Егоров В. Л. Развитие центробежных устремлений в Золотой Орде

   (0 отзывов)

Saygo

Егоров В. Л. Развитие центробежных устремлений в Золотой Орде // Вопросы истории. - 1974. - № 8. - С. 36-50.

Взаимоотношения центральной власти с феодальными группировками или с отдельными крупными представителями этого класса всегда привлекали внимание ученых при исследовании истории средневековых государств. При этом в большинстве случаев анализ противостояния этих двух сил показывает постепенное, но неуклонное усиление центральной власти. Однако историческое разнообразие путей развития государственности знает и такой тип феодализма, при котором наличие в государстве сильной центральной власти не является показателем его внутреннего единства и крепости. Характерным примером этого была Золотая Орда. Одна из причин такого ее своеобразия заключается в том, что в Золотой Орде государственность возникла в ходе длительной и жестокой войны. В результате этого военные формы единоначалия были перенесены в сферу государственного управления и некоторое время воспринимались бывшими командирами воинских соединений, получившими теперь государственные посты, как нечто само собой разумеющееся. Следующий этап, характерный для данной схемы, - выступление против центральной власти крупнейшего феодала, второго лица в государстве, обладавшего значительной мощью (это можно проследить как на примере Золотой Орды, так и Хулагуидского Ирана). И, наконец, третья, заключительная стадия представляет собой взрыв внутренних усобиц, в результате чего государство распадается на несколько частей. Весь этот процесс проходит под внешней оболочкой сильной центральной власти, которая рушится только в самый последний момент.

Столкновение ханской власти с сепаратистски настроенными феодалами является одной из ключевых проблем, без рассмотрения которой невозможно в полной мере постичь многие аспекты не только политической, но и экономической истории Золотой Орды. Отсутствие специальных работ на эту тему, которые показали бы динамику развития и изменение соотношения соответствующих внутренних сил на протяжении всей истории Золотой Орды, еще не говорит о её полной неисследованности. Однако внимание историков привлекала не проблема в целом, а отдельные, наиболее яркие эпизоды столкновений ханской власти с центробежными силами. Один из таких эпизодов был рассмотрен Н. И. Веселовским1. Собрав богатый и разнообразный фактический материал, автор ограничился в основном изложением хода событий, не раскрывая причин, содействовавших возвышению Ногая, или принимая за них факты явно поверхностные, третьестепенные (например, помощь жены Менгу-Тимура). В фундаментальном исследовании Б. Д. Грекова и А. Ю. Якубовского2 центробежным силам уделяется значительное внимание, причем основной упор делается на события 60 - 70-х годов XIV века. Рассматривая усиление политической и экономической роли феодалов в государстве, авторы справедливо относят наиболее значительный рост их мощи к середине XIV века. Что же касается участия феодалов в политической жизни Золотой Орды начального периода, то авторы его несколько преуменьшают. Время "великой замятии" в Золотой Орде подробно характеризуется и в монографии М. Г. Сафаргалиева, хотя автор неверно трактует его как "начало феодальной междоусобицы". Кроме того, он исходит из ошибочной посылки о том, что ремесла и земледелие в Золотой Орде появились лишь в последние годы ее существования, а также недооценивает роль караванной торговли в экономике государства3. Материалы последних, особенно археологических исследований говорят о том, что эти факторы рано стали играть видную роль в общеэкономической жизни государства и, в частности, в обогащении оседлых и кочевых феодалов.

Учитывая отмеченные выше особенности золотоордынского государства, целесообразно в комплексе рассмотреть действовавшие в нем центробежные силы и центральную власть. Последняя всегда опиралась на феодалов, проводила выгодную им политику и в конечном итоге вольно или невольно способствовала их быстрейшему усилению.

Разделение Монгольской империи на несколько государств было явлением закономерным и в определенной степени способствовало усилению каждого вновь возникшего на ее территории государства. Оно произошло под влиянием не внешнеполитических обстоятельств, а внутренних, в первую очередь экономических причин, а также в результате стремления феодалов к быстрейшему конкретному оформлению своей политической и экономической власти в новых государственных образованиях. Одним из сильнейших среди этих государств была Золотая Орда, сумевшая на протяжении длительного времени сохранить свое территориальное единство (несмотря на жестокую внутреннюю борьбу) и оказывать значительное влияние на международную политику своего времени. Существенную роль в поддержании могущества Золотой Орды сыграла не только выгодная для нее историческая ситуация (основным характеризующим моментом которой являлась феодальная раздробленность европейских государств), но и тесное переплетение, взаимосвязь и взаимодополнение кочевых и оседлых черт в жизни этого государства.

Довольно распространенная точка зрения о несовместимости оседлой городской культуры с кочевой, степной не отражает истинного положения вещей. Именно в результате тесного союза степи и городов, бурного развития ремесла и караванной торговли и образовался тот специфический экономический потенциал, который длительное время способствовал сохранению мощи Золотой Орды. При всем этом оба компонента в силу своей внутренней структуры, различия в способах ведения хозяйства и характере производительных сил резко отличались по своим устремлением. И все же именно этот симбиоз обеспечивал созданному кочевниками государству многие важные для его существования условия4. В создавшейся обстановке эти компоненты дополняли и взаимно поддерживали друг друга. При этом нужно подчеркнуть, что кочевнический элемент при количественном развитии не изменял своего качественного содержания, оставаясь все время существования Золотой Орды глубоко консервативным. Что касается оседлого городского компонента, то его развитие было для Золотой Орды прогрессивным явлением, способствовавшим ее укреплению. Естественно, при этом нельзя забывать, что это развитие осуществлялось за счет не только материальных, но и людских ресурсов тех народов, которые попали под власть монголов. Золотая Орда являла собой образец государства-паразита, освобождение от которого было желанным для народов как Европы, так и Азии.

Среди причин, обеспечивавших существование и развитие золотоордынских городов, особую роль нужно отвести наличию сильной центральной власти. Именно она создала условия для возникновения городов, позволила аккумулировать средства для их развития, обеспечила процветание внешней торговли, разрешила вопросы денежного обращения на огромной территории. В свою очередь, вновь возникшие города не противодействовали общегосударственным устремлениям, а являлись проводниками их во всех частях страны. Подавляющее большинство городов было административными центрами определенных провинций, где сосредоточивался исполнительный, управленческий и налоговый аппарат, представлявший надежную опору центральной власти. К середине XIV в. градостроительство в Золотой Орде достигло настолько широкого распространения, что в некоторых степных частях государства оседлая жизнь стала явно преобладающей (район сближения Волги и Дона, левый берег р. Ахтубы от ее истока, район города Маджара в северокавказских степях и др.). По данным летописей, археологических исследований и нумизматики к этому времени на всей территории Золотой Орды имелось более 100 крупных и мелких городов и поселков. Причем около 20 из них были значительными центрами ремесла, торговли и культуры5, о чем можно судить по имевшемуся у них праву чеканки монет с обозначением названия города.

Правление первых ханов (Бату - 1242 - 1256 гг., Берке - 1257- 1266 гг., Менгу-Тимура - 1266 - 1280 гг., Тудаменгу - 1280 - 1287 гг.) проходило на первый взгляд под знаком сильной центральной власти, без каких-либо резких осложнений во внутренней жизни при традиционно агрессивной внешней политике (войны с Хулагуидами, организация отдельных походов на Русь, Литву, Константинополь). Победоносные войны, обогатившие феодальную верхушку, способствовали укреплению власти хана и беспрекословному повиновению его авторитету. Армейская структура, к которой было приспособлено административное деление государства, пронизывала его сверху донизу и служила единственной скрепляющей силой для отдельных частей страны. Кочевая знать, получившая земельные пожалования, государственные и придворные должности, занималась устройством своих владений. Наиболее яркую характеристику ханской власти этого периода дают П. Карпини и Б. Рубрук. Этих путешественников, прибывших из раздираемой феодальными смутами Европы, прежде всего поразило то, что каан "имеет изумительную власть над всеми". С чувством вполне понятной зависти Карпини пишет: "Все настолько находится в руке императора, что никто не смеет сказать: "это мое или его", но все принадлежит императору". Именно по этой причине Карпини "представлялось неудобным" прибытие монгольских послов в Европу: "Мы опасались, что при виде существующих между нами раздоров и войн они еще больше воодушевятся к походу против нас"6. Подобная характеристика ханской власти, носившей в Золотой Орде ярко выраженные черты восточного деспотизма, будет явно неполной без упоминания еще одной специфической черты монгольского кочевого феодализма. Она состояла в том, что вся имевшаяся в государстве земля считалась собственностью правящего рода - в данном случае Джучидов - и распоряжаться ею по своему усмотрению мог глава рода, то есть хан. Он распределял ее на правах пожалований феодалам и мог вновь отобрать в случае недовольства службой того или иного представителя знати7.

На общем фоне, казалось бы, спокойной внутриполитической жизни этого времени диссонансом звучит сообщение Ипатьевской летописи о том, что в 1266 г. "бысть мятежь велик в самех татарех. Избишася сами промежи собою бещисленое множество, акь песок морьскы"8. Скорее всего поводом к этому событию явилась наметившаяся в Золотой Орде религиозная рознь. Берке, как известно, был первым ханом-мусульманином, пытавшимся ввести ислам в качестве государственной религии. Однако это не имело особого успеха9. После смерти Берке недовольство новой религией, очевидно, перешло в открытое столкновение. В пользу такого предположения говорит случай с Тудаменгу, который, вступив на престол, принял ислам, но был в скором времени свергнут. Характерно при этом, что в летописях союзника Золотой Орды - Египта, рассчитывавшего на ее военную помощь, дипломатично сообщается, что хан "обнаружил помешательство и отвращение от занятий государственными делами"10 и сам отрекся от престола. Другая версия, более правдоподобная, излагается Рашид ад-Дином, представлявшим лагерь постоянно враждовавших с Золотой Ордой ильханов. Он прямо сообщает о том, что Тудаменгу был свергнут с престола под предлогом умопомешательства11.

Антиисламские настроения золотоордынской аристократии были столь велики, что в дальнейшем это чуть было не привело к убийству Узбека. Очевидно, дело здесь было не просто в приверженности к старой религии. Настоящие причины внутренних неурядиц 1266 г. состояли в другом. Принятие ислама нарушало привычные нормы кочевнической жизни, в определенной степени подрывало авторитет и значение Чингисовой ясы, охранявшей права аристократии, вносило изменения в судопроизводство и т. д. Кроме того, попытка Берке ввести ислам показала, что монгольские феодалы в результате этого могут лишиться прибыльных государственных постов, ибо хан предпочитал назначать на эти посты куда более образованных по сравнению с ними мусульман. Так, например, визирем при Берке был Шереф ад-Дин аль-Казвини, который, судя по имени, был родом из Ирана. Такое ответственное и почетное дело, как посольство к египетскому султану, было возложено Берке на Джелал ад-Дина сына аль-Кади и шейха Нур ад-Дина Али12, которые, судя по их именам и титулу шейха, также были мусульманами немонгольского происхождения. Золотоордынские феодалы рассматривали введение ислама, с одной стороны, как покушение на их права, а с другой - как укрепление власти хана. Таким образом, спокойствие внутриполитической жизни Золотой Орды 60 - 80-х годов XIII в. было обманчивым. В это время интересы феодальной верхушки уже вступили в противоречие с центральной властью, хотя и в завуалированной форме религиозной борьбы.

Свержение с престола Тудаменгу (1287 г.) открыло новый период во внутренней жизни Золотой Орды, длившийся до начала XIV столетия. Главным действующим лицом этого времени становится Ногай. Истории правления этого умного и изворотливого политика посвящено монографическое исследование Н. И. Веселовского13. Напомним вкратце основные моменты, характеризующие возвышение Ногая и его отношения с центральной властью. При Бату и Берке Ногай занимал пост беклярибека - командующего армией14, который сохранился за ним в правление Менгу-Тимура и Тудаменгу15. Беклярибек считался первым лицом в государстве после хана. Кроме командования армией, в его ведении находились дипломатия и суд. Тем самым в руках беклярибека была сосредоточена огромная власть, приносившая ему немалые материальные и политические выгоды. Уже при Менгу-Тимуре самоуправство Ногая заходит так далеко, что он завязывает самостоятельную переписку с египетским султаном, направляя к нему личных послов. Это было время бурной внешнеполитической активности Ногая, направленной на установление личных тесных контактов с Египтом и Византией. Он отправляет к египетскому султану специального посла с письмом, в котором извещает о своем переходе в ислам16. Это был рассчитанный и далеко идущий политический шаг. Трудно сказать, насколько данное заявление было искренним, особенно если учесть, что Ногай считался в Золотой Орде хранителем всех древних монгольских обычаев и сам говорил о том, что Бату оставил ему завещание следить за порядком в государстве17. Этот шаг делал султана его союзником и одновременно отделял личный улус Ногая от остальной территории Золотой Орды религиозным барьером. Женившись на побочной дочери Михаила Палеолога Ефросинье, Ногай укрепил союз с Византией18.

После свержения Тудаменгу Ногай отходит от государственных дел и удаляется в свой улус, в который входила территория Крыма, заднепровские области и земли по левому берегу Дуная вплоть до Железных ворот19. Такому окраинному расположению своих владений Ногай придавал особое значение. Всеми его действиями руководило стремление политически обособиться от Золотой Орды. Это проявилось, в частности, в самоуправстве Ногая в некоторых русских княжествах. Именно в связи с этим русские летописи начинают титуловать Ногая "царем"20. Ногай пытается единолично вмешиваться в дела некоторых русских княжеств, благодаря чему одни русские князья оказываются в его лагере, другие остаются вассалами Сарая. В результате в Золотой Орде создается неустойчивое равновесие сил двух противостоящих группировок, которое А. Н. Насонов характеризовал как двоевластие21. Подобный вывод, сделанный только на основании активного вмешательства Ногая (идущего вразрез с действиями хана) в дела русских княжеств, представляется не совсем точным. В данном случае речь должна идти о суверенности власти Ногая, то есть о самом настоящем расколе государства и отделении улуса Ногая от остальной территории Золотой Орды.

Удалившись в свои владения, Ногай демонстративно прерывает всякие отношения с ханом, не участвуя в организуемых им военных нападениях и не посылая в его армию требуемых подкреплений. Более того, он сам, независимо от хана, активно проводит агрессивную политику в отношении соседних государств22. Претензии Ногая на власть над некоторыми русскими княжествами также имели основной целью показать Сараю независимость внешнеполитического курса. С другой стороны, Ногай преследовал и чисто практические цели, способствовавшие его усилению: он получал дань с вассальных территорий и мог требовать от зависимых русских князей военной помощи. Не имея возможности из-за своего происхождения занять ханский престол, Ногай решает (по примеру улуса Джучи, отделившегося от владений каана) создать собственное государство. И хотя юридического оформления отделения улуса Ногая от Золотой Орды не произошло, но фактически это было именно так.

Отношения Ногая с Тулабугой характеризуются равновесием сил, так как, по словам летописи, "зане боястася оба сии сего, а сей сего", причем та же летопись сообщает о "нелюбовье велико" между ними23. В этой ситуации Ногай не мог пойти на открытый разрыв с ханом; не будучи полностью уверенным в своих силах, он ожидал более подходящего момента. В 1290 г. Ногай, прикрываясь именем очередного претендента на престол - Токты, смог расправиться с Тулабугой руками нового хана, оставаясь при этом незапятнанным. Ногай полагал, что Токта, обязанный ему возведением на престол, станет его послушной марионеткой. Пользуясь влиянием на Токту, Ногай сразу же избавляется с его помощью от 23 неугодных ему феодалов, после чего "улеглось беспокойство его и прекратилось опасение его. Получили (тогда же) силу дети и внуки его... Усилилось могущество их и окрепли власть и значение их"24.

Однако мирные отношения Токты с Ногаем не могли продолжаться длительное время из-за явных сепаратистских стремлений последнего. Первый же возникший между ними конфликт хан пытается разрешить с помощью военной силы25. Но именно тогда и стало ясно, насколько усилился Ногай: Токта проигрывает первую битву. Только во втором сражении ему удается разбить Ногая, воспользовавшись возникшими в его лагере противоречиями. После смерти Ногая его сыновья продолжают борьбу против хана, причем к ним присоединяется брат Токты Сарайбуга26. Лишь уничтожив их отряды, Токта смог водворить спокойствие в Золотой Орде (по крайней мере в имеющихся источниках нет сообщений о внутригосударственных конфликтах). По-видимому, Токта во время борьбы с Ногаем сумел избавиться от своих врагов и предпринял шаги для укрепления авторитета ханской власти. Одним из таких мероприятий, несомненно, явилась проведенная им в 1310 г. денежная реформа27. Она не только принесла значительный доход казне, но и унифицировала денежное обращение во всем государстве, что положительно отразилось на укреплении внутриэкономического положения Золотой Орды и оживило торговые связи между ее отдельными районами. С этого времени начинает возрастать роль столичных городов в качестве общегосударственных центров чеканки монет.

Вступление на золотоордынский престол нового хана, как правило, сопровождалось острой борьбой придворных феодальных группировок, выдвигавших своих претендентов. В этом смысле не было исключением и воцарение Узбека. Неожиданная смерть Токты, последовавшая в самом начале предпринятого им похода на Русь, вызвала острые разногласия относительно кандидатуры нового хана28. Подавляющее большинство феодалов категорически высказалось против выдвижения Узбека, Причем главным мотивом было то, что он исповедовал ислам. Однако Узбек, предупрежденный о готовящемся на него покушении, быстро вернулся к войскам, во главе которых его поставил Токта для похода на Русь, и, придя с ними в Сарай, захватил ханский престол, уничтожив своих противников. Расправившись с выступавшей против него аристократической верхушкой. Узбек начал искоренять представителей культа старой монгольской религии. Они являлись охранителями кочевых традиций, вдохновителями борьбы против ислама и, несомненно, играли на руку феодалам в их противостоянии усиливавшейся ханской власти. Источники сообщают о том, что Узбек "убил множество бахшей (лам) и волшебников". Новый хан так энергично принялся насаждать мусульманство, что уже в начале 1314 г. смог направить султану Египта послание, в котором поздравлял его с "расширением ислама от Китая до крайних пределов западных государств"29. Таким образом, третья попытка введения ислама в Золотой Орде увенчалась успехом: ислам становится государственной религией.

В период правления Узбека (1312 - 1342 гг.) Золотая Орда достигает зенита своего политического могущества и экономического расцвета. В это же время необычайно усиливается власть хана. Экономический фундамент ханской власти настолько окреп, что столичный монетный двор удовлетворяет потребности денежного обращения всего государства, сведя к минимуму местные монетные выпуски30. Утверждение ислама как официальной господствующей религии отразилось на многих сторонах экономической и культурной жизни Золотой Орды. Заметно оживилась торговля со странами мусульманского мира. Во владения Узбека хлынул поток мусульманских проповедников, ученых и ремесленников. Мусульманские государства, пытаясь обратить внимание Узбека на выгодные им политические и военные акции, направляют к нему посольства с богатыми дарами. Обеспокоенные их активностью, правители европейских стран также стараются наладить отношения с могущественным ханом. Папа римский, забыв о своих недавних благословениях крестовых походов против мусульман, направляет Узбеку и его жене самые дружественные послания. Официально объявив свое государство мусульманским, Узбек обретает в глазах всех приверженцев ислама право вести войну с ильханами, запятнавшими себя кровью последнего халифа и захватившими Багдад. Однако его истинные помыслы были направлены не к далекому Багдаду, а к давно желанному Азербайджану, в чем его всемерно поддерживала кочевая аристократия, еще со времен Берке зарившаяся на плодородные равнины Аррана (Муганские степи). Все эти внешнеполитические факторы также способствовали значительному увеличению авторитета хана внутри государства.

Начинается интенсивное строительство мечетей и медресе во всех золотоордынских городах. Именно в период правления Узбека происходит расцвет градостроительства и бурный рост городов. Берега Волги на всем протяжении от Хаджитархана (Астрахани) до Укека (в районе нынешнего Саратова) становятся зоной с крупными и мелкими городами и селениями. Большое количество населенных пунктов было разбросано в районе сближения Волги и Дона (их остатки видели академики И. И. Лепехин, И. П. Фальк)31. В 30-х годах XIV в. Узбек приступает к возведению новой столицы - Сарая ал-Джедид. Общее количество городов к концу правления Узбека достигает нескольких десятков, причем большая часть их была основана на "пустых местах". В тесной связи с ростом городов находится и развитие ремесленного производства32. Арабские летописцы и путешественники, превозносившие деятельность Узбека, подчеркивали также его заботу о безопасности торговых путей и строительстве караван-сараев.

Грандиозный размах градостроительства, а также продолжавшиеся войны с Хулагуидами требовали огромных материальных и людских ресурсов. В соответствии с этим все более возрастает объем дани, налагаемой Золотой Ордой на порабощенные государства. В первую очередь это относится к русским княжествам, по отношению к которым Узбек постепенно выработал более изощренную по сравнению со своими предшественниками политику. При нем больше не практикуется отправление на Русь больших войсковых соединений, таких, как рати Дюденя в 1293 г. или Неврюя в 1297 г., опустошившие значительные территории. Последний значительный военный отряд был направлен Узбеком в Тверь в 1327 г. ("Щелканова рать"), но он был полностью разгромлен, а предводитель его убит. Узбек посылает на Русь послов, сопровождаемых небольшими отрядами, перед которыми ставились задачи усилить давление на того или иного князя. Основной упор в своей политике на Руси Узбек делает на расчленение русских земель и запугивание князей, он применяет против них самый жестокий террор, чтобы добиться полного повиновения. Так, в 1318 г. был убит Михаил Ярославич Тверской, в 1326 г. - Дмитрий Михайлович Тверской и Александр Новосильский, в 1327 г. - Иван Ярославич Рязанский, в 1330 г. - Федор Стародубский, в 1339 г. - Александр Михайлович Тверской и его сын Федор. Видимо, в главном (в получении с Руси требуемого количества дани) Узбек добился успеха. В летописи под 1328 г. записано, что "бысть оттоле тишина великая на 40 лет и престаша погании воевати Русскую землю"33. Об увеличении "выхода" с Руси можно судить по приводимым в летописях отдельным эпизодам, например, о просьбе Ивана Калиты дополнительной дани для Орды с Новгорода34. Ставшие хрестоматийными слова песни о Щелкане - "у которого денег нет, у того дитя возьмет..." - относятся к событиям именно этого особенно тяжелого для русского народа времени и наглядно свидетельствуют о том, чего стоило для Руси установление "тишины великой".

Непосильное налоговое бремя испытывало при Узбеке и рядовое население самой Золотой Орды. Ал-Омари пишет, что скотоводы-кочевники "ставятся данью в трудное положение в год неурожайный, вследствие падежа, приключающегося скоту их... Они продают тогда детей своих для уплаты своей недоимки"35. Бесконечные войны, которые вели ханы, становились стихийными бедствиями для простых монголов. Так, один из арабских купцов вывез из Золотой Орды много детей, проданных родителями "по случаю данного им царем их (Узбеком) повеления выступить в землю Иранскую и потому были вынуждены продать детей своих"36.

Усиление экономического гнета на покоренные народы и увеличение налогового обложения внутри государства в значительной мере способствовали возвышению авторитета Узбека среди феодалов. При Узбеке и правившем после него Джанибеке не происходит никаких резких столкновений между ханской властью и крупными феодалами. Проводимая ханами внутренняя и внешняя политика целиком отвечала интересам феодальной знати.

Однако резко усилившаяся центральная власть лишь прикрывала происходившие в недрах золотоордынского общества процессы неуклонного возрастания экономической мощи отдельных представителей знати. Этому способствовали грабительские войны и дань с подчиненных народов, получение налогов с собственных улусов и важные государственные посты, выгоды от внутренней и внешней торговли и тарханство. Нельзя забывать также и того, что любой из улусов фактически представлял собой самодовлеющую в экономическом отношении единицу, удовлетворявшую собственными силами все жизненно важные потребности. Характерным примером в этом отношении являлся Хорезм, улусбек которого Кутлуг-Тимур благодаря полной экономической независимости и удаленности улуса от Сарая именовал себя чрезвычайно пышным титулом, где слово "царь" является самым скромным37. Этим влиятельный улусбек хотел подчеркнуть и утвердить свою политическую автономию, считая себя не правителем одного из районов Золотой Орды, а главой государства, находящегося в вассальной зависимости от хана.

Темники, стоявшие несколько ниже улусбеков, также располагали огромными материальными ресурсами и большой властью в границах своих владений. Источники сообщают, что каждый из крупных золотоордынских феодалов получал со своих земельных владений огромные Доходы - 100 - 200 тыс. динаров в год. В распоряжении феодалов имелись собственные значительные дружины. Так, у пяти эмиров было 30 000 всадников38. Военная и экономическая мощь отдельных феодалов становилась грозной силой в случае объединения нескольких представителей знати. Поэтому понятна та упорная борьба, которую вели ханы и временщики типа Ногая за привлечение на свою сторону отдельных феодалов. Именно по этой причине Ногай, боясь усиления Токты, добивался казни не внушавших ему доверия представителей знати.

К концу 50-х годов XIV в. внутреннее положение в Золотой Орде резко изменилось. Крупные феодалы, управлявшие городами, превращают их в свои оплоты, выжимая максимальный для себя доход из городской и транзитной торговли, ремесленного производства и сбора общегосударственных налогов. Центральная власть, не имевшая возможности и не решавшаяся пресекать подобные действия крупной аристократии, быстро теряет авторитет в глазах городского населения. Заметно сокращается внешнеполитическая активность Золотой Орды - дипломатическая и военная. Бирдибек бросает на произвол судьбы только что завоеванные его отцом столь вожделенные степи Азербайджана и богатые ремесленно-торговые города северного Ирана. Потеря обширных и богатых территорий Закавказья и фактическое прекращение войн, бывших главным источником обогащения кочевой аристократии, настраивают ее против ханской власти, пробуждая в этой среде сильные сепаратистские устремления. Интересы феодальной верхушки вступили в конфликт с центральной властью. Причем конфликт этот является показателем не каких-то коренных расхождений в вопросах социальной или внешней политики - здесь царит полное единство взглядов. Он отражает внутреннюю непрочность, искусственность всего государства, разобщенность отдельных его частей и резко возросшую роль феодалов в жизни Золотой Орды.

Характерной чертой этого столкновения является то, что феодалы выступают против ханской власти не единым фронтом, а образуя отдельные, соперничавшие между собой группировки, стремившиеся к достижению одной и той же цели - максимальному расширению своей политической власти и земельных владений. Наличие не одной, а многих коалиций феодалов подчеркивает не случайность выступлений, обусловленную выгодным стечением обстоятельств, а историческую закономерность процессов, происходивших в золотоордынском обществе и приведших к разжиганию междоусобной двадцатилетней борьбы. Феодалы борются за захват ключевых государственных постов, за возможность оказывать давление на хана в решении государственных дел, а в случае неудачи этого - за возведение на ханский престол во всем послушной марионетки. Именно поэтому Бирдибек, хорошо осведомленный о положении дел в государстве, при первом же известии о болезни отца в 1357 г. бросает только что завоеванный северный Иран и спешит в столицу, опасаясь потерять престол. Придя к власти, он немедленно "вызвал к себе всех царевичей и за один раз всех их уничтожил", не пощадив даже 8-месячного брата39. При этом он не столько боялся самих царевичей, сколько тех грозных феодальных сил, которые могли любого из них без особых затруднений сделать ханом.

Со смертью Бирдибека в 1359 г. начинается один из самых темных периодов в истории Золотой Орды, логическим завершением которого явился разгром ордынских войск на Куликовом поле. Имеющиеся источники освещают это время довольно противоречиво и о многом умалчивают. За 20 лет междоусобной войны сменилось больше 20 ханов, причем имена некоторых из них известны только по найденным монетам. Огромное, мощное, казавшееся несокрушимым государство на глазах развалилось.

"Аноним Искендера" сообщает, что после смерти Бирдибека не осталось никого из представителей правившей в Золотой Орде династии, восходящей по прямой линии к Бату40. Согласно этому источнику, сарайский престол сразу после смерти Бирдибека занял Кильдибек, что не согласуется с данными русских летописей, которые между Бирдибеком и Кильдибеком помещают Кульну, Ноуруза, Хызра и Тимур-ходжу. Причем о Хызре сообщается, что он пришел "на царство Волжское" с востока41, то есть, видимо, из Кок-орды. Пробыв у власти около года, он был убит, и престол занял его сын Тимур-ходжа, который продержался всего две недели и также был убит42. На седьмой день пребывания Тимур-ходжи на престоле "темник его Мамай замяте всем царством его, и бысть мятеж велик в Орде"43. Убитого Тимур-ходжу на саранском престоле сменил Ордумелик, правивший месяц44. В "Анониме Искендера" хана с таким именем нет, а есть хан по имени Орда-шейх, который по приглашению золотоордынских эмиров приехал из Кок-орды и сел на престол в Сарае45. Если учесть чрезвычайно острую политическую обстановку в Золотой Орде в 1361 г. (Мамай поднимает мятеж, объявляя ханом Абдуллаха; Тимур-ходжа бежит за Волгу, где его убивают), то можно предполагать, что именно в этой атмосфере неустойчивости и страха за свою судьбу крупные феодалы Сарая и обратились за помощью в Кок-орду, где у власти также находились представители династии Джучидов, но другой ее линии, ведущей начало от сына Джучи Орды. Скорее всего Ордумелик и Орда-шейх являются одним и тем же лицом, тем более, что монеты Орда-шейха отсутствуют; вторая часть его имени является титулом, и полное имя, таким образом, может звучать как Орду-мелик-шейх.

Появление на саранском престоле представителя Кок-орды не пришлось по душе многим золотоордынским феодалам46, в результате чего из их среды выдвигается новый претендент на верховную власть - Кильдибек, выдававший себя за сына Джанибека47. Это может служить косвенным подтверждением сообщения "Анонима Искендера" о прекращении золотоордынской династической линии, связанной с Бату. При таком положении вещей появление претендента на престол, якобы являющегося прямым продолжателем угасшей династии, во-первых, должно было сплотить всех приверженцев центральной власти и спокойствия во внутренней жизни (что связывалось современниками с именами Узбека и Джанибека) и, во-вторых, доказывало неправомочность представителя Кок-орды занимать золотоордынский престол. Видимо, в какой-то степени Кильдибеку это удалось сделать, так как летопись сообщает о том, что он успел за кратковременное пребывание у власти разбить многих из своих противников, "последи же и сам убьен бысть"48. Нужно отметить, что на протяжении всей "великой замятии" занимавшие престол ханы неоднократно использовали имя Джанибека, стараясь обосновать свои притязания на власть. Это также может свидетельствовать об угасании династии правого крыла улуса Джучи, то есть Золотой Орды49.

Во всем этом калейдоскопе ханов, промелькнувших с конца 1359 по 1361 год, весьма существенной деталью является то, что монеты, выпускавшиеся от их имени, чеканились в различных городах, расположенных как на левом, так и на правом берегу Волги. Кильдибек был последним ханом, чьи монеты выпускались в городах, лежащих по обе стороны от Волги (Сарай ал-Джедид, Гюлистан, Азак). После него происходит резкое разграничение: часть ханов выпускает монеты только в городах, находящихся на левом берегу Волги (в основном это Сарай ал-Джедид и Гюлистан). На монетах других ханов стоят названия только правобережных городов, а также нового центра чеканки, связанного с выпуском большого количества монет, - Орды50. Имена этих ханов - Абдуллаха и Мухаммед-Булака - тесно связаны с Мамаем, а письменные источники прямо говорят, что это были его марионетки. Подобное резкое разграничение центров монетных чеканок разных ханов, находящихся у власти, является веским доказательством того, что в результате мятежа Мамая Золотая Орда распалась на две враждующие части, границей между которыми была Волга. Наиболее четко ситуация, сложившаяся в Золотой Орде в период "великой замятии", видна из хронологической таблицы (см. стр. 47), в основу которой положены данные нумизматики и русских летописей.

ЕДИНОЕ ГОСУДАРСТВО

Кульна - осень 1359 - февраль 1360 гг.

Ноуруз - 1360 г.

Хызр - весна 1360 - 1361 гг.

Тимур-ходжа - 1361 г.

Мамай поднимает мятеж51 и объявляет ханом Абдуллаха - 1361 г.

Ордумелик - 1361 г.

Кильдибек - 1361 г.

Захват Мамаем степных пространств западнее Волги и расчленение Золотой Орды.

САРАЙ                                                                                                                        ОРДА МАМАЯ

Мюрид-1361 - 1363 гг.                                                                                      Абдуллах - 1361 - 1369 гг.

Хайр-Пулад- 1363 г.

Абдуллах (Мамай захватил Сарай на короткое время)

Пулад-ходжа-1364 г.

Азиз-шейх-1364 - 1367 гг.

Абдуллах (Мамай вновь захватывает Сарай на короткое время)

Пулад-Тимур - 1367 г.

Джанибек II - 1367 г.

Хасан - 771 год хиджры (1369 - 1370)                                                                  Мухаммед-Булак-1369 - 1375 гг.

Тулунбек-ханум - 773 г. х. (1371 - 1372)

? ? ?

Каганбек - 777 г. х. (1375 - 1376)

Джанибек III - 777 г. х.

Арабшах - 1377 г.

Урус - 1377 г.                                                                                                              Тулунбек - 1379 - 1380 гг.

Тохтамыш - с 1380 г.

Между ордой Мамая и сарайскими ханами ведется незатихающая борьба, из-за которой в течение всего периода внутренних смут (1360-1380 гг.) были практически забыты внешнеполитические интересы Золотой Орды. Эпизодические акты внешнеполитического характера в первую очередь были направлены на упрочение положения той или иной стороны. Одним из таких эпизодов являются события 1362 - 1364 гг., связанные с выдачей ярлыка русским князьям на великое княжение.

В 1362 г. Дмитрий Иванович Московский и Дмитрий Константинович Суздальский поспорили о великом княжении. Для решения спора были направлены княжеские киличеи в Сарай к Мюриду (Амурату), который вынес решение в пользу Дмитрия Ивановича52. Узнав об этом, Мамай решил показать, что ярлык Мюрида недействителен и единственной законной властью в Орде фактически является он сам (а юридически Абдуллах). Для этого он направляет к Дмитрию Ивановичу посла, который привозит ему ярлык на великое княжение за подписью Абдуллаха53. В ответ на это Мюрид предпринимает демарш и выдает великокняжеский ярлык Дмитрию Константиновичу, однако последний сумел удержать за собой этот титул всего несколько дней. В 1364 г. на ханском престоле в Сарае вместо Мюрида уже сидел Азиз-шейх. Он решил показать свое главенство и вновь выдал ярлык на великое княжение Дмитрию Константиновичу, демонстративно не признавая ярлыка Абдуллаха, выданного Дмитрию Ивановичу. Однако Дмитрий Константинович, занятый внутренними распрями в своем Нижегородском княжестве, отказался от великокняжеского престола в пользу более сильного московского князя54.

Борьба между сидевшими в Сарае ханами и Мамаем велась 20 лет, причем Мамай предпочитал более действенную наступательную политику, в результате которой ему удалось несколько раз захватывать Сарай ал-Джедид. Об этом в общих словах сообщают письменные источники55 (правда, без указания даты), это же подтверждают данные нумизматики - известны монеты Абдуллаха, чеканенные в этом городе в 764 и 768 годах. Захваты золотоордынской столицы Мамаем были кратковременные и не приносили ему ощутимого перевеса, так как в конце концов его войско вынуждено было каждый раз возвращаться на правый берег Волги. Сарайские же ханы придерживались оборонительной, выжидательной тактики, предпочитая закрепиться в Сарае и, видимо, не надеясь на свои силы в столкновении с Мамаем. Именно в это время Сарай ал-Джедид обносится крепостными стенами56, что было неслыханным мероприятием в Золотой Орде, кичившейся своей силой и поэтому демонстративно не признававшей никакой фортификации. Вокруг Хаджитар-хана также были воздвигнуты укрепления57.

Неясными остаются для историков события, происшедшие в Сарае в первой половине 1370 годов. Монет этого периода до сих пор не найдено, в письменных источниках он также не освещен. Исключение составляет краткая запись в сравнительно поздней русской летописи (Никоновской), относящаяся к 1373 году. В ней без упоминания каких-либо имен и географических названий говорится о том, что "во Орде замятия бысть, и мнози князи Ординскиа межи собою избиени быша, а татар безчисленно паде"58. Скорее всего это сообщение свидетельствует о новом столкновении Мамая с Сараем. Сопоставив эти сведения с сообщением ибн-Хальдуна о том, что правитель Хаджитархана Черкес "пошел на Мамая, победил его и отнял у него Сарай"59, можно думать, что результатом "замятни" 1373 г. был очередной захват Сарая Мамаем, так как Черкес, судя по монетам, правил в Хаджитархане в 1374 - 1375 годах.

Однако разделом золотоордынского государства на две враждующие части далеко не исчерпывается характеристика его внутреннего состояния в это время. Борьба шла не только между Мамаем и Сараем, она постоянно вспыхивала и внутри группировок. Трудно назвать точно размеры территории, которая находилась под контролем хана, сидевшего в Сарае ал-Джедид, но то, что она была значительно ограничена, не подлежит сомнению. Арабские источники кратко, но выразительно рисуют общую картину феодальных усобиц, бушевавших на левом берегу Волги, где несколько крупных феодалов поделили власть над "владениями в окрестностях Сарая; они были несогласны между собою и правили своими владениями самостоятельно. Так, Хаджичеркес завладел окрестностями Хаджитархана, Урусхан своими уделами, Айбекхан таким же образом". В крупном городе Сарайчике, занимавшем ключевую позицию в начале торгового пути из Золотой Орды в Хорезм, Иран, Монголию, Китай и Индию, укрепился Аль-ходжа, который начал чеканить свою монету. Хорезм также стал самостоятельной политической единицей" где у власти находилась династия Суфи. Все эти правители постоянно враждовали друг с другом, о чем неоднократно упоминают арабские летописцы60.

На правом берегу Волги, во владениях Мамая, обстановка была несколько иной. Ему удалось удержать под своей властью Крым, степные пространства между Днепром и Волгой и предкавказские степи. Феодалы, пытавшиеся объявить свои владения, находящиеся на этой территории, независимыми, быстро поняли, что, им не устоять против Мамая, и нашли выход из создавшегося положения. Они бросили свои улусы, расположенные в степных центральных районах Золотой Орды, и отправились к ее окраинам, захватив там обширные владения и укрепившись в них. Характерным примером в этом отношении является Тагай, правитель Бельджамена (русск. Бездеж), находившегося на правом берегу Волги, в месте ее наибольшего сближения с Доном. Археологическое обследование остатков этого города выявило недостроенный земляной вал со рвом. Возможно, что эти укрепления начал возводить именно Тагай в начале 1360-х годов, но, оценив обстановку (явное преобладание сил Мамая, двигавшегося из Крыма), он оставил незаконченные укрепления и ушел на север, в район Мохши (современный Наровчат, Пензенской области), где, по сообщению русской летописи "Наручадь ту страну отнял себе, ту живяше и пребываше"61. Здесь, вдали от Мамая, чувствуя себя в безопасности (по крайней мере какое-то время), он начал чеканить собственную монету и предпринимать нападения на близлежащие русские княжества. Мамай был занят борьбой с Сараем. Поэтому Тагаю удалось продержаться в Мохши довольно долго. Летопись сообщает, что "Тагай из Наручади" в 1365 г. пришел в Рязанское княжество, взял Переяславль, но был разбит. Другой крупный феодал - Булак-Тимур - захватил Булгар и "отнял бо Волжьскы путь". Между новыми владениями Тагая и Булат-Тимура обосновался некий Секиз-бей, который, захватив район южнее реки Пьяны, "обрывся рвом, ту седе"62.

О внутренней слабости золотоордынского государства этого периода, распавшегося на части, враждовавшие друг с другом, можно судить и по походам новгородских ушкуйников. Четыре из них описаны в летописи (1360, 1366, 1374, 1375 гг.), причем в 1374 г. ушкуйники дошли до Сарая, а в 1375 г. прошли всю Волгу вплоть до Хаджитархана63.

Так и не достигнув желаемого результата в борьбе за Сарай, а следовательно, объединения всего государства под своей властью, Мамай переносит внимание с востока на север, где московский князь фактически вышел из повиновения. Победа над ним сулила не только богатую военную добычу с последующим восстановлением получаемой дани в размерах, существовавших при Джанибеке, но и должна была подчеркнуть силу и первенствующую роль Мамая в политической жизни Золотой Орды. Однако два десятилетия междоусобиц не только ослабили Орду, но и позволили усилиться Москве. Особенно отчетливо это стало видно после разгрома золотоордынских войск на Воже в 1378 г., который свидетельствовал о том, что неповиновение Дмитрия Ивановича базируется на существенно возросшей военной мощи Москвы.

Разгром армии Мамая на Куликовом поле не только показал всему миру, насколько ослабла Золотая Орда, но и, как это ни парадоксально, ускорил прекращение феодальных неурядиц в ней, сыграв на руку Тохтамышу и значительно упростив ему путь к трону, так как Мамай после Куликовской битвы не мог оказать ему сопротивления. Новый хан энергично принялся за объединение и укрепление государства и, казалось бы, в довольно короткий срок преуспел в этом. За первые семь лет правления он сумел восстановить Золотую Орду в прежних границах, провести денежную реформу (1380 г.)64, осуществить поход на Москву (1382 г.), захватить обширную область в Закавказье (1385 г.), включающую города Баку, Марагу, Маранд, Нахчеван, Тебриз, и напасть с двух сторон (из Хорезма и Сыгнака) на владения Тимура (1387 г.). Все это, казалось бы, свидетельствует о полном восстановлении былой мощи и возврате Золотой Орды к временам Узбека. Однако политическая и военная деятельность Тохтамыша не смогла разрешить всех проблем в жизни государства. Международные торговые связи, нарушенные в период феодальных войн, не были восстановлены в полном объеме. Сокращение внутренней и международной торговли вызвало, в свою очередь, свертывание ремесленного производства в городах и их упадок65.

Обманчивым было и кажущееся внутреннее спокойствие - центробежные устремления феодалов продолжали существовать. Русская летопись отмечает, что в 1386 г. произошло новое столкновение феодалов с центральной властью и "князи Ординьстии межь собой заратишася"66. От Тохтамыша пытается обособиться Крым, правитель которого даже направляет собственного посла к египетскому султану67. Слабость Золотой Орды в военном отношении показал поход Тимура 1391 г., когда он беспрепятственно двигался по ее территории, достигнув Самарской излучины, где и разгромил армию Тохтамыша68.

Таким образом, усилия Тохтамыша так и не смогли вернуть Золотой Орде ее былую мощь. Его лихорадочные попытки восстановить и закрепить единство Золотой Орды еще раз со всей наглядностью продемонстрировали, что единственной реальной основой, на которой базировалось сплочение этого государства, была военная сила. Добившись кратковременного объединения распавшегося на части государства, Тохтамыш не смог, однако, сохранить его целостность, так как лишился армии.

Не только Золотая Орда, но и другие созданные монголами государства испытывают в XIV в. сильнейшие потрясения, со всей полнотой обнажившие их внутреннюю непрочность. Падению династий Юань и Хулагуидов способствовали выступления коренного населения Китая и Ирана против завоевателей.

Характерной особенностью Золотой Орды являлось то, что внутри этого государства не было антимонгольских выступлений, хотя половецкое население здесь в значительной степени преобладало69. Изнутри Золотую Орду подрывала главным образом борьба феодальных группировок за власть. Примечательно, что в ходе этой борьбы сохранялась не только внутренняя структура государства, заложенная еще в середине XIII в., но и оставались почти неизменными все основные аспекты его внутренней и внешней политики. Основные удары, подорвавшие мощь Золотой Орды и ее международное значение, были нанесены ей извне Дмитрием Донским в 1380 г. и Тимуром в 1395 году. XV век стал временем, когда это созданное завоевателями государство окончательно распалось на отдельные ханства.

Примечания

1. Н. И. Веселовский. Хан из темников Золотой Орды Ногай и его время. "Записки Российской Академии наук" Т. XIII, N 6, Птгр. 1922.

2. Б. Д. Греков, А. Ю. Якубовский. Золотая Орда и ее падение. М.-Л. 1950,

3. М. Г. Сафаргалиев. Распад Золотой Орды. Саранск. 1960, стр. 101, 92.

4. Необходимость оседлых центров среди массы кочевников была понята монголами еще при Чингисхане, который, будучи ярым противником оседлой жизни, все же санкционировал строительство первых монгольских городов - Чингайбалгасуна и Каракорума. Несомненно, что эти города, населенные пленными ремесленниками, сыграли значительную роль в подготовке походов Чингисхана.

5. См., например, Г. А. Федоров-Давыдов. Три средневековых нижневолжских города. "Вопросы истории", 1974, N 3, стр. 211.

6. "Путешествия в восточные страны Карпини и Рубрука". М. 1957, стр. 45, 80.

7. Г. А. Федоров-Давыдов. Общественный строй Золотой Орды. М. 1973, стр. 47.

8. ПСРЛ. Т. II. М. 1962, стр. 863.

9. В. Г. Тизенгаузен. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. СПБ. 1884, стр. 121; см. также: Б. Д. Греков, А. Ю. Якубовский. Указ. соч., стр. 80.

10. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 1, стр. 105.

11. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 2, М.-Л. 1941, стр. 69.

12. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 1, стр. 59, 63.

13. Н. И. Веселовский. Указ. соч. Ногай никогда не был ханом и не мог им стать. О причинах этого см.: Б. Д. Греков, А. Ю. Якубовский. Указ. соч стр. 86 - 87.

14. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 2, стр. 69.

15. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 1, стр. 104.

16. Там же, стр. 68, 101, 324.

17. В. Г. Тизенгаузен. Указ соч. Т. 2, стр. 69 - 70.

18. Н. И. Веселовский. Указ. соч., стр. 29.

19. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 1, стр. 117, 382; т. 2, стр. 69.

20. М. Д. Приселков. Троицкая летопись. М. 1950, стр. 339, 340.

21. А. Н. Насонов. Монголы и Русь. М.-Л. 1940, стр. 70, 71.

22. ПСРЛ. Т. 2, стр. 895.

23. Там же, стр. 892, 895.

24. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 1, стр. 106 - 109.

25. Токта начал борьбу против Ногая, не вступая в непосредственный конфликт с ним, а решив сначала свести на нет его влияние в русских княжествах. Для этого в 1293 г. на Русь была послана "Дюденева рать", разорившая 14 городов, но оставившая в сохранности Ярославль и Ростов, придерживавшиеся сарайской ориентации.

26. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 2, стр. 159, 116 - 119.

27. Г. А. Федоров-Давыдов. Клады джучидскнх монет. "Нумизматика и эпиграфика". Т. .1, М. 1960, стр. 103.

28. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 2, стр. 141.

29. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 1, стр. 163, 197.

30. Г. А. Федоров-Давыдов. Клады джучидских монет, стр. 103, 107.

31. "Полное собрание ученых путешествий по России". Т. 3. СПБ. 1821; т. 6. СПБ. 1824.

32. Г. А. Федоров-Давыдов. Три средневековых нижневолжских города, стр. 213 - 216.

33. М. Д. Приселков. Указ. соч., стр. 359.

34. ПСРЛ. Т. XXV. М.-Л. 1949, стр. 172.

35. В. Т. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 1, стр. 235.

36. Там же.

37. А. Ю. Якубовский. Развалины Ургенча. Л. 1930, стр. 36.

38. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 1, стр. 113, 244.

39. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 2, стр. 129. Русская летопись сообщает, что он убил 12 братьев (ПСРЛ. Т. XXV, стр. 180).

40. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 1, стр. 129.

41. ПСРЛ. Т. XV, вып. 1. М. 1965, стр. 69.

42. Там же, стр. 71.

43. ПСРЛ. Т. XXV, стр. 181.

44. ПСРЛ. Т. XV, вып. 1, стр. 71.

45. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 2, стр. 130.

46. Там же.

47. ПСРЛ. Т. XV, вып. 1, стр. 70.

48. ПСРЛ. Т. XVIII. СПБ. 1913, стр. 101.

49. О соотношении правого и левого крыльев улуса Джучи см.: Г. А. Федоров-Давыдов. "Аноним Искендера" и термины "Ак-Орда" и "Кок-Орда". "История, археология и этнография Средней Азии". М. 1968, стр. 224.

50. Г. А. Федоров-Давыдов. Клады джучидских монет, стр. 109-110.

51. Согласно ибн-Хальдуну (В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 1, стр. 390), он отправляется с Абдуллахом в Крым, где находится некоторое время, что, видимо, и позволило Кильдибеку и Ордумелику чеканить монеты в Азаке. Но в том же году Мамай выходит с войском из Крыма и захватывает всю территорию степей вплоть до Волги.

52. ПСРЛ. Т. XVIII. СПБ. 1913, стр. 101.

53. Там же, стр. 102. Случай беспрецедентный - князья всегда сами должны были ездить в Орду за ярлыками. Это было обязательной частью того унизительного ритуала, который подчеркивал зависимость Руси от Золотой Орды.

54. Там же.

55. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 1, стр. 390.

56. А. Г. Мухаммадиев, Г. А. Федоров-Давыдов. Раскопки богатой Усадьбы в Новом Сарае. "Советская археология", 1970, N 3, стр. 160.

57. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 2 стр. 184.

58. ПСРЛ. Т. XI. М. 1965, стр. 19.

59. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. I, стр. 391:

60. Там же, стр. 389, 391.

61. ПСРЛ. Т. XV, вып. 1, стр. 70.

62. Там же, стр. 70, 71, 80.

63. ПСРЛ. Т. XXV, стр. 189 и ел.

64. Г. А. Федоров-Давыдов. Находки джучидских монет, стр. 165.

65. Там же, стр. 173.

66. ПСРЛ. Т. XI, стр. 89.

67. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч. Т. 1, стр. 414.

68. См. А. П. Новосельцев. Об исторической оценке Тимура. "Вопросы истории", 1973, N 2.

69. Г. А. Федоров-Давыдов. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М. 1966, стр. 205 - 206.




Отзыв пользователя

Нет отзывов для отображения.


  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • «Древний Ветер» (Fornkåre) на Ловоти. 2013 год
      Автор: Сергий
      Situne Dei

      Ежегодник исследований Сигтуны и исторической археологии

      2014

      Редакторы:


       
      Андерс Сёдерберг
      Руна Эдберг

      Магнус Келлстрем

      Элизабет Клаессон


       

       
      С «Древним Ветром» (Fornkåre) через Россию
      2013

      Отчет о продолжении путешествия с одной копией ладьи эпохи викингов.

      Леннарт Видерберг

       
      Напомним, что в поход шведский любитель истории отправился на собственноручно построенной ладье с романтичным названием «Древний Ветер» (Fornkåre). Ее длина 9,6 метра. И она является точной копией виксбота, найденного у Рослагена. Предприимчивый швед намеревался пройти от Новгорода до Смоленска. Главным образом по Ловати. Естественно, против течения. О том, как менялось настроение гребцов по ходу этого путешествия, читайте ниже…
       
      Из дневника путешественника:
      2–3 июля 2013 г.
      После нескольких дней ожидания хорошего ветра вечером отправляемся из Новгорода. Мы бросаемся в русло Волхова и вскоре оставляем Рюриков Холмгорд (Рюриково городище) позади нас. Следуем западным берегом озера. Прежде чем прибыть в стартовую точку, мы пересекаем 35 километров открытой воды Ильменя. Падает сумрак и через некоторое время я вижу только прибой. Гребем. К утру ветер поворачивает, и мы можем плыть на юг, к низким островам, растущим в лучах рассвета. В деревне Взвад покупаем рыбу на обед, проплываем мимо Парфино и разбиваем лагерь. Теперь мы в Ловати.
      4 июля.
      Мы хорошо гребли и через четыре часа достигли 12-километровой отметки (по прямой). Сделав это в обед, мы купались возле села Редцы. Было около 35 градусов тепла. Река здесь 200 метров шириной. Затем прошли два скалистых порога. Проходя через них, мы гребли и отталкивали кольями корму сильнее. Стремнины теперь становятся быстрыми и длинными. Много песка вдоль пляжей. Мы идем с коротким линем (тонкий корабельный трос из растительного материала – прим. автора) в воде, чтобы вести лодку на нужную глубину. В 9 вечера прибываем к мосту в Коровичино, где разбиваем лагерь. Это место находится в 65 км от устья Ловати.
      5–6 июля.
      Река широкая 100 метров, и быстрая: скорость течения примерно 2 км в час, в стремнинах, может быть, вдвое больше. Грести трудно, но человеку легко вести лодку с линем. Немного странно, что шесть весел так легко компенсируются канатной буксировкой. Стремнина с мелкой водой может быть длиной в несколько километров солнце палит беспощадно. Несколько раз нам повезло, и мы могли плыть против течения.
      7 июля.
      Достигаем моста в Селеево (150 км от устья Ловати), но сначала мы застреваем в могучих скалистых порогах. Человек идет с линем и тянет лодку между гигантскими валунами. Другой отталкивает шестом форштевень, а остальные смотрят. После моста вода успокаивается и мы гребем. Впереди небольшой приток, по которому мы идем в затон. Удар! Мы продолжаем, шест падает за борт, и течение тянет лодку. Мы качаемся в потоке, но медленно плывем к месту купания в ручье, который мелок и бессилен.
      8 июля.
      Стремнина за стремниной. 200-метровая гребля, затем 50-метровый перекат, где нужно приостановиться и тянуть линем. Теперь дно покрыто камнями. Мои сандалеты треплет в стремнине, и липучки расстегиваются. Пара ударов по правому колену оставляют небольшие раны. Колено болит в течение нескольких дней. Мы разбиваем лагерь на песчаных пляжах.
      9 июля.
      В обед подошли к большому повороту с сильным течением. Мы останавливаемся рядом в кустах и застреваем мачтой, которая поднята вверх. Но все-таки мы проходим их и выдыхаем облегченно. Увидевший нас за работой абориген приходит с полиэтиленовыми пакетами. Кажется, он опустошил свою кладовую от зубной пасты, каш и консервов. Было даже несколько огурцов. Отлично! Мы сегодня пополнили продукты!
      10 июля. В скалистом протоке мы оказываемся в тупике. Мы были почти на полпути, но зацепили последний камень. Вот тут сразу – стоп! Мы отталкиваем лодку назад и находим другую протоку. Следует отметить, что наша скорость по мере продвижения продолжает снижаться. Часть из нас сильно переутомлена, и проблемы увеличиваются. От 0,5 до 0,8 км в час – вот эффективные изменения по карте. Длинный быстрый порог с камнями. Мы разгружаем ладью и тянем ее через них. На других порогах лодка входит во вращение и однажды новые большие камни проламывают днище. Находим хороший песчаный пляж и разводим костер на ужин. Макароны с рыбными консервами или каша с мясными? В заключение – чай с не которыми трофеями, как всегда после еды.
      11 июля.
      Прибыли в Холм, в 190 км от устья реки Ловати, где минуем мост. Местная газета берет интервью и фотографирует. Я смотрю на реку. Судя по карте, здесь могут пройти и более крупные корабли. Разглядываю опоры моста. Во время весеннего половодья вода поднимается на шесть-семь метров. После Холма мы встречаемся с одним плесом – несколько  сотен метров вверх по водорослям. Я настаиваю, и мы продолжаем путь. Это возможно! Идем дальше. Глубина в среднем около полуметра. Мы разбиваем лагерь напротив деревни Кузёмкино, в 200 км от устья Ловати.
      12 июля. Преодолеваем порог за порогом. Теперь мы профессионалы, и используем греблю и шесты в комбинации в соответствии с потребностями. Обеденная остановка в селе Сопки. Мы хороши в Ильинском, 215 км от устья Ловати! Пара радушных бабушек с внуками и собакой приносят овощи.
      13–14 июля.
      Мы попадаем на скалистые пороги, разгружаем лодку от снаряжения и сдергиваем ее. По зарослям, с которыми мы в силах справиться, выходим в травянистый ручей. Снова теряем время на загрузку багажа. Продолжаем движение. Наблюдаем лося, плывущего через реку. Мы достигаем д. Сельцо, в 260 км от устья Ловати.
      15–16 июля.
      Мы гребем на плесах, особенно тяжело приходится на стремнинах. Когда проходим пороги, используем шесты. Достигаем Дрепино. Это 280 км от устья. Я вижу свою точку отсчета – гнездо аиста на электрическом столбе.
      17–18 июля.
      Вода льется навстречу, как из гигантской трубы. Я вяжу веревки с каждой стороны для управления курсом. Мы идем по дну реки и проталкиваем лодку через водную массу. Затем следуют повторяющиеся каменистые стремнины, где экипаж может "отдохнуть". Камни плохо видны, и время от времени мы грохаем по ним.
      19 июля.
      Проходим около 100 закорюк, многие из которых на 90 градусов и требуют гребли снаружи и «полный назад» по внутреннему направлению. Мы оказываемся в завале и пробиваем себе дорогу. «Возьмите левой стороной, здесь легче», – советует мужчина, купающийся в том месте. Мы продолжаем менять стороны по мере продвижения вперед. Сильный боковой поток бросает лодку в поперечном направлении. Когда киль застревает, лодка сильно наклоняется. Мы снова сопротивляемся и медленно выходим на более глубокую воду. Незадолго до полуночи прибываем в Великие Луки, 350 км от устья Ловати. Разбиваем лагерь и разводим огонь.
      20–21 июля.
      После дня отдыха в Великих Луках путешествие продолжается. Пересекаем ручей ниже плотины электростанции (ну ошибся человек насчет электростанции, с приезжими бывает – прим. автора) в центре города. Проезжаем по дорожке. Сразу после города нас встречает длинная череда порогов с небольшими утиными заводями между ними. Продвигаемся вперед, часто окунаясь. Очередная течь в днище. Мы должны предотвратить риск попадания воды в багаж. Идет небольшой дождь. На часах почти 21.00, мы устали и растеряны. Там нет конца порогам… Время для совета. Наши ресурсы использованы. Я сплю наяву и прихожу к выводу: пора забрать лодку. Мы достигли отметки в 360 км от устья Ловати. С момента старта в Новгороде мы прошли около 410 км.
      22 июля.
      Весь день льет дождь. Мы опорожняем лодку от оборудования. Копаем два ряда ступеней на склоне и кладем канаты между ними. Путь домой для экипажа и трейлер-транспорт для «Древнего Ветра» до лодочного клуба в Смоленске.
      Эпилог
      Ильмен-озеро, где впадает Ловать, находится на высоте около 20 метров над уровнем моря. У Холма высота над уровнем моря около 65 метров, а в Великих Луках около 85 метров. Наше путешествие по Ловати таким образом, продолжало идти в гору и вверх по течению, в то время как река становилась уже и уже, и каменистее и каменистее. Насколько известно, ранее была предпринята только одна попытка пройти вверх по течению по Ловати, причем цель была та же, что и у нас. Это была экспедиция с ладьей Айфур в 1996 году, которая прервала его плавание в Холм. В связи с этим Fornkåre, таким образом, достиг значительно большего. Fornkåre - подходящая лодка с человечными размерами. Так что очень даже похоже, что он хорошо подходит для путешествия по пути «из варяг в греки». Летом 2014 года мы приложим усилия к достижению истока Ловати, где преодолеем еще 170 км. Затем мы продолжим путь через реки Усвяча, Двина и Каспля к Днепру. Наш девиз: «Прохлада бегущей воды и весло - как повезет!»
       
      Ссылки
      Видерберг, Л. 2013. С Fornkåre в Новгород 2012. Situne Dei.
       
      Факты поездки
      Пройденное расстояние 410 км
      Время в пути 20 дней (включая день отдыха)
      Среднесуточнный пройденный путь 20,5 км
      Активное время в пути 224 ч (включая отдых и тому подобное)
      Средняя скорость 1,8 км / ч
       
      Примечание:
      1)      В сотрудничестве с редакцией Situne Dei.
       
      Резюме
      В июле 2013 года была предпринята попытка путешествовать на лодке через Россию из Новгорода в Смоленск, следуя «Пути из варяг в греки», описанного в русской Повести временных лет. Ладья Fornkåre , была точной копией 9,6-метровой ладьи середины 11-го века. Судно найдено в болоте в Уппланде, центральной Швеции. Путешествие длилось 20 дней, начиная с  пересечения озера Ильмень и далее против течения реки Ловать. Экспедиция была остановлена к югу от Великих Лук, пройдя около 410 км от Новгорода, из которых около 370 км по Ловати. Это выгодно отличается от еще одной шведской попытки, предпринятой в 1996 году, когда ладья Aifur была вынуждена остановиться примерно через 190 км на Ловати - по оценкам экипажа остальная часть пути не была судоходной. Экипаж Fornkåre должен был пробиться через многочисленные пороги с каменистым дном и сильными неблагоприятными течениями, часто применялись буксировки и подталкивания шестами вместо гребли. Усилия 2013 года стали продолжением путешествия Fornkåre 2012 года из Швеции в Новгород (сообщается в номере журнала за 2013 год). Лодка была построена капитаном и автором, который приходит к выводу, что судно доказало свою способность путешествовать по этому древнему маршруту. Он планирует продолжить экспедицию с того места, где она была прервана, и, наконец, пересечь водоразделы до Днепра.
       
       
      Перевод:
      (Sergius), 2020 г.
       
       
      Вместо эпилога
      Умный, говорят, в гору не пойдет, да и против течения его долго грести не заставишь. Другое дело – человек увлеченный. Такой и гору на своем пути свернет, и законы природы отменить постарается. Считают, например, приверженцы норманской теории возникновения древнерусского государства, что суровые викинги чувствовали себя на наших реках, как дома, и хоть кол им на голове теши. Пока не сядут за весла… Стоит отдать должное Леннарту Видербергу, в борьбе с течением и порогами Ловати он продвинулся дальше всех (возможно, потому что набрал в свою команду не соотечественников, а россиян), но и он за двадцать дней (и налегке!) смог доплыть от озера Ильмень только до Великих Лук. А планировал добраться до Смоленска, откуда по Днепру, действительно, не проблема выйти в Черное море. Получается, либо Ловать в древности была полноводнее (что вряд ли, во всяком случае, по имеющимся данным, в Петровскую эпоху она была такой же, как и сегодня), либо правы те, кто считает, что по Ловати даже в эпоху раннего Средневековья судоходство было возможно лишь в одном направлении. В сторону Новгорода. А вот из Новгорода на юг предпочитали отправляться зимой. По льду замерзшей реки. Кстати, в скандинавских сагах есть свидетельства именно о зимних передвижениях по территории Руси. Ну а тех, кто пытается доказать возможность регулярных плаваний против течения Ловати, – милости просим по следам Леннарта Видерберга…
      С. ЖАРКОВ
       
      Рисунок 1. Морской и речной путь Fornkåre в 2013 году начался в Новгороде и был прерван чуть южнее Великих Лук. Преодоленное расстояние около 410 км. Расстояние по прямой около 260 км. Карта ред.
      Рисунок 2. «Форнкор» приближается к устью реки Ловать в Ильмене и встречает здесь земснаряд. Фото автора (Леннарт Видерберг).
      Рисунок 3. Один из бесчисленных порогов Ловати с каменистым дном проходим с помощью буксирного линя с суши. И толкаем шестами с лодки. Фото автора.
      Рисунок 4. Завал преграждает русло  Ловати, но экипаж Форнкора прорезает и пробивает себе путь. Фото автора.




    • Материальные следы присутствия вагров в Восточной Европе
      Автор: Mukaffa
      Когда появилось арабское серебро в южной Балтике? - Оно появилось там - в конце VIII века. Представляете какая неприятность?)))
       
      Первый этап завоза - конец VIII века - 830е годы. И это территория южнобалтийского побережья и чуток Готланд.
       
      А много их там в IX-ом то веке? Ну допустим их оставили купцы-готландцы, которые специализировались на торговле с ВЕ. Ферштейн?
    • Варяги - народ или сословие?
      Автор: Mukaffa
      В этой фразе -  "Афетово же колено и то - варязи, свеи, урмане, готе, русь, агляне, галичане, волохове, римляне, немци, корлязи, венедици, фрягове и прочии, приседять от запада къ полуденью и съседятся съ племенем Хамовомъ."(ПВЛ) варяги и русь отдельно, т.е. поданы как разные этнонимы, разные народы. Вот как-раз и тема для "моравского" следа. А "варязи" здесь балт.славяне, других подходящих вариантов попросту не остаётся. А русь локализуется скорее всего в Прибалтике(в "Пруськой земле").
       
       
    • 300 золотых поясов
      Автор: Сергий
      В донесении рижских купцов из Новгорода от 10 ноября 1331 года говорится о том, что в Новгороде произошла драка между немцами и русскими, при этом один русский был убит.Для того чтобы урегулировать конфликт, немцы вступили в контакт с тысяцким (hertoghe), посадником (borchgreue), наместником (namestnik), Советом господ (heren van Nogarden) и 300 золотыми поясами (guldene gordele). Конфликт закончился тем, что немцам вернули предполагаемого убийцу (его меч был в крови), а они заплатили 100 монет городу и 20 монет чиновникам.
      Кто же были эти люди, именуемые "золотыми поясами"?
      Что еще о них известно?
    • Гребенщикова Г. А. Андрей Яковлевич Италинский
      Автор: Saygo
      Гребенщикова Г. А. Андрей Яковлевич Италинский // Вопросы истории. - 2018. - № 3. - С. 20-34.
      Публикация, основанная на архивных документах, посвящена российскому дипломату конца XVIII — первой трети XIX в. А. Я. Италинскому, его напряженному труду на благо Отечества и вкладу отстаивание интересов России в Европе и Турции. Он находился на ответственных постах в сложные предвоенные и послевоенные годы, когда продолжалось военно-политическое противостояние двух великих держав — Российской и Османской империй. Часть донесений А. Я. Италинского своему руководству, хранящаяся в Архиве внешней политики Российской империи Историко-документального Департамента МИД РФ, впервые вводится в научный оборот.
      Вторая половина XVIII в. ознаменовалась нахождением на российском государственном поприще блестящей когорты дипломатов — чрезвычайных посланников и полномочных министров. Высокообразованные, эрудированные, в совершенстве владевшие несколькими иностранными языками, они неустанно отстаивали интересы и достоинство своей державы, много и напряженно трудились на благо Отечества. При Екатерине II замечательную плеяду дипломатов, представлявших Россию при монархических Дворах Европы, пополнили С. Р. Воронцов, Н. В. Репнин, Д. М. Голицын, И. М. Симолин, Я. И. Булгаков. Но, пожалуй, более значимым и ответственным как в царствование Екатерины II, так и ее наследников — императоров Павла и Александра I — являлся пост на Востоке. В столице Турции Константинополе пересекались военно-стратегические и геополитические интересы ведущих морских держав, туда вели нити их большой политики. Константинополь представлял собой важный коммуникационный узел и ключевое связующее звено между Востоком и Западом, где дипломаты состязались в искусстве влиять на султана и его окружение с целью получения политических выгод для своих держав. От грамотных, продуманных и правильно рассчитанных действий российских представителей зависели многие факторы, но, прежде всего, — сохранение дружественных отношений с государством, в котором они служили, и предотвращение войны.
      Одним из талантливых представителей русской школы дипломатии являлся Андрей Яковлевич Италинский — фигура до сих пор малоизвестная среди историков. Между тем, этот человек достоин более подробного знакомства с ним, так как за годы службы в посольстве в Константинополе (Стамбуле) он стяжал себе уважение и признательность в равной степени и императора Александра I, и турецкого султана Селима III. Высокую оценку А. Я. Италинскому дал сын переводчика российской миссии в Константинополе П. Фонтона — Ф. П. Фонтон. «Италинский, — вспоминал он, — человек обширного образования, полиглот, геолог, химик, антикварий, историолог. С этими познаниями он соединял тонкий политический взгляд и истинную бескорыстную любовь к России и непоколебимую стойкость в своих убеждениях». А в целом, подытожил он, «уже сами факты доказывали искусство и ловкость наших посланников» в столице Османской империи1.Только человек такого редкого ума, трудолюбия и способностей как Италинский, мог оставить о себе столь лестное воспоминание, а проявленные им дипломатическое искусство и ловкость свидетельствовали о его высоком профессиональном уровне. Биографические сведения об Италинском довольно скудны, но в одном из архивных делопроизводств Историко-документального Департамента МИД РФ обнаружены важные дополнительные факты из жизни дипломата и его служебная переписка.
      Андрей Яковлевич Италинский, выходец «из малороссийского дворянства Черниговской губернии», родился в 1743 году. В юном возрасте, не будучи связан семейной традицией, он, тем не менее, осознанно избрал духовную стезю и пожелал учиться в Киевской духовной академии. После ее успешного окончания 18-летний Андрей также самостоятельно, без чьей-либо подсказки, принял неординарное решение — отказаться от духовного поприща и посвятить жизнь медицине, изучать которую он стремился глубоко и основательно, чувствуя к этой науке свое истинное призвание. Как указано в его послужном списке, «в службу вступил медицинскую с 1761 года и проходя обыкновенными в сей должности чинами, был, наконец, лекарем в Морской Санкт Петербургской гошпитали и в Пермском Нахабинском полку»2. Опыт, полученный в названных местах, безусловно, пригодился Италинскому, но ему, пытливому и талантливому лекарю, остро не хватало теоретических знаний, причем не отрывочных, из различных областей естественных наук, а системных и глубоких. Он рвался за границу, чтобы продолжить обучение, но осенью 1768 г. разразилась Русско-турецкая война, и из столичного Санкт-Петербургского морского госпиталя Италинский выехал в действующую армию. «С 1768 по 1770 год он пребывал в турецких походах в должности полкового лекаря»3.
      Именно тогда, в царствование Екатерины II, Италинский впервые стал свидетелем важных событий российской военной истории, когда одновременно с командующим 1-й армией графом Петром Александровичем Румянцевым находился на театре военных действий во время крупных сражений россиян с турками. Так, в решающем 1770 г. для операций на Дунае Турция выставила против Рос­сии почти 200-тысячную армию: великий визирь Халил-паша намеревался вернуть потерянные города и развернуть наступление на Дунайские княжества Молдавию и Валахию. Однако блестящие успехи армии П. А. Румянцева сорвали планы превосходящего в силах противника. В сражении 7 июля 1770 г. при реке Ларге малочисленные российские войска наголову разбили турецкие, россияне заняли весь турецкий лагерь с трофеями и ставки трех пашей. Остатки турецкой армии отступили к реке Кагул, где с помощью татар великий визирь увеличил свою армию до 100 тыс. человек В честь победы при Ларге Екатерина II назначила торжественное богослужение и благодарственный молебен в церкви Рождества Богородицы на Невском проспекте. В той церкви хранилась особо чтимая на Руси икона Казанской Божьей Матери, к которой припадали и которой молились о даровании победы над врагами. После завершения богослужения при большом стечении народа был произведен пушечный салют.
      21 июля того же 1770 г. на реке Кагул произошло генеральное сражение, завершившееся полным разгромом противника. Во время панического бегства с поля боя турки оставили все свои позиции и укрепления, побросали артиллерию и обозы. Напрасно великий визирь Халил-паша с саблей в руках метался среди бегущих янычар и пытался их остановить. Как потом рассказывали спасшиеся турки, «второй паша рубил отступавшим носы и уши», однако и это не помогало.
      Победителям достались богатые трофеи: весь турецкий лагерь, обозы, палатки, верблюды, множество ценной утвари, дорогие ковры и посуда. Потери турок в живой силе составили до 20 тыс. чел.; россияне потеряли убитыми 353 чел., ранеными — 550. Румянцев не скрывал перед императрицей своей гордости, когда докладывал ей об итогах битвы при Кагуле: «Ни столь жестокой, ни так в малых силах не вела еще армия Вашего Императорского Величества битвы с турками, какова в сей день происходила. Действием своей артиллерии и ружейным огнем, а наипаче дружным приемом храбрых наших солдат в штыки ударяли мы во всю мочь на меч и огонь турецкий, и одержали над оным верх»4.
      Сухопутные победы России сыграли важную роль в коренном переломе в войне, и полковой лекарь Андрей Италинский, оказывавший помощь больным и раненым в подвижных лазаретах и в полковых госпитальных палатках, был непосредственным очевидцем и участником того героического прошлого.
      После крупных успехов армии Румянцева Италинский подал прошение об увольнении от службы, чтобы выехать за границу и продолжить обучение. Получив разрешение, он отправился изучать медицину в Голландию, в Лейденский университет, по окончании которого в 1774 г. получил диплом доктора медицины. Достигнутые успехи, однако, не стали для Италинского окончательными: далее его путь лежал в Лондон, где он надеялся получить практику и одновременно продолжить освоение медицины. В Лондоне Андрей Яковлевич познакомился с главой российского посольства Иваном Матвеевичем Симолиным, и эта встреча стала для Италинского судьбоносной, вновь изменившей его жизнь.
      И. М. Симолин, много трудившейся на ниве дипломатии, увидел в солидном и целеустремленном докторе вовсе не будущее медицинское светило, а умного, перспективного дипломата, способного отстаивать державное достоинство России при монархических дворах Европы. Тогда, после завершения Русско-турецкой войны 1768—1774 гг. и подписания Кючук-Кайнарджийского мира, империя Екатерины II вступала в новый этап исторического развития, и сфера ее геополитических и стратегических интересов значительно расширилась. Внешняя политика Петербурга с каждым годом становилась более активной и целенаправленной5, и Екатерина II крайне нуждалась в талантливых, эрудированных сотрудниках, обладавших аналитическим складом ума, которых она без тени сомнения могла бы направлять своими представителями за границу. При встречах и беседах с Италинским Симолин лишний раз убеждался в том, что этот врач как нельзя лучше подходит для дипломатической службы, но Симолин понимал и другое — Италинского надо морально подготовить для столь резкой перемены сферы его деятельности и дать ему время, чтобы завершить в Лондоне выполнение намеченных им целей.
      Андрей Яковлевич прожил в Лондоне девять лет и, судя по столь приличному сроку, дела его как практикующего врача шли неплохо, но, тем не менее, под большим влиянием главы российской миссии он окончательно сделал выбор в пользу карьеры дипломата. После получения на это согласия посольский курьер повез в Петербург ходатайство и рекомендацию Симолина, и в 1783 г. в Лондон пришел ответ: именным указом императрицы Екатерины II Андрей Италинский был «пожалован в коллежские асессоры и определен к службе» при дворе короля Неаполя и Обеих Сицилий. В справке Коллегии иностранных дел (МИД) об Италинском записано: «После тринадцатилетнего увольнения от службы (медицинской. — Г. Г.) и пробытия во все оное время в иностранных государствах на собственном его иждивении для приобретения знаний в разных науках и между прочим, в таких, которые настоящему его званию приличны», Италинский получил назначение в Италию. А 20 февраля 1785 г. он был «пожалован в советники посольства»6.
      Так в судьбе Италинского трижды совершились кардинальные перемены: от духовной карьеры — к медицинской, затем — к дипломатической. Избрав последний вид деятельности, он оставался верен ему до конца своей жизни и с честью служил России свыше сорока пяти лет.
      Спустя четыре года после того, как Италинский приступил к исполнению своих обязанностей в Неаполе, в русско-турецких отношениях вновь возникли серьезные осложнения, вызванные присоединением к Российской державе Крыма и укреплением Россией своих южных границ. Приобретение стратегически важных крепостей Керчи, Еникале и Кинбурна, а затем Ахтиара (будущего Севастополя) позволило кабинету Екатерины II обустраивать на Чёрном море порты базирования и развернуть строительство флота. Однако Турция не смирилась с потерями названных пунктов и крепостей, равно как и с вхождением Крыма в состав России и лишением верховенства над крымскими татарами, и приступила к наращиванию военного потенциала, чтобы взять реванш.
      Наступил 1787 год. В январе Екатерина II предприняла поездку в Крым, чтобы посмотреть на «дорогое сердцу заведение» — молодой Черноморский флот. Выезжала она открыто и в сопровождении иностранных дипломатов, перед которыми не скрывала цели столь важной поездки, считая это своим правом как главы государства. В намерении посетить Крым императрица не видела ничего предосудительного — во всяком случае, того, что могло бы дать повод державам объявить ее «крымский вояж» неким вызовом Оттоманской Порте и выставить Россию инициатором войны. Однако именно так и произошло.
      Турция, подогреваемая западными миссиями в Константинопо­ле, расценила поездку русской государыни на юг как прямую подготовку к нападению, и приняла меры. Английский, французский и прусский дипломаты наставляли Диван (турецкое правительство): «Порта должна оказаться твердою, дабы заставить себя почитать». Для этого нужно было укрепить крепости первостепенного значения — Очаков и Измаил — и собрать на Дунае не менее 100-тысячной армии. Главную задачу по организации обороны столицы и Проливов султан Абдул-Гамид сформулировал коротко и по-военному четко: «Запереть Чёрное море, умножить гарнизоны в Бендерах и Очакове, вооружить 22 корабля». Французский посол Шуазель-Гуфье рекомендовал туркам «не оказывать слабости и лишней податливости на учреждение требований российских»7.
      В поездке по Крыму, с остановками в городах и портах Херсоне, Бахчисарае, Севастополе Екатерину II в числе прочих государственных и военных деятелей сопровождал посланник в Неаполе Павел Мартынович Скавронский. Соответственно, на время его отсутствия всеми делами миссии заведовал советник посольства Андрей Яковлевич Италинский, и именно в тот важный для России период началась его самостоятельная работа как дипломата: он выполнял обязанности посланника и курировал всю работу миссии, включая составление донесений руководству. Италинский со всей ответственностью подо­шел к выполнению посольских обязанностей, а его депеши вице-канцлеру России Ивану Андреевичу Остерману были чрезвычайно информативны, насыщены аналитическими выкладками и прогнозами относительно европейских дел. Сообщал Италинский об увеличении масштабов антитурецкого восстания албанцев, о приходе в Адриатику турецкой эскадры для блокирования побережья, о подготовке Турцией сухопутных войск для высадки в албанских провинциях и отправления их для подавления мятежа8. Донесения Италинского кабинет Екатерины II учитывал при разработках стратегических планов в отношении своего потенциального противника и намеревался воспользоваться нестабильной обстановкой в Османских владениях.
      Пока продолжался «крымский вояж» императрицы, заседания турецкого руководства следовали почти непрерывно с неизменной повесткой дня — остановить Россию на Чёрном море, вернуть Крым, а в случае отказа русских от добровольного возвращения полуострова объявить им войну. Осенью 1787 г. война стала неизбежной, а на начальном ее этапе сотрудники Екатерины II делали ставку на Вторую экспедицию Балтийского флота в Средиземное и Эгейское моря. После прихода флота в Греческий Архипелаг предполагалось поднять мятеж среди христианских подданных султана и с их помощью сокрушать Османскую империю изнутри. Со стороны Дарданелл балтийские эскадры будут отвлекать силы турок от Чёрного моря, где будет действовать Черноморский флот. Но Вторая экспедиция в Греческий Архипелаг не состоялась: шведский король Густав III (двоюродный брат Екатерины II) без объявления войны совершил нападение на Россию.
      В тот период военно-политические цели короля совпали с замыслами турецкого султана: Густав III стремился вернуть потерянные со времен Петра Великого земли в Прибалтике и захватить Петербург, а Абдул Гамид — сорвать поход Балтийского флота в недра Османских владений, для чего воспользоваться воинственными устремлениями шведского короля. Получив из Константинополя крупную финансовую поддержку, Густав III в июне 1788 г. начал кампанию. В честь этого события в загородной резиденции турецкого султана Пере состоялся прием шведского посла, который прибыл во дворец при полном параде и в сопровождении пышной свиты. Абдул Гамид встречал дорогого гостя вместе с высшими сановниками, улемами и пашами и в церемониальном зале произнес торжественную речь, в которой поблагодарил Густава III «за объявление войны Российской империи и за усердие Швеции в пользу империи Оттоманской». Затем султан вручил королевскому послу роскошную табакерку с бриллиантами стоимостью 12 тысяч пиастров9.Таким образом, Густав III вынудил Екатерину II вести войну одновременно на двух театрах — на северо-западе и на юге.
      Италинский регулярно информировал руководство о поведении шведов в Италии. В одной из шифрованных депеш он доложил, что в середине июля 1788 г. из Неаполя выехал швед по фамилии Фриденсгейм, который тайно, под видом путешественника прожил там около месяца. Как точно выяснил Италинский, швед «проник ко двору» неаполитанского короля Фердинанда с целью «прельстить его и склонить к поступкам, противным состоящим ныне дружбе» между Неаполем и Россией. Но «проникнуть» к самому королю предприимчивому шведу не удалось — фактически, всеми делами при дворе заведовал военный министр генерал Джон Актон, который лично контролировал посетителей и назначал время приема.
      Д. Актон поинтересовался целью визита, и Фриденсгейм, без лишних предисловий, принялся уговаривать его не оказывать помощи русской каперской флотилии, которая будет вести в Эгейском море боевые действия против Турции. Также Фриденсгейм призывал Актона заключить дружественный союз со Швецией, который, по его словам, имел довольно заманчивые перспективы. Если король Фердинанд согласится подписать договор, говорил Фриденсгейм, то шведы будут поставлять в Неаполь и на Сицилию железо отличных сортов, качественную артиллерию, ядра, стратегическое сырье и многое другое — то, что издавна привозили стокгольмские купцы и продавали по баснословным ценам. Но после заключения союза, уверял швед, Густав III распорядится привозить все перечисленные товары и предметы в Неаполь напрямую, минуя посредников-купцов, и за меньшие деньги10.
      Внимательно выслушав шведа, генерал Актон сказал: «Разговор столь странного содержания не может быть принят в уважение их Неаполитанскими Величествами», а что касается поставок из Швеции железа и прочего, то «Двор сей» вполне «доволен чинимою поставкою купцами». Однако самое главное то, что, король и королева не хотят огорчать Данию, с которой уже ведутся переговоры по заключению торгового договора11.
      В конце июля 1788 г. Италинский доложил вице-канцлеру И. А. Остерману о прибытии в Неаполь контр-адмирала российской службы (ранга генерал-майора) С. С. Гиббса, которого Екатерина II назначила председателем Призовой Комиссии в Сиракузах. Гиббс передал Италинскому письма и высочайшие распоряжения касательно флотилии и объяснил, что образование Комиссии вызвано необходимостью контролировать российских арматоров (каперов) и «воздерживать их от угнетения нейтральных подданных», направляя действия капитанов судов в законное и цивилизованное русло. По поручению главы посольства П. М. Скавронского Италинский передал контр-адмиралу Гиббсу желание короля Неаполя сохранять дружественные отношения с Екатериной II и не допускать со стороны российских арматоров грабежей неаполитанских купцов12. В течение всей Русско-турецкой войны 1787—1791 гг. Италинский координировал взаимодействие и обмен информацией между Неаполем, Сиракузами, островами Зант, Цериго, Цефалония, городами Триест, Ливорно и Петербургом, поскольку сам посланник Скавронский в те годы часто болел и не мог выполнять служебные обязанности.
      В 1802 г., уже при Александре I, последовало назначение Андрея Яковлевича на новый и ответственный пост — чрезвычайным посланником и полномочным министром России в Турции. Однако судьба распорядилась так, что до начала очередной войны с Турцией Италинский пробыл в Константинополе (Стамбуле) недолго — всего четыре года. В декабре 1791 г. в Яссах российская и турецкая стороны скрепили подписями мирный договор, по которому Российская империя получила новые земли и окончательно закрепила за собой Крым. Однако не смирившись с условиями Ясского договора, султан Селим III помышлял о реванше и занялся военными приготовлениями. Во все провинции Османской империи курьеры везли его строжайшие фирманы (указы): доставлять в столицу продовольствие, зерно, строевой лес, железо, порох, селитру и другие «жизненные припасы и материалы». Султан приказал укреплять и оснащать крепости на западном побережье Чёрного моря с главными портами базирования своего флота — Варну и Сизополь, а на восточном побережье — Анапу. В Константинопольском Адмиралтействе и на верфях Синопа на благо Османской империи усердно трудились французские корабельные мастера, пополняя турецкий флот добротными кораблями.
      При поддержке Франции Турция активно готовилась к войне и наращивала военную мощь, о чем Италинский регулярно докладывал руководству, предупреждая «о худом расположении Порты и ее недоброжелательстве» к России. Положение усугубляла нестабильная обстановка в бывших польских землях. По третьему разделу Польши к России отошли польские территории, где проживало преимущественно татарское население. Татары постоянно жаловались туркам на то, что Россия будто бы «чинит им притеснения в исполнении Магометанского закона», и по этому поводу турецкий министр иностранных дел (Рейс-Эфенди) требовал от Италинского разъяснений. Андрей Яковлевич твердо заверял Порту в абсурдности и несправедливости подобных обвинений: «Магометанам, как и другим народам в России обитающим, предоставлена совершенная и полная свобода в последовании догматам веры их»13.
      В 1804 г. в Константинополе с новой силой разгорелась борьба между Россией и бонапартистской Францией за влияние на Турцию. Профранцузская партия, пытаясь расширить подконтрольные области в Османских владениях с целью создания там будущего плацдарма против России, усиленно добивалась от султана разрешения на учреждение должности французского комиссара в Варне, но благодаря стараниям Италинского Селим III отказал Первому консулу в его настойчивой просьбе, и назначения не состоялось. Император Александр I одобрил действия своего представителя в Турции, а канцлер Воронцов в письме Андрею Яковлевичу прямо обвинил французов в нечистоплотности: Франция, «республика сия, всех агентов своих в Турецких областях содержит в едином намерении, чтоб развращать нравы жителей, удалять их от повиновения законной власти и обращать в свои интересы», направленные во вред России.
      Воронцов высказал дипломату похвалу за предпринятые им «предосторожности, дабы поставить преграды покушениям Франции на Турецкие области, да и Порта час от часу более удостоверяется о хищных против ея намерениях Франции». В Петербурге надеялись, что Турция ясно осознает важность «тесной связи Двора нашего с нею к ограждению ея безопасности», поскольку завоевательные планы Бонапарта не иссякли, а в конце письма Воронцов выразил полное согласие с намерением Италинского вручить подарки Рейс-Эфенди «и другим знаменитейшим турецким чиновникам», и просил «не оставить стараний своих употребить к снисканию дружбы нового капитана паши». Воронцов добавил: «Прошу уведомлять о качествах чиновника сего, о доверии, каким он пользуется у султана, о влиянии его в дела, о связях его с чиновниками Порты и о сношениях его с находящимися в Царе Граде министрами чужестранных держав, особливо с французским послом»14.
      В январе 1804 г., докладывая о ситуации в Египте, Италинский подчеркивал: «Французы беспрерывно упражнены старанием о расположении беев в пользу Франции, прельщают албанцов всеми возможными средствами, дабы сделать из них орудие, полезное видам Франции на Египет», устраивают политические провокации в крупном турецком городе и порте Синопе. В частности, находившийся в Синопе представитель Французской Республики (комиссар) Фуркад распространил заведомо ложный слух о том, что русские якобы хотят захватить Синоп, который «в скорости будет принадлежать России», а потому он, Фуркад, «будет иметь удовольствие быть комиссаром в России»15. Российский консул в Синопе сообщал: «Здешний начальник Киозу Бусок Оглу, узнав сие и видя, что собралось здесь зимовать 6 судов под российским флагом и полагая, что они собрались нарочито для взятия Синопа», приказал всем местным священникам во время службы в церквах призывать прихожан не вступать с россиянами ни в какие отношения, вплоть до частных разговоров. Турецкие власти подвигли местных жителей прийти к дому российского консула и выкрикивать протесты, капитанам российских торговых судов запретили стрелять из пушек, а греческим пригрозили, что повесят их за малейшее ослушание османским властям16.
      Предвоенные годы стали для Италинского временем тяжелых испытаний. На нем как на главе посольства лежала огромная ответственность за предотвращение войны, за проведение многочисленных встреч и переговоров с турецким министерством. В апреле 1804 г. он докладывал главе МИД князю Адаму Чарторыйскому: «Клеветы, беспрестанно чинимые Порте на Россию от французского здесь посла, и ныне от самого Первого Консула слагаемые и доставляемые, могут иногда возбуждать в ней некоторое ощущение беспокойства и поколебать доверенность» к нам. Чтобы нарушить дружественные отношения между Россией и Турцией, Бонапарт пустил в ход все возможные способы — подкуп, «хитрость и обман, внушения и ласки», и сотрудникам российской миссии в Константинополе выпала сложная задача противодействовать таким методам17. В течение нескольких месяцев им удавалось сохранять доверие турецкого руководства, а Рейс-Эфенди даже передал Италинскому копию письма Бонапарта к султану на турецком языке. После перевода текста выяснилось, что «Первый Консул изъясняется к Султану словами высокомерного наставника и учителя, яко повелитель, имеющий право учреждать в пользу свою действия Его Султанского Величества, и имеющий власть и силу наказать за ослушание». Из письма было видно намерение французов расторгнуть существовавшие дружественные русско-турецкий и русско-английский союзы и «довести Порту до нещастия коварными внушениями против России». По словам Италинского, «пуская в ход ласкательство, Первый Консул продолжает клеветать на Россию, приводит деятельных, усердных нам членов Министерства здешнего в подозрение у Султана», в результате чего «Порта находится в замешательстве» и растерянности, и Селим III теперь не знает, какой ответ отсылать в Париж18.
      Противодействовать «коварным внушениям французов» в Стамбуле становилось все труднее, но Италинский не терял надежды и прибегал к давнему способу воздействия на турок — одаривал их подарками и подношениями. Письмом от 1 (13) декабря 1804 г. он благодарил А. А. Чарторыйского за «всемилостивейшее Его Императорского Величества назначение подарков Юсуфу Аге и Рейс Эфендию», и за присланный вексель на сумму 15 тыс. турецких пиастров19. На протяжении 1804 и первой половины 1805 г. усилиями дипломата удавалось сохранять дружественные отношения с Высокой Портой, а султан без лишних проволочек выдавал фирманы на беспрепятственный пропуск российских войск, военных и купеческих судов через Босфор и Дарданеллы, поскольку оставалось присутствие российского флота и войск в Ионическом море, с базированием на острове Корфу.
      Судя по всему, Андрей Яковлевич действительно надеялся на мирное развитие событий, поскольку в феврале 1805 г. он начал активно ходатайствовать об учреждении при посольстве в Константинополе (Стамбуле) студенческого училища на 10 мест. При поддержке и одобрении князя Чарторыйского Италинский приступил к делу, подготовил годовую смету расходов в размере 30 тыс. пиастров и занялся поисками преподавателей. Отчитываясь перед главой МИД, Италинский писал: «Из христиан и турков можно приискать людей, которые в состоянии учить арапскому, персидскому, турецкому и греческому языкам. Но учителей, имеющих просвещение для приведения учеников в некоторые познания словесных наук и для подаяния им начальных политических сведений, не обретается ни в Пере, ни в Константинополе», а это, как полагал Италинский, очень важная составляющая воспитательного процесса. Поэтому он решил пока ограничиться четырьмя студентами, которых собирался вызвать из Киевской духовной семинарии и из Астраханской (или Казанской, причем из этих семинарий обязательно татарской национальности), «возрастом не менее 20 лет, и таких, которые уже находились в философическом классе. «Жалования для них довольно по 1000 пиастров в год — столько получают венские и английские студенты, и сверх того по 50 пиастров в год на покупку книг и пишущих материалов». Кроме основного курса и осваивания иностранных языков студенты должны были изучать грамматику и лексику и заниматься со священниками, а столь высокое жалование обучающимся обусловливалось дороговизной жилья в Константинополе, которое ученики будут снимать20.
      И все же, пагубное влияние французов в турецкой столице возобладало. Посол в Константинополе Себастиани исправно выполнял поручения своего патрона Наполеона, возложившего на себя титул императора. Себастиани внушал Порте мысль о том, что только под покровительством такого непревзойденного гения военного искусства как Наполеон, турки могут находиться в безопасности, а никакая Россия их уже не защитит. Франция посылала своих эмиссаров в турецкие провинции и не жалела золота, чтобы настроить легко поддающееся внушению население против русских. А когда Себастиани пообещал туркам помочь вернуть Крым, то этот прием сильно склонил чашу турецких весов в пользу Франции. После катастрофы под Аустерлицем и сокрушительного поражения русско-австрийских войск, для Селима III стал окончательно ясен военный феномен Наполеона, и султан принял решение в пользу Франции. Для самого же императора главной целью являлось подвигнуть турок на войну с Россией, чтобы ослабить ее и отвлечь армию от европейских театров военных действий.
      Из донесений Италинского следовало, что в турецкой столице кроме профранцузской партии во вред интересам России действовали некие «доктор Тиболд и банкир Папаригопуло», которые имели прямой доступ к руководству Турции и внушали министрам султана недоброжелательные мысли. Дипломат сообщал, что «старается о изобретении наилучших мер для приведения сих интриганов в невозможность действовать по недоброхотству своему к России», разъяснял турецкому министерству «дружественно усердные Его Императорского Величества расположения к Султану», но отношения с Турцией резко ухудшились21.В 1806 г. положение дел коренным образом изменилось, и кабинет Александра I уже не сомневался в подготовке турками войны с Россией. В мае Италинский отправил в Петербург важные новости: по настоянию французского посла Селим III аннулировал русско-турецкий договор от 1798 г., оперативно закрыл Проливы и запретил пропуск русских военных судов в Средиземное море и обратно — в Чёрное. Это сразу затруднило снабжение эскадры вице-адмирала Д. Н. Сенявина, базировавшейся на Корфу, из Севастополя и Херсона и отрезало ее от черноморских портов. Дипломат доложил и о сосредоточении на рейде Константинополя в полной готовности десяти военных судов, а всего боеспособных кораблей и фрегатов в турецком флоте вместе с бомбардирскими и мелкими судами насчитывалось 60 единиц, что во много крат превосходило морские силы России на Чёрном море22.
      15 октября 1806 г. Турция объявила российского посланника и полномочного министра Италинского персоной non grata, а 18 (30) декабря последовало объявление войны России. Из посольского особняка российский дипломат с семьей и сотрудниками посольства успел перебраться на английский фрегат «Асйуе», который доставил всех на Мальту. Там Италинский активно сотрудничал с англичанами как с представителями дружественной державы. В то время король Англии Георг III оказал императору Александру I важную услугу — поддержал его, когда правитель Туниса, солидаризируясь с турецким султаном, объявил России войну. В это время тунисский бей приказал арестовать четыре российских купеческих судна, а экипажи сослал на каторжные работы. Италинский, будучи на Мальте, первым узнал эту новость. Успокаивая его, англичане напомнили, что для того и существует флот, чтобы оперативно решить этот вопрос: «Зная Тунис, можно достоверно сказать, что отделение двух кораблей и нескольких фрегатов для блокады Туниса достаточно будет, чтоб заставить Бея отпустить суда и освободить экипаж»23. В апреле 1807 г. тунисский бей освободил российский экипаж и вернул суда, правда, разграбленные до последней такелажной веревки.
      В 1808 г. началась война России с Англией, поэтому Италинский вынужденно покинув Мальту, выехал в действующую Молдавскую армию, где пригодился его прошлый врачебный опыт и где он начал оказывать помощь больным и раненым. На театре военных действий
      Италинский находился до окончания войны с Турцией, а 6 мая 1812 г. в Бухаресте он скрепил своей подписью мирный договор с Турцией. Тогда император Александр I, желая предоставить политические выгоды многострадальной Сербии и сербскому народу, пожертвовал завоеванными крепостями Анапой и Поти и вернул их Турции, но Италинский добился для России приобретения плодородных земель в Бессарабии, бывших турецких крепостей Измаила, Хотина и Бендер, а также левого берега Дуная от Ренни до Килии. Это дало возможность развернуть на Дунае флотилию как вспомогательную Черноморскому флоту. В целом, дипломат Италинский внес весомый вклад в подписание мира в Бухаресте.
      Из Бухареста Андрей Яковлевич по указу Александра I выехал прямо в Стамбул — вновь в ранге чрезвычайного посланника и полномочного министра. В его деятельности начался напряженный период, связанный с тем, что турки периодически нарушали статьи договоров с Россией, особенно касавшиеся пропуска торговых судов через Проливы. Российскому посольству часто приходилось регулировать такого рода дела, вплоть до подачи нот протестов Высокой Порте. Наиболее характерной стала нота от 24 ноября (6 декабря) 1812 г., поданная Италинским по поводу задержания турецкими властями в Дарданеллах четырех русских судов с зерном. Турция требовала от русского купечества продавать зерно по рыночным ценам в самом Константинополе, а не везти его в порты Средиземного моря. В ноте Италинский прямо указал на то, что турецкие власти в Дарданеллах нарушают статьи ранее заключенных двусторонних торговых договоров, нанося тем самым ущерб экономике России. А русские купцы и судовладельцы имеют юридическое право провозить свои товары и зерно в любой средиземноморский порт, заплатив Порте пошлины в установленном размере24.
      В реляции императору от 1 (13) февраля 1813 г. Андрей Яковлевич упомянул о трудностях, с которым ему пришлось столкнуться в турецкой столице и которые требовали от него «все более тонкого поведения и определенной податливости», но при неизменном соблюдении достоинства державы. «Мне удалось использовать кое-какие тайные связи, установленные мною как для получения различных сведений, так и для того, чтобы быть в состоянии сорвать интриги наших неприятелей против только что заключенного мира», — подытожил он25.
      В апреле 1813 г. Италинский вплотную занялся сербскими делами. По Бухарестскому трактату, турки пошли на ряд уступок Сербии, и в переговорах с Рейс-Эфенди Италинский добивался выполнения следующих пунктов:
      1. Пребывание в крепости в Белграде турецкого гарнизона численностью не более 50 человек.
      2. Приграничные укрепления должны остаться в ведении сербов.
      3. Оставить сербам территории, приобретенные в ходе военных действий.
      4. Предоставить сербам право избирать собственного князя по примеру Молдавии и Валахии.
      5. Предоставить сербам право держать вооруженные отряды для защиты своей территории.
      Однако длительные и напряженные переговоры по Сербии не давали желаемого результата: турки проявляли упрямство и не соглашались идти на компромиссы, а 16 (28) мая 1813 г. Рейс-Эфенди официально уведомил главу российского посольства о том, что «Порта намерена силою оружия покорить Сербию». Это заявление было подкреплено выдвижением армии к Адрианополю, сосредоточением значительных сил в Софии и усилением турецких гарнизонов в крепостях, расположенных на территории Сербии26. Но путем сложных переговоров российскому дипломату удавалось удерживать султана от развязывания большой войны против сербского народа, от «пускания в ход силы оружия».
      16 (28) апреля 1813 г. министр иностранных дел России граф Н. П. Румянцев направил в Стамбул Италинскому письмо такого содержания: «Я полагаю, что Оттоманское министерство уже получило от своих собственных представителей уведомление о передаче им крепостей Поти и Ахалкалак». Возвращение таких важных крепостей, подчеркивал Румянцев, «это, скорее, подарок, великодушие нашего государя. Но нашим врагам, вовлекающим Порту в свои интриги, возможно, удастся заставить ее потребовать у вас возвращения крепости Сухум-Кале, которая является резиденцией абхазского шаха. Передача этой крепости имела бы следствием подчинения Порте этого князя и его владений. Вам надлежит решительно отвергнуть подобное предложение. Допустить такую передачу и счесть, что она вытекает из наших обязательств и подразумевается в договоре, значило бы признать за Портой право вновь потребовать от нас Грузию, Мингрелию, Имеретию и Гурию. Владетель Абхазии, как и владетели перечисленных княжеств, добровольно перешел под скипетр его величества. Он, также как и эти князья, исповедует общую с нами религию, он отправил в Петербург для обучения своего сына, наследника его княжества»27.
      Таким образом, в дополнение к сербским делам геополитические интересы России и Турции непосредственно столкнулись на восточном побережье Чёрного моря, у берегов Кавказа, где в борьбе с русскими турки рассчитывали на горские народы и на их лидеров. Италинский неоднократно предупреждал руководство об оказываемой Турцией военной помощи кавказским вождям, «о производимых Портою Оттоманскою военных всякого рода приготовлениях против России, и в особенности против Мингрелии, по поводу притязаний на наши побережные владения со стороны Чёрного моря»28. Большой отдачи турки ожидали от паши крепости Анапа, который начал «неприязненные предприятия против российской границы, занимаемой Войском Черноморским по реке Кубани».
      Италинский вступил в переписку с командованием Черноморского флота и, сообщая эти сведения, просил отправить военные суда флота «с морским десантом для крейсирования у берегов Абхазии, Мингрелии и Гурии» с целью не допустить турок со стороны моря совершить нападение на российские форпосты и погранзаставы. Главнокомандующему войсками на Кавказской линии и в Грузии генерал-лейтенанту Н. Ф. Ртищеву Италинский настоятельно рекомендовал усилить гарнизон крепости Святого Николая артиллерией и личным составом и на случай нападения турок и горцев доставить в крепость шесть орудий большого калибра, поскольку имевшихся там «нескольких азиатских фальконетов» не хватало для целей обороны.
      На основании донесений Италинского генерал от инфантерии военный губернатор города Херсона граф А. Ф. Ланжерон, генерал-лейтенант Н. Ф. Ртищев и Севастопольский флотский начальник вице-адмирал Р. Р. Галл приняли зависевшие от каждого из них меры. Войсковому атаману Черноморского войска генерал-майору Бурсаку ушло предписание «о недремленном и бдительнейшем наблюдении за черкесами», а вице-адмирал Р. Р. Галл без промедления вооружил в Севастополе «для крейсирования у берегов Абхазии, Мингрелии и Гурии» военные фрегаты и бриги. На двух фрегатах в форт Св. Николая от­правили шесть крепостных орудий: четыре 24-фунтовые пушки и две 18-фунтовые «при офицере тамошнего гарнизона, с положенным числом нижних чинов и двойным количеством зарядов против Штатного положения»29.
      Секретным письмом от 17 (29) апреля 1816 г. Италинский уведомил Ланжерона об отправлении турками лезгинским вождям большой партии (несколько десятков тысяч) ружей для нападения на пограничные с Россией территории, которое планировалось совершить со стороны Анапы. Из данных агентурной разведки и из показаний пленных кизлярских татар, взятых на Кавказской линии, российское командование узнало, что в Анапу приходило турецкое судно, на котором привезли порох, свинец, свыше 50 орудий и до 60 янычар. В Анапе, говорили пленные, «укрепляют входы батареями» на случай подхода российских войск, и идут военные приготовления. Анапский паша Назыр «возбудил ногайские и другие закубанские народы к завоеванию Таманского полуострова, сим народам секретно отправляет пушки, ружья и вооружает их, отправил с бумагами в Царь Град военное судно. Скоро будет произведено нападение водою и сухим путем»30.
      Италинский неоднократно заявлял турецкому министерству про­тесты по поводу действий паши крепости Анапа. Более того, дипломат напомнил Порте о великодушном поступке императора Александра I, приказавшего (по личной просьбе султана) в январе 1816 г. вернуть туркам в Анапу 61 орудие, вывезенное в годы войны из крепости. Уважив просьбу султана, Александр I надеялся на добрые отношения с ним, хотя понимал, что таким подарком он способствовал усилению крепости. Например, военный губернатор Херсона граф Ланжерон прямо высказался по этому вопросу: «Турецкий паша, находящийся в Анапе, делает большой вред для нас. Он из числа тех чиновников, которые перевели за Кубань 27 тысяч ногайцев, передерживает наших дезертиров и поощряет черкес к нападению на нашу границу. Да и сама Порта на основании трактата не выполняет требований посланника нашего в Константинополе. Возвращением орудий мы Анапскую крепость вооружили собственно против себя». Орудия доставили в Анапу из крымских крепостей, «но от Порты Оттоманской и Анапского паши кроме неблагонамеренных и дерзких предприятий ничего соответствовавшего Монаршему ожиданию не видно», — считал Ланжерон. В заключение он пришел к выводу: «На случай, если Анапский паша будет оправдываться своим бессилием против черкесе, кои против его воли продолжают делать набеги, то таковое оправдание его служит предлогом, а он сам как хитрый человек подстрекает их к сему. Для восстановления по границе должного порядка и обеспечение жителей необходимо... сменить помянутого пашу»31.
      Совместными усилиями черноморских начальников и дипломатии в лице главы российского посольства в Стамбуле тайного советника Италинского удалось предотвратить враждебные России акции и нападение на форт Св. Николая. В том же 1816 г. дипломат получил новое назначение в Рим, где он возглавлял посольство до конца своей жизни. Умер Андрей Яковлевич в 1827 г. в возрасте 84 лет. Хорошо знакомые с Италинским люди считали его не только выдающимся дипломатом, но и блестящим знатоком Италии, ее достопримечательностей, архитектуры, живописи, истории и археологии. Он оказывал помощь и покровительство своим соотечественникам, приезжавшим в Италию учиться живописи, архитектуре и ваянию, и сам являлся почетным членом Российской Академии наук и Российской Академии художеств. Его труд отмечен несколькими орденами, в том числе орденом Св. Владимира и орденом Св. Александра Невского, с алмазными знаками.
      Примечания
      1. ФОНТОН Ф.П. Воспоминания. Т. 1. Лейпциг. 1862, с. 17, 19—20.
      2. Архив внешней политики Российской империи (АВП РИ). Историко-документальный департамент МИД РФ, ф. 70, оп. 70/5, д. 206, л. боб.
      3. Там же, л. 6об.—7.
      4. ПЕТРОВ А.Н. Первая русско-турецкая война в царствование Екатерины II. ЕГО ЖЕ. Влияние турецких войн с половины прошлого столетия на развитие русского военного искусства. Т. 1. СПб. 1893.
      5. Подробнее об этом см.: Россия в системе международных отношений во второй половине XVIII в. В кн.: От царства к империи. М.-СПб. 2015, с. 209—259.
      6. АВП РИ, ф. 70, оп. 70/5, д. 206, л. 6 об.-7.
      7. Там же, ф. 89, оп. 89/8, д. 686, л. 72—73.
      8. Там же, ф. 70, оп. 70/2, д. 188, л. 33, 37—37об.
      9. Там же, д. 201, л. 77об.; ф. 89, оп.89/8, д. 2036, л. 95об.
      10. Там же, ф. 70, оп. 70/2, д. 201, л. 1 — 1 об.
      11. Там же, л. 2—3.
      12. Там же, л. 11об.—12.
      13. Там же, ф. 180, оп. 517/1, д. 40, л. 1 —1об. От 17 февраля 1803 г.
      14. Там же, л. 6—9об., 22—24об.
      15. Там же, д. 35, л. 13— 1 Зоб., 54—60. Документы от 12 декабря 1803 г. и от 4 (16) января 1804 г.
      16. Там же, л. 54—60.
      17. Там же, д. 36, л. 96. От 17 (29) апреля 1804 г.
      18. Там же, л. 119-120. От 2 (14) мая 1804 г.
      19. Там же, д. 38, л. 167.
      20. Там же, д. 41, л. 96—99.
      21. Там же, л. 22.
      22. Там же, д. 3214, л. 73об.; д. 46, л. 6—7.
      23. Там же, л. 83—84, 101.
      24. Внешняя политика России XIX и начала XX века. Т. 7. М. 1970, с. 51—52.
      25. Там же, с. 52.
      26. Там же.
      27. Там же, с. 181-183,219.
      28. АВПРИ,ф. 180, оп. 517/1, д. 2907, л. 8.
      29. Там же, л. 9—11.
      30. Там же, л. 12—14.
      31. Там же, л. 15—17.