Другов А. Ю. Путч, которого не было? // Вопросы истории. - 1991. - № 7. - C. 26-40.
В ночь на 1 октября 1965 г. в столице Индонезии произошли события, которые продолжают привлекать внимание историков, политологов и политиков. Причин для этого несколько. Осень 1965 г. стала переломным моментом в развитии пятой по численности населения страны мира. Социально-политические потрясения, начавшиеся в ту ночь, унесли жизни по крайней мере полумиллиона и стоили свободы не менее чем полутора миллионам индонезийцев. Содержание, предпосылки и направленность этого перелома, инструменты его осуществления представляют и общеисторический и политический интерес.
Именно потому, что события 1965 г. коснулись судеб не только индонезийской нации, но и в определенной мере всего региона, что в них оказались вовлеченными целые социальные слои и политические движения со своими специфическими интересами, что некоторые непосредственные участники этих событий остаются на авансцене государственной жизни Индонезии, объективное исследование происшедшего сталкивается с серьезными трудностями. С самого начала вокруг оценки этих событий, их причин и характера, ответственности тех или иных партий и группировок развернулась острая политическая и идеологическая борьба. У нас и за рубежом многие исследователи давно указывали на комплексный характер политического кризиса 1965 г. в Индонезии, на сложное переплетение интересов различных сил, придавшее этому кризису столь трагический характер1.
Внутреннее развитие индонезийского общества после национальной революции 1945 г. привело в начале 60-х годов к неустойчивому балансу сил. Армия, традиционно выступавшая как самостоятельная политическая сила, а в социальном плане выражавшая интересы нарождавшегося и укреплявшегося бюрократического капитала, противостояла Компартии Индонезии (КПИ), которая с ее многочисленными массовыми организациями олицетворяла значительный антиимпериалистический и антикапиталистический потенциал национально-освободительного движения страны.
Армия и КПИ стали двумя полюсами политической системы, сложившейся в Индонезии под эгидой президента Сукарно и получившей из уст ее лидера наименование "направляемой демократии". Это был авторитарный режим с весьма ощутимым налетом восточного патернализма, и возглавлялся он, как это нередко было в постколониальную эпоху, общенациональным харизматическим лидером с национал-народнической системой взглядов. Провозглашенный в 1959 г. режим не предусматривал ответственности министров перед парламентом, ограничивал деятельность партий рамками государственной политики и резко усиливал исполнительную власть во главе с президентом, который сохранял широчайшие законодательные полномочия.
Сукарно
Полковник Унтунг
Ахмад Яни
Площадь Медан Мердека
Сухарто на похоронах убитых генералов
Сухарто приносит присягу
"Направляемая демократия" была результатом сознательного компромисса политических сил страны. Личные взгляды Сукарно, не совпадая до конца с их интересами, устраивали все основные группировки, в особенности наиболее могущественные из них - армию и КПИ, как способ временного сосуществования, передышка, которую каждая сторона надеялась использовать, чтобы изменить соотношение сил в свою пользу. Личный авторитет Сукарно был велик, но он не имел своей политической организации, что побуждало его балансировать между различными, часто противоположными интересами. Командование армии знало, что разнородность социальной базы поставит Сукарно в зависимость от военных, и оказалось право - если в 1958 г. лишь 11% министерских постов занимали военные, то к 1965 г. их доля возросла до 40%2, а на местах позиции военной администрации были еще значительнее. Коммунисты со своей стороны надеялись, что им удастся использовать революционно-демократический потенциал президента, его воинствующий антиимпериализм.
Драматичность отношений в треугольнике Сукарно - армия - КПИ заключалась в том, что каждая из его составляющих связывала судьбу Индонезии только с собой. При жизни президента военные и коммунисты должны были хотя бы формально следовать в фарватере этого национального лидера, но в случае его ухода с политической арены их смертельная схватка представлялась неизбежной. В свою очередь Сукарно знал, что относительная прочность его верховенства зависит от сохранения примерного равновесия сил армии и КПИ и известного уровня их соперничества. Опасность разрушительного конфликта была заложена в этой системе, так сказать, генетически, даже если бы "направляемой демократии" не пришлось действовать в условиях углублявшегося экономического кризиса.
Но противоречиями в треугольнике не исчерпывались факторы, воздействовавшие на обстановку в Индонезии. Бюрократическая буржуазия, завершая этап первоначального накопления, не только переставала нуждаться в национально-революционной мимикрии, которую давал ей режим Сукарно, но и начала ощущать эту революционность как обременительную. Кроме того, армия также была неоднородна. Во всех слоях офицерства было немало сторонников президента и людей, по своим идеалам близких к целям КПИ, воспринимавшимся по преимуществу как социальное равенство, антиимпериализм, борьба с нищетой, отсталостью, внешней зависимостью. При этом военные - сторонники президента и военные, симпатизирующие компартии, часто были одни и те же люди, видевшие в коммунистах наиболее последовательную и мощную просукарновскую силу. Их поддержка КПИ была ограничена рамками сотрудничества партии и Сукарно при главенстве президента.
К середине 60-х годов обозначилось еще одно противоречие в рядах вооруженных сил - недовольство среднего и младшего офицерства стилем руководства, кадровой политикой и малой компетентностью высшего эшелона военного командования. Генеральские и адмиральские должности занимали участники освободительной войны, получившие первичное военное образование в голландских (до 1942 г.) или японских (во время оккупации) учебных заведениях. С конца 50-х годов на вооружение армии, авиации и флота стали поступать современное ракетное оружие, реактивные самолеты, электронные средства. Офицеры, обучавшиеся за рубежом его применению, в большинстве своем молодые люди, оказались в профессиональном отношении на голову выше своих начальников. Одним из первых симптомов этого противоречия стало выступление офицеров флота на главной базе ВМФ в Сурабайе весной 1965 г., протестовавших против косности и некомпетентности своих начальников.
Имели место соперничество и определенные различия в политической ориентации между видами вооруженных сил и их командованием. Наиболее близки президенту были военно-воздушные силы и государственная полиция; позиция высшего командного состава флота определялась в целом как центристская, тогда как в среде армейского генералитета царили правооппозиционные настроения. Но и внутри командования сухопутной армии не было единства. Министр обороны генерал А. Х. Насутион, находившийся в чрезвычайно натянутых отношениях с президентом, по некоторым данным, почти не разговаривал с главкомом сухопутной армии А. Яни3. Последний же серьезно расходился в политических взглядах со своим первым заместителем генералом Муршидом и неприязненно относился к командующему стратегическим резервом армии генералу Сухарто4, который прежде руководил операциями по подготовке к освобождению Западного Ириана от голландцев и имел основания претендовать на более значительный пост.
Все это накладывалось на высокий уровень недовольства широких слоев индонезийского общества непрерывно ухудшавшимся экономическим положением, пробуксовыванием аграрной реформы и обезземеливанием крестьян, безудержной коррупцией в военном и гражданском аппарате. Все эти темы активно использовались в острейшей полемике, развернувшейся в печати и на многочисленных митингах, проводившихся по самым различным поводам основными политическими группировками, и прежде всего КПИ, и армией.
Боевой, отчасти гипертрофированный антиимпериализм Сукарно, его активное взаимодействие с тогдашним руководством Китая вызывали в Вашингтоне, Лондоне, Гааге серьезные опасения, что соотношение сил в Юго-Восточной Азии может измениться в ущерб интересам Запада. Как реальная возможность рассматривался приход к власти в стране компартии, в особенности в случае смерти Сукарно. Естественно, что предпринимались усилия для предотвращения такого развития событий. В 70-е годы и позже достоянием гласности стал ряд материалов о деятельности западных спецслужб в Индонезии. В докладе "Вопросы подготовки кадров в рамках военной помощи странам Восточной и Юго-Восточной Азии", подготовленном для подкомитетов по национальной безопасности и научным исследованиям Комитета по международным делам палаты представителей конгресса США в феврале 1971 г., говорилось, что к октябрю 1965 г. более 1200 индонезийских офицеров, включая представителей высшего военного командования, прошли подготовку в США. "В результате во многих случаях были установлены дружественные отношения между военнослужащими обеих стран. Сразу после переворота (событий 30 сентября 1965 г. - Л. Д.), когда политическая ситуация еще не стабилизировалась, США, используя существующие каналы связи, смогли предоставить антикоммунистическим силам моральную и определенную материальную помощь. Все убитые генералы... прошли обучение в США или имели дружественные связи с гражданами западных стран в Джакарте"5. И это не единственное такого рода свидетельство.
Что касается предполагаемой или действительной роли тогдашнего руководства Китая в потрясениях, постигших Индонезию в 1965 г., то не следует забывать, что оценки этой роли долго несли на себе отпечаток политической и идеологической борьбы, которая велась тогда на мировой арене в целом и в рядах коммунистического и национально-освободительного движения в частности. Очевидным представляется сейчас лишь то, что, исходя из своего политического курса, тогдашние лидеры КНР были заинтересованы в тесных связях с Индонезией. В этом контексте они поощряли безоглядную непримиримость, которую провозглашал Сукарно в адрес Запада, и в меру сил способствовали отчуждению между Индонезией и СССР. Идеологические концепции маоизма создавали в рядах левых сил не только Индонезии, но и других стран "третьего мира" ощущение своеобразной революционной эйфории, близости конечной победы. Но конкретно в Индонезии Пекин был, скорее всего, заинтересован в сохранении и упрочении положения Сукарно как главы государства.
Кризисные явления в политической жизни Индонезии, обострение отношений в треугольнике Сукарно - армия - КПИ начали вполне отчетливо ощущаться в начале 1965 года. При этом нарастало отчуждение между армейским командованием и президентом, происходил постепенный сдвиг в сторону блока главы государства с компартией. Первый заместитель премьер-министра Субандрио, один из самых близких президенту людей, в канун 1965 г. заявил, что имущественное и политическое расслоение в обществе зашло слишком далеко, грядущий год будет весьма напряженным и "вчерашний друг может стать врагом"6. В первые месяцы 1965 г. борьба между армией и КПИ обостряется. Коммунисты, в частности, потребовали проведения аграрной реформы, непосредственного участия партий в решении военных вопросов и создания пятого (наряду с сухопутной армией, авиацией, флотом и полицией) вида вооруженных сил - нечто вроде вооруженного народного ополчения для отражения империалистической угрозы. Армейский генералитет не без основания усмотрел в этой идее подрыв монополии армии на обладание оружием как последним аргументом в политической дискуссии.
Летом 1965 г. произошла концентрация отборных сил индонезийской армии на Яве и Суматре под предлогом вероятных боевых действий против Малайзии. В этой накаленной атмосфере катализатором напряженности стали настойчивые слухи об ухудшении здоровья Сукарно, страдавшего хронической болезнью почек. Угрожавшие ему смерть или паралич необратимо нарушили бы хрупкое равновесие сил, привели бы к столкновению армии с левыми.
15 мая (по другим данным, между 18 и 20 мая) Субандрио, наряду с Министерством иностранных дел возглавлявший политическую разведку, получил по почте от анонимного лица черновик телеграммы английского посла в Джакарте Э. Джилкриста в Форин оффис, из которой можно было сделать вывод о наличии тайных связей антисукарновских кругов индонезийской армии с Вашингтоном и Лондоном. Примерно в то же время Субандрио получил информацию о существовании в армии Совета генералов, находящегося в оппозиции президенту. 26 мая Сукарно вызвал генерала Яни, который на прямо поставленные ему вопросы о наличии нелегальных связей между его подчиненными и Западом ответил отрицательно, неохотно признав, что занимающиеся разведкой генералы А. Сукендро и С. Парман поддерживают по его поручению контакты с посольствами США и Англии7. Яни отрицал существование Совета генералов как политического органа, сославшись на то, что под этим названием действует совет по присвоению высших воинских званий. Он признал, однако, что однажды собирал генералов для обмена мнениями "по проблемам, стоящим перед нашей революцией"8.
Яни был не вполне искренен с президентом как верховным главнокомандующим. По свидетельству бывшего тогда послом США в Джакарте Г. Джонса, уже с января 1965 г. Яни и его ближайшие коллеги начали секретные встречи для обсуждения политической ситуации в стране. Эти дискуссии переросли в обсуждение вопроса о политическом руководстве сопротивлением армии попыткам президента преобразовать сухопутные войска по своему усмотрению9. В конце мая или начале июня Субандрио встретился с председателем ЦК КПИ Д. Н. Айдитом и беседовал с ним о Совете генералов10. К этому времени руководство КПИ получило информацию по данному вопросу из кругов политической разведки11.
Современная официальная историография в Индонезии изображает дело так, будто слухи о генеральском заговоре исходили от руководства КПИ и шли через контролируемые партией каналы. Есть, однако, ряд фактов, не совпадающих с этим мнением. Весьма важные события развертывались в июле 1965 г., когда Айдит, без которого ни одно серьезное решение в партии не принималось, находился за пределами Индонезии. 30 июля генерал Яни на совещании высших офицеров своего штаба и местных военачальников заявил, что не будет следовать линии президента, если тот решит создать пятый вид вооруженных сил и политизировать армию12. Вряд ли случайно уже на следующий день Сукарно приказал отозвать из заграничной поездки Айдита и члена руководства партии Ньото, с которым президента связывала личная дружба13.
4 августа, еще до возвращения Айдита, Сукарно вызвал командира полка дворцовой гвардии бригадного генерала М. Сабура и командира входившего в этот полк батальона подполковника Унтунга ("унтунг" - по-индонезийски "счастливчик"). Президент спросил, готовы ли они в случае необходимости принять меры против нелояльных генералов. Унтунг ответил согласием14. Эту информацию содержат показания, которые в 1970 г. давал следственной комиссии бывший адъютант Сукарно полковник Б. Виджанарко, свидетель этого разговора. Остается загадкой, почему он не только не пострадал после событий осени 1965 г., но и остался на военной службе на достаточно ответственных постах. Наиболее логично предположить, что он постоянно информировал о действиях и планах президента лиц, впоследствии занявших достаточно высокое положение. Во всяком случае, это, видимо, были не те генералы, против которых готовил акцию президент. Характерно, что на вышедшую на Западе книгу воспоминаний Виджанарко в Индонезии наложен запрет.
7 августа в Джакарту вернулся Айдит. Днем позже он навестил больного Сукарно и встретился с лечившими его врачами, специально присланными из Китая, прогнозы которых относительно исхода болезни были весьма пессимистические15. Для лидера КПИ это могло означать лишь одно - в случае смерти главы государства генералы могли узнать о ней первыми и нанести упреждающий удар по левым организациям. У лидера КПИ наряду с партийной структурой имелась система органов лично ему подчиненного Специального бюро, созданного для работы в вооруженных силах (показное негодование индонезийских военных по этому поводу вряд ли оправданно: при министре обороны действовало Особое управление, занимавшееся внедрением агентуры в КПИ)16. Возглавлял Специальное бюро некто Камарузаман, он же Шам, личность достаточно таинственная, мало кому известная в партии. В ходе судебных процессов после 1965 г. вскрылось, что он и его ближайшие помощники по Специальному бюро поддерживали тесные связи с военной контрразведкой17. Шам и его помощник Боно (Мульоно бин Нгали) были связаны со спецслужбами Джакартского военного округа, а Боно являлся платным осведомителем секретной службы президентской охраны18.
8 то же время, если верить данным, опубликованным индонезийской службой безопасности в 1978 г., деятельность Специального бюро была весьма эффективной - на Центральной Яве, например, связанные с ним группы действовали даже в батальонах, половина командиров которых были людьми КПИ, коммунистам удалось проникнуть на всех уровнях в органы разведки, кадров, территориальных формирований. Из семи помощников начальника штаба военного округа трое были людьми КПИ. Успехи партии в ВВС и ВМФ были якобы еще более впечатляющими19. Но дело не в том, были ли эти оценки преувеличенными, а, скорее, в том, что офицеры видели в компартии наиболее организованную национальную силу, тем более что в некоторых антиимпериалистических лозунгах КПИ была даже левее Сукарно.
По официальной индонезийской версии - достаточно правдоподобной, - между 8 и 11 августа Айдит поручил Шаму "формировать силы для упреждающего удара по Совету генералов, для чего немедленно связаться с теми офицерами, которых намечено использовать"20. Но к этому времени Унтунг, получивший указания Сукарно, сам вышел на контакт с Шамом. Остается неясным, имел ли Унтунг связи с КПИ с 1950 г., как это приписывал ему впоследствии трибунал, или они возникли в процессе подготовки выступления, как говорил он сам21. Но в последнем случае труднее объяснить, почему Унтунг и Шам так безошибочно и быстро вышли друг на друга в августе 1965 года. Вместе с Унтунгом во встречах с Шамом участвовали командир расквартированной в Джакарте пехотной бригады полковник Латиф и несколько офицеров авиации. Унтунг позже заявил, что их объединяла общность не идеологии, а цели - борьба против Совета генералов22.
Острота ситуации нарастала. По данным австралийского историка С. Л. Пендерса, в августе группа генералов во главе с Насутионом и Яни имела бурное объяснение с Сукарно и пригрозила ему взять власть в свои руки, если президент не перестанет взаимодействовать с КПИ. Примечательно, что все поименованные автором участники встречи позже попали в списки лиц, подлежавших устранению в ходе акции по предотвращению правого переворота23.
Параллельно с этим в августе 1965 г. проходили заседания Политбюро ЦК КПИ. Айдит информировал руководство партии о заговоре Совета генералов и о планах лояльных президенту офицеров сухопутной армии выступить против своего командования и спасти Сукарно. Основными вопросами, которые обсуждались в Политбюро, были: поддержать ли акцию офицеров или вести дело к нанесению упреждающего удара24. Руководители партии, не осведомленные о роли и позиции Сукарно в событиях, заняли весьма осторожную позицию. Они считали, что необходимо доложить президенту о сложившейся ситуации, просить его принять необходимые меры, информировать членов партии об опасности переворота и ждать указаний Сукарно. Было решено, что в дальнейшем этой проблемой займется Исполком Политбюро, и после 28 августа Политбюро не собиралось ни разу25. Автором этого решения был Айдит, которому, по всей видимости, уже было известно, что президент имел разговор об упреждающих акциях с Унтунгом и что возможность выбора тактики у КПИ весьма ограничена. Дальнейшие решения принимал фактически лично Айдит, которому помогали 3 - 4 члена Политбюро.
Принципиально важно то, что обсуждение в руководстве КПИ шло под углом зрения предотвращения правого переворота, который радикально изменил бы всю политическую систему страны. Не только не выдвигалась идея захвата власти, но даже лозунг формирования правительства с участием коммунистов было решено на этом этапе не ставить, поскольку сам президент с этим "не спешит"26. Это вовсе не значит, что партия не стремилась к власти или к участию в ней при благоприятном развитии событий, но в рамках планируемой акции эта задача не рассматривалась. К тому же невозможно себе представить, чтобы Сукарно с его мессианским политическим эгоцентризмом, затевая выступление, мыслил себе будущее Индонезии иначе, как под своим непререкаемым лидерством.
Вместе с тем есть основания полагать, что в кругах армии и армейской разведки прилагались усилия, чтобы подтолкнуть КПИ к действиям, которые позволили бы скомпрометировать ее в глазах народа. Генерал Праното Рексосамудро, выступавший впоследствии на одном из судебных процессов, говорил, что, по его мнению, главком сухопутных войск генерал Яни и его заместитель генерал Парман знали о какой-то готовящейся акции и Яни будто бы сказал: "Дадим КПИ выступить первой, и она неизбежно потерпит поражение"27. С этим сообщением перекликаются сведения из письма посла Пакистана в Париже главе своего правительства З. А. Бхутто. В декабре 1964 г. посол сообщал о беседе с офицером голландской разведки, работавшим в НАТО. Тот сказал ему, что Индонезия "готова упасть в лоно Запада, как подгнивший плод". По его словам, западные разведки инспирировали "неподготовленный коммунистический заговор, обреченный на неудачу и призванный дать законную и долгожданную возможность армии сокрушить коммунистов и сделать Сукарно своим пленником"28.
Учитывая, что, как выяснилось впоследствии, в рядах участников выступления было значительное число офицеров разведслужб, можно предположить наличие элемента провокации, стремления придать КПИ роль, выходившую за рамки осмотрительной позиции ее Политбюро. Ту же выжидательную позицию занимало командование ВВС. Главком авиации маршал О. Дани оказывал всемерную материальную и техническую помощь подготовке выступления, но считал, что инициативу следует оставить за офицерами сухопутных войск, то есть за Унтунгом, Латифом и др.
С 6 по 29 сентября состоялось не менее десяти совещаний между Шамом и другими представителями Специального бюро, с одной стороны, и Унтунгом, Латифом и другими офицерами - с другой. Тон на этих совещаниях как будто бы задавал Шам - он вмешивался от имени Айдита не только в политические, но и в военные вопросы (сам Председатель ЦК КПИ ни с кем из военных руководителей предлагаемой акции не виделся, включая и Унтунга, который впоследствии говорил: "Действительно, они (то есть Шам и Поно, заместитель Шама. - А. Д.) называли себя людьми Айдита, но так ли это было на самом деле, я до конца не уверен")29. Унтунг в своих показаниях делал упор на то, что КПИ в планах выступления отводилась вспомогательная роль.
Порой Шам действовал явно провокационно. На одном из совещаний он заявил, что, если Сукарно не одобрит акцию офицеров, придется его отстранить. Это вызвало резкую негативную реакцию присутствовавших военных, в том числе Унтунга, сказавшего, что за сохранение Сукарно у кормила индонезийской революции он готов сражаться не на жизнь, а на смерть. Назревавший скандал с трудом удалось погасить30. Вообще поведение Шама вплоть до его будущих показаний на судебных процессах в 60 - 70-х годах свидетельствует о стремлении придать всей акции максимально прокоммунистический характер - он вел себя как хозяин на совещаниях в сентябре 1965 г., он стремился быть все время на первом плане (в отличие от Айдита) в день выступления, и уже в 1978 г. на процессе Латифа без всякой надобности принял на себя ответственность за приказ о расстреле арестованных генералов, хотя уже были показания одного из подсудимых, что именно он отдал это распоряжение31.
Поведение Шама прямо противоречит линии Политбюро ЦК КПИ, которое стояло на позициях поддержки выступления, но не руководства им. Можно предположить, что Шам и возглавлявшееся им Специальное бюро оказывали чрезмерное воздействие на формирование курса Айдита в вопросах военной политики КПИ вопреки уставным органам партии. Наводит на размышления и еще одно обстоятельство. Военные в Индонезии объединены чувством определенной кастовой замкнутости и превосходства. Поэтому трудно объяснить, почему "штафирка" Шам вел себя с ними столь бесцеремонно, а они не только терпели такое поведение, но и выполняли его распоряжения. "Идеологическими связями", как это представляет официальная историография Индонезии, здесь нельзя ограничиться.
В совещаниях с Шамом и его помощниками со стороны военных участвовали Унтунг, Латиф, командир комендантского батальона расположенной близ Джакарты авиабазы Халим Перданакусума майор Суйоно, командир батальона из бригады Латифа майор Сигит и командир артиллерийской батареи капитан Вахьюди (Сигит позже отошел от дела, не будучи убежден в существовании Совета генералов)32. Активных сторонников они имели и на местах, в том числе в Бандунге на Западной Яве, на Центральной и Восточной Яве, их поддерживал бригадный генерал Супарджо, командовавший частями Стратегического резерва сухопутных войск, расположенными на Калимантане.
Когда стали подсчитывать наличные силы, их оказалось сравнительно немного: один батальон из бригады Латифа, комендантский батальон базы ВВС, артиллерийская батарея и одна рота из батальона Унтунга. Кроме того, предполагалось привлечь два батальона, которые должны были прибыть в конце сентября в Джакарту для участия в параде 5 октября по случаю Дня вооруженных сил33. Принимались в расчет проходившие на авиабазе Халим под руководством офицеров ВВС военное обучение группы ополченцев на случай ожидавшейся войны с Малайзией.
Политическая подготовка выступления шла в то время по крайней мере по нескольким каналам. 23 сентября Сукарно созвал во дворце совещание, на котором первый заместитель главкома сухопутных сил генерал-майор Муршид доложил, что группировка армейских генералов продолжает свою оппозиционную деятельность. Президент приказал командиру дворцовой гвардии генералу Сабуру принять меры против них. Главком ВВС Дани заявил, что авиация полностью поддерживает президента34. В тот же день (возможно, это было простым совпадением) президент распорядился перенести открытие Всеиндонезийского совещания инженеров и техников, на котором он должен был выступать, с вечера 1 октября на вечер 30 сентября35. Через три дня Сукарно дал указания приближенным на случай чрезвычайных обстоятельств, то есть попытки государственного переворота, - сам он должен был вылететь из столицы в Джокьякарту (Центральная Ява), Субандрио - на Суматру, второй заместитель премьера, Й. Леймена (достаточно бесцветный политик), - остаться в Джакарте, а третий заместитель, Х. Салех, был назначен главой делегации, отправлявшейся в Пекин на празднование годовщины образования КНР36.
В течение сентября Шам объехал ряд провинций, где встретился с руководителями местных спецбюро, проинформировал их о предстоящих событиях и дал детальные инструкции, направленные (по официальной индонезийской версии) на то, чтобы поставить предстоящее выступление полностью под контроль местных спецбюро. При этом верный своей линии Шам пошел в инструкциях гораздо дальше решений Политбюро ЦК КПИ в смысле роли партии в готовящейся акции. Члены руководства партии, которые были в сентябре направлены на места, имели значительно более ограниченные задачи - информировать местные парторганизации о Совете генералов, болезни президента и готовящемся выступлении лояльных офицеров. Кроме того, этим членам руководства КПИ предписывалось слушать Радио Джакарты и в случае важных событий взаимодействовать с местными парторганизациями37. Эти инструкции были ближе к линии, одобренной Политбюро.
Впоследствии было много спекуляций в связи с обучением военному делу ополченцев на авиабазе Халим, начатым по приказу маршала Дани в интересах создания системы гражданской обороны на случай обострения развивавшегося тогда конфликта с Малайзией. Несомненно, руководство КПИ, используя ситуацию, старалось обучить военному делу возможно большее число своих кадров. За направление людей на учебу отвечали первый секретарь столичного обкома КПИ Ньоно и генеральный секретарь близкой к КПИ организации "Народная молодежь" Сукатно. Всего на авиабазе Халим было обучено 3700 человек38. Но и подготовка, и использование ополченцев находились под строгим контролем военных, в частности Унтунг впоследствии не разрешил привлекать их к активным действиям ввиду "недостаточной дисциплинированности"39.
На совещаниях военных лидеров готовящегося выступления с руководителями Специального бюро активно обсуждались два вопроса: техническая сторона предстоящей акции и ее политическое содержание. Был составлен список генералов, подлежавших аресту. В их числе министр обороны, начальник Генерального штаба вооруженных сил генерал Насутион, министр-главком сухопутных войск генерал-лейтенант Яни, два его заместителя - генерал-майор Р. Супрапто, ведавший вопросами тыла, и генерал-майор М. Т. Харьоно (финансовая служба и связи с общественностью), генерал-майор Парман, помощник главкома по разведке, бригадный генерал Д. И. Панджаитан, помощник по тылу, и бригадный генерал С. Сутойо, военный прокурор сухопутных войск.
Принцип формирования этого списка представляет загадку. Высказывалось мнение, что в него вошли члены кабинета, якобы составленного для замены правительства Сукарно. Возможно также, что выбор пал на тех, кто участвовал в упомянутом бурном совещании в президентском дворце в августе 1965 года. К некоторым из них Сукарно питал личную неприязнь - Насутиону, Парману, Сутойо. Возможна и глубоко скрытая игра различных клик в армейском генералитете. Во всяком случае, настораживает, что, несмотря на большое число людей, вовлеченных в подготовку акции, сведения о ней не дошли до высшего военного руководства. Утечки информации не могло не быть хотя бы потому, что в деле участвовали многочисленные офицеры спецслужб в центре и на местах. Вопрос лишь в том, кто не дал этой информации дойти по назначению (скажем, до Насутиона или Яни).
В течение сентября были сформированы руководящие органы выступления. Во главе их было решено поставить Центральное командование, куда вошли подполковник Унтунг в качестве командующего, а также Латиф, майор ВВС Суйоно, Шам и Поно - на двух последних возлагались политические вопросы и работа с массами40. Хотя по официальной индонезийской версии во главе всего предприятия стоял Председатель ЦК КПИ Айдит, имеющиеся объективные материалы этого не подтверждают. Не следует также переоценивать того факта, что политическая сторона дела была возложена на Специальное бюро КПИ. Ведь подлинный архитектор акции Сукарно и его военные сторонники вовсе не намеревались придавать выступлению самостоятельное значение.
Для захвата генералов были созданы боевые группы, в состав которых вошли подразделения президентской гвардии, пехоты и парашютистов-десантников ВВС. Вопреки официальной версии ополченцы не были в них включены, поскольку против этого возражал Унтунг. Отдельной группе были поручены захват и охрана жизненно важных объектов столицы, включая дворец президента, радиоцентр и др. Джакарта была разделена на секторы, где войскам должны были оказывать помощь группы ополченцев под общим руководством члена Политбюро ЦК КПИ, первого секретаря Джакартского обкома партии Ньоно. Оружие для них должно было выделяться со складов ВВС. Еще одна группа подразделений сосредоточивалась на авиабазе Халим и в прилегающих деревнях с задачей охраны штаба движения и в качестве резерва.
Сукарно был в курсе всех основных событий. Еще 17 августа в речи по случаю Национального дня он сказал: "Даже если кто-то был в 1945 г. отважным генералом, а сейчас раскалывает национальное единство... он становится реакционером". Эту же мысль он повторил в выступлении перед членами левой студенческой организации 29 сентября, подчеркнув, что генералы, ставшие контрреволюционерами, должны быть сокрушены41. В тот же день Сукарно встретился с главкомом ВВС Дани, первым заместителем главкома сухопутных войск генералом Муршидом, генералом Сабуром и некоторыми другими приближенными. Он торопил их с принятием мер против нелояльных генералов и обещал Муршиду поставить его на место Яни. Президент приказал одному из своих адъютантов вызвать Яни на утро 1 октября в загородный дворец в Богоре, примерно в 70 км от столицы42 (хотя, судя по его поведению вечером 30 сентября, Сукарно не собирался наутро быть в Богоре). Возможно, однако, что точная дата выступления была еще ему неизвестна. Лишь вечером 29 сентября руководители акции решили начать ее в ночь на 1 октября. Она получила название "Движение 30 сентября".
В эти же дни состоялись встречи, оказавшие позже, может быть, решающее воздействие на исход событий. Много лет спустя за пределами Индонезии были распространены показания, данные Латифом на допросах и на судебном процессе. Он заявил, что за два дня до выступления был вместе с семьей в гостях у командующего Стратегическим резервом генерал-майора Сухарто, под началом которого служил раньше43. Латиф заговорил с Сухарто о Совете генералов. "Он ответил мне, что накануне узнал от своего прежнего подчиненного из Джокьякарты по имени Субагьо о существовании совета армейских генералов, планирующих переворот против президента Сукарно и его правительства. Сухарто считал, что это нужно расследовать"44. Поздно вечером 30 сентября, уже после того, как был назначен час выступления, как утверждал Латиф, он по поручению Супарджо и Унтунга вновь встретился с Сухарто (на сей раз в госпитале, где генерал навещал своего больного сына) и проинформировал его об их планах. Сухарто якобы одобрил их и в ходе беседы не сказал ничего, что могло бы рассматриваться как запрещение акции. Отсутствие негативной реакции со стороны Сухарто стало, по словам Латифа, для них моральной поддержкой45.
У нас нет полной уверенности в подлинности показаний Латифа, хотя индонезийская печать сообщала об этих встречах46. Показания были даны в 1978 г. - от ареста до суда над Латифом прошло более 12 лет. Его приговорили к пожизненному заключению в отличие от сотоварищей по руководству "Движением 30 сентября", приговоренных к смерти. Латиф, если бы он действительно был обладателем столь важной информации, должен был понимать, что единственный способ купить себе жизнь - молчание. Его откровенность кажется неестественной. Возможно, есть и другие обстоятельства, нам неизвестные. Но в пользу показаний Латифа говорит тот факт, что лидеры "Движения" не включили Сухарто в список лиц, подлежавших аресту, и не пытались как-то иначе его нейтрализовать, хотя именно под его командованием находились самые боеспособные соединения армии, которые он мог в любой момент бросить в дело.
Вечером 30 сентября Унтунг передал через офицеров охраны президенту, выступавшему на открытии Всеиндонезийского совещания инженеров и техников во Дворце спорта, записку, в которой сообщалось, что акция начнется через несколько часов47. Сукарно внешне никак не прореагировал на это сообщение. После выступления он заехал во дворец, а затем в дом одной из своих жен, где остался до утра.
Поздно вечером того же дня на авиабазу Халим прибыли все основные лидеры "Движения". Туда же был доставлен Айдит и размещен в отдельном доме, примерно в двух километрах от "Центрального командования". Некоторые исследователи (например, научный сотрудник Оксфордского университета Н. Максуэлл) сомневаются, находился ли он вообще на авиабазе Халим в ночь на 1 октября48. Мы считаем, что он был там, но смысл его пребывания на базе не вполне ясен. Возможно, лидера КПИ постарались изолировать от партии, чтобы он с его исключительными полномочиями не поднял КПИ на действия, выходящие за рамки той роли, которая была отведена ей по плану "Движения".
Он начал осуществляться вскоре после полуночи. Находившиеся в распоряжении "Движения" батальоны, прибывшие с Центральной и Восточной Явы, за исключением нескольких подразделений, направленных на авиабазу Халим, заняли позиции на площади перед дворцом президента; непосредственно во дворце и вокруг него службу несла дворцовая гвардия. Сукарно в резиденции не было, но лидеры акции, предпринятой для его защиты, об этом не знали.
Сразу после полуночи с авиабазы Халим были отправлены группы для захвата намеченных к аресту генералов. Трое из них - Яни, Панджаитан и Харьоно - были убиты на месте, якобы при попытке оказать сопротивление, Насутиону удалось бежать, при этом погибла его маленькая дочь, а принятый в темноте за Насутиона его адъютант схвачен, увезен на базу и там расстрелян. Жестокость по отношению к пленным кажется бессмысленной - коль скоро их обвиняли в заговоре против президента, следовало допросить виновных и получить доказательства, оправдывающие всю акцию. Но и взятые живыми генералы Супрапто, Парман и Сутойо были отвезены на авиабазу Халим, где были убиты по приказу Латифа (хотя Шам позже настойчиво старался приписать себе эту сомнительную заслугу)49.
Вероятной причиной такой поспешности представляется желание военных лидеров "Движения" проделать всю "грязную работу" до того, как итоги ночной операции будут доложены президенту. Унтунг, Латиф, Супарджо, Дани, зная характер Сукарно, его склонность к компромиссам, к уходу от жестких решений, могли опасаться, что, если перед президентом предстанут мятежные генералы, он ограничится "отеческим" выговором или иной формой прощения. А тогда руководители "Движения", офицеры и генералы, занимавшие второстепенное положение в армии, были бы отданы на милость своих начальников, которых они только что пытались устранить. Но нельзя исключить и другой вариант - Сукарно умышленно избежал причастности к этой кровавой части акции и именно для этого провел ночь вне досягаемости лидеров инициированного им движения, не поддерживая с ними связи и обеспечив себе алиби.
Рано утром, специально выделенные подразделения заняли "Радио Республики Индонезии". В 6 час. утра генерал Супарджо выехал во дворец для доклада президенту о событиях ночи, но не нашел там главы государства, которого спасал от заговорщиков. Сукарно в это время разбудили в доме его жены и доложили, что в городе "что-то неладно". Он принял решение выехать на авиабазу Халим. Это решение президент позже объяснял желанием иметь в своем распоряжении самолет, чтобы срочно покинуть столицу в случае нежелательного развития событий50, не уточняя, какое развитие он считал для себя нежелательным.
Между тем утром 1 октября разворачивался еще один слой событий, оказавшийся во многом решающим. Генерала Сухарто, который, по его словам, спал дома, разбудили в 5 час. 30 мин. докладом о перестрелке у домов генералов Насутиона и Харьоно. Через час он был в своем штабе поблизости от президентского дворца. Меньше, чем час спустя он услышал по радио сообщение "Движения" о мерах, принятых против Совета генералов.
По словам Сухарто, он действовал не торопясь. "Моими первыми шагами было выяснить лояльность войск, находившихся в Джакарте, - армии, авиации, флота и полиции. Затем я приказал лояльным частям быть в боевой готовности, но оставаться в казармах". При этом он, по его словам, опирался на постоянно действующий приказ по сухопутной армии, согласно которому он замещал Яни в отсутствие последнего51. В тот утренний час само понятие "лояльность войск" (кому?) было довольно расплывчатым. Одновременно с выяснением обстановки Сухарто пытался наладить контакты и взаимопонимание с командирами войск, окруживших президентский дворец.
В 9 час. Сукарно прибыл на авиабазу Халим, где Дани и Супарджо доложили ему о событиях ночи (в общих чертах он узнал о них еще в Джакарте). Характерно, что докладывал президенту не глава "Движения" Унтунг, а его более высокопоставленные соратники. Реакция Сукарно была своеобразной. Он, по словам свидетелей, похлопал Супарджо по плечу, сказав: "Ты неплохо поработал", - философски заметил, что такие вещи случаются в ходе революции, и приказал прекратить кровопролитие. Его явно встревожило бегство Насутиона, и он сказал, что это может "иметь свои последствия"52. Сукарно поинтересовался, почему главой "Движения" стал Унтунг, на что Супарджо ответил: его сочли наиболее подходящим53.
Однако не произошел главный акт сценария - президент уклонился от официального благословения акции. О причинах этого остается только догадываться. Возможно, Сукарно обеспокоило, что самый популярный в стране военачальник - Насутион - остался жив, и поэтому он не был уверен в исходе предприятия. Но в других случаях президент вел себя так, будто принял на себя руководящую роль в "Движении". Сукарно вызвал к себе главкомов флота и полиции, командующего столичным военным округом и второго заместителя премьера, Леймену. Главком ВВС Дани находился на авиабазе с вечера 30 сентября и утром 1 октября издал приказ, в котором выражалась поддержка "Движения"54. Сухарто среди вызванных к президенту лиц не фигурировал.
С прибывшими к нему военачальниками (кроме командующего округом генерала У. Вирахадикусума) президент обсудил кандидатуры на пост главкома сухопутных войск. Среди пяти кандидатов был и Сухарто, но Сукарно отвел его за "упрямство", как, впрочем, и Муршида, которому уже обещал это место. Наконец, общее руководство армией он принял на себя, а временно исполняющим обязанности главкома назначил генерал-майора Праното - малоизвестного в армии, но сыгравшего довольно двусмысленную роль в процессе подготовки "Движения". Одному из своих адъютантов, Виджанарко, президент поручил вызвать к нему Праното.
Во время этих обсуждений по радио были переданы еще два сообщения. В первом говорилось о сформировании Революционного совета, к которому переходила вся полнота государственной власти. Кабинет министров объявлялся распущенным. Во главе Совета стоял президиум, а в состав его вошли Унтунг (председатель) и четыре его заместителя (офицеры, представлявшие сухопутные войска, авиацию, флот и полицию). В совет был включен ряд высших офицеров вооруженных сил и представителей политических партий (как потом выяснилось, большинство из них не имело к "Движению" никакого отношения и узнало о своем назначении лишь из радиопередач). Предписывалось создавать революционные советы в провинциях, районах, уездах и деревнях. В другом сообщении говорилось об упразднении всех воинских званий выше подполковника (этот чин носил Унтунг) и о повышении в званиях всех рядовых и унтер-офицеров, участвовавших в выступлении. Ни имя Сукарно, ни его статус в новой структуре не упоминались.
Унтунг позже утверждал, что проекты подписанных им документов он получил от Шама55. Находившийся с Айдитом на авиабазе Халим один из старейших деятелей КПИ, И. Субекти, показал, что по поручению Председателя ЦК КПИ он перепечатывал и редактировал эти проекты. В то же время адъютант президента Виджанарко утверждал, что видел список членов Революционного совета в руках Сукарно56. Но важнее не установление авторства документов Революционного совета, а ответ на вопрос, было ли положение о переходе всей власти в руки Совета оплошностью его лидеров или чьим-то сознательным стремлением представить всю акцию как антисукарновский переворот и дать повод к ее подавлению.
Сукарно и его окружение на авиабазе Халим 1 октября отнюдь не восприняли декреты Революционного совета как враждебную акцию. Участники событий впоследствии говорили, что роспуск кабинета и переход власти к Совету был промежуточным шагом, за которым должны были последовать радикальные меры со стороны президента. Это отчасти объясняет, почему в документах "Движения" нет и намека на мало-мальски серьезные программные положения. Когда Унтунга, еще будучи на базе, один из его товарищей спросил, не слишком ли далеко они зашли, он ответил: "Это же все равно только на время". На судебном процессе Унтунг заявил: "Для меня роспуск кабинета был средством достижения цели - чистки от сторонников Совета генералов. После выполнения этой задачи Ревсовет должен был вновь подчиниться президенту". В том же смысле показывал на допросах и Шам57. И Сукарно, надо полагать, думал так же, однако это не меняет общественного звучания документов, придававших "Движению" характер антисукарновского путча.
Адъютант президента Виджанарко, посланный в Джакарту за генералом Праното, направился прямо в штаб Стратегического резерва. Из его слов Сухарто понял или мог понять, что в новой структуре власти ему не отводится достойного места. Он передал Сукарно: 1. генералы Праното и Умар Вирахадикусума не прибудут к президенту, дабы не увеличивать числа жертв; 2. генерал Сухарто временно принял на себя командование сухопутными войсками на основании постоянно действующего приказа; 3. просьба в дальнейшем все распоряжения президента передавать через генерала Сухарто; 4. генерал Сухарто просит полковника Виджанарко принять меры, чтобы вывезти президента с авиабазы Халим, которая подвергнется удару войск Стратегического резерва58.
Этот ответ, по мнению многих исследователей, означал, что командующий Стратегическим резервом решил разыграть самостоятельную партию, используя имевшиеся у него силы. К вечеру войска "Движения", дислоцированные вблизи президентского дворца, не получая ни распоряжений, ни пищи, частично перешли в расположение штаба Сухарто, частично отошли к авиабазе Халим. Лишь к 17 час. к Сухарто прибывают подразделения десантников (они явно не очень спешили, если учесть, что их казармы находились близ столицы). Через полтора часа они получили приказ занять радиоцентр59, а еще через полчаса - выступить на авиабазу Халим. Десантники и на этот раз неторопливы - они подходят туда лишь к 3 час. утра 2 октября.
Сообщение вернувшегося на базу Виджанарко, что Сухарто выступил против "Движения", привело к резкому перелому в ситуации и было воспринято как явный знак поражения (в силу каких-то причин раньше такая возможность даже не рассматривалась). Возник вопрос, куда бежать. Президент хотел вылететь в Джокьякарту, Дани уговаривал его укрыться на базе ВВС на Восточной Яве, но Леймена и Виджанарко убедили его выехать в Богор. Думается, что они действовали по согласованию с Сухарто, который отнюдь не был заинтересован, чтобы все еще полновластный президент оказался вне сферы досягаемости. По свидетельству Виджанарко, Сукарно был растерян и плохо владел собой60. По прибытии президента в Богор по Радио Джакарты было передано сообщение начальника его охраны генерала Сабура, что Сукарно находится в добром здравии и вновь осуществляет руководство государством61. Слово "вновь" могло быть первым признаком, что президент намерен отмежеваться от "Движения".
Айдит на самолете ВВС в ночь на 2 октября вылетел в Джокьякарту. По- видимому, он не имел связи с руководством КПИ и не смог скорректировать дальнейшие действия партии с учетом изменившейся обстановки. Во всяком случае, утром 2 октября центральный орган КПИ "Harian Rakjat" в редакционной статье выразил одобрение и поддержку "Движению", хотя и с оговоркой, что оно является внутренним делом сухопутных войск. В тот же день было опубликовано заявление командования ВВС, которое во изменение приказа маршала Дани, изданного накануне, гласило, что ВВС не вмешиваются в дела других видов вооруженных сил, не имеют отношения ни к "Движению", ни к "Ревсовету", хотя и одобряют все меры по чистке "орудий революции", проводимые в соответствии с курсом президента62.
После отлета Айдита Шам встретился с военными лидерами "Движения". Обсудив ситуацию, они пришли к выводу, что акция потерпела поражение, продолжать ее невозможно и следует распустить участвовавшие в ней войска. Показательно, что для принятия этого принципиального решения согласия Айдита или кого-либо другого из руководителей КПИ не потребовалось.
Через несколько дней ставшая хозяином положения армия объявила происшедшие события организованной компартией попыткой государственного переворота, направленного против президента. Документы Революционного совета и статья в "Harian Rakjat" были использованы для подтверждения этого тезиса. Не изменило положения заявление ЦК КПИ от 5 октября, что компартия непричастна к "Движению", имена членов партии были включены в состав Революционного совета без ее ведома и что она доверяет политическое урегулирование кризиса главе государства63. Началась жестокая антикоммунистическая кампания. Она стала первым этапом длительной борьбы за радикальное изменение всей политической структуры и ориентации страны. Эта борьба привела к смещению в 1967 г. президента Сукарно, которого его противники обвинили в прямом участии в событиях осени 1965 года. (Ставший его преемником на посту главы государства Сухарто постарался хотя бы формально отвести от Сукарно это обвинение.)
В последние месяцы 1965 г. погибли многие тысячи членов КПИ, не имевшие никакого отношения к происшедшим событиям64. Без суда и следствия были уничтожены захваченные армией ведущие лидеры КПИ, которые могли бы пролить свет на подлинную подоплеку и характер событий, и истинную роль в них конкретных лиц. Суду был предан лишь Ньоно, имевший формальное отношение к "Движению" - он был ответственным за обеспечение военным поддержки в столице, но фактически так и не приступил к выполнению этой задачи ввиду полной неясности обстановки. Он, по-видимому, не знал тайных пружин, управлявших событиями.
Айдит, покинув авиабазу Халим, скрывался в деревнях Центральной и Восточной Явы. В начале октября он нелегально направил несколько писем Сукарно с призывом остановить начавшийся террор, но это было уже не в силах президента. Сурабайская газета "Djalan Rakjat" опубликовала 6 октября его письмо, адресованное восточнояванскому обкому КПИ от 2 октября 1965 г., в котором "Движение" характеризовалось как внутреннее дело армии; компартия в него не вмешивается, однако одобряет все меры по обеспечению безопасности республики и президента65. Айдит был выдан провокатором и задержан 22 ноября 1965 года. Арестовавший его офицер, впоследствии видный армейский генерал Ясир Хадиброто, позднее вспоминал, что Айдит по его предложению написал показания. После этого Хадиброто повез его в Джакарту, но по дороге изменил свое решение и расстрелял пленника.
Когда доложили об этом Сухарто, который к тому времени стал командующим операциями по восстановлению безопасности порядка в стране, он сказал, что принимает на себя ответственность за эти действия. Через два дня после убийства Айдита написанный им документ и сделанные после ареста фотографии были сожжены по приказу командующего военным округом генерала Сурьосумпено66. Когда Сухарто доложил президенту о смерти Айдита, тот ограничился фразой: "Ну раз убит, тут уж ничего не поделаешь"67.
Сукарно почти полтора года вел безнадежную борьбу за власть. Под нажимом своих противников он в ряде случаев осудил "Движение", но эти его высказывания имели известный налет двусмысленности. В послании высшему органу государственной власти Индонезии Временному народному консультативному конгрессу 10 января 1967 г. он вновь заявил, что "Движение 30 сентября" было для него полнейшей неожиданностью и что причинами его были, во-первых, "оплошность" (использованное им в данном случае индонезийское слово было весьма уклончивым) руководства КПИ, во-вторых, изощренная подрывная деятельность империализма и, в-третьих, то, что действительно были лица, которые неправильно вели себя68. Под последними он подразумевал своих противников в армии. Как вспоминала жена Сукарно Ратна Сари Деви, самый близкий к нему человек в первое после описываемых событий время, в частных разговорах он настаивал, что КПИ ни в какой мере не была ответственной за то, что произошло в те дни69.
События осени 1965 г., их исход, непосредственные и более отдаленные последствия не были лишь цепью случайностей, и если бы Сукарно, находясь на авиабазе Халим, официально благословил действия "Движения", то это не направило бы все дальнейшее развитие Индонезии на многие годы по другому пути. Конечно, каждое из конкретных событий тех дней могло быть и часто было следствием случайности, неорганизованности и беспечности одних, нерешительности других, корыстных расчетов третьих, прямых провокаций и обмана со стороны четвертых. Если же абстрагироваться от частностей, то следует констатировать, что акция в ночь на 1 октября 1965 г. не была путчем ни со стороны подполковника Унтунга, ни тем более Компартии Индонезии, ибо в ней не было обязательной для путча черты - намерения захватить власть.
События 30 сентября - 1 октября 1965 г. в Индонезии представляли собой попытку главы государства предотвратить государственный переворот, прибегнув к антизаконным методам. (Впрочем, в условиях авторитарного режима грань между законными и антизаконными деяниями власти нередко бывает размытой.) Важно выяснить, что в действиях Унтунга и его соратников было прямым исполнением воли президента, что - "эксцессом исполнителя", а что - следствием злого умысла посторонних сил. Но, как бы то ни было, вся полнота ответственности за "30 сентября" лежит на Сукарно. И эта ответственность только усугубляется его положением харизматического лидера в стране с недостаточно развитой политической и правовой культурой, где каждое слово или действие "отца нации" может иметь самые непредсказуемые последствия.
Противостояние политических сил в Индонезии, обозначившееся в 1965 г., и масштабы потрясений, обрушившихся на нее после "30 сентября", были следствием остроты и запущенности социальных антагонизмов в индонезийском обществе и экономике, отсутствия у государственной власти реальной концепции и программы вывода страны из кризиса. Когда Сукарно в одной из речей в конце октября 1965 г. назвал "Движение" всего лишь рябью на поверхности океана индонезийской революции, он был прав, хотя и не в том смысле, который имел в виду. И если предположить, что ему и его сторонникам удалось бы в октябре 1965 г. отвести непосредственную угрозу от режима "направляемой демократии", то вскоре или даже немедленно вслед за этим должно было произойти новое обострение противоречий вокруг путей дальнейшего развития Индонезии.
Примечания
1. Из советских работ см.: ГАЛИНИН С. И. Буржуазная историография Движения 30 сентября в Индонезии. - В кн.: Источниковедение и историография стран Юго-Восточной Азии. М. 1971; СИМОНИЯ Н. А. Путь индонезийской революции. - Азия и Африка сегодня, 1967, N 6; основанные на изучении оригинальных материалов исследования А. Б. Резникова, опубликованные в 70-х годах и во многих отношениях предварившие предлагаемую работу. Следует назвать и документ Коммунистической партии Индонезии: Jawaban PKI kepada KOPKAMTIB. Jakarta. Maret, 1979. Diperbanyak dan disebarkan oleh Redaksi "Tekad Rakyat".
2. Political Power and Communications in Indonesia. Los Angeles - Lnd. 1978, p. 101.
3. VITTACHI T. The Fall of Sukarno. N. Y. - Washington. 1967, p. 48.
4. MAY B. The Indonesian Tragedy. Lnd. Henley and Boston, 1978, p. 119.
5. Ibid., p. 126.
6. Tanahair, Djanuari, 1965, pp. 21 - 23 (Koln).
7. G-30-S Dihadapan Mahmillub. Perkara Dr. Subandrio, Dj. 1. Djakarta. 1967, p. 108.
8. Gerakan 30 September Partai Komunis Indonesia. Dikeluarkan oleh Komando Operasi Pemulihan Keamanan dan Ketertiban. Jakarta. 1978, p. 91.
9. JONES H. P. Indonesia: The Possible Dream. N. Y. 1978, pp. 377 - 378.
10. Perkara Dr. Subandrio, p. 89.
11. G-30-S Dihadapan Mahmillub. Perkara Njono. Djakarta. 1966, p. 133.
12. DAKE A. In the Spirit of the Red Banteng. Indonesian Communists between Moscow and Peking, 1959- 1965. The Hague. P. 1973, p. 381.
13. Perkara Dr. Subandrio, p. 140.
14. KARNIR. S. The Devious Dalang. Sukarno and the So-Called Untung Putsch. Eye Witness Report by Bambang S. Widjanarko. The Hague. 1974, pp. 21,124 (Сабур в ходе последующих событий играл довольно уклончивую роль).
15. DAKEA. Op. cit., р. 398.
16. Suara Karya, 30. IX. 1985.
17. Kompas, 31.I.1972.
18. MAY B. Op. cit., p. 112; Kompas, 21.I.1972; Indonesia Raya, 21.I.1972.
19. Gerakan 30 September, pp. 63 - 65.
20. Ibid., p. 95.
21. G-30-S Dihadapan Mahmillub. Perkara Untung. Djakarta. 1966, pp. 203, 37.
22. Ibid., p. 49.
23. PENDERS C. L. M. The Life and Times of Sukarno. Lnd. 1974. pp. 185 - 186.
24. Perkara Njono, pp. 36 - 47.
25. Ibid.
26. Ibid., p. 36.
27. Kompas, 29.I.1972.
28. Journal of Contemporary Asia Quarterly, 1979, N 2, p. 252.
29. Perkara Untung, p. 213.
30. Perkara Njono, pp. 211 - 212.
31. Pelita, 17.V.1978.
32. Gerakan 30 September, p. 102.
33. Ibid., pp. 102 - 103.
34. KARNI R. S. Op. cit., p. 13.
35. Suluh Indonesia, 24.IX.1965.
36. Gerakan 30 September, p. 93.
37. Perkara Njono, p. 137.
38. Gerakan 30 September, p.110.
39. Perkara Untung, pp. 46 - 49.
40. Ibid., p. 39.
41. Цит. по: HUGHES J. Indonesian Upheaval. N. Y. 1967, p. 13.
42. KARNI R. S. Op. cit., p. 15.
43. Унтунг тоже раньше был подчиненным Сухарто, который его хорошо знал и даже был гостем на его свадьбе, а генерал Супарджо осенью 1965 г. являлся прямым подчиненным Сухарто (Suara Karya, 2.X.1985).
44. Journal of Contemporary Asia Quarterly, 1979, N 2, p. 249.
45. Ibid., p. 250.
46. Pelita, 10.V. 1978.
47. Tempo, 21.VII.1990, p. 109.
48. Journal of Contemporary Asia Quarterly, 1979, N 2, p. 224.
49. Perkara Untung, p. 97; Pelita, 17.V. 1978.
50. Fakta-fakta Persoalan Sekitar "Gerakan 30 September". Djakarta. 1966, p. 39.
51. ROEDER O. G. The Smiling General. Djakarta. 1969, pp. 12 - 13. Не совсем понятно, почему этот приказ не фигурировал в расчетах руководителей "Движения", по крайней мере генерал Супарджо и полковник Латиф должны были о нем знать. Насколько нам известно, оригинал этого документа нигде опубликован не был.
52. ROEDER O. G. Op. cit., pp. 19 - 20.
53. Perkara Untung, p. 60.
54. Fakta-fakta Persoalan, p. 46.
55. Perkara Untung, p. 51.
56. Angkatan Bersenjata, 17.X.1972; Kompas, 25.I.1972.
57. Perkara Njono, p. 221; Perkara Untung, p. 52; Pelita, 17.V.1978.
58. Gerakan 30 September, p. 144.
59. ROEDER O. G. Op. cit., p. 14.
60. KARNI R. S. Op. cit., p. 35.
61. Fakta-fakta Persoalan, p. 29.
62. Ibid., pp. 46 - 47 ("орудиями революции" в Индонезии именовались все государственные институты, партии, общественные организации).
63. Gerakan 30 September, p. 191.
64. В США опубликованы данные о том, что американское посольство в Джакарте, используя свои разведывательные возможности, оказывало индонезийской армии помощь в борьбе против левых сил (индонезийская сторона, впрочем, опровергла это сообщение) (Far Eastern Economic Review, 2.VIII. 1990, p. 18; Washington Post, 21.V.1990).
65. Цит. по: VITTACHI T. Op. cit., pp. 116 - 117.
66. Suara Karya, 2 - 3.X.1984.
67. Suara Karya, 2.X.1985.
68. Surat Perintah 11 Maret. Surabaya, 1969, pp. 153 - 154.
69. MAYB. Op. cit., p. 128.