Игнатьев А. Б. А. М. Горчаков - министр иностранных дел (1856-1882 гг.) // Отечественная история. - 2000. - № 2. - С. 3-15.
На дипломатическом небосклоне второй половины XIX в. звезда Александра Михайловича Горчакова не уступала по яркости ни одному из выдающихся современников, будь то Наполеон III, Б. Дизраэли или сам О. Бисмарк. Общеизвестна его роль в упрочении позиций России в мире, подорванных крымским поражением. Но малоосвещенными остаются попытки Горчакова восстановить на новой основе стабильность международных отношений в целом. Между тем одно было тесно связано с другим.
Дореволюционная отечественная литература о Горчакове-министре характеризовала его прежде всего как добросовестного исполнителя воли Александра II1, что естественно принижало роль дипломата. В советской историографии подход к Горчакову менялся в зависимости от идеологических установок в оценке внешней политики России. То его представляли как одного "из наиболее видных руководителей агрессивной внешней политики царизма во 2-й пол. 19 в."2, то, напротив, характеризовали с патриотических позиций как защитника страны, униженной Парижским миром (биографические книги С. К. Бушуева и С. Н. Семанова3). Последняя линия продолжена и в новейшей биографической работе Г. Л. Кессельбреннера "Светлейший князь" (М., 1998).
В некоторых работах (не посвященных специально Горчакову) давался критический анализ тех или иных сторон его внешнеполитической деятельности. Чаще всего его обвиняли, не без некоторых оснований, в ошибочной линии в германском вопросе и даже в вольной или невольной "германофильской политике", противоречившей интересам России4. Горчакову-министру действительно приходилось считаться с пропрусскими симпатиями Александра II и его придворного окружения. Но все же, как увидим далее, нет оснований утверждать, что он пошел на сближение с Пруссией, а потом Германией вопреки собственным воззрениям, из-за недостатка гражданского мужества.
Были и другие критические стрелы в адрес Горчакова, мало убедительные, с моей точки зрения. Так, довольно странно обвинять этого весьма умеренного либерала в отсутствии симпатий к революционно-демократическому по духу гарибальдийскому движению. А с Кавуром он сумел найти общий язык. В румынском вопросе дипломатия России - единственной из государств, подписавших Парижский трактат, - выступила, хотя бы формально, против нарушения этого договора объединением Молдавского и Валашского княжеств. Отказ России от присоединения к франко-английским интригам, направленным против американского правительства, в период борьбы Севера и Юга вообще не может рассматриваться как ошибочный5.
С научной точки зрения наиболее интересны исследования о внешней политике России второй половины XIX в., в которых роль Горчакова раскрывается в связи с теми или иными крупными событиями в международных отношениях. Здесь нужно отметить две работы Л. И. Нарочницкой, книги В. Г. Ревуненкова, Н. С. Киняпиной, О. В. Серовой и, конечно же, коллективный труд "История внешней политики России. Вторая половина XIX в." под ред. В. М. Хевролиной6.
200-летие со дня рождения А. М. Горчакова выявило значительный интерес к нему как современного российского общества, так и властных структур, более всего объясняемый, по-видимому, известным сходством положения страны после Крымской войны и теперешней ситуацией в России. Юбилейный сборник "Канцлер A. M. Горчаков. 200 лет со дня рождения" (М., 1998) заметно расширил спектр наших представлений о выдающемся русском дипломате, в том числе и о его взглядах на международный правопорядок. И все же роль Горчакова как архитектора новой, складывавшейся после Крымской войны системы связей, несомненно, требует более пристального внимания, тем более что в западной литературе с ее преобладающей антироссийской направленностью она нередко принижается7.
A. M. Горчаков возглавил Министерство иностранных дел, имея за плечами почти 40-летний опыт дипломатической работы, в том числе на весьма ответственных постах представителя России при Германском союзе и при австрийском дворе. Он обладал отличной профессиональной подготовкой, которую неустанно углублял, изучая историю русской внешней политики и международных отношений. Ему приходилось контактировать с многими выдающимися дипломатами своего времени, у которых было чему поучиться.
Все это позволило Горчакову-министру подняться на вершину "тогдашней европейской внешнеполитической мысли", "существенно обогатить и развить ее"8. Рациональный прагматизм Горчакова исключал как нигилистическое отрицание прошлого международного опыта, так и его абсолютизирование. Министр считал полезным использовать плюсы ушедшей Венской системы, но вместе с тем сознавал их недостаточность в изменившихся условиях и необходимость новых подходов.
Основой основ политики России Горчаков считал осуществление внутренних преобразований, призванных устранить корни пороков в системе управления страной, выявившихся в ходе Крымской войны, и сблизить Россию с остальной Европой. Он имел в виду широкий спектр реформ, направленных на развитие сельского хозяйства и промышленности, торговли и банковского дела, образования и путей сообщения9. Это, в свою очередь, требовало сплотить русское общество и оградить Россию от внешнеполитических осложнений, которые могли бы отвлечь ее силы от решения внутренних проблем. Одновременно в Европе надлежало предотвратить такие изменения границ, равновесия сил и влияния, которые нанесли бы большой ущерб интересам и положению нашей страны.
Но обстановка отнюдь не благоприятствовала осуществлению этих задач. Русское общество было деморализовано поражением, казалось, непобедимой империи. Крымская система обрекала униженную Россию на изоляцию. Международный баланс сил оказался нарушенным. Союз европейских держав фактически перестал существовать, и все это грозило новыми осложнениями. В такой ситуации Горчаков (что вообще характерно для его деятельности) предпринимает усилия сразу в нескольких направлениях: пытается найти понимание у общественности, расширяет круг политических и экономических связей России, борется за восстановление европейского порядка на правовых основах и ищет пути к новому равновесию, основанному не только на балансе сил.
Берлинский конгресс
* * *
После крымского поражения в русском обществе преобладали, с одной стороны, "чувство стыда и злобы, обиды, чувство побежденного народа, до сих пор привыкшего только побеждать"10, а с другой - апатия, неверие в будущее, признание превосходства политики западных держав. На такой почве легко могли произрасти идеи реваншизма или космополитического капитулянтства.
Горчаков не пошел ни по одному из этих крайних путей, а предложил в своем программном "московском" циркуляре иной рецепт: "Восстановить в Европе нормальный порядок международных отношений", основанный "на уважении прав и независимости правительств", и для этого укрепить силы и влияние России ("Россия сосредоточивается")11.
В то же время он решительно отрицал какое-либо превосходство политики западных держав над русской. Горчаков напоминал, что Россия в союзе с некоторыми другими государствами отстаивала принципы, обеспечивавшие Европе сохранение мира на протяжении более четверти века. Она поднимала свой голос всякий раз, когда считала необходимым стать на защиту справедливости. Но это было ложно истолковано западными державами как стремление к всеобщему господству. Против России была поднята искусственная шумиха. Утверждали, будто ее действия не согласуются ни с правом, ни со справедливостью. А какой оказалась политика самих обвинителей России? Греция оккупирована иностранной державой вопреки воле ее монарха и желанию нации. На неаполитанского короля оказывают давление, вмешиваясь во внутренние дела его страны. А ведь такое давление - "это неприкрытое провозглашение права сильного над слабым".
Обращаясь к будущему, Горчаков прокламировал, что русский император "хочет жить в полном согласии со всеми правительствами", так как решил посвятить свои заботы внутренним вопросам - благосостоянию своих подданных и развитию ресурсов страны. Но Россия не отгораживается и от международных дел. Она будет поднимать свой голос всякий раз, когда он сможет оказаться полезным правому делу или когда того настоятельно потребуют интересы и достоинство страны. Стремясь ободрить впавших в уныние, Горчаков утверждал, что поражение России в минувшей войне не было окончательным и что место страны среди других европейских государств отведено ей самим Провидением и не может быть оспорено12. Горчаков продолжит эту линию правового и морального обоснования русской политики на протяжении всей своей дальнейшей деятельности - во время польского восстания 1863 г., при отмене "нейтрализации" Черного моря в 1870-1871 гг., в период ближневосточного кризиса 70-х гг.
Для расширения контактов с обществом была использована периодическая печать (Journal de S-t Petersbourg). Стал издаваться "Дипломатический ежегодник", где наряду с ведомственной информацией печатались материалы по истории международных отношений и русской внешней политики, публиковались важнейшие дипломатические материалы. В частности, с 1874 г. началось издание знаменитой многотомной публикации Ф. Ф. Мартенса "Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами". Популярности русской внешней политики должны были служить меры по совершенствованию организации ведомства иностранных дел. В 1859 г. для желающих поступить на службу в МИД ввели строгие вступительные экзамены. В министерство принимали преимущественно русских. В новых зарубежных дипломатических назначениях замелькали русские фамилии: П. Д. Киселев, М. И. Хрептович, В. П. Балабин, А. П. Бутенев, Н. П. Игнатьев. Возрос удельный вес русских в консульствах и консульских агентствах, сеть которых была расширена, особенно на Ближнем Востоке. В некоторых европейских столицах были построены или приобретены новые внушительные здания для русских посольств. В 1868 г. вступила в действие разработанная Горчаковым новая структура МИДа, более соответствовавшая задачам того времени. Она просуществовала до начала XX в.
Разумеется, перелом в общественных настроениях России был достигнут далеко не сразу. Понадобились осязаемые доказательства успехов горчаковской политики как в Европе, так и на Дальнем Востоке, и в Средней Азии. Пиком его славы стала отмена в 1870 г. "нейтрализации" Черного моря, угрожавшей безопасности страны.
* * *
Горчаков, как и его предшественники на министерском посту, оставался европоцентристом. Вместе с тем сфера активных международных связей России при нем заметно расширилась. Это объясняется рядом причин - стремлением ослабить изоляцию и поднять престиж российского правительства, поисками новых рынков и источников сырья для перестраивавшейся на капиталистических началах промышленности, желанием не отстать от других великих держав в борьбе за раздел мира.
Отношения с Японией при Горчакове сначала базировались на заключенном еще в 1855 г. Симодском трактате. Министр полагал, что этим документом для политической и торговой деятельности России "открыто новое поприще, на котором дальнейшие успехи несомненны при благоразумии и постоянстве". В инструкции русскому консулу в Хакодате И. А. Гошкевичу он подчеркивал: "Мы желаем единственно упрочения и распространения нашей торговли с Японией. Всякие другие виды, всякая мысль о вмешательстве во внутренние дела чужды нашей политике"13. Договор 1858 г. в Иедо, подтвердив основные положения Симодского трактата, расширил возможности для взаимной торговли и разрешил вопрос об обмене постоянными дипломатическими миссиями. На значительно более долгий срок растянулось территориальное разграничение. Многоэтапные дипломатические переговоры завершились только в 1875 г. компромиссным соглашением об обмене Курильских островов на о. Сахалин, находившийся до того в совместном владении.
Подход Горчакова к отношениям с Китаем был сформулирован в инструкции посланному туда с особой миссией генерал-адъютанту Е. В. Путятину. Министр ясно сознавал различие интересов России и западных держав в Поднебесной империи, а потому очень осторожно относился к возможности совместных действий с Францией и Англией. Он допускал определенное взаимодействие с ними лишь как крайнюю меру, причем Россия могла использовать только свое нравственное влияние, но ни в коем случае не оказывать западным странам материальной поддержки. Горчаков ставил перед русской дипломатией в Китае две задачи: во-первых, отстоять права России на реку Амур, добиться проведения границы по течению этой реки и утверждения фактического обладания Россией устьем Амура; во-вторых, предусмотреть меры по дальнейшему развитию русско-китайской сухопутной и морской торговли и добиться обмена постоянными дипломатическими миссиями. При этом министр проявил готовность ради удовлетворения указанных целей пойти на ответные уступки Китаю материального и иного характера (помощь в обучении войск и защите Маньчжурии и др.)14. Указания Горчакова были успешно реализованы в русско-китайских договорах 1858-1860 гг., заключенных Е. В. Путятиным и Н. П. Игнатьевым.
Важное значение Горчаков придавал укреплению отношений с САСШ - единственной великой державой, занявшей в годы Крымской войны позицию благожелательного по отношению к России нейтралитета15. В депеше русскому посланнику в Вашингтоне Э. А. Стеклю он писал, что рассматривает Североамериканский Союз как существенный элемент мирового политического равновесия. По мнению министра, Россия и Соединенные Штаты уже в силу географического положения "как бы призваны к естественной солидарности интересов и симпатий, чему они уже давали взаимные доказательства"16.
Осуждая гражданскую войну Севера и Юга, Горчаков считал необходимым "предохранить от какого бы то ни было урона наши добрые отношения с правительством Соединенных Штатов"17. Россия была заинтересована в сохранении единой и сильной североамериканской республики, которая могла бы служить определенным противовесом западноевропейским державам. Поэтому он отказался поддержать Англию и Францию, готовивших вмешательство на стороне рабовладельческого Юга. В сентябре - октябре 1963 г. две небольшие русские эскадры прибыли в Нью-Йорк и Сан-Франциско. Хотя главной целью этого похода было создание угрозы морским коммуникациям западноевропейских держав на случай их войны против России, появление русских кораблей было встречено как дружественная демонстрация в отношении правительства А. Линкольна, что способствовало упрочению международных позиций Вашингтона и улучшению русско-американских отношений. На дальнейшее развитие связей двух государств положительное влияние оказала продажа Аляски в 1867 г. Это позволило сгладить некоторые противоречия между ними, особенно по проблемам рыболовства в северной части Тихого океана. В отчете МИД за 1870 г. Горчаков дал весьма трезвую оценку отношениям с заокеанской республикой. Он писал, что симпатии Соединенных Штатов к России реальны, хотя несколько афишированы и ограничены неуклонным соблюдением собственных интересов. Но и такая позиция, считал министр, оказывает очень выгодное для России давление на английскую политику18.
Расширение горизонтов русской внешней политики при Горчакове не в последнюю очередь коснулось Латинской Америки. Отказавшись от устаревшего принципа легитимизма, Россия устранила препятствия к установлению нормальных отношений со странами Западного полушария. В 1857-1880 гг. последовало признание Венесуэлы, Уругвая, Коста-Рики, Перу, Гондураса и Гватемалы. Горчаков подчеркивал важность новых связей прежде всего с точки зрения развития русской внешней торговли19.
Наконец, именно при Горчакове в основном совершилось присоединение к России Средней Азии. Оно стимулировалось различными мотивами: стремлением воздействовать на Англию и ограничить ее экспансию в регионе, экономическими интересами русской промышленности и торговли, желанием стабилизировать положение на среднеазиатской границе, покончить с набегами и феодальными распрями. Сознавая важность этих задач, министр считал необходимым решать их постепенно и осторожно. Началось с посылки дипломатических миссий Н. П. Игнатьева, Н. В. Ханыкова, Ч. Валиханова, носивших разведывательный характер. На правительственных совещаниях по среднеазиатским делам 1859-1861 гг. Горчаков еще выступал против наступательных действий, аргументируя необходимостью общего смягчения международной обстановки. Только в феврале 1863 г. министр согласился с мнением Особого комитета о желательности прибегнуть к военным мерам с целью соединения Оренбургской и Сибирской укрепленных линий. При этом он подчеркивал, что нужно действовать "с крайней осторожностью, избегать излишней огласки, могущей возбудить в Европе толки, неблагоприятные для общей нашей политики"20.
Летом и осенью 1864 г. задача соединения Оренбургской и Сибирской линий была решена, а в ноябре того же года Александр II утвердил совместный доклад МИД и Военного министерства, в котором говорилось: "Дальнейшее распространение наших владений в Средней Азии не согласно с интересами России и ведет только к ослаблению и раздроблению ее сил. Нам необходимо установить на вновь приобретенном пространстве земли прочную, неподвижную границу и придать оной значение настоящего государственного рубежа"21. Это заключение вполне соответствовало подходу Горчакова.
Но экспансия России в Средней Азии не остановилась на достигнутом. Антирусская политика Англии в период польского восстания 1863 г. усилила позиции военного министра Д. А. Милютина, Н. П. Игнатьева и их сторонников в правительстве, видевших в активных действиях в среднеазиатском регионе средство воздействия на Лондон. Окончание Кавказской войны высвободило силы. Наконец, продолжению активной политики способствовала борьба между самими государствами Средней Азии. Действия местных русских военных властей также подчас выходили из-под контроля центра. В результате во второй половине 60-70-х гг. военные и дипломатические акции России в Средней Азии продолжались и привели к тому, что значительная часть ее территории была или присоединена к русским владениям, или попала в зависимость от Петербурга. В таких условиях Горчаков предпринял шаг, призванный смягчить противоречия с Англией. В конце 1872 - начале 1873 г. между двумя странами состоялись переговоры. Оба правительства признали своей задачей установление в странах среднеазиатского региона прочного мира под их гарантией. С этой целью они договорились "оставить между их обоюдными владениями известную промежуточную зону, которая предохраняла бы их от непосредственного соприкосновения"22. Речь шла прежде всего об Афганистане. Дальнейшие события внесли новые коррективы в расстановку сил в Средней Азии. Летом 1873 г. был установлен протекторат России над Хивой, а в 1875-1876 гг. Россия присоединила Кокандское ханство. Горчаков не одобрял этих шагов, которые вели к новому обострению ситуации. Характерно, что решение о присоединении Коканда было принято царем по докладу Милютина в обход Горчакова, поставленного перед фактом23.
* * *
Вернемся к главному для России европейскому внешнеполитическому театру. Что понимал Горчаков под восстановлением нормального порядка международных отношений в Европе? Речь не могла, разумеется, идти о реставрации отжившей Венской системы, так как этого не хотели ни победители, ни побежденные. Но некоторые оправдавшие себя ее элементы русский министр стремился сохранить и развить. Прежде всего имеется в виду стабильность европейских границ. Еще в 1853 г. Горчаков, тогда посланник при Германском союзном сейме и Вюртембергском дворе, в беседе с принцем Жеромом Наполеоном в ответ на зондаж последним возможности благожелательного отношения России к экспансионистским планам Франции в Европе твердо заявил: "Никаких территориальных перемен в Европе, Ваше Высочество; для нас карта Европы уже установлена. Она утверждена потоками крови"24.
Крымская война выявила стремление западных держав если не к расчленению России, то во всяком случае к оттеснению ее на восток и лишению важных стратегических позиций на Балтике, в Центральной Европе (Польша), на балканском направлении и на Кавказе. В результате Парижского мирного конгресса эти замыслы были реализованы лишь в небольшой мере. Но окончание войны не остановило антирусские устремления Лондона, Парижа и Вены. Англия исподволь поддерживала борьбу горских народов под руководством Шамиля, делая ставку на затягивание Кавказской войны, чтобы истощить военные и экономические ресурсы России и склонить ее к уступчивости. В 1863 г. западные державы воспользовались восстанием в Польше, конечной целью которого было восстановление Королевства Польского из российских земель, для дипломатической интервенции. Горчаков выступил сторонником быстрого силового решения северокавказской проблемы, не оставившего противникам России надежд на вмешательство25. В 1863 г. он сумел дипломатическими маневрами затруднить и оттянуть вмешательство западных держав, а когда наступил благоприятный момент - и вовсе отклонить дальнейшие переговоры с ними по польскому вопросу26. Министр способствовал, таким образом, сохранению целостности территории России, хотя болезненный польский вопрос остался неразрешенным.
В соответствии с традициями русской дипломатии Горчаков выступал за твердое соблюдение принципов международного права, основой которого он считал уважение к трактатам27. Показательна в этом смысле позиция России в отношении статуса Валахского и Молдавского княжеств. Парижский трактат подтвердил, как известно, их автономные права под верховной властью Порты, заменив прежний русский протекторат равным "ручательством" всех держав, подписавших мир. Движение демократических слоев общества Дунайских княжеств за их объединение побудило европейские державы, включая Россию, допустить там некоторые перемены. Международная конвенция 1858 г. провозгласила создание Соединенных княжеств, хотя реальная власть сохранялась в руках князя и правительства каждого из них. Их борьба за объединение на этом не прекратилась, на господарский престол и в Молдове, и в Валахии был избран А. Й. Куза, а вслед за этим возникло единое государство Румыния. Россия была единственной державой, протестовавшей против такого развития событий. Русская дипломатия в принципе сочувствовала объединению, но считала, что оно должно было бы явиться следствием общего соглашения между державами и Портой, основанного на началах, которые могли бы быть применены ко всему христианскому населению Турции. Исключение же, по мнению Горчакова, нарушало одну из существенных частей Парижского трактата и подрывало уважение к совместным постановлениям держав28.
Еще одним правовым аспектом взглядов Горчакова служило признание принципа равенства и независимости правительств (правителей) и невмешательства в их внутренние дела. Министр ясно и довольно обстоятельно изложил его в уже упоминавшемся "московском" циркуляре. Он писал: "Сегодня менее чем когда-либо позволительно забывать, что правители равны между собой и что не обширность территории, а священность прав каждого из них обусловливает те отношения, которые могут между ними существовать". И в том же документе: "Мы могли бы понять, если бы в качестве дружеского предупреждения одно правительство давало советы другому, исходя из благих побуждений, даже если советы эти имели бы характер нравоучений. Однако мы считаем, что это является крайней чертой, на которой они должны остановиться"29.
Наконец, Горчаков выступал сторонником широкого единения, концерта великих европейских держав, не направленного против одной из них, а призванного содействовать решению вопросов, затрагивающих их общие интересы, прежде всего Восточного. В записке-отчете Горчакова о внешней политике России с 1856 по 1862 г. подчеркивалось: "Мы призвали правительства прийти к соглашению и предпринять совместные дипломатические действия в целях примирения, успокоения и гуманности"30. В ходе восточного кризиса второй половины 70-х гг. он утверждал: "До тех пор, пока Европа не объединится на основе умеренной программы, но с положительными гарантиями при энергичном нажиме, - от турок не удастся ничего добиться"31.
Горчаков не скрывал ни особой заинтересованности России в урегулировании Восточного вопроса, ни ее специальной миссии на Балканах. По его мнению, только Россия "в силу своих бескорыстных национальных интересов может послужить связующим звеном между этими столь разными (балканскими. - А. И.) народами, либо чтобы обеспечить обретение ими права на политическую жизнь, либо для того, чтобы помочь им сохранить ее. Без этого они впадут в разброд и анархию, которые приведут их под господство турок, либо под эксплуатацию Западом"32. Вместе с тем он считал, что "этот жизненно важный для России вопрос не противоречит ни одному из интересов Европы, которая со своей стороны страдает от шаткого положения на Востоке"33.
* * *
Поддерживая идею европейского концерта в вопросах, представлявших общий интерес, Горчаков вместе с тем следовал рациональной и прагматичной политике баланса сил. При этом он стремился дополнить старую схему новым существенным элементом - балансом интересов. Крымская война и ее последствия резко нарушили равновесие сил в Европе. Россия - его важнейший компонент - была ослаблена и унижена "нейтрализацией" Черного моря, демилитаризацией Аландских островов, потерей южной Бессарабии. Она оказалась в изоляции перед блоком западных держав. Нарушение баланса сил не замедлило сказаться не только на положении ее самой, но и на состоянии европейских отношений в целом. Войны на континенте следовали одна за другой: 1859 г. - война Австрии против Сардинии и Франции против Австрии,1864 г. - Пруссии и Австрии против Дании, 1966 г. - австро-прусская война с участием Италии, 1870-1871 гг. - франко-прусская война. Задача сохранявшей нейтралитет России состояла в том, чтобы избежать новых неблагоприятных для нее изменений, а по возможности добиться пересмотра наиболее тяжелых статей Парижского трактата. Но для этого нужно было прорвать изоляцию и найти опору у одной из держав-победительниц.
Старый союз с Австрией и Пруссией, покоившийся на консервативно-монархических началах, не выдержал испытаний Крымской войны. Пруссия в то время еще не могла служить достаточной опорой, хотя пропрусские симпатии Александра II и его двора до некоторой степени сковывали свободу действий Горчакова. В сложившейся обстановке он избрал курс на сближение с Францией, к которому располагали русско-французские контакты в ходе парижских мирных переговоров. Это было не простым решением, если учесть, что речь шла о недавнем противнике, но Горчаков считал, что политика не может строиться на чувствах, и злопамятность была бы плохим советчиком. Гораздо важнее было то, что геостратегическое положение двух держав, находящихся на противоположных концах Европы, и новая европейская ситуация делали их сближение "естественным". Достигаемый путем сближения баланс сил дополнялся, таким образом, балансом интересов. В самом деле, Англия, опасавшаяся европейской гегемонии Франции и традиционно враждебная России, являлась для них общим противником. Обе державы были заинтересованы в сохранении раздробленности Германии и недопущении одностороннего преобладания там Австрии или Пруссии. Выявились и определенные возможности взаимодействия на Балканах.
В то же время между Парижем и Петербургом существовали серьезные расхождения, способные торпедировать их партнерство, что в конечном счете и случилось. Наполеон III стремился к военной перекройке карты Европы, к утверждению Франции не только в северной Италии, но и на левом берегу Рейна, а в перспективе - к ее безусловной гегемонии на континенте. В задуманных им войнах России отводилась роль вспомогательного союзника, оттягивавшего на себя силы противников Франции. Но русское правительство не собиралось отказываться от мирной политики сосредоточения сил, тем более в угоду не отвечавшей его интересам французской гегемонии. Горчаков, со своей стороны, надеялся использовать союз с Францией для пересмотра Парижского трактата, причем Россия могла бы посодействовать партнеру в аннулировании антибонапартовских статей Венского урегулирования. Но стремления Петербурга не отвечали расчетам Наполеона III, желавшего держать Россию под контролем с помощью договоров Крымской системы. Наконец, камнем преткновения в отношениях двух держав с самого начала был вопрос о Польше.
Первое время русско-французское сближение при активном участии Горчакова прогрессировало. Итоги штутгартского свидания двух императоров министр оценивал не без сдержанного оптимизма: "Наши отношения с Францией остались в неопределенном состоянии, но со стремлением к движению вперед. Важно, чтобы слова перешли в дела и завершились некоторым общим действием"34. Если речь шла о том, чтобы проявить терпение и выдержку, то это Горчаков умел.
Результатом последовавших за этим длительных и сложных переговоров стал заключенный в преддверии франко-австрийской войны секретный договор 1859 г. о нейтралитете и сотрудничестве. Если его и можно считать шагом вперед, то лишь весьма робким и половинчатым. Россия сумела сохранить за собой свободу решения. Франции пришлось обещать, что территориальная неприкосновенность Германии не будет нарушена. В ходе последовавшей быстротечной кампании Россия не успела сосредоточить внушительные силы на австрийской границе, но ее дипломатическая позиция благожелательного в отношении Франции нейтралитета и советы Пруссии и некоторым другим германским государствам удержали их от выступления на стороне Австрии.
Наполеон III не оценил этой услуги и был разочарован. Французская дипломатия, как бы в отместку, не стала содействовать пересмотру болезненных для России статей Парижского трактата. Российскому правительству пришлось отказаться от выдвижения этого вопроса, так что разочарование оказалось обоюдным.
Посол в Париже П. Д. Киселев опасался, что доверие Наполеона к России поколеблено. Горчаков отвечал ему, что французам придется принимать вещи такими, какие они есть. Россия желает оставаться в отношениях с Францией искренней и лояльной, "но не следует рассчитывать на нас как на орудие в комбинациях личного честолюбия, из которых Россия не извлечет никаких выгод, а еще меньше - в таких, которые могли бы нанести ей вред"35.
Тяжелый удар по сближению с Францией нанесла антирусская позиция Парижа в 1863 г. Горчаков не спешил отказываться от уже намеченного блока, но вынужден был считаться с реальностью. В сентябре 1865 г. он представил царю доклад об изменении политического положения России в Европе после польского восстания. Министр с горечью констатировал, что, "несмотря на отсутствие антагонизма в интересах наших и Франции и несмотря на возможность и выгоду соглашения между двумя странами, это соглашение не имело достаточной цены в глазах императора Наполеона III, чтобы пересилить его приверженность к революционному «принципу народностей»". Поведение других великих держав в этом кризисе было, по мнению Горчакова, продиктовано желанием разрушить внушающую им подозрение близость России с Францией. Таким образом, продолжение прежнего курса "доставило бы нам противников, не принеся верных друзей". И все же Горчаков предлагал, сохраняя предосторожность, оставить двери для русско-французского сближения открытыми36.
Министр считал, что Россия в своей европейской политике должна и впредь придерживаться двух принципов: "Устранить все, что могло бы нарушить работу в области реформы, преобразования; это является главнейшей задачей страны. Препятствовать, поскольку это зависит от нас и не противоречит нашей основной задаче, чтобы в это время политическое равновесие не было нарушено в ущерб нам"37.
Исходя из этих принципов, Горчаков негативно относился к перспективе русско-прусского альянса. Он писал, что отношения с Пруссией "остаются дружественными, но та цель, которую преследует берлинский кабинет (объединение Германии под своей эгидой. - А. И.) и характер его политики, ни перед чем не останавливающейся, чтобы достичь своего, исключает возможность тесного сближения"38.
Горчакову приходилось искать выход из положения, когда надежды на союз с Францией рушились, а тесное сближение с Пруссией представлялось неприемлемым. На Австрию, считал он, полагаться нельзя. С Англией существует согласие в принципах (стремление к миру и равновесию в Европе, сохранение статус-кво на Востоке), но на деле английский кабинет больше опасается России, чем Франции. В такой сложной ситуации Горчаков предложил "оборонительный консервативный союз между Россией, Пруссией, Австрией и Англией, направленный против революционного духа и личных вожделений"39. Под последними подразумевалась честолюбивая политика Наполеона III. Еще одной основой такого союза могло стать сохранение статус-кво в Центральной Европе.
Но обострение в 1863 г. датского вопроса и последовавшая затем война Пруссии и Австрии против Дании вскрыли непрочность комбинации четырех держав. Англия в интересах сохранения европейского статус-кво предложила России совместное вмешательство с одновременным обращением к общегерманскому сейму. На это Горчаков не пошел. Он пояснял свою линию так: "В этот решительный момент мы отклонили предложения Англии о вмешательстве, потому что они имели целью морские действия, для которых английские силы являлись вполне достаточными, тогда как наше участие неизбежно повлекло бы осложнения на суше, которых мы должны были избежать"40.
Дальнейшие усилия дипломатии Горчакова были направлены на сохранение и развитие наметившегося было соглашения между четырьмя великими европейскими державами. На первое место при этом он ставил поддержание равновесия между Пруссией и Австрией41. Но успеха эта политика не имела, и в 1866 г. прусская армия в быстротечной войне победила австрийскую, Горчаков предложил воспользоваться моментом и выступить с декларацией об отмене нейтрализации Черного моря. Но правительство Александра II на этот шаг тогда не решилось.
Между тем значение Пруссии на европейском континенте в результате ее побед значительно выросло. Это побуждало Горчакова к постепенному пересмотру своей позиции. В августе 1866 г. в Россию с предложением о военном союзе приезжал посланец Бисмарка генерал Мантейфель. За это Пруссия обещала России содействие в пересмотре Парижского трактата. Горчаков от союза уклонился, ограничившись обещанием нейтралитета. Тем не менее осенью 1866 г. он писал послу в Берлине: "Чем больше я изучаю политическую карту Европы, тем более я убеждаюсь, что серьезное и тесное согласие с Пруссией есть наилучшая комбинация, если не единственная"42.
Прежде чем решиться на новое сближение Горчаков последний раз попытался использовать другие возможные комбинации. Очередной раунд переговоров с Наполеоном III не принес желаемых результатов. Горчаков писал о нем: "В настоящее время мы могли бы надеяться на союз с Францией на Востоке только ценой войны с Германией. Мы должны были бы растратить наши ресурсы и отдалить от себя нашего единственного союзника, на которого хоть немного можно положиться, - Пруссию. Это слишком дорого". Отказывался он от своей давней идеи не без сожаления: "Если бы появилась возможность сближения с Францией, не ставя слишком много на карту, мы не пренебрегли бы ею"43.
Содействия ослабленной поражением Австрии для пересмотра Парижского договора было явно недостаточно, тем более что она требовала за него непомерную цену - Герцеговину и Боснию. Англия, как и Франция, держалась за Крымскую систему. В конечном счете в 1868 г. между Россией и Пруссией было достигнуто устное соглашение о нейтралитете первой в случае франко-прусской войны и ее демонстрации на австрийской границе с целью удержать Вену от вмешательства в конфликт. Бисмарк, со своей стороны, обещал России поддержку в пересмотре Парижского трактата. Нужно заметить, что правительство Александра II, да и не оно одно, переоценивало военную силу Франции и не ожидало ни столь быстрого разгрома армии Наполеона, ни такого резкого изменения соотношения сил в Европе, которое произошло к невыгоде самой России. Правда, дипломатия Горчакова сумела использовать момент для отмены нейтрализации Черного моря. Но это не снимало с повестки дня возникшей на западной границе угрозы, сразу же осознанной и общественным мнением России.
Горчаков стремился изыскать средства восстановить баланс сил в Европе и укрепить позиции России. Отношения с Англией и Австро-Венгрией за последнее время еще ухудшились. Франция была повержена и преодолевала серьезные внутренние трудности. Напротив, Германия во главе с Пруссией обрела дополнительные силы в единстве. Традиционные связи последней с Россией упрочились вследствие оказанных друг другу услуг. В такой ситуации приходилось искать гарантий европейского равновесия в соглашении с Берлином на почве прежде всего общего стремления "укрепить позиции власти в центре континента", т.е. на консервативно-монархической основе. Парижская коммуна всерьез обеспокоила русских политиков, укрепив пропрусские симпатии Александра II и его придворного окружения.
Горчаков продолжал относиться к идее русско-германского альянса как к вынужденной необходимости. Он сознавал, что гегемонистская политика Бисмарка, считавшаяся образцом "реальной политики", находится в противоречии с задачами европейского равновесия. Правда, министру казалось возможным извлечь выгоду для России в договоренности с Германией, а через нее и с Австро-Венгрией по балканским вопросам. Русская дипломатия нуждалась также в поддержке своего толкования статуса Черноморских проливов по конвенции 1871 г. в противоположность английскому. Германия надеялась получить свободу рук в своих отношениях с Францией. Австро-Венгрия рассчитывала на германскую поддержку своей экспансии на Балканах. До некоторой степени объединяло три державы отношение к польскому вопросу. Так возник непрочный блок, получивший громкое название Союза трех императоров.
Горчаков не преувеличивал его устойчивости. Министра не покидала мысль о возврате в будущем к союзу с Францией, которую он рассматривал "как главный элемент всеобщего равновесия"44. В инструкции новому послу России во Франции Н. А. Орлову, датированной декабрем 1871 г., он выражал убеждение, что "две страны, вовсе не имеющие неизбежно враждебных интересов и имеющие, напротив, много схожего, могли и должны были найти взаимную выгоду в согласии, которое способствовало бы их безопасности, их процветанию и поддержанию разумного равновесия в Европе". Горчаков подчеркивал, что такая система основывалась бы "на национальных и целесообразных интересах двух стран", причем имелась в виду Франция, независимо от партий, лиц и династий: "Подобные принципы имеют постоянный характер. Они выше всех превратностей"45. В отчете МИД за 1872 г. он писал: "Для нас важно, чтобы она (Франция. - А. И.) в целях равновесия вновь заняла свое законное место в Европе46. Неудивительно, что Россия неизменно вставала на пути неоднократных попыток Бисмарка вторичным разгромом низвести Францию в разряд второсортных держав. Германский канцлер как бы в отместку поддерживал на Балканах Австро-Венгрию против России. Тяжелый удар по Союзу трех императоров нанес ближневосточный кризис 70-х гг. Горчаков тщетно пытался склонить партнеров поддержать свой план автономии для Боснии и Герцеговины. Назревавшая война с Турцией противоречила стратегическому курсу министра, который всячески старался избежать ее и в крайнем случае соглашался на небольшую войну с ограниченными целями. Стремясь заручиться нейтралитетом Австро-Венгрии, Горчаков вынужден был согласиться с ее территориальными притязаниями в западной части Балкан.
Русско-турецкая война приняла, как известно, широкий размах и затяжной характер. Это побудило русское правительство расширить свои первоначальные задачи. Против новых планов России, нашедших воплощение в Сан-Стефанском прелиминарном договоре, решительно выступила не только Англия, но и партнер по тройственному блоку - Австро-Венгрия. Горчаков некоторое время еще надеялся на Германию, но на Берлинском конгрессе Бисмарк фактически содействовал противникам России. Горчаков объяснял тяжелое положение своей страны на этом форуме объединением против нее "злой воли почти всей Европы"47. После Берлинского конгресса он писал царю, что "было бы иллюзией рассчитывать в дальнейшем на союз трех императоров" и делал вывод, что "придется вернуться к известной фразе 1856 г.: России предстоит сосредоточиться"48.
Свидетельствовала ли неудача попыток Горчакова добиться стабилизации положения в Европе на новых основаниях о превосходстве реальной политики Бисмарка? Ближайшие последствия Берлинского конгресса как будто говорили в пользу этого. В 1879 г. Бисмарк заключил антирусский союз с Австро-Венгрией, в 1880 г. перестраховался новым договором с Россией и Австро-Венгрией о нейтралитете, а в 1882 г. привлек к австро-германскому союзу Италию. Но он тщетно пытался создать условия для нового разгрома Франции и подтолкнуть Россию на новую ближневосточную войну. Петербург предпочитал сосредоточивать силы, а позже осуществил еще один из заветов Горчакова - заключил союз с Францией. Тенденция к правовому регулированию международных отношений нашла свое продолжение в Гаагских конференциях мира, от которых тянется нить к принципам Лиги Наций и ООН и к современным шагам в формировании мирового сообщества, к сожалению, подорванным акциями НАТО в Ираке и в Югославии.
* * *
В международных отношениях 50-70-х гг. XIX в. Горчаков-министр играл конструктивную роль, добиваясь их перестройки на основах права, баланса сил и интересов, коллективных действий держав в вопросах общего значения. Он исходил из того, что подобная политика отвечала бы интересам не одной России, но Европы в целом.
К сожалению, призывы Горчакова не встречали должного понимания. В них видели только следствие слабости России. Западные державы стремились реализовать свои преимущества, закрепленные договорами Крымской системы, для утверждения собственного преобладания. "Реальная политика" Бисмарка сводилась на практике к обеспечению гегемонии объединяющейся под эгидой Пруссии Германии. Североамериканские Соединенные Штаты еще воздерживались от вмешательства в европейские дела. Общее же соотношение сил было не в пользу потерпевшей поражение России и менялось медленно. К тому же Горчакову одновременно приходилось защищать национально-государственные интересы России, требовавшие длительной мирной передышки, выхода из изоляции, защиты территориальной целостности страны, отмены антирусских статей Парижского мира. В этой части его усилия оказались более успешными, но порой вступали в противоречие с общими принципами желаемой перестройки.
В конечном счете восстановить на новой основе стабилизацию международных отношений в период министерской деятельности Горчакова не удалось, но это не означает бесплодности самих его идей, опережавших время и в той или иной степени реализованных позднее.
Примечания
1. Татищев С.С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. Т. 1. СПб., 1903.
2. Советская историческая энциклопедия. Т. 4. М., 1963. С. 600.
3. Бушуев С. К. A. M.Горчаков: дипломат. 1798-1883. М., 1961; его же. A. M. Горчаков. Из истории русской дипломатии. Т. 1. М., 1944; Семенов С. Н. A. M. Горчаков - русский дипломат XIX в. М., 1962.
4. См.: Зайончковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978. С. 191.
5. См.: История внешней политики и дипломатии США 1775-1877 / Под ред. Н. Н. Болховитинова. М., 1994. С. 296-319.
6. См.: История внешней политики России. Вторая половина XIX века / Под ред. В. М. Хевролиной. М. 1997; Киняпина Н. С. Внешняя политика России второй половины XIX века. М., 1974; Нарочницкая Л. И. Россия и войны Пруссии в 60-х годах XIX в. за объединение Германии "сверху". М., 1960; ее же. Россия и отмена нейтрализации Черного моря 1856-1871. К истории Восточного вопроса. М., 1989; Ревуненков В. Г. Польское восстание 1863 г. и европейская дипломатия. М.; Л., 1957; Серова О. В. Горчаков, Кавур и объединение Италии. М., 1997.
7. См.: Киссинджер Г. Дипломатия. Пер. с англ. М., 1997.
8. Злобин A. A. A. M. Горчаков: вклад во внешнеполитическую мысль и практику // Канцлер A. M. Горчаков. 200 лет со дня рождения. М., 1998 (далее - Канцлер A. M. Горчаков...). С. 189.
9. Там же. С. 321.
10. Шелгунов Н. В. Воспоминания. М.; ПГ., 1923. С. 67.
11. Канцлер A. M. Горчаков... С. 209-210, 212.
12. Там же. С. 209-212.
13. Там же. С. 222, 223.
14. Там же. С. 213-220.
15. См.: Пономарев В. Н. Крымская война и русско-американские отношения. М., 1993.
16. Канцлер A. M. Горчаков... С. 270-272.
17. Там же. С. 274.
18. История внешней политики и дипломатии США 1867-1918. М., 1997. С. 98.
19. Сизоненко А. И. A. M. Горчаков и Латинская Америка // Канцлер A. M. Горчаков... С. 177-183.
20. Киняпина Н. С. Дипломаты и военные. Генерал Д. А. Милютин и присоединение Средней Азии // Российская дипломатия в портретах. М., 1992. С. 227.
21. Там же. С. 229.
22. Сборник договоров России с другими государствами 1856-1917. М., 1952. С. 111-123.
23. Российская дипломатия в портретах. С. 234.
24. Кессельбреннер Г. Л. Светлейший князь. М., 1998. С. 179-180.
25. Бушуев С. К. A. M. Горчаков: дипломат. 1798-1883. С. 85; История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г. / Отв. ред. А. Л. Нарочницкий. М., 1988. С. 193, 196.
26. Ревуненков В. Г. Указ. соч.
27. Канцлер A. M. Горчаков... С. 336.
28. Там же. С. 336-337.
29. Там же. С. 211, 210.
30. Там же. С. 330.
31. Там же. С. 346.
32. Там же. С. 327.
33. Там же. С. 351.
34. Киняпина Н. С. A. M. Горчаков: личность и политика // Канцлер A. M. Горчаков... С. 57.
35. Там же. С. 258.
36. Там же. С. 312, 317.
37. Красный архив. 1939. Т. 2 (93). С. 107-109.
38. Там же. С. 109.
39. Канцлер A. M. Горчаков... С. 307.
40. Красный архив. 1939. Т. 2 (93). С. 108.
41. Канцлер A. M. Горчаков... С. 313.
42. Нарочницкая Л. И. Россия и войны Пруссии в 60-х годах XIX в. за объединение Германии - "сверху". С. 80.
43. Ее же. Россия и отмена нейтрализации Черного моря. 1856-1871. С. 149.
44. Канцлер A. M. Горчаков... С. 340.
45. Там же. С. 339.
46. Рубинский Ю. И. Отношения России с Францией в политике A. M. Горчакова // Канцлер A. M. Горчаков... С. 163.
47. Там же. С. 368.
48. Там же. С. 369, 370.