Малето Е. И. Ферраро-Флорентийский собор 1438-1439 гг. и великое княжество Московское // Вопросы истории. - 2017. - № 11. - С. 82-100.
В публикации на основе анализа русских летописей, переписки великого князя московского Василия Васильевича II с протом (греч. — настоятель монастыря и глава всего Афона) и старцами Святой Горы Афон; посланий князя к Константинопольскому патриарху и византийскому императору с привлечением материалов духовного завещания Марка, митрополита Эфесского; обращения трех восточных патриархов против подчинения православной церкви Риму, а также записок непосредственных участников Ферраро-Флорентийского собора 1438—1439 гг. (инока Фомы, Авраамия Суздальского, Симеона Суздальского, Неизвестного Суздальца) и других хорошо известных специалистам источников, автор ставит вопрос об актуализации изучения факторов внешнеполитического курса великих князей московских и Русской православной церкви, оказавших решающее влияние на процессы централизации русского государства.
Одним из центральных событий церковно-политической истории и международной жизни средневековой Европы XV столетия, оказавших глубокое влияние на историю Руси, Византии и остального мира, стал Ферраро-Флорентийский собор 1438—1439 годов. Участие в соборе представителей Русской православной церкви было первым присутствием Руси Московской на таком крупном международном собрании. Итогом собора явилось подписание унии между православной и римско-католической церквями. Однако так называемое «объединение церквей» продлилось недолго. Уже вскоре после того, как великий князь московский Василий Васильевич II (Темный) и большинство православного клира — на Руси, а также во главе с Марком Эфесским — в Византии решения собора отвергли, стало очевидно, что союз между церквями не состоялся. Опыт Византии, ослабевшей под ударами турок-османов и спасовавшей перед напором католического Рима для Руси Московской, сила которой, благодаря процессам централизации, напротив, нарастала, оказался неприемлем.
В историографии осмыслению политического, идеологического и конфессионального значения Ферраро-Флорентийского собора 1438— 1439 гг. посвящен значительный комплекс научных работ. Первые исследования об истории собора появились в отечественной историографии еще в XIX столетии. У истоков пробуждения интереса к указанному вопросу стояли видные специалисты по истории русской церкви: Н. С. Тихонравов, И. Н. Остроумов, Е. Е. Голубинский, Макарий (Булгаков), А. В. Карташёв и другие1.
Следующий этап научного исследования Ферраро-Флорентийского собора и его итогов связан с комплексом работ советских и зарубежных специалистов XX столетия. В этот период заметно расширилась источниковая база исследования этого важного международного события. Еще в 1940—1950-х гг. представителями западной историографии были предприняты попытки собрать и издать все касающиеся деятельности собора латинские и греческие источники. Удачным обобщением результатов проделанной работы стал фундаментальный труд профессора Оксфордского университета иезуита Джозефа Джилла, в котором главные аспекты деятельности собора получили всестороннее освещение2. Постепенное и последовательное возрождение интереса к истории Русской православной церкви, начиная с 1950-х — 1970-х и особенно с середины 1980-х гг. привлекло внимание отечественных специалистов и к международным аспектам заключения унии, и к судьбам непосредственных участников собора. Рост научного интереса сопровождался не только новыми публикациями источников, но и значительным расширением спектра основных направлений научных исследований3.
Опираясь на достижения прошлого, представители отечественной и зарубежной науки провели большую работу по изучению и систематизации фактов, связанных с ходом самого Фёрраро-Флорентийского собора, его документальными источниками и литературным наследием; сутью богословских расхождений относительно «филиокве» (добавлении, сделанном Римской церковью к Символу Веры об исхождении св. Духа не только от Бога отца, но «... и от Сына»); историческими персоналиями и участниками (Марк Ефесский, Виссарион Никейский, Исидор, Авраамий Суздальский, Неизвестный Суздалец и др.). Ключевую роль в актуализации изучения факторов внешнеполитического курса великих князей московских и Русской православной церкви сыграли издания и публикации, подготовленные Н. А. Казаковой, Н. И. Прокофьевым, Н. В. Синицыной, Б. Н. Флорей и другими4. В последнее время эта наметившаяся в историографии тенденция стабильно и динамично развивается5, но отдельные нюансы внешнеполитического курса великого княжества Московского и его князей по отношению к собору и его результатам так и не прояснены.
В настоящее время интерес к истории и событиям Ферраро-Флорентийского собора продолжает расти не только среди ученых, но и в богословских кругах.
Документальной основой данного исследования стали свидетельства Московского летописного свода конца XV в., Новгородской первой летописи, Софийской второй летописи, Никоновской летописи6; материалы Русской исторической библиотеки, где опубликованы памятники древнерусского канонического права7; духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв.8; записки непосредственных участников собора: Авраамия Суздальского, Симеона Суздальского, Неизвестного Суздальца9, а также хорошо известное специалистам «Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче», автор которого — тверской поп Фома (Матвеевич) — доверенное лицо, посол великого князя Тверского Бориса Александровича и непосредственный участник Ферраро-Флорентийского собора 1438—1439 годов10.
Время второй четверти XV в. стало периодом серьезных испытаний для Руси, связанных с вопросом об унии с католической церковью, утвержденной в 1439 г. на Флорентийском соборе и тяжелейшим внутренним положением: шла династическая война11. Дело в том, что к концу XIV в. внутри Московского княжества в процессе вызревания предпосылок для объединения Руси образовалось несколько удельных княжеств, принадлежавших сыновьям Дмитрия Донского. Крупнейшими из них были Галицкое и Звенигородское, которые получил сын Дмитрия Донского Юрий12. Отношения между великим князем Василием I (1389—1425) и его дядей, князем Юрием, были крайне напряженными. Проблема усугублялась тем, что роль Москвы, как столицы Руси окончательно еще не была решена. В борьбе с другими удельными княжествами (Тверским, Рязанским, Суздальско-Нижегородским) Москве еще предстояло доказать свое лидерство. Процесс централизации государства шел сложно.
После смерти великого князя Василия I (1389—1425) его преемником стал 10-летний сын Василий II Васильевич (1425—1462). Возведение малолетнего князя на престол впервые состоялось в Москве, а не во Владимире, который с этого времени утратил право столичного города, хотя в титуле великих князей все еще именовался прежде Москвы. Неожиданно права на великокняжеский престол предъявил младший сын Дмитрия Донского Юрий Дмитриевич, владевший Звенигородским и Галицким княжествами. Юрий Звенигородский мог стать великим князем, если у Василия I не будет сыновей, так как в духовной Дмитрия Донского именно он упоминался в качестве наследника в случае смерти старшего сына. Однако Василий II наследовал стол по духовной Василия I. Началось ожесточенное противостояние сторон. Длительная династическая междоусобная война продолжалась с переменным успехом более двадцати лет вплоть до 1453 года. Противниками Василия II выступила коалиция удельных князей во главе с его дядей — князем звенигородским Юрием Дмитриевичем и его сыновьями Василием Косым и Дмитрием Шемякой. В ходе войны, осложненной одновременной борьбой с Казанью и Великим княжеством Литовским, великокняжеский престол несколько раз переходил к галицким князьям, которых поддерживали Новгород и временно Тверь13.
В результате борьбы сторонников централизации во главе с московским князем и ее противников сначала был схвачен под Ростовом и 21 мая 1436 г. ослеплен в Москве Василий Юрьевич, а уже 16 февраля 1446 г. такая же участь постигла великого князя московского Василия II: во время богомолья в Троицко-Сергиевой лавре при активном участии монастырских властей он был захвачен сторонниками Юрьевичей и также ослеплен, получив прозвище Темный. После того, как московское боярство и церковь встали на сторону Василия Васильевича II, он вернул себе московский трон, одержав в начале 1450-х гг. победу над своими врагами (Шемяка в 1446 г. бежал в Новгород, где и был отравлен в 1453 году). В дальнейшем Василий II ликвидировал почти все мелкие уделы внутри Московского княжества и смог укрепить великокняжескую власть. В результате ряда удачных военных походов в 1441—1460 гг. им были возвращены ранее захваченные московские земли (Муром — 1443, Нижний Новгород — 1451 и ряд других территорий), усилилась зависимость от Москвы Суздальско-Нижегородского княжества, Новгородской земли, Пскова и Вятской земли.
Противникам великого князя поначалу активно помогала и церковь, в частности, рязанский епископ Иона (1448—1461). За это Дмитрий Шемяка «повеле ему идти к Москве и сести на дворе митрополиче, Иона же так и сотвори». В том же году состоялся церковный собор, оказавший поддержку Шемяке. И лишь после его изгнания из Москвы высшее духовенство предпочло перейти на сторону великого князя. Иона был поставлен митрополитом в 1448 г. по воле великого князя, став верным помощником и союзником Василия II в государственных делах. Его посвятил в митрополиты не константинопольский патриарх, а собор русских архиереев, что стало началом автокефалии русской церкви от константинопольского патриархата.
Однако в целом отношения церкви и светских властей были полны противоречий и конфликтов. Внутри церкви в XIV—XV вв. разворачивалась острейшая борьба за укрепление собственного политического, идеологического и, конечно, финансового положения. Что касается великокняжеской власти, то она, с одной стороны, была вынуждена считаться с церковью, а с другой — настойчиво стремилась к ее подчинению. Еще при Василии I великокняжеская власть предпринимала попытки ослабить церковь и ограничить увеличившееся к тому времени церковное землевладение. Международная обстановка благоприятствовала великому князю, поскольку сама Византия, вследствие расширения агрессии турок-осман и военных успехов турецкого султана Баязида, находилась в весьма затруднительном положении. Ситуацию усугубила смерть митрополита Киприана (1406 г.), на смену которому в 1410 г. на Русь из Византии был прислан очередной митрополит — грек Фотий. В результате уже в 1413 г. между великим князем и митрополитом возник открытый конфликт. Усилия Фотия были направлены на сохранение единства русской церковной организации, нарушенного в 1414—1420 гг. поставлением отдельного митрополита для русских земель в Великом княжестве Литовском — Григория Цамблака — племянника митрополита Киприана, который возглавлял киевскую митрополию до 1419 года.
При малолетнем князе Василии II митрополит Фотий занял одно из ведущих мест в московском правительстве. После смерти Фотия (1 июля 1431 г.) в условиях продолжавшейся династической войны и политической нестабильности с избранием нового митрополита правительство Василия II не спешило. Подобная медлительность, по мнению историка Н. С. Борисова, объяснялась весьма просто: «в условиях острой межкняжеской борьбы и государственной разрухи и Василий II и Юрий Звенигородский предпочитали видеть церковь обезглавленной, опасаясь, как бы новый митрополит не принял сторону соперника»14. Замешательством воспользовался литовский князь Свидригайло, который послал в 1432 г. в Константинополь ставиться митрополитом смоленского епископа Герасима. В следующем году Герасим возвратился из Константинополя митрополитом. Московский кандидат на митрополию — Рязанский епископ Иона — был отправлен в Константинополь на поставление лишь спустя четыре года, в конце 1435 — начале 1436 г., когда положение Василия II несколько упрочилось в Москве и произошла насильственная смерть Герасима, которого Свидригайло сжег в 1435 г. по подозрению в политической измене. Однако ко времени прибытия Ионы в Константинополь патриарх Иосиф II (1416—1439) уже поставил на Русь грека — митрополита Исидора (1436—1441), с которым византийская церковь связывала далеко идущие внешнеполитические и конфессиональные планы. В XV в., в обстановке угрозы турецкого нашествия, ослабевшая Византия искала союзников и вела переговоры о заключении церковной унии с римской церковью, рассчитывая получить поддержку европейских католических стран в борьбе с турками-османами. Для византийских политиков было важно сохранить в орбите своего влияния богатую русскую церковь, к которой они не раз обращались за помощью, а также втянуть Московское великое княжество в борьбу с Турцией. Митрополит Исидор — новый ставленник Константинопольской патриархии — должен был содействовать реализации этой задачи.
Политик, писатель и одновременно выдающийся богослов своего времени, Исидор был незаурядной личностью: его перу принадлежит более двадцати риторически оформленных писем на греческом языке, три энкомии (греч. — восхваление, хвалебная песнь) в честь византийских императоров, два аколуфия (греч. — песнопения богослужений суточного круга) в честь архистратига Божия Михаила и святого великомученика Димитрия Солунского, похвальная речь императору Сигизмунду Люксембургскому, два выступления на Базельском соборе, ряд речей на Флорентийском соборе и др. Как полагают, Исидор родился между 1385—1390 гг, в Монемвасии на Пелопоннесе, откуда происходил и его предшественник по Московской кафедре — святитель Фотий. Русские летописи называют его «многим языком сказателем». Образование он получил в Константинополе. После 1409 г. стал иеромонахом в монастыре Архистратига Михаила и прочих Ангелов в Монемвасии. С 1433 по 1436 г. был игуменом монастыря Святого Димитрия Солунского в Константинополе, основанного императором Михаилом VIII Палеологом (1261—1282)15. В 1434 г. в составе греческой делегации (Дмитрия Палеолога и Иоанна Дисипата) Исидор участвовал в работе католического Базельского собора (1431), заседания которого возглавлял кардинал Джулиано Чезарини, и там же впервые высказался в пользу заключения унии между церквями16. Умер он 27 апреля 1463 г. в Риме.
Римский католицизм в течение XIV в. не раз активизировал идеи о «восточной унии», рассматривая ее как утверждение власти над Византией и Русью. Ранее уния уже была провозглашена Ватиканом на I Лионском соборе в 1245 г., а затем и на II Лионском соборе в 1274 году17.
Однако на деле никакого сближения между католичеством и греками не происходило, реальной власти папа на Востоке не получил, как и не получила никакой помощи от Запада Византия, внутри которой уступки императоров папству вызывали резкий протест со стороны православного общества. В то же время папство переживало идейный и духовный кризис, обозначившийся во второй половине XIII в., а в конце XIV — начале XV в. вылившийся в раскол («схизму») в католической церкви. Тогда одновременно было два папы — в Риме и в Авиньоне, каждый из которых объявлял другого узурпатором власти. Все это дискредитировало папство, ослабляло его авторитет, поэтому видные деятели католической церкви выступили сторонниками подчинения папской власти церковному собору. Созыв католического собора в Пизе (1409 г.) после столетнего перерыва (с 1311 г.) положил начало почти непрерывному 40-летнему периоду работы католических соборов: Пизанский, Констанцский, Павийский, Сиенский, Лионский, Базельский, Феррарский, Флорентийский, Римский. Во время соборных заседаний неоднократно вставали вопросы унии с Константинополем18. Это было время формирования основ униональной политики и унии как инструмента не только конфессионального, но, прежде всего, внешнеполитического воздействия на своих противников, главными из которых на тот момент времени были Византия и Русь.
Осенью 1436 г., по возвращении из Базеля, константинопольский патриарх Иосиф II рукоположил Исидора в митрополиты русской церкви («Киевские и всея Руси»), рассчитывая на то, что Исидор будет активно добиваться унии католической и православной церквей и тем самым способствовать борьбе Византии и Рима против турецкой агрессии. В пути на Русь через г. Львов его сопровождали прибывший ранее в Константинополь рязанский епископ Иона, императорский посол Николай Гуделис, преданный митрополиту монах Григорий и греки-родственники нового митрополита. Второго апреля 1437 г. все они благополучно прибыли в Москву. Вот как сообщает об этом Новгородская первая летопись: «Тоя же весны прииде из Царяграда на Москву от Патриарха Иосифа митрополит Исидор Гречин на Митрополью»19. Московский князь Василий Васильевич вынужден был принять нового митрополита по ходатайству византийского императора: «Но за царского посла моление и за Святейшего Патриарха благословение, а за оного сокрушение и многое покорение и челобитие, едва приахом его. Приахом его, яко отца и учителя, с многою честию и благим усердием, по прежнему, якоже и онех предних Святейших Митрополитов наших Русскых, мнящее, яко да и сей един от них есть»20.
Свидетельством вполне лояльных отношений, установившихся между великим князем и митрополитом в первые месяцы после его прибытия в Москву, является, по мнению А. А. Зимина, докончание Василия II с великим князем тверским Борисом Александровичем (1425—1461), заключенное в 1437 году21. По прибытии на Русь новый митрополит, не пробыв в Москве и полгода, стал готовиться к поездке в Италию на очередной собор, выполняя, по словам П. Пирлинга, указания, которые «были выработаны еще на берегах Босфоа»22. Московский князь отпустил его с условием, что тот не допустит никаких изменений в православной вере: «о, Сидоре, дръзновенно дьеши, в Латыньскую землю идешь и составление осмаго собора поведаеши, его же отрекошася святи отци. Нынь же, аще и останешися мысли своея, но буди вьдаа, егда възвратишася оттуду к намъ, то принеси к нам изначальствьньишее прежьнее благое съединение ныныынее въсиавшее в нас благочестие и устав божественаго закона и правлениа святыа церкви»23.
8 сентября 1437 г. русское посольство выехало из Москвы. Это событие получило подробное освещение в русских летописях, путевых записках русских путешественников — хожениях — и других источниках. В свиту митрополита входило около 100 человек. Среди них были суздальский епископ Авраамий, иеромонах Симеон, дьяк суздальского владыки, «Фома, посол тверскыи», архимандрит Вассиан, дьяк Василий, «прозвищем» Карл, а также греки митрополичьей свиты. Маршрут русской делегации пролегал через Тверь, Торжок, Волочёк по р. Мете в Великий Новгород и Псков, далее — через территорию Дерптского епископства и г. Юрьев (современный г. Тарту) в «Володимеръ град» (г. Вольмар) к Риге, затем — к морю, а оттуда через германские города на юг — в Италию на Ферраро-Флорентийский собор. Это был традиционный торговый маршрут, игравший немаловажную роль в контактах Руси с ее западноевропейскими партнерами: Ганзой, Швецией, Великим княжеством Литовским, через территорию которого проходили основные пути русско-ганзейской торговли24.
По ходу своего движения митрополит останавливался в различных городах. В день праздника Воздвижения он находился в Твери, где к митрополичьему обозу присоединился посол тверского князя Фома. Сохранившиеся документы показывают, что в переписке с византийским императором и патриархом состоял не только великий князь московский, но и великий князь тверской, проводивший политику «тверского регионализма»25. Так, «Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче» сообщает, что отправке тверского посольства на собор предшествовала интенсивная переписка между византийским императором Иоанном VIII Палеологом и Борисом Тверским. Участие Твери во Флорентийском соборе историки оценивают как весьма активное, а отношение к унии отрицательное, что, по мнению Я. С. Лурье, «подтверждает стремление Твери к национально-русскому объединению»26. Сохранился и текст охранной грамоты папы римского Евгения IV послу русскому Фоме на право беспошлинного проезда и провоза багажа по всем территориям, подвластным римской курии, от февраля 1439 г., для возвращения на Русь, косвенно указывающий на заинтересованность Рима в контактах с великим князем тверским27. Из Твери делегация направилась в Великий Новгород, где митрополит пробыл «целых семь недель». За пределами русской земли, когда митрополит со своей свитой приблизился к г. Юрьеву «живущии же в нем людие православна и вси священници съ честными кресты изыдоша срьсти его, Латыни же и Нъмци скрыжь Лятскы изнесоша протьиву ему, почьсти его ради. Онъ же преступив тяшкую свою клятву, ею же клятся о благочестии великодръжавному си государю Василью Васильевичи) всея Руси»28.
При выборе митрополитом дальнейшего маршрута предпочтение было отдано не сухопутному пути через Литву и Пруссию, а водному маршруту вдоль южного побережья Балтийского моря в Любек, тесно связанный торговыми операциями с городами Северо-Запада Руси (Новгород, Псков) и хорошо известный русским купцам и дипломатам. При этом, часть людей с лошадьми Исидор отправил по сухопутной дороге, получив охранную грамоту для проезда через Курляндию, Жмудь, Пруссию, Померанию. Как отмечала Н. А. Казакова, описание пути митрополичьего обоза было первым в русской письменности описанием сухопутного маршрута из Ливонии в Германию через прибалтийские земли29.
К XV в. Византия ослабела. Ее владения составляли весьма небольшую территорию, включавшую помимо Константинополя Пелопонес, где под управлением младших представителей императорской фамилии Палеологов находился Морейский деспотат, а за его пределами — лишь незначительные владения во Фракии. В этих условиях византийский император Иоанн VIII Палеолог обратился к Западу с предложением созвать очередной собор и послал посольство в Рим к папе Евгению IV (1431—1447). Уния Византии с Римом должна была стать ценой, за которую Византийский император надеялся получить военную помощь Запада для спасения страны от турок-османов, фактически уже находившихся на подступах к столице Византии. Местом проведения собора был избран г. Феррара на северо-востоке Италии, расположенный на р. По, недалеко от Адриатического побережья. Созванный в Ферраре собор был фактически параллельным Базельскому.
Восточная церковь на соборе была представлена следующими персонами: Иосиф, патриарх Константинопольский, местоблюстители патриархов Александрии, Антиохии и Иерусалима, двадцать митрополитов, среди которых был Исидор, митрополит Киевский и всея Руси, а также император Византии Иоанн Палеолог и др. Греки рассчитывали на диалог, полагая, что вопрос об условиях объединения с католичеством будет широко обсуждаться на совместном соборе и не станет простым подчинением православных папской власти. О справедливой дискуссии говорили и члены византийской делегации на соборе: святитель Эфесский Марк, афонские монахи из монастырей Великая лавра, св. Павла и Ватопед (монахи Моисей и Дорофей), митрополит Никейский Виссарион и другие, надеясь на победу в богословских прениях. Однако, прибыв в Италию, византийцы увидели со стороны латинян игнорирование всех доводов, выдвигаемых православными. Латинская делегация во главе с кардиналом Чезарини была представлена греком Андреем Христобергом, архиепископом Родосским, Иоанном Черногорским, архиепископом Ломбардским, испанцем Иоанном де Торквемада и др.
Открытие собора в Ферраре состоялось 9 апреля 1438 г. в храме св. Георгия Победоносца. «А на соборе были с патриархом двадцать два митрополита, отметил в своих путевых записках Неизвестный Суздалец: первый — гераклейский Антоний, второй — эфесский Марк, третий — русский Исидор, четвертый — монемвасийский Досифей, пятый — трапезундский Дорофей, шестой — кизикский Митрофан, седьмой — никейский Виссарион... Первое заседание собора было 8 октября в городе Ферраре во Фряжской земле. На соборе присутствовали римский папа Евгений, и с ним двенадцать кардиналов, и архиепископы, и епископы, и капелланы, и монахи. Православной же веры были на соборе греческий император Иоанн и его брат (?) деспот Дмитрий, и вселенский патриарх Иосиф, и с ним двадцать два митрополита, и из русских епископов — Авраамий Суздальский, и архимандриты, и попы, и диаконы, и чернецы, и четыре посла — трапезундский, грузинский, тверской Фома и волошский Микула. Задавали вопросы три митрополита, отвечали — эфесский Марк, русский Исидор, никейский Виссарион»30. При этом Константинопольский патриарх Иосиф на многих заседаниях отсутствовал по болезни. Во время работы собора 10 июня 1439 г. он скончался. Таким образом, византийская делегация лишилась своего духовного лидера. Но прежде, в августе 1438 г., в Феррару прибыл со своей свитой митрополит Исидор, проведя в дороге почти год.
Исидор первым начал доказывать необходимость принятия унии на условиях, предложенных папой, и решительно повлиял на византийского императора, пользуясь своим авторитетом гуманиста, философа, богослова. Церковные историки объясняют такое поведение митрополита по-разному. Одни — его крайним патриотизмом в отношении к Византии31. Другие — личным честолюбием, «желанием занять то блестящее и высокое положение в римской иерархии или латинском духовном царстве, которое он потом действительно занял: кардинал-пресвитер и легат от ребра апостольского (legatus de latere) для провинций: Литвы, Ливонии, всей России и Польши (то есть вероятно, Галичины. — Е. М.)»32.
В Ферраре до 10 января 1439 г. прошло 15 заседаний, а затем члены собора переехали во Флоренцию из-за угрозы эпидемии чумы и якобы возникших финансовых трудностей. Но если в Ферраре еще имел место элемент дискуссии, то во Флоренции «дискуссионность и коллегиальность в поиске единства заменяются дипломатией и интригами»33. В процессе работы собора, как отмечает суздальский иеромонах Симеон, некоторые из греков «усладишася злата ради и чести, начаша к Папе часто приходити, и что слышаша от греков, и то поведаша Папе»34. Миниатюры Лицевого летописного свода запечатлели заседания униатского собора. Когда папа предложил подписать унию, митрополит Исидор активно поддержал его желание, но католический вариант трактовки встретил резкие возражения со стороны святителя Марка Эфесского. Некоторые греческие представители и вовсе пытались покинуть собор. Началось финансовое давление на делегацию и откровенный подкуп. В ход были пущены все средства, чтобы принудить греков к принятию римско-католических догматов и заключить унию. Так, за упорное нежелание греческих богословов принять Filioque папа пошел на хитрость: взяв на себя все финансовые обязательства по содержанию православных греческих делегаций, прибывших на собор, он постепенно начал урезать средства на их содержание и, в конце концов, вовсе прекратил финансирование, так что греки вынуждены были терпеть крайнюю нужду и даже голод. В свою очередь, Византийский император Иоанн VIII Палеолог запретил греческим иерархам при любых обстоятельствах покидать Флоренцию и не скупился на разные обещания и подарки: «укорял их в нерадении об общем благе, напоминал им о бедствиях отечества, выставлял выгоды от заключения мира с латинянами, грозил своим гневом»35.
Булла Laetentur Caeli, итоговый документ Флорентийского собора
Такое давление заставило православных делегатов собора уступить. Почти все греческие иерархи, за исключением Марка Эфесского, признали папу главою церкви, «наместником и местоблюстителем Иисуса Христа, с тем, однако ж, чтобы сохранены были права и имущества восточных патриархов; приняли и латинское учение о чистилище, об освящении даров и об опресноках в Евхаристии с условием, чтобы таинство могло быть совершаемо и на квасном хлебе. Они были доведены до того, что самый акт о соединении с латинами подписали, не прочитав его предварительно: содержание его знали только составители его...»36 Заседания собора затянулись, а между тем из Константинополя приходили тревожные известия о росте турецкой активности. 5 июля 1439 г. были, наконец, подписаны документы Ферраро-Флорентийской унии: «И полиса Папа Еугении, и царь Греческыи Иоан, и все гардиналове, и митрополиты подписаша на грамотех коиждо своею рукою»37. Глава русской делегации митрополит Исидор безоговорочно подписал акт об унии церквей. Его греческая подпись гласит: «Исидор, митрополит Киевский и всея Руси и представитель Апостольской кафедры Святейшего Патриарха Антиохийского Дорофея, с любовию соглашаясь и соодобряя, подписую». Он даже требовал отлучения Марка Эфесского от церкви за неприятие унии, что, однако, не поддержали греческие иерархи. После недельного заточения был вынужден признать своим «господином» папу римского и подписать акт об унии и единственный русский епископ, сопровождавший Исидора, — Авраамий Суздальский: «Смиренный епископ Авраамие Суждальский подписую».
Митрополит Ираклийский, чтобы избежать необходимости ставить свою подпись, притворился больным, но был вынужден под давлением императора также подписать унию, за что впоследствии в своей епархии всенародно просил, чтобы ему отсекли правую руку. Митрополит Эфесский Марк, иверский митрополит Григорий и ряд других православных иерархов унии не подписали унию и покинули собор. По воспоминаниям очевидца и участника событий Сильвестра Сиропула, когда папа Евгений ставил свою подпись и не увидел в документе имени святителя Марка, то невольно воскликнул: «Итак, мы ничего не сделали»38.
Торжественное провозглашение акта о «воссоединении Церквей» было совершено 6 июля 1439 г в кафедральном соборе Флоренции Санта Мария дель Фьоре (храм Девы Марии с цветком лилии в руках), сохранившемся до наших дней. Подписанное участниками собора постановление на латинском языке зачитал кардинал Джулиано Чезарини, который по призыву папы прибыл из Базеля во Флоренцию, а на греческом — митрополит Виссарион Никейский. 17 августа 1439 г. митрополит Исидор был провозглашен папским легатом «от ребра апостольского» для Литвы, Ливонии и Руси. Вместе с митрополитом Виссарионом Никейским Исидор за особые заслуги в работе униатского собора получил красную кардинальскую шляпу, о чем узнал уже на обратном пути в Венеции. Тогда же от митрополита — кардинала Исидора — сбежал вместе с тверским послом Фомой иеромонах Симеон Суздальский — спутник владыки Авраамия из Спасо-Евфимиева монастыря, а позднее — автор произведения «Исидоров Собор и хожение его», которое отличается полемической направленностью против латинян. В нем Симеон показал борьбу святителя Марка Ефесского за чистоту православия и честь Византии на соборе, а также за сохранение чистоты православия на Руси, благодаря активной позиции московского князя. Сам владыка Суздальский епископ Авраамий по возвращении на Русь составил «Исхождение Авраамия Суздальского», где описал две виденные в храмах Флоренции мистерии — сцену Благовещения в храме «во имя Причистыя нашея Богородицы» в монастыре Св. Марка и сцену-мистерию о Вознесении Господнем в Вознесенском храме на праздник Вознесения. Оставил записки об увиденном на соборе и Неизвестный Суздалец, очевидно, архиерейский дьяк39.
Несмотря на то, что долгожданная уния была подписана, желаемого политического результата она не принесла. Ферраро-Флорентийский собор 1438—1439 гг. (подменивший дискуссию между римско-католическими и православными богословами навязыванием византийским церковным иерархам Символа Веры, искаженного Филиокве и других латинских новшеств в обмен на военно-политический союз Рима с Константинополем) не сумел обеспечить признание своих решений в православном мире. Базельский собор подтвердил решение Констанцского собора (1414—1418) о примате Вселенского Собора или соборной власти епископов над папой, объявил о низложении Евгения IV и избрал другого папу под именем Феликса V, впоследствии признанного антипапой. «Не утешили папу и греки: они решительно не хотели принимать привезенного из Флоренции соединения... А патриархи Востока — Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский, узнав о состоявшемся на Флорентийском соборе соединении с Римом, объявили этот собор нечестивым и уполномочили митрополита Кесарийского Арсения всюду и пред всеми проповедовать против беззаконного соединения (1443). В то же время знаменитый Марк Эфесский своими окружными посланиями заклинал всех православных удаляться этого соединения как богоненавистного»40.
В 1452 г. была предпринята попытка реанимировать итоги Ферраро-Флорентийского собора. Византийский император Константин XI из-за угроз нового турецкого султана Мехмеда II (1451—1481) утвердил Флорентийскую унию и все ее условия, но Константинополь это не спасло. 29 мая 1453 г. после почти месячной осады город был взят турками и Византийская империя окончательно пала. Таким образом, уверения в том, что «уния поднимет христианский дух», сокрушит турок и спасет Византию, оказались ложными. С этого момента наибольший дипломатический интерес для папства стала представлять Русь, где папская политика не возымела успеха.
В конце 1439 г. митрополит Исидор отправился из Италии в обратный путь. Его маршрут проходил через Венецию, Загреб, Будин («город столичный Венгерского королевства»), Краков, Львов, Вильну, Вязьму, Можайск и другие города в Москву. Из Будина в начале 1440 г. Исидор отправил окружное послание, в котором призвал православных принять унию, написав о равенстве двух церквей: чтобы латиняне и православные без боязни посещали церкви друг друга. Пребыв на русские земли в 1441 г. Исидор побывал в Киеве, где князь Александр Владимирович — внук Ольгерда и зять Василия I — дал ему особую уставную грамоту, в которой подтвердил его права как киевского митрополита-кардинала.
Не так его встретили в Москве. Пока Исидор был в Литве, в Москву вернулись его спутники — тверской боярин Фома и Симеон Суздалец, которые поведали московскому князю о предательстве православной веры Исидором и греческим духовенством. Свою лепту внесли монахи Святогорского монастыря, написавшие великому князю и назвавшие Исидора и его сторонников еретиками. Однако московский князь и духовенство не рискнули напрямую выступить против Константинополя, а решили немного подождать, пока Исидор не проявит себя как католик.
19 марта 1441 г. Исидор приехал в Москву по чину папского легата с несением латинского креста и проследовал прямо в Успенский собор для богослужения. На литургии Исидор велел на первом месте поминать не патриарха Константинопольского, а папу Евгения IV. После литургии был зачитан акт от 5 июля 1439 г. о соединении церквей, а также Исидор передал великому князю послание от папы с просьбой о поддержке его, Исидора. Для Москвы и великого князя московского вина митрополита была налицо. Великий князь Василий Васильевич экстренно созвал собор из шести русских епископов и рассмотрел папское послание. Затем «скоро обличив» Исидора и назвав его «латынским злым прелестником», приказал заточить его в Чудов монастырь. Софийская летопись сообщает: «Восхоте соединити православную веру с латыньством, не попусти же сему Богъ единому волку погубите бесчисленное стадо овечее православных христьян»41. Так великий князь московский отверг все римские нововведения и решительно отрекся от единения с Западом в духе Флорентийского собора. Историки полагают, что высшее духовенство находилось какое-то время в растерянности и не знало, какую позицию занять42. Оно не предпринимало активных шагов против Исидора, хотя уже располагало известиями о заключенной им унии. Русская церковь была противницей католицизма, но церковников беспокоило другое — прямое вмешательство великого князя в дела церковные, разрыв отношений с константинопольской патриархией, на которую они до сих пор опирались в своих конфликтах с великокняжеской властью. Сопротивлением духовенства, возможно, объясняется и непоследовательность в действиях самого великого князя, который, арестовав Исидора, вскоре дал ему возможность сбежать «нощию бездверием исшед»43 из русских пределов сначала в Тверь, где «князь Тверский Борис приа его», затем в Литву к великому князю Казимиру в Новый Городец и, наконец, в Рим к папе «своему злочестивому» Евгению IV, где Исидор был радушно принят, став вскоре одним из ближайших папских кардиналов.
Москва, по-видимому, осталась довольна таким стечением обстоятельств, так как ей это развязывало руки. К тому же митрополит Марк, участник собора, так и не подписавший унию, стал душою движения против Рима. Византийское духовенство говорило, что лучше стать турком, чем принять унию. Одновременно с этими событиями великий князь обратился к патриарху с резким осуждением унии и с просьбой разрешить избрать своего митрополита. Тем самым был предрешен вопрос о самостоятельности русской церкви: либо патриарх должен был уступить и дать просимое разрешение, либо великий князь получал безупречное, с точки зрения защиты православия, право порвать с патриархом — вероотступником. В итоге великокняжеская власть добилась своего. Русская церковь оторвалась от константинопольской церковной организации и осталась один на один с крепнувшей властью великого князя. Однако противоречия между церковью и великокняжеской властью в процессе образования единого Русского государства отнюдь не были исчерпаны.
Сведения с христианского Востока побудили московские правящие круги занять открыто враждебную позицию по отношению к приверженцам унии в Константинополе. Поводом послужил приезд послов с Афона. Сохранился текст послания, написанного не ранее лета 1441 г. и привезенного афонскими старцами московскому великому князю Василию Васильевичу в 1442 году. Опубликовал текст документов и обосновал датировку на основе упоминания константинопольского патриарха Митрофана, скончавшегося летом 1443 г., Б. Н. Флоря44 . В послании, давая высокую оценку предпринятым в Москве действиям, старцы писали, что они подняли упавший было дух противников унии: «неции... зыбляхуся пасти, встают же пакы, услышавше вашу крепость». Тем самым события, происходившие в Москве, стали переплетаться с церковной борьбой в Византии, оказывая влияние на ее ход. Подчеркивая преданность Святой Горы православию и ее враждебность латинянам, старцы сурово порицали «властель и неистовых святитель», заключивших унию. Особенно резко осуждали они императора, пожелавшего «всю благочестивую веру продать на злате студным латином», и «единомудрена латином» патриарха — одного из главных творцов унии. Старцы извещали великого князя, что «того патриарха и царя ис помяна обычна извергохом», и просили помощи против того «рушителя, а не святителя»45.
В ответном письме великий князь, рассказав об обстоятельствах изгнания митрополита Исидора, благодарил афонских старцев за преданность православию и духовное наставление («духовными крылы достизаете нас и любезно наказуете») и выражал желание поддерживать с ними связи и в дальнейшем. Отправка подобной грамоты на Афон была открытой демонстрацией враждебности по отношению к униатскому Константинополю. Если решительные действия великого князя ободрили афонских старцев, то, в свою очередь, поддержка Святой Горы вдохновила русских князей и священнослужителей на борьбу с унией. «Нам не малу силу подаете сим писанием», — отмечал великий князь афонскому проту46.
В 1449 г. вместо умершего Иоанна Палеолога на престол взошел его брат Константин. Он не был таким сторонником унии как Иоанн. В 1451 г. Константин изгнал с поста патриарха униатски настроенного Григория Мамму. Винить русских за самовольное поставление митрополита Константинополь не стал. В 1452 г. великий князь московский Василий Васильевич написал письмо в Константинополь с объяснением дела Исидора и Ионы. Однако письмо отправлено не было, так как Константинополь в 1453 г. был взят турками и константинопольский патриархат потерял независимость. Однако вскоре Константинополю пришлось признать «незаконно» поставленного митрополита Иону. В 1453 г. на патриарший престол взошел новый патриарх — Геннадий Схоларий. Взяв на себя ответственность за бедствующую церковь, Геннадий через послов обратился за помощью к единоверной Руси, отправив послом митрополита Игнатия. В 1454 г. Игнатий прибыл в Псков, а затем в Новгород. Он привез послание от патриарха, в котором Геннадий обращался за поддержкой к русской церкви, прежде всего финансовой, а также просил московского князя прислать послов в Константинополь. Видя крайнюю нужду византийской церкви, великий князь Василий Васильевич и митрополит Иона отправили ответное посольство в Константинополь, рассчитывая на благосклонность патриарха Геннадия в связи с постановлением Ионы.
Посольство имело успех. Константинопольский патриарх, учитывая невозможность для русских посещать Константинополь, в своей грамоте даровал русской церкви право самой поставлять русских митрополитов, а также узаконил, чтобы русский митрополит почитался выше прочих митрополитов и занимал место после иерусалимского патриарха. Так, из-за благоприятных обстоятельств русская церковь стала самостоятельной. Подписание митрополитом Исидором унии привело Русскую церковь к независимости не только от Рима, но и от константинопольского патриархата. После Флорентийской унии греческой и римской церквей (1439) митрополиты всея Руси перестали утверждаться константинопольским патриархом. В 1458 г. в Киеве была образована киевская митрополия, а с 1461 г. митрополиты, имевшие кафедру в Москве, стали титуловаться как «Московские и всея Руси». Реакцией на указанные события в русской книжной традиции стало активное развитие полемической антилатинской литературы, затронувшее и канонические памятники. В Кормчих книгах значительно увеличилось число антикатолических текстов.
В 70-е гг. XV в. было ясно, что Запад в лице римских пап, хоть и сменил политическую и дипломатическую тактику в отношении Руси, но цели ставил прежние: ослабить русские земли, подчинить их своему влиянию, втянуть русских князей в невыгодные для них военные предприятия и союзы. Относительно времени проведения Ферраро-Флорентийского собора можно говорить скорее о дипломатической подготовке папского Рима и европейских государств к созданию антиосманской лиги с целью втянуть Русь и другие страны в эту международную авантюру и о посреднической роли русской дипломатии, но обойти вниманием такой важный с точки зрения внешней политики сюжет невозможно47.
В середине XV в. при Мехмеде II, получившем прозвище Фатих (Завоеватель), мощь Османской империи достигла своей кульминации. В 1453 г., окончательно уничтожив Византийскую империю, государство османов стало представлять серьезную опасность для стран и народов Малой Азии, Кавказа, Центральной и Восточной Европы. Уже в 1389 г., после захвата турками Сербии, для многих европейских и ближневосточных стран степень опасности стала еще более очевидной. Понимали это и в Ватикане. В поисках выхода из тяжелого положения, уже в ходе Ферраро-Флорентийского собора, римско-католическая церковь попыталась вовлечь Русь в формируемый Римом антиосманский союз. Попытки эти предпринимались и в отношении других стран. Особое внимание римских пап, сначала Каликста III, затем Пия II (1458—1464), привлекали Трапезундская империя, Грузия и Малая (Киликийская) Армения как страны, которые после распада Византийской империи создавали на Ближнем Востоке основу жизнедеятельности православия, а также мусульманское государство белобаранных туркмен Ак-Коюнлу. Перспектива разгрома Османской империи совместными усилиями стран Европы и Ближнего Востока представлялась многим западноевропейским политикам и современникам событий реально возможным выходом из кризиса. В то же время политический и военный альянс европейских и ближневосточных государств для совместной борьбы с Турцией в Европе был особенно желательным для стран Балканского полуострова, испытавшим на себе всю тяжесть турецкого ига. Однако на деле ни одно из западноевропейских государств не проявило реальной заинтересованности в борьбе с Турцией. Даже Венеция, понесшая наибольший материальный ущерб, встала на путь соглашений с Османской империей. Единственным, кто был серьезно заинтересован в решении турецкого вопроса, являлся римский папа, которому и принадлежала сама идея создания антиосманской коалиции. Потеряв былую власть в Европе, римские папы старались выйти из кризисного положения и добиться внушительной политической победы, связанной с осуществлением идеи отвоевания у турок Константинополя48. В случае объединения западноевропейцев в борьбе с Турцией под руководством папы были бы решены одновременно две ключевые задачи: с одной стороны, восстановилась бы власть папы над разбежавшейся паствой, а с другой — при завоевании так называемого «византийского или Константинопольского наследства» расширились бы границы духовной империи католицизма, что представляло предмет особой заботы римских пап, добивавшихся унии с представителями восточно-христианских стран. Не случайно, послы Ватикана были направлены и в Грузию, и к персидскому государю Узун-Гассану, и в Московскую Русь, где при активном участии Рима при посредничестве кардинала Виссариона решался вопрос о сватовстве Софьи Палеолог — племянницы последнего византийского императора Константина — и русского царя Ивана Васильевича III, в лице которого искали союзника для создания антитурецкого фронта.
Однако воплотить в действительность свои далеко идущие планы Ватикан в лице пап так и не сумел. Проект антиосманской лиги, где ставка римской курии делалась на крепнувшую Москву и, в частности, предполагалось, что в случае ее объединения с Польшей и Великим княжеством Литовским могла возникнуть такая сила, которая, нанеся концентрированный удар по Османской империи, была бы в состоянии обеспечить безопасность для западноевропейских государств, оказался несостоятельным49. Борьба с Турцией не отвечала политическим и экономическим интересам Руси того времени. Москва преследовала собственные интересы: укрепление государственности, безопасность внешних границ, особенно южных, развитие экономики и территориальное расширение за счет устранения уделов и присоединения новых территорий.
Отголоски унии с новой силой зазвучали в России вновь уже в XVI столетии (Брест-Литовский церковный собор 1596 г. объявил о заключении религиозной унии между Римско-католической церковью и несколькими западно-русскими православными епархиями, находившимися на территории Великого княжества Литовского, Русского и Жмудского, входившего на тот момент в состав Речи Посполитой. По сути Брест-Литовская уния была возвратом к Ферраро-Флорентийской унии)50.
Примечания
1. ТИХОНРАВОВ Н.С. Древнерусская литература. Новый отрывок из путевых записок суздальского епископа Аврамия 1439 г. В кн.: ТИХОНРАВОВ Н.С. Соч. Т. 1. М. 1898; ОСТРОУМОВ И.Н. История Флорентийского собора (Магистерская диссертация, переработанная А. Горским). М. 1847; ГОЛУБИНСКИЙ Е.Е. История русской церкви. Период второй, Московский. Т. II. От нашествия монголов до митрополита Макария включительно. Первая половина тома. М. 1900; КАРТАШЁВ А.В. Очерки по истории русской церкви. Т. 1. М. 1993; МАКАРИЙ (БУЛГАКОВ), митр. История Русской церкви. Кн. 3. М. 1995 и др.
2. Акты Ферраро-Флорентийского собора. Документы и описания Ферраро-Флорентийского собора, изданные Папским институтом восточных исследований. 11 томов (22 книги). Рим. 1940—1977.
3. ГАВРИЛОВ М.Н. Ферраро-Флорентийский собор и Русь. Нью-Йорк. 1955; РАММ Б.Я. Папство и Русь в X—XV вв. М.-Л. 1959; ЧЕРЕПНИН Л.В. Образование русского централизованного государства XIV—XV вв. М. 1960; ЕГО ЖЕ. К вопросу о русских источниках Флорентийской унии. — Средние века. Вып. 25 (1964); МОЩИНСКАЯ Н.В. Хождение Неизвестного Суздальца на Ферраро-Флорентийский собор 1436—1440 гг. — Вопросы русской литературы. Ученые Записки МГПИ им. В.И. Ленина. Т. 389. М. 1970; ЕЕ ЖЕ. Об авторе хождения на Флорентийский собор в 1437—1440 гг. — Литература Древней Руси и XVIII в. Ученые записки МГПИ им. В.И. Ленина. Т. 363. М. 1970; ЕЕ ЖЕ. «Повесть об осьмом соборе» Семеона Суздальского и «Хождение на Ферраро-Флорентийский собор» Неизвестного Суздальца как литературные памятники середины XV в. Автореф. дисс... канд. филол. наук. М. 1972; АЛПАТОВ М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа в XII—XVII вв. М. 1973; ГЛУШАКОВА Ю.Н. Неопубликованные русские грамоты из Ватиканского Архива. — Вопросы истории. 1974, № 6, с. 128—132; Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л. 1987; МЕЙЕНДОРФ Н.Ф. Флорентийский собор: Причины исторической неудачи. — Византийский временник. М. 1991, № 52; УДАЛЬЦОВА 3.B. Борьба византийских партий на Флорентийском соборе и роль Виссариона Никейского в заключении унии. В кн.: Византийская цивилизация в освещении российских ученых 1947—1991. М. 1991, с. 106— 132; ЛОМИЗЕ Е.М. Письменные источники сведений о Флорентийской унии на Московской Руси в середине XV века. В кн.: Россия и православный Восток. М. 1996 идр.
4. КАЗАКОВА Н.А. Западная Европа в русской письменности XV—XVI вв. Л. 1980; Книга хожений: Записки русских путешественников XI—XV вв. М. 1984; СИНИЦЫНА Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV—XVI вв.). М. 1998, с. 58—132; Славяне и их соседи. Греческий и славянский мир в средние века и раннее новое время. Сб. к 70-летию академика Г.Г. Литаврина. М. 1996; РАНСИМЕН С. Великая церковь в пленении. История Константинопольской церкви от падения Константинополя в 1453 г. до 1821 г. СПб. 2006; ФЛОРЯ Б.Н. Исследование по истории Церкви. Древнерусское и славянское средневековье. М. 2007; ЗАНЕМОНЕЦ А.В. Иоанн Евгеник и православное сопротивление Флорентийской унии. СПб. 2008, с. 32—37; ВЕЛИЧКО А.М. История византийских императоров в пяти томах. Т. V. М. 2010, с. 401—422; см. также: ПА- ПДДАКИС А. Христианский Восток и возвышение папства. Церковь в 1071 — 1453 гг. Кн. 4. М. 2010; СИЛЬВЕСТР СИРОПУЛ. Воспоминания о Ферраро-Флорентийском соборе 1438—1439 гг. СПб. 2010; АКИШИН С.Ю. Митрополит Исидор Киевский и проблема церковной унии в поздней Византии. — Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. Екатеринбург. 2013; МАКАРИЙ, архим. Деятельность митрополита-кардинала Исидора на фоне византийской, древнерусской и западноевропейской политики. — Международная жизнь. 2013, декабрь, с. 114— 164; 2014, январь, с. 36—56 и др.
5. НОВИКОВА О.Л. Формирование и рукописная традиция Флорентийского цикла. В кн.: Очерки феодальной России. № 14. М.-СПб. 2010; Ферраро-Флорентийский собор. В кн.: Культура Возрождения. Энциклопедия. Т. II. М. 2011, кн. 2, кол. 1722— 1726; ДАНИЛОВ А.Г. Россия на перекрестках истории. XIV—XIX вв. СПб. 2013.
6. Московский летописный свод конца XV века. ПСРЛ. Т. XXV. М. 2004, с. 235—261; Софийская вторая летопись. ПСРЛ. М. 2001, с. 74—102; Новгородская первая летопись. ПСРЛ. Т. III. СПб. 1841, с. 112; Никоновская летопись. ПСРЛ. Т. XII. М. 2000, с. 23, 25-38, 40-43.
7. Русская историческая библиотека. Т. 6. Ч. 1. СПб. 1908.
8. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. М.-Л. 1950.
9. Книга хожений: Записки русских путешественников XI—XV вв. М. 1984; Исидоров Собор и хожение его (Повесть Симеона Суздальца о восьмом Соборе). Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ). Музейное собрание, № 939. Сб. сочинений по истории Флорентийского собора и хождений (сер. XVII в.), л. 8об.—23.
10. Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче. — Памятники древней письменности и искусства. СПб. 1908, № 168; См. также: ЛУРЬЕ Я.С. Роль Твери в создании Русского национального государства. — Ученые записки ЛГУ. 1936, № 36, серия исторических наук, с. 91—92.
11. ЗИМИН А.А. Витязь на распутье. Феодальная война в России XV в. М. 1991, с. 70-71, 75.
12. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. М.-Л. 1950 (ДДГ): № 8 (ок. 1375). Духовная грамота Дмитрия Ивановича, с. 24; № 12 (1389, апреля 13 — мая 16). Духовная грамота (вторая) великого князя Дмитрия Ивановича, с. 33.
13. ВЕРНАДСКИЙ Г.В. История России: Монголы и Русь. Т. 3. Тверь. 1997.
14. БОРИСОВ Н.С. Русская Церковь в политической борьбе XIV—XV веков. 1986, с. 142-143.
15. АКИШИН С.Ю. Ук. соч., с. 79; МАКАРИЙ, архим. Ук. соч., с. 147.
16. ПИРЛИНГ П. Россия и папский престол. М. 2012, с. 55—56.
17. МАКАРИЙ, архим. Ук. соч., с. 147-148.
18. ПИРЛИНГ П. Ук., соч., с. 58.
19. Новгородская первая летопись. ПСРЛ. Т. III. СПб. 1841, с. 112.
20. Русская историческая библиотека (РИБ). Памятники древнерусского канонического права. Ч. 1. СПб. 1908, стб. 530—531.
21. ЗИМИН А.А. Ук. соч., с. 86; ДДГ, с. 105.
22. ПИРЛИНГ П. Ук. соч., с. 66.
23. Московский летописный свод конца XV века. ПСРЛ. Т. XXV. М. 2004, с. 253. •
24. Книга хожений..., с. 137—151.
25. КЛЮГ Э. Княжество Тверское (1247—1485). Тверь. 1994.
26. Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче. — Памятники древней письменности и искусства. СПб. 1908, № 168; ЛУРЬЕ Я.С. Роль Твери в создании Русского национального государства. — Ученые записки ЛГУ. 1936, № 36, серия исторических наук, с. 91—92.
27. GOTTLOB Dr. Aus den Rechnungsbuchem Eugens IV zur Geschichte des Florentinums Historisches Jahrbuch. V. XIV/1. München. 1893, S. 65; Охранная грамота папы Евгения IV послу русскому Фоме (О тверском посольстве на Ферраро-Флорентийский собор). В кн.: Российское государство в XIV—XVII вв. СПб. 2002; ПОПОВ А. Историко-литературный обзор древнерусских полемических сочинений против латинян (XI—XV вв.). М. 1875.
28. Московский летописный свод конца XV века. ПСРЛ. Т. XXV. М. 2004, с. 253.
29. КАЗАКОВА Н.А. Ук. соч., с. 25-26.
30. Одни источники деспота Дмитрия называют братом императора Иоанна Палеолога, другие (в основном летописные) — одним из сыновей императора. Подробнее см.: Книга хожений..., с. 322.
31. КАРТАШЁВ А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 1. Минск. 2007, с. 369.
32. ГОЛУБИНСКИЙ Е. История Русской Церкви. Период второй, Московский. Т. II. От нашествия монголов до митрополита Макария включительно. Первая половина тома. М. 1900, с. 442.
33. КИРИЛЛИН В.М. Западный мир в восприятии Симеона Суздальского и его современников — участников Ферраро-Флорентийского собора. Древнерусская литература: тема Запада в XIII—XV вв. и повествовательное творчество. М. 2002, с. 131.
34. ПАВЛОВ А. Критические опыты по истории древнейшей греко-русской полемики против латинян. СПб. 1878, приложение, с. 200.
35. МАКАРИЙ (БУЛГАКОВ), митр. История Русской Церкви. Кн. 3. М. 1995, с. 352.
36. Там же, с. 354, 356.
37. КАЗАКОВА Н.А. Первоначальная редакция «Хождения на Флорентийский собор». Труды Отдела древне-русской литературы (ТОДРЛ). Т. 25. М-Л. 1970, с. 68.
38. СИЛЬВЕСТР СИРОПУЛ. Ук. соч., с. 285.
39. КАЗАКОВА Н.А. Ук. соч., с. 64.
40. Там же, с. 257—358.
41. Софийская вторая летопись. ПСРЛ. Т. VI. М. 2001, стб. 102.
42. Русское православие. Вехи истории. М. 1989, с. 80.
43. Московский летописный свод... ПСРЛ. Т. XXV, с. 259. Дальнейшая судьба уже бывшего русского митрополита Исидора сложилась бесславно. Осенью 1452 г. он прибыл из Рима в Константинополь, чтобы от имени папы римского Николая принять в подчинение византийскую церковь: в декабре он служил в Софийском соборе латинскую мессу. При взятии Царьграда турками Исидор был ранен, вновь оказался на Западе, где предпринимал тщетные попытки организовать крестовый поход с целью освобождения от турок бывшей столицы Византии. В 1459 г. был назначен папой Пием II (1458—1464) латинским патриархом Константинополя «под османской властью». Скончался в Риме в апреле 1463 года.
44. ФЛОРЯ Б.Н. Ук. соч., с. 387-408.
45. Там же, с. 387—408.
46. Подробнее см.: Послание великого князя Московского Василия II Васильевича Константинопольскому патриарху. ОР РНБ. Кирилло-Белозерское собрание. № 11/1088. (60-е гг. XV в.), л. 7—17об.; Послание великого князя Василия II Васильевича на Святую гору. Там же. Софийское собрание. № 1454. (2-ая четверть XVI в.), л. 443—445; Послание от Святая горы на Русь благоверному князю Василию Василевичю по Сидоре еретике князю Василию II Васильевичу. Там же. Кирилло-Белозерское собрание. № 22/1099. (сер. XV в.), л. 244—250; Послание патриарха Григория III Маммы, патриарха Константинопольского князю Александру (Олелько) Владимировичу. Там же. Собрание М.П. Погодина. № 1572. Сб. конвалют (XVII в.).
47. МАГИЛИНА И.В. Московское государство и проект антитурецкой коалиции в конце XVI — начале XVII вв. Автореф. дисс. канд. ист. наук. Волгоград. 2009; ЕЕ ЖЕ. Переговоры между Московским государством и Священной Римской империей по поводу заключения антитурецкого соглашения. — Известия Самарского научного центра РАН. 2009, № 2, с. 18—23; ЕЕ ЖЕ. Россия и проект антиосманской лиги в конце XVI — начале XVII вв. Волгоград. 2012.
48. История Европы. Т. 2. Средневековая Европа. М. 1992, с. 581.
49. О миссии представителя римского папы Лудовика да Болонья в Грузии 1459 г., направленного туда с предложением образовать союз восточных государств и примкнуть к антиосманской коалиции стран Западной Европы для совместной борьбы с Турцией. Подробнее см.: ПАЙЧАДЗЕ. Д.Г. Антиосманская коалиция европейских стран и Грузия в 60-х годах XV века. Автореф. дисс. канд. ист. наук. Тбилиси. 1984; КОНТАРИНИ АМВРОСИЙ. Путешествие Амвросия Контарини, посла светлейшей венецианской республики к знаменитому персидскому государю Узун-Гассану, совершенное в 1473 году. Библиотека иностранных писателей о России. Отд. 1. Т. 1. СПб. 1836, с. 5—130; Барбаро и Контарини о России. Л. 1971. Подробнее см.: ПИРЛИНГ. П. Ук. соч.; ЗОНОВА Т.В. Дипломатия Ватикана в контексте эволюции европейской политической системы. М. 2000.
50. ГОРЯНОВ, архиепископ Курганский и Шадринский. Брестская уния 1596 года как церковно-политический плод унионального богословия. К 400-летию окончания Смутного времени в России. — Родная Ладога. № 1, 2013, с. 167—191.