Изучение политической организации раннесредневекового, в том числе каролингского общества относится к традиционным темам западной историографии1. Уже в XIX в. эта проблематика оказалась в центре внимания исследователей, принадлежавших к разным научным школам - политической, историко-правовой, историко-экономической, эрудитской, синтетической и др.2 В политических структурах раннего средневековья они искали прообразы современных государственных порядков, подчеркивая их традиционность и утверждая их легитимность. После революций середины столетия, значительно изменивших политический облик Европы, последнее представлялось особенно важным. Весьма обстоятельные очерки институциональной истории содержатся в трудах Г. Вайтца, Г. Бруннера, Р. Шредера, Фюстель де Куланжа3. Написанные с различных методологических позиций и порой существенно расходящиеся в теоретических положениях, они характеризуются прежде всего исключительным вниманием к данным источников, а также их глубокой аналитической проработкой. Здесь собран огромный фактический материал, который составил основу современных знаний в этой области. Интерес к институциональным сюжетам не упал и в первой половине XX в. Эстафету перехватили Л. Альфан, Г. Конрад, Р. Фольц, которые дополнили и развили основные положения предшественников, избавив их от излишней политизированности4. Общие очерки, касающиеся проблем социально-политической истории, появляются и позднее. Однако они содержат мало нового и в целом опираются на достижения довольно устойчивой историографической традиции5. Одновременно растет интерес к изучению отдельных политических институтов, особенно королевской власти. Здесь прежде всего следует назвать сочинения П. Э. Шрамма, К. Ф. Вернера, Ф. Л. Гансхофа, Й. Флекенштайна, В. Кинаста, позволившие внести существенные уточнения в сложившуюся картину, сделать ее более объемной и рельефной6. Таким образом, собственно институциональная история на сегодняшний день изучена в западной историографии весьма основательно. Ученые хорошо представляют себе порядок зарождения и развития различных государственно-политических структур раннесредневекового общества, условия и обстоятельства их эволюции. Напротив, что касается общих принципов организации власти, механизмов ее функционирования и форм реализации, то они исследованы значительно меньше. Здесь до сих пор остаются довольно существенные пробелы.
Карл Великий и Пипин Горбатый
Графства Испанской марки
Людовик I Благочестивый. Миниатюра, созданная около 840 года в Фульдском монастыре для поэмы "О похвале Святому Кресту" Рабана Мавра и написанная поверх текста
В отечественной историографии проблемы политической истории разрабатывались не столь активно. В силу различных обстоятельств - прежде всего из-за исключительного внимания к аграрным и вообще экономическим сюжетам, - они долгое время оставались на периферии научных интересов. Политическая организация раннесредневекового общества рассматривалась как правило в более широком контексте - в плане изучения общих тенденций социального развития. Такой подход нашел отражение в трудах Д. М. Петрушевского, А. Р. Корсунского, Н. Ф. Колесницкого, А. И. Неусыхина, И. А. Дворецкой, Ю. Л. Бессмертного7. В политической эволюции общества они усматривали прежде всего отражение соответствующих экономических процессов - изменения в государственной сфере представлялись следствием развития процесса феодализации и обострения социально-классовых противоречий. Тем не менее, некоторые наблюдения отечественных ученых перекликаются с целым рядом положений, сформулированных западными коллегами и, строго говоря, восходят к ним. Констатируются аморфность и неразвитость государственных структур, лишенных прочных бюрократических оснований; слабость королевской власти и ее зависимость от знати; сохранение в раннесредневековых королевствах варварских политических институтов; постепенная замена публичноправовых начал частноправовыми. С середины VIII в. правда отмечается пусть и непродолжительное, но тем не менее существенное усиление центральной власти и вообще укрепление властных вертикалей. Но к середине IX в. данный процесс прекращается8. Однако эта стройная и, на первый взгляд, вполне логичная схема при ближайшем рассмотрении оказывается не столь уж безупречной. Действительно, как с временным укреплением государственности согласуется тот факт, что на эти же годы приходится интенсивное развитие процессов феодализации, происходит аграрный переворот - особого рода перераспределение власти и собственности в обществе, складывается система вассалитета, широко практикуется раздача иммунитетов, не прекращаются мятежи провинциальной знати и постоянно поступают жалобы на произвол местной администрации? С чем вообще связаны периодические колебания в сфере власти в каролингский период? Какие факторы определяли соответствующее сочетание центростремительных и центробежных тенденций?9
Одна из основных причин столь противоречивых оценок заключается в том, что раннесредневековая государственность традиционно рассматривается прежде всего как этап в политическом развитии современной Европы. Слабой и аморфной политическая организация раннесредневековых обществ оказывается при сравнении ее с позднейшими, более централизованными государственными формами. Такой эволюционистский подход при всех несомненных достоинствах имеет один существенный недостаток. Вряд ли он поможет нам понять, что позволяло такой неразвитой структуре обеспечивать нормальное функционирование политических отношений в обществе на протяжении почти шести столетий - дольше, чем сословной и абсолютной монархиям или любым новоевропейским политическим образованиям! Можно предположить, что она вполне адекватно удовлетворяла соответствующие социальные потребности. Не будет ли более продуктивной попытка понять основополагающие принципы организации власти в раннесредневековых королевствах исходя из них самих, оставив в стороне рассуждения об их силе или слабости?
Сфера власти в раннее средневековье характеризуется значительной децентрализацией. Она рассредоточивалась в социальном и территориальном отношении. Одним из наиболее важных очагов концентрации власти являлся королевский двор. Это был довольно сложный организм, состоявший по меньшей мере из нескольких сотен человек10. Его изучение представляет особый интерес не только потому, что он традиционно считается основой центральной администрации. Дело в том, что ведущие принципы организации власти, действующие на всех уровнях административной системы, наиболее отчетливо проявляются здесь.
Королевское окружение состояло из людей самого разного происхождения, имущественного и социального положения, культурного уровня и т. д. Здесь были многочисленные королевские вассалы и сотрапезники, министериалы и телохранители, медики, музыканты и женщины легкого поведения. Но прежде всего двор являлся местом средоточия представителей социальной элиты. Ведущие провинциальные аристократические фамилии присылали сюда своих малолетних отпрысков для воспитания и обучения11. Подрастая они составляли ближайшее окружение короля, его свиту. Чаще всего они фигурируют в качестве sui, а также commilitio и comitatus. На последнем слове следует остановиться подробнее. Хорошо известно, что в раннесредневековой латыни один и тот же термин может описывать разные социальные явления. И, наоборот, для описания одних и тех же явлений используются различные термины12. В каролингскую эпоху comes еще сохраняет свой изначальный смысл13 и указывает на тех, кто входит в свиту властителя, составляет его окружение, является его спутником14. Таким людям предоставлялось исполнение определенных обязанностей при дворе. Именно они фигурируют в источниках в качестве comes stabuli, marescalcus, camerarius, sinescalcus, comes palatii, buticularius, mansionarius, falconarius, venatores, magister pincemarum, magister ostiariorum и др. Например, сенешаль, часто исполнявший обязанности стольника, а также чашник отвечали за ведение дворцового хозяйства и лично прислуживали королю во время трапезы. Они же управляли поместьями фиска, следили за развитием домениальных хозяйств и за своевременным снабжением дворца продуктами их деятельности. Кроме того оба министра вместе с конюшим и мансионарием отвечали за организацию королевского постоя15. Пфальцграф ведал судебными делами и замещал короля в дворцовом суде. Он по возможности сам улаживал споры между дворцовыми слугами и служащими, не обременяя этим государя16. Он же рассматривал дела, поступавшие в королевский суд по апелляции с мест17. Камерарий распоряжался казной, отвечал за подарки послам и за королевский гардероб18. Егеря и сокольничий занимались организацией королевской охоты, заботясь “о людях, собаках и птицах”19. Компетенция королевских служащих не ограничивалась пределами дворца, но распространялась на весь домен. Кроме того этим людям поручались и другие дела, не относящиеся напрямую к кругу их должностных обязанностей и далеко выходящие за рамки домена, например, военное командование, а также проведение дипломатических и инспекционных миссий20. Уже здесь отчетливо проявляются некоторые важные характеристики функционирования властных структур. Прежде всего следует отметить отсутствие четкого разграничения административных полномочий. Очевидно, что определяющее значение в данном случае имела не должность, а персона, ее отправляющая21. По-видимому, соответствующая профессиональная компетенция не всегда бралась в расчет, хотя определенная подготовка считалась желательной22. Однако намного более важными были теснейшие узы личной преданности, связывавшие государя и его “спутника”. Не наблюдается также никакой иерархии административных постов высшего уровня. Военное руководство, миссия и придворная должность одинаково важны. Они рассматриваются как части одного целого, единого поля власти.
Известная иерархичность все же имела место. Гинкмар Реймский, довольно полно пересказавший трактат Адаларда, посвященный дворцовому управлению, сообщает о многочисленных чиновниках среднего и низшего звена23. Однако эта иерархичность носила не административный, а социальный характер и целиком определялась происхождением24. Люди каролингского времени не могли выслужиться, последовательно поднимаясь по ступенькам служебной лестницы25. Такое понятие, как карьера, в принципе отсутствовало. Занятие определенного поста в системе управления или, лучше сказать, в системе власти напрямую зависело от социального статуса человека. В источниках, правда, встречаются крайне редкие примеры того, что высокий пост занимает человек невысокого происхождения. Таковым был, например, архиепископ Реймса Эббон26. Однако и он обязан своим выдающимся положением в церковной иерархии исключительно милости императора Людовика. Еще в бытность последнего аквитанским королем Эббон вошел в его ближайшее окружение и стал его личным библиотекарем. Позднее по милости своего государя этот отпрыск королевских колонов получил Реймскую кафедру27.
Помимо мирян при дворе имелось также значительное число лиц духовного звания, членов королевской капеллы и канцелярии. Поначалу они представляли собой отдельные структуры. Основной функцией придворной капеллы было хранение “сарра” - плаща Мартина Турского, а также отправление богослужений28. Канцелярия же ведала составлением и хранением разного рода документов (королевских дипломов, капитуляриев, поручений для missi dominici). При Карле Великом эти институты на какое-то время сливаются. Глава капеллы, архикапеллан, являлся одновременно канцлером. Этот человек был настоящим “стражем дворца” (custos palatii), как его называет Гинкмар29. Он не только руководил придворным клиром, но и ведал всеми церковными делами. Что касается нашей проблемы, то здесь мы сталкиваемся с той же ситуацией, о которой уже говорилось выше. Должности архикапеллана и канцлера находились исключительно в руках представителей высшей аристократии. В разное время их исполняли аббаты Сен-Дени и епископы Парижа, архиепископы Меца, Реймса, Санса, Кельна, аббаты Санкт-Галлена и др. Штат капеллы и канцелярии также формировался из членов знатных семей30. Коссвенно на это указывает их позднейшее назначение на должности епископов и аббатов. Подобно светским comites этих лично преданных королю людей привлекали к исполнению поручений, напрямую не связанных с их непосредственными должностными обязанностями. Так одному нотарию было поручено изготовление плота для перевозки слона, подаренного арабским халифом31. А другой нотарий, одновременно являвшийся аббатом Сент-Аманда, отправился в качестве missus в Нортумбрию32. То же можно сказать и о придворных клириках, не входивших в капеллу. Монах Эйнхард, автор “Жизнеописания Карла Великого”, придворный интеллектуал, но известный современникам больше как архитектор (!), был послан в Италию удостоверить в папской канцелярии документ о разделении империи между наследниками (так называемый Divisio regnorum)33. А пресвитеру Элизахару, ближайшему сподвижнику Людовика Благочестивого, поручили подавить мятеж в испанской марке34.
Здесь вырисовывается еще одна важная особенность организации власти в каролингский период - отсутствие четкого разделения сакральной и профанной сфер35. Все придворные, клирики и миряне, одинаково привлекаются к отправлению одних и тех же властных обязанностей. Даже предоставляя своим капелланам-нотариям епископства и аббатства, король продолжает активно использовать их все в тех же “мирских” сферах - в качестве missi и legates, а также как предводителей военных отрядов. (Более подробно об этом см. ниже.)
Обязанности придворных не исчерпывались отправлением дворцовых служб или специальных поручений за пределами дворца. Часть королевской свиты, особо приближенная к властителю, составляла его совет36. В источниках эти люди фигурируют как сonciliarii, perpauci, participes secretorum, sui или просто fideles - нечеткая терминологическая отдифференцированность от более широкого круга придворных в последних двух случаях заслуживает быть отмеченной. На colloquium с ними обсуждались абсолютно все вопросы, так или иначе затрагивавшие интересы государя. Никакого разделения участников в зависимости от проблематики или состава коллоквиумов не наблюдалось. Одни и те же люди предоставляют королю consilium et auxilium по любым вопросам внутренней и внешней политики. И даже интимные стороны жизни властителя (например, выбор будущей супруги) оказываются в поле их внимания. Характерно, что король не только не тяготится подобного рода зависимостью, но, напротив, всячески стремится к соучастию знати в выработке властных решений. Персональный состав colloquium установить довольно трудно. Далеко не всегда источники называют его участников по именам. Однако известно, что в него входили люди, исполнявшие высшие дворцовые службы, а также некоторые близкие родственники государя37. В любом случае это были представители высшей аристократии, тесно связанные с властителем узами личной преданности38. В ближайшем окружении сохраняется и даже культивируется тип отношений, сформировавшийся еще в древнегерманской дружинной среде39. Что касается нашего исследования, то здесь необходимо отметить следующее: в каролингское время власть обретает особого рода коллективный характер, ее отправление возможно прежде всего в коллективной форме.
Теперь рассмотрим как была организована власть на местах. В административном отношении Каролингская империя представляла собой довольно причудливое образование. Было бы большой ошибкой рассматривать ее как некое единое целое40. Скорее это был сложный конгломерат различных территориально-административных образований в виде regna, провинций, графств и марок-дукатов. Административное деление империи складывалось спонтанно, без какого-либо значительного участия в этом процессе королевской власти. Лишь в некоторых германских землях, прежде всего в Саксонии, а также на заэльбских территориях это происходит явно “по воле короля”41. Основная часть территории делилась на графства (comitatus), которых насчитывалось несколько сотен. Последние восходят отчасти к позднеантичным civitates, отчасти к германским pagi42. Они могли быть самыми разными по размеру. Наряду с такими гигантами, как графство Овернь, были такие крохотные, как графство Санлис. В историографии высказывалось мнение о том, что первоначально комитат представлял собой определенный набор властных полномочий и не был связан с конкретной территорией. Только с VIII в. он становится географическим термином, поскольку фигурирует в источниках с добавлением географического указателя43. Думается, что это утверждение нуждается в существенной корректировке. До середины IX в. в качестве обозначения территориальной единицы чаще всего используется термин pagus. Именно по пагам локализуются, например, различные земельные пожалования в королевских дипломах44. Случаи, когда территория атрибутируется по властному принципу, очень немногочисленны45. Видимо, до смерти Людовика Благочестивого земля и власть в сознании современников разделялись довольно четко. Можно предположить, что в раннекаролингское время комитат не всегда фиксировался определенными территориальными границами. Они варьировались в зависимости от конкретных обстоятельств предоставления тому или иному лицу графских полномочий, от его происхождения, могущества, близости к королю и определялись волей последнего. Мы не знаем ни одного примера из VIII или IX в., когда графом называется человек невысокого социального происхождения46. Во всех случаях это были представители знатных аристократических домов: высшие эшелоны власти являлись зоной исключительного влияния знати47.
Размытостью границ, по-видимому, объясняется и невозможность точно установить численность каролингских графств48. Лишь с середины IX в., по мере развития процессов феодализации, комитат начинает обозначать соответствующий территориально-административный округ. Но и теперь он воспринимается прежде всего как подвластная территория49.
До середины IX в. не существовало, кажется, никаких общих принципов назначения графов. Ни возраст, ни опыт не гарантировали им обладание комитатом. То же относится и к продолжительности административной службы в провинции. Она могла быть более или менее длительной и определялась прежде всего степенью лояльности графа по отношению к королю. Отметим, что титул comes сохраняется за человеком и после утраты им графских, т. е. должностных полномочий50. Более того, в источниках фигурирует огромное количество графов, обладающих данным титулом вне явной связи с каким-либо комитатом. При этом они выступают главным образом в качестве королевских уполномоченных (послов, missi, военачальников и др.), действующих на территории всего королевства. Можно думать, что в comites люди каролингского времени видели не столько носителей административной власти в провинции, сколько и прежде всего “спутников” короля, соносителей его власти, связанных с ним теснейшими узами личной преданности51.
Большой интерес представляет практика занятия графских должностей. Она позволяет выявить некоторые существенные механизмы организации власти в каролингский период. Прежде всего следует отметить, что и в этой области не наблюдается какого-либо единообразия. Еще в XIX в. историки отмечали, что графами в провинции часто становились люди, с детства воспитывавшиеся в королевском дворце или по крайней мере тесно с ним связанные52. Действительно, источники дают нам примеры такого рода. Когда Карл Великий дал малолетнему Людовику Благочестивому аквитанскую корону, то одновременно в самых значительных графствах Аквитании он разместил наиболее верных своих “людей из народа франков”53. Аналогичным образом поступил сам Людовик, назначив аквитанским королем Пипина54. Известен случай, когда массовое назначение придворных графами в провинции буквально опустошило дворец55. Однако это лишь один из возможных вариантов. Даже во времена наибольшего могущества Каролинги вынуждены были широко привлекать к соучастию во власти местную аристократию, далеко не всегда тесно связанную с двором. С подобной практикой мы сталкиваемся прежде всего в Аквитании, а также в Италии и Саксонии. Например, аквитанская знать очень ревниво относилась к австразийским конкурентам. Назначение чужаков грозило обернуться мятежом56. Многие из тех “верных”, что были поставлены здесь Карлом для помощи малолетнему Людовику, довольно быстро утратили свое положение57. То же повторилось при Пипине58.
Хорошо известно, что Саксонская война закончилась лишь с переходом местной знати на сторону Карла Великого. Однако начавшаяся после этого активная франкизация Саксонии, сопровождавшаяся развитием процессов феодализации, привела в 841-842 гг. к восстанию Стеллинга59. Со второй половины IX в. франкские короли охотно привлекают к отправлению власти в этом регионе местную аристократию. Именно из ее среды вышли Людольфинги, будущие основатели Саксонской династии. В течение нескольких десятилетий представители этого клана исполняли графские и маркграфские полномочия.
Прочнее всего властные позиции Каролингов были в пределах старых меровингских tria regia: Австразии, Нейстрии и Бургундии. Здесь назначение на графские должности вызывало меньше всего сопротивления и наиболее полно соответствовало представлению классической историографии о характере взаимоотношений графов и короля. До второй половины IX в. мы не обнаруживаем в источниках законодательного оформления практики наследования административных должностей. Между тем такая практика имела место уже на протяжении нескольких столетий. На ее существование указывает отчасти эдикт Хлотаря II от 614 г., который устанавливал, что графом округа мог назначаться лишь землевладелец того же округа60. Как показывают просопографические исследования, отдельные епископства и графства в течение многих поколений оставались во владении одной семьи61. Однако не следует думать, что это было повсеместным и обязательным явлением. Аристократические кланы могли лишаться своих должностных округов в силу тех или иных обстоятельств. Чаще всего это происходило по причине участия их представителей в антикоролевских мятежах. И, напротив, лояльность представителей знатных семей могла быть основанием передачи должности по наследству62. Юридическое закрепление практики наследования должностей начинается не ранее второй половины IX в.63
Каролинги опирались не только на старую галло-римскую и меровингскую знать. Постоянно шел процесс нисхождения или возвышения новых кланов. Как это происходило, хорошо видно на примере рода графов Септиманских. Первое упоминание о них относится к 80-м годам VIII в. Астроном сообщает, что некий гасконец Вилельм в 789 г. сменил в тулузском графстве франка Хорсона64. Известно, что новый граф находился в родстве с Каролингами. Однако степень этого родства установить невозможно65. Тем не менее именно это родство обеспечило Вилельму получение столь влиятельной должности. Во всяком случае мы ничего не слышим о его родовых владениях, а также о прочих родственных связях, которые могли бы способствовать его возвышению. Вероятно, сам по себе клан пользовался не слишком большим авторитетом в Гаскони.
В последующие годы Вилельм прославился в войнах против арабов, а затем как один из активных участников монастырской реформы Бенедикта Анианского. В 804 г., с позволения Людовика Благочестивого, который тогда был аквитанским королем, он основал на королевских землях в Септимании монастырь Геллоны, где сам стал монахом66. Все это, видимо, обеспечило Вилельму и его семье известную близость к Людовику.
О втором и, наверное, самом знаменитом представителе рода графов Септиманских, Бернарде, мы слышим спустя два десятилетия. В 827 г. он стал графом Барселоны и главой испанской марки. Через два года Людовик, собственноручно крестивший его67, приблизил Бернарда ко двору и сделал своим камерарием68. Благодаря близости к императрице Юдифи тот очень быстро стал фаворитом и “вторым в империи”69. Это позволило Бернарду возвысить своих родственников: они приобретают владения и влияние в Бургундии, оттесняя, разумеется, другие кланы. Молниеносный взлет, однако, обернулся столь же быстрым падением. Уже в 830 г. Бернард, спасаясь от заговорщиков-придворных, недовольных его исключительным положением, бежит в Септиманию. По-видимому он располагал там некоторым количеством пожалованных земель. Что же касается родовых владений, то мы о них ничего не знаем. Это во многом объясняет поведение Бернарда - личное и семейное благополучие он связывал прежде всего с близостью к королю70. На время ему удалось вернуться ко двору, однако со второй половины 30-х годов он теряет свое ведущее положение71. С этим связана его переориентация на тогдашнего аквитанского короля Пипина, сына Людовика. В последующих “внутренних войнах” Бернард выступает в качестве союзника Пипина, оказывает ему военную поддержку, вербует ему людей72. Неожиданная смерть Пипина и вручение Аквитании Карлу Лысому вновь заставляет Бернарда искать себе сеньора. В итоге, после битвы при Фонтенуа он дает Карлу клятву верности ... в обмен на земли, которыми уже располагал в Бургундии73. Таким образом, взлет Бернардинов и создание ими очагов собственной власти в провинции происходило следующим образом: не слишком влиятельный, хотя и благородный клан местной знати быстро (за два поколения) возвышается за счет исключительно тесных отношений с королем, обзаводится пожалованными землями и должностями и затем настойчиво стремится удержать их за собой. При этом он вынужден бороться как с отпрысками королевской фамилии, так и с могущественными родами местной знати. Логика действий Бернардинов вряд ли была столь уж необычной для той эпохи.
В своем должностном округе74 граф обладал широкими и самыми разнообразными полномочиями. Прежде всего в круг его обязанностей входило отправление правосудия. Граф являлся главным судьей и выносил решения по любым вопросам, в том числе по уголовным преступлениям, а также делам, связанным с земельной собственностью. Он же контролировал исполнение приговора. Также граф следил за сохранением внутреннего мира, вербовал ополчение и осуществлял военное командование, взимал подати и налоги, руководил общественными работами по починке мостов, дорог или строительству укреплений. Кроме того он выступал в качестве своеобразного связующего звена между центром и провинцией, передавая решения общегосударственных собраний или постановления королевских капитуляриев на места: зачастую он брал с собой их списки и оглашал на областных сходках-mallus’ax. Наконец граф приводил к присяге местное население, составлял списки присягнувших и доставлял их во дворец. Строго говоря, его военно-административная компетенция ничем не отличалась от королевской: граф делал в своем округе то же самое, что делал бы король. Таким образом, здесь мы вновь сталкиваемся с уже известной особенностью организации власти в каролингское время - с отсутствием сколько-нибудь определенных границ должностной компетенции отдельных лиц. Спускаясь вниз по ступенькам административной лестницы, мы наблюдаем ту же картину.
Графства делились на сотни или викариаты75, во главе которых стояли соответственно сотники и викарии76. Источники часто называют их iudices и agentes publici, а также iuniores comitis или ministri comitis. Они назначались графом и были ему подотчетны. Представители низшей администрации обладали тем же кругом полномочий, что и граф, только отправляли их на меньшей территории. Никаких особых функций у них не было.
Поскольку граф часто отсутствовал, отправляясь во дворец, на войну или в посольство, его функции в графстве исполнял заместитель - vicecomes. И даже в обычное время виконту поручалось ведение тех или иных дел в разных частях графства.
Однако при ближайшем рассмотрении система организации власти на местах оказывается значительно более сложной. Прежде всего комитаты не являлись единственной формой политико-административного деления. Они сочетались с делением на церковные провинции и округа. Зачастую границы тех и других совпадали, хотя и не повсеместно. Сохранение внутреннего и внешнего мира, суд, военное командование, сбор налогов и организация общественных работ не являлись исключительной компетенцией представителей светской администрации. Те же самые обязанности сплошь и рядом лежали на лицах духовного звания. Любая иммунитетная грамота оказывается тому подтверждением77. Епископы и аббаты, а также их викарии выступают как exactores publici, как носители публичной власти, в административном отношении абсолютно равные светским должностным лицам. Подобно последним они имеют право суда и взимания налогов, командуют войсками78 и являются непременными участниками посольств и королевских миссий79. Здесь мы вновь сталкиваемся с тем, что граница между профанным и сакральным в каролингское время оказывается крайне размытой80. Аналогичным образом миряне действуют в тех сферах, где они, кажется, действовать не должны. Типичным явлением эпохи становится фигура графа-аббата, мирянина, руководящего монастырем без посвящения в сан. Хорошо известно, что в VIII—IX вв. знать начинает обзаводиться собственными монастырями, которые снабжаются мощами и другими святынями. Во главе новых монастырей зачастую стоят младшие отпрыски аристократических кланов. Иными словами, формируется частная сакральная сфера, приватизирующая отношения с Богом. Этой же цели служила и практика oblatio, дающая отдельным семьям персонального и к тому же связанного с ними теснейшими кровными узами заступника перед Всевышним81.
На одной и той же территории действовало одновременно довольно большое количество должностных лиц, клириков и мирян, обладающих одинаковой компетенцией. Карл Великий предоставил монастырю Сен-Дени право взимать пошлину в Парижском pagus и одновременно запретил это делать “всем епископам, графам, аббатам, викариям, сотникам, сборщикам пошлин и другим представителям публичной власти, имеющим земельные владения внутри Парижского округа, а также остальным верным” (omnibus episcopis comitibus abbatibus vicariis centenariis teloneariis et ceteris exactoribus publicis infra pagum Parisiacum honores habentibus ac reliquos fideles nostros)82. Людовик Немецкий просил графов Алеманнии позаботиться об отправлении правосудия в делах, касающихся Сен-Галленского монастыря (давно имеющего собственный иммунитет!)83. Епископ Майнца Лул построил монастырь на своей собственной земле (in sua proprietate) и немедленно передал его со всем имуществом под защиту короля. Последний в свою очередь предоставил ему иммунитет, запрещая епископам, архидьяконам, графам или любому другому публичному судье (iudex publicus) совершать там постой или отправлять суд84. Иными словами новый монастырь, даже основанный на частной земле, немедленно оказывался в сфере притяжения самых разных властных сил! Граница между частным и публичным предстает крайне размытой, причем это касается не только власти, но и собственности85. Так, аббат Прюма Асоарий попросил короля предоставить ему некоторые земли фиска, утверждая, что они являются его родовыми владениями, наследством матери и бабки, которое в свое время было несправедливо узурпировано. Земли аббату передали, но вскоре выяснилось, что они никогда не принадлежали его предкам. И на королевском суде он был вынужден возвратить их обратно86. Правда король все же пожаловал их Прюму. Такой казус представляется вовсе неслучайным. Он стал возможен лишь в ситуации особого смешения частнопубличных начал в отношении к собственности.
Можно думать, что практика иммунитетов имела своей целью прежде всего внесение известной упорядоченности в сферу власти. Причем эта упорядоченость устанавливалась не путем регламентации компетенции соответствующих должностных лиц, а за счет приватизации власти. От ее реализации на конкретной территории отстранялись многочисленные представители социальной элиты, а властные полномочия закреплялись за строго определенной группой лиц87. Размытой оказывается также граница между подвластной территорией и живущими на ней людьми. Последние изымаются из-под действия других властей, даже если они находятся вне иммунитетной территории88.
Различные власти, действующие на одной и той же территории, подчас сталкивались между собой, претендуя на первенство или исключительность в реализации властных функций. В 50-е годы VIII в. разгорелся спор между графом Парижа и монастырем Сен-Дени. В 753 г. в королевский суд поступила жалоба от аббата Фулрада на то, что вследствие чрезмерных поборов, собиравшихся с купцов городскими властями, сократилась торговля и резко снизились доходы аббатства в виде рыночных пошлин. Из монастырских архивов были представлены документы, подтверждавшие исключительное право Сен-Дени на получение пошлин - его дал еще король Дагоберт. Фулрад заявил, что графы Парижа собирали их “по обычаю” (per consuetudinem) и, в сущности, противозаконно. Король Пипин подтвердил полномочия монастыря89. Однако история на этом не закончилась. Граф Герард упорно отказывался уступить право сбора пошлин монастырским агентам. В 759 г. по иску аббата дело вновь оказалось в королевском суде. Граф утверждал в присутствии короля, что не только он, но и все его предшественники на этой должности всегда обладали данным правом. Агенты монастыря, между тем, доказывали обратное. Да и сам король Пипин подтвердил, будто с детства был свидетелем того, что пошлины поступали в пользу св. Дионисия. Однако граф “с этим никак не соглашался" (hoc nullo consentiebat) (курсив мой. - А. С.). Понадобилось созывать специальное собрание, чтобы уладить многолетний спор. Права монастыря вновь были признаны и подтверждены королевской грамотой90. Однако еще и четверть века спустя вопрос не был решен окончательно91. Эта история вносит некоторые коррективы в устоявшиеся представления о взаимоотношениях королевской власти и графов. Герард принадлежал к дому Этихонов, позднемеровингской династии графов Парижа92 и по знатности ничуть не уступал Каролингам. Он никак не напоминает простого minister короля. Этот аристократ считает возможным противоречить ему, не подчиняется его персональному повелению и уступает лишь решению коллективному, видимо, как более авторитетному. Не менее примечательным в данной ситуации оказывается и поведение короля: вместо того чтобы приказать Герарду отказаться от сбора пошлин, он принимается его убеждать, правда, безуспешно.
Это заставляет задуматься о границах влияния королевской власти в раннее средневековье. Многие правящие династии, в том числе и Каролинги, вышли из влиятельнейших аристократических родов, ничем принципиально не отличавшихся от прочих знатных фамилий. Подобно последним и вместе с ними до своего возвышения они соучаствовали в отправлении власти. Вряд ли обретение королевского сана глубоко меняло отношение к новой династии в кругах социальной элиты. Можно думать, что и после восшествия на престол новые короли долгое время продолжали восприниматься лишь как первые среди равных. Им непременно требовалась дополнительная легитимизация в виде помазания, использования именного фонда смещенного королевского рода, а также тесного кровного родства с последним. Собственно отправление власти вряд ли следует относить к числу ведущих социальных функций короля. Как мы видели выше, в этой сфере в равной степени действовали многочисленные представители широких слоев социальной элиты. Гораздо более важной представляется особая сакральная компетенция короля, которая выражалась в специфической, по сути, родственной связи с трансцедентным миром и проявлялась в персональной ответственности правителя перед Богом за социальное благополучие вверенного ему народа93. Такая иррациональная начинка, уходящая своими корнями в глубокую древность и сохраняющаяся еще много веков спустя, была важнейшим атрибутом королевской власти как института, независимо от того, кто в данный момент являлся ее носителем94. Другие аристократические кланы не могли претендовать на эту особую сакральность в равной с королем мере, тогда как в сфере власти такие претензии были правилом. Они же в значительной степени объясняют и саму возможность многочисленных мятежей, организованных знатью против короля, ведь речь здесь шла прежде всего о распределении власти. Кроме того, выступления против конкретных королей никогда не вызывали у современников сомнений в необходимости самого института королевской власти. Король должен быть, “чтобы порядок оставался неизменным” (ut non conturbaretur ordo), - этот знаменитый ответ папы Захария Пипину Короткому можно считать девизом всей эпохи95.
Казус Герарда хорошо показывает также, какую огромную роль в отправлении властных функций играла традиция (соnsuetudo). Графы Парижские на протяжение нескольких поколений собирали пошлину и по меньшей мере семь королевских дипломов, в течение полутора веков подтверждавшие передачу данного права монастырю, оказались недостаточным основанием для изменения устоявшегося правила. В таком контексте становится более понятной и практика регулярного переподтверждения иммунитетных пожалований, столь обычная в каролингское время. Грамота с королевской печатью обладала, вероятно, ограниченной легитимностью. Да и сам порядок организации власти, по своей природе коллективной и слабо дифференцированной, до поры сопротивлялся любым формам ее приватизации.
Недостаточность общих привилегий была очевидна для современников. В противном случае трудно объяснить, почему монастыри, уже имеющие иммунитеты, стремятся получить специальные грамоты для конкретных случаев. Так, аббаты Кемптенского монастыря просят сначала Людовика Немецкого, а затем Арнульфа дать им налоговый иммунитет для трех кораблей и шести повозок, отправляющихся за солью96. С аналогичной просьбой к королю обращался и Лоршский монастырь97.
В административно-территориальном отношении графства-паги и епископские округа являлись основной формой организации власти в каролингское время. Однако над ними надстраивались другие территориальные структуры - regna и ducatus. К первым следует отнести прежде всего Аквитанию, Италию, а также Баварию. Вторые представляли собой либо составные части этих “королевств”, либо образования, располагавшиеся на периферии каролингского мира, главным образом в германских землях. Подобно графствам они складывались естественным путем без какого-либо участия со стороны королевской власти. Regna являлись достаточно крупными регионами с устойчивой политической традицией. Они тяготели к построению собственных властных вертикалей, и Каролингам приходилось это учитывать. Строго говоря, последние мало что меняли здесь. Устранив прежнюю региональную власть (аквитанского и баварского герцогов, а также лангобардского короля), некоторое время спустя Каролинги восстанавливали разрушенные структуры. Между этими событиями проходило не более полутора десятилетий98. Собственно, речь шла о том, чтобы обеспечить лояльность отдельных частей империи по отношению к власти австразийских правителей. И достигалось это не путем тотальной интеграции за счет разрушения старой и создания новой территориально-административной организации, а с помощью теснейших кровнородственных связей императоров и подкоролей.
Дукаты восходят к подразделениям меровингского времени. В VIII и IX вв. они воспринимаются еще как некая территориальная целостность, хотя уже не соединенная напрямую с герцогской властью99. В источниках фигурируют Эльзасский, Мозельский, Рипуарский, Аламаннский и другие дукаты. Они управлялись главным образом графами, иногда missi. Огромную роль здесь играла также власть местных архиепископов. Титул dux в каролингское время указывал главным образом на особые полномочия его носителя, прежде всего как военного предводителя, под командованием которого находилось несколько графов100. В остальном он ничем не отличался от последних. Собственно территориальная герцогская власть появляется не ранее конца IX столетия101.
Отдельные образования представляли собой пограничные марки. С одной стороны, они находились в исключительном ведении королевской власти. С другой - примыкали к regna второго порядка (по выражению Вернера) или Teilreiche. Марки создавались по воле короля102 и представляли собой довольно подвижные образования - их территория менялась по мере того, как расширялись границы королевства103. Графы, действовавшие в марках, именовались marchiones, tutores или custodes104, а то и просто comites marcae105. Главой же пограничной области являлся praefectus limitis106. Этот титул восходит к позднеантичным политическим реалиям - так называли тех, кто отвечал за организацию обороны лимеса. Однако уже в первую половину IX в. в качестве его синонима стал использоваться титул marchio. Подобно любому другому должностному лицу, маркграф не являлся лишь главой пограничного округа. Он отправлял различные властные функции в самых разных местах. По призыву короля он мог нести военную службу на территории всего королевства или за его пределами107, участвовал в государственных собраниях и посольствах108. Иногда у марки не было единого главы. В этом случае она управлялась несколькими графами109. Маркграфы происходили из знатнейших аристократических фамилий королевства. Благодаря своему исключительному положению, богатству и влиянию их потомки часто встречаются среди тех, кто основывал новые герцогские, княжеские или даже королевские династии110.
Наиболее существенной проблемой в организационном построении раннесредневековых властных структур было создание соответствующих контрольных механизмов и (в более широком смысле) связей представителей местной администрации с королем. Здесь можно наметить несколько важнейших линий. Прежде всего в установлении таких связей значительную активность проявлял сам король. Хорошо известно, что раннесредневековые властители, в том числе и Каролинги, постоянно разъезжали по территории королевства. С одной стороны, это объяснялось экономической необходимостью. Для содержания двора требовались значительные ресурсы. А при плохом развитии средств коммуникации проще было потреблять хозяйственные запасы там, где они производились, чем свозить их в одно место. С другой стороны, во время разъездов по землям государства король имел возможность лично участвовать в управлении страной. Он отправлял власть на местах, буквально подменяя собой представителей местной администрации, графов и сотников. Фульдские анналы содержат подробный рассказ об одной из таких поездок, совершенных Людовиком Немецким. Сначала во Франконии король вместе с князьями и графами разбирал судебные дела (rex cum principibus et praefectis provinciarum publicic causis litibusque componendis insistens), затем отправился в Саксонию, где занимался тем же самым, поскольку местные судебные власти не проявляли должного рвения в этом вопросе (causas iudicandas, qui a pravis et subdolis iudicibus neglecti). Далее он пересек области ангров, гарудов и швабов и на каждом постое “судил дела народа” (per mansiones singulas ... causas populi diiudicans). И, наконец, добравшись до Тюрингии, на очередном местном собрании (habito conventu) Людовик постановил, что ни один граф в своем графстве, ни один судья в своем округе не может выступать в качестве адвоката одной из тяжущихся сторон (nullus praefectus in sua praefectura aut quaestionarius infra quaestura sua alicuius causam advocati nomine susciperet agendam)111.
Во время своих разъездов король контролирует деятельность местной администрации. Кроме того, он непосредственно творит правосудие, выступая в глазах подданных носителем высшей справедливости и, что особено важно, буквально демонстрирует это. Наконец, сам факт прямой подмены королем местных должностных лиц указывает на ряд важнейших характеристик организации власти в раннее средневековье, о которых уже говорилось выше. Речь идет об отсутствии четкой должностной компетенции, о подлинном синкретизме властных функций, а также о довольно зыбкой иерархичности властных структур. Разница между низшими и высшими их ступенями пролегала не там, где она проходит сейчас. Она определялась не соответствующими административными полномочиями - все они являлись по сути эманацией королевской власти, но социальным происхождением носителя власти, а также размерами территории, на которой он эту власть реализовывал.
Однако значение итинерации в установлении связей короля с представителями местной администрации преувеличивать не стоит. Ее роль была довольно ограниченной. Как показывают соответствующие подсчеты, король никогда не посещал более девяноста процентов подвластной территории и постоянно осуществлял личное присутствие лишь в незначительном количестве земель112. Гораздо более важную роль в реализации власти, но также в установлении социальных связей и оформлении контрольных механизмов играли общегосударственные собрания знати. Они проводились раз или два в год. Наиболее представительные созывались весной. Довольно обстоятельное их описание мы находим у Гинкмара Реймского113. Собрания являлись не только политико-административными институтами в прямом смысле слова, на которых обсуждались различные политические вопросы, вырабатывались постановления капитуляриев, заслушивались отчеты графов и missi, принималась присяга на верность и вершился суд. Это была особая форма социального общения. Много времени король уделял личным беседам с отдельными представителями местной аристократии, обновляя и актуализируя персональные контакты; щедро одаривал их и, в свою очередь, принимал от них подарки114; пировал вместе с ними и отмечал важнейшие религиозные праздники (Пасху и Рождество)115.
Принципы функционирования института общегосударственных собраний подчинялись общим законам организации власти в каролингское время. Здесь мы вновь сталкиваемся с тем, что одни и те же люди соучаствовали в отправлении власти на разных административных уровнях - на местах в качестве графов, епископов, аббатов и missi, в центре как участники общих съездов. Они вырабатывали коллективные решения по самым разным вопросам, которые фиксировались потом в статьях капитуляриев. Они же увозили с собой в провинцию списки этих постановлений, на местных собраниях информировали о них население и добивались их выполнения.
В первой половине IX в. для установления социальных связей стали широко использоваться королевские посланцы116. Этот политический институт возник еще во времена Меровингов. Missi предназначались для исполнения самых разных поручений. Они участвовали в посольствах, командовали войсками, разбирали судебные дела на местах. Словом выполняли все то, что делало любое другое административное лицо. С 802 г. на несколько десятилетий (до 60-х годов IX в.) missi становятся регулярно действующим административным институтом. Появляются даже специальные должностные округа - missatica, которые инспектируются ими постоянно. Эти округа располагались в землях, составлявших ядро каролингской державы. Они не выходили за пределы старых меровингских tria regia и практически целиком совпадали с находившимися там архиепископствами. Постоянные или ординарные миссии состояли из двух, позднее четырех и даже шести человек мирян и лиц духовного звания. Это были представители аристократии, занимавшие высшие административные посты в своих округах. Одним из missi непременно становился местный архиепископ, зачастую являвшийся также аббатом ряда крупных монастырей. Среди полномочий missi на первое место выходит обязанность контролировать деятельность местной администрации. Миссии разъезжают пс стране, проверяют правильность отправления судебной власти, отменяют несправедливые с их точки зрения решения, смещают низших должностных лиц. Более того, порой они в буквальном смысле слова подменяют собой графов и делают то, что как-будто относится к их компетенции: принимают присягу у местного населения, доводят до его сведения постановления государственных собраний, творят суд по делам о статусе свободного человека, с человекоубийстве, а также по делам, связанным с земельной собственностью117. Подобного рода политическая практика в свете всего вышесказанного не вызывает удивления. Напротив, ее следует признать единственно возможной для этого времени. Missi выступали в качестве носителей королевского банна и обладали по сути вице-королевской компетенцией. Они распространяли королевскую власть за пределы королевской персоны, материализо вывали ее на местах118.
Наконец, среди многочисленных форм социальных связей и структур власти нельзя не отметить еще один институт. Речь идеи об особом роде земельных пожалований (honor).
Выше уже отмечалось, что терминология раннесредневеко вых источников как правило лишена четких дефиниций. Одно по нятие может обозначать различные явления и, наоборот, разные понятия описывают нечто общее. В случае с формами землевла дения мы сталкиваемся с той же ситуацией. Достаточно простс сдается выделить то, что ближе всего к понятию частной собственности. Речь идет о proprietas и possessio. Под ними прежде всего понимаются родовые владения, а также земли, пожалованные на условиях полной свободы держания, владения и распоряжения (habendi, tenendi, possidendi, in omnibus potestatem faciendi)119. Ha proprietas распространяется наследственное право120. В источниках VIII—IX вв. мы едва ли найдем многочисленные примеры того, что король лишает мятежных аристократов их родовых земель121. Хотя мятежи знати в каролингское время дела повседневное и даже заурядное.
Сложнее дело обстоит с другой формой землевладения, honor, наиболее важной в свете нашей проблематики. Эти земли жалуются королем из обширного фискального фонда и королевская власть сохраняет над ними контроль. Размеры пожалований были самыми разными, от нескольких гуфов и дворов122 до монастыря123 или даже нескольких аббатств и графств124. Нарушение верности или внутреннего мира как правило оборачивается для их обладателя утратой125. В качестве синонима honor часто фигурирует термин beneficium. Наряду с представителями аристократических семей honor-beneficium получали и королевские дети126. Это заставляет задуматься над смыслом данного пожалования. Вряд ли можно говорить о его чисто должностном характере, о том, что оно дается за отправление определенных служб и прежде всего предполагает получение необходимых финансовых ресурсов. Скорее honor символизировал собой особого рода связь короля и магната, материализовывал эту связь, а также подчеркивал высокий социальный статус его обладателя127. Действительно, honor никогда не попадает в руки людей низкого происхождения, не располагающих соответствующим социальным престижем.
Со второй половины IX в. намечается тенденция к закреплению honores за их владельцами. В западной части империи подобная практика была выражена достаточно определенно, что вполне укладывается в наши представления о развитии процессов феодализации на леворейнских землях в это время128. В германских провинциях королевская власть продолжает контролировать пожалованные земли фиска. Тем не менее и здесь наметились некоторые изменения. В случае утраты honor его прежние владельцы непременно стремятся вернуть те же самые земли и, как правило, это удается129. Однако наследственность должностей и ленов в германском королевстве окончательно устанавливается лишь в X в.130 Тем не менее следует подчеркнуть, что политическая организация раннесредневекового общества сохраняет свои основные характеристики независимо от того, насколько глубоко и интенсивно в нее проникают процессы феодализации. Приватизированная власть основывалась на тех же базовых принципах, что и публичная.
Итак, выход за рамки собственно институциональной истории позволяет существенно иначе взглянуть на проблему властных отношений в каролингском обществе. Сфера власти обладала рядом важнейших характеристик, которые определяли принципы ее организации, механизмы функционирования и формы реализации. Прежде всего следует отметить ее коллективную природу. На любом уровне, в любом секторе в отправлении власти принимает участие довольно широкий круг людей. Власть никогда не являлась персональным атрибутом даже для короля. В свете новоевропейских представлений последний вообще являлся фигурой чрезвычайно слабой и зависимой. Его личное распоряжение обладало значительно меньшим весом по сравнению с решением коллективным. Ни один даже частный вопрос никогда не решался без согласования со “своими”, без colloquium в широком смысле слова. Тем не менее эта “слабость” являлась нормальным и единственно возможным условием сохранения социальной стабильности в чрезвычайно гетерогенном обществе.
До середины IX в. любые попытки приватизации власти встречали довольно серьезные трудности, даже если речь шла не об одном человеке, а об ограниченном коллективе (например, о монастырской общине). С одной стороны, это объяснялось коллективной природой самой власти, с другой - той огромной ролью, которую играла в ее реализации традиция.
Сфера власти в раннее средневековье была чрезвычайно слабо дифференцирована. Круг полномочий самых разных должностных лиц был в принципе одинаков. Отдельные представители администрации дублировали и подменяли друг друга. Известная иерархичность политической организации определялась скорее социальным происхождением носителей власти и размерами территории, на которой они действовали, нежели строго очерченной компетенцией.
Слабая бюрократизация органов государственной власти целиком компенсировалась широчайшей системой личных связей представителей социальной элиты с королем и друг с другом. Эта система требовала постоянной актуализации, которая реализовывалась различными способами: в виде colloquium cum suis или conventum populi, совместных пиров и празднеств, принесения присяги на верность, пожалования honores и др.
Наконец, политическую организацию каролингского общества характеризует теснейшее переплетение сакрального и профанного.
Граница между ними практически отсутствует. Особенно ярко это проявляется в теократическом правлении Карла Великого и Людовика Благочестивого. Поэтому можно говорить о некоем едином поле власти, в котором в равной степени действуют миряне и клирики, представители социальной элиты.
Эти принципы организации власти не являлись особыми атрибутами лишь каролингской государственности. Они в значительной мере характерны вообще для раннесредневековых политических образований. Их содержание определяется специфическими формами общественного развития. Простое репродуктивное бытие малоподвижного аграрного общества, чрезвычайно зависимого от социальных и природных катаклизмов обусловливало слабую выделенность индивида (даже короля!) из коллектива, формировало особую коллективную ментальность, представления о неизменности социальных границ и вообще всяких состояний и процессов. Раннесредневековое общество, кроме того, отличалось слабой дифференцированностью отдельных социальных сфер и видов деятельности. Даже то “разделение труда” (по выражению А. Я. Гуревича), которое наблюдается в каролингское время -.превращение массы свободных в крестьян и концентрация власти в руках социальной элиты, - обозначило лишь основную линию социального и политического водораздела. Не следует также забывать и о живучести политических традиций (а не только институтов), унаследованных от варварской эпохи. Их преодоление к X в. не кажется столь уж очевидным.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Историография эта чрезвычайно обширна и насчитывает сотни исследований. Ниже я назову лишь наиболее существенные из них.
2. Обстоятельную характеристику отдельных школ и направлений в историографии XIX в. подробнее см.: Гутнова Е. В. Историография истории средних веков. М„ 1974.
3. Waitz G. Deutsche Verfassungsgeschichte. В., 1883-1885. Bd. 3-4; Brunner H. Deutsche Rechtsgeschichte. Leipzig, 1906. Bd. 1; B.; Munich, 1928. Bd. 2; Schröder R. Lehrbuch der deutschen Rechtsgeschichte. В.; Leipzig, 1932.; Фюстель de Куланж. История общественного строя древней Франции. Пг., 1916. Т. 6.
4. Halphen L. Charlemagne et l’empire carolingien. P., 1949; Conrad H. Deutsche Rechtsgeschichte. Karlsruhe, 1962. Bd. 1; Folz R. Le couronnement impérial de Charlemagne. P., 1964.
5. См., например: Ganshof F. L. Charlemagne et les institutions de la monarchie franque // Karl der Grosse. Lebenswerk und Nachleben. Düsseldorf, 1967. Bd. 1. S. 349-393; McKitterick R. The Frankish Kingdoms under the Carolingiens. L.; N.Y., 1983. P. 77-105; Nelson J. L. Kingship and Royal Government // The New Cambridge Medieval History. Cambridge, 1995. Vol. 2. P. 383-430.
6. Schramm P. E. Herrschaftszeichen und Staatssymbolik. Stuttgart, 1954-1956. Bd. 1-3; Werner K.F. Missus-Marchio-Comes. Entre l’administration centrale et l'administration locale de l’Empire carolingien // Histoire comparée de l’Administration (IV'-XVlle siècles). München; Zürich, 1980. P. 191-239: Idem. La génèse des duchés en France et en Allemagne // Werner K. F. Vom Frankenreich zur Entfaltung Deutschlands und Frankreichs. Sigmaringen, 1984. S. 278-310; Ganshof F. L. Was waren die Kapitularien? Weimar, 1961; Fleckenstein J. Die Hofkapelle der deutschen Könige. Sigmaringen, 1966. Bd. 1-2; Kienast W. Die fränkische Vassalität. Von den Hausmeiem bis zu Ludwig dem Kind und Karl dem Einfälnigen. Frankfurt a. M., 1990.
7. Петрушевский Д. М. Очерки из истории феодального общества и государства. М., 1907; Корсунский А. Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. М„ 1963; Колесницкий Н. Ф. Исследования по истории феодального государства в Германии (IX - первая половина XII в.). М., 1959; Он же. Феодальное государство (V-XV вв.). М., 1967; Он же. Аппарат власти и управления в варварском государстве // Власть и политическая культура в средневековой Европе. М„ 1992. С. 65-77; Неусыхин А. И. Очерки истории Германии в средние века (до XV в.) // Неусыхин А. И. Проблемы европейского феодализма. М., 1974. С. 213-374, особ. 225-233; Дворецкая И. А. Западная Европа V-IX вв. М., 1990. С. 102-210; Бессмертный Ю. Л. Франкское государство // История Европы. М., 1992. Т. 2. С. 112-126.
8. Представление о том, что во Франкском королевстве государственные начала укрепляются при Карле Великом, а при его предшественниках и преемниках, напротив, ослабевают, стало общим местом в историграфии. Cp.: Brunner H. Op. cit. Bd. 2. S. 260; Фюстелъ de Куланж. Указ. соч. С. 495, 511-514; Петрушевский Д. М. Указ. соч. С. 275-315; Неусыхин А. И. Указ. соч. С. 230-231; Дворецкая И. А. Указ, соч. С. 168-179; Левандовский А. П. Карл Великий. М., 1999. С. 88-114, 118-129; Н. Ф. Колесницкий считает государство Каролингов “высшей стадией варварской государственности в Западной Европе”. См.: Колесницкий Н. Ф. Аппарат власти и управления... С. 65.
9. В отечественной историографии утвердилось представление о том, что периодическое усиление или ослабление королевской власти связано с развитием процессов феодализации, с его переходом на новые стадии, а также с постепенным исчезновением слоя свободных мелких и средних аллодистов. См., например: Петрушевский Д. М. Указ. соч. С. 306-314; Неусыхин А. И. Указ. соч. С. 230-231; Бессмертный Ю. Л. Указ. соч. С. 117-123. Думается, однако, что к числу главных причин этого явления следует отнести более или менее успешную военную активность франкских правителей. Усиление королевской власти оказывается напрямую связанным с усилением внешнеполитической агрессии. Многочисленные и победоносные войны Карла Великого обусловили его высокий престиж внутри страны и обеспечили необходимый кредит доверия, позволивший ему провести широкие преобразования в самых разных сферах. Прекращение активных завоеваний при Людовике Благочестивом обернулось значительным ростом внутренней напряженности и сепаратизма, а также крахом многих реформационных начинаний.
10. Численность королевского двора в этот период можно установить лишь приблизительно. Известно, что один из ведущих королевских пфальцев Ингельгейм в IX в. был рассчитан на содержание 1200-1300 человек в течение довольно продолжительного времени. А судя по количеству продуктов, поставлявшихся ко двору Оттона Великого, численность его придворных приближалась к четырем тысячам. См.: Brühl С. Fodrum, gistum, servitium regis. Studien zu den wirtschaftlichen Grundlagen des Königtums im Frankenreich und in den fränkischen Nachfolgestaaten Deutschland, Frankreich und Italien vom 6. bis zur Mitte des 14 Jh. Köln; Graz, 1968. Bd. 1. S. 71, 169-174, 176; Н. Ф. Колесницкий полагал, что двор Оттона насчитывал порядка двадцати тысяч человек. См.: Колесницкий Н. Ф. Исследования... С. 94. Как бы то ни было, это скорее исключение, нежели правило. В среднем в королевское окружение входило от нескольких десятков до нескольких сотен придворных.
11. Огромную роль королевского двора (palatium, aula regalis atque imperialis) в процессе социализации молодого аристократа отмечает, например, Дуода в “Поучении своему сыну” (Dhuoda. Manuel pour mon fils / Introd., texte critique, notes par P. Riché. P., 1976. Cap. 67,69).
12. Подробнее см.: Рихтер M. Латынь - ключ к пониманию мира раннего средневековья? // Одиссей. М., 1991. С. 125-136. На проблему правильного понимания средневековых текстов в свое время указывал А. Я. Гуревич. См.: Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 139.
13. В классической латыни слово comes означало “спутник”, “попутчик”, “товарищ”, “единомышленник”. См.: Дворецкий И. Х. Латинско-русский словарь: 4-е изд. М., 1996. С. 160.
14. Ср.: Annales regni Francorum, 793: (rex) cum omni comitatu suo... venit; 826, 829: (rex) cum suo comitatu profectus est // Annales regni Francorum. Hannover, 1895 (SSRG in us. schol.). (Далее: Ann. reg. Franc.).
15. Hincmari De ordine palatii, 23 // MGH. CRF. T. 2. (Далее: Hincmar.)
16. Hincmar., 19.
17. Hincmar., 21.
18. Hincmar., 22.
19. Hincmar., 24.
20. Приведу здесь лишь некоторые из многочисленных примеров: в 778 г. в Ронсевальском ущелье погибли regiae mensae praepositus Эггихард и comes palatii Ансхельм, а также reliqui aulicorum (Einhardi Vita Caroli, 9 // Einhardi Vita Caroli. Hannoverae; Lipsiae, 1911 (SS in us. schol.). (Далее: Einhard.); Ann. reg. Franc., 778); в 786 г. sinescalcus Аудульф был послан с войском в Бретань; в 807 г. comes stabuli Бурхард - с флотом на Корсику (Ann. reg. Franc., 786, 807); в 781 г. magister pincemarum Эборхард упоминается в качестве missus к герцогу Тассилону, в 802 г. comes palatii Хельмгауд в качестве посла в Константинополь, а в 826 г. comes palatii Бертрих в качестве посланца к маркграфам Каринтийской марки (Ann. reg. Franc., 781,802, 826); в 822 г. magister ostiarum Герунг вместе с аббатом Валой был отправлен в Италию в качестве советника короля Лотаря (Ann. reg. Franc., 822); сокольничий Геррик фигурирует в качестве missus Людовика к отцу (Anonymi Vita Hludovici imperatoris, 20 // MGH. SS. T. 2. (Далее: Anonym.))
21. Гинкмар Реймский подчеркивает, что высшие придворные должности непременно должны заниматься людьми знатного происхождения, благородная кровь которых обеспечивает им обладание высокими моральными качествами (minister nobili corde et corpore... eligeretur) (Hincmar., 18).
22. Hincmar., 32.
23. Среди прочих дворцовых министериалов (alii ministeriales) упоминаются sacceilarius, dispensator, scapoardus, находившиеся в подчинении у камерария, ostiarius, их iuniores и decani, а также bersarii, veltrarii, beverarii, принимавшие участие в организации королевской охоты и обеспечивавшие необходимую безопасность (Hincmar., 17).
24. Гинкмар называет этих людей pueri vel vassali (Hincmar., 28). Характерно, что им никогда не поручается миссия или военное руководство.
25. Подробнее см.: Werner K. F. Bedeutende Adelsfamilien im Reich Karls des Grossen // Karl der Grosse... Bd. 1. S. 125-126.
26. Теган говорит о том, что предки Эббона Реймского были несвободными и “пасли коз” (Ebo... erat ex originalium servorum stirpe; Patres tui erant pastores caprarum, non consiliarii principum). CM.: Thegani Vita Hludovici imperatoris, 44 // MGH. SS. T. 2. (Далее: Thegan.)
27. В мятежах 30-х годов IX в. Эббон выступил на стороне Лотаря, старшего сына Людовика Благочестивого и его главного оппонента. Более того архиепископ Реймский сыграл главную роль в суде над свергнутым императором. Это дало повод Тегану в высшей степени эмоционально поразмышлять о том, что бывает, когда человек занимает должность, которая не соответствует его происхождению. По его мнению, ничего кроме вреда и опасности для государства и всего христианского народа данная ситуация принести не может. Ведь такие люди, “прежде кроткие и услужливые”, достигая вершин власти “становятся заносчивыми, сварливыми, злословными, упрямыми, дерзкими ... угрожают всем подданным ... насмехаются над знатными старцами... они надменные, ненадежные, невоздержанные, бесстыдные и бессовестные ... многочисленные пороки превосходят их ученость” (Thegan., 20). Конечно человека можно сделать свободным, но благородства дать ему нельзя - это приобретается лишь с кровью (Fecit (imperator) te liberum, non nobilem, quod impossible est) (Thegan., 44) Безусловно, Теган, человек знатного происхождения, выражал не только свои личные взгляды, но в известной мере транслировал те представления, что господствовали в среде социальной элиты.
28. О придворной капелле и ее эволюции подр. см.: Fleckenslein J. Die Hofkapelle...
29. Hincmar., 32.
30. McKitterik R. Op. cit. P. 84.
31. Ann. reg. Franc., 801.
32. Ann. reg. Franc., 808.
33. Ann. reg. Franc., 806.
34. Ann. reg. Franc., 827.
35. Органическое единство сакрального и профанного следует считать характерной чертой каролингской эпохи в целом. См.: Angenendt А. Das Frümittelalter. Die abendländische Christenheit von 400 bis 900. Stuttgart; B.; Köln, 1990. S. 304.
36. О проблематике ближнего круга короля подробнее см.: Сидоров А. И. Ближний круг франкского короля первой половины IX в. (по материалам хроники Нитхарда) // Средневековая Европа: проблемы идеологии и политики. М., 2000. С. 80-102.
37. Например, в качестве ближайших советников императора Лотаря упоминаются аббат Вала и magister ostiariorum Герольд. Они должны были давать совет in re familiari et in negotiis ad regni commoda pertinentibus (Ann. reg. Franc., 822). Анналист отмечает, что больше всех Лотарь доверял Вале (maxime fidebat) (Anales Bertiniani, 836 // MGH. SS. T. 1. (Далее: Ann. Benin.)); среди тех, кто спровоцировал и активно поддержал мятеж Бернарда Италийского, были Эггидео, inter amicos regis primus, камерарий Регинхард и пфальцграф Регинерий (Ann. reg. Franc., 817, Anonym., 29); Бернард Септиманский был не только камерарием Людовика Благочестивого, но долгое время являлся secundus a rege in imperio (Nithardi quattuor libri historiarum, I, 3 // MGH. SS. T. 2. (Далее: Nithard.)); ближайшими советниками Карла Лысого были его дядя граф Нитхард и тесть короля герцог Адельхард. Последний был также очень влиятельной фигурой при его отце, императоре Людовике, который был “сильно к нему привязан” (dilexerat pater) (Nithard., IV. 6).
38. Однако, даже столь прочные личные связи как правило дублировались связями иного рода (родственными, дружескими, поземельными, вассальными). Например, Нитхард являлся не только советником и ближайшим родственником короля, но также имел от него honores и в свое время принес ему присягу на верность (Nithard., II. 2). То же можно сказать и об Адельхарде. Это указывает на недостаточность связей какого-либо одного типа для нормального функционирования политических отношений даже в рамках королевских коллоквиумов.
39. Подробнее см.: Сидоров А. И. Ближний круг... С. 89-98.
40. Еще К. Ф. Вернер обратил внимание на существование в рамках Каролингской империи нескольких уровней, на которых происходила организация власти. Ядро франкской державы составляли старые меровингские tria regia (Австразия, Нейстрия и Бургундия). Это была территория преимущественного влияния королевской власти. За ее пределами располагались другие regna. Вернер называет их Teilreiche. Своим главой они имели “подкороля” (Unterkönig, roi-adjoint), одного из королевских сыновей. Прежде всего речь идет об Аквитании, Италии и Баварии. Они, в свою очередь, делились на более мелкие территориально-административные структуры (provincia, panes, regio, patria, ducatus). Аналогичным образом делились земли, не входившие в Teilreiche. См.: Werner K. F. La genèse des duchés... P. 281-283; Idem. Missus-Marchio-Comes... S. 219.
41. Прежде всего здесь учреждались епископские округа, а затем на них накладывалась система графств. Подробнее см.: Наиск А. Kirchengeschichte Deutschlands. Leipzig, 1952. Bd. 2. S. 386-458, 696-703; Pitz E. Wirtschafts- und Sozialgeschichte Deutschlands im Mittelalter. Wiesbaden, 1973. S. 47.
42. Н. Ф. Колесницкий ошибочно считал их специально созданными территориальными образованиями (Колесницкий Н. Ф. Аппарат власти и управления... С. 72).
43. Фюстель де Куланж. Указ. соч. С. 502.
44. Из всех дипломов Пипина Короткого, Карломана и Карла Великого только в трех дарения атрибутируются по комитатам (DKar., 83, 149, 202).
45. См., например: Ann. reg. Franc., 811: Hug cornes Toronicus; 820: Вега cornes Barcinonae; 822: Theotbertus cornes Matricensis; 823: Mauringum Brixiae comitem; 829: Bemhardum comitem Barcinonae; Nithard., IV. 4: Egfridus cornes Tolosae; Anonym., 13: Burgundioni comitatus Fedentiacus; 32: Werinum Arvenorum comitem et Berengarium Tholosanum. Характерно, что атрибуция по властному принципу фигурирует главным образом в тех комитатах, где власть Каролингов была не слишком устойчивой (Барселона, Тулуза, Овернь, Федензак, Брешия) или там, где графствами владели представители могущественных аристократических кланов (Гуго Турский был тестем старшего сына императора Людовика, Теотберт из Матрикума - тестем его среднего сына).
46. В отечественной историографии между тем бытует представление о том, что Карл Великий охотно назначал на должности графов людёй не особенно высокого происхождения или даже вольноотпущенников (Колесницкий Н. Ф. Феодальное государство... С. 50; Он же. Аппарат власти... С. 73).
47. Werner К. F. Bedeutende Adelsfamilien... S. 123-128; Участие во власти, по мнению Вернера, является определяющим фактором социальной атрибуции человека благородного происхождения. Даже богатство имеет в данном случае меньшее значение. См.: Werner K. F. Adel (Fränkisches Reich, Imperium, Frankreich) // Lexikon des Mittelalters. München; Zürich, 1980. Bd. 1. S. 119-128, besond. 119-122.
48. В историографии нет единого мнения относительно количества каролингских графств. Фюстель де Куланж называл цифру 100-110 (Фюстель де Куланж. Указ. соч. С. 504). Очевидно в данном случае исследователь исходил из того, что к концу V в. 17 церковных провинций Галлии делились на 112 округов-civitates; Ю. Л. Бессмертный остановился на цифре 200 (Бессмертный Ю. Л. Указ. соч. С. 121) К.Ф. Вернер полагал, что можно говорить о 600 и даже 700 графствах (Werner К. F. Missus-Marchio-Comes... S. 191); по мнению Ф. Л. Гансхофа, в момент наивысшего могущества Каролингской империи в ней насчитывалось порядка 400 графств. Правда он не включал сюда Италию. Паннонию и Бретань (Ganshof F. L. Charlemagne... P. 372); и, наконец, Р. Мак-Киттерик высказывает предположение, что количество графств при Каролингах варьировалось между 110 и 600 (McKitterick К. Op. cit. Р. 87).
49. На это указывает тот факт, что графство часто атрибутируется не по террито-риальному признаку, а по персональному - по имени его главы. Cp.: ad comitatum, in comitatu такого-то (MGH: Diplomata regum Germaniae ex stirpe Karolinorum. T. 1, Pt. 1-2: Hludowici Germanici diplomata. (Далее: DLdD.). 65, 69, 81,83, 88, 90, 93, 94, 95,101,155,166; T. 1, Pt. 3: Hludowici Junioris et Karlomanni diplomata. (Далее: DU.). 4; Amolfi diplomata. (Далее: DA.). 48, 71, 156 и др.); in comitatu filiorum Heimrici (DA., 14, 19). Также на это указывают и королевские земельные пожалования графу или его людям in comitatu suo (DA., 57, 74, 162). От VIII в. мы располагаем лишь одним дипломом, где говорится de comitatos, quos Albericos et Marcoardus nunc tempore tenere visi sunt (Diplomata Karolinorum Pippini, Karlomanni et Karoli Magni. (Далее: DKar.). 129).
50. Anonym., 26, 52; Annales Fuldenses, 861, 865 // MGH. SS. T. 1. (Далее: Ann. Fuld.); Reginonis Chronicon, 897 // MGH. SS. T. 1. (Далее: Regin. Chron.).
51. Характерно, что “спутники” графа также именуются comités (Ann. Berlin., 868).
52. Фюстель de Куланж. Указ. соч. С. 510.
53. Anonym., 3.
54. Anonym., 61.
55. Adrevaldi Miracula s. Benedicti, 1, 18 (цит. по: Фюстель de Куланж. Указ. соч. С. 511).
56. Таким мятежом обернулось назначение в графство Фрезенсак франка Лиутгарда вместо умершего гота Бургундиона (Anonym., 13). А смещение Людовиком графа Сивуина вызвало столь мощное восстание в Гаскони, что для его подавления понадобилось два похода (Anonym., 25).
57. В 778 знатный вестгот Адельрик захватил герцога Тулузы Хорсона, ставленника Карла. Хотя дело удалось уладить миром, Хорсон был смещен, а его место занял вестгот Вилельм (Anonym., 5); другой мятежник, знатный вестгот Айзон захватил ряд крепостей в районах Цердана и Валле, а также город Вик и заставил многих франков, державших там замки, бежать. При этом Айзон получил немалую поддержку со стороны местной знати (Anonym., 41). При Людовике Благочестивом мятежи в Гаскони стали обычным делом (помимо упомянутых см.: также Anonym., 13, 18, 25, 32).
58. Anonym., 61.
59. Nithard., IV. 2. О восстании Стеллинга как антифеодальном движении см.: Неусыхин А. И. Крестьянские движения в Саксонии в IX-XI вв. // Ежегодник германской истории. 1973. М., 1974. С. 5-32.
60. MGH: Capitularia regum Francorum. T. 1, N 9. Cap. 12. (Далее: Capit.).
61. Многочисленные примеры такого рода приводит, в частности, Вернер. Подробнее см.: Werner K. F. Bedeutende Adelsfamilien... S. 100-121.
62. Астроном сообщает, что после смерти Кадолаха, верного императору Людовику герцога Фриуля, его место занял его сын Балдрик (Cadolach dux... diem ultimum clausit, ас Baldricus eius loco successit) (Anonym., 32). Позднее Балдрик был обвинен в том. что из-за его бездействия болгары разоряют границы Франкского королевства и лишен своего герцогства (Anonym., 42).
63. Эта практика закрепляется, в частности, Кьерсийским капитулярием Карла Лысого (Capit., 2. N 281. Сар. 9).
64. Anonym., 5.
65. Наши сведения о родстве Вилельма с Каролингами основываются на единственном сообщении Тегана о том, что Бернард Септиманский, сын Вилельма, происходил de stirpe regali (Thegan., 36).
66. Anonym., 19.
67. Thegan., 36.
68. Anonym., 43; Nithard., I. 3.
69. “secundus... in imperio" - так называет Бернарда Нитхард (Nilhaid., 1. 3).
70. В свое время на это обстоятельство справедливо указал Й. Воллаш. Подробнее см.: Wollasch J. Eine adlige Familie des frühen Mittelalters. Ihr Selbstverständnis und ihre Wirklichkeit // Archiv für Kulturgeschichte. Köln, 1957. H. 2. S. 172-176.
71. Родственники Бернарда также теряют влияние. Многие из них были физически истреблены в 834 г. императором Лотарем и его сторонниками - представителями знатных семейств, потесненных Бернардинами (Anonym., 52; Nithard., I. 5.).
72. Anonym., 49; Nithard., II. 5.
73. В данном случае речь также идет о пожалованных, а не о родовых владениях (honores, quos... in Burgundia habuit) (Nithard., III. 2).
74. Развернутую характеристику провинциальной системы управления подробнее см.: Waitz G. Op. cit. Bd. 3. S. 290-409; Brunner H. Op. cit. Bd. 2. S. 192-434; Фюстель de Куланж. Указ. соч. С. 508-545.
75. Первый термин фигурировал главным образом в романских областях, второй - в германских. См.: Ganshof F.L. Charlemagne... P. 377.
76. Термин “сотник” указывал прежде всего на территорию, на которой действовало данное административное лицо. В то время как “викарий” обозначал его основную функцию - выступать в качестве представителя графа, являться его заместителем. См.: Фюстель де Куланж. Указ. соч. С. 526.
77. Типичная иммунитетная грамота каролингского времени строится по следующей схеме. Вначале указываются те, к кому эта грамота обращена. Формула обращения может быть краткой (omnibus agentibus publicis tarn praesentibus quam futuris) или полной (omnibus episcopis comitibus abbatibus domesticis vicariis centenariis teloneariis et iunioribus vestris atque missis nostris discurrentibus). Затем следует текст, излагающий собственно суть иммунитетных привилегий: “чтобы никто, облеченный публичной судебной властью, не осмеливался вторгаться (на иммунитетную территорию) для слушания судебных дел или взимания судебных штрафов или для взятия поручителей, ни для того, чтобы совершать постой и брать снаряжение, ни для того, чтобы беспокоить людей (иммунитетной территории), как свободных, так и сервов, которые пребывают на своих землях, ни для того, чтобы разыскивать и изымать каких-либо беглецов” (ut nullus iudex publicus или neque vos neque iuniores successoresque vestri nec ullus quislibet de iudicaria potestate ... ad causas audiendas aut freda exactanda vel fideiussores tollendas nec mansiones aut paratas faciendas nec homines (ipsius loci) tarn ingenuos quam et servos, qui super terras suas commanent, distringendos nec ullas rebitiones requirendas nec exactandas iudicaria potestas ibidem ingredere non presumat).
78. В историографии высказывалось мнение о том, что к концу 20-х годов IX в. в среде духовенства прочно утверждается представление о греховности ношения оружия и участия в военных действиях (Ср.: Флори Ж. Идеология меча. СПб., 1999. С. 123). Однако этому явно противоречат сообщения источников, которые говорят о совершенно противоположном на протяжение всего этого столетия. Более того, к концу века по мере ослабления королевской власти, военная активность клира все более возрастает. См. например: Anonym., 41; Nithard., 1. 7; Ann. reg. Franc., 827; Ann. Fuld., 857, 872, 874, 880, 883, 884, 886, 891, 900; Annales Xantenses, 834 // MGH. SS. T. 2. (Далее: Ann. Xanten.); Annales Vedastini, 880, 882, 885, 886, 893 // MGH. SS. T. 1. (Далее: Ann. Vedast.); Regin. Chron., 891, 892. Корвейский монастырь в качестве servitium regis был обязан выставлять военный отряд, а его аббаты должны были непременно участвовать в королевских посольствах (MGH: Diplomata regum Germaniae ex stirpe Karolinorum. T. 2: Karoli III diplomata. (Далее: DKIII.). 158; DA., 155). Карл Толстый, последний король, объединивший в своих руках практически все земли Каролингской империи, не в силах повсеместно отражать норманнские набеги, повелел “всем епископам, аббатам и графам самостоятельно защищать отдельные части королевства” (Ann Fuld., 884).
79. Для каролингского времени характерна практика назначения в посольства и миссии клириков и мирян одновременно. См., например: Ann. reg. Franc., 781,802,81 !. 822,823; Ann. Fuld., 858,901; Anonym., 6,22,35,37,45,51, 55,59; Regin. Chron., 899.
80. Это проявляется на всех уровнях. Со второй половины VIII в. даже королевская власть обретает по сути теократический характер. См.: Fleckenstein J. Die Bildungsreform Karls des Grossen als Verwirklichung der norma reciitudinis. Bigge-Ruhr, 1953. S. 68.
81. Практика oblatio получила широчайшее распространение именно в каролингское время. Подробнее см.: Weinei J. Oblatio puerorum // Vom mittelalterlichen Recht zur neuzeitlichen Rechtswissenschaft. Paderborn, 1994. S. 59-74; Grundmann H. Adelsbekehrung im Hochmittelalter // Grundmann H. Ausgewählte Aufsätze. Stuttgart 1976. S. 127-131.
82. DKar., 88.
83. DLdD., 71.
84. DKar., 89.
85. Раннесредневековые короли перед смертью раздаривали в пользу церкви, раuperes, придворных и верных государственную казну как-будто личную собственность (Einhard., 32; Anonym., 63).
86. DKar., 180.
87. Об этом убедительно свидетельствуют иммунитеты, предоставленные епископским округам. Здесь епископы получают исключительное право суда, рынка, чеканки монеты и сбора пошлин (DKar., 147; DLdD., 51,57,68, 70,97, 148, 149; DA., 27, 170 и др.).
88. Люди, проживающие на иммунитетной территории, но находящиеся за ее пределами, не платят пошлин и не подсудны другим властям. См. например; DKar., 96; DLdD., 33, 148; DKIII., 135 и др.
89. Разрешение на сбор пошлин было дано аббатам Сен-Дени еще королем Дагобертом и затем подтверждалось королями Хлодовеем, Хильдериком, Теудериком, Хлотарем, Хильдебертом, майордомом Гримоальдом и, наконец, Пипином Коротким (DKar., 6).
90. DKar., 12.
91. На сей раз уже Карл Великий призывает omnibus episcopis comitibus abbatibus vicariis centenariis teloneariis et ceteris exactoribus publicis ... ac reliquos fideles не препятствовать missi sancti Dionisii в сборе пошлин (DKar., 88).
92. Werner K.F. Bedeutende Adelsfamilien ... S. 116.
93. Удивительные примеры подобной ответственности дают, например, исландские саги. Шведский конунг Домальди был принесен в жертву Одину, так как плохо справлялся со своими обязанностями и не сумел избавить свой народ от неурожаев и голода. Напротив, конунг Хальвдан Черный был настолько благополучен, что его не сожгли после смерти, а расчленили на части и захоронили в разных частях страны. Считалось, что обладание даже частью тела славного короля способно и впредь обеспечить подданным необходимое процветание. См.: Снорри Стурлусон. Круг Земной. М., 1995. С. 18, 42. Следы подобных воззрений отчетливо прослеживаются в каролингское время. Они видны в борьбе различных монастырей за право быть усыпальницей Карла Великого или в том, что причины свержения Карла Толстого с трона современники объясняли его физической неспособностью осуществлять функции правителя (Ann. Fuld., 887; Regin. Chron., 887).
94. О сакральности королевской власти и ее эволюции см.: Gundlach R. Der Sakralherrscher als Forschungsgegenstand // Legitimation und Funktion des Herrschers. Stuttgart, 1992. S. 1-23; Höfler 0. Der Sakralcharakter des germanischen Königtums // Das Königtum. Seine geistigen und rechtlichen Grundlagen. Lindau; Konstanz, 1954. S. 75-104.
95. Ann. reg. Franc., 749. О термине ordo подробнее см.: Büttner H. Aus den Anfängen des abendländischen Staatsgedankens // Das Königtum ... S. 155-167.
96. DLdD., 36; DA., 47.
97. DLdD., 89.
98. Гунольд, после свержения Вайфария (768 г.) пытавшийся стать герцогом Аквитании, потерпел окончательное поражение в 869 г. В 774 г. Карл завоевал лангобардскую Италию и сместил короля Дезидерия (Ann. reg. Franc., 769, 774; Einhard., 5-6). Но уже в 781 г. он сделал подкоролями (Unterkönig, roi-adjoint) своих сыновей и направил Людовика в Аквитанию, Пипина - в Италию (Ann. reg. Franc., 781; Anonym., 4). В Баварии после смещения Тассилона герцогская власть оказалась в руках его родственника Герольда (788-799 гг.). Спустя семь лет после смерти последнего Бавария обрела статус подкоролевства, а ее главой стал сначала принц Карл (806-811 гг.), затем сыновья Людовика Благочестивого, Лотарь и Людовик Немецкий (Ann. reg. Franc., 817; Anonym., 24; Nithard., I. 2; Capit., I: Divisio regnorum, 806. S. 126-130; Ordinatio imperii, 817. S. 270-273).
99. На это указывает то обстоятельство, что в каролингскую эпоху ополчения продолжают созываться по дукатам (Werner K. F. Missus-Marchio-Comes ... S. 208).
100. О титуле dux и его эволюции подробнее см.: Kienast W. Herzogstitel in Frankreich und Deutschland. München; Wien, 1968.
101. Княжеские фамилии посткаролингской Европы ведут свое происхождение не от мятежников, узурпировавших публичную власть, а от королевских “верных”, которые законно властвовали на местах и с помощью которых король только и мог подавить мятежников. Подробнее см.: Dhrondt J. Etudes sur la naissance des principautés territoriales en France (IXe-Xe siècles). Briigge, 1948. P. 213.
102. В 788 г. Карл Великий лично приехал в Регенсбург и расположил вдоль баварской границы несколько марок против аваров (fines vel marcas Baioariorum disposuit) (Ann. reg. Franc., 788).
103. Такое происходило, например, с саксонской маркой. Cp.: Ann. reg. Franc.,773,828.
104. Ann. reg. Franc., 793, 810, 817, 826, 828; Ann. Fuld., 852, 869; Thegan., 4.
105. Ann. reg. Franc., 798, 809, 822.
106. Ann. reg. Franc., 799, 818, 826; Einhard., 9.
107. Легендарный Роланд, погибший в Ронсевальском ущелье во время испанского похода 778 г., был префектом Бретонской марки (Einhard., 9).
108. Как отмечал В. Кинаст, титул marchio далеко не всегда предполагал наличие marca. Его носителями могли выступать некоторые могущественные графы, действовавшие не столько на границе, сколько внутри государства (Kienast W. Herzogstitel ... S. 43).
109. В 827 г. герцог Фриуля Балдрик был лишен своих земель, а его марку на границе с Паннонией разделили между четырьмя графами (marca, quam solus tenebat, inter quattuor comites divisa est) (Ann. reg. Franc., 827). Единого руководства долгое время не было и на саксонской границе. Во всяком случае до второй половины IX в. мы ничего не знаем о саксонских маркграфах. Напротив, источники говорят о comités cum markionibus totius Saxoniae (Ann. reg. Franc., 828).
110. Таковы, например, Людольфинги и Биллунги в Саксонии, Лиутпольдинги в Баварии.
111. Ann. Fuld., 852.
112. Werner К.F. Missus-Marchio-Comes ... P. 194; Brühl C. Op. cit. S. 83-84.
113. Hincmar., 29, 30, 35, 36.
114. Значение дарообмена как особой формы социального общения, имеющей огромное значение в раннее средневековье, хорошо известно. См., например: Гуревич А. Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970. С. 71-72.
115. Ann. Fuld., 888.
116. Институт missi dominici изучен на сегодняшний день достаточно полно. Подробнее см.: Krause V. Geschichte des Institutes der missi dominici // Mitteilungen des Instituts für Oesterreichische Geschichtsforschung. 1890. Bd. 11; Werner K. F. Missus-Marchio-Comes ... P. 195-221; Ganshof F.L. Charlemagne ... P. 366-370; Eckhardt W.A. Die Capitularia missorum specialia von 802 // Deutsches Archiv. № 3. S. 498-516.
117. Как верно отметил Ф. Л. Гансхоф, суд missi по крайней мере в течение четыре: месяцев в году должен был подменять собой mallus под председательством гра фа. См.: Ganshof F. L. Charlemagne ... P. 406.
118. Werner K. F. Missus-Marchio-Comes ... S. 220-221. Характеризуя основную функцию missi, Вернер подчеркивает, что они прежде всего были призваны “умно жить” (multiplier) персону короля (S. 195).
119. Чаще всего среди тех, в чью пользу совершались такие пожалования, фигурируют монастыри. Однако, пожалования в possessio могли делаться и частным лицам. Например, пфальцграф Карломана получил в свою собственность лес (DKar., 51), а граф Одальрих некоторые владения в Алеманнии и Эльзасе (DA., 81).
120. Cp.: possessiones ... iure heredinario (Ann. Fuld., 852); apropriis hereditatibus (Regin. Chron., 903).
121. Подобное могло произойти лишь при чрезвычайных обстоятельствах. Так, граф Герольд был лишен omnes res proprietatis suas по обвинению в соучастии в заговоре Пипина Горбатого. Однако, очистившись божьим судом, он получил свои владения обратно (DKar., 181). Во время настоящей войны двух аристократических кланов, Бабенбергов и Конрадинов, развернувшейся во Франконии в начале X в., Бабенберг Адальберт вынудил сыновей и жену своего противника Эберхарда оставить наследственные владения и королевские лены (apropriis hereditatibus et honoribus regio munere concessis exire) (Regin. Chron., 903). За это неслыханное злодеяние он поплатился публичной казнью и лишением всякого движимого и недвижимого имущества (facultates et possessiones) (Regin. Chron., 906).
122. Например, Людовик Юный пожаловал графу Веринару три манса в награду за его верность (ob meritum sue bone fidelitatis) (DU., 2); Арнульф дарит графу Экберту 36 и затем 30 гуфов (DA., 102, 106); а графу Зигихарду три гуфа (DA., 144) и еще два манса, которые раньше были в бенефиции графа Адальгора (DA., 159).
123. Людовик Немецкий пожаловал графу Христиану и его жене в пожизненный бенефиций монастырь, который они основали на королевской земле (DLdD., 135).
124. Людовик Юный передал Гуго, бастарду Лотаря II, abbatias et comitatibus in beneficium (Ann. Fuld., 881).
125. Примеров утраты представителями аристократии publicis honoribus великое множество (Ann. Fuld., 859, 861, 863, 865, 879, 892, 895; Ann. Benin., 861, 866; Regin. Chron., 897; DA., 81).
126. Ср.: Людовик Немецкий заявил, что его сын Карломан никогда больше не получит по его воле владений (sua voluntate publicis honoribus numquam esse potiturum) (Ann. Fuld., 863); другой его сын был недоволен тем, что отец отнял у него его владения и передал их Карломану (rex quaedam beneficia illi subtrachens Carlmanno fratri suo reddidit) (Ann. Fuld., 866). В итоге оба получили от отца земли (beneficiis ab ео acceptis) (Ann. Fuld., 871). Также дочь Людовика Юного, Хильдигарда, в свое время получила publicis honoribus (Ann. Fuld., 895). Король Арнульф предоставил своему сыну Цвентибольду часть владений умершего графа Мегинхарда (honores ... comitis ex parte) (Regin. Chron., 892).
127. Автор Фульдских анналов считает honor неотъемлемой частью достоинства (dignitas) аристократа (Ann. Fuld., 866).
128. По сообщению Сен-Бертенских анналов, Карл Лысый часто передавал сыновьям honores отцов (Ann. Berlin., 868).
129. Ann. Fuld., 859, 870, 879; Ann. Benin., 861; Regin. Chron., 895; DA., 81, 174.
130. От второй половины IX в. мы располагаем лишь несколькими королевскими дипломами, которые фиксируют пожалование земли графу in comitatu suo (DA., 57, 74). Резкое ослабление королевской власти в начале X в. способствовало укреплению позиций магнатов. В связи с этим немецкие историки полагают, что комитат утрачивает свою должностную природу уже в это время. Cp.: Schlesinger W. Die Entstehung der Landesherrschaft. Dresden, 1941. Bd. 1. S. 144; Kienast W. Die fränkische Vassalitat ... S. 570. Н. Ф. Колесницкий считал, что наследственность должностей и ленов в германских землях устанавливается лишь к концу X в. Подробнее см.: Колесницкий Н. Ф. Исследования ... С. 219-220; Он же. Эволюция раннефеодального областного и местного государственного устройства и рост вотчинной власти в Германии в IX - первой половине XII в. // Средние века. М., 1957. № 9. С. 132-194, особ, 132-154.