Лошаков А. Ю. Граф Владимир Николаевич Ламздорф

Советская историография долгие годы не уделяла должного внимания роли личности в истории, предпочитая изучать исторические процессы с помощью обезличенных категорий (формация, класс и др.). Об изучении биографий людей, близких к последнему российскому императору, и говорить не приходилось. Между тем, и до настоящего времени в историографии нет должного отражения жизни и деятельности целого ряда лиц рубежа XIX-XX веков. Среди них следует назвать графа Владимира Николаевича Ламздорфа.

1904 год

Ламздорф на известной картине Репина "Приплыли" "Заседание Госсовета"

Личность графа Ламздорфа, министра иностранных дел России с 1900 по 1906 г., интересна как сама по себе, так и в контексте бурных событий конца XIX - начала XX века. Он был одним из тех, кто определял внешнюю политику России в тот период, когда наша страна в условиях нарастающего внутреннего кризиса делала судьбоносный выбор между союзом с Францией и союзом с Германией.

Историкам и любителям отечественной истории он знаком, прежде всего, как автор дневников, три тома которых были опубликованы в 1926, 1934 и 1991 годах. Эти дневники, охватывающие период с 1886 по 1896 г., являются интересным источником, отразившим множество событий отечественной и международной истории¹. О дипломатической деятельности Ламздорфа отечественными и зарубежными исследователями написано немного, а о его личности мы можем почерпнуть в литературе лишь очень скудную информацию. Как правило, это только краткие биографические статьи из энциклопедий и справочников. После отставки Ламздорфа и его смерти в литературе твердо утвердились отрицательные оценки личности и деятельности графа. Это во многом было связано с тем, что его имя ассоциировалось с неудачами России в русско-японской войне. Так в 1907 г. в N 4 "Вестника Европы" появилась статья публициста Людвига Зиновьевича Слонимского, в которой утверждалось, что Ламздорф был "...верным "слугою" высших сфер, покорным исполнителем или пассивным свидетелем чужих случайных и переменчивых решений", а также, что "...он не чувствовал ответственности перед страною"².

В советской историографии граф Ламздорф, как и многие другие царские сановники, был подвергнут "разоблачению" историками, работавшими в рамках концепции так называемой "школы Покровского". Например, историк Ф. А. Ротштейн считал, что Ламздорфу присуще "убожество духа" и "чисто животный, индивидуалистический и малодушный эгоизм"³. Аналогичную характеристику графу Ламздорфу дал другой известный советский историк Б. А. Романов. Ламздорф, в его понимании, - техник с "многолетним бюрократическим опытом и вышколенным при Александре III полным отсутствием вкуса к инициативе", находившийся в "безграничном подчинении" у С. Ю. Витте⁴.

Только в последнее время на личность Ламздорфа историки взглянули по-другому. В 1991 г. под редакцией В. И. Бовыкина с переводом и комментариями И. А. Дьяконовой вышел третий том дневников Ламздорфа за 1894- 1896 годы. В предисловии Дьяконовой отмечаются замалчивавшиеся до этого положительные черты его личности - скромность, исполнительность, трудолюбие, набожность⁵. В настоящее время в отечественной и зарубежной историографии встречаются различные оценки графа Ламздорфа⁶. В 2001 г. в сентябрьском номере журнала "Дипломатический Вестник" появилась отдельная обзорная статья Т. О. Лиманской, посвященная деятельности графа Ламздорфа на посту главы МИД России⁷. Совсем недавно вышла новая монография И. С. Рыбаченок, подробно освещающая внешнюю политику России рубежа XIX-XX вв.⁸, в которой фигура графа Ламздорфа является одной из ключевых.

Граф Владимир Николаевич Ламздорф родился 25 декабря 1844 года. Он принадлежал к родовитой дворянской фамилии из Вестфалии, уходящей своими корнями в XIII век. Первым Ламздорфом, многого достигшим в нашей стране, стал Матвей Иванович Ламздорф - участник русско-турецкой войны 1768 - 1774 гг.; первый губернатор присоединенной к России Курляндии, с 1800 г. - воспитатель великих князей Николая Павловича (будущего Николая I) и Михаила Павловича. Граф Владимир Николаевич Ламздорф гордился своим дедом. Дьяконова считает, что дед Ламздорфа "стал для него самого как бы символом высшего взлета его дворянского рода в России в смысле общественного положения и богатства". Ламздорф отметил в дневнике день 150-летней годовщины со дня рождения своего деда⁹.

Отец В. Н. Ламздорфа, Николай Матвеевич (1804 - 1877), был директором лесного департамента и генерал-адъютантом¹⁰. Уважая отца, Ламздорф, очевидно, был более привязан к матери Александре Романовне (урожденной Ренни)(1808 - 1873). Она была в его глазах хранительницей домашнего очага, обеспечивавшей семейное благополучие. Ее смерть для графа явилась не просто личной трагедией, а крушением всего мира детства¹¹.

Ближайшие родственники Ламздорфа входили в число придворных: его брат Александр (1835 - 1902) был гофмейстером двора, а его племянница Мэри, дочь Александра, была фрейлиной императрицы Александры Федоровны, пока не вышла замуж за дипломата Михаила Апполинарьевича Хрептович-Бутенева.

Ламздорф ни разу не был женат и не имел детей. Несмотря на наличие многочисленных родственников и друзей, он ощущал себя весьма одиноким человеком. Недаром в разговоре со своим другом монахом Пименом (Сипягиным) он признался, что его "почти ничего уже не связывает" с миром, и продолжил: "Вы знаете, что я вижусь только с родственниками, друзьями и с теми, с которыми мой долг и жизнь сами меня заставляют быть в сношении. С мирянами у меня общения нет; им скучно со мной, отшельником, а мне еще тяжелее с ними..."¹². Такое добровольное "отшельничество" - на самом деле просто нелюдимость, не свойственная дипломату. Очевидно граф Ламздорф своим поведением довольно резко выделялся среди коллег. Особенностями его характера можно объяснить то, что он никогда не работал в дипломатических представительствах за границей.

В 1861 г. семнадцати лет от роду, после трех с половиной лет обучения в Пажеском корпусе, Владимир Николаевич Ламздорф был определен на службу в Собственную Его Императорского Величества канцелярию придворным камер пажом. Пять лет спустя в чине титулярного советника он перевелся в департамент внутренних сношений Министерства иностранных дел. За первые десять лет Ламздорф дослужился до чина статского советника и стал первым секретарем канцелярии. После возвращения министра иностранных дел А. М. Горчакова с Берлинского конгресса, он вместе с Н. К. Гирсом, будущим преемником Горчакова, удостоился чести побывать на приеме у императора в Ливадии. С тех пор карьерный рост графа значительно ускорился. В 1879 г. он стал камергером и управляющим литографией МИД и получил хорошую квартиру в здании министерства на Певческом мосту. С апреля 1881 г. Ламздорф - второй советник министра и действительный статский советник, с сентября 1882 г. - директор канцелярии министерства, а с апреля 1886 г. - первый советник министра. В апреле 1889 г. он стал гофмейстером, что соответствует 3-му классу табели о рангах. Уже будучи министром иностранных дел, он был пожалован в действительные тайные советники (1 апреля 1901 г.) и в статс-секретари его императорского величества (6 мая 1902 г.)¹³.

В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) сохранились личные документы Ламздорфа, из которых можно узнать о его служебных обязанностях в начале дипломатической карьеры. Это его подорожные, иностранные паспорта и свидетельства об отпусках. Из них мы узнаем, что Ламздорф часто ездил за границу в качестве курьера. Так в августе 1871 г. надворный советник, камер-юнкер Ламздорф был направлен курьером с депешами через Вену в Италию, в апреле 1873 г. - в Берлин, в мае того же года он снова отправился в Берлин. В 1877 г., после нескольких лет перерыва в зарубежных командировках, Владимир Николаевич, еще камер-юнкер, но уже статский советник и 1-ый секретарь канцелярии МИД, отправляется в феврале с депешами в Вену, в июне - через Берлин и Лондон в Париж, а в сентябре - через Берлин в Берн. За эти годы Ламздорф несколько раз уходил в двухмесячный отпуск с августа по октябрь и уезжал в Московскую, Орловскую и Курскую губернии. Об этом сохранились документы за 1872, 1874 и 1875 годы¹⁴.

О личности графа Ламздорфа имеется целый ряд мемуарных свидетельств. Все они не беспристрастны, но, дополняя друг друга, позволяют неплохо представить себе этого человека. Степень их объективности зависит от многих обстоятельств, и в каждом конкретном случае ее надо оценивать отдельно. Министр финансов С. Ю. Витте, многолетний приятель и политический союзник Ламздорфа в борьбе придворных группировок, писал в своих мемуарах, что он был человеком "в высокой степени рабочим". "Он (Ламздорф. - А. Л.) был прекрасный человек, отличного сердца, друг своих друзей, человек в высокой степени образованный...человек очень скромный". Витте называл Ламздорфа "ходячим архивом" МИД. В другой главе своих мемуаров он возвращается к личности Владимира Николаевича и дополняет свою характеристику: "Граф был благороднейшим и во всех отношениях порядочным человеком. Умный, бесконечно трудолюбивый... он отлично знал свое дело. Это не был орел, но дельный человек. Он пользовался уважением всех дипломатов, так как если что говорил, то говорил правду. Человек с изысканными светскими манерами, но не любящий и даже не переносящий общества. В заседаниях он не мог говорить, наедине или в близком кругу всегда выражал свое мнение толково и с большим знанием". Витте пишет, что граф был убежденным монархистом, поэтому готов был мириться с любыми решениями императора и принимать их, даже, если считал ошибочными. После своего перемещения с поста министра финансов, Сергей Юльевич предложил Ламздорфу уйти в отставку. Последний не согласился с этим предложением, мотивируя это тем, что он обязан подчиняться самодержавному государю даже, если не согласен с ним. В этой ситуации Витте охарактеризовал Ламздорфа как человека, имеющего "крайне эластичное Я"¹⁵.

А. П. Извольский, посол в Японии и в Дании, а позже преемник Ламздорфа на посту министра иностранных дел, в своих воспоминаниях дает не только характеристику личности, но и описание внешнего облика графа: "...человек маленького роста, выглядевший чрезвычайно молодым для своего возраста со светлыми рыжеватыми волосами и маленькими усами, всегда причесанный, завитый и надушенный с большой заботой". Он свидетельствует, что Ламздорф обладал изысканным стилем речи и одевался тоже очень изысканно, со вкусом. Ламздорф, по его словам, - "... работоспособный, скромный, никогда не пренебрегавший своей работой для ведения рассеянного образа жизни", очень образованный и одаренный человек. Однако признавая личные достоинства Ламздорфа, Извольский обрушивается на него с резкой критикой в отношении управления им Министерством иностранных дел. "Линия поведения графа Ламздорфа по управлению министерством, - пишет Извольский, - неблагоприятно сказывалась на взаимоотношении центрального ведомства иностранных дел с его представительствами за границей. Он был совершенно недоступен для большинства своих подчиненных, окружив себя узким кругом личных друзей, среди которых распределял наиболее важные посты". Система управления, которую он выстроил в министерстве, лишала, по мнению Извольского, человека, не имеющего протекции, возможности занять какой-либо ответственный пост. Извольский, оценивая графа Ламздорфа как политика, во многом приходит к аналогичным с Витте выводам: Ламздорф - "тип наиболее совершенного придворного", выросшего "на ступенях трона". Извольский подчеркивает, что, обладая слабым характером, Владимир Николаевич "подчинялся сильной личности графа Витте" и нередко был от него зависим. "По семейной традиции и складу ума он склонялся в сторону германской ориентации и, будучи ярым сторонником самодержавного режима, с предубеждением относился к демократической Франции и конституционной Англии". Защиту же Ламздорфом русско-французского союза после Бьеркского соглашения Извольский объяснял тем, что тот только продолжал внешнеполитическую линию своих предшественников. Извольский считает, что министр иностранных дел, выступая защитником союза с Францией, "с такой же заботой и преданностью относился бы к любой системе, если бы она была принята императором, которому он считал необходимым слепо повиноваться"¹⁶.

В своей книге мемуаров русский дипломат Роман Романович Розен, в разные годы бывший посланником в Мексике, Греции, Сербии, Японии и США, пишет о графе Ламздорфе, что он был закоренелый бюрократ, который концентрируется на своей канцелярии, а внешний мир знает лишь по слухам. Розен отмечает способности, усердие и трудолюбие Ламздорфа. Касаясь частной жизни графа, Розен пишет, что он, "убежденный холостяк, страдающий почти истерической застенчивостью, вел жизнь затворника в своей квартире в здании МИД". Роман Розен считает, что Ламздорф как министр в критический для страны период оказался непригоден в силу некоторой ограниченности своих взглядов и недостатка практических знаний. Розен почти слово в слово повторяет характеристику графа, данную Извольским, о том, что он был "совершенным придворным", абсолютно преданным трону. Розен утверждает, что Ламздорф подчинял свою волю воле императора, а также считает, что сильное влияние на него оказывал граф Витте¹⁷.

Барон М. А. Таубе, юристконсульт в МИД, писал, что граф любил называть себя последним министром "старого режима", подчеркивая, что не принимает никаких модных новых веяний, а остается верен старым принципам, то есть, ему не нравилось необдуманное и стремительное сближение России с Францией в ущерб отношениям с Германией. Граф придерживался в своей политике принципа балансирования между Германией и Францией, потому что поддержание хороших отношений с каждой из этих стран было равно необходимо для России. Он сравнивал себя с человеком, сидящим на двух стульях. Если баланс нарушить, человек упадет на пол. Нарушение баланса в международной политике, по мнению Ламздорфа, приведет к войне и гибели государства. Барон Таубе отмечает, что личные мотивы могли влиять на Ламздорфа при принятии им важных внешнеполитических решений. Барон был уверен, что, если бы Николай II и Вильгельм II пригласили бы его участвовать в акте подписания договора в Бьерке, то он не почувствовал бы себя обиженным и не выступил бы против этого договора¹⁸.

Министр народного просвещения И. И. Толстой относительно оценки Ламздорфа во многом был согласен с Розеном. Он писал про графа, что тот "был добрейший человек, но типичный образчик человека ограниченного, без каких бы то ни было государственных идей, с самыми комично-наивными представлениями о действительности, но с весьма корректными внешними формами общения. Одним словом, это был тип милого, но малодаровитого человека, сделавшего карьеру и приобретшего даже недурную репутацию не благодаря своему уму, а благодаря корректности"¹⁹.

Дипломат Ю. Я. Соловьев, упоминая в своих воспоминаниях Ламздорфа, во многом сходится с Толстым: "... про графа Ламздорфа говорили, что своей карьерой он во многом обязан красивому почерку и умению чинить карандаши и гусиные перья для канцлера князя Горчакова, при котором он начинал свою службу"²⁰. Интересную зарисовку внешности и манер графа Ламздорфа, дополняющую воспоминания Извольского, сделал в письме своей дочери флигель-адъютант и доверенное лицо германского императора Вильгельма II Хельмут фон Мольтке-младший: "Граф Ламздорф, маленький лысый человек, который всегда выглядит так, словно стоит на цыпочках, чтобы казаться выше, и даже свои редкие волосы зачесывает за ушами наверх, чтобы они стояли дыбом; при этом он принимает наполовину мрачное, наполовину благосклонное выражение и выпячивает нижнюю губу"²¹.

Таким образом, современники, знавшие нашего героя, сходятся в основных чертах при описании, как его внешности, так и характера, отмечая аккуратность, изысканные манеры, ум, трудолюбие, порядочность, но одновременно застенчивость и нелюдимость. Все мемуаристы сходятся в том, что Ламздорф был отличным канцеляристом, знатоком во многих вопросах, касавшихся его служебных обязанностей, убежденным монархистом. Большинство мемуаристов ставят в вину Ламздорфу его нерешительность, непоследовательность и зависимость от воли монарха и Витте. Что же касается, пожалуй, важнейшего вопроса в данном контексте - ориентации Ламздорфа в европейской политике - то здесь сравнение мемуарных свидетельств показывает, что Ламздорф не был ни последовательным германофилом, ни последовательным франкофилом. Он стремился поддерживать конструктивные отношения с обоими этими враждующими государствами; если же ему приходилось выбирать, чью сторону поддержать, то это определялось не личными предпочтениями министра иностранных дел, а нуждами текущего момента и решением императора, чьи распоряжения министр обязан был выполнять.

Так как граф Ламздорф был одним из самых работоспособных сотрудников МИД, через него проходила львиная доля входящих и исходящих документов Министерства иностранных дел. Кроме того, он входил в состав экзаменационной комиссии для лиц, желавших поступить на службу в МИД²².

Граф Владимир Николаевич Ламздорф был глубоко верующим человеком. Несмотря на свое немецкое происхождение, он исповедовал православие. Граф регулярно посещал богослужения в министерской церкви, Исаакиевском и Казанском соборах. Помимо обычных богослужений и официальных торжественных церемоний он посещал храм и в ответственные для министерства дни, чтобы помолиться за успешное завершение дела: "... я иду совершить обычную в дни доклада молитву в Казанском соборе"²³. О хороших отношениях Ламздорфа с представителями духовенства свидетельствует его обширная переписка. В основном, его корреспондентами являлись монахи из братии Сергиевского монастыря, расположенного близ Петергофа. Он переписывался с архимандритом Афанасием. В архиве сохранились письма графу Ламздорфу еще от целого ряда лиц духовного звания, в том числе от священника Иоанна Сергиева (Кронштадтского), канонизированного Русской Православной Церковью в 1990 году. В письмах представители духовенства поздравляют Ламздорфа с религиозными праздниками, благодарят за пожертвования, а иногда ходатайствуют о приеме того или иного лица на службу в МИД²⁴. Как это было тогда распространено, у Владимира Николаевича с юности был духовник. В личном фонде Ламздорфа в ГАРФ сохранилась его записка²⁵. Летом граф часто отдыхал в Сергиевском монастыре, много общался с монахами и послушниками, разделял с ними скромную монашескую трапезу²⁶.

Архивные документы свидетельствуют о том, что граф Ламздорф активно занимался благотворительностью, тем более что высокое жалование крупного чиновника МИД обеспечивало ему такую возможность: "...На сегодняшний день я получаю 7000 рублей жалованья, 2000 рублей аренды и 1500 рублей за цензуру политических телеграмм; занимаю одну из наиболее обширных квартир министерства..." (дневниковая запись от 1 апреля 1895 г.). Кроме того, Ламздорф имел поместья в Полтавской губернии общей стоимостью более 1 млн. рублей²⁷. Граф был членом нескольких благотворительных обществ, куда он вносил пожертвования и членские взносы, не отказывая в помощи и частным лицам²⁸.

В 1886 г. граф Владимир Николаевич Ламздорф стал первым советником министра иностранных дел Николая Карловича Гирса, чьим полным доверием он располагал. В этой должности граф оставался до смерти Гирса в 1897 году. В этот период он превращается в одного из самых крупных чиновников министерства и начинает активно влиять на его работу. Благодаря особому расположению к нему со стороны Гирса, Ламздорф приобретает в министерстве даже большее влияние, чем предполагала его должность. Познакомиться с деятельностью графа Ламздорфа в это время помогает его дневник, который он начал вести как раз в 1886 году. Помимо этого, мы располагаем еще двумя ценными источниками, освещающими этот десятилетний период в его карьере, которые были найдены в личном архивном фонде графа. Это черновики его аналитических записок, которые озаглавлены "Обзор внешней политики России за время царствования Александра III" и "Политический обзор за 1888 год". Основное внимание обе записки уделяют отношениям России с Германией и Францией. Так, например, необходимость Союза Трех Императоров для России объяснялась в "Обзоре внешней политики России за время царствования Александра III", ограждением России "от коалиций, во главе которых встала бы наверняка Англия".

Граф Ламздорф как и министр иностранных дел Гирс, занимал в конце 1880-х гг. прогерманские позиции. В 1888 г. на германский престол вступил кайзер Вильгельм II. Владимир Николаевич Ламздорф надеялся на то, что с приходом к власти молодого кайзера отношения с Германией улучшатся, а Тройственный союз или, как его иначе любили называть в Германии, "Лига мира" уйдет в прошлое. Составленный Ламздорфом "Политический обзор за 1888 год" был полон оптимизма в отношении Германии. В нем утверждалось, что после смерти кайзера Вильгельма I внутренний кризис в Германии "невыгодным образом влияет на прочность "Лиги мира"". Про нового кайзера Ламздорф писал: "Новый царствующий император Вильгельм II с самого вступления своего на престол обнаружил желание быть по отношению к России приверженцем политики, основанной на дружбе и освященной узами родства между Царствующими Домами"²⁹.

Отношения Франции и Германии Ламздорф рассматривал как приемлемые. Он считал, что вопрос об Эльзасе и Лотарингии можно решить только "полюбовным соглашением" с Германией. Возможность союза с Францией граф также рассматривал, но только тогда, когда там будет "сильное, устойчивое и благоразумное правительство"³⁰. В "Политическом обзоре за 1888 г." Ламздорф писал: "Императорское правительство не думает, что симпатия к нам французского народа, выражаемая не всегда в удобной для нас форме, основана исключительно на расчете вовлечь нас в войну с Германией в пользу идей реванша. Подобными расчетами могут руководствоваться отдельные личности или партии. Мы лучшего мнения о народных чувствах... Французский народ желает мира и, потому мы думаем, что он видит в добром к нему отношении России лишь верную гарантию внешней своей безопасности. Внутренняя неурядица во Франции и шаткость в ней власти умаляют, к сожалению, ее влияние на решение международных дел"³¹.

Еще более остро, чем с Германией, складывались в конце 1880-х гг. у России отношения с ее ближайшей союзницей Австро-Венгрией. Противоречия касались вопроса влияния на славянские государства Балкан - Сербию и Болгарию. Как отмечал Ламздорф в "Обзоре...", "...опыт выяснил полную несовместимость интересов Австро-Венгрии на Балканском полуострове, как в то время их понимало правительство Франца-Иосифа, с нашими задачами в этих странах. Политика Австро-Венгрии, принявшая тогда весьма вызывающий и экспансионистский характер, делала для России дальнейшее участие в союзе с нею крайне затруднительным". Мнение Министерства иностранных дел о ситуации в Австро-Венгрии и о политике этого государства на Балканах граф Владимир Николаевич Ламздорф сформулировал в "Политическом обзоре" 1888 года. Прежде всего, он отметил неустойчивое внутриполитическое положение Дунайской монархии, борьбу между ее "разноплеменными элементами", заметив, что активнее всего против австрийского государства и правительства выступают представители славянских народов. Далее Ламздорф пишет: "Императорское правительство не может ...оставить без внимания сдержанность и даже некоторую нетерпимость, проявленную Австро-Венгрией в оценке совершившихся в последнее время на Балканском полуострове кризисов, вызванных явно враждебными ей стремлениями"³². Ламздорф здесь очень верно определил, что славянский вопрос является ключевым в русско-австрийских отношениях. Как по военно-политическим, так и по экономическим причинам Балканы имели огромное стратегическое значение для обеих империй. Граф совершенно справедливо определил наилучший для России политический расклад на Балканах: "... для нас всегда выгодно, чтобы на Балканском полуострове были лишь небольшие государства, достаточно слабые, чтобы нуждаться в нашем покровительстве, в то время как любое государство более значительное и независимое стало бы нашим врагом"³³. Множество хлопот нашим дипломатам на Балканах доставляли Болгария и Сербия, взявшие курс на сближение с Австрией. Ламздорф подробно проанализировал политическую ситуацию в этих государствах на 1888 г.: "Болгарский Принц Кобургский не имеет никакой серьезной опоры в стране и до сих пор он держался благодаря лишь безграничной уступчивости, которую соблюдал относительно Президента Совета Министров Стамбулова"³⁴.

Болгарский монарх, проводивший антироссийскую политику, раздражал Петербург настолько, что в кругах, приближенных к императору Александру III стали поговаривать о необходимости свергнуть его с престола, а затем найти ему достойную замену. Всегда осторожный Ламздорф считал неприемлемым прибегать к силовому способу отстранения Фердинанда Кобургского от власти, так как это могло привести к самым печальным последствиям, включая войну. Данную мысль граф Ламздорф особо подчеркнул в своем обзоре: "Императорское правительство... не считает себя вправе подвергать Россию новым осложнениям и тяжелым жертвам ради освобождения болгарского народа от тяготеющего над ним гнета". Ситуация в Сербии также подробно описана графом Ламздорфом в "Политическом обзоре за 1888 год". В нем указывается, что результаты выборов в Великую скупщину в Сербии "дают ясное понятие о том, насколько политика, которой держался в последние годы король Милан, мало соответствовала стремлениям сербского народа. Посылая в скупщину почти одних представителей оппозиции, сербский народ выражал порицание королю не за то или другое проявление незаконного образа его действий, не именно за развод с королевой Наталией, но за искажение всей политической жизни народа, за подчинение не только его национальных стремлений, но и жизненных интересов выгодам чужеземной державы"³⁵.

Русско-турецкие отношения конца 1880-х гг. также исчерпывающе точно описаны Ламздорфом в "Политическом обзоре": "Благодаря нерешительности характера Абдул-Гамида и постоянным его колебаниям положение в Турции крайне неопределенно и требует бдительного с нашей стороны наблюдения. При всем том мы имели случай убедиться, что султан, опасаясь осложнений с Россией, желал бы поддерживать с ней добрые отношения"³⁶. Граф Ламздорф внимательно следил и за политикой России на Дальнем Востоке. Он отмечал: "Благодаря отсутствию каких бы то ни было поводов к соревнованию, отношения наши с Японией сохранили дружественный характер". Если в этот период даже и возникали в русско-японских отношениях неприятные инциденты, то они рассматривались как недоразумения. Так, например, упоминание об одном таком инциденте попало в "Политический обзор 1888 г.": "Минувшим летом появилась было в одной из официальных японских газет статья, в коей повторялись избитые инсинуации относительно честолюбивых замыслов России и необходимости не доверять ей". Отношения с Китаем были более напряженными. Граф Ламздорф писал: "Положение Кореи служит по-прежнему предметом частых объяснений наших с китайскими министрами... Правительство Богдыхана под влиянием враждебных нам внушений подозревает нас в намерении принять под протекторат России означенную страну. Такое намерение совершенно нам чуждо..."³⁷.

В начале 1890-х гг. граф Ламздорф принял непосредственное участие в выработке принципов, на которых будет базироваться русско-французский союз. В конце 1890 г. он сформулировал программу российской дипломатии: "Чтобы жить в мире и не возбуждать тревоги у других, мы должны находить до поры, до времени соответствующий "модус вивенди" по отношению к Германии и Лиге (Тройственному союзу. - А. Л.). Сдержанность г. Гирса отнюдь не служит препятствием к дружеским проявлениям со стороны французов, и в то же время не нарушает доверчивого спокойствия немцев"³⁸. Но к 1891 г. даже германофилы, включая Ламздорфа и Гирса, поняли, что союзные отношения с Германией остались в прошлом, и пока их восстановление не представляется возможным. Теперь они хорошо осознавали, что новым надежным союзником России может стать только Франция. Граф Ламздорф полагал, что Германия начинает быстро ослабевать и разлагаться изнутри, а Франция становится достаточно сильной для противостояния ей³⁹.

В июле 1891г. стал готовиться проект соглашения с Францией. 21 июля французский министр иностранных дел сообщил Гирсу выработанный французами текст взаимных обязательств, по которому в случае мобилизации одной из держав Тройственного союза Россия и Франция должны без предварительного обсуждения одновременно мобилизовать свои вооруженные силы. Этот вариант договора не устраивал российскую сторону потому, что при такой формулировке соглашения Россия оказывалась зависимой от Франции и могла быть легко втянута в войну, не отвечавшую интересам страны. Ламздорф решил скорректировать текст таким образом, чтобы придать "гораздо большую широту соглашению". Он считал необходимым так согласовать образ действий России и Франции, чтобы остановить всякие осложнения "прежде, чем они приняли бы размеры, угрожающие миру в Европе". Важно было учесть не только возможность нападения одной из держав Тройственного союза, но и поддержку, которая "может исходить от какой-либо державы, оставшейся вне лиги, но симпатизирующей ее помышлениям и могущей в некоторых обстоятельствах даже выступить в качестве инициатора"⁴⁰. Это был прямой намек на Англию. В соответствии с указанием императора о необходимости четкого определения случая нападения на одну из договаривающихся сторон, Ламздорф изменил редакцию второго пункта проекта договора. Поясняя свою формулировку, граф подчеркнул, что Россия окажется связанной обязательством "только в случае, если Франция будет атакована. А это тот принцип, которого мы придерживались и ранее". В итоге, соглашение состояло из двух основных пунктов: 1) оба правительства будут совещаться между собой по каждому вопросу, способному угрожать всеобщему миру; 2) в случае, если мир окажется действительно в опасности, если одна из двух сторон окажется перед угрозой нападения, обе стороны условливаются договориться о мерах, немедленное и одновременное проведение которых окажется, в случае наступления означенных событий, настоятельным для обоих правительств⁴¹.

Ламздорф теперь оценивал русско-французский союз как "...могущественный противовес Тройственному союзу, постоянно увеличивающему свои военные силы" во всех регионах мира, включая Средиземноморье и Дальний Восток⁴². Несмотря на заключение союзных договоров с Францией, Ламздорф считал, что необходимо восстановить политическое равновесие в Европе и со временем вновь наладить отношения с Германией, так как он опасался что "ничтожный инцидент на Балканах" может втянуть Россию в войну. Гарантией политической стабильности, по его мнению, должна стать договоренность о всеобщем разоружении и пересмотре статей старых трактатов⁴³. Ламздорф, без сомнения, приветствовал сближение России с Францией, но не желал дальнейшего расширения союзнических отношений. В первую очередь это касалось военной сферы. Особенно резко он выступал против заключенной в 1892 г. русско-французской военной конвенции. Граф писал в дневнике 25 февраля: "Мы разгромили бы Германию на пользу французам, а они после этого со своей стороны в лучшем случае предоставили бы нам самим управляться с австрийцами и на востоке, как мы сумеем, не приходя нам ни в чем на помощь"⁴⁴. Как бы там ни было, но повлиять на подписание этого документа Ламздорф никак не мог. Не мог повлиять на конвенцию даже сам министр Гире, потому что подписания, а затем ратификации этой конвенции настойчиво требовал Александр III.

Несмотря на это, Владимир Николаевич Ламздорф продолжал сохранять оптимизм относительно франко-русского союза. Он писал в "Обзоре внешней политики России в царствование Александра III": "...стремясь... купрочению мира, Россия вступила в соглашение с Францией, которое и является противовесом союзу Германии, Австро-Венгрии и Италии. Мощь Тройственного союза была таким образом парализована"⁴⁵. Заключение русско-французского союза было главным вопросом для русских дипломатов в начале 1890-х гг., но это не значит, что граф Ламздорф не интересовался отношениями России с другими государствами. Особенно внимательно он вникал в ситуацию на Балканах, где новые кризисы возникали регулярно. Например, по поводу событий в Сербии, которые обострились из-за возвращения туда короля Милана, Ламздорф писал: "Новости из Сербии далеко не хороши. Обстановка здесь осложняется, и весьма нелегко заниматься какими-либо предсказаниями относительно предстоящего развития событий. Молодой король Александр отныне не вызывает у нас большого доверия, и все же очень важно не слишком нажимать на него, чтобы не создать себе еще одного противника на Балканах, отбросив Александра в объятия Австрии. Милан, по всей вероятности, не уберется из страны, не получив за это соответствующего вознаграждения"⁴⁶. Граф внимательно следил и за ситуацией в Турции, где в то время происходили ожесточенные армяно-мусульманские столкновения, шокировавшие мир своей жестокостью. В политике на Дальнем Востоке Ламздорф считал необходимым сохранять максимальную осторожность. По его мнению, России не следовало в резкой форме навязывать Японии свою волю после японо-китайской войны и Симоносекского мирного договора⁴⁷. Граф Ламздорф скептически относился и к дальнейшей политике экономического проникновения России в Китай, проводившейся по инициативе и под руководством Витте. Он считал, что в итоге в выигрыше останется одна Франция, чьи банкиры получат хорошую прибыль, а Россия окончательно испортит отношения с Германией, заработав новые осложнения на Дальнем Востоке. Только после того, как Китай передал России концессию на постройку железной дороги через Маньчжурию во Владивосток, граф Ламздорф поменял свое отношение к политике России на Дальнем Востоке. Он не скрывал своего воодушевления, что, надо отметить, случалось с ним нечасто: "Итак, мы вот-вот начнем, наконец, пытаться извлечь некоторые реальные и ощутимые выгоды из наших блестящих дипломатических успехов на Дальнем Востоке!"⁴⁸

После смерти в январе 1895 г. Гирса новым министром стал бывший посол в Вене князь Алексей Борисович Лобанов-Ростовский. К сожалению, с ним отношения у Ламздорфа сложились не лучшим образом. Сохранив свой пост, граф потерял при Лобанове большую часть своего былого влияния. Новый министр уже не посвящал его во все важные дела министерства и не советовался с ним. Таким образом, период развертывания активной внешней политики России на Дальнем Востоке прошел, фактически, без какого-либо участия в нем графа. Безусловно, это не сказалось положительно на политике России.

Ламздорф был очень осторожным и гибким дипломатом, а именно осторожности и гибкости недоставало политическому курсу России на Дальнем Востоке.

В августе 1896 г. умер Лобанов-Ростовский. Первого января 1897 г. управляющим МИД был назначен граф Михаил Николаевич Муравьев, а 13 апреля того же года он был утвержден в должности министра. Ламздорф стал товарищем министра иностранных дел. Его влияние при недалеком и склонном к лени министре полностью восстанавливалось и стало даже больше. На посту товарища министра при Муравьеве он выполнял всю работу с документами. В частности, готовил конспекты докладов министра императору. Будучи по натуре человеком чрезвычайно исполнительным, привыкшим беспрекословно выполнять распоряжения начальства, граф предпочитал оставаться в тени, не вступая в споры и пререкания с министром даже, если он был с ним не согласен. Ввиду увеличения объема выполняемой работы, Ламздорф прекратил вести дневник⁴⁹. Очевидно, он несколько раз пытался заново начать его писать, но каждый раз бросал через короткое время. В его архивном фонде сохранились только отдельные дневниковые записи вплоть до 1906 года⁵⁰.

Имя графа Ламздорфа было известно за границей не менее, чем имя его нового начальника, поэтому его назначение товарищем министра привлекло к себе внимание прессы. Наибольший интерес к этой теме проявили французские газеты, внимательно следившие за всеми изменениями, происходившими у их новых союзников. Французской общественности Владимир Николаевич был знаком в качестве ближайшего помощника прежнего министра иностранных дел России Гирса, внесшего существенный вклад в дело русско-французской дружбы, поэтому его назначение обсуждалось и приветствовалось во Франции. Например, французская газета "L'Exportateur" от 4 марта 1897 г. писала: "Император назначил г-на гофмаршала графа Ламздорфа на пост заместителя министра. Это назначение не только приветствовалось с самыми живыми симпатиями персоналом министерства, который уважает в графе Ламздорфе представителя самых высоких традиций русской дипломатии - традиций надлежащей вежливости, проявляющейся в прилежной работе, и высокой дисциплины в служебных обязанностях, но еще всем русским и французским населением, где удовлетворение было таким же большим, как беспокойство, которое появилось в Германии и Австрии. Граф Ламздорф как и граф Муравьев друг мира без компромиссов, как и без слабости. Мы также приветствуем в Нем (так в тексте. - А. Л.) друга Франции!"⁵¹

Конечно, французская газета в угоду своему читателю явно преувеличивала франкофильство Ламздорфа, подчеркивая якобы имевшую место сильную обеспокоенность Австрии и Германии в связи с назначением графа на пост товарища министра иностранных дел. В отношении же "труда, прилежности и высокой дисциплины" Ламздорфа автор газетной статьи попал в точку. Как уже отмечалось, граф предпочитал оставаться в тени своего министра, но, несмотря на это, успел проявить инициативу по целому ряду важных внешнеполитических вопросов. В апреле 1897 г. во время пребывания в Петербурге министра иностранных дел Австро-Венгрии Голуховского, Ламздорф непосредственно участвовал в подготовке переговоров относительно Балканской проблемы. Переговоры закончились договором о поддержании статуса-кво⁵².

Другая инициатива графа Ламздорфа была связана с политикой России на Дальнем Востоке. Являясь обычно противником активной экспансионистской политики, Ламздорф, в данном случае, стал ее проводником. Он понимал, что после захвата немцами Киао-Чиао появился почти идеальный предлог для получения Россией нужного ей незамерзающего порта на Тихом океане. В связи с германскими захватами в Китае, незамерзающая база для флота стала особенно актуальной, потому что она могла сыграть роль противовеса германскому присутствию в регионе. В ноябре 1897 г. Ламздорфом была подготовлена записка за подписью графа Муравьева, в которой указывалось, что захват немцами Киао-Чиао является удобным моментом для приобретения Россией незамерзающего порта на Тихом океане. Предлагалось занять Порт-Артур или соседний портовый город Далянвань. Записка была представлена императору 11 ноября, но еще раньше, 4 ноября, Ламздорф предложил Николаю II воспользоваться представившемся удобным случаем, чтобы занять какой-либо удобный для русских интересов порт⁵³. 4 декабря контр-адмирал Реутов, имея под своим командованием 2 крейсера и канонерскую лодку, беспрепятственно вошел в Порт-Артур.

Тем не менее, самым значимым из того, что сделал граф Владимир Николаевич Ламздорф на посту товарища министра иностранных дел, следует признать обширную записку "О задачах внешней политики России в связи с англо-бурской войной", которую он весной 1900 г. подготовил для министра иностранных дел графа Муравьева. Данная записка хорошо известна историкам. Она неоднократно публиковалась (в первый раз в журнале "Красный Архив")⁵⁴. Первая часть записки касалась изменений текущей международной обстановки в связи с войной в Южной Африке. Для нас же особый интерес представляет вторая часть записки, в которой Владимир Николаевич подвел итоги внешней политики России за 90-е гг. XIX в. и сформулировал ее стратегические задачи на ближайшую перспективу. Основное внимание в записке обращено на политику России в Азии и ее соперничество там с Великобританией. Сразу обращает на себя внимание умеренность политических амбиций автора записки, его осторожность и стремление избежать любых политических осложнений. Умеренность и осторожность всегда являлись обязательными чертами стиля политики графа Ламздорфа. В записке он предложил ряд конкретных мер в политике России по отношению к своим азиатским соседям.

1). В отношении Турции - побудить султана прекратить работы по укреплению Босфора и быть готовыми встретить там появление противников России. В ответ на обсуждение в некоторых кругах идеи подыскать базу для русского флота на Средиземном море, Ламздорф указывал, что реализация подобного проекта распылит силы государства и будет настолько дорогой, что выгода не окупит материальных затрат.

2). В отношении Персии - поощрять там русскую промышленность и торговлю, сооружать колесные пути к ближайшим от России персидским рынкам, организовывать мореходное сообщение, обустраивать Энзелийский порт, улучшать почтовую и телеграфную связь. Относительно неоднократных предложений Великобритании о разделе сфер влияния в Персии, Ламздорф замечал, что это "не принесло бы нам никакой пользы", потому что Россия, по его мнению, прочнее укрепилась на севере Персии, чем англичане на юге страны, "поэтому разделом Персии Россия поставила бы себе преграду к дальнейшему для нас движению за пределы северных провинций Персии".

3). В отношении Афганистана - "... воздерживаясь от завоеваний, приобрести преобладающее политическое и экономическое влияние..." в регионе, а захват Герата, о котором мечтали некоторые русские генералы, по мнению Ламздорфа, "был бы вреден с политической точки зрения".

4). В отношении Дальнего Востока - укрепление военного порта, углубление и расширение бухты, усиление Тихоокеанской эскадры на Ляодунском полуострове; воздержание со стороны России от "решительных действий, могущих вызвать какие-либо политические осложнения". Ламздорф был сторонником мирных отношений с Японией. По его мнению, воевать с ней для России будет "тяжело, дорого и едва ли плодотворно". Далее Ламздорф отметил: "Только прочно укрепившись в Порт-Артуре и связав его железнодорожной ветвью с Россией, мы можем твердо ставить свою волю в делах Дальнего Востока и, если потребуется, поддержать ее силою"⁵⁵.

Эту записку графа Ламздорфа можно смело считать "программой" будущего министра иностранных дел, хотя, конечно, при ее написании он ничего подобного подумать не мог, так как Муравьев был здоров и находился в фаворе, но 8 июня 1900 г. он скоропостижно скончался от сердечного приступа. По совету Витте, управляющим Министерством иностранных дел был назначен Ламздорф⁵⁶. В декабре он официально стал новым министром и принялся воплощать в жизнь свою внешнеполитическую программу.

Назначение графа Ламздорфа министром иностранных дел совпало с новым кризисом на Дальнем Востоке - Боксерским восстанием в Китае. Ламздорф был против участия России в готовящейся интервенции держав в Китай и собирался вне зависимости от других держав восстановить добрые отношения с Цинами ⁵⁷. Однако восстание распространилось на зону КВЖД, где восставшие стали разрушать железную дорогу. 26 июня Витте пришлось просить о вводе войск на всю территорию КВЖД. Когда встал вопрос о том, нужно ли русскому отряду присоединяться к международным войскам, которые идут на Пекин, в руководстве России начались споры. Ламздорф убеждал царя не посылать войска в Пекин, чтобы не раздражать китайцев. Он говорил, что в Пекине у России интересов нет. Граф Ламздорф подробно мотивировал свою позицию в телеграмме вице-адмиралу Алексееву от 15(28) июня: "Меры, подобные срытию Пекина и Тянь-цзина, как и вообще всякие попытки к насильственному водворению в Китае при настоящих обстоятельствах новых порядков, не только трудно выполнимы, но неминуемо поведут к еще большим осложнениям, а посему нам подлежит воздерживаться от участия в указанных мероприятиях. Наша цель ныне должна ограничиться освобождением императорской миссии, обеспечением безопасности русских подданных, проживающих в северном Китае, и восстановлением в Пекине законного правительства, с которым возможно было бы поддерживать дружественные сношения, необходимые в интересах обеих соседних империй. Не отделяясь от других держав, дабы зорко следить за их действиями и иметь возможность во всякое время предъявить свои требования, мы должны, однако, избегать всего того, что могло бы хоть сколько-нибудь связать нашу полную свободу действий или явиться в глазах китайцев доказательством враждебных намерений России".

Дополнительные аргументы в свою пользу Ламздорф привел в письме русскому послу в Париже от 27 июля (9 августа): "В настоящем же случае речь идет о взаимном соперничестве нескольких держав из-за политического преобладания на юге Китая, где у России не имеется прямых интересов. Чем более подобное соперничество породит между ними недоразумений и неудовольствий и будет отвлекать их силы и внимание от северного Китая, тем это окажется выгоднее для нашего общего положения на берегах Тихого Океана; а посему нам решительно нет никакого расчета входить в какие бы то ни было соглашения с соперничествующими в этой области державами"⁵⁸. В своих письмах к министру внутренних дел Дмитрию Сергеевичу Сипягину Витте подробно описал борьбу в высших сферах России по этому вопросу и действия графа Ламздорфа. Особенно большое внимание Витте уделил борьбе Ламздорфа с военным министром Куропаткиным. В письме от 14 июля Витте писал: "Алексей Николаевич (генерал-адмирал, великий князь. - А. Л.), как всегда, зарывается - сам начал вести переговоры с дипломатами, мобилизовал до 150 тысяч войск и все хочет лезть вперед, Китай обезоружить, японцев устранить, Пекин взять и даже под шумок залезть в Корею. Гр. Ламздорф, конечно, всему этому не сочувствует и хочет действовать успокоительно, но покуда довольно безуспешно. Ему оказывают мало внимания. Взявши Тянь-цзин, пришлось решать - идти ли в Пекин, или нет? Куропаткин, конечно, идти - и всех разгромить. Ламздорф - нет. Наконец, гр. Ламздорф пришел ко мне и объяснил, что его положение невозможно как для дела, так и лично для него, - что он хочет заявить, что здоровье его заставляет оставить (совсем) службу... Необходимо не зарываться, а стараться локализовать болезнь, и, установивши порядок в нашем районе (Маньчжурии), удалиться восвояси. Сегодня же во время доклада я решился прямо говорить о министре иностранных дел. Я высказал ту мысль, что теперь необходим министр иностранных дел, что положение гр. Ламздорфа невозможно. Если есть кандидат, нужно его немедленно назначить, а гр. Ламздорфа освободить, - если нет, то назначить гр. Ламздорфа. Затем я высказал мое мнение о графе - это не Бисмарк, не Салюсбюри, но он никогда Государя не подведет, и из всех дипломатов я его считаю наиболее соответствующим. В результате, Его Величество сказал, что на днях назначит Ламздорфа. Это Куропаткину будет неприятно, так как он думает, что совсем престиж Ламздорфа уничтожил".

В письме от 25 июля Витте продолжал ту же тему: "Вчера Его Величество объявил гр. Ламздорфу, что его назначает управляющим министерства иностранных дел, с добавлением "не временно, а постоянно". Вчера же гр. Ламздорф просил назначить кн. Оболенского товарищем. Я всему этому очень рад. Вчера же Государь несколько осадил пыл А. Н. Куропаткина, высказавши, что спешить идти в Пекин не следует... А. Н. Куропаткин совсем ошалел, все и всех хотел громить и страшно интриговал против назначения гр. Ламздорфа Ему, очевидно, хотелось в это трудное время быть хозяином положения". В очередном письме от 31 июля Витте признавался: "Я и гр. Ламздорф, серьезно говоря, более боимся Куропаткина нежели китайцев"⁵⁹, но император принял решение отправить в Пекин русский отряд после получения информации, что боксеры убили германского посланника. Как выясняется из письма Витте Сипягину от 10 августа, поход на Пекин был неожиданностью для Ламздорфа, потому что приказ войскам о выступлении дал генерал-адмирал великий князь Алексей Николаевич по секрету от графа. Ламздорф был взбешен, что его поставили в глупое положение и ожидал массу международных осложнений, конечно, особенно он боялся, что Цины возненавидят Россию⁶⁰.

Чрезвычайно интересно данное Витте в том же письме описание встречи Ламздорфа с императором Николаем II, случившейся на следующий день после того, как Ламздорф узнал о походе на Пекин: "Вероятно, вследствие моего письма Его Величество в тот же вечер приказал гр. Ламздорфу приехать на другое утро. Гр. Ламздорф развивал ему тоже, жалуясь на Куропаткина, то, что мы влезаем в чреватые события. Особенно жаловался на факт и способ занятия Пекина. Его Величество был милостив, но перебивал гр. Ламздорфа, выражая, что все-таки азиатов нужно было проучить. В конце концов, он согласился дабы гр. Ламздорф подтвердил, что, несмотря на последние события, Государь остается верным своей первоначальной программе. Гр. Ламздорф особенно настаивал на том, что нельзя говорить одно, а делать другое, что слова Государя священны, что нельзя говорить именем Государя неосторожно, но раз что-либо сказано, должно быть исполнено"⁶¹.

Ламздорфу удалось все же убедить в своей правоте императора. Витте заметил: "Если бы еще не было такого разумного министра иностранных дел, то совсем была бы беда"⁶². 12 августа Россия объявила о выводе своих войск из Пекина - Ламздорф, таким образом, смог минимизировать отрицательное впечатление Цинов от участия России в захвате китайской столицы. По случаю окончания военной кампании против "боксеров", Ламздорф, Куропаткин и Витте за свои успешные действия были награждены императором денежными суммами по 200 тыс. рублей⁶³. По итогам событий 1900 г. вся Маньчжурия оказалась под русской оккупацией. В недрах дипломатического и военного ведомств, а также в придворных кругах тут же появился целый ряд планов по хозяйственному освоению этой территории, созданию там органов управления, зависимых от России, или даже полному присоединению этой части Китая к России. Иностранные державы, со своей стороны, побуждали Россию вывести войска из Маньчжурии. Только Франция поддерживала там действия России, потому что в январе 1901 г. Ламздорф заключил с французским послом соглашение, согласно которому Франция будет поддерживать русские интересы в Маньчжурии, в обмен на поддержку Франции со стороны России в отношении Юньноньской железной дороги⁶⁴. Больше других оккупацией Маньчжурии были озабочены Великобритания, США и Япония, потому что каждая из этих стран мечтала распространить на Маньчжурию свое экономическое влияние. Еще 6 февраля 1901 г. посол Великобритании Чарльз Скотт с озабоченностью спрашивал Ламздорфа, не собирается ли Россия превратить Маньчжурию в свой протекторат. Ламздорф ответил, что подобная информация, появляющаяся в газетах, не более, чем слух. 23 марта Скотт снова, но в более жесткой форме, попросил разъяснения русской политики на Дальнем Востоке. Ламздорф снова его уверил в том, что Россия не собирается отказываться от вывода войск из Маньчжурии⁶⁵.

После англичан уговаривать Россию оставить Маньчжурию в покое принялись японцы. В ноябре 1901 г. в Петербург прибыл бывший премьер-министр Японии маркиз Ито с целью заключить русско-японское соглашение. Витте в своих мемуарах утверждал, что приезд маркиза Ито был реальной возможностью избежать войны и полюбовно договориться. Всю ответственность за провал переговоров Витте возложил на руководство России, которое встретило Ито слишком холодно и слишком медлило с ответом, а затем предложило японской стороне неприемлемые для нее условия⁶⁶. Конечно, относительно холодного приема маркиза Ито в Петербурге Витте ошибался. Сохранилось письмо Ламздорфа директору Азиатского департамента МИД Н. П. Игнатьеву, в котором министр иностранных дел особо подчеркивает необходимость оказывать Ито "возможно любезнейший прием"⁶⁷.

В личном фонде Ламздорфа в ГАРФ хранится любопытный документ - краткий конспект диалога между Ито и Ламздорфом, который подготовил сам граф для доклада императору 20 ноября 1901 года. Разговор касался Кореи. Ито утверждал, что раздор между Японией и Россией происходит именно из-за Кореи. Япония не может допустить потери независимости Кореей, потому что "...если Корея лишится своей независимости, то и независимости Японии придет конец". Дальше Ито расшифровал, как он понимает "независимость" Кореи: "Как я говорил, независимость Кореи необходима для Японии, но это государство слишком слабо и мало цивилизованно нами, чтобы мочь существовать совершенно самостоятельно: ему необходимы советы и помощь. Япония хочет оказывать помощь и давать советы Корее". Ламздорф тогда задал резонный вопрос: "Как соотнести независимость Кореи и советы?". На это Ито ответил, что Корея имеет право выбирать, у кого просить помощь и советы, и предложил графу, чтобы Россия и Япония действовали в Корее совместно. Ламздорф заявил Ито, что "право военного вмешательства [в Корее] может создать недопустимую для России политическую ситуацию". Ито в ответ подчеркнул, что "Япония никогда не будет укреплять порты в Корее и угрожать интересам России"⁶⁸. Все переговоры, как выясняется, носили только характер консультаций, потому что ни у Ито, ни у Ламздорфа не было полномочий для заключения какого-либо договора.

Вскоре после переговоров Япония подписала договор с Англией. Согласно договору, в случае вступления войну одной из договаривающихся сторон с третьей державой, другая договаривающаяся сторона сохраняет строгий нейтралитет и постарается воспрепятствовать другим державам присоединиться к враждебным действиям против ее союзницы, но если против одной из договаривающихся сторон выступят две или большее число держав, то другая договаривающаяся сторона вступит в войну на стороне своей союзницы. Договор был заключен 17 (30) января 1902 года. Англо-японский договор застал русских дипломатов врасплох. Ламздорф, несмотря на это, сохранил хладнокровие, что посоветовал также сделать своим коллегам. В официальном сообщении МИД России от 7(20) марта 1902 г. говорилось: "Императорское правительство, оценив дружественные сообщения, сделанные России по этому поводу как японским, так и великобританским правительством, отнеслось совершенно спокойно к заключению означенного договора". Кроме того, в этом заявлении речь шла о том, что Россия выступает за сохранение независимости Кореи и Китая и своей Транссибирской железной дорогой способствует распространению всемирной торговли⁶⁹.

3 (16) марта 1902 г. Россия и Франция опубликовали совместную декларацию. Она вопреки надеждам русской дипломатии не могла являться адекватным ответом на англо-японский договор. Боясь оказаться в дипломатической изоляции, русское правительство было вынуждено сделать уступки Японии, Англии и США и пойти на переговоры с Китаем. 26 марта 1902 г. в Пекине было подписано соглашение, по которому Россия обязывалась вывести свои войска из Маньчжурии в 3 этапа до 20-х чисел сентября 1903 года. В договоре была только одна оговорка - Россия могла приостановить эвакуацию в случае возникновения каких-либо беспорядков. К январю 1903 г. была успешно проведена эвакуация Южной Маньчжурии к западу от реки Ляохэ. К сожалению, боясь упустить выгоду, русская дипломатия стала затягивать эвакуацию, ожидая полной готовности достраивающейся южно-маньчжурской железной дороги, ведь русский вывоз из Китая с 1902 до 1903 г. возрос с 9 до 22 млн. рублей⁷⁰.

В 1903 г. получила печальную известность история лесной концессии на реке Ялу (корейско-китайская граница), которая простиралась на 800 верст от моря до моря и включала важные в военном отношении горные проходы. Бывший кавалергардский капитан Александр Безобразов, приобретший концессию, в 1899 г. написал императору записку, в которой доказывал ее важность для получения влияния в Северной Корее, но тогда Витте воспрепятствовал Безобразову, и он на три года исчез из поля зрения. Неожиданно он снова объявился в начале 1903 года. Войдя в доверие к Николаю II, Безобразов сумел получить от императора 2 млн. рублей. Деньги были выделены на создание "лесной охраной стражи", которая формально должна была охранять концессию, а на самом деле, расположившись в устье Ялу, стать оборонительным щитом для защиты Маньчжурии от японцев. Большая часть денег была потрачена Безобразовым в Маньчжурии впустую, на цели, никак не связанные с предложенным им же проектом. Несмотря на это, Николай II продолжал благосклонно относиться к Безобразову - в мае 1903 г. он пожаловал его в статс-секретари⁷¹. Снова, как и в 1899 г., оппозицию Безобразову составил Витте, который считал его политику авантюрой. К мнению Витте присоединились военный министр Куропаткин и граф Ламздорф. Нельзя сказать, что Ламздорф был совершенно против каких-либо приобретений на Дальнем Востоке. Витте пишет, что Ламздорф не считал невозможным присоединение Маньчжурии к России, более того, он признавал полезность этой меры для строительства КВЖД и для "осуществления исторической задачи России на Дальнем Востоке". Однако министра иностранных дел беспокоил вопрос: достаточны ли военно-политические и экономические возможности России, чтобы удержать эти территории⁷². Такую же позицию он занимал и в отношении Кореи. Ламздорф признавал пользу концессий в Корее, но призывал действовать с осторожностью.

Безобразов стремился, заручившись поддержкой императора, самолично руководить внешнеполитическим курсом России на Дальнем Востоке. Разумеется, граф Ламздорф становился главным препятствием на пути амбициозного статс-секретаря, поэтому Безобразов попытался дискредитировать его в глазах Николая II. 11 мая 1903 г. Безобразов написал царю письмо, в котором отчитывался о своих вместе с контр-адмиралом Абазой разговорах с Ламздорфом. Безобразов писал, что Ламздорф "никаких данных по существу... противопоставить не мог; аргументацию же свою держал исключительно в сфере а) точного исполнения приказаний Вашего Императорского Величества, в) своей некомпетентности в вопросах военных и экономических и с) своих опасений осложнений от недостаточно полного и точного исполнения трактатов"; что "Ламздорф несколько раз пробовал ставить дело на личную почву и обижаться против вторжения в дела его ведомства" и что у графа "форме дается все преимущество пред существом, и это, кажется, потому, что она прикрывает пустоту знания и убеждений". В конце письма Безобразов явно пытался подвести императора к мысли сместить графа Ламздорфа со своего поста: "Вообще, насколько мог понять, мне кажется, что гр. Ламздорф остался очень недоволен нашим посещением, так как не имел успеха в своих стараниях доказать: а) что он вообще безответствен в существе дипломатических неудач, как только точный исполнитель приказаний; в) что он не обязан знать и понимать существо дела, а только служит редакционным целям; с) что он многое допустил на Дальнем Востоке, что мог бы удержать, если интересовался бы реальной жизнью и заставил бы этим своих подчиненных работать; d) что он теперь неправ, что боится ясных постановок и злоупотребляет словами для затемнения дела. Я лично вынес очень тяжелое настроение из этих разговоров, как совершенно ясное сознание необорудованности у нас целого ведомства для жизни и тех возрастающих трудностей, которые она представляет"⁷³.

7 мая 1903 г. у императора состоялось очередное Особое совещание. Император был заранее настроен на жесткое отстаивание интересов России на Дальнем Востоке. Итогом совещания стало санкционирование лесной концессии Безобразова на р. Ялу. Ламздорф был удручен и подал прошение об отставке, которое царь отклонил⁷⁴. Все говорило о том, что графа отстранили от дел Дальнего Востока. Ламздорф признался Безобразову, что его кредо всегда было - правдивость, искренность и преданность монарху. Он готов был беспрекословно выполнять любую волю царя, но он не мог напрямую высказать свою точку зрения. Его угнетала неопределенность собственного положения и то, что он чувствовал себя неугодным монарху⁷⁵.

30 июля 1903 г. Николай II издал указ о назначении адмирала Алексеева своим наместником на Дальнем Востоке. Созданное наместничество включало в себя Дальний Восток России, Маньчжурию и Ляодунский полуостров. Наместник получал всю полноту административных, экономических и дипломатических полномочий. Решение императора об учреждении наместничества стало тяжелым ударом для Ламздорфа. Полностью подтвердились его худшие опасения: он был грубо отстранен от дальневосточных дел. Его, как и Витте, царь даже не предупредил о своем намерении - они узнали о случившемся из газет⁷⁶. Уже в августе сам Витте был снят с поста министра финансов и переведен на маловлиятельную должность председателя Комитета министров. Таким образом император избавился от последнего препятствия, мешавшего, по его мнению, проводить ту политику на Дальнем Востоке, которую он считал правильной. Известие об учреждении наместничества вызвало резкие отклики за границей. Япония увидела в таком шаге царя явную провокацию. Учреждением наместничества Николай II демонстрировал, что он не видит Маньчжурию иначе как под властью России и делиться правами на нее с кем-либо не намерен.

Всего за две недели до учреждения наместничества, 18 июля, японский посланник Курино передал Ламздорфу предложение японского правительства о возобновлении переговоров по проблемам Кореи и Маньчжурии. 23 июля Ламздорф ответил японской стороне, что уполномочен вести переговоры. В ходе переговоров были представлены на рассмотрение два проекта русско-японского соглашения. Японцы не отвергали русский проект, а для Николая II и его окружения неприемлемым казался японский вариант. В ноябре-декабре 1903 г. прошел новый раунд переговоров в Париже, который снова закончился провалом. 23 декабря японское правительство в ультимативной форме потребовало от России "пересмотреть свое предложение". Чувствуя свою неготовность к войне с Японией, несговорчивость японской делегации и антирусскую позицию большинства великих держав, правящие круги России пришли к мысли о необходимости уступок. 6 января 1904 г. Россия обещала признать права Японии в Маньчжурии без права строительства "сеттелментов" (особых кварталов или поселений для иностранцев. - А. Л.) в обмен на обещание не использовать Корею в стратегических целях. 8 января Ламздорф опубликовал декларацию ко всем державам, в которой говорилось о том, что Россия не будет нарушать их права в Китае. Япония не пошла навстречу России. Страна Восходящего Солнца требовала признания своих прав в Корее, "неприкосновенности Китая и Маньчжурии" и права организовывать в Маньчжурии "сеттелменты". Ламздорф в переговорах с Японией пытался заручиться поддержкой Франции, но французская поддержка не была серьезной. Великобритания же, напротив, последовательно и жестко поддержала все требования Японии⁷⁷.

18 января Ламздорф представил императору всеподданнейшую записку, в которой говорилось о необходимости приложить усилия, чтобы отдалить конфликт с Японией. Отдалить конфликт как можно на более долгое время, считал Ламздорф, необходимо, чтобы успеть "подготовиться во всех отношениях". Граф не выражал сомнения, что, если этот конфликт произойдет, то Россия выйдет из него победительницей, но он очень опасался создания коалиции держав, которая, воспользовавшись ситуацией, выступит против России⁷⁸.

28 января 1904 г., по предложению графа Ламздорфа, император согласился на новые уступки Японии: статья о нейтральной зоне в Корее была исключена полностью и вставлена статья о признании прав Японии в Китае наравне с другими державами⁷⁹. К сожалению, японская правящая верхушка не была заинтересована в мирном исходе переговоров. По этой причине, графу Ламздорфу не удалось предотвратить войну на Дальнем Востоке, но можно с уверенностью сказать, что в этом не было его вины, потому что, если бы император Николай II прислушался к его советам, шансов избежать войны было бы больше.

Значительно лучших результатов Ламздорфу удалось достичь в качестве миротворца на Балканах. Он активно стремился к взаимопониманию с руководством Сербии, которое по-прежнему ориентировалось на Австро-Венгрию. Недаром граф инструктировал в письме от 12 июня 1901 г. военного советника России в Сербии генерал-лейтенанта Сергеева "вести переговоры лишь по тем вопросам, где есть твердые гарантии успеха, дабы не подрывать веры сербов в Россию и все русское"⁸⁰. В декабре 1902 г. Ламздорф побывал в Белграде в ходе своего большого вояжа, который он предпринял по Австро-Венгрии и балканским странам. На встрече с королем Александром граф Ламздорф указал ему на гибельность его политики. Во-первых, король начал готовиться к войне с Турцией. Сербия не была готова к войне. Войны не желали ни великие державы, ни население Сербии. Ламздорф отговаривал короля от военных приготовлений. Во-вторых, население выступало против диктаторских методов управления короля. Владимир Николаевич предупредил Александра Обреновича об угрозе революции и порекомендовал ему смягчить политический режим. Однако король Александр Обренович пренебрег его советами ⁸¹. Вернувшись в Россию, Ламздорф рассказал о своих впечатлениях Куропаткину: "Встреча с народом умилительная. Король не глуп, но растолстел, старообразен, подозрителен. Временами кажется ненормален. Очень тронут оказанным ему знаком внимания. Драга (супруга короля. - А. Л.), немолодая, полная, но все же красивая женщина. Умна. Держится России"⁸². Относительно предстоящей войны Ламздорф выразил мнение, что сербы в ней не очень заинтересованы. К несчастью, предупреждения Ламздорфа оказались пророческими. Группа офицеров, организовала заговор против короля. 29 мая 1903 г. в Сербии произошел переворот. Король Александр, королева Драга и их приближенные были убиты заговорщиками. На престол был приглашен лояльный России Петр Карагеоргиевич.

Также в 1902 г. обострилась ситуация в Македонии, которая тогда принадлежала Османской империи. В ней действовало повстанческое движение под названием "Внутренняя македонская революционная организация" (ВМРО), боровшаяся за отделение этого региона от Турции. Движение пользовалось поддержкой Болгарии. Великие державы рекомендовали Турции провести в Македонии реформы, но Турция не желала этого делать. Македонский вопрос стал центральным из тех, которые обсуждал граф Ламздорф в ходе своей поездки в конце 1902 года. Как свидетельствует бывший тогда британским посланником в Болгарии, а позднее ставший послом в России Джордж Бьюкенен, Ламздорф дал понять в Софии, что не позволит македонским революционерам втянуть Россию в вооруженный конфликт на Балканах ⁸³. Военный министр генерал-адъютант Куропаткин после разговора с Ламздорфом, рассказавшим ему о результатах своей поездки, записал в дневник: " Из обмена мнениями в Софии, Белграде и Вене граф Ламздорф вынес убеждение в необходимости оказать быстрое и сильное давление на Турцию, дабы она выполнила свои обещания по Македонии. Франция и Германия поддержат наши требования, а Австрия пойдет с нами рука об руку. Однако Ламздорф и сам еще хорошенько не знает, что мы будем требовать от Македонии... На мои вопросы он отвечал довольно неопределенно, что будет турецкий комиссар, что прекратят обдирание народа, установив контроль над приходной и расходной сметами"⁸⁴.

В 1903 г. волнения в Македонии только усилились. После жестокого подавления Илиденского восстания остро встал вопрос о том, что надо предпринять решительные меры, чтобы подобное в Македонии не повторялось. В сентябре 1903 г. Николай II и граф Ламздорф встретились с австрийским императором Францем-Иосифом и министром иностранных дел Австро-Венгрии графом Голуховским во время охоты около горного курорта Мюрцштег. На встрече была принята "Мюрцштегская программа" реформ в Македонии. Согласно программе, к губернатору этой области прикомандировывались представители России и Австро-Венгрии; в местную жандармерию следовало ввести иностранных инструкторов; в судах должно было быть поровну христиан и мусульман⁸⁵.

Турция согласилась на программу реформ, но ее исполнение оставляло желать лучшего. Однако именно благодаря этой программе мир в Македонии поддерживался почти десятилетие. Турецкие власти также могли быть удовлетворены этой программой, потому что Македония осталась в составе Турции, а не вошла в состав Болгарии, о чем мечтали в Софии.

В начале русско-японской войны деятельность МИД России была реорганизована с учетом требований военного времени. Русские дипломатические агенты на Дальнем Востоке внимательно следили за ходом военных действий и регулярно докладывали о нем в Петербург. В связи с войной, Министерству иностранных дел пришлось уделить особое внимание разведывательной деятельности, по причине отсутствия в дореволюционной России отдельной службы, занимающейся разведкой. МИД в течение всей войны проводил политику с целью недопущения вступления в войну третьих держав на стороне Японии, либо помощи ей с их стороны. Уже 12 февраля 1904 г. из Министерства иностранных дел посланнику России в США А. П. Кассини была отправлена телеграмма, в которой были определены пределы тех районов Маньчжурии, которые могут служить театром военных действий и на которые не должна распространяться нейтрализация китайской территории. Русское правительство объявило, что "будет считать себя свободным от всяких обязательств, если Китай допустит нарушение японцами неприкосновенности нейтрализованной территории"⁸⁶.

Граф Ламздорф в условиях начавшейся войны особенно опасался новых политических осложнений и провокаций, поэтому 14 февраля 1904 г. он во всеподданнейшем докладе императору указал на недопустимость появления в печати провокационных статей, подобных той, что напечатали в "Гражданине", где истинным виновником войны объявлялась не Япония, а Англия. В период войны основной задачей России в Китае являлось поддержание китайского нейтралитета. Этой теме была посвящена переписка графа Ламздорфа с посланником России в Китае П. М. Лессаром. Переписка графа Ламздорфа с русскими дипломатами в Великобритании и США в период русско-японской войны касалась в основном моральной и материальной поддержки Англией и Соединенными Штатами Японии, а также антирусской агитации в английской и американской прессе. Еще одной проблемой, которой занимался МИД в период войны, была проблема соблюдения прав военнопленных. 16 июня 1904 г. граф Ламздорф обратился с письмом в Военное министерство к генерал-адъютанту В. В. Сахарову с просьбой проверить информацию о "совершаемых японцами насилиях и издевательствах над нашими пленными", чтобы, если информация подтвердится, выступить с протестом⁸⁷.

Пожалуй, самой деликатной задачей, которой занимался МИД в период русско-японской войны, была задача обеспечения безопасности движения на Дальний Восток 2-й Тихоокеанской эскадры под командованием вице-адмирала З. П. Рожественского. Граф Ламздорф был против этого похода по дипломатическим причинам, так как считал, что иностранные державы сочтут его нарушающим международные трактаты. Дело в том, что еще в мае 1904 г., когда эскадра только готовилась выйти в поход, в МИД стали приходить тревожные телеграммы из Гонконга от консула К. Ф. Бологовского о присутствии в городе японских морских офицеров - водолазов, при которых находятся морские мины. Согласно донесению А. И. Павлова из Шанхая от 24 мая, японские морские офицеры начали скупать и фрахтовать быстроходные коммерческие пароходы, чтобы с них следить за движением эскадры. Подобные сообщения о подозрительных японских офицерах и о подготовке ими минной атаки на корабли русской эскадры поступали и в течение июня. В связи с этим граф Ламздорф отправил 9 июня послам в Стокгольме и Копенгагене телеграммы, в которых сообщал, что по достоверным данным, в Скандинавию и Англию приедет группа японских офицеров с целью организовать минную атаку на эскадру Рожественского. Граф просил послов "озаботиться установлением возможного тайного надзора за действиями означенных японских агентов". Вскоре такое же наблюдение было установлено за группой японских офицеров в Каире⁸⁸.

В России в связи с предстоящей отправкой эскадры появлялись самые невероятные слухи. Так 28 июня 1904 г. Ламздорф просил посла в Лондоне Бенкендорфа проверить слух о том, что британские моряки готовят в Ла-Манше японских подводников, которым затем собираются передать английские подводные лодки для нападения на русские корабли. В действительности, эта информация оказалась слухом⁸⁹.

Начавшийся в августе поход 2-й Тихоокеанской эскадры проходил в постоянной тревоге, потому что не прекращались сообщения о планах японских агентов устроить диверсию против эскадры. В ночь с 8 на 9 октября произошел так называемый Гулльский инцидент, который вызвал бурную реакцию в британской прессе и британских правящих кругах. В Лондоне рассматривали случившееся как покушение на достоинство Великобритании и ее статус "владычицы морей". Газеты требовали добиться от России извинений, а некоторые даже призывали потопить русский флот. Николай II и МИД России принесли извинения Великобритании. 14 октября 1904 г. Ламздорф встретился с британским послом Хардингом. Как вспоминал Хардинг, "Ламздорф - этот самый вежливый на свете человек был почти груб со мной". Министр иностранных дел России "в течение часа бранил Англию, Японию и коварство японцев". Но уже на следующий день министр, "со слезами на глазах", благодарил английского посла за проявленную накануне сдержанность. Ламздорф объяснил английскому послу, что накануне на заседании Совета Министров "сражался" с господствовавшей там "воинственной атмосферой", но все равно получил указание в случае угроз от британских представителей заявить: "Вы хотели войны, вы ее получите!" Но эту проблему удалось разрешить "малой кровью". Россия согласилась на рассмотрение дела в Международном Гаагском суде. 10 февраля 1905 г. было представлено итоговое заключение, компромиссное по содержанию. Россия согласилась выплатить английскому правительству компенсацию в 65 тыс. фунтов⁹⁰.

В период русско-японской войны продолжалось противостояние России и Великобритании в Азии, которое в связи с войной приобрело новый смысл, потому что Великобритания была союзницей Японии. В зоне проливов Босфор и Дарданеллы Великобритания увеличила свою дипломатическую активность, стремясь запереть русский Черноморский флот в акватории Черного моря, не дав ему возможности принять участие в событиях на Дальнем Востоке. В течение 1904 г. правительство России дважды - в феврале и сентябре - обсуждало вопрос об усилении Тихоокеанской эскадры кораблями Черноморского флота. Оба раза в руководстве страны на этот шаг не решились. Особенно резко против этой идеи выступал Ламздорф, опасавшийся новых политических осложнений. В итоге, вопрос Проливов было решено оставить до лучших времен⁹¹. В условиях открытых враждебных действий со стороны англичан, в Министерстве иностранных дел принялись за разработку симметричного ответа.

Самым оберегаемым англичанами, но одновременно самым слабым местом Британской империи была Индия. Еще в конце 1900 г. в инструкции генеральному консулу в Бомбее В. О. фон Клемму Ламздорф писал, что Индия "наиболее уязвимый нерв Великобритании", прикосновение к которому может заставить Британию изменить свою враждебную политику". За этот нерв и потянула Россия. Во-первых, у русских дипломатов созрела идея приобрести в Индии газету, которая освещала бы русско-японскую войну с русской, а не британской точки зрения. Сразу нашелся готовый помочь России в этом начинании человек - владелец небольшой газеты "Аль-Риаз", некто Риаз-уд - дин-Ахмед. К сожалению, на эту цель министр финансов Коковцов отказался выделить Ламздорфу денежные средства, мотивируя это тем, что Россия и так тратит много денег на подкуп газет во Франции, Китае и Персии. Во-вторых, в декабре 1904 г. в русское консульство в Бомбее обратился деятель индийского национального конгресса Гангадхара Тилак с просьбой принять группу индийских юношей в русские военно-учебные заведения, чтобы иметь обученные кадры для борьбы с англичанами. Русские дипломаты во главе с Ламздорфом и чины военного министерства из опасения дипломатических осложнений с Великобританией отказались обучать индусов в русских военно-учебных заведениях, но помогли пристроить их в военную академию в Швейцарии и даже выделили деньги на их обучение там⁹². Другим регионом, где Россия могла уколоть Британскую империю, была Южная Африка. И там тоже быстро нашелся потенциальный "агент влияния". Бывший бурский генерал Жубер Пинаар в феврале 1905 г. предложил России через посланника в Лиссабоне Кояндера организовать в Южной Африке восстание чернокожих против англичан. Граф Ламздорф в докладной записке императору высказал мысль, что это предложение "при настоящих политических условиях и особенно не вполне дружелюбном образе действий Англии по отношению к России, могло бы представляться утилитарным". Но, обдумав данное предложение, Ламздорф пришел к мысли, что английская власть в Африке прочная, подобное предложение кажется немыслимым и во время войны с Японией России не нужны осложнения с Великобританией. Жюберу решено было отказать⁹³.

Начавшаяся в январе 1905 г., первая русская революция не могла не внести коррективы в деятельность Министерства иностранных дел, так же как и в работу всех институтов государственного управления империи. До 1905 г. МИД отслеживал совместно с Департаментом полиции деятельность русских революционеров за границей. Крупнейшим центром революционной эмиграции была Швейцария, особенно Женева, поэтому русские революционеры были постоянной головной болью сотрудников русского дипломатического представительства в этой стране. В инструкции посланнику в Швейцарии В. В. Жадовскому от 12 ноября 1902 г. граф Ламздорф писал: "Швейцария служит излюбленным убежищем противогосударственных элементов всех национальностей. Русские нигилисты, народники и революционеры также, еще со времен Герцена и Бакунина, охотно поселяются в Женеве, Лозанне, Цюрихе и Берне. Там они образуют отдельные группы или сливаются с анархистами других народностей, ведя с ними общение и собираясь на публичные совещания для обсуждения пропаганды словом и делом. В тех же городах печатаются на разных языках всевозможные листки, брошюры и прокламации. Не имея собственных анархистов, Швейцария вообще мало заинтересована в подавлении их пропаганды, и правительственные лица ее, в угоду радикальным элементам народного представительства, оставляют без внимания агитацию анархистов..."⁹⁴. В 1905 г. усилия российских дипломатов в борьбе с революцией заключались в том, что они по своим каналам стремились перекрыть пути нелегального ввоза оружия в Россию для революционеров. Например, посол в Дании Извольский сообщал в декабре 1905 г. о ввозе датскими фирмами оружия в Россию. К сожалению, обращение к датским властям не принесло желаемого результата, потому что они объявили о том, что не желают вмешиваться в частный бизнес. Зато обращение с аналогичной просьбой в январе 1906 г. к властям Австро-Венгрии встретило полное понимание с их стороны⁹⁵.

Собственные мысли о первой русской революции граф Ламздорф сформулировал в секретной записке на имя императора от 3 января 1906 года. В ней он предстает в необычной для себя роли идеолога объединения всех консервативных сил Европы для борьбы с угрозой мировой революции. Идеям республиканизма, атеизма и социализма он предлагает противопоставить христианеко-монархические идеи. По его мнению, тремя самыми могущественными консервативными силами в Европе являются Российская, Германская империи и Ватикан. Такой союз православного, протестантского и католического начал в Европе, считал Ламздорф, будет надежной гарантией от любых революционных движений. Другой аспект записки касался причин революции в России. Граф отмечал важную роль финансирования русского революционного движения из-за рубежа⁹⁶. Тем не менее, было бы ошибкой считать Ламздорфа убежденным реакционером. Напротив, он явно симпатизировал либеральным идеям. Достаточно сказать, что, по свидетельству юрисконсульта Министерства иностранных дел Ф. Ф. Мартенса, уже на 11 января 1905 г., через день после "кровавого воскресенья", Ламздорф в разговоре с Николаем II прямо высказал императору свое мнение о том, что правительство лишилось доверия народа, и монарху следовало бы обратиться к нему напрямую или, по крайней мере, принять делегацию от рабочих⁹⁷.

11 (24 июля) 1905 г. в Бьерке был подписан договор о русско-германском союзе, о котором Николай II по совету Вильгельма II не предупредил своего министра иностранных дел. Вернувшись в столицу, император медлил 15 дней прежде, чем решиться рассказать о договоре Ламздорфу. Когда царь все же сообщил ему о договоре, тот пришел в смятение. Он вместе с Витте стал убеждать царя в том, что договор не может войти в силу, пока Франция не даст на него согласия⁹⁸. 1 сентября Ламздорф отправил письмо послу во Франции Нелидову, в котором просил прозондировать почву на счет присоединения Франции к такому договору. 8 сентября Нелидов ответил, что для Франции союз с Германией неприемлем. Истинную подоплеку германских предложений Ламздорф прекрасно понимал. Он писал Нелидову 15 сентября 1905 г.: "Истинные цели Вильгельма - разрушить франко-русский союз и скомпрометировать Россию в Париже и Лондоне. Россия изолированная и зависимая от Германии - мечта Вильгельма"⁹⁹. По совету Ламздорфа, Николай II уведомил Вильгельма, что без согласия Франции Россия не может признать договор вошедшим в силу¹⁰⁰. Уверения кайзера - "что подписано, то подписано" - остались без ответа. России нужны были средства на борьбу с революцией, которые могла дать Франция - главный кредитор России. Но обязательным условием для получения от нее денег было завершение войны с Японией.

Мирные переговоры начались в небольшом городе Портсмут в Соединенных Штатах. Министр иностранных дел Ламздорф первоначально пытался настоять на том, чтобы переговоры проходили в Гааге, но быстро согласился на Америку, при условии, что это будет "спокойное летнее место", а не крупный город, где было бы очень жарко. Так для переговоров был выбран Портсмут¹⁰¹.

Главой русской делегации был назначен Витте. По его версии, изначально император хотел видеть на этом месте посла в Париже Нелидова, но тот отказался, ссылаясь на свой возраст и здоровье. Посланник в Дании Извольский также отклонил предложение возглавить делегацию, сказав, что, по его мнению, такое поручение можно доверить только Витте. Посол в Риме Муравьев как и Нелидов, не поехал на переговоры в Портсмут по состоянию здоровья. Только тогда Николай II согласился на кандидатуру Витте, которую до этого отвергал. Добиться согласия Витте на поездку в США царь поручил Ламздорфу¹⁰².

Несколько иначе эту историю описывает в своих мемуарах Извольский. Он пишет, что не отказывался от предложенного ему назначения в Портсмут, но его кандидатура встретила "сильную оппозицию" со стороны Ламздорфа, защищавшего назначение Витте. Тогда Извольский, тоже считавший кандидатуру Витте вполне приемлемой, поддержал Ламздорфа и помог ему убедить царя назначить главой русской делегации, отправляющейся в Портсмут, Витте¹⁰³.

Мир с Японией был заключен, но Франция снова не дала денег царскому правительству, потребовав от России дипломатической поддержки на предстоящей в январе 1906 г. конференции по вопросу управления Марокко в испанском городе Алжезирасе (Алхесирасе).

У России не было собственных интересов в Марокко, она согласилась дипломатически поддержать Францию. В благодарность наша страна получила краткосрочный кредит в 150 млн. руб. серебром. Значительно больший заем Франция обещала России по окончании марокканского кризиса. Французские банкиры готовы были дать деньги, не дожидаясь окончания конференции, но правительство ставило вопрос о займе в непосредственную зависимость от исхода переговоров¹⁰⁴. В инструкции российскому уполномоченному на переговорах графу Кассини Ламздорф писал: "Франция стоит теперь перед необходимостью отстаивать свое право на сколько-нибудь активную роль в направлении марокканских дел. На нашей обязанности, как союзной державы, лежит принять все находящиеся в нашем распоряжении меры, к тому, чтобы обеспечить Франции достижение означенной цели. У России, ни с одним из четырех вопросов, включенных в повестку конференции, не связано никаких личных пожеланий, и она может в них, поэтому оказывать неограниченную поддержку Франции". Далее в инструкции говорилось, что, в случае столкновения интересов Франции и Германии, Россия должна взять на себя посредническую функцию¹⁰⁵.

В период конференции Ламздорф вел активную переписку с русскими дипломатами. В письме Кассини от 16 января 1906 г. он писал, что Россия заинтересована в скорейшем завершении конференции, чтобы немедленно приняться за "устройство финансовых операций". В телеграмме послу в Берлине Остен-Сакену 25 января он просил приложить все усилия, чтобы склонить германскую сторону к "более уступчивому образу действий по отношению к Франции". На Альжезирасской конференции Германия оказалась в дипломатической изоляции. Помимо России Францию поддержали Англия, США, Италия и Испания. Конференция завершила свою работу 25 марта (7 апреля) 1906 года. Итоговый трактат устанавливал независимость султана, целостность его государства, свободу всех наций в Марокко. Главное, Германия не смогла получить того, чего очень желала, - контроля за марокканской полицией и таможней. Он остался в руках французов. Дипломатическая поддержка Россией Франции на конференции по марокканскому вопросу укрепила русско-французский союз. Франция предоставила России громадный заем в 843 млн. 750 тыс. рублей. Отношения с Германией наоборот испортились. Параллельно с переговорами о займе с французами, шли переговоры о новом займе с немцами. Еще за несколько дней до конца конференции немцы отказали и прервали переговоры¹⁰⁶.

Отставка графа Ламздорфа с поста министра иностранных дел случилась меньше, чем через месяц после завершения Альжезирасской конференции, в конце апреля 1906 года. Существуют разные мнения относительно причин отставки. Самое популярное из них изложено в мемуарах Витте. Он пишет, что Николай II совершенно неожиданно сообщил ему о том, что министром иностранных дел теперь вместо Ламздорфа будет Извольский. Вернувшись от императора, Витте рассказал Ламздорфу о намерениях императора и посоветовал самому написать прошение об отставке. Ламздорф последовал этому совету. Барон Фредерикс, министр двора, сказал Витте, что увольнение Ламздорфа было неизбежно, так как необходимо было на кого-то свалить последствия японской войны¹⁰⁷. Существует и другое мнение. Извольский вспоминал, что император, объясняя ему причины, по которым он собирается отправить Ламздорфа в отставку, сказал, что Ламздорф - чиновник старого режима, который не сможет примириться с новым порядком вещей, в частности, с существованием Государственной думы, поэтому он должен уйти со своего поста до ее открытия¹⁰⁸. Подобной точки зрения придерживаются и некоторые историки. Современный исследователь пишет о причинах замены Ламздорфа Извольским на посту министра иностранных дел: "Поражение в войне с Японией и нарастание революционных событий требовали от правительства внесения серьезных корректив во внешнеполитический курс. Осторожная линия Ламздорфа не отвечала этой задаче. Положение осложнялось неудовлетворительным состоянием Министерства иностранных дел с его архаичной структурой, неэффективностью используемых методов и приемов, негативных принципов кадровой политики... Для решения всех этих задач прежний глава ведомства Ламздорф не подходил, требовался новый человек - и по идеям, и по темпераменту"¹⁰⁹. Учитывая дипломатические успехи Ламздорфа уже после русско-японской войны (чего стоит одна Альжезирасская конференция) такое мнение кажется несправедливым.

Отставка Ламздорфа привлекла внимание прессы. Французская газета "Le Temps" писала, что французы могут питать к Ламздорфу "лишь чувства признательности и уважения", что его нельзя винить в постигших Россию испытаниях и что именно благодаря Ламздорфу "сближение между Россией и Англией ныне уже не может считаться, как прежде, несбыточной мечтой"¹¹⁰.

4 мая отставке Ламздорфа посвятил свою депешу из Санкт-Петербурга посланник Бельгии граф де Грель-Ружье. Он отмечал, что, несмотря на нападки "в известной части прессы", никто не может отрицать честности, лояльности, прямоты характера графа Ламздорфа. По мнению бельгийского дипломата, если бы Ламздорф "не был отстранен сильной партией, забравшей в свои руки политику на Дальнем Востоке, войну с Японией можно было избежать". Посланник доносил, что за несколько месяцев до отставки у Ламздорфа начались сердечные приступы, которые его сильно обеспокоили, но предписания врачей выполнял плохо, потому что "считал невозможным ослабить неустанную работу"¹¹¹. Не исключено, что состояние здоровья стало далеко не последней причиной ухода графа Ламздорфа.

После отставки Ламздорф был назначен членом Государственного Совета. В 1906 г., как и в прошлые годы, император предоставил на летнее время в распоряжение Ламздорфа западную половину Елагинского дворца. В декабре Ламздорфу был дан отпуск на 4 месяца с сохранением содержания. Граф попросил продлить отпуск еще на 2 месяца в связи с состоянием здоровья, которое не позволяет ему вернуться весной в Петербург. 16 января 1907 г. министр путей сообщения распорядился предоставить графу отдельный салон-вагон для проезда 21 января курьерским поездом N 5 от Петербурга до Варшавы¹¹². Местом своего отдыха Ламздорф выбрал Италию, но вернуться оттуда в Россию ему было не суждено. Он умер 6 марта 1907 г. в курортном городке Сан-Ремо. Граф Владимир Николаевич Ламздорф похоронен на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге.

Примечания

1. ЛАМЗДОРФ В. Н. Дневник 1886 - 1890. М. - Л. 1926; 1891 - 1892. М. - Л. 1934; 1894 - 1896. М. 1991.
2. СЛОНИМСКИЙ Л. Граф Ламздорф и "Красная книга". - Вестник Европы. 1907, N 4, с. 816 - 818.
3. РОТШТЕЙН Ф. Н. Предисловие. ЛАМЗДОРФ В. Н. Дневник 1886 - 1890, с. 2.; ЕГО ЖЕ. Предисловие. ЛАМЗДОРФ В. Н. Дневник 1891 - 1892, с. 8.
4. РОМАНОВ Б. А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны (1895 - 1907). М. - Л. 1947, с. 96 - 97.
5. ДЬЯКОНОВА И. А. Введение. ЛАМЗДОРФ В. Н. Дневник 1894 - 1896 гг.
6. Российская дипломатия в портретах. М. 1992; История внешней политики России конца XIX - начала XX вв. (от русско-французского союза до Октябрьской революции). М. 1997.; Очерки истории Министерства Иностранных дел России. Т. 1 (1860 - 1917); АЙРА-ПЕТОВ О. Р. Внешняя политика Российской империи 1801 - 1914. М. 2006; МУЛЬТАТУЛИ П. В. Внешняя политика Николая II (1894 - 1917). М. 2012; ИГНАТЬЕВ А. В. Последний царь и внешняя политика. - Вопросы истории. 2001, N 6; ГРИГОРЬЕВ Б. Н. Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке; М. 2010; РЫБАЧЕНОК И. С. Ключи от Черного моря (на рубеже XIX-XX вв.). - Новая и новейшая история. 2009, N 2; КУЗНЕЦОВА О. Н. Дальний Восток и развитие русско-французских отношений в 1902- 1905 гг. - Вопросы истории. 2009, N 3; ЛУКОЯНОВ И. В. Портсмутский мир. - Вопросы истории. 2007, N 2; Порт-Артур в политике России (конец XIX в.). - Вопросы истории. 2008, N 4; ТРУАЙЯ А. Николай II. М. 2003; АНКОСС Э. К. д'. Николай II: прерванная преемственность. Политическая биография. М. 2010; СХИММЕЛЬПЕННИНК О. Д. ванн дер. Навстречу Восходящему Солнцу: как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией. М. 2009.
7. ЛИМАНСКАЯ Т. О. В. Н. Ламздорф (министр иностранных дел России). - Дипломатический вестник. 2001, N 9.
8. РЫБАЧЕНОК И. С. Закат великой державы. Внешняя политика России на рубеже XIX-XX вв.: цели, задачи, методы. М. 2012.
9. ДЬЯКОНОВА И. А. Ук. соч., с. 11, 297.
10. Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 24. М., с. 16.
11. ЛАМЗДОРФ В. Н. Дневник 1891 - 1892. Минск. 2003, с. 88.
12. Там же, с. 95.
13. Там же, с. 167; Очерк истории министерства иностранных дел. 1802 - 1902. СПб. 1902, с. 184.
14. Государственный архив Российской федерации (ГАРФ), ф. 568, оп. 1, д. 1, л. 1, 4, 8, 12, 14, 16.
15. ВИТТЕ С. Ю. Воспоминания. М. 2010, с. 482, 531, 1024.
16. ИЗВОЛЬСКИЙ А. П. Воспоминания. М. 1989, с. 13 - 15; 92 - 94.5.
17. ROSEN R. Forty Years of Diplomacy. London. 1922, p. 174 - 175.
18. ТАУБЕ М. А. "Зарницы". Воспоминания о трагической судьбе предреволюционной России (1900 - 1917). М. 2007, с. 83 - 85.
19. ТОЛСТОЙ И. И. Дневник. Т.1 (1906 - 1909). СПб. 2010, с. 264.
20. СОЛОВЬЕВ Ю. Я. Воспоминания дипломата. 1893 - 1922. М. 1959, с. 127.
21. МОЛЬТКЕ Х. фон. Русские письма. СПб. 2008, с. 96.
22. ГРИГОРЬЕВ Б. Н. Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке. М. 2010, с. 76.
23. ЛАМЗДОРФ В. Н. Дневник 1886 - 1890. Минск. 2003, с. 17.
24. ГАРФ, ф. 568, оп. 1, д. 290, л. 1 - 5; д. 304, л. 1 - 16; д. 306, л. 1 - 6; д. 502, л. 1 - 3; д. 504, л. 1; д. 506, л. 1; д. 563, л. 1; д. 761, л. 1 - 8.
25. Там же, ф. 568, оп. 1, д. 7, л. 244.
26. ЛАМЗДОРФ В. Н. Дневник 1891 - 1892, с. 406 - 407.
27. ЕГО ЖЕ. Дневник 1894 - 1896, с. 167.
28. ГАРФ, ф. 568, оп. 1, д. 6, л. 32 - 33, 35, 38, 39, 44 - 45, 51; д. 263, л. 73 - 92.
29. Там же, ф. 568, оп. 1, д. 53, л. 1 - 15; д. 55, л. 1 - 13.
30. ЛАМЗДОРФ В. Н. Дневник 1886 - 1890, с. 114.
31. ГАРФ, ф. 568, оп. 1, д. 55, л. 7 - 7об.
32. Там же, ф. 568, оп. 1, д. 53, л. 2об.; д. 55, л. 2 - 2об.
33. ЛАМЗДОРФ В. Н. Дневник 1891 - 1892, с. 67.
34. ГАРФ, ф. 568, оп. 1, д. 55, л. 4об.
35. Там же, л. 5об.; л. 3об. -4.
36. Там же, ф. 568, оп. 1, д. 55, л. 8.
37. Там же, ф. 568, оп 1, д. 55, л. 13 - 13об., 14об.
38. Российская дипломатия в портретах. М. 1992, с. 261 - 262.
39. ЛАМЗДОРФ В. Н. Дневник 1891 - 1892, с. 44.
40. Там же, с. 263.
41. Там же, с. 201
42. Там же, с. 214.
43. Российская дипломатия в портретах, с. 241.
44. ЛАМЗДОРФ В. Н. Дневник 1891 - 1892, с. 343.
45. ГАРФ, ф. 568, он. 1, д. 53, л. 2об.
46. ЛАМЗДОРФ В. Н. Дневник 1894 - 1896, с. 23.
47. Там же, с. 235, 254, 296.
48. Там же, с. 168, 193, 316.
49. АНТОНОВА Л. В., ПРОСВИРОВА Т. А. История дипломатии России. М. 2010, с. 319.
50. ГАРФ, ф. 568, оп. 1, д. 47, л. 1 - 44.
51. Там же, л. 7.
52. КИНЯПИНА Н. С. Балканы и Проливы во внешней политике России в конце XIX века. М. 1994, с. 192 - 194.
53. ЛУКОЯНОВ И. В. Порт-Артур в политике России (конец XIX в.). - Вопросы истории. 2008, N 4, с. 52 - 53.
54. Красный Архив. 1926, N 5 (Т. 18), с. 3 - 29.
55. ГАРФ, ф. 568, оп. 1, д. 84, л. 13 - 16об.
56. ВИТТЕ С. Ю. Ук. соч., с. 482.
57. РОМАНОВ Б. А. Ук. соч., с. 93.
58. Красный Архив. 1926, N 1 (Т. 14), с. 17, 23.
59. Там же, N 5 (Т. 18), с. 33 - 35, 37 - 38.
60. ШАЦИЛЛО В. К., ШАЦИЛЛО Л. А. Русско-японская война 1904 - 1905. Факты. Документы. М. 2004, с. 149.
61. Там же, с. 150.
62. Там же, с. 151.
63. БОГДАНОВИЧ А. В. Три самодержца. Дневники генеральши Богданович. М. 2008, с. 202.
64. История дипломатии. Т. 2. М. 1963, с. 527.
65. Пролог русско-японской войны. Материалы из архива графа С. Ю. Витте. Пг. 1916, с. 149- 150, 172.
66. ВИТТЕ С. Ю. Ук. соч., с. 514.
67. ГАРФ, ф. 730, оп. 1, д. 3273, л. 3.
68. Там же, ф. 568, оп. 1, д. 62, л. 43 - 45.
69. ШАЦИЛЛО В. К., ШАЦИЛЛО Л. А. Ук. соч., с. 79.
70. РОМАНОВ Б. А. Ук. соч., с. 205.
71. СХИММЕЛЬПЕННИНК О. Д. ванн дер. Ук. соч., с. 316.
72. Пролог русско-японской войны, с. 173 - 174.
73. ШАЦИЛЛО В. К., ШАЦИЛЛО Л. А. Ук. соч., с. 158.
74. СХИММЕЛЬПЕННИНК О. Д. ванн дер. Ук. соч., с. 320.
75. ШАЦИЛЛО В. К., ШАЦИЛЛО Л. А. Ук. соч., с. 162.
76. ВИТТЕ С. Ю. Ук. соч., с. 526.
77. РОМАНОВ Б. А. Ук. соч., с. 272.
78. Русско-японская война 1904 - 1905 гг. в документах внешнеполитического ведомства России. Факты и комментарии. М. 2006, с. 84.
79. РОМАНОВ Б. А. Ук. соч., с. 275.
80. ПАВЛЮЧЕНКО О. В. Россия и Сербия 1888 - 1903. Дипломатические отношения и общественные связи. Киев. 1987, с. 39.
81. Балканы в конце XIX - начале XX века. Очерки становления национальных государств и политической структуры в Юго-Восточной Европе. М. 1991, с. 27.
82. КУРОПАТКИН А. Н. Дневник. М. 2010. с. 93.
83. БЬЮКЕНЕН ДЖ. Моя миссия в России. М. 2006, с. 53.
84. КУРОПАТКИН А. Н. Ук. соч., с. 93 - 94.
85. ОЛЬДЕНБУРГ С. С. Царствование Николая II. М. 2003, с. 230 - 232.
86. Русско-японская война 1904 - 1905 гг...., с. 157.
87. Там же, с. 158, 187.
88. ПАВЛОВ Д. Б. На пути к Цусиме. М. 2011, с. 212 - 213, 220.
89. Там же, с. 221 - 222.
90. ПАВЛОВ Д. Б. Ук. соч., с. 99, 144.
91. Россия и Черноморские проливы (XVIII-XX столетия). М. 1999, с. 257.
92. Русско-индийские отношения в 1900 - 1917 гг. Сб. архивных документов и материалов. М. 1999, с. 166 - 167, 179.
93. Красный Архив. 1935, N 2 - 3 (Т. 69 - 70), с. 242 - 251.
94. Россия-Швейцария. 1813 - 1955: Документы и материалы. М. 1995, с. 162 - 165.
95. Красный Архив. 1925, N 2 (Т. 9), с. 43, 46.
96. Сборник секретных документов из Архива народного комиссариата по иностранным делам. Пг. 1918, с. 264 - 272.
97. КУЗНЕЦОВ А. И. "Предвижу повторение Смутного времени...". - Россия в глобальной политике. 2013, N 4.
98. ИЗВОЛЬСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 45.
99. Красный Архив. 1924, т. 5, с. 28 - 29.
100. История дипломатии. М. 2009, с. 730.
101. ЛУКОЯНОВ И. В. Портсмутский мир. - Вопросы истории. 2007, N 2, с. 20.
102. ВИТТЕ С. Ю. Ук. соч., с. 639.
103. ИЗВОЛЬСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 15.
104. БОВЫКИН В. И. Очерки истории внешней политики России конец XIX - 1917 гг. М. 1960, с. 52.
105. Красный Архив. 1930, N 4 - 5 (Т. 41 - 42), с. 9 - 10.
106. Там же, с. 15 - 16.
107. ВИТТЕ С. Ю. Ук. соч., с. 1024 - 1025.
108. ИЗВОЛЬСКИЙ А. П. Ук. соч., с. 19.
109. АВДЕЕВ В. Е. Александр Петрович Извольский. - Вопросы истории. 2008, N 4, с. 69 - 70. ПО. ГАРФ, ф. 568, оп 1, д. 14. л. 1 - 1об.
111. Там же, д. 15, л. 15 - 16.
112. Там же, д. 1, л. 29 - 33.