Цветков В. Ж. Михаил Константинович Дитерихс // Вопросы истории. - 2013. - № 2. - С. 34-58.
Последний глава Белой России. Правитель Приамурского земского края, "последней пяди русской земли". Человек, решивший провозгласить лозунгом Белого движения восстановление монархии, последний главнокомандующий последней белой армии. В советской литературе Дитерихс именовался обычно как "махровый реакционер", "идеолог клерикальной контрреволюции", "черносотенной реакции", "ярый монархист", "ставленник американо-японского империализма"1. Но и в эмигрантской историографии фигура генерала Дитерихса часто упоминалась вместе с эпитетами "мистик", "Жанна-д-Арк в рейтузах", человек "не от мира сего", "наивный монархист".
Михаил Константинович Дитерихс родился в семье потомственных военных. Родовые хроники Дитерихсов берут свое начало в средневековье. Дитерихсы (Дитрихштейны) - старинный рыцарский род, владения которого располагались в Моравии, в Священной Римской Империи. В середине XVI - начале XVII в. в Европе шли религиозные войны, в которых участвовали и Дитрихштейны. Адам Дитрихштейн фон Никольсбург и его сын Франц были ревностными католиками. Кардинал, правитель Моравии, а затем и председатель Государственного совета Священной Римской Империи, Франц Дитрихштейн показал себя решительным борцом с церковной Реформацией. Однако оба старших брата Адама Дитрихштейна, родные дяди Франца, приняли лютеранство и во время Тридцатилетней войны воевали "за новую веру" в рядах шведской армии Густава Адольфа. Тогда, очевидно, в знак разрыва с "католическим прошлым", Дитрихштейны стали Дитерихсами. Потомки этой ветви старинного рыцарского рода появились затем в России в правление Анны Иоанновны.
В 1735 г. Иоганн Дитерихс получил от российского престола приглашение руководить постройкой морского порта в Риге, и затем, в награду, небольшой майорат в Кассупене. Его младший сын, именуемый в официальных бумагах уже как Иван Иванович Дитерихс, избрал пастырское служение в Эстляндии. После кончины своих бездетных братьев Иван Дитерихс стал единственным владельцем имения Кассупене и получил российское дворянство по Санкт-Петербургской губернии. В большой семье пастора Иоганна-Ивана выросло восемь сыновей. Все они пошли на военную службу. Они и их потомки участвовали практически во всех войнах Российской империи: от Альпийского похода А. В. Суворова до первой мировой войны.
Отец Михаила Константиновича, генерал от инфантерии Константин Александрович Детерикс (Дитерихс) получил известность как один из талантливых военачальников во время первой Кавказской войны. С ним был знаком Л. Н. Толстой, широко пользовавшийся "Записками о Кавказской войне" генерала Дитерихса при написании знаменитого "Хаджи-Мурата". Сестра Михаила Константиновича Ольга была замужем за сыном писателя - Андреем Львовичем Толстым. Их дочь, София Андреевна Толстая, в течение многих лет была директором музея Л. Н. Толстого Академии наук СССР2.
Михаил Дитерихс родился 5 апреля 1874 г. (все даты до 1918 г. - по старому стилю) в Петербурге. В 12 лет, в 1886 г., он был зачислен в воспитанники Пажеского Е. И. В. корпуса, в 1892 г. переведен в младший специальный класс корпуса, а в 1893 г. - в старший специальный класс, числясь в первой роте Кавалерийского отделения. В ноябре того же года молодой воспитанник удостоился особой чести - был произведен в камер-пажи высочайшего двора. Обязанный присутствовать при всех придворных церемониях, Дитерихс постоянно видел представителей царствующего дома. Полученное им воспитание в преданности престолу наложило отпечаток на всю биографию Дитерихса.
8 августа 1894 г. Михаил Дитерихс получил младший офицерский чин подпоручика и отправился к своему новому месту службы, в Туркестан, в конно-артиллерийскую батарею. Условия службы были нелегки, но она давала преимущества для строевого "ценза". Следовало думать о продолжении карьеры. В мае 1897 г. Дитерихс выдержал предварительный экзамен при штабе Туркестанского военного округа для зачисления в Николаевскую академию Генерального штаба. Пройдя предварительный отбор, он отправился в Петербург держать уже вступительный экзамен и получил высший балл. Осенью 1897 г., сразу же после зачисления в Академию, состоялось его венчание с дочерью генерал-лейтенанта Повало-Швейковского Марией Александровной. 7 августа-1898 г. у них родился сын Николай, а 29 июля 1902 г. - дочь Наталья. Наследникам этой линии суждено было остаться в СССР3.
Обучение в Академии Дитерихс проходил легко. Курс истории русского военного искусства преподавал профессор Михаил Васильевич Алексеев, будущий начальник штаба верховного главнокомандующего - Николая II, основатель Добровольческой армии. Он обратил внимание на молодого прилежного офицера, и это сыграло важную роль во время будущей совместной службы Дитерихса и Алексеева.
Летом 1898 г. Дитерихс получил следующий офицерский чин поручика и встретил XX век успешным окончанием 2-х классов Академии и поступлением на дополнительный курс. В мае 1900 г. он был произведен в штабс-капитаны, причислен к Генеральному штабу и назначен на службу в Московский военный округ. Служба на штабных должностях в частях МВО сопровождалась служебными командировками и инспекциями. В 1902 г. состоялось его производство в чин капитана и он получил свой первый орден св. Станислава 3-й степени. В 1903 г. капитан Дитерихс был прикомандирован к 3-му драгунскому Сумскому полку.
Размеренный ход службы прервала русско-японская война. 28 апреля 1904 г. он был назначен обер-офицером для особых поручений при штабе 17-го армейского корпуса. Под деревней Ляньдясань состоялось его боевое крещение. В двухдневных боях 12, 14 августа наступление японской гвардии было остановлено4. Приказом по Маньчжурской армии 18 сентября за участие в боях под Ляояном Дитерихс был награжден орденом св. Анны 3-й степени с мечами и бантом; в 1905 г. за участие в сражении на реке Шахэ - орденом св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Участвовал капитан Дитерихс и в последнем крупном сражении Маньчжурской кампании - битве под Мукденом. За участие в этих боях Дитерихс был награжден орденом св. Станислава 2-й степени с мечами.
Во время войны с Японией Дитерихс зарекомендовал себя исполнительным и инициативным штабным офицером. Оказавшись временно исполняющим должность начальника штаба корпуса в ответственный период отхода от Мукдена, не поддаваясь панике и хаосу, он сумел организовать планомерный отход отступающих частей. Он обладал способностью глубоко анализировать, сопоставлять данные и твердо, без излишнего педантизма исполнять принятые решения. Его стилю штабной работы были свойственны отсутствие излишней эмоциональности, внутренняя дисциплина, уверенность в себе5.
Во время русско-японской войны Дитерихс был удостоен высокой чести стать восприемником от купели долгожданного наследника российского престола Алексея Николаевича Романова. Бывшему пажу такое событие казалось сопряженным с божественным произволением, ведь он становился крестником Цесаревича, ответственным за его судьбу.
Войну Дитерихс закончил подполковником, в должности штаб-офицера для особых поручений при штабе корпуса, и был награжден орденом св. Анны 2-й степени с мечами. Дитерихс возвратился к службе в МВО. Его политические взгляды в те годы отличались прочным консерватизмом. "Мы встречались довольно часто на учениях, маневрах, полевых поездках, - вспоминал генерал В. Е. Флуг, в 1901 г. сослуживец Дитерихса в округе, - и нередко вели беседы на военные и общечеловеческие темы, между прочим о Льве Толстом, которому М. К. приходился родственником.., но к учению которого он относился, вообще, отрицательно... Это был офицер как офицер - неглупый, толковый, исправный, хорошо подготовленный к службе Генерального штаба". В ноябре 1906 г. последовало назначение на должность штаб-офицера для особых поручений при штабе 7-го армейского корпуса, в Одесском военном округе, в феврале 1909 г. - перемещение на такую же должность в Киевский военный округ. Большая часть времени проходила теперь непосредственно в штабе округа. Приграничный Киевский округ предназначался для развертывания Юго-Западного фронта, и служба в нем требовала постоянной готовности к ожидаемой войне с Германией и Австро-Венгрией. Особо отмечен был Дитерихс в приказе по штабу округа за "отличное руководство занятиями на стрелковых курсах в г. Межибужье". 6 декабря 1909 г. "за отличия по службе" он был произведен в полковники. В апреле 1910 г. Дитерихс принял должность старшего адъютанта мобилизационного отдела штаба округа. Его предвоенная карьера увенчалась переводом в столицу для службы начальником отделения в Мобилизационном отделе Главного управления Генерального штаба (30 июня 1913 г.). В этой должности он и встретил мировую войну. По воспоминаниям Флуга, который служил с Дитерихсом и в 1912 г., "из М. К. выработался самостоятельный, способный и дельный штаб-офицер Генерального штаба, а по характеру и убеждениям он остался таким же, каким я знал его в Московском округе6.
С началом боевых действий Дитерихс вернулся в КВО и стал начальником оперативного отделения штаба Юго-Западного фронта, а 18 августа был назначен штаб-офицером для поручений при управлении генерал-квартирмейстера. Юго-Западный фронт под командованием генерала Н. И. Иванова должен был нанести главный удар на Карпаты и затем на Венгерскую равнину. От успеха его операций во многом зависел исход войны. Осенью 1914 г. Дитерихсу приходилось контролировать практически все направления штабной работы. В сентябре 1914 г. он замещал должность генерал-квартирмейстера штаба фронта. С 28 октября по 12 ноября, в решающий момент Галицийской битвы, полковник Дитерихс стал и.о. начальника штаба 3-й армии. Он блестяще справился с этой работой, заслужив похвалу со стороны генерала Иванова в приказе от 17 ноября 1914 года7.
Заслуги Дитерихса не остались незамеченными и начальником Штаба Юго-Западного фронта генералом Алексеевым, помнившим своего ученика. По его ходатайству полковник Дитерихс получил назначение генерал-квартирмейстером штаба 3-й армии, а 19 марта 1915 г. Алексеев взял его к себе в штаб Юго-Западного фронта и.о. генерал-квартирмейстера. Весна 1915 г. принесла горькие разочарования. Вместо ожидаемого наступления по всему фронту и выхода на Венгерскую равнину последовал контрудар австро-немецких войск - так наз. Горлицкий прорыв. С полным напряжением сил Дитерихс анализировал донесения от воинских частей, налаживал оперативное взаимодействие различных частей фронта. 28 мая 1915 г. "за отличную службу и труды военного времени" Дитерихс был произведен в генерал-майоры, 8 октября - "за отлично-усердную службу и труды, понесенные во время военных действий" - награжден орденом св. Станислава 1-й степени с мечами.
В декабре 1915 г. командование Юго-Западным фронтом принял генерал-адъютант А. А. Брусилов. Он поручил Дитерихсу разработать план контрнаступления Юго-Западного фронта 1916 г., которое вошло в историю под именем "Брусиловского прорыва". Была разработана стратегия фронтального удара, с помощью которого можно было бы отбросить противника на нескольких участках фронта одновременно, не дать возможности подтянуть подкрепления с тыла, дезориентировать в отношении собственных намерений. Однако увидеть результаты своего плана Дитерихсу не довелось. 22 мая 1916 г. началось наступление Юго-Западного фронта, а 25-го, в разгар боев, было объявлено, что генерал-майор Дитерихс отправляется к новому месту службы - на Салоникский фронт, на Балканы, где ему предстояло командовать 2-й особой бригадой.
Перемены произошли и в личной жизни Дитерихса. Распался брак с Марией Повало-Шевейковской, а накануне отправки на Балканы 42-летний генерал обвенчался с Софией Эмильевной Бредовой.
Его бригада входила в состав межсоюзнических воинских контингентов, сформированных специально для действий на Балканах, и от ее начальника требовались качества не только военного руководителя, но и определенные дипломатические способности. 2-я бригада олицетворяла собой реальную Помощь единоверным "братьям-славянам". Верховное командование межсоюзническими войсками возлагалось на французского генерала М. Саррайля. 2-я особая пехотная бригада была укомплектована кадровыми офицерами и унтер-офицерами. Она формировалась в Москве, в Хамовнических казармах весной-летом 1916 года. Бригада, численностью около 10 тыс. солдат и офицеров, была отправлена морем через Архангельск. 21 июня 1916 г. отчалили первые три парохода - через Атлантику, Брест и Марсель в Салоники. В начале августа части бригады прибыли в Грецию и к концу месяца выдвинулись на линию фронта8.
В это время, под впечатлением "Брусиловского прорыва", Румыния вступила в войну, но крайне неудачно. Ее армия терпела неудачи, болгаро-австрийские войска вступили в Бухарест. Требовалось спасать нового союзника, и войска Салоникского фронта перешли в наступление. Неожиданно болгарские войска нанесли упреждающий удар. На левом фланге у города Флорина были атакованы сербские части. Для ликвидации прорыва Саррайль бросил 2-ю особую бригаду, сосредоточение которой еще не закончилось. Совместно с французскими частями, имея в своем распоряжении лишь один полк и собственный штаб, 10 сентября Дитерихс вступил в бой, чтобы занять город Монастырь на юге сербской Македонии в Битоле. Захват этого города обеспечил бы соединение двух участков Салоникского фронта - Западного (контролируемого итальянскими войсками) и Восточного (занимаемого совместным франко-сербско-русским контингентом). Главный удар наносили войска Восточного участка, и бригада Дитерихса оказалась на острие удара9. Болгарская армия отступила на север. Верховное союзное командование не могло не оценить успехов особой бригады, и приказом от 19 октября 1916 г. 3-й особый пехотный полк был награжден Военным крестом с пальмовой ветвью (Croix de Guerre rues palme) на знамя. Этой же награды удостоился и генерал Дитерихс. Десятки солдат и офицеров получили Георгиевские кресты и ордена10.
После присоединения к бригаде 4-го особого полка Дитерихс принял командование объединенной франко-русской дивизией, состоявшей из 3-го и 4-го особых полков, французского 2-го бис полка зуавов и двух групп артиллерии11. Дивизия возобновила наступление, и 19 ноября 1916 г. на плечах отступающих болгар 1-й батальон 3-го особого русского полка ворвался в Монастырь12. Тогда же в районе Охридского озера итальянские войска, наступавшие с территории Албании, соединились с русско-сербскими частями. Взятие Монастыря означало не только прорыв австро-немецко-болгарского фронта и соединение Восточного и Западного участков Салоникского фронта. Союзные войска впервые вступили на территорию Сербии, в Битоль, положив тем самым начало освобождению сербского народа, страны, первой принявшей на себя удар Центральных держав. Сербский королевич Александр Карагеоргиевич выразил признательность русским войскам и лично наградил Дитерихса сербским орденом "Белого Орла". Отметили подвиги франко-русской дивизии и во Франции. 10 января 1917 г. за бои под Монастырем Дитерихс удостоился высшей награды Франции - Ордена Почетного Легиона13. В России за бои под Монастырем он получил свой высший орден - св. Владимира 2-й степени с мечами.
Война приобрела позиционный характер. В ожидании общего весеннего наступления на всех фронтах, в надеждах на скорое победоносное окончание войны русские войска получили из России внезапную весть; 2 марта 1917 г. Николай II отрекся от престола. От Дитерихса потребовалось разъяснить своим подчиненным этот акт, подлинный смысл которого вряд ли он сам мог понимать тогда, вдали от родины. Дитерихс поступил как солдат, верный принципу "армия вне политики", понимающий, что главная цель - победа над врагами отечества. Во имя этой победы он призывал сплотиться своих солдат и офицеров. Ради нее он, возможно, готов был принять и политические перемены, неизбежные в новой России. Ведь к этому призывал и государь в своем манифесте.
Бригада присягнула новой власти - демократическому Временному правительству. В глазах Дитерихса-монархиста Временное правительство обладало статусом власти, которой повелел подчиняться император. В нескольких своих приказах (№ 51 от 25 марта, № 87 от 10 мая и № 95 от 18 мая 1917 г.) он призывал Подчиненных повиноваться Временному правительству, ради "полной победы над нашим врагом", приветствовал гражданские свободы в "свободной, независимой России", убеждал поддерживать воинскую дисциплину и верность "союзническому долгу". Нововведения Временного правительства, вплоть до знаменитого Приказа № 1 об избрании армейских комитетов, Дитерихс приветствовал, полагая, что они действительно позволят раскрепостить русского солдата, сделают его настоящим гражданином, сознательным бойцом за веру и отечество14.
С возвращением в начале июля в Россию для Дитерихса начался новый жизненный этап. Летом 1917 г. он встретил уже совершенно другую страну. Покидая Россию год назад, в разгар "Брусиловского прорыва", он верил в то, что его участие в боях на Балканах приблизит долгожданную победу. Вернулся же в страну, опьяненную дурманом свободы, где уже считалось, что воинская дисциплина - это пережиток "старого режима", где было небезопасно носить вензеля на погонах.
Приближалось знаменитое Корниловское выступление. С именем верховного главнокомандующего генерала от инфантерии Л. Г. Корнилова в среде офицерства связывали надежды на то, что удастся "навести порядок", установить твердую власть и победоносно завершить войну.
Подчиняясь распоряжениям премьер-министра А. Ф. Керенского, Дитерихс 10 августа прибыл в Петроград, в Зимний дворец. Керенский в беседе с ним выразил заинтересованность в развитии "средней политической линии", без "контрреволюции с левого" и "контрреволюции с правого флангов". В качестве выразителя "средней линии" в армии Керенский недвусмысленно заявлял о предпочтении именно Дитерихса и предлагал ему занять должность сначала командующего Петроградским военным округом, а затем и военного министра15. Пока решалась его дальнейшая судьба, 22 августа Дитерихс выехал из Петрограда, получив разрешение посетить семью в Киеве. Однако доехать до дома ему не удалось.
Проезжая через Могилев, Дитерихс встретился с командиром 3-го конного корпуса генерал-лейтенантом А. М. Крымовым. Эта встреча сделала Дитерихса и очевидцем и участником всего "Корниловского выступления". Честность поведения Дитерихса во время следствия, тот факт, что он к моменту прибытия в корпус Крымова формально не занимал никакой должности, а также политическая лояльность к Керенскому на тот момент спасли его от ареста и "Быховского заключения" вместе с главными участниками выступления. Более того, в сентябре Дитерихс получил чин генерал-лейтенанта и должность генерал-квартирмейстера Ставки верховного главнокомандующего. Начальником штаба являлся сослуживец Дитерихса по Юго-Западному фронту генерал-лейтенант Н. Н. Духонин. Дитерихс стал "правой рукой" Духонина, его первым заместителем16.
После падения Временного правительства и бегства Керенского с поста главковерха 1 ноября 1917 г. Духонин принял на себя обязанности верховного главнокомандующего, а Дитерихс 3 ноября стал его начальником штаба. Ему пришлось стать свидетелем катастрофы Ставки. В разгар "кровавой недели" в Москве Дитерихс лично контролировал отправку, правда, запоздалую, во "вторую столицу" частей 3-й гвардейской кавалерийской дивизии17.
У Дитерихса был реальный шанс продолжить свою службу у большевиков. 8 ноября ему пришлось вести переговоры с новым, большевистским главковерхом прапорщиком Н. В. Крыленко - народным комиссаром по военным делам. 13 ноября 1917 г. Крыленко ультимативно потребовал от Духонина подчиняться большевикам и выполнять "Декрет о мире". После отказа генерала Духонина подчиниться Крыленко по телеграфу предписал ему сдать дела Дитерихсу. Но ни Духонин, ни Дитерихс на это не пошли. Еще 8 ноября, сразу же после своих переговоров с Петроградом, Дитерихс, не желая иметь ничего общего с новой властью, отдал приказ по управлению генерал-квартирмейстера о сложении с себя обязанностей генкварверха, передав их генерал-майору В. Е. Скалону18.
События Октября 1917 г. Дитерихс воспринял как закономерный итог слабости Временного Правительства, его неспособности навести порядок в стране. Понимая невозможность для себя идти на какие-либо компромиссы с новой властью и уверенный в необходимости борьбы, Дитерихс рассчитывал сделать Ставку реальным центром сопротивления, продолжить формирование добровольческих антибольшевистских частей19. Во время убийства солдатами Духонина Дитерихс находился у себя на квартире. "Товарищи" искали его везде, и, скорее всего, его отправили бы "в штаб Духонина", но он обратился за помощью к представителям французской военной миссии в Могилеве. Французы, помня заслуги генерала, награжденного Орденом Почетного Легиона, спасли ему жизнь. Из Ставки Дитерихс перебрался в Киев, где жил вместе с женой по фальшивому паспорту, написав свою фамилию задом наперед, - как надворный советник, чиновник военного времени Константин Михайлович Схиретидов20.
Дальнейшая его судьба была связана с частями Чехословацкого корпуса. В ноябрьские дни 1917 г. части корпуса вели бои в Киеве. Здесь ему была предложена должность начальника штаба корпуса21. Корпус формально подчинялся французскому военному командованию. Чехословацкие легионеры готовились к продолжению борьбы с немцами. По решению французского Генерального штаба они должны были проследовать на Западный фронт - через Поволжье, Урал и Сибирь, Владивосток. Вместе с семьей Дитерихс покинул Киев и в начале июня 1918 г. с головным эшелоном корпуса прибыл во Владивосток. Он не собирался в это время надолго оставаться в России, намереваясь в составе Чехословацкого корпуса попасть на Западный фронт.
Первоначально чешские части во Владивостоке стремились соблюдать нейтралитет. Но вскоре местный Совет обратился к ним с требованием о разоружении. В ответ Дитерихс ультимативно потребовал от Совета разоружить все имеющиеся в городе красноармейские части. После обмена ультиматумами чехи выступили первыми - в ночь на 29 июня. Под командованием Дитерихса была образована специальная Владивостокская группа. После разгона советчиков представители союзных держав заявили о переходе города и порта под международный контроль22. В июне 1918 г. группа Дитерихса начала продвигаться на запад и северо-запад по линии Транссиба, стремясь объединиться с частями Чехословацкого корпуса в Сибири, забайкальскими казаками полковника Г. М. Семенова и Сибирской армией полковника А. Н. Пепеляева. 31 августа Владивостокская группа соединилась с Восточной группой, действовавшей в Забайкалье, и было создано единое командование Дальневосточной группы23.
В октябре Дитерихс приехал в Уфу, где начала свою работу Уфимская директория. Здесь он встретился с назначенным верховным главнокомандующим генерал-лейтенантом В. Г. Болдыревым. При обсуждении вопроса об объединении всех антибольшевистских воинских контингентов под общим командованием Дитерихс отказался это сделать, заявив, что не хотел бы отрываться от чехов. В это время он не сторонился и от происходящих в Сибири политических событий. По свидетельству Флуга, прибывшего из Харбина во Владивосток для переговоров о подчинении местных военных и гражданских чинов временному правителю России генерал-лейтенанту Д. Л. Хорвату, Дитерихс, вопреки ожиданиям, заявил о поддержке главы демократического Временного правительства автономной Сибири, эсера П. Я. Дербера. Дитерихс, по-видимому, разделял мнения владивостокских политиков, опасавшихся "диктатуры" Хорвата, восстановления "черной реакции" и царской монархии. Не высказывал он поддержки "диктатуре" и после событий 18 ноября 1918 г., когда Совет министров Российского правительства призвал адмирала А. В. Колчака к власти в качестве верховного правителя. По свидетельству Болдырева, известие о приходе к власти Колчака Дитерихс встретил неодобрительно, разделяя тем самым взгляды многих представителей чехословацкого военно-политического руководства, считавших адмирала "узурпатором". Флуг писал, что "в начале колчаковской диктатуры... Дитерихс отказался от сотрудничества с верховным правителем, когда по приказанию последнего были арестованы 30 депутатов Учредительного собрания, занявших враждебную по отношению к перевороту позицию. Здесь Дитерихс становился как раз на "демократическую" позицию против Колчака". По мнению Флуга, генерал "отнюдь не затруднялся облекать себя в тогу демократа, когда это вызывалось тактическими соображениями"24.
Но в то же время помня "печальный опыт" 1917 года, Дитерихс понимал, что в армии нужна единоличная власть. После объединения вооруженных сил в ноябре 1918 г. был создан Западный фронт, включавший Екатеринбургскую, Камскую и Самарскую группы белых армий, а также чехословацкие, сербские и другие части, воевавшие на Урале. В ноябре-декабре 1918 г. Дитерихс возглавлял располагавшуюся в Челябинске генерал-квартирмейстерскую часть; с января до середины февраля 1919 г. был начальником штаба фронта, а затем временно исполнял должность главнокомандующего. К этому времени Он перестал числиться по Чехословацкому корпусу. Вместе со своими адъютантами, чешскими поручиками Л. Свободой и В. Клецандой он разрабатывал план наступательных операций. После "омского переворота" в руководстве Чехословацкого корпуса все большее влияние стали получать левые элементы, весьма негативно относившиеся к Колчаку и всем правым силам в Сибири. Дитерихс, с его прошлым царского генерала, мог показаться слишком правым. К тому же, после того как в боях лета-осени 1918 г. погибли лучшие солдаты и офицеры корпуса, карьеру в нем стали делать свои прапорщики и поручики. Заметную роль сыграло и то, что чехословацкие части с января 1919 г. были сняты с фронта на охрану Транссибирской магистрали, где их задачи сводились, по существу, к административно-полицейским функциям. Чтобы руководить этими силами, хватало знаний младшего офицера, а не генерала-генштабиста. Война на Западном фронте закончилась. Антанта торжествовала победу, и отправляться за границу было бессмысленно. Теперь Дитерихс был озабочен тем, чтобы его знания и опыт принесли пользу в России.
В начале 1919 г. Дитерихс в штабе Западного фронта планировал операции на Уфимском направлении. Но 8 января он был переведен на службу в Российскую армию верховного правителя и верховного главнокомандующего адмирала Колчака. В дневнике главы Совета министров П. В. Вологодского отмечено, что генерала проектировали на пост министра внутренних дел, идея была оставлена якобы из-за отсутствия у генерала должного "административного" опыта. 17 января 1919 г. верховный правитель возложил на Дитерихса "общее руководство по расследованию и следствию по делам об убийстве на Урале членов августейшей семьи и других членов Дома Романовых". 2 февраля 1919 г., ознакомившись с материалами следствия, Дитерихс доложил Колчаку, что расследование необходимо систематизировать, разбить следственные действия на ряд отдельных направлений25. В качестве специалиста, способного раскрыть обстоятельства дела, Дитерихсу был представлен недавно перешедший линию фронта судебный следователь по особо важным делам омского окружного суда Н. А. Соколов26.
В ходе следствия Дитерихс старался понять прежде всего причины свершившегося. Он пытался обосновать вывод, что акт цареубийства стал следствием глубокого раскола власти и общества, отсутствия чувства государственности и патриотизма у так называемой "общественности", у "бояр-западников". Эта антигосударственность привела к Февралю и Октябрю 1917 года, сделала возможным и цареубийство. При этом Дитерихс отнюдь не стремился возложить всю вину на деятелей Временного правительства, не искал корни некоего "масонского заговора". По его мнению, беда династии заключалась в том, что ей отказал в верности сам русский народ, нарушивший крестное целование, данное на Земском соборе 1613 года. Русский народ был ослеплен демагогией, исходившей сперва от "бояр-западников", а затем от левых радикалов-большевиков. Если бы народ сохранил свою верность клятве 1613 г. и оттолкнул от себя демагогов, подобных Ленину, Троцкому и Милюкову, то можно было бы избежать революционных потрясений, цареубийства.
Обеспечивалась максимально возможная в тех условиях тщательность следствия. Все документы составлялись в трех экземплярах (для Дитерихса, Соколова и английского журналиста Р. А. Вильтона, наблюдавшего за ходом следствия и готовившего информацию "на Запад"). В прессе материалы о ходе следствия не публиковались, и лишь изредка, в виде слухов, в некоторых правых газетах появлялись указания на то, что государь жив, укрыт в надежном месте и рано или поздно заявит о себе. Соколов получил специальный вагон, в котором жил и работал на станции в Екатеринбурге. К работе при необходимости подключались офицеры контрразведывательного отделения Восточного фронта под непосредственным наблюдением генерал-майора С. А. Домонтовича; раскопки в лесу выполняли солдаты Сибирской армии. Всего в следствии принимало участие более 1000 человек. По инициативе Дитерихса в начале июня начались раскопки непосредственно на Коптяковской дороге, в урочище Ганина Яма. Раскопки продолжались вплоть до сдачи Екатеринбурга красным войскам (это произошло почти через год после гибели царской семьи, 15 июля 1919 г.). Еще в феврале 1919 г. Колчак приказал Дитерихсу все собранные вещи, принадлежавшие царской семье и не имевшие непосредственного отношения к следствию, отправить в Англию для передачи близким родственникам Николая II, в частности его сестре Ксении Александровне. Однако по дороге большая часть вещей пропала27. Из всех этих реликвий у Дитерихса сохранилась лишь Библия с пометами государя и государыни, обнаруженная в комнате Ипатьевского дома.
Участие в расследовании цареубийства, очевидно, окончательно убедило Дитерихса в том, что происходящие в России события Смуты являются не просто противостоянием белых и красных, а противостоянием Христа и Антихриста, борьбой Добра со Злом под знаменем православной веры. Интересную оценку поведения генерала дал позднее С. П. Мельгунов: "Колчак жаловался, что мнения Дитерихса всегда шли наперекор его мнениям и что ему приходилось напоминать своему начальнику штаба, что лицом решающим все-таки является он, Колчак... Может быть, здесь играла роль политическая антипатия. Колчак для Дитерихса - демократ, следовательно, политический антипод. "Мистика" Колчака весьма мало сближалась с "мистикой" Дитерихса: у Колчака на первом плане была Россия, у Дитерихса - монархическая Россия". На этот же "мистицизм" обратил внимание и управляющий делами правительства Г. К. Гинс: "Дитерихс... еще не пользовался престижем в Сибири. Он принял командование в июле и беспрерывно отступал. Его считали монархистом и мистиком... Призывая на борьбу с большевиками, Дитерихс говорил только о храмах и о боге и объявил священную войну. Это казалось диким"28.
Но эти разногласия проявились позже. А в мае 1919 г. Колчак решил использовать знания и опыт Дитерихса, назначив его командующим Сибирской армией. Но перед этим Дитерихсу и генералу для поручений при Ставке М. А. Иностранцеву предстояло разобраться с конфликтом, возникшим между командующим Сибирской армией Р. Гайдой и начальником штаба генерал-майором Д. А. Лебедевым. Гайда, перейдя из Корпуса на службу к Колчаку, получил чин генерал-лейтенанта, но держал себя независимо по отношению к Ставке. Лебедев не мог с этим мириться и считал обязательным детальный контроль за армиями. Директивы Ставки подчас приобретали чересчур мелочный характер и не соответствовали положению дел на фронте. В результате Гайда публично заявил о своем неподчинении Ставке, что вопиющим образом противоречило воинской дисциплине. Именно к Дитерихсу, зная его как "обладающего достаточным служебным опытом и тактом", обратился Колчак с просьбой расследовать поведение Гайды. В ходе служебного разбирательства Дитерихс убедился, что Гайда, хотя и превысил допустимые полномочия, все же имел право выразить свое недовольство уже потому, что генерал Лебедев подчас требовал от фронта абсолютно невыполнимых вещией. Встретившись с Гайдой, используя свои контакты еще по службе в Чехословацком корпусе, Дитерихс убедил Гайду не делать никаких шагов, могущих навлечь на него обвинения в попытках захвата власти. Дитерихс обратил внимание Колчака и на недостаточный профессионализм Ставки. Лебедев и Гайда были оправданы, а конфликт между Ставкой и Сибирской армией исчерпан29.
Однако недоверие Колчака к Гайде сохранялось, и в конце концов 11 июля 1919 г. Дитерихс сменил его на посту командарма. Вступив в командование Сибирской армией, генерал издал весьма характерный приказ, призывавший солдат и офицеров сражаться "за веру православную", против большевистского безбожия и объявлявший всеобщую мобилизацию в прифронтовой полосе без каких - либо отсрочек. По мнению премьера Вологодского, подобные "мистические" мотивы не следовало выставлять в военных делах: "Удивительное невежество в политических вопросах, в политической тактике сказывается в этих офицерских приказах. Своим невежеством и неуместною решительностью погубят репутацию правительства".
Командовать армией Дитерихсу пришлось недолго. 26 июля 1919 г., в целях лучшего оперативного использования, она была разделена на 1-ю и 2-ю армии, под командованием генерал-лейтенантов А. Н. Пепеляева и Н. А. Лохвицкого, соответственно. Комадующим 3-й (бывшей Западной) армией был назначен сослуживец Дитерихса еще по штабу Юго-Западного фронта генерал-лейтенант К. В. Сахаров. Дитерихс в должности командарма успел лишь организовать планомерный отход сибиряков, расстроенных июньскими поражениями под Пермью и Кунгуром. Попытки задержать отступление под Екатеринбургом 12 - 13 июля не удались, и Дитерихсу с личным конвоем пришлось прикрывать эвакуацию военных и гражданских эшелонов из города30.
14 июля, в день оставления Екатеринбурга, Дитерихс получил назначение главнокомандующим армиями Восточного фронта {31}. 19 июля он отдал первую директиву в своем новом качестве. Он считал необходимым отвести войска в тыл, пусть даже за счет временной потери территории, перегруппировать силы, подтянуть резервы и после соответствующей огневой подготовки нанести одновременный фронтальный удар всеми армиями. Но на практике все вышло наоборот. Красные, вступив в оставленный Челябинск, отразили фланговые удары Уфимской и Волжской групп и продолжили наступление. Несмотря на очевидные успехи Уфимской группы генерал-майора С. Н. Войцеховского, сил для "сжатия клещей" не хватило. В боях 23 - 29 июля были израсходованы последние резервы. После "Челябинской катастрофы" уже весь Урал переходил под контроль красных. Теперь судьбу Белого движения на Востоке России могли решить только бои на степных просторах и водных рубежах Западной Сибири, а также своевременное занятие Москвы и Петрограда армиями Деникина и Юденича32.
Генерал Лебедев был отрешен от должности, и начальником штаба верховного правителя с 11 августа стал Дитерихс. На него возлагались также обязанности военного министра. Объединение в одних руках должностей главнокомандующего армиями Восточного фронта, начальника штаба верховного и военного министра в столь ответственный момент потребовало от Дитерихса максимального напряжения сил. Прежде всего требовалось реорганизовать аппарат управления войсками, приблизить военное руководство к фронту. С этой целью Дитерихс сократил количество подразделений Ставки, реорганизовав ее в отдельный штаб при верховном правителе, а освободившихся сотрудников отправил на фронт. 17 сентября последовало и полное расформирование Ставки. Следовало добиться максимально четкого выполнения принимаемых военным руководством решений, исключить, с одной стороны, мелочную регламентацию, с другой - самоуправство подчиненных33. Предполагалось укрепить управление фронтом и тылом на основе координации "командной, штабно-оперативной и административно-тыловой должностей"34. Требовалось усилить кадровый состав штаба, привлечь к работе, вместо "поручиков в генеральских мундирах", больше офицеров с академическим образованием, опытных генштабистов. С этой целью в Омск из Парижа был вызван бывший однокашник Дитерихса по Пажескому корпусу, начальник штаба военного представителя русских армий при союзных правительствах и союзном командовании генерал-лейтенант Н. Н. Головин.
Правда, прибытие в конце августа 1919 г. генерала Головина в Омск не привело к ожидаемым переменам. Он поддержал Дитерихса в его реформах, подготовил Колчаку "оптимистичный" доклад, основанный преимущественно на штабных сводках, и, сославшись на болезнь, вскоре уехал за границу35.
Основную задачу белых войск в Сибири Дитерихс видел в том, чтобы "оттянуть возможно больше советских дивизий на свой фронт и этим помочь армиям Деникина", которые стремительно наступали и в июле-августе 1919 г. заняли Полтаву, Киев, Белгород, Курск, продвигаясь на Чернигов и Орел. Готовилась к "броску на Петроград" Северо-Западная армия генерала от инфантерии Н. Н. Юденича. Стремясь не допустить переброски на эти направления красных дивизий с Восточного фронта, Дитерихс решил отвлечь внимание на себя. Что касается дальнейших планов, то они во многом зависели от успехов Деникина и Юденича36.
Несколько недель передышки в августе 1919 г. не могли дать белым армиям времени, достаточного для отдыха и пополнения. Тем не менее, согласно директиве Дитерихса, 1 сентября началось последнее наступление Восточного фронта - Тобольская операция. По расчету Дитерихса, наступление должно было стать внезапным и одновременным по всей широкой линии фронта (до 400 км)37. В результате сентябрьских боев красные отступили на 150 - 200 км, оставив почти все занятое ими в течение августа пространство от Ишима до Тобола, они потеряли около 20 тыс. человек, сорвалась отправка двух дивизий против Деникина. Но наступательный порыв белых иссякал. Они тоже понесли тяжелые потери - около 25 тыс. убитыми и ранеными, срочно требовались пополнения. Контингенты мобилизованных сибирских крестьян были практически исчерпаны, а те, которые удавалось отправить на фронт, быстро таяли, пополняя ряды дезертиров и красных партизан38. Нужно было найти новые источники резервов.
20 сентября Дитерихс издал директиву о создании на базе не истощенного мобилизациями Приамурского военного округа отдельного корпуса в составе двух стрелковых, двух казачьих (Уссурийской и Амурской) бригад и специальных частей. Убыль офицерского и унтер-офицерского состава предполагалось восполнить подготовкой их в специально создаваемых учебно-инструкторских школах. К весне 1920 г. новые формирования должны были выступить на фронт. Принципиально план Дитерихса представлял собой попытку возродить систему подготовки офицерских кадров, во многом сходную с существовавшей в Российской империи39.
Но фронт нуждался в немедленном усилении, и Дитерихс решил прибегнуть к пополнениям за счет добровольцев. Для Белой Сибири, в отличие от Белого Юга, этот источник комплектования не был традиционным. Началось создание совершенно новых добровольческих подразделений - Дружин Святого Креста и Зеленого Знамени. Общее руководство их формированием возлагалось на генерал-лейтенанта В. В. Голицына и профессора Д. В. Болдырева40. Дитерихс провозглашал "Крестовый поход против большевизма" (добровольцы-крестоносцы нашивали на грудь белые кресты). Клятва, которую добровольцы приносили на Святом Кресте и Евангелии, становилась символом их самоотречения. Вместе с воинами-крестоносцами в дружины записывались мусульмане. Однако боевая ценность дружин в большинстве случаев оказывалась невелика. Не имея военной подготовки (их набирали преимущественно из гражданских беженцев, отступавших вместе с белыми армиями от Поволжья и Урала), дружины несли тяжелые потери. Далеко не все они дошли до фронта, пополнив ряды тыловых гарнизонов и охранных команд. Проблема резервов этим не решалась, а благородный порыв добровольцев многими воспринимался скептически.
В это же время Дитерихс все чаще выступал с заявлениями о политических перспективах Белого движения. Одним из первых в Сибири он выдвинул идею созыва представительного выборного органа, на который могла бы опираться власть. По его мнению, правительству следовало проводить курс на дальнейшее укрепление единоличной власти с перспективой перехода к монархической форме правления, как наиболее приемлемой для русского национального сознания и спасительной для Белого движения. Об этом, согласно сохранившимся донесениям военного агента при "высоком комиссаре Великобритании" в Омске Ч. Эллиота, 7 сентября и 10 октября 1919 г. Дитерихс беседовал с генерал-майором П. Ф. Рябиковым. Будущий защитник идеи монархического Земского собора отметил, что в отличие от 1914 года; когда "Россия выступила как защитница угнетенных славянских народов, чтобы впоследствии объединить все славянство... теперь наши доброжелатели, союзнички, нас ни о чем не спрашивают, делят Россию оптом и в розницу, устраивая из нее (нечто) вроде каких-то удельных княжеств. Но.., когда Россия воскреснет и проснется в ней славянский зверь... пощады не будет за все нанесенные обиды". Дитерихс был также уверен, что "и Франция и Америка в настоящее время убедились, что для России единственный подходящий строй - монархический". Опытный контрразведчик Рябиков, в отличие от Дитерихса, был убежден, что "монархизм не может больше быть в России, и если он будет, то это вызовет новую гражданскую войну... слишком смело утверждаиг, что вся Россия стоит за монархию". Рябиков, напротив, считал, что "Франция и Америка... стоят безусловно за демократический строй в России". Однако переубедить своего начальника ему не удалось. Дитерихс был уверен в неизбежном возвращении к "монархическому строю" и категорически отрицал возможность коалиции с "демократическими политиками". Становилось очевидным, что в ближайшей перспективе центристский, "непредрешенческий" курс официального Омска неизбежно потребует пересмотра под влиянием этих тенденций и белой власти придется делать выбор в пользу более определенной политической позиции.
Эволюция взглядов Дитерихса показательна. Если в сентябре 1917 г., несмотря на участие в "корниловщине", он принял от Керенского должность генерал-квартирмейстера Ставки, а незадолго до "переворота" 18 ноября 1918 г. поддерживал демократическое Временное правительство автономной Сибири, то, очевидно, в ходе руководства расследованием обстоятельств гибели царской семьи он окончательно утвердился в монархических взглядах. Генерал отмечал необходимость созыва выборного Земского собора, составленного по сословному, а не по партийному принципу, с обязательным участием представителей "народа" (рабочих и крестьян). Земскому собору предстояло санкционировать возврат России к династическому правлению41.
В это время на фронте начался перелом. После двухнедельного перерыва 14 октября 1919 г. части 5-й и 3-й армий красных перешли в контрнаступление. Дитерихс надеялся остановить противника на рубеже р. Тобол. В течение десяти дней продолжались упорные бои. Красные не смогли прорвать фронт, однако захватили плацдармы на левом берегу. Видя, что дальнейшее удержание позиций приведет к окончательному истощению войск, Дитерихс предпринял новый контрманевр. 25 октября он отдал директиву, в соответствии с которой армии, прикрываясь сильными арьергардами, отходили за р. Ишим, к Петропавловску и далее к Омску, Томску и Новониколаевску42. В сущности, данная директива повторяла план Тобольской операции: войска отходили в тыл, чтобы, пополнившись и отдохнув, нанести удар из глубины, одновременно и на широком фронте. Дитерихс не мог не отдавать себе отчета в том, что подобного рода маневр потребует уступки противнику значительной территории Белой Сибири, включая, возможно, и ее столицу - Омск. Он считал, что потеря Омска не приведет к военному поражению Белого дела43, но при этом недооценивал политические последствия захвата Омска красными.
4 ноября 1919 г. за отказ оборонять Омск Колчак, в довольно грубой форме, отправил Дитерихса в отставку с зачислением в резерв чинов главного командования. Его преемником на посту главнокомандующего армиями Восточного фронта стал генерал Сахаров, убедивший Колчака в возможности отстоять Омск. Его горячо поддержал министр торговли и промышленности С. Н. Третьяков, только что приехавший от Деникина44. Но боеспособность белых армий была уже невелика. Не прошло и недели, как Сахаров убедился в невозможности удержать город и отдал приказ об отступлении, вернувшись к плану Дитерихса. 14 ноября на окраины города вступили отряды красных партизан и части 27-й стрелковой дивизии45.
Армии Восточного фронта выступили в "Великий Сибирский Ледяной поход". К 14 февраля 1920 г., ровно через три месяца, их остатки, обойдя Иркутск, перешли по льду Байкал и вышли к Чите. В Иркутск Дитерихс выехал за десять дней до оставления Омска. Вместе с женой ему удалось относительно спокойно доехать до Читы. Снова оказались полезными его контакты с представителями чехословацкого и французского военного командования46. И когда Колчак 8 декабря из Красноярска обратился по телеграфу к опальному генералу с предложением снова возглавить руководство фронтом и Военным министерством, он получил от Дитерихса четкий и безапелляционный ответ. Готов вернуться, но при условии, что Колчак немедленно покинет пределы Сибири, выехав или за границу или на Юг. Подобное поведение генерала, уже находившегося в спасительном для белых Забайкалье, по отношению к верховному правителю, оказавшемуся в тяжелом положении военной и политической изоляции, многими воспринималось с осуждением. Флуг полагал, что Дитерихс в эти критические минуты стремился, по сути, выйти "сухим из воды". "Оппозиционность" генерала объяснялась "тактическими соображениями", которые "требовали разрыва с Колчаком, песня которого казалась Дитерихсу спетой"47.
Адмирала оскорбил ответ Дитерихса, и переговоры прекратились. Помимо дел военных важное значение имело сохранение материалов следствия об убийстве царской семьи. Реальная угроза того, что документы могут попасть в руки большевиков, заставила Дитерихса обратиться к главнокомандующему союзными войсками на Востоке России генералу М. Жанену с просьбой о сохранении документов, и сундучка с августейшими останками. Жанен согласился, и 18 марта 1920 г. Дитерихс передал ему материалы следствия48. Их дальнейшая судьба неизвестна.
Видное место занимал Дитерихс и на службе в белом Забайкалье. Приказом главнокомандующего всеми Вооруженными силами Российской Восточной Окраины от 26 июля 1920 г. генерал-майора Г. М. Семенова Дитерихс был назначен председателем Военного совещания. Ему также поручалось временно возглавить Военное и морское управление. В его компетенцию входило "разрешение всех вопросов армейского хозяйства и жизни" и даже "контроль над расходованием золотого запаса". Были разработаны "схема военного аппарата со всеми его частями", "меры обеспечения пайками военнослужащих", "пенсионный устав". Постановления Военного совещания подлежали утверждению Семеновым. По инициативе Дитерихса был установлен порядок присвоения "Знака отличия военного ордена "За великий Сибирский поход"", введенного генерал-майором Войцеховским, - самой массовой награды для тех, кто служил у Колчака. Дитерихс выступил за предоставление "права ношения знака всем служившим в добровольческих российских войсках и армиях адмирала Колчака с 1918 г. по день кончины адмирала Колчака; 7 февраля 1920 г., и сражавшихся с большевиками в Сибири". Тем самым Дитерихс хотел выделить "ветеранов" Белого дела среди всех настоящих и будущих его участников.
Но и с Семеновым у него складывались конфликтные отношения. По оценке генерал-майора П. П. Петрова, "атаман не всегда выдерживал, а потом и вовсе перестал считаться с постановлениями" Совещания. Признавая военные заслуги Дитерихса, Семенов считал, что тот был настроен "как против меня, так и против порядков, заведенных в Чите". В свою очередь Дитерихс был убежден в опасности для фронта "вольностей" в дисциплине и необоснованных "привилегий", которыми пользовались "семеновцы" при попустительстве своего атамана. Но наибольшее недовольство кадровых "каппелевцев", к которым принадлежал и Дитерихс, вызывала политика сближения Семенова с "демократической общественностью", его постоянные уступки читинскому Краевому народному собранию и фактический отказ атамана от прерогатив верховной гражданской власти в Забайкалье, ярко выраженный в так наз. "Манифесте-обращении" от 25 августа 1920 года. В этой связи генералы-"каппелевцы" обратились за поддержкой к правителю Юга России генерал-лейтенанту П. Н. Врангелю. 23 октября из Харбина по каналам дипломатической почты было отправлено заявление, подписанное генерал-лейтенантами Д. Л. Хорватом, Н. А. Лохвицким и Дитерихсом, а также председателем Восточного государственного объединения СВ. Востротиным от лица "несоциалистической общественности". Показательно, что генерал Лохвицкий, проживая в Харбине, представлялся, в качестве "назначенного Врангелем командующего Русскими войсками". Авторы обращения исходили из того, что "после падения правительства Колчака на Дальнем Востоке единой власти нет". В отношении власти Семенова отмечалось, что он "согласно акта Колчака от 4 января принял от него полноту гражданской и военной власти на Дальневосточной окраине, впредь до распоряжений генерала Деникина, ныне преемственно ваших (то есть Врангеля - В. Ц.)". Вместо того, чтобы полностью координировать свои действия с белым Югом (фактическим центром всероссийского Белого движения), атаман, по их утверждению, начал переговоры с "социалистами-коммунистами и передал гражданскую власть Читинскому областному народному собранию с преобладающим социалистическим составом, чем внес смущение в ряды армии и, в связи с его прошлой незакономерной деятельностью, вызвал недоверие к себе антибольшевистских группировок и отрицательное отношение многих представителей союзных стран". Реальной силой для "борьбы с большевиками" могла бы стать армия (около 20 тыс. человек), отступившая в Забайкалье, проживавшие в полосе отчуждения КВЖД солдаты и офицеры, которых можно было "свести в войсковые части". Крестьяне и казаки, хотя и отличавшиеся "небольшевистским настроением", были восстановлены против власти "системой управления в минувшие годы Семенова, Калмыкова, Розанова и их сподвижников". "Во всех областях, - отмечалось в обращении к Врангелю, - несоциалистические цензовые элементы весьма значительны, но, несплоченные и в связи с отсутствием объединяющего центра, желают единовластия, основанного на провозглашенных вами принципах (программе врангелевского правительства - В. Ц.)".
Это означало политический курс, основанный на взаимодействии "твердой власти" и "населения". По оценке "каппелевского" генералитета, Дальневосточная армия, не доверяя Семенову, стремилась "быть частью армии" Врангеля (за исключением "незначительных и ненадежных воинских частей, главным образом, бурят и монголов", верных атаману). В организационном отношении признание власти Врангеля существенно укрепляло бы Белое движение на Дальнем Востоке. "Для объединения действий всех элементов, признающих вас главой общегосударственной власти, необходимо присутствие на Дальнем Востоке вашего представителя, который... являлся бы проводником объявленных вами государственных начал и центром группирующихся здесь вокруг вашего имени элементов для выполнения ваших предначертаний".
Однако добиться ожидаемого признания со стороны Врангеля "каппелевцам" не довелось. Судьбы белого Крыма, равно как и белого Забайкалья были предрешены наступательными операциями советских войск. В ноябре 1920 г. белые войска отступили из пределов бывшей Российской империи. Дитерихс оказался в эмиграции49.
В Харбине генерал подготовил книгу, основанную на сохранившихся у него копиях следственных дел о цареубийстве. Фундаментальный труд "Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале" был издан в 1922 г. во Владивостоке в двух частях. Первая часть отражала факты, версии, связанные с цареубийством. Основной вывод книги, о том, что все представители царской семьи погибли, никому не удалось спастись, вызывал позднее в Зарубежье обвинения в пристрастности Дитерихса, в его желании скрыть факты "чудесного спасения" кого-либо из Романовых. Многие представители правых (В. И. Гурко, В. В. Вырубов, Н. Е. Марков) бездоказательно считали Дитерихса и Соколова причастными чуть ли не к заговору против государя. Вторая часть, озаглавленная автором "Материалы и мысли", содержала исследование причин, приведших к катастрофе 1917 года. Очерк истории династии с 1613 г., детальный анализ событий Февраля и Октября подводили к заключению о необходимости возврата России к ценностям православия, самодержавия и народности.
Жизнь "зачисленного в резерв" генерала в Зарубежье проходила тяжело. 1 июля 1921 г. родилась дочка Агния. 47-летнему отцу семейства приходилось добывать средства к существованию, принимаясь за любую работу. Несмотря-на собственные материальные трудности, Дитерихсы помогали детям-сиротам. Приют "Очаг", созданный супругой генерала еще осенью 1919 г. в Омске, был полностью вывезен из России. В это время в России заканчивалась гражданская война и только на Дальнем Востоке, под прикрытием японской армии, с мая 1921 г. установилась власть Временного Приамурского правительства, поддерживавшего Дальневосточную ("Белоповстанческую") армию, составленную из частей бывшего Восточного фронта Колчака.
Летом 1922 г. Приморье оказалось в состоянии острого политического кризиса. Япония начала переговоры с Дальневосточной республикой (ДВР) и советской Россией, подготавливая вывод своих войск с Дальнего Востока. Белым оставалось надеяться только на собственные силы. Однако после боев под Волочаевкой и Хабаровском Дальневосточная армия оказалась обескровленной. Начались и внутренние раздоры. Борьба шла между "Приморским парламентом" (Народным собранием), в котором преобладали представители левых, социалистических групп, и Временным Приамурским правительством братьев С. Д. и Н. Д. Меркуловых (первый - юрист, консультант Владивостокского городского самоуправления, глава правительства, второй - владелец пароходства на Амуре, член Владивостокского биржевого комитета и Приморской торгово-промышленной палаты). 14 мая 1922 г. Народное собрание объявило о выборах 13 июня Учредительного собрания, в которое, наравне с другими политическими партиями, могли быть избраны большевики. В ответ правительство издало указы о роспуске Народного собрания. Часть армии поддержала депутатов распущенного Собрания ("нарсобовцев"). Но моряки Сибирской флотилии, кадеты и гардемарины, казаки встали на сторону Меркуловых. Его поддержали также монархическое общество "Вера, царь и народ", Союз Георгиевских кавалеров, Русское национальное студенческое общество, Совет казачьих войск и войсковых атаманов, Союз домовладельцев Владивостока. Раскол власти, раскол армии грозил окончательно похоронить антибольшевистское Приморье. На здании "Народного собрания" уже был поднят красный флаг, а на здании гостиницы "Золотой Рог" - бело-зеленый флаг сибирских областников. Единственным выходом представлялось установление новой власти, авторитетной среди армии и гражданского населения, способной объединить оставшиеся противоболыневистские силы. Правительство Меркуловых решило передать верховную власть одному лицу. Выбор возлагался на Земский собор - представительный орган, созванный не по партийно-политическому, а по сословно-профессиональному признаку.
Необходимо было назначить и нового командующего войсками. Спасение единства армии и флота виделось в приглашении лица, способного объединить разнородные политические интересы во имя продолжения борьбы с большевизмом. Наиболее подходящей фигурой для этого выглядел генерал Дитерихс. С одной стороны, он не был связан ни с одной из противоборствовавших группировок Приморья, с другой - обладал авторитетом как бывший главнокомандующий Восточным фронтом. Той части армии, которая поддерживала Народное собрание, импонировало его "демократическое" прошлое (формальная поддержка Временного правительства и командование подразделениями Чехословацкого корпуса в 1918 г.), а другим были известны его монархические симпатии. Получив телеграмму-приглашение генералов-белоповстанцев, Дитерихс согласился и 8 июня, в разгар политического противостояния Народного собрания и правительства, прибыл во Владивосток50. Вступив в должность командующего войсками и флотом, он 11 июня 1922 г. заявил, что армия поддерживает правительство Меркуловых и одобряет роспуск Народного собрания51.
Началась подготовка к созыву Земского собора. Принятый Народным собранием закон об Учредительном собрании считался недействительным. Выборы в "Учредилку", в которых участвовали политические партии и отдельные "возбужденные революцией" деятели, заменялись на представительства от различных сословных, политических, профессиональных структур, правительства, органов местного самоуправления, приходских собраний. Участвовать в выборах не имели права только "коммунисты и примыкающие к ним, а также социалисты-интернационалисты"52. Всего в работе Собора должно было принять участие 347 человек (реальное число участников составляло 276)53. Таким образом, в системе представительства очевидна была попытка возврата к традициям. XVII в., старым московским принципам созыва Земских соборов, когда интересы отдельных сословий, групп населения и, что самое важное, Русской православной церкви выступали на первый план. Интересы политиков, политической борьбы должны были уступить место деловой, продуктивной работе по возрождению начал русской государственности54.
23 июля 1922 г. после военного парада, крестного хода и молебна, на котором вместе с представителями РПЦ присутствовали представители старообрядческой общины и мусульмане, открылись заседания Земского собора. Первый же акт Собора (от 31 июля) имел историческое значение, так как впервые за всю историю Белого движения Дом Романовых был признан "царствующим". Член президиума Собора, участник Поместного собора РПЦ 1917 - 1918 гг. СП. Руднев обратил внимание на психологический фактор: "Нам, русским, своя, равная каждому из нас и для каждого при известных условиях возможная и доступная, верховная власть, носителем или носителями которой являются простые смертные - не власть. На простом, обыкновенном, хотя бы и самом порядочком человеке, мы не миримся: нам надо или какой-то чудесный, непонятный даже, ореол, окружающий носителя этой власти и проистекающий вне дел наших рук, причем облеченный таким ореолом не должен спускаться с высоты и равняться по генералу, полковнику, помещику, купцу или мужику, или же, если нет такого ореола, быть чуть ли не одним из мировых гениев, а еще лучше - праведником и великим святым, но таким, святость которого была бы непререкаема. На меньшем мы, русские, говорю, не помиримся и понесем скорее кабалу и господство чужаков, но своему простому смертному, ровне своей, за совесть, а не за страх - не подчинимся... У нас в Белом движении такого праведника не явилось, значит, не следует ли возглавить это движение вождем с привычным и не нами созданным, а самим рождением, ореолом? Общая мысль остановилась на князе крови последней царственной династии"55. Еще более категорично высказался на этот счет делегат П. П. Васильев: "Белые генералы, как бы популярны ни были их имена, всегда будут казаться узурпаторами власти"56. Следовало учитывать и юридический фактор. У любого представителя династии Романовых было больше формальных прав на верховное возглавление России, чем у каких-либо политических деятелей. Монархические настроения усилились в это время и в Русском Зарубежье.
Вообще, если в 1919 г. династическая, самодержавная монархия, по существу, заменялась моделью единоличной власти военного диктатора, опирающейся на представительное собрание, то в 1920 - 1921 гг. принцип приоритета единоличной военной власти постепенно стал уступать место принципу восстановления монархии, как оптимальной единоличной власти, обладающей необходимой легитимностью. Причем в это время все более востребованными становились проекты "земской монархии". "Царь и земля", "Царь и земство" - вот тот идеал, который противопоставлялся как "старому режиму", при котором отсутствовала "живая связь" государя с подданными, а доверие общества к власти блокировала бюрократия, так и новомодным республиканским иллюзиям 1917 года. Восстановление монархии произошло бы посредством Всероссийского земского собора. В 1920 - 1922 гг. монархические структуры становились важной частью общественно-политической основы Белого движения и существенно влияли на его политический курс57.
От имени Собора были посланы две телеграммы: ко дню тезоименитства вдовствующей императрицы Марии Федоровны (5 августа) и тезоимениннику великому князю Николаю Николаевичу. Ввиду невозможности прибытия представителей Дома Романовых во Владивосток, следовало избрать правителя Приамурского края. Единоличная власть признавалась более всего соответствующей российской действительности. Многие члены Земского собора считали, что правителем края должно стать Лицо, так или иначе связанное со "старым режимом", из среды хорошо известных чиновников или военных. Наиболее подходящей представлялась им фигура бывшего Тобольского и Томского генерал-губернатора, камергера высочайшего двора Н. Л. Гондатти, проживавшего в Харбине. Возможность самому баллотироваться, на должность правителя Дитерихс допускал только в случае отказа Гондатти от избрания58.
Гондатти снял свою кандидатуру, и Дитерихс оказался единственным претендентом (братья Меркуловы заявили о самоотводе еще раньше). 8 августа на 12-м заседании Земского собора он был провозглашен "главою Приамурского государственного образования". Правительство сложило свои полномочия, передав правителю Приамурского края высшую военную и гражданскую власть. В своем указе № 1 Дитерихс "повелел" Приамурское государственное образование именовать Приамурским земским краем. Земскому собору следовало выбрать из своего состава Земскую думу, которая должна была составить основу представительной власти в крае, совместно с Приамурским церковным собором, созыв которого возлагался на архиепископа Харбинского и Маньчжурского Мефодия59. Отдельным приказом войска Временного приамурского правительства переименовывались в Земскую рать, а Дитерихс становился воеводой Земской рати, символически преемственной от Земской рати Минина и Пожарского, противостоявшей, как и в XVII в., "воровской рати" самозванцев и инородцев. Разрозненные воинские части переформировывались в четыре "рати" или "группы" ("Поволжская", "Сибирская", "Сибирская казачья" и "Дальневосточная")60.
9 августа 1922 г. указом № 2 Дитерихс, огласил основные принципы построения государственной власти в Приморье61. Местом пребывания Думы был назначен Никольск-Уссурийский. Устанавливалось, в частности, что от рабочих в Земскую Приамурскую думу может быть избран "работающий не менее 7 лет и имеющий какой-либо имущественный ценз в Приморье". Не могли быть избраны "члены коммунистической или какой-либо социалистически-интернациональной партии". Сами же эти партии объявлялись "нелегальными", а их члены подлежали высылке в пределы ДВР и Советской России62.
Местное самоуправление предполагалось построить в соответствии с историческими особенностями национальной государственности: "Каждый гражданин по вере его должен быть приписан при приходе своего вероисповедания. Церковные приходы объединяются в совет церковных приходов города и земских районов. В жизни всего государства будет иметь исключительное влияние церковный собор. Соединения церковных приходов должны будут заменить собой то, что теперь называется городским и земским самоуправлением. Все граждане должны приписаться к приходам. В назначенный день прихожане собираются в храме. После молитвы в церкви устанавливается урна, в которую прихожане опускают свои личные номера. Затем священник вынимает необходимое количество из них; таким образом составляется совет приходов. Во главе приходов будут стоять лица по назначению верховной власти. Лица недостойные и несоответствующие будут заменяться следующими, получившими очередной жребий. Благодаря этому в принцип будущих самоуправлений будут положены усмотрение и воля Божия. Надо думать, что новые органы самоуправления будут вполне авторитетны в населении. Никакой милиции, вероятно, не будет. Гражданам будет предоставлено право организации самообороны, под контролем церковных приходов.
В основу строительства Родины, таким образом, кладется принцип жертвенности; поэтому служащие и рабочие будут обеспечены только самым необходимым. И вообще, основная мысль предстоящей реформы должна состоять в глубокой вере в Промысел Божий. А провести его в жизнь можно только через церковь"63.
Таким образом, делалась попытка в какой-то мере возродить традиционные основы русского местного самоуправления допетровского времени. В России начала XX в. это означало полное исключение из практики основных органов местного самоуправления - земств и городских дум - любой политической борьбы, наносящей ущерб повседневной духовной и хозяйственно-административной жизни.
10 августа 1922 г. Земский собор завершил свою работу. Теперь предстояло защитить этот оплот русской государственности, решить многочисленные проблемы экономической жизни края и, самое главное, организовать противостояние неизбежному наступлению Красной армии. Но это не останавливало Дитерихса, взявшего на себя тяжелую ответственность правителя и воеводы.
Решения Земского собора оценивались современниками по-разному. Руднев судил довольно категорично: "В доме - пожар, а в это время пожарных призывают заниматься перепряжкой лошадей и украшением сбруи бубенчиками и лоскутками... Смертельные судороги Белого движения наступили раньше, чем можно было ожидать". Генерал Болдырев называл политику Дитерихса "повторением Крыма и Врангеля на Дальнем Востоке". Начальник штаба Земской рати генерал Петров отмечал: "Большинство слабо понимало это возвращение к старине, и в результате вместо дела генералу Дитерихсу приходилось всех учить". Интересно мнение поручика-артиллериста Земской рати Б. Б. Филимонова, будущего автора объемного исследования "Конец белого Приморья": "Генерал Дитерихс... верил, что Россию можно поднять на большевиков лишь во имя церкви, царя и отечества. Его программа могла бы увлечь массы, если бы в них, конечно, еще теплился огонек веры и преданности к трем приведенным выше основам"64.
Решающие бои на Приморском фронте начались вскоре после ухода японских войск. То, что край сохранял свою независимость от советской власти во Многом благодаря "японским штыкам", признавали почти все. Однако вряд ли правомерным можно считать тезис советской историографии, согласно которой вся политика белых в Приморье диктовалась из Токио, а разгон Народного собрания и созыв Земского собора стали всего лишь итогом противоречий между "военными" (требовавшими продолжения участия Японии в делах ДВР) и "дипломатами" (выступавшими за мир с советской Россией)65. Японию в Приморье интересовали прежде всего собственные экономические интересы. Дитерихс, при известных симпатиях к чехам и французам, негативно относился к японской помощи. Именно поэтому он отказывался возобновлять контакты с атаманом Семеновым, считая его "японским ставленником", и приветствовал вывод японских войск66.
23 августа 1922 г. в соответствии с указом Дитерихса, штаб Земской рати, резиденция правителя и Земская дума переехали в Никольск-Уссурийский - "ближе к фронту". А 2 сентября штаб Земской рати приказал ее частям перейти в наступление вдоль Уссурийской железной дороги на Хабаровск. Главный удар наносили каппелевцы, ижевцы и воткинцы Поволжской группы (рати) генерал-майора (земского воеводы) В. М. Молчанова. Почти одновременно в наступление перешли полки армии ДВР. В результате упорных встречных боев войска ДВР потерпели поражение, и белые заняли ст. Шмаковка. Однако овладеть мостом через р. Уссури им не удалось. На фронте наступило затишье.
К 25 октября были созданы приходские советы во Владивостоке и Никольске-Уссурийском. Заработала Приамурская Земская дума, сочетавшая законодательные и исполнительные функции. Но для дальнейшей борьбы необходима была более активная поддержка тыла. Показательна характеристика деятельности генерала уже бывшим премьером Российского правительства Вологодским. По-прежнему критикуя генерала за излишний "мистицизм" он тем не менее признал очевидные успехи Дитерихса на политическом поприще: "Дитерихс в Приморье проявляет массу энергии и такту. Он посещает не только разные города Приморья, но селения и станицы, беседует с крестьянами и казаками, что весьма важно для поднятия его престижа, как Правителя и Воеводы, - он всегда производил обаятельное впечатление на тех, с кем ему приходилось встречаться и беседовать. Лично мне не нравится его мистичность и как будто бы показная религиозность". В условиях начавшегося наступления войск ДВР на Приморье и роста партизанского движения снова обострилась проблема резервов. Дитерихс решил, как и в 1919 г. при формировании Дружин Святого Креста, обратиться к населению с призывами о защите православной веры. Но воевода не только призывал к совести и патриотизму русских людей. Приходилось действовать и силой приказа. 26 сентября указом N 49 прекращались до 1 января 1923 г. только что начавшиеся занятия во всех высших учебных заведениях Приморья. Немедленному призыву подлежали также офицеры запаса. В течение двух недель во Владивостоке должно было собраться 4000, а в Никольск-Уссурийске 700 ратников. Собранные пополнения составляли резерв Земской рати, из которого периодически отправлялись бы на фронт маршевые роты. Снабжать резерв должны были все торгующие одеждой, обувью и бельем городские магазины и лавки, а финансирование обеспечил бы создаваемый за счет частных торговцев, кооперативов и банков фонд в размере 8,5 млн. золотых рублей67.
Но на фронт из Владивостока прибыло лишь 176 человек (из 4000), а из Никольска-Уссурийского 200. Ни снабдить, ни вооружить их должным образом не смогли, а вместо ожидаемых 8,5 млн. руб. Дитерихс получил заявление от Торглэво-пррмыщденной палаты Владивостока, в котором констатировалось "практически полное отсутствие средств и безусловная невозможность реализовать недвижимость и незначительные остатки товаров, имеющихся в городе". Дитерихс был поражен равнодушием владивостокских "торгово-промышленников", но не стал угрожать расстрелами и конфискациями (в Приморье смертную казнь заменила высылка в ДВР). 11 октября он объявил приказ: "В отношении тех граждан, кои выказали себя неспособными к добровольной жертвенности жизнью и достоянием во имя идеи, возглавленной Земским собором, не прибегать к насильственным и репрессивным мерам. Им судья - бог"68.
С 3 октября возобновились бои на линии Уссурийской железной дороги. Поволжская группа генерала Молчанова с подошедшими из Владивостока ротами юнкеров Корниловского военного училища вступили в бой с частями 2-й Приамурской стрелковой дивизии Народно-революционной армии (НРА) ДВР. Во встречных боях 4 - 5 октября каппелевцы и ижевцы Молчанова не смогли сдержать превосходящие силы красных и отступили на 50 км, к Спасскому укрепленному району. 8 октября начались бои за Спасск. В советской историографии было принято оценивать штурм Спасска как проведенный по всем правилам военного искусства, с ожесточенными боями за каждый из семи фортов, рукопашными атаками и штыковыми схватками. На самом деле после того, как в течение двух дней по спасским укреплениям было выпущено более 8 тыс. снарядов разного калибра и красная кавалерия начала обход города с юга, руководивший обороной Молчанов получил директиву из штаба Земской рати оставить город. При этом практически все атаки красных были отбиты, а форты заняты уже после того, как их оставили белые дружины69.
После Спасского боя Земская рать концентрировала силы в районе сел Вознесенское-Ляличи. Сюда стягивались подразделения Сибирской группы генерал-майора И. С. Смолина, Сибирской казачьей группы генерал-майора Бородина и Дальневосточной казачьей группы генерал-лейтенанта Ф. Л. Глебова. Сюда же подходили от Спасска части Поволжской группы. 13 - 14 октября 1922 г. произошло генеральное сражение. Красными командовал В. К. Блюхер, два года назад штурмовавший Перекоп. Еще 12 октября Дитерихс издал директиву о переходе объединенными силами Рати в контрнаступление в направлении на ст. Монастырище. "Активность и решительность до предела", "неуспеха не допускаю, и отхода быть не может", - требовал он от земских дружин. В начавшихся встречных боях серьезные потери понесли курсанты дивизионной школы 2-й Приамурской стрелковой дивизии70. Удачно действовали казаки. 13 октября бои шли успешно для белых. Однако 14 октября, после подхода основных сил НРА, натиск на фронт Земской рати усилился; понимая, что дальнейшее сопротивление бессмысленно, Дитерихс приказал отступать. Теперь нужно было правильно организовать эвакуацию армии и беженцев.
Эту задачу удалось решить весьма успешно. Дитерихс лично контролировал посадку войск и беженцев на суда, а позднее - переход границы сухопутными войсками. Все желающие покинуть Приморье могли это сделать на 35 кораблях Сибирской флотилии под командованием адмирала Г. К. Старка и через г. Посьет, перейдя границу с Китаем. 26 октября 1922 г. Владивосток был оставлен белыми войсками.
Накануне эвакуации, 17 октября Дитерихс издал последний указ (N 68), гласивший: "Силы Земской Приамурской рати сломлены. Двенадцать тяжелых дней борьбы одними кадрами бессмертных героев Сибири и Ледяного похода, без пополнения, без патронов, решили участь земского Приамурского края. Скоро его уже не станет. Он как тело умрет. Но только - как тело. В духовном отношении, в значении ярко вспыхнувшей в пределах его русской, исторической, нравственно-религиозной идеологии - он никогда не умрет в будущей истории возрождения великой святой Руси. Семя брошено. Оно упало сейчас еще на мало подготовленную почву; но грядущая буря ужасов коммунистической власти разнесет это семя по широкой ниве земли русской и при помощи безграничной милости Божией принесет свои плодотворные результаты. Я горячо верю, что Россия вновь возродится в Россию Христа, Россию Помазанника Божия, но что теперь мы были недостойны еще этой великой милости Всевышнего Творца"71.
Правитель Приамурского края и Воевода Земской рати после отплытия из Владивостока присоединился к войскам в Посьете. Корабли Сибирской флотилии отправились в корейский порт Гензан, а затем в Шанхай и на Филиппины. Дитерихс и прибывший на границу генерал Лохвицкий договорились с администрацией китайского города Хунчуна о том, что войска переходят на положение беженцев и, пересекая границу, полностью разоружаются. Рано утром 2 ноября 1922 г. Дитерихс вместе со штабом Рати первыми перешли границу72.
После размещения части беженцев в приграничных поселках Дитерихс во главе "беженских групп" Земской рати совершил долгий, тяжелый переход от Хунчуна на Гирин и далее к Мукдену. После этого он вернулся сначала в Харбин, а летом 1923 г. с женой и дочерью, переехал в Шанхай. Дитерихс не собирался мириться с "беженским положением". Наибольшую известность получила деятельностиь Дитерихса на посту председателя Дальневосточного отдела Русского общевоинского союза (РОВС). Генерал видел возможность возрождения монархии в построении русской государственной власти на принципах "идеологии исторического национально-религиозного самодержавного монархизма", которая, в свою очередь, должна основываться только на "Учении Христа".
Перспективы династии он связывал с молодых представителями Дома Романовых. С декабря 1933 г. Дитерихс вел переписку с великим князем Никитой Александровичем, внуком Александра III, председателем "Общества распространения русской национальной и патриотической литературы". Дитерихс видел в нем потенциального вождя антибольшевистского сопротивления. Однако он считал, что встать во главе Белой борьбы представитель династии может только после создания единого антисоветского политического фронта, после начала непосредственных боевых операций на территории СССР, возможно и не без помощи иностранных "союзников"73.
В начале 1930-х годов, когда сила коммунизма, на фоне "успехов" первых пятилеток, героев стахановцев и покорителей Арктики, многим в Зарубежье представлялась огромной, призывы Дитерихса к возрождению монархии могли показаться еще большим анахронизмом чем в 1922 г. во Владивостоке. Но генерал продолжал непоколебимо верить в спасение России через возврат к историческим ценностям национальной государственности. В Шанхае Дитерихс работал в должности главного кассира Франко-Китайского Банка. Материальных трудностей его семья уже не испытывала и оказывала помощь детским приютам, занималась благотворительностью. Дитерихс оказывал финансовую поддержку "Обществу распространения русской национальной и патриотической литературы". На его пожертвования был издан труд профессора С. С. Ольденбурга "История царствования императора Николая II"74. Попечениями семьи Дитерихсов была устроена прекрасная домовая церковь. Значительные пожертвования выделялись на убранство храма Святителя Николая Чудотворца в Шанхае75.
Но главным делом оставалась борьба. Не случайно именно на деятельные в этом смысле организации было обращено внимание Дитерихса. Под его руководством в составе Дальневосточного отдела РОВСа готовились боевые группы, предназначенные для диверсий на территории СССР. После оккупации Маньчжурии японцами Дитерихс опубликовал "Призыв к Белой Русской эмиграции всего мира". В нем он ставил вопрос о возможности создания в Приморье буферного государства, а также единого Фонда для борьбы с большевизмом76. РОВС поддерживал тесные контакты с Братством Русской Правды (БРП) - боевой организацией, ориентированной на подготовку повстанческого движения в СССР. В последние годы жизни Дитерихс из-за усиливавшейся болезни легких не мог уже руководить Союзом так, как того требовала обстановка. Накануне второй мировой войны Дальневосточный отдел РОВСа внимательно следил за усиливавшейся активностью Японии. В переписке с генералом Е. К. Миллером Дитерихс указывал на возможность своего замещения бывшим командующим Дальневосточной армии генерал-лейтенантом Г. А. Вержбицким (начальником Тяньцзинского отдела РОВС с 1936 г.).
8 октября 1937 г., в возрасте шестидесяти трех лет Михаил Константинович Дитерихс скончался. Почти весь "русский Шанхай" пришел проститься с генералом. Дитерихс был похоронен на кладбище Локавей. Но бурные события XX века не пощадили его могилу. Во время "культурной революции" кладбище Локавей в Шанхае было уничтожено и на его месте построены жилые дома.
Примечания
1. Героические годы борьбы и побед. Дальний Восток в огне гражданской войны, М. 1968; Очерки истории Приморской организации КПСС. Владивосток. 1971; ШУРЫГИН А. П. "Этих дней не смолкнет слава..." М. 1982; ШИШКИН С. Н. Гражданская война на Дальнем Востоке (1918 - 1922 гг.). М. 1957; НАУМОВ С. Позорный конец белогвардейщины. В кн.: В огне революции. Сб. ст. и воспоминаний о революционных событиях на Дальнем Востоке. Хабаровск. 1927; ГОЛИОНКО В. П. В огне борьбы. М. 1958; и др.
2. РЫЖИКОВ Р. Генерал Михаил Дитерихс: забытое имя. - Посев, 1997, N 7.
3. Из частного архива А. А. Васильева (Дания).
4. ЛЕВИЦКИЙ Н.А. Русско-японская война 1904 - 1905 гг., М. 1938, с. 114 - 119.
5. Список Генерального штаба. Исправлен по 15 июля 1906 г. СПб. 1906.
6. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 6683, оп. 1, д. 16, л. 194- 196,7 - 9.
7. Положение о полевом управлении войск в военное время. СПб. 1890, разд. 2, гл. 2, п. 55; ГАРФ, ф. 6399, оп. 1, д. 24, л. 39 - 42, 321, 55, 66 - 66об., 76.
8. ДИТЕРИХС М. К. Записки по пути следования во Францию. - Военная быль, 1956, январь, N 16, с. 2 - 6.
9. КОРСУН Н. Балканский фронт мировой войны 1914 - 1918 гг. М. 1939.
10. ГАРФ, ф. 6399, оп. 1, д. 11, л. 1 - 5об.
11. Там же, д. 24, л. 182.
12. ДАНИЛОВ Ю. Н. Русские отряды во Франции и на Македонском фронте 1916 - 1918 гг. По материалам архивов французского Военного министерства. Париж. 1933, с. 150 - 169.
13. Из частного архива А. А. Васильева (Дания).
14. ГАРФ, ф. 6399, оп. 1, д. 25, л. 66 - 66об., 122 - 123.
15. Там же, ф. 1780, оп. 1, д. 28, л. 241 - 248.
16. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 2003, оп. -1, д. 1631, л. 35.
17. Там же, оп. 10, д. 204, л. 277.
18. ЛЕЛЕВИЧ Г. Октябрь в Ставке. Гомель. 1922. Приложение, с. 55; РГВИА, ф. 2003, оп.1, д. 35, л. 33.
19. Белое дело (Берлин); 1926, т. 1, с. 77 - 79, 81 - 82.
20. Из архива А. А. Васильева.
21. ТАТАРОВ Б. Участие чехословацких частей в боях за Киев. Ноябрь 1917 г. - Белая гвардия, 2003, N 7, с. 265.
22. ДРАГОМИРЕЦКИЙ В.С. Чехословаки в России. 1914 - 1920 гг. Париж-Прага. 1928, с. 38-42, 46 - 47, 212 - 213, 66.
23. ГОЛЕЧЕК В. Чехословацкое войско в России. Иркутск. 1919, с. 68 - 71.
24. БОЛДЫРЕВ В. Г. Директория. Колчак. Интервенты. Новониколаевск. 1925, с. 56 - 57; ГАРФ, ф. 6683, оп. 1, д. 16, л. 196 - 198; МЕЛЬГУНОВ С. П. Трагедия адмирала Колчака. Ч. 2. Белград. 1931, с. 184.
25. A chronicle of the Civil War in Siberia.and exile of China. The diaries of Petr Vasil'evich Vologodskii, 1918 - 1925. Vol. 1. Stanford (Ca.). 2002, p. 222 - 223; РОСС Н. Гибель царской семьи. Материалы следствия по делу об убийстве царской семьи (август 1918 - февраль 1920 г.). Франкфурт-на-Майне. 1987, с. 15.
26. РОСС Н. Ук. соч., с. 192.
27. Там же. с. 15.
28. МЕЛЬГУНОВ С. П. Трагедия адмирала Колчака. Ч. 3, т. 2. Белград. 1931, с. 39; ГИНС Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории, 1918 - 1920 гг. Т. 2, ч. 2. Пекин. 1921, с. 270.
29. ИНОСТРАНЦЕВ М. А. Первое поручение адмирала Колчака. - Белое дело, 1926, т. 1.
30. ПЕТРОВ П. П. Роковые годы. 1914 - 1920. Калифорния. 1965, с. 192; A chronicle of the Civil War in Siberia, p. 274 - 275.
31. Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 39499, оп. 1, д. 13, л. 105.
32. ПЕТРОВ П. П. Ук. соч., с. 193 - 196.
33. ГАРФ, ф. 5936, оп. 1, д. 127, л. 29; ВАРЛАМОВА Л. Н. Аппарат военного управления Всероссийского временного правительства А. В. Колчака. 1919 г. - Белая гвардия, 2001, N 5, с. 22 - 23.
34. БУДБЕРГ А. Дневник. М. 1990, с. 296.
35. ГИНС Г. К. Ук. соч. Т. 2, ч. 3. Пекин. 1921, с. 295.
36. ПЕТРОВ П. П. Ук. соч., с. 198.
37. ГАРФ, ф. 341, оп. 1, д. 52, л. 324; ВОРОБЬЕВ В. Ф. Тобольско-Петропавловская операция. М. 1939, с. 23, 45 - 47.
38. РГВА, ф. 39624, оп. 1, д. 135, л. 570, 642об.
39. Там же, д. 7, л. 47об. -48.
40. Там же, ф. 40253, оп. 1, Д. 6, л. 10, 29.
41. БУДБЕРГ А. Дневник. - Архив русской революции (Берлин), 1924, т. 15, с. 265; МЕЛЬГУНОВ С. П. Два генерала (к психологии гражданской войны). - Голос минувшего на чужой стороне (Прага), 1926, N 1/14, с. 190 - 193; ГАРФ, ф. 6399, оп. 1, д. 25, л. 66 - 66об., ПО, 122 - 123; ф. 6683, оп. 1, д. 16, л. 195 - 200.
42. ГИНС Г. К. Ук. соч. Т. 2, ч. 3, с. 299.
43. РГВА, ф. 39624, оп. 1, д. 7, л. 92 - 93а.
44. Уфимец, N 65, 8.XI.1919.
45. РГВА, ф. 39499, оп. 1, д. 13, л. 169; САХАРОВ К. В. Белая Сибирь. Мюнхен. 1923, с. 176- 179.
46. ЖАНЕН М. Отрывки из моего сибирского дневника. В кн.: Колчаковщина. Из белых мемуаров. Л. 1930, с. 136 - 144.
47. САХАРОВ К. В. Ук. соч., с. 197, 199; ГАРФ, ф. 6683, оп. 1, д. 16, л. 199 - 200.
48. РОСС Н. Ук. соч., с. 15 - 16.
49. Атаман Семенов. О себе. Воспоминания, мысли и выводы. М. 1999, с. 202 - 205; ПЕТРОВ П. П. От Волги до Тихого океана в рядах белых (1918 - 1922 гг.). Рига. 1930, с. 158; ЕГО ЖЕ. Роковые годы, с. 252 - 253; Красный архив, 1930, т. 3(40), с. 20 - 21, 23 - 24, 28 - 32.
50. Из архива А. А. Васильева.
51. Приамурье (Владивосток), 1922, N 1, июль, с. 12 - 13.
52. ГАРФ, ф. 5194, оп. 1, д. 2, л. 5.
53. Там же, д. 3, л. 11; Русская армия (Владивосток), N 138, 23.VI.1922.
54. ГЕРМОГЕНОВ К. Земские Соборы. - Воин (Владивосток), 1922, N 4, май.
55. РУДНЕВ С. П. При вечерних огнях. Воспоминания. Харбин. 1928, с. 446 - 447.
56. ГАРФ, ф. 5194, оп. 1, д. 4, л. 58.
57. ДАВАТЦ В. Годы. Очерки пятилетней борьбы. Белград. 1926, с. 48.
58. ГАРФ, ф. 5194, оп. 1, д. 4, л. 61, 78.
59. Там же, л. 165.
60. Там же, ф. 937, оп. 1, д. 18, л. 1.
61. Русская армия, N 159, 11.VHI.1922.
62. ГАРФ, ф. 937, on. 1, д. 18, л. 2 - 3; ФИЛИМОНОВ Б. Конец белого Приморья. Сан-Франциско. 1971, с. 75.
63. Вечер (Владивосток), 21.VIII.1922.
64. РУДНЕВ С. П. Ук. соч., с. 457, 458; ПЕТРОВ П. П. От Волги до Тихого океана, с. 210; ФИЛИМОНОВ Б. Ук. соч., с. 63, 117.
65. ШИШКИН С. Н. Ук. соч., с. 241, НАУМОВ С. Ук. соч., с. 245; ГОЛИОНКО В. П. Ук. соч., с. 267.
66. Из архива А. А. Васильева.
67. A chronicle of the Civil War in Siberia, vol. 2, p. 99; ГАРФ, ф. 944, on. 1, д. 34, л. 15.
68. Русская армия, N 186, 14.Х.1922.
69. ФИЛИМОНОВ Б. Ук. соч., с. 228 - 233.
70. ШУРЫГИН А. П. Ук. соч., с. 59.
71. ФИЛИМОНОВ Б. Ук. соч., с. 334.
72. Там же, с. 358 - 359.
73. Из архива А. А. Васильева.
74. ЖИГАНОВ В Д. Русские в Шанхае. Шанхай. 1936; ХИСАМУТДИНОВ А. А. Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке. Библиографич. словарь. Владивосток. 2000, с. 109.
75. РЫЖИКОВ Р. Ук. соч., с. 37.
76. ЕФРЕМОВ Ф. Генерал-лейтенант М. К. Дитерихс. - Военная быль, 1993, N 3(132), июль-сентябрь, с. 27.
Нет комментариев для отображения
Пожалуйста, войдите для комментирования
Вы сможете оставить комментарий после входа
Войти сейчас