Розанов Г. Л. "Миссия Вольфа"

   (0 отзывов)

Saygo

Розанов Г. Л. "Миссия Вольфа" // Вопросы истории. - 1981. - № 7. - С. 95-106.

Развернувшееся в середине января 1945 г. наступление Красной Армии со всей очевидностью показало, что разгром гитлеровской Германии - дело ближайших месяцев. Чем безнадежнее становилось положение гитлеровцев на советско- германском фронте, тем больше они прилагали усилий, обращаясь, в частности, и к дипломатии, чтобы предотвратить крушение третьего рейха посредством закулисных маневров на Западе. Документы архивов ФРГ и различные материалы, опубликованные за последние годы, позволяют шире приоткрыть завесу над той игрой, которую пыталась вести с Вашингтоном и Лондоном фашистская Германия накануне ее разгрома, включая акцию гитлеровцев, известную под названием "миссия Вольфа".

Заправилы рейха весной 1945 г. были солидарны в том, что войну придется заканчивать "политическими средствами". Но единства взглядов относительно конкретных задач дипломатических акций среди них не было. Борман, Геббельс и другие, группировавшиеся вокруг Гитлера, не допускали, что переговоры с Западом завершатся капитуляцией Германии. Всеми предпринимаемыми действиями, разъяснял Гитлер приближенным, необходимо убедить армию в том, что "она и помышлять не должна о капитуляции". В сепаратных переговорах с западными державами фюрер и его камарилья видели прежде всего средство облегчить военное положение фашистской Германии, вырваться из тисков войны на два фронта, которые все крепче сжимали ее. Нацистские главари стремились под прикрытием переговоров задержать наступление союзников, воспользовавшись официальным или фактическим перемирием, снять с Западного и Итальянского фронтов наиболее боеспособные части и перебросить их на Восток. В условиях почти полного отсутствия резервов каждая "высвободившаяся" дивизия приобретала для гитлеровцев первостепенное значение. Нацисты обсуждали вопрос о создании женских батальонов.

Добиваясь перемирия с западными державами, группировавшиеся вокруг Гитлера лица не собирались на этом этапе открывать союзным войскам путь в глубь Германии. Напротив, в удержании фронтов против союзников они видели необходимую предпосылку для политических переговоров. "Если на Западе мы не сможем больше удержаться, - записывал Геббельс 5 марта 1945 г., - то исчезнет наш последний политический шанс, ибо англо-американцы продвинутся в Среднюю Германию, и у них не будет ни малейших оснований вообще вступать с нами в переговоры"1. Поэтому Гитлер требовал от командующего группой армий "Б" на Западе В. Моделя безусловного удержания позиций по восточному берегу Рейна.

gaevernitz.jpg.8be9b02ee93f870e5583aa251

Г. фон Шульце-Геверниц (слева) и А. Даллес

Wolff.jpg.0cc7468ee897ea2a1828d63dd57d72

Слева направо: Рёттигер, Веннер, Геверниц, Фитингхоф, Вольф, Дольман. Больцано, 9 или 10 мая 1945 г.

Развертывая дипломатическую акцию, связанную с "миссией Вольфа", Гитлер и некоторые лица из его окружения явно преследовали и другую цель: использовать переговоры, чтобы выиграть время для всемерного разжигания антисоветских настроений в правящих кругах США и Англии и подрыва антигитлеровской коалиции. Иной точки зрения о дипломатических переговорах с Западом придерживались весной 1945 г. Гиммлер, Геринг и ряд других представителей нацистской верхушки. Они были согласны с Гитлером в том, что касалось использования переговоров для раздувания противоречий между западными странами и СССР, но в то же время считали в принципе возможным достижение фашистской Германией сепаратного антисоветского сговора с западными державами. Еще в январе 1945 г. Геринг докладывал Гитлеру, что "в страхе перед русскими союзники заключат сепаратный мир с Германией"2. Члены этой группировки полагали, что достижение антисоветского сговора с Западом потребует от фашистской Германии известных "жертв": вероятно, придется временно отказаться от территорий, захваченных на Западе, и даже пожертвовать фюрером.

Первым абсолютно необходимым шагом к сговору фашистской Германии с Западом, по мысли этих кругов, должно было явиться заключение перемирия на Западе при одновременном продолжении военных действий на советско- германском фронте. Геринг, пишет западногерманский реакционный историк В. Гёрлиц, "был одержим идеей, что ему удастся заключить перемирие с западными державами и тем самым освободить силы для борьбы против большевизма"3. Наиболее серьезным конкурентом Геринга в осуществлении этой идеи выступал Гиммлер. Примечательно, что оба они, ненавидя друг друга именно себя считали достаточно авторитетными деятелями для заключения антисоветской сделки с западными державами.

Заправилы военно-промышленных концернов и крупнейших банков Германии, сосредоточившие в своих руках экономическую мощь страны, составляли третью группировку. После провала "заговора 20 июля" и уничтожения его участников выразителями взглядов этой группы в политическом руководстве рейха становятся доверенные лица монополий - министр вооружения и военной промышленности А. Шпеер и министр финансов Л. Шверин фон Крозиг. Главную роль монополисты отводили Шпееру. Давний приятель фюрера по мюнхенским пивным и мало кому известный в дофашистской Германии архитектор, он обладал недюжинными организаторскими способностями и качествами царедворца. Быстрое продвижение по фашистской иерархической лестнице Шпеер неизменно подкреплял налаживанием и укреплением связей с промышленными и банковскими кругами. В свою очередь, "40 семейств" Германии нуждались в ловком и способном посреднике, который доводил бы их идеи до сведения (и исполнения) нацистских главарей. Поддерживаемый Гитлером и монополистами, Шпеер стал рейхслейтером, членом рейхстага, имперским министром вооружения и военной промышленности, председателем Совета вооружения. Именно при посредстве Шпеера, сосредоточившего в своих руках важные экономические рычаги власти, монополии получали многомиллиардные военные заказы и миллионы иностранных рабов для своих предприятий. Не было таких преступлений, на которые не шел бы Шпеер ради прибылей монополистов и банкиров. Об одном из них напомнил недавно западногерманский "Zeit-Magazin": под личным руководством Шпеера в 1943 г. в горах Гарца был сооружен гигантский подземный завод по производству ракет ФАУ-2, где было занято 10 тыс. иностранных рабочих. На Нюрнбергском процессе главных немецких военных преступников этот завод был назван "адом на земле"4.

Шпеер и стоявшие за ним промышленные и банковские круги в своей внешнеполитической программе исходили из следующих положений: вторая мировая война германским империализмом проиграна и главная задача состоит в том, чтобы дипломатическими средствами помешать в экономической сфере разрушению немецкого военно-промышленного потенциала, в политической - оккупации обширных районов Германии Красной Армией. Единственный путь к достижению этих целей - немедленная оккупация территории Германии англо-американскими войсками. Лучшее средство - полная и незамедлительная капитуляция фашистского вермахта перед западными державами. Однако Шпеер и поддерживавшие его круги понимали, что антифашистски настроенные народные массы США и Великобритании не позволят своим правительствам пойти на сепаратный сговор с Германией за спиной советского союзника. Где же выход? В "тихой" капитуляции немецко-фашистских войск на Западе, провести которую следует отдельными армиями, затем группами армий и, наконец, фронтами. Выдать все это можно было бы за чисто военные мероприятия, не имеющие отношения к политическим соглашениям союзников о необходимости полной и безоговорочной капитуляции немецко-фашистских войск на всех фронтах, включая советско-германский.

Забегая вперед, заметим, что первый опыт такого рода оказался успешным для Шпеера и стоявших за ним кругов. После того, как англо-американцы 1 апреля 1945 г. окружили в Руре группировку немецко-фашистских войск, которая насчитывала 18 дивизий (около 325 тыс. человек), по прямой рекомендации Шпеера и вопреки приказам Гитлера "держаться до конца" командующий группировкой генерал-фельдмаршал В. Модель объявил о прекращении сопротивления и "расформировании" своих войск. Солдатам старших и младших возрастов разрешалось разойтись по домам, а окруженным гарнизонам - сдаться в плен. Тем самым была открыта дорога для быстрого продвижения англо-американских войск в глубь Германии.

В архиве Мюнхенского института современной истории среди донесений Шпеера о количестве произведенного его ведомством оружия и снаряжения хранится любопытный документ - "Генеральный план на 1945 год"5. "Полный роспуск Западного фронта, - говорится там, - дает нам исключительную возможность не только помешать крушению, но и открывает невиданные возможности на будущее". Как же представляли себе немецкие монополии, инспирировавшие появление этого документа, свое будущее под эгидой западных держав? Германия признает "потерю" Прибалтики, Финляндии, Болгарии, Румынии, Греции и даже... Турции. В то же время восстанавливаются границы Германии 1918 г., то есть сохраняется господство этих монополий над значительной частью теперешней Польши. "Сильное немецкое влияние" должно было остаться "внутри границ старой Австрии на юго-востоке". Таким образом, монополии намеревались и после поражения удержать в сфере своего влияния Австрию, Венгрию, большую часть Югославии. Особенно примечателен тезис относительно СССР. Потерпев сокрушительное поражение в агрессивной антисоветской войне, германские империалисты тем не менее продолжали зариться на богатства нашей страны. Теперь они собирались, учитывая огромные потери и разрушения, причиненные ими же, навязать Советскому Союзу роль поставщика сырья для Германии и других западных стран. Что касается "угрозы большевизма", говорилось в документе, то он "не просуществует и нескольких лет", будучи смененным "приемлемым" для Запада режимом. Трудно сказать, чего больше в этих заявлениях: присущей германским империалистам переоценки собственных сил и возможностей или же расистского презрения к другим государствам и народам.

Весьма важным для понимания смысла дипломатических маневров фашистской Германии весной 1945 г. является трансформация отношений между группировавшимися вокруг Гитлера нацистскими главарями Борманом, Геббельсом, Леем и подлинными хозяевами рейха - заправилами крупнейших концернов и банков. Пытаясь оттянуть свой неизбежный конец, нацистская верхушка готова была превратить в "зону пустыни" и Германию. 19 марта 1945 г. Гитлер издал приказ "также и внутри территории рейха использовать все средства, чтобы ослабить противника и помешать его дальнейшему продвижению"; предписывалось перед отступлением, помимо военных объектов, разрушать промышленные и транспортные предприятия, средства связи и снабжения населения. "Мы оставим противнику лишь пустыню"6 , - объявил фюрер. Приказ вызвал острое недовольство монополистов. Они поддерживали и разжигали "тотальную войну", пока та бушевала за пределами Германии, но отнюдь не могли согласиться с уничтожением материальной основы их могущества и власти. С одной стороны, монополистические круги делали все возможное, чтобы приказ Гитлера остался на бумаге, а с другой - спешили договориться с Западом о скорейшей оккупации германской территории англо-американскими войсками. Это, по их мнению, должно было решить и "проблему фюрера", который упорно цеплялся за власть и готов был жертвовать всем, лишь бы продлить свое существование.

О том, кто являлся подлинным властителем в фашистской Германии, а значит, и определял целенаправленность дипломатических акций Берлина, говорит реакция монополий на гитлеровский приказ о "выжженной земле". От имени монополий Шпеер на следующий же день после публикации приказа в специальном меморандуме фюреру заявил о своем несогласии с ним. Вместе с директором концерна "Сименс." К. Люшеном и крупным промышленником Д. Шталем Шпеер посетил командующих войсками на Восточном фронте генералов В. Вайса и Г. Хайнрици и договорился с ними, что приказ о "выжженной земле" выполняться не будет. После этого Шпеер, передав в Берлине Х. В. Гудериану, занимавшему тогда пост начальника генерального штаба, меморандум "о недопустимости разрушений", отправился на Западный фронт. Вместе с видным саарским промышленником Г. Рехлингом Шпеер соответственным образом инструктирует на Западе генерал-фельдмаршала Моделя, и тот не только отказался уничтожить крупнейшие химические заводы "Байер" в Леверкузене, но и сообщил о своем решении противнику. После того как Гитлер приказал трем фашистским гаулейтерам в Руре "все разрушить перед отступлением", 20 крупнейших промышленников Рурской области немедленно собрались в замке А. Тиссена Ландсберг, вызвали туда вышеупомянутых гаулейтеров и дали свои контрприказания. Как же реагировал на это фюрер? Вызвал Шпеера и... "в просящем тоне" уговаривал его оставаться на посту министра, "надеясь на победу". А 30 марта последовало распоряжение партийным, государственным и военным органам рейха, согласно которому разрушение особо важных объектов отныне должно проводиться только по указанию ведомства Шпеера7. Многочисленные факты, приведенные, в частности, в книге английского историка Г. Мэйсона, свидетельствуют о том, что позиция монополий разделялась и активно поддерживалась верхушкой фашистского генералитета8.

Отсюда ясно, кто являлся закулисным дирижером дипломатической акции, известной под названием "миссия Вольфа". Прежде всего скажем о личности К. Вольфа. Конечно, немаловажное значение имел тот факт, что его хорошо знал и ему доверял Гитлер. Вольф принадлежал к "старой гвардии" фюрера, еще в 20-е годы участвовал вместе с ним в нацистских погромах в Мюнхене, а затем Гитлер назначил его адъютантом гаулейтера Баварии генерала Ф. фон Эппа. В то же время Вольф пользовался и доверием Гиммлера, который сначала сделал его своим адъютантом, а затем "шефом личного штаба". С сентября 1939 г. обергруппенфюрер СС Вольф в качестве личного представителя Гиммлера постоянно находился в гитлеровской ставке. "Волчонок Гиммлера", "глаза и уши Гиммлера" - так называли Вольфа в фашистских верхах. Влияние "волчонка" на шефа было столь велико, пишет один из ближайших сотрудников последнего, В. Шелленберг, что Гиммлер "редко предпринимал что-либо важное, не посоветовавшись предварительно с Вольфом"9.

В чем же секрет влияния Вольфа на Гиммлера и в известной степени на Гитлера и того доверия, которым он у них пользовался? Ответ дают документы из папки "Личный штаб рейхсфюрера СС" федерального архива ФРГ в г. Кобленце. Как известно, Гиммлер был тесно связан с крупными немецкими промышленниками и финансистами, которые для субсидирования СС и его лично образовали т. н. "кружок друзей Гиммлера". В него входили Бингель от фирмы "Сименс - Шуккерт", Бютефиш от "ИГ Фарбен", Флик, фон Хальт от "Немецкого банка", Райнхардт от "Коммерц-банк", Майер и Раше от "Дрезденского банка" и др. - всего около 50 представителей крупнейших монополий и банков страны10. Начиная с 1932 г. члены "кружка" регулярно переводили на особый счет "R" миллионные суммы, которые попадали затем в карман Гиммлера и иных высших чинов СС. Теперь проясняется и другое. Оказывается, лицом, которое занималось сбором "пожертвований" и их распределением среди эсэсовских бонз, был Вольф. По существу, он являлся доверенным лицом монополий при Гиммлере и Гитлере.

После провала нацистских агрессивных планов монополии начинают использовать Вольфа и как человека, удобного для налаживания контактов с западными странами. Для этого в конце 1943 г. его назначают высшим руководителем СС и полиции в оккупированной гитлеровцами Северной Италии. В мае 1944 г. Вольф был принят папой римским11, которому заявил, что "крайне сожалеет о войне против Запада, вследствие чего напрасно проливается кровь европейских народов, которая вскоре будет необходима для решающего противоборства с Востоком и коммунизмом"12. Именно через Ватикан, в частности с помощью миланского кардинала Шустера, Вольф установил первые контакты с представителями западных держав. Затем в его руки попали бумаги о связях с Западом арестованных эсэсовцами "деятелей 20 июля" и руководителя управления военной разведки и контрразведки (абвер) адмирала Ф. В. Канариса.

Выбор Гитлера пал на Вольфа еще и потому, что его непосредственным начальником являлся командующий армейской группой "Ц" в Италии генерал-фельдмаршал А. Кессельринг, в личной преданности которого фюрер был уверен. Это должно было стать гарантией, что Гиммлер не использует Вольфа в своих личных целях за спиной Гитлера. Таким образом, выдвижение Вольфа на дипломатическую авансцену было вполне закономерным. Однако задачи, которые перед ним ставились различными кругами, не были одинаковыми.

6 февраля 1945 г. главного уполномоченного СС при группе армий "Ц" генерала СС Вольфа вызвали для инструктажа в Берлин. Помимо Гитлера, в совещании в подземелье имперской канцелярии участвовали Риббентроп, Гиммлер и их представители при ставке Гитлера - посланник В. фон Хевель и Г. Фёгелляйн. "В отдельных брошенных им словах Гитлер выразил свое полное согласие (с идеей переговоров с Западом. - Г. Р.), но не сделал никаких конкретных предложений для дальнейшего ведения переговоров"13. Эти инструкции Вольф получил в доверительной беседе с Гитлером на следующий день. Тот поручил ему войти в контакт с западными державами на предмет достижения временного перемирия на Западном и Итальянском фронтах. Полномочия же, данные Вольфу "кружком друзей Гиммлера", были более широкими. Они предусматривали и возможность, если союзники пойдут на это, поэтапной капитуляции немецко-фашистских войск перед англо-американцами, чтобы открыть последним дорогу в глубь Германии и таким образом добиться все той же цели - помешать дальнейшему продвижению советских войск. Утверждения небезызвестного западногерманского апологета Гитлера И. Феста, будто Вольф "предложил американцам капитуляцию немецких войск в Италии на собственный страх и риск"14, искажают существо дела.

Для установления контактов с Лондоном и Вашингтоном Вольф намеревался использовать канал, который гитлеровцы хорошо знали. С 1942 г. в Швейцарии находился А. Даллес - специальный уполномоченный Управления стратегической разведки (OSS) в Европе и будущий начальник Центрального разведывательного управления США. По данным, которыми располагали в Берлине, Даллес являлся "прямым представителем правительства США, он имеет задание заниматься европейскими, особенно восточноевропейскими, проблемами"15. Аллен Уэлш Даллес, брат Джона Фостера Даллеса, одного из инициаторов послевоенной "холодной войны" против Советского Союза, представлял те круги правящей элиты США, которые считали, что в интересах американского империализма не доводить дело до полного разгрома империалистической Германии, а сохранить ее как важный оплот борьбы против социализма и демократии в Европе.

Еще в феврале 1943 г. А. Даллес встретился с близким к правящим кругам фашистской Германии князем цу Гогенлоэ и изложил ему в порядке зондажа позицию тех американских кругов, которые он представлял (Даллес на встрече выступал как "доктор Балл", Гогенлоэ - как "г-н Паульс"). Вот ее основные пункты: "Германское государство должно остаться существовать как фактор порядка и восстановления, о разделе его или об отделении Австрии не может быть и речи... Путем расширения Польши в сторону Востока и сохранения Румынии и сильной Венгрии следует поддержать создание санитарного кордона против большевизма". Даллес выразил согласие "с государственной и промышленной организацией Европы на основе больших пространств, полагая, что федеративная великая Германия (подобно США) с примыкающей к ней Дунайской конфедерацией будет лучшей гарантией порядка и восстановления Центральной и Восточной Европы"16. Однако он усомнился в том, что "возбужденное общественное мнение на Западе примирится с Гитлером". В результате переговоров Даллеса с Гогенлоэ установились довольно прочные связи между ОСС и представителями Гиммлера.

В ноябре 1944 г. находившийся в Берне Даллес через итальянских промышленников, в частности Ф. Маринотти, генерального директора крупнейшего в Италии концерна по производству искусственных тканей "Сниа вискоза", и шефа известной фирмы Оливетти, которые выступали в качестве посредников, получил из кругов СС предложение начать переговоры с целью достичь соглашения о прекращении военных действий в Западной Европе и "объединении" сил против Советского Союза. К началу 1945 г. Даллес уже имел контакты с руководителем 6-го управления (иностранная разведка) Главного имперского управления безопасности (РСХА) Шелленбергом, уполномоченным этого управления в Северной Италии В. Харстером и даже шефом РСХА Э. Кальтенбруннером. Вольф и стоявшие за ним круги не без основания полагали, что именно Даллес окажется наиболее подходящим партнером для сепаратных переговоров. На Нюрнбергском процессе Кальтенбруннер показал, что его посредником в контактах с Даллесом являлся эсэсовец В. Хёттль, специализировавшийся на связях с реакционными кругами католической церкви17 . Таким образом, почва для переговоров Вольфа с Даллесом была уже достаточно подготовлена.

На основе материалов, имеющихся ныне в нашем распоряжении, можно восстановить ход этих переговоров. Действительная их картина, однако, серьезно отличается от той версии, которая принадлежит перу самого Даллеса. О множестве фактов, выставляющих автора в весьма неприглядном свете, он попросту умалчивает18. Более полным и точным является описание переговоров, принадлежащее американскому историку Дж. Тоулэнду. Он проинтервьюировал не только Даллеса, но и его ближайшего сотрудника Г. Гэверница и начальника разведывательного отдела Швейцарского генерального штаба майора М. Вайбеля, который был посредником при организации переговоров и присутствовал на них19. Вайбель действовал по прямому указанию своего шефа генерала Р. Массона. Профашист по убеждениям, Массон давно находился в тесной связи с гитлеровцами и был их платным агентом под кличкой "Пастух-1". После войны Массон был досрочно уволен со службы20.

Довольно подробно о ходе событий поведал после войны сам Вольф в интервью корреспонденту швейцарской газеты "Neue Zurcher Zeitung". Итак, вернувшись из Берлина в ставку Кессельринга в Северной Италии, Вольф узнал, что части фашистской "черной бригады" (войска марионеточного правительства Муссолини в г. Сало на оккупированной гитлеровцами территории) арестовали в Комо некоего английского капитана Тукера. Он имел личное задание главнокомандующего союзными войсками на Средиземноморском театре английского фельдмаршала Х. Р. Л. Дж. Александера войти в контакт с военным министром в "правительстве" Муссолини маршалом Р. Грациани. Вольф приказал итальянцам передать Тукера ему и через Швейцарию направил его к Александеру с вопросом, какие военные и политические требования тот готов предложить немецкому командованию в Италии. На начальной стадии операции определенную роль в налаживании контактов Вольфа с Даллесом сыграл представитель Берлина при Ватикане Э. Вайцзеккер21.

Вольф и его ближайшие сотрудники - эсэсовец О. Дольманн, имевший через своих итальянских родственников тесные связи с Ватиканом и промышленными кругами Северной Италии, и немецкий посол при "правительстве" Муссолини Р. Ран стремились всемерно играть на антисоветизме и антикоммунизме своих партнеров. Вольф мотивировал свое предложение Александеру вступить в переговоры мнимой заботой о судьбе Северной Италии: в случае внезапного прекращения немецкого сопротивления итальянские партизаны-де немедленно сформируют "коммунистическое правительство", и тогда восторжествуют "французские коммунисты на Западе, итальянские - на Востоке; широкий красный пояс протянулся бы через всю Южную Европу... Единственное решение проблемы состоит в том, чтобы договориться об организованной капитуляции немецких вооруженных сил. Тогда западные страны могли бы оккупировать Северную Италию, прежде чем партизаны возьмут там руководство в свои руки"22.

Небезынтересно, что сам Вольф не очень-то верил в успех своей "миссии" - вогнать клин между союзниками, и называл ее "дурацким делом". Однако его антисоветские разглагольствования нашли явное понимание у Даллеса. "Если бы мы добились быстрой капитуляции немцев в Италии, - писал он впоследствии, - то овладели бы Триестом - ключом к Адриатике... В противном же случае коммунистические войска - или прорвавшиеся через Венгрию соединения Советской Армии, или продвинувшиеся вперед из Югославии сторонники Тито - совместно с прокоммунистическими партизанами займут Триест и, возможно, еще дальше продвинутся на Запад"23.

25 февраля 1945 г. в Цюрихе посланец Вольфа, итальянский промышленник, близкий к папе барон Л. Парилли, представлявший до второй мировой войны в Италии американскую фирму по производству холодильников "Нэш- Колдвинейтор", получил от Даллеса приглашение Вольфу прибыть в Швейцарию. Однако последний для согласования ритуала встречи и зондирования почвы первоначально направил туда Дольманна, который встретился с представителем Даллеса Гэверницем, зятем монополистов братьев Стиннес, ранее служившим посредником между Даллесом и "деятелями 20 июля". Встреча состоялась в Лугано в помещении "Ротари-клуб"24. Гэверниц разъяснил, что речь может идти только о капитуляции немецких войск на Итальянском фронте. 6 марта 1945 г. Вольф уже получил официальное приглашение от Даллеса прибыть для переговоров в Цюрих. Чтобы убедиться, что он имеет дело с "серьезными людьми", обладающими реальной властью, Даллес потребовал освободить из тюрьмы двух итальянских буржуазных деятелей, включая Ф. Парри. По приказу Вольфа это было немедленно сделано. Информированный Вольфом Кессельринг одобрил его поездку на переговоры к американцам. Примечательно, что, когда переговоры начались, Кессельринга срочно откомандировали на Западный фронт. Не должно ли было это дать дополнительную гарантию Гитлеру в сепаратных переговорах с Западом?

Первая встреча Вольфа с Даллесом состоялась в Цюрихе 8 марта 1945 г. на конспиративной квартире американского генерального консульства. Вольф выдвинул следующие условия соглашения: союзники отказываются от запланированного наступления на Итальянском фронте, а немецкие войска не будут разрушать промышленность Северной Италии; военные действия на Итальянском фронте прекращаются; все войска группы армий "Ц" получают возможность беспрепятственно эвакуироваться в Германию. "Таким образом, - говорилось в предложенном документе, - дальнейшее существование немецкого порядка, опирающегося на силу, остается гарантированным, как это будет определено его собственным командованием"25.

Даллес согласился принять эти предложения за основу для переговоров. Как впоследствии Вольф рассказывал Кессельрингу, из переговоров он вынес убеждение, что "сложившие оружие немецкие войска будут сохранять свою структуру, чтобы при соответствующих обстоятельствах их можно было использовать на Востоке"26. Даллес потребовал лишь одного: хранить переговоры в строжайшей тайне и не вступать в контакт с другими союзниками. В соответствии с разработанной в Берлине тактикой Вольф предупредил, что соглашение может вступить в силу лишь при условии утверждения его Кессельрингом.

Обе стороны были в высшей степени удовлетворены началом переговоров. Фашистские эмиссары уже намечали состав "послегитлеровского" правительства, с которым придется иметь дело западным союзникам. На пост германского президента прочили Кессельринга, министра иностранных дел - гитлеровского дипломата К. Нейрата, располагавшего этим портфелем до Риббентропа, министра финансов - Я. Шахта. Себе Вольф оставлял кресло министра внутренних дел. Эйфория царила и среди американских участников переговоров. Даллес информировал своего шефа, начальника управления стратегических служб генерала У. Доновена, о переговорах с Вольфом и получил указание продолжать их под кодовым названием "Восход Солнца". "Очевидно, Аллен Даллес, - вспоминал впоследствии Вольф, - находился под таким впечатлением от первых результатов переговоров, что уже на 19 марта в южношвейцарском местечке Аскона назначил обсуждение офицерами генерального штаба технических вопросов капитуляции. Во время этой встречи мое предложение было расширено: в личном разговоре склонить Кессельринга распространить капитуляцию в Италии на весь Западный фронт"27.

По возвращении из Швейцарии Вольф был вызван в Берлин, где доложил Гиммлеру, что в ходе переговоров наметилось "решение на основе компромисса, с тем чтобы сделать невозможным русское вмешательство... Значение переговоров состоит в том, что войска, которые избегнут пленения на Итальянском фронте, будут в состоянии сохранить порядок в Германии"28. "Военная рекогносцировка", как назвал Гитлер переговоры Вольфа с Даллесом, была одобрена фюрером. Вольф получил от него указание не спешить и вести переговоры "в духе тактической игры между союзниками".

Таким образом, в ходе переговоров с Вольфом Даллес не только согласился с провокационным предложением гитлеровцев, но и придал ему еще более ярко выраженный антисоветский характер. Реакционные круги США и Великобритании рассчитывали, сохранив в тайне сепаратную сделку с нацистами, быстро продвинуться через Италию на север и ваять под свою защиту порядки, установленные гитлеровцами в Германии и Австрии. "Частичная капитуляция на юге, - говорится в мемуарах У. Черчилля, - открывала... нашим армиям возможность вследствие значительно уменьшившегося сопротивления продвинуться до Вены и далее даже до Эльбы или Берлина"29.

Вашингтон и Лондон одобрили действия Даллеса. 10 марта 1945 г. начальник имперского генерального штаба Великобритании фельдмаршал А. Ф. Брук записал в дневнике, что принято решение послать в определенное место в Швейцарию англо-американских представителей. Александер получил указание выделить для обсуждения с гитлеровцами "технических деталей соглашения" группу высших офицеров. В нее были включены заместитель начальника объединенного штаба американский генерал Л. Лемнитцер30 и начальник разведывательного отдела объединенного штаба английский генерал Т. Эйри. 15 марта 1945 г. оба представителя западных держав в гражданской одежде и с документами на имя американских солдат прибыли из Неаполя, где располагалась штаб-квартира Александера, в Швейцарию. После двухдневного совещания с Даллесом в Берне генералы в сопровождении Гэверница перебрались поближе к итальянской границе, в Аскону, где ждали Вольфа. Нетерпение Даллеса, спешившего завершить антисоветскую сделку, было столь велико, что в отсутствие отбывшего в Берлин Вольфа он готов был встретиться с Дольманном или Раном. Однако те ответили, что вести переговоры уполномочен только Вольф31.

19 марта делегации гитлеровцев и англо-американцев встретились в Асконе на вилле Гэверница. Немецкую сторону представляли Вольф и Дольманн. Англо-американская делегация состояла из возглавлявшего ее Даллеса, генералов Лемнитцера и Эйри. Гэверниц исполнял обязанности переводчика. В качестве наблюдателя присутствовал Вайбель. Кроме них, на виллу по соображениям конспирации никого не допустили.

Начиная переговоры, Даллес сразу объявил, что следует, не мешкая, обсудить "технические детали" соглашения и утвердить его; необходимые полномочия англо-американская делегация имеет. Однако Вольф по совету Гитлера не стал форсировать завершение переговоров. Увидев готовность официальных представителей США и Великобритании заключить антисоветскую сделку, в имперской канцелярии явно побоялись продешевить. К тому же гитлеровцы уже начали пожинать плоды своей дипломатической акции: англо-американцы медлили с наступлением на Итальянском фронте. По существу, там установилось неофициальное перемирие, воспользовавшись которым немецкое командование сняло оттуда четыре дивизии и перебросило на советско-германский фронт32. Короче говоря, ситуация, сложившаяся на Итальянском фронте в результате переговоров Вольфа с Даллесом, устраивала Гитлера и его ближайшее окружение.

Вольф получил указание попытаться распространить негласное перемирие и на Западный фронт. Поэтому на переговорах в Асконе он выдвинул на первое место необходимость согласия на официальное заключение соглашения Кессельринга, который к тому времени уже являлся главнокомандующим гитлеровскими войсками Западного фронта. Что касается окончательного текста соглашения, которое открыло бы англо-американским армиям беспрепятственный путь в Германию с юга, то Вольф под различными предлогами уклонялся от его подписания. Он ссылался на то, что ему понадобится время, чтобы подготовить к мысли о капитуляции нового командующего группировкой немецко-фашистских войск в Италии генерала Г.-Г. Фитингофа, заявляя, что если сам подпишет соглашение, то по возвращении будет немедленно арестован Кальтенбруннером, который якобы уже держит его жену под домашним арестом. Все же Вольф обещал сделать все возможное, чтобы осуществить капитуляцию, и просил дать ему на это 5 - 7 дней.

Даллес был недоволен задержкой. Генералам Лемнитцеру и Эйри было приказано оставаться в Швейцарии. Вместе с Даллесом они ожидали новой встречи с Вольфом. Как свидетельствуют документы, недовольство оттяжкой заключения антисоветской сделки проявляли не только в Лондоне и Вашингтоне. По возвращении Вольфа в его ставку в Фазано (Северная Италия) приехал из Инсбрука гаулейтер Тироля Ф. Хофер. В фашистских верхах он был известен как давний (еще с мюнхенских времен) и близкий приятель Шпеера. К тому же через жену, урожденную Рехлинг, он был тесно связан с семейством этих некоронованных королей Саара. "Война проиграна, - без обиняков заявил он Вольфу, - и если фюрер придет сюда, чтобы в "Альпийской крепости" организовать последнее сопротивление, я велю интернировать его в каком-нибудь санатории"33. Необходимо, подчеркивал Хофер, немедленно открыть Итальянский фронт, чтобы англо-американцы помешали образованию "нежелательных центров власти" не только в Северной Италии, но также в Австрии и Южной Германии. Вот что беспокоило стоявших за Хофером угольных и стальных магнатов Германии.

26 марта Гиммлер приказал Вольфу "держать двери для переговоров с союзниками открытыми"34. 30 марта по-прежнему находившаяся в Асконе англо-американская делегация в составе Лемнитцера и Эйри получила через Парилли сообщение от Вольфа. Он известил западных партнеров по переговорам, что Кессельринг одобрил капитуляцию немецких войск в Италии и окажет в этом плане давление на Фитингофа. Вольф обещал также в ближайшее время вновь прибыть в Швейцарию для завершения переговоров.

Однако дальнейшее развитие событий, связанных с "миссией Вольфа", пошло не по планам, разработанным в Лондоне и Вашингтоне, и не по рецептам, составленным группировками в правящем лагере нацистской Германии. Переговоры официальных представителей США и Великобритании с гитлеровцами за спиной Советского Союза являлись грубым нарушением союзнических обязательств. На Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19 - 30 октября 1943 г.) было принято секретное соглашение "О линии поведения в случае получения пробных предложений мира от враждебных стран". В нем говорилось: "Правительства Соединенного Королевства, Соединенных Штатов Америки и Советского Союза договариваются немедленно информировать друг друга о всякого рода пробных предложениях мира, которые они могут получить от правительства, отдельных группировок или лиц страны, с которыми любая из трех сторон находится в состоянии войны. Правительства трех держав далее договариваются консультироваться друг с другом с тем, чтобы согласовывать свои действия в отношении подобных предложений"35.

Советское правительство узнало о переговорах Вольфа с англо-американцами. В таких условиях Лондон и Вашингтон решили несколько приоткрыть завесу. 12 марта 1945 г. английский посол в СССР А. Дж. К. Керр переслал народному комиссару иностранных дел В. М. Молотову копию телеграммы Александера правительству Великобритании. В телеграмме сообщалось о том, что гитлеровский генерал Вольф прибыл в Швейцарию для обсуждения вопроса о капитуляции немецких войск в Северной Италии и что представители управления стратегических служб при англо-американских войсках на Средиземноморском театре военных действий продолжают переговоры с Вольфом. При этом советской стороне ничего не сообщалось о подключении к переговорам официальных представителей США и Великобритании. В тот же день о ведущихся с Вольфом переговорах "довел до сведения" народного комиссара иностранных дел СССР и американский посол в Москве А. Гарриман. Он сообщал, что Александеру было поручено командировать своих офицеров в Швейцарию для встречи с Вольфом, и осведомлялся о мнении Советского правительства по этому вопросу.

Народный комиссар иностранных дел СССР ответил 12 марта послам США и Великобритании в Москве, что его правительство не возражает против переговоров с Вольфом при условии участия в них представителей советского военного командования. Принятие этого предложения означало бы для Лондона и Вашингтона признание, что переговоры действительно носят чисто военный характер и не направлены против СССР. Но ведь реакционные круги США и Великобритании связывали с "миссией Вольфа" далеко идущие антисоветские планы и расчеты. Поэтому 16 марта послы США и Великобритании в Москве заявили, что представителям советского командования отказано в праве участвовать в переговорах. В тот же день народный комиссар иностранных дел СССР направил американскому и английскому послам в Москве ответные письма, в которых указывалось, что этот шаг правительств США и Великобритании является совершенно неожиданным и непонятным с точки зрения союзных отношений между СССР, США и Великобританией. "Ввиду этого, - отмечалось в письме послу США, - Советское правительство считает невозможным дать свое согласие на переговоры американских и британских представителей с представителями германского командующего в Берне и настаивает на том, чтобы уже начатые переговоры в Берне были прекращены. Советское правительство, кроме того, настаивает на том, чтобы и впредь была исключена возможность ведения сепаратных переговоров одной или двух союзных держав с германскими представителями без участия третьей союзной державы"36. Письмо посольству Великобритании содержало аналогичный текст.

Английский посол в СССР 21 марта 1945 г. заверял Советское правительство, будто "никогда не имелось в виду, что в Берне должны происходить какие-либо переговоры", а состоялась якобы лишь "предварительная встреча" для выяснения того, есть ли у германских представителей необходимые полномочия для ведения переговоров. Но 22 марта 1945 г. Советское правительство со всей решительностью потребовало от США и Великобритании немедленного прекращения сепаратных переговоров с гитлеровцами. "В данном деле имеет место не неправильное представление о цели контакта и не недоразумение, а нечто худшее,.. - говорилось в письме НКИД СССР послу США. - В течение двух недель за спиной Советского Союза, несущего на себе основную тяжесть войны против Германии, ведутся переговоры между представителями германского военного командования, с одной стороны, и представителями английского и американского командования - с другой. Советское правительство считает это совершенно недопустимым"37.

Вопрос о переговорах Вольфа с англо-американцами стал предметом переписки Председателя Совета Министров СССР И. В. Сталина с президентом США Ф. Рузвельтом и премьер-министром Великобритании У. Черчиллем. "Я согласен на переговоры с врагом, - писал Сталин Рузвельту 29 марта 1945 г., - только в том случае, если эти переговоры не поведут к облегчению положения врага, если будет исключена для немцев возможность маневрировать и использовать эти переговоры для переброски своих войск на другие участки фронта, и прежде всего на советский фронт... Задача согласованных операций с ударом на немцев с запада, с юга и с востока, провозглашенная на Крымской конференции, состоит в том, чтобы приковать войска противника к месту их нахождения и не дать противнику возможности маневрировать, перебрасывать войска в нужном ему направлении. Эта задача выполняется Советским командованием. Эта задача нарушается фельдмаршалом Александером". Понятно, что такая ситуация, писал Сталин Рузвельту 3 апреля 1945 г., "никак не может служить делу сохранения и укрепления доверия между нашими странами"38.

Антисоветский подтекст всей операции "Восход Солнца" был признан и Черчиллем в его телеграмме Рузвельту от 1 апреля. Идя на переговоры с гитлеровцами, Черчилль исходил из убеждения, что "с политической точки зрения нам следует продвигаться.., как можно дальше на Восток"39 . Принципиальная позиция Советского правительства вынудила правительства США и Великобритании дать указания о прекращении дальнейших контактов с Вольфом. "Бернский инцидент, - писал Рузвельт Сталину 12 апреля 1945 г., - ...отошел в прошлое"40. В Москве Гарриман заявил, что разногласия по вопросу о встрече в Асконе надо рассматривать как незначительный инцидент. За два дня до этого союзные войска возобновили наступление на Итальянском фронте. Переписка Черчилля с Рузвельтом в последние дни жизни президента США свидетельствует о том, что премьер Великобритании упорно добивался продолжения операции "Восход Солнца". Однако президент США остался непреклонным 41.

10 апреля главная ставка союзных войск в Италии сообщила Даллесу, что переговоры о капитуляции немецких войск должны носить чисто военный характер и вестись лишь с "обладающими всей полнотой власти офицерами". Даллес был срочно вызван в Париж. Прибывший туда Доновен объявил ему, что "из-за обвинений, выдвинутых Советским Союзом, ни американцы, ни англичане не могут принять капитуляцию, если она будет предложена немцами"42. В отличие от Черчилля руководящие круги США не хотели в тот момент идти на ухудшение отношений с СССР. Американское командование было крайне заинтересовано в активном участии Советских Вооруженных Сил в военных действиях против Японии, договоренность о чем была достигнута еще на Крымской конференции. Показательно, что решение прекратить переговоры с Вольфом было принято Рузвельтом в результате ряда совещаний с начальником штаба американской армии генералом Дж. К. Маршаллом и начальником штаба президента адмиралом флота У. Д. Леги43.

К тому же в руководящих кругах США и Великобритании все явственнее видели двойную игру Вольфа. Представляя позицию ведущих монополистических кругов фашистской Германии, выступавших за сговор с английской и американской реакцией на базе капитуляции фашистских войск на Западе, он отнюдь не отказался от использования переговоров в интересах продления господства Гитлера и его клики.

Однако главная причина провала "миссии Вольфа" - безнадежное военное положение фашистской Германии в результате ударов Красной Армии. Свою дипломатическую акцию весной 1945 г. гитлеровцы пытались подкрепить попыткой продемонстрировать реакционным кругам США и Великобритании свою ценность как партнера в борьбе против "угрозы коммунизма". 16 февраля сосредоточенная в Померании группа армий "Висла" нанесла удар во фланг находившихся на Одере советских войск. Это наступление, подчеркивалось в беседе Гудериана с Гитлером, было нужно для того, чтоб "выиграть время, необходимое для ведения переговоров о перемирии с западными странами"44. 6 марта переброшенная из Арденн в Венгрию 6-я танковая армия СС при поддержке других соединений перешла в контрнаступление, чтобы отбросить советские войска за Дунай и вернуть Будапешт. Гитлер подчеркивал чрезвычайное "политическое значение наступления в Венгрии"45. Однако обе эти операции закончились для гитлеровцев плачевно. Советские войска, разгромив в Померании основные силы группы армий "Висла", в конце марта вышли к устью Одера. В Венгрии, отбив ожесточенные атаки врага, советские войска развернули стремительное наступление на Братиславу и Вену. В обстановке грандиозных побед Красной Армии "миссия Вольфа" потерпела полный провал. Такова история одной из тех безуспешных попыток изменить ход событий и предотвратить свой крах, которые предпринимались гитлеровцами накануне падения нацистского режима и поражения Германии во второй мировой войне.

Примечания

1. Goebbels J. Tagebucher 1945. Die letzten Aufzeichnungen. Hamburg. 1977. S. 111.

2. Fraenkel H., Mannuel R. Hermann Goring. Hannover. 1964, S. 294.

3. Goerlitz W. Der zweite Weltkrieg. Bd. II. Stuttgart. 1952, S. 559.

4. Zeit-Magazin, 1978, N 44, S. 35.

5. Archiv des Instituts fur Zeitgeschichte, Munchen (далее - Archiv IFZ), M- 653, Bl. 622 - 626.

6. Dokumente der deutschen Geschichte 1942 - 1945. Brl. 1977, S. 109.

7. Speer A. Erinnerungen. Frankfurt/M. - Brl. - Wien. 1969, S. 453, 586.

8. Mason H. To Kill Hitler Lnd. 1980.

9. Der Spiegel, 1962, N 7, S. 37.

10. Vogelsang R. Der Freundkreis Himmler. Gottingen. 1972, S. 158.

11. Bundesarchiv, Koblenz, NS 20/114, Bl. 32.

12. Revue, Munchen, 20.V.1950.

13. Der Spiegel, 1962, N 7, S. 37.

14. Fest I. Hitler. Eine Biographic. Frankfurt/M. - Brl. - Wien. 1973, S. 1066.

15. Archiv IFZ, MA-1195, Bl. 563.

16. Ibid.. Bl. 563 - 565.

17. Der Prozeb gegen die Hauptkriegsverbrecher vor dem Internationalen Gerichtshof. Bd. XXXV. Nurnberg. 1949, S. 60.

18. Dulles A. Germany's Underground. N. Y. 1917; Dulles A., Gaevernitz G. Unternehmen "Sunrise". In: Die geheime Geschichte des Kriegsendes in Italien. Dusseldorf - Wien. 1967.

19. Toland J. Das Finale, die letzten hundert Tage. Hamburg. 1968, S. 241.

20. Blank A., Mader J. Rote Kapelle gegen Hitler. Dokumentarbericht. Brl. 1979, S. 493.

21. Die Weizsacker-Papiere 1933 - 1950. Koln. 1975, S. 630.

22. Toland J. Op. cit., S. 236.

23. Dulles A., Gaevernitz G. Op. cit., S. 181.

24. Jacobsen H.-A. Die letzten hundert Tage. Munchen - Wien - Basel. 1968, S. 168.

25. Rahn R. Ruheloses Leben. Dusseldorf. 1949, S. 284.

26. Mollhausen E. F. Die gebrochene Achse Alfeld. 1949, S. 319.

27. Der Spiegel, 1962, N 7, S. 37.

28. Rahn R. Op. cit., S. 286.

29. Churchill W. The Second World War. Vol. VI: Triumph and Tragedy. Lnd..1954, p. 387.

30. В 1962 - 1968 гг. генерал Лемнитцер занимал пост командующего войсками Североатлантического блока в Европе. В настоящее время он является одним из руководителей крайне правой милитаристской организации в США - Комитета по существующей опасности.

31. Rahn R. Op. cit., S. 288.

32. История второй мировой войны 1939 - 1945. Т. 10. М. 1979, с. 261.

33. Rahn R. Op. cit., S. 288.

34. Dulles A., Gaevernitz G. Op. cit., S. 169.

35. Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19 - 30 октября 1943 г.). Сб. док. М 1978, с. 343 - 344

36. Переписка. Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-Министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Т. 2. М. 1976, с. 321.

37. Там же.

38. Там же, с. 214, 221.

39. Churchill W. Op. cit, p. 387.

40. Переписка Председателя Совета Министров СССР. Т. 2, с. 228.

41. Loewentreim F., Langley H., Jonas M. Roosevelt and Churchill. Their Secret Wartime Correspondence. N. Y. 1975, pp. 685, 704, 708.

42. Dulles A. Op. cit., p. 174.

43. Bishop J. FDR's Last Year. N. Y. 1976, pp. 506 - 540.

44. Guderian H. Erinnerungen eines Soldaten. Heidelberg. 1951, S. 374.

45. Goebbels J. Op. cit. S. 112.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Гулыга А.В. Роль США в подготовке вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г. // Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
      Автор: Военкомуезд
      А.В. ГУЛЫГА
      РОЛЬ США В ПОДГОТОВКЕ ВТОРЖЕНИЯ НА СОВЕТСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В НАЧАЛЕ 1918 г.

      Крушение капиталистического строя в России привело в смятение весь капиталистический мир, в частности, империалистов США. Захват пролетариатом власти на одной шестой части земного шара создавал непосредственную угрозу всей системе наемного рабства. Начиная борьбу против первого в мире социалистического государства, империалисты США ставили своей целью восстановление в России власти помещиков и капиталистов, расчленение России и превращение ее в свою колонию. В последние годы царского режима, и особенно в период Временного правительства, американские монополии осуществляли широкое экономическое и политическое проникновенне в Россию. Магнаты Уоллстрита уже видели себя в недалеком будущем полновластными владыками русских богатств. Однако непреодолимым препятствием на их пути к закабалению России встала Великая Октябрьская социалистическая революция. Социалистический переворот спас нашу родину от участи колониальной или зависимой страны.

      Правительство США начало борьбу против Советской России сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции. «Нам абсолютно не на что надеяться в том случае, если большевики будут оставаться у власти», [1] — писал в начале декабря 1917 г. государственный секретарь США Лансинг президенту Вильсону, предлагая активизировать антисоветские действия Соединенных Штатов.

      Правительство США знало, однако, что в своих антисоветских действиях оно не может надеяться на поддержку американского народа, который приветствовал рождение Советского государства. На многочисленных рабочих митингах в разных городах Соединенных Штатов принимались резолюции, выражавшие солидарность с русскими рабочими и крестьянами. [2] Правительство США вело борьбу против Советской республики, используя коварные, провокационные методы, прикрывая /33/

      1. Papers relating to the foreign relations of the United States. The Lansing papers, v. II, Washington, 1940, p. 344. (В дальнейшем цит.: The Lansing papers).
      2. Вот одна из таких резолюций, принятая на рабочем митинге в г. Ситтле и доставленная в Советскую Россию американскими моряками: «Приветствуем восторженно русский пролетариат, который первый одержал победу над капиталом, первый осуществил диктатуру пролетариата, первый ввел и осуществил контроль пролетариата в промышленности. Надеемся твердо, что русский пролетариат осуществит социализацию всего производства, что он закрепит и расширит свои победы над капиталом. Уверяем русских борцов за свободу, что мы им горячо сочувствуем, готовы им помочь и просим верить нам, что недалеко время, когда мы сумеем на деле доказать нашу пролетарскую солидарность» («Известия Владивостокского Совета рабочих и солдатских депутатов», 25 января (7 февраля) 1918 г.).

      свое вмешательство во внутренние дела России лицемерными фразами, а иногда даже дезориентирующими действиями. Одним из наиболее ярких примеров провокационной тактики американской дипломатии в борьбе против Советской России является развязывание правительством Соединенных Штатов японского вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г.

      Вся история интервенции США в Советскую Россию на протяжении многих лет умышленно искажалась буржуазными американскими историками. Фальсифицируя смысл документов, они пытались доказать, что американское правительство в течение первых месяцев 1918 г. якобы «возражало» против иностранного вторжения на Дальний Восток и впоследствии дало на нею свое согласие лишь «под давлением» Англии, Франции и Японии. [3] На помощь этим историкам пришел государственный департамент, опубликовавший в 1931—1932 гг. три тома дипломатической переписки за 1918 г. по поводу России. [4] В этой публикации отсутствовали все наиболее разоблачающие документы, которые могли бы в полной мере показать антисоветскую политику Соединенных Штатов. Тем же стремлением фальсифицировать историю, преуменьшить роль США в организации антисоветской интервенции руководствовался и составитель «Архива полковника Хауза» Чарлз Сеймур. Документы в этом «архиве» подтасованы таким образом, что у читателя создается впечатление, будто Вильсон в начале 1918 г. действительно выступал против японской интервенции.

      Только в 1940 г. государственный департамент опубликовал (и то лишь частично) секретные документы, проливающие свет на истинные действия американскою правительства по развязыванию иностранного вторжения на Дальний Восток. Эти материалы увидели свет во втором томе так называемых «документов Лансинга».

      Важная задача советских историков — разоблачение двуличной дипломатии США, выявление ее организующей роли в развязывании иностранной интервенции на Дальнем Востоке, к сожалению, до сих пор не получила достаточного разрешения в исторических исследованиях, посвященных этой интервенции.

      *     *     *

      В своем обращении к народу 2 сентября 1945 г. товарищ Сталин говорил: «В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединённых Штатов Америки и опираясь на них, — вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила Советский Дальний Восток». [5] Это указание товарища Сталина о том, что Япония совершила нападение на Советскую Россию в 1918 г., опираясь на Англию, Францию и США, и служит путеводной нитью для историка, изучающего интервенцию на Дальнем Востоке. /34/

      5. Т. Millard. Democracy and the eastern question, N. Y., 1919; F. Schuman. American policy towards Russia since 1917, N. Y., 1928; W. Griawold. The far Eastern policy of the United States, N. Y., 1938.
      4. Papers relating to the foreign relations of the United States, 1918, Russia, v.v. I—III, Washington. 1931—1932. (В дальнейшем цит.: FR.)
      5. И. B. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза, М., 1949, стр. 205.

      Ленин еще в январе 1918 г. считался с возможностью совместного японо-американского выступления против нашей страны. «Говорят, — указывал он, — что, заключая мир, мы этим самым развязываем руки японцам и американцам, которые тотчас завладевают Владивостоком. Но, пока они дойдут только до Иркутска, мы сумеем укрепить нашу социалистическую республику». [6] Готовясь к выступлению на VII съезде партии, 8 марта 1918 г. Ленин писал: «Новая ситуация: Япония наступать хочет: «ситуация» архи-сложная... отступать здесь с д[огово]ром, там без дог[ово]ра». [7]

      В дальнейшем, объясняя задержку японского выступления, Ленин, как на одну из причин, указывал на противоречия между США и Японией. Однако Ленин всегда подчеркивал возможность сделки между империалистами этих стран для совместной борьбы против Советской России: «Американская буржуазия может стакнуться с японской...» [8] В докладе Ленина о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского Совета 14 мая 1918 г. содержится глубокий анализ американо-японских империалистических противоречий. Этот анализ заканчивается предупреждением, что возможность сговора между американской и японской буржуазией представляет реальную угрозу для страны Советов. «Вся дипломатическая и экономическая история Дальнего Востока делает совершенно несомненным, что на почве капитализма предотвратить назревающий острый конфликт между Японией и Америкой невозможно. Это противоречие, временно прикрытое теперь союзом Японии и Америки против Германии, задерживает наступление японского империализма против России. Поход, начатый против Советской Республики (десант во Владивостоке, поддержка банд Семенова), задерживается, ибо грозит превратить скрытый конфликт между Японией и Америкой в открытую войну. Конечно, вполне возможно, и мы не должны забывать того, что группировки между империалистскими державами, как бы прочны они ни казались, могут быть в несколько дней опрокинуты, если того требуют интересы священной частной собственности, священные права на концессии и т. п. И, может быть, достаточно малейшей искры, чтобы взорвать существующую группировку держав, и тогда указанные противоречия не могут уже служить мам защитой». [9]

      Такой искрой явилось возобновление военных действий на восточном фронте и германское наступление против Советской республики в конце февраля 1918 г.

      Как известно, правительство США возлагало большие надежды на возможность обострения отношений между Советской Россией и кайзеровской Германией. В конце 1917 г. и в первые месяцы 1918 г. все усилия государственных деятелей США (от интриг посла в России Френсиса до широковещательных выступлений президента Вильсона) были направлены к тому, чтобы обещаниями американской помощи предотвратить выход Советской России из империалистической войны. /35/

      6. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 201.
      7. Ленинский сборник, т. XI, стр. 65.
      8. В. И. Ленин. Соч., т. XXX, стр. 385.
      9. В. И. Ленин. Соч., т. XXIII, стр. 5. История новейшего времени содержит поучительные примеры того, что антагонизм между империалистическими державами не является помехой для развертывания антисоветской агрессин. Так было в годы гражданской войны, так было и в дни Мюнхена.

      Послание Вильсона к конгрессу 8 января 1918 г. и пресловутые «четырнадцать пунктов» имели в качестве одной из своих задач «выражением сочувствия и обещанием более существенной помощи» вовлечь Советскую республику в войну против Германии. [10] Хауз называл «пункты» Вильсона «великолепным оружием пропаганды». [11] Такого же мнения были и руководящие работники государственного департамента, положившие немало усилий на массовое распространение в России «четырнадцати пунктов» всеми пропагандистскими средствами.

      Ленин разгадал и разоблачил планы сокрушения Советской власти при помощи немецких штыков. В статье «О революционной фразе» он писал: «Взгляните на факты относительно поведения англо-французской буржуазии. Она всячески втягивает нас теперь в войну с Германией, обещает нам миллионы благ, сапоги, картошку, снаряды, паровозы (в кредит... это не «кабала», не бойтесь! это «только» кредит!). Она хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией.

      Понятно, почему она должна хотеть этого: потому, что, во-первых, мы оттянули бы часть германских сил. Потому, во-вторых, что Советская власть могла бы крахнуть легче всего от несвоевременной военной схватки с германским империализмом». [12]

      В приведенной цитате речь идет об англичанах и французах. Однако с полным правом ленинскую характеристику империалистической политики в отношении выхода Советской России из войны можно отнести и к Соединенным Штатам. Правомерность этого становится еще более очевидной, если сравнить «Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира», написанные Лениным 7 января 1918 г., с подготовительными набросками к этим тезисам. Параграф 10 тезисов опровергает довод против подписания мира, заключающийся в том, что, подписывая мир, большевики якобы становятся агентами германского империализма: «...этот довод явно неверен, ибо революционная война в данный момент сделала бы нас, объективно, агентами англо-французского империализма...» [13] В подготовительных заметках этот тбзис сформулирован: «объект[ивно] = агент Вильсона...» [14] И Вильсон являлся олицетворением американского империализма. .

      Попытка американских империалистов столкнуть Советскую Россию с кайзеровской Германией потерпела крах. Однако были дни, когда государственным деятелям Соединенных Штатов казалось, что их планы близки к осуществлению.

      10 февраля 1918 г. брестские переговоры были прерваны. Троцкий, предательски нарушив данные ему директивы, не подписал мирного договора с Германией. Одновременно он сообщил немцам, что Советская республика продолжает демобилизацию армии. Это открывало немецким войскам дорогу на Петроград. 18 февраля германское командование начало наступление по всему фронту.

      В эти тревожные для русского народа дни враги Советской России разработали коварный план удушения социалистического государства. Маршал Фош в интервью с представителем газеты «Нью-Йорк Таймс» /36/

      10. Архив полковника Хауза, т. III, стр. 232.
      11. Там же, т. IV, стр. 118.
      12. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 268.
      13. Там же, стр. 195.
      14. Ленинский сборник, т. XI, стр. 37.

      сформулировал его следующим образом: Германия захватывает Россию, Америка и Япония должны немедленно выступить и встретить немцев в Сибири. [15]

      Этот план был предан гласности французским маршалом. Однако авторы его и главные исполнители находились в Соединенных Штатах. Перспектива сокрушения Советской власти комбинированным ударом с запада и востока была столь заманчивой, что Вильсон начал развязывать японскую интервенцию, торжественно заверяя в то же время о «дружеских чувствах» к русскому народу.

      В 1921 г. Лансинг составил записку, излагающую историю американско-японских переговоров об интервенции. Он писал для себя, поэтому не облекал мысли в витиеватые и двусмысленные дипломатические формулы: многое в этой записке названо своими именами. Относительно позиции США в конце февраля 1918 г. там сказано: «То, что Япония пошлет войска во Владивосток и Харбин, казалось одобренным (accepted) фактом». [16] В Вашингтоне в эти дни немецкого наступления на Петроград считали, что власти большевиков приходит конец. Поэтому решено было устранить возможные недоразумения и информировать союзные державы о согласии США на японское вооруженное выступление против Советской России.

      18 февраля, в тот день, когда германские полчища ринулись на Петроград, в Верховном совете Антанты был поднят вопрос о посылке иностранных войск на Дальний Восток. Инициатива постановки этого вопроса принадлежала американскому представителю генералу Блиссу. Было решено предоставить Японии свободу действий против Советской России. Союзники согласились, — говорилось в этом принятом документе — так называемой совместной ноте №16, — в том, что «1) оккупация Сибирской железной дороги от Владивостока до Харбина, включая оба конечных пункта, дает военные выгоды, которые перевешивают возможный политический ущерб, 2) рекомендованная оккупация должна осуществляться японскими силами после получении соответствующих гарантий под контролем союзной миссии». [17]

      Действия Блисса, подписавшего этот документ в качестве официального представителя Соединенных Штатов, получили полное одобрение американского правительства.

      В Вашингтоне стало известно, что Япония закончила последние приготовления и ее войска готовы к вторжению на Дальний Восток. [18] Государственные деятели США начинают форсировать события. 27 февраля Лансинг беседовал в Вашингтоне с французским послом. Последний сообщил, что японское правительство намеревается, начав интервенцию, расширить военные операции вплоть до Уральского хребта. Лансинг ответил, что правительство США не примет участия в интервенции, однако против японской экспедиции возражать не будет.

      В тот же день Лансинг письмом доложил об этом Вильсону. Обращая особое внимание на обещание японцев наступать до Урала, он писал: «поскольку это затрагивает наше правительство, то мне кажется, что все, что от нас потребуется, это создание практической уверенности в том, что с нашей стороны не последует протеста против этого шага Японии». [19] /37/

      15. «Information», 1 марта 1918 г.
      16. The Lansing papers, v. II, p. 394.
      17. Там же, стр. 272.
      18. FR, v. II, p. 56.
      19. The Lansing papers, v. II, p. 355.

      Для того, чтобы создать эту «практическую уверенность», Вильсон решил отправить в Японию меморандум об отношении США к интервенции. В меморандуме черным по белому было написано, что правительство Соединенных Штатов дает свое согласие на высадку японских войск на Дальнем Востоке. На языке Вильсона это звучало следующим образом: «правительство США не считает разумным объединиться с правительством Антанты в просьбе к японскому правительству выступить в Сибири. Оно не имеет возражений против того, чтобы просьба эта была принесена, и оно готово уверить японское правительство, что оно вполне доверяет ему в том отношении, что, вводя вооруженные силы в Сибирь, Япония действует в качестве союзника России, не имея никакой иной цели, кроме спасения Сибири от вторжения армий Германии и от германских интриг, и с полным желанием предоставить разрешение всех вопросов, которые могут воздействовать на неизменные судьбы Сибири, мирной конференции». [20] Последняя оговорка, а именно тот факт, что дальнейшее решение судьбы Сибири Вильсон намеревался предоставить международной конференции, свидетельствовала о том, что США собирались использовать Японию на Дальнем Востоке лишь в качестве жандарма, который должен будет уйти, исполнив свое дело. Япония, как известно, рассматривала свою роль в Азии несколько иначе.

      Совместные действия против Советской республики отнюдь не устраняли японо-американского соперничества. Наоборот, борьба за новые «сферы влияния» (именно так рисовалась американцам будущая Россия) должна была усилить это соперничество. Перспектива захвата Сибири сильной японской армией вызывала у военных руководителей США невольный вопрос: каким образом удастся впоследствии выдворить эту армию из областей, на которые претендовали американские капиталисты. «Я часто думаю, — писал генерал Блисс начальнику американского генерального штаба Марчу, — что эта война, вместо того чтобы быть последней, явится причиной еще одной. Японская интервенция открывает путь, по которому придет новая война». [21] Это писалось как раз в те дни, когда США начали провоцировать Японию на военное выступление против Советской России. Вопрос о японской интервенции ставил, таким образом, перед американскими политиками проблему будущей войны с Японией. Интересы «священной частной собственности», ненависть к Советскому государству объединили на время усилия двух империалистических хищников. Более осторожный толкал на опасную авантюру своего ослепленного жадностью собрата, не забывая, однако, о неизбежности их будущего столкновения, а быть может, даже в расчете на это столкновение.

      Составитель «Архива Хауза» постарался создать впечатление, будто февральский меморандум был написан Вильсоном «под непрерывным давлением со стороны французов и англичан» и являлся в биографии президента чем-то вроде досадного недоразумения, проявлением слабости и т. п. Изучение «документов Лансинга» дает возможность сделать иное заключение: это был один из немногих случаев, когда Вильсон в стремлении форсировать события выразился более или менее откровенно.

      1 марта 1918 г. заместитель Лансинга Полк пригласил в государственный департамент послов Англии и Франции и ознакомил их с /38/

      20. The Lansing papers, v. II, p. 355 См. также «Архив полковника Хауза» т. III, стр. 294.
      21. С. March. Nation at war, N. Y., 1932, p. 115.

      текстом меморандума. Английскому послу было даже разрешено снять копию. Это означала, в силу существовавшего тогда англо-японского союза, что текст меморандума станет немедленно известен в Токио. Так, без официального дипломатического акта вручения ноты, правительство СЛИЛ допело до сведения японского правительства свою точку зрения. Теперь с отправкой меморандума можно было не спешить, тем более что из России поступали сведения о возможности подписания мира с немцами.

      5 марта Вильсон вызвал к себе Полка (Лансинг был в это время в отпуске) и вручил ему для немедленной отправки в Токио измененный вариант меморандума. Полк прочитал его и изумился: вместо согласия на японскую интервенцию в ноте содержались возражения против нее. Однако, поговорив с президентом, Полк успокоился. Свое впечатление, вынесенное из разговора с Вильсоном, Полк изложил в письме к Лансингу. «Это — изменение нашей позиции,— писал Полк,— однако, я не думаю, что это существенно повлияет на ситуацию. Я слегка возражал ему (Вильсону. — А. Г.), но он сказал, что продумал это и чувствует, что второе заявление абсолютно необходимо... Я не думаю, что японцы будут вполне довольны, однако это (т. е. нота.— Л. Г.) не является протестом. Таким образом, они могут воспринять ее просто как совет выступить и делать все, что им угодно». [22]

      Таким же образом оценил впоследствии этот документ и Лансинг. В его записке 1921 г. по этому поводу говорится: «Президент решил, что бессмысленно выступать против японской интервенции, и сообщил союзным правительствам, что Соединенные Штаты не возражают против их просьбы, обращенной к Японии, выступить в Сибири, но Соединенные Штаты, в силу определенных обстоятельств, не могут присоединиться к этой просьбе. Это было 1 марта. Четыре дня спустя Токио было оповещено о точке зрения правительства Соединенных Штатов, согласно которой Япония должна была заявить, что если она начнет интервенцию в Сибирь, она сделает это только как союзник России». [23]

      Для характеристики второго варианта меморандума Лансинг отнюдь не употребляет слово «протест», ибо по сути дела вильсоновский документ ни в какой мере не являлся протестом. Лансинг в своей записке не только не говорит об изменении позиции правительства США, но даже не противопоставляет второго варианта меморандума первому, а рассматривает их как последовательные этапы выражения одобрения действиям японского правительства по подготовке вторжения.

      Относительно мотивов, определивших замену нот, не приходится гадать. Не столько вмешательство Хауза (как это можно понять из чтения его «архива») повлияло на Вильсона, сколько телеграмма о подписании Брестского мира, полученная в Вашингтоне вечером 4 марта. Заключение мира между Германией и Советской Россией смешало все карты Вильсона. Немцы остановились; останавливать японцев Вильсон не собирался, однако для него было очень важно скрыть свою роль в развязывании японской интервенции, поскольку предстояло опять разыгрывать из себя «друга» русского народа и снова добиваться вовлечения России в войну с Германией. [24] Японцы знали от англичан /39/

      22. The Lansing papers, v. II, p. 356. (Подчеркнуто мной. — Л. Г.).
      23. Там же, стр. 394.

      истинную позицию США. Поэтому, полагал Вильсон, они не сделают неверных выводов, даже получив ноту, содержащую утверждения, противоположные тому, что им было известно. В случае же проникновения сведений в печать позиция Соединенных Штатов будет выглядеть как «вполне демократическая». Вильсон решился на дипломатический подлог. «При чтении, — писал Полк Лансингу, — вы, вероятно, увидите, что повлияло на него, а именно соображения относительно того, как будет выглядеть позиция нашего правительства в глазах демократических народов мира». [25]

      Как и следовало ожидать, японцы поняли Вильсона. Зная текст первою варианта меморандума, они могли безошибочно читать между строк второго. Министр иностранных дел Японии Мотоко, ознакомившись с нотой США, заявил не без иронии американскому послу Моррису, что он «высоко оценивает искренность и дружеский дух меморандума». [26] Японский поверенный в делах, посетивший Полка, выразил ему «полное удовлетворение тем путем, который избрал государственный департамент». [27] Наконец, 19 марта Моррису был вручен официальный ответ японского правительства на меморандум США. По казуистике и лицемерию ответ не уступал вильсоновским документам. Министерство иностранных дел Японии выражало полное удовлетворение по поводу американского заявления и снова ехидно благодарило за «абсолютную искренность, с которой американское правительство изложило свои взгляды». С невинным видом японцы заявляли, что идея интервенции родилась не у них, а была предложена им правительствами стран Антанты. Что касается существа вопроса, то, с одной стороны, японское правительство намеревалось, в случае обострения положения /40/

      24. Не прошло и недели, как Вильсон обратился с «приветственной» телеграммой к IV съезду Советов с намерением воспрепятствовать ратификации Брестского мира. Это было 11 марта 1918 г. В тот же день государственный департамент направил Френсису для ознакомления Советского правительства (неофициальным путем, через Робинса) копию меморандума, врученного 5 марта японскому правительству, а также представителям Англии, Франции и Италии. Интересно, что на копии, посланной в Россию, в качестве даты написания документа было поставлено «3 марта 1918 г.». В американской правительственной публикации (FR, v. II, р. 67) утверждается, что это было сделано «ошибочно». Зная методы государственного департамента, можно утверждать, что эта «ошибка» была сделана умышленно, с провокационной целью. Для такого предположения имеются достаточные основания. Государственный департамент направил копию меморандума в Россию для того, чтобы ввести в заблуждение советское правительство, показать США «противником» японской интервенции. Замена даты 5 марта на 3 марта могла сделать документ более «убедительным»: 1 марта в Вашингтоне еще не знали о подписании Брестского мира, следовательно меморандум, составленный в этот день, не мог являться следствием выхода Советской России из империалистической войны, а отражал «демократическую позицию» Соединенных Штатов.
      Несмотря на все ухищрения Вильсона, планы американских империалистов не осуществились — Брестский мир был ратифицирован. Советская Россия вышла из империалистической войны.
      23. Махинации Вильсона ввели в заблуждение современное ему общественное мнение Америки. В свое время ни текст двух вариантов меморандума, ни даже сам факт его вручения не были преданы гласности. В газетах о позиции США в отношении японской интервенции появлялись противоречивые сообщения. Только через два года журналист Линкольн Колькорд опубликовал текст «секретного» американского меморандума, отправленного 5 марта 1918 г. в Японию (журнал «Nation» от 21 февраля 1920 г.). Вопрос казался выясненным окончательно. Лишь много лет спустя было опубликовано «второе дно» меморандума — его первый вариант.
      26. FR, v II, р. 78.
      27. Там же, стр. 69.

      на Дальнем Востоке, выступить в целях «самозащиты», а с другой стороны, в японской ноте содержалось обещание, что ни один шаг не будет предпринт без согласия США.

      Лансингу тон ответа, вероятно, показался недостаточно решительнным. Он решил подтолкнуть японцев на более активные действия против Советской России. Через несколько часов после получения японской ноты он уже телеграфировал в Токио Моррису: «Воспользуйтесь, пожалуйста, первой подходящей возможностью и скажите к о н ф и д е н ц и а л ь н о министру иностранных дел, что наше правительство надеется самым серьезным образом на понимание японским правительством того обстоятельства, что н а ш а позиция в от н о ш е н и и п о с ы л к и Японией экспедиционных сил в Сибирь н и к о и м образом не основывается на подозрении п о п о в о д у мотивов, которые заставят японское правительство совершить эту акцию, когда она окажется уместной. Наоборот, у нас есть внутренняя вера в лойяльность Японии по отношению к общему делу и в ее искреннее стремление бескорыстно принимать участие в настоящей войне.

      Позиция нашего правительства определяется следующими фактами: 1) информация, поступившая к нам из различных источников, дает нам возможность сделать вывод, что эта акция вызовет отрицательную моральную реакцию русского народа и несомненно послужил на пользу Германии; 2) сведения, которыми мы располагаем, недостаточны, чтобы показать, что военный успех такой акции будет достаточно велик, чтобы покрыть моральный ущерб, который она повлечет за собой». [29]

      В этом документе в обычной для американской дипломатии казуистической форме выражена следующая мысль: США не будут возлежать против интервенции, если они получат заверение японцев в том, что последние нанесут Советской России тщательно подготовленный удар, достаточно сильный, чтобы сокрушить власть большевиков. Государственный департамент активно развязывал японскую интервенцию. Лансинг спешил предупредить Токио, что США не только поддерживают план японского вторжения на Дальний Восток, но даже настаивают на том, чтобы оно носило характер смертельного удара для Советской республики. Это была установка на ведение войны чужими руками, на втягивание в военный конфликт своего соперника. Возможно, что здесь имел место также расчет и на будущее — в случае провала антисоветской интервенции добиться по крайней мере ослабления и компрометации Японии; однако пока что государственный Департамент и японская военщина выступали в трогательном единении.

      Лансинг даже старательно подбирал предлог для оправдывания антисоветского выступления Японии. Давать согласие на вооруженное вторжение, не прикрыв его никакой лицемерной фразой, было не в правилах США. Ощущалась острая необходимость в какой-либо фальшивке, призванной отвлечь внимание от агрессивных замыслов Японии и США. Тогда в недрах государственного департамента родился миф о германской угрозе Дальнему Востоку. Лансингу этот миф казался весьма подходящим. «Экспедиция против немцев, — писал он Вильсону, — /41/

      28. Там же, стр. 81.
      29. Там же, стр. 82. (Подчеркнуто иной. — А. Г.)

      совсем иная вещь, чем оккупация сибирской железной дороги с целью поддержания порядка, нарушенного борьбой русских партий. Первое выглядит как законная операция против общего врага» [80].

      Руководители государственного департамента толкали своих представителей в России и Китае на путь лжи и дезинформации, настойчиво требуя от них фабрикации фальшивок о «германской опасности».

      Еще 13 февраля Лансинг предлагает американскому посланнику в Китае Рейншу доложить о деятельности немецких и австрийских военнопленных. [31] Ответ Рейнша, однако, был весьма неопределенным и не удовлетворил государственный департамент. [32] Вашингтон снова предложил посольству в Пекине «проверить или дополнить слухи о вооруженных немецких пленных». [33] Из Пекина опять поступил неопределенный ответ о том, что «военнопленные вооружены и организованы». [34] Тогда заместитель Лансинга Полк, не полагаясь уже на фантазию своих дипломатов, направляет в Пекин следующий вопросник: «Сколько пленных выпущено на свободу? Сколько пленных имеют оружие? Где они получили оружие? Каково соотношение между немцами и австрийцами? Кто руководит ими? Пришлите нам также и другие сведения, как только их добудете, и продолжайте, пожалуйста, присылать аналогичную информацию». [35] Но и на этот раз информация из Пекина оказалась бледной и невыразительной. [36]

      Гораздо большие способности в искусстве клеветы проявил американский консул Мак-Говен. В cвоей телеграмме из Иркутска 4 марта он нарисовал живописную картину немецкого проникновения в Сибирь»: «12-го проследовал в восточном направлении поезд с военнопленными и двенадцатью пулеметами; две тысячи останавливались здесь... Надежный осведомитель сообщает, что прибыли германские генералы, другие офицеры... (пропуск), свыше тридцати саперов, генеральный штаб ожидает из Петрограда указаний о разрушении мостов, тоннелей и об осуществлении плана обороны. Немецкие, турецкие, австрийские офицеры заполняют станцию и улицы, причем признаки их воинского звания видны из-под русских шинелей. Каждый военнопленный, независимо от того, находится ли он на свободе или в лагере; имеет винтовку» [37].

      Из дипломатических донесений подобные фальшивки переходили в американскую печать, которая уже давно вела злобную интервенционистскую кампанию.

      Тем временем во Владивостоке происходили события, не менее ярко свидетельствовавшие об истинном отношении США к подготовке японского десанта. /42/

      30. The Lansing papers, v. II; p. 358.
      31. FR, v. II, p. 45.
      32. Там же, стр. 52.
      33. Там же, стр. 63.
      34. Там же, стр. 64.
      36. Там же, стр. 66.
      36. Там же, стр. 69.
      37. Russiafn-American Relations, p. 164. Американские представители в России находились, как известно, в тесной связи с эсерами. 12 марта из Иркутска член Сибирской областной думы эсер Неупокоев отправил «правительству автономной Сибири» письмо, одно место, в котором удивительно напоминает телеграмму Мак-Говена: «Сегодня прибыло 2.000 человек австрийцев, турок, славян, одетых в русскую форму, вооружены винтовками и пулеметами и проследовали дальше на восток». («Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 95.) Вполне возможно, что именно эсер Неупокоев был «надежным осведомителем» Мак-Говена.

      12 января во Владивостокском порту стал на якорь японский крейсер «Ивами». Во Владивостокский порт раньше заходили военные суда Антанты (в том числе и американский крейсер «Бруклин»). [38] В данном случае, вторжение «Ивами» являлось явной и прямой подготовкой к агрессивным действиям.

      Пытаясь сгладить впечатление от этого незаконного акта, японский консул выступил с заявлением, что его правительство послало военный корабль «исключительно с целью защиты своих подданных».

      Владивостокский Совет заявил решительный протест против вторжения японского военного корабля в русский порт. Относительно того, что крейсер «Ивами» якобы послан для защиты японских подданных, Совет заявил следующее: «Защита всех жителей, проживающих на территории Российской республики, является прямой обязанностью российских властей, и мы должны засвидетельствовать, что за 10 месяцев революции порядок в городе Владивостоке не был нарушен». [39]

      Адвокатами японской агрессии выступили американский и английский консулы. 16 января они направили в земскую управу письмо, в котором по поводу протеста местных властей заявлялось: «Утверждение, содержащееся в заявлении относительно того, что общественный порядок во Владивостоке до сих пор не был нарушен, мы признаем правильным. Но, с другой стороны, мы считаем, что как в отношении чувства неуверенности у стран, имеющих здесь значительные материальные интересы, так и в отношении того направления, в кагором могут развиваться события в этом районе, политическая ситуация в настоящий момент дает право правительствам союзных стран, включая Японию, принять предохранительные меры, которые они сочтут необходимыми для защиты своих интересов, если последним будет грозить явная опасность». [40]

      Таким образом, американский и английский консулы встали на защиту захватнических действий японской военщины. За месяц до того, как Вильсон составил свой первый меморандум об отношении к интервенции, американский представитель во Владивостоке принял активное участие в подготовке японской провокации.

      Задача консулов заключалась теперь в том, чтобы создать картину «нарушения общественного порядка» во Владивостоке, «слабости местных властей» и «необходимости интервенции». Для этого по всякому поводу, даже самому незначительному, иностранные консулы обращались в земскую управу с протестами. Они придирались даже к мелким уголовным правонарушениям, столь обычным в большом портовом городе, изображая их в виде событий величайшей важности, требующих иностранного вмешательства.

      В начале февраля во Владивостоке состоялось совещание представителей иностранной буржуазии совместно с консулами. На совещании обсуждался вопрос о борьбе с «анархией». Затем последовали протесты консульского корпуса против ликвидации буржуазного самоуправления в городе, против рабочего контроля за деятельностью порта и таможни, /43/

      38. «Бруклин» появился во Владивостокском порту 24 ноября 1917 г.— накануне выборов в Учредительное собрание. Американские пушки, направленные на город, должны были предрешить исход выборов в пользу буржуазных партий. Однако этот агрессивный демарш не дал желаемых результатов: по количеству поданных голосов большевики оказались сильнейшей политической партией во Владивостоке.
      39. «Известия Владивостокского совета рабочих и солдатских депутатов», 4 (17) января 1918 г.
      40. Japanese agression in the Russian Far East Extracts from the Congressional Record. March 2, 1922. In the Senate of the United States, Washington, 1922, p. 7.

      против действий Красной гвардии и т. д. Американский консул открыто выступал против мероприятий советских властей и грозил применением вооруженной силы. [41] К этому времени во Владивостокском порту находилось уже четыре иностранных военных корабля: американский, английский и два японских.

      Трудящиеся массы Владивостока с возмущением следили за провокационными действиями иностранных консулов и были полны решимости с оружием в руках защищать Советскую власть. На заседании Владивостокского совета было решенo заявить о готовности оказать вооруженное сопротивление иностранной агрессии. Дальневосточный краевой комитет Советов отверг протесты консулов как совершенно необоснованные, знаменующие явное вмешательство во внутренние дела края.

      В марте во Владивостоке стало известно о контрреволюционных интригах белогвардейской организации, именовавшей себя «Временным правительством автономной Сибири». Эта шпионская группа, возглавленная веерами Дербером, Уструговым и др., добивалась превращения Дальнего Востока и Сибири в колонию Соединенных Штатов и готовила себя к роли марионеточного правительства этой американской вотчины.

      Правительство США впоследствии утверждало, будто оно узнало о существовании «сибирского правительства» лишь в конце апреля 1918 г. [49] На самом деле, уже в марте американский адмирал Найт находился в тесном контакте с представителями этой подпольной контрреволюционной организации. [41]

      29 марта Владивостокская городская дума опубликовала провокационное воззвание. В этом воззвании, полном клеветнических нападок на Совет депутатов, дума заявляла о своем бессилии поддерживать порядок в городе. [41] Это был документ, специально рассчитанный на создание повода для высадки иностранного десанта. Атмосфера в городе накалилась: «Владивосток буквально на вулкане», — сообщал за границу одни из агентов «сибирского правительства». [45]

      Японские войска высадились во Владивостоке 5 апреля 1918 г. В этот же день был высажен английский десант. Одновременно с высадкой иностранных войск начал в Манчжурии свое новое наступление на Читу бандит Семенов. Все свидетельствовало о предварительном сговоре, о согласованности действий всех контрреволюционных сил на Дальнем Востоке.

      Поводом для выступления японцев послужило, как известно, убийство японских подданных во Владивостоке. Несмотря на то, что это была явная провокация, руководители американской внешней политики ухватились за нее, чтобы «оправдать» действия японцев и уменьшить «отрицательную моральную реакцию» в России. Лживая японская версия была усилена в Вашингтоне и немедленно передана в Вологду послу Френсису.

      Американский консул во Владивостоке передал по телеграфу в государственный департамент: «Пять вооруженных русских вошли в японскую контору в центре города, потребовали денег. Получив отказ, стреляли в трех японцев, одного убили и других серьез-/44/

      41. FR, v. II, р. 71.
      42. Russian-American Relations, p. 197.
      43. «Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 97.
      44. «Известия» от 7 апреля 1918 г.
      45. «Красный архив», 1928, т. 4 (29). стр. 111.

      но ранили». [46] Лансинг внес в это сообщение свои коррективы, после чего оно выглядело следующим образом: «Пять русских солдат вошли в японскую контору во Владивостоке и потребовали денег. Ввиду отказа убили трех японцев». [47] В редакции Лансинга ответственность за инцидент ложилась на русскую армию. При всей своей незначительности эта деталь очень характерна: она показывает отношение Лансинга к японскому десанту и разоблачает провокационные методы государственного департамента.

      Правительство США не сочло нужным заявить даже формальный протест против японского выступления. Вильсон, выступая на следующий день в Балтиморе, в речи, посвященной внешнеполитическим вопросам, ни единым словом не обмолвился о десанте во Владивостоке. [48]

      Добившись выступления Японии, США пытались продолжать игру в «иную позицию». Военный «корабль США «Бруклин», стоявший во Владивостокском порту, не спустил на берег ни одного вооруженного американского солдата даже после высадки английского отряда. В русской печати американское посольство поспешило опубликовать заявление о том, что Соединенные Штаты непричастны к высадке японского десанта. [49]

      Американские дипломаты прилагали все усилия, чтобы изобразить японское вторжение в советский город как незначительный эпизод, которому не следует придавать серьезного значения. Именно так пытался представить дело американский консул представителям Владивостокского Совета. [50] Посол Френсис устроил специальную пресс-конференцию, на которой старался убедить журналистов в том, что советское правительство и советская пресса придают слишком большое значение этой высадке моряков, которая в действительности лишена всякого политического значения и является простой полицейской предосторожностью. [51]

      Однако американским дипломатам не удалось ввести в заблуждение Советскую власть. 7 апреля В. И. Ленин и И. В. Сталин отправили во Владивосток телеграмму с анализом обстановки и практическими указаниями городскому совету. «Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать, — говорилось в телеграмме. — Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники». [52] Последующие события оправдали прогноз Ленина и Сталина.

      Советская печать правильно оценила роль Соединенных Штатов в развязывании японского выступления. В статье под заголовком: «Наконец разоблачились» «Известия» вскрывали причастность США к японскому вторжению. [53] В обзоре печати, посвященном событиям на Дальнем Востоке, «Известия» приводили откровенное высказывание представителя американского дипломатического корпуса. «Нас, американцев, — заявил он, — сибирские общественные круги обвиняют в том, что мы будто бы связываем руки /45/

      46. FR, v. II, p. 99. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      47. Там же, стр. 100. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      48. Russian-American Relations, p. 190.
      49. «Известия» от 11 апреля 1918 г.
      50. «Известия» от 12 апреля 1918 г.
      51. «Известия» от 13 апреля 1918 г.
      52. «Документы по истории гражданской войны в СССР», т. 1940, стр. 186.
      53. «Известия» от 10 апреля 1918 г.

      большевизма. Дело обстоит, конечно, не так». [54]

      Во Владивостоке при обыске у одного из членов «сибирского правительства» были найдены документы, разоблачавшие контрреволюционный заговор на Дальнем Востоке. В этом заговоре были замешаны иностранные консулы и американский адмирал Найт. [55]

      Советское правительство направило эти компрометирующие документы правительству Соединенных Штатов и предложило немедленно отозвать американского консула во Владивостоке, назначить расследование о причастности американских дипломатических представителей к контрреволюционному заговору, а также выяснить отношение правительства США к советскому правительству и ко всем попыткам официальных американских представителей вмешиваться во внутреннюю жизнь России. [56] В этой ноте нашла выражение твердая решимость советского правительства пресечь все попытки вмешательства во внутреннюю жизнь страны, а также последовательное стремление к мирному урегулированию отношений с иностранными державами. В последнем, однако, американское правительство не было заинтересовано. Соединенные Штаты развязывали военный конфликт. /46/

      54 «Известия» от 27 апреля 1913 г. (Подчеркнуто мной.— А. Г.)
      55. «Известия» от 25 апреля 1918 г.
      56. Russiain-American Relations, p. 197.

      Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • Развитие промышленности в США
      Автор: Чжан Гэда
      Тема общая - и про обычную и про военную промышленность. США - это промышленность. Мощная. Создавшая эту страну в том виде, в котором мы ее знаем.
      Вот интереснейшая статья - про то, как два промышленника, Джон Хэнкок Холл и Симеон Норт, создали систему производства стандартизованных изделий.
      Еще пара не применяли, но уже умели достигать скорости вращения шкива ременной передачи более 3000 об/мин., разработали автоподачу и автоостановку режущего инструмента, систему измерений и добились высокой степени унификации производства - в 1826 г. при приемке разобрали 100 винтовок Холла и собрали в произвольном порядке. В результате все собралось без сучка-задоринки!
      Скорости вращения были такие высокие, что для станков потребовалось разрабатывать специальные виброгасящие чугунные опоры - в общем, когда комиссия из Управления Артиллерии приехала принимать партию винтовок, они бегали от радости и писали пачками восторженные отзывы.
      Во вложении - винтовка Холла. После винтовки Фергюсона (1776) - первое казнозарядное оружие, довольно широко распространенное в войсках и применявшееся в боях против индейцев, войне против Мексики (1846-1848) и даже в Гражданской войне в США (1861-1865):
       
       

    • Боярский В.И. «В боевом содружестве с патриотами Польши» // Военно-исторические исследования в Поволжье: сборник научных трудов. Вып. 12-13. Саратов, «Техно-Декор», 2019. С. 394-409.
      Автор: Военкомуезд
      «В БОЕВОМ СОДРУЖЕСТВЕ С ПАТРИОТАМИ ПОЛЬШИ»

      Аннотация. В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) сохранились неопубликованные ранее воспоминания Героя Советского Союза Николая Архиповича Прокопюка, в виде переплетенной рукописи. В советское время они могли бы «очернить» советско-польскую дружбу и потому не были опубликованы. Между тем, это бесценные страницы истории Великой Отечественной войны, которые проливают свет на заслуги советских партизан в освобождении Польши от гитлеризма. Сегодня, когда в Польше вандалы при попустительстве властей разрушают надгробья советских воинов и сносят памятники героям-освободителям, только истина может послужить уроком политикам, так и не научившимся разграничивать национализм и патриотизм. Это во все времена довольно тонкая и деликатная тема.

      Воспоминания Н.А. Прокопюка возвращают нас к боевым действиям советских и польских партизан в Липском лесу 14 июня 1944 года, которые в истории войны предстают как крупнейшее сражение партизан на польской земле и могут послужить историческим уроком.

      Ключевые слова: партизанская борьба, «партизанка», «малая война», бандеровцы, Украинская Повстанческая Армия (УПА), «Охотники», Армия Крайова, Армия Людова, Билгорайская трагедия.

      В.И. Боярский (Москва)

      На завершающем этапе Великой Отечественной войны особая роль отводилась разведывательно-боевым действиям советских партизанских формирований и организаторских групп за рубежом, особенно в Польше, Чехословакии, Венгрии и Румынии, территории которых к лету 1944 г. стали оперативным, а в ряде случаев и тактическим тылом гитлеровских войск. Так, на польской земле действовали соединения и отряды И.Н. Банова, Г.В. Ковалева, С.А. Санкова, В.П. Чепиги и многие другие. В их числе были формирования, организованные по линии ОМСБОНа. Партизанскими они не назывались. О них /395/ говорили как о группах или отрядах специального назначения, присваивали им кодовые наименования, например, «Олимп», «Борцы», «Славный», «Вперед». Нередко они становились ядром крупных партизанских отрядов. Одной из таких групп, которой было присвоено кодовое наименование «Охотники», командовал Николай Архипович Прокопюк. Еще в период пребывания на территории Украины его группа выросла в бригаду, которой довелось совершить легендарный рейд по тылам немецких войск на территории Польши и Чехословакии.

      После войны Героя Советского Союза Н.А. Прокопюка избрали членом Советского комитета ветеранов войны и членом правления Общества советско-польской дружбы. Его посылали на международные конференции по проблемам движения Сопротивления: в 1959 и 1962 годах в Вену, в 1961 году в Милан, затем в Варшаву, Никосию. Выступления Н.А. Прокопюка всегда вызывали особый интерес, ибо выступал он и как участник событий, и как историк-исследователь, убедительно и доказательно.

      …Известно, что успешность действий во вражеском тылу, успех партизанской борьбы в целом напрямую зависят от участия в ней профессионалов, людей, владеющих cпециальными военными знаниями и опытом. Такие знания и опыт к июлю 1941 года были не у многих. Самородки, подобные Сидору Ковпаку, идеалом которого был Нестор Махно, явление исключительное. Грамотно воевали те, кто партизанил во времена гражданской, чекисты и разведчики, оказавшиеся в окружении командиры, а также прошедшие накануне войны специальные курсы.

      Не случайно именно они вошли в когорту прославленных партизанских командиров, мастеров «малой войны». В этой категории выделяется прослойка людей с особым характером. За плечами у них совсем не случайно оказывалась школа партизанской войны в горячих точках и как кульминация, — проверка знаний на практике. Такую жизненную школу прошел Николай Архипович Прокопюк.

      Родился он 7 июня 1902 года на Волыни (где, кстати, довелось воевать), в селе Самчики Старо-Константиновского уезда в крестьянской семье. С двенадцати лет работал. В 1916 году, самостоятельно подготовившись, он экстерном сдал экзамен за шесть классов мужской гимназии. В шестнадцать лет добровольно вступает в вооруженную дружину завода.

      В 1919 году участвовал в «сове́тско-по́льской войне» (в современной польской историографии она имеет название «польско-большевистская война»), в составе 8-й Червоно-Казачьей дивизии. Затем работал в Старо-Константиновском уездном военном комиссариате, принимал участие в борьбе с дезертирством и бандитизмом.

      В 1921 году Николая Прокопюка направляют на работу в уездную Чрезвычайную комиссию. Это стало поворотным пунктом в его судьбе. Одной из крупнейших диверсионно-террористических банд, в уничтожении которой принимал участие Николай Прокопюк, была банда Тютюнника, засланная польской разведкой на территорию Советской Республики. В 1924 году Николая Архиповича направили в пограничные войска. До 1929 года он — на разведывательной работе. В эти годы и происходит его становление как разведчика и контрразведчика.

      Зарубежные разведки забрасывали в Советский Союз диверсантов и агентуру. А контрабандная деятельность наносила огромный ущерб экономике СССР. Не прекращался и политический бандитизм.

      Прокопюк организовывал проникновение разведчиков в зарубежные антисоветские центры. Они старались создавать в бандах, окопавшихся в приграничных районах, атмосферу безысходности, рядовых бандитов убеждали в /396/ бесполезности борьбы против Советской власти, склоняли к добровольной явке с повинной.

      В 1931 году Прокопюка направили на работу в центральный аппарат ГПУ Украины. Сначала заместителем, а затем и начальником отдела. Это было повышение в должности, которое не исключало личного участия в боевых операциях. Параллельно с основной работой он начинает заниматься подготовкой кадров для партизанской борьбы на случай войны.

      Партизанство, как «второе средство борьбы» с врагом постоянно совершенствовалось и с самого начала возможной войны должно было оказать значительную поддержку нашим регулярным войскам в решении задач как оперативных, так и стратегических. Но прежде был опыт войны в Испании. Советское правительство разрешило выезд в Испанию добровольцев — военспецов, в которых остро нуждалась республиканская армия. Из личного дела Н.А.Прокопюка:

      ...«Совершенно секретно. Начальнику... отдела УГБ НКВД УССР майору государственной безопасности... рапорт. Имея опыт разведывательной работы и руководства специальными и боевыми операциями... и теоретический опыт партизанской борьбы и диверсий... прошу Вашего ходатайства о командировании меня на специальную боевую работу в Испанию... Н. Прокопюк. 4 апреля 1937 г. Киев».

      Выезд разрешили. В Испании он стал советником и командиром партизанского формирования на Южном фронте. Его стали называть «команданте Николас». Под его руководством испанские партизаны провели не одну успешную диверсионную акцию в тылу войск франкистов.

      Военное командование республиканцев долго недооценивало возможностей партизанской борьбы в тылу мятежников и не создавало всех условий, необходимых для развертывания этой борьбы. Официально сформирован был всего лишь один партизанский спецбатальон (под командованием Доминго Унгрия). И лишь в конце 1937 года решили объединить все силы, действовавшие в тылу противника, в 14-й специальный корпус. С марта по декабрь 1938 года Николай Архипович был старшим советником этого корпуса. А когда стало очевидным поражение республиканцев, и интернационалисты постепенно стали покидать Испанию, Николай Архипович отплыл на пароходе из Валенсии на Родину.

      Его направляют на работу в центральный аппарат органов государственной безопасности. В 1939 г. заместитель начальника внешней разведки НКВД СССР Павел Судоплатов, знавший Прокопюка еще по работе в органах ГПУ Украины, предложил назначить его начальником отделения Иностранного отдела НКВД УССР, ведавшего подготовкой сотрудников к ведению партизанских операций в случае войны с Польшей и Германией. Это предложение не прошло. Ранее, в мае 1938 г., по обвинению в контрреволюционной деятельности был арестован брат Николая Прокопюка Павел, занимавший ответственный пост в Наркомпросе УССР. В итоге Прокопюк остался на низовой должности в центральном аппарате внешней
      разведки, а в октябре 1940 г. был направлен в Хельсинки для работы в резидентуре в Финляндии. Здесь его и застала война.

      Прокопюк не сразу попал в партизаны. В этом ему помог П.А. Судоплатов. В сентябре 1941 г. Прокопюка назначили командиром 4-го батальона 2-го полка ОМСБОНа. Батальон держал оборону на одном из участков фронта между Ленинградским и Волоколамским шоссе. /397/

      С ноября 1941 по июнь 1942 года Н.А. Прокопюк — начальник оперативной группы 4-го управления НКВД СССР при штабе Юго-Западного фронта, организует подготовку диверсионных и партизанских групп для боевых действий в тылу врага. Оперативная группа вела глубокую разведку в тылу противника на Киевском направлении.

      В начале июня 1942 года Николая Архиповича вызвали в Москву для подготовки к выполнению специального задания в качестве командира спецгруппы. Вместе со своей группой он должен был десантироваться в глубокий тыл противника. Пребывание в тылу никаким сроком определено не было. В течение месяца он отобрал в ОМСБОНе шестьдесят четыре прошедших подготовку бойцов, среди которых были чекисты, пограничники, минеры, радисты, медицинские работники, получил необходимые инструкции и снаряжение и к 1 августа доложил о готовности к выполнению задания. Группа получила название «Охотники».

      В ночь на 1 августа 1942 года первый эшелон «Охотников» в количестве 28 человек десантировался на парашютах в 800 километрах от линии фронта, в районе города Олевска Житомирской области. До 18 августа туда же были переброшены второй и третий эшелоны.

      Первую зиму Николай Архипович со своей группой вел боевую работу в западных районах Киевской области. Вскоре группа выросла в отряд за счет притока местных патриотов.

      В начале апреля 1943 года Прокопюк уводит отряд в Цуманьские леса. Об этом периоде своей жизни, о пребывании на территории Польши и Чехословакии, Прокопюк (Сергей) напишет в своих воспоминаниях «Цуманьские леса» и « Отряд уходит на запад». Текст подкреплен воспоминаниями участников боев. Там же рецензия, написанная в 1959 году Прокопюком на книги польских историков, в частности, на работу В. Тушинского «Партизанские бои в Липских, Яновских лесах и Сольской пуще», изданной в Варшаве в 1954 году. В рецензии под названием «В боевом содружестве с патриотами Польши» он уточняет детали проведенных боевых операций, называет участников событий. В последующем при описании событий мы будем придерживаться этих неопубликованных текстов.

      К географическому понятию «Цуманьские леса» партизаны в годы войны относили все леса, расположенные на обширной территории в треугольнике Сарны — Ровно — Ковель. Места эти привлекали партизан возможностью эффективной боевой работы. Отсюда было совсем близко до Ровно, Луцка, Ковеля. Рядом пролегали две важные железнодорожные магистрали, по которым двигались эшелоны из Германии к фронту. Параллельно проходило шоссе Брест — Киев. Здесь воевали многие партизанские формирования: 1-й батальон соединения А.Ф. Федорова, спецотряд майора В.А. Карасева, отсюда уходило в Карпатский рейд соединение С.А. Ковпака. А севернее железной дороги Сарны — Ковель начинался сплошной партизанский край, где обосновались отряды А.П. Бринского, Г.М. Линькова (Бати), И.Н. Баннова (Черного), и позже основные силы соединений А.Ф. Федорова (Черниговского), В.А. Бегмы, И.Ф. Федорова (Ровенского). Еще севернее были обширные территории, освобожденные от оккупантов партизанами Белоруссии. По сути, это был партизанский край.

      Отряды кружили, петляли, передвигались и маневрировали, то изготовляясь к нанесению ударов, то просто уходили из-под докучливых налетов вражеской авиации, которая из-за нехватки у оккупантов наземных сил долгое время в единственном числе дарила их своим вниманием. /398/

      В Цуманьских лесах — а это была Волынь — отряд действовал девять месяцев, оседлав железную дорогу Ровно — Ковель. Прокопюк систематически отправлял группы в 3-5 человек подрывать вражеские эшелоны с живой силой и боевой техникой. Немцы в ответ значительно уменьшили скорость поездов. Это привело к снижению эффективности диверсий. Тогда он решил, что минирование нужно сочетать с налетами на вражеские эшелоны. После захвата подорванного эшелона партизаны уносили трофеи с собой, а все оставшееся в вагонах и на платформах поджигали. Подобные операции проводились за 15 — 20 минут. Горевшие поезда загромождали пути, и таким образом противнику наносился не только материальный ущерб, но и снижалась пропускная способность железной дороги.

      Приведем запись за сентябрь 1943 г.: «В ночь на 1-е подорван поезд, следовавший на восток. 14-го пущен под откос эшелон с пополнением. 28-го взорван спецпоезд, 13 классных вагонах. Все они разбиты. По немецким данным, убито 12, тяжело ранено 100 офицеров. По уточненным несколькими железнодорожниками данным, убито 90 офицеров, тяжело ранено до 150 фашистов. Место взрыва — перегон Киверцы — Рожице».

      Не раз гитлеровцы и сами, и с помощью украинских националистов пытались выжить партизан из Цуманьских лесов, но безрезультатно. Отряд провел в период мая по ноябрь 1943 года около двадцати боев с карателями, заканчивавшихся поражением последних.

      В ноябре 1943 года отряд по приказу из Центра, который предписывал уклоняться от затяжных боев, на время покинул Цуманьские леса. Карательной экспедицией тогда руководил гитлеровский генерал, названный «мастером смерти» — Пиппер. Основной бой между батальонами Пиппера и отрядом Д.Н. Медведева произошел 7 ноября 1943 под Берестянами, который закончился поражением гитлеровцев. В то время отряд Прокопюка базировался у села Великие Целковичи, в 15 километрах от стоянки соединения А.Ф. Федорова.

      В Цуманьских лесах партизаны впервые в своей практике столкнулись с польскими вооруженными формированиями. В мае I943 года их насчитывалось четыре группировки. Они базировались на Гуту Степаньскую и колонию Галы (у Сарн), в селе Пшебродзь (в просторечии Пшебражже) и местечке Рожище (у Луцка). Все они возникли стихийно в порядке самообороны от националистических банд ОУН. Польский гарнизон в селе Гута Степаньская в какой-то мере был связан с советским партизанским соединением Григория Линькова, дислоцировавшимся севернее железной дороги Сарны — Ковель. Вторая польская группировка на севере в колонии Галы, по воспоминаниям Прокопюка, ориентировалась на поддержку со стороны немцев и последними была частично вооружена. Связи отряда Прокопюка с поляками в Гуте Степаньской и колонии Галы не получили развития (северное направление партизан Прокопюка мало интересовало в оперативно-боевом отношении). В последующем многие поляки из этих гарнизонов ушли в активно действовавшие против гитлеровцев отряды и соединения. Оставшиеся сориентировались на акковцев (Армия Крайова) с присущей им практикой лавирования, выжидания и сохранения своих сил.

      О контактах советских партизан с польскими гарнизонами следует сказать особо. Так, своеобразные отношения сложились у Прокопюка с комендантом села Пшебродзь (около 10 тысяч жителей). Цыбульским (лесник из Камень–Каширска). Одно время он был в группе советских партизан Льва Магомета. Потом то ли случайно оторвался, то ли сознательно ушел. Цыбульский вел политику лавирования между оуновцами, советскими партизанами и немцами. То было время острого противостояния поляков и оуновцев. /399/

      30 августа была наголову разбита группа ОУН, пытавшаяся напасть на село Пшебродзь. Поляки отождествляли ОУН и УПА со всем украинским местным населением. С приходом отряда Прокопюка вылазки поляков против украинских сел прекратились.

      5 ноября 1943 года, чтобы отвести от себя даже малейшую тень подозрения о связях с советскими партизанами, Цыбульский инсценировал бой с отрядом Прокопюка. Инсценировка была выдана за чистую монету. Были даже инсценированы похороны врача и офицера, якобы погибших в бою. Мнимые покойники благополучно убыли в Варшаву. При встрече с Прокопюком Цыбульский признался, что хотел обелить себя в глазах карателей. Прокопюк дал согласие на инсценировку еще одного боя, хотя это дискредитировало советских партизан в глазах поляков. Но это был выход для беспомощного гарнизона, который каратели могли в любой момент стереть с лица земли. Цыбульский пообещал Прокопюку, что в будущем устно и печатно опровергнет эту провокацию. До 1957 года Цыбульский так и не выполнил своего обещания. Похоже, что он вообще не собирался его выполнять.

      Предвзятое отношение к советским партизанам польских формирований было очевидно. В Армии Крайовой распространялась установка о двух врагах Польши, отражавшая курс польского правительства в эмиграции. Газета «народовцев» «Мысль паньствова» пророчила: «К концу войны не немцы, покидаюшие Польшу, будут являться главной политической военной проблемой, но наступающие русские. И не против немцев мы должны мобилизовать наши главные силы, а против России…Немцы, уходящие из Польши перед лицом наступающих русских не должны встречать препятствий со стороны поляков…В условиях создания оккупации немцев не может быть речи ни о каком антинемецком восстании, речь может идти только о восстании антирусском…».

      Отряд Прокопюка все время перемещался, и это осложняло ситуацию с ранеными. Но вскоре у Прокопюка сложились дружеские отношения с партизанским командиром А.Ф. Федоровым [1], и появилась возможность передавать раненых в госпиталь его соединения, а иногда даже пользоваться его аэродромом для отправки на Большую землю тяжелораненых и пленных.

      Широкие связи с местным населением позволили отряду создать разведывательные позиции в крупных населенных пунктах, в том числе в Ровно. Боевую деятельность на Волыни партизанским отрядам приходилось вести в сложной обстановке. У немцев была здесь многочисленная агентура. Украинские националисты сковывали передвижение партизанских формирований, часто охраняли железные дороги, нападали на мелкие группы партизан и на базы отрядов. Местное население, распропагандированное националистами, в подавляющем большинстве отнюдь не сочувствовало партизанам, которых нынешние исследователи партизанской борьбы в отличие от местных украинских и польских называют советскими партизанами. Все это требовало выработки определенной линии поведения.

      Ни постоянные перемещения, ни стремительный, «короткий» характер ударов по военным объектам противника не оберегали отряд Прокопюка от боевого соприкосновения с карательными экспедициями фашистов. Как уже говорилось, с мая по ноябрь 1943 года таких боев было двадцать, и всякий раз враг проигрывал.

      1. Алексей Фёдорович Фёдоров (30 марта 1901 года — 9 сентября 1989 года) — один из руководителей партизанского движения в Великой Отечественной войне, дважды Герой Советского Союза (1942, 1944), Генерал-майор (1943). /400/

      В ноябре Николай Архипович получил приказ из Центра временно покинуть Цуманские леса. Втягиваться в затяжные бои для отряда значило сковывать себя ситуацией, навязанной немцами, и идти на нежелательные потери. К 25 декабря немцы сняли блокаду, и отряд Прокопюка вновь возвратился в Цуманьские леса. Это было время, когда фронт значительно приблизился к партизанам.

      Регулярные советские войска приступили к освобождению правобережной Украины. В конце декабря – январе начались Житомирско-Бердичевская, Кировоградская, Луцко-Ровненская, Корсунь-Шевченковская и Никопольско-Криворожская операции. Цуманьские леса оказались в полосе наступления войск правого крыла 1-го Украинского фронта. Партизаны были уверены, что закончился их полуторагодичный партизанский путь. Но это были только иллюзии.

      5 января 1944 года Прокопюк получил радиограмму из Центра, которая гласила: «С приближением фронта, не дожидаясь дальнейших распоряжений, двигаться на запад в направлении города Брест».

      Командование, штаб, личный состав, который к тому времени насчитывал около 500 бойцов (отряд Прокопюка вырос в бригаду), начали подготовку к рейду. Нужно было пять суток, чтобы собрать все находившиеся на заданиях подразделения.

      10 января 1944 г. выступили на запад. К вечеру 12 января вышли к реке Стырь в районе села Четвертни. Как раз в это время, как сообщила Прокопюку разведка, в городе Камень-Каширский состоялось совещание представителей ОУН с гитлеровцами, на котором фашистское командование сообщило бандеровцам о своем решении передать им перед оставлением города все склады немецкого гарнизона с боеприпасами, медикаментами и продовольствием. Это делалось для того, чтобы обеспечить активные подрывные действия националистических банд в тылу советских войск. Бандеровцы быстро вывезли содержимое складов из города и спрятали в схронах (потайных ямах-амбарах) в селе Пески на реке Припять. Однако, как доложили разведчики, нашлись люди, готовые показать схроны. Прокопюк принял решение задержаться.

      25 января Николай Архипович во главе двух рот сам провел операцию по изъятию содержимого схронов, блокировав на рассвете село Пески. Подогнали 35 пароконных саней и загрузили их военным имуществом, медикаментами, боеприпасами. Продовольствие отдавали крестьянам, с собой решили взять только 300 пудов сахара. Когда к селу подошли банды УПА (Украинской Повстанческой Армии), их встретили партизанские заслоны, завязался бой. В этом бою было уничтожено 70 бандитов, в том числе руководитель северного «провода» Сушко. Партизаны потеряли трех бойцов, еще трое были ранены.

      …Напомним, что Советский Союз на протяжении всей войны оказывал разнообразную помощь движению Сопротивления многих стран. В СССР готовились кадры для национальных партизанских формирований. Советская сторона заботилась об обеспечении их оружием, боеприпасами, медикаментами, о лечении раненых. В апреле 1944 года по просьбе польской эмиграции в СССР только что созданному Польскому штабу партизанского движения были переданы партизанские бригады и отряды, состоявшие из поляков. Большая часть этих отрядов, сформированных в западных районах Украины и Белоруссии, вскоре перешла на территорию Польши. Одновременно в Польшу стали переходить и наиболее опытные советские партизанские формирования.

      В конце марта 1944 г., как писал Николай Архипович, перед началом рейда по территории Польши Прокопюк встретился с направлявшимися в Москву представителями Краевой Рады Народовой Марианом Спыхальским, Эдвардом /401/ Осубка-Моравским, Яном Хонеманом и Казимиром Сидора. Встречи с ними дали возможность правильно понять и оценить обстановку в Польше. А ситуация там складывалась следующим образом. В стране действовали внутренние силы в лице многочисленных партий и союзов. Силы эти в условиях войны и оккупации делились на два лагеря. С одной стороны, партии и союзы, стоявшие на позициях непримиримой борьбы с фашистами и солидаризировавшиеся в этой борьбе с Советским Союзом. Этот лагерь возглавлялся Польской рабочей партией. С другой стороны – партии и организации, занимавшие выжидательную позицию в войне и враждебную по отношению к первому лагерю и Советскому Союзу. Руководящим органом второго лагеря было эмигрантское правительство Польши в Лондоне.

      С учетом политического положения в стране и расстановки польских сил Сопротивления командование бригады во главе с Прокопюком определило политическую линию поведения в ходе рейда как бригады в целом, так и каждого бойца в отдельности.

      Бригада выходила на территорию Польши четырьмя эшелонами. 12 мая эшелоны соединились.

      Рейд подразделений бригады по территории Польши продолжался до 19 июля. За это время было проведено 11 встречных боев, осуществлено 23 диверсии, в которых был подорван и пущен под откос 21 вражеский эшелон и разрушено 3 железнодорожных моста. Было выведено из строя 38 фашистских танков, захвачено много оружия разного калибра и автомашин. Кроме того, по разведывательным данным бригады авиация Дальнего Действия Красной армии (АДД) осуществила ряд воздушных налетов на военные объекты врага. В частности, в ночь на 17 мая 1944 года по целенаводке партизан АДД нанесла бомбовый удар по скоплению эшелонов противника на станции Хелм, в результате чего были разбиты два эшелона с живой силой и подвижный состав с горючим; уничтожены местная база горючего и крупный склад зерна; повреждено несколько паровозов, стоявших в депо.

      Все это данные из архива, и цифры говорят сами за себя. Если посчитать, то получается, что «Охотники» совершали приблизительно одну диверсию в неделю, уничтожали в неделю один эшелон, в день – 13 солдат противника...

      В конце мая в связи с предстоящим крупным летним наступлением Красной армии Центр отдал приказ передислоцироваться в Липско-Яновские леса. Прокопюк, оценив обстановку, решил провести бригадой стремительный марш в назначенный район по степной местности в обход города Люблина с востока. Чтобы дезинформировать противника, днем 27 мая бригада начала рейд в северо-западном направлении, а ночью резко повернула на юг и, обходя населенные пункты, броском двинулась к цели.

      1 июня 1944 года бригада в полном составе сосредоточилась в Липско-Яновском лесу. К тому времени в ней было 600 бойцов.

      В начале июня 1944 года в этих лесах находились также советские партизанские соединения В. Карасева и В. Чепиги, отдельные отряды В. Пелиха, М. Наделина, С. Санкова, И. Яковлева, польско-советский отряд Н. Куницкого, польские партизанские бригады имени Земли Любельской и имени Ванды Василевской Гвардии Людовой, отряд Армии Крайовой под командованием Конара (Болеслава Усова). В общей сложности группировка насчитывала 3 тысячи человек.

      Совокупность обстоятельств оказалась такой, что немцы неминуемо должны были принять меры к очищению этих мест от партизан. Во-первых, слишком уж /402/ быстро росло партизанское движение в восточных областях Польши, а во-вторых, территория эта постепенно превращалась в непосредственный оперативный тыл немецких войск на Восточном фронте.

      6 июня Николай Архипович, связавшись с Центром по радио, попросил ускорить высылку людей для укомплектования группы майора Коваленко, которая предназначалась к выходу на территорию Чехословакии, и параллельно сообщил: «Обстановка здесь такова, что задерживаться не придется; противник кровно заинтересован в занимаемом нами плацдарме на реке Сан и Висле и, как свидетельствуют приготовления, намерен заняться нами всерьез».

      Решение Прокопюка покинуть Липско-Яновский лес было, безусловно, правильным: лучше несколько неподорванных эшелонов, чем открытые бои с регулярными частями противника. Но было уже поздно. Немцы разработали операции «Штурмвинд-1» (на первом этапе) и «Штурмвинд-П» (на втором этапе) и начали окружение партизанской зоны.

      Отряд Прокопюка стал центром, на базе которого проводились встречи командного состава партизанских отрядов и соединений. Вот и 7 июня в штабе собрались на совещание командиры, комиссары и начальники штабов всех отрядов, находившихся в Липском лесу. Присутствовавшие были в большей или меньшей мере осведомлены о карательной экспедиции и решили: действовать сообща, взаимно информировать друг друга об обстановке, не покидать лес в порядке односторонних решений, в затяжные бои в одиночку не ввязываться, чтобы не распылять сил, а под напором превосходящих сил противника отходить к деревне Лонжек – пункту общей концентрации партизанских отрядов в Липском лесу. Было также решено дать карателям бой, если это потребуется. Николай Архипович подчеркивает в своей рукописи, что «такая договоренность была достигнута на паритетных началах, а не в порядке чьего бы ни было старшинства».

      Столкновения с карателями начались 9 июня. Вплоть до 13 июня они носили характер боевого прощупывания партизанских сил, 11 июня определился замысел противника, пытавшегося замкнуть партизан в Липском лесу. Разгадав это намерение, партизанская группировка переместилась восточнее, в район Порытовой высоты на реке Бранев, где к рассвету 13 июня были заняты более выгодные в тактическом и оперативном отношении позиции.

      В тот же день взяли в плен гауптмана (капитан немецкой армии) и доставили в штаб. Прокопюк допросил его и получил ценные сведения о составе немецкой карательной экспедиции и ее планах на ближайшее время. Наступление немцев было назначено на 14 июня.

      Вечером 13-го было создано объединенное командование польско-советской партизанской группировкой во главе с подполковником Прокопюком. В своей рукописи Прокопюк вновь подчеркивает, что ни о каком приоритете его отряда и его старшинстве по отношению к другим командирам не было и речи. Все принимаемые решения были плодом коллективной мысли. Забегая вперед следует отметить, что в последующем на совещании командиров отрядов, комиссаров и начальников штабов получила признание точка зрения о принятии боя на месте и по существу был решен вопрос о составе объединенного командования: командующий Прокопюк, заместитель Карасев, начальник штаба Горович. Все польские командиры единодушно поддержали решение о принятии боя на месте и изъявили готовность стать под руководство объединенного командования.

      В партизанскую группировку входили: /403/
      – Отряд связи ЦК ППР под командованием «Яновского» (Л. Касман) – 60 человек;
      – Первая бригада имени Земли Любельской под командованием капитана «Вацека» (И. Боровский) — 380 человек;
      – Бригада имени Ванды Василевской под командованием Шелеста (зам. А. Кремецкий) — 300 человек;
      – Смешанный полько-советский отряд имени Сталина под командованием Куницкого – 160 человек;
      – Отряд Прокопюка — 540 человек;
      – Отряд Карасева — 380 человек;
      – Отряд имени Буденного под командованием капитана Яковлева — 180 человек;
      – Отряд имени Кирова под командованием Наделина — 60 человек;
      – Отряд имени Суворова под командованием С. Санкова — 60 человек;
      – Отряд имени Хрущева под командованием В. Чепиги — 280 человек;
      – Сводный отряд (в составе отдельных групп В. Галицкого, А. Филюка и Василенко) под общим командованием подполковника В. Гицкого — 90 человек;
      – Отряд группы военнопленных во главе с А.Зайченко — 15 человек;
      – Отряд Армии Крайовой под командованием поручика «Конор» (Б.Усова) – 93 человека.

      В этот список не включены радисты, медицинский персонал, ездовые, ординарцы, раненые и больные — еще 540 человек.

      Со стороны немцев в карательной операции участвовали: 154-я резервная дивизия под командованием генерал-лейтенанта Ф. Альтрихтера, 174-я резервная дивизия под командованием генерал-лейтенанта Ф.Эбергардта, часть 213-й охранной дивизии под командованием генерал-лейтенанта А. Хоешена, Калмыцкий кавалерийский корпус, 4-й учебный полк группы армии «Северная Украина», 115-й полк стрельцов Крайовых, 318-й полк охраны, 4-й полк полиции совместно с подразделениями жандармерии и обеспечения, один моторизованный батальон СС и несколько других частей вермахта и полиции. Общее руководством осуществлял командующий Генеральным Военным Округом Губернаторства генерал З. Хенике.

      Общая численность немецких войск составляла 25 — 30 тысяч против 3 тысяч партизан. Кроме того, группировку поддерживала артиллерия, бронепоезд и авиация 4-й немецкой воздушной армии.

      Судя по содержанию приказа по осуществлению карательной экспедиции, захваченному у немецкого офицера, немцы точно определили количество замкнутых в кольцо окружения партизан — «разрозненных советских и польских банд» и их численность. Штурмовым группам предписывалось расчленить партизанскую группировку и подавить сопротивление изолированных очагов. В случае необходимости авиация вызывалась тремя красными ракетами в зенит. При этом передний край карателей следовало выложить белыми полотнищами клиньями в сторону партизан. Если немецкие части попадали под свой артиллерийский или минометный огонь, сигналом служила белая ракета в зенит, означавшая – «свой».

      При изучении приказа был сделан вывод, что нужно сорвать регламентированную часть операции и подвести ее к 13 — 14 часам, когда вступит в действие «если». Было и другое: приказ игнорировал возможность такого развития событий, когда операция могла затянуться до ночи. Это и был непоправимый просчет немецкого командования. Ведь приказ предписывал в 7.00 /404/ войти в соприкосновение с противником, в 9.00 навязать противнику свою инициативу, в 11.00 доложить о ликвидации партизанской группировки, при этом предписывалось «предпочесть пленение главарей и радистов».

      Партизаны заняли круговую оборону, которая представляла собою эллипс и была разделена на 11 секторов — по количеству входивших в группировку формирований. К утру 14 июня были полностью завершены работы по оборудованию всех позиций, определены стыки и порядок связи как между соседними отрядами, так и всех отрядов и бригад со штабом объединенного командования.

      …Утром начался бой. Немцам сразу же удалось вклиниться в позиции партизан на стыке участков обороны отряда связи ЦК ППР и бригады имени Ванды Василевской. Создалось угрожающее положение, поскольку этот частный успех противника в начале боя не только нарушал общую систему обороны, но и мог оказаться решающим по своему психологическому воздействию.

      Майор Карасев и его сосед слева командир польского формирования Леон Касман прибыли на командный пункт и доложили Прокопюку о неспособности локализовать прорыв собственными силами. Прокопюк бросил на ликвидацию прорыва 80 человек из оперативного резерва.

      Немцы не выдержали контратаки и отошли на исходные позиции. В 12 часов дня образовался еще один прорыв в связи с потерями, понесенными 1-й ротой бригады Прокопюка. В прорыв было введено 120 человек резерва, и немцы были опять отброшены.

      Третий прорыв обороны случился около 23 часов на участке отрядов С. Санкова и М. Наделина. На ликвидацию прорыва Прокопюк бросил взвод, одно отделение комендантского взвода, а также польский отряд Армии Крайовой — всего около 150 человек, опять же из оперативного резерва. Прорыв был быстро ликвидирован, и положение восстановлено.

      В ходе многочисленных и безуспешных атак в течение 15 часов немцы потеряли три с половиной тысячи человек убитыми и ранеными, а партизаны — около 210 человек. Этот успех был прежде всего обеспечен умелой организацией, блестящим командованием партизанской группировкой. Сыграла свою роль оперативная информация, полученная от плененного накануне этих боев немецкого офицера. Пользуясь ею, партизаны неоднократно дезориентировали фашистскую авиацию, выкладывая белые полотнища клиньями в сторону карателей, вследствие чего фашистские летчики сбрасывали бомбы на свои войска. А когда гитлеровцы белыми ракетами подавали сигнал воспрещения огня, партизаны присоединялись к этому фейерверку.

      После войны боевые действия партизан в Липском лесу 14 июня 1944 года войдут в историю как крупнейшее сражение партизан на польской земле. Весьма значительной по своим последствиям явилась завершающая контратака на позициях бригады Прокопюка.

      Противник начал атаку на фронте бригады одновременно с ударом в других секторах. Немцы уже чувствовали, что «захлебываются», и предприняли последнюю в тот день попытку достигнуть перевеса. Под руководством начальника объединенного штаба старшего лейтенанта А. Горовича атака была отбита.

      Преследуя фашистов, партизаны вклинились более чем на 300 метров в глубину и по фронту во вражеское расположение и, пользуясь наступившей темнотой, закрепились в прорыве. Николай Архипович с нетерпением ждал этого момента, и когда ему доложили, что в кольце окружения образован достаточный /405/ коридор, он тотчас отдал приказ выводить из леса все блокированные партизанские отряды и эвакуировать госпиталь. Выход закончился в 01.00 час 15 июня. Из окружения вышли без единого выстрела.

      Боевой день 14 июня закончился полной победой партизан. План противника покончить с партизанами одним ударом за каких-нибудь 3 — 4 часа, как это предполагал командующий германской группировки генерал Кенслер, потерпел провал. Партизаны заставили Кенслера подтянуть второй и третий эшелоны.

      Гитлеровцы понесли громадные потери. Но даже при этом армия оставалась армией. Они не сомневались в своем абсолютном превосходстве, над замкнутыми в кольцо партизанами. Расчет на то, что каратели отстанут, как это было не раз, здесь себя не оправдывал. Боеприпасы у партизан кончались. Нужно было уходить и уходить немедленно этой же ночью, что и было сделано, сделано блестяще благодаря опыту и таланту Прокопюка.

      Выходили в южном направлении, где в коридоре шириной чуть более 300 метров по докладу разведки Горовича немцев не было. Идти на запад означало обрекать себя на постоянную настороженность карателей и угрозу собственных завалов и минных ловушек, которые партизаны щедро наставили при отходе. Не все сразу же согласились с таким решением Прокопюка. Никто тогда не знал, что вопреки общему решению остались с небольшими группами Чепига и Василенко. Они попытались прорваться на запад, попали под губительный огонь карателей и почти все погибли.

      Ранее была достигнута договоренность, что под объединенным командованием партизаны действуют до выхода на линию реки Букова, а в дальнейшем — по своему усмотрению. Не доходя до села Шелига, отряды разобрали раненых и разделились. Здесь формально прекратило свое существование объединенное командование. Оно могло бы позитивно проявить себя и дальше. Но так не случилось.

      Забегая вперед, отметим, что по-иному было во второй половине июня в Билгорайских лесах (Сольская пуща), когда каратели вновь окружили партизан Прудникова, Карасева и две польских бригады Армии Людовой. Здесь же по соседству оказалась однотысячная группировка Армии Крайовой под общим командованием майора «Калины» (Эдвард Маркевич) – инспектора Армии Крайовой Люблинского округа. Однако «Калина» уклонился от «союза с советскими» перед лицом равноценной опасности и сделал это не из-за недоверия к военным способностям советских командиров, а потому, что ему «не по пути» было с советами («даже на одну ночь») политически. Не удалось с ним объединиться и командованию обеих польских бригад Армии Людовой. Посыльному был дан ответ, что «пан спит». Прокопюк специально послал к «Калине» своего заместителя Галигузова. «Калина» отклонил предложение об оперативном подчинении, сославшись на то, что «у него нет полномочий на взаимодействие с советами».

      Прокопюк в своей рукописи приводит слова свидетеля переговоров Анны Дануты Бор Пжичинкувны, дочери квартийместера Армии Крайовой Бора:

      «…В пятницу 23 июня пополудни еще раз приехали в лагерь командиры советской «партизанки». Состоялись переговоры, к которым мы с Ксантурой прислушивались. Советы предлагали, чтобы еще ночью вместе ними пробиться и хотели возглавить командование полком. Их было две тысячи, а нас около тысячи. Инспектор «Калина» на это не согласился, обольщаясь надеждой, что немцы будут преследовать советские отряды и минут нас. Согласие не состоялось. «Советы отбыли»…» /406/

      Калиновцы пренебрегли предложением Прокопюка, остались в лесу и не воспользовались брешью, которую ночью пробили в кольце окружения советские партизаны. Отряды Прокопюка и Карасева, польские бригады Армии Людовой вырвались из «котла». Потери партизан составили 22 бойца и командира и 30 раненых.

      Войдя в лес, каратели нашли деморализованных калиновцев и уничтожили их поголовно. Вырвались с десяток бойцов поручика «Вира», вышел ротмистр «Меч», погиб «Калина», только и успевший предупредить своих подчиненных, чтобы его называли не «пан майор», а «пан капрал». Очевидно, что просчет «Калины» стоил жизни десяти сотен польских солдат, павших жертвой безрассудного руководства Армии Крайовой, в игре которого и сам «Калина», и все его павшие бойцы были всего лишь пешками.

      «А ведь, в сущности, — пишет Прокопюк, — майор «Калина» был, безусловно, антигитлеровцем. Эдвард Маркевич — это его настоящее имя — имел за плечами много лет деятельности в подполье. Его родной брат — поручик «Скала» был зверски замучен при допросе в гестапо… В этом роде многое можно сказать о других офицерах-аковцах. И уж, конечно, ничего дурного не было за душой сотен поляков — рядовых и сержантов Армии Крайовой. Но для таких офицеров как «Калина» и многих других, им подобных, были характерными гонор и слепое повиновение, унаследованные от бездумного офицерского корпуса «санационной» Польши; кастовая замкнутость глухой стеной отгораживающаяся от интересов своего народа. И даже сегодня таким свидетелям билгорайской трагедии как «Меч», «Вир» и другим, которым удалось спастись 24 июня, даже сегодня им недостает непосредственности Анны Бор Пшычникувны, ни гражданского мужества и мужества вообще, сказать правду о тайне Осуховского кладбища (жертвы Билгорайского побоища захоронены в селе Осухи). Наоборот, предпочли и предпочитают хранить молчание, а порой даже пытаются выдать судьбу этих жертв за результат совместных боевых действий с советскими партизанами (такое имело место на десятитысячном траурном митинге в селе Осухи 23-го июня 1957 года, посвященном тринадцатилетию событий в Билгорайских лесах. Плохая, скажем так, услуга истории… Билгорайская трагедия — волнующая тема периода второй мировой войны. Она навсегда останется позорной страницей деяний реакции, не останавливавшейся ни перед чем, когда речь заходила о принижении роли народного движения сопротивления Польши гитлеровской оккупации. Об этой странице истории еще не все сказано…»

      Переход бригады в Сольскую пущу сопровождался целым рядом встречных боев. Особо острое столкновение произошло 15 июня у деревни Шелига, где партизаны разгромили вражескую группу преследования и полностью истребили два дивизиона его конницы.

      21 июня немцы вновь окружили партизан. Николай Архипович и руководители других отрядов решили не доводить дело до нового сражения и покинуть блокированную пущу, поскольку, ввязываясь в подобные бои, партизаны безусловно проигрывали, не имея резервов. Польско-советская группировка разделилась.

      В ночь на 24 июня в исключительно трудной ситуации партизаны пробили брешь в окружении, преодолели три линии вражеского заслона и с боем форсировали труднопроходимую, заболоченную речку Танев. К вечеру 25 июня группировка достигла Янов-Львовского леса. Последующие тринадцать дней партизаны умело маневрировали между Япов-Львовским и Синявскими лесами, /407/ уклоняясь от главных сил противника и громя отдельные группы карателей во встречных боях.

      8 июля в Янов-Львовском лесу удалось принять большой транспортный самолет «Дуглас». На этом самолете и нескольких По-2, прилетавших из-за линии фронта в период с 25 июня по 7 июля, были наконец эвакуированы все раненые. Вслед за эвакуацией наступило новое разделение. Большинство отрядов вышло в обратный рейд на Люблинщину, где они вскоре соединились со вступившими на территорию Польши частями Красной Армии.

      Бригада Прокопюка, соединение Карасева и польско-советский отряд под командованием Н. Куницкого направились в Карпаты. 19 июля бригада Прокопюка форсировала реку Сан в ее верхнем течении и обосновалась на горе Столы (высота 967). Здесь бригада была доукомплектована специальными десантами, предназначавшимися для действий в Чехословакии, и с 1 августа 1944 года начала свою деятельность на территории восточных районов Словакии. Так закончилась для Николая Архиповича Прокопюка боевая работа в Польше.

      В мае 1944 года в Советском Союзе начали подготавливать специальные кадры из чехословацких патриотов. После кратковременного обучения в июле — августе несколько групп было переброшено на территорию Чехословакии. В их состав входили и советские партизаны. Всего было десантировано 24 организаторские партизанские группы, руководимые в основном чехами и словаками. Вслед за десантом на территорию Словакии перебазировалось несколько советских партизанских формирований.

      Рейд бригады Прокопюка в Чехословакии продолжался два месяца. Маневрируя в районе Снина, Гуменне, Медзилаборце на сравнительно небольшой территории, партизаны нарушали связь и снабжение врага, неожиданно появлялись в самых уязвимых для противника местах. Последний бой в Чехословакии в конце сентября бригада вела в тактическом взаимодействии с нашими наступавшими войсками.

      В ночь на 26 сентября силами своей бригады Прокопюк занял хребет на участке между высотами 811 и 909 общей протяженностью 2,9 километра и выслал разведчика, чтобы доложить советскому командованию о своем решении. Разведчик должен был служить проводником для наших частей. Он был уроженцем закарпатского села и хорошо ориентировался в горах.

      Утром противник двинул свой батальон на хребет. К 11 часам немцы – около 200 человек — достигли линии обороны бригады Прокопюка. Но, не успев развернуться, они были смяты партизанами и обращены в бегство. Операция закончилась к 14.00, и в этот день попыток к овладению хребтом Бескид противник больше не предпринимал. Утром бригада, занимавшая оборону на хребте, подверглась атакам немцев с запада, со стороны высот 698 и 909. Бой продолжался в течение всего дня, и в ходе него атаки пехоты врага чередовались с крупными артиллерийскими налетами.

      Партизаны отбили все атаки и продолжали удерживать занятую позицию. В 6 утра 28 сентября на хребет прибыли первый и второй батальоны 869-го полка 271-й дивизии под командованием старшего лейтенанта Пыхтина и капитана Полинюка. Батальонам была придана минометная батарея старшего лейтенанта Шушина из 496-го горновьючного Остропольского дважды Краснознаменного полка Резерва Главного Командования.

      Первый батальон Прокопюк расположил на западе, а второй на востоке хребта вместе со своими подразделениями. В течение двух последующих суток партизаны при поддержке прибывшего подкрепления удерживали свои позиции, /408/ несмотря на ожесточенные попытки противника занять хребет. Так, например, 28 сентября немцы предприняли 16 атак, причем две атаки были ночные. Наступлению пехоты всякий раз предшествовал артиллерийско-минометный налет.

      Имея связь с 271-й дивизией, Николай Архипович получил от командира этой дивизии заверения, что к ним идет поддержка. Помощь необходима была потому, что прибывшие батальоны из-за своей малочисленности и слабости огневых средств не представляли собой существенной силы. Но вечером 29 сентября командир 271-й дивизии сообщил Николаю Архиповичу, что направленные ему части пробиться к хребту не могут, партизанам предлагалось самим изыскать пути к соединению с частями Красной армии. Позиции на Бескидах было приказано оставить.

      Прокопюк составил из своих подразделений группу прорыва, а во втором эшелоне поставил кавалерийский эскадрон, который эвакуировал раненых. Замыкали колонну батарея Шушина и оба батальона 271-й дивизии. Оторвавшись от противника незамеченными в 02.00 30 сентября, партизаны и красноармейцы после шестикилометрового марша перешли линию фронта в районе села Воля Михова. При этом группа прорыва стремительным ударом с тыла уничтожила пять дзотов, несколько пулеметных гнезд и минометную батарею противника. Эта операция заняла 15 минут, и в образовавшийся коридор вышли подразделения Прокопюка и части 271-й дивизии, эскадрон эвакуировал 50 раненых.

      Всего в боях за хребет Бескид потери партизан составили 6 человек убитыми и 34 человека ранеными. Без вести при прорыве пропало 8 человек. Обо всем происшедшем на хребте Бескид Николай Архипович доложил рапортом командующему 4-м Украинским фронтом генерал-полковнику И.Е. Петрову. 1 октября 1944 года бригада Николая Архиповича соединилась с нашими войсками. Схватка на хребте Бескид была последним боем Прокопюка в Великой Отечественной войне.

      290 бойцов и командиров бригады, созданной на базе спецгруппы «Охотники», были награждены орденами и медалями. Кроме того, 75 человек удостоились наград Польской Народной Республики и 125 человек – Чехословацкой Социалистической Республики. Николаю Архиповичу Прокопюку было присвоено звание Героя Советского Союза. Кроме того, он награжден двумя орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны 1-й степени и медалями, а также восемью иностранными орденами — польскими и чехословацкими. В энциклопедиях Николаю Архиповичу Прокопюку посвящено несколько скупых строк.

      Источники и литература
      Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ).
      Ф.17. Оп.1. Д.401. Лл.8-11.
      Ф.71. Оп.25. Д.11914. Лл.2-45.
      Российский государственный военный архив (РГВА). Ф.38963. Оп.1. Д.59.
      Медведев Д. Сильные духом. М.: Молодая гвардия, 1979. /409/
      Старинов И.Г. Мины замедленного действия. Альманах Вымпел. Москва, 1999.
      Судоплатов П. Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005.
      Федоров А.Ф. Подпольный обком действует. М.: Воениздат, 1956.
      Чекисты. М.: Молодая гвардия, 1987.
      Попов А. Лубянка. Диверсанты Сталина. Яуза. ЭКСМО. Москва. 2004.

      Военно-исторические исследования в Поволжье: сборник научных трудов. Вып. 12-13. Саратов, «Техно-Декор», 2019. С. 394-409.
    • Ярыгин В. В. Джеймс Блейн
      Автор: Saygo
      Ярыгин В. В. Джеймс Блейн // Вопросы истории. - 2018. - № 6. - С. 26-37.
      В работе представлена биография известного американского политика второй половины XIX в. Джеймса Блейна. Он долгое время являлся лидером Республиканской партии, три срока подряд был спикером палаты представителей и занимал пост госсекретаря в администрациях трех президентов: Дж. Гарфилда, Ч. Артура и Б. Гаррисона. Блейн — один из главных идеологов американской экспансии конца XIX века.
      Вторая половина XIX в. — время не самых ярких политических деятелей в США, в особенности хозяев Белого дома. Это эпоха всевластия «партийных машин» и партийных функционеров, обеспечивавших нормальную и бесперебойную работа данных конструкций американской двухпартийной системы периода «Позолоченного века». Но, как известно, из каждого правила есть исключение. Таким исключением стал лидер республиканцев в 1870—1880-х гг. Джеймс Блейн. Основатель г. Санкт-Петербурга во Флориде, русский предприниматель П. А. Дементьев, писавший свои очерки о жизни в США под псевдонимом «Тверской» и трижды встречавшийся с Блейном, так отзывался нем: «Ни один человек, нигде, никогда не производил на меня ничего подобного тому впечатлению, которое произвел этот последний великий представитель великой американской республики. Его ресурсы по всем отраслям человеческого знания были неисчерпаемы — и он умел так группировать факты и так освещать их своим нескончаемым остроумием, что превосходство его натуры чувствовалось собеседником от первого до последнего слова»1.
      Джеймс Гиллеспи Блейн родился в Браунсвилле (штат Пенсильвания) 31 января 1830 года. Он был третьим ребенком. Семья жила в относительном комфорте. Мать — Мария-Луиза Гиллеспи — была убежденной католичкой, как и ее предки. Ее дед был иммигрантом-католиком из Ирландии, прибывшим под конец войны за независимость. В 1787 г. он купил кусок земли в местечке «Индейский Холм» в Западном Браунсвилле на западе Пенсильвании2. Отец будущего политика — Эфраим Ллойд Блейн — придерживался пресвитерианской веры, был бизнесменом и зажиточным землевладельцем, а по политическим убеждениям — вигом.
      Как писал один из биографов Джеймса Блейна, уже в возрасте восьми лет он прочитал биографию Наполеона Уолтера Скотта, а в девять — всего Плутарха3. Получив домашнее образование, юный Джеймс в 1843 г. поступил в Вашингтонский колледж в родном штате и в 17 лет закончил обучение. По свидетельствам его одноклассника Александра Гоу, Блейн был «мальчиком с приятными манерами и речью, действительно популярным среди студентов и в обществе. Он был больше ученый, чем студент. Обладая острым умом и выдающейся памятью, он был способен легко схватывать и держать в памяти столько, сколько у других получалось с трудом»4. Уже в то время у Блейна проявились задатки политика. У него была прирожденная склонность к ведению дебатов и выступлениям перед публикой.
      В возрасте 18 лет, после окончания колледжа, будущий политик стал преподавателем военной академии в Блю-Лик-Спрингс (штат Кентукки). Тогда же он познакомился со своей будущей женой — Гарриет Стэнвуд. Блейн с перерывами работал в академии до 1852 г., после чего переехал с женой в Филадельфию и начал изучать юриспруденцию. Год спустя начинающий юрист получил предложение стать редактором и совладельцем выходившей в Огасте (штат Мэн) газеты «Kennebek Journal». В 1854 г. Блэйн уже работал редактором не толь­ко в этом еженедельном печатном издании, являвшемся рупором партии вигов, но и в «Portland Advertiser»5.
      После распада вигов в 1856 г. Блейн примкнул к недавно появившейся Республиканской партии и, по признанию губернатора штата, стал «ведущей силой» на ее собраниях6. Будучи редактором, он активно продвигал новое политическое объединение в печати.
      Летом того же 1856 г. на митинге в Личфилде (штат Мэн) он произнес зажигательную речь в поддержку Джона Фремонта — первого кандидата в президенты от Республиканской партии — которого демократы обвиняли в том, что он, «секционный (региональный. — В. Я.) кандидат, стоит на антирабовладельческой платформе, и чье избрание голосами северян разрушит Союз»7. В своей речи начинающий политик обрушился с критикой на соглашательскую политику федерального правительства по отношению к «особому институту» и плантаторам Юга: «У них (правительства. — В.Я.) нет намерений препятствовать распространению рабства в штатах, у них нет намерений препятствовать рабству повсюду; кроме тех территорий, на которых оно было запрещено Томасом Джефферсоном и Отцами-основателями» 8. Хотя, как он сам потом утверждал, тогда «антирабовладельческое движение на Севере было не настолько сильным, как движение в защиту рабства на Юге»9.
      В 1858 г. в Иллинойсе во время кампании демократа Стивена Дугласа завязалось личное знакомство между Блейном и А. Линкольном. В то время на страницах своих публикаций Блейн предсказывал, что Линкольн потерпит поражение от Дугласа в гонке за место в сенате, но зато сможет победить его на президентских выборах 1860 года10.
      Осенью того же года в возрасте 28 лет Блейн был избран в палату представителей штата Мэн, а затем переизбран в 1859, 1860 и 1861 годах. В начале третьего срока Блейн уже был спикером нижней палаты законодательного собрания штата. Карьера постепенно вела молодого республиканца вверх по партийной лестнице. В 1859 г. глава республиканского комитета штата Мэн и по совместительству партнер Блейна по работе в «Kennebek Journal» Джон Стивенс подал в отставку со своего партийного поста. Блейн занял его место и оставался главой комитета штата до 1881 года.
      В мае 1860 г. Блейн и Стивенс приехали в Чикаго на партийный съезд республиканцев, на котором произошло выдвижение Линкольна. Первый — как независимый наблюдатель, второй — как делегат от штата Мэн. Стивенс поддерживал кандидатуру Уильяма Сьюарда — будущего госсекретаря в администрациях Линкольна и Э. Джонсона. Блейн же считал Линкольна лучшей кандидатурой, поскольку тот был далек от политического радикализма.
      В 1862 г. Джеймс Блейн был впервые избран в палату представителей от округа Кеннебек (штат Мэн). Пока шла гражданская война, политик твердо отвергал любой компромисс, связанный с возможностью выхода отдельных штатов из состава Союза: «Наша большая задача — подавить мятеж, быстро, эффективно, окончательно»11. Блейн в своей речи заявил, что «мы получили право конфисковать имущество и освободить рабов мятежников»12. Однако в вопросе о предоставлении им гражданских прав Блейн тогда не был столь категоричен и не одобрял инициативу радикальных республиканцев. Он считал, что с рабством необходимо покончить в любом случае, но с предоставлением чернокожему населению одинаковых прав с белыми нужно повременить.
      Молодой конгрессмен сразу уверено проявил себя на депутатском поприще. Выражение «Человек из штата Мэн» (“The Man from Main”. — В. Я.) стало широко известно13. Блейн поддерживал политику Реконструкции Юга, проводимую президентом Эндрю Джонсоном, но в то же время считал, что не стоит слишком унижать бывших мятежников. В январе 1868 г. он представил в Конгресс резолюцию, которая была направлена в Комитет по Реконструкции и позднее стала основой XIV поправки к Конституции14.
      Начиная со своего первого срока в нижней палате Конгресса, Джеймс Блейн показал себя сторонником высоких таможенных пошлин и защиты национальной промышленности, мотивируя это «сохранением нашего национального кредита»15. Такая позиция была обычной для политика с северо-востока страны — данный регион США в XIX в. являлся наиболее промышленно развитым.
      В 60-х гг. XIX в. внутри Республиканской партии образовались две крупные фракции: так называемые «стойкие» (“stalwarts”) и «полукровки» (“half-breed”). «Стойкие» считали себя наследниками радикальных республиканцев, в то время как «полукровки» представляли более либеральное крыло партии. Эти группировки просуществовали примерно до конца 1880-х годов. Как правило, данное фракционное разделение базировалось больше на личной лояльности по отношению к тому или иному влиятельному политику, нежели на каких-либо четких политических принципах, хотя между «стойкими» и «полукровками» имели место противоречия в вопросах о реформе гражданской службы или политике в отношении Южных штатов.
      Лидером «полукровок» стал Блейн, хотя, по свидетельству американского исследователя А. Пискина, сам он не называл так своих сторонников16. Помимо него в эту партийную группу в свое время входили президенты Разерфорд Хейс, Джеймс Гарфилд, Бенджамин Гаррисон, а также такие видные сенаторы, как Джон Шерман (Огайо) и Джордж Хоар (Массачусетс). В 1866 г. между Блейном и лидером «стойких» Роско Конклингом произошло столкновение. Поводом к нему послужила скоропостижная смерть конгрессмена Генри Уинтера Дэвиса 30 декабря 1865 г., который был неформальным главой республиканцев в палате представителей. Именно за право занять его место и началась персональная борьба между Конклингом и Блейном. В одной из речей в палате представителей Блейн назвал Конклинга «напыщенным индюком»17. В результате противостояния будущий госсекретарь повысил свой авторитет среди республиканцев как парламентарий и оратор. Но личные отношения между двумя политиками испортились навсегда — они стали не просто политическими противниками, но и личными врагами.
      В 1869 г. Блейн стал спикером нижней палаты Конгресса. Он был на тот момент одним из самых молодых людей, когда-либо занимавших этот пост (39 лет) и оставался спикером пока его не сменил демократ Майкл Керр из Индианы в 1875 году. До него только два политика занимали пост спикера палаты представителей три срока подряд: Генри Клей (1811—1817) и Шайлер Колфакс (1863—1867).
      В декабре 1875 г. политик вынес на рассмотрение поправку к федеральной Конституции по дальнейшему разделению церкви и государства. Блейн исходил из того, что первая поправка к Конституции, гарантировавшая свободу вероисповедания, касалась полномочий федерального правительства, но не штатов. Инициатива была вызвана тем, что в 1871 г. католики подали петицию по изъятию протестантской Библии из школ Нью-Йорка18. Поправка имела два основных положения и предусматривала, что никакой штат не имеет права принимать законы в пользу какой-либо религии или препятствовать свободному вероисповеданию. Также запрещалось использование общественных фондов и земель школами и государственное субсидирование религиозного образования. Предложение бывшего спикера успешно прошло голосование в нижней палате, но не смогло набрать необходимые две трети голосов в сенате.
      После ухода с поста спикера палаты представителей в марте 1875 г. честолюбивый сорокапятилетний Джеймс Блейн был уже фигурой общенационального масштаба. Обладая личной харизмой и магнетизмом, как политический оратор, он стал в глазах публики «мистером Республиканцем». Многие в партии верили, что Блейн предназначен для того, чтобы сместить Гранта в Белом доме. Он ратовал за жесткий контроль со стороны исполнительной власти над внешней политикой19, а за интеллект и личные качества получил прозвище «Рыцарь с султаном».
      В 1876 г. легислатура штата Мэн избрала Джеймса Блейна сенатором. На съезде Республиканской партии он был фаворитом на номинирование в кандидаты в президенты, поскольку большинство партии было против выдвижения президента Гранта на третий срок из-за скандалов, связанных с его администрацией. Блейн же был известен как умеренный политик, дистанцировался от радикальных республиканцев и администрации Гранта. К тому же Блейн не пускался в воспоминая о гражданской войне — он не прибегал к этой излюбленной технике радикалов для возбуждения избирателей Севера20. Но в то же время он высказался категорически против амнистии в отношении оставшихся лидеров Конфедерации, включая Джэфферсона Дэвиса — соответствующий билль демократы пытались провести в палате представителей в 1876 году. Блейн возлагал на Дэвиса персональную ответственность за существование концлагеря для пленных солдат Союза в Андерсонвилле (штат Джорджия) во время гражданской войны, называя его «непосредственным автором, сознательно, умышленно виновным в великом преступлении Андерсонвилля»21.
      Однако такому перспективному политику с, казалось бы, безупречной репутацией пришлось оставить президентскую кампанию 1876 г. — партия на съезде в Чикаго, состоявшемся 14—16 июня, предпочла кандидатуру Разерфорда Хейса — губернатора Огайо. Основной причиной неудачи Блейна стал скандал, связанный с взяткой. Ходили слухи, что в 1869 г. железнодорожная компания «Union Pacific Railroad» заплатила ему 64 тыс. долл, за долговые обязательства «Little Rock and Fort Smith Railroad», которые стоили значительно меньше указанной суммы. Помимо этого, используя свое положение спикера нижней палаты, Блейн обеспечил земельный грант для «Little Rock and Fort Smith Railroad».
      Сенатор отвергал все обвинения, заявляя, что только однажды имел дело с ценными бумагами вышеуказанной железнодорожной компании и прогорел на этом. Демократы требовали расследования Конгресса по данному делу. Блейн пытался оправдаться в палате представителей, но копии его писем к Уоррену Фишеру — подрядчику «Little Rock and Fort Smith Railroad» — доказывали его связь с железнодорожниками. Письма были предоставлены недовольным клерком компании Джеймсом Маллиганом. Протоколы расследования получили огласку в прессе. Этот скандал стоил Джеймсу Блейну номинации на партийных съездах 1876 и 1880 гг. и остался несмываемым пятном на его биографии.
      В верхней палате Конгресса он проявил себя убежденным сторонником золотого стандарта и твердой валюты, выступая против принятия билля Бленда-Эллисона 1878 г., который восстанавливал обращение серебряных долларов в США. Сенатор не верил, что свободная чеканка подобных монет будет полезна для экономики страны, ссылаясь при этом на опыт европейских стран. Блейн доказывал, что это приведет к вымыванию золота из казначейства.
      Как и большинство республиканцев, он поддерживал политику высоких тарифных ставок, считая, что те предупреждают монополизм среди капиталистов, обеспечивают достойную заработную плату рабочим и защищают потребителей от проблем экспорта22. Блейн показал себя как сторонник ограничения ввоза в Америку китайских законтрактованных рабочих, считая, что они не «американизируются»23. Он сравнивал их с рабами и утверждал, что использование дешевого труда китайцев подрывает положение американских рабочих. В то же время политик являлся приверженцем американской военной и торговой экспансии, направленной на Азиатско-Тихоокеанский регион и Карибский бассейн.
      Во время президентской кампании 1880 г. среди Республиканской партии оформилось движение за выдвижение Гранта на третий срок. Бывшего президента — героя войны — поддерживали «стойкие» республиканцы, в частности, такие партийные боссы, как Роско Конклинг и Томас Платт (Нью-Йорк), Дон Кэмерон (Пенсильвания) и Джон Логан (Иллинойс). Фаворитами партийного съезда в Чикаго являлись Джеймс Блейн, Улисс Грант и Джон Шерман — бывший сенатор из Огайо, министр финансов в администрации Р. Хейса и брат прославленного генерала армии северян Уильяма Текумсе Шермана. Но делегаты снова сделали ставку на «темную лошадку» — компромиссного кандидата, который устраивал большинство видных партийных функционеров. Таким кандидатом стал член палаты представителей от Огайо — Джеймс Гарфилд.
      4 марта 1881 г. Блейн занял пост государственного секретаря в администрации Дж. Гарфилда, внешняя политика которого имела два основных направления: принести мир и не допускать войн в будущем в Северной и Южной Америке; культивировать торговые отношение со всеми американскими странами, чтобы увеличить экспорт Соединенных Штатов24. Его концепция общей торговли между всеми нациями Западного полушария вызвала серьезное увеличение товарооборота между Южной и Северной Америкой. Заняв пост главы американского МИД, Блейн занялся подготовкой Панамериканской конференции, чтобы уже в ходе переговоров с представителями стран Латинской Америки попытаться юридически закрепить проникновение капитала из Соединенных Штатов в Южное полушарие.
      Но проработал в должности госсекретаря Блейн лишь до декабря 1881 года. Причиной этого стало покушение на президента, осуществленное 2 июля 1881 года. После смерти Гарфилда 19 сентября того же года к присяге был приведен вице-президент Честер Артур, который был представителем фракции «стойких» в Республиканской партии и ставленником старого врага Блейна — Р. Конклинга. Он отправил главу внешнеполитического ведомства в отставку. Уйдя из политики, бывший госсекретарь опубликовал речь, произнесенную 27 февраля 1882 г. в палате представителей в честь погибшего президента, которого оценил как «парламентария и оратора самого высокого ранга»25.
      Временно оказавшись не у дел, Блейн начал писать книгу под названием «20 лет Конгресса: от Линкольна до Гарфилда», являющеюся не столько мемуарами опытного политика, сколько историческим трудом. Он решительно отказался баллотироваться в законодательный орган США по причине пошатнувшегося здоровья. Перейдя в положение частного лица, проводил время, занимаясь литературной деятельностью и следя за обустройством нового дома в Вашингтоне.
      Но республиканцы не могли пренебречь таким политическим тяжеловесом, как сенатор от штата Мэн, поскольку Ч. Артур практически не имел шансов на переизбрание. Положение «слонов» было настолько отчаянное, что кандидатуру бывшего госсекретаря поддержал даже его политический противник из фракции «стойких» — влиятельный нью-йоркский сенатор Т. Платт. Этим решением он «ошарашил до потери дара речи»26 лидера фракции Р. Конклинга.
      Съезд Республиканской партии открылся 5 июня 1884 г. в Чикаго. На следующий день, после четырех кругов голосования Блейн получил 541 голос делегатов. Утверждение оказалось единогласным и было встречено с большим энтузиазмом. Заседание перенесли на вечер, генерал Джон Логан из Иллинойса был выбран кандидатом в вице-президенты за один круг голосования, получив 779 голосов27. Президент Артур в телеграмме заверил Блейна, как новоизбранного кандидата от «Великой старой партии», в своей «искренней и сердечной поддержке»28.
      В письме, адресованном Республиканскому комитету по случаю одобрения свое кандидатуры, политик в очередной раз заявил о приверженности доктрине американского протекционизма, которая стала лейтмотивом всего послания. Блейн связывал напрямую экономическое процветание Соединенных Штатов после гражданской войны с принятием высоких таможенных пошлин.
      Он уверял американских рабочих, что Республиканская партия будет защищать их интересы, борясь с «нечестной конкуренцией со стороны законтрактованных рабочих из Китая»29 и европейских иммигрантов. В области внешней политики Блейн выразил намерение продолжить курс президента Гарфилда на мирное сосуществование стран Западного полушария. Не обошел кандидат стороной и проблему мормонов на территории Юты: он требовал ограничения политических прав для представителей этой религии, заявляя, что «полигамия никогда не получит официального разрешения со стороны общества»30.
      Оба кандидата от главных американских партий в 1884 г. стали фигурантами громких скандалов. И если Гроверу Кливленду удалось довольно успешно погасить шумиху, связанную с вопросом об отцовстве, то у Блейна дела обстояли несколько хуже. Один из его сторонников — нью-йоркский пресвитерианский священник Сэмюэл Берчард — опрометчиво назвал Демократическую партию партией «Рома, Романизма (католицизма. — В.Я.) и Мятежа». В сущности, связывание католицизма («Романизма») с пьяницами и сецессионистами являлось серьезным и не имевшим оправдания выпадом в адрес нью-йоркских ирландцев и католиков по всей стране. Это все не было новым явлением: Гарфилд в письме в 1876 г. назвал Демократическую партию партией «Мятежа, Католицизма и виски». Но Блейн не сделал ничего, чтобы дистанцироваться от этого высказывания31. Результатом такого поведения стала потеря республиканцами голосов ирландской диаспоры и католиков.
      Помимо этого, во время президентской гонки на газетных полосах снова всплыл скандал со спекуляциями ценными бумагами железнодорожной компании в 1876 году32. На кандидата от Республиканской партии опять посыпались обвинения в коррупции. Среди политических оппонентов республиканцев был популярен стишок: «Блейн! Блейн! Джеймс Г. Блейн! Континентальный лжец из штата Мэн!»
      Журнал «Harper’s Weekly» в карикатурах изображал Блейна вместе с Уильямом Твидом — известным демократическим боссом-коррупционером из Нью-Йорка, осужденным за многомиллионные хищения из городской казны33.
      Президентские выборы Блейн Кливленду проиграл, набрав 4 млн 850 тыс. голосов избирателей и 182 голоса в коллегии выборщиков34. После этого он решил снова удалиться от общественной жизни и заняться написанием второго тома своей книги. Во время президентской кампании 1888 г. Блейн находился в Европе и в письме сообщил о самоотводе. Американский «железный король» Эндрю Карнеги, будучи в Шотландии, отправил послание Республиканскому комитету: «Слишком поздно. Блейн непреклонен. Берите Гаррисона»35. На этот раз республиканцам удалось взять реванш, и президентом стала очередная «темная лошадка» — бывший сенатор от Индианы Бенджамин Гаррисон.
      17 января 1889 г. телеграммой новоизбранный глава государства предложил Блейну во второй раз занять пост госсекретаря США. Спустя четыре дня тот отправил президенту положительный ответ36. Блейн, как глава внешнеполитического ведомства, рекомендовал президенту назначить знаменитого бывшего раба Фредерика Дугласа дипломатом в Гаити, где тот проработал до июля 1891 года.
      Безусловно, госсекретарь являлся самым опытным и известным политиком федерального уровня в администрации Гаррисона. К концу 1880-х гг. он уже несколько отошел от своих позиций непоколебимого протекциониста, по крайней мере, по отношению к странам западного полушария. В частности, в декабре 1887 г. он заявил, что «поддерживает идею аннулировать пошлины на табак»37.
      В последние десятилетия XIX в. США все настойчивее заявляли о себе, как о «великой державе», претендующей на экспансию. В августе 1891 г. Блейн писал президенту о необходимости аннексии Гавайев, Кубы и Пуэрто-Рико38. В стране широкое распространение получила идеология панамериканизма, согласно которой все страны Западного полушария должны на международной арене находиться под эгидой Соединенных Штатов. И второй срок пребывания Джеймса Блейна на посту главы американского МИД прошел в работе над воплощением этих идей. Именно из-за приверженности идеям панамериканизма сенатор Т. Платт назвал его «американским Бисмарком»39.
      Одной из первых попыток проникновения в Тихоокеанский регион стало разделение протектората над архипелагом Самоа между Германий, США и Великобританией на Берлинской конференции в 1889 году. Блейн инструктировал делегацию отстаивать американские интересы в Самоа — США имели военную базу на острове Паго Паго с 1878 года40.
      Главным достижением госсекретаря на международной арене стал созыв в октябре 1889 г. I Панамериканской конференции, в которой приняли участие все государства Нового Света, кроме Доминиканской республики. Помимо того, что на конференции США захотели закрепить за собой роль арбитра в международных делах, госсекретарь Блейн предложил создать Межамериканский таможенный союз41. Но, как показал ход дискуссии на самой конференции, страны Латинской Америки не были настроены переходить под защиту «Большого брата» в лице Соединенных Штатов ни в экономическом, ни, тем более, в политическом плане. Делегаты высказывали опасения относительно торговых отношений со странами Старого Света, в первую очередь с Великобританией. Переговоры продолжались до апреля 1890 года. В конечном счете представители 17 латиноамериканских государств и США создали международный альянс, ныне именуемый Организация Американских Государств (ОАГ), задачей которого было содействие торгово-экономическим связям между Латинской Америкой и Соединенными Штатами. Несмотря на то, что председательствовавший на конференции Блейн в заключительной речи высокопарно сравнил подписанные соглашения с «Великой Хартией Вольностей»42, реальные результаты американской дипломатии на конференции были много скромнее.
      Внешняя политика Белого дома в начале 1890-х гг. была направлена не только в сторону Латинской Америки и Тихого Океана. Противостояние между фритредом, олицетворением которого считалась Великобритания, и американским протекционизмом вышло на новый уровень в связи с принятием администрацией президента Гаррисона рекордно протекционистского тарифа Мак-Кинли в 1890 году.
      В том же году между госсекретарем США Джеймсом Блейном и премьер-министром Великобритании Уильямом Гладстоном, которого американский политик назвал «главным защитником фритреда в интересах промышленности Великобритании»43, завязалась эпистолярная «дуэль», ставшая достоянием общественности. Конгрессмен-демократ из Техаса Роджер Миллс, известный своей приверженностью к фритреду, справедливо отметил, что это был «не вопрос между странами, а между системами»44.
      Гладстон отстаивал доктрину свободной торговли. Отвечая ему, Блейн писал, что «американцы уже получали уроки депрессии в собственном производстве, которые совпадали с периодами благополучия Англии в торговых отношениях с Соединенными Штатами. С одним исключением: они совпадали по времени с принятием Конгрессом фритредерского тарифа»45. Глава внешнеполитического ведомства имел в виду тарифные ставки, принятые в США в 1846, 1833 и 1816 годах. «Трижды, — продолжал Блейн, — фритредерские тарифы вели к промышленной стагнации, финансовым затруднениям и бедственному положению всех классов, добывающих средства к существованию своим трудом»46. Помимо прочего, Блейн доказывал, что идея о свободной торговле в том виде, в котором ее видит Великобритания, невыгодна и неравноправна для США: «Советы мистера Гладстона показывают, что находится глубоко внутри британского мышления: промышленные производства и процессы должны оставаться в Великобритании, а сырье должно покидать Америку. Это старая колониальная идея прошлого столетия, когда учреждение мануфактур на этой стороне океана ревностно сдерживалась британскими политиками и предпринимателями»47.
      Госсекретарь указывал, что введение таможенных пошлин необходимо производить с учетом конкретных условий каждой страны: населения, географического положения, уровня развития экономики, государственного аппарата. Блейн писал, что «ни один здравомыслящий протекционист в Соединенных Штатах не станет утверждать, что для любой страны будет выгодным принятие протекционистской системы»48.
      В отсутствие более значительных политических успехов Блейну оставалось удовлетворяться тем, что периодически возникавшие сложности с рядом стран — в 1890 г. с Англией и Канадой (по поводу прав на охоту на тюленей), в 1891 г. с Италией (в связи с линчеванием в Нью-Орлеане нескольких членов итальянской преступной группировки), в 1891 г. с Чили (по поводу убийства двух и ранения еще 17 американских моряков в Вальпараисо), в 1891 г. с Германией (в связи с ожесточившимся торговым соперничеством на мировом рынке продовольственных товаров) — удавалось в конечном счете разрешать мирным путем. Однако в двух последних случаях дело чуть не дошло до начала военных действий. Давней мечте Блейна аннексировать Гавайские острова в годы администрации Гаррисона не суждено было осуществиться49. Но в ноябре 1891 г. подготовка соглашения об аннексии шла, что подтверждает переписка между президентом и главой внешнеполитического ведомства50.
      Госсекретарь, плохое здоровье которого не было ни для кого секретом, ушел с должности 4 июня 1892 года. Внезапная смерть сына и дочери в 1890 г. и еще одного сына спустя два года окончательно подкосили его. Президент Гаррисон писал, что у него «не остается выбора, кроме как удовлетворить прошение об отставке»51. Преемником Блейна на посту госсекретаря стал его заместитель Джон Фостер — бывший посол в Мексике (1873—1880), России (1880—1881) и Испании (1883—1885). Про нового главу внешнеполитического ведомства США говорили, что ему далеко по части политических талантов до своего бывшего начальника и предшественника.
      Уже после выхода в отставку Блейн в журнале «The North American Review» опубликовал статью, в которой анализировал и критиковал президентскую кампанию республиканцев 1892 года. Разбирая платформы двух основных американских партий, Блейн пришел к выводу, что они были, в сущности, одинаковы. И единственное, что их различало — это проблема тарифов52. Поэтому, по мнению автора, избиратель не видел серьезной разницы между основными положениями программ республиканцев и демократов.
      Здоровье бывшего госсекретаря стремительно ухудшалось, и 27 января 1893 г. Джеймс Блейн скончался у себя дома в Вашингтоне. В знак траура президент Гаррисон постановил в день похорон закрыть все правительственные учреждения в столице и приспустить государственные флаги53. В 1920 г. прах политика был перезахоронен в мемориальном парке г. Огаста (штат Мэн).
      Примечания
      1. ТВЕРСКОЙ П.А. Очерки Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ. СПб. 1895, с. 199.
      2. BLANTZ Т.Е. James Gillespie Blaine, his family, and “Romanism”. — The Catholic Historical Review. 2008, vol. 94, № 4 (Oct. 2008), p. 702.
      3. BRADFORD G. American portraits 1875—1900. N.Y. 1922, p. 117.
      4. Цит. по: BALESTIER C.W. James G. Blaine, a sketch of his life, with a brief record of the life of John A. Logan. N.Y. 1884, p. 13.
      5. A biographical congressional directory with an outline history of the national congress 1774-1911. Washington. 1913, p. 480.
      6. Цит. по: BALESTIER C.W. Op. cit., p. 29.
      7. BLAINE J. Twenty years of Congress: from Lincoln to Garfield. Vol. I. Norwich, Conn. 1884, p. 129.
      8. EJUSD. Political discussions, legislative, diplomatic and popular 1856—1886. Norwich, Conn. 1887, p. 2.
      9. EJUSD. Twenty years of Congress: from Lincoln to Garfield, vol. I, p. 118.
      10. COOPER T.V. Campaign of “84: Biographies of James G. Blaine, the Republican candidate for president, and John A. Logan, the Republican candidate for vice-president, with a description of the leading issues and the proceedings of the national convention. Together with a history of the political parties of the United States: comparisons of platforms on all important questions, and political tables for ready reference. San Francisco, Cal. 1884, p. 30.
      11. Цит. no: BALESTIER C.W. Op. cit., p. 31.
      12. BLAINE J. Political discussions, legislative, diplomatic, and popular 1856—1886, p. 23.
      13. NORTHROPE G.D. Life and public services of Hon. James G. Blaine “The Plumed Knight”. Philadelphia, Pa. 1893, p. 100.
      14. Ibid., p. 89.
      15. Цит. по: Ibid., p. 116.
      16. PESKIN A. Who were Stalwarts? Who were their rivals? Republican factions in the Gilded Age. — Political Science Quarterly. 1984, vol. 99, № 4 (Winter 1984—1985), p. 705.
      17. Цит. по: HAYERS S.M. President-Making in the Gilded Age: The Nominating Conventions of 1876—1900. Jefferson, North Carolina. 2016, p. 6.
      18. GREEN S.K. The Blaine amendment reconsidered. — The American journal of legal history. 1991, vol. 36, N° 1 (Jan. 1992), p. 42.
      19. CRAPOOL E.P. James G. Blaine: architect of empire. Wilmington, Del. 2000, p. 38.
      20. HAYERS S.M. Op. cit., p. 7-8.
      21. BLAINE J. Political discussions, legislative, diplomatic, and popular 1856—1886, p. 154.
      22. The Republican campaign text-book for 1888. Pub. for the Republican National Committee. N.Y. 1888, p. 31.
      23. BLAINE J., VAIL W. The words of James G. Blaine on the issues of the day: embracing selections from his speeches, letters and public writings: also an account of his nomination to the presidency, his letter of acceptance, a list of the delegates to the National Republican Convention of 1884, etc., with a biographical sketch: together with the life and public service of John A. Logan. Boston. 1884, p. 122.
      24. RIDPATH J.C. The life and work of James G. Blaine. Philadelphia. 1893, p. 169—170.
      25. BLAINE J. James A. Garfield. Memorial Address pronounced in the Hall of the Representatives. Washington. 1882, p. 28—29.
      26. PLATT T. The autobiography of Thomas Collier Platt. N.Y. 1910, p. 181.
      27. McCLURE A.K. Our Presidents and how we make them. N.Y. 1900, p. 289.
      28. Цит. no: BLAINE J., VAIL W. Op. cit., p. 260.
      29. Ibid., p. 284.
      30. Ibid., p. 293.
      31. BLANTZ T.E. Op. cit., p. 698.
      32. The daily Cairo bulletin. 1884, July 12, p. 3.; Memphis daily appeal. 1884, August 9, p. 2.; Daily evening bulletin. 1884, August 15, p. 2.; The Abilene reflector. 1884, August 28, p. 3.
      33. Harper’s Weekly. 1884, November 1. URL: elections.harpweek.com/1884/cartoons/ 110184p07225w.jpg; Harper’s Weekly. 1884, September 27. URL: elections.harpweek.com/1884/cartoons/092784p06275w.jpg.
      34. Historical Statistics of the United States: Colonial Times to 1970. Washington. 1975, р. 1073.
      35. Цит. no: RHODES J.F. History of the United States from Hayes to McKinley 1877— 1896. N.Y. 1919, p. 316.
      36. The correspondence between Benjamin Harrison and James G. Blaine 1882—1893. Philadelphia. 1940, p. 43, 49.
      37. Which? Protection, free trade, or revenue reform. A collection of the best articles on both sides of this great national issue, from the most eminent political economists and statesman. Burlington, la. 1888, p. 445.
      38. The correspondence between Benjamin Harrison and James G. Blaine 1882—1893, p. 174.
      39. PLATT T. Op. cit., p. 186.
      40. SPETTER A. Harrison and Blaine: Foreign Policy, 1889—1893. — Indiana Magazine of History. 1969, vol. 65, № 3 (Sept. 1969), p. 226.
      41. ПЕЧАТНОВ B.O., МАНЫКИН A.C. История внешней политики США. М. 2012, с. 82.
      42. BLAINE J. International American Conference. Opening and closing addresses. Washington. 1890, p. 11.
      43. Both sides of the tariff question, by the world’s leading men. With portraits and biographical notices. N.Y. 1890, p. 45.
      44. MILLS R.Q. The Gladstone-Blaine Controversy. — The North American Review. 1890, vol. 150, № 399 (Feb. 1890), p. 10.
      45. Both sides of the tariff question, by the world’s leading men. With portraits and biographical notices, p. 49.
      46. Ibid., p. 54.
      47. Ibid., p. 64.
      48. Ibid., p. 46.
      49. ИВАНЯН Э.А. История США: пособие для вузов. М. 2008, с. 294.
      50. The correspondence between Benjamin Harrison and James G. Blaine 1882—1893, p. 211—212.
      51. Ibid., p. 288.
      52. BLAINE J. The Presidential elections of 1892. — The North American Review, 1892, vol. 155, № 432 (Nov. 1892), p. 524.
      53. Public Papers and Addresses of Benjamin Harrison, Twenty-Third President of the United States. Washington. 1893, p. 270.