Парсаданова В. С. Эдвард Рыдз-Смиглы

   (0 отзывов)

Saygo

Эдвард Рыдз-Смиглы - человек, которого одни превозносили, другие - ненавидели. Споры о его персоне не утихают до наших дней. Основой для восстановления его жизненного пути послужили автобиографические работы, воспоминания о беседах с ним и небогатая исследовательская биографическая литература, появившаяся к столетию со дня его рождения1.

 

Эдвард Рыдз родился 11 марта 1986 г. недалеко от Львова, в Бежанах. Отцом его был Томаш Рыдз, сын и внук кузнецов, сержант австрийской армии. Мать - Мария Бабляк, дочь почтальона, затем вахмистра полиции. Существуют разные версии даты венчания его родителей, но точно известно, что проходило оно в униатской церкви. Отца, умершего в 1888 г., мальчик не помнил, в десять лет он лишился матери и остался на попечении родителей Марии. Вскоре опеку над ним взял доктор Уранович, отец его одноклассника. Просидев второгодником в первом классе гимназии, Эдвард вскоре понял, что для него единственным шансом "выбиться в люди" является успешная учеба. Гимназию он совмещал с курсами украинского языка.

 

В школьные годы у Эдварда открылись способности рисовальщика и карикатуриста. Знакомство через доктора Урановича с местными интеллектуалами расширило и круг меценатов. В 1900 г. городской совет Бежан назначил Рыдзу стипендию, что позволило ему в 1905 г. поступить в Академию изящных искусств в Кракове. В благодарность согражданам за помощь в 1911 г. Рыдз создал монументальное произведение: в городке многих конфессий он расписал фронтон армянской церкви. Святые отцы остались недовольны: модернистский образ святого непорочного зачатия девы Марии вызывал "не те мысли" - лик богоматери напоминал местную красотку. Роспись замазали к огорчению знатоков искусства.

 

Бурная общественно-политическая жизнь в Кракове и Галиции, рост национальных движений в Австро-Венгрии круто изменили интересы Рыдза. Он бросает живопись и становится студентом философского факультета Ягеллонского университета.

 

Политически он счел себя социалистом, приверженцем того крыла Польской социалистической партии - ПСП, которое шло за Ю. Пилсудским. Он разделил его идеи борьбы за восстановление независимости Польши в опоре на Австро-Венгрию. К 1912 г. в пилсудчиковском крыле ПСП вызрели планы вторжения в Царство Польское (Привислянские губернии) польских военных формирований (легионов), провозглашения независимости Польши и создания польского национального правительства. Оставалось дождаться войны между австро-германским блоком и Антантой.

 

Военная подготовка стала главной сферой деятельности ПСП-фракции: собирались средства на оружие, Пилсудский не погнушался получить от Японии 20 тыс. фунтов стерлингов на антирусскую деятельность. Ненавидя все русское, Пилсудский, однако, ездил и в Петербург за деньгами к русским оппозиционным и революционным силам. В Галиции его сторонники создавали военные школы, кружки и курсы военного обучения, стрелецкие дружины.

 

Возглавлял эту деятельность Союз активной борьбы, созданный в 1908 году. Рыдз с первых дней стал его активным членом. В полулегальном парамилитарном Стрелецком движении Рыдз получил псевдоним "Смиглы", ставший частью его фамилии2. Перевести на русский его можно как "быстрый", "ловкий", "гибкий", "стройный", но и как "рыжик". Он изучал структуру русской армии, военную географию Царства Польского и прилегающих губерний России, основы конспирации, владение оружием и использование взрывчатки. Обязательная годичная военная служба в 1910 г. в элитном полку в Вене пополнила его военные знания. Высшего военного образования Рыдз, однако, не получил, что в конце жизни ему неоднократно вменяли в вину, а в литературе - и до сегодняшнего дня. В Союзе активной борьбы Рыдз познакомился с К. Соснковским, в будущем своим соперником и оппонентом, а также с Пилсудским. Рыдз сделал иллюстрации для книги Пилсудского "22 января 1863 года", занимался журналистикой, стал редактором и издателем журнала "Стрелец", где помещал статьи на военные темы.

640px-Major_Rydz-%C5%9Amig%C5%82y.jpg
1914
Smigly-Rydz_in_1917.jpg
1917
Pilsudski_and_Rydz-Smigly.jpg
Юзеф Пилсудский и Рыдз-Смиглы во время советско-польской войны. 1920 год
Pilsudskis_funeral_-_Rydz%2C_Sosnkowski.jpg
Рыдз-Смиглы и Казимеж Соснковский несут гроб Юзефа Пилсудского
640px-Rydz_Smigly_Bulawa1.jpg
Рыдз-Смиглы получает маршальскую булаву из рук президента Польши Игнацы Мосьцицкого 10 ноября 1936 года
640px-Marshal_Rydz-Smigly_LOC_hec_27123.jpg
1937 год
Edward_Rydz-Smigly.jpg
1939

 

В отличие от большинства пилсудчиков высшее, но гражданское образование Рыдз все-таки получил. В 1912 г. он вернулся в Академию, и в 1913 г. закончил ее по классу известного польского художника Юзефа Панкевича. Живопись пейзажная - родной Западной Украины - и историческая на всю жизнь осталась страстью, отдыхом, средством преодоления стрессов, тоски и трагедий. Впрочем, как и стихи3.

 

С началом Первой мировой войны, мобилизованный в австрийскую армию, он вскоре оказался в польских легионах: в первой бригаде, которой командовал Пилсудский.

 

В октябре 1914 г. бригадир Пилсудский присваивает 136 офицерских званий: подполковником стал Соснковский, майорами - Рыдз-Смиглы, М. Жимерский, М. Карашевич-Токажевский и М. Норвид-Нейгебауер. Приказ интересен тем, что он касается всех трех будущих маршалов Польши. Первый - Пилсудский, его подписавший, и в 1920 г. сам себе присвоивший этот чин, второй - Рыдз, принявший из его рук булаву, третий - Жимерский - будущий "Роля", командовавший в 1944 - 1945 гг. Армией Людовой и главнокомандующий Войском Польским Народной Польши.

 

Для полноты картины следует сказать, что под началом Рыдза в его батальоне служил подпоручик С. Ревецкий, будущий генерал "Грот", командовавший в 1940 - 1943 гг. всем подпольным Союзом вооруженной борьбы, а затем Армией Крайовой. В 1914 - 1918 гг. все они шли за Пилсудским во имя восстановления независимой, они надеялись, демократической Польши из земель "русского захвата", на что соглашались державы тройственного союза.

 

По воспоминаниям современников в боях против русских войск Рыдз был отважным бойцом, но всегда хладнокровным и владевшим собой. В Первую мировую войну успехами в войне против русской армии, австро-венгерская, частью которой были 30-ти тыс. польские легионы, похвалиться не могла: за редкие успешные бои, за какой-нибудь лесок Рыдз вкупе с Жимерским (например, за бой под Ласками) получал лишь похвалы от Пилсудского4.

 

Кроме успешного продвижения по службе - каждый год очередной чин - Рыдз на практике досконально изучил театр военных действий в Галиции и на Волыни. Вскоре он командовал полком в первой бригаде легионов и замещал Пилсудского в его отсутствие. Подчиненный Рыдза - М. Кукель, генерал, генштабист и военный историк, считал, что Рыдз был милым, приятным полковником, опекуном художников и поэтов, превратив полк в филиал их клуба, но не умел серьезно работать над собой и полком в военном смысле. При отводах полка в тыл с упоением играл в футбол, неизменно, будучи нападающим. Рыдз в 1941 г. скажет: "Я, хотя и солдат, всегда лучше чувствую себя в среде культурно дискутирующих, чем в казармах или штабах, где царит принуждение, приказ и сухая дисциплина".

 

На первые роли Рыдз стал выдвигаться к концу войны. К 1916 г. Пилсудский убедился, что легионы не сыграли той роли, на которую он надеялся (стать польской национальной армией, полностью ему подчиненной). К тому же стало ясно, что Центральные державы войну проиграют, германские, австро-венгерские войска, захватившие в 1915 г. Царство Польское, поддержкой населения не пользуются. У России и Антанты были свои планы будущего Польши - восстановление независимой союзной Польши при объединении всех трех ее частей в этнографических границах - "совокупной Польши". Пилсудский решил играть по-крупному - пойти на разгон легионов и перейти в лагерь Антанты. Созданный им в августе 1916 г. Совет полковников, в который входил и Рыдз, предъявил австрийскому командованию требования, которые то принять не могло. Не стал связывать себя Пилсудский и с эрзац-польскими органами, созданными германскими и австро-венгерскими оккупантами. Рыдз со своим полком отказался присягать на верность австрийскому императору - полк был расформирован, а Рыдз уволен без права ношения мундира.

 

После заключения Пислудского и Соснковского в крепость Магдебург, Рыдз как старший по чину возглавил тайное военное объединение пилсудчиков - Польскую военную организацию (ПВО). В октябре 1918 г. она насчитывала 25 тыс. человек, включая три команды: для Варшавы, Галиции и Украины с "Восточными территориями". Центром последней стал Киев.

 

В конце весны 1918 г. Рыдз выехал с инспекцией ПВО в Киев и задачей установления связей с польскими правыми организациями в России, имевшими выход на представителей Антанты. Он направился к эмиссару ПВО в Киеве Т. Холувко. Там Рыдз познакомился с хозяйкой явочной квартиры ПВО Мартой Томас-Залеской - дочерью аптекаря из Житомира. Она вышла замуж за офицера русской армии, который будучи разжалованным в рядовые за убийство любовника жены, был отправлен на фронт. С 1921 г. Эдвард и Марта жили вместе. Был ли брак зарегистрирован официально - не известно. Для католички Марты развод был невозможен: скорее всего, по примеру Пилсудского, ставшего протестантом, они сменили вероисповедание, возможно - дождались смерти Залеского в 1939 году. Вместе с тем его брак, по воспоминаниям современников, был бездетным и не счастливым. При этом Рыдз заполучил свояка - Августа Залеского, видного политика Польши, министра иностранных дел.

 

Еще в годы Первой мировой войны Регентский Совет, созданный в Варшаве австро-венгерскими оккупантами, привлекая в свои ряды пилсудчиков, произвел Рыдзя в генералы и предложил пост военного министра, от которого он отказался.

 

Окончание Великой войны и крах Германской и Австро-венгерской монархий, а еще ранее, в октябре 1917 г., Российской, коренным образом изменили положение польских земель. В созданное 7 ноября 1918 г. в Люблине Народное правительство социалиста И. Дашиньского, Рыдз-Смиглы, принимая пост в отсутствие Пилсудского, который был в Магдебурге, вошел в качестве министра войны.

 

Первый приказ министра Рыдза "Польские солдаты! К оружию!" от 8 ноября 1918 г. свидетельствовал, что строительство будущей Польши он видел исключительно силовыми методами. "Только в опоре на армию Польша сможет сделать шаги к светлому будущему. Благодаря армии существует независимая Польша, не только независимая, но и торжествующая"5.

 

Люблинское правительство опубликовало радикальную программу демократической Польши и проведения в ней социальных реформ.

 

Германское командование, опасаясь, что новая Польша поставит вопрос о воссоединении "прусского захвата" с Царством Польским, срочно доставило Пилсудского в Варшаву, предварительно заручившись его отказом от подобной "крамольной" идеи.

 

11 ноября Регентский Совет передал Пилсудскому власть. Начальник государства, таков стал титул бригадира Пилсудского, был крайне недоволен Люблинским правительством и опубликованной им программой. Посланцу Рыдза Б. Медзинскому, не подав руки, он заявил: "Что вы наделали с этим правительством в Люблине? Связали мне руки. Лишили свободы действий теперь, когда она мне более всего необходима". Подтверждение чина генерала, которое дало Рыдзу Народное правительство, затянулось. Возможно, Пилсудский не доверял действиям Рыдза. Взволнованного Медзинского Соснковский успокоил: "Смиглы и амбиции... Нет, наверное, человека, которому амбиции были бы столь чужды, а политикой Смиглы никогда не интересовался, и если она была в последнее время навязана, то, наверное, вздохнул с облегчением, что не нужно ею заниматься"6. Пока поверим Соснковскому. Первая попытка Рыдза действовать на политической арене была пресечена. В то же время военные таланты Рыдза использовались полностью.

 

Возрожденная страна должна была определиться с пределами своей территории. Пилсудский решение вопроса о западных границах Польши оставил на усмотрение Версальской мирной конференции, на востоке решил действовать самостоятельно "с револьвером в кармане". Он считал возможным в условиях революционной разрухи и гражданской войны в России захватить силой столько земель, сколько удастся, и создать федерацию зависимых от Польши государств. Первый удар польские войска нанесли по Западно-украинской народной республике. Уже в ноябре 1918 г. начались бои за Львов, в декабре они развернулись в районе Сарн и Ровно. Группой "Ковель", действовавшей против Украины, командовал Рыдз.

 

5 февраля 1919 г. в Белостоке было заключено соглашение Польши с германским военным командованием, предусматривавшее передачу Польше территорий, которые по условиям Компьенского перемирия и других международных актов, покидали германские войска. Польские части начали движение к линии бывшего русско-германского фронта. Одновременно на Запад, в сторону Литвы и Белоруссии, стала выходить Красная армия, пределом продвижения которой была намечена граница бывшего Царства Польского (река Западный Буг). Назревало столкновение двух концепций федерации: Варшавы и Москвы.

 

В связи с отходом германских войск из Гродно (апрель 1919 г.) Пилсудский решил захватить родной ему город - Вильну (Вильно, Вильнюс). Практическое решение он возложил на Рыдза-Смиглого. На рассвете 19 апреля 1919 г. передовые батальоны Рыдза, переодетые в красноармейскую форму, вошли в город. Тем не менее, они встретили отчаянное сопротивление отрядов Красной армии. Но силы оказались неравными - Рыдз выполнил поставленную задачу. В дальнейших боях против Красной армии он проложил восточный коридор, отделив Литву от РСФСР и обеспечив приход к власти в Литве буржуазного правительства. В приказе от 1 января 1920 г., перед штурмом Двинска (Дунебурга, Даугавпилса), Рыдз указал политическую цель операции - организацию непосредственной связи с союзниками латышами, создание условий, делающих невозможным соглашение и связь немцев с большевиками - "Выполним великую задачу дивизии легионов"7.

 

Победа советской власти на Украине не устраивала Пилсудского. Он решил вмешаться в гражданскую войну у соседей. Прикрытием был договор с интернированным в Польше Петлюрой от 21 апреля 1920 г., по которому Украинская народная республика "уступала" Польше Галицию и ряд других областей. Польша обязалась помочь Директории свергнуть советскую власть на Украине и восстановить ее господство в Киеве, оказать материально-техническую помощь армии. Взамен, желая "на штыках принести этим несчастным странам свободу", Польша получала от Петлюры почти безграничную возможность эксплуатации недр и полей, портов и железных дорог Украины8. "Исторические чувства" польской стороны, желание "стереть следы разделов Польши"9 подогревались реальными интересами изгнанных с Украины польских помещиков, которым обещали восстановление их собственности. Вяло текущие с 1919 г. боевые действия на стыке польских и красных войск, постепенно, но неуклонно продвигавшие линию фронта вглубь советской территории, перешли в активную фазу Советско-польской войны.

 

После прорыва фронта 12-й советской армии ударная группа под командованием Рыдза, более чем в 2 раза превышавшая красноармейские войска, заняла Житомир и вышла на оперативный простор. Через неделю наступления, 7 мая 1920 г., части Рыдза, ставшего командующим 3-й армией, взяли Киев - 12-я армия сдала город без боя.

 

По рассказу городского головы Житомира И. П. Вороницына, поляки пытались оказать свой "европеизм" и "демократизм": "Мы, прежняя городская управа, орган демократической думы были с первого же дня приглашены начальником группы войск генералом Рыдзом-Смиглым к возобновлению нашей деятельности, причем к каждому из нас без различия национальностей генерал этот обратился с персональным письмом... Но первые же шаги наши стали ... направляться к ... удовлетворению бесчисленных и бесконечных претензий польской власти, ... они нас запугивали, непрерывно угрожая всякими карами за все антипольское, что могло проскользнуть вопреки польской цензуре, и требовали, чтобы мы печатали (в газетах - В. П.) инспирируемые ими ложные или ложно истолковываемые ими сообщения..."10. Дело дошло до погромов.

 

Ситуация на Украине для польско-петлюровских войск оказалась далекой от ожидаемой. Поляков не встречали как освободителей. Командующий полькой кавалерией генерал Я. Роммер признавал, что "почти все украинские формирования и народ относятся к нам враждебно"11.

 

Рыдз-Смиглы, которого Пилсудский назначил главой военной администрации, 8 мая 1920 г. издал приказ о введении военно-полевых судов. Он предусматривал "за бунт, дезертирство, участие в восстании, связи с врагом, диверсионные акты на железной дороге, почте, телеграфе и прочие преступления смертную казнь через расстрел или повешение"12. Для выправления положения под Киевом с Северного Кавказа была переброшена конница СМ. Буденного. Ее успешные действия во взаимодействии с другими соединениями вынудили поляков через месяц оставить Киев. Тем не менее, парад польско-петлюровских войск на Крещатике Рыдз успел принять. Отступал Рыдз-Смиглы под натиском Юго-Западного фронта (А. И. Егоров, член военсовета И. В. Сталин) Красной армии до Львова уже в качестве командующего Юго-Восточным фронтом.

 

Проведенное Рыдзом отступление - "маневры отрыва от Красных войск" главнокомандующий Пилсудский оценил как выдающуюся военную операцию польской армии. Даже Сталин в 1941 г. в ответ на критику Рыдза В. Сикорским сказал: "Ну, он в 1920 г. сохранил свою армию в Киеве".

 

Летом 1920 г. маятник Советско-польской войны качнулся в другую сторону. Теперь патриотические и национальные чувства взыграли у поляков. Угрозу потери независимости они увидели в приближавшемся к Варшаве Западном фронте Красной армии под командованием М. Н. Тухачевского. Внешне блистательное наступление имело серьезные недостатки: служба тыла не успевала за наступающими войсками, что вызывало трудности со снабжением боеприпасами и продовольствием; истощились источники пополнения воинского персонала и транспорта; практически бездействовала связь. Создавшуюся обстановку Рыдз оценивал реалистически и готовился использовать с максимальным эффектом: "Неприятель, которого мы имеем перед собой, в сто раз более измучен, лишен подвоза продовольствия и боеприпасов, дезорганизованный, - тогда как мы близки к своей базе", - указывалось им в приказе. Призывая проявить при отступлении большую силу духа и солдатских добродетелей, чем при наступлении, он утверждал: "Мы выполним эту задачу - завоюем победу"13.

 

Главнокомандующие обеих сторон были озабочены переброской подкреплений к Варшаве. Советский главком С. Каменев пытался доказать Тухачевскому, что при огромной протяженности фронта и отсутствии резервов достаточно незначительного сосредоточения свежих сил противника, чтобы их ударом в слабые места решительно поколебать весь фронт, ссылался на аналогичные неудачи тех же поляков под Киевом. Тактично делая оговорку, что на месте виднее, Каменев предупреждал от "разжижения сил" на стыке фронтов, "иначе... лопнет как перетянутая струна"14. Главком издал директиву о снятии "таранной силы" Юго-Западного фронта - конницы Буденного - с боев под Львовом и переброски ее под Варшаву, где решалась судьба войны. Егоров и Сталин выполнение приказа задержали, а фактически сорвали. Буденный до Варшавы не дошел. При этом, препятствия на пути 1-й конной чинили и по указаниям Пилсудского.

 

Рыдз, по приказу своего главкома, с двумя дивизиями легионеров совершил стремительный бросок от Львова: с боями, за несколько дней, он прошел 150 - 250 км и передислоцировался под Варшаву, на реку Вепш, где 10 - 15 августа 1920 г. был создан Средний фронт. Рыдз стал командующим фронтом. Севернее Варшавы наступали войска генерала Сикорского. Войска Тухачевского продолжали двигаться "косяком", "струной", с открытыми "боками" и "нестыковками". Именно в разрыв между 4-й и 15-й армиями РККА, в Мозырьскую, слабую, уязвимую, группировку ударили войска польского Среднего фронта - это был решающий удар, "чудо на Висле" в середине августа 1920 г. переломило ход боев - началось отступление Красной армии по всему фронту.

 

Командовал войсками Рыдз-Смиглы и в одной из последних битв войны - на Немане15. Выполняя директиву Пилсудского - захватить как можно больше территории, Рыдз писал в приказе: "Следует осознать, что от быстроты этого преследования (частей Красной армии - В. П.) зависит не только возможность завоевания победы, но судьба всей войны. В случае достижения ожидаемого результата победа наша, безусловно, повлияет на ход мирных переговоров в Риге"16. Тухачевский же считал, что он проиграл лишь одно сражение, а не войну, и готов был воевать далее. Такой же точки зрения придерживался и Пилсудский. Однако судьбу войны решили политические силы.

 

После заключения перемирия и Прелиминарного договора Рыдз 17 ноября 1920 г. издал приказ по подчинявшимся ему соединениям. Изложив историю боев и свою периодизацию их хода на территории Польши (первый период - от Буга и Вепша по Неман, второй - от Немана до Новогрудка), Рыдз в упоении писал о битве под Варшавой: "Это кровавое возмездие, молниеносное очищение родной земли от варварской, разрушительной большевистской орды, это провал стремительного наступательного разбега врага. Стихийное большевистское движение сменилось стихийным бегством. Это переломный момент нашего противоборства"17. Польша и Пилсудский чувствовали себя победителями.

 

Рыдз был одним из самых талантливых и успешных генералов времен становления польского государства и Советско-польской войны. Пилсудский признавал это в характеристике польского генералитета: "С точки зрения характера командования: сильный характер, сильная воля и спокойный, ровный характер, владеет собой. С этой точки зрения ни разу не подвел меня ни в одном случае. Все задачи, которые ему ставил, как батальонному командиру или командующему армией, выполнял всегда энергично, смело, завоевывая в работе доверие своих подчиненных, а бросал я его всегда во время войны на самые трудные, наитруднейшие задания.

 

С точки зрения силы характера и воли стоит выше всех польских генералов. С подчиненными ровный, спокойный, уверенный в себе и справедливый. Что касается собственного окружения и штаба - капризный и ищущий удобств, ищущий людей, с которыми не нужно было бы бороться или иметь какие-либо споры. В оперативной работе имеет здоровую, спокойную логику и целеустремленную энергию для выполнения задачи. Смелые концепции его не пугают, неудачи не ломают. Быстро завоевывает большое моральное влияние на подчиненных. Прекрасный тип солдата, владеющего собой и имеющего сильную внутреннюю дисциплину. Всегда трудится для дела, не для людей. С точки зрения объема командования: рекомендую каждому для командования. Одна из моих кандидатур на главнокомандующего (другими были Сикорский и Соснковский - В. П.). Боялся бы для него двух вещей: 1) не справился бы в настоящее время с распустившимися и переполненными амбициями генералами и 2) не уверен в его оперативных способностях в объеме задач главнокомандующего и умения соразмерять силы не чисто военные, но всего государства, своего и неприятеля"18. Это была наилучшая оценка в сравнении с Сикорским и Соснковским.

 

Рыдз период становления государства и его границ в работе "11 ноября 1918 года" оценивал так: "Эпоху эту назвал бы, используя военную терминологию, эпохой исходных позиций для исторических деяний Польши... Кончается она с моментом победоносного окончания польско-советской войны, исходные позиции, следовательно, надо было возводить на неприятеле". Создание легионов он считал реальным фактором в деле решения польского вопроса в момент взрыва Великой войны (в отличие от Пилсудского, убежденного, что легионы бесперспективны). Вместе с тем Рыдз констатировал, что "польское общество не надеялось на независимую Польшу, не имело намерения активным образом ее требовать". За Пилсудским шло мало поляков. "Скажем правду, энтузиазма не было. Были амбиции власти и борьба за нее определенных групп, была охота за должностями, кроме того, была нужда, усталость от долгой войны, пассивность".

 

Анализируя развитие польского вопроса в годы войны, оценивая позиции противоборствующих коалиций, реальный вклад в создание независимой Польши Рыдз признал за Австро-Венгрией с легионами и Пилсудским. "А Пилсудский хотел вступить с Польшей на тот путь... на который указывали не только ее исторические традиции, но и жизненный интерес Польши. Сама Польша не могла успеть"19.

 

После окончания войны Рыдзу определили постоянное место службы - в Вильно. Началась шестилетняя, во многом рутинная служба. Его задачей было не допустить вступления литовских войск на территорию захваченной Польшей Виленщины и возвращения Литве Ковельской Литвы серединной, захваченной поляками (генералом Л. Желиговским). Второй задачей был "надзор за советским государством".

 

После реорганизации польской армии в 1922 г. была создана система инспекторатов по территориальному признаку во главе с генеральным инспектором вооруженных сил. Во время войны он становился главнокомандующим. Пост Рыдз-Смиглы стал именоваться инспекторатом N 1. Как инспектор Рыдз вошел в состав узкого военного Совета, органа работавшего под руководством генерального инспектора. Совет занимался разработкой оперативных планов и планов вооружения, обеспечения польской армии и т.д.

 

Польские военные историки считают, что разработке планов модернизации армии "медвежью услугу" оказало головокружение от успехов в 1920 году. Оно во многом консервировало воззрения на стратегию и тактику, на использование техники, сохранение пиетета в отношении кавалерии. Последним грешил и Рыдз-Смиглы, не забывший потрясения, вызванного действиями конной армии Буденного в Киевской и Львовской операциях. В конце 1920-х и 1930-е годы Рыдз продолжал считать, что армия - центр государственно-творческих сил общества, только она дает народу чувство государственной незыблемости, без милитаристского буйства воспитывает патриотизм, гражданские добродетели, армия является основным звеном фактического объединения трех частей Польши. Идеи эти он развивал в работе "Роль и заслуги армии в Возрожденной Польше"20. При жизни Пилсудского Рыдз не высказывался о политике и действиях правительства, но подчеркивал свою верность идеям легионов и лично Пилсудскому. Маршала он поддержал и в момент государственного переворота 1926 г., в отличие от Сикорского и Соснковского, за что был переведен в Варшаву.

 

С большими надеждами на "аполитичного" Рыдза-Смиглого кабинет министров с участием президента Польши Мосьцицкого в ночь на 13 мая 1935 г. назначил его генеральным инспектором вооруженных сил (ранее им был Пилсудский). В условиях "декомпозиции" санационного лагеря после смерти Пилсудского, кризиса системы и нараставшего общественного движения за демократизацию страны, которое возглавляли людовцы (крестьянская партия) и ПСП, личность Рыдза, по словам публициста С. Цата-Мацкевича, была выигрышна. "Рыдз был первым властителем Польши со времен Леха и Пяста (с X в. - В. П.), который не был отмечен каким-либо гербом"21. Не даром санационная пропаганда стала обыгрывать рабоче-крестьянское происхождение Рыдза. Однако пиар велся с определенными нюансами: замалчивалось его участие в народном правительстве Дашиньского, но приукрашивалась служба в легионах и роль в Советско-польской войне.

 

После принятия новой Конституции (1936) позиции польской армии, а вместе с ней и Рыдза значительно укрепились: наивысшей инстанцией для генерального инспектора являлся только президент и юридически генеральный инспектор стал вторым лицом в государстве. 11 ноября 1936 г. он получил маршальскую булаву. В новом статусе Рыдз уже влиял на назначение премьера почти как Пилсудский. Последний премьер-министр Польши Ф. Славой-Складковский вспоминал: "Утром 13 мая 1936 г. ... генерал Смиглы-Рыдз вызвал меня в Инспекторат и приказал доложиться в час дня у господина президента в качестве кандидата на премьера"22. Рыдза, прибывшего на первое заседание нового кабинета, правительство в полном составе встречало перед своей резиденцией.

 

Позже Рыдза стали обвинять за излишнее увлечение публичной деятельностью и внутренней политикой. Он прилагал огромные усилия для завоевания популярности. Особое внимание уделял молодежным организациям. Подчеркивая свою роль наследника и исполнителя воли Пилсудского, он в то же время предпринимал шаги, тому несвойственные. Например, Пилсудский не любил Познань и не приветствовал повстанцев Познани и Силезии, выступавших против Германии и за воссоединение с Польшей в период ее становления (1918 - 1921). Рыдз напротив - поехал на празднование годовщин Великопольского и Силезских восстаний, подчеркивая то, что они были антинемецкими.

 

6 августа 1935 г., при очередном обострении польско-германских отношений, Рыдз на XIII съезде Союза легионеров в Кракове произнес речь, расцененную как антигерманская. В ней была фраза, впоследствии многократно обыгрываемая его друзьями и недругами: "Мы за чужим рук не протягиваем, но своего не отдадим. Не только всей одежки (sukni), но даже пуговицы от нее"23. В условиях роста реваншистских настроений в Германии, подготовке гитлеровцев к войне, Рыдз призывал поляков "быть сильными, чтобы война с нами была небезопасна и грозна". Он подчеркивал, что основное в лозунге защиты государства - быть всем вместе, а не каждому на своем подворье. На антигерманской платформе он пытался заигрывать с противником санации Стронництвом Народовым24.

 

Своей последней квартирной хозяйке в Варшаве, генеральше Максимович-Рачиньской, по ее воспоминаниям, он в 1941 г. так объяснял свою позицию: "Вменяют мне высказывание о "пуговице от мундира" (plaszcza), которую не отдадим, о слогане "сильные, сплоченные, готовые" (silni, zwarci, gotowi). А что я должен был говорить? Мог ли я сказать правду и тем ослабить дух армии и общества, чтобы капитулировали без борьбы?"25. Выход из кризиса, в котором находилась Польша в 1937 г., Рыдз видел в сильной армии, которая сможет организовать внутренний мир, сохранении мира (ladu) и порядка во внутренней жизни "железной и твердой рукой" (известно заявление премьер-министра "полиция стреляла и стрелять будет"), а также необходимости "консолидировать идейно сплоченный дисциплинированный круг людей, которые хотят для Польши работать и которые в Польше заинтересованы".

 

Рыдз восхищался государствами с авторитарными и диктаторскими режимами. Во внутренней политике он не чужд был использовать принципы национализма. На этих основах под его патронатом начал складываться проправительственный Лагерь национального единства (ОЗН, ОЗОН).

 

Антинемецкие речи Рыдза показали, что он имел в германском вопросе более твердые позиции, чем Ю. Бек, министр иностранных дел, пытавшийся лавировать между двумя соседями с Запада и Востока. Рыдз считал, что гитлеровская Германия достигнет боевой готовности к 1938/1939 годам. В связи с этим он полагал необходимым усилить связи с Францией и лично нанес визит в Париж, где подписал соглашение о кредитах на оружие и развитие военной промышленности. Уточнить обязательства Франции относительно сотрудничества польской и французской армий не удалось, зато Лувр был осмотрен им досконально.

 

Сотрудничество с СССР в борьбе с Германией маршал исключал. Не соглашался он и на проход Красной армии к территории Германии не только через Польшу, но и через Литву. Политические отношения с Советским Союзом Рыдз допускал, но исключал их с Коминтерном, хотя и отказывался от вступления Польши в Антикоминтерновский пакт.

 

Такой Рыдз не нравился многим в собственном лагере, не говоря уже об отторгавших его людовцах. Однако, следует отметить, что "свои" оговаривали его в основном непосредственно после сентябрьской катастрофы 1939 г. или в воспоминаниях, опубликованных в народной Польше26. Посол Польши в Лондоне Э. Рачиньский в мемуарах цитирует своего патрона А. Залеского, министра иностранных дел правительства в эмиграции, сказавшего ему в октябре 1939 г. в отношении Рыдза, что скромному по натуре человеку беспрестанные восхваления затуманили голову, а "государственный деятель или политик, который уверовал в свое величие, человек конченный"27.

 

Подчиненные генерального инспектора в 1939 г. были иного мнения. Полковник С. Ровецкий в дневнике, 22 мая 1939 г., записал, что маршал Рыдз-Смиглы "вне конкуренции", слегка журил его за увлечение политикой и прибавлял, что большинство офицерства того же высокого мнения, а солдаты всецело доверяют Рыдзу28.

 

Современный исследователь военной и политической деятельности маршала Р. Мирович признает за ним большие военные знания и авторитет в военных делах в 1920 - 1935 годы, но в последующие годы каких-либо заслуг Рыдза-Смиглого не отмечает29. Некоторые высказывания, помещенные в сборнике "Чтобы вы не забыли о силе", позволяют судить, что Рыдз критично относился к подготовленности офицерского корпуса, состоянию службы тыла армии и ее материально-техническому обеспечению. Мемуаристы уверяют, что он лично принял решение о модернизации армии с готовностью к 1942 году. На это требовалось 700 - 750 млн. злотых в год, а Польша могла выделять не более 500 млн. В результате планы военного перевооружения и строительства к сентябрю 1939 г. были выполнены менее, чем на 50 процентов. Не было в польском генштабе к сентябрю 1939 г. и разработанных планов ведения войны, а имевшиеся замыслы выдал гитлеровцам один из его офицеров. В Германии их оценили как непрофессиональные. Специалисты отмечали в них крайнюю переоценку поляками своих сил, например, возможность наступления на Берлин30. Кроме того, добытые польским разведчиком в немецком генштабе сведения о предполагавшихся направлениях ударов против Польши, также не были использованы: вместо сосредоточения сил на направлениях прорыва польские войска были "размазаны" по периметру границ.

 

Неприятие польским правительством советских предложений по организации системы коллективной безопасности в Европе нагнетало почти все межвоенное двадцатилетие напряженность в советско-польских отношениях, дошедшую до предела во время Судетского кризиса и Мюнхенского соглашения (1938 г.). Советская пропаганда представляла Польшу государством, с которым или на территории которого в ближайшее время придется воевать. В подкрепление этого тезиса демонстрировалась роль Рыдза-Смиглого в Тешинском конфликте, как предводителя вступивших в Тешин-Заользе войск. В 1939 г. в советской пропаганде, особенно в кино, проталкивалась идея польско-германских притязаний на Украину в противовес мировой революции ("Щорс" А. Довженко), а Рыдз даже стал персонажем сценария кинофильма, посвященного 1-й конной31.

 

1 сентября 1939 г. Германия начала войну против Польши. В тот же день президент И. Мосьцицкий издал два акта: первым Э. Рыдз-Смиглы был назначен главнокомандующим, а в соответствии со вторым, Рыдз становился приемником президента. Рыдз в свою очередь отдал приказ, которым убеждал армию и народ, что окончательная победа будет принадлежать Польше и ее союзникам. Впоследствии он говорил, что, желая максимально избежать потерь, уже на второй день войны он хотел капитулировать, но ему этого не позволили западные союзники32. 5 сентября французский начальник генштаба генерал М. Гамелен заявил, что шансов у Польши на продолжение сопротивления нет - "это является основанием для сохранения наших сил (союзников - В. П.)", поэтому "не следует обращать внимания на всеобщее возмущение и начинать военные действия (на территории Польши против Германии - В. П.)"33. Французский посол в Польше Л. Ноэль 6 сентября предложил перевести польское правительство во Францию, начав 11 сентября переговоры с Румынией, но не о пропуске правительства Славой-Складковского, а об его интернировании: у Ноэля на примете был другой кандидат в премьеры - генерал Сикорский. 12 сентября премьер-министры Великобритании и Франции в Аббвиле констатировали, что Польша войну проиграла.

 

Рыдз сознавал обреченность Польши в войне с Германией. В декабре 1939 г. он скажет: "Начиная войну, я хорошо понимал, что она неизбежно будет проиграна на польском фронте, который я считал одним из участков великого антинемецкого фронта. Начиная борьбу в небывалых условиях, я чувствовал себя командиром участка, который должен быть принесен в жертву, чтобы дать другим время и возможность организоваться и подготовиться"34.

 

Немецкие войска в ходе наступления достигли значительных успехов, но окружить польскую армию им не удалось. Началась вторая попытка - за Вислой. В ходе боевых действий, длившихся 36 дней, польская армия оказала отчаянное сопротивление немецким захватчикам, нанеся вермахту значительные людские и материальные потери, особенно в сражениях при Вестерплятте, Млава, Бзура и обороне Варшавы.

 

После поражения польской армии в сентябрьской кампании, в ходе которой, Рыдз издал приказ "С Советами не воюем", на него обрушились с резкой критикой: не подготовил страну к обороне, проявил военную неспособность и государственную нерадивость. Рыдз был объявлен практически единственным виновником поражения Польши.

 

Когда 17 сентября военное положение представлялось уже безнадежным (хотя бои продолжались до 2 октября 1939 г.) перед Рыдзом возникли три варианта дальнейших действий. Первый - самоубийство, мера, которую Рыдз решительно отвергал, как и сдачу в плен. Второй - присоединение к воюющим частям, например, к генералу Лянгеру во Львове. Однако, на совещаниях членов правительства с Рыдзом в Кутах было решено, что это нереально: "украинские беспорядки"35 ставили под сомнение возможность безопасного проезда ко Львову, не говоря уже о наступающих частях РККА. Третий - покинуть Польшу вместе с правительством, что Рыдз и сделал (по решению президента и правительства): он надеялся через Румынию проехать во Францию или Великобританию и там "стоять за польское дело". В декабре 1939 г. он так мотивировал свой поступок: "17 сентября я оказался в ситуации, когда о каком-либо командовании не могло быть речи".

 

На Западе Рыдз надеялся выполнить "вторую часть" своих задач и обязанностей, "а именно, чтобы в отношении Польши были выполнены (принятые) обязательства и чтобы опыт польской кампании не пропал даром", поскольку "соответствующую (wioceciwa) оценку польско-немецкой войны могли дать только те командиры, которые эту войну вели"36. Однако, в итоге он "решил не поддаваться личным сантиментам, легким в исполнении, и вести борьбу дальше", подразумевая под этим, в том числе, противодействие "политической и военной польской оппозиции", которая в первые дни войны вступила в переговоры с французскими представителями в целях "овладения властью и сведения политических счетов". Не последнюю роль в его решении сыграл тот факт, что по декрету Мосьцицкого, отказавшегося от своего поста, Рыдз-Смиглы формально должен был стать президентом Польши. Тем не менее, во Франции, после долгих переговоров и интриг, президентом в изгнании был провозглашен бывший сенатор В. Рачкевич.

 

После этого Рыдз был интернирован и увезен в румынскую глубинку. Более месяца он пытался сохранить за собой хотя бы пост главнокомандующего, о чем писал новому президенту: "Конституционно акт назначения сейчас главнокомандующего не является необходимым, тем более, что армия еще не организована. Речь идет, следовательно, о моем осуждении. Интернирование делает меня беззащитным и всю вину можно взвалить на меня. Я далек от ведения полемики на тему общественного мнения и его требований". Посланец из Парижа все-таки выполнил свою миссию и увез прошение Рыдза о сложении полномочий от 27 октября 1939 года. 7 ноября последовал президентский указ об отставке Рыдза, а 9-го - о назначении главнокомандующим генерала В. Сикорского.

 

Жена Рыдза - Марта упаковала все ценное имущество еще до начала войны: от кружевных накидок, ковров, столового серебра до исторических ценностей (рынграфов), в том числе, сабли Стефана Батория, шедевры живописи и картины самого Рыдза. В первые дни сентября, получив французскую визу, она пересекла румынскую границу и поселилась в Монте-Карло. Продажа вывезенного из Польши имущества стала основным источником ее существования. Она погибла в июле 1951 г. в возрасте примерно 50-ти лет: мешок с ее расчлененным телом нашли в 40 км от Ниццы в горном ручье. Уходя из дома, Марта взяла все драгоценности и 500 тыс. франков. Французская полиция предположила, что пани Рыдз была связана с торговцами и перевозчиками наркотиков. Имя убийцы осталось неизвестно.

 

Почти 14 месяцев Рыдз-Смиглы прожил в Румынии. Он хотел вернуться в оккупированную Польшу, бороться против гитлеровцев. На вопрос публициста В. Липиньского в качестве военного командира или политика он желал бы вернуться в Польшу, Рыдз ответил: "Пока у меня есть руки и ноги, от политики не отойду" (еще на территории Польши Рыдз отдал приказ о создании тайной военной организации, подобной той, что он руководил в 1918 году). Его побег из Румынии состоялся ночью 15 декабря 1940 г. по всем канонам детективного жанра: с переодеванием, отвлечением охраны, обманными "турецкими" маневрами, сменой машин, по тропам контрабандистов.

 

17 декабря Рыдз и его спутники прибыли поездом в Будапешт: через Венгрию шел один из каналов связи польского подполья с Парижем и Лондоном. В Венгрии Рыдза застало нападение Германии на СССР. По воспоминаниям вице-воеводы Б. Роговского Смиглы счел, что война началась раньше, чем ожидалось, но она была неизбежна. Роговский вспоминал и о значительных изменениях в суждениях Рыдза: он стал допускать сотрудничество с советской Россией, поскольку "теперь мы находимся в общем фронте борьбы с Германией", даже одобряя политику Сикорского ("верно взялся") по установлению отношений с СССР. После 22 июня 1941 г. Рыдз окончательно утвердился в желании находиться в Польше: "Теперь, когда даже коммунисты не связаны советско-германским пактом, нет в Польше никаких тормозов для борьбы с Германией". Организовать антифашистское сопротивление в Польше Рыдз предполагал на базе бывшего ОЗН.

 

После длительной подготовки Рыдз-Смиглы, находившийся в хорошей физической и моральной форме, вместе с Роговским и курьером от польского подполья 27 октября 1941 г. вновь по тайным тропам направился в Польшу, рассчитывая на генерал-губернаторство. Книги и брошюры, изданные в Польше и Лондоне к столетию со дня рождения Рыдза, больше обращают внимания на последний период его жизни, в котором фигурировали переодевания и мистификации, побеги из-под надзора из Румынии в Венгрию, тропы контрабандистов, прекрасная венгерская графиня, стихи и красные розы, вновь тайный переход двух границ и появление Рыдза 29 октября 1941 г. в Варшаве. Стремление Рыдза внести свой вклад в борьбу против гитлеризма не понравилось правительству в эмиграции "как весьма вредные для дела края", как "могущие внести сумятицу".

 

Генерал Грот-Ровецкий выполнил приказ премьер-министра Сикорского и в личной беседе отказал маршалу в сотрудничестве37. Эмиссара Рызда в армии Андерса38 сочли шпионом - Рыдза свалил инфаркт. Не прошло и месяца со дня его приезда в Варшаву, как 2 декабря 1941 г. пятидесятилетний маршал умер. Под именем Адама Завишки он был похоронен на Повонзках.

 

После него остался приговор о смерти, выданный в армии генерала Андерса, резолюции Славянских съездов в Москве и Союза польских патриотов в СССР о привлечении Рыдза к суду за сентябрьскую катастрофу и статья "Могла ли Польша избежать войны?". Труд Рыдза-Смиглого в 1941 и 1943 г. под псевдонимами (Gel M., Szacski A.) был опубликован в Польше в конспиративных изданиях, в 1962 г. - в эмигрантских "Исторических тетрадях" (Zeszyty historyczne. Pary T. 1962. N 2, s. 125 - 140), в 1989 г. - в сборнике "Сентябрь 1939 года. Отчеты и воспоминания".

 

К моменту написания своей работы Рыдз значительно "помягчал". Ему не надо было уже оправдываться в военной бездарности: его идеал - Франция - продержалась против вермахта меньше, чем Польша, не говоря уже о других западноевропейских странах. Рыдз получил возможность "отыграться". Для него сентябрь 1939 г. был изолированной польско-немецкой войной, правда, развязавшей "невиданный" в истории водоворот военных событий, который охватил целые континенты. Чтобы понять генезис войны Рыдз проанализировал взаимоотношения Германии, Польши и Руси-России-СССР с пястовских времен, раскрывая суть пястовской ("западной") и ягеллонской ("восточной") политики Польши. Он пришел к выводу, что условием внешней безопасности Польши было состояние слабости обеих или хотя бы одного ее соседа.

 

Определяя положение Польши в Европе, Рыдз то провозглашает мессийную роль Польши, преувеличивая ее силу и значение, то признает, что уже в Версале и в Лиге Наций Польша стала объектом торга противников, обреченной в системе международных отношений на одиночество, несмотря на формальный союз с Францией. Причину срыва политики коллективной безопасности в межвоенные годы Рыдз объяснил стремлением Польши не пустить СССР в Европу, а также тем, что "такое соглашение могло стать... отрицанием польской победы в 1920 году. Польша стала бы полигоном войны, который победоносная Россия добровольно бы не покинула". Вместе с тем конкретных угроз со стороны СССР после 1921 г. он не усмотрел: "В отношении Польши Россия ведет себя корректно, вмешавшись только в сентябре 1939 г. в пользу чехов".

 

Рыдз считал, что в Польше нет сил, "кроме немногочисленной группки консервативных публицистов", которые бы выступали за союз с Германией. Изменение отношений между Германией и СССР с весны 1939 г. Рыдз относил целиком к инициативе Берлина. При этом отмечал, ссылаясь на книгу перебежчика Кривицкого, изданную в США, что Сталин уже с 1933/1934 гг. считал возможным соглашение с Германией. Мотивов СССР, по которым руководство страны могло пойти на соглашение, маршал не приводил. Со стороны Германии, по его мнению, соглашение с СССР "несмотря на идеологические различия" имело временные тактические цели, а именно, "выбивания звеньев из европейского свода" ("rozbijanie klucza sklepienia europiejskiego"), в первую очередь - "выбивания" Польши. Тактикой для Польши в условиях, когда запад не определился в отношении Германии, стала игра на выигрыш времени и возможную отсрочку конфликта. В советско-германском пакте Рыдз усмотрел и положительную для Польши сторону - он изменил отношение Запада к Польше: "Англия немедленно покончила с нецелесообразной, вредной политикой уступок и перешла к политическому контрнаступлению, поняв важность для себя союза с Польшей в целях остановки дальнейшей немецкой экспансии".

 

Виновником развязывания Второй мировой войны Рыдз считал только Германию и Гитлера. Способствовали этому, по его мнению, попустительство и медлительность Запада: отказ Англии в Версале расчленить Германию, а также политика уступок правительств Англии и "неверной", "слабой духом" Франции, о которой Рыдз сказал еще немало обидных слов.

 

Рыдз считал, что "большую войну" можно было предотвратить пятью способами. Во-первых, антигерманской превентивной войной, что, якобы, Польша предлагала Франции в 1933 и 1936 годах. Во-вторых, войной с СССР, если бы Польша пошла на нее вместе с Германией. Однако, следствием даже полной победы союзников могла бы стать утрата западных районов и превращение Польши в вассала Германии. В-третьих, Рыдз, хотя и сомневался, видел возможность избежать войны при осуществлении концепции Барту о союзе с Россией. Но в этом случае советская Россия, очевидно, потребовала бы от Польши компенсации потерь в войне 1920 г. и Восточная Польша отошла бы к СССР. В-четвертых, - союз Польши с Чехословакией, но он привел бы к войне уже в 1938 г., причем, в условиях неготовых к войне и пацифистски настроенных западных держав, без шансов на победу в ней. В-пятых - переговоры с Германией, которые, вероятно, привели бы к росту ее аппетитов вплоть до полной потери независимости Польши и полного ее порабощения, что Германия продемонстрировала на примере Чехословакии. В итоге Рыдз приходит к выводу, что "не потеряв своего лица", избежать войны Польша не могла, ей оставалось лишь опереться на Англию и Францию, "благодаря чему Польша в сентябре 1939 г. не была изолированной - Западные державы включились в войну". Но тут же Рыдз констатировал, что "в сентябре 1939 г. не помогла нам активно ни Франция, ни Англия".

 

Остается сожалеть, что Рыдз, будучи у власти, не сумел соразмерить, по словам Пилсудского, "силы не чисто военные, но всего государства, своего и неприятеля" и определить, кто реально сможет защитить Польшу от гитлеровского нашествия. В конце работы "Могла ли Польша избежать войны?" у автора прорвались горечь и личные обиды: "Блеск победы переплавляет всю вину, во мраке поражения даже слабости и ошибки вырастают до размеров предательства. Люди ищут виновных, провозглашают возмездие за свои разочарования, за свои несчастья". Рыдз призывал критически осмыслить происходящее, освободиться от смятения чувств, вникнуть в сплетение исторических событий и выяснить правду о войне и Польше. В отношении самого Рыдз-Смигы - сложной и многогранной фигуры - непредвзято этого не сделано до сих пор.

 

Примечания

 

1. General Edward Smigly Rydz. Byscie o sile nie zapomnieli. Rozkazy, artykfy, mowy 1904 - 1936. Lwow - Warszawa. 1936; EDWARD RYDZ-SMIGLY Czy Polska mogla uniknoc wojny? В кн.: Wrzesieii 1939urelacjach i wspomnieniach. Warszawa. 1989; MIROWICZ R. Edward Rydz-Smigly. Dzialalnosc wojskal polityczna. Warszawa. 1988; LEZENSKI C. Kwartera 139, opawiesc o marszalku Rydz-Smiglym. Lublin. 1989. T. 1 - 2; WYSOKI J. -W. Cien Zawiszy. Ostatnie latu Marszalka Edwarda Smiglego-Rydza. Komorow. 1991; Marszalek Edward Rydz-Smigly. 1886 - 1986. London. 1986; HORAKA. Edward Smigly-Rydz, inspector sit zbrojnych i naczelky wodz przed: podczas kampanii wrzesniowej. Lodz. 1945; WYSZCZELSKI L. O czym nie wiedzieli Beck i Rydz-Smigly. Warszawa. 1989; SUCHCITZ A. Generatowe wojny polsko-sowieckiej. 1919 - 1920: Maiy slownik biograficzny. Bialystok.
2. Порядок написания его фамилии не установился. В современной исторической литературе преобладает Рыдз-Смиглы.
3. Девять его стихотворений см.: LEZECSKI C. Op. cit. Т. 2, приложение.
4. PILSUDSKI Y. Pisma zbiorowe do tych czas drukiem wydane. Warszawa. 1937. T. IV, s. 27 - 28.
5. General Edward Smigly Rydz. Byscie o sile nie zapomnieli..., s. 67.
6. Цит. по: MIROWICZ R. Op. cit., s. 47. См. также: Zeszty historyczne. Paryz. 1976. N 36, 37.
7. EDWARD RYDZ-SMIGLY. Op. cit., s. 92 - 93.
8. Документы и материалы по истории советско-польских отношений (ДМИСПО). Т. 2. М. 1964, с. 656 - 658.
9. PILSUDSKI Y. Op. cit. T. V, s. 147.
10. Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны 1918 - 1922 гг. Сб. док. М. 2007, с. 390, 391.
11. См. подробнее: ЯЖБОРОВСКАЯ И. С, ПАРСАДАНОВА В. С. Россия и Польша. Синдром войны 1920 г. М. 2005, с. 188.
12. ДМИСПО. Т. 2, с. 77.
13. EDWARD RYDZ-SMIGLY. Op. cit., s. 105.
14. КАМЕНЕВ С. Борьба с белой Польшей. - Военный вестник. 1922. N 12, с. 9; Директивы главного командования Красной Армии (1917 - 1922). Сб. док. М., 1969.
15. RYNIEWICZ Z. Bitwy Swiatu. Leksykon. Warszawa. 1995, s. 588 - 589.
16. EDWARD RYDZ-SMIGLY. Op. cit., s. 115.
17. Ibid, s. 116.
18. Wojskowy przeglad historyczny. Warszawa. 1966. T. 1, s. 327.
19. EDWARD RYDZ-SMIGLY Op. cit., s. 63, 74, 79.
20. Ibid, s. 166 - 173.
21. MACKIEWICZ S. Histori Polski 1918 - 1939. L. 1941, s. 278.
22. Цит. по: MIROWICZ R. Op. cit., s. 119. См. также: SKLADOWSKI F. -S. Prezydent Moscicki - Kultura. Pariz. 1956. N 107.
23. General Edward Smigly Rydz. Byscie o sile nie zapomnieli..., s. 240 - 242.
24. Ibid, s. 249, 255.
25. LEZENSKI C. Op. cit., s. 260.
26. ROMMEL J. Za honor i ojczyzne. В кн.: Wrzesieii 1939 roku w relacjach i wspomnieniach. Warszawa. 1958, s. 29 - 30.
27. RACZYNSKI E. W sojuszniczym Londynie. Dziennik ambasadora... 1939 - 1945. L. 1960, s. 57 - 58.
28. SZAROTA T. Stefanu Rowecki "Grot". Warszawa. 1985, s. 49.
29. MIROWICZ R. Op. cit., s. 90.
30. Wrzesien 1939 roku w relacjach..., s. 451.
31. История страны, история кино. М. 2004, с. 151.
32. WANKOWICZ M. Przez cztery klimaty. Warszawa. 1972, s. 123; LEZENSKI C. Op. cit., s. 123.
33. Polska w polityce miedzynfrodowej. T. 1. 1939. Warszawa. 1989, s. 548.
34. Цит. по: Zmowa IV rozbiyr Polski. Warszawa. 1990, s. 11.
35. Ноэль, находясь в Кременце, еще 10 сентября 1939 г. отметил: "Местное население ожидало быстрого прибытия советских войск... Многочисленные в тех краях евреи ожидали Красную Армию с нескрываемым нетерпением. Одни украинцы надежды возлагали на Гитлера, другие - на Сталина. Почти все рассчитывали на быстрый и полный переворот, который избавил бы их от жандармерии, сборщиков налогов и польских помещиков" (См.: Wrzesiec 1939 roku w relacjach..., s. 156).
36. Wrzesien 1939 roku w relacjach..., s. 140 - 151; GOETEL T. Czasy wojny. L. 1955, s. 28,39,91.
37. SZAROTA T. Op. cit, s. 123.
38. Польская армия, созданная в СССР после заключения в июле 1941 г. советско-польского соглашения о сотрудничестве в войне; командующий - генерал В. Андерс.




Отзыв пользователя


Нет комментариев для отображения



Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Кирасиры, конные аркебузиры, карабины и прочие
      Автор: hoplit
      George Monck. Observations upon Military and Political Affairs. Издание 1796 года. Первое было в 1671-м, книга написана в 1644-6 гг.
      "Тот самый" Монк.

       
      Giorgio Basta. Il gouerno della caualleria leggiera. 1612.
      Giorgio Basta. Il mastro di campo. 1606.

       
      Sir James Turner. Pallas armata, Military essayes of the ancient Grecian, Roman, and modern art of war written in the years 1670 and 1671. 1683. Оглавление.
      Lodovico Melzo. Regole militari sopra il governo e servitio particolare della cavalleria. 1611
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • Асташов А.Б. Борьба за людские ресурсы в Первой мировой войне: мобилизация преступников в Русскую армию // Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
      Автор: Военкомуезд
      Александр Борисович
      АСТАШОВ
      д-р ист. наук, профессор
      Российского государственного
      гуманитарного университета
      БОРЬБА ЗА ЛЮДСКИЕ РЕСУРСЫ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ: МОБИЛИЗАЦИЯ ПРЕСТУПНИКОВ В РУССКУЮ АРМИЮ
      Аннотация. Автор рассматривает проблему расширения людских ресурсов в Первой мировой войне — первой тотальной войне XX в. В статье исследуется политика по привлечению в русскую армию бывших осужденных преступников: основные этапы, объемы и различные категории привлеченного контингента, ключевые аргументы о необходимости применяемых приемов и мер, общий успех и причины неудач. Работа основана на впервые привлеченных архивных материалах. Автор приходит к выводу о невысокой эффективности предпринятых усилий по задействованию такого специфического контингента, как уголовники царских тюрем. Причины кроются в сложности условий мировой войны, специфике социально-политической ситуации в России, вынужденном характере решения проблемы массовой мобилизации в период назревания и прохождения революционного кризиса, совпавшего с гибелью русской армии.
      Ключевые слова: тотальная война, людские ресурсы в войне, русская армия, преступники, морально-политическое состояние армии, армейская и трудовая дисциплина на войне, борьба с деструктивными элементами в армии. /217/
      Использование человеческих ресурсов — один из важнейших вопросов истории мировых войн. Первая мировая, являющаяся первым тотальным военным конфликтом, сделала актуальным привлечение к делу обороны всех групп населения, включая те, которые в мирной ситуации считаются «вредными» для общества и изолируются. В условиях всеобщего призыва происходит переосмысление понятий тягот и лишений: добропорядочные граждане рискуют жизнью на фронте, переносят все перипетии фронтового быта, в то время как преступники оказываются избавленными от них. Такая ситуация воспринималась в обществе как несправедливая. Кроме решения проблемы равного объема трудностей для всех групп населения власти столкнулись, с одной стороны, с вопросом эффективного использования «преступного элемента» для дела обороны, с другой стороны — с проблемой нейтрализации негативного его влияния на армию.
      Тема использования бывших осужденных в русской армии мало представлена в отечественной историографии, исключая отдельные эпизоды на региональном материале [1]. В настоящей работе ставится вопрос использования в деле обороны различных видов преступников. В центре внимания — их разряды и характеристики; способы нейтрализации вредного влияния на рядовой состав; проблемы в обществе,
      1. Коняев Р. В. Использование людских ресурсов Омского военного округа в годы Первой мировой войны // Манускрипт. Тамбов, 2018. № 12. Ч. 2. С. 232. Никулин Д. О. Подготовка пополнения для действующей армии периода Первой мировой войны 1914-1918 гг. в запасных частях Омского военного округа. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Новосибирск, 2019. С. 228-229. /219/
      возникавшие в процессе решения этого вопроса; а также эффективность предпринятых мер как в годы войны, так и во время революции 1917 г. Работа написана на архивных материалах фонда Ставки главковерха, военного министерства и Главного штаба, а также на основе анализа информации, содержащейся в переписке различных инстанций, вовлеченных в эту деятельность. Все материалы хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА).
      Проблема пополнения людских ресурсов решалась в зависимости от наличия и правового статуса имевшихся контингентов преступников. В России было несколько групп населения, которые по существовавшим законам не принимали участия в военных действиях. Это военнослужащие, отбывающие наказание по воинским преступлениям; лица, находившиеся под полицейским надзором по месту жительства, причем как административно высланные гражданскими властями в рамках Положения о государственной охране, так и высланные военными властями с театра военных действий согласно Правилам о военном положении; многочисленная группа подследственных или отбывающих наказание за мелкие преступления, не связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. права на военную службу; значительная группа подследственных, а также отбывающих или отбывших наказание за серьезные преступления, связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. и права на военную службу. /220/
      Впервые вопрос о привлечении уголовных элементов к несению службы в русской армии встал еще в годы русско-японской войны, когда на Сахалине пытались создать дружины из ссыльных каторжан. Опыт оказался неудачным. Среди каторжан было много людей старых, слабосильных, с физическими недостатками. Но главное — все они поступали в дружины не по убеждениям, не по желанию сразиться с врагом, а потому, что льготы, данные за службу, быстро сокращали обязательные сроки пребывания на острове, обеспечивали казенный паек и некоторые другие преимущества. В конечном счете пользы такие отряды в военном отношении не принесли и были расформированы, как только исчезла опасность высадки врага [1].
      В годы Первой мировой войны власти привлекали правонарушителей на военную службу в зависимости от исчерпания людских ресурсов и их пользы для дела обороны. В самом начале войны встал вопрос о судьбе находящихся в военно-тюремных учреждениях (военных тюрьмах и дисциплинарных батальонах) лиц, совершивших воинские преступления на военной службе еще до войны [2]. В Главном военно-судебном управлении (ГВСУ) считали, что обитатели военно-тюремных заведений совершили преступление большей частью по легкомыслию, недостаточному усвоению требований воинской дисциплины и порядка, под влиянием опьянения и т. п., и в массе своей не являлись закоренелыми преступниками и глубоко испорченными людьми. В связи с этим предполагалось применить к ним ст. 1429 Военно-судебного устава, согласно которой в районе театра военных действий при исполнении приговоров над военнослужащими применялись правила, позволявшие принимать их на службу, а после войны переводить в разряд штрафованных. Немедленное же приведение нака-
      1. Русско-Японская война. Т. IX. Ч. 2. Военные действия на острове Сахалине и западном побережье Татарского пролива. Работа военно-исторической комиссии по описанию Русско-Японской войны. СПб., 1910. С. 94; Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 2000. On. 1. Д. 1248. Л. 31-32 об. Доклад по мобилизационному отделению Главного управления генерального штаба (ГУГШ), 3 октября 1917 г.
      2. См. п. 1 таблицы категорий преступников. /221/
      зания в исполнение зависело от начальников частей, если они посчитают, что в силу испорченности такие осужденные лица могут оказывать вредное влияние на товарищей. С другой стороны, то же войсковое начальство могло сделать представление вышестоящему начальству о даровании смягчения наказания и даже совершенного помилования «в случае примерной храбрости в сражении, отличного подвига, усердия и примерного исполнения служебных обязанностей во время войны» военнослужащих, в отношении которых исполнение приговора отложено [1].
      23 июля 1914 г. император Николай II утвердил соответствующий доклад Военного министра —теперь заключенные военно-тюремных учреждений (кроме разряда «худших») направлялись в строй [2]. Такой же процедуре подлежали и лица, находящиеся под судом за преступления, совершенные на военной службе [3]. Из военно-тюремных учреждений уже в первые месяцы войны были высланы на фронт фактически все (свыше 4 тыс.) заключенные и подследственные (при списочном составе в 5 125 человек), а сам штат тюремной стражи подлежал расформированию и также направлению
      на военную службу [4]. Формально считалось, что царь просто приостановил дальнейшее исполнение судебных приговоров. Военное начальство с удовлетворением констатировало, что не прошло и месяца, как стали приходить письма, что такие-то бывшие заключенные отличились и награждены георгиевскими крестами [5].
      Летом 1915 г. в связи с большими потерями появилась идея послать в армию осужденных или состоящих под судом из состава гражданских лиц, не лишенных по закону права
      1. РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 326. Л. 1-2. Доклад ГВСУ, 22 июля 1914 г.
      2. РГВИА. Ф. 2126. Оп. 2. Д. 232. Л. 1 об. Правила о порядке постановления и исполнения приговоров над военнослужащими в районе театра военных действий. Прил. 10 к ст. 1429 Военно-судебного устава.
      3. Там же. ГВСУ — штаб войск Петроградского военного округа. См. 2-ю категорию преступников таблицы.
      4. Там же. Л. 3-4 об., 6 об., 10-11, 14-29. Переписка начальства военно-тюремных заведений с ГВСУ, 1914 г.
      5. РГВИА. Ф. 801. Оп. 30. Д. 14. Л. 42, 45 об. Данные ГВСУ по военно-тюремным заведениям, 1914 г. /222/
      защищать родину [1]. Еще ранее о такой возможности ходатайствовали сами уголовники, но эти просьбы были оставлены без ответа. В августе 1915 г. теперь уже Военное министерство и Главный штаб подняли этот вопрос перед начальником штаба Верховного Главнокомандующего (ВГК) генералом М. В. Алексеевым. Военное ведомство предлагало отправить в армию тех, кто пребывал под следствием или под судом, а также осужденных, находившихся уже в тюрьме и ссылке. Алексеев соглашался на такие меры, если будут хорошие отзывы тюремного начальства о лицах, желавших пойти на военную службу, и с условием распределения таких лиц по войсковым частям равномерно, «во избежание скопления в некоторых частях порочных людей» [2].
      Но оставались опасения фронтового командования по поводу претворения в жизнь планируемой меры в связи с понижением морального духа армии после отступления 1915 г. Прежде всего решением призвать «порочных людей» в ряды армии уничтожалось важнейшее условие принципа, по которому защита родины могла быть возложена лишь на достойных, а звание солдата являлось высоким и почетным. Военные опасались прилива в армию порочного элемента, могущего оказать разлагающее влияние на окружение нижних чинов, зачастую не обладающих достаточно устойчивыми воззрениями и нравственным развитием для противостояния вредному влиянию представителей преступного мира [3]. Это представлялось важным, «когда воспитательные меры неосуществимы, а надзор за каждым отдельным бойцом затруднителен». «Допущение в ряды войск лиц, не заслуживающих доверия по своим нравственным качествам и своим дурным примером могущих оказать растлевающее влияние, является вопросом, решение коего требует вообще особой осторожности и в особенности ввиду того, что среди офицеров состава армий имеется достаточный процент малоопыт-
      1. См. п. 5 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 230, 240-242а. Переписка дежурного генерала, начальника штаба ВГК, военного министерства и Главного штаба, 27-30 августа 1915 г., 8, 4 сентября 1915 г.
      3. Там же. Д. 805. Л. 17-18. /223/
      ных прапорщиков», — подчеркивало командование Юго-Западного фронта. Большое количество заявлений от бывших уголовников с просьбой принять их на военную службу не убеждало в своей искренности. Наоборот, такая отправка на фронт рассматривалась просто как шанс выйти на свободу. В армии вообще сомневались, что «питомцы тюрьмы или исправительных арестантских отделений в массе были бы проникнуты чувствами патриотизма», в то время как в такой войне дисциплинированность и стойкость являются основным залогом успешных боевых действий. Вред от таких порочных людей мог быть гораздо большим, нежели ожидаемая польза. По мнению начальника штаба Киевского военного округа, нижние чины из состава бывших заключенных будут пытаться уйти из армии через совершение нового преступления. Если их высылать в запасной батальон с тем, чтобы там держать все время войны, то, в сущности, такая высылка явится им своего рода наградой, т. к. их будут кормить, одевать и не пошлют на войну. Вместе с тем призыв уголовников засорит запасной батальон, и без того уже переполненный [1]. Другие представители фронтового командования настаивали в отказе прихода на фронт грабителей, особенно рецидивистов, профессиональных преступников, двукратно наказанных за кражу, мошенничество или присвоение вверенного имущества. Из этой группы исключались убийцы по неосторожности, а также лица по особому ходатайству тюремных властей.
      В целом фронтовое командование признало практическую потребность такой меры, которая заставляла «поступиться теоретическими соображениями», и в конечном счете согласилось на допущение в армию по особым ходатайствам порочных лиц, за исключением лишенных всех прав состояния [2]. Инициатива военного ведомства получила поддержку в Главном штабе с уточнением, чтобы из допущенных в войска были исключены осужденные за разбой, грабеж, вымогательство, присвоение и растрату чужого имущества, кражу
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 16.
      2. Там же. Л. 2-3. Начальники штаба Юго-Западного и Северного фронтов — дежурному генералу при ВТК, 19, 21 сентября 1915 г. /224/
      и мошенничество, ибо такого рода элемент «развращающе будет действовать на среду нижних чинов и, несомненно, будет способствовать развитию в армии мародерства» [1]. Вопрос этот вскоре был представлен на обсуждение в министерство юстиции и, наконец, императору в январе 1916 г. [2] Подписанное 3 февраля 1916 г. (в порядке статьи 87) положение Совета министров позволяло привлекать на военную службу лиц, состоящих под судом или следствием, а также отбывающих наказание по суду, за исключением тех, кто привлечен к суду за преступные деяния, влекущие за собою лишение всех прав состояния, либо всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, т. е. за наиболее тяжкие преступления [3]. Реально речь шла о предоставлении отсрочки наказания для таких лиц до конца войны. Но это не распространялось на нижние чины, относительно которых последовало бы требование их начальников о немедленном приведении приговоров над ними в исполнение [4]. После указа от 3 февраля 1916 г. увеличилось количество осужденных, просивших перевода на воинскую службу. Обычно такие ходатайства сопровождались типовым желанием «искупить свой проступок своею кровью за Государя и родину». Однако прошения осужденных по более тяжким статьям оставлялись без ответа [5].
      Одновременно подобный вопрос встал и относительно осужденных за воинские преступления на военной службе [6]. Предполагалось их принять на военные окопные, обозные работы, т. к. на них как раз допускались лица, лишенные воинского звания [7].
      Но здесь мнения командующих армиями разделились по вопросу правильного их использования для дела обороны. Одни командармы вообще были против использования таких
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 242-242а; Д. 805. Л. 1.
      2. Там же. Д. 805. Л. 239, 249 об.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 1-2, 16-16 об.
      4. Там же. Л. 2 об.
      5. РГВИА. Ф. 1343. Оп. 2. Д. 247. Л. 189, 191.
      6. См. п. 2 таблицы категорий преступников.
      7. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 490. Выписка и заявления, поданные присяжными заседателями Екатеринбургского окружного суда на январской сессии 1916 г. /225/
      лиц в тылу армии, опасаясь, что военные преступники, особенно осужденные за побеги, членовредительство, мародерство и другие проступки, могли войти в контакт с нижними чинами инженерных организаций, дружин, запасных батальонов, работавших в тылу, оказывая на них не менее вредное влияние, чем если бы это было в войсковом районе. Главнокомандующий армиями Западного фронта также выступал против привлечения на военную службу осужденных приговорами судов к лишению воинского звания в тылу армии, мотивируя это тем же аргументом о «моральном влиянии» [1].
      Были и голоса за привлечение на работы для нужд армии лиц, лишенных по суду воинского звания, мотивированные мнением, что в любом случае они тем самым потратят время на то, чтобы заслужить себе прощение и сделаться выдающимися воинами [2]. В некоторых штабах полагали даже возможным использовать такой труд на самом фронте в тюремных мастерских или в качестве артелей подневольных чернорабочих при погрузке и разгрузке интендантских и других грузов в складах, на железных дорогах и пристанях, а также на полевых, дорожных и окопных работах. В конечном счете было признано необходимым привлечение бывших осужденных на разного рода казенные работы для нужд армии во внутренних губерниях империи, но с определенными оговорками. Так, для полевых работ считали возможным использовать только крупные партии таких бывших осужденных в имениях крупных землевладельцев, поскольку в мелких имениях это могло привести к грабежу крестьянских хозяйств и побегам [3].
      В начале 1916 г. министерство внутренних дел возбудило вопрос о принятии на действительную службу лиц, как состоящих под гласным надзором полиции в порядке положения
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 478-478 об. Дежурный генерал штаба армий Западного фронта, 17.4.1916 — дежурному генералу штаба ВГК.
      2. Там же. Л. 475. Начальник штаба Кавказской армии, 30 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК.
      3. Там же. Л. 474-474 об. Начальник штаба Западного фронта, 29 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК. /226/
      о Государственной охране, так и высланных с театра войны по распоряжению военных властей [1]. Проблема заключалась в том, что и те, и другие не призывались на военную службу до истечения срока надзора. Всего таких лиц насчитывалось 1,8 тыс. человек. Они были водворены в Сибири, в отдаленных губерниях Европейской России или состояли под надзором полиции в Европейской России в избранных ими местах жительства. В МВД считали, что среди поднадзорных, высланных в порядке Государственной охраны, много таких, которые не представляют никакой опасности для стойкости войск. Их можно было принять в армию, за исключением тех поднадзорных, пребывание которых в действующей армии по характеру их виновности могло бы представлять опасность для охранения интересов армии или жизни начальствующих лиц. К категории последних причисляли высланных за шпионаж, тайный перевод нарушителей границы (что близко соприкасалось со шпионажем), ярко проявленное германофильство, а также за принадлежность к военно-революционным, террористическим, анархическим и другим революционным организациям.
      Точное число лиц, высланных под надзор полиции военными властями с театра военных действий, согласно Правилам военного положения, не было известно. Но, по имевшимся сведениям, в Сибирь и отдаленные губернии Европейской России выслали свыше 5 тыс. человек. Эти лица признавались военными властями вредными для нахождения даже в тылу армии, и считалось, что допущение их на фронт зависит главным образом от Ставки. Но в тот момент в армии полагали, что они были высланы с театра войны, когда не состояли еще на военной службе. Призыв их в строй позволил бы обеспечить непосредственное наблюдение военного начальства, что стало бы полезным для их вхождения в военную среду и безвредно для дела, поскольку с принятием на действительную службу их социальное положение резко менялось. К тому же опасность привлечения вредных лиц из числа поднадзорных нейтрализовалась бы предварительным согласованием меж-
      1. См. п. 3 и 4 таблицы категорий преступников. /227/
      ду военными властями и губернаторами при рассмотрении дел конкретных поднадзорных перед их отправкой на фронт [1].
      Пытаясь решить проблему пребывания поднадзорных в армии, власти одновременно хотели, с одной стороны, привлечь в армию желавших искренне воевать, а с другой — устранить опасность намеренного поведения со стороны некоторых лиц в стремлении попасть под такой надзор с целью избежать военной службы. Была еще проблема в техническом принятии решения. При принудительном призыве необходим был закон, что могло замедлить дело. Оставался открытым вопрос, куда их призывать: в отдельные части внутри России или в окопные команды. К тому же, не желая давать запрет на просьбы искренних патриотов, власти все же опасались революционной пропаганды со стороны поднадзорных. По этой причине было решено проводить постепенное снятие надзора с тех категорий поднадзорных, которые могли быть допущены в войска, исключая высланных за шпионаж, участие в военно-революционных организациях и т. п. После снятия такого надзора к ним применялся бы принудительный призыв в армию [2]. В связи с этим министерство внутренних дел дало указание губернаторам и градоначальникам о пересмотре постановлений об отдаче под надзор молодых людей призывного возраста, а также ратников и запасных, чтобы снять надзор с тех, состояние которых на военной службе не может вызывать опасений в их неблагонадежности. Главной целью было не допускать в армию «порочных» лиц [3]. В отношении же подчиненных надзору полиции в порядке Правил военного положения ожидались особые распоряжения со стороны военных властей [4].
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373-374. Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.; РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 4 об. МВД — военному министру, 10 января 1916 г.
      2. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. 1221. Л. 2 об. Министр внутренних дел — военному министру, 10 января 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 226. И. д. начальника мобилизационного отдела ГУГШ — дежурному генералу штаба ВГК, 25 января 1916г.; РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373.Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.
      4. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 22 об., 46-47, 50 об., 370. Переписка МВД, Военного министерства, ГУГШ, март 1916 г. /228/
      Существовала еще одна категория осужденных — без лишения прав, но в то же время освобожденных от призыва (как правило, по состоянию здоровья) [1]. Эти лица также стремились выйти из тюрьмы и требовали направления их на военные работы. В этом случае им давалось право взамен заключения бесплатно исполнять военно-инженерные работы на фронтах с учетом срока службы за время тюремного заключения. Такое разрешение было дано в соизволении императора на доклад от 20 января 1916 г. министра юстиции [2]. Несмотря на небольшое количество таких просьб (сначала около 200 прошений), власти были озабочены как характером работ, на которые предполагалось их посылать, так и возможными последствиями самого нахождения бывших преступников с гражданскими рабочими на этих производствах. Для решения вопроса была организована особая межведомственная комиссия при Главном тюремном управлении в составе представителей военного, морского, внутренних дел и юстиции министерств, которая должна была рассмотреть в принципе вопрос о допущении бывших осужденных на работы в тылу [3]. В комиссии высказывались различные мнения за допущение к военно-инженерным работам лиц, привлеченных к ответственности в административном порядке, даже по обвинению в преступных деяниях политического характера, и вообще за возможно широкое допущение на работы без различия категорий и независимо от прежней судимости. Но в конечном счете возобладали голоса за то, чтобы настороженно относиться к самой личности преступников, желавших поступить на военно-инженерные работы. Предписывалось собирать сведения о прежней судимости таких лиц, принимая во внимание характер их преступлений, поведение во время заключения и в целом их «нравственный облик». В конечном итоге на военно-инженерные работы не допускались следующие категории заключенных: отбывающие наказание за некоторые особенно опасные в государственном смысле преступные деяния и во-
      1. См. п. 6 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 239. Министр юстиции — военному министру, 25 января 1916 г.
      3. Там же. Л. 518. /229/
      обще приговоренные к наказаниям, соединенным с лишением права; отличающиеся дурным поведением во время содержания под стражей, при отбывании наказания; могущие явиться вредным или опасным элементом при производстве работ; рецидивисты; отбывающие наказание за возбуждение вражды между отдельными частями или классами населения, между сословиями или за один из видов преступной пропаганды [1]. Допущенных на фронт бывших заключенных предполагалось переводить сначала в фильтрационные пункты в Петрограде, Киеве и Тифлисе и уже оттуда направлять на
      военно-инженерные работы [2]. Практика выдержки бывших подследственных и подсудимых в отдельных частях перед их направлением на военно-инженерные работы существовала и в морском ведомстве с той разницей, что таких лиц изолировали в одном штрафном экипаже (Гомель), через который в январе 1916 г. прошли 1,8 тыс. матросов [3].
      Поднимался и вопрос характера работ, на которые допускались бывшие преступники. Предполагалось организовать отдельные партии из заключенных, не допуская их смешения с гражданскими специалистами, добавив к уже существующим партиям рабочих арестантов на положении особых команд. Представитель военного ведомства в комиссии настаивал, чтобы поступление рабочих следовало непосредственно и по возможности без всяких проволочек за требованием при общем положении предоставить как можно больше рабочих и как можно скорее. В конечном счете было решено, что бывшие арестанты переходят в ведение структур, ведущих военно-инженерные работы, которые должны сами решить вопросы организации рабочих в команды и оплаты их труда [4].
      Оставалась, правда, проблема, где именно использовать труд бывших осужденных — на фронте или в тылу. На фронте это казалось неудобным из-за необходимости создания штата конвоя (личного состава и так не хватало), возможного
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 519-520.
      2. Там же. Л. 516 об. — 517 об. Министр юстиции — начальнику штаба ВТК, 29 мая 1916 г.
      3. Там же. Л. 522 об.
      4. Там же. Л. 520-522. /230/
      общения «нравственно испорченного элемента» с военнопленными (на работах), а также угрозы упадка дисциплины и низкого успеха работ. К концу же 1916 г. приводились и другие аргументы: на театре военных действий существовали трудности при присоединении такого контингента к занятым на оборонительных работах группам военнопленных, инженерно-строительным дружинам, инородческим партиям, мобилизованным среди местного населения рабочим. Появление бывших арестантов могло подорвать уже сложившийся ритм работ и вообще было невозможно в условиях дробления и разбросанности рабочих партий [1].
      Во всяком случае, в Ставке продолжали настаивать на необходимости привлечения бывших заключенных как бесплатных рабочих, чтобы освободить тем самым от работ солдат. Вредное влияние заключенных хотели нейтрализовать тем, что при приеме на работу учитывался бы характер прежней их судимости, самого преступления и поведения под стражей, что устраняло опасность деморализации армии [2].
      После принципиального решения о приеме в армию бывших осужденных, не лишенных прав, а также поднадзорных и воинских преступников, в конце 1916 г. встал вопрос о привлечении к делу обороны и уголовников, настоящих и уже отбывших наказание, лишенных гражданских прав вследствие совершения тяжких преступлений [3]. В Главном штабе насчитывали в 23 возрастах 360 тыс. человек, способных носить оружие [4]. Однако эти проекты не содержали предложения использования таких резервов на самом фронте, только лишь на тыловых работах. Вновь встал вопрос о месте работы. В октябре 1916 г. военный министр Д. С. Шуваев высказал предложение об использовании таких уголовников в военно-рабочих командах на особо тяжелых работах: по испытанию и
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 556. Переписка штабов Западного фронта и ВГК, 30 августа — 12 декабря 1916 г.
      2. Там же. Л. 556 об. — 556а об. Дежурный генерал ВГК — Главному начальнику снабжений Западного фронта, 19 декабря 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1221. Л. 146. См. п. 7 таблицы категорий преступников.
      4. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 14. Сведения Министерства юстиции. /231/
      применению удушливых газов, в химических командах, по постройке и усовершенствованию передовых окопов и искусственных препятствий под огнем противника, а также на некоторых тяжелых работах на заводах. Однако товарищ министра внутренних дел С. А. Куколь-Яснопольский считал эту меру малоосуществимой. В качестве аргументов он приводил тезисы о том, что для содержания команд из «порочных лиц» потребовалось бы большое количество конвойных — как для поддержания дисциплины и порядка, так и (в особенности) для недопущения побегов. С другой стороны, нахождение подобных команд в сфере огня противника могло сказаться на духе войск в «самом нежелательном направлении». Наконец, представлялось невозможным посылать бывших уголовников на заводы, поскольку потребовались бы чрезвычайные меры охраны [1].
      В конце 1916 — начале 1917 г. в связи с общественно-политическим кризисом в стране обострился вопрос об отправке в армию бывших преступников. Так, в Главном штабе опасались разлагающего влияния лиц, находившихся под жандармским надзором, на войска, а с другой стороны, указывали на их незначительное количество [2]. При этом армию беспокоили и допущенные в нее уголовники, и проникновение политических неблагонадежных, часто являвшихся «авторитетами» для первых. Когда с сентября 1916 г. в запасные полки Омского военного округа стали поступать «целыми сотнями» лица, допущенные в армию по закону от 3 февраля 1916г., среди них оказалось много осужденных, о которых были весьма неблагоприятные отзывы жандармской полиции. По данным командующего Омским военным округом, а также енисейского губернатора, бывшие ссыльные из Нарымского края и других районов Сибири, в т.ч. и видные революционные работники РСДРП и ПСР, вели пропаганду против войны, отстаивали интересы рабочих и крестьян, убеждали сослуживцев не исполнять приказаний начальства в случае привлечения к подавлению беспорядков и т. п. Во-
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 5 об., 14.
      2. Там же. Д. 136. Л. 30. /232/
      енные категорически высказывались против их отправки на фронт, поскольку они «нравственно испортят самую лучшую маршевую роту», и убедительно просили избавить войска от преступного элемента [1]. Но бывшие уголовники, как гражданские, так и военные, все равно продолжали поступать в войска, включая передовую линию. Так, в состав Одоевского пехотного полка за период с 4 ноября по 24 декабря 1916 г. было влито из маршевых рот 884 человека беглых, задержанных на разных этапах, а также 19 находившихся под судом матросов. Люди эти даже среди товарищей получили прозвище «каторжников», что сыграло важную роль в волнениях в этом полку в январе 1917 г. [2]
      В запасные батальоны также часто принимались лица с судимостью или отбытием срока наказания, но без лишения гражданских прав. Их было много, до 5-10 %, среди лиц, поступивших в команды для направления в запасные полки гвардии (в Петрограде). Они были судимы за хулиганство, дурное поведение, кражу хлеба, муки, леса, грабеж и попытки грабежа (в т. ч. в составе шаек), буйство, склонность к буйству и пьянству, оскорбление девушек, нападение на помещиков и приставов, участие в аграрном движении, отпадение от православия, агитационную деятельность, а также за стрельбу в портрет царя. Многие из них, уже будучи зачисленными в запасные батальоны, подлежали пересмотру своего статуса и отсылке из гвардии, что стало выясняться только к концу 1916г., после нахождения в гвардии в течение нескольких месяцев [3].
      Февральская революция привнесла новый опыт в вопросе привлечения бывших уголовников к делу обороны. В дни переворота по указу Временного правительства об амнистии от
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 136. Л. 204 об., 213-213 об., 215 об.; Ф. 2000. Оп. 10. Д. 9. Л. 37, 53-54.
      2. РГВИА. Ф. 801. Оп. 28. Д. 28. Л. 41 об., 43 об.
      3. РГВИА. Ф. 16071. On. 1. Д. 107. Л. 20, 23, 31 об., 32-33 об, 56-58 об., 75 об., 77, 79-79 об., 81 об., 82 об., 100, 103 об., 105 об., 106, 165, 232, 239, 336, 339, 349, 372, 385, 389, 390, 392, 393, 400-401, 404, 406, 423 об., 427, 426, 428, 512, 541-545, 561, 562, 578-579, 578-579, 581, 602-611, 612, 621. Сообщения уездных воинских начальников в управление
      запасных гвардейских частей в Петрограде, август — декабрь 1916 г. /233/
      6 марта 1917 г. были освобождены из тюрем почти все уголовники [1]. Но вскоре, согласно статье 10 Указа Временного правительства от 17 марта 1917 г., все лица, совершившие уголовные преступления, или состоящие под следствием или судом, или отбывающие по суду наказания, включая лишенных прав состояния, получали право условного освобождения и зачисления в ряды армии. Теперь условно амнистированные, как стали называть бывших осужденных, имели право пойти на военную службу добровольно на положении охотников, добровольцев с правом заслужить прощение и избавиться вовсе от наказания. Правда, такое зачисление происходило лишь при условии согласия на это принимающих войсковых частей, а не попавшие в части зачислялись в запасные батальоны [2].
      Амнистия и восстановление в правах всех категорий бывших заключенных породили, однако, ряд проблем. В некоторых тюрьмах начались беспорядки с требованием допуска арестантов в армию. С другой стороны, возникло множество недоразумений о порядке призыва. Одни амнистированные воспользовались указанным в законе требованием явиться на призывной пункт, другие, наоборот, стали уклоняться от явки. В этом случае для них был определен срок явки до 15 мая 1917 г., после чего они вновь представали перед законом. Третьи, особенно из ссыльных в Сибири, требовали перед посылкой в армию двухмесячного отпуска для свидания с родственниками, бесплатного проезда и кормовых. Как бы там ни было, фактически бывшие уголовники отнюдь не стремились в армию, затягивая прохождение службы на фронте [3].
      В самой армии бывшие уголовники продолжали совершать преступления, прикрываясь революционными целями, что сходило им с рук. Этим они возбуждали ропот в солдатской среде, ухудшая мотивацию нахождения на фронте.
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 72 об. ГУГШ — военному министру, 4 июля 1917 г.
      2. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 77-78 об. Разъяснение статьи 10 постановления Временного правительства от 17 марта 1917 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 28-29, 41. Переписка ГУГШ с дежурным генералом ВГК, апрель — июль 1917 г. /234/
      «Особенных прав» требовали для себя бывшие «политические», которые требовали вовсе освобождения от воинской службы. В некоторых частях бывшие амнистированные по политическим делам (а за ними по делам о грабежах, убийствах, подделке документов и пр.), апеллируя к своему добровольному приходу в армию, ходатайствовали о восстановлении их в звании унтер-офицеров и поступлении в школы прапорщиков [1].
      Крайне обеспокоенное наплывом бывших уголовников в армию начальство, согласно приказу по военному ведомству № 433 от 10 июля 1917 г., получило право избавить армию от этих лиц [2]. 12 июля Главковерх генерал А. А. Брусилов обратился с письмом к министру-председателю А. Ф. Керенскому, выступая против «загрязнения армии сомнительным сбродом». По его данным, с самого момента посадки на железной дороге для отправления в армию они «буйствуют и разбойничают, пуская в ход ножи и оружие. В войсках они ведут самую вредную пропаганду большевистского толка». По мнению Главковерха, такие лица могли бы быть назначены на наиболее тяжелые работы по обороне, где показали бы стремление к раскаянию [3]. В приказе по военному ведомству № 465 от 14 июля разъяснялось, что такие лица могут быть приняты в войска лишь в качестве охотников и с согласия на это самих войсковых частей [4].
      В августе 1917 г. этот вопрос был поднят Б. В. Савинковым перед новым Главковерхом Л. Г. Корниловым. Наконец, уже в октябре 1917 г. Главное управление Генштаба подготовило документы с предписанием задержать наводнение армии преступниками, немедленно возвращать из войсковых частей в распоряжение прокурорского надзора лиц, оказавшихся в армии без надлежащих документов, а также установить срок, за который необходимо получить свидетельство
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 25-26; 28-29, 41-42, 75, 136, 142-143.
      2. Там же. Д. 1248. Л. 26, 28.
      3. Там же. Л. 29-29 об.
      4. Там же. Л. 25-25 об.; Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1245. Л. 145. /235/
      «о добром поведении», допускающее право дальнейшего пребывания в армии [1].
      По данным министерства юстиции, на август 1917 г. из 130 тыс. (до постановления от 17 марта) освободилось 100 тыс. заключенных [2]. При этом только некоторые из них сразу явились в армию, однако не всех из них приняли, поэтому эта группа находилась в запасных частях внутренних округов. Наконец, третья группа амнистированных, самая многочисленная, воспользовавшись амнистией, никуда не явилась и находилась вне армии. Эта группа занимала, однако, активную общественную позицию. Так, бывшие каторжане из Смоленска предлагали создать самостоятельные боевые единицы партизанского характера (на турецком фронте), что «правильно и благородно разрешит тюремный вопрос» и будет выгодно для дела войны [3]. Были и другие попытки организовать движение бывших уголовных для дела обороны в стране в целом. Образец такой деятельности представлен в Постановлении Петроградской группы бывших уголовных, поступившем в Главный штаб в сентябре 1917 г. Группа протестовала против обвинений в адрес уголовников в развале армии. Уголовники, «озабоченные судьбами свободы и революции», предлагали выделить всех бывших заключенных в особые отряды. Постановление предусматривало также организацию санитарных отрядов из женщин-уголовниц в качестве сестер милосердия. В постановлении заверялось, что «отряды уголовных не только добросовестно, но и геройски будут исполнять возложенные на них обязанности, так как этому будет способствовать кроме преданности уголовных делу свободы и революции, кроме естественного в них чувства любви к их родине и присущее им чувство гордости и личного самолюбия». Одновременно с обращением в Главный штаб группа обратилась с подобным ходатайством в Военный отдел ЦИК Петроградского Совета. Несмотря на всю эксцентричность данного заявления, 30 сентября 1917 г. для его обсуждения было созвано межведомственное совещание
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 26, 29-29 об., 47-47 об.
      2. Там же. Л. 31.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 18 об. /236/
      с участием представителей от министерств внутренних дел, юстиции, политического и главного военно-судебного управлений военного министерства, в присутствии криминалистов и психиатров. Возможно, причиной внимания к этому вопросу были продолжавшие развиваться в руководстве страны идеи о сформировании безоружных рабочих команд из бывших уголовников. Однако совещание даже не поставило вопроса о создании таковых. Требование же образования собственных вооруженных частей из состава бывших уголовников было категорически отвергнуто, «поскольку такие отряды могли лишь увеличить анархию на местах, не принеся ровно никакой пользы военному делу». Совещание соглашалось только на «вкрапление» условно амнистированных в «здоровые воинские части». Создание частей из бывших уголовников допускалось исключительно при формировании их не на фронте, а во внутренних округах, и только тем, кто получит от своих комитетов свидетельства о «добропорядочном поведении». Что же касалось самой «петроградской группы бывших уголовных», то предлагалось сначала подвергнуть ее членов наказанию за неявку на призывные пункты. Впрочем, до этого дело не дошло, т. к. по адресу петроградской артели уголовных помещалось похоронное бюро [1].
      Опыт по привлечению уголовных элементов в армию в годы Первой мировой войны был чрезвычайно многообразен. В русскую армию последовательно направлялось все большее и большее их количество по мере истощения людских ресурсов. Однако массовости такого контингента не удалось обеспечить. Причина была в нарастании множества препятствий: от необходимости оптимальной организации труда в тылу армии на военно-инженерных работах до нейтрализации «вредного» влияния бывших уголовников на различные группы на театре военных действий — военнослужащих, военнопленных, реквизированных рабочих, гражданского населения. Особенно остро вопрос принятия в армию бывших заключенных встал в конце 1916 — начале 1917 г. в связи с нарастанием революционных настроений в армии. Крими-
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 40; Д. 1247. Л. 69. /237/
      нальные группы могли сыграть в этом роль детонирующего фактора. В революционном 1917 г. военное руководство предприняло попытку создания «армии свободной России», используя в т. ч. и призыв к бывшим уголовникам вступать на военную службу. И здесь не удалось обеспечить массового прихода солдат «новой России» из числа бывших преступников. Являясь, в сущности, актом декриминализации военных и гражданских преступлений, эта попытка натолкнулась на противодействие не только уголовного элемента, но и всей остальной армии, в которой широко распространялись антивоенные и революционные настроения. В целом армия и руководство страны не сумели обеспечить равенства тягот для всего населения в годы войны. /238/
      Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва: Издательский дом «Российское военно-историческое общество» ; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
    • "Примитивная война".
      Автор: hoplit
      Небольшая подборка литературы по "примитивному" военному делу.
       
      - Prehistoric Warfare and Violence. Quantitative and Qualitative Approaches. 2018
      - Multidisciplinary Approaches to the Study of Stone Age Weaponry. Edited by Eric Delson, Eric J. Sargis. 2016
      - Л. Б. Вишняцкий. Вооруженное насилие в палеолите.
      - J. Christensen. Warfare in the European Neolithic.
      - Detlef Gronenborn. Climate Change and Socio-Political Crises: Some Cases from Neolithic Central Europe.
      - William A. Parkinson and Paul R. Duffy. Fortifications and Enclosures in European Prehistory: A Cross-Cultural Perspective.
      - Clare, L., Rohling, E.J., Weninger, B. and Hilpert, J. Warfare in Late Neolithic\Early Chalcolithic Pisidia, southwestern Turkey. Climate induced social unrest in the late 7th millennium calBC.
      - Першиц А.И., Семенов Ю.И., Шнирельман В.А. Война и мир в ранней истории человечества.
      - Алексеев А.Н., Жирков Э.К., Степанов А.Д., Шараборин А.К., Алексеева Л.Л. Погребение ымыяхтахского воина в местности Кёрдюген.
      -  José María Gómez, Miguel Verdú, Adela González-Megías & Marcos Méndez. The phylogenetic roots of human lethal violence // Nature 538, 233–237
      - Sticks, Stones, and Broken Bones: Neolithic Violence in a European Perspective. 2012
       
       
      - Иванчик А.И. Воины-псы. Мужские союзы и скифские вторжения в Переднюю Азию // Советская этнография, 1988, № 5
      - Иванчик А., Кулланда С.. Источниковедение дописьменной истории и ранние стадии социогенеза // Архаическое общество: узловые проблемы социологии развития. Сб. научных трудов. Вып. 1. М., 1991
      - Askold lvantchik. The Scythian ‘Rule Over Asia’: The Classıcal Tradition And the Historical Reality // Ancient Greeks West and East. 1999
      - А.Р. Чочиев. Очерки истории социальной культуры осетин. 1985 г.
      - Α.Κ. Нефёдкин. Тактика славян в VI в. (по свидетельствам ранневизантийских авторов).
      - Цыбикдоржиев Д.В. Мужской союз, дружина и гвардия у монголов: преемственность и конфликты.
      - Вдовченков E.B. Происхождение дружины и мужские союзы: сравнительно-исторический анализ и проблемы политогенеза в древних обществах.
      - Louise E. Sweet. Camel Raiding of North Arabian Bedouin: A Mechanism of Ecological Adaptation //  American Aiztlzropologist 67, 1965.
      - Peters E.L. Some Structural Aspects of the Feud among the Camel-Herding Bedouin of Cyrenaica // Africa: Journal of the International African Institute,  Vol. 37, No. 3 (Jul., 1967), pp. 261-282
       
       
      - Зуев А.С. О боевой тактике и военном менталитете коряков, чукчей и эскимосов.
      - Зуев А.С. Диалог культур на поле боя (о военном менталитете народов северо-востока Сибири в XVII–XVIII вв.).
      - О.А. Митько. Люди и оружие (воинская культура русских первопроходцев и коренного населения Сибири в эпоху позднего средневековья).
      - К.Г. Карачаров, Д. И. Ражев. Обычай скальпирования на севере Западной Сибири в Средние века.
      - Нефёдкин А.К. Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.).
      - Зуев А.С. Русско-аборигенные отношения на крайнем Северо-Востоке Сибири во второй половине  XVII – первой четверти  XVIII  вв.
      - Антропова В.В. Вопросы военной организации и военного дела у народов крайнего Северо-Востока Сибири.
      - Головнев А.В. Говорящие культуры. Традиции самодийцев и угров.
      - Laufer В. Chinese Clay Figures. Pt. I. Prolegomena on the History of Defensive Armor // Field Museum of Natural History Publication 177. Anthropological Series. Vol. 13. Chicago. 1914. № 2. P. 73-315.
      - Нефедкин А.К. Защитное вооружение тунгусов в XVII – XVIII вв. [Tungus' armour] // Воинские традиции в археологическом контексте: от позднего латена до позднего средневековья / Составитель И. Г. Бурцев. Тула: Государственный военно-исторический и природный музей-заповедник «Куликово поле», 2014. С. 221-225.
      - Нефедкин А.К. Колесницы и нарты: к проблеме реконструкции тактики // Археология Евразийских степей. 2020
       
       
      - N. W. Simmonds. Archery in South East Asia s the Pacific.
      - Inez de Beauclair. Fightings and Weapons of the Yami of Botel Tobago.
      - Adria Holmes Katz. Corselets of Fiber: Robert Louis Stevenson's Gilbertese Armor.
      - Laura Lee Junker. Warrior burials and the nature of warfare in prehispanic Philippine chiefdoms..
      - Andrew P. Vayda. War in Ecological Perspective: Persistence, Change, and Adaptive Processes in Three Oceanian Societies. 1976
      - D. U. Urlich. The Introduction and Diffusion of Firearms in New Zealand 1800-1840..
      - Alphonse Riesenfeld. Rattan Cuirasses and Gourd Penis-Cases in New Guinea.
      - W. Lloyd Warner. Murngin Warfare.
      - E. W. Gudger. Helmets from Skins of the Porcupine-Fish.
      - K. R. Howe. Firearms and Indigenous Warfare: a Case Study.
      - Paul  D'Arcy. Firearms on Malaita, 1870-1900. 
      - William Churchill. Club Types of Nuclear Polynesia.
      - Henry Reynolds. Forgotten war. 2013
      - Henry Reynolds. The Other Side of the Frontier. Aboriginal Resistance to the European Invasion of Australia. 1981
      - John Connor. Australian Frontier Wars, 1788-1838. 2002
      -  Ronald M. Berndt. Warfare in the New Guinea Highlands.
      - Pamela J. Stewart and Andrew Strathern. Feasting on My Enemy: Images of Violence and Change in the New Guinea Highlands.
      - Thomas M. Kiefer. Modes of Social Action in Armed Combat: Affect, Tradition and Reason in Tausug Private Warfare // Man New Series, Vol. 5, No. 4 (Dec., 1970), pp. 586-596
      - Thomas M. Kiefer. Reciprocity and Revenge in the Philippines: Some Preliminary Remarks about the Tausug of Jolo // Philippine Sociological Review. Vol. 16, No. 3/4 (JULY-OCTOBER, 1968), pp. 124-131
      - Thomas M. Kiefer. Parrang Sabbil: Ritual suicide among the Tausug of Jolo // Bijdragen tot de Taal-, Land- en Volkenkunde. Deel 129, 1ste Afl., ANTHROPOLOGICA XV (1973), pp. 108-123
      - Thomas M. Kiefer. Institutionalized Friendship and Warfare among the Tausug of Jolo // Ethnology. Vol. 7, No. 3 (Jul., 1968), pp. 225-244
      - Thomas M. Kiefer. Power, Politics and Guns in Jolo: The Influence of Modern Weapons on Tao-Sug Legal and Economic Institutions // Philippine Sociological Review. Vol. 15, No. 1/2, Proceedings of the Fifth Visayas-Mindanao Convention: Philippine Sociological Society May 1-2, 1967 (JANUARY-APRIL, 1967), pp. 21-29
      - Armando L. Tan. Shame, Reciprocity and Revenge: Some Reflections on the Ideological Basis of Tausug Conflict // Philippine Quarterly of Culture and Society. Vol. 9, No. 4 (December 1981), pp. 294-300.
      - Karl G. Heider, Robert Gardner. Gardens of War: Life and Death in the New Guinea Stone Age. 1968.
      - Karl G. Heider. Grand Valley Dani: Peaceful Warriors. 1979 Тут
      - Mervyn Meggitt. Bloodis Their Argument: Warfare among the Mae Enga Tribesmen of the New Guinea Highlands. 1977 Тут
      - Klaus-Friedrich Koch. War and peace in Jalémó: the management of conflict in highland New Guinea. 1974 Тут
      - P. D'Arcy. Maori and Muskets from a Pan-Polynesian Perspective // The New Zealand journal of history 34(1):117-132. April 2000. 
      - Andrew P. Vayda. Maoris and Muskets in New Zealand: Disruption of a War System // Political Science Quarterly. Vol. 85, No. 4 (Dec., 1970), pp. 560-584
      - D. U. Urlich. The Introduction and Diffusion of Firearms in New Zealand 1800–1840 // The Journal of the Polynesian Society. Vol. 79, No. 4 (DECEMBER 1970), pp. 399-41
      - Barry Craig. Material culture of the upper Sepik‪ // Journal de la Société des Océanistes 2018/1 (n° 146), pages 189 à 201
      - Paul B. Rosco. Warfare, Terrain, and Political Expansion // Human Ecology. Vol. 20, No. 1 (Mar., 1992), pp. 1-20
      - Anne-Marie Pétrequin and Pierre Pétrequin. Flèches de chasse, flèches de guerre: Le cas des Danis d'Irian Jaya (Indonésie) // Anne-Marie Pétrequin and Pierre Pétrequin. Bulletin de la Société préhistorique française. T. 87, No. 10/12, Spécial bilan de l'année de l'archéologie (1990), pp. 484-511
      - Warfare // Douglas L. Oliver. Ancient Tahitian Society. 1974
      - Bard Rydland Aaberge. Aboriginal Rainforest Shields of North Queensland [unpublished manuscript]. 2009
      - Leonard Y. Andaya. Nature of War and Peace among the Bugis–Makassar People // South East Asia Research. Volume 12, 2004 - Issue 1
      - Forts and Fortification in Wallacea: Archaeological and Ethnohistoric Investigations. Terra Australis. 2020
      - Roscoe, P. Social Signaling and the Organization of Small-Scale Society: The Case of Contact-Era New Guinea // Journal of Archaeological Method and Theory, 16(2), 69–116. (2009)
      - David M. Hayano. Marriage, Alliance and Warfare: the Tauna Awa of New Guinea. 1972
      - David M. Hayano. Marriage, alliance, and warfare: a view from the New Guinea Highlands // American Ethnologist. Vol. 1, No. 2 (May, 1974)
      - Paula Brown. Conflict in the New Guinea Highlands // The Journal of Conflict Resolution. Vol. 26, No. 3 (Sep., 1982)
      - Aaron Podolefsky. Contemporary Warfare in the New Guinea Highlands // Ethnology. Vol. 23, No. 2 (Apr., 1984)
      - Fredrik Barth. Tribes and Intertribal Relations in the Fly Headwaters // Oceania, Vol. XLI, No. 3, March, 1971
      - Bruce M. Knauft. Melanesian Warfare: A Theoretical History // Oceania. Vol. 60, No. 4, Special 60th Anniversary Issue (Jun., 1990)
       
       
      - Keith F. Otterbein. Higi Armed Combat.
      - Keith F. Otterbein. The Evolution of Zulu Warfare.
      - Myron J. Echenberg. Late nineteenth-century military technology in Upper Volta // The Journal of African History, 12, pp 241-254. 1971.
      - E. E. Evans-Pritchard. Zande Warfare // Anthropos, Bd. 52, H. 1./2. (1957), pp. 239-262
      - Julian Cobbing. The Evolution of Ndebele Amabutho // The Journal of African History. Vol. 15, No. 4 (1974), pp. 607-631
       
       
      - Elizabeth Arkush and Charles Stanish. Interpreting Conflict in the Ancient Andes: Implications for the Archaeology of Warfare.
      - Elizabeth Arkush. War, Chronology, and Causality in the Titicaca Basin.
      - R.B. Ferguson. Blood of the Leviathan: Western Contact and Warfare in Amazonia.
      - J. Lizot. Population, Resources and Warfare Among the Yanomami.
      - Bruce Albert. On Yanomami Warfare: Rejoinder.
      - R. Brian Ferguson. Game Wars? Ecology and Conflict in Amazonia. 
      - R. Brian Ferguson. Ecological Consequences of Amazonian Warfare.
      - Marvin Harris. Animal Capture and Yanomamo Warfare: Retrospect and New Evidence.
       
       
      - Lydia T. Black. Warriors of Kodiak: Military Traditions of Kodiak Islanders.
      - Herbert D. G. Maschner and Katherine L. Reedy-Maschner. Raid, Retreat, Defend (Repeat): The Archaeology and Ethnohistory of Warfare on the North Pacific Rim.
      - Bruce Graham Trigger. Trade and Tribal Warfare on the St. Lawrence in the Sixteenth Century.
      - T. M. Hamilton. The Eskimo Bow and the Asiatic Composite.
      - Owen K. Mason. The Contest between the Ipiutak, Old Bering Sea, and Birnirk Polities and the Origin of Whaling during the First Millennium A.D. along Bering Strait.
      - Caroline Funk. The Bow and Arrow War Days on the Yukon-Kuskokwim Delta of Alaska.
      - Herbert Maschner, Owen K Mason. The Bow and Arrow in Northern North America. 
      - Nathan S. Lowrey. An Ethnoarchaeological Inquiry into the Functional Relationship between Projectile Point and Armor Technologies of the Northwest Coast.
      - F. A. Golder. Primitive Warfare among the Natives of Western Alaska. 
      - Donald Mitchell. Predatory Warfare, Social Status, and the North Pacific Slave Trade. 
      - H. Kory Cooper and Gabriel J. Bowen. Metal Armor from St. Lawrence Island. 
      - Katherine L. Reedy-Maschner and Herbert D. G. Maschner. Marauding Middlemen: Western Expansion and Violent Conflict in the Subarctic.
      - Madonna L. Moss and Jon M. Erlandson. Forts, Refuge Rocks, and Defensive Sites: The Antiquity of Warfare along the North Pacific Coast of North America.
      - Owen K. Mason. Flight from the Bering Strait: Did Siberian Punuk/Thule Military Cadres Conquer Northwest Alaska?
      - Joan B. Townsend. Firearms against Native Arms: A Study in Comparative Efficiencies with an Alaskan Example. 
      - Jerry Melbye and Scott I. Fairgrieve. A Massacre and Possible Cannibalism in the Canadian Arctic: New Evidence from the Saunaktuk Site (NgTn-1).
      - McClelland A.V. The Evolution of Tlingit Daggers // Sharing Our Knowledge. The Tlingit and Their Coastal Neighbors. 2015
       
       
      - Фрэнк Секой. Военные навыки индейцев Великих Равнин.
      - Hoig, Stan. Tribal Wars of the Southern Plains.
      - D. E. Worcester. Spanish Horses among the Plains Tribes.
      - Daniel J. Gelo and Lawrence T. Jones III. Photographic Evidence for Southern Plains Armor.
      - Heinz W. Pyszczyk. Historic Period Metal Projectile Points and Arrows, Alberta, Canada: A Theory for Aboriginal Arrow Design on the Great Plains.
      - Waldo R. Wedel. Chain mail in plains archeology.
      - Mavis Greer and John Greer. Armored Horses in Northwestern Plains Rock Art.
      - James D. Keyser, Mavis Greer and John Greer. Arminto Petroglyphs: Rock Art Damage Assessment and Management Considerations in Central Wyoming.
      - Mavis Greer and John Greer. Armored
 Horses 
in 
the 
Musselshell
 Rock 
Art
 of Central
 Montana.
      - Thomas Frank Schilz and Donald E. Worcester. The Spread of Firearms among the Indian Tribes on the Northern Frontier of New Spain.
      - Стукалин Ю. Военное дело индейцев Дикого Запада. Энциклопедия.
      - James D. Keyser and Michael A. Klassen. Plains Indian rock art.
       
       
      - D. Bruce Dickson. The Yanomamo of the Mississippi Valley? Some Reflections on Larson (1972), Gibson (1974), and Mississippian Period Warfare in the Southeastern United States.
      - Steve A. Tomka. The Adoption of the Bow and Arrow: A Model Based on Experimental Performance Characteristics.
      - Wayne William Van Horne. The Warclub: Weapon and symbol in Southeastern Indian Societies.
      - Hutchings, W. Karl and Lorenz W. Brucher. Spearthrower performance: ethnographic and  experimental research.
      - Douglas J Kennett , Patricia M Lambert, John R Johnson, Brendan J Culleton. Sociopolitical Effects of Bow and Arrow Technology in Prehistoric Coastal California.
      - The Ethics of Anthropology and Amerindian Research Reporting on Environmental Degradation and Warfare. Editors Richard J. Chacon, Rubén G. Mendoza.
      - Walter Hough. Primitive American Armor. Тут, тут и тут.
      - George R. Milner. Nineteenth-Century Arrow Wounds and Perceptions of Prehistoric Warfare.
      - Patricia M. Lambert. The Archaeology of War: A North American Perspective.
      - David E. Jonesэ Native North American Armor, Shields, and Fortifications.
      - Laubin, Reginald. Laubin, Gladys. American Indian Archery.
      - Karl T. Steinen. Ambushes, Raids, and Palisades: Mississippian Warfare in the Interior Southeast.
      - Jon L. Gibson. Aboriginal Warfare in the Protohistoric Southeast: An Alternative Perspective. 
      - Barbara A. Purdy. Weapons, Strategies, and Tactics of the Europeans and the Indians in Sixteenth- and Seventeenth-Century Florida.
      - Charles Hudson. A Spanish-Coosa Alliance in Sixteenth-Century North Georgia.
      - Keith F. Otterbein. Why the Iroquois Won: An Analysis of Iroquois Military Tactics.
      - George R. Milner. Warfare in Prehistoric and Early Historic Eastern North America // Journal of Archaeological Research, Vol. 7, No. 2 (June 1999), pp. 105-151
      - George R. Milner, Eve Anderson and Virginia G. Smith. Warfare in Late Prehistoric West-Central Illinois // American Antiquity. Vol. 56, No. 4 (Oct., 1991), pp. 581-603
      - Daniel K. Richter. War and Culture: The Iroquois Experience. 
      - Jeffrey P. Blick. The Iroquois practice of genocidal warfare (1534‐1787).
      - Michael S. Nassaney and Kendra Pyle. The Adoption of the Bow and Arrow in Eastern North America: A View from Central Arkansas.
      - J. Ned Woodall. Mississippian Expansion on the Eastern Frontier: One Strategy in the North Carolina Piedmont.
      - Roger Carpenter. Making War More Lethal: Iroquois vs. Huron in the Great Lakes Region, 1609 to 1650.
      - Craig S. Keener. An Ethnohistorical Analysis of Iroquois Assault Tactics Used against Fortified Settlements of the Northeast in the Seventeenth Century.
      - Leroy V. Eid. A Kind of : Running Fight: Indian Battlefield Tactics in the Late Eighteenth Century.
      - Keith F. Otterbein. Huron vs. Iroquois: A Case Study in Inter-Tribal Warfare.
      - Jennifer Birch. Coalescence and Conflict in Iroquoian Ontario // Archaeological Review from Cambridge - 25.1 - 2010
      - William J. Hunt, Jr. Ethnicity and Firearms in the Upper Missouri Bison-Robe Trade: An Examination of Weapon Preference and Utilization at Fort Union Trading Post N.H.S., North Dakota.
      - Patrick M. Malone. Changing Military Technology Among the Indians of Southern New England, 1600-1677.
      - David H. Dye. War Paths, Peace Paths An Archaeology of Cooperation and Conflict in Native Eastern North America.
      - Wayne Van Horne. Warfare in Mississippian Chiefdoms.
      - Wayne E. Lee. The Military Revolution of Native North America: Firearms, Forts, and Polities // Empires and indigenes: intercultural alliance, imperial expansion, and warfare in the early modern world. Edited by Wayne E. Lee. 2011
      - Steven LeBlanc. Prehistoric Warfare in the American Southwest. 1999.
      - Keith F. Otterbein. A History of Research on Warfare in Anthropology // American Anthropologist. Vol. 101, No. 4 (Dec., 1999), pp. 794-805
      - Lee, Wayne. Fortify, Fight, or Flee: Tuscarora and Cherokee Defensive Warfare and Military Culture Adaptation // The Journal of Military History, Volume 68, Number 3, July 2004, pp. 713-770
      - Wayne E. Lee. Peace Chiefs and Blood Revenge: Patterns of Restraint in Native American Warfare, 1500-1800 // The Journal of Military History. Vol. 71, No. 3 (Jul., 2007), pp. 701-741
       
      - Weapons, Weaponry and Man: In Memoriam Vytautas Kazakevičius (Archaeologia Baltica, Vol. 8). 2007
      - The Horse and Man in European Antiquity: Worldview, Burial Rites, and Military and Everyday Life (Archaeologia Baltica, Vol. 11). 2009
      - The Taking and Displaying of Human Body Parts as Trophies by Amerindians. 2007
      - The Ethics of Anthropology and Amerindian Research. Reporting on Environmental Degradation and Warfare. 2012
      - Empires and Indigenes: Intercultural Alliance, Imperial Expansion, and Warfare in the Early Modern World. 2011
      - A. Gat. War in Human Civilization.
      - Keith F. Otterbein. Killing of Captured Enemies: A Cross‐cultural Study.
      - Azar Gat. The Causes and Origins of "Primitive Warfare": Reply to Ferguson.
      - Azar Gat. The Pattern of Fighting in Simple, Small-Scale, Prestate Societies.
      - Lawrence H. Keeley. War Before Civilization: the Myth of the Peaceful Savage.
      - Keith F. Otterbein. Warfare and Its Relationship to the Origins of Agriculture.
      - Jonathan Haas. Warfare and the Evolution of Culture.
      - М. Дэйви. Эволюция войн.
      - War in the Tribal Zone. Expanding States and Indigenous Warfare. Edited by R. Brian Ferguson and Neil L. Whitehead.
      - The Ending of Tribal Wars: Configurations and Processes of Pacification. 2021 Тут
      - I.J.N. Thorpe. Anthropology, Archaeology, and the Origin of Warfare.
      - Антропология насилия. Новосибирск. 2010.
      - Jean Guilaine and Jean Zammit. The origins of war: violence in prehistory. 2005. Французское издание было в 2001 году - le Sentier de la Guerre: Visages de la violence préhistorique.
      - Warfare in Bronze Age Society. 2018
      - Ian Armit. Headhunting and the Body in Iron Age Europe. 2012
      - The Cambridge World History of Violence. Vol. I-IV. 2020

    • Мусульманские армии Средних веков
      Автор: hoplit
      Maged S. A. Mikhail. Notes on the "Ahl al-Dīwān": The Arab-Egyptian Army of the Seventh through the Ninth Centuries C.E. // Journal of the American Oriental Society,  Vol. 128, No. 2 (Apr. - Jun., 2008), pp. 273-284
      David Ayalon. Studies on the Structure of the Mamluk Army // Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London
      David Ayalon. Aspects of the Mamlūk Phenomenon // Journal of the History and Culture of the Middle East
      Bethany J. Walker. Militarization to Nomadization: The Middle and Late Islamic Periods // Near Eastern Archaeology,  Vol. 62, No. 4 (Dec., 1999), pp. 202-232
      David Ayalon. The Mamlūks of the Seljuks: Islam's Military Might at the Crossroads //  Journal of the Royal Asiatic Society, Third Series, Vol. 6, No. 3 (Nov., 1996), pp. 305-333
      David Ayalon. The Auxiliary Forces of the Mamluk Sultanate // Journal of the History and Culture of the Middle East. Volume 65, Issue 1 (Jan 1988)
      C. E. Bosworth. The Armies of the Ṣaffārids // Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London,  Vol. 31, No. 3 (1968), pp. 534-554
      C. E. Bosworth. Military Organisation under the Būyids of Persia and Iraq // Oriens,  Vol. 18/19 (1965/1966), pp. 143-167
      C. E. Bosworth. The Army // The Ghaznavids. 1963
      R. Stephen Humphreys. The Emergence of the Mamluk Army //  Studia Islamica,  No. 45 (1977), pp. 67-99
      R. Stephen Humphreys. The Emergence of the Mamluk Army (Conclusion) // Studia Islamica,  No. 46 (1977), pp. 147-182
      Nicolle, D. The military technology of classical Islam. PhD Doctor of Philosophy. University of Edinburgh. 1982
      Nicolle D. Fighting for the Faith: the many fronts of Crusade and Jihad, 1000-1500 AD. 2007
      Nicolle David. Cresting on Arrows from the Citadel of Damascus // Bulletin d’études orientales, 2017/1 (n° 65), p. 247-286.
      David Nicolle. The Zangid bridge of Ǧazīrat ibn ʿUmar (ʿAyn Dīwār/Cizre): a New Look at the carved panel of an armoured horseman // Bulletin d’études orientales, LXII. 2014
      David Nicolle. The Iconography of a Military Elite: Military Figures on an Early Thirteenth-Century Candlestick. В трех частях. 2014-19
      Nicolle, D. The impact of the European couched lance on Muslim military tradition // Warriors and their weapons around the time of the crusades: relationships between Byzantium, the West, and the Islamic world. 2002
      Patricia Crone. The ‘Abbāsid Abnā’ and Sāsānid Cavalrymen // Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain & Ireland, 8 (1998)
      D.G. Tor. The Mamluks in the military of the pre-Seljuq Persianate dynasties // Iran,  Vol. 46 (2008), pp. 213-225 (!)
      D.G. Tor. Mamlūk Loyalty: Evidence from the Late Saljūq Period // Asiatische Studien 65,3. (2011)
      J. W. Jandora. Developments in Islamic Warfare: The Early Conquests // Studia Islamica,  No. 64 (1986), pp. 101-113
      John W. Jandora. The Battle of the Yarmuk: A Reconstruction // Journal of Asian History, 19 (1): 8–21. 1985
      Khalil ʿAthamina. Non-Arab Regiments and Private Militias during the Umayyād Period // Arabica, T. 45, Fasc. 3 (1998), pp. 347-378
      B.J. Beshir. Fatimid Military Organization // Der Islam. Volume 55, Issue 1, Pages 37–56
      Andrew C. S. Peacock. Nomadic Society and the Seljūq Campaigns in Caucasia // Iran & the Caucasus,  Vol. 9, No. 2 (2005), pp. 205-230
      Jere L. Bacharach. African Military Slaves in the Medieval Middle East: The Cases of Iraq (869-955) and Egypt (868-1171) //  International Journal of Middle East Studies,  Vol. 13, No. 4 (Nov., 1981), pp. 471-495
      Deborah Tor. Privatized Jihad and public order in the pre-Seljuq period: The role of the Mutatawwi‘a // Iranian Studies, 38:4, 555-573
      Гуринов Е.А. , Нечитайлов М.В. Фатимидская армия в крестовых походах 1096 - 1171 гг. // "Воин" (Новый) №10. 2010. Сс. 9-19
      Нечитайлов М.В. Мусульманское завоевание Испании. Армии мусульман // Крылов С.В., Нечитайлов М.В. Мусульманское завоевание Испании. Saarbrücken: LAMBERT Academic Publishing, 2015.
      Нечитайлов М.В., Гуринов Е.А. Армия Саладина (1171-1193 гг.) (1) // Воин № 15. 2011. Сс. 13-25. И часть два.
      Нечитайлов М.В. "День скорби и испытаний". Саладо, 30 октября 1340 г. // Воин №17-18. В двух частях.
      Нечитайлов М.В., Шестаков Е.В. Андалусские армии: от Амиридов до Альморавидов (1009-1090 гг.) (1) // Воин №12. 2010. 
      Kennedy, H.N. The Military Revolution and the Early Islamic State // Noble ideals and bloody realities. Warfare in the middle ages. P. 197-208. 2006.
      Kennedy, H.N. Military pay and the economy of the early Islamic state // Historical research LXXV (2002), pp. 155–69.
      Kennedy, H.N. The Financing of the Military in the Early Islamic State // The Byzantine and Early Islamic Near East. Vol. III, ed. A. Cameron (Princeton, Darwin 1995), pp. 361–78.
      H.A.R. Gibb. The Armies of Saladin // Studies on the Civilization of Islam. 1962
      David Neustadt. The Plague and Its Effects upon the Mamlûk Army // The Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland. No. 1 (Apr., 1946), pp. 67-73
      Ulrich Haarmann. The Sons of Mamluks as Fief-holders in Late Medieval Egypt // Land tenure and social transformation in the Middle East. 1984
      H. Rabie. The Size and Value of the Iqta in Egypt 564-741 A.H./l 169-1341 A.D. // Studies in the Economic History of the Middle East: from the Rise of Islam to the Present Day. 1970
      Yaacov Lev. Infantry in Muslim armies during the Crusades // Logistics of warfare in the Age of the Crusades. 2002. Pp. 185-208
      Yaacov Lev. Army, Regime, and Society in Fatimid Egypt, 358-487/968-1094 // International Journal of Middle East Studies. Vol. 19, No. 3 (Aug., 1987), pp. 337-365
      E. Landau-Tasseron. Features of the Pre-Conquest Muslim Army in the Time of Mu ̨ammad // The Byzantine and Early Islamic near East. Vol. III: States, Resources and Armies. 1995. Pp. 299-336
      Shihad al-Sarraf. Mamluk Furusiyah Literature and its Antecedents // Mamluk Studies Review. vol. 8/4 (2004): 141–200.
      Rabei G. Khamisy Baybarsʼ Strategy of War against the Franks // Journal of Medieval Military History. Volume XVI. 2018
      Manzano Moreno. El asentamiento y la organización de los yund-s sirios en al-Andalus // Al-Qantara: Revista de estudios arabes, vol. XIV, fasc. 2 (1993), p. 327-359
      Amitai, Reuven. Foot Soldiers, Militiamen and Volunteers in the Early Mamluk Army // Texts, Documents and Artifacts: Islamic Studies in Honour of D.S. Richards. Leiden: Brill, 2003
      Reuven Amitai. The Resolution of the Mongol-Mamluk War // Mongols, Turks, and others : Eurasian nomads and the sedentary world. 2005
      Juergen Paul. The State and the military: the Samanid case // Papers on hater Asia, 26. 1994
      Harold W. Glidden. A Note on Early Arabian Military Organization // Journal of the American Oriental Society,  Vol. 56, No. 1 (Mar., 1936)
      Athamina, Khalil. Some administrative, military and socio-political aspects of early Muslim Egypt // War and society in the eastern Mediterranean, 7th-15th centuries. 1997
      Vincent Lagardère. Esquisse de l'organisation militaire des Murabitun, à l'époque de Yusuf b. Tasfin, 430 H/1039 à 500 H/1106 // Revue des mondes musulmans et de la Méditerranée. Année 1979.  №27 Тут
       
      Kennedy, Hugh. The Armies of the Caliphs: Military and Society in the Early Islamic State Warfare and History. 2001
      Blankinship, Khalid Yahya. The End of the Jihâd State: The Reign of Hisham Ibn Àbd Al-Malik and the Collapse of the Umayyads. 1994.
      D.G. Tor. Violent Order: Religious Warfare, Chivalry, and the 'Ayyar Phenomenon in the Medieval Islamic World. 2007
      Michael Bonner. Aristocratic Violence and Holy War. Studies in the Jihad and the Arab-Byzantine Frontier. 1996
      Patricia Crone. Slaves on Horses. The Evolution of the Islamic Polity. 1980
      Hamblin W. J. The Fatimid Army During the Early Crusades. 1985
      Daniel Pipes. Slave Soldiers and Islam: The Genesis of a Military System. 1981
      Yaacov Lev. State and society in Fatimid Egypt. 1991 Тут
      Abbès Zouache. Armées et combats en Syrie de 491/ 1098 à 569/ 1174 : analyse comparée des chroniques médiévales latines et arabes. 2008 Тут
      War, technology and society in the Middle East. 1975 Тут
       
      P.S. Большую часть работ Николя в список вносить не стал - его и так все знают. Пишет хорошо, читать все. Часто пространные главы про армиям мусульманского Леванта есть в литературе по Крестовым походам. Хоть в R.C. Smail. Crusading Warfare 1097-1193, хоть в Steven Tibble. The Crusader Armies: 1099-1187 (!)...