Панцов А. В. Лев Давидович Троцкий

   (0 отзывов)

Saygo

Панцов А. В. Лев Давидович Троцкий // Вопросы истории. - 1990. - № 5. - С. 65-87.

Об этом человеке писать крайне трудно. Его личность сложна, многогранна, противоречива. Его творческое наследие огромно. Уже в 1924 - 1927 гг. оно, далеко не полное, составило 12 томов (14 книг)1. В настоящее время в ФРГ готовится к изданию 80 - 100- томное собрание его сочинений. Библиография посвященных ему работ, подготовленных и опубликованных главным образом за рубежом, также насчитывает десятки книг и статей. Но это только одна сторона проблемы. Другая же связана с тем, что, не будучи знакомыми с этим обильным материалом, многие у нас тем не менее пребывают в уверенности, будто им давно все известно об этом деятеле. Разумеется, в том вина не читателя, а тех, кто, начиная с конца 20-х годов, кормил его псевдотеоретическим суррогатом, предпочитая консолидировать общество не на выстраданном в ходе дискуссий свободном единомыслии соратников, а, по сути дела, на идеях бакунинских изданий общества "Народная расправа", в которых, по словам К. Маркса и Ф. Энгельса, мысль и наука решительно запрещались молодежи "как мирские занятия, способные внушить ей сомнение во все разрушающей ортодоксии"2.

Перестройка и гласность существенно ограничили сферу господства воинствующего догматизма. Однако предубеждения, усваивавшиеся десятилетиями, все еще дают о себе знать. Ведь механическое усвоение нескольких постулатов создает у массы людей иллюзию полного овладения серьезной наукой. А с иллюзиями расставаться непросто. В особенности, если они замешены на сочетании лжи с полуправдой и правдой. И главное, живя иллюзиями, можно совершенно не утруждать себя необходимостью понимать. Вполне достаточно "знать".

"Знать", например, что Л. Д. Троцкий являлся якобы злейшим врагом ленинизма, всю свою жизнь активно боровшимся против большевиков по всем вопросам теории и практики революционного движения. "Параметры" схемы, заданные уже кратким курсом "Истории ВКП(б)", до самого последнего времени полностью выдерживались в нашей литературе. Еще в сентябре 1987 г. этот тезис активно отстаивал в "Советской России" В. М. Иванов, который под флагом борьбы с так называемым перекрашиванием Иудушки фактически выступил против любых попыток серьезного, объективного осмысления политической биографии Троцкого.

В наши дни, с расширением процессов гласности старая концепция начала размываться. Уже в сентябре 1988 г. "Правда" поместила статью Д. А. Волкогонова, в которой был сформулирован (хотя и в весьма осторожной форме) вывод, что Троцкий "в годы его активной деятельности" в партии большевиков "не был врагом революции и социализма". В январе 1989 г. в журнале "Знамя" была перепечатана первая часть труда о сталинизме Р. А. Медведева, показавшего, в частности, что и в последующие годы, в том числе и после высылки из СССР, у Троцкого отсутствовали какие бы то ни было контрреволюционные намерения3. Из полдюжины статей в "Литературной газете", "Московских новостях", "Неве", "Советском Крыме" в СССР стали широко известны обстоятельства убийства Троцкого, организованного НКВД. Новыми шагами по пути восстановления правды явились публикации В. И. Биллика, В. П. Данилова, Ю. И. Кораблева, М. А. Молодцыгина, А. М. Подщеколдина, Л. М. Спирина и В. И. Старцева4, в которых весьма объективно характеризуется политическое поведение Троцкого в различные периоды его жизни.

Вместе с тем в современных статьях по истории большевизма, хлынувших на страницы газет и журналов, в том числе в многочисленных работах Д. А. Волкогонова и Н. А. Васецкого, Троцкий чаще всего предстает неким "злым гением", любившим себя в революции больше, чем самое революцию. То положительное, что было им сделано, если и отмечается, то, как правило, вскользь, на фоне общего негатива, по-прежнему переполняющего статьи такого рода, чтобы подкрепить представление об исключительной беспринципности этого человека. Особенно настойчивы многие авторы в обосновании тезиса о необыкновенной жестокости Троцкого, проявлявшейся в послеоктябрьские годы.

Читая такие статьи, как-то невольно вспоминаешь булгаковского Турбина. "Война нами проиграна! - восклицает он, обращаясь к друзьям. - У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем все на свете. У нас - Троцкий"5. Действительно, что может быть хуже? Ведь мы-то по большинству нынешних публикаций лучше героев М. А. Булгакова знаем, что может нести Троцкий - только насилие, кровь и слезы. И совсем теряется ощущение того, что для Турбина и его товарищей Троцкий - лишь символ политического и военного противника.

И все же что-то не сходится в изложенной схеме. Особенно когда вспоминаются слова: "Тов. Троцкий,.. пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК". Как же так? Неужели В. И. Ленин был столь близорук? Почему же, так часто полемизируя с Троцким, в фактически предсмертном письме он дал ему столь блестящую характеристику? Почему, обратив внимание на негативные личные качества Троцкого ("чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела"), напомнив о его небольшевизме, то есть длительном пребывании вне партии большевиков в дооктябрьский период, специально подчеркнул, что этот небольшевизм "мало может быть ставим" Троцкому "в вину лично"?6.

Почему в октябре 1917 г., накануне взятия власти, обдумывая правомерность выдвижения кандидатами РСДРП (б) в Учредительное собрание в числе других членов партии тех, кто примкнул к ней совсем недавно, в июле-августе, и решительно отвергая кандидатуры Ю. Ларина, М. Н. Покровского и других вновь вступивших, Ленин горячо поддерживал выдвижение Троцкого?7

Почему в конце ноября 1922 г. счел необходимым послать ему телефонограмму, в которой, в частности, сообщил: "Прочел Ваши тезисы относительно нэпа и нахожу их в общем очень хорошими, а отдельные формулировки чрезвычайно удачными, но небольшая часть пунктов мне показалась спорной. Я бы советовал напечатать их пока в газетах, а затем непременно переиздать брошюрой. С некоторыми комментариями они будут особенно удачны для ознакомления иностранной публики с нашей новой экономической политикой"8? И ведь это направлено Троцкому, который в нашем сознании прочно олицетворяет политику "милитаристского социализма"! И речь идет о понимании сущности нэпа, крайне трудно дававшемся огромной массе партийцев.

Почему, наиболее остро ощутив к концу жизни опасность бюрократического перерождения власти (особенно в связи с известным "грузинским делом"), Ленин обратился за поддержкой (а фактически с предложением вступить с ним в блок) не к кому-нибудь, а именно к Троцкому?9 Ведь для нас Троцкий - "патриарх" административно-бюрократической системы!

Так кто же он был, Лев Давидович Троцкий - человек, без которого решительно невозможно понять целую полосу в истории нашей страны? Постараемся осмыслить хотя бы некоторые, наиболее важные, запутанные и соответственно наименее изученные страницы его политической биографии.

Лев Троцкий (Бронштейн) родился 26 октября (7 ноября) 1879 г. на Украине, в селении Яновка Херсонской губернии. Подобно многим другим представителям передовой молодежи России конца прошлого века он довольно рано - 17-летним юношей - начал знакомство с марксистской литературой. Полевению взглядов молодого интеллигента - переходу от "горячего либерализма" к социал-демократизму - в огромной мере способствовало и его непосредственное участие в рабочем движении. В 1897 г. вместе с несколькими единомышленниками он организовал в Николаеве "Южно-русский рабочий союз", который развернул революционную пропаганду в ряде городов Украины. В январе 1898 г. союз был разгромлен полицией, а его руководители арестованы.

Годы тюрем и сибирской ссылки (1898 - 1902) стали для Троцкого периодом углубленного изучения марксизма. В Сибири он установил связи с местными и ссыльными социал- демократами (особенно тесные - с М. С. Урицким и Ф. Э. Дзержинским), вступил в организованный весной 1901 г. Сибирский социал-демократический союз, вел полемику с народниками и анархистами. Тогда же под псевдонимом "Антид Ото" начал публиковать статьи в иркутском журнале "Восточное обозрение", являвшемся трибуной политических ссыльных в Сибири.

В те годы социал-демократическое движение, как известно, переживало период идейного и организационного разобщения. Собирание и объединение партийных сил возглавила группа газеты "Искра". Один из самых горячих ее сторонников, Троцкий стремился как можно более деятельно участвовать в ее работе и, бежав осенью 1902 г. из ссылки, стал сотрудничать в самарском искровском центре (группе агентов газеты).

Деятельность Троцкого и в особенности его публицистические статьи принесли ему определенную известность в среде социал-демократов (его партийная кличка того времени - Перо). Руководитель самарского центра Г. М. Кржижановский, по некоторым данным, по личной рекомендации Ленина помог Троцкому эмигрировать, и в конце 1902 г. в Лондоне он впервые встретился с Лениным, который оценил его как "очень энергичного и способного товарища"10 . В Лондоне Троцкий включился в работу по подготовке II съезда РСДРП, по рекомендации В. И. Ленина, Ю. О. Мартова и В. И. Засулич участвовал в заседаниях редколлегии "Искры". Наиболее сильное влияние на него в тот период оказал Мартов.

В работе II съезда РСДРП (июль - август 1903 г.) Троцкий принял участие как один из двух делегатов Сибирского союза. Судя по протоколам съезда, расхождения между ним и Лениным проявились только по двум принципиальным пунктам повестки дня: по § 1 Устава и по выборам центральных партийных органов. Это явствует и из "Дневника заседаний II съезда РСДРП", который вел Ленин11. Вместе они отстаивали идею строительства партии на принципах автономии ее организаций, а не на базе федерализма. Никаких разногласий между ними не было и по вопросу о партийной программе. В ходе бурной полемики с лидером "экономистов" В. П. Акимовым, оспаривавшим правомерность внесения в программу партии пункта о диктатуре пролетариата, Троцкий, правда, высказал мысль о том, что диктатура пролетариата станет возможна лишь тогда, когда "социал-демократическая партия и рабочий класс... будут наиболее близки к отождествлению" и когда рабочий класс составит большинство нации12. Но это не вызвало возражений Ленина или кого-либо из его сторонников. Да и строить на основе этой полемической оговорки какую-либо теорию Троцкий никогда не пытался. Наоборот, менее чем через три года, доказывая неизбежность социалистической революции в России, он подчеркивал: "Само собой разумеется, что рост политического сознания опирается на рост численности пролетариата, причем пролетарская диктатура предполагает, что пролетариат достиг такой численности, что может преодолеть сопротивление буржуазной контрреволюции. Это вовсе не значит, однако, что "подавляющее большинство" населения должно состоять из пролетариев, а "подавляющее большинство" пролетариата - из сознательных социалистов"13.

Особенно активно Троцкий защищал ленинские принципы аграрной части программы. Возражая тем, кто не верил в революционные потенции крестьян, он заявил: "На Западе, говорят нам, социал-демократия не имеет успеха в крестьянстве. Но на Западе партия пролетариата выступила тогда, когда революционное крестьянство уже закончило свою роль. У нас положение иное. В наступающий революционный период мы должны связать себя с крестьянством - как в интересах крестьянской бедноты, так и в интересах пролетариата". Выступление Троцкого было высоко оценено Лениным14.

Дискуссия по § 1 Устава развернулась, как известно, вокруг двух формулировок - ленинской и мартовской. Ленин предлагал считать членом РСДРП всякого, кто, помимо прочего, поддерживает партию "личным участием" в одной из партийных организаций. Мартов настаивал на достаточности "личного содействия". Полемика, таким образом, шла вокруг самого понятия "партия", принципов ее организационного строительства. Центром разногласий фактически стал вопрос о соотношении внутрипартийной демократии и централизма. Мартов и его единомышленники, одним из которых был и Троцкий, ратовали за широкую, эластичную организацию, члены которой могли не связывать себя жесткой партийной дисциплиной. Ленин же, наоборот, отстаивал централизацию, специально подчеркивая необходимость оберегать твердость, выдержанность и чистоту партии. Создание крепкой централизованной организации во многом диктовалось условиями оппозиционной политической деятельности в тогдашней России, придавленной диктатурой царизма. Вместе с тем можно понять и позицию мартовцев. Ведь в сознании участников революционного демократического движения были еще живы образы Робеспьера, Ткачева, Нечаева и других революционеров-экстремистов, скомпрометировавших понятия "организационный централизм" и "революционная дисциплина". Именно поэтому на съезде, и особенно после него, Троцкий настойчиво повторял мысль о том, что организационное подчинение индивидуума партии приведет к перерождению последней в узкую радикально-заговорщическую организацию.

Наиболее резко Троцкий критиковал организационные планы Ленина в своей брошюре "Наши политические задачи", которая вышла через год после съезда, в августе 1904 года. Желая показать, к чему может привести чрезмерное увлечение централизмом, Троцкий нарисовал такую картину: "Партийная организация (то есть аппарат партии. - А. П.) "замещает" собою Партию, ЦК замещает партийную организацию, и, наконец, "диктатор" замещает собою ЦК... комитеты делают "направление" и отменяют его в то время, как "народ безмолвствует"... "организация профессиональных революционеров", точнее, ее верхушка, является центром социал-демократического сознания, а под этим центром- дисциплинированные исполнители технических функций"15.

Больно сознавать, насколько точными оказались эти прогнозы. Однако сам Троцкий, вспоминая о них спустя много лет, писал, что в полемике прибег к "логическому доведению до абсурда" принципов ленинской организационной политики16. Он отвергал ту точку зрения, что методы сталинизма были заложены Лениным на II съезде РСДРП: "Прогноз в моей юношеской брошюре вовсе не отличается той исторической глубиной, какую ему неосновательно приписывают некоторые авторы... Собственная организационная политика [Ленина] вовсе не представляет одной прямой линии. Ему не раз пришлось давать отпор излишнему централизму партии и апеллировать к низам против верхов. В конце концов партия в условиях величайших трудностей, грандиозных сдвигов и потрясений, каковы бы ни были колебания в ту или иную сторону, сохраняла необходимое равновесие элементов демократии и централизма"17. Следуя логике разногласий относительно устава, Троцкий встал в оппозицию Ленину и в вопросе о выборах центральных партийных органов. Голосование, как известно, принесло победу Ленину, Троцкий оказался в рядах меньшинства.

Его пребывание в меньшевистской фракции было недолгим. Уже в 1904 г. разногласия между ним и лидерами меньшевиков относительно возможностей гегемонии пролетариата в революции достигли такой степени, что в сентябре Троцкий объявил об отходе от меньшевиков. Но и к большевистской фракции он не примкнул.

Январские события 1905 г. в России побудили Троцкого вернуться на родину. Он принял активнейшее участие в революции, будучи заместителем председателя Петербургского Совета рабочих депутатов Г. С. Хрусталева-Носаря, а после ареста последнего - главой Временного президиума исполкома Совета. В начале декабря 1905 г. был арестован и он и в январе 1907 г. во второй раз выслан в Сибирь.

Все это время Троцкий вел напряженную теоретическую и публицистическую деятельность, наибольшее внимание уделяя стратегическим проблемам революции, в том числе вопросу о ее непрерывности (перманентности) и связи с мировым революционным процессом в новую историческую эпоху. В 1906 г. в работе "Итоги и перспективы" он в систематическом виде изложил свою теорию перманентной революции, разработку которой начал за год до этого вместе с А. Л. Парвусом.

Схематически она может быть выражена следующим образом. Российская буржуазия не способна возглавить революционное движение, поэтому полная победа демократической революции в России мыслима не иначе, как в форме диктатуры пролетариата, опирающегося на крестьянство. Только рабочее правительство, поддержанное крестьянством, в силах разрешить весь комплекс проблем, стоящих перед революцией. Ни буржуазная диктатура, ни даже революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства не в состоянии этого сделать. Пролетарская диктатура, которая неминуемо осуществит не только социалистические, но и, попутно, демократические задачи, даст в то же время могущественный толчок международной социалистической революции. Победа пролетариата на Западе оградит Россию от буржуазной реставрации и обеспечит ей торжество социализма.

Как видим, Троцкий никоим образом не отрицал революционной роли крестьянства как союзника пролетариата, его опоры. Скорее он ее в то время переоценивал, ибо, согласно его концепции (как она изложена в "Итогах и перспективах"), выходило, что крестьянство в России в 1905 - 1906 гг. уже было готово поддержать диктатуру пролетариата. Недооценивал же он, похоже, нечто совсем иное - способность определенных слоев крестьянства к политической самостоятельности. Поэтому он считал излишним, чтобы пролетариат даже временно, пока будут решаться демократические задачи революции, допустил влияние крестьянства (то есть соответствующих крестьянских партий) на свою правительственную политику. При этом он, однако, отнюдь не исключал, а наоборот, считал естественным вхождение в рабочее правительство революционных представителей непролетарских общественных групп. "Здравая политика заставит пролетариат приобщить к власти влиятельных вождей мещанства, интеллигенции или крестьянства, - писал он. - Весь вопрос в том, кто даст содержание правительственной политике, кто сплотит в ней однородное большинство?.. Можно, конечно, назвать это правительство диктатурой пролетариата и крестьянства, диктатурой пролетариата, крестьянства и интеллигенции или, наконец, коалиционным правительством рабочего класса и мелкой буржуазии. Но все же останется вопрос: кому принадлежит гегемония в самом правительстве и через него в стране? И когда мы говорим о рабочем правительстве, то этим мы отвечаем, что гегемония будет принадлежать рабочему классу"18.

Теория Троцкого, таким образом, представляла собой программу непосредственно социалистической революции в России. Задолго до Ленина он обосновывает идею не только возможности, но и неизбежности победы социалистической революции в одной стране, причем в стране отсталой в социально-экономическом и политическом отношениях, являвшейся наиболее слабым звеном мировой капиталистической системы. Вот что он писал по этому поводу: "В стране, экономически более отсталой, пролетариат может оказаться у власти раньше, чем в стране капиталистически передовой... Представление о какой-то автоматической зависимости пролетарской диктатуры от технических сил и средств страны - представляет собою предрассудок упрощенного до крайности "экономического" материализма. С марксизмом такой взгляд не имеет ничего общего. Русская революция создает, на наш взгляд, такие условия, при которых власть может (при победе революции должна) перейти в руки пролетариата"19.

Концепция Ленина была в то время другой. Ее общий смысл, как известно, сводится к следующему: российская буржуазия по своему классовому положению действительно не способна довести свою собственную революцию до конца, однако в России не созрели еще условия для непосредственного социалистического переворота. Революционный процесс должен, следовательно, вначале все же пройти через этап буржуазно-демократической революции, но последняя примет форму народной революции при гегемонии пролетариата. Вместе с тем решительная победа революции над царизмом приведет не к пролетарской диктатуре, а к революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства, то есть к совместной власти этих двух классов. Рабоче-крестьянская диктатура очистит страну от средневековья для широкого и быстрого, европейского, а не азиатского, развития капитализма, укрепит пролетариат в городе и деревне и откроет возможности для перевода революции на социалистический этап. Победа буржуазно-демократической революции в России вызовет почти неминуемо сильнейший толчок к социалистической революции на Западе, а эта последняя не только оградит Россию от опасности реставрации, но и позволит русскому пролетариату в относительно короткий срок прийти к завоеванию власти.

Обе концепции коренным образом отличались от меньшевистского взгляда на революцию. С точки зрения меньшевиков, победа российской буржуазной революции была мыслима лишь под руководством либеральной буржуазии и должна была передать власть этой последней; буржуазно-демократический режим позволил бы российскому пролетариату с несравненно большими, чем прежде, шансами на успех вести борьбу за социализм.

Если мы забудем на минуту о той напряженной полемике, которая имела место в рассматриваемый период между сторонниками всех трех концепций, то увидим, что возможность реализации любой из них зависела от ряда конкретных условий, во многом определялась готовностью масс к революционному действию. Ленин, например, сам видоизменил свою точку зрения в марте 1917 г., выдвинув курс на социалистическую революцию, в ходе которой большевики "решали вопросы буржуазно-демократической революции походя, мимоходом, как "побочный продукт"... главной и настоящей, пролетарски-революционной, социалистической работы"20. Да, действительно, программа Троцкого была преждевременной, однако это отнюдь не свидетельствует о ее полной бессмысленности. Следует помнить, что в первые годы после Октябрьской революции работа Троцкого "Итоги и перспективы" неоднократно переиздавалась, в том числе на иностранных языках, как теоретическое истолкование Октября.

Весной 1907 г., вторично бежав из Сибири, Троцкий вновь прибыл в Лондон, где принял участие в работе V съезда РСДРП. Затем последовали долгие годы эмиграции, пропаганды теории перманентной революции. В то же время, оставаясь формально вне фракций, Троцкий прилагал немало усилий для примирения меньшевиков и большевиков. С этой целью летом 1912 г. в Вене он создал в рамках российской социал-демократии "августовский блок", на деле объединивший лишь сторонников Троцкого, а также часть бундовцев, меньшевиков и ликвидаторов. Точка зрения Троцкого по вопросу об объединении различных групп РСДРП не изменилась и с началом мировой войны, несмотря на то, что он сам занял решительные интернационалистские позиции и всю войну выступал с осуждением политики империализма под лозунгом "пролетарской революции".

Объединительная деятельность Троцкого объективно наносила вред российскому, да и международному социал-демократическому движению. Не случайно именно к этому времени относятся наиболее негативные характеристики Троцкого со стороны Ленина, в том числе и наиболее уничижительная из них - "Иудушка"21. Ничуть не оправдывая политической линии Троцкого тех лет, хотелось бы тем не менее подчеркнуть, что это прозвище-приговор, ставшее спустя два десятка лет знаменитым, сам Ленин в открытой полемике не употреблял. Оно было обнародовано лишь 21 января 1932 года. Именно в этот день "Правда" поместила написанную Лениным в январе 1911 г. и им самим ни тогда, ни позже не пущенную в печать черновую заметку "О краске стыда у Иудушки Троцкого". Что же касается большинства принципиальных ошибок, допущенных Троцким в период между двумя российскими революциями, то он и сам их не раз признавал. Приведем только одну цитату: "Автор, - писал он о себе в 1919 г., - впадал... в ошибку в оценке боровшихся фракций социал-демократии... Стоя в эмиграции вне обеих фракций, автор недооценивал того капитальнейшего факта, что по линии разногласий между большевиками и меньшевиками фактически шла группировка несгибаемых революционеров, с одной стороны, и элементов, все больше и больше разъедавшихся оппортунизмом и приспособленчеством - с другой"22.

Февральская революция застала Троцкого в США. Быстро осознав преходящий характер совершавшихся в России событий, он сразу же подверг в нескольких статьях резкой критике лидеров меньшевиков, призывавших к поддержке Временного правительства, вновь подчеркнул необходимость социалистической революции23. Позиции Троцкого по отношению к буржуазии, Временному правительству, войне, международной революции совпали с установками Ленина, сформулированными в посланных им из Швейцарии в Петроград, в редакцию "Правды" "Письмах из далека"24. Так независимо друг от друга и Ленин и Троцкий в марте 1917 г. пришли, по существу, к единым стратегическим выводам, вытекавшим из сложившегося в результате Февральской революции положения в России. Это следует подчеркнуть особо, тем более если иметь в виду, что в то же время Русское бюро ЦК РСДРП, которое возглавляли А. Г. Шляпников, М. И. Калинин, В. М. Молотов и некоторые другие старые большевики, а также редакция "Правды", руководимая Сталиным и Каменевым, не смогли дать ответа на ряд принципиальных вопросов, выдвинутых революцией. Подлинный переворот в головах значительного числа руководителей РСДРП(б) произвели ленинские "Апрельские тезисы", выступления Ленина на Петроградской общегородской и VII Всероссийской конференциях РСДРП(б) в апреле 1917 года.

Вернувшись в Петроград в начале мая, Троцкий сразу же присоединился к группировке, именовавшейся "Междурайонная организация объединенных социал-демократов". Многие члены этой организации были его старыми соратниками. Ко времени приезда Троцкого межрайонцы, ранее (с ноября 1913 г.) выступавшие за слияние различных фракций партии, уже отказались от примиренчества по отношению к оборонцам, в целом заняв позиции интернационалистов. 10 мая 1917 г. они провели конференцию, решения которой в принципе совпадали с постановлениями VII Всероссийской конференции большевиков. "Политические резолюции межрайонцев в основном взяли правильную линию разрыва с оборонцами", - писал по этому поводу Ленин25 . Все это заложило основу для объединения межрайонцев с большевиками. В конце мая 1917 г. на выборах в районные думы Петрограда они выступали вместе. Активная, по существу, пробольшевистская деятельность межрайонцев, в рядах которых, помимо Л. Д. Троцкого, находились и такие известные революционеры, как М. М. Володарский, А. А. Иоффе, Л. М. Карахан, А. В. Луначарский, Д. З. Мануильский, М. С. Урицкий, К. К. Юренев, снискала многим из них уважение не только в среде петроградских рабочих, но и в РСДРП(б). Именно поэтому в дни июльского кризиса межрайонцы подверглись не менее жестокому, чем большевики, преследованию. 23 июля Троцкий был арестован и препровожден в "Кресты", откуда освобожден только 2 сентября26.

Он еще находился в тюрьме, когда состоялся VI съезд РСДРП27 (конец июля - начало августа 1917 г.), на котором был официально оформлен прием членов Междурайонной организации в состав партии большевиков. Признанием его личных заслуг перед российским революционным движением (никто тогда и не думал вспоминать о каких-то ошибках) явилось заочное избрание Троцкого вначале одним из почетных председателей съезда, а затем - членом ЦК. При выборах ЦК он наряду с Каменевым получил третий (после Ленина и Зиновьева) результат - 131 голос из 134, то есть был признан одним из четырех вождей партии. Кроме того, съезд решил выставить его кандидатуру (вместе с кандидатурами Ленина, Зиновьева, Коллонтай и Луначарского) на выборах в Учредительное собрание.

Сразу же после освобождения из тюрьмы Троцкий принял деятельное участие в организации отпора Корнилову, а затем в непосредственной подготовке вооруженного восстания против Временного правительства. Как и большинство других членов ЦК, главное внимание в тот период он уделял политическому и техническому обеспечению назревавшего переворота, всю свою энергию направляя на максимальное ускорение большевизации Советов, завоевание на сторону большевиков солдат Петроградского гарнизона, на вооружение рабочих. 24 сентября ЦК РСДРП(б) принял решение "проводить" Троцкого председателем Петроградского Совета28. Встав во главе него, Троцкий развернул работу по практической организации восстания. В середине октября он взял в свои руки руководство созданным при Совете Военно-революционным комитетом29. Незадолго до этого он был избран в первый состав Политбюро ЦК. (Кроме Троцкого, членами Политбюро тогда стали Ленин, Зиновьев, Каменев, Сталин, Сокольников и Бубнов.)

В сентябре - октябре в ЦК шли споры о сроках и перспективах вооруженного выступления. Велика была ответственность, ложившаяся на плечи большевиков. Против восстания высказались Каменев и Зиновьев; их взгляды в основном разделял Луначарский. Диаметрально противоположную позицию отстаивал Ленин, уже с 10-х чисел сентября призывавший к немедленному захвату власти. Большинство же, признавая, что "вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело"30, считало, что к успешному выступлению партия еще недостаточно готова в силу ряда конкретных причин. Значительное число партийных работников предпочитало дождаться II Всероссийского съезда Советов и начать восстание, заручившись его поддержкой. Есть основания полагать, что такой позиции придерживался, в частности, Сталин. Об этом довольно красноречиво свидетельствует его речь на торжественном заседании, посвященном 50-летию Ленина, в апреле 1920 года. Вспоминая о подготовке Октябрьской революции, Сталин заявил: "У нас в ЦК было решение идти вперед по пути укрепления Советов, созвать съезд Советов, открыть восстание и объявить съезд Советов органом государственной власти. Ильич, который в то время скрывался, не соглашался... Несмотря на все требования, мы пошли дальше по пути укрепления [Советов] и предстали 25 октября перед картиной восстания"31.

Но были и другие руководители партии, которые стремились использовать лозунг созыва съезда Советов лишь как легальное прикрытие для мобилизации масс и технического обеспечения выступления в любой подходящий момент, близкий к съезду Советов, но вовсе не обязательно после его созыва. Именно к этой группе принадлежал и Троцкий, доказательством чему является, в частности, его выступление на заседании Петроградского Совета 18 октября. Явно стремясь сбить с толку меньшевиков и правых эсеров, он в ответ на запрос ряда депутатов относительно возможности вооруженного выступления большевиков объявил, что оно не назначено, но "при первой попытке контрреволюции сорвать съезд, - мы ответим контрнаступлением, которое будет беспощадным и которое мы доведем до конца"32. Разумеется, Троцкий, решительный сторонник революционного переворота, не стал бы открыто говорить о вероятности вооруженного восстания в дни съезда, если бы связывал с последним все свои надежды на успех революции. Ленин отнесся к его выступлению с одобрением, фактически расценив процитированное заявление как обманный маневр. "Неужели трудно понять, - писал он 19 октября, - что Троцкий не мог, не имел права, не должен перед врагами говорить больше, чем он сказал. Неужели трудно понять, что долг партии, скрывшей от врага свое решение (необходимости вооруженного восстания, о том, что оно вполне назрело, о всесторонней подготовке и т. д.), что это решение обязывает при публичных выступлениях не только "вину", но и почин сваливать на противника. Только дети могли бы не понять этого"33.

Учитывая все это, будет правильным констатировать, что Троцкий сыграл в подготовке Октябрьской революции выдающуюся роль. В первые годы Советской власти это ни у кого, в том числе у врагов Троцкого, не вызывало сомнений.

В первом Советском правительстве он занял пост народного комиссара по иностранным делам. К сожалению, протоколы совещания, решавшего вопрос о составе первого Совнаркома, отсутствуют (их попросту не вели), вследствие чего нельзя с достаточной достоверностью утверждать, как проходило назначение на правительственные посты. По воспоминаниям самого Троцкого, его назначению предшествовала полемика: Ленин первоначально назвал его кандидатуру на пост председателя Совета народных комиссаров, аргументируя это тем, что Троцкий стоял "во главе петроградского Совета, который взял власть". По предложению Троцкого такой вариант был отвергнут без прений. Тогда Ленин стал настаивать на назначении Троцкого наркомом внутренних дел, так как считал главной ближайшей задачей Советской власти борьбу с контрреволюцией. "Я возражал, - вспоминал Троцкий, - и, в числе других доводов, выдвинул национальный момент: стоит ли, мол, давать в руки врагам такое дополнительное оружие, как мое еврейство? Ленин был почти возмущен: "У нас великая международная революция, - какое значение могут иметь такие пустяки?" На эту тему возникло у нас полушутливое препирательство. "Революция-то великая, - отвечал я, - но и дураков осталось еще не мало". - "Да разве ж мы по дуракам равняемся?" - "Равняться не равняемся, а маленькую скидку на глупость иной раз приходится делать: к чему нам на первых же порах лишнее осложнение?" Троцкий завоевал на свою сторону Я. М. Свердлова и некоторых других членов ЦК. "Льва Давыдовича надо противопоставить Европе, пусть берет иностранные дела", - заявил Свердлов34. Ленин согласился.

29 ноября (12 декабря) 1917 г. Троцкий как один из наиболее авторитетных руководителей большевистской партии вошел наряду с Лениным, Свердловым и Сталиным в специальное узкое бюро ЦК, которому ввиду трудностей собирать в той чрезвычайной обстановке заседания Центрального Комитета было предоставлено право решать все экстренные дела "с обязательным привлечением к решению всех членов ЦК, находящихся в тот момент в Смольном"35.

Важнейшим для новой власти вопросом было заключение всеобщего демократического мира, и Троцкий принялся за его разрешение. Однако убедить державы Антанты в необходимости прекратить войну не удалось, и Советское правительство начало в Брест-Литовске сепаратные переговоры о мире с Германией и ее союзниками.

Ко времени брестских переговоров относятся, по-видимому, первые в послеоктябрьский период, довольно кратковременные разногласия Троцкого с Лениным. Чтобы понять тогдашнюю точку зрения Троцкого, надо прежде всего иметь в виду следующее: Троцкий не хуже других понимал неспособность России вести военные действия и не одобрял бухаринского лозунга немедленной "революционной войны". Вместе с тем он считал необходимым как можно дольше затягивать переговоры с тем, чтобы дать европейскому пролетариату время воспринять и сам факт советской революции, и проводимую ею политику всеобщего демократического мира. И в этом позиция Троцкого ничем не отличалась от ленинской. "Тактика Троцкого, поскольку она шла на затягивание, была верна", - указывал Ленин36. Их точки зрения разошлись лишь тогда, когда встал вопрос, до какого предела тянуть с подписанием грабительского мира. И если Ленин считал, что надо "держаться" до ультиматума немцев, то Троцкий был убежден: надо предоставить рабочим Европы бесспорное доказательство того, что мы лишь под штыками на время отказываемся от принципов демократического мира. В противном случае, по мысли Троцкого, империалисты могли изобразить переговоры как "комедию с искусно распределенными ролями" и тем самым ослабить влияние Октября на рабочие массы. Именно этим объяснялась формула: "войну прекращаем, армию демобилизуем, но мира не подписываем".

Конечно, сейчас, когда известно, как развивались события, этот лозунг может выглядеть авантюрным. Но в то время большинству руководителей партии он таковым не казался, они считали высшим своим долгом сделать все возможное, чтобы приблизить время мировой революции. Особые надежды многие коммунисты возлагали на победу социалистической революции именно в Германии. Подписание же Брестского договора позволяло немецким империалистам перебросить часть войск с фронта на подавление вероятных выступлений германского пролетариата. Кроме того, в тот момент еще не существовало ответа на вопрос: сможет или нет Германия наступать? Ведь вместо того, чтобы воевать, немцы сели за стол переговоров!

В позиции Троцкого были свои политические преимущества. Она лишала оснований обвинение большевиков в измене принципам всеобщего демократического мира и в то же время устраняла формальный повод для интервенции держав Антанты против нарушившей союзнический долг России. Наконец, тем самым значительно сглаживались расхождения во взглядах между "левыми коммунистами" и Лениным. Ведь по мере того как переговоры в Брест-Литовске близились к критической черте, "левое" течение в партии привлекало все больше сторонников, и в создавшихся условиях простое принятие немецкого ультиматума могло вызвать раскол в рядах большевиков.

Это, разумеется, не означает, что позиция Троцкого была неуязвимой для критики. Серьезные возражения против нее могли, по всей видимости, лежать в двух областях: во-первых, в случае быстрого продвижения противника в руки немцев могла попасть значительная часть артиллерии и иного военного имущества, а также большая территория, что еще более ослабило бы Советскую Россию. Во-вторых, создавалась опасность того, что немцы, успешно развивая наступление, вообще не пошли бы больше на разговор о мире с Советами. Опасность эта, впрочем, представлялась многим руководящим работникам партии эфемерной.

Формула Троцкого получила большинство голосов на заседании ЦК И (24) января 1918 г., а также на соединенном заседании Центральных комитетов большевиков и левых эсеров, состоявшемся на следующий день37. Так что, отвергая в Бресте немецкий ультиматум, Троцкий действовал в соответствии с решением ЦК обеих правящих партий. Да, действительно, между ним и Лениным существовала личная договоренность "держаться" до ультиматума немцев, а после ультиматума - сдать позиции38. Но нельзя не признать, что такая договоренность шла вразрез с постановлением ЦК. Никакой письменной директивы Ленина подписать мир Троцкий не имел. В ответ на свой запрос по поводу ультиматума он получил 28 января телеграмму (за подписями Ленина и Сталина), в которой говорилось: "Наша точка зрения Вам известна; она только укрепилась за последнее время". Как можно было расценить данную телеграмму? Как приказ председателя Совнаркома подписать договор или как подтверждение решения ЦК? Скорее всего, последнее. Под телеграммой стояла подпись не только Ленина, но и Сталина, который ничего не мог знать о личной договоренности между Лениным и Троцким, а главное, в ней подчеркивалось, что достигнут успех в войне против Центральной Рады39.

16 февраля германское командование заявило о прекращении перемирия и возобновлении с 12 часов дня 18 февраля военных действий. На состоявшемся 17 февраля вечером заседании ЦК Троцкий, естественно, голосовал против ленинского предложения немедленно послать Германии предложение вступить в новые переговоры для подписания мира, так как немцы пока не начинали боевых операций, и для всех, кто следил за развитием событий, их заявление могло означать не более, чем дипломатический маневр. В то же время, когда на голосование был поставлен вопрос: "Если мы будем иметь как факт немецкое наступление, а революционного подъема в Германии и Австрии не наступит, заключаем ли мы мир?" - он вместе с Лениным ответил положительно. И как только факт немецкого наступления стал совершенно очевиден (к вечеру 18 февраля), Троцкий проголосовал за обращение к немцам с предложением незамедлительного заключения мира40, а уже 22 февраля он сделал официальное заявление о том, что снимает с себя звание наркома по иностранным делам, что должно было подчеркнуть поворот в политике Советского государства.

Разумеется, все сказанное не снимает с Троцкого ответственности за то, что нашей стране пришлось в итоге заключить мир на худших условиях, чем, вероятно, было возможно. Вместе с тем необходимо представлять крайнюю сложность и противоречивость той ситуации, в которой требовалось принять правильное решение.

В марте 1918 г. Троцкий был назначен наркомом по военным делам и председателем Высшего военного совета. В апреле того же года он стал одновременно и наркомом по морским делам, а в сентябре - председателем создаваемого Реввоенсовета Республики. Таким образом, он возглавил работу по строительству Красной Армии и ее мобилизации на разгром внутренних и внешних врагов. Следует при этом вспомнить, в какой обстановке и из какого социального материала приходилось ее формировать. Бывшая царская армия развалилась. Солдаты, в массе своей полуграмотные крестьяне, воевать не хотели - ни за царя, ни за Советы, и времени на создание новой армии практически не было. В этой ситуации от председателя РВСР требовались прежде всего железная воля и целеустремленность, энергия и самоотверженность. Всеми этими качествами Троцкий обладал в избытке. Не только и не столько на основе принуждения (введение смертной казни и т. п.) была в самые краткие сроки организована Красная Армия. Как и другие большевики, Троцкий сплачивал ее прежде всего на основе широкой пропаганды коммунистических идеалов, уделяя при этом, разумеется, неослабное внимание укреплению дисциплины. В его арсенале была не только "дубина гражданской войны", но и яркое революционное слово41. Да, он считал, что "нельзя строить армию без репрессий", однако в то же время был убежден, что "армии все же не создаются страхом". "Царская армия распалась не из-за недостатка репрессий, - писал он спустя несколько лет после гражданской войны. - Пытаясь спасти ее восстановлением смертной казни, Керенский только добил ее. На пепелище великой войны большевики создали новую армию... Сильнейшим цементом новой армии были идеи октябрьской революции"42. Преодолевая в красноармейских частях партизанщину, привлекая на службу бывших кадровых офицеров, он неизменно пользовался в этом ленинской поддержкой. Именно в союзе с Лениным Троцкий вел в те годы борьбу с деятелями так называемой "военной оппозиции" (И. В. Сталин, К. Е. Ворошилов, В. М. Смирнов и др.), сопротивлявшимися организации регулярных вооруженных сил.

В суровый час испытаний, в эпоху партизанщины и недисциплинированности жесткие методы были в основе своей необходимы. Шла открытая гражданская война, и Ленин в целом высоко оценивал деятельность Троцкого в те годы. В июле 1919 г., например, он по собственной инициативе даже вручил ему чистый бланк, своего рода мандат, выражавший высшую форму доверия и поддержки, В этот бланк Троцкий мог вписывать любое решение, которое считал нужным, а Ленин заранее утверждал его, о чем гласило обращение внизу бланка: "Товарищи! Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело. В. Ульянов (Ленин)"43. Конечно, имели место и разногласия, однако в основных направлениях политики Ленин и Троцкий были едины.

Как председатель РВСР Троцкий принимал непосредственное участие в разработке операций по разгрому Колчака, Деникина, Юденича, белополяков. За оборону Петрограда он был награжден орденом Красного Знамени. Возглавляя Красную Армию, состоявшую преимущественно из крестьян, Троцкий не мог не видеть и необходимости укрепления смычки крестьянства с рабочим классом, от чего в решающей степени зависела судьба Советской власти, и потому неизменно отстаивал принципиальное значение линии на союз с середняком, решительно осуждая проявлявшееся в те годы в партии недостаточно внимательное или поверхностное отношение к этому вопросу. "И при наличии победоносной пролетарской революции на Западе, - указывал он, например, в марте 1919 г. в докладной записке в ЦК с Волги, - нам в нашем социалистическом Строительстве придется в огромной степени исходить из того же середняка, втягивая его в социалистическое хозяйство"44.

Враги революции стремились посеять рознь среди ее вождей, распространяя, в частности, молву о "крупных разногласиях" между ними по вопросу о крестьянине-середняке. В феврале 1919 г. сначала Троцкий, а затем Ленин были вынуждены выступить в печати с опровержениями. "Товарищ Троцкий уже дал свой ответ... в "Известиях ЦИК" от 7 февраля, - писал Ленин. - ...Слухи о разногласиях между мною и им самая чудовищная и бессовестная ложь, распространяемая помещиками и капиталистами, или их вольными и невольными пособниками. Я, со своей стороны, целиком подтверждаю заявление товарища Троцкого. Никаких разногласий у нас с ним не имеется"45.

Вместе с тем практика "военного коммунизма", в частности продразверстка, все более подрывала доверие крестьян к Советам. Надо было менять политику, и именно Троцкий одним из первых в руководстве РКП(б) заговорил о необходимости коренных изменений в этой сфере. В феврале 1920 г., находясь на Урале, где он некоторое время руководил хозяйственной работой, Троцкий на практике начал убеждаться в том, что методы продразверстки исчерпали себя. Вернувшись в Москву, он 20 марта представил в ЦК на имя В. И. Ленина, Н. Н. Крестинского, Н. И. Бухарина и Л. Б. Каменева "черновой набросок соображений по продовольственной политике", в котором сформулировал идею замены продовольственной разверстки натуральным налогом. В этом документе, озаглавленном "Основные вопросы продовольственной и земельной политики", говорилось: "Продовольственная политика построена на отобрании излишков (сверх потребительной нормы). Это толкает крестьянина к обработке земли лишь в размерах потребности своей семьи. В частности, декрет относительно изъятия 3-й коровы как излишней на деле приводит к тайному убою коров, к спекулятивной распродаже мяса и к разрушению молочного хозяйства. Промышленность теряет рабочую силу, земледелие эволюционирует в сторону увеличения числа самодовлеющих продовольственных хозяйств. Этим самым подрывается основа продовольственной политики, построенной на извлечении излишков... продовольственные ресурсы грозят иссякнуть, против чего не может помочь никакое усовершенствование реквизиционного аппарата. Бороться против таких тенденций хозяйственной деградации возможно следующими методами: 1) заменив изъятие излишков известным процентным отчислением (своего рода подоходный прогрессивный натуральный налог) с таким расчетом, чтобы более крупная запашка или лучшая обработка представляли все же выгоду; 2) установив большее соответствие между выдачей крестьянам продуктов промышленности и количеством ссыпанного ими хлеба не только по волостям и селам, но и по крестьянским дворам... Во всяком случае очевидно, что нынешняя политика уравнительной реквизиции по продовольственным нормам, круговой поруки при ссыпке и уравнительного распределения продуктов промышленности направлена на понижение земледелия, на распыление промышленного пролетариата и грозит окончательно подорвать хозяйственную жизнь страны"46.

Как видно, предложения Троцкого были довольно осторожными и, в частности, не затрагивали одну из наиболее существенных проблем экономики - развитие рынка. Кроме того, их внедрение должно было проходить дифференцированно: в основном в богатых земледельческих районах (Сибирь, Дон, Украина). В центральных же губерниях, по мысли автора, можно было дополнить "принудительную разверстку по ссыпке принудительной разверсткой по запашке и вообще обработке", а также поставить "более широко, более правильно и деловито советские хозяйства". Нельзя забывать, однако, что дело происходило в самый разгар "военного коммунизма", за год до поворота к новой экономической политике. Весьма характерен своей осторожностью и текст сопроводительной записки: представленный материал "не есть проект тезисов для оглашения, а лишь черновой набросок для согласования в ЦК. Если таковое будет достигнуто, формулировка должна быть существенно иная"47.

Предложения Троцкого были отвергнуты ЦК одиннадцатью голосами против четырех, не поддержал их и Ленин. Не будучи и сам еще окончательно уверенным в правильности своих выводов, Троцкий удовлетворился таким результатом обсуждения и активно продолжил (наряду с другими теоретиками партии, в том числе Бухариным) теоретический поиск непосредственного пути в социализм, используя общепризнанные в то время в партии методы: "трудовые армии", внеэкономическое принуждение и т. п. Так появилась и концепция "огосударствления профсоюзов" - безусловно ошибочная, если ее рассматривать применительно к обстановке нэпа, но совершенно неотвратимо вытекавшая из системы "военного коммунизма". Она была раскритикована Лениным в конце 1920 - начале 1921 г., то есть как раз в то время, когда и он ощутил необходимость перемен в экономической политике. Приняв нэп как крутой перелом в области методов организации социалистического хозяйства, от этой концепции отказался вскоре и Троцкий. "Поскольку новый курс экономической политики состоит в переводе на коммерческие начала значительного числа предприятий и в восстановлении, в известных пределах, свободного рынка, - писал он в августе 1921 г., - эволюция профсоюзов в сторону огосударствления должна не только испытать задержку, но и получить толчок в обратном направлении"48.

С 1921 г. Троцкий активно занимался разработкой теоретических и практических проблем нэпа, уделяя основное внимание вопросам соотношения плана и рынка, повышения эффективности производства и снижения себестоимости промышленных товаров, насыщения рынка и укрепления государственного сектора экономики. Никогда более к идеям "военного коммунизма" он не возвращался. Наоборот, сдерживал тех, кто считал, что хозяйство можно поднять военно-коммунистическими методами. "Такие исключительные меры могут дать результат на сравнительно короткий период, - подчеркивал он в письме неизвестному адресату от 21 сентября 1926 г., - когда масса чувствует, что другого выхода нет. Но в условиях длительного строительства социализма трудовая дисциплина должна все больше и больше опираться на самодеятельность и растущую заинтересованность рабочих в результатах их собственного труда... Общий курс должен идти не на зажим и "подвинчивание гаек", а на самодеятельность и заинтересованность трудящихся, на коллективный контроль их общественного мнения, на правильную организацию производства и проч."49.

Постепенно в его теоретическом анализе большее место начинают занимать вопросы демократизации внутрипартийной жизни, становившиеся все более актуальными по мере того, как усиливалась опасность бюрократического перерождения партийно- государственного аппарата. Труднее становилось оградить партию от проникновения слабо подготовленных - теоретически и политически - элементов. В годы гражданской войны зачастую приходилось принимать в партию каждого, кто самоотверженно боролся за Советскую власть. В 1922 г., согласно данным общепартийной переписи, 92,7% членов РКП(б) были фактически полуграмотными50. Члены партии, механически зазубрившие несколько марксистских фраз, были, разумеется, неспособны к творчеству. Ситуация еще более осложнилась после окончания войны. Ленин с тревогой отмечал настоящий напор со стороны тех, кого охватывал гигантский "соблазн вступления в правительственную партию"51. Обстановка усугублялась тем, что в России не сформировалось гражданское общество, подавляющее большинство населения составляло полупатриархальное крестьянство, лишенное каких бы то ни было демократических традиций. Слепая, полуграмотная, привыкшая подчиняться масса искала и нашла своего диктатора в лице партийно-советской бюрократии. Последняя же обрела своего лидера. Им стал Сталин.

Первым, кто в руководстве РКП(б) осознал реальную опасность бюрократического перерождения, был Ленин, о чем говорят его статьи и письма 1922 - 1923 годов. И он же явился первой жертвой рвавшейся к неограниченной власти бюрократии. Больной, он был заключен под домашний арест, мертвый - превращен в икону. Второй жертвой стал Троцкий, в котором Ленин увидел союзника в схватке с бюрократией.

Первым шагом в борьбе бюрократии против Троцкого стало тайное оформление блока трех других членов Политбюро - Зиновьева, Каменева и Сталина, каждый из которых в отдельности не мог конкурировать с Троцким ни по степени популярности, ни по уровню теоретической подготовки. Воспользовавшись болезнью Ленина, "тройка", стремившаяся к изоляции Троцкого, по существу, блокировала возможность демократического принятия решений в высших органах партии. Одновременно в РКП(б) и Коминтерне была начата (весьма осторожно и закамуфлировано) кампания по его дискредитации.

Столкнувшись с натиском "тройки" и ее фракции, Троцкий перешел в контратаку. Однако в отличие от своих оппонентов он на первых порах не концентрировал внимание на них лично. Он начал с того, что навязал им открытую дискуссию об угрозе бюрократического перерождения партийно-правительственного аппарата, выступив за расширение внутрипартийной демократии и ликвидацию явно складывавшейся системы "аппаратного террора". Этому были посвящены его письмо членам ЦК и ЦКК от 8 октября 1923 г., ряд статей в "Правде", брошюра "Новый курс", речь на XIII съезде РКП(б) (май 1924 г.), другие выступления. "Тот режим, который в основном сложился уже до XII съезда (то есть уже до апреля 1923 г. - А. П.), а после него получил окончательное закрепление и оформление, - писал Троцкий 8 октября 1923 г., - гораздо дальше от рабочей демократии, чем режим самых жестких периодов "военного коммунизма". Бюрократизация партийного аппарата достигла неслыханного развития... Теперь нет и в помине... откровенного обмена мнений по вопросам, действительно волнующим партию... Секретарскому бюрократизму должен быть положен конец". Именно в бюрократизации аппарата Троцкий видел один из важнейших источников возникновения в партии и другого явления, грозившего подорвать ее изнутри, - фракционности. "Механический централизм дополняется неизбежно фракционностью, которая есть в одно и то же время злая карикатура на партийную демократию и грозная политическая опасность", - указывал он в письме "К партийным совещаниям" от 8 декабря 1923 года52. Не фракционность, а широкая внутрипартийная демократия при неуклонном соблюдении принципов централизма - вот за что ратовал Троцкий, защищая право каждого члена партии на независимость суждений и мужественное их отстаивание53.

В ответ на выступления Троцкого "тройка" пошла по пути расширения фракционной борьбы. В ходе августовского (1924 г.) Пленума ЦК состоялось совещание группы единомышленников (Сталин, Бухарин, Рудзутак, Рыков, Томский, Калинин, Каменев, Зиновьев, Ворошилов, Микоян, Каганович, Орджоникидзе, Петровский, Куйбышев, Угланов и некоторые другие), на котором был образован так называемый исполнительный орган-"семерка" в составе Зиновьева, Каменева, Сталина, Бухарина, Рыкова, Томского и Куйбышева. Кандидатами в этот внеуставный, откровенно фракционный орган стали Ф. Э. Дзержинский, М. И. Калинин, В. М. Молотов, Н. А. Угланов и М. В. Фрунзе. По сути дела, "семерка" узурпировала прерогативы высшего органа партии: она предварительно обсуждала те же вопросы, которые затем выносились на заседание Политбюро. Как пишет В. Надточеев, "все это делалось для того, чтобы, придя на заседание Политбюро, быть готовыми к единодушному отпору Троцкому и выступать с единым мнением по обсуждавшимся вопросам"54. Были усилены и публичные нападки на Троцкого, причем в вину ему все чаще начали ставить его прошлые, дооктябрьские ошибки.

Троцкий попытался разбить единство своих противников. Основной удар он сосредоточил на Каменеве и Зиновьеве. В октябре 1924 г. он опубликовал первую часть третьего тома своих сочинений, включив в нее работы 1917 года. Книге он предпослал введение, озаглавленное "Уроки Октября", в котором напомнил партии об ошибках этих двух политических деятелей в период подготовки и проведения Октябрьской революции. Сознательно ужесточив оценку их поведения (Троцкий писал, что они "сбивались на меньшевизм"), он, однако, ни словом не обмолвился о действительной позиции Сталина, которая также была достаточно противоречива в то время, особенно тогда, когда Сталин вместе с Каменевым возглавлял редакцию "Правды". По-видимому, Троцкий больше всего желал как-то прорвать свою изоляцию. Эскалации же борьбы он явно не хотел: даже с Каменевым и Зиновьевым он, похоже, не исключал возможности договориться. Своей статьей он скорее всего стремился показать, что в жизни каждого руководителя партии были моменты, когда он допускал те или иные ошибки, поэтому начинать разговор о дооктябрьских заблуждениях одного Троцкого бесперспективно и невыгодно самим же инициаторам дискуссии. Не случайно он неоднократно подчеркивал, что "было бы слишком мизерно пытаться делать из них (прошлых разногласий. - А. П.) теперь, спустя несколько лет, орудие борьбы против тех, кто тогда ошибался... Изучение разногласий ни в коем случае не может и не должно рассматриваться как направленное против тех товарищей, которые проводили ложную политику"55.

Зиновьев и Каменев, однако, восприняв выступление Троцкого, по существу, как личное оскорбление, потребовали изгнать его из Политбюро и снять с поста председателя Реввоенсовета СССР. Добиваясь его полной политической дискредитации, они (в союзе со Сталиным, Бухариным и многими другими членами партийного руководства) развернули кампанию против так называемого троцкизма. Опираясь на цитаты, вырванные из работ Ленина и Троцкого дооктябрьского периода, то есть того времени, когда Ленин и Троцкий вели между собой полемику, они представляли Троцкого извечным противником ленинизма. Кампания была явно нечистоплотной. Формально начал ее Бухарин, опубликовавший 2 ноября 1924 г., спустя примерно три недели после выхода в свет книги Троцкого, в "Правде" редакционную статью "Как не нужно писать историю Октября. (По поводу книги т. Троцкого "1917")"56. Совершенно очевидно, однако, что не он был инициатором кампании и не ему отводилась в ней главная роль. Основной удар по Троцкому был нанесен членами "тройки": Каменевым, выступившим 18 ноября на собрании членов МК РКП(б) и городского партийного актива с обширным докладом "Ленинизм или троцкизм?" (этот доклад был затем им повторен 19 ноября на собрании коммунистической фракции ВЦСПС и 21-го - на совещании военных работников; 26 ноября он был опубликован в "Правде"), Сталиным, посвятившим критике Троцкого речь на собрании комфракции ВЦСПС 19 ноября (она была также напечатана в "Правде" 26 ноября), и Зиновьевым, опубликовавшим в "Правде" 30 ноября статью "Большевизм или троцкизм?". Указанные статьи и речи наряду с другими - Э. И. Квиринга, О. В. Куусинена, Г. Я. Сокольникова, а также совместной статьей ЦК, МК и ЛК РЛКСМ - вошли в спешно напечатанный сборник "Об "Уроках Октября"57. Выступления Каменева, Сталина, Зиновьева и Бухарина были перепечатаны тогда же и в нескольких других сборниках, как в Москве, так и в провинции58. Одновременно к печати был подготовлен сборник "Ленин о Троцком и троцкизме. Из истории РКП(б)". Он вышел в свет в начале 1925 г. и в том же году выдержал второе издание. В ответ в конце ноября 1924 г. Троцкий написал статью "Наши разногласия"59, однако опубликована она не была, а сталинско-зиновьевский блок уже летом - осенью 1924 г. дал довольно глубокие трещины.

После "Уроков Октября" позиции Сталина, выступившего, по существу, арбитром в споре Троцкого с Зиновьевым и Каменевым, усилились. Взяв под свою защиту последних и резко выступив против "троцкизма", Сталин вместе с тем не допустил и расширения борьбы с Троцким. В январе 1925 г. Троцкий был снят с постов наркома по военным и морским делам и председателя РВС СССР. Однако во многом благодаря позиции Сталина, по всей видимости, оценившего соответствующий жест Троцкого в "Уроках Октября", он был оставлен в составе Политбюро. В резолюции январского (1925 г.) Пленума ЦК и ЦКК РКП(б) была допущена, правда, оговорка, что "в случае новой попытки со стороны Троцкого нарушения или неисполнения партийных решений, ЦК будет вынужден, не дожидаясь съезда, признать невозможным дальнейшее пребывание Троцкого в составе Политбюро и поставить вопрос перед объединенным заседанием ЦК и ЦКК об его устранении от работы в ЦК"60. В мае, уже после распада "тройки", Троцкий получил назначение на третьестепенные посты председателя Главного концессионного комитета, начальника электротехнического управления и председателя научно-технического отдела ВСНХ.

Резолюция 17 января 1925 г, объявляла дискуссию вокруг "троцкизма" законченной, но в то же время предписывала продолжать и развивать работу по разъяснению как в партии, так и вне ее "антибольшевистского характера троцкизма", в том числе введя в программы политпреподавания специальную тему по разоблачению этого идейно-политического течения. Вместе с тем смещение Троцкого и завязавшаяся после этого борьба за власть между Зиновьевым и Каменевым, с одной стороны, и Сталиным, претендовавшим на роль теоретика партии (выдвижение им в конце 1924 г. теории "построения социализма в одной стране"), - с другой, на время отодвинули борьбу против "троцкизма". С новой силой она вспыхнула в 1926 г., когда Троцкий объединился с лидерами "новой оппозиции", признавшими, что в кампании против него они были неправы.

К блоку с Зиновьевым и Каменевым Троцкий пришел путем долгих раздумий. Внимательно анализируя разногласия между "новой" (или иначе - ленинградской61) оппозицией и большинством партийного руководства, с особой силой проявившиеся накануне и в период работы XIV съезда ВКП(б) (декабрь 1925 г.), Троцкий тщательно просчитывал все "за" и "против" такого союза. Участия во внутрипартийной дискуссии он не принимал, и о его отношении к ней мы можем судить лишь по его личным записям, преимущественно дневникового характера, а также по некоторым личным письмам, сохранившимся в архиве. Как видно из этих документов (часть из них носит весьма характерные названия - "Блок с Зиновьевым", "Анализ лозунгов и разногласий", "О ленинградской оппозиции"), Троцкий отдавал себе полный отчет в том, что Зиновьев и Каменев являются такими же "аппаратчиками", как и Сталин (если не хуже), и что их выступление представляет собой лишь "аппаратную оппозицию" большинству ЦК. Именно поэтому он признавал, "что ленинградские методы партийного и хозяйственного руководства, агитаторская крикливость, местническая заносчивость и прочее скопили в партии чрезвычайное недовольство ленинградской верхушкой; что к этому недовольству присоединяется острое возмущение ленинградским режимом со стороны многих и многих сотен работников, в разное время вышвырнутых из Ленинграда и рассеянных по всей стране, - эти факты совершенно неоспоримы, и значение их нельзя недооценивать. В этом смысле обновление ленинградской верхушки и усвоение ленинградской организацией менее комиссарского тона в отношении ко всей партии является бесспорно фактами положительного значения"62. Вместе с тем он понимал, что положение, сложившееся в ленинградской партийной организации, не являлось исключением. По словам Троцкого, "в Ленинграде только более ярко и уродливо нашли себе выражение те отрицательные черты, какие свойственны партии в целом". Осознавая это, он отвергал те чисто бюрократические методы подавления "новой оппозиции", к которым прибегла сталинско-бухаринская группировка. Троцкий был убежден, что "аппаратным подавлением аппаратного ленинградского режима" можно прийти лишь к созданию в Ленинграде режима еще худшего, так как аппаратная борьба с фракционными группировками неизбежно "усугубляет бюрократические тенденции в аппарате". Со своей стороны, он предлагал произвести оздоровление жизни во всех организациях ВКП(б) с "переходом от нынешнего партийного режима к более здоровому - без потрясений, без новых дискуссий, без борьбы за власть, без "троек", "четверок" и "девяток" - путем нормальной и полнокровной работы всех парторганизаций, начиная с самого верху, с Политбюро"63.

Вслушиваясь в дискуссию, Троцкий, разумеется, не мог игнорировать и тот факт, что в центре полемики лежали не только и не столько проблемы "аппаратной борьбы", сколько коренные вопросы политики. К разрешению же этих вопросов и у Зиновьева, Каменева, и у него самого в конце 1925 - начале 1926 г. отчетливо выявились практически одинаковые подходы. Данное обстоятельство было решающим: Троцкий в итоге пришел к выводу, который сформулировал в совершенно естественной не только для него, но и для всех остальных деятелей тогдашнего коммунистического движения вульгарно-социологической манере: "Позиция, занятая ленинградскими верхами, является бюрократически извращенным выражением политической тревоги наиболее передовой части пролетариата за судьбу нашего хозяйственного развития в целом и за диктатуру пролетариата"64. Троцкий, Зиновьев и Каменев впервые открыто выступили с единых позиций на апрельском (1926 г.) Пленуме ЦК ВКП(б). Через три месяца, на июльском Пленуме, произошло их формальное объединение на общей платформе.

Осью дискуссии, которую повела объединенная оппозиция и которая не утихала на протяжении 1926 - 1927 гг., стал вопрос о возможности построения (победы) социализма в СССР в условиях капиталистического окружения. Сталин отвечал на него утвердительно. Троцкий же - отрицательно. В сжатом виде точка зрения Троцкого в этом вопросе может быть представлена следующим образом. Социализм возможен лишь по достижении страной, где победила революция, высочайшего уровня развития производительных сил (при наличии гарантий от реставрации капиталистических отношений извне), и такой уровень в общих чертах уже известен - это тот самый рубеж, к которому подошли передовые империалистические страны (ведь империализм, полагали большевики, - высшая и последняя стадия капитализма, канун социалистической революции!). Что же касается Советской России, то перед нею встает задача как можно быстрее преодолеть разрыв, отделяющий ее от наиболее развитых государств. Без победы пролетариата в основных странах Европы, указывал Троцкий, прийти к социализму нельзя, ибо, во-первых, мировая буржуазия будет постоянно стремиться к свержению Советской власти вооруженным путем, а во-вторых, мировое хозяйство "в последней инстанции... контролирует каждую из своих частей, даже если эта часть стоит под пролетарской диктатурой и строит социалистическое хозяйство"65. Сказанное, разумеется, не означает, что Троцкий отвергал необходимость социалистического строительства в Советском Союзе. "Речь идет... не о том, можно ли и должно ли строить социализм в СССР, - писал он. - Такого рода вопрос равноценен вопросу о том, может ли и должен ли пролетариат бороться за власть в отдельной капиталистической стране... Наша работа над строительством социализма есть такая же составная часть мировой революционной борьбы, как организация стачки углекопов в Англии или строительство заводских ячеек в Германии... Каждый наш хозяйственный успех знаменует приближение европейской революции". Разумеется, концепция Троцкого не могла быть поддержана партийно-правительственной бюрократией, которая абстрактным интересам мировой революции предпочитала реальное укрепление своего господствующего положения в самое ближайшее время. Такую перспективу ей давала сталинская теория замкнутого экономического и политического развития, реализуя которую можно было, по словам Троцкого, "заранее назвать социализмом все, что происходит и будет происходить внутри Союза, независимо от того, что будет происходить за его пределами"66.

Совершенно правильно поставив вопрос о теснейшей взаимосвязи экономических процессов в СССР с развитием мирового рынка, Троцкий вместе с тем допускал в своем анализе ошибку, считая, что современная ему капиталистическая система находится в состоянии прогрессирующего распада, который в ближайшие годы приведет к социалистическим революциям по крайней мере в крупнейших странах Европы. Возможность длительной стабилизации капитализма, а тем более нового бурного развития производительных сил при данном общественном строе он, хотя и предполагал чисто гипотетически, однако тут же категорически отвергал, полагая, что такая ситуация не вписывается в марксизм.

Крупномасштабные проблемы теории не отодвинули на второй план борьбу Троцкого против сталинской бюрократии. Наоборот, эта борьба нарастала. Об этом свидетельствуют его многочисленные письма в ЦК и ЦКК ВКП(б), различные выступления 1926 - 1927 гг., в том числе - на XV партконференции, июльско-августовском и октябрьском (1927 г.) объединенных Пленумах ЦК и ЦКК ВКП(б), рассматривавших вопрос об исключении Троцкого и Зиновьева из состава ЦК. Однако с яркими и гневными предостережениями об опасности бюрократического перерождения Советской власти он обращался главным образом к тому же самому аппарату, который все более бюрократизировался. Выступления Троцкого лишь озлобляли функционеров, не брезговавших никакими средствами, с тем чтобы его изолировать и окончательно дискредитировать. Они не останавливались и перед организацией заведомых провокаций. Одной из наиболее крупных таких провокаций и, как явствует из архивных документов, заранее спланированной и подготовленной, явилось инспирирование сталинскими сторонниками серии уличных столкновений с членами оппозиции во время праздничной демонстрации, посвященной 10-летней годовщине Октябрьской революции67.

Вся вина за события 7 ноября 1927 г. была возложена на вождей оппозиции. Вскоре после этих событий Троцкий и Зиновьев были исключены из рядов ВКП(б). В январе 1928 г. Троцкого отправили в ссылку в Алма-Ату. Но и после этого он продолжал борьбу против системы бюрократической диктатуры. По подсчетам его сына, Л. Л. Седова, только за апрель - октябрь 1928 г. Троцкий отправил своим единомышленникам 800 писем и свыше 500 телеграмм политического содержания68. Однако он был уже обречен на поражение. Стремительный процесс укрепления власти партийно-правительственной бюрократии остановить в то время было невозможно. В феврале 1929 г. Троцкий был выслан из СССР.

Его выслали в Турцию, однако прожил он там (на о. Принкипо на Мраморном море) недолго. Начались годы скитаний. За Турцией последовала Франция, затем Норвегия и, наконец, Мексика. В 1932 г., когда Троцкий еще находился в Турции, он был лишен советского гражданства.

Деятельность Троцкого в эмиграции заслуживает специального освещения. Единственное, что хотелось бы здесь подчеркнуть, это ярко выраженный антисталинский характер его политической линии в то время. Одну за другой он публикует работы, посвященные разоблачению сталинизма. Наиболее значительными из них явились: уже известная читателям "Вопросов истории" "Сталинская школа фальсификаций", а также "Что такое СССР и куда он идет?" В конце 30-х годов он приступил к работе над специальной книгой о Сталине. Антисталинская и антибюрократическая направленность присуща и другим книгам Троцкого, написанным за границей, в том числе крупнейшим из них: автобиографии "Моя жизнь" и двухтомной "Истории русской революции". Наряду с теоретической и публицистической деятельностью Троцкий прилагал большие усилия к образованию единой международной ассоциации своих сторонников, основной целью которой явилось бы свержение сталинской диктатуры. В апреле 1930 г. в Париже была создана первая такая организация - "Международная левая оппозиция", поставившая перед собой задачу "возрождения" Интернационала. Этот новый, IV Интернационал был образован в сентябре 1938 года.

Поведение Троцкого за границей оценивают по-разному. Существует мнение, что он стал антисоветчиком и злейшим врагом коммунистического движения. Это логично, если полагать, что культ личности Сталина не был связан с бюрократическим перерождением Советской власти и не оказал негативного влияния на мировое движение коммунистов. Мне этот вывод представляется необоснованным.

Л. Д. Троцкий боролся не против Страны Советов, а против сталинской бюрократии, узурпировавшей плоды Октября, не против народа, верившего в то, что он строит реальный социализм, а против тех, кто его обманывал. Вплоть до самой смерти он оставался верен призыву, которым завершил свою речь на июльско-августовском Пленуме ЦК и ЦКК в 1927 г.: "За социалистическое отечество? - Да! За сталинский курс? - Нет!"69. Решительно выступая за ниспровержение сталинской бюрократии, он, по словам крупнейшего его биографа И. Дойчера, "даже в пылу ожесточенной полемики... всегда подчеркивал, что при любых обстоятельствах он и его сторонники будут безоговорочно защищать СССР от всех внешних врагов"70.

Борьба со Сталиным для Троцкого завершилась трагически. 20 августа 1940 г. в своей резиденции в окрестностях Мехико он был смертельно ранен испанским коммунистом Рамоном Меркадером, действовавшим по указанию НКВД. По всей видимости, первоначально ему в операции против Троцкого отводилась роль "дублера": он стал центральной фигурой лишь после того, как в ночь на 24 мая 1940 г. неудачей закончилось покушение на Троцкого, совершенное группой лиц, одним из руководителей которых был известный художник, член компартии Мексики Давид Альфаро Сикейрос. 24 мая Меркадер впервые побывал в доме Троцкого. В последующие три месяца он посещал его 12 раз, сумев расположить к себе не только хозяина, но и членов его семьи. Затем наступила кровавая развязка. Во время очередного визита, войдя в кабинет, Меркадер альпийской киркой нанес Троцкому сильнейший удар по голове. На следующий день Троцкий скончался. Убийца в секретном порядке был удостоен звания Героя Советского Союза.

Трибун революции, герой Октября, организатор Красной Армии, второй после Ленина человек в руководстве партии, пользовавшийся огромной популяностью в массах, - таким знали Троцкого в Советской России вплоть до середины 20-х годов. "Двурушник", "мелкобуржуазный капитулянт", "антисоветчик, прокравшийся в партию с единственной целью - навредить ей" - такой образ Троцкого навязывали народу сталинисты.

А он был и оставался революционером - практически единственным из ближайших соратников Ленина, кто до конца своих дней не склонил головы перед сталинской диктатурой. "Мне незачем здесь еще раз опровергать глупую и подлую клевету Сталина и его агентуры: на моей революционной чести нет ни одного пятна, - писал он за несколько месяцев до гибели в своем "Завещании". - Ни прямо, ни косвенно я никогда не входил ни в какие закулисные соглашения или хотя бы переговоры с врагами рабочего класса. Тысячи противников Сталина погибли жертвами подобных же ложных обвинений. Новые революционные поколения восстановят их политическую честь и воздадут палачам Кремля по заслугам...

Сорок три года своей сознательной жизни я оставался революционером, из них сорок два года я боролся под знаменем марксизма. Если б мне пришлось начать сначала, я постарался бы, разумеется, избежать тех или иных ошибок, но общее направление моей жизни осталось бы неизменным. Я умру пролетарским революционером, марксистом, диалектическим материалистом, и следовательно, непримиримым атеистом. Моя вера в коммунистическое будущее человечества сейчас не менее горяча, но более крепка, чем в дни моей юности...

Жизнь прекрасна. Пусть грядущие поколения очистят ее от зла, гнета, насилия и наслаждаются ею вполне"71.

В его жизни было довольно много просчетов, порой существенных, но в итоге он всегда оставался верен главному, чему посвятил всю свою жизнь.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Автор планировал издать 23 тома в 27 книгах.

2. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 18, с. 398.

3. См. также предисловие того же автора к переводу заключительной главы из книги И. Дойчера "Пророк в изгнании" (Иностранная литература, 1989, N 3, с. 172).

4. См. Биллик В. Троцкий. На пути к правде о нем. - Собеседник, 1989, N 33; Данилов В. П. Мы начинаем познавать Троцкого. - ЭКО, 1990, N 1; Кораблев Ю. "Почему Троцкий?" - Политическое образование, 1989, N 2; Молодцыгин М. А. 120 дней наркомвоена. Из истории перехода к строительству массовой регулярной Красной Армии. - Военно-исторический журнал, 1989, NN 8, 10; Подщеколдин А. "Новый курс": пролог трагедии. - Молодой коммунист, 1989, N 8; Спирин Л. М. Из истории РКП(б) в годы гражданской войны и интервенции. - Вопросы истории КПСС, 1989, N 3; Старцев В. И. Л. Д. Троцкий (страницы политической биографии). М. 1989.

5. Булгаков М. Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита. М. 1975, с. 44.

6. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 345.

7. Там же. Т. 34, с. 345.

8. Там же. Т. 54, с. 314.

9. Там же, с. 329.

10. Там же. Т. 46, с. 241. Сразу заметим, что хотя впоследствии Ленину в пылу полемики не раз приходилось давать Троцкому крайне нелестные характеристики, его первое впечатление о нем как об очень энергичном и способном работнике, похоже, сохранилось на всю жизнь. Об этом свидетельствует не только ленинское "Письмо к съезду", но и письмо к Троцкому Крупской, написанное через несколько дней после кончины Ленина, 29 января 1924 года. Копия письма, в свое время лично Троцким сверенная с оригиналом недавно опубликована в США Ю. Г. Фельштинским (Стэнфордский университет). Приводим его целиком: "Дорогой Лев Давыдович. Я пишу, чтобы рассказать Вам, что приблизительно за месяц до смерти, просматривая Вашу книжку, Владимир Ильич остановился на том месте, где Вы даете характеристику Маркса и Ленина, и просил меня перечесть ему это место, слушал очень внимательно, потом еще раз просматривал сам. И еще вот что хочу сказать: то отношение, которое сложилось у В. И. к Вам тогда, когда Вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти. Я желаю Вам, Лев Давыдович, сил и здоровья и крепко обнимаю. Н. Крупская" (Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Из архива Льва Троцкого. В 4-х тт. Бэнсон. 1988. Т. 1, с. 89).

11. См. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 7, с. 403 - 421.

12. Второй съезд РСДРП. Июль - август 1903 года. Протоколы. М. 1959, с. 136.

13. Троцкий Л. Д. Итоги и перспективы. Движущие силы революции. М. 1919, с. 56.

14. Второй съезд РСДРП, с. 228; Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 8, с. 221 - 222.

15. Троцкий Н. Наши политические задачи. Женева. 1904, с. 54, 62.

16. Троцкий Л. Сталин. Т. 2. Бэнсон. 1985, с. 140.

17. Там же.

18. Троцкий Л. Д. Итоги и перспективы, с. 39 - 40.

19. Там же, с. 34 - 35.

20. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44, с. 147.

21. См. там же. Т. 20, с. 96.

22. Троцкий Л. Д. Итоги и перспективы, с. 5.

23. Троцкий Л. Соч. Т. 3, ч. 1. М. 1924, с. 3 - 23.

24. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31.

25. Там же. Т. 32, с. 113.

26. См. Рабочий путь, 3.IX.1917.

27. Самоназвание съезда, принятое делегатами на последнем заседании. В нашей современной литературе именуется VI съездом РСДРП(б).

28. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 - февраль 1918. М. 1958, с. 69.

29. См. Коммунист, 1989, N 10, с. 102, 104.

30. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б), с. 86.

31. 50-летие В. И. Ульянова-Ленина. М. 1920, с. 27 - 28.

32. Известия ЦИК и Петроградского Совета, 19.X.1917.

33. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34, с. 423.

34. Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Т. 2. Берлин. 1930, с. 61 - 63.

35. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б), с. 155.

36. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36, с. 30.

37. См. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б), с. 173, 283.

38. См. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36, с. 30.

39. Точка зрения, которая "Вам известна", укрепилась "за последнее время", поскольку, "повторяем еще раз, что от Киевской Рады ничего не осталось и что немцы вынуждены будут признать факт, если они еще не признали его" (там же. Т. 35, с. 332).

40. См. Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б), с. 204.

41. Подробнее см.: Молодцыгин М. А. Ук. соч.; Спирин Л. М. Ук. соч., с. 39.

42. Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Т. 2, с. 141.

43. The Trotsky Papers. 1917 - 1922. Vol. 1. The Hague-Paris. 1971, p. 588.

44. Троцкий Л. Соч. Т. 17, ч. 2. М. 1926, с. 540.

45. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 37, с. 478.

46. Троцкий Л. Соч. Т. 17, ч. 2, с. 543, 544.

47. The Trotsky Papers. 1917 - 1922. Vol. 2, pp. 126, 128.

48. Цит. по: Одиннадцатый съезд РКП(б). Март - апрель 1922 года. Стеногр. отч. М. 1961, с. 271.

49. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Т. 2, с. 76.

50. Правда, 27.I.1923.

51. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 19.

52. Троцкий Л. Новый курс. М. 1924, с. 82.

53. Там же.

54. Надточеев В. "Тройка", "семерка", Сталин. - Неделя, 1989, N 1, с. 15.

55. Троцкий Л. Соч. Т. 3, ч. 1, с. XII, LXII.

56. Каждый из томов собрания сочинений Троцкого имел отдельное название. Том 3 - "1917".

57. Об "Уроках Октября". Л. 1924.

58. См., напр., Ленинизм и троцкизм. Сб. статей и докладов. Тула. 1924; Ленинизм или троцкизм. Свердловск. 1924; и ряд других изданий со схожими названиями.

59. Рукопись этой статьи хранится в архиве Троцкого в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета; опубликована в 1988 г. (Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Т. 1, с. 110 - 142).

60. Резолюция о выступлении тов. Троцкого, принятая пленумами ЦК РКП и ЦКК 17 января 1925 года. В кн.: Ленинизм или троцкизм. Сборник статей и речей. Свердловск. 1925, с. 291.

61. В оппозицию входило все руководство ленинградской партийной организации, которую возглавлял Г. Е. Зиновьев.

62. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Т. 1, с. 153. 155.

63. Троцкий Л. К вопросу о "самокритике" (письмо Н. И. Бухарину от 9 января 1926 г.). В кн.: Троцкий Л. Портреты революционеров. Бэнсон. 1988, с. 147, 153, 155 - 157.

64. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Т. 1, с. 154.

65. Пути мировой революции. Седьмой расширенный пленум ИККИ. 22 ноября - 16 декабря 1926 г. Стеногр. отч. Т. 2. М. Л. 1927, с. 102.

66. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Т. 2, с. 142, 145, 146.

67. См. там же. Т. 4, с. 250 - 266.

68. См. Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Т. 2, с. 305.

69. Цит. по: Троцкий Л. Портреты. Бэнсон. 1984, с. 87.

70. Иностранная литература, 1989, N 3, с. 216.

71. Троцкий Л. Дневники и письма. Тенэфлай. 1986, с. 164, 165.




Отзыв пользователя


Нет комментариев для отображения



Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Категории

  • Файлы

  • Записи в блогах

  • Похожие публикации

    • Гулыга А.В. Роль США в подготовке вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г. // Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
      Автор: Военкомуезд
      А.В. ГУЛЫГА
      РОЛЬ США В ПОДГОТОВКЕ ВТОРЖЕНИЯ НА СОВЕТСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В НАЧАЛЕ 1918 г.

      Крушение капиталистического строя в России привело в смятение весь капиталистический мир, в частности, империалистов США. Захват пролетариатом власти на одной шестой части земного шара создавал непосредственную угрозу всей системе наемного рабства. Начиная борьбу против первого в мире социалистического государства, империалисты США ставили своей целью восстановление в России власти помещиков и капиталистов, расчленение России и превращение ее в свою колонию. В последние годы царского режима, и особенно в период Временного правительства, американские монополии осуществляли широкое экономическое и политическое проникновенне в Россию. Магнаты Уоллстрита уже видели себя в недалеком будущем полновластными владыками русских богатств. Однако непреодолимым препятствием на их пути к закабалению России встала Великая Октябрьская социалистическая революция. Социалистический переворот спас нашу родину от участи колониальной или зависимой страны.

      Правительство США начало борьбу против Советской России сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции. «Нам абсолютно не на что надеяться в том случае, если большевики будут оставаться у власти», [1] — писал в начале декабря 1917 г. государственный секретарь США Лансинг президенту Вильсону, предлагая активизировать антисоветские действия Соединенных Штатов.

      Правительство США знало, однако, что в своих антисоветских действиях оно не может надеяться на поддержку американского народа, который приветствовал рождение Советского государства. На многочисленных рабочих митингах в разных городах Соединенных Штатов принимались резолюции, выражавшие солидарность с русскими рабочими и крестьянами. [2] Правительство США вело борьбу против Советской республики, используя коварные, провокационные методы, прикрывая /33/

      1. Papers relating to the foreign relations of the United States. The Lansing papers, v. II, Washington, 1940, p. 344. (В дальнейшем цит.: The Lansing papers).
      2. Вот одна из таких резолюций, принятая на рабочем митинге в г. Ситтле и доставленная в Советскую Россию американскими моряками: «Приветствуем восторженно русский пролетариат, который первый одержал победу над капиталом, первый осуществил диктатуру пролетариата, первый ввел и осуществил контроль пролетариата в промышленности. Надеемся твердо, что русский пролетариат осуществит социализацию всего производства, что он закрепит и расширит свои победы над капиталом. Уверяем русских борцов за свободу, что мы им горячо сочувствуем, готовы им помочь и просим верить нам, что недалеко время, когда мы сумеем на деле доказать нашу пролетарскую солидарность» («Известия Владивостокского Совета рабочих и солдатских депутатов», 25 января (7 февраля) 1918 г.).

      свое вмешательство во внутренние дела России лицемерными фразами, а иногда даже дезориентирующими действиями. Одним из наиболее ярких примеров провокационной тактики американской дипломатии в борьбе против Советской России является развязывание правительством Соединенных Штатов японского вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г.

      Вся история интервенции США в Советскую Россию на протяжении многих лет умышленно искажалась буржуазными американскими историками. Фальсифицируя смысл документов, они пытались доказать, что американское правительство в течение первых месяцев 1918 г. якобы «возражало» против иностранного вторжения на Дальний Восток и впоследствии дало на нею свое согласие лишь «под давлением» Англии, Франции и Японии. [3] На помощь этим историкам пришел государственный департамент, опубликовавший в 1931—1932 гг. три тома дипломатической переписки за 1918 г. по поводу России. [4] В этой публикации отсутствовали все наиболее разоблачающие документы, которые могли бы в полной мере показать антисоветскую политику Соединенных Штатов. Тем же стремлением фальсифицировать историю, преуменьшить роль США в организации антисоветской интервенции руководствовался и составитель «Архива полковника Хауза» Чарлз Сеймур. Документы в этом «архиве» подтасованы таким образом, что у читателя создается впечатление, будто Вильсон в начале 1918 г. действительно выступал против японской интервенции.

      Только в 1940 г. государственный департамент опубликовал (и то лишь частично) секретные документы, проливающие свет на истинные действия американскою правительства по развязыванию иностранного вторжения на Дальний Восток. Эти материалы увидели свет во втором томе так называемых «документов Лансинга».

      Важная задача советских историков — разоблачение двуличной дипломатии США, выявление ее организующей роли в развязывании иностранной интервенции на Дальнем Востоке, к сожалению, до сих пор не получила достаточного разрешения в исторических исследованиях, посвященных этой интервенции.

      *     *     *

      В своем обращении к народу 2 сентября 1945 г. товарищ Сталин говорил: «В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединённых Штатов Америки и опираясь на них, — вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила Советский Дальний Восток». [5] Это указание товарища Сталина о том, что Япония совершила нападение на Советскую Россию в 1918 г., опираясь на Англию, Францию и США, и служит путеводной нитью для историка, изучающего интервенцию на Дальнем Востоке. /34/

      5. Т. Millard. Democracy and the eastern question, N. Y., 1919; F. Schuman. American policy towards Russia since 1917, N. Y., 1928; W. Griawold. The far Eastern policy of the United States, N. Y., 1938.
      4. Papers relating to the foreign relations of the United States, 1918, Russia, v.v. I—III, Washington. 1931—1932. (В дальнейшем цит.: FR.)
      5. И. B. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза, М., 1949, стр. 205.

      Ленин еще в январе 1918 г. считался с возможностью совместного японо-американского выступления против нашей страны. «Говорят, — указывал он, — что, заключая мир, мы этим самым развязываем руки японцам и американцам, которые тотчас завладевают Владивостоком. Но, пока они дойдут только до Иркутска, мы сумеем укрепить нашу социалистическую республику». [6] Готовясь к выступлению на VII съезде партии, 8 марта 1918 г. Ленин писал: «Новая ситуация: Япония наступать хочет: «ситуация» архи-сложная... отступать здесь с д[огово]ром, там без дог[ово]ра». [7]

      В дальнейшем, объясняя задержку японского выступления, Ленин, как на одну из причин, указывал на противоречия между США и Японией. Однако Ленин всегда подчеркивал возможность сделки между империалистами этих стран для совместной борьбы против Советской России: «Американская буржуазия может стакнуться с японской...» [8] В докладе Ленина о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского Совета 14 мая 1918 г. содержится глубокий анализ американо-японских империалистических противоречий. Этот анализ заканчивается предупреждением, что возможность сговора между американской и японской буржуазией представляет реальную угрозу для страны Советов. «Вся дипломатическая и экономическая история Дальнего Востока делает совершенно несомненным, что на почве капитализма предотвратить назревающий острый конфликт между Японией и Америкой невозможно. Это противоречие, временно прикрытое теперь союзом Японии и Америки против Германии, задерживает наступление японского империализма против России. Поход, начатый против Советской Республики (десант во Владивостоке, поддержка банд Семенова), задерживается, ибо грозит превратить скрытый конфликт между Японией и Америкой в открытую войну. Конечно, вполне возможно, и мы не должны забывать того, что группировки между империалистскими державами, как бы прочны они ни казались, могут быть в несколько дней опрокинуты, если того требуют интересы священной частной собственности, священные права на концессии и т. п. И, может быть, достаточно малейшей искры, чтобы взорвать существующую группировку держав, и тогда указанные противоречия не могут уже служить мам защитой». [9]

      Такой искрой явилось возобновление военных действий на восточном фронте и германское наступление против Советской республики в конце февраля 1918 г.

      Как известно, правительство США возлагало большие надежды на возможность обострения отношений между Советской Россией и кайзеровской Германией. В конце 1917 г. и в первые месяцы 1918 г. все усилия государственных деятелей США (от интриг посла в России Френсиса до широковещательных выступлений президента Вильсона) были направлены к тому, чтобы обещаниями американской помощи предотвратить выход Советской России из империалистической войны. /35/

      6. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 201.
      7. Ленинский сборник, т. XI, стр. 65.
      8. В. И. Ленин. Соч., т. XXX, стр. 385.
      9. В. И. Ленин. Соч., т. XXIII, стр. 5. История новейшего времени содержит поучительные примеры того, что антагонизм между империалистическими державами не является помехой для развертывания антисоветской агрессин. Так было в годы гражданской войны, так было и в дни Мюнхена.

      Послание Вильсона к конгрессу 8 января 1918 г. и пресловутые «четырнадцать пунктов» имели в качестве одной из своих задач «выражением сочувствия и обещанием более существенной помощи» вовлечь Советскую республику в войну против Германии. [10] Хауз называл «пункты» Вильсона «великолепным оружием пропаганды». [11] Такого же мнения были и руководящие работники государственного департамента, положившие немало усилий на массовое распространение в России «четырнадцати пунктов» всеми пропагандистскими средствами.

      Ленин разгадал и разоблачил планы сокрушения Советской власти при помощи немецких штыков. В статье «О революционной фразе» он писал: «Взгляните на факты относительно поведения англо-французской буржуазии. Она всячески втягивает нас теперь в войну с Германией, обещает нам миллионы благ, сапоги, картошку, снаряды, паровозы (в кредит... это не «кабала», не бойтесь! это «только» кредит!). Она хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией.

      Понятно, почему она должна хотеть этого: потому, что, во-первых, мы оттянули бы часть германских сил. Потому, во-вторых, что Советская власть могла бы крахнуть легче всего от несвоевременной военной схватки с германским империализмом». [12]

      В приведенной цитате речь идет об англичанах и французах. Однако с полным правом ленинскую характеристику империалистической политики в отношении выхода Советской России из войны можно отнести и к Соединенным Штатам. Правомерность этого становится еще более очевидной, если сравнить «Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира», написанные Лениным 7 января 1918 г., с подготовительными набросками к этим тезисам. Параграф 10 тезисов опровергает довод против подписания мира, заключающийся в том, что, подписывая мир, большевики якобы становятся агентами германского империализма: «...этот довод явно неверен, ибо революционная война в данный момент сделала бы нас, объективно, агентами англо-французского империализма...» [13] В подготовительных заметках этот тбзис сформулирован: «объект[ивно] = агент Вильсона...» [14] И Вильсон являлся олицетворением американского империализма. .

      Попытка американских империалистов столкнуть Советскую Россию с кайзеровской Германией потерпела крах. Однако были дни, когда государственным деятелям Соединенных Штатов казалось, что их планы близки к осуществлению.

      10 февраля 1918 г. брестские переговоры были прерваны. Троцкий, предательски нарушив данные ему директивы, не подписал мирного договора с Германией. Одновременно он сообщил немцам, что Советская республика продолжает демобилизацию армии. Это открывало немецким войскам дорогу на Петроград. 18 февраля германское командование начало наступление по всему фронту.

      В эти тревожные для русского народа дни враги Советской России разработали коварный план удушения социалистического государства. Маршал Фош в интервью с представителем газеты «Нью-Йорк Таймс» /36/

      10. Архив полковника Хауза, т. III, стр. 232.
      11. Там же, т. IV, стр. 118.
      12. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 268.
      13. Там же, стр. 195.
      14. Ленинский сборник, т. XI, стр. 37.

      сформулировал его следующим образом: Германия захватывает Россию, Америка и Япония должны немедленно выступить и встретить немцев в Сибири. [15]

      Этот план был предан гласности французским маршалом. Однако авторы его и главные исполнители находились в Соединенных Штатах. Перспектива сокрушения Советской власти комбинированным ударом с запада и востока была столь заманчивой, что Вильсон начал развязывать японскую интервенцию, торжественно заверяя в то же время о «дружеских чувствах» к русскому народу.

      В 1921 г. Лансинг составил записку, излагающую историю американско-японских переговоров об интервенции. Он писал для себя, поэтому не облекал мысли в витиеватые и двусмысленные дипломатические формулы: многое в этой записке названо своими именами. Относительно позиции США в конце февраля 1918 г. там сказано: «То, что Япония пошлет войска во Владивосток и Харбин, казалось одобренным (accepted) фактом». [16] В Вашингтоне в эти дни немецкого наступления на Петроград считали, что власти большевиков приходит конец. Поэтому решено было устранить возможные недоразумения и информировать союзные державы о согласии США на японское вооруженное выступление против Советской России.

      18 февраля, в тот день, когда германские полчища ринулись на Петроград, в Верховном совете Антанты был поднят вопрос о посылке иностранных войск на Дальний Восток. Инициатива постановки этого вопроса принадлежала американскому представителю генералу Блиссу. Было решено предоставить Японии свободу действий против Советской России. Союзники согласились, — говорилось в этом принятом документе — так называемой совместной ноте №16, — в том, что «1) оккупация Сибирской железной дороги от Владивостока до Харбина, включая оба конечных пункта, дает военные выгоды, которые перевешивают возможный политический ущерб, 2) рекомендованная оккупация должна осуществляться японскими силами после получении соответствующих гарантий под контролем союзной миссии». [17]

      Действия Блисса, подписавшего этот документ в качестве официального представителя Соединенных Штатов, получили полное одобрение американского правительства.

      В Вашингтоне стало известно, что Япония закончила последние приготовления и ее войска готовы к вторжению на Дальний Восток. [18] Государственные деятели США начинают форсировать события. 27 февраля Лансинг беседовал в Вашингтоне с французским послом. Последний сообщил, что японское правительство намеревается, начав интервенцию, расширить военные операции вплоть до Уральского хребта. Лансинг ответил, что правительство США не примет участия в интервенции, однако против японской экспедиции возражать не будет.

      В тот же день Лансинг письмом доложил об этом Вильсону. Обращая особое внимание на обещание японцев наступать до Урала, он писал: «поскольку это затрагивает наше правительство, то мне кажется, что все, что от нас потребуется, это создание практической уверенности в том, что с нашей стороны не последует протеста против этого шага Японии». [19] /37/

      15. «Information», 1 марта 1918 г.
      16. The Lansing papers, v. II, p. 394.
      17. Там же, стр. 272.
      18. FR, v. II, p. 56.
      19. The Lansing papers, v. II, p. 355.

      Для того, чтобы создать эту «практическую уверенность», Вильсон решил отправить в Японию меморандум об отношении США к интервенции. В меморандуме черным по белому было написано, что правительство Соединенных Штатов дает свое согласие на высадку японских войск на Дальнем Востоке. На языке Вильсона это звучало следующим образом: «правительство США не считает разумным объединиться с правительством Антанты в просьбе к японскому правительству выступить в Сибири. Оно не имеет возражений против того, чтобы просьба эта была принесена, и оно готово уверить японское правительство, что оно вполне доверяет ему в том отношении, что, вводя вооруженные силы в Сибирь, Япония действует в качестве союзника России, не имея никакой иной цели, кроме спасения Сибири от вторжения армий Германии и от германских интриг, и с полным желанием предоставить разрешение всех вопросов, которые могут воздействовать на неизменные судьбы Сибири, мирной конференции». [20] Последняя оговорка, а именно тот факт, что дальнейшее решение судьбы Сибири Вильсон намеревался предоставить международной конференции, свидетельствовала о том, что США собирались использовать Японию на Дальнем Востоке лишь в качестве жандарма, который должен будет уйти, исполнив свое дело. Япония, как известно, рассматривала свою роль в Азии несколько иначе.

      Совместные действия против Советской республики отнюдь не устраняли японо-американского соперничества. Наоборот, борьба за новые «сферы влияния» (именно так рисовалась американцам будущая Россия) должна была усилить это соперничество. Перспектива захвата Сибири сильной японской армией вызывала у военных руководителей США невольный вопрос: каким образом удастся впоследствии выдворить эту армию из областей, на которые претендовали американские капиталисты. «Я часто думаю, — писал генерал Блисс начальнику американского генерального штаба Марчу, — что эта война, вместо того чтобы быть последней, явится причиной еще одной. Японская интервенция открывает путь, по которому придет новая война». [21] Это писалось как раз в те дни, когда США начали провоцировать Японию на военное выступление против Советской России. Вопрос о японской интервенции ставил, таким образом, перед американскими политиками проблему будущей войны с Японией. Интересы «священной частной собственности», ненависть к Советскому государству объединили на время усилия двух империалистических хищников. Более осторожный толкал на опасную авантюру своего ослепленного жадностью собрата, не забывая, однако, о неизбежности их будущего столкновения, а быть может, даже в расчете на это столкновение.

      Составитель «Архива Хауза» постарался создать впечатление, будто февральский меморандум был написан Вильсоном «под непрерывным давлением со стороны французов и англичан» и являлся в биографии президента чем-то вроде досадного недоразумения, проявлением слабости и т. п. Изучение «документов Лансинга» дает возможность сделать иное заключение: это был один из немногих случаев, когда Вильсон в стремлении форсировать события выразился более или менее откровенно.

      1 марта 1918 г. заместитель Лансинга Полк пригласил в государственный департамент послов Англии и Франции и ознакомил их с /38/

      20. The Lansing papers, v. II, p. 355 См. также «Архив полковника Хауза» т. III, стр. 294.
      21. С. March. Nation at war, N. Y., 1932, p. 115.

      текстом меморандума. Английскому послу было даже разрешено снять копию. Это означала, в силу существовавшего тогда англо-японского союза, что текст меморандума станет немедленно известен в Токио. Так, без официального дипломатического акта вручения ноты, правительство СЛИЛ допело до сведения японского правительства свою точку зрения. Теперь с отправкой меморандума можно было не спешить, тем более что из России поступали сведения о возможности подписания мира с немцами.

      5 марта Вильсон вызвал к себе Полка (Лансинг был в это время в отпуске) и вручил ему для немедленной отправки в Токио измененный вариант меморандума. Полк прочитал его и изумился: вместо согласия на японскую интервенцию в ноте содержались возражения против нее. Однако, поговорив с президентом, Полк успокоился. Свое впечатление, вынесенное из разговора с Вильсоном, Полк изложил в письме к Лансингу. «Это — изменение нашей позиции,— писал Полк,— однако, я не думаю, что это существенно повлияет на ситуацию. Я слегка возражал ему (Вильсону. — А. Г.), но он сказал, что продумал это и чувствует, что второе заявление абсолютно необходимо... Я не думаю, что японцы будут вполне довольны, однако это (т. е. нота.— Л. Г.) не является протестом. Таким образом, они могут воспринять ее просто как совет выступить и делать все, что им угодно». [22]

      Таким же образом оценил впоследствии этот документ и Лансинг. В его записке 1921 г. по этому поводу говорится: «Президент решил, что бессмысленно выступать против японской интервенции, и сообщил союзным правительствам, что Соединенные Штаты не возражают против их просьбы, обращенной к Японии, выступить в Сибири, но Соединенные Штаты, в силу определенных обстоятельств, не могут присоединиться к этой просьбе. Это было 1 марта. Четыре дня спустя Токио было оповещено о точке зрения правительства Соединенных Штатов, согласно которой Япония должна была заявить, что если она начнет интервенцию в Сибирь, она сделает это только как союзник России». [23]

      Для характеристики второго варианта меморандума Лансинг отнюдь не употребляет слово «протест», ибо по сути дела вильсоновский документ ни в какой мере не являлся протестом. Лансинг в своей записке не только не говорит об изменении позиции правительства США, но даже не противопоставляет второго варианта меморандума первому, а рассматривает их как последовательные этапы выражения одобрения действиям японского правительства по подготовке вторжения.

      Относительно мотивов, определивших замену нот, не приходится гадать. Не столько вмешательство Хауза (как это можно понять из чтения его «архива») повлияло на Вильсона, сколько телеграмма о подписании Брестского мира, полученная в Вашингтоне вечером 4 марта. Заключение мира между Германией и Советской Россией смешало все карты Вильсона. Немцы остановились; останавливать японцев Вильсон не собирался, однако для него было очень важно скрыть свою роль в развязывании японской интервенции, поскольку предстояло опять разыгрывать из себя «друга» русского народа и снова добиваться вовлечения России в войну с Германией. [24] Японцы знали от англичан /39/

      22. The Lansing papers, v. II, p. 356. (Подчеркнуто мной. — Л. Г.).
      23. Там же, стр. 394.

      истинную позицию США. Поэтому, полагал Вильсон, они не сделают неверных выводов, даже получив ноту, содержащую утверждения, противоположные тому, что им было известно. В случае же проникновения сведений в печать позиция Соединенных Штатов будет выглядеть как «вполне демократическая». Вильсон решился на дипломатический подлог. «При чтении, — писал Полк Лансингу, — вы, вероятно, увидите, что повлияло на него, а именно соображения относительно того, как будет выглядеть позиция нашего правительства в глазах демократических народов мира». [25]

      Как и следовало ожидать, японцы поняли Вильсона. Зная текст первою варианта меморандума, они могли безошибочно читать между строк второго. Министр иностранных дел Японии Мотоко, ознакомившись с нотой США, заявил не без иронии американскому послу Моррису, что он «высоко оценивает искренность и дружеский дух меморандума». [26] Японский поверенный в делах, посетивший Полка, выразил ему «полное удовлетворение тем путем, который избрал государственный департамент». [27] Наконец, 19 марта Моррису был вручен официальный ответ японского правительства на меморандум США. По казуистике и лицемерию ответ не уступал вильсоновским документам. Министерство иностранных дел Японии выражало полное удовлетворение по поводу американского заявления и снова ехидно благодарило за «абсолютную искренность, с которой американское правительство изложило свои взгляды». С невинным видом японцы заявляли, что идея интервенции родилась не у них, а была предложена им правительствами стран Антанты. Что касается существа вопроса, то, с одной стороны, японское правительство намеревалось, в случае обострения положения /40/

      24. Не прошло и недели, как Вильсон обратился с «приветственной» телеграммой к IV съезду Советов с намерением воспрепятствовать ратификации Брестского мира. Это было 11 марта 1918 г. В тот же день государственный департамент направил Френсису для ознакомления Советского правительства (неофициальным путем, через Робинса) копию меморандума, врученного 5 марта японскому правительству, а также представителям Англии, Франции и Италии. Интересно, что на копии, посланной в Россию, в качестве даты написания документа было поставлено «3 марта 1918 г.». В американской правительственной публикации (FR, v. II, р. 67) утверждается, что это было сделано «ошибочно». Зная методы государственного департамента, можно утверждать, что эта «ошибка» была сделана умышленно, с провокационной целью. Для такого предположения имеются достаточные основания. Государственный департамент направил копию меморандума в Россию для того, чтобы ввести в заблуждение советское правительство, показать США «противником» японской интервенции. Замена даты 5 марта на 3 марта могла сделать документ более «убедительным»: 1 марта в Вашингтоне еще не знали о подписании Брестского мира, следовательно меморандум, составленный в этот день, не мог являться следствием выхода Советской России из империалистической войны, а отражал «демократическую позицию» Соединенных Штатов.
      Несмотря на все ухищрения Вильсона, планы американских империалистов не осуществились — Брестский мир был ратифицирован. Советская Россия вышла из империалистической войны.
      23. Махинации Вильсона ввели в заблуждение современное ему общественное мнение Америки. В свое время ни текст двух вариантов меморандума, ни даже сам факт его вручения не были преданы гласности. В газетах о позиции США в отношении японской интервенции появлялись противоречивые сообщения. Только через два года журналист Линкольн Колькорд опубликовал текст «секретного» американского меморандума, отправленного 5 марта 1918 г. в Японию (журнал «Nation» от 21 февраля 1920 г.). Вопрос казался выясненным окончательно. Лишь много лет спустя было опубликовано «второе дно» меморандума — его первый вариант.
      26. FR, v II, р. 78.
      27. Там же, стр. 69.

      на Дальнем Востоке, выступить в целях «самозащиты», а с другой стороны, в японской ноте содержалось обещание, что ни один шаг не будет предпринт без согласия США.

      Лансингу тон ответа, вероятно, показался недостаточно решительнным. Он решил подтолкнуть японцев на более активные действия против Советской России. Через несколько часов после получения японской ноты он уже телеграфировал в Токио Моррису: «Воспользуйтесь, пожалуйста, первой подходящей возможностью и скажите к о н ф и д е н ц и а л ь н о министру иностранных дел, что наше правительство надеется самым серьезным образом на понимание японским правительством того обстоятельства, что н а ш а позиция в от н о ш е н и и п о с ы л к и Японией экспедиционных сил в Сибирь н и к о и м образом не основывается на подозрении п о п о в о д у мотивов, которые заставят японское правительство совершить эту акцию, когда она окажется уместной. Наоборот, у нас есть внутренняя вера в лойяльность Японии по отношению к общему делу и в ее искреннее стремление бескорыстно принимать участие в настоящей войне.

      Позиция нашего правительства определяется следующими фактами: 1) информация, поступившая к нам из различных источников, дает нам возможность сделать вывод, что эта акция вызовет отрицательную моральную реакцию русского народа и несомненно послужил на пользу Германии; 2) сведения, которыми мы располагаем, недостаточны, чтобы показать, что военный успех такой акции будет достаточно велик, чтобы покрыть моральный ущерб, который она повлечет за собой». [29]

      В этом документе в обычной для американской дипломатии казуистической форме выражена следующая мысль: США не будут возлежать против интервенции, если они получат заверение японцев в том, что последние нанесут Советской России тщательно подготовленный удар, достаточно сильный, чтобы сокрушить власть большевиков. Государственный департамент активно развязывал японскую интервенцию. Лансинг спешил предупредить Токио, что США не только поддерживают план японского вторжения на Дальний Восток, но даже настаивают на том, чтобы оно носило характер смертельного удара для Советской республики. Это была установка на ведение войны чужими руками, на втягивание в военный конфликт своего соперника. Возможно, что здесь имел место также расчет и на будущее — в случае провала антисоветской интервенции добиться по крайней мере ослабления и компрометации Японии; однако пока что государственный Департамент и японская военщина выступали в трогательном единении.

      Лансинг даже старательно подбирал предлог для оправдывания антисоветского выступления Японии. Давать согласие на вооруженное вторжение, не прикрыв его никакой лицемерной фразой, было не в правилах США. Ощущалась острая необходимость в какой-либо фальшивке, призванной отвлечь внимание от агрессивных замыслов Японии и США. Тогда в недрах государственного департамента родился миф о германской угрозе Дальнему Востоку. Лансингу этот миф казался весьма подходящим. «Экспедиция против немцев, — писал он Вильсону, — /41/

      28. Там же, стр. 81.
      29. Там же, стр. 82. (Подчеркнуто иной. — А. Г.)

      совсем иная вещь, чем оккупация сибирской железной дороги с целью поддержания порядка, нарушенного борьбой русских партий. Первое выглядит как законная операция против общего врага» [80].

      Руководители государственного департамента толкали своих представителей в России и Китае на путь лжи и дезинформации, настойчиво требуя от них фабрикации фальшивок о «германской опасности».

      Еще 13 февраля Лансинг предлагает американскому посланнику в Китае Рейншу доложить о деятельности немецких и австрийских военнопленных. [31] Ответ Рейнша, однако, был весьма неопределенным и не удовлетворил государственный департамент. [32] Вашингтон снова предложил посольству в Пекине «проверить или дополнить слухи о вооруженных немецких пленных». [33] Из Пекина опять поступил неопределенный ответ о том, что «военнопленные вооружены и организованы». [34] Тогда заместитель Лансинга Полк, не полагаясь уже на фантазию своих дипломатов, направляет в Пекин следующий вопросник: «Сколько пленных выпущено на свободу? Сколько пленных имеют оружие? Где они получили оружие? Каково соотношение между немцами и австрийцами? Кто руководит ими? Пришлите нам также и другие сведения, как только их добудете, и продолжайте, пожалуйста, присылать аналогичную информацию». [35] Но и на этот раз информация из Пекина оказалась бледной и невыразительной. [36]

      Гораздо большие способности в искусстве клеветы проявил американский консул Мак-Говен. В cвоей телеграмме из Иркутска 4 марта он нарисовал живописную картину немецкого проникновения в Сибирь»: «12-го проследовал в восточном направлении поезд с военнопленными и двенадцатью пулеметами; две тысячи останавливались здесь... Надежный осведомитель сообщает, что прибыли германские генералы, другие офицеры... (пропуск), свыше тридцати саперов, генеральный штаб ожидает из Петрограда указаний о разрушении мостов, тоннелей и об осуществлении плана обороны. Немецкие, турецкие, австрийские офицеры заполняют станцию и улицы, причем признаки их воинского звания видны из-под русских шинелей. Каждый военнопленный, независимо от того, находится ли он на свободе или в лагере; имеет винтовку» [37].

      Из дипломатических донесений подобные фальшивки переходили в американскую печать, которая уже давно вела злобную интервенционистскую кампанию.

      Тем временем во Владивостоке происходили события, не менее ярко свидетельствовавшие об истинном отношении США к подготовке японского десанта. /42/

      30. The Lansing papers, v. II; p. 358.
      31. FR, v. II, p. 45.
      32. Там же, стр. 52.
      33. Там же, стр. 63.
      34. Там же, стр. 64.
      36. Там же, стр. 66.
      36. Там же, стр. 69.
      37. Russiafn-American Relations, p. 164. Американские представители в России находились, как известно, в тесной связи с эсерами. 12 марта из Иркутска член Сибирской областной думы эсер Неупокоев отправил «правительству автономной Сибири» письмо, одно место, в котором удивительно напоминает телеграмму Мак-Говена: «Сегодня прибыло 2.000 человек австрийцев, турок, славян, одетых в русскую форму, вооружены винтовками и пулеметами и проследовали дальше на восток». («Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 95.) Вполне возможно, что именно эсер Неупокоев был «надежным осведомителем» Мак-Говена.

      12 января во Владивостокском порту стал на якорь японский крейсер «Ивами». Во Владивостокский порт раньше заходили военные суда Антанты (в том числе и американский крейсер «Бруклин»). [38] В данном случае, вторжение «Ивами» являлось явной и прямой подготовкой к агрессивным действиям.

      Пытаясь сгладить впечатление от этого незаконного акта, японский консул выступил с заявлением, что его правительство послало военный корабль «исключительно с целью защиты своих подданных».

      Владивостокский Совет заявил решительный протест против вторжения японского военного корабля в русский порт. Относительно того, что крейсер «Ивами» якобы послан для защиты японских подданных, Совет заявил следующее: «Защита всех жителей, проживающих на территории Российской республики, является прямой обязанностью российских властей, и мы должны засвидетельствовать, что за 10 месяцев революции порядок в городе Владивостоке не был нарушен». [39]

      Адвокатами японской агрессии выступили американский и английский консулы. 16 января они направили в земскую управу письмо, в котором по поводу протеста местных властей заявлялось: «Утверждение, содержащееся в заявлении относительно того, что общественный порядок во Владивостоке до сих пор не был нарушен, мы признаем правильным. Но, с другой стороны, мы считаем, что как в отношении чувства неуверенности у стран, имеющих здесь значительные материальные интересы, так и в отношении того направления, в кагором могут развиваться события в этом районе, политическая ситуация в настоящий момент дает право правительствам союзных стран, включая Японию, принять предохранительные меры, которые они сочтут необходимыми для защиты своих интересов, если последним будет грозить явная опасность». [40]

      Таким образом, американский и английский консулы встали на защиту захватнических действий японской военщины. За месяц до того, как Вильсон составил свой первый меморандум об отношении к интервенции, американский представитель во Владивостоке принял активное участие в подготовке японской провокации.

      Задача консулов заключалась теперь в том, чтобы создать картину «нарушения общественного порядка» во Владивостоке, «слабости местных властей» и «необходимости интервенции». Для этого по всякому поводу, даже самому незначительному, иностранные консулы обращались в земскую управу с протестами. Они придирались даже к мелким уголовным правонарушениям, столь обычным в большом портовом городе, изображая их в виде событий величайшей важности, требующих иностранного вмешательства.

      В начале февраля во Владивостоке состоялось совещание представителей иностранной буржуазии совместно с консулами. На совещании обсуждался вопрос о борьбе с «анархией». Затем последовали протесты консульского корпуса против ликвидации буржуазного самоуправления в городе, против рабочего контроля за деятельностью порта и таможни, /43/

      38. «Бруклин» появился во Владивостокском порту 24 ноября 1917 г.— накануне выборов в Учредительное собрание. Американские пушки, направленные на город, должны были предрешить исход выборов в пользу буржуазных партий. Однако этот агрессивный демарш не дал желаемых результатов: по количеству поданных голосов большевики оказались сильнейшей политической партией во Владивостоке.
      39. «Известия Владивостокского совета рабочих и солдатских депутатов», 4 (17) января 1918 г.
      40. Japanese agression in the Russian Far East Extracts from the Congressional Record. March 2, 1922. In the Senate of the United States, Washington, 1922, p. 7.

      против действий Красной гвардии и т. д. Американский консул открыто выступал против мероприятий советских властей и грозил применением вооруженной силы. [41] К этому времени во Владивостокском порту находилось уже четыре иностранных военных корабля: американский, английский и два японских.

      Трудящиеся массы Владивостока с возмущением следили за провокационными действиями иностранных консулов и были полны решимости с оружием в руках защищать Советскую власть. На заседании Владивостокского совета было решенo заявить о готовности оказать вооруженное сопротивление иностранной агрессии. Дальневосточный краевой комитет Советов отверг протесты консулов как совершенно необоснованные, знаменующие явное вмешательство во внутренние дела края.

      В марте во Владивостоке стало известно о контрреволюционных интригах белогвардейской организации, именовавшей себя «Временным правительством автономной Сибири». Эта шпионская группа, возглавленная веерами Дербером, Уструговым и др., добивалась превращения Дальнего Востока и Сибири в колонию Соединенных Штатов и готовила себя к роли марионеточного правительства этой американской вотчины.

      Правительство США впоследствии утверждало, будто оно узнало о существовании «сибирского правительства» лишь в конце апреля 1918 г. [49] На самом деле, уже в марте американский адмирал Найт находился в тесном контакте с представителями этой подпольной контрреволюционной организации. [41]

      29 марта Владивостокская городская дума опубликовала провокационное воззвание. В этом воззвании, полном клеветнических нападок на Совет депутатов, дума заявляла о своем бессилии поддерживать порядок в городе. [41] Это был документ, специально рассчитанный на создание повода для высадки иностранного десанта. Атмосфера в городе накалилась: «Владивосток буквально на вулкане», — сообщал за границу одни из агентов «сибирского правительства». [45]

      Японские войска высадились во Владивостоке 5 апреля 1918 г. В этот же день был высажен английский десант. Одновременно с высадкой иностранных войск начал в Манчжурии свое новое наступление на Читу бандит Семенов. Все свидетельствовало о предварительном сговоре, о согласованности действий всех контрреволюционных сил на Дальнем Востоке.

      Поводом для выступления японцев послужило, как известно, убийство японских подданных во Владивостоке. Несмотря на то, что это была явная провокация, руководители американской внешней политики ухватились за нее, чтобы «оправдать» действия японцев и уменьшить «отрицательную моральную реакцию» в России. Лживая японская версия была усилена в Вашингтоне и немедленно передана в Вологду послу Френсису.

      Американский консул во Владивостоке передал по телеграфу в государственный департамент: «Пять вооруженных русских вошли в японскую контору в центре города, потребовали денег. Получив отказ, стреляли в трех японцев, одного убили и других серьез-/44/

      41. FR, v. II, р. 71.
      42. Russian-American Relations, p. 197.
      43. «Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 97.
      44. «Известия» от 7 апреля 1918 г.
      45. «Красный архив», 1928, т. 4 (29). стр. 111.

      но ранили». [46] Лансинг внес в это сообщение свои коррективы, после чего оно выглядело следующим образом: «Пять русских солдат вошли в японскую контору во Владивостоке и потребовали денег. Ввиду отказа убили трех японцев». [47] В редакции Лансинга ответственность за инцидент ложилась на русскую армию. При всей своей незначительности эта деталь очень характерна: она показывает отношение Лансинга к японскому десанту и разоблачает провокационные методы государственного департамента.

      Правительство США не сочло нужным заявить даже формальный протест против японского выступления. Вильсон, выступая на следующий день в Балтиморе, в речи, посвященной внешнеполитическим вопросам, ни единым словом не обмолвился о десанте во Владивостоке. [48]

      Добившись выступления Японии, США пытались продолжать игру в «иную позицию». Военный «корабль США «Бруклин», стоявший во Владивостокском порту, не спустил на берег ни одного вооруженного американского солдата даже после высадки английского отряда. В русской печати американское посольство поспешило опубликовать заявление о том, что Соединенные Штаты непричастны к высадке японского десанта. [49]

      Американские дипломаты прилагали все усилия, чтобы изобразить японское вторжение в советский город как незначительный эпизод, которому не следует придавать серьезного значения. Именно так пытался представить дело американский консул представителям Владивостокского Совета. [50] Посол Френсис устроил специальную пресс-конференцию, на которой старался убедить журналистов в том, что советское правительство и советская пресса придают слишком большое значение этой высадке моряков, которая в действительности лишена всякого политического значения и является простой полицейской предосторожностью. [51]

      Однако американским дипломатам не удалось ввести в заблуждение Советскую власть. 7 апреля В. И. Ленин и И. В. Сталин отправили во Владивосток телеграмму с анализом обстановки и практическими указаниями городскому совету. «Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать, — говорилось в телеграмме. — Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники». [52] Последующие события оправдали прогноз Ленина и Сталина.

      Советская печать правильно оценила роль Соединенных Штатов в развязывании японского выступления. В статье под заголовком: «Наконец разоблачились» «Известия» вскрывали причастность США к японскому вторжению. [53] В обзоре печати, посвященном событиям на Дальнем Востоке, «Известия» приводили откровенное высказывание представителя американского дипломатического корпуса. «Нас, американцев, — заявил он, — сибирские общественные круги обвиняют в том, что мы будто бы связываем руки /45/

      46. FR, v. II, p. 99. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      47. Там же, стр. 100. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      48. Russian-American Relations, p. 190.
      49. «Известия» от 11 апреля 1918 г.
      50. «Известия» от 12 апреля 1918 г.
      51. «Известия» от 13 апреля 1918 г.
      52. «Документы по истории гражданской войны в СССР», т. 1940, стр. 186.
      53. «Известия» от 10 апреля 1918 г.

      большевизма. Дело обстоит, конечно, не так». [54]

      Во Владивостоке при обыске у одного из членов «сибирского правительства» были найдены документы, разоблачавшие контрреволюционный заговор на Дальнем Востоке. В этом заговоре были замешаны иностранные консулы и американский адмирал Найт. [55]

      Советское правительство направило эти компрометирующие документы правительству Соединенных Штатов и предложило немедленно отозвать американского консула во Владивостоке, назначить расследование о причастности американских дипломатических представителей к контрреволюционному заговору, а также выяснить отношение правительства США к советскому правительству и ко всем попыткам официальных американских представителей вмешиваться во внутреннюю жизнь России. [56] В этой ноте нашла выражение твердая решимость советского правительства пресечь все попытки вмешательства во внутреннюю жизнь страны, а также последовательное стремление к мирному урегулированию отношений с иностранными державами. В последнем, однако, американское правительство не было заинтересовано. Соединенные Штаты развязывали военный конфликт. /46/

      54 «Известия» от 27 апреля 1913 г. (Подчеркнуто мной.— А. Г.)
      55. «Известия» от 25 апреля 1918 г.
      56. Russiain-American Relations, p. 197.

      Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • Асташов А.Б. Борьба за людские ресурсы в Первой мировой войне: мобилизация преступников в Русскую армию // Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
      Автор: Военкомуезд
      Александр Борисович
      АСТАШОВ
      д-р ист. наук, профессор
      Российского государственного
      гуманитарного университета
      БОРЬБА ЗА ЛЮДСКИЕ РЕСУРСЫ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ: МОБИЛИЗАЦИЯ ПРЕСТУПНИКОВ В РУССКУЮ АРМИЮ
      Аннотация. Автор рассматривает проблему расширения людских ресурсов в Первой мировой войне — первой тотальной войне XX в. В статье исследуется политика по привлечению в русскую армию бывших осужденных преступников: основные этапы, объемы и различные категории привлеченного контингента, ключевые аргументы о необходимости применяемых приемов и мер, общий успех и причины неудач. Работа основана на впервые привлеченных архивных материалах. Автор приходит к выводу о невысокой эффективности предпринятых усилий по задействованию такого специфического контингента, как уголовники царских тюрем. Причины кроются в сложности условий мировой войны, специфике социально-политической ситуации в России, вынужденном характере решения проблемы массовой мобилизации в период назревания и прохождения революционного кризиса, совпавшего с гибелью русской армии.
      Ключевые слова: тотальная война, людские ресурсы в войне, русская армия, преступники, морально-политическое состояние армии, армейская и трудовая дисциплина на войне, борьба с деструктивными элементами в армии. /217/
      Использование человеческих ресурсов — один из важнейших вопросов истории мировых войн. Первая мировая, являющаяся первым тотальным военным конфликтом, сделала актуальным привлечение к делу обороны всех групп населения, включая те, которые в мирной ситуации считаются «вредными» для общества и изолируются. В условиях всеобщего призыва происходит переосмысление понятий тягот и лишений: добропорядочные граждане рискуют жизнью на фронте, переносят все перипетии фронтового быта, в то время как преступники оказываются избавленными от них. Такая ситуация воспринималась в обществе как несправедливая. Кроме решения проблемы равного объема трудностей для всех групп населения власти столкнулись, с одной стороны, с вопросом эффективного использования «преступного элемента» для дела обороны, с другой стороны — с проблемой нейтрализации негативного его влияния на армию.
      Тема использования бывших осужденных в русской армии мало представлена в отечественной историографии, исключая отдельные эпизоды на региональном материале [1]. В настоящей работе ставится вопрос использования в деле обороны различных видов преступников. В центре внимания — их разряды и характеристики; способы нейтрализации вредного влияния на рядовой состав; проблемы в обществе,
      1. Коняев Р. В. Использование людских ресурсов Омского военного округа в годы Первой мировой войны // Манускрипт. Тамбов, 2018. № 12. Ч. 2. С. 232. Никулин Д. О. Подготовка пополнения для действующей армии периода Первой мировой войны 1914-1918 гг. в запасных частях Омского военного округа. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Новосибирск, 2019. С. 228-229. /219/
      возникавшие в процессе решения этого вопроса; а также эффективность предпринятых мер как в годы войны, так и во время революции 1917 г. Работа написана на архивных материалах фонда Ставки главковерха, военного министерства и Главного штаба, а также на основе анализа информации, содержащейся в переписке различных инстанций, вовлеченных в эту деятельность. Все материалы хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА).
      Проблема пополнения людских ресурсов решалась в зависимости от наличия и правового статуса имевшихся контингентов преступников. В России было несколько групп населения, которые по существовавшим законам не принимали участия в военных действиях. Это военнослужащие, отбывающие наказание по воинским преступлениям; лица, находившиеся под полицейским надзором по месту жительства, причем как административно высланные гражданскими властями в рамках Положения о государственной охране, так и высланные военными властями с театра военных действий согласно Правилам о военном положении; многочисленная группа подследственных или отбывающих наказание за мелкие преступления, не связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. права на военную службу; значительная группа подследственных, а также отбывающих или отбывших наказание за серьезные преступления, связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. и права на военную службу. /220/
      Впервые вопрос о привлечении уголовных элементов к несению службы в русской армии встал еще в годы русско-японской войны, когда на Сахалине пытались создать дружины из ссыльных каторжан. Опыт оказался неудачным. Среди каторжан было много людей старых, слабосильных, с физическими недостатками. Но главное — все они поступали в дружины не по убеждениям, не по желанию сразиться с врагом, а потому, что льготы, данные за службу, быстро сокращали обязательные сроки пребывания на острове, обеспечивали казенный паек и некоторые другие преимущества. В конечном счете пользы такие отряды в военном отношении не принесли и были расформированы, как только исчезла опасность высадки врага [1].
      В годы Первой мировой войны власти привлекали правонарушителей на военную службу в зависимости от исчерпания людских ресурсов и их пользы для дела обороны. В самом начале войны встал вопрос о судьбе находящихся в военно-тюремных учреждениях (военных тюрьмах и дисциплинарных батальонах) лиц, совершивших воинские преступления на военной службе еще до войны [2]. В Главном военно-судебном управлении (ГВСУ) считали, что обитатели военно-тюремных заведений совершили преступление большей частью по легкомыслию, недостаточному усвоению требований воинской дисциплины и порядка, под влиянием опьянения и т. п., и в массе своей не являлись закоренелыми преступниками и глубоко испорченными людьми. В связи с этим предполагалось применить к ним ст. 1429 Военно-судебного устава, согласно которой в районе театра военных действий при исполнении приговоров над военнослужащими применялись правила, позволявшие принимать их на службу, а после войны переводить в разряд штрафованных. Немедленное же приведение нака-
      1. Русско-Японская война. Т. IX. Ч. 2. Военные действия на острове Сахалине и западном побережье Татарского пролива. Работа военно-исторической комиссии по описанию Русско-Японской войны. СПб., 1910. С. 94; Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 2000. On. 1. Д. 1248. Л. 31-32 об. Доклад по мобилизационному отделению Главного управления генерального штаба (ГУГШ), 3 октября 1917 г.
      2. См. п. 1 таблицы категорий преступников. /221/
      зания в исполнение зависело от начальников частей, если они посчитают, что в силу испорченности такие осужденные лица могут оказывать вредное влияние на товарищей. С другой стороны, то же войсковое начальство могло сделать представление вышестоящему начальству о даровании смягчения наказания и даже совершенного помилования «в случае примерной храбрости в сражении, отличного подвига, усердия и примерного исполнения служебных обязанностей во время войны» военнослужащих, в отношении которых исполнение приговора отложено [1].
      23 июля 1914 г. император Николай II утвердил соответствующий доклад Военного министра —теперь заключенные военно-тюремных учреждений (кроме разряда «худших») направлялись в строй [2]. Такой же процедуре подлежали и лица, находящиеся под судом за преступления, совершенные на военной службе [3]. Из военно-тюремных учреждений уже в первые месяцы войны были высланы на фронт фактически все (свыше 4 тыс.) заключенные и подследственные (при списочном составе в 5 125 человек), а сам штат тюремной стражи подлежал расформированию и также направлению
      на военную службу [4]. Формально считалось, что царь просто приостановил дальнейшее исполнение судебных приговоров. Военное начальство с удовлетворением констатировало, что не прошло и месяца, как стали приходить письма, что такие-то бывшие заключенные отличились и награждены георгиевскими крестами [5].
      Летом 1915 г. в связи с большими потерями появилась идея послать в армию осужденных или состоящих под судом из состава гражданских лиц, не лишенных по закону права
      1. РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 326. Л. 1-2. Доклад ГВСУ, 22 июля 1914 г.
      2. РГВИА. Ф. 2126. Оп. 2. Д. 232. Л. 1 об. Правила о порядке постановления и исполнения приговоров над военнослужащими в районе театра военных действий. Прил. 10 к ст. 1429 Военно-судебного устава.
      3. Там же. ГВСУ — штаб войск Петроградского военного округа. См. 2-ю категорию преступников таблицы.
      4. Там же. Л. 3-4 об., 6 об., 10-11, 14-29. Переписка начальства военно-тюремных заведений с ГВСУ, 1914 г.
      5. РГВИА. Ф. 801. Оп. 30. Д. 14. Л. 42, 45 об. Данные ГВСУ по военно-тюремным заведениям, 1914 г. /222/
      защищать родину [1]. Еще ранее о такой возможности ходатайствовали сами уголовники, но эти просьбы были оставлены без ответа. В августе 1915 г. теперь уже Военное министерство и Главный штаб подняли этот вопрос перед начальником штаба Верховного Главнокомандующего (ВГК) генералом М. В. Алексеевым. Военное ведомство предлагало отправить в армию тех, кто пребывал под следствием или под судом, а также осужденных, находившихся уже в тюрьме и ссылке. Алексеев соглашался на такие меры, если будут хорошие отзывы тюремного начальства о лицах, желавших пойти на военную службу, и с условием распределения таких лиц по войсковым частям равномерно, «во избежание скопления в некоторых частях порочных людей» [2].
      Но оставались опасения фронтового командования по поводу претворения в жизнь планируемой меры в связи с понижением морального духа армии после отступления 1915 г. Прежде всего решением призвать «порочных людей» в ряды армии уничтожалось важнейшее условие принципа, по которому защита родины могла быть возложена лишь на достойных, а звание солдата являлось высоким и почетным. Военные опасались прилива в армию порочного элемента, могущего оказать разлагающее влияние на окружение нижних чинов, зачастую не обладающих достаточно устойчивыми воззрениями и нравственным развитием для противостояния вредному влиянию представителей преступного мира [3]. Это представлялось важным, «когда воспитательные меры неосуществимы, а надзор за каждым отдельным бойцом затруднителен». «Допущение в ряды войск лиц, не заслуживающих доверия по своим нравственным качествам и своим дурным примером могущих оказать растлевающее влияние, является вопросом, решение коего требует вообще особой осторожности и в особенности ввиду того, что среди офицеров состава армий имеется достаточный процент малоопыт-
      1. См. п. 5 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 230, 240-242а. Переписка дежурного генерала, начальника штаба ВГК, военного министерства и Главного штаба, 27-30 августа 1915 г., 8, 4 сентября 1915 г.
      3. Там же. Д. 805. Л. 17-18. /223/
      ных прапорщиков», — подчеркивало командование Юго-Западного фронта. Большое количество заявлений от бывших уголовников с просьбой принять их на военную службу не убеждало в своей искренности. Наоборот, такая отправка на фронт рассматривалась просто как шанс выйти на свободу. В армии вообще сомневались, что «питомцы тюрьмы или исправительных арестантских отделений в массе были бы проникнуты чувствами патриотизма», в то время как в такой войне дисциплинированность и стойкость являются основным залогом успешных боевых действий. Вред от таких порочных людей мог быть гораздо большим, нежели ожидаемая польза. По мнению начальника штаба Киевского военного округа, нижние чины из состава бывших заключенных будут пытаться уйти из армии через совершение нового преступления. Если их высылать в запасной батальон с тем, чтобы там держать все время войны, то, в сущности, такая высылка явится им своего рода наградой, т. к. их будут кормить, одевать и не пошлют на войну. Вместе с тем призыв уголовников засорит запасной батальон, и без того уже переполненный [1]. Другие представители фронтового командования настаивали в отказе прихода на фронт грабителей, особенно рецидивистов, профессиональных преступников, двукратно наказанных за кражу, мошенничество или присвоение вверенного имущества. Из этой группы исключались убийцы по неосторожности, а также лица по особому ходатайству тюремных властей.
      В целом фронтовое командование признало практическую потребность такой меры, которая заставляла «поступиться теоретическими соображениями», и в конечном счете согласилось на допущение в армию по особым ходатайствам порочных лиц, за исключением лишенных всех прав состояния [2]. Инициатива военного ведомства получила поддержку в Главном штабе с уточнением, чтобы из допущенных в войска были исключены осужденные за разбой, грабеж, вымогательство, присвоение и растрату чужого имущества, кражу
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 16.
      2. Там же. Л. 2-3. Начальники штаба Юго-Западного и Северного фронтов — дежурному генералу при ВТК, 19, 21 сентября 1915 г. /224/
      и мошенничество, ибо такого рода элемент «развращающе будет действовать на среду нижних чинов и, несомненно, будет способствовать развитию в армии мародерства» [1]. Вопрос этот вскоре был представлен на обсуждение в министерство юстиции и, наконец, императору в январе 1916 г. [2] Подписанное 3 февраля 1916 г. (в порядке статьи 87) положение Совета министров позволяло привлекать на военную службу лиц, состоящих под судом или следствием, а также отбывающих наказание по суду, за исключением тех, кто привлечен к суду за преступные деяния, влекущие за собою лишение всех прав состояния, либо всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, т. е. за наиболее тяжкие преступления [3]. Реально речь шла о предоставлении отсрочки наказания для таких лиц до конца войны. Но это не распространялось на нижние чины, относительно которых последовало бы требование их начальников о немедленном приведении приговоров над ними в исполнение [4]. После указа от 3 февраля 1916 г. увеличилось количество осужденных, просивших перевода на воинскую службу. Обычно такие ходатайства сопровождались типовым желанием «искупить свой проступок своею кровью за Государя и родину». Однако прошения осужденных по более тяжким статьям оставлялись без ответа [5].
      Одновременно подобный вопрос встал и относительно осужденных за воинские преступления на военной службе [6]. Предполагалось их принять на военные окопные, обозные работы, т. к. на них как раз допускались лица, лишенные воинского звания [7].
      Но здесь мнения командующих армиями разделились по вопросу правильного их использования для дела обороны. Одни командармы вообще были против использования таких
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 242-242а; Д. 805. Л. 1.
      2. Там же. Д. 805. Л. 239, 249 об.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 1-2, 16-16 об.
      4. Там же. Л. 2 об.
      5. РГВИА. Ф. 1343. Оп. 2. Д. 247. Л. 189, 191.
      6. См. п. 2 таблицы категорий преступников.
      7. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 490. Выписка и заявления, поданные присяжными заседателями Екатеринбургского окружного суда на январской сессии 1916 г. /225/
      лиц в тылу армии, опасаясь, что военные преступники, особенно осужденные за побеги, членовредительство, мародерство и другие проступки, могли войти в контакт с нижними чинами инженерных организаций, дружин, запасных батальонов, работавших в тылу, оказывая на них не менее вредное влияние, чем если бы это было в войсковом районе. Главнокомандующий армиями Западного фронта также выступал против привлечения на военную службу осужденных приговорами судов к лишению воинского звания в тылу армии, мотивируя это тем же аргументом о «моральном влиянии» [1].
      Были и голоса за привлечение на работы для нужд армии лиц, лишенных по суду воинского звания, мотивированные мнением, что в любом случае они тем самым потратят время на то, чтобы заслужить себе прощение и сделаться выдающимися воинами [2]. В некоторых штабах полагали даже возможным использовать такой труд на самом фронте в тюремных мастерских или в качестве артелей подневольных чернорабочих при погрузке и разгрузке интендантских и других грузов в складах, на железных дорогах и пристанях, а также на полевых, дорожных и окопных работах. В конечном счете было признано необходимым привлечение бывших осужденных на разного рода казенные работы для нужд армии во внутренних губерниях империи, но с определенными оговорками. Так, для полевых работ считали возможным использовать только крупные партии таких бывших осужденных в имениях крупных землевладельцев, поскольку в мелких имениях это могло привести к грабежу крестьянских хозяйств и побегам [3].
      В начале 1916 г. министерство внутренних дел возбудило вопрос о принятии на действительную службу лиц, как состоящих под гласным надзором полиции в порядке положения
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 478-478 об. Дежурный генерал штаба армий Западного фронта, 17.4.1916 — дежурному генералу штаба ВГК.
      2. Там же. Л. 475. Начальник штаба Кавказской армии, 30 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК.
      3. Там же. Л. 474-474 об. Начальник штаба Западного фронта, 29 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК. /226/
      о Государственной охране, так и высланных с театра войны по распоряжению военных властей [1]. Проблема заключалась в том, что и те, и другие не призывались на военную службу до истечения срока надзора. Всего таких лиц насчитывалось 1,8 тыс. человек. Они были водворены в Сибири, в отдаленных губерниях Европейской России или состояли под надзором полиции в Европейской России в избранных ими местах жительства. В МВД считали, что среди поднадзорных, высланных в порядке Государственной охраны, много таких, которые не представляют никакой опасности для стойкости войск. Их можно было принять в армию, за исключением тех поднадзорных, пребывание которых в действующей армии по характеру их виновности могло бы представлять опасность для охранения интересов армии или жизни начальствующих лиц. К категории последних причисляли высланных за шпионаж, тайный перевод нарушителей границы (что близко соприкасалось со шпионажем), ярко проявленное германофильство, а также за принадлежность к военно-революционным, террористическим, анархическим и другим революционным организациям.
      Точное число лиц, высланных под надзор полиции военными властями с театра военных действий, согласно Правилам военного положения, не было известно. Но, по имевшимся сведениям, в Сибирь и отдаленные губернии Европейской России выслали свыше 5 тыс. человек. Эти лица признавались военными властями вредными для нахождения даже в тылу армии, и считалось, что допущение их на фронт зависит главным образом от Ставки. Но в тот момент в армии полагали, что они были высланы с театра войны, когда не состояли еще на военной службе. Призыв их в строй позволил бы обеспечить непосредственное наблюдение военного начальства, что стало бы полезным для их вхождения в военную среду и безвредно для дела, поскольку с принятием на действительную службу их социальное положение резко менялось. К тому же опасность привлечения вредных лиц из числа поднадзорных нейтрализовалась бы предварительным согласованием меж-
      1. См. п. 3 и 4 таблицы категорий преступников. /227/
      ду военными властями и губернаторами при рассмотрении дел конкретных поднадзорных перед их отправкой на фронт [1].
      Пытаясь решить проблему пребывания поднадзорных в армии, власти одновременно хотели, с одной стороны, привлечь в армию желавших искренне воевать, а с другой — устранить опасность намеренного поведения со стороны некоторых лиц в стремлении попасть под такой надзор с целью избежать военной службы. Была еще проблема в техническом принятии решения. При принудительном призыве необходим был закон, что могло замедлить дело. Оставался открытым вопрос, куда их призывать: в отдельные части внутри России или в окопные команды. К тому же, не желая давать запрет на просьбы искренних патриотов, власти все же опасались революционной пропаганды со стороны поднадзорных. По этой причине было решено проводить постепенное снятие надзора с тех категорий поднадзорных, которые могли быть допущены в войска, исключая высланных за шпионаж, участие в военно-революционных организациях и т. п. После снятия такого надзора к ним применялся бы принудительный призыв в армию [2]. В связи с этим министерство внутренних дел дало указание губернаторам и градоначальникам о пересмотре постановлений об отдаче под надзор молодых людей призывного возраста, а также ратников и запасных, чтобы снять надзор с тех, состояние которых на военной службе не может вызывать опасений в их неблагонадежности. Главной целью было не допускать в армию «порочных» лиц [3]. В отношении же подчиненных надзору полиции в порядке Правил военного положения ожидались особые распоряжения со стороны военных властей [4].
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373-374. Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.; РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 4 об. МВД — военному министру, 10 января 1916 г.
      2. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. 1221. Л. 2 об. Министр внутренних дел — военному министру, 10 января 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 226. И. д. начальника мобилизационного отдела ГУГШ — дежурному генералу штаба ВГК, 25 января 1916г.; РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373.Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.
      4. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 22 об., 46-47, 50 об., 370. Переписка МВД, Военного министерства, ГУГШ, март 1916 г. /228/
      Существовала еще одна категория осужденных — без лишения прав, но в то же время освобожденных от призыва (как правило, по состоянию здоровья) [1]. Эти лица также стремились выйти из тюрьмы и требовали направления их на военные работы. В этом случае им давалось право взамен заключения бесплатно исполнять военно-инженерные работы на фронтах с учетом срока службы за время тюремного заключения. Такое разрешение было дано в соизволении императора на доклад от 20 января 1916 г. министра юстиции [2]. Несмотря на небольшое количество таких просьб (сначала около 200 прошений), власти были озабочены как характером работ, на которые предполагалось их посылать, так и возможными последствиями самого нахождения бывших преступников с гражданскими рабочими на этих производствах. Для решения вопроса была организована особая межведомственная комиссия при Главном тюремном управлении в составе представителей военного, морского, внутренних дел и юстиции министерств, которая должна была рассмотреть в принципе вопрос о допущении бывших осужденных на работы в тылу [3]. В комиссии высказывались различные мнения за допущение к военно-инженерным работам лиц, привлеченных к ответственности в административном порядке, даже по обвинению в преступных деяниях политического характера, и вообще за возможно широкое допущение на работы без различия категорий и независимо от прежней судимости. Но в конечном счете возобладали голоса за то, чтобы настороженно относиться к самой личности преступников, желавших поступить на военно-инженерные работы. Предписывалось собирать сведения о прежней судимости таких лиц, принимая во внимание характер их преступлений, поведение во время заключения и в целом их «нравственный облик». В конечном итоге на военно-инженерные работы не допускались следующие категории заключенных: отбывающие наказание за некоторые особенно опасные в государственном смысле преступные деяния и во-
      1. См. п. 6 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 239. Министр юстиции — военному министру, 25 января 1916 г.
      3. Там же. Л. 518. /229/
      обще приговоренные к наказаниям, соединенным с лишением права; отличающиеся дурным поведением во время содержания под стражей, при отбывании наказания; могущие явиться вредным или опасным элементом при производстве работ; рецидивисты; отбывающие наказание за возбуждение вражды между отдельными частями или классами населения, между сословиями или за один из видов преступной пропаганды [1]. Допущенных на фронт бывших заключенных предполагалось переводить сначала в фильтрационные пункты в Петрограде, Киеве и Тифлисе и уже оттуда направлять на
      военно-инженерные работы [2]. Практика выдержки бывших подследственных и подсудимых в отдельных частях перед их направлением на военно-инженерные работы существовала и в морском ведомстве с той разницей, что таких лиц изолировали в одном штрафном экипаже (Гомель), через который в январе 1916 г. прошли 1,8 тыс. матросов [3].
      Поднимался и вопрос характера работ, на которые допускались бывшие преступники. Предполагалось организовать отдельные партии из заключенных, не допуская их смешения с гражданскими специалистами, добавив к уже существующим партиям рабочих арестантов на положении особых команд. Представитель военного ведомства в комиссии настаивал, чтобы поступление рабочих следовало непосредственно и по возможности без всяких проволочек за требованием при общем положении предоставить как можно больше рабочих и как можно скорее. В конечном счете было решено, что бывшие арестанты переходят в ведение структур, ведущих военно-инженерные работы, которые должны сами решить вопросы организации рабочих в команды и оплаты их труда [4].
      Оставалась, правда, проблема, где именно использовать труд бывших осужденных — на фронте или в тылу. На фронте это казалось неудобным из-за необходимости создания штата конвоя (личного состава и так не хватало), возможного
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 519-520.
      2. Там же. Л. 516 об. — 517 об. Министр юстиции — начальнику штаба ВТК, 29 мая 1916 г.
      3. Там же. Л. 522 об.
      4. Там же. Л. 520-522. /230/
      общения «нравственно испорченного элемента» с военнопленными (на работах), а также угрозы упадка дисциплины и низкого успеха работ. К концу же 1916 г. приводились и другие аргументы: на театре военных действий существовали трудности при присоединении такого контингента к занятым на оборонительных работах группам военнопленных, инженерно-строительным дружинам, инородческим партиям, мобилизованным среди местного населения рабочим. Появление бывших арестантов могло подорвать уже сложившийся ритм работ и вообще было невозможно в условиях дробления и разбросанности рабочих партий [1].
      Во всяком случае, в Ставке продолжали настаивать на необходимости привлечения бывших заключенных как бесплатных рабочих, чтобы освободить тем самым от работ солдат. Вредное влияние заключенных хотели нейтрализовать тем, что при приеме на работу учитывался бы характер прежней их судимости, самого преступления и поведения под стражей, что устраняло опасность деморализации армии [2].
      После принципиального решения о приеме в армию бывших осужденных, не лишенных прав, а также поднадзорных и воинских преступников, в конце 1916 г. встал вопрос о привлечении к делу обороны и уголовников, настоящих и уже отбывших наказание, лишенных гражданских прав вследствие совершения тяжких преступлений [3]. В Главном штабе насчитывали в 23 возрастах 360 тыс. человек, способных носить оружие [4]. Однако эти проекты не содержали предложения использования таких резервов на самом фронте, только лишь на тыловых работах. Вновь встал вопрос о месте работы. В октябре 1916 г. военный министр Д. С. Шуваев высказал предложение об использовании таких уголовников в военно-рабочих командах на особо тяжелых работах: по испытанию и
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 556. Переписка штабов Западного фронта и ВГК, 30 августа — 12 декабря 1916 г.
      2. Там же. Л. 556 об. — 556а об. Дежурный генерал ВГК — Главному начальнику снабжений Западного фронта, 19 декабря 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1221. Л. 146. См. п. 7 таблицы категорий преступников.
      4. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 14. Сведения Министерства юстиции. /231/
      применению удушливых газов, в химических командах, по постройке и усовершенствованию передовых окопов и искусственных препятствий под огнем противника, а также на некоторых тяжелых работах на заводах. Однако товарищ министра внутренних дел С. А. Куколь-Яснопольский считал эту меру малоосуществимой. В качестве аргументов он приводил тезисы о том, что для содержания команд из «порочных лиц» потребовалось бы большое количество конвойных — как для поддержания дисциплины и порядка, так и (в особенности) для недопущения побегов. С другой стороны, нахождение подобных команд в сфере огня противника могло сказаться на духе войск в «самом нежелательном направлении». Наконец, представлялось невозможным посылать бывших уголовников на заводы, поскольку потребовались бы чрезвычайные меры охраны [1].
      В конце 1916 — начале 1917 г. в связи с общественно-политическим кризисом в стране обострился вопрос об отправке в армию бывших преступников. Так, в Главном штабе опасались разлагающего влияния лиц, находившихся под жандармским надзором, на войска, а с другой стороны, указывали на их незначительное количество [2]. При этом армию беспокоили и допущенные в нее уголовники, и проникновение политических неблагонадежных, часто являвшихся «авторитетами» для первых. Когда с сентября 1916 г. в запасные полки Омского военного округа стали поступать «целыми сотнями» лица, допущенные в армию по закону от 3 февраля 1916г., среди них оказалось много осужденных, о которых были весьма неблагоприятные отзывы жандармской полиции. По данным командующего Омским военным округом, а также енисейского губернатора, бывшие ссыльные из Нарымского края и других районов Сибири, в т.ч. и видные революционные работники РСДРП и ПСР, вели пропаганду против войны, отстаивали интересы рабочих и крестьян, убеждали сослуживцев не исполнять приказаний начальства в случае привлечения к подавлению беспорядков и т. п. Во-
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 5 об., 14.
      2. Там же. Д. 136. Л. 30. /232/
      енные категорически высказывались против их отправки на фронт, поскольку они «нравственно испортят самую лучшую маршевую роту», и убедительно просили избавить войска от преступного элемента [1]. Но бывшие уголовники, как гражданские, так и военные, все равно продолжали поступать в войска, включая передовую линию. Так, в состав Одоевского пехотного полка за период с 4 ноября по 24 декабря 1916 г. было влито из маршевых рот 884 человека беглых, задержанных на разных этапах, а также 19 находившихся под судом матросов. Люди эти даже среди товарищей получили прозвище «каторжников», что сыграло важную роль в волнениях в этом полку в январе 1917 г. [2]
      В запасные батальоны также часто принимались лица с судимостью или отбытием срока наказания, но без лишения гражданских прав. Их было много, до 5-10 %, среди лиц, поступивших в команды для направления в запасные полки гвардии (в Петрограде). Они были судимы за хулиганство, дурное поведение, кражу хлеба, муки, леса, грабеж и попытки грабежа (в т. ч. в составе шаек), буйство, склонность к буйству и пьянству, оскорбление девушек, нападение на помещиков и приставов, участие в аграрном движении, отпадение от православия, агитационную деятельность, а также за стрельбу в портрет царя. Многие из них, уже будучи зачисленными в запасные батальоны, подлежали пересмотру своего статуса и отсылке из гвардии, что стало выясняться только к концу 1916г., после нахождения в гвардии в течение нескольких месяцев [3].
      Февральская революция привнесла новый опыт в вопросе привлечения бывших уголовников к делу обороны. В дни переворота по указу Временного правительства об амнистии от
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 136. Л. 204 об., 213-213 об., 215 об.; Ф. 2000. Оп. 10. Д. 9. Л. 37, 53-54.
      2. РГВИА. Ф. 801. Оп. 28. Д. 28. Л. 41 об., 43 об.
      3. РГВИА. Ф. 16071. On. 1. Д. 107. Л. 20, 23, 31 об., 32-33 об, 56-58 об., 75 об., 77, 79-79 об., 81 об., 82 об., 100, 103 об., 105 об., 106, 165, 232, 239, 336, 339, 349, 372, 385, 389, 390, 392, 393, 400-401, 404, 406, 423 об., 427, 426, 428, 512, 541-545, 561, 562, 578-579, 578-579, 581, 602-611, 612, 621. Сообщения уездных воинских начальников в управление
      запасных гвардейских частей в Петрограде, август — декабрь 1916 г. /233/
      6 марта 1917 г. были освобождены из тюрем почти все уголовники [1]. Но вскоре, согласно статье 10 Указа Временного правительства от 17 марта 1917 г., все лица, совершившие уголовные преступления, или состоящие под следствием или судом, или отбывающие по суду наказания, включая лишенных прав состояния, получали право условного освобождения и зачисления в ряды армии. Теперь условно амнистированные, как стали называть бывших осужденных, имели право пойти на военную службу добровольно на положении охотников, добровольцев с правом заслужить прощение и избавиться вовсе от наказания. Правда, такое зачисление происходило лишь при условии согласия на это принимающих войсковых частей, а не попавшие в части зачислялись в запасные батальоны [2].
      Амнистия и восстановление в правах всех категорий бывших заключенных породили, однако, ряд проблем. В некоторых тюрьмах начались беспорядки с требованием допуска арестантов в армию. С другой стороны, возникло множество недоразумений о порядке призыва. Одни амнистированные воспользовались указанным в законе требованием явиться на призывной пункт, другие, наоборот, стали уклоняться от явки. В этом случае для них был определен срок явки до 15 мая 1917 г., после чего они вновь представали перед законом. Третьи, особенно из ссыльных в Сибири, требовали перед посылкой в армию двухмесячного отпуска для свидания с родственниками, бесплатного проезда и кормовых. Как бы там ни было, фактически бывшие уголовники отнюдь не стремились в армию, затягивая прохождение службы на фронте [3].
      В самой армии бывшие уголовники продолжали совершать преступления, прикрываясь революционными целями, что сходило им с рук. Этим они возбуждали ропот в солдатской среде, ухудшая мотивацию нахождения на фронте.
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 72 об. ГУГШ — военному министру, 4 июля 1917 г.
      2. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 77-78 об. Разъяснение статьи 10 постановления Временного правительства от 17 марта 1917 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 28-29, 41. Переписка ГУГШ с дежурным генералом ВГК, апрель — июль 1917 г. /234/
      «Особенных прав» требовали для себя бывшие «политические», которые требовали вовсе освобождения от воинской службы. В некоторых частях бывшие амнистированные по политическим делам (а за ними по делам о грабежах, убийствах, подделке документов и пр.), апеллируя к своему добровольному приходу в армию, ходатайствовали о восстановлении их в звании унтер-офицеров и поступлении в школы прапорщиков [1].
      Крайне обеспокоенное наплывом бывших уголовников в армию начальство, согласно приказу по военному ведомству № 433 от 10 июля 1917 г., получило право избавить армию от этих лиц [2]. 12 июля Главковерх генерал А. А. Брусилов обратился с письмом к министру-председателю А. Ф. Керенскому, выступая против «загрязнения армии сомнительным сбродом». По его данным, с самого момента посадки на железной дороге для отправления в армию они «буйствуют и разбойничают, пуская в ход ножи и оружие. В войсках они ведут самую вредную пропаганду большевистского толка». По мнению Главковерха, такие лица могли бы быть назначены на наиболее тяжелые работы по обороне, где показали бы стремление к раскаянию [3]. В приказе по военному ведомству № 465 от 14 июля разъяснялось, что такие лица могут быть приняты в войска лишь в качестве охотников и с согласия на это самих войсковых частей [4].
      В августе 1917 г. этот вопрос был поднят Б. В. Савинковым перед новым Главковерхом Л. Г. Корниловым. Наконец, уже в октябре 1917 г. Главное управление Генштаба подготовило документы с предписанием задержать наводнение армии преступниками, немедленно возвращать из войсковых частей в распоряжение прокурорского надзора лиц, оказавшихся в армии без надлежащих документов, а также установить срок, за который необходимо получить свидетельство
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 25-26; 28-29, 41-42, 75, 136, 142-143.
      2. Там же. Д. 1248. Л. 26, 28.
      3. Там же. Л. 29-29 об.
      4. Там же. Л. 25-25 об.; Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1245. Л. 145. /235/
      «о добром поведении», допускающее право дальнейшего пребывания в армии [1].
      По данным министерства юстиции, на август 1917 г. из 130 тыс. (до постановления от 17 марта) освободилось 100 тыс. заключенных [2]. При этом только некоторые из них сразу явились в армию, однако не всех из них приняли, поэтому эта группа находилась в запасных частях внутренних округов. Наконец, третья группа амнистированных, самая многочисленная, воспользовавшись амнистией, никуда не явилась и находилась вне армии. Эта группа занимала, однако, активную общественную позицию. Так, бывшие каторжане из Смоленска предлагали создать самостоятельные боевые единицы партизанского характера (на турецком фронте), что «правильно и благородно разрешит тюремный вопрос» и будет выгодно для дела войны [3]. Были и другие попытки организовать движение бывших уголовных для дела обороны в стране в целом. Образец такой деятельности представлен в Постановлении Петроградской группы бывших уголовных, поступившем в Главный штаб в сентябре 1917 г. Группа протестовала против обвинений в адрес уголовников в развале армии. Уголовники, «озабоченные судьбами свободы и революции», предлагали выделить всех бывших заключенных в особые отряды. Постановление предусматривало также организацию санитарных отрядов из женщин-уголовниц в качестве сестер милосердия. В постановлении заверялось, что «отряды уголовных не только добросовестно, но и геройски будут исполнять возложенные на них обязанности, так как этому будет способствовать кроме преданности уголовных делу свободы и революции, кроме естественного в них чувства любви к их родине и присущее им чувство гордости и личного самолюбия». Одновременно с обращением в Главный штаб группа обратилась с подобным ходатайством в Военный отдел ЦИК Петроградского Совета. Несмотря на всю эксцентричность данного заявления, 30 сентября 1917 г. для его обсуждения было созвано межведомственное совещание
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 26, 29-29 об., 47-47 об.
      2. Там же. Л. 31.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 18 об. /236/
      с участием представителей от министерств внутренних дел, юстиции, политического и главного военно-судебного управлений военного министерства, в присутствии криминалистов и психиатров. Возможно, причиной внимания к этому вопросу были продолжавшие развиваться в руководстве страны идеи о сформировании безоружных рабочих команд из бывших уголовников. Однако совещание даже не поставило вопроса о создании таковых. Требование же образования собственных вооруженных частей из состава бывших уголовников было категорически отвергнуто, «поскольку такие отряды могли лишь увеличить анархию на местах, не принеся ровно никакой пользы военному делу». Совещание соглашалось только на «вкрапление» условно амнистированных в «здоровые воинские части». Создание частей из бывших уголовников допускалось исключительно при формировании их не на фронте, а во внутренних округах, и только тем, кто получит от своих комитетов свидетельства о «добропорядочном поведении». Что же касалось самой «петроградской группы бывших уголовных», то предлагалось сначала подвергнуть ее членов наказанию за неявку на призывные пункты. Впрочем, до этого дело не дошло, т. к. по адресу петроградской артели уголовных помещалось похоронное бюро [1].
      Опыт по привлечению уголовных элементов в армию в годы Первой мировой войны был чрезвычайно многообразен. В русскую армию последовательно направлялось все большее и большее их количество по мере истощения людских ресурсов. Однако массовости такого контингента не удалось обеспечить. Причина была в нарастании множества препятствий: от необходимости оптимальной организации труда в тылу армии на военно-инженерных работах до нейтрализации «вредного» влияния бывших уголовников на различные группы на театре военных действий — военнослужащих, военнопленных, реквизированных рабочих, гражданского населения. Особенно остро вопрос принятия в армию бывших заключенных встал в конце 1916 — начале 1917 г. в связи с нарастанием революционных настроений в армии. Крими-
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 40; Д. 1247. Л. 69. /237/
      нальные группы могли сыграть в этом роль детонирующего фактора. В революционном 1917 г. военное руководство предприняло попытку создания «армии свободной России», используя в т. ч. и призыв к бывшим уголовникам вступать на военную службу. И здесь не удалось обеспечить массового прихода солдат «новой России» из числа бывших преступников. Являясь, в сущности, актом декриминализации военных и гражданских преступлений, эта попытка натолкнулась на противодействие не только уголовного элемента, но и всей остальной армии, в которой широко распространялись антивоенные и революционные настроения. В целом армия и руководство страны не сумели обеспечить равенства тягот для всего населения в годы войны. /238/
      Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва: Издательский дом «Российское военно-историческое общество» ; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
    • Базанов С.Н. Большевизация 5-й армии Северного фронта накануне Великого Октября // Исторические записки. №109. 1983. С. 262-280.
      Автор: Военкомуезд
      БОЛЬШЕВИЗАЦИЯ 5-Й АРМИИ СЕВЕРНОГО ФРОНТА НАКАНУНЕ ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ

      С. Н. Базанов

      Революционное движение в действующей армии в 1917 г. является одной из важнейших проблем истории Великого Октября Однако далеко не все аспекты этой проблемы получили надлежащее освещение в советской историографии. Так, если Северному фронту в целом и его 12-й армии посвящено значительное количество работ [1], то другие армии фронта (1-я и 5-я) в известной степени оставались в тени. Недостаточное внимание к 1-й армии вполне объяснимо (небольшая численность, переброска на Юго-Западный фронт в связи с подготовкой наступления). Иное дело 5-я армия. Ее солдаты, включенные в состав карательного отряда генерала Н. И. Иванова, отказались сражаться с революционными рабочими и солдатами Петрограда и тем самым внесли свой вклад в победу Февральской буржуазно-демократической революции. В период подготовки наступления на фронте, в котором 5-я армия должна была сыграть активную роль, в ней развернулось массовое антивоенное выступление солдат, охватившее значительную часть армии. Накануне Октября большевики 5-й армии, незадолго до того оформившиеся в самостоятельную организацию, сумели повести за собой значительную часть делегатов армейского съезда, и образованный на нем комитет был единственным в действующей армии, где преобладали большевики, а председателем был их представитель Э. М. Склянский. Большевики 5-й армии сыграли важную роль в разгроме мятежа Керенского — Краснова, воспрепятствовав продвижению контрреволюционных частей на помощь мятежникам. Все это убедительно свидетельствует о том, что процесс большевизации 5-й армии Северного фронта заслуживает специального исследования.

      5-я армия занимала левое крыло Северного фронта, в состав которого она вошла после летней кампании 1915 г. В начале 1917 г. линия фронта 5-й армии проходила южнее Якобштадта, от разграничительной линии с 1-й армией и вдоль Западной Двины до разграничительной линии с Западным фронтом у местечка Видзы. В июле — сентябре правый фланг 5-й армии удлинился в связи с переброской 1-й армии на Юго-Западный фронт. Протяженность линии фронта 5-й армии при этом составила 208 км [2]. Штаб ее был в 15 км от передовых позиций, в Двинске. /262/

      В состав 5-й армии в марте — июне входили 13, 14, 19, 28-й армейские и 1-й кавалерийский корпуса; в июле — сентябре — 1, 19 27, 37-й армейские и 1-й кавалерийский корпуса; в октябре- ноябре — 14, 19, 27, 37, 45-й армейские корпуса [3]. Как видим, только 14-й и 19-й армейские корпуса были «коренными», т.е. постоянно находились в составе 5-й армии за весь исследуемый период. Это обстоятельство создает известные трудности в учении процесса большевизации 5-й армии. Фронт и тыл армии находились в Латгалии, входившей в состав Витебской губернии (ныне часть территории Латвийской ССР). Крупнейшим голодом Латгалии был Двинск, находившийся на правом берегу Западной Двины на пересечении Риго-Орловской и Петроградско-Варшавской железных дорог. Накануне первой мировой войны на-селение его составляло 130 тыс. человек. С приближением к Двинску линии фронта многие промышленные предприятия эвакуировались. Сильно уменьшилось и население. Так, в 1915 г. было эвакуировано до 60 предприятий с 5069 рабочими и их семьями [4]. В городе осталось лишь одно крупное предприятие — вагоноремонтные мастерские Риго-Орловской железной дороги (около 800 рабочих). Кроме того, действовало несколько мелких мастерских и кустарных заведений. К кануну Февральской революции население Двинска состояло преимущественно из полупролетарских и мелкобуржуазных элементов. Вот в этом городе с 1915 г. размещался штаб 5-й армии.

      В тыловом ее районе находился второй по значению город Латгалии — Режица. По составу населения он мало отличался от Двинска. Наиболее организованными и сознательными отрядами пролетариата здесь были железнодорожники. Более мелкими городами являлись Люцин, Краславль и др.

      Что касается сельского населения Латгалии, то оно состояло в основном из беднейших крестьян и батраков при сравнительно небольшой прослойке кулачества и середняков. Большинство земель и лесных угодий находилось в руках помещиков (большей частью немецкого и польского происхождения). В целом крестьянская масса Латгалии была значительно более отсталой, чем в других районах Латвии [5]. Все перечисленные причины обусловили относительно невысокую политическую активность пролетарских и крестьянских масс рассматриваемого района. Солдатские массы 5-й армии явились здесь основной политической силой.

      До войны в Двинске действовала большевистская организация, но в годы войны она была разгромлена полицией. К февралю 1917 г. здесь уцелела только партийная группа в мастерских Риго-Орловской железной дороги [6]. В целом же на Северном Фронте до Февральской революции существовало несколько подпольных большевистских групп, которые вели агитационно-пропагандистскую работу в воинских частях [7]. Их деятельность беспокоила командование. На совещании главнокомандующих фрон-/263/-тами, состоявшемся в Ставке 17—18 декабря 1916 г., главнокомандующий армиями Северного фронта генерал Н. В. Рузский отмечал, что «Рига и Двинск несчастье Северного фронта... Это два распропагандированных гнезда» [8].

      Победа Февральской революции привела к легализации существовавших подполью большевистских групп и появлению новых. В создании партийной организации 5-й армии большую роль сыграла 38 пехотная дивизия, входившая в состав 19-го армейского корпуса. Организатором большевиков дивизии был врач Э. М. Склянский, член партии с 1913 г., служивший в 149-м пехотном Черноморском полку. Большую помощь ему оказывал штабс-капитан А. И. Седякин из 151-го пехотного Пятигорского полка, вскоре вступивший в партию большевиков. В марте 1917 г. Склянский и Седякин стали председателями полковых комитетов. На проходившем 20—22 апреля совещании Совета солдатских депутатов 38-й пехотной дивизии Склянский был избран председателем дивизионного Совета, а Седякин — секретарем [9]. Это сразу же сказалось на работе Совета: по предложению Склянского Советом солдатских депутатов 38-й пехотной дивизии была принята резолюция об отношении к войне, посланная Временному правительству, в которой содержался отказ от поддержки его империалистической политики [10]. Позднее, на состоявшемся 9—12 мая в Двинске II съезде 5-й армии, Склянский образовал большевистскую партийную группу [11].

      В апреле — мае 1917 г. в частях армии, стоявших в Двинске, развернули работу такие большевистские организаторы, как поручик 17-й пехотной дивизии С. Н. Крылов, рядовой железнодорожного батальона Т. В. Матузков. В этот же период активную работу вели большевики и во фронтовых частях. Например, в 143-м пехотном Дорогобужском полку активно работали члены большевистской партии А. Козин, И. Карпухин, Г. Шипов, A. Инюшев, Ф. Буланов, И. Винокуров, Ф. Рыбаков [12]. Большевики выступали на митингах перед солдатами 67-го Тарутинского и 68-го Бородинского пехотных полков и других частей Двинского гарнизона [13].

      Нередко агитационно-массовая работа большевиков принимала форму бесед с группами солдат. Например, 6 мая в Двинске солдатом 731-го пехотного Комаровского полка большевиком И. Лежаниным была проведена беседа о текущих событиях с группой солдат из 17-й пехотной дивизии. Лежанин разъяснял солдатам, что назначение А. Ф. Керенского военным министром вместо А. И. Гучкова не изменит положения в стране и на фронте, что для окончания войны и завоевания настоящей свободы народу нужно свергнуть власть капиталистов, что путь к миру и свободе могут указать только большевики и их вождь — B. И. Ленин [14]. /264/

      Армейские большевики поддерживали связи с военной организацией при Петроградском комитете РСДРП(б), а также побывали в Риге, Ревеле, Гельсингфорсе и Кронштадте. Возвращаясь из этих поездок, они привозили агитационную литературу и рассказывали солдатам о революционных событиях в стране [15]. В солдатские организации в период их возникновения и начальной деятельности в марте — апреле попало много меньшевиков и эсеров. В своих выступлениях большевики разоблачали лживый характер обещаний соглашателей, раскрывали сущность их политики. Все это оказывало несомненное влияние па солдатские массы.

      Росту большевистских сил в армии способствовали маршевые роты, прибывавшие почти еженедельно. Они направлялись в 5-ю армию в основном из трех военных округов — Московского, Петроградского и Казанского. Пункты квартирования запасных полков, где формировались маршевые роты, находились в крупных промышленных центрах — Петрограде, Москве, Казани, Ярославле, Нижнем Новгороде, Орле, Екатеринбурге и др. [16] В некоторых запасных полках имелись большевистские организации, которые оказывали немалое влияние на отправлявшиеся в действующую армию маршевые роты.

      При посредстве военного бюро МК РСДРП (б) весной 1917 г. была создана военная организация большевиков Московского гарнизона. С ее помощью были образованы партийные группы в 55, 56, 184, 193-м и 251-м запасных пехотных полках [17]. В 5-ю армию часто присылались маршевые роты, сформированные в 56-м полку [18]. Прибывавшие пополнения приносили с собой агитационную литературу, оказывали революционизирующее влияние на фронтовиков. Об этом красноречиво говорят многочисленные сводки командования: «Влияние прибывающих пополнений отрицательное...», «...прибывающие пополнения, зараженные в тылу духом большевизма, также являются важным слагаемым в сумме причин, влияющих на резкое понижение боеспособности и духа армии» [19] и т. д.

      И действительно, маршевые роты, сформированные в промышленных центрах страны, являлись важным фактором в большевизации 5-й армии, поскольку отражали классовый состав районов расквартирования запасных полков. При этом следует отметить, что по социальному составу 5-я армия отличалась от некоторых других армий. Здесь было много рабочих из Петрограда, Москвы и даже с Урала [20]. Все это создавало благоприятные условия для возникновения большевистской армейской организации. Тем более что за май — июнь, как показано в исследовании академика И. И. Минца, число большевистских групп и членов партии на Северном фронте возросло более чем в 2 раза [21].

      Тем не менее большевистская организация в 5-й армии в этот период не сложилась. По мнению В. И. Миллера, это можно /265/ объяснить рядом причин. С одной стороны, в Двинске не было как отмечалось, большевистской организации, которая могла бы возглавить процесс объединения большевистских групп в воинских частях; не было достаточного числа опытных большевиков и в армии. С другой стороны, постоянные связи, существовавшие у отдельных большевистских групп с Петроградом, создавали условия, при которых образование армейской партийной организации могло показаться излишним [22]. В марте в Двинске была создана объединенная организация РСДРП, куда большевики вошли вместе с меньшевиками [23]. Хотя большевики поддерживали связь с ЦК РСДРП(б), участие в объединенной организации сковывало их борьбу за солдатские массы, мешало проводить собственную линию в солдатских комитетах.

      Итоги первого этапа партийного строительства в армии подвела Всероссийская конференция фронтовых и тыловых организаций партии большевиков, проходившая в Петрограде с 16 по 23 июня. В ее работе приняли участие и делегаты от 5-й армии На заседании 16 июня с докладом о партийной работе в 5-й армии выступил делегат Серов [24]. Конференция внесла серьезный вклад в разработку военной политики партии и сыграла выдающуюся роль в завоевании партией солдатских масс. В результате ее работы упрочились связи местных военных организаций с ЦК партии. Решения конференции вооружили армейских большевиков общей боевой программой действий. В этих решениях были даны ответы на важнейшие вопросы, волновавшие солдатские массы. После конференции деятельность армейских большевиков еще более активизировалась, выросли авторитет и влияние большевистской партии среди солдат.

      Характеризуя политическую обстановку в армии накануне наступления, можно отметить, что к атому времени крайне обострилась борьба между силами реакции и революции за солдат-фронтовиков. Пробным камнем для определения истинной позиции партий и выборных организаций, как известно, явилось их отношение к вопросам войны и мира вообще, братания и наступления в особенности. В результате размежевания по одну сторону встали оборонческий армиском, придаток контрреволюционного командования, и часть соглашательских комитетов, особенно высших, по другую — в основном низовые комитеты, поддерживавшиеся широкими солдатскими массами.

      Борьба солдатских масс 5-й армии под руководством большевиков против наступления на фронте вылилась в крупные антивоенные выступления. Они начались 18 июня в связи с объявлением приказа о наступлении армий Юго-Западного фронта и достигли наивысшей точки 25 июня, когда в отношении многих воинских частей 5-й армии было произведено «вооруженное воздействие» [25]. Эти массовые репрессивные меры продолжались до 8 июля, т. в. до начала наступления на фронте 5-й армии. Сводки /266/ Ставки и донесения командования за вторую половину июня — начало июля постоянно содержали сообщения об антивоенных выступлениях солдат 5-й армии. В составленном командованием армии «Перечне воинских частей, где производились дознания по делам о неисполнении боевых приказов» названо 55 воинских частей [26]. Однако этот список далеко не полный. В хранящихся в Центральном музее Революции СССР тетрадях со списками солдат- «двинцев» [27], помимо указанных в «Перечне» 55 частей, перечислено еще 40 других [28]. В общей сложности в 5-й армии репрессии обрушились на 95 воинских частей, 64 из которых являлись пехотными, особыми пехотными и стрелковыми полками. Таким образом, больше всего арестов было среди «окопных жителей», которым и предстояло принять непосредственное участие в готовящемся наступлении.

      Если учесть, что в конце июня — начале июля по боевому расписанию в 5-й армии находилось 72 пехотных, особых пехотных и стрелковых полка [29], то получается, что антивоенное движение охватило до 90% этих частей. Особенно значительным репрессиям подверглись те части, где было наиболее сильное влияние большевиков и во главе полковых комитетов стояли большевики или им сочувствующие. Общее число арестованных солдат доходило до 20 тыс. [30], а Чрезвычайной следственной комиссией к суду было привлечено 12 725 солдат и 37 офицеров [31].

      После «наведения порядка» командование 5-й армии 8 июля отдало приказ о наступлении, которое уже через два дня провалилось. Потери составили 12 587 солдат и офицеров [32]. Ответственность за эту кровавую авантюру ложилась не только на контрреволюционное командование, но и на соглашателей, таких, как особоуполномоченный военного министра для 5-й армии меньшевик Ю. П. Мазуренко, комиссар армии меньшевик А. Е. Ходоров, председатель армискома народный социалист А. А. Виленкин. 11 июля собралось экстренное заседание армискома, посвященное обсуждению причин неудачи наступления [33]. 15 июля командующий 5-й армией генерал Ю. Н. Данилов в приказе по войскам объявил, что эти причины заключаются «в отсутствии порыва пехоты как результате злостной пропаганды большевиков и общего длительного разложения армии» [34]. Однако генерал не указал главного: солдаты не желали воевать за чуждые им интересы русской и англо-французской буржуазии.

      Эти события помогли солдатам разобраться в антинародном характере политики Временного правительства и в предательстве меньшевиков и эсеров. Солдаты освобождались от «оборончества», вступали в решительную борьбу с буржуазией под лозунгами большевистской партии, оказывали активную помощь армейским большевикам. Например, при содействии солдат большевики 12-й армии не допустили разгрома своих газет, значительное количество которых доставлялось в 5-ю армию. /267/

      Вот что сообщала Ставка в сводке о настроении войск Северного фронта с 23 по 31 июля: «Большевистские лозунги распространяются проникающей в части в громадном количестве газетой «Окопный набат», заменившей закрытую «Окопную правду»» [35].

      Несмотря на начавшийся в июле разгул реакции, армейские большевики и сочувствующие им солдаты старались осуществлять связь с главным революционным центром страны — Петроградом. Так, в своих воспоминаниях И. М. Гронский, бывший в то время заместителем председателя комитета 70-й пехотной дивизии [36], пишет, что в середине июля по поручению полковых комитетов своей дивизии он и солдат 280-го пехотного Сурского полка Иванов ездили в двухнедельную командировку в Петроград. Там они посетили заводы — Путиловский и Новый Лесснер, где беседовали с рабочими, а также «встретились с Н. И. Подвойским и еще одним товарищем из Бюро военной организации большевиков». Подвойского интересовали, вспоминает И. М. Гронский, прежде всего наши связи с солдатскими массами. Еще он особенно настаивал на организации в армии отпора генеральско-кадетской реакции. Далее И. М. Гронский заключает, что «встреча и беседа с Н. И. Подвойским была на редкость плодотворной. Мы получили не только исчерпывающую информацию, но и весьма ценные советы, как нам надлежит вести себя на фронте, что делать для отражения наступления контрреволюции» [37].

      Работа армейских большевиков в этот период осложнилась тем, что из-за арестов сильно уменьшилось число членов партии, силы их были распылены. Вот тогда, в июле — августе 1917 г., постепенно и начала осуществляться в 5-й армии тактика «левого блока». Некоторые эсеры, например, упомянутый выше Гронский, начали сознавать, что Временное правительство идет по пути реакции и сближается с контрреволюционной генеральской верхушкой. Осознав это, они стали склоняться на сторону большевиков. Большевики охотно контактировали с ними, шли навстречу тем, кто борется против Временного правительства. Большевики понимали, что это поможет им завоевать солдатские массы, значительная часть которых была из крестьян и еще шла за эсерами.

      Складывание «левого блока» прослеживается по многим фактам. Он рождался снизу. Так, Гронский в своих воспоминаниях пишет, что солдаты стихийно тянулись к большевикам, а организовывать их было почти некому. В некоторых полковых комитетах не осталось ни одного члена большевистской партии. «Поэтому я, — пишет далее Гронский, — попросил Петрашкевича и Николюка (офицеры 279-го пехотного Лохвицкого полка, сочувствующие большевикам. — С. Б.) помочь большевикам, солдатам 279-го Лохвицкого полка и других частей в организации партийных групп и снабжении их большевистской литературой. С подобного рода /268/ просьбами я не раз обращался к сочувствующим нам офицерам я других частей (в 277-м пехотном Переяславском полку — к поручику Шлезингеру, в 278-м пехотном Кромском полку — к поручику Рогову и другим). И они, надо сказать, оказали нам существенную помощь. В сентябре и особенно в октябре во всех частях и крупных командах дивизии (70-й пехотной дивизии. — С. Б.) мы уже имели оформившиеся большевистские организаций» [38].

      Агитационно-пропагандистская работа большевиков среди солдатских масс в этот период проводилась путем сочетания легальной и нелегальной деятельности. Так, наряду с нелегальным распространением большевистской литературы в полках 70-й и 120-й пехотных дивизий большевики широко использовали публичные читки газет не только соглашательских, но и правого направления. В них большевики отыскивали и зачитывали солдатам откровенно реакционные по своему характеру высказывания, которые как нельзя лучше разоблачали соглашателей и контрреволюционеров всех мастей. Самое же главное, к этому средству пропаганды нельзя было придраться контрреволюционному командованию [39].

      О скрытой работе большевиков догадывалось командование. Но выявить большевистских агитаторов ему не удавалось, так как солдатская масса не выдавала их. Основная ее часть уже поддерживала политику большевиков. В начале августа в донесении в Ставку комиссар 5-й армии А. Е. Ходоров отмечал: «Запрещение митингов и собраний не дает возможности выявляться массовым эксцессам, но по единичным случаям, имеющим место, чувствуется какая-то агитация, но уловить содержание, планомерность и форму пока не удалось» [40]. В сводке сведений о настроении на Северном фронте за время с 10 по 19 августа сообщалось, что «и в 5-й и в 12-й армиях по-прежнему отмечается деятельность большевиков, которая, однако, стала носить характер скрытой подпольной работы» [41]. А в своем отчете в Ставку за период с 16 по 20 августа тот же Ходоров отмечал заметную активизацию солдатской массы и дальнейшее обострение классовой борьбы в армии [42]. Активизация солдатских масс выражалась в требованиях отмены смертной казни на фронте, демократизации армии, освобождения из-под ареста солдат, прекращения преследования выборных солдатских организаций. 16 августа состоялся митинг солдат 3-го батальона 479-го пехотного Кадниковского полка, на котором была принята резолюция с требованием освободить арестованных командованием руководителей полковой организации большевиков. Участники митинга высказались против Временного правительства. Аналогичную резолюцию вынесло объединенное заседание ротных комитетов 3-го батальона 719-го пехотного Лысогорского полка, состоявшееся 24 августа [43]. /269/

      Полевение комитетов сильно встревожило соглашательский армиском 5-й армии. На состоявшихся 17 августа корпусных и дивизионных совещаниях отмечалось, что «сильной помехой в деле закрепления положения комитетов является неустойчивость некоторых из них — преимущественно низших (ротных и полковых), подрывающая частой сменой состава самую возможность плодотворной работы» [44].

      В целом же, характеризуя период июля — августа, можно сказать, что, несмотря на репрессивные меры, большевики 5-й армии не прекратили своей деятельности. Они неустанно мобилизовывали и сплачивали массы на борьбу за победу пролетарской революции. Таково было положение в 5-й армии к моменту начала корниловского мятежа.

      Весть о генеральской авантюре всколыхнула солдатские массы. Соглашательский армиском 5-й армии выпустил обращение к солдатам с призывом сохранять спокойствие, особо подчеркнул, что он не выделяет части для подавления корниловщины, так как «этим должно заниматься Временное правительство, а фронт должен отражать наступление немцев» [45]. Отпор мятежу могли дать только солдатские массы под руководством большевиков. Ими было сформировано несколько сводных отрядов, установивших контроль над железнодорожными станциями, а также создан военно-революционный комитет. Как сообщалось в донесении комиссара Ходорова Временному правительству, в связи с выступлением генерала Корнилова за период со 2 по 4 сентября солдаты арестовали 18 офицеров, зарекомендовавших себя отъявленными контрреволюционерами. Аресты имели место в 17-й и и 38-й артиллерийских бригадах, в частях 19-го армейского корпуса, в 717-м пехотном Сандомирском полку, 47-м отдельном тяжелом дивизионе и других частях [46]. Солдатские комитеты действовали и другими методами. В сводках сведений о настроении в армии, переданных в Ставку с 28 августа по 12 сентября, зарегистрировано 20 случаев вынесения низовыми солдатскими комитетами резолюций о смещении, недоверии и контроле над деятельностью командиров [47]. Комиссар 5-й армии Ходоров сообщал Временному правительству: «Корниловская авантюра уже как свое последствие создала повышенное настроение солдатских масс, и в первую очередь это сказалось в подозрительном отношении к командному составу» [48].

      Таким образом, в корниловские дни солдатские массы 5-й армии доказали свою преданность революции, единодушно выступили против мятежников, добились в большинстве случаев их изоляции, смещения с командных постов и ареста. Разгром корниловщины в значительной мере способствовал изживанию последних соглашательских иллюзий. Наступил новый этап большевизации солдатских масс. /270/

      После разгрома генеральского заговора значительная часть низовых солдатских комитетов выступила с резолюциями, в которых настаивала на разгоне контрреволюционного Союза офицеров, чистке командного состава, отмене смертной казни, разрешений политической борьбы в армии [49]. Однако требования солдатских масс шли гораздо дальше этой достаточно умеренной программы. Солдаты требовали заключения мира, безвозмездной передачи земли крестьянам и национализации ее, а наиболее сознательные — передачи всей власти Советам [50]. На такую позицию эсеро-меньшевистское руководство комитетов стать не могло. Это приводило к тому, что солдаты переизбирали комитеты, заменяя соглашателей большевиками и представителями «левого блока».

      После корниловщины (в сентябре — октябре) революционное движение солдатских масс поднялось на новую, более высокую ступень. Солдаты начали выходить из повиновения командованию: не исполнять приказы, переизбирать командиров, вести активную борьбу за мир, брататься с противником. Партии меньшевиков и эсеров быстро утрачивали свое влияние.

      Авторитет же большевиков после корниловских дней резко возрос. Об этом красноречиво свидетельствуют сводки комиссаров и командования о настроении в частях 5-й армии. В сводке помощника комиссара 5-й армии В. С. Долгополова от 15 сентября сообщалось, что «большевистские течения крепнут» [51]. В недельной сводке командования от 17 сентября сообщалось, что «в 187-й дивизии 5-й армии отмечалось значительное влияние большевистской пропаганды» [52]. В сводке командования от 20 сентября говорилось, что «большевистская пропаганда наблюдается в 5-й армии, особенно в частях 120 дивизии» [53]. 21 сентября Долгополов писал, что большевистская агитация усиливается [54]. То же самое сообщалось и в сводках командования от 25 и 29 сентября [55]. 2 октября командующий 5-й армией В. Г. Болдырев докладывал военному министру: «Во всей армии чрезвычайно возросло влияние большевизма» [56].

      ЦК РСДРП(б) уделял большое внимание партийной работе в действующей армии, заслушивал на своих заседаниях сообщения о положении на отдельных фронтах. С такими сообщениями, в частности, трижды (10, 16 и 21 октября) выступал Я. М. Свердлов, докладывавший об обстановке на Северном и Западном фронтах [57]. ЦК оказывал постоянную помощь большевистским организациям в действующей армии, число которых на Северном фронте к этому времени значительно возросло. К концу октября 1917 г. ЦК РСДРП (б) был непосредственно связан, по подсчетам П. А. Голуба, с большевистскими организациями и группами более 80 воинских частей действующей армии [58]. В адресной книге ЦК РСДРП (б) значатся 11 воинских частей 5-й армии, имевших с ним переписку, среди которых отмечен и 149-й пехотный Чер-/271/-номорский полк. От его большевистской группы переписку вел Э. М. Склянский [59].

      Солдаты 5-й армии ноодпокритно посылали свои депутации в Петроградский и Московский Советы. Так, 27 сентября комитетом 479-го пехотного Кадниковского полка был делегирован в Моссовет член комитета В. Фролов. Ему поручили передать благодарность Моссовету за горячее участие в дело освобождения из Бутырской тюрьмы двинцев, особенно однополчан — большевиков П. Ф. Федотова, М. Е. Летунова, Политова и др. [60] 17 октября Московский Совет посетила делегация комитета 37-го армейского корпуса [61]. Посылка солдатских делегаций в революционные центры способствовала росту и укреплению большевистских организаций в армии.

      Руководители армейских большевиков посылали членов партии в ЦК для получения инструкций и агитационной литературы. С таким поручением от большевиков 14-го армейского корпуса 17 октября отправился в Петроград член корпусного комитета Г. М. Чертов [62]. ЦК партии, в свою очередь, посылал к армейским большевикам видных партийных деятелей для инструктирования и укрепления связей с центром. В середине сентября большевиков 5-й армии посетил В. Н. Залежский [63], а в середине октября — делегация петроградских партийных работников, возглавляемая Б. П. Позерном [64].

      О тактике большевистской работы в армии пишет в своих воспоминаниях служивший в то время вольноопределяющимся в одной из частей 5-й армии большевик Г. Я. Мерэн: «Основные силы наличных в армии большевиков были направлены на низовые солдатские массы. Отдельные большевики в войсковых частях создали группы большевистски настроенных солдат, распространяли свое влияние на низовые войсковые комитеты, устанавливали связь между собой, а также с ЦК и в первую очередь с военной организацией» [65]. Этим в значительной мере и объясняется тот факт, что большевизация комитетов начиналась снизу.

      Этот процесс отражен в ряде воспоминаний участников революционных событий в 5-й армии. И. М. Гронский пишет, что «во всех частях и командах дивизии (70-й пехотной.— С. Б.) эсеры и особенно меньшевики потерпели поражение. Количество избранных в комитеты сторонников этих двух партий сократилось. Перевыборы принесли победу большевикам» [66]. Н. А. Брыкин сообщает, что во второй половине сентября солдаты 16-го Особого пехотного полка под руководством выпущенных по их настоянию из двинской тюрьмы большевиков «взялись за перевыборы полкового комитета, комиссара, ротных судов и всякого рода комиссий. Ушков (большевик. — С. Б.) был избран комиссаром полка, Студии (большевик.— С. Б.) — председателем полкового комитета, меня избрали председателем полковой организации большевиков» [67]. /272/

      Процесс большевизации отчетливо прослеживается и по сводкам сведений, отправлявшихся из армии в штаб фронта. В сводке за период от 30 сентября по 6 октября отмечалось: «От полковых и высших комитетов все чаще и чаще поступают заявления, что они утрачивают доверие масс и бессильны что-либо сделать...». А за 5—12 октября сообщалось, что «в настоящее время происходят перевыборы комитетов; результаты еще неизвестны, но процентное отношение большевиков растет». Следующая сводка (за 20—27 октября) подтвердила это предположение: «Перевыборы комитетов дали перевес большевикам» [68].

      Одновременно с завоеванием солдатских организаций большевики развернули работу по созданию своей организации в масштабе всей армии. Существовавшая в Двинске организация РСДРП была, как уже отмечалось, объединенной. В имевшуюся при ней военную секцию входило, по данным на август 1917 г., 275 человек [69]. На состоявшемся 22 сентября в Двинске собрании этой организации произошло размежевание большевиков и меньшевиков 5-й армии [70].

      Вслед за тем был избран Двинский комитет РСДРП (б). Порвав с меньшевиками и создав свою организацию, большевики Двинска подготовили благоприятные условия для создания большевистской организации 5-й армии. Пока же при городском комитете РСДРП (б) образовался армейский большевистский центр. Разрозненные до этого отдельные организации и группы обрели наконец единство. Руководство партийной работой возглавили энергичные вожаки армейских большевиков: Э. М. Склянский, А. И. Седякин, И. М. Кригер, Н. Д. Собакин и др. [71]

      Созданию армейской организации большевиков способствовало также то, что вскоре оформился ряд самостоятельных большевистских организаций в тыловых частях 5-й армии, расположенных в крупных населенных пунктах, в частности в Дагде, Режице, Краславле [72]. Двинский комитет РСДРП(б) совместно с временным армейским большевистским центром стал готовиться к армейской партийной конференции.

      Перед этим состоялись конференции соглашательских партий (22—24 сентября у эсеров и 3—4 октября у меньшевиков), все еще пытавшихся повести за собой солдат. Однако важнейший вопрос — о мире — на этих конференциях либо вовсе игнорировался (у эсеров) [73], либо решался отрицательно (у меньшевиков) [74]. Это усиливало тяготение солдат в сторону большевиков.

      Новым шагом в укреплении позиций большевиков 5-й армии накануне Великого Октября явилось их оформление в единую организацию. Инициаторами созыва I конференции большевистских организаций 5-й армии (Двинск, 8—9 октября) были Э. М. Склянский, А. И. Седякин, И. М. Кригер [75]. На конференцию прибыли 34 делегата с правом решающего голоса и 25— с правом совещательного, представлявшие около 2 тыс. членов /273/ партии от трех корпусов армии. (Военные организации остальные двух корпусов не прислали своих представителей, так как до них не дошли телеграфные сообщения о конференции [76]) Прибыли представители от большевистских организаций гарнизонов Витебска, Двинска, Дагды, Краславля, Люцина и др. [77].

      Сообщения делегатов конференции показали, что подавляющее большинство солдат доверяет партии большевиков, требует перехода власти в руки Советов и заключения демократического мира. В резолюции, принятой после докладов с мест, конференция призвала армейских большевиков «с еще большей энергией основывать организации в частях и развивать существующие», а в резолюции о текущем моменте провозглашалось, что «спасение революции, спасение республики только в переходе власти к Советам рабочих, солдатских, крестьянских и батрацких депутатов» [78].

      Конференция избрала Бюро военной организации большевиков 5-й армии из 11 человек (во главе с Э. М. Склянским) и выдвинула 9 кандидатов в Учредительное собрание. Четверо из них были непосредственно из 5-й армии (Склянский, Седякин, Собакин, Андреев), а остальные из списков ЦК РСДРП (б) [79]. Бюро военной организации большевиков 5-й армии, послав в секретариат ЦК партии отчет о конференции, просило прислать литературу, посвященную выборам в Учредительное собрание, на что был получен положительный ответ [80].

      Бюро начало свою работу в тесном контакте с Двинским комитетом РСДРП(б), установило связь с военной организацией большевиков 12-й армии, а также с организациями большевиков Режицы и Витебска.

      После исторического решения ЦК РСДРП (б) от 10 октября о вооруженном восстании большевики Северного фронта мобилизовали все свои силы на выполнение ленинского плана взятия власти пролетариатом. 15—16 октября в Вендене состоялась учредительная конференция военных большевистских организаций всего Северного фронта. На нее собрались представители от организаций Балтийского флота, дислоцировавшегося в Финляндии, 42-го отдельного армейского корпуса, 1, 5, 12-й армий [81]. Конференция заслушала доклады с мест, обсудила текущий момент, вопрос о выборах в Учредительное собрание. Она прошла под знаком единства и сплочения большевиков Северного фронта вокруг ЦК партии, полностью поддержала его курс на вооруженное восстание.

      Объединение работающих на фронте большевиков в армейские и фронтовые организации позволяло ЦК РСДРП(б) усилить руководство большевистскими организациями действующей армии, направить их деятельность на решение общепартийных задач, связанных с подготовкой и проведением социалистической революции. Важнейшей задачей большевиков 5-й армии на дан-/274/-ном этапе были перевыборы соглашательского армискома. Многие части армии выдвигали подобные требования на своих собраниях, что видно из сводок командовании и периодической печати того времени [82]. И октябре оказались переизбранными большинство ротных и полковых комитетом и часть комитетом высшего звена. К октябрю большевики повели за собой значительную долю полковых, дивизионных и даже корпусных комитетов 5-й армии.

      Все это требовало созыва армейского съезда, где предстояло переизбрать армиском. Военная организация большевиков 5-й армии мобилизовала партийные силы на местах, развернула борьбу за избрание на съезд своих представителей.

      III съезд начал свою работу 16 октября в Двинске. 5-ю армию представляли 392 делегата [83]. Первым выступил командующий 5-й армией генерал В. Г. Болдырев. Он говорил о «невозможности немедленного мира» и «преступности братанья» [84]. Затем съезд избрал президиум, включавший по три представителя от больших и по одному от малых фракций: Э. М. Склянский, А. И. Седикин, К. С. Рожкевич (большевики), В. Л. Колеров, И. Ф. Модницей, Качарский (эсеры) [85], Харитонов (меньшевик-интернационалист), Ю. П. Мазуренко (меньшевик-оборонец) и А. А. Виленкин (народный социалист). Председателем съезда делегаты избрали руководителя большевистской организации 5-й армии Э. М. Склянского. Но меньшевистско-эсеровская часть съезда потребовала переголосования путем выхода в разные двери: в левую — те, кто голосует за Склянского, в правую — за эсера Колерова. Однако переголосование все равно дало перевес кандидатуре Склянского. За него голосовали 199 делегатов, а за Колерова — 193 делегата [86].

      На съезде большевики разоблачали соглашателей, подробно излагали линию партии но вопросам земли и мира. Используя колебании меньшевиков-интернационалистов, левых эсеров, максималистов, большевики успешно проводили свою линию, что отразилось в принятых съездом резолюциях. Так, в первый день работы но предложению большевиков съезд принял резолюцию о работе армискома. Прежнее руководство было охарактеризовано как недемократичное и оторванное от масс [87]. 17 октября съезд принял резолюцию о передаче всей земли, вод, лесов и сельскохозяйственного инвентаря в полное распоряжение земельных комитетов [88]. Съезд указал (19 октября) на сложность политического и экономического положения в стране и подчеркнул, что выход из него — созыв II Всероссийского съезда Советов [89]. Правые эсеры и меньшевики-оборонцы пытались снять вопрос о передаче власти в руки Советов. Против этих попыток решительно выступили большевики, которых поддержала часть левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов. Склянский в своей речи дал ответ соглашателям: «Мы не должны ждать Учредительного собрания, которое уже откладывалось не без согласия оборонцев, ко-/275/-торые возражают и против съезда Советов. Главнейшая задача нашего съезда — это избрать делегатов на съезд Советов, который созывается не для срыва Учредительного собрания, а для обеспечении его созыва, и от съезда Советов мы обязаны потребовать проведении тех мер, которые семь месяцев ждет вся революционная армии» [90].

      Таким образом, по аграрному вопросу и текущему моменту были приняты в основном большевистские резолюции. Остальные разрабатывались также в большевистском духе (о мире, об отношении к командному составу и др.). Этому способствовало практическое осуществление большевиками 5-й армии, с июля — августа 1917 г., тактики «левого блока». Они сумели привлечь на свою сторону левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов, что сказалось на работе съезда.

      Немаловажную роль в поднятии авторитета большевиков на съезде сыграло присутствие на нем группы видных петроградских партийных работников во главе с Б. П. По зерном [91], посланной ЦК РСДРП (б) на Северный фронт с целью инструктирования, агитации и связи [92]. Петроградские большевики информировали своих товарищей из 5-й армии о решениях ЦК партии, о задачах, которые должны выполнить армейские большевики в общем плане восстания. Посланцы столицы выступили на съезде с приветствием от Петроградского Совета [93].

      Завершая свою работу (20 октября), съезд избрал новый состав армискома во главе с Э. М. Склянским, его заместителем стал А. И. Седякин. В армиском вошло 28 большевиков, в том числе Н. Д. Собакин, И. М. Кригер, С. В. Шапурин, Г. Я. Мерэн, Ашмарин, а также 7 меньшевиков-интернационалистов, 23 эсера и 2 меньшевика-оборонца [94]. Это был первый во фронтовых частях армейский комитет с такой многочисленной фракцией большевиков.

      Победа большевиков на III армейском съезде ускорила переход на большевистские позиции крупных выборных организаций 5-й армии и ее тылового района. 20—22 октября в Двинске состоялось собрание солдат-латышей 5-й армии, избравшее свое бюро в составе 6 большевиков и 1 меньшевика-интернационалиста [95]. 22 октября на заседании Режицкого Совета был избран новый состав Исполнительного комитета. В него вошли 10 большевиков и 5 представителей партий эсеров и меньшевиков. Председателем Совета был избран солдат 3-го железнодорожного батальона большевик П. Н. Солонко [96]. Незначительное преимущество у соглашателей оставалось пока в Двинском и Люцинском Советах [97].

      Большевики 5-й армии смогли добиться крупных успехов благодаря тому, что создали в частях и соединениях разветвленную сеть партийных групп, организовали их в масштабе армии, провели огромную агитационно-пропагандистскую работу среди /276/ солдат. Свою роль сыграли печать, маршевые роты, рабочие делегации на фронт, а также делегации, посылаемые солдатами в Петроград, Москву, Ригу и другие революционные центры.

      Рост большевистского влияния на фронте способствовал усилению большевизации солдатских комитетов, которая выразилась в изгнании из них соглашателей, выдвижении требований заключения мира, разрешения аграрного вопроса, полной демократизации армии и передачи власти Советам. Переизбранные комитеты становились фактической властью в пределах своей части, и ни одно распоряжение командного состава не выполнялось без их санкции. С каждым днем Временное правительство и командование все больше теряли возможность не только политического, но и оперативного управления войсками.

      В. И. Ленин писал, что к октябрю — ноябрю 1917 г. армия была наполовину большевистской. «Следовательно, в армии большевики тоже имели уже к ноябрю 1917 года политический «ударный кулак», который обеспечивал им подавляющий перевес сил в решающем пункте в решающий момент. Ни о каком сопротивлении со стороны армии против Октябрьской революции пролетариата, против завоевания политической власти пролетариатом, не могло быть и речи...» [98].

      Успех большевиков на III армейском съезде подготовил переход большинства солдат 5-й армии Северного фронта на сторону революции. В последний день работы съезда (20 октября) начальник штаба фронта генерал С. Г. Лукирский доложил по прямому проводу в Ставку генералу Н. Н. Духонину: «1-я и 5-я армии заявили, что они пойдут не за Временным правительством, а за Петроградским Советом» [99]. Такова была политическая обстановка в 5-й армии накануне Великого Октября.

      На основании вышеизложенного большевизацию солдатских масс 5-й армии Северного фронта можно условно разделить на три основных периода: 1) образование в армии большевистских групп, сплочение вокруг них наиболее сознательных солдат (март — июнь); 2) полевение солдатских масс после июльских событий и начало складывания «левого блока» в 5-й армии (июль — август); 3) новая ступень полевения солдатских масс после корниловщины, образование самостоятельной большевистской организации, практическое осуществление политики «левого блока», в частности в ходе III армейского съезда, переход большинства солдат на сторону революции (сентябрь — октябрь). Процесс большевизации солдатских масс 5-й армии окончательно завершился вскоре после победы Великого Октября в ходе установления власти Советов.

      1. Капустин М. И. Солдаты Северного фронта в борьбе за власть Советов. М., 1957; Шурыгин Ф. А. Революционное движение солдатских масс Северного фронта в 1917 году. М., 1958; Рипа Е. И. Военно-революционные комитеты района XII армии в 1917 г. на не-/237/-оккупированной территории Латвии. Рига, 1969; Смольников А. С. Большевизация XII армии Северного фронта в 1917 году. М., 1979.
      2. ЦГВИА, ф. 2031 (Штаб главнокомандующего армиями Северного фронта), оп. 1, д. 539.
      3. Там же, д. 212, л. 631—631 об.; д. 214, л. 316—322; ф. 2122 (Штаб 5-й армии), оп. 1, д. 561, л. 211—213, 271—276; д. 652, л. 102—105 об.
      4. Очерки экономической истории Латвии (1900—1917). Рига, 1968, с. 290.
      5. Яковенко А. М. V армия в период мирного развития революции (март — июнь 1917 г.).— Изв. АН ЛатвССР, 1978, № 2, с. 104—105.
      6. Денисенко В. С. Солдаты пятой.— В кн.: Октябрь на фронте: Воспоминания. М., 1967, с. 93; Миллер В. И. Солдатские комитеты русской армии в 1917 г.: (Возникновение и начальный период деятельности). М., 1974, с. 192.
      7. Шелюбский А. П. Большевистская пропаганда и революционное движение на Северном фронте накануне 1917 г.— Вопр. ист., 1947, № 2, с. 73.
      8. Разложение армии в 1917 г.: Сб. док. М.; Л., 1925, с. 7.
      9. Миллер В. И. Указ. соч., с. 194—195.
      10. Революционное движение в России в апреле 1917 г. Апрельский кризис: Документы и материалы. М., 1958, с. 785—786.
      11. Денисенко В. С. Указ. соч., с. 96— 97.
      12. Там же, с. 95.
      13. Якупов Н. М. Партия большевиков в борьбе за армию в период двоевластия. Киев, 1972, с. 116.
      14. Громова 3. М. Борьба большевиков за солдатские массы на Северном фронте в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции. Рига, 1955, с. 129.
      15. Якупов Н. М. Указ. соч., с. 116.
      16. ЦГВИА, ф. 2003 (Ставка / Штаб верховного главнокомандующего /), оп. 2, д. 468, 498, 510; ф. 2015 (Управление военного комиссара Временного правительства при верховном главнокомандующем), оп. 1, д. 54; ф. 2031, оп. 1, д. 1550; оп. 2, д. 295, 306.
      17. Андреев А. М. Солдатские массы гарнизонов русской армии в Октябрьской революции. М., 1975 с. 59—60; Вооруженные силы Безликого Октября. М., 1977, с. 127-128.
      18. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 2, д. 295 л. 98—98 об., 112, 151—151 об.
      19. Там же, оп. 1, д. 1550, л. 24 об. 63.
      20. Якупов Н. М. Указ. соч., с. 45.
      21. Минц И. И. История Великого Октября: В 3-х т. 2-е изд. М., 1978 т. 2, с. 400.
      22. Миллер В. И. Указ. соч., с. 195—196.
      23. К маю 1917 г. объединенная организация РСДРП в Двинске насчитывала 315 членов. Возглавлял ее меньшевик М. И. Кром. См.: Всероссийская конференция меньшевистских и объединенных организаций РСДРП 6—12 мая 1917 г. в Петрограде. Пг., 1917, с. 30.
      24. Борьба партии большевиков за армию в социалистической революции: Сб. док. М., 1977, с. 179.
      25. Более подробно об этом см.: Громова 3. М. Провал июньского наступления и июльские дни на Северном фронте. — Изв. АН ЛатвССР, 1955, № 4; Журавлев Г. И. Борьба солдатских масс против летнего наступления на фронте (июнь —июль 1917 г.). — Исторические записки, М., 1957, т. 61.
      26. ЦГВИА, ф. 366 (Военный кабинет министра-председателя и политическое управление Военного министерства), оп. 2, д. 17, л. 217. Этот «Перечень» с неточностями и пропусками опубликован в кн.: Двинцы: Сборник воспоминаний участников Октябрьских боев в Москве и документы. М., 1957, с. 158—159.
      27. «Двинцы» — революционные солдаты 5-й армии, арестованные за антивоенные выступления в июне — июле 1917 г. Содержались в двинской тюрьме, а затем в количестве 869 человек — в Бутырской, в Москве. 22 сентября по требованию МК РСДРП (б) и Моссовета освобождены. Из них был создан отряд, принявший участие в Октябрьском вооруженном восстании в Москве. /278/
      28. Центральный музей Революции СССР. ГИК, Вс. 5047/15 аб., Д 112-2 р.
      29. ЦГВПА, ф. 2031, оп. 1, д. 212, л. 631—631 об.
      30. Такую цифру называет П. Ф. Федотов, бывший в то время одним из руководителей большевиков 479-го пехотного Кадниковского полка. См.: Двинцы, с. 19.
      31. Революционное движение в русской армии. 27 февраля — 24 октября 1917 г.: Сб. док. М., 1968, с. 376—377.
      32. ЦГВИА, ф. 2122, оп. 1, д. 680, л. 282.
      33. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии (Двинск), 1917, 15 июля.
      34. ЦГВИА, ф. 2122, оп. 2, д. 13, ч. II, л. 313—313 об.
      35. Революционное движение в России в июле 1917 г. Июльский кризис: Документы и материалы. М., 1959, с. 436—437.
      36. И. М. Гронский в то время был эсером-максималистом, но в июльские дни поддерживал партию большевиков, а впоследствии вступил в нее. По его воспоминаниям можно проследить, как в 5-й армии складывался «левый блок».
      37. Гронский И. М. 1917 год. Записки солдата.— Новый мир, 1977, № 10, С. 193—195. О подобных же поездках в Петроград, Кронштадт, Гельсингфорс, Ревель и другие пролетарские центры сообщает в своих воспоминаниях бывший тогда председателем комитета 143-го пехотного Дорогобужского полка (36-я пехотная дивизия) В. С. Денисенко (Указ. соч., с. 94—95). Однако следует отметить, что такие поездки осуществлялись с большим трудом и не носили регулярного характера (см.: Гронский И. М. Указ. соч., с. 199).
      38. Гронский И. М. Указ. соч., с. 199.
      39. Об этом пишет И. М. Гронский (Указ. соч., с. 196—197), а также доносит комиссар 5-й армии А. Е. Ходоров в Управление военного комиссара Временного правительства при верховном главнокомандующем. См.: ЦГВИА, ф. 2015, оп. 1, д. 54, л. 124.
      40. ЦГВИА, ф. 366, оп. 1, д. 227, л. 59.
      41. ЦГВИА, ф. 2015, оп. 1, д. 57, л. 91.
      42. ЦГВИА, ф. 366, оп. 1, д. 227, л. 63—64.
      43. Великая Октябрьская социалистическая революция: Хроника событий: В 4-х т. М., 1960, т. 3. 26 июля — 11 сентября 1917 г., с. 211; Революционное движение в России в августе 1917 г. Разгром корниловского мятежа: Документы и материалы. М., 1959, с. 283—284.
      44. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 23 авг.
      45. Там же, 1917, 31 авг.
      46. Минц И. И. Указ. соч., т. 2, с. 650.
      47. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 41—46 об. (Подсчет автора).
      48. ЦГАОР СССР, ф. 1235 (ВЦИК), оп. 36, д. 180, л. 107.
      49. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 61—61 об.
      50. Рабочий путь, 1917, 30 сент.
      51. О положении армии накануне Октября (Донесения комиссаров Временного правительства и командиров воинских частей действующей армии).— Исторический архив, 1957, № 6, с. 37.
      52. Великая Октябрьская социалистическая революция: Хроника событий: В 4-х т. М., 1961, т. 4. 12 сент.— 25 окт. 1917 г. с. 78.
      53. ЦГВИА, ф. 2003, оп. 4, д. 31, л. 24 об.
      54. Армия в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции.— Красный архив, 1937, т. 84, с. 168—169.
      55. Исторический архив, 1957, № 6, с. 37, 44.
      56. Муратов X. И. Революционное движение в русской армии в 1917 году. М., 1958, с. 103.
      57. Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). Авг. 1917 — февр. 1918. М., 1958, с. 84, 94, 117.
      58. Голуб П. А. Большевики и армия в трех революциях. М., 1977, с. 145.
      59. Аникеев В. В. Деятельность ЦК РСДРП (б) в 1917 году: Хроника событий. М., 1969, с. 447—473.
      60. ЦГВИА, ф. 2433 (120-я пехотная дивизия), оп. 1, д. 7, л. 63 об., 64.
      61. Солдат, 1917, 20 окт. /279/
      62. Чертов Г. М. У истоков Октября: (Воспоминания о первой мировой войне и 1917 г. на фронте. Петроград накануне Октябрьского вооруженного восстания) / Рукопись. Государственный музей Великой Октябрьской социалистической революции (Ленинград), Отдел фондов, ф. 6 (Воспоминания активных участников Великой Октябрьской социалистической революции), с. 36—37.
      63. Аникеев В. В. Указ. соч., т. 285, 290.
      64. Рабочий и солдат, 1917, 22 окт.
      65. Мерэн Г. Я. Октябрь в V армии Северного фронта.— Знамя, 1933, № 11, с. 140.
      66. Гронский И. М. Записки солдата.— Новый мир, 1977, № 11, с. 206.
      67. Брыкин Н. А. Начало жизни.— Звезда, 1937, № 11, с. 242—243.
      68. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 71—72, 77 об.— 78, 93—93 об.
      69. Миллер В. И. Военные организации меньшевиков в 1917 г.: (К постановке проблемы).— В кн.: Банкротство мелкобуржуазных партий России, 1917—1922 гг. М., 1977, ч. 2, с. 210.
      70. Рабочий путь, 1917, 28 сент.
      71. Шапурин С. В. На переднем крае.— В кн.: Октябрь на фронте: Воспоминания, с. 104.
      72. Дризул А. А. Великий Октябрь в Латвии: Канун, история, значение. Рига, 1977, с. 268.
      73. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 27 сент.
      74. Там же, 1917, 10, 12 окт.
      75. Вооруженные силы Великого Октября, с. 144.
      76. Рабочий путь, 1917, 26 окт.
      77. Андреев А. М. Указ. соч., с. 299.
      78. Солдат, 1917, 22 окт.
      79. Революционное движение в России накануне Октябрьского вооруженного восстания (1—24 октября 4917 г.): Документы и материалы. М., 1962, с. 379.
      80. Переписка секретариата ЦК РСДРП (б) с местными партийными организациями. (Март — октябрь 1917): Сб. док. М., 1957, с. 96.
      81. Окопный набат, 1917, 17 окт.
      82. Рабочий путь, 1917, 7 окт.; ИГапъ. СССР, ф. 1235, оп. 78, д. 98, л. 44-49; ЦГВИА, ф. 2003, оп. 4, д. 44, л. 45 об.; ф. 2433, оп. 1, д. 3, л. 17 об.
      83. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 22 окт.
      84. Из дневника ген. Болдырева.— Красный архив, 1927, т. 23, с. 271—272.
      85. Самостоятельная фракция левых эсеров не была представлена на съезде, поскольку входила в единую эсеровскую организацию.— Новый мир, 1977, № 10, с. 206.
      86. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 22 окт.
      87. Там же, 1917, 24 окт.
      88. Окопный набат, 1917, 20 окт.
      89. Рабочий путь, 1917, 21 окт.
      90. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 24 окт.
      91. По предложению Склянского Позерн 17 октября был избран почетным членом президиума съезда.— Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 24 окт.
      93. Рабочий и солдат, 1917, 22 окт.
      93. Рабочий путь, 1917, 18 окт.
      94. Мерэн Г. Я. Указ. соч., с. 141; III ап урин С. В. Указ. соч., с. 104—105.
      95. Кайминь Я. Латышские стрелки в борьбе за победу Октябрьской революции, 1917—1918. Рига, 1961, с. 347.
      96. Изв. Режицкого Совета солдатских. рабочих и крестьянских депутатов, 1917, 25 окт.; Солонко П. // Врагам нет пути к Петрограду! — Красная звезда, 1966, 4 нояб.
      97. Смирнов А. М. Трудящиеся Латгалии и солдаты V армии Северного фронта в борьбе за Советскую власть в 1917 году.— Изв. АН ЛатвССР, 1963, № 11, с. 13.
      98. Ленин В. И. Полн: собр. соч., т. 40, с. 10.
      99. Великая Октябрьская социалистическая революция, т. 4, с. 515.

      Исторические записки. №109. 1983. С. 262-280.