30 июля 1835 г. в минуту душевного смятения Николай I, уезжая в Пруссию навестить больного тестя - короля Фридриха-Вильгельма III,доставил письмо- завещание сыну своему "любезному Саше" на случай "исполнения злых умыслов" врагов (видимо, покушения). Он предупреждал тогда еще юного Александра о возможном повторении печального опыта своего воцарения: "Ежели, что Боже сохрани, случилось какое-либо движение или беспорядок, садись сейчас на коня, и смело явись там, где нужно будет, призвав, ежели потребно, войско, и усмиряй буде можно без пролития крови. Но в случае упорства, мятежников не щади, ибо, жертвуя несколькими, спасешь Россию"1. Опасение оказалось излишним. Воцарение Александра II совершилось мирно, ему не нужно было пройти по площади, политой кровью, чтобы сесть на "прародительский" трон, не нужно было казнями возвестить народу о своем восшествии на престол. Однако, впервые обращаясь к Государственному совету, новый царь 19 февраля 1855 г. должен был объявить: "Покойный родитель в последние часы жизни сказал мне: "Сдаю тебе мою команду, но, к сожалению, не в таком порядке, как желал. Оставляю тебе много трудов и забот""2.
Падение Севастополя в августе 1855 г. подвело черту под созданной Николаем I системой. Из Крымской войны Россия вышла утомленная исполинской борьбой, с истощенными финансами и подорванным денежным обращением. Война обнажила многие недостатки администрации, военной и гражданской. Она показала, что колосс стоит на глиняных ногах. Держава лишилась того "первенствующего положения", которое занимала в Европе после наполеоновских войн, Священный Союз фактически распался, Россия оказалась в изоляции. Следствием этого было за границей - падение авторитета побежденной страны, а внутри империи - недоверие к силе и способности правительства. Александру II предстояло завоевать общественное мнение России и Европы3. И если в 1846 г. в Секретном комитете (Александр в нем председательствовал) говорилось о ненужности при решении крестьянского вопроса "шумной и громкой славы" и "внимания всей Европы"4, то теперь это стало необходимо.
"Прежняя система отжила свой век", - таков общий приговор одного из идеологов этой системы, историка М. П. Погодина, произнесенный им через три месяца после смерти Николая I. А в начале 1856 г. Погодин призывает Александра II искать выход из кризиса на новых путях. "Свобода! Вот слово, которое должно раздаться на высоте самодержавного русского престола!"5 - провозглашает он. Сам этот призыв был откровением, переворотом в сознании тех, кто правил Россией или близко стоял к "верхам". И Александр II видел это лучше других. Секретный комитет 1846 г., председателем которого он был, признал недопустимым при решении крестьянского вопроса употреблять само слово "свобода" - "тут именно слово страшнее дела"6. Через 10 лет слово "свобода" представлялось магическим - ключом к новой жизни.
Насущные политические потребности пришли в столкновение с идеологическими основами николаевской системы. "Если бы Правительство после Крымской войны и пожелало возвратиться к традициям последних времен, то оно встретило бы непреодолимые препятствия, если не в открытом, то, по крайней мере, в пассивном противодействии, которое со временем могло бы даже поколебать преданность народа, широкое основание, на котором зиждется в России монархическое начало"7, - это было осознано в "верхах".
Первенец великокняжеской семьи, Николая Павловича и Александры Федоровны, нареченный Александром, родился 17 апреля 1818 г. в Московском Кремле. Император Александр I находился в тот день в Варшаве в связи с открытием первого сейма Царства Польского. Наследником престола Александр Николаевич был объявлен 12 декабря 1825 г., а через два дня стал свидетелем восстания декабристов. Николай I вынес его на руках к солдатам лейб-гвардии саперного батальона, стоявшим во дворе Зимнего дворца.
Если рождение Александра I приветствовал Г. Р. Державин, то рождение Александра II - В. А. Жуковский, который пожелал ему быть гуманным человеком: "Да встретит он обильный честью век! Да славного участник славный будет! Да на чреде высокой не забудет Святейшего из званий: человек". Поэтическое приветствие было далеко не единственным или главным актом, сопровождавшим рождение великого князя Александра Николаевича. Куда сильнее и важнее для дома Романовых были военные традиции. Через несколько дней после появления на свет Александр назначается шефом лейб-гвардии гусарского полка, в семь лет "пожалован" чином корнета, и далее еще в детском и отроческом возрасте чинами подпоручика, поручика, штаб-ротмистра, ротмистра8.
Воспитание шестилетнего наследника престола было поручено капитану К. К. Мердеру. Боевой офицер, награжденный за храбрость, проявленную при Аустерлице, неоднократно раненный, он с 1809 г. служил дежурным офицером в кадетском корпусе; последние 10 лет своей жизни Мердер провел неотлучно при цесаревиче. Современники единодушны в оценке Мердера как человека высоконравственного, доброго, умного, уравновешенного, волевого (что подтверждает и его дневник). Твердость и строгость характера сочетались в нем с гуманностью (в дневниковой записи 1831 г., отмечая в своем воспитаннике недостаток сострадания к бедным, он расценивал это как свое горе и ставил задачей достигнуть "того, что он будет считать единственным истинным наслаждением - помогать несчастным")9.
Тотчас по воцарении Николай I озаботился общим образованием наследника и избрал ему в наставники Жуковского, известного своей просвещенностью, педагогическим опытом и близкого царской семье: в 1817 - 1820 гг. он преподавал Александре Федоровне, тогда еще великой княгине, русский язык по рекомендации императрицы-матери Марии Федоровны - вдовы Павла I, при которой состоял чтецом10. Доверительные отношения с бабушкой и матерью Александра сыграли свою роль в этом назначении. В течение полугода Жуковский составил специальный "План учения", рассчитанный на 12 лет и одобренный Николаем I. Целью воспитания и обучения провозглашалось "образование для добродетели". Жуковский считал, что "его высочеству нужно быть не ученым, а просвещенным"11. Религиозное воспитание наследника было поручено законоучителю Г. П. Павскому.
Законная жена - Мария Александровна, урождённая принцесса Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария Гессенская
Екатерина Михайловна Долгорукова, морганатическая жена (ниже ее изображение шкодливой рукой комбинатора рукой Александра)
В результате Александр получил довольно разностороннее образование. Особое внимание уделялось истории. Жуковский считал, что "история из всех наук самая важнейшая, важнее философии, ибо в ней заложена лучшая философия, то есть практическая, следовательно полезная", что "сокровищница просвещения царского есть история, наставляющая опытами прошедшего, или объясняющая настоящее и предсказывающая будущее. Она знакомит государя с нуждами его страны и его века. Она должна быть главною наукою наследника престола"12. История преподавалась отечественная и всеобщая, включая специальный курс на французском языке "Введение в историю революции" (1789 г. во Франции). И сам ученик выделял историю среди других предметов, любил ее. Николай I часто дарил сыну в день рождения или по другим поводам книги по истории13.
Продуманная программа воспитания и образования наследника с самого начала натолкнулась на чуждую ей традицию двора и установку отца-самодержца. Только что приступив к своим обязанностям воспитателя (завершая в Дрездене составление "Плана учения"), Жуковский уловил грозящую его делу и его питомцу опасность и излил свою тревогу в письме к императрице-матери от 2(14) октября 1826 г.: "Я в газетах прочитал описание развода, на котором наш маленький великий князь явился верхом и пр. (речь идет о ежедневном утреннем разводе войск. - Л. З.). Эпизод, государыня, совершенно излишний в прекрасной поэме, над которой мы трудимся. Ради Бога, чтобы в будущем не было подобных сцен. Конечно, зрители должны были восхититься появлением прелестного младенца; но какое же ощущение произвело подобное явление на его разум. Не понуждают ли его этим выдти преждевременно из круга детства? Не подвергается ли он опасности почитать себя уже человеком?.. К тому же эти воинственные игрушки не испортят ли в нем того, что должно быть первым его назначением. Должен ли он быть только военным, действовать в сжатом горизонте генерала? Когда же будут у нас законодатели? Когда будем смотреть с уважением на истинные нужды народа, на законы, просвещение, нравственность! Государыня, простите моим восклицаниям; но страсть к военному ремеслу стеснит его душу: он привыкнет видеть в народе только полк, в отечестве - казарму. Мы видели плоды этого: армии не составляют могущества государства. Если царь занят одним устройством войска, то оно годится только на то, чтобы произвести 14-е декабря". И в "Плане учения" Жуковский провозгласил: "Истинное могущество государя не в числе его воинов, а в благоденствии народа"14.
"Желал бы убедиться, - отметил спустя три года и Мердер, - что частые появления его высочества на парадах, видя, что из парада делают государственное дело, не будет иметь на него дурных последствий: легко может ему придти мысль, что это действительно дело государственное, и он может ему поверить". Но жизнь убеждала в другом. Александр с детства полюбил смотры, парады, военные праздники, военные игры, в которых часто принимали участие и Николай I и его братья, и пронес это увлечение через всю жизнь. И если Николай I иногда проявлял тревогу по поводу излишнего увлечения сына парадной стороной военного дела, то по совершенно иным мотивам, чем его воспитатели. В 1832 г. он выговаривал Мердеру: "Я заметил, что Александр показывает вообще мало усердия к военным наукам; я хочу, чтобы он знал, что я буду непреклонен, если замечу в нем нерадивость по этим предметам; он должен быть военным в душе, без чего он будет потерян в нашем веке"15.
Понятно поэтому, что попытка Жуковского с самого начала ограничить занятия военным делом шестью летними неделями в году не удалась. Из бойкого в военной игре подростка выходил молодцеватый, ловкий офицер. Он любил Марсово поле, с удовольствием красовался на парадах, вызывая восторг окружающих и неумолчные крики "ура". Формулярный список тщательно фиксирует по дням частые, постоянно сменяющие друг друга военные мероприятия, будничные и праздничные, но неизменно регулярные. Формировался человек военный по своим привычкам, мироощущению, окружению.
Обстановка и атмосфера в большой семье Николая I отличались доброжелательностью, естественностью, искренностью. Юноше не грозила раздвоенность, свойственная Александру I. "Нежное чувство к родителям одно из прекрасных качеств великого князя", - заключает Мердер. И так же привязан Александр к сестрам и братьям, для которых устраивает фейерверки и другие забавы, делает подарки, в случае разлуки пишет письма. Вообще он очень любил дом. В 1828 г., возвращаясь из первой поездки за границу к деду, прусскому королю, при виде Царского Села мальчик "был вне себя от радости". Восторженно реагировал он на красоту природы: "услышав в поле пение жаворонков, прыгал от радости". Даже сочинение его по истории (об Александре Невском) начиналось с описания красоты природы16. Воспитатели отмечали сердечность, чувствительность, веселый нрав, общительность и естественность поведения, хорошие манеры, храбрость наследника престола.
Очевидны были для окружающих и умственные его способности - однако в, сочетании с отсутствием усердия, постоянства., глубокого внутреннего интереса к чтению, занятиям; малейшая трудность, препятствие приводит его "в некоторый род усыпления и бездействия". Даже после удачно сданных годовых экзаменов зимой 1828 г., которыми остался доволен Николай I, Мердер отмечает, что это результат не столько собственного труда ученика, сколько усилий учителей и репетиторов, что великому князю недостает "постоянной деятельности, что слишком часто его приходится "понуждать"" к вниманию и работе. О том же тревожился и Жуковский, увещевая своего воспитанника: "Владейте собою, любите труд, будьте деятельны".
Бывало, Александр дает слово исправиться и на какое-то время становится прилежным, иногда даже с отчаянием говорит воспитателю, что не хотел бы родиться великим князем, признается, что "ему случается весьма часто не на шутку сердиться на тех, которые ему напоминают его долг". В конце концов Мердер приходит к заключению, что "лень у Александра Николаевича есть главный недостаток, от которого проистекают все прочие": самоуверенность, отсутствие сильных желаний, настойчивости, временами повторяющиеся периоды апатии17 . Досуг, праздники, дни рождений он проводил с друзьями, среди которых - сыновья Мердера, дети высшей знати и сановников из ближайшего окружения Николая I, братья Адлерберги, Фредериксы, воспитанники кадетских корпусов. Изредка в эту компанию подростков приглашались и девочки. С 10 - 11 лет наследник престола иногда приглашался к большому столу родителей, умел себя вести, вызывая похвалы, а со стороны женщин и восхищение. Общительность, любовь к светской жизни были свойственны ему и в зрелые годы.
В день совершеннолетия (16 лет) Александр произнес "клятвенное обещание в лице наследника престола" в большой церкви Зимнего дворца и в Георгиевском зале при торжественном собрании по случаю вступления в действительную службу. К присяге его готовил по поручению Николая I M. М. Сперанский. Сообщая о событиях этого "важного дня" Мердеру, которого считал "вторым отцом", Александр Николаевич не забыл перечислить в письме и полученные подарки: "от папы коллекцию российских исторических медалей и две турецкие сабли, от мамы - большой надувающийся глобус, часы узнавать время на всей земле... Костя подарил мне разные охотничьи вещи, а сестрицы свои портреты, сделанные Брюлловым"18. В тот же день финский минералог Н. Норденшильд открыл на Урале драгоценный минерал и назвал его в честь совершеннолетия наследника престола александритом. Шел "окончательный период учения", когда высшие государственные сановники читали будущему императору необходимые ему практические курсы. Сперанский в течение полутора лет вел с ним "беседы о законах". И хотя к тому времени бывший конституционалист стал вполне благонамеренным сторонником "чистой монархии", он все же внушал своему ученику уважение к закону, понятие о "пределах власти", проводил границу между самодержавием и самовластием. Читались еще три курса: министра финансов Е. Ф. Канкрина - "Краткое обозрение русских финансов"; советника Министерства иностранных дел Ф. И. Брунова об основах внешней политики России с царствования Екатерины II; генерала А. Жомини о военной политике и стратегии России. Программа образования была окончена весной 1837 года; оставалось лишь совершить путешествия для ознакомления с Россией и Европой.
Путешествие по России длилось с мая по декабрь 1837 г., согласно личной инструкции Николая I, вместе с наставниками, воспитателями и свитой. По выражению Жуковского, состоялось "всенародное обручение наследника с Россией". Посетили 29 губерний Европейской России, главным образом центральные, Северный Кавказ, Закавказье, Крым, Западную Сибирь до Тобольска. При отсутствии железных дорог такое путешествие предоставляло мало возможностей для глубоких наблюдений, особенно учитывая множество торжественных встреч, всевозможных смотров, увеселений. И все же Александр видел страну, получил 16 тыс. прошений, в Сибири видел декабристов и, проникшись состраданием, ходатайствовал перед отцом о смягчении их участи.
Путешествие в чужие края длилось больше года (май 1838 - июнь 1839 года). Сначала Александр посетил вместе с Николаем I Берлин и Стокгольм, затем по наставлению отца - Швецию, Данию, дюжину немецких и итальянских герцогств и королевств, Австрию, Голландию, Англию. Обращает на себя внимание отсутствие в маршруте путешествия Франции. За время странствий наследник российского престола получил немало орденов и дипломов (почетного члена Датской академии изящных художеств, Римской академии итальянской литературы, доктора прав Оксфордского университета и др.). Это дополнило пестрый список отечественных званий (канцлер Александровского университета в Финляндии с 1825 г., почетный член императорской Академии наук с 1837 г., почетный член университетов - Петербургского с 1841 г., Московского с 1851 г.).
Заграничное путешествие решило личную судьбу Александра. Он увлекся 15-летней принцессой Марией Гессен-Дармштадтской, увидев ее в театре, о чем на следующий же день написал отцу. В марте 1840 г. состоялась помолвка, а 16 апреля 1841 г. - венчание. Будущая императрица (наречена в России Марией Александровной) приходилась племянницей императрице Елизавете Алексеевне, супруге Александра I. Династические связи с немецкими правящими домами были в традиции Романовых. В этом браке Александр II имел шесть сыновей и одну дочь, в которой "души не чаял"19.
Настроение и чувства Александра той поры живо отражены в его письмах к самому близкому другу Александру Адлербергу (в дальнейшем, в 1870 - 1881 гг., - министр императорского двора и уделов; ему он писал с семи лет и до конца жизни). Письма к "милому Саше" вскоре после женитьбы ("язык чешется, давно не с кем поболтать") полны восторженных восклицаний. Молодой супруг счастлив и склоняет своего друга к женитьбе ("когда-то увижу я тебя, любезный Саша, также женатым?"). И в тех же письмах - восторженное описание красавиц, которыми, видимо, оба увлекались прежде. Другой предмет интересов, который сам автор писем называет "серьезным", это смотры, маневры, посещение лагерей. Молодцеватым, жизнерадостным, однако не обременяющим себя серьезными государственными трудами выглядит будущий самодержец в этих письмах20.
Но хотя сам Александр не проявлял большого интереса и рвения к делам политическим, он постепенно втягивался в них. По возвращении в 1839 г. на родину, он назначается присутствующим в Государственный совет, в следующем году - в Комитет министров, а в 1841 - 1842 гг. членом этих высших государственных учреждений. Наследнику поручаются все более важные дела, среди которых особое значение имел крестьянский вопрос.
Назначенный председателем Секретного комитета по крестьянскому делу (1846 г.), 28-летний наследник престола проявил приверженность к существующим порядкам. В журнале Комитета признано: "Доколе Россия, по непредвиденным судьбам, не утратит своего единства и могущества, дотоле другие державы не могут служить ей примером. Колосс сей требует иного основания и иных понятий о свободе не только крестьян, но и всех состояний", свобода в России должна состоять "в повиновении всех законам, исходящим от одного высшего источника"21. Не больший результат принес и другой Секретный комитет - о дворовых людях (1848 г.), работавший также под председательством Александра. Ввиду революционных событий в Европе он добивался ужесточения цензуры путем учреждения секретного "Бутурлинского" комитета (цензуры над цензурой). Настаивая на участии в нем барона М. А. Корфа, он говорил: "Речь идет о том, чтобы завязать ожесточенный бой (с литературой, прессой. - Л. З.),., а Вы внезапно ретируетесь с поля сражения"22.
Возможно, в позиции наследника престола больше, чем убеждение, проявлялась зависимость от отца, несамостоятельность. Никакого стремления к освобождению крестьян или склонности к либерализму он до своего воцарения не выказывал, в отличие от брата, великого князя Константина. И только крутое изменение объективных обстоятельств, неподвластных даже самодержавному монарху, вынудит его в дальнейшем поступиться традиционными понятиями.
Гражданские дела занимали не первостепенное место в государственной деятельности Александра. По-прежнему основное его внимание и интерес были сосредоточены на армии. Он продолжал подниматься в военных чинах, званиях и должностях: в 1844 г. получил "полного генерала", в 1849 г. после смерти дяди, великого князя Михаила Павловича, занял пост главного начальника военно-учебных заведений, вступил в командование гвардейским корпусом, который по повелению Николая I выступил для подавления революции в Венгрии. В 1852 г. произведен в главнокомандующие гвардейским и гренадерским корпусами. Николай I не раз объявлял сыну в рескриптах свою "душевную благодарность" за его "неусыпные заботы о войске"23. 21 февраля 1854 г., когда Петербургская губерния "при появлении англо- французского флота в виду Кронштадта" была объявлена на военном положении, наследник престола начальствовал над всеми войсками, направленными для обороны в Петербург24.
Александр вступил на престол в возрасте 36 лет. Внешний облик его в это время запечатлел секретарь американского посла А. Уайт: "Он был высок, как все Романовы, красив и держался с большим достоинством, но у него было гораздо меньше величественности и полностью отсутствовала неуместная суровость его отца"25. Приятную внешность Александра II отмечали все писавшие о нем. Однако многие при этом критиковали его холодные и сдержанные манеры или стремление походить на отца, что создавало впечатление "плохой копии" или "безжизненной маски".
Из множества характеристик Александра II особенной глубиной и проницательностью отличаются принадлежащие перу фрейлины А. Ф. Тютчевой, дочери известного поэта: "Император - лучший из людей, - записывает она в дневнике в январе 1856 года. - Он был бы прекрасным государем в хорошо организованной стране и в мирное время, где приходилось бы только охранять. Но ему недостает темперамента преобразователя. У императрицы тоже нет инициативы... Они слишком добры, слишком чисты, чтобы понимать людей и властвовать над ними. В них нет той мощи, того порыва, которые овладевают событиями и направляют их по своей воле; им недостает струнки увлечения... Сам того не ведая, он вовлечен в борьбу с могучими силами и страшными стихиями, которых он не понимает. ...Они (императорская чета. - Л. З.) не знают, куда идут"26.
Первые шаги Александра II утверждали и продолжали политику Николая I27. А после падения Севастополя Александр II сам отправился в Николаев, лично наблюдая за возведением укреплений, ездил осмотреть крепость Очаков, укрепления в Одессе, посетил главную квартиру Крымской армии в Бахчисарае. Но эти усилия уже были напрасны. Россия не могла продолжать войну. На международной арене она оказалась изолированной, внутренние силы ее были подорваны, недовольство охватило все слои общества. Обладая здравым и трезвым умом, определенной гибкостью, совсем не склонный к фанатизму, Александр II при участии компетентных сановников начал эмпирически, не имея никакой общей программы, принимать новые решения, не укладывавшиеся в старую систему и даже прямо противоположные ей, встал на путь реформ.
Парижский договор и манифест 19 марта 1856 г., закончившие Крымскую войну, знаменовали важный шаг Александра II по пути новых решений в правительственной политике. Традиционная ставка на Священный Союз оказалась битой, в Европе складывалась новая расстановка сил. Венская система, завершившая эпоху наполеоновских войн, изжила себя, роль Франции на континенте усилилась, с чем предстояло считаться русской дипломатии. Престарелый канцлер К. В. Нессельроде, прослуживший при Николае I все его тридцатилетнее царствование и олицетворявший старую систему, был сменен человеком иной формации и иной ориентации - А. М. Горчаковым.
Объявляя манифестом об условиях заключенного мира, царь очень осторожно высказался в нем и о необходимости совершенствовать внутреннее благоустройство России и о законах, "для всех равно справедливых". Этого неопределенного заявления хватило, чтобы насторожилось и взволновалось дворянство. Отвечая на распространившиеся и дошедшие до него тревоги, Александр II 30 марта 1856 г., обращаясь к предводителям дворянства в Москве, сказал: "Слухи носятся, что я хочу объявить освобождение крепостного состояния... Я не скажу вам, чтобы я был совершенно против этого, мы живем в таком веке, что со временем это должно случиться. Я думаю, что и вы одного мнения со мною; следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, чем снизу"28.
Контуры нового курса постепенно вырисовывались. Прежде всего рухнул запрет, наложенный Николаем I на печатное слово: 3 декабря 1855 г. был закрыт Высший цензурный комитет. Александр II согласился с мнением председателя комитета Корфа, который докладывал, что цензурный террор "приводит иногда до цели противоположной, распространяется рукописная литература, гораздо более опасная, ибо она читается с жадностью и против нее бессильны все полицейские меры"29. "Севастополь ударил по застоявшимся умам" и после "мертвенного оцепенения, в которое до сих пор была погружена страна" (В. О. Ключевский), слово, как выражение внутреннего раскрепощения, превратилось в общественную силу, оттеснившую страх. Гласность стала первым проявлением оттепели.
Последовало и уничтожение стеснений, введенных в университетах после 1848 г., разрешены свободная выдача заграничных паспортов, создание акционерных обществ и компаний; поощрялось расширение российскими подданными торговых связей с иностранными государствами, а к коронации была объявлена амнистия политическим заключенным - оставшимся в живых декабристам, петрашевцам, участникам польского восстания 1830 - 1831 гг.; 9 тыс. человек освобождались от полицейского надзора30.
26 августа 1856 г. в Успенском соборе Кремля свершился обряд коронования Александра II. Французский посол граф Ш. де Морни еще задолго до приближения к Успенскому собору первым среди всех дипломатов покинул свою карету и проделал оставшийся путь с непокрытой головой, демонстрируя особое почтение и расположение своего правительства к Александру II. И действительно, Франция и Россия, преодолевая груз старых традиций, шли на сближение и контакты. Уже в январе 1857 г. Александр II конфиденциально сообщил брату Константину: "Я вижу в союзе с Францией залог будущего спокойствия Европы"31. С 14 августа по 22 сентября шло беспрерывное празднество, но не только оно. Здесь, в первопрестольной столице, куда со всех концов России съехались наиболее знатные представители дворянства и высшие чины администрации, осторожно нащупывались возможные пути решения крестьянского вопроса.
С согласия Александра II незадолго до того назначенный министр внутренних дел С. С. Ланской (в молодости причастный к движению декабристов) вел переговоры с предводителями дворянства о возможности выступления высшего сословия с инициативой освобождения крестьян - подачи адресов на имя царя. Александр II, часто поступавший самовластно, в этом "деликатном" и одновременно "страшном" вопросе хотел во что бы то ни стало добиться не только поддержки дворянства, но и его почина. Первый дворянин империи, каким считал и осознавал себя Александр II, хотел обоснования своих действий в деле, затрагивавшем самые устои государства и общества, волей первого сословия.
Что это именно так, видно из речи царя в Государственном совете 28 января 1861 года. Торопя Совет с одобрением реформы, он обратил его внимание на два обстоятельства: что "всякое дальнейшее промедление может быть пагубно для государства" (опасность крестьянских волнений. - Л. З.) и что "приступ к делу сделан был по вызову самого дворянства"32. Однако дворянство в 1856 г. не спешило с эмансипацией. И только один виленский генерал-губернатор В. И. Назимов, личный друг Александра II из его военного окружения, обещал склонить дворянство своих губерний (Виленская, Ковенская, Гродненская) к выступлению с нужной правительству инициативой.
В ожидании "инициатив" дворянства Александр II не предпринимал решительных шагов, хотя конкретные варианты отмены крепостного права были ему известны, например, проект освобождения крестьян в имении его тетки великой княгини Елены Павловны с. Карловке Полтавской губернии, задуманный в качестве принципиального образца для предстоящей общей реформы. Проект, составленный директором Хозяйственного департамента Министерства внутренних дел - лидером либеральной бюрократии Н. А. Милютиным, был подписан не им, а подан от имени Елены Павловны, чтобы избежать раздражения и отрицательной реакции Александра II, который считал Милютина "красным". Усыпить бдительность царя не удалось. Он разгадал и авторство Милютина и не желал, чтобы инициатива возлагалась на правительство; как это предусматривалось проектом. Отметив в резолюции, что записка составлена, видимо, "одним из директоров департаментов", он отклонил ее. "Я выжидаю, чтобы благомыслящие владельцы населенных имений сами высказали, в какой степени полагают они возможным улучшить участь своих крестьян", - разъяснял он свою позицию33.
В отклоненном проекте предлагалось освобождение крестьян с землей за выкуп, превращение их в мелких земельных собственников при сохранении крупного помещичьего землевладения. Огромная роль отводилась при этом государственной власти, которая выступала с инициативой преобразований и должна была опираться на "просвещенное" дворянство - "инициативная монархия", проводящая прогрессивные реформы34. Двумя годами позже, в октябре - ноябре 1858 г., под давлением новых обстоятельств и новой расстановки сил отмена крепостного права пошла как раз по этому пути, однако на исходе 1856 г. Александр II, в нерешительности и ожидании адресов от дворянства, начал с того, что лично ему уже было знакомо по опыту: в традициях николаевской системы учредил очередной Секретный комитет по крестьянскому делу.
Секретный комитет, составленный в большинстве своем из крепостников, бездействовал, однако решимость царя оказалась непоколебимой. Об этом свидетельствуют и его поступки, и рассказы мемуаристов. Летом 1857 г., находясь с семьей на отдыхе за границей, он встретился и беседовал с видными государственными и общественными деятелями, отечественными и зарубежными, о крестьянском вопросе в России. С послом во Франции графом П. Д. Киселевым, в прошлом министром Николая I (его "начальником штаба" по крестьянскому делу), который настаивал на освобождении крестьян с землей; с великой княгиней Еленой Павловной, с бароном А. Гакстгаузеном, известным немецким ученым, знатоком аграрного вопроса, посетившим Россию в начале 1840-х годов и написавшим исследование о русской общине, консерватизм и монархизм которого сочетались с уверенностью в неизбежности отмены крепостного права, и др.; ознакомился и с первыми, только что вышедшими номерами "Колокола". Он срочно требует прислать из Петербурга бумаги Секретного комитета, членом его назначает своего брата Константина Николаевича, сторонника реформ и покровителя либеральной бюрократии. Воспитателем наследника престола, Николая Александровича, он назначает недавно еще опального либерала, автора одной из первых записок об освобождении крестьян профессора права К. Д. Кавелина.
По прибытии в Петербург он торопит Секретный комитет с принятием решений. Подоспевший к этому моменту Назимов, с которым Александр II встречался по пути следования на отдых, доставляет в столицу долгожданную "инициативу" дворянства своих губерний - всеподданнейший адрес с просьбой об освобождении крестьян, правда, без земли. Но условия, оговоренные дворянством, не интересовали самодержца. Важен был сам факт подачи адреса. Александр II требует немедленных решений Секретного комитета. Неспособный сопротивляться монарху Комитет одобряет рескрипт на имя Назимова, хотя заложенная в этом важнейшем правительственном документе программа составлялась вне его стен. Более того, в растерянности Секретный комитет дает согласие министру внутренних дел на рассылку его всем начальникам губерний (что затем предрешило вопрос о публикации этого документа). Гласность этого первого шага на пути к решению крестьянского вопроса отрежет правительству путь к отступлению. Фактически вопреки воле петербургского и московского дворянства столичным губерниям были навязаны аналогичные рескрипты (формально со ссылкой на их адреса). Начало делу освобождения крестьян от крепостного ига положено. Именно по этому поводу Герцен скажет об Александре II - "Ты победил, Галилеянин!"
Открытие в 1858 г. в 46 губерниях Европейской России дворянских комитетов для обсуждения проектов реформы выявило наличие в дворянстве крепостнического большинства и либерального меньшинства, что ставило Александра II перед необходимостью выбора, определения своей позиции. Тем временем со всех сторон поступали сведения о напряженном ожидании крестьянством освобождения. Особенно сильное впечатление на царя произвело известие о волнениях в Эстляндской губернии (соседствующей с Петербургом), вызванных неприятием местной реформы, не обеспечивавшей крестьян землей.
Попытка Александра II подтолкнуть помещиков к ускорению подготовки реформы собственным примером, издав указ об освобождении удельных крестьян без земли (20 июня 1858 г.), оказалась неудачной: они не приняли такого освобождения. И не требовалось большой дальновидности, чтобы предугадать аналогичную позицию помещичьего крестьянства. Личные наблюдения Александра II во время путешествия по центральным губерниям России в августе - сентябре 1858 г. убеждали в том же, и еще - в сохранившихся надеждах крестьянства на царя. Значительное влияние на Александра II оказал и его ближайший друг, генерал-адъютант Я. И. Ростовцев, признавший к тому времени либеральное требование освобождения крестьян с землей за выкуп. Под сильным нажимом Александра II, можно сказать, по его требованию, Главный (бывший Секретный) комитет принял именно такую программу освобождения.
Царь даже дал согласие (после двукратного отказа) в марте 1859 г. поставить Н. А. Милютина товарищем министра внутренних дел. Одновременно он утвердил состав нового нетрадиционного государственного учреждения для подготовки проектов крестьянской реформы - Редакционных Комиссий под председательством Ростовцева. И хотя при обсуждении проектов в Главном комитете и Государственном совете делались поправки под натиском реакционных и консервативных сил, Александр II подписал "Положения 19 февраля 1861 г." вопреки мнению большинства Государственного совета. Это главное дело царствования Александра II дало основание современникам назвать его Царем-Освободителем.
Государственные заботы, многочисленные и разнообразные, были подчинены в сознании Александра II (как показывают его письма брату Константину) одной цели, всепоглощающей, над всем доминирующей - восстановить престиж и величие "дорогой нашей России" после поражения в Крымской войне. Это величие понимается как дальнейшее расширение империи, укрепление ее внешнего могущества. Александр II выражает удовлетворение успехами русской дипломатии на Дальнем Востоке - новыми приобретениями по Амуру, радостно сообщает брату о победах русского оружия на Кавказе, о пленении Шамиля летом 1859 года. В 1861 г. он сохраняет в распоряжении наместника Кавказа князя А. И. Барятинского все бывшие под его началом военные силы. И это при критическом состоянии финансов, при крайней обременительности расходов на кавказские дела, составлявших шестую часть бюджета страны. Более того, Александр II готов вторгнуться в Малую Азию в случае войны или падения турецкого владычества на Балканах35.
Тональность сообщений о внутренних делах, о финансах и крестьянском вопросе в этих письмах иная - сдержанность, краткая информативность, сознание необходимости перемен, лишенное яркой эмоциональной окраски, характерной для описания дел военных и внешнеполитических. Очевиден приоритет имперских амбиций в заботах и представлениях Царя-Освободителя. Не "улучшение быта" подданных, как это официально провозглашалось, а дальнейшее расширение и усиление империи было его целью. Иначе нельзя объяснить тот факт, что государство не вложило в крестьянскую реформу ни одного рубля, что при этом более трети бюджета шло на военные расходы, что выкупная операция, разорительная для крестьян, считалась выгодной для государства. Кажется, стремление Николая I видеть в сыне человека "военного в душе" дало свои плоды.
Характерна реакция Александра II на недовольство крестьян условиями реформы - уменьшением наделов и высокими повинностями и выкупными платежами. Выступая 15 августа 1861 г. в Полтаве перед крестьянскими старостами, он заявил: "Ко мне доходят слухи, что вы ожидаете другой воли. Никакой другой воли не будет, как та, которую я вам дал. Исполняйте чего требуют закон и Положение. Трудитесь и работайте. Будьте послушны властям и помещикам". Циркуляром Министерства внутренних дел начальникам губерний от 2 декабря 1861 г. предписывалось, чтобы местные власти в своих объяснениях с крестьянами указывали на эти слова императора. Не насторожило Александра II и беспокойство министра финансов, который неоднократно докладывал о тяжести выкупных платежей для крестьян и обременительности для бюджета непроизводительных расходов, в первую очередь военных. Так, во всеподданнейшем докладе 1866 г. Рейтерн отмечал: "Затруднение, с которым поступают выкупные платежи, в некоторых, по крайней мере, случаях происходит от того, что эти платежи превышают средства крестьян"36.
Жесткость позиции царя органично уживалась с патриархально- сентиментальным отношением его к народу: "Вы мои дети, а я вам отец и молю бога за вас, так же как и за всех, которые, как и вы, близки моему сердцу", - говорил он в 1863 г. депутации старообрядцев, обратившихся с адресом к Царю- Освободителю37 . Великий акт отмены крепостного права не поколебал традиционного отношения к народу, в котором он видел источник сил и средств для усиления монархии, расширения империи, укрепления ее престижа. Духовное родство Царя-Освободителя с его предшественниками на российском престоле проявляется и в представлении о незыблемости, неограниченности самодержавной власти в России, что в полной мере заявляет о себе в годы реформ.
Либерализм Александра II в крестьянском вопросе сочетается с самодержавной неприязнью к нарождающейся гласности, к инакомыслию, с готовностью поставить преграду "необузданности нашей литературы, которой давно пора было положить узду"38. И это не вспышка минутного раздражения. Внутреннее неприятие либерализма пробивается наружу, когда он дает себе волю. Брату - наместнику Польши - он предлагает "не обращать внимания на критику заграничных журналов и наших собственных либералов и мнимых прогрессистов"39. На пути к отмене крепостного права он своей волей, своим самодержавным словом вынуждал к принятию необходимых решений Секретный и Главный комитеты, подавляя оппозицию крепостников. Но точно так же, как самодержец, он закрыл либеральные Редакционные комиссии - неожиданно для их членов, собравшихся на свое очередное заседание; более того, иногородним было предложено покинуть Петербург.
Александр II дал отставку главному деятелю крестьянской реформы Н. А. Милютину спустя полтора месяца после отмены крепостного права, передав Министерство внутренних дел (т. е. реализацию крестьянской реформы и подготовку земской) его оппоненту, автору контрпроекта П. А. Валуеву. В 1861 г. он сделал неожиданные назначения и по Министерству народного просвещения. Новый министр адмирал Е. Ф. Путятин и попечитель Петербургского учебного округа генерал Г. И. Филиппсон за несколько месяцев своего не только реакционного, но и нелепого управления фактически дали толчок студенческому движению. Созданный Александром II в 1857 г. одновременно с началом гласной подготовки отмены крепостного права Совет министров так и не стал правительственным кабинетом. Полностью послушный своему председателю - монарху, он созывался только по его распоряжению, заседания не подлежали огласке, не протоколировались, нередко прерывались, если Александр II уставал или ему становилось неинтересно. Идея единого правительства не состоялась: напротив, по выражению Валуева, Александр II придерживался в своей деятельности политики "немыслимых диагоналей".
Но если говорить о главном ее направлении в начале 1860-х годов, то остается фактом, что реформы продолжались: в 1862 г. введена гласность государственного бюджета, для подготовки военных реформ во главе Военного министерства поставлен сторонник преобразований Д. А. Милютин; в 1863 г. последовали отмена телесных наказаний (17 апреля, в день рождения императора), новый университетский Устав; в 1864 г. - земская и судебная реформы. Исключая область прерогатив самодержца и высших органов власти, преобразования шли во всех сферах жизни государства и общества.
Признав неизбежность введения начал всесословности, выборности, представительства, правового государства, Александр II не сомневался в незыблемости самодержавной власти. Вопрос о конституции также встал перед ним. Он ставился и дворянством, стремившимся компенсировать свои потери в крестьянской реформе, и отдельными общественными и государственными деятелями, и освободительным движением в Польше и Финляндии. И царь выразил свое отношение к конституции очень определенно. Осенью 1859 г. он с раздражением реагировал на всеподданнейшие адреса дворянства, и либеральные и реакционные, если они содержали намек на конституцию. Он оставил без внимания представленный ему в 1863 г. Валуевым проект, которым предусматривалось проведение ограниченных конституционных преобразований в системе высших законосовещательных органов.
Особенно показательна беседа царя с прусским послом О. Бисмарком 10 ноября 1861 года. На вопрос о возможности в России конституции и либеральных учреждений Александр II ему сказал: "Народ видит в монархе посланника бога, отца и всевластного господина. Это представление, которое имеет силу почти религиозного чувства, неотделимо от личной зависимости от меня, и я склонен думать, что я не ошибаюсь. Корона дает мне чувство власти, если им поступиться, то понесет ущерб национальный престиж. Глубокое уважение, которым русский народ издревле, в силу прирожденного чувства окружает трон своего царя, невозможно устранить. Я безо всяких сократил бы авторитарность правительства, если бы хотел ввести туда представителей дворянства или нации. Бог знает, куда мы вообще придем в деле крестьян и помещиков, если авторитет царя будет недостаточно полным, чтобы оказывать решающее воздействие"40.
Действительно, неограниченная власть монарха способствовала проведению реформ, но далеко не только и не столько этими соображениями руководствовался Александр II, отвергая упорно в течение 25 лет саму возможность конституции в России. Он унаследовал устойчивую традицию авторитарно-патриархальной власти, вырос и был воспитан в этой системе; его интеллект и весь психологический и душевный склад сформировались под бдительным оком и влиянием Николая I, в эпоху апогея самодержавия.
Имея здравый и практичный ум, Александр II, по-видимому, не обладал глубиной и прозорливостью. В отличие от наиболее дальновидных государственных деятелей он не понял, что "дерево (крепостное право) пустило далеко корень: оно осеняет и Церковь, и Престол", что внезапное упразднение крепостного права расшатает монолитность империи: "здание Петра I поколеблется", "могут отойти даже части - Остзейские провинции, самая Польша" (слова С. С. Уварова, сказанные М. П. Погодину в 1847 г.)41. Когда такая опасность действительно возникла, Александр II, сообразуясь с силой освободительного движения, пошел на уступки. В Финляндии под натиском широкой, организованной, мирной оппозиции он восстановил сейм, не собиравшийся полвека, лично его открыл в Борго 18 сентября 1863 г. и произнес речь, в которой дважды упомянул о конституционной монархии.
В Польше и Северо-Западном крае развитие событий оказалось драматичным. Выступая в Варшаве в 1856 г., Александр II произнес слова: "Pas de reveries" ("Никаких мечтаний"). Это в крае, лишенном Николаем I всякой автономии после восстания 1830 - 1831 гг. и подчиненном жесткой регламентации. Это в год оттепели, когда "начала свободно дышать Россия", в год политической амнистии, в частности и для участников польского восстания. Когда же спустя пять лет был принят указ 14(26) марта 1861 г. о реформах, направленных на восстановление "автономной администрации" в Польше, время оказалось упущенным, не помогло и назначение туда наместником великого князя Константина Николаевича. К тому же по требованию Александра II военное положение в крае сохранялось.
Польское освободительное движение не удовлетворилось этими уступками, охватившее всю Польшу и перекинувшееся в Северо-Западный край восстание 1863 г. поставило Александра II перед необходимостью более решительных действий. Он остался неколебим, еще ранее определив свою позицию, как неприятие любого мнения, которое "не будет согласно с общим правительственным монархическим направлением и будет противно интересам Империи"42. Он категорически отверг возможность восстановления сейма, решив положить конец системе, введенной еще Александром I, к которой склонялся великий князь Константин Николаевич. Царь и в этом случае встал на путь аграрных реформ, для чего снова понадобился Н. А. Милютин, возвращенный из длительного заграничного отпуска и посланный вместе со своими ближайшими соратниками Ю. Ф. Самариным, В. А. Черкасским, В. А. Арцимовичем, Я. А. Соловьевым (все - деятели реформы 1861 г.) в Польшу.
В беседе с Милютиным император признал, что для России Польша скорее источник затруднений, чем элемент силы, что многие русские охотно предоставили бы поляков самим себе, дали им широкую автономию и даже полную независимость, если бы только можно было рассчитывать на их благоразумие - отказ от претензий на старинные территории. В представлении Александра II между ним и польской аристократией все было кончено, и "русскому правительству следовало утверждать свою опорную точку на массе сельского населения"43. Реформы 1864 г., дав польским крестьянам землю в собственность за символическую плату, фактически имели революционный характер. Крестьянство было оторвано от восстания.
Но конституцию Александр II Польше не дал, о чем он и предупреждал Милютина (при всей разнице политических убеждений, в этом вопросе их взгляды не расходились). В Северо-Западном крае крестьянская реформа получила законодательное завершение в признании обязательного выкупа полевой земли крестьянами в собственность. Решив крестьянский вопрос, Александр II жестоко подавил польское восстание, что соответствовало настроению правящих кругов и общественных сил, консолидировавшихся вокруг великодержавных идей. Влияние восстания 1863 г. на усиление реакционных тенденций в "верхах" и в обществе было очень значительно.
Александр II не мог не заметить обострения политической ситуации в первые же годы после отмены крепостного права. Но вряд ли он понял возможные последствия и опасность для государственной власти возникшей в обществе конфронтации политических сил. Во всяком случае его не насторожили протест и выход в отставку либеральной профессуры Петербургского университета в ответ на реакционные меры министерства осенью 1861 г., гонения на либеральную администрацию Калужской губернии, притеснения либеральных мировых посредников новым министром внутренних дел Валуевым. Он санкционировал арест либеральных мировых посредников Тверской губернии во главе с А. М. Унковским в 1862 году. Одним росчерком пера царь устранял либеральных министров и государственных деятелей с постов, одновременно пользуясь их программами и проектами. Потому, в частности, что действовал не в силу убеждений, а в силу обстоятельств - постоянно менявшегося соотношения сил в высших эшелонах власти и в обществе.
Тревоги Н. А. Милютина и его соратников в отношении слабости гарантий принятого либерального курса, о необходимости иметь партию середины (le centre) для поддержки начатой в государстве перестройки были чужды Александру II. В поляризации политических сил, в усилении и активизации реакции и революционного экстремизма, распространении нигилизма, ослаблении либералов он не увидел, не осознал грозящую делу реформ и ему лично катастрофу. И выстрел Д. В. Каракозова у ворот Летнего сада грянул 4 апреля 1866 года. Этим актом революционного террора завершилось первое десятилетие царствования царя-реформатора. Известный английский журналист, корреспондент "Daily Telegraph" Э. Дайси, увидевший Александра II в 1866 г., оставил такую зарисовку: "Высокий, величественный, полный достоинства человек с ясно очерченными чертами лица и темными волосами, он мог бы, я думаю, быть назван королем королей"44. В расцвете физических и духовных сил, на вершине своей славы Александр II оказался в роли мишени. Человек храбрый, не раз доказавший свое бесстрашие, он был потрясен этим первым покушением. Не из страха за собственную жизнь: сознание, что стрелял в русского царя, в "помазанника Божия" русский человек, а не поляк, как ему сначала показалось, было откровением и превосходило его понимание. Многие современники констатировали, а позже историки подтвердили, что с этого времени в политике Александра II определился поворот к реакции.
Действительно, 1866 год стал вехой. Однако не только в политике, но и в личной жизни царя. В 1865 г. в 22-летнем возрасте умер от туберкулеза старший сын и наследник престола великий князь Николай Александрович, воспитанник Кавелина, по общим отзывам, мягкий, гуманный, либеральный. Расшаталось здоровье императрицы Марии Александровны. После длительной внутренней борьбы Александр II дал волю своим чувствам к юной княжне Екатерине Михайловне Долгорукой и в июле 1866 г. начался их роман45. Он ничем не походил на прежние мимолетные увлечения и многочисленные связи императора, к которым привыкли все, не исключая императрицу. То была любовь 48-летнего зрелого мужчины к 18-летней обаятельной девушке. Их попытка расстаться на полгода, чтобы избежать скандала и остудить чувства, не помогла.
Пережитое в связи с покушением потрясение, раздвоенность в личной жизни и страсть, поглощавшая душевные и физические силы, отразились на внутреннем состоянии Александра II, его мировосприятии. Современники замечали, что император чаще, чем раньше, бывал задумчив, а иногда и апатичен, врачи в начале 1870-х годов говорили об истощении сил и предписывали лечение. Естественно предположить, что эти обстоятельства не могли не сказаться на отношении к делам: энергии и интереса поубавилось, зато возникли размышления над правильностью взятого курса. Пытаясь противодействовать этим колебаниям и натиску всколыхнувшейся в "верхах" реакции, Д. А. Милютин подал Александру II записку "О нигилизме и мерах против него необходимых", написанную Кавелиным. В ней доказывалось, что только последовательные реформы могут остановить в России революционное движение.
Александр II оставил записку без внимания, склоняясь к охранительным силам, к реакции. В рескрипте от 13 мая 1866 г. на имя председателя Комитета министров П. П. Гагарина он объявил своей задачей "охранять русский народ от тех зародышей вредных лжеучений, которые со временем могли бы поколебать общественное благоустройство". Вопрос о дальнейших реформах замалчивался, провозглашались чисто охранительные цели, сформулированные шефом жандармов П. А. Шуваловым. Валуев очень точно выразил в дневнике свое впечатление от рескрипта и намеченного им курса: "У нас теперь принцип и идея тождественны. Они состоят в ограждении власти. Положение оборонительное. Власть рассматривается не как средство, но как цель, как право или имущество... Мы требуем повиновения, но во имя чего мы его требуем? Только во имя обязанности повиноваться и права повелевать"46.
Окружение Царя-Освободителя стало меняться. Роль III Отделения, несмотря на гласность и европеизацию страны, не только не ослабла, но с 1866 г. усилилась. Назначенный главноуправляющим III Отделения и шефом жандармов Шувалов приобрел решающее влияние в "верхах" и лично на Александра II. Недостаток воли, свойственный царю вообще, в эти годы стал особенно заметен. Вплоть до отставки в 1874 г. Шувалов сосредоточивал в своих руках непомерную власть и могущество, играя роль, близкую к роли временщика. Само время в восприятии современников отлилось в термин "шуваловщина". А. Ф. Кони считал правление Шувалова "властительством над судьбами русской внутренней политики и над душою напуганного покушением Каракозова Государя"47.
Смена лиц коснулась многих ключевых постов. Министром народного просвещения стал обер-прокурор Синода Д. А. Толстой, откровенный поборник реакции, министром юстиции К. И. Пален, министром внутренних дел А. Е. Тимашев, поддержанные Шуваловым. Д. А. Милютин не раз был готов выйти в отставку, теряя надежду противостоять всесилию Шувалова. Так называемые "новеллы" к реформам 1860-х годов вносили реакционные коррективы в недавно принятые законодательные акты. Административная власть повсеместно усилилась, контроль за земским самоуправлением, за печатным словом ужесточился, начальная школа попала под надзор министерских чиновников, независимые судьи подвергались давлению администрации.
Но и в этой обстановке возврата к охранительным принципам Александр II все же продолжал реформы, хотя и вяло, инертно. В 1870 г. было принято законодательство о городском самоуправлении (в отрыве от земского на шесть лет). Подготовка военных реформ растянулась до 1874 г., когда, наконец, был сделан решительный шаг к модернизации армии в виде закона о всеобщей воинской повинности. Толчок к этому решению дала франко-прусская война 1870 - 1871 гг., продемонстрировавшая преимущества современной организации и оснащения армии.
Александр II и правительство постепенно утрачивали инициативу в проведении крупномасштабных преобразований, начатых отменой крепостного права. И вместе с тем усиливались репрессивные меры борьбы не только с революционным, но и с либеральным общественным движением. Военный министр Д. А. Милютин говорил о времени после 1866 г.: "В последние 14 лет застоя и реакции все строгости полицейские не только не подавили крамолу, но напротив того, создали массу недовольных, среди которых злонамеренные люди набирают своих новобранцев". Он говорил об этом на совещании министров у Александра III 21 апреля 1881 г., где решался вопрос о дальнейшей политике и программе действий правительства. "Я доказывал, - передает он далее в своем дневнике, - что недоконченность начатых реформ и отсутствие общего плана привели к тому, что по всем частям государственного организма ощущается полный хаос"48. Это мнение разделяли многие деятели реформ, их сторонники и оппоненты.
Внимание Александра II в этот период было сосредоточено не столько на законодательной деятельности, сколько на решении имперских задач - приобретении новых территорий, особенно в Средней Азии, урегулировании пограничных проблем, на европейской политике и пересмотре условий тягостного для России Парижского мира.
На 1866 г. приходится пик развития дружественных отношений между Россией и США и решение о продаже Русской Америки. Давняя идея о континентальном, а не морском будущем России (отказ от приобретения далеких заморских территорий) заявила о себе еще в 1818 г., когда было отклонено предложение о принятии в русское подданство Гавайских островов. Позиция Александра II заключалась во всемерном укреплении отношений с США. Еще во время Гражданской войны посылкой русских эскадр в Америку и их пребыванием в Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне в 1863 - 1864 гг. демонстрировалась поддержка Россией федерального Союза. И хотя непосредственная цель экспедиции заключалась в организации крейсерства на случай возможной войны Англии и Франции против России в связи с польским восстанием 1863 г., тем не менее заинтересованность двух держав в сближении была несомненна.
Отклик в США на покушение Каракозова не свелся к обычной в таких случаях дипломатической процедуре: конгресс единогласно принял особую резолюцию и для торжественного ее вручения императору было отправлено в Россию чрезвычайное посольство во главе с заместителем морского министра Г. В. Фоксом. По оценке Н. Н. Болховитинова, "миссия Фокса, ставшая кульминацией русско-американского сближения, во многом способствовала распространению мнения о существовании естественного союза между Россией и Соединенными Штатами", что и повлияло на обсуждение вопроса о продаже русских владений в Америке. Это не снимает вопроса о других причинах, в том числе финансовых (хотя 7,5 млн. долл. не могли быть решающим подспорьем для бюджета России). Стратегической целью правительства в этой акции было соображение об устранении опасного очага возможных противоречий в будущем49.
Спустя несколько лет был решен другой важный вопрос пограничного размежевания, на этот раз с Японией. После соглашения с Китаем и присоединения к России Уссурийского края (Пекинский договор 2 ноября 1860 г.) значение Сахалина для дальневосточных территорий империи возросло. Однако вопрос о принадлежности Южного Сахалина был камнем преткновения в затянувшихся переговорах с Японией. Наконец, 25 апреля 1875 г. в Петербурге была подписана конвенция об обмене северной части Курильских островов, принадлежавшей России, на Южный Сахалин50.
В этот период своего царствования Александр II придавал большое значение завоеванию Средней Азии, где интересы России сталкивались с Англией. В представлении значительной части правящих кругов и общества продвижение в этом регионе, развитие экономических связей с другими странами Востока давали возможность восстановить военно-политический престиж России и оказать нажим на основного ее соперника - Великобританию. Александр II с неизменным интересом и вниманием относился к этой сфере государственной деятельности и, разделяя в целом идею продвижения в Среднюю Азию, вместе с тем удерживал слишком горячие головы от неосмотрительных или поспешных действий, или даже от химерических планов похода на Индию.
После благоприятного для империи исхода Кавказской войны с середины 1860- х годов началось систематическое продвижение в Средней Азии. В 1864 г. были взяты Туркестан и Чимкент, в 1865 г. - по инициативе генерала М. Г. Черняева - Ташкент, о чем Валуев записал в своем дневнике 20 июля 1865 г.: "Ташкент взят ген. Черняевым. Никто не знает почему и для чего... Есть нечто эротическое во всем, что у нас делается на отдаленной периферии Империи"51. И хотя Д. А. Милютин 1 ноября 1866 г. сообщил Оренбургскому генерал-губернатору, что царь якобы "не желает никаких новых завоеваний", назначение вскоре в Среднюю Азию генерала К. П. Кауфмана, близкого к Александру II и военному министру, с самыми широкими полномочиями, предвещало энергичные действия. 13 ноября 1867 г. Кауфман доложил, что временно приостановит наступление, чтоб заняться устройством управления края, но затем необходимо дальше двигаться против бухарского эмира. "Совершенно одобряю", - откликнулся на это Александр II52.
В 1868 г. Кауфман взял Самарканд, и бухарский эмир признал вассальную зависимость от России. В1869 г. согласно распоряжению Александра II был занят Красноводск, что явно предшествовало дальнейшему продвижению в Среднюю Азию с закреплением на восточном побережье Каспийского моря. Сообщая о распоряжениях царя Кауфману, директор Азиатского департамента МИД П. Н. Стремоухов заявлял, что "новое расширение пределов было бы самым решительным вредом для нашего отечества"; генерал Свистунов, руководивший действиями Красноводского отряда, тоже характеризовал правительственную политику как "вредное увлечение погремушками дешевых лавров"53. Продвижение, однако, продолжалось, и в 1873 г. оказалось в вассальной зависимости Хивинское ханство, а в 1876 г. ликвидировано Кокандское ханство и образована Ферганская область в составе Туркестанского генерал-губернаторства. Дальнейшие действия были временно приостановлены в связи с активизацией России в европейской политике и надвигавшейся русско-турецкой войной.
В имперских притязаниях Александр II пошел дальше намерений и наставлений Николая I, который в завещании 1835 г. предупреждал сына: "С иностранными державами сохраняй доброе согласие. Не в новых завоеваниях, но в устройстве ее [России] областей, отныне должна быть вся твоя забота"54. Совет отца не был учтен, а скорее, просто забыт. Границы империи в царствование Александра II существенно раздвинулись на Дальнем Востоке, в Средней Азии, на Кавказе. Однако несмотря на эти успехи и приобретения в азиатских регионах, Петербург продолжал относиться к положению в Европе с неизменно большим интересом и вниманием, чем к ситуации на всех остальных континентах, взятых вместе. И это было естественно. Именно в Европе лежали жизненно важные центры империи55.
Политика Александра II в Европе не осталась без изменений: сближение с Францией на рубеже 1850 - 1860-х годов оказалось недолговечным. Охлаждение в отношениях между двумя державами и их властителями, обострившееся в связи с польским вопросом в начале 1860-х годов, в дальнейшем стало еще более очевидным. В значительной степени это объяснялось усилившейся пропрусской ориентацией Александра II. Милитаризация и усиление Пруссии под руководством Бисмарка, и даже его очевидное стремление к гегемонии в Европе не насторожили Александра II. Попытка Горчакова наладить отношения с Францией не увенчалась успехом.
Визит Александра II в Париж летом 1867 г. не оправдал этих надежд. Французская столица встретила царя 3 июня холодно (в толпе кричали: "Vive la Pologne!"), а 6 июня поляк А. И. Березовский стрелял в Александра II, возвращавшегося с парада в открытом экипаже вместе с Наполеоном III. Царь не был ранен, но все знаки сожаления и симпатии, все старания французского императора и императрицы Евгении не смогли рассеять его дурного настроения. Положение усугублялось упорным противодействием Франции всем попыткам русской дипломатии добиться отмены ограничительных статей Парижского мира. В 1870 г. Александр остался глух ко всем обращениям французского правительства, взывавшего о помощи и заступничестве. Он не скрывал своих симпатий к Пруссии, хотя значительная часть русского общества и правящей бюрократии не разделяла их.
Отчасти это отношение Александра II к Пруссии можно объяснить его надеждами с самого начала франко-прусской войны добиться отмены наиболее тяжелых статей Парижского мира, "черноморских". В расчете на поддержку Пруссии он предложил в Совете министров план одностороннего отказа России от статей, ограничивавших ее права на Черном море. Тютчева отмечает инициативу царя в этом деле и, напротив, сдержанность почти всех министров56. Циркулярная нота Горчакова 19 (31) октября 1870 г. достигла цели: Бисмарк, хотя и недовольный этой акцией, предложил созвать Лондонскую конференцию заинтересованных держав, которая и приняла конвенцию 13 марта 1871 г. об отмене этих статей, что означало большую дипломатическую победу.
Расчеты Александра II оправдались, однако было бы ошибкой только этим объяснять его отношение к Пруссии. Большое значение имели его личные чувства и симпатии к родному дяде, прусскому королю. Д. А. Милютин вспоминал, что Александр II не скрывал своей радости при получении каждой телеграммы о победе германских войск: немедленно посылал Вильгельму поздравительные телеграммы, а по временам - георгиевские кресты, в таком, притом, большом количестве, что это возбуждало в петербургском обществе сетования и насмешки.. О явном сочувствии Пруссии свидетельствовало и то, что несмотря на нейтралитет, в германской армии были русские офицеры, врачи, лазареты. Даже после Седанской победы немцев, несмотря на возникшие уже у Александра II опасения возможных последствий столь стремительных успехов Пруссии, позиция его не изменилась. 6 ноября 1870 г. он писал великой княгине Елене Павловне: "Я, как и Вы, оплакиваю новые потери славной прусской гвардии"57.
Тьер, прибывший в Петербург, чтобы склонить Россию к активной поддержке Франции, уехал ни с чем. Когда побежденная Франция во время мирных переговоров старалась заручиться содействием России против непомерных притязаний Пруссии, Александр II остался неприступен. Французский посол в Петербурге маркиз Ж. де Габриак, которому выпала трудная задача бороться с этим пруссофильством, в телеграмму от 19 февраля 1871 г. своему министру иностранных дел Ж. Фавру так определял ситуацию: "Вы могли убедиться из обмена телеграммами между прусским королем и императором Александром - обмена, который даже здесь произвел скверное впечатление, что нам нечего ждать от России... Россия нейтральна, но ее нейтралитет дружественен Франции; император нейтрален, но его нейтралитет благоприятен Пруссии. Ну, а император Александр управляет страной, лишенной инициативы, еще привыкшей к абсолютизму. Страна может устраивать заговоры, когда ее доводят до крайности, но не способна к открытому воздействию на власть"58.
Александр II в полной мере не осознал и не почувствовал угрозы в образовании Германской империи, в опасном для России соседстве милитаризованной сильной державы. Он не понял, что Франкфуртский мир, перекроивший границы в центре Европы, чреват нестабильностью и в перспективе общеевропейской войной, что предвидели многие политики и дипломаты. Только в одном случае он отрешился от позиции равнодушного созерцания, когда усмотрел общеевропейскую опасность коммунистического движения. После падения Парижской Коммуны Александр II был солидарен с требованием французского правительства о выдаче коммунаров, укрывавшихся в других странах. "Я рассматриваю этот вопрос, как вопрос самой большой важности для будущего всех правительств, - гласит его резолюция на докладе управляющего Министерством иностранных дел В. И. Вестмана. - По моему приказу министр юстиции составил по этому поводу докладную записку, которую я сам передал в Берлине императору-королю, желая, чтобы инициатива исходила не от меня, а от Пруссии"59. Еще до Парижской Коммуны под впечатлением от свержения монархии во Франции в сентябре 1870 г. и провозглашения республики, он, как и Бисмарк, признал необходимость организовать совместную в международном масштабе борьбу против социалистического движения60.
Происходило сближение и с Австро-Венгрией. В октябре 1873 г. сложился Союз трех императоров - России, Германии, Австро-Венгрии. Александр II вернулся к тому, от чего отказался в начале своего царствования. Противодействие Александра II в 1875 г. новым претензиям Германии к Франции сгладило прежние обиды французов, но не изменило общей ситуации. Хотя Союз трех императоров и не был возрождением Священного Союза, Александр в новых международных условиях все же предпочел соглашение с прежними партнерами решительным переменам в дипломатии, предпочел, как он говорил, "традиционный союз", несмотря на опасения Горчакова и мнение прессы, почти единодушно высказывавшейся за сближение с Францией. К тому же союз с Германией и Австро-Венгрией облегчил ему исполнение имперских планов.
Масштабность имперских притязаний требовала значительных военных сил и напряжения финансов. Военная направленность отражена в государственной росписи, которая, кстати, впервые стала публиковаться после отмены крепостного права. Военные расходы составляли треть бюджета страны. Рейтерн с самого начала своего управления финансовым ведомством убеждал Александра II в крайней обремененности бюджета военными расходами, необходимости денежно-валютной реформы и обеспечения рубля золотым запасом для успешного проведения реформ и обновления России. Но имперская политика и традиционное имперское мышление победили.
Решающим событием оказалась русско-турецкая война 1877 - 1878 годов. Царь не без колебаний и не вдруг решился на ее объявление. Еще в августе 1876 г. перед отъездом на отдых в Ливадию в разговоре с министром финансов о политических делах "он как и прежде весьма сильно выражал свою решимость не давать Россию завлечь в войну. Он не без горечи говорил об агитации славянофильской - о желании некоторых лиц выставить не его представителем интересов России". Но спустя месяц настроение его изменилось. Деятельность славянских комитетов и консолидация общества вокруг вопроса об освободительной миссии России по отношению к единоверным славянским народам не могли не оказать на Александра II большого влияния. В начале октября между Александром II и Рейтерном, вызванным в Ливадию, произошло драматическое объяснение, в котором окончательно обрисовалась позиция императора.
Александр II требовал от министра финансов средств для предстоящей войны. Рейтерн со своей стороны предпринял отчаянную попытку противостоять влиянию на царя военных и всех сторонников разрешения ближневосточного кризиса военным путем. Он дважды подал Александру II записки, в которых доказывал, что "война остановит правильное развитие гражданских и экономических начинаний, составляющих славу царствования Его Величества; она причинит России неисправимое разорение и приведет ее в положение финансового и экономического расстройства, представляющее приготовленную почву для революционной и социалистической пропаганды, к которой наш век и без того уже слишком склонен". Рейтерн полагал, что к тому же европейские державы не позволят России в полной мере воспользоваться плодами побед. Александр II с раздражением и неприязнью вернул записку, не обсудив ее с другими министрами, и, как пересказывает Рейтерн, упрекнул, "что я вовсе не указываю на средства для ведения войны и предлагаю унизить Россию. Что этого ни он, ни сын его не допустит"61. Царь пренебрег доводами своего министра (Рейтерн тогда же решил выйти в отставку после окончания войны). Денежно-валютная реформа, подготовленная им, оказалась сорванной.
21 мая 1877 г. Александр II выехал из Петербурга в действующую армию и покинул ее только 3 декабря, после падения Плевны, предрешившего исход войны. Он считал своим долгом находиться в тылу армии, там, где были раненые, и говорил, покидая столицу: "Я еду братом милосердия". Император терпеливо переносил трудности походного быта, плохие дороги, сохранял строгий режим дня, вставал в 7 - 8 часов утра, даже если приходилось накануне лечь глубокой ночью. Он обходил палаты раненых, иногда посещал операционную, утешал отчаявшихся, награждал отличившихся, всех подбадривал и глаза его часто увлажнялись слезами. В человечности и милосердии отказать Александру II нельзя. Но попытки самодержца вмешаться в руководство военными делами и порывы "принять участие в бою" к великому огорчению военного министра Милютина вносили только напряжение и сумятицу62.
В судьбах народов южнославянского мира война сыграла огромную освободительную, прогрессивную роль. Для России последствия этой войны были неоднозначны. Несомненно, военные успехи и приобретения восстановили имперский престиж России и оттеснили мучительную память о Крымском поражении. Но война потребовала огромного напряжения сил. Она стоила свыше миллиарда рублей (при общем бюджете в 1878 г. - 600 миллионов), курс рубля понизился с 86 коп. золотом до 63. Рейтерн вышел в отставку, признав полное поражение своей политики, рассчитанной на продолжение курса реформ. Завершилась война сначала Сан-Стефанским миром, а затем разочаровывающими решениями Берлинского конгресса, сильно урезавшими плоды победы. Канцлер Горчаков, представлявший Россию на конгрессе, в записке Александру II отмечал: "Берлинский конгресс есть самая черная страница в моей служебной карьере". Император приписал: "И в моей также"63.
Очевидное дипломатическое поражение России не способствовало умиротворению внутриполитической ситуации, как рассчитывало правительство, начиная войну. Напротив, конфронтация усилилась. Патриотический подъем, вызванный войной за освобождение славян, только на короткое время приглушил деятельность подполья, но затем она активизировалась с новой силой. Террор стал основным средством борьбы, а главной мишенью - сам император. Одно за другим следовали покушения - А. К. Соловьева 20 апреля 1879 г., смертный приговор, вынесенный Александру II Исполнительным комитетом "Народной Воли" 26 августа того же года, осенний взрыв царского поезда, 5 февраля 1880 г. - взрыв в Зимнем дворце, стоивший многих человеческих жертв.
Наступил последний, самый драматический год жизни Александра II. По настоянию охраны он меняет маршруты своих перемещений, отказавшись от прогулок пешком, выезжает только в сад Аничкова дворца, в открытой карете, окруженный казаками. Все больше погружается он в личную жизнь, тоже полную драматизма. Теперь под одной крышей в Зимнем дворце живут снедаемая чахоткой императрица Мария Александровна и молодая, красивая Долгорукая, без которой император уже не может провести ни дня, с которой создана новая семья с тремя детьми (две дочери, Ольга и Екатерина, и сын Георгий; второй мальчик умер). Императрица скончалась в конце мая 1880 г., и Александр II, едва переждав 40 дней после ее смерти, 18 июля вступил в морганатический брак с княжной Долгорукой. Князь В. Барятинский, брат мужа младшей дочери княгини Юрьевской и Александра II Екатерины Александровны, записал слова, произнесенные царем в день свадьбы: "Четырнадцать лет я ожидал этого дня, я боюсь моего счастья! Только бы Бог не лишил меня его слишком рано"64.
В тот же день он подписал указ, в котором, объявляя о свершившемся, предписывал титуловать Долгорукую светлейшей княгиней Юрьевской (от имени Юрия Долгорукого, к которому восходил ее род), и присвоил своему потомству от нее права законных детей. Об указе, как в первое время и о самом браке, знали только несколько доверенных лиц, присутствовавших на церемонии обручения. Первым после них, кто узнал из уст самого императора о бракосочетании, был М. Т. Лорис-Меликов, вторым - цесаревич Александр Александрович, другие сыновья - позже, а дочь, жившая в Англии, только в ноябре. Брак произвел удручающее впечатление и на семью императорами вообще на многих представителей "верхов".
Назначенный после очередного покушения (5 февраля 1880 г.) сначала председателем Верховной распорядительной комиссии, а потом министром внутренних дел бывший харьковский генерал-губернатор, герой русско-турецкой войны, завоеватель Карса, Лорис-Меликов стал своего рода диктатором. Умный, энергичный и вместе гибкий, либеральный, он увидел корень зла в разладе между неограниченной самодержавной властью и просвещенной частью общества. Новая двусмысленная политика, направленная на решительное подавление революционного движения, одновременно намечала продолжение реформ: расширение местного самоуправления, смягчение цензурных притеснений, завершение крестьянской реформы обязательным выкупом, отставку реакционного министра народного просвещения Д. А. Толстого и др.
Но главным в планах Лорис-Меликова было дарование представительства земскому и городскому самоуправлению в духе опыта с редакционными Комиссиями 1856 - 1860 годов. Проект Лорис-Меликова, который только условно можно назвать конституцией, сводился к учреждению при Государственном совете "Общей комиссии", в которую наряду с назначенными правительством лицами входили бы представители от земств и городов, с двумя подкомиссиями: финансовой и хозяйственно-административной. После рассмотрения законопроекты должны были вноситься на окончательное обсуждение Государственного совета, в который Лорис-Меликов также предлагал включить представителей общественных учреждений.
Зная упорное нежелание Александра II дать стране конституцию, Лорис-Меликов осторожно искал подхода к самодержцу. Барятинский рассказывает, что в Ливадии Лорис-Меликов вел долгие беседы с государем в присутствии его супруги о политических делах и о новых реформах. Иногда, вскользь, во время разговора, он делал смутные намеки на то, что народ был бы счастлив иметь царицу - русскую по крови. Делая эти намеки, он сознавал, что касается сокровенных намерений царя: Александр II мечтал короновать княгиню и, выполнив намеченные государственные преобразования, отречься от престола в пользу цесаревича и уехать с женой и детьми в Ниццу65. Источником этих сведений были предания семьи княгини Юрьевской, они требуют подтверждений и проверки.
Две "диктатуры сердца" (любимой женщины и сильного правителя) переплелись в последний год жизни Александра II и властвовали над ним. По- прежнему влюбленный, погруженный в свою личную жизнь, занятый мельчайшими подробностями ее устройства, вплоть до одежды слуг Ливадийского дворца, куда впервые отправлялась на отдых княгиня Юрьевская после бракосочетания, но усталый от бремени государственных дел, от конфронтации в обществе, преследуемый террористами, Александр II склоняется к решению, которое категорически отрицал все годы своего царствования. Вот что поведал Д. А. Милютину об этом последнем акте государственной деятельности императора, спустя два месяца, великий князь Владимир Александрович: "В самое утро злополучного дня 1 марта покойный император, утвердив своей подписью представленный доклад Секретной комиссии и выждав выхода Лорис-Меликова из кабинета, обратился к присутствовавшим великим князьям с таким словами: "Я дал свое согласие на это представление, хотя и не скрываю от себя, что мы идем по пути к конституции""66. Однако до распубликования правительственного сообщения Александр II решил рассмотреть проект 4 марта в Совете министров.
Террористический акт 1 марта сорвал этот план. М. Алданов пишет, что княгиня Юрьевская очень просила Александра II не ездить в этот день на развод войск, поостеречься возможных покушений. Но он беззаботно ответил ей, уходя, что гадалка предсказала ему смерть при седьмом покушении, а теперь, если и будет, то только шестое. Спустя немного времени на Екатерининском канале прозвучало два взрыва... Организаторами покушения 1 марта были А. И. Желябов - крестьянин по происхождению и С. Л. Перовская - представительница аристократического рода, дочь графа Л. А. Перовского, видного сановника Николая I, и племянница графа В. А. Перовского, одного из военных деятелей в первые годы царствования Александра II.
Первая бомба, брошенная Н. И. Рысаковым, разорвалась рядом с каретой, и сам Александр II остался невредим. В последние минуты жизни очень характерно проявилась его личность и натура. "Несмотря на настоятельные убеждения кучера не выходить из кареты, - пишет П. А. Кропоткин, - Александр II все-таки вышел. Он чувствовал, что военное достоинство требует посмотреть на раненых черкесов и сказать им несколько слов... Я мог заглянуть вглубь его сложной души... и понять этого человека, обладавшего храбростью солдата, но лишенного мужества государственного деятеля"67. Вторая бомба, брошенная И. И. Гриневицким, достигла цели.
Доставленный в Зимний дворец, в 3 1/2 часа пополудни он скончался от потери крови. Умирал Александр II на солдатской кровати, покрытой старой военной шинелью, которая служила ему домашним халатом. 1 марта трагически пресекло и государственные преобразования, призванные увенчать "Великие Реформы", и романтические мечты монарха о личном счастье. Накануне перемещения останков Александра II из Зимнего дворца в Петропавловский собор княгиня Юрьевская остригла свои великолепные волосы и положила их к рукам усопшего супруга68. По настоянию Александра III она с детьми вскоре покинула Россию. За границей она жила в Париже и Ницце, где для нее были куплены дома. О средствах к жизни позаботился заблаговременно Александр II, переведя на ее имя за два месяца до смерти около 3,5 млн. руб. из своего капитала, составлявшего 14,6 млн. рублей69. Она умерла в Ницце 15 февраля 1922 г. на 75-м году жизни, оставшись до конца дней верной своей любви, как пишут мемуаристы.
Столь же трагическим, как личная судьба Александра II, был исход его последнего государственного деяния. Как свидетельствуют очевидцы, настроение в Зимнем дворце изменилось поразительно быстро, сразу же в день смерти Александра II: "Чувствовалось, что все сподвижники покойного Императора уже если не в опале, то недолго будут продолжать вести государственные дела"70. Лорис-Меликова открыто упрекали в случившемся. Заседание, назначенное Александром II на 4 марта, состоялось в присутствии Александра III 8 марта. Драматичность столкновения сторонников проекта Лорис-Меликова (великий князь Константин Николаевич, Д. А. Милютин, А. А. Абаза, П. А. Валуев) и оппозиции, нашедшей особенно яркое выражение в мрачно-обличительной речи К. П. Победоносцева, хорошо известна. Заседание не приняло решений, но фактически предрешило вопрос. Мирный путь движения к правовому государству и конституции был исчерпан.
Трагедия Царя-Освободителя обернулась трагедией России, "Грустно действительное положение России" и "страшно подумать о том, что ожидает ее в будущем", - записал в своем дневнике в июне 1881 г. Д. А. Милютин, навсегда покинувший Петербург и поселившийся в Крыму, как и опальный брат Александра II великий князь Константин Николаевич. Что же так страшило одного из самых ярких деятелей эпохи "Великих Реформ"? "Какова же будет их программа?" - задавался вопросом Д. А. Милютин, оценивая Победоносцева, его компанию, наступление нового правления. И отвечал, уже через две недели после трагедии 1 марта: "Реакция под маскою народности и православия - это верный путь к гибели для государства"71.
С. С. Татищев - первый и самый основательный до наших дней биограф Александра II - создал в своем двухтомном труде возвышенно- идеализированный образ монарха. Поставив перед собой задачу "воскресить перед современниками незабвенный, величественный и обаятельный образ Царя-Освободителя", которому он верою и правдою служил 17 лет, Татищев пришел к заключению, венчающему его повествование-исследование: "Воистину Александр II был для России тот "добрый пастырь", который, по слову Христа, "душу свою полагает за овцы"72. Но и сам Татищев признавал, что в конце XIX - начале XX в., когда создавал летопись жизни и деятельности Александра II, время для исторической оценки Царя-Освободителя и его реформ еще не наступило. Задачу свою он видел в том, чтобы сделать "первую просеку в дремучем лесу прискорбной неосведомленности русского общества относительно фактического содержания царствования" Александра II73. На исходе XX в., спустя более 100 лет после его гибели и 130 лет после главной из его реформ - отмены крепостного права, "время для исторической оценки" наступило.
Личность Александра II трагична. В акте 1 марта 1881 г. причудливо переплетались трагедия человеческой судьбы, монархии и страны. Отсюда тянется кровавый след к трагической развязке российской истории уже XX века. Здесь обрывается взятый реформами курс на мирное строительство правового государства. По своему характеру, темпераменту, мировоззрению, призванию Александр II не был реформатором. Он стал им в силу обстоятельств; в его характере, в его личности необузданное, отталкивающее самодержавное "Я" уживалось с привлекательными человеческими чертами, а в государственной деятельности часто и подавляло их. Он оставался фактически пленником той системы, фундамент которой начал упразднять своими реформами. В его симпатиях и пристрастиях, в его наклонностях и ориентации "военный в душе" преобладал над законодателем.
Император и самодержец, генетически и исторически связанный со своими предшественниками от Петра Великого до Николая I, возвышался над Освободителем. Это объяснялось далеко не столько личными свойствами Александра II, сколько слабостью общественных сил, способных возглавить и провести преобразования. Общественные ожидания, вера в способность высшей власти вывести страну на достойное место и в сотрудничество интеллигенции с властью, характерные для первых, предреформенных лет царствования Александра II, были обмануты. "Великие Реформы" оказались в действительности подчинены не экономическому процветанию, не "улучшению быта" народа, не развитию выборного представительного начала и созданию основ правового государства, а укреплению самодержавия, усилению военной мощи, расширению империи во имя величия России, как понимал его Александр II и его ближайшее окружение.
Примечания
1. Красный архив, 1922, кн. 3, с. 292 - 293; Центральный государственный архив Октябрьской революции (ЦГАОР) СССР, ф. 678 (Александр II), оп. 1, д. 818, л. 3 об.
2. ЦГАОР СССР, ф. 678, оп. 1, д. 572, л. 2 об.
3. ПОГОДИН М. П. Историко-политические письма и записки в продолжении Крымской войны. М. 1874, с. 333 - 334, 336 - 340, 355 - 358.
4. Центральный государственный исторический архив (ЦГИА) СССР, ф. 1180, оп. 15, д. 148, л. 29.
5. ПОГОДИН М. П. Ук. соч., с. 315, 317.
6. ЦГИА СССР, ф. 1180, оп. 15, д. 148, л. 19.
7. Там же, ф. 560, оп. 14, д. 294, л. 1.
8. Там же, ф. 523, оп. 1, д. 2189.
9. Записки К. К. Мердера, воспитателя цесаревича Александра Николаевича. 1826 - 1832. - Русская старина, 1885, кн. 2, с. 343; кн. 6, с. 507.
10. ЖУКОВСКИЙ В. А. Соч. Т. 6. СПб. 1885, с. 348.
11. Годы учения его императорского высочества наследника цесаревича Александра Николаевича ныне благополучно царствующего государя императора. 1826 - 1838. Т. 1. СПб. 1880, с. III.
12. ЖУКОВСКИЙ В. А. Ук. соч., с. 348.
13. Русская старина, 1885, кн. 2, с. 538; кн. 7, с. 42.
14. ЖУКОВСКИЙ В. А. Ук. соч., с. 261 - 262, 349.
15. Русская старина, 1885, кн. 3, с. 553; кн. 12, с. 514.
16. Там же, кн. 2, с. 256, 273, 356; кн. 4, с. 88; кн. 6, с. 298, 496.
17. Там же, кн. 2, с. 358; кн. 6, с. 489; кн. 3, с. 537; кн. 5, с. 504; кн. 8, с. 238.
18. Там же, 1886, кн. 2, с. 405.
19. ТЮТЧЕВА А. Ф. При дворе двух императоров. Дневник 1855 - 1882. М. 1929, с. 41. Николай (1843- 1865); Александр (1845 - 1894) - будущий император Александр III; Владимир (1847 - 1909); Алексей (1850 - 1908); Мария (1853 - 1920), вышедшая замуж за младшего сына английской королевы Виктории принца Эдинбургского; Сергей (1857 - 1905), будущий московский генерал-губернатор, убитый эсером И. П. Каляевым; Павел (1860 - 1919), расстрелян в Петропавловской крепости большевиками. Первый ребенок (дочь Александра) умер в младенчестве.
20. ЦГИА СССР, ф. 523, оп. 1, д. 2149, лл. 18 - 21.
21. Там же, ф. 1180, оп. 15, д. 148, л. 39.
22. ЦГАОР СССР, ф. 728, оп. 1, д. 1817, ч. 11, лл. 180 - 181.
23. ЦГИА СССР, ф. 523, оп. 1, д. 2149, л. 32.
24. Там же, л. 40; д. 2222, л. 12.
25. WHITE A. Autobiography. Vol. 1. Lnd. 1905, p. 470.
26. ТЮТЧЕВА А. Ф. Ук. соч., с. 105 - 107.
27. ЦГАОР СССР, ф. 728, оп. 5, д. 2265, л. 4; ЦГИА СССР, ф. 1101, оп. 2, д. 394, л. 1.
28. Голос минувшего, 1916, N 5 - 6, с. 393.
29. ЦГАОР СССР, ф. 728, оп. 1, ч. 2, д. 2479, лл. 7 - 8.
30. ЦГИА СССР, ф. 1284, оп. 66, 1857 г., д. 11а, лл. 3 - 4.
31. ЦГАОР СССР, ф. 722, д. 681, л. 62 об. Письма от 20 января (1 февраля) 1857 года.
32. Журналы и мемории общего собрания Государственного совета по крестьянскому делу с 28 января по 14 марта 1861 г. Пг. 1915, с. 3 - 5.
33. ЦГАОР СССР, ф. 722, оп. 1, д. 230, лл. 21об. - 22.
34. См. ЗАХАРОВА Л. Г. Записка Н. А. Милютина об освобождении крестьян (1856 г.). В кн.: Вопросы истории России XIX - начала XX века. Л. 1983, с. 24 - 33.
35. ЦГАОР СССР, ф. 722, д. 681, лл. 117 - 118об.; Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина, ф. 169. 61. 25, л. 32.
36. ЦГИА СССР, ф. 560, оп. 14, д. 294, лл. 6 - 8, 28.
37. Русский архив, 1889, кн. 5, с. 159.
38. ЦГАОР СССР, ф. 722, д. 681, л. 104; Сборник правительственных распоряжений по устройству быта помещичьих крестьян, вышедших из крепостной зависимости. Т. 2, ч. 2. М. 1861, с. 51, 59, 129.
39. Дела и дни, 1920, кн. 1, с. 124.
40. Die politischen Berichte des Fursten Bismarks aus Peterburg und Paris (1859 - 1862). Brl. 1920, S. 130.
41. БАРСУКОВ Н. Жизнь и труды М. П. Погодина. Кн. 9. СПб. 1896, с. 305 - 308.
42. Дела и дни, 1920, кн. 1, с. 124.
43. ЩЕБАЛЬСКИЙ П. К. Н. А. Милютин и реформы в Царстве Польском. М. 1882, с. 49.
44. DICEY E. A. Month in Russia during the Marriage of the czarevitch. Lnd. 1867, p. 47.
45. См. ПАЛЕОЛОГ М. Роман императора. М. 1990.
46. Дневник П. А. Валуева. Т. 2. М. 1961, с. 140 - 141.
47. КОНИ А. Ф. Собр. соч. Т. 5. М. 1968, с. 287.
48. Дневник Д. А. Милютина. Т. 4. М. 1950, с. 57.
49. БОЛХОВИТИНОВ Н. Н. Русско-американские отношения и продажа Аляски. 1834 - 1867. М. 1990, с. 183, 202.
50. См. ФАЙНБЕРГ Э. Я. Русско-японские отношения в 1697 - 1875 гг. М. 1965. Как следует из инструкции Николая I Путятину, России принадлежала в 1853 г., к моменту размежевания, не вся Курильская гряда: острова южнее о. Уруп являлись владением Японии (САРКИСОВ К., ЧЕРЕВКО К. "Путятину было легче провести границу между Россией и Японией. Неизвестные ранее исторические документы о спорных островах Курильской гряды". - Известия, 4.X.1991).
51. Дневник П. А. Валуева. Т. 2. М. 1961, с. 60 - 61.
52. Цит. по: ПАВЛОВ А. Л. Из истории завоевания Средней Азии. - Исторические записки. Т. 9, с. 213 - 216.
53. Там же, с. 225, 229.
54. Красный архив, 1922, кн. 3, с. 293.
55. ХАЛФИН Н. А. Присоединение Средней Азии к России (60 - 90-е годы XIX в.). М. 1965, с. 126.
56. ТЮТЧЕВА А. Ф. Ук. соч., с. 204.
57. ЦГАОР СССР, ф. 647, оп. 19, д. 674, л. 63.
58. Царская дипломатия и Парижская коммуна 1871 года. М. 1933, с. 64.
59. Там же, с. 176.
60. См. ОБОЛЕНСКАЯ С. В. Франко-прусская война и общественное мнение Германии и России. М. 1977, с. 34.
61. КУЛОМЗИН А. Н., РЕЙТЕРН В. Г. - бар. НОЛЬКЕН. М. Х. Рейтерн. Биографический очерк. СПб. 1910, с. 158 - 159, 177 - 190
62. ЧИЧАГОВ М. М. Дневник пребывания Царя-Освободителя в Дунайской армии в 1877 году. СПб. 1887, с. 86 - 89, 146, 157, 229 - 230.
63. См. История СССР с древнейших времен до наших дней. Т. 5. М. 1968, с. 266.
64. БАРЯТИНСКИЙ В. Любовь и престол. - Новое русское слово, 25.XII.1976.
65. Русская мысль, 18.VII.1963; 13.III.1956 и др.; Новое русское слово, 25.XII.1976.
66. Дневник Д. А. Милютина. Т. 4, с. 62.
67. КРОПОТКИН П. А. Записки революционера. М. 1988, с. 417 - 418.
68. Новое русское слово, 25.XII.1976.
69. ЦГИА СССР, ф. 1614, оп. 1, д. 105, лл. 1, 12об.
70. Русская мысль, 13.III.1956.
71. Дневник Д. А. Милютина. Т. 4, с. 87, 41.
72. ТАТИЩЕВ С. С. Император Александр II, его жизнь и царствование. Т. 1. СПб. 1903, с. XVIII; т. 2. СПб. 1903, с. 662.
73. Там же. Т. 1, с. XVI - XVII.