Творогов О. В. Хронографы Древней Руси

Творогов О. В. Хронографы Древней Руси // Вопросы истории. - 1990. - № 1. - С. 36-49.

Стремление подчеркнуть, что история Руси неотделима от истории всемирной, было присуще уже Нестору - создателю Повести временных лет. Если его предшественники начинали повествование с деяний русских князей, то Нестор предпослал истории Русской земли историю славян, а самих славян упомянул в числе народов, которые, согласно библейской легенде, населили Землю после всемирного потопа: в перечень стран, располагавшихся в уделе Ноева сына Иафета между Эпиром, Иллирией и Лихтинией, был им вставлен этноним "славяне", а за перечислением народов, извлеченным из переводной хроники, следовал перечень племен, обитавших в пределах Киевской Руси¹. Таким наивным приемом летописец как бы удостоверял равенство славян с другими народами и племенами, чья древность, уходящая в библейские времена, подтверждалась авторитетной иноземной хроникой.

Упоминания о европейских странах в Повести временных лет эпизодичны - лишь в тех случаях, когда речь идет о дипломатических сношениях Руси с этими государствами, о военных конфликтах или брачных связях. Но знакомящее с жизнью других народов "летописанье греческое" - переводная византийская хроника - ощутимо присутствует в сознании древнерусских книжников. Не случайно летописец походя упоминает, например, о знамениях, случившихся в правление сирийского царя Антиоха Эпифана или византийского императора Маврикия², словно уверен, что имена этих исторических лиц его читателям хорошо известны. Сведения о всемирной истории они могли почерпнуть из известных на Руси уже в XI в. переводных византийских хроник - Георгия Амартола и Иоанна Малалы³. Хроника Амартола была завершена автором в IX в., а затем, еще на греческой почве, продолжена до середины X в.; Хроника Малалы доводила повествование до середины VI века. Обе хроники, как и другие средневековые всемирные хроники, имели сходную композиционную структуру. Они начинались с рассказа о "сотворении мира", затем следовала библейская история, история Навуходоносора и персидских царей, древнейшая история Рима, история Александра Македонского и его преемников в Египте и Сирии, вновь история Рима от Юлия Цезаря и до Констанция Хлора и, наконец, история Византии от Константина Великого до Юстиниана (в Хронике Малалы) или до Романа Лакапина (в Хронике Амартола).

Таким образом прослеживалась как бы единая линия династической преемственности, в начале которой стоял библейский Адам: библейским праотцам наследовали "судьи", затем цари Израильского и Иудейского государств, покоренных Вавилоном и Персией. Персидскую державу разгромил Александр Македонский, а Египет и Сирия, где правили династии, ведущие начало от его полководцев Птолемея Лага и Селевка Никатора, были в свою очередь покорены Римом. Римский император Константин Великий был первым императором, сделавшим своей столицей Константинополь - будущую столицу Византийской империи. История древнейшего Рима оказывалась также связанной с историей Трои (сын троянского вождя Энея Асканий основал в Италии Альба Лонгу), а отцом Александра Македонского средневековая историография называла последнего египетского царя Нектанеба II.

Нетрудно заметить, что за пределами этой магистральной линии исторической преемственности оказывалась античная Греция: Афины упоминаются лишь как объект посягательств Александра Македонского, опущена история республиканского Рима - весь период от изгнания Тарквиния Гордого до Юлия Цезаря (464 года по подсчету, имеющемуся в Хронике Малалы). Начиная с IV в. внимание хронистов сосредоточено лишь на Византии и ее соседях; остальная Европа будто не существует: ни агонизирующая Западная Римская империя, ни возникающие на ее развалинах варварские государства, ни Карл Великий, император, коронованный самим римским папой и вторгшийся в Северную Италию, в Хронике Амартола не упоминаются.

Впрочем, хроники отличались одна от другой по отбору материала: только в Хронике Малалы присутствуют рассказы о легендарных царях и героях античных мифов, излагается древнейшая история Рима от Энея до Тарквиния Гордого, а одна из книг хроники посвящена событиям Троянской войны; в Хронике Амартола зато очень подробно пересказана библейская история.

Тем не менее, византийские хроники дали возможность древнерусскому читателю ощутить свою страну частью мирового сообщества. С Византией, наследницей Римской империи, Русь поддерживала политические, религиозные и культурные контакты. "Линейность" исторического процесса, изображенного в хрониках, подчеркнутая "преемственность" великих держав впоследствии послужат оправданием для теории "третьего Рима", согласно которой Русское государство оказывается как бы единственным преемником "второго Рима": воспитанному на византийских хрониках древнерусскому историографу можно было позволить себе не принимать в расчет всю остальную Европу.

Полные тексты хроник Амартола и особенно Малалы, вероятно, не получили на Руси XI- XIV вв. широкого распространения: возможности переписки столь больших текстов были все же ограничены. До нас дошли только два пергаменных списка Хроники Амартола XIII-XIV вв., а полных списков Хроники Малалы мы вообще не знаем: ее текст известен лишь но фрагментам, вошедшим в состав различных хронологических компиляций. Но потребность в сочетании, излагавшем всемирную историю, была, и она восполнялась, как можно полагать, кратким "Хронографом по великому изложению", составленным в основной своей части по Хронике Георгия Амартола, и в меньшей: степени - по Хронике Малалы. Списки "Хронографа" до нас не дошли⁴.

Однако по мере того как возрастал интерес к всемирной истории и расширялись возможности древнерусских книжников, встал вопрос о создании более подробных хронографических сочинений. Стимулом могло послужить то, что известные Хроники Амартола и Малалы как бы дополняли друг друга и могли быть соединены с другими историческими сочинениями, в частности с эллинистическим романом об Александре Македонском ("Александрией"), так как о македонском царе в обеих хрониках лишь упоминалось. Древнейшим из известных нам хронографических сводов является хронограф, составленный в середине XIII в. и объединивший библейские книги, выписки из Хроники Малалы, "Александрию" и "Историю Иудейской войны" Иосифа Флавия. Но ни этот хронографический свод, открытый и изученный В. М. Истриным, ни другой, названный Троицким хронографом, ни обширный хронограф, условно называемый первой редакцией Летописца еллинского и римского, не получили широкого распространения. (Взаимоотношение редакций Еллинского летописца - особая проблема. Для нас здесь существенно лишь то, что вторая редакция, несомненно, создана позднее, чем первая, хотя и не восходит к ней непосредственно, как это считалось ранее.) Подлинными вершинами древнерусской хронографии явились два памятника: так называемая вторая редакция Летописца еллинского и римского и Русский хронограф в нескольких своих разновидностях.

В 1903 г. В. М. Истрин, казалось бы, установил, что Летописец еллинский и римский второй редакции (ЕЛ-2) существовал уже в середине XIII века. Впоследствии новые наблюдения заставили отказаться от этой датировки. В действительности ЕЛ-2 был составлен, по-видимому, в середине XV века. Эта датировка текстологически обоснована и к тому же оправдана современными представлениями о развитии историографической мысли в тот период. Это было время бурного развития летописания. В частности, именно в середине века был составлен летописный свод (так называемый Свод 1448 г.), объединивший великокняжеское и новгородское летописание. Интерес к всемирной истории в те годы был исключительно велик. Характерно, например, что краткими хронографами предваряются тексты некоторых летописей (например, Летописи Авраамки и Тверской летописи); что большая часть дошедших до нас списков Хроники Амартола, ЕЛ-2, Полной хронографической палеи и других памятников, содержащих изложение всемирной истории, относится ко второй половине XV - началу XVI в., причем некоторые из рукописей имеют точные даты: сборник, объединяющий Хронику Георгия Амартола и Хронику Георгия Синкелла, датирован 1452 г.; два списка Хроники Амартола - соответственно 1453 и 1456 гг.; список Полной хронографической палеи - 1477 г.; список ЕЛ-2 из собрания Библиотеки АН СССР (БАН) - 1485 годом.

Именно на рубеже XV-XVI вв. древнерусские книжники знакомятся и с новыми хронографическими и историческими источниками - сокращенной переработкой сербского перевода византийской Хроники Иоанна Зонары, так называемым "Паралипоменом", с болгарским переводом византийской Хроники, написанной в XII в. Константином Манассией, с особой редакцией романа об Александре Македонском - Сербской Александрией, старший список которой также имеет точную дату - 1491 год. В это же время осуществляется перевод огромного латинского романа Гвидо де Колумна "Historia destructionis Troiae" ("История разрушения Трои"), воспринимавшегося как историческое повествование.

Итак, ЕЛ-2 был составлен, вероятно, в середине XV века. Принятое в науке заглавие памятника условно: первая редакция Летописца имеет пространный заголовок, начинающийся словами "Летописец еллинский и римский" (то есть содержащий греческую и римскую - собственно Рима и Византии - историю). Все дошедшие до нас списки ЕЛ-2 не имеют начала: либо утрачены первые листы, либо текст ЕЛ-2 без вводной части (так мы называем текст от начала памятника до рассказа о пророке Данииле; вводная часть ЕЛ-2 в основном сходна с началом первой редакции Летописца) присоединен к тексту библейских книг или к тексту Хроники Амартола. От Летописца первой редакции ЕЛ-2 отличается не только своим составом (круг источников его значительно расширен), но и внешним оформлением. Если в первой редакции заголовки лишь вычленяли компоненты текста и носили, так сказать, источниковедческий характер ("Слово 7-е лет здания миру", "Слово 9-е", "Слово 16-е, лета Иустиниана царя и падение" и т. д.: это отсылки к соответствующим книгам Хроники Иоанна Малалы - 7-й, 9-й, 16-й), то в ЕЛ-2 текст расчленен на главы и более мелкие композиционные единицы, условно именуемые статьями, названия которых отражают прежде всего содержание данного фрагмента. Так, глава "Царство 5 Уалентово, иже царствова в Константине граде" имеет в своем составе статьи: "О избиении мних", "Чудо о хромом", "Чудо о слепом" и др. Эти заголовки пишутся, как правило, киноварью и существенно помогают ориентироваться в огромном тексте памятника, который занимает в переводе на привычные нам меры исчисления объема около 30 печ. листов.

ЕЛ-2, как и другие всемирные хроники в византийской и древнерусской традиции, начинает повествование от "сотворения мира". Но несколько неожиданным является состав и источники вводной части ЕЛ-2: наряду с библейскими книгами, которые изложены в наикратчайшем пересказе, здесь используется Хроника Иоанна Малалы. В изложении древнейшей истории Малала причудливо сочетает античные мифы и библейские легенды: боги Кронос и Зевс оказываются у него потомками Хама, сына Ноя; "ангелы божьи" становятся участниками гигантомахии - битвы богов с гигантами; наряду с рассказами о библейских персонажах, Малала сообщает о Геракле, Персее, Медузе Горгоне, Эдипе и других героях античных мифов. В ЕЛ-2 эти экскурсы Малалы в античную мифологию переданы в значительном сокращении, но все же присутствуют рядом с пересказом библейских книг.

Следующий раздел ЕЛ-2, казалось бы, опровергает только что сказанное: в памятник включен полный текст библейской книги пророка Даниила, к тому же с толкованиями. Но интерес именно к этой книге, как можно предположить, вызван в значительной мере ее сюжетными особенностями: здесь и мелодраматическая история невинной Сусанны, оклеветанной сластолюбивыми старцами, и столь привлекательные для средневекового читателя рассказы о пророчествах и вещих снах, и описания превратностей судьбы, когда вчерашний царь становится жалким рабом победителя. История пророка Даниила рассматривается на историческом фоне: он пророчествует вавилонским царям Навуходоносору и Валтасару, персидскому царю Киру. Эта сюжетность и богатство исторического (как полагали составители и читатели ЕЛ-2) материала, вероятно, и привлекши внимание именно к данной книге. Но примечательно, что составитель ЕЛ-2 счел нужным поместить в текст книги несколько вставок, с помощью которых стремился соотнести деяния Даниила с определенными периодами политической истории Вавилона и державы Ахеменидов. В хрониках (и, соответственно, в ЕЛ-2) в изложении истории стран Востока допускались существенные искажения. Так, последним вавилонским царем был Набонид, а красочно изображенный в библейских книгах и хрониках царь Валтасар - загадочный образ. Это имя носил сын Набонида, возглавлявший войско в войне с персами, но правление его после пленения Набонида Киром (а не "Дарием Мидянином", как сказано в Хронике Малалы) было кратким и номинальным.

Доведя повествование о странах Востока до времени Дария III Кодомана, побежденного в 331 г. до н. э. Александром Македонским, составитель ЕЛ-2 обращается к более глубокой древности - ко времени основания Рима. Древнейший период римской истории дается по Хронике Малалы, и в традициях этого источника исторические легенды сочетаются с античными мифами: рассказывается о пребывании в Италии Геракла, о бегстве Энея из- под стен Трои (попутно приводятся история Энея и Дидоны, эпизоды из странствий Одиссея). Затем в ЕЛ-2 излагается история первых римских царей от Ромула до Тарквиния Гордого. Республиканский период римской истории опущен, но период от изгнания Тарквиния Гордого (509 г. до н. э.) до объявления Юлия Цезаря пожизненным диктатором (44 г.) назван: по словам хрониста, "ипаты" управляли Римом 464 года (так обозначен период Римской республики).

Заключив изложение римской истории приведенной хронологической выкладкой, составитель ЕЛ-2 обращается к истории Александра Македонского: он вводит в текст памятника "Александрию" - обширный эллинистический роман о жизни и подвигах знаменитого полководца, значительно дополненный, по сравнению с текстом "Александрии", читавшимся в первой редакции Летописца. Трудно переоценить то богатство исторических и географических сведений, которые предлагала своим читателям "Александрия": ведь ее действие развертывалось на огромных пространствах от Рима на западе до Инда на Востоке, в ней описывались политическая, религиозная жизнь и быт различных народов; персонажами романа являлись исторические лица, чья судьба будет привлекать к себе внимание не только европейских историков, но и людей искусства - писателей, художников, композиторов - еще многие века. Разумеется, в "Александрии" значителен элемент легендарного и откровенно фантастического: это касается прежде всего описания диковинных земель, которые посещает Александр, и сказочных их обитателей; существенно отличается от действительности описание жизни и деяний македонского царя: Александр не был сыном египетского царя Нектанеба, он не завоевывал Рима и Карфагена, не посещал Иерусалима и не беседовал с еврейским первосвященником, жена царя Роксана не была дочерью Дария и т. д. Но подобные исторические легенды были свойственны всей средневековой историографии.

"Александрия", читавшаяся в ЕЛ-2, не получила самостоятельного распространения в древнерусской книжности, но уже с конца XV в. на Руси становится распространенной другая редакция того же эллинистического романа - "Сербская Александрия", русская редакция которой известна более чем в 150 списках, что убеждает в устойчивом интересе читателей к судьбе и деяниям прославленного полководца древности⁵. Вслед за "Александрией" в ЕЛ-2 идут рассказ о преемниках Александра в Египте и Сирии (озаглавленный несколько неожиданно: "Начало царства Царяграда"), а затем - обширный раздел об истории Рима. Даже если составитель ЕЛ-2 ограничился бы извлечениями из основных своих источников - хроник Амартола и Малалы, то и в этом случае история Рима оказалась бы изложенной достаточно полно; особое внимание уделялось перечню правителей: упоминаются все римские императоры, в том числе и те, чье правление продолжалось лишь несколько месяцев (такие, как Пертинакс, Дидий Юлиан, Гордиан, Бальбин или Пупиен). Но составитель ЕЛ-2 стремится рассказать о важнейших событиях как можно обстоятельнее и поэтому дополняет рассказ хроник обширными извлечениями из других источников.

Эта редакторская инициатива таила в себе немалую опасность. Мы не знаем, мог ли составитель ЕЛ-2 учесть печальный опыт своих предшественников, когда механическое сложение больших по объему источников приводило к тому, что новая компиляция становилась чрезмерно громоздкой. Но во всяком случае, русский книжник XV в. пошел иным, чрезвычайно продуктивным путем. Он сократил свой основной (и самый значительный по объему, если не считать "Александрии") источник - Хронику Георгия Амартола, опустил некоторые фрагменты, содержащие богословские рассуждения или подробности истории церкви, и благодаря этому удельный вес повествования на темы собственно исторические существенно возрос⁶. Это сокращение позволило ему без ущерба для общего объема труда дополнить повествование извлечениями из ряда новых источников.

В состав ЕЛ-2 был введен обширный рассказ о взятии Иерусалима Титом, извлеченный из средневековой еврейской хроники "Иосиппона"⁷, причем этот рассказ был интерполирован вставками из Хроники Амартола. В состав главы, повествующей об императоре Октавиане Августе, вошли извлечения из "Жития Богородицы", написанного Епифанием Кипрским. При изложении истории Византии составитель ЕЛ-2 вводит ряд значительных по объему фрагментов из "Жития Константина и Елены" - памятника, уделяющего основное внимание политическим и военным деяниям императора, а отнюдь не его христианским добродетелям. В главу, посвященную императору Юстиниану, вставлена отдельная повесть о создании храма Софии в Константинополе, в главу об императоре Феофиле - особое сказание о нем. Но этим редакционная работа русских хронистов не ограничивалась: повествование о римских и византийских императорах в ЕЛ-2, как и в первой редакции Летописца, составлено на основе Хроники Амартола с постоянным вкраплением фрагментов из Хроники Малалы. ЕЛ-2 привлекает еще один источник: из "Хронографа по великому изложению" он берет сведения о христианских святых в: мучениках. Этот материал в виде кратких выборок обычно завершает статьи о римских и византийских императорах.

Чем ближе к современности продвигалось повествование, тем больше создатель ЕЛ-2 ощущал недостаток в источниках. Хроника Малалы заканчивалась изложением событий VI в., Хроника Амартола с его продолжателем - событиями X века. У составителя ЕЛ-2 не было источника, с помощью которого он смог бы изложить события последующих пяти веков. И он, еще недавно включавший в текст такие обширные произведения, как "Житие Константина и Елены" или "Сказание о построении Софии Цареградской", вынужден был довольствоваться малым: после завершения повествования Амартола он воспроизводит статью "Царие, царствующие в Цариграде, православний же и еретици", содержащую краткие справки об императорах от Никифора Фоки до Мануила Палеолога. Этот перечень, впрочем, разорван одной вставкой: дойдя до упоминания императора Алексея Дуки Мурцуфла, составитель ЕЛ-2 не мог отказать себе в удовольствии включить подробный рассказ о византийских событиях, принадлежащий русскому автору, - "Повесть о взятии Константинополя от фряг", читаемую в ряде русских летописей под 1204 годом.

Существовало предположение, что ЕЛ-2 и был завершен в те годы, когда в Византии правил Мануил Палеолог (1391 - 1425). Более того, из последней фразы ЕЛ-2 "Мануила Палеолога сын его лето, православен", казалось бы, следовало, что ЕЛ-2 был составлен в 1392 г. - на втором году царствования Мануила⁸. Однако такое заключение было бы слишком категоричным: на втором году царствования Мануила (или вообще в пределах его царствования, когда итоговый подсчет произвести было невозможно) была составлена статья "Царие, царствующие...", включенная в полном своем виде в ЕЛ-2.

Итак, ЕЛ-2 - свод всемирной истории. Рассказ о взятии Константинополя в 1204 г. крестоносцами относится также к истории Византии, хотя и написан русским автором. Но в ЕЛ-2 читаются еще три фрагмента, извлеченные из русской летописи: рассказ о призвании варягов, рассказ о походе Олега и рассказ о походе Игоря на Царьград. Летопись, явившаяся источником этих вставок, была сходна с Софийской первой летописью, или, во всяком случае, с такой летописью, которая восходила к предполагаемому Своду 1448 г., то есть соединяла в себе московскую и новгородскую летописные традиции. Включение этих незначительных по объему фрагментов отнюдь не указывает на попытки составителя ЕЛ-2 соединить всемирную историю с русской: не случайно два из трех летописных фрагментов тематически связаны с византийской историей - сообщения о походах русских князей на Царьград. Задачу объединения всемирной и отечественной истории выполнит другой значительный памятник древнерусской хронографии - "Русский хронограф".

В последние годы удалось, как нам кажется, отвергнуть традиционную датировку "Русского хронографа" 1442 г., предложенную еще А. А. Шахматовым, и принять версию, согласно которой этот памятник был составлен в первой четверти XVI века⁹. Не акцентируя внимания на этом вопросе, требующем дальнейшего изучения, обратимся к характеристике состава памятника и историографических задач, которые выдвинул перед собой его составитель. Цель своего труда он изложил в одной из статей, предшествующих основному тексту памятника. Составитель пишет, что, желая поведать о "чудесах божьих", то есть об устроенном богом мире и свершившихся в нем событиях, обо всем, что произошло в нем с тех пор, "как начал бог творить", и "до сего времени", составитель "Хронографа" подвигнул себя "на многие и длительные труды", стремясь "избрать из многих летописных и бытийских (видимо, из библейских и хронографических. - О. Т.) книг нужнейшее и важнейшее и собрать воедино, ибо все те книги об одном пишут, а во всех много разноречий: тот одно писал, а тот - другое", и из-за большого объема тех книг неудобно их все объединить. Составитель признается, что, хотя его работа подобна сбору цветов в букет или сот медовых, "полна сладости духовной", все же труд его тяжел из-за разноречивости источников, ибо он-то пытался изыскать "правое", то есть истину¹⁰.

Итак, помимо историографических задач перед составителем "Хронографа", как он подчеркивает, стояла и сложная практическая задача: стремясь привлечь новые источники для изложения всемирной истории, он должен был отбирать наиболее достоверные факты и при этом заботиться о том, чтобы труд его не стал непомерно велик. Составитель "Русского хронографа" блестяще справился с этой задачей, потому что он был не только историком-источниковедом, но и талантливым литературным редактором. Он отказался от прежних приемов компиляции, когда текст монтировался из готовых блоков: выдержки из источников могли быть разного объема, могли компоноваться по-новому, но в пределах избранных фрагментов текст оставался почти неизменным.

Составитель "Хронографа" прибегает к пересказу источников, а это дает ему возможность сократить объем текста при незначительных утратах объема информации. Так, его не удовлетворило отсутствие в ЕЛ-2 - одном из основных источников "Русского хронографа" - библейской истории, представленной там в виде наикратчайшего конспекта. Он вводит в свой памятник библейскую историю, искусно ее пересказывая. Сохраняя событийную канву "исторических" библейских книг, он безжалостно сокращал материал, не имеющий сюжетного характера. Библейская книга Даниила, которая, как мы знаем, в ЕЛ-2 была воспроизведена полностью и с толкованиями, подвергается той же операции - она сокращена, и пересказана, как и остальные библейские книги.

Новым композиционным элементом "Хронографа" является повествование о Троянской войне. В гл. 107 входит статья "Повесть о создании и попленении Тройском", созданная самим составителем "Хронографа" путем искусного соединения двух источников - южнославянской повести о Троянской войне ("Притчи о кралех") и рассказа о том же событии, содержавшегося в византийской стихотворной хронике Константина Манассии¹¹. Появление в "Хронографе" этой повести открывало русским книжникам еще один (наряду с "Александрией") эпический сюжет, чрезвычайно популярный во всей Европе. На сюжет Троянского эпоса во Франции пишет стихотворный "Роман о Трое" Бенуа де Сен-Мор (XII в.), в Германии появляются поэма "Песнь о Трое" Герберта фон Фрицлара (начало XIII в.) и роман в стихах "Троянская война" Конрада Вюрцбургского (80-е годы XIII в.). Переработки сказаний о Троянской войне распространяются в XV в. также в Чехии и Польше. Русские книжники воспринимали события Троянской войны как подлинные, исторические. Как уже упоминалось, на рубеже XV-XVI вв. был осуществлен перевод еще одного произведения о Троянской войне - латинского романа "История разрушения Трои" Гвидо де Колумна. На этот перевод сошлется впоследствии Иван Грозный, сравнив своего политического противника Андрея Курбского с Энеем и Антенором, "предателями троянскими"¹². Хронографическая "Повесть о создании и попленении Тройском" обретет и самостоятельную жизнь; она будет выписываться из "Хронографа" и включаться в сборники как отдельное произведение.

Коренной переработке подверглось в "Хронографе" повествование об истории Рима и Византии. Во-первых, составитель привлек два новых источника: уже упоминавшийся болгарский перевод Хроники Константина Манассии¹³, а также сокращенную переработку другой византийской хроники, составленной в начале XII в. Иоанном Зонарой. Переработка эта, носившая название "Паралипомен", возникла на сербской почве, а русским книжникам она стала известна, возможно, по сборнику, сохранившемуся до наших дней в составе Волоколамского собрания Государственной библиотеки им. В. И. Ленина (ГБЛ). Но не "Паралипомен", а именно Хроника Манассии сыграла значительную роль при составлении "Хронографа". Ее текстом был заменен текст ЕЛ-2, восходивший в свою очередь к хроникам Георгия Амартола и Иоанна Малалы.

Составителя "Хронографа" привлекали особенности повествования Манассии, не утраченные в процессе славянского перевода. Именно стиль этой хроники определил ту манеру повествования, которую исследователи называют "хронографическим стилем". Д. С. Лихачев так характеризовал стиль Блав "Хронографа", восходящих к Хронике Манассии: "Все движется и живет в повествовании Хронографа. События описываются в нем в резких красках, сравнения из области звериного мира экспрессивны, при этом изложение обильно насыщено психологическими характеристиками. Даже предметы мертвой природы, даже отвлеченные понятия оказываются злыми, добрыми, награждаются людскими пороками и добродетелями... Автор как бы не может удержать своих чувств, он одержим необходимостью высказаться. Чувства, а не рассудок, владеют его пером... Речь его превращается в сплошной поток: образы, сравнения, эпитеты заполняют текст"¹⁴.

Вот (в переводе) несколько фрагментов текста "Хронографа", восходящего к Хронике Манассии. Рассказывается, например, что "хаган, царь скифов полуденных" (речь идет о нападении аварского хагана на Византию в 70 - 80-х годах VI в.), предложил императору Маврикию выкупить 12 тыс. плененных им византийских воинов, оплатив по "златице" за человека. Император пожалел денег, и Манассия разражается патетической инвективой: "Но не захотел Маврикий, одолеваем сребролюбием и злобою, не склонили жестокоумие его ни скифов свирепость, ни дикие помыслы хагана варварского, ни рыдания и слезы плененных. Послал хаган во второй раз к Маврикию, он же не склонился к милосердию. Тогда разъярился хаган словно пардус (гепард. - О. Т.) и тигр и послал горькую - на такое множество! - смерть. И пожал (увы мне!) меч это множество и покрыл лицо земное трупами, и поля кровью обагрены, пища птицам парящим и зверям. О злато, гонитель и мучитель прегордый, разоритель городов! О злато, делаешь ты мягкими жестоких, а слабых ожесточаешь, язык развязываешь молчаливым, а разговорчивым заключаешь уста, блеском своим манишь сердца к желаниям, словно камни делаешь мягкими! Кто всесильной твоей крепости может избежать?"¹⁵.

Если речь идет об опасностях, которым подвергался в юные годы император Константин Багрянородный, то хронист не боится утомить читателя вычурным и пространным сравнением: "Как только что посаженное и молодое деревцо не может вынести ни мороза, ни дыхания свирепых ветров, ни сильнейшего дождя, ни удушливой жары, ни выпавшего града, но все это вредит юности его и отовсюду опасности стремятся с корнем его выдрать, так же вот, если от бед злопыхательных смогло оно устоять, то станет закаленным, сад ведь, выросший на ветреном месте, гораздо неприхотливее по своей природе; вот так и тот, юный годами царь, сын Львов, Багрянородный Константин, когда все же после долгого течения солнца (то есть по прошествии времени. - О. Т.), и бедственных напастей, и искушений лютых дух приобрел несравнимо твердый, и словно корабельник опытный тихого пристанища после долгих бурь достиг"¹⁶.

Составитель "Хронографа" немало потрудился над стилем болгарского перевода Хроники Манассии, упростил синтаксис, заменил некоторые устаревшие или редкие слова, но в целом оставил неприкосновенными вычурный слог, пестроту красок и образность и экзальтированную патетику своего источника. Хроника Манассии не только позволила составителю "Хронографа" заменить тяжелый, маловыразительный текст, восходящий к Хронике Амартола, другим, эмоциональным и красочным - она помогла составителю памятника продолжить повествование: если Хроника Амартола завершалась описанием правления Романа Лакапина (920- 944), то в Хронике Манассии повествование было доведено до времени императора Никифора Вотаниота (1078 - 1081). Но "Хронограф" завершался рассказом о взятии Константинополя турками в 1453 году. Скупые справки статьи "Царие, царствующие..." не могли удовлетворить составителя: скудность сведений о Византии XII-XV вв. была особенно разительна после изобилующего подробностями сюжетно занимательного и эмоционального повествования Хроники Манассии.

Но на его счастье, под руками оказались жития сербских святых¹⁷ "Житие краля Стефана Дечанского", написанное выдающимся болгарским писателем Григорием Цамблаком, и "Житие деспота Стефана Лазаревича", написанное болгарским писателем Константином Костенечским. Оба жития - первоклассные литературные произведения, и их слог мог соперничать со слогом Хроники Константина Манассии. Кроме того, в обоих житиях говорилось не столько о благочестии, нищелюбии и "мнихолюбии" краля и деспота, сколько об их государственных делах. Таким образом, в "Хронограф" вошло повествование об истории Сербии, Болгарии и отчасти Византии за длительный период - с середины XIII в. до середины XV столетия¹⁸. Это было время героической борьбы славянских народов против турецкой экспансии, и повествование о гибели православных государств Болгарии и Сербии, с которыми Русь была связана теснейшими культурными и церковными узами, а затем завершающий "Хронограф" рассказ о падении Константинополя как бы подводили читателя к тем заключительным фразам памятника, в которых говорилось, что именно Русь, набирающая силы и авторитет, осталась единственным оплотом православия, явилась преемницей великой в прошлом Византийской империи.

Может быть именно для того, чтобы подчеркнуть идею преемственности, составитель "Русского хронографа" включил и сведения по истории Руси, изложив их синхронно со сведениями по истории Византии. Им руководило, вероятно, и радостное сознание того, что если иные "благочестивые царства" "грех ради наших по воле божьей безбожные турки пленили и разгромили и покорили под свою власть, то наша Российская земля... растет и молодеет и возвышается, и ей - Христос милостивый! - дай расти, и молодеть, и шириться до скончания века!"¹⁹. Видимо, в сознании хрониста с падением Константинополя в 1453 г. завершился некий исторический этап, пал "второй Рим". И хотя, как мы теперь знаем, "Хронограф" был составлен через полвека после этой даты, хронист не спешил перешагивать временной рубеж: ведь эпоха Руси, той Руси, которая еще "молодеет и возвышается", которой суждено, как он надеялся, еще долго "расти и шириться", только началась.

Итак, составитель "Хронографа" основной своей целью считал описание всемирной истории. Этим определялся и выбор источника для русских статей "Хронографа" - им стал сокращенный летописный свод, близкий по составу к Сокращенному своду 1495 года. Лишь в нескольких случаях были использованы другие летописные источники²⁰.

Прежде чем обратиться к характеристике глав и статей, восходящих к русским летописям, коснемся статьи "О князи рузстем" гл. 169. Текст ее восходит не к летописи, а к "Паралипомену" (сокращению славянского перевода греческой Хроники Иоанна Зонары). В "Паралипомене" были объединены и слиты в единый рассказ три фрагмента из полного текста Хроники Зонары, два из которых относятся к описанию царствования Михаила III, а третий - императора Василия Македонянина²¹. Имена русских князей - Аскольда, Дира и Олега - отсутствовали в греческом тексте и полном славянском переводе: они добавлены в известном нам списке "Паралипомена" (в составе сборника ГБЛ, Волоколамское собр., N 655) и являются поэтому не свидетельством знакомства Зонары с предводителями походов "русов", а результатом комментирования текста русским переписчиком "Паралипомена". Что же касается фразы "роди же нарицаемии руси, иже и кумани...", то она является буквальным переводом греческого текста²². Предположение Б. А. Рыбакова, что "роди" - это, возможно, жители города Родень²³, приходится отклонить: перед нами форма именительного падежа множественного числа от слова "род", каковым переведено греческое слово "этнос".

Статьи о русской истории, восходящие в основном к сокращенному летописному своду, регулярно помещаются в "Хронографе", начиная с гл. 167. Изложение событий чрезвычайно кратко, иногда это лишь упоминание о вокняжении или смерти князя, о постройке собора, военном конфликте, но не рассказ. В качестве примера приведем извлечение, вставив в текст, в квадратных скобках, некоторые необходимые даты, чтобы хронологическая сжатость повествования предстала бы перед нами более отчетливо: "При сем цари Иване²⁴ бысть в Руси великий князь Всеволод Ярославич, был на великом княжении лет 15 [1079 - 1093]. Сего сынове: Владимер Мономах и Ростислав. В то же лето [1093] седе на великое княжение в Киеве Святополк Изяславич, внук Ярославль. В то же лето [1097] ослеплен был Василко Ростиславич, сын внука Ярославля"²⁵. Или: "В лето 6620 [1012] преставися Святополк Изяславич, быв на великом княжении лето 21, и седе на великом княжении в Киеве Владимер Мономах, сын Всеволож, и в лето 625 [1117] постави в Володимери церковь камену святаго Спаса, отоиде в Киев, и преставися Владимер Манамах в лето 633 [1125], княжи 13 лет, а всех лет жил 73, всеми добрыми нравы украшен, его же вси страны трепетаху" ²⁶. Так в нескольких строках изложено все многолетнее княжение одного из наиболее выдающихся князей Древней Руси.

Тот же характер повествования сохраняется и в дальнейшем. Лишь события монголо-татарского нашествия описаны подробнее (есть даже отдельные статьи "О взятии Москвы", "О взятии Владимеря", "О убиении великого князя Юрья", "О убиении Василия Коньстянтиновича" и др.). События русской истории обрываются на 6958 (1450) г. - времени, близком к падению Константинополя, что лишний раз подчеркивает интерес составителя "Хронографа" к всемирной истории.

Известны и другие попытки объединить хронографию и летописание в одном памятнике, уделив, однако, равное внимание и всемирной и русской истории. Один такой опыт - Никоновская летопись, в состав которой вошли все хронографические статьи, посвященные византийской истории и истории южных славян, начиная со статьи "О убиении Варды кесаря" из гл. 166 "Хронографа". Другой, еще более грандиозный замысел - "историческая энциклопедия XVI в." (по определению А. Е. Преснякова) - Лицевой хронографический свод. В первых его трех томах содержался текст библейских книг, компиляция из ЕЛ-2 и "Хронографа", причем вслед за извлеченной из "Хронографа" "Повестью о создании и попленении Тройском" следовал почти полный текст русского перевода "Троянской истории" Гвидо де Колумна²⁷.

В XVI в. составляются и новые редакции "Русского хронографа": "Хронограф Западнорусский", основанный на редакции 1512 г. "Русского хронографа". В Западнорусском хронографе, во-первых, отсутствовала вся библейская часть; во-вторых, были исключены почти все статьи, содержащие изложение русской истории; в-третьих, текст "Хронографа" был дополнен огромной выпиской из польской Хроники Мартина Вельского - повествования о западноевропейской истории от времени Карла Великого и до 1531 года. Меньший интерес представляет хронографический свод, названный нами "Пространным хронографом". Сам этот свод не сохранился, но отразился в двух восходящих к нему хронографических компиляциях: Хронографе 1599 г. и Хронографе 1601 года.

Чтобы завершить рассказ о развитии хронографии в XVI в., необходимо упомянуть о хронографических компиляциях, известных пока в единичных списках (и, вероятнее всего, в единичных списках и существовавших): это Софийский хронограф, содержащий ряд выписок из Хроники Иоанна Малалы, не известных по другим хронографическим сводам²⁸, и Тихонравовский хронограф, обнаруженный и исследованный еще В. М. Истриньга²⁹, в котором особый интерес представляет новое обращение к Хронике Иоанна Малалы. к редкой в нашей рукописной традиции ее 5-й книге, повествующей о Троянской войне.

В начале XVII в. (если судить по имеющемуся в одной из статей расчету лет, - в 1617 г.) была составлена новая редакция "Русского хронографа". Эта редакция существенно отличается от редакции 1512 года. Библейская часть в ней сокращена, добавлено много нового материала, например, статьи географического содержания (об островах, о морях, об открытии Америки Колумбом). В обширном извлечении из статьи "О дивиих людях" польской Хроники Мартина Бельского (это один из важных источников редакции 1617 г.) рассказывается о фантастических людях, будто бы обитающих в различных далеких странах. Среди них - и персонажи античной мифологии сатиры ("жилище их в лесах, по горам, а хожение их скоро, егда текут, никто же не может постигнути их, а ходят наги.., а тело их обросло власами"), и люди "без обеих губ", питающиеся запахом цветов и плодов, и люди, подобные кентаврам ("половина человека, а другая - конь"), и люди, у которых "зубы в три ряды, главы у них человечии, а тело лютого зверя", и т. д.

Фантастические сведения об аборигенах содержат и статьи о путешествиях в Америку Х. Колумба и А. Веспуччи: "Нашли остров диких людей, ходят наги, а ноги у них как лапы, а толь велики, что может весь человек плюсною покрытися". Примечателен интерес этой редакции "Хронографа" к античной мифологии: из ЕЛ-2 и из Хроники Вельского здесь помещены рассказы о Геракле, Зевсе и Семеле, Персее и Горгоне Медузе, о Дедале и Икаре, об Орфее, Прометее и других богах и героях³⁰. Составитель редакции 1617 г. не обошел вниманием и историю Троянской войны: он заменил "Повесть о создании и попленении Тройском", читавшуюся в редакции 1512 г., статьей "О златом руне волшебного овна" - переработкой соответствующей статьи Хроники Бельского. Здесь рассказывается, в частности, о предыстории Троянской войны: о бегстве в Колхиду Фрикса и Геллы, об истории золотого руна, о разрушении Илиона Геркулесом, упоминается миф о Зевсе (Юпитере) и Леде³¹.

Русская история изложена в редакции 1617 г. очень неравномерно: о событиях до середины XV в. рассказывается по редакции 1512 г., но текст ее значительно и довольно бессистемно сокращен. Так, опущены сообщения о смерти Юрия Долгорукого и об убийстве Андрея Боголюбского, но сохранено известие о пожаре в Ростове; опущено сообщение о вокняжении Ивана Калиты, но сохранена заметка о голоде, когда "жито все мыши поели". Сведения о событиях после 1452 г. составитель черпал из какого-то другого источника, который пока не определен с достаточной точностью. Большое место уделено в редакции 1617 г. рассказу о событиях Смутного времени. Он доведен до 1613 г. - до воцарения Михаила Романова и представляет собой обстоятельное и совершенное по литературной форме повествование³². По характеристике Д. С. Лихачева, "рассказ Хронографа 1617 г. о событиях русской истории XVI - начала XVII в. представляет собою единое и стройное произведение", обнаруживающее единство стилистическое и идейное, произведение, пронизанное светским духом, светской оценкой событий и поступков людей³³.

В главах "Хронографа", посвященных царствованиям Бориса Годунова, Василия Шуйского, борьбе за освобождение Москвы от поляков, с особой отчетливостью проявилось новое качество исторического повествования, которое Лихачев определил как "открытие человеческого характера". Обращаясь непосредственно к рассказу Хронографа 1617 г. о событиях Смутного времени, Лихачев отмечает, что в нем наличествует некая система характеристик, "теоретически изложенная в кратких, но чрезвычайно значительных сентенциях и практически примененная в изображении действующих лиц "Смуты". Эта "система" противостоит средневековой... В ней нет резкого противопоставления добрых и злых, грешных и безгрешных, нет строгого осуждения грешников, нет "абсолютизации" человека, столь свойственной идеалистической системе мировоззрения средневековья"³⁴.

Освободившись от церковно-историографической концепционности, Хронограф XVII в. делает "крупный шаг на пути секуляризации русской хронографии"³⁵; рядом с историей православного мира - а только она интересовала, как мы помним, составителя ЕЛ-2 или Хронографа 1512 г. - появляются сведения о "латинах", то есть о странах католического вероисповедания; рядом с библейской историей пересказываются и комментируются языческие мифы. Но наряду с этим "Хронограф" в своей всемирно- исторической части утрачивает былую композиционную стройность, напоминая порой сборник статей, расположенных в хронологическом порядке, выбор которых определяется их занимательностью или нравоучительностью. Эта тенденция, заметная уже в Хронографе 1617 г., становится главной в дальнейшем развитии русского хронографического жанра.

Все чаще и чаще в XVII в. появляются хронографы "особого состава": компилятивные сочинения, основанные на той или иной традиционной разновидности хронографа, но существенно дополненные или переработанные в соответствии с интересами заказчика или составителя.

Примером такого хронографа особого состава может служить рукопись конца XVII - начала XVIII в., подаренная Публичной библиотеке в прошлом веке А. Н. Олениным. В основе хронографа - редакция 1617 года. Канонический текст сохранен, но сделаны многочисленные и обширные вставки. Одним из источников компиляции явилась Никоновская летопись, почти полный текст которой вошел в состав описываемого хронографа. Сюда же включены "Послание Филофея Мисюрю Мунехину", Повесть о Скандербеге и другие памятники. Работа над хронографами особого состава активно продолжается и в XVIII веке.

Такова вкратце история хронографического жанра в древнерусской литературе. В последние годы было обнаружено и описано много хронографических текстов (списки Хроники Амартола, Хроники Георгия Синкелла, списки разных редакций "Русского хронографа"), предпринята публикация некоторых хронографических текстов, существенно дополнены и пересмотрены прежние представления об истории хронографических сводов - второй редакции Летописца еллинского и римского. Остается еще много нерешенных задач. Нужно продолжить разыскания о времени и обстоятельствах составления "Русского хронографа" редакции 1512 года. Недостаточно изучена хронография XVII века. Текст "Хронографа" редакции 1617 г. издан крайне неудовлетворительно. Так называемая третья редакция "Хронографа" (или редакция 1620 г.) практически не изучена, если не считать краткого обзора, сделанного А. Н. Поповым более 100 лет назад³⁶. Хронография - важный жанр древнерусской историографии, который должен оставаться в поле зрения исследователей.

Примечания

1. Повесть временных лет (ПВЛ). Ч. 1. М. - Л. 1950, с. 10.

2. Там же, с. 110 - 111.

3. См. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1. XI - первая половина XIV в. Л. 1987, с. 467 - 470, 471 - 474.

4. Состав его может быть реконструирован на основе восходящих к нему поздних хронографических компиляций.

5. Александрия. Роман об Александре Македонском по русской рукописи XV в. М. - Л. 1965.

6. В ЕЛ-2 не вошел текст Хроники, читающийся в издании Истрина (Истрин В. М. Хроника Георгия Амартола в древнем славяно-русском переводе. Т. 1. Пг. 1920) на с. 2(59 - 278, 279 - 300, 446 - 448 и др.; в первую редакцию Еллинского летописца этот текст входил.

7. О знакомстве древнерусских книжников с этим памятником см.: Мещерский Н. А. "История Иудейской войны" Иосифа Флавия в древнерусском переводе М. -Л. 1958.

8. Лихачев. Д. С. Еллинский летописец второго вида и правительственные круги Москвы конца XV в. - Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР (ТОДРЛ), 1948, т. 6.

9. Клосс Б. М. О времени создания русского Хронографа. - ТОДРЛ, 1971, т. 26

10. Русский хронограф. Ч. 1. Хронограф редакции 1512 года. СПб. 1911; Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 22, ч. 1, с. 18 (текст дается в переводе).

11. Подробнее о составе этой хронографической статьи см.: Троянские сказания, Средневековые рыцарские романы о Троянской войне по русским рукописям XVI-XVII веков. Л. 1972, с. 162 - 166.

12. Первое послание Йвана Грозного Курбскому. В кн.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М. 1981, с. 34.

13. По наблюдениям М. А. Салминой, извлечения из Хроники Манассии составили полный текст или вошли в гл. 71 "Хронографа" (Салмина М. А. Хроника Константина Манассии как источник Русского хронографа. - ТОДРЛ, 1979, т. 33).

14. Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М. - Л. 1947, с. 342 - 344.

15. Русский хронограф, с. 301.

16. Там же, с. 355.

17. Оба жития входили в тот же сборник (Отдел рукописей Государственной библиотеки им. В. И. Ленина, Волоколамское собр.), в котором был и "Паралипомен" Зонары. А. А. Шахматов предположил, что именно этим сборником пользовался составитель "Хронографа" (см. Шахматов А. А. К вопросу о происхождении Хронографа. - Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук (Сб. ОРЯС), СПб., 1899., т. 66, N 8, с. 73). Сейчас эта догадка обрела большую силу, если учесть гипотезу Б, М. Клосса, что "Хронограф" был составлен именно в Волоколамском монастыре (см. Клосс Б. М. Иосифо-Волоколамский монастырь и летописание конца XV - первой: половины XVI в. В кн.: Впомогательные исторические дисциплины. Вып. 6. Л. 1974).

18. Текст этих глав "Хронографа" с переводом на современный русский язык и с комментариями опубликован в кн.: Памятники литературы Древней Руси. Конец XV - первая половина XVI века. М. 1984.

19. Русский хронограф, с. 439 - 440 (текст дается в переводе).

20. Клосс Б. М. О времени создания Русского хронографа.

21. См., напр., полный список сербского перевода Хроники Зонары: Библиотека Академии наук, Рукописный отдел, 24.4.34, лл. 414, 420об., 427.

22. Ioanis Zonarae Epitome historiarum. Vol. IV. Lipsiae. 1874, p. 15. О синонимичности в византийских источниках антонимов "росы", "тавры" и "скифы" см.: Бибиков М. В. Византийские источники по истории Руси, народов Северного Причерноморья и Северного Кавказа (XII-XIII вв.). В кн.: Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1980. М. 1981, с. 63сл.

23. Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII веков. М. 1982, с. 346 - 347. Рыбаков рассматривает статью Никоновской летописи "О князи рустем Оскольде", которая является дословной выпиской из "Хронографа", но в заголовке летописцем добавлено имя Оскольда.

24. Речь идет о византийском императоре Иоанне II Комнине (1118 - 1143 гг.), вступившем на престол через четверть века после смерти Всеволода. Этот сбой хронологии типичен для "Хронографа": так, в главу, посвященную царствованию императора Василия II (ум. в 1025 г.), вошли русские событий вплоть до 1054 г., в главу о царствовании Константина Мономаха (1042 - 1055 гг.) вошли русские события 1054 - 1078 гг., в главу об императоре Андронике III Палеологе (1328 - 1341 гг.} - события 1344 - 1356 гг., и т. д.

25. Русский хронограф, с. 382.

26. Там же, с. 386 - 387.

27. Щепкин В. Н. Лицевой сборник Российского исторического музея. - Известия ОРЯС, 1899, т. 4, кн. 1, с. 1345 - 1385; Троянские сказания, с. 167 - 169.

28. Его текст опубликован: ТОДРЛ, 1983, т. 37.

29. Истрив Б. М. Особый вид Еллинского летописца из собрания Тихонравова. - Известия ОРЯС, 1912, т. 17, кн. 3.

30. Подробнее см.: Салмина М. А. Античные мифы в хронографе 1617 г. - ТОДРЛ, 1983, т. 37.

31. Текст этой статьи исследован и опубликован в кн.: Троянские сказания с. 139 - 147, 159 - 160, 184 - 186.

32. См. Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI - начало XVII века М. 1987.

33. Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. М. 1970, с. 12 - 13.

34. Там же, с. 7, 13.

35. Там же, с. 12.

36. Попов А. Обзор хронографов русской редакции. Вып. 2. М. 1869.