Дажина И. М. «Пишу о том, что видела сама, о тех людях и впечатлениях, которые вынесла лично». А. М. Коллонтай в годы Гражданской войны. 1919 г. (окончание)

   (0 отзывов)

Военкомуезд

«Пишу о том, что видела сама, о тех людях и впечатлениях, которые вынесла лично». А. М. Коллонтай в годы Гражданской войны. 1919 г.*

 

Александровск

 

Апрель. Приехала с Павлом на побывку в его штаб Заднепровской стрелковой дивизии. Чувствуется фронт, но настоящей, устойчивой линии нет. Бои вспыхивают то тут, то там, сегодня мы гоним врага, завтра у нас неудача, отступление. Особая атмосфера: только, думается, оттеснили Деникина, и вдруг начинаются бои неожиданно в другом месте с помощью кулацкой партизанщины.

 

Александровск – глухой провинциальный город. Почти безлюдный. Пишу я в садочке за домом, здесь тихо и цветут вишни. Какой удивительно ласковый воздух на Украине, я теперь только понимаю, почему мой отец так тосковал по Украине и уверял, что на севере не лето, а зеленая зима.

 

Думаю о Москве. Как все это далеко. Заседания в Кремле, пятничные митинги, ЦК комсомола. Вести из Европы, которые мы так жадно ловим. Венгерская революция1 и, наконец, такой решающий, такой значительный VIII съезд.

 

Не ту линию ведут наши местные власти здесь, а ведь только что на VIII съезде Ленин очень четко выступил с речью, сдерживающего характера: не обострять борьбу по деревням, наоборот, привлечь середняка, искать у крестьянства опору против белых. «С годок будем с середняком поосторожнее, научим его, как он должен свои интересы через Советы проводить. За это время и они и мы поумнеем, кое-чему научимся. А там, если надо будет, скрутим по-своему»а. Как всегда, ясно и мудро.

 

А тут идут грубо, без разбора, оголтело. Близость фронта, а результат – плохой. В селах нас боятся и сторонятся. Не умеем вселить доверие.

 

Решила перед отъездом на Украину закрепить на партсъезде то, что мы проделали за год по работе среди женщин. Главное, основное, чтобы съезд утвердил то, что мы приняли на съезде работниц в декабре [19]18-го года. А
______
* Окончание. Начало см.: Исторический архив. 2010. № 3. с. 171-192. Публикацию подготовила И. М. Дажина.

 

а. Проверить цитату не удалось.

 

/51/

 

то встречаешь трудности, тормозы, непонимание у многих. Посовещались мы в комиссии работниц при ЦК, решили провести резолюцию. Беда в том, что Инессаа в отъезде, а товарищ Сталь2 больна. Решила продвинуть вопрос одна, от имени комиссии. Но памятуя апрельское совещание [19] 17-го года и наши неудачи с Зиновьевым, обратилась к Каменеву. Конечно, я сделала ошибку. Когда обсуждалась основная, принципиальная часть новой партийной программы, я решила в пункт 28-й внести поправку в отношении партии к женскому вопросу в целом и к семье, в частности. Каменев эту поправку отказался ставить на съезд: «Это требует дискуссии, обсуждения, вопрос слишком серьезный, теоретический».

 

Я рассердилась и прямо к Ленину. Читает мою поправку, а по лицу вижу – не одобряет.

 

– Что вы хотите сказать этим выражением – «исчезновение замкнутой формы семьи?» Ишь, куда вы хватили – «при коммунизме»? Где сказано, какая форма семьи будет в осуществленном коммунизме? Программа ведь вещь актуальная, надо исходить из практических надобностей. Нам, наоборот, надо семью удержать от развала, особенно сейчас, надо детей сохранить. А вот вы куда махнули... Успеем и эти вопросы решить, как с белыми покончим. А резолюцию спрячьте, к тому времени статью напишете. Тогда и разберем ваше предложение.

 

Но в кулуарах вокруг меня, как всегда, собрался народ и я разъясняла им мою резолюцию, что раз нет собственности, раз мы перейдем на общественное питание, раз дети будут на социальном воспитании, изменится и форма теперешней семьи. Государству она уже не будет нужна, это остаток буржуазного строя.

 

Брачная пара – дело другое. Мать и дитя, главное широкое обеспечение и охрана материнства государством и общественностью.

 

– А отец причем будет? – спрашивают товарищи.

 

– А отец пусть дает любовь и заботу о детях добровольно.

 

Это кто-то услышал, подхватил, и пошло по съезду: «Коллонтай хочет отцов в добровольцев превратить».

 

Одни понимали иронию и смеялись, другие возмущались всерьез. Но эта моя поправка испортила мое выступление в женкомиссии. Дали всего 10 минут, а саму резолюцию женкомиссии передали в общую комиссию съезда.

 

Сама виновата, не продумала, погорячилась.

 

Когда я прощалась с Владимиром Ильичем на съезде, он сердечно, подчеркнуто сердечно, жал мне руку и сказал, что хорошо, что я еду на Украину. «Там сейчас решается вопрос, а вы речистая, как следует разгромите анархистов. Побить их надо как следует и физически, и морально. А товарищу Дыбенко передайте привет и пусть сражается и дальше».

 

Почему же здесь к Павлу такое недружелюбное отношение?

 

Харьков

 

28 апреля. Крупное событие для Украины: съезд профсоюзов3. Вопросы военные, но решающий вопрос о значении и роли профсоюзов. Понять самим
______
а. Имеется в виду И. Ф. Арманд.

 

/52/

 

и суметь разъяснить рабочим дело нелегкое. Вопрос сводится, по существу, к тому, чтобы воспитать коммунистов через [проф]союзы, научить их нести ответственность за свою работу и за рост производительности фабрик, шахт, т. е. к производственной трудовой пропаганде. Это огромный шаг вперед по сравнению с программой – минимум социал-демократии; там роль профсоюзов сводилась лишь к борьбе за улучшение условий труда. Профсоюз становится у нас одним из основных аппаратов по линии хозяйства, руководимого партией. Союзы должны бороться за поднятие производительности хозяйства всей страны, всех ее отраслей.

 

Это увлекательно, это нечто великое, по замыслу партии. Надо научить рабочих трудиться во благо своей «большой семьи» – советского государства. Мне пришлось много поработать на съезде, я выступала убежденно и хорошо, беспартийным было понятно, а наши мною довольны. Председательствовала на фракции большевиков. Ведь съезд общий, есть еще даже меньшевики и анархисты. Не всегда было легко, и я к каждому выступлению готовилась серьезно. Сначала проштудировать материалы, сделать выписки, потом составить конспект основных мыслей и положений и затем уже все это переварить в голове, обычно я это делала ночью. Проснусь и думаю, к утру спрашиваю себя: какая моя главная мысль? Что я, собственно, хочу сказать моим[ слушателям? Какими примерами это доказать?

 

Пока утром одеваюсь и моюсь, выступление в голове готово. На случай записываю на клочке бумаги схему мыслей, сжато, как концентрат. Но часто эту записочку ношу в кармане и не гляжу на нее. Вся речь должна быть в голове. Ну. а дальше уже зависит от вдохновения.

 

На съезде был Ворошилов4. Такой простой, с глазами, которые смотрят прямо, честно и открыто в глаза собеседника. Его обожают в армии. Но он не зазнайка и не играет в сановники, как некоторые. На съезде работать с ним было очень легко и приятно. Он крепкий, упорный, в нем много здравого смысла. Он тоже не любит главкома.

 

Конечно, Артем5 вел съезд толково и без лишнего нажима. Деникин еще не сломлен и все еще продвигается, несмотря на наше усилившееся сопротивление, и с севера тревожные вести. Не легко дается нашей Республике отстоятъ свое советское знамя. Антанта заявила, что намерена оккупировать Россию на пятнадцать лет. Какое нахальство! Впрочем – это нахальство бессилия.

 

А Украина все же еще не наша, все здесь шатко, зыбко.

 

5 мая. Не успела после Донбасса попасть в Харьков, как сразу втянули в работу. Здесь и Конкордия Самойловна6. Вместе взялись за работу среди женщин. Товарищ Коссиор7 поддерживает. Настроение женских масс – политический фактор огромной важности, особенно на Украине, где ничего еще не сделано.

 

Выступления, статьи, брошюры. Удалась брошюра: «Не будь дезертиром». Широко пошла, понравилась.

 

Первое мая прошло хорошо, подъемно. Чудесное было шествие детей – здесь в первый раз. Трогательно шли малыши, держась за руки. Наша смена, митинг на выпуске красных офицеров.

 

/53/

 

Радостная новость: наши приостановили Колчака8, пришлось ему приостановить наступление на Самару, двигается на Казань.

 

Из письма к Зое [Шадурской]:

 

...Друг дорогой, час ночи, кончила очередную статью. Затем товарищ [...]а сел за рояль. Хорошо играет, любит и понимает Шопена9.

 

А я слушала и спрашивала себя: будут ли будущие поколения любить Шопена, его лирику, его самоанализ души? Люди воли, борьбы, творчества и действия, смогут ли они наслаждаться лирикой Шопена? Это томление души, эта беспредельная тоска, все эти ингредиенты культуры интеллигента конца XIX – начала XX века? Поймут ли, полюбят ли нашу любимую, чудесную 17-ю прелюдию или четвертый вальс будущие поколения, которые победят и капитализм, и культуру эксцентричного буржуазного мира?

 

Зоичка, мне даже не жалко Шопена, пусть его забудут, лишь бы дать трудовому человечеству возможность жить, как подобает человеку с большой буквы. А культурные ценности они сами создадут, новые, вольные и бодрые...

 

18 мая. Павел влетел ко мне поздно ночью, весь он как буйный ветер, и принес тревожную весть: атаман Григорьев10 оказался изменником – пошел в наступление против нас. Павла назначили командовать частями против Григорьева.

 

Группа антитроцкистов с Ворошиловым и Бубновым11 во главе активно борется с формализмом в армии, но и против атаманщины, ведущей к изменам (пример Григорьев). По постановления по военной линии VIII съезда не принимаются целиком, их дискутируют. Павел – с антитроцкистской группой. Правильно, но лично для него небезопасно.

 

Троцкий приезжал сюда. Выступал, громил «расхлябанность», нападал на 14-ю армию (т. е. на Ворошилова). Сцепился и с партруководством. Но Раковский внес примирительную нотку. Троцкого слушали холодновато, на Украине не то, что в Москве. А про Павла он мне сказал:

 

– Он, конечно, сила, в храбрости ему не откажешь, о бойцах заботится, но продолжает самочинничать, нарушает задания. Проучить его – проучим, но используем и без работы не оставим. Пусть усмиряет атаманов, чтобы сам не стал из их числа.

 

Сказать это мне – было нетактично, грубо.

 

На Троцкого жалуются, что он любит только властвовать, повелевать. А молодежь не воспитывает, не учит. Любит только подхалимов. Трудное время. Сегодня я готова слушать Шопена.

 

Донбасс

 

Весна девятнадцатого года. Деникинцы надвигаются с юга. Донбасс под угрозой. ЦК постановил послать меня на Донбасс. Из Харькова дали вагон № 81. Простой вагон первого класса с проводником. Со мной едет корреспондент харьковской центральной партийной газеты. Наказ партии: объезжать
______
а. Имя пропущено.

 

/54/

 

шахты пункт за пунктом, стараться ознакомиться с положением вещей на местах и поднять настроение. Сначала Макеевка, Голубовка, Варваровкаа и т. д. Разумеется, первым делом связаться с местными партийными комитетами, провести с ними беседы и наметить работу с широкими массами. Митинги всюду где возможно. [Просят:] «Поезжайте поднять настроение рабочих. Самый тяжелый вопрос – это продовольствие и топливо. Белые ползут на Донбасс и пока задержать не можем, а между тем Донбасс мы должны во что бы то ни стало отстоять».

 

Захватила с собой сына – студента Ленинградскогоб технологического института и личную секретаршу Марью Петровну. Наркомпрод Украины дал нам с собой хлеб, чай и сахар, а также корзину угольков для самовара. Стаканы ложки имелись при вагоне. Одеяла и подушки пришлось взять свои, постели давно растащили из вагона.

 

Прицепили на харьковском вокзале наш вагон к поезду, идущему по главному пути на юг, в пути перецепимся на малые ветки. Мой мандат написан на тройном листе толстой бумаги. Много подписей и печатей. Внушительный мандат. Одним своим видом оказывает действие, в особенности, когда надо перецеплять наш вагон. Наш проводник Павел Иванович опытный в таких делах. Мой мандат он долго рассматривал, вертел его вверх и вниз, протер очки, чтобы лучше видеть и долго разглядывал печати.

 

– Значит, по Харьковско-Симферопольскому пути ваш мандат очень пригодится, а вот как свернем на малые пути, все будет зависеть от счастья.

 

Я спросила – почему же от счастья?

 

– Да уж сами увидите, где как к печати отнесутся. Многие еще ждут не дождутся белых генералов.

 

Несмотря на пессимизм нашего проводника, первая половина объезда Донбасса, перецепка шли без затруднений. Но уже с Голубовки местный комитет прикомандировал ко мне депутата местного Совета и он уже сам договаривался с железнодорожниками. Мандат и советские печати еще действовали.

 

Но когда мы забрались к югу, в глубь царства «черного золота», пришлось натолкнуться на явный саботаж. Вагон № 81 оставался на запасном пути, а поезда, громыхая, катились мимо нас по тому самому направлению, куда нам надо было ехать. Павел Иванович был прав: мандат здесь не всегда помогал. Начальник станции в таких случаях упрямо повторял: состав перегружен, прицепить не могу.

 

Грозили, что мы свяжемся по телефону с Харьковом – не действовало. Начальник станции прекрасно знал, что связаться по телефону с Харьковом в те времена было делом нелегким. Оставалось запастись терпением и ждать медленно ползущего товарного поезда, чтобы с опозданием, порой почти на целые сутки, прибыть к следующему месту назначения.

 

Советский строй и наша администрация еще далеко не укрепились, а близость наступавших белых генералов подбадривала враждебные нам элементы.
______
а. В плане значились еще: Ирмино, Кадиевка, Максимовка. Удалось побывать повсюду, кроме Макеевки (Прим. автора).
б. Так в тексте.

 

/55/

 

Местные власти не выполняли указаний центра, и каждый уездный Совет считал себя полным хозяином.

 

Девятнадцатый год был трудным временем для Советской республики. Разгар Гражданской войны, Деникин с юга, Колчак с востока, Юденич12 с северо-запада. А за ними интервенты и их корабли в Черном море с боеприпасами и продовольствием для белых банд.

 

Кулаки-крестьяне помогали белым и говорили: «Мы за большевиков, но не за коммунию, ее мы не допустим».

 

Подъезжаешь к местечку или селу, стараешься разобраться – с кем же село? Не сразу разберешь, в одном – будто советская власть укрепилась, в другом – анархисты, в третьем – просто кулаки главенствуют и ведут нешуточную борьбу с коммунистами, борьбу, оканчивающуюся нередко убийствами лучших наших товарищей и подготовкой контрреволюционных выступлений.

 

И на шахтах неспокойно. Расстройство транспорта, гражданский фронт, отсутствие регулярного подвоза продовольствия. В шахтах настоящий голод местами. Дети без молока. Пайки хлеба стали уменьшаться. Всех озлобленнее были женщины-матери. Это они – женщины, на митингах бросали ораторам злые реплики и задавали злобные вопросы. А на детей было жутко смотреть. Одними словами на митингах тут ничего не поделаешь.

 

Трудно приходилось нашим партийным товарищам, настоящим героям на местах, с ними составляла донесения для центра. Напоминала о том, что опаздывают с зарплатой, далеко не всюду выполнялись законы о труде. Были и такие места, где с законами перебарщивали, не умели их применить на практике и вредили производству. Царила неразбериха между партийными органами, хозяйственной администрацией и заводским коллективом. Каждый тянул в свою сторону. Местные партийные комитеты еще не имели достаточно твердой опоры, чтобы руководить и хозяйством, и воспитанием масс. Много было трений, которые мне пришлось разбирать тут же, на ходу. Много неполадок в работе.

 

До революции целые районы горного дела принадлежали иностранным концессионерам – французам и бельгийцам. Хозяева удрали от советской власти и горная промышленность считалась национализированной, но на практике все еще орудовали бывшие владельцы через своих управляющих.

 

Что это за красивый домик? В окнах занавески, цветы, огород на неплодородной тоскливо-серой земле? Дом бывшего концессионера.

 

К нам навстречу выходит хорошо одетый высокомерный управляющий шахтой, приказчик владельца француза, у него, говорят, нет грубости русского приказчика в обращении с «рабочей скотиной», но зато какие они высокомерные и враждебные... Они признают советский строй на «пока». Живут они, дожидаясь своих «освободителей», и плетут свою темную контрреволюционную сеть. На митингах такие господа садились обычно в первых рядах, чтобы быть на виду, и нарочно громко аплодировали: пусть видят рабочие, что они за советскую власть. Но убрать этих господ было не так просто – производство

 

/56/

 

висело на волоске. Разруха всего хозяйства крепко отражалась на горной промышленности.

 

Рабочие на шахтах, особенно те, что постарше, с болью рассказывали мне о трудностях и о том, как они стараются спасти свои шахты от полной разрухи. Трогательно самоотверженно работали в своих шахтах, соблюдали порядки, спасали производство и готовились встретить врага – белогвардейские банды, затоплением и разрушением шахт. Горные рабочие особый народ, выдержанный, настойчивый, молчаливый. Для них самое больное, но и самая великая жертва для революции, для советской власти, была мысль о затоплении шахт. На местах радовались, если удавалось удержать добычу угля хотя бы на половинной норме. Для этого надо было иметь много решимости и много энергии. Не было дерева, стропил, а достать было неоткуда. Часто случались обвалы.

 

А молодежь не хотела оставаться в горном деле, она уходила в Красную армию. Женщины же вели тяжелую борьбу с голодом, спасая своих детей.

 

Но рабочие не унывали, с первой же встречи моей с горными рабочими в Голубовке я поняла, как крепок дух нашего пролетариата на Донбассе и что они сумеют отстоять этот важнейший участок для советской власти, спасти горное дело от полной разрухи и не отдать его в руки врагов.

 

Странно было видеть, как различны были настроения – на самих шахтах, и в поселках, в деревнях, поодаль от шахт, где орудовали и хозяйничали крестьяне-кулаки.

 

Рабочие инстинктивно понимали, что советская власть и компартия спасают горное дело, а значит, и их будущее, в селах же шло глухое сопротивление тому, что на Украине звали «коммуния», хотя в то время никто не помышлял еще о колхозах на Донбассе и наша партия старалась только оградить бедняцкое сельское население от грабительства кулаков.

 

На Донбассе рабочие понимали, что Москва больше всего нуждалась в угле. От угля зависело военное производство, от военного производства зависели успехи гражданского фронта. Не дать обезлюдеть шахтам, не дать заглохнуть горным районам, отбить белогвардейских генералов, победить банды контрреволюционеров, выгнать интервентов с советской земли – так думали, так чувствовали, так говорили рабочие, и с ними было легко и радостно. Было немало инженеров и техников, которые также срослись со своей шахтой и шли с рабочими против контрреволюции, боролись с разрухой и с прежними администраторами.

 

Я невольно отмечала, что рабочий прекрасно понимает значение техники и уважает своих специалистов, тех, кто с ними сжились и честно переживают трудный период на горном бассейне.

 

Первый вопрос, с которым меня встречали на каждом пункте, было всегда:

 

– А как товарищ Ленин? Видели вы его? Какой он дал нам наказ? И верили твердо, что только Ленин спасет советскую власть от белогвардейских банд и удержит Донбасс от развала и разрухи. В Луганске меня спрашивали:

 

/60/

 

– А как товарищ Ворошилов? – и с гордостью добавляли - ведь он же наш, луганский...

 

Когда мы продвинулись южнее, стали приходить рассказы о зверствах, творимых белыми бандами. Но непоколебима была уверенность, что мы сумеем их отогнать и отстоим советскую республику. В возможность поражения как-то никто не верил, не говорил и даже об этом не думал. Победить нас – большевиков? Никогда!

 

Однако, к отпору врага рабочие готовились на своих шахтах, отдавая военной подготовке все свободные часы.

 

Часто предлагали рабочие мне не без гордости, чтобы я вместе с ними спускалась в шахту. Спускаемся мы, как говорилось, «с ветерком» в подземную тьму, ползем по узким проходам шахт, где черные, блестящие от света лампочек глыбы «черного золота» будто на нас ползут, как жуткие чудовища. Рабочие с гордостью показывают, как они обновили стропила, как сумели подкрепить шахту, пользуясь уже старым и казавшимся раньше негодным деревом, и тут же шепчут мне на ухо:

 

– А в случае чего – дадим сигнал и ... конец шахте ... Завалили, затопили... конец нашим врагам ...

 

Работали на Донбассе, подтянув животы. Работали сверх нормы, подновляли, подправляли шахты. Вводили новые смены людей, начали в большом количестве применять и труд молодых девушек – незамужних. Спешно грузили вагоны углем и направляли поезда в Москву. Всюду спешили – в работе, в погрузке, радовались каждому поезду, который отправляли Владимиру Ильичу.

 

Банды Деникина продвигаются. Дни считаные. Враг приближается, враг давит со всех сторон на молодую республику.

 

А на Донбассе работа идет благодаря стихийному революционному инстинкту рабочих и правильной самоотверженной работе наших молодых партийцев.

 

Я работаю в тех местах, где линия фронта самое большое на расстоянии двух дней военного перехода. По партийному расписанию мы только проводим беседы, митинги, собрания.

 

Это было в Луганске. Митинг был многолюдный и удачный. Резолюции щиняли твердые и четкие. Я хотела еще ответить на некоторые вопросы, когда товарищ подошел ко мне и шепнул на ухо: «Кончайте... Получены сведения, что белые приближаются. Ваш вагон уже прицеплен к воинскому поезду. Медлить нельзя. Митинг надо распустить».

 

На железнодорожной станции сумятица. Пути загружены эшелонами отступающих с военным снаряжением и отдельными частями войск. Рельсовые забиты. Однако, распорядительные красные командиры подоспевают вовремя и отправляют наш поезд круговым путем. Прямой узловой путь уже в руках деникинцев.

/61/

 

Ночь. Медленно ползет наш поезд. Но рельсовый путь ведет нас не к северу, а к югу, т. е. в сторону фронта. Скоро мы убеждаемся, что уже едем вдоль фронта и что перестрелка идет вокруг нашего же поезда.

 

Корреспондент харьковской газеты повеселел, он спешно записывает свои впечатления. Хотя мы невольно озабочены: удастся ли прорваться до следующей железнодорожной станции и свернуть с пути сражения.

 

Остановка. Впереди станция, но она занята нашими войсковыми частями. К нам входит командир. Любезно говорит, что распорядился, чтобы нам принесли хлеба и творогу. Осведомляемся: «А где же сейчас неприятель, и почему мы отступаем?» Ответ неопределенный. Но сразу видно, что командир человек распорядительный и опытный. Хотя мы сейчас и в гуще сражения, но затора на станции нет. Меня поражает: дальше от фронта гораздо больше суматохи и неразберихи, а здесь царит порядок и все идет по плану и по команде. Командир проверяет наши документы и обещает перецепить нас к другому, меньшему составу, увозящему ценности и бумаги из ближайшего Совета.

 

Перестрелка продолжается, но наш вагон отцеплен от воинского поезда и прицеплен к другому. Мы двигаемся, хотя и очень медленно, по новому пути.

 

На прощанье командир говорит мне: «Если минуете благополучно первый участок и не попадете в руки деникинцев, дальше будет легче. Но по дороге увидите раненых, подбирайте. Бои шли вдоль полотна, а подобрать мы всех не успели».

 

Ползем очень медленно, а за нами, на юго-востоке, идет бой и перестрелка не прекращается. Однако, день был настолько утомительный, что, несмотря на снаряды над нашим поездом, я укладываюсь и засыпаю.

 

Будит меня голос Павла Ивановича: «Неужто не слышали – толкновение? Верно, тормоза придется починять. Лучше выходите из вагона, заодно мы тут и раненых подберем». А я, хотя и слышала толчок, мысленно выругала машиниста и собиралась дальше спать. Выхожу из вагона. А ночь дивная... Темно-бархатная и ласково-украинская. Но из черно-бархатной тьмы несутся стонущие, взывающие голоса. Это раненые. Этих картин не опишешь, но забыть их нельзя. Невозможно.

 

Подбираем раненых и размещаем в вагонах. Марья Петровна рвет мои полотенца на бинты, Павел Иванович спешно ставит самовар.

 

Где валерьяновые капли? Чем успокоить страдающих? Но, очевидно, тяжело раненых нет, так как валерьяновые капли и самодельные перевязки, чан и теплые одеяла успокаивают наших раненых и они засыпают.

 

Наш поезд усиливает ход, перестрелка прекратилась. Задремала и я.

 

Меня снова будит Павел Иванович. Поезд опять стоит. «Вставайте, – говорит он. – Показалась казачья разведка, а состав наш попал в затор. Дальше пути нам нету. Если не очистят затор, к полудню будем в руках деникинцев».

 

Я вскакиваю. Но что же делать? Павел Иванович говорит: «Надо пойти на станцию и заставить железнодорожников работать – разгрузка не трудная».

 

Утро раннее и мирное. Теплое украинское весеннее утро. Шестой час Павел Иванович точно объяснил, как идти: если перерезать дорогу прямиком, до станции недалеко, мимо хуторов справа, потом свернуть налево и уже видна будет станция.

 

/62/

 

На всякий случай взяла палку у проводника, толстую, сучковатую, о разведке как-то не думалось, но побаивалась хуторских собак, поэтому и палка.

 

Такая мирная картина. Высоко в небе заливается жаворонок. Хуторки не с белыми, а с голубыми мазанками. Зажиточный народ здешние крестьяне, но нас не любит. На лужок высыпали гуси и глядя на них не верится, что позади остался фронт, идет сражение и наступление продвигается.

 

А путь до станции действительно загружен. Эшелон за эшелоном слились составы в одну непрерывную цепь. Наш состав позади. Чего же медлят на станции? Если не расчистить, деникинцы получат хорошие трофеи...

 

Эшелоны везут военное снаряжение, но есть и отходящие красноармейские части. Красноармейцы повысыпали на лужок, разводят костры. Успели «реквизировать» с хуторов кур и гусей – что-то жарят и варят. Их больше, чем я думала. Зачем же мы отступаем? Тут и люди, и снаряжение. Сражаются же те, что южнее и не сдаются. Почему же эти бегут? Вот и станция. Где же начальство?

 

Ответ: «Слышь, деникинцы близко. Поэтому начальство и разбежалось».

 

– А вы что же, товарищи железнодорожники, руки опустили? Чего стоите зря?

 

– А нам что... Мы люди подневольные. Деникинцы, что они нам сделают?

 

– Да разве не видите, затор? Разгрузить путь надо. Свои же там, и снаряжение. В руки белых генералов отдать наше богатство что ли хотите? и нашу землю, и республику?

 

Вокруг меня собралась группа. Кто-то назвал: «Это Коллонтай». Имя знакомое. Слышали – кто в Харькове, кто в Москве.

 

Пришлось взобраться на открытую платформу на запасном пути и открыть свой срочный импровизированный митинг.

 

Сбежались красноармейцы из эшелонов.

 

– Чего вы отступаете, бежите? Чего руки опускаете? Действовать надо... Заслон организовать. Да в первую голову помогите разгрузить пути. Спасти составы.

 

– Есть, – несется в ответ.

 

Пока говорю, смотрю – железнодорожники уже за разгрузку пути принялись и с ними сын мой – технолог. Работа идет живо, энергично. А красноармейцы к эшелону побежали и красный командир дает твердые распоряжения, вокруг станции образовали заслон и кто-то по телефону требует указаний от штаба командующего фронтом.

 

Энергичный краском врывается в наш вагон:

 

– Товарищ Коллонтай, так дальше продолжаться не может. От штаба товарища Троцкого не добиться ясных приказов. Когда будете в Харькове скажите, что народ у нас боевой, дух хорош, пулеметы и другое оружие есть, а точных приказов не дают, бестолочь все губит. Коли ясно велят – удержаться можем, не отступим.

 

– Товарищ Коллонтай, прощайте, не забудьте все донести. Спасибо, что тут подсобили.

 

/63/

 

Ушел энергичный краском, а я полна недоумения и возмущения. Скорей бы добраться до Харькова и все там рассказать.

 

В Харькове я встретила Павла, моего мужа, командующего стрелковой дивизиейа, который приехал в штаб главкома за указаниями. От него я узнала, что и южнее, на фронте против Деникина, царит неразбериха, и что среди красных командиров растет ропот и недовольство. Говорят о том, что в штабе недолюбливают молодых партийцев краскомов, предпочитают старых спецов, гнущих спину перед главкомом, в армии все понимали, насколько положение трудное и тяжелое. Все знали, что победа над Деникиным – это победа над голодом, над разрухой хозяйства, над контрреволюцией и поэтому у всех на уме и на устах было одно желание и одно имя: Сталина13 бы сюда... Он спасет положение, он отстоит Донбасс, он разгромит Деникина.

 

Надежда красных командиров и всего народа оправдалась. ЦК партии решил послать на юг товарища Сталина для спасения фронта. План разгрома Деникина, разработанный Сталиным и одобренный Лениным, отменял прежние директивы главкома и наносил главный удар Деникину на линии Харьков-Донбасс-Ростов. Сталин спас Донбасс. Сталин разгромил Деникинаб.

 

Член правительства Крымской республики

 

3 июня. Неожиданно меня назначили членом правительства Крымской республики14. Нечто вроде наркома пропаганды, но больше работать по военным частям. Я удивилась и не очень хотела ехать: зачем мне Крым? Там еще совсем нет культурной и советской работы, все еще фронт. Но Коссиор сказал мне доверительно:

 

– Мы назначили наркомвоен Крымской республики Дыбенко. Вы имеете на него большое влияние и сейчас это необходимо. Мы всегда боимся за его самостийность. Вы сумеете его сдержать и направить настроение в военных частях по правильной политической линии.

 

Еду с неохотой, хотя быть с Павлом большая радость и к тому же у меня сознание, что я ему действительно помогу. Недисциплинированный он, самолюбивый и вспыльчивый.

 

4 июня, Мелитополь. Дивное утро. Цветет белая акация, пьянящий запах знакомый. Он с чем-то связан. Ах, да: белые, душистые гроздья акации в при-городе Парижа – Пасси, 1911 год. я живу в дешевом отеле и питаюсь больше земляникой и сырками. Почти не выхожу, с утра до вечера пишу «По рабочей Европе»15. В третий раз переписываю всю рукопись. Кажется, к концу вышло гармонично. А по вечерам сижу у окна, дышу белой акацией, жду к себе П. П16. Наши радостные встречи, наши скромные ужины, сыр, хлеб, масло, земляника
______
а. Первая Заднепровская стрелковая дивизия.
б. Здесь и далее (в частности, в конце воспоминаний) текст о роли И. В. Сталина включен в рукопись при ее доработке автором в середине 1940-х гг. Современные исследования опровергают историческую концепцию периода культа личности.

 

/64/

 

И, конечно, разговоры о падении земельной ренты и о законе народонаселения. Хорошо, радостно... я хлопочу о переводе и издании его книги в Германии, и тут же вечный страх П. П.: а вдруг его жена, Павочка, узнает, что он у меня? Павочка безмерно ревнива.

 

Как я любила, страдала от его уколов, что так непонимающе, чисто по-мужски наносил мне П. П. и все-таки я его любила со всей мукой и искренностьюа. И вот разлюбила. Значит, это возможно? Это только в юности веришь, что если полюбишь, то это навсегда.

 

Белые акации Пасси были лебединой песней с П. П. Почему я все это вспоминаю в Мелитополе?

 

Едем мы с большими остановками и по разрушенной белыми местности. Никогда не знаешь, что впереди. Там ли еще неприятель? Не взорван ли мост? Успеем ли проскочить? Неужели неприятель отрежет от Крыма? Но пока наши держатся крепко и не отступают. По Украине идет мобилизация всех партийных сил.

 

Пока поезд стоит, меня приглашают в партийную организацию, и вечером, если поезд не двинется, будет митинг. Имя Коллонтай что-то значит. Меня всюду знают и, по-видимому, не потому, что я еду в Крымскую республику как нарком, а просто помнят мои выступления и меня в Октябрьские дни.

 

Из письма к Зое Шадурской, 10 июня [Симферополь]:

 

[...] Вот я и в Крыму. Я член Крымского правительства. Во главе брат Владимира Ильича, Дмитрий Ильич17. Очень симпатичный человек, тип земского врача, и когда я с ним говорю, мне всегда вспоминается чеховский «Дядя Ваня». Но Крыма я не вижу. Симферополь – это штаб, в котором царит нервность и лихорадка. Крым ведь переходит все из рук в руки. Пока (так говорят все) мы его еще держим, но надолго ли? В штабе всегда неприятности и потом непонятное соревнование командующих частями. Павел взволнован и зол, уверяет, что кто-то из соседней дивизии под него подкапывается.

 

На днях главком потребовал, чтобы убрали и даже арестовали некоего Петрова из штаба, а Павел сопротивляется, я же в качестве начальника отдела дивизии, конечно, настаиваю на выполнении приказа, я тоже считаю, что Петров нахал. Откуда он взялся? Прекрасно говорит по-английски и долго жил в Америке.

 

Моя работа пока не определилась. Ну, конечно, выступаю на митингах, пишу статейки для местной газеты и прочее, но это не работа, не творчество. Но в общем я что-то вроде политкомиссара при штабе Дыбенко. Самостоятельных задач почти нет.

 

10 июня. Два часа ночи. Только что Павла вызвали в штаб, а перед тем он имел неприятный разговор по телефону с Харьковом. Крымская армия переформировывается в дивизию, и Павел считает, что это решение направлено против него.

 

а. Все эти переживания послужили темой для моей повести «Большая любовь». Издание 1927 г. Универсальная библиотека, Госиздат (Прим. автора).

 

/65/

 

– Разве ты не видишь, что ко мне подбираются, не дают работать? Чего они от меня хотят, эти твои друзья – Раковский и компания? Не доверяют мне. Но разве у меня есть что-либо в жизни, кроме революции? Говорят, «дыбенковщина», вроде как «махновщина». Прямо с души воротит... Все бы бросил и поехал землю пахать к отцу, да ведь спасать республику надо. Ну, ты скажи мне, за что меня травят?

 

Больно мне и очень жалко его. Но все это оттого, что на политическом горизонте очень темно. Что такое Крымская республика? Это фронт. Удержим ли мы кусочек этой территории? Население натерпелось, намучилось, все настороженное, переходило из рук в руки и теперь уже никому не верит. А Совнарком не энергичный и бездеятельный. Дмитрий Ильич прелестный человек, но совершенно не понимает, что такое совершается вокруг него.

 

На заседаниях Совнаркома республики обсуждают только военные вопросы, до других не доходим. На узко-партийном собрании обсуждаем, главным образом, как обеспечить переход партийной работы на нелегальное положение, сохранить соответствующие кадры, обеспечить их деньгами. Чего-либо практического налаживать не стоит, невозможно. За это просто некогда взяться, да и не с кем. Вопрос весь в том, сколько продержимся.

 

Начала я курсы для красноармейцев. Разработала программу. Потом еще вожусь с немецким батальоном18. Но все это больше как-то на «пока». Нет веры в то, что это прочно. Атмосфера такая, будто воздух насыщен одним вопросом: когда эвакуация? Мы стараемся показать, что наша власть крепка и что мы и не собираемся уходить. Но бои идут и десанта опасаются все.

 

Одно мое утешение: встретила здесь много матросов с кораблей Балтфлота. Обрадовалась, и с ними проделываю главную работу. Заходят ко мне также из моего отдела пропаганды. Составляем листовки, газеты и прочее. Но в общем большая оторванность от Москвы и мало работников.

 

11 июня. В парткоме опять мне жаловались на Павла – «самовольничает». Трения между штабом и областкомом. Трения на почве захвата домов для надобностей штаба без согласования с партийной организацией. Случаи перехватывания продовольствия, которое прибыло для гражданского населения.

 

Я упрекала Павла, расспрашивала. А он твердит свое:

 

– Не понимаете вы военного дела. Здесь фронт. Не можем мы считаться с нуждами штатских бюрократов. Нам помещение необходимо, чтобы разведывательный пункт развернуть, а областком, видишь ли, хозяйственный отдел в доме расположил. Ну, мы хозотдел в два счета и выкинули. А ты за них заступаешься. Пойми – нужды армии на первом месте, а твои дома материнства и прочий твой соцобез заведем, когда перережем всех белых и республику отстоим.

 

Я требую от Павла согласования с обкомом, говорю, внушаю ему, что партия не хуже его понимает серьезность положения.

 

– А ты пойди, попробуй-ка поговорить с Гавр.а увидишь сама, как там отзовутся. Разве есть у меня время бюрократическую переписку разводить, когда бои кругом.

 

а. Имя не расшифровано.

 

/66/

 

Я уже не раз объяснялась за Павла, но вся беда в том, что трения возникают из-за мелочей, нет еще четкого водораздела между властями военными и гражданскими (местный Совет). Да и не может ведь еще быть здесь. Крым – это фронт. Тоже признаю. Но Павел «самостийничает» – это вредит делу и ему самому. Так нельзя.

 

12 июня. Из письма к Шадурской:

 

Зоюшка, дорогая! Никогда бы не поверила, что это может стрястись со мной. Это хуже, чем в самом нелепом, бульварном и пошлом романе, я все еще не пришла в себя от этого страшного письма.

 

Павел, как всегда, неожиданно вернулся из военкомата:

 

– Сейчас еду на фронт. Собери мои мелочишки, главное, не забудь портфель с бумагами.

 

А адъютант его говорит:

 

– Будет серьезное дело, ожидается жестокий бой. Мы не скоро вернемся.

 

Машина подана и я спешно собираю вещи Павла, укладываю в сумку. Щупаю, нет ли носового платка в кармане френча и вытаскиваю два письма: одно письмо – женский почерк и подпись – «твоя, неизменно твоя Нина». А другое – начало письма в ответ этой самой Нине, письмо недописанное.

 

Ты поймешь, Зоюшка, что я испытала. Конечно, стараюсь взять себя в руки. Но как все это сочетать? Павел всегда искренен со мной, я ведь это чувствовала, особенно в момент прощания с ним. Конечно, я ему ничего не сказала. Но, Зоюшка, признаюсь, я сделала маленькую женскую подлость: я переложила оба письма из внутреннего кармана в наружный, пусть заметит, что я их прочитала. И когда он переодевался, он, конечно, это заметил.

 

Когда машина ушла, я заметила на столе записку Павла: «Шура, я иду в бой, может не вернусь. Моя жизнь, как и всех нас, нужна республике. Прости меня. Помни, ты для меня единственная. Только тебя люблю. Ты мой ангел, но ты ведь с тобою месяцами врозь. Вечно твой».

 

Что ты скажешь, Зоюшка, на такое письмо? Умом понимаю, а сердце, женское сердце, глубоко уязвлено. Главное сознание: неужели Павел разлюбил меня как женщину? Самое больное было, что его письмо к этой девушке, или женщине, начиналось: «Дорогая Нина, любимая моя голубка...» Зачем он назвал ее голубкой, ведь это же мое имя? Он не смеет его никому давать, пока мы друг друга любим. Но может быть, это уже конец?

 

Ты скажешь, Зоюшка: «Тем лучше, твоя жизнь с Павлом сплошная мука. Ты к нему приспособляешься, ты себя забываешь, ты теряешь свой облик ради него. Выпрямись, Коллонтай, не смей бросать Коллонтай ему под ноги. Ты не жена, ты человек».

 

Я понимаю все это и твоими словами стараюсь себя убедить, но сейчас мне очень больно и я зову тебя, только тебя.

 

14 июня. Нет, это не проходит, я знаю, что он на линии огня и поэтому я ему ничего не сказала. А сейчас я часами мысленно разговариваю с Павлом и делаю ему бесконечные упреки. Как все это запутано и очень больно...

 

/67/

 

Только что был звонок от Раковского из Харькова, в Киеве понимают всю сложность положения Крыма. Но есть директива: надо во что бы то ни стало продержаться, в штабе говорят, что бои серьезные и что начдив не скоро вернется.

 

Красноармейский митинг был очень удачный и огромный, я его вела сама и говорила четко, ясно и убедительно. Областком похвалил, что подняла настроение войск. Если не вести упорной политической работы, все расползается. Сергеев (начштаба) говорит, что участились случаи дезертирства, просто бегут из частей. Слухи наступления белых ползут и тревожат, в частях усилили надзор, дежурство партийных товарищей.

 

Бои идут. Держимся. Павел там, но перекинут в другую группу.

 

Трудные, мучительные дни. Боль за республику, злость на интервентов, на шейдемановцев. Где братская рука пролетариев Франции, Англии? В тыл Антанте ударить могли бы. Неужели они еще верят в эту комедию мирного конгресса (в Париже 1919 г.)?19 Все во мне кипит, бурлит и мучительно больно за несправедливости в большом и за маленькое свое личное. Что это со мною? Ревность?

 

А я-то думала, что во мне атрофировано чувство ревности! Очевидно, это потому, что раньше я всегда умела уйти прежде, чем меня разлюбят. Страдали другие, а уходила я. Иногда жалела того, которого раньше любила, и все же уходила. А теперь, видимо, Павел уходит от меня. Ночью написала ему длинное-предлинное письмо и, конечно, утром разорвала. Все во мне бурлит. Но я понимаю, в такую минуту не место взволнованной и ревнивой женщине. Решающие бои для советской власти, и Павел на фронте, а я реву, как дура. Это все еще во мне сидит проклятое наследие женщины прошлого. Пора призвать Коллонтай к порядку. Ведь и в Крым я попала только для Павла. Не хочу быть женой! Пусть это будет мне уроком, и хорошим, заслуженным. Так тебе и надо, Коллонтай. Не сворачивай своего знамени человека-работника, не становись чьей-то женой.

 

От Ленина запрос Дмитрию Ильичу: нет ли хорошего санатория у Черного моря, куда хочет приехать Марья Ильинична20, его сестра. Дмитрий Ильич, конечно, ответил, что положение здесь очень неспокойное, но все же потребовал, чтобы я немедленно поехала на берег Крыма, в Гурзуф и Ялту, посмотреть на всякий случай, в каком состоянии находятся наши санатории и нельзя ли что-нибудь устроить для Марьи Ильиничны.

 

17 июня, Гурзуф. Сейчас половина второго ночи. И какая ночь! Крымская, волшебная. Есть ли что-нибудь более чарующее, чем крымские ночи? Забываешь, что мы под знаком тяжелых битв, что неприятель вот-вот ворвется снова на нашу советскую землю. Кипарисы, под окном плеск моря, Черного моря, пушкинского: «Прощай, свободная стихия...» Здесь, в Гурзуфе, еще жива память моей сестры Жени (Мравиной)21, в зале висит ее портрет с собственно-ручной надписью.

 

/68/

 

У меня был боевой день. От Симферополя на машине объезжали, вернее, инспектировали, наши санатории в Ялте, Ливадии, Массандре. Завтра осмотр Гурзуфа. В общем, я очень довольна. Не ожидала, что все застану в таком порядке. Здесь хороший доктор и еще лучше наш политрук. Много помогает Областком. Натерпелись наши товарищи, уже успели побывать в подполье при белых, но сейчас держатся крепко и ведут твердую партийную линию. Население около Ялты уважает наших партийцев. Много сделано для беднейшего татарского населения и было трогательно видеть, с каким доверием татарские женщины с их живописными головными уборами и огромным количеством мелких косичек несут своих детей в амбулаторию при Областкоме, спрашивают совета у партийных товарищей – чем питать младенцев и пр. Они еще путают партийное учреждение с отделением нашего Наркомздрава. Но доверие тут к нам полное и настроение хорошее. Война здесь мало чувствуется. Враг как будто бы очень далеко, в Ливадии особенно хорошо устроено для раненых и больных красноармейцев. Живут они в тех самых огромных залах, где еще так недавно расхаживали цари. Лежат на раскидных креслах на веранде. Казенное добро здесь берегут. Вся нарядная мебель в чехлах и даже рояль.

 

Крым безмерно хорош, не сравнить ни с Ривьерой, ни с побережьем даже Калифорнии – сочетание моря, синего моря, и богатой субтропической растителъности. Я обожаю Крым. А какие тут розы, мои любимые тяжелые желтые розы, так называемые «Маршал Ниэль». Сейчас цветут магнолии. Одуряющий запах. Я всегда говорю, когда встречаю где-нибудь магнолию: «Пахнет Крымом».

 

По дороге из Массандры что-то случилось с нашим автомобилем и пришлось с полчаса простоять, я забралась на каменную ограду и оттуда любовалась видом. Кто-то украл для меня в саду чудесные черешни и сорвал огромный букет роз. А я думала: стыдно в такой чудесной обстановке так глупо страдать, как я страдаю. Да и мысль о том, что Павел на фронте и может быть, в смертельной опасности, а я все еще упрекаю его за какие-то глупые поцелуи. Все это «мой грех». Все эти месяцы на Украине я – точно не я, точно не Коллонтай. Вьюсь вокруг Павла, точно ползучее растение. Но этого я больше не хочу. Нельзя сводить все свои чувства к одному полюсу, все отдавать одному человеку, я же люблю мою работу и она для меня главное. Зачем же я делаю вид, что я просто жена Павла? «Руку, товарищ Дыбенко, я твой соратник и товарищ. Но Коллонтай я тебе больше под ноги бросать не буду!».

 

И мне вдруг стало легко и светло на душе. Перед лицом великих событий и великой опасности для нашего дела, для советской власти нечего возиться с психологическими драмами, да и что произошло? Все это такое мелкое и обычное. Когда Павел вернется, я ему все объясню и уверена, что он меня поймет. Нет, Павел меня не разлюбил, это я знаю. А разлюбил – поговорим серьезно. Словно я не учу всегда своих сотрудниц: героини Октября должны с достоинством нести свое знамя партиек.

 

На Украине

 

29 июня, станция Пятихатка. Положение такое: Крым пришлось очистить, у Перекопа стойко держится отряд Маркозашвили22 и части Мокроусова23.

 

/69/

 

Взят Мелитополь и Синельниково. Крестьяне не за нас, хотя и не с белыми. А наши войсковые части перемешаны с партизанами и там много всякого сброду.

 

Ленин был прав на VIII съезде.

 

Больно, что белые занимают снова те полосы, которые так недавно мы геройски от них отбили, но где мы не успели показать населению, что такое советская власть для рабочих и для крестьянина-середняка.

 

Опасения, чтобы армия не попала в мешок.

 

Все признают, что хозяйственная часть у Дыбенко образцовая и подтверждают, что по боеспособности и спаянности части Дыбенко лучше других на данном участке.

 

30 июня, Кременчуг. Здесь штаб Ворошилова. Застала его у Бубнова. Ворошилов очень внимательно принял мои донесения. Поделилась также впечатлениями по пути за фронтом, посетовала на то, что соперничают начальники войсковых частей, отнимают друг от друга паровозы, захватывают чужое снабжение, чистый грабеж. Низшие же чины, если полюбят своего начальника, доверяют ему, выполняют точно все его приказы и без отказа идут в бой. А если начальник не пользуется популярностью – «нехай его!». Тогда получается хаос.

 

Ворошилов сказал, что еще предстоит огромная работа по переорганизации армии в духе VIII съезда, что он всеми силами борется с бандитизмом и партизанщиной. Но с мобилизацией членов партии и прибытием их в армию дела пойдут лучше. Ворошилов считает, что отступление скоро приостановят. Ждут серьезных подкреплений.

 

– А бандитизм и грабеж населения, мы с этим жестоко боремся, не попустительствуем. Но при отступлениях – где граница допустимого? Авторитет командования падает. Это деморализация и подавленность. Люди просто бегут из части куда попало – не зная куда и с кем. Да и присасываются пришлые. Бои – это игрушка по сравнению с отступлением. Быть хорошим военачальником при отступлении – это высшая доблесть.

 

Мне очень понравилось, как Ворошилов судит обо всем происходящем. Здраво, без злобной критики, у него ясный и конструктивный ум. А когда я заговорила о Донбассе, о Луганске, он совсем повеселел и оживился, в нем еще жив «дух рабочего-горняка». <Кажется мне удалось рассеять у Ворошилова некоторые неверные представления о Дыбенко и разбить предубеждения, вызванные клеветническими доносами, я рада во всех отношениях, что повидала Ворошилова.>

 

На прощанье он, шутя, сказал:

 

– Вы так освоили военные дела, что вас надо назначить в Киев не наркомом пропаганды, а наркомвоен.

 

Мы посмеялись и расстались друзьями.

 

В Никополе нагнал нас Дыбенко со своим штабом, с Павлом ведь не виделись после того жуткого часа, когда он с письмом от той, другой женщины, уехал на фронт, я была счастлива, что он цел и жив, никаких упреков ему не делала, только объяснила, что если разлюбил, пусть скажет. Мы же соратники

 

/70/

 

прежде всего, значит, должна быть честность и правдивость. Сказала, что и я рвусь на свободу от нашего брака.

 

Павел заплакал. Потом хорошо говорили не о личном, а о делах, и о том, что делается вокруг, у Павла опять неприятности и что обидно – со штабом Ворошилова. Как же я могу бросить Павла? Он такой вспыльчивый и неразумный, как ребенок.

 

Обещала в Кременчуге зайти в штаб армии, выяснить. Два наших поезда долго стояли рядом. И мы тепло и хорошо расстались с Павлом. Он доложил Дмитрию Ильичу, что ценности и бумаги все из Симферополя вывезены.

 

До последнего дня в Крыму я продолжала работу: выступления, листовки. В ночь перед отъездом составила последнее обращение советского правительства к населению. Когда писала это – перед моими глазами стояли татарские крестьянки с малыми детьми, которые так доверчиво шли за помощью и советом в наш обком в Ялте, и так было больно оставлять их на разграбление белых. Ведь с населением Деникин не церемонится, грабит, убивает беспощадно, это уже население Крыма испытало. Мы же несем с собой всегда помощь в благоустройство. Заботит мысль: успели ли обком и Наркомздрав вывезти раненых из санаторий и выполнить план, который мы с товарищами наметили, когда я объезжала санатории.

 

Но пора забыть о Крыме. На очереди актуальные дела в Киеве и я довольно, что я тут на живой творческой работе.

 

5 июля. Еще новая задача: партия назначила меня наркомом пропаганды Украины, и вот я в Киеве. Позади Крым, наше отступление и эта последняя дочь после десанта Деникина, когда озабоченный, но ласковый голос Павла по тюлевому телефону будил меня со словами: «Можешь еще поспать часок. Мы их крепко взяли».

 

Но в пять часов утра Крымское правительство собралось на совещание. Деникин высадился на наш берег, бои идут у Геническа. Отстоять Симферополь нет никакой возможности. Да и Москва требовала, чтобы не было лишнего кровопролития, все равно Крым пока не удержать. Линию обороны переносим севернее. В штаб дивизии шли распоряжения от Ворошилова.

 

Настал час эвакуации, держались до последней возможности. В нашем вагоне ехал и Дмитрий Ильич. Ему нездоровилось, и весь этот быстрый и неприятный отъезд и самый факт отступления действовал на его нервы, я сама терпеть не могу отступления. Какое-то душное, отвратительное чувство, хочется домой побежать на передовую линию, и в такие минуты я очень хорошо пони-паю Жанну д'Арк24. На нашем красном фронте, конечно, немало безыменных героинь, маленькие Жанны д'Арк, но мое место не на поле боя.

 

До Киева тащились больше недели, были всякие неизбежные преграды, в Пятихатке и в Никополе стояли долго. Не забыть, как на одной из небольших собраний нам удалось захватить в плен несколько десятков белых. Начальник штабa дивизии Сергеев сказал мне: «я велел поезду двигаться немедленно, вы не вынесете картину, когда из живых людей делают котлеты».

 

Он был прав. Когда я слышала пулеметный огонь, направленный не против боевой линии, а на пленных, мне стало нехорошо. Странно, когда убивают

 

/71/

 

пленных людей, то просыпаются совсем другие чувства, чем при боях с врагом. Была благодарна Сергееву, что наш поезд скоро отошел.

 

Киев, 7 июля. Как я счастлива, что я в Киеве, что я на созидательной работе, что кругом идет укрепление, строительство советской власти.

 

Киев – красавец город. Здесь как-то не чувствуется, как в Крыму, нервности. Советские учреждения, парторганизация, все разворачивают работу. На Крещатике много гуляющих, в Киеве жизнь идет, будто войны и нет, театры полны и здесь играет Верочка Юренева (сестра Зои)25, обязательно ее найду. А между тем ведь Киев каких-нибудь восемь месяцев тому назад стонал под игом немцев. Мы их повыгнали и очистили Украину, чистим и сейчас от всякой нечисти и врагов.

 

Конечно, Киев тоже под угрозой, но чувствуется, что мы умело распоряжаемся военными силами. Больше всего мне нравится мой новый наркомат. Это не привесок к армии, как было в Симферополе, а солидное учреждение. Рабочие комнаты симпатичные, светлые и большие. Штат сотрудников большой. Среди сотрудников встретила несколько старых приятелей времен подпольной работы в Петербурге. Конечно, было радостно. Здесь, в Киеве, будет хорошо работать. Сразу занялась внутренними распорядками комиссариата. Собрала сотрудников и набросала схему работы по отделам: печать, всякого рода издания, инструкторский отдел (очень важный), художественный отдел (плакат), финансово-учетный и прочее.

 

Сразу с первого дня приезда кручусь в горячей, интересной работе: митинги, выступления на курсах и прочее. Уже собрала группку для комиссии работниц. Кажется, хорошие товарищи, особенно Чернышева, дельная и энергичная.

 

Ночью в день приезда была на заседании Реввоенсовета Украины – информация о положении дел в Крыму и о действиях дивизии. Содоклад по чисто военной линии делал начальник штаба Сергеев. Были возражения, прения, вопросы (явно недоброжелательные) о Дыбенко. Но, наконец, признали, что его дивизия самая боеспособная единица. Ночью вызвала Павла по Юзу и на душе стало легче и светлее.

 

На фронте по последним сведениям дела идут лучше, и не только на Украине, но и повсюду.

 

5 июля. Хозяйство у меня большое: обслуживание газет, писание листовок, плакаты и лозунги. Два агитпоезда – один имени Ленина, другой памяти жертвам Октября. На поездах кино, библиотека, эстрада раскидная для выступлений и театра. Мои художники большие энтузиасты и плакаты делаем огромные. Мы их выставим на улицах и по селам. Пропагандистскую работу надо развивать во всю ширь, и, главное, по селам, в головах населения огромный сумбур. Мировая война, враги – немцы. Оккупация немцев и власть Скоропадского26. Вчерашние грабители вводят немецкие непонятные порядки. Народ стонет под оккупацией, борется где и как может.

 

Выгнали немцев, пришли мы – советская власть, и опять все новое, непривычное, может, и лучше, а непривычно. Украинец же консервативен по сво-

 

/72/

 

ему складу, ему бы жить и поживать по старинке, как все было еще во времена Гоголя27. Но народ смышленый, любит шутку и иронию и умеет сказать острое словечко. Если кого не взлюбит – не сдобровать: засмеет.

 

Положение все же серьезно не только на внешнем фронте, но и в селах очень неспокойно. Все бурлит. То тут, то там восстания. Вот почему наше украинское правительство требует от наркомата пропаганды и агитации развить работу во всю ширь. В правительстве же душок самостийности (Тарас, Рафаил28 и др.). Неизменный спутник Раковского – Садуль29. Удивлена была встретить во здесь на Украине. Много рассказывал мне о международном положении, о мирной конференции и об интригах изменников-белых против нас в Париже, то главе с бывшим депутатом Думы Маклаковым30.

 

27 июля. Я люблю, чтобы вокруг меня в рабочих комнатах был идеальный порядок, чтобы не терять времени и энергии на поиски, где бумага, где копия, поставила письменный стол под тем углом, какой мне удобен для писания, свет слева. Несколько стульев для посетителей у стола. На работу прихожу рано, пока еще жизнь деловая в наркомате не началась. Просматриваю телеграммы, секретные донесения и уже потом за работу.

 

Первый митинг работниц удался на славу31. Набралось работниц и крестьянок несколько тысяч. Впереди, конечно, красивая, энергичная Чернышева, много украинок в своих живописных костюмах, вышитые рубашки, бусы на шее и пышные косы на спине, черные и русые. А сами девушки крепкие, здоровые, загорелые, лица улыбающиеся и какие у них чудные белые зубы и крепко очерченные брови. Недаром красота женщин на Украине всегда отмечается бровями. Пели Интернационал, на площади был большой митинг. Все говорили, что я никогда еще так хорошо и горячо не говорила. Еще бы, главная цель – отстоять золотую житницу Советской республики, не дать врагам сновa ею завладеть.

 

Это был хороший, светлый день, его не забыть. Фундамент для работы среди женщин Украины заложен. По деревням организуются ясли и дома материнства, работаем рука об руку с Наркомпросом, и в Наркомпросе старые соратницы по Петрограду.

 

10 августа. Взята Полтава. Все мы расстроены и злы. Эти дни одни огорчения. Пала советская Венгрия, в Париже продолжается сговор против нас. Антанта ищет помощи Германии, чтобы нас изолировать.

 

Наш наркомпросский пропагандистский пароход «Большевик» повез наших сотрудников вчера по Днепру с плакатами и кино. Рассказывали, что когда приехали к одному селу, на берегу паслись коровы. Но когда из села увидали «большевик», бабы повысыпали из деревни и стали загонять скот, даже гусей и тех загнали в хаты.

 

Сотрудники удивились, стали расспрашивать. Оказывается, на днях на пароходе прибыла какая-то воинская часть, по-видимому плохо дисциплинированная, она начисто ограбила соседнее село. Сегодня же поеду в Реввоенсовет, чтобы это дело расследовали и донесли в штаб.

 

/73/

 

Правительственные органы у нас в Киеве отвлечены другими серьезными заботами. Петлюра32, немцы, Антанта... Председатель Совнаркома и Садуль, его информатор по международным делам, обеспокоены политическими ходами Антанты и находят, что положение на Украине «серьезное».

 

За эти дни я разработала предложение в междуведомственную комиссию УССР, чтобы [работа] была согласована и [установлена] большая связь между руководящими органами. Проект уже одобрен Совнаркомом.

 

Сегодня была у товарища Петровского33, жаловалась ему на неполадки в работе наших учреждений.

 

– Подумайте, товарищ Петровский, мы уже на Украине полгода, а еще так мало сделано, ничего нет прочного.

 

– Не сумели еще подойти к населению, – задумчиво ответил Петровский.

 

– Это вам не питерские рабочие, это крестьяне. Надо завоевать середняка, надо поступать по постановлению Восьмого съезда.

 

На это товарищ Петровский ответил:

 

– А где взять кадры работников? Лучшие люди на фронте.

 

Я поехала в Реввоенсовет к Лацису34. Он вполне согласен со мной, что работа наша не дает тех результатов, на которые мы могли бы рассчитывать. «Каждая область требует своего особого подхода в работе, – сказал он, – а мы работаем огулом», и привел такой пример из действий его же собственного аппарата:

 

– После попыток восстания кулаков в одном селе туда посланы были отряды для разбора дела. Но вместо разбора дела – отправились прямо на поля, где крестьяне как раз занимались уборкой урожая, и переарестовали всех огулом. Поле осталось неубранным, я сам допрашивал этих мужиков, а они сидят и говорят все одно и то же: вы хоть волов-то увели бы по домам, ведь они разбредутся, потом не соберешь, да и хлеб оставили полускошенным, хозяйство губите. Что за люди! Не понимаете, где богатство у нас и как его сберечь...

 

Вот такими промахами и ошибками мы сеем недоверие к нам. Мы еще плохие хозяева и еще плохо усвоили решения VIII съезда, я воспользовалась этими словами Лациса и изложила ему мой план работы наркомата, я считаю, что именно в наркомпропе нужно иметь и агрономов, как сотрудников, пусть даже непартийных, а то шлют все горожан, да с северных краев.

 

Лацис со мной вполне согласился и обещал мой проект в Междуведомственной комиссии поддержать.

 

16 августа, Киев. Интересная беседа с Садулем о так называемой мирной конференции. Союзники торговались, «как на Сухаревке». Их антагонизм растет и мы этим, конечно, пользуемся. Но в одном они все солидарны – добиться изоляции Советской республики. Боятся нашего сближения с Германией, а немцы свою выгоду извлекают из этого страха, да еще пугают Антанту революцией в Европе. «Миротворец» Вильсон35 всем надоел своей Лигой Наций и 14-ю пунктами. Ведет иезуитскую политику и, конечно, не в нашу пользу.

 

Страх нашего сближения с Германией заставил союзников пригласить немцев в Версаль36. Немецкие рабочие были против подписания (демонстрации в мае), но Брокдорф-Ранцау37 настоял на соглашении.

 

/74/

 

Против нас сильно работают белые во Франции и во главе мой старый знакомый В.А.Маклаков, «сердцеед», как мы в шутку в Питере его называли. Женщины от него были в восторге. Он себя считал «русским Мирабо»38 в Государственной думе.

 

Союзники очень встревожены нашей политикой в прибалтийских провинциях, заявлением наркома нацменьшинств о их национальной независимости. Садуль говорит, что теперь Антанта носится с планом образования «санитарного кордона» от большевистской заразы. Хотят захватить прибалтийские провинции, задушить там советскую власть и сделать Эстонию, Латвию и Литву якобы независимыми государствами, но подчинить их Антанте экономически н политически. А как Финляндия, моя бедная рабочая Финляндия, где белые финны продолжают сжигать целые поселки рабочих, мстя террором за советскую власть в восемнадцатом году39. Садуль слышал, что Антанта собирается послать свои военные суда в Финский залив на помощь белым финнам. Ужас и мерзость.

 

Садуль считает, что планы союзников на интервенцию провалились – ни английские, ни французские солдаты не хотят воевать против русских. Чешские легионеры рассыпаются, Красная армия гонит Колчака обратно в Сибирь. Все их ставки на белых генералов не оправдываются.

 

На мой вопрос – почему пролетариат Франции или Англии не реагирует на повторные обращения Советской власти о снятии интервенции, почему не давит на свои правительства, где причина – Садуль сослался на то, что все запуганы войной, что политика оппортунизма затуманила головы.

 

– Во Франции критика Версаля считается изменой отечеству, знаком прогерманизма. А в Германии шейдемановцы действуют по указке Брокдорфа.

 

Садуль не верит в возможность революции в Европе:

 

– Все хотят мира и порядка после всего пережитого – это психологический закон.

 

– Ну, а Венгрия? Баварские события? – вырвалось у меня невольно. – Это же показатели?

 

Но Садуль возразил: «Они-то больше всего напугали».

 

Наших проблем он не понимает, но он рассказывает интересные вещи из мира международной политики, и я люблю с ним беседовать.

 

Раковский во главе правительства, но здесь он чужой, как-то не привился. Кто здесь популярен и его народ любит, это Петровский, наша питерская школа чувствуется, с ним приятно посоветоваться, у него подход к жизни для меня понятный и близкий – настоящий, твердый, партийный.

 

Верочку Юреневу я нашла неожиданно после большого митинга на площади, где выступал Петровский и другие члены правительства. Конечно, пошла посмотреть ее. Здесь ее очень любят, и пьеса революционная – «Овечий источник»а. Она играет роль революционерки и публика встречала и провожала ее овациями не только за ее удивительно красивый голос, но и за ее крепкие призывы бороться (по пьесе) за свой народ. Театр полон красноармейцев, при-
______
а. Пьеса Лопе де Bera «Фуэнте Овехуна» была поставлена в Киеве комиссаром национальных театров К. Марджанишвили.

 

/75/

 

бывших в Киев при перебросках, многие после представления идут прямо на фронт, воодушевленные, подъемные после хорошего спектакля.

 

Люблю я своих украинских художников. Чудесные плакаты пишут. Особенно удался тот, что написан на мой лозунг: «Будь матерью не только своего ребенка, но и для всех детей рабочих и крестьян». Плакат огромный. Посредине красивая, здоровая женщина, украинка. Ясно видно, что она мать. Раскрыла свои объятия и к ней со всех сторон сбегаются детишки. А позади на фоне дом с надписью: «Дом матери и ребенка». Хорошо и выразительно.

 

Этот плакат выставили на углах по Крещатику и около него всегда толпится народ. Из сел пишут, требуют еще и еще плакатов. Это уже успех.

 

18 августа. Павел неожиданно приехал в Киев, проездом в Москву. Думает, что его снимают, может перебрасывают, тогда мы опять будем врозь. Пока это его предположение, но он удручен. Уговорил меня на сутки съездить с ним в Новозыбково, повидать его родителей. Я долго сопротивлялась: «Как же дела мои?» А Павел говорит: «Не поедешь, родители подумают, что ты ими пренебрегаешь. Ведь мои старики еще не видели, какая у меня жена».

 

Взяла (с разрешения Раковского) вагон из агитпоезда и поехали в Новозыбково.

 

Скромная хатка крестьянина-середняка, в углу иконы, а под ними расшитые полотенца. Чистенькая хатка.

 

А какая у Павла чудесная мать! В ней что-то эпическое. Была красивая, с темно-золотыми волосами, глаза умные и внимательные. Гордая, степенная и ласковая, а неграмотная. Нарожала кучу детей, два сына-героя, один погиб на фронте, а Павел – то нарком, то в тюрьме, то командует фронтом.

 

Старик хозяйственный. Своя полоска земли, бульба, рожь, гречиха. Две коровы, одна лошадь. Помогает в хозяйстве муж дочери (соседняя полоска). Огромная печь, выбеленные стены, на полу холщевые ручные дорожки. Успокоительно сесть возле павлиной матери и, пока она месит тесто или готовит борщ, слушать о детстве Павла, о том, какая была у них бедность, как Павел рвался учиться и молил мать продать полоску, чтобы его отдали в земледельческое училище. Но детей много, где их учить... Павел сам втихомолку бегал учиться у поповны, за это пас гусей попа.

 

Зеленый луг, грушевое дерево. Вечер такой ласковый. Смешной рогатый серп-месяц, хата и плетень. Вспоминаю Гоголя. Стоим с Павлом у плетня, а вечерние тени окутывают далекие луга.

 

В Новозыбкове, конечно, были митинги, осмотр и совещание в детской колонии. Но там, в беловыбеленной хате, во фруктовом садочке, важно было другое: то, что мы с Павлом будто снова нашли друг друга и жалко было провожать его в Москву.

 

В Киеве застала нервную атмосферу: бои приближаются. Деникин с юга, Петлюра с запада, зашевелились и поляки, их подстрекает Антанта. За два дня отъезда все так изменилось. И Киев уже не беспечный и радостный, напоминает настроение Крыма.

 

Тошно на душе. Иду в Совнарком.

 

/76/

 

20 августа. На 24 [-е] августа решено провести праздник советской печати и пропаганды. На улицах повсеместно наши лозунги на плакатах. А атмосфера Киева насыщена угрозой, обыватель полон страха, усилилась «чистка» наших аппаратов, идут аресты. Только и слышишь разговоры о Петлюре или Деникине. Рабочие знают, что их ожидает, если Киев попадет опять в руки врагов. Но буржуазия киевская ехидничает, хоть и прячет свои когти.

 

Вчера пережила неприятные часы: с утра в мою комнату ворвалась плачущая, хорошо одетая особа. «Мужа арестовали, спасите, сжальтесь, помогите!».

 

– Кто такой ваш муж?

 

– Директор банка. Душу отдавал работе...

 

– Фамилия его?

 

– Левестам, вы его должны знать, он бывал в доме ваших родителей. Вы барышней были еще... Вы еще с ним в домашнем театре играли...

 

Обещала справиться. Ушла жена Левестама. Имя оживило в памяти давно прошедшее. Мне семнадцать лет, мы с Левестамом играем пьесу «Горящие письма», и я горжусь, что играю «вдову средних лет».

 

Но дело Левестама серьезное, ничего сделать нельзя.

 

А за женой Левестама, опять с плачем, старенькая еврейка: «Сына арестовали: "Зачем торгует частником, не зарегистрирован", а всего-то ларек у нас, семья большая, жить нечем».

 

По телефону навела справки в Реввоенсовете, обещали дело выяснить. Вечером, вчера же, мать и выпущенный сын пришли благодарить и пачку папирос принесли. Еле убедила: «Не курю, не возьму».

 

Зато днем были все радостные встречи, в Наркомпроп пришла Чернышева с вестью, что в двух селах наши делегатки по женской комиссии, лучшие, отборные, простые крестьянки, записались на нелегальную работу. А в третьем сете сегодня женский митинг, настроение в нашу пользу, но Чернышева хочет, чтобы я с ней поехала: «На машине недалеко». Дала согласие.

 

На фабриках и заводах у рабочих настроение хорошее, не то, что киевская обывательщина. Принимают резолюции бороться, не сдаваться белым, идти в подполье. И с фронта бодрее сводки, местами отогнали Петлюру, местами держимся крепко против Деникина.

 

Но все же при Реввоенсовете создана архисекретная комиссия, разрабатывающая план эвакуации. Почти беспрерывно идут совещания Совета обороны, Политбюро, Совнаркома. Все те же товарищи – Раковский, Мануильский40, Бубнов, Петровский, Аралов41 и Ворошилов наездами с фронта.

 

В комиссариатах не свертываются, и об эвакуации решено даже не заикаться, особенно после телеграммы от Ленина42. Но Раковский дал мне указания, как теперь же рассчитать служащих по учреждениям. Разве это разумно? В аппарате работаем во всю, готовим празднество печати и все, кто приходит к нам, уходит окрыленный и успокоенный, значит, все «страхи» пустые бредни. Чем мы увереннее, тем спокойнее и население.

 

Поехали вчера с Чернышевой и с товарищем Ливень-Клочко на делегатское собрание, а по дороге завернули в село, у нашей машины сейчас же собрался народ. Потолковали, главное об урожае, раздала листовки, плакаты. На прощанье обещали: «Не сдадимся панам. Немцев выкурили, а уж белых гене-

 

/77/

 

ралов с панами и подавно не допустим!» и вдогонку кричали: «Мы за советскую власть все, как один!». «И мы», – хором подхватили женщины.

 

По сведениям нашей агитпроповской агентуры, по волостям сейчас настроение много лучше, чем в начале лета. Урожай ли причина, или и мы успели кое-что сделать?

 

Порадовало и собрание делегаток:

 

– Мы за свои женские права бороться будем, и за детский дом постоим, да и мужьям повадок не дадим, советская власть за нас, бабу в обиду не дает.

 

Хорошо выступали, а на площади большой плакат: парень в крестьянской одежде и работница, оба держат советское знамя. Лозунг: «Мы вместе, рабочие и крестьяне, мы не отдадим земли нашей панам. Урожай наш».

 

Я так увлеклась беседой с женщинами, этими чудесными, гордыми, самобытно-яркими украинскими крестьянками, что сразу и не обратила внимание на шум, пока товарищ Егорьев не прибежал.

 

– Что вы тут раскудахтались? Распускайте скорей собрание, кулачье сход собрали, не слышите что ли? Избу-читальню сжечь собрались. Драка идет. Идите, товарищи, на помощь мужьям, заваруха серьезная. А вы, товарищ Коллонтай, езжайте скорее обратно, пока чего не стряслось.

 

А вечером в Совнаркоме на меня набросились: зачем одна, без охраны по селам разъезжаю. Не первый случай, что наших инструкторов кулаки до смерти избивают.

 

Постановили: наркомам из Киева без разрешения и без надежной охраны запрещено выезжать. Опасность усилилась. Прорыв.

 

Сентябрь. Мы оставили Киева. Ушли. Отплыть пришлось по Днепру на пароходе «Большевик». Железные дороги все уже были отрезаны, с востока Гребенки – наступал Деникин, с запада – Петлюра, на севере – поляки. 25 августа прибегает ко мне взволнованная Ядвига (сотрудник и друг товарища Дзержинского): «Бравары взяли, шоссе на Чернигов отрезано». (Это последнее оказалось неверно.)

 

Двое суток стоял «Большевик» под парами, но у меня была своя забота: отправить отсюда семьи коммунистов и часть партиек, отсеяв тех, что остаются на «подпольной» работе. Ядвига принесла мне на всякий случай фальшивый паспорт и полную одежду сестры милосердия царского времени.

 

Поспешила в агитпроп дать последние распоряжения. Некоторые сотрудники не брали зарплаты, чтобы не оставлять свои подписи: «Найдут белые, мне конец, да еще пытать будут».

 

Грустно было оставлять эти большие, светлые комнаты, где столько пережито было и надежд, и тревог, и разочарований, но и радостных часов успехов, а главное, встреч с хорошими, самоотверженными товарищами. Особенно думала об украинских женщинах и сердце сжималось горечью и досадой. Проклятые интервенты... Без их подсказки да подмазки не поднимутся украинцы и не пошли бы крестьяне с кулаками.

 

Жалко и больно оставлять Киев, древний исторический красавец-город. Такое чувство, будто мы виноваты перед ним. Но в Совнаркоме твердо требова-
______
а. Войска Деникина вошли в Киев 30 августа 1919 г.

 

/78/

 

ли эвакуации. На других фронтах крепко бьем и гоним белых. «Скоро, – говорят товарищи, – мы вернемся сюда победителями и уже прочно и навсегда».

 

На пароходе едут сотрудники наших учреждении и газет. Ночью грузили ценности из комиссариата! Пароход держит курс на Гомель. Но последние вести очень плохие. Антанта заняла Одессу. День за днем белые берут – Кременчуг, Казатин, Ворожьбу, а сейчас Гребенки и Фастов.

 

«За урожаем пришли», – говорили сами крестьяне, и я с грустью думаю об их таких энергичных, славных делегатках по селам и фабрикам. Что-то будет с ними? А Чернышева осталась, и таких немало. Стою на борту парохода и прощаюсь с Днепром.

 

– Не горюй, – положив руку на мое плечо, говорит товарищ Тина из Наркомпроса. – Мы еще вернемся и не раз искупаемся в Днепре. Еще шире развернем всю сеть наших детских учреждений и будем слушать твои выступления.

 

Мы решили с ней не терять времени и править корректуру ее и моих последних выступлений на собрании работников Наркомпроса Украины для следующего номера журнала, который мы напечатаем, когда вернемся победителями в Киев.

 

Весь путь до Москвы одни тревоги. Один вопрос, не только у меня, но и у всех: почему наши неудачи? Почему прорывы и отступления? 12-я армия, казалось, боролась крепко и потери очень большие. Где-то измена, предательство.

 

Нет, по-моему не только это. А чего все время не хватало на Украине и в Крыму – это единого крепкого руководства, ведущей воли и четкого плана, я бы сказала, не хватало Ленина, а в армии говорят: или Сталина. Ишь, как он дело у Царицына направил сразу, прорыв, и какой прорыв, ликвидировал в два счета. А наши верхи в Киеве – я их прозвала «киселем».

 

Куда это годится? Накануне отхода из Киева сам Аралов звонит мне из штаба в агитпроп:

 

– Подтвердилось ли, что Ворожьба взята противником? у вас, – говорит, – агитпроп гибкий, аппарат живой. Слухи, они скорее доходят, чем писаные донесения.

 

Ну, что это за руководство, если спрашивают у агитпропа...

 

А Совет обороны Киева так и не разослал нам секретных инструкций. Возмутительно! Нет дисциплины и не спешат. Как при таких порядках не сдать Киева? А сколько я намучилась с отправкой семейств из агитпропа. Стоит поезд на ходу, женщины и дети в вагонах плачут, волнуются, а Наркомпрод с присылкой провизии медлит, не несут и не несут. Все телефоны перезвонила. Петровский помог. Отправила поезд.

 

Нет, не так работать надо. Все это нам уроки, и тяжелые уроки.

 

На партработе в Москве. Москва, 1-й Дом Советов, Октябрь. Переживаем решительную полосу: натиск империализма со всех концов, мы в кольце.

 

/79/

 

Взяты Курск и Орел. Идут бои за переправу через Оку. Угроза Туле, а значит, и Москве. Петроград вторую неделю под огнем. Бои у Красной Горки. Белые заняли Гатчину.

 

Но работа идет своим чередом, в Кремле все обычно и спокойно. Уже имеется, конечно, план, куда уходить в случае чего, и все предусмотрено. Но нет ни нервозности, ни паники. Мне кажется, у всех такое же безотчетное чувство – в последнюю минуту успех повернется в нашу сторону. Усилилась мобилизация лучших членов партии, их рассылают по самым трудным и опасным местам. Но именно то, что столько коммунистов поехало на фронт, сняты с важной работы – это должно изменить настроение в сторону победы. Все надежды на Сталина. Он все решает на Южном фронте. А Л. Д. [Троцкий] пишет статьи, оправдывающие его неудачи. Это своего рода признание своих неудач (слабость связи, лживые оперативные сводки, недостатки комсостава и прочее).

 

Чудесно прошла партийная неделя – «Ленинский призыв»43. Записалось свыше 13 тысяч. Я говорила беспрерывно, на нескольких предприятиях в день. Но, конечно, эти новозаписавшиеся коммунисты – сырой материал. Все же это показательно: записаться в партию, когда враг у ворот! Это хороший аттестат нашей советской власти, несмотря на все наши недочеты и ошибки.

 

На днях проводила митинг в «Арсенале», в Кремле. «Арсенал» ведь не пустяковое предприятие. Что же оказалось? Большинство рабочих и работниц – беспартийные. Почему? Жалобы на голод, на длинный рабочий день (тут-то могли бы урегулировать), на то, что ходят в дырявых сапогах – не достать сапог. Действительно, народ тощий, голодный, изможденный. Нехорошо! А все же после митинга стали записываться в партию! А как хорошо они пели «Интернационал»... Нет, сознательность, конечно, выросла, но и тьма большая еще, и с ней не легко справляться.

 

Я, конечно, пошла к Аванесову44. Так нельзя. «Арсенал» – важный пункт – все рассказала.

 

– Не может быть! – он понятия не имел о положении рабочих. – Руки не доходят до всего.

 

А через день иду по Кремлю. Нагоняет работница, старушка:

 

– Товарищ Коллонтай! Вот вы правду сказали на митинге. Как станем все коммунистами, за Ленина – легче будет. Записалась я вчера в партию, вчера же нам сразу сапоги выдали. Теперь бы только еще галоши получить, век за коммунистов стоять буду.

 

Этот анекдот обязательно надо Владимиру Ильичу рассказать.

 

21 октября. Петроград под прямой угрозой45. Чувство – будто в соседней комнате близкий друг тяжело больной. Прислушиваешься к дыханию и мысль о нем ничем не заслонить. Нервы напряжены.

 

28 октября. Отстояли Петроград. Это – дело Сталина, молодец.

 

Пережила большую встряску со взрывом на Леонтьевском переулке46. Совершенная случайность, что я избежала гибели. Мы с Инессой [Арманд]

 

/80/

 

за полчаса до бомбы ушли из зала: спешили в ЦК, где нас ждала Hадежда Константиновна, сидели близ дверей, где взорвалась бомба, о взрыве узнали позднее.

 

Я вернулась к себе поздно. Павел как раз эти дни находился в Москве. Вбегает ко мне ночью Павел, лица на нем нет, расстроенный, взволнованный. Оказывается, узнал о взрыве, рыскал по всему городу, отыскивал «мой труп по больницам и моргам. Кто-то сказал, что видел, как будто меня «вынесли!».

 

– Что ты со мной сделал, голубь мой беспокойный! Чуть ума не рехнулся. – А сам не выпускает из объятий...

 

Владимир Ильич тоже очень беспокоился: где Инесса? Звонил в отдел.

 

2 ноября. В 1-м Доме [Советов] – все старые товарищи. Много вожусь с Л. Г. [Шляпниковым]. У него вечно сидит своя, рабочая публика. Шутят, смеются, пьют чай. Но и анализируют положение, всех и все критикуют, в этом году в 1-м Доме топят. Обед по ордеру. Всегда есть кипяток на кухне. Пойдешь за кипятком – все «новости дня» узнаешь. Больше, чем на заседаниях или по газетам.

 

В Москве нет топлива. Рабочие жалуются на холод, меня это угнетает, в прошлую зиму, когда сама мерзла, было спокойнее на душе, естественнее.

 

Я убеждена, что три четверти неполадок у нас из-за бесхозяйственности. Никто, даже те, кто поставлен на это дело, не хотят делать «маленькие дела». А от малых дел зависит и успех большого. Это я насмотрелась на фронте. Там хорошие сапоги могут решить, в чью сторону падет победа.

 

Пример. В марте, когда я уезжала на Украину, в вестибюле Метрополя лежали сложенные огромные и очень дорогие ковры. Все идущие о них спотыкались, все их ругали. Администрация все время обещала: «Уберем, не беспокойтесь!». Я сама говорила о них с комендантом, напоминала швейцарам: «Хоть бы вы о них позаботились. Ведь народное добро».

 

Соглашались. А приехала я через полгода с Украины – ковры все еще в вестибюле лежат, только теперь над ними весело кружится моль. Вот так и в других «мелочах», а в сумме – от бесхозяйственности всем хуже.

 

Я тоже сделала «бесхозяйственную» глупость: оставила в Харькове свои теплые, зимние вещи, а Харьков взят был Деникиным, и вещи пропали. Теперь мерзну. Жалко серой шубки. А с ордером возня, некогда.

 

Также много еще у нас безобразных остатков прошлого в морали. Написать бы книгу или издавать бы журнал, чтобы выявить, утвердить основы настоящей, коммунистической этики.

 

10 ноября. Петроград был в большой опасности, но Красная армия перешла в наступление. Петроградский пролетариат показал себя героем. Старая, крепкая, революционная школа, в Москве много пришлых. Но МК сейчас очень усилил работу. Враг внешний отступает, но остается серьезный враг внутренний – разруха. То, что я зову бесхозяйственностью. Сюда надо направить все силы, все внимание, побольше самодеятельности масс. Втягивать их в это дело, учить женщин.

 

/81/

 

Я говорила с Владимиром Ильичем, что мы стали бюрократами. Владимир Ильич:

 

– Бюрократизм не годится, конечно, но он хоть учит порядку и учету. Не украинскую же нам анархию разводить. Сами на нее жаловались.

 

Калинин47 сетует, что ему «не дают проводить свою инициативу»:

 

– Попробовал на свою голову действовать, за это в Политбюро распушили. Это, говорят, вам не Нарвская застава. Теперь велят «сиди» – сижу. Поезжай. Михаил Иванович – еду.

 

Калинин, объезжая деревни, что-то много наобещал, и потекли в Москву ходоки, вот где его ошибка.

 

Вторая годовщина [революции] прошла не так ярко, как в прошлом году. День был снежно-серый. А в прошлом году небо было голубое и наши красивые аэропланы.

 

В 6 часов было заседание ЦИКа в Большом театре48. Много прибыло бойцов из частей на этот раз. Красин49 постарел за это время. Рыков за то, чтобы все шло только через канцелярии. Садуль отпустил бороду, едет нелегально во Францию.

 

Ленина встретили очень горячо, и говорил он, как всегда, будто беседует с каждым, проникает в мозги.

 

В первый раз публично награждали краскомов орденом «Красного Знамени». Владимир Ильич долго и очень дружески тряс руку Сталина. Сталину демонстративно горячо хлопала группа тех, кто против Троцкого.

 

12 ноября. Все эти дни хожу с камнем на сердце за судьбу семьи Сa. Особенно за него. Сколько периодов жизни связано с этой семьей... Звонила по этому делу Владимиру Ильичу. Была у Дзержинского, говорила с Красиным, в результате его освободили, о чем сообщила Горькому50.

 

Попалась старая книга о мадам де Сталь51 и Наполеоне52, она его считала «узурпатором». Но не он был узурпатор, а внешнее соотношение сил и победоносная буржуазия сделали из него «фетиш» и превратили в тирана. Места для Бебефа53 и Гебера54 не осталось, или их время еще не пришло. Мысли Вольтера55 и Руссо56, все их идеалы о свободе и равенстве уложили в четко сформулированный «Кодекс Наполеона».

 

Задумываюсь о нашем будущем. Бытие побеждает и приспособляет самые смелые искания. Но философствовать некогда. Готовили в отделе по работе в деревне первое совещание57. Меня назначили в помощь товарищу Невскому58. Участок важный, особенно сейчас. Владимир Ильич вызывает нас для личных докладов, – как идет подготовка, дает указания. «Это сейчас важнее даже, чем ваша работа с работницами», – сказал мне Ленин вчера, когда я пожаловалась, что упускаю работу в Комиссии работниц. Он прав, это я ясно вижу после Украины. Крестьяне сейчас решающий элемент.
______
а. Имя установить не удалось.

 

/82/

 

Второй день неможется, горло болит, верно, жар, но лечь некогда. А все потому, что осталась без теплой одежды. Только бы конференцию провести, не свалитьсяа.

 

РГАСПИ. ф. 134. Оп. 4. д. 24. л. 27-83. Подлинник. Машинописный текст с правкой автора.

 

Примечания

 

1. В результате Венгерской революции 1919 г., как составной части европейской революционной ситуации, а также под влиянием распада многонациональной Австро-Венгерской империи и Октябрьской революции в России, была создана Венгерская советская республика (21 марта - 1 августа 1919 г.), подавленная военными силами Антанты при поддержке внутренних контрреволюционных сил.
2. Сталь Л. M. (1872-1939) - участница борьбы за советскую власть, работала среди женщин. В годы Гражданской войны на военно-политической работе.
3. Первый Всеукраинский съезд профсоюзов проходил в Харькове 27 февраля 1919 г. Находясь в составе делегации металлистов, А. М. Коллонтай в то же время была и представителем РКП(б).
4. Ворошилов К. Е. (1881-1969) – партийный, военный и государственный деятель, с июля 1918 г. член Временного рабоче-крестьянского правительства Украины, с января 1919 г. нарком внутренних дел УССР, в мае-июне руководил разгромом Григорьевщины, в июне-июле – командующий 14-й армии и командующий внутренним Украинским фронтом, один из организаторов и с ноября член PBC 1-й Конной армии.
6. Артем – Сергеев Ф. А. (1883-1921) – партийный и государственный деятель, в январе-марте 1919 г. заместитель председателя Временного рабоче-крестьянского правительства Украины, с января 1919 зам. председателя СНК УССР и нарком пропаганды. Летом 1919 г. участвовал в организации борьбы против деникинцев в Донбассе.
5. Самойлова К. Н. (1876-1921) – партийный и государственный деятель, с 1918 г. разъездной инструктор ЦК РКП(б) по работе среди женщин-работниц, в 1919 г. зав. отдела ЦК КП(б)У по работе среди женщин (Харьков). Вместе с А.М.Коллонтай принимала участие в организации и проведении первого митинга работниц Харькова 30 апреля, посвященного организации работниц и празднованию 1 мая. А.М.Коллонтай выступила на этом массовом митинге с пламенной речью. Второй митинг женщин-работниц Харькова проходил 5 мая под лозунгом «Текущий момент и организация женщин-работнниц» – тоже с выступлением А. М. Коллонтай. Затем была создана комиссия по работе среди женщин при Харьковском комитете КП(б)У.
6. Коссиор С. В. (1889-1939) – партийный и государственный деятель, с августа на подпольной работе на Украине (секретарь подпольного Киевского областного комитета КП(б)У), в мае-декабре 1919 г. возглавлял зафронтовое бюро ЦК КП(б)У, созданное для руководства партийным подпольем и партизанским движением и интервентами.
7. Колчак A. B. (1873-1920) – один из главных руководителей российской контрреволюции, адмирал. В ноябре 1918 г. установил в Сибири, на Урале и Дальнем Востоке диктатуру, принял титул «Верховного правителя российского государства», в 1919 г. с остатками белогвардейских войск бежал из Омска, в январе 1920 г. около Иркустка был выдан белочехами и в феврале по постановлению BPK расстрелян.
8. Шопен Фридрих (1810-1849) – польский композитор и пианист.
9. Григорьев Н. А. (1878-1919) - в 1917-1918 г. служил в войсках Центральной рады, гетмана Скоропадского, у петлюровцев, после поражения которых 2 февраля

 

/83/

 

в районе Александровска перешел на сторону Красной армии, где командовал 1-й Заднепровской бригадой, 6-й Украинской стрелковой дивизией, участвовал в освобождении от интервентов Николаева, Херсона, Одессы, но в районе Елизаветграда поднял 7 мая контрреволюционный мятеж, захватив значительную часть Южного Урала. Военный разгром мятежников осуществляли военачальники Ворошилов, Дыбенко, Пархоменко. В массированном пропагандистском наступлении на мятежников активное участие принимала А.М.Коллонтай – пишет статьи, выступает на митингах. В июле с остатками банды Григорьев перешел к Махно, где был по его приказу убит 27 июля.
11. Бубнов A. C. (1884-1940) – партийный и государственный деятель, с марта 1918 г. на ответственной работе на Украине, в том числе по руководству повстанческим движением в тылу врага; с марта 1919 г. председатель Киевского губисполкома, член Совета обороны УССР, член PBC Украинского фронта. Одновременно член ЦК КП(б)У и член Политбюро ЦК, а в июле-декабре 1919 г. член Зафронтового бюро ЦК КП(б)У.
12. Юденич H. H. (1862-1933) – один из руководителей контрреволюции на Северо-Западе России. Руководил весенне-летним наступлением 1919 г. белогвардейских во-иск на Петроград, с 1920 г. белоэмигрант.
13. Сталин И. В. (1879-1953) – один из руководящих деятелей Компартии и Советского государства, в октябре 1919 г. – январе 1920 г. был членом Реввоенсовета Южного фронта.
14. Крымская Советская социалистическая республика в составе РСФСР была образована 28-29 апреля 1919 г. после освобождения от белогвардейских и англо-французских интервентов. Постановление о создании Временного рабоче-крестьянского правительства было принято на 3-й Крымской областной партийной конференции в Симферополе и сформировано 5 мая 1919 г. A. M. Коллонтай являлась членом правительства, выполняла обязанности наркома пропаганды и агитации, одновременно являясь начальником Политотдела Крымской армии.
15. Для книги «По рабочей Европе» – очеркам о жизни и борьбе рабочего класса послужили наблюдения и впечатления А.М.Коллонтай, сделанные во время поездок в 1909-1910 гг. по Германии, Англии, Дании, Швейцарии.
16. Имеется в виду Маслов Петр Павлович (1867-1946) – участник российского революционного движения. Меньшевик, экономист, впоследствии академик АН СССР.
17. Ульянов Д. И. (1874-1943) – партийный и государственный деятель, в 1918 г. работал в партийном подполье Крыма, с апреля 1919 г. член Евпаторийского комитета РКП(б), ревкома, заместитель председателя СНК Крымской республики, нарком здравоохранения и соцобеспечения.
18. Очевидно, имеется в виду одно из подразделений интернациональных формирований Красной армии, состоящих из добровольцев иностранного происхождения, а также иностранных граждан, находящихся в советской России и выступавших на стороне Советской власти в 1918-1920 гг.
19. Имеется в виду Парижская мирная конференция, созванная державами Антанты для выработки и подписания договоров с побежденными государствами австро германского блока. Проходила с перерывами с 6 января 1919 по 21 января 1920 г. и являлась своеобразным штабом международной контрреволюции. Советское государство не было приглашено из-за отсутствия к тому времени на территории России официального признанного ими правительства.
20. Ульянова Мария Ильинична – сестра В. И. Ленина. Участник революционного движения.
21. Речь идет о Мравиной (Мравинской) Евгении Константиновне (1864-1914) – сводной сестре А. М. Коллонтай, известной оперной артистке.
22. Маркозашвили К. Г. – комкавполка 1-й Крымской советской дивизии, комкавбриг, начкавдив 2-й Кавказской дивизии.

 

/84/

 

23. Мокроусов A. B. (1887-1959) – беспартийный революционер, в июле 1919 г. был начальником Южного боевого участка, командир 2-й сборной, 47-й стрелковой дивизии; в 1920 г. командовал Крымской повстанческой армией.
24. Жанна д'Арк (1412-1431) – народная героиня Франции, в ходе Столетней войны 1337-1453 гг. возглавила борьбу французского народа против английских захватчиков.
25. Юренева В. Л. (1876-1962) – русская советская драматическая актриса, сестра З. Л. Шадурской. в 1919 г. во время наступления Деникина была единственной артистской, которая ушла из Киева вместе с красными.
26. Скоропадский П. Л. (1873-1945) – генерал-лейтенант (1916), один из лидеров украинской буржуазно-помещичьей контрреволюции. 29 апреля 1918 г. на инсценированном интервентами «съезде хлеборобов» в Киеве был избран гетманом Украины, провозгласил создание «Украинской державы», способствовал ограблению оккупантами украинского народа, в декабре 1919 г. бежал в Германию.
27. Гоголь Н. В. (1809-1852) – русский писатель.
23. Рафаил (Фарбман Р. Б.) (1893-1966) – в 1918 г. член ЦК КП(б) Украины, в июле-ноябре 1919 г. член Зафронтового бюро ЦК КП(б)У, заведующий отделом Информации и связи, с августа член Организационного бюро ЦК КП(б) Украины.
29. Садуль Жак (1881-1956) – французский интернационалист, с ноября 1918 г. участвовал в деятельности французской группы РКП(б), являлся ее представителем на конгрессе Коминтерна, вступил в Красную армию; в апреле 1919 г. организовал в Киеве французскую коммунистическую группу, в мае-августе член Южного бюро Коминтерна.
30. Маклаков В. Р. (1869-1957) – один из лидеров партии кадетов, депутат II, III и IV Государственных дум. в 1917 г. русский посол во Франции.
31. К митингу А. М. Коллонтай, возглавлявшая комиссию ЦК КП(б)У по агитации и пропаганде среди тружениц, написала статью «Наши задачи», которая была опубликована в киевской газете «Коммунист» 23 июля 1919 г.
32. Петлюра С. В. (1879-1926) – один из главарей контрреволюционного буржуазно-националистического движения на Украине.
33. Петровский Т. И. (1878-1958) – партийный и государственный деятель, с марта 1919 по 1938 г. был председателем ВУЦИК, в 1919 г. – член Временного бюро (Партцентра) по руководству партийной работой в освобожденных от деникинцев районах Украины.
34. Лацис М. И. (1888-1938) – советский и партийный работник, в 1918-1921 гг. член коллегии ВЧК по борьбе с контрреволюцией; в ноябре 1918 – марте 1919, сентябре 1919 – сентябре 1920 г. начальник секретно-оперативного отдела ВЧК, в апреле-октябре 1919 г. председатель Всеукраинского ЧК.
35. Вильсон Уилсон Томас Вудро (1856-1924) – государственный и политический деятель США, один из организаторов антисоветской интервенции держав Антанты, возглавлял американскую делегацию на Парижской мирной конференции 1919-1920 гг. Президент США (1912-1920).
36. В Версале (Франция) был подписан 28 июня 1919 г. мирный договор, официально вершивший Первую мировую войну. Вступил в силу 10 января 1920 г.
37. Брокдорф-Ранцау Ульрих (1869-1928) – граф, немецкий дипломат, с февраля 1919 г. рейхсминистр иностранных дел Веймарской республики в кабинете Шейдемана. 31 июня 1919 г. ушел в отставку, отказавшись подписать расцененный как «предательво Германии» Версальский договор.
38. Мирабо Оноре (1749-1791) – граф, деятель французской революции, сторонник констуционной монархии.
39. Речь идет о народной революции в Финляндии, когда в южных промышленных районах страны было создано в январе 1918 г. революционное правительство – Совет народных уполномоченных и в течение нескольких месяцев власть на юге Финляндии

 

/85/

 

находилась в руках рабочих. После ожесточенной гражданской войны финская буржуазия при поддержке германских вооруженных сил подавила революцию в мае 1918 г.
40. Манулъский Д. З. (1883-1956) – партийный и государственный деятель, в 1919 г. нарком земледелия УССР.
41. Аралов С. И. (1880-1969) – партийный и государственный деятель, с сентября 1918 г. член PBCP, одновременно военком Полевого штаба РВСР и в ноябре 1918 – июле 1920 г. нач. разведуправления Полевого штаба, в июне 1919 – ноябре 1920 член PBC 12-й армии, врио командующего и член РВС 14-й армии.
42. Речь идет о телеграмме в Киев 2 августа 1919 г. в эвакуационную комиссию с подписью предсовобороны В. И. Ленина.
43. В период партийной недели в Москве 8-17 октября 1919 г. в партию было принято свыше 16 тысяч человек.
44. Аванесов В. А. (1884-1930) – партийный и государственный деятель, в 1917-1919 гг. член Президиума и секретарь ВЦИК, с марта 1919 г. член коллегии ВЧК, с августа 1919 г. второй заместитель начальника особого отдела ВЧК.
45. Имеется в виду октябрьское 1919 г. наступление на Петроград белогвардейских и белоэстонских войск с целью отвлечь силы Красной армии с Южного фронта в напряженный момент борьбы с Деникиным. План Антанты провалился: 21 октября 7-я армия при поддержке Балтфлота перешла в контрнаступление, развернула наступление и 15- я армия. Оказавшись под угрозой окружения, войска Юденича начали после 26 октября отступать и к началу декабря их остатки были отброшены на территорию Эстонии, где и разоружены.
46. В здании МК РКП(б) на Леонтьевском переулке (ул. Станиславского, 18) во время совещания ответственных партработников, пропагандистов и агитаторов 25 октября 1919 г. был совершен террористический акт организациями «анархистов подполья» и левых эсеров. От бомбы разрушительной силы были убиты 12 человек, здание значительно разрушено.
47. Калинин М. И. (1875-1946) – государственный и партийный деятель, с 30 марта 1919 г. председатель ВЦИК, член ЦК и кандидат в члены Политбюро ЦК. в годы Гражданской войны возглавлял агитинструкторский поезд «Октябрьская революция».
48. Соединенное заседание ВЦИК, Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов, ВЦСПС и фабрично-заводских комитетов, посвященное двухлетней годовщине Октябрьской революции, проходило 7 ноября 1919 г.
49. Красин Л. Б. (1870-1926) – государственный и партийный деятель, с 1918 г. член Президиума ВСНХ, председатель Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной армии, нарком торговли и промышленности; в марте 1919 – марте 1920 г. нарком путей сообщения.
50. Горький М. (1868-1936) – русский советский писатель, в годы Гражданской войны, разрухи и голода проявлял особую заботу о русской интеллигенции.
51. Луиза де Сталь (1766-1817) – французская писательница.
52. Наполеон Бонапарт (1769-1821) – французский император в 1804-1814 гг. и в мае-июне 1815 г.
53. Бабёф Г. (1760-1797) – французский коммунист-утопист.
54. Возможно, речь идет о немецком философе-просветителе Гердере И. (1744-1803).
55. Вольтер (1694-1778) – французский писатель и философ-просветитель.
56. Руссо Жан Жак (1712-1778) – французский писатель и философ-просветитель.
57. Первое Всероссийское совещание по работе в деревне проходило в Москве 16-20 ноября 1919 г. А. М. Коллонтай сделала на нем доклад о работе среди деревенской молодежи и крестьянок.
58. Невский В. И. (1876-1937) – партийный и государственный деятель, в 1919-1920 гг. член Президиума, заместитель председателя ВЦИК, одновременно зав. отделом ЦК РКП(б) по работе в деревне.

 

/86/




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Гулыга А.В. Роль США в подготовке вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г. // Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
      Автор: Военкомуезд
      А.В. ГУЛЫГА
      РОЛЬ США В ПОДГОТОВКЕ ВТОРЖЕНИЯ НА СОВЕТСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В НАЧАЛЕ 1918 г.

      Крушение капиталистического строя в России привело в смятение весь капиталистический мир, в частности, империалистов США. Захват пролетариатом власти на одной шестой части земного шара создавал непосредственную угрозу всей системе наемного рабства. Начиная борьбу против первого в мире социалистического государства, империалисты США ставили своей целью восстановление в России власти помещиков и капиталистов, расчленение России и превращение ее в свою колонию. В последние годы царского режима, и особенно в период Временного правительства, американские монополии осуществляли широкое экономическое и политическое проникновенне в Россию. Магнаты Уоллстрита уже видели себя в недалеком будущем полновластными владыками русских богатств. Однако непреодолимым препятствием на их пути к закабалению России встала Великая Октябрьская социалистическая революция. Социалистический переворот спас нашу родину от участи колониальной или зависимой страны.

      Правительство США начало борьбу против Советской России сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции. «Нам абсолютно не на что надеяться в том случае, если большевики будут оставаться у власти», [1] — писал в начале декабря 1917 г. государственный секретарь США Лансинг президенту Вильсону, предлагая активизировать антисоветские действия Соединенных Штатов.

      Правительство США знало, однако, что в своих антисоветских действиях оно не может надеяться на поддержку американского народа, который приветствовал рождение Советского государства. На многочисленных рабочих митингах в разных городах Соединенных Штатов принимались резолюции, выражавшие солидарность с русскими рабочими и крестьянами. [2] Правительство США вело борьбу против Советской республики, используя коварные, провокационные методы, прикрывая /33/

      1. Papers relating to the foreign relations of the United States. The Lansing papers, v. II, Washington, 1940, p. 344. (В дальнейшем цит.: The Lansing papers).
      2. Вот одна из таких резолюций, принятая на рабочем митинге в г. Ситтле и доставленная в Советскую Россию американскими моряками: «Приветствуем восторженно русский пролетариат, который первый одержал победу над капиталом, первый осуществил диктатуру пролетариата, первый ввел и осуществил контроль пролетариата в промышленности. Надеемся твердо, что русский пролетариат осуществит социализацию всего производства, что он закрепит и расширит свои победы над капиталом. Уверяем русских борцов за свободу, что мы им горячо сочувствуем, готовы им помочь и просим верить нам, что недалеко время, когда мы сумеем на деле доказать нашу пролетарскую солидарность» («Известия Владивостокского Совета рабочих и солдатских депутатов», 25 января (7 февраля) 1918 г.).

      свое вмешательство во внутренние дела России лицемерными фразами, а иногда даже дезориентирующими действиями. Одним из наиболее ярких примеров провокационной тактики американской дипломатии в борьбе против Советской России является развязывание правительством Соединенных Штатов японского вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г.

      Вся история интервенции США в Советскую Россию на протяжении многих лет умышленно искажалась буржуазными американскими историками. Фальсифицируя смысл документов, они пытались доказать, что американское правительство в течение первых месяцев 1918 г. якобы «возражало» против иностранного вторжения на Дальний Восток и впоследствии дало на нею свое согласие лишь «под давлением» Англии, Франции и Японии. [3] На помощь этим историкам пришел государственный департамент, опубликовавший в 1931—1932 гг. три тома дипломатической переписки за 1918 г. по поводу России. [4] В этой публикации отсутствовали все наиболее разоблачающие документы, которые могли бы в полной мере показать антисоветскую политику Соединенных Штатов. Тем же стремлением фальсифицировать историю, преуменьшить роль США в организации антисоветской интервенции руководствовался и составитель «Архива полковника Хауза» Чарлз Сеймур. Документы в этом «архиве» подтасованы таким образом, что у читателя создается впечатление, будто Вильсон в начале 1918 г. действительно выступал против японской интервенции.

      Только в 1940 г. государственный департамент опубликовал (и то лишь частично) секретные документы, проливающие свет на истинные действия американскою правительства по развязыванию иностранного вторжения на Дальний Восток. Эти материалы увидели свет во втором томе так называемых «документов Лансинга».

      Важная задача советских историков — разоблачение двуличной дипломатии США, выявление ее организующей роли в развязывании иностранной интервенции на Дальнем Востоке, к сожалению, до сих пор не получила достаточного разрешения в исторических исследованиях, посвященных этой интервенции.

      *     *     *

      В своем обращении к народу 2 сентября 1945 г. товарищ Сталин говорил: «В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединённых Штатов Америки и опираясь на них, — вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила Советский Дальний Восток». [5] Это указание товарища Сталина о том, что Япония совершила нападение на Советскую Россию в 1918 г., опираясь на Англию, Францию и США, и служит путеводной нитью для историка, изучающего интервенцию на Дальнем Востоке. /34/

      5. Т. Millard. Democracy and the eastern question, N. Y., 1919; F. Schuman. American policy towards Russia since 1917, N. Y., 1928; W. Griawold. The far Eastern policy of the United States, N. Y., 1938.
      4. Papers relating to the foreign relations of the United States, 1918, Russia, v.v. I—III, Washington. 1931—1932. (В дальнейшем цит.: FR.)
      5. И. B. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза, М., 1949, стр. 205.

      Ленин еще в январе 1918 г. считался с возможностью совместного японо-американского выступления против нашей страны. «Говорят, — указывал он, — что, заключая мир, мы этим самым развязываем руки японцам и американцам, которые тотчас завладевают Владивостоком. Но, пока они дойдут только до Иркутска, мы сумеем укрепить нашу социалистическую республику». [6] Готовясь к выступлению на VII съезде партии, 8 марта 1918 г. Ленин писал: «Новая ситуация: Япония наступать хочет: «ситуация» архи-сложная... отступать здесь с д[огово]ром, там без дог[ово]ра». [7]

      В дальнейшем, объясняя задержку японского выступления, Ленин, как на одну из причин, указывал на противоречия между США и Японией. Однако Ленин всегда подчеркивал возможность сделки между империалистами этих стран для совместной борьбы против Советской России: «Американская буржуазия может стакнуться с японской...» [8] В докладе Ленина о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского Совета 14 мая 1918 г. содержится глубокий анализ американо-японских империалистических противоречий. Этот анализ заканчивается предупреждением, что возможность сговора между американской и японской буржуазией представляет реальную угрозу для страны Советов. «Вся дипломатическая и экономическая история Дальнего Востока делает совершенно несомненным, что на почве капитализма предотвратить назревающий острый конфликт между Японией и Америкой невозможно. Это противоречие, временно прикрытое теперь союзом Японии и Америки против Германии, задерживает наступление японского империализма против России. Поход, начатый против Советской Республики (десант во Владивостоке, поддержка банд Семенова), задерживается, ибо грозит превратить скрытый конфликт между Японией и Америкой в открытую войну. Конечно, вполне возможно, и мы не должны забывать того, что группировки между империалистскими державами, как бы прочны они ни казались, могут быть в несколько дней опрокинуты, если того требуют интересы священной частной собственности, священные права на концессии и т. п. И, может быть, достаточно малейшей искры, чтобы взорвать существующую группировку держав, и тогда указанные противоречия не могут уже служить мам защитой». [9]

      Такой искрой явилось возобновление военных действий на восточном фронте и германское наступление против Советской республики в конце февраля 1918 г.

      Как известно, правительство США возлагало большие надежды на возможность обострения отношений между Советской Россией и кайзеровской Германией. В конце 1917 г. и в первые месяцы 1918 г. все усилия государственных деятелей США (от интриг посла в России Френсиса до широковещательных выступлений президента Вильсона) были направлены к тому, чтобы обещаниями американской помощи предотвратить выход Советской России из империалистической войны. /35/

      6. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 201.
      7. Ленинский сборник, т. XI, стр. 65.
      8. В. И. Ленин. Соч., т. XXX, стр. 385.
      9. В. И. Ленин. Соч., т. XXIII, стр. 5. История новейшего времени содержит поучительные примеры того, что антагонизм между империалистическими державами не является помехой для развертывания антисоветской агрессин. Так было в годы гражданской войны, так было и в дни Мюнхена.

      Послание Вильсона к конгрессу 8 января 1918 г. и пресловутые «четырнадцать пунктов» имели в качестве одной из своих задач «выражением сочувствия и обещанием более существенной помощи» вовлечь Советскую республику в войну против Германии. [10] Хауз называл «пункты» Вильсона «великолепным оружием пропаганды». [11] Такого же мнения были и руководящие работники государственного департамента, положившие немало усилий на массовое распространение в России «четырнадцати пунктов» всеми пропагандистскими средствами.

      Ленин разгадал и разоблачил планы сокрушения Советской власти при помощи немецких штыков. В статье «О революционной фразе» он писал: «Взгляните на факты относительно поведения англо-французской буржуазии. Она всячески втягивает нас теперь в войну с Германией, обещает нам миллионы благ, сапоги, картошку, снаряды, паровозы (в кредит... это не «кабала», не бойтесь! это «только» кредит!). Она хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией.

      Понятно, почему она должна хотеть этого: потому, что, во-первых, мы оттянули бы часть германских сил. Потому, во-вторых, что Советская власть могла бы крахнуть легче всего от несвоевременной военной схватки с германским империализмом». [12]

      В приведенной цитате речь идет об англичанах и французах. Однако с полным правом ленинскую характеристику империалистической политики в отношении выхода Советской России из войны можно отнести и к Соединенным Штатам. Правомерность этого становится еще более очевидной, если сравнить «Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира», написанные Лениным 7 января 1918 г., с подготовительными набросками к этим тезисам. Параграф 10 тезисов опровергает довод против подписания мира, заключающийся в том, что, подписывая мир, большевики якобы становятся агентами германского империализма: «...этот довод явно неверен, ибо революционная война в данный момент сделала бы нас, объективно, агентами англо-французского империализма...» [13] В подготовительных заметках этот тбзис сформулирован: «объект[ивно] = агент Вильсона...» [14] И Вильсон являлся олицетворением американского империализма. .

      Попытка американских империалистов столкнуть Советскую Россию с кайзеровской Германией потерпела крах. Однако были дни, когда государственным деятелям Соединенных Штатов казалось, что их планы близки к осуществлению.

      10 февраля 1918 г. брестские переговоры были прерваны. Троцкий, предательски нарушив данные ему директивы, не подписал мирного договора с Германией. Одновременно он сообщил немцам, что Советская республика продолжает демобилизацию армии. Это открывало немецким войскам дорогу на Петроград. 18 февраля германское командование начало наступление по всему фронту.

      В эти тревожные для русского народа дни враги Советской России разработали коварный план удушения социалистического государства. Маршал Фош в интервью с представителем газеты «Нью-Йорк Таймс» /36/

      10. Архив полковника Хауза, т. III, стр. 232.
      11. Там же, т. IV, стр. 118.
      12. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 268.
      13. Там же, стр. 195.
      14. Ленинский сборник, т. XI, стр. 37.

      сформулировал его следующим образом: Германия захватывает Россию, Америка и Япония должны немедленно выступить и встретить немцев в Сибири. [15]

      Этот план был предан гласности французским маршалом. Однако авторы его и главные исполнители находились в Соединенных Штатах. Перспектива сокрушения Советской власти комбинированным ударом с запада и востока была столь заманчивой, что Вильсон начал развязывать японскую интервенцию, торжественно заверяя в то же время о «дружеских чувствах» к русскому народу.

      В 1921 г. Лансинг составил записку, излагающую историю американско-японских переговоров об интервенции. Он писал для себя, поэтому не облекал мысли в витиеватые и двусмысленные дипломатические формулы: многое в этой записке названо своими именами. Относительно позиции США в конце февраля 1918 г. там сказано: «То, что Япония пошлет войска во Владивосток и Харбин, казалось одобренным (accepted) фактом». [16] В Вашингтоне в эти дни немецкого наступления на Петроград считали, что власти большевиков приходит конец. Поэтому решено было устранить возможные недоразумения и информировать союзные державы о согласии США на японское вооруженное выступление против Советской России.

      18 февраля, в тот день, когда германские полчища ринулись на Петроград, в Верховном совете Антанты был поднят вопрос о посылке иностранных войск на Дальний Восток. Инициатива постановки этого вопроса принадлежала американскому представителю генералу Блиссу. Было решено предоставить Японии свободу действий против Советской России. Союзники согласились, — говорилось в этом принятом документе — так называемой совместной ноте №16, — в том, что «1) оккупация Сибирской железной дороги от Владивостока до Харбина, включая оба конечных пункта, дает военные выгоды, которые перевешивают возможный политический ущерб, 2) рекомендованная оккупация должна осуществляться японскими силами после получении соответствующих гарантий под контролем союзной миссии». [17]

      Действия Блисса, подписавшего этот документ в качестве официального представителя Соединенных Штатов, получили полное одобрение американского правительства.

      В Вашингтоне стало известно, что Япония закончила последние приготовления и ее войска готовы к вторжению на Дальний Восток. [18] Государственные деятели США начинают форсировать события. 27 февраля Лансинг беседовал в Вашингтоне с французским послом. Последний сообщил, что японское правительство намеревается, начав интервенцию, расширить военные операции вплоть до Уральского хребта. Лансинг ответил, что правительство США не примет участия в интервенции, однако против японской экспедиции возражать не будет.

      В тот же день Лансинг письмом доложил об этом Вильсону. Обращая особое внимание на обещание японцев наступать до Урала, он писал: «поскольку это затрагивает наше правительство, то мне кажется, что все, что от нас потребуется, это создание практической уверенности в том, что с нашей стороны не последует протеста против этого шага Японии». [19] /37/

      15. «Information», 1 марта 1918 г.
      16. The Lansing papers, v. II, p. 394.
      17. Там же, стр. 272.
      18. FR, v. II, p. 56.
      19. The Lansing papers, v. II, p. 355.

      Для того, чтобы создать эту «практическую уверенность», Вильсон решил отправить в Японию меморандум об отношении США к интервенции. В меморандуме черным по белому было написано, что правительство Соединенных Штатов дает свое согласие на высадку японских войск на Дальнем Востоке. На языке Вильсона это звучало следующим образом: «правительство США не считает разумным объединиться с правительством Антанты в просьбе к японскому правительству выступить в Сибири. Оно не имеет возражений против того, чтобы просьба эта была принесена, и оно готово уверить японское правительство, что оно вполне доверяет ему в том отношении, что, вводя вооруженные силы в Сибирь, Япония действует в качестве союзника России, не имея никакой иной цели, кроме спасения Сибири от вторжения армий Германии и от германских интриг, и с полным желанием предоставить разрешение всех вопросов, которые могут воздействовать на неизменные судьбы Сибири, мирной конференции». [20] Последняя оговорка, а именно тот факт, что дальнейшее решение судьбы Сибири Вильсон намеревался предоставить международной конференции, свидетельствовала о том, что США собирались использовать Японию на Дальнем Востоке лишь в качестве жандарма, который должен будет уйти, исполнив свое дело. Япония, как известно, рассматривала свою роль в Азии несколько иначе.

      Совместные действия против Советской республики отнюдь не устраняли японо-американского соперничества. Наоборот, борьба за новые «сферы влияния» (именно так рисовалась американцам будущая Россия) должна была усилить это соперничество. Перспектива захвата Сибири сильной японской армией вызывала у военных руководителей США невольный вопрос: каким образом удастся впоследствии выдворить эту армию из областей, на которые претендовали американские капиталисты. «Я часто думаю, — писал генерал Блисс начальнику американского генерального штаба Марчу, — что эта война, вместо того чтобы быть последней, явится причиной еще одной. Японская интервенция открывает путь, по которому придет новая война». [21] Это писалось как раз в те дни, когда США начали провоцировать Японию на военное выступление против Советской России. Вопрос о японской интервенции ставил, таким образом, перед американскими политиками проблему будущей войны с Японией. Интересы «священной частной собственности», ненависть к Советскому государству объединили на время усилия двух империалистических хищников. Более осторожный толкал на опасную авантюру своего ослепленного жадностью собрата, не забывая, однако, о неизбежности их будущего столкновения, а быть может, даже в расчете на это столкновение.

      Составитель «Архива Хауза» постарался создать впечатление, будто февральский меморандум был написан Вильсоном «под непрерывным давлением со стороны французов и англичан» и являлся в биографии президента чем-то вроде досадного недоразумения, проявлением слабости и т. п. Изучение «документов Лансинга» дает возможность сделать иное заключение: это был один из немногих случаев, когда Вильсон в стремлении форсировать события выразился более или менее откровенно.

      1 марта 1918 г. заместитель Лансинга Полк пригласил в государственный департамент послов Англии и Франции и ознакомил их с /38/

      20. The Lansing papers, v. II, p. 355 См. также «Архив полковника Хауза» т. III, стр. 294.
      21. С. March. Nation at war, N. Y., 1932, p. 115.

      текстом меморандума. Английскому послу было даже разрешено снять копию. Это означала, в силу существовавшего тогда англо-японского союза, что текст меморандума станет немедленно известен в Токио. Так, без официального дипломатического акта вручения ноты, правительство СЛИЛ допело до сведения японского правительства свою точку зрения. Теперь с отправкой меморандума можно было не спешить, тем более что из России поступали сведения о возможности подписания мира с немцами.

      5 марта Вильсон вызвал к себе Полка (Лансинг был в это время в отпуске) и вручил ему для немедленной отправки в Токио измененный вариант меморандума. Полк прочитал его и изумился: вместо согласия на японскую интервенцию в ноте содержались возражения против нее. Однако, поговорив с президентом, Полк успокоился. Свое впечатление, вынесенное из разговора с Вильсоном, Полк изложил в письме к Лансингу. «Это — изменение нашей позиции,— писал Полк,— однако, я не думаю, что это существенно повлияет на ситуацию. Я слегка возражал ему (Вильсону. — А. Г.), но он сказал, что продумал это и чувствует, что второе заявление абсолютно необходимо... Я не думаю, что японцы будут вполне довольны, однако это (т. е. нота.— Л. Г.) не является протестом. Таким образом, они могут воспринять ее просто как совет выступить и делать все, что им угодно». [22]

      Таким же образом оценил впоследствии этот документ и Лансинг. В его записке 1921 г. по этому поводу говорится: «Президент решил, что бессмысленно выступать против японской интервенции, и сообщил союзным правительствам, что Соединенные Штаты не возражают против их просьбы, обращенной к Японии, выступить в Сибири, но Соединенные Штаты, в силу определенных обстоятельств, не могут присоединиться к этой просьбе. Это было 1 марта. Четыре дня спустя Токио было оповещено о точке зрения правительства Соединенных Штатов, согласно которой Япония должна была заявить, что если она начнет интервенцию в Сибирь, она сделает это только как союзник России». [23]

      Для характеристики второго варианта меморандума Лансинг отнюдь не употребляет слово «протест», ибо по сути дела вильсоновский документ ни в какой мере не являлся протестом. Лансинг в своей записке не только не говорит об изменении позиции правительства США, но даже не противопоставляет второго варианта меморандума первому, а рассматривает их как последовательные этапы выражения одобрения действиям японского правительства по подготовке вторжения.

      Относительно мотивов, определивших замену нот, не приходится гадать. Не столько вмешательство Хауза (как это можно понять из чтения его «архива») повлияло на Вильсона, сколько телеграмма о подписании Брестского мира, полученная в Вашингтоне вечером 4 марта. Заключение мира между Германией и Советской Россией смешало все карты Вильсона. Немцы остановились; останавливать японцев Вильсон не собирался, однако для него было очень важно скрыть свою роль в развязывании японской интервенции, поскольку предстояло опять разыгрывать из себя «друга» русского народа и снова добиваться вовлечения России в войну с Германией. [24] Японцы знали от англичан /39/

      22. The Lansing papers, v. II, p. 356. (Подчеркнуто мной. — Л. Г.).
      23. Там же, стр. 394.

      истинную позицию США. Поэтому, полагал Вильсон, они не сделают неверных выводов, даже получив ноту, содержащую утверждения, противоположные тому, что им было известно. В случае же проникновения сведений в печать позиция Соединенных Штатов будет выглядеть как «вполне демократическая». Вильсон решился на дипломатический подлог. «При чтении, — писал Полк Лансингу, — вы, вероятно, увидите, что повлияло на него, а именно соображения относительно того, как будет выглядеть позиция нашего правительства в глазах демократических народов мира». [25]

      Как и следовало ожидать, японцы поняли Вильсона. Зная текст первою варианта меморандума, они могли безошибочно читать между строк второго. Министр иностранных дел Японии Мотоко, ознакомившись с нотой США, заявил не без иронии американскому послу Моррису, что он «высоко оценивает искренность и дружеский дух меморандума». [26] Японский поверенный в делах, посетивший Полка, выразил ему «полное удовлетворение тем путем, который избрал государственный департамент». [27] Наконец, 19 марта Моррису был вручен официальный ответ японского правительства на меморандум США. По казуистике и лицемерию ответ не уступал вильсоновским документам. Министерство иностранных дел Японии выражало полное удовлетворение по поводу американского заявления и снова ехидно благодарило за «абсолютную искренность, с которой американское правительство изложило свои взгляды». С невинным видом японцы заявляли, что идея интервенции родилась не у них, а была предложена им правительствами стран Антанты. Что касается существа вопроса, то, с одной стороны, японское правительство намеревалось, в случае обострения положения /40/

      24. Не прошло и недели, как Вильсон обратился с «приветственной» телеграммой к IV съезду Советов с намерением воспрепятствовать ратификации Брестского мира. Это было 11 марта 1918 г. В тот же день государственный департамент направил Френсису для ознакомления Советского правительства (неофициальным путем, через Робинса) копию меморандума, врученного 5 марта японскому правительству, а также представителям Англии, Франции и Италии. Интересно, что на копии, посланной в Россию, в качестве даты написания документа было поставлено «3 марта 1918 г.». В американской правительственной публикации (FR, v. II, р. 67) утверждается, что это было сделано «ошибочно». Зная методы государственного департамента, можно утверждать, что эта «ошибка» была сделана умышленно, с провокационной целью. Для такого предположения имеются достаточные основания. Государственный департамент направил копию меморандума в Россию для того, чтобы ввести в заблуждение советское правительство, показать США «противником» японской интервенции. Замена даты 5 марта на 3 марта могла сделать документ более «убедительным»: 1 марта в Вашингтоне еще не знали о подписании Брестского мира, следовательно меморандум, составленный в этот день, не мог являться следствием выхода Советской России из империалистической войны, а отражал «демократическую позицию» Соединенных Штатов.
      Несмотря на все ухищрения Вильсона, планы американских империалистов не осуществились — Брестский мир был ратифицирован. Советская Россия вышла из империалистической войны.
      23. Махинации Вильсона ввели в заблуждение современное ему общественное мнение Америки. В свое время ни текст двух вариантов меморандума, ни даже сам факт его вручения не были преданы гласности. В газетах о позиции США в отношении японской интервенции появлялись противоречивые сообщения. Только через два года журналист Линкольн Колькорд опубликовал текст «секретного» американского меморандума, отправленного 5 марта 1918 г. в Японию (журнал «Nation» от 21 февраля 1920 г.). Вопрос казался выясненным окончательно. Лишь много лет спустя было опубликовано «второе дно» меморандума — его первый вариант.
      26. FR, v II, р. 78.
      27. Там же, стр. 69.

      на Дальнем Востоке, выступить в целях «самозащиты», а с другой стороны, в японской ноте содержалось обещание, что ни один шаг не будет предпринт без согласия США.

      Лансингу тон ответа, вероятно, показался недостаточно решительнным. Он решил подтолкнуть японцев на более активные действия против Советской России. Через несколько часов после получения японской ноты он уже телеграфировал в Токио Моррису: «Воспользуйтесь, пожалуйста, первой подходящей возможностью и скажите к о н ф и д е н ц и а л ь н о министру иностранных дел, что наше правительство надеется самым серьезным образом на понимание японским правительством того обстоятельства, что н а ш а позиция в от н о ш е н и и п о с ы л к и Японией экспедиционных сил в Сибирь н и к о и м образом не основывается на подозрении п о п о в о д у мотивов, которые заставят японское правительство совершить эту акцию, когда она окажется уместной. Наоборот, у нас есть внутренняя вера в лойяльность Японии по отношению к общему делу и в ее искреннее стремление бескорыстно принимать участие в настоящей войне.

      Позиция нашего правительства определяется следующими фактами: 1) информация, поступившая к нам из различных источников, дает нам возможность сделать вывод, что эта акция вызовет отрицательную моральную реакцию русского народа и несомненно послужил на пользу Германии; 2) сведения, которыми мы располагаем, недостаточны, чтобы показать, что военный успех такой акции будет достаточно велик, чтобы покрыть моральный ущерб, который она повлечет за собой». [29]

      В этом документе в обычной для американской дипломатии казуистической форме выражена следующая мысль: США не будут возлежать против интервенции, если они получат заверение японцев в том, что последние нанесут Советской России тщательно подготовленный удар, достаточно сильный, чтобы сокрушить власть большевиков. Государственный департамент активно развязывал японскую интервенцию. Лансинг спешил предупредить Токио, что США не только поддерживают план японского вторжения на Дальний Восток, но даже настаивают на том, чтобы оно носило характер смертельного удара для Советской республики. Это была установка на ведение войны чужими руками, на втягивание в военный конфликт своего соперника. Возможно, что здесь имел место также расчет и на будущее — в случае провала антисоветской интервенции добиться по крайней мере ослабления и компрометации Японии; однако пока что государственный Департамент и японская военщина выступали в трогательном единении.

      Лансинг даже старательно подбирал предлог для оправдывания антисоветского выступления Японии. Давать согласие на вооруженное вторжение, не прикрыв его никакой лицемерной фразой, было не в правилах США. Ощущалась острая необходимость в какой-либо фальшивке, призванной отвлечь внимание от агрессивных замыслов Японии и США. Тогда в недрах государственного департамента родился миф о германской угрозе Дальнему Востоку. Лансингу этот миф казался весьма подходящим. «Экспедиция против немцев, — писал он Вильсону, — /41/

      28. Там же, стр. 81.
      29. Там же, стр. 82. (Подчеркнуто иной. — А. Г.)

      совсем иная вещь, чем оккупация сибирской железной дороги с целью поддержания порядка, нарушенного борьбой русских партий. Первое выглядит как законная операция против общего врага» [80].

      Руководители государственного департамента толкали своих представителей в России и Китае на путь лжи и дезинформации, настойчиво требуя от них фабрикации фальшивок о «германской опасности».

      Еще 13 февраля Лансинг предлагает американскому посланнику в Китае Рейншу доложить о деятельности немецких и австрийских военнопленных. [31] Ответ Рейнша, однако, был весьма неопределенным и не удовлетворил государственный департамент. [32] Вашингтон снова предложил посольству в Пекине «проверить или дополнить слухи о вооруженных немецких пленных». [33] Из Пекина опять поступил неопределенный ответ о том, что «военнопленные вооружены и организованы». [34] Тогда заместитель Лансинга Полк, не полагаясь уже на фантазию своих дипломатов, направляет в Пекин следующий вопросник: «Сколько пленных выпущено на свободу? Сколько пленных имеют оружие? Где они получили оружие? Каково соотношение между немцами и австрийцами? Кто руководит ими? Пришлите нам также и другие сведения, как только их добудете, и продолжайте, пожалуйста, присылать аналогичную информацию». [35] Но и на этот раз информация из Пекина оказалась бледной и невыразительной. [36]

      Гораздо большие способности в искусстве клеветы проявил американский консул Мак-Говен. В cвоей телеграмме из Иркутска 4 марта он нарисовал живописную картину немецкого проникновения в Сибирь»: «12-го проследовал в восточном направлении поезд с военнопленными и двенадцатью пулеметами; две тысячи останавливались здесь... Надежный осведомитель сообщает, что прибыли германские генералы, другие офицеры... (пропуск), свыше тридцати саперов, генеральный штаб ожидает из Петрограда указаний о разрушении мостов, тоннелей и об осуществлении плана обороны. Немецкие, турецкие, австрийские офицеры заполняют станцию и улицы, причем признаки их воинского звания видны из-под русских шинелей. Каждый военнопленный, независимо от того, находится ли он на свободе или в лагере; имеет винтовку» [37].

      Из дипломатических донесений подобные фальшивки переходили в американскую печать, которая уже давно вела злобную интервенционистскую кампанию.

      Тем временем во Владивостоке происходили события, не менее ярко свидетельствовавшие об истинном отношении США к подготовке японского десанта. /42/

      30. The Lansing papers, v. II; p. 358.
      31. FR, v. II, p. 45.
      32. Там же, стр. 52.
      33. Там же, стр. 63.
      34. Там же, стр. 64.
      36. Там же, стр. 66.
      36. Там же, стр. 69.
      37. Russiafn-American Relations, p. 164. Американские представители в России находились, как известно, в тесной связи с эсерами. 12 марта из Иркутска член Сибирской областной думы эсер Неупокоев отправил «правительству автономной Сибири» письмо, одно место, в котором удивительно напоминает телеграмму Мак-Говена: «Сегодня прибыло 2.000 человек австрийцев, турок, славян, одетых в русскую форму, вооружены винтовками и пулеметами и проследовали дальше на восток». («Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 95.) Вполне возможно, что именно эсер Неупокоев был «надежным осведомителем» Мак-Говена.

      12 января во Владивостокском порту стал на якорь японский крейсер «Ивами». Во Владивостокский порт раньше заходили военные суда Антанты (в том числе и американский крейсер «Бруклин»). [38] В данном случае, вторжение «Ивами» являлось явной и прямой подготовкой к агрессивным действиям.

      Пытаясь сгладить впечатление от этого незаконного акта, японский консул выступил с заявлением, что его правительство послало военный корабль «исключительно с целью защиты своих подданных».

      Владивостокский Совет заявил решительный протест против вторжения японского военного корабля в русский порт. Относительно того, что крейсер «Ивами» якобы послан для защиты японских подданных, Совет заявил следующее: «Защита всех жителей, проживающих на территории Российской республики, является прямой обязанностью российских властей, и мы должны засвидетельствовать, что за 10 месяцев революции порядок в городе Владивостоке не был нарушен». [39]

      Адвокатами японской агрессии выступили американский и английский консулы. 16 января они направили в земскую управу письмо, в котором по поводу протеста местных властей заявлялось: «Утверждение, содержащееся в заявлении относительно того, что общественный порядок во Владивостоке до сих пор не был нарушен, мы признаем правильным. Но, с другой стороны, мы считаем, что как в отношении чувства неуверенности у стран, имеющих здесь значительные материальные интересы, так и в отношении того направления, в кагором могут развиваться события в этом районе, политическая ситуация в настоящий момент дает право правительствам союзных стран, включая Японию, принять предохранительные меры, которые они сочтут необходимыми для защиты своих интересов, если последним будет грозить явная опасность». [40]

      Таким образом, американский и английский консулы встали на защиту захватнических действий японской военщины. За месяц до того, как Вильсон составил свой первый меморандум об отношении к интервенции, американский представитель во Владивостоке принял активное участие в подготовке японской провокации.

      Задача консулов заключалась теперь в том, чтобы создать картину «нарушения общественного порядка» во Владивостоке, «слабости местных властей» и «необходимости интервенции». Для этого по всякому поводу, даже самому незначительному, иностранные консулы обращались в земскую управу с протестами. Они придирались даже к мелким уголовным правонарушениям, столь обычным в большом портовом городе, изображая их в виде событий величайшей важности, требующих иностранного вмешательства.

      В начале февраля во Владивостоке состоялось совещание представителей иностранной буржуазии совместно с консулами. На совещании обсуждался вопрос о борьбе с «анархией». Затем последовали протесты консульского корпуса против ликвидации буржуазного самоуправления в городе, против рабочего контроля за деятельностью порта и таможни, /43/

      38. «Бруклин» появился во Владивостокском порту 24 ноября 1917 г.— накануне выборов в Учредительное собрание. Американские пушки, направленные на город, должны были предрешить исход выборов в пользу буржуазных партий. Однако этот агрессивный демарш не дал желаемых результатов: по количеству поданных голосов большевики оказались сильнейшей политической партией во Владивостоке.
      39. «Известия Владивостокского совета рабочих и солдатских депутатов», 4 (17) января 1918 г.
      40. Japanese agression in the Russian Far East Extracts from the Congressional Record. March 2, 1922. In the Senate of the United States, Washington, 1922, p. 7.

      против действий Красной гвардии и т. д. Американский консул открыто выступал против мероприятий советских властей и грозил применением вооруженной силы. [41] К этому времени во Владивостокском порту находилось уже четыре иностранных военных корабля: американский, английский и два японских.

      Трудящиеся массы Владивостока с возмущением следили за провокационными действиями иностранных консулов и были полны решимости с оружием в руках защищать Советскую власть. На заседании Владивостокского совета было решенo заявить о готовности оказать вооруженное сопротивление иностранной агрессии. Дальневосточный краевой комитет Советов отверг протесты консулов как совершенно необоснованные, знаменующие явное вмешательство во внутренние дела края.

      В марте во Владивостоке стало известно о контрреволюционных интригах белогвардейской организации, именовавшей себя «Временным правительством автономной Сибири». Эта шпионская группа, возглавленная веерами Дербером, Уструговым и др., добивалась превращения Дальнего Востока и Сибири в колонию Соединенных Штатов и готовила себя к роли марионеточного правительства этой американской вотчины.

      Правительство США впоследствии утверждало, будто оно узнало о существовании «сибирского правительства» лишь в конце апреля 1918 г. [49] На самом деле, уже в марте американский адмирал Найт находился в тесном контакте с представителями этой подпольной контрреволюционной организации. [41]

      29 марта Владивостокская городская дума опубликовала провокационное воззвание. В этом воззвании, полном клеветнических нападок на Совет депутатов, дума заявляла о своем бессилии поддерживать порядок в городе. [41] Это был документ, специально рассчитанный на создание повода для высадки иностранного десанта. Атмосфера в городе накалилась: «Владивосток буквально на вулкане», — сообщал за границу одни из агентов «сибирского правительства». [45]

      Японские войска высадились во Владивостоке 5 апреля 1918 г. В этот же день был высажен английский десант. Одновременно с высадкой иностранных войск начал в Манчжурии свое новое наступление на Читу бандит Семенов. Все свидетельствовало о предварительном сговоре, о согласованности действий всех контрреволюционных сил на Дальнем Востоке.

      Поводом для выступления японцев послужило, как известно, убийство японских подданных во Владивостоке. Несмотря на то, что это была явная провокация, руководители американской внешней политики ухватились за нее, чтобы «оправдать» действия японцев и уменьшить «отрицательную моральную реакцию» в России. Лживая японская версия была усилена в Вашингтоне и немедленно передана в Вологду послу Френсису.

      Американский консул во Владивостоке передал по телеграфу в государственный департамент: «Пять вооруженных русских вошли в японскую контору в центре города, потребовали денег. Получив отказ, стреляли в трех японцев, одного убили и других серьез-/44/

      41. FR, v. II, р. 71.
      42. Russian-American Relations, p. 197.
      43. «Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 97.
      44. «Известия» от 7 апреля 1918 г.
      45. «Красный архив», 1928, т. 4 (29). стр. 111.

      но ранили». [46] Лансинг внес в это сообщение свои коррективы, после чего оно выглядело следующим образом: «Пять русских солдат вошли в японскую контору во Владивостоке и потребовали денег. Ввиду отказа убили трех японцев». [47] В редакции Лансинга ответственность за инцидент ложилась на русскую армию. При всей своей незначительности эта деталь очень характерна: она показывает отношение Лансинга к японскому десанту и разоблачает провокационные методы государственного департамента.

      Правительство США не сочло нужным заявить даже формальный протест против японского выступления. Вильсон, выступая на следующий день в Балтиморе, в речи, посвященной внешнеполитическим вопросам, ни единым словом не обмолвился о десанте во Владивостоке. [48]

      Добившись выступления Японии, США пытались продолжать игру в «иную позицию». Военный «корабль США «Бруклин», стоявший во Владивостокском порту, не спустил на берег ни одного вооруженного американского солдата даже после высадки английского отряда. В русской печати американское посольство поспешило опубликовать заявление о том, что Соединенные Штаты непричастны к высадке японского десанта. [49]

      Американские дипломаты прилагали все усилия, чтобы изобразить японское вторжение в советский город как незначительный эпизод, которому не следует придавать серьезного значения. Именно так пытался представить дело американский консул представителям Владивостокского Совета. [50] Посол Френсис устроил специальную пресс-конференцию, на которой старался убедить журналистов в том, что советское правительство и советская пресса придают слишком большое значение этой высадке моряков, которая в действительности лишена всякого политического значения и является простой полицейской предосторожностью. [51]

      Однако американским дипломатам не удалось ввести в заблуждение Советскую власть. 7 апреля В. И. Ленин и И. В. Сталин отправили во Владивосток телеграмму с анализом обстановки и практическими указаниями городскому совету. «Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать, — говорилось в телеграмме. — Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники». [52] Последующие события оправдали прогноз Ленина и Сталина.

      Советская печать правильно оценила роль Соединенных Штатов в развязывании японского выступления. В статье под заголовком: «Наконец разоблачились» «Известия» вскрывали причастность США к японскому вторжению. [53] В обзоре печати, посвященном событиям на Дальнем Востоке, «Известия» приводили откровенное высказывание представителя американского дипломатического корпуса. «Нас, американцев, — заявил он, — сибирские общественные круги обвиняют в том, что мы будто бы связываем руки /45/

      46. FR, v. II, p. 99. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      47. Там же, стр. 100. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      48. Russian-American Relations, p. 190.
      49. «Известия» от 11 апреля 1918 г.
      50. «Известия» от 12 апреля 1918 г.
      51. «Известия» от 13 апреля 1918 г.
      52. «Документы по истории гражданской войны в СССР», т. 1940, стр. 186.
      53. «Известия» от 10 апреля 1918 г.

      большевизма. Дело обстоит, конечно, не так». [54]

      Во Владивостоке при обыске у одного из членов «сибирского правительства» были найдены документы, разоблачавшие контрреволюционный заговор на Дальнем Востоке. В этом заговоре были замешаны иностранные консулы и американский адмирал Найт. [55]

      Советское правительство направило эти компрометирующие документы правительству Соединенных Штатов и предложило немедленно отозвать американского консула во Владивостоке, назначить расследование о причастности американских дипломатических представителей к контрреволюционному заговору, а также выяснить отношение правительства США к советскому правительству и ко всем попыткам официальных американских представителей вмешиваться во внутреннюю жизнь России. [56] В этой ноте нашла выражение твердая решимость советского правительства пресечь все попытки вмешательства во внутреннюю жизнь страны, а также последовательное стремление к мирному урегулированию отношений с иностранными державами. В последнем, однако, американское правительство не было заинтересовано. Соединенные Штаты развязывали военный конфликт. /46/

      54 «Известия» от 27 апреля 1913 г. (Подчеркнуто мной.— А. Г.)
      55. «Известия» от 25 апреля 1918 г.
      56. Russiain-American Relations, p. 197.

      Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • Асташов А.Б. Борьба за людские ресурсы в Первой мировой войне: мобилизация преступников в Русскую армию // Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
      Автор: Военкомуезд
      Александр Борисович
      АСТАШОВ
      д-р ист. наук, профессор
      Российского государственного
      гуманитарного университета
      БОРЬБА ЗА ЛЮДСКИЕ РЕСУРСЫ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ: МОБИЛИЗАЦИЯ ПРЕСТУПНИКОВ В РУССКУЮ АРМИЮ
      Аннотация. Автор рассматривает проблему расширения людских ресурсов в Первой мировой войне — первой тотальной войне XX в. В статье исследуется политика по привлечению в русскую армию бывших осужденных преступников: основные этапы, объемы и различные категории привлеченного контингента, ключевые аргументы о необходимости применяемых приемов и мер, общий успех и причины неудач. Работа основана на впервые привлеченных архивных материалах. Автор приходит к выводу о невысокой эффективности предпринятых усилий по задействованию такого специфического контингента, как уголовники царских тюрем. Причины кроются в сложности условий мировой войны, специфике социально-политической ситуации в России, вынужденном характере решения проблемы массовой мобилизации в период назревания и прохождения революционного кризиса, совпавшего с гибелью русской армии.
      Ключевые слова: тотальная война, людские ресурсы в войне, русская армия, преступники, морально-политическое состояние армии, армейская и трудовая дисциплина на войне, борьба с деструктивными элементами в армии. /217/
      Использование человеческих ресурсов — один из важнейших вопросов истории мировых войн. Первая мировая, являющаяся первым тотальным военным конфликтом, сделала актуальным привлечение к делу обороны всех групп населения, включая те, которые в мирной ситуации считаются «вредными» для общества и изолируются. В условиях всеобщего призыва происходит переосмысление понятий тягот и лишений: добропорядочные граждане рискуют жизнью на фронте, переносят все перипетии фронтового быта, в то время как преступники оказываются избавленными от них. Такая ситуация воспринималась в обществе как несправедливая. Кроме решения проблемы равного объема трудностей для всех групп населения власти столкнулись, с одной стороны, с вопросом эффективного использования «преступного элемента» для дела обороны, с другой стороны — с проблемой нейтрализации негативного его влияния на армию.
      Тема использования бывших осужденных в русской армии мало представлена в отечественной историографии, исключая отдельные эпизоды на региональном материале [1]. В настоящей работе ставится вопрос использования в деле обороны различных видов преступников. В центре внимания — их разряды и характеристики; способы нейтрализации вредного влияния на рядовой состав; проблемы в обществе,
      1. Коняев Р. В. Использование людских ресурсов Омского военного округа в годы Первой мировой войны // Манускрипт. Тамбов, 2018. № 12. Ч. 2. С. 232. Никулин Д. О. Подготовка пополнения для действующей армии периода Первой мировой войны 1914-1918 гг. в запасных частях Омского военного округа. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Новосибирск, 2019. С. 228-229. /219/
      возникавшие в процессе решения этого вопроса; а также эффективность предпринятых мер как в годы войны, так и во время революции 1917 г. Работа написана на архивных материалах фонда Ставки главковерха, военного министерства и Главного штаба, а также на основе анализа информации, содержащейся в переписке различных инстанций, вовлеченных в эту деятельность. Все материалы хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА).
      Проблема пополнения людских ресурсов решалась в зависимости от наличия и правового статуса имевшихся контингентов преступников. В России было несколько групп населения, которые по существовавшим законам не принимали участия в военных действиях. Это военнослужащие, отбывающие наказание по воинским преступлениям; лица, находившиеся под полицейским надзором по месту жительства, причем как административно высланные гражданскими властями в рамках Положения о государственной охране, так и высланные военными властями с театра военных действий согласно Правилам о военном положении; многочисленная группа подследственных или отбывающих наказание за мелкие преступления, не связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. права на военную службу; значительная группа подследственных, а также отбывающих или отбывших наказание за серьезные преступления, связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. и права на военную службу. /220/
      Впервые вопрос о привлечении уголовных элементов к несению службы в русской армии встал еще в годы русско-японской войны, когда на Сахалине пытались создать дружины из ссыльных каторжан. Опыт оказался неудачным. Среди каторжан было много людей старых, слабосильных, с физическими недостатками. Но главное — все они поступали в дружины не по убеждениям, не по желанию сразиться с врагом, а потому, что льготы, данные за службу, быстро сокращали обязательные сроки пребывания на острове, обеспечивали казенный паек и некоторые другие преимущества. В конечном счете пользы такие отряды в военном отношении не принесли и были расформированы, как только исчезла опасность высадки врага [1].
      В годы Первой мировой войны власти привлекали правонарушителей на военную службу в зависимости от исчерпания людских ресурсов и их пользы для дела обороны. В самом начале войны встал вопрос о судьбе находящихся в военно-тюремных учреждениях (военных тюрьмах и дисциплинарных батальонах) лиц, совершивших воинские преступления на военной службе еще до войны [2]. В Главном военно-судебном управлении (ГВСУ) считали, что обитатели военно-тюремных заведений совершили преступление большей частью по легкомыслию, недостаточному усвоению требований воинской дисциплины и порядка, под влиянием опьянения и т. п., и в массе своей не являлись закоренелыми преступниками и глубоко испорченными людьми. В связи с этим предполагалось применить к ним ст. 1429 Военно-судебного устава, согласно которой в районе театра военных действий при исполнении приговоров над военнослужащими применялись правила, позволявшие принимать их на службу, а после войны переводить в разряд штрафованных. Немедленное же приведение нака-
      1. Русско-Японская война. Т. IX. Ч. 2. Военные действия на острове Сахалине и западном побережье Татарского пролива. Работа военно-исторической комиссии по описанию Русско-Японской войны. СПб., 1910. С. 94; Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 2000. On. 1. Д. 1248. Л. 31-32 об. Доклад по мобилизационному отделению Главного управления генерального штаба (ГУГШ), 3 октября 1917 г.
      2. См. п. 1 таблицы категорий преступников. /221/
      зания в исполнение зависело от начальников частей, если они посчитают, что в силу испорченности такие осужденные лица могут оказывать вредное влияние на товарищей. С другой стороны, то же войсковое начальство могло сделать представление вышестоящему начальству о даровании смягчения наказания и даже совершенного помилования «в случае примерной храбрости в сражении, отличного подвига, усердия и примерного исполнения служебных обязанностей во время войны» военнослужащих, в отношении которых исполнение приговора отложено [1].
      23 июля 1914 г. император Николай II утвердил соответствующий доклад Военного министра —теперь заключенные военно-тюремных учреждений (кроме разряда «худших») направлялись в строй [2]. Такой же процедуре подлежали и лица, находящиеся под судом за преступления, совершенные на военной службе [3]. Из военно-тюремных учреждений уже в первые месяцы войны были высланы на фронт фактически все (свыше 4 тыс.) заключенные и подследственные (при списочном составе в 5 125 человек), а сам штат тюремной стражи подлежал расформированию и также направлению
      на военную службу [4]. Формально считалось, что царь просто приостановил дальнейшее исполнение судебных приговоров. Военное начальство с удовлетворением констатировало, что не прошло и месяца, как стали приходить письма, что такие-то бывшие заключенные отличились и награждены георгиевскими крестами [5].
      Летом 1915 г. в связи с большими потерями появилась идея послать в армию осужденных или состоящих под судом из состава гражданских лиц, не лишенных по закону права
      1. РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 326. Л. 1-2. Доклад ГВСУ, 22 июля 1914 г.
      2. РГВИА. Ф. 2126. Оп. 2. Д. 232. Л. 1 об. Правила о порядке постановления и исполнения приговоров над военнослужащими в районе театра военных действий. Прил. 10 к ст. 1429 Военно-судебного устава.
      3. Там же. ГВСУ — штаб войск Петроградского военного округа. См. 2-ю категорию преступников таблицы.
      4. Там же. Л. 3-4 об., 6 об., 10-11, 14-29. Переписка начальства военно-тюремных заведений с ГВСУ, 1914 г.
      5. РГВИА. Ф. 801. Оп. 30. Д. 14. Л. 42, 45 об. Данные ГВСУ по военно-тюремным заведениям, 1914 г. /222/
      защищать родину [1]. Еще ранее о такой возможности ходатайствовали сами уголовники, но эти просьбы были оставлены без ответа. В августе 1915 г. теперь уже Военное министерство и Главный штаб подняли этот вопрос перед начальником штаба Верховного Главнокомандующего (ВГК) генералом М. В. Алексеевым. Военное ведомство предлагало отправить в армию тех, кто пребывал под следствием или под судом, а также осужденных, находившихся уже в тюрьме и ссылке. Алексеев соглашался на такие меры, если будут хорошие отзывы тюремного начальства о лицах, желавших пойти на военную службу, и с условием распределения таких лиц по войсковым частям равномерно, «во избежание скопления в некоторых частях порочных людей» [2].
      Но оставались опасения фронтового командования по поводу претворения в жизнь планируемой меры в связи с понижением морального духа армии после отступления 1915 г. Прежде всего решением призвать «порочных людей» в ряды армии уничтожалось важнейшее условие принципа, по которому защита родины могла быть возложена лишь на достойных, а звание солдата являлось высоким и почетным. Военные опасались прилива в армию порочного элемента, могущего оказать разлагающее влияние на окружение нижних чинов, зачастую не обладающих достаточно устойчивыми воззрениями и нравственным развитием для противостояния вредному влиянию представителей преступного мира [3]. Это представлялось важным, «когда воспитательные меры неосуществимы, а надзор за каждым отдельным бойцом затруднителен». «Допущение в ряды войск лиц, не заслуживающих доверия по своим нравственным качествам и своим дурным примером могущих оказать растлевающее влияние, является вопросом, решение коего требует вообще особой осторожности и в особенности ввиду того, что среди офицеров состава армий имеется достаточный процент малоопыт-
      1. См. п. 5 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 230, 240-242а. Переписка дежурного генерала, начальника штаба ВГК, военного министерства и Главного штаба, 27-30 августа 1915 г., 8, 4 сентября 1915 г.
      3. Там же. Д. 805. Л. 17-18. /223/
      ных прапорщиков», — подчеркивало командование Юго-Западного фронта. Большое количество заявлений от бывших уголовников с просьбой принять их на военную службу не убеждало в своей искренности. Наоборот, такая отправка на фронт рассматривалась просто как шанс выйти на свободу. В армии вообще сомневались, что «питомцы тюрьмы или исправительных арестантских отделений в массе были бы проникнуты чувствами патриотизма», в то время как в такой войне дисциплинированность и стойкость являются основным залогом успешных боевых действий. Вред от таких порочных людей мог быть гораздо большим, нежели ожидаемая польза. По мнению начальника штаба Киевского военного округа, нижние чины из состава бывших заключенных будут пытаться уйти из армии через совершение нового преступления. Если их высылать в запасной батальон с тем, чтобы там держать все время войны, то, в сущности, такая высылка явится им своего рода наградой, т. к. их будут кормить, одевать и не пошлют на войну. Вместе с тем призыв уголовников засорит запасной батальон, и без того уже переполненный [1]. Другие представители фронтового командования настаивали в отказе прихода на фронт грабителей, особенно рецидивистов, профессиональных преступников, двукратно наказанных за кражу, мошенничество или присвоение вверенного имущества. Из этой группы исключались убийцы по неосторожности, а также лица по особому ходатайству тюремных властей.
      В целом фронтовое командование признало практическую потребность такой меры, которая заставляла «поступиться теоретическими соображениями», и в конечном счете согласилось на допущение в армию по особым ходатайствам порочных лиц, за исключением лишенных всех прав состояния [2]. Инициатива военного ведомства получила поддержку в Главном штабе с уточнением, чтобы из допущенных в войска были исключены осужденные за разбой, грабеж, вымогательство, присвоение и растрату чужого имущества, кражу
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 16.
      2. Там же. Л. 2-3. Начальники штаба Юго-Западного и Северного фронтов — дежурному генералу при ВТК, 19, 21 сентября 1915 г. /224/
      и мошенничество, ибо такого рода элемент «развращающе будет действовать на среду нижних чинов и, несомненно, будет способствовать развитию в армии мародерства» [1]. Вопрос этот вскоре был представлен на обсуждение в министерство юстиции и, наконец, императору в январе 1916 г. [2] Подписанное 3 февраля 1916 г. (в порядке статьи 87) положение Совета министров позволяло привлекать на военную службу лиц, состоящих под судом или следствием, а также отбывающих наказание по суду, за исключением тех, кто привлечен к суду за преступные деяния, влекущие за собою лишение всех прав состояния, либо всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, т. е. за наиболее тяжкие преступления [3]. Реально речь шла о предоставлении отсрочки наказания для таких лиц до конца войны. Но это не распространялось на нижние чины, относительно которых последовало бы требование их начальников о немедленном приведении приговоров над ними в исполнение [4]. После указа от 3 февраля 1916 г. увеличилось количество осужденных, просивших перевода на воинскую службу. Обычно такие ходатайства сопровождались типовым желанием «искупить свой проступок своею кровью за Государя и родину». Однако прошения осужденных по более тяжким статьям оставлялись без ответа [5].
      Одновременно подобный вопрос встал и относительно осужденных за воинские преступления на военной службе [6]. Предполагалось их принять на военные окопные, обозные работы, т. к. на них как раз допускались лица, лишенные воинского звания [7].
      Но здесь мнения командующих армиями разделились по вопросу правильного их использования для дела обороны. Одни командармы вообще были против использования таких
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 242-242а; Д. 805. Л. 1.
      2. Там же. Д. 805. Л. 239, 249 об.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 1-2, 16-16 об.
      4. Там же. Л. 2 об.
      5. РГВИА. Ф. 1343. Оп. 2. Д. 247. Л. 189, 191.
      6. См. п. 2 таблицы категорий преступников.
      7. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 490. Выписка и заявления, поданные присяжными заседателями Екатеринбургского окружного суда на январской сессии 1916 г. /225/
      лиц в тылу армии, опасаясь, что военные преступники, особенно осужденные за побеги, членовредительство, мародерство и другие проступки, могли войти в контакт с нижними чинами инженерных организаций, дружин, запасных батальонов, работавших в тылу, оказывая на них не менее вредное влияние, чем если бы это было в войсковом районе. Главнокомандующий армиями Западного фронта также выступал против привлечения на военную службу осужденных приговорами судов к лишению воинского звания в тылу армии, мотивируя это тем же аргументом о «моральном влиянии» [1].
      Были и голоса за привлечение на работы для нужд армии лиц, лишенных по суду воинского звания, мотивированные мнением, что в любом случае они тем самым потратят время на то, чтобы заслужить себе прощение и сделаться выдающимися воинами [2]. В некоторых штабах полагали даже возможным использовать такой труд на самом фронте в тюремных мастерских или в качестве артелей подневольных чернорабочих при погрузке и разгрузке интендантских и других грузов в складах, на железных дорогах и пристанях, а также на полевых, дорожных и окопных работах. В конечном счете было признано необходимым привлечение бывших осужденных на разного рода казенные работы для нужд армии во внутренних губерниях империи, но с определенными оговорками. Так, для полевых работ считали возможным использовать только крупные партии таких бывших осужденных в имениях крупных землевладельцев, поскольку в мелких имениях это могло привести к грабежу крестьянских хозяйств и побегам [3].
      В начале 1916 г. министерство внутренних дел возбудило вопрос о принятии на действительную службу лиц, как состоящих под гласным надзором полиции в порядке положения
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 478-478 об. Дежурный генерал штаба армий Западного фронта, 17.4.1916 — дежурному генералу штаба ВГК.
      2. Там же. Л. 475. Начальник штаба Кавказской армии, 30 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК.
      3. Там же. Л. 474-474 об. Начальник штаба Западного фронта, 29 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК. /226/
      о Государственной охране, так и высланных с театра войны по распоряжению военных властей [1]. Проблема заключалась в том, что и те, и другие не призывались на военную службу до истечения срока надзора. Всего таких лиц насчитывалось 1,8 тыс. человек. Они были водворены в Сибири, в отдаленных губерниях Европейской России или состояли под надзором полиции в Европейской России в избранных ими местах жительства. В МВД считали, что среди поднадзорных, высланных в порядке Государственной охраны, много таких, которые не представляют никакой опасности для стойкости войск. Их можно было принять в армию, за исключением тех поднадзорных, пребывание которых в действующей армии по характеру их виновности могло бы представлять опасность для охранения интересов армии или жизни начальствующих лиц. К категории последних причисляли высланных за шпионаж, тайный перевод нарушителей границы (что близко соприкасалось со шпионажем), ярко проявленное германофильство, а также за принадлежность к военно-революционным, террористическим, анархическим и другим революционным организациям.
      Точное число лиц, высланных под надзор полиции военными властями с театра военных действий, согласно Правилам военного положения, не было известно. Но, по имевшимся сведениям, в Сибирь и отдаленные губернии Европейской России выслали свыше 5 тыс. человек. Эти лица признавались военными властями вредными для нахождения даже в тылу армии, и считалось, что допущение их на фронт зависит главным образом от Ставки. Но в тот момент в армии полагали, что они были высланы с театра войны, когда не состояли еще на военной службе. Призыв их в строй позволил бы обеспечить непосредственное наблюдение военного начальства, что стало бы полезным для их вхождения в военную среду и безвредно для дела, поскольку с принятием на действительную службу их социальное положение резко менялось. К тому же опасность привлечения вредных лиц из числа поднадзорных нейтрализовалась бы предварительным согласованием меж-
      1. См. п. 3 и 4 таблицы категорий преступников. /227/
      ду военными властями и губернаторами при рассмотрении дел конкретных поднадзорных перед их отправкой на фронт [1].
      Пытаясь решить проблему пребывания поднадзорных в армии, власти одновременно хотели, с одной стороны, привлечь в армию желавших искренне воевать, а с другой — устранить опасность намеренного поведения со стороны некоторых лиц в стремлении попасть под такой надзор с целью избежать военной службы. Была еще проблема в техническом принятии решения. При принудительном призыве необходим был закон, что могло замедлить дело. Оставался открытым вопрос, куда их призывать: в отдельные части внутри России или в окопные команды. К тому же, не желая давать запрет на просьбы искренних патриотов, власти все же опасались революционной пропаганды со стороны поднадзорных. По этой причине было решено проводить постепенное снятие надзора с тех категорий поднадзорных, которые могли быть допущены в войска, исключая высланных за шпионаж, участие в военно-революционных организациях и т. п. После снятия такого надзора к ним применялся бы принудительный призыв в армию [2]. В связи с этим министерство внутренних дел дало указание губернаторам и градоначальникам о пересмотре постановлений об отдаче под надзор молодых людей призывного возраста, а также ратников и запасных, чтобы снять надзор с тех, состояние которых на военной службе не может вызывать опасений в их неблагонадежности. Главной целью было не допускать в армию «порочных» лиц [3]. В отношении же подчиненных надзору полиции в порядке Правил военного положения ожидались особые распоряжения со стороны военных властей [4].
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373-374. Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.; РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 4 об. МВД — военному министру, 10 января 1916 г.
      2. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. 1221. Л. 2 об. Министр внутренних дел — военному министру, 10 января 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 226. И. д. начальника мобилизационного отдела ГУГШ — дежурному генералу штаба ВГК, 25 января 1916г.; РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373.Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.
      4. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 22 об., 46-47, 50 об., 370. Переписка МВД, Военного министерства, ГУГШ, март 1916 г. /228/
      Существовала еще одна категория осужденных — без лишения прав, но в то же время освобожденных от призыва (как правило, по состоянию здоровья) [1]. Эти лица также стремились выйти из тюрьмы и требовали направления их на военные работы. В этом случае им давалось право взамен заключения бесплатно исполнять военно-инженерные работы на фронтах с учетом срока службы за время тюремного заключения. Такое разрешение было дано в соизволении императора на доклад от 20 января 1916 г. министра юстиции [2]. Несмотря на небольшое количество таких просьб (сначала около 200 прошений), власти были озабочены как характером работ, на которые предполагалось их посылать, так и возможными последствиями самого нахождения бывших преступников с гражданскими рабочими на этих производствах. Для решения вопроса была организована особая межведомственная комиссия при Главном тюремном управлении в составе представителей военного, морского, внутренних дел и юстиции министерств, которая должна была рассмотреть в принципе вопрос о допущении бывших осужденных на работы в тылу [3]. В комиссии высказывались различные мнения за допущение к военно-инженерным работам лиц, привлеченных к ответственности в административном порядке, даже по обвинению в преступных деяниях политического характера, и вообще за возможно широкое допущение на работы без различия категорий и независимо от прежней судимости. Но в конечном счете возобладали голоса за то, чтобы настороженно относиться к самой личности преступников, желавших поступить на военно-инженерные работы. Предписывалось собирать сведения о прежней судимости таких лиц, принимая во внимание характер их преступлений, поведение во время заключения и в целом их «нравственный облик». В конечном итоге на военно-инженерные работы не допускались следующие категории заключенных: отбывающие наказание за некоторые особенно опасные в государственном смысле преступные деяния и во-
      1. См. п. 6 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 239. Министр юстиции — военному министру, 25 января 1916 г.
      3. Там же. Л. 518. /229/
      обще приговоренные к наказаниям, соединенным с лишением права; отличающиеся дурным поведением во время содержания под стражей, при отбывании наказания; могущие явиться вредным или опасным элементом при производстве работ; рецидивисты; отбывающие наказание за возбуждение вражды между отдельными частями или классами населения, между сословиями или за один из видов преступной пропаганды [1]. Допущенных на фронт бывших заключенных предполагалось переводить сначала в фильтрационные пункты в Петрограде, Киеве и Тифлисе и уже оттуда направлять на
      военно-инженерные работы [2]. Практика выдержки бывших подследственных и подсудимых в отдельных частях перед их направлением на военно-инженерные работы существовала и в морском ведомстве с той разницей, что таких лиц изолировали в одном штрафном экипаже (Гомель), через который в январе 1916 г. прошли 1,8 тыс. матросов [3].
      Поднимался и вопрос характера работ, на которые допускались бывшие преступники. Предполагалось организовать отдельные партии из заключенных, не допуская их смешения с гражданскими специалистами, добавив к уже существующим партиям рабочих арестантов на положении особых команд. Представитель военного ведомства в комиссии настаивал, чтобы поступление рабочих следовало непосредственно и по возможности без всяких проволочек за требованием при общем положении предоставить как можно больше рабочих и как можно скорее. В конечном счете было решено, что бывшие арестанты переходят в ведение структур, ведущих военно-инженерные работы, которые должны сами решить вопросы организации рабочих в команды и оплаты их труда [4].
      Оставалась, правда, проблема, где именно использовать труд бывших осужденных — на фронте или в тылу. На фронте это казалось неудобным из-за необходимости создания штата конвоя (личного состава и так не хватало), возможного
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 519-520.
      2. Там же. Л. 516 об. — 517 об. Министр юстиции — начальнику штаба ВТК, 29 мая 1916 г.
      3. Там же. Л. 522 об.
      4. Там же. Л. 520-522. /230/
      общения «нравственно испорченного элемента» с военнопленными (на работах), а также угрозы упадка дисциплины и низкого успеха работ. К концу же 1916 г. приводились и другие аргументы: на театре военных действий существовали трудности при присоединении такого контингента к занятым на оборонительных работах группам военнопленных, инженерно-строительным дружинам, инородческим партиям, мобилизованным среди местного населения рабочим. Появление бывших арестантов могло подорвать уже сложившийся ритм работ и вообще было невозможно в условиях дробления и разбросанности рабочих партий [1].
      Во всяком случае, в Ставке продолжали настаивать на необходимости привлечения бывших заключенных как бесплатных рабочих, чтобы освободить тем самым от работ солдат. Вредное влияние заключенных хотели нейтрализовать тем, что при приеме на работу учитывался бы характер прежней их судимости, самого преступления и поведения под стражей, что устраняло опасность деморализации армии [2].
      После принципиального решения о приеме в армию бывших осужденных, не лишенных прав, а также поднадзорных и воинских преступников, в конце 1916 г. встал вопрос о привлечении к делу обороны и уголовников, настоящих и уже отбывших наказание, лишенных гражданских прав вследствие совершения тяжких преступлений [3]. В Главном штабе насчитывали в 23 возрастах 360 тыс. человек, способных носить оружие [4]. Однако эти проекты не содержали предложения использования таких резервов на самом фронте, только лишь на тыловых работах. Вновь встал вопрос о месте работы. В октябре 1916 г. военный министр Д. С. Шуваев высказал предложение об использовании таких уголовников в военно-рабочих командах на особо тяжелых работах: по испытанию и
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 556. Переписка штабов Западного фронта и ВГК, 30 августа — 12 декабря 1916 г.
      2. Там же. Л. 556 об. — 556а об. Дежурный генерал ВГК — Главному начальнику снабжений Западного фронта, 19 декабря 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1221. Л. 146. См. п. 7 таблицы категорий преступников.
      4. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 14. Сведения Министерства юстиции. /231/
      применению удушливых газов, в химических командах, по постройке и усовершенствованию передовых окопов и искусственных препятствий под огнем противника, а также на некоторых тяжелых работах на заводах. Однако товарищ министра внутренних дел С. А. Куколь-Яснопольский считал эту меру малоосуществимой. В качестве аргументов он приводил тезисы о том, что для содержания команд из «порочных лиц» потребовалось бы большое количество конвойных — как для поддержания дисциплины и порядка, так и (в особенности) для недопущения побегов. С другой стороны, нахождение подобных команд в сфере огня противника могло сказаться на духе войск в «самом нежелательном направлении». Наконец, представлялось невозможным посылать бывших уголовников на заводы, поскольку потребовались бы чрезвычайные меры охраны [1].
      В конце 1916 — начале 1917 г. в связи с общественно-политическим кризисом в стране обострился вопрос об отправке в армию бывших преступников. Так, в Главном штабе опасались разлагающего влияния лиц, находившихся под жандармским надзором, на войска, а с другой стороны, указывали на их незначительное количество [2]. При этом армию беспокоили и допущенные в нее уголовники, и проникновение политических неблагонадежных, часто являвшихся «авторитетами» для первых. Когда с сентября 1916 г. в запасные полки Омского военного округа стали поступать «целыми сотнями» лица, допущенные в армию по закону от 3 февраля 1916г., среди них оказалось много осужденных, о которых были весьма неблагоприятные отзывы жандармской полиции. По данным командующего Омским военным округом, а также енисейского губернатора, бывшие ссыльные из Нарымского края и других районов Сибири, в т.ч. и видные революционные работники РСДРП и ПСР, вели пропаганду против войны, отстаивали интересы рабочих и крестьян, убеждали сослуживцев не исполнять приказаний начальства в случае привлечения к подавлению беспорядков и т. п. Во-
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 5 об., 14.
      2. Там же. Д. 136. Л. 30. /232/
      енные категорически высказывались против их отправки на фронт, поскольку они «нравственно испортят самую лучшую маршевую роту», и убедительно просили избавить войска от преступного элемента [1]. Но бывшие уголовники, как гражданские, так и военные, все равно продолжали поступать в войска, включая передовую линию. Так, в состав Одоевского пехотного полка за период с 4 ноября по 24 декабря 1916 г. было влито из маршевых рот 884 человека беглых, задержанных на разных этапах, а также 19 находившихся под судом матросов. Люди эти даже среди товарищей получили прозвище «каторжников», что сыграло важную роль в волнениях в этом полку в январе 1917 г. [2]
      В запасные батальоны также часто принимались лица с судимостью или отбытием срока наказания, но без лишения гражданских прав. Их было много, до 5-10 %, среди лиц, поступивших в команды для направления в запасные полки гвардии (в Петрограде). Они были судимы за хулиганство, дурное поведение, кражу хлеба, муки, леса, грабеж и попытки грабежа (в т. ч. в составе шаек), буйство, склонность к буйству и пьянству, оскорбление девушек, нападение на помещиков и приставов, участие в аграрном движении, отпадение от православия, агитационную деятельность, а также за стрельбу в портрет царя. Многие из них, уже будучи зачисленными в запасные батальоны, подлежали пересмотру своего статуса и отсылке из гвардии, что стало выясняться только к концу 1916г., после нахождения в гвардии в течение нескольких месяцев [3].
      Февральская революция привнесла новый опыт в вопросе привлечения бывших уголовников к делу обороны. В дни переворота по указу Временного правительства об амнистии от
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 136. Л. 204 об., 213-213 об., 215 об.; Ф. 2000. Оп. 10. Д. 9. Л. 37, 53-54.
      2. РГВИА. Ф. 801. Оп. 28. Д. 28. Л. 41 об., 43 об.
      3. РГВИА. Ф. 16071. On. 1. Д. 107. Л. 20, 23, 31 об., 32-33 об, 56-58 об., 75 об., 77, 79-79 об., 81 об., 82 об., 100, 103 об., 105 об., 106, 165, 232, 239, 336, 339, 349, 372, 385, 389, 390, 392, 393, 400-401, 404, 406, 423 об., 427, 426, 428, 512, 541-545, 561, 562, 578-579, 578-579, 581, 602-611, 612, 621. Сообщения уездных воинских начальников в управление
      запасных гвардейских частей в Петрограде, август — декабрь 1916 г. /233/
      6 марта 1917 г. были освобождены из тюрем почти все уголовники [1]. Но вскоре, согласно статье 10 Указа Временного правительства от 17 марта 1917 г., все лица, совершившие уголовные преступления, или состоящие под следствием или судом, или отбывающие по суду наказания, включая лишенных прав состояния, получали право условного освобождения и зачисления в ряды армии. Теперь условно амнистированные, как стали называть бывших осужденных, имели право пойти на военную службу добровольно на положении охотников, добровольцев с правом заслужить прощение и избавиться вовсе от наказания. Правда, такое зачисление происходило лишь при условии согласия на это принимающих войсковых частей, а не попавшие в части зачислялись в запасные батальоны [2].
      Амнистия и восстановление в правах всех категорий бывших заключенных породили, однако, ряд проблем. В некоторых тюрьмах начались беспорядки с требованием допуска арестантов в армию. С другой стороны, возникло множество недоразумений о порядке призыва. Одни амнистированные воспользовались указанным в законе требованием явиться на призывной пункт, другие, наоборот, стали уклоняться от явки. В этом случае для них был определен срок явки до 15 мая 1917 г., после чего они вновь представали перед законом. Третьи, особенно из ссыльных в Сибири, требовали перед посылкой в армию двухмесячного отпуска для свидания с родственниками, бесплатного проезда и кормовых. Как бы там ни было, фактически бывшие уголовники отнюдь не стремились в армию, затягивая прохождение службы на фронте [3].
      В самой армии бывшие уголовники продолжали совершать преступления, прикрываясь революционными целями, что сходило им с рук. Этим они возбуждали ропот в солдатской среде, ухудшая мотивацию нахождения на фронте.
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 72 об. ГУГШ — военному министру, 4 июля 1917 г.
      2. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 77-78 об. Разъяснение статьи 10 постановления Временного правительства от 17 марта 1917 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 28-29, 41. Переписка ГУГШ с дежурным генералом ВГК, апрель — июль 1917 г. /234/
      «Особенных прав» требовали для себя бывшие «политические», которые требовали вовсе освобождения от воинской службы. В некоторых частях бывшие амнистированные по политическим делам (а за ними по делам о грабежах, убийствах, подделке документов и пр.), апеллируя к своему добровольному приходу в армию, ходатайствовали о восстановлении их в звании унтер-офицеров и поступлении в школы прапорщиков [1].
      Крайне обеспокоенное наплывом бывших уголовников в армию начальство, согласно приказу по военному ведомству № 433 от 10 июля 1917 г., получило право избавить армию от этих лиц [2]. 12 июля Главковерх генерал А. А. Брусилов обратился с письмом к министру-председателю А. Ф. Керенскому, выступая против «загрязнения армии сомнительным сбродом». По его данным, с самого момента посадки на железной дороге для отправления в армию они «буйствуют и разбойничают, пуская в ход ножи и оружие. В войсках они ведут самую вредную пропаганду большевистского толка». По мнению Главковерха, такие лица могли бы быть назначены на наиболее тяжелые работы по обороне, где показали бы стремление к раскаянию [3]. В приказе по военному ведомству № 465 от 14 июля разъяснялось, что такие лица могут быть приняты в войска лишь в качестве охотников и с согласия на это самих войсковых частей [4].
      В августе 1917 г. этот вопрос был поднят Б. В. Савинковым перед новым Главковерхом Л. Г. Корниловым. Наконец, уже в октябре 1917 г. Главное управление Генштаба подготовило документы с предписанием задержать наводнение армии преступниками, немедленно возвращать из войсковых частей в распоряжение прокурорского надзора лиц, оказавшихся в армии без надлежащих документов, а также установить срок, за который необходимо получить свидетельство
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 25-26; 28-29, 41-42, 75, 136, 142-143.
      2. Там же. Д. 1248. Л. 26, 28.
      3. Там же. Л. 29-29 об.
      4. Там же. Л. 25-25 об.; Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1245. Л. 145. /235/
      «о добром поведении», допускающее право дальнейшего пребывания в армии [1].
      По данным министерства юстиции, на август 1917 г. из 130 тыс. (до постановления от 17 марта) освободилось 100 тыс. заключенных [2]. При этом только некоторые из них сразу явились в армию, однако не всех из них приняли, поэтому эта группа находилась в запасных частях внутренних округов. Наконец, третья группа амнистированных, самая многочисленная, воспользовавшись амнистией, никуда не явилась и находилась вне армии. Эта группа занимала, однако, активную общественную позицию. Так, бывшие каторжане из Смоленска предлагали создать самостоятельные боевые единицы партизанского характера (на турецком фронте), что «правильно и благородно разрешит тюремный вопрос» и будет выгодно для дела войны [3]. Были и другие попытки организовать движение бывших уголовных для дела обороны в стране в целом. Образец такой деятельности представлен в Постановлении Петроградской группы бывших уголовных, поступившем в Главный штаб в сентябре 1917 г. Группа протестовала против обвинений в адрес уголовников в развале армии. Уголовники, «озабоченные судьбами свободы и революции», предлагали выделить всех бывших заключенных в особые отряды. Постановление предусматривало также организацию санитарных отрядов из женщин-уголовниц в качестве сестер милосердия. В постановлении заверялось, что «отряды уголовных не только добросовестно, но и геройски будут исполнять возложенные на них обязанности, так как этому будет способствовать кроме преданности уголовных делу свободы и революции, кроме естественного в них чувства любви к их родине и присущее им чувство гордости и личного самолюбия». Одновременно с обращением в Главный штаб группа обратилась с подобным ходатайством в Военный отдел ЦИК Петроградского Совета. Несмотря на всю эксцентричность данного заявления, 30 сентября 1917 г. для его обсуждения было созвано межведомственное совещание
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 26, 29-29 об., 47-47 об.
      2. Там же. Л. 31.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 18 об. /236/
      с участием представителей от министерств внутренних дел, юстиции, политического и главного военно-судебного управлений военного министерства, в присутствии криминалистов и психиатров. Возможно, причиной внимания к этому вопросу были продолжавшие развиваться в руководстве страны идеи о сформировании безоружных рабочих команд из бывших уголовников. Однако совещание даже не поставило вопроса о создании таковых. Требование же образования собственных вооруженных частей из состава бывших уголовников было категорически отвергнуто, «поскольку такие отряды могли лишь увеличить анархию на местах, не принеся ровно никакой пользы военному делу». Совещание соглашалось только на «вкрапление» условно амнистированных в «здоровые воинские части». Создание частей из бывших уголовников допускалось исключительно при формировании их не на фронте, а во внутренних округах, и только тем, кто получит от своих комитетов свидетельства о «добропорядочном поведении». Что же касалось самой «петроградской группы бывших уголовных», то предлагалось сначала подвергнуть ее членов наказанию за неявку на призывные пункты. Впрочем, до этого дело не дошло, т. к. по адресу петроградской артели уголовных помещалось похоронное бюро [1].
      Опыт по привлечению уголовных элементов в армию в годы Первой мировой войны был чрезвычайно многообразен. В русскую армию последовательно направлялось все большее и большее их количество по мере истощения людских ресурсов. Однако массовости такого контингента не удалось обеспечить. Причина была в нарастании множества препятствий: от необходимости оптимальной организации труда в тылу армии на военно-инженерных работах до нейтрализации «вредного» влияния бывших уголовников на различные группы на театре военных действий — военнослужащих, военнопленных, реквизированных рабочих, гражданского населения. Особенно остро вопрос принятия в армию бывших заключенных встал в конце 1916 — начале 1917 г. в связи с нарастанием революционных настроений в армии. Крими-
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 40; Д. 1247. Л. 69. /237/
      нальные группы могли сыграть в этом роль детонирующего фактора. В революционном 1917 г. военное руководство предприняло попытку создания «армии свободной России», используя в т. ч. и призыв к бывшим уголовникам вступать на военную службу. И здесь не удалось обеспечить массового прихода солдат «новой России» из числа бывших преступников. Являясь, в сущности, актом декриминализации военных и гражданских преступлений, эта попытка натолкнулась на противодействие не только уголовного элемента, но и всей остальной армии, в которой широко распространялись антивоенные и революционные настроения. В целом армия и руководство страны не сумели обеспечить равенства тягот для всего населения в годы войны. /238/
      Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва: Издательский дом «Российское военно-историческое общество» ; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
    • Базанов С.Н. Большевизация 5-й армии Северного фронта накануне Великого Октября // Исторические записки. №109. 1983. С. 262-280.
      Автор: Военкомуезд
      БОЛЬШЕВИЗАЦИЯ 5-Й АРМИИ СЕВЕРНОГО ФРОНТА НАКАНУНЕ ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ

      С. Н. Базанов

      Революционное движение в действующей армии в 1917 г. является одной из важнейших проблем истории Великого Октября Однако далеко не все аспекты этой проблемы получили надлежащее освещение в советской историографии. Так, если Северному фронту в целом и его 12-й армии посвящено значительное количество работ [1], то другие армии фронта (1-я и 5-я) в известной степени оставались в тени. Недостаточное внимание к 1-й армии вполне объяснимо (небольшая численность, переброска на Юго-Западный фронт в связи с подготовкой наступления). Иное дело 5-я армия. Ее солдаты, включенные в состав карательного отряда генерала Н. И. Иванова, отказались сражаться с революционными рабочими и солдатами Петрограда и тем самым внесли свой вклад в победу Февральской буржуазно-демократической революции. В период подготовки наступления на фронте, в котором 5-я армия должна была сыграть активную роль, в ней развернулось массовое антивоенное выступление солдат, охватившее значительную часть армии. Накануне Октября большевики 5-й армии, незадолго до того оформившиеся в самостоятельную организацию, сумели повести за собой значительную часть делегатов армейского съезда, и образованный на нем комитет был единственным в действующей армии, где преобладали большевики, а председателем был их представитель Э. М. Склянский. Большевики 5-й армии сыграли важную роль в разгроме мятежа Керенского — Краснова, воспрепятствовав продвижению контрреволюционных частей на помощь мятежникам. Все это убедительно свидетельствует о том, что процесс большевизации 5-й армии Северного фронта заслуживает специального исследования.

      5-я армия занимала левое крыло Северного фронта, в состав которого она вошла после летней кампании 1915 г. В начале 1917 г. линия фронта 5-й армии проходила южнее Якобштадта, от разграничительной линии с 1-й армией и вдоль Западной Двины до разграничительной линии с Западным фронтом у местечка Видзы. В июле — сентябре правый фланг 5-й армии удлинился в связи с переброской 1-й армии на Юго-Западный фронт. Протяженность линии фронта 5-й армии при этом составила 208 км [2]. Штаб ее был в 15 км от передовых позиций, в Двинске. /262/

      В состав 5-й армии в марте — июне входили 13, 14, 19, 28-й армейские и 1-й кавалерийский корпуса; в июле — сентябре — 1, 19 27, 37-й армейские и 1-й кавалерийский корпуса; в октябре- ноябре — 14, 19, 27, 37, 45-й армейские корпуса [3]. Как видим, только 14-й и 19-й армейские корпуса были «коренными», т.е. постоянно находились в составе 5-й армии за весь исследуемый период. Это обстоятельство создает известные трудности в учении процесса большевизации 5-й армии. Фронт и тыл армии находились в Латгалии, входившей в состав Витебской губернии (ныне часть территории Латвийской ССР). Крупнейшим голодом Латгалии был Двинск, находившийся на правом берегу Западной Двины на пересечении Риго-Орловской и Петроградско-Варшавской железных дорог. Накануне первой мировой войны на-селение его составляло 130 тыс. человек. С приближением к Двинску линии фронта многие промышленные предприятия эвакуировались. Сильно уменьшилось и население. Так, в 1915 г. было эвакуировано до 60 предприятий с 5069 рабочими и их семьями [4]. В городе осталось лишь одно крупное предприятие — вагоноремонтные мастерские Риго-Орловской железной дороги (около 800 рабочих). Кроме того, действовало несколько мелких мастерских и кустарных заведений. К кануну Февральской революции население Двинска состояло преимущественно из полупролетарских и мелкобуржуазных элементов. Вот в этом городе с 1915 г. размещался штаб 5-й армии.

      В тыловом ее районе находился второй по значению город Латгалии — Режица. По составу населения он мало отличался от Двинска. Наиболее организованными и сознательными отрядами пролетариата здесь были железнодорожники. Более мелкими городами являлись Люцин, Краславль и др.

      Что касается сельского населения Латгалии, то оно состояло в основном из беднейших крестьян и батраков при сравнительно небольшой прослойке кулачества и середняков. Большинство земель и лесных угодий находилось в руках помещиков (большей частью немецкого и польского происхождения). В целом крестьянская масса Латгалии была значительно более отсталой, чем в других районах Латвии [5]. Все перечисленные причины обусловили относительно невысокую политическую активность пролетарских и крестьянских масс рассматриваемого района. Солдатские массы 5-й армии явились здесь основной политической силой.

      До войны в Двинске действовала большевистская организация, но в годы войны она была разгромлена полицией. К февралю 1917 г. здесь уцелела только партийная группа в мастерских Риго-Орловской железной дороги [6]. В целом же на Северном Фронте до Февральской революции существовало несколько подпольных большевистских групп, которые вели агитационно-пропагандистскую работу в воинских частях [7]. Их деятельность беспокоила командование. На совещании главнокомандующих фрон-/263/-тами, состоявшемся в Ставке 17—18 декабря 1916 г., главнокомандующий армиями Северного фронта генерал Н. В. Рузский отмечал, что «Рига и Двинск несчастье Северного фронта... Это два распропагандированных гнезда» [8].

      Победа Февральской революции привела к легализации существовавших подполью большевистских групп и появлению новых. В создании партийной организации 5-й армии большую роль сыграла 38 пехотная дивизия, входившая в состав 19-го армейского корпуса. Организатором большевиков дивизии был врач Э. М. Склянский, член партии с 1913 г., служивший в 149-м пехотном Черноморском полку. Большую помощь ему оказывал штабс-капитан А. И. Седякин из 151-го пехотного Пятигорского полка, вскоре вступивший в партию большевиков. В марте 1917 г. Склянский и Седякин стали председателями полковых комитетов. На проходившем 20—22 апреля совещании Совета солдатских депутатов 38-й пехотной дивизии Склянский был избран председателем дивизионного Совета, а Седякин — секретарем [9]. Это сразу же сказалось на работе Совета: по предложению Склянского Советом солдатских депутатов 38-й пехотной дивизии была принята резолюция об отношении к войне, посланная Временному правительству, в которой содержался отказ от поддержки его империалистической политики [10]. Позднее, на состоявшемся 9—12 мая в Двинске II съезде 5-й армии, Склянский образовал большевистскую партийную группу [11].

      В апреле — мае 1917 г. в частях армии, стоявших в Двинске, развернули работу такие большевистские организаторы, как поручик 17-й пехотной дивизии С. Н. Крылов, рядовой железнодорожного батальона Т. В. Матузков. В этот же период активную работу вели большевики и во фронтовых частях. Например, в 143-м пехотном Дорогобужском полку активно работали члены большевистской партии А. Козин, И. Карпухин, Г. Шипов, A. Инюшев, Ф. Буланов, И. Винокуров, Ф. Рыбаков [12]. Большевики выступали на митингах перед солдатами 67-го Тарутинского и 68-го Бородинского пехотных полков и других частей Двинского гарнизона [13].

      Нередко агитационно-массовая работа большевиков принимала форму бесед с группами солдат. Например, 6 мая в Двинске солдатом 731-го пехотного Комаровского полка большевиком И. Лежаниным была проведена беседа о текущих событиях с группой солдат из 17-й пехотной дивизии. Лежанин разъяснял солдатам, что назначение А. Ф. Керенского военным министром вместо А. И. Гучкова не изменит положения в стране и на фронте, что для окончания войны и завоевания настоящей свободы народу нужно свергнуть власть капиталистов, что путь к миру и свободе могут указать только большевики и их вождь — B. И. Ленин [14]. /264/

      Армейские большевики поддерживали связи с военной организацией при Петроградском комитете РСДРП(б), а также побывали в Риге, Ревеле, Гельсингфорсе и Кронштадте. Возвращаясь из этих поездок, они привозили агитационную литературу и рассказывали солдатам о революционных событиях в стране [15]. В солдатские организации в период их возникновения и начальной деятельности в марте — апреле попало много меньшевиков и эсеров. В своих выступлениях большевики разоблачали лживый характер обещаний соглашателей, раскрывали сущность их политики. Все это оказывало несомненное влияние па солдатские массы.

      Росту большевистских сил в армии способствовали маршевые роты, прибывавшие почти еженедельно. Они направлялись в 5-ю армию в основном из трех военных округов — Московского, Петроградского и Казанского. Пункты квартирования запасных полков, где формировались маршевые роты, находились в крупных промышленных центрах — Петрограде, Москве, Казани, Ярославле, Нижнем Новгороде, Орле, Екатеринбурге и др. [16] В некоторых запасных полках имелись большевистские организации, которые оказывали немалое влияние на отправлявшиеся в действующую армию маршевые роты.

      При посредстве военного бюро МК РСДРП (б) весной 1917 г. была создана военная организация большевиков Московского гарнизона. С ее помощью были образованы партийные группы в 55, 56, 184, 193-м и 251-м запасных пехотных полках [17]. В 5-ю армию часто присылались маршевые роты, сформированные в 56-м полку [18]. Прибывавшие пополнения приносили с собой агитационную литературу, оказывали революционизирующее влияние на фронтовиков. Об этом красноречиво говорят многочисленные сводки командования: «Влияние прибывающих пополнений отрицательное...», «...прибывающие пополнения, зараженные в тылу духом большевизма, также являются важным слагаемым в сумме причин, влияющих на резкое понижение боеспособности и духа армии» [19] и т. д.

      И действительно, маршевые роты, сформированные в промышленных центрах страны, являлись важным фактором в большевизации 5-й армии, поскольку отражали классовый состав районов расквартирования запасных полков. При этом следует отметить, что по социальному составу 5-я армия отличалась от некоторых других армий. Здесь было много рабочих из Петрограда, Москвы и даже с Урала [20]. Все это создавало благоприятные условия для возникновения большевистской армейской организации. Тем более что за май — июнь, как показано в исследовании академика И. И. Минца, число большевистских групп и членов партии на Северном фронте возросло более чем в 2 раза [21].

      Тем не менее большевистская организация в 5-й армии в этот период не сложилась. По мнению В. И. Миллера, это можно /265/ объяснить рядом причин. С одной стороны, в Двинске не было как отмечалось, большевистской организации, которая могла бы возглавить процесс объединения большевистских групп в воинских частях; не было достаточного числа опытных большевиков и в армии. С другой стороны, постоянные связи, существовавшие у отдельных большевистских групп с Петроградом, создавали условия, при которых образование армейской партийной организации могло показаться излишним [22]. В марте в Двинске была создана объединенная организация РСДРП, куда большевики вошли вместе с меньшевиками [23]. Хотя большевики поддерживали связь с ЦК РСДРП(б), участие в объединенной организации сковывало их борьбу за солдатские массы, мешало проводить собственную линию в солдатских комитетах.

      Итоги первого этапа партийного строительства в армии подвела Всероссийская конференция фронтовых и тыловых организаций партии большевиков, проходившая в Петрограде с 16 по 23 июня. В ее работе приняли участие и делегаты от 5-й армии На заседании 16 июня с докладом о партийной работе в 5-й армии выступил делегат Серов [24]. Конференция внесла серьезный вклад в разработку военной политики партии и сыграла выдающуюся роль в завоевании партией солдатских масс. В результате ее работы упрочились связи местных военных организаций с ЦК партии. Решения конференции вооружили армейских большевиков общей боевой программой действий. В этих решениях были даны ответы на важнейшие вопросы, волновавшие солдатские массы. После конференции деятельность армейских большевиков еще более активизировалась, выросли авторитет и влияние большевистской партии среди солдат.

      Характеризуя политическую обстановку в армии накануне наступления, можно отметить, что к атому времени крайне обострилась борьба между силами реакции и революции за солдат-фронтовиков. Пробным камнем для определения истинной позиции партий и выборных организаций, как известно, явилось их отношение к вопросам войны и мира вообще, братания и наступления в особенности. В результате размежевания по одну сторону встали оборонческий армиском, придаток контрреволюционного командования, и часть соглашательских комитетов, особенно высших, по другую — в основном низовые комитеты, поддерживавшиеся широкими солдатскими массами.

      Борьба солдатских масс 5-й армии под руководством большевиков против наступления на фронте вылилась в крупные антивоенные выступления. Они начались 18 июня в связи с объявлением приказа о наступлении армий Юго-Западного фронта и достигли наивысшей точки 25 июня, когда в отношении многих воинских частей 5-й армии было произведено «вооруженное воздействие» [25]. Эти массовые репрессивные меры продолжались до 8 июля, т. в. до начала наступления на фронте 5-й армии. Сводки /266/ Ставки и донесения командования за вторую половину июня — начало июля постоянно содержали сообщения об антивоенных выступлениях солдат 5-й армии. В составленном командованием армии «Перечне воинских частей, где производились дознания по делам о неисполнении боевых приказов» названо 55 воинских частей [26]. Однако этот список далеко не полный. В хранящихся в Центральном музее Революции СССР тетрадях со списками солдат- «двинцев» [27], помимо указанных в «Перечне» 55 частей, перечислено еще 40 других [28]. В общей сложности в 5-й армии репрессии обрушились на 95 воинских частей, 64 из которых являлись пехотными, особыми пехотными и стрелковыми полками. Таким образом, больше всего арестов было среди «окопных жителей», которым и предстояло принять непосредственное участие в готовящемся наступлении.

      Если учесть, что в конце июня — начале июля по боевому расписанию в 5-й армии находилось 72 пехотных, особых пехотных и стрелковых полка [29], то получается, что антивоенное движение охватило до 90% этих частей. Особенно значительным репрессиям подверглись те части, где было наиболее сильное влияние большевиков и во главе полковых комитетов стояли большевики или им сочувствующие. Общее число арестованных солдат доходило до 20 тыс. [30], а Чрезвычайной следственной комиссией к суду было привлечено 12 725 солдат и 37 офицеров [31].

      После «наведения порядка» командование 5-й армии 8 июля отдало приказ о наступлении, которое уже через два дня провалилось. Потери составили 12 587 солдат и офицеров [32]. Ответственность за эту кровавую авантюру ложилась не только на контрреволюционное командование, но и на соглашателей, таких, как особоуполномоченный военного министра для 5-й армии меньшевик Ю. П. Мазуренко, комиссар армии меньшевик А. Е. Ходоров, председатель армискома народный социалист А. А. Виленкин. 11 июля собралось экстренное заседание армискома, посвященное обсуждению причин неудачи наступления [33]. 15 июля командующий 5-й армией генерал Ю. Н. Данилов в приказе по войскам объявил, что эти причины заключаются «в отсутствии порыва пехоты как результате злостной пропаганды большевиков и общего длительного разложения армии» [34]. Однако генерал не указал главного: солдаты не желали воевать за чуждые им интересы русской и англо-французской буржуазии.

      Эти события помогли солдатам разобраться в антинародном характере политики Временного правительства и в предательстве меньшевиков и эсеров. Солдаты освобождались от «оборончества», вступали в решительную борьбу с буржуазией под лозунгами большевистской партии, оказывали активную помощь армейским большевикам. Например, при содействии солдат большевики 12-й армии не допустили разгрома своих газет, значительное количество которых доставлялось в 5-ю армию. /267/

      Вот что сообщала Ставка в сводке о настроении войск Северного фронта с 23 по 31 июля: «Большевистские лозунги распространяются проникающей в части в громадном количестве газетой «Окопный набат», заменившей закрытую «Окопную правду»» [35].

      Несмотря на начавшийся в июле разгул реакции, армейские большевики и сочувствующие им солдаты старались осуществлять связь с главным революционным центром страны — Петроградом. Так, в своих воспоминаниях И. М. Гронский, бывший в то время заместителем председателя комитета 70-й пехотной дивизии [36], пишет, что в середине июля по поручению полковых комитетов своей дивизии он и солдат 280-го пехотного Сурского полка Иванов ездили в двухнедельную командировку в Петроград. Там они посетили заводы — Путиловский и Новый Лесснер, где беседовали с рабочими, а также «встретились с Н. И. Подвойским и еще одним товарищем из Бюро военной организации большевиков». Подвойского интересовали, вспоминает И. М. Гронский, прежде всего наши связи с солдатскими массами. Еще он особенно настаивал на организации в армии отпора генеральско-кадетской реакции. Далее И. М. Гронский заключает, что «встреча и беседа с Н. И. Подвойским была на редкость плодотворной. Мы получили не только исчерпывающую информацию, но и весьма ценные советы, как нам надлежит вести себя на фронте, что делать для отражения наступления контрреволюции» [37].

      Работа армейских большевиков в этот период осложнилась тем, что из-за арестов сильно уменьшилось число членов партии, силы их были распылены. Вот тогда, в июле — августе 1917 г., постепенно и начала осуществляться в 5-й армии тактика «левого блока». Некоторые эсеры, например, упомянутый выше Гронский, начали сознавать, что Временное правительство идет по пути реакции и сближается с контрреволюционной генеральской верхушкой. Осознав это, они стали склоняться на сторону большевиков. Большевики охотно контактировали с ними, шли навстречу тем, кто борется против Временного правительства. Большевики понимали, что это поможет им завоевать солдатские массы, значительная часть которых была из крестьян и еще шла за эсерами.

      Складывание «левого блока» прослеживается по многим фактам. Он рождался снизу. Так, Гронский в своих воспоминаниях пишет, что солдаты стихийно тянулись к большевикам, а организовывать их было почти некому. В некоторых полковых комитетах не осталось ни одного члена большевистской партии. «Поэтому я, — пишет далее Гронский, — попросил Петрашкевича и Николюка (офицеры 279-го пехотного Лохвицкого полка, сочувствующие большевикам. — С. Б.) помочь большевикам, солдатам 279-го Лохвицкого полка и других частей в организации партийных групп и снабжении их большевистской литературой. С подобного рода /268/ просьбами я не раз обращался к сочувствующим нам офицерам я других частей (в 277-м пехотном Переяславском полку — к поручику Шлезингеру, в 278-м пехотном Кромском полку — к поручику Рогову и другим). И они, надо сказать, оказали нам существенную помощь. В сентябре и особенно в октябре во всех частях и крупных командах дивизии (70-й пехотной дивизии. — С. Б.) мы уже имели оформившиеся большевистские организаций» [38].

      Агитационно-пропагандистская работа большевиков среди солдатских масс в этот период проводилась путем сочетания легальной и нелегальной деятельности. Так, наряду с нелегальным распространением большевистской литературы в полках 70-й и 120-й пехотных дивизий большевики широко использовали публичные читки газет не только соглашательских, но и правого направления. В них большевики отыскивали и зачитывали солдатам откровенно реакционные по своему характеру высказывания, которые как нельзя лучше разоблачали соглашателей и контрреволюционеров всех мастей. Самое же главное, к этому средству пропаганды нельзя было придраться контрреволюционному командованию [39].

      О скрытой работе большевиков догадывалось командование. Но выявить большевистских агитаторов ему не удавалось, так как солдатская масса не выдавала их. Основная ее часть уже поддерживала политику большевиков. В начале августа в донесении в Ставку комиссар 5-й армии А. Е. Ходоров отмечал: «Запрещение митингов и собраний не дает возможности выявляться массовым эксцессам, но по единичным случаям, имеющим место, чувствуется какая-то агитация, но уловить содержание, планомерность и форму пока не удалось» [40]. В сводке сведений о настроении на Северном фронте за время с 10 по 19 августа сообщалось, что «и в 5-й и в 12-й армиях по-прежнему отмечается деятельность большевиков, которая, однако, стала носить характер скрытой подпольной работы» [41]. А в своем отчете в Ставку за период с 16 по 20 августа тот же Ходоров отмечал заметную активизацию солдатской массы и дальнейшее обострение классовой борьбы в армии [42]. Активизация солдатских масс выражалась в требованиях отмены смертной казни на фронте, демократизации армии, освобождения из-под ареста солдат, прекращения преследования выборных солдатских организаций. 16 августа состоялся митинг солдат 3-го батальона 479-го пехотного Кадниковского полка, на котором была принята резолюция с требованием освободить арестованных командованием руководителей полковой организации большевиков. Участники митинга высказались против Временного правительства. Аналогичную резолюцию вынесло объединенное заседание ротных комитетов 3-го батальона 719-го пехотного Лысогорского полка, состоявшееся 24 августа [43]. /269/

      Полевение комитетов сильно встревожило соглашательский армиском 5-й армии. На состоявшихся 17 августа корпусных и дивизионных совещаниях отмечалось, что «сильной помехой в деле закрепления положения комитетов является неустойчивость некоторых из них — преимущественно низших (ротных и полковых), подрывающая частой сменой состава самую возможность плодотворной работы» [44].

      В целом же, характеризуя период июля — августа, можно сказать, что, несмотря на репрессивные меры, большевики 5-й армии не прекратили своей деятельности. Они неустанно мобилизовывали и сплачивали массы на борьбу за победу пролетарской революции. Таково было положение в 5-й армии к моменту начала корниловского мятежа.

      Весть о генеральской авантюре всколыхнула солдатские массы. Соглашательский армиском 5-й армии выпустил обращение к солдатам с призывом сохранять спокойствие, особо подчеркнул, что он не выделяет части для подавления корниловщины, так как «этим должно заниматься Временное правительство, а фронт должен отражать наступление немцев» [45]. Отпор мятежу могли дать только солдатские массы под руководством большевиков. Ими было сформировано несколько сводных отрядов, установивших контроль над железнодорожными станциями, а также создан военно-революционный комитет. Как сообщалось в донесении комиссара Ходорова Временному правительству, в связи с выступлением генерала Корнилова за период со 2 по 4 сентября солдаты арестовали 18 офицеров, зарекомендовавших себя отъявленными контрреволюционерами. Аресты имели место в 17-й и и 38-й артиллерийских бригадах, в частях 19-го армейского корпуса, в 717-м пехотном Сандомирском полку, 47-м отдельном тяжелом дивизионе и других частях [46]. Солдатские комитеты действовали и другими методами. В сводках сведений о настроении в армии, переданных в Ставку с 28 августа по 12 сентября, зарегистрировано 20 случаев вынесения низовыми солдатскими комитетами резолюций о смещении, недоверии и контроле над деятельностью командиров [47]. Комиссар 5-й армии Ходоров сообщал Временному правительству: «Корниловская авантюра уже как свое последствие создала повышенное настроение солдатских масс, и в первую очередь это сказалось в подозрительном отношении к командному составу» [48].

      Таким образом, в корниловские дни солдатские массы 5-й армии доказали свою преданность революции, единодушно выступили против мятежников, добились в большинстве случаев их изоляции, смещения с командных постов и ареста. Разгром корниловщины в значительной мере способствовал изживанию последних соглашательских иллюзий. Наступил новый этап большевизации солдатских масс. /270/

      После разгрома генеральского заговора значительная часть низовых солдатских комитетов выступила с резолюциями, в которых настаивала на разгоне контрреволюционного Союза офицеров, чистке командного состава, отмене смертной казни, разрешений политической борьбы в армии [49]. Однако требования солдатских масс шли гораздо дальше этой достаточно умеренной программы. Солдаты требовали заключения мира, безвозмездной передачи земли крестьянам и национализации ее, а наиболее сознательные — передачи всей власти Советам [50]. На такую позицию эсеро-меньшевистское руководство комитетов стать не могло. Это приводило к тому, что солдаты переизбирали комитеты, заменяя соглашателей большевиками и представителями «левого блока».

      После корниловщины (в сентябре — октябре) революционное движение солдатских масс поднялось на новую, более высокую ступень. Солдаты начали выходить из повиновения командованию: не исполнять приказы, переизбирать командиров, вести активную борьбу за мир, брататься с противником. Партии меньшевиков и эсеров быстро утрачивали свое влияние.

      Авторитет же большевиков после корниловских дней резко возрос. Об этом красноречиво свидетельствуют сводки комиссаров и командования о настроении в частях 5-й армии. В сводке помощника комиссара 5-й армии В. С. Долгополова от 15 сентября сообщалось, что «большевистские течения крепнут» [51]. В недельной сводке командования от 17 сентября сообщалось, что «в 187-й дивизии 5-й армии отмечалось значительное влияние большевистской пропаганды» [52]. В сводке командования от 20 сентября говорилось, что «большевистская пропаганда наблюдается в 5-й армии, особенно в частях 120 дивизии» [53]. 21 сентября Долгополов писал, что большевистская агитация усиливается [54]. То же самое сообщалось и в сводках командования от 25 и 29 сентября [55]. 2 октября командующий 5-й армией В. Г. Болдырев докладывал военному министру: «Во всей армии чрезвычайно возросло влияние большевизма» [56].

      ЦК РСДРП(б) уделял большое внимание партийной работе в действующей армии, заслушивал на своих заседаниях сообщения о положении на отдельных фронтах. С такими сообщениями, в частности, трижды (10, 16 и 21 октября) выступал Я. М. Свердлов, докладывавший об обстановке на Северном и Западном фронтах [57]. ЦК оказывал постоянную помощь большевистским организациям в действующей армии, число которых на Северном фронте к этому времени значительно возросло. К концу октября 1917 г. ЦК РСДРП (б) был непосредственно связан, по подсчетам П. А. Голуба, с большевистскими организациями и группами более 80 воинских частей действующей армии [58]. В адресной книге ЦК РСДРП (б) значатся 11 воинских частей 5-й армии, имевших с ним переписку, среди которых отмечен и 149-й пехотный Чер-/271/-номорский полк. От его большевистской группы переписку вел Э. М. Склянский [59].

      Солдаты 5-й армии ноодпокритно посылали свои депутации в Петроградский и Московский Советы. Так, 27 сентября комитетом 479-го пехотного Кадниковского полка был делегирован в Моссовет член комитета В. Фролов. Ему поручили передать благодарность Моссовету за горячее участие в дело освобождения из Бутырской тюрьмы двинцев, особенно однополчан — большевиков П. Ф. Федотова, М. Е. Летунова, Политова и др. [60] 17 октября Московский Совет посетила делегация комитета 37-го армейского корпуса [61]. Посылка солдатских делегаций в революционные центры способствовала росту и укреплению большевистских организаций в армии.

      Руководители армейских большевиков посылали членов партии в ЦК для получения инструкций и агитационной литературы. С таким поручением от большевиков 14-го армейского корпуса 17 октября отправился в Петроград член корпусного комитета Г. М. Чертов [62]. ЦК партии, в свою очередь, посылал к армейским большевикам видных партийных деятелей для инструктирования и укрепления связей с центром. В середине сентября большевиков 5-й армии посетил В. Н. Залежский [63], а в середине октября — делегация петроградских партийных работников, возглавляемая Б. П. Позерном [64].

      О тактике большевистской работы в армии пишет в своих воспоминаниях служивший в то время вольноопределяющимся в одной из частей 5-й армии большевик Г. Я. Мерэн: «Основные силы наличных в армии большевиков были направлены на низовые солдатские массы. Отдельные большевики в войсковых частях создали группы большевистски настроенных солдат, распространяли свое влияние на низовые войсковые комитеты, устанавливали связь между собой, а также с ЦК и в первую очередь с военной организацией» [65]. Этим в значительной мере и объясняется тот факт, что большевизация комитетов начиналась снизу.

      Этот процесс отражен в ряде воспоминаний участников революционных событий в 5-й армии. И. М. Гронский пишет, что «во всех частях и командах дивизии (70-й пехотной.— С. Б.) эсеры и особенно меньшевики потерпели поражение. Количество избранных в комитеты сторонников этих двух партий сократилось. Перевыборы принесли победу большевикам» [66]. Н. А. Брыкин сообщает, что во второй половине сентября солдаты 16-го Особого пехотного полка под руководством выпущенных по их настоянию из двинской тюрьмы большевиков «взялись за перевыборы полкового комитета, комиссара, ротных судов и всякого рода комиссий. Ушков (большевик. — С. Б.) был избран комиссаром полка, Студии (большевик.— С. Б.) — председателем полкового комитета, меня избрали председателем полковой организации большевиков» [67]. /272/

      Процесс большевизации отчетливо прослеживается и по сводкам сведений, отправлявшихся из армии в штаб фронта. В сводке за период от 30 сентября по 6 октября отмечалось: «От полковых и высших комитетов все чаще и чаще поступают заявления, что они утрачивают доверие масс и бессильны что-либо сделать...». А за 5—12 октября сообщалось, что «в настоящее время происходят перевыборы комитетов; результаты еще неизвестны, но процентное отношение большевиков растет». Следующая сводка (за 20—27 октября) подтвердила это предположение: «Перевыборы комитетов дали перевес большевикам» [68].

      Одновременно с завоеванием солдатских организаций большевики развернули работу по созданию своей организации в масштабе всей армии. Существовавшая в Двинске организация РСДРП была, как уже отмечалось, объединенной. В имевшуюся при ней военную секцию входило, по данным на август 1917 г., 275 человек [69]. На состоявшемся 22 сентября в Двинске собрании этой организации произошло размежевание большевиков и меньшевиков 5-й армии [70].

      Вслед за тем был избран Двинский комитет РСДРП (б). Порвав с меньшевиками и создав свою организацию, большевики Двинска подготовили благоприятные условия для создания большевистской организации 5-й армии. Пока же при городском комитете РСДРП (б) образовался армейский большевистский центр. Разрозненные до этого отдельные организации и группы обрели наконец единство. Руководство партийной работой возглавили энергичные вожаки армейских большевиков: Э. М. Склянский, А. И. Седякин, И. М. Кригер, Н. Д. Собакин и др. [71]

      Созданию армейской организации большевиков способствовало также то, что вскоре оформился ряд самостоятельных большевистских организаций в тыловых частях 5-й армии, расположенных в крупных населенных пунктах, в частности в Дагде, Режице, Краславле [72]. Двинский комитет РСДРП(б) совместно с временным армейским большевистским центром стал готовиться к армейской партийной конференции.

      Перед этим состоялись конференции соглашательских партий (22—24 сентября у эсеров и 3—4 октября у меньшевиков), все еще пытавшихся повести за собой солдат. Однако важнейший вопрос — о мире — на этих конференциях либо вовсе игнорировался (у эсеров) [73], либо решался отрицательно (у меньшевиков) [74]. Это усиливало тяготение солдат в сторону большевиков.

      Новым шагом в укреплении позиций большевиков 5-й армии накануне Великого Октября явилось их оформление в единую организацию. Инициаторами созыва I конференции большевистских организаций 5-й армии (Двинск, 8—9 октября) были Э. М. Склянский, А. И. Седякин, И. М. Кригер [75]. На конференцию прибыли 34 делегата с правом решающего голоса и 25— с правом совещательного, представлявшие около 2 тыс. членов /273/ партии от трех корпусов армии. (Военные организации остальные двух корпусов не прислали своих представителей, так как до них не дошли телеграфные сообщения о конференции [76]) Прибыли представители от большевистских организаций гарнизонов Витебска, Двинска, Дагды, Краславля, Люцина и др. [77].

      Сообщения делегатов конференции показали, что подавляющее большинство солдат доверяет партии большевиков, требует перехода власти в руки Советов и заключения демократического мира. В резолюции, принятой после докладов с мест, конференция призвала армейских большевиков «с еще большей энергией основывать организации в частях и развивать существующие», а в резолюции о текущем моменте провозглашалось, что «спасение революции, спасение республики только в переходе власти к Советам рабочих, солдатских, крестьянских и батрацких депутатов» [78].

      Конференция избрала Бюро военной организации большевиков 5-й армии из 11 человек (во главе с Э. М. Склянским) и выдвинула 9 кандидатов в Учредительное собрание. Четверо из них были непосредственно из 5-й армии (Склянский, Седякин, Собакин, Андреев), а остальные из списков ЦК РСДРП (б) [79]. Бюро военной организации большевиков 5-й армии, послав в секретариат ЦК партии отчет о конференции, просило прислать литературу, посвященную выборам в Учредительное собрание, на что был получен положительный ответ [80].

      Бюро начало свою работу в тесном контакте с Двинским комитетом РСДРП(б), установило связь с военной организацией большевиков 12-й армии, а также с организациями большевиков Режицы и Витебска.

      После исторического решения ЦК РСДРП (б) от 10 октября о вооруженном восстании большевики Северного фронта мобилизовали все свои силы на выполнение ленинского плана взятия власти пролетариатом. 15—16 октября в Вендене состоялась учредительная конференция военных большевистских организаций всего Северного фронта. На нее собрались представители от организаций Балтийского флота, дислоцировавшегося в Финляндии, 42-го отдельного армейского корпуса, 1, 5, 12-й армий [81]. Конференция заслушала доклады с мест, обсудила текущий момент, вопрос о выборах в Учредительное собрание. Она прошла под знаком единства и сплочения большевиков Северного фронта вокруг ЦК партии, полностью поддержала его курс на вооруженное восстание.

      Объединение работающих на фронте большевиков в армейские и фронтовые организации позволяло ЦК РСДРП(б) усилить руководство большевистскими организациями действующей армии, направить их деятельность на решение общепартийных задач, связанных с подготовкой и проведением социалистической революции. Важнейшей задачей большевиков 5-й армии на дан-/274/-ном этапе были перевыборы соглашательского армискома. Многие части армии выдвигали подобные требования на своих собраниях, что видно из сводок командовании и периодической печати того времени [82]. И октябре оказались переизбранными большинство ротных и полковых комитетом и часть комитетом высшего звена. К октябрю большевики повели за собой значительную долю полковых, дивизионных и даже корпусных комитетов 5-й армии.

      Все это требовало созыва армейского съезда, где предстояло переизбрать армиском. Военная организация большевиков 5-й армии мобилизовала партийные силы на местах, развернула борьбу за избрание на съезд своих представителей.

      III съезд начал свою работу 16 октября в Двинске. 5-ю армию представляли 392 делегата [83]. Первым выступил командующий 5-й армией генерал В. Г. Болдырев. Он говорил о «невозможности немедленного мира» и «преступности братанья» [84]. Затем съезд избрал президиум, включавший по три представителя от больших и по одному от малых фракций: Э. М. Склянский, А. И. Седикин, К. С. Рожкевич (большевики), В. Л. Колеров, И. Ф. Модницей, Качарский (эсеры) [85], Харитонов (меньшевик-интернационалист), Ю. П. Мазуренко (меньшевик-оборонец) и А. А. Виленкин (народный социалист). Председателем съезда делегаты избрали руководителя большевистской организации 5-й армии Э. М. Склянского. Но меньшевистско-эсеровская часть съезда потребовала переголосования путем выхода в разные двери: в левую — те, кто голосует за Склянского, в правую — за эсера Колерова. Однако переголосование все равно дало перевес кандидатуре Склянского. За него голосовали 199 делегатов, а за Колерова — 193 делегата [86].

      На съезде большевики разоблачали соглашателей, подробно излагали линию партии но вопросам земли и мира. Используя колебании меньшевиков-интернационалистов, левых эсеров, максималистов, большевики успешно проводили свою линию, что отразилось в принятых съездом резолюциях. Так, в первый день работы но предложению большевиков съезд принял резолюцию о работе армискома. Прежнее руководство было охарактеризовано как недемократичное и оторванное от масс [87]. 17 октября съезд принял резолюцию о передаче всей земли, вод, лесов и сельскохозяйственного инвентаря в полное распоряжение земельных комитетов [88]. Съезд указал (19 октября) на сложность политического и экономического положения в стране и подчеркнул, что выход из него — созыв II Всероссийского съезда Советов [89]. Правые эсеры и меньшевики-оборонцы пытались снять вопрос о передаче власти в руки Советов. Против этих попыток решительно выступили большевики, которых поддержала часть левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов. Склянский в своей речи дал ответ соглашателям: «Мы не должны ждать Учредительного собрания, которое уже откладывалось не без согласия оборонцев, ко-/275/-торые возражают и против съезда Советов. Главнейшая задача нашего съезда — это избрать делегатов на съезд Советов, который созывается не для срыва Учредительного собрания, а для обеспечении его созыва, и от съезда Советов мы обязаны потребовать проведении тех мер, которые семь месяцев ждет вся революционная армии» [90].

      Таким образом, по аграрному вопросу и текущему моменту были приняты в основном большевистские резолюции. Остальные разрабатывались также в большевистском духе (о мире, об отношении к командному составу и др.). Этому способствовало практическое осуществление большевиками 5-й армии, с июля — августа 1917 г., тактики «левого блока». Они сумели привлечь на свою сторону левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов, что сказалось на работе съезда.

      Немаловажную роль в поднятии авторитета большевиков на съезде сыграло присутствие на нем группы видных петроградских партийных работников во главе с Б. П. По зерном [91], посланной ЦК РСДРП (б) на Северный фронт с целью инструктирования, агитации и связи [92]. Петроградские большевики информировали своих товарищей из 5-й армии о решениях ЦК партии, о задачах, которые должны выполнить армейские большевики в общем плане восстания. Посланцы столицы выступили на съезде с приветствием от Петроградского Совета [93].

      Завершая свою работу (20 октября), съезд избрал новый состав армискома во главе с Э. М. Склянским, его заместителем стал А. И. Седякин. В армиском вошло 28 большевиков, в том числе Н. Д. Собакин, И. М. Кригер, С. В. Шапурин, Г. Я. Мерэн, Ашмарин, а также 7 меньшевиков-интернационалистов, 23 эсера и 2 меньшевика-оборонца [94]. Это был первый во фронтовых частях армейский комитет с такой многочисленной фракцией большевиков.

      Победа большевиков на III армейском съезде ускорила переход на большевистские позиции крупных выборных организаций 5-й армии и ее тылового района. 20—22 октября в Двинске состоялось собрание солдат-латышей 5-й армии, избравшее свое бюро в составе 6 большевиков и 1 меньшевика-интернационалиста [95]. 22 октября на заседании Режицкого Совета был избран новый состав Исполнительного комитета. В него вошли 10 большевиков и 5 представителей партий эсеров и меньшевиков. Председателем Совета был избран солдат 3-го железнодорожного батальона большевик П. Н. Солонко [96]. Незначительное преимущество у соглашателей оставалось пока в Двинском и Люцинском Советах [97].

      Большевики 5-й армии смогли добиться крупных успехов благодаря тому, что создали в частях и соединениях разветвленную сеть партийных групп, организовали их в масштабе армии, провели огромную агитационно-пропагандистскую работу среди /276/ солдат. Свою роль сыграли печать, маршевые роты, рабочие делегации на фронт, а также делегации, посылаемые солдатами в Петроград, Москву, Ригу и другие революционные центры.

      Рост большевистского влияния на фронте способствовал усилению большевизации солдатских комитетов, которая выразилась в изгнании из них соглашателей, выдвижении требований заключения мира, разрешения аграрного вопроса, полной демократизации армии и передачи власти Советам. Переизбранные комитеты становились фактической властью в пределах своей части, и ни одно распоряжение командного состава не выполнялось без их санкции. С каждым днем Временное правительство и командование все больше теряли возможность не только политического, но и оперативного управления войсками.

      В. И. Ленин писал, что к октябрю — ноябрю 1917 г. армия была наполовину большевистской. «Следовательно, в армии большевики тоже имели уже к ноябрю 1917 года политический «ударный кулак», который обеспечивал им подавляющий перевес сил в решающем пункте в решающий момент. Ни о каком сопротивлении со стороны армии против Октябрьской революции пролетариата, против завоевания политической власти пролетариатом, не могло быть и речи...» [98].

      Успех большевиков на III армейском съезде подготовил переход большинства солдат 5-й армии Северного фронта на сторону революции. В последний день работы съезда (20 октября) начальник штаба фронта генерал С. Г. Лукирский доложил по прямому проводу в Ставку генералу Н. Н. Духонину: «1-я и 5-я армии заявили, что они пойдут не за Временным правительством, а за Петроградским Советом» [99]. Такова была политическая обстановка в 5-й армии накануне Великого Октября.

      На основании вышеизложенного большевизацию солдатских масс 5-й армии Северного фронта можно условно разделить на три основных периода: 1) образование в армии большевистских групп, сплочение вокруг них наиболее сознательных солдат (март — июнь); 2) полевение солдатских масс после июльских событий и начало складывания «левого блока» в 5-й армии (июль — август); 3) новая ступень полевения солдатских масс после корниловщины, образование самостоятельной большевистской организации, практическое осуществление политики «левого блока», в частности в ходе III армейского съезда, переход большинства солдат на сторону революции (сентябрь — октябрь). Процесс большевизации солдатских масс 5-й армии окончательно завершился вскоре после победы Великого Октября в ходе установления власти Советов.

      1. Капустин М. И. Солдаты Северного фронта в борьбе за власть Советов. М., 1957; Шурыгин Ф. А. Революционное движение солдатских масс Северного фронта в 1917 году. М., 1958; Рипа Е. И. Военно-революционные комитеты района XII армии в 1917 г. на не-/237/-оккупированной территории Латвии. Рига, 1969; Смольников А. С. Большевизация XII армии Северного фронта в 1917 году. М., 1979.
      2. ЦГВИА, ф. 2031 (Штаб главнокомандующего армиями Северного фронта), оп. 1, д. 539.
      3. Там же, д. 212, л. 631—631 об.; д. 214, л. 316—322; ф. 2122 (Штаб 5-й армии), оп. 1, д. 561, л. 211—213, 271—276; д. 652, л. 102—105 об.
      4. Очерки экономической истории Латвии (1900—1917). Рига, 1968, с. 290.
      5. Яковенко А. М. V армия в период мирного развития революции (март — июнь 1917 г.).— Изв. АН ЛатвССР, 1978, № 2, с. 104—105.
      6. Денисенко В. С. Солдаты пятой.— В кн.: Октябрь на фронте: Воспоминания. М., 1967, с. 93; Миллер В. И. Солдатские комитеты русской армии в 1917 г.: (Возникновение и начальный период деятельности). М., 1974, с. 192.
      7. Шелюбский А. П. Большевистская пропаганда и революционное движение на Северном фронте накануне 1917 г.— Вопр. ист., 1947, № 2, с. 73.
      8. Разложение армии в 1917 г.: Сб. док. М.; Л., 1925, с. 7.
      9. Миллер В. И. Указ. соч., с. 194—195.
      10. Революционное движение в России в апреле 1917 г. Апрельский кризис: Документы и материалы. М., 1958, с. 785—786.
      11. Денисенко В. С. Указ. соч., с. 96— 97.
      12. Там же, с. 95.
      13. Якупов Н. М. Партия большевиков в борьбе за армию в период двоевластия. Киев, 1972, с. 116.
      14. Громова 3. М. Борьба большевиков за солдатские массы на Северном фронте в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции. Рига, 1955, с. 129.
      15. Якупов Н. М. Указ. соч., с. 116.
      16. ЦГВИА, ф. 2003 (Ставка / Штаб верховного главнокомандующего /), оп. 2, д. 468, 498, 510; ф. 2015 (Управление военного комиссара Временного правительства при верховном главнокомандующем), оп. 1, д. 54; ф. 2031, оп. 1, д. 1550; оп. 2, д. 295, 306.
      17. Андреев А. М. Солдатские массы гарнизонов русской армии в Октябрьской революции. М., 1975 с. 59—60; Вооруженные силы Безликого Октября. М., 1977, с. 127-128.
      18. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 2, д. 295 л. 98—98 об., 112, 151—151 об.
      19. Там же, оп. 1, д. 1550, л. 24 об. 63.
      20. Якупов Н. М. Указ. соч., с. 45.
      21. Минц И. И. История Великого Октября: В 3-х т. 2-е изд. М., 1978 т. 2, с. 400.
      22. Миллер В. И. Указ. соч., с. 195—196.
      23. К маю 1917 г. объединенная организация РСДРП в Двинске насчитывала 315 членов. Возглавлял ее меньшевик М. И. Кром. См.: Всероссийская конференция меньшевистских и объединенных организаций РСДРП 6—12 мая 1917 г. в Петрограде. Пг., 1917, с. 30.
      24. Борьба партии большевиков за армию в социалистической революции: Сб. док. М., 1977, с. 179.
      25. Более подробно об этом см.: Громова 3. М. Провал июньского наступления и июльские дни на Северном фронте. — Изв. АН ЛатвССР, 1955, № 4; Журавлев Г. И. Борьба солдатских масс против летнего наступления на фронте (июнь —июль 1917 г.). — Исторические записки, М., 1957, т. 61.
      26. ЦГВИА, ф. 366 (Военный кабинет министра-председателя и политическое управление Военного министерства), оп. 2, д. 17, л. 217. Этот «Перечень» с неточностями и пропусками опубликован в кн.: Двинцы: Сборник воспоминаний участников Октябрьских боев в Москве и документы. М., 1957, с. 158—159.
      27. «Двинцы» — революционные солдаты 5-й армии, арестованные за антивоенные выступления в июне — июле 1917 г. Содержались в двинской тюрьме, а затем в количестве 869 человек — в Бутырской, в Москве. 22 сентября по требованию МК РСДРП (б) и Моссовета освобождены. Из них был создан отряд, принявший участие в Октябрьском вооруженном восстании в Москве. /278/
      28. Центральный музей Революции СССР. ГИК, Вс. 5047/15 аб., Д 112-2 р.
      29. ЦГВПА, ф. 2031, оп. 1, д. 212, л. 631—631 об.
      30. Такую цифру называет П. Ф. Федотов, бывший в то время одним из руководителей большевиков 479-го пехотного Кадниковского полка. См.: Двинцы, с. 19.
      31. Революционное движение в русской армии. 27 февраля — 24 октября 1917 г.: Сб. док. М., 1968, с. 376—377.
      32. ЦГВИА, ф. 2122, оп. 1, д. 680, л. 282.
      33. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии (Двинск), 1917, 15 июля.
      34. ЦГВИА, ф. 2122, оп. 2, д. 13, ч. II, л. 313—313 об.
      35. Революционное движение в России в июле 1917 г. Июльский кризис: Документы и материалы. М., 1959, с. 436—437.
      36. И. М. Гронский в то время был эсером-максималистом, но в июльские дни поддерживал партию большевиков, а впоследствии вступил в нее. По его воспоминаниям можно проследить, как в 5-й армии складывался «левый блок».
      37. Гронский И. М. 1917 год. Записки солдата.— Новый мир, 1977, № 10, С. 193—195. О подобных же поездках в Петроград, Кронштадт, Гельсингфорс, Ревель и другие пролетарские центры сообщает в своих воспоминаниях бывший тогда председателем комитета 143-го пехотного Дорогобужского полка (36-я пехотная дивизия) В. С. Денисенко (Указ. соч., с. 94—95). Однако следует отметить, что такие поездки осуществлялись с большим трудом и не носили регулярного характера (см.: Гронский И. М. Указ. соч., с. 199).
      38. Гронский И. М. Указ. соч., с. 199.
      39. Об этом пишет И. М. Гронский (Указ. соч., с. 196—197), а также доносит комиссар 5-й армии А. Е. Ходоров в Управление военного комиссара Временного правительства при верховном главнокомандующем. См.: ЦГВИА, ф. 2015, оп. 1, д. 54, л. 124.
      40. ЦГВИА, ф. 366, оп. 1, д. 227, л. 59.
      41. ЦГВИА, ф. 2015, оп. 1, д. 57, л. 91.
      42. ЦГВИА, ф. 366, оп. 1, д. 227, л. 63—64.
      43. Великая Октябрьская социалистическая революция: Хроника событий: В 4-х т. М., 1960, т. 3. 26 июля — 11 сентября 1917 г., с. 211; Революционное движение в России в августе 1917 г. Разгром корниловского мятежа: Документы и материалы. М., 1959, с. 283—284.
      44. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 23 авг.
      45. Там же, 1917, 31 авг.
      46. Минц И. И. Указ. соч., т. 2, с. 650.
      47. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 41—46 об. (Подсчет автора).
      48. ЦГАОР СССР, ф. 1235 (ВЦИК), оп. 36, д. 180, л. 107.
      49. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 61—61 об.
      50. Рабочий путь, 1917, 30 сент.
      51. О положении армии накануне Октября (Донесения комиссаров Временного правительства и командиров воинских частей действующей армии).— Исторический архив, 1957, № 6, с. 37.
      52. Великая Октябрьская социалистическая революция: Хроника событий: В 4-х т. М., 1961, т. 4. 12 сент.— 25 окт. 1917 г. с. 78.
      53. ЦГВИА, ф. 2003, оп. 4, д. 31, л. 24 об.
      54. Армия в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции.— Красный архив, 1937, т. 84, с. 168—169.
      55. Исторический архив, 1957, № 6, с. 37, 44.
      56. Муратов X. И. Революционное движение в русской армии в 1917 году. М., 1958, с. 103.
      57. Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). Авг. 1917 — февр. 1918. М., 1958, с. 84, 94, 117.
      58. Голуб П. А. Большевики и армия в трех революциях. М., 1977, с. 145.
      59. Аникеев В. В. Деятельность ЦК РСДРП (б) в 1917 году: Хроника событий. М., 1969, с. 447—473.
      60. ЦГВИА, ф. 2433 (120-я пехотная дивизия), оп. 1, д. 7, л. 63 об., 64.
      61. Солдат, 1917, 20 окт. /279/
      62. Чертов Г. М. У истоков Октября: (Воспоминания о первой мировой войне и 1917 г. на фронте. Петроград накануне Октябрьского вооруженного восстания) / Рукопись. Государственный музей Великой Октябрьской социалистической революции (Ленинград), Отдел фондов, ф. 6 (Воспоминания активных участников Великой Октябрьской социалистической революции), с. 36—37.
      63. Аникеев В. В. Указ. соч., т. 285, 290.
      64. Рабочий и солдат, 1917, 22 окт.
      65. Мерэн Г. Я. Октябрь в V армии Северного фронта.— Знамя, 1933, № 11, с. 140.
      66. Гронский И. М. Записки солдата.— Новый мир, 1977, № 11, с. 206.
      67. Брыкин Н. А. Начало жизни.— Звезда, 1937, № 11, с. 242—243.
      68. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 71—72, 77 об.— 78, 93—93 об.
      69. Миллер В. И. Военные организации меньшевиков в 1917 г.: (К постановке проблемы).— В кн.: Банкротство мелкобуржуазных партий России, 1917—1922 гг. М., 1977, ч. 2, с. 210.
      70. Рабочий путь, 1917, 28 сент.
      71. Шапурин С. В. На переднем крае.— В кн.: Октябрь на фронте: Воспоминания, с. 104.
      72. Дризул А. А. Великий Октябрь в Латвии: Канун, история, значение. Рига, 1977, с. 268.
      73. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 27 сент.
      74. Там же, 1917, 10, 12 окт.
      75. Вооруженные силы Великого Октября, с. 144.
      76. Рабочий путь, 1917, 26 окт.
      77. Андреев А. М. Указ. соч., с. 299.
      78. Солдат, 1917, 22 окт.
      79. Революционное движение в России накануне Октябрьского вооруженного восстания (1—24 октября 4917 г.): Документы и материалы. М., 1962, с. 379.
      80. Переписка секретариата ЦК РСДРП (б) с местными партийными организациями. (Март — октябрь 1917): Сб. док. М., 1957, с. 96.
      81. Окопный набат, 1917, 17 окт.
      82. Рабочий путь, 1917, 7 окт.; ИГапъ. СССР, ф. 1235, оп. 78, д. 98, л. 44-49; ЦГВИА, ф. 2003, оп. 4, д. 44, л. 45 об.; ф. 2433, оп. 1, д. 3, л. 17 об.
      83. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 22 окт.
      84. Из дневника ген. Болдырева.— Красный архив, 1927, т. 23, с. 271—272.
      85. Самостоятельная фракция левых эсеров не была представлена на съезде, поскольку входила в единую эсеровскую организацию.— Новый мир, 1977, № 10, с. 206.
      86. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 22 окт.
      87. Там же, 1917, 24 окт.
      88. Окопный набат, 1917, 20 окт.
      89. Рабочий путь, 1917, 21 окт.
      90. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 24 окт.
      91. По предложению Склянского Позерн 17 октября был избран почетным членом президиума съезда.— Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 24 окт.
      93. Рабочий и солдат, 1917, 22 окт.
      93. Рабочий путь, 1917, 18 окт.
      94. Мерэн Г. Я. Указ. соч., с. 141; III ап урин С. В. Указ. соч., с. 104—105.
      95. Кайминь Я. Латышские стрелки в борьбе за победу Октябрьской революции, 1917—1918. Рига, 1961, с. 347.
      96. Изв. Режицкого Совета солдатских. рабочих и крестьянских депутатов, 1917, 25 окт.; Солонко П. // Врагам нет пути к Петрограду! — Красная звезда, 1966, 4 нояб.
      97. Смирнов А. М. Трудящиеся Латгалии и солдаты V армии Северного фронта в борьбе за Советскую власть в 1917 году.— Изв. АН ЛатвССР, 1963, № 11, с. 13.
      98. Ленин В. И. Полн: собр. соч., т. 40, с. 10.
      99. Великая Октябрьская социалистическая революция, т. 4, с. 515.

      Исторические записки. №109. 1983. С. 262-280.