Серова О. В. Внешняя политика фашистской Италии накануне выхода из войны

   (0 отзывов)

Saygo

Серова О. В. Внешняя политика фашистской Италии накануне выхода из войны // Вопросы истории. - 1970. - № 6. - С. 42-56.

(К истории переговоров о сепаратном мире, осень 1942 г. - весна 1943 г.)

С осени 1942 г. Италия переживала глубокий политический кризис, в основе которого лежал кризис фашистской диктатуры. Экономика страны оказалась не в силах выдержать тяжелое бремя войны. Итальянским монополистическим кругам не приходилось рассчитывать на новые рынки сбыта и источники сырья, на завоевание новых колоний: под угрозой были уже имевшиеся. Рассеялись надежды на прочный тыл. Расчеты фашистских главарей смягчить недовольство масс благодаря победам на фронтах войны потерпели провал. Война несла Италии одни поражения. Решающее влияние на положение в стране оказал сокрушительный разгром Советской Армией немецко-фашистских войск под Сталинградом, полный разгром итальянской армии на Дону, а также поражение итало-германской армии в Северной Африке. Битва под Сталинградом ознаменовала коренной перелом в ходе войны. Это было не только военное, но и политическое поражение Германии. По престижу держав "оси" был нанесен решительный удар. В дневнике министра иностранных дел Италии Чиано в январе 1943 г. появляются тревожные записи. 19 января он записал: "Очень тяжелый день. Со всех фронтов приходят плохие известия. Отступление в России продолжается и местами, кажется, превращается в беспорядочное бегство". И 22 января: "Дуче считает, что сегодняшнее немецкое коммюнике - самое плохое с момента начала войны. Это, безусловно, так. Поражение под Сталинградом, отступление почти по всему фронту..." Наконец, в конце января он писал: "Дуче продолжает оценивать положение в России довольно оптимистически... Можно сказать, что взгляды дуче отличаются от взглядов начальника 3-й моторизованной дивизии "Челере" полковника Батталини, только что возвратившегося из России. Едва ли можно представить себе картину более мрачную, чем та, которую он нарисовал, и, хотя он разговаривал со мной впервые, он сказал, что видит единственный путь спасения Италии, армии и режима в сепаратном мире. С некоторых пор эта мысль овладевает умами. Даже сестра дуче говорила мне об этом с некоторым одобрением"1.

Война против Советского Союза не пользовалась популярностью ни среди трудящихся масс Италии, ни в армии. Победы Советской Армии породили у итальянских трудящихся надежды на скорое окончание войны и вызвали тревогу правящих классов страны. "С этого времени, - отмечал Муссолини в своих воспоминаниях, - стратегическая инициатива оказалась в руках союзников, в то время как дома все враги фашизма... подняли голову"2. Действительно, недовольство фашизмом, стремление выйти из войны было характерно для самых различных кругов итальянского общества. Народные массы стремились покончить с существующим режимом, создать демократическое правительство, которое могло бы добиться немедленного перемирия и заключения сепаратного мира. Борьба против фашизма тесно переплеталась, сливалась с борьбой против войны. Еще осенью 1941 г. конференция коммунистической и социалистической партий и движения "Справедливость и свобода" приняла документ, в котором, в частности, содержалось требование немедленно начать переговоры "с СССР и Англией в целях быстрейшего заключения сепаратного мира без аннексий и контрибуций"3. В декабре 1942 - феврале 1943 г. по всей стране проходили выступления против войны. В ряде городов Северной Италии возникли комитеты Национального фронта из представителей коммунистической, социалистической, христианско-демократической партий и партии "действия". Ярким свидетельством усиления антифашистских и антивоенных настроений явилась мартовская забастовка (1943 г.), охватившая всю Северную Италию. Наряду с экономическими требованиями трудящиеся в ходе ее выдвигали и требование сепаратного мира. Видя угрозу, нависшую над фашистской диктатурой, господствующие классы поспешили отмежеваться от своей прошлой тесной связи с фашизмом, пожертвовав Муссолини. С осени 1942 г. против Муссолини готовился заговор, который вылился в верхушечный государственный переворот, осуществленный 25 июля 1943 года. В этом заговоре принимали участие представители руководства фашистской партии, военной верхушки и королевские круги. Во главе первой группы заговорщиков были такие руководители фашистской партии, как Гранди, Чиано, Боттаи. За ними стояли представители крупных промышленных монополий. Из представителей высшей военной касты в заговоре участвовали Амброзио, ставший в феврале 1943 г. начальником генерального штаба, а также генералы Сориче, Кастеллано, Роатта. Эта группа поддерживала контакт с королем Виктором-Эммануилом через министра королевского двора герцога Аквароне. Участники заговора пытались заручиться поддержкой Англии и США.

Dino_Grandi.thumb.jpg.0d08edd5c7e40347a9

Дино Гранди

Giuseppe_Bastianini.thumb.jpg.082d44a530

Джузеппе Бастианини

Vittorio_Emanuele_III.jpg.7cec93a990bc8b

Виктор-Эммануил III

Papst_Pius_XII.thumb.jpg.3e678629d3b1b56

Пий XII

Одновременно итальянские правящие круги, стремясь найти выход из создавшегося положения, все более склонялись к идее сепаратного мира. Шаги в этом направлении были предприняты представителями различных группировок правящей верхушки. При этом, не доверяя друг другу, отдельные группы действовали на свой страх и риск, заботясь лишь о собственном спасении.

Искал путей выхода из войны и фашистский дуче. Прочно связав судьбу Италии с Германией, он в то же время опасался, и не без оснований, что полная победа Германии сделает Италию ее вассалом. Начиная с лета 1941 г. он склоняется к идее заключения компромиссного мира, в результате которого ни державы "оси", ни их противники не получили бы решающего преимущества. 20 июля 1941 г. Муссолини говорил Чиано: "Я предвижу неизбежный кризис между двумя странами. В данный момент ничего нельзя поделать... Но мы должны надеяться на две вещи: что война будет затяжной и истощающей для Германии и закончится компромиссом, который спасет нашу независимость"4.

Уже после разгрома немецко-фашистских войск под Москвой Муссолини понял, какую грозную силу представляет Советский Союз, и стал склоняться к идее сепаратного мира с СССР. Причем он считал, что этот мир должны были заключить обе державы "оси", а не одна Италия5. С осени 1942 г. дуче все чаще возвращается к идее выхода из войны. 2 декабря 1942 г. Муссолини заявил: "Наше положение заставляет нас идти с одними, когда мы хотим разрешить проблему наших континентальных границ, или с другими, когда мы хотим разрешить проблему наших морских границ"6. Муссолини вновь и вновь обращается к мысли о необходимости скорейшего заключения мира с СССР. Он пользуется каждой возможностью, чтобы убедить в этом Гитлера. Об этом, в частности, он заявил германскому послу в Риме Макензену в начале ноября 1942 года. 6 декабря во время встречи с Герингом, находившимся в Риме, Муссолини вновь призывал покончить с войной против Советского Союза7.

Посылая Чиано на очередную встречу с Гитлером во второй половине декабря 1942 г., Муссолини поручил ему поставить перед Гитлером вопрос о заключении сепаратного мира с Советским Союзом, что, по мнению дуче, дало бы возможность высвободить часть войск держав "оси" и перебросить их в район Средиземного моря, чтобы, укрепившись там, заключить мир с западными державами8. Несмотря на отрицательную реакцию Гитлера, Муссолини не отказался от этой идеи, что он еще раз подтвердил в ходе бесед с Герингом, который вновь прибыл в Рим в начале марта 1943 года. Муссолини настаивал, что Восточный фронт должен быть ликвидирован, чтобы можно было сосредоточить все силы на Средиземном море. Геринг встретил эти предложения чрезвычайно "сдержанно"9. Несколько дней спустя, 9 марта, в письме к Гитлеру Муссолини еще раз указал на опасность продолжения войны против СССР, "ибо речь идет о продолжении борьбы против безграничных пространств России, которыми практически невозможно овладеть, в то время как на Западе возрастает англосаксонская опасность. В тот день, когда тем или иным путем Россия будет уничтожена или нейтрализована, победа будет в наших руках...". О том же говорится в его письме к Гитлеру от 25 марта 1943 г.: "Итак, я считаю.., что русская глава теперь может быть закончена заключением сепаратного мира, если возможно, или возведением линии обороны, мощной стены на востоке, которую русские не смогут преодолеть", ибо, по его убеждению, "Россия не может быть уничтожена... Необходимо поэтому так или иначе покончить с русской главой"10. 7 - 10 апреля, во время встречи с Гитлером в Зальцбурге, Муссолини вновь отстаивал идею соглашения с Советским Союзом. Гитлер и на сей раз отклонил предложение своего союзника, а Риббентроп высказал сомнение в том, что в Советском Союзе подобные планы встретят поддержку11.

Надежды Муссолини на то, что державам "оси" удастся так или иначе покончить с советско-германским фронтом, потерпели полный провал. В войне против немецко- фашистских орд Советский Союз не только отстаивал свою независимость, но и боролся за полное уничтожение фашизма и не желал вступать ни в какие сделки с врагом. Фашистскому диктатору приходилось искать другие пути спасения гибнущего режима.

После разгрома немецких войск под Сталинградом идея сепаратного мира овладела и правительствами других стран фашистского блока. Желая заключить мир с западными державами, как румынское, так и венгерское правительства стремились заручиться поддержкой Италии. В начале апреля 1943 г. с этой целью в Рим прибыл венгерский премьер-министр Каллаи. 4 апреля состоялась его встреча с Муссолини, во время которой Каллаи подчеркнул, что, если бы не Италия, Венгрия никогда не вступила бы в войну. Теперь, когда он намерен вывести постепенно страну из войны, он хотел бы также иметь поддержку Италии. Муссолини одобрил предложение о сепаратном мире, но советовал подождать летнего наступления вермахта и только после этого, если Советский Союз не будет побежден, поставить вопрос о сепаратном мире. "Было ясно, - отмечал венгерский премьер, - что идея сепаратного мира постоянно у него на уме". На обеде в честь Каллаи в венгерском посольстве в Ватикане Чиано признал, что не только Италия, но и Германия проиграла войну, поэтому все, что в данной ситуации могут сделать итальянцы, - это спасти то, что еще можно спасти12. Папа Пий XII при встрече с Каллаи также поддержал идею сепаратного мира. Предпринимая в конце 1942 г. попытки установить контакты с западными державами через Лиссабон, Мадрид, Анкару, Стокгольм и Ватикан, румынское правительство также надеялось привлечь на свою сторону итальянское правительство. В январе 1943 г. румынский министр иностранных дел Михай Антонеску информировал Муссолини и Чиано через прибывшего в Рим итальянского посланника в Бухаресте Бова Скоппа, что трудное положение внутри страны требует форсировать переговоры о мире с западными державами. Антонеску при этом подчеркнул, что Италия также нуждается в восстановлении контактов с Англией и США, и предлагал итальянскому правительству осуществить это совместно с румынским. Заключение сепаратного мира между Италией и Румынией, с одной стороны, и Англией и США - с другой, по его мнению, было выгодно также западным державам, потому что не только обеспечило бы изоляцию Германии, но и создало бы дополнительную возможность помешать продвижению советских войск в Центральную Европу13. Все это было изложено в специальном меморандуме Бова Скоппа от 15 января 1943 года. При встрече с Муссолини в январе Чиано осторожно прокомментировал этот документ: положение ухудшается день ото дня, и на те результаты, на которые можно рассчитывать сегодня, нельзя будет надеяться спустя два-три месяца. Муссолини был с ним согласен, он тоже не верил в возможность улучшения положения. Однако Чиано понял, что теперь все будет зависеть от событий на советско-германском фронте. Когда Чиано заявил во время обсуждения предложений румынского правительства, что итальянскому правительству следует установить прямые контакты с англо-американцами, Муссолини поддержал эту идею. К концу беседы были намечены конкретные лица, через которых можно было осуществить эти контакты, - итальянские послы Пеппо в Анкаре и Россо в Мадриде14.

В начале февраля 1943 г., не доверяя больше руководящей верхушке своей партии, Муссолини произвел реорганизацию правительства, затронувшую все министерства. Все уволенные министры являлись видными представителями фашистской партии. Среди них был и Чиано, зять Муссолини. Поводом для отставки Чиано послужили как его пораженческие настроения, так и постоянные расхождения с дуче в оценке перспектив войны для держав "оси", особенно после встречи Чиано с Гитлером в декабре 1942 года. Пост министра иностранных дел Муссолини взял себе, назначив своим заместителем Бастианини. В июне 1943 г. из Бухареста в Рим вновь прибыл Бова Скоппа. Он предпринял новую попытку убедить Муссолини заключить мир с западными державами. В меморандуме, переданном им Муссолини, он излагал содержание своих бесед с М. Антонеску, который предлагал дуче стать "выразителем интересов всех малых воюющих народов от Финляндии до Румынии". Копию своего меморандума Бова Скоппа передал Чиано, надеясь, что его вмешательство поможет убедить Муссолини. "Твой меморандум от 15 января был причиной моей отставки из министерства иностранных дел! - заявил ему Чиано. - Теперь ты хочешь заставить Бастианини потерять его пост, а сам потеряешь свой... С Муссолини ничего нельзя сделать - это глухая стена".

Предположения Чиано на этот раз не оправдались. Бастианини сообщил Бова Скоппа: "Дуче согласен с Михаем Антонеску по многим пунктам твоего меморандума, но он считает преждевременным предпринимать дипломатические действия. Он хочет подождать еще два месяца. Он думает вести переговоры, когда военное положение будет хорошим. Во всяком случае, он хочет увидеться с (Ионом. - О. С.) Антонеску". Встреча Муссолини и фашистского диктатора Румынии состоялась 1 июля 1943 года. Ион Антонеску настаивал, чтобы Муссолини взял на себя инициативу заключения сепаратного мира с Англией и США. Муссолини опять заговорил о двухмесячной отсрочке, рассчитывая на победу на фронтах. Он надеялся также убедить Гитлера созвать конференцию держав "оси" для решения всех неотложных вопросов. "Если Гитлер откажется, - заявил дуче, - я сделаю это без него"15.

Итак, к июлю 1943 г. все попытки побудить Муссолини договориться с Гитлером об освобождении Италии от обязательств по "оси" или начать мирные переговоры не увенчались успехом. Казалось бы, намек на это содержался в письме дуче к Гитлеру от 16 июля, которое заканчивалось такой фразой: "Я думаю, фюрер, что настало время внимательно рассмотреть сообща положение, чтобы сделать из него выводы, более соответствующие интересам каждой страны..."16. Но, встретившись с Гитлером 19 июля в Фельтре (Северная Италия ), Муссолини, несмотря на давление членов итальянской делегации, возлагавших на эту встречу большие надежды, не решился затронуть вопрос о выходе из войны. Таким образом, военные поражения Италии заставили Муссолини искать выход в сепаратном мире. Но, чувствуя непрочность своего положения в стране и сознавая, что с заключением сепаратного мира он утратит поддержку Гитлера, Муссолини не решился на этот шаг. Не случайно он связывал выход Италии из войны с согласием на это Германии.

Однако если Муссолини все еще колебался, то основная часть итальянской правящей верхушки уже с осени 1942 г. взяла твердый курс на заключение сепаратного мира с западными державами. Ряд попыток такого рода был предпринят с санкции фашистского правительства (сначала Чиано, а с февраля 1943 г. Бастианини), значительную активность проявили в этом королевские круги и военная верхушка. Встречи Чиано с немецкими руководителями и особенно его беседы с Гитлером в ноябре и декабре 1942 г. лишний раз подтвердили серьезность положения внутри блока фашистских держав. Чиано хорошо знал, сколь непрочен тыл, для него не составляли секрета настроения в Германии и среди других союзников. 2 октября 1942 г. он записал в своем дневнике: "Ничего нового; но доходят извне и изнутри пессимистические голоса. Извне - прежде всего от консулов в Германии и посольств на Балканах... изнутри - понемногу ото всех"17.

Постоянная оглядка Муссолини на Гитлера убедила Чиано действовать независимо от него. Осенью 1942 г., когда Бисмарк, германский посланник в Риме, открыто говорил о неминуемом поражении Германии и о том, что она все-таки "пойдет до конца", Чиано заявил, что Италия найдет выход и этому будет способствовать умеренная политика, которой он придерживался в отношении Англии и Америки18. Чиано выражал при этом мнение и настроения итальянских монополистических кругов, в частности таких крупных монополистов, как Пирелли, Вольпи, Чини. Они готовы были пожертвовать Муссолини и не только выражали настойчивое желание скорейшего заключения прямого соглашения с Англией и США, но и предпринимали со своей стороны шаги в этом направлении.

7 января 1943 г. Чиано сделал в своем дневнике запись о встрече с Альберто Пирелли, державшим в своих руках всю резиновую промышленность страны. Пирелли не скрывал, что, по его мнению, война проиграна и следует начать переговоры, учитывая при этом, что легче встретить понимание в Вашингтоне, чем в Лондоне. Другой представитель итальянских монополистов, Гуидо Донегани, в декабре 1942 г. выступил против проекта таможенного союза с Германией19. Этот факт тем более знаменателен, что Донегани был председателем химического и горнорудного треста Монтекатини, тесно связанного с "ИГ Фарбениндустри" и "Метальгезельшафт".

В марте 1943 г. крупный итальянский промышленник и член правительства сенатор Чини в беседе с Муссолини сказал, что безнадежное положение итальянской экономики настоятельно требует разрыва с Германией. Чини советовал вести переговоры с Англией, "пока мы располагаем в качестве залога Тунисом, что может обеспечить нам лучшие условия"20.

Первые попытки начать переговоры с западными державами были предприняты фашистским правительством Италии за спиной Муссолини в ноябре 1942 года. В этом начинании Чиано пользовался полной поддержкой министра юстиции Дино Гранди, который настаивал на необходимости предварительно выяснить у союзников, согласны ли они вести переговоры и на каких условиях. Более того, в конце ноября Гранди хотел сам посетить Испанию, чтобы установить контакт с Сэмюэлем Хором, английским послом в Мадриде, с которым он был хорошо знаком, будучи итальянским послом в Англии. К тому же профашистские настроения Хора ни для кого не были секретом. В последний момент, однако, вмешался Муссолини, испугавшийся реакции Берлина, и поездка была отложена21. Тем временем через итальянского посла в Лиссабоне Франческо Франсони были предприняты шаги с целью выяснить отношение западных держав к переговорам. 1 ноября 1942 г. Чиано принял Франсони, только что прибывшего из Лиссабона. Последний, сославшись на сведения, полученные из английского посольства в Лиссабоне, сообщил Чиано о намерении союзников нанести удар по Италии. Будучи в свое время советником итальянского посольства в Париже, Франсони установил дружеские отношения с Рональдом Кэмпбеллом, ставшим теперь английским послом в Лиссабоне. Фактически отношения между ними не были прерваны, хотя они никогда больше не встречались. Связь поддерживалась через бывшего посла Румынии в Лиссабоне Иона Пангала22. Активное участие в этих контактах принимал Ренато Джардини, первый секретарь итальянского посольства в Лиссабоне. Узнав в Риме о высадке англо-американских войск в Северной Африке, Франсони срочно выехал в Лиссабон23. Вернувшись затем в Рим, он запросил у Чиано полномочий на зондаж англичан относительно заключения сепаратного мира. Чиано санкционировал такой шаг24.

Была предпринята попытка выяснить условия союзников по ряду конкретных вопросов: будут ли за Италией сохранены права на Албанию, Эритрею, Триполитанию; согласятся ли союзники вести переговоры с Муссолини, если он порвет с Германией, а если нет, то с кем согласны на такие переговоры; будет ли сохранен трон за Савойской династией. С итальянской стороны было выражено также пожелание, чтобы союзники вступили в Италию в нескольких районах с крупными силами. Через Пангала было сообщено, что союзники отказываются вести переговоры с фашистскими руководителями и настаивают на безоговорочной капитуляции. В начале февраля 1943 г. Франсони предложил вести переговоры при посредничестве президента Салазара25. В апреле 1943 г. Франсони и Джардини были отозваны в Рим. Однако в противоположность утверждению, содержащемуся в письме английского министра иностранных дел Идена к государственному секретарю США Хэллу от 18 декабря 1942 г. о решении отказаться от контактов с представителями итальянского правительства26, эти контакты продолжались27. Уезжая из Лиссабона, Джардини просил Пангала поддерживать связь с одним из секретарей итальянского посольства. В июне через последнего состоялось знакомство с Пангалсм нового итальянского посла в Лиссабоне - Ренато Прунаса28.

Контакты с англичанами, имевшие место зимой 1942/43 г. в Лиссабоне, носили характер простого зондажа позиции западных держав относительно заключения сепаратного мира с Италией. Конкретных предложений итальянская сторона не выдвигала. Это объяснялось в первую очередь тем, что Чиано, санкционировавший действия Франсони в Лиссабоне, действовал по личной инициативе и не располагал в то время поддержкой определенных политических сил в стране29.

В марте Бастианини добился назначения трех опытных дипломатов в важные нейтральные страны. Через новых послов (Паулуччи - в Испании, Гуарилья - в Турции, Прунаса - в Португалии) должны были быть установлены контакты с английскими и американскими представителями30.

После того как 10 июля 1943 г. англо-американские войска высадились на Сицилии, правящие круги Италии предпринимают новые попытки заключить сепаратный мир с Англией и США. 17 июля 1943 г. Бастианини имел беседу с кардиналом Мальоне, государственным секретарем Ватикана. В дополнение к устной беседе он передал последнему памятную записку, в которой обрисовал катастрофическое положение Италии и высказал надежду, что Ватикан возьмет на себя роль посредника в переговорах фашистского правительства с англо-американцами. Он просил кардинала ходатайствовать перед западными державами, чтобы они не настаивали на немедленном смещении Муссолини, ибо Бастианини возлагал большие надежды на то, что дуче удастся договориться с Гитлером о выводе размещенных в Италии немецких частей. Бастианини предлагал вести переговоры на антисоветской основе, желая использовать антисоветские настроения англо-американцев31. К подобным аргументам он постоянно прибегал и в своих попытках склонить Муссолини к сепаратному миру с западными державами. Весной 1943 г. он говорил дуче: "Понимая, что большевики являются не только нашими врагами, но также врагами тех, кто является их союзниками в данный момент, следует предположить, что их продвижение в Европе... выгодно Лондону и Вашингтону лишь при известных обстоятельствах..."32.

Во время встречи с Мальоне Бастианини обсудил также вопрос о посылке в Лиссабон своего агента банкира Луиджи Фумми. Фумми должен был выехать якобы для выполнения финансовых операций Ватикана (он был тесно связан с банком Моргана и управлением собственностью Ватикана). Кардинал Мальоне согласился предоставить ему паспорт. Предполагалось, что в Лиссабоне Фумми добьется английской визы для поездки в Лондон, где начнет переговоры с Иденом, имея личное послание от Бастианини. Когда Мальоне при обсуждении вопроса о поездке Фумми выразил сомнение в том, согласятся ли союзники вести переговоры с представителем фашистского правительства, Бастианини прибег к своему обычному аргументу. "Фумми, - заявил он, - будет, конечно, в состоянии объяснить, что "русифицированная" Италия означала бы конец христианской цивилизации на европейском континенте"33. Фумми должен был представлять не только Италию, но также Венгрию и Румынию. Одновременно Бастианини решил отправить в Лиссабон Франсони, который должен был поставить в известность Прунаса о намерении Бастианини заключить сепаратный мир и помочь ему возобновить контакты с англичанами и американцами, установленные Франсони в конце 1942 года.

18 июля, на следующий день после беседы с Мальоне, Бастианини сделал попытку убедить Муссолини санкционировать поездку Фумми и Франсони. Не встретив поддержки, Бастианини выразил готовность взять на себя всю ответственность за этот шаг, если о нем узнают в Берлине. Муссолини молча выслушал это предложение. Аудиенция закончилась. Бастианини ждал телефонного звонка дуче, но его не последовало34. Тем не менее Фумми и Франсони приступили к выполнению своих поручений. Бастианини информировал затем Аквароне, а через него и короля о предпринятых шагах. Одновременно итальянское правительство, подготавливая почву для переговоров с Англией и США, заявило Риббентропу через своего посла в Берлине, что Италия не сможет продолжать войну, если немедленно и полностью не будут удовлетворены итальянские требования о военной помощи35. Однако прибывшему в Лиссабон Франсони англичане сообщили, что не намерены вести переговоры с лицом, представляющим Муссолини. А когда Франсони выразил пожелание продолжить переговоры в Лондоне, от него потребовали документ, подтверждающий его полномочия. Франсони отправился в Рим за таким документом, но по дороге узнал о происшедшем в Риме 25 июля государственном перевороте36, который поставил у власти правительство маршала Бадольо. Фумми удалось добраться до Лондона, но уже после 25 июля. Его контакты ничего не добавили к переговорам представителей правительства Бадольо, закончившимся заключением перемирия с союзниками 3 сентября 1943 года.

Таким образом, весной - летом 1943 г. правительственные круги Италии значительно активизировали свои попытки с целью заключения сепаратного мира. Причем за этими новыми попытками в отличие от предпринятых в конце 1942 г. стояли уже вполне определенные политические силы, те, кто готовился совершить переворот. Вместе с тем нельзя не согласиться с мнением итальянского историка Тоскано, который, характеризуя деятельность Бастианини в июле 1943 г., отмечает "отсутствие реализма в оценке как политического, так и военного положения"37. Даже после того, как войска союзников уже высадились на Сицилии, Бастианини все еще надеялся, что англичане согласятся вести переговоры с Муссолини и пощадят его, хотя не мог не знать о решении держав антигитлеровской коалиции добиваться безоговорочной капитуляции фашистских держав.

Вынужденные считаться с заявлениями Советского правительства о его решимости бороться до полного уничтожения фашизма, а также с общественным мнением своих стран, английское и американское правительства пошли на принятие этой формулы. Вместе с тем следует отметить, что они использовали принцип безоговорочной капитуляции для осуществления своих военно-политических планов. Развитие итальянской кампании, особенно до взятия Рима англо-американскими войсками, может быть правильно понято лишь с учетом попыток У. Черчилля отвлечь как можно больше сил союзников на средиземноморский театр военных действий и уклониться от принятых перед Советским Союзом обязательств относительно открытия второго фронта38.

Ряд попыток начать переговоры с западными державами был предпринят представителями королевских кругов. О некоторых из этих попыток был информирован итальянский король. Первые шаги такого рода относятся к концу 1942 года. В письме к Хэллу от 18 декабря 1942 г. Идеи, например, сообщал о только что состоявшихся переговорах с итальянским генеральным консулом в Женеве, который действовал по поручению герцога д'Аоста, двоюродного брата короля. Д'Аоста выражал готовность "возглавить вооруженный переворот против Муссолини и фашистского режима" при условии, если союзники гарантируют помощь Италии в борьбе с немецкой авиацией и если заранее согласованная высадка войск союзников будет осуществлена с тем, чтобы помочь Италии, а не с тем, чтобы оккупировать ее, а также если будет сохранена монархия в Италии39.

Англичане потребовали в качестве первого условия переговоров создания одним из принцев Савойского дома правительства на Сардинии, готового действовать с союзниками против Германии40. Упоминавшееся письмо Идена Хэллу раскрывает английскую позицию в отношении Италии. Если сравнить его с телеграммой Идена английскому послу в Вашингтоне от 30 ноября 1942 г., то ясно прослеживается эволюция этой позиции. В телеграмме подчеркивалось, что "наилучший способ облегчить переворот в Италии состоит в усилении безнадежности положения ее путем военных действий". Иден утверждал, что ничего нельзя достигнуть на данном этапе (из-за отсутствия движения и лидера, готовых бросить вызов правительству) с помощью призывов к итальянскому народу и вооруженным силам свергнуть фашистский режим и порвать союз с Германией. А в письме он сообщал, что вовсе не отказывается вести переговоры в Женеве. Из ответа Хэлла Идену 23 декабря видно, что он одобрил английскую линию в отношении Италии и намерение сохранить открытым этот путь. Переговоры по этому каналу были длительными. Однако в позиции английского и американского правительств существовали некоторые разногласия: в Вашингтоне в отличие от Лондона ставили под сомнение значение Италии в стратегическом отношении. Требование сохранения монархии, выдвинутое д'Аоста, в Вашингтоне также не встретило сочувствия. "Гарантия "сохранения монархии" нуждается в дальнейшем уточнении"41, - говорилось в письме американского государственного секретаря.

Активное участие в попытках начать переговоры с англичанами принимала Мария Жозэ, жена наследного принца. Осенью 1942 г. через папского нунция в Мадриде она вела переговоры с английским послом в Испании Хором, который проявил к ним большой интерес. Мария Жозэ пыталась выяснить отношение англичан к возможному разрыву Италии с Германией. Ответ был дан 3 октября 1942 г. через Ватикан. В нем сообщалось, что англо-американцы отнесутся с большим одобрением к такому шагу Италии. Мария Жозэ информировала о своих переговорах герцога Аквароне. В то же самое время Мария Жозэ неоднократно встречалась с португальским послом в Ватикане Антонио Пачеко и выразила желание привлечь президента Салазара в качестве посредника в переговорах с англичанами (телеграмма Пачеко о переговорах с ней была перехвачена и расшифрована итальянской военной разведкой, и начальник генерального штаба Амброзио, один из участников готовившегося против Муссолини заговора, оказался в курсе этих переговоров). Наконец, в июне 1943 г. ей было сообщено о согласии Салазара. В Лиссабон для переговоров был отправлен Альвизо Эмо Каподилиста, один из друзей Марии Жозэ. Каподилиста имел влиятельных родственников в Лиссабоне, и его приезд в португальскую столицу не мог вызвать подозрения у немцев. К тому же с помощью родственников ему было легче установить контакт с Салазаром. 17 июля 1943 г. он получил последние указания Марии Жозэ и рекомендательное письмо к Салазару. От ее имени он должен был предложить англичанам следующие условия заключения сепаратного мира: прекращение военных действий обеими сторонами, сохранение у итальянской армии оружия для отпора немцам, использование англичанами итальянского флота, сохранение монархии. 19 июля Каподилиста вылетел в Лиссабон, а 21 июля состоялась его первая встреча с Салазаром, через которого начались переговоры с английским послом Кэмпбеллом. Во время одной из встреч Салазар передал вопрос английского посла, будут ли эти итальянские предложения иметь силу и после падения режима Муссолини, на что последовал положительный ответ - Каподилиста подчеркнул, что он представляет королевский дом, а не Муссолини. В ответ на сообщение Кэмпбелла о шаге, предпринятом от лица Марии Жозэ, Черчилль потребовал прервать переговоры с Каподилиста как с лицом, не имевшим полномочий на подписание безоговорочной капитуляции. 3 августа через Салазара был передан ответ Черчилля. 5 августа Каподилиста вернулся в Рим42.

Мария Жозэ сообщила о результатах предпринятого ею шага министру королевского двора Аквароне и начальнику генерального штаба Амброзио, сохранившим после переворота свои посты. Последний поставил об этом в известность Гуарилья, 25 июля назначенного министром иностранных дел нового правительства43. Таким образом, ряд министров правительства Бадольо был осведомлен о результатах этих переговоров, то есть о том, что непременным условием заключения перемирия союзники выдвигали безоговорочную капитуляцию. Однако правящая верхушка Италии не считалась с этими результатами и вновь предпринимала попытки договориться с Англией и США об условиях перемирия, для чего только в августе было направлено четыре миссии к союзникам.

Весьма любопытно, что и представитель военной иерархии маршал Бадольо еще до того, как он возглавил правительство, в январе 1943 г., установил связь с англичанами в Швейцарии. Сообщая об этом американскому правительству, Идеи указывал, что Бадольо "желает в определенное время взять власть в свои руки и создать в Италии военное правительство". Через своего посредника Бадольо предлагал англичанам начать переговоры об "объединении внутренних и внешних усилий, чтобы покончить с фашизмом в Италии". Для этих переговоров он готов был направить генерала Пезенти. Местом переговоров была предложена Киренаика. Английское правительство решило оставить этот демарш Бадольо без ответа и не связывать себя обещаниями с какими-либо итальянскими деятелями, не получив полной информации о том, как велики силы, на которые эти деятели опираются44.

Выразив свое согласие в целом с позицией Англии в отношении Италии, Хэлл в инструкции американскому послу в Лондоне 9 февраля высказал мнение, что внутренне Италия еще не созрела для переворота, так как позиции Германии и итальянского фашизма еще довольно сильны. А пока немцы контролируют положение в стране, не может быть и речи о выявлении национального лидера или лиц, которые могли бы возглавить оппозицию Муссолини. Хэлл разъяснил также, что, хотя американские военные руководители по-прежнему ставят под сомнение стратегическое значение Италии, по его мнению, было бы неблагоразумно отказываться от возможности обеспечить южный фланг перед высадкой войск союзников (даже если высадка в Италии не произойдет). Исходя из своей оценки положения в стране, Хэлл считал, что следует призывать итальянский народ к "пассивному сопротивлению, скорее к гражданскому неповиновению, чем к открытому восстанию"45. Именно в этом ключ к пониманию позиции государственного департамента. Не будучи уверено в успехе действий Оппозиционных Муссолини групп, американское правительство опасалось решительных действий со стороны итальянского народа. Важную роль в готовившихся в Италии событиях, как и в переговорах с союзниками, играл Ватикан. В феврале 1943 г. в Рим из Вашингтона прибыл нью-йоркский архиепископ Спеллман. Он наладил связи с главными фашистскими заговорщиками - Гранди, Федерцони, а также с итальянским королем, информировал папу о результатах своих переговоров с ними, то есть фактически выполнял роль посредника между папой, американским правительством и итальянскими заговорщиками. По пути в Вашингтон он встретился в Испании с английским послом Хором. Результатом этих встреч явился план, выработанный совместно Ватиканом и Вашингтоном. Этим планом предусматривалось заключение перемирия, "добровольное сотрудничество итальянцев в свержении фашистского режима", роспуск фашистской партии. Не предусматривались ни арест, ни выдача союзникам фашистских руководителей. Этот план отвечал намерению союзников не разрушать полностью систему итальянского фашизма. Оживилась деятельность и английских представителей в Ватикане. 9 апреля 1943 г. в Англию прибыл английский посланник в Ватикане Осборн. Со времени объявления Италией войны Англии он не покидал Ватикан. Перед отъездом он имел длительную беседу с папой, виделся с Чиано, архиепископом миланским кардиналом Шустером и с бывшим венгерским посланником при Ватикане Барда46. В центре обсуждения был вопрос о выходе Италии из войны.

Таким образом, с осени 1942 г. различные группы итальянских правящих кругов, осознавая неминуемость полного военного разгрома фашистской Италии, перед лицом политического поражения фашизма научали энергичные поиски выхода из создавшегося положения. Решающее влияние на рост оппозиции против Муссолини оказали победы советских войск на советско-германском фронте и выступления итальянских народных масс. Этот выход правящими кругами был найден в решении отстранить Муссолини от власти и заключить перемирие с англо-американцами. Поэтому все, кто готовил переворот 25 июля 1943 г., задолго до его осуществления предпринимали попытки начать переговоры с западными державами, чтобы выяснить их отношение к выходу фашистской Италии из войны, и стремились найти у них поддержку готовившемуся против Муссолини заговору.

Между тем после переворота, когда потребность в сепаратном мире стала особенно настоятельной, новое итальянское правительство не воспользовалось результатами уже предпринятых в этом направлении шагов. Последовательно отстаивать национальные интересы страны правительство Бадольо было не в состоянии, этому препятствовали его классовые интересы, боязнь собственного народа. Отсюда - непоследовательность, безответственность, противоречивость, с которой велись переговоры о заключении перемирия с союзниками после 25 июля. Переговоры приняли поэтому затяжной характер, чем воспользовалась Германия, чтобы оккупировать Италию.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. G. Ciano. Diario. Vol. II. Milano. 1950, pp. 242, 244, 246.

2. B. Mussolini. Storia di un anno. Il tempo del bastone e della carota. Milano. 1944, pp. 8 - 9.

3. Р. Батталья. История итальянского движения Сопротивления. М. 1954, стр. 65.

4. G. Ciano. Op. cit., pp. 61 - 62.

5. G. Ciano. L'Europa verso la catastrofe. Milano. 1948, p. 310.

6. "Правда", 5.I.1943.

7. В. Л. Исраэлян, Л. Н. Кутаков. Дипломатия агрессоров. М. 1967, стр. 264; F. W. Deakin. The Brutal Friendship. Mussolini, Hitler and the Fall of Italian Fascism. L. 1962, p. 102.

8. G. Ciano. L'Europa verso la catastrofe, p. 716.

9. G. Bastianini. Uomini, Cose, Fatti. Vitagliano. 1959, p. 108.

10. "Les lettres echangees par Hitler et Mussolini". P. 1946, pp. 170 - 171, 184 - 185.

11. В. Л. Исраэлян, Л. Н. Кутаков. Указ. соч., стр. 270.

12. N. Kallay. Hungarian Premier. A Personal Account of a National Struggle in the Second World War. N. Y. 1954, pp. 154, 161 - 162, 176.

13. A. Cretzianu. The Lost Opportunity. L. 1957, p. 89; R. Bova Scoppa. Colloque con due dittatori. Roma. 1949, pp. 69 - 70, 72 - 76.

14. G. Ciano. Diario. Vol. II, p. 243.

15. R. Bova Scoppa. Op. cit, pp. 105 - 107, 109, 110, 114.

16. A. Tamaro. Due anni di storia 1943 - 1945, Vol. I. Roma. 1948, p. 188.

17. G. Ciano. Diario. Vol. II, p. 201.

18. Ibid., p. 197.

19. Ibid., pp. 234, 238.

20. E. Caviglia. Diario (aprile 1925 - marzo 1945). Roma. 1952, pp. 397 - 398.

21. F. W. Deakin. Op. cit., p. 119.

22. G. Ciano. Diario. Vol. II, p. 211; M. Toscano. Dal 25 luglio all'8 settembre. Firenze. 1966, pp. 144 - 145 (Тоскано ссылается на личные беседы с Франсони). Пангал поддерживал тесные связи с одним из сотрудников польского посольства в Лиссабоне, представлявшего польское эмигрантское правительство в Лондоне (см. Listowell. Countess of Crusader in the Secret War. L. 1952, p. 117). Это имел, вероятно, в виду Иден, когда в декабре 1942 г. сообщал государственному секретарю США Хэллу о контактах с итальянцами, осуществленных при посредничестве польского и румынского посольств. "Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers. 1943" (далее - FRUS. 1943). Vol. II. Washington. 1964, p. 315.

23. Задолго до этого он предупреждал о предполагаемой высадке войск союзников, но в Риме не обратили на это внимания (M. Toscano. Op. cit, p. 144).

24. Ibid., pp. 145 - 146.

25. Listowell. Op. cit., pp. 119, 126, 127.

26. FRUS. 1943. Vol. II, p. 315.

27. M. Toscano. Op. cit., p. 146.

28. Listowell. Op. cit., p. 128.

29. M. Toscano. Op. cit., pp. 147 - 148.

30. B. Spampanato. Contromemoriale. Vol. III. Roma. 1952, p. 12.

31. A. Tamaro. Op. cit., p. 71.

32. G. Bastianini. Op. cit., p. 91.

33. Ibid., p. 117.

34. Ibid., p. 118.

35. L. Simoni. Berlino Ambasciata d'Italia 1939 - 1943. Roma. 1946, pp. 362 - 363.

36. M. Toscano. Op cit., p. 158.

37. Ibid., pp. 151, 161.

38. R. Battaglia. I risultati della Resistenza nei suoi rapporti con gli Alleati. "Il movimento di liberazione in Italia", 1958, N 52 - 53, pp. 161 - 162.

39. FRUS. 1943. Vol. II, pp. 315 - 316.

40. M. Toscano. Op. cit., p. 163.

41. FRUS. 1943. Vol. II, pp. 314 - 317.

42. M. Toscano. Op. cit., pp. 168 - 171, 176 - 178.

43. Ibid., p. 179; R. Guariglia. Ricordi 1922 - 1946. Napoli. 1950, p. 573.

44. FRUS. 1943. Vol. II, pp. 320 - 321.

45. Ibid., pp. 321 - 323.

46. А. Мэнхеттен. Ватикан. Католическая церковь - оплот мировой реакции. М. 1948, стр. 133, 208.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Гулыга А.В. Роль США в подготовке вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г. // Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
      Автор: Военкомуезд
      А.В. ГУЛЫГА
      РОЛЬ США В ПОДГОТОВКЕ ВТОРЖЕНИЯ НА СОВЕТСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В НАЧАЛЕ 1918 г.

      Крушение капиталистического строя в России привело в смятение весь капиталистический мир, в частности, империалистов США. Захват пролетариатом власти на одной шестой части земного шара создавал непосредственную угрозу всей системе наемного рабства. Начиная борьбу против первого в мире социалистического государства, империалисты США ставили своей целью восстановление в России власти помещиков и капиталистов, расчленение России и превращение ее в свою колонию. В последние годы царского режима, и особенно в период Временного правительства, американские монополии осуществляли широкое экономическое и политическое проникновенне в Россию. Магнаты Уоллстрита уже видели себя в недалеком будущем полновластными владыками русских богатств. Однако непреодолимым препятствием на их пути к закабалению России встала Великая Октябрьская социалистическая революция. Социалистический переворот спас нашу родину от участи колониальной или зависимой страны.

      Правительство США начало борьбу против Советской России сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции. «Нам абсолютно не на что надеяться в том случае, если большевики будут оставаться у власти», [1] — писал в начале декабря 1917 г. государственный секретарь США Лансинг президенту Вильсону, предлагая активизировать антисоветские действия Соединенных Штатов.

      Правительство США знало, однако, что в своих антисоветских действиях оно не может надеяться на поддержку американского народа, который приветствовал рождение Советского государства. На многочисленных рабочих митингах в разных городах Соединенных Штатов принимались резолюции, выражавшие солидарность с русскими рабочими и крестьянами. [2] Правительство США вело борьбу против Советской республики, используя коварные, провокационные методы, прикрывая /33/

      1. Papers relating to the foreign relations of the United States. The Lansing papers, v. II, Washington, 1940, p. 344. (В дальнейшем цит.: The Lansing papers).
      2. Вот одна из таких резолюций, принятая на рабочем митинге в г. Ситтле и доставленная в Советскую Россию американскими моряками: «Приветствуем восторженно русский пролетариат, который первый одержал победу над капиталом, первый осуществил диктатуру пролетариата, первый ввел и осуществил контроль пролетариата в промышленности. Надеемся твердо, что русский пролетариат осуществит социализацию всего производства, что он закрепит и расширит свои победы над капиталом. Уверяем русских борцов за свободу, что мы им горячо сочувствуем, готовы им помочь и просим верить нам, что недалеко время, когда мы сумеем на деле доказать нашу пролетарскую солидарность» («Известия Владивостокского Совета рабочих и солдатских депутатов», 25 января (7 февраля) 1918 г.).

      свое вмешательство во внутренние дела России лицемерными фразами, а иногда даже дезориентирующими действиями. Одним из наиболее ярких примеров провокационной тактики американской дипломатии в борьбе против Советской России является развязывание правительством Соединенных Штатов японского вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г.

      Вся история интервенции США в Советскую Россию на протяжении многих лет умышленно искажалась буржуазными американскими историками. Фальсифицируя смысл документов, они пытались доказать, что американское правительство в течение первых месяцев 1918 г. якобы «возражало» против иностранного вторжения на Дальний Восток и впоследствии дало на нею свое согласие лишь «под давлением» Англии, Франции и Японии. [3] На помощь этим историкам пришел государственный департамент, опубликовавший в 1931—1932 гг. три тома дипломатической переписки за 1918 г. по поводу России. [4] В этой публикации отсутствовали все наиболее разоблачающие документы, которые могли бы в полной мере показать антисоветскую политику Соединенных Штатов. Тем же стремлением фальсифицировать историю, преуменьшить роль США в организации антисоветской интервенции руководствовался и составитель «Архива полковника Хауза» Чарлз Сеймур. Документы в этом «архиве» подтасованы таким образом, что у читателя создается впечатление, будто Вильсон в начале 1918 г. действительно выступал против японской интервенции.

      Только в 1940 г. государственный департамент опубликовал (и то лишь частично) секретные документы, проливающие свет на истинные действия американскою правительства по развязыванию иностранного вторжения на Дальний Восток. Эти материалы увидели свет во втором томе так называемых «документов Лансинга».

      Важная задача советских историков — разоблачение двуличной дипломатии США, выявление ее организующей роли в развязывании иностранной интервенции на Дальнем Востоке, к сожалению, до сих пор не получила достаточного разрешения в исторических исследованиях, посвященных этой интервенции.

      *     *     *

      В своем обращении к народу 2 сентября 1945 г. товарищ Сталин говорил: «В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединённых Штатов Америки и опираясь на них, — вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила Советский Дальний Восток». [5] Это указание товарища Сталина о том, что Япония совершила нападение на Советскую Россию в 1918 г., опираясь на Англию, Францию и США, и служит путеводной нитью для историка, изучающего интервенцию на Дальнем Востоке. /34/

      5. Т. Millard. Democracy and the eastern question, N. Y., 1919; F. Schuman. American policy towards Russia since 1917, N. Y., 1928; W. Griawold. The far Eastern policy of the United States, N. Y., 1938.
      4. Papers relating to the foreign relations of the United States, 1918, Russia, v.v. I—III, Washington. 1931—1932. (В дальнейшем цит.: FR.)
      5. И. B. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза, М., 1949, стр. 205.

      Ленин еще в январе 1918 г. считался с возможностью совместного японо-американского выступления против нашей страны. «Говорят, — указывал он, — что, заключая мир, мы этим самым развязываем руки японцам и американцам, которые тотчас завладевают Владивостоком. Но, пока они дойдут только до Иркутска, мы сумеем укрепить нашу социалистическую республику». [6] Готовясь к выступлению на VII съезде партии, 8 марта 1918 г. Ленин писал: «Новая ситуация: Япония наступать хочет: «ситуация» архи-сложная... отступать здесь с д[огово]ром, там без дог[ово]ра». [7]

      В дальнейшем, объясняя задержку японского выступления, Ленин, как на одну из причин, указывал на противоречия между США и Японией. Однако Ленин всегда подчеркивал возможность сделки между империалистами этих стран для совместной борьбы против Советской России: «Американская буржуазия может стакнуться с японской...» [8] В докладе Ленина о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского Совета 14 мая 1918 г. содержится глубокий анализ американо-японских империалистических противоречий. Этот анализ заканчивается предупреждением, что возможность сговора между американской и японской буржуазией представляет реальную угрозу для страны Советов. «Вся дипломатическая и экономическая история Дальнего Востока делает совершенно несомненным, что на почве капитализма предотвратить назревающий острый конфликт между Японией и Америкой невозможно. Это противоречие, временно прикрытое теперь союзом Японии и Америки против Германии, задерживает наступление японского империализма против России. Поход, начатый против Советской Республики (десант во Владивостоке, поддержка банд Семенова), задерживается, ибо грозит превратить скрытый конфликт между Японией и Америкой в открытую войну. Конечно, вполне возможно, и мы не должны забывать того, что группировки между империалистскими державами, как бы прочны они ни казались, могут быть в несколько дней опрокинуты, если того требуют интересы священной частной собственности, священные права на концессии и т. п. И, может быть, достаточно малейшей искры, чтобы взорвать существующую группировку держав, и тогда указанные противоречия не могут уже служить мам защитой». [9]

      Такой искрой явилось возобновление военных действий на восточном фронте и германское наступление против Советской республики в конце февраля 1918 г.

      Как известно, правительство США возлагало большие надежды на возможность обострения отношений между Советской Россией и кайзеровской Германией. В конце 1917 г. и в первые месяцы 1918 г. все усилия государственных деятелей США (от интриг посла в России Френсиса до широковещательных выступлений президента Вильсона) были направлены к тому, чтобы обещаниями американской помощи предотвратить выход Советской России из империалистической войны. /35/

      6. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 201.
      7. Ленинский сборник, т. XI, стр. 65.
      8. В. И. Ленин. Соч., т. XXX, стр. 385.
      9. В. И. Ленин. Соч., т. XXIII, стр. 5. История новейшего времени содержит поучительные примеры того, что антагонизм между империалистическими державами не является помехой для развертывания антисоветской агрессин. Так было в годы гражданской войны, так было и в дни Мюнхена.

      Послание Вильсона к конгрессу 8 января 1918 г. и пресловутые «четырнадцать пунктов» имели в качестве одной из своих задач «выражением сочувствия и обещанием более существенной помощи» вовлечь Советскую республику в войну против Германии. [10] Хауз называл «пункты» Вильсона «великолепным оружием пропаганды». [11] Такого же мнения были и руководящие работники государственного департамента, положившие немало усилий на массовое распространение в России «четырнадцати пунктов» всеми пропагандистскими средствами.

      Ленин разгадал и разоблачил планы сокрушения Советской власти при помощи немецких штыков. В статье «О революционной фразе» он писал: «Взгляните на факты относительно поведения англо-французской буржуазии. Она всячески втягивает нас теперь в войну с Германией, обещает нам миллионы благ, сапоги, картошку, снаряды, паровозы (в кредит... это не «кабала», не бойтесь! это «только» кредит!). Она хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией.

      Понятно, почему она должна хотеть этого: потому, что, во-первых, мы оттянули бы часть германских сил. Потому, во-вторых, что Советская власть могла бы крахнуть легче всего от несвоевременной военной схватки с германским империализмом». [12]

      В приведенной цитате речь идет об англичанах и французах. Однако с полным правом ленинскую характеристику империалистической политики в отношении выхода Советской России из войны можно отнести и к Соединенным Штатам. Правомерность этого становится еще более очевидной, если сравнить «Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира», написанные Лениным 7 января 1918 г., с подготовительными набросками к этим тезисам. Параграф 10 тезисов опровергает довод против подписания мира, заключающийся в том, что, подписывая мир, большевики якобы становятся агентами германского империализма: «...этот довод явно неверен, ибо революционная война в данный момент сделала бы нас, объективно, агентами англо-французского империализма...» [13] В подготовительных заметках этот тбзис сформулирован: «объект[ивно] = агент Вильсона...» [14] И Вильсон являлся олицетворением американского империализма. .

      Попытка американских империалистов столкнуть Советскую Россию с кайзеровской Германией потерпела крах. Однако были дни, когда государственным деятелям Соединенных Штатов казалось, что их планы близки к осуществлению.

      10 февраля 1918 г. брестские переговоры были прерваны. Троцкий, предательски нарушив данные ему директивы, не подписал мирного договора с Германией. Одновременно он сообщил немцам, что Советская республика продолжает демобилизацию армии. Это открывало немецким войскам дорогу на Петроград. 18 февраля германское командование начало наступление по всему фронту.

      В эти тревожные для русского народа дни враги Советской России разработали коварный план удушения социалистического государства. Маршал Фош в интервью с представителем газеты «Нью-Йорк Таймс» /36/

      10. Архив полковника Хауза, т. III, стр. 232.
      11. Там же, т. IV, стр. 118.
      12. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 268.
      13. Там же, стр. 195.
      14. Ленинский сборник, т. XI, стр. 37.

      сформулировал его следующим образом: Германия захватывает Россию, Америка и Япония должны немедленно выступить и встретить немцев в Сибири. [15]

      Этот план был предан гласности французским маршалом. Однако авторы его и главные исполнители находились в Соединенных Штатах. Перспектива сокрушения Советской власти комбинированным ударом с запада и востока была столь заманчивой, что Вильсон начал развязывать японскую интервенцию, торжественно заверяя в то же время о «дружеских чувствах» к русскому народу.

      В 1921 г. Лансинг составил записку, излагающую историю американско-японских переговоров об интервенции. Он писал для себя, поэтому не облекал мысли в витиеватые и двусмысленные дипломатические формулы: многое в этой записке названо своими именами. Относительно позиции США в конце февраля 1918 г. там сказано: «То, что Япония пошлет войска во Владивосток и Харбин, казалось одобренным (accepted) фактом». [16] В Вашингтоне в эти дни немецкого наступления на Петроград считали, что власти большевиков приходит конец. Поэтому решено было устранить возможные недоразумения и информировать союзные державы о согласии США на японское вооруженное выступление против Советской России.

      18 февраля, в тот день, когда германские полчища ринулись на Петроград, в Верховном совете Антанты был поднят вопрос о посылке иностранных войск на Дальний Восток. Инициатива постановки этого вопроса принадлежала американскому представителю генералу Блиссу. Было решено предоставить Японии свободу действий против Советской России. Союзники согласились, — говорилось в этом принятом документе — так называемой совместной ноте №16, — в том, что «1) оккупация Сибирской железной дороги от Владивостока до Харбина, включая оба конечных пункта, дает военные выгоды, которые перевешивают возможный политический ущерб, 2) рекомендованная оккупация должна осуществляться японскими силами после получении соответствующих гарантий под контролем союзной миссии». [17]

      Действия Блисса, подписавшего этот документ в качестве официального представителя Соединенных Штатов, получили полное одобрение американского правительства.

      В Вашингтоне стало известно, что Япония закончила последние приготовления и ее войска готовы к вторжению на Дальний Восток. [18] Государственные деятели США начинают форсировать события. 27 февраля Лансинг беседовал в Вашингтоне с французским послом. Последний сообщил, что японское правительство намеревается, начав интервенцию, расширить военные операции вплоть до Уральского хребта. Лансинг ответил, что правительство США не примет участия в интервенции, однако против японской экспедиции возражать не будет.

      В тот же день Лансинг письмом доложил об этом Вильсону. Обращая особое внимание на обещание японцев наступать до Урала, он писал: «поскольку это затрагивает наше правительство, то мне кажется, что все, что от нас потребуется, это создание практической уверенности в том, что с нашей стороны не последует протеста против этого шага Японии». [19] /37/

      15. «Information», 1 марта 1918 г.
      16. The Lansing papers, v. II, p. 394.
      17. Там же, стр. 272.
      18. FR, v. II, p. 56.
      19. The Lansing papers, v. II, p. 355.

      Для того, чтобы создать эту «практическую уверенность», Вильсон решил отправить в Японию меморандум об отношении США к интервенции. В меморандуме черным по белому было написано, что правительство Соединенных Штатов дает свое согласие на высадку японских войск на Дальнем Востоке. На языке Вильсона это звучало следующим образом: «правительство США не считает разумным объединиться с правительством Антанты в просьбе к японскому правительству выступить в Сибири. Оно не имеет возражений против того, чтобы просьба эта была принесена, и оно готово уверить японское правительство, что оно вполне доверяет ему в том отношении, что, вводя вооруженные силы в Сибирь, Япония действует в качестве союзника России, не имея никакой иной цели, кроме спасения Сибири от вторжения армий Германии и от германских интриг, и с полным желанием предоставить разрешение всех вопросов, которые могут воздействовать на неизменные судьбы Сибири, мирной конференции». [20] Последняя оговорка, а именно тот факт, что дальнейшее решение судьбы Сибири Вильсон намеревался предоставить международной конференции, свидетельствовала о том, что США собирались использовать Японию на Дальнем Востоке лишь в качестве жандарма, который должен будет уйти, исполнив свое дело. Япония, как известно, рассматривала свою роль в Азии несколько иначе.

      Совместные действия против Советской республики отнюдь не устраняли японо-американского соперничества. Наоборот, борьба за новые «сферы влияния» (именно так рисовалась американцам будущая Россия) должна была усилить это соперничество. Перспектива захвата Сибири сильной японской армией вызывала у военных руководителей США невольный вопрос: каким образом удастся впоследствии выдворить эту армию из областей, на которые претендовали американские капиталисты. «Я часто думаю, — писал генерал Блисс начальнику американского генерального штаба Марчу, — что эта война, вместо того чтобы быть последней, явится причиной еще одной. Японская интервенция открывает путь, по которому придет новая война». [21] Это писалось как раз в те дни, когда США начали провоцировать Японию на военное выступление против Советской России. Вопрос о японской интервенции ставил, таким образом, перед американскими политиками проблему будущей войны с Японией. Интересы «священной частной собственности», ненависть к Советскому государству объединили на время усилия двух империалистических хищников. Более осторожный толкал на опасную авантюру своего ослепленного жадностью собрата, не забывая, однако, о неизбежности их будущего столкновения, а быть может, даже в расчете на это столкновение.

      Составитель «Архива Хауза» постарался создать впечатление, будто февральский меморандум был написан Вильсоном «под непрерывным давлением со стороны французов и англичан» и являлся в биографии президента чем-то вроде досадного недоразумения, проявлением слабости и т. п. Изучение «документов Лансинга» дает возможность сделать иное заключение: это был один из немногих случаев, когда Вильсон в стремлении форсировать события выразился более или менее откровенно.

      1 марта 1918 г. заместитель Лансинга Полк пригласил в государственный департамент послов Англии и Франции и ознакомил их с /38/

      20. The Lansing papers, v. II, p. 355 См. также «Архив полковника Хауза» т. III, стр. 294.
      21. С. March. Nation at war, N. Y., 1932, p. 115.

      текстом меморандума. Английскому послу было даже разрешено снять копию. Это означала, в силу существовавшего тогда англо-японского союза, что текст меморандума станет немедленно известен в Токио. Так, без официального дипломатического акта вручения ноты, правительство СЛИЛ допело до сведения японского правительства свою точку зрения. Теперь с отправкой меморандума можно было не спешить, тем более что из России поступали сведения о возможности подписания мира с немцами.

      5 марта Вильсон вызвал к себе Полка (Лансинг был в это время в отпуске) и вручил ему для немедленной отправки в Токио измененный вариант меморандума. Полк прочитал его и изумился: вместо согласия на японскую интервенцию в ноте содержались возражения против нее. Однако, поговорив с президентом, Полк успокоился. Свое впечатление, вынесенное из разговора с Вильсоном, Полк изложил в письме к Лансингу. «Это — изменение нашей позиции,— писал Полк,— однако, я не думаю, что это существенно повлияет на ситуацию. Я слегка возражал ему (Вильсону. — А. Г.), но он сказал, что продумал это и чувствует, что второе заявление абсолютно необходимо... Я не думаю, что японцы будут вполне довольны, однако это (т. е. нота.— Л. Г.) не является протестом. Таким образом, они могут воспринять ее просто как совет выступить и делать все, что им угодно». [22]

      Таким же образом оценил впоследствии этот документ и Лансинг. В его записке 1921 г. по этому поводу говорится: «Президент решил, что бессмысленно выступать против японской интервенции, и сообщил союзным правительствам, что Соединенные Штаты не возражают против их просьбы, обращенной к Японии, выступить в Сибири, но Соединенные Штаты, в силу определенных обстоятельств, не могут присоединиться к этой просьбе. Это было 1 марта. Четыре дня спустя Токио было оповещено о точке зрения правительства Соединенных Штатов, согласно которой Япония должна была заявить, что если она начнет интервенцию в Сибирь, она сделает это только как союзник России». [23]

      Для характеристики второго варианта меморандума Лансинг отнюдь не употребляет слово «протест», ибо по сути дела вильсоновский документ ни в какой мере не являлся протестом. Лансинг в своей записке не только не говорит об изменении позиции правительства США, но даже не противопоставляет второго варианта меморандума первому, а рассматривает их как последовательные этапы выражения одобрения действиям японского правительства по подготовке вторжения.

      Относительно мотивов, определивших замену нот, не приходится гадать. Не столько вмешательство Хауза (как это можно понять из чтения его «архива») повлияло на Вильсона, сколько телеграмма о подписании Брестского мира, полученная в Вашингтоне вечером 4 марта. Заключение мира между Германией и Советской Россией смешало все карты Вильсона. Немцы остановились; останавливать японцев Вильсон не собирался, однако для него было очень важно скрыть свою роль в развязывании японской интервенции, поскольку предстояло опять разыгрывать из себя «друга» русского народа и снова добиваться вовлечения России в войну с Германией. [24] Японцы знали от англичан /39/

      22. The Lansing papers, v. II, p. 356. (Подчеркнуто мной. — Л. Г.).
      23. Там же, стр. 394.

      истинную позицию США. Поэтому, полагал Вильсон, они не сделают неверных выводов, даже получив ноту, содержащую утверждения, противоположные тому, что им было известно. В случае же проникновения сведений в печать позиция Соединенных Штатов будет выглядеть как «вполне демократическая». Вильсон решился на дипломатический подлог. «При чтении, — писал Полк Лансингу, — вы, вероятно, увидите, что повлияло на него, а именно соображения относительно того, как будет выглядеть позиция нашего правительства в глазах демократических народов мира». [25]

      Как и следовало ожидать, японцы поняли Вильсона. Зная текст первою варианта меморандума, они могли безошибочно читать между строк второго. Министр иностранных дел Японии Мотоко, ознакомившись с нотой США, заявил не без иронии американскому послу Моррису, что он «высоко оценивает искренность и дружеский дух меморандума». [26] Японский поверенный в делах, посетивший Полка, выразил ему «полное удовлетворение тем путем, который избрал государственный департамент». [27] Наконец, 19 марта Моррису был вручен официальный ответ японского правительства на меморандум США. По казуистике и лицемерию ответ не уступал вильсоновским документам. Министерство иностранных дел Японии выражало полное удовлетворение по поводу американского заявления и снова ехидно благодарило за «абсолютную искренность, с которой американское правительство изложило свои взгляды». С невинным видом японцы заявляли, что идея интервенции родилась не у них, а была предложена им правительствами стран Антанты. Что касается существа вопроса, то, с одной стороны, японское правительство намеревалось, в случае обострения положения /40/

      24. Не прошло и недели, как Вильсон обратился с «приветственной» телеграммой к IV съезду Советов с намерением воспрепятствовать ратификации Брестского мира. Это было 11 марта 1918 г. В тот же день государственный департамент направил Френсису для ознакомления Советского правительства (неофициальным путем, через Робинса) копию меморандума, врученного 5 марта японскому правительству, а также представителям Англии, Франции и Италии. Интересно, что на копии, посланной в Россию, в качестве даты написания документа было поставлено «3 марта 1918 г.». В американской правительственной публикации (FR, v. II, р. 67) утверждается, что это было сделано «ошибочно». Зная методы государственного департамента, можно утверждать, что эта «ошибка» была сделана умышленно, с провокационной целью. Для такого предположения имеются достаточные основания. Государственный департамент направил копию меморандума в Россию для того, чтобы ввести в заблуждение советское правительство, показать США «противником» японской интервенции. Замена даты 5 марта на 3 марта могла сделать документ более «убедительным»: 1 марта в Вашингтоне еще не знали о подписании Брестского мира, следовательно меморандум, составленный в этот день, не мог являться следствием выхода Советской России из империалистической войны, а отражал «демократическую позицию» Соединенных Штатов.
      Несмотря на все ухищрения Вильсона, планы американских империалистов не осуществились — Брестский мир был ратифицирован. Советская Россия вышла из империалистической войны.
      23. Махинации Вильсона ввели в заблуждение современное ему общественное мнение Америки. В свое время ни текст двух вариантов меморандума, ни даже сам факт его вручения не были преданы гласности. В газетах о позиции США в отношении японской интервенции появлялись противоречивые сообщения. Только через два года журналист Линкольн Колькорд опубликовал текст «секретного» американского меморандума, отправленного 5 марта 1918 г. в Японию (журнал «Nation» от 21 февраля 1920 г.). Вопрос казался выясненным окончательно. Лишь много лет спустя было опубликовано «второе дно» меморандума — его первый вариант.
      26. FR, v II, р. 78.
      27. Там же, стр. 69.

      на Дальнем Востоке, выступить в целях «самозащиты», а с другой стороны, в японской ноте содержалось обещание, что ни один шаг не будет предпринт без согласия США.

      Лансингу тон ответа, вероятно, показался недостаточно решительнным. Он решил подтолкнуть японцев на более активные действия против Советской России. Через несколько часов после получения японской ноты он уже телеграфировал в Токио Моррису: «Воспользуйтесь, пожалуйста, первой подходящей возможностью и скажите к о н ф и д е н ц и а л ь н о министру иностранных дел, что наше правительство надеется самым серьезным образом на понимание японским правительством того обстоятельства, что н а ш а позиция в от н о ш е н и и п о с ы л к и Японией экспедиционных сил в Сибирь н и к о и м образом не основывается на подозрении п о п о в о д у мотивов, которые заставят японское правительство совершить эту акцию, когда она окажется уместной. Наоборот, у нас есть внутренняя вера в лойяльность Японии по отношению к общему делу и в ее искреннее стремление бескорыстно принимать участие в настоящей войне.

      Позиция нашего правительства определяется следующими фактами: 1) информация, поступившая к нам из различных источников, дает нам возможность сделать вывод, что эта акция вызовет отрицательную моральную реакцию русского народа и несомненно послужил на пользу Германии; 2) сведения, которыми мы располагаем, недостаточны, чтобы показать, что военный успех такой акции будет достаточно велик, чтобы покрыть моральный ущерб, который она повлечет за собой». [29]

      В этом документе в обычной для американской дипломатии казуистической форме выражена следующая мысль: США не будут возлежать против интервенции, если они получат заверение японцев в том, что последние нанесут Советской России тщательно подготовленный удар, достаточно сильный, чтобы сокрушить власть большевиков. Государственный департамент активно развязывал японскую интервенцию. Лансинг спешил предупредить Токио, что США не только поддерживают план японского вторжения на Дальний Восток, но даже настаивают на том, чтобы оно носило характер смертельного удара для Советской республики. Это была установка на ведение войны чужими руками, на втягивание в военный конфликт своего соперника. Возможно, что здесь имел место также расчет и на будущее — в случае провала антисоветской интервенции добиться по крайней мере ослабления и компрометации Японии; однако пока что государственный Департамент и японская военщина выступали в трогательном единении.

      Лансинг даже старательно подбирал предлог для оправдывания антисоветского выступления Японии. Давать согласие на вооруженное вторжение, не прикрыв его никакой лицемерной фразой, было не в правилах США. Ощущалась острая необходимость в какой-либо фальшивке, призванной отвлечь внимание от агрессивных замыслов Японии и США. Тогда в недрах государственного департамента родился миф о германской угрозе Дальнему Востоку. Лансингу этот миф казался весьма подходящим. «Экспедиция против немцев, — писал он Вильсону, — /41/

      28. Там же, стр. 81.
      29. Там же, стр. 82. (Подчеркнуто иной. — А. Г.)

      совсем иная вещь, чем оккупация сибирской железной дороги с целью поддержания порядка, нарушенного борьбой русских партий. Первое выглядит как законная операция против общего врага» [80].

      Руководители государственного департамента толкали своих представителей в России и Китае на путь лжи и дезинформации, настойчиво требуя от них фабрикации фальшивок о «германской опасности».

      Еще 13 февраля Лансинг предлагает американскому посланнику в Китае Рейншу доложить о деятельности немецких и австрийских военнопленных. [31] Ответ Рейнша, однако, был весьма неопределенным и не удовлетворил государственный департамент. [32] Вашингтон снова предложил посольству в Пекине «проверить или дополнить слухи о вооруженных немецких пленных». [33] Из Пекина опять поступил неопределенный ответ о том, что «военнопленные вооружены и организованы». [34] Тогда заместитель Лансинга Полк, не полагаясь уже на фантазию своих дипломатов, направляет в Пекин следующий вопросник: «Сколько пленных выпущено на свободу? Сколько пленных имеют оружие? Где они получили оружие? Каково соотношение между немцами и австрийцами? Кто руководит ими? Пришлите нам также и другие сведения, как только их добудете, и продолжайте, пожалуйста, присылать аналогичную информацию». [35] Но и на этот раз информация из Пекина оказалась бледной и невыразительной. [36]

      Гораздо большие способности в искусстве клеветы проявил американский консул Мак-Говен. В cвоей телеграмме из Иркутска 4 марта он нарисовал живописную картину немецкого проникновения в Сибирь»: «12-го проследовал в восточном направлении поезд с военнопленными и двенадцатью пулеметами; две тысячи останавливались здесь... Надежный осведомитель сообщает, что прибыли германские генералы, другие офицеры... (пропуск), свыше тридцати саперов, генеральный штаб ожидает из Петрограда указаний о разрушении мостов, тоннелей и об осуществлении плана обороны. Немецкие, турецкие, австрийские офицеры заполняют станцию и улицы, причем признаки их воинского звания видны из-под русских шинелей. Каждый военнопленный, независимо от того, находится ли он на свободе или в лагере; имеет винтовку» [37].

      Из дипломатических донесений подобные фальшивки переходили в американскую печать, которая уже давно вела злобную интервенционистскую кампанию.

      Тем временем во Владивостоке происходили события, не менее ярко свидетельствовавшие об истинном отношении США к подготовке японского десанта. /42/

      30. The Lansing papers, v. II; p. 358.
      31. FR, v. II, p. 45.
      32. Там же, стр. 52.
      33. Там же, стр. 63.
      34. Там же, стр. 64.
      36. Там же, стр. 66.
      36. Там же, стр. 69.
      37. Russiafn-American Relations, p. 164. Американские представители в России находились, как известно, в тесной связи с эсерами. 12 марта из Иркутска член Сибирской областной думы эсер Неупокоев отправил «правительству автономной Сибири» письмо, одно место, в котором удивительно напоминает телеграмму Мак-Говена: «Сегодня прибыло 2.000 человек австрийцев, турок, славян, одетых в русскую форму, вооружены винтовками и пулеметами и проследовали дальше на восток». («Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 95.) Вполне возможно, что именно эсер Неупокоев был «надежным осведомителем» Мак-Говена.

      12 января во Владивостокском порту стал на якорь японский крейсер «Ивами». Во Владивостокский порт раньше заходили военные суда Антанты (в том числе и американский крейсер «Бруклин»). [38] В данном случае, вторжение «Ивами» являлось явной и прямой подготовкой к агрессивным действиям.

      Пытаясь сгладить впечатление от этого незаконного акта, японский консул выступил с заявлением, что его правительство послало военный корабль «исключительно с целью защиты своих подданных».

      Владивостокский Совет заявил решительный протест против вторжения японского военного корабля в русский порт. Относительно того, что крейсер «Ивами» якобы послан для защиты японских подданных, Совет заявил следующее: «Защита всех жителей, проживающих на территории Российской республики, является прямой обязанностью российских властей, и мы должны засвидетельствовать, что за 10 месяцев революции порядок в городе Владивостоке не был нарушен». [39]

      Адвокатами японской агрессии выступили американский и английский консулы. 16 января они направили в земскую управу письмо, в котором по поводу протеста местных властей заявлялось: «Утверждение, содержащееся в заявлении относительно того, что общественный порядок во Владивостоке до сих пор не был нарушен, мы признаем правильным. Но, с другой стороны, мы считаем, что как в отношении чувства неуверенности у стран, имеющих здесь значительные материальные интересы, так и в отношении того направления, в кагором могут развиваться события в этом районе, политическая ситуация в настоящий момент дает право правительствам союзных стран, включая Японию, принять предохранительные меры, которые они сочтут необходимыми для защиты своих интересов, если последним будет грозить явная опасность». [40]

      Таким образом, американский и английский консулы встали на защиту захватнических действий японской военщины. За месяц до того, как Вильсон составил свой первый меморандум об отношении к интервенции, американский представитель во Владивостоке принял активное участие в подготовке японской провокации.

      Задача консулов заключалась теперь в том, чтобы создать картину «нарушения общественного порядка» во Владивостоке, «слабости местных властей» и «необходимости интервенции». Для этого по всякому поводу, даже самому незначительному, иностранные консулы обращались в земскую управу с протестами. Они придирались даже к мелким уголовным правонарушениям, столь обычным в большом портовом городе, изображая их в виде событий величайшей важности, требующих иностранного вмешательства.

      В начале февраля во Владивостоке состоялось совещание представителей иностранной буржуазии совместно с консулами. На совещании обсуждался вопрос о борьбе с «анархией». Затем последовали протесты консульского корпуса против ликвидации буржуазного самоуправления в городе, против рабочего контроля за деятельностью порта и таможни, /43/

      38. «Бруклин» появился во Владивостокском порту 24 ноября 1917 г.— накануне выборов в Учредительное собрание. Американские пушки, направленные на город, должны были предрешить исход выборов в пользу буржуазных партий. Однако этот агрессивный демарш не дал желаемых результатов: по количеству поданных голосов большевики оказались сильнейшей политической партией во Владивостоке.
      39. «Известия Владивостокского совета рабочих и солдатских депутатов», 4 (17) января 1918 г.
      40. Japanese agression in the Russian Far East Extracts from the Congressional Record. March 2, 1922. In the Senate of the United States, Washington, 1922, p. 7.

      против действий Красной гвардии и т. д. Американский консул открыто выступал против мероприятий советских властей и грозил применением вооруженной силы. [41] К этому времени во Владивостокском порту находилось уже четыре иностранных военных корабля: американский, английский и два японских.

      Трудящиеся массы Владивостока с возмущением следили за провокационными действиями иностранных консулов и были полны решимости с оружием в руках защищать Советскую власть. На заседании Владивостокского совета было решенo заявить о готовности оказать вооруженное сопротивление иностранной агрессии. Дальневосточный краевой комитет Советов отверг протесты консулов как совершенно необоснованные, знаменующие явное вмешательство во внутренние дела края.

      В марте во Владивостоке стало известно о контрреволюционных интригах белогвардейской организации, именовавшей себя «Временным правительством автономной Сибири». Эта шпионская группа, возглавленная веерами Дербером, Уструговым и др., добивалась превращения Дальнего Востока и Сибири в колонию Соединенных Штатов и готовила себя к роли марионеточного правительства этой американской вотчины.

      Правительство США впоследствии утверждало, будто оно узнало о существовании «сибирского правительства» лишь в конце апреля 1918 г. [49] На самом деле, уже в марте американский адмирал Найт находился в тесном контакте с представителями этой подпольной контрреволюционной организации. [41]

      29 марта Владивостокская городская дума опубликовала провокационное воззвание. В этом воззвании, полном клеветнических нападок на Совет депутатов, дума заявляла о своем бессилии поддерживать порядок в городе. [41] Это был документ, специально рассчитанный на создание повода для высадки иностранного десанта. Атмосфера в городе накалилась: «Владивосток буквально на вулкане», — сообщал за границу одни из агентов «сибирского правительства». [45]

      Японские войска высадились во Владивостоке 5 апреля 1918 г. В этот же день был высажен английский десант. Одновременно с высадкой иностранных войск начал в Манчжурии свое новое наступление на Читу бандит Семенов. Все свидетельствовало о предварительном сговоре, о согласованности действий всех контрреволюционных сил на Дальнем Востоке.

      Поводом для выступления японцев послужило, как известно, убийство японских подданных во Владивостоке. Несмотря на то, что это была явная провокация, руководители американской внешней политики ухватились за нее, чтобы «оправдать» действия японцев и уменьшить «отрицательную моральную реакцию» в России. Лживая японская версия была усилена в Вашингтоне и немедленно передана в Вологду послу Френсису.

      Американский консул во Владивостоке передал по телеграфу в государственный департамент: «Пять вооруженных русских вошли в японскую контору в центре города, потребовали денег. Получив отказ, стреляли в трех японцев, одного убили и других серьез-/44/

      41. FR, v. II, р. 71.
      42. Russian-American Relations, p. 197.
      43. «Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 97.
      44. «Известия» от 7 апреля 1918 г.
      45. «Красный архив», 1928, т. 4 (29). стр. 111.

      но ранили». [46] Лансинг внес в это сообщение свои коррективы, после чего оно выглядело следующим образом: «Пять русских солдат вошли в японскую контору во Владивостоке и потребовали денег. Ввиду отказа убили трех японцев». [47] В редакции Лансинга ответственность за инцидент ложилась на русскую армию. При всей своей незначительности эта деталь очень характерна: она показывает отношение Лансинга к японскому десанту и разоблачает провокационные методы государственного департамента.

      Правительство США не сочло нужным заявить даже формальный протест против японского выступления. Вильсон, выступая на следующий день в Балтиморе, в речи, посвященной внешнеполитическим вопросам, ни единым словом не обмолвился о десанте во Владивостоке. [48]

      Добившись выступления Японии, США пытались продолжать игру в «иную позицию». Военный «корабль США «Бруклин», стоявший во Владивостокском порту, не спустил на берег ни одного вооруженного американского солдата даже после высадки английского отряда. В русской печати американское посольство поспешило опубликовать заявление о том, что Соединенные Штаты непричастны к высадке японского десанта. [49]

      Американские дипломаты прилагали все усилия, чтобы изобразить японское вторжение в советский город как незначительный эпизод, которому не следует придавать серьезного значения. Именно так пытался представить дело американский консул представителям Владивостокского Совета. [50] Посол Френсис устроил специальную пресс-конференцию, на которой старался убедить журналистов в том, что советское правительство и советская пресса придают слишком большое значение этой высадке моряков, которая в действительности лишена всякого политического значения и является простой полицейской предосторожностью. [51]

      Однако американским дипломатам не удалось ввести в заблуждение Советскую власть. 7 апреля В. И. Ленин и И. В. Сталин отправили во Владивосток телеграмму с анализом обстановки и практическими указаниями городскому совету. «Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать, — говорилось в телеграмме. — Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники». [52] Последующие события оправдали прогноз Ленина и Сталина.

      Советская печать правильно оценила роль Соединенных Штатов в развязывании японского выступления. В статье под заголовком: «Наконец разоблачились» «Известия» вскрывали причастность США к японскому вторжению. [53] В обзоре печати, посвященном событиям на Дальнем Востоке, «Известия» приводили откровенное высказывание представителя американского дипломатического корпуса. «Нас, американцев, — заявил он, — сибирские общественные круги обвиняют в том, что мы будто бы связываем руки /45/

      46. FR, v. II, p. 99. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      47. Там же, стр. 100. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      48. Russian-American Relations, p. 190.
      49. «Известия» от 11 апреля 1918 г.
      50. «Известия» от 12 апреля 1918 г.
      51. «Известия» от 13 апреля 1918 г.
      52. «Документы по истории гражданской войны в СССР», т. 1940, стр. 186.
      53. «Известия» от 10 апреля 1918 г.

      большевизма. Дело обстоит, конечно, не так». [54]

      Во Владивостоке при обыске у одного из членов «сибирского правительства» были найдены документы, разоблачавшие контрреволюционный заговор на Дальнем Востоке. В этом заговоре были замешаны иностранные консулы и американский адмирал Найт. [55]

      Советское правительство направило эти компрометирующие документы правительству Соединенных Штатов и предложило немедленно отозвать американского консула во Владивостоке, назначить расследование о причастности американских дипломатических представителей к контрреволюционному заговору, а также выяснить отношение правительства США к советскому правительству и ко всем попыткам официальных американских представителей вмешиваться во внутреннюю жизнь России. [56] В этой ноте нашла выражение твердая решимость советского правительства пресечь все попытки вмешательства во внутреннюю жизнь страны, а также последовательное стремление к мирному урегулированию отношений с иностранными державами. В последнем, однако, американское правительство не было заинтересовано. Соединенные Штаты развязывали военный конфликт. /46/

      54 «Известия» от 27 апреля 1913 г. (Подчеркнуто мной.— А. Г.)
      55. «Известия» от 25 апреля 1918 г.
      56. Russiain-American Relations, p. 197.

      Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • Лосев К.В., Михайлов В.В. Английская политика в Закавказье и в Азербайджане в 1918г.: между большевиками и пантуранистами // Вопросы истории. №4 (1). 2021. С. 239-252.
      Автор: Военкомуезд
      К. В. Лосев, В. В. Михайлов

      Английская политика в Закавказье и в Азербайджане в 1918г.: между большевиками и пантуранистами

      Лосев Константин Викторович — доктор экономических наук, декан гуманитарного факультета Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения; Михайлов Вадим Викторович — доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения (ГУАП).

      Аннотация. Статья посвящена истории Первой мировой войны и революции в Закавказье. Авторы обратились к материалам английского Военного кабинета и заседаний Палаты общин британского парламента, посвященным ситуации в Закавказье, прежде всего в Баку — мировом центре нефтедобычи и стратегически важном портовом городе на берегу Каспийского моря. Изучение материалов английских архивов и публикаций стенограмм заседаний парламента позволяет ответить на ряд вопросов, которые прежде оставались за рамками советской и английской историографии.

      Ключевые слова: Октябрьский переворот в России, Брестский мир, распад Кавказского фронта Первой мировой войны, Британский военный кабинет, Имперский военный совет Великобритании, Палата общин парламента Великобритании, Азербайджанская демократическая республика, Бакинская коммуна, генерал Л. Денстервилль, турецкая интервенция в Закавказье.

      События, происходившие в Закавказье в 1918 г., представляют особый интерес для исторической науки, поскольку в них пересекаются /239/ практически все линии противоречий мировых держав, вызванные Первой мировой войной и русской революцией. Военные и политические перемены, связанные с образованием на обломках царской России самопровозглашенных государств, и политику признания и непризнания этих государств Советской Россией и европейскими державами важно анализировать еще и потому, что они могут рассматриваться во взаимосвязи с недавним распадом СССР и соответствующими геополитическими проблемами. Особенно любопытны в этой связи официальные документы английских военных и политических институтов, определявших в 1918 г. общую политику государства, споры и противоречия влиятельных военных и политиков, их компетентность в вынесении оценок и принятии решений, имевших важное стратегическое значения для страны и влияющих на ситуацию в регионах и мире в целом.

      Отпадение Закавказья от России и политика в отношении признания независимости Азербайджана, крупнейшего мирового центра нефтедобычи, на который жадно смотрели и страны Антанты, и страны Центрального блока, и, несомненно, лидеры Советской России, представляет собой любопытнейший вопрос истории, до сих пор не потерявший актуальности. Поскольку отечественная научная общественность до сих пор слабо знакома с документами английских архивов и публикациями парламентских заседаний Палаты общин и Палаты лордов Великобритании, можно сказать, что этот аспект исследован недостаточно, в основном по опубликованным международным договорам, подоплека заключения которых во многом до сих пор остается за рамками имеющихся исследований проблемы политики Великобритании относительно Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР) и Азербайджанской демократической республики.

      Британский военный кабинет, Имперский военный совет Великобритании и английский парламент в 1917—1918 гг. неоднократно рассматривали события в России и их влияние на военные действия против Османской империи. Первое оптимистичное впечатление от демократизации политической жизни России в результате падения царского режима, которое демонстрировало заседание Имперского военного совета 22 марта 1917 г., быстро рассеялось. Общие выводы, сделанные к лету 1917 г., были неутешительными. Миссия Артура Хендерсона указала на политическую слабость Временного правительства и влияние на военные решения стихийно образованных солдатских советов как на «главную опасность для политического и военного положения России», а также на все более усиливающиеся в обществе требования заключить сепаратный мир [1]. Неспособность России противостоять Турции беспокоила английское командование и политиков, особенно после провала Галлиполийской операции в конце 1915 г. и катастрофической сдачи в плен корпуса генерала Ч. Таунсенда в Кут-эль-Амаре летом 1916 г. [2] «Неудачи английской политики на Востоке продолжило падение проантантовского кабинета в Персии 27 мая 1917 г., который 6 июня заменил кабинет персидских националистов, выступивший с предложением к британскому и российскому Временному правительству вывести из страны свои войска» [3]. Намеченная на лето 1917 г. совместная российско-английская Мосульская операция против турецких сил в Месопотамии провали-/240/-лась [4]. На заседании Иосиного кабинета 10 августа 1917 г., посвяшеи-ного носиной политике в отношении совместных действий с Россией ш турецком направлении, говорилось: «Одними из наиболее разочаровывающих последствий русской рсволюнии стали события на турецком театре. Несмотря на блестящие операции в Месопотамии генерала сэра Стенли Мода, достигшего значительных результатов, неудача русского наступления позволила туркам сдержать нас на границах Сирии и Палестины... Общие выводы комитета, исходя из ситуации в России можно суммировать как следующие:

      a) будет правильным основывать наши планы, исходя из того, что русские не смогут усилить свою военную эффективность в этом году;

      b) нельзя отвергать возможность того, что Россия откажется продолжать войну предстоящей зимой, либо вследствие того, что правительство пойдет на сепаратный мир, либо поскольку солдаты откажутся оставаться в окопах» [5]. Британские военные опасались, что революционные события в России приведут к восстанию мусульман в российской армии на Кавказе, которое может охватить и индийские войска Британии в Месопотамии. Поэтому в октябре 1917 г. генерал Бартер даже просил российское Верховное командование «перевести магометанские части с Кавказского на какой-либо другой фронт» [6].

      Большевистский переворот в Петрограде еще более усугубил негативную для Антанты ситуацию на Кавказском фронте, а публикация Декрета о мире и заявление В. И. Ленина о том, что Советская Россия «не будет признавать договоров, заключенных Россией царской, и опубликует все документы европейской тайной дипломатии» [7], вдохновило турецких политиков и воодушевило турецкое общество на продолжение борьбы с англичанами. Характерно, что начавшаяся летом 1917 г. подготовка к заключению сепаратного мира между Великобританией и Османской империей была прервана военным министром Турции Энвером-пашой в феврале 1918 г. [8] Перемирие, заключенное между командующим Третьей турецкой армией Вехиб-пашой и командиром Кавказской армии генералом М. Пржевальским 5 декабря 1917 г. [9], хотя и не было признано большевистским правительством Советской России, фактически прекращало действия русских вооруженных сил в войне с Турцией. Заключенный большевиками с Центральным блоком Брест-Литовский договор (3 марта 1918 г.) прекращение войны на Кавказском фронте подтвердил и узаконил [10].

      Подписание Брестского мира изменило отношение правительства Великобритании к союзным обязательствам перед Россией, которые были даны царскому правительству. Если 6 февраля 1918 г. в «Кратком отчете о союзных обязательствах Британии перед союзниками» авторы секретного документа признавали российские права на турецкие территории по российско-английским соглашениям о Константинополе (март 1915 г.) и договору Сайкса-Пико (1916 г.), хотя отдельно упоминалось, что российское правительство не ратифицировало решения Парижской экономической конференции 1916 г., что ставило под вопрос участие России в судьбе турецкого государственного долга [11], то уже в начале марта, когда был заключен брестский мир, позиция английских военных и политических лидеров резко изменилась и «все /241/ договоры, заключенные Великобританией с царским правительством, перестали считаться обязательными в отношении правительства большевиков» [12].

      Брестский мир изменил и политическую ситуацию на Кавказе, поскольку возвращение Турции территорий до границ 1914 г. не устраивало народы Армении и Грузни. Созданный в ноябре 1917 г. Закавказский комиссариат, предполагавший, что судьбу Закавказья должно решать Всероссийское учредительное собрание, после разгона последнего большевиками [13] составил в феврале 1918 г. из бывших депутатов Учредительною собрания от трех национальных советов (армянского, грузинского и мусульманского) Закавказский сейм, принявший на себя законодательную власть в регионе до прояснения ситуации в России [14]. Сейм отказался признать Брестский мир, а турецкая интервенция в Закавказье с февраля 1918 г., имевшая целью силой занять территории, отходящие к Турции по условиям Брестского мира, привела к тому, что 22 апреля 1918 г. Закавказье объявило о своем отделении от России и образовании Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР), признавшей, по настоянию Турции, условия Брестского мира [15]. Таким образом, провозглашение независимости не помогло грузинским и армянским политикам сохранить территории [16], более того, Турция ультимативно потребовала от лидеров ЗДФР отвести свои войска за бывшую российско-турецкую границу 1877 г., передав Турции Карс и Батуми [17]. Споры о принятии ультиматума раскололи федерацию [18]. Грузия обратилась к Германии с просьбой взять ее под протекторат, чтобы помешать Турции отторгнуть от нее значительную территорию и важный морской порт, и 27 мая 1918 г. сейм констатировал распад ЗДФР [19]. 28 мая Национальный совет закавказских мусульман объявил об образовании независимой Азербайджанской демократической республики (АДР) [20].

      С первых дней после большевистского переворота и начала распада империи перед британскими политиками встала сложная задача: признавать ли фактическое отторжение Закавказья от России и образование на его территории независимого мусульманского государства или не признавать, поддерживая единство России, как призывали антибольшевистские силы в России, заявлявшие о сохранении союзных отношений с Антантой и непризнании Бреста.

      В меморандуме лорда Р. Сесиля, переданном в Военный кабинет 23 февраля 1918 г., говорилось, что 3 декабря 1917 г., согласно принятому правительством решению, антибольшевистские и проантантовские силы в России получили значительные суммы, однако никаких эффективных результатов это не дало. В результате в конце декабря было принято решение «продолжить неофициальные контакты с большевистским правительством в Петрограде, одновременно делая все возможное для поддержки антибольшевистских движений на Юге и Юго-востоке России и везде, где они еще возникнут». Причем, как писал Сесиль, если по этому поводу возникнут трения с большевиками, следует оставлять их протесты без внимания. Такую позицию Сесиль считал оправданной, и в феврале, например, он полагал, что отторжение Сибири, Кавказа и черноморских портов создаст большевикам «серьезные военные и экономические проблемы» [21]. /242/

      С другой стороны, в те же дни Военный кабинет получил сведения, что на Кавказе активно действуют турецкие агенты. Бюро разведки 27 февраля 1918 г. сообщало, что «тюркистская» пропаганда среди российских мусульман, особенно в Азербайджане, ведется агрессивно, а ее целью является отторжение Закавказья от России и присоединение к Османской империи. Разведка предлагала кабинету обратить внимание на сохраняющее политический вес общероссийское мусульманское движение, лидер которого, осетин Л. Цаликов, продолжает призывать мусульман Поволжья и Кавказа к сохранению «консолидированного Российского государства» [22].

      Таким образом, перед политиками и военными Великобритании на Кавказе ясно вставали образы двух врагов — российских большевиков и турецких «тюркистов» или «пантюрков». После заключения Брестского мира тон британских политиков изменился. Уже 11 марта 1918 г. Военный кабинет рассматривал возможность направления военных сил для оккупации важного черноморского порта Закавказье — Батуми, а также угрозу оккупации турецкими или германскими войсками Баку и возможность и даже необходимость «помощи русским против немцев в Баку» [23]. Еще в январе командование британских сил в Месопотамии наметило сформировать компактные силы, которые предполагалось направить в Северную Персию для предотвращения турецкой оккупации региона. Теперь эта цель была дополнена новой — походом на Баку. Командовать формирующимся отрядом было поручено генералу Л. Денстервиллю, отчего вся экспедиция получила название «Денстерфорс» [24]. 17 февраля 1918 г. Денстервилль прибыл в Энзели, где обнаружил Революционный комитет, объявивший, что Закавказское правительство является его врагом [25].

      В апреле и мае, когда в Закавказье происходили знаменательные события, связанные с самоопределением федерации и отдельных независимых государств, британский Военный кабинет был озабочен «панисламизмом» азербайджанских татар, которые, по сообщению «двух авторитетов, пользующихся доверием» армянской национальности, более фанатичны, нежели даже турки, и собираются «из центра заговора — Баку — организовать масштабные акции против армянского населения Закавказья» [26]. Можно отметить, что в это время в Баку власть находилась в руках большевиков, которых полностью поддерживал Армянский национальный совет как в Баку, так и в Тифлисе, где он составлял фракцию Закавказского сейма, и в конце марта — начале апреля 1918 г. именно армянско-большевистские вооруженные отряды устроили кровавый погром в мусульманских кварталах Баку с десятками тысяч жертв. 25 мая в Военный кабинет был представлен меморандум «О настоящих настроениях в Турции», в котором Департамент разведки утверждал, что турецкие лидеры после заключения Брестского мира полны надежд на расширение территории в Закавказье и уверены в силе Германии противостоять Антанте в Европе и защитить интересы своего союзника. Именно эти ожидания реаннексии территорий, отвоеванных Россией у Османской империи в 1877—78 и 1914—1917 гг., как говорилось в меморандуме, препятствуют попыткам турецкой оппозиции начать переговоры с Антантой [27]. Политическая ситуация в Закавказье английской разведке была /243/ известна до такой степени плохо, что Военный совет в апреле сделал заключение о необходимости налаживания телеграфной связи с Тифлисом и Тебризом в целях получения достоверной и своевременной информации о событиях в Закавказье и Северной Персии [28]. Показательно, что на переданное через Константинополь в столицы европейских держав сообщение о провозглашении Азербайджанским советом независимого государства, как и на переданное через Германию аналогичное грузинское заявление, английское иностранное ведомство не отреагировало.

      Так или иначе, ситуация в Закавказье была столь сложная, а интересы сторон так переплетены, что говорить о единой политике английского правительства в отношении различных закавказских властей не приходится. После распада ЗДФР и объявления о независимости Азербайджана ситуация в регионе еще больше усложнилась. 4 июня 1918г. правительство АДР заключило с Османской империей Договор о дружбе, который по сути поставил АДР в положение подданного Турции образования. Турецкое командование настояло на смене азербайджанского кабинета и роспуске Национального собрания, по условиям договора турецкие военные получили контроль над всеми азербайджанскими железными дорогами и портами [29]. В Гяндже, куда из Тифлиса переехало правительство АДР, начала формироваться Кавказская армия ислама, в которую вошли регулярные турецкие силы в количестве двух дивизий и азербайджанские соединения, формировавшиеся под контролем турецких инструкторов и укомплектованные турецким офицерским составом. Целью операции, ради которой создавалась армия, было отвоевать у большевиков Баку и создать единое Азербайджанское государство.

      6 июня Военный кабинет получил из Генерального штаба документ о возможном экономическом и военном значении Кавказа для стран германской коалиции. В нем указывалось, что кавказские ресурсы как в производстве зерна и мяса, гак и в добыче таких важных стратегических материалов, как грузинский марганец и бакинская нефть, могут заметно усилить экономику противника, а также что контроль над Кавказом «станет очередным шагом в реализации плана германских восточных амбиций. Их Багдадскую схему мы сумели нейтрализовать, но на Кавказе они могут найти альтернативу, а вместе с дунайским регионом владение кавказскими портами обеспечит им контроль над всем Черным морем. Следующим шагом после Кавказа станет выход через Каспий в Среднюю Азию» [30]. Важно отметить, что в самой Британии остро ощущалась нехватка бензина, так что в начале июля был издан специальный билль о нефтепродуктах и создан «Нефтяной фонд», ответственный за пополнение запасов этого стратегического военного сырья [31]. 17 июня было проведено совещание по среднеазиатским проблемам, на котором британские политики и военные приняли решение срочно принять меры к тому, чтобы прервать сообщение по Транс-Кавказской железнодорожной системе (Батум-Александрополь-Джульфа и Тифлис-Гянджа-Баку), находившейся к тому времени под полным контролем Германии и Турции [32].

      Угроза Индии, которая явно прослеживается в выводах и решениях экспертов, несомненно, ускорила решение начать военную операцию по защите Баку от турецкого наступления. Особенность ситуации с предотвращением занятия Баку турками или немцами была в том, что власть /244/ в Баку удерживал Бакинский совет, председатель которого С.Г. Шаумян признал Баку неделимой частью Советской России, следовательно, вести борьбу с врагами по мировой войне англичанам пришлось бы в союзничестве с большевиками. Можно утверждать, что сторонники признания власти большевиков среди английских политиков были. Причем не только среди военных, которых порой не смущали политические противоречия, если просматривалась военная выгода, но и в парламенте. Так, когда 24 июня 1918 г. в Палате общин обсуждался «русский вопрос», любопытное предложение об отношении к большевистскому правительству России высказал полковник Веджвуд, который в обстоятельном докладе сообщил, что президент США В. Вильсон склонен признать большевиков, и это ставит аналогичный вопрос перед британским правительством. «Это жизненно важный вопрос сегодня, поскольку Германия и в особенности Турция распространяют свое влияние через Россию, через Кавказ, через Туркестан до самых границ нашей Индийской империи. Сегодня усиливается их влияние в Персии и восточных провинциях Китая». Веджвуд предложил создать правительственную комиссию, целью которой должны стать мероприятия по улучшению отношений с Россией. Он высказал мнение, что необходимо убедить посланника М. Литвинова в том, что Россия должна обратиться к президенту Вильсону за помощью в борьбе с германской интервенцией, а любую попытку союзной интервенции в Сибири, на Севере или Юге России назвал бесплодной и вредной всему союзному делу. Кавказ в рассуждениях Веджвуда играл главную роль. Он утверждал, что принятие его предложения «особенно важно сегодня, когда англичане вынуждены перебрасывать свои силы с Месопотамского и Палестинского фронтов в Европу, чтобы удержать от германского наступления Западный фронт» [33]. Премьер Д. Ллойд-Джордж не стал комментировать предложение Веджвуда, но высказался по поводу российской проблемы, указав на хаотическую ситуацию с властью в границах бывшей империи [34]. В целом Палата общин оставила «российский вопрос» без каких-либо предложений правительству в отношении Кавказа.

      Военные в это время активно готовились к тому, чтобы не допустить турок и немцев в Баку. Переговоры с большевистскими лидерами Бакинской коммуны было поручено начать командиру английских сил в Персии казачьему атаману Л. Бичерахову, который после развала Кавказского фронта и мира с Турцией перешел на службу к англичанам. История этого «противоестественного» военно-политического союза отечественными исследователями достаточно хорошо изучена, однако что касается ее отражения в документах английских архивов, можно обнаружить, что материалов о решении Военного кабинета об отправке Л. Бичерахова в Баку нет. Оно полностью остается на совести командующего «Денстерфорс» генерала Л. Денстервилля. Денстервилль в своих мемуарах пишет: «Мы пришли к полному соглашению относительно планов наших совместных действий, на которые я возлагал большие надежды и о которых я здесь умолчу. Он (Бичерахов. — В. М.) вызвал большое изумление и ужас среди местных русских, присоединившись к большевикам, но я уверен, что он поступил совершенно правильно: это был единственный путь на Кавказ, а раз он только там утвердился, то и дело будет в шляпе» [35]. Знаменательное «умолчание» английского генерала оставляет историкам большой /245/ простор для фантазии. Примечательно и то, что председатель Бакинского совнаркома С. Г. Шаумян очень настойчиво убеждал большевистское руководство и самого В. И. Ленина н том, что Бичерахов симпатизирует большевизму и готов защищать Баку от турок [36], несмотря на то, что он являлся к этому времени кадровым английским генералом и получал для своего отряда продовольствие, амуницию, боеприпасы и деньги, что было хорошо известно С. Шаумяну [37].

      Л. Бичерахов был назначен командующим всеми войсками, которые смог мобилизовать совнарком для обороны Баку, хотя после прибытия из Астрахани большевистского отряда Г. Петрова последний был прикомандирован к Бичерахову в качестве комиссара. Этому странному военному тандему не удалось остановить турецко-азербайджанские силы Кавказской армии ислама, а 31 июля 1918 г. в Баку произошла смена власти. Бакинский совнарком был вынужден подчиниться решению Бакинского совета, передавшего власть новоизбранному органу, который первым делом принял решение о приглашении англичан для защиты Баку от турок, для чего в Энзели в тот же день была направлена делегация к генералу Л. Денстервиллю.

      Не случись в Баку политического переворота, в результате которого власть Бакинского совнаркома была свергнута и передана довольно странному учреждению, получившему наименование Диктатура «Центрокаспия», лидерами которого были бывшие члены Бакинской городской думы и главы совета моряков Каспийской военной флотилии, никакой английской экспедиции по спасению Баку проведено бы не было. Поэтому можно предположить, что целью Л. Бичерахова была не только военная помощь коммунарам в отражении турецкого наступления, но и подготовка смены власти в Баку.

      Это подтверждается той активной ролью, которую английский консул в Баку Р. Мак-Донелл играл в неудачной попытке свержения большевиков, разоблаченной 12 июня 1918 г. Существование планов Бичерахова и Денстервилля относительно смены власти в Баку могут доказать, скорее всего, лишь секретные документы британского разведывательного ведомства, пока нам недоступные. Секретность экспедиции Денстервилля подтверждает и то, что Военный кабинет практически ни разу не выносил на открытое обсуждение ее планы и цели, да и результаты неудачной операции по спасению Баку от германо-турок открыто не обсуждались. 15 октября 1918 г. на заседании Палаты общин разбирались вопросы присутствия английских войск в России, но когда либеральный депутат Кинг попросил дать «какую-нибудь информацию относительно сил, которые были направлены в Баку», спикер палаты ответил, что этот вопрос находится вне компетенции собрания [38]. Единственное, что позволили узнать депутатам, это то, что «все войска, бывшие в Баку, несмотря на значительные потери, были успешно выведены после героического сопротивления значительно превосходящим силам противника» [39]. Депутат Кинг 23 октября пытался узнать, была ли экспедиция в Баку санкционирована Генеральным штабом и одобрена советом Антанты. Па это депутат Макферсон заявил: «Ответ на первую часть вопроса утвердительный. Верховный совет Антанты определяет только общую политику, поэтому вторая часть вопроса некорректна» [40]. /246/

      Английская общественность была на удивление слабо знакома с событиями в Закавказье летом-осенью 1918 г., когда в Баку сражались силы «Денстерфорс», и даже депутаты парламента часто были вынуждены черпать информацию в прессе или из неподтвержденных источников. Так, 24 октября депутат Дж. Пиль спрашивал, какую позицию, дружественную или нет, занимали перед падением Баку и эвакуацией Денстерфорс местные армянские вооруженные силы. Р. Сесил ответил, что «в общественном мнении существует некоторое недопонимание относительно переговоров, которые вели с противником армянские лидеры в Баку. Правительство Его Величества было информировано, что эти переговоры были предложены генералом Денстервиллем, когда он увидел неизбежность падения города». На вопрос, почему из Баку пришло сообщение о предательстве армян, Сесиль не ответил, пообещав уточнить информацию [41].

      Можно быть уверенным, что если бы в Англии узнали, что Денстервилль сотрудничает с большевистским совнаркомом в Баку, это привело бы к скандалу и в правительстве, и в парламенте, поэтому падение Коммуны и взятие власти Диктатурой «Центрокаспия» в первую очередь было выгодно англичанам. Но в этой истории есть подоплека, на которую намекает тот факт, что Сесиль явно пытается оправдать действия армянских лидеров в Баку. Хорошо известно, что после распада ЗДФР Грузия приняла протекторат Германии, а Азербайджан практически стал политическим придатком Турции. В этих условиях Армения также пыталась найти для себя сильного иностранного защитника. Известно, что в июне армянская делегация была направлена в Вену с просьбой к австро-венгерскому правительству «взять под свою сильную защиту Армению» [42]. Однако в то же время армянские политики испытывали сильную тягу к Англии, среди лидеров Армении находилось немало англофилов. Поэтому не исключено, что и председатель Бакинского совнаркома С. Г. Шаумян, который находился в тесном контакте с лидерами Национального армянского совета в Закавказском сейме, а позже с правительством Армянской республики, вполне мог сочувствовать идее приглашения английских вооруженных сил для защиты Баку от турок. Одно письмо С. Шаумяна В.И. Ленину показывает, что председатель Бакинского совнаркома даже путает свои большевистские вооруженные силы с вооруженными силами дашнакской Армении. 23 мая 1918 г. он пишет: «Наши войска, застигнутые врасплох, не могут остановить наступление и 16-го сдают Александрополь. 17-го турки потребовали обеспечить им свободный пропуск войск в Джульфу, обещав не трогать население... Мы принуждены были согласиться на требования турок» [43]. Однако Карс и Александрополь в эти дни защищали вовсе не красные отряды коммуны, а национальные вооруженные силы дашнакского Армянского совета, входящие в состав армии «предательской» и «контрреволюционной» ЗДФР. С другой стороны, в Баку многие свидетели и участники событий называют войска коммуны просто армянскими.

      Хотя после падения коммуны С. Шаумян и печатал воззвания с проклятиями «дашнакам» и «контрреволюционерам», предавшим советскую власть английским империалистам, указанные выше факты, а также странное поведение совнаркома, добровольно сложившего с себя власт-/247/-ные полномочия 30—31 июля, позволяют предположить неискренность Шаумяна. В воззвании «Турецкие войска под городом», опубликованном в газете «Бакинский рабочий» 20 сентября, Шаумян обвиняет в падении коммуны и дашнаков, и командиров армянских вооруженных отрядов, и армянскую буржуазию, и шведского консула, и наемников английского империализма, проникших во флот, и «спасителя» Бичерахова. В этом же воззвании Шаумян, последовательно выступавший за развязывание гражданской войны, даже ценой жертв из «мусульманской бедноты» и угрозы перерастания гражданской войны в национальную резню, неожиданно заявляет, что Совет Народных Комиссаров «предпочел не открывать гражданской войны, а прибегнуть к парламентскому приему отказа от власти» [44]. Это очень непохоже на прежние его заявления, например в 1908 г.: «Мы отвергаем единичный террор во имя массового революционного террора. Лозунг «Долой всякое насилие!» — это отказ от лучших традиций международной социал-демократии» [45]. Не случайно И. В. Сталин, лучше других советских лидеров разбиравшийся в кавказских делах и непосредственно общавшийся с Шаумяном в дни Бакинской коммуны и ее падения, говорил в интервью газете «Правда»: «Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва... Они бросили власть, сдали ее врагу без боя... Они приняли мученическую смерть, были расстреляны англичанами. И мы щадим их память. Но они заслуживают суровой оценки. Они оказались плохими политиками» [46].

      В свою очередь, английские военные очень критично отозвались о действиях генерала Л. Денстервилля в Азербайджане. Главнокомандующий колониальными южно-африканскими войсками генерал-лейтенант Я. Сматс уже 16 сентября 1918 г., то есть на следующий день после падения Баку, представил в Военный кабинет секретный меморандум «Военное командование на Среднем Востоке», в котором написал: «Я оцениваю военную ситуацию на Среднем Востоке как очень неудовлетворительную... Если противник достигнет Центральной Персии или Афганистана к следующему лету, ситуация станет угрожать индийским границам... С этой точки зрения контроль над железной дорогой Багдад-Хамадан-Энзели и недопущение противника к Каспийскому морю является делом чрезвычайной важности. Баку уже наверняка потерян, но это не означает потерю Каспия... Ошибки наших командующих в этом регионе проистекают либо из некомпетентности, либо из неумения оценить ситуацию. Денстервилля послали в Баку для получения контроля над Каспием, но его усилия были потрачены, в основном, на другие предприятия» [47].

      После вывода английских войск из Баку и падения города под ударами сил Кавказской армии ислама британское правительство и общественность снова обеспокоилась темой «пантуранизма», угрожающего азиатским планам Англии в Закавказье и Средней Азии и, конечно же, алмазу в британской короне — Индии. Летом 1918 г. скорого крушения Турции и ее выхода из войны английские военные и политики не предполагали. Напротив, в августе Военный кабинет рассматривал планы мировой войны на 1919 год, причем некоторые эксперты утверждали, что следует иметь в виду и следующий, 1920 год. На заседании Имперского военного совета 1 августа 1918 г. Ллойд Джордж принял решение о разработке возможности вывода из войны Болгарии и Турции «дипломатическими /248/ мерами» [48]. О том же Я. Сматс говорил на заседании Имперского военного совета 16 августа. Он сказал, что не ожидает ничего хорошего от того, что война продлится в 1919 г., поскольку враг, даже медленно отступая на Западе, сможет сконцентрировать значительные усилия на Востоке, и он боится, что кампания 1919 г. тоже ничего не решит, и это подвергнет позиции Англии на Востоке еще большей опасности. И уж совсем безрадостно Я. Сматс смотрел на перспективы кампании 1920 г.: «Безусловно, Германия потерпит поражение, если война продлится достаточно долго, но не станет ли от этого нам еще хуже? Наша армия будет слабеть, и сами мы можем обнаружить, еще до окончания войны, что оказались в положении второсортной державы, сравнимой с Америкой или Японией». Сматс предлагал «сконцентрироваться на тех театрах, где военные и дипломатические усилия могут быть наиболее эффективны, т.е. против слабейших врагов: Австрии, Болгарии и Турции» [49].

      При этом английские военные и политики рассчитывали на то, что бакинский вопрос расстроит союзные отношения Турции и Германии. Для этого были основания, особенно после заключения 27 августа 1918 г. Германией дополнительного к Брестскому договора с Советской Россией, в котором Германия признавала Баку за Советами в обмен на поставку ей четвертой части бакинской нефти 50. Однако туркам германский МИД также предложил «сладкую пилюлю», пообещав в случае заключения Болгарией сепаратного мира с Антантой восстановить османское господство над этой страной. Об этом в Военный совет 4 октября сообщал политико-разведывательный отдел «Форин-офис» в меморандуме «Германо-турецкие отношения на Кавказе» II Таким образом, рассчитывать на распад германо-турецкого союза англичанам не приходилось, а соглашение немцев с большевиками можно было списать на тактическую дипломатическую уловку.

      Чтобы более компетентно воспрепятствовать протурецкой пропаганде на Востоке, разведывательному ведомству была дана задача подготовить подробное пособие по ознакомлению военных с «туранизмом» и «пантуранизмом», дабы показать все опасности этого движения для английской политики на Востоке. Довольно скоро было отпечатано объемное руководство, в котором были отражены история становления пантуранистской идеологии в Османской империи, обозначены все туранские народы, включая финно-угорские народности, тюркские народы Поволжья, Сибири, Китая, Средней Азии, Кавказа, Крыма [52]. Любопытно, что в число современных, по мнению авторов руководства, туранских народов попали русские летописные мещера и черемисы, а также совершенно былинные тептеры [53].

      Впрочем, новых «антипантуранистских» усилий англичанам прикладывать не пришлось. 30 октября 1918 г. на борту английского линкора «Агамемнон» было заключено перемирие между Османской империей и Великобританией [54], и Турция вышла из Первой мировой войны. Руководство по пантуранизму, напечатанное в ноябре, сразу же оказалось устаревшим. Политика Великобритании на Кавказе теперь имела перед собой другие цели: определиться в своих отношениях с белыми и красными вооруженными силами на Северном Кавказе и с признанием или непризнанием независимости Азербайджана, Грузии и Армении, которые /249/ объявили себя после поражения стран Центрального блока союзниками победившей Антанты. Эти задачи определяли споры и разногласия в Военном кабинете и парламенте Великобритании по «русскому вопросу» на Кавказе в 1919 году.

      Примечания

      1. National (British) Archives. War Cabinet (NA WC). CAB24/4. British Mission to Russia, June and July, 1917. Report by the Rt. Hon. Arthur Henderson, M.R P. 1—15, p. 6,12.
      2. МИХАЙЛОВ В. В. Противостояние России и Британии с Османской империей на Ближнем Востоке в годы Первой мировой войны. СПб. 2005, с. 123, 163.
      3. ЕГО ЖЕ. Русская революция и переговоры английского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа о сепаратном мире с Османской империей в 1917—1918 гг. (по материалам английских архивов). — Клио. 2017, № 4 (124), с. 166—173.
      4. ЕГО ЖЕ. Российско-британское военное сотрудничество на севере Месопотамии в 1916—1917 гг.: планы и их провал. — Военно-исторический журнал. 2017, № 12, с. 68—73.
      5. NA WC. САВ24/4. Report of Cabinet Committee on War Policy. Part II. The New Factors. Russia, p. 107—108.
      6. ИГНАТЬЕВ А. В. Русско-английские отношения накануне Октябрьской революции (февраль-октябрь 1917 г.). М. 1966, с. 371.
      7. МИХАИЛОВ В.В. Развал русского Кавказского фронта и начало турецкой интервенции в Закавказье в конце 1917 — начале 1918 гг. — Клио. 2017, № 2 (122), с. 143—152.
      8. ЕГО ЖЕ. Русская революция и переговоры английского премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа о сепаратном мире с Османской империей в 1917—1918 гг. (по материалам английских архивов), с. 171.
      9. ИГНАТЬЕВ А.В. Ук. соч., с. 13.
      10. Документы внешней политики СССР (ДВП СССР). Т. 1. 7 ноября 1917 г. — 31 декабря 1918 г. М. 1959, с. 121.
      11. National (British) Archives. India Office Record (NA IOR). L/PS/18/D228. Synopsis of our Obligations to our Allies and Others. 6 Feb 1918.
      12. МИХАЙЛОВ B.B. 1918 год в Азербайджане: из предыстории британской оккупации Баку. — Клио. 2011, № 1 (52), с. 27.
      13. Декреты советской власти. Т. 1. 25 октября 1917 г. — 16 марта 1918 г. М. 1957, с. 335— 336.
      14. Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии. Тифлис. 1919, с. 6—7.
      15. Там же, с. 221.
      16. МИХАЙЛОВ В.В. Османская интервенция первой половины 1918 года и отделение Закавказья от России. В кн.: 1918 год в судьбах России и мира: развертывание широкомасштабной Гражданской войны и международной интервенции. Сборник материалов научной конференции. — Тематический сборник международной конференции 28— 29 октября 2008 г. Архангельск. 2008, с. 186.
      17. Документы и материалы по внешней политике Закавказья и Грузии, с. 310.
      18. Протоколы заседаний мусульманских фракций Закавказского сейма и Азербайджанского национального совета. 1918 г. Баку. 2006, с. 78—93.
      19. Документы и материалы по внешней политике..., с. 336—338.
      20. МИХАЙЛОВ В. В. Особенности политической и национальной ситуации в Закавказье после октября 1917 года и позиция мусульманских фракций закавказских правительств (предыстория создания первой независимой Азербайджанской Республики). — Клио. 2009, № 3 (46), с. 62—63.
      21. NA WC. САВ24/43/3725. Memorandum on Russia, by Lord R. Cecil. 18/E/128.
      22. NA WC. САВ24/43/ 3755. Turkey and other Moslem Countries. Weekly report by Department of Information. I8/OC/I6. /250/
      23. NA WC. CAB24/44/3882. British Intervention to Prevent Surrender of Batoum under Russo-GermanPeace Terms. 20/H/l.
      24. МИХАЙЛОВ В. В. Российские и британские вооруженные соединения в сражениях против турок при обороне Баку в 1918 г. — Клио. 2006, № 1 (32), с. 197—198.
      25. NA WC. САВ24/43/3721. Caucasus Situation. Telegram 52925 from D.M.I. to Caucasus Military Agent. 20/H/l.
      26. NA WC. CAB24/48/4251. Political Situation in the Caucasus and Siberia as affected by German penetration, with some practical Suggestions. Memo (10.4.1918. Russia/005) by Political Intelligence Department, F.O. 18/E/155.
      27. NA WC. CAB24/53/4701. Turkey. Memo by Political Intelligence Department “The Present State of mind in Turkey”. 18/0J/1.
      28. NA WC. CAB24/48/4251. Political Situation in the Caucasus and Siberia as affected by German penetration, with some practical Suggestions. Memo (10.4.1918. Ruissia/005) by Political Intelligence Department, F.O. 18/E/155.
      29. МИХАЙЛОВ В.В. К вопросу о политической ситуации в Закавказье на заключительном этапе Первой мировой войны. — Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 2. Исторические науки. 2006. Вып. 4, с. 132.
      30. NA WC. САВ24/54/4883. Caucasus and its value to Germany. Note by General Staff. 18/E/98.
      31. NA WC. CAB24/56/5049. Draft of a Bill for obtaining Petroleum in the United Kingdom. 29/D/6.
      32. NA WC. CAB24/55/4940. Decision of conference on Middle Eastern Affairs held 17.6.18. at 10, Downing Street. 18/J/38.
      33. Parliamentary Debates. Fifth series. Volume 104. Eighth Session of the Thirtieth Parliament of the United Kingdom of Great Britain & Ireland. 8 George V. House of Commons. Fifth Volume of Session 1918. Comprising Period from Monday, 17th June, to Thursday, 4th July, 1918. London: H.M. Stationery Office. Published by His Majesty’s Stationery Office. 1918, col. 1—1984, col. 754—757.
      34. Ibid., col. 782.
      35. ДЕНСТЕРВИЛЛЬ Л. Британский империализм в Баку и Персии. 1917—1918). Воспоминания. Тифлис. 1925, с. 164.
      36. ШАУМЯН С.Г. Избранные произведения в 2-х тт. Т. 2. М. 1978, с. 323—324.
      37. Там же, с. 343.
      38. Parliamentary Debates. Fifth series. Volume 110. Eighth Session of the Thirtieth Parliament of the United Kingdom of Great Britain & Ireland. 9 George V. House of Commons. Eighth Volume of Session 1918. Comprising Period from Tuesday, 15th October, to Thursday, 21st November, 1918. London: H.M. Stationery Office. Published by His Majesty’s Stationery Office. 1918, col. 1—3475, col. 13.
      39. Ibid., col. 279.
      40. Ibid., col. 765.
      41. Ibid., col. 889.
      42. «Мы обращаемся с покорной просьбой соизволить принять под свою мощную защиту нуждающуюся в этом Армению». Послание уполномоченного Армянской Республики А. Оганджаняна министру иностранных дел Австро-Венгрии И.Б. фон Райежу. 1918 г. (подг. текста, предисловие и примечания В.В. Михайлова). — Исторический архив. 2018, №5, с. 182—188.
      43. ШАУМЯН С. Г. Ук. соч., с. 279.
      44. Там же, с. 402—407.
      45. Там же, с. 259.
      46. ПУЧЕНКОВ А. С. Национальная политика генерала Деникина (весна 1918 — весна 1920 г.). М. 2016, с. 153.
      47. NAWC. САВ24/63/5700/. Military Command in the Middle East. Memo by Lt.-Gen Smuts. 16 September, 1918.18/J/38.
      48. National (British) Archives. Imperial War Cabinet (NA IWC). CAB 23/44a. Committee of Prime Minister. Notes of Meetings. June 21 — Aug. 16. Minutes of a Meeting held at 10 Downing Street, S.W. on Thursday, August 1,1918 at 11 a.m.
      49. NAIWC. CAB23/145. Minutes of Meetings Aug. 13 — Dec. 311918. Minutes of a Meeting at 10, Downing St. on Wednesday, 14th August. 1918. /251/
      50. Документы внешней политики СССР (ДВП СССР). Т. 1, с. 444.
      51. NAWC. САВ24/66/5908. Turco-German Relations over the Caucasus. Memorandum by Political Intelligence Department (4.10.1918. Turkey /006).18/OJ/14.
      52. NA IOR. L/MIL/17/16/25. A Manual on the Turanians and Pan-Turanianism. Nov. 1918. P. 1—258+maps.
      53. Ibid., p. 193—194.
      54. Международная политика в договорах, нотах и декларациях. Часть II. От империалистической войны до снятия блокады с Советской России. М. 1926, с. 188—190.

      Вопросы истории. №4 (1). 2021. С. 239-252.
    • Португальцы в Африке.
      Автор: hoplit
      - Malyn Newitt. Portuguese warfare in Africa // CPHRC (2000)

      - M.D.D. Newitt. Drought in Mozambique 1823-1831 // Journal of Southern African Studies,  Vol. 15, No. 1 (Oct., 1988), pp. 15-35.
      - Suzanne Preston Blier. Imaging Otherness in Ivory: African Portrayals of the Portuguese ca. 1492 //  The Art Bulletin,  Vol. 75, No. 3 (Sep., 1993), pp. 375-396.
      - M.D.D. Newitt. The Early History of the Maravi // The Journal of African History , Vol. 23, No. 2 (1982), pp. 145-162.
      - M.D.D. Newitt. The Early History of the Sultanate of Angoche //  The Journal of African History , Vol. 13, No. 3 (1972), pp. 397-406.
      - M.D.D. Newitt. The Portuguese on the Zambesi from the Seventeenth to the Nineteenth Centuries // Race & Class 9: 477-498. 1988.
      - Rea, W. F. Agony on the Zambezi: The First Christian Mission to Southern Africa and Its Failure, 1580–1759 // Zambezia 1/2 (1970): 46–53.
      - M.D.D. Newitt. The Portuguese on the Zambezi: An Historical Interpretation of the Prazo System // The Journal of African History,  Vol. 10, No. 1 (1969), pp. 67-85.
      -   John K. Thornton. The Art of War in Angola, 1575-1680 // Comparative Studies in Society and History,  Vol. 30, No. 2 (Apr., 1988).
      -  Richard Gray. Portuguese Musketeers on the Zambezi // The Journal of African History, Volume 12, Issue 04 (October 1971).
      - John K Thornton; Andrea Mosterman. A re-interpretation of the Kongo-Portuguese War of 1622 according to new documentary evidence //  The Journal of African History, Vol. 51, No. 2 (2010), pp. 235-248.
      - M.D.D. Newitt and P.S. Garlake. The 'Aringa' at Massangano //  The Journal of African History,  Vol. 8, No. 1 (1967), pp. 133-156.
      - M.D.D. Newitt. The Massingire Rising of 1884 //  The Journal of African History , Vol. 11, No. 1 (1970), pp. 87-105.
       
      - Allen Isaacman and Derek Peterson. Making the Chikunda: Military Slavery and Ethnicity in Southern Africa, 1750-1900 // The International Journal of African Historical Studies,  Vol. 36, No. 2 (2003), pp. 257-281
      - Allen Isaacman. The Origin, Formation and Early History of the Chikunda of South Central Africa // The Journal of African History. Vol. 13, No. 3 (1972), pp. 443-461
      - Allen Isaacman and Barbara Isaacman. The Prazeros as Transfrontiersmen: A Study in Social and Cultural Change // The International Journal of African Historical Studies. Vol. 8, No. 1 (1975), pp. 1-39
      - Matthews T. I. Portuguese, Chikunda, and Peoples of the Gwembe Valley: The Impact of the 'Lower Zambezi Complex' on Southern Zambia // The Journal of African History. Vol. 22, No. 1 (1981), pp. 23-41
      - Allen Isaacman, Wapulumuka Mulwafu and Wapulumuku Mulwafu. From Slaves to Freedmen: The Impact of the Chikunda on Malawian Society, 1850-1920 CA. // The Society of Malawi Journal. Vol. 52, No. 2 (1999), pp. 1-32
       
      JAMES H. SWEET. Recreating AFRICA. Culture, Kinship, and Religion in the African-Portuguese World, 1441–1770. 2003.
      John K. Thornton. Warfare in Atlantic Africa, 1500–1800. 1999.
      M.D.D. Newitt. The Portuguese on the Zambesi from the Seventeenth to the Nineteenth Centuries. 1968.
      George McCall Theal. History and Ethnography of Africa South of the Zambesi. 1907.
      Книги Malyn Newitt.
       
      На английском, по словам Невитт, материалов почти нет. На португальском - много чего... 
      - Oliveira de Cadornega. História general das guerras Angolanas.
      - Gomes Eanes de Zurara. Chronica do descobrimento e conquisita de Guiné.
      - José Justino Teixeira Botelho. História Militar e Política dos Portugueses em Moçambique, de 1833 aos Nossos Dias. 1921.
      - F. G. de Almeida De Eca. Historia das Guerras no Zambes. 1953.
      Занятно, что самым опасным противником властей Португалии в Мозамбике и Анголе 19-го века оказались не африканцы, а афро-португальские варлорды.
    • Развитие промышленности в США
      Автор: Чжан Гэда
      Тема общая - и про обычную и про военную промышленность. США - это промышленность. Мощная. Создавшая эту страну в том виде, в котором мы ее знаем.
      Вот интереснейшая статья - про то, как два промышленника, Джон Хэнкок Холл и Симеон Норт, создали систему производства стандартизованных изделий.
      Еще пара не применяли, но уже умели достигать скорости вращения шкива ременной передачи более 3000 об/мин., разработали автоподачу и автоостановку режущего инструмента, систему измерений и добились высокой степени унификации производства - в 1826 г. при приемке разобрали 100 винтовок Холла и собрали в произвольном порядке. В результате все собралось без сучка-задоринки!
      Скорости вращения были такие высокие, что для станков потребовалось разрабатывать специальные виброгасящие чугунные опоры - в общем, когда комиссия из Управления Артиллерии приехала принимать партию винтовок, они бегали от радости и писали пачками восторженные отзывы.
      Во вложении - винтовка Холла. После винтовки Фергюсона (1776) - первое казнозарядное оружие, довольно широко распространенное в войсках и применявшееся в боях против индейцев, войне против Мексики (1846-1848) и даже в Гражданской войне в США (1861-1865):