Мишин Д. Е. Государство Ардашира I Папакана и его опоры

   (0 отзывов)

Saygo

Ардашир Папакан (Ардашир I), основатель Сасанидского государства1, в средние века считался наиболее достойным представителем доисламского Ирана. Для зороастрийцев его имя фигурировало даже в божественном откровении; в трактате Бахман-Яст приводятся вкладывемые в уста Ахура-Мазды слова о том, что Ардашир — человек, который упорядочил и восстановил мир2. Время Ардашира считали «серебряным веком», уступавшим только «золотому» — времени первоначального принятия зороастризма Гистаспом3. В литературе исламского Ирана сохранилась история о том, как в середине VII в. мусульмане спросили какого-то хирбеда (служителя зороастрийского храма) о том, кто лучший царь прежних времен, и тот без колебаний назвал Ардашира4.

ArdashirIGoldCoinHistoryofIran.jpg

1024px-Naqsh_i_Rustam._Investiture_d%27Ardashir_1.jpg

Рельеф, изображающий коронацию Ардашира

Ghal%27eh_Dokhtar2.jpg

Остатки крепости, построенной Ардаширом

800px-Ardeshir-palace-common.jpg

Дворец Ардашира в Фирузабаде

1024px-Ardeshir_Babakan_and_Ahuramazda_Photo_From_Sahand_Ace.jpg

Ардашир Папакан и Ахурамазда

Ардашир, несомненно, являлся замечательной исторической личностью. Он покончил с раздробленностью Ирана, объединил страну и создал империю, которая в течение нескольких столетий представляла собой одну из наиболее значительных политических сил Ближнего Востока. Но создание такой державы было, разумеется, невозможно без поддержки влиятельных политических и социальных сил, заинтересованных в ее могуществе. Настоящая работа представляет собой исследование того, на какие силы опиралось создаваемое Ардаширом государство.

Эти силы столь многочисленны, что их можно разделить на несколько групп.

К одной из них принадлежит персидская знать, поддержавшая Ардашира в период борьбы против парфян. В греческой версии истории Агафангела, созданной в первой половине V в., выступление Ардашира начинается с того, что он прямо призывает персидскую знать восстать против парфянской династии Аршакидов, а она принимает его призыв: «Ардашир, восстав, собрал знатных людей персов и ассирийцев и совещался с ними несколько дней, [а затем] поднялся среди них и сказал: „О достойнейшие из персов и ассирийцев! Издавна знаем мы высокомерие парфян, которые грабят то, что другим достается тяжким трудом, похваляются тем, что творят беззакония, и непрестанно убивают без всякой причины. Парфяне, явившись к нам из страны варваров, гнушаются персидских мужей и ассирийцев. Так что скажете? Если мои слова ложны, то пусть он (парфянский царь. — Д. М.) по-прежнему правит и бесчинствует. Если же что-то из того, что я сказал — правда, тогда двинемся в бой. Ведь лучше умереть, чем быть слугами несправедливого господина.“ Персидские вельможи приняли эти слова благосклонно, ведь они стремились освободиться от парфян и [хотели,] чтобы царь был из их племени. И вот, они сказали Ардаширу: „Ты — наш вождь и на словах, и в делах. Мы испытали твои достоинства и знания, и нам хорошо известно, что ты обладаешь достоинствами и искусством править. Итак, благоволи делать то, что захочешь, а мы будем следовать твоим словам и делать то, что будет полезным и для тебя, и для нас“»5.

В армянской версии истории Агафангела этот сюжет отсутствует, однако сообщается, что персидское войско «покинуло, оставило и пренебрегло властью парфян и с радостью дало предпочтение правлению Арташира, сына Сасана»6. Аналогичные сведения обнаружиаваются впоследствии у более позднего армянского автора, Ухтанеса Эдесского (писал между 972 и 992 гг.)7. Имела ли персидская знать основанияподдержать выступление Ардашира?

В парфянское время персы продолжали иметь собственных правителей, которые, однако, подчинялись Аршакидам. Такую картину рисует, например, Страбон8.

О положении персидских правителей можно судить по рассказам об отце Ардашира — Папаке. На основании того, что, по всей вероятности, с его времени Сасаниды начинали отсчет лет своего правления9, можно предполагать, что он носил царский титул. Однако в отношениях с парфянами он был лишь назначенцем (гумардак) Аршакидов, наместником области (марзбан)10. Подчиненное положение очевидно тяготило персов, и они пытались освободиться. Об одной из таких попыток рассказывается в «Арбельской хронике», согласно которой только отчаянная храбрость воинов помогла парфянам разбить объединенные силы персов и мидийцев11.

Во времена Ардашира положение было не менее напряженным. В персидском географическом своде Шахрастанха-йе-Ираншахр (Столицы областей Ирана) содержится указание на то, что основателем города Истахр, из области которого, заметим, происходили Папак и Ардашир,был Ардаван12. Эти сведения, как представляется, относятся к последнему парфянскому царю Ардавану — будущему главному противнику Ардашира. В «Книге деяний Ардашира, сына Папака» (Карнамак-и-Ардашир-и-Папакан), созданной в первой половине VII в., прямо указывается, что Истахр был резиденцией Ардавана13. Судя по данным о столице Ардавана во время его царствования (см. ниже), он пребывал в Истахре до вступления на престол, скорее всего — как наместник.

Стремление парфян укрепиться во внутренних районах Ирана вполне понятно. С одной стороны, еще до начала правления Ардавана, когда столица парфянского государства — Ктесифон — была взята и разграблена римским императором Септимием Севером (193—211)14, стало ясно, что держать жизненно важные центры на западе небезопасно. Показательно, что подобному подходу следовал затем и Ардаван, который, вступив на престол, предпочитал держаться подальше от западных районов. Это стремление, несомненно, окрепло в нем после того, как император Антонин Каракалла (211—217) взял город Арбелу, где римляне разорили усыпальницы парфянских царей15. Сведения о резиденции Ардавана противоречивы. По одним сведениям, она находилась в Рее, по другим — у последнего Аршакида было две столицы: летняя в Исфахани и зимняя в Хузестане16.

Заметим, однако, что во всех случаях столица располагалась довольно далеко от районов, которым могли угрожать римляне. С другой стороны, после столкновения, о котором упоминается в «Арбельской хронике» (см. выше), парфяне, несомненно, были заинтересованы в предотвращении подобных выступлений, и лучшим средством для достижения этой цели была консолидация их власти в исконно персидских землях.

Укрепление Аршакидов в Истахре имело немаловажный политический аспект. Вместе с царем прибывали двор, войско, чиновники; город находился под властью верного парфянам человека. Это, несомненно, влекло за собой усиление парфянского вмешательства в дела исконно персидских земель и, как можно предполагать, негативную реакцию персов. Этот мотив, заметим, присутствует у Агафангела, когда Ардашир в его тексте с негодованием говорит, что парфяне явились к персам из страны варваров. О том, что такое вмешательство было неприемлемо для персидской знати, свидетельствуют рассказы источников о действиях Папака.

Согласно ат-Табари (839—923), Ардашир, овладев городом Дарабгерд, написал отцу, увещевая его выступить против верного парфянам правителя Истахра. Папак так и сделал17. Внутренняя готовность к выступлению, таким образом, уже сформировалась среди персидской знати.

Здесь, разумеется, следует избегать упрощений. Отношение персидской знати к Ардаширу и его выступлению против парфян было неоднозначным. Да, Агафангел говорит о поддержке Ардашира персидской знатью. Но для средневековых армянских авторов характерно видение этих событий как борьбы «своих» — армян и парфян — против «чужих» — персов. Неудивительно, что персы в подобных текстах записываются в союзники Ардашира. В то же время отказывать сообщению Агафангела в достоверности нет никаких оснований. Описанная им сцена не могла не произойти: без поддержки со стороны персидской знати выступление Ардашира просто не состоялось бы. Логично предполагать, что к сподвижникам Ардашира относились прежде всего те, кто каким-либо образом пострадал от власти парфян. По изложению «Книги деяний Ардашира» первыми, кто примкнул к нему и принес клятву на верность, были люди, потерпевшие обиды от Ардавана18. Но так далеко шли не все. Некоторые, насколько можно судить, хотели только покончить с засильем парфян в персидских землях, признавая одновременно верховную власть Аршакидов. Тот же Папак, убив верного парфянам правителя Истахра, написал Ардавану, прося его разрешить передать власть над областью его старшему сыну Шапуру19. Отец Ардашира, тем самым, не шел дальше создания новой династии удельных правителей под формальным верховенством парфянских царей. Многие представители персидской знати вообще не поддержали Ардашира и, согласно Агафангелу, в начале борьбы между ним и Ардаваном находились в лагере последнего20. Другие преследовали собственные интересы, выступая, в зависимости отситуации, то за, по против Ардашира. Наиболее ярким примером такой позиции является Михрак, один из удельных правителей Фарса, который первоначально встал на сторону Ардашира, но в трудный момент повернул против него21.

Различия в умонастроениях персидской знати объясняют значительные трудности, которые встретил на своем пути Ардашир в деле объединения Фарса под своей властью. Но, по мере того, как Ардашир одерживал победы, противники гибли, бежали или переходили на его сторону. В конечном итоге персидская знать стала поддерживать Ардашира, превратившись в важнейшую опору его государства. Следует отметить, что для многих авторов, включая римского историка Геродиана, современника Ардашира, государство последнего было прежде всего государством персов, которым он вернул власть, отнятую у парфян22.

Другой опорой Ардашира стали перешедшие на его сторону парфянские знатные роды. В государстве Аршакидов ведущие роли играли роды каренов, суренов и испахбадов, происходившие от той же ветви, что и царский род арташесов.

По сообщению армянского историка Мовсеса Хоренаци (Моисей Хоренский, род. около 410 г., умер в 490 г.), после гибели Ардавана сурены и испахбады, т.е. младшие роды, объединились против старшего — каренов — и поддержали Ардашира, вступив в союз с персами23. Данные сведения подтверждаются некоторыми данными о дальнейшей судьбе этих родов, насколько ее можно восстановить по источникам. В надписи наследника Ардашира Шапура I, сделанной в честь победы над римлянами в 260 г., среди сподвижников основателя династии называется Сасан Сурен24. Столетие спустя род достиг таких вершин, что, по замечанию Аммиана Марцеллина (ум. в конце IV в.), Сурен уступал влиянием лишь царю25.

Сложнее ситуация с каренами. Согласно Моисею Хоренскому, они так и не подчинились Ардаширу и продолжили борьбу, что вызвало почти полное истребление рода персами. Нельзя, разумеется, отрицать, что в борьбе могли погибнуть многие представители рода. Но едва ли следует воспринимать эти сведения буквально. В указанной выше надписи Шапура I мы видим среди приближенных Ардашира двух каренов — Пероза и Гоока26. Таким образом, даже если Ардашир, встретив сопротивление, действительно решил истребить непокорный род, на каком-то этапе компромисс был найден, и карены не только выжили, но и пошли на службу к новому повелителю. Обращает на себя внимание то, что в надписи Шапура упоминаются два карена и только один сурен.

Наряду с представителями персидскихи парфянских родов опору Ардашира составляли признавшие его верховенство местные правители. Политика Ардашира по отношению к ним заслуживает отдельного исследования. Насколько можно судить, Ардашир в принципе отвергал раздробленность страны, которая к моменту его выхода на историческую сцену находилась под властью многочисленных27 удельных правителей, формально подчинявшихся Аршакидам. В персидском трактате «Сотворенный религией» (Динкард) прямо говорится, что «царь царей Ардашир [полагал, что] ему, для его власти, унаследованной от отцов и дедов, раздробленность мало подходит в правлении»28. В средневековых исторических произведениях эпоха правления Ардашира обычно разделяется пополам, причем первую половину составляет время борьбы против удельных правителей, за создание централизованной империи. Сопротивлявшихся Ардашир безжалостно уничтожал; по сообщениям средневековых авторов, число правителей, погибших в борьбе с ним, исчислялось десятками29. О том, что происходило на уровне отдельных местностей, можно судить по рассказу «Арбельской хроники», согласно которой персы победили всех сопротивлявшихся им царей Востока и заменили их своими наместниками30.

Данные нарративных источников подкрепляются некоторыми выводами, которые можно сделать на основе надписи Шапура. Среди людей, правивших в Иране во времена Ардашира, называются Сатаропт (очевидно — Шатрапат, т.е. в современном произношении — Шахрбад), царь Авринаха31, а также цари Мерва, Кермана и Сигана (видимо — Сиджистан, т.е. Систан), каждого из которых зовут Ардашир. Примечательно, что в надписи имена этих людей помещены первыми; за ними следует мать Папака Диник32. Маловероятно, чтобы подчиненные цари упоминались в официальной надписи прежде членов правящего рода. Логично заключить, что все названные цари принадлежали к роду Сасанидов. Это в некоторой степени соответствует данным нарративных источников, согласно которым Ардашир, подчинив себе Керман, поставил править этой областью своего сына, тоже Ардашира33. Сделанный вывод вызвает в памяти замечание византийского историка Агафия Миринейского (род. около 536—537 г., ум. в 582 г.) о том, что персидские цари, «подчинив войной большой и живущий в обширной стране народ и овладев его землями... жесточайшим образом устраняют его прежних правителей и вместо них провозглашают властителями своих сыновей, дабы возвеличить победу над врагами»34. Слова Агафия относятся к другому времени, но из изложенных сведений ясно, что эта политическая традиция была заложена именно при Ардашире.

И тем не менее, видеть в действиях Ардашира только войну на уничтожение против удельных правителей было бы неправомерно. В ряде источников сообщается, что до начала активных действий Ардашир посылал возможному противнику письмо, предлагая добровольно подчиниться его власти35. Одно из таких писем послужило, видимо, прототипом знаменитого «послания Тансара» к правителю Табаристана и ряда сопредельных территорий Гушнаспу, персидский перевод которого, сделанный с арабского перевода, приведен в историческом своде Ибн Исфандияра. Вокруг этого текста и его автора ведется научная дискуссия, которая заслуживает отдельного исследования. Трудно не согласиться с тем, что «послание» изобилует позднейшими вставками. Но заслуживают внимания слова Ибн Исфандияра о том, что Гушнасп, получив «послание», счел за благо признать над собой верховную власть Ардашира и служить ему, в награду за что получил свои владения в удел. Потомки Гушнаспа правили ими до конца V — начала VI в.36.

Едва ли и сам Ардашир, и его преемники потерпели бы, что рядом с ними правит династия, власть которой основана на откровенной фальшивке. Думается, факт переписки Ардашира и Гушнаспа едва ли должен вызывать сомнения. Какое-то из писем Ардашира убедило Гушнаспа покориться, а затем, после ряда переработок, приняло вид «послания Тансара».

Источники дают нам и иные примеры того, как удельные правители добровольно признавали власть Ардашира. В «Книге деяний Ардашира» мы находим упоминание о правителе Шахризора Язданкарде, который подчинился персидскому царю37. Ат-Табари сообщает, что Ардаширу без боя сдались цари Кушана (Бактрия), Турана38 и Мукрана39. Относительно «Кушана» эта информация в некоторой степени соответствует сведениям Моисея Хоренского, согласно которому когда правители Армении обратились в «страну кушанов» с предложением совместно выступить против Ардашира, они получили отказ, так как местные властители предпочли союз с персидским царем40. Можно, конечно, оспаривать реальности посольства в Бактрию (слишком велики расстояния), однако греческий текст Агафангела содержит почти такой же сюжет с той лишь разницей, что действие происходит куда ближе к Армении41. Удельные правители, таким образом, не просто подчинялись Ардаширу формально, но (разумеется, не без исключений) держали взятое слово.

Весьма интересные наблюдения можно сделать на примере сирийской истории о мучениках из Тур Брэйн. Согласно этому источнику, в IV в. в местности, расположенной по течению Малого Заба (недалеко от Киркука в современном Ираке), повсеместно правили мелкие властители, подчиненные персидскому царю.

В сирийском тексте эти люди именуются «главами земель» (ришане з-атравата)42. Это название точно соответствует среднеперсидскому катак-х(в)атайан (перс. кадходайан), как в «Книге деяний Ардашира» именуются удельные правители Ирана43. В арабских источниках это понятие употребляется в виде мулук ат-таваиф (правители общин), причем оно применяется для обозначения времени раздробленности, как обычно характеризуется эпоха Аршакидов. Власть удельных правителей в области, таким образом, осталась, и единственное изменение состояло в том, что они подчинились персидскому царю.

О сохранении удельных правителей свидетельствует и тот факт, что катак-х(в)атайан несколько раз упоминаются в надписи сасанидского царя Нарсе (293—302), в которой повествуется о его приходе к власти44.

Подчинение удельных правителей Ардаширу сопровождалось установлением границ их владений. Повествуя о политике Хосрова I Ануширвана (531—579) на Кавказе, ал-Масуди (ум. в 956/7 г.) сообщает, что он «расселил там народы, поставил царей, за которыми закрепил определенное положение, пометил каждый народ отличительным знаком и установил для него границы, как сделал Ардашир, сын Папака, когда установил определенное положение для царей Хорасана»45.

О том, что при Ардашире в Персии возводились межевые знаки, упоминает, правда, мимоходом, Моисей Хоренский46. Эти меры, явно направленные на предотвращение территориальных споров между правителями отдельных местностей, достигли, кажется, желаемого эффекта. Во всяком случае, такие споры в источниках не просматриваются совершенно.

Привлекая к себе местных правителей, Ардашир действовал весьма осторожно. Имеющиеся сведения наводят на мысль о том, что он стремился предотвратить появление на местах стремления к независимости, которое, как показывал опыт борьбы за объединение страны, могло возникнуть в любой момент. Большое внимание Ардашир уделял будущим правителям подчиненных ему государств. В описаниях пиров Ардашира мы часто видим рядом с ним «сыновей царей»47.

Нетрудно понять, что оказаться на пиру у царя они могли только пребывая при дворе. Именно об этом говорится в одном фрагменте «послания Тансара», который если и не относится прямо ко временам Ардашира, то во всяком случае показывает принятую у Сасанидов традицию: «Передавать царскую власть по наследству мы не даем, так как предоставили другие места [в государственной иерархии] (маратеб). Все царевичи должны по очереди бывать при дворе. Давать им какое-либо место не следует. Ведь если они станут доискиваться места, возникнут [между ними] соперничество, споры и пререкания»48.

Данный фрагмент очень напоминает то, что мы знаем о молодых годах Ардашира: сам он служил у одного парфянского сановника, а стать наследником престола можно было только с санкции царя49. Думается, что установленная Ардаширом система воспроизводила парфянскую и выглядела следующим образом. Сыновья удельных правителей в юности пребывали при дворе царя, где им поручали какую-то службу. Царь определял среди них наиболее достойных. Тот, на кого падал выбор царя, становился затем правителем области. Этот выбор, как нетрудно понять, был обусловлен не только деловыми качествами человека, но и его преданностью суверену. Такая система, по крайней мере теоретически, должна была обеспечить положение, при котором преемником любого местного правителя становился человек, верный Ардаширу.

Важным союзником Ардашира стало зороастрийское духовенство. Здесь простор для сближения оказался весьма широким. Прежде всего, глубоко религиозным человеком предстает перед нами сам Ардашир. Видимо, какую-то роль сыграло здесь воспитание. Дед Ардашира был священнослужителем (хирбедом) в храме богини Анахиты50. Впоследствии Ардашир ревностно почитал эту богиню и отсылал в ее храм головы убитых противников51. Интересно, что по некоторым данным Ардашир и сам время от времени выступал в роли священнослужи-теля. Агафий Миринейский писал, что Ардашир «вдохновенно предавался священнодействиям магов и сам вершил таинства»52. В одном арабском источнике мы обнаруживаем скорее всего апокрифичный, но тем не менее довольно показательный текст послания Ардашира, где тот называет себя мобедом53. Интересно, что и здесь данные поздних источников соответствуют тому, что дошло до нас из времени Ардашира. На монетах Ардашира появляется изображение священного зороастрийского огня, а сам царь именуется наваз, что интерпретируется как «взывающий [к богам]»54.

Будучи верующим человеком, Ардашир собирал к себе зороастрийских священнослужителей, спрашивал их совета. Об этом прямо говорится в Динкарде: «Он (Ардашир. — Д. М.) сказал, чтобы знатоки религии явились к нему — а это были знатоки религии, имевшие понятие о том, как сотворить миру благо, вернуть ему великолепие и блеск»55. По иным сведениям, обнаруживающимся в одном более позднем источнике, Ардашир пировал два раза в неделю: один раз — со знатью, другой — с мудрецами56, которые, учитывая его мировоззрение, вероятнее всего были представителями зороастрийского духовенства. Источники, к сожалению, не сохранили сведений о том, как отнеслось зороастриййское духовенство к действиям Ардашира по объединению страны57.

Об этом можно судить только по некоторым косвенным сведениям, которые, кажется, указывают на то, что Ардашир пользовался поддержкой духовенства. Эпоха Аршакидов предстает в источниках как время развившегося в персидских землях равнодушия к наукам и мудрости58, носителями которых выступали мобеды и хирбеды, и Ардашир с его любовью к религиозному знанию должен был вызвать симпатии последних. Еще более важным представляется то, что в источниках, созданных в среде зороастрийского духовенства, Ардашир предстает как человек, который восстановил прежнее, лучшее общественное устройство и вернул Ирану былое великолепие59. Видимо, священнослужители с благодарностью помнили Ардашира таким потому, что он претворял в жизнь их идеал государства как мощной централизованной монархии, основанной на учении зороастризма и с правоверным царем во главе. Этот идеал, возникший в прошлом, был утерян, и теперь Ардашир восстанавливал его.

Для зороастризма правление Ардашира ознаменовалось прежде всего унификацией религиозного учения. В источниках это обычно представляется следующим образом: в результате походов Александра Македонского многие священные книги зороастрийцев погибли, и Ардашир, придя к власти, распорядился собрать уцелевшие списки, на основе которых были созданы канонические тексты.

«По сообщению, сказанному предками, царь царей Ардашир Папакан, явившийся, чтобы восстановить великолепие иранской монархии, передал все находившиеся в рассеянии списки одному мудрецу, праведному вероучителю Тосару, бывшему хирбедом. Тот, придя, дал ясное суждение, основанное на Авесте60.

И он (Ардашир. — Д. М.) приказал отделить от этого ясного суждения все остальное. Он повелел также как следует распространить для сведения списки образца, созданного в результате изложения учения на основе сокровищ61 и светлых основ, содержавшихся в Шаспикане»62.

Действия Ардашира имели, кажется, и политический аспект. Унификация религиозного учения создавала духовную общность людей, являясь тем самым одной из предпосылок объединения страны под властью одного правителя. Вот как это представляется в арабском историческом своде Мутаххара ал-Макдиси (писал около 966 г.): «Когда к нему (Ардаширу. — Д. М.) перешла власть, он приказал мудрецам63 собрать то, что они могли собрать из книг по их религии, которые были сожжены, устранить расхождения между ними и сделать образцовые списки: ведь ничто кроме религии не объединяет враждующие сердца и противоположные движения... И он направил послания к близкими далеким царям, веля им держаться правильных религии и преданий64 и предостерегая их против мятежа против него и несогласия с ним»65.

Установлением канонической доктрины, следование которой стало, таким образом, обязательным, дело не окончилось. Унификация проводилась и в организационном плане. Согласно ат-Табари, Ардашир, одержав победу над сторонниками выступавшего против него брата Шапура и сделавшись главным в роду, назначил верховным мобедом человека по имени Фах.р66. Последний, видимо, занимал этот пост длительное время: в персидском трактате «Свод историй и повествований» (Муджмал ат-таварих ва-л-кисас), созданном в 1126/7 г., верховным мобедом эпохи Ардашира назван Мах.р67. В арабо-персидском письме различия между Фах.р и Мах.р слишком незначительны, чтобы сомневаться в том, что речь идет об одном и том же человеке.

Назначение верховного мобеда само по себе предполагало установление иерархии в среде духовенства. О таких мерах говорит в своем историческом своде ас-Саалиби (писал в первой трети XI в.), согласно которому Ардашир ввел разряды для мобедов и хирбедов68. Более того, в «Арбельской хронике» мы встречаем указание на то, что в те земли, которые Ардашир подчинил силой, направлялись не только наместники, но и мобеды69. Тем самым, зороастрийское духовенство было задействовано для проведения курса на политическое и религиозное объединение страны и претворяло его в жизнь наряду с властями.

Такое партнерство между государством Ардашира и духовенством — характерный мотив для персидской литературы. В «Завете Ардашира Папакана», сохранившемся в нескольких арабских трактатах, царю приписываются следующие слова: «Знайте, что царская власть и религия — братья-близнецы, и ни одна из них не имеет опоры без другой. Ведь религия — основа царской власти, а царская власть — страж религии. Царской власти необходима основа, а религии — страж, ибо то, что лишено стража, пропадает, а то, что не имеет основы — разрушается»70. Наиболее ранняя передача этого высказывания встречается в источнике IX в. — трактате Ибн Кутайбы (828—889). Можно, конечно, на этом основании отрицать его достоверность, утверждая, что оно было приписано Ардаширу «задним числом». Но источники показывают, что Ардашир действовал вполне в духе приведенного высказывания. Начиная с эпохи правления Ардашира влияние зороастрийского духовенства заметно возросло, что дало Агафию Миринейскому основание заметить: «с того времени племя магов усилилось и возгордилось»71.

Логично предполагать, что зороастрийское духовенство, снискав значительное влияние благодаря государству, в дальнейшем составляло одну из важнейших его опор. Олицетворением этой тенденции был известный мобед Кардир (Картир), деятельность которого заслуживает, правда, отдельного исследования.

Государство опирается на поддержкуопределенных политических и социальных групп, но правителя при этом всегда окружает группа ближайших сподвижников. В надписи Шапура перечислены имена некоторых из них72, но более подробных сведений о том, кем были эти люди и как они служили Ардаширу, мы, как правило, не имеем. В отдельных случаях, однако, нам удается напасть на их след через упоминания в других источниках. Так, упомянутый в надписи Абурсам Артаксаруфр (Ардашир-фарр), по всей вероятности, тождествен с человеком по имени Аб.р.сам р.х.ф.р, о котором рассказывает ат-Табари. По словам последнего, Ардашир назначил Абурсама высшим сановником (в арабском тексте для этого употребляется понятие «визирь») на очень раннем этапе — сразу после того, как в борьбе за отцовское наследство одержал победу над своим братом Шапуром, то есть еще до противостояния с Ардаваном. Ат-Табари кроме того сообщает, что Ардашир предоставил Абурсаму свободу действий и наделил его большими полномочиями73. Окончание карьеры Абурсама иллюстрируется тем, что он был включен в почетный список людей, имена которых поместили на надписи. Абурсам тем самым предстает перед нами как ближайший, испытанный сподвижник Ардашира, который служил ему на всем протяжении его правления.

На основе сопоставления надписи Шапура с другими источниками можно предложить и несколько других идентификаций. Так, в надписи упоминается некий Мард, занимавший должность главного писца (среднеперс. дипирпат, ново-перс. дабирбад)74. Занять эту должность мог, как нетрудно понять, только человек компетентный и знающий. Здесь вспоминаются строки Шах-намэ: «Человек, менее других наделенный искусством каллиграфии и умом, не ходил [на службу] в ведомство писцов (диван) царя Ардашира. Такие служили при начальниках, а тот, кто хорошо владел пером, оставался при повелителе. Ардашир же стал восхвалять (богов. — Д. М.), когда увидел при дворе писца Марда»75.

Видимо, именно таланты Марда привели к тому, что он был назначен главным писцом, а впоследствии — увековечен в надписи Шапура.

Еще одна интересная аналогия обнаруживается между надписью Шапура и упомянутым выше греческим текстом Агафангела. В этом источнике упоминается о человеке по имени Зик, который после выступления Ардашира против парфян был послан на переговоры с Ардаваном76. В надписи Шапура упоминается сановник Зиг, служивший отцу Ардашира в качестве стольника77. На такой должности, как нетрудно понять, мог находиться только абсолютно преданный правителю доверенный человек: ведь именно он контролировал яства, предназначенные для царского стола. Именно такой человек как нельзя лучше подходил для выполнения столь ответственной и деликатной миссии, как переговоры с царем, против власти которого восстал Ардашир.

При изучении эпохи Ардашира трудно делать однозначные выводы: у нас мало источников, относящихся к тому времени, многие сведения носят легендарный характер. При таких обстоятельствах некоторые выводы неизбежно будут иметь характер допущений. Но одно не подлежит сомнению: Ардаширу удалось найти опору во всех слоях знати (персидская, парфянская, удельные правители), а также среди духовенства. Это обеспечило объединение страны и стало залогом устойчивости сасанидской монархии, которая после смерти Ардашира просуществовала более четырех столетий и пала лишь под ударами завоевателей.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Сложившаяся академическая традиция требует указания годов правления. Применительно к Ардаширу сделать это затруднительно вследствие неясности хронологии ранних Сасанидов. Соображения относительно дат правления Ардашира автор предполагает изложить в отдельной статье. По наиболее распространенным в литературе хронологиям правление Ардашира заняло период с 226 по 241 или с 223 по 239 гг. См. напр. The Cambridge History of Iran. — Vol. 3(1). — Cambridge: Cambridge University Press, 1983. — P. 119.

2. Pahlavi Texts. Part I. The Bundahis— Bahman Yast, and Shāyast lā-Shāyast (The Sacred Books of the East. Vol.V). — Delhi, Varanasi, Patna: Motilal Banarsidass, 1970. — P. 199.

3. Ibid. — P. 193, 198—199.

4. Ибн Исфандияр. Тарих-и-Табаристан. — Тегеран: Чапханэ-йе-Маджлис, 1941. — Т. 1. — С. 43.

5. Agathangelos. Acta SS. Gregorii ep., RipsimesV. et soc. MM. // Acta Sanctorum Septembris. — Antverpen: B.A. vander Plassche, 1762. — P. 321—322.

6. Агатангелос. История Армении. — Ереван: Наири, 2004. — С. 29. Речь идет о составленной из представителей знати тяжеловооруженной коннице, которая была основой войска.

7. Deux historiens arméniens. Kiracos de Gantzac, XIIIe s., Histoire d’Arménie; Oukhtanès d’Ourha, X s., Histoire en trois parties. — St.-Pétersbourg: Académie Impériale des Sciences, 1870. — P. 249.

8. Strabo. The Geography. Vol. VII. — London: William Heinemann Ltd., New York: G.P. Putnam’s Sons, 1930. — P. 188—189.

9. Об этом см.: The Cambridge History of Iran... — P. 117—118.

10. The Karnamak i Artakhshir i Papakan. — Tehran: Danesh, 1950. — P. 1 (пехлевийский текст).

11. Die Chronik von Arbela. — Berlin: Verlag der Königlichen Akademie der Wissenschaften, 1915. — S. 56.

12. Nyberg H.S.A Manual of Pahlavi. P. 1. — Wiesbaden: Otto Harrassowitz, 1964. — P. 116.

13. The Karnamak... — P. 1 (пехлевийский текст).

14. Dio Cassius. Roman History. Vol. IX. — London: William Heinemann Ltd., Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1955. — P. 218/219; Herodianus. Ab excessu divi Marci libri octo. — Leipzig: B.G. Teubner, 1855. — P. 87; Ioannes Zonaras. Epitome historiarum. Vol. III. — Leipzig: B.G. Teubner, 1870. — P. 102.

15. Dio Cassius. Op. cit. — P. 340/341; Ioannes Zonaras. Op. cit. — P. 113.

16. Mirkhond. Histoire des Sassanides. — Paris: Firmin Didot frères, 1843. — P. 174.

17. At-Tabari. Annales. Prima series, II. — Leiden: E.J. Brill, 1964. — P. 815—816. В арабском тексте ат-Табари употребляется глагол амара. Его основное значение — приказывать, велеть, но едва ли можно предполагать в Ардашире столь явную непочтительность к отцу. Более вероятно, что глагол амара используется в данном случае в побочном значении — советовать, указывать на то, что следует делать. Об этом значении см. Lane E.W.An Arabic-English Lexicon. Book I. Part 1. — London, Edinburgh: Williams and Norgate, 1863. — P. 95. Судя по контексту, однако, Ардашир не только советовал, но и призывал, чем и объясняется предлагаемый нами перевод «увещевая».

18. The Karnamak... — P. 16 (пехлевийский текст).

19. At-Tabari. Op. cit. — P. 816.

20. Agathangelos. Op. cit. — P. 322.

21. The Karnamak... — P. 24. 44 (пехлевийский текст); at-Tabari. Op. cit. — P. 816; Ferdowsi.

Shahname. Vol. 7. — Teheran: Beroukhim, 1935. — P. 1953—1957.

22. Herodianus. Op. cit. — S. 147; Zosimus. Historiae. — Bonn: Ed. Weber, 1837. — P. 21;

Agathias. Historiarum libri quinque. — Bonn: Ed. Weber, 1828. — P. 122.

23. Мовсес Хоренаци. История Армении. — Ереван: Айастан, 1990. — С. 118—119.

24. Honigmann E., Maricq A.Recherches sur les Res gestae divi Saporis // Lettres. — T. XLVII, fasc. 4. — 1952. — P. 17.

25. Ammien Marcellin, Jornandès, Frontin (Les stratagèmes), Végèce, Modestus. — Paris: Firmin Didot, 1869. — P. 214.

26. Honigmann E., Maricq A. Op. cit. — P. 17.

27. Согласно «Книге деяний Ардашира», число правивших на тот момент в Иране царей достигало двухсот сорока (The Karnamak... — P.1 (пехлевийский текст)). Это, конечно, гипербола, однако, она отражает воприятие этого времени в обществе как эпохи много-численных мелких царьков.

28. Dinkart. Books 4—9. Part 1. — Shiraz: Asia Institute of Pahlavi University, 1976. — P. 21; Dinkart. Books IV & V. — Shiraz: Asia Institute of Pahlavi University, 1976. — P. 22. По сложившейся академической традиции мы здесь и далее будем приводить транслитерацию текста: Ān-i Artaxšatr šāhān šāh Pāpakān pargantakīh zī-šx(v)atayīh az čand abītar ut niyāk rād pat dahyūpatīh kamsačakīh.

29. В одном источнике говорится о девяноста погибших правителях (Hamza Ispahanensis. Annalium libri X. — St.-Petersburg: sumptibus editoris, 1844. — P. 46), в другом — о восьмидесяти (Ibnu’l Balkhí. The Fársnáma. — Cambridge: University Press, 1921. — P. 60).

30. Die Chronik von Arbela... — S. 62.

31. Под Авринахом понимается, видимо, Абаршахр (Нишапур), названный так по имени Аварнака, легендарного правителя той области. См.: Pahlavi Texts... — P. 139.

32. Honigmann E., Maricq A.Op. cit. — P. 17.

33. At-Tabari. Op. cit. — P. 817.

34. Agathias. Op. cit. — P. 260—261.

35. Ibn Qutayba. Kitâb al-mâ‘arif. — Le Caire: Ministère de la culture et de l’éducation nationale, 1960. — P. 653; at-Tabari. Op. cit. — P. 820; Eutychius Patriarcha Alexandrinus. Annales. Pars prior. — Beirut: E typographeo catholico, 1906. — P. 106; al-Tha‛âlibî. Histoire des rois des Perses. — Paris: Imprimerie nationale, 1900. — P. 481. Ср. Ferdowsi. Op. cit. — P. 1983.

36. Ибн Исфандияр. Указ. соч. — С. 41.

37. The Karnamak... — P. 21 (пехлевийский текст).

38. Под Тураном понимается здесь не земля тюрок (в противоположность Ирану как земле персов), а область исторического Синда. О последней см., напр.: al-Istakhrí. Viae regnorum. — Leiden: E.J. Brill, 1927. — P. 171.

39. At-Tabari. Op. cit. — P. 820.

40. Мовсес Хоренаци. Указ. соч. — С. 116.

41. Agathangelos. Op. cit. — P. 325.

42. Hoffmann G.Auszüge aus syrischen Akten persischer Märtyrer. — Leipzig: F.A. Brockhaus, 1880. — S. 9.

43. The Karnamak... — P. 1 (пехлевийский текст).

44. Herzfeld E. Paikuli.Monument and Inscription of the Early History of the Sasanian Empire. — Berlin: Dietrich Reimer / Ernst Vohsen, 1924. — P. 103, 109, 115. В той же надписи пере-числены некоторые из подчинявшихся персам удельных царей. См.: Ibid. — P. 119.

45. Ал-Масуди. Китаб Муpудж аз-Захаб ваМаадин ал-Джаухар фи-т-Таpих. Т. 1. — Каир: Илтизам Абд ар-Рахман Мухаммад, 1346 х. — С.110.

46. Мовсес Хоренаци. Указ. соч. — С. 107.

47. Djâhiz. Le livre de la couronne (Kitab el Tadj). — Le Caire: Imprimerie nationale, 1914. — P. 24; ал-Масуди. Указ. соч. — С. 151.

48. Ибн Исфандияр. Указ. соч. — С. 18.

49. At-Tabari. Op. cit. — P. 815—816.

50. Ibid. — P. 814.

51. Ibid. — P. 819.

52. Agathias. Op. cit. — P. 122.

53. Ibn Qutayba. ‛Uyūn al-Ahbār. Vol. 1. — Cairo: National Library Press, 1996. — P. 7.

54. Mordtmann A.D.Erklärung der Münzen mit Pehlvi-Legenden. — Leipzig: Wilh. Vogel, Sohn, 1853. — S. 32—33.

55. Dinkart. Books 4—9. Part 1. — P. 21; Dinkart. Books IV & V. — P. 22. Ut dīn akāsān apar pīš-čmatan gūft-či dīn akāsān avīšakās būtand ān-i ān angūn gēhān sūt apāčarāyišnīh pat x(v)arr.

56. Ibnu’l Balkhí. Op. cit. — P. 61.

57. По причинам, изложенным выше, мы не затрагиваем здесь вопрос о Тансаре, который в некоторых источниках именуется хирбедом (см. ниже).

58. Hamza Ispahanensis. Op. cit. — P. 23.

59. См. начало настоящей статьи, а также следующую цитату.

60. Буквально — из Авесты.

61. Очевидно, имеются в виду книги как духовные сокровища.

62. Dinkart. Book III. — Shiraz: Asia Institute of Pahlavi University, 1976. — P. 324. Pat akāsīh i az pīšanīk gūft hast ān-i Artaxšatr šahān šāh Pāpakān mat ōapačarāstarīh Ērān x(v)atayīh ham nipīk az pargandakīh ō ēvak dānāk aburt tan pōryōtkēšahrōb Tōsar hērpat būt apar mat apak pītākīh az Apīstak apačhandāxt az ān pītākīh bavandak yūytak framūt ut gumānak-kart hangōšītak az brāh az būn rowšan pat ganj-i Šapīkān dāšt pačīn passačakīhāfrahēnītan framūt akāsīh. Шаспикан (здесь в тексте — Шапикан) — царское книгохранилище.

63. В тексте буквально «факихи» (ахл ал-фикх), однако это явная ошибка: мусульманский писатель переносит на эпоху Ардашира реалии своего времени.

64. В этом месте снова используются мусульманские понятия: ад-дин ва-с-сунна.

65. Al-Maqdisi. The Book of Creation and History. Vol. 3 — Tehran: M.H. Asadi, 1962. — P. 156. Ср. al-Tha‛âlibî. Op. cit. — P. 485.

66. At-Tabari. Op. cit. — P. 816.

67. Mudjmal at-tawārīkh wa-l-qisas. Eine persische Geschichte aus dem 12 Jahrhundert. — Edingen-Neckarhausen: Deux Mondes, 2000. — S. 74.

68. Al-Tha‘âlibî. Op. cit. — P. 485.

69. Die Chronik von Arbela... — S. 62.

70. Grignaschi M.Quelques spécimens de la littérature sassanide conservés dans les bibliothèques d’Istanbul // Journal asiatique. — T. CCLIV. — Année 1966. — Paris: Imprimerie nationale, 1967. — P. 49. Данное высказывание приписывается Ардаширу и в целом ряде других источников. См. Ibn Qutayba. ‛Uyūn al-Ahbār. — Vol. 1. — P. 13; ал-Масуди. Указ. соч. — С. 154; Ferdowsi. Op. cit. — P. 1995—1996; al-Tha‘âlibî. Op. cit. — P. 483; Mirkhond. Op. cit. — P. 177.

71. Agathias. Op. cit. — P. 122.

72. Honigmann E., Maricq A.Op. cit. — P. 17.

73. At-Tabari. Op. cit. — P. 814.

74. Honigmann E., Maricq A.Op. cit. — P. 17.

75. Ferdowsi. Op. cit. — P. 1982.

76. Agathangelos. Op. cit. — P. 322.

77. Honigmann E., Maricq A. Op. cit. — P. 17.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Близниченко С.С. Красные военморы в Персии: попытка экспорта революции // Военно-исторический журнал. №2. 2021. С. 46-54.
      Автор: Военкомуезд
      С.С. БЛИЗНИЧЕНКО
      КРАСНЫЕ ВОЕНМОРЫ В ПЕРСИИ: ПОПЫТКА ЭКСПОРТА РЕВОЛЮЦИИ
      Окончание. Начало см.: Воен.-истор. журнал. 2021. № 1.
      9 июня Реввоенсовет Персии во главе с Кучек-ханом информировал Л.Д. Троцкого о создании Персидской Советской Социалистической Республики и о начале создания Красной Персидской армии. По этому случаю Лев Давидович издал специальный приказ № 229 от 15 июня 1920 года, в котором говорилось: «Революционный Военный Совет Персидской Красной Армии, которая ныне борется с иноземным и внутренним угнетением, прислал нижеследующее приветствие нашей Красной Армии:
      “Вновь организованный по постановлению Совнаркома Персии Реввоенсовет Персидской Республики шлёт свой искренний привет Красной Армии и Красному Флоту. С большими трудностями и претерпевая всевозможные лишения, вам удалось разбить внутреннюю контрреволюцию, которая являлась ни больше ни меньше как наёмницей международного капитализма. Волей трудового народа в Персии образовалась Советская власть, которая начала создавать Красную Персидскую Армию на принципах создания Российской Красной Армии для уничтожения поработителей персидского народа.
      Да здравствует братский союз Российской Красной Армии с молодой Персидской Армией!
      Да здравствует братский союз трудящихся всего мира — 3-й Интернационал!
      Предреввоенсовета МИРЗА-КУЧЕК
      Командующий вооружёнными силами ЕСХАНУЛЛА
      Ч л е н Р е в в о е н с о в е т а МУЗАФАР-ЗАДЕ” [1].
      На это мною от имени Красной Армии послан нижеследующий ответ:
      “Весть об образовании Персидской Красной Армии наполнила радостью наши сердца. В течение последних полутора десятилетий трудовой персидский народ упорно борется за свою свободу. Этим он перед всем миром доказал свои права на неё. От лица Рабоче-Крестьянской Красной Армии выражаю твёрдую уверенность в том, что под руководством Революционного Военного Совета Персия отвоюет себе право на свободу, независимость и братский труд!
      Да здравствует свободный трудолюбивый народ Персии в семье свободных народов Азии, Европы и всего мира!”.
      Доводя до сведения всех красных воинов этот обмен братскими приветствиями, выражаю уверенность в том, что связь между революционными армиями Персии и России будет крепнуть и расти к великой выгоде всех трудящихся масс обеих стран.
      Председатель Революционного военного совета Республики Л. Троцкий» [2].
      10—11 июня из Баку Ф.Ф. Раскольников направил две телеграммы в Москву. В первой из них, адресованной Л.Д. Троцкому, он сообщал: «Доношу, что Ваше приказание о выводе судов и войск из Персии в точности выполнено. Как на энзелийском рейде, так и вообще в пределах персидских территориальных вод совершенно не имеется военных судов. Экспедиционный корпус советских войск в Персии расформирован и регулярные части уведены в Баку. На персидской территории остались лишь добровольцы, не пожелавшие возвратиться в Россию вместе /46/ с Кожановым, Абуковым и Пылаевым, перешедшими на персидскую службу и принявшими персидское гражданство» [3].
      Во второй телеграмме, адресованной Л.Д. Троцкому (копия Г.В. Чичерину), Раскольников сообщал: «Временное революционное правительство Персии конституировалось как Совет Народных Комиссаров. Вне всякого влияния с нашей стороны провозглашена [Персидская] Советская Социалистическая Республика. Постановлением персидского совнаркома от 9 июня Реввоенсовет Республики окончательно утверждён в следующем составе: председатель Мирза Кучек, главнокомандующий Эхсанулла, члены Реввоенсовета Республики: Ардашир (Кожанов), Мир Салех Музафер-Заде и Хосан Ильяны. Совнаркомом Персии опубликована декларация, которая сейчас переводится на русский язык» [4].
      Это были последние телеграммы Раскольникова из столицы Азербайджана, после чего он выехал в Москву. А следом за этим последовали переговоры по прямому проводу между членом Реввоенсовета 11-й армии Б.Д. Михайловым и Г.К. Орджоникидзе о начале формирования Персидской Красной армии: «Михайлов: У аппарата тов. Михайлов, здравствуйте, товарищ Серго… Второй вопрос предлагаю я: Внезапный отъезд Раскольникова оставил вопрос о формировании персидских частей висящим в воздухе. Штаб флотилии, в котором это дело было сосредоточено, не имеет сейчас ни полномочий, ни инструкций, ни физической возможности… Прошу Ваших указаний…
      Орджоникидзе: Раскольников никаких формирований не производил и естественно, что штаб флота ничего не знает и ничего не может сделать. Всё, что сделано в этом направлении, знает А.К. Ремезов, с которым [следует] продолжать работу в тех формах и пределах, в которых она шла…
      Михайлов: Ремезов ведает только Упраформом, а вопрос идёт о снабжении и усилении частей Кожанова и Кучека…
      Орджоникидзе: Части Кожанова и вообще Кучека придётся пополнять из у[чебных] з[аведений] Упраформа, кроме того, азербайджанский военком должен был отправить туда три сотни кавалерии и несколько сот штыков. Вообще, этим вопросом займитесь вместе с товарищем Ремезовым…» [5].
      Внезапный отъезд Раскольникова в Москву внёс сумятицу в сознание оставшихся начальников военморов. Об этом свидетельствует черновой вариант телеграммы Кожанова и Пылаева в Баку от 11 июня, видимо, предназначавшейся Г.К. Орджоникидзе: «Ввиду того, что Раскольниковым даны какие-то приказания начальнику казачьей дивизии Старосельскому помимо нас [и] Мирзы Кучек[а], что предрешает политику образовавшегося Совнаркома Персии и ставит нашу работу в чрезвычайно затруднительное положение. Просим точных указаний о характере нашей работы в Персии и назначении нейтрального бюро при Совнаркоме Персии, ответственного за всю работу русских в Персии» [6].
      Через несколько дней Кожанов набросал текст ещё одной телеграммы [7] Орджоникидзе: «Мирза Кучек готов к революционной борьбе, [но] требует помощи живой силой и вооружением. Обещанное Вами до сих пор не получено. [Сложилось] критическое положение в финансовом отношении. Продажа дров, керосина и другого вами запрещен[а], немедленное получение туманов после продажи товаров затрудняется тем, что в Энзели денег нет. Всё переводится из Тегерана или других мест. Неимение жалования и обмундирования частей, здесь находящихся, обостряет вопрос в частях» [8].
      Одновременно с этим СНК Персидской Республики и командование Персидской Красной армии вело переговоры о признании советской власти с казаками дивизии полковника В.Д. Старосельского, расквартированными в Реште. Возглавлял гилянский казачий отряд ротмистр И. Буцель. Переговоры закончились трагедией. Как сообщил позже Г.Н. Пылаев, «13 на 14 июня с.г. после заседания было решено Реввоенсоветом и вполне одобрено М. Кучеком разоружение казаков. Разоружение кончилось полной нашей физической и моральной победой, после чего авторитет М. Кучека и русских частей поднялся выше. По разоружении командному составу казаков было предложено ехать на все четыре стороны, и некоторые уехали в Тегеран…» [9].
      Совсем по-другому описывает эту операцию (со слов очевидцев) председатель Исторической /47/ комиссии при ЦК Иранской компартии В.В. Мурзаков: «15 июня в 4 часа утра рештяне были разбужены ружейной и пулемётной стрельбой… Два с половиной часа длился бой, причём казаки дрались отчаянно. Только когда подошли орудия и снаряды стали рваться в самой гуще казаков, они сдались и были разоружены» [10].
      По свидетельству работавшего в Персии под прикрытием должности персидского корреспондента «Русского слова» В.Г. Тардова [11], это была одна из первых и самых драматических по своим последствиям ошибок республиканского правительства. По его выражению, «бойня казаков, в которой погибло 400 человек и после которой казачья бригада, только что договорившаяся о переходе на нашу сторону, обрушилась на нас, и многие сотни русских и азербайджанских солдат жизнью заплатили за провокацию…» [12].
      Все эти перипетии напрямую влияли на положение И.К. Кожанова. 16 июня 1920 года в Решт пришла телеграмма из Баку: Кавказское бюро ЦК РКП(б) назначило Ивана Кузьмича уполномоченным по военным делам революционной Персии, а затем он стал членом Реввоенсовета Персидской Республики. А так как для изгнания английских войск в Мазендаранском крае создавалась Красная армия, Кожанов принял в этом непосредственное участие. Из его корпуса в новое формирование вошли отдельная стрелковая бригада и кавалерийский дивизион [13].
      В тот же день Кожанов и военком штаба Гилянской Красной армии Лазарев направили в Баку Орджоникидзе телеграмму: «В связи с переворотом на севере Персии [ожидаем] опасности, грозящей в вспышке революционного движения Персии… Идёт брожение. Английское командование потеряло доверие не только в глазах индусов, но и своих соотечественников — ирландцев. Несмотря на свою немощь, Англия всё-таки не отказывается от мысли сохранения своего владычества в Персии и укрепляется в отдельных пунктах. По полученным сведениям в Менджиль подвозятся подкрепления живой силы и технические средства. В районе города возводятся укрепления. Передовые заставы англичан от Менджиля выдвинуты… Мост у города заминирован. Революционный военный совет Персии своей первой задачей ставит занятие Тегерана, к чему уже идут приготовления» [14].
      17 июня замнаркома иностранных дел Л.М. Карахан и заведующий отделом Востока А.Н. Вознесенский направили Г.К. Орджоникидзе и Ф.Ф. Раскольникову письмо, в котором сообщали: «Согласно просьбе тов. Раскольникова, переданной им от тов. Кучек-хана, о командировании ему опытных революционеров в качестве советников по различным отраслям социалистического строительства, командируем тов. Блюмкина [15] и его жену (медичку), заслуживающих полного доверия. Об их дальнейшей деятельности и инструкции, применительно к местным условиям, просим дать им на местах» [16].
      20 июня предреввоенсовета РСФСР Л.Д. Троцкий послал Г.К. Орджоникидзе следующую телеграмму: «Сообщите [о] ходе персидской революции. Приостановка её движения — опасный симптом. Только непрерывный натиск мог бы обеспечить быструю победу» [17].
      На следующий день Орджоникидзе ответил Троцкому: «Кучек своими войсками не располагает. Уход англичан из Энзели и Решта вызван нашим присутствием в Энзели. Помощь в рамках, указанных Вами, оказывается. Из Баку отправляются азербайджанские мусульманские части — 700—800 штыков и сабель. Формируются персидские части. Широкого реактивного революционного движения в стране нет. Всё зависит от того, насколько быстро сумеем подать помощь» [18].
      23 июня 1920 года вызванный в Баку Г.Н. Пылаев доложил в порядке частной информации конфиденциально члену Северокавказского Ревкома Буду Мдивани [19]: «Последний период революционного движения в Персии имеет своего рода две фазы.
      Первая фаза — пребывание М. Кучека и сподвижников в лесах на правах скрывающихся революционеров и вторая — занятие Решта и объявление Советской власти.
      Первая фаза характеризовалась перемирием с англичанами (прекращением военных действий с обеих сторон) и тем самым прекращением враждебных действий и против шахского правительства. Революционеры, выжидая момент, перешли как бы в аморфное состояние, конец которого рельефно обозначился, как только революционеры соприкоснулись с красными частями…
      Вторая фаза вытекала из первой, но по тактике мало отличается от первой…
      В настоящее время составляются штаты и обучаются 1000 с лишним человек, что с дженгелийцами и частью рядовых казаков и настоящими частями позволит составить часть до 8000 человек…
      В области военных дел, очевидно, и в дальнейшем, как и до сих пор, стратегия будет самым тесным образом связана с дипломатией, которая в основном заключается в мирном выкуривании англичан и с ними вместе шахского правительства.
      Русским бюро по руководству работ[ой] русских [в] персидской революции (в это бюро входят Абуков, Кожанов, я, от адалетистов: Султан-Заде и др. товарищи) было принято держаться ориентации на М. Кучека…» [20]. /48/
      Как бы вторя этому докладу, в конце июня Б.Л. Абуков направил Г.К. Орджоникидзе следующую телеграмму об ошибочности курса на советизацию Гилянской провинции Персии: «Не только в Гиляне, но даже в Реште, Энзели до сих пор нет национально-освободительного движения, произошла фактическая смена губернаторов. Массы крестьянства, амбалов, ремесленников и мелко буржуазных [элементов] не захвачены движением. Объясняется это тем, что товарищи, увлёкшись сформированием штабов управлений и комиссариатов, совершенно не повели широкой агитации в пользу углубления движения. Крупное купечество, на которое Кучек возлагал надежды, не оказывает поддержки. У Кучека нет средств. Объясняется это тем, что купечество боится союза Кучека с большевиками, ханы определённо не хотят поддерживать Кучека как правительство. В этом отношении объявление нового правительства было крупной политической ошибкой, ибо этот шаг оттолкнул от Кучека всех [тех], которые, несомненно, присоединились бы к нему, если бы он шёл только под лозунгом «долой англичан». Кучек чувствует, что почва из-под его ног уходит, и просит, чтобы Россия признала его. Принимаются меры к тому, чтобы широко развернуть агитацию в пользу освободительного движения и охватить этим движением всё Персидское побережье, считая одновременно необходимым такое движение и в Тегеране. Прошу указаний. Кучек просит вас о присылке слитков золота и серебра в обмен на рис для создания денежного фонда» [21].
      30 июня 1920 года Б.Л. Абуков направил письмо аналогичного содержания ответственному секретарю ЦК РКП(б) Н.Н. Крестинскому: «Серьёзность создавшегося положения дел в Персии обязывает меня довести до сведения Цека РКП нижеследующее:
      В революционной борьбе за национальное освобождение Персии, боевыми лозунгами которой являются в настоящее время 1) — “Долой англичан” и 2) — “Долой шахское правительство и всех тех, кто его поддерживает” — Советское Правительство, образованное Мирзою Кучеком, не может опираться исключительно на крестьянство, ремесленников и мелкобуржуазные классы…
      С этой точки зрения образование Советского Правительства и его органов было, безусловно, крупной ошибкой. Буржуазия и помещики, для которых социальное содержание Советской Власти хорошо известно, насторожились, и надежды Мирзы Кучека на их реальную помощь и поддержку — до сих пор не оправдываются…
      В последнее время, с отъездом тов. Орджоникидзе из Баку, мы потеряли всякую связь с центром. Такое положение ненормально. Крайне желательна присылка (хотя бы неофициально) авторитетного товарища, знакомого с восточным вопросом, для руководства нашей политикой в Персии…» [22].
      Об этом же ходатайствовал и сам Г.К. Орджоникидзе, который в записке, переданной по прямому проводу из Ростована-Дону, советовался с наркоминделом Г.В. Чичериным: «Нам необходимо в Персию послать крупного работника для руководства тамошним движением. Таким мы считаем товарища Мдивани, великолепно знающего Персию. Считаете ли Вы возможным посылку в Персию нашего [дипломатического] представителя или нам придётся послатьего просто от себя — если на это, конечно, получим согласие Цека?» [23].
      5 июля Г.В. Чичерин оперативно отреагировал на запрос Г.К. Орджоникидзе письмом на имя секретаря ЦК РКП(б) Н.Н. Крестинского. В нём он сообщал: «Крайне необходимо поставить срочно в центральном Комитете партии вопрос о нашем представительстве в Персии. Тов. Раскольников указывает, что во главе персидского советского движения находятся люди, лишённые абсолютно какого бы то ни было опыта в практической политической жизни. Настоятельно необходимо, чтобы при них находились товарищи с политическим опытом, способные давать им все нужные указания. Сам Мирза Кучек привык к партизанской жизни, и его миросозерцание дальше не простирается, но он с величайшей охотой и готовностью воспринимает советы более опытных товарищей, в особенности представляющих Советскую Россию. Он с величайшей точностью исполнял всё, что говорил ему Раскольников. После отъезда последнего в Персии не осталось никого, кто мог бы играть эту роль. Нет даже настоящих политических экспертов. Тов. Раскольников рекомендует послать в качестве нашего представителя к Мирзе Кучеку тов. Мдивани, которого тов. Сталин в других случаях горячо рекомендовал. Он не обладает мировым политическим кругозором, это — деятель кавказский, но Ближний Восток он знает великолепно и, по мнению тов. Раскольникова, для данной роли он великолепно подойдёт» [24].
      7 июля 1920 года Политбюро поручило Оргбюро ЦК РКП(б) «рассмотреть вопрос о назначении т. Мдивани на пост дипломатического представителя в Персии или замене его другим кандидатом». И хотя два дня спустя Оргбюро постановило временно отложить решение данного вопроса, Мдивани уже находился в Гиляне. Туда он прибыл не в качестве полпреда РСФСР, а как член новообразованного Иранского бюро коммунистических организаций, или Иранбюро. Для этого ещё 6 июля А.И. Микоян предложил казначею ЦК Азербайджанской компартии /49/ отпустить «т. Мдивани, едущему в Персию от коммунистического бюро по делам Иранской революции, десять тысяч туманов (сто тысяч кранов)» [25]. С этими средствами Мдивани прибыл на место. Вместе с ним в Решт прибыл новый главнокомандующий Персидской Красной армией В.Д. Каргалетели, сменивший Эхсануллу.
      Появление Буду Мдивани в Энзели и Реште в качестве «вершителя судеб персидской революции» было воспринято гилянцами не без удивления, т.к. его здесь помнили как одного из ближайших сотрудников российского миллионера А.М. Хоштарии, который получил в Персии богатейшие концессии на добычу нефти, заготовку леса и постройку железной дороги Решт — Энзели, доведённой лишь до Пир-Базара, и владел лесопильным заводом в местечке Туларуд на каспийском побережье между Энзели и Астарой. В информационной справке от 19 ноября 1920 г., подготовленной В.Г. Тардовым, сообщалось: «Все эти дела велись не только Хоштария, но и т. Мдивани, который являлся его управляющим и юрисконсультантом и которого Хоштария иногда оставлял за себя в Персии. Участие тов. Мдивани в деятельности Хоштария и его близость к нему были таковы, что, по словам лиц, сообщавших эти сведения, например, заведующего рыбными промыслами в Энзели Ахмедова, заведующего Бакинским Упродкомом Баги Джафари и других, в Энзели и Реште не отделяли т. Мдивани от Хоштария и часто про идущего т. Мдивани говорили: “вот идёт Хоштария”, тем более что они похожи друг на друга по фигуре. Влияние фирмы в Гиляне было очень велико. Дом, который занимали Хоштария и Мдивани, был своего рода центром, к которому собиралась местная буржуазия и власти, причём там нередко останавливались русские офицеры, начальствующие лица и пр. В связи с этим т. Мдивани является хорошо знакомым для каждого жителя Решта и Энзели» [26].
      Прибыв в Гилян, Б. Мдивани вместе с членом Реввоенсовета 11-й армии Б. Михайловым первым делом приступил к обследованию состояния вооружённых сил Персидской советской республики. При этом выяснилось, что они сведены в три 3-батальонные стрелковые бригады (численностью соответственно 656, 621 и 647 человек), причём 1-й и 2-й отдельные батальонысоставляли военморы единого десантного отряда, 3-й — аскеры Ширванского полка, 4, 5 и 6-й — кучекхановцы, а 7, 8 и 9-й — местные персидские добровольцы и пополнения, присланные из Баку. Кроме того, перешедший на сторону Кучек-хана пехотный батальон жандармов ещё 20 июня был развёрнут в отдельный запасной полк (720 человек). Помимо перечисленных сил посостоянию на 7 июля Персидская Красная армия включала базировавшийся в Энзели отряд особого назначения (153 человека), «мало достоверную», по мнению штаба, отдельную бригаду дженгелийца Али Бабы-хана (617 человек), так называемую Мазендеранскую Красную армию под командованием Г.Н. Пылаева (297 человек), четыре отдельных кавалерийских эскадрона (325 человек), два артдивизиона 2-батарейного состава и гаубичную батарею (всего 379 человек при 10 орудиях), батальон связи (171 человек), два воздухоплавательных отряда (302 человека, но без аэропланов и аэростатов), автороту и бронеавтомобиль «Свободная Персия». Как констатировал инспектировавший войска и назначенный новым начальником штаба Персидской Красной армии П. Благовещенский, общее количество служивших в ней бойцов составляло 5263 человека, в том числе 363 человека штабных, административных и медицинских работников, было «в 5 раз меньше нормальной обычной численности русской стрелковой дивизии и во много раз меньше её штатного состава» [27].
      В результате проведённого обследования 16 июля Б. Михайлов направил Реввоенсовету Кавказского фронта докладную записку о состоянии Персидской Красной армии, в которой, в частности, говорилось: «…Военморы находятся в состоянии разложения, 1 батальон почти в полном составе самовольно снялся с позиции и с оружием приехал на пароходе в Баку. Оставшиеся моряки митингуют, требуя отправки их в Россию. Причины разложения — отсутствие сколько-нибудь нормального снабжения деньгами и обмундированием, слабая политработа и отсутствие твёрдой руки, могущей поддерживать дисциплину в военморовских частях… Члену РВС Кожанову предложено прибыть в Баку ввиду полного его несоответствия занимаемой должности, ложной политической позиции, занятой им, и обострённых отношений с организациями Иранской Коммунистической Партии, ЦЕКА которой официально требовал отстранения Кожанова. Кожанов в настоящее время находится в Баку. Одновременно с ним отозван в распоряжение штаба XI армии Начглавштаба Овчинников…» [28].
      Негативное влияние на эти события оказал посланец Л.Д. Троцкого Яков Блюмкин. Он сменил своё подлинное имя на псевдоним и превратился в азербайджанца Якуб-заде Султанова [29].
      Задача Блюмкина состояла в том, чтобы поддерживать связь между Советским Азербайджаном и правительством Кучекхана. Его работу направляли члены Кавказского бюро ЦК РКП(б) П.Г. Мдивани и А.И. Микоян. Блюмкин наладил тесные связи с персидскими коммунистами, которые входили в правящий революционно-демократический блок. 30 июля он принял участие в перевороте, в резуль-/50/-тате которого правительство Кучек-хана было свергнуто, а к власти в Гилянской республике пришла левая группа Эхсануллыхана. Об этом имеется документальное свидетельство — «Протокол заседания ЦК Иранской компартии совместно с группой членов Правительства Мирзы Кучека». В нём говорится: «Заслушали. Доклады товарищей членов ЦК ИКП и левых членов правительства Мирзы Кучека о том, что настоящее Правительство не соответствует своему назначению, что губит дело революции и не даёт ход фронту путём снабжения его вооружением, снаряжением и финансами и, кроме того, их преступное отношение к борцам за свободу Ирана и тайное соглашение с шахским правительством и англичанами.
      Постановили. Низвергнуть власть Мирзы Кучека и его приверженцев, занять немедленно правительственные учреждения, прибегая к арестам сторонников Мирзы Кучека.
      Объявить народу Ирана о смене правительства и что власть в свободной Персии переходит в ведение Советов, причём организуется временный Революционный Комитет П[ерсидской] С[оветской] Р[еспублики], членами которого являются Народные Комиссары» [30].
      После этого Блюмкина назначили военным комиссаром штаба Гилянской Красной армии. Он стал членом Компартии Персии. Центральный комитет этой партии поручил ему возглавить комиссию по комплектованию персидской делегации на Первый съезд народов Востока, который состоялся в Баку в начале сентября 1920 года. В состав делегации вошёл и Блюмкин.
      Чувствуя нарастание угрозы для себя и ближайших соратников, Кучек-хан предпочёл ещё 19 июля уйти в привычное убежище — лес под Фуменом, на что местные коммунисты ответили обвинениями своего соперника в переходе на сторону англичан и шаха. Сам же Кучек отправил в Москву большое послание, адресованное лично Ленину, следующего содержания: «Распространение коммунистической программы в настоящее время в Персии невозможно ввиду того, что лица, коим поручено распространение программы, не знают всех условий жизни народа и его желания, о чём мною было своевременно сказано представителям России с указанием того, что население ещё не подготовлено к столь идеальной программе, а поэтому их тактика может привести к нежелательным результатам, и народ перейдёт на сторону врагов... После его (Раскольникова. — Прим. авт.) отъезда отмечены нарушения по отношению к общепринятой политике на Востоке. Азербайджанским правительством реквизированы все товары персидских подданных, которые Советский Азербайджан обещал пропустить в Персию для Красной Армии. Азербайджанское правительство запретило свободный проезд персидских подданных в Персию... Тов. Абуков, который рекомендует себя то представителем России, то представителем партии “Адалет”, с несколькими персидскими коммунистами, прибывшими из России, не знающими ни обычаев, ни характера населения, несмотря на договорённость о несвоевременности проведения коммунистической пропаганды, собирает население на митингах, рассылает воззвания, с помощью которых стремится к достижению успеха, вмешивается во внутренние дела, тем самым подрывает авторитет Советской власти, бывали даже случаи, когда они отзывались обо мне и моих сторонниках как о сподвижниках буржуазии, с каждым днём запутывают дело революции и ставят меня в безвыходное положение. Доносятся жалобы населения всех сторон Персии на эти выпады, которые отняли у него желание идти на помощь революции. Население Решта, которое ещё месяц назад было готово идти в огонь и в воду для достижения революции, теперь под влиянием разных толков решается на забастовки и почти готово протянуть руку контрреволюции. Я знаю, что в каждой свободной стране свободны всякие программы, но программа, которую проводят в настоящее время в Персии, идёт против желания населения и в случае продолжения может привести к контрреволюции... Не могу примириться с подобного рода явлениями. Голос персидского народа говорит: мы проделали первый шаг к своему освобождению, но нам грозит опасность с другой стороны, а именно:
      если мы не предотвратим вмешательства иностранцев во все внешние и внутренние дела, то предпринятый нами шаг к свободе не будет иметь цены, так как, сбросив одну иностранную власть, мы попадём под власть другой. Я со своими друзьями не считаю себя вправе уничтожить свою революционную честь, приобретённую 14-летней борьбой. На основании вышеизложенных причин я покинул Решт и возвратился в лес к месту своего прежнего пребывания, где и буду ожидать разрешения следующих вопросов:
      1) Реализация обещаний Советской России свободному народу Персии о невмешательстве Советского Азербайджана в дела Персии...
      2) Признание границ и прав Советской республики...
      4) Ограждение жизни и имущества персидских граждан в пределах Советского Азербайджана.
      5) Устранение т. Абукова из Персии и откомандирование в распоряжение советской Персии т. Кожанова, который в противоположность Абукову содействовал развитию революции в Персии...
      Я обращаюсь к вождям российского свободного народа во имя самоопределения народов и во имя освобождения Персии от царского угнетения привести в исполнение свои Декреты о передаче концессий персидскому народу и уничтожить все прежние договоры... Для сохранения свободы необходимо уничтожить обоюдными усилиями нашего общего врага и устранить единичных личностей, которые своей нетактичной политикой [препятствуют] воплощению общей цели и тем самым отнимают возможность осуществить свободу для персидского народа. До благополучного разрешения вопроса я не вернусь» [31].
      30 июля 1920 года в послании чрезвычайного уполномоченного СНК и Совета обороны РСФСР по Волго-Каспийскому району И.П. Бабкина, адресованном В.И. Ленину, отмечалось: «…Всё сообщающееся Вам Мирзой Кучеком по поводу деятельности /51/ комиссара десантного отряда тов. Абукова наблюдалось мной в бытность мою в Энзели с Раскольниковым. Абуков, бывший князь с Кавказа, офицер, коммунист чуть ли не с 19-го года, вёл свою молчаливую пропаганду против Мирзы Кучека. В особенности Абукова поддерживал какой-то авантюрист Беленький. В то время Раскольниковым и мною было категорически потребовано от Абукова и Беленького прекращения агитации против Мирзы Кучека. После уже отъезда Раскольникова вся работа свелась к постоянной склоке и комиссарству Абукова.
      Мирза Кучек в письме указывает на невозможность работы с Абуковым, что заставит его даже удалиться из Решта.
      Делегация и начальник десантных отрядов в Персии тов. Кожанов сообщают об агрессивной политике Азербайджана в отношении Персии…
      Всё вышеизложенное подтверждает необходимость немедленного отозвания Абукова и его жены секретаря ЦЕКА Коммунистов Персии Булле, других родственников, а также работников Персии с русскими фамилиями…» [32].
      Рассмотрев 5 августа вопрос «О положении в Персии в связи с новым письмом Кучека Мирзы», пленум ЦК РКП(б) постановил «командировать временно т. Элиаву для работы в Персии в контакте с т. Орджоникидзе» и предложил Наркоминделу РСФСР ускорить работу учреждённой 17 июля комиссии по персидским делам с привлечением в неё Элиавы для выработки соответствующих политических директив и их срочной передачи по телеграфу в Решт. Наркоминделу и Оргбюро ЦК РКП(б) поручалось разрешить вопрос о дальнейшем использовании Кожанова и Абукова в Гиляне [33].
      Рассмотрев 10 августа «предложение т. Чичерина в связи с положением в Персии», Политбюро ЦК РКП(б) предоставило Элиаве «право отзыва, ареста и предания суду виновных», разрешило ему взять с собой в Гилян «т. Кожанова, вернувшегося из Персии», и поручило «рассмотреть и решить вопрос о возможности оставления в Персии т. Абукова» [34].
      Обеспокоенный судьбой своего бывшего подчинённого, командующий Балтфлотом Ф.Ф. Раскольников телеграфировал в Москву: «По полученным сведениям, мой ближайший сотрудник тов. Кожанов, ехавший в распоряжение Балтфлота, постановлением ЦЕКА возвращается в Персию. Очень прошу оставить тов. Кожанова в моём распоряжении, так как он предназначается на очень ответственную должность коменданта Кронштадтской крепости». Тем не менее 18 августа Оргбюро ЦК РКП(б) приняло решение в просьбе Раскольникову отказать и «временно оставить т. Кожанова в распоряжении Ревсовета Кавказского фронта» [35].
      Но хотя «Ардашир» уехал из Москвы вместе с Элиавой, в Персию он так и не попал, поскольку по прибытии в Ростов в связи с высадкой врангелевского десанта на Азовском побережье получил назначение на должность начальника Морской экспедиционной дивизии [36].
      Так закончилось непосредственное участие красных военморов в персидской авантюре. Из них только Б.Л. Абуков и его жена М.О. Булле оставались в Реште.
      В июле 1920 года началось первое крупномасштабное наступление на юг — на Казвин и Тегеран, которое, по мысли Иранского бюро и нового состава РВС Персидской Красной армии, должно было привести к победе пролетарской революции в стране.
      Поначалу операция развивалась успешно. Утром 31 июля Персидская Красная армия овладела укреплённым городом Менджиль. Как указывали в отправленной в тот же день в Москву телеграмме командарм Василий Каргалетели и военком Яков Блюмкин, «англичане отступают. Эта победа одержана в тот день, когда по воле революционных масс и войска персидской республики неспособное к борьбе полуханское правительство Кучек-Хана заменено Иранским революционным комитетом — правительством активной борьбы в теснейшем контакте с Советской Россией. Сообщая Вам (Л.Д. Троцкому. — Прим. авт.) как вождю Великой Российской Красной армии о наших победах, мы просим Вас довести до её сведения нашу уверенность, что, несмотря на различие и отдалённость фронтов Польского и Менджильского, мы ведём одну общую и великую успешную борьбу». В подтверждение этого в 14 ч 31 июля из Энзели «всем радиостанциям» было передано экстренное сообщение, подписанное «членом ЦЕКА ИКП и Реввоенсовета М.О. Булле», в котором извещалось о свержении правительства Кучек-хана [37]. Однако победные реляции были преждевременными.
      6 августа командование Персидской Красной армии (главком Шапур (Каргаретели), члены РВС Мдивани, Абуков, начштаба Благовещенский) сообщало: «Имеется очень благоприятная обстановка для немедленного наступления на Тегеран, но большие переходы и тяжёлые бои под Менджилем окончательно истрепали армию, поэтому нет резервов, а заминка вызовет неблагоприятный перелом. Необходима присылка свежих Русских боеспособных частей под видом добровольцев. Иранский отряд необходимо усиленно обучать» [38].
      15 августа Персидская Красная армия перешла в очередное наступление, ей удалось занять Куинский перевал, казалось, дорога на Казвин и Тегеран открыта, однако в этот решающий момент персидские (а фактически — азербайджанские) под-/52/-разделения, как сформированные из местных уроженцев, так и прибывшие из Баку, частью разбежались, частью перешли к противнику, уничтожив командный состав. РВС Персидской армии надеялся личным выездом на позиции и «крутыми мерами» остановить отход и закрепиться под Менджилем, но одновременно требовал подкреплений, поскольку прибывший рабоче-крестьянский полк — «совершенно необученный сырой материал», годный только для переворота в тылу, а оставшиеся в строю моряки «непригодны для боя» и оставлены в ближайшем резерве.
      Уже 17 августа был оставлен Менджиль, а ещё через три дня при большой панике и выстрелах местного населения в спину — столица Советской Персии Решт. 18 августа РВС Персармии направил в Иранбюро радиограмму с настоятельной просьбой о срочной помощи русскими боевыми частями: «Персидские части — местные и прибывшие из Баку для боя не годны и держатся в ближнем резерве. Подошедшими частями 2-го Рабоче-Крестьянского полка мы рассчитываем закрепиться в районе Наглобера для обороны. Положение может быть восстановлено только присылкой надёжных русских красноармейцев» [39].
      В тот же день Иранский ревком направил радиограмму Реввоенсовету 11-й армии (копия Иранбюро) с просьбой о срочной помощи: «Иранский ревком настоятельно просит выслать полторы тысячи абсолютно надёжных русских красноармейцев. Положение на фронте крайне тяжёлое. Противник наступает превосходящими силами [на] Менджильском [направлении]. Только немедленная присылка русских частей может спасти положение» [40].
      21 августа Абуков, Шапур и Благовещенский направили телеграмму Г.К. Орджоникидзе (копия Мдивани) об отступлении войск Персидской Красной армии под Рештом: «Линия Глаубер — Рустамабал оставлена. Части отходят под давлением превосходных сил противника к Решту. Отсутствие немедленной помощи вызовет полную ликвидацию всего дела в Персии. Телеграфируйте, когда прибудет пополнение» [41].
      Все части, отошедшие из Решта, начали укреплять небольшую 12-вёрстную полосу вокруг Энзели, а серьёзно обеспокоенный возможным крахом Персидского похода Серго Орджоникидзе отправил, несмотря на протесты командования 28-й дивизии и 11-й армии, из Баку недоукомплектованный 244-й стрелковый полк, который всё-таки стабилизировал положение на фронте. Решт удалось вернуть довольно скоро — 27 августа, однако уже 22 сентября он вновь оказался в руках противника.
      В основном против 244-го стрелкового полка действовали уже не англо-индийские части, а персидская казачья дивизия под командованием полковника Старосельского. После вторичного оставления Решта в Энзели был переброшен «полк имени 26», сформированный из русских красноармейцев и командиров. Совместными усилиями столица Персидской Советской республики была возвращена Совнаркому, однако, как отмечалось в донесениях с фронта, противник отошёл в полном порядке и был готов к дальнейшим действиям, тогда как в Красной армии отмечался недостаток обуви и обмундирования. В ходе последнего наступления были потеряны 60 человек убитыми и ранеными, 250 — заболевшими. Начались и проблемы иного порядка. Реввоенсовет Персидской армии сообщал: «Осталось всего 16 ящиков денег. Не хватает даже на выдачу жалования. Просим прислать на ноябрь 50 ящиков».
      ЦК ИКП поспешил найти в своих рядах «стрелочников», виновных в создавшейся ситуации. 1 октября высшим партийным органом были рассмотрены вопросы «о тов. Абукове» и «о нарушении тов. Булле партийной дисциплины». Выступивший в качестве докладчика Султан-заде поведал собравшимся, что, когда Кавбюро в лице Стасовой отказывал ЦК в средствах и всячески препятствовал отъезду его экспедиции в Тавриз, Абуков призывал не унывать и говорил о наличии у него ещё нескольких сотен тысяч николаевских рублей, которые он получил для передачи Кучек-хану, но выдал ему вместо них мало чего стоящие советские «боны». Поскольку же товарищи, как значится в протоколе заседания, подтвердили, «что во время отъезда из Персии у Абукова было с собой несколько миллионов общереспубликанских советских денег», ЦК ИКП поторопился исключить его из своих рядов, о чём и уведомил Кавбюро «для сведения и расследования».
      Мильду Булле, которая по истечении срока командировки не вернулась в Гилян, не выдала полностью тавризской экспедиции переданные ей для этого ценности и не возвратила хранившиеся у неё протоколы заседаний ЦК ИКП, тоже исключили из его состава, и Кавбюро было предложено потребовать от неё объяснений [42]. Хотя Орджоникидзе обратился 6 октября к властям Пятигорска с предписанием «немедленно отправить тов. Булле со всеми документами Иранского Цека в Баку», пять дней спустя Оргбюро ЦК РКП(б) постановило откомандировать супругов в распоряжение Иваново-Вознесенского губкома партии, предоставив им предварительно месячный отпуск [43]. Так на этот раз партийные супруги избежали заслуженного наказания за свои преступления, совершённые в Персии, но в 1937 году они были репрессированы.
      Зимой 1920/21 года активных боевых действий не велось, обе стороны обменивались короткими ударами и поисками разведчиков. А в марте 1921 года был подписан договор между РСФСР и Персией о ненападении и сотрудничестве, который предусматривал раздел Каспийского моря и возможность ввода советских войск в случае проведения Тегераном недружественной антисоветской политики (этот пункт был успешно использован СССР в августе 1941 г.). Москва, в свою очередь, обязалась вывести части Красной армии из Северной Персии. Согласно договору советские войска начали покидать Гилян с апреля и были полностью выведены к 8 сентября 1921 года. После этого Кучекхан, опиравшийся на помещиков и духовенство, вновь возглавил правительство Гилянской республики. 8 мая его армия получила название Персидской Красной армии, а 5 июня была образована Персидская Советская Социалистическая Республика. По-/53/-сле нового неудачного похода на Тегеран Кучек-хан организовал 29 сентября 1921 года очередной внутренний переворот, уничтожив своих главных политических противников, в том числе Хайдара Аму-оглы. В республике началась гражданская война. 2 ноября, воспользовавшись смутой, территорию заняли войска иранского правительства. Мирза Кучек-хан бежал и погиб от холода в горах. Его голову выставили на всеобщее обозрение в г. Решт. Шах восстановил свою полную власть над Каспийским побережьем.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      1. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 44. Поздравительная телеграмма Военно-революционного Совета Персидской Республики председателю Военно-революционного Совета РСФСР Л. Троцкому. 5 июня 1920 г.
      2. Краснов В.Г., Дайнес В.О. Неизвестный Троцкий. Красный Бонапарт: Документы. Мнения. Размышления. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. С. 377, 378.
      3. РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 45. Копия, машинопись.
      4. Там же. Л. 47. Копия, машинопись.
      5. Там же. Ф. 85. Оп. 8. Д. 529. Л. 1—2 (соб.). Копия, машинопись.
      6. Там же. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 4 об. Подлинник, рукопись одного из авторов.
      7. Нет уверенности в том, что данная записка стала телеграммой, отправленной Орджоникидзе.
      8. РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 6. Подлинник, рукопись, по-видимому, самого Кожанова.
      9. Там же. Ф. 495. Оп. 90. Д. 15. Л. 5.
      10. Там же. Д. 16. Л. 10.
      11. Тардов Владимир Геннадьевич — журналист, заведовал отделом печати Наркоминдела РСФСР. В 1920 г. был включён в состав полномочного представительства РСФСР в Иране, заведовал Советским информбюро, позже являлся генконсулом в Исфагане.
      12. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 90. Д. 16. Л. 82.
      13. Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 672. Оп. 1. Д. 1. Л. 13, 18. 14 РГАСПИ. Ф. 64. Оп. 1. Д. 17. Л. 144. Копия, машинопись. 15 Блюмкин Яков Григорьевич (27 февраля (12 марта) 1900 — 3 ноября 1929), российский революционер, работник советских спецслужб. В конце мая 1918 г. принят на службу в ВЧК, в отдел по борьбе с контрреволюцией на должность заведующего «отделением по наблюдению за охраной посольства [Германии] и за возможной преступной деятельностью посольства». Совершил теракт против посла Германии в России В. фон Мирбаха. Во время теракта был ранен. Убийство Мирбаха дало повод большевистским властям объявить левых эсеров вне закона. Перешёл на нелегальное положение. В апреле 1919 г. Блюмкин добровольно явился в ВЧК, был амнистирован. В июне 1919 г. прибыл в Киев для организации подпольной работы в тылу Вооружённых сил Юга России. Левоэсеровские боевики обвинили его в предательстве и организовали три покушения на него. Осенью 1919 г. добровольно вступил в Красную армию и был послан на Южный фронт, а затем — в Особый отдел 13-й армии. 17 июня 1920 г. вместе с женой командирован НКИД в Персию. 8 августа руководил переворотом в г. Решт. 1—8 сентября участвовал в работе Съезда народов Востока в г. Баку. В 1920—1921 гг. учился на восточном факультете Военной академии в Москве, в 1922—1925 гг. работал в секретариате председателя РВСР Л. Троцкого. В 1921 г. вступил в ряды РКП(б). После ухода Троцкого с поста председателя Реввоенсовета поступил на службу в ОГПУ. Был назначен помощником полномочного представителя ОГПУ на Кавказе по командованию внутренними войсками, где принимал участие в репрессиях против участников Паритетного восстания в Грузии осенью 1924 г. Летом 1928 г. ему было поручено организовать агентурную сеть на всём Ближнем Востоке и в Индии. На обратном пути домой в апреле 1929 г. встречался в Стамбуле с высланным из Советского Союза Л. Троцким, согласился привезти и передать его письмо К. Радеку. Был арестован и приговорён к расстрелу.
      16. РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 26. Л. 1. Подлинник, машинопись. Подписи — автограф.
      17. Там же. Д. 13. Л. 10 об. Копия, рукопись.
      18. Там же. Л. 10. Копия, рукопись.
      19. Мдивани Буду (Поликарп Гургенович) (около 1877 — 19 июля 1937), член РСДРП с 1903 г. Активный участник революции и гражданской войны в Закавказье и Персии (в провинции Гилян). Окончил гимназию в Кутаиси. Три года проучился на юридическом факультете Московского университета, откуда был исключён после повторного ареста, связанного с участием в студенческих беспорядках. Входил в состав крупнейших комитетов кавказских организаций РСДРП — Имеретино-Мингрельского в Кутаиси (1903—1906), Союзного в Тифлисе (1905) и Бакинского (1907—1909), а также по заданию партии ездил в Европу для приобретения оружия. В 1913 г. был арестован, заключён в Метехский замок и выслан из России в Персию. После Октябрьской революции 1917 г. отбыл домой в Кутаиси. Вернувшись на родину, участвовал в деятельности тифлисской большевистской организации, затем был завполитотделом 10-й и членом Реввоенсовета 11-й армий, а в марте—июне 1920 г. состоял зампредседателя Северо-Кавказского ревкома, которым руководил Орджоникидзе, и одновременно, с мая, являлся членом президиума Кавбюро ЦК РКП(б) и входил в состав его «Бакинской тройки». В июне 1920 — мае 1921 г. находился в Гиляне. Туда он прибыл как член новообразованного Иранского бюро коммунистических организаций, или Иранбюро. В результате проведения им и другими деятелями Иранской компартии авантюристической политики Персидская Гилянская советская республика была разгромлена в 1921 г. С июня 1921 г. занимал пост председателя Ревкома Грузии, в 1922 г. стал членом Президиума ЦК Компартии Грузии. В 1924 г. был назначен торговым представителем СССР во Франции. В 1928 г. был отозван из Франции, за принадлежность к оппозиции смещён со всех постов, исключён из партии и сослан на 3 года в Сибирь. В 1929 г. ссылка была заменена 3 годами лишения свободы. В 1931 г., после подачи заявления об отходе от оппозиции, был восстановлен в ВКП(б), назначен председателем СНХ ССР Грузии и народным комиссаром лёгкой промышленности ССР Грузии. Также по июнь 1936 г. занимал пост 1-го заместителя председателя СНК ССР Грузии. В 1937 г. его арестовали по делу о «троцкистском шпионско-вредительском центре». 10 июля 1937 г. был расстрелян на окраине Тбилиси. В 1956 г. был реабилитирован.
      20. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 90. Д. 15. Л. 5—6 об. Подлинник, машинопись, подпись — Пылаева.
      21. Там же. Ф. 64. Оп. 1. Д. 17. Л. 144«а». Копия, машинопись.
      22. Там же. Ф. 2. Оп. 2. Д. 329. Л. 1, 1 об. Копия, машинопись.
      23. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 130. Оп. 4. Д. 601. Л. 130.
      24. РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 314. Л. 15.
      25. Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 94. Л. 1; Ф. 39. Оп. 3. Д. 2. Л. 6.
      26. Там же. Ф. 495. Оп. 90. Д. 18. Л. 153—155.
      27. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 195. Оп. 3. Д. 261. Л. 14, 16.
      28. РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 33. Л. 7—8. Заверенная копия, машинопись.
      29. Велихов А.С. Похождения террориста: Одиссея Якова Блюмкина. М.: Современник, 1998. С. 43; Матонин Е.В. Яков Блюмкин. Ошибка резидента. М.: Молодая гвардия, 2016. 448 с.; Ивашов Л.Г. Опрокинутый мир. Тайны прошлого — загадки грядущего. Что скрывают архивы Спецотдела НКВД, Аненербе и Верховного командования Вермахта. М.: Книжный мир, 2018. С. 171—240.
      30. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 90. Д. 5. Л. 3. Копия, рукопись.
      31. РГВА. Ф. 109. Оп. 10. Д. 5. Л. 9—17.
      32. РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 361.
      Л. 2—5 об. Подлинник, рукопись, автограф Бабкина.
      33. Там же. Ф. 17. Оп. 2. Д. 33. Л. 1.
      34. Там же. Оп. 3. Д. 101. Л. 1.
      35. Там же. Оп. 112. Д. 61. Л. 7, 62.
      36. РГА ВМФ. Ф. Р-352. Оп. 2. Д. 119. Л. 1. Послужной список И.К. Кожанова (приказы № 2866). 37. РГАСПИ. Ф. 454. Оп. 1. Д. 2. Л. 61. Копия, машинопись.
      38. Там же. Ф. 64. Оп. 1. Д. 25. Л. 61. Копия, машинопись.
      39. Там же. Д. 20. Л. 46. Копия, машинопись.
      40. Там же. Д. 25. Л. 105. Копия, рукопись.
      41. Там же. Л. 121. Копия, рукопись.
      42. Там же. Ф. 495. Оп.90. Д. 5. Л. 10—11.
      43. Там же. Ф. 17. Оп. 112. Д. 76. Л. 5. /54/
      Военно-исторический журнал. №2. 2021. С. 46-54.
    • Близниченко С.С. Красные военморы в Персии: попытка экспорта революции // Военно-исторический журнал. №1. 2021. С. 41-49.
      Автор: Военкомуезд
      С.С. БЛИЗНИЧЕНКО
      КРАСНЫЕ ВОЕНМОРЫ В ПЕРСИИ: ПОПЫТКА ЭКСПОРТА РЕВОЛЮЦИИ
      «Краса и гордость революции» — так, по меткому выражению наркома по военным и морским делам (наркомвоенмора) РСФСР Л.Д. Троцкого, называли в первые годы советской власти военморов Рабоче-крестьянского Красного флота (РККФ). Они не только активно участвовали в 1917 году в свержении власти царя и Временного правительства в своей стране, но и пытались сделать подобное за рубежом. После окончания знаменитой Энзелийской операции Волжско-Каспийской военной флотилии (ВКВФ) в мае 1920 года советское руководство с помощью военморов-каспийцев предприняло ряд шагов по экспорту революции в юго-восточные страны, одной из которых стала шахская Персия. На её территории, примыкавшей к порту Энзели, развернулись события, едва не приведшие к свержению правящей иранской династии.
      Ещё до прихода ВКВФ в Гилянской провинции полыхало восстание. Возглавлял его лидер лесных повстанцев-дженгелийцев Мирза Кучек-хан, имевший среди простых людей репутацию освободителя от ненавистных англичан и их продажных шахских приспешников. Агенты разведслужбы III Интернационала — Совинтерпропа и РВС Туркестанского фронта во главе с М.В. Фрунзе в марте 1920 года установили первые контакты с Кучек-ханом. Но высадка морского десанта с кораблей ВКВФ в Энзели потребовала изменения состава советских переговорщиков. Теперь вся инициатива перешла к Кавказскому бюро ЦК РКП(б) и РВС Кавказского фронта во главе с Г.К. Орджоникидзе (Серго), напрямую замыкавшихся при решении данных вопросов на председателя Совета народных комиссаров (Совнаркома) В.И. Ленина и наркомвоенмора Л.Д. Троцкого. Оперативное руководство операцией было возложено на военморов и их разведку.
      10 мая 1920 года командующему Ленкоранским боевым участком и начальнику всех десантных отрядов ВКВФ И.К. Кожанову [1] поступил доклад № 1 от начальника Информотдела А.М. Гаджиева Мустафаева: «Сотрудника Афонина Степана, присланного Вами, я отправляю к Кучек-Хану. К Кучек-Хану путь избираем через Энзели на персидском баркасе, так как ему команда знакома — можно подкупить» [2]. В справке помощника начальника Информотдела П.А. Плеханова отмечалось, что Афонин передал Кучек-хану «письмо от Кожанова и значок [орден Красного Знамени]» [3].
      19 мая, сразу же после изгнания военморами из Энзели англичан, командующий ВКВФ (комфлота) Ф.Ф. Раскольников [4] подписал приказ по флотилии о том, что её «первый, второй и третий десантные отряды переименовываются в Экспедиционный корпус» (сокращённо — Экспедикор), командиром (комкором) назначается И.К. Кожанов [5], а военным комиссаром (военкомом) — Б.Л. Абуков [6]. В тот же день комкор своим приказом утвердил временно исполняющим должность начштаба Экспедикора П.П. Шешаева — начальника штаба десантных отрядов (десотрядов) флотилии, который, подменяя Кожанова, находился тогда в Астаре и поэтому к исполнению своих непосредственных обязанностей приступил лишь 30 мая.
      В день подписания приказа по поручению комфлота Ф.Ф. Раскольникова военком десантных отрядов Б.Л. Абуков направил на имя народного предводителя Гилянской провинции Персии (полевого командира в современной терминологии) письмо следующего содержания:
      «Дорогой товарищ Мирза Кучек-Хан.
      Советской России давно известно о твоих подвигах в деле осво-/41/-бождения некогда великого и могущественного персидского народа от английского ига и предавшего за английское золото свою родину шахского правительства. Поэтому мы пользуемся первым удобным случаем, чтобы приветствовать в твоём лице освободителя униженной и оскорблённой Персии. Мы считаем своим долгом поставить тебя в известность о целях нашего прихода в Энзели. Мы пришли сюда не в качестве завоевателей и не для того, чтобы вместо английского ярма наложить на исстрадавшуюся Персию новое русское ярмо. В Энзели нас привело то обстоятельство, что здесь находятся суда и военное имущество, принадлежавшее Советской России и увезённое оттуда контрреволюционерами.
      Мы совершенно не касаемся существующего порядка, ибо на то нас персидский народ не уполномочивал, а мы всегда делаем то, что говорим. Говорим же мы, что каждый народ имеет право определять свою судьбу так, как он этого желает. Как только мы заберём своё имущество, мы должны уйти, ибо наша задача будет тогда окончена.
      Но от многих твоих сторонников с момента нашего пребывания в Энзели нам приходится слышать, что наше дальнейшее присутствие здесь необходимо, ибо с нашим уходом опять [воцарится] здесь ненавистная и для нас, и для вас английская власть. Это послужило поводом для того, чтобы написать тебе письмо и узнать твоё мнение, ибо для Советской России только твоё мнение может иметь решающее значение по данному вопросу.
      Мы готовы всеми силами помочь персидскому народу избавиться от английского ига. Если наша помощь нужна тебе, то ты должен со своей стороны немедленно связаться с нами. Было бы очень желательно лично повидаться с тобой и обо всём подробно поговорить и условиться о дальнейшей совместной работе. Если твой приезд в Энзели почему-либо невозможен, то назначь время [нашей] встречи для личных переговоров.
      Да здравствует освобождённая прекрасная Персия. Да здравствует борец за освобождение Персии Кучек-Хан. Да здравствует союз освобождённой Персии с Советской Россией» [7].
      22 мая 1920 года окрылённый быстрой победой над белогвардейцами и англичанами командующий Волжско-Каспийской военной флотилией Ф.Ф. Раскольников срочно телеграфировал председателю Реввоенсовета Республики и наркомвоенмору Л.Д. Троцкому (копия В.И. Ленину): «Только что вернулся из Энзели, настроение в Персии не поддаётся описанию. Весь народ встречал нас с необычным энтузиазмом. Первоначально красные флаги были вывешены только местами, но теперь уже весь город разукрасился ими. Мы заявили, что во внутренние дела Персии вмешиваться не будем, предоставляя персидскому народу самому решить свою судьбу. Губернатор остался в Энзели и приветствовал нас от имени персидского Правительства…
      В начале мною было заявлено, что мы пришли только за своим имуществом и за белогвардейским флотом, но вчера я передал губернатору заявление, что ввиду восторженного приёма красных моряков населением и раздающихся со всех сторон просьб о том, чтобы мы остались с ними и не отдавали на растерзание англичан, красный флот останется в Энзели даже после того, как всё военное имущество будет вывезено. Первый, второй и третий десантные отряды военных моряков переименованы в Советский Экспедиционный корпус и начальник десантных отрядов товарищ Кожанов назначен командиром экспедиционного корпуса. Прошу вашей санкции на формирование корпуса и утверждение Кожанова в качестве комкора…
      Завтра вечером я и товарищ Орд[ж]он[и]кидзе выезжаем в Энзели для встречи с Кучек-Ханом. Прошу Ваших указаний относительно дальнейшей политики в Персии. Могу ли я считать у себя развязанны[ми] руки в смысле продвижения в глубь Персии, если в Персии произойдёт переворот и новое правительство призовёт нас на помощь?..
      Что касается лично меня, то прошу Центральный комитет РКП ввиду полного окончания боевых действий на Каспии и ввиду того, что на Балтике и на Чёрном море никаких серьёзных боевых действий быть не может, а предстоит длительная строительно-созидательная работа, для которой нужны люди иного склада и иного темперамента, я прошу перевести меня на работу в Наркоминдел, использовав меня для участия в революционном движении других стран. В настоящее время очень ответственная работа предстоит на Востоке, и если возможно, то я просил бы оставить меня здесь, дав мне ту или иную работу» [8].
      Отправляя эту телеграмму, Ф.Ф. Раскольников уже знал о том, что руководством РСФСР принято решение, оформленное в виде протокола № 13 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 22 мая 1920 года, следующего содержания: «Предрешить назначение т. Раскольникова командующим Балтийским флотом, окончательно решив этот вопрос через три недели. Поручить тов. Троцкому известить о решении Политбюро т. Раскольникова» [9].
      Решение об отзыве Раскольникова, принятое через несколько дней после взятия Энзели, было вызвано стремлением советского правительства «спасти лицо», т.е. подтвердить версию своей полной непричастности к действиям Волжско-Каспийской флотилии, явившимся якобы делом личной инициативы комфлота. Ленин и Троцкий не хотели осложнения отношений с Англией из-за ситуации в Гилянской провинции Персии.
      Раскольников решил максимально использовать отведённые ему до отъезда на Балтику три недели для укрепления позиций Кучек-хана. Тем более что на это ему была дана санкция высшего руководства РСФСР. Вот документальное свидетельство этого в виде выписки из протокола № 15 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 25 мая 1920 года: «О восточной политике. а) О Персии. Одобрить в общем политику Комиссариата Иностранных Дел, предполагающего оказывать поддержку освободительному движению народов Востока.
      а) Вменить в обязанность т. Раскольникову по оказании необходимой помощи Кучек-Хану иму-/42/-ществом, инструкторами и проч., передать под власть последнего Энзели и другие пункты Персии, находящиеся в наших руках, убрать из этих пунктов флот, заявив, что это делается по распоряжению советского правительства, ввиду полного нежелания последнего вмешиваться во внутренние дела Персии.
      Оставить в Энзели некоторую часть судов под видом полицейской службы, но под Азербайджанским флагом в качестве, необходимом для постоянного содействия Кучек-Хану.
      б) Поручить соответствующим ведомствам рекомендовать Орджоникидзе проводить такую политику, которая, безусловно, поддерживала бы Кучек-Хана или вообще демократические революционные элементы в их борьбе с шахским правительством в целях осуществления независимости Персии…» [10].
      Как уже говорилось выше, в связи с новым характером предстоящей операции десантные отряды ВКВФ были реорганизованы в Экспедиционный корпус. Вручая комкору И.К. Кожанову мандат, комфлота Ф.Ф. Раскольников обрисовал ему обстановку в Северной Персии и вытекавшие из этого оперативные задачи: «Флот уходит в Баку. У персидских берегов остаётся пока один эсминец. События могут принять самый неожиданный оборот, и Вам нужно быть готовым ко всему. Связь со мной держите через корабельную радиостанцию» [11]. Сообщив эту информацию, комфлота попрощался и отбыл на флагманском корабле в столицу Советского Азербайджана.
      В своём обращении к бойцам Экспедикора И.К. Кожанов подчёркивал: «Предстоящая работа в Персии связана с колоссальными затруднениями политического и общего порядка и требует максимального напряжения воли, ума, энергии. Два года десантные отряды терпели все тяготы и лишения боевой жизни. Каждому из нас памятны отдельные моменты, когда обстановка была особенно тяжёлой. Где бы ни появились наши отряды, они с честью выполняли свой долг. Но теперь значение наших действий будет ещё больше: мы будем совершенно одни, оторванные от нашей родной земли, будем самостоятельно способствовать революции на Востоке» [12].
      Это обращение имело важное значение для мобилизации сил оставшихся в Персии моряков-десантников. Как тогда им казалось, они первые несли на своих штыках свободу угнетённым народам Востока от поработителей — местных феодалов и английских оккупантов. Назревала предреволюционная ситуация со специфическим азиатским оттенком. И комкору Кожанову со своими бойцами предстояло принять в грядущих событиях непосредственное участие.
      Все десантные отряды сливались в трёхбатальонный пехотный полк моряков численностью около 750 человек, командовать которым И.К. Кожанов поручил начальнику 1-го десотряда Я.И. Осипову [13], тем же приказом утверждённому начальником гарнизона г. Энзели и его окрестностей и начальником Рештского боевого участка.
      Расположив свой штаб в «Гранд-Отеле» и объявив район на военном положении, Осипов в приказе № 1 от 19 мая 1920 года по гарнизону г. Казьяна строжайше запретил всякую продажу спиртных напитков и хождение по улицам с 10 часов вечера до 5 часов утра. Всем офицерам «без различия национальности и определения возраста, а также и всем солдатам, ранее служившим в Добровольческой и Английской армиях», предписывалось в течение 24 часов зарегистрироваться у комендантов Казьяна и Энзели. Разграбленное населением имущество бежавших деникинцев, англичан и местной буржуазии, а также всё огнестрельное и холодное оружие, за исключением кинжалов и охотничьих ружей, подлежало немедленной сдаче в трофейную комиссию Экспедикора, причём ослушавшимся грозили арест и предание военно-революционному суду [14].
      Одна из главных задач начальника гарнизона заключалась в поддержании дисциплины среди своих подчинённых, которые «расслабились» в связи с победой над белогвардейцами и англичанами. В очередном приказе по гарнизону от 21 мая Осипов констатировал: «…наблюдаются случаи самовольных арестов граждан военморами», «народное имущество… бесстыдно расхищается», а «хулиганские выходки под влиянием винных паров не прекращаются». Отмечая, что аресты, производимые для пресечения этих «позорящих и дискредитирующих рабоче-крестьянскую Советскую власть беспорядков», не оказывают должного воздействия, начальник гарнизона обещал применять «самые суровые и решительные меры наказания вплоть до расстрела» [15]. И за словом последовало дело. За нарушение этого приказа был расстрелян один из военморов. Однако не все формальности были соблюдены, и уже 29 мая сам Осипов был отстранён от должности и сдал её В. Клаусману, одновременно передав полк моряков командиру 1-й роты И. Шишину.
      Поскольку смена командования вызвала толки среди десантников, И.К. Кожанов в приказе по Экспедикору подчёркивал: «…Предстоящая работа в Персии благодаря своей сложности мыслима лишь в том случае, если все ответственные работники будут соответствовать своему назначению», и если кто-либо из них «окажется недостаточно сильным для выполнения возложенных на него обязанностей, то его необходимо сразу же отстранить от должности даже в том случае, если он в прошлом сумел завоевать доверие» [16]. Вслед за этим бывшему начальнику гарнизона Осипову, его военкому Костромину, коменданту Казьяна Панкову и ещё нескольким военморам был объявлен строгий выговор «по делу расстрела военмора конного эскадрона т. Суханова», а 5 июня виновные в бессудной казни были преданы суду Ревтрибунала [17].
      Одновременно с этими событиями продолжалась переписка между Кавбюро ЦК РКП(б) и руководителями партии и правительства. 23 мая Орджоникидзе доложил в Москву Ленину, Сталину и Чичерину о готовности начать с помощью Кучек-хана борьбу за советскую власть в Персии: «Дайте нам точные указания, какой политики придерживаться в Персии. Мусульманскими /43/ частями занят Ардебиль. Без особого труда можем взорвать весь персидский Азербайджан — Тавриз. Действовать вовсю опасаемся. Опять получим нагоняй, а поэтому прошу сейчас же ответить. Моё мнение: с помощью Кучек-Хана и персидских коммунистов провозгласить советскую власть, занимать города за городами и выгнать англичан. Это произведёт колоссальное впечатление на весь Ближний Восток… Прошу ответа не позже завтрашнего дня 2-го и 12-го часа, так как вечером думаю вместе с Раскольниковым выехать на один день в Энзели» [18].
      Как сообщал в тот же день комкор И.К. Кожанов: «23 утром Кучек прибыл в Энзели. В результате беседы выяснилось, что он хочет начать революционное движение в Персии под советскими лозунгами, для чего считает необходимым образование советского правительства в Персии. Население Кучек-Хана встречает восторженно. Все ждут переворота. Принимаем все меры для предотвращения преждевременных шагов, но думаю, что вряд ли удастся удержать революционное движение» [19].
      А вот как позднее Ф.Ф. Раскольников описывал встречу этого местного вождя жителями провинции: «Энзели ожидал Кучек-Хана, скрывавшегося в лесах. Он был тогда грозой англичан. Полуразбойник, полуреволюционер, сторонник национального освобождения Персии, он наводил ужас на английских купцов и офицеров, смело нападая на автомобили из-за скал горного перевала между Казвином и Тегераном. Немало фордов было сброшено им под откос в глубокую пропасть. Как легендарный Робин Гуд, Кучек-Хан отнимал имущество у богатых и раздавал его бедным. Подобно герою английской легенды, он был сказочно неуловим. Крестьяне кормили, поили и прятали его.
      Пёстрая толпа затопила весь берег и тесный квадрат пристани, державшейся на сваях. Город был возбуждён томительным ожиданием торжественной встречи необыкновенного гостя. Кучек-Хан уже несколько лет не был в Энзели.
      И вот он пожаловал. Сперва показался отряд загорелых, черноволосых курдов, вооружённых винтовками, револьверами и кинжалами. Это был отряд личных телохранителей Кучек-Хана. Затем появился и сам Кучек-Хан, сопровождаемый своими соратниками и шумно приветствуемый персидской толпой. Высокий, стройный, красивый, с правильными чертами лица, он шёл с непокрытой головой и раскланивался с народом. Длинные тёмные вьющиеся кудри пышными локонами падали на его плечи, а грудь была туго обтянута косым крестом пулемётных лент. Широкие брюки заправлены в бледно-зелёные обмотки, завязанные белыми тесёмками. На ногах — вышитые серебром жёсткие кожаные туфли с острыми, загнутыми кверху носками…» [20].
      26 мая 1920 года наркомвоенмор Л.Д. Троцкий направил директивную телеграмму Ф.Ф. Раскольникову о характере действий советского командования в оккупированном Энзели:
      «Сообщаю основные директивы политики в Персии:
      Первое, никакого военного вмешательства под русским флагом. Никаких русских экспедиционных корпусов. Всемерное подчёркивание нашего невмешательства с прямой ссылкой на требования Москвы убрать русские войска и красный флот из Энзели, дабы не вызывать подозрения в стремлении к захвату.
      Второе, оказать всемерное содействие Кучек-Хану и вообще освободительному народному движению Персии инструкторами, добровольцами, деньгами и прочее, сдав в руки Кучек-Хана занимаемую нами территорию.
      Третье, если для успеха дальнейшей борьбы Кучек-Хана необходимо участие военных судов, поставить таковые под флагом Азербайджанской республики и оказывать от её имени помощь Кучек-Хану.
      Четвёртое, надо помочь и оставить в Персии широкую советскую организацию.
      Пятое, нам необходимо заставить правящую Англию понять, что мы… в Персии и вообще на Востоке [оставаться] не собираемся и готовы дать действительные гарантии нашего невмешательства…» [21].
      На следующий день в Энзели состоялись переговоры советских представителей с лидером дженгелийцев. Об этом в заметке «Кучек-Хан у Раскольникова», опубликованной в печатном органе ЦИК РСФСР, сообщалось следующее: «Ташкент, 4 июня. 27 мая вождь персидских революционеров Кучек-Хан посетил командующего флотом тов. Раскольникова. Встреча произошла на пароходе “Курск” в Энзели. Почти всё население высыпало навстречу любимому герою. Кучек-Хану был устроен торжественный приём. В беседе принимали участие тт. Раскольников, Орджоникидзе, Алиев» [22].
      Как отмечал в своих воспоминаниях один из участников встречи М. Исрафилов, «в продолжение часовой беседы Мирза Кучек-Хан был в высшей степени учтив, любезен и крайне предупредителен ко всем участникам совещания… Предложение Мирзы Кучек-Хана состояло из двух положений: первое — совместные действия объединённых сил советских войск и его, Мирзы Кучек-Хана, против англичан до полного очищения территории Персии от последних, и второе — ниспровержение шахского правительства в Тегеране как ставленников и сторонников англичан. Что касается третьего положения, молчаливо обойдённого тов. Раскольниковым, о возможности проведения социальных реформ, то сам Мирза Кучек-Хан, затронув этот вопрос, поставил условием воздержаться от этих шагов в Персии, мотивируя это тем, что народ персидский тёмен, находится под опекой религии, и немедленное проведение реформ без предварительной подготовки населения вызовет слишком сильное противодействие со стороны тех слоёв, при содействии и полной поддержке которых только и возможно успешное выполнение задачи освобождения Персии от англичан. Таким образом, между Кучек-Ханом и тов. Раскольниковым был заключён вербальный договор, состоящий из двух первых положений» [23].
      О перегибах местных коммунистов говорилось в докладе выехавших в июне 1920 года в Москву представителей Кучек-хана — Мозаффера-заде и Гаука-Хушенга: «Тов. Агаев, проходивший партийную школу в Баку, не имея политического опыта и не обладая известным революционным тактом, не желая считаться с особенностью жизни персидского народа, начал разжигать умы персидских рабочих в городе Энзели, натравливая их против мелкобуржуазного класса…
      Население города Энзели, чтя и уважая тов. Мирзу Кучека, апеллировало к нему, умоляя принять меры к прекращению подобного безобразия и обратиться к тов. Раскольникову за помощью. Этот вопрос, являясь принципиальным, был обсуждён в присутствии члена [Кавбюро] ЦК партии [большевиков] Орджоникидзе и Раскольникова, Кожанова и Абукова. Тов. Орджоникидзе… отдал тут же на пароходе “Курск” приказ партии “Адалет” /44/ прекратить подобную агитацию и всецело работать с правительством Мирзы Кучека, выставив лозунг “Долой англичан и их наймитов — шахское правительство”» [24].
      30 мая заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан направил телеграмму Раскольникову и Орджоникидзе с предостережением о политике осторожной советизации Персии: «Желание Кучек-Хана образовать Советскую власть в Персии… требует величайшей осторожности. По настроению персов [в] Энзели, Реште и пограничных районах с Азербайджаном нельзя судить о всей Персии…
      Борьба, естественно, должна вестись против англичан и против той части чиновничества и имущих классов, которые вместе с англичанами. Необходимо сплотить Кучек-Хана, персидских коммунистов и другие демократические группы, которые за революционную борьбу против правительства и Англии.
      Мы не возражали бы против организации новой власти по типу Советской власти, причём государственно-административный аппарат был бы советским, но без нашего социального содержания…» [25].
      В свою очередь в конце мая 1920 года председатель Совета министров Персии Восуг-уд-Доуле направил через комфлота ВКВФ Ф.Ф. Раскольникова нотупротеста народному комиссарупо иностранным делам РСФСР Г.В. Чичерину, в которой, в частности, говорилось следующее: «…Само собой разумеется, что и Советское правительство не пожелает, чтобы внутренний порядок и спокойствие в соседней стране, столь сильно пострадавшей от прежнего русского режима, теперь же находился под угрозой русских революционеров. Ввиду того, что дальнейшее пребывание в Персии Советских сил будет создавать непрерывное осложнение и вызовет нежелательные последствия, что в свою очередь натурально будет тормозить дело восстановления добрососедских отношений, я позволяю себе ещё раз подчеркнуть необходимость немедленного увода Советских войск из пограничных областей Персии…» [26].
      Наращивание российской военной мощи в Гиляне не могло не тревожить тегеранское правительство, которое с негодованием напоминало Москве о том, что, вопреки всем её заверениям о неприкосновенности для РСФСР территории Персии, большевистские войска по-прежнему занимают Энзели и Решт, а «командующий вооружёнными силами Казаков (Кожанов) и политический агент Обухов (Абуков) продолжают оставаться со своими войсками в этих районах и стараются организовать восстание среди населения». Чичерину ничего не оставалось, как утверждать, что «ни в Энзели, ни в Реште сейчас нет русских войск», и упомянутые в персидской ноте лица «как якобы являющиеся одно — командующим армией, а другое — политическим представителем России, в действительности не занимают ни этих, ни каких-либо иных официальных русских постов и их качество и место пребывания нам не известны» [27].
      Между тем революционные события в Гилянской провинции Персии нарастали как снежный ком. И советское правительство не поспевало за их ходом. Всё зависело от непосредственных исполнителей на местах. И одними из них, сыгравших отрицательную роль в деле советизации Персии, стали военком Экспедикора Б.Л. Абуков и его жена М.О. Булле [28]. 30 мая Абуков направил открытую радиограмму из Энзели в Баку Ф.Ф. Раскольникову и Г.К. Орджоникидзе: «После Вашего отъезда решено было Мирзой Кучек составить временное правительство, Реввоенсовет и приступить к негласной работе. Мирза-Кучек уехал, до сих пор сведений от него не поступало…» [29].
      Одновременно командование Экспедикора предприняло действия по оказанию давления на оккупантов-англичан. Для этого 1 июня военный агент (атташе) РСФСР в Персии Г.Н. Пылаев [30] с отрядом в 300 человек начал наступление на занятую британскими войсками столицу провинции Гилян. О результате он доложил на следующий день: «Решт был оставлен англичанами 2 июня. Причины очевидно следующие: стратегическое положение Решта чрезвычайно неудобно для обороны его. Сведения же о переброске частей Красной Армии через Энзелийский залив на Фумен англичане получили, и это их ставило в положение быть отрезанными от базы в Менджиле. Поэтому англичане и ушли из Решта, после чего все шахские чиновники и купечество города приехали к М. Кучеку, находившемуся в это время в восьми верстах от города в Пасихане, с просьбой явиться в Решт» [31].
      Не дожидаясь окончания этой операции, вечером 1 июня Кожанов сообщил Раскольникову о том, что капитуляция английских войск и оставление ими без боя Решта произвели потрясающее впечатление не только на всю Персию, но и на британские колониальные войска: «Прибыло в Энзели 20 индусов, перебежавших от англичан. Индусы просят нашего покровительства». Радушно принятые и окружённые большим вниманием, перебежчики клялись, что первый выстрел со стороны Красной армии будет для сипаев сигналом к тому, чтобы поднять на штыки свои офицеров-англичан [32].
      К 1 июня на персидской территории находились около двух с половиной тысяч моряков и красноармейцев, около 40 пулемётов и 12 орудий. Нужно было срочно принимать решение об использовании этих сил и средств в предстоявшей операции. Однако ясности в этом вопросе не было. Наоборот, появились серьёзные сомнения.
      Как сразу выяснилось, Орджоникидзе был очень разочарован результатами переговоров с лидером повстанцев и целых пять дней обдумывал свои дальнейшие действия. В телеграмме Карахану (копии — Ленину и Сталину) от 2 июня, не скрывая своей досады, он сообщал: «Ни о какой Советской власти в Персии речи и быть не может. Кучек-Хан не согласился даже на поднятие земельного вопроса. Выставлен только единственный лозунг: “Долой англичан и продавшееся тегеранское правительство!”, хотя против этого восставали местные товарищи. Пока трудно сказать, что получится» [33].
      2 июня Раскольников подписал приказ начальнику [казачьей] дивизии, сохранившейся в Персии со /45/ времени правления царя Николая II, «тов. Старосельскому», в котором говорилось: «Десант Красной Армии занимает Казьян. Красный флот стоит в бухте Энзели. Войска Кучек-Хана заняли город Решт. Вам надлежит:
      I. Оставаясь во главе дивизии и удерживая на местах весь командный состав, поддерживать вверенную Вам дивизию в состоянии надлежащей боеспособности.
      II. В целях уничтожения английского влияния в Персии оказывать всяческое содействие представителям Российской Советской Власти и агентам Кучек-Хана.
      III. Оставаясь по мере возможности в стороне, употребить всю Вашу силу и Ваше влияние для воздействия на демократические круги Персии с целью установления в Тегеране временного революционного комитета, который, опираясь на вверенную Вам дивизию, должен поддерживать порядок и спокойствие в Тегеране до вступления туда Кучек-Хана и до образования новой власти.
      IV. Ни под каким видом не принимать на службу во вверенную Вам дивизию бывших офицеров Добровольческой Армии как изменников и предателей интересов России, прислужников английского империализма.
      V. О положении в Тегеране присылать донесения в Казьян на имя тов. Кожанова» [34].
      Однако этот приказ так и не был передан Старосельскому. И последствия этого в дальнейшем были трагичными.
      А в это время Раскольников через Кожанова активно действовал в Гиляне, подготовив провозглашение там советской власти и создание органов управления. Причём в эти советские органы Гилянской провинции были делегированы Кожанов и Абуков.
      3 июня Кожанов доложил Раскольникову: «Завтра в 9 часов выезжаю вместе с членами Реввоенсовета Персии в Решт» [35]. И уже на следующий день он послал радиограмму в Баку Орджоникидзе: «Убедительно просим ещё раз срочной высылки вооружённой живой силы, аэропланов, броневиков, а также всё просимое.
      Командующий вооружёнными силами Персидской Республики Ардашир “Кожанов”, члены Реввоенсовета Республики Южанулла [Эсханулла], Музафар-Заде» [36].
      Таким образом, советское руководство в Москве и на Кавказе было поставлено перед фактом самовольного захвата власти военморами ещё до официального провозглашения переворота в Гиляне.
      Действительно, в ночь с 4 на 5 июня с непосредственным участием Ф.Ф. Раскольникова, И.К. Кожанова и Б.Л. Абукова было образовано Временное республиканское правительство под председательством Кучек-Хана, взявшего на себя также руководство военным ведомством. «На должности комиссаров, учредить которые ему было рекомендовано, — указывал А.А. Нехавенди [37], — Кучек-Хан выбрал лиц из молодых прогрессивных деятелей Персии, зарекомендовавших себя в различных этапах революционного движения». Почти все члены правительства, по российскому образцу привычно названного Совнаркомом, являлись уроженцами Гиляна: в основном это были местные купцы, богатые чиновники и даже помещики. При главе правительства аккредитовывались временный поверенный в делах РСФСР М. Исрафилов и военный агент Г.Н. Пылаев, мандаты которым подписал «по уполномочию Советского правительства командующий Российским и Азербайджанским Каспийским военным флотом Раскольников» [38].
      6 июня 1920 года Ф.Ф. Раскольников отправил телеграмму на имя В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого и Г.В. Чичерина. В ней, в частности, говорилось: «Только что приехал из Решта. В ночь с 4 на 5 июня в Реште образовалось Временное Революционное Правительство Персии в следующем составе: председатель Временного революционного Правительства и Военный комиссар — товарищ Мирза Кучек, комиссар финансов — Мирза Магомед АлиБазари, комиссар торговли — Мирза Абул Казум Реза-Заде, комиссар юстиции — Махмуд Ага, комиссар почт и телеграфа — Насрулла, комиссар народного просвещения — Ходжи Могамед-Али-Хан-Хумами. Все члены Временного Революционного Правительства — старые сподвижники тов. Мирза Кучек и участники первой Персидской революции.
      Наряду с Временным Революционным Правительством сформирован Революционный Военный Совет в следующем составе: Ехсахулла и Мир-Салех Музафет-Заде. Двумя другими членами Реввоенсовета Персидской Республики избраны наши русские товарищи коммунисты Кожанов и Абуков. Несмотря на усиленные просьбы тов. Мирза Кучек и его сподвижников о вступлении наших товарищей в состав Реввоенсовета, я заявил, что они будут оказывать самое полное содействие, но в состав Реввоенсовета временно не войдут. Прошу Ваших указаний, могут ли товарищи Кожанов и Абуков, за политическую подготовленность которых я, безусловно, ручаюсь, войти в состав Реввоенсовета Персидской Республики, или этого делать не следует. Быть может, Вы разрешите им войти в Реввоенсовет Персии, целиком перейдя на персидскую службу и формально порвав с Советской Россией…» [39].
      В тот же день Ф.Ф. Раскольников сделал ещё одну попытку остаться в Гиляне. Он отправил Л.Д. Троцкому (копия В.И. Ленину) телеграмму с просьбой разрешить ему продолжить революционную работу в Персии: «Обстановка на Каспийском море позволяет совершенно свободно немедленно отозвать меня с должности Комфлота. Боевые задачи закончены, программа реорганизации остающейся военной силы Каспморя разработана и частью осуществлена. Завершить это дело не составляет труда. Но ввиду того, что в Персии началась революция, и я, действуя согласно Вашим директивам, глубоко вошёл в это дело, прошу ЦЕКА разрешить мне исполнить мой долг революционера до конца и оставить меня для политической работы в Персии. Если ЦЕКА не найдёт возможным удовлетворить мою просьбу, то во всяком случае прошу оставить меня здесь до приезда уполномоченного по делам Персии. Внезапный мой отъезд в настоящее время произведёт чрезвычайно неблагоприятное впечатление на Временное Революционное Правительство Персии и будет иметь вид неодобрения со стороны Москвы тактической линии, проводимой мною и персидскими революционерами согласно Вашим указаниям. Надеюсь, что ЦЕКА найдет возможным, по крайней мере временно, оставить меня в Персии, если не в качестве ответственного работника, то, по крайней мере, рядовым революционным бойцом» [40].
      В ожидании ответа из Москвы Раскольников продолжал активно действовать и направлять персидских революционеров по пути дальнейших преобразований. Об этом свидетельствует его очередная телеграмма от 8 июня Л.Д. Троцкому (копии В.И. Ленину и Г.В. Чичерину): «На митинге четвёртого июня Мирза-Кучек произнёс следующую речь: “Яркий свет за-/46/-жёгся в России, но первоначально мы были так ослеплены его лучами, что даже отвернулись от него. Но теперь мы поняли всё величие этого лучезарного светила. Если лампа, горящая в России, затухнет, то у персидского народа нет спичек снова разжечь её. Поэтому все усилия персидского народа должны быть направлены к союзу с Советской Россией. В знак тесного союза с русскими большевиками я обнимаю и целую представителей Советской России”» [41].
      По свидетельству одного из соратников Кучек-хана, Г.И. Егикяна, на митинге выступил и комкор Кожанов, который заявил, что Красная армия пойдёт на любые жертвы для изгнания англичан из Персии, Месопотамии и Индии, а трудящиеся массы Востока должны сплотиться вокруг вождя революции товарища Мирзы Кучек-хана, дабы завоевать себе свободу и уничтожить угнетателей — шаха, помещиков и иностранных капиталистов. Небезынтересно, что официальный переводчик К.Я. Гаук (Хушенг), бывший российский подданный, уволенный со службы в консульстве за подделку документов, являвшийся одной из самых влиятельных и близких к Кучек-хану фигур, переводя речь Кожанова на персидский язык, постарался смягчить её радикализм, заменив выражение «трудящиеся массы Востока» на «мусульман всего мира», а вместо призыва к борьбе против местных и иностранных капиталистов ограничился лишь «европейскими капиталистами» [42].
      6 июня Раскольников докладывал в Москву: «…Временное Революционное Правительство Персии, на заседании которого я присутствовал, передало мне, что во главу угла своей деятельности оно кладёт осуществление социализма на основе принципов тов. Ленина. В настоящее время тов. Мирза Кучек считает целесообразным выдвинуть только один лозунг: “Долой англичан!”. После занятия Тегерана, когда необходимость на первых порах поддерживать ханов будет целиком использована, он объявит о передаче земли народу. Временное Революционное Правительство Персии заявило мне, что ввиду малоопытности в государственных делах они просят как наших постоянных указаний, так и содействия путём откомандирования на персидскую службу специалистов. В первую очередь необходимы специалисты по вопросам советского строительства и подоходного налога…» [43].
      Просьба комфлота Ф.Ф. Раскольникова об оставлении его в Персии была рассмотрена 8 июня Политбюро ЦК РКП(б). В его решении (протокол № 18, п. 5 от 8 июня 1920 г.) говорилось: «Подтвердить постановление о выезде т. Раскольникова и о назначении его командующимБалтийским флотом» [44].
      Таким образом, Раскольникову не удалось остаться у руля революции в Персии, и он вынужден был подчиниться приказу из Москвы. Но дело, начатое им в Персии, продолжало жить и развиваться.
      Просьба комкора И.К. Кожанова и военкома десантного отряда ВКВФ Б.Л. Абукова о переходе в подданство Персии, переданная Раскольниковым, была рассмотрена на том же заседании Политбюро ЦК РКП(б). В его решении говорилось: «п. 16. ЦК не видит никакой возможности препятствовать или запретить т.т. Абукову и Кожанову, раз они выходят из гражданства РСФСР, перейти в подданство Персии» [45].
      8 июня председатель Особотдела, сформированного согласно приказу Кожанова по Экспедикору от 28 мая, обратился в Реввоенсовет 11-й армии с рапортом, в котором просил «дать через комиссара особых поручений Особотдела тов. Игнатенко все надлежащие инструкции для дальнейшей работы в пределах Персии». Отзываясь о Кучек-хане как о «буржуазном демократе», главная цель которого «изгнать всех европейцев и захватить власть в свои руки», глава Особотдела в качестве подтверждения своих слов с негодованием сообщал о том, как 8 июня им по требованию Гусейнова был послан отряд для проведения обыска у одного азербайджанского подданного — миллионера Рамазанова, но сделать этого не удалось, ибо, как выяснилось, купец «получил охранительную грамоту от защитника буржуазии Кучек-Хана… И в это же время, зная определённые наклонности Кучек-Хана, каждый моряк задаёт сам себе вопрос: почему тов. Кожанов, зная это, ведёт меньшевистскую соглашательскую политику и имеет ли он инструкции из Центра?». Ознакомившись с этим рапортом, Орджоникидзе написал на нём свою резолюцию: «Тов. Абукову. Председателя Особотдела отстранить и отправить в Баку» [46].
      ПРИМЕЧАНИЯ
      1. Кожанов Иван Кузьмич (12(24) мая 1897 — 22 августа 1938), член РКП(б) с марта 1917 г. Из крестьянской семьи, переселившейся на Кубань из Орловской губернии. Окончил церковно-приходскую школу в Екатеринодаре и реальное училище в Ростове-на-Дону. В 1915 г. поступил в Петроградский горный институт, откуда со 2-го курса в сентябре 1916 г. перешёл в Отдельные гардемаринские классы. С октября 1917 по январь 1918 г. находился в учебном плавании на ВКР «Орёл» на Тихом океане. Вместе с товарищами-большевиками пытался захватить власть на крейсере, но был списан на берег в Гонконге и отправился во Владивосток. В феврале 1918 г. был уполномоченным по советизации Сибирской военной флотилии. С 22 февраля 1918 г. — в 1-м береговом морском отряде при НКМД. 18 июня 1918 г. вместе с Ф.Ф. Раскольниковым принимал участие в затоплении части кораблей эскадры Черноморского флота в Цемесской бухте г. Новороссийска. В конце октября 1918 г. в Казани вступил в отряд моряков-десантников Волжской военной флотилии, затем возглавил его. В мае 1919 г. за бои у дер. Котловка на Восточном фронте был награждён орденом Красного Знамени РСФСР. В июле 1919 г. был назначен командиром всех десантных отрядов ВКВФ. Участвовал в боях при обороне Астрахани и на Северном Кавказе осенью—зимой 1919/20 г. и в Энзелийской операции. С июня по август 1920 г. находился в Персии, принял персидское подданство и под псевдонимом «Ардашир» был членом РВС Персидской Красной армии. В сентябре—декабре 1920 г. командовал морской экспедиционной дивизией при обороне Мариуполя. В марте—мае 1921 г. — командующий Балтфлотом. В 1922—1924 гг. — начальник и военком Морских сил Дальнего Востока. В 1927 г. окончил Военно-морскую академию. С 1927 по 1929 г. — военно-морской атташе СССР в Японии. В 1931—1937 гг. — командующий Черноморским флотом. Арестован 5 октября 1937 г. Расстрелян 22 августа 1938 г. Реабилитирован 7 июля 1956 г.
      2. Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. Р-672. Оп. 1. Д. 149. Л. 2—5.
      3. Там же. Д. 129. Л. 5.
      4. Раскольников (Ильин) Фёдор Фёдорович (28 января (9 февраля) 1892 — 12 сентября 1939), член РСДРП(б) с 1910 г. Родился в семье протодьякона. В 1908 г. окончил приют принца Ольденбургского, в 1913 г. — экономическое отделение Санкт-Петербургского политехнического института. Революционной деятельностью занялся на первом курсе института. В 1911 г. — сотрудник газеты «Звезда», в 1912 г. стал первым секретарём газеты «Правда». Был арестован и осуждён к административной высылке. В начале 1913 г. освобождён по амнистии. В 1914 г. был призван на флот. В 1914—1917 гг. учился в Отдельных гардемаринских классах в Петрограде. После Февральской революции 1917 г. ЦК большевистской партии направил его в /47/ Кронштадт, в редакцию газеты «Голос Правды». Был товарищем (заместителем) председателя Кронштадтского Совета рабочих и солдатских депутатов, председателем городского комитета РСДРП(б), одним из руководителей политической жизни Кронштадта. Возглавлял колонну моряков на антиправительственной демонстрации в ходе июльских событий 1917 г., был арестован, в октябре освобождён. С октября 1917 г. — член Военно-революционного комитета Петроградского совета. После захвата власти большевиками участвовал в боях под Пулковом против войск генерала Петра Краснова, затем во главе отряда моряков выехал на поддержку революции в Москве. В ноябре 1917 г. был назначен комиссаром при Морском генеральном штабе, постановлением Всероссийского съезда моряков военного флота «за преданность народу и революции» произведён из мичмана в лейтенанты. С января 1918 г. занимал посты заместителя народного комиссара по морским делам и члена коллегии Морского комиссариата. Один из руководителей «Ледового» похода кораблей Балтфлота из Ревеля в Гельсингфорс и Кронштадт (февраль—май 1918 г.). Один из организаторов потопления кораблей Черноморского флота в Новороссийске с целью воспрепятствовать их захвату немцами (июнь 1918 г.). С июля — член Реввоенсовета Восточного фронта, образованного в связи с выступлением Чехословацкого корпуса, с августа — командующий Волжской военной флотилией. Участвовал во взятии Казани, освобождении Камы. В октябре—декабре — член Реввоенсовета Республики. В декабре 1918 г. возглавил разведпоход эсминца «Спартак» под Ревель, где корабль потерпел аварию и был захвачен англичанами. После почти пятимесячного пребывания в лондонской тюрьме был обменян на 19 пленных английских офицеров. В июне—июле 1919 г. — командующий Астрахано-Каспийской, затем Волжско-Каспийской флотилиями. Участвовал в боях под Царицыном, Чёрным Яром, в обороне Астрахани. После взятия Баку и провозглашения советской власти в Азербайджане был назначен командующим Морскими силами Каспийского моря, а затем командующим Азербайджанским флотом. Руководил операциями по взятию форта Александровского и персидского порта Энзели, где базировался военный флот белогвардейцев. С июня 1920 по январь 1921 г. был командующим Балтийским флотом. В 1921—1923 гг. служил полпредом РСФСР в Афганистане. С 1924 г. работал в Исполкоме Коминтерна под фамилией Петров. В 1924—1926 гг. был редактором журнала «Молодая гвардия», в 1927—1930 гг. — «Красная новь». Был главным редактором издательства «Московский рабочий». В 1928—1930 гг. был председателем цензурного органа по контролю за репертуаром театров и эстрады Главреперткома, начальником Главискусства, членом коллегии Наркомпроса РСФСР. Знал несколько иностранных языков, был автором ряда статей, книг, пьесы «Робеспьер», инсценировки романа Л. Толстого «Воскресение». С 1934 г. был членом Союза писателей СССР. В 1930—1933 гг. был полпредом СССР в Эстонии, в 1933— 1934 гг. — в Дании, с сентября 1934 по апрель 1938 г. — в Болгарии. Органами НКВД было установлено наблюдение за ним «на основании данных о том, что, являясь полномочным представителем СССР в Болгарии, хранил документы Троцкого». В апреле 1938 г. по вызову из Наркомата иностранных дел СССР выехал из Софии, но в СССР так и не вернулся. Жил в Париже. В июле 1939 г. Верховным судом СССР был объявлен вне закона, лишён советского гражданства. 26 июля 1939 г. опубликовал в парижской русской эмигрантской газете «Последние новости» протестное письмо «Как меня сделали “врагом народа”», в котором потребовал гласного пересмотра своего дела. Умер в Ницце 12 сентября 1939 г., предположительно от пневмонии. По другой версии, убит агентами НКВД. После его смерти во Франции было опубликовано получившее широкую известность «Открытое письмо Сталину» (написано в августе 1939 г.), ставшее наиболее резким обвинением вождя в массовых репрессиях. В 1963 г. был посмертно реабилитирован.
      5. РГА ВМФ. Ф. Р-352. Оп. 2. Д. 119. Л. 1. Послужной список И.К. Кожанова (приказ командующего ВКВФ № 2244 от 19 мая 1920 г.).
      6. Абуков Батырбек Локманович (1899—1938), член РКП(б) с ноября 1918 г. Выходец из состоятельной семьи кабардинских феодалов-узденей. Окончил гимназию в Кисловодске и поступил в Екатеринославский горный институт. Учёбу прервала революция. Вернувшись на Кавказ, работал секретарём окружного продкомитета и агентом по реквизиции скота в Нальчике, с апреля 1918 г. состоял секретарём Горского совета при Кисловодском Совдепе, который и представлял на 5-м съезде народов Терской республики во Владикавказе. По партийной мобилизации был зачислен в 1-й Советский полк обороны Северного Кавказа в качестве рядового красноармейца, но во время боя заменил убитого комроты, был назначен помощником командира и затем возглавил Отдельный горский кавдивизион, который сам сформировал. В ноябре 1919 г., едва оправившись после ранения и контузии, был откомандирован в распоряжение комфлота ВКВФ Ф.Ф.Раскольникова, который поручил ему командование 4-м десантным отрядом моряков и позже выдвинул на должность военкома всех десантных отрядов флотилии. В этой должности участвовал вместе с командиром всех десотрядов ВКВФ И.К. Кожановым в очищении Ленкоранского уезда от войск мусаватистов. В 1920—1921 гг. находился в Персии. В октябре 1920 г. отозван ЦК РКП(б) из Персии и направлен в Иваново-Вознесенскую губернию, где работал членом президиума Союза текстильщиков. Как военно-политический работник по мобилизации Ивановского губкома участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа. В 1921 г. отозван в Наркомат по делам национальностей, где работал завотделом, а затем отв. секретарем коллегии. В 1924 г. окончил Восточное отделение Военной академии РККА. До 1931 г. возглавлял различные управления главка «Хлебопродукт» и состоял членом правления объединения «Союзхлеб». С 1932 по 1933 г. обучался в Институте мирового хозяйства и мировой политики. После окончания вуза был командирован в Башкирию, где последовательно занимал должности начальника политотдела зерносовхоза, зам. директора Башзернотреста и зав. совхозным сектором Башкирского обкома ВКП(б). В октябре 1937 г. был исключён из рядов партии как «враг народа». Арестован 14 октября 1937 г. Обвинён: ст. 58-7, 58-8, 58-11. Расстрелян 13 июля 1938 г. Реабилитирован в октябре 1956 г.
      7.  Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 7, 7 об. Подлинник, подпись — автограф Абукова, машинопись.
      8. Там же. Ф. 2. Оп. 2. Д. 293. Л. 1—3. Копия, машинопись.
      9. Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 81. Л. 1. Копия, машинопись.
      10. Там же. Д. 83. Л. 1. Копия, машинопись.
      11. Варгин Н.Ф. Флагман флота Кожанов. М.: Воениздат, 1980. С. 36.
      12. РГА ВМФ. Ф. Р-672. Оп. 1. Д. 35. Л. 79. Приказы по действующим единому десантному отряду, 1-му десантному отряду, полку моряков отдельного экспедиционного корпуса и 1-й отдельной стрелковой бригаде Персидской Красной армии. Копии.
      13. Осипов Яков Иванович (1(12) января 1892 — 2 ноября 1941), в ВКП(б) с 1926 г. Образование высшее, окончил КУВНАС. Ученик слесаря машиностроительного завода, г. Рига (1906—1910); слесарь замочного завода, г. Рига (1910—1913). Служил по призыву в Российском Императорском флоте (1913—1918): матрос-машинист крейсера «Рюрик», Балтийский флот. Член РСДРП(б) (1917—1918). Исключён из партии за бессудный расстрел матроса-мародёра. Служил в РККА (1918—1941): механик вооружённого военного буксира «Ташкент», помощник начальника отряда судов, Волжская военная флотилия (1918), в боях под Казанью, когда корабль попал в западню, раненый, продолжал стрелять из носового орудия до тех пор, пока буксир не скрылся под водой; комполка стр., 5-я Уральская стр. дивизия (1918—1919); начальник десантного отряда, Волго-Каспийская военная флотилия (1919—1920), /48/ участвовал в боях под Елабугой, Царицыном и Астраханью, зимой 1919/20 г. командовал одним из десантных отрядов ВКВФ, действовавших против белых и дезертиров в Калмыкии и на Ставрополье, в мае 1920 г. участвовал в десантной операции ВКВФ в Энзели; с 19 мая 1920 г. — начальник 1-го десотряда Экспедикора в Персии, начальник гарнизона г. Энзели и его окрестностей и начальник Рештского боевого участка. 29 мая 1920 г. был отстранён от должности за превышение власти, 5 июня 1920 г. вместе с другими виновными в бессудной казни военмора был предан суду Ревтрибунала, был частично оправдан и отправлен в Баку; для особых поручений при штабе Морской экспедиционной дивизии, Южный фронт (1920); инструктор строевой подготовки штаба 11-й армии (1920—1921); командир флотского экипажа, Черноморский флот (1921—1922); заведующий плавающими средствами Морских сил Дальнего Востока (1922—1931); комендант гарнизона Амурской военной флотилии (1931—1937); окончил Высшие командные курсы РККА; помощник коменданта Хабаровского военного порта, Амурская военная флотилия (1937); комендант Хабаровского военного порта, Амурская военная флотилия (октябрь 1937 — 1 апреля 1939); начальник тыла Одесской ВМБ (1 апреля 1939 — 8 августа 1941); комполка 2-го морской пехоты, Черноморский флот (8—15 августа 1941); комполка 1-го морской пехоты, Черноморский флот, Приморская армия (15 августа — 2 ноября 1941); участвовал в обороне Одессы; погиб у с. Курцы в Крыму в бою; после войны перезахоронен в Одессе. Звание: интендант 2 (1936) ранга; полковник (1941). Награды: орден Красного Знамени (1941); медаль «ХХ лет РККА» (1938). № партбилета 0444484 (1936). См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 12.
      14. РГА ВМФ. Ф. Р-672. Оп. 1. Д. 20. Л. 2—4.
      15. Там же. Д. 84. Л. 69—71.
      16. Там же. Д. 35. Л. 83.
      17. Там же. Д. 58. Л. 17—23. Переписка с юридическим отделом и ревтрибуналом ВКВФ о проведении дознания на военных моряков и протоколы допросов.
      18. Там же. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 38. Л. 2—3. Копия, рукопись.
      19. Российский государственный военный архив. Ф. 226. Оп. 1. Д. 8. Л. 118.
      20. Раскольников Ф.Ф. На боевых постах (военные мемуары). М.: Воениздат, 1964. С. 336, 337.
      21. РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 10—12. Копия, рукопись.
      22. Известия. 1920. 10 июня.
      23. РГАСПИ. Ф. 454. Оп. 1. Д. 1. Л. 67.
      24. Там же. Оп. 90. Д. 15. Л. 15—16.
      25. Там же. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 17. Копия, заверенная флаг-секретарём, машинопись.
      26. Там же. Л. 1—3. Копия, машинопись.
      27. РГА ВМФ. Ф. Р-672. Оп. 1. Д. 1. Л. 1—5, 13, 15, 23, 25—26; Д. 35. Л. 62—64, 78.
      28. Булле Мильда Оттовна (1892 — 13 июля 1938), латышка, дочь народного учителя. В 1911—1917 гг. народный учитель, затем газетный работник. В годы Первой мировой войны оказалась в Ставропольской губернии вместе с больным туберкулёзом мужем Ф.Х. Булле. С февраля 1918 г. — большевичка, избрана секретарём Кисловодского горкома партии большевиков и секретарём Кисловодского совета. Осенью 1918 г. назначена политкомиссаром 1-го рабочего полка Совета обороны Северного Кавказа. В боях за Ессентуки заменила заболевшего тифом командира полка Кофанова, за что в 1927 г. была награждена орденом Красного Знамени. С апреля 1919 г. — начальник политотдела 7-й кавдивизии 11-й армии. С июня 1919 г. — заместитель начальника политотдела 11-й армии С.М. Кирова. Осенью 1919 г. избрана секретарём Астраханского губкома РКП(б). В 1920 г. — заведующая агиторготделом ЦК компартии Азербайджана, член Бакинского совета. Работала вместе со вторым мужем Б.Л. Абуковым в органах Гилянской республики, была избрана ответственным секретарём ЦК Иранской КП(б). Заболев тропической лихорадкой, с разрешения Кавбюро уехала из Персии. Находилась в распоряжении ЦК РКП(б). По собственной просьбе назначена в Иваново-Вознесенск, где работала зав. отделом РКИ, затем в губполитпросвете. С августа 1921 г. — в НКИД референтом по Персии и зам. зав. отделом Ближнего Востока, затем — в НК по делам национальностей и в Совете национальностей. В 1924 г. окончила Восточное отделение Военной академии РККА. В 1929 г. — член комиссии по чистке партии. С осени 1929 г. переведена в аппарат Коминтерна, занимала должности референта, заместителя заведующего Международным женским секретариатом, члена коллегии Агитпропа, Скандинавского и Восточного секретариата. С 1933 г. — в Башкирии, куда её муж Б.Л. Абуков был направлен на работу. Работала в местном Наркомземе, заведовала культпросветотделом обкома партии. В июне 1937 г. была назначена зам. наркомздрава республики. Арестована 14 октября 1937. Обв.: ст. 58-10, 58-11. Расстреляна в один день с мужем 13 июля 1938 г.
      29. РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 3. Копия, рукопись.
      30. Пылаев Георгий Николаевич (12(24) апреля 1894 — 26 октября 1937), член РСДРП(б) с 1912 г., активный участник Октябрьской революции и Гражданской войны. Русский, из крестьян. Получил образование в Грязовецком городском училище. В дни революции в составе красногвардейского отряда завода участвовал в захвате важнейших стратегических объектов столицы. С конца октября 1918 г. работал в Высшем совете народного хозяйства (ВСНХ) РСФСР. В октябре 1918 г. — управляющий делами РВС 2-й армии. С ноября 1918 по январь 1919 г. — военком 2-й бригады 28-й стрелковой дивизии В.М. Азина. С дивизией прошёл славный боевой путь от Сарапула до Екатеринбурга. Приказом РВСР от 18 июля 1919 г. награждён орденом Красного Знамени и после лечения в октябре того же года отправлен на учёбу в Военную академию Генерального штаба. 16 апреля 1920 г. назначен военным агентом (атташе) РСФСР в Персии. Там действовал под псевдонимом «Фатулла», командовал Мазендаранской Красной армией. В 1921 г. — командующий Донецкой трудовой армией. Участвовал в восстановлении Донбасса и разгроме банд Махно, Маруси, Золотого Зуба и других многочисленных контрреволюционных шаек, свирепствовавших на Украине. В дальнейшем находился на ответственной партийной и советской работе. Был делегатом XII—XVII партийных съездов. С 25 апреля 1923 по 18 декабря 1925 г. являлся членом Центральной контрольной комиссии (ЦКК) РКП(б). 21 февраля 1926 г. был избран председателем исполкома Свердловского городского совета. В октябре 1927 г. переведён в Ленинград, в бюро Выборгского райкома ВКП(б). После убийства С.М. Кирова был снят со своего поста и отправлен в Донецкую область. 11 марта 1937 был арестован и 26 октября расстрелян. Реабилитирован посмертно.
      31. РГАСПИ. Ф. 532. Оп. 4. Д. 384. Л. 5. Копия, рукопись.
      32. Там же. Ф. 85. Оп. С. Д. 34. Л. 3.
      33. Там же. Д. 2. Л. 1.
      34. Там же. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 12. Подлинник, рукопись, подпись — автограф Раскольникова.
      35. Там же. Л. 22. Подлинник, рукопись, подпись — автограф Кожанова.
      36. Там же. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 4. Копия, рукопись.
      37. Нехавенди Мирза Али Акбар — один из «лесных братьев», выполнявший дипломатические поручения Кучек-Хана. Летом 1920 г. был направлен Гилянским совнаркомом в Баку.
      38. РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 30—31, 49; Ф. 544. Оп. 3. Д. 44. Л. 4—5; Ф. 495. Оп. 90. Д. 15. Л. 76.
      39. Там же. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 23—26. Подлинник, рукопись, подпись — автограф Раскольникова.
      40. Там же. Л. 35, 35 об. Копия, машинопись.
      41. Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24130. Л. 1. Копия, машинопись.
      42. Егикян Г.И. Советы и дженгелийское движение. Тегеран, 1985. С. 581, 582 (на перс. яз.).
      43. РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 23—26. Подлинник, рукопись. Подпись — автограф Раскольникова.
      44. Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 86. Л. 1—4. Копия, машинопись.
      45. Там же.
      46. Там же. Ф. 85. Оп. С. Д. 77. Л. 3.
      (Окончание следует)
      Военно-исторический журнал. №1. 2021. С. 41-49.
    • Плавания полинезийцев
      Автор: Чжан Гэда
      Кстати, о пресловутых "секретах древних мореходах" - есть ли в неполитизированных трудах, где не воспеваются "утраченные знания древних", сведения, что было общение не только между близлежащими, но и отдаленными архипелагами и островами?
      А то есть тенденция прославить полинезийцев, как супермореходов, все знавших и все умевших.
      Например, есть ли сведения, что жители Рапа-нуи хоть раз с него куда-то выбирались?
    • Каталог гор и морей (Шань хай цзин) - (Восточная коллекция) - 2004
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл Каталог гор и морей (Шань хай цзин) - (Восточная коллекция) - 2004
      PDF, отсканированные стр., оглавление.
      Перевод и комментарий Э. М. Яншиной, 2-е испр. издание, 2004 г. 
      Серия -- Восточная коллекция.
      ISBN 5-8062-0086-8 (Наталис)
      ISBN 5-7905-2703-5 (Рипол Классик)
      "В книге публикуется перевод древнекитайского памятника «Шань хай цзин» — важнейшего источника естественнонаучных знаний, мифологии, религии и этнографии Китая IV-I вв. до н. э. Перевод снабжен предисловием и комментарием, где освещаются проблемы, связанные с изучением этого памятника."
      Оглавление:

       
      Автор foliant25 Добавлен 01.08.2019 Категория Китай
    • «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      PDF
      Исследование, перевод с китайского, комментарий и приложения М. Ю. Ульянова; научный редактор Д. В. Деопик.
      Китайское средневековое историко-географическое описание зарубежных стран «Чжу фань чжи», созданное чиновником Чжао Жугуа в XIII в., включает сведения об известных китайцам в период Южная Сун (1127–1279) государствах и народах от Японии на востоке до Египта и Италии на западе. Этот ценный исторический памятник, содержащий уникальные сообщения о различных сторонах истории и культуры описываемых народов, а также о международных торговых контактах в предмонгольское время, на русский язык переведен впервые.
      Тираж 300 экз.
      Автор foliant25 Добавлен 03.11.2020 Категория Китай