Серова О. В. Барон фон дер Ропп // Вопросы истории. - 2012. - № 11. - С. 110-131.
Судьбы многих священнослужителей римско-католической Церкви в России нередко складывались очень непросто. К числу иерархов с трудной судьбой, безусловно, принадлежит виленский епископ барон Эдуард Михаил Ян Мария фон дер Ропп.
Как следует из его личного дела, он родился в витебской губернии 14 декабря 1851 года. Его отец, Юлий фон дер Ропп, происходивший из одного из старинных дворянских родов Курляндии, был лютеранином, мать, Изабелла фон Платер-Зиберг - католичкой.
В 1874 г. он закончил юридический факультет cанкт-петербургского университета, в 1875 г. после представления диссертации был удостоен ученой степени кандидата права. До 1879 г. занимал некоторые должности в петербургском окружном суде, сенате, Министерстве государственных имуществ. Затем, оставив государственную службу, занимался сельским хозяйством в своем имении в витебской губернии. Был удостоен звания почетного мирового судьи, получил чин коллежского асессора и орден Св. Станислава третьей степени. В 1883 г. поступил в самогитскую епархиальную семинарию, в 1884 г. был рукоположен в диаконы. В том же году отправился на лечение за границу. По возвращении, в 1889 г., распоряжением епархиального епископа был назначен администратором либавской церкви. В 1893 г. в той же должности стал либавским деканом, в 1895 г. - почетным каноником, в 1896 г. - действительным каноником самогитского капитула. 14 августа 1902 г. указом Правительствующему сенату, подписанным министром внутренних дел В. К. Плеве и Николаем II, он был назначен тираспольским римско-католическим епископом. 25 февраля 1904 г. указом за теми же подписями последовало его назначение виленским епархиальным епископом 1.
Из послужного списка Роппа явствует, что он получил хорошее образование, светское и духовное, прошел через государственную и церковную службу, что дало ему возможность ознакомиться со многими сторонами жизни тогдашней России. По служебной лестнице он продвигался быстро. Да и впереди, как казалось, вырисовывались прекрасные перспективы.
11 октября 1905 г. министр внутренних дел сообщал управляющему Министерством иностранных дел В. Н. Ламздорфу, что "признавал бы наиболее соответственным назначение в установленном порядке на пост митрополита римско-католических в Империи церквей" виленского епископа барона Роппа. Он просил предложить министру-резиденту при папе осведомиться у государственного секретаря, можно ли рассчитывать на "сочувственное отношение" к этой кандидатуре 2.
21 октября Ламздорф, еще до сношений со Св. Престолом, посчитал долгом известить министра, что по имеющимся в министерстве сведениям, "с достоверностью можно предположить", что кандидатура Роппа будет принята в Ватикане "с полнейшим сочувствием". Более того, он предлагал даже использовать это назначение "в смысле каких-либо уступок со стороны Ватикана по интересующим наше правительство вопросам" и просил уведомить, конкретно к каким церковно-административным вопросам следовало привлечь внимание Курии 3.
Казалось, что все складывалось как нельзя лучше в жизни барона. Но ситуация переменилось после создания в Вильно по его инициативе в конце 1905 г. конституционно-католической партии для Литвы и Белоруссии.
Из преамбулы программы следовало, что свое внимание партия предполагала сосредоточить на "вопросах, касающихся специально управления и церковных отношений на поприще просвещения, сельскохозяйственных отношений и специального труда, а далее и на вопросах общегосударственных учреждений, обеспечивающих наши нужды".
Конкретно по первым двум "весьма щекотливым и жгучим ныне" вопросам, школьному и аграрному, партия намерена была добиваться удовлетворения следующих требований. Бесплатной народной школы на родном языке с обязательным преподаванием закона Божьего. Отмены препятствий основанию школ частными лицами, волостями, городами, светскими и монашескими ассоциациями с собственными учителями, с правом государства только контролировать результаты школьного обучения. Увеличения числа средних и высших школ в соответствии с потребностью населения и передачи их в ведение местных самоуправлений. Основания зависимых от них же специальных школ по всем отраслям знания по мере необходимости.
В области сельского хозяйства предполагалось добиваться: всяческих облегчений для расширения мелкой собственности без эксплуатации и с широкой государственной помощью, особенно тем из мелких сельских владельцев, которые согласятся упразднить чересполосное владение и основать мызное хозяйство. Ограждения лесов от хищнического хозяйствования. Пересмотра законов, касающихся наемных рабочих или сельских батраков применительно к местным нуждам. Государственного обеспечения сельскохозяйственных рабочих по старости и по случаю утраты трудоспособности.
В отношении фабричных рабочих партия требовала: свободы основания союзов и собраний; права на проведение забастовок с одновременной защитой личной свободы и обязательным рассмотрением причин стачки судами, члены которых избираются совместно рабочими и работодателями; по возможности, введения восьмичасового рабочего дня, ограничения ночного труда; защиты от эксплуатации и чрезмерного труда женщин-тружениц; опеки над трудом несовершеннолетних, запрета работать детям до 14 лет; обеспечения за счет работодателя рабочих в случае болезни, несчастных случаев, последствий труда, вредного для здоровья; государственного обеспечения рабочих всех специальностей по старости и по случаю утраты работоспособности.
Что касается церковных отношений, партия настаивала на "исправлении всяких причиненных обид". Речь шла о восстановлении упраздненных епархий; возвращении отобранных или закрытых костелов, церковных имуществ, а когда это невозможно, полном вознаграждении за них; передаче в свободное распоряжение епископской власти капиталов, находившихся у администрации Духовной коллегии, и ее упразднении. О свободном назначении ксендзов; свободных сношениях со Святым Престолом; избрании епископов согласно каноническому праву; организации консисторий исключительно на основании церковных уставов, без участия светских чиновников; о праве свободного миссионерства; полной свободе епископской власти при учреждении приходов, постройке костелов и т.д. О возможности созыва епархиальных и провинциальных синодов; сравнении календарей; действительности приговоров по брачным делам и проступкам ксендзов против обязанностей их сана и общей нравственности и порядочности.
Для обеспечения перечисленных постулатов партия требовала, чтобы в силу признанного Манифестом от 17 октября "равенства пред законом всех граждан, дабы все существующие служебные, гражданские и политические особенности национальных и исповедных прав были безотлагательно отменены".
Одновременно партия выступала за включение в органические законы следующих положений. О действительной свободе исповедания, полном освобождении крестьян от государственной опеки и всяких регламентации. О свободе слова и печати с упразднением цензуры, свободе публичных собраний под наблюдением избранных обществом блюстителей порядка, свободе учреждения союзов, светских и монашеских корпораций, неприкосновенности личности и жилища со стороны всякой власти, за исключением судебной. О предоставлении возможности жителям каждой местности на получение элементарной грамоты и, насколько это осуществимо на деле, среднего образования на родном языке. Об отбывании военной службы в полках, образованных из выходцев из одной местности и, по возможности, одного исповедания. О допущении самого широкого местного самоуправления, избираемого "с соблюдением голосования общего, равного, непосредственного, тайного, обязательного, на основании пропорционального представительства, для защиты меньшинства". Об управлении государством, под верховным главенством конституционного государя, собранием, избранным на началах всеобщего, равного, непосредственного тайного и обязательного голосования, гарантирующего права меньшинства. Об ответственности высшей исполнительной власти, а именно министров, перед этим собранием, а низшей исполнительной власти - перед обыкновенными судами. О праве центральной государственной власти наблюдать за самоуправлением, а в случае возникновения спора, разрешении всех вопросов в суде. Об урегулировании законодательным представительством вопроса автономии Царства Польского и прочих областных автономий в соответствии с волей большинства населения. О полной независимости судей, которые не должны подлежать перемещениям, повышениям, наградам. О прогрессивном подоходном налоге. О помощи в развитие местному земледелию и производству с помощью системы таможенных пошлин.
Безотлагательные задачи, стоявшие перед центральным комитетом сводились к следующему. Организации бюро, созыву общего собрания и учреждению местных комитетов, проведению местных собраний. Рассмотрению материальных нужд населения. "Отысканию лиц, устойчивых в отношении взглядов в отношении жизни и отвечающих по уму званию кандидатов в различные местные губернские, окружные и будущие государственные самоуправления, сеймы и думы". И, наконец, определению образа действий и "взятию в опытные и честные руки управления краем в случае дальнейшей дезорганизации существующего управления и окончательной потери авторитета... органами управления".
Органами партии были: "Новины виленския" и еженедельники "Друг народа" и "Товарищ труда".
Членами организационного бюро были избраны епископ Ропп, И. Монтевил, директор Земельного банка в Вильне, С. Лопацинский, вице-председатель витебского земельного общества, законноучители ксендзы Мацеевич и Миронас, школьный преподаватель И. Лахович, аптекарь Стефановский, студент О. Змитрович и др. 4.
Незадолго до этого вступивший в должность виленского, ковенского и гродненского генерал-губернатора К. Ф. Кршивицкий быстро отреагировал на появление партии: вызвал к себе Роппа и потребовал объяснений. Ропп дал их устно, а также в письме от 25 января 1906 года. Создание программы он объяснил стремлением противодействовать губительной пропаганде социалистов и разного рода революционеров среди народа. Ибо народ, ознакомившись с их теориями, не хочет слушать тех, кто не повторяет фраз пропагандистов, утверждая, что они говорят под влиянием помещиков или чиновников, утративших всякое доверие и уважение. Он "задался вопросом, насколько можно, придерживаясь оборотов и выражений врагов порядка, придать им значение, не имеющее разрушительного и революционного характера". Поэтому им была "составлена программа в размерах более широких, чем нам собственно нужно, но побуждающая стать на почву религиозную христианскую и указывающая на то, что на такой почве не только католики могут объединиться, но и все честные люди, не потерявшие веры в Бога и желания правильного развития края". По его мнению, в этой программе были обозначены пределы, до которых во всех отношениях могла идти партия, созданная на христианской почве. В ней отмечалось, что "не силою и беспорядками, а единственно хорошими выборами и усердной работой в Государственной Думе мы можем надеяться и добиваться желательных законодательных и социальных изменений нынешнего строя".
Выразив удивление, что в представлявшейся ему вполне законной и дружественной правительству деятельности оказалось возможным обнаружить "стремление, клонящееся к ниспровержению существующего порядка и замене его новым", Ропп подробно ответил на конкретные замечания Кршивицкого. В заключение он обещал представить программу вместе со своим посланием народу. Он полагал, что это даст возможность убедиться в том, что все его стремления направлены лишь "к мирному, законному и разумному пользованию правами и к умиротворению возбужденного народа" 5.
30 января 1906 г. министр внутренних дел П. Н. Дурново направил письма Кршивицкому и Ламздорфу. В первом он просил потребовать от Роппа письменных объяснений по поводу организации им конституционно-католической партии. Со своей стороны, он находил, что епископу, как лицу, занимающему высокий и ответственный пост на службе императора, не подобает вообще участвовать в каких-либо политических партиях, а тем более в ставящих себе целью "противодействовать правительству в достижении предусмотренных им задач". Он напоминал также, что по существующему закону в обязанность епархиального начальника в силу верноподданнической присяги входила охрана прав самодержавной власти, государственных законов и высочайших интересов. Министр запросил список всех римско-католических духовных лиц, входящих в эту партию 6.
В письме Ламздорфу министр сообщал об отказе от прежнего намерения назначить Роппа на должность митрополита римско-католических церквей. Он мотивировал это тем, что, занимая ответственный пост, тот, вопреки 49-й статье устава иноверческих исповеданий о соблюдении римско-католическими епископами верноподданнического долга, стал основателем политической партии, ставящей себе задачей противодействие мероприятиям правительства. К тому же, партия ставит перед собой решение задач, относящихся всецело к области государственной политики, а не к сфере церковной деятельности. В качестве примера он упоминал ее предложения об изменении правил отбытия воинской повинности, ограничении власти императора, автономии Царства Польского и других областей, изменении состава лиц, которым доверено управление Северо-Западным краем и др. Новую кандидатуру на кафедру митрополита Дурново не называл, но обещал сообщить7.
Кршивицкий ответил пространным письмом от 9 марта, к которому приложил три объяснительные записки Роппа. Из письма следовало, что одной из главных его забот по вступлении в управление краем стало наблюдение за деятельностью этой партии, так как для него было очевидно, что ее программа должна была оказать большое влияние на общественное правосознание католических групп местного населения. Он вызвал к себе Роппа. Из личной беседы и представленных им объяснений, он попытался выяснить мотивы, "побуждавшие его выступить со своим духовенством в качестве руководителя клерикальной партии на арену политико-общественной жизни, а равно, насколько программа партии, отвечая запросам жизни, в тоже время соответствует государственным пользам и нуждам". Еще до получения письма от Дурново он категорически заявил епископу, что изданная им программа преследует решение задач, далеких от сферы церковных отношений, а его участие в борьбе политических партий едва ли соответствует высокому сану руководителя поместной Церкви. По получении указаний министра, Кршивицкий потребовал изъятия из обращения первого проекта программы, как содержащего положения, несовместимые с принципами государственной политики. Тогда же он ознакомил с содержанием программы многих губернаторов, представителей православного духовенства и прокурора Судебной палаты. Им же было поручено следить за тем, как отнесется к программе общество.
Его расчет оказался верным. Программа партии с оттенком христианского социализма вызвала недовольство представителей католического земледельческого класса. В прессе возникла полемика, в которую включился и Ропп. Под ее влиянием уже измененная после первой беседы генерал-губернатора с епископом программа была пересмотрена на первом съезде партии, состоявшемся 20 февраля. Его проведение было разрешено виленским губернатором с ведома Кршивицкого, посчитавшего, "что открытая оппозиция конституционно-демократической партии со стороны собственников-землевладельцев, в присутствии делегатов от крестьян, скорее послужит к переработке программы в сторону требований правых и умеренных".
Эти ожидания оправдались. Многие из бывших учредителей первых двух программ под благовидным предлогом отказались от членства в партии, в их числе Монтевил и Лопацинский. Их примеру последовали и другие помещики, а оставшиеся потребовали пересмотра некоторых положений программы. В частности, были смягчены все требования аграрного раздела.
Когда исход съезда стал очевиден, Кршивицкий 26 февраля пригласил к себе барона Роппа и потребовал отказаться от руководства партией.
Епископ заявил, что и сам глубоко сожалел о том, что выступил в качестве инициатора создания партии. Он объяснил, что "руководился единственно желанием противодействовать влиянию крайних течений, проникших в народ, а также стремлением провести в сознание католического населения епархии необходимость не бойкотировать, а содействовать выбору в местах в Государственную Думу вполне благонамеренных и честных представителей, могущих отстаивать в ней потребность своей религиозно-общественной жизни". Лично и в письме от 28 февраля, собственноручно им написанном, Ропп заверил, что "решительно намерен отказаться от активного председательствования в партии" 8. Первый шаг на пути реализации этого решения генерал-губернатор видел в закрытии печатного органа партии.
Заключение письма Кршивицкого содержит весьма взвешенную оценку позиции, занятой Роппом. Исходя из полученных от своего предшественника сведений, "что в большинстве случаев, в особенности во время тяжелых октябрьских дней, виленский епископ оказал существенную помощь правительству в деле успокоения католического рабочего люда", он склонен был верить, что, "взяв на себя инициативу организации новой партии, он действительно в принципе исходил из лучших побуждений". Подтверждение этому он видел и в пастырском воззвание Роппа, изданном вслед за вторым изменением программы после изъятия первого ее проекта. Логика его действий ему виделась следующим образом. "Получая из многих мест своей обширной епархии донесения от подведомственного ему клира о разного рода волнениях среди крестьянского и рабочего населения и будучи сам свидетелем крайних проявлений брожения умов в г. Вильно в тяжелые октябрьские дни, барон Ропп, естественно, мог вынести ощущение непрочности существующих государственных устоев и из опасения еще более грозных событий, счел себя в праве энергично выступить в защиту своей паствы против крайних увлечений, путем сплочения ее под эгидой Церкви, - считал Кршивицкий. - Будучи при этом мало знаком с условиями края и не принадлежа, к тому же, ни по рождению, ни по национальности к числу местных жителей, барон Ропп, естественно, должен был обратиться к содействию в составлении программы представителей местного клерикального общества. Действительно, насколько мне известно, особое влияние в этом отношении на окраску программы оказали некоторые из представителей местной польской адвокатуры и ближайшие сотрудники барона Роппа - ксендзы В. Фронцкевич и И. Садовский, убежденные националисты-поляки. Таким образом, принятая на себя бароном Роппом защита интересов своей паствы была в корне значительно профанирована тем обстоятельством, что негласно вокруг него сплотился кружок лиц, менее всего расположенных к запросам истинного либерализма и индивидуальной свободы". Но, какие бы мотивы не руководили епископом при создании программы, полагал Кршивицкий, "это не снимает с него ответственности за проведение ее в сознание своей паствы под высоким лозунгом учения о христианской справедливости.
Хотя программа и претерпела некоторые изменения, было очевидно, что "основные принципы ее, бесспорно, соберут около поднятого епископом католического знамени все разъединенные до сих пор силы, тем более что в программе с яркостью изображены действительные и мнимые опасности, угрожающие католической Церкви. А наличность на местах мощной организации католической Церкви и ее дисциплинированного клира, связанного с простым народом крепкими узами религиозного мировоззрения, во многом осложнит проведение в жизнь предначертаний правительства".
Действия партии уже принесли свои плоды. Они выразились в массовых просьбах о возвращении, а иногда и в самовольных захватах православных храмов, переделанных из костелов. А также в открытие без разрешения частных польских школ клерикального характерах в местностях с преобладающим белорусским населением, в тенденциозном освещении польскими газетами принимаемых правительством мер в защиту православия и государственных школ.
Исходя из всего изложенного, генерал-губернатор ставил в вину епископу то, что, как представитель Церкви, будучи обязан учить в духе евангельского влияния Церкви на народные массы, "в высшей степени серьезных условиях русской жизни, не отдал себе ясного отчета, в чем состоит это правильное влияние". Наоборот, он выступил с программой, "требующей безусловного признания, как догмата, того, что на деле является только мнением его и отдельных лиц". Тем не менее, он был против предложения епископу другого назначения, исходя из последствий реализации такой меры для края, поскольку оно было бы в глазах населения связано только с умалением его теперешнего служебного положения. Так как епископ сам сложил с себя официально руководство партией, то, считал он, "во имя государственных интересов края, нужны меры воздействия на окружающих его ближайших сотрудников, с переводом их, в случае необходимости, в другие, небелорусские епархии, и неуклонное наблюдение за представителями партии в уезде".
Кршивицкий считал, что, поскольку программа была передана во все приходы, это могло бы во многом осложнить задачи правительственной власти, особенно в предвыборное время, и усилить значение партии в глазах масс. Со своей стороны, он постарался выработать соответственное отношение к партии православных. А для этого поручил старшему делопроизводителю своей канцелярии Белецкому ознакомить с ее программой на окружных съездах делегатов православного духовенства, которыми была выработана своя программа "в духе истинной христианской любви и морали, без всяких политических тенденций" 9.
Дурново не разделял мнение Кршивицкого о нежелательности перемещения епископа в другую епархию. Предполагая в качестве меры взыскания объявить от имени императора ему выговор с извещением о том римской Курии, Дурново хотел предварительно выяснить мнение Кршивицкого на этот счет. В то же самое время он просил его предупредить Роппа, чтобы тот воздержался от всякого участия в деятельности партии и поставил в известность духовенство своей епархии о том, что всякое его участие в этой партии встретит отпор со стороны правительства, включая самые решительные меры 10.
Письмом от 15 марта 1906 г. Кршивицкий поддержал предложенную Дурново меру наказания, добавив к ней прекращение выдачи причитающегося епископу по должности содержания от казны. Он информировал министра об указании, уже отданном им губернаторам виленской и гродненской губерний, о недопустимости районных собраний партии, о чем поставил в известность и Роппа. На этом письме Дурново 18 марта наложил резолюцию: "Письма к генерал-губернатору не нужно, а следует составить всеподданнейший доклад с объявлением в виновности и лишении содержания" 11.
20 марта директор департамента духовных дел иностранных исповеданий В. В. Владимиров спрашивал министра, не сочтет ли тот возможным "вместо лишения епископа Роппа всего содержания, ограничиться сокращением такового".
26 марта 1906 г. министр направил Кршивицкому письмо с проектом всеподданнейшего доклада, которым, в качестве меры наказания епископу Роппу, предусматривалось объявление от имени императора выговора и уменьшение на половину получаемого из казны содержания, и просил сообщить его замечания 12.
На следующий день Дурново телеграфировал генерал-губернатору, прося учесть при вынесении заключения по проекту доклада по делу Роппа статью или объявление епископа в виленском вестнике от 22 марта 13, заметив: "Полагаю, что проектированное мною взыскание едва соответствует важности проступка" 14.
В ответном письме от 3 апреля 1906 г. Кршивицкий пространно изложил свои соображения по поводу этого проекта. Он привлек внимание к тому, "что местное католическое общество привыкло видеть в епископе известную орифламму (знамя, хоругвь. - О. С.) своего исповедания, бойца за отстаивание интересов католической Церкви пред иноверным правительством и каждую репрессивную или карательную меру, направленную против него, как бы справедлива и закономерна она ни была, рассматривает, как новое притеснение со стороны администрации, направленное не только против лица, но и представляемого им исповедания. Этот укоренившийся взгляд выработал для подобных случаев своеобразную систему пассивного сопротивления, которое в данном деле, несомненно, выразится в том, что мало популярная в глазах буржуазного класса населения партия, получив ореол религиозного мученичества в лице ее организатора, привлечет к себе многих из тех, кто расходился до сих пор с нею в своих политических и социальных взглядах, а в сплошной массе менее развитого, но фанатически настроенного простого католического населения, может вызвать глухое неудовольствие против Верховной власти".
Относительно лишения барона Роппа содержания, Кршивицкий полагал, что это повлечет большой приток пожертвований, который не только покроет понесенный им материальный ущерб, но и даст возможность образовать фонд для поддержания партии. Действенное средство лишить епископа возможности заниматься политикой он видел в переводе его в одну из отдаленных от Северо-Западного края кафедр и удаление его советников - секретаря епископа прелата Садовского и кафедрального каноника Фронцкевича. Применение такой меры отразилось бы и на партии. В случае попыток продолжить пропагандистскую деятельность она должна будет прекратить существование, будучи лишена своего главы. Ибо ее перестанет поддерживать духовенство, особенно литовское, делавшее это не столько из убеждения, сколько в силу дисциплины.
Генерал-губернатор полагал, что Курия не будет противиться такому решению правительства в расчете на его содействие в деле борьбы с разрастающимся среди католиков Империи учением мариавитов-манкетников 15.
Наконец, еще одним аргументом в пользу принятия именно такой меры, по его мнению, служило выступление Роппа в печати с "увещеваниями своей паствы хранить в сердцах заветы партии и проводить их в жизни" после его сообщения об устранении от руководства партией и вмешательства в ее дела. "Подобное несоответствие между словами и поступками епископа, внушающего этим своим распоряжением слепо повинующейся ему католической массе убеждение в несправедливости и незаконности действий правительства, ясно подчеркивает, - считал Кршивицкий, - необходимость наиболее скорого на него воздействия в смысле пресечения возможности для него волновать вверенное его духовному попечению население". К тому же, приближалось время созыва Государственной Думы. А это означало, что действовать следовало немедленно, "дабы не мог пройти в число ее членов барон Ропп, выставленный кандидатом по виленскому уезду" 16.
8 апреля Дурново направил "весьма спешное и конфиденциальное" письмо Ламздорфу, в котором по существу изложил все соображения, уже известные по его переписке с Кршивицким. Информируя его о предполагаемых мерах наказания Роппа - выговор и требование о немедленном переводе его в одну из епархий, отдаленных от Северо-Западного края, - он просил известить о его мнении по этому вопросу.
Ламздорф, как следует из его ответного письма от 11 апреля, разделял соображения, приведенные Дурново, но, тем не менее, полагал, что проектируемое дисциплинарное взыскание следовало бы наложить по предварительному сношению с Курией. При этом он ссылался на донесение временно управляющего миссией при Св. Престоле М. Ф. Шиллинга от 3 апреля 1906 г., в котором дипломат сообщал, что, придя на обычный дипломатический прием, он застал государственного секретаря несколько взволнованным в связи со сведениями о предполагаемой ссылке барона Роппа правительством, от чего его будто бы спасло лишь заступничество виленского генерал-губернатора. В то же самое время Мерри дель Валь признался, что, увидев под манифестом созданной политической партии в Вильне подпись Роппа, был несколько удивлен, "так как мы не любим, - сказал он, - когда епископы принимают участие в политике". Но он не сомневался, что епископ был движим "исключительно желанием бороться с возрастающей силой социализма, а не стремился к поддержанию своим авторитетом каких-либо национальных вожделений". К тому же, если бы он был в чем-то виноват, то, по требованию императорского правительства, Курия дала бы соответствующие указания, но она не может "оставаться равнодушной к ссылке епископа без всякого сношения с Римом".
Сославшись на это донесение, Ламздорф полагал необходимым воспользоваться готовностью Ватикана идти навстречу правительству, поскольку "наказание католического иерарха, подкрепленное авторитетом римского Первосвященника, несомненно, произведет гораздо более сильное впечатление на польское население и, вместе с тем, избавит наше правительство от нежелательных нареканий". В случае неуспеха переговоров с Курией, едва ли вероятного, правительство будет иметь возможность прибегнуть к проектируемым мерам, лишая Св. Престол в дальнейшем возможности обвинять государственную власть "в несоблюдении тех форм дипломатического общения с Ватиканом по церковно-государственным вопросам, которые установлены существующей практикой" 17.
При согласии в принципе с необходимостью наказания епископа переписка с Ламздорфом выявила определенные расхождения с Дурново в вопросе вовлечения в него Св. Престола. Ведь он указывал на возможность наложения на него дисциплинарного взыскания лишь по предварительному соглашению с Курией. Между тем как Министерство внутренних дел полагало, что предметом соглашения с Курией станет лишь перемещение Роппа в другую епархию, а о выговоре следовало известить Курию уже после его вынесения.
Предложение Министерства внутренних дел расходилось и с мнением генерал-губернатора, считавшего достаточным ограничиться лишь переводом епископа в другую епархию, не объявляя ему выговора.
Для начала переговоров с Курией о переводе епископа в другую епархию необходимо было указать конкретное место. На тот момент вакантной была лишь сейнская кафедра, но она была недостаточно отдаленной от Северо-Западного края. О плоцком же епископе, в случае назначения которого митрополитом для Роппа могла освободиться плоцкая кафедра, не было получено сведений от варшавского генерал-губернатора.
В резолюции на письме Владимирова Дурново разъяснил, что имел в виду сообщить Ламздорфу, "что мы никогда не думали о ссылке Роппа, но что не можем оставить безнаказанным его образ действий. Выговор от имени Государя есть решительное распоряжение за нарушение гражданских обязанностей, внушение же от папы может быть сделано самостоятельно за нарушение пасторских полномочий. Следовательно, - суммировал министр, - мое окончательное мнение сводится к тому, чтобы: 1) объявить выговор самостоятельно, 2) сообщить папе о внушении Роппу и переводе его, при чем о выговоре упомянуть вскользь, например, что ему объявлено неудовольствие, и 3) в особенности, заверить, что мы никогда не намерены его высылать" 18.
Министр считал, что нужно было, прежде всего, испросить согласия императора на выражение от его имени недовольства Роппом и на начало переговоров с Ватиканом о перемещении его в другую епархию. Следовало известить об этом Курию, и просить папу "сделать соответствующее архипастырское внушение" епископу, а затем переместить его из Вильны в одну из епархий по указанию правительства 19.
Тем временем, после выборов в Государственную Думу и избрания в нее Роппа, ситуация претерпела серьезное изменение. К тому же, произошла смена в министерствах внутренних и иностранных дел: новыми министрами стали соответственно П. А. Столыпин и А. П. Извольский.
Столыпин писал Извольскому 29 июня 1906 г., что, в связи с избранием Роппа в Думу, считал несвоевременным, по государственным соображениям, возбуждать перед императором ходатайство об объявлении ему выговора. Перемещение же его в другую епархию находил затрудненным из-за отсутствия подходящей епископской вакансии. Поэтому он связался с Кршивицким, чтобы выяснить, продолжает ли он настаивать на немедленном отъезде барона или считает возможным отложить эту меру до более удобного времени 20.
В самом письме к генерал-губернатору от 3 июля Столыпин, сославшись на отсутствие подходящей вакантной епископской кафедры, обращал внимание на то, что вопрос об удалении его потерял свою остроту. Поскольку деятельность конституционно-католической партии "проявлялась особенно интенсивно и могла быть опасной для правительства до выборов в Государственную Думу. Теперь, - считал он, - когда центр общественной деятельности сосредоточился в Думе, влияние отдельных местных партий не могло быть настолько сильно, чтобы с ним приходилось считаться правительству" 21.
Между тем, как извещала "Речь" от 8 сентября (N147) Роппу было разрешено читать курс лекций для римско-католического духовенства, на которые предполагалось допускать лиц и недуховного звания, но только по именным приглашениям.
Осенью 1906 г. Ропп воспользовался двухмесячным заграничным отпуском для поездки в Рим. Он был разрешен Столыпиным по ходатайству виленского генерал-губернатора. По случаю предстоявшей поездки ему было назначено единовременное пособие в размере 1 тыс. рублей. Николай II дал свое согласие 22.
Во время своего пребывания в Риме Ропп произвел очень выгодное впечатление на папу и государственного секретаря. Благоприятное мнение о нем сложилось и у бывшего государственного секретаря кардинала Мариано Рамполла.
Между тем, осенью Кршивицкий и Столыпин пересмотрели свое отношение к наказанию епископа в силу ряда новых обстоятельств. В поступавших в Министерство внутренних дел сведениях Столыпин увидел доказательство того, что Ропп "поставил себе в настоящее время как бы задачей проявление особой резкости по отношению к правительству и ко всем правительственным мероприятиям". Так, 1 ноября 1906 г. Кршивицкий переслал Столыпину копию письма Роппа на имя прокурора виленской судебной палаты по поводу отказа ксендза Рутковского от привода к присяге на русском языке. Содержавшийся в нем отзыв об указе Правительствующего сената Столыпин нашел "настолько дерзким", что он давал полное основание для предания его суду. Однако предлагавшему пойти на это Кршивицкому он признавался в письме от 20 ноября, что был против такого шага по следующим соображениям: "исход судебного процесса представляется, по моему мнению, весьма сомнительным, так как суд может не признать в инкриминируемом барону Роппу письме всех необходимых признаков изъясненного преступного деяния. Между тем, самый факт привлечения столь высокого духовного лица, как начальника епархии, к судебной ответственности, при современном настроении общественного мнения и направлении печати, несомненно, произведет сильную сенсацию в обществе и послужит лишь к тому, что личность барона Роппа приобретет ореол деятеля, гонимого правительством за свои идеи" 23.
В другом официальном письме, на сей раз на имя Столыпина, епископ заявил о необязательности для него указа Сената о недопустимости совмещения духовной должности со званием члена Государственной Думы, хотя ему было известно, что по действующему законодательству отказ должностного лица подчиниться указу Сената представляет собой действие, предусмотренное Уложением о наказаниях.
В письме Извольскому от 27 декабря 1906 г. Столыпин ссылается также на оскорбительное для правительства замечание епископа в письме к Кршивицкому о якобы бесполезном для римско-католической Церкви в России расходовании денег, принадлежавших римско-католическому духовенству.
Наконец, в своем пастырском послании от 12 октября "он допустил ряд выражений, возбуждающих в его пастве недоверие, как к правительству, так и к окружающему православному населению". Так, затрагивая вопрос об отношении католиков к православной школе, он "высказывается в том смысле, - писал Столыпин, - что эти школы не могут приносить какой-либо пользы в виду различия в вере учителей и учеников. Поэтому барон Ропп не запрещает католикам посылать в эти школы детей только в том случае, если их посещает ксендз".
Столыпин видел свидетельство противоправительственных настроений епископа и в подписании им в числе 49 членов Думы заявления о необходимости установления принципа свободы не принадлежать ни к какой религии, права выхода из исповедания без присоединения к другому исповеданию и, в качестве неизбежного следствия этой меры - гражданского брака. Он обращал также внимание на узконационалистическую окраску в последнее время его деятельности, направленной "к ополячению литовской и белорусской национальностей Северо-Западного края". Это стало предметом горячего обсуждения и вызвало возбуждение представителями литовской части населения ходатайства перед Ватиканом и императорским правительством "о смещении барона Роппа и о замене его лицом менее лицеприятным в национальных вопросах". Со своей стороны, Столыпин не мог не придать "последнему обстоятельству решающего значения", ибо при том положении, в коем находился окраинный Северо-Западный край, "возбуждение в нем духовенством еще национальной вражды между отдельными народностями представляется совершенно недопустимым". Он был против оставления Роппа на занимаемом им посту, учитывая, что, порождая раздоры и ненависть на национальной почве, он "пользуется религиозными побуждениями фанатичных неразвитых масс для своих личных политических, но отнюдь не христианских целей".
Исходя из этого, министр намерен был воспользоваться первой представившейся возможностью для перевода епископа в другую епархию желательно с однородным составом населения, войдя в сношения с римской Курией. Извещая Извольского о своем решении, он просил частным путем при посредстве министра-резидента подготовить государственного секретаря к предстоявшему официальному требованию правительства о перемещении Роппа в другую епархию 24.
Извольский, как явствует из его письма от 3 января 1907 г., полагал, что со стороны Ватикана не возникнет серьезных препятствий удовлетворению такого требования ввиду приведенных министром веских доводов. Но, тем не менее, он хотел уточнить, будет ли предполагаемая мера окончательной и ограничится ли Министерство внутренних дел только ею, чтобы, выдвинув "одно точно определенное и законченное требование" на переговорах с Ватиканом, использовать собранные этим министерством материалы, которые "при повторном требовании потеряли бы свое значение и силу".
Отвечая Извольскому 23 января 1907 г., Столыпин признавался, что, хотя Ропп и заслуживал бы взыскания, однако наложение его в настоящее время представлялось едва ли желательным, поскольку оно могло быть истолковано как возмездие правительства за участие его в Думе первого созыва. Оправдание же перевода его из Вильны на равностепенную епископскую должность он видел в обнаружившейся уже после роспуска Думы деятельности епископа, направленной к подавлению литовской и белорусской национальностей в Северо-Западном крае.
Он предполагал безотлагательно получить санкцию императора на начало переговоров с Курией о его перемещении в келецкую епархию на кафедру, освободившуюся после смерти епископа Ф. Кулинского. В случае отклонения ей этого требования правительства следовало бы предупредить государственного секретаря, что такой отказ вынудит пойти на увольнение Роппа от должности виленского епископа без предоставления ему какой-либо кафедры в пределах России.
Вместе с тем Столыпин не мог поручиться, что не будет вынужден настаивать на применении к епископу "какого-либо серьезного взыскания, не исключая и совершенного удаления его на покой", если после перевода в келецкую епархию он продолжит свою противоправительственную деятельность. В то же самое время министр подчеркнул, что, "во всяком случае, наложение того или иного наказания не может быть предопределено характером его теперешней деятельности и будет всецело зависеть от дальнейшего его поведения на новом месте службы" 25.
На следующий день после написания этого письма Столыпин представил всеподданнейший доклад императору о переводе Роппа в Кельцы и получил согласие Николая II 26. В докладе была приведена вся аргументация, изложенная им в письмах Извольскому.
В ходе первой беседы с государственным секретарем после получения материалов для переговоров о Роппе министр-резидент Сазонов "счел полезным поставить кардиналу вполне категорически вопрос об удалении" его из Вильны. Он исходил из того, что в течение последних месяцев неоднократно сообщал ему сведения, как из официальных, так и других достоверных источников, о политической агитации Роппа. И ему представлялись успешными его усилия "раскрыть кардиналу глаза на противоречие между внешнею корректностью, проявленной епископом Роппом в Риме и снискавшей ему здесь симпатии не только самого кардинала государственного секретаря, но и кардинала Рамполла, и тою враждебностью, которую он неизменно обнаруживал по отношению к русской государственной власти". Относившийся вначале недоверчиво к сообщениям дипломата кардинал, казалось, "убедившись в их справедливости, стал относиться к ним иначе". Дополнительным ценным аргументом для Сазонова послужила опубликованная в январе беседа Роппа с корреспондентом парижской газеты "La Croix"( "Крест") о необходимости введения в государственный строй России федеративного начала. На кардинала эта беседа произвела тогда неблагоприятное впечатление, так что почва для предъявления требований правительства оказалась вполне подготовленной, и Сазонов "смог свободно использовать" имевшиеся в его распоряжении обвинительные материалы. Перевод в келецкую епархию он представил в качестве самого благоприятного исхода для барона "из того опасного положения, в которое он попал благодаря своему честолюбию".
Обсуждая выдвинутые обвинения, кардинал возражал против пункта об участии епископа в составленном 48 другими членами Думы проекте о признании за российскими гражданами права не принадлежать ни к какому вероисповеданию. И при этом он отказывался видеть в этом требовании какую-либо связь с введением в России института гражданского брака, не признаваемого римской Курией. Если ссылкой на пример западно-европейских держав Сазонову удалось доказать, что гражданский брак - неизбежное и вполне законное последствие официального атеизма, с чем кардинал должен был согласиться, то он продолжал утверждать, что Ропп "имел в виду единственно возможно полное осуществление принципа свободы совести".
В соответствии с просьбой кардинала Сазонов изложил взгляд правительства на деятельность Роппа в виде ноты от 28 февраля 1907 г., в которой перечислил основные проступки, вменяемых ему в вину 27.
Сказанное кардиналом Сазонову вполне отражало общий настрой Курии по отношению к перипетиям вокруг епископа Роппа, судя по документам состоявшейся в марте 1907 г. сессии конгрегации Чрезвычайных духовных дел. В них отмечалось успешное начало карьеры барона Роппа, "избранного (в следствие такой информации, лучше которой желать невозможно) в 1902 г. тираспольским епископом", который управлял этой епархией немногим более года "с большим усердием и благоразумием, так что сделался довольно угодным не только Св. Престолу, но самому российскому правительству". Оно очень скоро предложило его на освободившуюся виленскую кафедру. "К сожалению, однако, прибыв в Вильно, монсиньор Ропп больше не придерживался той осторожной позиции, которая была до того столь полезной для его собственного епископского служения. Оставляя в стороне различные пункты обвинения, выдвинутые против него правительством, некоторые из которых кажутся необоснованными при первом знакомстве, несомненно, что отчасти в силу самих чрезвычайных политических обстоятельств, особенно в виленском исключительно беспокойном центре, отчасти, возможно, также в силу его личных склонностей, монс. Ропп сделался быстро главой полонизаторских тенденций и местной оппозиции против правительства. Действительно, он не только избрался членом первой Думы (что самим правительством, очевидно, не рассматривалось доброжелательно), но в ней заключил союз с оппозиционными партиями, став с тех пор ненавистен государственным властям и утратив весь тот престиж и то влияние, которым прежде пользовался у них с пользой для самого Св. Престола и католического дела. Но даже после роспуска Думы монс. Ропп упорствовал в своем поведении и, более того, после того как Сенат постановил (конечно, чтобы исключить именно его), что правительственные служащие, а, следовательно, также и католические епископы не могли быть избраны в члены новой Думы, монс. Ропп в письме председателю совета министров от 21 сентября 1906 г. заявил, что такое решение несправедливо, и что, в любом случае, он не рассматривал его для себя обязательным. В следствие таких фактов следовало предвидеть возмущение российского правительства, которое сначала намеревалось просто отстранить виленского епископа от должности, но затем решив пойти на менее суровую меру,...предложило Св. Престолу перевести его в Кельцы" 28.
Представленная Сазоновым нота была рассмотрена на особой конгрегации 17 марта. Было принято решение (одобренное папой) написать епископу, прося дать разъяснения по поводу выдвинутых против него правительством обвинений. 23 марта государственный секретарь направил ему письмо, изложив в нем по существу содержание ноты Сазонова29.
Ответ Роппа не заставил себя ждать. Направив его 3 апреля, он подчеркнул, что отвечал немедленно, полагая, что его письмо могло быть особенно полезным государственному секретарю в момент, когда его главный обвинитель, Владимиров, находился в Риме и, конечно, воспользуется возможностью его "дискредитировать и дать тысячу обещаний при условии, что Святой Престол согласится не защищать меня". Ропп дал подробные объяснения по поводу всех выдвинутых против него обвинений. В заключение письма он заявлял, что не считал невозможным свое дальнейшее пребывание в Вильно тем более, что все правительственные претензии датировались 1905 и 1906 годами. Это означало, что прошло уже время, а его продолжали терпеть на прежнем месте. Отдавая отчет, что может наступить момент, когда "его защита, возможно, окажется очень стесняющей для Св. Престола", он указал имя священника, который мог бы его заменить. Это минский декан аббат Казимир Михалькевич, литовец, человек спокойный и беспристрастный. "Что касалось меня, я всегда готов сложить с себя сан, если Св. Престол этого пожелает. Но ни за что на свете я не приму епархию в Царстве Польском, где никогда меня не признают полностью поляком, Итак, я запрошу простого сложения с себя сана или епархию в Сибире, Центральной Азии или в глубине России" 30, - писал Ропп.
Получив письмо Роппа, Мерри дель Валь 2 мая 1907 г. направил Сазонову послание, ставшее ответом на его февральскую ноту, в котором излагались данные епископом объяснения по поводу выдвинутых против него обвинений. В заключение говорилось, что эти объяснения "очень серьезны и убедительны", и если Ропп, "быть может, несколько раз допустил отсутствие такта и осторожности, то объяснения намного уменьшают значение ошибки". С другой стороны, Св. Престол порекомендует ему "в будущем вести себя осторожнее и сдержаннее и не сомневается в том, что этот прелат в точности сообразуется с этими указаниями и даст по этому поводу самые формальные уверения". В виду данных объяснений и уверений, которые Ропп даст на будущее, Св. Престол надеялся, что правительство "не захочет настаивать на требовании удалить его из Вильны". Он считает также необходимым заявить, что не может заставить Роппа принять против его желания келецкую кафедру, и "не находит канонических оснований заставить его подать в отставку с виленской кафедры или уволить от должности". Если же в будущем образ действий Роппа даст "основательные поводы" принять меры против него, то Св. Престол не преминет пойти на это, по согласованию с императорским правительством 31.
Сазонов не сомневался, что Курия была осведомлена Роппом о его отказе подчиниться требованию правительства и об окончательном решении идти по стопам некоторых из его предшественников. Из прежних переговоров с Ватиканом он убедился, что Курия не считала себя вправе настаивать на принятии епископом делаемого ему предложения. Но у него сложилось впечатление, что "во избежание худшего, ему будет предложено добровольно подать в отставку с присвоением епископского титула "in partibus" и при условии назначения ему императорским правительством пенсии. К сожалению, желание это не сбылось".
По мнению Сазонова, вопрос о переводе Роппа больше не мог быть предметом переговоров, а должен был быть передан на благоусмотрение администрации. Но при этом, дабы не вызвать осложнений в отношениях с Курией, необходимо было тщательно избегать всякого повода к обвинению правительства "в несоответствующей проступкам виленского епископа суровости или желания возмездия за оппозиционную его деятельность в Государственной Думе" 32.
В августе епископ Ропп, отдыхавший у брата, был приглашен Столыпиным в Санкт-Петербург. 22 августа он был им принят. Содержание этой беседы епископ фактически в форме стенограммы изложил в письме от 24 августа государственному секретарю.
Столыпин начал встречу словами: "Я должен иметь с монс. беседу очень тягостную, особенно, для меня. Ваши отношения с местными властями так осложнились, что Его Величество император находит Ваше пребывание в Вильно отныне невозможным, но, будучи знаком с Вами лично, и зная, каким человеком Вы являетесь, Его Величество надеется, что Вы не захотите шума и согласитесь принять епархию, а именно келецкую или плоцкую, которая, вероятно, скоро станет вакантной".
Ропп сказал, что прежде чем ответить на сделанное предложение, он хотел бы знать, в чем его обвиняют. Столыпин назвал организацию конституционно-католической партии и непризнание обязательным для себя решений Сената, за что он мог быть привлечен к суду.
Ропп дал следующие объяснения. Что касалось партии, его участие было связано с необходимостью отреагировать на социализм, и скорее следовало его за это благодарить, чем наказывать. Что же касалось Сената, на самом деле, он не был против его решений. Но не был обязан находить их правильными, особенно, когда они касались жизненно важного для Церкви положения, от которого она не откажется никогда, так как он, как и любой католический епископ, не являлись и не будут служащими государства. Поэтому он не боялся никакого суда и был уверен, что никакой независимый суд не может его осудить.
После этого министр предложил оставить все это, сказав, что политика Роппа противоречит политике государства, что он хочет полонизовать литовцев и преследовал священников этой национальности. Затем он передал ему список из 14 священников, которые будто бы были перемещены в белорусские приходы и заменены польскими священниками.
Ропп заявил, что, даже не заглядывая в этот список, может сказать, что это ложь. Напротив, даже во все приходы не литовские, а смешанные, где были священники, не знавшие литовского языка, он направил священников, на нем говоривших, и за это заслужил у польских националистов имя литвомана. Посмотрев после этого список, Ропп сказал, что готов доказать пункт за пунктом, его полную ложность.
В конце беседы Столыпин спросил: "Что я должен буду сказать Его Величеству императору?". В ответ он услышал: "Я не могу ничего Вам больше сказать". После этого собеседники расстались вполне дружески.
В заключение письма Ропп делился своим видением происходящего с ним. "Главными силами этой травли против меня являются русский архиепископ с его духовенством и под их руководством генерал-губернатор или скорее человек, который им руководит в гражданской администрации страны, его начальник канцелярии г-н А. А. Станкевич, некогда либерал, теперь член группы, пользующейся дурной славой "людей действительно русских", эти последние окружают императора; император носит показной манерой маску их партии, и именно они в настоящее время являются власть имущими, с которыми должен считаться даже глава кабинета. Преследование моей личности будет продолжаться столько, сколько времени они будут находиться у власти" 33.
И хотя в тексте письма Роппа, приведенного в материалах сессии конгрегации Чрезвычайных духовных дел, об этом ничего не сказано, в докладе для этой сессии говорилось, что, ответив на выдвигаемые против него обвинения, Ропп заметил, что смена епархии не зависит от него. Ведь только папа мог освободить епископа от нерасторжимых уз, соединяющих его с его местом пребывания. Ему же совесть не позволяла принять епархию в Польше, где он никогда не был бы признан, как настоящий поляк, что, наконец, если Рим того желал, он мог просто отречься, не беря другую епархию.
Накануне отъезда из С.-Петербурга, Ропп был принят Владимировым, который старался его убедить либо подать в отставку, либо принять кафедру в Плоцке и сообщил, что во время его пребывания в Риме Мерри дель Валь сказал ему, что прекрасно сознавал, насколько в глазах правительства позиция Роппа в Вильно была невыносима. "Этим утверждением, изложенным в столь абсолютной форме, смысл слов Высокопреосвященства был полностью искажен", - отмечалось в докладе сессии конгрегации. Ропп же на это заметил, что это его обязывало передать решение полностью Св. Престолу34.
21 сентября Столыпин письмом напомнил Роппу об обещании запросить у Св. Престола разрешения подать в отставку и известил об имевшихся у него сведениях, что он, напротив, ограничился сообщением Св.Престолу о якобы данных ему достаточных объяснениях, не затрагивая никоим образом вопрос об удалении из Вильно 35.
В датированном 3 октября письме Столыпину Ропп утверждал, что во время разговора с ним он ясно сказал, что без требования со стороны папы не считал себя "в праве отрекаться от должности, которая по понятию римско-католической Церкви основана на мистической связи епископа с епархией".
На записке Владимирова, извещавшего о своем возвращении из отпуска, 7 октября Столыпин написал: "Прошу Вас немедленно и энергично приняться за дело барона Роппа, который, видимо, нас морочит и хочет затяжками создать такое положение, при наличии которого его подневольный отъезд из Вильны создаст для правительства сильные осложнения. Необходимо: 1) немедленно поставить в известность через МИД кардинала Мерри дель Валь, что барон Ропп бессовестно нас обманул и поэтому одному уже нетерпим в Вильне как епископ. 2) Снестись с генерал-губернатором о способе изъятия его без скандала из Вильны" 36.
12 октября Столыпину был представлен текст всеподданнейшего доклада, подготовленного Владимировым. В нем излагались основные перипетии вокруг попытки добиться от Роппа добровольного сложения с себя управления виленской епархией. Особо обращалось внимание на тот факт, что, пообещав сообщить Курии о неудобстве дальнейшего оставления его во главе епархии, в письме государственному секретарю он ограничился изложением объяснений, данных им правительству в оправдание своих действий. И хотя при этом добавил, что "всецело предоставляет себя на благоусмотрение папы, однако таковые заключительные слова, являясь обычными в письмах большинства римско-католических епископов, отнюдь не заключают в себе ходатайства о разрешении вопроса об отставке". Напротив, подчеркивалось в докладе, заявление о подчинении воле папы после ряда оправданий "свидетельствует не о сознании епископом необходимости покинуть кафедру", а скорее о его желании "возложить удаление свое из Вильны на нравственную ответственность Ватикана". При такой постановке вопроса было "крайне затруднительно ожидать", что подтверждает и поверенный в делах при Св. Престоле, чтобы Курия согласилась дать движение вопросу об удалении барона Роппа на покой. Такой образ действия епископа не мог рассматриваться иначе как "прямое уклонение от данного им обещания и отказ от добровольного оставления занимаемой кафедры".
Министр считал долгом представить Правительствующему Сенату проект указа об увольнении Роппа от должности без прошения. Он также просил разрешения на осуществление уже одобренных Николаем II в принципе предложений о выплате ему содержания в размере 1200 руб. в год и воспрещении жительства в столицах и в Северо-Западном крае.
В докладе отмечалось, что с самого начала активного выступления Роппа на поприще национально-политической деятельности удаление признавалось совершенно необходимым, и взгляд министерства в этом отношении не менялся. Некоторое замедление с реализацией этой меры объяснялось лишь стремлением обставить приведение ее в исполнение так, чтобы она не отразилось на дружеских отношениях с Ватиканом, с которым еще не были закончены переговоры по некоторым вопросам первостепенной важности, как, например, соглашение о семинариях, достигнутое лишь в последнее время. К тому же, министерство хотело избежать применения такой чрезвычайной и законом непредусмотренной меры, как увольнение без предварительного согласия Курии, чреватого тем, что епархия на неопределенное время оставалась бы совсем без епископа. Именно поэтому было решено испробовать все способы удаления епископа с санкции папы.
Такие попытки - перемещение епископа на одну из вакантных кафедр Царства Польского, ходатайство перед папой о назначении его архиепископом in partibus с удалением из Северо-Западного края потребовали немало времени и не увенчались желаемым результатом. Но, подчеркивалось в докладе, они давали основание утверждать, что увольнение Роппа от должности без прошения и без согласия Ватикана "должно быть отнесено исключительно к ответственности самого епископа". Правительство же "исчерпало все зависящие от него средства, дабы избежать применения к нему меры столь исключительного характера" 37.
Указ Сената за подписью Николая II последовал 14 октября 1907 года 38.
Кршивицкий письмом от 13 октября предложил после объявления указа категорически запретить епископу возвращаться в Северо-Западный край даже для устройства личных и имущественных дел, которые могут быть улажены через доверенное лицо. "В противном случае, то есть при возвращении барона Роппа, хотя бы на короткое время в Вильну, явится опасность не только торжественных ему проводов, но и встречи, и вообще все его пребывание в пределах виленской епархии может обратиться в сплошную манифестацию", - писал он. Такая жесткая позиция основывалась на его сведениях, добытых "негласным расследованием", которые показывали, что наблюдавшееся в епархии в последнее время "приподнятое и крайне тревожное настроение" ксендзов проявилось, в частности, в имевших место совещаниях с участием священников, как местных, так из епархии. На них обсуждался вопрос о тактике епархиального духовенства в случае увольнения Роппа и его отъезда из Вильны, а также об отношении к его преемнику. По последнему вопросу мнения разошлись, но большинство решило "держаться системы игнорирования" назначенного епископа 39.
В письме Извольскому от 21 октября Столыпин дал следующие объяснения решения своего ведомства. Он утверждал, что удаление Роппа из Вильны признавалось необходимым с самого начала активного выступления его на поприще национально-политической деятельности, но министерство стремилось избежать применения к нему принудительных мер. Он объяснил, что промедление произошло ввиду осознанной министерством необходимости исчерпать все средства для мирного разрешения дела, чтобы его удаление из Вильны не отразилось на дружеских отношениях с Ватиканом. Министерство стремилось также избежать применения такой чрезвычайной и законом прямо непредусмотренной меры, как увольнение без согласия Курии. Оно также считалось с тем, что в случае принудительного увольнения Роппа епархия оставалась бы на неопределенное время без епископа.
Поручение вступить с Курией в сношения, "выразив сожаления по поводу принятой нами меры", мало согласовывалось с позицией Сазонова. Он опасался, что вместо того, чтобы примирить Св. Престол с совершившимся фактом "предписанные мне объяснения подтолкнут Курию к выражению протеста, на которое она до сих пор не решалась". Но поскольку поручение имело санкцию Губастова, он ему повиновался. При этом он надеялся, что ему "не будет поставлено в вину", если он исполнит желание Министерства внутренних дел без особой поспешности, сделав это, "при удобном случае и в форме менее определенной", при обычном посещении Мерри дель Валя. Сазонов напомнил о своем неоднократно выраженном мнении, что Роппа следовало бы отставить, если его удаление было признано так или иначе необходимым, сразу после того, как он отверг сделанные ему предложения, а Курия отказалась поддержать их своим авторитетом. Он сожалел, что не смог тогда убедить департамент духовных дел в правильности этого взгляда. Ведь быстрая кара обычно вызывает меньше раздражения, чем затяжная и запоздалая. Его сожаления, что Ропп не был уволен еще прошлой весной, были связаны и с опасениями влияния произошедшего увольнения на обещанный Св. Престолом ответ на такой серьезный вопрос, как введение русского языка в дополнительное богослужение.
Он просил товарища министра иностранных дел Губастова поддержать ранее выраженное им мнение о необходимости ускорить назначение епископов, а особенно митрополита, тем более что его кандидатура принята Курией. Он рассчитывал, что это благотворно подействует, "доказав, что административная кара, поразившая виновного в глазах наших епископа, вместе с тем не прерывает нормального течения римско-католической церковной жизни в России" 40.
Удобный случай представился Сазонову 2 ноября, когда после продолжительной беседы Мерри дель Валь его спросил, что он может сообщить о прискорбных событиях в Вильно. Дипломат сделал акцент на том, что, как бы прискорбны ни были эти события, они не могли казаться для Курии неожиданными, поскольку с самого начала возникновения вопроса судьба епископа "была отдана правительством в руки Св. Престола, от которого зависело решить ее в том или другом смысле", - переместить в Кельцы или удалить на пенсию со званием архиепископа in partibus. Курия же упустила случай сыграть роль миротворца и вынудила российскую сторону "прибегнуть к мерам самообороны, которых мы желали всеми силами избежать". После этого Сазонов сообщил о назначенной Роппу пенсии в 1200 рублей с правом проживать во всех частях Империи за исключением столиц и Северо-Западного края.
Кардинал выслушал Сазонова спокойно, заметив, что одностороннее решение правительственной властью участи епископа делало всякие пререкания излишними. Затем сообщил, что эта акция произвела на папу "крайне тягостное впечатление", и добавил, что понтифика огорчало также явное уклонение правительства от назначения епископов на вакантные кафедры, годами управляемые временными администраторами.
Сазонову ничего не оставалось, как постараться убедить кардинала в необходимости для устранения продолжительного беспастырского управления виленской епархией незамедлительно приступить к ликвидации созданного Роппом запутанного положения. Дипломат понимал, что кардинал и сам прекрасно сознавал необходимость этого 41.
17 октября Роппу был направлен вызов в С.-Петербург на 19 октября42. Владимиров его проинформировал об указе императора от 14 октября. 19 октября Ропп сообщил письмом о произошедшем государственному секретарю. В связи с выраженным Роппом желанием жить в имении брата "Нища" себежского уезда витебской губернии, в окрестностях которого, по его утверждению, нет католиков, Владимиров 22 октября послал запрос губернатору витебской губернии Б. Б. Герману-Флотову с вопросом, не видит ли он препятствий к разрешению проживать там барону 43.
Губернатор ответил, что в окрестностях имения, действительно, проживали исключительно православные русские. Он не видел препятствий к разрешению Роппу жить там летом будущего года. Но на двух условиях: не принимать там под видом гостей никаких депутаций или поляков из соседних уездов, и предоставления губернатору права в случае нарушения такого обязательства удалить его из пределов губернии своею властью44.
1 ноября Владимиров информировал Роппа, что он может временно проживать у брата, но, если в будущем его пребывание в этой местности окажется "по тем или иным соображениям неудобным", он должен будет избрать себе другое место жительства 45.
При отъезде из Вильно Ропп не назначил администратора. Францкевич представлял его только в духовных, а не административных функциях 46.
21 марта государственный секретарь направил письмо Роппу. От имени папы он спрашивал, примет ли тот тираспольскую епархию, если Кесслер решится неожиданно ее покинуть. Обращение к нему с таким предложением мотивировалось, во-первых, тем, что он писал о готовности принять любое другое назначение вне Польши. Во-вторых, за оставление им виленской епархии следовало запросить выгодную для Церкви компенсацию, каковой в данное время была именно эта. Поскольку "важность и крайняя деликатность этого дела" должны были быть очевидны епископу, его просили держать его в глубоком секрете, каков бы ни был его ответ. Разумеется, говорилось в заключение, он был "совершенно свободен" в своем решении 47.
Поскольку ответа епископа пришлось ожидать очень долго, государственный секретарь дважды его торопил: через краковского епископа, а затем письмом от 29 апреля 48.
В полученном, наконец, письме Ропп припомнил свой разговор со Столыпиным, когда обсуждалась возможность его добровольного оставления виленской кафедры. Тогда на вопрос министра, перейдет ли он в Россию, он ответил, что сделает это охотно, если будет достигнута договоренность со Св. Престолом о создании в России новой епархии. Столыпин пояснил, что речь шла не об этом, а о том, переедет ли он в Саратов (там находилась тираспольская кафедра). На это епископ сказал, что кафедра там занята епископом, которого не в чем упрекнуть. А на замечание, что можно найти ему другое место, Ропп ответил, что это невозможно, и к этому вопросу больше не возвращались. Свою позицию в тот момент он объяснил тем, что, как епископ он должен быть готов добровольно отправиться на новую кафедру особенно, если на нее не имелось кандидатов.
Иначе, полагал Ропп, обстояло дело теперь, когда он был выслан и ему вместо Вильно предлагали тот же Саратов. "Это означало согласие с наказанием, я сам и Святой Престол меня признавали бы виновным. Св. Престол может это сделать, я виноват перед Богом во многом, но не перед Церковью и государством, и не в моей епископской деятельности в Вильно, я могу, таким образом, на это согласиться лишь, если Святой Престол это прикажет и еще, если мне будет разрешено скорее удалиться в монастырь или в приход и вернуться к частной жизни или к деятельности простого кюре" 49, - писал Ропп.
Так после почти двух месяцев ожидания Курия получила отрицательный ответ Роппа на предложение о переводе на тираспольскую кафедру. Как понял Сазонов из беседы с государственным секретарем этот отказ "произвел в Ватикане неблагоприятное для него впечатление, которое и является главною причиною перемены в отношении Курии к виленскому вопросу".
Мерри дель Валь сказал, что "папа не видит возможности при нынешних обстоятельствах упорядочить положение виленской епархии иначе, как, оставив пока в стороне вопрос о самом епископе", и поэтому "склоняется к назначению туда апостольского администратора по соглашению с императорским правительством".
Сазонов не преминул напомнить, что с просьбой именно об этом правительство обращалось более полугода назад и получило отказ.
Кардинал ответил, что в то время Ропп наотрез отказался, под влиянием чувства обиды, порвать каноническую связь со своей епархией, и папа не имел законного повода его к этому принудить. Теперь же дело обстояло иначе, и Курия могла рассчитывать, что со стороны Роппа не последует никакого протеста. Кардинал информировал посланника также о выраженной папой надежде, что после появления во главе епархии признанного правительством администратора с виленского капитула будет снято административное наказание.
Мерри дель Валь полагал, что кандидатом на эту должность может быть один из включенных в список претендентов. Он также сообщил, что назначение апостольского администратора не обставлено никакими условиями в отношении продолжительности, но, если, после более близкого ознакомлении с ним правительства, он был бы признан отвечающим его требованиям, то можно будет обсудить вопрос о его назначении преемником Роппа. Таким образом, Курия признала епископа фактически устраненным от управления епархией 50.
В дополнение к этому донесению от 26 мая 9 июня Сазонов сообщал, со слов Мерри дель Валя, что папа на должность виленского администратора считал подходящей кандидатурой настоятеля минского костела Св. Троицы Казимира Михалькевича и хотел знать, будет ли она угодна правительству. Сославшись на то, что не получал сведений по виленскому делу с тех пор, как оно вступило в новую фазу, Сазонов затруднился высказаться по чьей-либо кандидатуре, но заметил, что, насколько ему было известно, этот прелат был "на хорошем счету у правительства, признающего его пригодным для занятия епископской должности".
Кардинал мотивировал выбор папы двумя причинами. Во-первых, до сих пор Михалькевич не имел никакого отношения к виленской епархии, а поэтому "обнаружит должную независимость от всяких местных влияний". Во-вторых, "будучи поляком, он, тем не менее, происхождением из Литвы, каковое обстоятельство должно способствовать его популярности среди литовской части виленской епархии".
Сазонов полагал, что к этой кандидатуре положительно отнесутся в министерстве внутренних дел, потому что в список кандидатов на епископские должности, переданный в свое время частным порядком Сазонову государственным секретарем, она была внесена Владимировым, "давшим о личности этого прелата весьма благоприятный отзыв" 51.
Столыпин был доволен достигнутым результатом. На письме Извольского, подробно излагавшего сказанное кардиналом Сазонову, он написал: "Это большая победа" 52.
Решение вопроса о кандидатуре администратора заняло немного времени. Им стал Михалькевич. Столыпин не возражал, поскольку о нем в министерстве имелись "вполне благоприятные сведения". Главным же для него было то, что, таким образом, будет положен конец ненормальному положению, в коем оказалась виленская епархия. Кроме того, его утверждение управляющим не предрешало вопроса о предоставлении ему в будущем епископской кафедры. Император дал свое согласие на его назначение 53.
21 августа Столыпин представил Николаю II доклад о согласии Курии на назначение Михалькевича. 28 сентября Михалькевич прибыл в Вильну 54.
Мерри дель Валь встретил известие об этом с удовлетворением.
Новый поворот в судьбе барона Роппа произошел после февральской революции в России. Почти через десять лет после того, как он вынужден был покинуть виленскую епархию, последовало ходатайство папского правительства о возвращении в нее Роппа. Сообщая об этом телеграммой от 1 мая 1917 г., поверенный в делах при Св. Престоле Н. Бок писал: "Со своей стороны, считал бы наше согласие на возвращение епископа Роппа в его епархию логичным и последовательным, ввиду несостоятельности прежних его обвинений. Быстрое разрешение настоящего дела со своевременным уведомлением Ватикана о нем произвело бы здесь отличное впечатление и могло бы быть выгодно использовано нами в политическом отношении" 55.
Министерство внутренних дел "вошло в срочном порядке с представлением к Временному правительству о восстановлении барона Роппа в должности виленского римско-католического епископа" 56.
Положительное решение было принято правительством 22 мая 1917 г., о чем Бок был уполномочен сообщить Курии 57.
В переданной Боку папским государственным секретарем кардиналом Пьетро Гаспарри ноте была выражена высокая оценка папой этого шага правительства 58.
Вскоре Ропп вместе с управляющим могилевской архиепархией архиепископом Я. Ф. Цепляком возглавил представителей римско-католического духовенства, вошедших в состав специальной комиссии по пересмотру законодательства, определявшего положение римско-католической Церкви в России. Итогом ее трудов стал законопроект "Об изменении действующего законодательства по делам римско-католической Церкви в России". 23 июня он был представлен на рассмотрение Временного правительства и утвержден 8 августа 1917 года.59.
С приходом к власти большевиков Роппа ждали новые испытания: арест и высылка в Польшу 60.
Примечания
Статья подготовлена при финансовой поддержке Программы фундаментальных исследований Президиума РАН "Традиции и инновации в истории и культуре".
1. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 821. (Департамент духовных дел иностранных исповеданий), оп. 3, д. 1020, л. 7, 10, 25, 74.
2. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. II Департамент 2 - 5, оп. 701, д. 169, л. 6 - 7.
3. Там же, л. 7 - 8.
4. РГИА, ф. 821, оп. 138, д. 11, л. 37 - 42.
5. Там же, д. 10, л. 33 - 35.
6. Там же, л. 11 - 12.
7. Там же, л. 13 - 15.
8. В письме епископ так разъяснил характер участия духовенства в партии. Оно "имеет, - писал он, - единственное значение звена, старающегося соединить мирным образом интересы разных слоев общества, и тормоза, не допускающего отклонения единичных лиц или оттенков в сторону от дороги, указанной законом. Поэтому я согласился председательствовать в Комитете единственно временно до правильных выборов, которые я желал бы иметь возможность произвести в возможно скором времени, после чего я решительно от активного председательствования намерен отказаться. Я надеюсь, что зачатое мною дело, во многих случаях, даст на деле доказательство своих мирных, законных и консервативных, в лучшем значении этого слова, стремлений, а потому не окажется противным правительству, а, наоборот, - одной из лучших подпор доброжелательного для народа правительства в местном обществе". (РГИА, ф. 821, оп. 138, д. 10, л. 77).
9. Там же, л. 28 - 32.
10. Там же, л. 88 - 89.
11. Там же, л. 10.
12. Там же, л. 102.
13. В "Литовском курьере" епископом было опубликовано сообщение о полученном им 15 марта от виленского генерал-губернатора уведомлении о данном им предписании губернаторам не разрешать впредь собраний конституционно-католической партии. Учитывая, что деятельность партии была всегда легальной, ее центральный комитет призывал членов партии поддерживать "отвечающих своему назначению кандидатов в избиратели и члены Государственной Думы".
Затем следовало объявление о временном прекращении своей деятельности "до момента, когда в государстве, в котором зарождается политическая жизнь, партии легального направления смогут возникать не только на почве государственной политики в крае, но и сообразуясь с волею местного населения, согласно его требованиям". Наконец, в заключение этой заметки, был помещен призыв Роппа, обращенный к убежденным членам партии, "свято держаться ее заветов, проводить их в жизнь и, когда наступит возможность легального сплочения, снова приступить к общей деятельности под сказанным нашим знаменем". (Там же, л. 112).
14. Там же, л. 103.
15. Секты, появившейся среди римско-католического духовенства Царства Польского.
16. РГИА, ф. 821, оп. 138, д. 10, л. 115 - 116.
17. Там же, л. 121 - 125.
18. Там же, л. 127 - 129.
19. Там же, л. 131 - 132.
20. Там же, л. 151.
21. Там же, л. 153.
22. Там же, л. 141.
23. Там же, д. 11, л. 7.
24. Там же, л. 10 - 12.
25. АВПРИ, ф. И Департамент 2 - 5, оп. 701, д. 169, л. 76, 82; РГИА, ф. 821, оп. 138, д. 11, л. 10 - 12.
26. РГИА, ф. 821, оп. 138, д. 11, л. 27.
27. АВПРИ, ф. Российское посольство в Риме, оп. 525, д. 2234, л. 50 - 52.
28. Archivio segreto vaticano (ASV), f. Affari ecclesiastici straordinari. Sessioni. Sessione 1084. Anno 1907.
29. Ibid. Sessione 1087. Anno 1907.
30. Ibidem.
31. Ibid. Sessione 1097. Anno 1907; АВПРИ, ф. Ватикан, оп. 890, д. 19, л. 148 - 150; РГИА, ф. 821, оп. 138, д. 11, л. 83 - 86 (Цитируется по переводу, находящемуся в материалах этого архива).
32. РГИА, ф. 821, оп. 138, д. 11, л. 78; АВПРИ, ф. Ватикан, оп. 890, д. 19, л. 151 - 152.
33. ASV. Affari ecclesiastici straordinari. Sessione 1097. Anno 1907.
34. Ibidem.
35. ASV. Fondo Affari ecclesiastici straordinari. Sessione 1097. Anno 1907.
36. РГИА, ф. 821, оп. 138, д. 11, л. 137.
37. Там же, л. 155 - 158.
38. Там же, л. 163.
39. Там же, л. 165.
40. АВПРИ, ф. Российское посольство в Риме, оп. 525, д. 2234, л. 311 - 312.
41. Там же, л 313 - 314.
42. РГИА, ф. 821, оп. 138, д. 11, л. 167.
43. Там же, л. 182.
44. Там же, л. 201.
45. Там же, л. 198.
46. ASV. Affari ecclesiastici straordinari. Sessione 1097. Anno 1907.
47. Ibid. Sessione 1107. Anno 1908.
48. Ibidem.
49. Ibidem.
50. АВПРИ, ф. Ватикан, on. 890, д. 23, л. 106 - 109.
51. Там же, ф. Российское посольство в Риме, оп. 525, д. 2258, л. 229.
52. РГИА, ф. 821, оп. 138, д. 12, л. 76.
53. Там же, оп. 11, д. 83, л. 29.
54. АВПРИ, ф. Ватикан, оп. 890, д. 23, л. 380.
55. Там же, д. 131, л. 1.
56. Там же, л. 6.
57. Там же, л. 7 - 8.
58. Там же, л. 9.
59. АВПРИ, ф. Ватикан, оп. 890, д. 140, л. 12 - 14, 17.
60. КАРЛОВ Ю. Е. Советская власть и Ватикан в 1917 - 1924 гг. Россия и Ватикан в конце XIX - первой трети XX века. М. 2002, с. 158 - 185.
