум и потрясая щитами. На стороне А данное сочетание наиболее распространено (9 раз) и его можно рассматривать, как участие служителей культа во внутренней церемонии для «посвященных». Знак 12 (щит) является сакральным предметом, о чем свидетельствуют 7 окружностей по периметру и центру круга. (аналогия с жертвенником из Маллии).  Число 7 в контексте рассматриваемой темы имеет множество аналогий: Гудеа в Месопотамии справлял посвящение своих статуй божеству торжественными церемониями, во время которых на семь дней были прекращаемы занятия, рабы и господа участвовали вместе в празднестве; помимо жертвоприношений, процессий и различных мистических церемоний, в Месопотамии служба сопровождалась музыкой и пением. Употреблялись кимвалы, флейты, 11-ти струнные арфы. Певцов и музыкантов обыкновенно было семь при вавилонском храме; перед посвящением в мистерии Великой Богини необходимо было семь раз осуществить омовение; число афинских юношей и девушек, отправившихся на Крит с Тесеем, составляло также по семь от каждого пола; в древнем Вавилоне семи планетам соответствовали главные божества месопотамского пантеона: Нинурта (Сатурн), Мардук (Юпитер), Нергал (Марс), Шамаш (Солнце), Иштар (Венера), Наб (Меркурий), Син (Луна). (Из таблички библиотека Ассура известно, что в праздник Загмук изображались страсти Бела-Мардука и его конечное торжество. Согласно тексту, Белу задерживают у судилища горы, т.е подземного царства. После пыток и допросов его вводят в гору, где он томится, охраняемый стражами. Вместе с ним уводился и убивался преступник. Жена Бела-Мардука спускается за ним в подземное царство и ищет его. Затем Бел выводится из горы для новой жизни. Этот текст показывает, что миф о Беле-Мардуке соответствует мифу о Таммузе и праздник нового года имел характер мистерий).

      Универсальные знаки 6 (божество), 13 (кипарис), 14 (корзины на коромысле), 18 (с/х орудие), 37 (папирус) и 40 (барабаны) встречаются на обеих сторонах равное количество раз. Их можно соотнести со статуями божества, священными растениями Астарты и Осириса, подношениями даров божеству в сопровождении боя ритуальных барабанов. Знаки 23 (колонна), 24 (паланкин) и 25 (судно) можно объяснить легендой о поисках Исидой гроба Осириса и использованием царем Библа ствола дерева, в котором был заключен саркофаг Осириса для подпорки крыши. Общее количество знаков «колонны» на диске – 11 (5 – на стороне А, 6 – на стороне Б), что, возможно, может служить обозначением переходов внутри дворца, либо количестве зал, где расположены священные колонны. Использование паланкинов для переноса жриц и жрецов, а также ритуальных светильников в форме кораблей (по Апулею) или священных судов для переноса изваяний божеств (Египет) известно с глубокой древности. Можно вспомнить шумерский ритуал молитвы жрецов на особом судне в море и обнаружение глиняных моделей лодок в захоронениях шумеров и египтян.

      В связи с этим представляется не случайным наличие храмовых бассейнов, служивших для омовения в храмах Месопотамии и купален в Кноссе и Фесте.

      Погребальная ладья (Египет)
      Знаки 27 (шкура вола), 29 (голова козленка), 33 (рыба), 45 (ткани) обозначают приношения. Слитки в виде шкуры известны на Крите археологически.

      Металлический слиток в виде шкуры вола (Крит)
      Приношение козленка и рыбы изображено на саркофаге из Агиа Триады. Наличие сакральных подарков в виде тканей может быть обусловлено культом Великой Богини. В этом же контексте можно рассмотреть знаки 7 (сосуд в форме женской груди), символическое изображение голубя (знак 32) (история о пропавших жрицах Исиды, упомянутая Геродотом), 34 (пчела) и 8 (рука справедливости) как символы Исиды-Маат, которые несли участники шествия.

      Наиболее распространенными сочетаниями знаков на обеих сторонах диска являются 40,24 (барабаны и паланкин), 1,13 (бегущий жрец и кипарис), 7,45 (сосуд в форме груди и ткани), 18,23 (мотыга и колонна), 25,27 (судно и шкура вола). Подобное сочетание указывает на шествие во внутреннем и внешнем дворе с использованием барабанов при выносе из дворца паланкина со статуей божества (знак 24 на стороне А встречается один раз и 4 – на стороне Б, что указывает на его участие в открытой, уличной церемонии), приношений молока из сосудов в форме женской груди и тканей божеству наряду с выносом светильников в форме ритуального судна и подношения медных слитков в форме шкуры бока. Наличие знака 23 (колонна) и с/х инструмента (знак 18 – мотыга) позволяют предположить наличие критской вариации культа Исиды и соответствующее ритуальное построение в процессе церемонии. Подкреплением служат знаки 37,35 (папирус/лоза), священные растения Осириса и символы священного брака вернувшейся богини плодородия. На это же указывает сочетание знаков 18,6 (мотыга и божество), встречающихся только на стороне А. На почитание культа быка указывает сочетание знаков 1,28 (бегущий жрец/нога быка) и 26,31 (рог/сокол), где символика Гора (сокол) также выступает в качестве части культа Исиды. Логическим продолжением выглядит сочетание знаков 36 и 6 (платан/божество), символизирующее дерево, под которым Зевс возлег с похищенной им Европой, положив начало династии Миносов. Сочетание знаков 25, 23 и 34 (судно/колонна/пчела) символизируют ритуальные светильники, колонну, внутри которой был заключен гроб Осириса и пчелу, как напоминание о том, что Зевс был вскормлен медом пчел в Диктейской пещере и молоком козы Амалфеи (соседство этих знаков на диске в ячейке А4 стороны А также может свидетельствовать в пользу этой версии).

      «Растительные» знаки 37, 13, 39, 35, 36 и 38, которые встречаются в различных сочетаниях на обеих сторонах диска, можно трактовать как изображения священных растений, присущих различным божествам:

      37 – папирус: Осирис (на голове божества корона из папируса, украшенная страусиными перьями, подобно короне на голове минойского царя из Кносса).

      13 – кипарис: Астарта, Мелькарт, Адонис (по преданию, Астарта родилась под сенью кипариса; ее сын Мелькарт, божество Тира, имел булаву из этого дерева; на Кипре на весенних празднествах в честь Адониса, бога весны финикийцев,возлюбленного Афродиты, проносили ветви кипариса)

      39 – шафран: известно, что торговля шафраном (крокусом) достигла своего пика на Крите во II тыс. до н.э. Шафрановые одежды носил Ясон во время экспедиции в Колхиду. Такжеи известно, что, согласно Гомеру, крокус вырос на месте, где Зевс возлег с Герой, т.е цветки крокуса можно рассматривать как символ «священного брака», что делает его незаменимым участником церемонии.

      35 – платан: согласно мифологии, под платаном Зевс возлег с Европой, матерью Миноса и дочерью Агенора, владыки Тира.

      36 – лоза: символ возвращения женского божества плодородия и последующего священного брака. Ярким примером могут служить празднества в честь брака Тефнут (Хатхор) и Шу и ее возвращения из Нубии. В нем участвовало все население, особенно женщины. В честь богини плясали и пели песни, в изобилии лилось вино и пиво. Существеннейшим моментом праздника было, по-видимому, торжественное шествие, во время которого изображалась встреча богини, после чего шествие возвращалось обратно в храм данного города. В процессии участвовали жрецы и жрицы, несшие культовые статуи и различные предметы ритуала. Другие жрецы несли дары - газелей, украшенных лотосами, сосуды с вином, обвитые виноградными гроздьями, сосуды с пивом, огромные букеты цветов, украшения, диадемы, ткани. Процессию сопровождали хоры жриц, певших хвалебные песни и потрясавших в такт систрами, и жрецов, игравших на флейтах и арфах. В свите Тефнут мы встречаем людей, которые изображали ударявших в бубны веселых божков Бэсов и обезьян, игравших на лирах и призывавших богиню песнями.

      38 – анемон: согласно мифам, возник из слез Афродиты по умершему Адонису, или сам Адонис был превращен в цветок по возвращении из подземного царства.

      Выводы:
      1.                 Обнаружение диска в замаскированном тайнике дворца в Фесте и наличие в ячейках тайника пепла, чернозема и большого количества обгоревших бычьих костей свидетельствует о существовании ритуала, по всей видимости, связанного с культом плодородия.
      2.                 Отсутствие сколь-нибудь четкого соответствия рисунков на диске в других письменностях и весьма незначительная аналогия со знаками критского рисуночного письма, а также несоответствие количества знаков принятым для буквенного и иероглифического письма позволяет предположить, что знаки на диске не являются письменными.
      3.                 Обнаружение в критских дворцах значительного количества печатей и их оттисков на глиняных пробках, запечатывавших сосуды, а также помещения мастерской по производству печатей в Маллии с заготовками печатей из стеатита, слоновой кости и горного хрусталя позволяет предположить критское происхождение диска.
      4.                 На критское происхождение указывает спиральное расположение знаков и солярная форма артефакта как воплощение идеи Лабиринта, типичное для минойской культуры.

                                                                                 Керамический кувшин из Феста                                                                                        Пифос из Старого дворца в Фесте
       
      5.                 Исходя из возможной классификации знаков можно предположить, что каждый знак обозначает разные типы объектов, совокупность которых, с учетом функциональных различий, позволяет предположить фиксацию элементов некой церемонии.  Использование знаков, обозначающих священные растения, музыкальные инструменты, ритуальные предметы и предметы жертвоприношения позволяет предположить, что перед нами символическое изображение религиозной церемонии. Антропоморфные знаки и сельскохозяйственные инструменты указывают на направленность церемонии – культ плодородия или Великой Богини. Отсутствие знаков с изображением плодов и т.п результатов сельскохозяйственной деятельности позволяет определить период ее проведения, как предшествующий посевным работам.  Повторение знаков на стороне А и Б свидетельствует о последовательности церемонии и ее четкой структуре, что также можно рассматривать как доказательство сакральности события.
      6.     Учитывая анализ уникальных знаков диска, можно предположить, что сторона А фестского диска является описанием закрытых ритуальных собраний, происходившей во внутренних центральных дворах, к участию в которых допускались только обитатели дворца. Знаки стороны Б показывают последовательность церемонии, происходившей во дворах, непосредственно связанных с городскими кварталами и открытых для доступа рядовых общинников в дни проведения празднеств при ведущей организационной роли «людей дворца». На центральном дворе разыгрывались самые сложные и загадочные ритуалы минойского культа с участием танцоров, изображавших божественного быка Минотавра, что нашло свое отражение в мифах о Тесее. Символическим отображением участия данников из подвластных Криту земель является знак 4 (пленник). Тесей вошел в состав группы из афинских юношей и девушек, отправившихся на Крит для участия в играх, составной части ритуальной церемонии, посвященной Великой Богине, которая проходила в Лабиринте – храме божества и резиденции критского царя-жреца.

      Театральная площадь Кносса
      7.     Четко зафиксированное количество участников церемонии (7 юношей и 7 девушек), посвящение Тесеем на Делосе статуи Афродиты (Великой Богини) и также исполнение танца, воспроизводящего геометрический узор в виде лабиринта свидетельствует о том, что в Кноссе проходила церемония с четко определенным ритуалом, который был распространенным в древнем мире. В этом контексте следует рассматривать и обнаружение в северо-западном углу кносского дворца орхестры для танцев с нанесенными на ней линиями для танцоров.

      Старый дворец в Фесте. Зрелищная лестница.
      8.                 Знаки с изображением растений, использующихся в культовых целях свидетельствует о проводимой религиозной церемонии в честь возвращения богини плодородия и имеет устойчивые связи в отраженных мифологически культах ритуалах священного брака (Тефнут и Шу, Осирис и Исида). Наличие растений, в проводимой минойцами церемонии, отраженной на диске, имеющих ближневосточные корни в культовых церемониях Финикии (кипарис, платан, анемон) и Древнего Египта (папирус, лоза) может свидетельствовать о большом влиянии религиозных традиций Ближнего Востока на формирование культа поклонения Великой Матери Крита.
      9.                 Представляется возможным связать в единое целое предание о похищении Европы из Тира быком-Зевсом, битве Тесея с Минотавром, строительстве Лабиринта Дедалом, странствиях Ио в образе коровы и почитание Баалат-Гебал в Библе. Культ Великой Богини Крита (Реи), согласно мифологии, имеет египетские корни в культе Исиды и Осириса и пришел на остров из Финикии (Библ и Тир), испытав, позднее, влияние азиатских (фригийско-колхидских) культов (Кибелы (Гекаты или Артемиды), что отразилось в предании о связи Пасифаи, колхидской принцессы, с быком Посейдона. Последовало смешение церемониала, результатом чего явилось появление критских куретов, идентичных фригийским корибантам и самофракийским кабирам, как служителям культа Великой Богини. Дмитрий Скепсийский указывал, что почитание Реи на Крите не туземного происхождения и не распространено достаточно, но что таково оно только в Фригии и Троаде. Существование лабиринта на Лемносе можно косвенно подтвердить реконструкцией возможного пути Ариадны и Дедала при бегстве с Крита на Лемнос, где существовали женские мистерии. Об этом говорит упоминание о том, что Ясон, направляясь в Колхиду, посетил Лемнос и нашел там только женщин, которые вышли ему навстречу в военных доспехах и с оружием, которое, как можно предположить, использовалось для военных танцев. Т.о, аргонавты (или Ясон в качестве предводителя) перед посещением Колхиды должны были пройти посвящение в мистерии Великой богини

                                                       Певцы. Сосуд из Агиа Триады                                                                                                                                           Финикийский орнамент 
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       




    • Потопы: споры богов
      Автор: Неметон
      Огигов потоп, произошедший за за 260 лет до Девкалионова потопа (1533г до н.э) мифологически можно соотнести с правлением Инаха, легендарного основателя Аргоса и его сына Форонея. Инах являлся судьей в споре между Герой и Посейдоном за право владения страной, в результате которого Посейдон, по одной из версий, залил наводнением большую часть страны.  Это был период борьбы в Аттике, в которой эпоним потопа Огиг, будучи царем Элевсина, принял сторону титанов в борьбе с Зевсом и олимпийскими богами. Сын Инаха Фороней вытеснил из Арголиды тельхинов, мифических воспитателей Посейдона, владевших, кроме всего прочего, искусством изготовления статуй божеств (Известно, что Пирант, сын Аргоса, внук Форонея, унес статую Геры из грушевого дерева из Аргоса в Тиринф).

      Согласно Диодору Сицилийскому, тельхины, в преддверии потопа, покинули Крит (где именовались куретами) и расселились, частью, на Кипре, Родосе (где ими, по легенде, был воспитан Посейдон) и Ликии, а частью прибыли в Беотию, где, под именем тельхонов, основали храм Афины Тельхинии. На Самофракии известно существование особых жрецов-кабиров, участвоваших в ночных мистериях, которые Геродот относил к пеласгическому культу. По версии Страбона, общее количество куретов равнялось девяти, и они охраняли новорожденного Зевса на Крите. Кроме того, их отождествляли с фригийскими корибантами, предшественниками жрецов Кибелы (Реи), прибывшими из Бактрии или Колхиды. Обращает на себя внимание, что Медея, известная по мифу об аргонавтов, являлась жрицей Гекаты, богини колдовства (возможно фракийского происхождения) и ее дочерью. По одной из версий, Геката являлась дочерью Аристея, царя о. Кеос, отце Актеона (от дочери Кадма Автонои, одной из вакханок, растерзавших царя Фив Пенфея на склонах Киферона), разорванного своими 50 собаками также у Киферона (собаки – священное животное Гекаты) за то, что подглядывал за купающейся Артемидой (Гекатой). Возможно, здесь мы встречаем отголоски таинств, связанных с водой и наличием 50 жрицов и жриц божества, характерных для культа Матери богов. Упоминаемые в мифологии 50 юношей и девушек, отправившимися из Фригии с основателем Трои Илом, 50 сыновей и дочерей Даная и Египта, чей священный брак стал причиной массовой резни в Аргосе, 50 сыновей и дочерей Приама, потомка Ила, 50 сыновей и дочерей Ликаона в Аркадии – звенья одной цепи в повсеместном распространении древнего культа Матери богов.

      Жена Дардана Хриса принесла Дардану в качестве приданого священные изваяния божеств, а Дардан ввел их культ в Самофракии, но держал их истинные имена в тайне, основав сообщество жриц. Его сын Идей священные изваяния с Самофракии принес в Троаду и ввел поклонение Матери богов и ее мистерии. Учитывая, что согласно мифологии, Дардан выходец из Аркадии, то, вероятно, культ Матери богов на Самофракии действительно имел изначально пеласгическое происхождение.

      По совету царя Фригии Ил пошел за коровой и у холма Ата основал город Илион (аналогия с мифом о Кадме и создании Фив), но строить городские укрепления не стал. Когда был обозначен круг, который должен был стать границей города, Ил обратился с молитвой к Зевсу, чтобы тот явил знамение, и на следующее утро увидел перед своим шатром закопанный деревянный предмет, поросший травой – палладий. Ил воздвиг в цитадели храм, куда поместил изваяние, либо палладий упал в храм через отверстие в недостроенной крыше как раз в то место, которое для него готовили, или что после смерти Дардана его перенесли из Дардании в Илион   т.е опять на лицо традиция строительства города вокруг храма со статуей божества-хранителя (это также типично при основании колоний, в частности, финикийцами).
      Согласно мифологии, в период после Огигова потопа наблюдается миграция из района Аргоса в Египет. В первую очередь это касается истории Ио, дочери Иаса, сына Триопа, странствовавшей в образе коровы (спасаясь от преследования Геры) (аналогия с основанием Фив Кадмом и Трои Илом) и зачавшей от Зевса сына Эпафа, основателя Мемфиса. Известно также, что Апис, сына Форонея, отправился в Египет, где он стал Сераписом, т.е объединил в себе черты Аписа (быка) и Исиды, с которой иногда отождествляют Ио. Из Ливии Аргос, сын Форонея, привез ростки пшеницы в Аргос и основал храм Деметры. Т.о, Арголиду из-за потопа покинули не только тельхины, но и представители населения Аргоса. Возможно, Аттика также опустела, т.к согласно мифам, Колен вывел жителей Аттики в Мессению. Данный процесс происходил в течение 260 лет, разделявших Огигов и Девкалионов потоп.
      К моменту начала Девкалионова потопа в Аркадии, царствовал Ликаон, сын Пеласга (автохтонга Аркадии), который оскорбил богов подачей на пиру человеческого мяса, и был наказан Зевсом, наславшим второй потоп, известный, как Девкалионов. Интересна аналогия с Танталом, который подал богам мясо сына Пелопа, и Атрея, сына Пелопа, который подал брату Фиесту мясо его детей. Возможно, этот обычай был широко распространен от Фригии, откуда ведут свой род Пелопиды).
      Современниками происходящих событий стали четыре поколения аргосских царей, среди которых цари Аргоса Форбант, Триоп, Агенор, Кротоп и цари Аттики – Актей, Кекроп, Кранай. Согласно Диодору, Триоп колонизировал Родос, а его сын Агенор явился родоначальником коневодства в Арголиде Дочь его сына Кротопа Псамафа родила от Аполлона сына, который был разорван собаками (как и Актеон), за что Аполлон наслал на Аргос чуму. Современником Форбанта был Актей, тесть Кекропса, современника Триопа. Известно, что он был автохтоном, изображался в облике змея и приносил жертвы богам водой до того, как в обиход вошло вино, т.е до прихода Диониса. Ему приписывают строительство афинского Акрополя. Был судьей спора Посейдона и Афины за обладание Аттикой и первым, кто воздал почести Афине (возможная причина потопа). Кекроп, спасая населения Аттики от карийцев и беотийцев, основал 12-ти градие и первый воздал почести Зевсу как верховному богу, принося в качестве жертвы ячменные лепешки. Ему наследовал Кранай, на дочери которого был женат царь Фермопил Амфиктион, сын Девкалиона.
      После окончания Девкалионова потопа в Арголиду из Египта на 50-ти весельном судне, по пути посетив Родос, ранее колонизированный Триопом, возвращается Данай (правнук Ио). Затем, после прибытия в Арголиду 50 сыновей Эгипта и последовавшей за этим свадебной бойни, мигранты утверждаются на троне Аргоса посредством новой династии. (Существует версия, что Данай и Египт не правнуки Ио, а ее сыновья. В таком случае, это было возвращение вынужденных переселенцев домой, где их земли уже были захвачены пеласгами).

      Геланор (Пеласг), внук Кротопа, передает ему власть в Аргосе. В Аттике Амфитрион сверг Краная и захватил власть. Позднее был изгнан Эрихтонием, воспитанником дочерей Кекропа и Афины. Правнуки Даная (от Абанта (сына его дочери Гипермнестры и Линкея, выжившего сына Египта) и внучки Ликаона) Акрисий и Прет враждовали между собой, но в итоге Прет покинул Арголиду и отплыл в Ликию, откуда вернулся с войском и вынудил Акрисия разделить царство, получив Герейон (храм Геры), Тиринф и Мидею. В этот момент вокруг Тиринфа киклопы (которых привел из Ликии Прет) воздвигли стены. Внук Акрисия Персей, после убийства Медузы-Горгоны, осадил Аргос и когда Прет вышел на крепостную стену, показал ему ее голову. Прет окаменел. Персей становится царем Аргоса.
      Этот период совпадает с правлением Пандиона, сына Эрехтония, в чье царствование в Элевсин прибыла Деметра, а в Фивы – Дионис. Афинский царь Пандион ведет борьбу с царем Фив Лабдаком и его союзниками фракийцами. В материковую Грецию из Азии начинается проникновение культа Диониса, повлекшее за собой противостояние в Орхомене минийском (расправа над дочерями Миния), в Тиринфе (безумие дочерей Прета). Афамант, сын Эола, воспитатель Диониса в Беотии, был изгнан за убийство сына в припадке безумия (насланного Герой) и сын Миния Андрей выделил ему земли у Орхомена (Афамантия). Его дети Фрикс и Гела бежали в Колхиду (видимо из-за внутренних междоусобиц между наследниками). Этот также можно расценить, как сопротивление местных, культов проникновению новых, малоазийских. Стоит отметить, что Дионис, по возвращении из Индии, преследовал амазонок вплоть до Эфеса (часть их бежала на Самос), покровительница которых Артемида часто отождествляется с Гекатой. Во Фригии Рея (Кибела) посвятила его в свои таинства, и он вторгся во Фракию, где царь эдонов Ликург, оказав ему сопротивление, был лишен рассудка Реей и умерщвлен своими соплеменниками. В Орхомене и Тиринфе наблюдались массовые безумства (дочери Миния и Прета) и гибель людей (Пенфей) от рук вакханок. Из Беотии Дионис отплыл на Икарию и затем Наксос, где, будучи захвачен тирренскими пиратами, он встретил Ариадну (дочь царя Крита Миноса), оставленную Тесеем и женился на ней. В Аргосе Персей вначале также воспротивился Дионису, но, в итоге (видимо, опасаясь безумств), поставил храм.

      Персей отправился за головой Медузы Горгоны в период прибытия в Пису Пелопа (участвовал в споре за руку дочери царя Писы Эномая) и царствования в Аргосе своего деда Акрисия. Возвращаясь на о. Серифос (Сериф), где его мать Даная находилась в руках правнука Фрикса Полидекта, в районе Яффы (Средиземное море) он спасает Андромеду от морского чудовища. Возможно, отражает набег народов моря, как и Геракл впоследствии спасет в Трое Гесиону. После смерти Акрисия Персей становится царем Тиринфа, укрепляет Мидею и основывает Микены. Его сыновья Алкей и Сфенел были женаты на дочерях Пелопа.
      Т.о, Геракл вел происхождение от Амфитриона, сына Алкея и Астидамии, дочери Пелопа, с одной стороны, и, с другой, от Алкмены, дочери брата Алкея Электриона и Анаксо, дочери Алкея, т.е являлся потомком Пелопидов и Персеидов. Его родословную можно возвести к фригийскому Танталу и аргосскому Данаю, а через него к Ио. После смерти Персея и Пелопа Сфенел выделил землю Атрею (Мидею), либо Еврисфей оставил Микены для правления, отправляясь в поход в Аттику, где был убит Гиллом, сыном Геракла.
      В правление отца Лабдака (противника царя Афин Пандеона) Полидора, сына основателя Фив Кадма, брата матери Диониса Семелы, с неба упал деревянный чурбак, который он отделал медью и назвал Дионисом Кадмом.  Возможно, что изгнание Полидора было итогом создания культовой статуи Диониса, т.к Пенфей не признавал Диониса богом. Сын Лабдака Лай, изгнанный из Фив узурпаторами Зетом и Амфионом (укрепили Фивы стенами и вратами, названными в честь семи дочерей Амфиона), находит прибежище у Пелопа в Писатиде, куда он переселился из Малой Азии, вытесненный Илом, основателем Трои (при осаде Трои его кости были доставлены из Писы). После смерти Амфиона воцарился в Фивах и позднее был убит Эдипом. Эдип, разгадав загадку Сфинкса, освободил Фивы и стал царем, но потом, за убийство отца, в Фивах разразилась чума, и Эдип покинул город.
      Гераклиды смешались с дорийцами Гестиеотиды (усыновление Гилла царем Эгимием). Несмотря на предупреждение дельфийского оракула не возвращаться в Пелопоннес в течение трех поколений, Гилл вторгся в Пелопоннес и у Истма был убит в бою с царем Аркадии и Тегеи Эхемом, после чего Гераклиды обещали не возвращаться в течение ста лет. (По другой версии, сразу после победы над Еврисфеем Гераклиды встретили войско Атрея. У Истма противники стали станом, и состоялся поединок Гилла и Эхема на границе Мегариды и Коринфики). Эхем -  в списке аргонавтов, т.е смерть Гилла состоялась за два поколения до Троянской войны, в момент похода Ясона в Колхиду за золотым руном и борьбе за власть между Атреем и Фиестом в Микенах (также золотой барашек). Амфитрион был изгнан Сфенелом из Тиринфа за убийство Электриона, отца Алкмены, чьи сыновья погибли в битве с телебоями. Они вели происхождение от Гиппотои, дочери Местора, сына Персея, и Лисидики, дочери Пелопса. От этого союза родился Тафий, чей сын Птерелай (золотой волос на голове) потребовал вернуть Микены и в битве с Электрионом был убит Амфитрионом. Угнанных из Микен коров тафийцы отдали (продали?) в Элиде царю Поликсену (участник Троянской войны), которых Амфитрион потом выкупил. Т.о, смерть Амфитриона наступила в битве с минийцами и после битвы с телебоями (до начала Троянской войны).
      Сыновья царя Фив Эдипа Полиник и Этеокл начали борьбу за власть и Полиник был изгнан. Его тесть Адраст, царь Аргоса, организует поход с целью вернуть ему власть, известный, как «Семеро против Фив». В результате поход заканчивается неудачей и через десять лет организуется так называемый поход «Эпигонов», в результате которого сын Полиника Ферсандр стал царем, а сын Этеокла Лаодамант удалился в Иллирию (как и его предки Кадм и Гармония). Сын Полиника Ферсандр после взятия Фив эпигонами через 10 лет после Похода семерых погиб в начале Троянской войны в Мисии. Его внук Автесион, сын Тесамена, переселился к дорийцам, и его правнучка Аргия родила царю Спарты Аристодаму (гераклиду) близнецов, а правнук Фера основал минийско-спартанскую колонию на Фере.
      Т.о, можно подвести некоторые итоги:
      1. Согласно мифологии, после Огигова потопа наблюдалась миграция из Арголиды в Ливию и Аттики в Мессению. Легенда о странствии Ио в образе коровы отражает предание о распространении культа Исиды в его греческом варианте. Согласно мифу, из Аргоса Ио, преследуемая оводом, насланном Герой, отправилась в Додону (где находилось эпирское святилище Зевса), затем, минуя устье Дуная, через Кавказ и Колхиду, вновь в район фракийского Боспора, откуда на юго-восток, к Тарсу, и далее, на Ближний Восток, в Мидию, Бактрию и, далее, в Индию. Из Индии, минуя юго-запад Аравии, через Баб-эль-Мандебский пролив в Эфиопию и на север, к дельте Нила, в район Мемфиса, где она родила Эпафа (Аписа) и учредила поклонение Деметре (Исиде). Данная греческая версия отражает представление о распространении культа Матери богов, имевшего схожие черты в культе Кибелы (Фригия), Астарта (Финикия), Иштар (Месопотамия), Исида (Египет), Кали (Индия).

      2. С этой версией распространения культа Исиды можно соотнести миф о похищении жриц финикийцами («голубок», по Геродоту) и их последующую локализацию в Додоне (Эпир) и Ливии, где они стали жрицами-прорицательницами Амона (Зевса). (Аргос, сын Форонея, внук Инаха, брат Ио, привез из Ливии ростки пшеницы и построил первый храм Деметры Ливийской). Кроме того, согласно одной из версий мифа, Ио была похищена (либо добровольно взошла на борт судна) финикийцами в Аргосе.
      3. Распространение культа Матери богов сопряжено с преданием об изгнании из Арголиды тельхинов Форонеем в момент утверждения культа критской богини Геры. Сами тельхины славились как мастера по созданию изображений божеств (Пирант, сын Аргоса, внук Форонея, унес статую Геры из грушевого дерева из Аргоса в Тиринф). Ведут свою родословную с Родоса, где, по преданию, они воспитали Посейдона (как куреты - Зевса на Крите). Перед угрозой потопа, о которой их предупредила Артемида (Геката), они расселились в Беотии, Ликии, Сикионе и Орхомене, где в образе собак растерзали Актеона (уже в качестве служителей Артемиды-Гекаты).
      4. Количество собак (тельхинов, т.е мужчин-жрецов), растерзавших, Актеона (50), по-видимому, имеет отношение к количеству служителей культа противоположного пола Матери богов и часто упоминается в мифах. Данай, потомок Ио, прибыл из Египта с 50 дочерьми (позже в Аргос прибыли 50 сыновей Египта). Приам, царь Трои периода Троянской войны имел, согласно преданию, 50 сыновей и дочерей; Ил, выиграл на состязании во Фригии 50 юношей и девушек и затем основал Илион, ставший с Дарданией частью Трои; царь Аркадии Ликаон также имел 50 сыновей и дочерей. Т.о, культ Матери богов (Деметры-Исиды) можно локализовать в Арголиде, Аркадии и Троаде. В Малой Азии, по-видимому, культ Матери богов смешался с культом фригийской Кибелы, схожей с культом Гекаты (греч. Артемиды, возможно, имевшей фракийское происхождение), вероятно, восточного происхождения (Колхида, Бактрия) и породил фригийских корибантов, выполнявших схожие с родосскими тельхинами, критскими куретами и самофракийскими кабирами функции.
      5. Самофракийские мистерии кабиров, которые Геродот относил к пеласгическим, имеют аркадийские корни (переселение Дардана из Аркадии после Девкалионова потопа и перенос священных изваяний Идеем в Трою). Существенным отличием самофракийских мистерий является наличие на острове служительниц культа исключительно женского пола (установлено Дарданом). Мужчины могли пройти только инициацию мистерий (Орфей), но после этого покидали остров (возможно, аналогия с высадкой на Лемносе аргонавтов, где проживали только женщины). Можно предположить наличие целой сети святилищ на островах Эгейского моря.
      6. Путешествие Ио в образе коровы и основание Фив Кадмом и Трои Илом, которые также шли в след за коровой (Фтия, Мисия), свидетельствует, на наш взгляд, о распространении культа Матери Богов в Беотии и Троаде, а также наличии аналогий в организации храма (падение палладия в Трое во времена Ила и деревянного чурбака в Фивах, позднее преобразованного сыном Кадма Полидором в Диониса Кадма).
      7. Упоминание подношения в Микенах Атреем Фиесту мяса его сыновей позволяет провести аналогию с подношением мяса убитого Пелопа его отцом Танталом на пиру богов, как и Ликаоном в Аркадии. Возможно, обычай ритуального убийства царского ребенка имел место и в среде пеласгов (Аркадия) и Фригии (Пелопиды). Борьба за золотого баРФа в Микенах между Пелопидами и путешествие из Иолка Ясона за золотым руном в Колхиду можно трактовать, как борьбу за символ власти в форме (возможно, скипетра с навершием в виде головы барана, т.е связанного с культом плодородия домашнего скота и символизировал сакральную силу вождя, «превращал его власть-силу во власть-авторитет». (Возможно, что значение бараньеголового скипетра имеет отношение к культу Пта (верховного бога Мемфиса) или связано с богом хеттов Телепином, перед которым воздвигнута ель со свешивающейся шкурой овцы (аналогия с золотым руном и рощей, где оно находилось).
      8. Мифы свидетельствуют о сопротивлении автохтонного населения Аттики (Кекроп) проникновению племен из Беотии (Амфитрион) после Девкалионова потопа и дальнейшем их изгнании (Эрехтоний). В Арголиде и Микенах в результате междоусобной борьбы власть переходит к Персеидам, тесно связанными родственными браками с прибывшими из Малой Азии Пелопидами, вытесненными Илом и изначально осевшими в Элиде. После утверждения власти Атридов в Микенах и Спарте, Агамемнон попытался вернуть себе земли своих предков в Троаде либо просто разрушить ее экономическое могущество, которое не смогло подорвать даже нашествие «народов моря» и последующее разрушение Трои экспедицией Геракла (похищение Гесионы, троянской Астарты).
      9. Проникновение в материковую Грецию культа Диониса, сросшегося во Фригии с культом Кибелы (Реи), сопровождалось активным сопротивлением в Орхомене (изгнание Афаманта), Тиринфе (безумие дочерей Прета), Аргосе (сопротивление Персея) и Фивах, где оно приняло особо жесткие формы (гибель Пинфея и изгнание сына Кадма Полидора, за то, что оковал медью деревянный чурбак, упавший с небес, назвав его Дионисом Кадмом).
      10. Эпизод с разгадкой Эдипом загадки сфинкса в Фивах можно трактовать, как борьбу с малоазийскими захватчиками, возможно карийцами. (Сфинкс – известный малоазиатский мотив, типичный для хеттского искусства). Последовавшие после смерти Эдипа междоусобица его сыновей Этеокла и Полиника вовлекла в противостояние царя Аргоса Адраста, закончившееся неудачным походом «семерых против Фив» и последующим походом эпигонов. Терсандр, сын Полиника, став царем Фив, гибнет в Мисии в самом начале Троянской войны. Известно, что Фивы поразила чума, которая трактуется мифологически, как наказание за инцест Эдипа и его матери Иокасты. Продвижение Гераклидов в Пелопоннес также остановила чума, и они были вынуждены вернуться в Фессалию, откуда Гилл отправился в свой последний поход. Убивший Гилла Эхем, бывший частью войска Атрея (после гибели Еврисфея), значится в списке аргонавтов. Т.о смерть Гилла наступила до похода аргонавтов в период утверждения в Микенах власти Атрея и по времени совпадает со смертью Эдипа и началом борьбы за власть в Фивах.