Гроссман А. С. Вступление фашистской Италии во Вторую мировую войну // Вопросы истории. - 1970. - № 2. - С. 63-84.
Период второй мировой войны с сентября 1939 г. до мая 1940 г. получил, как известно, наименование "странной войны". В течение этого периода, когда на Западном фронте практически бездействовали развернутые друг против друга германская и англо-французская армии, Германия сначала нанесла поражение Польше, затем оккупировала ряд других стран Западной Европы, а потом ее вооруженные силы вторглись с севера во Францию. Старая, мюнхенская политика западных держав, преследовавшая цель направить фашистского агрессора в сторону СССР, обанкротилась. Гитлеровцы тщательно подготовили удар по Франции, разбили ее, после чего осуществили в 1940 - начале 1941 г. некоторые другие захватнические акции. Важная роль в планах гитлеровского блока, рассчитанных на достижение мировой гегемонии, отводилась итальянскому союзнику Германии, в частности, его участию в весенне-летней кампании 1940 г. на Западном фронте. Италия вступила во вторую мировую войну фактически уже после разгрома вермахтом французской армии, накануне капитуляции Франции. Эти события середины 1940 г. явились одной из вех в консолидации фашистского блока. Вместе с тем в итало-германских отношениях началась новая фаза, когда фашистская Италия, превратившись в военного партнера Германии, стала играть подчиненную роль в "оси". Ниже предпринята попытка на основании некоторых архивных данных и новейшей литературы осветить ход указанного процесса в течение первой половины 1940 года.
Конец 1939 г. в Западной Европе характеризовался продолжением политики "странной войны" со стороны Англии и Франции, а также усиленной подготовкой гитлеровской Германии к дальнейшему развертыванию агрессии. С сентября 1939 г. до марта 1940 г. общая численность действующей армии Германии возросла с 2760 тыс. до 3300 тыс. человек1. В немецких штабах разрабатывались будущие варианты вторжения в СССР, в результате чего в конце 1940 г, созрел небезызвестный план "Барбаросса" (план "Барбаросса" - окончательная Директива N 21 верховного главнокомандования - был подписан Гитлером 18 декабря 1940 года). Надеясь на ускорение антисоветской агрессии, англо-французские правящие круги пожертвовали Польшей, а затем интенсивно побуждали Финляндию развязать военный конфликт с СССР на Карельском перешейке. Видный английский военный деятель Б. Монтгомери писал: "Франция и Британия не шелохнулись, когда Германия проглотила Польшу. Мы продолжали бездействовать даже тогда, когда немецкие армии перебрасывались на запад с совершенно очевидной целью атаковать нас! Мы терпеливо ожидали, пока на нас нападут, и на протяжении всего этого периода время от времени бомбили Германию листовками. Я не понимал, война ли это?"2.
Галеаццо Чиано
Состав с углем на перевале Бреннер
Муссолини объявляет войну
Маршал Грациани
Итальянцы в Альпах
Защитники форта Понт-Сен-Луи
Итальянцы в Ментоне
Маршал Бадольо диктует условия перемирия
Что касается фашистской Италии, то к концу 1939 - началу 1940 г. она испытывала серьезные сомнения относительно вступления в войну на стороне Германии в ближайшее же время. Наиболее полно эти сомнения итальянских правителей отражены в письме Муссолини к Гитлеру от 3 января 1940 года3. Это письмо является также документом, подтверждающим наличие определенных противоречий между Германией и Италией. Затронув вопрос о перспективах войны в Европе и позиции Италии, Муссолини, в частности, писал: он "не уверен, что удастся поставить на колени или разъединить французов и англичан. Так считать - значит поддаться обману". Тем более, что, по мнению Муссолини, Соединенные Штаты "не допустят полного поражения демократий". Сделав это предварительное замечание, Муссолини перешел затем к характеристике позиции Италии: "Вместе с тем я форсирую темпы военных приготовлений. Италия не может и не хочет участвовать в длительной войне; ее вступление в войну должно последовать в наиболее выгодный и решающий момент" (по поводу этой неоднократно высказывавшейся Муссолини точки зрения Чиано говорил, что тот "просто хочет стать мародером")4. В целом Муссолини весьма неопределенно высказался о сроках вступления Италии в войну на стороне Германии. Он рассматривал такую возможность в чисто теоретическом плане, да и то со многими оговорками5. Фашистская Италия хочет быть в данное время лишь резервом Германии, писал Муссолини; если Германия стремится к политико-дипломатическому решению, то Италия явится ее резервом с политической и дипломатической точек зрения; экономическим резервом в том смысле, чтобы оказать Германии всестороннюю поддержку в ее борьбе с блокадой; и, наконец, Италия согласна быть резервом Германии с военной точки зрения, если итальянская помощь не будет обременительной и принесет пользу (этот последний вариант, добавил он, должны изучить военные)6. Намекнув на то, что необходимо тщательно исследовать вопрос о целесообразности вступления Италии в войну ("ведь в войне с Польшей для Германии именно неучастие Италии оказалось более выгодным, чем участие, которое было бы абсолютно бессмысленным"), Муссолини выразил надежду, что немецкий народ по-прежнему убежден в том, что позиция Италии в настоящий момент целиком определяется рамками германо-итальянского союзного договора.
Муссолини пришлось довольно долго ждать ответа от Гитлера на свое письмо от 3 января (Гитлер написал Муссолини 8 марта 1940 г.)7. Дело в том, что в начале января, а также в течение февраля в гитлеровском руководстве детально обсуждался вопрос о состоянии германо-итальянских отношений и целесообразности для Германии вступления Италии в войну8. Большинство нацистских главарей высказывалось, даже с учетом недостаточной военной подготовленности Италии, в пользу участия Италии в войне после начала германского наступления на западе. По утверждению адмирала Редера, сторонника участия Италии в войне9, Гитлер был за вступление Италии в войну, так как итальянский флот, в котором имелось много подводных лодок, можно было бы использовать сразу же после начала активных действий на западе, учитывая, что Германия к 1 сентября 1939 г. еще не выполнила своей военно-морской программы. С другой стороны, было ясно, что в силу своей экономической и военной слабости Италия не сможет вести длительную войну и что ресурсы Германии будут истощены гораздо быстрее, если Италия вступит в войну, нежели если она останется "невоюющей стороной". Было ясно также, что Италия вступит в войну лишь в условиях успешного германского наступления на западе, и не раньше. Не оставляла нацистов и мысль о том, что в случае какой-либо новой "мирной инициативы" западных держав Муссолини опять выступит в роли посредника и таким образом помешает осуществлению германских планов агрессии. Эти опасения гитлеровцев особенно усилились, когда в Европу с особой миссией прибыл специальный уполномоченный президента США, заместитель государственного секретаря С. Уэллес10. Наконец, нацистские лидеры до самого последнего момента опасались тайного сговора Италии с западными державами.
Боясь этой "измены" со стороны своего союзника, немцы убеждали итальянцев, что вступление Италии в войну принесет ей неоспоримые выгоды; что позиция Англии и Франции делает, дескать, нереальными какие-либо попытки мирного урегулирования; что после начала германского наступления на западе последует молниеносный разгром Франции и что в этих условиях выступление Италии, которое должно осуществиться в соответствующий момент, безопасно. Одновременно при каждом удобном случае итальянцев порицали за их отказ вступить в войну еще в сентябре 1939 г., за то, что они снабжают западные державы оружием, а также за колебания11. Когда 10 января 1940 г. Риббентроп встретился с Аттолико в Берлине12, он затронул многие из вопросов, по которым у Германии и Италии имелись серьезные расхождения и о которых, кстати, частично упомянул Муссолини в письме к Гитлеру от 3 января 1940 года. "Я заявил Аттолико, - записал Риббентроп, - что у меня создалось впечатление, будто письмо дуче содержит в первую очередь совет воздержаться от развязывания настоящей войны с Англией и Францией" и попытаться найти основу для заключения с ними мира. Однако такие попытки, подчеркнул Риббентроп, не имели успеха в прошлом и обречены на провал сейчас. Позиции Англии "мы можем противопоставить, - заявил Риббентроп, - лишь... волю к уничтожению. Мы полны решимости разбить Англию и поставить ее на колени". Вместе с тем Риббентроп вновь выразил убеждение в "прочности и незыблемости" германо-итальянской дружбы. Через две недели, 24 января, в конфиденциальной беседе с Вальтером Вустером, генконсулом и атташе по культурным вопросам германского посольства в Риме, Риббентроп откровенно пояснил, почему, по его мнению, фашистская Италия не сможет разорвать германо-итальянскую "дружбу": "Судьбы обоих авторитарных государств настолько прочно связаны друг с другом, что либо оба одержат победу, либо оба погибнут"13.
Муссолини понимал, что ему не удастся вырваться из крепких "объятий" германского союзника и что германский и итальянский фашизм связали свои судьбы воедино. Поэтому, а также в связи с активной подготовкой гитлеровцев к удару на западе итальянские империалисты продолжали делать все необходимое, чтобы страна вступила в войну на стороне Германии. В 20-х числах января 1940 г. правительство Италии обсудило и приняло государственный бюджет на 1940/41 финансовый год. В соответствии с принятым бюджетом расходы были определены в сумме почти 35 млрд. лир, а доходы - 29 млрд. лир (дефицит около 6 млрд. лир предполагалось покрыть за счет выпуска займа). Принятый бюджет, писал один из. ведущих фашистских журналистов Италии В. Гайда, "является военным бюджетом, так как он составлен в разгар европейской войны. Налогоплательщик также является солдатом"14. 23 января, во время обсуждения бюджета, Муссолини выступил с речью о международном положении. Он сказал, что, по его мнению, в данный момент Англия и Франция "уже не могут выиграть войну" и что Италия не сумеет до бесконечности оставаться нейтральной. "Сохраняя нейтралитет до конца войны, - заявил он, - мы окажемся в положении, когда должны будем играть вторую скрипку среди европейских держав". Однако Муссолини подчеркнул, что состояние военных приготовлений Италии не позволит ей вступить в войну ранее "второй половины 1940 г. или... начала 1941 года". Кроме того, итальянским фашистам приходилось учитывать и недовольство народа дальнейшим ухудшением условий жизни в связи с милитаризацией экономики. Министр полиции Боккини, записал 8 февраля Чиано, подготовил сообщение о том, "что общественное мнение страны становится все более и более неустойчивым и он опасается в ближайшем будущем прискорбных инцидентов и беспорядков"15.
В начале 1940 г. крайне напряженными были германо-итальянские экономические отношения. На их характер в большой степени влияла, помимо тех специфических причин, которые были связаны с агрессивным курсом Германии и Италии (милитаризация экономики, политика автаркии и т. п.), также общая международная ситуация. В итальянской экономике заметную роль играли поставки германского угля, осуществлявшиеся главным образом морским путем (из 12 - 13 млн. т угля в год, импортировавшегося в Италию, 3/4 поступало морем). К весне 1940 г. блокада на море стала причинять Италии чувствительный ущерб, особенно после того, как в феврале последовал разрыв англо-итальяиских торговых отношений. В этих условиях итальянцам не оставалось ничего иного, как обратиться за помощью к немцам. Гитлеровцы воспользовались удобным случаем. Когда в январе-феврале 1940 г. проходили ежегодные переговоры о возобновлении германо-итальянского торгового соглашения, они, рассмотрев просьбу итальянцев о поставке в 1940 г. в Италию 12 млн. т угля, ответили, что Германия согласна поставлять по 500 тыс. т ежемесячно и что для перевозки остальных 500 тыс. т Италия должна выделить 5 тыс. вагонов16. Кроме того, гитлеровцы потребовали увеличить поставки в Германию из Италии меди, ртути, пеньки, подвижных составов, автомобильных моторов17.
При каждом удобном случае гитлеровцы упрекали итальянцев за их торговые сделки с западными державами. Эти сделки, особенно военного характера, как усиленно подчеркивали немцы, наносят политический ущерб державам "оси". Неоднократные попытки итальянцев убедить немцев в том, что Италия ведет с западными державами лишь выгодную для "оси" торговлю, не имели успеха. Германский посол в Риме Маккензен сообщал в Берлин о поставках итальянских военных материалов Англии и Франции. "Слухи об этих поставках, - писал Маккензен 4 января 1940 г., - не прекращаются, хотя итальянский министр иностранных дел и другие опровергают их". И если из Англии и Франции Италия получала армейское обмундирование (военное сукно, одеяла, сапоги), то западные державы, подчеркивал Маккензен, получают от итальянцев гораздо более важные военные материалы: "В первую очередь речь идет о поставках из Италии во Францию самолетов и авиамоторов.., а также танков (фирмой Фиат) ...Фирма Инноченти (Милан) должна поставить во Францию несущие конструкции, волнистое железо и детали для строительства авиационных ангаров". Маккензен сообщал также о торговых сделках военного характера между французской фирмой "Гном и Роне" и итальянской фирмой "Изотта Фраскини". "Суммируя сказанное, - подчеркивал Маккензен, - можно заключить, что Англией и Францией ведутся с итальянскими фирмами в широком объеме переговоры о покупке военных материалов и что итальянские правительственные органы и участвующие в переговорах итальянские предприятия ни в коем случае не намерены им препятствовать"18.
"Немцы, - записал 14 января Чиано, - заявили нам резкий протест по поводу продажи Франции итальянских авиационных моторов. Дуче хочет запретить экспорт военных материалов союзникам (то есть Англии и Франции. - А. Г.). Но после долгой дискуссии ...он убедился, что мы очень скоро останемся без иностранной валюты и, следовательно, без сырья, столь необходимого для военных приготовлений. Из-за девальвации итальянской лиры это сырье может быть приобретено только с помощью иностранной валюты. По этой причине я мог совершенно откровенно сказать о немцах. Я составил ноту, в которой изложил нашу точку зрения. Немцы будут взбешены, но это даст нам возможность гарантировать себе большую свободу в международной торговле, которая в настоящее время вполне благоприятна для нас"19. 3 февраля 1940 г. статс-секретарь германского министерства иностранных дел Вейцзекер отправил Маккензену в Рим инструкцию, которая содержала германские требования к итальянскому союзнику в области экономических поставок в Германию, а также прямо указывала на существование между обеими державами "оси" разногласий и недоразумений20. "Мы, немцы, - писал Вейцзекер, - не должны отказываться от своего основного тезиса, а именно: Италия обязана, - учитывая напряжение всех сил Германии, ведущей войну и идущей на всевозможные тяжелые жертвы для поддержания товарооборота с Италией (прежде всего в отношении снабжения последней углем), - также поддерживать нас экономически и не оказывать никакого содействия нашим врагам". Вейцзекер просил Маккензена передать итальянцам, что Германия никогда не согласится на важные в военном отношении поставки Италии западным государствам21.
На основании полученных из Берлина инструкций Маккензен и находившийся с осени 1939 г. в Риме Клодиус (заместитель начальника политико-экономического отдела министерства иностранных дел) 20 февраля посетили Чиано и передали ему от имени германского правительства довольно резкое заявление22. В Берлине считают, говорилось в этом заявлении, что в нынешней ситуации Италия должна оказывать Германии всемерную экономическую поддержку. Однако до сих пор складывается впечатление, что этого не происходит. Особенно это относится к итальянским поставкам сырья и итальянским требованиям в отношении немецких контрпоставок, в вопросе о транзите и т. д. Благоприятные итоги (в отношении итальянских поставок сырья в Германию. - А. Г.) имеют место лишь в отдельных случаях, когда лично вмешивается дуче. Военные поставки из Германии необходимых для Италии сырьевых продуктов (бензола, толуола, нафталина) ставят Германию в исключительно трудное положение, и ее "жертвы" в этом отношении могут быть компенсированы лишь соответствующими поставками из Италии. До сих пор чинятся препятствия со стороны итальянских таможенных органов германскому транзиту через Италию в оба направления, что является недопустимым. Необходимо также, чтобы итальянское правительство положило конец неблагоприятной для рейхсмарки спекуляции на курсе лиры.
В ответ Чиано заверил Маккензена и Клодиуса, что Италия готова сделать все возможное, чтобы увеличить поставки в Германию сырья. Позиция дуче в этом отношении, подчеркнул Чиано, неизменна. Сделанная Чиано в этот же день запись отражает то резкое недовольство, которое проявляли правящие круги Италии в связи с диктатом со стороны "союзника", без стеснения вмешивавшегося в торговлю Италии с другими державами. "Клодиус и Маккензен пришли, чтобы заявить протест по поводу трудностей, возникших в торговых отношениях, - записал Чиано. - Чего они хотят от нас? Я откровенно сказал им, что до тех пор, пока мы будем проводить враждебную в отношении Англии и Франции политику, мы будем испытывать растущие трудности в обеспечении самих себя сырьем. Они не вправе также требовать от нас..., чтобы мы отказались от нашего балканского рынка"23.
Узнав о германском демарше, Муссолини срочно созвал совещание с участием Чиано, министра финансов П. Таон-ди-Ревеля, министра внешней торговли Риккарди и других. Было принято следующее решение, переданное 22 февраля в германское посольство24: будет сделано все необходимое для увеличения итальянских сырьевых поставок в Германию; вместе с тем было подчеркнуто, что Италия надеется, что поставки из Германии необходимого Италии сырья не будут прекращены и что "ответственные лица в Германии не бросят Италию в этом отношении на произвол судьбы". 24 февраля 1940 г. в Риме после двухмесячных переговоров был подписан германо-итальянский экономический договор - так называемый "4-й секретный протокол"25. В соответствии с достигнутым соглашением Германия обещала поставить в Италию 12 млн. т угля в 1940 г., но при условии, что Италия выделит для этой цели 5 тыс. вагонов (сама Германия может поставлять лишь 500 тыс. т ежемесячно); 10 тыс. т бензола; 1,5 тыс. т толуола; 2,5 тыс. т нафталина, а также ацетон и магний. Италия со своей стороны обещала поставить Германии бокситы (100 тыс. т), цинковую руду (35 - 40 тыс. т), серу (70 тыс. т), коноплю (25 тыс. т), а также серный колчедан, ртуть, борную кислоту и большое количество продовольствия, табака и других товаров.
После подписания договора Италия попала в трудное экономическое положение, а ее зависимость от германского союзника еще более возросла. В последующее время экономическая зависимость Италии от Германии продолжала увеличиваться, равно как и политическая. Так, когда в июне 1940 г., в первые же дни после вступления Италии в войну на стороне Германии, между обоими партнерами по "оси" начались экономические переговоры, завершившиеся подписанием "5-го секретного протокола"26, Италия по условиям этого соглашения должна была значительно увеличить поставки сырья в Германию (бокситов - 200 тыс. т, цинковой руды - 45 тыс. т, серы - 122 тыс. т и т. д.). Что касается пожеланий итальянской стороны об увеличении германских поставок сырья, прежде всего угля, поставки которого германская сторона не выполняла, - пожеланий, которые, как писал Муссолини 13 июня 1940 г., "чрезвычайно скромны", то гитлеровцы весьма прохладно реагировали на них. Как записал 12 июня Клодиус, Гитлер рекомендовал "сдержанно обсудить итальянские пожелания", которые могут быть "удовлетворены лишь частично и в ограниченном объеме". Другой участник германо-итальянских экономических переговоров в Риме, генерал Томас, записал 12 июня: "Италия: фюрер придерживается точки зрения, что, поскольку Италия бросила нас осенью на произвол судьбы, сейчас нет никакого повода что-либо давать. Во всяком случае, итальянские пожелания должны быть сначала детально изучены"27.
К концу февраля - началу марта 1940 г. гитлеровцы стали особенно энергично убеждать итальянское руководство в необходимости принять, наконец, решение и вступить в войну на стороне Германии. Надо сказать, что итальянские фашисты в это время начали все более к этому склоняться. Они по-прежнему в своем большинстве считали, что война разрешит все или значительную долю тех трудностей, внутренних и внешнеполитических, которые не могло преодолеть итальянское правительство. Участились проходившие под председательством Муссолини заседания так называемого Верховного совета обороны. 15 февраля 1940 г. "Tribuna" в следующих словах резюмировала суть очередного заседания, на котором обсуждались вопросы гражданской и экое омической мобилизации, экономического самообеспечения Италии в случае войны и другие аналогичные вопросы: "Тотальная подготовка к тотальной войне!". Готовность гитлеровцев со дня "а день начать новые акты агрессии подстегивала итальянское руководство и разжигала его воинственный дух. "Дуче все более утверждается в мнении, - записал 25 февраля Чиано, - что союзники проиграют воину, и вся его политика базируется на этой уверенности. Он вновь заговорил о претензиях к Франции и повторил свой тезис о необходимости свободного выхода к открытому океану, без чего Италия никогда не станет империей".
27 февраля Муссолини сказал Чиано: "В Италии все еще есть преступники и глупцы, которые считают, что Германия будет разбита. Можешь мне поверить, что Германия победит"28.
8 марта Гитлер после длительного молчания направил Муссолини ответ на его письмо от 3 января29. Вручить это послание он поручил Риббентропу, прибывшему 10 марта в Рим30. Гитлер писал, что позиция Германии в вопросе о сохранении спокойствия на Балканах неизменна и что в этом отношении обе державы "оси" единодушны; вновь и вновь он убеждал, что Германия намерена сражаться до тех пор, пока ее враги не будут вынуждены окончательно отказаться от идеи уничтожения тоталитарных государств. "Решимость Германии сражаться непоколебима" тем более, что тоталитарные государства обладают растущим превосходством над западными державами, подчеркивал Гитлер. Он "абсолютно убежден", что исход войны решит судьбу не только Германии, но и Италии. Гитлер намекнул на то, что если Италия хочет остаться в будущем "скромным европейским государством", то тогда он, может быть, и ошибается. Но если Италия хочет стать страной, в которой ее народу будут обеспечены "жизненные права", тогда, подчеркивал Гитлер, "вам, дуче, в конце концов придется встретиться с тем же врагом, с которым сегодня ведет борьбу Германия". Заканчивая свое послание, Гитлер еще раз выразил надежду, что судьба сложится так, что "оба народа будут сражаться вместе", ибо место Италии - на стороне Германии, а место Германии - на стороне Италии.
Изложенные положения были уточнены и дополнены Риббентропом во время его бесед с Муссолини, проходивших в Палаццо Венеция в присутствии Чиано и Маккензена 10 и 11 марта31. Риббентроп приложил все усилия, чтобы вырвать у дуче обещание вступить в войну на стороне Германии. Прежде всего Риббентроп указал на то, что Гитлер не думает уже ни о каком мирном решении вопроса. "Фюрер... полон решимости еще в нынешнем году атаковать Францию и Англию, будучи абсолютно убежден в том, что летом он разобьет французскую армию, а к осени сумеет выбросить англичан из Франции. Он, Риббентроп, также со своей стороны считает и надеется, что еще до наступления осени французская армия будет разбита и что после этого на континенте не останется англичан, разве что в качестве военнопленных". Риббентроп сообщал, что к началу военных действий на западе Германия выставит 205 полностью укомплектованных и хорошо обученных дивизий и что, таким образом, соотношение вооруженных сил Германии и западных держав будет 3:1. Воля немецкого народа к победе "непоколебима", добавил Риббентроп; "каждый немецкий солдат уверен, что победа будет одержана еще в этом году". Муссолини, в свою очередь, подчеркнул, что Гитлер абсолютно прав, когда он говорит об "общности судеб" немецкой и итальянской наций. Касаясь итало-английских отношений, Муссолини проговорился, что Англия обратилась к Италии с просьбой о продаже ей целого ряда военных изделий. Он тут же поспешил заявить, что "англичанам в данный момент должно быть абсолютно ясно, что на их обращение о поставках из Италии пушек, танков или самолетов-бомбардировщиков, о чем они просили, будет дан абсолютно категорический отрицательный ответ. Они, - добавил Муссолини, - не получат для военных целей ни одного гвоздя". Италия, заявил Муссолини, вскоре вступит в войну на стороне Германии, так как она "также намерена решить свои проблемы", среди которых первой он назвал проблему свободного выхода в океан. "Время действий, - продолжал он, - все ближе. Италия чрезвычайно преуспела в отношении военных приготовлений..., для чего пришлось пожертвовать жизненными интересами населения... Создано 4 линкора водоизмещением 35 тыс. т каждый (у англичан таких - 2); к маю будут готовы 120 подводных лодок, а в апреле во флот будут мобилизованы 150 тыс. военнообязанных. Больших успехов добилась Италия и в области авиации... К маю вооруженные силы достигнут 2 млн. человек".
В ответ на настойчивые вопросы Риббентропа о времени вступления Италии в войну, Муссолини заявил: "Вопрос о сроке является деликатным, так как он хотел бы выступить лишь тогда, когда он полностью подготовится, чтобы не быть для своего партнера балластом. Но в любом случае он уже теперь должен сказать откровенно, что в финансовом отношении Италия не сможет выдержать длительной войны". Дальнейшие переговоры проходили под знаком уклончивой позиции Муссолини, который то делал воинственные заявления о своей решимости немедленно вступить в войну, то, припертый к стене Риббентропом, добивавшимся от него конкретных обещаний и точных сроков, вновь пускался в общие рассуждения. В заключение Муссолини еще раз подтвердил, что в силу "общности судеб" Италии и Германии вступление Италии в войну неизбежно. Он согласился также на переданное ему Риббентропом предложение о встрече с Гитлером на Бреннере32. 12 марта начальник штаба оперативного руководства вооруженными силами Германии генерал Иодль записал в дневнике: "Фюрер очень удовлетворен переговорами Риббентропа в Риме. Дуче сохраняет стойкость, хочет на следующей неделе лично встретиться с фюрером на Бреннере"33.
Встреча на Бреннере состоялась 18 марта. Это была первая после начала второй мировой войны встреча двух фашистских диктаторов. Если Гитлер шел на эту встречу с целью добиться от итальянского союзника твердого обязательства вступить в войну после начала германской атаки на западе, то Муссолини и его окружение, понимая, что Гитлер потребует от Муссолини "сделать выбор", испытывали одновременно и страх перед принятием последнего решения и боязнь "упустить время". "Дуче нервничает, - записал Чиано в дневнике 13 марта. - До сих пор он жил под впечатлением, что настоящая война не начнется. Перспектива приближающегося столкновения, в котором он может остаться аутсайдером, беспокоит и, говоря его словами, унижает его. Он все еще надеется, хотя и в меньшей степени, чем раньше, что он сможет повлиять на Гитлера и убедить его отказаться от его намерения начать наступление на западе". Муссолини хотел бы, отметил на следующий день Чиано, добиться от Гитлера, если последний все же решил начать атаку, принятия согласованного документа, который оставил бы за Италией свободу действий. Однако это нереально, подчеркнул Чиано, так как "Гитлер никогда не простит себе, если он плохо разыграет свои карты и не воспользуется его итальянским козырем". Единственным шансом для Италии остаться вне конфликта, как считал Чиано, является такая позиция на переговорах, когда Муссолини заявит немцам, что Италия не готова, и намекнет, что они ведут себя сейчас так же, как в августе 1939 г., когда они поставили союзника в последний момент перед фактом начала войны, к которой Италия не была готова тогда и не готова сейчас. Не очень-то веря, что такая попытка увенчается успехом, Чиано, тем не менее, считал, что Муссолини следует придерживаться подобных исходных позиций. "Они поступают, как им вздумается, не консультируясь с нами и обычно вопреки нашей точке зрения. Их нынешнее поведение, как и прежде, представляет удобный предлог настоять на нашей свободе действий"34.
Однако переговоры на Бреннере проходили совсем не так, как надеялись итальянские правители. Переговоры Гитлера и Муссолини скорее напоминали монолог, а не диалог. Почти все время говорил один Гитлер. Муссолини жаловался на следующий день Чиано, что он чрезвычайно недоволен этим фактом, так как "он многое хотел сообщить Гитлеру, а вместо этого должен был большую часть времени молчать"35. Позднее генерал Ринтелен, в 1936 - 1943 гг. являвшийся германским военным атташе в Риме, узнал от Гитлера подробности этой беседы. Как передает Ринтелен, "Муссолини, по словам фюрера, встретил его явно смущенный, как школьник, который плохо приготовил свое задание"; он "заверил, что, как только итальянская армия будет готова, он вступит в войну на стороне Германии". "С момента этой встречи, - резюмировал Ринтелен, - Муссолини вновь занял твердую прогерманскую позицию и принял решение о скором вступлении в войну. Он снова подпал под влияние Гитлера"36.
В начале беседы37 Гитлер заявил, что он ни на секунду не сомневается в том, что разобьет Францию и что иного пути завершить настоящий конфликт нет. Однако он просит принять решение о позиции Италии независимо от сказанного, полностью исходя из истинного положения дел и интересов Италии. Если Италия, добавил он, хочет ограничиться Средиземным морем ("которое, включая Адриатику и другие районы, совершенно не интересует Германию") и позицией второстепенной державы, тогда ей, конечно, не нужно и впредь что-либо предпринимать. Но если она хочет быть первостепенной средиземноморской державой, то Англия и Франция всегда будут препятствовать ей в этом. Германия же, в случае, если она одержит победу, намерена осуществить "всеобщее урегулирование" только вместе с ее великим союзником - Италией. "У Германии, - подчеркнул Гитлер, - есть только один союзник и друг - Италия... В Европе есть только два партнера - Германия и Италия".
Затем Гитлер остановился на том, как будут развиваться события дальше и какую роль, по его мнению, может сыграть в них Италия. Либо Германия нанесет "молниеносный сокрушительный удар" Западу, и "потребуется лишь нанести еще один, последний удар, чтобы рухнула вся система Запада. И тогда дуче смог бы обдумать вопрос..., должна ли Италия нанести этот последний удар", или же начнется долгая борьба между Германией и Западом, в которой Запад будет постепенно измотан. "Но, вступив однажды в борьбу, Германия уже больше не отступит. И если тогда борьба затянется, то, может быть, Италия в определенный момент явится той "последней гирей", которая окончательно склонит чашу весов в благоприятную для Германии и Италии сторону". Гитлер согласился с тем, что Италия не сможет вести длительную войну, так как "положение с углем и железом делает для Италии продолжительную войну невозможной". Тем не менее он намекнул, что Германия приветствовала бы "волевое решение" дуче, а затем, отбросив дипломатию, сказал, что прибыл на эту встречу лишь с одним желанием - чтобы Муссолини определил время вступления Италии в конфликт. Речь в данном случае идет не о том, чтобы просить Италию о помощи, добавил Гитлер, а только о том, чтобы Муссолини определил наиболее благоприятное время для вступления Италии в войну на стороне Германии.
Муссолини поспешил заверить Гитлера в своем полном согласии с ним по всем затронутым вопросам и заявил, что вступление Италии в войну неизбежно, так как итальянское правительство, фашистская партия и народ не желают оставаться до окончания войны нейтральными. Изменение позиции Италии по отношению к Англии и Франции невозможно. Сотрудничество с этими странами исключено. "Мы ненавидим их", - добавил Муссолини. Италия хочет вступить в войну не для того, чтобы оказать помощь Германии, ибо ни в Польше, ни на западе Германия не нуждалась и не нуждается в такой помощи. Вступления Италии в войну, подчеркнул Муссолини, "требуют ее честь и интересы". Что же касается времени вступления в войну, то это большая проблема. Ее решение при любых условиях должно определяться следующим фактором - Италия должна быть "полностью подготовлена". Однако финансовое положение не позволяет Италии вести длительную войну ("невозможно тратить каждый месяц по миллиарду")38. Муссолини подтвердил, что, как только Германия нанесет первый успешный удар, он выступит, "не теряя времени". Но, если война затянется и "Германия будет лишь постепенно добиваться успеха, тогда он, дуче, подождет". В настоящее время, сказал он, Италия будет продолжать военные приготовления с тем, чтобы через 3 - 4 месяца быть готовой. Германские империалисты были довольны итогами встречи Гитлера и Муссолини. Гитлеровцы добились срыва попыток западных держав привлечь на свою сторону Италию. Муссолини обещал, что Италия вступит в войну на стороне Германии, хотя и сделал оговорку, что это произойдет лишь тогда, когда для этого создастся благоприятная обстановка. 19 марта Иодль записал в дневнике: "Фюрер возвращается после свидания с дуче, сияя от радости и в самом довольном настроении. Достигнуто полное взаимопонимание. Дуче решился присоединиться к фюреру; вот только продолжительной войны он вести не может... В заключение переговоров дуче сказал Чиано: "Мое решение принято. Фюрера вы слышали". 27 марта Йодль отметил: "Фюрер развивает свои цели перед итальянцами, вступающими в дело"39. Гальдер еще более точно резюмировал позицию итальянских фашистов и мнение германского командования. 27 марта он записал: "Совещание у фюрера... Он подчеркнул, что полностью доверяет Муссолини, который, однако, ввиду его слабости, сможет выступить только в том случае, если Франции уже будет нанесен сильный удар. ...Мы должны, - подчеркнул Гальдер, имея в виду германское верховное командование, - когда начнем наступление, потребовать от Италии привести свою армию в готовность. Для мобилизации Италии потребуется 14 дней. В течение этих 14 дней станет ясно, есть ли у нас шансы на крупный успех или нет. Если у нас такие шансы будут, Италия выступит"40.
Что касается вопроса о характерен длительности предстоящей борьбы с западными державами, то не только Италия рассчитывала на ее "молниеносность". Как свидетельствует бывший начальник организационного отдела генштаба гитлеровской армии генерал-майор Мюллер-Гиллебранд, нацистское руководство хорошо знало, что Германия тоже не может в силу ее экономической неподготовленности вести длительную войну. По оценке военно-промышленного штаба Германии, запасов металла должно было хватить на 9 - 12 месяцев войны, каучука - на 5 - 6 месяцев, нефти - на 4 - 5 месяцев. О том, что Германия не была подготовлена к успешному ведению длительной войны с западными державами, обладавшими превосходящим военно-экономическим потенциалом, свидетельствовали также секретные военно-экономические сводки, ежемесячно издававшиеся военно-промышленным штабом при главном штабе вооруженных сил Германии41. Гитлер, которому представлялись эти сводки, отвергал мысль о том, что придется вести длительную, пожирающую огромные ресурсы войну и а несколько фронтов. Он был убежден, что сможет добиться своих политических целей, не допустив превращения войны в затяжную42. Кроме того, он верил в нежелание западных правящих кругов вести "решительную войну" и понимал их стремление повернуть вермахт в сторону СССР. Муссолини, по свидетельству Чиано, после встречи на Бреннере стал открыто говорить о вступлении Италии в войну на стороне Германии, и эту позицию все больше поддерживали многие представители фашистской иерархии. Вместе с тем, записал Чиано 23 марта, "войны не хотят все слои населения"43. Решение итальянских фашистов вступить в войну на стороне Германии в значительной мере объяснялось теми военными успехами, которые весной - летом 1940 г. одержала германская армия. Прежде чем начать вторжение во Францию, германское командование предприняло операции против Норвегии и Дании. Верные своей тактике информировать итальянского союзника в последний момент или даже после начала очередной агрессивной акции, немцы лишь 9 апреля, то есть тогда, когда уже началось вторжение германских войск в Скандинавию, известили об этом итальянских фашистов44. А захват гитлеровцами Дании и Норвегии еще раз наглядно показал всему миру стремление германских фашистов осуществить планы установления своего господства в Европе и во всем мире. Вместе с тем был нанесен еще один удар по политике "умиротворения" агрессоров, по беспочвенным и преступным замыслам мюнхенцев "канализовать" германскую агрессию на восток, против Советского Союза.
Успехи вермахта в Дании и Норвегии гитлеровцы использовали для новой активной обработки итальянского союзника с целью его вовлечения в войну. Руководители фашистской Италии, со своей стороны, заверяли немцев, что сроки вступления их страны в войну приближаются. 11 апреля Муссолини, например, писал Гитлеру, что флот приведен в боевую готовность, что подготовка сухопутной армии и авиации также близка к завершению45 и что "итальянский народ, который хотел бы лучше подготовиться, уже осознает в данный момент, что войны не удастся избежать". О том, насколько далеко от истины было утверждение Муссолини в отношении того, что итальянцы твердо решили воевать и лишь хотят "лучше подготовиться", свидетельствует следующая запись в дневнике Чиано от 11 апреля: "Сегодня утром Муссолини был мрачен. Он вернулся от короля, беседа с которым его не удовлетворила. Он сказал: "Король предпочитает, чтобы мы вмешались только для того, чтобы собрать осколки разбитых тарелок... Но в таком случае мы сами будем виноваты в том, что вынуждены будем пережить унижение, так как другие напишут историю. Несущественно, кто одержит победу. Чтобы сделать народ великим, его необходимо послать в сражение, даже если для этого придется дать ему пинка в зад. Это как раз то, что я сделаю"46. 18 апреля и 2 мая Муссолини отправил Гитлеру письма, в которых он сообщал, что военные приготовления идут полным ходом и что время вступления Италии в войну против западных держав приближается. Во время скандинавской кампании позиция итальянского правительства постепенно превращалась из позиции "невоюющей стороны" в позицию "предвоенную". Увеличился призыв, в итальянскую армию (если к осени 1939 г. итальянская армия насчитывала 900 тыс. человек, то к маю 1940 г., то есть ко времени вступления Италии в войну, - 1,5 млн. человек47). Росли ассигнования на военные нужды. Подготовка к войне еще более ухудшила и без того тяжелое экономическое положение в стране. Сырьевые и валютные запасы продолжали уменьшаться. "Положение с нашими запасами металла... очень печально, - записал 7 апреля Чиано. - Италия лишилась всех ее зарубежных рынков, и даже то небольшое количество золота, которое мы в состоянии потратить, не может быть обращено в необходимый для нас металл. Внутренние ресурсы скудны, и мы уже использовали лимит по сбору медной посуды и железных решеток. Все использовано. Истина заключается в тем, что мы сегодня обеспечены резервами гораздо хуже, чем в сентябре (1939 г. - А. Г.). Наших запасов хватит лишь на несколько месяцев войны... Как же мы можем в этих условиях рисковать вступлением в войну?"48.
Через месяц после начала операции в Скандинавии гитлеровцы решили осуществить "Желтый план" и захватить Францию. 9 мая 1940 г. Гитлер сообщил Муссолини, что, как ему стало известно, Англия и Франция намерены овладеть Руром (?! - А. Г.) и что поэтому он "вынужден" начать атаку против Голландии и Бельгии49. На следующий день Муссолини поспешил сообщить Гитлеру, что он одобряет германскую акцию, что время вступления Италии в войну приближается и что к концу мая армия будет готова50. 10 мая началось германское наступление на Францию через Бельгию, Голландию и Люксембург, положившее начало новому этапу войны на западе. В отличие от английского и французского командования, рассчитывавшего на продолжение "странной войны" и мало что предпринявшего для отражения этого выступления вермахта, гитлеровцы успешно осуществили свой план. Уже 14 мая германские войска про рвали "линию Мажино" под Седаном (бельгийский фронт был прорван еще 11 мая, то есть на следующий день после начала наступления). 15 мая Рейно сообщил Черчиллю, что союзники потерпели поражение51, в тот же день капитулировала голландская армия, а 28 мая - бельгийская. А за три дня до этого, 25 мая, на совещании французского военного комитета уже обсуждался вопрос о перемирии с Германией, 11 июня пал Реймс, дорога на Париж была открыта. До падения Парижа и капитуляции Франции оставались считанные дни. В это время на политическую арену выступила Италия, правители которой наконец решили, что пришло время действовать.
Наступление германских войск на Западном фронте оказало сильнейшее воздействие на правящие круги фашистской Италии. Если еще весной 1940 г. Муссолини считал, что ход военных приготовлений позволит Италии лишь в 1941 г. вступить в войну, то теперь эти сроки все более и более сокращались. Каждое известие об очередном поражении Запада вызывало у итальянских правителей растущую тревогу. Они опасались "не успеть" и хотели лишь выбрать наиболее удобный и выгодный момент, чтобы "положить итальянскую гирю на чашу весов".
В первых числах мая Муссолини сообщил Гитлеру, что военные приготовления Италии форсируются, но что ему приходится вести в самой Италии борьбу с многочисленными противниками вступления в войну52. 4 мая Гальдер следующим образом резюмировал суть письма Муссолини от 3 мая 1940 г.: "Военные меры (в Италии. - А. Г.): до 15 мая будет произведен очередной призыв; до 24 мая - новые силы; в общем будет достигнута численность в 2 млн. человек... Внутриполитическое положение: Муссолини ведет тяжелую борьбу со двором, аристократией и церковью. Финансовые и промышленные круги в основном против войны и поддерживают короля и кронпринца, являющегося опасным германофобом"53. Разумеется, в данном случае письмо Муссолини и запись Гальдера не отражали истинного положения дел внутри Италии по вопросу об отношении к войне. Речь шла не о борьбе милитаристских и пацифистских кругов в правящей верхушке фашистской Италии, не о сторонниках и противниках участия Италии в войне, а о борьбе в правящих кругах Италии двух группировок - проанглийской и прогерманской54.
13 мая, как отметил Чиано, он беседовал с Муссолини. Последний сказал: "Несколько месяцев назад я говорил, что западные державы упустят победу. Сегодня я говорю тебе, что они проиграют войну. Мы, итальянцы, уже достаточно обесчещены. Любая отсрочка недопустима. Мы не должны терять время. В пределах месяца я объявлю войну. Я атакую Францию и в воздухе и на море". Чиано понял, что жребий брошен. "Он решил действовать, - записал Чиано, имея в виду Муссолини, - и он будет действовать. Он верит в германский успех и в то, что этот успех будет достигнут быстро. Только новый поворот в военных событиях может заставить его пересмотреть свое решение. Но в настоящее время дела для западных держав идут так плохо, что на это нет надежды"55.
Итальянские империалисты хотели, вступая в войну, четко оговорить условия вступления и ту мзду, которую они надеялись получить за это. "Я беседовал с дуче о необходимости ясно изложить немцам наши намерения, - записал в те дни Чиано. - Если мы действительно хотим очертя голову ринуться в войну, мы должны пойти на определенную сделку. Даже сегодня война остается для меня рискованным предприятием со многими страшными, неизвестными факторами. Я знаю этих людей (то есть немцев. - А. Г.) очень хорошо, и я очень мало верю подписанным ими соглашениям, а их словам не верю совсем"56. Гитлер продолжал разжигать аппетиты честолюбивого Муссолини, чуть ли не каждый день отправляя ему послания, в которых он перечислял новые "грандиозные успехи" вермахта. Как отметил в конце апреля Чиано, "Гитлер хороший психолог, и он знает, что эти послания ранят дуче в самое сердце"57. Муссолини, в свою очередь, заверял Гитлера, что он сам и итальянский народ "восхищены успехами германского оружия", что он твердо решил вскоре вступить в войну и что все послания Рузвельта и Черчилля, в которых содержатся призывы сохранить нейтралитет, отклоняются им. 19 мая Гальдер записал в дневнике: "Рассчитывать на слишком быстрое вступление Италии в войну нельзя. "Это не является вопросом дней" (Чиано), но ожидать вступления можно, вероятно, через несколько недель". Но уже 21 мая в дневнике Гальдера появилась совершенно другая, еще менее оптимистическая запись, свидетельствовавшая о наличии серьезных тактических разногласий между партнерами по "оси" в вопросе о главных направлениях агрессии и содержавшая откровенную озабоченность гитлеровцев относительно прочности тыла итальянского фашизма. "В переписке последнего времени, - отметил Гальдер, - преобладают торжественные сообщения об одержанных фюрером успехах и одобрения дуче. В последнем письме (19 мая. - А. Г.) дуче высказывает предположение, что с состоянием отказа от войны скоро будет покончено. Дан ответ на вопрос дуче о нашей военной поддержке, на которую он рассчитывает: мы помощи не окажем. Информация о германской точке зрения: на нашем фронте мы обойдемся без итальянцев...58 В большой политике начинает вырисовываться незначительное противоречие между Италией и нами. Для Италии основной противник - Англия; для нас - Франция. Мы ищем контакта с Англией на базе разделения сфер влияния в мире. Сопротивление войне внутри Италии ослабевает (Гальдер имел в виду итальянский народ. - А. Г.). Кронпринц как будто бы за войну. Муссолини предоставлена полная свобода. Он оказывает нажим на Ватикан"59.
Встреча Гитлера и Муссолини на Бреннере чрезвычайно встревожила руководителей западных держав, которые из различных источников получили сведения как о содержании бесед двух диктаторов, так и о решимости Гитлера нанести удар на западе60. В этой обстановке была предпринята новая попытка удержать Италию от вступления в войну на стороне Германии. Как уже говорилось, весной 1940 г. имело место значительное обострение итало-английских экономических отношений вследствие английской блокады на море61. 6 марта Чиано отметил, что Муссолини более, чем когда-либо, раздражен положением с углем. Последний заявил: "Через некоторое время пушка сама выстрелит. Я не допущу, чтобы весь народ по моей вине стал посмешищем Европы. Я испытываю одно оскорбление за другим. Как только я буду готов, я заставлю англичан пожалеть о содеянном. Мое вступление в войну приведет к их разгрому". "Дуче, - заметил в связи с этим Чиано, - все еще, увы, во власти иллюзий относительно перспектив быстрого перевооружения. Положение все еще очень трудное, и "нехватка угля лишь еще больше ухудшит его. Может быть, мы и вступим в войну, но мы будем не подготовлены и не вооружены"62. В марте Англия задержала 13 итальянских судов с германским углем. Италия заявила резкий протест. Конфликт попытались уладить компромиссным путем: Англия обещала усилить свой ввоз угля в Италию, взамен чего претендовала на получение продукции итальянской военной промышленности. Однако этот план Англии потерпел фиаско. Прибывший 10 марта в Рим Риббентроп пообещал итальянскому правительству, что Германия полностью обеспечит Италию углем по железным дорогам. Тогда 15 марта в Рим был послан видный деятель английского министерства финансов Плейфэр с широкими экономическими предложениями. Затем Чемберлен направил итальянскому правительству "послание доброй воли" - одно из тех посланий, как подчеркнул Чиано, которым с самого начала было суждено остаться без ответа. Муссолини поручил Чиано уведомить английское правительство, что Италия согласна лишь передать Германии мирные предложения, и то только в том случае, если они& будут реальными. В противном случае, добавил Муссолини, Италия будет на стороне Гитлера63. Тем не менее правительства Англии и Франции прилагали лихорадочные усилия, чтобы, как пишет Черчилль, "откупиться от Муссолини"64. До конца мая Плейфэр обсуждал в Риме вопрос о клиринговом соглашении, которое предусматривало английские заказы итальянским судостроительным компаниям. Другой английский представитель, Уилфрид Грин, в это же время вел в Риме переговоры о соглашении, которое освобождало бы большую часть итальянской внешней торговли от контроля, осуществляемого Англией в рамках экономической войны65. 25 марта Рейно заявил итальянскому послу в Париже, что усиление итальянского влияния в Европе - в интересах Франции. 27 марта французский посол в Риме Франсуа-Понсе неофициально намекнул Чиано, что Франция могла бы уступить Италии Джибути (Французское Сомали). Однако чем активнее западные державы пытались заигрывать с Италией, тем высокомернее вели себя фашистские правители и итальянская пресса 20 апреля 1940 г. "Relazioni Internazionale" писала, что итальянская позиция неизменна - страна проводит огромные военные приготовления; "демократии льстят итальянцам, расхваливая миролюбивую политику нашей страны. Но мы отвергаем подобную лесть. Итальянский народ выбрал свою карту, и эта карта будет разыграна".
10 мая началось германское наступление на западе, в большой степени повлиявшее на политику итальянских правителей. Это обстоятельство учитывали руководящие деятели Англии и Франции. В середине мая в обработку итальянцев включился Черчилль, который имел все основания предполагать, что Италия уже "сделала свой выбор". 15 мая Черчилль после того, как возглавил английское правительство, направил Рузвельту свое первое послание, где, в частности, писал: "Мы должны ожидать, хотя еще нет в этом уверенности, что Муссолини вскоре вмешается в войну". 16 мая Черчилль направил личное послание Муссолини, в котором постарался в теплом тоне напомнить об их встречах в Риме и обратился к нему "со словами доброжелательства" "как к главе итальянской нации". Черчилль писал: "Считаю своим долгом вступить с вами как с вождем итальянского народа в переговоры, несмотря на быстро углубляющуюся между нами пропасть". Черчилль заверял Муссолини, что он никогда не был противником величия Италии и в душе никогда не был врагом дуче; он призывал Муссолини "помешать тому, чтобы между английским и итальянским народами потекла река крови"; "я заклинаю вас во имя чести, - писал Черчилль, - прислушаться к этому, прежде чем раздастся ужасный сигнал войны"66.
18 мая последовал высокомерный ответ Муссолини. Он заявил, что Италия выполнит свои обязательства по отношению "к германскому союзнику". "Вы хорошо знаете, - писал Муссолини Черчиллю, - те причины, которые привели наши страны в противоположные лагери... В Женеве в 1935 г. вы явились инициатором организации санкций против Италии, когда мы намеревались осуществить контроль над небольшой африканской территорией (так называл фашистский диктатор территорию независимого государства Эфиопии! - А. Г.)... Я хочу вам, далее, напомнить о состоянии настоящего рабства, - продолжал Муссолини, - в котором Италия находится в собственном море. Так как ваше правительство объявило войну Германии, то вы поймете, что те же чувства чести и уважения принятых на себя обязательств, вытекающих из германо-итальянского договора, будут определять как теперь, так и в будущем итальянскую политику по отношению к любому событию". Столь же высокомерный тон был присущ письму Муссолини, направленному в ответ на послание Рузвельта от 14 мая: "В момент, когда решаются судьбы Европы, Италия не может оставаться в стороне"67.
Получив ответ Муссолини, английское правительство поняло, что положение осложняется. "С этой минуты, - писал Черчилль, - у нас не могло быть никаких сомнений в намерении Муссолини вступить в войну в самый благоприятный для него момент"68. Но, несмотря на это, 25 мая английский министр иностранных дел Галифакс заявил итальянскому послу в Лондоне Бастианини, что союзники готовы рассмотреть любые предложения о переговорах как относительно итальянских интересов, так и относительно возможных основ "справедливого и длительного мира". Однако конкретных уступок Италии англичане не предложили. Французы, положение которых было сложнее, готовы были к таким уступкам. Французское правительство добивалось согласия Лондона на то, чтобы Италии были предложены уступки как в отношении Туниса и некоторых других французских владений, так и за счет Англии. 21 апреля иностранная комиссия палаты депутатов и сената Франции опубликовала коммюнике, в котором было сказано, что Франция все еще хочет вести переговоры с Италией. На следующий день Рейно послал Муссолини письмо, предлагая обсудить имевшиеся проблемы, прежде чем вспыхнет конфликт между обеими нациями. Когда 26 мая, то есть уже после начала германского наступления на западе, Рейно вел в Лондоне переговоры с английским правительством и убеждал последнее согласиться на интернационализацию Гибралтара, Мальты и Суэцкого канала69, он натолкнулся на отказ англичан. "Я лично считал, - писал впоследствии Черчилль, - что при критическом состоянии наших дел мы не могли предложить Муссолини ничего, чего он сам бы не мог взять или получить от Гитлера в случае нашего поражения. Нельзя рассчитывать на заключение выгодной сделки, будучи при последнем издыхании"70. Однако у французского правительства не было иного выхода, и 31 мая оно направило итальянскому правительству ноту с предложением открыть прямые переговоры, обещая удовлетворить его претензии в Средиземном море путем уступок со стороны не только Франции, но и Англии. Английское правительство отмежевалось от этого предложения. Да оно уже и не могло ничего изменить. За три дня до этого, а именно 29 мая, Муссолини, видя, что Франция уже разбита, назначил на 5 июня вступление Италии в войну. Поэтому он отверг французские предложения. Одновременно были прерваны переговоры с Англией по вопросу о блокаде. Все попытки Англии и Франции удержать Италию от вступления в войну оказались тщетными. 29 мая Муссолини созвал в Палаццо Венеция совещание руководителей итальянской армии71, где объявил, что создано верховное командование вооруженными силами и что он решил возложить на себя обязанности верховного главнокомандующего72. Муссолини объявил также, что Италия вступает в войну через неделю, 5 июня. "Что касается даты вступления в войну, - заявлял он, - то это очень важная проблема, связанная с ходом войны. Первоначально эта дата была определена на весну 1941 года (как записал 3 декабря 1939 г. Чиано, Муссолини ему сказал, что вмешательство Италии в войну произойдет не ранее 1942 г. - А. Г.)73. После того, как [Германия] легко овладела Норвегией и установила господство над Данией, я перенес эту дату на начало сентября 1940 года. Теперь, после падения Голландии и Бельгии, вторжения во Францию и кардинально изменившейся ситуации, я вновь изменяю дату и считаю, что наиболее приемлемым днем нашего вступления в войну является 5 июня. Нынешняя ситуация исключает дальнейшее промедление, так как в случае, если мы воздержимся от немедленного вмешательства, мы подвергнем себя риску величайшей опасности... Если мы промедлим пару недель или месяц и не используем ситуацию, то у Германии создастся впечатление, что мы намерены выступить после свершившегося факта, когда риск незначителен... И, наконец, все это будет иметь значение при подписании мира". На следующий день Муссолини известил Гитлера о решении Италии вступить в войну 5 июня74. 31 мая Гитлер прислал Муссолини восторженное письмо, приветствуя решение Италии вступить в войну, но подчеркнул, что, с его точки зрения, было бы целесообразно отсрочить названный Муссолини срок вступления Италии в войну до 6 или 8 июня75. Тогда, писал Гитлер, германская авиация сможет "разведать и уничтожить новые базы французской авиации, особенно если учесть, что после вступления Италии в войну Франция попытается перебазировать на юг кое-какие силы своей авиации"76. В первых числах июня Муссолини сообщил Гитлеру, что он намерен 10 июня объявить войну Англии и Франции, а 11 июня начать военные действия77. 10 июня Чиано пригласил к себе английского и французского послов и заявил им, что Италия объявляет войну Англии и Франции. "Первым я принял Франсуа-Понсе, - записал Чиано в дневнике. - Прочитав декларацию об объявлении войны, тот сказал: "Это удар кинжалом человеку, который уже повержен", и что он это предвидел уже два года назад... после подписания "Стального пакта"...
Сэр Перси Лорен был более лаконичен и непроницаем"78. Выступивший 10 июня с балкона Палаццо Венеция Муссолини заявил, что настал час "встать на защиту отечества" и что Италия взялась за оружие для того, чтобы после решения проблемы сухопутных границ решить также проблему морских границ. Он заявил далее, что Италия вступает в войну также потому, что в "соответствии с фашистской моралью, с другом идут до конца" и что так же, как раньше Италия была верна союзу с Германией, и теперь и всегда в будущем она будет на стороне "ее народа и ее победоносного германского вермахта"79. Итальянские фашисты решили использовать "шанс, который представляется только раз в пять тысяч лет"80. Италия рассчитывала на непродолжительную войну, в которой она совершит ровно столько, чтобы при заключении мира потребовать удовлетворения своих претензий81.
Правители фашистской Италии полагали, что Франция сразу же капитулирует и что вслед за ней вынуждена будет пойти на подписание мира с Германией и Англия. Итальянская Ставка при всех условиях рассчитывала на то, что военные действия будут непродолжительными и что вскоре настанет час дележа добычи. 29 мая Чиано записал в дневнике: "Война должна быть недолгой. Не более 2 или 3 месяцев..., так как наши запасы чрезвычайно скудны. Мы буквально не имеем некоторых металлов. Накануне войны - и какой войны! - мы имеем лишь 100 т никеля"82. Как сообщил в октябре 1943 г. представителям прессы Бадольо, в июне 1940 г. Муссолини ответил на возражения представителей итальянского военного командования против вступления Италии в войну следующим аргументом: "В сентябре 1940 г. все будет кончено".
День 10 июня 1940 г. был воспринят итальянским народом как позорный день. В Италии не только не было заметно никакого энтузиазма, но, наоборот, царил как бы неофициальный траур. Тем самым итальянский народ достаточно определенно продемонстрировал свое отрицательное отношение к решению правительства. "Муссолини произнес речь с балкона Палаццо Венеция, - записал Чиано 10 июня. - Известие о войне ни для кого не явилось сюрпризом и не вызвало очень большого энтузиазма. Я чрезвычайно расстроен. Авантюра началась. Боже, помоги Италии!"83.
О том, что итальянские правители действительно ввергли страну в роковую авантюру, свидетельствовали уже первые дни участия Италии в войне. В момент, когда по инициативе нового главы французского правительства, предателя Петэна, начались переговоры Германии с Францией о перемирии, Муссолини бросил итальянские войска в наступление на альпийской границе против пограничных районов Франции. Но, вопреки его ожиданиям, малочисленные французские войска, которых было в шесть раз меньше итальянских, нанесли поражение итальянским дивизиям и отбросили их на исходный рубеж. По признанию Чиано, когда итальянские войска перешли границу, французы "отрезали пути позади них. В этот момент упал спасительный занавес перемирия. Иначе могло бы произойти много печальных событий"84.
Бывший гитлеровский генерал-фельдмаршал Кессельринг писал: "Несмотря на то, что уже в течение нескольких месяцев Италию постоянно занимала мысль о войне, для ведения ее она была не подготовлена и не вооружена"85. Так фашистская Италия сразу же обнаружила свое подлинное значение в роли военного союзника.
18 июня 1940 г., в связи с обращением французского правительства об условиях перемирия, в Мюнхене состоялась встреча Гитлера и Муссолини, на которой присутствовали, кроме Риббентропа и Чиано, также генералы Кейтель и Роатта86. Отправляясь в Мюнхен, Муссолини, по словам Чиано, был очень мрачен. "Этот внезапный мир беспокоит его", - записал Чиано 17 июня. Изложив затем обширную захватническую программу в отношении Франции (оккупация всей ее территории, захват французского флота и т. д.), Чиано отметил: "Вместе с тем он понимает, что его мнение имеет лишь консультативное значение. Война выиграна Гитлером без какого-либо активного военного участия со стороны Италии, и Гитлеру будет принадлежать последнее слово. Это, естественно, беспокоит и расстраивает дуче"87. Во время встречи подробно обсуждался вопрос о Франции. Гитлер "объяснил" Муссолини, что неразумно оккупировать всю Францию: "Если Германия овладеет всей территорией Франции, то французское правительство эмигрирует в Англию и будет продолжать борьбу. Если же часть территории Франции оставить под номинальным правлением французского правительства, тогда, может быть, удастся наладить с ним сотрудничество". Главная цель - оторвать Францию от Англии; тогда, оставшись одна, Англия пойдет на мировую. В связи с этим Гитлер подробно остановился на судьбе французского флота. Надо сделать все, сказал он, чтобы флот не попал в руки Англии или США, а для этого попытаться интернировать его, например, в Испании. Чтобы склонить к этому решению Францию, Германия дала бы ей "гарантию", что после заключения мирного договора большая часть флота будет ей возвращена. Когда же Англия будет разгромлена, добавил Гитлер, "мы позаботимся о нем". Затем Гитлер изложил свою точку зрения на условия мира с Францией. Он заявил, что Германия намерена оккупировать французскую территорию севернее Луары и все Атлантическое побережье Франции, вплоть до испанской границы (с важными портами Шербур, Брест, Нант и Бордо).
Муссолини и Чиано, полностью согласившиеся в конце встречи с "французской политикой фюрера и его планами в отношении этой страны", вместе с тем опасались, как бы германский партнер не обошел их на заключительном этапе войны и не подписал перемирие без Италии. Чиано предложил в связи с этим, чтобы переговоры о перемирии Германии и Франции велись параллельно аналогичным переговорам Италии с Францией. Гитлер успокоил итальянцев, пояснив, что германо-французское соглашение вступит в силу лишь после подписания итало-французского соглашения. При этом, намекая на незначительный вклад Италии в разгром Франции, Гитлер не без злорадства заметил, что "Италия едва ли захочет вести переговоры в том месте, где будут вестись германо-французские переговоры".
Хотя Муссолини и Чиано во время мюнхенской встречи и заявили Гитлеру, что они полностью солидарны с германской политикой в отношении Франции, на самом деле итальянские империалисты были разочарованы итогами этой встречи. Как это часто бывало в прошлом, итальянцы, имевшие собственные далеко идущие планы, каждый раз убеждались в том, что гитлеровцы очень мало считаются с этими планами. Так случилось и в Мюнхене. Муссолини, надеявшийся, что наконец наступило то время, о котором Гитлер ему так часто до этого говорил и писал, - время, которое положит начало созданию "великой итальянской империи", был явно разочарован. Все его мечты о крупных захватах во французской колониальной империи были сразу же развеяны. Гитлер, не желая допустить усиления роли Италии во французских делах и стремясь прибрать все к своим рукам, отклонил предложение Муссолини о разоружении французской армии и о передаче победителям всего ее вооружения, а также об оккупации Италией значительной части Франции, расположенной к востоку от Роны, оккупации Корсики, Туниса, Французского Сомали, передаче Италии ряда французских военно-стратегических пунктов, колоний и мандатов, в частности морских баз в Алжире: Орана и Касабланки. Как Гитлер "объяснил" итальянцам, он "не хочет слишком восстанавливать против себя французов". Чиано отметил, что весь ход переговоров в Мюнхене и позиция Гитлера убедили его в том, что тот ведет себя "как игрок, который сорвал большой куш и предпочитает встать из-за стола, ничем более не рискуя"88. Желая как-то успокоить расстроенных итальянцев и смягчить вспыхнувшие с новой силой германо-итальянские противоречия, Гитлер пообещал им, что после победы над Англией Германия получит Эльзас, часть Бельгии и бывшие германские колонии в Африке (Камерун и Др.), а Италия - Ниццу, Алжир, Тунис, Джибути и Британское Сомали. Гибралтар, кроме того, будет нейтрализован, Египет станет союзником Италии, а Испания получит Французское Марокко (за исключением атлантических портов, которые отойдут к Германии)89. Муссолини не оставалось ничего другого, как согласиться с этой программой передела мира, имевшей в виду в той или иной форме установление в Европе германского господства.
Утром 19 июня германское правительство передало в Бордо, где находилось французское правительство, что оно согласно обсудить с полномочной французской делегацией условия перемирия, если французское правительство одновременно, при посредничестве Испании, поведет аналогичные переговоры с итальянским правительством. Французское правительство согласилось на германские требования, и французская делегация во главе с генералом Хюнтцигером выехала для ведения переговоров. Встреченная генералом Типпельскирхом в районе Вандома, на левом берегу Луары, она на немецких автомашинах была доставлена в Париж и на другое утро, 21 июня 1940 г., прибыла на станцию Ретонд в Компьенском лесу. Там на платформе стоял специально доставленный немцами белый салон-вагон, в котором маршал Фош в 1918 г. продиктовал побежденной Германии условия мира. Б вагоне находились Гитлер, Геринг, Гесс, Риббентроп, Кейтель и другие. Кейтель зачитал германские условия перемирия и заявил, что французская делегация должна либо подписать их, либо от этого акта отказаться. 22 июня 1940 г. договор о перемирии между Францией и Германией был подписан90, и уже на следующий день, 23 июня, французская делегация по перемирию на трех "юнкерсах" отбыла в Рим, где 24 июня на вилле Инчиза (близ Рима) был подписан франко-итальянский договор о перемирии. Чиано и Бадольо, возглавлявшие итальянскую делегацию, добились от французской делегации некоторых дополнительных уступок, выгодных для Италии (демилитаризация 50-километровой зоны на территории Франции вдоль ее границы с Италией, создание аналогичных зон в Алжире и Тунисе, демилитаризация побережья Французского Сомали, портов Тунис, Бизерта и др.).
В те дни, когда проходило подписание германо-французского и итало-французского договоров о перемирии, итальянская военщина прилагала лихорадочные усилия к тому, чтобы любыми путями, вплоть до махинаций, целью которых было обмануть германского союзника, урвать как можно большую добычу за счет поверженной Франции. 24 июня 1940 г. Гальдер записал в дневнике: "Утро принесло любопытный нюанс. Итальянцы застряли во французских укреплениях и не могут продвинуться вперед. Однако они хотят к моменту переговоров объявить оккупированной как можно большую часть французской территории и потому предложили перебросить итальянские батальоны по воздуху частично через Мюнхен, а частично - прямо в Лион и, расположить их во втором эшелоне у [генерала] Листа в тех пунктах, до которых будут простираться территориальные претензии Италии. Это самое обыкновенное мошенничество"91.
Оба договора вступили в силу 25 июня 1940 года. Этот день впоследствии был объявлен во Франции днем национального траура. Для агрессоров же, для германского и итальянского партнеров по "оси", он был днем торжества. В сообщении верховного командования вермахта о ходе операций во Франции с 5 по 25 июня говорилось, что 25 июня германская и итальянская армии прекратили военные действия против Франции. Однако внимательные наблюдатели заметили, что в этом сообщении подчеркивалось: "величайшая битва всех времен" окончилась победой именно германского вермахта; о "вкладе" итальянского союзника в разгром Франции не было сказано ни единого слова92. Таким образом, вступление Италии в войну практически не оказало влияния на ход западной кампании. Однако оно привело к распространению военных действий на районы Северной и Восточной Африки, а тем самым на важные коммуникации Британской империи и на территорию ряда колониальных стран.
Ни Гитлер, ни Муссолини тогда, в дни триумфа "оси", разумеется, не предполагали, что через три года, в 1943 г., фашистская Италия сначала капитулирует, а затем объявит войну своему бывшему союзнику - гитлеровской Германии. "Ось" Берлин - Рим после вступления Италии в войну как будто бы еще более упрочилась, а германо-итальянский союз и "дружба" провозглашались "непоколебимыми". Но это был лишь миф. Дальнейшие события второй мировой войны показали, что союз этих двух агрессивных держав и до 1940 г. и особенно позже был непрочен. Когда вооруженные силы Германии и ее союзников, после вторжения их на территорию СССР, были остановлены, а затем обращены Красной Армией вспять, "ось" распалась, Италия же, а затем и Германия потерпели сокрушительное поражение.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии 1933 - 1945 гг. Т. II. М. 1958, стр. 47; см. также: Д. М. Проэктор. Война в Европе 1939 - 1941 гг. М. 1963, стр. 206 - 207.
2. B. Montgomery. The Memoirs. L. 1958, p. 58.
3. "I Documenti Diplomatic Italiani. Serie IX, 1939 - 1943" (далее-DDI). Vol. III. Roma. 1952, doc. 33; "Akten zur Deutschen Auswartigen Politik. 1918 - 1945". Auk dem Archiv des Deutschen Auswartigen Amts. Serie "D" (1937 - 1945) (далее - ADAP). Bd. VIII. Baden- Baden. 1961, dok. 504.
4. P. Badoglio. Italy in the Second World War. L. 1948, pp. 47 - 48.
5. 10 января 1940 г. начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер следующим образом резюмировал смысл послания Муссолини к Гитлеру от 3 января и реакцию последнего на это послание (текст в скобках- высказывания Гитлера): "Дуче... Просьба отказаться от наступления. Мирные гарантии (Польша - буферное государство). Италия не может вмешаться (вооруженные силы не готовы). Вмешательство - только в последний момент. (Не верит в мою победу!)". Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I. М. 1968, стр. 219; см. также стр. 221.
6. 12 февраля 1940 г. Гальдер записал в дневнике: "Дуче хочет вмешаться, если это принесет пользу Германии и не явится обузой". Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I. стр. 269. Что Муссолини еще в конце октября 1939 г. намеревался написать Гитлеру о состоянии дел в Италии, которое вынуждает ее ограничиваться ролью "резерва Германии" - экономического, морального и военного, - отметил 25 октября в дневнике министр иностранных дел Италии Чиано ("Ciano Diaries, 1939 - 1943". N. Y. 1946, p. 163); см. также DDI. Ser. IX. Vol. III, doc. 380 (Чиано - итальянскому послу в Берлине Аттолико 24 февраля 1940 г.).
7. См. DDL Ser. IX. Vol. III, doc. 181, 218 (Аттолико - Чиано 20 и 27 января 1940 г. о причинах задержки ответа Гитлера на письмо Муссолини от 3 января).
8. См. DDL Ser. IX. Vol. III, doc. 50, 78, 111.
9. См. беседу между Редером и итальянским морским атташе в Берлине Дж. Пекори 15 сентября 1939 г. DDL Ser. IX. Vol. I. Roma. 1954, doc. 229, pp. 142 - 143; см. также C. A. Gemzell. Raeder, Hitler und Skandinavien. Lund. 1965, S. 215 - 216.
10. См. W. L. Langer, S. E. Gleason. The Challenge to Isolation, 1937 - 1940. N. Y. 1952, pp. 361 - 375; см. также DDL Ser. IX. Vol. III, doc. 386 (Аттолико - Чиано 25 февраля 1940 г. - "Берлин встревожен возможностью американо-итальянского соглашения и... намерен выяснить окончательную итальянскую позицию").
11. DDL Ser. IX. Vol. III, doc. 95, 126, 137, 252, 640; U. v. Hassel. Vom anderen Deutschland. Aus dem nachgelassenen Tagebuchern 1938 bis 1944. Zurich-Freiburg. 1947, S. 120; "The Initial Triumph of the Axis". L. 1958, pp. 221, 233; J. v. Ribbentrop. Zwischen London und Moskau. Erinnerungen und letzte Aufzeichnungen. Leoni am Starenberger See. 1954, S. 187.
12. ADAP. Bd. VIII, dok. 518; см. также беседу Гитлера с шурином Чиано, советником итальянского посольства в Берлине М. Маджистрати, состоявшуюся в Берлине 2 февраля 1940 г. (ibid., dok. 591).
13. ADAP. Bd. VIII, dok. 596.
14. "Giornale d'ltalia", 20, 23.I.1939: "Voikischer Beobachter", 21.I.1939.
15. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 200, 202, 205 - 206.
16. ADAP. Bd. VIII, dok. 581, 589, 592; DDL Ser. IX. Vol. I, doc. 18.
17. "The Initial Triumph of the Axis", pp. 222, 235, 236.
18. ADAP. Bd. VIII, dok. 509, 542; см. также Л. П. Лавров. История одной капитуляции. (Как Франция была выдана Гитлеру). М. 1964, стр. 195.
19. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 195 - 196; DDL Ser. IX. Vol. HI, doc. 130.
20. ADAP. Bd. VIII, dok. 593.
21. 19 февраля 1940 г., основываясь на информации Вейцзекера, Гальдер записал: "Италия: Ненадежна. Правда, более охотно сотрудничала бы с нами, но готова сотрудничать и с другими" (Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I. стр. 281).
22. ADAP. Bd. VIII, dok. 623.
23. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", p. 210.
24. ADAP Bd. VIII, dok. 627; см. также "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 206, 210, 211.
25. См. DDL Ser. IX. Vol. III, pp. 640 - 642 (прил. 2); ADAP. Bd. VIII, dok. 634. 1-й секретный протокол был подписан 14 мая 1937 г.; 2-й- 18 декабря 1937 г. (ADAP. Bd. I. dok. 84); 3-й - 13 февраля 1939 г. (ADAP. Bd. IV, dok. 451). Данный, 4-й протокол подписали от Германии Клодиус, от Италии министр внешней торговли Джаннини.
26. ADAP. Bd. IX. Baden-Baden. 1962, dok. 480.
27. Ibid, dok. 420, 421.
28. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 211 - 213.
29. ADAP. Bd. VIII, dok. 663; DDL Ser. IX Vol. III, doc. 492.
30. Об этом визите см. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 217 - 220; DDL Ser. IX. Vol. III, dok. 392, 434, 480.
31. DDL Ser. IX. Vol. III, doc. 501, 502, 507, 512, 521, 524; ADAP. Bd. VIII, dok. 665, 669; "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 218 - 219.
32. См. ADAP. Bd. VIII, dok. 669, 670; G. Ciano. Diario (1939 - 1943). Vol. I (1939 - 1940). Roma. 1946, p. 236.
33. "Нюрнбергский процесс". Т. I. М. 1965, стр. 321; см. также "Ciano Diaries, 1939 - 1943", p. 219.
34. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 220 - 221.
35. Ibid., pp. 223 - 224; L. Fermi. Mussolini. Chicago. 1961, p. 404.
36. E. v. Rintelen. Mussolini als Bundesgenosse. Stuttgart. 1951, S. 81.
37. ADAP. Bd. IX, dok. I; DDL Ser. IX. Vol. III. doc. 578.
38. С сентября 1939 г. по июнь 1940 г., то есть за период так называемого "неучастия в войне", Италия израсходовала на военные цели сверх обычных ассигнований 35,8 млрд. лир. К моменту вступления Италии в войну ее государственный долг почти вдвое превосходил годовой народный доход страны (С. М. Вишнев. Военная экономика фашистской Италии. М. 1946, стр. 116, 120).
39. "Нюрнбергский процесс". Т. I, стр. 322, 324; см. также "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 225 - 226; DDL Ser. IX. Vol. III, doc. 585.
40. Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I, стр. 324, 325.
41. 27 января 1940 г. Гальдер отметил, что, как выяснилось на совещании с участием главнокомандующего (Браухича), промышленности не хватает 3200 тыс. т стали, 46 тыс. т меди и 66 тыс. т алюминия в год (Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I, стр. 244).
42. Б. Мюллер-Гиллебранд. Указ. соч. Т. II, стр. 26, 27, 71.
43. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 225 - 226.
44. ADAP. Bd. IX, dok. 56. В письме, которое Гитлер 9 апреля отправил Муссолини, он заверял, что акция в Скандинавии ни в коей мере не означает, что решение воевать на западе, о чем Муссолини было сообщено 18 марта на Бреннере, пересмотрено (ADAP. Bd. IX, dok. 68).
45. 29 апреля 1940 г. Гальдер записал, что военная подготовка в Италии осуществляется неудовлетворительно: "Штюльпнагель: Ход военных приготовлений Италии. С места не двигаются" (Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I. стр. 369).
46. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 235 - 236.
47. С. М. Вишнев. Указ. соч., стр. 94.
48. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 232 - 233.
49. J. v. Ribbentrop. Op. cit., S. 212 - 216.
50. ADAP. Bd. IX, dok. 212, 232; см. также запись в дневнике Гальдера от 10 мая 1940 г. (Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I, стр. 386); H. A. Jacobsen. Dokumente zum Westfeldzug 1940. Gottingen. 1960, S. 8.
51. W. Churchill. The Second World War. Vol. II. Boston. 1949, p. 42; P. Badoglio. Op. cit., p. 41.
52. "Documents on German Foreign Policy 1918 - 1945. From the Archives of the German Foreign Policy. Series D (1937 - 1945)" (далее - DGFP). Vol. IX. L. 1956, pp. 271, 275.
53. Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I, стр. 376.
54. См. Л. Лонго. Народ Италии в борьбе. М. 1952, стр. 284.
55. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", p. 249.
56. Ibid., pp. 253 - 254.
57. Ibid., pp. 240 - 241.
58. Итальянские руководители неоднократно ставили перед немцами вопрос об использовании итальянских войск во время германского наступления на западе, но каждый раз встречали весьма сдержанную реакцию (см. Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I, стр. 214, 321 - 323, 411).
59. Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I, стр. 408, 412.
60. См. W. Churchill. Op. cit. Vol. I. Boston. 1948, p. 518.
61. Вывоз в Италию германского угля морем, через Роттердам, достигал, по сообщениям голландской прессы, в 1939 г. 3,34 млн. тонн. Англичане, введя с 1 марта блокаду на море, объявили, что рассматривают экспорт германского угля в Италию как контрабанду и будут задерживать все корабли и отводить их в английские порты для проверки. См. "Volkischer Beobachter", 2. III. 1940.
62. См. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 216 - 217.
63. "The Initial Triumph of the Axis", p. 239; "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 232 - 233.
64. W. Churchill. Op. cit. Vol. II, p. 108.
65. См. В. Г. Трухановский. Внешняя политика Англии в период второй мировой войны (1939 - 1945). М. 1965, стр. 47 - 48, 120 - 122; "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 227, 232, 233: "The Initial Triumph of the Axis", p. 239.
66. W. Churchill. Op. cit. Vol. II, pp. 22 - 23, 107 - 108; см. также "Ciano Diaries, 1939 - 1943", p. 251.
67. W. Churchill. Op. cit. Vol. II, pp. 107 - 108; "Ciano Diaries, 1939 - 1943", p. 250; см. также Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I, стр. 416 - 417.
68. W. Churchill. Op. cit. Vol. II, p. 108.
69. "The Initial Triumph of the Axis", pp. 244, 246; W. Churchill. Op. cit. Vol. II. p. 109.
70. W. Churchill. Op. cit Vol. II, pp. 110 - 111.
71. См. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 255 - 257.
72. Непосредственно Муссолини как верховному главнокомандующему подчинялись начальник генерального штаба вооруженных сил маршал Бадольо, начальник штаба армии маршал Грациани, заместитель Грациани и в дальнейшем его преемник генерал Роатта, начальник штаба военно-морского флота адмирал Каваньяри и начальник штаба военно-воздушных сил генерал Приколо.
73. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", p. 174; см. также pp. 194, 236.
74. ADAP. Bd. IX, dok. 356, 360; "Hitler e Mussolini. Lettere e Documente". Milano 1946, pp. 43 - 47; "Ciano Diaries, 1939 - 1943", p. 257.
75. 1 июня 1940 г. Гальдер записал: "Фюрер против [вступления Италии в войну] 5 июня, так как это ставит под угрозу сохранение в тайне наших планов" (Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I, стр. 439).
76. ADAP. Bd. IX, dok. 357.
77. Ibid., dok. 372; см. также док. 373 - послание Муссолини Гитлеру от 2 июня, а также док. 374 - телеграмму Риббентропа от 3 июня в германское посольство в Риме, в которой говорилось, что посол должен немедленно сообщить: фюрер согласен с предложением дуче о сроках объявления; Италией войны и начала военных действий. См. также "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 257 - 261; "The Initial Triumph of the Axis", pp. 246 - 248.
78. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 263 - 264; W. Shirer. Berlin Diary. N. Y. 1943, p. 318.
79. V. Gayda. Italien und die englische Mittelmeerpolitik. B. 1943, S. 501 - 502; "Ciano Diaries, 1939 - 1943", p. 262.
80. W. Churchill. Op. cit. Vol. II, p. 114.
81. Дж. Батлер. Большая стратегия, сентябрь 1939 - июнь 1941. М. 1959, стр. 283; см. также "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 242 - 243.
82. "Ciano Diaries, 1939 - 1943". pp. 256 - 257; см. также Л. Н. Иванов. Очерки международных отношений в период второй мировой войны. М. 1958, стр. 95.
83. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 258 - 259, 264; E. v. Rintelen. Op. cit., S. 85.
84. G. Ciano. Diario (1939 - 1943). Vol. I (1939 - 1940), p. 289; E. v. Rintelen. Op. cit., S. 90.
85. "Итоги второй мировой войны". Сборник статей. М. 1957, стр. 91. "Муссолини так опасался опоздать к столу мирной конференции, - пишет Ринтелен, - что Италия вступила в войну, не имея даже оперативного плана военных действий. Когда Канарис и другие немецкие офицеры из ОКВ спрашивали меня об этом плане и я отвечал, что мне о нем ничего не известно, мне не верили или же считали, что итальянцы скрывают его" (E. v. Rintelen. Op. cit., S. 89; ejusd. Mussolinis Parallelkrieg im Jahre 1940. "Wehrwissenschaftliche Rundschau", 1962, N 1, S. 18 - 20).
86. ADAP. Bd. IX, dok. 479; DDL Ser. IX. Vol. V. Roma. 1965, pp. 35 - 36.
87. "Ciano Diaries, 1939 - 1943", pp. 265, 266.
88. Ibid.
89. См. Л. П. Лавров. Указ. соч., стр. 287 - 288.
90. Текст германо-французского договора о перемирии см. "Dokumente der deutschen Politik und Geschichte von 1848 bis zur Gegenwart". Bd. V. Berlin-Munchen. 1952, dok. 74. Согласно договору, Гитлер разделил Францию на две зоны. Вся Северная Франция, включая Париж, побережье Ла-Манша и Атлантики, была оккупирована германской армией. В неоккупированной зоне сохранялась юрисдикция правительства предателя и капитулянта Петэна, сотрудничавшего с Гитлером.
91. Ф. Гальдер. Военный дневник. Т. I, стр. 490.
92. Мюллер-Гиллебранд пишет: "После того, как 22 июня 1940 г. было подписано перемирие с Францией, 30 июня в Висбадене была учреждена комиссия по перемирию, на которую была возложена ответственность за проведение в жизнь условий перемирия... Вследствие того, что Италия отдельно заключила с Францией соглашение о прекращении военных действий и имела собственную комиссию по перемирию, немецкая комиссия по перемирию и начальник военной администрации в условиях недостаточного политического сотрудничества между обоими союзниками сталкивались с большими трудностями в работе с французским правительством, что мешало созданию желаемой атмосферы доверия" (Б. Мюллер-Гиллебранд. Указ. соч. Т. II, стр. 77).
Нет комментариев для отображения
Пожалуйста, войдите для комментирования
Вы сможете оставить комментарий после входа
Войти сейчас