Зырянов П. Н. Петр Аркадьевич Столыпин // Вопросы истории. - 1990. - № 6. - С. 54-75.
Кажется, ни о ком из деятелей царского режима последнего периода его существования не высказывается столько противоречивых мнений, как о П. А. Столыпине. С некоторых пор о нем стали писать как о человеке, который лучше других выразил государственные требования своего времени и сумел во многом воплотить в жизнь свою программу. Даже фигура С. Ю. Витте, чья государственная деятельность была продолжительнее и разнообразнее, не привлекает такого внимания. Однако, несмотря на острый интерес к личности Столыпина, биографических работ о нем мало.
Петр Аркадьевич Столыпин принадлежал к старинному дворянскому роду, известному с XVI века. К середине XIX в. род сильно разветвился, владея многочисленными поместьями в разных губерниях. Родоначальником трех наиболее известных линий был Алексей Столыпин (1748 - 1810 гг.). Одну из ветвей представлял Аркадий Алексеевич, друг М. М. Сперанского, сенатор. Его старший сын Николай был дипломатом. Средний сын Алексей, проживший недолго, дружил с М. Ю. Лермонтовым. Младший сын Дмитрий служил в гвардии, затем вышел в отставку, долго жил за границей, где увлекся философией О. Конта. Вернувшись в Россию и поселившись в имении, он решил заняться устройством крестьянского быта. Но мужики плохо слушались философа, и он нашел корень зла в крестьянской общине, где "личность пригнетена, порядки некрасивы"1.
Среднюю ветвь рода представляла Елизавета Алексеевна (в замужестве Арсеньева), бабушка Лермонтова. За исключением Алексея Аркадьевича, пожалуй, никто из Столыпиных не любил своего знаменитого сородича. Все жаловались на его трудный характер. Одна из тетушек до самой смерти отказывалась прочесть хотя бы строчку из сочинений "этого невыносимого мальчишки"2. Младшим братом Аркадия и Елизаветы был Дмитрий, дед П. А. Столыпина. Его сын, Аркадий Дмитриевич, участвовал в Крымской войне, во время которой стал адъютантом командующего армией князя М. Д. Горчакова, своего будущего тестя. В русско-турецкой войне 1877 - 1878 гг. А. Д. Столыпин участвовал уже в генеральском чине, в дальнейшем занимал ряд должностей в Военном министерстве. Последняя из них - комендант Кремлевского дворца.
Интересы А. Д. Столыпина не замыкались на военном деле. Он сочинял музыку, играл на скрипке, увлекался скульптурой, интересовался богословием и историей, но ни одно из этих увлечений не переросло рамки дилетантства. Аркадий Дмитриевич был большой жизнелюб, бонвиван и картежник. Однажды он выиграл поместье Колноберже неподалеку от Ковно. Оно настолько понравилось Столыпиным, что на долгие годы стало основным местом их жительства. Во время Крымской войны А. Д. Столыпин подружился с Л. Н. Толстым и впоследствии неоднократно бывал в Ясной Поляне. Постепенно, однако, произошло отдаление: Столыпин сблизился с придворными верхами, Толстой же все более отдалялся от того круга, к которому принадлежал по рождению.
1876
Столыпин - студент, 1881
1902
Семья Столыпина
Столыпин с женой и дочерью Марией
Особняк Столыпина на Аптекарском острове после покушения
Убийца Столыпина Богров, 1910
Смерть Столыпина
Похороны Столыпина
А. Д. Столыпин на десять лет пережил свою жену. Наталья Михайловна, умная и образованная женщина, была знакома со многими выдающимися людьми. Однажды еще до замужества, будучи на заграничном курорте, она шокировала своих подруг тем, что долго гуляла по парку с каким-то плохо одетым человеком странного вида, Пришлось объяснить, что это Н. В. Гоголь3. Сын Петр родился 5 апреля 1862 г. в Дрездене, куда его мать ездила к родственникам. Детство и раннюю юность он провел в основном в Литве. Летом семья жила в Колноберже или выезжала в Швейцарию. Когда детям пришла пора учиться, купили дом в Вильне, чтобы не уезжать далеко от имения. П. А. Столыпин окончил Виленскую гимназию4 и в 1881 г. поступил на физико-математический факультет Петербургского университета. Помимо физики и математики, на факультете преподавали химию, геологию, ботанику, зоологию, агрономию. Именно последние науки привлекли П. А. Столыпина. Однажды на экзамене у Д. И. Менделеева он попал в сложное положение: профессор стал задавать дополнительные вопросы, студент отвечал, но Менделеев не унимался, и экзамен уже перешел в диспут, когда великий химик спохватился: "Боже мой, что же это я? Ну, довольно, пять, пять, великолепно"5. В дипломной работе Столыпина рассматривались табачные культуры Южной России6.
В отличие от отца Петр Аркадьевич был равнодушен к музыке, но литературу и живопись любил. Ему нравились проза И. С. Тургенева, поэзия А. К. Толстого и А. Н. Апухтина. Он и сам был неплохим рассказчиком и сочинителем (его дочери приходили в восторг от сказок о "девочке с двумя носиками" и о приключениях в "круглом доме", сочинявшихся экспромтом каждый вечер7), но не придавал большого значения своему литературному дарованию. Петр Аркадьевич не курил, редко употреблял спиртное, почти не играл в карты. Он рано женился, оказавшись чуть ли не единственным женатым студентом в университете. Его жена Ольга Борисовна прежде была невестой его старшего брата, убитого на дуэли. Петр Аркадьевич стрелялся с убийцей брата и получил ранение в правую руку, которая с тех пор плохо действовала8. Тесть Столыпина Б. А. Нейгардт, почетный опекун Московского присутствия Опекунского совета учреждений императрицы Марии, был отцом многочисленного семейства. Впоследствии клан Нейгардтов сыграл важную роль в карьере Столыпина. Молодые супруги мечтали о сыне, а на свет одна за другой появлялись девочки, и лишь шестым, последним ребенком оказался мальчик. К моменту его рождения старшая дочь уже заневестилась.
В литературе тех лет часто противопоставлялись два поколения - мятежное 60-х годов и законопослушное, практичное - 80-х. Столыпин был "восьмидесятником", никогда не имел недоразумений с полицией, по окончании университета в 1885 г. избрал чиновничью карьеру, поступив на службу в Министерство государственных имуществ, в 1888 г. получил придворное звание камер-юнкера и впервые попал в адрес-календарь. К тому времени он в скромном чине коллежского секретаря занимал должность помощника столоначальника. Служба в Министерстве государственных имуществ была рутинной, и в 1889 г. Столыпин перешел в Министерство внутренних дел. В то же время он стал ковенским уездным предводителем дворянства. В Ковенской губ., в этническом отношении довольно пестрой, среди помещиков преобладали поляки, среди крестьян - литовцы. В ту пору Литва почти не знала хуторов, крестьяне жили в деревнях, а их земли были разбиты на чересполосные участки. Земельных переделов у них не существовало.
Теперь пять месяцев в году семья жила в Ковно, семь - в Колноберже. Столыпин занимался делами имения, на время расставшись с мечтой о карьере государственного деятеля. Позднее, оказавшись в должности губернатора, он улучил момент, чтобы заехать в Колноберже. Увидев его за хозяйственными занятиями, один из соседей заметил, что "не губернаторское это дело". "Не губернаторское, а помещичье, значит, важное и нужное", - ответил Столыпин9. Семья владела также поместьями в Нижегородской, Казанской, Пензенской и Саратовской губерниях. Но дети не хотели знать никаких других мест кроме Колноберже. Раз в год Петр Аркадьевич объезжал свои владения. Он тяготился разлукой с близкими и не задерживался в поездках. Самое дальнее из этих поместий, саратовское, он в конце концов продал. В Ковенской губ. у Столыпина было еще одно имение, на границе с Германией. Российские дороги всегда были плохи, самый удобный путь в это имение пролегал через Восточную Пруссию. Именно при таких "заграничных" разъездах Столыпин познакомился с хуторами и, возвращаясь домой, рассказывал не столько о своем имении, сколько об образцовых немецких хозяйствах. Он пытался распространить хутора среди литовских крестьян и добился принятия несколькими сельскими обществами приговоров о разверстании их наделов.
В 1899 г. Столыпин стал ковенским губернским предводителем дворянства, а в 1902 г. был назначен гродненским губернатором. Его выдвинул новый министр внутренних дел В. К. Плеве, считавший, что замещать губернаторские должности должны местные землевладельцы10. В Гродно Столыпин пробыл 10 месяцев. В это время были созваны местные комитеты о нуждах сельскохозяйственной промышленности, и на заседаниях Гродненского комитета будущий премьер впервые публично изложил свои взгляды. Они в основном сводились к уничтожению крестьянской чересполосицы и расселению на хутора. При этом Столыпин подчеркивал: "Ставить в зависимость от доброй воли крестьян момент ожидаемой реформы, рассчитывать, что при подъеме умственного развития населения, которое настанет неизвестно когда, жгучие вопросы разрешатся сами собой, - это значит отложить на неопределенное время проведение тех мероприятий, без которых немыслима ни культура, ни подъем доходности земли, ни спокойное владение земельной собственностью". Иными словами, народ темен, пользы своей не разумеет, а потому следует улучшать его быт, не спрашивая его мнения. Это убеждение Столыпин пронес через всю свою государственную деятельность. Один из присутствовавших на заседании помещиков подметил наиболее удачное, на его взгляд, выражение в этой тираде и попытался его развить: "Нам нужна рабочая сила человека, нужен физический труд, а не образование. Образование должно быть доступно обеспеченным классам, а не массе, нравственные и государственные взгляды которой таковы, что с введением обязательного образования или с расширением доступа в школы она несомненно будет стремиться к государственному перевороту, социальной революции и анархии". Но губернатор не согласился с такой трактовкой: "Бояться грамоты и просвещения, бояться света нельзя. Образование народа, правильно и разумно поставленное, никогда не поведет к анархии... Общее образование в Германии должно служить идеалом для многих культурных стран"11.
В 1903 г. Столыпин был назначен саратовским губернатором. Для детей переезд на новое место был путешествием в незнакомую страну. Пожалуй, и их отец отчасти чувствовал себя "иностранцем". Ведь вся его прежняя жизнь (ему было уже за 40) была связана с Западным краем и Петербургом. В коренной России он бывал едва ли чаще, чем в Германии, а русскую деревню знал недостаточно. Чтобы освоиться на новом месте, требовалось время. Между тем в 1904 г. началась война с Японией. Старшая дочь Столыпина однажды спросила, почему не видно того воодушевления, как в 1812 году? "Как может мужик идти радостно в бой, защищая какую-то арендованную землю в неведомых ему краях? - ответил отец. - Грустна и тяжела война, не скрашенная жертвенным порывом". Этот разговор состоялся незадолго до отправки из Саратова на Дальний Восток отряда Красного Креста. На обеде в связи с этим событием губернатор произнес речь. Он говорил, в частности, о том, что "каждый сын России обязан, по зову своего царя, встать на защиту Родины от всякого посягательства на величие и честь ее". Речь имела шумный успех. "Мне самому кажется, что сказал я неплохо, - говорил потом Столыпин. - Не понимаю, как это вышло: я ведь всегда считал себя косноязычным и не решался произносить больших речей"12.
Вслед за войной пришла первая российская революция. Как и всюду, в Саратове и других городах губернии начались забастовки, митинги и демонстрации. Столыпин попытался сплотить всех противников революции, от черносотенного епископа Гермогена до умеренных земцев типа А. А. Уварова и Д. А. Олсуфьева. Было собрано около 60 тыс. руб., губернский город разбили на три части, в каждой из которых открыли "народные клубы", ставшие центрами контрреволюционной пропаганды и опорными пунктами черносотенных дружин. Всякий раз, когда начинались демонстрации, правые устраивали контрдемонстрации, каждый участник которых нес корзину с камнями, а во главе колонны шли дюжие молодцы. Получая камни из задних рядов, они швыряли их в демонстрантов. Так руками черносотенцев, стараясь не прибегать к помощи войск, Столыпин боролся с революционным движением в Саратове. Но отношения с черносотенцами у Столыпина не всегда ладились. Черносотенная агитация "Братского листка", издававшегося под покровительством епископа, перешла пределы допустимого даже с точки зрения губернатора, и он задержал распространение нескольких номеров.
Тем не менее в момент наивысшего подъема революции пришлось использовать и войска. 16 декабря 1905 г. они разогнали митинг, восемь человек были убиты; 18 декабря полиция арестовала членов Саратовского Совета рабочих депутатов13. В дальнейшем идентичной тактики Столыпин придерживался в других городах губернии. На всю Россию стал известен инцидент в Балашове. В местной гостинице собрались забастовавшие земские медики. Толпа черносотенцев окружила гостиницу и начала выламывать ворота. Неизвестно, что произошло бы далее, если бы не присутствие в городе губернатора. По его распоряжению казаки образовали живой коридор, по которому стали выходить осажденные. Но черносотенцы бросали камни через цепь казаков, а те вдруг обрушили нагайки на земских служащих. Один камень попал и в губернатора, что, надо думать, не входило в первоначальный замысел14.
Еще летом 1905 г. Саратовская губ. стала одним из главных очагов крестьянского движения. В сопровождении казаков Столыпин разъезжал по мятежным деревням. "Высокий рост, косая сажень в плечах, что не мешало стройности его фигуры, соколиный взгляд, властный тон - придавали ему вид достойного представителя власти, начальника и хозяина губернии", - вспоминал один из крестьян, видевший Столыпина в те дни 15. Против крестьян губернатор уже не стеснялся использовать войска. Производились повальные обыски и аресты. Чтобы выявить рожь, предположительно захваченную у помещиков, Столыпин составил таблицу, которая показывала соотношение между крестьянской посевной площадью и величиной урожая16. Выступая на сходах, губернатор употреблял много бранных слов, грозил Сибирью, каторгой и казаками, сурово пресекал возражения. Не всегда такие выступления были для него безопасны. Современники приводили немало рассказов о его храбрости. Передаваясь из уст в уста, некоторые из них превратились в легенды. Например, один из почитателей Столыпина, В. В. Шульгин, пишет, как губернатор оказался однажды без охраны перед лицом взволнованного схода и "дюжий парень пошел на него с дубиной". Не растерявшись, Столыпин бросил ему шинель: "Подержи!" - "буян опешил, послушно подхватил шинель и выронил дубину"17. Сам Шульгин не присутствовал при этом эпизоде, как и старшая дочь Столыпина М. П. Бок. Однако она услышала рассказ из уст отца по свежим следам события: "Из толпы выделился какой-то парень с крайне возбужденным лицом и далеко не доброжелательным видом и направился прямо на моего отца... Он нагло поднял голову и, глядя в лицо отца, собирался говорить, как вдруг услыхал спокойный и повелительный голос отца: "Подержи мою шинель!"18. Следовательно, дубины не было. В другой раз, как говорили, Столыпин, явившись в недавно бунтовавшее село, ударом ноги выбил из крестьянских рук поднесенные ему хлеб-соль19.
"В настоящее время, - докладывал царю 6 августа 1905 г. товарищ министра внутренних дел Д. Ф. Трепов, - в Саратовской губернии благодаря энергии, полной распорядительности и весьма умелым действиям губернатора, камергера двора Вашего императорского величества Столыпина порядок восстановлен"20. В августе 1905 г., в разгар полевых работ, наблюдался общий спад крестьянского движения. Осенью, однако, волнения возобновились с невиданной силой. Столыпин на этот раз не вполне справлялся с положением, и на помощь ему был командирован генерал-адъютант В. В. Сахаров, бывший военный министр. Сахаров отправился в карательную экспедицию, а по возвращении, в конце ноября 1905 г., был застрелен посетительницей, явившейся к нему на прием21. Вместо Сахарова прибыл генерал-адютант К. К. Максимович, действовавший в Саратовской и Пензенской губерниях до начала 1906 года22. Отчасти потому, что в критический период революции карательными экспедициями руководили генерал-адъютанты, а Столыпин оказался как бы в стороне, он прослыл либеральным губернатором. Крестьянское же движение продолжалось, то затухая, то разгораясь, и после отъезда из губернии не только Максимовича, но и Столыпина.
В докладах царю Столыпин утверждал, что главной причиной аграрных беспорядков является стремление крестьян получить землю в собственность. Если крестьяне станут мелкими собственниками, они перестанут бунтовать. Кроме того, он ставил вопрос о желательности передачи крестьянам государственных земель23. Как видно, Столыпин отчасти признавал крестьянское малоземелье. Вряд ли именно эти доклады сыграли роль в выдвижении Столыпина на пост министра внутренних дел. Тем не менее сравнительно молодой и малоопытный губернатор, мало известный в столице, неожиданно взлетел на ключевой пост в российской администрации. Какие пружины при этом действовали, до сих пор не вполне ясно. Впервые его кандидатура обсуждалась в октябре 1905 г. на совещании Витте с "общественными деятелями". Обер-прокурор Синода князь А. Д. Оболенский, родственник Столыпина, предложил его на пост министра внутренних дел, просто стараясь вывести тогда переговоры из тупика. Но Витте не хотел видеть на этом посту никого другого, кроме П. Н. Дурново, а "общественные деятели" мало что знали о Столыпине24.
Вторично вопрос о Столыпине на таком уровне встал в апреле 1906 г., когда уходило в отставку правительство Витте. Американская исследовательница М. Конрой высказывает предположение, что новым назначением Столыпин во многом был обязан своему шурину Д. Б. Нейгардту, недавно удаленному с поста одесского градоначальника (в связи с еврейским погромом), но сохранившему влияние при дворе25. Предположение резонное, хотя, думается, больше всего Столыпин был обязан Д. Ф. Трепову, который был переведен с поста товарища министра внутренних дел на должность дворцового коменданта и приобрел огромное влияние на царя. С того времени Трепов стал разыгрывать глубокомысленные и многоходовые "назначенческие" комбинации. Замена непосредственно перед созывом Думы либерального премьера Витте на реакционного Горемыкина явилась вызовом общественному мнению. Зато прямолинейный каратель Дурново был замещен сравнительно более либеральным Столыпиным.
"Достигнув власти без труда и борьбы, силою одной лишь удачи и родственных связей, Столыпин всю свою недолгую, но блестящую карьеру чувствовал над собой попечительную руку Провидения", - вспоминал товарищ министра внутренних дел С. Е. Крыжановский26. Действительно, Столыпину сразу повезло на его новом посту. Когда разгорелся конфликт между правительством и I Думой, Столыпин сумел выгодно отличиться на фоне других министров, которые не любили ходить в Думу. Они привыкли к чинным заседаниям в. Государственном совете и Сенате, где сияли золотом мундиры и ордена. В Думе же было иначе: там хаотически смешивались сюртуки и пиджаки, рабочие косоворотки и крестьянские рубахи, полукафтаны и священнические рясы; в зале было шумно, с мест раздавались выкрики, а когда на трибуне появлялись члены правительства, начинался невообразимый шум: это называлось новомодным словом "обструкция". С точки зрения министров, Дума представляла собой безобразное зрелище: "Если первые дни кадеты, имевшие в Думе значительное число голосов, и сумели придать собраниям некоторое благообразие, а торжественный Муромцев даже и напыщенность, то этот тон быстро поблек после первых же успехов Аладьина, Онипки и их товарищей, явно показавших, что элементы правового строя тонут в Думе в революционных и анархических"27. Из всех министров достаточно уверенно в Думе вел себя только Столыпин, за два года пребывания в Саратовской губ. познавший, что такое стихия вышедшего из повиновения многотысячного крестьянского схода. Выступая в Думе, Столыпин говорил твердо и корректно, хладнокровно отвечая на выпады. Это не всегда нравилось Думе, зато нравилось царю.
При посредничестве Крыжановского Столыпин вскоре завязал негласные контакты с председателем Думы кадетом С. А. Муромцевым, состоялась также его встреча с лидером кадетов П. Н. Милюковым. В либеральных кругах создалось впечатление, что Столыпин благосклонно относится к созданию думского министерства с сохранением за Столыпиным его портфеля. Трудно провести черту, до которой эти переговоры велись с целью зондирования почвы, а потом стали прикрытием подготовки к роспуску Думы. В конце концов Столыпин обнаружил то же коварство, как и при балашовском инциденте. Однажды в июльскую пятницу 1906 г. он позвонил Муромцеву и сказал, что в понедельник выступит в Думе. А в воскресенье Дума была распущена28.
В то же время гораздо более интенсивные переговоры велись с правым дворянством. В мае 1906 г. собрался первый съезд уполномоченных дворянских обществ, созванный при ближайшем содействии правительства, представители которого (В. И. Гурко, А. И. Лыкошин) участвовали в заседаниях.
Настроение прибывших на съезд дворян не было единодушным. Некоторых настолько напугала революция, что они считали необходимым сделать кое-какие уступки в земельном вопросе, но таких было немного. "Дворянство Рязанской губернии, - заявил, например, Л. Л. Кисловский, - не находится в таком цветущем состоянии, чтобы оно могло делать подарки и приносить жертвы. Наоборот, когда нас выбирали уполномоченными, то нам рекомендовалось заботиться о неприкосновенности частной собственности". Немало резких слов было сказано в адрес крестьянской общины. "Община - это то болото, в котором увязает все, что могло бы выйти на простор, - говорил К. Н. Гримм, - благодаря ей нашему крестьянству чуждо понятие о праве собственности. Уничтожение общины было бы благодетельным шагом для крестьянства"29. Нападки на общину в какой-то мере были тактическим приемом правого дворянства: отрицая крестьянское малоземелье, оно стремилось свалить все беды на общину. Вместе с тем эти нападки обяснялись и тем, что в период революции община сильно досадила помещикам: крестьяне шли громить помещичьи усадьбы "всем миром", имея в общине готовую организацию для борьбы.
При голосовании правительственной программы по пунктам вопрос о хуторах и отрубах не вызвал больших прений, ибо они мало интересовали дворян. Главные их заботы сводились к тому, чтобы закрыть вопрос о крестьянском малоземелье и избавиться от общины. Правительство предложило раздробить ее при помощи хуторов и отрубов, и дворянство охотно согласилось. Правда, 29 депутатов во главе с Д. А. Олсуфьевым представили особое мнение, в котором предостерегали против "схематически-шаблонного, однообразно-догматического решения в центральных учреждениях аграрного вопроса без достаточного внимания ко всем разнообразным бытовым, племенным, географическим и другим особенностям отдельных местностей России"30. На съезде был избран постоянно действующий Совет объединенного дворянства. Во время частных переговоров со Столыпиным этот Совет обещал поддержку правительству на следующих условиях: роспуск Думы, введение "скорорешительных судов", прекращение переговоров с буржуазно-либеральными деятелями о вхождении их в правительство, изменение избирательного закона. Столыпин считал, что поддержка помещиков ему обеспечена, поскольку удалось сговориться насчет общины. Переговоры же с "общественными деятелями" имели еще несколько раундов, но ни к чему не привели.
I Дума была распущена 8 июля 1906 г. (не сразу после съезда), тем не менее соглашение постепенно исполнялось. Налицо была консолидация контрреволюционных сил, чему немало содействовал министр внутренних дел. Это было замечено в верхах, где Трепов продолжал свои комбинации. Роспуск Думы стал вызовом общественному мнению. Теперь царский двор решил, чтобы "потрафить" либералам., заменить непопулярного Горемыкина не столь одиозной фигурой. Председателем Совета министров стал Столыпин, сохранивший за собой портфель министра внутренних дел.
Новый премьер не имел свободы выбора при формировании кабинета. Из прежнего состава правительства он удалил лишь таких реакционеров, как А. С. Стишинский и князь А. А. Ширинский-Шихматов, в основном же правительство осталось горемыкинским. Не все его члены были единомышленниками Столыпина. Министр финансов В. Н. Коковцов, опытный государственный деятель и второе по значению лицо в кабинете, не скрывал скептического отношения к аграрным начинаниям Столыпина и всячески старался урезать связанные с ними расходы. К Коковцову иногда присоединялся главноуправляющий землеустройством и земледелием князь Б. А. Васильчиков. Министр юстиции И. Г. Щегловитов обычно поддерживал Столыпина, но лишь компрометировал его начинания, поскольку был непопулярной личностью (он выступал за ликвидацию принципа несменяемости судей и за их подчинение Министерству юстиции, при нем наметилось сближение органов юстиции и полиции). Пост обер-прокурора Синода, оставленный Ширинским-Шихматовым, долго был вакантным. Столыпин хотел назначить своего родственника А. Д. Оболенского, но последний был личным другом Витте, и царь отверг эту кандидатуру. Тогда министр иностранных дел А. П. Извольский предложил своего брата, и П. П. Извольский, прежде никогда не касавшийся церковного управления, получил это назначение31. Так, по-родственному, решались в России многие дела.
Драматические события середины 1906 г., связанные с революцией, свидетельствовали, что правительство по-прежнему на первый план своей деятельности ставит борьбу с революционным движением. 12 августа 1906 г. к министерской даче на Аптекарском острове подкатило ландо с двумя жандармскими офицерами. Опытный швейцар заметил странности в их форме. Вызвали подозрение и портфели, которые держали незнакомцы. Однако швейцару не удалось их остановить.
Вбежав в переднюю, те натолкнулись на генерала, ведавшего охраной дачи. Тогда они швырнули на пол портфели; произошел сильный взрыв, который разметал здание. В приемной министра в то время собралось много посетителей. Были убиты 27 человек, в том числе оба террориста, принадлежавшие к эсерам-максималистам. Среди раненых оказались 3-летний сын Столыпина и 14-летняя дочь. Сын вскоре поправился, у дочери же были раздроблены ноги и она года два не могла ходить. Единственной комнатой, которая не пострадала, остался кабинет Столыпина, где тот в момент взрыва и находился. Покушение укрепило престиж Столыпина в правящих кругах. По предложению царя, премьер с семьей переехал в Зимний дворец, охранявшийся более надежно. Сам Столыпин очень изменился. Когда ему говорили, что раньше он по такому-то поводу рассуждал иначе, он отвечал;. "Да, это было до бомбы Аптекарского острова: а теперь я стал другим человеком"32.
19 августа 1906 г. в чрезвычайном порядке по 87-й статье Основных законов был принят указ о военно-полевых судах. Рассмотрению этих судов подлежали такие дела, когда совершение "преступного деяния" являлось "настолько очевидным, что нет надобности в его расследовании". Судопроизводство завершалось в пределах 48 часов, приговор (по распоряжению командующего округом) исполнялся в 24 часа. Столь жестокого карательного закона Россия прежде не знала. Широкое его применение началось сразу же после опубликования. Правда, иногда царская "скорострельная юстиция" давала осечку. Командующий войсками Казанского военного округа генерал И. А. Карасе не утвердил ни одного смертного приговора, говоря, что не хочет на старости лет пятнать себя кровью33. Но другие генералы смотрели на дело проще, оговорка в законе насчет очевидности "преступного деяния" их не смущала. Командующий войсками Одесского военного округа А. В. Каульбарс однажды подписал смертный приговор двум юношам, которых даже не было в том месте, где было совершено преступление. Потом нашли настоящих виновников, и их тоже расстреляли. Один из первых биографов Столыпина писал, что в то время "ценность человеческой жизни, никогда в России высоко не стоявшая, упала еще значительно ниже"34. Официальных сведений о числе жертв военно-полевых судов нет. По подсчетам исследователей, с августа 1906 г. по апрель 1907 г. было вынесено 1102 смертных приговора35. Согласно закону, указы, принятые по 87-й статье, должны были вноситься в Думу не позднее, чем через два месяца после ее созыва. II Дума собралась 20 февраля 1907 года. Правительство понимало, что она отклонит указ о военно-полевых судах, поэтому данный указ не был внесен на рассмотрение и автоматически потерял силу 20 апреля 1907 года.
Впрочем, в отличие от Дурново и Горемыкина, Столыпин делал ставку не только на репрессии, а стремился также провести ряд реформ, чтобы в угодном для правящих кругов духе разрешить главные вопросы, поставленные революцией. Правда, большинство мемуаристов и историков не считало его "генератором идей". "В Петербург Столыпин приехал без всякой программы, в настроении, приближавшемся к октябризму, - писал современник. - Вся первоначальная законодательная программа была получена им в готовом виде в наследство от прошлого"36. "Без всякой программы" - это, пожалуй, преувеличение.
Столыпин имел твердые взгляды относительно общины, хуторов, отрубов и путей их насаждения, что составило стержень его аграрной программы. Кроме того, он был сторонником серьезных мер по распространению" начального образования. Оказавшись во главе правительства, он затребовал из всех ведомств те первоочередные проекты, которые давно были разработаны, но лежали без движения. В итоге Столыпину удалось составить целостную программу умеренных преобразований. 24 августа 1906 г. правительство опубликовало декларацию, в которой пыталось оправдать свою политику массовых репрессий и возвещало о намерении провести важные социально-политические реформы. Подробнее преобразовательная программа была изложена Столыпиным во II Думе 6 марта 1907 года.
Некоторые мероприятия правительство начало проводить в спешном порядке, не дожидаясь созыва Думы. 27 августа 1906 г. был принят указ о передаче Крестьянскому банку для продажи крестьянам части государственных земель. 5 октября последовал указ об отмене некоторых ограничений крестьян в правах, чем были окончательно отменены подушная подать и круговая порука, сняты некоторые ограничения свободы передвижения крестьян и избрания ими места жительства, отменен закон против семейных разделов, сделана попытка уменьшить произвол земских начальников, расширены права крестьян на земских выборах. Указ от 17 октября 1906 г. конкретизировал принятый в 1905 г. по инициативе Витте указ о свободе вероисповедания, определив права и обязанности старообрядческих и сектантских общин. Представители официальной церкви никогда не простили Столыпину того, что старообрядцы получили такой устав, в то время как соответствующее положение о православном приходе застряло в канцеляриях. 9 ноября 1906 г. был издан указ "О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования"37. Переработанный в III Думе, он стал действовать как закон от 14 июня 1910 года. 29 мая 1911 г. был принят закон "О землеустройстве".
Последние три акта составили юридическую основу мероприятий, вошедших в историю как "столыпинская аграрная реформа". Взгляды на нее советских и зарубежных историков заметно различаются. Посредством аграрной реформы Столыпина, пишет Г. А. Герасименко, царизм пытался "расширить социальную опору монархии за счет самого массового эксплуататорского слоя - сельской буржуазии... Этот консервативный слой в деревне предполагалось усилить, укрепить экономически и увеличить количественно за счет крестьянского землевладения"; на развалинах общины правительство хотело создать "широкий слой сельских капиталистов, союзников помещиков и сторонников монархии"38. Как считает американский историк Дж. Токмаков, политика Столыпина была направлена на "дальнейший подрыв глубоко укоренившихся феодальных уз и пробуждение инстинкта частной собственности, который в конце концов должен был создать буржуазное общество мелких фермеров. Это новое сельское общество стало бы основой реформированного государства, о создании которого думал Столыпин"39. Оба автора исходят из предположения, что первоочередной целью Столыпина было создание слоя фермеров. Но наши историки считают, что этот слой должен был формироваться на основе кулацких хозяйств, западные - на основе всего крестьянства. Элементы истины есть и в тех, и в других рассуждениях.
Известно об устойчивой неприязни Столыпина к крестьянской общине. Знаем мы и .наказ, данный ему дворянским съездом: "Уничтожьте общину!". Столыпин, всецело сочувствуя этому призыву, сделал разрушение общины первоочередной задачей своей реформы. Предполагалось, что первый этап - чересполосное укрепление наделов отдельными домохозяевами - нарушит единство крестьянского мира. Крестьяне, имевшие земельные излишки против нормы, должны были поспешить с укреплением своих наделов и образовать группу, на которую правительство рассчитывало опереться. Столыпин говорил, что таким способом он хочет "вбить клин" в общину40. После этого предполагалось приступить ко второму этапу - разбивка деревенского надела на отруба или хутора. Последние считались идеальной формой землевладения, ибо крестьянам, рассредоточенным по хуторам, трудно было бы поднимать мятежи. "Совместная жизнь крестьян в деревнях облегчала работу революционеров", - писала М. П. Бок, явно со слов своего отца41. Этот полицейский подтекст реформы тоже не следует упускать из вида.
Что же должно было появиться на месте разрушенной общины - узкий слой сельских капиталистов (как полагают советские историки) или широкие массы процветающих фермеров (как считало старшее поколение западных историков)? На деле не предполагалось ни того, ни другого. Первого не хотело само правительство. Сосредоточение земли в руках кулаков должно было разорить массу крестьян. Не имея средств пропитания, они хлынули бы в город. Промышленность, до 1910 г. пребывавшая в депрессии, не смогла бы справиться с наплывом рабочей силы в таких масштабах, а наличие массы бездомных и безработных грозило новыми социальными потрясениями. Поэтому правительство дополнило указ, воспретив скупать в пределах одного уезда более шести высших душевых наделов, определенных по реформе 1861 года. По разным губерниям этот предел колебался в размерах от 12 до 18 десятин. Установленный для "крепких хозяев" потолок оказался низким. Что касается превращения нищего российского крестьянства в "процветающее фермерство", то такая возможность исключалась вследствие сохранения помещичьих латифундий. Переселение в Сибирь и продажа земель через Крестьянский банк тоже не решали проблему крестьянского малоземелья. "Результатом такой реформы могло стать полное и окончательное утверждение в России помещичье-кулацкого ("прусского") типа капитализма и пауперизация большей части сельского населения. Капитализму потребовались бы многие десятилетия для "переработки" всей этой пауперизированной социальной среды, крайне слабой в производственном и культурном отношении, пораженной аграрным перенаселением"42.
В реальной жизни из общины выходила в основном беднота, а также некоторые горожане, вспомнившие, что в давно покинутой деревне у них есть надел, который можно теперь продать. В 1914 г. было продано 60% площади чересполосно укрепленных в том году земель43. Покупателем земли иногда оказывалось крестьянское общество, и тогда она возвращалась в мирской котел. Чаще покупали землю зажиточные крестьяне, которые сами не всегда спешили с выходом из общины. Покупали и другие общинники. В руках одного и того же хозяина оказывались земли и укрепленные, и общественные, что запутывало поземельные отношения. Поскольку столыпинская реформа в целом не разрешила аграрного вопроса и земельное утеснение возрастало, неизбежной была новая волна переделов, которая должна была смести многое из столыпинского наследия. И действительно, земельные переделы, в разгар реформы почти прекратившиеся, с 1912 г. возобновились.
На хутора и отруба тоже далеко не всегда выходили "крепкие мужики". Землеустроительные комиссии предпочитали не возиться с отдельными домохозяевами, а разбивать на хутора или отруба все селение. Чтобы добиться от крестьян согласия на разбивку, власти прибегали к бесцеремонным мерам давления. Крестьянин же сопротивлялся не по "темноте своей", как считали власти, а исходя из здравых житейских соображений. Крестьянское земледелие очень зависело от капризов погоды. Имея полосы в разных местах, крестьянин обеспечивал себе ежегодный средний урожай: в засушливый год выручали полосы в низинах, в дождливый - на взгорках. Получив весь надел в одном отрубе, крестьянин оказывался во власти стихии. Хутора и отруба вообще не обеспечивали подъема агрикультуры, преимущество их перед чересполосной системой хозяйства не доказано. "Нигде в мире не наблюдалось такого практического опыта, - пишет американский историк, - который показал бы, что соединенные в одно целое поля принесли с собой агрикультурный прогресс"44. Между тем хутора и отруба считались тогда единственным, причем универсальным средством повышения крестьянской агрикультуры. А альтернативные средства, выдвинутые самой жизнью, подавлялись. Реформа затормозила начавшийся с конца XIX в. переход сельского общества от устарелой трехпольной системы к многопольным севооборотам. Задерживался и переход на "широкие полосы", при помощи которых крестьяне боролись с чрезмерной "узкополосицей".
Сельскохозяйственная абстрактность замысла столыпинской аграрной реформы в значительной мере объяснялась еще и тем, что ее разрабатывали люди, недостаточно хорошо знавшие деревню. За два года пребывания в Саратовской губ. Столыпин не смог глубоко узнать село. Ближайшим сподвижником Столыпина в проведении реформы был А. В. Кривошеин, в 1908 г. ставший главноуправляющим землеустройством и земледелием. Карьеру он начинал юрисконсультом Донецкой железной дороги, затем перешел в Переселенческое управление и стал петербургским чиновником. "Он был талантлив, энергичен, чрезвычайно импульсивен и обладал счастливой способностью улавливать, в какую сторону дует ветер", - вспоминал о нем его сослуживец45. Витте, считавший Кривошеина "величайшим карьеристом", отмечал, что в 1905 г. он был еще сторонником общины, но после крутого поворота правительственной политики резко изменил свои взгляды46. Главным же правительственным теоретиком по землеустройству был датчанин А. А. Кофод. В Россию он приехал 22-х лет, ни слова не зная по-русски, затем долго жил в небольшой датской колонии в Псковской губернии.
Несмотря на старания правительства, хутора приживались только в некоторых западных губерниях, включая Псковскую. Отруба, как оказалось, более подошли для губерний Северного Причерноморья, Северного Кавказа и степного Заволжья. Отсутствие сильных общинных традиций там сочеталось с высоким уровнем развития аграрного капитализма, исключительным плодородием почвы, ее однородностью на больших просторах и низким уровнем агрикультуры. В этих условиях переход на отруба прошел безболезненно и быстро принес производственную пользу.
Кроме вышеуказанных реформ, правительство Столыпина намеревалось провести ряд других преобразований, прежде всего по изменению системы местного управления, которая основывалась на сословных началах; сельское и волостное управление было сословно-крестьянским, а уездная администрация находилась в руках местной дворянской корпорации. Получалось, что одно сословие накладывалось на другое и руководило им. Правительство намеревалось ввести бессословную систему управления, которая основывалась бы на взаимодействии помещиков, имущего крестьянства и правительственных чиновников. Несмотря на классовую ограниченность такой реформы, она имела бы более прогрессивное значение. В области рабочего законодательства намечались меры по страхованию рабочих от несчастных случаев, по болезни, инвалидности и старости, по ограничению рабочего времени для малолетних и подростков, устранению женского и детского труда на подземных и ночных работах. Большое значение имело бы введение всеобщего начального образования.
Некоторые из этих законопроектов были внесены во II Думу. По составу II Дума была левее I, но действовала осторожнее. Тем не менее правительство вскоре стало готовить ее роспуск, поскольку Дума не хотела отказываться от требования частичного отчуждения помещичьей земли и не выражала желания одобрить указ от 9 ноября 1906 года. Глядя на Думу, крестьяне бойкотировали аграрную реформу. Ходили слухи, будто тем, кто выйдет из общины, не будет прирезки помещичьей земли47. В 1907 г. реформа проходила очень плохо. Разгон Думы был делом нетрудным, но опыт свидетельствовал, что новая Дума может оказаться повторением предшествующей. Перед царем вставал вопрос: править ли без Думы или же менять избирательный закон так, чтобы обеспечить более благоприятный для правительства состав депутатов? На упразднении Думы настаивала лишь кучка крайних черносотенцев во главе с А. И. Дубровиным. Второе требование, как помним, выдвинуло "Объединенное дворянство". Правительство признало целесообразным второй путь. Однако ст. 87, словно специально созданная для Столыпина, на этот раз не помогла: в Основных законах содержалась оговорка, что изменение порядка выборов в Думу не может быть произведено без санкции самой Думы. Тогда было решено пойти на прямое нарушение закона.
Во главе заговора стоял царь. Его мало интересовали хутора и отруба, но раздражала левая Дума. Существует мнение, что Столыпин принял участие в разгоне Думы едва ли не против своего желания48. Однако никто из мемуаристов не писал, что Столыпин противился государственному перевороту. Тем более, что речь шла о судьбе реформы, которую он считал своим детищем и ради нее готов был пожертвовать какой угодно буквой закона. Замысел состоял в том, чтобы одновременно с роспуском Думы обнародовать новый избирательный закон. Его выработка была делом непростым, и это задерживало роспуск. Группа чиновников во главе с С. Е. Крыжановским подготовила три схемы нового избирательного закона. Одну из них составители в шутку назвали "бесстыжей", так как в ней слишком откровенно проявлялась основная тенденция - дать преимущество крупным землевладельцам. Именно на этой схеме остановился Совет министров. Когда Столыпин доложил Николаю II, тот сказал: "Я тоже за бесстыжую"49. К моменту решающего конфликта с Думой новый избирательный закон был в основном готов.
Утром 1 июня 1907 г. председатель Думы Ф. А. Головин получил от Столыпина записку с просьбой предоставить ему слово в начале заседания и удалить из зала публику. И вот "на трибуне появилась высокая и мрачная фигура Столыпина с бледным лицом, темною бородою и кроваво-красными губами". Металлический голос премьера долетал до самых отдаленных уголков притихшего зала. Премьер потребовал от Думы устранения из ее состава 55 социал-демократических депутатов, обвиняемых в заговоре против государства50. Дума ответила тем, что образовала специальную комиссию для разбора дела. Простая логика требовала от правительства довести провокацию до конца, чтобы получить более весомый предлог для роспуска. Но царь потерял терпение и в личной записке Столыпину указал, что "пора треснуть"51. 3 июня 1907 г. был издан манифест о роспуске Думы и об изменении Положения о выборах. Это событие вошло в историю под названием Третьеиюньского государственного переворота и традиционно считается концом первой российской революции.
III Дума, собравшаяся 1 ноября 1907 г., резко отличалась по составу от предыдущих: в ней заседало более, 50 правых депутатов, 70 умеренно правых, 26 националистов, 154 октябриста, 28 прогрессистов и 54 кадета, свыше 20 мест принадлежало мелким национальным фракциям, демократический лагерь составляли трудовики (14 мест) и социал-демократы (19). В ноябре 1907 г., проанализировав состав III Думы, Ленин высказал предположение, что в ней попеременно будут действовать два большинства - октябристско-черносотенное и кадетско-октябристское; оба они контрреволюционны: первое будет способствовать подавлению революции военно- полицейскими методами, второе станет "прикрываться жалкими или негодными для народа реформами". Правда, оговаривался Ленин, Столыпин не захочет прочного оформления кадетско-октябристского большинства и постарается "держать кадетов в черном теле", но некоторые правые могут голосовать по тем или иным вопросам вместе с кадетами и октябристами52.
Ленинская оговорка подтвердилась. Прочного октябристско-кадетского большинства в Думе не сложилось и оно действовало лишь эпизодически. Повседневное большинство включало октябристов, умеренно правых и националистов. С его помощью правительство укрепляло полицейские силы и использовало его для проведения реформ. При содействии Столыпина националисты и умеренно-правые вскоре объединились в "Русскую национальную фракцию". Сначала Столыпин ориентировался на октябристов, большинство которых поддержало военно-полевые суды и Третьеиюньский переворот53. В дальнейшем, когда настроения в верхах изменились, Столыпин сблизился с националистами. Существом его политики теперь было лавирование между интересами помещиков и самодержавия, с одной стороны, и задачами буржуазного развития страны (как понимал их Столыпин) - с другой. Уже тогда эта политика называлась "бонапартистской". Ранее, в Саратове, Столыпин подкармливал и использовал черносотенные формирования. То же делал он и теперь. Однако сложные и противоречивые отношения Столыпина с черносотенцами в третьеиюньский период изучены недостаточно.
До Третьеиюньского переворота Столыпин выражал свою политику формулой "Сначала успокоение, а затем реформы". Когда в революционном движении наступило временное затишье, он изменил формулу. В одном из интервью в 1909 г. Столыпин заявил: "Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России"54. Это не означало, что он отложил задуманные преобразования на 20 лет, а свидетельствовало о том, что Столыпин понял, каких усилий требуют реформы, но не осознал (либо не хотел признать), что поступил опрометчиво, добившись подавления революции ранее проведения основных реформ. Ирония истории выразилась в том, что в условиях революционной "смуты" реформаторская деятельность Столыпина (как бы к ней ни относиться) оказалась гораздо продуктивнее, чем во времена "покоя".
Конец революции отнюдь не укрепил положения премьера, скорее наоборот. Правящие верхи увидели, что непосредственная опасность миновала, и ценность Столыпина в их глазах снизилась. Николай II начал им тяготиться. Ему виделось, что Столыпин узурпирует его власть. В 1909 г. в их отношениях произошел перелом. Правые члены Государственного совета извлекли из кучи законодательной вермишели проект штатов Морского генерального штаба и подняли скандал, доказывая, что Дума и Столыпин вторгаются в военную область, которая входит исключительно в компетенцию царя. Это звучало тем более убедительно, что одновременно развернулся Боснийский кризис, в разрешении которого Столыпин принимал активное участие, стараясь не допустить войны. Между тем внешняя политика тоже являлась прерогативой царя. Столыпин был и не рад, что связался с морскими штатами, но отступать было поздно, и правительство добилось прохождения их через Государственный совет. Однако царь отказался подписать законопроект.
Примерно в то же время Столыпин переехал из Зимнего дворца на Фонтанку, в свою постоянную резиденцию. "Мой авторитет подорван, - говорил он в частной беседе, - меня подержат, сколько будет надобно для того, чтобы использовать мои силы, а затем выбросят за борт"55. В те же годы появился при дворе Г. Е. Распутин. Докладывая царю о его похождениях, Столыпин давал понять, что в обществе начинаются нежелательные пересуды, а потому с Распутиным лучше расстаться. Однажды Николай ответил: "Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы"56. Александра Федоровна в ту пору пыталась заниматься благотворительностью. После нескольких разговоров с нею Столыпин пришел к выводу, что перед ним больной человек. Нервное расстройство дополнялось невежеством. Императрица не имела ни малейшего представления об устройстве и порядке действия государственной машины. Ей казалось, что самодержавная царская власть осуществляется как бы волшебным способом: повелели царь и царица - и вот уже исполнено. Наталкиваясь на неожиданные и непонятные ей препятствия, она сразу же раздражалась, считая своим личным врагом каждого, кто начинал почему-то медлить или на что-то ссылаться. В дни столкновений в связи со штатами Морского штаба царица настаивала на отставке Столыпина57.
Положение Столыпина еще сильнее пошатнулось, когда от него стало отходить поместное дворянство, отношения с которым испортились из-за проектов местных реформ, ущемлявших вековые дворянские привилегии. Критика этих проектов, первое время осторожная, началась в 1907 году. Затем дворяне осмелели и стали нарочито заострять свои высказывания, стараясь произвести впечатление на царя и его окружение58. Публичное поношение столыпинских проектов сопровождалось энергичными закулисными действиями. Дворянские представители посещали великосветские салоны, бывали при дворе, некоторые из них являлись членами Государственного совета. Пытаясь договориться с дворянством, Столыпин задержал представление в Думу некоторых проектов. Они были переданы в Совет по делам местного хозяйства при Министерстве внутренних дел. Однако дворянские представители в этом Совете стали вносить такие поправки, которые фактически разрушали преобразования. Примерно тогда же в Государственном совете был изменен до неузнаваемости законопроект о старообрядцах. Указ 17 октября 1906 г. о старообрядческих общинах продолжал действовать в прежнем виде лишь потому, что в Думе положили проект под сукно.
В теории конституционного устройства существование верхних палат не признается обязательным. Их задачи обычно сводятся к сдерживанию слишком размашистой деятельности нижних палат, под влиянием момента способных прибегнуть к непродуманным действиям. Но во избежание тупиковой ситуации обычно предусматриваются те или иные механизмы, при помощи которых нижняя палата все же может разрешить вопрос. В начале 1906 г., когда создавалась новая редакция Основных законов Российской империи, правительство опасалось законодательной Думы. Поэтому верхнюю палату перегрузили социальным балластом (поместным дворянством и престарелой бюрократией). А если Государственный совет начинал упорствовать, то его не могли сдвинуть с места ни Дума, ни правительство. Только царь мог призвать к порядку членов Государственного совета. По существу, в таком виде законодательная машина была неработоспособна, о чем в верхах не подозревали, пока правительство воевало с I и II Думами. Когда революция закончилась, возникла проблема верхней палаты. Нормальным законодательным путем правительству Столыпина не удалось провести ни одного крупного преобразования, а то, что провели, вступало в действие в чрезвычайно-указном порядке. Даже закон 29 мая 1911 г. "О землеустройстве" в основных частях действовал уже ранее, в виде ведомственных инструкций.
В Государственном совете Столыпин твердо мог рассчитывать лишь на небольшую группу близких ему людей во главе со своим шурином А. Б. Нейгардтом. В просторечии эту группу называли "партией шуровьев". Другие правые и центристские группировки постепенно выходили из-под столыпинского контроля. Среди открытых врагов ведущую роль играл Дурново. Вскоре их когорта пополнилась еще более крупной фигурой С. Ю. Витте, несомненно, выдающегося государственного деятеля, хотя именно под его руководством была создана неудачная законодательная машина. При всем своем уме Витте обладал массой личных недостатков и слабостей, в частности непомерным тщеславием. Именно оно было причиной ухудшения отношений между Витте и Столыпиным. В Одессе была улица Витте. Когда тот был отставлен, городская дума решила ее переименовать. Но Витте не хотелось расставаться со "своей" улицей, по которой он любил гулять, бывая в Одессе. Столыпин, конечно, мог бы откликнуться на просьбу Витте и вмешаться. Но дело дошло бы до царя, а его отношение к своему бывшему премьеру было уже откровенно враждебным. Решив, что своим вмешательством он не поможет Витте и лишь навредит себе, Столыпин не стал ничего предпринимать59. Тогда Витте начал строить против Столыпина козни в Государственном совете, причем весьма компетентно. Многие идеи были подброшены группе Дурново именно со стороны Витте.
Учитывая настроения дворян и происки недругов, Столыпин полагал, что наибольшее сопротивление в верхней палате встретит местная реформа. Им был задуман обходный маневр с целью создания прецедента. В консервативных кругах большое распространение получили тогда идеи национализма. Отдал им дань и Столыпин, добившийся ущемления финляндской автономии. В духе этих идей был построен и законопроект о введении земства в шести западных губерниях (Минской, Витебской, Могилевской, Киевской, Волынской и Подольской). Тамошнее крестьянство было белорусским и украинским, среди помещиков преобладали поляки. Столыпин заявил, что новое земство должно быть "национально-русским" (малороссы и белорусы официально считались русскими), поэтому избирательные съезды и собрания были разделены на национальные курии, причем на долю поляков пришлось меньше гласных, чем на долю неполяков. Это означало, что крупные помещики в новом земстве окажутся в меньшинстве. Кроме того, в отличие от уже действовавших земских учреждений, новое земство было бессословным. Наконец, во время обсуждения реформы в Думе был вдвое понижен имущественный ценз. В итоге получился национально-либеральный мутант, на которого в Государственном совете с негодованием набросились и либералы вроде М. М. Ковалевского, и реакционеры из лагеря Дурново, и помещики (как русские, так и польские).
Сподвижник Дурново В. Ф. Трепов переговорил с Николаем II и объявил, что царь не настаивает на этом законопроекте. Столыпин ничего не знал о ведущейся против него интриге. 4 марта 1911 г. в его присутствии Государственный совет отклонил статью о национальных куриях. Удар был нанесен в самое сердце законопроекта. Оставалось восстановить прежний ценз, и новое земство становилось таким же дворянским, как и старое. Очевидцы рассказывали, что Столыпин, услышав об итогах голосования, изменился в лице и "на какое-то время замер". После чего демонстративно подал в отставку. Царь ответил неопределенно, но Столыпин считал дело решенным. Между тем в верхах развернулись споры. У Столыпина нашлись защитники среди великих князей, особенно активно действовали Александр и Николай Михайловичи. Первый из них, адмирал, был в недружественных отношениях с Витте. Второй, известный историк, выделялся среди великих князей образованностью и интеллигентностью. Оба утверждали, что без Столыпина "произойдет развал"60.
Решающую роль сыграло вмешательство вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Как и ее сын, она мало интересовалась столыпинскими хуторами и отрубами, но обладала здравым умом и, зная своего сына, считала, что без твердой руки Столыпина ему будет хуже. 9 марта Столыпина вызвали к царице-матери. Входя в ее кабинет, он столкнулся с Николаем II, который выходил оттуда. Император имел вид провинившегося школьника, только что получившего выговор. Не поздоровавшись, он быстро прошел мимо. Столыпин, наоборот, встретил у императрицы теплый прием. Проявленное ее сыном колебание она объяснила влиянием Александры Федоровны. Но теперь, уверяла Мария Федоровна, император твердо обещал просить Столыпина взять отставку обратно. В тот же день Столыпин получил письмо от царя именно с такою просьбой61.
На следующий день Столыпин был на аудиенции у Николая II. Вообразив себя хозяином положения, он соглашался взять отставку назад на жестких условиях: Дурново и Трепов должны быть удалены из Государственного совета; обе законодательные палаты следует распустить на три дня, чтобы провести законопроект о западном земстве по 87-й статье; 1 января 1912 г. будут назначены по выбору Столыпина 30 новых членов верхней палаты взамен неугодных. Царь опять начал колебаться, но вечером того же дня подвергся новому нажиму со стороны матери, и на следующий день соглашение состоялось. Некоторым членам Думы Столыпин показывал листок из блокнота, на котором рукою царя были записаны поставленные ему условия62 (возможно, это было записано просто для памяти, а потом вместе с другими бумагами листок случайно оказался у Столыпина; вряд ли он специально потребовал у Николая "долговую расписку"). Царь попал в унизительное положение, что вызвало в нем новую волну ненависти к премьеру.
Правые, однако, не сдались, и Государственный совет перед роспуском успел демонстративно отклонить законопроект о западном земстве63. Обе палаты были распущены на срок с 12 по 15 марта, законопроект провели по 87-й статье в думской редакции. Дурново и Трепов отправились отдыхать за границу. Казалось, Столыпин мог вздохнуть с облегчением. Но немедленно начались новые неприятности. Собравшись после роспуска, обе палаты внесли запросы о происшедшем инциденте. Пришлось признать, что имел место "некоторый нажим на закон". Обе палаты сочли объяснения председателя Совета министров неудовлетворительными.
Эти прения показали, как остро стоял в России вопрос о законности. Бесчинства властей, особенно на местах, с введением представительного строя почти не уменьшились. Нельзя сказать, что Столыпин не боролся с этим. Так, ему удалось сместить и отдать под суд московского градоначальника А. А. Рейнбота, и он прилагал усилия к смещению известного своими беззакониями одесского градоначальника И. Н. Толмачева. Но то были "выдающиеся" в своем роде правители. Рязанский губернатор князь А. Н. Оболенский был не столь знаменит, но и он доставлял Столыпину немало неприятностей. Посылая к нему ревизора, премьер говорил: "Он сажает в тюрьму за вылитое на улицу в уездном городе ведро помоев, засадил туда же каких-то девочек, дьяконских дочерей, и не хочет понять, что этим сыплет мне на голову горячие уголья". Калужский губернатор князь С. Д. Горчаков при помощи казенных землемеров добивался расширения своего имения за счет сопредельных владений64. Столыпин мало что мог сделать и с тем, и с другим: во-первых, таких было много; во-вторых, они были его родственники; в-третьих, трудно было добиваться законности от подчиненных, когда сам премьер проделывал с законом рискованные эксперименты.
Общеизвестен непотизм Столыпина. Посланник при папском дворе С. Д. Сазонов стал министром иностранных дел потому, что был женат на сестре жены Столыпина. Младший офицер императорской яхты Б. И. Бок, женившись на старшей дочери Столыпина, сразу же получил должность морского агента в Берлине, потом внезапно вышел в отставку, уехал в одно из ковенских имений Столыпина и стал уездным предводителем дворянства. Предполагалось, что он ускоренным темпом пойдет по стопам тестя и станет его надежной опорой. Впрочем, Столыпин не был исключением: вся правящая верхушка России была переплетена родственными узами.
Одной из застарелых государственных болезней России была провокация. Система внутриполитического шпионажа создавалась десятилетиями и в конце концов приняла такие изощренные формы, что оказалась фактически вне контроля высших должностных лиц и превратилась в очень опасное орудие тех, кто держал в руках ее нити. В конце 1908 г. был разоблачен как сотрудник охранки Е. Ф. Азеф, длительное время руководивший боевой организацией партии эсеров. В его истории, ставшей достоянием гласности, самое неприятное для правительства было то, что далеко не все покушения, организованные Азефом, кончались провалами. Достаточно назвать убийства Плеве и великого князя Сергея Александровича. Отвечая на запрос в Думе, Столыпин произнес одну из самых ярких своих речей. Он говорил о трудном деле созидания новой России, о строительных лесах, которые пока еще портят внешний вид возводимого здания. И вместе с тем, вопреки очевидным фактам, премьер утверждал, что Азеф - добросовестный агент полиции и слухи о его участии в убийствах высших должностных лиц страны не имеют под собой оснований65.
В то время Столыпин располагал большой властью. При желании ему, возможно, и удалось бы частично искоренить эту заразу. Окончание революции было подходящим для того моментом. Но Столыпин открыто санкционировал существование прежней системы. Оправившись от потрясения, испытанного в марте 1911 г., Николай II с особым удовольствием стал доставлять премьеру мелкие неприятности. В мае царь отказался подписать принятый обеими палатами законопроект "Об отмене ограничений политических и гражданских, связанных с лишением или добровольным снятием духовного сана и звания". Столыпин должен был примириться не только с этим, но и с одновременным назначением на пост обер-прокурора Синода В. К. Саблера, активного противника столыпинских конфессиональных реформ. Вновь поползли слухи о скорой отставке Столыпина. Петр Аркадьевич стал часто болеть. Врачи известили, что у него стенокардия ("грудная жаба", как тогда говорили). "Не знаю, могу ли я долго прожить", - сказал он своему младшему брату Александру66.
Тем не менее Столыпин не сдавался. Известно, что в последний год своей жизни он работал над проектом обширных государственных преобразований. Но после его смерти все бумаги, связанные с проектом, исчезли, и долгое время последний столыпинский проект был окутан пеленой таинственности. Эту завесу несколько приподняли вышедшие в середине XX в. воспоминания А. В. Зеньковского, помогавшего Столыпину при составлении проекта. Судя по ним, проект был грандиозен. Намечалось учреждение семи новых министерств (труда, местных самоуправлений, национальностей, социального обеспечения, исповеданий, обследования и эксплуатации природных богатств, здравоохранения). Предусматривалась организация и восьмого нового министерства - переселения. Некоторые из них образовывались на базе существовавших структур, другие не имели такой базы. Расходы, связанные с их созданием, требовали увеличения бюджета более чем в три раза, для чего предусматривались увеличение прямых налогов, введение налога с оборота, повышение акциза на спиртные напитки и пр. Отрицательные последствия неизбежной при этом инфляции Столыпин намеревался частично погасить прогрессивным подоходным налогом. В области местного управления намечалось понижение земского ценза примерно в 10 раз, с тем чтобы в земском управлении могли принимать участие владельцы хуторов и рабочие, владеющие небольшой недвижимостью67.
Создание новых министерств не было самоцелью и имело в виду реальные потребности. И все же план Столыпина производил пугающее впечатление. Предполагалось дальнейшее развертывание государственной машины. Столыпин непоколебимо верил в преобразующую силу бюрократии. В разговорах с Зеньковским он высказывал мысль, что в ближайшем будущем ему придется на некоторое время уйти в отставку. Он предполагал оформить свой проект в виде "всеподданнейшего доклада" и представить его Николаю II и Марии Федоровне. Ознакомившись с ним, они, как полагал Столыпин, "создадут те условия", при которых он сумеет вернуться к власти. Подобный план может показаться наивным. Вспомним, однако, что Витте, человек еще более искушенный, до конца своих дней лелеял мечту о возвращении к власти.
Значительные препятствия своему проекту Столыпин ожидал со стороны Думы и Государственного совета. На этот случай тоже был составлен план: если переговоры с председателями фракций не дадут желаемых результатов, проекты будут проведены по 87-й статье (по окончании срока полномочий III Думы и до созыва IV Думы)68. Столыпин таким образом собирался бесконечно долго эксплуатировать упомянутую статью. Нормальный порядок законодательства оказывался заблокированным, чрезвычайный - постоянно действующим, законодательные палаты превращались в декоративные учреждения, самодержавие же восстанавливалось в прежнем объеме.
Летом 1911 г. Столыпин, отдыхая в Колноберже, дорабатывал свой проект. 28 августа он приехал в Киев на торжества по случаю открытия земских учреждений и памятника Александру II. И сразу же стало очевидно, что его дни на высшем государственном посту сочтены. Ему не нашлось места в экипажах, в которых следовали император, его семья и приближенные. Ему вообще не предоставили казенного экипажа, и председателю Совета министров пришлось нанимать извозчика. Положение спас городской голова, уступив Столыпину свой экипаж. По городу ползли слухи о готовящемся покушении на премьера. Рассказывали, что Распутин, увидев его в экипаже, к ужасу собравшейся толпы завопил: "Смерть за ним!.. Смерть за ним едет!.. За Петром... за ним..."69. Охрана царя и его свиты во время торжеств была поручена товарищу министра внутренних дел, командиру корпуса жандармов П. Г. Курлову. В свое время он занял этот пост вопреки воле Столыпина, который добивался затем его смещения. Помощниками себе Курлов избрал вице-директора Департамента полиции М. Н. Веригина, начальника дворцовой охраны А. И. Спиридовича и начальника Киевского охранного отделения Н. Н. Кулябко. Спиридович и Кулябко были родственники. Курлов и Спиридович имели тесные связи с камарильей. Веригину Курлов протежировал по службе. То была тесно сплоченная компания.
26 августа в охранное отделение явился 24-летний киевский житель Д. Г. Богров и заявил, что во время своего недавнего пребывания в Петербурге он встречался с видными эсерами. Один из них, Николай Яковлевич, предупредил о своем приезде в Киев и попросил помочь с квартирой70. Богров - личность малопривлекательная, несмотря на попытки некоторых историков героизировать его. Этот провокатор родился в богатой семье, учился в университете, ездил за границу, играл в карты, за деньги выдавал охранке анархистов, затем решил убить Столыпина - вот и вся жизнь Богрова. На киевскую охранку информация Богрова произвела глубокое впечатление. В течение нескольких дней он шантажировал ее Николаем Яковлевичем, который (бесплотный, словно дух, видимый одному лишь Богрову) приехал в Киев, поселился у него на квартире, распаковал чемодан с двумя браунингами и велел узнать личные приметы Столыпина и министра просвещения Л. А. Кассо. Чтобы не спугнуть Николая Яковлевича (вдруг он установил наблюдение за самим Богровым?), надо было, как объяснял Богров, побывать там, где будет Столыпин, и как бы выполнить поручение, узнав приметы последнего. Поэтому Богров безотказно получал пропуска и билеты на все торжественные мероприятия и несколько дней ходил за Столыпиным едва ли не по пятам.
В литературе бытуют две основные версии дальнейших событий. А. Я. Аврех изложил свой вывод образно и сжато: "Гениальным полицейским нюхом Курлов и К учуяли, что неожиданный приход Богрова является тем неповторимым случаем, который могут упустить только дураки и растяпы. Они отлично знали, что предвосхищают тайное желание двора и камарильи избавиться от Столыпина. Риск, конечно, был, но игра стоила свеч"71. Польский историк Л. Базылев склонен был считать, что охранка действовала без такого умысла: "вера в его (Богрова) сведения может удивлять. Но, доверяя Богрову, Кулябко и Курлов поступили согласно своему многолетнему опыту. Они только не учли, какие попытки может совершить болезненная натура их осведомителя, и поплатились за это своими должностями"72.
1 сентября 1911 г. в киевской опере шла "Сказка о царе Салтане" Н. А. Римского-Корсакова. В ложе находился царь, Столыпин сидел в первом ряду, в 18-м ряду - Богров. После второго акта был большой перерыв, царь покинул ложу. Столыпин стоял спиной к сцене, опершись о рампу, и беседовал с министром двора бароном В. Б. Фредериксом и военным министром В. А. Сухомлиновым. Богров, подойдя к Столыпину на расстояние двух-трех шагов, дважды выстрелил. Одна пуля попала в руку, другая, задев орден на груди, изменила направление и прошла через живот. Столыпин сначала растерянно вытирал кровь, затем начал оседать на пол. Богров успел дойти до выхода из зала, но всеобщее оцепенение прошло, его схватили и избили. Когда порядок восстановился, зрители вернулись в зал, в ложе появился царь. Хор исполнил "Боже, царя храни". Раненого отправили в клинику. Состояние Столыпина несколько дней было неопределенным. Торжественные же мероприятия продолжались. Царь однажды побывал в клинике, но к Столыпину не прошел, а своей матери написал, что Ольга Борисовна его не пустила. 5 сентября состояние раненого резко ухудшилось, вечером Столыпин умер.
9 сентября Богров предстал перед Киевским окружным военным судом и 12 сентября по приговору суда был повешен. Современников удивила эта поспешная расправа. "Убийца был казнен подозрительно быстро,.. - вспоминал Кофод, - как если бы боялись, что он скажет слишком много"73. Кто-то торопился замести следы. Но "криминальная четверка" уже мало что могла сделать. Очевидно, в дело включились какие-то другие силы. Можно говорить и о военном министре Сухомлинове, в чьем ведомстве находилась военная юстиция, и о самом царе. Это заметание следов вовсе не говорит в пользу версии о псевдоротозействе. Ротозейство тщетно было бы скрывать, оно было на виду.
Наоборот, раз в обществе появились подозрения самодержавию выгоднее было бы показать, что ничего кроме ротозейства и не было. Версия Базылева предполагает и непрофессионализм охранников. Но выдумки Богрова, шитые белыми нитками, годились разве что для деревенского урядника, а не для матерых жандармов. Поэтому версия Авреха кажется предпочтительнее.
И все же выскажем еще одну гипотезу, промежуточную. Первому рассказу Богрова, с которым он пришел 26 августа, жандармы вполне могли поверить. Но потом, когда у него поселился невидимый Николай Яковлевич, а из Петербурга существование такого террориста не подтвердили, должны были появиться подозрения. Однако игра продолжалась, чтобы выяснить, что затеял осведомитель, и решить, как поступить. В конце концов охранка "заигралась" с Богровым, действуя тем беспечнее, что в сложившихся условиях жизнь Столыпина уже не представляла в ее глазах большой ценности. Крупные неприятности могли произойти, если бы Богров вздумал стрелять в царя. Но в театре все было устроено так, что добраться до Николая II было труднее... Впоследствии всю четверку предполагали отдать под суд за халатность, дело прошло через несколько инстанций, а затем по личному распоряжению царя его прекратили.
Столыпин просил, чтобы его похоронили в том городе, где он кончит свою жизнь. И 9 сентября он был похоронен в Киево-Печерской лавре. Органы печати подводили итоги пятилетней деятельности Столыпина как главы правительства. При этом крайние черносотенцы по-прежнему были непримиримы. Другие правые, а также октябристы и правые кадеты очень высоко оценивали его деятельность хотя официальное кадетское руководство в лице П. Н. Милюкова сохранило к Столыпину отрицательное отношение74. Еще более резкие отрицательные характеристики высказывали публицисты демократического лагеря. В октябрьском номере "Русского богатства" за 1911 г. была помещена статья А. В. Пешехонова с красноречивым названием "Не добром помянут". Естественной звучала большевистская оценка: в статье "Столыпин и революция" Ленин назвал его "уполномоченным или приказчиком" русского дворянства, возглавляемого "первым дворянином и крупнейшим помещиком Николаем Романовым"; вместе с тем Ленин писал: "Столыпин пытался в старые мехи влить новое вино, старое самодержавие переделать в буржуазную монархию, и крах столыпинской политики есть крах царизма на этом последнем, последнем мыслимом для царизма пути"75.
В последующие годы в разных городах России устанавливались памятники Столыпину, а в Государственном совете проваливались его реформы. Его деятельность не была однозначной. В целом Столыпин был, несомненно, крупным государственным деятелем, но вряд ли особо выдающимся. "У П. А. Столыпина был сильный ум, - писал современник, - но это был какой-то ум второго сорта, действительно лишенный и углубления, и идеалистического благородства, ум, смешанный с мелкой хитростью и лукавством"76. Однако при всех своих отнюдь не исключительных качествах Столыпин видел все же дальше и глубже, чем царь и помещики. Его судьба определилась тем, что они не захотели иметь "приказчика", превосходившего их по личным качествам.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Столыпин Д. А. К вопросу философии права. М. 1893, с. 3.
2. Бок М. П. Воспоминания о моем отце П. А. Столыпине. Нью-Йорк. 1953, с. 50 - 51.
3. Бок М. П. Ук. соч., с. 50. О предках П. А. Столыпина подробнее см.: Изгоев А. П. А. Столыпин. Очерк жизни и деятельности. М. 1912, с. 5 - 9; Зеньковский А. В. Правда о Столыпине. Нью-Йорк. 1956, с. 15.
4. Бок М. П. Ук. соч., с. 44.
5. Там же, с. 22.
6. Conroy M. Sch. Peter Arkad'evich Stolypin: Practical Politics in the Late Tsarist Russia. Boulder. 1976, p. 4.
7. Бок М. П. Ук. соч., с. 22 - 23, 29, 57.
8. Conroy M. Sch. Op. cit., p. 3.
9. Бок М. П. Ук. соч., с. 113.
10. Изгоев А. Ук. соч., с. 14 - 15.
11. Цит. по: там же, с. 16 - 18.
12. Бок М. П. Ук. соч., с. 128 - 129.
13. Центральный государственный исторический архив (ЦГИА) СССР, ф. 797, оп. 75, III отд., 5 стол, д. 177, лл. 7 - 8об.; Революция 1905 - 1907 гг. в России. Док. и м-лы. Ч. 2. М. 1955, с.752.
14. Изгоев А. Ук. соч., с. 20.
15. Столяров И. Записки русского крестьянина. Париж. 1986, с. 123.
16. Революция 1905 - 1907 гг. в России. Док. и м-лы. Ч. 1. М. 1957, с. 834 - 835.
17. "Шульгин В. В. Главы из книги "Годы". - История СССР, 1966, N6, с. 76 - 77.
18. Бок М. П. Ук. соч., с. 154.
19. Столяров И. Ук. соч., с. 123.
20. Революция 1905 - 1907 гг. в России. Ч. 1, с. 836.
21. Витте С. Ю. Воспоминания. Т.3. М. 1960, с. 145.
22. Революция 1905 - 1907 гг. в России. Ч. 2, с. 769.
23. Зеньковский А. В. Ук. соч., с. 17.
24. Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом. М. 1918, с. 343.
25. Conroy M. Sch. Op. cit., p. 3.
26. Крыжановский С. Е. Воспоминания. [Берлин]. Б. г., с. 211.
27. Там же, с. 83.
28. Изгоев А. Ук. соч., с. 35 - 38.
29. Труды первого съезда уполномоченных дворянских обществ 29 губерний. СПб. 1910, с. 49, 54.
30. Там же, с. 165.
31. Витте С. Ю. Ук. соч. Т. 3, с. 367.
32. Там же, с. 369.
33. Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье (ПСЗ III). Т.3, N28252; Королева Н. Г. Первая российская революция и царизм. М. 1982, с. 145 - 146; Кошко И. Ф. Воспоминания губернатора (1905 - 1914). Пг. 1916, с. 91.
34. Витте С. Ю. Ук. соч. Т.3, с. 481 - 482; Изгоев А. Ук. соч., с. 124.
35. Полянский Н. Н. Царские военные суды в борьбе с революцией 1905 - 1907 гг. М. 1958, с. 215.
36. Крыжановский С. Е. Ук. соч., с. 214 - 215.
37. ПСЗ III. Т.26, NN 28315, 28392, 28424, 28528.
38. Герасименко Г. А. Борьба крестьян против столыпинской аграрной политики. Саратов. 1985, с. 22.
39. Tokmakoff G. Stolypin's Agrarian Reform. An Appraisal. - The Russian Review, 1971, vol. 30, N2, pp. 125 - 126, 132 - 133.
40. Koefoed С. A. My Share in the Stolypin Agrarian Reforms. Odense. 1985, p. 111.
41. Бок М. П. Ук. соч., с. 205.
42. Данилов В. Октябрь и аграрная политика партии. - Коммунист, 1987, N16, с. 30, 37.
43. Известия Земского отдела, 1916, N1, с. 33, 37.
44. Yaney G. The Urge to Mobilize. Agrarian Reform in Russia. Urbana - Chicago - Lnd. 1982, p. 167. Современные западные историки сдержанно оценивают столыпинскую аграрную реформу.
45. Koefoed C. A. Op. cit., p. 153.
46. Витте С. Ю. Ук. соч. Т.2, с. 536; т.3, с. 205, 392.
47. Чернышев И. В. Община после 9 ноября 1906 г. Ч. 2. Пг. 1917, с. 68.
48. Изгоев А. Ук. соч., с. 62 - 63, 130.
49. Крыжановский С. Е. Ук. соч., с. 108 - 111.
50. Из записок председателя II Думы Ф. А. Головина. - Красный архив, 1930, т.6 (43), с. 66 - 67.
51. Крыжановский С. Е. Ук. соч., с. 111.
52. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т.16, с. 177 - 179.
53. Шелохаев В. В. Партия октябристов в период первой российской революции. М. 1987, с. 112 - 114, 132 - 133.
54. История СССР с древнейших времен до наших дней. Т.6. М. 1968, с. 355.
55. Изгоев А. Ук. соч., с. 86.
56. Бок М. П. Ук. соч., с. 331.
57. Дякин В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907 - 1911 гг. Л. 1978, с. 138.
58. Московские ведомости, 25.I.1908; Дякин В. С. Ук. соч., с. 100 - 101.
59. Витте С. Ю. Ук. соч. Т.3, с. 484 - 486; Бок М. П. Ук. соч., с. 320.
60. Дякин В. С. Ук. соч., с. 217 - 218; Речь, 9.III.1911; Витте С. Ю. Ук. соч. Т.3, с. 544.
61. Бок М. П. Ук. соч., с. 325 - 326.
62. Шидловский С. И. Воспоминания. Ч. 1. Берлин. 1923, с. 194.
63. Государственный совет. Стеногр. отч. Сессия 6. СПб. 1911, с. 1362.
64. Зырянов П. Н. Социальная структура местного управления капиталистической России (1861 - 1914). - Исторические записки. Т.107, с. 293, 295.
65. Государственная дума. Стеногр. отч. Сессия 2. Ч. 2. СПб. 1909, с. 1418 - 1438.
66. Бок М. П. Ук. соч., с. 330.
67. Зеньковский А. В. Ук. соч., с. 73 - 87.
68. Там же, с. 71 - 72.
69. Бок М П. Ук. соч., с. 339; Зеньковский А. В. Ук. соч., с. 234; Шульгин В. В. Дни. Л. 1925, с. 75 - 76.
70. Базылев Л. Загадка 1 сентября 1911 г. - Вопросы истории, 1975, N7, с. 121.
71. Аврех А. Я. Столыпин и Третья Дума. М. 1968, с. 386 - 387, 406.
72. Базылев Л. Ук. соч., с. 127.
73. Koefoed C. A. Op. cit., p. 141.
74. Дякин В. С. Буржуазия, дворянство и царизм в 1911 - 1914 гг. Л. 1988, с. 17.
75. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т.20, с. 325, 329.
76. Изгоев А. Ук. соч., с. 130.
