Палоци-Хорват Андраш. Восточные народы в средневековой Венгрии. Печенеги, узы, половцы, ясы

   (0 отзывов)

Saygo

ВОСТОЧНЫЕ НАРОДЫ-ПРИШЕЛЬЦЫ

 

Наша книга занимается историей и культурным наследием остатков племён, прибывших на территорию Венгрии из восточно-европейских степей в 10-13 веках, которые впоследствии ассимилировались с венграми. На протяжении 10-11 вв. было несколько волн миграции печенегов большими и малыми группами на территорию Венгрии; во второй половине 11 века наблюдалось спорадическое переселение огузов, прибывавших сюда небольшими группами, а в 13 веке здесь обосновались половцы и ясы, спасавшиеся от монгольского ига. Этим народам в Венгрии отводилась вспомогательная роль в военных делах: напр., они составляли регулярный контингент лёгкой конницы в королевской армии; в ходе сражений такая конница находилась на переднем и заднем плане битвы. Некоторым группам более ранних переселенцев была поручена охрана границ. В средневековой Венгрии преобладал принцип этнического разделения труда: каждая этническая группа получила различные роли в зависимости от их конкретных способностей и навыков.

 

В середине 19 века в венгерской историографии общепринятым было мнение, что эти народы восточного происхождения и после ассимиляции с венграми ещё на протяжении длительного времени сохранили свою этническую идентичность; эти родственные этносы с самого начала говорили на венгерском языке. Данная точка зрения вскоре была опровергнута исследованиями востоковедов, которые доказали, что язык печенегов и половцев можно отнести к кыпчакской ветви тюркских языков; узы были тюркскими огузами, а ясы говорили на некотором североиранском диалекте. Что касается степных народов, то здесь, несомненно, можно выявить некоторое сходство с культурой древних венгров. Учитывая тот факт, что эти народы также имели отношение к венгерскому этногенезису, исследование их происхождения, исторического прошлого, их культурного наследия также является частью предыстории венгров.

 

Для Венгерского Королевства в средние века было характерно этническое разнообразие. На протяжении веков на территорию страны, как с востока, так и с запада, спонтанно или организовано переселялись многочисленные этнические группы совершенно другого происхождения. Согласно летописи, во времена Святого Иштвана (1000-1038), и позже, когда страной правили другие короли, в Венгрию пришли чехи, поляки, саксы, тюрингские этнические группы, народы, проживавшие вдоль Рейна, выходцы из Испании и Италии. Сюда переселялись армяне, сарацины, печенеги, половцы и множество других народов. Прибывшие в эту местность со всех концов света рыцари, воины, торговцы, ремесленники, шахтёры, виноградари, крестьяне и пастухи считали, что эти земли могут стать надёжным источником существования и пригодны для того, чтобы поселиться здесь. Здесь они получали также правовую безопасность и пользовались некоторыми привилегиями, которые полагались народам-пришельцам.

 

Святой Иштван в увещеваниях, обращённых к своему сыну, князю Имре, так сформулировал открытость и толерантность в отношении чужих, поселившихся здесь народов, как одного из основополагающих принципов королевского достоинства: «Ибо, потому как, они приходят из разных земель и провинций, они приносят с собой различный опыт и оружие, и всё это украшает нашу страну, повышает великолепие нашего двора, и ограждает от высокомерия чужестранцев, потому что, одноязычное государство, без разнообразия обычаев является слабым и хрупким».

 

Вместе с венграми-завоевателями в Карпатский бассейн в конце 9 века прибыло значительное количество этнических групп не венгерского происхождения. Это т. н. присоединившиеся племена, ушедшие из Хазарского каганата, которые вошли в союз венгерских племён; их можно отождествлять с кабарами, о которых упоминал византийский император Константин VII (Багрянородный) (913-959) в своём произведении под названием «Об управлении империей» (De Administrando Imperio). Этнические составляющие кабаров, которых венгры объединили в одно племя, удалось выяснить с помощью венгерских топонимов и данных грамот. На хазарский этнос указывают топонимы Казар, Козар, Козард (Kazar, Kozar, Kozard), а представители этносов, назвавших поселения такими именами, как Ослар, Эслар, Варшань (Oszlar, Eszlar, Varsany), могли происходить от ираноязычных аланов, проживавших в Кавказском регионе. Топоним Берцел (Bercel) можно отождествлять с болгаро-тюркским племенем берсил (berszil), проживавшим на хазарской территории; одно из племён волжских болгар также называлось этим именем. Многие исследователи полагают, что по аналогии с венгерскими названиями племён, спорадически встречающиеся названия населённых пунктов Берень, Ладань, Ёрш, Шаг (Bereny, Ladany, Ors, Sag) обозначают также места проживания кабарских групп.

 

Основным этническим элементом кабарских племён были хорезмийцы, на которых указывает венгерский топоним кализ (kaliz); венгерские названия топонимов кализ, коализ, Калез (caliz, koaliz, Kalez), встречающиеся в наших средневековых писаниях, могут соответствовать сегодняшним названиям Калас, Калоз, Калозд, Калоцфа, Коронцо (Kalasz, Kaloz, Kalozd, Kaluz, Kalocfa, Koronco). Из-за их мусульманской религии в источниках их часто называли измаильтянами или бесерменами. Начиная с 12 века, венгерские мусульмане упоминались как сарацины.

 

Кализам в Венгрии - кроме военной роли - отводились также другие задачи. Начиная с 11 века, они занимались чеканкой монет для короля, управляли королевскими доходами, работали в казначействе и соляной палате. Абу-Хамид аль Гарнати, арабский путешественник из Андалузии в период между 1150 и 1153 годами, на протяжении трёх лет жил среди венгерских мусульман; он считал, что хорезмийцы, находившиеся на службе у короля, были мусульманами, хотя и выдавали себя за христиан.

 

Христианское государство проявляло большую терпимость по отношению к своим подданным, исповедующим мусульманскую веру. С конца 11 века ряд законов занимается их интеграцией и обращением в христианскую веру, а наказание для тех, кто после своего крещения всё же исповедовал свою старую веру, не было слишком суровым. В начале 13 века под давлением со стороны церкви, измаильтян и евреев пытаются вытеснить из управления финансовыми делами, однако факты говорят о том, что король Андраш II (1205-1235) не имел большой охоты применять принятые им же меры.

 

В археологических материалах 10 века нельзя обнаружить территориальные группы, указывающие на этнические или племенные особенности, поэтому невозможно было подтвердить тот тезис, что кабары проживали на сплошной территории. Придерживаясь методов формирования кочевой империи, как и венгерские племена, так и присоединившиеся этносы, выполнявшие военные функции, были расселены по территории всей страны. На территориях, подконтрольных наследному князю, в большом количестве могли проживать находившиеся под его управлением кабары, в первую очередь это были территории за Тисой и отдельные части Северо-западного Нагорья. Кализы и другие мусульманские племена встречались разбросанно в различных частях страны; значительное число скоплений кализских поселений находилось в южной части страны, в Среме, поблизости от границы с Византией. В середине 12 века они приняли участие в византийско-венгерских войнах. На основании самых последних археологических исследований можно полагать, что в районе Средней Тисы и в южной части левобережья Тисы в эпоху Арпада проживало значительное мусульманское население, поскольку в архео-зоологических материалах раскопок, проведённых на этой территории, чрезвычайно редко встречаются кости свиней, а в некоторых местах их вообще нет.

 

ПЕЧЕНЕГИ

 

Согласно докладу уйгурского посла, который можно отнести к середине 8 века, первое известное поселение печенегов находилось на северо-западе от уйгурских земель, западнее Алтайского нагорья, в верховье Иртыша. По сведениям источников, у них было 5000 воинов-конников, и они воевали с уйгурами. Во второй половине 8 века или в начале 9 века печенеги ушли отсюда в западную часть казахских степей. В 9 веке протяжённость территорий, заселённых печенегами, источники той эпохи оценивали в 30 дней ходьбы в любом направлении. На северо-восток от них проживали кыпчакские и кимекские племена. Их восточными соседями были огузы. На западной границе их отделяла от Хазарского Каганата сухая, незаселённая пустыня протяжённостью в несколько дней ходьбы; то же самое было в южном направлении от границ, где находилось Хорезмское Государство.

 

В 9 веке, спасаясь от набегов кимеков и узов, печенеги двигались на запад, в район рек Эмбы и Урала. В 893 году саманидский эмир Исмаил ибн Ахмед совершил удачный поход на карлуков, в результате чего соотношение сил в регионе изменилось, что инициировало новую миграцию племён. В ответ на это, воспользовавшись ослаблением карлуков, кимеки основали самостоятельную империю, а огузы напали на печенегов, заняли территорию с их поселениями и похитили их скот. В результате этого, огузы (узы) полностью заняли западную часть казахских степей, а печенеги переправились через Волгу, и заселили восточноевропейские степи до самого Днепра. Позже, после изгнания венгерских племён, они дошли до самых Карпат и Нижнего Дуная. Во время переселения печенегов на запад часть племён откололась, осталась на востоке и попала под управление огузов. В 11 веке среди огузских племён упоминается племя Бечене.

 

В 10 веке печенеги занимали особо важную роль во внешней политике Византийской Империи. Об этом упоминается также в письменном произведении императора Константина VII (Багрянородный), которое он написал в период между 948-952 годами. Здесь 10 глав было отведено печенегам, а в дальнейших семи главах упоминается о них. Первые восемь глав повествуют о том, каким образом можно сохранить мир с печенегами, и как можно использовать их в борьбе против других народов. Основным принципом византийской дипломатии в середине 10 века в отношении племён, живущих на север от империи, был мир с печенегами.

 

По словам императора Константина VII, страна печенегов (Patzinakia), простирающаяся от Нижнего Дуная до Дона, состояла из восьми провинций, которые были разделены на сорок частей или районов. Провинции отождествляли с племенами, а районы с племенными подгруппами или родами. От Днепра на запад и восток располагались по четыре племени, согласно большим рекам в направлении с севера на юг: Язи Капан, Кабуксин-Юла, Явди-Эрдим, Кара-Бай, Кюерчи-Чур, Суру-Кюлбей, Бору-Толмач, Була-Чабан (Jazi-Kapan, Kabuksin-Jula, Javdi-Erdim, Kara-Baj, Kuercsi-Csur, Szuru-Kulbej, Boru-Tolmacs, Bula-Csaban). Первая часть наименования племени - это название цвета, вторая - ранг того высокопоставленного лица, который управлял племенем. Цвета, предположительно, означают цвета лошадей, т. е. для элитного военного слоя, вождей племён и их окружения могли выбирать похожих по цвету лошадей.

 

В Причерноморских степях, держа под контролем северо-южные водные пути, печенеги контролировали контакты русских князей с Византией, и имели возможность отрезать от моря Киевскую Русь и восточнославянские племена.

 

К середине 11 века полностью преобразовалась система племён; византийский летописец Иоанн Скилица упоминает уже о 13 племенах. Вражда вождей племён друг с другом привела к тому, что значительная часть печенегов переселилась в Византийскую Империю; их поселили вдоль дунайских границ для их охраны. Эти печенеги, начиная с 1074 года, принимали участие в приграничных военных мятежах, которые император Алексей I Комнин (1081-1118) смог подавить в 1091 году, когда с помощью половцев (куманы), совершающих набеги на Балканы, выиграл решающую битву с печенегами при Левунионе. Появившиеся во второй половине 11 века в восточноевропейских степях узы и куманы всё больше оттесняли печенегов к западным окраинам степей, которые в последний раз напали на Византию в 1122 году, однако император Иоанн II Комнин (1118-1143) в битве при Берое окончательно разгромил печенегов. В конце 11 века русские князья на юге от Киева и Переяславля, в районе реки Эврос объединили остатки кочевых племён в союз, который называли чёрные клобуки (чёрные колпаки или каракалпаки); это был племенной союз вассалов, защищавших границу; среди них было значительное количество печенегов.

 

Археологические находки, которые можно связать с печенегами, были обнаружены главным образом в могильниках, куда хоронили знать и относящихся к среднему слою воинов, вместе с лошадью, сбруей, оружием. Усопших опускали в могильную яму в деревянных гробах, головой на запад; над могилой делали небольшую насыпь, или же могильник обустраивали в уже существующем кургане. Фрагмент скелета запряженной лошади (содранная лошадиная шкура внутри с черепом и костями ног) обычно находился по левую сторону от усопшего. Находки 10-11 веков, связанные с кочевыми племенами, можно отнести к предметам печенежского типа: это удила без шарниров с жёстким подгубным металлическим стержнем, круглые стремена с узкой подножной пластиной, с ажурными подвесками в форме листа, пятиколечные диски. В женских могилах можно было найти ножницы. Одна из самых значительных находок в захоронениях печенегов была обнаружена в кургане у хутора Гаевка под Воронежем в 1904 году: относящиеся к конской упряжи и украшению пояса, 215 позолоченных серебряных чеканок с чернью; среди них большие подвески-чеканки в форме листа для украшения лба и груди лошади. Кроме того, среди находок были крестовидные чеканки в точки пересечения ремней. Пальметты с лозой, пальметты с ленточным плетением, орнамент с двойным рядом листьев, а также специальная техника черни свидетельствуют об эклектичном искусстве. Это могло иметь византийские, нормандские и степные корни. Находки можно датировать золотыми монетами византийского императора Василия II (976-1025) и наследного принца Константина. Подобные элементы украшений конской упряжи были найдены в других археологических раскопках: в низовьях Днепра, в Крыму, на левом берегу Волги, в южной части Урала и на север от Аральского озера.

 

Венгерское Княжество в течение длительного времени избегало конфронтации с печенегами, но позже, в 10 веке венгры и печенеги уже вместе совершали набеги в Византию; так, например, в 934 году, о чём докладывал арабский географ Аль-Масуди. Примерно в 955 году между венграми и печенегами была установлена династическая связь, когда князь Такшонь взял в жёны печенежскую принцессу. В то время в Венгрию (Тонузаба) переселился печенежский вождь, который привёл с собой много людей, и обосновался в районе Средней Тисы. В этом регионе находились семейные поместья клана Томай эпохи Арпада, который происходил из Тонузаба, а также монастырь этого клана (Томаймоноштор). Аналогично, можно отнести к эпохе Такшоня переселение печенегов к западной границе, в район озера Фертё (Ferto). Согласно летописи, задачей живших здесь печенегов в конце 11 века была охрана границ.

 

В 11-12 веках наблюдалось несколько волн переселения печенегов в страну. Согласно легенде Св. Иштвана, переселение - приход шестидесяти знатных печенегов со стороны Булгарии - произошло на самом деле в эпоху короля Андраша I (1046-1060), предположительно, в 1059 году. В 1071 году у Нандорфехервара в страну вторглись печенеги, состоявшие на службе у Византии; они брали в плен жителей, убивали и опустошали подвергшиеся нападению территории. После этого венгры осадили Нандорфехервар (Nandorfehervar), и после трёх месяцев осады заняли крепость. Состоявшие из печенегов части лёгкой конницы, прибывшие для оказания помощи крепости, были разбиты войсками шопронского ишпана, а плененные печенеги были переправлены в Венгрию. После сражения с византийцами при Берое в 1122 году часть воинов-печенегов бежали в Венгрию. Согласно летописи, король Иштван II (1116-1131) слишком опирался на них, несмотря на недовольство венгерской знати его политикой.

 

Среди вторгшихся во второй половине 11 века кочевых племён, называемых в летописи кунами, могли быть также и печенеги, как и среди язычников, опустошавших в 1068 году восточные части страны, которых король Шоломон, князья Геза и Ласло разбили в битве под Керлешем.

 

В венгерских латино-язычных источниках название печенегов как народа фигурирует в форме Bisseni, Bessi, Pecinati, Pincennates; в качестве топонимов Beseneu, Besenew ~ Bessenew, а в качестве имён Bechenek ~ Bechenegh.

 

В 1051, 1074, 1116 и 1146 годах в составе лёгкой конницы королевских войск были печенеги.

 

Печенегов поселили в различных частях страны небольшими группами или разрозненно, вследствие чего их единая организованность не была сформирована. Ранние поселенцы приняли христианство вместе с венграми, и влились в соответствующие слои венгерского общества, в свиту при королевском дворе, в различные структуры при крепости, в церковное общество; группы, жившие у западных границ, стали относиться к приграничному ишпану. Значительные поселения печенегов находились на западе страны, в районе озера Фертё, реки Раба (Raba), в западных районах Северного Нагорья, в Csallokoz (Житный остров), в долине реки Sarviz на территории областей Фейер (Fejer) и Толна (Tolna); в районе Средней Тисы и у подножья горного массива Бюкк (Bukk); в районе рек Кёрёш (Koros), Шаррет (Sarret); к югу от устья реки Марош (Maros). В Южной Трансильвании, в горах, покрытых вечным снегом, в районе Сибиу (Szeben) встречаются печенеги как элемент этноса, защищающий границу государства.

 

Самая крупная, сплошь заселённая печенегами территория находилась на юг и юго-восток от Фехервара (Fehervar), центра королевской резиденции, вдоль реки Шарвиз (Sarviz) до самого Дуная; протяжённость этой территории достигала 80 км. Здесь в 46 средневековых поселениях обнаружены печенежские поместья; жители примерно 30-32 деревень были полностью или частично печенегами. Эти поселения можно отнести к середине или ко второй половине 11 века, когда уже сформировались границы округов и епархий.

 

Жившие в королевских поместьях и наделённые коллективной свободой (libertas Bissenorum) печенеги находились непосредственно под юрисдикцией Палатина. Большинство свободных печенегов имели подобный венгерским крепостным воинам (miles) статус, находились на военной службе в качестве вооружённых конников, и обязаны были идти на войну вместе с королём. В то время их называли «печенеги, военнообязанные согласно старым обычаям» (...ad terras Byssenorum antiquo more exercituare debencium).

 

В настоящее время в Венгрии пока ещё обнаружено незначительное количество археологических находок, которые можно отнести к печенегам. В конце 19 века Геза Надь (Nagy Geza) выдвинул тезис, что археологическое наследие переселившихся в средние века в Венгрию степных народов можно отделить от находок, принадлежащих жившим в то время христианским венграм на основании языческого ритуала погребения, конских захоронений, восточного характера оружия и конских упряжек. С печенегами связывали археологические находки, обнаруженные главным образом в районе реки Шарвиз (Sarviz). В 1870-ых годах в могильнике знатного воина на равнине в районе Шарбогард-Тинод (Sarbogard-Tinod) были обнаружены предметы, которые можно отнести к 11-12 веку (удила с подгубным стержнем с накладками из серебряных бляшек, круглые стремена и две сабли). В некоторых местах этой местности были найдены круглые стремена, тип которых относят к печенегам: Alap-Tavaszmajor, Kajdacs-Rokadomb, Kolesd-Itatohegy, Sarszentagota-Felsotoborzsok. Стремена этого типа могли попасть в Венгрию в эпоху Арпада вместе с печенегами, которые позже стала использовать также венгерская лёгкая конница. Их дальнейшее укоренение можно обнаружить также и в этнографических материалах. Перечисленные места обнаружения находок были поселениями печенегов в эпоху Арпада, что также документировано грамотами.

 

Несколько экземпляров удил без шарниров с жёстким подгубным металлическим стержнем было найдено также в Карпатском бассейне, однако их можно связывать не только с печенежским этносом, поскольку они встречаются и на венгерских кладбищах, относимых к 10 веку. Удила такого типа были найдены в раскопках поселения эпохи Арпада, в районе реки Житва (Bajcs- Farkasd puszta/Bajc-Vlkanovo, Словакия), неподалёку от поселения знатных печенегов, которое письменные документы упоминали в 1209 и в 1214 годах.

 

Большая часть находящегося в Sarbogard-Templom-dGlo общественного кладбища печенегов, которое, предположительно, может быть датировано 11-12 веками, было разрушено, когда там начали вырабатывать песок; археологи смогли обнаружить всего лишь 8 могил. Приложения к могиле 2: костяная пластина, являющаяся фрагментом рефлексивного лука, костяная крышка колчана, ушко подвески и обеспечивающая жёсткость рейка, кованые наконечники для стрел, железные фрагменты сабель и топоров, удила для жеребёнка, два стремени, две подковы. Возраст обнаруженного кладбища датируется динаром эпохи короля Иштвана II.

 

Предположительно, что воины - печенеги распространили по всей Восточной Европе булаву в форме звезды, которая в 11-13 веках пользовалась популярностью у венгерской лёгкой конницы для ближнего боя. Название булава в венгерском языке - это заимствованное от кыпчакских и тюркских племён слово (buzgan, что означает «сокрушающее, уничтожающее»), т. е. пришло из языка печенегов или кунов (половцев-кыпчаков). Большинство найденных булав, выставленных в настоящее время в музеях - это спорадические находки; несколько из них были обнаружены в районе печенежских поселений (Nagykajdacs, Facankert-Kajmadi-sziget, Fuzesabony, Paks- Cseresznyes-Akalacs, Kajarpec); они, по всей вероятности, принадлежали печенегам.

 

Исходя из археологических находок и данных письменных источников, можно констатировать, что состоящие на службе в рядах лёгкой конницы печенеги в 12 веке ещё сохранили свою одежду, оружие, военные привычки, и их хоронили в соответствии с языческими ритуалами. В документе, датированном 1067 годом, упоминается о пути, ведущем к могилам печенегов (ad sepulturas Bissenorum); это выражение, по всей вероятности, относится к могильным холмам, к курганам. Можно предполагать, что поздние переселенцы - например, проживавшие в районе Шарвиз - дольше всех сохранили свои традиции.

 

ОГУЗЫ

 

Племена огузов в 6 веке, которых китайцы называли field, образовывали восточную ветвь большой племенной группы; проживали на территории между Алтаем и Хинганским нагорьем. Их центр находился в долине Селенги. В тюркских надписях союз девяти племён назывался tokuz-oguz, т. е. «девять огузов». В 5-6 веках они находились в составе империи жуан-жуан. В период между 552 и 630 годами огузы жили в северной части Первого Восточного Тюркского Каганата в качестве подчинённого народа. В 630 году как союзники китайцев приняли участие в свержении господства последнего Восточного Тюркского Каганата, затем попали под юрисдикцию Китая. После образования Второго Восточного Тюркского Каганата (681) очень долгое время воевали с тюрками, которые только после серьёзных сражений смогли покорить огузов. Об этом можно прочитать в рунической надписи на надгробии Кюль Тегина (732): «Относился к моему народу девяти огузских племён, но потому как земля смешалась с небом, стал нашим врагом». В конце концов, огузские вожди были вынуждены смириться с тюркским господством.

 

В 745 году уйгуры, ведущее племя союза племён Токуз-Огуз, освободились от господства Второго Восточного Тюркского Каганата, и основали свою собственную империю. После образования Уйгурского Каганата часть огузских племён вышла из племенного союза и двинулась в западно-южном направлении, в район между озером Балхаш и озером Иссык-куль, затем к притоку Сырдарьи, в степи к северу от Аральского моря. Переселение происходило предположительно в период между 760 и 770 годами; об этом можно сделать вывод на основании данных арабского историка Ибн аль-Асира.

 

В 893 году, после победоносного похода саманидского эмира Исмаила ибн-Ахмеда против карлуков, огузы (узы) захватили территории, где проживали печенеги. В 10 веке западную часть Казахских степей мусульманские авторы называли Степь огузов (Муфазат-аль-гуз) до самых 1030-ых годов, когда эту территорию заняли кыпчаки.

 

О совместном проживании с турками можно сделать вывод на основании того, что в 10 веке названия огузских учреждений, санов и титулов имели тюркское происхождение. Они образовывали сильный союз племён, военную силу которого учитывала также и византийская дипломатия в борьбе с печенегами и хазарами. В 921-922 годах путь послов багдадского халифа, которые направлялись к волжским булгарам, проходил через земли узов. Арабский путешественник Ибн Фадлан, будучи членом группы послов, подготовил подробный отчёт о путешествии, и описал обычаи узов, в том числе и ритуал погребения знатных узов. Описание во многих местах соответствует могиле, принадлежащей воину узу (торку), которая была обнаружена в начале 20 века В. А. Городцовым в районе Донца. Усопший был похоронен в гробу головой на запад, слева лежала сабля, а справа колчан со стрелами. У головы и ног находилось по одному деревянному чучелу, а рядом с гробом - глиняный горшок. Могильная яма была закрыта досками, на которой лежали фрагменты скелета лошади в упряжке, а также шесть овечьих скелетов. Над могилой была сделана насыпь.

 

В середине 11 века узы - под натиском племенного союза кыпчаков - команов - вынуждены были отступить на запад. В период между 1054 и 1055 годами они атаковали русские княжества, и перешли Днепр. В начале 1060-ых годов находились в равнинных стойбищах между реками Буг и Серет. В 1064 году они прорвались на равнину на правом берегу Нижнего Дуная, разбили выступившие против них византийские войска, и прошли по всем Балканам. Их ряды очень поредели в результате голода и эпидемий зимой 1064-1065 годов, которая была чрезвычайно холодной. Поэтому узы отступили на север от Дуная, и некоторая их часть поступила на службу в Византии. Оставшиеся в степи узы поселились у южных границ русских княжеств, и стали одним из этнических элементов племенного союза «чёрных клобуков» в районе реки Рось.

 

Летописцы не упоминают о переселении узов в Венгрию, хотя в 1060-1070-ых годах их незначительное количество бежало также и в Венгрию. О таких спорадических поселениях свидетельствуют названия поселений узского происхождения: Уз, Уза, Узв, Узвш, Узош, Взунд, Узон, Услар (Uz, Uza, Uzd, Uzdi, Uzos, Vzund, Uzon, Uzlar), хотя они могут происходить и от имён людей. Остатки узской народности, попавшей в нашу страну как беженцы или военнопленные, были расселены согласно географическим названиям (Узи-пролив, Уз ручей - Uzi-szoros, Uz patak), в первую очередь в Трансильвании среди секеев, в качестве этнических элементов, защищающих границу. Часть трансильванских географических названий тюркского происхождения имеет огузский характер, и, следовательно, может иметь узскую принадлежность.

 

Два вторжения кочевых племён во второй половине 11 века могли быть связаны с узами. Потерпевшие поражение в 1068 году в Керлешской битве кочевники, из которых были сформированы смешанные войска, состояли предположительно из печенегов и узов. Вождём узского племени мог быть Кутеск кун, вторгшийся в 1085 году с большой армией в Венгрию, подстрекаемый лишившимся трона королём Соломоном. Однако король Ласло I (1077-1095) отбил все атаки.

 

Археологические находки, которые могут иметь отношение к узам, в Венгрии не обнаружены и по сей день. Некоторые исследователи считают, что этнические находки, предположительно обнаруженные в могильнике на пустоши Артранд - Зомлин (Artand-Zomlin) (фрагменты 2 рубашек, сделанных из шнуров, 8 наконечников для стрел, удила для жеребёнка, пряжка для ремня) могут происходить из могилы воина уза, пришедшего в 13 веке вместе с кунами (половцами). Мы считаем, что данные предметы действительно могли быть частью оснащения восточно-европейского воина, но могут быть датированы гораздо раньше - концом 10 и началом 11 века. Кроме того, историко-географические данные также не подкрепляют их этническую принадлежность к узам.

 

КУНЫ (ПОЛОВЦЫ) В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ

 

Возникновение и расширение Китайской империи в конце 10 века инициировало большую миграцию народов в Центральную Азию, длившуюся на протяжении многих десятилетий. Последней волной этого могло быть переселение кумано-кыпчакских племён в Европу, однако мы не располагаем точной информацией об образовании союза их племён и их миграции. В первой половине 11 века в казахских степях образовался чрезвычайно сильный союз из тюркоязычных племён, со значительным количеством населения. Ядром этого союза предположительно были жившие там кыпчакские племена, однако в союз вошли и другие племена, прибывшие с востока, которые называли себя куманами/команами. Последнее название этноса означало «бесцветный, бледно-жёлный, бледный»; в других языках обычно к ним относится точный перевод их названия (в русском половцы, в немецком Valben, Valwen, в армянском xartes и т.д.). В 11-13 веках восточные авторы для названия племенного союза кунов использовали слово «кыпчак», западные авторы - «куман» или соответствующие этому слова. Это можно объяснить тем, что первоначально союз был основан двумя племенами с такими названиями.

 

Согласно записям древнерусских летописей, в 1054/1055 годах на западе от Волги вслед за узами появились половецкие заставы. В 1061 и в 1068 годах они предпринимали набеги на русские княжества уже в Приднепровье, периодически завоёвывая Причерноморские степные пространства. В 1070-1080-ых годах половцы заняли пространство между Днестром и Нижним Дунаем, однако заселение этих западных степей произошло только в середине 12 века. Впервые половецкие войска появились на территории Византийской Империи в 1078 году. В 1091 году византийцы с помощью половцев разбили печенегов в битве при Левунионе. Половцы всегда находились в состоянии войны с русскими княжествами; мы имеем данные об их 56 военных походах в период между 1061 и 1210 годами.

 

Центральное место половецких поселений находилось в районе Донца и в Приазовье; значительная часть поселений располагалась у притоков левобережья Днепра, на правом берегу Днепра, в низовьях Волги, а также в степях к северу от Кавказа. Между Волгой и рекой Урал и на восток от реки Урал в 13 веке кочевали племена канглы, относящиеся к половецкому союзу племён.

 

Длина территории с половецкими поселениями с запада на восток, от Олта (?) до Волги с середины 12 века до монгольского нашествия, когда протяжённость территории была максимальной, достигала 1600 км; а от Волги до реки Урал 500 км. В направлении с севера на юг ширина менялась в зависимости от географии растительности и климатических условий. Между Нижним Дунаем и Днепром протяжённость территории составляла 300-400 км, а между Днепром и Доном - 500-600 км. В Приволжье эти территории далеко простирались в степи в северном направлении; здесь протяжённость территории от Кавказа на север достигала 900-­1000 км.

 

Источники свидетельствуют о большой имущественной разнице среди половцев и о сильном расслоении общества. Вожди племени, как правило, были независимыми в политике, однако был хан, которому подчинялись несколько племён, который имел сан князя. Но это не означало его единоличную власть. Такими были в конце 11 века Бёнек (Боняк), Шарукан, Тугоркан, а в конце 12 века - Кёнчек (Кончак) и Кёбек (Кобяк). Учитывался ранг князей: в 1220-ых годах на двух первых местах стояли сын Кёнчека (Кончак) Юрий и сын Кёбека (Кобяк) Даниил. В 1230-ых годах князем номер один был хан Кётен (Котян). Начиная с конца 12 века, наблюдается формирование стабильной центральной власти; однако половецкое общество не дошло до формирования государства, а его дальнейшее самостоятельное развитие было прервано монгольским нашествием.

 

В середине 11 века с приходом половцев на запад от Волги появилась новая археологическая культура, с отличающимися от предыдущей эпохи печенегов - узов ритуалами погребения и с другими типами предметов. Из Центральной Азии был принесён архаичный обычай - захоронение всей лошади, часто в другой могильной яме. Характерной чертой половцев была ориентация могилы с востока на запад, закрытие могильной ямы досками или балками, и каменная облицовка могильного холма, или же могильный холм делали из камней, смешанных с землёй. Но и в половецкий период остались различные формы частичного захоронения лошади и ориентация на запад, что указывает на то, что продолжали существовать ранние кочевые этносы.

 

В снаряжении всадника и в оружии появляются новые типы предметов: удила для жеребёнка с жёстким подгубным стержнем, широкие стремена, с прямой подножной пластиной, относящиеся к конскому снаряжению костяные пластинчатые зажимы для ремней, резные костяные накладки для колчанов и ушки для подвешивания. В 11-13 веках часто использовали бронебойные наконечники для стрел; сабли были длиннее и тяжелее по сравнению с предыдущими эпохами; знатные воины носили железные шлемы и кольчуги. В богатых могилах часто можно было обнаружить бронзовые или медные котлы с остатками еды, служащие для жертвенных ритуалов.

 

Уникальными памятниками половецкого искусства являлись каменные изваяния, установленные в честь усопших, изображающие как мужчин, так и женщин, половецкое название которых известно из Codex Cumanicus: sin ’изображение усопшего’. Статуи никогда не ставили над могилой усопшего, а устанавливали их на отдельный холм, всегда лицом на восток, попарно или группами, посередине площади, и окружали каменной оградой; поблизости находились жертвенные ямы. Это, возможно, были места древних культов. Изображённые на изваяниях детали одеяний, одежда, оружие, украшения совпадали с археологическими находками, обнаруженными в могилах.

 

ПОЛОВЦЫ В ВЕНГЕРСКОМ КОРОЛЕВСТВЕ

 

В 1220-ых годах в Венгерском Королевстве с помощью доминиканского ордена были предприняты попытки обратить половцев в христианскую веру. В 1227 году половецкий хан Бортц вместе со своим народом, проживавшим между реками Прут и Серет, приняли христианство. В 1229 году в Закарпатье для половцев создали новый епископат, который относился к архиепископу Эстергома, и половецкие территории под названием Кумания попали под юрисдикцию короля Венгрии. В 1239 году половецкий хан Кётен (Kuthen), спасаясь от монголов, покоряющих восточно-европейские страны, вместе со значительной частью своего народа переселился в Венгрию. Король Бела IV (1235-1270) хотел использовать половецкие войска для охраны страны от татаро-монголов, но в 1241 году разъярённая толпа, узревшая в хане Кётене и его свите татарских шпионов, убила их, и половцы покинули страну.

 

После татарского нашествия Бела IV реорганизовал оборону страны, и в 1245 или в 1246 году позвал половцев назад. Своего первенца, наследника престола Иштвана (Иштван V 1270­-1272) обручил с дочерью половецкого князя Эржебет; свадьбу сыграли в 1254 году. Тогда десять знатных половцев, поклявшись, напополам разрубленной мечом собаке, заверили, что будут защищать Венгрию от татар. Начиная с этого времени, половецкая вспомогательная лёгкая конница каждый год принимала участие в походах венгерского короля против Австрии, Штирии и Моравии. Наиболее важным сражением той эпохи была битва за восточные провинции Священной Римской Империи, которая состоялась 26 августа 1278 года возле Дюрнкрута, у реки Морва между чешским королём Оттокаром II и немецким королём Рудольфом Габсбургом. Важную роль в победе Рудольфа сыграла воюющая на его стороне венгерская королевская армия, в составе которой были вспомогательные половецкие войска.

 

В 1279 году король Ласло IV (1272-1290) по требованию папского легата регламентировал вопросы, связанные с половцами; определил места их проживания, сделал распоряжение в отношении постоянного характера проживания, распорядился об отмене языческих обрядов и соблюдении христианских обычаев, а также распорядился о судебных правилах в отношении них. Половцы были обязаны отпустить пленённых христиан. Несмотря на то, что закон предоставлял половцам некоторые привилегии, слишком нетерпеливое выполнение распоряжений, касающихся их обязанностей, привело к восстанию. В 1282 году королевские войска в сражении у озера Ход подавили это восстание. После этого половцы в массовом порядке покинули страну.

 

Семь половецких родов получили территорию для проживания в средней и южной части Альфёлда; эти территории находились вне юрисдикции административных округов. Они могли останавливаться в королевских имениях, но в церковных и частных - нет. Упоминаемые в источниках 13-14 веков названия народов - Chertan, Ilunchuck, Olas, Koor, Borchol - в нескольких случаях совпадали с названиями племён восточных кыпчаков - половцев (Čurtan, Ulaševiči, Burč-oγlu). Сохранились другие названия племён, топонимы и имена (напр., Байандур, Токсаба, Барак, Конгролу - Bajandur, Tokszaba, Barak, Kongrolu). Половецкое население в конце 13 века составляло по оценкам примерно 40.000 человек. Число воинов, находившихся на службе в королевской армии в рядах лёгкой конницы, предположительно насчитывало 2000-­5000 человек.

 

Роль половецких частей в венгерской армии была значительной также и в Анжуйскую эпоху; они приняли участие в походах Лайоша I (Великого) (1342-1382) в Италию, Далмацию, Польшу, Галицию, Боснию и Болгарию. К концу 14 века их роль стала заметно уменьшаться.

 

В начале 15 века на территориях проживания отдельных народностей появились автономные территориальные органы, наделённые судебными и административными правами (Kolbaz-szek, Halas-szek, Kecskemet-szek, Kara-szek, Hantos-szek, Szentelt-szek), их центры находились в степных городах или в крупных деревнях. Во главе таких резиденций стояли капитаны, которых выбирали каждый год, и орган контроля, состоявший из 12 присяжных; эти выбранные должностные лица собирали для короля и половецкого ишпана налоги и прочие дани. Правосудие на первой инстанции выполнялось выборными судьями; обжалования передавались в суд при королевском дворе. Эта система работала до установления турецкого ига в 16 веке.

 

ПОЛОВЕЦКАЯ ОДЕЖДА, ОРУЖИЕ И КОННОЕ СНАРЯЖЕНИЕ

 

В языческих захоронениях половцев были обнаружены предметы одежды восточного характера, принадлежащие знатной прослойке общества. Кроме того, превосходным историческим источником в отношении одеяний является настенная живопись и миниатюры, изображающие легенду Святого Ласло; на них изображена погоня за половцем-язычником, похитившим венгерскую девушку после битвы в Керлеше в 1068 году, и то, как его настигли и одолели. Обычно половцы, изображённые на картинах, были высокого роста, в коническом колпаке и кафтане, застёгивающемся сбоку; или в шлеме восточного типа с сеткой, защищающей лицо и шею, и в кольчуге. Железный шлем и кольчугу нашли в двух могилах вождей (Csolyos, Csengele); их параллели были обнаружены в более поздних могилах кочевников, относимых к 11-13 векам. В могиле в Csolyos нашли две бронированные пластины, которые служили для защиты плеч или колен.

 

Реалистическое изображение фиксатора стрелы на луке можно видеть на настенной живописи в унитарной церкви в Трансильвании, в Дыржиу (Dirjiu, Румыния), которая была написана в 1419 году. На многих изображениях виден половецкий колчан нового типа, имеющий центрально - азиатское половецкое происхождение, крышка которого открывается сбоку, а стрелы положены в него остриём вверх. На одной из самых красивых картин - на фреске, написанной около 1317 года (Vel’ka Lomnica, Словакия) - изображён колчан, украшенный накладками, вырезанными из кости; для закрытия крышки служила шестиконечная готическая пряжка. На отдельных настенных росписях изображался колчан, сделанный из меха животных, который был похож на колчаны китайцев в 11 веке.

 

Количество стрел, положенных в могилу, могло иметь символическое значение. В могильнике в Csolyos было обнаружено 4 наконечника для стрел различного типа, один из которых был бронебойным. В могиле вождя в Сsengele находились 8 железных наконечников для стрел и 1 большой костяной наконечник. В могиле в Felsoszentkiraly было два наконечника. В трёх могилах были обнаружены сабли (Felsoszentkiraly, Erdotelek, Kiskunmajsa-Kuklistanya), похожие на экспонаты 11-12 веков, имеющие длинное лезвие. В могиле всадника в Кunszentmarton был найден меч западного типа с двойным лезвием; на обеих сторонах лезвия можно видеть изображение герба. По всей вероятности меч был изготовлен в Венгрии в конце 13 века. Имеются сведения о двенадцати булавах с шипами половецкого типа, которые были найдены в различных местах; в могильниках таких булав не было найдено.

 

В наших археологических находках конная упряжь представлена удилами, стременем и пряжкой для ремня. У большинства удил для жеребцов, тип которых соответствовал эпохе, был ассиметричный подгубный металлический стержень (Bankta, Csengele, Erdotelek, Tiszafoldvar). Среди стремян встречается также различные поздние кочевые типы: круглые или овальные стремена с широкой подножной пластиной, усиленной ребром (Kunszentmarton); овальные стремена с прямоугольными ушками, с прямой подножной пластиной (Csolyos, Csengele); овальные стремена со слегка изогнутой подножной пластиной (Erdotelek, Kiskunmajsa). Стремена, обнаруженные в Csolyos и Csengele, были украшены серебряной инкрустацией.

 

В трёх из 14 известных могил половецкой знати, похороненных по языческому обряду, были обнаружены пояса западного типа, украшенные чеканкой. Пояс с позолоченной чернью, найденный в Kigyospuszta, является репрезентативным экземпляром рыцарской культуры 13 века; пряжка с изображением сражения рыцарей, отражает влияние французского придворного искусства. Латинские надписи на чеканках - это молитвы, обращённые к святым покровителям рыцарей. Параллели пояса, украшенного позолоченным серебром, обнаруженного в Felsoszentkiraly, известны из европейской аристократической культуры. На 14 чеканках с гербом видны геометрические фигуры герба, характерные для геральдики 13 века. Предположительно, что половецкие владельцы поясов получили доступ к этим ценным аксессуарам одежды в Венгрии. Пояс, обнаруженный в Csólyos, был самой близкой параллелью обнаруженному в Молдавии поясу, который был найден в Voineşti среди спрятанных во времена татарского нашествия сокровищ.

 

В захоронении, раскрытом в Kunszentmarton, где находилась также лошадь с упряжью, было обнаружено плетённое из серебряных нитей, толстое ожерелье, которое могло указывать также на сан усопшего, поскольку такие ожерелья были большой редкостью среди восточно­европейских археологических находок 11-13 веков. Подобное ожерелье из обработанного янтаря, было обнаружено в кургане половецкого князя близ реки Чингул в Украине.

 

Мы имеем данные об элементах женской одежды, обнаруженной в двух могилах; оба одеяния можно отнести к первому поколению переселившихся половцев. Богатый материал гробницы, обнаруженной в Balotapuszta (164 экспоната) состоял из традиционных аксессуаров одежды степных половцев; кроме того, присутствовали ювелирные предметы византийского типа. Из 83 позолоченных серебряных колец, относящихся к данной находке, можно было реконструировать рогообразный головной убор, который виден на статуях, изображающих половецких женщин. Подобные предметы нашли также в могилах кочевников в районе реки Эврос. Исходя из способа ношения одежды, отображённого на статуях, принадлежностью ожерелья была кручёная серебряная цепочка (torques) и хрустальная подвеска. Аксессуары одежды византийско-балканского стиля: 2 сферических серёг, 2 филигранных браслета, 50 штампованных позолоченных серебряных бляшек 4 видов, пришиваемых на одежду, 1 пуговица с ушком в форме двойного конуса. Находки датируются золотыми монетами никейского императора Иоанна III Ватаца (1222-1254). В могиле в Bánkút, где была также захоронена лошадь с упряжью, обнаружили позолоченную серебряную цепочку и бронзовое зеркало китайского происхождения с изображением двух, гоняющих друг друга рыб, которое могло быть свадебным подарком.

 

Погребения знати с использованием языческого ритуала закончились на рубеже 13-14 веков, но на кладбищах половецких поселений 14-15 веков были обнаружены находки, указывающие на то, что традиционную одежду продолжали носить. Половцы принесли в Венгрию сферические серьги, состоящие из одной или трёх выпуклостей; на Балканах это было популярным ювелирным изделием (Ottomos, Karcag-Orgondaszentmiklos, Perkata). Этнически характерным для половцев можно считать украшенные бисером сумки, в которых носили предметы быта - нож, шило, бритву, кремень, кресало, футляр для игл, крючок, кольца для подвешивания; между бусинками нанизывали амулеты, сделанные из костей животных (Perkata). В конце 13 века среди половцев распространилась мода на штампованные серебряные накладки, которые можно было нашить на одежду. Эти предметы готического характера половцы использовали в соответствии со своими привычками, и включили их в свою традиционную одежду. Как правило, они присутствовали на кафтанах, в верхней их части, в области груди, или служили для украшения колпака. А молодые женщины использовали их для украшения своего головного убора. В могилах 14 века были обнаружены круглые стеклянные зеркала в кожаной рамке, которые находились близко к груди (Szabadszallas-Aranyegyhaza, Karcag-Orgondaszentmiklos); предположительно, что они были предназначены для защиты от сглаза.

 

ПОСЕЛЕНИЯ И КЛАДБИЩА ПОЛОВЦЕВ

 

Несмотря на закон, принятый в 1279 году, половцы ещё долго жили не в строениях, прикреплённых к земле и в деревнях, а на временных стойбищах в переносных палатках и юртах. Позже, для обозначения места их постоянного поселения служило выражение descensus ’стойбище’, поскольку по сравнению с венгерскими деревнями в то время эти места не были стационарны, и в хозяйстве половцев разведение скота было преобладающим. Название «стойбище» осталось и тогда, когда они уже вообще не меняли место проживания, жили в поселениях с улицами, имели стабильные жилые дома и земельные участки. Для названия «стойбище» было характерно то, что оно складывалось из имени владельца-половца и суффикса «стойбище» (50%). В том случае, если половцы поселились на место венгерской деревни или рядом с её церковью, свои «стойбища» называли старым названием деревни или титулом церкви (соответственно 22,5%, и 13,8%). В названии поселений ещё встречаются географические названия на языке половцев, и венгерские названия, обозначающие какие-либо из свойств «стойбища».

 

Археологические наблюдения свидетельствуют о том, что в 15-16 веках половцы обустраивали свои поселения в места, защищённые болотистой, водянистой территорией; эти поселения имели большую протяжённость, редкую структуру, дома находились на некотором расстоянии друг от друга, иногда расстояние между ними доходило до 70-100 метров. Земельные участки в поселениях были широкими, с большими хозяйственными дворами, рядом с жилым домом находились строения, где держали скот (Túrkeve–Móric, Karcag–Orgondaszentmiklós, Szentkirály). Как правило, самые ранние пласты в этих поселениях могут датироваться концом 14 века, однако известно несколько более ранних поселений, где постоянно проживали уже с конца 13 века (Perkata).

 

До настоящего времени больше всего объектов в половецком поселении эпохи средневековья было обнаружено в населённом пункте Szentkiraly, находящемся между реками Дунай и Тиса: 21 жилой дом, 40 хозяйственных построек и примерно 300 ям или траншей. Подсобные постройки в основном были связаны с разведением скота: сараи со свайным каркасом, конюшни, скотный двор, ограждённый колами, круглая хижина, углублённое в землю зернохранилище, яма-хлев для свиней, постройки для птицы с камышовыми стенами, открытые стойла для скота. Планировку внутренних участков уже в начале обустройства поселения определили загоны, которые строили в хозяйственном дворе, сзади дома, и в которых предположительно держали овец. Эти постройки указывали на специфичную хозяйственную структуру и образ жизни: строения, характерные для открытого содержания скота, находились во внутренней части поселений; мы полагаем, что это связано с традициями содержания скота, присущими народу половецкого происхождения.

 

В 15 веке на территории Альфёлда и его окраин, в поселениях с венгерским и половецким населением в одинаковой мере распространённым стал новый тип жилых домов, построенных на поверхности земли, состоящий из двух-трёх помещений; планировка дома была следующей: комната - кухня или комната - кухня - кладовая. Дома имели свайный каркас, который был заполнен плетёными стенами; элементами конструкции крыши были стропила и обрешётка. Характерным новшеством была разделённая топка: для отопления комнаты служила облицованная керамикой печь, которую топили из другого помещения, из кухни; готовили на кухне в большой круглой, выступающей из задней стены дома печи; перед топочной дверцей находилась небольшая плита для приготовления пищи. В комнате был сделан потолок, таким образом, дым не попадал в помещение. Печи, изготовленные из неглазурованных керамических плит, являются ценными элементами культуры крестьянского быта.

 

Жителей постоянных половецких поселений, в соответствии с общими христианскими традициями в стране, хоронили вокруг церквей. Кладбища, предположительно, обустраивали также рядом с уже существующей церковью, поскольку некоторые поселения начали хоронить рядом с церквями деревень, покинутых жителями во время татаро-монгольского нашествия. В нескольких случаях так было, начиная со второй половины 13 века (Öttömös, Csengele–Bogárhát, Karcag–Orgondaszentmiklós, Perkáta), т. е. рядом с церковью должны были находиться более ранние поселения. Другие кладбища были обустроены в таком месте, где не было никаких предпосылок эпохи Арпада. Вначале это могли быть языческие кладбища; позже на их территории в конце 14 века или в 15 веке была построена церковь (Kolbazszallas, Mizse). Если здесь хоронить начали позже, одновременно со строительством церкви, то население жило где-то в другом месте.

 

На кладбищах половецких поселений всё ещё можно было наблюдать сохранение отдельных элементов языческой веры. В пяти женских могилах 14 века в Ottomos было обнаружено яйцо, которое указывало на наличие суеверного обычая, связанного с магией способности воспроизведения потомства. Во многих местах нашли кости животных, которые могли быть остатками пищи или жертвоприношений (голова барана, кости коровы, кости лошади, кости овец и т. д.). Для отпугивания вредоносных духов в могилу клали острые железные предметы (нож, топор, бритву, шило) (Orgondaszentmiklos, Perkata, Ottomos). Посыпка дна могилы золой и древесным углём также служила для защиты от сглаза (Orgondaszentmiklos, Csengele). Для отпугивания злых духов магическая роль могла быть также и у обнаруженного на груди скелета стеклянного зеркала (Aranyegyhaza, Orgondaszentmiklos). Помещение в могилу предметов, использованных в каждодневном быту (ножи, футляры для иголок, шила, кремни и т. д.) также свидетельствуют о традиционном мышлении, что в другом мире эти предметы могут понадобиться усопшему. Языческим обычаем можно считать ношение на шее в качестве амулета нанизанных костей животных: зуб собаки или волка, свиные клыки, вытянутая раковина улитки (Perkata).

 

ЯСЫ В ВЕНГРИИ

 

Предками ясов были среднеазиатские племена асы/аси, относящиеся к североиранским народам, часть которых смешалась с аланами, проживавшими в северных предгорьях Кавказа. Аланы имели развитое земледелие и животноводство, были умелыми ремесленниками. Этот народ ещё во времена господства Хазарского Каганата обосновал свои поселения в поросших лесными массивами степях в районе Дона - Донца. В 11-13 веках часть аланов - ясов были связаны с племенным союзом половцев.

 

Источники ничего не говорят о времени и обстоятельствах, которые привели к оседлости ясов; первые данные об их проживании на территории Венгрии появились с начала 14 века. В 1323 году король Карой I (1308-1342) предоставил 18 ясам (Jazones) право на свободу, и поселил их среди ясов, находящихся на военной службе у короля; было также разрешено, чтобы они сами выбрали себе капитана, т. е. судью.

 

Источники на латинском языке, начиная с 1350 года до 18 века, называли ясов архаическим именем: филистимляне (Philistei seu Jazones). Гуманист, историк Пётр Рансан (Petrus Ransanus) в своём произведении, написанном в конце 15 века, отождествлял ясов с древними языгами (Iazyges). С 17 века это название фигурировало в официальных документах и на географических картах, а с начала 19 века официальным названием Ясского Региона стало Districtus Jazygum.

 

Предположительно, что в Венгрию ясы стали переселяться с середины 13 века; небольшими группами; было несколько волн переселений. Рассеянные места их ранних поселений обнаружены в нескольких частях страны. В западной части Пилишского нагорья (Pilis) ясов упоминают с 1325 года. В начале 15 века для языка, на котором говорило живущее здесь население, был составлен известный перечень ясско-латинских слов (38 часто употребляемых слов на языке ясов, главным образом, латинские названия животных, сельскохозяйственных культур, продуктов питания; в нескольких случаях были указаны венгерские названия). Поселения ясов находились также к югу от реки Тимиш (Temes). Привилегированная территория ясов сформировалась в 15 веке, в долине рек Задьва (Zagyva) и Тарна (Tarna); однако поселения ясов здесь уже были в 13 веке.

 

В 15 веке также и в Ясшаге (Jaszsag) сформировалась, вне административного округа, управленческая и судебная структура - коллегия, куда делегировали присяжных из четырёх наиболее значительных поселений; вместе с судьёй из Вerёnyszallas (Ясберень) они образовали судебный орган, решение которого скрепляли печатью ясского сообщества.

 

Наиболее значительными археологическими раскопками в Ясшаге были раскопки средневекового поселения в Negyszallas. Здесь был раскопан фрагмент поселения, две средневековые церкви поселения и находящееся вокруг них кладбище. В 13-14 веках население жило в домах, углублённых в землю, состоящих из одного помещения. На рубеже 14-15 веков появляются наземные строения, состоящие из двух помещений. Стали появляться также хозяйственные постройки: ямы для хранения зерна, и топки в открытом пространстве, хлева прямоугольной формы, углублённые в землю. Были обнаружены также остатки каменной постройки неизвестного назначения; постройка имела круглую форму и траншейный фундамент. На I кладбище в Negyszallas раскопали 454 могил, а на II кладбище - 568 могил.

 

Похороненные здесь ясы не были язычниками, а исповедовали восточное христианство. Об этом свидетельствует нагрудный крест, в котором хранили реликвии, и который можно было повесить на шею; кроме того, на это указывает ритуальное положение руки покойников. Можно также обнаружить следы обычаев, источником которых была древняя иранская вера: из остатков древесного угля, найденного на дне могильных ям, можно сделать вывод, что перед погребением с помощью огня прогоняли злых духов. Часто в могилах встречался повешенный на шею амулет из кости животного или антропоморфный бронзовый амулет. Мужчин хоронили с присущим им оружием, с однолезвийным коротким мечом, т. н. кинжалом, который носили на ремне через плечо. Фрагментами женских предметов были серьги восточного типа, ожерелья из бисера и каурских раковин. Полы верхней одежды застёгивались парой позолоченных серебряных дисков. В сумках ясских женщин был костяной или бронзовый футляр для игл, железная иголка и бронзовый напёрсток.

 

ПРОЦЕСС ВЫМИРАНИЯ ПОСЕЛЕНИЙ И НОВЫЕ ПОСЕЛЕНИЯ

 

Первая волна вымирания деревень в Венгрии в 13-14 веках незначительно затронула половцев и ясов, которые к тому времени ещё не полностью ассимилировались в систему поселений. Были, конечно, недолговечные полукочевые хозяйства, которые очень трудно приспосабливались к феодальным условиям; такими могли быть места проживания половцев, которые в источниках 14 века упоминались всего лишь один раз, и в названиях населённых пунктов от них не осталось и следа. Отдельные, заселённые половцами территории между Дунаем и Тисой в течение 15 века опустели, так как чрезмерный выпас скота в этой песчаной местности привёл к уничтожению растительности; это подтвердили также результаты археологических исследований, касающихся почвоведения. Кроме того, этому способствовала обрушившаяся на весь регион эпидемия чумы в 1450-ых годах. В результате этого ряд поселений совершенно опустели.

 

В 16-17 веках основными причинами того, что территории опустели, были военные походы Османской Империи и постоянный характер условий войны. С 1541 года земли, населённые половцами и ясами, вместе с центральной и южной частью страны отошли к Османской Империи. В 1548 году король Фердинанд I (1526-1564) поручил эгерской крепости взимание налогов с половцев и ясов. Из налогового учёта эгерской крепости и турецких ханских налоговых грамот (дефтеров) известно, что число населённых пунктов постоянно уменьшалось. Значительным разрушительным периодом стал конец 16 века - это было время Шестнадцатилетней войны (1593-1606), когда находившиеся в Венгрии войска крымских татар из года в год опустошали страну. На территории административного сельскохозяйственного центра Hantos, в Kiskunsag, в Nagykunsag и в Jaszsag осталось всего лишь несколько населённых поселений, жители бежали, и лишь спустя годы вернулись сюда обратно.

 

Во второй половине 16 века вследствие того, что деревни опустели, на обширных территориях выпаса началось экстенсивное разведение скота, особенно разведение крупного рогатого скота в коммерческих целях. В середине 17 века в куншагских степях поголовье крупного рогатого скота составляло примерно 250.000 голов; этот скот вывозился торговцами на зарубежные рынки.

 

Распад половецких административных центров на некоторых территориях начался уже до 1526 года; это проявлялось в том, что административные центры стали частными поместьями землевладельцев (Szentelt-szek, Halas-szek). Автономия кишкуншагских половцев исчезла, когда административный центр был переведён из Halas в Kecskemet; затем в середине 16 века их территория распалась на четыре маленьких административных единицы. Оставшиеся после турецкого нашествия 1526 года поселения в Hantos-szek в Задунайской области, король Янош I (1526-1540) передал в дар в качестве крепостных деревень; этим этот орган самоуправления прекратил своё существование. Kolbaz-szek в Nagykunsag и орган самоуправления ясов существовал до конца освободительных войн. Деревням и населению Ясшага удалось с минимальными потерями пережить период турецкого владычества. В конце 17 века с созданием палаты административного управления, был сформирован округ Jaszkun с административным центром в Jaszbereny; частями этого стали район Jasz, район Nagykun и район Kiskun. Освободительные войны против турецкого ига вновь принесли большие разрушения. На основании переписи Палаты 1699 года в Kiskunsag (Кишкуншаг) нашли всего лишь пять населённых пунктов с жителями. В Nagykunsag был единственный жилой населённый пункт - Karcagujszallas, где проживали 78 семей, и как раз во время переписи сюда вернулись 30 хозяев ферм, которые ранее бежали отсюда. В ходе переписи 1699 года в Ясшаге было зарегистрировано 11 населённых деревень. Перепись позволила императорскому двору оценить население и имущество Jaszkunsag-а; и в интересах возмещения военных издержек район Jaszkun в 1702 году был продан немецкому Рыцарскому Ордену, после того, как были упразднены привилегии половцев и ясов. Народ района Jaszkun только таким образом мог освободиться от крепостной участи, что обязался выплатить всю сумму, которая была заплачена за него (1745: redemptio); этим он смог вернуть свои привилегии.

 

Привилегированные районы, находившиеся вне административных округов, в 1876 году прекратили своё существование; тогда Jaszsag и Nagykunsag были присоединены к комитату Jasz-Nagy-Kun-Szolnok, а Kiskunsag стал частью комитата Pest-Pilis-Solt-Kiskun.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • «Древний Ветер» (Fornkåre) на Ловоти. 2013 год
      Автор: Сергий
      Situne Dei

      Ежегодник исследований Сигтуны и исторической археологии

      2014

      Редакторы:


       
      Андерс Сёдерберг
      Руна Эдберг

      Магнус Келлстрем

      Элизабет Клаессон


       

       
      С «Древним Ветром» (Fornkåre) через Россию
      2013

      Отчет о продолжении путешествия с одной копией ладьи эпохи викингов.

      Леннарт Видерберг

       
      Напомним, что в поход шведский любитель истории отправился на собственноручно построенной ладье с романтичным названием «Древний Ветер» (Fornkåre). Ее длина 9,6 метра. И она является точной копией виксбота, найденного у Рослагена. Предприимчивый швед намеревался пройти от Новгорода до Смоленска. Главным образом по Ловати. Естественно, против течения. О том, как менялось настроение гребцов по ходу этого путешествия, читайте ниже…
       
      Из дневника путешественника:
      2–3 июля 2013 г.
      После нескольких дней ожидания хорошего ветра вечером отправляемся из Новгорода. Мы бросаемся в русло Волхова и вскоре оставляем Рюриков Холмгорд (Рюриково городище) позади нас. Следуем западным берегом озера. Прежде чем прибыть в стартовую точку, мы пересекаем 35 километров открытой воды Ильменя. Падает сумрак и через некоторое время я вижу только прибой. Гребем. К утру ветер поворачивает, и мы можем плыть на юг, к низким островам, растущим в лучах рассвета. В деревне Взвад покупаем рыбу на обед, проплываем мимо Парфино и разбиваем лагерь. Теперь мы в Ловати.
      4 июля.
      Мы хорошо гребли и через четыре часа достигли 12-километровой отметки (по прямой). Сделав это в обед, мы купались возле села Редцы. Было около 35 градусов тепла. Река здесь 200 метров шириной. Затем прошли два скалистых порога. Проходя через них, мы гребли и отталкивали кольями корму сильнее. Стремнины теперь становятся быстрыми и длинными. Много песка вдоль пляжей. Мы идем с коротким линем (тонкий корабельный трос из растительного материала – прим. автора) в воде, чтобы вести лодку на нужную глубину. В 9 вечера прибываем к мосту в Коровичино, где разбиваем лагерь. Это место находится в 65 км от устья Ловати.
      5–6 июля.
      Река широкая 100 метров, и быстрая: скорость течения примерно 2 км в час, в стремнинах, может быть, вдвое больше. Грести трудно, но человеку легко вести лодку с линем. Немного странно, что шесть весел так легко компенсируются канатной буксировкой. Стремнина с мелкой водой может быть длиной в несколько километров солнце палит беспощадно. Несколько раз нам повезло, и мы могли плыть против течения.
      7 июля.
      Достигаем моста в Селеево (150 км от устья Ловати), но сначала мы застреваем в могучих скалистых порогах. Человек идет с линем и тянет лодку между гигантскими валунами. Другой отталкивает шестом форштевень, а остальные смотрят. После моста вода успокаивается и мы гребем. Впереди небольшой приток, по которому мы идем в затон. Удар! Мы продолжаем, шест падает за борт, и течение тянет лодку. Мы качаемся в потоке, но медленно плывем к месту купания в ручье, который мелок и бессилен.
      8 июля.
      Стремнина за стремниной. 200-метровая гребля, затем 50-метровый перекат, где нужно приостановиться и тянуть линем. Теперь дно покрыто камнями. Мои сандалеты треплет в стремнине, и липучки расстегиваются. Пара ударов по правому колену оставляют небольшие раны. Колено болит в течение нескольких дней. Мы разбиваем лагерь на песчаных пляжах.
      9 июля.
      В обед подошли к большому повороту с сильным течением. Мы останавливаемся рядом в кустах и застреваем мачтой, которая поднята вверх. Но все-таки мы проходим их и выдыхаем облегченно. Увидевший нас за работой абориген приходит с полиэтиленовыми пакетами. Кажется, он опустошил свою кладовую от зубной пасты, каш и консервов. Было даже несколько огурцов. Отлично! Мы сегодня пополнили продукты!
      10 июля. В скалистом протоке мы оказываемся в тупике. Мы были почти на полпути, но зацепили последний камень. Вот тут сразу – стоп! Мы отталкиваем лодку назад и находим другую протоку. Следует отметить, что наша скорость по мере продвижения продолжает снижаться. Часть из нас сильно переутомлена, и проблемы увеличиваются. От 0,5 до 0,8 км в час – вот эффективные изменения по карте. Длинный быстрый порог с камнями. Мы разгружаем ладью и тянем ее через них. На других порогах лодка входит во вращение и однажды новые большие камни проламывают днище. Находим хороший песчаный пляж и разводим костер на ужин. Макароны с рыбными консервами или каша с мясными? В заключение – чай с не которыми трофеями, как всегда после еды.
      11 июля.
      Прибыли в Холм, в 190 км от устья реки Ловати, где минуем мост. Местная газета берет интервью и фотографирует. Я смотрю на реку. Судя по карте, здесь могут пройти и более крупные корабли. Разглядываю опоры моста. Во время весеннего половодья вода поднимается на шесть-семь метров. После Холма мы встречаемся с одним плесом – несколько  сотен метров вверх по водорослям. Я настаиваю, и мы продолжаем путь. Это возможно! Идем дальше. Глубина в среднем около полуметра. Мы разбиваем лагерь напротив деревни Кузёмкино, в 200 км от устья Ловати.
      12 июля. Преодолеваем порог за порогом. Теперь мы профессионалы, и используем греблю и шесты в комбинации в соответствии с потребностями. Обеденная остановка в селе Сопки. Мы хороши в Ильинском, 215 км от устья Ловати! Пара радушных бабушек с внуками и собакой приносят овощи.
      13–14 июля.
      Мы попадаем на скалистые пороги, разгружаем лодку от снаряжения и сдергиваем ее. По зарослям, с которыми мы в силах справиться, выходим в травянистый ручей. Снова теряем время на загрузку багажа. Продолжаем движение. Наблюдаем лося, плывущего через реку. Мы достигаем д. Сельцо, в 260 км от устья Ловати.
      15–16 июля.
      Мы гребем на плесах, особенно тяжело приходится на стремнинах. Когда проходим пороги, используем шесты. Достигаем Дрепино. Это 280 км от устья. Я вижу свою точку отсчета – гнездо аиста на электрическом столбе.
      17–18 июля.
      Вода льется навстречу, как из гигантской трубы. Я вяжу веревки с каждой стороны для управления курсом. Мы идем по дну реки и проталкиваем лодку через водную массу. Затем следуют повторяющиеся каменистые стремнины, где экипаж может "отдохнуть". Камни плохо видны, и время от времени мы грохаем по ним.
      19 июля.
      Проходим около 100 закорюк, многие из которых на 90 градусов и требуют гребли снаружи и «полный назад» по внутреннему направлению. Мы оказываемся в завале и пробиваем себе дорогу. «Возьмите левой стороной, здесь легче», – советует мужчина, купающийся в том месте. Мы продолжаем менять стороны по мере продвижения вперед. Сильный боковой поток бросает лодку в поперечном направлении. Когда киль застревает, лодка сильно наклоняется. Мы снова сопротивляемся и медленно выходим на более глубокую воду. Незадолго до полуночи прибываем в Великие Луки, 350 км от устья Ловати. Разбиваем лагерь и разводим огонь.
      20–21 июля.
      После дня отдыха в Великих Луках путешествие продолжается. Пересекаем ручей ниже плотины электростанции (ну ошибся человек насчет электростанции, с приезжими бывает – прим. автора) в центре города. Проезжаем по дорожке. Сразу после города нас встречает длинная череда порогов с небольшими утиными заводями между ними. Продвигаемся вперед, часто окунаясь. Очередная течь в днище. Мы должны предотвратить риск попадания воды в багаж. Идет небольшой дождь. На часах почти 21.00, мы устали и растеряны. Там нет конца порогам… Время для совета. Наши ресурсы использованы. Я сплю наяву и прихожу к выводу: пора забрать лодку. Мы достигли отметки в 360 км от устья Ловати. С момента старта в Новгороде мы прошли около 410 км.
      22 июля.
      Весь день льет дождь. Мы опорожняем лодку от оборудования. Копаем два ряда ступеней на склоне и кладем канаты между ними. Путь домой для экипажа и трейлер-транспорт для «Древнего Ветра» до лодочного клуба в Смоленске.
      Эпилог
      Ильмен-озеро, где впадает Ловать, находится на высоте около 20 метров над уровнем моря. У Холма высота над уровнем моря около 65 метров, а в Великих Луках около 85 метров. Наше путешествие по Ловати таким образом, продолжало идти в гору и вверх по течению, в то время как река становилась уже и уже, и каменистее и каменистее. Насколько известно, ранее была предпринята только одна попытка пройти вверх по течению по Ловати, причем цель была та же, что и у нас. Это была экспедиция с ладьей Айфур в 1996 году, которая прервала его плавание в Холм. В связи с этим Fornkåre, таким образом, достиг значительно большего. Fornkåre - подходящая лодка с человечными размерами. Так что очень даже похоже, что он хорошо подходит для путешествия по пути «из варяг в греки». Летом 2014 года мы приложим усилия к достижению истока Ловати, где преодолеем еще 170 км. Затем мы продолжим путь через реки Усвяча, Двина и Каспля к Днепру. Наш девиз: «Прохлада бегущей воды и весло - как повезет!»
       
      Ссылки
      Видерберг, Л. 2013. С Fornkåre в Новгород 2012. Situne Dei.
       
      Факты поездки
      Пройденное расстояние 410 км
      Время в пути 20 дней (включая день отдыха)
      Среднесуточнный пройденный путь 20,5 км
      Активное время в пути 224 ч (включая отдых и тому подобное)
      Средняя скорость 1,8 км / ч
       
      Примечание:
      1)      В сотрудничестве с редакцией Situne Dei.
       
      Резюме
      В июле 2013 года была предпринята попытка путешествовать на лодке через Россию из Новгорода в Смоленск, следуя «Пути из варяг в греки», описанного в русской Повести временных лет. Ладья Fornkåre , была точной копией 9,6-метровой ладьи середины 11-го века. Судно найдено в болоте в Уппланде, центральной Швеции. Путешествие длилось 20 дней, начиная с  пересечения озера Ильмень и далее против течения реки Ловать. Экспедиция была остановлена к югу от Великих Лук, пройдя около 410 км от Новгорода, из которых около 370 км по Ловати. Это выгодно отличается от еще одной шведской попытки, предпринятой в 1996 году, когда ладья Aifur была вынуждена остановиться примерно через 190 км на Ловати - по оценкам экипажа остальная часть пути не была судоходной. Экипаж Fornkåre должен был пробиться через многочисленные пороги с каменистым дном и сильными неблагоприятными течениями, часто применялись буксировки и подталкивания шестами вместо гребли. Усилия 2013 года стали продолжением путешествия Fornkåre 2012 года из Швеции в Новгород (сообщается в номере журнала за 2013 год). Лодка была построена капитаном и автором, который приходит к выводу, что судно доказало свою способность путешествовать по этому древнему маршруту. Он планирует продолжить экспедицию с того места, где она была прервана, и, наконец, пересечь водоразделы до Днепра.
       
       
      Перевод:
      (Sergius), 2020 г.
       
       
      Вместо эпилога
      Умный, говорят, в гору не пойдет, да и против течения его долго грести не заставишь. Другое дело – человек увлеченный. Такой и гору на своем пути свернет, и законы природы отменить постарается. Считают, например, приверженцы норманской теории возникновения древнерусского государства, что суровые викинги чувствовали себя на наших реках, как дома, и хоть кол им на голове теши. Пока не сядут за весла… Стоит отдать должное Леннарту Видербергу, в борьбе с течением и порогами Ловати он продвинулся дальше всех (возможно, потому что набрал в свою команду не соотечественников, а россиян), но и он за двадцать дней (и налегке!) смог доплыть от озера Ильмень только до Великих Лук. А планировал добраться до Смоленска, откуда по Днепру, действительно, не проблема выйти в Черное море. Получается, либо Ловать в древности была полноводнее (что вряд ли, во всяком случае, по имеющимся данным, в Петровскую эпоху она была такой же, как и сегодня), либо правы те, кто считает, что по Ловати даже в эпоху раннего Средневековья судоходство было возможно лишь в одном направлении. В сторону Новгорода. А вот из Новгорода на юг предпочитали отправляться зимой. По льду замерзшей реки. Кстати, в скандинавских сагах есть свидетельства именно о зимних передвижениях по территории Руси. Ну а тех, кто пытается доказать возможность регулярных плаваний против течения Ловати, – милости просим по следам Леннарта Видерберга…
      С. ЖАРКОВ
       
      Рисунок 1. Морской и речной путь Fornkåre в 2013 году начался в Новгороде и был прерван чуть южнее Великих Лук. Преодоленное расстояние около 410 км. Расстояние по прямой около 260 км. Карта ред.
      Рисунок 2. «Форнкор» приближается к устью реки Ловать в Ильмене и встречает здесь земснаряд. Фото автора (Леннарт Видерберг).
      Рисунок 3. Один из бесчисленных порогов Ловати с каменистым дном проходим с помощью буксирного линя с суши. И толкаем шестами с лодки. Фото автора.
      Рисунок 4. Завал преграждает русло  Ловати, но экипаж Форнкора прорезает и пробивает себе путь. Фото автора.




    • Кирасиры, конные аркебузиры, карабины и прочие
      Автор: hoplit
      George Monck. Observations upon Military and Political Affairs. Издание 1796 года. Первое было в 1671-м, книга написана в 1644-6 гг.
      "Тот самый" Монк.

       
      Giorgio Basta. Il gouerno della caualleria leggiera. 1612.
      Giorgio Basta. Il mastro di campo. 1606.

       
      Sir James Turner. Pallas armata, Military essayes of the ancient Grecian, Roman, and modern art of war written in the years 1670 and 1671. 1683. Оглавление.
      Lodovico Melzo. Regole militari sopra il governo e servitio particolare della cavalleria. 1611
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • "Примитивная война".
      Автор: hoplit
      Небольшая подборка литературы по "примитивному" военному делу.
       
      - Prehistoric Warfare and Violence. Quantitative and Qualitative Approaches. 2018
      - Multidisciplinary Approaches to the Study of Stone Age Weaponry. Edited by Eric Delson, Eric J. Sargis. 2016
      - Л. Б. Вишняцкий. Вооруженное насилие в палеолите.
      - J. Christensen. Warfare in the European Neolithic.
      - Detlef Gronenborn. Climate Change and Socio-Political Crises: Some Cases from Neolithic Central Europe.
      - William A. Parkinson and Paul R. Duffy. Fortifications and Enclosures in European Prehistory: A Cross-Cultural Perspective.
      - Clare, L., Rohling, E.J., Weninger, B. and Hilpert, J. Warfare in Late Neolithic\Early Chalcolithic Pisidia, southwestern Turkey. Climate induced social unrest in the late 7th millennium calBC.
      - Першиц А.И., Семенов Ю.И., Шнирельман В.А. Война и мир в ранней истории человечества.
      - Алексеев А.Н., Жирков Э.К., Степанов А.Д., Шараборин А.К., Алексеева Л.Л. Погребение ымыяхтахского воина в местности Кёрдюген.
      -  José María Gómez, Miguel Verdú, Adela González-Megías & Marcos Méndez. The phylogenetic roots of human lethal violence // Nature 538, 233–237
      - Sticks, Stones, and Broken Bones: Neolithic Violence in a European Perspective. 2012
       
       
      - Иванчик А.И. Воины-псы. Мужские союзы и скифские вторжения в Переднюю Азию // Советская этнография, 1988, № 5
      - Иванчик А., Кулланда С.. Источниковедение дописьменной истории и ранние стадии социогенеза // Архаическое общество: узловые проблемы социологии развития. Сб. научных трудов. Вып. 1. М., 1991
      - Askold lvantchik. The Scythian ‘Rule Over Asia’: The Classıcal Tradition And the Historical Reality // Ancient Greeks West and East. 1999
      - А.Р. Чочиев. Очерки истории социальной культуры осетин. 1985 г.
      - Α.Κ. Нефёдкин. Тактика славян в VI в. (по свидетельствам ранневизантийских авторов).
      - Цыбикдоржиев Д.В. Мужской союз, дружина и гвардия у монголов: преемственность и конфликты.
      - Вдовченков E.B. Происхождение дружины и мужские союзы: сравнительно-исторический анализ и проблемы политогенеза в древних обществах.
      - Louise E. Sweet. Camel Raiding of North Arabian Bedouin: A Mechanism of Ecological Adaptation //  American Aiztlzropologist 67, 1965.
      - Peters E.L. Some Structural Aspects of the Feud among the Camel-Herding Bedouin of Cyrenaica // Africa: Journal of the International African Institute,  Vol. 37, No. 3 (Jul., 1967), pp. 261-282
       
       
      - Зуев А.С. О боевой тактике и военном менталитете коряков, чукчей и эскимосов.
      - Зуев А.С. Диалог культур на поле боя (о военном менталитете народов северо-востока Сибири в XVII–XVIII вв.).
      - О.А. Митько. Люди и оружие (воинская культура русских первопроходцев и коренного населения Сибири в эпоху позднего средневековья).
      - К.Г. Карачаров, Д. И. Ражев. Обычай скальпирования на севере Западной Сибири в Средние века.
      - Нефёдкин А.К. Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.).
      - Зуев А.С. Русско-аборигенные отношения на крайнем Северо-Востоке Сибири во второй половине  XVII – первой четверти  XVIII  вв.
      - Антропова В.В. Вопросы военной организации и военного дела у народов крайнего Северо-Востока Сибири.
      - Головнев А.В. Говорящие культуры. Традиции самодийцев и угров.
      - Laufer В. Chinese Clay Figures. Pt. I. Prolegomena on the History of Defensive Armor // Field Museum of Natural History Publication 177. Anthropological Series. Vol. 13. Chicago. 1914. № 2. P. 73-315.
      - Нефедкин А.К. Защитное вооружение тунгусов в XVII – XVIII вв. [Tungus' armour] // Воинские традиции в археологическом контексте: от позднего латена до позднего средневековья / Составитель И. Г. Бурцев. Тула: Государственный военно-исторический и природный музей-заповедник «Куликово поле», 2014. С. 221-225.
      - Нефедкин А.К. Колесницы и нарты: к проблеме реконструкции тактики // Археология Евразийских степей. 2020
       
       
      - N. W. Simmonds. Archery in South East Asia s the Pacific.
      - Inez de Beauclair. Fightings and Weapons of the Yami of Botel Tobago.
      - Adria Holmes Katz. Corselets of Fiber: Robert Louis Stevenson's Gilbertese Armor.
      - Laura Lee Junker. Warrior burials and the nature of warfare in prehispanic Philippine chiefdoms..
      - Andrew P. Vayda. War in Ecological Perspective: Persistence, Change, and Adaptive Processes in Three Oceanian Societies. 1976
      - D. U. Urlich. The Introduction and Diffusion of Firearms in New Zealand 1800-1840..
      - Alphonse Riesenfeld. Rattan Cuirasses and Gourd Penis-Cases in New Guinea.
      - W. Lloyd Warner. Murngin Warfare.
      - E. W. Gudger. Helmets from Skins of the Porcupine-Fish.
      - K. R. Howe. Firearms and Indigenous Warfare: a Case Study.
      - Paul  D'Arcy. Firearms on Malaita, 1870-1900. 
      - William Churchill. Club Types of Nuclear Polynesia.
      - Henry Reynolds. Forgotten war. 2013
      - Henry Reynolds. The Other Side of the Frontier. Aboriginal Resistance to the European Invasion of Australia. 1981
      - John Connor. Australian Frontier Wars, 1788-1838. 2002
      -  Ronald M. Berndt. Warfare in the New Guinea Highlands.
      - Pamela J. Stewart and Andrew Strathern. Feasting on My Enemy: Images of Violence and Change in the New Guinea Highlands.
      - Thomas M. Kiefer. Modes of Social Action in Armed Combat: Affect, Tradition and Reason in Tausug Private Warfare // Man New Series, Vol. 5, No. 4 (Dec., 1970), pp. 586-596
      - Thomas M. Kiefer. Reciprocity and Revenge in the Philippines: Some Preliminary Remarks about the Tausug of Jolo // Philippine Sociological Review. Vol. 16, No. 3/4 (JULY-OCTOBER, 1968), pp. 124-131
      - Thomas M. Kiefer. Parrang Sabbil: Ritual suicide among the Tausug of Jolo // Bijdragen tot de Taal-, Land- en Volkenkunde. Deel 129, 1ste Afl., ANTHROPOLOGICA XV (1973), pp. 108-123
      - Thomas M. Kiefer. Institutionalized Friendship and Warfare among the Tausug of Jolo // Ethnology. Vol. 7, No. 3 (Jul., 1968), pp. 225-244
      - Thomas M. Kiefer. Power, Politics and Guns in Jolo: The Influence of Modern Weapons on Tao-Sug Legal and Economic Institutions // Philippine Sociological Review. Vol. 15, No. 1/2, Proceedings of the Fifth Visayas-Mindanao Convention: Philippine Sociological Society May 1-2, 1967 (JANUARY-APRIL, 1967), pp. 21-29
      - Armando L. Tan. Shame, Reciprocity and Revenge: Some Reflections on the Ideological Basis of Tausug Conflict // Philippine Quarterly of Culture and Society. Vol. 9, No. 4 (December 1981), pp. 294-300.
      - Karl G. Heider, Robert Gardner. Gardens of War: Life and Death in the New Guinea Stone Age. 1968.
      - Karl G. Heider. Grand Valley Dani: Peaceful Warriors. 1979 Тут
      - Mervyn Meggitt. Bloodis Their Argument: Warfare among the Mae Enga Tribesmen of the New Guinea Highlands. 1977 Тут
      - Klaus-Friedrich Koch. War and peace in Jalémó: the management of conflict in highland New Guinea. 1974 Тут
      - P. D'Arcy. Maori and Muskets from a Pan-Polynesian Perspective // The New Zealand journal of history 34(1):117-132. April 2000. 
      - Andrew P. Vayda. Maoris and Muskets in New Zealand: Disruption of a War System // Political Science Quarterly. Vol. 85, No. 4 (Dec., 1970), pp. 560-584
      - D. U. Urlich. The Introduction and Diffusion of Firearms in New Zealand 1800–1840 // The Journal of the Polynesian Society. Vol. 79, No. 4 (DECEMBER 1970), pp. 399-41
      - Barry Craig. Material culture of the upper Sepik‪ // Journal de la Société des Océanistes 2018/1 (n° 146), pages 189 à 201
      - Paul B. Rosco. Warfare, Terrain, and Political Expansion // Human Ecology. Vol. 20, No. 1 (Mar., 1992), pp. 1-20
      - Anne-Marie Pétrequin and Pierre Pétrequin. Flèches de chasse, flèches de guerre: Le cas des Danis d'Irian Jaya (Indonésie) // Anne-Marie Pétrequin and Pierre Pétrequin. Bulletin de la Société préhistorique française. T. 87, No. 10/12, Spécial bilan de l'année de l'archéologie (1990), pp. 484-511
      - Warfare // Douglas L. Oliver. Ancient Tahitian Society. 1974
      - Bard Rydland Aaberge. Aboriginal Rainforest Shields of North Queensland [unpublished manuscript]. 2009
      - Leonard Y. Andaya. Nature of War and Peace among the Bugis–Makassar People // South East Asia Research. Volume 12, 2004 - Issue 1
      - Forts and Fortification in Wallacea: Archaeological and Ethnohistoric Investigations. Terra Australis. 2020
      - Roscoe, P. Social Signaling and the Organization of Small-Scale Society: The Case of Contact-Era New Guinea // Journal of Archaeological Method and Theory, 16(2), 69–116. (2009)
      - David M. Hayano. Marriage, Alliance and Warfare: the Tauna Awa of New Guinea. 1972
      - David M. Hayano. Marriage, alliance, and warfare: a view from the New Guinea Highlands // American Ethnologist. Vol. 1, No. 2 (May, 1974)
      - Paula Brown. Conflict in the New Guinea Highlands // The Journal of Conflict Resolution. Vol. 26, No. 3 (Sep., 1982)
      - Aaron Podolefsky. Contemporary Warfare in the New Guinea Highlands // Ethnology. Vol. 23, No. 2 (Apr., 1984)
      - Fredrik Barth. Tribes and Intertribal Relations in the Fly Headwaters // Oceania, Vol. XLI, No. 3, March, 1971
      - Bruce M. Knauft. Melanesian Warfare: A Theoretical History // Oceania. Vol. 60, No. 4, Special 60th Anniversary Issue (Jun., 1990)
       
       
      - Keith F. Otterbein. Higi Armed Combat.
      - Keith F. Otterbein. The Evolution of Zulu Warfare.
      - Myron J. Echenberg. Late nineteenth-century military technology in Upper Volta // The Journal of African History, 12, pp 241-254. 1971.
      - E. E. Evans-Pritchard. Zande Warfare // Anthropos, Bd. 52, H. 1./2. (1957), pp. 239-262
      - Julian Cobbing. The Evolution of Ndebele Amabutho // The Journal of African History. Vol. 15, No. 4 (1974), pp. 607-631
       
       
      - Elizabeth Arkush and Charles Stanish. Interpreting Conflict in the Ancient Andes: Implications for the Archaeology of Warfare.
      - Elizabeth Arkush. War, Chronology, and Causality in the Titicaca Basin.
      - R.B. Ferguson. Blood of the Leviathan: Western Contact and Warfare in Amazonia.
      - J. Lizot. Population, Resources and Warfare Among the Yanomami.
      - Bruce Albert. On Yanomami Warfare: Rejoinder.
      - R. Brian Ferguson. Game Wars? Ecology and Conflict in Amazonia. 
      - R. Brian Ferguson. Ecological Consequences of Amazonian Warfare.
      - Marvin Harris. Animal Capture and Yanomamo Warfare: Retrospect and New Evidence.
       
       
      - Lydia T. Black. Warriors of Kodiak: Military Traditions of Kodiak Islanders.
      - Herbert D. G. Maschner and Katherine L. Reedy-Maschner. Raid, Retreat, Defend (Repeat): The Archaeology and Ethnohistory of Warfare on the North Pacific Rim.
      - Bruce Graham Trigger. Trade and Tribal Warfare on the St. Lawrence in the Sixteenth Century.
      - T. M. Hamilton. The Eskimo Bow and the Asiatic Composite.
      - Owen K. Mason. The Contest between the Ipiutak, Old Bering Sea, and Birnirk Polities and the Origin of Whaling during the First Millennium A.D. along Bering Strait.
      - Caroline Funk. The Bow and Arrow War Days on the Yukon-Kuskokwim Delta of Alaska.
      - Herbert Maschner, Owen K Mason. The Bow and Arrow in Northern North America. 
      - Nathan S. Lowrey. An Ethnoarchaeological Inquiry into the Functional Relationship between Projectile Point and Armor Technologies of the Northwest Coast.
      - F. A. Golder. Primitive Warfare among the Natives of Western Alaska. 
      - Donald Mitchell. Predatory Warfare, Social Status, and the North Pacific Slave Trade. 
      - H. Kory Cooper and Gabriel J. Bowen. Metal Armor from St. Lawrence Island. 
      - Katherine L. Reedy-Maschner and Herbert D. G. Maschner. Marauding Middlemen: Western Expansion and Violent Conflict in the Subarctic.
      - Madonna L. Moss and Jon M. Erlandson. Forts, Refuge Rocks, and Defensive Sites: The Antiquity of Warfare along the North Pacific Coast of North America.
      - Owen K. Mason. Flight from the Bering Strait: Did Siberian Punuk/Thule Military Cadres Conquer Northwest Alaska?
      - Joan B. Townsend. Firearms against Native Arms: A Study in Comparative Efficiencies with an Alaskan Example. 
      - Jerry Melbye and Scott I. Fairgrieve. A Massacre and Possible Cannibalism in the Canadian Arctic: New Evidence from the Saunaktuk Site (NgTn-1).
      - McClelland A.V. The Evolution of Tlingit Daggers // Sharing Our Knowledge. The Tlingit and Their Coastal Neighbors. 2015
       
       
      - Фрэнк Секой. Военные навыки индейцев Великих Равнин.
      - Hoig, Stan. Tribal Wars of the Southern Plains.
      - D. E. Worcester. Spanish Horses among the Plains Tribes.
      - Daniel J. Gelo and Lawrence T. Jones III. Photographic Evidence for Southern Plains Armor.
      - Heinz W. Pyszczyk. Historic Period Metal Projectile Points and Arrows, Alberta, Canada: A Theory for Aboriginal Arrow Design on the Great Plains.
      - Waldo R. Wedel. Chain mail in plains archeology.
      - Mavis Greer and John Greer. Armored Horses in Northwestern Plains Rock Art.
      - James D. Keyser, Mavis Greer and John Greer. Arminto Petroglyphs: Rock Art Damage Assessment and Management Considerations in Central Wyoming.
      - Mavis Greer and John Greer. Armored
 Horses 
in 
the 
Musselshell
 Rock 
Art
 of Central
 Montana.
      - Thomas Frank Schilz and Donald E. Worcester. The Spread of Firearms among the Indian Tribes on the Northern Frontier of New Spain.
      - Стукалин Ю. Военное дело индейцев Дикого Запада. Энциклопедия.
      - James D. Keyser and Michael A. Klassen. Plains Indian rock art.
       
       
      - D. Bruce Dickson. The Yanomamo of the Mississippi Valley? Some Reflections on Larson (1972), Gibson (1974), and Mississippian Period Warfare in the Southeastern United States.
      - Steve A. Tomka. The Adoption of the Bow and Arrow: A Model Based on Experimental Performance Characteristics.
      - Wayne William Van Horne. The Warclub: Weapon and symbol in Southeastern Indian Societies.
      - Hutchings, W. Karl and Lorenz W. Brucher. Spearthrower performance: ethnographic and  experimental research.
      - Douglas J Kennett , Patricia M Lambert, John R Johnson, Brendan J Culleton. Sociopolitical Effects of Bow and Arrow Technology in Prehistoric Coastal California.
      - The Ethics of Anthropology and Amerindian Research Reporting on Environmental Degradation and Warfare. Editors Richard J. Chacon, Rubén G. Mendoza.
      - Walter Hough. Primitive American Armor. Тут, тут и тут.
      - George R. Milner. Nineteenth-Century Arrow Wounds and Perceptions of Prehistoric Warfare.
      - Patricia M. Lambert. The Archaeology of War: A North American Perspective.
      - David E. Jonesэ Native North American Armor, Shields, and Fortifications.
      - Laubin, Reginald. Laubin, Gladys. American Indian Archery.
      - Karl T. Steinen. Ambushes, Raids, and Palisades: Mississippian Warfare in the Interior Southeast.
      - Jon L. Gibson. Aboriginal Warfare in the Protohistoric Southeast: An Alternative Perspective. 
      - Barbara A. Purdy. Weapons, Strategies, and Tactics of the Europeans and the Indians in Sixteenth- and Seventeenth-Century Florida.
      - Charles Hudson. A Spanish-Coosa Alliance in Sixteenth-Century North Georgia.
      - Keith F. Otterbein. Why the Iroquois Won: An Analysis of Iroquois Military Tactics.
      - George R. Milner. Warfare in Prehistoric and Early Historic Eastern North America // Journal of Archaeological Research, Vol. 7, No. 2 (June 1999), pp. 105-151
      - George R. Milner, Eve Anderson and Virginia G. Smith. Warfare in Late Prehistoric West-Central Illinois // American Antiquity. Vol. 56, No. 4 (Oct., 1991), pp. 581-603
      - Daniel K. Richter. War and Culture: The Iroquois Experience. 
      - Jeffrey P. Blick. The Iroquois practice of genocidal warfare (1534‐1787).
      - Michael S. Nassaney and Kendra Pyle. The Adoption of the Bow and Arrow in Eastern North America: A View from Central Arkansas.
      - J. Ned Woodall. Mississippian Expansion on the Eastern Frontier: One Strategy in the North Carolina Piedmont.
      - Roger Carpenter. Making War More Lethal: Iroquois vs. Huron in the Great Lakes Region, 1609 to 1650.
      - Craig S. Keener. An Ethnohistorical Analysis of Iroquois Assault Tactics Used against Fortified Settlements of the Northeast in the Seventeenth Century.
      - Leroy V. Eid. A Kind of : Running Fight: Indian Battlefield Tactics in the Late Eighteenth Century.
      - Keith F. Otterbein. Huron vs. Iroquois: A Case Study in Inter-Tribal Warfare.
      - Jennifer Birch. Coalescence and Conflict in Iroquoian Ontario // Archaeological Review from Cambridge - 25.1 - 2010
      - William J. Hunt, Jr. Ethnicity and Firearms in the Upper Missouri Bison-Robe Trade: An Examination of Weapon Preference and Utilization at Fort Union Trading Post N.H.S., North Dakota.
      - Patrick M. Malone. Changing Military Technology Among the Indians of Southern New England, 1600-1677.
      - David H. Dye. War Paths, Peace Paths An Archaeology of Cooperation and Conflict in Native Eastern North America.
      - Wayne Van Horne. Warfare in Mississippian Chiefdoms.
      - Wayne E. Lee. The Military Revolution of Native North America: Firearms, Forts, and Polities // Empires and indigenes: intercultural alliance, imperial expansion, and warfare in the early modern world. Edited by Wayne E. Lee. 2011
      - Steven LeBlanc. Prehistoric Warfare in the American Southwest. 1999.
      - Keith F. Otterbein. A History of Research on Warfare in Anthropology // American Anthropologist. Vol. 101, No. 4 (Dec., 1999), pp. 794-805
      - Lee, Wayne. Fortify, Fight, or Flee: Tuscarora and Cherokee Defensive Warfare and Military Culture Adaptation // The Journal of Military History, Volume 68, Number 3, July 2004, pp. 713-770
      - Wayne E. Lee. Peace Chiefs and Blood Revenge: Patterns of Restraint in Native American Warfare, 1500-1800 // The Journal of Military History. Vol. 71, No. 3 (Jul., 2007), pp. 701-741
       
      - Weapons, Weaponry and Man: In Memoriam Vytautas Kazakevičius (Archaeologia Baltica, Vol. 8). 2007
      - The Horse and Man in European Antiquity: Worldview, Burial Rites, and Military and Everyday Life (Archaeologia Baltica, Vol. 11). 2009
      - The Taking and Displaying of Human Body Parts as Trophies by Amerindians. 2007
      - The Ethics of Anthropology and Amerindian Research. Reporting on Environmental Degradation and Warfare. 2012
      - Empires and Indigenes: Intercultural Alliance, Imperial Expansion, and Warfare in the Early Modern World. 2011
      - A. Gat. War in Human Civilization.
      - Keith F. Otterbein. Killing of Captured Enemies: A Cross‐cultural Study.
      - Azar Gat. The Causes and Origins of "Primitive Warfare": Reply to Ferguson.
      - Azar Gat. The Pattern of Fighting in Simple, Small-Scale, Prestate Societies.
      - Lawrence H. Keeley. War Before Civilization: the Myth of the Peaceful Savage.
      - Keith F. Otterbein. Warfare and Its Relationship to the Origins of Agriculture.
      - Jonathan Haas. Warfare and the Evolution of Culture.
      - М. Дэйви. Эволюция войн.
      - War in the Tribal Zone. Expanding States and Indigenous Warfare. Edited by R. Brian Ferguson and Neil L. Whitehead.
      - The Ending of Tribal Wars: Configurations and Processes of Pacification. 2021 Тут
      - I.J.N. Thorpe. Anthropology, Archaeology, and the Origin of Warfare.
      - Антропология насилия. Новосибирск. 2010.
      - Jean Guilaine and Jean Zammit. The origins of war: violence in prehistory. 2005. Французское издание было в 2001 году - le Sentier de la Guerre: Visages de la violence préhistorique.
      - Warfare in Bronze Age Society. 2018
      - Ian Armit. Headhunting and the Body in Iron Age Europe. 2012
      - The Cambridge World History of Violence. Vol. I-IV. 2020

    • Мусульманские армии Средних веков
      Автор: hoplit
      Maged S. A. Mikhail. Notes on the "Ahl al-Dīwān": The Arab-Egyptian Army of the Seventh through the Ninth Centuries C.E. // Journal of the American Oriental Society,  Vol. 128, No. 2 (Apr. - Jun., 2008), pp. 273-284
      David Ayalon. Studies on the Structure of the Mamluk Army // Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London
      David Ayalon. Aspects of the Mamlūk Phenomenon // Journal of the History and Culture of the Middle East
      Bethany J. Walker. Militarization to Nomadization: The Middle and Late Islamic Periods // Near Eastern Archaeology,  Vol. 62, No. 4 (Dec., 1999), pp. 202-232
      David Ayalon. The Mamlūks of the Seljuks: Islam's Military Might at the Crossroads //  Journal of the Royal Asiatic Society, Third Series, Vol. 6, No. 3 (Nov., 1996), pp. 305-333
      David Ayalon. The Auxiliary Forces of the Mamluk Sultanate // Journal of the History and Culture of the Middle East. Volume 65, Issue 1 (Jan 1988)
      C. E. Bosworth. The Armies of the Ṣaffārids // Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London,  Vol. 31, No. 3 (1968), pp. 534-554
      C. E. Bosworth. Military Organisation under the Būyids of Persia and Iraq // Oriens,  Vol. 18/19 (1965/1966), pp. 143-167
      C. E. Bosworth. The Army // The Ghaznavids. 1963
      R. Stephen Humphreys. The Emergence of the Mamluk Army //  Studia Islamica,  No. 45 (1977), pp. 67-99
      R. Stephen Humphreys. The Emergence of the Mamluk Army (Conclusion) // Studia Islamica,  No. 46 (1977), pp. 147-182
      Nicolle, D. The military technology of classical Islam. PhD Doctor of Philosophy. University of Edinburgh. 1982
      Nicolle D. Fighting for the Faith: the many fronts of Crusade and Jihad, 1000-1500 AD. 2007
      Nicolle David. Cresting on Arrows from the Citadel of Damascus // Bulletin d’études orientales, 2017/1 (n° 65), p. 247-286.
      David Nicolle. The Zangid bridge of Ǧazīrat ibn ʿUmar (ʿAyn Dīwār/Cizre): a New Look at the carved panel of an armoured horseman // Bulletin d’études orientales, LXII. 2014
      David Nicolle. The Iconography of a Military Elite: Military Figures on an Early Thirteenth-Century Candlestick. В трех частях. 2014-19
      Nicolle, D. The impact of the European couched lance on Muslim military tradition // Warriors and their weapons around the time of the crusades: relationships between Byzantium, the West, and the Islamic world. 2002
      Patricia Crone. The ‘Abbāsid Abnā’ and Sāsānid Cavalrymen // Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain & Ireland, 8 (1998)
      D.G. Tor. The Mamluks in the military of the pre-Seljuq Persianate dynasties // Iran,  Vol. 46 (2008), pp. 213-225 (!)
      D.G. Tor. Mamlūk Loyalty: Evidence from the Late Saljūq Period // Asiatische Studien 65,3. (2011)
      J. W. Jandora. Developments in Islamic Warfare: The Early Conquests // Studia Islamica,  No. 64 (1986), pp. 101-113
      John W. Jandora. The Battle of the Yarmuk: A Reconstruction // Journal of Asian History, 19 (1): 8–21. 1985
      Khalil ʿAthamina. Non-Arab Regiments and Private Militias during the Umayyād Period // Arabica, T. 45, Fasc. 3 (1998), pp. 347-378
      B.J. Beshir. Fatimid Military Organization // Der Islam. Volume 55, Issue 1, Pages 37–56
      Andrew C. S. Peacock. Nomadic Society and the Seljūq Campaigns in Caucasia // Iran & the Caucasus,  Vol. 9, No. 2 (2005), pp. 205-230
      Jere L. Bacharach. African Military Slaves in the Medieval Middle East: The Cases of Iraq (869-955) and Egypt (868-1171) //  International Journal of Middle East Studies,  Vol. 13, No. 4 (Nov., 1981), pp. 471-495
      Deborah Tor. Privatized Jihad and public order in the pre-Seljuq period: The role of the Mutatawwi‘a // Iranian Studies, 38:4, 555-573
      Гуринов Е.А. , Нечитайлов М.В. Фатимидская армия в крестовых походах 1096 - 1171 гг. // "Воин" (Новый) №10. 2010. Сс. 9-19
      Нечитайлов М.В. Мусульманское завоевание Испании. Армии мусульман // Крылов С.В., Нечитайлов М.В. Мусульманское завоевание Испании. Saarbrücken: LAMBERT Academic Publishing, 2015.
      Нечитайлов М.В., Гуринов Е.А. Армия Саладина (1171-1193 гг.) (1) // Воин № 15. 2011. Сс. 13-25. И часть два.
      Нечитайлов М.В. "День скорби и испытаний". Саладо, 30 октября 1340 г. // Воин №17-18. В двух частях.
      Нечитайлов М.В., Шестаков Е.В. Андалусские армии: от Амиридов до Альморавидов (1009-1090 гг.) (1) // Воин №12. 2010. 
      Kennedy, H.N. The Military Revolution and the Early Islamic State // Noble ideals and bloody realities. Warfare in the middle ages. P. 197-208. 2006.
      Kennedy, H.N. Military pay and the economy of the early Islamic state // Historical research LXXV (2002), pp. 155–69.
      Kennedy, H.N. The Financing of the Military in the Early Islamic State // The Byzantine and Early Islamic Near East. Vol. III, ed. A. Cameron (Princeton, Darwin 1995), pp. 361–78.
      H.A.R. Gibb. The Armies of Saladin // Studies on the Civilization of Islam. 1962
      David Neustadt. The Plague and Its Effects upon the Mamlûk Army // The Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland. No. 1 (Apr., 1946), pp. 67-73
      Ulrich Haarmann. The Sons of Mamluks as Fief-holders in Late Medieval Egypt // Land tenure and social transformation in the Middle East. 1984
      H. Rabie. The Size and Value of the Iqta in Egypt 564-741 A.H./l 169-1341 A.D. // Studies in the Economic History of the Middle East: from the Rise of Islam to the Present Day. 1970
      Yaacov Lev. Infantry in Muslim armies during the Crusades // Logistics of warfare in the Age of the Crusades. 2002. Pp. 185-208
      Yaacov Lev. Army, Regime, and Society in Fatimid Egypt, 358-487/968-1094 // International Journal of Middle East Studies. Vol. 19, No. 3 (Aug., 1987), pp. 337-365
      E. Landau-Tasseron. Features of the Pre-Conquest Muslim Army in the Time of Mu ̨ammad // The Byzantine and Early Islamic near East. Vol. III: States, Resources and Armies. 1995. Pp. 299-336
      Shihad al-Sarraf. Mamluk Furusiyah Literature and its Antecedents // Mamluk Studies Review. vol. 8/4 (2004): 141–200.
      Rabei G. Khamisy Baybarsʼ Strategy of War against the Franks // Journal of Medieval Military History. Volume XVI. 2018
      Manzano Moreno. El asentamiento y la organización de los yund-s sirios en al-Andalus // Al-Qantara: Revista de estudios arabes, vol. XIV, fasc. 2 (1993), p. 327-359
      Amitai, Reuven. Foot Soldiers, Militiamen and Volunteers in the Early Mamluk Army // Texts, Documents and Artifacts: Islamic Studies in Honour of D.S. Richards. Leiden: Brill, 2003
      Reuven Amitai. The Resolution of the Mongol-Mamluk War // Mongols, Turks, and others : Eurasian nomads and the sedentary world. 2005
      Juergen Paul. The State and the military: the Samanid case // Papers on hater Asia, 26. 1994
      Harold W. Glidden. A Note on Early Arabian Military Organization // Journal of the American Oriental Society,  Vol. 56, No. 1 (Mar., 1936)
      Athamina, Khalil. Some administrative, military and socio-political aspects of early Muslim Egypt // War and society in the eastern Mediterranean, 7th-15th centuries. 1997
      Vincent Lagardère. Esquisse de l'organisation militaire des Murabitun, à l'époque de Yusuf b. Tasfin, 430 H/1039 à 500 H/1106 // Revue des mondes musulmans et de la Méditerranée. Année 1979.  №27 Тут
       
      Kennedy, Hugh. The Armies of the Caliphs: Military and Society in the Early Islamic State Warfare and History. 2001
      Blankinship, Khalid Yahya. The End of the Jihâd State: The Reign of Hisham Ibn Àbd Al-Malik and the Collapse of the Umayyads. 1994.
      D.G. Tor. Violent Order: Religious Warfare, Chivalry, and the 'Ayyar Phenomenon in the Medieval Islamic World. 2007
      Michael Bonner. Aristocratic Violence and Holy War. Studies in the Jihad and the Arab-Byzantine Frontier. 1996
      Patricia Crone. Slaves on Horses. The Evolution of the Islamic Polity. 1980
      Hamblin W. J. The Fatimid Army During the Early Crusades. 1985
      Daniel Pipes. Slave Soldiers and Islam: The Genesis of a Military System. 1981
      Yaacov Lev. State and society in Fatimid Egypt. 1991 Тут
      Abbès Zouache. Armées et combats en Syrie de 491/ 1098 à 569/ 1174 : analyse comparée des chroniques médiévales latines et arabes. 2008 Тут
      War, technology and society in the Middle East. 1975 Тут
       
      P.S. Большую часть работ Николя в список вносить не стал - его и так все знают. Пишет хорошо, читать все. Часто пространные главы про армиям мусульманского Леванта есть в литературе по Крестовым походам. Хоть в R.C. Smail. Crusading Warfare 1097-1193, хоть в Steven Tibble. The Crusader Armies: 1099-1187 (!)...