Желицки Б. Й. Трагическая судьба Ласло Райка. Венгрия 1949 г.

Осенью 1999 г. исполнилось 50 лет со времени проведения в Будапеште судебного процесса по "делу" Ласло Райка (1909-1949), одного из видных партийных и политических деятелей послевоенной Венгрии. Сегодня лишь скудные, суховатые строки страниц некогда секретных партийных документов и незначительное количество научных публикаций проливают свет на содержание и характер этого нашумевшего в 1949 г. судебного разбирательства. Историческая наука по-прежнему остается в долгу перед раскрытием полных тайн и завесы секретности самого громкого в народно-демократических странах Европы дела.

1 мая 1947 года. Матьяш Ракоши, Арпад Сакашич, Ласло Райк и Дердь Маросан

Матьяш Ракоши

М. И. Белкин

Янош Кадар

Эрнё Герё


Могила Ласло Райка после перезахоронения 6 октября 1956 года

Сфабрикованный судебный процесс над Райком и его товарищами вызвал в свое время большой международный резонанс и имел весьма серьезные внутренние и внешнеполитические последствия для страны, испортив на долгие годы отношения между ракошистской Венгрией и титовской Югославией. Смысл и содержание процесса в венгерской и советской печати подавались в то время под определенным политическим углом зрения. Мировая пресса на процесс реагировала по-разному. Полную правду о судебном процессе мало кто знал даже в самой Венгрии. Ныне, когда накопилось немало документального материала, историк имеет возможность попытаться несколько раздвинуть завесу секретности вокруг "дела" Райка.

По замыслу организаторов процесс над Райком и его товарищами был проведен с заранее заданной целью - продемонстрировать миру "вражеские происки" стран Запада против "лагеря мира, социализма и демократии", подтвердить сталинскую теорию обострения классовой борьбы по мере строительства социализма, проникновения врага даже в высшие сферы правящих коммунистических партий, а вместе с тем дискредитировать неподчинившегося требованиям И. В. Сталина лидера югославских коммунистов, главного ревизиониста и, как тогда его определяли, "пособника мирового империализма" И. Б. Тито, не пожелавшего во всем копировать советский опыт. Такая трактовка процесса по "делу" Райка была призвана разоблачить внешних врагов советского образца социализма, а во внутренней сфере - служить делу укрепления авторитета и режима личной власти генерального секретаря Центрального Руководства Венгерской партии трудящихся (ЦР ВПТ) Матяша Ракоши¹.

Судебный процесс над Райком для многих, непосвященных в тайны его организации и проведения, внешне мог показаться вполне естественным, логичным и, разумеется, законным. Однако за такой внешней оболочкой на деле скрывались корыстные интересы как узкой группы партийной верхушки во главе с Ракоши, стремившейся к узурпации власти и установлению тоталитарного строя в стране, так и советского руководства во главе со Сталиным, недовольным позицией Тито и его сторонников. Тогда, в 1949 г., мало кто догадывался о методичной подтасовке фактов при подготовке этого "дела". Местного значения процессы с элементами ложных концепций, преследовавшие цель вытеснения из власти неугодных коммунистам соперников в Венгрии проводились и раньше, но процесс над Райком стал первым чисто "концепционным" (так его называют в Венгрии), т. е. целиком и полностью составленным на измышлениях и проведенным по заранее разработанной схеме, сфабрикованным по искусственной концепции.

В других странах Восточной и Центральной Европы того времени также было немало сфабрикованных по заданной концепции политических процессов. Достаточно назвать имена таких ведущих коммунистических политиков из высшего эшелона власти, как Т. Костов (Болгария), В. Клементис, Р. Сланский (Чехословакия), Л. Патрашкану (Румыния), К. Дзодзе (Албания). Среди них наиболее одиозным явилось именно "дело" Райка. Истинное содержание его "дела" стало известно, когда в середине 50-х годов назревавший в Венгрии политический кризис заставил высшую элиту ВПТ частично признать сфабрикованный характер обвинений против Райка. Лишь в конце 1955 г. в условиях строгой секретности проводилось внутрипартийное разбирательство, завершившееся привлечением к ответственности министра обороны ВНР Михая Фаркаша², и тайной реабилитацией высшим партийным руководством Райка. Рядовые же члены ВПТ, не говоря уже о гражданах страны, узнали о реабилитации только в октябре 1956 г., когда состоялось публичное перезахоронение останков Райка и его товарищей.

Венгерская историография долгое время ограничивалась в основном лаконичной констатацией концепционного характера "дела" Райка, не вдаваясь в раскрытие причин и обстоятельств организации и проведения судебного разбирательства над ним. Даже трехтомный труд по истории венгерского рабочего движения³, изданный в 1970 г., ограничивался определением того, что на рубеже 40-50-х годов в стране прошли противозаконные процессы, что приговор над Райком "базировался на сфабрикованных обвинениях", что "жертвами ложных обвинений стали также Дердь Палффи, Тибор Сени, Андраш Салаи⁴ и ряд других верных борцов коммунистического движения. В партии, в государственных и общественных организациях воцарилась парализующая атмосфера недоверия... Подозрение угрожало прежде всего вступившим в коммунистическую партию до освобождения"⁵.

В работах венгерских исследователей с середины 80-х годов давалась однозначно осуждавшая оценка процессу над Райком, равно как и политике ракошистского партийного руководства в целом, подчеркивалось, что Райк и его товарищи были осуждены на основании ложных обвинений и приговорены к смертной казни на незаконном основании⁶. Но подготовка и ход самого процесса в работах не освещались.

До конца 80-х годов доступ к архивным материалам по "делу" Райка для исследователей был закрыт. Венгерский историк Т. Циннер, первым получивший допуск к документам противозаконных дел и процессов ракошистского периода и считающийся крупнейшим специалистом по изучению преступлений режима, впоследствии так охарактеризовал состояние источниковедческой базы концепционных дел, включая "дело" Райка: "Основной проблемой при анализе источников является то, что в написанных тогда материалах очень мало элементов правды. Точнее налицо конструкция, в которую ради какой-то цели включены отдельные элементы правды и, по словам Йожефа Реваи⁷, она "состряпана" таким образом, чтобы могла служить основой для полностью или частично ложных концепций. Исследователь, к тому же, не имеет доступа ко всем материалам. Часть материалов уничтожена. Кроме того, в те времена принятию тех или иных решений часто предшествовали только словесные указания и записки"⁸.

Приведенные слова историка показывают, что достоверных архивных источников, позволяющих раскрыть во всей полноте различные аспекты "дела" Райка, к сожалению не существует. Сохранившиеся же материалы после революции 1956 г. подверглись существенному отсеву. Опубликованные материалы самого процесса представляют собой сочинение на заданную тему с готовой концепцией, где чередуется полуправда с откровенным вымыслом⁹.

На рубеже 80-90-х годов, в условиях развернувшихся в Венгрии общественно-политических перемен и кардинальных демократических преобразований, начали появляться первые работы, освещающие подлинное содержание и характер сфабрикованных политических процессов конца 40-х - начала 50-х годов. Среди них достоверная книга-воспоминание писателя Б. Саса, работавшего в 1948-1949 гг. в министерстве иностранных дел ВНР, арестованного по "делу" Райка и приговоренного к 10 годам тюремного заключения. Освободившись в 1954 г., он в 1957 г. выехал в Англию, где в 1963 г. опубликовал книгу "Без всякого принуждения. История болезни одного преступного процесса", которая в 1989 г. была переиздана в Венгрии с несколько видоизмененным подзаголовком ("История одного искусственного процесса"¹⁰).

Через год вышла работа Д. Ходоша "Витринные процессы"¹¹. Ее автор также подвергался тяжким пыткам со стороны следователей и провел 5 лет в застенках. Ходош проанализировал не только "дело" Райка, но и все сфабрикованные процессы, проведенные в те годы во многих странах народной демократии. Он доказал, что Сталин в мае 1948 г. поручил Берии организовать разоблачение Тито, что уже тогда существовал общий план для всей Восточной Европы о якобы имевшем место "сговоре" югославского руководства с западными спецслужбами, преследовавшими задачу оторвать страны народной демократии от СССР.

Свидетельства других участников процесса над Райком и его товарищами, приговоренных к различным срокам тюремного заключения, содержат важный фактический и документальный материал о "деле" Райка. Они также важны для восстановления объективной картины о подготовке и ходе процесса. Наибольший интерес представляют сведения, данные Лазарем Бранковым¹², бывшим югославским дипломатом в Венгрии, порвавшим с Тито, приговоренным по "делу" Райка к тюремному заключению, а в 1989 г. рассказавшим венгерскому кинодокументалисту П. Бокору в Париже о своей деятельности в Венгрии и о "деле" Райка¹³. К числу документальных свидетельств относятся также показания Пала Юстуса¹⁴, бывшего заместителя председателя Венгерского радио, приговоренного на процессе к пожизненному заключению, и последним разговаривавшим с Райком перед его казнью. Для раскрытия темы ценность представляли мемуары посла Венгрии в Париже М. Каройи "Вера без иллюзий"¹⁵, воспоминания посла Югославии в Москве В. Мичуновича¹⁶. Сюда же относятся недавно опубликованные воспоминания самого Ракоши¹⁷. В этих работах, а также в двухтомном более чем тысячестраничном издании имеются материалы по "делу" Райка. Ракоши с явным стремлением к самооправданию посвятил несколько страниц делу о Райке, проливающих свет на международные аспекты организации и проведения его "дела". Подробные детали о процессе содержат также зафиксированные слушателями записи, сделанные во время судебного разбирательства, в частности, данные руководителя охраны здания ЦР ВПТ И. Силади¹⁸.

Для исследователя важны сведения, имеющиеся в воспоминаниях представителей венгерских органов госбезопасности, непосредственно участвовавших в допросах Райка и его товарищей. Это воспоминания полковника Управления государственной безопасности (УГБ) ВНР Д. Козака "Вглядываясь в прошлое"¹⁹, и особенно книга сына упоминавшегося Михая Фаркаша, Владимира Фаркаша "Нет прощения. Я был подполковником УГБ"²⁰. В отличие от других мемуаристов эти авторы сами работали на ракошистский режим и его репрессивный аппарат и, будучи ответственными работниками этих органов, накопили много конкретных сведений о сфабрикованных процессах рубежа 40- 50-х годов. Сведения В. Фаркаша особенно важны для раскрытия проблемы, так как он работал под непосредственным руководством всемогущего главы УГБ Венгрии Габора Петера²¹, несущего вместе с Ракоши главную ответственность за организацию ряда подобных процессов, создание в стране атмосферы преследования и террора. Фаркаш изнутри знал работу этих органов.

Владимир Фаркаш родился в г. Кошице (Чехословакия), в 1939-1945 гг. жил в Москве, с 1946 г. работал в Оперативно-техническом отделе госбезопасности Министерства внутренних дел (МВД) Венгрии. В 1949 г. в чине капитана возглавлял отдел УГБ и лично участвовал в допросах Л. Райка и его товарищей, выполняя политический заказ узкого круга высшего партийного руководства во главе с Ракоши. За участие и успешную работу по организации и проведению сфабрикованных процессов В. Фаркаш быстро продвигался по службе, в 1950-1955 гг. в чине подполковника руководил Отделом внешней разведки, был членом Коллегии УГБ. В 1956 г., как и его отец Михай Фаркаш, был арестован, а в 1957 г. приговорен к тюремному заключению, но в 1960 г. помилован и освобожден.

В. Фаркаш, как активный участник допросов Райка, много общавшийся со всеми организаторами процесса, сохранил много сведений о закулисных деталях "дела" Райка. Он располагал богатыми документальными материалами для написания книги, включая собственные и отцовские записи и дневники, поэтому его работа является ценным источником для историка. Фаркаш считал своим "моральным долгом" написание этой книги и ее рукопись подготовил еще в начале 80-х годов. В его книге нас интересовали конкретные сведения, хронология и факты, касающиеся "дела" Райка. Ценность его сведений на фоне исчезновения архивных источников особенно значительна.

Немало документальных материалов и принципиальных оценок "дела" Райка содержится в использованных нами материалах, подготовленных Михаем Фаркашем для несостоявшегося выступления автора на ЦР ВПТ, где предполагалось заслушать выводы партийной комиссии, специально созданной для расследования его преступлений, равно как в самом докладе этой комиссии²².

Для написания настоящего очерка были привлечены данные из серии публикаций документальных материалов И. Шолтеса²³, опубликованной в январе-феврале 1989 г. в газете "Мадьяр Немзет" о процессе Райка, сборники решений и документов ВСРП²⁴, а также архивные источники, почерпнутые автором в хранилищах Москвы и Будапешта.

Первое весьма краткое научное обобщение о жизни и деятельности Райка было опубликовано в Венгрии в 1974 г. историками Э. Штрассенрейтер и П. Шипошем²⁵. Статья венгерского историка Т. Хайду "Второй план процесса Райка и его этапы"²⁶ раскрывает международные аспекты возникновения "дела".

О российской историографии проблемы говорить преждевременно, но все же, следует обратить внимание на статью Г. П. Мурашко и А. Ф. Носковой, написанную на материалах отдельных российских архивов²⁷. В ней затронуты принципиальные вопросы участия советских органов безопасности в проведении процессов над Т. Костовым и Л. Райком в связи с обострением советско-югославского конфликта в 1949 г. Авторы показывают участие советских специалистов и приходят к выводу, что "дело" Райка сыграло роль "бикфордова шнура" для массовых чисток в высших партийных структурах стран всего социалистического региона Европы. Они показывают, что усилиями венгерской и советской сторон это дело было "интернационализировано" в отношении борьбы с "агентами Тито", оно позволило "ЦК ВКП(б) уничтожить политически, а нередко и физически тех лидеров, в преданности которых в Москве по разным причинам возникли сомнения", а для Ракоши сделало возможным "освободиться от реального политического конкурента и сыграть роль закулисного дирижера в борьбе группировок национальных элит"²⁸.

Названные воспоминания, работы и публикации документов, а также найденные нами новые архивные и другие материалы позволяют реконструировать важнейшие мотивы и детали организации и проведения судебного разбирательства над Райком и его товарищами. Автор считает, что в архиве ФСБ РФ могут быть материалы, используя которые историки пополнят наши знания об этом нашумевшем "деле".

ОБЩЕПОЛИТИЧЕСКАЯ АТМОСФЕРА И УСЛОВИЯ ДЛЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ "ДЕЛА"

Для понимания одного из наиболее громких политических судебных процессов - "дела" Райка - и вообще последующего ряда противозаконных, сфабрикованных судебных процессов, прошедших в странах Восточной Европы, следует учитывать ряд внешних и внутренних факторов.

В первые послевоенные годы европейские страны народной демократии жили в условиях ожидания претворения в жизнь демократических ценностей, возрождали разрушенное войной народное хозяйство. Трудовые будни, провозглашенный стратегический курс на утверждение народной демократии, как новой формы власти, обещали мирное созидательное будущее. Такая линия не встречала сопротивления и со стороны СССР, войска которого освободили эти страны от гитлеровских оккупантов. Подтверждением тому были слова, произнесенные И. В. Сталиным в мае 1946 г. во время беседы с польскими руководителями. Установившуюся в странах региона народно-демократическую власть советское руководство расценивало как демократию нового типа, не имеющую в истории прецедента. "Она приближает нас к социализму без необходимости установления диктатуры пролетариата и советского строя, - отмечал Сталин. - ...Вам нужна не диктатура пролетариата. Количество недовольных новым строем будет все уменьшаться, и вы приблизитесь к социализму без кровавой борьбы"²⁹. В первые послевоенные годы венгерские политики (разве что за исключением отдельных посвященных) истинно верили в возможность такой стратегической линии политического развития.

Политическое развитие, как известно, пошло другим путем. В условиях постепенного охлаждения отношений прежде всего между СССР и бывшими союзными державами по антифашистской коалиции (США, Англия и Франция) оно привело к разделению мира на два противоположных лагеря, к их блоковому противостоянию. Началась "холодная война".

Установление в Венгрии летом 1948 г. диктатуры пролетариата привело к разделению мира на два противоположных лагеря, к их блоковому противостоянию. Началась "холодная война". Эти перемены не могли не отразиться на политической судьбе народов Центральной и Юго-Восточной Европы, принадлежавших к советской зоне влияния. Эти европейские государства, включая Венгрию, где продолжали базироваться войска СССР даже после Парижской мирной конференции (1947 г.), быстро почувствовали на себе результаты противостояния, не позволившие окрепнуть молодым народным демократиям. Все они оказались вскоре вынужденными под руководством своих коммунистических партий перейти к копированию советского образца общественно-политического устройства.

Присутствие в Венгрии советских войск с самого начала обеспечивало коммунистам несоразмерное их численности и весу в обществе политическое влияние. Они с самого начала овладели ключевыми позициями в политике, получив власть в силовых структурах, которая использовалась ими не только для поддержания порядка и защиты страны от внешнего посягательства, но и в условиях растущей пропаганды противостояния для методичного и последовательного вытеснения из власти неугодных им политиков и демократических партий. В этих условиях силовые органы и особенно политическая полиция стали важным фактором в политической борьбе за власть, имели определяющее значение для решения вопроса "кто кого". Против лидеров демократических партий и союзов, представителей церкви развернулась кампания дискредитации, инициировались судебные разбирательства с явным нарушением законности. Большинство таких процессов впоследствии были признаны противозаконными.

Установление в Венгрии летом 1948 г. диктатуры пролетариата фактически привело к прекращению деятельности всех демократических партий и утверждению коммунистического единовластия. Венгерская партия трудящихся³⁰ стала единственной и исключительной политической силой страны. Партия коммунистов еще на этапе народной демократии (1944-1948 гг.) овладела силовыми структурами - Министерством обороны, Министерством внутренних дел (МВД), политической полицией (впоследствии они стали органами государственной безопасности). Этими ведомствами в условиях диктатуры руководили соответственно М. Фаркаш и Л. Райк. В формальном подчинении последнего в рамках МВД находилось УГБ, во главе с Г. Петерем, которое на деле пользовалось почти полной самостоятельностью и постепенно превратилось в своеобразное "государство в государстве", контролировавшем все сферы жизни общества и государства. На вершине пирамиды власти, как и в СССР, стоял генеральный секретарь партии, которому подчинялись фактически все властные структуры.

М. Ракоши, будучи генеральным секретарем ЦР ВПТ, уделял особое внимание укреплению органов госбезопасности и установлению над ними личного контроля. В "Воспоминаниях" он отмечал: "Управление госбезопасности - по советскому образцу и советскому предложению - только формально было подчинено Министерству внутренних дел и пользовалось почти полной самостоятельностью... Госбезопасность являлась по сути отдельным министерством, хотя для внешнего мира ее в Совете министров представлял министр внутренних дел. Такая конструкция придавала ей большую самостоятельность, которая еще больше усиливалась тем, что Габор Петер, руководитель УГБ зорко следил за сохранением этой автономии, в результате трения с министром внутренних дел стали постоянными... По партийной линии УГБ контролировался одним из членов политбюро. До конца 1948 г. это был Михай Фаркаш, в ведении которого находились все силовые органы. Это не было известно широкой общественности, что и позволяло направить и сосредоточить все нападки против МВД и его руководителя Ласло Райка"³¹.

Ракоши через Райка внес предложение в политбюро создать, якобы в целях укрепления органов, специальный Комитет государственной безопасности. Райк по подсказке Ракоши вошел в этот партийный орган с таким предложением в отсутствии Ракоши 4 марта 1948 г. Комитет был создан. Его возглавил Ракоши, секретарем стал Райк. В состав Комитета УГБ вошли также Фаркаш и Петер. Формально этот постоянный орган руководства УГБ оставался в подчинении политбюро, которое ни разу не вмешивалось в его дела. Это и позволило Ракоши стать полноправным хозяином в этом высшем органе УГБ и распоряжаться всей госбезопасностью по собственному усмотрению. Позже, на июньском 1953 г. пленуме ЦР ВПТ Ракоши признавал: "Я лично руководил Управлением госбезопасности..., вмешивался в проведение дел, я лично определял кого следует арестовать, кого надо избивать, каким образом следует судить"³². Именно такая система управления органами позволяла Ракоши использовать Комитет УГБ в качестве своеобразного "прикрытия, давала ему возможность совершать политические преступления... Решающие дела свершались им в узком кругу и при этом прикрывались УГБ"³³. Такая неофициальная вертикаль реального политического контроля способствовала не только строгой централизации власти в руках партийного аппарата, но и позволяла узкой группе партийного руководства встать над законами, над Конституцией, пренебречь правилами коллективного руководства и сузить принятие важных политических решений до 3-4 человек из высшей партийной элиты.

Ракошистское руководство ВПТ уже с 1947 г. понимало, что ожидает от него Москва, и оно всегда стремилось соответствовать этим ожиданиям. Это отчетливо показала критика в адрес югославских коммунистов, прозвучавшая в сентябрьском 1947 г. сообщении Коминформа и приведшая к конфликту между Югославией и СССР. Осуждение Тито и исключение югославской компартии из Коминформа в конце июня 1948 г. подтвердили это. Ракошистское руководство в этих условиях, основываясь на сталинской концепции обострения классовой борьбы, еще больше стало укреплять свои репрессивные органы и в 1949 г. на процессе Райка на практике продемонстрировало свою приверженность сталинистскому курсу.

Ракоши хорошо был осведомлен о сталинских методах ликвидации политических противников. Он успешно провел ряд процессов, в ходе которых были вытеснены из политической жизни его оппоненты. После 1948 г. Ракоши стремился к дальнейшему укреплению своей личной власти и начал отстранение потенциальных соперников уже в самой ВПТ. На этом втором этапе противозаконных процессов в жернова ракошистского террора стали попадать бывшие деятели коммунистического движения, работавшие на родине в условиях подполья, которых возвратившиеся из московской эмиграции партийные лидеры считали лишь второсортными коммунистами. К последним принадлежал и Райк.

Ракошисты преследовали цель представить югославских руководителей, и прежде всего Тито, в качестве "агентов империализма", якобы задумавших осуществить в странах Восточной Европы контрреволюционный переворот. Согласно такой версии все нити международного заговора сосредотачивались в Венгрии в руках Райка³⁴.

РАЙК: ЭТАПЫ ЖИЗНЕННОГО ПУТИ И ЕГО ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С РАКОШИ

Ласло Райк родился 8 марта 1909 г. в Секейудвархейе (ныне Румыния) в многодетной семье Иожефа Райка, владевшего небольшой сапожной мастерской. Этот особый этнографический край секейских венгров до Трианонского мирного договора 1920 г. находился в составе Венгрии. Старшие братья Райка - врач Лайош, инженер Йене, служащие Эндре и Дюла - трудились в разных городах Венгрии, но поддерживали тесные семейные отношения. После смерти отца они взяли к себе 15-летнего Ласло. Учился он сначала в гимназии г. Будапешта, жил в семье Дюлы, затем два года находился у Эндре в г. Ниредьхазе, где и завершил учебу в гимназии. Перемена места жительства для Райка была вынужденной, поскольку румынские власти в Трансильвании не разрешали обучение на родном языке, а он румынского не знал. По окончании гимназии Райк в 1927 г. продолжил учебу на педагогическом отделении философского факультета будапештского Университета им. П. Пазманя, специализируясь по венгерской и французской филологии (по сложившейся традиции философский факультет объединял в себе историю, философию и филологию). После трех семестров обучения брат Дюла отправил его на языковую практику во Францию. С 1930 г. Райк продолжил учебу в Будапеште.

В университетские годы Райк заинтересовался политикой, сблизился с социал-демократическим движением, затем примкнул к Союзу коммунистической молодежи, а в 1931 г. стал членом Коммунистической партии Венгрии. Много читал, изучал марксизм, коминтерновскую литературу, проводил активную работу среди студентов, а после первого семестра 1931/32 учебного года Райк решил стать профессиональным революционером и бросил учебу. В 1932 г. впервые был арестован за "коммунистическое подстрекательство" и распространение нелегальной литературы. Приговорен к трем месяцам заключения. В марте 1934 г. Райк, имевший партийную кличку Мор, получил самостоятельное партийное задание возродить коммунистическую организацию в университете и вести пропаганду среди студенчества³⁵. В 1934-1935 гг. Райк - связной во Всевенгерском комитете молодежи. В феврале 1935 г. задержан полицией в связи с арестом товарища, причастного к организации забастовки на заводе Эдьешюлт Иззо, после чего Райку, как "нежелательному гражданину иностранного государства" (Румыния), было предписано покинуть Венгрию, о чем была сделана запись в паспорте. Но Райк остался и продолжил подпольную деятельность. Участвовал в организации забастовок строительных рабочих. В 1932-1935 гг. был трижды задержан полицией. Это обстоятельство, а также окончание срока действия паспорта заставили подпольную КПВ из конспиративных соображений направить его в Чехословакию. В 1936 г. он в Праге, затем переехал в Братиславу, где стал членом одного из комитетов Венгерского союза молодежи, действовавшего под эгидой КПЧ.

Летом 1937 г., получив разрешение Загранбюро КПВ, поехал добровольцем в Испанию, чтобы бороться против фашизма. В октябре 1937 г. с паспортом на имя Ласло Фиртош он - боец батальона им. Ракоши ХIII-й интербригады им. Домбровского на стороне республиканцев, комиссар взвода в звании сержанта. Принят в ряды компартии Испании, участвовал в боях. В 1941 г. Коминтерн оценил его как "дисциплинированного, смелого бойца, проявившего активность, и хорошего кадра партии"³⁶.

В феврале 1939 г. после поражения республиканцев Райк был интернирован во Францию. Находился в лагерях Сен-Киприен и Гюрс. Райка в числе 50 интербригадовцев, отказавшихся вступить во французский иностранный легион и как "политически наиболее опасных", перевели в лагерь Вернет.

Летом 1941 г., согласно франко-германскому соглашению, всех интернированных из союзных с Германией стран отправили на работу в Германию в качестве рабочей силы. Среди них был и Райк. Там он работал на строительстве завода, откуда с помощью немецких коммунистов ему удалось сбежать в Вену, где его уже ждали и 25 августа нелегально переправили в Венгрию. Жил он у брата Йене, инженера завода "Электромош мювек". Тем временем родной город Райка решением второго Венского арбитража (30 августа 1940 г.) был возвращен Венгрии и Райк официально стал гражданином страны. Однако, из-за "нелегального возвращения" в Венгрию Райк был посажен в лагерь для интернированных. Суд приговорил его к 6- месячному заключению, которое он начал отбывать только весной 1944 г. В сентябре освободился и включился в нелегальную работу компартии, участвовал в подготовке антифашистского восстания, выполнял функции секретаря ЦК.

В декабре 1944 г. на квартире его будущей жены Юлии Фелди Райк был снова арестован. Прокурор дал указание вынести ему смертный приговор. Руководство ВКП поручило Г. Петеру и И. Ковачу из подпольного ЦК обратиться к брату Райка, Эндре, который тогда был государственным секретарем в нилашистском правительстве, с просьбой вмешаться в его судьбу. Сам военный прокурор к тому времени сбежал из Будапешта, передав ведение дела суду генштаба армии. Политические арестанты, среди них Райк, были перевезены в тюрьму у западной границы страны, где 15-20 декабря 1944 г. и начался судебный процесс над Райком по обвинению в предательстве, однако, это не было доказано. Военный трибунал, очевидно, при содействии брата Райка, передал его дело гражданскому суду. В марте 1945 г. всех арестованных из Шопрона вместе с Райком отправили в германский концлагерь Маутхаузен. По пути следования транспорт догнала гражданская судебная коллегия и в условиях смутного военного времени 20 апреля 1945 г. приняла решение отпустить всех заключенных. Райк вместе с Ю. Фелди отправились назад в Будапешт.

В мае 1945 г., после освобождения Венгрии Райк с благословения Ракоши и других деятелей коммунистического движения стал членом политбюро и секретариата изменившей к тому времени название партии на Венгерская коммунистическая партия (ВКП). До ноября 1945 г. Райк руководил Будапештским территориальным комитетом партии, а затем стал одним из заместителей генерального секретаря ВКП.

В марте 1946 г. по предложению политбюро ВКП президент Венгрии Золтан Тилди³⁷ назначил Райка министром внутренних дел. В его ведении находились все центральные органы государственной власти (в соответствии с тогдашней административной структурой), областные, городские и сельские администрации, а также полиция. Его ведомство следило также за прессой, деятельностью партий и всех общественных организаций. Этот пост находился в руках коммунистов и был ключевым, впрочем, как и все силовые министерства. Райк, оставаясь при этом членом политбюро и секретариата партии, в июле 1948 г. получил задание разработать предложения по удалению из села "реакционных элементов". Он исправно выполнил также чистку села, в полном соответствии с указаниями Ракоши. Наступление на частное крестьянское хозяйство усилилось после второго совещания Коминформбюро, на котором принималось решение по югославскому вопросу.

Ракоши в советской эмиграции хорошо усвоил опыт СССР в отношении крестьянства. 27 августа 1948 г. на совещании партийных работников он заявил, что из 25 областей Венгрии в 22 преобладает крестьянское население, а "поскольку крестьянское мышление - это мышление капиталистическое, то сам крестьянский быт, само существование единоличного крестьянства повседневно возрождает капитализм"³⁸. С такими же мерками подходил он к бывшим союзническим партиям, считая, что "демократические партии - это постоянный резерв классового врага". Исходя из такого тезиса он считал нежелательным существование на венгерской политической сцене других партий, считая, что они "наносят больше вреда демократии, чем пользы"³⁹.

Л. Райк, как и другие руководители компартии, беспрекословно выполнял намеченный лидером партии политический курс. По оценкам некоторых его современников, в частности, известного венгерского философа Дердя Лукача (1885-1971), он являлся "ортодоксальным ракошистом"⁴⁰. Райк был молод (ему исполнилось только 40 лет) и пользовался большим авторитетом в партии. С ним считались и в Москве, а поэтому он представлял собой потенциальную опасность для Ракоши, который особенно ревностно относился к монополии на связь с Кремлем. К тому же Райк, хотя и добросовестно выполнял все принятые руководством ВПТ решения, далеко не во всем разделял позиции генерального секретаря. В частности, он неоднозначно относился к организованному Ракоши политическому процессу над "Венгерским сообществом", в ходе которого прокуратура обвинила членов этой организации в антигосударственном заговоре. Он не соглашался с методами Ракоши, направленными на всяческое ослабление союзнической Независимой партии мелких хозяев, в его стремлении обезглавить эту партию путем дискредитации и ареста ее руководящих деятелей по ложным обвинениям. Ракоши пришлось обратиться за помощью к советским органам, чтобы арестовать отдельных лидеров этой партии и тем самым помочь ему в становлении единовластия. Ракоши был недоволен Райком и за медлительность в замене старых кадров МВД на новые и за то, что Райк высоко ценил опытных старых специалистов.

Помимо этого существовали противоречия между коммунистами подполья внутри страны, к числу которых относился и Райк, и вернувшимися на родину из московской эмиграции. Пренебрежительное отношение Ракоши с его эмигрантской группой к "доморощенным коммунистам" давало о себе знать. Все эти противоречия, отдельные факты его биографии сделали удобной кандидатуру Райка как главной фигуры предстоявшего процесса. Ракоши и его сторонники сделали все, чтобы заинтересовать Москву сделать Райка главным объектом возможного политического показательного процесса.

В начале августа 1948 г. Райк был перемещен с поста министра внутренних дел (его занял Я. Кадар) на должность министра иностранных дел, хотя и сохранил за собой все высокие партийные должности. И все же снятие его с ключевого поста в МВД уже явилось симптомом, свидетельствовавшим о том, что готовится что-то необычное. Накануне перевода Райка на работу в МИД, Ракоши и его приближенные, готовя почву, в беседе с советским послом в Будапеште Г. М. Пушкиным, мотивировали это тем, что якобы его "бонапартизм" и "недружелюбное отношение к Советскому Союзу" требуют этого. Райк же все отрицал. Ситуация, разумеется, вызвала беспокойство посла и он с озабоченностью сообщал в Москву: "Я заметил Ракоши, что вряд ли он поступил правильно, сказав Райку, что это явилось основной причиной освобождения Райка с поста министра внутренних дел. У Райка, видимо, создалось впечатление, что его удалили... по нашему требованию, а это не так"⁴¹. Видимо правы Г. П. Мурашко и А. Ф. Носкова, предполагающие, что подготовленный еще в 1948 г. в аппарате ЦК ВКП(б) документ "О националистических ошибках руководства Венгерской коммунистической партии и о буржуазном влиянии в венгерской коммунистической печати" своим острием - по аналогии с подобными записками в польском и чехословацком партийном руководстве - первоначально был направлен именно против Ракоши, но тому удалось "перевести стрелку" на Райка⁴².

Ракоши безусловно опасался авторитетного и влиятельного Райка, имевшего непосредственные контакты с Москвой, пытаясь иметь полную монополию на такие связи. Генсек ЦР ВПТ сам желал контролировать внутреннюю ситуацию в стране и по линии МВД, и поэтому решил сменить его руководителя. По словам Пушкина, "Ракоши хотел бы иметь ручную полицию, полностью преданную ему, вне связи с Советским Союзом, или в крайнем случае связь должна проходить только через него"⁴³. Здесь необходимо учитывать, что Ракоши уже раньше, кстати не без содействия Райка, установил личный контроль над находившимися формально в недрах МВД органами госбезопасности, но министерство в целом сохранило определенную самостоятельность.

Ракоши воспользовался сталинским опытом и тезисом об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму и неоднократно говорил о проникновении "врагов" в различные структуры венгерского общества и, прежде всего, в партию. В связи с этим он подчеркивал неизбежность следовать во всем примеру "старшего брата", указывая на то, что на деле строительство советского типа социализма не должно иметь каких-либо отклонений, тем более своего собственного пути. Он считал, что такой поиск - и это он интуитивно почувствовал на примере Тито - может привести к нежелательным для него последствиям. Свои мысли Ракоши выражал четко: "Сегодня, когда вопросы строительства социализма последовательно встают на повестку дня, становится все яснее, что существенные, основополагающие черты строительства социализма в Советском Союзе имеют всеобщее значение, что в решающих вопросах нет самостоятельного национального пути". Он даже предсказал, что титоисты именно в вопросе "югославского пути социализма сломают себе шею"⁴⁴. Выполняя решения Коминформбюро, Ракоши с лета 1948 г. предпринимал все необходимые шаги для преодоления отставания Венгрии в деле коллективизации от соседних стран и старался пойти навстречу ожиданиям Москвы, целиком и полностью подражая советским формам и методам социалистического строительства, не допуская даже в каких- либо мелочах "национальной особенности".

ПОИСК ВРАГОВ В ПАРТИИ

Толчком к началу "дела" Райка, как утверждают осведомленные работники бывшего ракошистского УГБ В. Фаркаш и Д. Козак, послужило получение венгерской военной контрразведкой во главе с Г. Ревесом⁴⁵ доноса о том, что возглавлявшаяся Т. Сени в годы войны венгерская эмигрантская группа коммунистов в Швейцарии была связана с Н. Х. Фильдом⁴⁶, представителем американской унитарной помощи в Европе, а через него - с резидентом американской разведки в Европе А. Даллесом. Фильд, будучи американским коммунистом, оказывал венгерским коммунистам материальную помощь в их антифашистской борьбе.

Поступившая к Ревесу информация свидетельствовала о том, что через Фильда американская разведка могла вербовать для себя агентов в европейских странах народной демократии. Полученные сведения не подтверждали какую-либо предательскую роль Сени, однако они были использованы начальником УГБ Г. Петером и влиятельным М. Фаркашем, курировавшим в высшем партруководстве органы безопасности, против завотделом кадров ЦР ВПТ Т. Сени и его заместителя А. Салаи. Для Ракоши же и его сторонников данная информация оказалась весьма пригодной для организации в Венгрии соответствующего "шпионского дела". Но тогда арест Фильда еще не связывался с именем Райка. Вскоре однако возник новый вариант: с арестом Сени организовать по типу "московского дела врачей" соответствующее "венгерское дело". Вот что об этом писал сам Ракоши: "В апреле 1949 г. генерал Геза Ревес, возглавлявший отдел контрразведки в минобороне, прислал мне записку с грифом "совершенно секретно". Она содержала сообщение о том, что Тибор Сени в годы войны сотрудничал с А. Даллесом, одним из руководителей тамошней американской разведки. Сообщение было написано на машинке, а фамилия Сени была вписана рукой Ревеса". Ракоши отмечал, что у него тут же возникла аналогия с событиями 1937 г. в СССР и он пришел к выводу, что "и у нас может быть такое". Получив положительные ответы от М. Фаркаша на вопросы, достоверна ли эта информация и надежен ли агент, он еще посоветовался с Гере, Реваи и Кадаром, а также с советником из СССР, фамилию которого не помнил. Последний сообщил о Сени в Москву. "Руководитель советников нисколько не был удивлен сообщением о Сени", заметив при этом, что "и у нас бывают такие темные дела, в которые замешаны ответственные люди", а затем посоветовал "воспринимать это всерьез"⁴⁷. Несмотря на то, что в личных делах Сени и Райка в отделе кадров ЦР ВПТ были сведения об их контактах на Западе, на них раньше никто не обращал внимание, хотя об этом знали все. Это признал и сам Ракоши в своих воспоминаниях⁴⁸.

Фильда, который в условиях начавшейся "холодной войны" не решался возвратиться в США и искал себе политическое убежище в одной из стран народной демократии, с согласия МГБ СССР заманили в ловушку в Праге, где с помощью чехословацких органов безопасности арестовали, и заместитель начальника венгерского УГБ привез его в Будапешт⁴⁹. Допросы Фильда не дали тех результатов, на которые рассчитывал Ракоши. Тогда по его инициативе Фильда заставили составить список на тех коммунистов в каждой из восточноевропейских стран, кого он знал, якобы для того, чтобы те могли подтвердить, что он оказывал коммунистам помощь в Швейцарии. На деле же этот список, содержавший 526 фамилий из стран Европы, был разослан лидерам соответствующих компартий и сыграл неблаговидную роль в проведении целой серии сфабрикованных процессов.

В списке Фильда фигурировал и Сени, которого арестовали первым. Конкретных подтверждений причастности Сени к американским спецслужбам Фильд так и не дал. Несмотря на то, что М. Фаркаш, не имея прямых улик против него, на основе информации Ревеса дал указание начальнику УГБ Петеру на прослушивание телефона и наблюдение за Сени и даже наложил свою резолюцию на донесении, согласно которому в партию закралась вражеская агентура, руководителем которой является Сени. Впоследствии Фаркаш признал, что он не проверил достоверность информации и якобы не знал, что это была провокация.

В странах народной демократии царила атмосфера усиливавшегося подозрения ко всем, кто побывал на Западе, и такая практика стала повседневной нормой. В. Фаркаш, касаясь в своей книге ареста Фильда, отмечал, что заместитель Берии генерал-лейтенант МГБ М. И. Белкин⁵⁰, представил высшим партийным руководителям Польши, Чехословакии сведения о том, что Фильд был не только советским агентом, но резидентом американской разведки. Шпиономания в средствах массовой информации этих стран и Венгрии достигла широкого размаха. Всем и всюду мерещились вражеские агенты. Поэтому признания Фильда о том, что он в 1941 г. встретился с Райком в Вернетском лагере для интернированных, также способствовали тому, что эти подозрения приобрели "лавинообразный характер"⁵¹. Вслед за арестом Сени с середины мая потянулась цепочка арестов, приведшая к процессу, печально известному как "дело" Райка. Сени на допросе рассказал о своих связях в Швейцарии с Фильдом, назвал его порядочным человеком и говорил о его помощи участникам антифашистской борьбы. Сам Фильд также вначале давал достоверные показания, но вскоре осознал, что от него требуется нечто другое. 17 мая он "признал", что Сени с его помощью стал агентом и занимался внедрением себе подобных в партийные и государственные органы Венгрии"⁵². В результате стараний М. Фаркаша начала складываться концепция о деятельности "шпионской группы" Фильда-Сени.

Методичная физико-психологическая обработка Т. Сени на допросах в УГБ привела его в такое состояние, что он "ради прекращения дальнейших избиений был готов давать сфабрикованные обвинения против кого угодно". Эти слова взяты из заключения комиссии ЦР ВПТ от марта 1956 г., перед которой сам М. Фаркаш признал, что он лично вел допросы Сени. Ракоши торопил его, требуя назвать имена не только сообщников, но и главного агента "по шпионским связям". И тогда Сени на одном из допросов впервые произнес имя Л. Райка, что подтвердил в своей книге В. Фаркаш⁵³. Перед той же комиссией Я. Кадар (преемник Райка на посту министра внутренних дел) впоследствии рассказывал: "Ракоши поручил Михаю Фаркашу допросить Сени и убедиться в достоверности его признаний. Позже Ракоши сообщил мне, что такие признания от Сени получены, чему он лично сначала не поверил, решив, что все это сотворил Габор Петер из личной мести по причине прежней многолетней вражды между ними. Товарищ Ракоши сказал мне также, что его мнение изменилось лишь после того, как Михай Фаркаш возвратился и заявил, что признания реальны... Сегодня мы знаем, что для Михая Фаркаша это и тогда было известно, что Сени дал эти показания под воздействием тяжких пыток, которым он был подвергнут под личным руководством и в присутствии Габора Петера, Эрне Сюча⁵⁴ и других офицеров УГБ... Фаркаш, окруженный офицерами УГБ орал на этого испуганного, полумертвого Сени: "Вы последний негодяй, шпион, не лгите, признавайтесь: шпион Райк или нет?"⁵⁵. Кто вложил в уста Сени имя Райка, достоверно определить трудно, но то, что к этому причастны Ракоши, а также М. Фаркаш и Г. Петер, не вызывает сомнений.

АРЕСТ РАЙКА. СМЕНА КОНЦЕПЦИИ "ДЕЛА"

По приказу Фаркаша 24 мая 1949 г. был арестован еще один свидетель по будущему "делу" Райка - Шандор Черешнеш, работавший в МВД непосредственно с Райком в должности пресс-секретаря этого ведомства и впоследствии осужденный вместе с ним. Допрашивал его офицер УГБ В. Фаркаш. Черешнеша избивали сутками, добиваясь от него со ссылкой на высшие партийные интересы нужных "признаний", компрометирующих Райка. И он их дал на четвертые сутки после соответствующей "обработки". Естественно, что накануне уже было начато прослушивание телефонов Л. Райка, заместителя Ракоши в партии, члена политбюро и министра иностранных дел. Задержан и другой бывший сотрудник Райка Бела Сас, пресс-секретарь министерства иностранных дел Венгрии, что также было направлено непосредственно против Райка. Но Ракоши не торопился с арестом Райка. Это произошло несколько позже.

В мае 1949 г. в Прагу на съезд КПЧ к Белкину, курировавшему в МГБ СССР внутренние органы стран народной демократии, как это утверждает со ссылкой на документальные источники венгерский историк Т. Хайду, поехал М. Фаркаш в сопровождении заместителя начальника УГБ Э. Сюча, чтобы доложить о признаниях Фильда, Сени и других арестованных. И там же, в Праге, было принято решение об организации предстоявшего "дела" Райка. Начальник УГБ Г. Петер 29 мая специальным самолетом доставил Белкину туда же протоколы допросов с "признаниями". По пути домой Петер с удовлетворением констатировал: "Я же говорил тебе, что у них и наверху должен быть кто-то"⁵⁶.

Вернувшись в Будапешт, высшие чины репрессивных органов сразу же пошли к Ракоши и предложили ему немедленно арестовать Райка. "Ракоши, - как вспоминал Петер, - сначала удивился решительному предложению Фаркаша арестовать Райка и уступил лишь после некоторых колебаний, но затем повел себя как человек, убежденный в виновности Райка"⁵⁷. Формально решение об аресте Райка было принято утром 30 мая по личному указанию Ракоши после заседания самой узкой группы высшего партийного руководства.

Райк утром 30 мая с женой поехал на Балатон. По пути они встретились с Ракоши, который с неподдельно теплой и отеческой заботой расспрашивал их о здоровье пятимесячного сына⁵⁸, хотя сам уже знал, что отец семейства этой ночью окажется в камере пыток УГБ на вилле по улице Этвеша в Будапеште.

О методах работы органов безопасности на рубеже 40-50-х годов поведал писатель и публицист член ВКП с довоенным стажем Б. Сас, отказавшийся на процессе Райка давать порочащие его показания и приговоренный к десяти годам тюремного заключения ракошистским судом. Задержанных сначала, как правило, бросали в маленькое и низкое подвальное помещение для "созревания". Затем выводили их к высокопоставленному чиновнику в одном из особняков УГБ, где первым стандартным вопросом был: "На какую разведку вы работаете?". После отрицательного ответа начинался первый подготовительный этап допроса, когда к обработке предполагаемых шпионов, не задавая вопросы, приступали специалисты по избиению резиновыми дубинками, которые затем сыпали соль в рот, заворачивали обвиняемых в ковры и оставляли в таком состоянии на сутки без воды и пищи или же применяли иные изощренные методы пыток. Подобные допросы с применением угроз и насилия проводились в основном по ночам. Задержанным сутками не давали спать. Доведенных таким способом до нужной кондиции арестованных ожидал другой этап допроса. Появлялся "гуманный" гэбист, который применял иные методы работы - он угощал своего подопечного сигаретой, интересовался не мерзнет ли он по ночам, не просит ли дополнительные одеяла. В разговоре даже он осуждал методы насилия, но при этом просил понять возмущение своих коллег, отмечая, что невозможно ведь поверить в то, что, будучи за границей и находясь в кругу друзей и знакомых, кто-либо сумел избежать соприкосновения с представителями "шпионских кругов". Следователь просил арестованного подумать и вспомнить какие-то моменты, когда возможно кто-то воспользовался его доверчивостью. Он убеждал не сопротивляться, так как если и дальше арестованный будет отрицать все, то может этим навлечь на себя еще более серьезные подозрения. Затем этот "гуманный" следователь исчезал и появлялся другой, который требовал говорить по сути - раскрыть свои связи и контакты. Бывали случаи, когда избитому, измученному бессонницей и оставленному сутками без воды и пищи взамен на признание обещали дать поесть и поспать. Лишенные человеческого достоинства некоторые подписывали любое "признание", тут же заносимое следователями в протокол⁵⁹. Все эти приемы и методы работы УГБ целиком подтвердил в своей книге и интервью В. Фаркаш⁶⁰, как знаток этого дела.

В связи с "делом" Райка, как вспоминал впоследствии Сас, через темные подвалы и допросы УГБ прошли далеко не только 17 человек, которые были непосредственно вовлечены в судебный процесс в качестве основных обвиняемых, но в общей сложности около 200 человек. Следователи им нередко сообщали (как будто доводят до их сведения величайшую тайну), что "Тито и его пособники" предали международное рабочее движение, что необходимо их разоблачить и партия просит теперь оказать в этом содействие. Изъявившим готовность к этому давали лживые обещания: мол, будете осуждены, но с вами ничего не случится, получите возможность тут же выйти из тюрьмы и возможно даже отправят вас в Крым на отдых⁶¹.

На первом этапе расследованием и проведением допросов непосредственно руководил М. Фаркаш. Подготовку же материалов для следствия по личному распоряжению Ракоши осуществлял Сюч - бывший сокамерник в 30-е годы самого Ракоши в Сегедской тюрьме "Чиллаг", которого он сам направил на работу в органы безопасности, где он стал заместителем Петера⁶².

По свидетельству подполковника УГБ Д. Козака Райка и Фильда в интересах получения подтверждения "американского следа" чудовищно избивали⁶³. При этом Козак подчеркивал, что для избиения лиц такого ранга было явно недостаточно согласия одного лишь начальника УГБ и присутствовавших двух членов политбюро, которые в соседнем помещении слушали допрос арестованных. На это требовалось согласие самого генсека Ракоши. Козак интересовался у своих старших коллег о причинах целесообразности такой массированной физической обработки, которой был подвергнут Райк, и, как утверждает, те ему ответили: как на войне для успешной подготовки наступления необходимы артподготовка и воздушная акция, так и тут, чтобы добиться признания вины, требуется избиение. Сени и Салаи после такой обработки - еще до ареста Райка - дали в своих показаниях такие сведения, которые могли быть использованы против Райка. "Фильд и Райк однако не признавались, - вспоминал впоследствии участник допросов В. Фаркаш, хотя против них применяли жесточайшие методы. Следствие зашло в тупик и провалилось"⁶⁴.

В воспоминаниях Ракоши есть такие слова признания: "Вскоре я убедился, что делом Сени, а позже Райка начал заниматься сам Берия. Он знал их показания и на некоторые из них, наиболее важные и интересные, с его точки зрения, он обращал внимание Сталина. ... Личность Райка оказалась удобной для провокации, так как он побывал во французском лагере для интернированных... и возвратился на родину с разрешения гестапо. Кроме того, он имел хорошие контакты с югославами, к тому же его брат был государственным министром в нилашистском правительстве"⁶⁵. Здесь явно чувствуется попытка Ракоши снять с себя ответственность, но он, будучи генсеком правящей ВПТ, нес главную ответственность за то, что происходило в стране.

Райк на первом допросе категорически отрицал какие-либо шпионские связи, отвергал все обвинения в какой-либо вражеской деятельности, он признавал лишь то, что в процессе работы допускал некоторые непреднамеренные ошибки. Несмотря на массированную психофизическую обработку с 31 мая по 7 июня Райк ни в чем не признался. Он требовал встречи с Ракоши, написал ему два письма, но ответа не удостоился. Позже от начальника УГБ узнал, что его исключили из партии. Лишь тогда он осознал, что арестован по решению высших партийных инстанций.

Ракоши был недоволен тем, как велось следствие, и он поручил М. Фаркашу и Я. Кадару поговорить с арестованным, чтобы тот дал "чистосердечные признания". Такой разговор с Райком состоялся вечером 7 июня 1949 г. Сначала была проведена очная ставка с Сени и Черешнешем, которые давали против него уже заученные наизусть, рекомендованные им следователями признания⁶⁶. Райк отверг эти обвинения, и Ракоши опять не получил ожидавшихся результатов. Более того, согласно фрагментам сохранившейся магнитной записи той беседы с Райком, он убежденно говорил: "Я хочу сказать партии, что я был честным, преданным ее членом. Я не имел связей ни с какими иностранными властями, и если меня осудят..., то приговор будет вынесен человеку, преданному партии, человеку невиновному. Мне больше нечего сказать... Надеюсь, однажды когда-нибудь, возможно уже не при моей жизни, все выяснится и все убедятся в том, что это трагическая ошибка"⁶⁷.

Райк пытался изложить на допросах аргументы в свою защиту, однако все его попытки были тщетны, его прерывали на полуслове, на него кричали, ему грубили. Согласно показаниям следователей УГБ М. Фаркаш тогда распорядился жесточайшим образом избить Райка, однако и это не дало результатов. Явившись с докладом к Ракоши, Фаркаш доложил, что Райк - "упрямый негодяй".

К середине июня "дело" Райка-Сени почти не сдвинулось с мертвой точки, несмотря на все более активное вмешательство в это "дело" самого Ракоши. "Будь даже десяток Ракоши, процесс Райка не получился бы, - утверждал В. Фаркаш. - Процесс над Райком стал процессом в результате того, что в Будапеште появился Белкин и его помощники. Они привезли с собой из Москвы арестованного Лазара Бранкова, а вместе с ним и протоколы его допроса и всю концепцию будущего процесса"⁶⁸.

Второй этап "дела" Райка существенно отличался от первого. Наступило даже изменение концепции "дела". Вместо шпионской версии в пользу американской разведки появился новый вариант обвинения, согласно которому Райк якобы являлся агентом Тито и основной упор уже был сделан на "югославские связи" арестованных.

Первый этап, несмотря на жестокое и бесчеловечное обращение с обвиняемыми не дал ожидавшихся результатов, поэтому на втором этапе, когда к делу непосредственно подключились опытные советские следователи, наступил существенный сдвиг в ходе расследования. В конце июня по просьбе венгерского руководства прибыли начальник Управления контрразведки МГБ СССР при центральной группе советских войск генерал-лейтенант М. И. Белкин со следственной командой. В ее составе были полковники МГБ СССР Н. И. Макаров и Евдокименко, подполковник Поляков, майор Кремнев. Белкин был информирован о ходе расследования. Присутствовавший при этом В. Фаркаш описал появление этой группы советских спецов так: "В зале совещания собрались около 15 руководителей УГБ. Вскоре появился Габор Петер и Эрне Сюч. Вместе с ними вошел среднего роста, с седеющими волосами, улыбающийся человек около 50 лет в форме советского генерал-лейтенанта. На груди были награды в шесть рядов... Тишину прервал Габор Петер. Он сообщил, что по просьбе товарища Ракоши и партии к нам на помощь пришли опытные офицеры- следователи легендарного ЧК во главе с глубокоуважаемым и много лет ему знакомым генерал-лейтенантом Федором Белкиным"⁶⁹.

В. Фаркаш далее сообщил, что его отец еще в мае 1949 г. имел встречу с Белкиным в Праге, в ходе которой проинформировал этого, по его словам, "главного координатора всех антититовских сфабрикованных процессов" о ходе следствия и о признаниях, полученных от Т. Сени. Согласно этим признаниям, "Райк являлся одной из важнейших фигур американской разведки в Центральной и Восточной Европе"⁷⁰. Касаясь прибытия в Будапешт особой следственной команды В. Фаркаш обратил внимание на то, что после ареста Фильда появились многочисленные доказательства того, что не только в Венгрии, но в Чехословакии и Польше в 1949 г. по инициативе сталинского руководства внутри партий был развернут настоящий террор. Поэтому Ракоши, считал В. Фаркаш, разгадав намерения Сталина, решил воспользоваться представленной ему возможностью и попытаться усилить свою роль в международном коммунистическом движении.

Следственная команда Белкина, ознакомившись с результатами допросов первого этапа, доложила в Москву, что "показания по делу Райка требуют тщательной проверки, так как допросы велись неправильными методами, широко применялись физические методы воздействия и угрозы... Следствие по этому делу направлялось и руководилось непосредственно Ракоши"⁷¹. И все же, советские советники в итоге приняли концепцию Ракоши и на втором этапе следствия вместе с Белкиным самым активным образом участвовали в уточнении концепции будущего процесса по "делу" Райка.

Роль Ракоши и его личное участие как в контроле, так и в руководстве следствием не вызывают сомнений. Генсек ВПТ внес личный вклад в разработку нужной обвинителям концепции, совместно с представителями советских спецслужб составлял сценарий предстоявшего процесса. На втором этапе "направленность следствия, его содержание иногда определял Кремнев, но в основном сам Белкин и Ракоши", - утверждал В. Фаркаш в одном из своих интервью⁷². Документы Президентского архива РФ также подтверждают, что другой бывший офицер УГБ ВНР, начальник следственного отдела Д. Дечи, арестованный в 1954 г., в частности показал, что следствие по "делу" Райка в итоге на первом этапе уже было настолько запутано, что "никто не мог разобраться, где правда, где ложь". Он показал, что под воздействием жестоких пыток обвиняемые давали "самые неправдоподобные показания", что на допросах именно Г. Петер и М. Фаркаш давали указания "избивать Райка"⁷³. По его свидетельству, избиения прекратились только после приезда советских советников. Характерно, что Дечи в марте 1956 г. перед специальной партийной комиссией, занимавшейся пересмотром сфабрикованных дел, рассказал, что работникам УГБ о методах ведения следствия "указание давал сам генеральный секретарь партии"⁷⁴. Ракоши же впоследствии пытался свалить всю вину и ответственность за "дело" Райка на одного М. Фаркаша. Даже названная специальная комиссия ВПТ 1956 г. весь огонь критики сосредоточила на Фаркаше и весьма щадяще отнеслась к деяниям самого Ракоши. Однако следующая комиссия ЦК ВСРП 1962 г., разбирая это дело, установила личную ответственность Ракоши за свершившееся. Сам Ракоши на заседании ЦР ВПТ еще в июне 1953 г. вынужден был признать свое личное участие в организации "дела" Райка и ответственность за проведение этого политического процесса, что было зафиксировано в итоговом документе комиссии ЦК ВСРП 1962 г.⁷⁵ Г. Петер в письме в партийную комиссию, занимавшуюся изучением дела М. Фаркаша, свидетельствовал: "Ракоши не только осуществлял непосредственное руководство следствием по "делу" Райка и других товарищей, но и давал указания избивать заключенных... он требовал от работников Управления госбезопасности, чтобы они, используя незаконные методы нажима и принуждения, добивались показаний, подтверждающих заранее подготовленные концепции"⁷⁶.

Как утверждал В. Фаркаш, по "делу" Райка Белкин имел постоянный контакт с Ракоши, докладывал ему и консультировался с ним. На втором этапе следствия они вместе вырабатывали новую концепцию, острие которой уже было направлено не против троцкистской и националистической деятельности арестованных, а приобретала яркий внешнеполитический аспект, направленный против Тито и империализма, а подследственные стали обычными шпионами и провокаторами. Работая непосредственно с Э. Сючем, Белкин и его команда допрашивали вместе Райка, Фильда и Бранкова, сосредоточив в своих руках весь следственный материал.

Белкин и его команда, включая двух главных заместителей - полковников МГБ СССР Г. С. Евдокименко и Н. И. Макарова, - а также подполковника Полякова, мало внимания обращали на достоверность прежних признаний и в основном занимались отбором нужных персонажей для будущего процесса, в биографиях подозреваемых искали детали, которые помогли бы подтвердить новую концепцию. Они действовали по совершенно отличавшейся от прежних допросов методике⁷⁷. Как отмечал в этой связи Б. Сас, они "посредством своих переводчиков дали знать о том, что подозреваемые допрашиваются от имени ВКП(б) и советской власти по такому значительному делу, которое касается не только венгерской компартии, но интересует и братскую советскую компартию. Советские следователи интересовались не просто сфабрикованными обвинениями, они скрупулезно до мельчайших деталей расспрашивали о всей жизни обвиняемого. Подозреваемого не били. Сажали за стол, угощали бутербродами, сигаретами, не избивали резиновыми дубинками. В их задачу входило составление концепции и они с профессиональным гонором смотрели на своих венгерских коллег"⁷⁸.

27 июня 1949 г. Г. Петер и его консультанты добились от Райка важного признания, которое и позволило резко продвинуться вперед. Коллега Райка по университету и молодежному комдвижению И. Штольте, ставший впоследствии полицейским агентом и проходивший по "делу" в качестве свидетеля, заявил, что Райк, арестованный полицией в июне 1931 г., подписал заявление о том, что больше не будет заниматься политикой. Райк не стал отрицать сам факт подписания им такого заявления, но заметил, что и не намеревался соблюдать данное обещание. Это признание было использовано для того, чтобы обвинить Райка в "связях с полицией"⁷⁹.

Вся концепция "дела" Райка в дальнейшем начала развиваться в соответствии с потребностями ракошистов. Обвинявшиеся, в соответствии со сложившейся ситуацией, постепенно обзывались полицейскими и титовскими агентами, предателями и заговорщиками, якобы готовившими вооруженный путч (и это в условиях присутствия в стране советских войск!), покушение на лидеров партии и государства, и якобы стремились по подсказке Тито оторвать Венгрию от социалистического лагеря.

Для разоблачения югославских лидеров организаторы сценария процесса привлекли к "делу" признания Лазара Бранкова, бывшего ответственного сотрудника югославского посольства в Будапеште, который после июньского 1948 г. решения Коминформбюро повернул против Тито. После разрыва с Тито он остался в Будапеште. В апреле 1949 г. его вызвали в Москву. В середине июня из газеты "Правда" он узнал об аресте Райка и его товарищей. Вскоре и сам оказался в Лефортовской тюрьме и подвергся допросам о "его участии в заговоре". Из Москвы Белкин привез в Будапешт как протоколы его допроса, так и самого Бранкова, который и стал одним из центральных персонажей будущего процесса. Он вместе с венгерским гражданином, одним из представителей югославского национального меньшинства в Венгрии, Миланом Огненовичем (1916 - ?), некогда служившим в рядах югославской армии, 33-летним жителем Будапешта и был призван сыграть роль "шпионов Тито".

Венгерскому кинодокументалисту П. Бокору в 1989 г. в Париже Бранков рассказал о своих мытарствах в Будапеште. Говоря о методах допросов 1949 г., он подчеркнул, что Белкин дружески относился к нему, угощал фруктами и все записывал. Но после завершения допроса Бранкова разбудили вдруг среди ночи и просили подписать протокол. Прочитав его, "я сказал, что тут какая-то ошибка, это не тот протокол, я ведь такое никогда не говорил!"⁸⁰. Из протокола вытекало, что Бранков являлся отъявленным титоистом, специально направленным в Будапешт в качестве резидента югославской спецслужбы, который организовал и управлял сетью сторонников Тито в Венгрии, ведущих подрывную деятельность против социалистического лагеря. Бранков своим выступлением против Тито якобы хотел лишь скрыть свое истинное лицо, на деле же им были завербованы Л. Райк, Т. Сени и другие, которые готовили переворот с целью свержения ракошистской демократии. Такой протокол Бранков отказался подписывать, но понял, что для авторов концепции "в этом процессе он им абсолютно необходим".

Допросы и уговоры Бранкова продолжались. Впоследствии он вспоминал: "Белкин сказал мне, что по отношению к вам мы допустили большую ошибку. Когда вы были в Москве, там должны были с вами поговорить ответственные товарищи. Он назвал имя Молотова... Добавил, что мы осознаем: вы коммунист и говорите правду, но нам очень нужен этот процесс! Вы же выступили против Тито! Нужно свергнуть Тито - вот в чем суть этого процесса. Он не преследует других целей, кроме как способствовать его свержению. Я вас, Бранков, хорошо знаю. Сожалею, что вы попали в такое положение. Если бы Тито был у нас в руках, вы не потребовались бы нам. Если бы в свое время Тито приехал на бухарестские переговоры, куда мы его приглашали, то вас сегодня не было бы здесь... Затем Белкин - и это существенно, - заявил мне, что я коммунист и обязан сделать то, чего ждут от меня, и что это будет учтено при вынесении мне приговора"⁸¹.

Спустя некоторое время Бранкову показали протокол с "признаниями" самого Райка. При этом Г. Петер рассказал ему о том, что подписание протокола принесло облегчение и самому Райку, отметив что данное дело "и для него и для меня не будет иметь катастрофических последствий". Продолжая давление на Бранкова, следователи представили ему его двойника и сказали, что тот сможет выступить на процессе от его имени. Эти доводы и стремление Бранкова "не навредить партии", Югославии и его второй родине - СССР, по его собственным словам, заставили его отказаться от возможности крикнуть на процессе, что "все это ложь, я не виновен и остальные тоже не виновны"⁸².

В августе 1949 г. завершился второй этап следствия: Райк взял на себя вину - "признал" продиктованные ему организаторами следствия сфабрикованные обвинения. Как и под влиянием чего произошло это, остается до сих пор не до конца выясненным. В. Фаркаш впоследствии утверждал, что при этом не обошлось без использования Я. Кадара в этом деле, который якобы способствовал достижению этой цели⁸³. Так или иначе под давлением Фаркаша, Ракоши, Белкина и Сюча удалось "убедить" Райка признать "достоверность" разработанной концепции и оказать содействие в проведении показательного процесса⁸⁴.

М. Фаркаш уже 11 июля 1949 г. не без триумфа мог доложить секретариату Коминформбюро, что "Райк начал впервые давать отдельные показания. Стало ясно, что Райк стал шпионом Хорти в 1931 г., работал после на немцев, а затем был агентом США. Большинство членов раскрытой шпионской группы было ранее завербовано в Испании, в лагерях Франции. Во время войны многие находились в Швейцарии... План арестованной группы заключался в том, чтобы в удобный момент свергнуть руководство партии, собрать чрезвычайную партийную конференцию из своих сторонников и поставить во главе партии и правительства Райка. Предполагаем, что Тито, Джилас и Ранкович - шпионы, завербованные в Испании и Франции. Райк имел с ними связь ... Видимо имелся единый центр и Райк был связан с ему подобными в Польше, Чехословакии, Болгарии, Румынии, Италии, Франции. После окончания следствия Райка будем судить и приговорим к повешению"⁸⁵. Характерно, что и сам Фаркаш, не без стремления выделиться, требовал от лидеров компартий соседних с Венгрией стран скорейшего разоблачения "агентов Тито" и "американских шпионов" в своих странах. Он информировал Москву о том, что там "медленно или совсем не разоблачают их". Вслед за ними и полковник Евдокименко в одном из своих донесений из Венгрии на имя министра МГБ СССР B. C. Абакумова указывал, что Ракоши в беседах с ним выразил недовольство, в частности, либеральным отношением чехов к вражеским элементам в партии и подчеркивал, что им тоже "стоило бы поучиться у венгров разгрому врага"⁸⁶.

Райк, как свидетельствовал позже Б. Сас, "во время очных ставок вел себя как человек, которому было уже все безразлично. Когда перед ним предстали бывшие друзья, он со своей усталой улыбкой, всем своим поведением - очевидно преднамеренно - давал знать: он четко понимает, что настал конец его пути. Обещаниям и заверениям вряд ли верил. Ему уже было безразлично, "нанесет ли Москва удар по империалистам" или же станет всеобщим посмешищем. Он подписывал все подсунутые ему протоколы, не протестовал даже против самых невероятных логических промахов. Дело Райка уже было не его делом"⁸⁷. Заключенный Д. Деметер считал, что во второй декаде августа Райка посадили к нему в камеру для того, чтобы тот не покончил жизнь самоубийством⁸⁸.

В Венгрии не оказалось таких политических сил, лидеров, друзей или соратников Райка, которые могли бы заступиться за него и помешать готовившейся расправе над ним. Из этого общего правила повальной покорности "вождю" Ракоши исключение составил лишь граф Михай Каройи (1875-1955), бывший видный политический деятель буржуазно-демократической революции 1918 г., мирно уступивший тогда власть лидерам Венгерской коммуны 1919 г. и находившийся после второй мировой войны на посту посла Венгрии в Париже. Каройи, встревоженный ракошистскими арестами, попытался образумить деятелей ВПТ. Летом 1949 г. он приезжал в Будапешт, встречался с Ракоши и Гере еще до выработки основной концепции предстоявшего судебного процесса, пытаясь своим авторитетом повлиять на руководящих деятелей ВПТ и помешать расправе над Райком. Последним аргументом посла было письмо Каройи в адрес Ракоши, в котором он сообщал, что "если Райка осудят. Вы больше не можете рассчитывать на мою поддержку"⁸⁹. В конце августа 1949 г., когда Каройи вновь приехал в Будапешт, Ракоши уже размахивал перед ним собственноручным "признанием" Райка и приглашал графа присутствовать на суде.

По свидетельству Каройи, Гере вел себя более разумно. В книге воспоминаний "Вера без иллюзий" он так пересказывает свой разговор с Гере: "В эту ложь никто не поверит, если даже сам Райк признается в этом. Трудно даже придумать больше вреда для системы. Вы потеряете множество своих друзей. Почему вы не обвиняете его в чем-то реальном и почему вы не даете ему возможность защищаться?" Гере некоторое время молчал, вспоминал Каройи, а затем ответил: "Райк и его товарищи совершили непростительное преступление. Титоизм является серьезной опасностью. Мы знаем, что он вступил в сговор с Тито, хотя доказательств у нас нет. Райка необходимо ликвидировать. Конечно, народу мы не можем сказать всю правду. Это было бы сумасшествием. Народ бы не понял, ведь он является политически еще не достаточно зрелым. Совсем не важно, был ли Райк или нет на деле шпионом"⁹⁰.

Окончательный сценарий процесса по "делу" Райка был разработан Белкиным и Ракоши совместно, он служил прежде всего интересам "разоблачения Тито", а также возвышению значимости ракошистского руководства. Он был отшлифован и удовлетворял запросам Ракоши, особенно в той его части, которая касалась сюжетов о якобы имевшем место в планах Райка "покушении" на его собственную персону и отдельных лидеров его ближайшего окружения. (Интересная деталь: М. Фаркаш, неудовлетворенный тем, что его имя фигурировало лишь на третьем месте среди "претендентов" на покушаемых, попытался переставить в сценарии свое имя на второе место).

В течение августа-сентября между Будапештом и Москвой шел систематический обмен информацией по "делу" Райка, согласовывались позиции. Как утверждал Г. Петер, проект текста обвинения в августе утвердил Сталин⁹¹. В недавно опубликованных воспоминаниях Ракоши есть тому дополнительное подтвержение. В одном месте изложение прерывается⁹², а на следующей странице, где речь идет явно о русском переводе подготовленных к процессу документов, Ракоши сообщал следующее: "Местами текст был перечеркнут и сделаны соответствующие вставки Сталина. Он говорил мне, что к Обвинительному заключению у него есть ряд замечаний. Мы постранично прошлись по тексту и я в венгерский вариант переносил предлагаемые им изменения. Это была достаточно продолжительная работа. Затем Сталин спросил, имеется ли какое-нибудь мнение относительно приговора. Я сказал, что провел беседу с судьями, с товарищами и есть мнение, что не следует выносить смертный приговор. Сталин с этим согласился, но тут же добавил, что это будет зависеть еще от того, не возникнет ли еще чего-нибудь на самом процессе и какое влияние он окажет на трудящихся. Он предложил, чтобы мы в промежутке между завершением процесса и вынесением приговора еще раз возвратились к этому вопросу"⁹³.

ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТ

Обвинительный акт 6 сентября 1949 г. был подписан прокурором Д. Алапи. Защиту в лице Э. Касо подобрал сам председатель УГБ. Накануне проведения процесса прокурор и председатель суда П. Янко получили все директивы по проведению судебного разбирательства непосредственно на квартире Ракоши.

Публичное судебное разбирательство по "делу" Райка началось 16 сентября 1949 г. в большом зале Дворца профсоюза металлистов. Обвинительный акт - по некоторым сведениям его составлял один из влиятельных членов высшего руководства ВПТ, идеолог партии, главный редактор газеты "Сабад Неп" И. Реваи (1898-1959), - подписанный прокурором Алапи, был зачитан им на процессе. В обосновании обвинения говорилось о том, что Райк и его товарищи по заданию империалистических кругов и Тито пытались свергнуть в Венгрии "народную демократию" Ракоши. Обвинение было призвано подтвердить происки западных спецслужб, пытавшихся помешать народному строю и консервировать буржуазно-эксплуататорский режим в восточноевропейском регионе. Руководящим центром такого заговора по этой версии являлись якобы США, но американские империалисты главную роль в реализации своих планов поручили "фашистской клике Тито", стремившейся привлечь все страны народной демократии на сторону США.

В "Обвинительном акте" Райк, Сени, Салаи, Палффи и другие обвинялись:

а) в военных и антинародных преступлениях; б) в измене родине; в) в руководстве организацией, направленной на свержение демократического государственного строя; Бранков - в руководстве такой же организацией, в шпионаже, в участии в подстрекательстве к убийству. Все остальные фигуранты обвинялись в измене родине и руководстве организацией, преследовавшей цель свержения государственного строя. Прокурор долго обосновывал обвинение против каждого в отдельности, а затем в обобщающей части документа подчеркнул: "Ласло Райк и его сообщники создали такую организацию, которая преследовала цель свержения узаконенной конституцией Венгерской народной демократии, ликвидацию независимости Венгрии, порабощения страны иноземцами. Райк и его банда поставили перед собой цель вырвать Венгрию из лагеря защитников мира..., приковать нашу страну к империалистическому военному фронту, тем самым унизить ее до роли сателлита, марионетки империалистов. Эту цель они намеревались достигнуть при вооруженной поддержке своих хозяев - сегодняшних руководителей югославского государства - Тито, Ранковича, Карделя и Джиласа. Райк и его банда хотели уничтожить все великие завоевания венгерской народной демократии... Заговорщики хотели превратить Венгрию в югославскую колонию, колонию Тито, который вместе со своей бандой дезертировал из лагеря социализма и демократии в лагерь иностранного капитала и реакции и сделал таким образом Югославию вассалом империалистов. За планами Райка и его сообщников стоял американский империализм"⁹⁴.

Один из бывших обвиняемых, М. Огненович, характеризуя впоследствии процесс, отмечал: "Это был настоящий театр, мы заранее получили полный сценарий будущего судебного разбирательства. Мы репетировали, надо было выучить свои роли. За один месяц до процесса нас стали подкармливать как цыплят, дали нам хорошую одежду. Каждый день позволяли получасовую прогулку"⁹⁵. Факт предварительного заучивания даже последнего слова обвиняемых подтвердил в своем интервью и Л. Бранков.

Райку на его процессе, в полном соответствии со сценарием, председатель суда П. Янко задавал немало вопросов по его биографии, которые были призваны демонстрировать его контакты с венгерской полицией, иностранными разведками, прежде всего американской, и представить его как агента, выполнявшего их поручения в компартии Венгрии. Отвечая на эти вопросы, Райк, также в соответствии со сценарием, в первые же дни должен был признать, что являлся будто бы "завербованным агентом венгерской полиции", имел поручение проводить "разведывательную деятельность в Венгерском фронте" антифашистского сопротивления в годы войны, а позже познакомился с американским гражданином Фильдом, руководителем американской разведки в Восточной Европе, по заданию которого он, как "неразоблаченный коммунист", вернулся на родину якобы с заданной целью "дезорганизовать партию изнутри" путем создания в ней особой антиракошистской фракции. Райк, придерживаясь этого сценария, признался также, что намеревался добиться замены власти левых сил буржуазно-демократическим правительством. Чтобы реализовать такое стремление, он, будучи министром внутренних дел, принимал на работу людей, являвшихся якобы агентами французской, английской, американской и югославской спецслужб, а также представителей правых и антисоветских кругов, при том осуществлял все это с помощью Тибора Сени⁹⁶.

В "откровениях" Райка особый упор был сделан на так называемый югославский след. Он признал, что будто бы вел такую кадровую политику, которая помогла размещать в решающих сферах государственной жизни таких надежных людей, на которых "можно было рассчитывать с точки зрения свержения народно-демократического строя". При этом подчеркивалось, что реализация идеи по захвату власти осуществлялась якобы "по указаниям и политическим планам Тито и Ранковича", которые в конечном счете совпадали со стремлением американской разведки, с которой Тито и Ранкович, министр внутренних дел и руководитель политической полиции Югославии "тесно и органически сотрудничали".

Отвечая на вопросы председателя суда, Райк рассказал, что американская разведка в Венгрию возвращала своих людей через Югославию. Именно так вернулся на родину Т. Сени и его товарищи, а также швейцарская группа венгерских троцкистов, которая полностью состояла из завербованных американцами людей⁹⁷. Продолжая свои "признания" и отвечая на вопрос о том, как начинались его связи с югославским руководством, Райк изложил заученные наизусть фразы сценария: "С югославскими органами разведки у меня были связи независимо от американцев уже с 1945 г., с Бранковым. Я тогда еще не знал, что они тесно сотрудничают с американцами. Бранков понял, что я не только симпатизирую Тито, но и одобряю его националистическую и по сути антисоветскую политику. Бранков раскрылся передо мной и прямо сказал, что он является руководителем югославской разведки в Венгрии, и как таковой, просит меня, министра внутренних дел, предоставлять ему сведения, информировать о политической ситуации в Венгрии, о различных государственных секретах и так далее"⁹⁸. Председатель суда подробно расспрашивал его об обстоятельствах вербовки в качестве "югославского шпиона", якобы официально оформленных во время его отдыха на югославском курорте, о последующих заданиях, полученных им от Тито и Ранковича, о характере переданных им сведений и разведданных.

Между тем судебный процесс продолжался, принося в соответствии со сценарием все новые разоблачения "коварных замыслов" руководителей Югославии, "подтверждения" подрыва ими единства лагеря демократии и социализма. Райк, в соответствии с режиссурой, признал, что по заданию Ранковича сплачивал правые силы, закрывал глаза на их "антидемократическую, антисоветскую и проанглийскую деятельность" во время избирательной кампании 1947 г., помогал им проникнуть в органы МВД, госбезопасности и вооруженные силы, а во второй половине года по заданию югославского правительства работал в интересах создания Балканского союза. Он говорил также, что одно из важных поручений получил непосредственно от Тито и Ранковича, и оно гласило следующим образом: "Необходимо стремиться вывести полицию, армию, все вооруженные силы из-под контроля коммунистической партии и подчинить их влиянию правых в политическом отношении сил. С этой целью ему было рекомендовано "ликвидировать политическую деятельность партии в органах милиции"⁹⁹.

На процессе речь шла также о первой официальной поездке И. Б. Тито в Венгрию 8 декабря 1947 г., в ходе которой был подписан венгеро-югославский договор о дружбе и сотрудничестве. Визит Тито был использован организаторами процесса в своих целях. При этом Райку, как бывшему руководителю МВД, была здесь отведена особая роль. Он рассказал, что накануне приезда Тито в Будапешт его на квартире разыскали Бранков и один из высокопоставленных сотрудников югославской госбезопасности, попросившие его выделить для резиденции приезжавшего в Венгрию югославского лидера самый красивый дворец Будапешта, а для того, чтобы подчеркнуть значимость личности Тито, принять особые меры безопасности, в результате чего были очищены все жилые кварталы от жителей по пути его следования¹⁰⁰.

Во время пребывания Тито в Будапеште была устроена охота в угодье "Келебия", где Райк в присутствии Бранкова как переводчика якобы имел личную встречу с Ранковичем. Отвечая на вопросы председателя суда, Райк суммировал политические итоги якобы полученного им тогда от Ранковича задания: "В странах народной демократии необходимо содействовать свержению народно-демократических правительств и строя, помешать их социалистическому развитию, оторвать революционные демократические силы от Советского Союза, ... создать буржуазно-демократические режимы", которые ориентировались бы на США и сплотились бы вокруг Югославии и Тито, и образовали бы государственный союз и военный блок, противостоящий СССР¹⁰¹.

На процессе Райк рассказал также, что весной 1948 г. он имел беседу с послом США в Будапеште и спросил его, знает ли он о планах Тито по созданию Балканского союза государств. Тот якобы подтвердил, что ему "известен этот план, и США не будут препятствовать проведению политики Югославии". Затем он дал знать, что "Тито не просто из-за личного тщеславия хотел стать вождем нескольких стран во главе союза государств, и что Тито представил свой план американцам, которые его одобрили и даже совместно разработали, и что Тито и его правительство являются исполнителями этого плана"¹⁰².

В концепции обвинения, подтверждению правдоподобности которой Райк невольно способствовал, четко прослеживалась "рука Тито" и роль империалистических кругов, стремившихся свергнуть народную власть в Венгрии и других странах региона. В уста Райка следствие вложило "разоблачающие" слова о том, что сплочение восточноевропейских стран вокруг Югославии Тито пытался осуществить таким образом, чтобы ввести их в заблуждение, "прикрываясь социалистической, просоветской и народно-демократической фразеологией"¹⁰³.

В ходе процесса неоднократно подчеркивалось, что планам Тито, направленным на создание Балканского союза государств с центром в Белграде, был нанесен удар в результате объединения ВКП и СДПВ, а также решения Коминформбюро, разоблачившего политику Тито. Отмечалось, что это не остановило Тито в его намерениях мобилизовать силы против СССР. Он лишь менял тактику и, отказавшись от взятия власти "мирным путем", взял курс "на насильственное свержение с помощью вооруженного путча против народно-демократической власти¹⁰⁴.

В политический спектакль по "делу" Райка была включена деталь о якобы имевшей место тайной встрече Райка с Ранковичем в шалаше под Пакшем (идея начальника УГБ), где Райк будто бы получал конкретные задания, направленные на насильственный захват власти и удаление первых лиц государства и партии со своих постов. Райк стал ответственным за реализацию этой задачи в Венгрии и в соответствии с заданной концепцией заявил на процессе, что Тито считал необходимым арестовать и при первом же выступлении расстрелять высшее руководство Венгрии¹⁰⁵.

В обвинительном акте прокурора в частности говорилось: "Райк взялся за исполнение указаний Тито. По прибытии в Будапешт, он поручил Дердю Палффи провести соответствующую вооруженную подготовку внутри армии для свержения республики... Райк также дал указание Тибору Сени провести со своей стороны подготовительную работу к партийной конференции, задачей которой была передача руководства Венгерской партией трудящихся Райку... В план входило также "физическое уничтожение" некоторых членов венгерского правительства и, в первую очередь, Матяша Ракоши, Михая Фаркаша и Эрне Гере"¹⁰⁶. Во время судебного разбирательства в уста Райка были вложены слова, подтверждающие эти обвинения: Тито через Ранковича дал ему задание мобилизовать в стране все антисоветские силы, повысить их боеготовность и осуществить переворот. "Ранкович сказал мне, что Тито хочет действовать наверняка... Он обратил мое внимание особенно на то, что Тито требует, чтобы одновременно с путчем при первых же выступлениях было арестовано венгерское правительство, а трое его членов - Ракоши, Гере и Фаркаш были немедленно ликвидированы"¹⁰⁷.

Эти детали о якобы имевших место конкретных намерениях "заговорщиков" ликвидировать высший эшелон ракошистского руководства были внесены в сценарий самим Ракоши в расчете на то, что это поможет повысить значимость его личности и престиж в глазах советского руководства.

Говоря о месте и роли этих сюжетов в политическом спектакле 1949 г., венгерский драматург Дюла Хай, находившийся с 1933 по 1945 г. в советской эмиграции и хорошо знакомый со спецификой жанра, впоследствии так суммировал распределение ролей для этого процесса: "Кто-то должен был предстать в качестве противника Ракоши для того, чтобы этот эффектный спектакль состоялся. В действительности же у него не было соперников. По всей стране не нашелся никто, кто взбунтовался бы против Ракоши. Партийная дисциплина была повсюду безупречной. Поэтому, будучи учениками Сталина, они [ракошисты] начали выискивать возможного соперника... Ласло Райк еще и не успел и не имел возможности продемонстрировать, какой политике он желает следовать. О нем знали, однако, что он никогда не ел хлеб Коминтерна. Райк пришел не с чужбины, оставался поэтому чуждым для новых господ Венгрии, он был молод и симпатичен, участник гражданской войны в Испании, куда его отправила не Москва, он был подпольщиком-антифашистом, приговоренным нацистами к смерти, от которой он чудом спасся, молодежь обожествляла его. Выбор пал на Райка. Он должен был сыграть в кукольном спектакле роль злоумышленника, повторять прозрачные тексты московских процессов"¹⁰⁸.

Спектакль, устроенный под названием "дело" Райка, в действительности был далеко не кукольным спектаклем, а убийственным политическим судилищем, в котором основными обвиняемыми стали титовская Югославия и США, т. е. Тито и его "хозяева", а жертвами - Райк и его товарищи.

Разумеется, планируемый "злоумышленниками" переворот не мог быть осуществлен без содействия военных. Это понимали и организаторы процесса, поэтому приводились "факты" и для подтверждения такого тезиса. Чтобы дать основание для расправы с заговорщиками. Райка заставили говорить также о планах титоистов после отстранения Ракоши. Отвечая на вопрос председателя, он "признался": "Премьер-министр Тито и его товарищи Джилас, Кардель, Ранкович говорили о своих конкретных требованиях... Они хотели прежде всего обеспечить себе право контроля над армией и полицией. Для того, чтобы этого добиться, мне была передана решительная просьба Тито назначить министром обороны Палффи"¹⁰⁹.

На процессе Райк рассказал, что о содержании своего разговора с Ранковичем под Пакшем он будто бы проинформировал заместителя министра обороны генерала Палффи и руководителя отдела кадров ЦР ВПТ Сени, говорил им о необходимости учета всех армейских сил, способных осуществить вооруженный переворот. С конца 1948 г. ввиду "быстрого, стремительного упрочения народной демократии" в Венгрии он был якобы вынужден через Бранкова и Мразовича сообщить югославскому руководству о том, что "как бы мы ни были против венгерского демократического правительства, мы должны видеть, что осуществить такой путч теперь уже невозможно"¹¹⁰.

МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТКЛИКИ. ИТОГИ И ПОСЛЕДСТВИЯ ПРОЦЕССА

Советская печать широко освещала процесс над Райком. Газета "Правда" 17 сентября 1949 г. в большой передовой статье откликнулась на процесс, подчеркивая, что в Венгрии перед судом предстали во-первых, шпионская группа Л. Райка, а во-вторых, сотрудник югославского посольства в Будапеште Л. Бранков, представлявший клику Тито-Ранковича.

Югославская печать внимательно следила за политикой Ракоши и той кампанией, которая развернулась в Венгрии в связи с решением Коминформбюро. Она довольно четко определила суть и смысл происходившего. В частности, белградская "Борба" 4 сентября назвала Ракоши амбициозным карьеристом, который "сфабрикованную ложь о шпионаже Югославии против Венгрии использует для усиления недовольства венгерских трудящихся и для того, чтобы, разжигая ненависть против Югославии, надежно сохранять свою власть". Официальное югославское агентство Танюг выступило с опровержением тех показаний, которые в ходе судебного процесса давал главный обвиняемый, и разоблачило закулисный характер этого политического спектакля.

Процесс над Райком вызвал интерес и среди западных дипломатов. Посол Великобритании в Югославии Ч. Пик, информируя Форин оффис 16 сентября 1949 г., в частности, указывал на то, что "во всех подобных процессах, начиная от Бухарина, подлинным обвиняемым является не тот заключенный, который сидит за решеткой [суда]... процесс над Райком в действительности направлен против Тито и его сторонников"¹¹¹. Излагая содержание заявления югославской стороны в связи с процессом, посол в дополнительной телеграмме сообщал, что суд в Будапеште - это "антиюгославская провокация", "совершенная руководителями Коминформа по советскому указанию с целью очернить югославское правительство"¹¹².

В английских дипломатических телеграммах из Будапешта уже после второго дня суда обращалось внимание на таинственную роль Бранкова, показания которого являлись важной нитью, связывающей "дело" с именем Тито. Английские дипломаты и журналисты в Будапеште, оценивая роль Бранкова на процессе, высказывали предположение о "теории сыгранности" и сделали вывод о том, что Бранков, оказывающий следствию соответствующие услуги, не будет расстрелян и отделается тюремным заключением¹¹³. Дипломаты при этом обращали внимание на фантастические и явно нереальные элементы процесса. Так, 18 сентября во внешнеполитическое ведомство Великобритании было направлено секретное донесение дипломата В. Х. Юнга, в котором отмечалось, в частности, что вслед за выдвинутыми обвинениями "гладко следовали друг за другом признания, дополненные подсказками, идущими от самого председателя". Райк проявлял даже по здешним меркам слишком большую готовность признаваться, отмечалось в этом документе, на что обратили внимание и другие иностранные наблюдатели. Признания, отмечалось далее в донесении, часто в значительной мере надуманные, а из биографии подсудимых взято в основном то, что должно было подтвердить версию о том, что Тито и его коллеги уже с 1943 г. являлись "марионетками англичан и американцев". Юнг подчеркивал, что те силы, которые в соответствии с пропагандистскими установками Коминформа "руководят нынешней антититовской кампанией, еще более беззастенчиво принебрегают историческими реальностями, чем это делалось раньше"¹¹⁴. "Дело" Райка он расценивал еще более иррациональным, чем судебный процесс, проведенный не задолго до этого над кардиналом католической церкви Иожефом Миндсенти, приговоренным к пожизненному заключению на основе ложных обвинений.

Говоря о роли Бранкова, английский дипломат назвал его "ключевой фигурой, из которой сделали рупор для изложения коминформовской версии событий, имевших место в Югославии после 1943 г., и для обвинения... агентов и сторонников Тито, работающих в столицах стран-сателлитов". Юнг при этом допускал, что Бранков "по-прежнему является агентом Коминформа, как он это и признавал год назад и его легенда о том, что он якобы действовал по указанию Ранковича, является не чем иным как фикцией"¹¹⁵.

Форин Оффис Великобритании в разосланном странам Содружества секретном сообщении от 21 сентября в связи с "делом" Райка отмечал, что процесс в Будапеште был проведен "в классических традициях коммунистических процессов", а его главная цель заключалась в том, чтобы поставлять материал к дальнейшей антититовской пропагандистской кампании и что следствие всячески стремилось подтвердить версию югославского вмешательства во внутренние дела соседнего государства¹¹⁶.

Райк своими "показаниями" фактически во всем подтвердил позицию обвинения. После его "откровенных признаний", версия о коварном заговоре "Тито и его банды", если не показалась достоверной, все же сумела заронить зерно сомнения, хотя по сообщениям Юнга "значительная часть венгерского общества оставалась безразличной к процессу", а многие в партийных и правительственных кругах были уверены в невиновности Райка¹¹⁷.

Резонанс и последствия процесса оказались весьма тяжелыми. Сам Райк, который верой и правдой служил интересам становления ракошистского режима, будучи на посту министра МВД и заместителя генсека ВПТ, на завершающем этапе борьбы за власть считал, что внутренние органы под его руководством сделали все возможное для утверждения власти ВПТ в стране, и вряд ли рассчитывал на такое завершение своей политической карьеры. На суде Райк "признал" свою вину, не просил пощады и даже в заключительном слове (правда, как и все его ответы на суде, оно также было для него заранее заготовлено) 22 сентября 1949 г. продолжал осуждать Тито и политику его "хозяев" - американских империалистов. Трудно сказать, был ли он убежден в необходимости и политической целесообразности того грандиозного спектакля, главным действующим лицом которого он стал. Верил ли он в то, что его признания помогут разоблачить Тито и империалистов, а главное, в то, что он оказывает неоценимую услугу партии и международному коммунистическому движению? Скорее всего и да и нет. Так или иначе у него не оставалось другого выбора. Райк до конца сыграл свою роль, отведенную ему сценарием по режиссуре, подчиненным "высоким" партийным интересам. В глубине души он конечно рассчитывал на то, что ему сохранят жизнь, втайне надеялся, что откроются запасные ворота и он окажется где-то за рубежом и будет служить и дальше избранной им идее. Что такая надежда казалась возможной, вытекает из слов, сказанных бывшим заведующим отделом армии и полиции ЦР ВПТ (впоследствии ввиду публично выраженного им несогласия с судебным решением по "делу" Райка он был переведен на должность руководителя внутренней охраны здания ЦР ВПТ) полковником И. Силади своему товарищу во время процесса в зале заседания: "Ласло Райк не виновен. Все это лишь спектакль, организованный советскими и венгерскими органами безопасности... Партия знает, что они не виновны, но их попросили ввиду сложной международной обстановки взять на себя эту вину. Им будет вынесен смертный приговор, но его не приведут в исполнение. Их повезут в Крым, где они вместе со своими семьями будут жить на каком-то партийном курорте"¹¹⁸.

Реальность оказалась совершенно иной: 40-летний Райк был приговорен к смертной казни. Политическое убийство состоялось. Последними словами Райка перед казнью были заверения в верности партии и СССР. Только его товарищ, Салаи, в отличие от него перед казнью успел крикнуть, что их обманули. В целом из 93 человек, прошедших по "делу" Райка, было казнено 15. Тела казненных без какого-либо обозначения были закопаны в канаву на окраине леса возле Геделле, а 50 человек были приговорены к 10 годам или более длительному сроку тюремного заключения, остальные получили несколько меньше. Однако в дальнейшем в "побочных" процессах, непосредственно связанных с этим "делом", было казнено еще 11 человек¹¹⁹.

Процесс над Райком и его товарищами явился лишь своеобразной увертюрой к беззаконию и произволу, развязанным ракошистской кликой в Венгрии. После показательного процесса над Райком Ракоши и его единомышленники торжествовали победу. Сам генсек ЦР ВПТ, выступая на партактиве Будапешта, хвастался своим личным вкладом, внесенным в дело "разоблачения" Райка: "Было нелегко разработать эту операцию и, признаюсь, стоило мне это многих бессонных ночей, пока план реализации не приобрел свой окончательный вид"¹²⁰.

Интересы Ракоши, стремившегося к утверждению своего культа, и Сталина, желавшего во что бы ни было дискредитировать Тито, в "деле" Райка совпали. Как вспоминал впоследствии бывший соратник Ракоши член ЦК ВПТ З. Ваш, Ракоши побаивался Сталина и постоянно доказывал ему свою лояльность¹²¹. В частности, он считал, что "формально нет, но по сути именно Сталин решил судьбу Райка". З. Ваш присутствовал при телефонном разговоре Ракоши со Сталиным накануне процесса, когда Ракоши доложил советскому руководителю, что "мы арестовали Райка", и спросил, "что с ним делать дальше?" На это Сталин ответил загадочно и многозначительно: "А это я доверяю вам". Из этих скупых фраз Сталина Ракоши понял, что следует делать. Страх и чувство неуверенности толкнули Ракоши на действие по принципу "пусть лучше Райк сложит свою голову, чем я"¹²².

Как подтверждают материалы российских архивов, в августе-сентябре 1949 г. между Будапештом и Москвой шел систематический обмен информацией по "делу" Райка, согласовывались позиции. В то время как грандиозный политический процесс приближался к финалу, Ракоши и Сталин высказывались уже вполне определенно.

Так, в одном из писем, направленном Ракоши Сталину, согласовывалось даже количество смертных приговоров для обвиняемых. Лидер ВПТ сообщал о намерениях председателя суда вынести за исключением одного всем из 7 основных обвиняемых смертный приговор, тогда как Ракоши считал достаточным приговорить к смерти только Райка, Сени и Салаи. Сталин же в своем ответе от 22 сентября, т.е. во время процесса, за два дня до вынесения приговора, сообщил: "Т. Ракоши, Ваше письмо получил. I. Не возражаю против вашего предложения о характере судебного приговора в отношении обвиняемых. Я отказываюсь от своего мнения в отношении Райка, которое я высказал Вам во время беседы в Москве. Считаю, что Л. Райка надо казнить, так как любой другой приговор в отношении Райка не будет понят народом..."¹²³.

Впоследствии Ракоши, находясь в советской политэмиграции после 1956 г., желая оправдаться, в одном из писем Н. С. Хрущеву писал: "Сталин использовал дело Райка для того, чтобы доказать законность и правоту своей политики против Югославии. Именно поэтому этот процесс по сравнению с подобным процессом Костова в Болгарии и вызвал... такой большой резонанс в стране и за рубежом. Когда стало известно, что следствие строилось на провокации, в серьезной степени вызванной деятельностью Берия, оно нанесло больше вреда влиянию венгерской партии, чем подобные реабилитации в других странах. Реабилитация вызвала исключительный рост авторитета Тито"¹²⁴.

В 1949 г., однако, ракошисты не уставали повторять, что в "деле разоблачения планов банды Тито и проклятых империалистов" будапештский процесс имел особое значение. Это внушалось всему общественному мнению, члены партии призывались и в дальнейшем усиливать бдительность и развертывать борьбу против проникших в ВПТ врагов, агентов империализма и особенно титоистов. Второй влиятельный человек в партии, настоящий "серый кардинал", замешанный не меньше Ракоши в противозаконных деяниях рубежа 40-50-х годов Э. Гере 17 декабря 1949 г., выступая на страницах газеты Коминформа "За прочный мир, за народную демократию", и считая виновность югославских лидеров доказанной, осудил "клику" Тито, которая якобы в завершение своего предательства в качестве "разоблаченного агента международной реакции" открыто перешла в лагерь империализма. Гере заверял, что ВПТ "сделала необходимые выводы из факта предательства клики Тито" и в духе июньского решения Коминформбюро приняла меры для того, чтобы противостоять в Венгрии подрывной работе титоистов, выразив при этом свою готовность и в дальнейшем "по мере своих сил помогать в разоблачении банды югославских предателей"¹²⁵. Характерно, что ноябрьское 1949 г. решение Коминформбюро опиралось не в последнюю очередь именно на результаты сфабрикованного процесса над Райком и стало основой для аннулирования договора о дружбе и сотрудничестве с Югославией, как со стороны СССР, так и Венгрии и других стран социализма.

"Дело" Райка повлекло за собой целую серию новых арестов и организацию аналогичных судебных процессов, непосредственно связанных с этим делом, но выведенных за рамки процесса ввиду военного характера разбирательства. Ракошисты утверждали, что враг проник и в армейскую среду. С их подачи было начато "дело" генералов - фактически продолжение или же закрытая часть "дела" Райка. Этот сфабрикованный процесс, в результате которого 5 армейских генералов (Дердь Палффи, Ласло Шойом, Иштван Белезнаи, Габор Илли, Калман Реваи), ряд высших офицеров МВД были казнены, а многие приговорены к различным срокам тюремного заключения¹²⁶.

Готовя процесс против генералов, обвиняя их в шпионаже в пользу других государств, организаторы этих концептуальных дел преследовали те же цели, ставили те же задачи, что и в случае с Райком. Имеются сведения и о том, что среди советских военных советников, работавших тогда в Венгрии, были не только белкины, беспрекословно подчинявшиеся указаниям Берия по проведению политических процессов в социалистических странах, но и такие, как генерал Прокофьев, который в разговоре с венгерским генералом Г. Ревесем, начальником контрразведки генштаба венгерской армии, говорил: "Геза, мне не нравятся эти аресты, также как и готовящийся новый процесс. Эти генералы и офицеры не шпионы, не предатели. Все это очень похоже, даже по формулировкам обвинения, на то, что было у нас в 1937-м и 1938-м годах". Отвечая на это замечание, Ревес сказал: "Мне тоже так кажется. Ни на кого из них мы не располагаем компрометирующими данными, нет сведений и об их западных связях". В итоге они договорились, что Прокофьев о своих сомнениях расскажет М. Фаркашу. Когда это произошло, Фаркаш выгнал советника, героя Советского Союза из своего кабинета, и через полчаса из Москвы был получен приказ от Берии об отзыве Прокофьева. Генерал сам оказался в сталинских лагерях¹²⁷.

"ЭПИЛОГ"

Во второй половине 1949 г. ракошистское руководство начало сознательную замену партийных кадров, так или иначе связанных некогда с Райком, а в феврале 1950 г. ЦР ВПТ приняло решение о проведении в марте-июне перевыборов во всех партийных организациях. Постепенно была сведена на нет даже видимость внутрипартийной демократии и коллективизма в руководстве партии и ВНР. Основным критерием партийной лояльности окончательно стал единственный фактор - полное и безусловное доверие и подчинение Ракоши. Процесс чистки партийных рядов, удаление неугодных с различных постов становились обыденной практикой всей партийной и государственной жизни. Диктаторско-бюрократические методы руководства повлекли за собой акты дальнейшего беззакония и произвола.

Весной 1950 г. на новой волне подозрительности и недоверия пришла очередь бывших социал-демократов, сыгравших свою роль в принудительном объединении СДПВ и ВКП. Были арестованы и упрятаны в тюрьму председатель объединенной ВПТ Арпад Сакашич (1888-1965), а затем и много знавший об обстоятельствах этого объединения член политбюро ЦР ВПТ Дердь Марошан (1908-1996).

Процесс Райка, атмосфера шпиономании позволили развернуть кампанию преследований не только против бывших союзников и коалиционных партнеров, но и против бывших коммунистов-подпольщиков, которые в годы войны оставались в Венгрии. По сфабрикованным обвинениям многие из них, как Я. Кадар, Д. Каллаи, П. Лошонци, Ф. Донат и другие, в 1951 г. оказались в ракошистских застенках. Характерно, что из 14 членов политбюро, избранных на объединительном съезде летом 1948 г., в результате новых сфабрикованных процессов пятеро оказались в тюрьме, среди них двое заместителей генсека. В таком же положении оказались члены ЦР ВПТ, депутаты парламента, члены Президиума Верховного Совета республики, руководители областного уровня. Уничтожались не только известные деятели коммунистического движения, но и другие общественные деятели, неугодные Ракоши. Беззаконие и произвол постепенно охватили все структуры венгерского общества в конце 40-х - начале 50-х годов. Путь к утверждению тоталитарного режима после процесса над Райком был окончательно расчищен. С августа 1952 т. Ракоши занял наряду с должностью генерального секретаря ЦР ВПТ пост главы правительства Венгрии. Над партией, как над всей страной, установилось безраздельное господство Ракоши.

В августе 1962 г. пленум ЦК ВСРП проанализировал причины и последствия сфабрикованных процессов времен ракошизма и осудил политику узурпировавшего власть в стране руководства ВПТ, особенно за тот ошибочный тезис, что по мере строительства социализма классовая борьба усиливается и враг маскируется прежде всего в рядах партии. В решении пленума подчеркивалось, что Ракоши "в целях обеспечения личной власти сфабриковал обвинение", согласно которому руководящие деятели и участники рабочего движения, оставшиеся в стране в годы войны, стали агентами полиции или империалистических разведок¹²⁸.

В 1962 г., когда реабилитационная комиссия ЦК подвела итоги преступной деятельности Ракоши и его окружения, было установлено, что жертвою сфабрикованных процессов только среди деятелей рабочего движения стали 382 человека - из них 28 были казнены¹²⁹. Комиссия ЦК определила ответственность как ракошистского режима, так и лично генсека за совершенные преступления, отмечая при этом, что их ответственность усугубляется еще тем, что "свои безосновательные подозрения Ракоши распространил также на членов и руководителей других братских партий и тем самым нанес вред международного масштаба"¹³⁰.

Политика ракошистского руководства, особенно в результате процесса над Райком, привела к осложнению, а затем к фактическому разрыву отношений Венгрии с Югославией. Отстранение Ракоши от поста главы правительства в 1953 г. и понижение его звания до первого секретаря ЦР ВПТ являлись недостаточной базой для обновления отношений, тем более, что с весны 1955 г. ракошистам удалось реставрировать свой режим после кратковременной оттепели, связанной с именем И. Надя (1896-1958). Все это способствовало тому, что Тито долгие годы открыто демонстрировал свое неприятие Ракоши и его режима, о чем он прямо говорил во время своих московских переговоров в июне 1956 г., а также в известной речи в Пуле 11 ноября 1956 г.¹³¹

Летом 1956 г. в Будапешт приехал А.И. Микоян со специальной миссией по изучению ситуации в руководстве ВПТ. В результате Ракоши был удален с поста руководителя партии. В ходе беседы с Кадаром Микоян по сообщению посла СССР в Венгрии Ю. В. Андропова констатировал, что "произвол и репрессии по отношению к честным коммунистам, которые осуществлял Ракоши до 1953 г., подорвали единство партии и доверие персонально к т. Ракоши". Как отмечалось в его донесении в Москву, Я. Кадар сказал тогда Микояну: "Лично я с полным доверием относился к т. Ракоши, высоко ценил его заслуги и, даже находясь в тюрьме, не переставал верить в него как коммунистического руководителя. Я твердо верил, что процесс Райка ведется справедливо и объективно. Но, находясь в тюрьме я узнал, что Райк, которого вели на эшафот, перед смертью крикнул: "Умираю за партию! Да здравствует Сталин! Да здравствует Ракоши!" После этого у меня возникли серьезные сомнения и недоверие как в правильности осуждения Райка, так и к т. Ракоши лично"¹³².

Далее Кадар рассказал Микояну, что в 1955 г., после своей реабилитации он побывал у Ракоши и "высказал ему свои сомнения относительно дела Райка, предложив ему объективно пересмотреть его. Однако т. Ракоши отказался сделать это"¹³³. О беседе с Кадаром Микоян в секретном донесении в Москву докладывал: "Впечатление о Кадаре положительное. Видно, что он прямой, открытый и правдивый человек, имеет свое мнение по всем вопросам, в курсе всей политики... По его выводу актив партии не доверяет Ракоши, а также Гере. Все считают, что реабилитация арестованных, прекращение режима террора в партии - все это произведено под давлением, под нажимом как со стороны Москвы, так и низов. Все боятся, что если обстановка несколько изменится, снова приступят к новым арестам, репрессиям и восстановят свой режим произвола. После 1953 г. они имели полную возможность исправиться, однако они это делали нехотя, зигзагами, каждый раз под нажимом. Если бы они честно исправились тогда или сразу после XX съезда, то не было бы нынешнего (1956 г. - Б. Ж.) кризиса в партии и не было бы такого недовольства против Ракоши, Петера и Фаркаша"¹³⁴. Микоян выступал за то, чтобы не проводить разбирательство преступлений Фаркаша и чтобы все эти дела оставались достоянием лишь высшего партийного руководства, а главное, чтобы они не были преданы гласности. И все же Микоян вынужден был признать: "Фаркаш вполне заслуживал бы того, чтобы его четвертовали"¹³⁵. Характерно, что вопрос об ответственности самого Ракоши Микоян тогда не поднимал, считая, видимо, достаточным для него наказанием его предстоящее удаление с поста первого секретаря ЦР ВПТ.

25 ноября 1955 г. Райк посмертно был втайне реабилитирован. У власти тогда вновь находились Ракоши и его сообщники, не желавшие публичного признания даже своей причастности к этому "делу", тем более раскрытия своей подлинной роли в организации процесса. Наследник Ракоши на посту первого секретаря ЦР ВПТ Э. Гере тоже не был заинтересован в том, чтобы преступления режима стали достоянием широкой общественности. И все же под давлением хрущевской "оттепели" в начале октября 1956 г. состоялось перезахоронение останков Райка и его товарищей, вызвавшее мощные политические демонстрации в стране. Начальник Главного политуправления венгерской армии генерал-майор И. Хази, выступая со словами прощания, тогда отмечал: "Мы просим прощения у вас, прощения со словами самообвинения. Наша армия никогда больше не даст возможности для террора одиночек. Произвол, созданный Ракоши, лишил нас ваших молодых жизней"¹³⁶.

Останки Райка и его товарищей были захоронены в национальном пантеоне, на кладбище Керепеши в Будапеште. Прощание с ними стало приговором народа культу личности Ракоши и созданного им режима, приговором сталинизму.

После торжественного захоронения останков Райка и его товарищей в донесениях Андропова в Москву звучали существенно отличавшиеся от донесений Микояна сигналы о резком ухудшении внутриполитической ситуации в Венгрии, хотя уже начали предприниматься существенные шаги по нормализации отношений Венгрии с Югославией. Андропов сообщал в Москву, что после перезахоронения жертв сталинизма в ВНР оппозиция "ведет себя особенно нагло", открыто требуя, чтобы Ракоши и Гере предстали перед судом. Андропов утверждал, что "перезахоронение останков Райка нанесло тяжкий вред партийному руководству"¹³⁷.

В те осенние дни 1956 г., когда истинное содержание и смысл деяний Ракоши и его приближенных по сфабрикованным делам становились достоянием широкой общественности Венгрии, на страницах газеты "Непсава" 14 октября было опубликовано заявление бывшего известного социал- демократа и депутата парламента Пала Юстуса (1905-1965) - одного из оставшихся в живых осужденных по "делу" Райка и незадолго до этого освобожденного из тюрьмы решением Верховного суда Венгрии. Юстус утверждал, что был последним, кто разговаривал с Райком перед его казнью. Он и сохранил для истории свой краткий диалог с ним:

"Райк: Пали, ты может быть, останешься в живых. Я бы хотел, чтобы хоть кто-нибудь знал, где правда в обвинении, а где нет.

Юстус: Говори только то, что правда. Так будет короче. Ведь у нас мало времени.

Райк: Неправда, что я был шпионом, неправда, что я участвовал в заговоре. То, что я не был полицейским шпиком, ты и так знаешь.

Юстус: Какова же правда?

Райк: Правда в том, что в определенных вопросах мое мнение расходилось с точкой зрения Матяша Ракоши. Это я никогда не скрывал.

Юстус: В чем?

Райк: В вопросе о Фронте независимости. Он должен был быть серьезной, охватывающей весь народ, организацией. Кроме того, мы расходились и в югославском вопросе. Я не верю, что Тито предатель. Я считаю роковым, что в социалистическом лагере вызывают раскол.

Юстус: Я тоже не верю.

Райк: Правда и то, что я действительно хотел созвать съезд партии или по крайней мере партконференцию и там высказать свою точку зрения. Я думал, что высший орган партии должен решить эти вопросы и сменить высшее руководство. Затем мы действительно обратились бы к Советскому Союзу и предложили бы услуги Венгерской партии в деле выяснения разногласий и недоразумений, возникших в связи с Югославией. Ужасно, что вокруг этой правды нанизано столько лжи". "Так закончился наш разговор, - говорит Юстус. - Я убежден в том, что до самой смерти он откровенно больше ни с кем не говорил. То, что он поручил мне, настоящим (заявлением. - Б. Ж.) я передаю потомкам"¹³⁸.

В октябрьские дни 1956 г. венгры, узнав правду о "деле" Райка, начали выражать возмущение по поводу той лжи и обмана, которыми высшее руководство ВПТ вводило их в заблуждение. Газеты поднимали вопрос об ответственности за преступления и злодеяния, которые совершили Ракоши и его окружение. Корреспондент "Правды" в Венгрии М. С. Одинец, встревоженный требованиями венгров, направленными против опозорившегося догматического партруководства, сообщал в Москву, что печать "подогревает настроения сенсациями", связанными с похоронами Райка. Цитируя венгерскую печать, он писал: "Мы еще не слышали имена по-настоящему ответственных за нарушения законности... Сегодня нельзя молчать о том, что 18 июня Матяш Ракоши не сам сложил с себя обязанности первого секретаря ВПТ, а верховный орган партии призвал его покинуть этот пост. Такая необходимость вызвана не плохим состоянием его здоровья, а причастностью к тому, за что сейчас привлекаются к ответственности Михай Фаркаш и бывшие офицеры госбезопасности. Прошлое, проведенное в рабочем движении, и 16 лет, проведенных в тюрьме, не могут стать и никогда не станут охранной грамотой для совершившего такие преступления и злодеяния. Потребуется упорная работа, чтобы исправить тот моральный и материальный ущерб, который нанес стране культ его личности и его окружение"¹³⁹.

В постановлении специальной партийной комиссии, в частности, был сделан вывод: "Росту подозрительности и возникновению "дела" Райка способствовал также разрыв с Югославией. У "дела" Райка были, однако, не только внутривенгерские причины. Товарищ Хрущев на заседании ЦК КПСС, состоявшемся в июне 1955 г., говорил: "Враги народа Берия, Абакумов и их пособники в Венгрии сфабриковали "дело" Райка. Судебное разбирательство и ложные признания обвиняемых использовались для пропагандистской кампании против югославских руководителей"¹⁴⁰.

Режим ракошистской партийно-тоталитарной власти в Венгрии летом-осенью 1956 г. достиг последней стадии своего кризисного развития. Он довел ВПТ, страну и народ до критического, взрывоопасного состояния и крах режима стал неизбежен. Накопившийся узел острых социально-политических противоречий в венгерском обществе в октябре попытался развязать сам народ снизу. В результате октябрьского национального восстания 1956 г., переросшего в революцию, венгры добились удаления обанкротившегося руководства ВПТ. И хотя этой первой серьезнейшей попытке демократизировать постсталинский социализм советского типа в Венгрии тогда не было суждено реализоваться, кадаровский вариант венгерского социализма 60-80-х годов выгодно отличался от ракошистской диктатуры более либеральными по сравнению с ней порядками, несмотря на то, что продолжал сохранять все основополагающие черты прежнего общественно-политического устройства.

Оценивая "дело" Райка в целом, как и прочие политические процессы Венгрии 40-50-х годов, следует учитывать следующее. В 1989 г. венгерское правительство образовало еще одну комиссию из специалистов по уголовному праву и историков для повторного изучения концепционных судебных процессов, состоявшихся в Венгрии в 1946-1962 гг. Членом этой комиссии был юрист, судья Конституционного суда, А. Сабо, тщательно изучивший все разработанные в те годы сценарии подобных процессов. Он пришел к выводу, что сфабрикованные процессы фактически являлись продолжением политики тех лет с применением уголовного права. Ракошисты обладали по его словам "четко продуманной сетью контроля, предотвращавшей любой случайный промах в ходе судебного разбирательства, который смог бы раскрыть всю гнусность происходящего спектакля"¹⁴¹.

Опираясь на выводы этой комиссии, мы вправе суммировать: эти процессы характеризовали не только политику и правосудие тех лет, но и проливали свет на мораль политики тех времен. Политическая мораль и судопроизводство в равной мере были циничны. Следует согласиться с выводом о том, что концепционные процессы являлись "сознательной, запланированной, организованной расправой под прикрытием закона". Сабо в частности считает, что эти процессы нельзя называть просто деформацией или "нарушением социалистической законности", так как на деле они были "заведомо разработанной, апеллирующей к закону, продуманной до мельчайших деталей системой расправы, одним из проявлений массового террора, правда, особенно типичного, ибо это было убийство коммунистами коммунистов"¹⁴².

В случае процесса над Райком можно говорить также о трагическом сообществе между вершителями беззаконий и их жертвами, так как подобные концепционные процессы именно потому и могли проходить в соответствии со сценарием, что жертвы брали на себя роль виновных, шли на сотрудничество со своими мучителями и своими признаниями юридически и морально подтверждали видимость законности процесса и даже его историческую необходимость. Именно так было это в 1949 г., когда на алтаре официальной политики ради искоренения возможной оппозиции, во имя утверждения преступного ракошистского режима приносились многочисленные жертвы.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ракоши Матяш (Матиас) (1892-1971). Настоящая фамилия Розенфельд - деятель венгерского коммунистического движения и Коминтерна. В 1926-1940 гг. находился в Венгрии в тюремном заключении. С 1940 г. жил в СССР. В 1945 - июне 1948 г. - генеральный секретарь ВКП. В июне 1948 - июне 1953 г. - генеральный секретарь, с июня 1953 по июль 1956 г. - первый секретарь ЦР ВПТ, одновременно в 1952-1953 гг. председатель Совмина ВНР. 18 июля 1956 г. удален с поста первого секретаря и члена политбюро ЦР, 26 июля 1956 г. выехал в СССР. В 1962 г. за допущенные нарушения законности исключен из партии. С середины 1957 г. жил в Краснодарском крае, Токмаке (Киргизия), Арзамасе, а затем в Горьком на правах ссыльного, где и скончался в феврале 1971 г. Похоронен в Будапеште на кладбище Фаркашрет.
2. Михай Фаркаш (1904-1965) - настоящая фамилия Герман Леви, с 1941 г. Михаил Вольф, с 1944 г. официально Михай Фаркаш. В 30-40-е годы работал в Москве в руководстве Коминтерна молодежи, в 1945-1951 гг. был заместителем генерального секретаря ВКП (ВПТ), секретарь ЦР. В 1948-1953 гг. министр обороны ВНР, в ведении которого находилась госбезопасность страны. С 1952 г. в звании генерала армии. Один из организаторов массовых репрессий конца 40-х - начала 50-х годов. В июле 1956 г. исключен из ВПТ. Арестован, в апреле приговорен к 14 годам тюремного заключения. В 1960 г. амнистирован.
3. A magyar forradalmi munkasmozgalom tortenete, 3.kot. Budapest, 1970.
4. Все они стали жертвами вместе с Л. Райком: Дердь Палффи (Эстеррайхер) (1909-1949) - кадровый военный, участник движения антифашистского сопротивления, с 1942 г. член Компартии Венгрии. После оккупации Венгрии гитлеровцами в марте 1944 г. возглавил военный комитет Венгерского фронта сопротивления, а с сентября военный комитет ВКП, где и подружился с Л. Райком и Л. Шойомом. В 1946 г. руководил созданным им военно-политическим отделом (контрразведка) МО ВНР, создал и возглавил командование погранвойск ВНР. С 1948 г. генерал-лейтенант, главный инспектор и зам. министра обороны. В июне 1949 г. арестован по сфабрикованному "делу" Райка и приговорен к смертной казни. Расстрелян 24 октября 1949 г. Посмертно полностью реабилитирован в 1963 г.
Сени Тибор (1903-1949) - с 1945 г. в аппарате ЦР ВКП. В 1946-1947 гг. заведующий секретариатом Оргбюро, затем заведующий отделом кадров ЦР ВПТ. В сентябре 1949 г. осужден на основании ложных обвинений. Казнен. В 1955 г. посмертно реабилитирован.
Салаи Андраш (1917-1949) - с 1945 г. сотрудник аппарата ЦР ВКП (ВПТ), зам. заведующего отделом кадров. В сентябре 1949 г. осужден вместе с Райком на основании ложных обвинений. Расстрелян. В 1955 г. реабилитирован посмертно.
5. A magyar forradalmi..., 199.old.
6. История венгерской народной демократии, 1944- 1975. Будапешт, 1984, с. 100.
7. Реши Йожеф (1898-1959) - публицист, литературный критик, идеолог партии. Член ВКП с 1918 г., в 1919-1944 г. находился в эмиграции в Австрии и СССР. В 1945-1956 гг. член ЦР ВКП (ВПТ), до ноября 1956 г. член политбюро, входил в состав самой узкой партийной "четверки" во главе с Ракоши. В 1945-1950 гг. главный редактор партийной газеты "Сабад Неп", в 1949-1953 гг. также министр просвещения. С октября 1956 г. по апрель 1957 г. жил в СССР. С июня 1957 г. член ЦК ВСРП.
8. Kurti Gabor. Nem torvenyszerii torvenytelensegek. Beszelgetes Zinner Tiborral az 5o-es evekrol. - Elet es Irodalom, 24. VII. 1987.
9. Ласло Райк и его сообщники перед народным судом. Будапешт, 1949; Rajk Laszld es tarsai a Nepbirdsag elott. Budapest, 1949.
10. Szasz Bela. Minden kenyszer nelkul. Egy muper tortenete. Budapest, 1989.
11. Hodos Gydrgy. Kirakatperek. Budapest, 1990.
12. Бранков Лазар (1912-?) - югославский дипломат, поверенный в делах Югославии в Будапеште. В 1948 г. попросил политическое убежище в Венгрии. В 1949 г. приглашен в Москву, где 21 июня взят под стражу. В середине июля возвращен в Будапешт в качестве подозреваемого и свидетеля по "делу" Райка. 21 сентября 1949 г. приговорен к пожизненному заключению. Освобожден 3 апреля 1956 г.
13. Bokor Peter. Harmadrendu vadlott. - Valdsag, 1989, 9.sz.
14. Юстус Пал (1905-1965) - социал-демократ, один из деятелей СДПВ. В 1948-1949 гг. руководил отделом радио. В сентябре 1949 г. на процессе Райка приговорен к пожизненному заключению. В 1955 г. освобожден и реабилитирован.
15. Karolyi Mihaly. Hit, illuzidk nelkill. Budapest, 1977.
16. Micsunovics V[jelko]. Tito kovete voltam Moszkvaban, 1956-1958. Budapest, 1990.
17. Rdkosi Mafyav.Visszaemlekeze'sek, 1940- 1956, l-2.kot. Budapest, 1997.
18. Kalman Eva. Viszontlatasra, Fokapitany! - Kapu, 1989 szeptember.
19. Kozak Gyula. Multbanezes. - Mozgo Vilag, 1988 november.
20. Farkas Vladimir. Nines mentse'g. Az AVH alezredese voltam. Budapest, 1990.
21. Петер Габор (1906-1993) - в годы войны один из деятелей ВКП. С 1945 г. начальник политической полиции, с 1946 г. - отдела госбезопасности, с сентября 1948 г. - УГБ в чине генерал-лейтенанта. В январе 1953 г. арестован, в марте 1954 г. приговорен к пожизненному заключению, а после пересмотра дела в 1957 г. - к 14 годам лишения свободы. В 1960 г. амнистирован.
22. Farkas Mihaly. Kedves Elvtarsak! - Tarsadalmi Szemie, 1990, 6.sz.; Jelentes 1956-bdl Farkas Mihaly btineirol. Az MDF KV altal 1956 marcius 13-an Farkas Mihaly ugydnek kivizsgalasard kikiildott bizottsag Julius 19-i jelentese. -Tarsadalmi Szemie, 1990, 6.sz.
23. Soltesz Istvan dokumentum-sorozata. - Magyar Nemzet, 1989. januar - februar. Эта серия документальных материалов впоследствии была издана отдельной книгой под названием "Досье Райка". Нами использован газетный материал.
24. Az MSzMP hatarozatai es dokumentumai, 1956-1962. Budapest, 1973.
25. Strassenreiter Erzsebet, Sipos Peter. Rajk Laszlo. Budapest, 1974.
26. Hajdu Tibor. A Rajk-per hattere es fazisai. - Tarsadalmi Szemie, 1992, 11.sz.
27. Мурашко Г. П., Носкова А. Ф. Советское руководство и политические процессы Т. Костова и Л. Райка. - Сталинское десятилетие холодной войны. Факты и гипотезы. М., 1999, с. 23-34.
28. Там же, с. 27.
29. Восточная Европа в документах российских архивов, 1944-1953, т. 1. М., 1997, с. 457-458.
30. ВПТ - была образована в июне 1948 г. в результате объединения Венгерской коммунистической партии (ВКП - до 1 сентября 1944 г. КПВ) с Социал-демократической партией Венгрии (СДПВ).
31. Rakosi Matyas. Visszaemlekezesek, II. kot. 748, old., I. kot. 353. old.
32. Венгрия 1956 года. Очерки истории кризиса. М., 1993, с. 20.
33. Punkosti Arpad. Rakosi a hatalomert. Budapest, 1992, 305. old.
34. Ласло Райк и его сообщники перед народным судом, с. 15-16, 27.
35. Strassenreiter Erzsebet, Sipos Peter. Op. cit., 46. old.
36. Ibidem, 83. old.
37. Золтан Тилди (1889-1961) - реформатский священник, в 1945-1946 гг. лидер Независимой партии мелких хозяев. С ноября 1945 г. премьер-министр Венгрии. С февраля 1946 по август 1948 г. - президент Венгерской Республики. Отстранен от власти коммунистами и находился под домашним арестом до мая 1956 г. 27 октября 1956 г. приглашен в правительство Имре Надя. После революции (в мае 1957 г.) арестован. В июне 1958 г. приговорен к шести годам заключения. В 1959 г. Президиум ВНР заменил заключение на условное. В 1989 г. судебный приговор в отношении Тилди отменен.
38. Rakosi Matyas. Valogatott beszedek es cikkek. Budapest, 1955, 320. old.
39. Politikatorteneti Intezet Archivuma. Fond 720, o.е. 8, 189. old.
40. Ujra itthon. Interju Lukacs Gyorggyel. - Tarsadalmi Szemie, 1989,4. sz., 67. old.
41. Архив внешней политики РФ, ф. 077, oп. 28, п. 125, д. 6, л. 77.
42. Мурашко Г. П., Носкова А. Ф. Указ. соч., с. 28.
43. Там же.
44. Rakosi Matyas. A bekert es a szocializmus epiteseert. Budapest, 1955, 370-371. old.
45. Peвес Геза (1902-1977) - С 1924 г. жил в СССР, закончил военную академию. В годы войны вел пропагандистскую работу, руководил подготовкой венгерских партизан в спецшколе под Киевом. С 1945 г. занимал руководящие посты в партии и госаппарате, был заместителем заведующего отделом ЦК ВКП. В 1947 г. посол Венгрии в Варшаве. С осени 1948 г. возглавил военно- политический отдел Минобороны ВНР. С 1949 г. возглавлял военную контрразведку МО в чине генерал-лейтенанта. В 1954 г. зам. председателя Госплана по военным делам. Некоторое время курировал отдел юстиции МО. Причастен к организации сфабрикованных процессов. В 1957-1960 гг. министр обороны ВНР, член ЦК ВСРП. В 1960-1963 гг. посол Венгрии в Москве. Позже председатель Общества венгеро-советской дружбы.
46. Фильд Хавиланд Ноэль - американский коммунист, в годы войны один из руководителей международного "Комитета унитарной помощи". 11 мая 1949 г. арестован в Праге и доставлен в Будапешт. Для получения от него нужных признаний во время допросов жестоко избивался. Без судебного решения держали в заключении до 17 ноября 1954 г. Его имя несколько раз упоминалось, как в судебном разбирательстве по "делу" Райка, так и в подобных процессах в других социалистических странах Европы, и все же оказался вне подозрения. С 11 октября 1949 г. по ноябрь 1954 г. находился в будапештской тюрьме на улице Конти. Был освобожден из-за недоказанности обвинения по "делу" Райка. В декабре 1954 г. получил венгерское гражданство. Скончался в Венгрии 12 сентября 1970 г.
47. Rakosi Matyas. Visszaemlekezesek. II. kot., 744-745. old.
48. Ibid., 747. old.
49. Hajdu Tibor. A Rajk-per hattere es fazisai. - Tarsadalmi Szemie, 1992, 11. sz., 23-24. old. Участь Н. Фильда разделили еще трое членов его семьи: жену арестовали в Праге, брата в Варшаве, а дочь в Берлине.
50. Белкин Михаил Ильич (1901-?) в венгерских источниках упоминается как Федор Белкин, в некоторых публикациях как Иван Михайлович Белкин. С 1918г. работал в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД. В годы войны в особых отделах Красной Армии и СМЕРШ. В 1947-1950 гг. начальник Управления контрразведки МГБ СССР при Центральной группе войск, генерал-лейтенант. Летом 1949 г. курировал подготовку процесса по "делу" Райка. В октябре 1951 г. арестован по обвинению в принадлежности к сионистскому заговору в МГБ СССР. В 1953 г. освобожден и уволен из органов госбезопасности, в 1954 г. лишен генеральского звания за нарушения законности.
51. Elet es Irodalom, 1987, Julius 24.
52. Hajdu Tibor. Op. cit., 24. old.
53. Farkas Vladimir. Op. cit. 185. old.
54. Сюч Эрне - полковник госбезопасности, замначальника УГБ. Он добился в Праге выдачи сотрудничавших с Фильдом граждан Чехословакии. Инициатор проведения расследований по делу Фильда в Венгрии и Чехословакии при участии и координации советских органов госбезопасности. (Der Piller-Bericht. Das unterdriickte Dossier. Berlin, 1970). По его просьбе в Прагу был направлен сотрудник госбезопасности СССР полковник В.А. Боярский в качестве главного советника (см. Farkas V. Op. cit., 26. old.). В 1950 г. Сюч попытался раскрыть глаза Сталину о деформациях по "делу" Райка, но был избит ракошистской охранкой до смерти.
55. Jelentes 1956-bol Farkas Mihaly buneirol..., 110. old.
56. Hajdu Tibоr. Op. cit., 26. old.
57. Ibidem.
58. Сын Райка, Ласло Райк (1949 г.) - ныне архитектор-декоратор, депутат парламента.
59. Szasz Bela. Op. cit. 125-126. old.
60. Farkas Vladimir. Op. cit., 169-357. old.; Magyar Nemzet, 1989. januar. 7.
61. Szasz Bela. Op. cit., 126. old.
62. Ракоши тогда же поручил В. Фаркашу, недавно вернувшемуся из советской эмиграции, следить за Сючем и собирать на него "компромат", чтобы затем держать его в руках и в удобный момент убрать как нежелательного свидетеля.
63. Kozak Gyula. Multbanezes. - Mozgo Vilag, 1988, november.
64. Magyar Nemzet, 1989, februar 3.
65. Rakosi Matyas. Visszaemlekezesek, II. kot., 747. old.
66. Farkas Mihaly. Kedves Elvtarsak! - Tarsadalmi Szemie, 1990,6. sz. 111. old.; Hajdu Tibor. Op. cit., 26. old.
67. Hajdu Tibor. Op. cit., 26. old.
68. Magyar Nemzet, 1989, februar 3.
69. Farkas Vladimir. Op. cit., 210. old.
70. Ibidem, 193-194. old.
71. Мурашко Г. П., Носкова А. Ф. Указ. соч., с. 29.
72. Magyar Nemzet, 1989, februar 3.
73. Мурашко Г. П., Носкова А. Ф. Указ. соч., с. 29, 34.
74. Jelentes 1956-bol Parkas Mihaly buneirol..., 74. old.
75. Az MSzMP hatarozatai es dokumentumai (далее - MSzMP HD) 1956-1962. Bp., 1973, 576. old.
76. Архив внешней политики Российской Федерации, ф. 77, oп. 37, п. 187, д. 6, л. 1.
77. Farkas Vladimir. Op. cit., 210. old.
78. Magyar Nemzet, 1989, januar 7.
79. Hajdu Tibor. Op. cit, 31. old.
80. Bokor Peter. Harmadrendu vadlott. - Valdsag, 1989,9. sz., 65. old.
81. Ibidem.
82. Ibidem.
83. Я. Кадар летом 1956 г. в разговоре с А.И. Микояном прямо не подтвердил, но и не отрицал свое участие в этом "деле". Он отмечал: "Я не намерен отказываться от той вины, которая на мне лежит в связи с "делом" Райка. Когда "дело" готовилось я был членом всех органов партии, ведавших вопросами госбезопасности, к тому же я был министром внутренних дел... "Делом" Райка я занимался вместе с Михаем Фаркашем, я также участвовал в одном из допросов Райка и тоже способствовал тому, чтобы остальные члены комиссии по госбезопасности - товарищи Гере, Реваи и в известной мере товарищ Ракоши укрепились в своих подозрениях о виновности Райка". См.: Politikat Orteneti Intezet Archivuma, fond 276, cs. 52, o.e. 35., 330. old.
84. Jelentes 1956-Ьб! Farkas Mihaly buneirfl.... 81. old.
85. Российский государственный архив социально- политической истории, ф. 575, oп. 1, д. 94, л. 149; см. также: Мурашко Г. П., Носкова А. Ф. Указ. соч., с. 30.
86. Мурашко Г. П., Носкова А. Ф. Указ. соч., с. 31- 32.
87. Magyar Nemzet, 1989, januar 7.
88. Hajdu Tibor. Op. cit., 32. old.
89. Magyar Nemzet, 1989, februar 9.
90. Magyar Nemzet, 1989, februar 9.
91. Hajdu Tibor. Op. cit, 33. old.
92. Из рукописи Ракоши, извлеченной из Архива Президента РФ, перед этим текстом не достает одной страницы, хотя архивная номерация последовательна. Это обстоятельство не позволяет точно определить конкретный день августа 1949 г., когда Ракоши прилетал в Москву для согласования документов предстоявшего процесса и в какой день он работал вместе со Сталиным над текстом.
93. Rakosi Matyds. Visszaemlekezesek, II. kot., 769. old.
94. Ласло Райк и его сообщники...., с. 27.
95. Perek.-Magyarorszag, 1980,46. sz., 37. old.
96. A Rajk-per. Soltesz Istvan dokumentum-sorozata. - Magyar Nemzet, 1989, januar 10-14.
97. Ibidem.
98. Ibidem.
99. Ibidem, 1989, januar 18.
100. Magyar Nemzet, 1989, januar 18.
101. Ibidem, 1989, januar 19.
102. Ласло Райк и его сообщники..., с. 68.
103. Magyar Nemzet, 1989, januar 20.
104. Ibidem, 1989, januar 23.
105. Magyar Nemzet, 1989, januar 24.
106. Райк Ласло и его сообщники......., с. 15-16.
107. Там же, с. 71,74.
108. Hаy Gyula. Gebome 1900. Hamburg, 1971; Magyar Nemzet, 1989, februar 8.
109. Magyar Nemzet, 1989, januar 24.
110. Magyar Nemzet, 1989, januar 25.
111. Magyar Nemzet, 1989, januar 5.
112. Ibidem.
113. Ibidem, 1989, januar 6.
114. Magyar Nemzet, 1989, februar 1.
115. Ibidem.
116. Magyar Nemzet, 1989, januar 6.
117. Ibidem, 1989, februar 2.
118. Kalman Eva. Viszontlatasra, Fokapitanya! - Кари, 1989, szeptember, 18. old.
119. Ndpszabadsag, 1989, marcius 4; Magyar Hirek, 1989, 3. sz., 9. old.
120. MSzMP HD, 1956-1962. 575. old.
121. Magyar Hirlap, 1993, augusztus 3.
122. Magyar Hirlap, 1993, augusztus 3.
123. Архив президента РФ, ф. 3, on. 64, д. 505, л. 198. Цит. по: Мурашко Г. П., Носкова А. Ф. Указ. соч., с. 31.
124. Центр хранения современной документации (Далее - ЦХСД), ф. 89, oп. 2, ед. хр. 3, л. 91.
125. Gero Erno. Harcban a szocialista nepgazdasaf gert. Bp., 1950, 108-112. old.
126. Magyar Nemzet, 1988, november 28; Eletes Irodalom, 1988, december 9.
127. Magyar Nemzet, 1988, februar 6.
128. MSzMP HD, 1956-1962. 575. old.
129. Nepszabadsag, 1989, marcius 1.
130. MSzMP HD, 1956-1962, 576. old.
131. Micsunovics V. Tito kovete voltam Moszkvaban, 1956-1958. Bp., 1990, 86. old.
132. ЦХСД, ф. 89, oп. 2, ед. хр. 2, л. 48.
133. Там же.
134. Там же, л. 19-20.
135. Там же, л. 48.
136. ЦХСД, ф. 5, oп. 30, ед. хр. 184, л. 50.
137. ЦХСД, ф. 89, oп. 2, ед. хр. 2, л. 48-49.
138. ЦХСД, ф. 5, oп. 30, ед. хр. 184, л. 57-60.
139. Там же, л. 61-62.; Nepszava, 1956, oktоber 14.
140. Jelentfes 1956-bol Farkas Mihaly buneirol...,76. old.
141. Сабо Андраш. Концепционные процессы и изменение концепции правосудия. - Венгерский меридиан, 1990, N 4, с. 19.
142. Там же, с. 21-22.