Сироткина Е. В. Дьюла Андраши // Вопросы истории. - 2017. - № 7. - С. 22-39.
В работе рассматриваются основные вехи биографии министра иностранных дел Австро-Венгерской империи графа Дьюлы Андраши. Автор уделяет особое внимание эволюции австро-российских отношений при Андраши.
Дьюла Андраши происходил из старинного благородного венгерского рода. Согласно семейной традиции, его начало восходит к одному из вождей мадьярских племен, переселившихся из Скифии в Венгрию, по имени Андораш. Исторические источники, впрочем, подтверждают лишь то, что род Андраши принадлежал к древнему роду секеев1. Отсюда происхождение первого титула рода Андраши: Czik-Szent-Kirâly — Чиксенткирай.
Во второй половине XVI в. из-за вспыхнувшего народного восстания, направленного против центральной власти, Петер Андраш был вынужден бежать из Трансильвании в Венгрию. В качестве компенсации за утраченное имущество и в знак милости за доказанную верность он получил от императора Максимиллиана II замок Краснагорка в Гёмёредском комитате. Благодаря новым владениям Андраши приобрели еще один титул — Краснагорка (Krasnahorka).
Позже семья распалась на две ветви: старшую — Бетлерер и младшую — Монокер. Одним из выдающихся представителей старшей ветви был Карой (I) Андраши, заслуживший генеральский чин при императрице Марии Терезии и получивший титул графа в 1779 году. Внуком этого генерала был Карой (III) — отец Дьюлы Андраши.
Граф Карой Андраши был человеком довольно обеспеченным, но не богатым. Его отличали прекрасные манеры, он был превосходным наездником и танцором, все это делало его очень привлекательным кавалером в глазах дам из его окружения. В конце концов ему удалось покорить сердце богатейшей наследницы Венгрии графини Этелки Цапари. Вопреки воле родителей невесты в 1809 г. состоялась свадьба Этелки с Кароем Андраши.
Графиня Этелка была очень темпераментной женщиной. Свои взгляды и убеждения она привыкла излагать прямо, ничего не смягчая и не приукрашивая. Современники описывали ее как исключительно рачительную хозяйку, однако, по их мнению, у нее отсутствовали свойства, столь необходимые, чтобы надолго пленить собственного мужа. По словам знавших ее людей, именно благодаря способностям и усилиям Этелки, целый комплекс владений, принадлежавших их семье, освободился от обременительных долгов2. В этом браке родилось четверо детей: старшая девочка Корнелия ( 1820—1890) и три мальчика: Мано (1821-1891), Дьюла (1823—1890) и Аладар (1827-1903).
Дьюла Андраши родился в верхневенгерском городе Кашау (ныне Кошице в Словакии) 3 марта 1823 года. Получив начальное домашнее образование, он посещал гимназию Земпленского комитата, а затем обучался на юридическом факультете Пештского университета. Один из его первых биографов Эдуард фон Вертхаймер с заметной иронией писал: «Нам не известно насколько значительны были его успехи в изучении права, зато мы точно знаем, что он блистал как выдающийся наездник, танцор и стрелок»3.
Большое значение для становления личности молодого аристократа и вовлечения в политическую жизнь имели его раннее знакомство и тесные контакты с выдающимся венгерским реформатором и мыслителем Иштваном Сечени, а затем и Лайошем Кошутом. Рассказывали, что Сечени еще в детские годы Дьюлы предрек мальчику блестящее будущее: «Из тебя может выйти все, что ты только захочешь сам, даже палатин Венгрии»4. Позже Андраши будет ссылаться на Сечени, утверждая, что именно он указал ему на необходимость союза Австрии и Венгрии5.
Осенью 1847 г. Андраши был избран депутатом Государственного собрания от своего комитата и несмотря на молодость играл довольно значительную роль, за что был отмечен самим Кошутом.
Во время революции 1848—1849 гг. Андраши являлся главой комитата Земплен, командиром батальона своего комитата, в боях проявил личную храбрость и заслужил назначение адъютантом А. Гёргея. К весне 1849 г. относится дебют Андраши на дипломатическом поприще — он стал послом революционной Венгрии в Константинополе. Перед Андраши стояла сложная задача: в условиях готовившейся царской интервенции, при активном противодействии России и Австрии постараться обеспечить максимально благоприятную позицию Османской империи по отношению к никем не признанной Венгрии. Андраши попытался даже склонить турок к вступлению в войну на стороне Венгрии, а после поражения революции, опираясь на дипломатическую поддержку Англии, смог воспрепятствовать выдаче Австрии и России интернированных в Турции венгерских революционеров6.
Из Константинополя Андраши переселился сначала в Лондон, а затем в Париж — центр венгерской эмиграции, где был принят в высших кругах общества, включая императорскую фамилию. В 1851 г. во исполнение приговора о заочном повешении, черная таблица с его именем и именами 35 других участников революции была прибита палачом к виселице, что, впрочем, только прибавило Андраши популярности в Париже, где его стали называть «прекрасным повешенным».
9 июля 1856 г. в столице Франции состоялось венчание графа Дьюлы Андраши с графиней Екатериной Кендеффи (1830—1896). Невеста принадлежала к одному из самых древних трансильванских венгерских аристократических родов. Впервые Андраши увидел свою будущую супругу, когда той исполнилось всего 7 лет, в доме ее матери. Они снова встретились в начале 1856 г. в Париже, куда Екатерина приехала вместе с родителями. Впечатление было настолько сильным, что спустя краткое время Андраши сделал ей предложение. У Дьюлы и Екатерины Андраши родилось четверо детей: Тивадар ( 1857— 1905), Илона (1858—1952), Мано (?—?) и Дьюла-младший (1860— 1929) — так же как и отец, ставший известным политическим и государственным деятелем.
Обширные связи при австрийском дворе, как и изменение общей политической атмосферы в империи, позволили Андраши в 1857 г. добиться амнистии. После возвращения на родину в 1858 г. он примкнул к Ференцу Деаку и стал одним из самых последовательных его соратников.
В 1861 г. Дьюла Андраши был избран Земпленским комитатом депутатом в Государственное собрание Венгрии и выступил совместно с Деаком за достижение соглашения с Габсбургами. И когда настал час триумфа венгерской оппозиции, Деак, «мудрец нации», отказавшись от предложенного ему поста премьер-министра, без колебаний назвал вместо себя имя Андраши. 17 февраля 1867 г. Франц назначил Андраши премьер-министром Венгрии, что стало официальной датой заключения Соглашения.
Утром 8 июня 1867 г. в великолепном по красоте храме Матьяша первый премьер-министр первого ответственного правительства дуалистической Венгрии граф Андраши возложил овеянную легендами корону святого Иштвана на головы августейших особ — императора Франца Иосифа и его супруги Елизаветы, сделав их королем и королевой Венгрии. Отныне император стал именоваться королем Ференцем Йожефом.
Дворяне возродившегося после тяжких испытаний королевства постарались на славу. Таких пышных торжеств древняя столица не знала, вероятно, со времен самого блистательного короля венгерской истории Матьяша Корвина. Однако ни оглушительный шум барабанов и литавр, ни роскошь платьев и драгоценностей, ни элегантность гусарских мундиров (сам Франц Иосиф красовался в мундире венгерских гусар) не могли скрыть пикантности происходившего. То ли по иронии истории, то ли по непредсказуемому стечению обстоятельств один из двух главных действующих лиц этой церемонии был условно повешенным двадцать лет тому назад, а другой — тем, по чьему приказу свершилась процедура символической казни. Теперь же этим двум деятелям, чьи дороги столь странным образом пересеклись, предстояло вместе править королевством, а спустя несколько лет вершить судьбу всей империи.
Дуалистическое соглашение имело и весьма важные международно-правовые аспекты. Оно было одним из звеньев в цепи событий и процессов 50-х—70-х гг. XIX в., которые должны были завершиться созданием двух новых крупных государств в Европе — Италии и Германии. Превращение империи Габсбургов в двуединую монархию шло параллельно с процессом вытеснения Австрии из Германии и Италии. В момент заключения Соглашения объединение двух народов приближалось к своему логическому концу, но еще не было завершено, потому что не могло быть окончательным, бесповоротным или необратимым. Яснее всех глубинную взаимосвязь всех этих событий осознавал прусский канцлер О. фон Бисмарк, который сумел как нельзя лучше использовать их в своих интересах.
Бисмарк был заинтересован в укреплении и усилении позиции Венгрии в дуалистическом австро-венгерском союзе, как единственного фактора, способного удержать военную партию при венском дворе от новых авантюр. Андраши, со своей стороны, надеялся не допустить выступления Австро-Венгерской империи против Пруссии на стороне Франции. Для него победа была так же нежелательна, как и поражение, которое могло бы стать началом распада Австро-Венгрии, чего он тоже хотел бы избежать. В конце концов, на основе осознанной общности интересов сложился весьма прочный, продолжительный и эффективно действовавший тандем. Так, Бисмарк дал решительный отпор планам румынского короля Карла Гогенцоллерна в 1868 г., когда в Бухаресте зародились идеи отторжения от Венгрии Трансильвании, грозя разрывом дипломатических отношений. Когда началась Франко-прусская война, на двух решающих совещаниях в Вене в июле и в августе 1870 г. Андраши употребил все свое красноречие и влияние, чтобы провалить предложение министра иностранных дел Ф. Ф. фон Бойста и военной партии о вступлении в войну на стороне Франции. Он сумел добиться сохранения Австро-Венгрией нейтралитета в этой войне. Блок Андраши-Бисмарк действовал безотказно.
Через год возникла новая, столь же серьезная угроза дуалистической системе на этот раз со стороны чешских и австрийских деятелей. Они убедили императора подписать так называемые Фундаментальные статьи, которые превращали дуализм в триализм (в составе империи должны были находиться Австрия, Венгрия и Чехия). Андраши, опираясь на Бисмарка, сумел убедить Франца Иосифа в необходимости дезавуировать самого себя. Тот не только дал себя уговорить, но тотчас же отправил в отставку премьера австрийского кабинета, а заодно и министра иностранных дел.
Неожиданная отставка Ф. Бойста и назначение 13 ноября 1871 г. Андраши министром иностранных дел стали большой сенсацией. Венгры чрезвычайно гордились тем, что впервые с момента существования Монархии из их среды был призван руководитель внешней политики. Немецкие австрийцы, напротив, восприняли въезд Андраши во дворец на Балльхаусплац практически как оскорбление и видели в этом ощутимый морально-политический ущерб для своего престижа. Они опасались, что при новом министре во внешней политике Австро-Венгрии будет «преобладать преимущественно мадьярская точка зрения»7. Чехи, в свою очередь, подняли яростный крик, что их противник по «кризису Гогенварта», этот «монгол», «этот могильщик Австрии» — как они называли Андраши — займет важное место в Министерстве иностранных дел. Чешские газеты писали: «Эпоха политического авантюризма завершается, отныне начинается цыганская эра венгерской степи»8.
Личные качества Андраши были довольно необычны для дипломата. Энергичный, темпераментный до порывистости венгерский граф избрал своим стилем искренность. «Настоящий венгерский кавалер», любитель экспромта, он пытался практиковать джентльменский стиль отношений и на официальном уровне — в важном вопросе мог потребовать честного слова и удовлетвориться им и т.д. Обычно это вызывало доверие, хотя находились и скептики, не верившие в «гениальную прямоту» венгерского премьера: «...хитрый, как цыган... грубый, беззастенчивый в выборе средств, без основательных познаний, в ведении дел более чем неряшливый... всегда бесцеремонный венгерский патриот, висит ли его имя на виселице или стоит ли он перед императором Австрии»9.
В Вене Андраши, как и любого выходца из Венгрии, встретили с недоверием. Чиновники министерства, сроднившиеся с проводимой Бойстом антипрусской политикой, неожиданно должны были резко изменить свои убеждения и повернуться лицом к Германо-прусской империи Бисмарка10. «История Андраши как министра иностранных дел в период с 1871 по 1879 гг. одновременно является историей Бисмарка», — подчеркивал биограф Андраши Э. Вертхаймер11.
Вектор австро-венгерской политики при Андраши окончательно сместился на Балканы. «Австрия, выдворенная из Италии и Германии, обращается к Востоку, где ее интересы нам особенно враждебны», — констатировал руководитель внешней политики Российской империи князь А. М. Горчаков12.
Андраши занял пост министра иностранных дел Австро-Венгрии в условиях политической стабильности, сопровождавшейся растущими экономическими трудностями. Биржевой кризис 1873 г., совпав с началом общей экономической депрессии в Европе, оказывал влияние на экономическую жизнь империи вплоть до 1880-х годов. Экономический подъем конца 1860-х гг. завершился, и наступило десятилетие бюджетного дефицита. Эти трудности нашли отклик в усилиях правительства по развитию австро-венгерской торговли с балканскими государствами, заинтересованности в строительстве и улучшении сухопутных и морских путей в направлении Османской империи и в решимости любыми средствами препятствовать утверждению господства потенциально враждебной державы — России — над Боснией, Герцеговиной и санджаком Новипазар.
23 ноября 1871 г. Андраши обратился к европейским державам с циркулярной нотой. В ней он заверял, что Австрия намерена посвятить все свои силы внутренней реорганизации и не собирается искать случая для внешнего расширения, ибо она больше чем когда-либо нуждается в развитии своих сил и повышении благосостояния своих граждан. В Петербурге с одобрением встретили это заявление: «В теории, политическая программа развиваемая Андраши, нам симпатична, — писал Горчаков новому послу в Австрии Е. П. Новикову, — и мы не требовали бы лучшего»13.
Политика Андраши на Балканах изначально существенно отличалась от политики большинства его предшественников. В то время как Бойст в сближении с Германией видел возможность налаживания отношений с ее русской союзницей, для Андраши Россия оставалась, прежде всего, угрозой, которой нужно было противостоять. Андраши, в отличие от Бойста, хотел использовать недавно начавшееся сотрудничество с Берлином, чтобы направить германскую политику в антирусском направлении. В то время как Бойст размышлял над тем, чтобы в будущем Монархия при благоприятных возможностях смогла распространить свое влияние над частью Турции, Андраши, напротив, проводил строго консервативную политику поддержки Османской империи. Дальнейшее расширение Австро-Венгрии он полностью отвергал, так как это могло привести к росту численности славянского этноса и повлекло бы за собой угрозу исчезновения мадьяр вследствие ассимиляции. В мае 1872 г. он даже назвал турок «самыми сильными и самыми надежными союзниками на Востоке»14 Австро-Венгрии.
Успех России на Лондонской конференции по Черноморскому вопросу и усиление ее международных позиций после Франко-прусской войны оказали заметное влияние на настроение Андраши. С одной стороны, это заставляло считаться с Россией, с другой — внушало тревогу за австрийские интересы в зонах столкновений с интересами России. А так как балканские планы Андраши заходили столь далеко, что не допускали примирения с русским влиянием в этом районе, он пришел на Балльхаусплац с уже сформировавшейся мыслью о необходимости превентивной войны против России. «Если вопрос с Россией будет решен, — говорил Андраши, — тогда вопрос с Востоком решится сам собой»15. Он был далек от самонадеянной уверенности в способности Австро-Венгрии решить эту задачу самостоятельно — силы были слишком неравны. Речь шла о создании для этой цели европейской коалиции, возможной, поскольку, как он полагал, в защите от русской экспансии была заинтересована вся Европа. Именно поэтому, утверждал Андраши, «пока Австрия является оплотом против России, ее существование будет оставаться европейской необходимостью»16.
Андраши предпринял попытку заручиться поддержкой Англии. Но в Лондоне предпочитали сохранять свободу рук в отношениях с Россией. С другой стороны, там несколько притупилось внимание к тем внешнеполитическим проблемам, которые волновали Австро-Венгрию. Английские интересы в начале 1870-х гг. все больше связывались со Средней Азией, и британское правительство Гладстона не хотело без крайней необходимости втягиваться в активную борьбу на Балканах из опасения раздробить свои силы. К тому же в Англии не сомневались, что и без этого соглашения Австро-Венгрия в нужный момент будет на стороне Британии в ее спорах с Россией17.
После провала попытки создать антирусскую коалицию Австро-Венгрия стала склоняться к сближению с Россией. Франц Иосиф через австрийского военного атташе Бехтольсхейма обратился к царю с предложением разрешить австрийским офицерам присутствовать на русских маневрах с целью возродить военные традиции. Это предложение встретило положительный отклик у Александра II18. Явно по душе пришлось ему и назначение послом в Петербурге генерала Фердинанда Лангенау, придерживавшегося крайне консервативных взглядов.
Горчакова явно обрадовало заявление барона Лангенау о том, что сердце его шефа лежит к сохранению добрых отношений между Россией и Австро-Венгрии19. Александр II также доброжелательно принял посланника. От русского императора Лангенау услышал, что тот рассматривает как необходимость в интересах Европы сохранять целостность Австро-Венгрии20. Барон Лангенау был обрадован дружеским приемом. «С момента моего прибытия в Петербург изо всех состоявшихся разговоров, — писал он Андраши, — я вынес впечатление, что возобновление добрых отношений между обеими империями и достижение понимания по всем без исключения вопросам и даже по Востоку — возможно и не столько уж трудно, к чему здесь явно склонны»21.
В сентябре 1872 г. в Берлине состоялась первая за двенадцать лет встреча трех монархов, положившая начало их сближению. Разговор Горчакова с Андраши, имевший большое значение для уточнения позиций сторон и выработки согласованной платформы, состоялся 8 сентября. Андраши начал с вопроса, не думает ли Горчаков, что отношения России и Австрии, соседствующих государств, должны быть не только нормальными, но и хорошими, тем более что в настоящий момент ни у одной из сторон нет никаких оснований для серьезных жалоб, способных этому помешать22. Дуализм, в силу которого значительно отличающиеся интересы двух частей империи как бы служат противовесом друг другу, по словам Андраши, превратил Австро-Венгрию в «оборонительное государство», которое, в особенности Венгрия, не может думать о каких-либо территориальных приобретениях. Существуют только два вопроса, по которым важно было бы договориться обеим державам: Галиция и Восток. Хотя при ее конституционном режиме, заявил Андраши, в польском вопросе Австрия не располагает такой свободой действия, как Россия, «но наши уступки ни в коем случае не выйдут за пределы мер, которые нами предложены в последнее время». Если поляки не удовлетворятся этим, «они не получат ничего больше»23. Что касается Галиции, то политика в ней определяется только административными потребностями — заверял австрийский министр — и лишена всяких враждебных России побуждений. Но, конечно, когда Россия адресует ему дипломатическую ноту, требуя отчета о том, что австрийское правительство делает в Галиции, он вынужден расценивать ее как вмешательство во внутренние дела Австрии.
Перейдя к делам Востока, Андраши попытался убедить своего собеседника в отсутствии у Австрии желания захватить Боснию и Герцеговину. Андраши утверждал, что Венгрия насыщена и не может перенести новых приобретений («венгерская ладья пойдет немедленно ко дну от малейшей перегрузки, будь то золото или грязь» — так метафорически выразил он эту мысль еще в начала разговора), а попытка Австрии присоединить к себе эти области вызвала бы противодействие венгров, которые не могут допустить усиления Австрии в ущерб существующему в империи равновесию. «Мы хотели бы сохранить Турцию такой, как она есть, и если должны свершиться перемены, мы предпочитаем, чтобы они развивались естественным образом», — так представил общую позицию своего правительства в Восточном вопросе Андраши24.
Между обоими министрами была достигнута устная договоренность. Они условились, что Россия и Австро-Венгрия будут придерживаться сохранения status quo на Балканах и принципа «невмешательства» в балканские дела, если помимо их воли равновесие на полуострове будет все-таки нарушено.
В июне 1873 г. Александр II в сопровождении Горчакова отправился в Вену. Это был первый визит русского царя в австрийскую столицу после Крымской войны. Таким образом, поездка приобретала демонстративное политическое значение. Россия как бы заявила о забвении той «неблагодарности», которой Австрия «удивила мир» в 1853—1856 годах.
Царь и Горчаков попытались склонить австрийское правительство примкнуть к русско-германской конвенции от 24 апреля (6 мая) 1873 г., но австрийцы отказались. Они предложили России иное соглашение, которое и было подписано 25 мая (6 июня) 1873 г. в Шёнбрунне под Веной. Документ имел форму договора между монархами, и под ним стояли только их подписи. Оба императора обязывались договариваться в случае возникновения разногласий в конкретных вопросах, дабы эти разногласия «не возобладали над соображениями более высокого порядка». В случае угрозы нападения со стороны третьей державы оба монарха обязывались условиться друг с другом «о совместной линии поведения». Если бы в результате этого соглашения потребовались военные действия, характер их должна была бы определить специальная военная конвенция25. 11 (23) октября, по приезде в Австрию, германский император Вильгельм I присоединился к Шёнбруннскому соглашению. Оно-то и получило неточное наименование «Союз трех императоров».
В отчете МИД Горчаков написал: «Именно согласие, установившееся между тремя дворами, дает действенную гарантию как для избегания осложнений на Востоке, так и для предотвращения европейской конфронтации». А в отношениях с Веной «вызывающее раздражение забыто», «фантомы панславизма, пангерманизма и полонизма венгеро-дунайской державы повергнуты на полагающееся им место»26.
В отечественной историографии часто подчеркивалось, что Союз трех императоров являлся «детищем» германского канцлера О. фон Бисмарка и был заключен исключительно в интересах Германии27. Вряд ли с этим можно безоговорочно согласиться.
Конечно, позицию Австро-Венгрии внутри комбинации из трех империй можно было считать наиболее уязвимой из-за относительной военной слабости Габсбургской монархии. Однако сближаясь с одной из них, она становилась опасной для третьей стороны. В прессе отмечалось, что вопреки ожиданиям ситуация в ходе берлинских переговоров позволила австрийцам избежать оттеснения их на задний план28.
Соглашением с Австро-Венгрией Россия приобщала Габсбургскую империю к балканской политике, признавая ее причастность к балканским делам. В свою очередь, Петербург получил возможность (пусть минимальную) оказывать некоторое давление на Австро-Венгрию и в определенной мере страховался от австро-английского сближения, что было очень весомо.
Несмотря на то, что немцы в октябре присоединились к Конвенции и всячески поддерживали Союз трех императоров, однако язык ведущих австрийских и русских политиков красноречиво свидетельствовал об их неослабевающем неприятии новой Германской империи. Бисмарк, со своей стороны, всячески избегал споров с Австро-Венгрией и Россией и уклонялся от участия в обсуждении любых возможных взрывоопасных вопросов по Востоку.
Союз трех императоров выражал австрийское стремление поддерживать хорошие отношения с русскими и до тех пор, пока речь не шла о возможных переворотах в Османской империи при поддержке российского правительства, он без сомнения способствовал усилению австро-венгерского влияния на Балканах.
В 1874 г. Андраши начал переговоры с Сербией о строительстве железной дороги из Константинополя через Белград в Вену. В Румынии, которую Андраши рассматривал как потенциальную дамбу, защищающую от славянизации Балканского полуострова, его достижения были еще более значительными. В 1874—1876 гг. была построена железная дорога между Будапештом и Бухарестом, а в 1875 г. несмотря на возражения Константинополя Андраши заключил с румынами торговый договор. К подобным действиям его подталкивали не только усугублявшийся экономический кризис, но и сами турки, которые все больше разочаровывали его своими действиями. Так, Турция всячески препятствовала работам по урегулированию судоходства по Дунаю, который связывал Австро-Венгрию с Востоком. Вместо этого турки выступали за строительство железнодорожной линии в Македонию, что благоприятствовало британским и французским конкурентам Австро-Венгрии. В 1875 г. Андраши высказался в том смысле, что отказывается от прежней политики поддержки Турции, которая способствует лишь тому, что балканские государства в конце концов объединятся в своем противостоянии Австрии и Турции. Правда, он рассматривал соседей Австро-Венгрии по Балканскому полуострову все еще как «диких индейцев, с которыми нужно обходиться, как с необъезженными лошадьми, одной рукой протягивая им овес, одновременно угрожая им плетью зажатой в другой рукой»29, но фактически возвращался к политике Бойста на Балканах.
Причины для изменения курса Андраши были вескими, поскольку в Австро-Венгрии не были убеждены, что сохранение status quo в длительной перспективе будет в их интересах. Становилось очевидно, что турки с недоверием относятся к Австро-Венгрии из-за ее интереса к Боснии. В первую очередь, это было связано с развернувшимся строительством католических церквей и школ в Боснии, а также во многом провокационной поездкой Франца Иосифа весной 1875 г. через Далмацию. Когда у Монархии возникли внутренние и внешние трудности, связанные с вспыхнувшим в Боснии восстанием в июне 1875 г., и турки оказались предоставлены сами себе, не получив поддержки в деле усмирения вплоть до вспыхнувших беспорядков в Болгарии в 1876 г., Андраши отчасти был сам виноват в этом.
На внутриполитическом фронте восстание и перспектива краха османского господства в Боснии лили воду на мельницу тех кругов при дворе, которые советовали оккупировать провинцию. Андраши по-прежнему считал Турцию самой удобной из возможных соседок Австро-Венгрии и испытывал страх перед увеличением численности славян в Монархии. В то же время он был вынужден признать трудность борьбы за сохранение Турции, в результате которой весь славянский мир мог превратиться во врага Австрии. Кроме того, Монархии необходимо было препятствовать опасности перехода Боснии и Герцеговины под влияние Сербии и Черногории. Эти земли могли объединиться в крупное славянское государство, которое не только препятствовало бы торговле и влиянию Монархии на юге, но было способно предъявить ирредентистские притязания к самой Монархии. Исходя из этого, политика Андраши заключалась в том, чтобы «не дать вытеснить турок из этих двух провинций; поддерживать их столь долго, сколько это возможно, консультациями и рекомендациями реформ, а в случае необходимости и отсутствия у них необходимых сил, даже защищать их позиции»30.
Андраши опасался, что балканские славяне, воспользовавшись обстоятельствами, могли начать революционную борьбу. При этом он был убежден, что международный революционный комитет находится в центре боснийского восстания и имеет цель организовать мощное революционное ирредентистское государство на границах Монархии. Другая опасность исходила от России, которая могла вмешаться в ситуацию как защитница балканских христиан и организовать государство-сателлит, которое превратилось бы в значительную угрозу Монархии на юге, как это было с русскими позициями в Польше на севере. В этой ситуации Андраши категорически отверг предложение России о решительном вмешательстве концерта и об основании автономного государства на Балканском полуострове, будучи сам не в состоянии предложить более мягкие меры урегулирования конфликта. Прежде всего, он не хотел и слышать о планах автономии для Боснии, края, в котором католическое, православное и мусульманское население при слабом автономном режиме в условиях постоянного притеснения со стороны турок оказалось бы неуправляемым, превратившись в источник непрерывного беспокойства на границах Монархии и дальнейшего разрушения Османской империи. Когда Андраши в мае 1876 г. встретился с Горчаковым и Бисмарком, он даже угрожал отказаться от Союза трех императоров в случае, если русские и дальше будут выступать с радикальными предложениями31. Альтернатива Андраши состояла в том, чтобы предпринимать как можно меньше действий в надежде, что кризис как-нибудь разрешится сам собой с наименьшими потерями для status quo. Едва ли это можно назвать конструктивным вкладом в решение конфликта. Предложения о реформах в декабре 1875 г. в австро-венгеро-русской ноте были настолько умеренными, чтобы турки смогли их принять. Однако восставшие их отвергли. Андраши смягчил все формулировки Горчакова в Берлинском меморандуме в мае 1876 г., предпочитая использовать намеки для давления на Константинополь. Любое изменение сложившейся ситуации для Монархии было опасно или, по меньшей мере, неприятно, так что нерешительность Андраши в решении проблем понятна. Но это не вело к разрешению растущего кризиса на Востоке.
В июне 1876 г., когда государственный переворот в Константинополе привел к хаосу, и Сербия с Черногорией объявили войну Османской империи, положение стало опасным. Очевидно, что австрийцы не могли это игнорировать, но возможности, которыми Андраши обладал для решения кризиса, были сильно ограниченными. Как обычно, Монархия нуждалась в поддержке одной из великих держав. Когда распространилась весть о болгарской резне, оказалось, что не существовало никаких перспектив того, что Великобритания предпримет какие-либо меры для защиты Османского региона, а Бисмарк прямо заявил, что Австро-Венгрия может рассчитывать на германскую поддержку лишь в случае совместной работы с Россией внутри Союза трех императоров.
К счастью для Андраши, правительство в Санкт-Петербурге все еще не решалось поддаться панславистскому давлению, что могло привести к конфликту с центральноевропейскими державами. Так что Андраши решился подписать Рейхштадтскую конвенцию от 8 июля 1876 г., согласно которой в случае, если Османская империя будет разрушена в ходе войны, Босния и по возможности Герцеговина должны были достаться не Сербии и Черногории, а Монархии; Россия получила бы обратно лишь южную Бессарабию, а при распределении областей Балканского полуострова государства должны были придерживаться справедливого равновесия. В этом отношении Рейхштадтская конвенция препятствовала тому, чтобы война между Турцией и Балканскими государствами оказалась поводом для конфликта между Россией и Австро-Венгрией, и стала достойным внимания успехом Союза трех императоров.
Но Андраши не был способен определять фактическое течение событий. Скоро оказалось, что Турция не была разрушена, а оба славянских государства, напротив, оказались побеждены. Этот успех придал туркам мужество отвергать даже минимальные проекты реформ концерта великих держав. Кроме того, возникла еще более серьезная проблема: давление общественного мнения на русское правительство, требовавшего использовать военную силу против Турции.
Союз трех императоров даже обострил эту проблему. Русские, получившие горький урок в годы Крымской войны, почти отчаялись двигаться с Веной в одном направлении. Австрийцы, со своей стороны, испытывали ужас перед войной для зашиты турок, которая вызвала бы гнев всего славянского мира и втянула бы в нее саму Австро-Венгрию. Военные советники Франца Иосифа — эрцгерцог Альбрехт и граф Фридрих фон Бек — выражали недоверие по отношению к Берлину и были склонны поддерживать Санкт-Петербургский двор, уговаривая императора избегать войны с Россией, так как армия была к ней не готова, а Россию — как в этом мог убедиться еще Наполеон I невозможно быстро победить32. Даже Андраши был вынужден сдаться, признав, что нельзя подготовить войну с Россией: для этого потребовалась бы жизнь целого поколения и закончилась бы она гибелью одной или даже обеих империей.
Еще более слабой была перспектива найти действенную поддержку извне. Британцы, возможно, хотели бы продолжить борьбу за то, чтобы держать русских на отдалении от Константинополя, но едва ли они поддерживали сохранение османского господства на Балканах. А австрийцы еще меньше, чем в 1850-х гг., были склонны служить континентальным тараном для западных морских держав. «Поэтому, — провозгласил Бек, — [Россия] ближайшая из полуокруживших Австро-Венгрию соседей, которую нельзя втягивать в войну по усмотрению западных держав, т.к. в случае войны именно Австрия вынуждена будет оказаться первой на поле битвы»33. Одновременно Берлин советовал объединиться с русскими за любую награду и защищать австро-венгерские интересы дипломатическими средствами внутри рамок Союза трех императоров.
В 1876 г. в самый разгар Восточного кризиса была издана политическая брошюра «Пять лет государственного искусства Андраши и восточной политики Австро-Венгрии»34. «Мы хотели бы определить, — писал он, — 8 Фундаментальных статей, которые должны составить основу австро-венгерской политики, так как если при предстоящем решении Восточного вопроса для Австро-Венгерской империи дело закончится ничем, ограничившись лишь бесполезными жертвами, деньгами и кровью или же ей в конце придется одной оплатить весь счет, это обернется для нее утратой позиций великой державы и условий своего существования»35.
8 Фундаментальных статей Андраши включали в себя следующие положения:
Статья 1. Основным условием политики рациональных интересов Австрии является сохранение Союза трех императоров, дальнейшее его совершенствование и свободное укрепление для защиты и отпора врагам альянса трех императорских держав. За Берлинской конференцией и достигнутым на ней соглашением должно последовать как можно скорее второе свидание трех императоров, на котором должны быть окончательно конкретизированы каждый из пунктов и положений договора, оставленные в Берлине открытыми, но которые должны быть окончательно определены, если только не хотят обесценить весь союз, а дополнения «от случая к случаю» способны лишь ослабить его.
Статья 2. Мы констатируем, что политика графа Андраши в обеих делегациях сохраняет вотум неограниченного доверия, значение которого мы не склонны недооценивать, но которое не является достаточной гарантией для обеспечения успеха всей его политики в будущем.
Статья 3. Граф Андраши в своей политике должен придерживаться двух бесспорных фактических истин как фундаментальных принципов своей политики:
Во-первых, Турцию нельзя сохранить, и ее распад — вопрос менее одного года, если даже не одного месяца. Процесс ее разложения усиливается, и даже если бы Россия не желала этого, османская экономика очень быстро достигнет дна.
Во-вторых, Пруссия-Германия и Россия во всех случаях и в любых европейских конфликтах крепко и нерасторжимо связаны между собой, это произошло в результате заключения церемониальных союзов, достигнутых еще до 1865 г., которые были окончательно утверждены в 1866 г., расширены в 1870—1871 гг. и трансформировались в соответствии с меняющимися политическими формами. Вследствие этого Германская империя до некоторых пунктов, которые все же должны быть твердо определены, должна оставлять свободными руки России на Востоке. Прусская политика не является абсолютно свободной по отношению к российской, а потому нельзя думать о серьезной борьбе с Россией из-за ее союзнических связей с Германской империей.
Статья 4. Из всего выше изложенного для любого думающего политика проистекает следующее:
а) для уже неуклонно гибнущей Турции австрийская «политика интересов» неприемлема, это была бы работа Дон Кихота или даже безумная гусарская пьеска.
б) удушение Абдул Азиза и государственный переворот Мурада II ни в малейшей степени не изменили внутреннюю и внешнюю политику Турции, а процесс распада не просто не приостановился, а достиг наивысшего темпа.
в) Австрии не стоит пытаться противостоять участию одной из двух имперских держав в военной интервенции или оккупации одной или нескольких частей Турции, а необходимо использовать сложившиеся условия, чтобы утвердить свое положение великой державы перед Европой и удовлетворить собственную военную честь.
г) роковым заблуждением, которое было бы поставлено в вину любому государственному деятелю Австрии, стала бы оккупация какого-либо небольшого государства. Талант графа Андраши и его многолетняя политика являются ручательством того, что он никогда не согласится на комбинацию, вследствие которой был бы нанесен урон военной чести Австрии, а Австрийская империя утратила бы положение великой державы, которое во многом ей еще только предстоит возродить, обосновавшись на Востоке и выдвинув притязания на компенсацию (Трентино, Каподистрию, одну из частей Далмации и т.д.).
д) помощь туркам и преждевременное лишение поддержки бегущих в австрийские земли в поисках защиты инсургентов, могут быть восприняты как такой же акт жестокости и оказались бы значительной политической ошибкой политики Андраши, которой необходимо тщательно избегать. Австрия не может позволить себе в восточной политике больше ни единого промаха!
Статья 5. Исходя из вышеизложенного (смотри статью 3 пункт 2) следует еще и следующее:
а) Германская империя, столь долго шедшая к своему теперешнему виду при прусском преобладании и руководстве, никогда не будет вести войну против России. До тех пор пока современные правители и наследники престолов обеих империй будут жить и править, принципы двусторонней политики никогда существенно не изменятся. Пруссия нуждается в одобрении России, а Россия нуждается в согласии с Пруссией. Без Пруссии-Германии Россия, конечно, не смогла бы достигнуть на Востоке значительных успехов, но и Пруссии-Германии также необходима косвенная помощь России в реваншистской войне против «усилившейся» Франции. Пруссия без пассивной помощи России не сможет завершить преобразования в Германской империи, которые нынешние руководители имперской политики считают необходимыми, дабы почти свободный союз германских государств превратить в крепкий и нерасторжимый.
б) большой политической глупостью со стороны Австрии было бы надеяться когда-либо на поддержку Пруссии-Германии в войне против России. Австро-Венгерская монархия вследствие подобной безрассудной политики оказалась бы в роли сидящего «между двумя стульями» или стала естественным объектом соглашения между спорящими сторонами и их союзниками.
Статья 6. Граф Андраши должен решительно и непоколебимо держаться за союз с двумя северными империями, а также он должен отвергать любые английские провокационные голоса, чтобы не будить опасных заблуждений и не вызывать необоснованные подозрения.
Статья 7. Австрии необходимо навсегда порвать с гибельной традиционной «восточной политикой». Отныне австрийская политика должна лишь делать вид, будто она вновь склоняется к Западным державам и не повторять гибельных ошибок 1854, 1859, 1866 и 1870 гг., которые, подобно говорящим табличкам, предупреждают от опасных ложных путей, самыми опасными из которых были бы сотрудничество с Францией и солидарность с англо-турецким союзом.
Статья 8. Осознав все это, Андраши, подобно опытному капитану, который уже спас австрийское государственное судно от ряда опасных штормов, если он хочет и в дальнейшем вести верным путем свой корабль, должен принять к сердцу слова Писания (Genesis I, 17): «Спасай Себя и Свое имущество, не оглядывайся и не останавливайся ни на миг, торопись скорее вперед, чтобы ты не погиб!» Ни промедление, ни торопливость, ни бесконечные оглядывания по сторонам — не помогут Австрии в ее «восточной политике». Ни венгерские страхи, ни немецко-австрийские необоснованные тревоги не могут смущать или препятствовать руководителю австрийской политики, мужественно приближаться к намеченной цели36.
Конвенция в Будапеште (январь-март 1877 г.) в случае русско-турецкой войны должна была защитить интересы Австро-Венгрии. Она не только подтвердила положения Рейхштадтской конвенции 1876 г., но и гарантировала Австрии изменение торговых путей через Новипазарский санджак. Так Андраши надеялся обеспечить торговлю и влияние Австро-Венгрии в западной части Балканского полуострова, не нагружая страну приобретением дополнительных областей.
Россия обещала не допустить, чтобы начавшаяся русско-турецкая война превратилась в панславянский крестовый поход и подтвердила, что ее военные действия ограничатся восточными Балканами, и ни в какой из частей Балканского полуострова не будет образовано крупное славянское государство. Австро-Венгрия, со своей стороны, должна была пресекать любые попытки Великобритании возобновить тройственный договор, подобный заключенному в апреле 1856 г., превратив войну в европейскую.
Когда Россия в апреле 1877 г. фактически объявила Турции войну, Андраши сдержал слово. Он оставался нечувствительным к дипломатическим «щупальцам» Лондона и, как он это называл, к «глупой суете» туркофильских кругов в Венгрии37. Будапештская конвенция парализовала воздействие концерта на продолжительность войны, а достигнутые соглашения локализовали Восточный кризис, так что совместная работа Австро-Венгрии и России внутри Союза трех императоров казалась эффективной, более того, предлагала единственно возможную защиту австро-венгерских интересов38.
Это была защита, от которой Андраши неохотно отказался, даже когда он был вынужден признать, что русская политика резко переменилась. Русско-турецкий Сан-Стефанский договор (март 1878 г.) предусматривал автономию Боснии и создание крупного Болгарского государства, которое в течение двух лет должны были занимать русские войска — и это все при полном пренебрежении к предостережениям и протестам из Вены. Выбор Андраши дипломатического средства — конференции для пересмотра Сан-Стефанского договора — доказывал его желание избежать войны с Россией и сохранить лицо. В последующих переговорах с Россией Андраши настойчиво добивался признания своего плана сохранения Союза трех императоров и отказывался от соглашения с Великобританией, если Россия будет уважать дух договоров в Рейхштадте и Будапеште. Попытки русских расколоть ряды противников, сделав уступки Лондону и оставив Вену ни с чем, привели к краху Союз трех императоров39.
Уже 6 июня англичане объявили, что готовы передать международный мандат на оккупацию Боснии и Герцеговины Австро-Венгрии. Одновременно Андраши получил право на оккупацию Новипазарского санджака. Как и оккупация Боснии, это была скорее контрмера, которая должна была препятствовать установлению Сербией и Черногорией чересполосицы, способной изолировать подход Монархии к Балканам. Андраши достиг дальнейшего оборонительного успеха благодаря совместной англо-австрийской работе в «болгарском комитете», уменьшив размеры нового государства на треть и сократив время русской оккупации княжества с двух лет до девяти месяцев.
Андраши сумел извлечь выгоду и из изменения позиций самих Балканских государств. В то время как Болгария была разочарована сокращением границ, которые были определены Россией, и воспринимала даже 9 месяцев оккупации как тяготу, другие балканские государства, за исключением Черногории, были глубоко разочарованы первоначальными намерениями России в Сан-Стефано, и в то время как Греция ожидала поддержку от Великобритании и Франции, Сербия и Румыния связывали свои надежды исключительно с Австро-Венгрией. Андраши одобрил сохранение формальной независимости Сербии, Румынии и Черногории: он выступил за расширение Сербии в южном направлении, склонил Турцию, Сербию и Болгарию к завершению строительства сети железных дорог в направлении австро-венгерской границы и дал Монархии более сильные позиции в Дунайской комиссии. Благодаря всем этим мерам был заложен краеугольный камень для развития экономического и политического влияния Монархии на Балканском полуострове в 1890-е годы. В области высокой политики Андраши надеялся, что новый англо-австрийский союз, даже несмотря на то, что Бисмарк все еще упорно держался за Санкт-Петербург, с турецкой помощью будет достаточно сильным, чтобы вынудить Россию к твердому соблюдению актов Берлинского конгресса, и усилит ту относительно благоприятную позицию, которую сумела занять Монархия40.
Впрочем, эти надежды не сбылись. Акты Берлинского конгресса 1878 г. правда несколько улучшили географическое положение Турции, но основную проблему ее слабости не решили. Хотя Великобритания и Австро-Венгрия продолжили сотрудничество, чтобы ограничить русское влияние над всей Болгарией, уже скоро оказалось, что их интересы на Балканах не совпадают. Разногласия между Австро-Венгрией и Турцией, как результат Берлинского конгресса, еще более усилились, когда султан при фактической передаче власти в Боснии отказывал Андраши в любом содействии. В то время как славяне Монархии выступали за проникновение на Балканский полуостров, сторонники аннексионной политики при дворе требовали ограничиться присоединением Боснии по праву завоевателей. При этом либералы в обоих парламентах подчеркивали расходы военной авантюры, указывая на конституционные проблемы, которые возникали в результате аннексии, перед обеими половинами Монархии, и даже угрожали отклонить договор с Берлином41.
Летом 1879 г. Андраши тяжело заболел. Когда Франц Иосиф потерял терпение от антиконституционных попыток либералов вмешиваться во внешнюю политику и сменил их на правительство во главе с клерикально-консервативным графом Э. Тааффе, Андраши стало ясно, что он как либерал и мадьяр не может больше находиться в согласии с духом, который отныне будет господствовать в австрийской политике. 6 августа 1879 г. он заявил о своей отставке.
22 сентября 1879 г. Андраши покинул пост министра иностранных дел, завершив свою деятельность подготовкой к подписанию австро-германского союза 1879 г., положившего начало Тройственному союзу. С этого времени он занимался управлением своих имений, принимая участие в политической жизни Австро-Венгрии как член верхней палаты венгерского парламента.
Так же как и Бойст, Андраши вынужден был усвоить главный урок — Монархия обладала минимальной силой и была способна оберегать собственные интересы лишь при поддержке других великих держав. Еще при вступлении в должность Андраши был вынужден отказаться от своего честолюбивого плана объединить Австро-Венгрию, Германию, Великобританию и Италию в блок четырех держав — другие державы просто не были в этом заинтересованы. К счастью для Андраши, сдержанность России на протяжении большей части 1870-х гг. позволила ему восстановить относительно тесные связи с русскими, чтобы сохранить status quo на Востоке и даже ограниченным способом изменить его. Андраши удалась гибкая политика, которая во время неблагоприятного экономического положения для австро-венгерских торговых интересов стала довольно выгодной.
Особенно трудно было состоять в Союзе трех императоров уже хотя бы потому, что отсутствовали любые практические альтернативы. Без германской поддержки союз с Великобританией всегда был проблематичным, даже опасным: как и Буоль за 20 лет до него, Андраши признал, что в любой войне с Россией Австро-Венгрия должна была нести основной груз проблем. Когда Союз трех императоров вследствие изменения русской, а не австро-венгерской политики оказался несостоятельным, английская дипломатическая поддержка, так же как и дипломатические ошибки России, привели к тому, что непосредственная опасность возникла на границах Монархии42.
Скончался Андраши в возрасте 66 лет 18 февраля 1890 г. в кругу своей семьи.
Примечания
1. Секкеи — мадьярские племена, жившие в восточных и северо-восточных областях Семиградья (Трансильвании).
2. WERTHEIMER Е. von. Graf Julius Andrâssy. Sein Leben und seine Zeit. Nach ungedruckten Quellen. Bd. 1. Bis zur Ernennung zum Minister des Aussem. Stuttgart. 1910, S. 6.
3. Ibid., S. 7.
4. Ibid., S. 6.
5. Ibid., S. 7.
6. МЕДЯКОВ A.C. Между Востоком и Западом: внешняя политики монархии Габсбургов в первые годы дуализма (1866—1871). М. 2010, с. 128.
7. Neue Freie Presse. 13.XI.1871.
8. WERTHEIMER E. von. Op. cit., Bd. 2. Bis zur geheimen Konvention vom 15 Januar 1877. Stuttgart. 1913, S. 1-2.
9. SCHÄFFLE A.F. Aus meinem Leben. Berlin. 1905, Bd. II, S. 43.
10. Ibid., S. 2-3.
11. Ibid., S. XVIII.
12. Архив внешней политики Российской империи (АВП РИ), ф. Отчеты. 1872 г., л. 195.
13. Там же, ф. Канц. 1872 г., д. 107, л. 455.
14. Die Habsburgermonarchie, 1848—1918. Im Auftrag der Kommission für die Geschichte der österreichisch-ungarischen Monarchie (1848—1918). Bd. VI. Die Habsburgermonarchie im System der internationalen Beziehungen. Wien. 1989, S. 249.
15. LUTZ H. Österreich-Ungarn und die Gründung des Deutschen Reiches. Europäische Entscheidung 1867—1871. Frankfurt а. M.- Wien. 1979, S. 469.
16. DIÔSZEGI J. Einige Bemerkungen zum Frage der österreichisch-ungarische Ostpolitik. In:Österreich-Ungarn in der Weltpolitik. 1900—1918. Berlin. 1965, S. 231.
17. История дипломатии. M. 2009, с. 580.
18. Е.П. Новиков — А.М. Горчакову. 2 (14) февраля 1872 г. — АВП РИ, ф. Канц. 1872 г.,д. 106, л. 82-83.
19. Langenaus an Andrâssy. 27(15).XI.1871. К. u. k. Ministerium des Äeussern. In: WERTHEIMER E. von. Op. cit., Bd. 2, S. 29-30.
20. Langenaus an Andrâssy. 3. Dezember /21. November 1871. K. u. k. Ministerium des Aussem. Ibid., S. 29—30.
21. Langenaus an Andrâssy. 9.X(27.XI).1871. K. u. k. Ministerium des Aussem. Ibid., S. 29—30.
22. Доклад A.M. Горчакова Александру II. АВП РИ, ф. Канц. 1872 г., д. 30а, л. 147—154.
23. Там же, л. 148.
24. Там же, л. 149—150.
25. Сб. договоров России с другими государствами. 1856—1917. М. 1952.
26. АВП РИ, ф. Отчеты. 1874, л. 47, 153; ШНЕЕРСОН Л.М. На перепутье европейской политики: австро-русско-германские отношения, 1871—1875 гг. Мн. 1984, с. 125.
27. Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII — начало XX в. М. 1978. ШНЕЕРСОН Л.М. Ук. соч.; История внешней политики России. Вторая половина XIX века (от Парижского мира 1856 г. до русско-французского союза). М. 1999; История дипломатии. М. 2009 и др.
28. Klinische Zeitung. 15.IX.1872.
29. Die Habsburgermonarchie, 1848—1918..., S. 249.
30. Ibid., S. 250; WERTHEIMER E. von. Op. cit., S. 266.
31. Die Habsburgermonarchie, 1848—1918..., S. 250—251.
32. Ibid., S. 251.
33. Ibid., S. 252—253; DIÔSZEGI I. L’Austriche-Hongri et les perspectives d’une guerre russo-turque à l’automne 1876. — Revue d’histoire modem et contemporaine. 1980, № 27, p. 85-93.
34. ANDRÂSSY G. Fünf Jahre Andrassy’scher Staatskunst und die Orient-politik Oesterreich- Ungams. München. 1876.
35. Ibid., S.41.
36. Ibid., S. 41-45.
37. WERTHEIMER E. von. Op. cit., Bd. 3. Letzte Lebensjahre. — Charakteristik Andrässys. Stuttgart. 1913, S. 17.
38. Die Habsburgermonarchie, 1848—1918..., S. 253.
39. Ibid., S. 253-254.
40. Ibid., S. 255.
41. Ibid., S. 255-256.
42. Ibid., S. 256-257.