Sign in to follow this  
Followers 0

Близниченко С. С., Лазарев С. Е. Петр Иванович Смирнов-Светловский

   (0 reviews)

Saygo

В ряду крупных советских военачальников выделяется фигура флагмана флота 2-го ранга адмирала П. И. Смирнова-Светловского. Начиная с первых лет советской власти, этот флотоводец занимал высокие посты в Рабоче-Крестьянском Красном флоте, в том числе, возглавлял Морские силы Черноморского флота, был первым заместителем и исполнявшим должность Народного комиссара Военно-Морского флота. Однако, несмотря на заслуги и высокие посты, в 1939 г. П. И. Смирнова-Светловского необоснованно репрессировали, и имя его на долгие годы оказалось вычеркнуто из истории.

 

Лишь в последние годы советской власти краткие биографические справки о Петре Ивановиче появились в специализированных справочных изданиях1. В 1990-е - 2000-е гг. имя флотоводца стало упоминаться в трудах военных историков2. Поскольку в распоряжении исследователей оказались ранее засекреченные архивные документы, настало время познакомить с биографией флотоводца широкую общественность и пролить свет на обстоятельства его гибели.

 

Петр Иванович Смирнов родился 1 (14) августа 1897 г. в местечке Сулин на Дону в семье земского врача3. С 1900 г. семья Смирновых жила в г. Новочеркасске, где приняла участие в Первой российской революции (1905- 1907 гг.). На квартире у них проводились нелегальные собрания, в которых принимали участие отец Петра - Иван Алексеевич Смирнов и две его тетки, сестры - Мария и Анастасия. За активное участие в подпольной работе тетки Петра Смирнова были арестованы и высланы в отдаленные районы Российской империи на поселение, с постоянным надзором полиции.

 

Свою революционную подпольную работу П. И. Смирнов начал в период обучения в гимназии в Новочеркасске. В 1913 г. в стенах этого учебного заведения он возглавил кружок Российской социал-демократической рабочей партии, а в 1914 г. вступил в партию большевиков4. В 1915 г. на шапирографе Смирнов отпечатал Циммервальдский манифест5 и переправил его своим товарищам в Ростов-на-Дону. С тех пор в партийных кругах за ним прочно утвердилась репутация "надежного товарища".

 

В 1916 г. Петр Смирнов окончил гимназию и поступил в Петроградский политехнический институт Императора Петра І6. Там он познакомился с известным большевистским организатором Н. Г. Толмачёвым и через него связался со столичными подпольными организациями. В дальнейшем Смирнов принимал активное участие в работе Петроградской организации Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков), проявив себя талантливым агитатором и хорошим организатором.

 

После Февральской революции 1917 г. Петербургский комитет СДРП направил Петра Ивановича в числе "наиболее закаленных и сильных товарищей" (С. Г. Рошаль, Б. А. Жемчужин и др.) в Кронштадт, чтобы наладить там работу местной партийной организации. Смирнов отлично справился с возложенными на него обязанностями. При помощи флотских большевиков он за короткое время создал и вошел в состав первого в Кронштадте легального городского комитета партии. Вместе с Жемчужиным он организовал выпуск ежедневной большевистской газеты "Голос правды", первый номер которой вышел 15 марта 1917 года7. Газета критиковала деятельность Временного правительства, призывала к сплочению под знаменами большевистской партии кронштадтских рабочих, солдат и матросов, печатала статьи В. И. Ленина и его соратников.

 

После того, как двоевластие окончилось, и правительство А. Ф. Керенского стало открыто применять репрессии против большевиков, Петр Иванович вместе с кронштадтским большевиком Д. Н. Кондаковым был вызван к Я. М. Свердлову8, от которого получил задание отпечатать в кронштадтских типографиях массовым тиражом брошюру Ленина "К лозунгам" и тайно доставить тираж в Петроград. Задание было выполнено, уже через несколько дней питерские рабочие и солдаты гарнизона читали ленинскую брошюру9.

 

Когда в ходе июльских событий 1917 г. Временное правительство закрыло "Голос правды", Смирнов стал редактором выходившей в Кронштадте газеты "Пролетарское дело". Свои статьи он подписывал псевдонимом "Светловский". Позднее Петр Иванович стал писать свою фамилию как "Смирнов-Светловский", под нею он и вошел в историю Советского Военно-Морского Флота.

 

Смирнов-Светловский являлся комиссаром одного из матросских отрядов, затем начальником штаба и помощником командира Кронштадского сводного отряда моряков (численностью до 7 тыс. чел.), сыгравшего большую роль в победе вооруженного восстания в Петрограде 25 октября (7 ноября) 1917 года10.

 

После установления советской власти в Петрограде Петр Иванович возвратился к своей прежней работе в Кронштадтском Совете рабочих и солдатских депутатов. Он руководил отправкой кронштадтцев на фронт для борьбы против контрреволюционных войск А. Ф. Керенского - П. Н. Краснова.

 

Но в феврале 1918 г. в связи с обострением обстановки на германском фронте Смирнов-Светловский был направлен под Псков комиссаром минно-подрывного отряда моряков, воевавших с наступавшими на Петроград немцами. После заключения Брестского мира (3 марта 1918 г.) Смирнов-Светловский опять возвратился в Кронштадт, где заведовал агитационно-издательским отделом Совета и редактировал "Известия Кронштадтского Совета"11.

 

Участие в гражданской войне позволило раскрыться военным талантам Смирнова-Светловского. 6 июля 1918 г., в разгар эсеровского мятежа в Москве, он был командирован на Восточный фронт для подпольной работы в тылу белых армий. Однако по прибытии в Нижний Новгород Петр Иванович неожиданно для себя был назначен начальником штаба формировавшейся Волжской военной флотилии12. В этой должности он 5 - 10 сентября 1918 г. принял участие во взятии Казани. В связи с прекращением навигации на Волге, 18 сентября 1918 г. Смирнов-Светловский перешел в 5-ю Особую отдельную армию Восточного фронта, где командовал конным отрядом, действовавшим в тылу у белых. По заданию Реввоенсовета армии он вместе с помощниками взорвал несколько вражеских мостов13.

 

В конце декабря 1918 г. Смирнов-Светловский возвратился в Кронштадт, где был назначен комиссаром и председателем Ревтрибунала Кронштадтской крепости14. Кроме выполнения своих прямых обязанностей, в это время он активно участвовал в организации отражения весеннего наступления войск Н. Н. Юденича на Петроград (1919 г.), формируя для этого маршевые роты моряков.

 

Наступление Колчака на Восточном фронте весной 1919 г. потребовало срочного ввода в действие Волжской военной флотилии. Ее бывший командующий Ф. Ф. Раскольников находился в это время в английском плену. Поэтому 17 апреля 1919 г. Реввоенсовет Республики, учитывая боевой опыт Смирнова-Светловского и его предыдущую службу в должности начальника штаба Волжской военной флотилии, назначил Петра Ивановича командующим и комиссаром этого соединения15. За короткое время он сумел привести флотилию в боевое состояние после зимнего перерыва. И уже в мае 1919 г. под его непосредственным руководством были проведены успешные боевые операции по разгрому колчаковских войск. В одной из них у деревни Котловка (Граховский район Удмуртии, р. Яга) с кораблей флотилии был высажен десант моряков под командованием И. К. Кожанова, который своими внезапными действиями способствовал быстрому продвижению советских войск на стратегически важном направлении16. Стоит только удивляться поразительной энергии и способностям Смирнова-Светловского, проявленным им в этих боях. Не имея к тому времени никакого военного, а тем более морского образования, он чрезвычайно умело командовал Волжской флотилией17.

 

В июле 1919 г. из английского плена вернулся Раскольников. Реввоенсовет Республики счел нужным назначить его на прежнюю должность, а Смирнова-Светловского перебросил на Южный фронт. 22 августа он стал командующим Днепровской военной флотилией и одновременно членом Реввоенсовета Гомельского укрепленного района18.

 

Под командованием Смирнова-Светловского Днепровская флотилия провела ряд успешных боевых операций против петлюровцев, деникинцев и поляков. Одним из примеров боевого мастерства является знаменитый "Лоевский прорыв" - прорыв канонерок Днепровской военной флотилии через укрепленный район польских войск на Днепре возле г. Лоева, осуществленный 28 мая - 2 июня 1920 года19. По итогам этой операции корабли флотилии были удостоены правительственных наград. Сам командующий был награжден орденом Красного Знамени РСФСР20.

 

Когда в августе 1920 г., захватив Северную Таврию, Донбассу стали угрожать войска П. Н. Врангеля, для борьбы с "черным бароном" в составе Морских сил Черного и Азовского морей была сформирована Морская экспедиционная дивизия. Она стала одним из первых на Красном флоте соединений морской пехоты. Ее начдивом по совместительству был назначен командующий Днепровской военной флотилией Смирнов-Светловский21. Дивизия отличилась в боях против врангелевских войск на Кубани и на подступах к базе Азовской флотилии - Мариуполю.

 

После окончания гражданской войны Петр Иванович получил, наконец, возможность продолжить свое образование, прерванное революционными событиями. С расформированием Днепровской флотилии 14 декабря 1920 г. он уехал в Петроград для возобновления учебы в Политехническом институте, где учился до весны 1922 г., находясь в резерве при Морском штабе Рабоче-Крестьянского Красного флота22.

 

Восстановление функционирования Военно-морской академии в марте 1922 г. открыло перед Смирновым-Светловским перспективу получить высшее военное образование. Петр Иванович успешно сдал вступительные экзамены и был зачислен слушателем академии. В течение двух последующих лет он настойчиво учился в академии, постигая специфику морского дела, а также премудрости тактики и оперативного искусства. При этом ему и его однокурсникам все приходилось делать в условиях послевоенной разрухи, связанных с ней бытовых неудобств, нехватки продуктов питания. За успехи в учении Смирнов-Светловский 28 февраля 1923 г. был награжден серебряными часами Петроградского губернского исполкома23. В академии Петр Иванович приобрел хорошую теоретическую военно-морскую подготовку, подкрепив ее не менее солидной мореходной практикой.

 

В июле - декабре 1924 г. в должности военного комиссара и старшего помощника командира сторожевого судна "Боровский" Петр Иванович совершил дальнее заграничное плавание из Архангельска во Владивосток. Вместе с ним на этом корабле прошли практику Н. В. Алякринский, З. А. Закупнев, Ю. А. Пантелеев, И. С. Юмашев и другие слушатели академии. Двое последних стали адмиралами и командующими флотами.

 

По завершению полукругосветной экспедиции Смирнову-Светловскому пришлось временно прервать обучение в академии. Он был назначен военным советником лидера китайской революции Сунь Ятсена. В течение нескольких месяцев Петр Иванович помогал Кантонскому правительству Китая и лично лидеру Гоминьдана обучать войска современным методам ведения боевых действий на суше и на море24. Успешно выполнив свою миссию, в начале 1926 г. он возвратился в Петроград для завершения обучения в Военно-морской академии.

 

Так как учебный год в академии к тому времени заканчивался, Петру Ивановичу пришлось ожидать начала осеннего семестра следующего года. И чтобы не терять времени даром, он попросил предоставить ему возможность продолжить корабельную практику в любой должности. Командование Рабоче-Крестьянского Красного флота пошло ему навстречу. В марте 1926 г. Смирнов-Светловский был назначен помощником командира эскадренного миноносца "Энгельс"25.

 

Осенью 1926 г. Смирнов-Светловский приступил к занятиям на выпускном курсе Военно-морской академии. Курс оказался особенно напряженным26. Но, несмотря на явную перегрузку учебного плана, все слушатели последнего курса академии успешно завершили теоретическую подготовку.

 

24 июня 1927 г. состоялась защита дипломной работы Смирнова-Светловского на тему, связанную с применением речных сил (по опыту гражданской войны). Члены Государственной экзаменационной комиссии высоко оценили его разработку и поздравили Петра Ивановича с успешным окончанием академии. По приказу Народного комиссара по военным и морским делам К. Е. Ворошилова 16 выпускников Военно-морской академии отправились на годичную стажировку. Некоторые из них заняли высокие должности, например, И. М. Лудри был назначен начальником Береговой обороны Морских сил Черного моря, а И. К. Кожанов - военно-морским атташе в Японии27.

 

Как один из наиболее подготовленных выпускников академии, Смирнов-Светловский вступил в командование эсминцем "Энгельс"28. В течение двух лет он успешно управлял этим кораблем в составе соединения эсминцев Морских сил Балтийского моря. 22 февраля 1928 г. Центральный Комитет Украины "за заслуги в гражданской войне" наградил Смирнова-Светловского револьвером "Lignose". В 1929 г. он был назначен командиром 1-го дивизиона эсминцев Морских сил Балтийского моря29. В этой должности он дважды посетил Германию.

 

В соответствии с планом развития контактов между Военно-Морскими силами Рабоче-Крестьянской Красной армии и германскими Военно-морскими силами (Рейхсмарине) 24 февраля 1930 г. в г. Берлин прибыла официальная советская делегация Военно-Морских сил Рабоче-Крестьянской Красной армии в составе командующего Морскими силами Черного моря В. М. Орлова, командира 1-го дивизиона эсминцев Морских сил Балтийского моря Смирнова-Светловского, председателя военно-морской секции Военно-научного общества при Реввоенсовете А. И. Берга, его заместителя П. Ю. Ораса и председателя артиллеристской секции Военно-научного общества А. В. Леонова. Программа пребывания носила преимущественно ознакомительный характер, но была насыщенной и помимо официальных встреч включала посещение ряда военно-морских объектов в Бремене, Вильгельмхафене, Дюссельдорфе, Гамбурге и Киле30. Несмотря на кратковременность и в отдельных случаях поверхностность ознакомления, делегации удалось осмотреть ряд интересных объектов германского флота и извлечь ценные практические данные. Однако, комиссия, вопреки своим ожиданиям, так и не смогла увидеть новые образцы береговой и зенитной артиллерии, а также подводные лодки, торпедные катера, мины и средства ведения химической войны.

 

В июле 1930 г. командованию Морских сил Балтийского моря во главе с М. В. Викторовым довелось встречать в Кронштадте делегацию Рейхсмарине, прибывшую в Советский Союз с ответным визитом. Среди встречавших находился и командир 1-го дивизиона эсминцев Морских сил Балтийского моря Смирнов-Светловский.

 

Делегация германских Военно-Морских сил прибыла в следующем составе: контр-адмирал Ф. Брутцер, начальник морских вооружений капитан 1-го ранга К. Витцель, эксперт по морской авиации капитан 3-го ранга Х. Зибург и капитан 3-го ранга Р. Бонин. По заявлению немецкого адмирала, главная цель его поездки состояла в том, чтобы "получить четкое представление о достигнутых успехах, уровне боевой подготовки и дисциплине российского флота"31. Особый интерес был проявлен к участию в учебном боевом походе Морских сил Балтийского моря и ознакомлению с объектами морской авиации на Балтике и Черном море. Немецкая делегация находилась в Советском Союзе до середины августа и за это время посетила корабли и учреждения Морских сил Балтийского и Черного морей32. Смирнов-Светловский находился среди лиц, сопровождавших делегацию.

 

В дальнейшем контакты командования Военно-морских сил Рабоче-Крестьянской Красной армии с Рейхсмарине были свернуты. О причинах утраты интереса немецкой стороны к советскому флоту можно судить по справке, в которой немецкой делегацией давалась негативная оценка Красному флоту. Контр-адмирал Ф. Брутцер писал: "Из-за неопытности личного состава и в целом недостаточно современной техники в настоящее время военная значимость российского флота не может быть оценена достаточно высоко"33.

 

Опыт международных контактов пригодился Петру Ивановичу в дальнейшей работе в центральном аппарате Управления Морских Сил Рабоче-Крестьянской Красной армии, куда он был переведен осенью 1930 г. и сильно навредил позже, во время развертывания массовых репрессий, когда Смирнов-Светловский был обвинен в связях с германской разведкой.

 

В октябре 1930 г. Смирнов-Светловский был назначен инспектором Военно-Морских Сил Рабоче-Крестьянской Красной армии. Он активно участвовал в проведении маневров и учений флотов и флотилий на Балтике, Черном и Каспийском морях, на Дальнем Востоке. Однако 15 июня 1931 г. в связи с назначением на должность начальника Морских Сил Рабоче-Крестьянской Красной армии В. М. Орлова, Реввоенсовет Советского Союза решил перевести на должность инспектора Морских Сил Р. А. Муклевича. П. И. Смирнов-Светловский был зачислен в распоряжение Реввоенсовета Советского Союза34. В конце концов, ему предложили стать заместителем Муклевича. После некоторого раздумья Петр Иванович согласился, при этом его самолюбие, конечно, пострадало.

 

9 декабря 1931 г. Смирнов-Светловский стал заместителем инспектора Военно-Морских сил Рабоче-Крестьянской Красной армии35. И сразу же после назначения на эту должность Реввоенсовет поручил ему ответственную дипломатическую миссию. С 26 января по 28 июля 1932 г. он был старшим морским экспертом советской правительственной делегации на Женевских переговорах по разоружению36. Там он вместе с другими советскими дипломатами с успехом отстаивал интересы Советского Союза в области морских вооружений. Делегации удалось добиться равноправных отношений с ведущими державами мира в этом вопросе.

 

После возвращения из Женевы Петр Иванович в должности заместителя инспектора Военно-Морских сил многократно участвовал в маневрах и учениях флотских оперативных объединений на всех океанах и морях, омывающих нашу страну. Особое внимание он уделял вновь образованным Морским силам на Тихом и Северном Ледовитом океанах. Поездки в Заполярье и на Дальний Восток занимали большую часть его служебного времени.

 

С 14 января по 5 ноября 1934 г. Смирнов-Светловский руководил экспедицией на ледоколе "Красин" по спасению челюскинцев и снятию зимовщиков с острова Врангеля. Эта миссия была им успешно осуществлена. 14 марта 1934 г., в самый разгар работ в Заполярье, Смирнов-Светловский был назначен инспектором Управления Военно-Морских сил Рабоче-Крестьянской Красной армии37, а постановлением Центрального исполнительного комитета Советского Союза от 15 июня 1934 г. "за выдающееся участие в организации и проведении спасения челюскинцев и сохранение научных материалов экспедиции" он был награжден орденом Красной Звезды38.

 

В знак признания его заслуг на посту инспектора Управления Военно-Морских Сил, 2 декабря 1935 г. Петру Ивановичу было присвоено звание флагмана 2-го ранга39, которое соответствует современному званию "контр-адмирал".

 

После раскрытия органами Народного комиссариата внутренних дел в 1937 г. "заговора Тухачевского" начались массовые политические репрессии в армии и на флоте. Этот процесс активно обсуждался на различных военных собраниях и совещаниях. 9 - 10 июня 1937 г. состоялся актив Центрального аппарата Народного комиссариата обороны Советского Союза, на котором, в числе прочих, выступил и Смирнов-Светловский. Его слова были записаны в стенограмме этого совещания:

 

"Товарищ Народный комиссар! Ответственность за тот позор, который лег на наши головы в связи с тем заговором, который открыт против советской власти, я лично и работники моей инспекции разделяем. Мы с полным сознанием понимаем тот ответственный момент и то ответственное положение, в которое попала наша армия. Мы понимаем, что мы - работники Инспекции Морских Сил, я, в частности, руководитель ее, во многом виноваты, что не сумели вовремя раскрыть то, что, по сути, могли бы раскрыть. Позор ложится и на меня, в частности, еще тем более, что я имел личное знакомство с врагом народа Муклевичем (бывший заместитель Народного комиссара оборонной промышленности, арестован 28 мая 1937 г. по обвинению во "вредительстве" и участии в "заговоре", приговорен к смертной казни. - С. Б., С. Л.), и мало сказать, конечно, сейчас, что мы крепки задним умом, что мы не видели ничего...

 

Думаю, что у меня и у других, в связи с тем, что негодяи на наших глазах навлекли на нашу армию позор, что у нас от этого не уныние должно рождаться, а, наоборот, воля к работе, кипучая воля к работе, чтобы мы совей работой могли исправить ошибки, которые допускали до сих пор"40. После этого собрания были репрессированы некоторые подчиненные Смирнова-Светловского.

 

В начале августа 1937 г. инспектор Военно-Морских Сил Рабоче-Крестьянской Красной армии принял участие в испытаниях первых катеров на воздушной подушке. В Копорском заливе Балтийского моря он испытывал в морских условиях опытный образец катера "Л-5", выявляя технические и тактические возможности принципиально нового судна, вырабатывал рекомендации по его дальнейшему использованию на Военно-Морском флоте41.

 

15 августа 1937 г. Смирнов-Светловский был назначен командующим Черноморским флотом, одновременно приказом Народного комиссара обороны от 15 августа 1937 года N 3090/п ему было присвоено воинское звание "флагман 1-го ранга", что соответствует нынешнему званию "вице-адмирал"42.

 

На посту командующего Черноморским флотом он сменил другого заслуженного флагмана флота 2-го ранга И. К. Кожанова, который вскоре был репрессирован. Их дружба имела глубокие корни: вместе они служили в Волжской военной флотилии в годы гражданской войны, вместе в 1920-е гг. учились в Военно-морской академии в Ленинграде.

 

Принимая дела у Кожанова, Смирнов-Светловский еще не знал, что его черед настанет через полтора года. В то время Петр Иванович придерживался общей установки партии и правительства в отношении искоренения "врагов народа". Начальник Политуправления Рабоче-Крестьянской Красной армии армейский комиссар 2-го ранга Смирнов, с которым Смирнову-Светловскому вместе придется работать в Москве, так описал создавшуюся тогда ситуацию с арестами в Севастополе на Всеармейском совещании политработников в августе 1937 г.: "Вот, в Черноморском флоте уволено 300 человек. Спрашиваем, а сколько вы вызывали? Оказывается, из 300 человек вызывали только 10 человек, обо всех остальных вопрос решают на бумаге"43.

 

Как бы вторя ему, в своем выступлении на заседании Военного совета при Народном комиссаре обороны в декабре 1937 г., командующий флотом Смирнов-Светловский сказал следующее: "Товарищи, к выкорчевыванию врагов на Черноморском флоте и выполнению задач по боевой подготовке мы приступили в несколько особых условиях. Во-первых, враги народа до нашего прибытия сюда уволили 366 человек, из которых 119 человек подали жалобы. Это послужило указанием для проверки этого увольнения.

 

Из детального просмотра материалов, вызова, личных бесед мы увидели ряд неправильных увольнений. Мы рассмотрели предварительно около 90 жалоб. 22 жалобы нашли основательными и выдвинули ходатайство перед народным комиссаром о возвращении их в армию.

 

Согласно проверке личного состава мы уже представили к увольнению еще 57 человек. Таким образом, уволенных во флоте 423 человека, из коих 118 арестовано органами Народного комиссариата внутренних дел...

 

Особенно нужно отметить вопросы подводного плавания Черноморского флота. Мы имели в этом году свыше двух десятков, так называемых принятых подводных лодок. Однако в середине кампании действующих лодок подводных было только четыре, остальные подводные лодки были в ремонте. Враги народа всю систему ремонта подвели так, что в самый разгар кампании корабли постоянно находились на ремонте: то у них не действует батарея, то у них не действуют дизеля, то у них не действуют еще какие-нибудь механизмы. Мы поставили перед заводом и перед своими мастерскими задачу - как можно скорее привести в порядок наши подводные лодки. Мы поставили перед командованием бригады конкретную задачу по отработке и переходу к решению боевых задач, ибо мы видели топтание на месте. Люди искали малейшего повода, цеплялись за малейший недостаток, чтобы не выйти в море, не идти, например, на погружение. Мы потребовали ответа за такую безответственность в работе. Уже к началу отчетной операции мы имели 8 подводных лодок, которые могли принять участие в тактических упражнениях, а 10 октября - после демобилизации, после приема новых учеников, мы проверили боевую подготовку уже 11 подводных лодок, которые выполнили штатные задачи, каковые им были положены в этом году"44.

 

Под "врагами народа" тогда Смирнов-Светловский подразумевал Кожанова, Г. И. Гугина и других представителей командно-начальствующего состава Черноморского флота.

 

Несмотря на все трудности, за короткое время Смирнов-Светловский смог наладить работу штаба Черноморского флота и боевую подготовку, нарушенную массовыми арестами военных моряков. Проведенные под его руководством осенние учения показали хороший уровень подготовки отдельных кораблей и соединений Черноморского флота.

 

19 декабря 1937 г. Смирнов-Светловский в числе 1143 чел. был избран депутатом первого созыва Верховного Совета от Крымской автономной советской социалистической республики45.

 

30 декабря 1937 г. был образован Народный комиссариат Военно-Морского флота Советского Союза. С учетом многолетнего опыта работы Петра Ивановича в центральном аппарате Управления Военно-Морских сил уже 15 января 1938 г. он был назначен первым заместителем Народного комиссара Военно-Морского флота с присвоением звания флагмана флота 2-го ранга (адмирала).

 

Народным комиссаром Военно-Морского флота Советского Союза назначили армейского комиссара 1-го ранга Петра Александровича Смирнова, освободив его от обязанностей заместителя Народного комиссара обороны и начальника Политуправления Рабоче-Крестьянской Красной армии46. Это назначение стало неожиданным для военных моряков. Например, начальник главного штаба Военно-Морского флота флагман флота 2-го ранга Галлер "как-то назвал первого наркома Военно-Морского Флота "марсианином". Уж очень странные "неземные" подчас задавал он вопросы..."47. Документы, однако, нарком подписывал исправно и благоразумно придерживался советов Галлера и других своих заместителей - флагмана флота 2-го ранга Смирнова-Светловского и флагмана 1-го ранга И. С. Исакова.

 

Так как Смирнов не имел военно-морского образования и выполнял политические и чисто административные функции управления, Смирнову-Светловскому пришлось фактически руководить повседневной деятельностью Народного комиссариата. Именно Петру Ивановичу поручили осуществить спасение полярников, находившихся на первой в мире дрейфующей станции "Северный полюс". Его назначили руководителем экспедиции, которая на ледоколе "Красин" вышла в Гренландское море и пробилась к дрейфующей станции, чтобы снять отважных зимовщиков Э. Т. Кренкеля, И. Д. Папанина, Е. К. Федорова и П. П. Ширшова48.

 

22 февраля 1938 г. Смирнова-Светловского за безупречную двадцатилетнюю службу наградили медалью "XX лет РККА".

 

Для укрепления авторитета и усиления влияния на рычаги управления Народным комиссариатом Военно-Морского флота, 8 апреля 1938 г. Смирнова-Светловского ввели в состав Главного Военного совета Военно-Морского флота49. Вскоре он уже в полную силу руководил деятельностью управлений и отделов Народного комиссариата Военно-Морского флота, а также боевой учебой всех флотов и флотилий Советского Союза. Одновременно Петру Ивановичу приходилось с чувством настороженности наблюдать за продолжавшимися репрессиями в Центральном аппарате Народного комиссариата Военно-Морского флота, которые в начале лета 1938 г. дошли до самых верхов служебной лестницы.

 

Перед нами архивный документ: "Постановление Политбюро ЦК ВКП (б) 22 июня 1938 г. 101. О "тов. Смирнове.

 

1. Удовлетворить просьбу тов. Смирнова (наркомвоенфлот) об отпуске его на юг на один месяц в один из курортов, куда укажет НКВД.

 

2. Обязать НКВД принять все меры к тому, чтобы со Смирновым не имели возможности связаться всякие подозрительные заговорщические элементы.

 

3. Проверку о т. Смирнове продолжать"50.

 

Вскоре после этого, 30 июня 1938 г., первого Народного комиссара Военно-Морского флота Смирнова арестовали. Началось следствие по его делу. Некоторое время он пытался отстаивать свою невиновность, но следователи Народного комиссариата внутренних дел заставили Петра Александровича написать покаянное заявление на имя Н. И. Ежова, в котором фигурировали имена его соратников - "заговорщиков". Среди них Смирнов назвал и своего первого заместителя - флагмана флота 2-го ранга Смирнова-Светловского51. Однако Петра Ивановича тогда не арестовали. С 13 июня по 5 ноября 1938 г. он исполнял должность Народного комиссара Военно-Морского флота.

 

Одним из важных мероприятий в 1938 г. должны были стать осенние маневры Краснознаменного Балтийского флота на тему "Оборона главной базы с одновременным действием подводных лодок на коммуникациях противника и операциями надводного флота в море на значительном удалении от своих баз"52. Смирнов-Светловский был убежден в том, что главное внимание на маневрах "должно быть уделено развитию у командного и начальствующего состава гибкости оперативного мышления, смелости, решительности и спокойной уверенности, основанной на хорошем знании театра, вероятных противников, тактических приемов и техники"53. Следовало также проверить реальность сроков оперативной и мобилизационной готовности Краснознаменного Балтийского флота и соответствие оперативных норм действительным потребностям. Силы сторон были определены таким образом: "красная" сторона - Краснознаменный Балтийский флот в составе на 1938 г.; "синяя" сторона - флоты государств-"лимитрофов", германская эскадра в составе двух линкоров типа "Ш", трех крейсеров типа "К", флотилии миноносцев и флотилии подводных лодок54.

 

Однако работа по организации маневров внезапно была прервана "ввиду недостаточной подготовки флота в целом к проведению учебно-боевых операций в сложных условиях"55. Вместо этого в период с 27 сентября по 1 октября 1938 г. было проведено большое отрядное учение, "ориентированное на тему маневров"56.

 

Причиной внезапной отмены маневров стали результаты проверки боевой подготовки соединений, кораблей и частей Краснознаменного Балтийского флота, проведенной начальником Военно-морской инспекции Военно-Морского флота флагманом 2-го ранга К. О. Осиповым в период с 4 по 8 сентября 1938 года. В своем заключении Осипов констатировал, что "в целом Краснознаменный Балтийский флот недостаточно подготовлен к проведению предстоящих маневров"57.

 

Инспектор перечислил наиболее крупные, на его взгляд, недостатки в боевой подготовке: "Почти на всех кораблях вахтенные командиры молодые, не отработаны, к несению самостоятельной ходовой вахты не допущены. Командиры кораблей, особенно малых кораблей - дивизион сторожевых кораблей, миноносцев, значительная часть командиров подлодок - подготовлены плохо, и особенно плохо командиры кораблей Отряда учебных кораблей - "Курсант", "Ленинградсовет", "Комсомолец". Ни одно соединение не выполнило полностью задач боевой подготовки 1938 года. Особенно большое отставание в области тактической подготовки. Совершенно недостаточна практика совместного плавания, как днем, так и ночью. Малые и большие отрядные учения проводились без достаточной предварительной подготовки отдельных соединений"58.

 

По следам проверки Военно-морской инспекции 7 сентября 1938 г. вышел приказ исполнявшего должность Народного комиссара Военно-Морского флота Смирнова-Светловского, где он подверг резкой критике состояние боевой подготовки на Балтийском флоте, подчеркнув, что "несмотря на некоторые достижения в области подготовки одиночного корабля и огневой подготовки, имеется ряд крупных недочетов, которые в значительной мере снижают достигнутые успехи и боевую подготовку в целом"59. Одним из основных недостатков в боевой подготовке флота являлось большое количество аварий и катастроф на кораблях и в частях морской авиации. Поскольку командный состав значительно омолодился в результате репрессий и перестановок, требовалось упорно работать над повышением уровня его оперативно-тактической подготовки60.

 

За плохое руководство боевой подготовкой соединений, командиру бригады линкоров капитану 1-го ранга Н. Н. Несвицкому и командиру 1-й бригады подводных лодок флагману 2-го ранга Е. К. Самборскому было поставлено на вид61. Последний вскоре был арестован и провел под стражей несколько месяцев.

 

В период с 27 по 30 сентября 1938 г. Краснознаменным Балтийским флотом было проведено большое отрядное учение N 4 на тему "Расширение плацдарма действий Краснознаменного Балтийского флота и недопущение прохода в восточную часть Финского залива эскадры линейных кораблей противника днем". Оперативный фон учения был составлен в соответствии с указаниями первого заместителя наркома Военно-Морского флота флагмана флота 2-го ранга Смирнова-Светловского, которые, правда, были "сокращены вследствие недостаточной подготовки флота в целом (отставание тактической подготовки)"62.

 

Общий вывод по проведенному учению оказался, как и прежде, более чем сдержанным. Несмотря на стандартную оптимистическую формулировку "Краснознаменный Балтийский флот овладел методом сложного взаимодействия всех сил в ударе и в бою", тут же Смирновым-Светловским было указано, что оценка большого отрядного учения "может быть дана только удовлетворительная (на сегодня), так как практического овладения всеми тактическими приемами еще нет"63. В качестве наиболее крупных недостатков были зафиксированы: неграмотные действия многих командиров надводных кораблей при сближении и организации боя с противником, слишком позднее и рискованное развертывание сил авиации, плохо отработанные приемы постановки дымовых завес, разворота и отхода надводными кораблями и т. д.64

 

Таким образом, решающего прорыва в боевой и оперативно-тактической подготовке личного состава флота в 1938 г. достигнуто не было. Более того, наметился явный регресс, связанный напрямую с прокатившимися по флоту массовыми репрессиями. Аресты и увольнения командиров на флоте вызвали потребность в выдвижении большого количества молодых, неопытных офицеров на всех уровнях. Так что вполне логичным и неудивительным представляется общий вывод в итоговой части "Отчета по боевой подготовке Военно-Морского Флота СССР за 1938 г.", составленном Управлением Боевой подготовки Военно-Морского флота: "...Несмотря на некоторые достигнутые успехи, Военно-Морской Флот приказа Народного комиссара обороны Союза ССР N 0112 не выполнил, и Флот имеет еще очень много недочетов в боевой подготовке"65.

 

8 сентября 1938 г. Народным комиссаром Военно-Морского флота неожиданно был назначен командарм 1-го ранга М. П. Фриновский, ранее служивший заместителем Народного комиссара внутренних дел. Его первым заместителем был утвержден флагман флота 2-го ранга Смирнов-Светловский. Так как Фриновский сразу же после своего назначения на главный флотский пост отправился в двухмесячный отпуск, Петру Ивановичу по-прежнему приходилось готовить и осуществлять все основанные решения по управлению флотом.

 

Новый нарком Военно-Морского флота ничего не смыслил во флотских делах. Все вопросы и повседневного руководства, и по перспективным направлениям решали Галлер (начальник Главного Морского штаба), Смирнов-Светловский (первый замнаркома Военно-Морского Флота) и И. С. Исаков (зам-наркома Военно-Морского флота по кораблестроению). У этих военно-морских специалистов был за плечами большой опыт командования различными соединениями кораблей, до флота включительно, а также значительный теоретический багаж знаний, приобретенный ими в стенах Военно-морской академии. Поэтому дела в морском ведомстве шли своим чередом, даже при таком руководителе, каким был Фриновский.

 

Смирнову-Светловскому пришлось разбираться и с кораблекрушением на Тихоокеанском флоте, в результате которого погиб эсминец "Решительный". Ответственным за переход недостроенного эсминца из одной базы в другую был командир 7-й морской бригады капитан 3 ранга С. Г. Горшков. Его действия контролировались командующим Тихоокеанским флотом флагманом 2-го ранга Н. Г. Кузнецовым. Катастрофа произошла из-за недостатка опыта у обоих. В результате разбирательства в Политбюро ЦК ВКП (б) с участием Народного комиссара Военно-Морского флота Фриновского и его заместителя Смирнова-Светловского, оба будущих главкома Военно-Морского флота были прощены. Но Горшкова перевели из Владивостока в Севастополь с понижением в должности.

 

Наступил 1939 год. Смирнов-Светловский продолжал фактически руководить всем флотом страны, так как Народный комиссар Военно-Морского флота Фриновский в основном выполнял представительские функции. 17 января 1939 г. Фриновский утвердил "План учебных мероприятий по оперативно-тактической подготовке на 1939 год"66. Народным комиссаром Военно-Морского флота были намечены большие и малые отрядные учения Краснознаменного Балтийского флота.

 

22 марта 1939 г. первый заместитель Народного комиссара Смирнов-Светловский поручил командованию Краснознаменного Балтийского флота разработать оперативный план на 1939 год. При составлении этого оперативного плана руководству флота рекомендовано было исходить из предположения "одновременного выступления против СССР на Северо-Западном направлении объединенных сил Германии и Польши". По мнению Смирнова-Светловского, необходимо было также учитывать возможность сохранения нейтралитета Финляндией, Эстонией и Латвией "длительность и устойчивость которого будет зависеть от политической обстановки и успехов первых операций Рабоче-Крестьянской Красной армии и Рабоче-Крестьянского Военно-Морского флота"67.

 

Директивы Народного комиссара Военно-Морского флота пришлось выполнять уже новому командованию. 24 марта 1939 г. по указанию Генерального секретаря экстренно собрался Главный Военный совет Военно-Морского флота. Присутствовавший на заседании секретарь ЦК ВКП (б) А. А Жданов (он курировал от Политбюро флот) сразу же огласил заранее заготовленный проект постановления, в котором говорилось:

 

"29 марта 1939 г. Главный Военный Совет Рабоче-Крестьянского Военно-Морского флота, заслушав сообщение члена Главного Военного Совета А. А. Жданова о положении в Наркомате Военно-Морского флота, счел необходимым:

 

1. Освобождение Наркома Военно-Морского флота т. Фриновского М. П. от занимаемой должности.

 

2. Считает своевременным перевод на другую работу 1-го заместителя Наркома Военно-Морского флота флагмана флота 2-го ранга т. Смирнова П. И.

 

3. Считает целесообразным назначение на должность 1-го заместителя Наркома Военно-Морского флота флагмана 2-го ранга т. Кузнецова Н. Г."68.

 

Фриновский на этом заседании уже не присутствовал - он "заболел". А 6 апреля 1939 г. на квартиру к нему пришли его бывшие коллеги с Лубянки с ордером на арест69. Так внезапно оборвалась карьера могущественного "чистильщика" и "корчевателя" "врагов народа". Вместе с Народным комиссаром Военно-Морского флота репрессировали и его первого заместителя, флагмана флота 2-го ранга Смирнова-Светловского.

 

В мемуарах адмирала Флота Советского Союза Кузнецова есть свидетельства о последних днях пребывания Петра Ивановича на своем посту. Описывая свое назначение на должность первого заместителя Народного комиссара Военно-Морского флота, он вспоминал:

 

"... На следующее утро меня вызвали на экстренное заседание Главного Совета Военно-Морского флота. Повестку дня не сообщили. Заседание открыл П. И. Смирнов-Светловский и предоставил слово А. А. Жданову.

 

- Предлагаю обсудить, соответствует ли своей должности первый заместитель наркома Смирнов-Светловский, - объявил неожиданно Жданов.

 

Смирнов, сидевший на председательском месте, помрачнел и опустил голову. Прений не получилось. Опять слово взял Жданов.

 

- В Центральном комитете есть мнение, что руководство наркоматом следует обновить. Предлагается вместо Смирнова-Светловского первым заместителем наркома назначить товарища Кузнецова.

 

Жданов посмотрел в мою сторону. Повернулись ко мне и другие члены совета. Несколько голосов не очень уверенно поддержали предложение.

 

В этот же день мне был вручен красный пакет с постановлением о назначении на новую должность.

 

Смирнова-Светловского до того я почти совсем не знал. Видел лишь несколько раз, когда он в качестве инспектора приезжал на учения Черноморского флота, да раза два был у него на приеме. Я зашел к нему после заседания совета, и он стал меня расспрашивать о причинах своего смещения. Что было ему ответить? Я и сам знал не больше, чем он. Рассказал ему о ночном разговоре со Сталиным, где его имя даже не упоминалось.

 

Мы условились принимать и сдавать дела на другой день. На следующее утро, как было условлено, встретились. Поработали несколько часов и решили встретиться еще раз. Я думал, что передача займет три дня. Утром Петр Иванович в наркомат не пришел. Я ждал его час, два, три - так и не дождался. Мне просто вручили ключ от сейфа. Тогда только я понял смысл слов, сказанных накануне Сталиным, когда я по его приказанию позвонил по телефону. "Вы еще не приняли дела?" - спросил он. "Нет еще". "Торопитесь, а то не успеете", - сказал Сталин и повесил трубку"70.

 

Смирнов-Светловский был арестован 26 марта 1939 года. Одним из оснований для ареста Петра Ивановича послужили показания его бывшего начальника - первого Народного комиссара Военно-Морского флота ПА. Смирнова, от которых последний позже отказался.

 

В середине января следующего года новый Народный комиссар внутренних дел Л. П. Берия подал на рассмотрение членов комиссии Политбюро ЦК ВКП (б) следующий документ:

 

"Опись 16.01.40 г.

 

Список арестованных (категория 1)...

 

67. Грибоедов Константин Николаевич...

 

86. Душенов Константин Иванович...

 

94. Ежов Николай Иванович...

 

274. Смирнов-Светловский Петр Иванович...

 

308. Фриновский Михаил Петрович..."71.

 

В этом списке, кроме бывшего командующего Северным флотом флагмана 1-го ранга К. И. Душенова, бывшего командира бригады подводных лодок Северного флота капитана 2-го ранга К. Н. Грибоедова и самого Смирнова-Светловского, числились и его бывший начальник по Народному комиссариату Военно-Морского флота Фриновский и бывший Народный комиссар внутренних дел Н. И. Ежов. На этом списке имеется резолюция "За" - И. В. Сталин. После этого список был направлен в судебный орган для рассмотрения по существу обвинения.

 

16 марта 1940 г. Военная коллегия Верховного суда СССР рассмотрела дело по обвинению бывшего первого заместителя наркома Военно-Морского Флота Смирнова-Светловского в участии в контрреволюционной организации (пункты 1 "б", 7 и 11 статьи 58 Уголовного кодекса РСФСР) и приговорила его к высшей мере наказания - расстрелу72. Приговор был приведен в исполнение на следующий день. Останки флагмана были захоронены на Донском кладбище в Москве.

 

Одним из поводов для расстрельного приговора послужили различные справки о состоянии строительства баз флота, складов, учебных заведений, о строительстве торпедных катеров, о вооружении кораблей и т.п. Как показала дополнительная проверка 1956 г., "хотя, судя по этим справкам, усматривается наличие ряда недостатков в решении перечисленных вопросов, однако содержащиеся здесь данные не могут служить основанием для вывода о вредительстве со стороны Смирнова-Светловского"73.

 

23 июня 1956 г. тот же судебный орган реабилитировал заслуженного советского флотоводца74. Однако в течение многих десятилетий о Смирнове-Светловском лишь изредка упоминали различные печатные издания. И только теперь представилась возможность дать объемный портрет этого незаурядного военно-морского деятеля нашей страны.

 

Примечания

 

1. Гражданская война и военная интервенция в СССР: Энциклопедия. 1987; Военно-морской словарь. М. 1990.
2. СУВЕНИРОВ О. Ф. 1937. Трагедия Красной армии. М. 2009; ЧЕРУШЕВ Н. С. Мартиролог РККА - Военно-исторический архив. 1998, N 2, с. 104; ЧЕРУШЕВ Н. С., ЧЕРУШЕВ Ю. Н. Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные). 1937 - 1941. Биографический словарь. М. 2012, с. 37 - 39.
3. Послужной список слушателя Военно-морской академии П. И. Смирнова (1918 - 1927 гг.). - Российский государственный архив Военно-Морского Флота (РГА ВМФ), ф. Р-352, оп. 2, д. 209, л. 1.
4. Там же.
5. Циммервальдский манифест появился в результате международной конференции левых социалистов, состоявшейся 5 - 8 сентября 1915 г. в швейцарской деревне Циммервальд. Манифест содержал призывы начать борьбу за мир без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения народов.
6. Послужной список слушателя Военно-морской академии П. И. Смирнова (1918 - 1927 гг.). РГА ВМФ, ф. Р-352, оп. 2, д. 209, л. 1.
7. РАСКОЛЬНИКОВ Ф. Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М. 1990, с. 51 - 52.
8. Свердлов Яков Михайлович (1885 - 1919 гг.) - член Российской социал-демократической рабочей партии с 1901 года. Участник Революции 1905 - 1907 гг. на Урале. В 1912 г. кооптирован в ЦК РСДРП, член Русского бюро ЦК. В апреле 1917 г. возглавлял создание Уральской областной партийной организации. После VII (Апрельской) конференции РСДРП (б) - секретарь ЦК. Участник подготовки и проведения Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде, член Партийного центра по руководству вооруженным восстанием, член Военно-революционного комитета. Председатель большевистской фракции II Всероссийского съезда Советов. С ноября 1917 г. - председатель ВЦИК.
9. РАСКОЛЬНИКОВ Ф. Ф. Ук. соч., с. 62, 211.
10. Там же, с. 244.
11. Послужной список слушателя Военно-морской академии П. И. Смирнова (1918 - 1927 гг.), л. 1.
12. Там же, л. 2.
13. Гражданская война в СССР. Т. 1. М. 1980, с. 189.
14. Послужной список слушателя Военно-морской академии П. И. Смирнова (1918 - 1927 гг.), л. 2.
15. Там же.
16. Десантная операция отряда Кожанова И. К. у дер. Котловки 24 - 25 мая 1919 года. Описание боевых действий. РТА ВМФ, ф. Р-143, оп. 1, д. 219, л. 64.
17. Советское военно-морское искусство. М. 1951, с. 100.
18. Послужной список слушателя Военно-морской академии П. И. Смирнова (1918 - 1927 гг.), л. 2.
19. Гражданская война в СССР: Материалы и документы. Л. 1939, ч. VII-VIII, с. 66.
20. Послужной список слушателя Военно-морской академии П. И. Смирнова (1918 - 1927 гг.), л. 1.
21. Там же, л. 2.
22. Там же.
23. Там же.
24. Там же.
25. Личное дело П. И. Смирнова. РГА ВМФ, ф. Р-2192, оп. 2, д. 5727, л. 3.
26. ВАРГИН Н. Ф. Флагман флота Кожанов. М. 1980, с. 84 - 85.
27. Приказ наркомвоенмора К. Е. Ворошилова N 91-лс от 27 июня 1927 года. РГА ВМФ, ф. 352, оп. 1, д. 532, л. 214.
28. Список начальствующего состава Военно-Морских Сил Рабоче-Крестьянской Красной армии. Составлен Управлением кадров Управления Военно-Морскими Силами Рабоче-Крестьянской Красной армии. М. 1932, с. 19.
29. Личное дело П. И. Смирнова, л. 2 - 3.
30. Отчет руководителя делегации Военно-Морских Сил Рабоче-Крестьянской Красной армии В. М. Орлова о визите в Берлин 24 - 27 февраля 1930 года. Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 33987, оп. 39, д. 337, л. 22.
31. ZEIDLER M. Reichswehr und Rote Armee 1920 - 1933. Munchen. 1993, S. 244.
32. ВАРГИН Н. Ф. Флагман флота Кожанов. М. 1980, с. 89 - 94.
33. ZEIDLER M. Op. cit., S. 245.
34. Личное дело П. И. Смирнова, л. 7.
35. Там же.
36. Там же, л. 11.
37. Там же, л. 12.
38. Известия. 15.VI.1934.
39. Красная звезда. 2.XII.1935.
40. Стенограмма актива центрального аппарата Народного комиссариата обороны СССР 9 - 10 июня 1937 года. Заседание 10 июня 1937 года. РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 61, л. 216, 221.
41. НИКИТИН Б. В. Катера пересекают океан. Л. 1980, с. 43 - 45.
42. Личное дело П. И. Смирнова, л. 12.
43. Доклад т. П. И. Смирнова на совещании политработников Рабоче-Крестьянской Красной армии 3 августа 1937 года. Совещание политработников Рабоче-Крестьянской Красной армии 3 - 4 августа 1937 года. РГВА, ф. 9, оп. 29, д. 318, л. 324.
44. Стенограмма докладов и выступлений участников заседания Военного совета при Народном комиссаре обороны СССР. 21 - 23 ноября 1937 года. Вечернее заседание 22 ноября 1937 г.: Управление делами Народного комиссара обороны. РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 54, л. 218, 224.
45. Личное дело П. И. Смирнова, л. 12.
46. Правда. 15.І.1938.
47. ЗОНИН С. А. Адмирал Л. М. Галлер: Жизнь и флотоводческая деятельность. М. 1991, с. 293.
48. НИКИТИН Б. В. Катера пересекают океан. Л. 1980, с. 45.
49. Список членов Главного Военного совета Военно-Морского Флота СССР. РГА ВМФ, ф. Р-1672, оп. 1, д. 20, л. 61 - 62.
50. Выписка из протокола Политбюро ЦК ВКП (б) от 22 июня 1938 г. Архив Президента Российской Федерации (АП РФ), ф. 3, оп. 24, д. 364, л. 161.
51. Выписка из протокола допроса П. И. Смирнова от 14 июля 1938 года. Архив Военной коллеги Верховного суда Российской Федерации (АВК ВС РФ), оп. 54, д. 14694, л. 4.
52. Военный совет Краснознаменного Балтийского флота. РГА ВМФ, ф. Р-92, оп. 2, д. 431, л. 1 - 1об.; ф. Р-1877, оп. 1, д. 31, л. 41.
53. Там же, ф. Р-92, оп. 2, д. 431, л. 1; ф. Р-1877, оп. 1, д. 31, л. 41.
54. Там же, ф. Р-1877, оп. 1, д. 31, л. 41 - 41об.
55. Там же, ф. Р-92, оп. 2, д. 431, л. 4.
56. Там же, ф. Р-92, оп. 2, д. 431; ф. Р-92, оп. 2, д. 431, л. 2 - 3; ф. Р-1877, оп. 1, д. 31, л. 44 - 45.
57. Там же, ф. Р-92, оп. 2, д. 431; ф. Р-1877, оп. 1, д. 253, л. 233.
58. Там же, ф. Р-1877, оп. 1, д. 253, л. 233 - 234.
59. Приказ наркома Военно-Морского Флота N 2653 от 7 сентября 1938 года. Секретные приказы наркома Военно-Морского Флота за 1938 год. (Библиотека Российского государственного архива Военно-Морского Флота), с. 111.
60. Там же, с. 111об., 112 - 112об.
61. Там же, с. 113об.
62. Военный совет Краснознаменного Балтийского флота. РГА ВМФ, ф. Р-92, оп. 2, д. 431, л. 316.
63. Там же, л. 297.
64. Там же, л. 297 - 302.
65. Там же, ф. Р-1877, оп. 1, д. 252, л. 4.
66. Военный совет Краснознаменного Балтийского флота. РГА ВМФ, ф. Р-92, оп. 2, д. 485, л. 41.
67. Там же, ф. Р-1877, оп. 1, д. 80, л. 1, 2.
68. Главный Военный совет Военно-Морского Флота СССР. РГА ВМФ, ф. Р-1678, оп. 4, д. 20, л. 62.
69. НАУМОВ Л. А. Сталин и НКВД. М. 2007, с. 344.
70. КУЗНЕЦОВ Н. Г. Накануне. М. 1969, с. 233.
71. Опись 16.01.1940 г. Список арестованных (категория 1). АП РФ, ф. 3, оп. 24, д. 377, л. 119, 120, 127, 129.
72. Надзорное производство Главной военной прокуратуры по делу П. И. Смирнова-Светловского. Архив Военной прокуратуры Российской Федерации, ф. Р-0165, оп. 14, п. 157, д. 8, л. 40, 46.
73. Материалы архивно-следственного дела П. И. Смирнова-Светловского. АВК ВС РФ, оп. 55, д. 9685, л. 3.
74. СУВЕНИРОВ О. Ф. Трагедия РККА 1937 - 1938. М. 1998, с. 375.


Sign in to follow this  
Followers 0


User Feedback

There are no reviews to display.


  • Categories

  • Files

  • Blog Entries

  • Similar Content

    • Кирасиры, конные аркебузиры, карабины и прочие
      By hoplit
      George Monck. Observations upon Military and Political Affairs. Издание 1796 года. Первое было в 1671-м, книга написана в 1644-6 гг.
      "Тот самый" Монк.

       
      Giorgio Basta. Il gouerno della caualleria leggiera. 1612.
      Giorgio Basta. Il mastro di campo. 1606.

       
      Sir James Turner. Pallas armata, Military essayes of the ancient Grecian, Roman, and modern art of war written in the years 1670 and 1671. 1683. Оглавление.
      Lodovico Melzo. Regole militari sopra il governo e servitio particolare della cavalleria. 1611
    • Психология допроса военнопленных
      By Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • Асташов А.Б. Борьба за людские ресурсы в Первой мировой войне: мобилизация преступников в Русскую армию // Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
      By Военкомуезд
      Александр Борисович
      АСТАШОВ
      д-р ист. наук, профессор
      Российского государственного
      гуманитарного университета
      БОРЬБА ЗА ЛЮДСКИЕ РЕСУРСЫ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ: МОБИЛИЗАЦИЯ ПРЕСТУПНИКОВ В РУССКУЮ АРМИЮ
      Аннотация. Автор рассматривает проблему расширения людских ресурсов в Первой мировой войне — первой тотальной войне XX в. В статье исследуется политика по привлечению в русскую армию бывших осужденных преступников: основные этапы, объемы и различные категории привлеченного контингента, ключевые аргументы о необходимости применяемых приемов и мер, общий успех и причины неудач. Работа основана на впервые привлеченных архивных материалах. Автор приходит к выводу о невысокой эффективности предпринятых усилий по задействованию такого специфического контингента, как уголовники царских тюрем. Причины кроются в сложности условий мировой войны, специфике социально-политической ситуации в России, вынужденном характере решения проблемы массовой мобилизации в период назревания и прохождения революционного кризиса, совпавшего с гибелью русской армии.
      Ключевые слова: тотальная война, людские ресурсы в войне, русская армия, преступники, морально-политическое состояние армии, армейская и трудовая дисциплина на войне, борьба с деструктивными элементами в армии. /217/
      Использование человеческих ресурсов — один из важнейших вопросов истории мировых войн. Первая мировая, являющаяся первым тотальным военным конфликтом, сделала актуальным привлечение к делу обороны всех групп населения, включая те, которые в мирной ситуации считаются «вредными» для общества и изолируются. В условиях всеобщего призыва происходит переосмысление понятий тягот и лишений: добропорядочные граждане рискуют жизнью на фронте, переносят все перипетии фронтового быта, в то время как преступники оказываются избавленными от них. Такая ситуация воспринималась в обществе как несправедливая. Кроме решения проблемы равного объема трудностей для всех групп населения власти столкнулись, с одной стороны, с вопросом эффективного использования «преступного элемента» для дела обороны, с другой стороны — с проблемой нейтрализации негативного его влияния на армию.
      Тема использования бывших осужденных в русской армии мало представлена в отечественной историографии, исключая отдельные эпизоды на региональном материале [1]. В настоящей работе ставится вопрос использования в деле обороны различных видов преступников. В центре внимания — их разряды и характеристики; способы нейтрализации вредного влияния на рядовой состав; проблемы в обществе,
      1. Коняев Р. В. Использование людских ресурсов Омского военного округа в годы Первой мировой войны // Манускрипт. Тамбов, 2018. № 12. Ч. 2. С. 232. Никулин Д. О. Подготовка пополнения для действующей армии периода Первой мировой войны 1914-1918 гг. в запасных частях Омского военного округа. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Новосибирск, 2019. С. 228-229. /219/
      возникавшие в процессе решения этого вопроса; а также эффективность предпринятых мер как в годы войны, так и во время революции 1917 г. Работа написана на архивных материалах фонда Ставки главковерха, военного министерства и Главного штаба, а также на основе анализа информации, содержащейся в переписке различных инстанций, вовлеченных в эту деятельность. Все материалы хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА).
      Проблема пополнения людских ресурсов решалась в зависимости от наличия и правового статуса имевшихся контингентов преступников. В России было несколько групп населения, которые по существовавшим законам не принимали участия в военных действиях. Это военнослужащие, отбывающие наказание по воинским преступлениям; лица, находившиеся под полицейским надзором по месту жительства, причем как административно высланные гражданскими властями в рамках Положения о государственной охране, так и высланные военными властями с театра военных действий согласно Правилам о военном положении; многочисленная группа подследственных или отбывающих наказание за мелкие преступления, не связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. права на военную службу; значительная группа подследственных, а также отбывающих или отбывших наказание за серьезные преступления, связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. и права на военную службу. /220/
      Впервые вопрос о привлечении уголовных элементов к несению службы в русской армии встал еще в годы русско-японской войны, когда на Сахалине пытались создать дружины из ссыльных каторжан. Опыт оказался неудачным. Среди каторжан было много людей старых, слабосильных, с физическими недостатками. Но главное — все они поступали в дружины не по убеждениям, не по желанию сразиться с врагом, а потому, что льготы, данные за службу, быстро сокращали обязательные сроки пребывания на острове, обеспечивали казенный паек и некоторые другие преимущества. В конечном счете пользы такие отряды в военном отношении не принесли и были расформированы, как только исчезла опасность высадки врага [1].
      В годы Первой мировой войны власти привлекали правонарушителей на военную службу в зависимости от исчерпания людских ресурсов и их пользы для дела обороны. В самом начале войны встал вопрос о судьбе находящихся в военно-тюремных учреждениях (военных тюрьмах и дисциплинарных батальонах) лиц, совершивших воинские преступления на военной службе еще до войны [2]. В Главном военно-судебном управлении (ГВСУ) считали, что обитатели военно-тюремных заведений совершили преступление большей частью по легкомыслию, недостаточному усвоению требований воинской дисциплины и порядка, под влиянием опьянения и т. п., и в массе своей не являлись закоренелыми преступниками и глубоко испорченными людьми. В связи с этим предполагалось применить к ним ст. 1429 Военно-судебного устава, согласно которой в районе театра военных действий при исполнении приговоров над военнослужащими применялись правила, позволявшие принимать их на службу, а после войны переводить в разряд штрафованных. Немедленное же приведение нака-
      1. Русско-Японская война. Т. IX. Ч. 2. Военные действия на острове Сахалине и западном побережье Татарского пролива. Работа военно-исторической комиссии по описанию Русско-Японской войны. СПб., 1910. С. 94; Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 2000. On. 1. Д. 1248. Л. 31-32 об. Доклад по мобилизационному отделению Главного управления генерального штаба (ГУГШ), 3 октября 1917 г.
      2. См. п. 1 таблицы категорий преступников. /221/
      зания в исполнение зависело от начальников частей, если они посчитают, что в силу испорченности такие осужденные лица могут оказывать вредное влияние на товарищей. С другой стороны, то же войсковое начальство могло сделать представление вышестоящему начальству о даровании смягчения наказания и даже совершенного помилования «в случае примерной храбрости в сражении, отличного подвига, усердия и примерного исполнения служебных обязанностей во время войны» военнослужащих, в отношении которых исполнение приговора отложено [1].
      23 июля 1914 г. император Николай II утвердил соответствующий доклад Военного министра —теперь заключенные военно-тюремных учреждений (кроме разряда «худших») направлялись в строй [2]. Такой же процедуре подлежали и лица, находящиеся под судом за преступления, совершенные на военной службе [3]. Из военно-тюремных учреждений уже в первые месяцы войны были высланы на фронт фактически все (свыше 4 тыс.) заключенные и подследственные (при списочном составе в 5 125 человек), а сам штат тюремной стражи подлежал расформированию и также направлению
      на военную службу [4]. Формально считалось, что царь просто приостановил дальнейшее исполнение судебных приговоров. Военное начальство с удовлетворением констатировало, что не прошло и месяца, как стали приходить письма, что такие-то бывшие заключенные отличились и награждены георгиевскими крестами [5].
      Летом 1915 г. в связи с большими потерями появилась идея послать в армию осужденных или состоящих под судом из состава гражданских лиц, не лишенных по закону права
      1. РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 326. Л. 1-2. Доклад ГВСУ, 22 июля 1914 г.
      2. РГВИА. Ф. 2126. Оп. 2. Д. 232. Л. 1 об. Правила о порядке постановления и исполнения приговоров над военнослужащими в районе театра военных действий. Прил. 10 к ст. 1429 Военно-судебного устава.
      3. Там же. ГВСУ — штаб войск Петроградского военного округа. См. 2-ю категорию преступников таблицы.
      4. Там же. Л. 3-4 об., 6 об., 10-11, 14-29. Переписка начальства военно-тюремных заведений с ГВСУ, 1914 г.
      5. РГВИА. Ф. 801. Оп. 30. Д. 14. Л. 42, 45 об. Данные ГВСУ по военно-тюремным заведениям, 1914 г. /222/
      защищать родину [1]. Еще ранее о такой возможности ходатайствовали сами уголовники, но эти просьбы были оставлены без ответа. В августе 1915 г. теперь уже Военное министерство и Главный штаб подняли этот вопрос перед начальником штаба Верховного Главнокомандующего (ВГК) генералом М. В. Алексеевым. Военное ведомство предлагало отправить в армию тех, кто пребывал под следствием или под судом, а также осужденных, находившихся уже в тюрьме и ссылке. Алексеев соглашался на такие меры, если будут хорошие отзывы тюремного начальства о лицах, желавших пойти на военную службу, и с условием распределения таких лиц по войсковым частям равномерно, «во избежание скопления в некоторых частях порочных людей» [2].
      Но оставались опасения фронтового командования по поводу претворения в жизнь планируемой меры в связи с понижением морального духа армии после отступления 1915 г. Прежде всего решением призвать «порочных людей» в ряды армии уничтожалось важнейшее условие принципа, по которому защита родины могла быть возложена лишь на достойных, а звание солдата являлось высоким и почетным. Военные опасались прилива в армию порочного элемента, могущего оказать разлагающее влияние на окружение нижних чинов, зачастую не обладающих достаточно устойчивыми воззрениями и нравственным развитием для противостояния вредному влиянию представителей преступного мира [3]. Это представлялось важным, «когда воспитательные меры неосуществимы, а надзор за каждым отдельным бойцом затруднителен». «Допущение в ряды войск лиц, не заслуживающих доверия по своим нравственным качествам и своим дурным примером могущих оказать растлевающее влияние, является вопросом, решение коего требует вообще особой осторожности и в особенности ввиду того, что среди офицеров состава армий имеется достаточный процент малоопыт-
      1. См. п. 5 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 230, 240-242а. Переписка дежурного генерала, начальника штаба ВГК, военного министерства и Главного штаба, 27-30 августа 1915 г., 8, 4 сентября 1915 г.
      3. Там же. Д. 805. Л. 17-18. /223/
      ных прапорщиков», — подчеркивало командование Юго-Западного фронта. Большое количество заявлений от бывших уголовников с просьбой принять их на военную службу не убеждало в своей искренности. Наоборот, такая отправка на фронт рассматривалась просто как шанс выйти на свободу. В армии вообще сомневались, что «питомцы тюрьмы или исправительных арестантских отделений в массе были бы проникнуты чувствами патриотизма», в то время как в такой войне дисциплинированность и стойкость являются основным залогом успешных боевых действий. Вред от таких порочных людей мог быть гораздо большим, нежели ожидаемая польза. По мнению начальника штаба Киевского военного округа, нижние чины из состава бывших заключенных будут пытаться уйти из армии через совершение нового преступления. Если их высылать в запасной батальон с тем, чтобы там держать все время войны, то, в сущности, такая высылка явится им своего рода наградой, т. к. их будут кормить, одевать и не пошлют на войну. Вместе с тем призыв уголовников засорит запасной батальон, и без того уже переполненный [1]. Другие представители фронтового командования настаивали в отказе прихода на фронт грабителей, особенно рецидивистов, профессиональных преступников, двукратно наказанных за кражу, мошенничество или присвоение вверенного имущества. Из этой группы исключались убийцы по неосторожности, а также лица по особому ходатайству тюремных властей.
      В целом фронтовое командование признало практическую потребность такой меры, которая заставляла «поступиться теоретическими соображениями», и в конечном счете согласилось на допущение в армию по особым ходатайствам порочных лиц, за исключением лишенных всех прав состояния [2]. Инициатива военного ведомства получила поддержку в Главном штабе с уточнением, чтобы из допущенных в войска были исключены осужденные за разбой, грабеж, вымогательство, присвоение и растрату чужого имущества, кражу
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 16.
      2. Там же. Л. 2-3. Начальники штаба Юго-Западного и Северного фронтов — дежурному генералу при ВТК, 19, 21 сентября 1915 г. /224/
      и мошенничество, ибо такого рода элемент «развращающе будет действовать на среду нижних чинов и, несомненно, будет способствовать развитию в армии мародерства» [1]. Вопрос этот вскоре был представлен на обсуждение в министерство юстиции и, наконец, императору в январе 1916 г. [2] Подписанное 3 февраля 1916 г. (в порядке статьи 87) положение Совета министров позволяло привлекать на военную службу лиц, состоящих под судом или следствием, а также отбывающих наказание по суду, за исключением тех, кто привлечен к суду за преступные деяния, влекущие за собою лишение всех прав состояния, либо всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, т. е. за наиболее тяжкие преступления [3]. Реально речь шла о предоставлении отсрочки наказания для таких лиц до конца войны. Но это не распространялось на нижние чины, относительно которых последовало бы требование их начальников о немедленном приведении приговоров над ними в исполнение [4]. После указа от 3 февраля 1916 г. увеличилось количество осужденных, просивших перевода на воинскую службу. Обычно такие ходатайства сопровождались типовым желанием «искупить свой проступок своею кровью за Государя и родину». Однако прошения осужденных по более тяжким статьям оставлялись без ответа [5].
      Одновременно подобный вопрос встал и относительно осужденных за воинские преступления на военной службе [6]. Предполагалось их принять на военные окопные, обозные работы, т. к. на них как раз допускались лица, лишенные воинского звания [7].
      Но здесь мнения командующих армиями разделились по вопросу правильного их использования для дела обороны. Одни командармы вообще были против использования таких
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 242-242а; Д. 805. Л. 1.
      2. Там же. Д. 805. Л. 239, 249 об.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 1-2, 16-16 об.
      4. Там же. Л. 2 об.
      5. РГВИА. Ф. 1343. Оп. 2. Д. 247. Л. 189, 191.
      6. См. п. 2 таблицы категорий преступников.
      7. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 490. Выписка и заявления, поданные присяжными заседателями Екатеринбургского окружного суда на январской сессии 1916 г. /225/
      лиц в тылу армии, опасаясь, что военные преступники, особенно осужденные за побеги, членовредительство, мародерство и другие проступки, могли войти в контакт с нижними чинами инженерных организаций, дружин, запасных батальонов, работавших в тылу, оказывая на них не менее вредное влияние, чем если бы это было в войсковом районе. Главнокомандующий армиями Западного фронта также выступал против привлечения на военную службу осужденных приговорами судов к лишению воинского звания в тылу армии, мотивируя это тем же аргументом о «моральном влиянии» [1].
      Были и голоса за привлечение на работы для нужд армии лиц, лишенных по суду воинского звания, мотивированные мнением, что в любом случае они тем самым потратят время на то, чтобы заслужить себе прощение и сделаться выдающимися воинами [2]. В некоторых штабах полагали даже возможным использовать такой труд на самом фронте в тюремных мастерских или в качестве артелей подневольных чернорабочих при погрузке и разгрузке интендантских и других грузов в складах, на железных дорогах и пристанях, а также на полевых, дорожных и окопных работах. В конечном счете было признано необходимым привлечение бывших осужденных на разного рода казенные работы для нужд армии во внутренних губерниях империи, но с определенными оговорками. Так, для полевых работ считали возможным использовать только крупные партии таких бывших осужденных в имениях крупных землевладельцев, поскольку в мелких имениях это могло привести к грабежу крестьянских хозяйств и побегам [3].
      В начале 1916 г. министерство внутренних дел возбудило вопрос о принятии на действительную службу лиц, как состоящих под гласным надзором полиции в порядке положения
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 478-478 об. Дежурный генерал штаба армий Западного фронта, 17.4.1916 — дежурному генералу штаба ВГК.
      2. Там же. Л. 475. Начальник штаба Кавказской армии, 30 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК.
      3. Там же. Л. 474-474 об. Начальник штаба Западного фронта, 29 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК. /226/
      о Государственной охране, так и высланных с театра войны по распоряжению военных властей [1]. Проблема заключалась в том, что и те, и другие не призывались на военную службу до истечения срока надзора. Всего таких лиц насчитывалось 1,8 тыс. человек. Они были водворены в Сибири, в отдаленных губерниях Европейской России или состояли под надзором полиции в Европейской России в избранных ими местах жительства. В МВД считали, что среди поднадзорных, высланных в порядке Государственной охраны, много таких, которые не представляют никакой опасности для стойкости войск. Их можно было принять в армию, за исключением тех поднадзорных, пребывание которых в действующей армии по характеру их виновности могло бы представлять опасность для охранения интересов армии или жизни начальствующих лиц. К категории последних причисляли высланных за шпионаж, тайный перевод нарушителей границы (что близко соприкасалось со шпионажем), ярко проявленное германофильство, а также за принадлежность к военно-революционным, террористическим, анархическим и другим революционным организациям.
      Точное число лиц, высланных под надзор полиции военными властями с театра военных действий, согласно Правилам военного положения, не было известно. Но, по имевшимся сведениям, в Сибирь и отдаленные губернии Европейской России выслали свыше 5 тыс. человек. Эти лица признавались военными властями вредными для нахождения даже в тылу армии, и считалось, что допущение их на фронт зависит главным образом от Ставки. Но в тот момент в армии полагали, что они были высланы с театра войны, когда не состояли еще на военной службе. Призыв их в строй позволил бы обеспечить непосредственное наблюдение военного начальства, что стало бы полезным для их вхождения в военную среду и безвредно для дела, поскольку с принятием на действительную службу их социальное положение резко менялось. К тому же опасность привлечения вредных лиц из числа поднадзорных нейтрализовалась бы предварительным согласованием меж-
      1. См. п. 3 и 4 таблицы категорий преступников. /227/
      ду военными властями и губернаторами при рассмотрении дел конкретных поднадзорных перед их отправкой на фронт [1].
      Пытаясь решить проблему пребывания поднадзорных в армии, власти одновременно хотели, с одной стороны, привлечь в армию желавших искренне воевать, а с другой — устранить опасность намеренного поведения со стороны некоторых лиц в стремлении попасть под такой надзор с целью избежать военной службы. Была еще проблема в техническом принятии решения. При принудительном призыве необходим был закон, что могло замедлить дело. Оставался открытым вопрос, куда их призывать: в отдельные части внутри России или в окопные команды. К тому же, не желая давать запрет на просьбы искренних патриотов, власти все же опасались революционной пропаганды со стороны поднадзорных. По этой причине было решено проводить постепенное снятие надзора с тех категорий поднадзорных, которые могли быть допущены в войска, исключая высланных за шпионаж, участие в военно-революционных организациях и т. п. После снятия такого надзора к ним применялся бы принудительный призыв в армию [2]. В связи с этим министерство внутренних дел дало указание губернаторам и градоначальникам о пересмотре постановлений об отдаче под надзор молодых людей призывного возраста, а также ратников и запасных, чтобы снять надзор с тех, состояние которых на военной службе не может вызывать опасений в их неблагонадежности. Главной целью было не допускать в армию «порочных» лиц [3]. В отношении же подчиненных надзору полиции в порядке Правил военного положения ожидались особые распоряжения со стороны военных властей [4].
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373-374. Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.; РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 4 об. МВД — военному министру, 10 января 1916 г.
      2. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. 1221. Л. 2 об. Министр внутренних дел — военному министру, 10 января 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 226. И. д. начальника мобилизационного отдела ГУГШ — дежурному генералу штаба ВГК, 25 января 1916г.; РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373.Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.
      4. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 22 об., 46-47, 50 об., 370. Переписка МВД, Военного министерства, ГУГШ, март 1916 г. /228/
      Существовала еще одна категория осужденных — без лишения прав, но в то же время освобожденных от призыва (как правило, по состоянию здоровья) [1]. Эти лица также стремились выйти из тюрьмы и требовали направления их на военные работы. В этом случае им давалось право взамен заключения бесплатно исполнять военно-инженерные работы на фронтах с учетом срока службы за время тюремного заключения. Такое разрешение было дано в соизволении императора на доклад от 20 января 1916 г. министра юстиции [2]. Несмотря на небольшое количество таких просьб (сначала около 200 прошений), власти были озабочены как характером работ, на которые предполагалось их посылать, так и возможными последствиями самого нахождения бывших преступников с гражданскими рабочими на этих производствах. Для решения вопроса была организована особая межведомственная комиссия при Главном тюремном управлении в составе представителей военного, морского, внутренних дел и юстиции министерств, которая должна была рассмотреть в принципе вопрос о допущении бывших осужденных на работы в тылу [3]. В комиссии высказывались различные мнения за допущение к военно-инженерным работам лиц, привлеченных к ответственности в административном порядке, даже по обвинению в преступных деяниях политического характера, и вообще за возможно широкое допущение на работы без различия категорий и независимо от прежней судимости. Но в конечном счете возобладали голоса за то, чтобы настороженно относиться к самой личности преступников, желавших поступить на военно-инженерные работы. Предписывалось собирать сведения о прежней судимости таких лиц, принимая во внимание характер их преступлений, поведение во время заключения и в целом их «нравственный облик». В конечном итоге на военно-инженерные работы не допускались следующие категории заключенных: отбывающие наказание за некоторые особенно опасные в государственном смысле преступные деяния и во-
      1. См. п. 6 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 239. Министр юстиции — военному министру, 25 января 1916 г.
      3. Там же. Л. 518. /229/
      обще приговоренные к наказаниям, соединенным с лишением права; отличающиеся дурным поведением во время содержания под стражей, при отбывании наказания; могущие явиться вредным или опасным элементом при производстве работ; рецидивисты; отбывающие наказание за возбуждение вражды между отдельными частями или классами населения, между сословиями или за один из видов преступной пропаганды [1]. Допущенных на фронт бывших заключенных предполагалось переводить сначала в фильтрационные пункты в Петрограде, Киеве и Тифлисе и уже оттуда направлять на
      военно-инженерные работы [2]. Практика выдержки бывших подследственных и подсудимых в отдельных частях перед их направлением на военно-инженерные работы существовала и в морском ведомстве с той разницей, что таких лиц изолировали в одном штрафном экипаже (Гомель), через который в январе 1916 г. прошли 1,8 тыс. матросов [3].
      Поднимался и вопрос характера работ, на которые допускались бывшие преступники. Предполагалось организовать отдельные партии из заключенных, не допуская их смешения с гражданскими специалистами, добавив к уже существующим партиям рабочих арестантов на положении особых команд. Представитель военного ведомства в комиссии настаивал, чтобы поступление рабочих следовало непосредственно и по возможности без всяких проволочек за требованием при общем положении предоставить как можно больше рабочих и как можно скорее. В конечном счете было решено, что бывшие арестанты переходят в ведение структур, ведущих военно-инженерные работы, которые должны сами решить вопросы организации рабочих в команды и оплаты их труда [4].
      Оставалась, правда, проблема, где именно использовать труд бывших осужденных — на фронте или в тылу. На фронте это казалось неудобным из-за необходимости создания штата конвоя (личного состава и так не хватало), возможного
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 519-520.
      2. Там же. Л. 516 об. — 517 об. Министр юстиции — начальнику штаба ВТК, 29 мая 1916 г.
      3. Там же. Л. 522 об.
      4. Там же. Л. 520-522. /230/
      общения «нравственно испорченного элемента» с военнопленными (на работах), а также угрозы упадка дисциплины и низкого успеха работ. К концу же 1916 г. приводились и другие аргументы: на театре военных действий существовали трудности при присоединении такого контингента к занятым на оборонительных работах группам военнопленных, инженерно-строительным дружинам, инородческим партиям, мобилизованным среди местного населения рабочим. Появление бывших арестантов могло подорвать уже сложившийся ритм работ и вообще было невозможно в условиях дробления и разбросанности рабочих партий [1].
      Во всяком случае, в Ставке продолжали настаивать на необходимости привлечения бывших заключенных как бесплатных рабочих, чтобы освободить тем самым от работ солдат. Вредное влияние заключенных хотели нейтрализовать тем, что при приеме на работу учитывался бы характер прежней их судимости, самого преступления и поведения под стражей, что устраняло опасность деморализации армии [2].
      После принципиального решения о приеме в армию бывших осужденных, не лишенных прав, а также поднадзорных и воинских преступников, в конце 1916 г. встал вопрос о привлечении к делу обороны и уголовников, настоящих и уже отбывших наказание, лишенных гражданских прав вследствие совершения тяжких преступлений [3]. В Главном штабе насчитывали в 23 возрастах 360 тыс. человек, способных носить оружие [4]. Однако эти проекты не содержали предложения использования таких резервов на самом фронте, только лишь на тыловых работах. Вновь встал вопрос о месте работы. В октябре 1916 г. военный министр Д. С. Шуваев высказал предложение об использовании таких уголовников в военно-рабочих командах на особо тяжелых работах: по испытанию и
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 556. Переписка штабов Западного фронта и ВГК, 30 августа — 12 декабря 1916 г.
      2. Там же. Л. 556 об. — 556а об. Дежурный генерал ВГК — Главному начальнику снабжений Западного фронта, 19 декабря 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1221. Л. 146. См. п. 7 таблицы категорий преступников.
      4. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 14. Сведения Министерства юстиции. /231/
      применению удушливых газов, в химических командах, по постройке и усовершенствованию передовых окопов и искусственных препятствий под огнем противника, а также на некоторых тяжелых работах на заводах. Однако товарищ министра внутренних дел С. А. Куколь-Яснопольский считал эту меру малоосуществимой. В качестве аргументов он приводил тезисы о том, что для содержания команд из «порочных лиц» потребовалось бы большое количество конвойных — как для поддержания дисциплины и порядка, так и (в особенности) для недопущения побегов. С другой стороны, нахождение подобных команд в сфере огня противника могло сказаться на духе войск в «самом нежелательном направлении». Наконец, представлялось невозможным посылать бывших уголовников на заводы, поскольку потребовались бы чрезвычайные меры охраны [1].
      В конце 1916 — начале 1917 г. в связи с общественно-политическим кризисом в стране обострился вопрос об отправке в армию бывших преступников. Так, в Главном штабе опасались разлагающего влияния лиц, находившихся под жандармским надзором, на войска, а с другой стороны, указывали на их незначительное количество [2]. При этом армию беспокоили и допущенные в нее уголовники, и проникновение политических неблагонадежных, часто являвшихся «авторитетами» для первых. Когда с сентября 1916 г. в запасные полки Омского военного округа стали поступать «целыми сотнями» лица, допущенные в армию по закону от 3 февраля 1916г., среди них оказалось много осужденных, о которых были весьма неблагоприятные отзывы жандармской полиции. По данным командующего Омским военным округом, а также енисейского губернатора, бывшие ссыльные из Нарымского края и других районов Сибири, в т.ч. и видные революционные работники РСДРП и ПСР, вели пропаганду против войны, отстаивали интересы рабочих и крестьян, убеждали сослуживцев не исполнять приказаний начальства в случае привлечения к подавлению беспорядков и т. п. Во-
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 5 об., 14.
      2. Там же. Д. 136. Л. 30. /232/
      енные категорически высказывались против их отправки на фронт, поскольку они «нравственно испортят самую лучшую маршевую роту», и убедительно просили избавить войска от преступного элемента [1]. Но бывшие уголовники, как гражданские, так и военные, все равно продолжали поступать в войска, включая передовую линию. Так, в состав Одоевского пехотного полка за период с 4 ноября по 24 декабря 1916 г. было влито из маршевых рот 884 человека беглых, задержанных на разных этапах, а также 19 находившихся под судом матросов. Люди эти даже среди товарищей получили прозвище «каторжников», что сыграло важную роль в волнениях в этом полку в январе 1917 г. [2]
      В запасные батальоны также часто принимались лица с судимостью или отбытием срока наказания, но без лишения гражданских прав. Их было много, до 5-10 %, среди лиц, поступивших в команды для направления в запасные полки гвардии (в Петрограде). Они были судимы за хулиганство, дурное поведение, кражу хлеба, муки, леса, грабеж и попытки грабежа (в т. ч. в составе шаек), буйство, склонность к буйству и пьянству, оскорбление девушек, нападение на помещиков и приставов, участие в аграрном движении, отпадение от православия, агитационную деятельность, а также за стрельбу в портрет царя. Многие из них, уже будучи зачисленными в запасные батальоны, подлежали пересмотру своего статуса и отсылке из гвардии, что стало выясняться только к концу 1916г., после нахождения в гвардии в течение нескольких месяцев [3].
      Февральская революция привнесла новый опыт в вопросе привлечения бывших уголовников к делу обороны. В дни переворота по указу Временного правительства об амнистии от
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 136. Л. 204 об., 213-213 об., 215 об.; Ф. 2000. Оп. 10. Д. 9. Л. 37, 53-54.
      2. РГВИА. Ф. 801. Оп. 28. Д. 28. Л. 41 об., 43 об.
      3. РГВИА. Ф. 16071. On. 1. Д. 107. Л. 20, 23, 31 об., 32-33 об, 56-58 об., 75 об., 77, 79-79 об., 81 об., 82 об., 100, 103 об., 105 об., 106, 165, 232, 239, 336, 339, 349, 372, 385, 389, 390, 392, 393, 400-401, 404, 406, 423 об., 427, 426, 428, 512, 541-545, 561, 562, 578-579, 578-579, 581, 602-611, 612, 621. Сообщения уездных воинских начальников в управление
      запасных гвардейских частей в Петрограде, август — декабрь 1916 г. /233/
      6 марта 1917 г. были освобождены из тюрем почти все уголовники [1]. Но вскоре, согласно статье 10 Указа Временного правительства от 17 марта 1917 г., все лица, совершившие уголовные преступления, или состоящие под следствием или судом, или отбывающие по суду наказания, включая лишенных прав состояния, получали право условного освобождения и зачисления в ряды армии. Теперь условно амнистированные, как стали называть бывших осужденных, имели право пойти на военную службу добровольно на положении охотников, добровольцев с правом заслужить прощение и избавиться вовсе от наказания. Правда, такое зачисление происходило лишь при условии согласия на это принимающих войсковых частей, а не попавшие в части зачислялись в запасные батальоны [2].
      Амнистия и восстановление в правах всех категорий бывших заключенных породили, однако, ряд проблем. В некоторых тюрьмах начались беспорядки с требованием допуска арестантов в армию. С другой стороны, возникло множество недоразумений о порядке призыва. Одни амнистированные воспользовались указанным в законе требованием явиться на призывной пункт, другие, наоборот, стали уклоняться от явки. В этом случае для них был определен срок явки до 15 мая 1917 г., после чего они вновь представали перед законом. Третьи, особенно из ссыльных в Сибири, требовали перед посылкой в армию двухмесячного отпуска для свидания с родственниками, бесплатного проезда и кормовых. Как бы там ни было, фактически бывшие уголовники отнюдь не стремились в армию, затягивая прохождение службы на фронте [3].
      В самой армии бывшие уголовники продолжали совершать преступления, прикрываясь революционными целями, что сходило им с рук. Этим они возбуждали ропот в солдатской среде, ухудшая мотивацию нахождения на фронте.
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 72 об. ГУГШ — военному министру, 4 июля 1917 г.
      2. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 77-78 об. Разъяснение статьи 10 постановления Временного правительства от 17 марта 1917 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 28-29, 41. Переписка ГУГШ с дежурным генералом ВГК, апрель — июль 1917 г. /234/
      «Особенных прав» требовали для себя бывшие «политические», которые требовали вовсе освобождения от воинской службы. В некоторых частях бывшие амнистированные по политическим делам (а за ними по делам о грабежах, убийствах, подделке документов и пр.), апеллируя к своему добровольному приходу в армию, ходатайствовали о восстановлении их в звании унтер-офицеров и поступлении в школы прапорщиков [1].
      Крайне обеспокоенное наплывом бывших уголовников в армию начальство, согласно приказу по военному ведомству № 433 от 10 июля 1917 г., получило право избавить армию от этих лиц [2]. 12 июля Главковерх генерал А. А. Брусилов обратился с письмом к министру-председателю А. Ф. Керенскому, выступая против «загрязнения армии сомнительным сбродом». По его данным, с самого момента посадки на железной дороге для отправления в армию они «буйствуют и разбойничают, пуская в ход ножи и оружие. В войсках они ведут самую вредную пропаганду большевистского толка». По мнению Главковерха, такие лица могли бы быть назначены на наиболее тяжелые работы по обороне, где показали бы стремление к раскаянию [3]. В приказе по военному ведомству № 465 от 14 июля разъяснялось, что такие лица могут быть приняты в войска лишь в качестве охотников и с согласия на это самих войсковых частей [4].
      В августе 1917 г. этот вопрос был поднят Б. В. Савинковым перед новым Главковерхом Л. Г. Корниловым. Наконец, уже в октябре 1917 г. Главное управление Генштаба подготовило документы с предписанием задержать наводнение армии преступниками, немедленно возвращать из войсковых частей в распоряжение прокурорского надзора лиц, оказавшихся в армии без надлежащих документов, а также установить срок, за который необходимо получить свидетельство
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 25-26; 28-29, 41-42, 75, 136, 142-143.
      2. Там же. Д. 1248. Л. 26, 28.
      3. Там же. Л. 29-29 об.
      4. Там же. Л. 25-25 об.; Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1245. Л. 145. /235/
      «о добром поведении», допускающее право дальнейшего пребывания в армии [1].
      По данным министерства юстиции, на август 1917 г. из 130 тыс. (до постановления от 17 марта) освободилось 100 тыс. заключенных [2]. При этом только некоторые из них сразу явились в армию, однако не всех из них приняли, поэтому эта группа находилась в запасных частях внутренних округов. Наконец, третья группа амнистированных, самая многочисленная, воспользовавшись амнистией, никуда не явилась и находилась вне армии. Эта группа занимала, однако, активную общественную позицию. Так, бывшие каторжане из Смоленска предлагали создать самостоятельные боевые единицы партизанского характера (на турецком фронте), что «правильно и благородно разрешит тюремный вопрос» и будет выгодно для дела войны [3]. Были и другие попытки организовать движение бывших уголовных для дела обороны в стране в целом. Образец такой деятельности представлен в Постановлении Петроградской группы бывших уголовных, поступившем в Главный штаб в сентябре 1917 г. Группа протестовала против обвинений в адрес уголовников в развале армии. Уголовники, «озабоченные судьбами свободы и революции», предлагали выделить всех бывших заключенных в особые отряды. Постановление предусматривало также организацию санитарных отрядов из женщин-уголовниц в качестве сестер милосердия. В постановлении заверялось, что «отряды уголовных не только добросовестно, но и геройски будут исполнять возложенные на них обязанности, так как этому будет способствовать кроме преданности уголовных делу свободы и революции, кроме естественного в них чувства любви к их родине и присущее им чувство гордости и личного самолюбия». Одновременно с обращением в Главный штаб группа обратилась с подобным ходатайством в Военный отдел ЦИК Петроградского Совета. Несмотря на всю эксцентричность данного заявления, 30 сентября 1917 г. для его обсуждения было созвано межведомственное совещание
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 26, 29-29 об., 47-47 об.
      2. Там же. Л. 31.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 18 об. /236/
      с участием представителей от министерств внутренних дел, юстиции, политического и главного военно-судебного управлений военного министерства, в присутствии криминалистов и психиатров. Возможно, причиной внимания к этому вопросу были продолжавшие развиваться в руководстве страны идеи о сформировании безоружных рабочих команд из бывших уголовников. Однако совещание даже не поставило вопроса о создании таковых. Требование же образования собственных вооруженных частей из состава бывших уголовников было категорически отвергнуто, «поскольку такие отряды могли лишь увеличить анархию на местах, не принеся ровно никакой пользы военному делу». Совещание соглашалось только на «вкрапление» условно амнистированных в «здоровые воинские части». Создание частей из бывших уголовников допускалось исключительно при формировании их не на фронте, а во внутренних округах, и только тем, кто получит от своих комитетов свидетельства о «добропорядочном поведении». Что же касалось самой «петроградской группы бывших уголовных», то предлагалось сначала подвергнуть ее членов наказанию за неявку на призывные пункты. Впрочем, до этого дело не дошло, т. к. по адресу петроградской артели уголовных помещалось похоронное бюро [1].
      Опыт по привлечению уголовных элементов в армию в годы Первой мировой войны был чрезвычайно многообразен. В русскую армию последовательно направлялось все большее и большее их количество по мере истощения людских ресурсов. Однако массовости такого контингента не удалось обеспечить. Причина была в нарастании множества препятствий: от необходимости оптимальной организации труда в тылу армии на военно-инженерных работах до нейтрализации «вредного» влияния бывших уголовников на различные группы на театре военных действий — военнослужащих, военнопленных, реквизированных рабочих, гражданского населения. Особенно остро вопрос принятия в армию бывших заключенных встал в конце 1916 — начале 1917 г. в связи с нарастанием революционных настроений в армии. Крими-
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 40; Д. 1247. Л. 69. /237/
      нальные группы могли сыграть в этом роль детонирующего фактора. В революционном 1917 г. военное руководство предприняло попытку создания «армии свободной России», используя в т. ч. и призыв к бывшим уголовникам вступать на военную службу. И здесь не удалось обеспечить массового прихода солдат «новой России» из числа бывших преступников. Являясь, в сущности, актом декриминализации военных и гражданских преступлений, эта попытка натолкнулась на противодействие не только уголовного элемента, но и всей остальной армии, в которой широко распространялись антивоенные и революционные настроения. В целом армия и руководство страны не сумели обеспечить равенства тягот для всего населения в годы войны. /238/
      Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва: Издательский дом «Российское военно-историческое общество» ; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
    • Базанов С.Н. Большевизация 5-й армии Северного фронта накануне Великого Октября // Исторические записки. №109. 1983. С. 262-280.
      By Военкомуезд
      БОЛЬШЕВИЗАЦИЯ 5-Й АРМИИ СЕВЕРНОГО ФРОНТА НАКАНУНЕ ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ

      С. Н. Базанов

      Революционное движение в действующей армии в 1917 г. является одной из важнейших проблем истории Великого Октября Однако далеко не все аспекты этой проблемы получили надлежащее освещение в советской историографии. Так, если Северному фронту в целом и его 12-й армии посвящено значительное количество работ [1], то другие армии фронта (1-я и 5-я) в известной степени оставались в тени. Недостаточное внимание к 1-й армии вполне объяснимо (небольшая численность, переброска на Юго-Западный фронт в связи с подготовкой наступления). Иное дело 5-я армия. Ее солдаты, включенные в состав карательного отряда генерала Н. И. Иванова, отказались сражаться с революционными рабочими и солдатами Петрограда и тем самым внесли свой вклад в победу Февральской буржуазно-демократической революции. В период подготовки наступления на фронте, в котором 5-я армия должна была сыграть активную роль, в ней развернулось массовое антивоенное выступление солдат, охватившее значительную часть армии. Накануне Октября большевики 5-й армии, незадолго до того оформившиеся в самостоятельную организацию, сумели повести за собой значительную часть делегатов армейского съезда, и образованный на нем комитет был единственным в действующей армии, где преобладали большевики, а председателем был их представитель Э. М. Склянский. Большевики 5-й армии сыграли важную роль в разгроме мятежа Керенского — Краснова, воспрепятствовав продвижению контрреволюционных частей на помощь мятежникам. Все это убедительно свидетельствует о том, что процесс большевизации 5-й армии Северного фронта заслуживает специального исследования.

      5-я армия занимала левое крыло Северного фронта, в состав которого она вошла после летней кампании 1915 г. В начале 1917 г. линия фронта 5-й армии проходила южнее Якобштадта, от разграничительной линии с 1-й армией и вдоль Западной Двины до разграничительной линии с Западным фронтом у местечка Видзы. В июле — сентябре правый фланг 5-й армии удлинился в связи с переброской 1-й армии на Юго-Западный фронт. Протяженность линии фронта 5-й армии при этом составила 208 км [2]. Штаб ее был в 15 км от передовых позиций, в Двинске. /262/

      В состав 5-й армии в марте — июне входили 13, 14, 19, 28-й армейские и 1-й кавалерийский корпуса; в июле — сентябре — 1, 19 27, 37-й армейские и 1-й кавалерийский корпуса; в октябре- ноябре — 14, 19, 27, 37, 45-й армейские корпуса [3]. Как видим, только 14-й и 19-й армейские корпуса были «коренными», т.е. постоянно находились в составе 5-й армии за весь исследуемый период. Это обстоятельство создает известные трудности в учении процесса большевизации 5-й армии. Фронт и тыл армии находились в Латгалии, входившей в состав Витебской губернии (ныне часть территории Латвийской ССР). Крупнейшим голодом Латгалии был Двинск, находившийся на правом берегу Западной Двины на пересечении Риго-Орловской и Петроградско-Варшавской железных дорог. Накануне первой мировой войны на-селение его составляло 130 тыс. человек. С приближением к Двинску линии фронта многие промышленные предприятия эвакуировались. Сильно уменьшилось и население. Так, в 1915 г. было эвакуировано до 60 предприятий с 5069 рабочими и их семьями [4]. В городе осталось лишь одно крупное предприятие — вагоноремонтные мастерские Риго-Орловской железной дороги (около 800 рабочих). Кроме того, действовало несколько мелких мастерских и кустарных заведений. К кануну Февральской революции население Двинска состояло преимущественно из полупролетарских и мелкобуржуазных элементов. Вот в этом городе с 1915 г. размещался штаб 5-й армии.

      В тыловом ее районе находился второй по значению город Латгалии — Режица. По составу населения он мало отличался от Двинска. Наиболее организованными и сознательными отрядами пролетариата здесь были железнодорожники. Более мелкими городами являлись Люцин, Краславль и др.

      Что касается сельского населения Латгалии, то оно состояло в основном из беднейших крестьян и батраков при сравнительно небольшой прослойке кулачества и середняков. Большинство земель и лесных угодий находилось в руках помещиков (большей частью немецкого и польского происхождения). В целом крестьянская масса Латгалии была значительно более отсталой, чем в других районах Латвии [5]. Все перечисленные причины обусловили относительно невысокую политическую активность пролетарских и крестьянских масс рассматриваемого района. Солдатские массы 5-й армии явились здесь основной политической силой.

      До войны в Двинске действовала большевистская организация, но в годы войны она была разгромлена полицией. К февралю 1917 г. здесь уцелела только партийная группа в мастерских Риго-Орловской железной дороги [6]. В целом же на Северном Фронте до Февральской революции существовало несколько подпольных большевистских групп, которые вели агитационно-пропагандистскую работу в воинских частях [7]. Их деятельность беспокоила командование. На совещании главнокомандующих фрон-/263/-тами, состоявшемся в Ставке 17—18 декабря 1916 г., главнокомандующий армиями Северного фронта генерал Н. В. Рузский отмечал, что «Рига и Двинск несчастье Северного фронта... Это два распропагандированных гнезда» [8].

      Победа Февральской революции привела к легализации существовавших подполью большевистских групп и появлению новых. В создании партийной организации 5-й армии большую роль сыграла 38 пехотная дивизия, входившая в состав 19-го армейского корпуса. Организатором большевиков дивизии был врач Э. М. Склянский, член партии с 1913 г., служивший в 149-м пехотном Черноморском полку. Большую помощь ему оказывал штабс-капитан А. И. Седякин из 151-го пехотного Пятигорского полка, вскоре вступивший в партию большевиков. В марте 1917 г. Склянский и Седякин стали председателями полковых комитетов. На проходившем 20—22 апреля совещании Совета солдатских депутатов 38-й пехотной дивизии Склянский был избран председателем дивизионного Совета, а Седякин — секретарем [9]. Это сразу же сказалось на работе Совета: по предложению Склянского Советом солдатских депутатов 38-й пехотной дивизии была принята резолюция об отношении к войне, посланная Временному правительству, в которой содержался отказ от поддержки его империалистической политики [10]. Позднее, на состоявшемся 9—12 мая в Двинске II съезде 5-й армии, Склянский образовал большевистскую партийную группу [11].

      В апреле — мае 1917 г. в частях армии, стоявших в Двинске, развернули работу такие большевистские организаторы, как поручик 17-й пехотной дивизии С. Н. Крылов, рядовой железнодорожного батальона Т. В. Матузков. В этот же период активную работу вели большевики и во фронтовых частях. Например, в 143-м пехотном Дорогобужском полку активно работали члены большевистской партии А. Козин, И. Карпухин, Г. Шипов, A. Инюшев, Ф. Буланов, И. Винокуров, Ф. Рыбаков [12]. Большевики выступали на митингах перед солдатами 67-го Тарутинского и 68-го Бородинского пехотных полков и других частей Двинского гарнизона [13].

      Нередко агитационно-массовая работа большевиков принимала форму бесед с группами солдат. Например, 6 мая в Двинске солдатом 731-го пехотного Комаровского полка большевиком И. Лежаниным была проведена беседа о текущих событиях с группой солдат из 17-й пехотной дивизии. Лежанин разъяснял солдатам, что назначение А. Ф. Керенского военным министром вместо А. И. Гучкова не изменит положения в стране и на фронте, что для окончания войны и завоевания настоящей свободы народу нужно свергнуть власть капиталистов, что путь к миру и свободе могут указать только большевики и их вождь — B. И. Ленин [14]. /264/

      Армейские большевики поддерживали связи с военной организацией при Петроградском комитете РСДРП(б), а также побывали в Риге, Ревеле, Гельсингфорсе и Кронштадте. Возвращаясь из этих поездок, они привозили агитационную литературу и рассказывали солдатам о революционных событиях в стране [15]. В солдатские организации в период их возникновения и начальной деятельности в марте — апреле попало много меньшевиков и эсеров. В своих выступлениях большевики разоблачали лживый характер обещаний соглашателей, раскрывали сущность их политики. Все это оказывало несомненное влияние па солдатские массы.

      Росту большевистских сил в армии способствовали маршевые роты, прибывавшие почти еженедельно. Они направлялись в 5-ю армию в основном из трех военных округов — Московского, Петроградского и Казанского. Пункты квартирования запасных полков, где формировались маршевые роты, находились в крупных промышленных центрах — Петрограде, Москве, Казани, Ярославле, Нижнем Новгороде, Орле, Екатеринбурге и др. [16] В некоторых запасных полках имелись большевистские организации, которые оказывали немалое влияние на отправлявшиеся в действующую армию маршевые роты.

      При посредстве военного бюро МК РСДРП (б) весной 1917 г. была создана военная организация большевиков Московского гарнизона. С ее помощью были образованы партийные группы в 55, 56, 184, 193-м и 251-м запасных пехотных полках [17]. В 5-ю армию часто присылались маршевые роты, сформированные в 56-м полку [18]. Прибывавшие пополнения приносили с собой агитационную литературу, оказывали революционизирующее влияние на фронтовиков. Об этом красноречиво говорят многочисленные сводки командования: «Влияние прибывающих пополнений отрицательное...», «...прибывающие пополнения, зараженные в тылу духом большевизма, также являются важным слагаемым в сумме причин, влияющих на резкое понижение боеспособности и духа армии» [19] и т. д.

      И действительно, маршевые роты, сформированные в промышленных центрах страны, являлись важным фактором в большевизации 5-й армии, поскольку отражали классовый состав районов расквартирования запасных полков. При этом следует отметить, что по социальному составу 5-я армия отличалась от некоторых других армий. Здесь было много рабочих из Петрограда, Москвы и даже с Урала [20]. Все это создавало благоприятные условия для возникновения большевистской армейской организации. Тем более что за май — июнь, как показано в исследовании академика И. И. Минца, число большевистских групп и членов партии на Северном фронте возросло более чем в 2 раза [21].

      Тем не менее большевистская организация в 5-й армии в этот период не сложилась. По мнению В. И. Миллера, это можно /265/ объяснить рядом причин. С одной стороны, в Двинске не было как отмечалось, большевистской организации, которая могла бы возглавить процесс объединения большевистских групп в воинских частях; не было достаточного числа опытных большевиков и в армии. С другой стороны, постоянные связи, существовавшие у отдельных большевистских групп с Петроградом, создавали условия, при которых образование армейской партийной организации могло показаться излишним [22]. В марте в Двинске была создана объединенная организация РСДРП, куда большевики вошли вместе с меньшевиками [23]. Хотя большевики поддерживали связь с ЦК РСДРП(б), участие в объединенной организации сковывало их борьбу за солдатские массы, мешало проводить собственную линию в солдатских комитетах.

      Итоги первого этапа партийного строительства в армии подвела Всероссийская конференция фронтовых и тыловых организаций партии большевиков, проходившая в Петрограде с 16 по 23 июня. В ее работе приняли участие и делегаты от 5-й армии На заседании 16 июня с докладом о партийной работе в 5-й армии выступил делегат Серов [24]. Конференция внесла серьезный вклад в разработку военной политики партии и сыграла выдающуюся роль в завоевании партией солдатских масс. В результате ее работы упрочились связи местных военных организаций с ЦК партии. Решения конференции вооружили армейских большевиков общей боевой программой действий. В этих решениях были даны ответы на важнейшие вопросы, волновавшие солдатские массы. После конференции деятельность армейских большевиков еще более активизировалась, выросли авторитет и влияние большевистской партии среди солдат.

      Характеризуя политическую обстановку в армии накануне наступления, можно отметить, что к атому времени крайне обострилась борьба между силами реакции и революции за солдат-фронтовиков. Пробным камнем для определения истинной позиции партий и выборных организаций, как известно, явилось их отношение к вопросам войны и мира вообще, братания и наступления в особенности. В результате размежевания по одну сторону встали оборонческий армиском, придаток контрреволюционного командования, и часть соглашательских комитетов, особенно высших, по другую — в основном низовые комитеты, поддерживавшиеся широкими солдатскими массами.

      Борьба солдатских масс 5-й армии под руководством большевиков против наступления на фронте вылилась в крупные антивоенные выступления. Они начались 18 июня в связи с объявлением приказа о наступлении армий Юго-Западного фронта и достигли наивысшей точки 25 июня, когда в отношении многих воинских частей 5-й армии было произведено «вооруженное воздействие» [25]. Эти массовые репрессивные меры продолжались до 8 июля, т. в. до начала наступления на фронте 5-й армии. Сводки /266/ Ставки и донесения командования за вторую половину июня — начало июля постоянно содержали сообщения об антивоенных выступлениях солдат 5-й армии. В составленном командованием армии «Перечне воинских частей, где производились дознания по делам о неисполнении боевых приказов» названо 55 воинских частей [26]. Однако этот список далеко не полный. В хранящихся в Центральном музее Революции СССР тетрадях со списками солдат- «двинцев» [27], помимо указанных в «Перечне» 55 частей, перечислено еще 40 других [28]. В общей сложности в 5-й армии репрессии обрушились на 95 воинских частей, 64 из которых являлись пехотными, особыми пехотными и стрелковыми полками. Таким образом, больше всего арестов было среди «окопных жителей», которым и предстояло принять непосредственное участие в готовящемся наступлении.

      Если учесть, что в конце июня — начале июля по боевому расписанию в 5-й армии находилось 72 пехотных, особых пехотных и стрелковых полка [29], то получается, что антивоенное движение охватило до 90% этих частей. Особенно значительным репрессиям подверглись те части, где было наиболее сильное влияние большевиков и во главе полковых комитетов стояли большевики или им сочувствующие. Общее число арестованных солдат доходило до 20 тыс. [30], а Чрезвычайной следственной комиссией к суду было привлечено 12 725 солдат и 37 офицеров [31].

      После «наведения порядка» командование 5-й армии 8 июля отдало приказ о наступлении, которое уже через два дня провалилось. Потери составили 12 587 солдат и офицеров [32]. Ответственность за эту кровавую авантюру ложилась не только на контрреволюционное командование, но и на соглашателей, таких, как особоуполномоченный военного министра для 5-й армии меньшевик Ю. П. Мазуренко, комиссар армии меньшевик А. Е. Ходоров, председатель армискома народный социалист А. А. Виленкин. 11 июля собралось экстренное заседание армискома, посвященное обсуждению причин неудачи наступления [33]. 15 июля командующий 5-й армией генерал Ю. Н. Данилов в приказе по войскам объявил, что эти причины заключаются «в отсутствии порыва пехоты как результате злостной пропаганды большевиков и общего длительного разложения армии» [34]. Однако генерал не указал главного: солдаты не желали воевать за чуждые им интересы русской и англо-французской буржуазии.

      Эти события помогли солдатам разобраться в антинародном характере политики Временного правительства и в предательстве меньшевиков и эсеров. Солдаты освобождались от «оборончества», вступали в решительную борьбу с буржуазией под лозунгами большевистской партии, оказывали активную помощь армейским большевикам. Например, при содействии солдат большевики 12-й армии не допустили разгрома своих газет, значительное количество которых доставлялось в 5-ю армию. /267/

      Вот что сообщала Ставка в сводке о настроении войск Северного фронта с 23 по 31 июля: «Большевистские лозунги распространяются проникающей в части в громадном количестве газетой «Окопный набат», заменившей закрытую «Окопную правду»» [35].

      Несмотря на начавшийся в июле разгул реакции, армейские большевики и сочувствующие им солдаты старались осуществлять связь с главным революционным центром страны — Петроградом. Так, в своих воспоминаниях И. М. Гронский, бывший в то время заместителем председателя комитета 70-й пехотной дивизии [36], пишет, что в середине июля по поручению полковых комитетов своей дивизии он и солдат 280-го пехотного Сурского полка Иванов ездили в двухнедельную командировку в Петроград. Там они посетили заводы — Путиловский и Новый Лесснер, где беседовали с рабочими, а также «встретились с Н. И. Подвойским и еще одним товарищем из Бюро военной организации большевиков». Подвойского интересовали, вспоминает И. М. Гронский, прежде всего наши связи с солдатскими массами. Еще он особенно настаивал на организации в армии отпора генеральско-кадетской реакции. Далее И. М. Гронский заключает, что «встреча и беседа с Н. И. Подвойским была на редкость плодотворной. Мы получили не только исчерпывающую информацию, но и весьма ценные советы, как нам надлежит вести себя на фронте, что делать для отражения наступления контрреволюции» [37].

      Работа армейских большевиков в этот период осложнилась тем, что из-за арестов сильно уменьшилось число членов партии, силы их были распылены. Вот тогда, в июле — августе 1917 г., постепенно и начала осуществляться в 5-й армии тактика «левого блока». Некоторые эсеры, например, упомянутый выше Гронский, начали сознавать, что Временное правительство идет по пути реакции и сближается с контрреволюционной генеральской верхушкой. Осознав это, они стали склоняться на сторону большевиков. Большевики охотно контактировали с ними, шли навстречу тем, кто борется против Временного правительства. Большевики понимали, что это поможет им завоевать солдатские массы, значительная часть которых была из крестьян и еще шла за эсерами.

      Складывание «левого блока» прослеживается по многим фактам. Он рождался снизу. Так, Гронский в своих воспоминаниях пишет, что солдаты стихийно тянулись к большевикам, а организовывать их было почти некому. В некоторых полковых комитетах не осталось ни одного члена большевистской партии. «Поэтому я, — пишет далее Гронский, — попросил Петрашкевича и Николюка (офицеры 279-го пехотного Лохвицкого полка, сочувствующие большевикам. — С. Б.) помочь большевикам, солдатам 279-го Лохвицкого полка и других частей в организации партийных групп и снабжении их большевистской литературой. С подобного рода /268/ просьбами я не раз обращался к сочувствующим нам офицерам я других частей (в 277-м пехотном Переяславском полку — к поручику Шлезингеру, в 278-м пехотном Кромском полку — к поручику Рогову и другим). И они, надо сказать, оказали нам существенную помощь. В сентябре и особенно в октябре во всех частях и крупных командах дивизии (70-й пехотной дивизии. — С. Б.) мы уже имели оформившиеся большевистские организаций» [38].

      Агитационно-пропагандистская работа большевиков среди солдатских масс в этот период проводилась путем сочетания легальной и нелегальной деятельности. Так, наряду с нелегальным распространением большевистской литературы в полках 70-й и 120-й пехотных дивизий большевики широко использовали публичные читки газет не только соглашательских, но и правого направления. В них большевики отыскивали и зачитывали солдатам откровенно реакционные по своему характеру высказывания, которые как нельзя лучше разоблачали соглашателей и контрреволюционеров всех мастей. Самое же главное, к этому средству пропаганды нельзя было придраться контрреволюционному командованию [39].

      О скрытой работе большевиков догадывалось командование. Но выявить большевистских агитаторов ему не удавалось, так как солдатская масса не выдавала их. Основная ее часть уже поддерживала политику большевиков. В начале августа в донесении в Ставку комиссар 5-й армии А. Е. Ходоров отмечал: «Запрещение митингов и собраний не дает возможности выявляться массовым эксцессам, но по единичным случаям, имеющим место, чувствуется какая-то агитация, но уловить содержание, планомерность и форму пока не удалось» [40]. В сводке сведений о настроении на Северном фронте за время с 10 по 19 августа сообщалось, что «и в 5-й и в 12-й армиях по-прежнему отмечается деятельность большевиков, которая, однако, стала носить характер скрытой подпольной работы» [41]. А в своем отчете в Ставку за период с 16 по 20 августа тот же Ходоров отмечал заметную активизацию солдатской массы и дальнейшее обострение классовой борьбы в армии [42]. Активизация солдатских масс выражалась в требованиях отмены смертной казни на фронте, демократизации армии, освобождения из-под ареста солдат, прекращения преследования выборных солдатских организаций. 16 августа состоялся митинг солдат 3-го батальона 479-го пехотного Кадниковского полка, на котором была принята резолюция с требованием освободить арестованных командованием руководителей полковой организации большевиков. Участники митинга высказались против Временного правительства. Аналогичную резолюцию вынесло объединенное заседание ротных комитетов 3-го батальона 719-го пехотного Лысогорского полка, состоявшееся 24 августа [43]. /269/

      Полевение комитетов сильно встревожило соглашательский армиском 5-й армии. На состоявшихся 17 августа корпусных и дивизионных совещаниях отмечалось, что «сильной помехой в деле закрепления положения комитетов является неустойчивость некоторых из них — преимущественно низших (ротных и полковых), подрывающая частой сменой состава самую возможность плодотворной работы» [44].

      В целом же, характеризуя период июля — августа, можно сказать, что, несмотря на репрессивные меры, большевики 5-й армии не прекратили своей деятельности. Они неустанно мобилизовывали и сплачивали массы на борьбу за победу пролетарской революции. Таково было положение в 5-й армии к моменту начала корниловского мятежа.

      Весть о генеральской авантюре всколыхнула солдатские массы. Соглашательский армиском 5-й армии выпустил обращение к солдатам с призывом сохранять спокойствие, особо подчеркнул, что он не выделяет части для подавления корниловщины, так как «этим должно заниматься Временное правительство, а фронт должен отражать наступление немцев» [45]. Отпор мятежу могли дать только солдатские массы под руководством большевиков. Ими было сформировано несколько сводных отрядов, установивших контроль над железнодорожными станциями, а также создан военно-революционный комитет. Как сообщалось в донесении комиссара Ходорова Временному правительству, в связи с выступлением генерала Корнилова за период со 2 по 4 сентября солдаты арестовали 18 офицеров, зарекомендовавших себя отъявленными контрреволюционерами. Аресты имели место в 17-й и и 38-й артиллерийских бригадах, в частях 19-го армейского корпуса, в 717-м пехотном Сандомирском полку, 47-м отдельном тяжелом дивизионе и других частях [46]. Солдатские комитеты действовали и другими методами. В сводках сведений о настроении в армии, переданных в Ставку с 28 августа по 12 сентября, зарегистрировано 20 случаев вынесения низовыми солдатскими комитетами резолюций о смещении, недоверии и контроле над деятельностью командиров [47]. Комиссар 5-й армии Ходоров сообщал Временному правительству: «Корниловская авантюра уже как свое последствие создала повышенное настроение солдатских масс, и в первую очередь это сказалось в подозрительном отношении к командному составу» [48].

      Таким образом, в корниловские дни солдатские массы 5-й армии доказали свою преданность революции, единодушно выступили против мятежников, добились в большинстве случаев их изоляции, смещения с командных постов и ареста. Разгром корниловщины в значительной мере способствовал изживанию последних соглашательских иллюзий. Наступил новый этап большевизации солдатских масс. /270/

      После разгрома генеральского заговора значительная часть низовых солдатских комитетов выступила с резолюциями, в которых настаивала на разгоне контрреволюционного Союза офицеров, чистке командного состава, отмене смертной казни, разрешений политической борьбы в армии [49]. Однако требования солдатских масс шли гораздо дальше этой достаточно умеренной программы. Солдаты требовали заключения мира, безвозмездной передачи земли крестьянам и национализации ее, а наиболее сознательные — передачи всей власти Советам [50]. На такую позицию эсеро-меньшевистское руководство комитетов стать не могло. Это приводило к тому, что солдаты переизбирали комитеты, заменяя соглашателей большевиками и представителями «левого блока».

      После корниловщины (в сентябре — октябре) революционное движение солдатских масс поднялось на новую, более высокую ступень. Солдаты начали выходить из повиновения командованию: не исполнять приказы, переизбирать командиров, вести активную борьбу за мир, брататься с противником. Партии меньшевиков и эсеров быстро утрачивали свое влияние.

      Авторитет же большевиков после корниловских дней резко возрос. Об этом красноречиво свидетельствуют сводки комиссаров и командования о настроении в частях 5-й армии. В сводке помощника комиссара 5-й армии В. С. Долгополова от 15 сентября сообщалось, что «большевистские течения крепнут» [51]. В недельной сводке командования от 17 сентября сообщалось, что «в 187-й дивизии 5-й армии отмечалось значительное влияние большевистской пропаганды» [52]. В сводке командования от 20 сентября говорилось, что «большевистская пропаганда наблюдается в 5-й армии, особенно в частях 120 дивизии» [53]. 21 сентября Долгополов писал, что большевистская агитация усиливается [54]. То же самое сообщалось и в сводках командования от 25 и 29 сентября [55]. 2 октября командующий 5-й армией В. Г. Болдырев докладывал военному министру: «Во всей армии чрезвычайно возросло влияние большевизма» [56].

      ЦК РСДРП(б) уделял большое внимание партийной работе в действующей армии, заслушивал на своих заседаниях сообщения о положении на отдельных фронтах. С такими сообщениями, в частности, трижды (10, 16 и 21 октября) выступал Я. М. Свердлов, докладывавший об обстановке на Северном и Западном фронтах [57]. ЦК оказывал постоянную помощь большевистским организациям в действующей армии, число которых на Северном фронте к этому времени значительно возросло. К концу октября 1917 г. ЦК РСДРП (б) был непосредственно связан, по подсчетам П. А. Голуба, с большевистскими организациями и группами более 80 воинских частей действующей армии [58]. В адресной книге ЦК РСДРП (б) значатся 11 воинских частей 5-й армии, имевших с ним переписку, среди которых отмечен и 149-й пехотный Чер-/271/-номорский полк. От его большевистской группы переписку вел Э. М. Склянский [59].

      Солдаты 5-й армии ноодпокритно посылали свои депутации в Петроградский и Московский Советы. Так, 27 сентября комитетом 479-го пехотного Кадниковского полка был делегирован в Моссовет член комитета В. Фролов. Ему поручили передать благодарность Моссовету за горячее участие в дело освобождения из Бутырской тюрьмы двинцев, особенно однополчан — большевиков П. Ф. Федотова, М. Е. Летунова, Политова и др. [60] 17 октября Московский Совет посетила делегация комитета 37-го армейского корпуса [61]. Посылка солдатских делегаций в революционные центры способствовала росту и укреплению большевистских организаций в армии.

      Руководители армейских большевиков посылали членов партии в ЦК для получения инструкций и агитационной литературы. С таким поручением от большевиков 14-го армейского корпуса 17 октября отправился в Петроград член корпусного комитета Г. М. Чертов [62]. ЦК партии, в свою очередь, посылал к армейским большевикам видных партийных деятелей для инструктирования и укрепления связей с центром. В середине сентября большевиков 5-й армии посетил В. Н. Залежский [63], а в середине октября — делегация петроградских партийных работников, возглавляемая Б. П. Позерном [64].

      О тактике большевистской работы в армии пишет в своих воспоминаниях служивший в то время вольноопределяющимся в одной из частей 5-й армии большевик Г. Я. Мерэн: «Основные силы наличных в армии большевиков были направлены на низовые солдатские массы. Отдельные большевики в войсковых частях создали группы большевистски настроенных солдат, распространяли свое влияние на низовые войсковые комитеты, устанавливали связь между собой, а также с ЦК и в первую очередь с военной организацией» [65]. Этим в значительной мере и объясняется тот факт, что большевизация комитетов начиналась снизу.

      Этот процесс отражен в ряде воспоминаний участников революционных событий в 5-й армии. И. М. Гронский пишет, что «во всех частях и командах дивизии (70-й пехотной.— С. Б.) эсеры и особенно меньшевики потерпели поражение. Количество избранных в комитеты сторонников этих двух партий сократилось. Перевыборы принесли победу большевикам» [66]. Н. А. Брыкин сообщает, что во второй половине сентября солдаты 16-го Особого пехотного полка под руководством выпущенных по их настоянию из двинской тюрьмы большевиков «взялись за перевыборы полкового комитета, комиссара, ротных судов и всякого рода комиссий. Ушков (большевик. — С. Б.) был избран комиссаром полка, Студии (большевик.— С. Б.) — председателем полкового комитета, меня избрали председателем полковой организации большевиков» [67]. /272/

      Процесс большевизации отчетливо прослеживается и по сводкам сведений, отправлявшихся из армии в штаб фронта. В сводке за период от 30 сентября по 6 октября отмечалось: «От полковых и высших комитетов все чаще и чаще поступают заявления, что они утрачивают доверие масс и бессильны что-либо сделать...». А за 5—12 октября сообщалось, что «в настоящее время происходят перевыборы комитетов; результаты еще неизвестны, но процентное отношение большевиков растет». Следующая сводка (за 20—27 октября) подтвердила это предположение: «Перевыборы комитетов дали перевес большевикам» [68].

      Одновременно с завоеванием солдатских организаций большевики развернули работу по созданию своей организации в масштабе всей армии. Существовавшая в Двинске организация РСДРП была, как уже отмечалось, объединенной. В имевшуюся при ней военную секцию входило, по данным на август 1917 г., 275 человек [69]. На состоявшемся 22 сентября в Двинске собрании этой организации произошло размежевание большевиков и меньшевиков 5-й армии [70].

      Вслед за тем был избран Двинский комитет РСДРП (б). Порвав с меньшевиками и создав свою организацию, большевики Двинска подготовили благоприятные условия для создания большевистской организации 5-й армии. Пока же при городском комитете РСДРП (б) образовался армейский большевистский центр. Разрозненные до этого отдельные организации и группы обрели наконец единство. Руководство партийной работой возглавили энергичные вожаки армейских большевиков: Э. М. Склянский, А. И. Седякин, И. М. Кригер, Н. Д. Собакин и др. [71]

      Созданию армейской организации большевиков способствовало также то, что вскоре оформился ряд самостоятельных большевистских организаций в тыловых частях 5-й армии, расположенных в крупных населенных пунктах, в частности в Дагде, Режице, Краславле [72]. Двинский комитет РСДРП(б) совместно с временным армейским большевистским центром стал готовиться к армейской партийной конференции.

      Перед этим состоялись конференции соглашательских партий (22—24 сентября у эсеров и 3—4 октября у меньшевиков), все еще пытавшихся повести за собой солдат. Однако важнейший вопрос — о мире — на этих конференциях либо вовсе игнорировался (у эсеров) [73], либо решался отрицательно (у меньшевиков) [74]. Это усиливало тяготение солдат в сторону большевиков.

      Новым шагом в укреплении позиций большевиков 5-й армии накануне Великого Октября явилось их оформление в единую организацию. Инициаторами созыва I конференции большевистских организаций 5-й армии (Двинск, 8—9 октября) были Э. М. Склянский, А. И. Седякин, И. М. Кригер [75]. На конференцию прибыли 34 делегата с правом решающего голоса и 25— с правом совещательного, представлявшие около 2 тыс. членов /273/ партии от трех корпусов армии. (Военные организации остальные двух корпусов не прислали своих представителей, так как до них не дошли телеграфные сообщения о конференции [76]) Прибыли представители от большевистских организаций гарнизонов Витебска, Двинска, Дагды, Краславля, Люцина и др. [77].

      Сообщения делегатов конференции показали, что подавляющее большинство солдат доверяет партии большевиков, требует перехода власти в руки Советов и заключения демократического мира. В резолюции, принятой после докладов с мест, конференция призвала армейских большевиков «с еще большей энергией основывать организации в частях и развивать существующие», а в резолюции о текущем моменте провозглашалось, что «спасение революции, спасение республики только в переходе власти к Советам рабочих, солдатских, крестьянских и батрацких депутатов» [78].

      Конференция избрала Бюро военной организации большевиков 5-й армии из 11 человек (во главе с Э. М. Склянским) и выдвинула 9 кандидатов в Учредительное собрание. Четверо из них были непосредственно из 5-й армии (Склянский, Седякин, Собакин, Андреев), а остальные из списков ЦК РСДРП (б) [79]. Бюро военной организации большевиков 5-й армии, послав в секретариат ЦК партии отчет о конференции, просило прислать литературу, посвященную выборам в Учредительное собрание, на что был получен положительный ответ [80].

      Бюро начало свою работу в тесном контакте с Двинским комитетом РСДРП(б), установило связь с военной организацией большевиков 12-й армии, а также с организациями большевиков Режицы и Витебска.

      После исторического решения ЦК РСДРП (б) от 10 октября о вооруженном восстании большевики Северного фронта мобилизовали все свои силы на выполнение ленинского плана взятия власти пролетариатом. 15—16 октября в Вендене состоялась учредительная конференция военных большевистских организаций всего Северного фронта. На нее собрались представители от организаций Балтийского флота, дислоцировавшегося в Финляндии, 42-го отдельного армейского корпуса, 1, 5, 12-й армий [81]. Конференция заслушала доклады с мест, обсудила текущий момент, вопрос о выборах в Учредительное собрание. Она прошла под знаком единства и сплочения большевиков Северного фронта вокруг ЦК партии, полностью поддержала его курс на вооруженное восстание.

      Объединение работающих на фронте большевиков в армейские и фронтовые организации позволяло ЦК РСДРП(б) усилить руководство большевистскими организациями действующей армии, направить их деятельность на решение общепартийных задач, связанных с подготовкой и проведением социалистической революции. Важнейшей задачей большевиков 5-й армии на дан-/274/-ном этапе были перевыборы соглашательского армискома. Многие части армии выдвигали подобные требования на своих собраниях, что видно из сводок командовании и периодической печати того времени [82]. И октябре оказались переизбранными большинство ротных и полковых комитетом и часть комитетом высшего звена. К октябрю большевики повели за собой значительную долю полковых, дивизионных и даже корпусных комитетов 5-й армии.

      Все это требовало созыва армейского съезда, где предстояло переизбрать армиском. Военная организация большевиков 5-й армии мобилизовала партийные силы на местах, развернула борьбу за избрание на съезд своих представителей.

      III съезд начал свою работу 16 октября в Двинске. 5-ю армию представляли 392 делегата [83]. Первым выступил командующий 5-й армией генерал В. Г. Болдырев. Он говорил о «невозможности немедленного мира» и «преступности братанья» [84]. Затем съезд избрал президиум, включавший по три представителя от больших и по одному от малых фракций: Э. М. Склянский, А. И. Седикин, К. С. Рожкевич (большевики), В. Л. Колеров, И. Ф. Модницей, Качарский (эсеры) [85], Харитонов (меньшевик-интернационалист), Ю. П. Мазуренко (меньшевик-оборонец) и А. А. Виленкин (народный социалист). Председателем съезда делегаты избрали руководителя большевистской организации 5-й армии Э. М. Склянского. Но меньшевистско-эсеровская часть съезда потребовала переголосования путем выхода в разные двери: в левую — те, кто голосует за Склянского, в правую — за эсера Колерова. Однако переголосование все равно дало перевес кандидатуре Склянского. За него голосовали 199 делегатов, а за Колерова — 193 делегата [86].

      На съезде большевики разоблачали соглашателей, подробно излагали линию партии но вопросам земли и мира. Используя колебании меньшевиков-интернационалистов, левых эсеров, максималистов, большевики успешно проводили свою линию, что отразилось в принятых съездом резолюциях. Так, в первый день работы но предложению большевиков съезд принял резолюцию о работе армискома. Прежнее руководство было охарактеризовано как недемократичное и оторванное от масс [87]. 17 октября съезд принял резолюцию о передаче всей земли, вод, лесов и сельскохозяйственного инвентаря в полное распоряжение земельных комитетов [88]. Съезд указал (19 октября) на сложность политического и экономического положения в стране и подчеркнул, что выход из него — созыв II Всероссийского съезда Советов [89]. Правые эсеры и меньшевики-оборонцы пытались снять вопрос о передаче власти в руки Советов. Против этих попыток решительно выступили большевики, которых поддержала часть левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов. Склянский в своей речи дал ответ соглашателям: «Мы не должны ждать Учредительного собрания, которое уже откладывалось не без согласия оборонцев, ко-/275/-торые возражают и против съезда Советов. Главнейшая задача нашего съезда — это избрать делегатов на съезд Советов, который созывается не для срыва Учредительного собрания, а для обеспечении его созыва, и от съезда Советов мы обязаны потребовать проведении тех мер, которые семь месяцев ждет вся революционная армии» [90].

      Таким образом, по аграрному вопросу и текущему моменту были приняты в основном большевистские резолюции. Остальные разрабатывались также в большевистском духе (о мире, об отношении к командному составу и др.). Этому способствовало практическое осуществление большевиками 5-й армии, с июля — августа 1917 г., тактики «левого блока». Они сумели привлечь на свою сторону левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов, что сказалось на работе съезда.

      Немаловажную роль в поднятии авторитета большевиков на съезде сыграло присутствие на нем группы видных петроградских партийных работников во главе с Б. П. По зерном [91], посланной ЦК РСДРП (б) на Северный фронт с целью инструктирования, агитации и связи [92]. Петроградские большевики информировали своих товарищей из 5-й армии о решениях ЦК партии, о задачах, которые должны выполнить армейские большевики в общем плане восстания. Посланцы столицы выступили на съезде с приветствием от Петроградского Совета [93].

      Завершая свою работу (20 октября), съезд избрал новый состав армискома во главе с Э. М. Склянским, его заместителем стал А. И. Седякин. В армиском вошло 28 большевиков, в том числе Н. Д. Собакин, И. М. Кригер, С. В. Шапурин, Г. Я. Мерэн, Ашмарин, а также 7 меньшевиков-интернационалистов, 23 эсера и 2 меньшевика-оборонца [94]. Это был первый во фронтовых частях армейский комитет с такой многочисленной фракцией большевиков.

      Победа большевиков на III армейском съезде ускорила переход на большевистские позиции крупных выборных организаций 5-й армии и ее тылового района. 20—22 октября в Двинске состоялось собрание солдат-латышей 5-й армии, избравшее свое бюро в составе 6 большевиков и 1 меньшевика-интернационалиста [95]. 22 октября на заседании Режицкого Совета был избран новый состав Исполнительного комитета. В него вошли 10 большевиков и 5 представителей партий эсеров и меньшевиков. Председателем Совета был избран солдат 3-го железнодорожного батальона большевик П. Н. Солонко [96]. Незначительное преимущество у соглашателей оставалось пока в Двинском и Люцинском Советах [97].

      Большевики 5-й армии смогли добиться крупных успехов благодаря тому, что создали в частях и соединениях разветвленную сеть партийных групп, организовали их в масштабе армии, провели огромную агитационно-пропагандистскую работу среди /276/ солдат. Свою роль сыграли печать, маршевые роты, рабочие делегации на фронт, а также делегации, посылаемые солдатами в Петроград, Москву, Ригу и другие революционные центры.

      Рост большевистского влияния на фронте способствовал усилению большевизации солдатских комитетов, которая выразилась в изгнании из них соглашателей, выдвижении требований заключения мира, разрешения аграрного вопроса, полной демократизации армии и передачи власти Советам. Переизбранные комитеты становились фактической властью в пределах своей части, и ни одно распоряжение командного состава не выполнялось без их санкции. С каждым днем Временное правительство и командование все больше теряли возможность не только политического, но и оперативного управления войсками.

      В. И. Ленин писал, что к октябрю — ноябрю 1917 г. армия была наполовину большевистской. «Следовательно, в армии большевики тоже имели уже к ноябрю 1917 года политический «ударный кулак», который обеспечивал им подавляющий перевес сил в решающем пункте в решающий момент. Ни о каком сопротивлении со стороны армии против Октябрьской революции пролетариата, против завоевания политической власти пролетариатом, не могло быть и речи...» [98].

      Успех большевиков на III армейском съезде подготовил переход большинства солдат 5-й армии Северного фронта на сторону революции. В последний день работы съезда (20 октября) начальник штаба фронта генерал С. Г. Лукирский доложил по прямому проводу в Ставку генералу Н. Н. Духонину: «1-я и 5-я армии заявили, что они пойдут не за Временным правительством, а за Петроградским Советом» [99]. Такова была политическая обстановка в 5-й армии накануне Великого Октября.

      На основании вышеизложенного большевизацию солдатских масс 5-й армии Северного фронта можно условно разделить на три основных периода: 1) образование в армии большевистских групп, сплочение вокруг них наиболее сознательных солдат (март — июнь); 2) полевение солдатских масс после июльских событий и начало складывания «левого блока» в 5-й армии (июль — август); 3) новая ступень полевения солдатских масс после корниловщины, образование самостоятельной большевистской организации, практическое осуществление политики «левого блока», в частности в ходе III армейского съезда, переход большинства солдат на сторону революции (сентябрь — октябрь). Процесс большевизации солдатских масс 5-й армии окончательно завершился вскоре после победы Великого Октября в ходе установления власти Советов.

      1. Капустин М. И. Солдаты Северного фронта в борьбе за власть Советов. М., 1957; Шурыгин Ф. А. Революционное движение солдатских масс Северного фронта в 1917 году. М., 1958; Рипа Е. И. Военно-революционные комитеты района XII армии в 1917 г. на не-/237/-оккупированной территории Латвии. Рига, 1969; Смольников А. С. Большевизация XII армии Северного фронта в 1917 году. М., 1979.
      2. ЦГВИА, ф. 2031 (Штаб главнокомандующего армиями Северного фронта), оп. 1, д. 539.
      3. Там же, д. 212, л. 631—631 об.; д. 214, л. 316—322; ф. 2122 (Штаб 5-й армии), оп. 1, д. 561, л. 211—213, 271—276; д. 652, л. 102—105 об.
      4. Очерки экономической истории Латвии (1900—1917). Рига, 1968, с. 290.
      5. Яковенко А. М. V армия в период мирного развития революции (март — июнь 1917 г.).— Изв. АН ЛатвССР, 1978, № 2, с. 104—105.
      6. Денисенко В. С. Солдаты пятой.— В кн.: Октябрь на фронте: Воспоминания. М., 1967, с. 93; Миллер В. И. Солдатские комитеты русской армии в 1917 г.: (Возникновение и начальный период деятельности). М., 1974, с. 192.
      7. Шелюбский А. П. Большевистская пропаганда и революционное движение на Северном фронте накануне 1917 г.— Вопр. ист., 1947, № 2, с. 73.
      8. Разложение армии в 1917 г.: Сб. док. М.; Л., 1925, с. 7.
      9. Миллер В. И. Указ. соч., с. 194—195.
      10. Революционное движение в России в апреле 1917 г. Апрельский кризис: Документы и материалы. М., 1958, с. 785—786.
      11. Денисенко В. С. Указ. соч., с. 96— 97.
      12. Там же, с. 95.
      13. Якупов Н. М. Партия большевиков в борьбе за армию в период двоевластия. Киев, 1972, с. 116.
      14. Громова 3. М. Борьба большевиков за солдатские массы на Северном фронте в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции. Рига, 1955, с. 129.
      15. Якупов Н. М. Указ. соч., с. 116.
      16. ЦГВИА, ф. 2003 (Ставка / Штаб верховного главнокомандующего /), оп. 2, д. 468, 498, 510; ф. 2015 (Управление военного комиссара Временного правительства при верховном главнокомандующем), оп. 1, д. 54; ф. 2031, оп. 1, д. 1550; оп. 2, д. 295, 306.
      17. Андреев А. М. Солдатские массы гарнизонов русской армии в Октябрьской революции. М., 1975 с. 59—60; Вооруженные силы Безликого Октября. М., 1977, с. 127-128.
      18. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 2, д. 295 л. 98—98 об., 112, 151—151 об.
      19. Там же, оп. 1, д. 1550, л. 24 об. 63.
      20. Якупов Н. М. Указ. соч., с. 45.
      21. Минц И. И. История Великого Октября: В 3-х т. 2-е изд. М., 1978 т. 2, с. 400.
      22. Миллер В. И. Указ. соч., с. 195—196.
      23. К маю 1917 г. объединенная организация РСДРП в Двинске насчитывала 315 членов. Возглавлял ее меньшевик М. И. Кром. См.: Всероссийская конференция меньшевистских и объединенных организаций РСДРП 6—12 мая 1917 г. в Петрограде. Пг., 1917, с. 30.
      24. Борьба партии большевиков за армию в социалистической революции: Сб. док. М., 1977, с. 179.
      25. Более подробно об этом см.: Громова 3. М. Провал июньского наступления и июльские дни на Северном фронте. — Изв. АН ЛатвССР, 1955, № 4; Журавлев Г. И. Борьба солдатских масс против летнего наступления на фронте (июнь —июль 1917 г.). — Исторические записки, М., 1957, т. 61.
      26. ЦГВИА, ф. 366 (Военный кабинет министра-председателя и политическое управление Военного министерства), оп. 2, д. 17, л. 217. Этот «Перечень» с неточностями и пропусками опубликован в кн.: Двинцы: Сборник воспоминаний участников Октябрьских боев в Москве и документы. М., 1957, с. 158—159.
      27. «Двинцы» — революционные солдаты 5-й армии, арестованные за антивоенные выступления в июне — июле 1917 г. Содержались в двинской тюрьме, а затем в количестве 869 человек — в Бутырской, в Москве. 22 сентября по требованию МК РСДРП (б) и Моссовета освобождены. Из них был создан отряд, принявший участие в Октябрьском вооруженном восстании в Москве. /278/
      28. Центральный музей Революции СССР. ГИК, Вс. 5047/15 аб., Д 112-2 р.
      29. ЦГВПА, ф. 2031, оп. 1, д. 212, л. 631—631 об.
      30. Такую цифру называет П. Ф. Федотов, бывший в то время одним из руководителей большевиков 479-го пехотного Кадниковского полка. См.: Двинцы, с. 19.
      31. Революционное движение в русской армии. 27 февраля — 24 октября 1917 г.: Сб. док. М., 1968, с. 376—377.
      32. ЦГВИА, ф. 2122, оп. 1, д. 680, л. 282.
      33. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии (Двинск), 1917, 15 июля.
      34. ЦГВИА, ф. 2122, оп. 2, д. 13, ч. II, л. 313—313 об.
      35. Революционное движение в России в июле 1917 г. Июльский кризис: Документы и материалы. М., 1959, с. 436—437.
      36. И. М. Гронский в то время был эсером-максималистом, но в июльские дни поддерживал партию большевиков, а впоследствии вступил в нее. По его воспоминаниям можно проследить, как в 5-й армии складывался «левый блок».
      37. Гронский И. М. 1917 год. Записки солдата.— Новый мир, 1977, № 10, С. 193—195. О подобных же поездках в Петроград, Кронштадт, Гельсингфорс, Ревель и другие пролетарские центры сообщает в своих воспоминаниях бывший тогда председателем комитета 143-го пехотного Дорогобужского полка (36-я пехотная дивизия) В. С. Денисенко (Указ. соч., с. 94—95). Однако следует отметить, что такие поездки осуществлялись с большим трудом и не носили регулярного характера (см.: Гронский И. М. Указ. соч., с. 199).
      38. Гронский И. М. Указ. соч., с. 199.
      39. Об этом пишет И. М. Гронский (Указ. соч., с. 196—197), а также доносит комиссар 5-й армии А. Е. Ходоров в Управление военного комиссара Временного правительства при верховном главнокомандующем. См.: ЦГВИА, ф. 2015, оп. 1, д. 54, л. 124.
      40. ЦГВИА, ф. 366, оп. 1, д. 227, л. 59.
      41. ЦГВИА, ф. 2015, оп. 1, д. 57, л. 91.
      42. ЦГВИА, ф. 366, оп. 1, д. 227, л. 63—64.
      43. Великая Октябрьская социалистическая революция: Хроника событий: В 4-х т. М., 1960, т. 3. 26 июля — 11 сентября 1917 г., с. 211; Революционное движение в России в августе 1917 г. Разгром корниловского мятежа: Документы и материалы. М., 1959, с. 283—284.
      44. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 23 авг.
      45. Там же, 1917, 31 авг.
      46. Минц И. И. Указ. соч., т. 2, с. 650.
      47. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 41—46 об. (Подсчет автора).
      48. ЦГАОР СССР, ф. 1235 (ВЦИК), оп. 36, д. 180, л. 107.
      49. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 61—61 об.
      50. Рабочий путь, 1917, 30 сент.
      51. О положении армии накануне Октября (Донесения комиссаров Временного правительства и командиров воинских частей действующей армии).— Исторический архив, 1957, № 6, с. 37.
      52. Великая Октябрьская социалистическая революция: Хроника событий: В 4-х т. М., 1961, т. 4. 12 сент.— 25 окт. 1917 г. с. 78.
      53. ЦГВИА, ф. 2003, оп. 4, д. 31, л. 24 об.
      54. Армия в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции.— Красный архив, 1937, т. 84, с. 168—169.
      55. Исторический архив, 1957, № 6, с. 37, 44.
      56. Муратов X. И. Революционное движение в русской армии в 1917 году. М., 1958, с. 103.
      57. Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). Авг. 1917 — февр. 1918. М., 1958, с. 84, 94, 117.
      58. Голуб П. А. Большевики и армия в трех революциях. М., 1977, с. 145.
      59. Аникеев В. В. Деятельность ЦК РСДРП (б) в 1917 году: Хроника событий. М., 1969, с. 447—473.
      60. ЦГВИА, ф. 2433 (120-я пехотная дивизия), оп. 1, д. 7, л. 63 об., 64.
      61. Солдат, 1917, 20 окт. /279/
      62. Чертов Г. М. У истоков Октября: (Воспоминания о первой мировой войне и 1917 г. на фронте. Петроград накануне Октябрьского вооруженного восстания) / Рукопись. Государственный музей Великой Октябрьской социалистической революции (Ленинград), Отдел фондов, ф. 6 (Воспоминания активных участников Великой Октябрьской социалистической революции), с. 36—37.
      63. Аникеев В. В. Указ. соч., т. 285, 290.
      64. Рабочий и солдат, 1917, 22 окт.
      65. Мерэн Г. Я. Октябрь в V армии Северного фронта.— Знамя, 1933, № 11, с. 140.
      66. Гронский И. М. Записки солдата.— Новый мир, 1977, № 11, с. 206.
      67. Брыкин Н. А. Начало жизни.— Звезда, 1937, № 11, с. 242—243.
      68. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 71—72, 77 об.— 78, 93—93 об.
      69. Миллер В. И. Военные организации меньшевиков в 1917 г.: (К постановке проблемы).— В кн.: Банкротство мелкобуржуазных партий России, 1917—1922 гг. М., 1977, ч. 2, с. 210.
      70. Рабочий путь, 1917, 28 сент.
      71. Шапурин С. В. На переднем крае.— В кн.: Октябрь на фронте: Воспоминания, с. 104.
      72. Дризул А. А. Великий Октябрь в Латвии: Канун, история, значение. Рига, 1977, с. 268.
      73. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 27 сент.
      74. Там же, 1917, 10, 12 окт.
      75. Вооруженные силы Великого Октября, с. 144.
      76. Рабочий путь, 1917, 26 окт.
      77. Андреев А. М. Указ. соч., с. 299.
      78. Солдат, 1917, 22 окт.
      79. Революционное движение в России накануне Октябрьского вооруженного восстания (1—24 октября 4917 г.): Документы и материалы. М., 1962, с. 379.
      80. Переписка секретариата ЦК РСДРП (б) с местными партийными организациями. (Март — октябрь 1917): Сб. док. М., 1957, с. 96.
      81. Окопный набат, 1917, 17 окт.
      82. Рабочий путь, 1917, 7 окт.; ИГапъ. СССР, ф. 1235, оп. 78, д. 98, л. 44-49; ЦГВИА, ф. 2003, оп. 4, д. 44, л. 45 об.; ф. 2433, оп. 1, д. 3, л. 17 об.
      83. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 22 окт.
      84. Из дневника ген. Болдырева.— Красный архив, 1927, т. 23, с. 271—272.
      85. Самостоятельная фракция левых эсеров не была представлена на съезде, поскольку входила в единую эсеровскую организацию.— Новый мир, 1977, № 10, с. 206.
      86. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 22 окт.
      87. Там же, 1917, 24 окт.
      88. Окопный набат, 1917, 20 окт.
      89. Рабочий путь, 1917, 21 окт.
      90. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 24 окт.
      91. По предложению Склянского Позерн 17 октября был избран почетным членом президиума съезда.— Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 24 окт.
      93. Рабочий и солдат, 1917, 22 окт.
      93. Рабочий путь, 1917, 18 окт.
      94. Мерэн Г. Я. Указ. соч., с. 141; III ап урин С. В. Указ. соч., с. 104—105.
      95. Кайминь Я. Латышские стрелки в борьбе за победу Октябрьской революции, 1917—1918. Рига, 1961, с. 347.
      96. Изв. Режицкого Совета солдатских. рабочих и крестьянских депутатов, 1917, 25 окт.; Солонко П. // Врагам нет пути к Петрограду! — Красная звезда, 1966, 4 нояб.
      97. Смирнов А. М. Трудящиеся Латгалии и солдаты V армии Северного фронта в борьбе за Советскую власть в 1917 году.— Изв. АН ЛатвССР, 1963, № 11, с. 13.
      98. Ленин В. И. Полн: собр. соч., т. 40, с. 10.
      99. Великая Октябрьская социалистическая революция, т. 4, с. 515.

      Исторические записки. №109. 1983. С. 262-280.