Гоков О. А. Персидская казачья бригада в 1882-1885 гг. // Восток (Oriens). - 2014. - № 4. - С. 48-60.
В статье рассматривается история Персидской казачьей бригады в 1882-1885 гг., когда ею командовал П.В. Чарковский. За это время бригада приобрела классический вид, который формально не изменялся вплоть до конца ХIХ в. Внешне это была хорошо организованная, обмундированная и обученная воинская часть, но в ней существо вали определенные внутренние проблемы. В российском Министерстве иностранных дел возобладала точка зрения на бригаду как на политический проект. Его главными целями было недопущение в иранскую армию английских инструкторов и усиление рус ского влияния на шаха. Результатом стал акцент в подготовке бригады на внешнее обучение. Боеспособность и внутренняя целостность приносились в жертву показному эффекту.
В. А. Косоговский
Насер ад-Дин-шах
Персидская казачья бригада (далее - ПКБ; официальное название - Казачья его величества шаха бригада) - уникальное воинское соединение персидской армии, существовавшее под руководством русских инструкторов с момента формирования первого полка в 1879 до 1920 г. (в 1916 г. переформирована в дивизию). Ее создание было инициировано российским посланником в Тегеране И.А. Зиновьевым. Оно находилось в тесной связи с завоеванием русскими Ахал-теке и борьбой с Великобританией по этому поводу, а также за влияние при шахском дворе [Хидоятов, 1969, с. 348-423]. Несмотря на имеющиеся публикации [Гоков, 2003; Гоков, 2008; Красняк, 2007; Тер-Оганов, 2010; Тер-Оганов, 2012; Rabi, Ter-Oganov, 2009], некоторые фрагменты ее истории требуют более детальной проработки. Один из них - период с 1882 по 1885 гг., когда командиром ПКБ, или Заведующим обучением персидской кавалерии (далее - заведующий), как официально именовалась его должность, был Петр Владимирович Чарковский. До сих пор наиболее целостно его деятельность в Иране1 была изложена в исследовании Н.К. Тер-Оганова [Тер-Оганов, 2012, с. 62-67]. Но внутренние проблемы и реальное состояние ПКБ освещены им скудно. В данной статье я пытаюсь дать возможно полный анализ деятельности П.В. Чарковского и положения бригады в рассматриваемый период.
Первым Заведующим был подполковник, затем полковник Генерального штаба (далее - ГШ) Алексей Иванович Домонтович, пробывший в Персии с 1879 до 1882 гг. и пришедшийся по душе шаху Насреддину [Красняк, 2007, с. 72-78; Тер-Оганов, 2012, с. 52-62]. В 1882 г., по окончании контракта, А.И. Домонтович, несмотря на просьбы шаха, не был оставлен на занимаемой должности. Причиной этому послужил конфликт с И.А. Зиновьевым [Косоговский, 1923, с. 392]. По распоряжению военного министра П.С. Ванновского, с марта 1882 г. кавказское начальство было озабочено поиском новой кандидатуры на должность Заведующего. По инициативе начальника штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенанта ГШ П.П. Павлова, одобренной назначенным в начале 1882 г. главноначальствующим на Кавказе и командующим войсками Кавказского военного округа генералом от кавалерии А.М. Дондуковым-Корсаковым, вместо А.И. Домонтовича было решено командировать состоявшего по Кубанскому казачьему войску полковника ГШ П.В. чарковского.
Новый заведующий происходил из петербургских дворян. Он родился 15 апреля 1845 г., окончил Павловский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую академию ГШ. В службу вступил 29 сентября 1861 г. Служил в лейб-гвардии конно-артиллерийской бригаде. В чине капитана участвовал в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. За первый год войны был награжден орденами Владимира 4-й степени с мечами и бантом, святого Станислава 2-й степени и святой Анны 2-й степени с мечами. После окончания ускоренного курса Академии ГШ был выпущен в ГШ. В марте 1878 г. был переименован в подполковники ГШ, а уже в августе за отличия произведен в полковники. В 1879 г. за кампанию был награжден золотым оружием. С марта 1878 по январь 1879 г. П.В. Чарковский был командиром дивизиона конно-артиллерийской бригады и занимал должность начальника штаба 1-й Кавказской казачьей дивизии. С января 1879 по октябрь 1882 г. числился только начальником штаба [Глиноецкий, 1882, с. 174; Список генералам по старшинству, 1891, с. 840; Список генералам по старшинству, 1896, с. 659]. Одновременно он являлся активным участником военной разведки на Кавказе. Будучи на указанной должности, П.В. Чарковский был назначен на пост секретаря трапезундского консульства [РГВИА, ф 446, д. 44, л. 19]2. В Военном министерстве ни у начальника Главного штаба Н.Н. Обручева, ни у главы ведомства кандидатура не вызвала возражений, о чем было сообщено посланнику в Тегеране [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 8-9].
5 июня 1882 г. император Александр III разрешил назначить полковника ГШ П.В. Чарковского на должность Заведующего обучением персидской кавалерии [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 19-20]3. Об этом было проинформировано Министерство иностранных дел. Поскольку шах настаивал на скорейшем прибытии нового Заведующего [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 16], назначенный 28 марта 1882 г. министром иностранных дел Н.К. Гирс телеграфировал поверенному в делах в Тегеране (И.А. Зиновьев находился в России в отпуске) срочно приступить к переговорам о возобновлении “на прежнем основании контракта для нашего инструктора” [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 27]. 16 июля российский поверенный в делах в Тегеране К.М. Аргиропуло подписал с шахским правительством новый контракт на три года [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 52-53]4.
Условия контракта в основном повторяли текст соглашения 1879 г. [Красняк, 2007, с. 79; РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 52, 57-59; Тер-Оганов, 2012, с. 63-64; Browne, 1910, р. 228-232]. Он был написан на французском и персидском языках и состоял из одиннадцати статей. В первой из них указывалось, что П.В. Чарковский назначается кавказским начальством на место А.И. Домонтовича на три года в качестве военного инструктора персидских “казаков”. Ему в обязанность вменялась подготовка и строевое обучение кавалерийских частей, определенных персидским Военным министерством, по российскому образцу. Второй статьей было оговорено, что в помощь полковнику кавказской администрацией назначаются 3 офицера и 5 урядников. Указывалось, что имена членов военной миссии полковник должен сообщить посланнику в Тегеране, а тот - иранскому правительству.
Третья статья была посвящена вопросам материально-финансового обеспечения. Заведующий должен был получать 2400 туманов (24 000 французских франков) в год, выплачиваемых ежеквартально, и ежедневный фураж для пяти лошадей. Обер-офицерам было оставлено жалование, как и при А.И. Домонтовиче - каждому около 1200 туманов (12 000 французских франков). Содержание урядников составляло 20 туманов в месяц или 240 туманов в год на человека5. Пятой статьей фиксировалось, что деньги эти должны выплачиваться, начиная со дня подписания настоящего соглашения. В шестой статье указывалось, что 400 туманов (4006 франков) - аванс за два месяца - должны быть выданы полковнику в день подписания контракта. По четвертой статье инструкторы должны были получить от персидского правительства для оплаты своего путешествия 100, 75 и 24 полуимпериалов6 соответственно. Согласно статье десятой по окончании контракта персидское правительство обязалось заплатить офицерам те же суммы командировочных расходов для возвращения в Россию. При этом право на них сохранялось членами военной миссии, если “соглашение будет отменено по желанию персидского правительства до окончания указанного срока”.
Седьмая статья гласила, что по всем вопросам, связанным со службой, полковник должен действовать в соответствии с указаниями персидского Военного министерства, которому он подчинен. Это же министерство было обязано выплачивать ему зарплату. Восьмым пунктом иранское правительство обязывалось компенсировать П.В. Чарковскому все дорожные расходы, сделанные полковником по его приказу. Девятая статья фиксировала, что полковник не может отменять или изменять положения контракта, не может покинуть службу персидскому правительству до окончания трехлетнего срока. Исключение составляла болезнь, из-за которой П.В. Чарковский был бы не в состоянии выполнять свои обязанности. Полковнику разрешался отпуск на срок, не превышающий трех месяцев, “если его здоровье или частные дела в нем нуждаются”. Но в этом случае генштабист не имел права на получение каких-либо выплат (в том числе и зарплаты) от тегеранского правительства. Аналогичные условия были зафиксированы и относительно других членов военной миссии. Согласно последней, одиннадцатой статье, инструкторы с момента получения суммы на дорожные расходы через русскую дипломатическую Миссию в течение двух с половиной месяцев должны были прибыть в Тегеран.
Одновременно происходил процесс зачисления полковника на новую должность. Как отмечалось, с 1879 г. он был секретарем трапезундского консульства, являясь негласным военным агентом. По традиции перед назначением на этот пост П.В. Чарковский был уволен с военной службы с сохранением штатной должности, но без содержания, права на производство в следующий чин и пр., и причислен к Министерству иностранных дел с переименованием в чин коллежского советника7. Поэтому при командировании его в Персию необходима была обратная процедура. Это требовало согласований между Военным министерством и Министерством иностранных дел. Они были закончены в начале июля. Высочайшим приказом от 16 июля П.В. Чарковский был возвращен на военную службу и переименован в полковника ГШ [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 43]8. А 18 июля П.П. Павлову было дано указание за подписью начальника главного штаба Н.Н. Обручева вызвать П.В. чарковского из Трапезунда в Тифлис. По прибытии полковник получил восьмидневный отпуск [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 45-46]. Его поездка в Иран задерживалась, поскольку в Тифлисе ожидали одного из новых инструкторов - командированного Главным штабом хорунжего Денисова [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 46-47]. Наконец, в августе члены миссии выехали в Тегеран. Вместе со сменой Заведующего произошла и смена российских инструкторов. Есаул Е.А. Маковкин был оставлен кавказским начальством на второй срок. Кроме него офицерами были назначены Кубанского казачьего войска есаул Меняев и хорунжий Денисов [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 53]. Что касается урядников, то часть их была заменена, а часть осталась на второй срок [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 27].
Новый командир явно не имел той инициативности в политических делах, что его предшественник, но хорошо знал свое дело и старался его исполнять. За время своего командования ПКБ П.В. Чарковский довел количество человек в бригаде до 9009 за счет включения в нее 300 мухаджиров. Мухаджирами именовали выходцев из Закавказья (Эриванской и Бакинской областей), покинувших его после подписания Туркманчайского мирного договора 1828 г. и осевших в Персии [Колюбакин, 1883, с. 61-62; Мамонтов, 1909, с. 91]. А.И. Домонтовичу были выделены 400 человек из иррегулярной кавалерии мухаджиров, отличавшихся крайне слабой дисциплиной [Косоговский, 1923, с. 391]. В.А. Косоговский писал, что “при Чарковском удалось убедить остальных 300 тегеранских мухаджиров10, которые при первоначальном формировании бригады не пожелали стать казаками и сели в бест11, поступить в бригаду на тех же условиях, на каких были приняты первые четыреста, то есть с сохранением своего родового или наследственного содержания” [Косоговский, 1923, с. 392]. Вслед за В.А. Косоговским современные исследователи утверждают, что та часть мухаджиров, которая не соглашалась на службу в бригаде, стараниями П.В. Чарковского была зачислена в состав бригады на тех же условиях, что и их соотечественники [Красняк, 2007, с. 79; Тер-Оганов, 2012, с. 64].
Однако мне представляется, что зачисление это произошло не только по настоянию полковника, но по желанию самих мухаджиров и шаха. Первоначально мухаджиры негативно отнеслись к попыткам зачислить их в ПКБ. Их начальник откровенно вредил А.И. Домонтовичу, не желая терять своего положения. Однако со временем ситуация изменилась. Главным в этом изменении стало финансовое обеспечение и статус, которых добился для бригады ее первый командир. В условиях, когда денежное содержание мухаджиров год от года ухудшалось, стабильное положение находившихся в ПКБ их соплеменников не могло не привлекать. В то же время включение оставшихся мухаджиров в ряды ПКБ временно решало задачу, поставленную А.И. Домонтовичем. В 1880 г. он писал И.А. Зиновьеву о том, что положение мухаджиров, которые не были введены в состав бригады, действует разлагающе на их одноплеменников-“казаков” [Красняк, 2007, с. 132-133]. В частности, первый Заведующий обращал внимание, что, не неся никакой службы, они проживают в Тегеране и пользуются своим содержанием. «Такого рода факты, - писал он, - весьма неблагоприятно действуют на “казаков”, несущих довольно трудную службу, заставляя их всеми силами уклоняться от нее» [Красняк, 2007, с. 132-133].
В 1883 г. П.В. Чарковский из мухаджиров разного пола и возраста сформировал третий полк и эскадрон “Кадам”, т.е. ветеранов (в данном случае - стариков), причем женщин и детей зачислил пенсионерами, которые продолжали получать в виде пенсий наследственное жалование мухаджиров. Кроме того, полковник преобразовал гвардейский полуэскадрон в эскадрон12 и сформировал хор музыкантов [Косоговский, 1923, с. 393]. В октябре того же года в подарок от российского императора Александра III ПКБ было доставлено 4 орудия образца 1877 г. и 532 заряда к ним [Кублицкий, 1884]. На базе этих пушек в 1884 г. П.В. Чарковский сформировал при ПКБ конную батарею [Тер-Оганов, 2012, с. 65].
Указанные изменения были связаны с внешнеполитическими планами россии на Среднем Востоке. В 1881-1885 гг. происходило покорение империей туркменских земель, на которые отчасти претендовала и Персия. Продвижение России вызвало ответную реакцию англичан, стремившихся создать антироссийский блок на Среднем Востоке [Давлетов, Ильясов, 1972; Присоединение Туркмении к России, 1960, с. 549-797]. Поэтому поддержание мирных отношений с Ираном, привлечение расположения шаха к России были одними из важнейших задач русской дипломатии. ПКБ служила одним из инструментов внешнеполитического влияния.
Структура бригады стала выглядеть следующим образом. Во главе ее стоял полковник русского Генерального штаба - Заведующий обучением персидской кавалерии; русские офицеры и урядники считались его помощниками - наибами. Составляли ПКБ три полка: два из мухаджиров, один - из добровольцев. “При сформировании, по штату в каждом полку полагалось по четыре эскадрона, а в третьем - только кадры для четырех эскадронов” [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 481, л. 5]. Численность полков бригады по спискам составляла 800 человек13. “В 1-м и 2-м полку по 300 человек, в третьем около 150 и в батарее около 50”, - писал Мисль-Рустем14 [Мисль-Рустем, 1897, с. 146]. Помимо них существовали гвардейский эскадрон, эскадрон “Кадам” и музыкантский хор. Во главе каждого полка стоял иранский генерал в звании сарханга (полковника) или сартипа (генерала). Он обычно находился в подчинении у младшего по званию русского офицера-инструктора. Эти русские офицеры и были фактическими командирами полков. В каждом полку в распоряжении российского офицера находилось по одному уряднику, с чьей помощью он обучал полк [Мисль-Рустем, 1897, с. 148]. “Они в большом почете у персидских офицеров, - писал Мисль-Рустем, - которые здороваются с ними за руку и во всем их слушаются. Это происходит оттого, что русские урядники гораздо больше образованы и умеют важнее себя держать с нижними чинами” [Мисль-Рустем, 1897, с. 148]. Полк, или фоудж, делился на 4 эскадрона (сотни), которыми командовали иранские штаб-офицеры. По сообщению наблюдавшего ПКБ Мисль-Рустема, последние «стараются набрать в свои эскадроны как можно больше людей из своих “нукеров”, т.е. слуг, или крестьян своих деревень и родственных селений. С такими нукерами им лучше, больше получается наживы, да и легче с ними управляться» [Мисль-Рустем, 1897, с. 148]. Каждый эскадрон делился на 4 десте (взвода). В каждом полку имелось знамя с персидским гербом. Их хранили либо на квартире полковника, либо в дежурной комнате.
В распоряжении бригады находились казармы, конюшни, кладовые для фуража. Были небольшие мастерские (в которых сами “казаки” производили ремонт оружия и снаряжения), цейхгаузы, кузница и лазарет. Все это располагалось в центральной части Тегерана. Офицеры ПКБ, в том числе и Заведующий, жили в домах, расположенных напротив казарм [Мисль-Рустем, 1897, с. 142-146]. “Казаки”, не находившиеся в отпусках, жили частью в казармах, частью на квартирах в различных частях Тегерана [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 515, л. 204]. П.В. чарковский стремился к обустройству вверенного ему подразделения по образцу европейских армий. Его усилиями внешний вид помещений (особенно лазарета, кухни и казарм) поддерживался в чистоте и порядке. В 1883 г. по приказанию полковника была сделана дежурная комната [Мисль-Рустем, 1897, c. 143].
Внешний вид “казаков” был максимально приближен к таковому у российских. Они носили форму кавказских казаков. Первый полк был одет в обмундирование Кубанского казачьего войска с красными бешметами и верхами папах. Второй полк носил форму Терского казачьего войска с голубыми бешметами и верхами папах. Третий отличался зелеными бешметами и верхами папах. На погонах “казаков” были вышиты “инициалы” полка, к которому он принадлежали. Обмундирование батарейцев копировало таковое у русских “кубанцев”. гвардейский эскадрон был экипирован в форму российского Лейб-гвардии казачьего полка. В торжественных случаях его солдаты и офицеры носили красные мундиры, в быту - синие, обшитые галунами, и черкески. Вооружение состояло из кавказских кинжала и шашки, а также винтовки системы Бердан № 2. Последние, правда, выдавались на руки только на время учений [Мисль-Рустем, 1897, с. 141]. Нужно заметить, что за внешним видом “казаков” русские инструкторы следили, начиная с создания части. Объяснялось это психологическим воздействием, которое оказывали ладно и эффектно обмундированные кавалеристы не только на шаха, его окружение и жителей Ирана вообще (повышая таким образом статус России в их глазах), но и на сторонних наблюдателей-иностранцев [Медведик, 2009, с. 120].
Изначально состав ПКБ формировался исключительно из кавалеристов. “Желающие поступить в бригаду приводили с собой лошадь с седловкой”, - писал Мисль-Рустем [Мисль-Рустем, 1897, с. 141]. Д.Н. Керзон сообщал, что “нижние чины должны иметь своих лошадей, но на содержание их в порядке и на замену новыми в случае потери или порчи, каждому человеку отпускается ежегодно 100 кранов сверх положенного” [Кюрзон, 1893, с. 134]. Реально же казна экономила на этих “отпусках”. Все лошади были жеребцами. Только в гвардейском эскадроне они были определенного цвета - серого. В ПКБ имелись казенные лошади. Их использовали для внутренних нужд бригады, на них ездил отряд музыкантов, перевозилась батарея [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 481, л. 6].
ПКБ обучали по сокращенным русским военным уставам, которые были переведены на персидский язык. Занятия происходили на учебном плацу Мейдан-е Мешк, находившемся возле казарм бригады. Сначала обучали каждого “казака” в отдельности, затем проводили эскадронное, полковое и общебригадное учения. Кроме того, отрабатывали езду и джигитовку.
Определенное представление о подготовке бригады дает свидетельство российского офицера А.М. Алиханова-Аварского. Он побывал в Персии в середине 1883 г. и наблюдал гвардейский эскадрон ПКБ, составлявший личную охрану Насреддин-шаха. “через несколько минут мимо нас прошел повзводно, с музыкой во главе, превосходно одетый в красные черкески, конвойный эскадрон шаха, - описывал А.М. Алиханов-Аварский впечатления от смотра войск, сопровождавших Насреддин-шаха в его поездке в Буджнурт. - Это была точная до последних деталей копия с нашего петербургского конвоя (речь идет о Лейб-гвардии казачьем Его Величества полке, казаки которого составляли конвой российского императора. - О.Г.); даже офицеры были в русских эполетах” [Алиханов-Аварский, 1898, с. 157]. “Насколько можно судить по одному прохождению, подражание, кажется, удалось на этот раз не по одной только внешности... эскадрон произвел на нас (офицеров, наблюдавших за смотром. - О.Г.) такое впечатление, что, казалось, он может, без всякого преувеличения, с достоинством войти в среду любой европейской армии” [Алиханов-Аварский, 1898, с. 157-158].
При П.В. Чарковском ПКБ получила и первое боевое крещение15. В 1882 г. 100 “казаков” были “в числе прочих войск” командированы персидским правительством в Астрабадскую область “для обуздания туркмен”. затем в 1884 г. было послано 300, а в 1885 г. - 100 человек [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 61, л. 20]. К сожалению, о подробностях экспедиций известно только то, что среди “казаков” были убитые и утрачено 28 винтовок [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 61, л. 20]. О последней экспедиции против туркмен-йомудов в сборнике российского Военного министерства сообщалось следующее: “В 1885 г. был снаряжен экспедиционный отряд на реку Атрек для усмирения туркмен-йомудов. При выступлении он состоял из 1600 человек пехоты, 200 казаков16 и 200 человек иррегулярной конницы, всего 2000 человек. На Атрек прибыло 600 человек, остальные дезертировали по пути” [Сборник новейших сведений о вооруженных силах европейских и азиатских государств, 1894, с. 804].
Однако внешний лоск не мог прикрыть внутреннего разложения. В ПКБ все больше проникала система отношений, характерная для персидских вооруженных сил и общества в целом. Главной проблемой оставалась финансовая. П.В. Чарковский вынужден был прибегать к широким мерам экономии, так как большое количество денег уходило на содержание пенсионеров. К тому же система финансирования бригады требовала от заведующего умения решать экономические вопросы так, чтобы избежать бунтов в ПКБ и сохранить при этом ее внешний вид. Последний для Насреддин-шаха имел большее значение, чем боеспособность.
По-прежнему оставалось актуальным замечание А.И. Домонтовича о “неаккуратной выдаче на содержание бригады денег”, которая “препятствует правильному ведению дела” [Красняк, 2007, с. 133]. В персидской армии существовала сложная система выдачи сумм на содержание отдельных воинских частей [Вревский, 1868, с. 29; Франкини, 1883, с. 27-28]. Поскольку ПКБ являлась частью иранских вооруженных сил, то она также подчинялась общепринятым нормам. Вся система финансирования была “завязана” на военном министре, распределявшем военный бюджет страны. И в случае с ПКБ именно он был важнейшей препоной, поскольку удерживал часть средств бригады в свою пользу. Следует отметить, что существенной причиной финансовых неурядиц ПКБ было и то, что изначально не было согласовано и подписано никаких долгосрочных документов, определявших бюджетные ассигнования, их расходование и отчетность. Фактически все осуществлялось на основе договоренностей российской Миссии с шахом и военным министром каждый раз при назначении нового Заведующего. В результате П.В. Чарковский постоянно сталкивался с несвоевременной выдачей ему денег на содержание ПКБ [РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. 57, л. 4]. К тому же деньги выплачивались бригаде только начиная несколько месяцев спустя после начала года [РГВИА, ф. 446, д. 46, л. 90]. Бюджет на 1882-1883 год составлял 66 536 туманов [Тер-Оганов, 2010, с. 77] и тенденции к увеличению не имел. Мисль-Рустем так описывал финансовую сторону жизни бригады:
«Полковнику отпускается на бригаду известная сумма, по утвержденному шахом бюджету ... но всех денег ему не выдадут: удержав немало в пользу военного министерства, да еще “сараф” - сборщик податей - взыщет проценты, так как чеки выдаются на получение денег преждесрочные. Затем полковники должны иногда подносить, как и настоящие персы, военному министру и даже шаху подарки. Ведь эти подарки стоят тоже немало, что должно вызывать экономию, в виду которой в бригаде налицо, особенно летом, половина людей в отпуску, между тем числятся все» [Мисль-Рустем, 1897, с. 150]. К тому же “жалование третьего полка выдавалось помимо русского полковника и выплачивалось крайне неаккуратно” [РГВИА, ф. 446, д. 46, л. 90].
Следствием экономии средств было снижение качества подготовки людей бригады. Экономить приходилось практически на всем. Так, указанный автор, наблюдавший ПКБ около 6 лет, сообщал, что П.В. Чарковский “одевал на лето людей в рубахи, а черкески прятал в цейхгаузы, с одной стороны, по случаю жары, а с другой - для экономии черкесок” [Мисль-Рустем, 1897, с. 151]. Происходил постепенный отход от принципов хозяйствования, заложенных А.И. Домонтовичем. Показателем этого стал случай, когда П.В. Чарковский решил не давать порционные деньги на руки, чтобы те не были израсходованы не по назначению. “Но это удалось ему не надолго, - сообщал Мисль-Рустем, - появился ропот, и пищу перестали варить”. «Дело в том, - пояснял он, - что на полученные порционы персидский “казак” умудряется кормить всю свою семью, а из котла это сделать немыслимо» [Мисль-Рустем, 1897, с. 145]. Таким образом, идея первого Заведующего о том, что довольствие людей пищей не должно отдаваться на руки каждому всаднику, отступила перед реалиями персидской жизни. Итогом финансовых проблем стало то, что ко времени окончания контракта полковник не сумел вовремя предоставить “отчетность о расходовании сумм”. Российский посланник охарактеризовал это как “недоразумение” [РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. 57, л. 5]. А заключалось оно в том, что военный министр Камран-мирза удержал часть выплат в размере 6000 туманов в свою пользу [Косоговский, 1923, с. 393]. Тем не менее с каждым новым Заведующим “недоразумение” это разрасталось и в итоге чуть не привело к ликвидации ПКБ.
При П.В. Чарковском получило распространение такое общеперсидское явление, как перевод части личного состава бригады “в отпуска”. Продолжая числиться в ПКБ, солдаты отпускались по домам на заработки. Это позволяло экономить их жалование (в отпуске полагалось выделять на солдата половинное содержание), но и вызывало нарекания на полковника в стремлении обогатиться за счет “казаков” [Мисль-Рустем, 1897, с. 151-152].
Внешне структура и деятельность ПКБ выглядели вполне респектабельно. Однако сложно полностью согласиться с мнением А. Ржевусского, высказанным в начале ХХ в., что “Персидская казачья бригада... занимала в иранских вооруженных силах особое положение и уже к этому времени представляла собой хорошо организованную воинскую часть” [Красняк, 2007, с. 80; Тер-Оганов, 2012, с. 65]. Действительно, по персидским меркам ПКБ была элитным подразделением с хорошей организацией и финансированием. В то же время внешние показатели не должны затенять внутренние процессы.
Как констатировалось в “Докладе по вопросам, касающимся современного положения Персидской казачьей бригады”, составленном в октябре 1907 г., на первых порах своего существования ПКБ являлась “обыкновенной, лишь лучше обученной” частью иранской армии [Рыбаченок, 2012, с. 452]17. Так, несмотря на относительно регулярное обучение казаков (три раза в неделю, каждое не более двух часов [Кублицкий, 1884, с. 71]), главное, чему обучали ПКБ - джигитовке и дефиле, или церемониальному маршу [Алиханов-Аварский, 1898, с. 223]. “Все люди, стоящие во главе армии, - пояснял один из наблюдавших ПКБ в 1883 г. офицеров, - включая сюда и военного министра Наиба ос-Солтане, не имеют никакого понятия о военном деле и считают верхом совершенства, если часть приблизительно ровно пройдет церемониальным маршем” [Кублицкий, 1884, с. 71]. “Бригада ходит церемониалом чудесно”, - отмечал Мисль-Рустем [Мисль-Рустем, 1897, с. 149]. Крайне отрицательную характеристику ПКБ дал побывавший в 1883 г. в Хорасане российский офицер А.М. Алиханов-Аварский. Численность ее не всегда достигает даже 750 человек18, сообщал он. “Этот в сущности милиционный конный полк (Так в тексте. - О.Г.) совершенно произвольно назван бригадой, а тем более - казачьей, ибо, помимо костюма кавказских горцев, часть эта не имеет ничего общего с казаками” [Алиханов-Аварский, 1898, с. 222]. Обучение бригады, с точки зрения европейского военного, находилось далеко не в лучшем состоянии. Внутренней причиной этого, скорее всего, было не нежелание полковника, а отсутствие средств. П.В. чарковский заботился о ПКБ, но вынужден был приспосабливаться к существующим условиям.
Так, “за 6 лет, что я пробыл в Персии, в бригаде не было ни одного учения стрельбы боевыми патронами” [Мисль-рустем, 1897, c. 149]. “зачем попусту тратить дорого стоящие патроны?! - приводил высказывание военного министра, третьего сына Насреддин-шаха, Камран-мирзы Наиба ос-Салтане А.М. Алиханов-Аварский. - ...Ведь в военное время придется стрелять не в птиц, даже не в одиночных людей, а в массы, по которым и мальчишки наши не дадут промаха!” [Алиханов-Аварский, 1898, с. 212-213]. Экономить патроны приходилось, так как пополнить их убыль было нечем. “Мне достоверно известно, - сообщал Кублицкий, - что в настоящее время в казачьей бригаде весь боевой комплект патронов на 600 винтовок Бердана19 ограничивается двумя с половиной тысячами, т.е. всего по четыре патрона на ружье” [Кублицкий, 1884, с. 69]. В то же время и расходовали их не всегда рационально, и не по вине Заведующего. Так, из-за плохого качества местного пороха патроны от русских ружей использовали для холостой стрельбы по приказу военного министра на шахских маневрах тегеранского гарнизона [Кублицкий, 1884, с. 68]. Это же касалось и артиллерии:
“За 1883 по 1898 г., - сообщал в 1898 г. посланнику К.Э. Аргиропуло новый командир ПКБ В.А. Косоговский, - Персидская казачья батарея за невозможностью пополнения выпускаемых снарядов, не производила почти вовсе стрельбы боевыми снарядами, лишь время от времени выпуская несколько гранат на потеху шаха. Следствием этого является то, что, будучи хорошо обучены в строевом отношении и действию при орудиях, офицеры и прислуга в сущности не имеют понятия о стрельбе боевыми снарядами” [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 61, л. 38].
Привилегированным положение ПКБ также было лишь отчасти. Заключалось оно в том, что обучали “казаков” русские инструкторы, находилась бригада под патронажем российской дипломатической миссии и жалованье в ней платили регулярно в сравнении с другими частями персидской армии. В остальном ПКБ являлась составной частью иранских вооруженных сил, на которую распространялось большинство их правил и недостатков. Бригада являлась частью тегеранского гарнизона. Вопреки расхожему убеждению [Калугин, 2003, с. 364; Рыбаченок, 2012, с. 451; Сергеев, 2012, с. 175; Стрелянов (Калабухов), 2007, с. 215; Шишов, 2012, с. 20], бригада не была ни личным конвоем, ни гвардией шаха. Конвойные функции исполняли только “казаки” из гвардейского эскадрона, сопровождавшие шаха в поездках по стране. При Насреддин-шахе “гвардией” и личными частями, охранявшими персидского правителя, были гулямы [Красняк, 2007, с. 57; Франкини, 1883, с. 20-21].
Как уже отмечалось, в распоряжении бригады находились казармы, конюшни, кладовые для фуража и другие хозяйственные и жилые помещения. Однако наблюдавший их изнутри Мисль-рустем сообщал, что часть имеющегося была отделана на показ приезжающим высшим лицам, а основные постройки не обновлялись и постепенно приходили в упадок [Мисль-Рустем, 1897, c. 142-146]20.
Еще одним негативным явлением, которое “захлестнуло” ПКБ, был переизбыток офицеров. дело в том, что в чинопроизводстве командир бригады не был самостоятелен и не мог его регулировать. будучи частью персидских вооруженных сил, ПКб подпадала и под их практику формирования командного корпуса. “На качество офицеров здесь также не обращено внимания - их производит не только военный министр за плату, но и сам командир бригады без особого разбора” [Алиханов-Аварский, 1898, с. 233]. Помимо этого, в офицеры за подношения производил и сам шах. В персидской армии существовало неписанное правило, согласно которому все чины от наиба (подпоручика) до султана (капитана) жаловались командиром фоуджа, от султана до сартипа (генерала) - военным министром, а сартипом становились лишь по повелению шаха [Сборник новейших сведений о вооруженных силах..., 1894, с. 797]. Полковник мог производить в чины самостоятельно до султана, не доводя до сведения персидского правителя21. Требовалось только утверждение военного министра. Однако М.А. Алиханов-Аварский был не совсем прав, критикуя командира бригады. В России начальники отдельных частей имели право представления к производству в штаб-офицеры и награждению [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 61, л. 121]. Контроля над чинопроизводством и добивались и первые Заведующие.
Командиры ПКБ были поставлены в такое положение, что вынуждены были мириться с назначениями “извне”. Несведущему человеку, особенно привыкшему к строгой системе производства в офицерские чины в европейских армиях, казалось, что заведующий неразборчив в выборе. Но при господствовавших в вооруженных силах и администрации Персии порядках чинопроизводство становилось доходной статьей для производящего. Сложно сказать, насколько первые два полковника пользовались своим положением для улучшения собственных финансовых дел. Относительно П.В. Чарковского прямых сведений такого рода нет. Возможно, он взял на вооружение практику предшественника относительно производства в офицеры незнатных “казаков”, так как был вынужден бороться с привилегированным положением бывших жителей Южного Кавказа. Можно допустить, что полковник производил в офицеры и мухаджиров, чтобы заручиться их лояльностью. Считавшие себя потомками знатных мухаджиров “находили службу в нижних чинах бригады для себя унизительною” [Косоговский, 1923, с. 393]. Та же ситуация складывалась, если командирами над родовитыми мухаджирами назначали неродовитых. Поэтому Заведующий вынужден был лавировать, чтобы избегать внутрибригадных конфликтов. Что касается продажи чинов, то Мисль-Рустем распространял свои соображения о финансовой нечистоплотности командиров бригады на трех первых полковников, основываясь на слухах и неправильно понятых действиях [Мисль-Рустем, 1897, с. 150].
Из косвенных сведений видно, что П.В. Чарковский пользовался среди подчиненных большим авторитетом [Мисль-Рустем, 1897, с. 145-146]. Не вызывает сомнения и его компетентность: он много сделал для обустройства ПКБ, разработал “Руководство по обучению казачьей конной артиллерии”, переведенное на фарси и изданное в Тегеране в 1885 г. [Тер-Оганов, 2012, с. 65]. Иностранные наблюдатели отмечали, что “влияние командированных русских офицеров продолжает оставаться заметным” [Вооруженные силы Персии..., 1888, с. 129]. Со стороны бригада действительно производила впечатление. Английский врач Уильс писал: “Три года тому назад (русский перевод был издан в 1887 г. - О.Г) шах имел три казачьих полка, получавших правильное жалованье, при которых состояли инструкторами европейцы. Мне не приходилось видеть более красивого состава солдат и лошадей” [Уильс, 1887, с. 179]. Внешний эффект деятельность русских инструкторов имела. Мнение Уильса разделяли многие наблюдатели. Опасения, что эти полки представляют собой серьезную военную силу, четко проявились и в политических кругах Великобритании [Медведик, 2009, с. 117; Ротштейн, 1960, с. 221]. Тем не менее российское правительство в рассматриваемый период не было заинтересовано в создании в Персии организованной вооруженной силы [Всеподданнейший отчет генерал-лейтенанта Куропаткина..., 1902, с. 60]. В этом контексте интересен вопрос, который до сих пор остается открытым, - отношение полковника к русской дипломатической миссии в Тегеране.
Н.К. Тер-Оганов утверждает, что между П.В. Чарковским и А.А. Мельниковым в 1885 г. произошел конфликт. Причиной его, как и в случае с А.И. Домонтовичем, было стремление командира ПКБ добиться статуса военного агента и большей независимости от русского дипломатического представителя [Тер-Оганов, 2012, с. 109]. К сожалению, автор не приводит ни ссылок на документы, ни подробностей конфликта. Известные мне источники не позволяют с уверенностью говорить о наличии резких противоречий между представителями российской империи в Тегеране. Поэтому если таковые и имели место, то они ждут своего исследователя. Тем не менее, вопрос этот важен для лучшего понимания истории ПКБ и требует небольшого пояснения.
А.И. Домонтович выдвигал, по словам посланника, те же требования, что и П.В. Чарковский, по словам Н.К. Тер-Оганова. И нужно заметить, что с точки зрения положения Заведующего и лично своего первый командир ПКБ имел основание это делать. дело в том, что вплоть до начала 1890-х гг. письменно были определены только обязанности Заведующего, но не его права22.
“Выехав из России по распоряжению Кавказского начальства с урядниками, я здесь очутился в положении антрепренера, - писал А.И. Домонтович. - Урядники зависят в решении денежного вопроса, офицеры получают оговоренное содержание от персидского правительства, а я даже не имею никакого указания от начальства, в каком отношении они должны стоять ко мне. Власть полкового командира со всеми его действительными правами, едва ли достаточна при таких обстоятельствах. Здесь, в среде мусульманского, фанатического, ни в чем не ценящего свою жизнь народа, мы поставлены с требованием различных стеснительных и не всегда понимаемых ими правил. Малейшая оплошность, замедление офицеров в исполнении моих указаний может принести зло” [Красняк, 2007, с. 130].
5 декабря 1892 г. очередной Заведующий - полковник ГШ Н.Я. Шнеур - получил шахский дестихат (собственноручное повеление), устанавливавший новые правила управления бригадой. По этому поводу он писал своему начальству: “это первая попытка установить кое-какой порядок в бригаде и письменно определить права Заведующего обучением персидской кавалерии, так как до сих пор все делалось по установившемуся обычаю” [РГВИА, ф. 446, д. 46, л. 89]. А.И. Домонтович, возглавляя ПКБ, формально числился штаб-офицером для поручений штаба Кавказского военного округа, находящимся в командировке. В случае с П.В. Чарковским этот недостаток, видимо, учли - он получил официальное назначение командиром ПКБ. Тем не менее, это было паллиативное решение. Формально он оставался лишь одним из многих командиров воинских частей, пусть и находившимся в несколько привилегированном положении. В Иране, где должность и статус имели большое значение, это мешало, снижая авторитет Заведующего как среди высших сановников, так и среди мухаджиров бригады, особенно знатных.
Военный агент (атташе) являлся официальным представителем Военного министерства России за рубежом. Он был включен в дипломатический корпус, пользовался соответствующими привилегиями и в политических вопросах подчинялся посланнику [РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. “О военных агентах и лицах, занимающих их должности”]. Ничего этого, за исключением зависимости от главы дипломатического корпуса, ни первый, ни второй Заведующие не имели. Командиры бригады одновременно являлись тайными военными агентами, т.е. должны были доставлять в штаб Кавказского военного округа сведения разведывательного характера. Статус военного атташе способствовал бы большей активности полковников в указанном направлении. А так загруженность бригадными делами не позволяла им полноценно выполнять функции по военной разведке.
К тому же полковники находились в щекотливом положении. Формально, согласно контракту, они должны были подчиняться военному министру (а неформально - шаху). Как представители России, они обязаны были согласовывать все свои действия с главой Миссии. А как тайные военные агенты, командиры ПКБ зависели от командования Кавказского военного округа (хотя эта зависимость была меньше, нежели две первые). В результате Заведующие оказывались в тройном перекрывающем подчинении. Главной проблемой в данном положении было то, как следовало себя вести в случае конфликта интересов шахской и российской сторон. Невыполнение пожеланий персидского правителя или военного министра влекло за собой ухудшение отношения с их стороны к заведующему и ПКБ. В свою очередь, игнорирование или неполное выполнение инструкций российской Миссии могло спровоцировать конфликт с ней и отзыв из Тегерана. Исходя из вышеизложенного, нет ничего удивительного, если П.В. Чарковский действительно обращался к посланнику и кавказскому начальству с просьбами усилить свое положение. Тем не менее, факты, доказывающие это, пока не известны. Судя по внешним признакам, П.В. Чарковский, видимо, в отличие от А.И. Домонтовича, не стремился играть самостоятельную роль, стараясь исполнять указания русской миссии.
В июне, в связи с окончанием контракта, В.П. Чарковский отправился в Россию [Косоговский, 1923, с. 393]. До прибытия нового Заведующего исполнение его обязанностей было поручено есаулу Е.А. Маковкину. Вместе с полковником из Персии убыли 2 офицера и 1 урядник из состава миссии. Остальные решили продолжить службу в ПКБ.
Таким образом, за время командования П.В. Чарковским ПКБ приобрела классический вид, который формально не изменялся вплоть до конца ХIХ в.23. Внешне это была хорошо организованная, обмундированная и обученная воинская часть. Однако внутренние проблемы, проявившиеся в бригаде с момента ее появления, приобрели в рассматриваемый период более выраженные черты. Они оставались вне внимания сторонних наблюдателей, но постепенно стали оказывать все большее влияние на внутренний климат ПКБ и ее положение. После смены А.И. Домонтовича и перехода И.А. Зиновьева на пост директора Азиатского департамента Министерства иностранных дел возобладала точка зрения на ПКБ как на политический (отчасти даже рекламный) проект. Главными целями его было недопущение в иранскую армию английских инструкторов и удовлетворение русскими руками потребности шаха иметь хорошо обученную воинскую часть. Результатом этого стал акцент в подготовке бригады на внешнее обучение, когда боеспособность и внутренняя целостность приносились в жертву показному эффекту. В дальнейшем это сыграло негативную роль, поставив в первой половине 1890-х гг. ПКБ на грань ликвидации.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. В тексте названия “Персия” и “Иран” будут употребляться как синонимы. Ираном называли свою страну сами ее жители, а Персией ее именовали европейцы.
2. Фактически он был негласным (тайным) военным агентом.
3. В кратком послужном списке П.В. Чарковского значилось “Заведующий обучением персидской кавалерии и командир бригады из трех конных полков и конной батареи”. Должность эту он занимал с 4 октября 1882 г. до 14 февраля 1885 г [Список генералам по старшинству, 1896, с. 659].
4. Текст контракта был согласован с начальником Кавказского военного округа.
5. В донесении К.М. Аргиропуло [РГВИА, ф. 446, д. 44, л. 52] почему-то указывалось, что жалование урядников было повышено. На самом деле финансовые условия найма инструкторов в сравнении с контрактом А.И. Домонтовича остались без изменений.
6. Полуимпериал - российская золотая монета достоинством в 5 руб.
7. В “Табели о рангах” этот гражданский чин соответствовал военному чину полковника.
8. Такая практика была характерна для негласных военных агентов, действовавших на должностях по гражданскому ведомству. Как правило, таких офицеров отставляли с военной службы и зачисляли на гражданскую с чином, соответствовавшим по “Табели о рангах” их воинскому званию, а затем направляли на работу за границу. В основном Военное министерство в качестве “прикрытия” использовало должности Министерства иностранных дел, в том числе консульские. Основанием для перевода из ведомства в ведомство служил указ Петра III от 18 февраля 1762 г. “О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству” [Полное собрание законов Российской империи, 1830, № 11444, с. 912-915]. Однако фактически каждый случай решался особо и утверждался императором. Отдельные авторы, видимо, незнакомые с этими особенностями, ошибочно указывают, что “Чарковскому было пожаловано звание полковника, и он был зачислен в ГШ” [Красняк, 2007, с. 8; Тер-Оганов, 2012, с. 63].
9. Цифру эту следует принимать как округленную. Точное количество “казаков”, к сожалению, не известно.
10. Н.К. Тер-Оганов называет цифру в 250 тегеранских мухаджиров [Тер-Оганов, 2012, с. 59], а А.И. Домонтович сообщал о 200 человек, живших в Тегеране и уклонившихся от поступления в ПКБ [Красняк, 2007, с. 132].
11. Место, дающее всякому преследуемому властью право временной неприкосновенности (мечеть, иностранное посольство и др.).
12. А не “добавил к бригаде”, как утверждают О.А. Красняк и Н.К. Тер-Оганов [Красняк, 2007, с. 79; Красняк, с. 3; Тер-Оганов, 2012, с. 64]. Гвардейский полуэскадрон по образцу российских лейб-казаков был сформирован первым Заведующим. В его состав входили исключительно офицеры.
13. В одной из последних работ по истории внешней политики России приводится несуразная цифра “2 000 хорошо вооруженных кавалеристов”, предназначенных стать личной гвардией шаха [Сергеев, 2012, с. 175].
14. Псевдоним одного из инструкторов ПКБ есаула Меняева.
15. Н.К. Тер-Оганов ошибочно называет первой такой акцией попытку использовать бригаду в 1895 г. для разоружения туркменского племени йомудов [Тер-Оганов, 2012, с. 86].
16. Численность “казаков” отличается здесь от указанной в справке одного из следующих командиров
17. Выделение ПКБ из остальной армии произошло лишь в 1896 г., с переподчинением ее первому министру - садразаму [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 515, л. 58].
18. Штатная численность кавалерийского полка в России.
19. Д.Н. Керзон неверно указал в своей работе количество берданок, подаренных русским правительством в 1000 штук [Кюрзон, 1893, с. 126; Curzon, 1966, р. 588]. За ним эту цифру повторили другие исследователи [Андреев, 2006, с. 57; Зока, 2001, с. 68]. На самом деле в 1879 г. шах пожелал приобрести у России 1000 винтовок и 300 000 патронов к ним [Астрахань—Гилян..., 2004, с. 39; Хидоятов, 1969, с. 370]. Однако для бригады русским императором в том же году было безвозмездно дано лишь 600 винтовок системы Бердан № 2 [РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 61, л. 20].
20. Правда, следует заметить, что указанный автор не всегда говорит, ко времени какого из полковников - П.В. Чарковского или сменившего его Н.Д. Кузьмина-Караваева - относятся зарисовки.
21. Сведения Н.П. Мамонтова [Мамонтов, 1909, с. 92], посетившего Иран в 1908 г. и писавшего, что производство в офицеры полностью зависело от Заведующего, имеют более поздний характер и к рассматриваемому периоду не применимы.
22. О.А. Красняк на не вполне ясных основаниях утверждает, что согласно контракту “русскому офицеру - командиру бригады предоставлялись большие права” [Красняк, 2007, с. 75]. Это в корне неверно.
23. Исключение составлял “Кадам”, ликвидированный в 1889 г. [Косоговский, 1923, с. 393].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Алиханов-Аварский М. В гостях у шаха. Очерки Персии. Тифлис: Типография Я.И. Либермана, 1898.
Андреев А.И. Тибет в политике царской, советской и постсоветской России. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та; Нартанг, 2006.
Астрахань—Гилян в истории русско-иранских отношений. Астрахань: ИД Астраханский университет, 2004.
Вооруженные силы Персии по Lobel Jahresbericht, 1887 // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. 1888. Вып. 29.
Вревский А.Б. Персия // Военно-статистический сборник. СПб.: Военная типография, 1868. Вып. 3.
Всеподданнейший отчет генерал-лейтенанта Куропаткина о поездке в Тегеран в 1895 году для выполнения высочайше возложенного на него чрезвычайного поручения // Добавление к Сборнику географических, топографических и статистических материалов по Азии. 1902. № 6.
Гоков О.А. Российские офицеры и персидская казачья бригада (1877-1894 гг.) // Canadian American Slavic Studies. 2003. Vol. 37. № 4.
Гоков О.А. Кризис в Персидской казачьей бригаде. 1889-1895 гг. // Клио. 2008. № 2.
Глиноецкий Н.П. Исторический очерк Николаевской академии Генерального штаба. Особое приложение. СПб: Тип. Штаба войск Гвардии и Петерб. воен. окр., 1882.
Давлетов Дж., Ильясов А. Присоединение Туркмении к России. Ашхабад: Ылым, 1972.
Зока Я. Армия Ирана в каджарскую эпоху // Родина. 2001. № 5.
Калугин С. Персидская казачья его величества шаха Персии дивизия // Русская армия в изгнании. М.: ЗАО Центрполиграф, 2003.
Колюбакин А.М. Очерк вооруженных сил Персии в 1883 г. и население как источник комплектования персидской армии (Составлен по русским и иностранным источникам) // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. 1883. Вып. 4.
Косоговский В.А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4.
Красняк О.А. Русская военная миссия в Иране (1879-1917 гг.) как инструмент внешнеполитического влияния России [Электронный ресурс] Режим доступа: hist.msu.ru/Science/Conf/01_2007/Krasniak.pdf.
Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879—1921 гг. М.: URSS, 2007.
Кублицкий. Современная персидская артиллерия (1883) // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. 1884. Вып. 11.
Кюрзон Г. Персия и персидский вопрос // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. 1893. Вып. 52.
Мамонтов Н.П. Очерки современной Персии. СПб.: Типография В.Ф. Киршбаума, 1909.
Медведик И.С. Британские дипломаты в Тегеране: взгляд на англо-российский конфликт в Персии в конце Х1Х - начале ХХ века // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 6 (144). История. Вып. 30.
Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-шахе с 1882 по 1888 г. Очерки в рассказах. СПб.: Типография и литография В.А. Тиханова, 1897.
Полное собрание законов Российской империи. Т. XV: С 1758 по 28 июня 1762. СПб.: Типография II отделения собственной его императорского величества канцелярии, 1830.
Присоединение Туркмении к России (Сборник архивных документов). Ашхабад: Изд-во АН ТуркмССР, 1960.
Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 446. Д. 44, 46. Ф. 401. Оп. 4. Д. 57. Д. “О военных агентах и лицах, занимающих их должности”. Оп. 5. Д. 61, 481, 515.
Ротштейн Ф.А. Международные отношения в конце Х1Х века. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1960. Рыбаченок И.С. Закат великой державы. Внешняя политика России на рубеже XIX—XX вв.: цели, задачи, методы. М.: РОССПЭН, 2012.
Сергеев Е.Ю. Большая игра, 1856—1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2012.
Сборник новейших сведений о вооруженных силах европейских и азиатских государств. СПб.: Военная типография, 1894.
Список генералам по старшинству. Составлен по 1-е сентября 1891 г. СПб.: Военная типография, 1891.
Список генералам по старшинству. Составлен по 1-е сентября 1893 г. СПб.: Военная типография, 1893.
Список генералам по старшинству. Составлен по 1-е сентября 1896 г. СПб.: Военная типография, 1896.
Стрелянов (Калабухов) П.Н. Казаки в Персии. 1909—1918 гг. М.: Центрполиграф, 2007.
Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада: период трансформации (1894-1903 гг.) // Восток (Oriens). 2010. № 3.
Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879—1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. Уильс. Современная Персия. Картинки современной персидской жизни и характера. СПб.: Тип. А.С. Суворина, 1887.
Франкини. Записка о персидской армии генерал-майора Франкини от 20 сентября 1877 г. // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. 1883. Вып. 4.
Хидоятов Г.А. Из истории англо-русских отношений в Средней Азии в конце Х1Х века (60-70-е гг.). Ташкент: ФАН, 1969.
Шишов А.В. Персидский фронт (1909—1918): Незаслуженно забытые победы. М.: Вече, 2010.
Browne E.G. The Persian Revolution of1905—1909. Cambridge: Cambridge University Press, 1910.
Curzon G.N. Persia and the Persian Question. L.: Frank Cass & Co. Ltd, 1966.
Rabi U., Ter-Oganov N. The Russian Military Mission and the Birth of the Persian Cossack Brigade: 1879-1894 // Iranian Studies. 2009. Vol. 42. No. 3.