Изместьева Г. П. Дмитрий Андреевич Толстой // Вопросы истории. - 2006. - № 3. - С. 70-87.
Граф Дмитрий Андреевич Толстой, выдающийся государственный деятель пореформенной России, родился 1 марта 1823 г. и умер в возрасте шестидесяти шести лет 25 апреля 1889 года. При отпевании сановника, почти четверть века занимавшего ведущие государственные посты, удостоенного за службу всех высших российских орденов, до ордена Св. апостола Андрея Первозванного включительно, присутствовали Александр III и императорская фамилия. Толстой как обер-прокурор Святейшего Синода в 1865 - 1880 гг., совмещавший этот пост с должностью министра народного просвещения (1866 - 1880 гг.), назначенный, будучи президентом Академии наук, в мае 1882 г. министром внутренних дел, придал эпохе колорит собственной личности.
Д. А. Толстой происходил из старинного дворянского рода, который, по родословной росписи, поданной представителями его в разряд в 1686 г., ведется от выходца "из немец, из Цесарские земли" Индроса, выехавшего с двумя сыновьями и трехтысячной дружиной в Чернигов в 1353 году1. Исследователь дворянских родословий В. В. Руммель заключил, что Индрос был литовского происхождения, выехал из литовских областей Пруссии, покоренных тевтонскими рыцарями и находившихся в зависимости от германского императора. Руммель принял во внимание языческие имена Индроса и сыновей его Литвиноса и Зимонтена, а также то, что в Черниговской области правил тогда князь Дмитрий Ольгердович, сын литовского великого князя. Родоначальником Толстых считается Андрей Харитонович, правнук Индроса, который переселился из Чернигова в Москву и получил от великого князя Василия Темного прозвище Толстой.
В 1682 г. вся Москва знала "... двух братеев родных... из стольников, видом и делом великих, Ивана и Петра Толстых"2. 15 мая 1682 г. в день стрелецкого бунта они действовали заодно с Милославскими и поднимали стрельцов, крича, что "Нарышкины задушили царевича Иоанна." Вскоре братья перешли на сторону Петра I, который долгое время относился к ним очень сдержанно. Петр Андреевич Толстой, прадед Дмитрия Андреевича, заслужил доверие государя дипломатической деятельностью, особенно исполненным в 1717 г. важным поручением: он склонил царевича Алексея, скрывавшегося в Неаполе, к возвращению в Россию. За долгую службу Петр Андреевич был награжден поместьями и графским титулом. В дальнейшем вместе с Меншиковым он содействовал воцарению Екатерины I, являлся одним из шести членов Верховного тайного совета, но разошелся со "светлейшим" по вопросу о преемнике императрицы, ратуя за возведение на престол одной из дочерей Петра I. Последовала ссылка в Соловецкий монастырь, где он и умер, лишенный графского титула. В 1760 г. титул возвращен был его сыновьям Петру и Ивану, от которого началась та ветвь толстовского рода, к коей принадлежал Дмитрий Андреевич.
Он родился в семье штабс-капитана Андрея Степановича Толстого и Прасковьи Дмитриевны (урожденной Павловой) в родовом имении Михайловского уезда Рязанской губернии. Андрея Степановича не стало в 1830 году. После смерти мужа Прасковья Дмитриевна руководила имением и безвыездно жила в деревне; она умерла в 1849 году. С семи лет сын их находился на попечении дяди Дмитрия Николаевича, который оказал решающее влияние на формирование его личности. Помещик Д. Н. Толстой отличался образованностью, эрудицией, умом, имел репутацию человека верующего и благопристойного. Его любили как внимательного, добродушного, веселого собеседника. Он увлекался литературой, археологией, историей, помещал в журналах исторические материалы и очерки.
Высокой была деловая репутация дядюшки. Он был губернатором в Рязани, Калуге, Воронеже. С его последней должности в департаменте МВД ему предложил выйти в отставку министр П. А. Валуев. Как сказано в "Записках" Дмитрия Николаевича, опубликованных в "Русском Архиве", причиной тому стали его нелицеприятные отзывы о реформаторах и содержании реформ. Верный монархист, он считал, что "лига чиновников" подчинилась влиянию второстепенных деятелей, которые "питали конституционные мечты", и рассчитывали "на возбуждение страсти в массах"3.
Дмитрий Николаевич питал к воспитаннику отцовские чувства, а в письмах к М. П. Погодину называл будущего министра не иначе, как "возлюбленный мой племянник"4. Он передал молодому графу собственное увлечение литературой, науками, а также трудолюбие и высокую работоспособность, воспитал его в уважении к Вере, в традиционном понимании дворянской чести, достоинства, ответственности и долга перед Отечеством, верности престолу, что всегда было свойственно толстовскому роду. Дмитрий Андреевич не обманул дядюшкиных надежд, и, завершив обучение в Московском пансионе, поступил в Александровский Царскосельский лицей, который закончил с отличием и большой золотой медалью в 1842 году5.
Служебную карьеру он начал в девятнадцатилетнем возрасте сразу же по выходе из лицея чиновником VIII класса в Канцелярии государыни императрицы по управлению учебными и благотворительными учреждениями. Через пять лет перешел в департамент духовных дел иностранных исповеданий чиновником особых поручений VI класса и вскоре стал вице-директором. В те годы началась его научная деятельность. В 1848 г. он занялся составлением истории иностранных исповеданий в России, а также опубликовал книгу "История финансовых учреждений России со времени основания государства до кончины императрицы Екатерины II". Труд, представлявший собой первую попытку изложения истории русских финансов, Академия наук отметила присуждением Демидовской премии. Это и последующие многочисленные исторические исследования графа составили ему имя в науке. Часто поводом для исследований становилось назначение на новую должность и желание досконально изучить отрасль, которой управлял. Толстой-исследователь демонстрировал исторический объективизм, бережное отношение к источникам, осторожность выводов и ясность изложения. Отношение его к исторической науке было весьма своеобразным: "Историю, милостивые государи, творим не мы: мы только ее принимаем. Не нам также направлять и исправлять пути Провидения: мы только должны им следовать..."6.
Сегодня широкую известность получил фрагмент воспоминаний Е. М. Феоктистова с утверждением о том, что Толстой был близок петрашевцам, поскольку другом его являлся участник кружка поэт А. Н. Плещеев7. По всей вероятности эти строки не следует воспринимать как абсолютно достоверное свидетельство. Названная "дружба" не упоминается в воспоминаниях о Толстом других авторов. Феоктистов же, следом за указанным фрагментом, на нескольких страницах рассказывает об излишней неуемной навязчивой общительности Плещеева, старавшегося под видом разговора о литературных новинках вовлечь в обсуждение взглядов кружка не подозревавших о том людей. Вряд ли что-либо, кроме любезной внимательности и любопытства к людям, присущих Толстому, могло подтолкнуть его, занятого службой и научными бдениями, имевшего собственный приятельский круг, к сколько-нибудь продолжительному необязательному общению с "нигде не служившим дворянином Плещеевым"8. Существенное значение имеет тот факт, что после четырехлетнего отбывания наказания Плещеев никогда не встречался с Толстым, который, в свою очередь, не предпринимал усилий к возобновлению знакомства.
В 1854 г. Толстой по совету дядюшки женился на Софье Дмитриевне Бибиковой, дочери Дмитрия Гавриловича Бибикова, в 1830 - 1850-х годах генерал-губернатора Киевского, Подольского и Волынского, затем - министра внутренних дел. Софья Дмитриевна, фрейлина, а впоследствии статс-дама государыни императрицы, не блистала красотой, зато отличалась благодушием, добротой и нежным, почти материнским, отношением к супругу. К тому же она принесла ему значительное состояние. Дочь их Софья вышла замуж за графа С. А. Толля, будущего петербургского градоначальника. Сын Глеб, "завидный вечный жених", умер холостяком. При жизни Толстого сын являлся ему другом, самым дорогим собеседником, поверенным его переживаний и размышлений. Оба заядлые книголюбы, они радовались возведению в любимом имении Маково отдельного здания для собственной библиотеки. Дмитрий Андреевич был счастливым отцом и мужем, образцовым семьянином. В семье он всегда находил понимание, утешение, отдохновение.
В 1853 г. Толстой занял должность директора Канцелярии Морского министерства по предложению А. В. Головнина, когда-то знакомого ему лицеиста, теперь - личного секретаря главы ведомства, генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича. Дмитрий Андреевич принимал участие в составлении хозяйственного устава министерства, нового положения об управлении ведомством. В "Морском сборнике" (N 5 за 1855 г.) появилась его статья "О первоначальном учреждении и последовавших изменениях в устройстве Адмиралтейств-Коллегий". В 1861 г., когда Головнин начал службу управляющим министерством народного просвещения, Толстой некоторое время исполнял при нем обязанности директора департамента.
С середины 1850-х годов морское ведомство было средоточием разнообразной общественной деятельности. "Морской Сборник" издавался усилиями Головнина, который фактически был его редактором. В журнале обосновывалась необходимость организации земств, реформ в судопроизводстве, сфере образования. Различные издания того времени отводили множество страниц перепечаткам из этого журнала. К сотрудничеству в нем Головнин привлек многих талантливых людей. Вокруг генерал-адмирала сложился блестящий кружок, в который входили М. Х. Рейтерн, барон В. Е. Врангель, князья Д. А. Оболенский и Н. М. Голицын, братья Д. А. и Н. А. Милютины, а также В. А. Татаринов, А. П. Николаи, П. Н. Глебов, К. С. Варрант, К. К. Грот и другие. Среди них был и Д. А. Толстой, однако, убежденный "охранитель", он разглядел в умонастроениях кружка чуждые ему устремления. Масштаб травли Толстого в либеральной печати общеизвестен, но никто не знает ни единого нелестного отзыва о либералах самого Толстого.
Толстой искренне считал, что Россию сохраняют исходящие из одного источника силы - церковь и самодержавие, причем такого их единства, как в его Отечестве, не знает история ни одной европейской страны. В качестве аксиомы он воспринимал мысль о незыблемости этого сочетания, составлявшего российскую самобытность, как необходимого условия движения вперед. Будучи поборником сильной государственной власти, он был уверен в том, что правительство может совершить для страны больше, чем общественная самодеятельность, недостаточно подготовленная предшествующей историей страны. Приветствуя усвоение европейских достижений под лидерством монарха, он говорил: "Прежде всего я русский, и пламенно желаю величия России в европейском смысле ... Примем же и мы всемирную цивилизацию всецело, и перестанем быть ея обезьянами, ея мишурными подражателями"9.
Служение Толстого на высших государственных постах началось 9 июня 1865 г., когда он был назначен обер-прокурором Св. Синода. Он занял эту должность, будучи сложившейся личностью, внушавшей уважение к себе обширностью познаний, сознательно усвоенной политической философией и крепким умом, постоянно стремившимся к точности, логичности, дисциплине. Его пятнадцатилетнее обер-прокурорство отмечено деловитостью и настойчивостью в достижении поставленных целей. Церковные постановления и правила он согласовывал с новым порядком социальных отношений, сложившимся после освобождения крестьян и других реформ Александра II. Устройство церковно-административных учреждений было приведено в соответствие с новыми принципами, обновившими в 1860 - 1870-е годы все государственные учреждения. В 1867 г. состоялось утверждение новых штатов центрального аппарата Св. Синода, контроль отделен от хозяйственного управления. Духовно-учебное ведомство, имевшее до того функции административно-бюрократические, подверглось преобразованию в учебный комитет с задачами ревизионными и разрешения учебно-воспитательных вопросов.
С начала 1860-х годов Св. Синод занимался подготовкой реформы духовного образования, однако ее проект вызвал критику в обществе и не был утвержден монархом. Прежде, чем возобновить работу в данном направлении, Толстой заявил о существенном препятствии к совершенствованию преподавания в учебных заведениях его ведомства - о недостаточном их финансировании. По совместному докладу обер-прокурора и министра финансов 14 марта 1866 г. состоялось Высочайшее повеление о казенном пособии на нужды духовно-учебной деятельности в сумме полтора миллиона руб. ежегодно. Вслед за тем Дмитрий Андреевич создал новый комитет для подготовки проекта под председательством киевского митрополита Арсения. В 1867 - 1869 гг. были приняты новые уставы духовных академий, семинарий, училищ. Училища предназначались для начального образования и подготовки к семинариям детей духовенства, семинарии и академии стали общесословными, как и епархиальные училища для девиц духовного звания. По новому уставу этих женских учебных заведений в них могли поступать девушки всех состояний при условии внесения платы, назначаемой местным духовенством.
Реформа предполагала введение выборного начала, в частности, духовенство призывалось к избранию своих представителей в советы духовных училищ и правления семинарий. Ректоры семинарий получили значительную независимость от епархиальной власти, так же, как и семинарские правления. В ходе реформы улучшилось материальное положение преподавателей и возрос уровень преподавания. В программах по общим (не специально богословским) предметам ведущая роль отводилась древним языкам и математике.
Обер-прокурор провел через государственный совет закон, утвержденный в 1869 г., который дал возможность детям духовенства избирать любую профессию. Раньше, состоя на духовной службе или только причисляясь к ней, они пользовались правами свободного сословия (сыновья священников и дьяконов принадлежали даже к личным дворянам). Отказываясь от службы, к которой как бы прикреплялись своим рождением, они теряли права и преимущества прежнего звания и переходили в одно из податных состояний. Согласно новому установлению дети священно-церковно-служителей уже по праву рождения принадлежали к потомственным почетным гражданам. Дети причетников, не имеющих ученых степеней и званий, по окончании полного курса в семинарии и академии, приобретали права личного почетного гражданства.
Улучшению материального быта священнослужитетелей способствовала реализация Положения 1869 г. Главного присутствия по делам православного духовенства. Тогда же были созданы приходские попечительства и сеть церковных домов для городского и сельского духовенства. Кроме того, Толстой активно пользовался правом, данным обер-прокурору в 1865 г., собственной волей разрешать дела о пенсиях. В 1866 г. получило утверждение обсужденное госсоветом представление Толстого о назначении пенсий священникам, прослужившим 35 лет, по 70 р. в год, а вдовам их - от 35 до 45 рублей. В следующем 1867 г. пенсии священникам повысились до 90 р., а вдовам - до 55 - 65 рублей10. Деятельность Толстого сопровождалась множеством новаций: разработка проектов духовно-судебной реформы; новые штаты духовных консисторий и привлечение на службу в них лиц с высшим образованием; узаконение гражданских раскольничьих браков; основание обществ любителей духовного просвещения и поддержка их Св. Синодом; активизация миссионерской работы, улучшение ее финансирования и др.
Дмитрий Андреевич принимал участие в жизни русской церкви. Много сил отдал он делу Холмских униатов в 1875 году. Оппозиционная пресса встретила воссоединение Холмских униатов с православной церковью крайне недоброжелательно, по мнению "охранителей", по причине "почти всеобщего помрачения национального смысла и притупления национального чувства" ". Единомышленники Толстого и сам он расценили данное событие как крупный национальный успех. В связи с этим в обер-прокурорском отчете сказано: "Русская церковь имела утешение воспринять в свое лоно, на западной окраине Отечества, в губерниях Седлецкой, Люблинской и отчасти Сувалкской, до 250000 душ искони русского и православного населения, насилием и коварством некогда отторгнутого от прародительского православия в унию с Римом и составлявшего Холмскую греко-униатскую епархию"11. Глубокий смысл этого события разъясняло двухтомное исследование Толстого "Римский католицизм в России", первоначально опубликованное в Париже в 1863 - 1864 гг., а на русском языке в Петербурге в 1876 году12. За этот труд Лейпцигский университет присвоил автору звание доктора философии.
Назначение графа на должность министра народного просвещения вместо Головнина состоялось после покушения на Александра II 4 апреля 1866 г., когда специально созданная Следственная комиссия установила неудовлетворительное состояние большей части учебных заведений. Ориентиры его деятельности определялись рескриптом Александра II на имя председателя комитета министров князя Гагарина от 13 мая 1866 г.: семье и школе следует сосредоточить внимание на воспитании юношества в духе христианского благочестия и верноподданнических обязанностей13. Министр предписал попечителям учебных округов принять выраженную в рескрипте монаршью волю как руководство в деле управления учебными округами. Оставаясь обер-прокурором Св. Синода, Дмитрий Андреевич состоял министром просвещения с 14 апреля 1866 г. до 24 апреля 1880 года.
Сбылось предвидение Уварова, сказавшего однажды молодому графу Дмитрию, что видит в нем себе преемника14. Эпоха Толстого в истории образования стала не менее выдающейся, чем уваровская. Бюджет Министерства народного просвещения (МНП) за это время удвоился. Открылся Варшавский университет. Министр исходатайствовал основание Сибирского университета в Томске. Ввиду судебной реформы и возросшей потребности в специалистах правовой сферы на базе Демидовского лицея в Ярославле было создано высшее юридическое училище. Осуществилось преобразование Лазаревского института восточных языков. Усовершенствовались программы преподавания земледельческо-лесных и политехнических учебных заведений, а также ветеринарных училищ. Еще до начала гимназической реформы по инициативе Толстого были учреждены вузы, призванные выпускать учителей для готовящейся к обновлению школы: в 1867 г. - Санкт-Петербургский филологический и Славянский учительский институты, в 1868 г. - Русский филологический институт при Лейпцигском университете, в 1875 г. - Нежинский институт.
За время управления Толстого министерством были созданы 25 новых гимназий и 63 прогимназии, в том числе 20 шестиклассных, а также 57 реальных училищ. В дополнение к ранее существовавшим появились 308 двухклассных и около 1000 одноклассных сельских училищ ведомства МНП. Большинство имевшихся к началу XX в. женских учебных заведений начали свою деятельность в "толстовские" времена - 76 гимназий и более 150 прогимназий. При поддержке министра открылись высшие женские курсы в Санкт-Петербурге, Москве, Киеве, им выдавались субсидии от министерства. Граф учредил Петровскую премию для поощрения авторов учебной литературы и оказывал помощь ученым обществам, регулярным ученым съездам, ходатайствуя о высочайших разрешениях на их открытие и выделении для них пособий из государственной казны. "Толстовские" реформы охватили все сферы образования. Новые уставы учебных заведений неоднократно позднее "подправлялись", но сложившаяся тогда система обучения просуществовала до 1918 года.
Ко времени вступления нового министра в должность развитие начальной школы вполне определилось на основе Положения 14 июля 1864 года. Новое преобразование по Положению о начальных народных училищах от 25 мая 1874 г. касалось управления школами. Сельские училища и учителя были поставлены в непосредственное заведование министерства народного просвещения. В земских губерниях и Бессарабии учреждались новые должности инспекторов народных училищ, соединенные со званием членов губернских училищных комитетов, подчиненных попечителям учебных округов. Заботясь о качестве образования, министр издал 25 мая 1869 г. закон о создании образцовых сельских училищ, призванных давать элементарное образование в наиболее полном и законченном виде сравнительно с другими типами начальной школы. Во всеподданнейших отчетах за 1874 и 1875 гг. он говорил о необходимости введения обязательного обучения как важнейшем средстве побороть косность крестьян в их отношении к образованию15.
Слова Толстого о том, что народу нужна только разумная грамотность, долго воспринимались с обратным смыслом, тогда как министр с сожалением констатировал общеизвестное, бытовавшее тогда в крестьянской среде, убеждение. Уклад деревенской жизни диктовал юноше жениться и становиться хозяином в 17 лет, а то и раньше, длительное учение выглядело при этом обременительным. Даже в 1894 г., по сведениям уездных инспекторов и губернских директоров народных училищ, более всего в стране было не городских и уездных, а начальных училищ низшей ступени. А. Острогорский, обобщивший эти сведения по поручению МНП, заметил, что население глубинки не осознало еще потребности в более законченном начальном образовании. Кроме того, как докладывал один из директоров начальных училищ, имело место предубеждение крестьян "не в пользу заводимых от правительства школ", что диктовало выбор церковноприходского учения. В связи с этим Н. В. Чехов в начале XX в. назвал церковно-приходскую школу не соперницей, а победительницей школы светской16. В 70-е годы XIX в. для повышения авторитета государственной школы в учительские семинарии принимали преимущественно выходцев из села, поскольку министр считал, что деревенские люди с большим доверием относятся к своему "брату-крестьянину". 60 учительских семинарий, открытых тогда за счет казны и земств, устраивались в селах или небольших уездных городках с целью не отрывать от деревенского быта людей, которым предстояло работать в сельской местности.
При Толстом состоялось устроение по новым учебным планам и программам начального образования инородцев на русском языке, и были учреждены учительские семинарии для подготовки учителей из этой среды. В связи с развитием сети начальных школ появились новые постановления и правила об учительских съездах, педагогических курсах, испытаниях на право преподавания. Тогда же народные учителя были освобождены от рекрутской и других натуральных повинностей.
"Доставшаяся" министру средняя школа потребовала приложения больших усилий. Гимназический устав 1864 г. значительно расширил штаты учебных заведений, повысилась зарплата учителей, более широкими стали права педсоветов, однако, вместе с новациями он привнес в школьную жизнь множество противоречий. Появление гимназий трех типов (классические, реальные, полуклассические - с одним древним языком, латинским) было продиктовано желанием учесть потребности жизни, но, в результате, породило путаницу подходов к образованию. Большинство гимназий оказалось полуклассическими. С новой силой выявилась прежняя, еще с XVIII в., тенденция к многопредметности обучения. Основной принцип новогуманистической педагогики "учить немногому, но основательно и завершенно" в учебных программах не прослеживался.
Распространенными явлениями стали "крайняя дерзость гимназистов", массовые пропуски уроков. Министерство усматривало причину подобных явлений в излишней снисходительности педсоветов, допускавших в гимназии слабых учеников и позволявших оставаться в ней ленивым и отличавшимся дурным поведением. В приложении к циркулярному письму от 28 октября 1864 г. приводится пример такой снисходительности. Речь идет об итогах вступительных экзаменов в одной из гимназий. Из 140 претендентов с начальным образованием вступительные испытания выдержали 60. Оставшиеся были приняты с условием, что через два месяца они пройдут дополнительные экзамены и тогда будут приняты окончательно. Через два месяца испытания состоялись, экзаменующиеся их не выдержали, но все равно были приняты. Мерой против нарушений дисциплины педсовет избрал следующее: за пропуск ста уроков ученики не будут допускаться к экзаменам. "После такого решения кто не захочет пропустить 99 уроков?"17.
Таким образом, оборотной стороной либерализации гимназической жизни стали недисциплинированность учеников и самоуправство педсоветов, принимавших решения, практически санкционирующие работу учителей в полсилы. Это в значительной степени отражало происходившее в стране - время либеральных веяний резко качнуло маятник общественного настроения в сторону скептического отношения к установлениям власти. Еще при Головнине факты нарушения положений гимназического устава, "дух непокорства и своеволия" в гимназиях стали аргументами к необходимости дальнейшего совершенствования учебного дела.
Толстовский проект изменений и дополнений к Уставу 1864 г. был подготовлен ученым комитетом министерства и обсуждался в госсовете. Проект не публиковался. Не запрашивалось мнение педсоветов о нем. По сравнению с той долей гласности, которая была допущена при подготовке Устава 1864 г., такой подход выглядел менее демократичным. Однако, новая педагогическая дискуссия была признана нецелесообразной, поскольку многотомное собрание предложений, высказанных в обсуждении в 1850 - 1860-х годах18, уже имелось в распоряжении министерства. Разнообразие всех оттенков мнений было известно, как и то, что большинство высказавшихся в принципе не отвергали устройства классических гимназий наряду с организацией реальных училищ. Все документы о проведении реформ крестьянской, земской, судебной, при обсуждении которых допускалась известная доля гласности, вносились в государственный совет в виде подготовленных проектов, но сами эти проекты не обнародовались. В этом смысле ход подготовки новых школьных установлений не отличался от принятого тогда порядка в данном вопросе.
Гимназический устав 1871 г. и устав реальных училищ 1872 г.19 были приняты в ходе школьной реформы, осуществлявшейся с 1864 года. Они способствовали дальнейшему развитию тенденций классического и реального образования, намеченных предыдущим уставом. Гимназиями назывались теперь "классические" учебные заведения, дающие "научную доуниверситетскую подготовку" на основе двух древних языков и математики. Выпускники освобождались от вступительных экзаменов в университеты и историко-филологические институты. Гимназическое обучение было рассчитано на восемь лет, а курс прогимназий приравнивался к первым четырем классам. Позднее были открыты еще и шестиклассные прогимназии. Польза этой новации объяснялась тем, что родители приобретают возможность дольше воспитывать детей под собственным руководством (прогимназии открывались в тех городах и населенных пунктах, где гимназий не было). Выпускники прогимназий имели льготы по службе и отбыванию воинской повинности.
Устав семиклассных реальных училищ определил их целью предоставление среднего образования, приспособленного к практическим потребностям и приобретению технических познаний. Прикладные знания следовало преподносить с учетом профиля экономики в регионе, учитывая потребности различных отраслей промышленности и торговли. "Реалистов" ориентировали на практическое поприще. Желающие продолжить образование принимались в высшие технические училища вне конкурса. Одновременно развивались обновленные средние технические училища, военные гимназии, духовные семинарии, российская средняя школа окончательно сформировалась как многотипная. Законом были оговорены условия перехода на определенных ступенях учения в школы иного типа.
Толстой оказался смелым и решительным преобразователем в сфере российского просвещения, успешно реализовавшим реформу, которую Александр II счел необходимой и целесообразной. Курс на организацию классических гимназий и реальных училищ был принят монаршьей волей вопреки мнению оппозиционного большинства в госсовете. Оппозицию составили государственные деятели, принимавшие участие в подготовке гимназического устава 1864 г., единомышленники в вопросах общественного переустройства, сформировавшие взгляд на реформы в середине 1850-х годов и проводившие его в "Морском сборнике", затем в прессе либерального направления. Накануне принятия новых уставов газетная полемика вновь сосредоточилась на вопросах, обсуждавшихся десятилетие назад в общероссийской педагогической дискуссии. "Санкт-Петербургские Ведомости", "Голос", "Вестник Европы" в противовес изданиям М. Н. Каткова, создававшего учебной реформе пропагандистское обеспечение, повторили те же аргументы о несоответствии "классицизма" российским условиям. Они настаивали на придании реальным училищам общеобразовательного характера и постановке их в ту же, что и у гимназий, связь с университетами. Половину имевшихся гимназий предлагалось преобразовать в реальные училища.
Либеральная печать старательно создавала министру просвещения самую отвратительную репутацию, встречала в штыки практически все его инициативы и мероприятия. М. М. Стасюлевич, долгое время возглавлявший "Вестник Европы", оставил одну из самых отрицательных характеристик Д. А. Толстого: "Он - ума мелкого, самых поверхностных идей, характера ничтожного, доступного влиянию всякой просвирни"20. На других современников Дмитрий Андреевич производил иное впечатление. Французский автор В. Лафорет, написавший книгу о России времен Александра II, писал: "Это человек обширной учености, ума серьезного и глубокого, характера твердого, не поддающегося никакому влиянию, не принадлежащий ни к какой партии, идущий прямо к своей цели"21. В воспоминаниях П. Д. Шестакова, изданных после смерти автора, долгое время являвшегося попечителем Казанского учебного округа, отмечены дальновидный ум, образованность Толстого, преданность его своим взглядам и твердость позиций, когда, приняв взвешенное решение, он неуклонно проводил его в жизнь22.
В свое время Ш. И. Ганелин, автор нескольких работ по истории гимназий, выделил именно эти черты личности Толстого. Не обошел он весьма симпатичной подробности: смолоду отлично знавший латынь, в период осуществления гимназической реформы граф брал уроки греческого языка23.
Впрочем, есть указания на то, что это только легенда, но если и легенда, то очень показательная. Она подтверждает, что Дмитрий Андреевич производил на современников впечатление человека, свершающего дело, в правоте которого не сомневался. Он действительно считал, что классическое образование является серьезным, здравым, развивает ум, силу духа и воли, воспитывает молодых на духовных ценностях. По поводу "обременения детских голов мертвечиной", то есть языками, на которых давно не говорят, граф растолковывал, что подобным образом легко можно доказать бесполезность всех предметов образования в пользу одного только ремесла24.
Репутацию "классициста" Толстого в либеральной исторической литературе передает один из фрагментов книги Гр. Джаншиева "Эпоха великих реформ", в котором оценивается следующий факт: при обсуждении в госсовете проекта военной реформы Дмитрий Андреевич предложил уравнять срок военной службы для окончивших шестиклассную прогимназию и вуз, дабы военные льготы не сделались единственным мотивом к дальнейшему обучению у тех, кто не имеет пристрастия к занятиям научного характера. Джаншиев подал этот факт в таком осмыслении: "Едва ли не самый интересный эпизод в истории военной реформы, это - характерная ожесточенная полемика, развязавшаяся между представителями двух противоположных политических миросозерцании, между Д. А. Милютиным ... и министром народного просвещения графом Д. А. Толстым, мрачным носителем узко-дворянских интересов, бюрократом до мозга костей, стремившимся сделать величайшее из благ земных высшее образование, исключительным достоянием знатных и богатых ... Усердие гр. Толстого клонилось к тому, чтобы доказать, во-первых, что нет просвещения вне введенного им, по вдохновению Каткова и Леонтьева, мрачного схоластического классицизма и гр. Толстой его пророк, во-вторых, дать выход жертвам нового гимназического строя, ... недоношенным плодам ложного классицизма, ... и, в-третьих, по возможности затруднить путь к высшему образованию вообще и в частности для людей с недостаточными средствами ...". Столкнулись, продолжал автор, "два противоположных мировоззрения: одно - бессословное, демократическое, признающее образование высшим благом и наибольшее его распространение безусловно желательным, и другое - аристократическое или бюрократическое, дворянско-чиновничье, смотрящее на образование как на ненужную роскошь или даже как на неизбежное зло, распространение коего должно быть удерживаемо всеми силами в кругу привилегированного меньшинства. Последнего обскурантского мнения держался министр народного просвещения гр. Толстой"25.
Популистская направленность приведенного многословия, а также содержащиеся в нем некорректные выпады очевидны и говорят сами за себя, а декларативное заявление о двух противоположных политических миросозерцаниях в приложении к вопросу из истории образования свидетельствует о стремлении политизировать эту историю, сделать ее предметом политической борьбы. Кроме того, увлеченный эмоционально-негативной характеристикой министра, автор совсем упустил из виду содержание и логический смысл его предложения - наивысшие военные льготы по образованию не затруднят выпускникам прогимназий продолжение их учения, но очистят мотивы продвижения к вузовской жизни от возможных корыстных устремлений. При этом, как разъяснял Дмитрий Андреевич в Записке Д. А. Милютину, "для поступивших в прогимназию близкая возможность приобрести военную льготу послужит сильнейшим побуждением" к учению26.
Наконец, именно при Толстом сформировалась целостная система обеспечения общесословности образования: постоянное возрастание государственного финансирования учебных заведений, а также открытие приготовительных и параллельных классов, новых учебных заведений, расширение и усовершенствование начального образования, к тому же, не только армейские, но и служебные льготы по образованию. Важное значение имели законодательное определение той части учащихся, которая подлежала освобождению от платы за учение (в гимназиях - 10% от общего числа), и поощряемое через налоговую систему меценатство. В результате, в 1871 г. в гимназической среде выходцев из дворян и чиновников было 59,5%, из городских сословий - 27,8%, из сельских - 5,7%, а в 1880 г. - соответственно 49,1%, 36,4%, 6,7%. Аналогичен материал о реальных училищах: в 1874 г. в их составе детей дворян и чиновников - 53,1%, из городских сословий - 33,2%, из сельских - 7,0%; в 1880 г. те же показатели выглядели иначе - 40,3%, 41,8%, 10,9%27. Многотипное общесословное образование создавало молодым условия общественно полезной самореализации, открывало дорогу к государственным должностям, чину, высшему образованию, питало реальную надежду на карьеру, обеспеченное положение и на перспективную возможность приобретения престижного дворянского звания.
Тем не менее, в начале XX столетия либеральные выступления против "толстовской" школы пришлись на руку практически всем легальным и нелегальным оппозиционным партиям. Эмоции, подогреваемые многопартийной прессой, брали верх. Либеральная историческая литература перешла к тотальной критике учебной реформы времени Александра II. Типичными в этом смысле являются книги "Сословный вопрос и политика в истории наших гимназий в XIX веке" И. Алешинцева и "Борьба за школу. Из прошлого и настоящего на Западе и в России" Н. В. Сперанского. Период действия гимназического устава 1864 г. И. Алешинцев определил как короткое время просвета, после которого началась реакция, поскольку вступил в действие устав 1871 г. - "тормоз просвещения". Граф Толстой, написано далее, выглядел на посту министра просвещения министром внутренних дел, или "пожалуй, даже шефом жандармов", так как не развивал образование, а боролся с ним, цели он имел реакционные, что выразилось в "трех тенденциях министерства Толстого": безусловное преобладание классического типа средней школы; точная регламентация учебных планов и программ; установление тесной связи между образовательной и воспитательной функциями школы "путем дальнейшего развития пансионов". В дальнейшем тексте к перечню негативных тенденций добавлена еще одна - желание воспитать благонадежное поколение28.
Из приведенного следует, что воспитание благонадежного поколения представляет собой, по Алешинцеву, деяние, будто бы, неблаговидное, а задачи воспитательные и образовательные школа должна решать не в единстве, а порознь, или же какие-то из них не решать совсем, причем разнобой и самотек в преподавании предпочтительнее государственных учебных программ, регулирующих учебный процесс. В действительности, "головнинский" устав 1864 г. (§72. п. 8) определял рассмотрение и одобрение программ по каждому предмету прерогативой педсоветов, что привело к неблагоприятным последствиям. В составе педсоветов по каждому предмету был, как правило, один, самое большое - два учителя, поэтому вопрос о том, что, в каком объеме, в каком классе изучать каждым из них решался самостоятельно и по-своему. В результате, сложился своеобразный порядок, когда учитель-историк, например, мог целые годы держать учеников на полюбившейся ему самому древней истории, а потом в полгода кратко подать мало ему интересные и хуже знакомые разделы исторической науки. "Толстовские" инструкции разумно обозначили объем материала по каждому предмету в целом и распределение его по классам.
Что касается дальнейшего развития пансионов, то, действительно, в 1870-е годы именно Толстой стал инициатором их возрождения. Но в отличие от дворянских пансионов 1830 - 1850-х годов, закрытых при Головнине, они стали теперь общесословными. Благодаря этому родители всех состояний из самых отдаленных местностей получили возможность с минимальными затратами обеспечить своим детям питание и времяпровождение под опекой "дядек", врачей, воспитателей, подотчетных педсовету и гимназическому начальству. А утверждение о безусловном преобладании классических гимназий опровергается общеизвестными реалиями - именно в 1870-е годы в России началось создание широкой сети реальных училищ.
Оплачивая всесословное образование, государство стремилось к тому, чтобы выпускники имели высокий профессиональный уровень и были политически лояльны. Как свидетельствуют распоряжения Толстого по министерству, в 1873 и 1878 гг. были приглашены более 100 австрийских, датских, прусских филологов славянского происхождения29. Привлечение "иноземных" ученых являлось одной из давних традиций российской культурной жизни, которая получила дальнейшее развитие в ходе учебной реформы. Заметим, что в общем числе учителей иностранцев было так немного, а на местах к ним проявлялось столько недоверия, что навязать массе российских педагогов свои приемы они были просто не в состоянии. Все богатство российской просветительской практики было задействовано в учебно-воспитательном процессе "толстовской" школы.
Реформа потребовала от учителей преодоления сложившихся стереотипов не только содержания, но и методов преподавания. Министр потребовал обратить внимание на недопустимость послабления в оценке знаний на экзаменах, поскольку, настаивал он, снисходительность в таком вопросе развращающе действует на молодых, воспитывая в них поверхностность и кичливость. Подавляющее большинство экзаменов стало письменными, что обеспечивало контроль за усвоением материала и констатацию качества преподавания. Определялись условия допуска к экзаменам, подробно, до мелочей, расписывалась экзаменационная процедура.
Молодые люди несли административную ответственность за поведение, оскорбляющее общественную нравственность, как то: курение на улице, хождение по тротуару с руками, опущенными в карманы и т.д. Новацию в школьном деле составило единство учебной и воспитательной работы, были введены нормы совмещения преподавательских и воспитательных должностей, а также институт классных наставников.
Названные мероприятия способствовали установлению необходимой дисциплины, и доказательством именно такого их восприятия является тот факт, что с началом преобразований численность учебных заведений выросла, они оказались переполненным, ни родителей, ни учеников не пугали ни новые программы, ни строгая система письменных экзаменов.
Деятельность МНП пользовалась в те годы обширной поддержкой. Учителя видели значительный смысл нововведений в направленности их на преодоление "непривычки учиться" и сетовали на то, что ряд печатных органов распространяет недоверие к новому образовательному устройству30. Многие годы господствовало утверждение о том, что классическое образование было внедрено в России вопреки общественному мнению. Однако, оно было далеко не однозначным, что и показала общероссийская педагогическая дискуссия рубежа 1850 - 1860-х годов. Большинство участников того обсуждения одобрили развитие различных типов образования. В таком направлении и развивалась реформа, имевшая как сторонников, так и противников, пробивавшая себе дорогу трудно, но настойчиво и последовательно, прежде всего, благодаря усилиям министра Толстого. Учебная реформа, которую он провел, вернула российское просвещение к его первоначальному общеевропейскому источнику и поставила образование в стране на европейский уровень.
Министерство народного просвещения тех лет современники называли "паровым котлом". Толстовская "команда" отличалась инициативой, компетентностью, деловой собранностью: невозмутимо добродушный, всегда державший двери своего кабинета открытыми для всех, товарищ министра И. Д. Делянов; деятельные директора департамента, сначала И. О. Гирт, затем - М. Е. Брадке; автор проекта о всеобщем обязательном обучении председатель ученого комитета А. С. Воронов; редактор журнала министерства, сделавший издание действительно научным, А. И. Георгиевский. Все они неизменно характеризуются как добросовестные труженики и как люди несомненно честные. Соответствие высоким нормам порядочности лежало в основе оценки Толстым любой личности, как и в основе его собственного поведения, о чем свидетельствуют, в частности, многочисленные замечания о нем в заметках и дневнике академика А. В. Никитенко31.
В избранных им ближайших сотрудниках министр поддерживал воодушевление и высокую работоспособность. Они знали о том, что он ценит их труды не только по официальным наградам, но и по самому искреннему к ним отношению. Вспоминая о Толстом, Георгиевский сказал о нем как о человеке в высшей степени откровенном, что в значительной степени облегчало все деловые отношения с ним. В общении с подчиненными Дмитрий Андреевич способен был сознаться, в чем оказался неправ, промахнулся или погорячился32. Многие знали, что именно имел в виду Георгиевский. Однажды министр вспылил и наговорил ему массу неприятного. Подчиненный отправил начальнику письмо о том, что не потерпит ничего подобного, а если тот не сочтет возможным обуздывать свои порывы, то им лучше расстаться. Первый шаг к примирению сделал глава ведомства, умножив симпатии к себе со стороны коллег. Происшедшее возвысило и авторитет Георгиевского, поскольку он существовал только службой, иных источников дохода не имел, но не покривил душой, рискуя потерять место.
Толстой требовал от сотрудников исполнительности, при этом дорожил их временем и дозволял представлять бумаги в черновиках без переписки набело. Сам он подавал пример аккуратности, порядка в делах и рациональной экономии времени. Форму делового письменного общения как наиболее надежную и ясную он предпочитал пространным устным разговорам. Бумаги с мест он изучал самолично, а поскольку с годами у него ухудшалось зрение, то директор департамента в специальных депешах просил попечителей писать черными, а не белесыми чернилами.
Как бы ни были объемны поступавшие к Толстому материалы (кроме документов, это были еще доставляемые курьерами огромные портфели жалоб и предложений, а в годы подготовки уставов - регламенты европейских учебных заведений и относящиеся к теме русские и зарубежные сочинения), он возвращал их к исполнению или рекомендательному использованию в день получения к вечеру, в крайнем случае, на другой день. Многочисленные пометки свидетельствовали о детальном ознакомлении с ними. У графа была привычка, которой сам он похвалялся, а недоброжелатели называли ее "толстовской манией": он терпеть не мог бумажных залежей на рабочем столе и "долгих ящиков" в работе с письмами, поэтому отводил им столько ежедневных часов, сколько требовалось.
Назначенные министром дни приема никогда не отменялись. Любое деловое свидание, на каждое из которых он отводил очень короткое время, завершалось четким уяснением цели визита, сути изложенной просьбы и немедленным вынесением решения. В сложных ситуациях Дмитрий Андреевич называл посетителю дату получения резолюции в департаменте, причем указанный им срок соблюдался сотрудниками министерства неукоснительно. Его подчиненные знали, что предписания министра нельзя класть под сукно, а следует приводить их в исполнение с подробным о том отчетом.
Толстой не славился общедоступностью и не слыл компанейским человеком, хотя в нем не было гордыни, высокомерия, натянутости. Смолоду любитель поболтать без устали, с воодушевлением и о чем угодно, он с возрастом старался доставлять себе это удовольствие как можно реже, избегал празднословия, стремился к деловой сосредоточенности. Будучи человеком экспансивным и впечатлительным, раскрывался таковым только в семейном кругу. К примеру, в 1871 г. накануне Пасхи, когда фельдъегерь привез рескрипт о награждении орденом Александра Невского, он тут же созвал семью и присутствовавших гостей, принялся всех целовать, потом немедленно полетел во дворец.
Природную жажду общения с людьми граф с лихвой утолял в многочисленных служебных командировках. В течении 14-ти лет, когда судьбы русского просвещения находились в его руках, он в обязательном порядке, ежегодно, обычно ранней осенью, отправлялся с инспекционной поездкой в какой-нибудь учебный округ, объехав в итоге почти всю страну. Беседуя с сотнями людей в светских и духовных учебных заведениях, в разговорах с архиереями, губернаторами, предводителями дворянства, земскими деятелями, учителями и учениками, он поражал быстрыми находчивыми прямыми ответами, начитанностью, разносторонностью знаний, способностью вникнуть во все тонкости дела, вознести обильной похвалой толковых добросовестных, как и он, увлеченных делом. В собственную службу он вносил страстность увлечения, умел обаять наслаждением работой, как и приятной речью, отличным слогом. Любитель пеших прогулок, худощавый, легкий в движениях, наружности "весьма миньятюрной", русоволосый граф щеголял небольшими подкрученными усами и умением лихо поворачиваться на каблуках. Он вел себя просто и добродушно - "веселая, симпатическая личность"33. Собеседников располагало к нему его выразительное интеллигентное лицо с внимательными серыми глазами.
Один из дней, проведенных министром в 1878 г. в Вятке, выглядел следующим образом34. С утра он пришел в мужскую гимназию к молитве перед учением и молился вместе с учениками. Затем присутствовал на уроках латинского языка у трех преподавателей, просматривал записи в ученических тетрадях, опрашивал гимназистов. Рассказывал при этом, что, будучи лицеистом, ежедневно занимался переводами из латыни, особенно из Цицерона, и убежден в незаменимости таких упражнений для выработки навыков правильной русской речи. После урока в седьмом классе он поручил директору Жеренскому привлечь одного из учеников, отличившегося ответами, к поступлению в Лейпцигскую семинарию. Потом Дмитрий Андреевич соучительствовал на уроках математики и языков русского, греческого, немецкого, французского. Похвалив учеников, учителей, гимназию в целом, он поспешил в уездное училище на уроки арифметики, русского языка, пения, чистописания. Далее беседовал с учителями и директором народных училищ, а также инспектировал училище для девиц духовного звания. Вечером отправился на чай по приглашению попечителя духовного училища купца Прозорова. На другой день купец объявил, что в честь почетного для него посещения он жертвует под городское училище дом ценою в 31 тыс. рублей. В последующие дни в Вятке Толстой проверял работу женской гимназии, а также земского училища для распространения сельскохозяйственных знаний и образования учителей, да еще неоднократно присутствовал на занятиях в мужской гимназии.
В другом городе во время того же путешествия, в Сарапуле, он хвалил земство за предоставленное реальному училищу здание "в прекрасном местоположении" - на опушке сосновой рощи, а преподавателей-"реалистов" за самостоятельное выполнение учениками физических опытов. Тут же отчитывал дирекцию училища ввиду решительного игнорирования юношами форменных панталонов и стремления их выделяться разноцветными жабо. При посещении Сарапульской женской гимназии граф восхищался разумным усердным преподаванием и порицал учительниц в связи с тем, что, отвечая, воспитанницы в затруднительных ситуациях "прибегают к поднесению рук к губам", забывая о приличиях. В том году командировочный маршрут проходил, кроме названных городов Казанского учебного округа, через Нижний Новгород, Астрахань, Саратов, Самару, Симбирск, Казань, Кострому, Ярославль. Каждая подобная инспекционная поездка занимала полтора - два месяца. В населенных пунктах, где была гимназия, министр останавливался на 3 - 4 дня, в университетских городах - на неделю.
Обращаясь к молодежи, Толстой неизменно призывал ее к политическому благоразумию и предостерегал от увлечения нигилистическими страстями: "Я знаю, что в ваши лета советов не любят, всякий молодой человек хочет узнать все по собственному опыту, но иногда эти опыты бывают очень горьки. Ребяческие бредни уничтожатся сами собой, но до тех пор могут наделать молодым много вреда... Популярности я не ищу, популярничанье презираю; ищу только вашей пользы, и признаюсь, буду весьма счастлив, если со временем, вспоминая о годах вашей молодости, и, перечисляя имена лиц, которые желали вам добра, вы причислите к ним и мое имя"35. Ввиду особенностей времени министерство Толстого, как и все ведомства тех лет, работало в контакте с МВД, вопросам политической благонадежности учащихся и учителей министр уделял постоянное внимание.
В конце 1870-х годов, особенно весной 1880 г., когда Толстой вышел в отставку, либеральная печать активно развивала тему о том, что осуществленная им учебная реформа способствовала распространению нигилизма. Если десятью годами ранее ее обличали как "средство борьбы с нигилизмом и превращения молодых в смиренных обывателей", то теперь, напротив, обрушились на нее как на причину укоренения нигилизма. Стереотипным стало обвинение, предъявленное М. Стасюлевичем: "Реформа принесла страшный вред России... Она дала контингент революционной партии"36.
Министр просвещения, в рамках его компетенции, видел решение вопроса в упорядочении внутренней жизни вузов, в пересмотре "головнинского" университетского устава, тем более, что обновленная средняя школа создала базу для усовершенствования высшего образования по тому же образцу, прусскому, считавшемуся в мире наиболее совершенным. Работа над проектом устава завершилась в МНП в 1875 году. Подготовленный документ предполагал отмену университетской "автономии", подчинение вузовской жизни министерским учебным программам, государственным экзаменам, и способен был утвердить в молодежной среде авторитет науки, знания, серьезного учения, и, в конечном итоге, приоритет созидания. Толстой неоднократно сообщал великому князю Константину Николаевичу о желании императора провести проект через госсовет, но каждый раз, услышав возражения, вынужден был соглашаться на отсрочку до будущей сессии. Позиция великого князя в университетском вопросе создавала ему поддержку определенной части профессуры, которая охотно сотрудничала в либеральной печати. Новый устав университетов был введен в действие только в 1884 г., и Толстой, тогда уже в другой должности, сделал для этого все от него зависевшее.
В либеральной историографии отставка Толстого в самый разгар "диктатуры сердца" представлена как прямое следствие всеподданнейшего доклада М. Т. Лорис-Меликова с осуждением "раздражающего" учащихся жесткого курса МНП. Молва твердила о том, что Толстым "пожертвовали" для успокоения молодежи. Однако, Катков неоднократно, в частности, в докладной записке 1881 г. Александру III, называл действительной причиной отставки промедление министра с проведением через госсовет нового университетского устава, недостаточную напористость его в этом вопросе37. На ту же причину указывал "Русский Вестник" в статье о Толстом 1889 года. Аналогичный взгляд выражен в мемуарах члена ученого комитета МНП профессора В. М. Флоринского и в книге Е. М. Феоктистова38, главы цензурного ведомства в 1880-е годы.
Внешне отставка выглядела следующим образом. К 25-летию царствования Александра II все министры получили награды, кроме Толстого. Дмитрий Андреевич расценил этот факт как предложение удалиться от дел и немедленно подал соответствующее прошение, которое было удовлетворено одновременно, в соответствии со сложившейся традиций, с назначением бывшего министра членом госсовета. Отставка не повлияла на его материальное благополучие, он получил хорошее содержание, а кроме того, 10 имений, принадлежавших его семье, давали стабильный доход39.
С детства влюбленный в деревенскую жизнь, он радовался возможности погрузиться в нее теперь спокойно, без больших перерывов. Здоровье его, уже почти 60-летнего, требовало перемены обстановки и хорошего отдыха. На рабочем столе домашней библиотеки дожидалась графа начатая рукопись нового труда "Люди екатерининского времени". Отставку он пережил спокойно, забавляясь радостью семейства, наконец-то заполучившего его в свои объятия.
Вскоре грянуло потрясшее Россию событие 1-го марта 1881 года. Последовал Манифест 29 апреля, почти полная смена кабинета министров, отставка великого князя, председателя госсовета, но только назначение Толстого 30 мая 1882 г. на должность министра внутренних дел окончательно убедило сограждан в перемене политического курса. Основой кадровых перемен того времени были "не происки консервативной партии, которые чаще всего видят исследователи, а вполне обычная смена одного правительства на другое, свершаемая по желанию монарха и исходившая из избранного им внутриполитического курса и государственного устройства"40. В обновленном правительстве соединились усилия представителей политического консерватизма, достигшего в 1880-е годы своего "апогея"41, и реформаторов либерального толка - К. П. Победоносцева, Д. А. Толстого, Н. Х. Бунге, И. А. Вышнеградского, С. Ю. Витте и др.
Дмитрий Андреевич принялся за новое для него дело с обычной, всегда отличавшей его, энергичной деловитостью. В первый месяц назначения на место графа Н. П. Игнатьева он даже принимал просителей в собственном доме на Моховой, и в назначенные дни две обширные "залы", передняя и вестибюль наполнялись массой самых разных людей. Возрастанию популярности Толстого способствовала его репутация государственника, человека Веры, порядка и твердой власти, что пришлось ко времени, поскольку убийство Александра II воспринималось монархической Россией как кульминация либерального "запоя" прежних лет, как стыд и вина всех, Божий суд и предостережение.
Против различных направлений политической Смуты были направлены мероприятия нового министра, относившиеся к делам печати. Все цензурные учреждения он объединил в ведомстве МВД (закон 26 апреля 1883 года). Особое совещание в составе министров внутренних дел, народного просвещения, юстиции и обер-прокурора Св. Синода получило право прекращать или приостанавливать без указания срока всякое повременное издание, признанное вредным для общества. Временные правила были утверждены 27 августа 1882 года. Решение вызревало почти полтора года, еще Лорис-Меликов в докладной записке Александру III от 16 марта 1881 г. предлагал временно прекратить издание газет "Молва", "Санкт-Петербургские Ведомости" и предупредить "Русский курьер" ввиду их "крайнего либерализма": "Я осведомился, что на завтрашний день в некоторых редакциях снова запланированы статьи, вредные в настоящее тревожное время". Александр III заметил на полях: "Давно пора было. Газеты я оставил у себя"42. Огульная политическая критика, ставшая обыкновением в предыдущие десятилетия, после свершившегося цареубийства выглядела неуместной, порой - подстрекательской.
Из других вопросов, касавшихся ведения МВД, Дмитрий Андреевич наибольшее внимание уделял обсуждавшейся уже несколько лет реформе местного самоуправления. Отлично знавший деревенскую жизнь, он из всей совокупности пересмотренных Кахановской комиссией действующих узаконений выдвинул на первый план реформу по крестьянским делам. Проект "Положения о земских участковых начальниках, съездах их и губернских присутствиях" предусматривал восстановление в измененном соответственно "современным потребностям" виде должности мировых посредников. Министр обосновывал нововведение необходимостью устранить самое болезненное для населения следствие предыдущих установлений - "отсутствие близкой к народу власти" и фактический переход ее к людям "пришлым", по роду прежней деятельности не имевшим достаточного представления о деревенских нуждах. Сущность другой реформы - земских учреждений, губернских и уездных, сводилась к введению земств в общую систему государственного управления, чтобы они не являлись обособленной силой, противостоящей правительству, а содействовали общему ходу дел по местному хозяйственному управлению. В основание обеих реформ было положено начало единства власти, все местные учреждения мыслились как правительственные, находящиеся в связи с центральной властью43.
Проекты реформ рассматривались Особым совещанием под председательством князя Гагарина и поступили на обсуждение госсовета в начале 1887 и 1888 годов. Окончательное их утверждение, как и закона о крестьянских переселениях, состоялось уже после смерти Толстого. Проект закона о крестьянских переселениях был опубликован 13 июня 1884 г. после проведения его через госсовет. Законодательство по этому вопросу стало актуальным со времени отмены крепостного права, особенно, с переходом значительной части крестьян на выкуп, когда началось самочинное передвижение бывших крепостных в Сибирь. Правила 10 июня 1881 г. разрешали переселение с санкции министров внутренних дел и государственных имуществ, что создавало большую волокиту. "Толстовский" проект предполагал выдачу разрешений одним только МВД. Переселенцам назначались денежные и натуральные пособия, кроме того, на первые три года они освобождались от всяких податей и воинской повинности, а в последующие три года подати сокращались вдвое. Из других установлений, касавшихся различных сторон сельского быта, при жизни Толстого обсуждались и были утверждены законы "О порядке учреждения сельских банков и ссудо-сберегательных касс" (25.I.1883 г.), "О порядке семейных разделов в сельских обществах, где существует общинное землепользование" (18.III.1883 г.), "О порядке найма на сельхозработы" (12.VI.1886 года).
Умер Толстой в несколько дней. Он занемог в среду 19 апреля 1889 года. Начавшееся воспаление легких обострило сердечную недостаточность, которой граф страдал в последние годы жизни. Во вторник 25-го было объявлено о смерти его от паралича сердца. По завершении прощальной траурной церемонии в Петербурге гроб был препровожден в имение Маково Рязанской губернии и захоронен в семейном склепе. Общественное мнение дождалось смерти Толстого, чтобы назвать его великим русским государственным человеком. "Новое время" утверждало, что все его преобразования, в сущности, весьма разумны и целесообразны. Газета "Санкт-Петербургские Ведомости" отозвалась о нем, как о человеке глубокого ума и сильного характера, отметив, что натура его, несомненно, принадлежала к таким, из которых при благоприятных обстоятельствах "вырабатываются Бисмарки". Вся пресса с редким единодушием высказалась по поводу кончины министра внутренних дел, достойно оценив его попечение о благе России, только "Вестник Европы" припомнил покойному и "жесткость" учебной реформы, и "постоянно действующие Временные правила" о печати. В посмертных отзывах всех изданий цитировалась телеграмма императора вдове: "...Такого преданного, благородного и стойкого человека и сотрудника заменить трудно"44.
Толстого называли энергичным и сильным борцом за русские государственные начала, признававшего неизменной основой своих убеждений принципы русского бытия - Православие, Самодержавие, Народность. Признание получила целостность его воззрений, честность в мыслях и действиях. Так называемая политика высших бюрократических отношений была ему совершенно чужда, во всяком вопросе он выступал с твердо обозначенными целями, никогда их не маскируя, не пробуя провести одно под видом другого.
Примечания
1. РУММЕЛЬ В. В., ГОЛУБЦОВ В. В.. Родословный сборник русских дворянских фамилий. Т. 1 - 2, СПб. 1886 - 1887. Т. 2, СПб. 1887, с. 487, 515; ШИЛОВ Д. Н. Государственные деятели Российской Империи. 1802 - 1917. СПб. 2001, с. 659; ФЕДОРЧЕНКОВ В. И. Императорский Дом. Выдающиеся чиновники. Т. 2. Красноярск. 2003, с. 444.
2. МАТВЕЕВ Д. А. Записки. Рождение Империи. История России и дома Романовых в мемуарах современников. М. 1997, с. 370.
3. Русский Архив. Т. 2. 1885, с. 40.
4. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ), ф. 231, оп. 33, д. 42, л. 9.
5. Памятная книжка Императорского Александровского Лицея на 1866 год. СПб. 1886, с. 58.
6. ТОЛСТОЙ Д. А. Речи и статьи. СПб. 1876, с. 13. Наиболее многочисленны сочинения Толстого того времени, когда он являлся (с апреля 1882 г.) президентом Академии наук: в 1885 г. - "Академическая гимназия в XVIII столетии", в 1886 г. - два исследования в 38 томе Академического сборника отделения русского языка и словесности "Академический университет в XVIII столетии", "Взгляд на учебную часть в России в XVIII столетии до 1782 г.". Толстой подготовил к публикации многие исторические материалы с собственными предисловиями.
7. ФЕОКТИСТОВ Е. М. За кулисами политики и литературы. 1848 - 1891. Л. 1929, с. 164.
8. Петрашевцы. Сборник материалов. Т. 3. М. -Л. 1928, с. 208.
9. ТОЛСТОЙ Д. А. Речи и статьи, с. 49.
10. Извлечение из Всеподданнейшего отчета Обер-прокурора Святейшего Синода по Ведомству православного исповедания за 1866 год. СПб. 1867, с. 99, 100.
11. ТРУБАЧЕВ С. С. Труды графа Д. А. Толстого. - Исторический Вестник, 1889, июнь, с. 659.
12. Извлечение из Всеподданнейшего отчета Обер-прокурора Святейшего Синода по Ведомству православного исповедания за 1875 год. СПб. 1876, с. 7.
13. Полный свод законов (ПСЗ). Собр. 2-е, XVI, N 43298.
14. Русский Архив, 1898, N 11, с. 433.
15. Извлечение из Всеподданнейшего отчета министра народного просвещения за 1874 год. СПб. 1876, с. 112; Извлечение из Всеподданнейшего отчета министра народного просвещения за 1875 год. СПб. 1877, с. 116.
16. ОСТРОГОРСКИЙ А. Низшие учебные заведения. Нижний Новгород, 1894, с. 13; ЧЕХОВ Н. В. Народное образование в России с 60-х годов XIX века. М. 1912, с. 100.
17. Центральный исторический архив Москвы (ЦИАМ), ф. 371, оп. 1, д. 2, л. 7.
18. Замечания на проект Устава общеобразовательных учебных заведений. СПб. 1862.
19. ПСЗ. Т. XLVI, N 49744, XLVII, N 50854.
20. СТАСЮЛЕВИЧ М. М. Черный передел реформ императора Александра II. Берлин. 1882; Государственный архив Российской федерации (ГАРФ), ф. 677, оп. 1, д. 556, л. 36.
21. ГАРФ, ф. 667, оп. 1, д. 556, л. 62.
22. Русская Старина, 1891, февраль, с. 395 - 405.
23. ГАНЕЛИН Ш. И. Очерки по истории среднего образования в России во второй половине XIX в. Гимназия и учебный процесс в ней. Докт. дисс. Т. 1. Л. 1947, с. 68.
24. ТОЛСТОЙ Д. А. Речи и статьи, с. 1, 2, 6, 7, 49.
25. ГР. ДЖАНШИЕВ. Эпоха великих реформ. СПб. 1907, с. 520, 521, 522.
26. ОР РГБ, ф. 169, оп. 25, д. 6, л. 5.
27. ШМИД. Е. История средних учебных заведений в России. СПб. 1878, с. 669; КАМОСКО Л. В. Политика правительства в области среднего образоваия в 60 - 70-х гг. XIX века. Автореф. канд. дисс. М. 1972, с. 16.
28. АЛЕШИНЦЕВ И. Сословный вопрос и политика в истории наших гимназий в XIX веке. СПб. 1908, с. 67, 68, 71, 76, 80, 86.
29. Сборник постановлений и распоряжений по гимназиям и прогимназиям ведения Министерства народного просвещения. СПб. 1874. Т. V, с. 420. Т. VII, с. 212; БУЛГАРИН Ф. Воспоминания. М. 2001, с. 624.
30. ЦИАМ, ф. 317, оп. 1, д. 64, л. 66.
31. НИКИТЕНКО А. В. Записки и дневник. Т. 2. М. 2005, с. 315. Т. 3, с. 106, 113, 121, 137, 138.
32. Журнал министерства народного просвещения, 1889, июль, с. 264.
33. Исторический Вестник, 1910, декабрь, с. 881, 879. Путешествие министра народного просвещения по южным губерниям осенью 1875 г. Вильна. 1876, с. 31.
34. Русская Старина, 1891, апрель, с. 197 - 206.
35. ТОЛСТОЙ Д. А. Речи и статьи, с. 11.
36. СТАСЮЛЕВИЧ М. М. Ук. соч., с. 41.
37. ОР РГБ, ф. 120, карт. 46, 1881 год, N 6, л. 25.
38. Русский Вестник, 1889, июль, с. 264 - 265; В. М. ФЛОРИНСКИЙ. Заметки и воспоминания. - Русская Старина, 1906, июнь, с. 586; Е. М. ФЕОКТИСТОВ. Ук. соч., с. 184.
39. Все имения были расположены "гнездом" в Михайловском уезде Рязанской губернии, большинство из них принадлежало супруге Толстого. Имение Маково, купленное в 1870 г., служило своеобразным административным центром всех владений семьи, а также ее "резиденцией". Исследователь, приведший эту справку, написал о доходах Толстого, его благотворительной деятельности и заметил о нем: "Все же он не был представителем типа отсталого хозяина". - См.: СЕЛИВАНОВ А. З. Организация и хозяйственный строй пореформенного имения помещика Рязанской губернии. Граф Д. А. Толстой как хозяин и помещик. Рязань. 1928, с. 5, 33.
40. НОВИКОВ А. В. Российские консерваторы (М. Н. Катков, Д. А. Толстой, К. П. Победоносцев) и самодержавие (середина XIX - начало XX века). М. 2002, с. 73.
41. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. М. 2000, с. 423.
42. ГАРФ, ф. 677, оп. 1, д. 533, л. 1, 1 об.
43. Общий обзор деятельности министерства внутренних дел за время царствования Императора Александра III. СПб. 1901, с. 18 - 28.
44. Вестник Европы. 1889, июнь, с. 783 - 785; Наблюдатель. 1889, N 6, с. 49 - 60; Граф Дмитрий Андреевич Толстой. СПб. 1889; ЖДАНОВИЧ Л. Памяти Дмитрия Андреевича Толстого. Чернигов. 1889.